Он позвал ее по имени. Она оглянулась. Этот взгляд пригвоздил его к месту.
Убийственный взгляд карих глаз сверлил его плоть, он совершенно четко ощущал это. Ощущал сначала кожей, потом плотью, потом костями, в которые впивался этот взгляд. Появилось ощущение сквозной дыры в теле. Она читала его мысли, он явственно чувствовал это. Каждое его намерение разворачивалось перед ее глазами лентой кровавых символов.
Неимоверным усилием воли он заставил себя не смотреть на ее глаза. Черные волосы смоляной волной падали на плечи, казалось, что они переплетаются с шерстью ее мехового плаща. Не по-человечески бледные руки, прикрытые плащом, едва заметно трепетали, окутываемые клубами пара, что витали над огромной чашей. Тонкие пальцы время от времени погружались в кипящую жижу, бурлившую в чаше. Варево не оставляло на белой коже никаких следов, подобных ожогам. Оно было частью ее самой. В этой чаше кипела ее кровь, смешанная с жизнью и силой. Оттого и руки ее были бледны.
Вокруг ее босых ног вилась трава. Она пробивалась сквозь камень пола, дробила и колола его на сотни осколков. Сила этой травы тоже бурлила в чаше.
Тонкие губы иногда подрагивали, беззвучно произнося слова на неизвестном, давно забытом, но все же существующем языке. Она читала их не из книги, они были написаны на воздухе прямо перед ее глазами. Именно от этого чтения он оторвал ее своим окликом.
Он еще не знал, что значила едва заметная доля печали в ее взгляде. Все было просто, очень просто. Она читала письмена. Язык был непонятен. Но одно было ясно ей еще до того, как она их увидела - там сказано, что сегодня ее день. День ее смерти.