-- Не вижу смысла начинать, - меланхолично ответил ангел. - От никотина нет никакого проку. Глупая зависимость, навязанная самому себе.
-- А ты закури, тогда смысл и появится, - сказала ведьма, и поднесла ко рту Габриеля свою дымящуюся сигариллу, одновременно хватая его под водой за мошонку, и сдавливая ее. - Пока не выкуришь, не отпущу! - сказала она со смехом в голосе.
-- Черт бы тебя побрал, бесовка. Отпусти! - сдавленным голосом прорычал ангел, затягиваясь крепкой дамской сигариллой. - Отпусти, пока я не применил к тебе свою силу.
-- Это твоя первая затяжка? А травкой когда увлекся? - не унималась Люси. - Курни еще, тебе понравится.
-- Не кури много, Габриель. Меня в первый раз вырвало, - раздался голос Эльвиры; красивая и обнаженная, она шла по залу, покачивая бедрами немного сильнее обычного.
-- Нет сил рассказывать, - ответила Элли, опускаясь в джакузи. - Но я послушала бы твою историю. Или, может быть, Габриель? Хочешь поделиться своими грезами?
-- Нет, не хочу, - отрезал ангел. - Там все было слишком личным, чтоб выносить это на свет.
-- Вот как значит? Других ты вытягиваешь на свет божий, а о себе не хочешь рассказать самым близким друзьям? - вопрос Люси звучал как ультиматум.
-- А вы мне разве друзья? - изумился ангел.
-- Самые что ни на есть настоящие, - ответила дьяволица. - Нам от тебя ничего не надо, но мы приняли тебя как родного; нянчимся тут с тобой; открываем тебе глаза на простые вещи. Впрочем, я и так знаю, что случилось с тобой по ту сторону. Из двух противоположностей ты должен был выбрать одну. Или же превратиться в монстра. Так кем же ты стал, Габриель? Поведай нам с Элли. А то догадки могут быть столь омерзительны...
-- Ладно, ведьма. Уж коли я с вами в альянсе, и мы тут в одной купели вместе, я расскажу о случившемся.
Ангел избавился от окурка, сделал глоток вина, и продолжил.
-- Едва демон дыма окутал мой разум и повлек во тьму, я стал противиться ему, предчувствуя что-то недоброе. Мало-помалу погружаясь в его мир, я намеревался приручить зверя; и, видит бог, вначале все получалось. Но оказалось, что он лишь играет со мной, заманивая в западню...
Когда Габриель решил отправиться в путешествие по вселенной опийных грез, собрав волю в кулак, духи ясного сна недолго ему противились. Почувствовав силу, вместо запугивания и одурачивания, они избрали иную тактику, и обратились сразу же к своему руководству.
Высший элементал опиума, злой гений, покровитель философов, поэтов и прочих достойных людей творческих, знающих восторг интеллекта над свалкой обыденности... был женщиной.
Являлась эта стихия своим избранникам в образах разных, большей частью прекрасных и обворожительных. Сестра Гипноции, жены Морфея, подруга и соратница Гекаты, древняя и мудрая как Минерва, чарующая и любвеобильная как Амфитрита, демонесса маковых слез в Германии именовалась Альдегейдой, во Франции - Аделаидой, в Англии - Элис, и так далее. Впрочем, представить ее приспешники - бесы могли так же разными другими именами, в зависимости от настроения хозяйки и фазы Луны.
По-настроению же, и по женскому своему обыкновению, она могла предстать и музой, и сладострастной любовницей, и светом мысли, в той же мере, как кровожадной Ламией, чудовищем или тьмой. Можно сказать даже, что Ламия была одним из ее излюбленных образов, для проверки мужчин на прочность. Не всякий выдержит общения с красавицей, когда она кладет глаза свои в чашу, пред тем, как лечь с вами в постель.
Узнав о знатном госте, дьяволица грез осталась в том облике, который был ей наиболее свойственен и подходил идеально, являясь совершенством для всех темных романтиков и неприкаянных душ. И да простят меня обожаемые блондинки, а так же способные непринужденно свести с ума рыженькие, но стройная как кипарис, высокая брюнетка Адельгейда воистину олицетворяла собой совершенство женского естества. Изысканно-бледная, прохладно-аристократичная, изящно-готичная и утонченно-женственная, она была безупречна во всем, от краешка длинного, облегающего точеный стан платья, до кончиков поэтичных пальцев с волнующим хищным маникюром. И тот, кто сказал, что Анжелика Хьюстон в образе Мортиции ни на кого не похожа, тот попросту не видел демонессу маковых слез в ее обычном обличии.
При встрече с Габриелем Адельгейда сперва опешила.
-- Вот это да! Видать и правда мир наш катится в Тартар к Гекатонхейрам, Кампе и Титанам, раз ангел ищет моего общенья.*
-- Я здесь случайно. Ради опыта.
-- А может быть знакомства ради? - кокетливо спросила Адельгейда. - Ты Габриель?
-- Выходит, что меня ты знаешь.
-- Я знаю все, что ведают бывавшие тут демоны и люди; все, что написано, рассказано и спето. Ну а теперь, когда ты в моей власти, узнаю еще больше.
-- Ты стихия. Тебе меня так просто не сломить.
-- Зачем ломать мне то, что разорвать само себя готово? Вот мое зеркало. Взгляни же, кто ты есть.
-- Вот значит как? Видением дешевым ты решила смутить меня? - воскликнул Габриель, но в зеркало взглянул.
И все поплыло.
Было неистерпимо больно смотреть на свое отражение. Зеркало Адельгейды отражало саму суть его существа и то, что он признавать не хотел. Неизвестно, чего добивался Бог, соединив активное с пассивным, слабое и сильное, женское и мужское в одном сосуде, но этим он обрек Габриеля либо на сумасшествие, либо на жестокую внутреннюю борьбу. Теперь же, глядя в зеркало демонессы, он видел отражение своего альтер эго; но, в то же время, сам был ею, и видел самого себя.
-- Здравствуй, Габриель, - сказало отражение. - Вот мы и встретились. Я тебе нравлюсь?
-- Ты прекрасна, - ответил ангел, впервые чувствуя себя настоящим мужчиной, и поражаясь тому, как все стало просто и ясно.
Но, в то же самое время, он ощущал лишение, нехватку ощущений и чувств для полноты восприятия мира; а ум его, гибкий и быстрый до этого, как змея, скрипел теперь ржавыми шестеренками, требующими для смазки стаканчика виски и доброй порции адреналина с тестостероном. Глядя же на красавицу в зеркале, Габриель уже не испытывал того эстетического наслаждения, что было прежде; на смену ему пришел охотничий азарт и вожделение. Глаза больше не восторгались безропотно красотой, они ее пожирали, ощупывали, бесстыдно дорисовывая в своем воображении сцены физического момента любви.
-- Как тебя зовут? - спросил Габриель, чувствуя полную бредовость своего вопроса.
-- Не знаю; думаю, Габриелла, - ответила красавица в зеркале. - Но ты, наверное, можешь называть меня Геллой.
-- Гелла, Габриелла, - задумчиво произнес ангел. - Звучит. Отец, должно быть, создавая тебя, насмотрелся эльфийского порно.
-- Пошленький комплиментик, братишка. Не напрягает общаться с самим собой?
-- Но я не ты, - сказал Габриель, и вдруг почувствовал, что это неправда; он пребывал в двух ипостасях одновременно, являясь, каждый раз в душе своей наполовину мертвым.
-- Иди ко мне, - сказала Гелла, и протянула руку.
Габриель остановился в нерешительности, но, только вот, самца внутри, разгоряченного соблазном, не удержать голосом разума. Пряча ухмылку, ангел взял Геллу за руку, и тут же был утянут ею в зазеркалье.
Габриель и Габриелла набросились друг на друга как два голодных маньяка. Нет мяса слаще и полезней для человека, чем человечина; нет пары идеальней в сексе для ангелов, чем брат с сестрой. Созданные самим Всевышним, и запечатанные в одном теле, обретя свободу, Гелла и Габриель немедленно попали в новый плен, безумно пылко влюбившись друг в друга. Чувствуя извращение и запрет своей страсти, их вожделение усиливалось многократно, и полностью их поглотило.
Ангел не мог насытиться телом сестры, не мог надышаться ею. Жадно вдыхая запах, роясь в волосах, он покрывал ее поцелуями, без устали ласкал и гладил. Прикасаясь губами к ее маленькому алому бутону, он с упоением посасывал лепестки, и чувствовал, что мог бы так провести вечность. В ответ на ее ласки, он самозабвенно лизал горячую киску, стараясь так, что даже болел язык. Когда же Габриель входил в Геллу, а их гениталии подходили друг к другу как ключ и замок, то Гелла кончала столь бурно и часто, что он начинал всерьез опасаться за ее рассудок.
Гелла же, умирая, и вновь возрождаясь, бессчетное множество раз, была на вершине блаженства все время; довольна каждым движением, каждым вздохом партнера. Как только Габриель извлекал из нее свой прекрасный член, она с наслаждением, не дожидаясь, пока утихнет эхо оргазма, брала его в рот, и пила сперму, сосала, ласкала всеми возможными способами обожаемый инструмент. И оба они чувствовали, что нужно сделать в следующее мгновение, чтобы блаженство не прекращалось; и оба они были счастливы.
Пара часов, проведенных Габриелем и Габриеллой в чарующем зазеркалье, превратились для них в воспоминание о целой неделе безумных утех, о целой неделе настоящего рая. Но что есть даже вечность в Раю, по сравнению с мгновением в Преисподней?
Очнулся ангел стоя с мечом в руках на вершине Голгофы. Он был в своем изначальном обличии, с крыльями за спиной. На крестах перед ним, истекая кровью и задыхаясь, висели он сам и его любимая, Гелла. Рядом стояла прекрасная Адельгейда.
-- Теперь ты должен выбрать: кому жить, а кому умереть, - сказала она. - Иначе погибнут оба.
Габриель понимал, что это неправильно, но в мире царицы грез были иные законы. Взглянув в глаза Габриелле, ангел взлетел, поднял меч, и твердой рукой снес висящему на кресте самому себе голову.
******
* Тартар - глубочайшая бездна, а также её божественная персонификация, находящаяся под Аидом, в недрах Земли