Половинка Луны зависла над Маргушем. Ночной страж - бог Син - смотрел на мир, лишь наполовину приоткрыв полог ночи. Его желтый глаз лениво оглядывал обширное небесное пастбище, на котором собиралось все больше и больше овец из стада богов. Но, в отличие от земных, небесные отары всегда ходят в раз и навсегда установленном порядке: ни одна овца никогда не отбивается. Век за веком Син, прикрываясь случайным облачком, играет с "овцами" в прятки, надеясь, что хоть одна да сбежит! Но облачко уползает и, к своему разочарованию, Великий бог каждый раз обнаруживает неизменный божественный порядок. От скуки он обращает свой взор на землю. Люди! Вот кто непредсказуем! От них можно ожидать чего угодно! Особенно ночью...
Либия запахнула простой серый конас и подвязала его длинным поясом, скрученным из ниток двух цветов - черного и красного. На концах пояса не хватало украшений, которые скрепляли нити и одновременно служили оберегом. Либии хотелось бы иметь змеиные головки с разинутыми пастями. Она видела такие у богатой госпожи в Храме Воды: бронзовые, с начищенными чешуйчатыми лбами, они блестели в лучах солнца или освещаемые бликами огней. Но муж Либии был небогат и потому концы нитей ее пояса скрепляли обыкновенные узлы.
Оправив конас так, чтобы складочки у талии легли поровнее, Либия задержала ладони на животе. Непреходящее томление внизу него целый день тяготило женщину, возбужденную страстным шепотом соблазнителя. Либия отмахивалась от грешных мыслей, пытаясь сосредоточиться на домашней работе, но все валилось из рук. Даже суп из ячменя чуть не подгорел, когда вместо того, чтобы убрать лишний жар, Либия положила в очаг дополнительную охапку сухой колючки.
Вернувшись из Храма Воды, куда она отвезла хум, сделанный гончарами по заказу Главной жрицы, Либия спряталась в доме и сидела в углу, не в силах унять дрожь. Ее бил озноб. Но вместо того, чтобы выйти во двор и постоять под еще горячим солнцем, она жалась к холодной глиняной стене, обхватив себя руками, словно сдерживая от шального порыва бежать сломя голову к заветным ивам в тополиной роще.
- Царица небес и земли, Госпожа моя, Богиня святая, - шептала Либия, обращаясь к покровительнице женщин Иштар, - Великая Владычица, Прекрасная дева небес, снизойди до дочери своей, помоги унять страх и пойти на зов сердца.
Либия не сомневалась в том, что мужчина, однажды попросивший у нее воды, послан ей в ответ на горячие молитвы. С того дня она каждый день просила Богиню любви о новой встрече. Она мечтала о страстных ласках, она встречала каждое утро с душевным трепетом и вглядывалась в проходивших мимо их дома молодых мужчин, ища того, кто одарил ее сердце щемящим беспокойством. Но именно сегодня, когда в голове жаждущей любви женщины витали греховные мысли о ласках, Иштар было угодно столкнуть ее с тем мужчиной и так неожиданно! Прошло уже несколько часов с момента встречи, но Либия все никак не могла прийти в себя. Из гнетущего смятения ее вывела сестра.
- Либия! - позвала она, заглядывая в полутемную комнату. - Что с тобой?.. - девушка испугалась, заметив белое пятно рубахи и горящие, как у кошки, глаза сестры, сидевшей у стены. - Либия! - она кинулась к ней.
- Не волнуйся, сестренка, не волнуйся, со мной все в порядке, все хорошо.
Либия прижала головку сестренки к своей груди и порывисто погладила ее, успокаивая таким образом себя саму.
- Царица Небесная, - сестра вырвалась из жестких объятий и, прижав ладошки к пылающим щекам Либии, с тревогой прошептала: - Ты вся горишь...
- Это ничего, сестренка!
Либия пугающе хохотнула. Ее глаза блестели от шального огня, разгорающегося в груди все сильнее и сильнее. Натянутая улыбка придавала выражению лица нездоровый вид. Пухлые губки Либии то растягивались, то собирались в узелок, она облизывала их, сжимала, закусывала... Сестра ухватила ее за плечи и хорошенько потрясла.
- Либия! - закричала она, отчего сумасшедшее выражение глаз возбужденной женщины исчезло, рассеялось, словно туман от резкого порыва ветра.
- Ох! - с тяжелым выдохом Либия освободилась от страха и обмякла. - Принеси воды, - попросила она сестру, и та опрометью метнулась к кувшину в углу.
Либия жадно пила, обливаясь и едва успевая вздохнуть. Прохладная вода освежила внутренности. В голове появилась ясность.
- Ох, сестренка, - отставив кувшин, она вытерла губы тыльной стороной ладони и, сжав пальчики сестры, успокоила ее: - Все, теперь все хорошо на самом деле! Спасибо тебе, родная!
- Но... что с тобой? - сестра никак не могла поверить, что все действительно хорошо, после того, что она видела.
- Не спрашивай! - Либия подавила нервный смех. - Впрочем, наверное, я перегрелась. В самое пекло ходила в Храм, да обратно... А ты что пришла? - перевела она разговор.
- Тебя позвать! - сестра уселась рядом, мечтательно закатив глаза и улыбаясь чему-то своему, девичьему. - Сегодня будем мне приданое готовить, - с гордостью сообщила она, - приходи, поможешь, работы много, а ты так красиво вышиваешь...
- Приданое... - задумчиво повторила Либия. И тут ее осенило: - Я приду! Слушай, сестренка, - Либия перекатилась от стены и села, поджав одну ногу, прямо напротив сестры, - скажи матери, что я приду. Да, не смотри ты на меня такими страшными глазами!
- Как не смотреть, когда твои глаза еще страшнее!
Либия расхохоталась.
- Испугала я тебя сегодня! Пойдем во двор. Мне надо суп варить, там и поговорим!
Они вышли на залитый солнцем двор и вместе принялись за приготовление ужина. Либия распалила печь, подув на еле тлеющие угольки, оставшиеся в кострище с утра, подложила сушняка, поставила на опаленные огнем глиняные стенки очага небольшой котелок. Сестренка налила воды и бросила в нее пару горстей ячменя. Огонь быстро разгорелся и со всех сторон ощупывал низ котелка яркими лапками.
Либия утерла взмокший лоб салфеткой и, вытирая руки, сообщила:
- Скажи матери, что я приду. Но... поздно. Все, что надо, вышью, к себе заберу, ты не волнуйся, не с пустыми руками уйдешь к мужу, - она тяжело вздохнула и заглянула в глаза сестры, - если бы от приданного зависела жизнь...
- Но мне нравится Хаташтра, - не поняв сомнений Либии, возразила сестра.
- И мне нравился Эншум.
- А сейчас не нравится? - в голосе сестренки прозвучало удивление.
Либия развернула скомканную салфетку, встряхнула ее, повесила на палку, торчавшую неподалеку от очага.
- Не думай об этом, главное, чтобы у вас все было хорошо. И будет! - она порывисто обняла сестру. - Все, иди! Только вот что еще: если Эншум будет искать меня, скажи, пошла... куда-нибудь пошла - в Храм, к соседям за нитками, к озеру за водой.
Сестра, предчувствуя что-то, зажала рот ладонью.
- Либия...
- Что "Либия"?! - всплеснув руками, все еще взволнованная женщина не сдержалась и повысила голос. - Иди, - ласковее сказала она, пожалев, что дала волю раздражению. Как объяснить сестренке, живущей в ожидании счастливых перемен в своей жизни, что надежды могут рухнуть после первой же брачной ночи?! Да поймет ли?.. - иди, родная, все хорошо! Иди...у каждого своя судьба, - тихо прошептала она вслед удаляющейся фигурке.
Родные Либии жили за пределами Священного города и это оказалось кстати, как и приглашение сестры. Когда муж вернулся с работы, Либия накормила его, рассказала, как прошел день, спросила что-то, даже улыбнулась, и, собравшись духом, как бы невзначай, сообщила, что ее зовет мать помочь с приданным Архабтум.
- Ты не жди, ложись без меня, там много работы, - ополаскивая миски, сказала она и, затаив дыхание, прислушалась.
Муж молчал. Казалось, что его и нет вовсе, а она разговаривает сама с собой. Но, оглянувшись, она увидела, что он смотрит на нее. Его масляный взгляд скользил по ее фигуре. Либию передернуло, но она скрыла это за суетой.
Солнце давно уже село. За стенами города виднелось порозовевшее небо. Скоро наступит ночь и взойдет луна. Сердце Либии зачастило. Она уже придумала, что наденет на свидание, как уложит волосы, но для этого надо было войти в дом. От этой мысли стало страшно. Ведь Эншум пойдет за ней и от него не отделаться! Он брал ее силой, никогда не спрашивая о ее желании, да Либия и не сопротивлялась. Куда проще было выдержать его недолгий порыв страсти и освободиться от ненавистных ласк еще на день. Но не сейчас!
- Главная жрица недовольна хумом, - отвернувшись и продолжая тереть миску, сказала Либия.
- Недовольна?
Эншум вскочил. В его голосе проскользнули нотки удивления и испуга. Гончары Маргуша работали на обеспечение храмов и делали сосуды для хаомы, для освященной воды, для хранения припасов. Если хозяйка Храма воды останется недовольной, то тем гончарам, которые делали хум, грозит изгнание из Священного города.
- Она не сказала прямо, но... даже не поблагодарила, как это бывает обычно, - Либия на ходу придумывала историю, чтобы любым способом выдворить мужа из дома хотя бы на короткое время. - Ты бы окольными путями узнал у жриц...
Дальше говорить не пришлось. Эншум уже завязывал потрепанные ремешки сандалий.
- Сам знаю! - огрызнулся он, досадуя, что жена сразу не сообщила ему обо всем.
Либия смотрела вслед уходящему мужу. Хорошо, что он торопился и шел быстро. Его сутулая спина удалялась все дальше и дальше. Как только она стала не толще пальца, Либия опрометью бросилась в дом. Одеться оказалось куда быстрее, чем причесаться. Волосы не слушались, гребень застревал в спутавшихся прядях. Либия рвала их, прикусив губу. Несколько зубьев гребня сломались. Либия застонала, шаря пальцами в своей пышной гриве. Но вот она справилась с волосами, закрутила их в валик. Одной рукой придерживая готовый раскрутиться ком волос, другой она шарила в шкатулке, ища заколку. Пальцы, наконец, нащупали бронзовый стержень незамысловатой заколки с навершием в виде козленка, и Либия, подхватив его, укрепила прическу. От волнения она взмокла. Как жаль, что у нее нет никаких благовоний! Сейчас, как никогда Либии хотелось быть не просто красивой, но и запоминающейся! Что, как не благовония, делает женщину таковой?! Но то, что когда-то подарила ей жрица Храма Воды, куда Либия часто приходила еще до замужества, закончилось. Остался только небольшой стеатитовый сосуд с длинной костяной палочкой, служившей и крышкой, и манипулятором. Либия схватила его и, открыв, опустила в широкогорлый сосуд с водой. Вылив на себя воду, вобравшую остатки былого аромата, Либия, улыбнулась. Теперь она пахла, как диковинный цветок!
В доме стало совсем темно. Быстро убрав шкатулку, Либия выбежала во двор. Так и есть! Половинка луны уже поднялась над стенами Священного города, хотя ночь еще не успела накинуть на него темный плащ. Серый воздух витал меж домов горожан, на востоке окрашиваясь в пурпурные тона заката, краски которого блекли на глазах.
Либия припустилась к южным воротам, волнуясь и моля Небесную Царицу о том, чтобы не встретиться по пути ни с кем из знакомых.
За стенами города было куда просторнее и казалось светлее. Луна еще не вошла в полную силу, но и ее половинчатого света хватало, чтобы легко бежать по утоптанной сотнями ног тропинке. Либия вбежала в рощу и остановилась. Высокие старые тополя смотрели вверх, плавно покачивая поднятыми ветвями с еще зелеными листьями. Листья лениво шептались между собой и их шелестение успокаивало. Переведя дух, торопливо потрогав прическу и оправив конас, Либия пошла к воде.
Канал, проведенный от Мургаба еще предками, редко заполнялся водой до краев, а в период сбора урожая она текла по самому его дну. Но все равно от воды ощущалась свежесть, пусть с запахом тины, но свежесть! Либия с наслаждением вдыхала ее, и умиротворение заполняло высоко вздымающуюся грудь, переполненную сложными чувствами. Радость смешивалась в ней со страхом, порождая напряженное волнение, от которого сбивалось дыхание. Либия то и дело оглядывалась, пугаясь каждого шороха, каждого звука, доносящегося из рощи. Но она боялась не преследования, а встречи. Боялась и жаждала ее!
Впереди темной стеной встали пышнокронные ивы. За длинными, гибкими ветвями скрывался крутой берег. Лунный свет терялся в богатой листве и только верхушки ив серебрились от его прикосновения. Либия остановилась. У какой ивы ждет ее желанный мужчина?.. Она превратилась в слух, ловя каждый всплеск воды, каждый шорох ветвей. Но в их шелесте послышался приглушенный смех. "Пришшшшла... пришшшшла", - шептали они, а лягушки звонко поддакивали: "Блу-у-удница, блу-у-удница".
Либия порывисто огляделась вокруг и вдруг отчетливо осознала, что боги, играя в свои, неведомые людям, игры, окутали ее разум пеленой страсти. И она поддалась наваждению; став безумной, откликнулась на зов первого встречного! Безумной!.. Еще более безумной, чем жрица Даяна!
Испарина покрыла лоб. Ноги подкосились. Сделав шаг назад, Либия едва не упала. Она покачнулась, и тяжелый стон вырвался из ее груди. Игрушка! Она - игрушка! И ничего более! Прекрасный мужчина - лишь призрак ее желаний, лишь мираж, сотканный ее больным разумом!
- О, Боги!.. - воскликнула Либия, вскинув и тут же бессильно опустив руки.
И в этот момент крепкие тиски объятий сковали ее грудь, знакомое по одному единственному разу дыхание окутало лицо. Либия обмякла и откинула голову на подставленное плечо. Желанный мужчина водил носом по ее ушку, прикасался губами к шее, пробираясь по ней к подбородку, к губам... Либия гладила его по горячим рукам, ласкающим ее грудь...
Ивы притихли. Редкая лягушка осмеливалась квакнуть и то лишь с досады, как иная сплетница после всенародного обличения. Бархатная ночь распахнула объятия для двух жаждущих любви людей и тут же сокрыла их непроглядной тьмой от любопытного глаза. Либия купалась в страсти, отдаваясь без оглядки тому, кто безымянным стал самым близким и желанным.
Син, насладившись спектаклем, скрылся за облаком. Приближалось время восхода Иштар. Сияющие звезды меркли, когда Царица Небес появлялась на светлеющем небе во всем своем блеске. Хоть она и слыла богиней любви, но с ее восходом время для влюбленных начало обратный отсчет.
Либия очнулась от чар любви и с тревогой взглянула в небо. Сквозь ветви ивы, приютившей любовников под своей кроной, уже сладко потягивался пробуждающийся Митра, ранние птахи подавали голос, готовясь к встрече Шамаша. Вот-вот и проснуться люди и завертится день в обычных хлопотах.
- О чем тревожишься? - прикоснувшись губами ко лбу Либии и гладя ее по волосам, тихо спросил Сапар.
Либия привстала на локте. Пышная грудь мягко легла на грудь Сапара. Спутанные волосы окружили лицо женщины темным облаком. Нежные пальчики скользнули по щеке возлюбленного.
- Пора мне...
Сапар прильнул к припухшим от обилия поцелуев губам, но не страстно, легко.
- Спасибо... ты подарила мне красивую ночь любви.
Либия едва не задохнулась от вновь поднявшихся в ней чувств, но сдержалась. Она оделась, скрутила волосы, но не нашла заколку, и оставила их неубранными, просто завязав узлом.
Сапар наблюдал за женщиной. Ему нравились ее торопливые движения, ее блуждающий взгляд, ее обворожительные формы, которые в эту волшебную ночь доставили ему чувственное наслаждение.
- Скажи свое имя, - попросил он, когда Либия, еще сидя рядом, взглянула в его глаза, молча прощаясь.
- Либия, - просто ответила она.
- Ли-би-я... - как строку песни, прошептал Сапар, - Ты прекрасна...
Либия хотела спросить, увидятся ли они еще, как зовут его, кто он и много о чем, но слова так и остались несказанными. Зачем слова? Все, что хотел сказать, он уже сказал. Все, о чем хотел знать, уже спросил. Она замужняя женщина, и он об этом знает. А он?.. Слезы подкрались к глазам. Но Либия улыбнулась, тепло посмотрела на любимого и, в последний раз погладив его руку, встала.
- Прощай...
- Я еще приду, - призрачной надеждой прозвучал его шепот.
Либия оглянулась. Ей хотелось верить в эти многообещающие слова. Сердце таяло при мысли о следующей встрече, но разум говорил иное: "Не верь, не придет!".
Она кивнула в ответ и ушла, торопясь дойти до дома матери, пока там еще спали. Либия знала, что мать постелила ей постель, что сестра наговорила ее мужу всякой ерунды, от которой его ревность усилилась во сто крат. Но случившееся этой ночью, достойно того, чтобы вынести все, что случится уже сегодня. Если вчера Либия сомневалась в своем решении, то сегодня она была счастлива - впервые счастлива, как женщина! - и готова всеми способами защищаться, пусть даже все боги станут свидетельствовать против нее.
...Иштар проводила женщину понимающим взглядом и царственно удалилась, уступив место на светлеющем небосклоне своему сиятельному брату. Пришло как раз то время, когда, выполнив свой долг по отношению к бродягам Страны Без Возврата, Великий бог готовился к встрече с живыми, с теми, кому его свет даровал тепло, пищу и радость...