Ранним утром, когда еще свежий ветерок обдувает щеки, Апас убежала из дома в пустыню, чтобы полюбоваться новыми цветами, которыми были украшены барханы и такыры, окружающие Священный город. Песчанные холмы с кокетливыми наддувами по верху уже щеголяли крупными желтыми соцветиями ферулы. Апас не рвала их - знала, что млечный сок этих ярких розеток оставляет ожоги на коже. В прошлом году она получила такой на самом видном месте. Так и проходила все лето с безобразным пятном. Девочка потерла руку, словно смахивая саму память о нем.
То ли дело эти синие, с фиолетовым отливом шары над мягкими, как шкурка суслика, листьями! Низкие кустики с пахучими цветами днем вяли под жаким солнцем. Но по утрам, покрытые росой, они приветливо качали свежими головками. Апас устраивалась рядом с ними, наблюдая, как лазуритовые шары, собранные из мелких пятилепестковых цветочков, поворачиваются вслед за солнцем, ловя его лучи. Очень нравились девочке эти цветы! Они были похожина на бусины, которые мать прятала в кувшине. Апас нашла его, когда прибиралась в доме. Целый кувшин бус! Да каких!.. Тайком она играла с ними, выкладывая на глиняном полу то змейкой, то спиралью, то цветком. Очень хотелось Апас нанизать их на бечевку и повесить всю эту красоту на шею. Но, если мать увидит, то отберет и поругает. И все же, любуясь по утрам цветами, Апас непрестанно думала о бусинах и, наконец, осмелев, взяла несколько штук еще вчера днем, когда никого не было в доме, и принесла их к цветам, чтобы посмотреть, действительно ли они похожи, как казалось.
Разложив бусины одна за другой на ровной поверхности, Апас любовалась своим тайным сокровищем. В таком порядке бусины напоминали разрезанный на равные кусочки круглый стебель. Осененная идеей, Апас сорвала крупный стебелек травы и нанизала бусины на него. Свернула колечком и попыталась связать. Бусины ощетинились ровными срезами, а травинка порвалась, и лазуритовое сокровище рассыпалось. Апас ахнула и, испугавшись, принялась собирать.
Одна из бусин откатилась под кустик полыни и устроилась в ямке под холмиком, рядом с чернеющим входом в чью-то норку. Девочка заметила сине-фиолетовый бочок и потянулась к нему.
- Ой! - вскрикнула она от жгучей боли, пронзившей пальчик, и отдернула руку.
Из норки выскочил черный паук. Красные пятна, как налитые кровью глаза, пялились на нее с черной блестящей спинки. Передними усиками агрессивное насекомое ощупывало злополучную бусину.
- Уходи!
Нащупав сухой стебелек, Апас попыталась прогнать глазастого паука, но тот поднял усы-ноги, пугая еще больше, а боль огненным ручейком поползла по руке вверх. Девочка принялась тереть руку. Но от этого стало еще хуже. Апас расплакалась, поднялась на ноги. Острым ножом резануло по животу и спине. Девочка закричала и упала на колени. От боли она скорчилась, завалилась на бок. Смятые кустики любимых цветов источали сладкий, приторный запах. От него тошнило и сводило живот. Голова походила на пустой сосуд. Боль и страх смешались в единое чувство и никак от него не избавиться...
Черная смерть с красными глазами, вдруг став гигантской, стучала по макушке всеми лапами, злобно смеясь в лицо.
- Мама, - звала девочка, дрожа всем телом и всхипывая.
- Непослушная, непослушная! - слышала она в ответ.
- Я только поиграть, - стоная, оправдывалась Апас, но мать, стоя перед ней призраком, грозила пальцем.
- Мама, мама... - все тише звала Апас.
- Маленькая, маленькая девочка, - голос матери стал ласковым, он пробрался сквозь пухлые пробки в ушах и затих.
- Мама... - едва пошевелив губами, в последний раз проиолвила Апас.
- Я отнесу тебя к маме, бедная девочка...
Утром следующего дня все так же светило солнце. Ажурные листья ферулы лежали зелено-желтым узором на песках барханов. Ванильные кусты вертели полукруглыми головками, не спуская фиолетовых глаз с огненного шара, сияющего в безоблачном небе.
Апас умерла, не приходя в сознание.
- Черная вдова пришла за жертвой. Царица прислала! Царица!! - вещала Даяна, метаясь между людьми.
Она, то шептала себе под нос, то кричала, пугая всех, то останавливалась и поводила головой, прислушивалась к чему-то, слышному только ей. Пальцы безумной беспорядочно двигались, словно паучьи лапы, заворачивающие пойманную жертву в сеть.
Неожиданно она упала на колени и закачалась, обхватив голову ладонями.
- Бедная девочка, бедная девочка...
Озираясь по сторонам, Даяна приложила кулачок к губам. Громко хихикая, она прятала лицо, выпрямлялась, и тогда ее расширенные глаза наводили на окружающих ужас. Но вдруг Даяна зарыдала. Она опустила голову в пыль, застучала по бритому затылку кулаками.
- У-у-у! - завыла она.
Подошел жрец из Храма Огня, попытался поднять несчастную. С любопытством оглядев его, Даяна засмеялась и поманила его пальцем. Жрец наклонился.
- Даяна обманула Царицу!.. Хи-хи... Обманула! - она шептала ему на ухо, и жрец, не понимая ничего, согласно кивал.
Оттолкнув его, Даяна вскочила. На ее лице отразилось недоумение. Она подбежала к поникшей Синум, сидевшей у дома. Заглянула в ее потухшие глаза. Отпрянула. Подошла к мальчику, теребившему край своей короткой рубахи. Тот шарахнулся от безумной и спрятался в доме.
- Бусы! - закричала Даяна. - Отдай бусы!
Синум вздрогнула. Даяна упала перед ней на колени.
- Бусы, - медленно, ласково заговорила она, впившись взглядом в помутневшие от горя глаза, - отдай бусы! Отдай...
- Бусы? - Синум силилась понять, чего хочет от нее безумная.
Даяна раскрыла ладонь. Лазурь, мелкими бусинами собравшись в соцветие, засинела на ней.
- Бусы! - ахнула Синум.
Жрица часто закивала.
- Ее бусы, Ее! Отдай! Царица ждет! Это принадлежит ей! Девочка забрала, с девочкой и вернула! Хи-хи... Даяна обманула царицу!
Дрожащей рукой Синум взяла бусины. Она узнала их! Как же! Подарок Эншума! Подарок... Но откуда они у Даяны?..
- Где ты взяла их? - по-старчески медленно проговаривая слова, спросила она.
- Там, - суетливо махнув рукой, ответила жрица, - она играла с ними. Черная вдова увидела...
Синум не дослушала. Она все поняла. Ее и раньше мучал вопрос, откуда такое богатство у бедного гончара. Но сокровище обещало сытую жизнь для ее детей, и женщина приняла подарок. В нем - беда! В нем!
Синум вошла в дом, Даяна осталась ждать. Солнце припекало голову, лезло в глаза. Но жрица не обращала на это внимания. Все разошлись, повздыхав. Жизнь требовала свое. Смерть забрала ребенка. Оно и к лучшему! Одинокой женщине легче прокормить троих! Хорошая была девочка, добрая, выросла бы красавицей... Но на все воля богов! На все их воля...
Синум вышла с кувшином. Она прижала его к животу. В кулаке она держала моток тонкой веревки. Усевшись на свое обычное место в тени дома, Синум принялась нанизывать бусы, собирая их в длинную драгоценную нить. Даяна уселась рядом прямо в пыль и наблюдала за неторопливой работой швеи. Когда последняя бусина заняла свое место, Синум связала концы веревки. Она подняла руки вверх, держа бусы, которые повисли до пупа. Полюбовалась на них. Слеза затрепетала в глазу. Синум моргнула. Прозрачная капля зацепилась за ресницы, задрожала и упала на сухую щеку. Безутешная мать тяжело перевела дух.
- Идем, - позвала она, - тебе можно. Ты - вестник смерти. Ты всегда там, где смерть... Почему ты это делаешь? - вдруг спросила Силум, буравя Даяну взглядом.
Разум жрицы пробудился от этого вопроса. Мысль побежала в поисках ответа. Но не нашла его в безумной голове. Сердцем ответила, тяжело роняя слова:
- Зачем спрашиваешь то, чего я сама не знаю?
Глядя в глаза жрице, Синум только сейчас осознала, насколько трудна ее жизнь. Какое мучение отражал взгляд черных, глубоких глаз! В нем собралась вся боль, все страдания тех, кого жрица проводила в путь к Стране Без Возврата.
- Бедная, - только и проговорила Синум и пошла.
Даяна посеменила за ней следом. Идти было недалеко. Старый дом полуразрушенными стенами примыкал к оплывшей стене цитадели. Войдя в него, женщины прошли через одну комнату и оказались у стены. В нише, что сделал могильщик у самого пола, на боку, лицом от стены, покоилась Апас. Аккуратно расчесанные волосы волной уходили за спину. Руки, сжатые в кулачки, лежали у щеки. Согнутых ножек не было видно из-под белой, расшитой красно-черным узором рубахи - той самой, в которой девочка собирала тюльпаны. Рядом с нишей стоял кувшин с водой, пара старых чаш. Матери нечего было дать дочке в дальний путь, кроме домашней утвари. Но теперь ее дитя дойдет до самой Царицы Мира мертвых! В богатом даре Эншума хватит драгоценных бус и для семи стражей, и для грозной хранительницы странствующих душ!
Синум положила бусы на тело дочери. Они поползли, соскальзывая. Даяна подхватила их. Вместе женщины разложили украшение по всей Апас. Филетово-синие бусины каплями украсили девочку, не так давно мечтающую о таком ожерелье. Руки Синум дрожали. Запрокинув голову, она застонала. Даяна, вмиг оказавшись сзади, обняла, прижала ее к себе.
- Прости меня, Синум, прости, я спасала свою дочь и погубила твою.
Синум приняла слова жрицы за бред. Какая у нее дочь? Что она вообще знает о материнстве?! Разве может она понять горе матери, вскормившей свое дитя?!
- Идем. Здесь не место для разговоров. Моей девочке нужен покой.
Они оставили гробницу. Больше никто не потревожит уснувшую Апас. Никто не прикоснется к лазуритовым бусам. Мать будет хранить ее покой, пока жива. А потом время скроет и останки, и сокровище на тысячелетия.
В покои царицы Маргуша доносился шум города - Нового города! Все больше народа заселяло его, все больше купцов и другого странствующего люда искало пристанища за его стенами. Удрани нравился шум! Несмотря на жару, она каждый день находила весомую причину, чтобы оставить дворец и проехать по улицам города в паланкине, наслаждаясь громким выкрикиванием своего стража о том, что царица Маргуша следует в храм или возвращается во дворец - неважно! Удрани жаждала внимания, поклонения и обожания - и она получала это! Рабы пали ниц перед ней. Аристократы склоняли гордые головы. Чужестранцы с любопытством вглядывались через колыхающиеся занавеси паланкина, чтобы хоть краешком глаза увидеть прекрасную царицу Маргуша!
Еще больше Удрани стала ценить свое благополучие после последнего пребывания в Старом городе. Будь он тысячекратно священен, но больше она никогда не поедет туда! После того мучительного дня, который называли Праздником Тюльпанов, она едва не умерла! Нет, роль богини Нисабы не для нее! Другое дело представлять ипостась Иштар - непревзойденной любовницы, от страсти которой зависит жизнь и благоденствие всего народа! Не она - царь стонет от ее ласк, витая в чертогах любви, когда она осыпает его поцелуями...
Удрани облизнула губы. Приторный вкус краски напомнил о визите Рапаша. Умеет же этот синеглазый жрец под незначительным предлогом доставлять важные вести! Преподнес краску для губ, привезенную из Хараппы, и парой слов возмутил ум. Известие, которое он привез из Священного города, одновременно растревожило и принесло облегчение. То, чего не смог сделать ее верный слуга Барак, свершилось по воле Царицы Страны Мертвых! Боги услышали ее просьбу и забрали девчонку, которая одним своим существованием могла изменить жизнь царицы - и не к лучшему! Все, теперь Удрани успокоилась. Теперь она без опаски может смотреть в глаза царя и не теряться в догадках о его мыслях, подозревая, что кто-то донесет о девочке, похожей на его жену и Главного жреца Храма Митры.
- Ты уверен? - буравя взглядом Рапаша, спросила Удрани, когда он сказал, что девочка умерла.
- Я сам видел, как Даяна несла ее на руках. Мои соглядатаи узнали подробности - девочку укусила черная вдова. Если не веришь, можешь сама убедиться. Я провожу к ее могиле...
- Нет! - Удрани закричала, только представив себя снова в Старом городе, не говоря уже о какой-то могиле. Она вспыхнула и выпустила свою любимую собачку из рук. Та, взвизгнув, растерянно уставилась на хозяйку бусинками черных глаз. - Ну что ты, моя золотая, иди ко мне, иди, моя услада... - взяв себя в руки, защебетала царица.
Собачка, поджав голый хвостик, поскуливая, вернулась к ней.
"Такова ты! - подумал Рапаш, глядя на женщину - любимую и ненавидимую одновременно. - Можешь выкинуть и тут же приласкать. Можешь приласкать и тут же выкинуть. Но проглотила ложь! И повеселела. Снова играешь глазками, снова даришь надежду. Что ж, Удрани, я расставил силки. Посмотрим, как ты будешь их обходить, и будешь ли..."
Рапаш ухмыльнулся. Ему нравились интриги, и он, как никто другой, умел создавать их. Безумная жрица с мертвой девочкой на руках позабылась, как и другая - такая же синеглазая, как он. Сама память о них со временем покроется песком, как и сам Старый город...