Аннотация: Воспоминания детства, которые до сих пор приносят радость.
Книга в подарок
Жили с нами по-соседству две одинокие интеллигентные женщины - мать и дочь. Обе уже были в возрасте, во всяком случае, в глазах шестилетней девочки, какой на момент описываемых событий была я. Женщин этих во время войны эвакуировали из Ленинграда, да так и остались они в Ташкенте лет на тридцать-сорок. Как звали старшую, я не помню, да и имя ее дочери смутно прорисовывается в памяти - Тамара, но образ тети Тамары - еврейки с пышными каштановыми волосами и огромными грустными глазами - хорошо сохранился в памяти. Тетя Тамара частенько звала меня к себе. Я была девочкой скромной, умненькой, послушной. Семья наша жила небогато, и соседи, видимо, жалеючи, зазывали меня к себе, чтобы угостить чем-то вкусненьким, подарить какую-нибудь безделушку. Я шла с большой охотой! Еще бы! Таких пирогов, какие пекли мои соседки, я больше никогда и нигде не пробовала.
В один из воскресных летних дней тетя Тамара постучала в нашу дверь и попросила у моей мамы разрешение взять меня, чтобы помочь разобрать библиотеку. Конечно, мама согласилась. А я ужасно обрадовалась. Библиотека соседей производила на меня впечатление сказочной страны. Книги располагалась на полках от потолка до самого пола (а высота потолков в нашем доме была около четырех метров) и по всей стене спальни, в которую из зала нужно было подняться по двум ступенькам. Я не помню, что именно делала я - протирала пыль, подавала или снимала книги, что-то еще, но помню, как тетя Тамара мне рассказывала интересные истории, спрашивала, что я читаю, какие книжки у меня есть.
В шесть лет я уже умела читать, и читала все подряд - от вывесок до газет, не вникая в смысл прочитанного. Мне нравился процесс! Детские книжки у меня были. Как у всех детей: разные сказки, истории о животных В.Бианки, стихи А.Барто, С.Маршака. Но таких книг, как у тети Тамары, я даже не видела никогда: толстые, с завораживающими названиями, красивыми обложками. Поэтому, услышав, что она собирается подарить мне любую книжку, какую я сама выберу, страшно обрадовалась.
Мы закончили расставлять книги, и тетя Тамара вышла на кухню, накрыть стол для обеда. Но разве я могла ждать?! Я встала перед книжными полками и окинула их алчущим взглядом. Какую выбрать?.. Мой взгляд упал на толстую книгу довольно-таки большого формата. Я достала ее. Название книги было необычно и не ассоциировалось у меня ни с чем знакомым. Мне представился неизвестный волшебный мир и, вся в нетерпении познать его, я прижала книгу к груди и, боясь, что тетя Тамара вдруг передумает и не выполнит своего обещания, решила уйти без обеда. Сказав из коридора "спасибо" и, что я пошла, я выбежала в подъезд, но гордость от обладания таким подарком меня просто распирала, и я пошла не домой, а во двор - похвастаться подружкам новой книгой.
Во дворе у нас между двумя тополями стояли стол и скамьи, где соседи вечерами собирались поиграть в домино, посудачить о жизни. Днем же там сидел Толик - неизменный страж двора, и мы - дети. Толик с рождения был не совсем обычным мальчиком - олигофреном, он не умел ни читать, ни писать, да и его возраст для меня оставался неопределенным. Так что Толик всегда был для нас ровесником.
Я гордо плюхнула книгу на стол. Мои подружки уже учились в школе и, зависнув над книгой, мы принялись ее рассматривать. Название для девчонок тоже оказалось незнакомым. А вот иллюстрации были такими красочными, что мы буквально пооткрывали рты. Постепенно к нам подтянулись мальчишки. Потом, заинтересовавшись, чем это там занимается малышня - тихо и увлеченно, - подошли старшие пацаны. Вот тут начался такой гвалт и хохот, что все соседи повылазили на балконы. Наш балкон был ближе всех.
Папа сверху спросил:
- Что вы там делаете?
Кто-то из старших пацанов ответил:
- Да тут твоя Галка такую книгу притащила! Гы-гы-гы!
Папа спустился вниз. Вышли другие соседи. Я гордо сообщила:
- Мне тетя Тамара подарила! Здесь такие картинки красивые.
Папа как глянул на картинки, так и вытаращил глаза. Хохот взорвал дом. Папа, все еще не придя в себя, прочитал по слогам то самое, загадочное название на обложке:
- Ка-ма-сут-ра... это что такое?
Папе не был знаком с индийской классикой. А пацаны заржали и посоветовали спросить у Тамары. Он спросил...
На этом праздник моей души закончился. Я плакала от обиды. Тетя Тамара тоже плакала и объясняла, что не давала мне этой книги, а обещала какую-то детскую книжку. Я же сквозь рыдания оправдывалась, что мне разрешили взять любую книжку.
В конце концов, мама увела меня домой. Тетя Тамара забрала книжку и тоже ушла. А со двора весь вечер раздавался хохот, и не один день. И еще долго пацаны нашего двора шушукались по углам, тетя Тамара избегала соседей, а я так и осталась без обещанной книжки и ходила пристыженная и обиженная.
Игрушка-вертушка
Помните, в детстве мы играли с такой вертушкой? Делали ее сначала с родителями, а потом уже и сами. И процесс творчества был не менее интересен, чем конечный результат.
Брали лист бумаги - белый или цветной - из пачки для уроков труда, формата, как сейчас говорим, А4. У кого не было таких листов, выдергивали из серединки тетрадки в клеточку или в линеечку. Дальше заворачивали один угол до соединения краешков листа, при этом оставалась непокрытой небольшая полоска бумаги - ее отрезали или, аккуратно завернув, тщательно проводили по сгибу пальцем и, развернув, отрывали по образовавшейся полоске.
Потом разворачивали весь лист, и получался квадрат. Посерединке у него был сгиб. Завернув другие уголочки, получали еще одну линию сгиба. И вот по этим линиям, похожим на крест, аккуратно разрезали заготовку ножницами, не доходя до самой середины чуть-чуть, чтобы квадрат не рассыпался на отдельные треугольнички.
Проделав одну часть работы, искали палочку. Подходил и толстый прутик, сорванный с дерева, и реечка, и даже простой карандаш, лучше - граненный. Еще нужен был маленький гвоздик или кнопка. Кто отдавал предпочтение кнопке, кто гвоздику. Я и то, и другое пробовала. С гвоздика легко слетали угольнички вертушки, как раз в самый приятный момент - когда она крутилась под напором ветра, а радость от этого отзывалась в груди замиранием сердца.
Заметив как-то слезы в моих глазах, папа научил под гвоздик прокладывать маленький свернутый кусочек бумаги для прочности. Тогда вертушка крутилась долго, ровно столько, сколько требовалось для удовольствия. С кнопкой дело обстояло хуже. У нее ножка короткая, не то, что у гвоздика. Да и не крутились лопасти, прикрепленные кнопкой. Так что лучше гвоздика ничего не придумать.
Но самое сложное было в том, чтобы аккуратно совместить эти самые уголочки вертушки, собрав их на серединке, и проткнуть гвоздиком. Аккуратно разложив на столе или на полу свой разрезанный квадратик, по очереди заворачивали четыре уголка, через один, направляя его к центру. Причем, завернув очередной угол, придерживали его пальцем, чтоб не выскользнул: проводить линию на сгибе нельзя, чтобы выпуклость не пропала, тогда не вертушка получится, а ... да не получится ничего и все тут!
И вот, когда все уголочки загнуты, протыкали их гвоздиком, осторожно подставляли под заготовку палочку, да так, чтобы на ней оказался центр с гвоздиком. И еще надо было постараться так уложить уголочки, чтобы они один на другой попали, да не вылетел какой, не будучи прикрепленным. Но и здесь хитрость требовалась - гвоздик забивали не до шляпки, а чуть оставив ножку, чтобы бумажная вертушка свободно вращалась.
И вот, наконец, собрав игрушку, поднимали ее на уровне головы и водили туда-сюда, проверяя, как работает. При движении ветерок поднимался, и бумажные лопасти крутились, да еще и шуршали. От этого глаза расширялись, выражая восторг, а язычок сам собой высовывался изо рта от усердия.
Все! Готово! Теперь можно и на улицу, бегом, да с вертушкой на вытянутой руке, и чем быстрее бег, тем быстрее она вертится. А бежать лучше по тротуару, чтоб не споткнуться: все внимание на вертушке, что там под ногами, и не думали. Главное, что она крутится, шумит на ветру, а лопасти описывают круг за кругом, сливаясь в единую фигуру.
Ночью, засыпая, видели перед глазами живую игрушку, которая умела ловить ветер и, поймав, крутилась, крутилась, крутилась...
А теперь вот жизнь, как та игрушка все крутится-вертится, да и, слава Богу! Пусть всегда будет ветер!
*****
Королевишны
Все девчонки играли в королев. Тогда еще не было такого слова, как модель. В лучшем случае, мы знали о манекенщицах. Но девушки, показывающие модели на подиумах, нас не вдохновляли, возможно, потому, что мы не видели их. Телевизор включали только вечером, да и смотрели мы мультики и художественные фильмы с родителями, а журналы мод вообще редко кому попадали в руки. Так что, образом для подражания у нас оставались королевы да принцессы.
В нашем дворе жили три девчонки почти одного возраста, включая меня. Мальчишки не в счет. С ними мы бегали вечерами, играли в прятки, в казаков-разбойников, а днем - в куклы и королев. Игры незамысловатые, интересно было готовиться к ним. В ход шло все:
покрывала, тюль, занавески, мамины шляпы, туфли и, конечно же, бусы и клипсы. Из покрывал и занавесок мы делали юбки - собирали их у талии лентой, шарфом или резинкой. Дело непростое! Ведь талии у девчонок тоненькие, да и рост небольшой, а покрывала огромные! Вот тут уж как у кого получалось. Я делала юбку с большой оборкой сверху - так и держалось крепче и красиво очень. Тюль обычно надевали на голову, тоже собрав лентой, так что сверху получалось подобие короны. С бусами понятно - обвешивались, кто как мог. Чем больше, тем лучше! Последний штрих - это туфли. Маленькие ножки почти в прямом смысле тонули в них. Пятка оказывалась где-то посередине туфли, и при ходьбе ногу приходилось волочить, чтобы не потерять обувку.
Помню, у мамы были красивые белые туфли-лодочки, на высоком толстом каблуке. Я их тайком утащила на улицу, как и все остальные части королевского туалета. Играли мы рядом с домом, под деревом на травке. Там нас никто не видел, кроме одной соседки - тети Ноны. Она сидела на балконе второго этажа и критиковала наши наряды.
Как-то, я вместо тюли надела на голову вышитую бисером тюбетейку. Очень она мне нравилась, а носить ее нигде не получалось. Вот я и решила, что как королевский головной убор она очень даже мне подойдет. Так, тетя Нона сказала, что мой наряд - это черти-что, так королевы не ходят! А мне очень хотелось, чтобы ходили. Я чуть не расплакалась от обиды и решила выйти на улицу, людям показаться. Девчонки отказались идти со мной, постеснялись, и пошла я одна, волоча ноги в красивых туфлях, держа подол юбки из занавески обеими руками, гремя бусами, свисающими гораздо ниже талии, и... в тюбетейке. Пока шла по двору, смелая была, а как дошла до ворот, оробела. Оглядываюсь, а девчонки свои наряды поснимали и за мной потихоньку идут, хихикают меж собой. Тетя Нона покинула свой пост на балконе и вышла в подъезд посмотреть из парадного окна, как я буду дефилировать по людному тротуару. Назад дороги мне уже не было. Я подняла юбку повыше, чтобы не запутаться в туфлях и покрывале одновременно и вышла за ворота. Не знаю, как реагировали прохожие на меня, потому как ничего, кроме носок маминых туфель, стучащих каблуками по тротуару, я не видела. Пять метров от ворот двора до дверей подъезда мне показались тогда длиннее, чем путь до хлебного магазина, находящегося в квартале от нашего дома, куда я каждый вечер бегала. Но я прошла! И туфли не потеряла, и юбку удержала, и тюбетейка сияла на моей голове всеми бисеринками. Видимо, так ярко сияла, что я помню эту историю до сих пор. Но больше я тюбетейку не надевала, хотя в королев мы играли еще не раз. А тетя Нона в моих воспоминаниях так и стоит на балконе, опершись о перила и подшучивая надо мной, сколько бы лет не прошло...
*****
Папины шаги.
Мой папа был мужчиной невысокого роста, среднего. Это я сейчас знаю, а когда мне было лет пять, то смотрела я на него снизу вверх, как на памятник. И казался он мне огромным. Очень нравилось мне с ним по улице идти рядом. Папа сжимал мою ладошку в своей большой руке, и мы шагали, как солдаты. Папа, может быть и как солдат вышагивал, а я вот на каждый его шаг успевала три сделать. Как ни старалась, но шаг в шаг не получалось. Только приноровлюсь, подгадаю, когда одна нога его рядом с моей окажется, другую подниму повыше, да оттолкнусь от тротуара посильнее, а все попадаю не в лад с ним, а между его широченным шагом. Побегу немного, снова шаг выровняю, вздохну поглубже - хлоп ногой и опять мимо. А папа сверху на меня поглядывает, усмехается, да подшучивает, но руку мою крепко держит. А как заметит, что я расплакаться готова от досады, так поднимет на одной руке, и пролечу я вперед его шага, как птичка, а он задержится чуть и удивленно так скажет: 'Ох, дочка, как ты летаешь, и не догнать!'
Я надуюсь от гордости, как голубь, и давай снова к папиным шагам примеряться.
Но больше всего мне нравилось, когда подхватит меня папа двумя руками, подбросит высоко - и страшно, и весело! - а потом поймает и к себе на шею посадит. Я за голову его держусь, а он мои ножки к своим плечам прижимает. Так и идем. Сейчас вспоминаю и думаю - оба тогда счастливы были. А папа еще плечами поведет, подпрыгнет тихонько, я побаиваюсь, крепче за его волосы или уши ухвачусь, верещу. А он смеется: 'Отпусти, Галка, уши оторвешь!'
Запомнились шаги папины. Да запах его - папиросный и бензиновый. Шофером он был. С собой часто меня брал. Пока не выросла. Хорошо было сидеть в его кабинке, трогать всякие штучки, а то и руль покрутить, усевшись к папе на колени. И пирожки ухо-горло-нос с ним есть, газировкой запивая. Вкуснее ничего не помню. Разве что мамины пирожки. Но это уже другая история.