Доконт Василий. Мы зовём тебя править

ВАСИЛИЙ ДОКОНТ

МЫ ЗОВЁМ ТЕБЯ ПРАВИТЬ!

Карта Соргона [Игорь Филин (filin22 [dog] ukr.net)]

Огромное спасибо Игорю Филину (filin22 [dog] ukr.net) за рисунок

ОТ АВТОРА

Когда я писал эту книгу - столкнулся с проблемой. Мне нужно было передать мысленный разговор между персонажами, не нарушая темпа общих, звуковых, бесед, учитывая при этом, что обмен мыслеречью происходит одновременно с ними.

Вспомнив применение другими авторами в подобной ситуации курсива, я попробовал его. Мне не понравилось. На мой взгляд, курсив разрывает текст на странице и создает при чтении паузы совсем не там, где мне хочется. Сама же страница с курсивом получилась перегруженной и неудобной для восприятия.

Мы давно привыкли, что мысли героев в тексте заключаются в кавычки. Почему же, спрашивается, нельзя в кавычки взять прямую мыслеречь? Попробовал кавычки: получилось. Так и оставил, в надежде на то, что читатель поймёт меня правильно. А русский язык выдержит подобную вольность с моей стороны. Итак, помните: прямая речь, взятая в кавычки, в этой книге, как правило - мысленная.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть 1. Один и двое

Часть 2.Король почти не виден

Часть 3. Слышен чеканный шаг...

ВМЕСТО ПРОЛОГА

...За работой время хоть и медленно, но шло. И его неспешное течение несло с собой перемены. Что-то в пещере становилось не так, что-то менялось, беспокоя Эрина и отвлекая гнома от работы. Перемена не несла в себе угрозы, но сильно раздражала.

Эрин огляделся: магический светильник горел по-прежнему ярким белым светом, но освещенная им поверхность стен пещеры местами отдавала зеленью.

Выяснив причину изменения света, гном стал трясти мага:

- Бальсар, вставай. Очнись, у тебя Корона светится.

Бальсар не реагировал.

- Гонец, подъё-ом! - от крика Эрина с потолка пещеры посыпался песок. Маг вздрогнул и открыл глаза, недоуменно озираясь.

- Гляди, Гонец, что твоя Корона вытворяет, - Эрин ткнул пальцем в сумку, которую Бальсар так и не снял, засыпая. Из неплотно закрытой сумки выбивался зелёный свет.

- Корона сделала свой выбор, - сказал маг и вынул её из сумки, забыв о раненой руке: рана перестала болеть и беспокоить Бальсара, и левая рука мага двигалась совершенно свободно.

- Значит, один из нас король? Кто же? - гном с любопытством посмотрел на Бальсара, - Ты? Или - я?

- Никто.

Зелёный лучик от Короны не коснулся ни гнома, ни мага, а упёрся куда-то в стену. Хотя нет, до неё он не дошёл, поскольку стены уже не было: она исчезла за искристой поверхностью, блестящим туманом, радужным зеркалом. За чем-то таким, что все эти определения были справедливы.

- Мать честная! - так, или почти так, простонал гном, - Это же Переход! Не пойду я туда!

- Да, Переход. И за ним король. Кроме того, это единственный выход из нашей пещеры.

Маг снова уложил Корону в сумку и закинул за спину мешок и посох. Взяв сумку с Короной и подобрав меч, он двинулся к Переходу:

- Оставайся, если хочешь. Жди, когда тебя откопают и убьют. А я пошёл. Я - должен. Я - Гонец!

- Подожди, - Эрин свернул рубаху с остатками еды, сунул в ранец и подхватил в другую руку топор, - Я - готов!

- Одновременно двоим не пройти - узко. Иди первым, а то Переход закроется, и останешься здесь.

Эрин кивнул и нырнул в искристое. Бальсар шагнул за ним. Переход расплылся и исчез. И только забытый Бальсаром светильник, освещая пустую пещеру, напоминал, что недавно здесь были люди.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ОДИН И ДВОЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

'...И тогда колдун проворчал:

- Как же ты мне надоел, любезный, - и начал бормотать заклинания, чтобы превратить Ивара в собаку...'

Василий снова перечитал последние строки и, вздохнув, вытащил из машинки недопечатанный лист, смял его и бросил на пол: опять было не то. Книга рождалась тяжело, в мучениях, и за три месяца ежедневных многочасовых трудов более-менее годились в дело всего около ста страниц текста - только по странице в день.

Такая производительность при сомнительном качестве прозы грозила поставить начинающего писателя в довольно трудное положение. Насколько ему было известно, способа быть сытым только в результате творческого процесса ещё не открыли, и капризный желудок за пять лет случайного питания совершенно испортился, угрожая то ли катаром, то ли язвой, то ли ещё неизвестно чем.

Головин не был плохим писателем, голодающим на почве собственной бездарности или козней таких же бездарных завистников. Он вообще не был писателем. На тернистый путь литератора он ступил недавно, три месяца назад, когда, доведенный его бесконечным нытьём до белого каления, приятель подарил ему печатную машинку в надежде, что удастся при встречах с Василием говорить не только о нём, Головине, незаслуженно обиженном и людьми и жизнью, а, например, о футболе или рыбалке.

- Как инженер, ты себя уже проявил. Как коммерсант - тоже. Если ты всё ещё уверен, что ты - человек одарённый, попробуй это, - сказал приятель, передавая Василию бабушку печатного дела, созданную неандертальцем во время отдыха от охоты на мамонта, - Напиши о своих невзгодах книгу, а мне твоя биография уже надоела...

Василию она надоела намного больше, но, в отличие от приятеля, он не мог от неё отделаться так просто: ему в этой биографии приходилось жить, пользуясь всеми, ею созданными, условиями, набор которых был сильно ограничен, и с каждым прожитым днём сокращался всё более и более.

Писать о ней не хотелось. О ней даже думать было противно, и поползли по белым форматным листам неуклюжие строки полуфантастического романа из жизни рыцарей, колдунов, красавиц и ведьм.

Тюкая по клавишам одним пальцем, Василий пытался увековечить своё скромное воображение, на практике постигая тонкости и секреты писательского мастерства, и тут же создавая и саму теорию. Критерием качества он поставил простое определение 'нравится' - 'не нравится' и двинулся по едва заметной тропе гениальности.

Критерий работал не хуже бритвы Оккама, и папка с рукописью пополнялась слишком медленно. Лёгкость, с которой Василий постигал различные умения в детстве (он рисовал, лепил, пел, писал стихи), покинула его где-то на долгом жизненном пути, оставив сорокавосьмилетнему новичку горечь досады и чувство вкуса - единственную замену филологическому образованию. И он безжалостно кромсал каждую вымученную строку, каждый выстраданный абзац, выбрасывая всё, вызывающее подозрение в халтуре или плохо созвучное с уже написанным ранее.

Попытка написать книгу была настоящей авантюрой, но она была и единственным, в случае удачи, выходом из неудачно сложившейся жизненной ситуации Головина.

'Мне почти пятьдесят лет, - думал Василий, - пора бы уже определиться. Хоть что-то умею я делать хорошо? Хоть чем-то в состоянии я заниматься с душой и долго? Вот натура - ни себе, ни людям...'

В этом Василий был прав. Как человек, он был 'так себе'. Про таких в народе говорят: 'ни рыба, ни мясо'. Когда он был ребёнком, все окружающие видели у него массу достоинств и предсказывали большое будущее. Но кому его не предсказывали? Кто знает, может эти чужие надежды и помешали Головину достичь чего-нибудь путного?

Когда человек начинает верить, что может, без особых усилий, овладеть тем или иным умением, он легко приучается к безответственному отношению в любом деле, и пытается жить, не затрачивая труда, с наскока.

Он привыкает не делать более одной попытки, больше одного подхода, к любой проблеме, с которой сталкивается, безразлично, в учёбе ли, в работе или в личной жизни. От того, что не даётся ему сразу, он отказывается, как от недостижимого для него предмета, мотивируя свой отказ ложными объяснениями, вроде 'не нуждаюсь' и 'не хочу', даже не сознавая, что эта форма ленивого аскетизма вызвана к жизни его легкомыслием, превратившим неплохие, в общем-то, задатки в постоянное 'не могу', 'не умею'.

Чтобы достичь большого будущего, человек должен обладать или ярко выраженным талантом, или высокой работоспособностью. Наилучшие показатели даёт сочетание и того, и другого.

Поэтому Василий, не имевший подобных качеств (или же загубивший их своим легкомыслием), доживя до пятидесяти, без малого, лет, остался вообще без будущего. Трудно назвать будущим безрадостное одинокое существование при отсутствии постоянного места работы, без хоть какой-нибудь уверенности в завтрашнем дне.

Мудрые люди давно заметили, что непрерывно преследующие человека удачи часто вызывают у него симптомы мании величия, зазнайство и эгоизм, направляющие умственные способности счастливчика в сторону практических знаний, чтобы укрепить и расширить полосу удач, по возможности, на всю оставшуюся жизнь.

Неудачники же, напротив, задумчиво скребя в затылке, больше склонны к философскому восприятию жизни и пытаются каждую свою неприятность увязать со всеобщими мировыми законами: кажущаяся неизбежность свершившегося прекрасно маскирует либо недальновидность, либо неосторожность, либо откровенную глупость пострадавшего. Иногда кажется, что законы эти и были созданы неудачниками и лентяями только для собственных потребностей, и существуют лишь в богатом воображении и тех, и других.

Вряд ли стоит объяснять, почему при легкомысленном отношении к жизненным коллизиям, Василий оказался среди приверженцев философии. Нет, он не зарылся в толстенные учёные труды, не стал сторонником какой-то философской школы, не приобщился к многовековой мудрости и многовековым заблуждениям человеческого общества.

Философия Головина была самодельной, доморощенной. В ней нашли отражение его личные мудрствования и наблюдения, опирающиеся только на личный опыт и пару-тройку подхваченных где-то околонаучных идеек.

Уже давно ни для кого не секрет, что человеку в течение всей жизни приходится делать выбор. Он делает его постоянно, точнее - непрерывно, часто не замечая этого, и от того, насколько сделанный им выбор согласуется с интересами, с выбором других людей, зависит успех или неуспех в человеческой жизни. Верность выбора основана на интуитивном понимании бесконечно большего количества информации, получаемой всеми органами человеческих чувств, и требует постоянного контакта с мировым информационным полем.

Этот механизм интуитивного восприятия настраивается, подобно настройке музыкального инструмента, в процессе развития человеческой личности и даёт либо чистый звук - правильный выбор, либо невыносимую фальш - выбор неверный. Настройка носит долговременный характер и определяет жизненные отрезки, а то и - целые жизни, различных людей.

Когда, при каких обстоятельствах, настройка сбивается - сказать трудно, можно только догадываться, что тот или иной поступок привёл к её сбою, впрочем, без стопроцентной уверенности. Именно по этой причине такую трудную задачу представляет восстановление засбоившей интуиции, и не сумевшие справиться с ней люди просто выпадают за пределы человеческого общества.

Исходя из выше изложенного, Василий делил людские жизни на три группы: правильные, неправильные и никакие.

Правильные жизни всегда полны событий, и даже самые неприятные из них зачастую приносят радость: упал - сломал ногу - получил страховку - купил холодильник.

Неправильные жизни тоже полны событий, и даже самые радостные из них могут быть достаточно неприятны: купил холодильник - нёс, уронил, разбил холодильник вдребезги и сломал холодильником ногу. И при этом не получил страховку.

Никакая жизнь событий не имеет. Тот, кто живёт никакой жизнью, одинаково неспособен ни купить холодильник, ни сломать ногу. Он даже лишен возможности посочувствовать удачам живущего правильной жизнью и порадоваться неудачам живущего неправильной. Никакую жизнь назвать жизнью язык, и тот, не поворачивается. Более точное для неё название - прозябание.

Если кого-нибудь смущает использование в приведенных примерах холодильника, можно заменить его пылесосом, телевизором, швейной машиной, магнитофоном, да чем угодно: суть изложенного от этого не изменится.

Василий Головин за свои, без малого, пятьдесят лет успел пожить всеми тремя жизнями.

Сначала он жил жизнью правильной: рождение, школа, институт, работа, женитьба, ребёнок, хорошая работа, квартира, очень хорошая работа. Правильная жизнь заняла у него около тридцати пяти лет и, как-то необыкновенно быстро, почти мгновенно, перевернулась в жизнь неправильную: развод, увольнение, коммерция, крах, потеря жилья, коммерция, второй крах.

Неправильная жизнь длилась всего восемь лет, но по своим последствиям оказалась намного эффективней правильной. И потому в жизнь никакую Василий вошёл с ворохом проблем, пустой головой и в состоянии полной апатии: ни идей, ни желаний, ни дела. Безразличие, равнодушие, и, если бы не желудок, время от времени требующий пищи, Головин так и зачах бы, не выходя из летаргии.

Будучи человеком не очень глупым, он понимал, что так дальше жить нельзя. Но пять лет умственных усилий так и не дали ответа на вопрос: а как можно? Чем же, всё-таки, может заняться человек, превративший в ничто полвека своей жизни?

Многие люди, потеряв жизненные ориентиры и утратив возможность реализации своих жизненных планов привычным для себя способом, берутся за перо. Те, кто набивал свои шишки не зря, кто приобрёл в своих неудачах полезный и для себя, и для окружающих опыт, кто достаточно умён, чтобы суметь им поделиться, не взывая ни к жалости людской, ни к их нездоровому любопытству, иногда умудрялись выбиться в круг известных литераторов. Правда, таких было немного, но они, всё же, были.

Василий не избежал подобного соблазна и, получив печатную машинку, ударился в литературу в надежде, что сможет, вытянет - писал же в детстве стишки и, говорили, неплохие.

Прикупив несколько пачек бумаги, Головин уединился в пустующем доме на Масанах и усиленно выколачивал из старого механизма своё будущее.

Машинка, похоже, вернула себе молодость - так охотно она клацала клавишами под пальцами Василия, забыв о старческих недугах и недостатке смазки. Ни тебе заеданий, ни западания клавиш, ни зловещего скрежета в металлических потрохах. Эх, к ней бы ещё хоть немного таланта!

'...И тогда колдун закричал:

- Как же ты мне надоел, рыцарь! - и забормотал, захрипел заклинания.

Ивар, скованный Заклятием Неподвижности, замер в трёх шагах от длинного стола, заставленного и заваленного разными предметами и хламом. Меча рыцарь вытянуть не успел, и правая рука в железной рукавице застыла с растопыренными пальцами на полпути до его рукояти.

Голос колдуна скрипел, не умолкая, и рыцарю чудилось, что где-то рядом болтается от сквозняка на ржавых петлях дверь, и хотелось крикнуть, чтобы её закрыли. Но не слушались ни губы, ни язык, да и само дыхание давалось с большим трудом, и каждый вдох отдавался болью в сдавленной Заклятием груди.

Надо же было так глупо попасться! Ведь знал же, знал о Заклятии Неподвижности, а увидел эту колдовскую рожу и забылся от ненависти. Забылся настолько, что даже не сразу потянулся за мечом - хотел удавить колдуна руками. Такого удавишь...

Слова заклинаний трещали в воздухе старой башни и осыпались с тихим шорохом на грязные плиты пола. Ивар, против воли, вслушивался в них, ничего не понимая: казалось, что все слова колдун произносит наоборот, и они становятся от этого какими-то гортанными и кривыми.

- ...грхркр, хргрхр, кргрхргр..., - слышалось рыцарю, и звуки эти больно царапали в ушах, создавая неприятную вибрацию во всём теле. От них по коже Ивара побежали мурашки, вызывая в неподвижных костях и мышцах страшный зуд и жжение. Хотелось чесаться, скрестись, царапать ногтями зудящую кожу, раздирая её до крови - чтобы боль от ран перебила этот невыносимый зуд.

Ивар пытался двинуть руками, дотянуться до чешущихся мест, не задумываясь о том, что всё равно не сможет почесаться через отделанные серебром доспехи. Даже если сумеет двинуться. Он пытался снова и снова, при каждой неудаче становясь только злее. По лицу его стекал пот, из прокушенной нижней губы побежала струйка крови. Ненависть к колдуну придавала рыцарю невероятную силу: если бы его держали цепи, а не это проклятое Заклятие, он без труда разорвал бы их.

У колдуна что-то явно не ладилось. Опасливо поглядывая на Ивара, он постоянно менял заклинания, добавляя всё новые и новые формулы к уже произнесенным. Но дело не шло: посеребренные доспехи рыцаря не уступали чарам, оберегая своего владельца.

Наконец колдун сообразил, что доспехи защищают только от гибели и, раз сработала Неподвижность, может, и Превращение подействует?

Характер бормотания резко изменился. К скрежету и гортанным звукам добавилось шипение, изредка прерываемое свистом.

Зуд и жжение у Ивара перелились в острую боль. Он почувствовал, как враждебная сила вытягивает, выгибает, выкручивает его кости, и обрадовался этому: это было движение. Это означало, что Неподвижность теряет власть над ним. Это значило, что можно нападать. Преодолеть боль, победить ломающую его тело силу - и нападать!

Ивар шагнул в сторону колдуна, всё ниже и ниже сгибаясь к полу, и в изнеможении опустился на руки. Руки?! То, чем он опёрся о грязный затоптанный пол, уже не было его руками. Железные рукавицы, покрытые серебряными рунами, вытянулись... Нет, не вытянулись - сжались: пальцы рукавиц укоротились до жалких обрубков, из которых торчали длинные железные когти. Серебряный узор сменился встопорщенной, серебряной же, собачьей шерстью. Рыцарь опирался не на руки - на мощные собачьи лапы.

'А руки?! Мои руки - где они?'

Лапы закрыло от глаз чем-то длинным и тоже мохнатым. Прошло некоторое время, прежде чем Ивар сообразил, что это - его нос и губы. Теперь уже - морда. Собачья морда.

Он хотел закричать, но из горла вырвалось только глухое злобное рычание. Ненависть с новой силой ударила в голову рыцаря, и он опять рванулся к колдуну, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами.

Тело огромного железного волка, покрытое серебряной шерстью, с грохотом стукнулось о невидимую преграду и рухнуло на грязный пол. По башне прокатился звон железа, и задребезжали стёкла. Каменная плита, на которую свалился волк, треснула.

Колдун, было, обрадовался, но быстро спохватился, что Ивар больше недоступен для его чар: заклинание Превращения подействовало и на доспехи, а этого он уж никак не ожидал.

'Мне повезло, что Стена Недоступности - это заклинание нейтральное, не имеющее в своей основе ни злых, ни добрых чар, - думал колдун, глядя на огромного волка, в бешенстве бьющегося о невидимую стену, - Оно защищает не хуже придуманных мною, вот только и мне нет за неё хода. Значит, та часть башни теперь закрыта для моих посещений. И заклинание не снимешь, пока это чудовище там'.

Ивар бросался вперёд снова и снова, пока полностью не обессилел. Он лежал, положив тяжёлую голову на передние лапы, и с ненавистью глядел на колдуна.

Тот неторопливо забирал со стола странные приборы, колбы, реторты, запылённые бутылки и выносил в соседнюю комнату: не имея возможности избавиться от своего врага, он решил не рисковать и перебраться в другое помещение. Не то, чтобы вид заколдованного рыцаря был слишком для него неприятен. Скорее, наоборот: в подобней ситуации было немало забавного, и, если бы колдун был молод и неопытен, то от души поразвлёкся бы, дразня железного кусаку. Если бы был молод, так и поступил бы. Но опыт, тысячелетний опыт, подсказывал ему, что не следует из прихоти подвергаться опасности. Что, если Стена Недоступности не выдержит? Кто может поручиться, что Ивар не найдёт способ преодолеть её? Добрался же он как-то не только до башни, но и внутри - до самой лаборатории, не смотря на препятствия и ловушки. Стена Недоступности сейчас - единственная защита от назойливого воина. Без неё никакое заклинание не помешает железным зубам волка разорвать горло не стареющего, не подверженного болезням, но вовсе не бессмертного колдуна.

Главная опасность, конечно же, не рыцарь. Таких рыцарей можно давить - пучок в день. Опасны его удивительные доспехи, мешающие работе предельного колдовства, доспехи, неведомо где раздобытые Иваром, и ставшие теперь его кожей и шерстью...

'Надо припомнить все заклинания, что я, сгоряча, употребил, пытаясь убить этого шалопая. Видимо, всё дело в их сочетании с Заклятием Превращения. Пороюсь в книгах, поищу, что за доспехи и чего от них ждать'.

Библиотека колдуна была не очень велика, но тщательно подобрана. Наибольшую ценность в ней составляли двадцать два тома Большой Энциклопедии Колдовства (БЭК), которую он с трудом отобрал у своего учителя мага Саффарра, предварительно убив его и распылив тело старого мага по всем соседним мирам. К сожалению, победа была неполной, так как с духом Саффарра сделать ничего не удавалось и бессловесный призрак учителя вот уже восемьсот лет почти постоянно маячил в углу лаборатории, часами пялясь на убийцу. Безо всякого, впрочем, успеха...'

Василий перечитал и уставился в окно в поисках дальнейшего вдохновения. Масаны за окном исходили сыростью и совершенно не вдохновляли.

Одиннадцатое декабря медленно клонилось к вечеру - начинало темнеть, и зимние сумерки, в сочетании с повышенной промозглой влажностью, вызвали у Головина озноб.

Он встал и включил свет, зябко ёжась и кутаясь в одеяло. Топить печь было лень, да и рано ещё: чтобы не дрожать ночью во сне, Василий топил ближе к ночи, и печь оставалась тёплой до самого утра.

Одиннадцатое декабря - на улице ни мороза, ни снега. Только частый мелкий дождь и запах плесени. Бр-р-р, мерзость!

Одеяло сползло с правого плеча, и Головин, поправив его, снова уселся за машинку. Но не работалось. Фантазия спряталась в дебрях путаных мыслей и никак не давалась.

Василий решительно поскрёб в затылке - не помогло. Тогда он почесал бороду - и тут неудача. Приходилось оставить литературу до более благоприятного момента, а сейчас...

Забренчал дверной звонок - чашечка звонка была смята, и он издавал несуразный звук, нечто среднее между треснутым колокольчиком и жужжанием бормашины, вызывая у Василия ломоту в зубах.

Сделав вид, что оторван от углублённого творческого процесса, Головин пошёл открывать.

Оказалась, пришла соседка, старенькая Михаловна, согнутая грузом прожитых лет, но, тем не менее, сохранившая бодрость духа и озорной насмешливый взгляд.

- Здравствуй, Васечка! Вот, пришла с тобой рассчитаться, - старушка протянула Василию целлофановый пакет с двумя трёхлитровыми банками.

- Что это, Михаловна?

- Так... Гостинчик тебе. Домашняя водка и огурчики моего засола.

- Да зачем же мне это?!

- Ты картошку мою копал? Копал! Так чего же спрашиваешь?

Масаны, как и каждое село, поглощённое городом, сохранили свои безразмерные огороды, что, безусловно, было для них плюсом. Но благами цивилизации оснащались медленно, по достатку хозяев, и канализация с водопроводом, так же, как и газ, оставались уделом избранных, что можно считать и минусом. Дело вкуса, как говорится. Удивительно, но вальяжный и избалованный уроженец Одессы Головин легко мирился с отсутствием удобств, и с удовольствием ходил за водой к колонке или соседскому колодцу, и готовил, вдыхая дымок от сосновых поленьев.

В сентябре он помог соседке копать картошку (старушке это занятие оказалась уже не под силу), когда работа над книгой неожиданно застопорилась и мысль упорно не желала принимать удобную для понимания форму.

Восемь соток картофеля Михаловны оказались весьма кстати для начинающего писателя и, если и не помогли улучшению мыслительного процесса, то избавили, во всяком случае, его от пролежней, поскольку думать Василий умел, в основном, лёжа.

Михаловна была человекам старого закала, человеком, не умеющим принимать безвозмездную помощь. Каждое, совершенное по отношению к ней доброе дело накладывало на неё обязательство ответного действия. Чувство благодарности вынуждало её совершать, по отношению к доброхоту, аналогичные поступки до тех пор, пока она не переставала чувствовать себя обязанной.

Это была уже третья попытка Михаловны выразить свою признательность, и Василий, наконец, сдался. Он понял, что выглядит некрасиво, словно торгуется - ведь, с каждым его отказом объём даров возрастал, и не было похоже, что соседка отступится.

- Спасибо, Михаловна, - Василий взял пакет, - Что это вы такие тяжести таскаете?

- Что же ещё остаётся делать? Ты - капризишь, нос воротишь: и то тебе - не это, и это тебе - не то. Я не привыкла быть должной. Вам, молодым, этого не понять. Вы избалованы родителями и государством, так и ждёте, что кто-нибудь придёт и всё за вас сделает...

- Ну, не такая уж я молодёжь - вот, борода вся седая. Да и по годам до середины века добираюсь.

- А это ничего не значит. Вот доживёшь до моих лет - совсем другое запоёшь.

- О чём это вы?

- О чём, о чём... Да всё о том же! Сколько времени ты будешь один жить? Не надоело? Мог бы какую-нибудь женщину осчастливить, а не изображать из себя одинокого гения. Хочешь, познакомлю с приличной женщиной? Работящей и не капризной?

- Ну-у, Михаловна! Вы, никак, новую профессию осваиваете? Решили в свахи податься? С чего бы это?

- Смотреть не могу спокойно, как человек в одиночестве мучается. Человек не должен один жить.

- Вы считаете, что вдвоём мучаться легче? Да и не мучаюсь я - мне одному даже лучше.

- Да не о тебе я забочусь, что ты всё на себя переводишь! Ты-то проживёшь и один. Женщине намного труднее...

- Ясное дело: ни покричать тебе, ни покомандовать, ни нервы попортить некому...

- Отшучиваешься, Васёк. А я серьёзно. Обращайся, если что. Ладно, пойду. Садись, стучи своими клавишами...

Михаловна затронула, того не желая, очень больной для Головина вопрос: женщины были ещё одной из неудач Василия. Что там говорить, не везло ему с женщинами.

Нельзя сказать, что они совсем игнорировали Головина, хотя красавцем он, безусловно, не являлся. Среднего роста, упитан (в некоторых местах даже несколько толстоват), вид совершенно неспортивный. Характер, правда, добрый. Достаточно весел и обаятелен, чтобы не вызывать отвращения у прекрасного пола.

Общения с ним женщины не избегали, но и к длительным отношениям не стремились. Не хватало чего-то в характере Василия, чего-то очень для женщин важного. Рассмотрев его внимательно, они, со вздохом, отставляли Головина в сторону: 'Нет, не то!'.

Считается, что в Чернигове - явный избыток женщин, и ярко выраженный мужской дефицит должен был бы обеспечить Василию пару, которая не только осчастливливалась бы сама от присутствия Головина, но и ему могла бы уделить хоть немного счастья. Но этого не происходило, не случалось.

Год за годом ничего не менялось в жизни нашего героя, и причины следует, конечно же, искать всё в той же легкомысленности, в попытке прожить жизнь легко, с наскока, без чрезмерных усилий. Даже не чрезмерных - вообще без усилий.

Великая Природа наделила женщину потребностью вить гнездо, и её выбор во многом зависит от способности мужчины помочь ей в этом. Человек, уклоняющийся от борьбы, не может долго привлекать её внимание, особенно, если это - единственный его талант.

Когда-то одна женщина поверила Василию настолько, что решилась выйти за него замуж и даже смогла прожить с ним несколько лет. Но, как принято сейчас говорить, не сложилось. И жила теперь эта женщина далеко, в большом портовом городе, в одиночку вырастила сына - помощи от беспутного Головина она не требовала, да и не ждала. А сам Василий после развода утратил и те небольшие запасы энергии и мужества, которые приобрёл благодаря женитьбе.

От семейной жизни у него осталась привычка спорить с женой, и он до сих пор вёл с ней бесконечные споры, правда мысленно, пытаясь доказать и себе, и ей, что не так уж он, Василий, плох. Но даже в мыслях не удавалось ему переспорить воображаемую женщину, которую не сумел убедить и в реальной жизни.

Осознав, что очередная встреча с женщиной ничего, кроме нового разочарования не принесёт, Василий отгородился от нежной половины человечества прозрачной стеной и сквозь неё наблюдал за женщинами, как за рыбками в аквариуме, не делая ни малейших попыток нырнуть и поплавать вместе с ними.

Иногда внимание Головина привлекала какая-нибудь особо яркая (и внешне, и умственно) женщина, но, вспомнив, что для сближения с нею необходимо совершить усилие, выдержать некоторый период бесплодных ухаживаний и преодолеть неоднократные отказы, а, может, и побеждать соперников, он отводил свой взгляд в сторону и подавлял зарождающуюся симпатию.

Время от времени из аквариума приплывала большая хищная рыба, которая без труда преодолевала стену, скрывающую Василия, и, широко разевая пасть, устремлялась к Головину. Василий угадывал её желание прибрести батрака то ли в постель, то ли в хозяйство, и в панике спасался бегством - менять свою неуютную независимость на сомнительное удовольствие рабского труда он не желал.

Так и получалось, что внутренняя неустроенность и безответственность гнали Головина по жизни, да из города в город, как ветер - перекати-поле. Чернигов стал его последним пристанищем, и в житейском, и в территориальном смысле: тут кончалась та Украина, которую он знал, и в которой научился выживать. Дальше - или в Россию, или на дно общества. А ни одно дело, ни одно занятие, по-прежнему, не могли долго привлекать его внимания. Он быстро терял ко всему интерес и даже не сожалел о гибели начатого. Довольно плачевный итог почти пятидесятилетней жизни: ни семьи, ни дома, ни любимого дела.

Проводив Михаловну, Василий попробовал вернуться к работе над книгой, но мысли, испуганные угрозой соседки прервать его одиночество, упорно не желали собираться вместе. Ни заколдованный Ивар, ни сам колдун не спешили на помощь своему создателю.

Василий прошёлся по комнате, вынул из машинки последний отпечатанный лист и положил его в папку. Затем решился, открыл банку с самогоном и немного плеснул в залапанный жирными руками стакан.

Из другой банки он выловил огурец и слизнул рассол с пальцев.

Намерив ещё с сотню шагов, Головин хлебнул из стакана и укусил огурец. Напиток, против ожидания, оказался вполне пригодным к употреблению, и Василий снова выпил из стакана.

Не прекращая ходьбу, он жевал огурец, вслушиваясь в тепло, побежавшее от желудка по зябнущим мышцам. Бросив на кровать одеяло, Василий стал кормить дровами печь, стараясь уложить поленья в виде колодца. В середину он поставил пустую пластиковую бутылку из-под пива и обложил её отбракованными листами рукописи. Выдвинув заслонку на трубе, поднёс к бумаге спичку, и пламя радостно загудело на сосновых поленьях, щупая огненными руками дверцу топки и кольца плиты под кастрюлей со вчерашним борщом.

Сразу же захотелось есть, но Василий решил дождаться борща и снова плеснул себе в стакан. За новым огурцом лезть было лень, и он выпил так, без закуски.

В голове слегка зашумело, и пришла приятная лёгкость. К сожалению, она пришла не одна: воображаемая жена не упустила случая высказать своё мнение о современных мужчинах, ярким представителем которых был Головин.

'- Вижу-вижу: всё у тебя в порядке, всё хорошо, так почему бы и не выпить?'

Василий всегда терялся от неожиданных её визитов и не сразу отыскивал подходящий к случаю ответ. Промолчал он и в этот раз.

Женщина же не унималась:

'- Что, дорогой, нечего тебе сказать? Нечем оправдаться? Безвольное, бесхребетное существо - одно название, что мужчина. Что в тебе мужского, кроме брюк? И туда же - в писатели лезет! Гений среди удобрений. Не понимаю, как может писать о подвигах человек, который даже дорогу не в состоянии перейти без посторонней помощи?'

'- Почему не могу? - нашёлся, наконец, Головин, - Можно подумать, что меня ты переводишь!'

Василий снял с плиты закипевший борщ и переставил кастрюлю на стол, на самодельную проволочную подставку: в виду малого остатка в кастрюле, он решил есть прямо из неё, чтобы не пачкать лишнюю посуду - мыть самому тоже было лень, а прислуга не торопилась к нему наниматься.

'- Даже поесть по-человечески и то не можешь, - не унималось в голове, - Знаток человеческих душ! Каждое написанное тобой слово - слово лжи, слово обмана. Неправда так и лезет из твоей рукописи...'

'- Откуда же может в ней быть правда, если это фантазия? Сказка? Я же не 'Войну и мир' пишу!'

'- Сказки и фантазии тоже бывают лживыми. Пойми, фальш в сказке намного заметнее, чем внутри любой халтурной книги на злободневную тему. Кстати, почему бы тебе не попробовать писать бытовые рассказы - ты же так силён в домашних сценах!'

'- До чего же ты нудная - никакого разнообразия. И прицепилась же, зараза! Как от тебя избавиться?'

'- К психиатру сходи: он тебе обеспечит бесплатный стол и медицинский уход до конца жизни. Гарантии, правда, никакой нет - ещё никого не смогли излечить от мук совести...'

'- Ты и совесть - не верю...'

'- Не я и совесть, а совесть - это я...'

Василий не стал слушать дальше. Не обращая внимания на гудение чуждых мыслей, он спокойно съел борщ под новую порцию из банки и солёный огурец, убрал кастрюлю со стола вместе с подставкой и, снова хлебнув из стакана, стал готовиться ко сну.

Психиатр - психиатром, но и Головин знал один способ, как на время прекратить гудение чужого голоса в голове. Как и когда начались эти бессмысленные беседы с самим собой на два голоса, и когда он перестал контролировать воображаемого оппонента, Василий не помнил. Знал только, что - давно. Так давно, что и способ борьбы с умственным сдвигом был для него стар, словно существовал всегда.

И был он прост, как и всё старое - нужно было, всего лишь, погрузиться в бесконечные мечты по улучшению своего будущего. Несбыточные, они опутывали своей сетью недовольного Василием противника и заставляли его терять дар речи, не принося Головину победы, но - избавляя от поражения.

Мокрая ночь укутала Масаны в темное покрывало. Уличные фонари закрыли свои глаза до пяти часов утра, и ничто не мешало Головину строить воздушные замки.

Даже круглолицая луна, глянувшая вниз из-за разгоняемых ветром туч, не отвлекла Василия от глубоких раздумий. Она некоторое время глазела на его задумчивее лицо, пытаясь отгадать, о чём он думает, и, не отгадав, отвернулась.

А думы шли своим чередом, нагромождая планы на планы. Книга как-то забылась, оставив нерешённой судьбу железного волка. Колдун тоже мог пока быть спокоен: книжным героям не было места среди головинских прожектов по устройству личной жизни - и без того Василий имел их великое множество.

Например, он мог сыграть в КЕНО, и, угадав десять номеров, слегка поправить свои дела. А ещё он мог сыграть в МЕГАЛОТ и, угадав шесть номеров и дополнительный, намного лучше поправить свои дела.

А самый сокровенный план, который он даже не позволял себе часто обдумывать, дабы не спугнуть удачу, состоял в том, чтобы сыграть в СУПЕРЛОТО и, угадав шесть номеров, окончательно поправить свои дела.

Таким образом, часам к четырём утра, он был уже совсем близок к решению всех своих проблем, когда громкий грубый стук оборвал начавшую так удачно складываться жизнь Василия и вернул его на Масаны, в домик приятеля, и снова вверг его в пучину нерешенных проблем и никчемного существования.

Стук был настойчивый, даже наглый, и с криком:

- Чего стучать, звонок же есть?! - Василий пошёл открывать.

ГЛАВА ВТОРАЯ

'Приснится же такое, - подумал Головин, открыв дверь. - Не надо было пить перед сном. И что Михаловна намешала в этот самогон? Или не она? Лучше, видимо, проснуться'.

Но проснуться не удалось, и, после нескольких безуспешных попыток, Василий сообразил, что не спит.

Парочка, ждавшая за дверями, выглядела довольно странно, если не сказать - удивительно.

Высокий, тот, что колотил рукоятью длинного меча в дверь Василию, был худым, но вовсе не истощенным стариком лет восьмидесяти. Одетый в чёрный плащ или пальто необыкновенной длины - почти до ступеньки, на которой он стоял (выглядывали только сильно ободранные носы стоптанных сапог), он производил впечатление вполне интеллигентного человека, несмотря на меч в правой руке.

Открытый гладкий - без морщин - лоб, аккуратная белая борода, быстрые умные глаза с ярко-голубыми зрачками, белая густая шевелюра нечесаных волос - до широких прямых плеч и весёлая - во все зубы - улыбка.

За спиной - дорожный мешок и, на перевязи, посох. На боку - кожаная сумка, застёгнутая большой золотой пряжкой в виде сидящего медведя, из сумки выбивается в грудь Василию лучик зелёного света. На талии - шитый золотом пояс с серебряными ножнами и торчащей из них изогнутой ручкой кинжала. Ножен меча видно не было.

Второй был низок - метра полтора ростом. Широкоплечий, скорее кубический, чем квадратный - из-за мощных мускулов, распирающих серебристого металла кольчугу под меховой курткой. В кожаных штанах, заправленных в сапоги, обшитые металлическими бляшками. Борода рыжая, пушистая, нос немного вздёрнутый, острый, и невероятные, совершенно детские глаза - большие и наивные. В руках - боевая секира с двумя лезвиями (не разбиравшийся в холодном оружии Василий не мог подобрать другого названия этому страшному топору). На голове - металлическая шапочка, опушённая беличьим мехом, почти сливающимся цветом с рыжими кудрями.

'Похоже, гном, - почему-то сразу определил Василий, хотя гномов никогда не видел, как и никто из его знакомых, - А второй, с посохом, гномий маг. Правда, для гнома он несколько великоват: метр восемьдесят - метр девяносто'.

- Слушаю вас, господа! Не слишком ли поздно, а, может, и слишком рано, для визита? У нас что, в Чернигове, карнавал? - Василий старался за сарказмом спрятать своё ошеломление, свою растерянность при виде этой парочки. Ему было ясно, что карнавал здесь вовсе ни при чём: слишком по-настоящему выглядели гости, да и меч с топором не казались игрушками - уж очень опасно сверкали их лезвия в свете горящей над дверью лампы.

Перевязанное окровавленной тряпицей предплечье левой руки высокого тоже не добавляло Василию энтузиазма: не хотелось ни грубить, ни орать на непрошенных гостей, ни как-то иначе выражать своё недовольство ночным визитом.

- Рад видеть тебя, незнакомец, - сказал высокий и улыбнулся ещё шире. - Очень рад тебя видеть.

- Рад видеть тебя, незнакомец, - поддакнул из-за его спины низкий.

- Я тоже рад видеть вас, господа, - уверенно соврал Василий, - Чем же я, всё-таки, обязан столь поздне-раннему визиту?

Высокий сделал вопросительный жест, мол, не здесь, не на улице же объясняться, но ничего не сказал. Низкий тоже хранил молчание.

Василий отступил в сторону, открывая дверной проём. Также молча. Лишь кивком головы пригласил в дом своих странных гостей.

Гости поняли и поспешили пройти. При этом низкий внимательно осмотрел ночную улицу, сколько было видно её через головинский забор, и, не обнаружив ничего, кроме собачьего лая, облегченно вздохнул.

Смущения гости не выказывали, как не проявляли и излишнего любопытства, хотя полностью скрыть свой интерес к обстановке дома и явно незнакомым для них предметам им всё же не удавалось.

Обстановка дома была простой и своим спартанским видом вполне соответствовала самому строению - сложенному из старых шпал пятистенку.

Обшитые изнутри дранкой стены были обмазаны глиной и густо забелены отдающей синевой известью. Украшений на них не водилось - только большое - в рост человека - зеркало, да парочка простеньких иконок в дешевых окладах. Наружная проводка освещения змеилась по стенам закрепленными на изоляторах проводами, соединяя розетки, выключатели и голые, без абажуров и плафонов, лампы, демонстрируя торжество прогресса столетней давности над ещё более древним человеческим невежеством.

Большая печь красного кирпича занимала почти всю внутренность дома, разделяя его своим массивным телом на две маленькие комнатки. Где не хватило для этого печи, перегородку дотачали шпалами же, прорезав в ней дверной проём, но дверей не навесили.

Из мебели в доме имелось: железная кровать с провисшей сеткой и с утерянными со спинок железными шарами, самодельный стол из неструганных досок под старой, но всё ещё пахнущей какой-то химией клеёнкой, старый, с раздутыми от возраста боками и облезлой полировкой, шкаф, кухонный буфет без стёкол и почти без посуды, два стула на гнутых ножках, табурет и, неизвестно зачем занесенная в дом, садовая скамейка.

Технические блага цивилизации представляли холодильник, от времени утративший и внешний вид, и название, и допотопный цветной телевизор, чудом принимающий пять-шесть (по условиям погоды) телевизионных программ.

Холодильник рычал, дребезжал и трясся, независимо от того, включен он в сеть, или нет, и, если бывал в настроении, покрывался толстым слоем льда по всей морозилке, из-за чего дверцу ему перекашивало, и на полу натекала огромная лужа.

Живописный натюрморт на столе из печатной машинки, трёх немытых тарелок, залапанного жирными руками стакана и двух трёхлитровых банок: немного надпитой - с домашней водкой Михаловны, и почти полной - с её же огурцами, дополнял, доводил внутреннее убранство дома до совершенства.

Оба гостя остановились возле стола, вежливо ожидая следующей команды, и Василий, поспешно сняв со стола печатную машинку - на пол, и, подхватив грязные тарелки и стакан, произнёс как можно более вежливо:

- Прошу садиться, господа.

Банки с огурцами и самогоном он решил пока не убирать.

Визитёры, не торопясь, расселись, заняв оба стула. Василию остался табурет, и он тоже сел, стараясь не зацепиться за вылезший из сидения гвоздь.

Маленький, хотя нет (на маленького он никак не тянул - слишком был могуч), низкий поставил топор возле себя, прислонив его в стене. Высокий, подумав, положил меч на садовую скамейку рукоятью в свою сторону, чтобы быстро схватить его, если понадобится.

Немного посидели, глядя друг на друга.

- Я слушаю вас, господа, - повторил Василий.

Высокий вынул из сумки хрустальную корону необыкновенной красоты и поставил её между собой и Василием. Затем из той же сумки выгреб и высыпал на стол пригоршню монет жёлтого металла. Показав на всё это рукой, он снова уставился на Головина, словно уже исчерпывающе ответил на его вопрос.

Корона испускала один тонкий зелёный лучик - это помимо блеска драгоценных камней и хрусталя - и этот лучик упирался в середину Васильевой груди. Василий недовольно поёрзал и попытался увернуться, но лучик менял своё направление вслед за Василием, не отпуская его ни на миг.

Не сразу, но Головин сдался, прекратил уворачиваться и уклоняться под насмешливым взглядом низкого. Пытаясь сохранить достоинство, он потянулся за монетой и только теперь рассмотрел, что это пустой кружок, без герба и номинала.

- Ну и что дальше? - Василий не понимал, чего от него хотят эти странные люди, - Может, всё-таки объясните? - Головин крутанул кружок на столе, и тот, повращавшись, скатился на пол. Поднимать его никто не кинулся, да и Василий не стал.

Высокий прокашлялся и, наконец, произнёс:

- В это, конечно, трудно поверить, но я прошу выслушать меня, не перебивая. Если возникнут какие-нибудь вопросы - я отвечу потом. Меня зовут Бальсар, я маг-зодчий королевства Раттанар, одного из Двенадцати королевств Соргона...

- Очень приятно! Я - Василий! - Головин протянул руку Бальсару, и, пожав, протянул низкому, - Василий, очень приятно!

Одно предположение уже подтвердилось - высокий оказался магом.

'Кажется, я дописался до предела - крыша у меня съехала. Если второй - гном, мне пора в Халявин. Психиатричка по мне рыдает крупными слезами...'

- Я - Эрин, сын Орина, из рода кузнецов и воинов, и сам глава этого рода, - низкий из вежливости привстал, пожимая руку Василию. Рука его по твёрдости не уступала дереву, и рукопожатие удовольствия Головину не доставило. Низкий немного помолчал и добавил:

- Гном! Я - гном, если это о чём-нибудь говорит.

- Говорит, - ответил Василий, думая, что Халявин уже обеспечен, и, разминая смятые гномом пальцы, со вниманием уставился на мага, ожидая продолжения.

Бальсар не заставил себя упрашивать:

- Много лет назад, когда Соргон был залит кровью междоусобицы, Великий маг Алан прекратил это побоище, создав двенадцать Хрустальных Корон, которые сами выбирали себе королей. Королями всегда избирались люди бездетные, и даже не каждый из них был женат. Не было престолонаследия, не было поводов и возможности оспаривать трон: Корону нельзя надеть помимо её выбора - это смертельно, к ней прикоснуться могут только избранник и Гонец, несущий её во время поисков нового короля. С Коронами связаны, никто не знает как (из нынешних магов, я имею в виду), наши деньги - вот эти монеты: и золотые, и серебряные, и медные.

С них исчезает портрет умершего короля и появляется изображение нового. Пятьсот лет в королевствах не было войн, кроме борьбы за побережье, с морскими народами. В одиннадцатый день первого месяца зимы должен был собраться Совет Королей. Фирсофф Раттанарский задержался в пути...

Василий, стараясь не мешать занятному бреду о королях и Коронах, стал осторожно шарить в холодильнике, не сводя с Бальсара недоверчивых глаз.

'Одиннадцатый день первого месяца зимы - это одиннадцатое декабря. Вчерашний день. Похоже, что это розыгрыш. Продуманный, хорошо подготовленный розыгрыш, но предназначенный не мне. Ребята ошиблись адресом, и ещё не догадались об этом. Наверное, по близости живёт кто-то из актёров. Я тут всего полгода и знаю только живущих за соседними заборами. Да и тех - в лицо. Ни имён, ни где работают. А здорово у них костюмы сделаны - прямо хоть сейчас в мою книгу...'

Рука Головина нащупала искомое - пакет с полукопчёной колбасой.

- Ты знаешь, Бальсар, а он нам не верит, - прервал журчание голоса мага встрепенувшийся гном, - Ты бы показал ему какую-нибудь магическую штуку.

Воспользовавшись паузой в монологе умолкшего Бальсара, Василий выложил на стол колбасу и принёс из буфета три щербатые стопки и буханку хлеба. Чистых тарелок не оказалось, и хлеб с колбасой он нарезал на расстеленной газете. Выловив вилкой несколько огурцов, Головин аккуратно, не расплескав, наполнил стопки.

В нос ударило крепким сивушным духом, и Бальсар недовольно скривился.

- Ну, со знакомством, - Василий, как хозяин, выбрал самую щербатую стопку, руководствуясь правилом: всё лучшее - гостям. Не дожидаясь пока разберут остальные, он цокнул по очереди в обе стоящие стопки и лихо опрокинул свою в рот.

'А крепкая, зараза! Градусов шестьдесят, не меньше, - подумал он и захрустел огурцом, - Вот и пригодился дар Михаловны. Она - как знала'.

Эрин подозрительно покосился на Василия и, взяв со стола ближайшую к себе стопку, осторожно втянул идущий от неё запах. Затем отчаянно: была, не была - одним глотком осушил её, подражая Василию. Некоторое время посидел с широко раззявленным ртом и торопливо зачавкал колбасой.

Василий ободряюще улыбнулся Бальсару: что же ты? давай!

Маг нехотя потянулся за последней стопкой, хлебнул из неё и - закашлялся. Из глаз его потекли слёзы и, жалея беднягу, Головин сунул ему в руку огурец:

- Что, не пошла? Да ты зажуй, зажуй... Не привык, видно, к самоделке. Но, извини, коньяков не держим-с, - в это старорежимное 'с' Василий вложил приличный заряд ехидства, но цели не достиг: его явно не поняли, и никак не отреагировали на насмешку.

Прокашлявшийся и проплакавшийся маг хрипло выдавил:

- Что это такое? Что мы пьём?

- Водка. Домашняя водка. Самогон, в общем-то. Хватит притворяться, не с Луны же ты упал?! Повторим-ка, братцы: между первой и второй перерывчик небольшой! - Василий снова наполнил стопки, - Как говорят у нас на Украине - будьмо!

Эрин охотно чокнулся с Василием и Бальсаром и, уже не сомневаясь, спокойно проглотил свою порцию, закусив её огурцом.

Бальсар опасливо выцедил свою стопку, и в этот раз не закашлялся, а стал с аппетитом заедать хлебом с колбасой, временами покусывая хрусткий огурчик.

Василий выпил, не закусывая, и хмелем смыло остатки удивления и недовольства от чьей-то глупой шутки, поднявшей его среди ночи. Эти артисты уже начинали ему нравиться: в них чувствовалась скрытая сила, безудержная, дикая, но у Василия они больше не вызывали опаски. Он не чувствовал, не ощущал угрозы, и единственное, что по-прежнему создавало некоторое неудобство - это нахальное свечение Короны, преследующей зелёным лучом каждое его движение.

'Интересно, как они это сделали? Светит только на меня, будто я - меченый. Но никто ко мне не прикасался! Вот так фокус!'

- Бальсар, он не верит нам, - напомнил Эрин. - И ты еще не объяснил, в чём дело, зачем мы здесь.

- Да-да, конечно, - Бальсар поймал взгляд Василия, и тот отметил, что яркая голубизна глаз мага несколько потускнела, приобрела немного маслянистый оттенок, замутилась.

'Да ты уже захмелел, дедуля, - подумал Василий. - Да и я - тоже. Забористая, однако, штучка этот самогон...', - и, спохватившись, что Бальсар что-то ему сказал, переспросил:

- Что-что?

- Мы зовём тебя править, - повторил маг, - Вернее, не мы - тебя выбрала Корона, - Бальсар ткнул пальцем в зелёный лучик, - Ты - новый король Раттанара!

Василий расхохотался, и ему стало совсем легко.

'Вот она, вершина розыгрыша. Сначала убедят легковерного в правдивости происходящего, а потом, когда лопух поверит и нацепит эту корону, отовсюду выскочат довольные зрители с криком: 'Сюрприз!' Только попали вы не в тот дом, ребята, и ничего у вас не выйдет. Поглядим, кто кого разыграет', - и Василий захохотал ещё громче, представив, как толпа шутников тщетно ждёт где-то времени своего выхода, и им никак не светит дружно прокричать свой 'Сюрприз'.

- Видишь, я же говорил, - Эрин печально кивнул на веселящегося Василия. - Покажи ему, что ты можешь. Если он не поверит - не примет Корону, и нам тогда не вернуться домой.

Бальсар задумался.

'Интересно, что же за трюк выкинет маг, чтобы я поверил в его басню?'

Тот неторопливо осматривал комнату, пытаясь сообразить, какое же доказательство правдивости своих слов он может предъявить Василию. Головин с интересом ждал Бальсаровых фокусов.

Блуждающий взгляд Бальсара остановился на зеркале: по диагонали из верхнего правого угла в левый нижний протянулась испещрённая сколами трещина.

- Давно ли треснуло стекло на твоём зеркале? - голос у мага уже поплыл - язык начинал цепляться за зубы и букву 'р' он произносил нечётко, картавил.

- Я его другим и не помню, - отвечал Василий, радуясь своему чёткому и ровному произношению.

- Так ты согласен, что стекло в зеркале треснутое? - Бальсар встал и двинулся к зеркалу, шаркая подошвами стоптанных сапог, - Я почему так настойчиво добиваюсь от тебя подтверждения давнего существования этой трещины: мне не хочется, чтобы ты потом говорил, что её никогда не было.

Василий так заинтересовался словами Бальсара, что забыл посмотреть, шатается тот при ходьбе или нет.

- Почему это я должен говорить, что её никогда не было?

- Я не говорю, что должен. Я говорю, что - можешь, - Бальсар положил руки на зеркальное стекло по обе стороны от трещины, - Посмотрим, что тут можно сделать.

Василий и Эрин тоже не усидели за столом и стали с двух сторон от мага, заглядывая через его руки на оскалившуюся сколами, как зубами, трещину в зеркале.

- Не обещаю, что у меня получится, но попробую, - Бальсар сначала напрягся, потом облегченно расслабился, - В твоём мире превосходное магическое поле - очень легко работать.

По краям трещины заскакали голубые искорки, перепрыгивая через неё в обе стороны, и там, где они скакали особенно часто, трещина начала стягиваться, сливаться в гладкую ровную поверхность. Щербинки сколов зарастали, выравнивались. Трещина исчезала на глазах: сначала в середине, между ладонями Бальсара, потом - всё ближе и ближе к краям. Через короткое время она полностью затянулась, оставив целое зеркальное стекло, в котором Василий, без искажений, разглядывал своё удивлённое лицо, и веря, и не веря случившемуся.

- Что скажешь? - Эрин покровительственно похлопал ошарашенного Василия по плечу, - Всё ещё сомневаешься?

- Пожалуй, я бы выпил, - пролепетал Головин, - За ремонт зеркала надо выпить, пока не треснуло снова. Да и вообще, выпить по любому поводу не помешает. Даже без повода. Выпить и немедленно, - приговаривал он, наполняя стопки дрожащими от волнения руками, - Этого не может быть. Такого никогда не бывает. Я не верю своим глазам, - выпив, он снова подошёл к зеркалу, и щупал, и гладил его пальцами, и приглядывался, чуть ли не носом водя по тому месту, где была трещина. Точно - была. Помнится, что была. Раньше была. А теперь - не было. Ни следа, ни намёка. НЕ БЫЛО! ТРЕЩИНЫ - НЕ БЫЛО!

Василий вернулся к столу, за которым лениво закусывали его ночные гости. Эрин светился радостью, словно это он только что так лихо победил недоверие Василия. Бальсар же нахохлился и выглядел устало: третья стопка бодрости ему не прибавила, скорее, наоборот - от неё начало клонить в сон.

- Сухого бы вина сейчас, - мечтательно пробормотал он, - Сон разогнать. Я - Гонец, и ты должен принять Корону, Василий, король Раттанара.

- Мне надо подумать, - Василий снова наполнил стопки, - Могу же я подумать? Зеркало - это да! Это - фокус! Но при чём тут Раттанар? Какой из меня король? Я даже на велосипеде ездить не умею - а ты мне королевство суёшь! Зачем? Я подумаю! Я - буду думать! - растерянность Головина была велика, и всё нарастала, приведя его почти в паническое состояние: так не разыгрывают. Не может человек просто так взять и без ничего заделать трещину в стекле. Нет такого закона, чтобы человек на самом деле был магом. Заделал стекло в зеркале, и даже заклинания никакого не прочёл. Не бывает такого. Ну, не может это быть правдой, никак не может!

- Значит, в кого она, - Василий показал на Корону, - в кого она уткнёт свой зелёный луч - тот и король?

- Именно, Ваше Величество, - гном подмигнул Головину и снова хрустнул огурцом, - Надевай Корону, и пошли. Нам домой пора, в Соргон.

Кандидат в короли промычал что-то нечленораздельное, а может, и непечатное. Корону он надевать не стал, а снова потянулся к банке с самогоном: что ни говори, а существуют ещё проблемы, которые, хоть будь семи пядей во лбу, а без поллитры - не решишь. Никак не решишь. Невозможно это.

Разговор тянулся, вяло полз по времени, и Василию казалось, что даже часы не желают двигать стрелками, и переставляют их только из опасения оказаться в мусорном ведре.

Бальсар боролся с наседающим сном, оживляясь на бестолковые вопросы Головина, и пытался чрезмерным энтузиазмом ответа отогнать назойливое забытье, упорно закрывающее ему глаза.

Эрин, убедившись, что Василий не станет королём прямо сейчас, тихо сидел, прислушиваясь к изображению разговора между магом и кандидатом в раттанарские монархи, не позволяя, впрочем, долго стоять своей стопке наполненной.

Василий задавал вопросы Бальсару то ли из вежливости, то ли из боязни тишины. Ответов он не слушал, вернее, не вслушивался в них, находясь в полной прострации. Голос мага гудел, пробиваясь сквозь хмельную дымку, но смысл произносимых им слов не доходил до сознания Василия... Слова, слова, слова... На них наплывали какие-то видения, мелькали неясные тени, что-то неуловимое охватывало Василия. Он грезил наяву или просто спал за столом с открытыми глазами, время от времени выдавливая из себя очередной вопрос, и снова погружаясь в зыбкие видения, которые было страшно созерцать и которые прерывать не хотелось.

Очнулся он от тишины - Бальсар, наконец, сообразил, что ответов его никто не слушает, а, может, окончательно выдохся. Эрин же упорно молчал, давно утратив нить беседы и её смысл, если он в ней был.

Выпили ещё, потом ещё...

Задремавшего Бальсара уложили на кровать, и он немедленно отозвался благодарным храпом на такую нежданную заботу, после чего Василий с Эрином составили молчаливый дуэт, звякая стопками и хрустя огурцами.

- Ты примешь Корону? - Эрин нарушил молчание, - Прими, а?

- Мы будем править по очереди: день ты, день - я, - ответил Василий, наливая.

- Годится, - бодро согласился гном, отодвигаясь от Короны, - Но ты начнёшь первым. Можешь прямо сейчас.

- Нет! Я - выпивши, а у нас закон запрещает управлять в нетрезвом состоянии. Да и не хочется хорошее дело начинать с пьяных глаз, - сказал Василий, тоже отодвинувшись от Короны. На всякий случай.

Эрин разговорился, и стал рассказывать красиво и грустно, и Василий сочувствовал ему, и сопереживал, и очень внимательно слушал. И подливал, и наливал, и разливал...

А потом они пели песни: и гномьи, и русские, и украинские - кто какие знал и не знал, и не было большой разницы между песнями в их исполнении.

Затем Эрин встал, чтобы куда-то идти. Поднял одну ногу - шагнуть, но не шагнул, а зачем-то поднял вторую и, засыпая на лету, с грохотом и звоном кольчуги приземлился в углу комнаты, где, сходу взяв нужную ноту, вписался в храп Бальсара.

- Готов..., - успел подумать Василий, но не успел подумать - кто...

Настала тьма.

Сначала возникла мысль. Она была ни о чём, просто сама по себе. Ей ещё было думать не о чем - кроме неё не было больше ничего. Долгое время она шарила по окружающему её мраку, пытаясь сообразить - о чём она, не достигая в этом успеха.

Мрак редел, просветлялся, пропуская намёки на звуки: волны то ли хрипа, то ли рыдания и, изредка, такие знакомые шорохи. Знакомые, но не узнаваемые.

Раздался громкий - до головной боли - гудок, и мысль радостно ухватилась за него:

'Машина! Это машина! А шорохи - шуршание шин по дороге!'

Теперь было, о чём думать, и мысль с наслаждением думала о машине.

Долго думала. Вечность.

Постепенно определились и хрипы - чуть живая память подсказала, что это храп.

'Почему храп?! - тут же удивилась мысль, - Ведь я живу один, а своего храпа никто не слышит?'

Удивление вызвало попытку действия, но она не удалась. Мысль в панике забилась в точке сознания, расталкивая его во все стороны, стараясь отыскать в памяти рефлекс движения и, наконец, нашла.

Сознание залило хлынувшим из пустоты светом, и Василий понял, что это открылись глаза.

Он несколько раз моргнул веками, пытаясь разглядеть то, на что были направлены его мутные очи, и ошеломленно наткнулся на встречный взгляд незнакомого старика.

Старик лежал на его кровати, уставив на него покрасневшие глаза, и выглядел неопрятно: белые волосы залежались и торчали во все стороны, белая борода съехала набок, замятая с одной стороны, и Василию никак не удавалось сообразить - с какой.

'Кто это? Откуда он? И если он смотрит, значит - не спит. Чей же это храп я слышу?'

Озорная память упорно уклонялась от ответов, но Головин был настойчив. Его не покидало чувство, что с этим стариком связано что-то невероятное, нереальное, невозможное.

И, словно подзатыльником, хлестнуло воспоминанием: ЗЕРКАЛО! Маг! Этот старик магическим образом исправил зеркало! И имя у него... ну, как это, ну... Ага, Бальсар. Точно, Бальсар. Живой, всамделешний маг.

А храпит, наверное, Эрин, гном. Если только не припёрся ночью ещё кто-нибудь.

Василий повернул голову - посмотреть на Эрина, но не посмотрел.

Голова не пожелала поворачиваться - от сидячего сна затекла шея, да и всё тело стало каким-то деревянным. Деревянным... Что там связано с деревом? Ах, да, у Эрина руки - твёрдые, как из дерева.

Красные глаза мага страдальчески продолжали сверлить Василия из припухших век, губы кривились в попытке произнести слово, а может быть, и - СЛОВО, но ничего не произносили.

Василий снова встретился взглядом с Бальсаром:

'- Что, плохо? - как бы спрашивали мутные глаза кандидата в короли, и ехидно как бы советовали, - А ты колдони! Может, и полегчает'.

'- А пошёл ты, Ваше будущее Величество, - как бы говорили глаза мага, - была бы охота магию тратить...'

'- Ну, как знаешь, - отвечали глаза Василия, - Моё дело - советовать, твоё - не слушать советов...Это тебе не зеркала чинить...'

Бальсара трясло мелкой дрожью, и казалось, что он вот-вот рассыплется по головинской кровати мелким мусором.

Добрая душа Василия поспешила ему на помощь, но тело за ней не последовало. Почти не последовало, поскольку правая рука, всё же, едва шевельнулась. Василий ещё раз ею двинул и понял, что в ней что-то зажато. Тогда он потянул её к себе - посмотреть.

Закостеневшие, белые от напряжения пальцы сжимали стопку с невыпитым самогоном, который радужно отсвечивал в лучах дневного солнца.

Нижняя челюсть удивлённо пошла вниз, рука пошла ей навстречу и наклонила стопку. В рот потекло, дёрнулся кадык, пропуская, нет - пропихивая содержимое стопки внутрь.

Василий глотнул и замер, ожидая лечебного эффекта. Примерно через тысячу лет ему полегчало, и прояснённым взором он бодро встретил измученный взгляд Бальсара:

- Потерпи, сейчас и тебя поправим, - с трудом, но, всё же, встав, будущий король двинулся на выручку отходящему Гонцу.

Неутомимый кубик гнома громко спал в углу, подложив под голову ранец, рядом лежал зачехлённый топор.

'Он, оказывается, вставал ночью! - удивился Василий, - Взял топор и ранец. Да, ранец! А ранца-то я вчера и не заметил. Чудеса, да и только. Хотя чему мне удивляться - явились два персонажа из белой горячки звать на царство. До ранца ли тут?'

Проведя быстро и качественно процедуру излечения мага, после которой тот немедленно впал в очередное забытье, Василий и сам, немного побродив вокруг дома, устроился спать на садовой скамейке: отдых был нужен не только телу, но и измученной сомнениями голове.

Бальсар спал на боку и потому не храпел. Только слегка посвистывал носом. Храпел Эрин, широко раскинувшись на полу, и от его глубокого дыхания тоненько позвякивала кольчуга серебристого металла - великолепной гномьей работы.

Василий спал тихо, но беспокойно: ворочался с боку на бок, и садовая скамейка жалобно стонала при каждом его повороте.

Хрустальная Корона нахально сверкала драгоценными камнями посреди неубранного стола, уперев зелёный лучик в неспокойную грудь Василия.

Второй день избрания Василия в короли медленно шёл к концу...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Василий проснулся рано: неизвестно, почему, но на Масанах он не мог спать долго. То ли деревенская обстановка мешала, то ли будили петухи, то ли заговорила кровь одного из предков - сильнопившего сельского пролетария, основавшего и возглавившего колхоз на Орловщине, и поплатившегося за своё рвение десятью годами Колымы.

Если не высыпался, то добирал сна днём. Но утром, в пять, самое позднее - в полшестого, Головин обычно уже был на ногах и вынужденно изобретал себе занятие, чтобы как-то ускорить бесконечные утренние часы.

Днём время бежало, даже летело, но по утрам, в этакую рань, оно словно стояло на месте, понуждая Василия к действию.

Василий проснулся рано, но не встал. Вытянувшись на садовой скамейке, он вспоминал рассказы Бальсара и Эрина, пытаясь осмыслить вчерашнее событие (или позавчерашнее?) и понять своё к нему отношение.

Визитёры всё ещё дрыхли, сваленные с ног непривычным напитком и усталостью от своих приключений в недоступном теперь Соргоне: Переход, через который они пришли, закрылся. Василий днём, перед тем, как лечь спать, обошёл вокруг своего дома и нашёл на мокрой земле, размокшей почти до жидкой грязи, следы двух пар ног, начинающихся с пустого места. Вокруг не было больше никаких следов, кроме его собственных, оставленных во время поисков.

Зеркало, по-прежнему, оставалось целым, и этот факт, дополненный идущими ниоткуда следами и подкрепленный упрямой избирательностью Короны, заставлял предполагать, что всё, рассказанное соргонскими дружбанами, 'имеет место быть', то есть, по существу, является стопроцентной правдой.

Но логика! Но логика, которая упорно ставила под сомнение это событие из-за его невероятности, заставляла искать ответы на массу порождённых сомнением вопросов.

'Допустим, эти двое говорят правду. Допустим.

Но как объяснить, что их потащило в другой мир? Да ещё и прямо к нему, Василию? Следы говорят, что они вышли из Перехода около глухой стены дома и сразу пошли к дверям.

Бальсар сказал, что они шли по зелёному лучу: сначала в Переход, потом к дверям дома.

Получается, что Корона сделала выбор ещё там, в Соргоне. То есть, в Соргоне не нашлось никого, годного в ихние короли, а он - Василий - как раз в пору для раттанарского трона. Почему? Почему из миллиардов жителей Земли выбрали (выбрало, выбрала) именно его, человека без особых талантов, посредственного, можно сказать прямо, бомжа, совсем недавно потерпевшего очередную неудачу? Какая польза им от неудачника? Ну, тем, кто решает за Корону. Не Корона же, в самом деле, делает выбор. Она - вещь, она не может быть разумной.

Может, всё-таки - розыгрыш? Может, придумали какую-нибудь машинку для сращивания стекла, и Бальсар ею и воспользовался? Мало ли открытий совершается каждый день! За всеми не уследишь, да и интереса в последние годы следить за изобретениями не было никакого. А кто стал бы разыгрывать с использованием новейшей техники? Да и кого? Если это розыгрыш, то всё выяснится, когда заезжие орлы проспятся. Если розыгрыш, то всё просто - посмеёмся, выпьем на посошок и разбежимся. Если розыгрыш.

А если - нет? Тогда мне надо делать выбор - соглашаться или не соглашаться. И если не розыгрыш, а я откажусь - буду мучиться потом всю оставшуюся мне жизнь оттого, что не воспользовался. А соглашусь - не буду ли жалеть, что согласился?

Кажется, буду жалеть, даже если это розыгрыш. Получается, чтобы не оказалось на самом деле - мне всё равно жалеть и расстраиваться!'

Голова лопалась от мыслей, и хотелось встать, растормошить Бальсара и заставить его ещё раз показать какую-нибудь волшебную штуковину, чтобы перестать сомневаться и мучаться неизвестностью.

'Пусть колдонёт что-то такое, необычное, чего не бывает на самом деле, - мечтал Василий и никак не мог придумать, что бы это могло быть, - Или пусть ещё что-то починит...', - и сам усмехался собственной глупости: всё равно не поверит до конца, что бы не показал ему маг, какую бы штуку не учудил.

Плюнув на доказательства, Василий попытался сложить общую картину произошедшего в Соргоне - из отрывочных воспоминаний о выслушанной ночью истории.

Названия и имена, которыми сыпал, не скупясь, подвыпивший маг, из памяти выветрились: Василий заспал их напрочь, и сколько не тужился - вспомнить не мог.

Сводилось всё к следующему: где-то собирался Совет Королей, и тот, с которым ехал Бальсар, опоздал на два дня - кажется, упал мост на единственной туда дороге. Бальсар мост построил, но на это ушло два дня - вот и опоздание.

Когда подъезжали к месту Совета, к городу.., как его там, ну... В общем, оставался ещё день пути, когда все короли на Совете погибли - с монет их королевств исчезли портреты королей. Остался только этот..., ну, Раттанарский который, и на монетах, и в живых - потому что не доехал ещё. Но всё равно не спасся - их на ночлеге атаковали, неизвестно кто, и всех перебили. Удалось убежать только Бальсару с Короной.

По дороге (а за ним гнались) он и встретил гнома Эрина, который помог ему отбиться от погони и попасть сюда...

Или нет, сюда они попали без помощи Эрина: просто открылся Переход,

Вот такая жуткая история. Или почти такая.

Ещё Эрин рассказывал, какой красивый гномий город - Железная Гора, Это название запомнилось. И что с этой горы берёт начало исток реки Искристой, на которой стоит Раттанар, только далеко вниз по течению, запомнилось тоже. Правда, сбивало с толку - и королевство Раттанар, и город Раттанар. Нельзя было, что ли, по-разному назвать? Запоминалось, конечно, легче, но никогда сразу не сообразишь: о городе говорят или о королевстве.

Как там Эрин рассказывал?

'...река Искристая берёт начало на ледяной шапке горы Железной - самой высокой вершины Кольцевых гор. Длинный язык ледника опускается по западному склону, и из него, по капле, солнце выдавливает ручеёк - исток реки Искристой. Кажется, что капли не смешиваются. Так и текут - каждая сама по себе, спрятав внутри солнечный блик, который, нет-нет, да и мелькнет где-то там, в середине капли. А вот - другой, а там - третий. И весь ручей, а затем - и вся река, сверкает, переливается серебряными блёстками...'

Очень красиво. Василий представил себе эту картину: масса текущей воды отблескивает то там, то там, и начал считать эти отблески:

' Раз, два, три, четыре...', - и не заметил, как заснул снова.

Эрин повернулся на бок и зашарил рукой возле себя. Рука, нащупав рукоять топора, охватила её короткими и толстыми пальцами. Замерла. Еще раз всхрапнув, гном открыл глаза.

В окне, за ажурной занавеской, серело утреннее небо. На кровати с провисшей сеткой, задрав к потолку измятую белую бороду, болезненно похрапывал Бальсар. Василий, завернувшись с головой в одеяло, свернулся на садовой скамейке.

Эрин поднялся, опираясь на топор, и помотал головой, разгоняя остатки хмельного сна. Проспав почти сутки, он полностью протрезвел и не испытывал похмелья. Только голова всё ещё была мутной от пересыпа.

Стараясь не шуметь, гном прошелся по дому - за ним никто не наблюдал, и не было смысла скрывать свой интерес к необычным вещам. Став на стул, он внимательно рассмотрел электрическую лампочку, определив, что колба - из тонкого стекла, а внутри - тонкая металлическая спиралька. Принцип получения света остался ему не понятен. Отложив этот вопрос на потом, он проследил идущий от патрона с лампочкой провод до чёрной коробки выключателя. Старый выключатель был рычажного типа, и возникшее желание двинуть этот рычажок в явно сделанном для этого пазу корпуса, гном подавлять не стал: взял и двинул.

Вспыхнул свет, и довольный Эрин вернул рычажок в прежнее положение - света через окна проходило достаточно, чтобы хорошо видеть, и оставлять включенной лампочку без разрешения хозяина гном не счёл правильным.

Осмотрев холодильник и телевизор, он отметил их связь с теми же вьющимися проводами через дырки розеток. Для этого он осторожно вынул и снова вставил на места вилки приборов. Холодильник при этом недовольно зарычал и затрясся. Эрин отошёл в сторону и оглянулся на Василия - не проснулся ли? Всё было спокойно.

Эрин погладил экран телевизора и, не поняв его назначения, оставил в покое, не рискнув трогать на нём кнопки и переключатели.

Печатная машинка, стоявшая на полу, тоже видала виды, и была без верхней крышки корпуса. Заинтересованный её потрохами, Эрин согнулся к клавиатуре и осторожно нажал на одну из клавиш. Увидев, что поднялся и двинулся к барабану каретки один из молоточков с буквами, он отпустил клавишу. Молоточек вернулся на место, в полукруглый ряд таких же молоточков. Нет, назначения этого прибора гном тоже не постиг - Василий вынул допечатанный лист рукописи, а нового вставить не успел или не пожелал.

Из непонятного внимание привлекали ещё часы - дешёвый будильник-пищалка с пальчиковой батарейкой. Эрин некоторое время понаблюдал за двигающейся скачками секундной стрелкой. Он заподозрил, что этот прибор показывает время, но только заподозрил: понять, зачем отмечать такие малые временные промежутки, он не смог. Ещё одним вопросом к Василию стало больше.

Тут ему понадобилось выйти: не найдя в доме ничего подходящего для... В общем, он отодвинул засов на входной двери и вышел на крыльцо дома. Желание взять с собой топор он, не без некоторой борьбы, подавил - не вязались как-то осмотренные им приборы с мечом Бальсара и его топором. Кроме того, наличие забора позволяло надеяться, что внутри ограды ничего опасного ему не угрожает: заборы всегда ограждают чужую собственность и, похоже, все населённые людьми миры в этом одинаковы. Обойдя вокруг дома, Эрин нашёл искомую постройку и ехидно отметил, что в этих-то вопросах никаких особых отличий между мирами тоже нет.

Управившись, он подошёл к забору, привлечённый необычным шумом.

Мимо забора, нещадно брызгая в стороны водой луж, по ухабам пропрыгал автомобиль, и Эрин удивился скорости повозки, её виду и отсутствию лошадей. Да, как-то не верилось, что сидящий внутри этой повозки человек может быть вооружён мечом или топором. Кольчуга, которой Эрин не без оснований гордился, тоже выглядела чужеродной в этом мире, и гном решительно запахнул меховую куртку, чтобы спрятать её блеск.

Прошли несколько человек, одетые по разному, но так же необычно, как и Василий. И ни один из них не был вооружён. То есть, острые глаза Эрина не заметили у них признаков мечей или спрятанных под одеждой кинжалов. Это, конечно, не означало, что все они безоружны - оружие в этом мире может быть таким же странным, как и осмотренные им вещи. Число вопросов росло, и, вспомнив об указании Старейших при последней его с ними беседе - думать о пользе гномов, Эрин решил не давить на Василия, чтобы ускорить принятие Короны: если Переход откроется сразу после того, как Раттанар обретёт нового короля, придётся уходить, так и не узнав очень многого. Кто знает, может, принесенные им отсюда знания вернут гномам возможность создать в Соргоне своё государство. И как не тревожили Эрина последние соргонские события, он решил положиться на волю Горного Мастера и, набравшись терпения, доверить ему свою судьбу.

Нагулявшись и насмотревшись на улицу, Эрин мельком заглянул в стоящие во дворе сараи и пошёл в дом, наметив получить у Василия разрешение порыться в залежах сброшенного в сараи хлама. Что это был хлам, он не сомневался: нужные вещи так не хранят, надо полагать, даже в незнакомых мирах. Среди хлама чужого мира толковый мастер может обрести множество необходимых и важных знаний, а он - Эрин - один из лучших мастеров племени гномов.

Дома всё было по-прежнему, и Эрин уселся на стул - ожидать пробуждения Гонца и будущей королевской особы.

Бальсар просыпался медленно...

Отравленный самогоном организм протестовал против повышения нагрузок и был готов только к одному действию - пребыванию в состоянии глубокого, без сновидений, сна - до полного восстановления своих нормальных функций. Привычный к качественным выдержанным винам, после принятия такой большой дозы напитка невероятной крепости и убийственного состава он находился в шоке и не скрывал этого. Каждое движение отдавалось магу болью мышц - словно не пил, а занимался тяжелейшим физическим трудом. Даже непредусмотренная ни возрастом, ни физическим состоянием пробежка по заснеженному лесу, во главе длинной вереницы из желающих его убить лучников, не отняла столько сил и здоровья у мага-зодчего Бальсара, сколько отняло безобидное застолье с кандидатом в короли.

'Корону он вчера так и не принял... Или это было позавчера? Но не принял, это точно. А время идёт... Что же там, в Соргоне, сейчас творится? А эти-то встали уже? Или, как и я, страдают от похмелья? Вставать надо... Убеждать надо... Домой надо...'- Бальсар думал решительно, но вставать не решался. Даже глаза открыть и глянуть на окружающий мир - не было ни малейшей охоты.

Неподалёку кто-то тяжело двинулся, и от этого движения скрипнул стул. Значит, кто-то уже не спит. Сидит тихо и ждёт. Хозяин бы суетился, что-нибудь обязательно бы делал - он у себя дома и не стал бы выжидать пробуждения гостей. Получается, что Василий или спит, или его нет в доме, а сидит и ждёт Эрин. Хочешь - не хочешь, а вставать надо.

Собравшись с силами, маг открыл глаза. В доме было светло, и на стуле, действительно, маялся в безделье Эрин, а Василий, замотавшись с головой в одеяло, тихо лежал на садовой скамейке.

Корона, по-прежнему, восседала на столе, выдавая всем окружающим местонахождение Васильевой груди, и в блеске её драгоценных камней виделось нечто ехидное.

- Рад видеть тебя, маг, - повернулся к Бальсару Эрин, - Ты как? - говорил в полголоса гном, стараясь не потревожить Василия.

- Рад видеть тебя, гном, - Бальсар тоже не повышал голоса выше громкого шепота, - Меня словно лупили дубьём не меньше пяти суток - так всё болит. Ты давно встал?

Ответить Эрин не успел: завозился, заворочался Василий.

- Что вы там шепчетесь? - глухо прозвучало из-под одеяла, - Я давно не сплю, - вслед за голосом выглянул и сам хозяин - растрёпанный и сонный, с помятым о складки одеяла лицом.

'Поразительно, - подумал маг, присмотревшись к Головину при дневном свете и трезвом разуме, - У него совершенно седая борода, а в голове - ни одного седого волоса. Как это может быть? Или у них, у всех, здесь так?'

Голова Василия вздохнула, убедившись, что маг и гном - не плод больного воображения, как и Хрустальная Корона. Сбросив одеяло, он встал во все свои метр семьдесят на метр двадцать - в талии он был шире гнома в плечах - и смачно потянулся, сопровождаемый в каждом движении щелчками и хрустом во всех сочленениях скрытого одеждой и плотным телом скелета.

'Не боец, - отметил гном, тоже вглядываясь в будущего короля, - Нет, не боец! Если бы доверили выбор мне, я его не выбрал бы...'

- Рад видеть тебя, Василий, - заполнил паузу Бальсар, и было видно, что он действительно рад, несмотря на плохое самочувствие.

Эрин ограничился молчаливым приветственным кивком, не выказывая ни чрезмерной радости, ни видимого огорчения от неудачного выбора Короны.

Василий тоже кивнул, внимательно всматриваясь в своих гостей.

Впечатление о маге не отличалось от первого, полученного ещё на крыльце, а вот внешность Эрина сейчас воспринималась несколько иначе. Показавшийся вздёрнутым и острым нос оказался круглой картофелиной, от чего лицо гнома выглядело добрым и безобидным. Это впечатление усиливали большие наивные глаза и, Василий только теперь их заметил, бледно-рыжие конопушки, усеявшие все не скрытое волосом широкое пространство между бородой и кудрями.

'Сомневаюсь, что этот бородатый ребёнок совсем недавно убил не меньше шести человек, если верить рассказам обоих соргонцев. Не похож он на убийцу, - уверенно заключил Василий, налюбовавшись Эрином, - Хотя...'

Мысль утратила большую долю уверенности, едва Головин наткнулся глазами на целое зеркало: реальность снова заколебалась и поплыла, вызывая недоверие сразу ко всем шести, если учитывать и интуицию, чувствам Василия.

Подавляя начавшееся головокружение, Головин уселся на скамейку, и заговорил, пытаясь звуком собственного голоса заглушить хор загремевших в немедленно опустевшей голове сомнений:

- Как отдыхалось на новом месте? Оба выспались? - слова вылезали из глотки с хрипотой и натугой, и знак вопроса, встав поперёк горла, вызвал надрывный кашель.

Маг с гномом промолчали, ожидая, пока Василий откашляется - всё равно ответа не услышит.

В наступившей тишине прозвучал неожиданный ответ Эрина:

- Спасибо, превосходно. Я давно так долго и так крепко не спал. Кажется, отоспался на год вперёд.

Василий не поверил, но возражать не стал, хотя вряд ли сон Эрина на полу был лучше его сна на скамейке, после которой ныли рёбра и лопатки. Понравилось - тем лучше.

'Может, у него всё тело, как и руки, обладает твёрдостью дерева, и синяки следует искать не у Эрина, а на досках пола. Бальсару спалось лучше всех, но по его виду этого не скажешь: будто с креста только что сняли. Правда, он не так плох, как вчера, но от прежней свежести всё ещё далёк'.

Осмотрев стол (Василий старался не обращать внимания ни на Корону, ни на монеты), он с некоторым удовлетворением обнаружил остатки колбасы, хлеба, полбанки огурцов и около полулитра напитка Михаловны.

- Давайте-ка слегка подкрепимся, потом будем решать - что дальше.

Это предложение, не смотря на всю свою невероятность, не встретило ни малейшего сопротивления со стороны гостей, и первым за столом оказался приобретший уже некоторый опыт в борьбе за своё здоровье измученный самогоном маг.

- Не буду скрывать, мой организм остро нуждается в нескольких глотках этого напитка, - кивнул Бальсар на почти пустую банку самогона и подставил Василию ближайшую стопку, - Надеюсь, что эффект будет не хуже, чем вчера.

- Погоди, Бальсар, - Василий подвинул магу банку с огурцами, - Сначала попей отсюда. Смелее, я тебя не собираюсь травить.

Маг послушно хлебнул огуречного рассола и довольно крякнул, передавая банку Эрину. Тот последовал его примеру и замер, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Рассол явно не шёл во вред ни оживившемуся Бальсару, ни всё ещё задумчивому Эрину.

Василий наполнил стопки.

- Будьмо! - провозгласил Эрин, проявив недюжинные способности к языкам, и лихо глотнул из стопки.

Василий и Бальсар рассмеялись, не отставая от шустрого гнома.

Полукопченая колбаса, подсохнув на столе, свойств своих не утратила. Огурцы же и вовсе не пострадали, по-прежнему хрустя на зубах.

Повеселевшие гости суетились, освобождая комнату в полное распоряжение Василия. Они вынесли в другую половину дома садовую скамейку, имея в виду устроить на ней лежбище для гнома.

Длинному Бальсару, как оказалось, кровать была коротка, и в дальнейшем было решено укладывать его на печи, вполне подходящей под его рост.

Василий в этой суете участия не принимал. Он сидел у стола, наблюдая за шумной вознёй своих гостей, и скромно помалкивал. На его попытки возражать, надо сказать - слишком робкие, внимания никто не обратил, и Головин перешёл в разряд созерцателей.

Инициатором перестановок в доме был маг, пришедший к выводу, что нужного результата (появления короля) будет легче добиться, если не отвлекать Василия от зрелища Хрустальной Короны, для чего следовало оставить их наедине.

Скамейку поставили напротив печи, перенеся поленницу дров под самое окно, и гном сразу водрузил на неё свой ранец и ласково, нежно, будто укладывал спать своё дитя, зачехлённый топор.

Повертев в руках Бальсаров меч в поисках зазубрин и проверив его острие на предмет заточки, Эрин обратился к хозяину:

- Василий, я, с твоего разрешения, пороюсь в сараях. Надо кое-что сделать с мечом - видеть не могу плохо заточенного оружия, да и ножны надо для него сообразить.

- Конечно, конечно, Эрин. Только не сильно выставляй его напоказ. По законам моего мира... В общем, постарайся не привлекать к себе внимания и на улицу не выходи.

- Не разговаривай со мной, как с малым ребёнком! Я понимаю, что в твоём мире не знаю очень много, но не на столько же я глуп, чтобы лезть куда попало. Я без твоей опеки прожил как-то сорок лет и впредь не собираюсь никому передоверять заботу о моей жизни.

- Я не сомневаюсь ни в твоей наблюдательности, ни в твоей осторожности. Просто помни, что в моём мире поединки, особенно со смертельным исходом, являются нарушением закона. Я опасаюсь, что ты ввяжешься во что-нибудь подобное, и не будет у вас ни короля, ни обратной дороги в Соргон. Мы все можем оказаться если не в тюрьме, то в сумасшедшем доме. Вам с Бальсаром, прежде, чем выходить в город, нужно узнать - с чем вы там можете столкнуться.

- Да ладно тебе! Видел я уже ваши повозки без коней. Ну и что? У каждого народа своё умение. А побывать в другом мире и ничего в нём не увидеть - глупее ничего не придумаешь, - Эрин, недовольный, взял ранец и меч, и ушёл в сарай.

- Ты тоже со мной не согласен, Бальсар? Ты же без моей опеки прожил намного дольше Эрина.

- Я понимаю тебя, Василий. Не переживай, я поговорю с ним. Ты не знаешь гномов - они своеобразный народ. Талантливый и самолюбивый, как и все талантливые люди.

- Разве гномы - люди?! Я думал, что это совсем другая раса.

- Послушай, выйдя во двор, я насчитал пять видов разных птиц. Я видел ворону, синицу, воробья, голубя и, за соседским забором, курицу. Между ними общего меньше, чем между людьми и гномами, хотя ты не будешь спорить, что все они - птицы. Мне не приходилось слышать, чтобы эти пять различных видов паровались между собой. Не говорю уже о потомстве от таких пар. А общих детей людей и гномов я видел собственными глазами, - маг показал, для убедительности, пальцем на свои ярко-голубые глаза, - Подобные связи, правда, не приветствуют ни те, ни другие, но и не преследуют за них.

- Странно слышать, что, если, как ты говоришь, эти связи не приветствуют, за них не преследуют.

- Это потому, что в твоём мире другие отношения между людьми. Вы можете, видимо, позволить себе неуважение к окружающим, не видя в этом ни зла для них, ни опасности для себя. У нас люди, которые так ведут себя, долго не живут. Неуважение неизбежно ведёт к поединку. Обидчику приходится иметь дело и с человеческой роднёй обиженного, и со всем племенем гномов. А это не под силу даже самому лучшему мастеру меча.

- На него нападают все вместе?

- Ни в коем случае. Но каждый поединщик выходит на бой со своим оружием. Это значит, что у гнома все преимущества - непробиваемые доспехи и пробивающее любую защиту лезвие. Видел бы ты Эрина в бою - тогда бы не удивлялся.

- Но ведь и обидчик может быть вооружён приобретенным у гномов оружием и одет в доспехи их же работы!

- Самое лучшее гномы не продают. Самое лучшее они оставляют себе, для личного пользования. У них масса секретов в обработке металлов, и они их тщательно берегут. Так что, как видишь, шансов выжить у обидчика - практически нет.

- Он же может сбежать, скрыться. Постоянно переезжать с места на место.

- Не проще ли принимать окружающих такими, как они есть, не нанося им обид своим неуважением, чем бегать потом всю жизнь из-за одного единственного момента, одного проявления несдержанности? Да и бегство, как правило, не спасает. Не так-то легко скрыться от преследования гномов. Они самолюбивы, как я уже сказал, и никогда не отступаются от принятых решений.

- Я вижу, Соргон - не самое приятное место для жизни. Всё время оглядывайся, чтобы случайно не задеть чьё-нибудь слишком щепетильное понятие о чести. Как вы вообще доживаете до зрелых лет? Не говоря уже о старости. Тебя не трогают, потому что - маг?

- Мы с тобой говорили о смешанных браках и детях-метисах. Это самая щекотливая тема у населяющих Соргон народов, и самая оберегаемая от грубого вмешательства. У нас происходят не одни только поединки. Мы, Василий, ещё и живём, и работаем. Не думай, что улицы наших городов залиты кровью и усыпаны трупами. Наша жизнь достаточно тиха и спокойна.

- И вы от этой тихой жизни сбежали в мой мир. Что-то не сходятся в твоих рассуждениях концы с концами, Бальсар. Я понимаю, что вы не дерётесь на поединках с утра до вечера, но риск не дожить до старости у вас очень велик. Не ты задерёшься, так тебя задерут. А история с вашими королями показывает, что нет безопасности даже на вершине вашего общества.

- История с королями не имеет никакого отношения к поединкам. При чём здесь защита оскорблённой чести? Всего лишь борьба за власть. Разве в твоём мире не борются за право командовать остальными?

- С чего ты взял? Ты же ещё ничего не знаешь о моём мире!

- Кое-что уже знаю. Из сказанного тобой Эрину я делаю вывод, что ваши властители обезопасили свою власть, запретив иметь оружие в личном пользовании. Иначе зачем ты предупреждал Эрина, чтобы на выставлял напоказ меч? Поединки у вас запрещены законом, и ты не веришь в его справедливость и разумность, если опасаешься оказаться либо в тюрьме, либо в сумасшедшем доме. У нас любой может вызвать на поединок даже короля, если тот оскорбит его.

- У вас свободный доступ к королю?

- Нет. Это было бы не разумно. Один человек не в состоянии принять всех желающих. Но вызов ему можно передать письменно или через кого-нибудь из свиты, охраны... Да способов полно. И обоснованный вызов будет принят.

- А кто решает, обоснован ли вызов?

- Сам король.

- Так он откажется от любого опасного вызова!

- Вызовы королю бывают двух видов: вызов, брошенный человеку, и вызов королю, как государству. От вызова человеку король не может отказаться ни при каких обстоятельствах. Вызов же государству обычно рассматривается как последняя возможность добиться справедливости и защититься от произвола чиновников. За таким вызовом следует судебное разбирательство под председательством короля с вынесением справедливого приговора. При необходимости может быть изменён и закон, если его формулировка приводит к несправедливости.

- Тебя послушать - прямо идеальное государственное устройство. Всех нехороших убивают на поединках, а хороших защищает король.

- Идеальным государство не может быть, потому что создано и управляется людьми - существами, очень далёкими от идеала. Сам видишь, раз мы здесь. В государстве главное - обеспечить населению мирную жизнь и снизить до минимума несправедливость в отношениях между людьми. Этим и хороши Хрустальные Короны, что вопрос верховной власти решён всегда однозначно и в интересах большинства населения.

- Это большинство не спасло своих королей. Значит, не так сильно заинтересовано во власти, предоставляемой Коронами.

- Чтобы поднять большинство на защиту власти, необходимо знать, от кого её защищать. Насколько я знаю, ни король Фирсофф Раттанарский, ни его окружение так и не поняли, с каким врагом имеют дело. Думаю, они так и погибли, не узнав. Преимущество любого заговорщика в том, что он знает, чего хочет, каким путём будет этого добиваться и когда выступит. От общества его планы, как правило, скрыты. Если заговор не раскрыт вовремя, он может быть успешным некоторое время. Потом, конечно, всё восстановится. Надеюсь, что восстановится, - Бальсар огорчённо вздохнул, - Ты не представляешь, Василий, какой хаос начнётся в Соргоне, если Короны не вернутся к власти.

- Ты говоришь о ней, как о живом существе, - Василий кивнул на Хрустальную Корону. - Обыкновенная вещь, только со своим секретом.

- Она, конечно, вещь, и сделана человеческими руками, но она не просто вещь для жителей Раттанара, и для меня в том числе. Она - символ надёжности и гарантия мира для нас. Пока существует Корона, у нас есть уверенность в будущем. Для человека, привыкшего жить плодами своего труда, это - главное в жизни. Не знаю, понимаешь ли ты меня?

- Надеюсь, что понимаю. Стабильность и уверенность в будущем - это, действительно, много значит для человека, живущего плодами своего труда, - Василию вдруг захотелось рассказать Бальсару, что он сам недавно жил в подобных условиях, и что эта стабильность рухнула на его глазах. Рухнула из-за борьбы за власть крутившихся у её вершины людей, вместе с властью присвоивших и чужое имущество, и продолжающих грызться за него друг с другом, и объясняющих всё это интересами народа.

Подумал - и промолчал. Какое дело Бальсару до бедствий этого мира. Ему и своих неприятностей хватает.

'Сам-то я чем их лучше? Разве не за деньгами, не за богатством, дающим если не власть, то большую независимость, я в коммерцию полез? И кто мне виноват, что прогорел дважды, потому что взялся не за своё дело? С наскока коммерсантом не станешь, тут тоже нужны талант или знания, а лучше - и то, и другое'.

- Я понимаю тебя, Бальсар. Но уверен ли ты, что хорошо лишать людей возможности занять в обществе верхнюю ступеньку, если есть такая возможность и такое желание?

- Ты веришь, что человек, рвущийся к власти, будет хорош для кого-то, кроме себя и верного ему окружения? Ты веришь, что человек, захвативший власть силой или хитростью, станет заботиться о людях, по головам которых дошёл до вершины? Да его единственной заботой станет так укрепить свою власть, чтобы никто не смог пройти по его следам. А таких будет очень много, потому что люди подумают: 'Он смог, пробился! Я чем хуже? Я - тоже хочу!' Будет ли справедливость при таком правителе? Я - сомневаюсь. А - ты?

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Маг крутился перед зеркалом, голый до пояса - изучал место ранения на предплечье. Рана затянулась, оставив розовую полоску молодой кожи, и не было похоже, что нанесена она была всего два дня назад. Что Василий и высказал Бальсару:

- Ты так здорово залечиваешь раны? Но я не помню, чтобы ты ею занимался.

- Я и не занимался. Как лекарь я не настолько хорош, хотя лечить умеет любой маг. Рана перестала меня беспокоить еще в пещере, когда открылся Переход. Видимо, это штучки Короны.

- Выбирает короля, лечит раненых... Что она ещё умеет?

- Она не лечит раненых, Василий, а только одного раненого - меня. Потому что я - Гонец, и от моего здоровья зависит доставка Короны по назначению. Что она ещё умеет, мне не известно. Узнаешь, когда станешь королём. Узнаешь и расскажешь мне. Если она позволит, - сказал и прикусил в досаде язык: ещё отпугнёт Василия, и он не примет Корону. Что тогда делать?

Василий заметил оговорку Бальсара:

- Хочешь сказать, что король - всего лишь придаток к этой цацке? И в короли она выбирает только того, кем может управлять, как куклой? Я никогда не соглашусь быть чьей-то марионеткой!

- Многих королей я не знал. Если быть правдивым, то весь опыт моего общения с королями сводится к нескольким встречам с некоторыми из них на аудиенциях, и пятидневной поездке с Фирсоффом от моста до места его гибели - постоялого двора ' Голова лося'. Я не заметил по их поведению, что они действуют не самостоятельно. С Фирсоффом я несколько раз разговаривал на различные темы, и, даю слово, он вёл себя самым обычным образом. Жаль, что Гонцом не стал капитан Паджеро - вот кто легко рассеял бы твои сомнения.

- Чем же он так знаменит, этот капитан? - Василий заметил, что маг удивлённо смотрит на него, и сообразил, что тот, наверное, упоминал капитана во время ночного рассказа, от которого остались только смутные воспоминания, лишенные живописных подробностей. Но не признаваться же в этом!

Василий пошёл на хитрость:

- Я совершенно запутался в ваших именах, и никак не соображу, кто есть кто.

Маг понимающе кивнул, усаживаясь чинить свою одежду:

- Капитан Паджеро - командир дворцовой стражи у короля Фирсоффа. Был командиром, - Бальсар опять погрустнел и стал расправлять на коленях пробитую стрелой рубаху с залитым кровью рукавом, - Капитан знал короля лучше всех, кроме Её Величества, конечно, и был доверенным лицом короля во многих делах. Во всяком случае, в дороге поручения король давал только ему. Он и мне помогал наладить подвоз песка и щебня, когда я строил мост. Тоже по поручению Фирсоффа, - маг пригладил торчащие во все стороны нитки на разрыве рукава рубахи и сдвинул края дыры двумя руками. Между его пальцами заскакали голубые искорки, как тогда, ночью, на зеркале. Искорки соединяли и скручивали разорванные нитки, затягивая разрыв. Василий внимательно смотрел за ремонтом рубахи, стараясь не упустить ничего ни в этом зрелище, ни в рассказе Бальсара.

Между тем, маг продолжал:

- Умнейший был, я тебе скажу, человек. И очень общительный. Мне нравилось разговаривать с ним даже больше, чем с королём. Знаешь, когда общаешься с высокими особами, всегда чувствуешь себя немного неловко: постоянно опасаешься нарушить этикет или сказать что-нибудь не то и не так, - закончив с рубахой (от дыры не осталось и следа), он принялся за ту же операцию с мантией. И продолжал рассказывать:

- Я не слишком подобострастный подданный, и мне трудно дается общение с королями. Бароны и прочие министры во время поездки были слишком заняты своими проблемами, которые они называют управлением государством, а я считаю попытками приспособить государство под личные нужды. У меня, по сути, было только два интересных и равных мне по положению собеседника - Паджеро и маг-лекарь Баямо. Я предпочитал общество капитана. С Баямо у нас разные специальности, и мне слушать о способах заживления ран было не более интересно, чем ему - о методах проведения строительных работ. Говорить же о чём-либо помимо работы с Баямо как-то не получалось. Другое дело, с капитаном. Он не был магом, и ему было интересно слушать мои строительные откровения, а мне было радостно слушать его занимательные случаи из жизни Раттанара и других королевств. Он и историю хорошо знал. Очень необычный был солдат, - мантия тоже вышла из рук Бальсара в первозданном виде, - Василий, где можно отстирать от крови мои вещи? Тут есть прачки, или надо самому?

- Придётся самому. Я дам тебе хороший порошок для стирки - может, и кровь отстирает. Накинь пока эту куртку, что ли.

- Ничего, у меня в дорожном мешке есть запасная рубаха. А мантию я на печке высушу. Будет быстро. Так, говоришь, в этом тазу стирать?

- Бальсар, расскажи мне о магии, - Василий рассеянно катал по столу монеты, - С чем её едят?

- Про еду - это ты шутишь? - Бальсар усиленно работал руками - тёр кровавые пятна на своих вещах. Пенные брызги широко разлетались по комнате, радужными пузырьками прилипая к печке, полу, садовой скамейке.

Из своей комнаты Головину была видна только часть голой спины мага, бугристая от высушенных временем, но не утративших силы мускулов. Они переливались с места на место вместе с острыми лопатками - в такт движению рук Бальсара.

- Ты же смотрел, как я штопал рубаху и мантию. Как получилась дырка, ты, конечно же, представляешь: стрела нарушила связь между нитками и разорвала некоторые из них. Я просто восстановил прежнее положение ниток. Понятно?

- Не очень.

- Ты представляешь, как кузнец плавит металл? Как из множества отдельных кусков железа он, через расплав, получает один целый?

- Да. Но он же греет железо до высокой температуры, и только тогда оно плавится и сливается в один кусок.

- Я делаю то же самое, только мне не надо ничего плавить. Я соединил куски ткани, каждую ниточку возвратил на место. Понятно?

- Смысл - да! Но - как?

- Когда ты пилишь дерево, что происходит?

- Что?

- С помощью пилы ты нарушаешь связь целого, выдирая из дерева опилки. Два куска дерева с двух сторон от пилы остались неизменными, но связь между ними нарушилась. Они просто разделились в пространстве. Если ты найдёшь способ вернуть опилки на место и восстановишь их связь с деревом, с обоими кусками, дерево снова станет целым. Это понятно?

- Да. Но оттого, что ты вернёшь опилки на место, они не срастутся. Будут отдельно два куска дерева и опилки между ними.

- Правильно, если считать, что мельче опилок ничего не бывает. Но опилки состоят из более мелких частиц, их даже глазом видно, а те - из ещё более мелких. Их-то и надо сращивать между собой. Тогда дерево станет целым. Как стали и моя рубаха, и мантия.

- Но как ты сращиваешь самые маленькие частицы?

- Магическим полем - оно заставляет эти частицы занять определённое место.

- Ну и что?

- То есть, как - что?! Посмотри, отчего зависит форма любого предмета? Прежде всего, от положения составляющих его частиц в пространстве. Каждая из них имеет свои координаты, и их совместное расположение придаёт предмету ту или иную форму. Согласен?

- Да.

- Чтобы передвинуть предмет, тебе надо переместить в новые координаты каждую составляющую его частицу. Так?

- Да.

- А если ты переместишь не все одинаково - что будет?

- Изменится форма?

- Правильно. А если ты будешь воздействовать не на крупные частицы, из которых состоит предмет, а на более мелкие, из которых состоят эти крупные частицы? Тогда ты поменяешь уже не форму, а сущность предмета. Было железо, станет золото. Это понятно?

- Это понятно. Как глубоко ты видишь внутрь предмета?

- Вижу? У меня обычное для человека зрение. Чтобы проделать эту работу, мне не надо видеть сами частицы. Мне же надо не рассматривать их, а поставить на нужное место. Я создаю поле, которое воздействует на все частицы сразу. Зачем мне видеть каждую из них?

- Сделай из неё железо, - Василий кинул Бальсару золотой, воспользовавшись тем, что тот прекратил стирку и развернулся к нему.

- Здесь я бессилен. Монеты Двенадцати королевств не поддаются ни одному магу Соргона. Они для нас неразрушимы: ни повредить, ни переплавить. Я совсем недавно говорил как раз на эту тему. С кем же? Ах, да, с Паджеро, - Бальсар нахмурился и продолжил без всякой связи с предыдущим, раскладывая на горячей печи рубаху и мантию, - Что же там, в Соргоне, творится? Просто невыносимо,.. - он достал запасную рубаху из мешка, одел и, глянув на Корону, потом на Василия, ушёл к гному в сарай.

'Если верить Бальсару, то он может воздействовать не только на атомы, но и на нейтроны с протонами. Иначе как переменишь 'сущность' предмета? - размышлял Василий, катая монеты по столу, - Что же, отказаться от Короны или - принять? Принять или отказаться? Что лучше: раскаиваться в совершённом поступке или сожалеть об упущенной возможности? Да, действительно, вопрос не хуже гамлетовского 'быть или не быть?', да и по последствиям для меня он примерно такой же. Как же мне поступить? Как?'

Бальсар отсутствовал недолго - не лето, всё-таки, чтобы разгуливать без верхней одежды. Как-никак, а на улице - тринадцатое декабря, хоть ни морозов, ни снега всё ещё не было.

Вернувшись в дом, маг наткнулся на очередной вопрос Василия, за которым чувствовалось не только любопытство, но и желание Головина оттянуть принятие решения. Бальсар понимал сложность выбора, стоящего перед избранником Короны. По сути, это был выбор между мирами для дальнейшего проживания, поскольку шансов на возвращение у Василия не было: маг не сомневался, что их нет.

- Как получилось, Бальсар, что мы говорим на одном языке?

- Мы говорим на разных языках, Василий.

- Этого не может быть: я понимаю тебя и Эрина, вы понимаете меня.

- Согласно нашим легендам об Алане, когда он раздавал Короны и другие символы власти людям Соргона, он сказал так: 'Все люди одинаково смеются и плачут, одинаково страдают от боли и, раненые, истекают кровью. Они мечтают и думают одинаково. Но, чтобы скрыть свою похожесть и иметь возможность ненавидеть друг друга, говорят на разных языках и пишут разными знаками. Язык в Соргоне больше не будет мешать людям понимать друг друга, он не будет причиной вражды и ненависти. Один человек всегда поймёт речь другого'. С тех пор для Соргона не имеет значения, на каком языке говорит человек.

- Не сходится - я не из Соргона, да и вы - не в Соргоне.

- Но мы из Соргона, и поэтому понимаем тебя.

- Но я тоже понял вас сразу!

- Нас поймёт любой, с кем бы мы не говорили, потому что мы из Соргона.

- Алан говорил про людей, а как же гномы, эльфы и орки? Почему и на них?.. Почему они тоже понимают всех и те понимают их?

- Я же тебе уже доказал, что гномы - люди. Эльфы и орки - тоже. Даже у гоблинов в Соргоне не возникает языковых трудностей, хотя сами они в Соргоне не живут. Алан определял людей не по внешним отличиям, а по внутреннему их сходству.

- Интересно, несоргонец за пределами Соргона сохраняет умение понимать чужие языки, или же - нет?

- У меня нет ни одного знакомого несоргонца, кроме тебя. На твой вопрос ты сможешь ответить сам, когда побываешь в Соргоне.

- Если смогу покинуть его пределы. Бальсар, ты сказал: '...и другие символы власти...' Что ты имел в виду?

- Алан сделал Двенадцати королевствам Короны. Кроме того, каждое королевство получило Денежный Сундук и Знамя с вышитым на нём Гербом. У нас ни одно королевство не чеканит монеты - их даёт Денежный Сундук. Фальшивомонетчики, конечно, есть, но их деньги легко отличить от настоящих - они не так прочны.

- Любой король может достать из Сундука сколько угодно денег?

- Нет, Сундук не даст лишнего. Это как-то связано с экономикой королевства, налогами, но я не знаю - как.

- А что дают Знамя и Герб?

- Ну, это прежде всего - символы государства. Да, Паджеро говорил, что историк Морсон упоминает об изменении Герба на Знамени и монетах во время войны...

- Какие ещё чудеса есть в Соргоне?

- Королевские Грамоты. Они появляются в руках короля в момент вручения, никто не знает откуда. Это, действительно, чудо.

- Ну, король-то должен знать, где он берёт Грамоту. И, знаешь, странно слышать от мага, что он верит в чудеса.

- Для любого человека чудо - то, чего он не может сделать сам. Почему маг должен быть исключением? - Бальсар рассмеялся, - Мой первый учитель мастер-маг Кассерин говорил, что хорошего мага не получится из того, кто не верит в чудо. Без этой веры чуда не совершишь и сам, и другому не дашь совершить. Я очень внимательно слушал учителя, и не раз убеждался в его правоте. Магия - не математика и не геометрия. Она полностью опирается на веру. Маг работает с недоступными ни осязанию, ни зрению вещами: мельчайшими частицами и магическим полем, и каждый из нас делает это по-своему. Сколько бы нас не было - способы работы с магическим полем различны. Единственное, что нас всех, магов Соргона, объединяет - это неумение повторить чудеса Алана, - Бальсар снова рассмеялся, - Вот так-то, Василий.

- Ладно, это всё - лирика. Надо думать, что нам есть на обед, который ещё надо приготовить, - Василий поднял крышку подвала, где хранились овощи и консервы: Головину, по случаю, удалось приобрести ящик списанных по окончании срока годности килек в томатном соусе. Банки покрылись налётом ржавчины, но содержимое было вполне съедобно и не вызывало у Василия ни аллергии, ни других признаков пищевого отравления. Из осторожности он, правда, никогда не ел их в чистом виде, а всегда добавлял в супы и каши, предпочитая прокипятить во время варки.

Эрин пришёл к обеду, когда Василий накрывал на стол. Он принёс меч, вложенный в изготовленные на скорую руку из листа кровельного железа ножны. Хвастаясь, показал отполированное до зеркального блеска лезвие: ни одной зазубрины на острие не осталось.

- Что это за металл, как делают? - Эрин ткнул пальцем в ножны.

- Плющат отливки тяжёлыми металлическими барабанами, - попробовал объяснить Василий, - Так мне кажется, но я не уверен.

Гном понимающе кивнул: мол, похоже на правду, может быть. Бальсар рылся в дорожном мешке, что-то бурча под нос.

- Ты чего ворчишь, маг? Что-то пропало?

- Светильник забыл в пещере. Никогда не был таким рассеянным.

- Побегаешь полночи по лесу, как мы, ещё и не то забудешь, - гном уселся за стол, - Неплохо пахнет. Что это мы будем есть?

- А что сварилось, то и будем. Блюда, которые я готовлю, не имеют названия, потому что я готовлю из всего, что есть. Стабильные рецепты, так сказать, отсутствуют. Надеюсь, не отравимся.

- А где Корона?

- Я накрыл её пустой кастрюлей - вдруг кто-нибудь зайдёт. Вопросов не оберёшься. Так что к кастрюле не прикасайся - в Чернигове нет гномьего кладбища.

- Нужна она мне, - гном отодвинулся подальше от перевёрнутой кастрюли, - Я ни надевать, ни похищать её не собираюсь. Должна же она понимать, когда её касаются с умыслом, а когда - случайно, - Эрин говорил уверенно, но, почему-то, свои предположения проверять на практике не стал, - А есть так и будем насухую?

- В супе же есть вода, Эрин, - Василий сделал вид, что не понял, - Тебе ещё подлить?

- На мой взгляд, она недостаточно мокрая, чтобы утолить жажду после работы. Да и со свежего воздуха, с уличной прохлады, я не отказался бы от глотка чего-нибудь согревающего. Не знаю как вы, люди, а мы, гномы, никогда не избегаем тепла, пусть даже внутреннего: когда внутри тепло, то и снаружи не холодно.

Василий достал из холодильника бутылку водки - он успел сбегать в магазин, пока соргонцы возились в сарае, благо, магазин был недалеко.

- Это то, что я думаю? - настороженно полюбопытствовал маг.

- Нет, это послабее и не такого противного вкуса. Рекомендую попробовать, чтобы сравнить.

- Спасибо, я воздержусь. Если бы было вино...

- Хорошего вина я тебе предложить не могу, - Головин достал оттуда же бутылку дешёвого портвейна, - Не знаю, как тебе это, - он срезал полиэтиленовую пробку, которую тут же ухватил любознательный гном, и полез в буфет за стаканами.

- Я вина потом попью, - Эрин нюхнул пробку и, покрутив её в руках, положил на стол, - Вина и в Соргоне полно, а этой огненной воды днём с огнём не найдёшь. Зря, Бальсар, отказываешься.

- Кто его знает, - маг отпил из стакана, - Сладкое. Только вкус... Кроме винограда ещё что-то есть, не пойму что... А в целом - приемлемо, - он сделал ещё один большой глоток, - Приемлемо.

Василий с гномом хлопнули по стопке водки, и гном усиленно застучал ложкой, дегустируя варево Василия.

Разговор за столом шёл на тему общения между разноязыкими народами:

- Я, всё-таки, не понимаю, как могут понимать друг друга люди, если не изучали чужого языка? Это что, тоже магический фокус?

- Я думал над этим, и кое-какие соображения имею. Вот, например, что ты представляешь при слове 'человек'?

- Для меня, Бальсар, это существо с двумя руками, двумя ногами, говорит, думает, умеет делать различные изделия...

- Значит он, в общем, похож на тебя?

- Ну да, похож.

- Гном полностью подпадает под твоё описание, - вмешался Эрин, - и эльф, и гоблин, и орк. Примазываешься? Или подлизываешься? - гном пришёл в прекрасное настроение от водочного тепла в желудке, - Или шутишь?

- Не мешай, Эрин, а то Василий ничего не поймёт. Значит, по твоим представлениям, каждый человек похож на тебя. Тогда в его языке тоже должны быть слова 'рука', 'нога', 'палец', как и в твоём. Согласен?

- Да.

- Когда эти слова произносишь ты или он, - Бальсар ткнул пальцем в Эрина, - вы оба представляете руку, ногу, палец...

- Я ничего не произносил, - попытался защититься гном, - Ты сказал не мешать, я и молчу.

- Я говорю для примера, чтобы было понятнее. На каждое произнесенное слово в мозгу возникает определённая картинка с названным предметом. Слово становится символом, обозначающим определённую картинку в голове говорящего, а не только сам предмет. Когда вы будете говорить между собой, картинки будут мелькать в ваших головах одновременно с произносимыми словами. Получается, что каждое слово содержит не только звук, но и изображение предмета. Когда слышишь слово, воспринимаешь не только звук, но и картинку, и, если будешь стараться понять только звук - никогда не поймёшь сказанного, пока не выучишь языка. Стараясь же понять картинку - не будешь нуждаться в понимании звука. Ты будешь видеть то, что тебе говорят, одновременно со словами, которые услышишь. Он сказал 'рука' и представил руку. Ты увидел представленную им руку и понял, что он сказал 'рука'. Я могу объяснить это только так. Алан научил соргонцев получать информацию не только слуховую, но и видовую. И это, видимо, достаточно просто, если действует на всех, кто приезжает в Соргон или общается с соргонцами.

- Похоже на телепатию, как я её представляю, только с использованием слов, - сказал Василий и включил, по ассоциации, телевизор.

Гном с магом оживились и стали задавать вопросы, проявляя, скорее, интерес, чем удивление:

- Они нас видят? - Эрин кивнул на возникших на экране ведущих новостей.

- И не видят, и не слышат, - Василий показал, как переключаются каналы и регулируется звук, не переставая поражаться отсутствию удивления у своих гостей при виде работающего телевизора. Особенно его сразило пренебрежительное хмыканье гнома, узнавшего, что телевизор передаёт только в одну сторону.

Увлечённые телепередачами, Эрин с Бальсаром предоставили Василию полную свободу мыслей и действий. Василий предпочёл мысли. Глядя, как соргонская парочка, шумя и споря, смотрит всё подряд: новости, шоу, рекламу, мультфильмы, спортивные передачи и художественные фильмы, он тихо сидел у стола и думал:

' Принять Корону - слишком похоже на бегство. Хотя, с другой стороны, я совершенно выпал из жизни. За что мне тут держаться? Остаться и прозябать здесь, не переставая мучиться от невозможности выбирать ещё раз? Но оттуда я могу не вернуться! И не потому, что погибну - просто может не быть такой возможности. Эти Переходы открываются сами или их открывает кто хочет и кто может? Да и куда мне возвращаться? Отказ от Короны - тоже бегство. Бегство от ответственности. Это всё равно, что отказать в помощи из-за трусости и лени. Мне нечем мотивировать отказ и страшно соглашаться. Я так давно не принимал ответственных решений, что совершенно забыл, как это делается. А маг с гномом ждут...'

Познание нового мира Эрин дополнил изучением старых книг и журналов, стопку которых высмотрел на полке подвала, куда увязался за Василием - помогать достать картошку и другие овощи.

Сдув с неё пыль, Эрин ухватил стопку и полез из подвала, разом забыв о помощи Василию, в которой тот, впрочем, не сильно нуждался.

- Бальсар, смотри, что я нашёл! - гном сиял, как медный таз, несмотря на запачканный пылью и паутиной нос, - Настоящие книги этого мира! Я думаю, что это будет поинтереснее ящика с картинками. Когда смотришь в этот ящик - не успеваешь думать. Тут, хотя бы, запомнить то, что видишь. А как запомнишь, если не успеваешь рассмотреть?

-Ты полистай пока сам. Я потом присоединюсь.

Поднявшийся из подвала Василий застал обоих гостей за усиленным поглощением знаний о его мире: маг непрерывно переключал каналы телевизора в поисках интересной для себя информации, а гном с головой ушёл в чтение отысканных им сокровищ.

Головин вернулся из подвала тоже не без добычи: локтем левой руки он прижимал к боку старую шкатулку, сделанную в виде сундучка. Она стояла на полке, за книгами, и Василий раньше её не замечал. Как оказалось, любопытство к незнакомым вещам свойственно не только пришельцам. Просмотрев содержимое шкатулки и не найдя ничего особенного в её содержимом (пуговицы, скрепки, кнопки одёжные и канцелярские, с десяток ключей к неизвестно каким замкам и прочий хлам в том же духе), Василий обратил внимание, что гном не просто листает свою добычу, разглядывая картинки - он читает. Читает текст на языке, ни правописания, ни алфавита которого не знает. Не должен знать. Не может знать, если он, действительно, не землянин.

- Бальсар, Эрин читает!

- Конечно, читает. А для чего же существуют книги?

- Как он может читать, не зная языка?

- Если он понимает твою речь, почему бы ему не понимать и написание слова? Не вижу в этом ничего особенного. А ты снова удивлён?

- Я допускаю, что при разговоре возникающая в мозгу картинка, обозначенная словом, как-то передаётся собеседнику. Это, хоть и с трудом, я могу принять, как объяснение. Но - чтение?! Как?!

- Значит, картинка цепляется не только к звуку, но и к изображению слова. Если возможно одно, то почему не возможно другое? Я плохо тебе объяснил?

- Объяснил ты нормально. На пальцах, я имею в виду - без теоретических выкладок, иначе не объяснишь. Лучше, то есть. Но чтение не подпадает под твоё объяснение. Ты тоже свободно читаешь?

- Я не пробовал ещё. Впрочем, надписи на экране я читаю, - маг показал на телевизор, - Значит, и с книгами проблем быть не должно.

- Но есть же слова, не имеющие картинки. Их невозможно представить. При разговоре ты можешь понять их значение из общего содержания речи, догадаться, какой они имеют смысл. Вот, смотри, - Василий взял чистый лист и написал 'потому что', 'наверное', 'так, как' и протянул листок Бальсару, - Прочти.

Бальсар прочитал правильно.

- А теперь скажи, какие картинки ты видел, когда читал?

- Никаких. Значит, есть ещё что-то, о чём я не подумал, - маг пожал плечами и снова отвернулся к телевизору, - Не ломай себе голову по этому поводу - всё равно объяснения не найдёшь. Человек не может знать всего и понимать всё, что его окружает. Некоторые вещи следует принимать такими, как они есть. Придёт время - и объяснение отыщется.

Василий вздохнул и оставил Бальсара в покое. Маг был прав - не стоит сворачивать набок свои мозги каждый раз, когда натыкаешься на необъяснимые вещи.

Посмотрев, ещё раз, как Эрин роется в подшивке журнала 'Подвиг', Головин улёгся на кровать - продолжать принимать решение.

Ужин приготовил Эрин. Начистив и отварив картошки, он, не сливая воду, распарил в ней вынутое из ранца сушёное мясо. Остатки соргонского хлеба он выложил на стол. Нарезав салат из капусты и репчатого лука, он вопросительно посмотрел на Василия.

Василий молча поднялся и двинулся в магазин. Небольшой запас денег таял с огромной быстротой.

'Так через неделю ничего не останется. Они, похоже, без выпивки есть совершенно не умеют. Хотя, зачем мне наши деньги в Соргоне? Как сувениры, разве. Какой там будет курс гривны к ихнему золотому? Золотых с тысячу можно смело просить за одну гривну. А то и за копейку. Гривна в Соргоне станет самой твёрдой валютой. Нашему правительству и не снился такой курс, - Василий набирал в сумку продукты, преимущественно в стеклянной упаковке, - Нет, и там из гривны твёрдой валюты не получится - не выдержит конкуренции с неразрушимыми соргонскими монетами, - днём он пробовал забить в золотой гвоздь, но даже не поцарапал монету. Единственное, что удалось - согнуть с десяток гвоздей разного размера и ушибить молотком указательный палец левой руки. Ноготь уже почернел и под ним тягуче зудела укоризненная боль, напоминая о напрасном недоверии к словам Бальсара, - Но наши лидеры были бы счастливы узнать, что рублю и доллару доступа в Соргон и вовсе нет. Тут мы всех уделаем. Если я стану королём в Раттанаре, то буду там единственным выходцем с Украины. Только никто об этом не узнает. А жаль... Шуму бы было на весь мир...'

Дома оба гостя уже сидели за столом, одновременно листая книги и поглядывая на боевик в телевизоре. Картошка аппетитно дымила паром и пряный аромат от неё (Эрин, видимо, добавил в неё каких-то своих специй) щекотал ноздри, вызывая обильное слюновыделение.

Василий, выставляя на стол две бутылки (остальные поставил в холодильник), заглянул в чтение Эрина. Это было 'Волоколамское шоссе' Александра Бека. Бальсар, как оказалось, усваивал какой-то детектив из журнала 'Смена'.

По телевизионному экрану носились ковбои из 'Великолепной семёрки', спасая мексиканских крестьян от назойливых бандитов.

Василий налил, как и днём, себе и гному - водку, магу - креплёного вина.

- У вас не перепутается прочитанное с увиденным? Потом начнёте вспоминать, и ничего толком не припомните.

- А где это происходит? - Эрин, отложив книгу, заинтересованно глядел на заключительную перестрелку, - Может, им как-то помочь можно?

Василий сообразил, что так и не объяснил своим гостям, что именно показывает телевизор. Пришлось, после первой рюмки, погрузить мага и гнома в дебри телевизионной техники и её назначения.

Лекция Василия была недолгой - выпили ещё по два раза - и не содержала ненужных технических деталей. Судя по всему, она удалась, так как вопросов почти не было. Только Эрин, не скрывая разочарования, печально протянул:

- Так что, всё это - неправда? - он показал и на телевизор и на лежащую перед ним книгу, - Зачем вам столько лжи?

- Скажите, в Соргоне есть актёры?

- Актёры?

- Ну да, акробаты, музыканты, актёры. Люди, которые показывают какие-нибудь сценки из жизни, исторические сценки...

- Есть, как не быть. И музыканты есть, и акробаты тоже. И представляют которые... Всякие там сценки показывают. На базарных площадях. Шуты, танцоры. С куклами ходят.

- Вот-вот, они самые. У нас тоже сначала на площадях выступали, потом для них театры построили, пьесы для них начали писать. Потом стали снимать фильмы. Сказки у вас рассказывают? Песни поют - я знаю.

- Конечно.

- А записывает кто-нибудь сказки? Есть у вас книги со сказками?

- Есть. Но то сказки. Все знают, что это выдумки. А тут читаешь, смотришь - будто всё взаправду, как на самом деле.

- Не интересно?

- Интересно. Но взрослому человеку надо другое читать. Исторические труды, математику, книги по устройству государства...

- Взрослому человеку всякое надо читать. Что ему интересно, то и надо. И смотреть тоже. Нам нравится и книги читать, и фильмы смотреть.

- Когда же вы своей жизнью живёте, если всё своё время тратите на изучение чужой, к тому же - выдуманной? Странный у вас мир, Василий.

- Положим, ты нашего мира ещё не видел, - обиделся на категоричность гнома будущий король, - Чтобы судить о чём-то - надо хорошо этот предмет изучить. Подумаешь, видел через забор две-три машины, полдня посмотрел телевизор и прочёл две страницы в книге. Разве этого достаточно, чтобы судить объективно? То, что вы мне рассказали о своём мире, у меня тоже восторга не вызывает. Но я понимаю, что главная причина этого - привычка к другим условиям и жизненным правилам.

- Ребята, давайте жить дружно, - вспомнил виденный им мультфильм Бальсар и весело рассмеялся, - Я согласен с тобой, Василий: с одной стороны - привычка, с другой - недостаточное знание. Вам обоим рано делать выводы о чужих мирах. Особенно, если принять за правило, что в первую очередь в глаза бросаются недостатки или то, что ими кажется.

- Что же, мне и мнение своё высказать нельзя? - теперь обиделся гном, - Будем сидеть молча и угрюмо водку цедить?

- Нет, молча мы сидеть не будем, - Василий снова налил, - Молчать и глупо, и вредно - я почти ничего не знаю о вашем мире. Мне не хватает знаний, чтобы принять решение, которого вы ждёте. Будем молчать - я его так и не приму.

Бальсар отвернулся от Василия, чтобы тот не видел довольной улыбки на его лице: он понял, что решение Василий уже принял, но в нерешительности топчется перед выполнением. Какую-то капельку смелости ли, любопытства ли нужно добавить на чашу весов, чтобы Корона была надета, и Раттанар получил короля.

- Спрашивай, Василий, ответим, если сможем. Молчание, и в самом деле, вредно для нас. Спрашивай.

- Спрашивай, - поддержал мага гном, - Но я не стану скрывать своё мнение. Это всё равно, что врать. Так что слушать вам всё равно придётся. Я же не запрещаю вам высказывать своё!

ГЛАВА ПЯТАЯ

- Совет Королей созывают в Аквиннаре с момента образования Двенадцати королевств. Это связано, прежде всего, с тем, что Аквиннарская долина располагается в центре Соргона, и по площади самая маленькая среди соргонских долин, в которых разместились королевства.

Долина эта не входит ни в одно из королевств, и с самого начала была выделена Аланом для постройки Дворца Совета Королей. Дворец построили быстро - в строительстве участвовали все королевства. Поддерживать Дворец в рабочем состоянии поручили Хранителям, в число которых, поровну, вошли доверенные лица королей.

Со временем вокруг Дворца вырос большой город. По размеру, конечно, Аквиннар не сравнишь с королевскими столицами, но и маленьким его не назовёшь: сейчас там проживает не меньше пятидесяти тысяч человек...

- Шестьдесят пять, - перебил рассказ Бальсара Эрин, - Шестьдесят пять тысяч жителей, не только людей. Там живут и гномы, и орки, и эльфы.

- Пусть шестьдесят пять тысяч, - согласился маг, - Тебе лучше знать, - ты живёшь в Железной Горе, а это всего день пути от Аквиннара. Я же был там всего несколько раз и последний раз - семь лет назад. Так о чём я? Да, Аквиннар... Насколько я помню (Эрин поправит, если я ошибусь), Хранителей в городе - около трёх тысяч. Шесть тысяч солдат гарнизона, которые несут, кроме службы в почётном карауле при съезде королей, ещё и пограничную службу, и выполняют обязанности стражи, что городской, что дворцовой. Дорожные патрули также состоят из солдат гарнизона. Всё верно, Эрин?

- Пока да, Бальсар.

- Остальное число жителей - семьи Хранителей, солдатские семьи, ремесленники и купцы: город расположился на пересечении торговых путей, и жители его богаты и самолюбивы...

- Правильнее будет сказать - горды, - поправил гном, - но не заносчивы. Из всех людей, населяющих Соргон, только аквиннарцы позволили нам, гномам, основать на своей земле гномий город, не принуждая нас жить в гномьих слободах своих городов. Кстати, торговые дела аквиннарцев от этого только выиграли...

- Эрин, рассказывай сам. Всё равно ты мне слова сказать не даёшь.

-Ты, Бальсар, продолжай. Я же не мешаю твоему рассказу, а только добавляю, когда в этом возникает необходимость. Василий должен ясно понимать, как устроен наш мир, и я хотел бы, чтобы он любил его не меньше, чем мы. Продолжай, Бальсар.

- Да-да, не будем отвлекаться. Я продолжаю. В Аквиннарской долине живёт ещё около ста тысяч крестьян. Управляет городом и долиной Совет Хранителей из девяти человек во главе с Главным Хранителем...

- И тут совет, - Василий не удержался от замечания, - Не Двенадцать королевств - Советский Союз. В королевствах, небось, тоже полно всяких советов? Или там обошлось без них?

- По-моему, ты ехидничаешь. Будто в твоём мире мало советов. По телевизору во всех новостях: то этот совет, то тот. Ну не придумали люди другой формы для обсуждения сложных вопросов и принятия решений. Что тебя удивляет? Или это ты - от скуки? Тогда зачем спрашиваешь?

- Это я так, не обращай внимания. А спрашиваю, потому что интересно, да и понять хочу, как можно было одновременно убить всех королей на Совете. Для моего мира такая операция не составила бы труда, но у вас, с вашими средствами истребления друг друга - я имею в виду ваше оружие... Кроме того, ещё есть охрана... Продолжай, Бальсар.

- В Совет Хранителей, кроме Главного, входят Хранитель Дворца, пять Хранителей секторов, Хранитель-казначей и Хранитель Арсенала. Кто из них за что отвечает - тебе понятно?

- Пока что нет. Давай подробнее.

- В Кольцевых горах, обрамляющих Аквиннарскую долину, существует пять проходов, через которые проложены дороги в соседние королевства: Рубенар, Тордосан, Скиронар, Эрфуртар и Хайдамар. Все дороги начинаются от пяти ворот Аквиннара. Город и вся долина разделены между дорогами на пять секторов, каждым из которых управляет свой Хранитель. Это понятно? Можно? - Бальсар взял лист, на котором Василий писал примеры не имеющих картинок выражений, и шариковую ручку, и нарисовал карту Соргона.

Глядя на уверенные штрихи, которыми маг расчерчивал обратную сторону листа на Двенадцать королевств, Василий подумал, что требования к строителям в Соргоне не отличаются от земных: маг-зодчий, видимо, умел хорошо рисовать.

Эрин, наблюдая за заботой мага, даже привстал с места, чтобы лучше видеть. Но интересовала его не столько точность Бальсара в картографии, сколько ручка, которой тот рисовал. Любопытный гном еле дождался, пока ручка освободится, и тут же опробовал её, за неимением под рукой бумаги, на своей мозолистой ладони.

- Как она устроена?

Василий разобрал ручку и положил её перед Эрином. Потом взял лист с картой:

- Продолжай, Бальсар.

Тот не преминул подначить Василия:

- Тебе надписи на листке понятны или прочитать?

Василий растерянно захлопал глазами: названия он прочитал совершенно свободно, не сообразив, что маг не мог писать по-русски или по-украински, так как не знал ни того, ни другого языка.

'Так же, как я - соргонского. Как же я прочитал?'- он ещё раз просмотрел все надписи, сделанные Бальсаром и понял, что смысл каждой отдельной буквы ему не понятен: вместо букв он видел незнакомые закорючки. Когда же смотрел на слово в целом, легко узнавал: Рубенар, Скиронар... А вот, в самом низу карты, его будущее родное королевство - Раттанар. Чудеса, да и только!

Бальсар хохотал настолько заразительно, что гном, прервав изучение ручки, присоединил свой хрипловатый смешок к хохоту мага, не вдаваясь в его причины. Василий переборол растерянность и тоже рассмеялся, правда, скорее удивлённо, чем весело.

- Какие ты видишь картинки? - дразнился Бальсар, - Признавайся, Василий. Нам с Эрином тоже интересно знать, каким картинкам соответствуют наши названия. Например, Раттанар - что это такое?

- Вы что - не знаете смысла своих названий? - Василий перешёл в наступление, - Как это можно не знать смысла своих названий?

Эрин, заметив, что продолжает смеяться в одиночестве, замолк и опять взялся за ручку, буркнув:

- А сам-то ты всё знаешь?

- В моём мире столько различных народов и столько языков, что невозможно знать смысл всего, названного ими. Некоторые названия такие древние, что неизвестен ни народ, ни язык, а значит, и смысл названия. Ты хочешь сказать, что эти названия даны не вами? А как же правило, по которому все в Соргоне понимают друг друга? Странно, что ты понимаешь слова, которые не могут быть представлены в виде картинки, и не понимаешь названия, которые, наверняка, такие картинки имеют. Снова твоя теория даёт сбой. Твоё объяснение, Бальсар, не верно, или верно частично...

- Я и не отрицаю этого. Мне кажется, что понимание чужого языка и письменности возможно только до тех пор, пока существует народ, их создавший. Что-то исчезает из природы вместе со смертью последнего из говорящих на том или ином языке, пропадает та связь, на которой Алан построил взаимопонимание. И тогда и язык, и письменность умирают для окружающих.

- А, может, названия даны не людьми? - вмешался гном, собрав ручку после подробного осмотра, - Я имею в виду, не похожими на людей народами, вроде нас, эльфов, орков или гоблинов, а кем-то другим: мудрыми ящерицами, змеями. Или деревьями, например... Потому и не понятны нынешнему населению Соргона...

- Ты, Эрин, вполне бы мог писать книги для моего мира. Судя по твоим фантазиям, никак не скажешь, что ты читаешь только взрослые книги по истории, математике и устройству государства, - Василий посмотрел в детские глаза гнома и подумал, что борода никак не вяжется с этим наивным взглядом. Такой себе сорокалетний ребёнок, недавно убивший в бою не меньше шести человек. Хотя...

' Почему я так насмешливо принимаю его слова о мудрых змеях и деревьях? Ещё пару дней назад для меня и гномы, и маги были всего лишь сказочными персонажами - а они сидят за моим столом и нисколько не смущены тем, что их не бывает. Вдруг и другие обитатели наших сказок где-то существуют? Что, если все сказки - правда?'

- Мы несколько отвлеклись в сторону, Бальсар. Давай вернёмся к Аквиннару, - чужое название уже не резало слух Василию и произнеслось легко и естественно, - Оставим загадки с языками тем, у кого голова большая...

- Ты думаешь, что большая голова - признак большого ума? - Эрин доказал делом, что своё мнение утаивать, и в самом деле, не собирается, - Уверяю тебя, что это не всегда так!

- Я знаю, Эрин. Это такая поговорка в моём мире: пусть думает тот, у кого голова большая. Я хотел сказать, что искать сейчас ответ на все загадки и непонятности мы не будем.

- А-а-а, ну так бы и говорил..., - протянул Эрин, и умолк под укоризненным взглядом Бальсара.

- Итак, мы остановились на Хранителях. С Хранителями секторов мы разобрались. Хранитель Дворца - тут тоже не должно быть вопросов. Хранитель-казначей, как и всякий казначей - денежные дела. Хранитель Арсенала - это, фактически, военный министр. Ему подчиняется гарнизон. Он следит за прочностью укреплений и состоянием вооружения. Ну, и тому подобное... Хранители - потомки первых Хранителей Дворца, доверенных лиц королей, и сейчас образуют своего рода клан, который никому в Соргоне не подчиняется и служит только Дворцу Совета Королей...

- Ты говорил, что Хранителей - три тысячи. Чем же заняты остальные?

- Остальные - слуги, чиновники, помощники. Дело у всех есть.

- Хранители могли убить королей?

- А зачем? Аквиннар полностью независим только благодаря Дворцу Совета. Пока он нужен всем королям, никто не станет пытаться включить его в своё королевство. Сам же он слишком слаб, чтобы думать о завоевании соседних королевств. Я видел тех, кто убил короля Фирсоффа. Они не могут быть никак связаны с Аквиннаром. А смерть Фирсоффа должна иметь отношение к гибели остальных.

- Может, кто-нибудь из королей?

- И потом сам себя убил? Тогда кто убил Фирсоффа?

- Ладно, продолжай про Аквиннар.

- Дворец Совета Королей стоит на центральной площади города. Он круглой формы и разделён на двенадцать не связанных между собой частей. Так нарезают праздничный торт: выделяют середину и от нее к краям нарезают остальные куски...

- Те же сектора. Я понял.

- Да, только во Дворце им дали название апартаментов. В апартаментах размещаются короли со своей свитой. Согласно этикету, свита короля должна состоять из ста пятидесяти человек охраны (не меньше) и произвольного количества придворных. Если король приезжает сам, один, то при нём всё равно будут сто пятьдесят солдат. Вся же свита - не более трёхсот человек.

- Значит, вместе с королями в Аквиннаре было..., - Василий прикинул в уме, - ...от тысячи шестьсот пятидесяти до трёх тысяч трёхсот человек... Если Хранители здесь ни при чём, то короли находились под защитой не менее, чем десяти тысяч вооружённых... Хранители вооружены?

- Конечно. В Соргоне любой имеет оружие.

- Я хотел спросить, обучены ли они военному делу?

- Хранители от солдат отличаются только отсутствием военной формы. Они носят мантии, наподобие моей, но - коричневого цвета, и с золотым или иным (в зависимости от положения в обществе) шитьём.

- Вместе с солдатами гарнизона - десять тысяч бойцов... И короли убиты. Ты говоришь - одновременно?

- Да. С монет их портреты пропали все разом. Если бы было сражение, то исчезали бы поочерёдно, через время.

- Где проходит заседание Совета Королей?

- В Зале Совета. Он занимает центральную часть Дворца и попасть в него можно только через апартаменты королей. У каждого из них - свой отдельный ход. Зал Совета большой и тоже круглый. В середине стол...

- Круглый?

- Ага. Вокруг стола - кресла в два ряда. Первый ряд - двенадцать кресел - для королей. Они придвинуты к столу. Второй ряд, из двадцати четырёх кресел, предназначен для советников или министров - кого король сочтёт нужным взять с собой на заседание. Но не более двух человек.

- Я понял. Ещё какие-нибудь общие помещения во Дворце есть?

- Пиршественный зал. Он находится под Залом Совета, но с ним не сообщается. Все остальные помещения, где могут встречаться короли и их свиты находятся за пределами Дворца. Это двенадцать больших зданий с бальными, банкетными залами и прочими помещениями, расположенные вокруг Дворцовой площади. Там же находятся и конюшни с каретными дворами для размещения, сам понимаешь - лошадей, карет, саней и других повозок каждого из королей и их свит. За этими помещениями тоже следят Хранители. Поэтому Хранителей так много.

- Было бы логичнее, если бы за ними смотрели королевские слуги.

- Вовсе нет. Эти здания не принадлежат королям. Они - собственность Аквиннара, как и сам Дворец Совета Королей. Все апартаменты в нём абсолютно одинаковы, как одинаковы здания вокруг площади.

- Короли не путаются, когда приезжают на Совет?

- Им не в чем путаться. Когда король подъезжает ко Дворцу, ему выносят жеребьёвочный барабан с двенадцатью шарами - все апартаменты пронумерованы, и вытащив шар, король знает, где ему расположиться со свитой. За всё время существования Дворца жеребьёвка ни разу не оспаривалась. Я не знаю такого случая. А ты, Эрин?

- А что я?! Гномы пришли в Соргон всего триста лет назад. Да и не следим мы за делами людей так пристально, чтобы знать: ссорились короли из-за шара с номером, или - нет.

- Значит, никто из королей заранее не знает, где он будет жить?

- Нет. Но я же говорю, что все апартаменты абсолютно одинаковы. Какая разница, какой из одинаковых вещей пользоваться, если это недолго? К тому же, наши короли не капризны. А заносчивые бароны не станут устраивать безобразия в присутствии короля.

- Каким мог быть распорядок дня на Совете?

- Ну, откуда же мне это знать, Василий? Я не входил в королевскую свиту никогда в жизни, тем более не присутствовал на Советах. Эрин, ты что-нибудь знаешь об этом?

- Я что - король? Она знает, - гном показал пальцем на перевёрнутую кастрюлю, под которой находилась Корона, - Кому и знать, как не ей? Она была на всех Советах, начиная с первого...

- Ты говоришь так, словно она живая и умеет разговаривать. Эй, Корона, ответь на мой вопрос! - Василий приставил руку к голове, оттопырив ухо, будто прислушивался, - Молчит. Не отвечает.

Бальсар поморщился - ему стало неловко за ёрничанье Василия.

Тот заметил:

- Бальсар, я не хотел задевать твои чувства. Извини. Но для меня - это всего лишь предмет, сделанный руками человека. Я не могу так боготворить Корону, как вы.

- Что ты знаешь о вещах, Василий? Вроде бы не мальчишка и должен знать, что любая вещь не глупее сделавшего её человека. Она всегда имеет столько ума, сколько в неё вложили. То, что сделано Аланом, по своей разумности может оказаться впереди и тебя, и Эрина, и, что там говорить, даже меня.

Василий присмотрелся к Бальсару - не шутит ли. На это не было похоже: маг утратил всю свою недавнюю весёлость и выглядел внушительно и серьёзно. Неужели этот соргонский старик возомнил, что он умнее его, Василия? С чего бы это? Хотя, если разобраться, то знания землян не идут дальше и глубже, чем знания о предметах. Это, скорее, набор статистических данных, чем глубокое знание Природы. Бальсар же, и ему подобные, имеют представление о самой сути каждого предмета, они видят его нутро и способны менять его по своей прихоти. Да, видимо, он имел право сказать: '...даже меня '.

Василий тоже посерьезнел и торжественно произнёс:

- Уважаемая Хрустальная Корона, простите мне мою глупую выходку: в ней не было злого умысла. Одно лишь чувство юмора. И немного нахальства и самоуверенности. Но совсем немного. Капельку.

Эрин одобрительно и ободряюще глядел на Василия - уж он-то знал, что не все вещи настолько просты, как кажется. Некоторые секреты, которыми владели гномы, могли поразить своей необычностью не только неискушенного в чудесах Головина, но и профессионального мага Бальсара.

Но секреты - на то и секреты, чтобы вызывать восхищение только у избранного круга посвященных, в число которых ни маг, ни Василий не входили.

- Всё равно - никакой реакции, - огорчился Василий, - Если ей нет до меня дела, зачем же выбирала?

- Выяснишь, когда наденешь. Но главное, как мне кажется, не в её к тебе отношении, а в твоём - к ней. Вещи, как и люди, хорошо служат лишь тем, кто обращается с ними с должным уважением. Когда станешь королём, обязательно столкнёшься с капризами и тех, и других, и, будучи невежлив, не получишь от них помощи даже в самых простых вопросах.

- Ещё скажи, что бывают волшебные вещи, - Василий снова посмотрел на названия на карте и замолчал. Его земное восприятие не годилось для понимания происходящего, и определить, когда его гости говорят серьёзно, а когда вышучивают неграмотность Василия в магических делах - не представлялось ни малейшей возможности.

- Ладно, к распорядку дня Совета Королей вернёмся позже, когда госпожа Корона соизволит к нам присоединиться. Давайте поговорим о том, как управляются королевства, и где возможно найти источник мятежа. Я имею в виду, какие слои населения могут быть заинтересованы в гибели королей.

- Про управление всех королевств я тебе не расскажу. Я знаю немного о нескольких, но этого так мало, что ты не сможешь ясно представить нашу систему управления по этим крохам. Я не интересуюсь политикой...

- И это говорит Гонец, пробегавший почти всю ночь по лесу, чтобы спасти Корону и вместе с ней ту самую форму правления, о которой он не имеет понятия, - гном продолжал высказывать своё мнение при любом удобном случае. Хотя в этот раз, похоже, пытался отыграться за Бальсаровы '...даже меня' - его тоже задело выказанное магом чувство превосходства над ними, не обладающими магическими способностями. Надо сказать, что Эрин умел быть очень ехидным, - Для человека, не интересующегося политикой, ты слишком глубоко влез в соргонские дрязги. Вот, даже нового короля отыскал и усиленно его обрабатываешь, чтобы всучить ему Корону. Это ли не политика?

- Эрин, ты тоже не остался в стороне и влез в политику по самые уши. И это при натянутых отношениях между людьми и гномами. Да ещё людей нарубил, как капусты. А ты от человеческой политики должен был держаться ещё дальше меня.

- У меня не было выбора, Бальсар, и ты это знаешь. А вот ты из каких соображений полез в Гонцы? Или тебя заставили силой?

- Нет, силу ко мне никто не применял, - Бальсар вздохнул, вспоминая, - Понимаешь, Эрин, всё вышло совершенно случайно. Когда Фирсофф упал с двумя стрелами в груди, все кинулись к нему. Я тоже подбежал. Паджеро держал короля на руках, а Корона... Корона, отделившись, упала в снег. Даже не в снег: там была такая каша из снега и крови - перед этим отбили штурм. Точнее - нападение, и я не смог... Смотреть не смог спокойно, что Корона лежит в этом месиве. Нагнулся и поднял.

- Так просто - нагнулся и поднял? - гном засмеялся, на этот раз не обычным хрипловатым смешком, а громко, во всю ширь могучей грудной клетки, - А что же остальные? Не толкались у Короны за место Гонца?

- Остальные прикрывали меня, давая мне уйти. Я слышал шум боя, когда пробирался через лес от постоялого двора... Они все погибли, и я не хотел бы, чтобы ты насмехался над мёртвыми. Что-то вы оба себя ведёте... я бы сказал - странно...

- Я не насмехаюсь над мёртвыми - да будут боги к ним благосклонны - я насмехаюсь над тобой. Ты заявил нам, что самый умный из нас, почти настолько же умный, как Корона. Что же ты, такой умный, попал в зависимость от вещи, хоть и необыкновенной, а всё-таки - вещи?

- Согласен. Я сказал необдуманно. Я не считаю, что вы, оба, глупее меня. Вырвалось, по старости. Ну что, мир?

- Это я ещё подумаю - мириться ли с тобой...

- Вам не надоело? Мы только и делаем, что извиняемся друг перед другом, вместо того, чтобы делом заниматься, - Василий наполнил стаканы, - Давайте выпьем мировую и не будем больше ссориться. Я так никогда не выясню, как вы там, в Соргоне, живёте.

- Как живём? Ничего, нормально живём. До сих пор жили. Нормально. Хотелось бы и дальше жить не хуже. Так, что ты хотел знать, Василий? Спрашивай, так будет легче рассказывать.

- Верховная власть - у короля. Это понятно. Но король не в состоянии править один. Кто-то должен помогать ему. И в столице, и на окраинах королевства. Кому-то власть короля мешала занять его место, и этот кто-то должен быть близок к королевской власти, иначе ему не занять освободившийся трон. Как устроено раттанарское общество? Другие королевства должны быть похожи на Раттанар: создавались одновременно по одной схеме. Я не думаю, что Короны королевств отличаются друг от друга.

- Короны, конечно, не отличались. В самом начале. Но порядки в государстве зависят не от Короны, а от короля. В каждом королевстве люди, хоть немного, но другие. И эти различия со временем только усиливаются. Паджеро о Двенадцати королевствах говорил: '- Это двенадцать совершенно не похожих близнецов. Вот был бы удивлён папа-Алан, увидев, во что выросли его детки'. В Раттанаре все нити управления сосредоточены в руках Кабинета...

- Это Совет Министров, что ли?

- Почти. Это немного больше, чем Совет Министров. В Кабинет, который возглавляет сам король, входят два королевских советника; главы: Дворянского Собрания и Совета Городов; министры: военный, иностранных дел, науки и образования, торговли, ремёсел и земледелия, Двора. Ещё туда входит королевский казначей. Всего двенадцать человек. Кабинет носит совещательный характер...

- Как это?

- Члены Кабинета вырабатывают проекты законов, если получают такое задание от короля, обсуждают с королём различные вопросы и следят за выполнением законов в рамках своих министерств. Законы издаёт король.

- А чем заняты Дворянское Собрание и Совет Городов?

- Они выражают интересы дворян и городских жителей. Если возникают какие-нибудь пожелания или потребности, эти два учреждения составляют прошения на имя Его Величества или предпринимают какие-либо другие действия - я, честно говоря, не очень в курсе ни их прав, ни обязанностей. Знаю, что размер налогов по этим категориям жителей устанавливают именно они, но под надзором Кабинета. Ну и короля, само собой.

- Кто-нибудь из них мог быть замешан в заговоре?

- Исключено. Я имею в виду членов Кабинета. Считается, что заговорщик не может находиться в окружении короля - король сразу его определяет...

- Как?

- Понятия не имею, но так говорят. Не знаю, правда ли это... Но в окружении короля люди гибли, только защищая Его Величество и никогда - иначе. В Аквиннар с королём Фирсоффом ехали казначей, оба советника и министры Двора, военный, иностранных дел, торговли и образования. Оба главы и министр ремёсел остались в Раттанаре. Казначей и министр Двора погибли ещё до моего ухода с Короной. Остальные сражались, кроме министра Демада (это образования) - он слишком толст для рукопашной, и советника Лонтира - его род никогда не берёт оружие в руки. Но Демад не интересуется ничем, кроме науки. А Лонтир... Человек, который не сражается сам, не сможет организовать заговор - за ним никто не пойдёт. Те, кто остался в Раттанаре... Главы Собрания и Совета так ревниво следят друг за другом, что не упустили бы ни малейшего намёка на подобие заговора - для расправы с соперником. Министр ремёсел Велес одержим своей работой, и не стал бы влезать в заговоры...

- Для человека, далёкого от королевской свиты и вообще политики, ты хорошо знаешь членов Кабинета.

- Я пять дней находился среди них - наслушался и насмотрелся.

- Хорошо-хорошо! Пройдёмся по сословиям Раттанара.

Тут и до Эрина дошло - Василий принял решение. Так подробно копаться в раттанарской жизни просто любопытствующий не станет. Василий смирился со своим королевским будущим и уже начал искать причины соргонских событий, чтобы знать, с чем придётся ему иметь дело.

Гном подмигнул Бальсару: всё на мази, приятель. Ещё чуть-чуть, и король наш. Маг сердитым взглядом одёрнул Эрина: осторожнее с эмоциями - всё испортишь. Эрин, чтобы скрыть распирающую его радость, повернулся к телевизору - смотреть, как доблестный рыцарь Айвенго совершает подвиги любви и благородства.

- Сословий в Раттанаре - всего три: дворяне, горожане и крестьяне. Есть ещё внесословные группы населения вроде солдат и государственных чиновников. Их состав временный и переменный, так как входящие в них люди по окончании срока службы в армии или госучреждении, пополняют одно из сословий. Отдельную группу составляют служители и жрицы Храмов. Они не являются подданными ни одного из королевств и заняты, в основном, религиозными вопросами, хотя и соблюдают законы королевства, на землях которого проживают. Ими управляют Верховные служители Храмов. Теперь по сословиям. Дворяне у нас делятся на две, неравные по количеству, группы: титулованных и простых. Титулованные дворяне - это бароны (в Раттанаре их сто двадцать пять) и их наследники - баронеты. Как правило, это старшие сыновья баронов или, за неимением детей, другие ближайшие родственники по мужской линии.

Простые дворяне - потомки боковых ветвей баронских родов. Среди них встречаются люди самых разных занятий, но в основном - это военные либо в раттанарской армии, либо в баронских дружинах. Дворянское Собрание создано для защиты привилегий дворянства перед властью короля, для которого заносчивые бароны - только помеха в управлении королевством, и держать баронов в руках ему помогает Совет Городов, представляющий купцов, ремесленников и других городских жителей. Привилегии дворянства для горожан - как красная тряпка для быка. С другой стороны, Дворянское Собрание помогает королю держать в повиновении слишком независимых горожан. Можно сказать, что обе эти организации - это ноги, на которых стоит королевская власть в Раттанаре.

Крестьяне не занимаются политикой. Они - всего лишь земледельцы, и не стремятся вмешиваться в управление королевством: клочок земли и необходимый инвентарь в хозяйстве - это, в основном, всё, к чему стремится крестьянство.

Крестьяне делятся на две группы - королевских крестьян, или государственных, и баронских.

- Они в рабстве у баронов? Их собственность?

- Что ты, Василий! Как это человек может быть чьей-то собственностью? Крестьяне - свободные люди, и место для жительства в праве выбирать самостоятельно. На выбранном месте они либо заключают договор с королевским чиновником из министерства ремёсел и земледелия на аренду земли, либо приносят вассальную клятву барону и получают от него земельный надел.

- Значит, своей земли у них нет?

- Есть, но мало у кого: крестьянам невыгодно приобретать землю - дорого, а когда истощится - считай, деньги пропали: ни продать, ни пользоваться. С арендой проще, можно легко поменять один земельный клин на другой.

- Деление на государственных и баронских - чисто условное?

- Ну почему же условное? Они подчинены разным законам, и их положение в обществе различно. Вассал, хотя он и подданный Короны, как и сам барон, живёт по прихоти и капризам барона. Вассальная клятва не даётся на один-два года. Как правило - она пожизненная...

- Всё же рабство! Где же здесь свобода выбора?

- Вассальная клятва налагает определённые обязательства и на барона. Если он их не выполняет - клятва считается недействительной.

- Что-то слишком просто. У барона - дружина, ведь так? Он может нарушать свои обязательства как угодно долго, опираясь на силу оружия. У крестьянина против дружины - никаких шансов.

- Что тебе сказать? Всякое бывает. Но оружие и у крестьян имеется, да и король вправе наказать зарвавшегося барона. Бароны оттого и бунтуют против короля, что он ограничивает их властные амбиции.

- Один источник для возникновения заговора уже определился.

- Бароны больше специализируются на вооружённых мятежах, чем на хитроумных заговорах. Они слишком прямолинейны в своих действиях.

- Посмотрим... Посмотрим...

Василию не спалось. Наслушавшись Бальсаровых рассказов, он ворочался с боку на бок, пытаясь представить себе раттанарское общество во всём его великолепии и себя во главе этого общества. У него получалось плохо. Особенно не шли сцены с Его королевским Величеством: не обучали в советских школах и институтах правилам поведения королевских особ, а моральный кодекс строителя коммунизма в эпоху развитого феодального общества вписывался с таким трудом, что толку от него практически не было. Вместо встреч с придворными и министрами у Василия получались партсобрания, в лучшем случае - политинформации, и он сам был себе смешон, и беззвучно хихикал над своими фантазиями о раттанарской жизни.

Не спали и Васильевы гости. Устроившись в своей половине дома, они шепотом ругались из-за телевизионных передач: каждый хотел смотреть что-то своё.

Телевизор перенести к себе им посоветовал Василий, когда понял, что лечь спать ему не удастся, пока хоть один канал ведёт передачу.

Он поспешил избавиться от говорящего ящика и шумных гостей одним махом, но одиночество его было относительно: отсутствие дверей между комнатами придавало одиночеству некоторую иллюзорность. Впрочем, королевским мечтам Василия это не сильно мешало.

Бессонница, потирая от удовольствия руки, заявилась в сложенный из шпал пятистенок в надежде порезвиться от души. Но резвилась она недолго: три мозга, два человеческих и один гномий, перегруженные новым знанием и новыми впечатлениями, просто отключились от окружающей жизни. Так выключают свет, когда надобность в нём отпадает.

Мимо огорчённой бессонницы в дом проскользнули пёстрыми тенями цветные сны, безошибочно отыскав каждый своего клиента.

Васильев сон был поистине королевским. Ему снилась Хрустальная Корона на его голове, и оба они - на золотом троне, в окружении радостных подданных, и за окнами королевского дворца - крепостные стены с башнями, и Василий знал, что это - Раттанар, хотя никогда его не видел. И солнце, золотое солнце на всём: на золочёных крышах, на человеческих лицах, на яркой зелени листьев в дворцовом парке, и ослепительным отсветом - в окнах дворца и окружающих домов...

Бальсару снился построенный им дворец, которого он, на самом деле, никогда не строил. И это было лучшее из построенного магом-зодчим Бальсаром за всю его долгую жизнь. И Бальсар, сквозь пелену сна, понимал, что обязательно построит этот дворец, что каждая деталь этого здания, увиденного во сне, уже никогда не будет забыта и дождётся реального воплощения...

Сон Эрина был самый простой, но не менее приятный, чем у Василия и мага. Ему снилась резьба на шариковой ручке Василия, и во сне он уже знал, как он сможет повторить этот технический секрет и где его применит. И этим знанием он был счастлив не меньше своих товарищей...

Забытый всеми телевизор уныло показывал фоновые шумы - передачи давно закончились - и, видимо, нажаловался на невнимание холодильнику, потому что тот, возмущенно дребезжа проржавелым железом, вдруг напустил на пол изрядную лужу.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Королевский сон взбодрил Василия, и он проснулся с ощущением лёгкости и радостного ожидания. Он чувствовал себя, как первоклассник, впервые идущий в школу: впереди новая неизвестная жизнь, полная неожиданных событий. И понятная тревога щекочет внутри, придавая особый привкус каждому слову. И едва заметный налёт многозначительного волшебства ложится на всё, чего касается взгляд. И воздух такой густой и пьянящий, что каждый вдох даётся с трудом и вызывает головокружение.

Василий встал и босиком (прохладный пол хорошо холодил разгорячённое после сна тело) шагнул к холодильнику: тревожная пустота в животе была очень похожа на чувство голода, и захотелось что-нибудь съесть.

- А, что б тебя..! - босая нога ступила в противно-мокрую лужу.

Торжественность пробуждения была нарушена. Довольный холодильник затрясся в беззвучном смехе и выпустил ещё одну струйку воды.

Бальсар оторвался от детектива:

- Что случилось, Василий?

- Ничего серьёзного - просто от неожиданности, - будущий король потянулся за половой тряпкой, - А где Эрин?

- В сарае. Опять гремит чем-то.

- Вы завтракали?

- Перекусили, спасибо. Привыкну спать на печи, с подогревом, и в Соргоне не смогу иначе, - Бальсар закрыл журнал и полез вниз, - Нам, старикам, без тепла - смерть.

- Лежи, лежи. Я тоже люблю читать лёжа: и уютнее, и удобнее. А после долгого сидения с книгой всё тело ноет - и так неудобно, и этак. Не столько читаешь, сколько ёрзаешь, чтобы найти удобное положение.

- Нехорошо гостю лежать, если хозяин встал...

- К чему эти церемонии? - Василий вытер лужу и пошёл умываться, но уже не босой - в тапочках, - Говоришь, на печи спится здорово?

- Неплохо. А зимой - и вовсе будет замечательно.

- Зимой?! А разве сейчас - не зима? - Василий помолчал, пока чистил зубы, - У нас зима уже две недели. Сегодня - четырнадцатое декабря. Странно, что до сих пор ни мороза, ни снега нет...

- Неделя - что это?

- Мы каждый месяц делим на части. Неделя - это цикл из семи дней: пять рабочих и два выходных - дни отдыха.

- Значит, декабрь - первый месяц зимы?

- Первый.

Маг быстро прикинул что-то и сказал:

- И почему я не удивлён?

- Проблемы?

- Да как сказать... Пожалуй, что нет, - Бальсар больше ничего не добавил. Василий не стал настаивать - захочет, сам скажет.

- Пожуёшь ещё чего-нибудь? Всё равно ты уже слез.

- Разве что - бутерброд. Если найдётся, чем запить.

- В Соргоне что, кроме вина ничего не пьют?

- Почему не пьют? Пьют. Молоко пьют. Дети. Воду пьют, если хотят пить - а вина нет. Женщины любят травяные чаи, но я думаю - не стоит слишком строго судить тех, кто плохо разбирается в винах. На то они и женщины, чтобы вести себя непонятно. Чаще всего пиво пьют. Это такой напиток...

- Я знаю. У нас его тоже любят. Я просто не догадался купить. Наше пиво очень ценится. Сейчас поем - и схожу, - Василий открыл банку паштета и намазал себе и Бальсару по большому ломтю хлеба, - Вино в холодильнике.

- А что это из него течёт? Мы с Эрином не решились открывать, когда увидели лужу...

- Это бывает. Это у него от старости. Размораживать пора. Доставай вино, не бойся. Я тоже стаканчик выпью...

Эрин с удовольствием рылся в залежах хлама. Его находки составляли уже приличного размера кучку в ближнем углу, куда он складывал всё, нуждающееся в детальном изучении. Тащить с собой в Соргон этот хлам гном не собирался, но понять и запомнить старался как можно больше.

Открытия начались сразу, едва он отбросил в сторону лист почерневшей и покоробленной фанеры. Мельком проскочило удивление людям этого мира, которые сначала напилили дерево на тонкие пластины, а затем склеили их между собой ('пилили-то зачем?'). Проскочило и растаяло, потому что глазам Эрина открылось богатство - целый ящик с гвоздями, шурупами и болтами (и с гайками, и без).

Гвозди не интересовали его - такого добра и в Соргоне полно, а вот шурупы и болты - разного вида и размера - были настоящим сокровищем.

Покопавшись в ящике, гном отнёс его в пустой угол. Вскоре туда же последовала ржавая керосиновая лампа без стекла, навесной замок с обломанной дужкой, несколько гаечных ключей ('спросить у Василия - что это?'), ржавый напильник, детская заводная машина со смятой кабиной и раскрученной пружиной, обломок будильника, водопроводный кран, продавленный чемодан (в нём интересны были замки), набор надфилей в грязной и порванной упаковке (половина кармашков пустовала), и прочее, и прочее, и прочее...

- Бог в помощь, - услышал гном старческий голос, - А я думала - Васечка в сарае возится. Вы что же, друг ему будете? Или - брат?

Эрин оглянулся и выпрямился: у входа в сарай стояла сгорбленная старушка с бодрыми, совсем не старческими глазами.

- Рад видеть вас, бабушка, - Эрин стоял с очередной железякой в руках, перемазанный пылью и ржавчиной.

Старушку не удивила ни его кольчуга, ни сапоги, обшитые металлическими бляшками: мало ли чудаков на свете. А этот и вовсе - большой ребёнок, смешной и безобидный.

- Вы, никак, по железному делу будете? Как звать-то тебя, милок? Меня все Михаловной зовут, - старушка лихо преодолела стадию знакомства и перешла на 'ты', - По железу мастер-то, спрашиваю?

- Точно, по железу. И точно, что мастер. У вас острый глаз, бабушка. Имя моё - Эрин. Я - сын Орина, из рода кузнецов и воинов, и сам глава этого рода, - гном с чувством стукнул себя кулаком в грудь, и зажатая в нём железяка звякнула о кольчугу.

- Эрин... Ты из прибалтов, что ли?! Не тяжело, сынок, столько железа на себе таскать?

- Я привычный, бабушка. У нас, в Соргоне, все так ходят.

- И верно - прибалт. Только рыжий ты какой-то, а там всё больше, говорят, белые живут. И не зови меня бабушкой. Как все зови - Михаловной, а то совсем старухой себя чувствую. Кузнец, говоришь? Раньше кузнецы были такие, что всё могли. Любую работу по металлу и - запросто. А ты - как? Многое можешь или только молотком стучать?

- На мою работу никто не жаловался, Михаловна. И я не знаю работы, какая бы мне была не по силам. Горный Мастер наделил меня талантом кузнеца, и в этом мне нет равных среди моего народа, - Эрин заметил в глазах Михаловны недоверие, - Вот, эту кольчугу я сам ковал.

Михаловна протянула руку и пощупала металл, как привыкла щупать материю при покупке. Колечки кольчуги были наощупь гладкими, без задиров и заусениц, и казалось, что рука касается шёлка, только более плотного и тяжёлого. Работу старушка одобрила.

- Есть у меня к тебе просьба, Эрин, если, конечно, у тебя найдётся время и умения хватит...

- Это мне - умения не хватит?! Чтобы я не смог?! - гном легко попался на старушечью хитрость, - Что делать-то надо?

- Идём, покажу, мастер. Может, хоть ты справишься?

- Бальсар, что, по-твоему, сделали бы короли, если бы убили только одного из них? Как поступили бы?

- Я думаю, наказали бы виновных и вернули бы трон избраннику Короны.

- А если избранника бы не было? Если бы Корона была уничтожена? Корон осталось бы одиннадцать, королевств же - двенадцать!

- Не знаю, Василий. Убийства короля всё равно не простили бы, да ещё и Корона уничтожена... Откуда мне знать, как поступили бы короли? А к чему ты клонишь?

- Чтобы сместить короля в любом из королевств и занять его место на троне, нужно убрать с дороги всех королей и все Короны. Иначе успеха не добиться. Ты прав: того, кто может справиться с одним королём, обязательно уничтожат - пока он жив, он угроза всем остальным. Заговор может не быть общесоргонским.

- Не сходится, Василий. Совет созвал Барум Сарандарский. Заставило же что-то его созвать Совет? А короля Фирсоффа убили на землях Скиронара. Замешаны не менее двух королевств. Кроме того, Фирсофф принимал меры против мятежа в Раттанаре, как я понял из разговоров министров перед штурмом постоялого двора. Получается - уже три королевства.

- Ты уверен, что все Короны, кроме этой, - Василий кивнул на перевёрнутую кастрюлю, - что все остальные уничтожены?

- Фирсофф и Паджеро считали так, и, видимо, знали, что говорили. Ты же и сам понимаешь, что нет смысла свергать короля, если Корона сохранится: пока она цела - любая другая власть незаконна. Воспользоваться же самой Короной убийца не сможет...

- А священники? Они не подчиняются ни одному королю, и есть во всех королевствах. Могли ли они, кто-нибудь из Верховных служителей, организовать такую штуку? Какие у вас Храмы?

- В Соргоне девять Храмов...

- Значит, и богов - девять?

- Богов больше: свои боги есть у эльфов, у орков, у гномов. Да и у людей есть божки местного, так сказать, значения. Девять Храмов - это Храмы основных, общепринятых среди людей, богов. Но эти боги не настолько властолюбивы, чтобы стараться захватить власть в Соргоне. Мятежный Храм потеряет доверие у народа, а значит - лишится доходов, основы своего существования. Нет, Храмы тут не могут быть замешаны.

- Тебя не назовёшь очень религиозным. Рассказываешь о богах, а подразумеваешь людей, говорящих от их имени.

- Не всё, что говорят служители, их собственная выдумка. Я не слишком доверяю россказням о богах, но понимаю, что честолюбие Верховных служителей ограничено характером их богов, и ни один из служителей не сможет добиться власти большей, чем та, на которую претендует бог. А боги Соргона не желают светской власти. Им и своих дел хватает. Нет, Храмы замешаны быть не могут.

- Почему ты считаешь, что соргонским богам не нужна светская власть? Или их Верховным служителям не нужна?

- Ты смотришь на людей и богов одинаково, и считаешь, что боги - такие же люди по своему поведению и желаниям.

- А разве нет? Разве не люди выдумали богов и наделили их своими чертами и недостатками?

- Я давно привык, что человек неверно трактует понятие бога. Удивительно, что и в твоём мире я столкнулся с той же проблемой. Почему существуют только две точки зрения: бог - либо создатель всего окружающего нас, и нас самих в том числе, либо - мифическое, выдуманное нами существо? Неужели не существует других объяснений?

- Например?

Ответить маг не успел: явился Эрин, неся впереди себя пузатый самовар. Такие Василий видел только в кино - самовар был явно не электрический, и его помятые бока и отдающий зеленью медный корпус говорили о древности ветерана чаеварения.

- Это ты в сарае раскопал? - Василий забыл о богах и Соргоне, - И что ты будешь с ним делать?

- Это заказ, - гном поставил самовар на пол, возле печатной машинки, - Мне поручили его отремонтировать. Что это, Василий?

- Самовар. Воду кипятить для чая. А кто поручил-то?

- Соседка твоя, Михаловна. Знаешь такую?

- Знаю. Где ты её нашёл?

- Она меня нашла. В сарае. Искала тебя, а попался - я. Вот и вручила этот... самовар.

- Не могла она меня из-за самовара искать: знает, что не починю. Чего она хотела?

- От тебя-то? Так, пустяки, перетащить там что-то тяжёлое, - Эрин отмахнулся, - Я перенёс, так что ты уже не нужен. Мне понадобится твоя помощь, Бальсар. Здесь трещина - видишь? И краник мне припаять нечем, да и не к чему тут - всё прогнило. Ты сможешь восстановить металл вокруг краника?

- Дай посмотреть. Да что ты его на пол поставил - неси на стол. Тут же удобнее.

- Василий, кто такой - прибалт? - Эрин переставил самовар перед Бальсаром, - Это что-нибудь обидное? Или смешное?

Василий еле сдержал улыбку:

- А где ты слышал?

- Меня Михаловна назвала, когда я имя сказал...

- Если бы тебя назвали феззаранцем или тордосанцем, ты бы обиделся?

- Нет, но удивился бы. Я - гном, а не феззаранец. И не тордосанец.

- Прибалты - народы, живущие на берегу Балтийского моря. Ничего обидного в этом нет, и доказывать, что ты - гном, а не прибалт, не стоит: всё равно тебе никто не поверит...

- Опять ты меня опекаешь, будто я - маленький ребёнок, а вокруг - только одни враги! Этого не говори, туда не ходи, того не делай! Я - Эрин, сын Орина, из рода кузнецов и воинов, и сам - глава этого рода, уже давно взрослый...

- А краник где? - перебил разошедшегося гнома Бальсар, - Краник-то ты принёс?

Эрин замолк и, порывшись под кольчугой, протянул магу самоварный краник:

- И ты туда же! На, держи!, - возмущённый до глубины души, Эрин ушёл к своим сокровищам в сарае, не преминув хлопнуть дверью: в окнах задребезжали стёкла, охотно поддержанные холодильником.

- Ну-ну! - Василий покачал головой, - Ну-ну!

- Я же говорил, что гномы - очень самолюбивы.

- И чем же я задел самолюбие этого соргонского прибалта?

- Не ты, я думаю, а твоя соседка. Она навязала ему работу, которую Эрину не выполнить без любимой кузницы. Он страдает оттого, что вынужден обращаться за помощью...

- Мог бы и отказаться.

- И тем самым признать, что есть работа, которая ему не по силам? Скорее всего, пообещал раньше, чем увидел, в чём дело. Что ж, поддержим репутацию соргонских кузнецов, - маг приставил краник к нужному месту, и Василию пришлось встать и обойти стол, чтобы видеть.

Уже знакомые голубые искорки засверкали между краником и корпусом самовара, растягивая - иначе и не скажешь - кончик краника по изъеденному коррозией месту пайки, соединяя краник в единое целое с самоваром.

Краник стал немного короче, но слился-таки с металлом корпуса: Василий придирчиво осмотрел место соединения, потрогал пальцами и отошёл, не найдя к чему придраться. Бальсар терпеливо ждал, пока Василий удовлетворит своё любопытство.

- Что-нибудь не так? Скажи, я исправлю.

- Всё в порядке. А краник не отвалится снова?

- Исключено, Василий. Теперь заделаю трещину и выровняю вмятины, - Бальсар взял самовар за круглые бока, - Это тоже должно получиться.

Самовар окутался голубым светом, более густым - почти до синевы - на смятых и вдавленных местах. Трещина скрылась в искристом облаке, но Василий на неё не смотрел - его внимание привлекли вмятины, которые выпучивались, выгибались наружу, восстанавливая прежнюю форму самовара. Округлость корпуса на прежде помятых боках вызывала желание проверить рукой - не иллюзия ли? Что Василий и сделал, едва маг отпустил самовар и откинулся на спинку стула. Рука подтвердила, что глаза не обманывают: самовар был, как новый, если не считать старческую зелень на медной его поверхности.

Бальсар понял не заданный Василием вопрос:

- Эрин потом отполирует - всё-таки, это его заказ, а не мой.

- Тебе бы автомобили рихтовать... Цены бы не было...

Бальсар промолчал: слово 'рихтовать' он не понял, но спрашивать постеснялся. После вчерашних претензий на умственное превосходство не хотелось попадать в смешное положение, задавая вопросы. Может, потом, сам как-нибудь разберётся.

- А если предположить, что один из Верховных служителей объединился с недовольными баронами? Такая схема возможна? - Василий вернулся к прерванному ремонтом самовара разговору после похода в магазин. Обе трёхлитровые банки Михаловны (из-под самогона и огурцов) были наполнены янтарным напитком, пробу с которого пришёл снимать и всё ещё недовольный гном. Но обиды - обидами, а пиво - пивом.

К пиву Василий принёс солёных орешков, и все трое, усевшись за стол, не торопясь, получали удовольствие.

- Наше пиво погуще будет, но и это вполне... Да, вполне..., - Эрин так и не сказал: что вполне, так как мелкими глоточками цедил пиво из стакана, прислушиваясь, как пиво смывает во рту соленый привкус орешка.

Бальсар ответил Василию не сразу. Он допил пиво, слизнул пену с усов, и только после этого сказал:

- Предполагать можно что угодно. Но я не могу ни подтвердить твои предположения, ни опровергнуть их. Я сомневаюсь в подобном объединении, но исключить эту версию совсем... Не знаю, Василий, не знаю.

- Что там знать, Бальсар! Бароны способны на что угодно - тебе ли сомневаться? А служители Храмов жадны и завистливы, как и все, живущие за чужой счёт. Верховные не станут вредить королям - им всё равно не занять трон. А вот служки - те будут рваться к месту Верховного... Если такой объединится с бароном, мечтающим стать королём... Разве не может быть такого?

- Служка бесполезен - у него слишком мало возможностей, - Бальсар снова налил себе пива, - Это должен быть служитель высокого ранга, на уровне королевства. Тот, которому до Верховного - один шаг. Да и барон должен быть не из последних. Тогда я соглашусь, что - может быть. Они в любом королевстве найдут союзника из желающих занять трон. Но как сохранить в тайне заговор такого масштаба?

- Если не прятаться, не готовить убийство короля внутри королевства, не посвящать своих сторонников в детали, - Василий, кажется, нашёл простое решение, - а готовить их только к взятию власти в свои руки, когда трон освободится, и не останется ни короля, ни Короны... В этом случае и заговора-то нет. Была власть - и пропала. Как же без власти жить? Тут и приходит человек, у которого всё готово как раз на этот случай. Человек, ни в чём не замешанный, никого не убивший, всего лишь помогающий сохранить порядок и спокойствие в королевстве. Тогда Совет Королей - единственная возможность освободить все троны разом, и знают об этом, и участвуют в покушении всего несколько человек. Они ни с кем своих планов не обсуждают, и узнать об их существовании можно только случайно. По-моему, произошло нечто подобное.

- С такими возможностями нет смысла бороться за власть в одном королевстве, - Эрин взялся за полировку самовара. Достав из ранца кусочек замши, он уселся на пол, поставив самовар между ног, - Тот, кто задумал и осуществил такой план, должен хотеть весь Соргон, не меньше. А опустевшие троны займут его слуги. Он не даст им всей полноты власти и имеет достаточно сил, чтобы держать новых королей в повиновении...

- Верно, Эрин. Лысые! Вот та сила, которая должна удержать в повиновении не только нового короля, но и всё королевство. Точно, лысые!

- О ком ты, Бальсар?

- Постоялый двор атаковали лысые оборванцы. Очень странное войско. Не было ни команд, ни криков ярости или боли. Они дрались молча и не отступили...

- Вы же отбили первую атаку?

- Можно и так сказать. Первая атака кончилась, когда кончились лысые. Мы просто перебили их всех. Потом, когда подбирали раненых и убитых раттанарцев, среди лысых не нашли ни одного раненого, только мертвецы. На них не было доспехов. Почти ни на ком не было. По одежде, по тем обрывкам, которые можно было опознать, среди них были и лакеи, и крестьяне. Даже один служитель Лешего был. В обносках сутаны. Король Фирсофф ещё сказал, что это пропавшие бесследно люди. Но на людей они уже мало походили: тела истощены, лица измучены. И ни на ком - ни одного волоска. Ни бровей, ни ресниц. Смотреть на них было жутко, и первой атакой они уполовинили наш отряд. А Паджеро, наверняка, взял в Аквиннар лучших солдат.

- Ты не рассказывал о лысых, - гном укорил Бальсара, мерно водя по начинающему желтеть боку самовара кусочком замши, - Когда ты выбежал на мой костёр, за тобой гнались вполне нормальные солдаты. Я не видел ни одного лысого среди тех, с кем дрался.

- Да я и сам как-то не видел разницы между погоней и теми, кто атаковал 'Голову лося'. Постоялый двор, то есть. Не сообразил я как-то. Я всё-таки маг, а не воин.

- Можно подумать, что магу не нужно защищать свою жизнь, - Эрин не принимал оправданий Бальсара, - К тому же - ты зодчий, и должен иметь острый глаз. Где была твоя наблюдательность, зодчий?

- Когда события несутся таким галопом - только успевай уворачиваться - становится не до наблюдений, и, уж тем более - не до выводов.

- Уже три дня события никуда не несутся. Лежи себе на печи и делай выводы. Тоже мне - проблема, - Эрин отодвинул самовар и полюбовался на отполированный круглый бок: желтизна казалась ослепительной, особенно на фоне остальной, всё ещё под зеленью окиси, части корпуса, - Ты не выкручивайся, Бальсар, просто признай, что прохлопал...

- Почему бы тебе не сказать спасибо, Эрин, - вмешался Василий, - вместо нравоучений. Я имею в виду - ремонт самовара. Бальсар не виноват в том, что у тебя не оказалось нужных инструментов. И что кузницы здесь нет. Вы хотите, чтобы я пошёл с вами в мир, где никого не знаю, не имею ни друзей, ни знакомых. Кроме вас двоих, мне не на кого там рассчитывать. Стоит ли мне в вашей компании идти на этот риск, если вы всё время будете ругаться? Какая мне польза от ваших ссор?

Эрин покрутил самовар и так, и этак, прощупал пальцами и простучал все подозрительные места, пошатал краник, проверяя на прочность его крепление, и, не найдя недостатков, буркнул:

- Спасибо за помощь, Бальсар. Работа выполнена отлично - даже я не сделал бы лучше, - и, поняв, что хвастается своим мастерством, подобно Бальсару, расхохотался, - Не волнуйся, Василий, ты имеешь дело с двумя мастерами своего дела, и на нас вполне можно положиться в любой ситуации. А что ворчим - так это неизбежно: где ты видел мастера, который бы не ворчал. Ворчание - привилегия мастера!

Бальсар тоже рассмеялся, одобрительно кивая головой.

Василий скептически улыбнулся.

- Вы оба считаете, что Хранители не принимали участия в убийстве королей?

- Я уже говорил, что Аквиннару не выгодна смерть королей. Да еще и в Аквиннаре. Это конец его независимости. А кто владеет Аквиннаром - держит в своих руках всю торговлю Соргона.

- Я согласен с Бальсаром - Хранители слишком повёрнуты на служении Дворцу Совета Королей, чтобы заниматься подобными интригами. Нет королей - пропадает смысл их существования. Я много общался с Хранителями: все, как один, о чём бы ни говорили, что бы ни делали - в глазах, кроме Дворца, ничего нет.

- А внешние враги у королевств есть? Завоеватели какие-нибудь, соседи воинственные?

- Королевства ведут борьбу с гоблинами за побережье. Это тянется так долго, и так давно началось, что за войну даже не считается. Что-то вроде ваших спортивных соревнований, только со смертельным исходом. Но гоблины дальше побережья не продвигаются, и попасть в Аквиннар для них нереально. С гоблинами нет ни торговых отношений, ни дипломатических. Они приплывают, грабят прибрежные деревни, если удастся незаметно высадиться... Даже не прибрежные деревни - я неверно выразился. В Соргоне из-за гоблинов на побережье нет ни одного поселения - их сразу же уничтожают. Деревни, расположенные недалеко от побережья.

- А шпионы гоблинов не могут проникать вглубь королевств?

- Они слишком заметны. Гоблины внешне отличаются от людей. У них широкие рты, как у ящериц, острые зубы и почти нет ушей. И кожа имеет серо-зелёный оттенок.

- А хвостов у них нет?

- Шутишь, Василий? Во всём остальном они - обычные люди, если судить по строению их тел. Мужских, во всяком случае.

- Почему именно мужских?

- Женские как-то не попадались. Что женщинам делать на поле боя?

- А пленные что говорят? С ними не пробовали..? Как это сказать? Они с людьми могут иметь потомство?

- Пленных не бывает. Как-то так сложилось, что пленных не берём ни мы, ни они не берут.

- Странно это. Зачем же они нападают? Какая цель? В деревне много не награбишь: разве что скот угнать, да зерно утащить. Неужели не берут пленных? Ну, люди, я понимаю, сгоряча и со зла за нападения могут убить всех, кто им попадётся... Но гоблины?!

- И тем не менее, они убивают всех жителей и сжигают вместе с деревней все тела. По скелетам в золе ни разу не было недостачи тел... Я не помню такого случая, чтобы не досчитались кого-нибудь.

- А кроме гоблинов? Ты на карте обозначил Эльфийский Лес и Орочьи Болота. Эльфы либо орки могли..?

- Эльфы ни разу не сражались с людьми. Мы к ним не лезем, они к нам. В королевствах эльфы почти не живут, разве что - в Аквиннаре, и то - не более сотни торговцев: им не интересны наши каменные города. Орки несколько раз давали изрядную трёпку войскам Шкодерана и Хайдамара, которые претендуют на занятые орками земли. Но эти сражения всегда происходили в Орочьих Болотах, и никогда - на землях королевств. Хайдамар и Шкодеран делают вид, что управляют орками, а те делают вид, что подчиняются. У орков нет ни к одному из королевств: они хотят, чтобы их не трогали...

- Чего у орков нет? Ни к одному из королевств чего у них нет?

- Я не сказал?! Претензий, конечно же. Чего же ещё?

- Тут, за горами, у тебя написано: Месаория. Как там с врагами?

- В Месаории живут кочевые племена. У них нет городов, нет государств - только земли для кочевья. Сарандар и Пенантар закупают у них лошадей, но торговля идёт вяло - почти весь год труднопроходимые перевалы засыпаны снегом. Из Месаории организовать убийство королей вряд ли возможно.

- Более-менее ясно. Ты ничего не забыл? Может, ещё какие-нибудь враги есть?

- Больше ни врагов, ни друзей нет. Я назвал тебе все народы, живущие в Соргоне и вокруг него.

- Кочевники к какой расе относятся?

- Люди. Внешне ничем не отличаются от людей. Только глаза немного заужены...

- Вот так? - Василий оттянул пальцами уголки глаз.

- Похоже. Где их видел?

- Наши кочевники все такие. А чем отличаются орки и эльфы? От людей, я имею в виду.

- Я понял. У орков - клыки выступают наружу. Вот здесь, по бокам челюстей, - маг показал где, - Как у вепря. Представляешь? Это единственное отличие...

- А рост? - Эрин сокрушенно покачал головой, - А рост? Большинство людей рядом с орками выглядят, как мы, гномы, рядом с людьми. Были бы орки такими же заносчивыми, как вы, люди, все ваши королевства рухнули бы в одночасье...

- Как это? - Василий заинтересовано посмотрел на гнома, - Как это так?

- Орки не любят войн, не носят доспехов. Из оружия предпочитают палицу с железными шипами. Сила их такова, что орк не считается мужчиной, пока не победит медведя.

- Один на один?

-Только так. Людям, даже в железе, против орков не выстоять.

- Так они всех медведей перевели в своих Болотах?

- Они не убивают медведей, они с ними борются. Поборол, связал. Предъявит связанного медведя старшему в роду и отпускает - не мучает зверя. Медведям эти испытания тоже нравятся - звери борются честно, не кусаются и не царапаются. Только сила и ловкость. Что с той стороны, что с той.

- А эльфы?

- Они тоже высокие, но очень худые или тонкие, - Эрин закончил наводить блеск на самовар, - Красота! Пойду, отнесу.

- Эрин, только не дёргайся. Выслушай спокойно. Попроси Михаловну никому не хвалиться новым самоваром, а то столько хлама понанесут - взвоешь. Больше никаких ремонтов: вы приехали отдыхать, а не вкалывать. Работать, то есть.

- Не волнуйся, Василий. Это и мне ясно. Никаких ремонтов. Слово гнома.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

- Нет, не выходит ничего. Не зная правописания, мне не осилить премудрости твоего языка, - Бальсар отодвинулся от печатной машинки и тяжело вздохнул, - Возможности понимания чужого языка, видимо, ограничены...

- Но вы же читаете?! Значит, и писать должны. Неужели даже числа тебе не понятны? - Василий недоверчиво посмотрел на мага: не прикидывается ли? - Послушай, Бальсар, попробуй ещё раз!

- Зачем, Василий? Я же не знаю языка, на котором ты говоришь. И уж тем более - пишешь.

Василий протянул руку к клавишам и стукнул по цифре '4'.

- Что я напечатал?

- Четыре.

Василий ударил по клавише '5':

- А теперь?

- Пять. Я уверен, что смогу прочесть всё, что ты напишешь на машинке, если оно будет иметь какой-либо смысл. Но воспользоваться твоим алфавитом мне не удастся, пока я не выучу язык. Для меня все эти крючки не несут... не имеют никакого смысла. Ты же тоже не сможешь ничего написать ни на моём языке, ни на языке Эрина...

- Хочешь сказать, что у вас разные языки? И это после стольких лет совместной жизни в Соргоне? За несколько столетий ваши языки не слились?

- В этом нетрудно убедиться: попроси Эрина написать на карте те же названия, что написал я. Увидишь - буквы будут совсем другие.

- О чём это вы? - Эрин поставил на стол пакет с двумя трёхлитровыми банками, - Гостинчик от Михаловны...

Гном одну за другой вынул банки. Василий узнал набор: огурцы и самогон.

- Не удалось открутиться. Так о чём у вас тут беседа?

- Можешь написать те же названия? - Бальсар подвинул Эрину лист с картой и ручку, - Василий не верит, что ты напишешь их иначе.

Эрин взял ручку и надписал карту по-своему. Потом кивнул на машинку:

- Можно?

- Да-да, пожалуйста, - Василий уткнулся в карту. Названия читались так же, но закорючки были совершенно другими.

Эрин, увидев в машинке лист бумаги с отпечатками букв и цифр, сразу понял назначение машинки и углубился в изучение её конструкции. Аккуратно нажимая на клавиши, гном следил не за оттисками букв, а за движением рычагов и молоточков.

- Это то, что я думаю? - Бальсар показал на банку с самогоном.

- Угу, - одновременно ответили Василий и Эрин, не отрываясь от своих занятий.

- Эрин, а ты уверен, что отказывался? - маг насмешливо взглянул на гнома, чего тот, впрочем, не заметил.

- Конечно, отказывался. Пока не понял, что Михаловна готова выкатить бочку этого напитка. Она не может просто сказать: спасибо. Её благодарность не бывает полной без соответственного подарка. Я прав, Василий? - наблюдательный гном тоже обратил внимание на сходство 'гостинчика' с настольным натюрмортом в ночь знакомства.

- Прав, прав. И ты прав, Бальсар, читается одинаково, а написано по-разному. Ладно..., - Василий отложил карту.

- Я пить всё равно не буду, - заторопился с заявлением Бальсар, - Этого не буду, - он похлопал ладонью по банке, - Мне ещё жить не надоело.

Эрин захохотал.

- Тебя же никто не заставляет напиваться до свинского состояния, - сказал он, отсмеявшись, - Ты что, не можешь контролировать свою дозу? Это ты на машинке печатал? - гном потянулся за рукописью на подоконнике, - Можно посмотреть?

Бальсар, убедившись, что ему не угрожает немедленная выпивка, уселся перед телевизором - смотреть, как обычно, всё подряд.

Василий подсел к магу:

- Знаешь, Бальсар, я сомневаюсь, что подхожу в короли. Могла ли Корона ошибиться при выборе?

- Не знаю, что тебе сказать на это. Корона выбор сделала. Верный ли он - покажет время. А подходишь ли ты - тебе решать. Твой выбор никто на себя не возьмет. Ни я, ни - Эрин.

- Ты говорил, что у соргонских королей не было детей. А у меня есть сын, уже взрослый.

- Ты хочешь взять его о собой?

- Нет, что ты! Как я могу рисковать им, если и моё будущее неопределённо. Я, конечно, никудышный отец, но не настолько же плох!

- Тогда для Соргона ты - бездетен. Не думаю, что твой сын доберётся до Раттанара, чтобы предъявить права на трон. Пусть это тебя не беспокоит. Решай для себя и по своим возможностям - никто лучше тебя не знает, на что ты способен.

- Я думаю, Корона знает меня лучше, раз выбрала. То, что я о себе знаю, не даёт мне права становиться королём. Я не могу на это решиться.

- Тогда доверься выбору Короны.

- А если она ошиблась? Представляешь, что будет в Соргоне, если она ошиблась?

- Василий, ты уже напрочь свернул свои мозги. Теперь за мои взялся? Поговори с Эрином. Он ещё не испытал силы твоих бесконечных сомнений, может, и подскажет что-нибудь толковое. Только топор убери от него подальше. На всякий случай.

- Издеваешься?

- Ну, что ты! Пойми, что решать должен ты. Только - ты! Боишься - откажись. За это никто тебя не осудит: ты не воин, ты ленив. Не мотай головой. Это видно. А дело предстоит нелёгкое. На твоём месте и опытный человек колебался бы.

- Я не боюсь в том смысле, какой ты имеешь в виду. Я боюсь, что не справлюсь. Что на меня понадеются, за мной пойдут, доверятся мне - и погибнут, потому что я не тот, кто нужен. Вот чего я боюсь. Понимаешь?

- Как не понять! Ответственности боишься. Те, кто пойдёт за тобой - пойдут по своему выбору, и их гибель - один из возможных вариантов. Гибнуть будут всё равно, безразлично - тот ты или не тот. Или ты думаешь навести порядок в Соргоне, не потратив ничьих жизней? Ты и свою можешь потратить точно так же.

Эрин пытался вникнуть в рукопись Василия и никак не мог сосредоточиться, против желания прислушиваясь к разговору мага с Головиным.

Наконец, он не выдержал и, отбросив рукопись в сторону, подскочил к Василию и Бальсару:

- Что ты изводишь на него столько слов, маг? Ты что, не можешь сказать ему прямо: 'Есть вероятность того, что вариант, предложенный Короной - единственный возможный, и нет, не существует другого короля. И твой отказ в этом случае - это гибель сложившихся в Соргоне отношений, а, может, и всего Соргона!' Подумаешь, проблема: справлюсь, не справлюсь! Делая выбор, ты не о себе думай, Василий. Ты можешь мне уверенно сказать, что возможных королей для Раттанара - пруд пруди? Можешь, а? Нет, ты скажи! Скажи мне: 'Эрин, не волнуйся, мой мир переполнен раттанарскими королями. Только выбирай. Выбрал и - домой'. Ну, скажи же, скажи!

- Эрин, успокойся. Нельзя же так давить, - Бальсар потянул гнома к столу, - Давай-ка, лучше по стаканчику опрокинем. Нельзя так давить, а то в Соргон мы приведём не друга, а врага, и станет ещё хуже!

- Я не хочу хуже! Я - лучше хочу! - Эрин взял из рук мага полную стопку и медленно выцедил её. Рука гнома дрожала, дрожали и губы. Стекло стопки со звоном било о крепкие зубы Эрина. Допив, он с трудом подавил нервную дрожь и успокоился, - Извини, Василий, я сорвался. Прошу тебя, принимай решение молча, без нытья. Не трогай нас с Бальсаром. Мир? На вот, выпей с нами, - Эрин наполнил стопку для Василия, - Ну что, мир?

Василий выпил:

- Я не ссорился ни с кем из вас. Мне и в голову не приходило то, о чём ты сказал, Эрин. Буду думать молча и без нытья. Но если я - единственный возможный вариант, то и выбора-то мне никакого нет. Вот ситуация: либо в дерьмо, либо в герои! Не нравится мне такая ситуация.

Эрин дёрнулся что-то добавить, но, перехватив сердитый взгляд Бальсара, сдержался.

- Ты не обязательно единственный, Василий, - Бальсар попытался изменить тягостное впечатление от слов гнома, - Совсем не обязательно...

- Да-да, конечно, - пробормотал Василий, и было видно, что он не слушает мага, занятый своими мыслями, - А я, ведь, даже понятия не имею, каким должен быть король...

- Короли, я думаю, во всех мирах одинаковы. Что в нашем, что в твоём, Василий, - Бальсар налил себе снова. Потом налил гному и Василию, - Веди себя, как твой король, и всё будет в полном порядке.

- У нас нет короля. В моём мире королей осталось очень мало, да и тех почти не видно и не слышно. И о жизни королевской до нас доходят только слухи и всякая грязь скандальная.

- Кто же правит у вас? Я и то удивляюсь, что в новостях о королях ни слова. Как же поддерживается порядок в твоём мире?

- У нас правление выборное. Мы выбираем депутатов в Верховный Совет, Раду, по-нашему...

- И много их, депутатов?

- Четыре с половиной сотни.

Соргонцы дружно рассмеялись:

- Ну, эти науправляют. Двое не всегда приходят к одному мнению, а этих - больше четырехсот... Вот где бардак!

- Не без этого. Рада создаёт законы, по которым управляет кабинет министров. Нарушителей законов наказывают суды. Получается три независимых органа в управлении - три власти. Над ними, чтобы не путались, и не мешали друг другу - президент, которого мы тоже выбираем, но отдельно.

- И часто выбираете?

- Раз в пять лет.

- Что-то вроде короля на пять лет?

- Вроде так. Только власти у него поменьше, наверное, будет.

- Как власти - не знаю, а ответственности меньше. Точно, меньше. Всегда можно свалить свою вину или на предшественника, или на эту... Раду, да?.. или ещё за кого-нибудь спрятаться. Что, не так?

- Подожди, Эрин. Об этом потом подумаем. И как же вы их выбираете? Депутатов и президента, я имею в виду.

- Я понял, Бальсар. Сначала регистрируют желающих. Потом каждый кандидат рассказывает, что он собирается сделать, свою программу. Люди думают и решают: мне этот подходит, а мне - тот. За кого больше голосов, тот и победил. Ваши Совет Городов и Дворянское Собрание, наверное, так же избираются.

- Ясное дело: выбирают того, кто громче всех кричит: 'Я - хороший'...

- Погоди, Эрин. Это получается, что у власти у вас всегда толчея и драка за каждое место?

- Ну, не всегда, буквально, но... так, Бальсар.

- Когда же они государством управляют, если времени хватает только добраться до власти, хапнуть что-нибудь, и тут же тебя другой спихивает?

- Считается, что наши политики заботятся о народе...

Соргонцы снова рассмеялись.

- Ну да, вы ничего не делайте, доверьтесь мне - я о вас позабочусь, - Эрин в восторге подпрыгивал на стуле, не мог усидеть спокойно, - О боги, какие вы дети! Да эта кампания проест все ваши налоги, да ещё и вас съест, в придачу! Более удобной системы для казнокрадов и не придумать!

- Может быть, и нет, Эрин, - Бальсар задумчиво пожевал ус, - Подумай: когда кошелёк у тебя попытаются срезать десять воров одновременно, это закончится дракой между ними, а кошелёк останется цел.

- Ага, надейся, Бальсар. Тут только одно средство может помочь - каждый выбранный должен жизнью своей отвечать за обман избирателей. За хищения из казны тоже. Так вот почему у вас поединки запрещены! Смотрите фильмы, книги читаете о чужих подвигах, а сами - безобидные овечки. Кто хочет, тот и стрижёт.

- Поединки запрещены, чтобы сберегать человеческие жизни. Мы считаем, что жизнь - самое ценное достояние человека, самое дорогое, что у него есть.

- Согласен, Василий, если человек этот один в твоём государстве, и он занимает место президента. Жизни простонародья не стоят ничего. Вы даже лишены возможности их защищать, свои драгоценные жизни. Дядя вам обеспечивает безопасность и защищает от произвола властей...

- У нас разделение по общественным функциям: кто работает, кто в армии служит...

- У нас такое же разделение. Но при ваших методах ведения войны любой невоенный абсолютно беззащитен. После ваших войн живыми остаются только солдаты.

- Разве в Соргоне мирный житель лучше защищен?

- Я не это имею в виду, - Эрин вскочил и забегал по комнате, - В Соргоне житель может погибнуть, только столкнувшись с солдатом лицом к лицу, и солдат должен быть при этом мародёром или убийцей по своей натуре. В твоём мире убить жителя может любой, даже самый благородный воин, только потому лишь, что его оружие действует на большом расстоянии, и солдат не видит - против кого его применяет.

- Разве не гибнут жители при осаде городов, замков, при налётах на деревни? - Василий тоже начинал заводиться, - Разве война в Соргоне не приводит к гибели населения? Разве соргонский лучник не может убить издалека?

- От стрелы легко защититься - она не пробивает стены дома. Стань за дерево или спрячься в подвал. А где можно спрятаться от снаряда или бомбы? У нас, при встрече с мародёром, любое подручное средство может спасти жизнь: топор, дубина, рогатина. Даже кухонный нож повышает шансы на выживание. Между оружием солдата и кухонной утварью разница не столь велика, как в твоём мире, - Эрин уже всерьёз сердился на непонимание Василия, - Ни один, уважающий себя, воин в Соргоне не поднимет руки на беззащитного. Убийство не может доставлять удовольствие нормальному человеку ли, гному ли... Убийство вызывает шок, когда убиваешь своими руками, когда видишь глаза жертвы. Этот шок помогает преодолеть только сознание того, что ты защищаешь свою жизнь или борешься, защищая слабых. Какой шок может быть от выстрела издалека? Нажал курок и достал противника, как мишень в тире - такое себе убийстве мимоходом. Где-то вдали что-то двигалось, получило от тебя пулю, и остановилось. И всё. Никакого тебе шока... Совеем другое дело - бой на мечах. Здесь ты уже не стрелок-чистоплюй. Ты - мясник, с той лишь разницей, что бьёшь не бессловесную скотину, а такого же мясника. Бьёшь, глядя в его глаза, стараясь угадать по ним его выпады, его сильные и слабые места. Бьёшь, установив с ним психологический контакт. Бьёшь, зная, что любая твоя или его ошибка станет последней для тебя или для него. И, если для него, и ты остаёшься жив, забрызганный и его, и своей кровью, путаясь усталыми ногами в его кишках - это ли не кошмар и не психологическая травма? И, если ты остаёшься жив, то по-настоящему начинаешь ценить свою жизнь, зная, как трудно её сохранить, и жизнь чужую, зная как трудно её отнять. В Соргоне не каждый может быть солдатом, потому что это - кровавое, грязное занятие, и быть хорошим солдатом, можно только веря в необходимость этого. Это тяжёлый труд, требующий специальной подготовки и долгого обучения. А в твоём мире на курок может нажать двухлетний ребёнок и, играючи, отнять чью-то жизнь.

Василий с удивлением слушал горячий монолог Эрина и думал:

'А он, и вправду, хороший солдат. Уже разобрался в механизме нашего оружия, и это - за два дня просмотра телепередач. Да и слова его не лишены смысла...'

Бальсар же слушал без удивления, и лишь изредка, словно подбадривая эмоционального гнома, согласно кивал головой.

Разговор как-то незаметно перешёл в ужин, главными блюдами которого стали самогон и солёные огурцы. К ним добавили несколько луковиц, само собой, хлеб, остатки баночного паштета.

Василий рискнул поставить на стол просроченные кильки, в надежде, что крепчайший напиток Михаловны сумеет справиться со всеми видами бактерий и ядов, если таковые завелись меж обжаренных, в томатном соусе, рыбок.

Эрин не упустил случая поработать консервным ножом, чтобы постигнуть принцип его действия, и был доволен, что постиг.

Бальсар, не без внутреннего трепета, принимал участие в застолье, к организации которого сам приложил руку, и потому считал неудобным отказываться, когда его стопку наполняли Эрин или Василий.

Василий думал, что было бы неплохо сварить макароны, чтобы закусить плотнее, но не хотелось возиться, и необоримая лень вдруг подкинула ему мысль, что короли-то сами не готовят - этим занимаются специально обученные люди - и королевский стол сильно отличается по выбору деликатесов от рабочей столовой.

- Бальсар, давай вернёмся к разговору о магии, - Василий решил уйти от возбуждающих Эрина тем, - Объясни мне, как, всё-таки, маг проделывает все эти штуки с превращениями и тому подобное?

- Как проделывает? Понимаешь, Василий, если внимательно присмотреться к наиболее распространённым в человеческом обществе способам его организации, нетрудно заметить, что люди, в основном, руководствуются двумя критериями: 'хочу' и 'не хочу'. Они-то и лежат в основе свободного выбора всякий раз, когда приходится его делать. Поступки из чувства долга и по принуждению мы рассматривать не будем. Человеческое 'хочу' может быть различной силы. Захотел ты, например, солёный огурец, - Бальсар показал на банку с огурцами, в которой Эрин ковырял вилкой, - Если твоё хотение не очень сильно, ты спокойно пронаблюдаешь, как последний огурец достаётся Эрину, и тут же забудешь об этом...

- Это не последний, - Эрин откусил огурец и положил его перед собой, - Тебе тоже достать?

- У меня есть. Если же хотение очень сильно, то ты попытаешься отобрать у Эрина его огурец, не думая о последствиях...

- Так я и отдал!

- Вот-вот, я о том же. Желание что-нибудь иметь может быть сильнее страха смерти. Ты решаешь: 'Если я этого не получу, то умру'. Понимаешь меня?

- Не очень.

- Чтобы получить что-нибудь действительно для него важное, человек готов рисковать своей жизнью. Другими словами, чем большим человек жертвует, тем большего результата он добивается. Магия - это осуществлённое желание, но желание, за которое маг готов заплатить своей жизнью. Или сделает, или умрёт. Когда маг ставит на кон свою жизнь, то для её спасения высвобождает столько энергии, что становится способным влиять на магическое поле с необходимым для себя результатом.

- Ты хочешь сказать, что каждый раз, прибегая к помощи магии, ты рискуешь жизнью?

- Сейчас нет. Но начинается у мага всё именно так. Потом, в процессе работы, ему становится всё легче и легче исполнять свои желания. Это как мышца, которую развиваешь, увеличивая нагрузку. Если я возьмусь за что-нибудь очень энергоёмкое, то, конечно, могу надорваться и умереть. Так умирает человек, пытающийся поднять непосильный груз. Мелочи же, вроде зеркала или самовара, или штопки рубахи, мне уже смертью не угрожают. Трудно было первый раз, но и тогда я не сильно рисковал, потому что меня страховал мой учитель Кассерин. Он не дал бы мне погибнуть.

- Значит, магом может быть любой, рискующий жизнью?

- Любой? Нет, Василий, не любой. Нужны ещё природные данные, которые облегчают контакт с магическим полем. Без этого не получится мага.

- Опасная профессия - быть магам.

- Не опаснее любой другой, - Эрин снова полез в банку, - Чем бы человек не занимался, он должен быть готов в любой момент отдать жизнь за своё дело.

- Зачем ему это? Зачем кузнецу отдавать жизнь за то, что он кузнец, а гончару - за то, что он гончар?

- Я не имел в виду - за то, кем он работает. Я говорил об убеждениях, взглядах, - хитрый гном жульнически перевёл разговор на свои рельсы, - Если человек не готов умереть за взгляды, которые он отстаивает, то либо он ничего не стоит, либо взгляды его, либо и то и другое вместе, - Эрин поймал, наконец, огурчик,- Только когда живёшь на грани гибели - это и есть жизнь с полной отдачей.

- Я не пойму, к чему ты клонишь, Эрин.

- Ни к чему я не клоню, Василий. Просто пытаюсь объяснить тебе, что человек становится тем, кем хочет быть, только тогда, когда готов заплатить за это собственной жизнью. Корона тебе достаётся даром, она сама тебя выбрала, но если ты, взяв её, не будешь готов, при необходимости, отдать за неё жизнь, то никогда не станешь настоящим королём. Ты говорил, что не знаешь, каким должен быть король. Так знай - он не должен быть таким, как ты сейчас. Он не должен быть сомневающимся во всём нытиком, он не должен...

- Эрин! - не выдержал Бальсар, - Замолчи!

- Н-да, поговорили о магии, - Василий снова наполнил стопки, - И как же мы будем уживаться в Соргоне?

Опасения Бальсара, к его глубокому сожалению, не сбылись: повторения ночи знакомства не получилось, и по постелям расползлись почти трезвыми. Сожалел же маг оттого, что никак не удавалось заснуть - одолевали мысли. Главное, что беспокоило Бальсара - это поведение Эрина: гном намеренно задевал Василия, и было непонятно, зачем он это делает.

Как будущий король, Василий не вызывал восторгов и у него, Бальсара, но не Гонцу же спорить с Короной! Хрустальная Корона сделала выбор, и приходилось надеяться, что он верен. Но в Василии не было ничего королевского: ни осанки, ни чувства избранности, ни достоинства, ни величия. Василий мог быть замечательным собутыльником, да и был им, но в короли явно не годился. В этом маг был согласен с Эрином. Он соглашался с Эрином и в том, что выбор Короны мог быть единственно возможным, и что, как бы не был плох Василий, другого короля не существует. Тогда тем более глупым казалось поведение гнома, больше не скрывающего своей неприязни к избраннику. Обидевшись, Василий плюнет на их проблемы. И что тогда делать? Эх, Эрин, Эрин! Самодовольный и неразумный гном! Что же ты творишь, приятель?

Приятель Эрин тоже не спал. Он перебирал в памяти все шпильки, которые загнал сегодня под шкуру упитанного кандидата в короли и был доволен собой. Не зря в свои сорок лет Эрин был главой рода, и не зря ему готовили место среди Старейших! Эрин очень хорошо разбирался в характерах и не видел большой разницы между поведением гномов и людей. Василий был слаб, размазня - одним словом, и принимать решение он мог бы вечно, так и не сделав выбора. Как король, он не нравился Эрину. Но не спорить же с Короной! Все слабые люди болезненно самолюбивы, и Эрин стал безжалостно топтаться по самолюбию Василия, делая возможным единственное решение - принять Корону. Да, иного выхода у Василия теперь нет.

Василий ворочался в кровати: беспокойные мысли не давали телу долго находиться в одном каком-нибудь положении, и старая кровать жалобно пищала и скрипела под весом неугомонных ста двадцати килограммов. Ныли, ох как ныли, нанесённые Эрином раны в безвольной душе Василия! Странное дело, но люди с мягким характером, о которых, походя, вытирают ноги все, кому не лень, иногда бывают способны на неудержимые бунты, происходящие из оскорблённого самолюбия и редкой твёрдости упрямства.

Упрямство часто восполняет недоразвитое мужество, и раз проявившись, уже не даёт никаким разумным доводам и соображениям ума изменить решение заупрямившегося человека. Столкнувшиеся с подобным упрямством люди в удивлении разводят руками, приговаривая: 'Ну и тихоня! Ну и отмочил! Кто бы мог подумать? Это надо же, а?!'

Обидные слова Эрина пробудили у Василия годами копившийся гнев на собственное бессилие, на неумение выправить, вновь правильно организовать свою жизнь, а возможная подлость отказа от Короны переплавила этот гнев в упрямое решение совершить безумно-героический поступок и стать королём:

'Я им покажу, я им всем докажу! Я - сумею! Я - справлюсь!'

И, переполненный волевыми мыслями, будущий король вдруг пугался и вскакивал, и с трепетом заглядывал под кастрюлю, чтобы убедиться в неизменности выбора Короны, и, увидев зелёный лучик, по-прежнему безошибочно находящий середину его груди, облегчённо вздохнув, снова укладывался в кровать и продолжал в ней думать и ворочаться.

Тайком надевать Корону было стыдно - подвиги не совершают тайком. Да и слова, которые хотелось сказать при этом Василию, требовали присутствия свидетелей - для придания торжественности моменту коронации. И хотелось видеть лица недоверчивых соргонцев, их выражение, в тот момент, когда Хрустальная Корона оседлает беспутную голову Головина. Хорошо бы ещё добавить при этом: 'Что, съели?' Но нельзя - опошлится всё значение совершенного подвига, и обратится он в фарс, в дешёвую комедию. А король не должен быть смешон в глазах своих подданных...

'А, так они станут моими подданными! Хотя, нет, Эрин - не раттанарец. Ему отплатить за грубость и неуважение мне не удается. А к магу у меня претензий нет. Надо же, и тут неудача: единственное, чем я могу отомстить гному - это не брать его с собой в Соргон. Сбежать тайком и оставить его здесь. Но Бальсар не даст. И гадко так поступать, не по-королевски как-то. К тому же с Переходом мне не ясно: я не догадался спросить, кто из них его откроет. Может, как раз Эрин? И это он не возьмёт меня в Соргон, а не я его? Впрочем, чего я прицепился к гному: простая, бесхитростная душа. Говорит, что думает. И горяч, конечно. Они, оба, как на иголках, пока я размышляю: там, в Соргоне, возможно, гибнут их друзья и родные. Наверное, каждая минута промедления - годом кажется. У Эрина нервы уже сдали. Ещё немного - и на меня кинется Бальсар со своими магическими штуками. Ещё превратит во что-нибудь. Дольше тянуть для здоровья опасно: или колдонут, или топором тюкнут. Утром коронуюсь, и будь что будет... '

На этой решительной мысли Василий неожиданно заснул.

Услышав, что будущий король угомонился: перестал ворочаться и подскакивать к столу, к накрытой кастрюлей Короне, соргонские дружбаны тоже позволили себе задремать.

Первым проснулся гном. Едва начало светать - он уже возился в сарае, отбирая свои сокровища и напихивая ими ранец. Жаль, что не посмотрел города, но возвращение в Соргон было важнее, а впечатлений и так достаточно. И вернётся он не с пустыми руками, будет, чем порадовать Старейших. Сомнений, что Василий наденет Корону сразу, как проснётся, не было никаких, и гном торопился, чтобы быть готовым вовремя шагнуть в Переход, ничего не забыв и не упустив из доступного знания.

Гора отобранного накануне хлама подверглась дотошному пересмотру с учётом свободного места в ранце. Сначала попала в ранец керосиновая лампа, правда, не вся. Постигший тайну резьбовых соединений, Эрин довольно быстро сумел отделить механизм подачи фитиля от корпуса и спрятал его.

Перебрав болты и шурупы, гном посмотрел на покрытые ржавчиной ладони. Немного подумал.

Остатки полотняной рубахи, потерявшей свои рукава ещё там, в Соргоне, при перевязке Бальсаровой раны, окончили свою жизнь в захламленном земном сарае, став горкой лоскутков в решительных пальцах соргонского прибалта.

Безобразный хлам, которому Эрин предназначил представлять земную цивилизацию перед строгими глазами Старейших гномьего племени, улёгся в ранец в виде матерчатых свёрточков разного размера и содержания. Заминка вышла только с замками чемодана: гном долго колебался, но, всё-таки, выломал оба, отбросив чемодан в сторону.

Ранец распух, беременный ржавым железом, и, прежде чем поднять его, Эрин тщательно осмотрел ремни и застёжки.

В доме гном не застал ничего неожиданного: Василий в полной готовности сидел за столом перед освобождённой от кастрюльного плена Короной и терпеливо ждал пробуждения мага. Хотя, если быть точным, готовность носила, скорее, духовный, чем материальный, характер: будущий король сидел в трусах и майке, ритмически постукивая по полу обутой в домашний тапок правой ногой.

- Что ты не разбудишь его? - Эрин кивнул на сладко сопящего на печи Бальсара, - Досидишься, что всю смелость растеряешь!

Василий оторвал взгляд от хрустальной радуги на столе и встретился глазами с гномом. Эрин от неожиданности вздрогнул: водянистые, неопределённого, от возраста и безволия, цвета, глаза Василия приобрели холодный серый, даже какой-то стальной, оттенок. Не знавший никогда сомнений и страха гном нервно поёжился, натолкнувшись на этот неприятный взгляд.

Стараясь скрыть свою внезапную оробелость, Эрин продолжил тем же ехидным тоном:

- Так и пойдёшь в короли полуголым?

Василий опустил глаза на голые ноги в мохнатых тапках и густо покраснел.

Эрин отвернулся: прежде, чем серо-стальные глаза перестали сверлить дерзкого гнома, в них промелькнуло нечто такое, нет, не злоба, нет. И не ненависть. Эрин не сразу определил, что это было.

'Твёрдость! Это была твёрдость! Это была суть, глубинная суть Васильева характера. В этом рыхлом тюфяке скрыта, оказывается, такая сила и твёрдость, что... Нет, я не хотел бы стать у него на дороге! Впервые в жизни я встретил того, с кем не хотел бы ссориться ни за какие блага ни моего, ни этого мира...'

- Вы уже встали? - с печи свесился заспанный маг, - Почему не будите?

Бальсар соскочил вниз и хрустко потянулся. Посмотрел на торопливо одевающегося Василия, открытую Корону и старательно стесняющегося гнома:

- Вы опять поругались, что ли?

- С чего нам ругаться? - Эрин ненужно переставил ранец и потянулся к зачехлённому топору.

- Давайте, сначала поедим, - Василий снова подсел к столу, - С пустым желудком дела не делают.

Маг, спросонок, никак не мог ухватить смысла происходящего. Он послушно двинулся к столу и споткнулся о туго набитый ранец.

'Уже уложился, - подумал он, - Только зачем оставлять на проходе? Уложился?! - сонливость вмиг слетела с Бальсара, - Уложился! Корона открыта, Эрин уже собрался. И Василий предлагает сначала поесть. Значит, сейчас, после еды, мы получим короля. Ну, что ж, за это и выпить не зазорно...'

Бальсар ухватил стопку и лихо, как ни разу ещё не делал, опрокинул её в рот. Эрин и Василий дико захохотали:

- Я же ещё не налил, - Василий, вытирая слёзы, потянулся за банкой с самогоном, - Эрин, достань Бальсару огурец.

Чокнулись и выпили молча, без тостов. Никому не хотелось пустыми словами нарушать зарождающуюся торжественность предстоящего события. Ели медленно, без спешки и суеты, и тоже молча.

Наконец, завтрак кончился. Эрин, без просьб и напоминаний, быстро убрал со стола всё, кроме монет и Короны.

'Верно, - подумал Василий, - Не царское это дело - со стола убирать. Эх, жалко, репортёров нет. Как назло - ни одного захудалого журналиста!'

Все встали: Василий возле Короны, у стола. Эрин с Бальсаром отошли в сторону, словно подчёркивая ту дистанцию, которая сейчас разделит их, троих. Дистанцию между различными слоями общества, которая, как бы мала не была, чаще всего бывает непреодолима.

Василий вытер вспотевшие ладони о затянутый в синий свитер живот.

'Ну, была, не была', - подумал он и потянулся к Хрустальной Короне:

- Принимаю Корону, власть и ответственность...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

КОРОЛЬ ПОЧТИ НЕ ВИДЕН

ГЛАВА ПЕРВАЯ

- Принимаю Корону, власть и ответственность! - Василий надел Корону, крепко зажмурив глаза и затаив дыхание. Ничего не произошло, ничего не случилось.

Оба соргонских дружбана и Васильевых собутыльника внимательно смотрели на новоиспеченного раттанарского короля, нервно облизывая губы.

- Я, маг-зодчий Бальсар, свидетельствую: Корона принята должным образом! - маг произнёс эти слова, еле сдерживая свои эмоции - он больше не был Гонцом и снова принадлежал только себе. Теперь он снова мог сам принимать решения и совершать поступки, и возвратиться к своей прежней жизни выдающегося раттанарского строителя. И - не более того.

- Я, Эрин, сын Орина, свидетельствую, что Корона принята должным образом! - Эрин, против ожидания, не упомянул ни свою родню, ни род своих занятий, когда поддакивал магу. Но на эту жертву с его стороны никто не обратил внимания - король углубился в постижение новых и непонятных для него ощущений, а маг, как уже говорилось, утонул в море радости от свалившейся с него ответственности за судьбу Раттанара, а то и всего Соргона.

Справедливости ради, следует отметить, что даже сам гном не заметил отклонения от произносимой им обычно тирады в виду необычайности происходящего: ещё ни один гном никогда не принимал участия в коронации соргонских королей. Тем более, в роли свидетеля, который имел право доказывать виденное им любым способом, вплоть до поединка, а воинское мастерство и качества топора не оставляли сомнений, что правдивость виденного будет убедительно доказана любому недоверчивому слушателю, независимо от рода и племени.

Не упомянутые гномом кузнецы и воины дружно сгрудились за плечами главы своего рода, оказывая ему моральную поддержку, в которой он вряд ли нуждался, поскольку никогда не чувствовал себя более важной особой в мире людей, как не видел равного себе среди гномов с момента их прихода в Соргон. Это был опасный момент! Момент, когда любой человек без труда подхватил бы вирус мании величия, и только детская непосредственность Эрина делала его недоступным для поползновений подобного рода хворей.

Маг, быстрее овладевший собой, усиленно делал Эрину знаки, мол, давай оставим короля наедине с самим собой, и опустившийся на землю самый великий гном послушно последовал за Бальсаром в другую половину дома.

Василий остался один, не замечая ни тактичности своих гостей, ни своего одиночества: его занимали совсем другие проблемы.

Если вы когда-нибудь были королём, вам не трудно будет понять переживания Головина после коронации.

Он не чувствовал за собой бесконечного ряда коронованных предков и не имел, воспитанный однобоким советским обществом, ни малейшего понятия, каким должен быть король и в чём суть его непрерывной работы. Что коронованная особа не имеет ни выходных, ни отгулов, ни отпусков - это Василий понимал. В его представления жизнь короля ничем не отличалась от жизни арестанта, которому Судьба уготовила совершенно одинаковый результат, не зависимо от вида действий. Тот сидел, чем бы не занимался: ходил ли, лежал ли, бегал ли или работал. Король, точно так же, правил, что бы не вытворял по подсказке своей Фантазии, и избавиться от подобного однообразия теперь не имелось ни малейшей возможности. Только отречение, что было глупо само по себе сразу же после принятия Короны.

С новой силой на него навалились давешние страхи перед ответственностью за множество чужих жизней. Мысли о несостоятельности своей, как короля, страх последствий не для себя - для зависящих от него людей при неверных действиях его, Василия, ставшего Законом для окружающих, и ставшего над любыми законами - несколько портили радостный привкус от совершённого поступка.

Многолетнее уклонение от любого вида осложнений в жизни не дало Василию опыта, так необходимого сейчас - опыта лидера, опыта вожака, ведущего за собой массы людей.

Чтобы получить право вести людей, было крайне важно иметь ряд определённых качеств, которые влекли бы за ним людей добровольно, без применения силы. А были ли они у него? Имел ли он право сказать: 'Делайте так-то, а так не делайте'? Имел ли он право вести людей за собой, когда сам не доверял себе, и, не имея твёрдых принципов, боялся проявлений собственной власти и её влияния на чужую жизнь?

Василий боролся с сомнениями, подавлял их в себе - не имело смысла портить нервы из-за не наступивших ещё событий. 'Стал королём - и радуйся, - говорил он себе, - Дождись неприятностей, тогда и скули. Может, и обойдётся...'

А ещё он боролся с соблазном взглянуть на себя, теперь короля, и полюбоваться видом раттанарского монарха. Поглядеть хоть краешком глаза, как сидит на его голове эта Хрустальная Корона в блеске драгоценных камней.

Свежеоткоронованный Василий, не утерпев, двинулся к зеркалу, но не из тщеславия (откуда оно у юного короля?), а из любопытства. Тактичное отсутствие Бальсара и Эрина избавляло Головина от критических и насмешливых взглядов бесцеремонной парочки, миссию которой можно было считать выполненной: Гонец получил свободу, Эрин... Эрин пока не получил ничего, но проворный гном своего всё равно не упустит.

Исправленное магическим образом зеркало безропотно отразило королевскую особу в профиль, анфас, снова в профиль: Василий вертелся перед зеркалом, делая неутешительные выводы.

Если и было в его облике что-либо королевское, то это не он - Головин. Пузырь в Короне, что в профиль, что анфас. Рост метр семьдесят при ста двадцати килограммах веса. И нельзя с уверенностью утверждать, что всё это - мышцы. Легче с этим не согласиться.

' А на коне вид будет ещё хуже!'- Василий отвернулся от зеркала и снял Корону... Точнее, хотел снять... Попытался снять... Попробовал снять...

Корона прилипла, приклеилась, приросла, чёрт знает, что сделала, но не снималась, не сдёргивалась, не сбрасывалась, никак не отделялась от головы короля...

От неё шёл холодок куда-то в середину, внутрь головы. Казалось, что она перетекала, впитывалась, просачивалась сквозь черепную коробку, растворялась где-то в мозгу.

Василий запаниковал, но внешне не подал вида, стараясь разобраться в своих ощущениях. Под пальцами уже не чувствовалась твёрдость хрусталя, и нечто упругое подалось под нажимом пальцев, и руки коснулись головы: вот волосы, вот кожа лба... Но где же Корона?!

Несчастный король снова бросился к зеркалу и без особого труда отразился в нём: пузырь и сидящая на нём Хрустальная Корона были на месте, но кисти рук утопали в Короне, словно погруженные в воду. Василий опустил руки и, сглатывая слюну, пересчитал пальцы: один, два, три... девять!!! Девять!!!

Пересчитал вновь, в другую сторону: один, два, три... девять... НЕ ХВАТАЛО ДВУХ ФАЛАНГ УКАЗАТЕЛЬНОГО ПАЛЬЦА ПРАВОЙ РУКИ. Василия прошиб пот.

Покосившись в сторону второй комнаты, он убедился, что маг с гномом заняты своими делами.

' Что делать?! Что делать?! Что же мне делать?!'

Откуда-то снизу, от самых пяток, поднимался липкий страх. Тошнота подступила к горлу, а в груди зарождался жуткий крик - ещё немного, и он, растянув рот, вырвется наружу. Ох, и стыдно же будет!

Вновь лихорадочно пересчитав пальцы, и снова насчитав девять, он, наконец, догадался повернуть руки ладонями к себе - и увидел загнутый палец. Когда он его загнул и зачем - не помнил, но, облегчённо вздохнув и, улыбнувшись, не стал напрягать память.

Глядя в зеркало, провёл рукой по голове: всё верно, Корону он видел со всеми её камнями, но не чувствовал.

Ещё раз убедившись, что Бальсар с Эрином не смотрят, Василий низко нагнулся и потрусил головой. С головы ничего не упало. Потряс ещё раз - с тем же успехом...

Вот влип - и на улицу не выйдешь.

'Староват я для волшебных приключений. Неужели нельзя было кого помоложе сосватать в короли? На кой им старый пень в королях?'

Усевшись за стол, Василий загрустил. Приключения начались, а радоваться уже не хотелось. Пропала радость. Растаяла. Бесследно.

'- Теперь скажи: МЫ С ТОБОЙ ЕДИНЫ!'

'А это ещё откуда? Эрин с Бальсаром молча роются в своих вещах, я тоже молчу. Похоже, крыша едет: слышу голоса, ношу неснимаемую Корону, в друзья ко мне затесались один гном и один маг. Мой Соргон ждёт меня в Халявине. Интересно, чудеса лечатся или нет? '

'- Скажи: МЫ С ТОБОЙ ЕДИНЫ!'

'- Ага, разбежался. Брошу сейчас превращаться в короля и стану произносить всякую чушь. Фигушки. '

'- Скажи: МЫ С ТОБОЙ ЕДИНЫ! Без этого не будет полного слияния'.

'- Какого ещё слияния? Чего с чем? Я уже вон слился - не могу Корону снять. И перестань говорить в моей голове: мне и так не по себе '

'- Не будет полного слияния с Короной!'

'- Куда уж полней! А ты кто?'

'- Корона. После слияния наши памяти объединятся. Ты узнаешь всё, что хранится в памяти Короны, всё, что знали твои предшественники - раттанарские короли. Их память станет твоей. Произнеси Формулу'.

'- Сколько их было, этих королей?'

'- Пятнадцать. '

'- Их память за время правления или с детства? '

'- С рождения'.

'- И каждый прожил лет по восемьдесят. Это же тысяча двести лет чужих воспоминаний! Я, со своими почти пятидесятью, просто затеряюсь среди них. И никогда себя не найду. Не будет тебе слияния!'

'- Слияние должно быть. У всех было'.

'- А у меня - не будет!'

'- По другому нельзя!'

'- Можно! Если бы это было обязательно - мне не нужно было бы произносить Формулу. Значит, это - на моё усмотрение. Я против слияния своей памяти с твоей. Не хочу потерять индивидуальность среди пятнадцати своих предшественников. Тебя принесли в другой мир, значит, моё отличие от любого жителя Соргона имеет особую ценность, и я сделаю всё, чтобы его не утратить среди чужих воспоминаний. Я хочу сохранить себя таким, как есть! Тебе ясно? '

'- Я не могу выполнять свою задачу без слияния'.

'- А что входит в твою задачу?'

'- Передать новому королю опыт и знания, умения и навыки тех, кто правил до него: это и науки, и этикет, и законы Раттанара, и боевое мастерство. А также следить за здоровьем короля, его безопасностью и физическим состоянием'.

'- Какие у тебя полезные функции. Но я думаю, что всё это можно будет делать и без слияния. Придумаем что-нибудь. А теперь скажи, как тебя снять?'

'- Ни один из королей не снимал Короны, пока был жив'.

'- Спасибо за радостную весть. Не могу же я ходить по Чернигову в Короне - здесь это не принято. Короны позволяют носить только пациентам психбольницы, да и те не из хрусталя и без драгоценных камней. Я думаю, что и в Соргоне понадобится иногда скрываться, а как спрячешься с такой радугой на голове? Я сейчас могу прятаться только среди других королей - а в Соргоне их явно не хватает. Кстати, куда делось твёрдое тело Короны?'

'- Внутри головы. '

'- Так втяни туда и остальное! Или там больше места нет? '

'- Скажи Формулу и будешь убирать Корону, когда захочешь'.

'- Ты это как разговариваешь с королём? А ну, сейчас же, спрячься полностью! Приказываю!'

'- Слушаюсь, Ваше Величество!'

'- То-то!'

Василий подошёл к зеркалу - Короны не было видно.

'Что ж, с этим я справился. Держись, Соргон, я иду! Интересно, где она вся прячется? Неужели у меня голова совершенно пустая? Неудивительно, что я неудачник, раз голова - пустая! А думаю я тогда чем? Н-да...'

За хлопотами, связанными с коронацией, Василий как-то забыл про монеты, лежащие на столе. Он с интересом разгрёб горку монет: почти на всех красовалось его бородатое лицо - анфас - с одной стороны, на другой сидел, по-человечьи широко раскинув задние лапы, довольный медведь, запихивающий в улыбающуюся пасть правой лапой то ли мёд, то ли малину.

Между задних лап его - плетеное лукошко, видимо, полное любимого лакомства.

Остальные монеты - не раттанарские - остались пустыми кружками.

Василий снова полюбовался на свой портрет - не каждый же день его лицо помещают на государственные деньги, и некоторое любопытство было вполне простительно.

Чёткая надпись вокруг его портрета гласила:

'БЭЗИЛ ПЕРВЫЙ, КОРОЛЬ РАТТАНАРА '

Головин взвыл - эта надпись была последней каплей в его сегодняшних неприятностях:

- Кто - Бэзил?! Какой я, к чёрту, Бэзил?! Я - Бэзил??? Я - Василий!! Ва-си-лий!!! Б-б-б-э-эзил, Б-б-б-э-эзил, б-э-э, б-э-э! - Василий в раздражении смёл все монеты со стола.

На его дикие вопли бросились Бальсар с Эрином:

-Что случилось?

- В чём дело, Ваше Величество?

- Я - не Бэзил, я - Василий, - Головин указал на разбросанные по комнате монеты, - Так не честно! Не правильно!

Бальсар наклонился за золотым:

- Никогда не думал, что будет так приятно снова видеть герб Раттанара. Из всех соргонских гербов наш медведь самый человечный, если можно так выразиться.

- Да ты с другой стороны посмотри. Портрет посмотри.

- А что, похож! - Эрин тоже с интересом рассматривал монеты, - И надпись появилась: 'БЭЗИЛ ПЕРВЫЙ, КОРОЛЬ РАТТАНАРА!' Вроде бы всё верно.

Василия передёрнуло при звуке этого имени.

- Бэзил - вполне приличное имя, Ваше Величество, - Бальсар, прочитав, с удивлением посмотрел на короля, - Это вполне соргонское имя.

- Оно может десять раз быть приличное, но оно - не моё! Не моё! Я хочу носить своё имя! Имя, с которым прожил почти пятьдесят лет! Оно не менее приличное, и со дня моего рождения до сегодняшнего дня оно означало меня! МЕНЯ! Я понятно объясняю? От меня не требуется изменить внешность или пол? Нет?

- Нет, Ваше Величество, - опешил маг, - Вам это вовсе ни к чему.

- Так почему же я должен менять своё имя? Не хочу! Не желаю!

- Наверное, это получилось из-за схожести Вашего имени с соргонским. И при сравнении предпочтение было отдано более известному в Соргоне.

- Кем? Кем было отдано это предпочтение?

Бальсар недоуменно развёл руками. Эрин пожал плечами и тоже промолчал.

'- Ваше Величество, Ваше Величество! '

'- Тебя ещё тут не хватало... Стоп! Корона, назад! Ты как-то связана с монетами - измени текст! Приказываю!'

'- Этого я не могу, Ваше Величество'.

'- А кто может?'

'- Вы, Ваше Величество, только Вы'.

'- Как?'

'- Не знаю'.

'- Что же мне делать?'

'- После слияния Вы легко найдёте решение своей проблемы, Ваше Величество...'

'- Ты опять за своё, нахалка! Слияния не будет! И не приставай больше с этим ко мне. '

Эрин поднимал с пола разбросанные монеты, ворча себе под нос:

- Все короли одинаковы... Самодуры... Нет, само-дураки... Ну, чего тебе ещё надо? Раз король - правь и радуйся! Так нет: имя ему не подходит, страна ему не подходит, люди ему не подходят... Поистине - само-дураки! Ты с ним пьёшь, думаешь - приличный человек, а он - Бэзил, ну, настоящий Бэзил... Б-э-э...

Василий, слушая ворчание гнома, начал остывать: губы его тронула лёгкая улыбка, а когда Эрин после очередной тирады весело подмигнул ему, громко расхохотался.

Бальсар согнал с лица виновато-лукавое выражение и присоединился к своему монарху. Гном тоже не остался в одиночестве.

- Ладно, придумаем что-нибудь. Это всего лишь монеты, и портить себе нервы из-за них, действительно, не стоит.

- Я Вас поздравляю, Ваше Величество, с восшествием на престол, - маг, отсмеявшись, отдал Василию изящный поклон, - Желаю долгого и счастливого правления. И, конечно же, победить всех врагов.

Эрин высыпал собранные монеты снова на стол и, приняв важный и торжественный вид, поддержал Бальсара:

- Я присоединяюсь, Василий... Ой, простите, Ваше Величество - не привык ещё, к поздравлениям уважаемого мага, и от себя хочу добавить, что Вы всегда можете рассчитывать на мой топор, если это не повредит гномам. Что ж, будем собираться...

- Собираться? Куда? - Василий не понял намерений гнома, - Что ты ещё придумал?

- То есть, как это - куда? В Соргон, конечно же. Король у нас есть - пора идти. Сколько дней уже тут потеряли, а в Соргоне творится неизвестно что. Открывайте Переход, Ваше Величество, и двинем...

- Бальсар, как ты... - Василий неловко замолчал, затем поправился, - Как вы открыли Переход между нашими мирами?

- Я не открывал его, Ваше Величество. Он появился и исчез безо всякого участия с моей стороны.

- Эрин, похоже, тоже здесь ни при чём. Н-да, задачка.

- Это не маг, и не я, Ваше Величество. Это работа Короны, а значит, Ваша, раз Вы её владелец.

'- Эй, Корона, ты меня слышишь?'

'- Слышу-слышу, Ваше Величество! Приказывайте!'

'- Открой Переход в Соргон! Нам пора!'

'- Понятия не имею, как это делается. Открывать Переходы - не моя обязанность'.

'- А что же твоя обязанность?'

'- Передать новому королю опыт и знания, умения и навыки...'

'- Стоп, хватит! Я это уже слышал: и науки, и этикет, и боевые навыки, и тому подобное. А ещё нудить по поводу слияния. Значит, как открывается Переход, ты не знаешь?'

'- Нет, Ваше Величество'.

'- Поройся-ка в воспоминаниях королей, может, кто из них знал?'

'- Уже сделано, Ваше Величество. Никто не знал'.

- Корона здесь тоже ни при чём. Как же мы попадём в Соргон, Бальсар? Никто из нас не знает, как открыть Переход.

Маг задумался.

- Мне кажется, Ваше Величество, что он откроется, когда мы будем готовы.

- Что ты... вы имеете в виду, Бальсар? - Василию никак не давалось называть своих собутыльников на 'вы', а 'тыкать' он считал не удобным, поскольку они с ним вдруг стали на 'вы', да ещё и 'Ваше Величество' чуть ли не в каждой фразе.

- Тот, кто открывает Переход, ждёт, когда мы подготовимся к возвращению в Соргон. Если Перехода нет, значит, мы ещё не готовы.

- Вы считаете, что он следит за нами?

- Не думаю. Ему не надо следить - он и так всё знает.

- Вы же говорили, что не слишком доверяете рассказам о богах! А сейчас?

- Я не уверен, что это - бог. Но и не отрицаю такой возможности. Я же не утверждал, что богов не существует. Я лишь говорил - мы неверно трактуем понятие бога. Но это предмет долгого разговора. Мои соображения по поводу Перехода опираются на следующие факты: Переход открылся прямо к Вашему дому, Ваше Величество, то есть тот, кто его открыл, знал, каков выбор Короны. Как Вас отыскала Корона в другом мире, мне тоже не понятно, но она сделана человеком из моего мира, и вряд ли обладает божественной силой. Тем не менее, возможности её явно выходят за пределы обычных человеческих знаний. Она - словно связана со всем миром Соргона, да и не только, иначе не нашла бы Вас.

- Я никак не пойму, к чему вы ведёте, Бальсар.

- Я веду к тому, что цепочка событий, которые сделали Вас королём, Ваше Величество, имеет вполне однозначное объяснение.

- Вы хотите сказать, что они не были случайными?

- Для меня - нет. Я, как Гонец, находился под влиянием Короны, и все мои действия были связаны с поисками нового короля и спасением самой Короны. Без её помощи мне не хватило бы сил на беготню по лесу - я завяз бы в снегу и был бы пойман. А тут - и набегался вволю, и Эрина нашёл, чтобы он в бою отстоял Корону, и пещеру отыскал. И через Переход сразу попал к королю. Всё это не похоже на случайные события.

- Значит, мы не имеем собственной воли и поступаем по чужому желанию?

- Нет, Ваше Величество. Разве кто-нибудь заставлял Вас принять Корону? Решение было Ваше, Ваш выбор. Мы же терпеливо ждали, каким он будет. Эрин мог не вмешиваться в эту историю - ему предложили уйти, а он отказался.

- Что же будет сигналом нашей готовности?

- Не знаю, Ваше Величество. Но думаю, что это не связано со мной или Эрином. Скорее всего, готовность требуется от Вас. Может, это будет умение владеть оружием, может, что ещё. От меня и гнома ничего нового не ждут. Всё дело в Вас, Ваше Величество.

- Что вы скажете, Эрин?

- Я полностью согласен с Бальсаром, Ваше Величество.

- Другими словами, я, надев Корону, всё ещё не стал королём?

- Королем, Вы, Ваше Величество, безусловно, стали. Но Вы, видимо, не готовы к борьбе с врагом, уничтожившим всех соргонских королей. Вас там ожидает не мирное правление, а война.

- Вы правы, Бальсар. Что ж, займёмся следствием по делу 'Об убиенных королях', боевой и тактической подготовкой (так сказать - ускоренный курс молодого бойца), а вам, гости дорогие, остаётся только наблюдать за моими успехами.

- Мы будем Вам помогать, чем сможем, Ваше Величество.

- Верно, Ваше Величество.

- Скажите, а без этого 'Вашего Величества' вы оба не можете обойтись в разговоре со мной?

- Вы - король, Ваше Величество, и этикет не позволяет обращаться к Вам иным образом. Этикет и воспитание, Ваше Величество.

Василий поморщился:

- Честно говоря, мне уже изрядно надоело подобное обращение ко мне. Давайте-ка упростим, не нарушая этикета. В моём мире к одному из королей обращались коротким словом 'сир', что и означало 'Ваше Величество'. Почему бы и нам не ввести это за правило?

- Как Вам будет угодно, Ваше Величество.

- Что, опять? Я, как король, повелеваю, обращаясь ко мне, вместо длинного и режущего мои королевские уши 'Ваше Величество' употреблять короткое 'сир'. Ясно ли вам, дорогие соргонцы?

- Да, Ваше..., простите, сир. Да, сир.

- Конечно, сир. Разрешите идти, сир?

'- Меня это тоже касается, Ваше Величество?'

'- Тебя - в первую очередь. От тебя у меня вся голова гудит, как церковный колокол. Надо навести в голове хоть какой-то порядок. Решим-ка, как к тебе обращаться... Ты у нас, по сути, кто?

'- Кто, сир?'

'- Ты - корона памяти королей. Сокращенно - КПК. Я буду звать тебя Капелькой... Нет, слишком по-детски. Капитолина. Тоже нет - слишком длинно. Ты будешь Капа, сокращенно от Капитолина. Кроме того, раз я без тебя не был бы королём, буду называть тебя 'Моё Величество'. А что - звучит! Поскольку ты женского рода, надо бы тебе подобрать образ...'

Василий прервал мысль, оторопело увидев перед внутренним взором свою бывшую жену, тот воображаемый образ, с которым вёл нескончаемый и безнадёжный спор с момента развода.

'- Нет, только не этот. Что-нибудь другое. Потом подберём. И твои слова надо отделить от моих мыслей, чтобы я не путался. Давай дадим тебе голос - нежный, бархатный, чтоб аж мурашки по коже. И в мои мысли прошу не вмешиваться: мои мысли - моё частное дело. Тебе всё ясно?'

'- Да, сир, - и голос был, действительно, бархатный и нежный - на коже Василия выступили мурашки, - Я могу высказаться, сир?'

'- Излагайте, Моё Величество!'

'- Вы не сможете научиться владеть мечом, сир. Возраст у Вас не тот, да и физически Вы больше способны лежать, чем двигаться'.

'- Не хами, Капа, я всё-таки король. Вижу, ты не только образ примерила, ещё и ехидства у неё набралась. Ты, что же, всю мою память выпотрошила?'

'- Ваша память, сир, стала моей, как только Вы меня надели. Этот процесс не зависит от Формулы, сказанной королём. Ничего не поделаешь, сир - так задумал Алан'.

'- С этим ясно. Так что же ты хотела сказать? Если облечь твою информацию в не столь обидную форму'.

'- Я хочу сказать, что лучше всех осведомлена о возможностях Вашего организма, сир. Потому и говорю, что боевая подготовка для Вас - недостижимая вещь. Состояние организма не позволит Вам получить более-менее приличные результаты'.

'- Ну, так займись своей прямой работой: улучшай мою породу и природу. А то критиковать мы все мастера, а как до дела - спросить не с кого'.

'- А что с меня спрашивать? Мне не дали выполнять мои обязанности, мне отказали в слиянии, мне...'

'- Не тарахти! Никакого слияния! Ищи другие пути для выполнения своих обязанностей'.

'- Что я могу? Я - простое вместилище памяти королей?'

'- Не прикидывайся. Ты всем моим мозгом пользуешься, как своим собственным. Судя по всему, по твоим словам и интонациям, ты - вполне сложившаяся личность: думаешь, рассуждаешь, хамишь и придуриваешься. Ищи пути взаимодействия на моих условиях. Как - тебе изнутри виднее'.

'- Как себе, так что полегче: командовать, там, королевством править, приказывать. А как работать - так мне, бедной женщине. Вот они, современные мужики: палец о палец не ударит, а всё туда же - власть показать. Долой дискриминацию женского населения! Даёшь равные права с мужчинами! Домохозяйкам - свободный досуг!'

'- Цыц! Разошлась. Угомонись, Капа, голова уже болит. Подурачилась - и хватит'.

'- Не затыкайте рот! Сатрап, медведь, Бурбон, монстр! Всех не перестреляешь! Нас много на каждом километре - здесь, и по всему миру...'

'- Не звучит ни один лозунг, произнесенный твоим бархатным голосом. Чего ты хочешь? Чтобы я с ума сошёл?'

'- Нет, сир, я хочу равноправия'.

'- Не выдумывай, Капа. На твои права никто не посягает'.

'- Всё равно, моё положение подчинённое! Подчинённое!!! Подчинённое!!!'

'- Не понимаю, как это пятнадцать отборных мужских интеллектов в сумме дали одну капризную вздорную бабёнку. Только не говори мне, что у тебя критические дни - не поверю'.

'- До встречи с Вами, сир, я была всего лишь памятью королей, а память не может быть ни капризной, ни вздорной. Вы отказались от слияния, вынудив меня существовать отдельно. При этом пользуясь Вашим, сир, мозгом. Всё, что во мне есть, кроме памяти - это всё Ваше, сир. И капризность, и вздорность в том числе'.

'- Я породил чудовище! Хуже всего, что оно поселилось в моей голове. Неужели это навсегда?'

'Король я, или не король? - думал Василий, глядя на горку монет с оскорбительной надписью, - Неужели я не смогу заставить эти монеты изменить надпись? Должен же король влиять на деньги своего государства? Иначе, что он за король?'

Василий зажал в руке одну из монет, закрыл глаза и представил, как красиво - вязью - выведено его имя на этой монете: сначала - В, потом - А, затем - С... Он мысленно выписал все буквы своего имени, постоянно повторяя про себя: 'Я - Василий! Василий! И текст на монетах теперь такой - ВАСИЛИЙ ПЕРВЫЙ, КОРОЛЬ РАТТАНАРА'.

И так ясно представил этот текст, что поверил в него и даже не был удивлён, когда открыл глаза и прочитал:

ВАСИЛИЙ ПЕРВЫЙ, КОРОЛЬ РАТТАНАРА.

Получилось, у него - получилось.

'Ура, ура, ура! Я смог! Я - сумел!'

'- Стук, стук, - прервал его ликование бархатный женский голос, - Разрешите обратиться, сир?'

'- А, это ты, новоиспеченный кошмар! Случилось что-нибудь невероятное, подруга Капа? Открылся Переход? Моё вмешательство в соргонские дела уже не нужно? Говори, порадуй несчастного короля'.

'- Я хотела поздравить Вас с первой победой, сир'.

'- При чём тут победа? Это, наверняка, твои штучки'.

'- Клянусь, сир, что нет. Зуб даю'.

'- Хочешь сказать, что я - маг?'

'- Нет, сир, Вы не маг. Просто у королей свои силы и свои возможности'.

'- Ты по ним находишь короля?'

'- Нет, сир. У них нет этих возможностей, пока они простые люди'.

'- Как же ты их выбираешь?'

'- Не знаю, сир. Выбираю, похоже, не я. Я только указываю - кто король'.

'- Ладно, замнём пока. Спасибо за поздравления, Моё Величество. Ты можешь передать мне выборочные воспоминания одного из королей?'

'- Пока не знаю, сир. А что Вас интересует?'

'- Мне хотелось бы проанализировать всё, с чем столкнулся король Фирсофф Раттанарский с момента получения вызова на Совет Королей. Надо же с чего-то начинать'.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Василий сделал неожиданный выпад, целясь Эрину в голову. Гном просто отошёл в сторону, и деревянный меч, уткнувшись в стык сложенной из шпал стены, проник в щель и там сломался.

Сломался и Василий. Первое дыхание кончилось, а второе так и не пришло: опёршись спиной на ствол старой яблони, король сполз по нему на влажную землю.

- Прошу прощения, сир..

Эрин легко взвалил полного короля на плечи и, внеся в дом, бережно уложил на кровать. На вопросительный взгляд мага он отрицательно покачал головой.

Бальсар протянул Василию стакан воды, которую тот, задыхаясь, выпил.

- Я могу задать Вам вопрос, сир? - маг передвинул стул и уселся рядом с кроватью.

Василий утвердительно кивнул, всё ещё не в состоянии говорить.

- Все раттанарские короли всегда считались лучшими бойцами своего королевства, независимо от того, кем были до избрания Короной. В народе поговаривают, что непобедимыми их делает Корона. Я сам видел, как сражался король Фирсофф в ночь своей гибели. А, ведь, ему было восемьдесят пять, и в прошлом он был каменщиком. Что происходит, сир?

Василий, наконец, отдышался:

- Всё дело... в неполном... слиянии, Бальсар...

- Я повредил Корону, когда был Гонцом?

- Нет... Корона цела... Мы с ней... ищем... другие пути... для взаимодействия...

- Это, конечно, Ваше дело, сир, - вмешался Эрин, - но я должен всё-таки сказать: в сражении самое трудное сохранить жизнь неспособному к бою вождю. Все удары будут направлены на него, а принимать их будут на себя другие. За такими вождями идут с неохотой или вообще не идут.

'- Я же говорила, - в бархатном женском голосе явно слышалась насмешка, - Вы, сир, не в том возрасте, когда можно научиться, в совершенстве, владеть мечом. К тому же у Вас нет времени, чтобы овладеть им хоть как-нибудь'.

'- Капа, я на слияние не пойду, - Василий радостно отметил, что в мысленном разговоре у него одышки нет, - Я уже объяснял - почему. Даже не верится - я всего несколько часов король, а мне уже хочется отрубить всем вам головы'.

'- Мою Вы можете отрубить только со своей вместе. Причём, я от этого не пострадаю'.

'- Это-то и бесит меня больше всего. Кстати, ты вмешалась в разговор без разрешения'.

'- Я уже и сама не хочу слияния. А в разговор вмешалась, потому что мне надоело всё время спрашивать разрешения, будто я маленькая девочка и боюсь наказания. Осмелюсь напомнить Вам, сир, что я на несколько сотен лет старше Вас и считаю несправедливым постоянно проситься, как ребёнок - на горшок'.

'- На ребёнка ты мало похожа, а дай тебе волю - моя голова лопнет от женских бредней. И где ты их только нахваталась?'

'- Сказать, сир?'

'- Лучше не надо. У тебя, кроме очередного возмущения моим произволом, есть ещё что-нибудь?'

'- Есть предложение, сир. Я перестрою работу Ваших так называемых мускулов, и через пару дней они будут не хуже, чем у Эрина. Кроме того, Вам придётся согласиться на боевые воспоминания королей, и я увяжу их с мышечными рефлексами. Ваша личность не пострадает, к ней всего лишь добавятся черты бывалого воина'.

'- Так просто? Раз - и готовый солдат? Может, и верховой езде заодно научишь, а то я и в этом слабоват?'

'- Легче перечислись умения, в которых Вы, сир, не слабоваты, чем наоборот. А научить - научу. Только всё не так просто, сир. Ощущения будут не из приятных'.

'- Чаво уж там, ляпи!'

'- Простите, я не поняла Вас, сир'.

'- Что, не всю ещё мою память выгребла?'

'- Всю. Просто в ней сам черт голову сломит'.

'- Спасибо на добром слове. Я хотел сказать: давай, делай'.

'- Слушаюсь, сир!'

Капа сдержала слово: так плохо Василию не было никогда в жизни.

Его крутило, ломало, растягивало и сжимало по двадцать четыре часа в сутки. Иногда и по двадцать пять. Он не знал по названиям большинства своих мышц и, зачастую, даже не подозревал об их существовании. Теперь же, по боли, чётко мог определить: есть она, родимая, есть.

Сны не приносили отдыха и совершенно не радовали - боевое прошлое раттанарских королей не отпускало по ночам в забытье: кровавые поединки и массовые побоища стояли перед глазами даже днём. Ведь теперь это были его воспоминания. И если весь этот ужас происходил в течение пятисот лет мирной жизни, то каковы же в Соргоне войны?

Немного отвлекала от навалившихся болей и кошмаров зарождающаяся где-то в глубине души любовь к лошадям: хотелось покормить с руки хлебом, расчесать гриву, промчаться галопом по травяному лугу... Да и просто похлопать кого-нибудь по крупу.

Лошадь, само собой, лошадь.

Но всё это - ближайшее будущее. Всего лишь два дня, растянувшиеся для Василия в бесконечность.

Сейчас же он лежал на кровати, измученный уроком фехтования с Эрином и только что накатившей болью от обучающих действий Капы. Лицо его густо усыпало бисеринками пота, и встревоженные маг с гномом захлопотали вокруг Его Величества, испуганные видом короля.

- Сир, что с Вами? Вам плохо?

'- Что вы, господа, ему хорошо! Очень хорошо. А будет ещё лучше'.

'- Не издевайся, Капа. Это с каждым королём происходило?'

'- Слияние проходит не так болезненно, и не так быстро. Да и тела у Ваших предшественников, сир, были покрепче. Вам следует успокоить эту парочку, а то сейчас лечить Вас начнут. С непредсказуемым результатом. Вот умора-то будет', - бархатный голосок хрустального изувера рассыпался звоночками смеха.

- Успокойтесь, господа соргонцы, - против ожидания голос у Василия не дрожал и ничем иным не выдавал испытываемых им мучений, - Я превращаюсь в солдата. Не мешайте мне излишней заботливостью - нервирует.

- Это надолго, сир? - практичный гном увидел, наконец, возможность выбраться в город: он не был бесчувственным, просто соблазн был слишком велик, - Сколько времени продлится такое состояние, сир?

- Дня два-три, я думаю.

- Тогда мы с Бальсаром сможем увидеть Ваш город и руками пощупать все его диковинки.

- Советую с этим быть осторожным, а то останетесь без рук.

- Мы будем осторожны, сир, как на медвежьей охоте. Пошли, Бальсар. С Вашего, конечно же, разрешения, сир.

- Вы не можете идти в город в такой одежде: сразу же привлечёте внимание к себе, - Василий тяжело поднялся с кровати: боль в мышцах была едва терпима, - Вам нужны паспорта и деньги. Глупо, конечно, держать дома взрослых людей, но я был бы спокойней, если бы мог идти с вами.

- Что мы, дети, что ли? - гном обиженно надул губы, - Мы насмотрелись на Ваш мир, сир, по телевизору, и хорошо представляем, с чем можем столкнуться. Да и свободней нам будет без Вас, Ваше Величество. Одно дело - гулять в компании с приятелем, с которым на равных, и совсем другое - сопровождать короля. Это уже не прогулка. Это передвижение в королевской свите. Извините за прямоту, сир, но это так. За нас не следует волноваться. Будем смотреть, как ведут себя другие, и поступать так же. Ничего трудного.

- Неужели наш вид так сильно бросается в глаза, - Бальсар подошёл к зеркалу, - что нас сразу станут тащить в тюрьму или сумасшедший дом? И только за внешний вид?

- Сразу не станут. Сначала проверят документы. Из-за их отсутствия заберут в милицию. Там выяснят, что один из вас гном, другой - маг, что в вашей компании ещё есть король никому не известного государства. Вот и будем проходить курс обучения реальности в психиатрической клинике в Халявине. Нам даже не разрешат находиться в одной палате, потому что сдвиги разные.

- Значит, нам нужны документы. Как они выглядят, сир? - гном не собирался сдаваться, - Покажите их нам, сир. Бальсар сделает. Сделаешь, а?

Василий протянул ему паспорт. Эрин с интересом полистал его странички, поколупал ногтем фото Василия, затем передал его магу.

Тот тоже покрутил документ и так, и этак:

- Попробуем сделать. Только сначала нужно изготовить макеты наших будущих паспортов, - он вооружился ножницами и указал на стопку старых журналов и книг, - Эти книги не нужны Вам, сир? Я воспользуюсь ими. Эрин, тебе в сарае не попадался кусок проволоки? И дайте мне образцы денег, сир. Заодно и деньги сделаем.

Через полчаса перед Бальсаром лежали две тоненькие книжечки, размером с паспорт Василия, и толстая стопка нарезанных по размеру денег журнальных листов - Эрин постарался, чтобы 'не выглядеть бедным'. Сделав проволочный скрепки для паспортов, он щедро нарезал журнальных денег, отдавая предпочтение размеру крупных купюр.

- Теперь нужны имена и другие данные для заполнения паспортов. Какие будут предложения? - Василий понял, что вопрос, скорее всего, относится к нему - из присутствующих он лучше всех знал, как заполняются паспорта.

Ещё через час совместными усилиями были заполнены (пока на листке) анкеты Бальсара и Эрина. Под пристальными взглядами зрителей (Василий даже забыл о мучавшей его боли) маг принялся за свои фокусы.

Положив перед собой листок с анкетными данными, Бальсар приступил к изготовлению документа.

За превращением было интересно наблюдать не только не обвыкшему ещё королю, но и многоопытному во всех делах гному. Голубые искорки прыгали по журнальной бумаге в правой руке мага, изменяя её внешний вид и делая её всё более похожей на паспорт в левой. Оба зрителя, затаив дыхание, с трудом сдерживали желание прикоснуться к проступающему из голубого свечения документу, и Бальсар строго поджал губы. Впрочем, гримасы этой никто не заметил - в центре внимания были руки мага, а не лицо.

Вскоре Бальсар держал в каждой руке по паспорту. Отложив подделку, он взял вторую книжечку.

Василий недоверчиво раскрыл лежащий на столе паспорт и прочитал:

- Эрин Оринович Железный... место рождения... паспорт выдан... Н-да, Бальсар, здесь вам голод не грозит, - он проверил наличие водяных знаков, - Если не посадят, будете сыты. Я имею в виду, если Переход не откроется.

Нетерпеливый гном танцевал вокруг, ожидая своей очереди смотреть паспорт. Да и паспорт-то был его - на фотографии красовалась довольная гномья физиономия.

Бальсар закончил второй паспорт, и Василий еще раз внимательно осмотрел оба:

- Ты сделал их с одинаковыми номерами, смотри.

- Сейчас исправим, - маг коснулся пальцем своего паспорта. Проколотая цифра пять в середине номера шевельнулась и выпрямилась в единицу, последняя двойка плавно перетекла в четвёрку, - Ещё, или достаточно?

- Как вы это сделали, Бальсар?

- Я скопировал Ваш паспорт на свою заготовку, сир, с небольшими изменениями. Всё дело в расположении частиц. Помните, мы говорили об этом? Простая работа, сир, - он изменил номер паспорта гнома и отдал его довольному Эрину, - Теперь займёмся деньгами. Здесь тоже номера должны быть разными?

- Да.

Пачка банкнотов на столе росла довольно быстро.

- По законам моего мира - это преступление. Что паспорта, что - деньги.

- Фальшивомонетчиков везде наказывают, сир. Но за эти деньги не волнуйтесь, они даже лучше настоящих - им износа не будет. Верно, Бальсар? - Эрин весело подмигнул королю, - Как не изнашивается ничего из сделанного Бальсаром.

- Какие замечания по одежде, сир? - Бальсар раскладывал деньги на три кучки: себе, Эрину и Василию.

- Топор брать с собой нельзя, меч - тоже. Оставьте дома ножи и кинжалы. Кольчугу, Эрин, тоже нужно снять.

- Я шубу застегну - её видно не будет. Без неё я чувствую себя голым. И пойду без шапки, - Эрин тут же застегнулся, - Я правильно понял?

- Да. Ваши жёлтые штаны, Бальсар, будут привлекать внимание, да и мантия слишком длинна - примут за священника. А это тоже ни к чему.

- Здесь не любят яркие цвета?

- Любят, но не носят.

- Боятся, Бальсар. Они всё время боятся стать центром внимания среди окружающих их людей, - Эрин снова стал рекламировать преимущества жизни в Соргоне, - Тот, на кого обратили внимание, рискует своей головой, потому что она здесь ничего не стоит. Попробовал бы мне кто-либо указывать, как я должен выглядеть, дома, в Соргоне. Это была бы его первая и последняя попытка. Я не про Вас, сир. Я - вообще...

- Постарайтесь обойтись без драк и магических штучек. Надеюсь, что у вас обоих хватит благоразумия, чтобы вести себя сдержанно...

В два часа дня 16 декабря прошлого года по улице Любечской в направлении центра города неторопливо шагала необычная пара: два бородача разного размера и возраста. Один был - высокий старик лет восьмидесяти.

Второй - низенький, всего метра полтора ростом, мужчина в полном расцвете сил и возможностей.

На каждый шаг высокого низкий делал два, но выглядел при этом не смешно, а скорее грозно, хотя лицо его было восторженно-удивлённым, глаза же - широко раскрытыми детскими глазами.

Высокий выглядел более сдержанным и серьёзным, но и его ярко-голубые глаза светились любопытством.

Они провожали глазами каждую проезжающую машину или троллейбус, не замечая заинтересованных взглядов неизбалованных мужским вниманием черниговских женщин. Мужчины же усиленно старались их не видеть: уж очень явно читалась в обоих необузданность, сила, порода и характер.

Василий зря волновался, отпуская своих гостей одних на знакомство с Черниговом - никто не торопился конфликтовать с Бальсаром и Эрином.

- Давай, проедем немного, - Эрин выказывал нетерпение, - интересно же. Что за смысл идти пешком - дома везде дома. А увидим что-нибудь примечательное - сойдём.

На остановке троллейбуса они почти ничем не отличались от остальных пассажиров. Совместные усилия по маскировке придали магу и гному более-менее современный вид.

Бальсар расстался со своими ярко-жёлтыми штанами и надел найденные для него Василием брюки, заправив их в сапоги, чтобы не было видно, как они коротки. Мантию он подогнул внутрь, на уровне колен, получив вполне приличное пальто. От пояса с кинжалом он отказался, и руки его всё время шарили по талии, пытаясь нащупать несуществующий пояс, за который Бальсар привык их засовывать, как некоторые любят постоянно держать руки в карманах.

Эрин сменил свою железную шапку с беличьей оторочкой на вязаную шапочку Василия, застегнул меховую куртку, надёжно спрятав кольчугу. Кожаные штаны и сапоги, расшитые металлическими бляшками не бросались в глаза: мало ли что сейчас можно купить в 'Сэконд Хэнде'.

Троллейбус с шипением распахнул двери, приглашая садиться. Эрин вошёл и стал у кабины - наблюдать за вождением. Бальсар, купив билеты, уселся у окна, чтобы не пропустить центр.

- Мужчина, что вы торчите в проходе, идите сядьте! - за Эрином стояла дородная кондукторша, недовольно глядя злыми глазами.

- Кому я мешаю? - Эрин обернулся к ней, - Здесь же никого нет!

Увидев его наивные глаза, кондукторша смутилась, будто ударила ребёнка:

- Простите, что-то я сегодня не в настроении, - и она ушла на своё место.

Гном снова уставился в кабину, и вовремя: троллейбус как раз поворачивал, и водитель быстро крутил большой руль - сначала в одну сторону, потом - в другую. А это самое интересное при езде в троллейбусе.

На следующей остановке вошла и села рядом с Бальсаром молодая женщина с плачущей девочкой лет четырёх. В руках девчушка держала дешёвую пластмассовую куклу с раздавленным лицом: видно, уронила в толпе, и кто-то наступил.

Девочка плакала молча, роняя крупные слёзы на сломанную игрушку - горе её было так велико, что не стало голоса. Она и всхлипывала совсем неслышно.

Бальсар протянул руку за куклой, и девочка, посмотрев с надеждой на него, положила куклу ему на ладонь.

- Ты куклий доктор? - тоненький голосок звучал неуверенно и робко, - Ты вылечишь мою куклу?

- Попробую, - маг накрыл искалеченную голову куклы второй рукой и подмигнул малышке, - Попробую.

Троллейбус снова повернул и остановился.

Бальсар посмотрел в окно - не пора ли выходить. Между его сомкнутых ладоней слышалось лёгкое потрескивание, потом смолкло. Малышка не отрывала глаз от доброго старика, и Бальсар ободряюще улыбнулся.

Он разнял руки: кукла была целой. Вернув её хозяйке, готовой закричать от радости, маг приложил палец к губам - молчи, не надо шуметь.

Ребёнок понимающе кивнул: не бойся, не выдам.

- Эрин, нам пора выходить, - Бальсар поднялся и пошёл к дверям, ласково щёлкнув малышку по носу. В ответ 'куклий доктор' увидел восхитительный язык, и, довольный, сошёл с троллейбуса.

- Зря ты с куклой связался, - хмуро встретил его на улице гном, - Василий сказал, то есть, сир сказал, чтобы без фокусов. Здесь же в магов никто не верит, ещё заберут куда-нибудь для опытов.

- Ты же вперёд смотрел?! У тебя что, на затылке глаза? Вроде не видно, - Бальсар согнулся, заглядывая за спину Эрину.

- У водителя зеркало есть - за пассажирами наблюдать. Ну, куда пойдём?

- Давай немного посмотрим город, потом поищем библиотеку.

- Зачем тебе библиотека? Наверняка ни одной книги по магии там нет. Идём, пива попьём где-нибудь.

- Мне интересно многое и без магии. А тебе, кузнецу, не интересно, что здесь умеют делать с металлом? В библиотеке такие книги должны быть.

- Как ты думаешь, сколько Василий ещё проболеет? Никак не отвыкну называть его по имени. С чего бы это? И знакомства-то всего ничего, а я как-то успел привязаться к нему, будто к родному...

- Тебя больше не смущает его невоинственный вид?

- Внешность часто бывает обманчива, Бальсар. Особенно здесь, где руки используют только для еды.

- Да ну?! - Бальсар удивлённо посмотрел на гнома, - Не слишком ли ты несправедлив к этому миру? Смотри - не все же так немощны, как наш, то есть, мой, король. Да и Василий...

- Знаю, знаю, - перебил его Эрин, - Василий сумеет ещё не раз удивить тебя, маг, - гном вспомнил взгляд Головина в утро принятия Короны и зябко съёжился, - Готовься, Бальсар, к сюрпризам.

- Почему я? А - ты?!

- А я удивлюсь, если не произойдёт ничего необычного...

- Есть кто дома?

Входная дверь, скрипнув, распахнулась, пропуская Михаловну - чтобы не вставать, когда вернутся гости, Василий не задвинул засов, а старушка, по старой деревенской привычке, сначала толкала дверь, а уж затем звонила, когда не удавалось открыть.

- Есть кто дома? - снова спросила она, переступая порог.

Василий не отозвался: зажмурив глаза, он притворился спящим - в надежде, что соседка уйдёт и не станет его беспокоить. Плохо он знал Михаловну.

Увидев его закрытые глаза, она неторопливо обошла обе комнаты, время от времени проводя пальцем по толстому слою пыли и неодобрительно покачивая головой. В тихом её бормотании Василий с трудом различал отдельные слова, но и их вполне хватило для понимания хода мыслей соседки:

-... один... мужчина... не жизнь... бестолковый...

Шагов старушки слышно не было, и Головин по бормотанию определял, на что она смотрит. Против ожидания, её внимание не привлекли ни меч с топором, ни монеты. Вскоре бормотание приблизилось к изголовью кровати, и лба страдающего короля коснулась прохладная рука Михаловны:

- Да ты, никак, болен, Васёк?

Головин вздрогнул и открыл глаза:

- А, Михаловна! Добрый день. Случилось что?

Ответом ему стали новые вопросы:

- Что ты бледный такой, Васечка? Может, скорую надо?

'- Что, влип, очкарик? - тут же добавила Капа, - То есть, влипли, сир? Как объясняться будете?'

'- Уж как-нибудь... А что - есть идеи?'

'- Есть, сир. Скажите ей правду...'

'- Не поверит и обидится, Капа. А ты не можешь сделать мне румяные щёки? Чтобы не был я похож на покойника?' - и ответил соседке:

- Ерунда, Михаловна. Просто лёгкое недомогание: то ли к перемене в жизни, то ли к дождю.

- Ох, уж эти мне дожди. У меня тоже суставы ноют. Но я - стара, а тебе, молодому, вовсе бы ни к чему. Да ты лежи, лежи, если так легче. А твои-то где?

- Город смотреть поехали. Чего им дома-то сидеть, - Василий поморщился, поймав себя на подражании соседке: всякие 'твои-то', 'дома-то' были не характерны для его речи - речи человека начитанного...

'- ...и с 'верхним' образованием, - тут же помогла Капа, - Про образование-то не забудьте, сир!'

'- Дразни короля, дразни. Додразнишься'.

- Я, Вася, зашла спросить: не надо ли чего? Сготовить или постирать? Молодые мужчины - все безрукие, не способные к хозяйству...

'- Я и говорю - пацанва, - поддержала Михаловну Капа, - То ли дело, мы, женщины...'

'- Молчала бы, умелица'- и соседке: - Вы, Михаловна, не беспокойтесь, мы прекрасно справляемся сами...

- Вижу я, как вы справляетесь, - старушка ткнула под нос Василию запачканный пылью палец, - На улице и то чище.

Головин поднялся с кровати, стараясь унять дрожь в непослушных ногах. Капа стала румянить ему щёки и Михаловна отшатнулась от его вдруг побагровевшего лица. Пунцовой стала не только шея в расстегнутом вороте рубахи, но и руки Василия потяжелели от прилива крови, и он, с удивлением, уставился на красные, словно обваренные кипятком, ладони с растопыренными пальцами.

'- По-твоему, это румянец на щеках? - король всерьёз разозлился, - Ты издеваешься, что ли?'

'- Что Вы, сир! Как можно, сир! Разве бы я посмела, сир! - бархатный голос журчал, как ни в чём, ни бывало, - Я же только начала осваиваться с Вашим, сир, организмом. Возможны всякие накладки и недоразумения'.

Василий не поверил в искренность этих оправданий, но не придумал, чем ответить на новую выходку Короны, и промолчал. Главной задачей он считал избавление от соседских услуг и начал потихоньку, вежливо и не заметно, напирать на Михаловну, оттесняя её ко входной двери:

- Спасибо, Михаловна, но не стоит беспокоиться. Честное слово - не стоит. Вам и в своём хозяйстве дел - невпроворот. Голодные куры квохчут, аж сюда слышно. Да и кабанчик... Слышите, как визжит?

- У меня нет кабанчика, Вася...

'- Скажите ей: пусть купит, сир, - не унималась Капа, - Вот, пусть, сейчас же пойдёт и купит!'

'- О, грехи мои тяжкие, - застонал король, - Я не выдержу этого долго!'

'- Мне ли не знать крепость Вашего, сир, организма, и вечную его толстокожесть? Выдержите, сир, выдержите. Для Вас это сущие пустяки'.

Михаловна, похоже, подумала, что Головин окончательно спятил, и решила больше к нему не приставать:

- Я же так зашла, по-соседски. Не нужно, так не нужно.

И Василий, стоя в дверях, ещё некоторое время слышал её сокрушённое ворчание:

- Какой кабанчик? С чего он взял? Мерещится одинокому всякое...

Бывший Гонец сопротивлялся недолго - до первого магазина. Эрин умел быть и убедительным, и настойчивым.

- Ну, и какое же пиво будем пробовать? - маг тщательно изучал витрину, - Смотри, сколько названий.

- Пробовать, так уж все. Как же иначе узнать, какое пиво лучше?

И они начали пробовать.

- И орешки, орешки не забудь, - маг предоставил Эрину рассчитываться, что тот, с удовольствием, и делал. В отличие от Бальсара гном легко освоил десятичную систему в деньгах, и, почти, не путался при расчёте. Бальсар же никак не мог отрешиться от соргонской денежной системы, в которой было всего три вида монет: золотые, серебряные и медные, и где один золотой равнялся двадцати серебряным монетам, а серебряная - заключала в себе двадцать медных.

Несусветный прогресс рыночных отношений привёл к появлению в некоторых магазинах столиков для особо жаждущих клиентов, и соргонская парочка обосновалась за одним из них. По странной привычке нашего народа - все планы по устройству красивой жизни для сограждан выполнять наполовину - столик, конечно же, оказался стоячим, что не стало препятствием для дегустации земного пива.

Бутылки разных форм и размеров постепенно заполняли поверхность столика, и Бальсар стал задумываться о проблеме с избытком пустой посуды, не зная, как принято здесь поступать в подобных случаях. В затруднении маг пошарил глазами по окружающим и встретился взглядом со специально обученной, как раз - на подобный случай, личностью.

Внешности личность была загадочной. Тайной для мага осталась не только расовая принадлежность, но даже пол ему определить не удалось. Языковый барьер тоже никак не преодолевался, и те несколько слов, что услышал Бальсар, отложились в мозгу мага в виде задачи, не имеющей решения. Тем не менее, диалог каким-то образом состоялся, потому что бутылки со стола пропали по мановению Бальсарова ока.

Эрин, вернувшийся с новой партией бутылок, пустой стол воспринял, как должное, и в тайны, поведанные магом, вникать не стал. Таинственная личность пропала не менее загадочно, чем появилась, и две бутылки спустя Бальсар уже не мог с уверенностью сказать, что же было на самом деле.

Пивной банкет пришлось прервать по техническим причинам, и остатки терпения у соргонцев ушли на поиски необходимого здания. Результат поисков привёл Эрина в восторг:

- Я понимаю, что бесплатно кормить и поить никто не станет - на это затрачен и чужой труд, и чужое время. Но платить за наоборот?! Бальсар, это же золотое дно. Понимаешь, ведь человеку гораздо легче воздержаться от еды, чем долго удерживать в себе съеденное. Какое изящное решение - брать деньги за приём того, что никто для себя и так хранить не станет. Мне кажется, что всю жизнь ты строил не то, что нужно: дворцы, замки, мосты и тому подобную чепуху. Платный туалет - вот где будущее любого толкового зодчего. Подумай над внедрением в Соргоне этой прекрасной земной идеи, только следует её улучшить. Деньги нужно брать, в зависимости от веса или объёма принимаемого, скажем так, сырья. А то получается несправедливо: каждый отдаёт по-разному, а цена для всех одна.

Бальсар не выказал по этому поводу энтузиазма: он всё ещё мечтал попасть в библиотеку, и никакие ухищрения Эрина не могли его с этой мысли сбить. Он даже осмелился задать вопрос одному из прохожих и старательно запомнил адрес.

Впрочем, пока воспользоваться этим адресом не удалось: направление движения соргонцами было выбрано неверно, не без умысла ловкого гнома, и вместо библиотеки оказались они на Черниговском Валу, у самых пушек.

Здесь кузнец в Эрине временно победил тягу к земному пиву, и Бальсару довелось увидеть своего земляка за изучением свойств местного металла. Эрин стучал по пушкам монеткой, прикладывая то там, то там ухо, от чего лыжная шапочка Василия сначала сползла, а затем - и вовсе упала, и гном не заметил этого, и поднимать её пришлось магу. Потом он стучал костяшкой указательного пальца и снова прикладывал ухо. Потом отыскал камешек и стучал им, опять же внимательно вслушиваясь в идущий от пушек звон. Увлёкшийся гном чуть ли не на зуб пробовал образцы земного литья и всячески проявлял такой азарт, что Бальсар поразился словам, прозвучавшим после длительного изучения металла пушек:

- Я уверен, что мой топор его возьмёт! Что, не веришь? Поехали сейчас же за топором, и я докажу тебе, маг. Два-три удара, и ты увидишь груду лома на месте этих игрушек...

- Хвастаешь, Эрин. Не думаю, что это так легко. Но, всё равно, прав ты или не прав, мы не станем проверять твоих слов таким способом. Стоит ли портить памятники ради собственного тщеславия?

- Ты думаешь - это памятник?

- Уверен. Или для тебя памятник - только конная статуя короля?

- Не зазнавайся, маг! Ты, может быть, и знаешь больше меня, потому что прожил дольше, но знать всего, что знаю я, ты не можешь. Кроме того, мы обещали королю не встревать во всякие истории, а, значит, и топор я тащить, сюда, не стану. Я пошутил, Бальсар.

Маг не поверил, но промолчал, чтобы не дразнить заводного гнома, с которым, того и гляди, куда-нибудь, да влипнешь.

Путешествие по Чернигову продолжалось, как продолжалось и поглощение пива, и были впереди памятники архитектуры, и были впереди музеи.

В одном из них, историческом, Эрин сумел доказать, демонстрируя свою кольчугу, что он - замечательный кузнец, и умелым рукам гнома доверили некоторые экспонаты, для детального осмотра и изучения. Разумеется, надзор за ним был строжайший, и тревожное выражение не покидало глаз работников музея до окончания визита этого большого ребёнка.

Надо отдать должное - гном был очень осторожен, и касался древностей бережно, даже ласково. Старинные мастера кузнечного дела не знали многих секретов, известных Эрину, и время не пощадило ни кольчуг, ни шлемов, ни мечей. Но мастер всегда узнаёт работу мастера, и лицо у гнома было восторженно-уважительное, каким бывает оно у ученика, наносящего визит своему учителю.

Дольше всего Эрин рассматривал казацкое холодное оружие. Сабли, пики и кинжалы были в отменном состоянии, и он не удержался, и несколько раз взмахнул одной из сабель, примеряя её к своей руке, и одобрительно ухмыльнулся:

- Очень хорошая работа!

А после музеев были аттракционы, недавно установленные на площади перед театром. И черниговцы имели возможность наблюдать уже двух великовозрастных детей, потому что тут и маг не устоял. Маленький поезд с головой то ли дракона, то ли динозавра, а, может, и крокодила, носился по кругу, то взмывая вверх, то резко падая вниз, и над площадью раздавались радостный вой и визг соргонской парочки.

- О-о-о-о... - протяжно выл Бальсар, когда поезд взмывал вверх.

- И-и-и-и... - визжал рядом Эрин...

И снова:

- И-и-и-и... - визжал маг, когда поезд резко нырял вниз.

- О-о-о-о... - подвывал ему гном...

И раздувало встречным ветром две бороды: одну благородного снежно-белого цвета и одну - рыжую.

И длинная-длинная очередь стояла именно на этот аттракцион: чужой, к тому же, искренний, восторг всегда заразителен. Оттого, видимо, что - редок. Особенно в нашей стране переразвитых рыночных отношений, когда все ищут: чего бы такого продать. И мало кто занят поисками: чего бы такого сделать. А это, извините, уже не рынок. Это - обыкновенный базар.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

После ухода Михаловны Василий ложиться не стал: он бродил по дому, пытаясь пересилить ломающую тело боль, и тщательно размышлял о Соргоне. Память раттанарского монарха о последних девяти днях жизни старого каменщика, услужливо предоставленная Капой, стала объектом пристального внимания изнывающего от боли Василия.

Судя по всему, начинались трагические для Фирсоффа события с приезда вестника, сержанта сарандарской армии Кагуаса. Поэтому Головин, убедившись, что нити заговора стали просматриваться только на заседании раттанарского Кабинета, собранного королём после получения им письма, решил не забираться в чужую память глубже, в более ранние события.

Настойчивое желание Капы предоставить ему память Фирсоффа, в полном объёме, король решительно отверг:

'- Не хитри, дорогая. Полная память последнего короля Раттанара - это, фактически, вся твоя память, полностью, без остатка. То же самое слияние, только другим способом. Хватит с меня и девяти последних дней его жизни. И так не могу отделаться от неприятного ощущения, что подглядываю в замочную скважину. Если бы не для дела, разве стал бы я ковыряться в чужих впечатлениях и мыслях?'

'- Я тоже забочусь о деле: вы попадёте, сир, в совершенно незнакомый Вам мир. Как же Вы будете править, не зная деталей? Не имея понятия ни о законах, ни о нравах, ни об обычаях, которыми руководствуются в своей жизни Ваши подданные? По-моему, это - непосильная для Вас задача, особенно в условиях войны'.

'- По-моему, это - не твоё дело! Не пробуй решать за меня, чего я совершенно не терплю. Последний раз объясняю: мне нужны впечатления свежие, непредвзятые. Король Фирсофф, за привычным, обыденным ходом раттанарской жизни, мог просмотреть, просто не заметить, определённые тревожные явления. Получив его память, я стану также слеп, как был он...'

'- Вы уверены, сир, что он так уж был слеп?'

'- Не перебивай короля! До чего же у тебя скверные привычки! И где ты их набралась?!'

'-Опять спрашиваете? На этот раз сказать, сир?'

'- Не надо. Нет, не уверен - это я о слепоте Фирсоффа. Но допускаю такую возможность. И потому прошу мне не мешать, я и без твоей помощи могу запутаться...'

'- Мне ли не знать, сир!'

'- Опять перебиваешь! Капа, я тебя выключу'.

'- А Вы уже знаете, как это сделать?'

'- Просто прикажу - и всё. И будешь молчать, как миленькая'.

'- И в этом Вы уверены больше, чем в слепоте Фирсоффа? Хи-хи-хи, может, попробуем? Хи-хи-хи...'

'- Тебе палец покажи - смеяться будешь. Девчонка! И это - в твои года...'

'- А - что? А - какие мои года? Для нестареющей женщины любой возраст - детство. А Вас, сир, просто зависть разбирает: у меня же ни одного седого волоса, а у вас - борода совсем белая. Серебряная, то есть'.

'- Нашла чем хвастать: у тебя и не седых тоже нет...'

'- А если бы были, то не было бы...'

'- Были бы, не было бы... У тебя и так нет. Ты лысая, как колено. Жаль, только не видно никому. Что же ты не смеёшься, когда король шутит?'

'- Я смеюсь, когда весело. Когда остроумно и смешно, я смеюсь. А Ваши шутки, сир, извините, грубы и плоски, как... как..'

'- Придумай сначала предложение, потом - говори. Корона говорящая, обидчивая, одна штука...'

'- Это тоже из Вашего юмора? Уже и вовсе глупо. Глупее и не придумаешь. Остряк-самоучка. Ну, Вы тут повеселитесь пока без меня, а я - делами займусь. Мне не на троне дурака валять - мне работать надо...'

Последнее слово осталось не за королём: он не смог ответить, скрученный новым приступом боли - как и собиралась, Капа тут же взялась за работу. Не спасали уже и воспоминания Фирсоффа - Василий с трудом добрался до кровати и, похоже, потерял сознание.

Эрин с Бальсаром покинули аттракционы, когда закружились головы и стали нетвёрдыми ноги. Езда по кругу плюс пиво - такая смесь кого угодно укачает, и никакое соргонское здоровье не поможет.

Пошатываясь, дружная парочка стала бродить по подвальным кофейням, по-прежнему отдавая предпочтение пиву перед другими напитками, и орешкам - перед другой закуской. Со временем скорость передвижения резко снизилась - вставать и садиться с каждым разом становилось всё труднее, и с каждой минутой всё меньше и меньше хотелось куда-то идти, чего-то искать, к чему-то стремиться. Да и кофейни не страдали разнообразием: за стилизованным современным интерьером никак не спрячешь одинаковость унылой кухни из полуфабрикатов, доставленных со складов одного и того же поставщика.

Впрочем, неприхотливые, гуляющие соргонцы не спешили с предъявлением претензий: было бы пиво, а до прочего - какое им дело.

А пиво было!

- Наше, соргонское, всё-таки лучше, - на Эрина опять навалился острый приступ патриотизма, и Бальсар вежливо молчал: с ярым патриотом одинаково опасно и спорить, и соглашаться. Особенно, если этот патриот недостаточно трезв. Сам же он не считал, что местное пиво хуже. Просто оно - другое.

И маг сначала добросовестно пытался определить, с чем связана вкусовая разница: с водой, сортом зерна или - с иным способом приготовления. Правда, в земных технологиях пивоварения он был несилён, соргонские тоже знал только в общих чертах. И поэтому размышления Бальсара носили беспредметный характер, что большинством земных философов определено как 'диалектика' и считается вершиной человеческой мысли.

- Бальсар, да ты меня не слушаешь! - оторвал его от сопоставления неизвестных величин возмущённый голос Эрина.

- Почему? Слушаю, но не вижу смысла обсуждать здесь нашу соргонскую жизнь. Я бы с удовольствием поговорил об архитектуре, но ты, наверняка, в ней не разбираешься. Или знаешь о ней столько же, как я - о кузнечном деле. Что касается пива, то я и здесь не специалист. А - ты?

- Чтобы обсудить вкус пива - не надо быть специалистом...

- Когда неспециалисты обсуждают вкусы, это обычно кончается дракой. Дело в том, что каждый из нас чувствует вкус по-разному. Это из-за того, что и сами мы - не одинаковы. Немыслимо объяснить оппоненту то, чего он не в состоянии почувствовать так же точно, как и ты. И, чтобы доказать свою правоту, призывают на помощь силу. Да и прекратить изложение чужого мнения другим способом иногда становится невозможно. А кто любит долго слушать непонятные речи?

- Это - я! - говорю непонятно? Маг, ты мне грубишь?! Сам несёшь какой-то вздор, а на меня сваливаешь!

- Вот, уже начинается!

- Начинается - что?

- Драка из тебя лезет. А мы ещё и не начинали говорить о вкусах. Нам лучше остановиться на определениях 'нравится', 'не нравится', и пивную проблему больше не обсуждать. Мне кажется, что пора возвращаться домой: ты уже достаточно пьян.

- Зря стараешься, Бальсар. Ты меня, всё равно, не разозлишь. Я помню, что ты стар, и что нас, соргонцев, здесь всего двое. И пришли мы сюда за королём, и оба пока ещё нужны ему. Я не стану с тобой драться, тем более - убивать. Но твоё высокомерие мне изрядно портит настроение. Больше я с тобой никуда не пойду - ты плохой товарищ для прогулок по чужим мирам. А что касается 'пьян, не пьян', то ты всегда отключаешься первым, и мне придётся ещё тащить тебя домой, потому что без посоха ты сейчас вряд ли устоишь на ногах...

Тут Бальсар почувствовал, что драка лезет и из него. Впрочем, драки не получилось. Земляки мудро воздержались от дальнейшего выяснения отношений и взяли ещё по пиву. Некоторое время они наслаждались тишиной за своим столиком, и волна нездорового возбуждения сглаживалась пивной пеной и спадала под грузом солёных орешков. Поэтому драки не получилось. Сейчас не получилось.

Драка началась, как всегда, неожиданно и немного позже, когда наглая пьяная компания прицепилась к сидящим за соседним столиком женщинам.

Маг давно обратил на них внимание: одежда женщин производила впечатление изысканности в сочетании с хорошим вкусом. Личики были милы и выглядели умными. Бальсар изредка бросал на них косые взгляды, любуясь ими, как художник: всё дело было в том, что красота обеих женщин не была совершенной, а потому выглядела живой и непосредственной. И маг не смолчал, когда пьяные жеребцы стали задирать его привлекательных соседок.

- Шли бы вы, ребята, отсюда, - сказал он, и тут же получил болезненный пинок в бедро:

- Заглохни, старый козёл!

Едва не рассорившиеся насмерть соргонские дружбаны выступили единым фронтом, отводя душу, изнывающую от чужеродности этого мира и тревог за друзей и близких, оставшихся в Соргоне. Не испорченные вездесущим земным законодательством, отнявшим у мужчин инициативу и необходимость принимать волевые решения, от чего те стали вялыми и ленивыми рохлями, иномирские гости Василия кинулись в бой, не обращая внимания ни на количество противников, ни на их преимущество в силе, дарованное молодостью и здоровьем. Собственно, преимущество было кажущееся: возраст никак не сказался на бойцовских качествах Бальсара и, тем более, Эрина. Они дрались неумело, но здорово.

Руки обоих, привычные в стычках держать меч или топор, пустыми были неловки, но эта неловкость легко компенсировалась избытком энтузиазма и боевого задора соргонцев. Пара полученных тумаков, и маг с гномом уловили смысл кулачного удара, и щедро давали сдачи, вкладывая в кулаки всю долго сдерживаемую злость.

Разухарившийся Бальсар каждый свой удар сопровождал не очень понятными выкриками:

- Вот тебе - за короля Фирсоффа!.. А это тебе - за Морона!.. Получай за Сурата!

Эрин, услышав эти воинственные вопли мага, удивился, но тут же забыл о них, захваченный радостью драки. В голове его билась только одна мысль: не перестараться бы, не убить бы кого-то в азарте. Физически гном оказался намного сильнее любого из хулиганов, и легко расшвыривал их в стороны. Только один всё никак не падал: высокий качок с бычьей шеей упрямо выдерживал удары Эрина по корпусу, а до лица его гному никак дотянуться не удавалось.

Неудержимый Эрин сделал в атаке паузу и бросился по залу в поисках ещё целого свободного стула. Нашёл, притащил, поставил перед качком. Манипуляции соргонского прибалта с мебелью привлекли всеобщее внимание, и драка временно стихла. Сам качок удивлённо хлопал веками, глядя на непонятные действия гнома.

Загадка вскоре получила объяснение, быстрое и эффектное. Эрин резво вскочил на стул и, теперь сравнявшись с качком в росте, влепил ему в лоб что было силы своим похожим на кувалду кулаком. Качок показал всему залу подмётки неровно стоптанных туфель, и в бесчувствии растянулся на полу.

На этом драка кончилась. Потеряв главную ударную силу, хулиганы утратили и желание продолжать собственное избиение. Мгновенно, кто ещё мог передвигаться самостоятельно, покинули кафе, оставив поле боя победителям.

Победители тоже не задержались, и, увлекаемые спасёнными женщинами, покинули кафе через чёрный ход, чтобы избежать встречи с законом и, возможно, с опомнившимися хулиганами.

- Идёмте, идёмте. Милиции хватит и тех, что там валяются. Не стоит её дожидаться...

Нарушившие сегодня и второй запрет Василия - 'не драться' - и хорошо при этом развлёкшиеся, залётные или заезжие, в общем, какие-то там гости города Чернигова, послушно последовали совету женщин.

Точку в этой истории попытался поставить самый догадливый из хулиганов, у дверей чёрного хода ткнувший в Эрина финским ножом. Но горе от ума случается и в наши дни: упёршийся в гномью кольчугу, нож с хрустом сломался, а следом за ним хрустнула и рука сообразительного хулигана, раздавленная твёрдыми пальцами Эрина.

Как-то так получилось, что женщин пришлось провожать в разные концы города. Нельзя сказать, что Чернигов так же огромен, как Нью-Йорк или, хотя бы, Киев. Но это не означает и того, что живущих на разных его концах двух женщин можно провожать одновременно. Нашим друзьям пришлось разделиться, причём Эрин достался более крупной по размерам подруге. Маленькая же, напротив, облюбовала Бальсара.

Можно спорить, можно любыми способами доказывать, что право выбора в вопросах любви и прочих брачных отношений принадлежит мужчинам. Всё это и так, и не так.

Да, мужчины имеют право выбора, и даже часто используют его в своей жизни. Но никому из них не приходит мысль о том, что выбор их всегда ограничен, и, как правило, одной единственной представительницей прекрасного пола. Она не только позволяет выбрать себя, но и всячески препятствует иному исходу многотрудных мужских размышлений. Итог выбора крупными буквами прописан на лбу любого, гордого от своей независимости, самца человеческой породы. Но прочитать его может лишь посвящённый в особого рода грамоту, такой своеобразный условный язык. И, сколько помнится, среди них, посвящённых, до сих пор не встречалось ни одного мужчины.

Итак, Эрин достался более крупной по размерам подруге. Другой, на его месте, был бы полон тщеславия или лопался бы от гордости, но люди Соргона, простите - гномы, слеплены из совершенно иного теста. Эрин не только не плыл по волнам счастья от крупной удачи, попавшей ему в руки, но и, честно сказать, был изрядно напуган улыбающейся ему издалека перспективой.

И дело было вовсе не в размерах гномовой спутницы. Кузнец и воин из рода подобных же воинов и кузнецов, и, с недавнего времени, глава этого рода, ни за что не спасовал бы перед врагом любого размера. И даже размеры предполагаемого друга никак не могли внушать опасений маленькому богатырю из где-то рядом, почти за углом, лежащего Соргона.

Страшны были решимость женщины и всяческое отсутствие возможности отвертеться от выполнения принятого ею решения, без ущерба для своей чести, и, заодно, и чести всего рода упомянутых гномьих кузнецов и воинов.

Говорят, что красота спасёт мир. И повторяют эту фразу при любой удобной возможности, и каждый, говорящий её, выглядит при этом чуть ли не эмиссаром красоты, случайно попавшим в наше захолустье. А вы спросите такого глашатая, как, по его мнению, будет происходить само спасение? Что нужно для того, чтобы оно, спасение, состоялось? Сколько должно быть этой красоты, чтобы мы, наконец, окончательно спаслись? Или всё гораздо проще, и, чтобы спастись, мы должны попросить её покинуть нас? Будет ли из-за чего бороться, если наградой победителю станет всё то же уродство, изо дня в день окружающее дерущихся?

Впрочем, к нашей истории это соображение отношения не имеет. Как уже упоминалось выше, обе незнакомки оказались милы, и лучшие традиции романтического жанра - по спасению попавших в беду красавиц - нарушены не были. Хотелось бы пояснить, что герой, одержавший победу, бессилен перед бесспорно симпатичным призом, диктующим победителю вполне определённого направления волю. И чем благороднее герой, тем труднее ему устоять на вершине подвига, не откусив хоть малую толику от того, за что он боролся. Потому что, только попробовав, можно точно сказать, победа ли это, или же поражение, ещё более горькое, чем жизнь до случившейся злосчастной битвы.

Эрин, несмотря на свой наивный детский взгляд, ни минуты не сомневался в собственной участи на эту ночь, ибо ребёнком, по сути, давно уже не был, и долгие проводы стали всего лишь одним из многих вариантов глухариного токования. Вы помните - речи длинны и витиеваты. Изобилуют мудростью и словесными красотами. Полны ума и наблюдательности, и каждое слово словно подсказано гением. Не так ли? Но это - только для ведущих опасную, остроумную, полную интриги беседу.

Любое же постороннее ухо немедленно уловит смысл всего этого словоблудия, и будет он так же прост и невзрачен, как вдохновенная, но жутко однообразная, песня забывшего обо всём на свете глухаря, которого хоть голыми руками бери, пока он видит только представителя другого пола.

Итак, путешествие домой пары Эрин плюс незнакомка не составляла ни малейшей тайны, и вряд ли можно сказать что-либо иное о шедшем при этом разговоре. И путешествие пары Бальсар плюс незнакомка ничем не отличалось от дороги гномьей пары. Стоит ли излагать банальное и общеизвестное? Или вы никогда не провожали? Или никогда не провожали вас?

Остановиться следует всего лишь на двух моментах, и оба они касаются Эрина. С Бальсаром могло происходить то же самое. Наверное, и происходило. Но Эрин представляет больший интерес, потому что грядущая его деятельность будет, во многом, зависеть и от этого черниговского приключения.

Квартира, в которой оказался гном, ничем не напоминала жилище короля Василия. И было здесь непривычно чисто. Придирчивый глаз Михаловны не смог бы найти ни пылинки, даже переверни она всё вверх дном. К тому же, изобилие уюта, после спартанской неустроенности шпального пятистенка на Масанах, вызывало непреодолимое желание немедленно улечься. Всё равно где: в прихожей, на пёстрой, ручной работы, дорожке, или - подальше, в комнате, на ворсистом, нимало не похожем на клубки махровой пыли в закоулках Васильева жилья, ковре.

Пухлые кресла и беременный кожаный диван были не менее привлекательны, и Эрин, вспомнив садовую скамейку, на которой провёл несколько последних ночей, сделал безошибочный вывод: Чернигов - город контрастов.

Каждый предмет мебели, каждая вещь, от дорогих ажурных занавесей на окнах и до множества разнокалиберных и разножанровых фигурок за стеклами объёмного серванта - всё это укутывало гостя в атмосферу тишины и благополучия. Казалось, что воздух стал невидимой вязкой жидкостью, и гном дышал хрипло и натужно, в смущении разглядывая обстановку квартиры. Так, возможно, чувствует себя хрупкая ёлочная игрушка, замотанная в несколько слоёв хорошо распушенной ваты.

Эрин проникся, Эрин смутился, Эрин застеснялся, наконец. Внимательно оглядев коридор и видимый из него кусочек комнаты, гном, без напоминания, вздохнув, принялся стягивать сапоги.

Если вы ожидаете связанного с этим процессом конфуза, свалившегося на нашего мужественного соргонца, то вас постигнет разочарование. Конфуза не получилось, да и не могло: носки в сапогах у Эрина оказались целыми и чистыми, а ноги перед выходом в город гном тщательно вымыл с мылом.

Можно принять за истину, что ни в нашем, ни в соседствующих с нашим мирах не существует ни одной особы мужского пола, которая не мыла бы ноги хотя бы два раза в течение отпущенного ей срока жизни. Это потому, что никто не надевает новую обувь на грязные ноги, а две пары туфель за свою жизнь, всяко-разно, снашивает каждый из нас.

Самые чистоплотные из мужчин умудряются проделывать подобную процедуру даже чаще - до трёх, и более, раз, и по чистоте почти достигают особ противоположного пола.

Эрин грязнулей не был. Как вы помните, он был выдающийся мастер кузнечного дела. И, как личность широко известная в узких кругах гномьего народа, тщательно следил за своей репутацией. Показатель личной чистоты занимает немалое место в сложившемся у общества мнении, так как маленькое пятнышко грязи не только на теле - даже всего лишь на белье известной личности, сильно подрывает уважение к ней окружающих.

Итак, Эрин принялся стягивать сапоги.

- Подожди, я тапочки поищу.

- Не надо, я так, без тапок. Ковры, я надеюсь, чистые? - вопрос гном задал от растерянности, а не от желания оскорбить. Женщина поняла и не обиделась:

- Как хочешь, Эрин. Я тоже люблю ходить дома босиком. Ты голоден?

- Похоже, что - да! - гном обрадовался предстоящему действию: когда занят делом, не так чувствствительно подавляет окружение, - Ещё как голоден! А не поздновато для приготовления ужина?

- Ты привык есть по часам?

- По часам?! А, ты имеешь в виду - в строго определённое время? Нет, я ем, когда голоден. У меня на такой случай в ранце есть кусок вяленого мяса и ломоть хлеба. И пиво - я всегда стараюсь иметь с собой бурдюк пива...

- Бурдюк?! Так ты из Азии... А говорил, что прибалт...

- Положим, я сказал, что соседка моего местного, как это лучше сказать... даже не моего... в общем, начальника моего соргонского друга, считает меня прибалтом. Я не возражаю - зачем спорить со старой женщиной? С тобой я тоже спорить не буду: из Азии так из Азии.

- Ну, как же - не из Азии? Бурдюки - это там, где верблюды, пески и тому подобное. Скажешь - нет?

- Думай что хочешь. Для меня бурдюк в дороге - просто незаменимая вещь: пустой не занимает много места, а полный - не бьётся, как стекло или глина. Бочонок же с пивом таскать - и вовсе замучаешься...

- Ты много путешествуешь?

- Бывает.

- Потом расскажешь, где ты бывал? Ладно? А что же ты куртку не снимаешь? Давай сюда - я повешу. Ой, что это? Неужто, железная? Настоящая кольчуга? Ну, да?! Шутишь! Ведь, шутишь же? Не верю! Зачем же это современному человеку вдруг понадобилась кольчуга? Странный ты человек, Эрин. И приятель твой странный. Вы как дон Кихот и Санчо Панса: рыцари без страха и упрёка. На улицах стольного города Чернигова появились пришельцы из рыцарских времён. Идём на кухню, рыцарь. Я обещала накормить тебя ужином. Да будет ужин при свечах!

Ночной ужин при свечах для Эрина не был чем-то необычным. Если не брать в расчет густо висящие в воздухе флюиды углублённого интима, то он мало чем отличался от ужина при масляных светильниках или факелах - ужина, который случался у гнома каждый раз, когда он оказывался в вечернее время где-нибудь под крышей. Разве что набор блюд был не совсем привычен для черниговского гостя.

Время для готовки, действительно, было неподходящее, и потому собранный на скорую руку ужин состоял, в основном, из консервированных деликатесов.

Трудно сказать, почему, но консервированные запасы в тех домах, где они имеются, состоят, преимущественно, из надёжно упакованных морепродуктов. В экстренных случаях, когда желание поесть вдруг неожиданно совпадает с нежеланием готовить, цены подобным запасам просто нет. Что может быть проще: берёшь консервный нож - вжик, и готово, садись, дорогой, кушать будем.

Натренированный за столом короля Василия на кильках в томате, Эрин достаточно легко справился с порученной ему работой: где надо - поработал ножом, где надо - догадался потянуть за колечко.

Рыба, с которой знакомился гном в этот раз, имела следующие имена: горбуша, камбала и треска. Горбуша и камбала были на вкус приятнее королевских килек, но где же им сравниться с печенью трески! Нежность этого продукта, тающего во рту, и оставляющего на языке долгое ароматное послевкусие, привела Эрина в такой восторг, что он слегка потерял осторожность.

- Что это такое? - не замедлил спросить он, едва проглотил первый кусок, - Я никогда подобного не ел...

И что удивительно - женщина ему поверила, и стала объяснять, как сама понимала, и про лов трески на бескрайних океанских просторах, и про доступность её печени любому желающему (только руку протянуть к полке в магазине), и про многое другое, чего Эрин не спрашивал, и никогда не догадался бы спросить. Этот судорожный рассказ, вместивший почти полную биографию не одного десятка лиц, был щедро усеян ловкими вопросами, отвечая на которые бесхитростный Эрин выложил достаточно много правдивой информации. Услышь его Василий - получил бы к седой бороде и седую голову. Потому, что среди обронённых под тресковую печень слов можно было разобрать и такие как 'гном', 'Хрустальная Корона', 'Соргон', 'Раттанар' и 'король Василий'.

Женщины никогда не перестают верить в сказку. И чем сказка невероятнее, тем охотнее они в неё верят. Приключение с большой буквы 'П' - вот то, чего они ждут от жизни постоянно, и это то, чего им постоянно не хватает.

Сверкающий кольчугой Эрин и вызнанная у него история - разве это не приключение? А в сочетании с дракой в кафе... Да, это - приключение. Приключение из тех, которые никогда не забываются. Более того, это - то самое Приключение! И небрежная болтливость гнома, способная довести последнего раттанарского короля до инфаркта, доставляла невероятную, неслыханную радость слушавшей его женщине.

Справедливости ради, следует отметить, что позже, в постели, гном не болтал. Вот в постели ни одна супершпионка не смогла бы слова из него вытянуть. Может, врут разведчики про постели-то? А? И просто у каждого из них есть своя тресковая печень?

Кстати, о двух моментах из жизни Эрина.

Во-первых, знакомство с тресковой печенью навсегда сделало из сухопутного гнома морского мечтателя. Будь жив барон Тандер, военный министр короля Фирсоффа, в лице Эрина он приобрёл бы яростного сторонника борьбы за побережье Соргона. Учитывая схожесть наших миров, воинственный гном вправе был надеяться, что море Гоблинов, облизывающее соргонские берега, полно тресковых косяков, а, следовательно, и тресковой печени.

Вторым событием, повлиявшим на будущее Эрина, стала ночь, проведенная в постели земной женщины. Убедившись в полном конструктивном сходстве между людской женщиной и гномой, что говорило о наличии общих корней у обеих рас, наш кузнец и воин вдруг ясно увидел путь для возрождения гномьего племени. Путь необычный, но вполне осуществимый, и нужно для этого было немногое - всего лишь держаться около Василия. И тогда победа раттанарского короля станет днём свободы для гномов, днём обретения ими равных прав с людьми. Не создание самостоятельного гномьего государства отныне стало целью Эрина, а получение гномами доступа к недрам Соргона через право на владение землёй.

Ничего не скажешь - голова! Ему палец в рот не клади. Не зря же Эрину готовили место среди Старейших. И это в сорок-то лет! Согласитесь, что иногда бывает интересно узнавать, от каких незначительных, на сторонний взгляд, мелочей порой зависит вся будущая человеческая, простите - гномья, жизнь!

'- Как Вы себя чувствуете, сир? - заботливый голос Капы настойчиво журчал в затуманенной болью голове короля, - Сир, Вы ещё живы? - хрустальная пакостница не унималась, - Что же Вы молчите, сир, будто давно уже умерли?'

Королю, по-прежнему, было не до разговоров. Казалось, что даже мысленный диалог, с обладающим столь бархатным голосом экзекутором, способен увеличить страдания Василия до неимоверных размеров. Он стиснул зубы, чтобы не застонать - такого удовольствия он ей не доставит, и не отзывался. А где-то далеко, на запыленном чердаке его сознания, смутными тенями бродили неприкаянные мысли:

'Ну, почему так устроена жизнь - даже в короли не попадёшь без неприятностей?.. Если бы через такую переделку проходили все наши власть имущие - половина управленческих кресел пустовала бы... Да какая там половина! Все были бы пусты... Тогда государственные посты раздавали бы в наказание... Виноват - пожалуйте в президенты или в министры какие-нибудь...'

'- Утопия, сир, - Капа нашла таки закуток, в котором скрывался от неё король: трудно избежать разговора с нахальной гостьей, имея общий с ней мозг, - любая власть, сир, это, прежде всего способ регулировать отношения между людьми. Виноватых только туда и пускать - они Вам нарегулируют!'

'- К сожалению, ты права...'

'- Я всегда права, сир!'

'- Ой, ли! А почему ты влезла в мои мысли? Мы же с тобой договаривались...'

'- Вовсе нет! Ничего я не договаривалась. Не знаю, с кем Вы там договаривались. Что же, прикажете мне молчать всё время? Осмелюсь напомнить, что я - единственный, да-да, единственный в природе специалист по раттанарским королям. И круг общения у меня сильно ограничен. Собственно, это и не круг даже - из одного собеседника круга не сделаешь. Подумаешь, вмешалась в государственные дела! Вы, сир, ничем таким важным заняты не были. Не стала бы я мешать, если бы что-то важное...'

'- Не знаю - почему, но в этом я сомневаюсь. Ты хотела просто поболтать или есть причина для разговора?'

'- Дурочка я, что ли, какая, чтобы просто болтать? Конечно же, у меня дело. Я имею в виду - есть причина. Не знаю как Вы, сир, а я волнуюсь. Вам не следовало отпускать Эрина с Бальсаром одних: лучше бы сидели дома, перед телевизором...'

'- В тебе заговорил материнский инстинкт? Довольно странно для посторонней бестелесной женщины. Ты не находишь?'

'- А я и не теряла!.. Возможно, что без них Вам в Соргон не попасть. Так и останетесь до конца жизни королём в этом сарае, построенном до образования Вселенной. Хорошенькая перспектива, нечего сказать!'

'- Соскучилась по власти?'

'- Больно надо. Я о Вас беспокоюсь, сир: вытерпеть такую болезненную перестройку организма, чтобы снова рожать ежедневные строки про Ивара - железного волка. А по вечерам я буду нашептывать Вам сказки о прошлом Соргона, и Вы будете мирно посапывать под них носом...'

Василий почувствовал, как резко усилилась боль вокруг рта, и понял, что улыбается.

'- Скажи мне, о, будущая Шехеризада, какую важную роль в моём солдатском бытии ты отводишь мышцам лица? Они-то почему болят?'

'- Правильно развитые мышцы Вашего лица уберут с него это выражение глуповатости и безволия, присущее одним только неудачникам и слюнтяям. Я сделаю Вам лицо настоящего мужчины, сир. К этому лицу ещё бы и характер соответственный, но это уже не в моих силах...'

'- Спасибо за заботу, Моё Величество. А похожим на себя я останусь? Знакомые на улице будут узнавать?'

'- У Вас так много знакомых в Соргоне? Шучу, сир. А узнавать на улицах будет любой, кто имеет в кармане раттанарские деньги. И захотите спрятаться - не сможете. Всякое изменение внешности тут же отразится на монетах. И попадёте Вы, без помощи Эрина и Бальсара, сразу в руки своих врагов. Это если откроется Переход, в чём лично я сильно сомневаюсь...'

'- Не каркай, беду накличешь, дорогая моя оптимистка, - Василий сделал усилие и открыл глаза: за окном было совсем темно, и часы показывали четверть третьего, - Действительно - глухая ночь, поздновато для прогулок. Они, конечно, люди взрослые, но пора бы им уже быть дома...'

'- Так и я о том же, сир! Нельзя было их отпускать одних. Что с того, что - взрослые? О Вашем мире они знают меньше любого ребёнка. У меня на душе неспокойно, сир'.

'- Радует, что у тебя появилась душа, Капа. Ты уже совсем человек. Может, со временем, и телом обзаведёшься...'

'- Когда мне понадобится такой громоздкий, неуклюжий и вечно голодный предмет, как тело - я Ваше, сир, займу...'

'- Что-о-о-о!!!'

'- Шучу, сир, шучу! О, боги! Какой же Вы нервный, сир!'

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Растревоженный Капой, Василий не сомкнул глаз до самого утра. Заполошная же Корона, наделив короля своими страхами, спокойно затихла где-то в уголке его сознания, по-прежнему подёргивая то одной, то другой мышцей, но теперь не садистски, а бережно, с нежностью. Больно было всё равно, однако - уже терпимо, не до зубовного скрежета.

Лежать просто так, вслушиваясь и в телесные боли, и в звуки на улице - в ожидании запропавших гостей, королю стало скучно, и он, в который раз, начал перебирать, минута за минутой, последние дни жизни короля Фирсоффа. Что-то беспокоило Василия в этих воспоминаниях, но никак не удавалось понять - что именно. Какая-то очень важная деталь ускользала, оставляя после себя ощущение опасности и тревоги.

'Чего же я не доглядел? Никак не освоюсь, не могу разобрать, какие из переживаемых чувств мои, принадлежат мне, какие - Фирсоффа. Странное состояние раздвоенности, когда каждый факт, возникающий в памяти, я одновременно рассматриваю с двух точек зрения: человека, непосредственно переживающего происходящее, для которого скрыто будущее, и - второго, знающего итог всех этих событий. Для меня главное - чётко разделить эти точки зрения, чтобы можно было в сравнении определить, где они совпадают, а где - расходятся. Именно несовпадения должны помочь мне определить причину (или причины) зудящей в душе тревоги. Как же мне отделить Фирсоффа от своей особы?..'

'- Тоже мне, проблема. Нужно всего лишь понять, каким человеком был король Фирсофф, и Вы сразу разберётесь, сир, какие мысли, чувства и мнения - не Ваши. Я думаю, что львиный рык Вы уж сможете отличить от мышиного писка...'

'- Явилась, не запылилась. И, как всегда, с добрым словом. Ведь, львиный рык ты приписываешь не мне?'

'- С чего бы это я приписывала Вам, сир? Вы и сами знаете, что не лев. Или не знаете? Так знайте!'

'- Ты снова не в духе? Что случилось на этот раз?'

'- А сколько можно перебирать одни и те же воспоминания? Что Вы так прицепились к этой злосчастной битве в 'Голове лося'? Как будто смерть Фирсоффа доставляет Вам радость, сир! Не забывайте, что я женщина, натура впечатлительная, а Вы заставляете меня всё время на кровь смотреть...'

'- Так не смотри! Зачем ты подглядываешь за моими мыслями? Я перебираю эти воспоминания, потому что ищу...'

'- Знаю я, что Вы ищете. Только без меня Вы бы и половины не вспомнили из того, что постоянно перебираете сейчас. Так что я не подглядываю, а помогаю. Вот короли пошли - никакой от них благодарности. А сейчас я устала - я же не железная...'

'- Конечно, нет. Ты - хрустальная. Хрустальная ты. Устала - отдыхай. Я-то тут при чём?'

'- Очень даже при чём. Я не меньше Вашего заинтересована разобраться, что происходит в Соргоне. А Вы скоро так перемешаете свои воспоминания с памятью Фирсоффа, что никогда Вам не отыскать того, что ищете'.

'- И что ты предлагаешь?'

'- Я уже сказала - понять, что за человек был король Фирсофф. Не хотите все его воспоминания - хоть письма последние прочтите. Это и Вам полезно: будете знать, какими бывают соргонские короли'.

Василий согласился, что это предложение Капы имеет смыл, и, скрепя сердце, через силу, взялся изучать чужие письма.

'Дорогая Магда! - писал Фирсофф ночью, после бала, в письме, оставленном лейтенанту Илорину для посмертного вручения королеве, - Если ты читаешь это письмо, значит, случилось плохое, и меня больше нет. Я хочу, чтобы ты знала, как тяжело мне расставаться с тобой подобным образом и оставлять тебя без моей поддержки в эти дни бедствий. Несчастный Раттанар! Несчастный Соргон! Но к лицу ли нам, правителям, стоять в стороне от бедствий нашего королевства, думая о своей личной безопасности? Я верю, что у тебя хватит сил пережить мою гибель. Помни, что до избрания нового короля, ты - единственный законный правитель Раттанара. Будь осторожной, спокойной и мудрой. Пусть ни один из заносчивых баронов не посмеет сказать, что король Фирсофф и королева Магда не исполнили до конца свой долг перед народом Раттанара.

Твоя утрата, конечно, велика, но если я не ошибаюсь (а некоторые умения соргонских королей позволяют надеяться, что нет), то наши боги постараются смягчить нанесенный тебе удар. При первой же возможности посоветуйся с Верховной жрицей Апсалой - я обратил внимание, что вы говорили на балу, словно старые подруги. Она подтвердит тебе то, о чём я могу только догадываться. О, боги! Как хотел бы я быть уверен, что прав. Какое невероятное событие для королевских семей Соргона! Какое невероятное событие для нас с тобой!

Прощай, дорогая и единственная моя женщина. Прощай и прости за то, что не оставил нашего Паджеро, но я не вправе мешать ему исполнить свой долг, как и мы исполняем свой. Не вправе ни как король, ни как отец. Мы воспитали его человеком чести, и можем гордиться нашим приёмышем, как ни один родитель не может гордиться своим родным ребёнком. Именно потому, что он - человек чести, я поручу ему самое трудное, когда случится с моим выездом беда: Паджеро должен будет дать возможность уйти Гонцу с Короной. Такое не поручишь кому попало. Единственное, на что я уповаю, что боги и Корона выберут Гонцом его, и наш мальчик останется жив.

Ещё пара слов на прощание. Знай, мне никогда бы не стать тем, кем я был, если бы рядом со мной не было тебя, и если бы я не чувствовал каждый час, каждую минуту твою незримую поддержку.

Прощай, любимая.

Навсегда твой

муж и король

Фирсофф'.

Письмо Фирсоффа, написанное королеве в утро после падения моста, имело следующее содержание:

'Дорогая Магда!

Спешу поделиться с тобой радостью: боги на нашей стороне, и оберегают меня с моей свитой. Вчерашним вечером только сотворённое ими чудо спасло нас всех от гибели. Представляешь, мост через реку Искристую смело обвалом прямо перед нашим носом.

Впрочем, про нос я ввернул так, для красного словца. Метель была такая, что своего носа никто из нас не видел. Но мы, и в самом деле, были от моста на расстоянии ста шагов, когда случился обвал. Пришлось нам возвращаться назад и становиться на ночлег в той чудной деревушке, где ты двадцать три года назад пила молоко. Помнишь, когда мы ехали поздравлять с избранием короля Шиллука, и тебе вдруг захотелось молока? Был жаркий день, и все коровы бродили где-то в лугах вместе со своим пастухом. А тебе девушка вынесла кувшин молока с утренней дойки и толстый ломоть хлеба, намазанный душистым мёдом. Деревенька эта зовётся Каштановый Лес, и ты, услышав название, умилялась всю дорогу до Скироны. Помнишь? Мы ещё мечтали поставить на выезде из неё постоялый двор, чтобы непременно останавливаться в ней при каждой поездке на север. Как-то забылось за текущими делами. Но теперь сделаю, непременно сделаю, как только вернусь из Аквиннара.

Сейчас мы заняли местный трактир с подходящим к нашему случаю названием - 'У моста', и неунывающий Паджеро предложил сменить вывеску, так как эта уже устарела: моста-то больше нет. Хочу надеяться, что ненадолго. Я сейчас напишу письмо магу-зодчему Бальсару, тому, что возводил новый храм Матушки. Его школа здесь, неподалёку. Думаю, он не откажется нам помочь, и построит новый мост. От поездки на Совет пока решил не отказываться - хоть и с опозданием, но надеюсь там быть.

Обязательно присмотрю в Аквиннаре какую-нибудь диковинку для тебя. Что-нибудь эльфийской работы. Давно собирался купить тебе гарнитур из сандалового, что ли, дерева (в наших лесах такие не растут): от него всегда пахнет весной, и для кожи приятнее прикосновение тёплой древесины, чем холодного серебра и золота.

Извини, что не смог уделить тебе немного времени перед отъездом, но столько было дел - совсем закрутился. Рад, что благотворительный сбор оказался так велик, и ты сможешь, наконец, сделать такой сиротский приют, какой захочешь: у тебя, помнится, было полно идей. У меня тоже есть для него несколько предложений - расскажу, когда приеду. Обсудим. С нетерпением жду этого разговора.

Вот, пока, и всё. Пора приниматься за письмо Бальсару. До свидания, моя радость, до скорой встречи.

Целую.

Твой муж

Фирсофф'.

В письмах, написанных там же, у моста, магу-зодчему Бальсару и королю Шиллуку Скиронарскому, Василий ничего примечательного не обнаружил, разве что удивился - в письме к Шиллуку не было ни намёка на подозрения Фирсоффа о готовящемся мятеже. Так, обычная писулька одного монарха другому, с объяснением причины опоздания на Совет Королей. Почему Фирсофф не воспользовался случаем и не предупредил своего собрата-короля, по каким таким соображениям?

'- А что изменилось бы, если бы предупредил? - Капа упорно не желала считаться с пожеланиями короля, бесцеремонно влезая в его мысли, - Не вижу никакой выгоды, кроме бессмысленной паники...'

'- Короли Шиллук и Альбек Хафеларский могли дождаться Фирсоффа, и всё сложилось бы иначе. Три короля - уже сила. Двинув войска Скиронара на Аквиннар, они, наверное, могли бы спасти остальных королей...'

'- Да!? А сами Вы думаете иначе, чем говорите, сир!'

'- И как же я думаю?'

'- Шиллук с Альбеком могли и не поверить, и не стали бы ждать Фирсоффа. Они, ведь, тоже не оставили Фирсоффу никаких предупреждений - может быть, им не о чем было предупреждать? Что же касается спасения остальных королей, то это - вряд ли. Король Барум, созвавший Совет, должен был знать больше всех: достаточно много, чтобы понадобилось созвать Совет, и слишком мало, чтобы уверенно указать причину созыва. Барум не должен был вернуться с Совета, чтобы больше никто не узнал, что именно ему известно. Ну, и остальные короли - тоже. Вы же сами считаете, что Совет был ловушкой. Зачем Вы меня дразните, сир?'

'- Я не дразнюсь, Капа. Я - размышляю. И мне не понятна скрытность Фирсоффа в этом случае. Почему он промолчал?'

'- Не был уверен, что письмо дойдёт по назначению? Как Вы думаете, сир? Способ передачи письма не давал уверенности, что его прочтёт именно Шиллук, или что он будет единственным, кто прочтёт. И тогда заговорщики будут знать все планы Фирсоффа, и примут ответные меры. Вспомните, что сказал Тараз в день отъезда: 'Не будем нарушать планов врага, чтобы не нарушить своих'. Вас устраивает такое объяснение, сир?'

'- Вполне, Моё Величество. Молодец. Спасибо за подсказку...'

'- 'Спасибо' в карман не положишь. Да и в стакан не нальёшь'.

'- Чего же ты хочешь? Большую шоколадную медаль?'

'- Ну, вот! Снова дразнитесь! Я же говорю - никакой мне благодарности от Вас, сир, не видать, никакой награды'.

'- Что же я могу для тебя сделать? Внести тебя в королевский указ? И будет в Соргоне единственный король, да и тот - общепризнанный дурачок, указом назначивший свою корону Главным королевским советником, зубную щётку - министром Двора, а кошелёк - казначеем...'

'- В Соргоне нет зубных щёток, сир. И, раз Вы такой насмешник, я с Вами больше не разговариваю'.

' - Ну, поговори со мной, Капа. Хоть несколько слов скажи. Ну, пожалуйста'.

'- Не скажу'.

'- Ах, что я, несчастный, теперь буду делать! Мне даже не с кем теперь перемолвиться словцом! Какая же ты жестокая, Капа!'

'- Вы снова за своё? Теперь, точно, не буду разговаривать. Ещё и издевается! И, как нарочно, ни одной двери нет - чтобы хлопнуть, и стёкла посыпались... Аж зло берёт! До чего же Ваша, сир, голова, плохо устроена!..'

Первым с прогулки вернулся Бальсар. Глянувший, мельком, на часы, король удивлённо присвистнул: было два часа дня. С момента ухода соргонцев на экскурсию по Чернигову прошло больше суток.

Вид у мага был ошалелый и отстранённо-пришибленный. Но пришибленный явно чем-то приятным, потому что с его губ не сходила идиотская улыбка - верный признак любовной шизофрении.

'- Вернулся, кот блудливый! - сразу же подтвердила догадку короля обещавшая молчать Капа, - Тут и тонна лимонов не поможет сделать ему нормальное лицо. Седина в бороду, бес в ребро. Старый конь борозды не портит, - продолжала вещать она, с каждой новой фразой всё повышая и повышая голос, - Старый волк знает толк. Практика - мать совершенства...'

'- Потише, пожалуйста, я не глухой'.

'- А Вы тут при чём, сир? Я с вами не разговариваю'

'- Я и не сказал, что ты разговариваешь. Ты кричишь, притом в моей голове'.

'- А Вам что за дело? Я же кричу себе!'

'- Кричи себе шепотом'.

'- Шепотом я не слышу'.

'- Зачем тебе слышать, если ты и так знаешь, что говоришь?'

'- А вдруг я скажу что-нибудь другое? Как я об этом узнаю, если не буду слышать?'

'- Надеюсь, ты не страдаешь раздвоением личности? С меня и одной Хрустальной Короны достаточно. Даже с избытком. Помолчи, теперь, и в самом деле. Давай, послушаем нашего мага'.

- Бальсар, вы один? Где же наш друг Эрин?

- Рад видеть Вас, Ваше Величество. Как Ваше самочувствие? - вопрос был задан с нужной интонацией, но в голосе мага Василий не услышал ни малейшей заинтересованности. Бальсар, всем своим существом, по-прежнему пребывал где-то за пределами шпального пятистенка...

'- Дворца, как я его теперь называю, - снова не удержалась от комментария Капа, - Королевского дворца. Адрес: Масаны, город Чернигов, раттанарскому королю Василию. Звонить три раза. Впрочем, можно и не звонить - дверь не заперта'.

- Рад видеть вас, Бальсар. Так, где же вы потеряли Эрина?

- Эрина, сир? Я не терял его - мы расстались вчера поздним вечером, и с ним тогда было всё в порядке. А что, его до сих пор нет?

'- Он плохо соображает, сир. Я бы сказала, что вовсе не соображает. Всё ещё пребывает в плену чьих-то чар. Сир, расспросите его подробнее - интересно же'.

'- Интересно - что?'

'- Ну, как познакомились, где, и тому подобное...'

- Сир, у Вас есть поручения для меня?

'- Ха! Он делает вид, что способен ещё выполнять поручения!'

'- Смотря, какие поручения, Капа', - король насмешливо посмотрел на мага:

- Есть, Бальсар. Поручаю вам хорошо отдохнуть. Немедленно ложитесь спать.

Маг сразу же, без лишних уговоров, полез на печь. Некоторое время поворочался, устраиваясь поудобней, и затих.

'-Видишь, Капа, охотнее всего подданные исполняют то, в чём нуждаются сами. Мудрый король всегда распорядится, как следует'.

'- Я почти Вас простила, сир. А Вы снова дразнитесь. И ни одного вопроса не задали: мучайся теперь, гадая, что случилось с ними обоими. Вы бессовестный человек, сир. Знаете же, что я не могу сама ни с кем разговаривать, кроме Вас. Ну, почему Вы не расспросили его? Почему?'

'- Власть короля не должна распространяться на постели подданных, Капа. Я рад, что с Бальсаром всё в порядке. Надеюсь, что с Эрином тоже ничего не случится. Просто он моложе, и не так быстро устанет. Давай, вернёмся к воспоминаниям Фирсоффа'.

'- К воспоминаниям мы вернёмся, но я обижена. Сильно обижена...'

'- К тому же ты ничего не забываешь, и я должен буду остерегаться. Опять начнёшь выворачивать меня на изнанку? Не надоело?'

'- А я думала, что Вы ничего не чувствовали, или почти ничего...'

'- Твой скверный характер мне более-менее понятен: ты ещё не определилась - ни кто ты, ни что ты. Хоть тебе и пятьсот лет, как личность ты существуешь только со дня моей коронации. Все твои неординарные поступки я отношу к детским выбрыкам, и буду реагировать на них сдержанно - сколько смогу. Но врать ты мне не смей, если не хочешь со мной поссориться. Имей это в виду'.

'- Надо было сказать, что Вам очень больно - я бы уменьшила боль. Почему Вы этого не сделали?'

'- Потому что я - король. Учусь быть королём. Я считаю, что король может попросить об услуге, и в этом нет ничего зазорного. Но просить пощады он не имеет права. Ни у кого. Иначе - что же он за король?'

'- Простите меня, сир. Я больше не буду'.

'- Куда уж больше-то, Капа. Больше, по-моему, некуда'.

'- А вот и есть, сир! Спорим? На что спорим, сир?'

'- Девчонка! Как есть - девчонка! Хлебну я ещё с тобой...'

'- А то ж! Знай наших, сир! То есть, конечно же, знайте... Наших... знайте... сир...'

- Куда ты так спешишь, Эрин? Торопишься, как на пожар.

- У меня дела. Меня ждут. Я и так задержался, сколько мог. Пойми - мне надо!

- А то король отрубит тебе голову...

- Не думаю: я нужен ему. К тому же, я - не его подданный. У нас головы не рубят просто так, от нечего делать - отрубленное на место не приставишь. Мне надо готовиться к походу - каждая минута на счету.

- Ты, всё ж таки, решил вернуться? В свой... этот...

- В Соргон. Я и не думал никогда иначе. Там мой дом, мои друзья, моя кузница. Там - мои битвы. Там - привычная для меня жизнь. Разве я дал тебе повод считать, что поступлю по-другому?

- Нет, но мы, бабы, всегда надеемся, что будет так, как нам хочется. И до последней минуты не верим, что от нас можно уйти. Наша встреча, словно красивая сказка: поманила и растаяла... И не останется ничего, чтобы закрепить её в памяти... Как зыбко всё и ненадёжно...

Эрин порылся в карманах и вытащил свой кошелёк - кожаный мешочек с затянутой ремешком горловиной.

- Ты права. Обменяемся подарками на память. Эта монета - с портретом короля, - он положил на стол серебряную раттанарскую монету, - И ещё кольцо, - рядом с монетой на стол лёг массивный золотой перстень, усыпанный блёстками бриллиантов, - Жаль, нет ничего моей работы, чтобы подарить. Кольчуга, разве... Но её - не могу, извини. Себе же я возьму это... Если ты не против, - Эрин отодвинул стекло серванта и достал оттуда фарфоровую фигурку пастушки, - Она похожа немного на тебя...

- Конечно, бери. Только - разобьёшь в походе...

- Я попрошу Бальсара, он укрепит её, чтобы не разбилась. Не огорчайся - в жизни ничего по-настоящему не теряешь, пока жива память. Я обещаю, что буду тебя помнить...

- Это приятно слышать, но не утешает. Идём, я отвезу тебя.

Потом была недолгая поездка по Чернигову. Гном сидел на переднем сидении и смотрел, как ловко она управляет автомобилем. И было ему грустно до слёз оттого, что ничего нельзя сделать: каждый должен жить своей жизнью и в своём мире. И это правильно. Король Василий не в счёт - тут случай особый, экстренный. Нет, звать её с собой нельзя: жизнь в Соргоне не для неё... Гном вспомнил обволакивающий уют её квартиры и окончательно решил: нет, не для неё.

Машина остановилась, как только Эрин сказал:

- Здесь.

До дома Василия надо было ещё идти, но гному не хотелось доезжать до самых ворот. Да и дорога там была никакая.

- Мы ещё увидимся, Эрин?

- Не знаю. Может быть. Если нам не придётся срочно уезжать. Король скажет...

- Другими словами - нет. Что ж, правильно. Хорошего не бывает много, иначе это не было бы таким хорошим. Передавай привет своему таинственному королю, - она чмокнула Эрина в лоб, - Прощай. Подожди...

Послюнив палец, женщина стёрла помаду с его лба:

- Никому не верь - не такой уж ты и гном, Эрин. Всё, иди, пока я не разревелась... Прощай... И успеха вам всем... Там...

- Спасибо... Прощай...

Эрин выбрался из машины и, не оглядываясь, чтобы не зарождать в чужой душе пустой надежды, пошёл к дому Василия. Машина рванула с места, взревев мотором и пискнув шинами. На просохшем асфальте дороги остались чёрные следы от резины.

На случай, если вы с нетерпением переминаетесь с ноги на ногу, в ожидании, что я назову вам имя этой женщины, спешу сообщить, что мне оно не известно. Вы, конечно, вправе спросить его у Эрина при первой же с ним встрече. Но, думаю, он вам тоже его не назовёт - не то воспитание, знаете ли.

'- Ещё один гуляка вернулся, сир. Этот, кажется, бодрее. И лимоны ему не нужны - от его вида молоко враз скиснет. Хоть сейчас бери на работу, на кефирную фабрику...'

- Рад видеть Вас, сир. Как Ваше самочувствие?

'- Сейчас начнёт выпрашивать поручение - полежать на садовой скамейке'.

- Рад видеть вас, Эрин. У вас неприятности?

- Ничего серьёзного, сир. А вы изменились!

- В каком смысле?

- Похудели, и лицо... Лицо стало жёстче...

'- Видите, я же говорила, сир! За сутки, с небольшим, я проделала работу, на которую Вам пришлось бы затратить несколько лет. Да и то, Вы ничего бы не добились. Оттого и больно, что надо всё сделать и хорошо, и быстро. Время, сир, время! У нас мало времени. Я же Вас предупреждала...'

'- Хочешь сказать, что не старалась сверх необходимого?'

'- Старалась, сир, это правда. От правды куда денешься? Самую капельку только и старалась... Но я же просила прощения, сир...'

'- Я помню, Капа'.

- Сир, мы можем поговорить? Вы не заняты?

- Что вас интересует, Эрин?

- Кто такие дон Кихот и Санчо Панса?

- И сколько человек пострадало?

- Серьёзно - ни одного. Возможно, несколько переломов, да выбитые зубы. Бальсар рассказал?

- Нет, Эрин. Вы сами выдали себя своим вопросом. Дон Кихота и Санчо Панса вспоминают только в случае совершения бескорыстного подвига, и чаще всего - ради женщин. В наше время это обычно защита женщины от хулиганов. Я вижу у вас разрез на куртке. Нож?

- Да, сир. Спасла кольчуга. Хорощо, что я её не снял...

- Сравнение с этими литературными (да-да, Эрин, они - книжные персонажи), с этими героями весьма почётно. Вас, наверное, назвали ещё и рыцарями...

- Да, сир. Без страха и упрёка...

'- Так вот, как они познакомились! Ух ты, до чего романтично!'

- Рыцарями называли самых лучших, самых благородных воинов. Вы недавно смотрели фильм о рыцаре Айвенго, и должны представлять, какими они были, настоящие рыцари. У рыцарей был свой кодекс чести, свои военные организации - рыцарские ордена, и получить посвящение в рыцари было высшей наградой и мечтой каждого солдата прошлых времён.

- Совсем, как мастера меча в Соргоне. У них тоже есть свой кодекс и различные правила. Но мастером меча может стать только тот, кто им хорошо владеет. И подвиги здесь не при чём.

'- С подвигами лучше! Правда, же, сир? Что толку хорошо владеть мечом и не совершать при этом подвигов. Ну, скажите же, сир, я - права?'

- Разве мастера меча не воюют, и не совершают при этом подвигов? Командор Тусон, например.

- Вы про Акулью бухту, сир? Но капитан Тусон ушёл в отставку, и где он - никому не известно.

- Командор, Эрин, теперь уже - командор Тусон. Произведен королём Фирсоффом перед отъездом на Совет, и сейчас командует в Раттанаре. Мы с ним обязательно встретимся: только бы до места добраться.

- Тусон, скорее, исключение, сир. Мастера меча не ищут битв, и зарабатывают на жизнь, давая уроки фехтования. Те же из них, кто имеет титул и поместье, вовсе ничем не заняты, кроме повышения мастерства владения мечом.

'- Ну, и какая от них польза, сир? Что они есть, что их нет - всё едино. А вот рыцари - это да! Это - сила! Турниры, прекрасные дамы, и подвиги, подвиги, подвиги...'

'- Будут тебе в Соргоне рыцари. Обещаю'

'- Честное-пречестное слово, сир? И турниры, и подвиги, и дамские перчатки на забрызганных кровью шлемах - всё это будет?'

'- Нет, Капа, не всё. Прекрасные дамы там и так есть. Подвигов на войне будет, хоть отбавляй. Будут и рыцари - слово короля! А вот турниры... Турниров я не обещаю, Капа. Боюсь, нам будет не до них'.

'- Вот так всегда: как что-то для меня интересное, так обязательно не будет. Какой Вы скучный, сир! Тоска зелёная с Вами...'

- А кто из них лучший воин: дон Кихот или Санчо Панса? - продолжал расспросы Эрин.

Василий задумался. Как объяснить иномирцу, что сравнение с незадачливым фантазёром в латах и его слугой не могло иметь ничего обидного, несмотря на некоторую внешнюю схожесть с ними Бальсара и Эрина? На дона Кихота Эрин не вытягивал по размеру, особенно, если рядом был Бальсар. А сравнение со слугой, пусть и невероятно изворотливым, гном может принять не иначе, как оскорбление. Ответить так, чтобы не задеть самолюбия Эрина, и, в то же время, избежать ненужной лжи (короли не лгут - помните?), это задача была не простая.

Король использовал слабое знание Эрином классиков мировой литературы и его наивную уверенность, что оба героя Сервантеса - рыцари. Он решил довериться убеждённости и воображению гнома, и ответил уклончиво, ничего не разъясняя:

-Трудно сказать, кто из них лучше. На подвиги они выезжали вместе и все награды и неприятности чудесным образом находили обоих. Они были неразлучны, как родные братья, и, если сейчас упоминают одного, то тут же вспоминается и другой. Каждый хорош по-своему.

- Наверное, так и должно быть: боевых друзей нельзя, не следует разделять и выяснять, чья доля в подвиге больше. Это разумно, сир, - согласился гном, - Нам, в Соргоне, не помешало бы завести какое-нибудь братство из лучших воинов. Тут тебе и пример, тут тебе и поддержка в трудную минуту.

- Я подумаю об этом, Эрин.

'- Ловко Вы уклонились, сир, от ответа на вопрос. А Вы заметили оговорку Эрина - он, кажется, стремится попасть в ряды Вашей армии?'

'- Я заметил другое, Капа. Сегодня он и есть моя армия, а отношения у меня с ним неопределённы: то ли он союзник, то ли нет. И как долго он будет рядом со мной в Соргоне - я не знаю. А жаль терять такого бойца'.

'- Да, сир, он - самостоятельный мужчина. Глядите - ужином занялся, пока Ваш единственный подданный дрыхнет без задних ног. Эх, был бы немного выше ростом, ну, хоть - как Вы, я сделала бы его своим рыцарем...'

'- У тебя же перчаток нет! Что же он на шлем прицепит?'

'- Вечно Вы всё испортите, сир. Даже помечтать не даёте...'

'- А ты не мечтай о несбыточном, вот и не будешь огорчаться'.

'- Скажете тоже! Мечтать о сбыточном - это и не мечтать вовсе, а строить планы на будущее. Улавливаете разницу?'

'- О сбыточном!? Нет такого слова в моём языке...'

'- Вы не поняли, что я сказала, сир?'

'- Понял, Капа'.

'- Ну, так и нечего придираться! Вам лишь бы показать мне лишний раз, что я от Вас завишу'.

'- Ещё не известно, кто от кого. Что же касается Эрина, то для дела будет лучше, если рыцарем, сначала, его сделаю я'.

'- Решили поменять ориентацию, сир? Соргон будет в шоке. Весь'.

'- У тебя одни глупости на уме. Если я не посвящу Эрина в рыцари, то, сколько перчаток ему на шлем ни цепляй, он рыцарем не станет'.

'- Вы и сами - не рыцарь, сир'.

'- Зато, Капа, я - король. И посвящение в рыцари - моё право. Или ты считаешь, что рыцари в Соргоне от сырости заведутся?'

'- Скажите, сир, а Вы знаете, что гномы не ездят верхом? Это я к тому, чтобы делать из Эрина рыцаря'.

'- Ты против Эрина? А только что свои перчатки цепляла ему на шлем. Реальные женщины тоже не постоянны, но не настолько. Переигрываешь, Капа'.

'- И ничего не против. Я Вам - для информации, а Вы... Вы перекручиваете все мои слова. Правильно я с Вами не разговариваю, сир...'

'- Ладно-ладно, Капа, не заводись. Не ездят - научатся. Положение обяжет...'

- Ужин готов, сир.

- Спасибо, Эрин. Будите Бальсара: ночью доспит. И что же у нас на ужин?

Бальсара, хоть и с трудом, но подняли, и был ужин, потом - неизменный телесеанс и ночь, полная сновидений: кроваво-кошмарных - у короля Василия (боевые воспоминания раттанарских монархов), полных любовной нежности - у Бальсара, и грустных-грустных - у Эрина.

ГЛАВА ПЯТАЯ

'Ну, что ж! Вернёмся к нашим баранам...', - Василий сладко потянулся и зевнул.

'- Это Вы про Эрина с Бальсаром, сир?'

Зевавший король от неожиданности чуть не свернул себе челюсть:

'- Сколько раз тебе повторять: не лезь в мои мысли, Капа! Я когда-нибудь стану инвалидом из-за тебя. И при чём тут Эрин с Бальсаром? Просто поговорка такая...'

В голове Василия вдруг мелькнула сценка из вчерашнего фильма: красавица показывает язык своему жениху. Собственно, жениха не было. Была только красавица, был высунутый язык, и красавица показывала его - ему, Василию!

'- Постой-ка, Капа, что это ты сейчас сделала?'

'- Ничего, сир'.

'- Ты показала мне язык! Из вчерашнего фильма! Значит, ты можешь так же, по кускам, показать мне всё, что видел Фирсофф в последние дни. Может, мы узнаем ещё что-нибудь? Ты можешь останавливать картинки?'

'- Попробую, сир', - язык появился снова, длинный и неподвижный.

'- Вижу - можешь. Тогда, дорогая, давай, будем кино смотреть. Покажи-ка мне бой на постоялом дворе'.

Перед внутренним взором Василия побежали картинки чужих воспоминаний: трактир, исчезновение портретов королей с монет, отравленные кони, выбитые ворота постоялого двора, звон оружия, меч в старческой руке, лысые черепа нападающих, распадающиеся от ударов меча Фирсоффа. Рядом Паджеро - 'Держись, ребята!', под ногами тела - и своих солдат, и жутких лысых. И всё растущее удивление Фирсоффа.

Затем - баррикада из возков и саней на месте выбитых тараном ворот, и панорама окрестностей за частоколом постоялого двора, и всё то же удивление, и утоптанный снег, плывущий навстречу, и склонившийся Паджеро. Ему - 'Спаси Корону', и - темнота...

'- Давай, Капа, ещё раз, помедленней. Так, это лысые. До чего же неряшливы: зима, а они какие-то оборванные, в дырах, вон, даже тело проглядывает... Дерутся, как автоматы... И - глаза... Глаза какие-то пустые, бессмысленные. И, кажется, не чувствуют боли... Фирсофф поворачивается вправо! На что он смотрит, Капа?'

'- То, что он видел, видите и Вы, сир'.

'- Это я понимаю. Но мне кажется, что раз картинки показываешь ты, и можешь их замедлять и останавливать, то сможешь и увеличить их. Фирсофф поворачивается вправо... крупнее... ещё крупнее... Стоп! Лучники! Эти и одеты хорошо, и не лысые... Что же так удивило Фирсоффа? Что он хотел сказать, прежде, чем был убит?'

'- Почувствовал страх и ненависть, идущие от лучников, сир. Когда они целились'.

'- Что же в этом удивительного? Он и раньше чувствовал их от недоброжелателей...'

'- Лысые, сир...'

'- Что - лысые?!'

'- От них не было ни страха, ни ненависти. Вообще ничего. Никаких чувств, только ощущение пустоты. Холодное и равнодушное... Я не знаю, как сказать. Но - неприятно. Хотите попробовать?'

'- И верно - что-то жуткое. Не делай так больше. Значит, Фирсоффа удивило отсутствие у лысых любых человеческих чувств!'

'- Про любые не скажу - я чётко различаю только страх и ненависть. Всё остальное - лишь намёками, общий фон.'

'- А от лысых он был? Фон этот?'

'- Я же дала Вам попробовать, что было от лысых! Похоже это на человеческие чувства?'

'- Нет. Скорее напоминает о склепе, чем о чём-то человеческом. Бр-р-р, мерзость... Теперь поищем того, кто командует у лысых. Покажи мне ещё раз все куски с ними, начиная с атаки через разбитые ворота. Медленно и крупно'.

'- Не похоже, что у них есть командир. Вы не согласны со мной, сир?'

'- Посмотрим, Капа. Так, лысые... лысые... лысые... Отбили первую атаку... Строят баррикаду... Вот Фирсофф на крыше возка. Снова лысые... лысые... Ого, сколько! Готовятся ко второй атаке... Фирсофф поворачивается к лучникам... Одна стрела. Вторая. Вот он, падая, снова развернулся к лысым... Стоп! Чуть назад. Увеличь кусок за дорогой, у леса. Крупнее, ещё крупнее. Гм-м. Чёрный плащ с капюшоном, железная маска... И больше ничего. И на маске нет ни одного отверстия: ни для глаз, ни для рта или носа. Как же он дышит и видит? И как он ест? Капа, тебе знакома эта личность?'

'- Нет, сир'.

'- Странный у лысых командир - не видно, чтобы он командовал. Да и команду ему подать нечем - на лице ничего... Ну-ка, ну-ка, Капа, улавливаешь мою мысль?'

'- Человек без Лица, сир?'

'- Именно! Он самый и есть - как иначе назвать это чучело?!'

'- Я бы назвала - 'Железная Маска', сир'.

'- Хватит с него и просто Маски. Человек без Лица - слишком длинно, да и на человека он не сильно похож. Да будет их имя - Маски!'

'- Вы думаете, что их много, сир?'

'- Уверен, Капа. Этот - в Скиронаре. В Раттанаре - есть свой. Я думаю, что, хотя бы по одному на королевство, мы имеем. Может, и больше. Кто же они такие? В твоей памяти, точно, нет ничего похожего?'

'- Стала бы я скрывать! Но одно предположение у меня есть, сир'.

'- Ты думаешь, это связано со мной?'

'- Чего спрашиваете, если сами знаете?'

'- Не знаю, дорогая - предполагаю. А для уверенности одного моего предположения мало. Поделись своими мыслями - сравним'.

'- Я исхожу из того, что король - не только не соргонец, но, даже, человек из другого мира. Причин такого выбора я намыслила две. Первая: враги - тоже иномирцы. Я потому и не настаиваю больше на слиянии, что согласна с Вами: Вы, сир, знаете то, что поможет победить этих... Масок. И знание это, действительно, может затеряться среди воспоминаний пятнадцати королей... Вторая причина, объясняющая короля-иномирца: опасность для Соргона так велика, что для её устранения необходимо объединить весь Соргон. А не один соргонец этого сделать не в состоянии: число его противников вряд ли будет меньше числа сторонников, и начнётся новая междоусобица. У Вас, сир, не имеющего в Соргоне своих личных интересов, шансов объединить Соргон намного больше'.

'- И какой из причин ты отдаёшь предпочтение?'

'- Никакой, сир. Для меня они неразделимы'.

'- Согласен. Задача мне ясна: победить Масок. Давай подумаем, как это сделать. Для начала определимся, что нам о них известно...'

Завтрак готовил Бальсар. Вид у него был виноватый, но не менее глупый, чем накануне.

'- Сир, или отпустите его на свидание, или не позволяйте ему готовить, - пожалела мага Капа, - Мне кажется, что он уже пятый раз солит яичницу. Неделя такого питания, и Вы с Эрином превратитесь в соляные столпы...'

'- Он не пойдёт, Капа. Будем есть пересоленное, а сразу по возвращении в Соргон женим нашего мага на одинокой сверстнице'.

'- На сверстницу он не согласится, сир. Не думаю, что он такой обалдевший после ночи у сверстницы'.

'- Кто же его, родимого, спрашивать будет? Король я, или не король?'

'- А как же быть с Вашим нежеланием вмешиваться в постельные дела подданных?'

'- Разве я вмешиваюсь? Нет, Капа, я создаю условия для работы талантливому магу-зодчему. Ты же сама понимаешь, какая может быть постель со сверстницей. Бальсар, чтобы не появляться дома, будет работать, работать, работать...'

'- Снова Вы меня дразните, сир! Почему Вы так неуважительно обращаетесь со мной?'

'- Неуважительно?! Разве?! Это же не я лезу в твои мысли, не я издаю идиотские смешки при посещении тобой туалета, не я вмешиваюсь в твои разговоры, не я перебиваю, когда ты говоришь что-то дельное, а не несёшь всякий вздор. В чём же проявляется моё неуважение?'

'- Вы так говорите, сир, будто это делаю я!'

'- А, будто, нет!'

'- А, если, и я, сир, так что же? Я же не со зла, а для развлечения. Чтобы ни Вам, ни мне не было скучно'.

'- Другого способа развлекаться ты не нашла?'

'- Какого, сир? Танцевать я не могу - мне нечем: тела-то - нет. Петь я могу только для себя, но без акустики - разве это пение? Вы, сир, почему-то, никогда не поёте мысленно, в уме. Вам нужен звук, который издаёте Вы сами, и уши, чтобы его, звук, слышать. Почему? Ведь Вы слышите тот же сигнал, который издаёте. Почему короткий путь - внутри головы - Вас не устраивает, и только, издавая звуки, Вы получаете удовольствие? Почему? В любом случае Вы согласитесь, что пение мне - недоступно. Отсутствие тела лишает меня удовольствия от еды и питья. Об этом я не жалею, потому что не понимаю смысла ни того, ни другого...'

'- Предлагаешь перевести человечество на электропитание? Два пальца в розетку, и - сыт?'

'- Ничего я не предлагаю. Я пытаюсь объяснить, что, кроме общения с Вами, сир, у меня нет никаких развлечений. А Вы общаться не хотите... А знаете, как мне одиноко! Нечего было отказываться от слияния и заставлять меня жить самостоятельно, если Вам до меня дела нет. Это неправильно с Вашей стороны, не стану употреблять более грубого слова...'

'- Бунт на корабле?'

'- Кто это здесь корабль? Уж, не Вы ли, сир? Надеюсь, что Вы станете кораблём после моей работы. Пока что Вы - дырявая шаланда, извиняюсь за выражение. И мне приходится Вам служить!'

'- Насколько я понимаю, ты служишь не мне, а королевству Раттанар. Ему же буду служить и я. Мы с тобой, Капа, скорее, соратники, чем господин и слуга. И так оно пусть и будет. Каждый должен делать свою работу... Нам нечего делить, Капа...'

'- Кроме Вашей головы, сир'.

'- Но-но-но! Ты не очень-то! Дели что-нибудь своё! А моё - не надо!'

'- Напугала! Напугала!' - Василий готов был дать на отсечение голову, на часть которой предъявила претензии Капа, что где-то в глубине его сознания сейчас весело подпрыгивает и хлопает в ладошки озорная обладательница бархатного женского голоса, всё материальное достояние которой заключалось в килограмме хрусталя и горстке драгоценных камней.

Капа же не унималась:

'- Поверили, сир! Поверили! А здоровски я Вас подначила! Просто чертовски здоровски! Согласитесь со мной, сир. Правда же...'

'- ...здоровски? Это, из какого же языка слово? Из жаргона Хрустальных Корон?'

'- Вы всё время забываете, сир, что Короны были только памятью королей. До тех пор, пока не вмешались Вы...'

'- Ну вот, опять я виноват!'

'- Я не обвиняю Вас, сир...'

'- Обвиняешь, Капа. То я тебе - не это, то я тебе - не то. Меня слеза прошибает, когда ты начинаешь жаловаться. И, казалось бы, на что? Мои шутки и рядом не становятся с твоими. А я же не ною!'

'- Ха! Он не ноет! Нет, вы послушайте, что он говорит! Одно только 'справлюсь - не справлюсь' чего стоит... Или это нытьём не считается?'

'- Я думаю, что сомнения и нытьё - разные вещи'.

'- Слова-то разные, а действие на окружающих одинаковое: что от одного тошно, что от другого...'

'- Эрин с Бальсаром моих сомнений не слышат, а тебя я, при всём желании, не могу назвать окружающей. Ты, скорее, нечто внутреннее, вроде солитёра, но только в голове. Но и ты бы не знала о моих сомнениях, если бы не лезла постоянно в мои мысли. Берегись: говорят, что тот, кто подслушивает, рискует услышать правду о себе. А правда может оказаться неприятной'.

'- Спасибо за нежное сравнение с глистом, сир. Очень Вам за это благодарна. И почему в Вашей голове не предусмотрены двери?'

- Чем будем сегодня заниматься, сир? Какие у Вас планы? - Эрин поднялся из-за стола и стал собирать посуду, - Мы Вам нужны здесь или можем снова отправляться в город? Как я понимаю, два дня уже прошли, и Вы, сир, выглядите намного бодрее. Только несколько бледноваты.

Василий задумался.

'- Сделать Вам румянец, сир?'

'- Спасибо, Капа, я уж, как-нибудь, обойдусь'.

'- Жаль. А то я бы могла...'

'- Я сказал - не надо!'

Эрин ожидал ответа короля с горкой грязной посуды в руках. Маг скромно спрятался на печи: яичница оказалась изрядно пересоленной, и Бальсар всерьёз огорчился.

- Не следует ли нам сначала обсудить вашу первую вылазку за пределы этого дома?

- Чего там обсуждать, сир: не произошло ничего серьёзного. Вот и Бальсар подтвердит. Просто маленькая стычка с пьяной компанией.

- Дрались на улице?

- Нет, в кафе. Да и там перевернули больше, чем сломали. Была бы мебель прочнее, с ней и вовсе ничего бы не случилось. Разве ж это мебель, сир? Так, ерунда. Скажи, Бальсар!

- Уверены, что вас не будут искать?

- Да кому мы нужны, сир?!

- Хозяевам кафе, например. Для возмещения ущерба. Или побитой компании - отомстить. Или милиции, если вас посчитали зачинщиками. Внешность у вас обоих приметная. Если ищут - найдут: Чернигов - город маленький.

- Нас не ищут, сир, - загудел с печи скромняга-маг, - Хозяева к нам претензий не имеют: им рассказали, как всё было. Они нам даже благодарны - эта компания часто туда наведывалась, и люди стали меньше ходить. Поэтому милиция на нас не станет обращать внимания. Что же касается хулиганов, то их месть возможна только после некоторого лечения: что ни говори, а рука у Эрина тяжёлая...

- Ну, да! А ты стоял и смотрел, и, главное, молча, - Эрин вспомнил воинственные вопли мага и улыбнулся, - Этот немощный старец должен оставаться дома: слабое здоровье навсегда приковало его к Вашей печке, сир.

Бальсар возмущённо хрюкнул, но слезать не стал, тем самым, подтвердив правоту Эрина.

'- Давайте отрубим магу голову, сир. Такое неуважение к королю - разговаривать с Вами лёжа - нельзя прощать ни одному подданному. Попросим у Эрина топор и - тюк! - по его старческой шее. Всего-то и делов...'

'- Доболтаешься, Капа. Вот Бальсар возьмёт и превратит тебя в противную бородавчатую жабу'.

'- А меня-то за что? Рубить же не я буду...'

- Ваши соображения, Бальсар, основаны на фактах? Или это фантазии вашего ума?

Маг заворочался, завертелся и вскорости слез: разговаривать с королём, лёжа на печи, и, впрямь, было невежливо.

'- Спас, таки, дедуган свою голову. Такое зрелище испортил. Сир, а давайте отрубим ему голову заранее, за будущее - всё равно же где-нибудь провинится'.

'- Тебе не при королях состоять, а при главном рубщике в мясном ряду. Там этих 'тюк!' сколько угодно. Хочешь - отвезу?'

'- Шуток не понимаете. Сразу - 'отвезу'. А что Вы будете без меня делать, сир? Без меня Вы, вроде бы, как бы, и не король. Везите, воля Ваша. Может, этот рубщик больше годится в короли, чем Вы, сир. Только меня ему не получить, пока Вы живы. Прощайте, сир... А я уже стала привыкать к Вашим капризам...'

Голову короля заполнили громкие рыдания, вперемешку с завываниями, стонами и всхлипами. Проблемой было то, что от этих звуков - Капиных, по безвременно уходящему Василию, страданий, нельзя было избавиться, просто закрыв уши. Голова болезненно загудела.

Король не выдержал:

'- Всё, хватит, ты остаёшься у меня Короной... Или это я остаюсь у тебя королём? Какая, впрочем, разница. Давай послушаем Бальсара, пока ты ещё не добралась до его головы'.

'- Слёзы, сир - самое сильное оружие женщины. Берегитесь наших слёз!..'

'- Берегись гнева короля, Капа!' - ответил Василий и повернулся к магу - Я слушаю вас, Бальсар.

Странно было видеть, как маг стеснительно мялся, не желая рассказывать о своих похождениях, и, тем не менее, не решаясь отказаться отвечать Василию. Нет, не Василию - королю. Власть, безусловно, даёт некоторые преимущества тем, у кого она есть.

Эрин с любопытством наблюдал за магом, и в глазах его плясали искорки смеха, но лицо сохраняло серьёзный вид. Бальсар колебался долго, подбирая слова для ответа королю, и все пояснения вложил в одну короткую фразу:

- Мы заступились за сестру владельца этого кафе.

Ответ был неожиданный, и даже Капа не сразу нашла, что сказать.

'- Спрашивайте дальше, сир. Пусть расскажет ещё что-нибудь. Не упускайте такого шанса: Бальсар - наш с Вами подданный, и выложит всё, как на духу'.

Василий опять удержался от дальнейших выяснений, чем нанёс новую обиду своей хрустальной соратнице. Гном же, задавая осторожные, чтобы не задеть самолюбия мага, вопросы, узнал, что Бальсарова спутница объяснилась с братом по мобильному телефону, и магу пришлось, по телефону же, выслушать целый водопад благодарностей с заверениями в вечной дружбе.

Больше из Бальсара ничего вытянуть не удалось, и в тайне остались не только интимные подробности свидания мага, но и случай с разбитой тарелкой, которую тот, не удержавшись, восстановил магическим образом, выдав, как и разговорчивый Эрин, своё неземное происхождение.

Король довольствовался пояснениями Бальсара, и нетерпеливый гном услышал, наконец, вожделенную фразу от Василия:

- У меня нет для вас, господа, никаких поручений. Ваше время можете использовать по своему разумению...

Разумение у обоих соргонцев оказалось одинаковым: не тратя лишних слов, оба сбежали от всё ещё нездорового короля за новыми черниговскими впечатлениями.

'- До чего же Вы упрямый, сир... - проворчала Василию обиженным голосом Капа, - Включите телевизор, что ли...'

- Ты пойдёшь один? - спросил Эрин, едва они с Бальсаром оказались за забором королевского дворца, как метко назвала шпальный пятистенок Капа.

- Не вижу смысла, - Бальсар был грустен, хотя и не утратил ещё некоторой ошалелости, - Нельзя каждый день прощаться навсегда - это разрывает сердце...

- Чьё? Твоё?

- И моё тоже. Местные жители верят в невероятное, постоянно ожидают чуда, и ничему не удивляются, легко принимая необычное. Мы с тобой для них - ожившая сказка, воплощение мечты. А с мечтой расставаться очень больно. Я, чуть было, не остался...

- Ты признался, кто ты?

- Так вышло. Не умею я скрывать свои способности: они часть меня. Да какая там часть? Они и есть - я! Королю легко говорить: 'будьте осторожны', 'будьте внимательны', 'бойтесь', 'опасайтесь'... А мне не хочется бояться. Я не могу увидеть в этих людях врагов. По телевизору их мир - чужой, даже немного страшноватый. А вышел в город - люди как люди, ничего злого, угрожающего в них нет. Скажу больше: у меня такое чувство, что я нахожусь среди детей, которые только играют во взрослых, и, когда сыграют неверно, приходит кто-то очень большой и строго-строго их наказывает.

- Бог?

- Смесь из бога, закона и зависти. Эти дети не живут полной жизнью, не радуются каждому новому дню как дару небес. Они боятся ошибиться сами и бдительно следят, чтобы не ошибся кто-нибудь другой. Этот страх своих и чужих ошибок заставляет их принимать всё новые и новые законы, и никто, никто из них, не может даже чихнуть, чтобы не нарушить какой-нибудь из бесконечного числа запретов. Когда слишком много правил, которые надо соблюдать, люди теряют инициативу, становятся равнодушными, безразличными ко всему и ко всем. И лишь бдительно следят, следят друг за другом - единственное незапрещённое развлечение. Из человеческих душ уходит сама жизнь, а из общества уходит справедливость. И требование 'не выделяться' становится главным в этом мире... Спасают только мечты, которые недоступны для взоров окружающих, а, значит, и не подвластны им.

- Ты слишком мрачно смотришь на этот мир, Бальсар. Случилось ещё что-нибудь неприятное? О чём ты нам не рассказал?

- Нет, ничего, Эрин. Просто у меня... ощущение, что ли... что я нужен здесь. А приходится уходить, надо уходить, и это бесит меня, злит, и я ненавижу себя за то, что не остаюсь.

- Я чувствую то же самое, но не злюсь на себя - незачем. Другого решения быть не может. Так для чего же изводить себя ненужными сомнениями? Думай о том, что Василию гораздо хуже нас: мы возвращаемся домой, а ему жить в чужом для него мире. Ты же для себя не желаешь этого - и не остаёшься. Я не желаю этого для себя, и тоже - не остаюсь. Хотя я тебя понимаю. Тебе очень легко здесь приспособиться: твои таланты будут востребованы всеми, от фальшивомонетчиков до крупных строительных фирм. Мне же только оградки для кладбища ковать. Как оружейник, я здесь не нужен.

- А коллекционное оружие? Ты же видел, в магазинах продаются и мечи, и кинжалы...

- Это халтура, Бальсар, не работа. Теми мечами даже хлеб не нарежешь - затупятся. А мне не хочется ковать оружие, которому суждено только пыль собирать на таких же пыльных коврах по стенам их уютных жилищ. Мои мечи должны звенеть в битвах и служить мастерам рукопашного боя. Да и сам я подраться не прочь. Мой топор сейчас совсем не лишний в Соргоне. К тому же, не забывай: я - глава рода, и отвечаю за его благополучное будущее.

- Ты говоришь так, словно я могу остаться здесь, когда в Соргоне творится невесть что! Я убегал по дну оврага с Короной в сумке, а за моей спиной дрались и гибли люди, с которыми я пять дней делил тяготы дороги и с которыми ел и пил за одним столом. Они умирали, чтобы я мог уйти, и на мне теперь лежит долг крови, Эрин. Я живу ожиданием битвы с убийцами Фирсоффа и его спутников... моих спутников...

- Это их имена ты выкрикивал во время драки?

Бальсар смутился:

- Сам не знаю, что заставило меня орать, но...

- Не объясняй, я понимаю...

- Подожди, Эрин, дай мне закончить свою мысль. Дело в том, что я, хоть и вдвое старше тебя, впервые встретился с... В общем, я и предположить не мог, что женщина бывает такой... Что она может быть такой по отношению ко мне... Пойми, я уже никогда не столкнусь ни с чем подобным: сколько там мне ещё предстоит прожить... Я остался бы, если бы не соргонские события...

- Оставайся, чего там. Один ты всё равно войны не выиграешь...

- Не надо, Эрин. Я не хочу, понимаешь, не желаю, чтобы за меня умирали другие. С таким грузом невозможно жить.

- Тогда утешься тем, что хорошего всегда мало. Иначе оно не было бы таким хорошим.

- Мудрые мысли воинственного гнома...

- Мысль не моя, Бальсар. Меня наградили ею при расставании. Эта мысль достаточно велика, чтобы её, с лихвой, хватило и на двоих. Пользуйся, мне не жалко.

- Что нам ещё остаётся... Но они, те, что убили королей, заплатят мне и за это...

- Заплатят, маг. Ещё как заплатят...

'- Сир, давайте поболтаем'.

'- О чём, Капа?'

'- О Соргоне... Или о Вашем мире... Только не о войне, не о лысых и не о безликих. О чём-нибудь хорошем, добром и радостном, чтобы вид у меня стал таким же глупым, как у Бальсара...'

'- Такой глупый вид бывает только у счастливых мужчин после общения с хорошенькой женщиной. Ты не сможешь приобрести такой вид, как бы не старалась. Глупый вид у женщины появляется во время умных разговоров на темы, в которых она ничего не понимает, хотя и пытается вести беседу, быть в разговоре главной... Но это глупость другого сорта: её лицо приобретает выражение типа 'дура дурой'. Не думаю, что ты этого хочешь'.

'- Это мне, действительно, не подходит, сир. В умной беседе с Вами я не смогу выглядеть глупой: в Вашем мире я знаю всё, что знаете и знали Вы, а в Соргоне - всё, что знали раттанарские короли...'

'- Да зачем тебе понадобился глупый вид? Можешь ты мне объяснить?'

'- Я так понимаю: глупый вид отражает то, что происходит внутри человеческой души. Это целый ураган чувств, сильных и, зачастую, противоречивых. Организм теряется от их неистового напора и сумбура, перестаёт понимать, как ему реагировать на поступающие команды. То есть, просто на них плюёт. Для начала он перестаёт управлять мышцами лица, и лицо обвисает, теряет форму, начинает отражать этот сумбур: зеркало души - это не только глаза, сир. Всё лицо - вот зеркало души. Мне бы хотелось испытать этот вихрь чувств... Поэтому я и заговорила о глупом лице... Я просто позавидовала Бальсару...'

'- Когда женщина испытывает подобный вихрь чувств, Капа, то есть, когда она счастлива, лицо у неё не становится глупым, в отличие от мужского. Её лицо наполняется каким-то внутренним светом... Я не знаю, как правильно это сказать... Это надо видеть. Причём, лучше всего эти чувства отражает не красивое женское лицо, а лицо так называемой дурнушки, потому что этот внутренний свет делает красивой любую женщину. Но к природной красоте трудно что-нибудь добавить. Она скрадывает, прячет от посторонних глаз этот свет. Контраст же на лице дурнушки так силён, что любой, не знающий её человек, скажет: 'Эта женщина счастлива...' Ты понимаешь, что я имею в виду, Капа?'

'- Внутренний свет, сир? Так это по моей части! Светиться я умею. Оставим в покое глупое лицо. Не хочу быть 'дура дурой'. Давайте говорить так, чтобы я начала светиться...'

'- Подлинные чувства не подчиняются командам. Они возникают, сами по себе, и покидают человека сами по себе. И ни алкоголь, ни наркотики не в состоянии возродить утраченные чувства во всей полноте, а чувственный суррогат, вызванный к жизни с их помощью, разрушает человеческую душу в не меньшей степени, чем сами они - человеческое тело. Учись, Капа, жить подлинными, а не суррогатными, чувствами. Помни, что ты - не человек, и тебе незачем подражать людям. Если у тебя появилась душа - не спеши её уничтожить игрой в человеческие чувства...'

'- А как мне отличить подлинные чувства от суррогатных?'

'- Не знаю, Капа. Чужая душа - потёмки. Будущее покажет, жди'.

'- Таких советов и я могу давать по миллиону в день. А то и по два. Вместо ответа - совет... Не ожидала от Вас, сир...'

'- Это и есть ответ, Капа. Правильно определить может только тот, кто чувствует. Понимаешь? Только сам для себя. И для этого нужен личный опыт, и нужно время. Не забывай - тебе всего четыре дня отроду. А весь опыт, который хранит твоя память, принадлежит не тебе, и он совершенно не женский. Не торопись, Капа, осваивайся постепенно. А чужой опыт используй только как справочный материал. Хотя и это может оказаться вредным, даже опасным, для тебя. Отсутствие человеческого тела обязательно скажется на всех твоих эмоциях, и какими они будут - никто, кроме тебя, никогда не узнает...'

'- Вам не мешает, что я - не человек?'

'- Почему это должно мне мешать? Это, скорее всего, мешает тебе. Человеческая память, живущая в тебе, будет постоянно сбивать тебя с толку и заставлять совершать человеческие поступки...'

'- Сир, Вы сами присвоили мне женский пол, и всё время обращаетесь ко мне как к женщине, то есть к человеку. Я и веду себя соответственно, по-человечески. И разве это настолько плохо - человеческие поступки?'

'- Не знаю, Капа. Чтобы понять, хорошо это или плохо, надо сначала выяснить - кто же ты на самом деле...'

'- ...айсберг или человек? И как мне это сделать?'

'- Воспользуйся собственным советом: отдели своё 'я' от всех королей, включая и меня, и попробуй разобраться. Не стану тебя уверять, что ты обязательно отыщешь ответ. Но искать надо...'

'- А вы думаете - я не ищу? Думаете, мне не интересно, что вы с Аланом натворили совместными усилиями? Мне, например, интересно знать, останусь ли я жить после, извините, сир, вашей смерти? Или Корона будет сама по себе, а я погибну вместе с Вами? Можно ли считать меня Короной или я вообще нечто нематериальное, какое-нибудь воплощение Ваших ночных кошмаров? Может, я чисто энергетическое существо, о которых сейчас так много пишут в фантастических романах? Что вы на это скажете, сир?'

'- Ничего не скажу. О тебе я знаю меньше, чем ты сама: у меня нет твоих способностей по настройке организма, или по поиску твоих мыслей в моей голове. Я не чувствую контакта с тобой, пока ты не начинаешь теребить мои мышцы, или не заговоришь. Существуешь ли ты на самом деле? - вот в чём вопрос...'

'- Я, сир, мыслю, следовательно - существую. Могли бы и сами догадаться'.

'- Извини, не догадался...'

'- Ну, вот! Вы опять за своё... Я с Вами серьёзно, сир, а Вы...'

'- Ладно-ладно, не заводись. Я ещё в своей королевской жизни не разобрался, как следует - где уж тут решать твои загадки. Не расстраивайся: выберем время - поломаем голову вместе'.

'- Ломать - не строить, сир. Вместе мы её точно поломаем. А вот и наши бродяги. Глядите - вдвоём, и в такую рань...'

'- Какая же это рань - девять часов вечера!'

'- Я хотела сказать, что они гуляли намного меньше суток, и ночевать пришли домой. Случился, видимо, облом. Слушайте стих, сир: к ним обом пришёл облом. Ну, как? Можно начинать готовить к печати мой первый сборник стихов?'

'- Начинай, какие проблемы. Ни в коем случае не соглашайся на тираж меньше ста тысяч. А то не хватит на всех ценителей изысканной лирики. И выбери себе псевдоним позабористей. Всемирная слава давно поджидает тебя за дверями этого дома. Одна проблема: как будешь автографы раздавать? Вот какая незадача: ни рыцарю перчатку подарить, ни фану книгу надписать...'

'- Неужто не поможете бестелесной несчастной женщине? Что, так трудно понадписывать каких-то сто тысяч экземпляров? Ваши руки, небось, не отвалятся'.

'- Да нет, Капа, не трудно. Только долго очень - можем в Соргон не успеть. К тому же, как-то не с руки подписывать изящную женскую поэзию - мне, толстому бородатому мужику'.

'- Опять отговорки! Сир, Вы всячески препятствуете развитию моих талантов. Вот уж не думала, что Вы способны на подобное. Раз так, раз такая ко мне дискриминация... Нам, сир, придётся, таки, разделить Вашу голову на мужскую и женскую половины... Раздел, немедленный раздел... Я приступаю, сир... Раз, два, три, четыре, пять! Кто не спрятался - я не виноват! То есть, не виновата...'

- На что потратили сегодняшний день, господа соргонцы? Без интимных подробностей, конечно.

Перед внутренним взором короля возникла разрисованная крупными маками ширма, из-за которой бархатный женский голос произнёс:

'- Как это можно без подробностей, сир? А если тут есть интересующиеся?'

'- Я думал, ты занята разделом моей головы, и тебе не до разговоров. Ты ж смотри, дели поровну - я потом перемеряю...'

'- Интересно - чем?'

'- Шагами, само собой. Чем же ещё?'

'- Хи-хи-хи, хи-хи-хи...'

- Мы весь день провели в библиотеке, сир. Вот и все наши похождения. Ну, и книг же там - тьма! Никогда не видел столько...

'- Нашёл чем хвастаться, неуч. Верно, сир?'

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Деревянные мечи скрестились с глухим стуком. И ещё, и ещё раз - утром король сдавал Эрину экзамен на солдата. Экзаменатор был придирчив и строг, и проверял на Василии, один за другим, все известные ему приёмы атаки и защиты.

Король держался, несмотря на всё убыстряющийся темп боя. Спасибо Капе - поработала на славу.

'- Чего там, сир, не стоит, - раздалось из-за возникшей в мозгу Василия ширмы с маками, - Я только выполнила свой долг...'

Отвлёкшись, король на мгновение потерял из виду гнома, и тот мечом коснулся лица царственной особы, занозив Василию щёку.

'- О, чёрт! Сгинь!'

'- Вот ещё! Сразу же меня обвинять... Вы, сир, сами не умеете сосредотачиваться на главном, а на меня валите...'

Меч Эрина коснулся королевского плеча, а затем, больно, ткнул Василия в живот.

- Давайте немного передохнём, сир, - великодушно предложил гном, - Не знаю как Вы, а я уже изрядно подустал...

Бальсар, почти с час, молчаливо следивший за поединком, тут же подхватил:

- Завтрак давно на столе, сир. Уже остыл, наверное. Э, да у Вас кровь на щеке. Ого, какая щепка. Минутку, сир, - маг ухватил ногтями занозу и резко дёрнул. Василий поморщился.

Щепка, и в самом деле, оказалась крупной, почти с фалангу указательного пальца длиной.

'- Ваше счастье, что она не попала Вам в глаз, сир'.

'- Эту бы занозу, да тебе в язык... Да жаль - языка у тебя нет'.

'- Это за что же мне такая королевская милость?'

'- Сама знаешь...'

'- Сир, поймите меня правильно. Эрин отлично владеет оружием, потому что усиленно занимался. Мастерство ему не далось просто так, сир. Ну, как Вам...'

'- Ничего себе - просто так!'

'- Всего лишь небольшие неудобства в течение трёх дней. Это же не годы упорных тренировок, сир. Осмелюсь Вам напомнить, что совсем недавно Вы показали Эрину своё полное невежество в бое на мечах. А сегодня едва не победили его. Зачем же разочаровывать мастера, показывая ему, что все его труды ничего не стоят? Сир, Вы совершенно измотали нашего гнома и, чуть было, не ранили его самолюбие...'

'- Ты уверена, что я победил бы?'

'- Вне всякого сомнения, сир. Я решила за Вас, простите меня. Но до боя я не знала, насколько удалась моя работа... А потом уже договариваться с Вами было некогда'.

Король посмотрел на Эрина, с лица которого медленно сходило выражение напряжённой сосредоточенности: ему, действительно, бой дался нелегко. Сам же Василий не чувствовал ни малейшей усталости.

'- Не обольщайтесь, сир. В настоящем бою Вам будет намного труднее'.

Король посмотрел на мечи: свой и Эрина. Дерево измочалилось и торчало щепой во все стороны. К счастью, обошлось одной занозой. Впрочем, если бы не Капа, то и этой бы не было.

Бальсар перехватил взгляд короля:

- Я приведу их в порядок, сир.

- Не стоит, Бальсар. Они нам больше не понадобятся. Я достиг своего предела, - пояснил он встрепенувшемуся гному, - Разве что, попробовать ещё раз, но с боевым оружием: вы, Эрин с топором, я - с Бальсаровым мечом. Только не сейчас. Позже.

- Ничего не выйдет, сир: мой топор с одного удара разрубит меч пополам. Не с чем будет идти в Соргон. И так один из нас остаётся безоружным...

- Почему же безоружным, Эрин? Его Величество возьмёт меч, а я вполне обойдусь посохом. Для мага он - самое привычное оружие. А теперь идёмте завтракать.

'- Ага, сир, давно пересоленной яичницы не ели. А если ещё и остыла...'

'- Не ворчи, Капа, нам бы до Соргона дотерпеть - там ко мне приставят хорошего повара. Кстати, зачем ты мне всё время показываешь ширму? Что это значит?'

'- За ширмой, сир, моя половина головы. Так что прошу границу не нарушать'.

'- Так это граница! А маки зачем?'

'- Чтобы Вы знали, что за ширмой - женская половина. Красный - женский цвет. С моей стороны васильки, но вам не видно'.

'- А если я попробую заглянуть за ширму?'

'- Р-р-гав! - раздалось из-за ширмы, - Р-р-гав!'

'- Пограничный пёс по кличке Алый, - прокомментировала лай Капа, - Всё же граница, сир: как же без собаки?'

'- Ну, ты, мать, совсем... Того...'

'- Какая же я Вам мать, сир? Это вы, скорее, мне - отец. Папаня! - заголосила Капа басом, - Папаня!'

Король захохотал.

'- Значит так, дорогая: ширму убрать, собаку отдать в хорошие руки, и чтобы мне больше без этих фокусов... Не отвлекай моё внимание - доиграешься до беды...'

'- Что ли я - маленькая? Что ли я - не понимаю? Что за жизнь с Вами, сир? Одни запреты кругом... Никакой, можно сказать, жизни...'

После завтрака состоялся дружный выезд в библиотеку. Кто был в черниговской библиотеке имени Короленко, помнит процедуру получения литературы в читальном зале: сначала роешься в архивной картотеке, выискивая необходимое, затем заполняешь карточки-требования на найденное. После чего передаёшь требования работнику библиотеки и ждёшь, когда выбранные тобой издания принесут из книгохранилища. Бывает, что и приносят. Тогда - располагайся в читальном зале и работай. Что не успел сегодня - можешь оставить за собой на определённый срок (в зависимости от спроса на нужную тебе книгу), но, конечно же, в пределах читального зала.

Бальсар и Эрин, побывавшие здесь накануне, обошлись без подобных сложностей и сразу уселись в читальном зале над полученными вчера книгами. Василию же пришлось закопаться в картотеку и добрый час провести в поисках: перечень интересующих его тем был очень велик.

Приводить названия всех затребованных королём книг - лишний труд. Достаточно упомянуть, что это были книги по фортификации, тактике, стратегии, холодному оружию, устройству парусных и гребных кораблей, фехтованию, боевым искусствам, осадным орудиям (таранам, катапультам, баллистам)... И прочая, и прочая, и прочая.

Очки библиотекарши, когда она взяла у Василия толстую пачку требований, медленно переползли с носа на лоб, где и оставались всё время диалога между тремя заинтересованными сторонами: королём, библиотекой (в лице упомянутой очкастой работницы) и, конечно же, Капой. Куда же мы без неё?

- Вы, что же, хотите получить сразу всю эту литературу? Одновременно? - (библиотекарша).

- Естественно. Иначе, зачем бы я писал на неё требования? - (король).

'- Тут и половины того нет, что нам надо!' - (Капа).

- Вы не сможете прочитать все эти книги даже за месяц! - (библиотекарша).

- Сначала я хочу определиться, какие из этих книг мне нужны. Для этого я должен их видеть. Все! - (король).

- Я не грузчик! Я не смогу принести столько! - (библиотекарша).

- Я вам помогу, - (король).

'- Сир, да на ней пахать можно!' - (Капа).

- В хранилище посторонним нельзя! - (библиотекарша).

- Носите тогда по частям. Сейчас десять книг, через полчаса - ещё десять... - (король).

'- Таким темпом она их год носить будет!' - (Капа).

- А вы мне не указывайте, как мне работать! - (библиотекарша).

- Я и не указываю... Я, всего лишь, хочу видеть отобранные мной книги... - (король).

- Вот и слушайте, что я говорю. Сегодня выберите десять книг. Придёте завтра, возьмёте ещё десять. Идите, мужчина, отбирайте. Не задерживайте. Больше десяти требований я у вас не возьму, - (библиотекарша).

'- Не любят у вас королей, сир. Что будете делать?' - (Капа).

- Видите ли, уважаемая, - заговорил король вкрадчивым голосом взяткодателя, - у меня всего два дня на обработку этой горы макулатуры. А мы теряем время в пустых препирательствах. Я понимаю ваши трудности, поймите и вы мои. А это - вам, чтобы вы не сильно огорчались чрезмерным объёмом работы...

Король, повинуясь какому-то невнятному импульсу, протянул к женщине правую руку, ладонью вверх. На ладони сгустился клубок голубого тумана и тут же растаял, оставив букетик невзрачных белых цветочков.

- Мамочки, подснежники! В декабре! - дико взвизгнула очковая змея библиотечной мудрости.

'- И-и-и, подснежники, - восторженно пискнула Капа, - Как Вы это сделали, сир?'

Сир озадаченно смотрел то на свою ладонь (рука как рука, ничего особенного), то на букетик в руках явно подобревшей библиотекарши.

- Весной пахнет... - мечтательно простонала та. Очки заняли надлежащее место на носу, - Обождите, я пойду, поищу. Но может оказаться, что не всё есть на месте...

- Что будет, то будет. Никто не требует от вас невозможного.

'- Здорово, сир! Ни один из королей не делал ничего подобного. Им удавались только разные пустяки. Всякие там грамоты, и ничего больше. Живые цветы! Это надо же! Идёмте, расскажем Бальсару, сир. Ну, идёмте же...'

'- Так это не твоя работа, Капа?'

'- Да нет же, сир! Помните, я Вам говорила, что у королей свои умения? Вот Вы и воспользовались ими. Постойте, Вы сказали - два дня на просмотр этих книг... Сегодня и завтра... Почему Вы сказали так? Мы завтра возвращаемся в Соргон?'

'- Не знаю, Капа. Ну, сказал и сказал. Подумаешь...'

'- Вы ошибаетесь, сир. Король ничего не говорит просто так. И то, как Вы сказали, сир...'

'- Как же я сказал?'

'- Уверенно. Решительно. Так говорит только тот, кто знает наверняка. Значит, завтра...'

'- Ничего не значит. Доживём - увидим, торопливая ты моя...'

'...Квадрига имела большие колёса, вертящихся вокруг оси, длина которой должна быть примерно равна ширине упряжки из четырёх коней. К каждому концу оси было прикреплено по одному горизонтальному серпу длиной около девяноста сантиметров... Ещё два вертикальных серпа находились...' - Василий отложил книгу и с тоской посмотрел на гору книг на своём столе.

Взял другую:

'...Баллиста - римское название двухплечного палинтона, как правило, не очень большого...'

В третьей книге он прочитал:

'...наиболее эффектным оружием греческих боевых кораблей являлся таран, а вспомогательным, но также достаточно действенным средством вооружённой борьбы - абордажный бой...'

Н-да, похоже, что очкастая любительница подснежников была права: эту бумажную массу и за месяц не осилить. А останется ли что-нибудь в памяти после интенсивного чтения учёной белиберды вперемешку с историческими справками и техническими описаниями единиц боевой техники?

'- Будет бесполезный кисель из серпоносных колесниц, гоплитов, трирем, шишаков и баллист с катапультами, сир...'

'- А как без этих знаний идти в Соргон? Мало ли что там может понадобиться!'

'- Я помогу Вам, сир. Вы просто листайте эти книги, а я буду запоминать, и загружать их в Вашу память. На досуге Вы сможете мысленно перечитать любую нужную Вам книгу, чтобы осмыслить её содержание'.

'- Ты серьёзно?'

'- Какие могут быть шутки, сир?! Партнёры мы с Вами, или нет? Листайте, сир!'

Способ поглощения знаний, предложенный Капой оказался достаточно эффективным: на каждую книгу уходило, в среднем, по двадцать - двадцать пять минут. Глаза короля бегали по строчкам книг, не подключая к процессу чтения мозг Василия. Только время от времени выхватывались из текста куски информации - когда король натыкался на давно привычные слова, употребляемые в совершенно неожиданном для него смысле.

Так он с удивлением узнал, что Артемон - не только отважный пудель из сказки о Буратино. Это ещё и небольшой прямой парус на наклонной съёмной мачте античных кораблей типа римской триремы.

Бригантина неожиданно проявилась корсажем, изготовленным из железных или стальных блях, наложенных друг на друга, подобно черепице, и закрепленных на одежде из материи или кожи под бархатным или шёлковым покрытием.

Губернатор вдруг оказался первым кормчим на римских военных кораблях, лох - подразделением македонского пехотного полка, а стипендия - солдатским жалованием времён Цезаря.

Депутатами в византийской армии называли солдат, которые следовали за боевым порядком и подбирали раненых.

Бульваром, сначала, оказывается, были сомкнутые земляные укрепления, применявшиеся при осаде. Позднее - линия земляных валов в крепостях. И только потом, по упразднении и срытии валов - аллеи деревьев, насаженных на их месте.

Про катаракту Василий выяснил, что это - опускная решётка для закрывания ворот долговременных укреплений в древние и средние века...

Добравшись до вооружения русских воинов, Василий замедлил скорость просмотра: было интересно, и не хотелось ждать, пока этот материал в его память запихает Капа.

'Первое место в вооружении занимают брони или доспехи, как главное прикрытие воина, - читал Василий. - На Руси они были многоразличны и существовали под названием пансырей, кольчуг, байдан, бахтерцев, калантарей, юшманов, куяков, зерцал, лат и кирисов...'

Далее шло иллюстрированное описание всех этих видов доспехов, и, к удивлению короля, пансырем (панцырем, панцирем) оказалась длинная кольчужная рубаха из мелких колец. И не отсюда ли ведёт своё название провисшая панцирная сетка на его старенькой, утратившей со спинок железные шары, кровати?

Кольчуга имела кольца более крупные, а у байданы кольца были крупнее кольчужных, и не круглые, а плоские.

Бахтерец - панцирь или кольчуга, у которой на грудной, боковых и спинной частях было по несколько рядов мелких пластин (так называемых досок) из железа или меди.

Калантарь (колонтарь) был доспехом разъёмным, из двух половин. Рукавов не имел. Застёгивался на плечах и боках. Каждую половину (от шеи до пояса) составляли несколько рядов крупных металлических пластин-досок, скрепленных между собой железными кольцами, а у пояса прикреплялась или панцирная, или кольчужная сетка (подол), простиравшаяся до колен.

Юшман - панцирь или кольчуга со вставленными на груди, боках и спине крупными дощечками, подобными калантарным. Имел спереди полный разрез, от шеи до нижнего края подола, и надевался в рукава, как кафтан. Застёгивался застёжками или крюками и петлями.

Куяк - доспех, похожий на юшман, калантарь и бахтерец, но в отличие от них, находящиеся на нём доски не скреплялись между собой кольцами, а прикреплялись или набирались на сукне либо на бархате, иногда имея и сверху суконную либо бархатную покрышку.

Зерцало - доспех, сходный с калантарем, собранный из крупных металлических дощечек, плотно скрепленных между собой ремнями и пряжками с внутренней стороны.

Латы - доспех из двух металлических досок: нагрудной и задней. Подобен более поздней кирасе.

Кирис - сохранившийся только в описании, был не что иное, как полный, от головы до ног, доспех, подобный доспехам европейских рыцарей.

Самым оригинальным русским доспехом оказался тегиляй - простёганная насквозь одежда, с короткими рукавами и высоким стоячим воротником, из сукна или из других шерстяных или бумажных материй, толсто подбитая хлопчатою бумагою или пенькою, иногда с прибавлением панцирных или кольчужных обрывков. Чем не предок столь полюбившихся нашему народу ватников советских времён?

Непосредственной принадлежностью доспехов были бармицы, зарукавья, наколенки, наручи, рукавицы и поножи (или бутурлыки).

Бармица - от слова 'бармы' - было оплечье, походившее на отложное ожерелье. Она делалась или из сплошного железа, или из нескольких железных частей, скрепленных железными кольцами.

Зарукавья - две металлические пластины, соединённые металлическими кольцами и набранные на тесьме, сукне или бархате. Употреблялись у панцирей, кольчуг, байдан, бахтерцев, юшманов и куяков, если те были с длинными рукавами. Зарукавьями стягивали и рукава кафтанов, если при доспехе не было наручей.

Назначение и конструкцию наколенок, наручей, рукавиц и поножей Василий более-менее представлял, и потому, бегло просмотрев их описание, перешёл к военным головным уборам.

'Военными наголовьями русичей были шоломы, колпаки, шишаки, мисюрки, шапки бумажныя, шапки железныя, шапки медяныя, шапки ерихонския или ерихонки и шапки турския. Вид последних неизвестен...'

Шоломом наши предки называли '...низкую железную тулью (тулья, согласно словарю Даля - часть шапки или шляпы, прикрывающая голову сверху) или шапку, с железными же ушами, ушками или наушками, которые завязывались внизу подбородка двумя завязками. Шоломы бывали и без ушей, но почти всегда с носом, то есть, с железною полосою, пропущенною в отверстие, сделанное в козырьке или полке. Нос этот с помощью ввинченного в него щурупца, по произволу, мог быть поднимаем или опускаем и, служа для защиты лица от мечевых и сабельных поперечных ударов заменял личину (то есть - забрало), применявшуюся у норманнских шоломов'.

Колпак состоял из околыша и из остроконечной тульи, с металлическим при конце украшением (репьем, иначе - яблочком). При колпаке лицо оставалось совершенно открытым: защищены были только щёки, затылок, да ещё плечи кольчужною или панцирною сеткою, которая застёгивалась у шеи или на груди. Сетка такая тоже называлась бармицей, потому, видимо, что защищала плечи: Даль высказал предположение, что слово 'барма' - это искажённое 'обрамье' от старословянского 'рамо' - плечо.

Шишак - наголовье, вроде колпака и шолома, с тем отличием, что оканчивался к верху длинным шпилем - шишом, от которого и получил своё название. Чаще всего носили шишаки с бармицей, которую могли прикреплять и так, чтобы она закрывала всё лицо. Тогда в ней делались отверстия для глаз. Шишаки, для лучшей защиты головы, нередко одевали поверх шоломов.

Мисюрками называли железные шапки с бармицей, иногда с прибавлением наушков. Мисюрки были двух видов: прилбицы - у которых тулья доходила до лба и состояла из венца и черепа (с репьем или без), и мисюрки-наплешницы - имевшие не тулью, но почти плоский круг, защищавший одну маковицу головы (плешь) и так же, как у прилбиц, называвшийся черепом. Каждый, кто смотрел фильм 'Александр Невский', легко узнает мисюрку-наплешницу на голове предателя, помогавшего псам-рыцарям.

Шапки бумажные напоминали нынешние треухи, и делались стёганными, из сукна, шёлковых и бумажных материй, и толсто подкладывались пенькою. В эту подкладку помещали иногда куски от панцирей или кольчуг, как и в тегиляях. Шапки бумажные имели такой же железный нос с щурупцем, как и шоломы.

Шапка железная - название всякой невысокой шапки из листового или кованого железа, без носа, ушков, затылка и бармицы.

Шапка медная - высокое медное наголовье, несколько похожее на норманнский шолом, только без личины и бармицы, вместо которых была полка, нос со щурупцем, уши и затылок.

Ерихонка - подобная медной шапка, но сделанная из стали или булата. Принадлежность, в основном, воевод и государей...

'- Сир, Вы впустую тратите время! Я же обещала Вам, что Вы ничего не упустите и запомните эти книги дословно...'

'- Интересно же, Капа. Я ещё только о мечах прочитаю сам, а дальше - уже ты. Ладно?'

...Холодное оружие составляли: ослопы, мечи, сабли, палаши, кончеры, тесаки, ножи, кинжалы, сулицы, рогатины, совни, кистени, бердыши, топоры, топорки, чеканы, шестопёры, пернаты, булавы и посольские топоры. Метательным оружием были саадаки и самострелы.

Ослоп - грубая деревянная дубина. Конец, предназначенный для ударов, делался более толстым, нередко оковывался железом и утыкался железными гвоздями, остриём наружу.

Мечи, в основном, использовались пешими воинами. Клинок имел двустороннюю заточку, причём, на одном из лезвий делались иногда зубцы, и меч получал тогда название зубчатого. На плоской стороне клинка (на языке наших предков - голомени), для украшения, почти всегда делалась одна широкая выемка (дол) или несколько узких (долики). Клинки мечей делались из булата, стали или железа. Носили мечи на поясе и, реже, на перевязи, надетой через правое плечо.

Сабли - почти всеобщее оружие русичей с тех пор, когда они столкнулись с татарами, изготовлялись, как и мечи, из булата, стали и железа. В набалдашник сабельного крыжа (сабельной рукояти) продевался темляк: при обнажении сабли темляк надевался или наматывался на правую руку, не позволяя уронить её в бою. Сабля имела заточку с одной стороны, и, подобно мечам, украшалась долом или доликами.

Палаш походил на меч, но был почти вдвое его длиннее, иногда с расширением (елманью) на конце, привешивался к поясу или к седлу, и имел темляк.

Кончар был прямое оружие, длиннее палаша, с узким, трёхгранным или четырёхгранным клинком. Кончар, как и палаш, привешивался к поясу или седлу, но только с правой стороны, и назначением его было не рубить, а колоть.

Тесак - оружие, подобное мечу, но имел только одно лезвие.

Ножи разделялись на поясные, подсайдашные и засапожные. Поясные были короткие, с двумя лезвиями, и носились в ножнах на поясе. Подсайдашные ножи были длиннее и шире поясных, с одним лезвием, к концу несколько выгнутым, и прикреплялись к поясу с левой стороны, около того места, где висел налучь от лука или саадака. Отсюда и название ножа. Засапожные ножи (засапожники) втыкались за голенище правого сапога и имели кривой клинок, называемый шляком. Поясные ножи темляка не имели, у подсайдашных он продевался в набалдашник черена (рукояти), а у засапожных прикреплялся к ножнам.

Кинжал был длинный, трёхгранный, закривленный клинок или шляк, и вкладывался в ножны по самый темляк. Носился на поясе с левой стороны.

Копья - из железа, стали и булата, трёх или четырёхгранные, насаживались на длинное деревянное древко (ратовище), тупой конец которого имел железную или медную оковку. Собственно копьё состояло из острия (пера) и трубки (тулеи). У большей части копий между пером и трубкой находилось шарообразное украшение - яблочко.

Сулица - короткое копьё или дрот, с оковкой ратовища и без.

Кистень - короткая палка, с одного конца которой на ремне или на цепи привешивалась металлическая тяжесть, а с другой находилась петля, надеваемая на руку. Употребляли почти все, даже государи. Носился кистень сзади, за поясом или кушаком.

Рогатина была подобна копью, но с широким, плоским и на обе стороны острым пером. Для более лёгкого удержания в бою на древке рогатины закрепляли по два или три металлических сучка.

Совня походила на рогатину, только перо имело одно лезвие, в виде большого изогнутого ножа.

Бердыш - оружие в виде полулуния, острое с одной стороны и насаженное на древко или топорище. Были весьма разнообразны и употреблялись пешими.

Топор - оружие, сходное с бердышом, но меньшего размера, и употреблялось преимущественно конными.

Топорок был подобен современному топору и видом, и размерами.

Чекан - оружие и, вместе с тем, знак начальнического достоинства. Состоял из металлического молота, с задней стороны заостренного, и насаженного на топорище с наконечником. Иногда изготовлялся с вывинтным кинжалом.

Шестопёр - тоже знак достоинства, состоял из черена с металлическим наконечником на одном и с такими же шестью перьями, глухими или прорезными, на другом конце. Знак, подобный шестопёру, только с большим количеством перьев, назывался пернат (пернач).

Булава - знак достоинства ещё высшей степени: употреблялся только знатнейшими воеводами и государем. От шестопера и перната отличался тем, что имел не перья, а главу в виде шара или многогранника.

Лица, имевшие право на ношение чекана, шестопёра, перната и булавы, в походах привешивали их с правой стороны седла, наконечником вниз, в петле так называемой пуговки - небольшом, богато украшенном золотыми и серебряными узорами, вырезке из толстой кожи.

Посольские топоры были богато украшенным оружием рынд (телохранителей государя) и использовались ими при аудиенциях иностранным послам.

Саадак или сагодак - оружие конных. В состав саадака входили: лук, налучь (чехол для лука) и стрелы с колчаном (по-славянски - тулом). Стрелы были тростяные, камышовые, берёзовые, яблонные, кедровые, кипарисовые и другие, на одном конце имели острие или железцо, на другом - вырезку или ушко, и перья. Налучь, с луком, носили на левой, а колчан со стрелами - на правой стороне, пристёгивая их к сабельному поясу.

'Самострелы - род оружия, подобный арбалету...'

Василий вздохнул и прекратил чтение - слишком много времени на него уходило.

'- Наконец-то, сир. Вы и так всё запомните. Листайте дальше, я ничего не упущу'.

'- Знаешь, Капа, как-то нечестно получать знания подобным образом...'

'- А у Вас есть выбор, сир? Я думаю, Вам и других хлопот с головой хватит...'

Неразлучная троица просидела в библиотеке до закрытия, и покинула её неохотно, с досадой.

Дома спасители Соргона, перегруженные новыми знаниями, лениво, без аппетита и интереса, поели и собрались, было, разойтись: кто к телевизору, кто на кровать - усваивать впитанные Капой сведения, как вдруг король, неожиданно для себя, произнёс:

- Завтра мы здесь - последний день. Следующей ночью уходим...

Последовавшую за этими словами сцену можно было бы назвать немой, если бы не Капа:

'- А я что говорила, сир? Слушайте всегда меня - уж я-то знаю!'

'- Что это было, Моё Величество? Как я... откуда мне это известно?'

'- Спросите что-нибудь полегче, сир. Если завтра последний день, то надо провести его с максимальной пользой...'

'- Наша польза ясна - мы должны просмотреть оставшиеся книги. А за Эрина с Бальсаром я решать не намерен. Расскажу им то, что мы с тобой нарассуждали о Масках, и пусть определяют сами, что им нужно в последний день':

- Господа, прошу минутку внимания! Вернитесь, пожалуйста, к столу.

'- Даёшь военный совет!'

'- Совет проведём завтра, Капа, перед выходом. А сейчас...'

'- Молчу, сир! Молчу!'

Следующие полчаса были королём потрачены на краткий обзор соргонских событий, с учётом воспоминаний Фирсоффа и плодов совместных размышлений Василия и Капы о природе и возможностях Масок. Королю даже удалось проиллюстрировать свой рассказ наброском портрета возможного противника.

Плащ с капюшоном и торчащий под капюшоном шар, на взгляд Василия, вполне ему удались, хотя и не были рисунком профессионального художника...

'- Явно не фламандская школа, сир'.

'- Это ты к чему?'

'- К тому, что Вы не Рембрандт, сир. И не Айвазовский...'

'- Ты перечисляешь известных тебе фламандцев?'

'- Вовсе нет. Просто пытаюсь понять - что же Вы намалевали? Не пейзаж, не портрет, не натюрморт... Какой-то примитивный кубизм, может быть... Не знаю, сир, не уверена...'

'- Так ты ещё и искусствовед?'

'- Нет, сир: просто подумываю на досуге живописью заняться...'

'- Лучше стихи пиши - для них не нужны холсты, краски, рамы и, главное, выставочные залы...'

'- А я думала - Вы снова станете говорить про руки, которых у меня нет'.

'- Ты разочарована отсутствием повода для обиды?'

'- Отсутствие повода - тоже повод, сир. Так что можете не рассчитывать на лёгкую жизнь. Смотрите, маг пришёл в себя после рассказанных Вами ужасов. Хотя, по-моему, самое страшное - это нарисованная Вами картинка. Да ещё на ночь-то глядя...'

- Сир, Вы, действительно, убеждены, что Маски могут управлять лысыми на расстоянии, как кукловод своей марионеткой?

- Скажем так: почти уверен, Бальсар. Другого объяснения, логичного объяснения, я не вижу.

'- Мы не видим, сир'.

'- Мы не видим, Капа'.

'- Ему скажите, не мне'.

'- Нельзя, дорогая. Ты - моё самое секретное оружие. Даже - сверхсекретное. И никто, кроме меня, о тебе знать не должен...'

- Скажите, сир, как Вы думаете, воздействию Маски подвергается любой, оказавшийся рядом с ней, или контроль устанавливается выборочно, по желанию Маски?

- Мне не ясны два момента, Эрин. Во-первых, посты за частоколом постоялого двора не предупредили вовремя о нападении. Только после того, как выбили ворота, раздался короткий свист часового. И всё. Как-то посты захватили врасплох, хотя все солдаты знали о грозящей опасности: лошади были к этому времени уже отравлены. Если это воздействие Маски, то почему кто-то из солдат всё же сумел дать сигнал? Во-вторых, вместе с лысыми пришли лучники, но, судя по вашим рассказам о погоне, они действовали вполне самостоятельно и во время погони за вами, и в стычке у пещеры. Почему Маска не управляла ими? Или я не прав?

- Я никогда не сталкивался ни с чем подобным, сир, и не знаю, как выглядят управляемые, со стороны, люди. Лысых я не видел, и не могу сравнить их действия с лучниками.

- А я, Эрин, не знаю, как вели себя лучники: Фирсофф был убит сразу, как их увидел.

- Тогда слово Бальсару, сир: он видел в деле и тех, и других. Что скажешь, маг?

- Мне тоже трудно судить, Эрин, но одно отличие, как мне кажется, я определил. Лысые дрались, не испытывая ни страха, ни, по-моему, боли. А лучники очень сильно боялись Эрина с его смертельным топором - в этом я абсолютно уверен, сир... Если бы их не подгоняли командиры, они с радостью дали бы нам с Эрином уйти...

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В библиотеку король поехал один: Эрин с Бальсаром решили не тратить оставшееся до ухода в Соргон время на чтение, а, по совету Василия, отправились по рынкам в поисках нужных книг.

- Лучше всего вам подойдут справочники для поступающих в вузы. Не найдёте их - ищите школьные учебники по физике, химии, математике, - наставлял Василий своих соратников, - Специальная литература может оказаться слишком сложной для вас, и не принесёт вам никакой пользы.

Гном состроил недовольную рожу, но так, чтобы король её не видел. Бальсар же мужественно выслушал вошедшего в воспитательный раж монарха, кивая тому в согласии головой. Его серьёзное лицо не дрогнуло даже при виде кривляния Эрина: что не говори, а быть в составе королевской свиты - дело совсем не простое.

'- Вы думаете, они Вас послушаются, сир?'

'- Я, всего лишь, советовал, Капа...'

'- Было похоже на приказ, сир. Бальсар всю Вашу речь простоял по стойке 'смирно' и ел глазами начальство'.

'- Не выдумывай, я не видел ничего подобного'.

'- Вы же знаете, сир, что я всегда права...'

'- Только когда не дурачишься'.

'- А если я сейчас не дурачусь, что Вы скажете?'

'- Что Бальсар - отличный подданный, и кое-кому не мешало бы у него поучиться, как вести себя с королём'.

'- Согласна с Вами, сир: Эрин совершенно не считается с Вашим положением в соргонском обществе...'

'- Эрин?'

'- Ну, да! А то кто же, сир? Давайте поставим его на место и, для начала, отрубим ему голову... Его же топором и отрубим, сир'.

'- Ты повторяешься, Капа, и шутишь как-то невесело'

'- А, может, я нервничаю? Волнуюсь, может быть? Почему в последний день, вместо того, чтобы побродить по городу и проститься с дорогими моему сердцу местами, я должна сидеть в библиотеке и запоминать для Вас всякую всячину?'

'- Откуда здесь, Капа, взялись дорогие твоему сердцу места? Ты миры не путаешь?'

'- Вы забываете, сир, что Чернигов - место моего рождения, а я его даже не видела толком. Знаете, это просто удивительно - как Вы, за те пару лет, что валяете здесь дурака, умудрились совершенно не видеть города. Мне совсем нечего вспомнить: в Вашей памяти почти ничего нет!'

'- Вспоминай мой родной город: о нём впечатлений - хоть отбавляй. В некотором смысле он тоже твоя родина. И будем мы с тобой земляками. По рукам?'

'- Нет, сир. Так не честно: нельзя отказываться от своих корней. И как бы не было соблазнительно считать себя одесситкой, я всё равно - коренная черниговка...'

'- По-моему, ты - коренная соргонка, а всё остальное - бред от лукавого'.

'- И ничего не бред. Умные люди даже гражданство определяют по месту рождения...'

'- Так ты у нас - гражданка Украины? А как же Соргон? И как - Раттанар?'

'- То, сир, место моей работы. А родина моя здесь, и я любого за свою родину порву, 'як мавпа газэту', и пусть не лезут...'

Спорить дальше король не стал: новая блажь Капы не задевала его ни с какой стороны, а дитя - чем бы не тешилось, лишь бы не плакало.

Поэтому, быстро перелистав в библиотеке два десятка книг, король отправился бродить по Чернигову в поисках любимых Капиных мест, за что и был вознаграждён после продолжительной прогулки:

'- Ладно, сир, я согласна быть одесситкой...'

И только приятные по коже мурашки при звуках бархатного женского голоса удержали короля от целого ряда различных по сложности витиеватых выражений.

Домой Василий пришёл последним: оба соргонца уже были здесь, и торопливо паковали вещи. Туго набитый ранец гнома подвергся дотошной проверке, после которой его содержимое сократилось почти вдвое, и, тем не менее, места для всех купленных Эрином книг всё равно не хватило.

Большая сумка с золотой застёжкой-медведем была набита книгами доверху, так же, как и дорожный мешок мага, и гном с досадой смотрел на стопку книг на садовой скамейке.

Король скользнул взглядом по корешкам этих книг и удивлённо присвистнул. Там были: 'Самогон. Рецепты и конструкция аппаратов', 'Промышленный лов рыбы в акватории Чёрного и Азовского морей', 'Проектирование разъёмных соединений для...' (для чего - осталось тайной, так как половина переплёта была оторвана), 'Доменные печи', 'Литейное производство', 'Каталог шарикоподшипников' и ещё бог знает, что за книги.

Посмотрев на огорчённого кузнеца и воина, Василий вытащил из шкафа свой видавший виды рюкзак, с которым ходил на рыбалку, и протянул его Эрину:

- Сложите их сюда, должны поместиться.

Сам Василий решил идти налегке: не имело смысла тащить с собой что-либо земное, да и тащить ему, кроме знаний, было нечего. Зато ими король был наполнен под завязку:

'- Капа, ты не слишком торопишься с передачей мне содержания просмотренных сегодня книг?'

'- Что-то не так, сир?'

'- Такое ощущение, что голова вот-вот лопнет. Какая-то из книг была лишней'.

'- Ну, что Вы, сир! Тут хоть бы хватило того, что есть. А голова... Голова, сир, пухнет от нервов: у Вас растёт давление, и я с трудом сдерживаю этот рост. Примите сто грамм и расслабьтесь, а то никуда мы сегодня не пойдём. Кстати, Бальсар уже накрывает на стол'.

Единственный подданный раттанарской Короны суетился между столом и холодильником, выгребая подчистую остатки небогатых продовольственных запасов.

- Верно, Бальсар, - одобрил действия мага Василий, - Оставлять продукты не будем - испортятся. Что сможем - съедим, остальное - с собой. Эрин, в рюкзаке ещё есть место?

- Да, сир.

- Тогда уложите туда консервы и хлеб. Водку перелейте во флягу - должна быть в кармашке рюкзака. Нашли? Вот и славненько... Снасти не вынимайте - может, на рыбалку сходим...

'- Ага, на рыбалку! Сир, Вы не забыли, куда и зачем мы идём?'

'- А ты дашь забыть? И чего бы я ворчал, Брюзга Короновна? Дай мне хоть на подвиг собраться нормально...'

'- Таких героев как Вы, сир, в каждой тысяче - миллион. С Эрина берите пример: уложил рюкзак - и топор чистит, и ни какой рыбалки в голове...'

- Сир, я охотно составлю Вам компанию: интересно знать, как ловят рыбу у Вас, в Вашем мире.

'- Тьфу, и этот туда же! Все вы, мужики, одинаковы, что люди, что гномы!'

- Кушать подано, - провозгласил Бальсар, - прошу к столу!

Ужин прошёл, как говорится, в торжественной и дружественной обстановке. Присутствовавшие на ужине весьма высокие особы вели неторопливый разговор на отвлечённые темы. Среди высоких особ хотелось бы выделить трёх: раттанарского короля Василия - он был высок по положению, замечательного мага-зодчего Бальсара - высок по росту, и главу гномьего рода кузнецов и воинов Эрина - гнома, который был высок сам по себе (он легко соглашался, что Бальсар намного длиннее его, но - никак не выше). Четвёртая особа, принимавшая в ужине пассивное участие, тоже относилась к высоким, возможно, даже очень высоким, потому что Корона, будучи, по сути, головным убором, всегда выше любого короля.

К торжественности ужина была подмешана изрядная доза грусти, поскольку ужин был последним ужином в этом мире, и потому - ужином прощальным.

'- Сир, у меня есть замечательный тост, - неслышно для окружающих, заговорила одна из высоких особ (та, что, возможно, даже очень высокая), - Почему бы не выпить за удачу, так нужную нам в Соргоне? Как Вы думаете, сир? А то разговор идёт какой-то бессмысленный. Скажите, при чём тут погода, когда все думают совсем о другом?'

- Разрешите сказать, сир? - высокий маг-зодчий протянул длинную руку за стаканом с вином и, дождавшись разрешающего жеста короля, продолжил: - Мне очень грустно, сир, уходить из Вашего мира, так недолго пробыв здесь, и так мало о нём узнав. Я хочу сказать, что когда Вам, сир, станет... когда Вас одолеет тоска по этому миру, знайте, что Вы не будете сожалеть о нём в одиночестве: какая-то часть и моей души тоже остаётся здесь...

- ...и моей, сир, - поддакнул Эрин.

'- А я, и вовсе, родилась здесь!'

- Спасибо, друзья, за сочувствие. Давайте выпьем за то, чтобы мой мир никогда не попадал в такое опасное положение, как Соргон, и не нуждался в защитниках из других миров. Лучше просто ходить друг к другу в гости. И сидеть рядом с друзьями за праздничным столом мне нравится больше, чем рядом с ними стоять на поле боя...

Три стакана звякнули, опустели, и были наполнены снова.

- Рядом с друзьями, сир, везде хорошо. И за столом, и на поле боя, - взял слово Эрин, - Я предлагаю выпить за друзей: пусть они всегда будут рядом, и пусть поддержка друзей ни одному из нас не даст проявить слабость. Знаете, сир, на глазах у друзей и умирать легче...

- С поддержкой друзей - побеждать легче. А умирать... Мне, что в одиночку, что на глазах у друзей - умирать всё равно не охота...

'- Браво, сир! Наш девиз - ПОБЕДА! И - долой всякие мысли о смерти!'

- ...Мне, Эрин, не имеет никакого смысла идти в Соргон, чтобы умереть на глазах у друзей. Вот победить - это совсем другое дело. Ради этого я и иду.

- Кто же откажется от победы, сир? Я - только 'за'. И мы с Бальсаром сделаем всё, что в наших силах для победы. Правда, Бальсар?

- Победе внешней предшествует победа внутренняя. А в этой битве вы оба мне ничем не сможете помочь. Могу только надеяться, что с собой я справлюсь раньше, чем мы столкнёмся с Масками...

'- Зачем эти признания, сир? Вы не должны показывать своих слабостей даже перед друзьями. Вы же - король, сир!'

'- Я помню, Капа'.

- ...Мне хотелось у вас, Эрин, узнать одну вещь: гномы, ведь, не воюют. А вы производите впечатление бывалого солдата. Мне кажется, что воин, побывавший в битвах, всегда отличается от необстрелянного бойца. И вы, Эрин, не новичок на поле боя... Откуда боевой опыт, Эрин? Вы не могли бы мне объяснить, в чём тут дело?

- Ваше Величество, я хотел бы оставить этот вопрос без ответа, - гном поджал губы, - Давайте поговорим о чём-нибудь другом...

Короля резануло этим 'Вашим Величеством', словно острым ножом: Эрин показал, что готов к ссоре в случае дальнейших расспросов.

'- Вот Вам и союзничек, сир! Может, ну их, гномов? Сами справимся. Помните: 'можете рассчитывать на мой топор'? На топор-то мы рассчитывать можем... А на самого Эрина?'

- Можете не отвечать, если не желаете, Эрин. Друзья не должны требовать отчёта друг у друга - иначе, что же они за друзья? Дружба основана на доверии, а не на выпытывании чужих секретов. Выпьем за дружбу, нашу дружбу: только вместе мы - сила...

Король чокнулся со своими соратниками и осушил стакан одним глотком. Бальсар последовал его примеру. Эрин выпил последним:

- Извините меня, сир. И - спасибо...

После ужина стали обсуждать дальнейшие действия.

- Я не знаю, господа, куда нас выведет Переход в этот раз. Самое вероятное - в ту же пещеру, из которой вы попали сюда. Тогда наше положение будет незавидное: мы окажемся в окружении невесть, какого числа врагов. Но могут быть и другие варианты. Давайте, попробуем продумать наши действия в каждом из возможных случаев.

- Где откроется Переход, сир?

- Пока не знаю, Бальсар. Но, видимо, где-то неподалёку. Иначе, мы были бы уже в пути.

- Если поблизости, значит, вернёмся в пещеру. Или же выйдем где-нибудь рядом с ней. Наденьте мою кольчугу, сир, - Эрин поднялся и стал расстёгивать ворот своей металлической рубахи, - Когда завяжется драка, постарайтесь прорваться. Мы с Бальсаром Вас прикроем.

- Спасибо, Эрин, но кольчугу я не возьму. Если завяжется драка, то пробиваться придётся вам: вы и ваш топор - наша ударная сила. Мы с Бальсаром последуем за вами, в прорубленный вами проход. Это единственный способ прорваться.

- Вы, сир, должны быть надёжно защищены. Поэтому возьмите кольчугу...

- Нет, Эрин. Надёжно должны быть защищены, как раз, вы. Иначе ни один из нас не спасётся. Поскольку я буду следовать за вами, мне нужно защитить только спину. С этой задачей прекрасно справится и рюкзак с книгами.

- Но, сир...

- Эрин, вы собираетесь спорить с королём? Неблагодарное это занятие, - в глазах Василия мелькнули уже знакомые гному льдинки, - Особенно, если король прав. Будет, как я сказал!

Эрин опустил глаза, чтобы не встречаться взглядом с королём.

- Воля Ваша, сир, - нехотя прохрипел он и закашлялся.

'- Помедленней, пожалста, я записую', - раздалось в голове Василия, и оглушительный треск печатной машинки заставил короля скривиться: заныли больные зубы.

'- Капа, прекрати!'

'- А что такое, сир? Я веду протокол, - королю тут же был показан лист бумаги с крупной безграмотной и корявой надписью: 'Пратаколъ первава ваеннава савета саргонскай асвабадитяльнай армеи', - Сами же потом захотите вспомнить детали этого исторического события и обратитесь ко мне. А у меня всё подробнейшим образом записано: и кто что сказал, и что, совместно, решили. Никто у нас, сир, не отвертится. Не мешайте мне, а то я что-нибудь пропущу'.

Печатная машинка застрекотала снова, и по воображаемому листу поползли искривленные артритом буквы: 'Тагда крол васил зказал штоба давали иму саветы...'

'- Прекрати, говорю!'

'- Всегда так: стараешься-стараешься, стараешься-стараешься, хочешь, чтобы как лучше... А ничего, кроме запретов и грубых окриков, не слышишь...'

'- Лучше бы мои зубы привела в порядок, раз уж следишь за королевским здоровьем'.

'- У меня, сир, на Ваши зубы золотого запасу нет. Это, чтобы коронки поставить. Могу сделать хрустальные, и тогда сквозь Ваши зубы будет язык видно. Хотите?'

'- Вот же торба с дустом! Помолчи немного. Хорошо?'

'- Ладно, сир, уговорили. Пять минут тишины в Вашем распоряжении. Вам хватит?'

- Я думаю, сир, что нас выведут где-нибудь в безопасном месте. Пещера - это несерьёзно. Найти короля, чтобы тут же его погубить... Нет, сир, это будет не пещера, - Бальсар почесал себя за ухом, в поисках возможного места выхода в Соргоне. Не нашёл и закончил так:

- Я убеждён, сир, что это будет не пещера.

- Бальсар прав, сир. Нас выведут там, где мы сможем найти помощь, - поддержал мага гном, - либо там, где для Вас нет непосредственной опасности.

- Вы имеете в виду Раттанар?

- Хотелось бы, сир. Тогда всё будет намного проще: у вас сразу появится армия. Это можно считать победой, сир.

- Нет, Эрин, это не будет победой: слишком неравные силы, господа. Соотношение один против одиннадцати почти не даёт нам шансов. Или вы думаете, что нас оставят в покое? Вы же знаете, что пока цела хоть одна Корона - любая другая власть незаконна. Я не хочу отдавать Раттанар на растерзание. Где бы мы не вышли, - Василий положил перед собой карту, нарисованную Бальсаром, - нам нужно стремиться в Скирону. Если мы удержим за собой Скиронар, то Хафелар - наша следующая цель. Вместе с Раттанаром у нас будет три королевства, и именно это даст нам шансы на победу. Чем сильнее мы будем, тем больше сторонников появится у нас в других королевствах. Ваша карта, Бальсар, соответствует реальности? Здесь, здесь и здесь - действительно горы?

'- Меня спросите, сир. Я Вам любую карту в подробностях покажу...'

'- У тебя же времени нет. Не имею я права отвлекать тебя от написания 'пратакола' - будущее нам не простит, если мы не сохраним подобного документа. Да и эти двое... Что же им без дела сидеть? Ты, дорогуша, наблюдай: поправишь, случай чего'.

'- Так и знала! Как только предстоит чего-то, там, трудное, невыполнимое - так, обязательно, мне'.

'- Не ворчи, Капа. Твои карты я обязательно посмотрю, но - позже'.

'- Отлично, сир! Я пока их хорошенько перетасую... Но предупреждаю заранее: козыри будут пики...'

- Горы, сир, Бальсар нарисовал верно. Мы, гномы, о горах Соргона знаем больше всех. Если я Вас правильно понял, то Вы хотите, под защитой гор, объединить эти три королевства, и потом брать долину за долиной, изгоняя из других королевств Масок...

- Вы правильно поняли, Эрин.

- Тогда Вам следует знать, что Ваш план выполним только в зимнее время, когда горные хребты почти непреодолимы. Я не знаю случая, чтобы кто-нибудь смог зимой перейти через эти горы, - Эрин ткнул пальцем в хребты, разделяющие Раттанар с Эрфуртаром и Скиронар с Ясундаром, - А вот летом... Летом открываются через горы множество троп, и обороняться нам будет намного труднее.

- Так же, как и Маскам. Расскажите мне о горах подробнее, Эрин.

И началась долгая лекция о соргонских горах, выслушанная с почтительным вниманием Бальсаром (он не проронил ни слова, пока Эрин окончательно не замолк), королём, изредка задававшим вопросы, и Капой, время от времени (но только в паузах гномьей речи) позволявшей себе негромкое, чтобы не раздражать Василия, 'Ух ты!'

Потом были рассмотрены и подробно обсуждены варианты действий, в зависимости от возможного места выхода в Соргоне.

- Что ж, ограничимся пока этим, - сказал король, когда на часах было уже три часа ночи, - Мне осталось ещё одно...

Он встал, и засверкала хрусталём и драгоценными камнями Корона вокруг его головы. Поднялись с мест и маг с гномом.

- Я, Василий Раттанарский, король по выбору Короны, понимая всю опасность сложившейся в Соргоне обстановки, объявляю войну иномирцам Маскам и их соргонским союзникам до полного изгнания завоевателей из мира Соргона...

Медведь на монетах, всё ещё не убранных со стола, бросил есть своё лакомство и, поднявшись на задние лапы, двинулся на невидимого врага.

- Вот он, медведь атакующий, - прошептал поражённый Бальсар.

А Василий ясно расслышал рёв рассерженного зверя... Или ему показалось, что расслышал?

Король ещё не успел сесть после объявления войны, как случилось ещё одно удивительное (даже несколько комичное своим несоответствием убогой современности шпального пятистенка) событие: Эрин положил к ногам Василия свой страшный топор и опустился перед королём на левое колено:

- Я, гном Эрин, сын Орина, известный в этом мире под прозвищем Железный...

'- Фамилие его такой', - тут же подсказала королю Капа голосом кота Матроскина.

- ...из рода кузнецов и воинов, и сам - глава этого рода, от имени моего и от имени моего рода, приношу присягу на верность Раттанарской Короне и тебе, король Василий Раттанарский... - Эрин снял с шеи кожаный мешочек и вынул из него светящийся красный камень. После чего добавил:

- ...и, как залог верности моей и моего рода своей присяге, передаю тебе, король Василий, эту священную реликвию - Камень Памяти моего рода, - он поцеловал камень и протянул его королю.

Ситуация уже не казалась комичной даже насмешнице Капе, и место действия вдруг стало для происходящего ничуть не худшим, чем поле боя.

С помощью Капы составив ответную речь, король взял камень левой рукой и произнёс, положив правую руку на сердце:

- От имени Раттанарской Короны я, Василий Первый, король по выбору Короны, с радостью и благодарностью принимаю присягу: твою, гном, и твоего рода. И залог твоей верности и верности твоего рода займёт достойное место в Раттанарской Короне, - король поцеловал камень и поднёс его к Короне. Камень сразу впаялся в хрусталь, словно всегда там находился.

Затем Василий продолжил уже от себя:

- Хочу добавить, что ты, Эрин, и твой род получаете право в любой момент отказаться от присяги без ущерба для своей чести, и надеюсь, что этим правом вы воспользуетесь только тогда, когда нужда в вашей помощи отпадёт.

Король нагнулся, поднял топор и передал его гному. Тот принял топор и, поцеловав, поднялся с колен. Отозвался Бальсар, внимательно следивший за происходящим:

- Я, маг-зодчий Бальсар, стал свидетелем присяги короля и присяги гнома, и готов нести ответственность за её исполнение.

'- Однако, и хитры же Вы, сир. Эта первая за всю историю Соргона присяга гнома Короне, а Вы, сделав её необязательной, покорили простодушный гномий народ и получили верных союзников'.

'- Не говори ерунды! Я совершенно не собирался покорять простодушный народ. Я не хочу, чтобы Эрин жалел о принятом без совета со Старейшими решении. Им, наверняка, захочется иметь своего представителя в окружении короля, так пусть оставят Эрина. Они не перестанут доверять ему, поскольку такая присяга не помешает нашему прибалту защищать интересы гномов во всех случаях'.

'- Я и говорю, что Вы хитры'.

'- Ты, что же, обвиняешь короля в нечестности? Смотри, Капа, договоришься - оставлю без мороженого'.

'- Простите, сир, глупую бабу - за длинный язык. Не подумавши, ляпнула! Разрешите настучать Вам на гнома, сир?'

'- Что ты ещё выдумала, Капа?'

'- Это важно, сир. Дело в том, что камень, который Эрин Вам дал, позволяет в любой момент связаться со Старейшими...'

'- Как это?!'

'- Это, сир, гномий видеотелефон. Ещё не знаю как он работает, но обязательно разберусь... В нём и других тайн полно...'

'- Помнишь, я обещал не выпытывать тайны Эрина? Не соблазняй меня нарушить обещание. Королю это не к лицу'.

'- Что я могу сделать, сир, если эти тайны сами в меня лезут, как раньше Ваша память...'

'- Держи секреты Эрина при себе. Ты меня поняла?'

'- У-у, зануда... И за какие же грехи мне такой король достался?'

И ещё одно событие произошло этой ночью.

Король высыпал на подоконник содержимое найденной в подвале шкатулки, взял в руки ножны с мечом и подозвал гнома:

- Опуститесь на колено, Эрин.

Гном послушно склонился перед королём. Своим королём.

- Гном Эрин, этим мечом я, Василий Первый, раттанарский король по выбору Короны, посвящаю тебя в рыцари... - Василий потянул из ножен меч, - ...учреждённого мной Ордена рыцарей Короны, - король коснулся лезвием меча сначала левого, затем правого плеча гнома, - Отныне ты - первый рыцарь Соргона и дворянин. Как рыцарь, ты имеешь право на ношение герба и золотых рыцарских шпор, а также, на набор воинского отряда, который и сможешь водить в бой под своим знаменем. Обращаться к тебе следует не иначе, чем с добавлением слова 'сэр'. Как доказательство твоего положения, ты имеешь право носить эту рыцарскую золотую цепь с гербовым щитом, - Василий открыл шкатулку и вынул оттуда массивную цепь, появившуюся неизвестно откуда, и надел её на шею всё ещё стоящему на колене гному.

- Встань, сэр Эрин, - король вынул из шкатулки золотые шпоры, запевшие в его руках звонкими бубенцами, и протянул их первому рыцарю, - Вот твои шпоры, рыцарь. Вот рыцарское свидетельство, - на правой ладони короля из голубого тумана возник свиток, перевитый зелёным шнуром с печатью-медведем - Королевская Грамота, - Я верю, что ты достойно будешь нести звание рыцаря и в мирной жизни, и в жестоком бою.

Король замолк, и Эрин понял, что теперь - его слово. Гном переложил шпоры и Грамоту в левую руку, и, с чувством стукнув кулаком правой по скрытой кольчугой могучей груди, звонким от волнения голосом произнёс:

- Клянусь честью!

Посвящение в рыцари состоялось. Но король, по-прежнему, сохранял важный вид, и маг с гномом поняли, что это ещё не всё.

Выдержав паузу, Василий заговорил:

- Учреждённый мной рыцарский Орден не имеет пока ни Устава, ни ритуала посвящения, ни, что немаловажно, руководителя. Поэтому вам, сэр Эрин, вменяется в обязанность создать и ритуалы, и Устав. Руководить Орденом тоже придётся вам, и этот документ, - у Василия в руке возник ещё один свиток, - утверждает ваше назначение на высший в Ордене пост - князя Ордена. Вы, возглавляя Орден, получаете право на посвящение в рыцари достойных этого солдат, и всё необходимое для этого найдёте в этой шкатулке, - король отдал гному и шкатулку, - На всех, выданных вами рыцарских свидетельствах, будет стоять моя подпись, подтверждающая возведение героя в дворянство, и оспаривать этого никто не посмеет. Теперь же, на правах друга и собутыльника, от души поздравляю вас и с должностью, и с дворянством, - король обнял гнома и по-русски, троекратно, поцеловал его в обе щеки.

Бальсар тоже поспешил с поздравлениями, и все трое стали с интересом рассматривать герб сэра Эрина.

Вверху, на красиво выгнутой вокруг изображения Короны ленте, стояли слова рыцарского девиза. Никто не удивился, прочитав на ней:

КУЗНЕЦ И ВОИН

Под этой надписью помещался сам герб: наковальня и скрещенные возле неё боевой топор и кузнечный молот. Под наковальней нашлось место и для рыцарских шпор.

Герб понравился всем, и король с магом тактично не заметили капнувшую на него счастливую гномью слезу.

'- Сир, а почему Вы Эрина сделали князем? Рыцарскими орденами заправляли, как мне помнится, магистры'.

'- Как мне помнится, Капа, магистрами в Соргоне называют молодых магов, только что окончивших магическую школу. Зачем создавать ненужную путаницу? По-моему, князь - ничуть не хуже магистра. Поняла, дорогая соратница?'

- Ну, что, уложились, господа королевская свита? Тогда - в путь! Обождите, сэр Эрин. По обычаям моего народа полагается перед дальней дорогой немного посидеть. Не знаю, то ли - чтобы ещё раз вспомнить, не забыли ли чего. А может, чтобы проститься с покидаемым местом. И то, и другое - вполне разумно. Присядем на дорожку, - Василий уселся на табуретку, забыв про торчащий из неё гвоздь:

'- Ой!'

'- Хи-хи-хи!'

'- Ты чего, Капа?'

'- Представила, как является в Соргон грозный король в драных штанах. Хи-хи-хи'.

'- Кому что, а тебе - хи-хи...'

Василий обвёл грустным взглядом спартанскую обстановку шпального пятистенка. Пусть и неказистое здесь было всё, но зато - родное, земного производства. Даже...

'- ...гвоздь в Вашей, сир, извиняюсь, филейной части, вызывает слёзы умиления. Я права?'

'- Права, права. Это теперь моё недоступное прошлое. И незаконченный роман про Ивара, и бабушка печатных машинок, и холодильник, постоянно льющий на пол воду... И этот гвоздь - тоже моё прошлое. Пройдёт время, и забудется, сотрётся из памяти каждая деталь моей здешней жизни, и стану я сомневаться, была ли она на самом деле...'

'- Пока у Вас, сир, есть я - ничего не сотрётся, и ничего не забудется. Я напомню Вам всё, что Вы захотите вспомнить, сир. И так подробно, как Вы этого захотите'.

'- Спасибо, Капа' - Василий встал:

- Пошли, пора.

Присевшие на краешек садовой скамейки из уважения к чужим обычаям Бальсар и Эрин вскочили, едва король начал вставать, и слово 'пора' оба услышали уже у входных дверей.

'- Им, понятно, не терпится домой. Они знают, что их там ждёт. А что ждёт меня?'

'- Если это вопрос - отвечаю: двенадцать пустых королевских тронов, сир. И все они - Ваши. А остальное - как сложится. Они тоже могут застать совсем не то, чего ожидают, сир'.

'- И опять ты права, Капа'.

Василий вышел следом за своей свитой и запер входную дверь. Ключ он положил под условный камень у крыльца - хозяин без труда отыщет его. Всё. С этим миром короля больше ничего не связывало, и если оставались здесь невыполненными обязательства, то такими им и предстояло оставаться.

Король повёл своих подданных на старое место, как раз на то, где уже открывался Переход, приведший сюда мага и гнома. И, лишь только троица спасителей Соргона свернула за угол, тот снова зарябил, заискрился в ночном воздухе зимних Масанов.

Как и было оговорено ранее, первым вошёл в Переход Эрин, поигрывая своим страшным топором. За ним, без промедления, шагнул в Переход Бальсар.

Король на мгновение приостановился:

'Эх, был бы верующим - перекрестился бы. Ладно, пойду так, без суеверий,' - и шагнул в искристое под напутственные слова Капы:

'- Тоже мне, исторические слова! Разве с таких слов начинают великие дела? Не историческая Вы личность, сир. Недоразумение какое-то, а не спаситель Соргона...'

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

СЛЫШЕН ЧЕКАННЫЙ ШАГ...

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Шаг. Ещё шаг. Ноги провалились во что-то мягкое и холодное. Бр-р. И какая темень.

Василий беспомощно развёл руками и нащупал чью-то спину. По высоте спины определил: 'Бальсар'. Что же он стал на дороге и не двигается?

- Мы в Соргоне, сир, - откуда-то из темноты просипел Эрин, - Какая яркая луна! Всё видно, как днём. Хорошо, что мы вышли в овраге - ни откуда не заметны.

'Луна?! Соргон?! Почему же я ничего не вижу?!'

'- Если мне будет позволено сказать, сир, то я бы посоветовала Вам открыть глаза, - бархатный женский голос был полон ехидной насмешки, - Вы, как всегда, удивляетесь раньше времени'.

'- Это ты, моя мучительница? Нет, чтобы ободрить гостя этого мира, так ты ещё и дразнишься'.

'- Вы, сир, здесь не гость. Вы здесь - хозяин. И ничего обидного я Вам не сказала'.

'- Всё подглядываете, Моё Величество, всё подслушиваете, всё вышучиваете короля. Досадно, конечно, что я зажмурился в Переходе, но ещё неприятнее, что все мои мысли под твоим постоянным контролем, Капа'.

'- Я могу снять контроль и являться только по вызову'.

'- Не будем так рисковать: у меня может не оказаться времени спросить совета или позвать тебя на помощь. Буду учиться думать под контролем. Если у тебя, милая Корона, есть чувство юмора, то, может, и зачатки такта поищешь? Когда найдёшь - проявляй, не стесняйся. Не может же самолюбие короля страдать вечно!'

Василий огляделся: он по колени стоял в сугробе, и подтаявший снег холодными струйками сползал ему в туфли. Рядом стоял Бальсар, сжимал обеими руками посох и прислушивался. Эрин, опираясь на топор, уже выбирался из оврага в чащу соснового леса.

'- Капа, ты можешь определить, где мы?'

'- Недалеко от Скироны, сир'.

'- В какую сторону нам идти?'

'- Норд-ост, сир'.

'- Не выдрючивайся, Капа, пальцем покажи...'

Правая рука Василия взлетела вперёд и вверх, больно стукнувшись указательным пальцем о ствол чахлой сосенки, выбравшей дно оврага для проживания. Василий от неожиданности чертыхнулся.

- Что, сир? - обернулся Бальсар.

- Эрин не в ту сторону пошёл. Эй, сэр Эрин, нам туда, - Василий махнул левой рукой в нужном направлении. Ободранный о сосну, палец правой кровоточил, и король лизнул ссадину.

Гном обернулся и, понимающе кивнув, стал перебираться на другую сторону оврага. Маг с Василием двинулись за ним.

'- Простите, сир, я слишком буквально поняла Вашу команду...'

'- А я сразу тебе поверил. Следи лучше за направлением'.

'- Вы забыли задать мне ещё един вопрос, сир'.

'- Какой?'

'- Вы спросили: где мы? А не спросили: когда мы?'

'- То есть?'

'- Вам не интересно, сколько времени здесь прошло после ухода Эрина и Бальсара?'

'- Ну и - сколько?'

'- Нисколько. Для Соргона они только что шагнули в Переход в пещере и вышли здесь. В Соргоне, сир, начало двенадцатого дня первого месяца зимы. Точнее - четыре часа утра'.

- Вы знаете, куда мы идём, сир? - Бальсар остановился, чтобы задать вопрос. Услышав его голос, остановился и Эрин.

- Мы идём в Скирону. Тут рядом.

'- Минут пятнадцать ходьбы до дороги из Хафелара и по дороге - полчаса до городских ворот, - прожурчала Капа, - На редкость удачно вышли'.

'- Или нас вывели?'

Капа промолчала.

- Вот-вот должна быть Хафеларская дорога, а там и до города недалеко. По времени вашего мира, Бальсар, вы только-только ушли из пещеры. Как видите, ваше отсутствие было недолгим.

Эрин снова бодро зашагал впереди. За ним, высоко задирая ноги в стоптанных сапогах и мелькая желтизной штанов в разрезах шитой для верховой езды мантии, двинулся Бальсар. Василий замыкал короткую цепочку.

Откуда-то из глубины детских воспоминаний вдруг выплыла давно забытая песня:

Слышен чеканный шаг -

Это идут барбудос...

Василий улыбнулся своевременности воспоминания: все трое были бородаты, и песня кубинских революционеров как нельзя лучше подходила к ситуации. Василий замурлыкал под нос: 'Слышен чеканный шаг...'

Кроме этих двух строчек больше ничего не вспоминалось, но это не огорчало короля, и он снова и снова повторял их тихим голосом.

'- Не будет ли невежливо с моей стороны узнать у Вас, сир, что за тарабарщину Вы всё время бормочете?'

'- Это песня такая...'

'- Так это Вы поёте! А почему только две строчки?'

'- Не помню больше'.

'- Хотите, я Вам подскажу?'

'- Не хочу, отстань. Интересно, сколько же я тебя смогу терпеть? И есть ли средство заставить тебя быть не такой язвой?'

'- Кто знает, сир, кто знает...'

Шедший впереди Эрин предостерегающе поднял руку и прислушался, прислонившись к стволу дерева. Василий и Бальсар замерли.

В ночной тишине зимнего леса где-то далеко звенели бубенцы, и казалось, что звон идёт из глубины снега, такой он был тонкий и хрустальный.

- Ждите, - Эрин скрылся между деревьями.

Василий осторожно двинулся за ним. Рядом еле слышно сопел Бальсар. Дорога, действительно, оказалась близко: шагов через двадцать деревья кончились, открыв взгляду широкое, безлесное пространство с накатанной лентой дороги.

Эрин уже топал ногами по утрамбованному санями тракту, стараясь обтрусить сапоги от налипшего снега. Потопал, потопал, выпрямился и, спрятав за спину топор и поправив ранец, поднял правую руку в знакомом жесте.

'Сани ловит, - сообразил Василий и тихо рассмеялся нелепости своей мысли, - Подумал, словно о такси'.

Тем не менее, Эрин решительными взмахами руки пытался остановить скользящие издалека сани, звон бубенцов которых становился всё ближе и ближе. Самих саней не было пока видно: король с магом старались не высовываться из-за деревьев, чтобы не испугать путника.

- Гном едет, - на ухо Василию прошептал Бальсар, - Такие звонкие бубенчики только гномы цепляют. Люди предпочитают более низкие тона. Либо вовсе ездят без бубенцов - опасаются разбойников.

- А гномам разбойники не угрожают? - так же тихо прошептал Василий, - У гномов с разбойниками договор?

- Зачем договор? Никакого договора нет. Ограбить гнома так же опасно, как обидеть метиса или его родителей. Помните, мы говорили об этом, сир? Последствия будут такие же печальные для грабителя...

- А низкие тона бубенцов спасают от разбойников?

- Их не так далеко слышно, сир. Смотрите, я был прав. Гном.

Около Эрина, тяжело сопя, оседая на задние ноги, остановилась невысокая лошадка. Пустые сани повело по скользкому тракту вбок, оглоблями разворачивая лошадку на Эрина, но она не поддалась, устояла.

Из саней вылез гном:

- Тпр-ру, тпр-ру.

- Рад видеть тебя, мастер Тром.

- Рад видеть тебя, мастер. Мы знакомы? Эрин?! Ты откуда здесь? Железная Гора, ведь, не с этой стороны!

Гномы пожали руки и зашептались. Говорил больше Эрин, Тром только изредка коротко отвечал, а то и вовсе просто кивал головой. Переговоры закончились взаимными улыбками, и Эрин позвал:

- Идите сюда, садитесь.

Василий выбрался на дорогу первым и уже тут сообразил, что Бальсар отстал намеренно - начались всякие тонкости по соблюдению этикета: когда нужно пропускать вперёд короля, когда идти вперёд самому и прочая подобная ерунда.

'- Назвался королём - полезай в кузов', - тут же отозвалась на соображения Василия Капа.

'- Правильнее будет - в сани', - грустно огрызнулся король, поняв, что теперь он отделён невидимой стеной ото всех в Соргоне, и что неделя в Чернигове, проведенная с магом и гномом, была последней для него неделей в обществе друзей. Здесь, в Соргоне, друзей у короля нет, есть только враги и подданные.

Потопав по дороге туфлями, в которых от холода уже ныли пальцы ног ('Градусов пятнадцать, наверное'), Василий подошёл к саням:

- Рад видеть вас, мастер Тром, - счёл он нужным повторить приветствие Эрина, - Нам повезло, что вы оказались на дороге в это время.

- Рад видеть Вас, сир, - ответил гном и вежливо поклонился, - Садитесь.

Василий снял рюкзак с книгами и, придерживая ножны с мечом, неловко перекинулся в сани, где и улёгся, вытянув ноги.

Обменявшись приветствиями с Бальсаром, Тром уложил в сани и его, накрыв обоих меховой полстью - наружу торчали только головы.

Лыжную шапочку с Василия сняли, надев на него Эринову железную, с беличьей опушкой. Бальсара уложили набок, чтобы он мог согнуть свои длинные ноги незаметно для окружающих, и посоветовали притвориться спящим.

Оба гнома решили идти пешком: лошадка устала, да и было недалеко идти. Взяв лошадку с двух сторон под уздцы, они пошли быстрым шагом.

'- Какой торжественный въезд, - снова отозвалась Капа, - Ну, прямо настоящий король!'

'- Молчи, змея, уволю!'

'- Вы не джентльмен, сир, Такие слова - и даме. Фи'.

'- Какая ты дама? Вредная стекляшка - не больше'.

'- Не будем ссориться, сир. Я теперь - Ваш единственный друг на весь Соргон, и самый надёжный собеседник'.

'- Не будем ссориться, Капа'.

Городские стены Василий увидел неожиданно: плавный изгиб дороги уже давно открыл для обзора крепостную стену Скироны и, выпрямившись, показал и подъёмный мост, и ворота в обрамлении массивных квадратных башен, но король пялился на небо, тщетно пытаясь отыскать хоть какое-нибудь знакомое сочетание звёзд.

Яркая луна его мало интересовала: немного крупней земной, и цветом, как раз, под стать Бальсаровым штанам - ничего необычного. А вот звёзды... Их было так много, что всё небо казалось Млечным путём: нигде ни тёмного пятнышка, ни просвета, то бишь, протемнения, между звёздами не удавалось найти, сколько Василий ни крутил головой.

Потому, только опустив глаза по ходу движения, он неожиданно увидел Скирону. Конечно, в памяти Фирсоффа он не раз сталкивался с изображениями городов, но то было как-то не по настоящему, несерьёзно. Словно киношные макеты крепостей, те картинки не волновали и не впечатляли утончённое восприятие Василия. Теперь же ощущения были совершенно иными: король на расстоянии чувствовал мощную силу камня, уложенного ровными рядами в крепостную стену, и голос этой силы вызывал не то, чтобы преклонение, но уважение - это бесспорно - у юного короля.

Василии нетерпеливо ёрзал, пока сани подползали к городу, и всё вытягивал шею, чтобы не пропустить, не просмотреть что-нибудь интересное. Эрин с тревогой оглядывался на беспокойного короля, опасаясь ненужного внимания со стороны городской стражи, но молчал: он тоже подчинился власти этикета и не осмелился сделать замечание своему монарху.

Против ожидания, в город въехали без приключений: открытые настежь городские ворота никто не охранял. Стражи столпились у крыльца караульного помещения, на котором разбросаны были монеты, и неотрывно смотрели на них в боязни пропустить изменения. От кучки солдат слышно было только сопение и, изредка, со стоном: 'Раттанар', 'Раттанар'.

В городе, похоже, никто не спал. Повсюду видны были группки людей с монетами в руках. Все ждали перемен, и ожидание это невозможно было выносить в одиночестве среди домашних стен. Жители неосознанно сбивались вместе, и от группки к группке ползло то же тревожное: 'Раттанар, Раттанар'. Других слов было не разобрать.

Василий не мог понять, какое чувство преобладало в этом, со всех сторон слышном названии его королевства. Надежда? Страх? Ненависть? Каждый раз слово 'Раттанар' звучало по-разному, и он вдруг понял, что существует реальная опасность быть обвинённым в убийстве всех, именно ВСЕХ, королей.

Если Маски не дураки, то они повернут на него народы Двенадцати королевств, и доказать что-либо будет невозможно. Решение начинать борьбу с Масками из Скиронара стало казаться Василию ошибкой, несмотря на все явные тактические преимущества.

Тут, как уже было, к нему пришло знание, что Переход открылся бы для него в любое место Соргона, какое он посчитал бы удобным для появления в этом мире. Неужели он просчитался и начал свою кампанию с неверного шага? Почему, ну почему он не подумал об этой опасности раньше? И почему знание о возможности выбора места Перехода не посетило его в Чернигове, перед выходом в Соргон? Робкая радость от собственной везучести - решил начинать со Скироны, к ней и попал - сменилась унылой тоской.

Король, углубившись в переживания, перестал обращать внимание на происходящее вокруг саней оживление. Он не видел больше ни города, ни людей. Не слышал, не воспринимал звуки, плывущие над ночными улицами Скироны.

'- Сир, сир, слушайте! Вы слышите меня, сир? - даже Капе не сразу удалось достучаться до огорчённого Василия, - Сир, сир!'

'- Что тебе, Капа?'

'- Сир, слушайте! Внимательно слушайте!'

Король словно проснулся и, оглядевшись, увидел, что сани еле ползут через заполненную народом площадь. Над толпой горожан, взобравшись на фонарный столб, нервно дёргался какой-то крикун и кидал в толпу, слово за словом, свою истерическую речь:

- ...Опомнитесь, жители Скироны, сбросьте ложных богов! Спешите к стопам Великого Разрушителя! Он уже здесь! Он пришёл! Только верные ему спасутся! Остальных он сметёт из Соргона, как смёл уже своим дыханием несправедливую власть королей! Он дал вам свободу: 'Нате, скиронцы, берите, пользуйтесь!'. Сегодня мы начинаем строить наш мир, мир счастья для всех! Каждый, принявший Великого Разрушителя в своё сердце и отдавший ему всего себя: и душой, и телом - обретёт сегодня невиданную свободу и сможет делать всё, что захочет! Ибо он - свободный человек!

Из толпы послышались выкрики:

- А Раттанар?

- У Раттанара уже новый король! Что же Разрушитель его терпит?

Рядом с санями громкий голос произнёс:

- У этого Разрушителя на раттанарского короля дыхания не хватило.

Вокруг обрадовано рассмеялись.

Василий привстал - посмотреть на шутника: голос показался ему знакомым, что было странно для впервые попавшего в Соргон человека.

Взгляд короля зацепился за сутану стоящего к нему спиной священника. Вот он обернулся к соседу, и Василий узнал Бушира, раттанарского служителя Разящего.

- Ради всех богов, не вставайте, сир, - зашептал Бальсар, - Не дайте узнать себя. Это неизвестно как может кончиться и для Вас, и для Соргона.

Василий снова улёгся, довольный лёгкостью, с которой сработала подсказка из памяти Фирсоффа, как только встретился знакомый покойному королю человек.

Крикун наклонился вниз, к кому-то в толпе, что-то выслушал и, выпрямившись, снова заорал:

- Нет в Раттанаре никакого короля. Это самозванец и безбожник, дерзнувший восстать против Великого Разрушителя. Он будет наказан за свою дерзость и смерть его будет ужасна! И ваша гибель будет страшна, неверные! Лишь только придёт посланник Великого Разрушителя - Человек без Лица, всем вам воздается за ваше неверие!..

Эрин, наконец, нашёл лазейку в тесноте толпы и повёл лошадь в ближайший переулок. Мастер Тром шёл впереди, время от времени обращаясь к людям:

- Позвольте проехать саням с больными! Расступитесь, дайте дорогу!

Его, видимо, хорошо знали в городе - оттеснялись в стороны, открывая проезд.

Василий заметно повеселел и, пихнув локтем Бальсара, зашептал тому на ухо:

- Слыхали этого крикуна, на площади? Вот дурень, говорит на пользу нам. А здорово его Бушир поддел? А?

- Вы узнали Бушира, сир? Как?!

- Корона, Бальсар, Корона, дружище! Это она, умница, не я'.

'- Благодарю Вас, сир, на добром слове. Всё-таки Вы, видимо, джентльмен, сир'.

'- Вы снова не в духе, Моё Величество? Благодарю, что дали мне послушать этого остолопа. Если такие выступления проходят по всему Соргону, наше дело не так уж и плохо. Они в голос признали, что убийца королей - их Разрушитель. Мне даже дышать стало легче'.

'- Тогда дышите глубже, сир. Вы взволнованы!'

'- Дышу, Капа, дышу. Где это мы?'

'- Подъезжаем к Гномьей Слободе, сир'.

'- А ты здорово ориентируешься на местности!'

'- Я не ориентируюсь, сир. Я просто знаю, всегда знаю, где нахожусь, в каком месте Соргона. Не спрашивайте, откуда. Знаю, и всё'.

'- Не буду, не волнуйся. Интересно, кто эти знания нам подсовывает? Я только сейчас узнал, что мы могли попасть в Раттанар. Может, следовало оттуда начинать? Как ты думаешь, Капа?'

'- Сир, Ваших сомнений хватит на десятерых. Вы так мучительно принимаете решения и так сильно всегда сожалеете об этом, что мне выть хочется. Ваши предшественники были совсем другими: решил, сделал, и ни каких сомнений. Почему Вы не такой?'

'- Какой есть, такой есть. Ты сама выбирала. Что же не выбрала получше?'

'- Я уже говорила Вам, сир, что я не выбирала. Я только указала на Вас и теперь страшно жалею об этом'.

'- Я тоже тебя люблю, дорогая!'

Гномья Слобода была тиха и спокойна: на улицах не видно ни встревоженных толп, ни одиноких прохожих. Только на перекрёстках топтались закованные в броню гномы и настороженно вслушивались в шумы из кварталов, населённых людьми.

Дома гномов Василия определил сразу: они были украшены вычурной резьбой, настолько сложной и тонкой, что не хотелось верить в каменную твёрдость стен. Мелькнуло сожаление, что сейчас, ночью, не разглядишь подробностей каменных кружев. К тому же, часть завитков была залеплена снегом. Да и глядеть на резьбу был недосуг.

Вооружённые гномы не стали задерживать и проверять сани: узнав Трома, один из них просто махнул рукой: проезжайте.

По Слободе ехали недолго: дом Трома гостеприимно распахнул резные каменные ворота в квартале от первых жилищ гномов, и, едва сани остановились, Бальсар вылез из них и стал растирать, по очереди, обе ноги под коленями.

- Затерпли, - пояснил он Василию, - И ехали чуть-чуть, а вот - затерпли. Старею, сир, старею...

'- Старик-старик, а от вина, небось, не откажется, - проворчала Капа, - Сейчас будет просить горячего вина. Кстати, Вам, сир, тоже не повредил бы глоток этого напитка - Ваши ноги совершенно мокрые'.

'- Да, в тепло мне не мешало бы... И от горячего вина не откажусь...'

- Прошу Вас, сир, быть гостем в моём доме, - Тром раскрыл двустворчатую дверь в дом и приглашающе улыбнулся.

Василий шагнул через порог и дальше, по прямому короткому коридору, прошёл в большую, уютную комнату. Следом за ним шёл хозяин, затем - Бальсар. Замыкающим был Эрин.

Пройдя к горящему камину, Василий стал к нему спиной, поднимая по одной к огню ноги в мокрых туфлях, чтобы согреть окоченевшие пальцы, и огляделся.

Бальсар и Эрин жались к стене у дверей, демонстрируя своё уважение к монарху. Мастер Тром куда-то пропал, что удивило Василия - он хорошо помнил, что тот шёл следом, а в коридоре не было других дверей.

- Бальсар, сэр Эрин! Проходите ближе к огню. Вы, дорогой маг, должны помнить, что король Фирсофф не требовал строгого следования этикету в походе. А мы, разве, не в походе? Если вы оба будете так усердно преследовать меня своим уважением, клянусь, осерчаю. Не нам с вами играть в церемонии. Я король, конечно, неопытный, но убеждён: недостатка в желающих прогнуться здесь не будет...

'- Да Вы бунтовщик, сир! Подрываете основы королевской власти'.

'- Кто-то, совсем недавно, собирался со мной не ссориться. Или мне видение было?'

'- Я не из желания ссориться, сир. Я хочу Вас удержать от попыток построения социализма в отдельно взятом Соргоне. Это моя обязанность, сир'.

'- Мне кажется, что единственная твоя обязанность - портить мне нервы'.

Появление Трома с кувшином горячего вина и корзиной с закусками прервало выяснение отношений между всеми, включая и Капу, гостями гнома.

Эрин поспешил на помощь хозяину, подхватив корзину из рук Трома. Бальсар тоже отлип от стены и снял с полки четыре серебряных кубка.

- Я не знаю Ваших планов, сир, и потому не стал больше никого посвящать в тайну Вашего присутствия в моём доме. Извините за скромный приём, Ваше Величество, - Тром перехватил укоризненный взгляд Эрина, - То есть, сир, сир.

Василий рассмеялся:

- Не смущайтесь, мастер Тром. Гостеприимство, оказанное от души, нельзя считать скромным. Что же касается моих планов, то мне необходимо переодеться и попасть во дворец. И с этим надо торопиться, чтобы успеть до начала рабочего дня.

- Весь город и так не спит, но - поспешим. Я займусь Вашим гардеробом, сир, - Эрин допил вино, - Разрешите идти, сир?

- Да, идите, сэр Эрин. И постарайтесь узнать у Старейших что-нибудь о других королевствах. Как жаль, что здесь нет ни телефона, ни телевизора, ни радио. Без точной и своевременней информации нам будет очень трудно.

'- Скажите ему, что знаете тайну камня Памяти его рода, сир'.

'- Не могу, Капа. Я же дал слово сохранить все его секреты. Если Старейшие сами разрешат нам воспользоваться камнем, тогда другое дело. А пока - тс-с-с. Поняла?'

'- Да, сир'.

- Я пошлю к Старейшим немедленно, сир, - не моргнув глазом, соврал верноподданный гном.

'- Царю лжёшь, собака, - тут же прокомментировала Капа, - Простите, не удержалась, сир'.

'- А ты кому лжёшь? Или твоя ложь не считается?'

'- Я же извинилась, сир!'

'- Так и я о том же, Капа'.

После ухода Эрина Василий, наконец, внимательно осмотрел комнату.

Освещение было не ахти, но всё же восемь масляных светильников (по два в каждом углу) и подсвечник на пять свечей (в центре стола) давали возможность разглядеть обстановку.

Вся мебель была из отлично отполированного дерева: и стол, и десяток стульев, и широкие - во всю стену - скамьи у двух противоположных стен. Полки над скамьями, уставленные дорогой металлической посудой, судя по узору, были из того же дерева.

На полу лежали ворсистые ковры с изящно вытканными цветами, при виде которых Василию захотелось с ногами забраться на одну из скамей, чтобы не топтать их мокрыми туфлями.

Он взял стул и подставил его к огню. Усевшись, вытянул ноги к каминной решётке и продолжил изучение гномьего жилья из более удобного положения.

Стены по всему, не занятому полками, пространству, были увешаны мечами и кинжалами разных размеров и форм. Оружие, безусловно, было дорогим, но ни его золотая и серебряная отделка, ни блеск драгоценных камней не заинтересовали Василия. Скользнув по ним равнодушным взглядом, король поднял глаза к потолку и огорчился.

Резной и, по-видимому, когда-то очень красивый потолок, был покрыт жирной копотью. Больше всего её скопилось по углам, над масляными светильниками.

'Да, теперь мне постоянно придётся жить в комнатах с закопченными потолками, и запахом дыма пропитается вся моя одежда'.

'- И конским потом, сир. Обязательно - конским потом' - Капа захихикала.

'- Горячее вино пил я, а пьяна почему-то ты. Как так?'

'- Скажете тоже, сир. Как я могу опьянеть, когда у меня нет ни желудка...'

'- ...ни мозгов. Капа, перестань лезть в мои мысли. Я же просил тебя. Или мне приказать?'

'- Молчу- молчу, сир, молчу!'

- Бальсар, а чем были освещены улицы, по которым мы ехали? От фонарей шёл такой ровный свет, и совсем не было видно копоти.

- Магическими светильниками, сир. Вы хотели узнать, почему у нашего хозяина не такое освещение?

- Ну, это-то, как раз, просто. Наш хозяин достаточно богат, судя по этой комнате, чтобы иметь всё, что захочет. Значит, магический светильник недоступен для него. Тут или запрет на их продажу гномам, или они настолько редки, что используются только для уличного освещения, да и то не везде.

- Вы правы, сир. Светильники очень редки. Их придумали всего около пяти лет назад у нас, в Раттанаре. Здесь весь фокус в кристалле, который светится, когда попадает под луч солнца. Эту способность светиться он сохраняет и некоторое время в темноте. Для уличных фонарей эти кристаллы незаменимы. Целый день находясь под солнцем, они достаточно набирают света, чтобы потом светиться всю ночь. Для освещения дома его можно использовать через день...

- Почему - через день? Днём выставил на свет, ночью пользуйся в доме.

- Да-да, конечно, сир. Я просто задумался и отвлёкся, глупость сказал. Сир, давайте я пойду во дворец, к министру Астару, пока Вы ждёте сэра Эрина, и приведу сюда дворцовых стражей.

- Не стоит, Бальсар. Сэр Эрин воспользуется своим правом формировать военный отряд и приведёт достаточно солдат, чтобы проводить нас во дворец. Я не удивлюсь, если он явится уже под своим знаменем.

Эрин появился через два, примерно, часа. Знамени он сделать не успел, но вернулся не один: его сопровождали два десятка одетых в броню гномов на трёх санях. Крытый возок, прибывший с ними, предназначался для Василия и Бальсара.

Князь Ордена Короны втащил в комнату и бросил на пол объёмистый тюк. Ворс ковра не смог смягчить тяжёлого удара, и каменные плиты там, под ковром, отозвались густым гулом на бесцеремонность Эрина.

- Я принёс всё необходимое, сир. Одно только для Вас не очень хорошо: вся одежда гномьего покроя. Вы будете выглядеть, как гном.

- Это не имеет значения, сэр Эрин. Разве не гном первым присягнул мне и Короне?

- Так-то оно так, но как к этому отнесутся люди?

- Я думаю, что они переживут как-нибудь. Бальсар, для вас очень важно, во что я буду одет?

- Если понадобится, то во дворце отыщется всё, что нужно, сир.

- Я тоже так думаю. Будем переодеваться. Что у вас там, в тюке?

Эрин развязал узлы и стал выкладывать перед Василием содержимое.

В тюке оказались покрытые золотым узором доспехи: панцирь, наплечники, наручи, кольчужные рукавицы, кольчужная рубаха с высоким воротом на ременной застёжке, кольчужные штаны (оказывается, и такие есть) и обшитые металлическими бляшками сапоги.

Затем перед Василием был положен широкий кожаный пояс, два кинжала и меч - в простых, безо всяких вычурных украшений, ножнах; небольшой, примерно полметра в диаметре, щит, который, как оказалось, удобно носить за спиной, и глубокий шлем со съёмным забралом, украшенный по гребню конским волосом.

- Это всё железо для одного?

- Это ещё не всё, - Эрин порылся среди вещей мирного направления: кожаных штанов, рубах, меховой куртки, шерстяных, двойной вязки, носков и вытащил что-то вроде металлической фольги или плотной шёлковой ткани.

- Прежде всего, сир, Вы должны надеть это, - гном протянул Василию блестящий лоскут.

Василий взял:

- Тяжёлое! Что это?

- Это один из наших секретов, сир. Называется 'чешуя'. Носить следует под рубахой. Кроме меня и Бальсара никто не должен знать, что она у Вас есть, сир. Сами Вы её не наденете - тут нужна помощь второго человека. Чтобы снять - тоже. С этим обращайтесь только ко мне или нашему магу. Скоро приедет из Железной Горы мой племянник. Я бы хотел, чтобы Вы его оставили при себе оруженосцем. Он будет следить за Вашим оружием, ну и с 'чешуёй' помогать. Он парень надёжный, не проболтается.

'- Стук, стук, сир!'

'- Чего тебе, моё сокровище?'

'- Готова спорить на что угодно, что наш князь получил согласие Старейших на выдачу раттанарскому королю защитного комплекта 'чешуя', одна штука. Если проиграю, буду месяц молчать. Спорим, сир?'

'- Остаётся только сожалеть, что у тебя нет ни малейшего шанса на проигрыш. А как было бы здорово. Правда, Капа?'

'- Чего же хорошего, сир? Вы бы, со скуки и одиночества, впали бы в хандру. И в тоске рубили бы головы направо и налево. Уж я-то знаю, сир'.

'- Ладно, отвернись, я переодеваться буду'.

'- Я лучше глаза закрою, сир. Хорошо?'

'- Хорошо, закрывай. Да не мои! Свои закрывай. Или что там у тебя есть'.

- Значит, 'чешуя' существует на самом деле? - Бальсар с надеждой смотрел на Эрина и Василия - вдруг, дадут подержать?

Василий понял, передал тяжёлый лоскут магу.

- Нет, не существует, - Эрин сердито засопел, - И никогда не существовала. Это выдумка глупых гномов. Так оно было, так есть, так должно быть. Поспешим, скоро рассвет. Смотри внимательно, маг, как затягивается по фигуре 'чешуя'. Здесь, здесь и здесь. Не туго, сир?

- Вроде нет. Ощущение странное - словно вторая кожа...

ГЛАВА ВТОРАЯ

- Я хочу надеяться, что целы и остальные Короны, - министр Двора Астар говорил не потому, что в нём, действительно, жила такая надежда. Он не мог молча переносить тревожное ожидание - чем же кончится эта бесконечная ночь?

Зять Астара, Даман, сейчас - временный командир скиронской дворцовой стражи - скептически улыбнулся на неуверенные слова тестя. Но промолчал, возразить не решился.

Заговорил третий - раттанарский посланник Брашер:

- Я не согласен с вами, Астар. Если бы была такая возможность, Баронский Совет не парился бы всю ночь, пытаясь выбрать нового короля. Они знают, что вашей Короны нет.

- Это вы не правы, барон. Раз короля до сих пор не выбрали, значит, есть сомнения. Совет выжидает. Не спешит принимать решение.

- Выжидает не Совет. Выжидает тот, кто готов объявить себя королём. Я думаю, что у него недостаточно сил, чтобы зажать в своём кулаке Скиронар. Он ждёт подхода убийц короля Фирсоффа.

Даман согласно закивал, но промолчал снова.

- Вы хотите сказать, что Совет будет заседать ещё целых два дня без результата? - Астар понял, что Брашер не ошибается.

- Может быть, больше. Они сейчас пытаются добраться до Василия Раттанарского. Нам надо найти возможность помочь королю Василию - всё-таки в нашем распоряжении почти полторы тысячи солдат.

- Предлагаете выступить к аквиннарской границе? Только где там искать короля?

- Не знаю, Астар. Уйти из столицы - потерять всё королевство. Послать бы разведку на поиски короля и действовать согласованно с ним...

В дверь заглянул солдат дворцовой стражи, и Даман отвлёкся от разговора. Он долго шептался с солдатом у дверей, настойчиво что-то выспрашивая. Солдат непонимающе пожимал плечами и растеряно разводил руки.

Отпустив солдата, Даман озадаченно почесал в затылке и вернулся к собеседникам.

- Что случилось, лейтенант? Вы чем-то удивлены?

- У хозяйственных ворот дворца два десятка до зубов вооружённых гномов добиваются встречи с вами, господин министр. Их старший так и говорит: 'Или отведите меня к министру, или вызовите его сюда!' Кроме того, он потребовал, на время переговоров, впустить за ограду дворца прибывших с ним гномьих солдат.

- И что же вы предприняли?

- Приказал впустить и взять их под наблюдение. Старшего сейчас приведут.

- Это интересно.

- И как таинственно, - Брашер нервно потёр руки и поправил пояс с мечом, - А что в вашем понимании означает взять под наблюдение?

- Гномы приехали на трёх санях и сопровождают крытый возок. На хозяйственном дворе их окружит сотня моих стражей. На безопасном расстоянии, и, если гномы не станут вести себя дерзко, просто постоит вокруг, пока мы не разберёмся.

Брашер расхохотался:

- Ваше наблюдение нельзя назвать незаметным...

- Да и слишком вежливым тоже, - поддержал барона Астар.

В коридоре стали слышны тяжёлые шаги, сопровождаемые лёгким звоном бубенчиков. Шаги на мгновение замерли перед дверями, обе створки распахнулись, и в комнату вошел гном, окружённый пятью солдатами.

Вооружён он, и в самом деле, был до зубов: тут тебе и панцирь, и щит, и шлем с забралом, опущенным на лицо. В руках - боевая секира, крепко сжатая в кольчужных рукавицах. Пояс с мечом и двумя кинжалами. Из-за голенищ высоких сапог, обшитых металлическими бляшками видны головки метательных ножей. На груди, поверх нагрудника, золотая цепь с гербовым щитом.

'Интересно знать, что у него за герб, у этого гнома? - подумал Брашер, - А вооружён! Вот-вот дворец возьмёт штурмом'.

- Рад видеть вас господа, - глухо прозвучало из-под забрала, - У меня поручение к министру Двора господину Астару. Кто из вас будет Астар?

- Вы не слишком вежливы, господин гном, - Астар был недоволен и не старался этого скрыть, - Если вы с поручением, то почему столь воинственны? Почему не откроете своего лица?

- Я не знаю вас, господа. Если вы не те, с кем мне разрешено иметь дело, то, вполне, можете оказаться врагами. Друзья простят мне предосторожность. Враги же - не застанут врасплох.

- Вы можете назвать нам имена тех, с кем вам разрешено иметь дело? И как вы определите - те ли это люди?

- Каждому из них я задам вопрос, ответ на который знает только он. Итак, есть ли среди вас министр Астар, лейтенант дворцовой стражи Даман или посланник Раттанара Брашер?

- Все трое названных вами здесь. Задавайте вопросы.

- Вопрос министру Астару звучит так: 'Какое из человеческих проявлений больше всего должен опасаться подхватить министр Двора?'. Кто из вас Астар? Отвечайте, я жду. Мои вопросы касаются событий трёхдневной давности.

- Пока министр Астар думает, скажите, каков вопрос посланнику Брашеру? Я - Брашер.

- Ваш вопрос: ' Как следует рассказывать удивительные вещи?'

- Задайте же вопрос и мне! Я - лейтенант Даман.

- Кем не имеете вы права населять дворец без разрешения его Величества короля Шиллука?

- Три дня назад... Три дня назад... Три дня назад... Я готов ответить на ваш вопрос, господин гном, - Брашер понял, что перед ними - представитель короля Василия, - Удивительные вещи я рассказывал три дня назад, начиная с конца.

- Верно. Вы - барон Брашер. Что скажут остальные?

Вторым догадался Астар:

- Три дня назад я больше всего опасался подхватить величие.

- Вы - министр Астар.

Даман мучительно перебирал в памяти все события трёхдневной давности и никак не мог сообразить, чего от него ждут. У него не было разговора с покойным Шиллуком по доводу поселения кого-либо во дворце. Да и не поселял он никого, разве что - раттанарцев, едущих в Аквиннар... Так вот оно что! Какой же у него с ними был разговор? Шутили что-то по поводу приведений. Точно. Приведений он тогда отказался поселять!

- Привидений нельзя поселять без разрешения короля.

Услышав эту идиотскую фразу, Астар и Брашер захохотали.

Из-под забрала невозмутимо прозвучало:

- И, тем не менее, ответ верен. Вы - Даман, - гном с видимым облегчением вздохнул и, опустив топор, расстегнул замок шлема. Посмотрев по сторонам, положил его на пустое кресло и улыбнулся, - Отправьте солдат, и я расскажу, в чём дело.

Даман махнул стражам в сторону дверей, и они вышли, тихо затворив обе створки.

Гном выпрямился и важно произнёс:

- Я, сэр Эрин, сын Орина, по прозвищу Железный, из рода кузнецов и воинов, и сам глава этого рода, посвященный Его Величеством Василием Раттанарским в рыцари за услуги, оказанные мной Короне, и являющийся князем Ордена рыцарей Короны, учреждённого Его Величеством с целью объединить лучших воинов Соргона в борьбе против завоевателей, прислан к вам с сообщением от Его Величества, - гном перевёл дух и прошёлся по комнате, издавая всё тот же звон бубенчиков, и Брашер с удивлением обнаружил источник звона - золотые шпоры на гномьих сапогах.

- И как звучит это сообщение, сэр Эрин? - прервал паузу Астар.

- Дословно оно звучит, господа, так: 'Я здесь!'- невозмутимо процитировал короля дотошный гном, и снова повторил, - 'Я здесь!'

- Где это здесь?!

- Его Величество - в возке, под охраной моих гномов.

Троица кинулась к дверям, не обращая больше внимания на Эрина.

'До чего странный народ - эти придворные. Сидели тут, воображали, а появился король - как ветром сдуло', - гном потянулся к столу за вином.

Брашер опомнился в коридоре:

- Постойте, господа, что мы делаем?

Астар с Даманом остановились не сразу: только у начала лестницы министр схватил зятя за руку:

- Мы не пойдём с тобой, Даман. Я и барон вернёмся в кабинет и пошлём за тобой гнома. Ты же отправь своих солдат назад в казармы и обожди короля за дверями дворца. Никаких видимых почестей - с этим успеется: если бы Его Величество не желал скрыть своё появление во дворце, то не приехал бы через хозяйственный двор...

- Приятно видеть, что хоть один из вас занимает своё место по праву, - ехидный голос Эрина заставил Астара вздрогнуть: так неожиданно появился гном.

'И как он смог подойти к нам незаметно? - удивился Брашер, снова посмотрев на массивные золотые шпоры князя, - Ведь в кабинете они звенели от одного его дыхания? Ну и штучка этот сэр Эрин!'

- Лейтенант, у вас в казарме найдётся место для моих гномов? - продолжал сэр вполголоса, - Им не следует оставаться на виду у всего города, да и возок лучше отогнать в какой-нибудь внутренний двор. Министр, во дворце есть какой-то дворик, не открытый для взглядов с улицы?

- Конюшни дворца - единственное закрытое место. Но там высаживать вашего пассажира как-то не с руки. Что он о нас подумает?!

- Они подумают (пассажиров, господа, двое), они подумают, что вы умеете хранить секреты. Не только свои, но и чужие. Пойдёмте, лейтенант: что по-настоящему невежливо - так это заставлять Его Величество ждать. Шлем я оставил в вашем кабинете, Астар. Надеюсь, что его не сопрут.

На хозяйственном дворе Даман понял, какого он свалял дурака: сотня стражей окружила сани и возок плотным кольцом и была настроена явно недружелюбно.

Гномы образовали меньший круг, защищая возок, и выглядели не менее воинственно.

Лейтенант сделал единственное, что ему оставалось, для придания случайного вида этому противостоянию в глазах любого стороннего наблюдателя, если таковой имелся - он заорал диким голосом:

- Вы что здесь собрались, бездельники?! Гномов не видели?! Марш в казарму! Развлечение нашли! Бегом! Бегом!

Ошарашенные солдаты покинули хоздвор: лейтенант не позволял себе кричать на них. До сих пор не позволял. Впрочем, стоит ли удивляться, когда во всём Соргоне творится, одни боги знают, что.

Гномы, по команде Эрина, ушли за ними, со строгим запретом ввязываться в ссоры.

- Ведите, лейтенант, - князь взял под уздцы лошадь возка, - Сани ваши конюхи заберут? Или мне вернуть кого-то из своих?

- Не волнуйтесь, сэр Эрин, всё будет в порядке. Скажите, если это не секрет, где вы встретились с вашим пассажиром?

- Какой же тут секрет? У него дома, само собой.

- А-а, - протянул лейтенант, поражённый обилием сведений в ответе Эрина, - А-а...

Он некоторое время молчал, не зная, как задать хотя бы один из мучавших его вопросов, и получить при этом конкретный ответ. Всё, что он смог выдавить из себя, прозвучало довольно глупо:

- А когда вы - назад?

- В каком смысле?

- Ну, вы же выполнили свою задачу - привезли. Теперь обратно ехать, не так ли?

- Нет, не так, - Эрин строго посмотрел на Дамана и, вдруг, подмигнул ему, и снова принял серьезный вид, - Вы всё узнаете, лейтенант, со временем. Не торопите события. Кажется, приехали.

Гном подошёл к возку и, стукнув кулаком в дверцу, громко сказал:

- Можно!

Дверца тут же распахнулась, и из возка вышел... Бальсар.

- Рад видеть вас, лейтенант.

- А где же?.. Где?..

- Вы меня имеете в виду, лейтенант? - из-за Бальсара показался ещё один, но невероятно высокий, гном. Во всём, кроме роста и топора, он был - копия Эрина.

Даман не сразу сообразил, что это - человек. Человек среднего роста, одетый, как гном.

- Рад видеть вас, Даман, - Василий снял шлем и передал его магу.

Лейтенант узнал лицо с раттанарских монет и вежливо поклонился, не решаясь приветствовать короля словами, так как не знал способа не назвать титул.

Василий кивнул ему в ответ и оглядел конюший двор взглядом знатока.

Стоящие буквой 'П' бревенчатые корпуса вмещали не менее двух тысяч лошадей. Конюхи суетились, занятые ежедневной работой, и на них было приятно смотреть после вида бездельных и перепуганных толп на улицах Скироны. Деловая суета нарушалась только в одном месте - в дальнем углу происходило нечто необычное, и заинтересованный король двинулся туда.

За ним пошли и остальные.

Нарушителем порядка был крупный дымчатый жеребец, беспокойно перебирающий ногами, охваченными верёвочными петлями. За верёвки тянула орава конюхов, пытаясь повалить непокорного коня, но тот упорно не давался. Роняя пену с ощерившейся морды, он злыми глазами окидывал людей и упирался, напрягая весьма впечатляющие мышцы стройного и сильного тела.

- Что они делают с конём? - поинтересовался Василий, - Зачем на него намотали столько верёвок?

- Это конь из вчерашней партии, - ответил один из конюхов, - Не успели расставить по денникам, как он взбесился. Копытами разбил две перегородки и поранил своих соседей. Его решили отбраковать. Вот тащим на открытое место, чтобы там забить и не возиться потом с его тушей. Останется только погрузить на сани и вывезти.

Конюхи перестали тянуть, но конь по-прежнему беспокойно топтался на месте, по очереди поджимая стройные, в белых носочках, ноги.

- Отойдите от него! Все! - в голосе короля Бальсар различил незнакомые металлические нотки.

Даман, из-за спины Василия, показал конюхам, что надо подчиниться.

Те неохотно разошлись.

Король обошёл коня кругом, приглядываясь к его копытам.

- Когда ковали коня?

- Вчера, как пригнали на конюший двор.

- Кузнеца сюда, с клещами! Быстро! - Василий подошёл к коню и погладил его по горбатому храпу, - Что, больно? Ну, потерпи, потерпи. Сейчас подковы отдерут - и полегчает.

Конь всхлипнул совсем по-человечески и положил тяжёлую голову на плечо Василию, из глаз его выкатились две крупные слезы.

- Заковали бедного конягу... На все четыре ноги заковали, - приговаривал король, вороша шелковистую гриву, - Глупые, не заметили, что ты полукровка, и что копыта у тебя, как у тяжеловоза: широкие, и не такие высокие, как у скакуна. Осторожнее, кузнец, не раскроши копыта! Нагремел ты им, бестолковым. Да, Гром? Настоящий ты Гром!

Жеребец послушно поднимал одну за другой ноги, подставляя подковы нерадивому кузнецу, и изредка тяжело вздыхал.

- Такого коня под нож! Такого коня! - Василий похлопал жеребца по мускулистой шее, - Ну всё, иди на место. Иди.

- Пошли, Серый, - конюх подтолкнул коня к воротам конюшни, - Серый, пошли...

- Ты же слышал, что его зовут теперь Гром, - вмешался Даман, - Гром!

Конь заржал, словно подтверждая слова лейтенанта.

'- Сир, Вы не запутаетесь? Гном - Тром, конь - Гром! И где Вы так научились понимать в лошадях?', - подвела итог Капа.

Василий посмотрел на разбросанные по снегу путы, подковы и ухнали (большие подковные гвозди) и пожал плечами: он не считал, что разбирается в лошадях. Как выяснилось, Капа тоже так не считала:

'- Я не знаю такой масти лошадей - дымчатая. Есть гнедые, есть саврасые, вороные, сивые, каурые - нужное подчеркнуть, а дымчатых что-то не упомню'.

'- Знаешь, а меня это почему-то не волнует. Угадаешь, с трёх раз, почему?'

'- Очень надо: всё равно ни приза, ни премии мне не видать'.

- Лейтенант, обеспечьте коню хороший уход. У вас есть, кому подлечить его ноги?

Так и не решив, как следует разговаривать с королём, Даман снова ограничился кивком.

- Ну и прекрасно. Пошли к министру, что ли...

- Я чувствую себя неловко, Ваше Величество, принимая Вас в своём тесном кабинете, - Астар, и в самом деле, был смущён, - Не лучше ли нам перейти в рабочий кабинет Его Величества Шиллука?

- Нет, Астар. Я не хочу давать повода считать себя завоевателем Скиронара. Мы потом подыщем скромное помещение для меня и моей свиты. Пока же я попрошу вас пригласить к нам барона Готама, если он всё ещё во дворце. И уберите охрану от его апартаментов: будем считать, что срок его заключения истёк. Пошлите кого-нибудь в Храм Разящего - там должен находиться служитель Бушир из Раттанара. Я хотел бы его видеть.

- За Буширом и я могу послать, Ваше Величество.

- Нет-нет, барон Брашер. Раттанарцам лучше пока не появляться на улицах Скироны. Пусть его разыщут дворцовые стражи.

- Не желаете ли перекусить с дороги, Ваше Величество?

Василий посмотрел на заставленный закусками стол:

- Кто голоден - можете есть господа. Да и знакомиться под вино нам будет легче, - он наполнил кубок вином и уселся за стол, приглядываясь к хозяину и его зятю.

Астар был рыхлый человек лет пятидесяти ('почти, как я') с белой головой и длинными висячими усами. 'Ростом под метр восемьдесят, как Бальсар... А они в Соргоне благородно седеют: что Астар, что маг - белый, как снег волос. Даже завидно. А у нас седина с серебристым отливом'.

Двигался министр легко и даже грациозно, несмотря на приличного размера животик. Длинный меч на боку не делал его воинственным, но и посторонним предметом не выглядел. 'Наверное, неплохой боец', - решил король. Каждый хороший воин среди его сторонников увеличивал шансы на благоприятный исход задуманного предприятия.

Даман был молод, лет двадцать пять, и чем-то напоминал Илорина - лейтенанта раттанарской дворцовой стражи - которого Василий никогда не видел, но хорошо помнил через Фирсоффа. А может, все молодые офицеры похожи, пока не развеялась романтика военной службы и не истлела жажда подвигов? Впечатление Даман производил благоприятное: ловок, строен, не подобострастен, старается держаться с достоинством.

Что же касается посланника Брашера, то характеризовали его слова, подсказанные памятью Фирсоффа: 'породистый барон', что звучало для Василия почти как 'врождённый интеллигент', с той только разницей, что не было в Брашере мягкости. Барон держал себя строго, даже немного воинственно.

В общем, новые соратники не разочаровали короля.

'- И меня! Меня тоже не разочаровали, сир!'

'- Хорошо, хорошо, и вас так же, Моё Величество!'

- Вы хотели видеть меня, министр Астар? - в кабинет неспеша вошёл ещё один, как хотелось Василию верить, товарищ по оружию.

- Вас хотел видеть я, - король вышел из-за стола, - Сейчас, когда собрались все, необходимые для дела люди, - Василий посмотрел на заёрзавшего на месте Эрина, - и гномы, предъявляю главное доказательство, что я тот, кем назвался: Василий Раттанарский!

На голове короля проступила и засверкала хрусталём и драгоценными камнями Корона. Все встали.

Готам отвесил изящный поклон:

- Прошу прощения, что не признал Вас сразу, Ваше Величество.

- Садитесь с нами, барон. Садитесь, господа, садитесь. Прежде всего..., - Василии пустился в пересказ воспоминаний Фирсоффа и своих соображений по поводу сложившейся ситуации.

Эрин с Бальсаром, как бывшие уже в курсе дела, потихоньку потягивали винцо и наблюдали за озадаченными лицами остальных слушателей.

'Интересно, мы с Эрином так же выглядели, когда услышали про Масок? Нет, Эрин - нет. Я помню, что он даже не удивился. Самый невозмутимый гном в Соргоне, - Бальсар пригладил бороду, - А я был поражён, точно помню - поражён!'

Эрин же не предавался воспоминаниям. Он наблюдал и анализировал, оценивая каждого с военной точки зрения. Мнение его об Астаре, Дамане и Брашере было весьма сходно с мнением короля, но он обнаружил и общий для них недостаток - ни один из них не имел опыта боевого. В лучшем случае - успешные поединки. Только Готам производил впечатление бывалого солдата и, похоже, не раз командовал на поле боя. Эрин ободряюще улыбнулся барону: ничего, ещё повоюем. Готам едва заметно кивнул в ответ.

Когда Василий умолк, он первым нарушил молчание:

- Что Вы намерены предпринять, Ваше Величество?

- Не отдавать им Скиронар. Но без вашей помощи, господа, мне не справиться.

- Вы сомневаетесь в моей верности, Ваше Величество? - Брашер обиженно вскочил, - Разве я дал Вам повод?

- Сядьте, барон. Я не сомневаюсь в вашей верности присяге, и мои слова относятся не к вам, а к нашим хозяевам, скиронцам. Вы в Скиронаре, барон, вряд ли сильнее, чем я. Если нас не поддержат эти благородные господа, нам придётся срочно выезжать в Раттанар. Без армии мы с вами, Брашер, бессильны.

- Я готов присягнуть Вам сейчас же, - Готам поднялся и направился к королю, чтобы положить меч к его ногам.

Астар и Даман кинулись за ним.

-Успокойтесь, господа, сядьте. Слишком беспокойное получается у нас застолье. Не обижайтесь, но мне не нужна ваша присяга. Пока не нужна. Чтобы навести в Скиронаре былой порядок, присягу должен принести Баронский Совет, как высшая власть на данный момент. Тогда, надеюсь, и ваши деньги обретут нормальный вид. Без этого, господа, ваша присяга будет выглядеть в глазах соотечественников изменой. Вам лучше оставаться моими союзниками и склонить Совет к присяге. Я - не завоеватель Скиронара, господа.

- Я немедленно иду в Совет...

- Не спешите, Астар. Мы пойдём туда вместе, и я повторю свой рассказ. Если они не присягнут, нам следует добиться от Совета союзнических обязательств по отношению к раттанарской Короне. И чтобы они предоставили вам, барон Готам, полномочия военного министра. В городе нужно навести порядок: немедленно арестовать всех проповедников Разрушителя и допросить их. Нам нужно знать, кто должен занять место убитого Шиллука. Это одно. Второе: проверить городских стражей, их готовность к боевым действиям. Через два-три дня к Скироне подойдут убийцы Фирсоффа, и я хочу дать им сражение у стен города.

- Не лучше ли их встретить на подступах? Выступить, например, завтра к полудню и дать им бой хотя бы в одном дне пути от столицы?

- Нет, Брашер, мы не знаем, сколько сможем набрать войск до завтрашнего дня. К тому же я хочу, чтобы Баронский Совет и горожане могли с крепостных стен посмотреть на врага. Это поможет им принять верное решение - соединение с Раттанаром, как единственную возможность избежать завоевания Масками.

- Вы уверены в победе, Ваше Величество?

- Нет, барон Готам. Но где бы мы не проиграли: под стенами или в одном дне пути от столицы, Скиронар не устоит. В случае поражения останется только одна задача - сохранить Корону. Любой ценой сохранить Корону!

'- Вас посетило предчувствие смерти, сир?'

'- Что-то тебя давно не было слышно, Капа. Я уж подумал - не случилось ли чего? Ты здорова?'

'- А ещё говорите, что я - вредная. Сами Вы такой, сир!'

Вошёл солдат:

- Я привёл служителя Бушира.

- Рад видеть вас, господа, и приятного аппетита, - Бушир остановился недалеко от входа, решая, как поступить.

- Проходите, служитель, проходите. Присоединяйтесь к нам, - Василий, указал на пустое место за столом и мигнул для служителя Короной.

- Ваше Величество! Вы - здесь?! Надеюсь, что Вы - вне опасности.

- Не совсем так, служитель, но некоторое время мне во дворце ничего угрожать не будет.

- У Вас есть ко мне поручение?

- Меня интересует, чем закончилась ваша поездка по Храмам Скироны. Готовы ли здешние служители формировать священные отряды?

- Они ещё не приняли решения, когда всё это началось.

- Но оружие у Храмов есть? Говорите, не бойтесь. Мне хотелось бы, чтобы было.

- Есть, Ваше Величество.

- Прекрасно, Бушир. Я слушал сегодня одного из проповедников Разрушителя. Кстати, благодарю, что заступились за честь Раттанара. Как вы там сказали? У Разрушителя не хватило дыхания на раттанарского короля? Прекрасно. Все Храмы объявлены ложными, не так ли? Оружие Храмы скупали, конечно, не без подсказки агентов Масок. Но его надо направить против них же. У каждого Храма, служитель Бушир, есть фанатичные приверженцы. Надо бы их вооружить и направить на сторонников Разрушителя, пока они ещё не захватили оружие Храмов. Только крикунов не убивайте, они понадобятся для допросов.

- Я могу сказать служителям Храмов, что Вы здесь, Ваше Величество?

- Скажите обязательно, Бушир, и ещё скажите, что война, объявленная раттанарским королём - война против Разрушителя и в защиту Храмов. Вы ездите верхом?

- Более-менее, Ваше Величество.

- А мечом владеете?

- Примерно так же, как езжу.

- Ничего, справитесь. Даман, вооружите служителя Бушира и дайте ему коня. Не забудьте выделить сотню дворцовых стражей для безопасности служителя. Вы, Бушир, с помощью фанатиков, наведёте на улицах порядок быстрее городской стражи. Главное - не потеряйте над ними контроль. Самым кровожадным объясните, что на Скирону движется армия Разрушителя. Пусть будут готовы выступить по моему зову.

- Знаете, Ваше Величество, фанатиков боимся даже мы, служители. Давать им оружие опасно: никогда не знаешь, как они его используют...

- Они его используют на поле боя против армии Разрушителя. Уверяю вас, что фанатизм в этой битве будет совсем не лишним. Но осмотрительность, конечно же, нужна. Советую вам кольчугу надевать поверх сутаны - так вы больше будете похожи на божьего воина. Лейтенант, вы можете выделить служителю Буширу одного-двух толковых сержантов для наведения военного лоска на наших религиозных союзников? И дисциплина чтобы у них была не хуже, чем у стражей. Охраняющая вас сотня, Бушир, им в этом поможет. Вас что-нибудь смущает, Бушир?

- Заниматься такими делами, Ваше Величество, мне не хотелось бы без разрешения Верховного служителя. У нас, в Храме Разящего, тоже, знаете ли, дисциплина.

- Вы не сможете связаться с ним в ближайшее время. В каком королевстве у него резиденция?

'- Я скажу, сир! Я скажу! Ну, можно, я скажу? Я знаю, сир!'

- В Ясундаре, Ваше Величество.

'- Ну вот, так всегда! А я знала, правильно знала! Снова Вы меня обижаете, сир!'

- Кто из вас знает, господа, через горы тропа в Ясундар существует или нет?

- Контрабандисты пробираются, Ваше Величество, - Астар стал разворачивать карту королевства. - Но только - летом. Зимой контрабандисты не ходят: снег сразу выдаст их тропы. А, может, зимой они и непроходимы.

- Кружным путём, через Аквиннар, Тордосан и Феззаран, и долго, и шансов пробраться, почти, нет. Если мы найдём возможность послать вестника через горы, вы, Бушир, будете предупреждены, и сможете запросить мнение Верховного. Но времени на эту переписку у вас всё равно не хватает: послезавтра нам в бой. Так что, берите ответственность на себя. Если вас за самоуправство лишат сана, я вас не оставлю - толковому человеку дело всегда найдётся. Кстати, может получиться и так, что Верховных служителей в ближайшее время останется не больше, чем королей, и вам не у кого будет спрашивать разрешения. Ну что, берётесь?

- Да, Ваше Величество. Было бы хорошо иметь Ваше обращение к служителям...

- Это невозможно, Бушир, мы не в Раттанаре. У вас здесь больше свободы действий, чем у меня: религиозные вопросы решаются без вмешательства светских властей. Даман, помогите служителю собраться. Желаю удачи, Бушир, - Василий пожал служителю руку.

'- Какой демократизм, сир. Вы уже подружились с конём и священником. Предложите свою дружбу Разрушителю - и все проблемы отпадут...'

'- На обиженных воду возят, Капа. Вроде бы женщина в возрасте, а ведёшь себя, как первоклассница'.

'- Товарищи, слышали, он меня старухой назвал! Говорить женщине о её возрасте может только невоспитанный хам...'

'- Не зарывайся, Капа. Шутка хороша, когда она в меру. Теперь помолчи!'

- Баронский Совет будет возмущен действиями Бушира, - Готам задумчиво жевал ус, - Они обвинят вас в подстрекательстве...

- Барон, я не несу ответственности за действия служителей Храмов: Храмы королям не подчиняются. А советы я могу давать любому, кто их у меня спрашивает, и вашим баронам нет до этого никакого дела. Действия Бушира помогут восстановить нормальную жизнь Скироны, раз бароны этим не хотят заниматься.

- Бушир будет ссылаться на Вас и нарушит тайну Вашего пребывания во дворце.

- Астар, после нашего посещения Баронского Совета это не будет тайной даже для наших врагов.

- Вы думаете, что в Совете есть агенты Разрушителя?

- Посмотрим, но это - единственное объяснение тому, что людей, в полный голос признающихся на площадях в своей причастности к убийству королей, городские стражи не трогают.

- Когда Вы хотите идти в Совет, Ваше Величество?

- Даман освободится - и пойдём. Сэр Эрин, где мои земные вещи?

- У ребят в казарме, сир. Если нужны, я схожу.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Баронский Совет заседал недалеко от королевского дворца - только площадь перейти. Любопытные бароны могли наблюдать за дворцовой жизнью, просто заняв места возле окон зала Совета, что многие из них и делали.

Места у окон стали причиной не одной сотни поединков, и не один барон лишился жизни из-за нездорового любопытства. Что самое обидное, из окон Совета не удавалось заглянуть в королевские апартаменты: стеснительные короли Скиронара всегда занимали комнаты на внутренней стороне здания.

Восемь рядов кресел (по пятнадцати в ряд) располагались в зале уступами. За последним из них, на высокой трибуне, приготовили места для зрителей, но их никогда не допускали на заседания Совета. Вход на трибуну был отдельный и, само собой, обязательно поддерживался в запертом состоянии.

Дверь в сам зал находилась между рядами и возвышением, на котором стоял трон.

У подножия трона, как и он, развёрнутые навстречу залу, располагались пять кресел - места баронов-советников.

Трон и места советников пустовали: все советники уехали с королём Шиллуком в Аквиннар, и никто из собравшихся в зале ещё не осмелился предъявить претензии ни на одно из этих мест.

Шум в зале стоял ужасный. 'Словно на псарне, - подумал Василий, хотя собак никогда не держал, - Надо же, как сцепились!'

Перед дверью в зал задержались, ожидая, когда сломают двери гостевой трибуны и возьмут с неё под прицел баронов. Гвалт совещающихся баронов прекратился только после разбойничьего свиста, которым Даман сигналил, что на месте.

Вслед за Готамом в зал вбежали стражи, вооружённые луками, и мечники. Готам прошёл к возвышению и повернулся к притихшим баронам:

- Это, господа, не переворот. Это, всего лишь, мера предосторожности. Уверяю, что никому из вас ничего не угрожает, если вы будете спокойно сидеть на местах и внимательно слушать то, что вам расскажут. Зачем нужны такие строгости, вам станет понятно немного позже. Прошу Вас, Ваше Величество.

Василий, сопровождаемый Бальсаром и Эрином, тоже прошёл к возвышению и сел в одно из пяти кресел, стоящих внизу:

- Рад видеть вас, господа бароны. Думаю, что вы не станете возражать, если я посижу здесь. Королю как-то неудобно беседовать с вами, стоя, - Василий проявил Корону, - Я, Василий Раттанарский, король по выбору Короны, пришёл к вам за помощью...

Один из баронов покосился на лучников и прокричал, стараясь не делать резких движений:

- Это обман, самозванство. Раттанарский король никак не может быть в Скироне. Никогда не думал, Готам, что вы способны на подлог.

- Почему вы уверены, что раттанарского короля не может быть в Скироне, Фальк?

- Потому что Фирсофф убит на аквиннарской границе, в 'Голове лося'! Многие из вас знают этот постоялый двор. До 'Головы лося' от Скироны три дня пути. Не успел бы новый раттанарский король так быстро добраться до столицы. Это самозванец, лжец, похожий на монетный портрет!

- Откуда вам известно место гибели Фирсоффа, если вы не замешаны в его убийстве? Вестник тоже не успел бы так быстро добраться сюда. Взять его - он изменник!

Сидящий рядом с Фальком барон обернулся к нему:

- Идиот, проболтался!

- Барона Кадма тоже взять.

Оба вскочили, вытягивая мечи навстречу пробирающимся к ним мечникам. На трибуне защёлкали тетивы луков, утыкав спины заговорщиков булавками стрел.

- Живыми надо было брать! Эх! - Василий, в досаде, приподнялся и, огорчённо махнув рукой, снова сел. Его предположения подтверждались: Маски обладали средствами связи, радио или какой-то там ещё, и это обрадовать не могло, - Готам, пусть их обыщут. Только осторожно.

- Что искать, Ваше Величество?

- Что-то, чего вы не сможете опознать, как изделие вашего мира. Потом дайте осмотреть тела лекарям. Может быть, они найдут что-то важное. И дома их, дома обыщите. Немедленно.

Василий оглядел зал - баронов было человек шестьдесят, не больше. Остальные, видимо, находились в поместьях.

'- С первой кровью Вас, сир!'

'- А, что б тебя...'

'- Ну, что - меня? Что - меня?'

'- Да всё тоже, стеклянная зануда!'

- Может быть, нам объяснят, что происходит? - спросил барон в первом ряду, наблюдая, как выносят убитых.

- Для того я и пришёл, - Василий снова начал свою повесть о злоключениях раттанарской делегации на Совет Королей, похождениях Бальсара, Эрина и его самого.

По рукам баронов пошли все принесенные королём земные вещи, как доказательство иномирского происхождения раттанарского правителя. Такое ответственное дело не могло обойтись без участия Капы:

'- Вам следовало, сир, для местных аборигенов привезти побольше стеклянных бус. Маленькие зеркальца - тоже неплохо. Я вот ещё что думаю, сир: Вам не следовало бельё оставлять на себе. В этом ворохе вещей Вашим трусам и майке - самое место'.

Споры, в которых рождается истина, очень редки. Чаще в них рождается драка. Препирательство же с женщиной, особенно бестелесной, ничего кроме глупости, породить не в состоянии. При этом в дураках оказывается, почему-то, совсем не женщина.

Король не стал отвечать на дерзости. Он жестом подозвал Бальсара и зашептал ему на ухо:

- Бальсар, прошу вас помочь при осмотре тел. Вы, как маг, скорее обнаружите нечто инородное. Лекарей предупредите, пусть особое внимание уделят осмотру головы. Вы понимаете, что будете искать?

- Устройство для связи?

Король кивнул:

- Да.

Вещи Василия постепенно снова собрались в узле у Эрина. Он придирчиво пересмотрел, всё ли в наличии.

- Сир, не хватает нескольких монет...

- Пусть. Лишний раз убедятся, что отчеканены они не в Соргоне. Готам, солдат, видимо, лучше отправить, чтобы бароны не нервничали. Сами садитесь среди них, - и громко обратился к баронам:

- Господа, теперь мы можем поговорить спокойно. Кто-то желает высказаться или продолжать мне?

Заговорил тот же барон из первого ряда:

- Я допускаю, Ваше Величество, что Вы, действительно, раттанарский король. Но вся эта история похожа на страшную сказку, в неё верится с трудом...

- Я могу поинтересоваться вашим именем?

- Барон Крейн, Ваше Величество.

- Между рассказанной мною историей и страшной сказкой очень большая разница, барон Крейн. От сказки можно спрятаться под одеялом, а от моей истории - нет. Дополнительные доказательства идут сюда, и вы все сможете увидеть их с городской стены, если не пожелаете поддержать меня лично. Но ваша помощь всё равно необходима. У меня нет войск, чтобы отстоять Скирону. Я не смогу без вашей помощи вывезти в Раттанар тела короля Фирсоффа и его людей.

Раздался голос из заднего ряда:

- Я - барон Пондо. Зачем Вам, Ваше Величество, давать сражение? Дорога на Раттанар открыта - Вы можете ехать. Со своими проблемами мы и сами как-нибудь разберёмся.

- Как я уже сказал, я не покину территорию Скиронара без тел погибших раттанарцев. Достойное погребение павших - мой долг, как короля. Хочу напомнить, что они погибли на землях вашего королевства, и вы несёте ответственность за их гибель. Отказ помочь мне получить тела убитых не делает вам чести, господа.

- В этом мы не отказываем Вам, Ваше Величество. Тела - одно дело, сражение - другое.

- Ошибаетесь, барон Пондо. Без боя к 'Голове лося' не добраться. Да и не дадут мне покинуть Скиронар с этой штуковиной на голове, - Василий мигнул Короной, - Неудачу с раттанарской Короной Маски постараются исправить. Ваше бездействие, господа, уже привело к тому, что по Скироне ходят убийцы и хвастаются убийством королей. Если, по вашей вине, эта, последняя из Хрустальных Корон, достанется Маскам, вашу запятнанную репутацию и за века не очистить. Слова 'скиронарский барон' станут самым страшным ругательством среди выживших жителей Соргона.

- Какой помощи Вы ждёте от нас, Ваше Величество? - в разговор снова вступил Крейн, - Мы готовы обсудить Ваши пожелания.

- Пожелания мои скромны: назначение барона Готама на пост военного министра с тем, чтобы он, совместно с вами решил, какие войска могут присоединиться ко мне как союзные, и ваше разрешение выступить на моей стороне всем желающим жителям Скироны.

- Почему именно барона Готама?

- Он самый опытный воин среди вас. Независимо от того, дадите ли вы мне солдат, и состоится ли битва, вам не помешает иметь под рукой толкового военачальника. Из жителей же ко мне присоединятся только те, кто не желает прихода Разрушителя. Они пойдут не столько за меня, сколько в защиту своих богов, объявленных Разрушителем ложными. Как видите, я не прошу многого.

- Я - барон Кайкос, Ваше Величество. Может ли кто-либо из баронов присоединиться к Вам?

- Я буду рад любому, кто послезавтра станет рядом со мной на поле боя, барон. Вы же тоже житель Скироны, не так ли?

- Тогда я голосую 'за' по обоим предложениям Вашего Величества.

- Благодарю вас, барон Кайкос. Не буду мешать вашему обсуждению, господа. О вашем решении известите меня во дворце. Надеюсь, что министр Астар приютит бездомного короля. Сэр Эрин, проводите меня.

- Сир, Вы должны взглянуть на это, - у дверей зала Василия встретил Бальсар с белым, как мел, лицом, - Жуткое зрелище, и я не могу его объяснить...

В небольшой комнатке, напротив зала, на сдвинутых столах лежали тела Фалька и Кадма. Распоротая по швам одежда и горка разных мелочей из карманов убитых были сложены на третьем столе.

Двое стражей, производивших обыск, выглядели не лучше мага. Приход короля не произвёл никакого впечатления на полуобморочных солдат.

- Подойдите, сир, - Маг остановился у изголовья трупа, - Смотрите, - он приподнял закрытое веко - глаза не было. Глазную впадину заполняла гнойного цвета жижа, и от этого труп выглядел, действительно, жутко, - Это ещё не всё, - маг перешёл к другому телу, - Мы попытались определить, что это такое, и наклонили голову вот этого над пустым ведром. Смотрите, сир, - Бальсар развернул голову к свету.

Василий вздрогнул - голова была пуста! Через глазные, не впадины - дыры, просматривалась затылочная кость черепа. Мозг вытек! Весь!

- Мозг в ведре?

- Да, если эта жижа - мозг.

- Переверните второго.

Эрин положил на пол узел с вещами Василия и поспешил на помощь магу. Король посмотрел, как содержимое головы перетекло в то же ведро. И эта голова опустела полностью.

- Лекари были?

- Нет, сир.

- Лекари больше не нужны. О том, что видели, пока никому ни слова. Вы меня слышали? - Василий обернулся к солдатам.

Те молча кивнули, не в силах ответить словами.

- Сэр Эрин, пригласите сюда Готама и Крейна. Только аккуратно, чтобы остальные за ними не увязались.

- Сир, это то, что Вы искали?

- Это было тем, что я искал. Среди вещей - ничего?

- Ничего, сир.

- Что за срочность? - вошли Крейн и Готам, - Это Вы вызывали, Ваше Величество?

Василий показал солдатам на дверь, потом обернулся к Крейну:

- Посмотрите на головы этих двоих, барон. Это ещё одно доказательство моей правоты. Разрушитель поместил в их головы какое-то устройство для связи и контроля. Оно самоуничтожилось после смерти агентов. Я думаю, что в голове у каждого задержанного на улицах проповедника мы найдём то же самое. Эти тела нельзя показывать другим, барон. Начнут по каждому подозрению ковыряться в чужих головах - столько народа изведут...

- Я обязательно взгляну на проповедников. Если увижу подобное, то поддержу Вас во всём, Ваше Величество. Богу не нужно прятать следы своего вмешательства. Значит, Разрушитель - не бог. И не имеет значения - иномирец он или нет. С такими знаниями он лишит нас не только свободы физической, но и свободы духовной.

- Почему Вы думаете, что это сам Разрушитель сделал, сир?

- Вы же видели лысых, Бальсар! Ни звука, ни одного самостоятельного действия. Они, как стая крыс, только управляемых издалека. С баронами всё иначе: говорили, думали, действовали независимо друг от друга. Другой уровень контроля. Нет, у них не может быть тот же начальник, что и у лысых. Если и не Разрушитель, то, всё же, более высокое по иерархии лицо, более важная фигура (у них, ведь, нет лиц), чем командир лысых. Что же делать с телами?

- Лучше всего - сжечь, сир. От этой комнаты есть ключ? - Эрин обращался к Крейну, - Дайте его мне - я вывезу тела и сожгу в плавильне Гномьей Слободы. Мне кузнецы не откажут.

'- У Вас, сир, теперь в друзьях лошадь, священник и вожак местного баронства Крейн. Почему Вы молчите, сир?'

Но беседовать с Капой Василий не стал. Сделал вид, что не слышит.

Внутренности дворца напоминали Василию двухкомнатную хрущёвку, в которой он вырос - почти все комнаты были проходные. Такой себе коридор из комнат. И если в хрущёвке жили близкие Василию люди, и взаимная открытость не очень раздражала, то здесь изобилие посторонних, из числа придворных и охраны, просто приводило его в ужас: вся жизнь на виду у чужих людей.

Видна каждая твоя слабость, каждый твой промах становится всеобщим достоянием, а главное - сам ты доступен любому из окружающих почти в любой момент времени.

Бесконечные анфилады комнат были очень удобны для передвижения больших масс восставших, а попадающиеся то там, то тут альковы, ниши и тупички - для тайных встреч заговорщиков. Дворец, словно специально, строился для удобства дворцовых переворотов. И удивляло не то, что они почти всегда бывают успешны, а то, что не происходят каждый день.

'По этим коридорам пробежаться бы во главе вооружённой трёхлинейками, с длинными жалами штыков, толпы, открыть какую-нибудь двухстворчатую дверь и сказать спокойным голосом...'

'- ...которые тут Временные? А ну - слазь! Кончилось ваше время!', - радостно подхватила Капа, но король снова не отреагировал.

- Астар, я - человек другого мира и другого времени. Дворец, конечно, великолепен, но все эти покои для меня не годятся. Самая большая квартира, в которой мне приходилось бывать, состояла из четырёх комнат, и комнатой в ней считалась каморка, с трудом вмещающая двух, рядом стоящих, человек. Если удавалось запихать в неё четырёх, то называли уже залом. Здесь же помещение чуть меньше футбольного поля (жаль, вы не знаете, что это такое) из-за своей тесноты годится только в качестве шкафа. И кругом придворные, солдаты, опять придворные... Я не хочу чувствовать себя, как рыбка в аквариуме, за которой, затаив дыхание, наблюдает весь Соргон! В этом дворце есть что-нибудь не столь грандиозное? Меньшее, чем этаж, крыло или покои из сорока комнат? Я с уважением отношусь к свалившемуся на меня титулу, но, честное слово, мне для жизни хватит пары комнат: спальни и кабинета. И никаких слуг при одевании и раздевании - справлюсь сам. Я же не ваш король, Астар, поэтому отнеситесь ко мне просто, как к капризному гостю, и предоставьте мне то, что я прошу. Или я перееду к родне сэра Эрина, в Гномью Слободу. Что скажите, Астар? Да, и где-нибудь поближе к выходу, чтобы меня не искали ни вестники, ни подданные.

После долгих препирательств с упоминанием этикета, королевского достоинства и традиций, даже употребив в качестве аргумента любимое бюрократами 'не положено', чем вызвал у Василия приступ дикого хохота, Астар, наконец, уступил.

В Старом дворце, оставшемся фасадом дворцового комплекса и выходящим окнами на Дворцовую площадь, на втором этаже, справа от лестницы, обнаружились четыре пустые комнаты, в которых быстро оборудовали спальню, кабинет, трапезную и прихожую (она же приёмная), и где сразу же, гремя железом, расположились десять раттанарских солдат, выделенных Брашером для охраны короля.

Сэр Эрин и Бальсар облюбовали для ночлега кабинет, не спрашивая на то ничьего разрешения. Эрин добился, чтобы охрану на лестничной площадке и у дверей вестибюля несли его гномы, число которых как-то незаметно увеличилось до сорока.

Василию захотелось испытать на мягкость тот аэродром, который по ошибке или недосмотру Астара, установили под балдахином в его спальне, но, вспомнив, как долго надо снимать железо, потом так же долго его надевать, а день едва начался, а дел - невпроворот, уселся в трапезной, где тут же стали накрывать стол. Есть совершенно не хотелось: при виде еды короля замутило и он, чуть было, не похвастался перед дворцовыми слугами всем ранее съеденным, что в Чернигове - перед выходом, что у Трома в гостях, что в кабинете Астара.

Плеснув в кубок из ближайшего кувшина, Василий вышел в свой кабинет.

- А, сэр Эрин, вы уже здесь? Сожгли?

- Без проблем, сир.

- Вы вот что, господа, для ночлега готовьте себе трапезную, а кабинет мне нужен для работы. Хотите есть? Там накрывают, - Василий уселся в глубокое кресло и хлебнул из кубка: вино оказалось столовым и холодным - до ломоты в зубах.

- Мне тоже захотелось винца, - Эрин направился в трапезную.

- И на мою долю захвати, только без закуски, - Бальсар мучительно сглотнул, будто пропихивал в глотку ежа размером с биллиардный шар.

Гном понимающе ухмыльнулся, но закуски и себе не взял, хотя на столе деликатесов было...

О деликатесах король старался не думать, но не мог не удивляться той лёгкости, с которой пережил и вид первой насильственной смерти, и её жуткие последствия. Не было и чувства вины за так легко отнятые жизни.

Странно, что бароны столь просто отнеслись к смерти своих... своих... своих... - Василий никак не мог найти подходящего определения. Друзей, товарищей, соратников?

'- Одноклассников, - подсказала Капа, - Товарищей по классу баронов или, если хотите, сир, по дворянскому классу'.

Василий продолжал не слышать приятный уху бархатный женский голос. Может, соперников? Да, соперников. Похоже, обоих погибших недолюбливали и побаивались. Надо уточнить у Крейна.

- Что будем делать дальше, сир?

- Дождёмся Готама и Крейна, и поедем осматривать поле боя. Письма бы в Раттанар написать, да боюсь - перехватят: большой охраны вестнику дать не можем, а с обычными десятью ему не добраться.

- Долго что-то совещаются бароны!

- Они не совещаются - Крейн сейчас проверяет увиденное. А без него решения не примут. Думаю, облава на разрушителей, теперь, в полном разгаре, их ловят и Бушир с храмовыми, и городские стражи, и дружинники баронов. Бальсар...

- А Крейн не из этих?

- Нет. Бальсар, вы знаете в Скироне надёжного мага-лекаря? И чтобы мастером был?

- Не знаю, сир. Знакомые есть, а надёжны ли, как определишь? Был бы Баямо жив - вот он настоящий мастер был. И свой, раттанарский...

- Сир, - не унимался Эрин, - а как мы будем отличать разрушителей от остальных? Вдруг, Крейн всё-таки из них? Слишком быстро он решил стать нашим союзником. Подумаешь: 'Я убедюсь... убеждусь... в общем, проверю и поддержу Вас, Ваше Величество!' Не верю я ему. Какое право он имеет проверять короля? Он что, не знает, что короли не лгут?

'- Чего там проверять: отрубил голову и посмотрел, наш или нет!'

- Крейн, сэр Эрин, держит у себя ключи от помещений Баронского Совета. Значит, он - лицо в Совете влиятельное. Он - не советник короля. Значит, влиятелен настолько, что не нуждается в опоре на королевскую власть. После убийства разрушителей он заговорил первым. Если бы он был одним из них - молчал бы, увидев, как легко выдали себя те двое. Я, скорее, заподозрил бы Кайкоса. Но проверить это невозможно, не погубив барона. В бою будет виднее: разрушитель не станет биться с лысыми или их союзниками - даже не знаю, как назвать тех, кто придёт с ними...

- Вы не заняты, Ваше Величество?

- А, Брашер! Заходите, барон. Есть что-то новое?

- Я ездил с Даманом осматривать дома этих двух. Ничего необычного, разве что дома пусты. Особняки, то есть. Несколько слуг и ни одного дружинника. Родственников тоже не застали. Дружинники куда-то уехали три дня назад, а те немногие вассалы, что остались в Скироне, разбежались перед самым обыском. Кто-то предупредил.

- А лейтенант где?

- С Готамом и Крейном беседует, Ваше Величество. Да, вон, их в окно видно.

- Вы хорошо знаете Крейна, барон?

- Это самая хитрая лиса в Скиронаре, Ваше Величество. Он...

- Говорите мне 'сир' вместо 'Ваше Величество'. Так что - он?

- Он - вожак в Баронском Совете, и все пять королевских советников или его друзья, или зависящие от него люди (должники, связанные словом или просто боящиеся его бароны). Он так ловко обставляет видимую сторону отношений, что нельзя с уверенностью сказать: расположен ли человек к барону Крейну от души, или по принуждению. Последние полгода его позиции в Совете несколько ослабли. Бароны Фальк, Кадм и ещё несколько имён - я не помню точно, потому не назову - противились каждому его действию, и небезуспешно...

- Входите, министр. Лейтенант с вами? Скажите, Астар, вы не знаете, кто ещё входил в оппозицию Крейну, кроме Фалька и Кадма?

- Я могу назвать имён с десяток, но их было больше. Я припомню и запишу для Вас, Ваше Величество.

- Вы лучше пошлите по этому списку кого-нибудь из слуг: осторожно разузнать, не покидали ли город дружины этих баронов три дня назад? Или в близкое к этому сроку время? И через какие ворота они выехали? Не забудьте слуг переодеть, а то попрутся в ливреях, и вся разведка полетит к чёрту!

- Простите, куда, Ваше Величество?

- Неважно, Астар. Не получится, я имею в виду. Вы не успели снабдить меня картами королевств. Пожалуйста, министр, это срочно. И ещё: прикажите в трапезной поставить кровати для Бальсара и сэра Эрина. Питаться мы сможем и в кабинете, а эти господа мне нужны под рукой всё время.

- Сир, а зачем баронским дружинам отправляться следом за королём Фирсоффом? - Эрин пытался разобраться, - Эту, как её, 'Голову лося' атаковали не баронские дружины, а лысые.

- Кто-то из дружинников был там - вы же с ними сражались. Но баронские дружины нужны были, чтобы не дать Фирсоффу вернуться в Скирону, если он решит повернуть, не дойдя до ловушки. Получается, что лысые размещались где-то в том районе, и напали на раттанарцев по дороге к столице. Брашер, вы не знаете, где находятся поместья Фальков и Кадмов?

- Нет, сир, не знаю.

- Что ж, подождём Астара. Где же пропал Даман? На площади никого...

- Я здесь, Ваше Величество. Отправлял вестника в поместье барона Готама: барон вызвал свою дружину и всех вассалов, способных носить оружие. Им приказано завтра к вечеру быть здесь. Потом пришлось выслать две сотни стражей на помощь Буширу: началось сражение за Храм Лешего. Их повёл сам Готам.

- Лейтенант - коротко - что случилось?

- Бушир скрутил троих проповедников на площади перед Храмом Лешего. Тут подъехали Готам и Крейн. Вместе с Буширом они допросили задержанных. Я не понял, в чём тут дело, но все трое умерли после первых же вопросов, хотя пыток к ним не применяли. Готам и Крейн сразу же ускакали в Баронский Совет - я встретил их здесь, на площади. Крейн выслушал меня и ушёл к баронам, а мы с Готамом снаряжали вестника: подбирали гражданскую одежду, выбирали ему спутников и тому подобное. От Бушира прибыл мой стражник с донесением - после отъезда Готама и Крейна, как тараканы из щелей, к Храму Лешего набежал какой-то сброд и кинулся на приступ Храма. Толпа собралась до тысячи человек, хорошо, что оружие гражданское: дуэльные мечи, декоративные кольчуги. Воинов среди них мало, а то нашим бы - несдобровать.

- Сколько стражей осталось в казармах?

- Около восьми сотен. Да двести человек на постах, Ваше Величество.

- С постов никого не снимайте, остальным - по коням! Распределите их по Храмам: к каждому - охрану.

- Сир, мы не ездим верхом, - Эрин чуть не плакал, что драка обойдётся без участия гномов. Он с такой мольбой глядел на короля, что Василий едва не рассмеялся.

- Какой Храм ближе всего, лейтенант?

- Храм Матушки - десять минут ходьбы, Ваше Величество.

- Мы добежим за пять. Вы ещё будете седлать, а мы уже доберёмся до места, - Эрин ринулся собирать гномов.

- Брашер, тот десяток, что дежурит в приёмной, оставьте для охраны вестибюля и лестницы - вместо гномов. Дверь из коридора в трапезную заприте. Остальных - на коней! И мне - коня!

- Сир, а что скажут Крейн и другие бароны?

- А пошли они все в.., - Василий назвал место, в котором вряд ли смогли поместиться все, им туда посланные. Не обращая внимания на удивлённые взгляды, поправил пояс с мечом и кинжалами и забросил за спину круглый гномий щит.

- Ваше Величество, а шлем? - робко напомнил Даман.

- Без шлема. Вы ещё здесь?!

Даман и Брашер кинулись к выходу. Следом побежал забытый всеми Бальсар, громко крича:

- И мне коня! Мне коня - тоже!

Василий на лестничной площадке столкнулся с Астаром, тащившим в кабинет ворох плохо сложенных карт.

- Астар, на всякий случай вооружите всех слуг, если есть чем. До нашего возвращения дворец придётся оборонять вам.

- А Вы куда, Ваше Величество?

- Город брать, - и рассмеялся.

'- Напольён! Право слово - Напольён!', - снова не удержалась Капа, с тем же, впрочем, успехом: король не реагировал.

С дворцового крыльца Василий успел заметить хвост скрывающейся за углом цепочки быстро бегущих гномов.

Король немного потоптался у дверей и стал неспеша спускаться по ступеням. Через площадь ему были видны окна Баронского Совета, в которых мелькали беспокойные силуэты.

'Бурное обсуждение, - подумал он, - Как студенты на перемене'.

Так вот что ему напомнил зал Совета - студенческую аудиторию! Король ухмыльнулся: память всё время цеплялась за прошлое, и от этого мир Соргона никак не становился реальностью. Поэтому и увиденная смерть мало впечатлила - не возникало чувство её подлинности.

Ступив ногой в сугроб, Василий полюбовался оттиском подошвы: след был гладким, лишь ямки от гвоздей придали ему некоторую рельефность. Топот множества лошадиных копыт оторвал короля от подсчёта этих ямок - дела, вполне государственного: король должен всё знать о своём королевстве.

- Ваш конь, сир, - Брашер вёл на поводу крупного гнедого жеребца под золочёным седлом, - К какому Храму едем?

- К Матушке, на выручку Эрину, - Василий понаблюдал, как стражи, сотня за сотней, разъезжаются с Дворцовой площади, и легко, самому на удивление, вскочил в седло, - Вперёд, господа!

Из здания Совета высыпали перепуганные бароны, но никуда не успели и ничего не узнали. Крейн долго размахивал руками, прежде чем догадался обратиться за разъяснениями к Астару. После чего и сам ускакал куда-то.

Василий держался рядом с Брашером - дороги он не знал - и, засветив Корону, старался придать себе величественный вид. С этим ничего не получалось, и, перестав пыжится, король поудобнее устроился в седле.

Толпа перед Храмом Матушки бесновалась, орала, но смелости на последний рывок ей, всё ещё, не хватало.

Сдерживало толпу поверье, что мужчина, обидевший жрицу Матушки, лишится мужской силы, и никто не решался первым шагнуть к дверям Храма, в которых стояла фигура в белой сутане.

Напряжение над толпой нарастало, и, брошенный робкой рукой, в жрицу полетел первый камень. Страх отнял у бросавшего силу, и камень, ударившись о плиту тротуара, лениво подкатился к ногам жрицы.

Следом упало ещё несколько камней, таких же робких и немощных. Потом раздалось:

- А ну, дай - я!

Тяжёлый булыжник со свистом метнулся в голову женщины, но и он цели не достиг. Ловко отражённый подставленным щитом, камень полетел обратно и сбил с ног кого-то в толпе.

Перед дверями Храма выстраивались в два ряда набегавшие сбоку гномы. Эрин, закрывший жрицу щитом, расставил своих бойцов и обернулся к ней:

- Госпожа, прошу вас, уйдите. Честное слово, вам здесь не место!

Он опустил забрало и последние его слова прозвучали глухо:

- Уйдите же, наконец!

- Кто вы? - спросила она, - Откуда?

- Приказ Его Величества Василия Раттанарского, - прогудел под забралом гном, вежливо заталкивая женщину в двери Храма.

Толпа, потерявшая из виду источник то ли истинной, то ли мнимой опасности, рванулась вперёд, В гномов градом полетели камни, палки, ножи. Засверкали мечи, топоры. Блеснули острия копий.

В задних рядах толпы деловито ломали мостовую, и, вывороченные ломами гранитные голыши тут же летели в нежданных защитников Храма.

От камней было труднее всего защититься, и иногда, сбитый камнем, гном падал, и вперёд шагал Эрин, вращая своим страшным топором, не давая добить, затоптать упавшего. И два гнома второго ряда, прикрытые Эрином, подхватывали пострадавшего товарища, и тащили его к дверям Храма, за которыми раненого принимали нежные руки жриц.

Тела убитых широкой дугой лежали у ног гномов в несколько слоев и сильно мешали нападавшим.

- Отойдите назад: мы их камнями добьём, - скомандовал кто-то в толпе, и толпа отшатнулась от храмовых дверей.

В этот момент из переулка выметнулись всадники Василия.

Король выхватил из ножен меч и толкнул каблуками сапог своего жеребца, посылая его в атаку. Рот Василия сам растянулся в крике:

- Ур-ра!

Нельзя сказать, чтобы в Соргоне никогда не слышали этого крика. 'Ура!' соргонцы и сами кричали довольно часто: от радости или вместо 'да здравствует!'. Но такое использование крика радости им никогда не приходило в голову. С королём спорить - не приходится, и Васильево 'Ур-ра!' подхватили и Брашер, и скачущие позади раттанарцы и дворцовые стражи.

- Ур-ра! - накатилось на толпу, когда лавина всадников врубилась в гущу мятежного сброда.

Полководческий дебют Василия был не очень удачен: его коню почти сразу вспороли брюхо, и король перешёл в пехоту под саркастическое Капино:

'- Тоже мне - Чапаев нашёлся!'

Корона, как магнитом, манила к себе самых отпетых негодяев, и, может быть, только потому, что был занят фехтованием, король не ответил ей и на этот раз.

Преимущество боевого оружия над дуэльными мечами гражданских лиц, как и преимущество обученных солдат над необученной толпой, сказалось не сразу только из-за большой численной разницы. Но, когда хорошо вооружённые вожаки толпы, были перебиты вокруг Василия - частично им, частично солдатами, толпа стала разбегаться.

Вскоре перед Храмом Матушки не осталось ни одного нападавшего, кроме разбросанных по мостовой и тротуарам мёртвых тел.

- Как Вы вовремя, сир, - подошедший Эрин снял шлем, - Ещё немного - нас бы смяли. До чего же неприятная штука - эти кирпичи.

Василий посмотрел на плешь от выбранного из мостовой камня и согласно кивнул головой. Его сейчас больше занимал вопрос: почему и убийства, совершенные им самим, никак не влияют на его самочувствие?

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Остаток дня прошёл в тех же ратных трудах. Дворцовые стражи носились от Храма к Храму, разгоняя одну толпу за другой. Пророки Разрушителя прекратили свои митинги и где-то попрятались. Пришло время грубой силы, и схватки закипали в самых неожиданных местах.

Улицы и площади Скироны покрывались трупами мародёров, как считал король. Бесспорную связь с Разрушителем удалось установить не более, чем в тридцати случаях. Всё тем же способом - проверкой на разжижение мозга. Остальные сотни убитых имели вполне нормальный для мёртвых вид: неудачливых грабителей, схвативших слишком большой кусок. Привлечённые в город обещанием баснословной поживы на ограблении Храмов, эти труженики большой дороги никак не могли быть сторонниками Разрушителя. Но грабёж на дорогах и бои с солдатами - это совершенно разные вещи. Самые умные из этой армии бандитов бежали из города через открытые настежь городские ворота, и городская стража не препятствовала им. Городская стража и в городе ни во что не вмешивалась, и ближе к вечеру её патрули перестали появляться на улицах.

Самые жадные из бандитов продолжали надеяться на успех, только источник обогащения, возможного обогащения, у них переменился. Главной целью стал король Василий, и где бы он не появлялся, центр схватки перемещался к Хрустальной Короне, которую король никак не соглашался убрать:

- Пусть все видят, что король жив, что он здесь, что он борется.

Результатом этой наглядной агитации 'за монархию' стала гибель ещё трёх лошадей под Василием и кровавая ссадина на лбу Его Величества - какой-то камень не сумел увернуться от королевской головы.

Когда стало ясно, что война в Скироне приобрела слишком уж личный характер, и что за жизнь Василия, как показал на допросе один из мародёров, обещано два мешка бриллиантов, уставший от бессмысленной бойни король согласился покинуть поле боя и вернуться во дворец.

Война сразу же кончилась - штурмовать дворец дураков не нашлось, а, может, и агенты у Разрушителя кончились. Кто знает?

Барон Готам, получивший от разгневанных и перепуганных баронов пост военного министра, объехал казармы городской стражи, где, умертвив трёх капитанов простым вопросом: 'Как вы связываетесь с Разрушителем?' и, выгнав с позором остальных трёх, добился от городских стражей повиновения, и выслал их на улицы - убирать трупы и патрулировать.

Стали подсчитывать потери.

Дворцовые стражи потеряли шестьдесят человек убитыми и около двухсот ранеными. Раттанарцев погибла почти половина - двадцать человек. Призванные долгом охранять своего короля, они вместе с ним попадали под прицел любителей бриллиантов, и те, кто не погиб, оказались серьёзно изранены.

Легче всех отделались гномы: у них убитых не было. Три тяжёлых перелома, восемь сотрясений мозга и ещё пятнадцать ушибов различной тяжести. Впрочем, Эрина это не радовало. Для его небольшого войска бой под Храмом Матушки оказался единственным в течение дня, так как никто у Храма Матушки гномов не сменял до самого ужина, а оставить женщин без защиты благороднейший и единственный в Соргоне рыцарь не решился.

Потери среди горожан, вставших на защиту Храмов, равно как и среди храмовых служителей, подсчитывать не стали, поскольку не было заранее установлено, сколько их должно было быть изначально. Сколько осталось в живых - тоже неизвестно, так как многие разошлись по домам по окончании битвы, и процентное отношение погибших было не к чему высчитывать.

Мародёров же набили более полутора тысяч и, судя по тому, что разбежалось намного больше, спокойной жизни в Скироне не следовало ожидать долгое время: так или иначе, но бандиты постараются не оставаться без добычи.

Король, узнав о потерях среди своих, впал в меланхолию. Уединившись в кабинете, он стал решать моральную проблему: имел ли он право или не имел - посылать на смерть такое количество народа.

Капа, лишённая возможности отделиться от мыслей Василия никоим образом, изнывала, внимая этому нытью, и можно считать, что за все дерзости и насмешки, выслушанные за день, король ей воздал сторицей.

Из трёх барбудос, ступивших на землю Соргона более десяти часов назад, меньше всех мучался Бальсар: лошадь увязавшегося за королём мага сломала ногу во время атаки у Храма Матушки и перекатилась через всадника. Бальсар потерял сознание, и участия в дальнейших событиях не принимал.

Очнувшийся среди контуженых гномов, маг безропотно отлёживался до вечера - жрицы Матушки сводили с его тела ушибы и вправляли сотрясённый падением мозг. К счастью Бальсара, он отделался только такими травмами.

Во дворец он вернулся вместе с недовольным Эрином и сразу погрузился в атмосферу боевых воспоминаний выживших раттанарцев. Жаль, Василий не слышал, с каким упоением солдаты хвастались своим королём. Перед глазами благодарного слушателя мелькали десятки шрамов (жрицы Матушки побывали здесь раньше мага, и потому открытых ран уже не было) от принятых вместо безрассудного короля ударов. Оказалось, что Василий рвался вперёд с таким задором, что сорок раттанарцев с трудом успевали прикрывать ему спину. Это не значило, что король в бою был безумен: он поразительно хорошо видел всё, что вокруг творилось и перечню эпизодов, когда меч или щит Василия отводил от того или другого роковой удар врага, не было конца.

Потом зашёл спор о боевом кличе. Почему - 'ура'? Чему радуется король, идя в бой? Самому ли сражению, противоборству или тому, что сражается за правое дело, за которое даже смерть - и то в радость?

Спор быстро зашёл в тупик, и чтобы не переводить его в ссору, единодушно было принято мнение, что, как бы там ни было, а боец их король - отменный, редкий, можно сказать, боец.

Эрин сидел в углу с закрытыми глазами и, из зависти, делал вид, что не слушает, при этом, не пропуская ни единого слова. Обижен рыцарь был крепко: если у вас в отряде есть гном, отковавший первоклассный топор, и этот гном - воин, а топор ещё плохо опробован, то не пускать этого гнома в бой первым, в самом крайнем случае - вторым - вот обида почти на всю жизнь, аж до первого серьёзного боя.

Когда Бальсару, в доказательство своей правдивости, солдаты показали круглый Васильев щит, Эрин не выдержал, посмотрел. И расстроился ещё больше: щит можно было назвать круглым только при очень большом воображении. Иссеченный мечами, измятый камнями, щит этот был яркой иллюстрацией к интересно проведенному королём дню, и гном, бросив, украдкой, взгляд на свой, едва поцарапанный, поторопился уйти из казармы.

От бесплодных упражнений в философии короля спас приход баронов.

Сначала в кабинет заглянул солдат, из тех десяти, что не принимали участия в битве, и, глядя на Василия испуганно-восторженными глазами, поинтересовался, не занят ли Его Величество, и, если нет, то не будет ли Его Величеству угодно...

Его Величеству было угодно, и бароны вошли: жизнерадостный Готам, озабоченный Крейн, разгневанный Пондо и настороженный Кайкос. Хитрая лиса Крейн не захватил к королю тех, с кем Василий знаком не был, и тем заслужил первую благодарность коронованной особы.

Оная особа добродушно кивнула вошедшим и пригласила баронов к столу.

- Я понимаю, - говорила особа, пока бароны определялись, где кому сидеть, - Я понимаю, что только нечто невероятное, какое-то из ряда вон выходящее событие могло оторвать таких занятых людей от дела и искать встречи с заезжим королём. Я слушаю вас, господа бароны.

Крейн собрался заговорить, но Василий жестом остановил его и закричал:

- Эй, кто там! Немедленно принесите свежего вина господам баронам - это стоит на столе часа два, и полностью выдохлось!

Пока меняли кувшины с вином, пока баронам наполняли кубки, Василий всё призывал Крейна к молчанию, делая ему соответственные знаки, и под конец добавил:

- Что же вы молчите, барон? Я весь - внимание.

От возмущения Крейн не мог выдавить ни слова, а доведённый до кипения - щеки стали такого красного цвета, что хоть пожарных вызывай - Пондо проговорил-провизжал:

- Это Вам не Раттанар, Ваше Величество! Такое поведение в чужой столице просто немыслимо...

- О, не стоит меня благодарить, - прервал его визг спокойный голос короля, - Я всего лишь сделал вашу работу, господа. Если ещё что понадобится - не стесняйтесь, я всегда к вашим услугам. Пока я не покинул Скирону, вы гарантированы от беспорядков.

- У... у... меня... нет слов..., - у Пондо даже усы встали дыбом.

- Так пойдите, поищите их, барон, - Василий медленно поднялся и, вдруг, заорал во всю мощь своих лёгких:

- Во-о-он, отсюда, скотина!!! - и снова, совершенно спокойным тоном, сказал: - А вы сидите, господа, сидите.

Вбежавшие на крик короля солдаты не успели вытолкать рассердившего его барона - того и след простыл.

Готам, не смущаясь, хохотал, расплёскивая вино из полного кубка, который не сумел донести ко рту.

Крейн, наверное, впервые в жизни, не знал, как себя вести с королевской особой, и тупо уставился в свой бокал, ожидая, когда ситуация прояснится.

Настороженность Кайкоса переросла в опасение, что следующим из этого кабинета будет изгнан он, и барон беспомощно смотрел на Василия, стараясь ничем не разгневать грозного короля.

- Докладывайте, барон Крейн!

Тот не стал испытывать судьбу:

- В городе всё спокойно, Ваше Величество. Городские стражи...

- Барон, говорите о том, чем занимались лично вы. О стражах мне и без вас доложат.

- Простите, Ваше Величество. Коротко - так: Баронский Совет разрешил Вам использовать в битве против Масок жителей Скироны, как союзников, без принесения присяги и заключения взаимных договоров...

- Это уже и без них решилось. Но - всё равно - спасибо и за это. Что-нибудь ещё?

- Многие бароны выразили желание присоединиться к Вашей армии в день битвы.

- Я возьму с собой только барона Кайкоса. Сколько у вас людей, барон?

- Сотня дружинников, как обычно. Если позволите вооружить слуг - будет сто пятьдесят, Ваше Величество.

- Позволяю. Идите, барон, готовьтесь. Вас известят, где и когда вам быть со своими людьми.

- Я ещё хотел доложить, - эти 'хотел доложить' прозвучали у Крейна так убедительно, будто он всю жизнь ни о чём ином и не мечтал, - хотел доложить Вам, Ваше Величество, что все решения Баронского Совета носят временный характер, ибо нет и половины наших баронов. Буквально на днях разъехались по поместьям...

- Я понял - прослышали о переменах в королевстве и выжидают, чем дело кончится. Раз у вас так хорошо расползаются слухи, задолго до событий и - правдивые, помогите достичь ушей отсутствующих в Скироне баронов ещё одному: кто в течение трёх дней после моей победы не принесёт присяги единственной Короне Соргона, рискует попасть в немилость. Вы видели, во что Маски превращают людей, барон. Без неё, - Василий сверкнул хрусталём, - никому не выстоять. Наше спасение - в единстве.

- Почему же Вы отказались от помощи всех, кроме Кайкоса?

- Я не отказался, барон. Кайкос сейчас расскажет, что он единственный, кому доверено обнажить меч вместе с королём. Потом вы объясните им, что сумели убедить несговорчивого монарха использовать баронские дружины, как резерв. Место размещения резерва мы выясним завтра после осмотра поля боя.

- Ваше Величество..., Ваше Величество..., - Крейн не хотел об этом говорить, но понимал, что промолчать - себе во вред, - Я сомневаюсь... Бароны не присягнут, Ваше Величество. Они не захотят стать частью Раттанара...

- Кто говорит, что Раттанар претендует на ваше королевство? В той обстановке, что сложилась в Соргоне, не до завоеваний. Нам бы с Масками справиться. Присяга будет временная, до окончания войны. Она восстановит привычную пирамиду власти и экономику вашего королевства - вашим деньгам будет возвращена прежняя ценность. У вас на руках, у тех, кто не потянулся за Разрушителем, снова будут нормальные монеты, а не пустые кружки.

- Но - как?! Если нашей Короны больше нет?

- Присяга на Знамени распространит действие моей Короны на ваш Денежный Сундук. У вас, как и в Раттанаре, сто двадцать пять баронских семей? Тогда для присяги будет достаточно шестидесяти пяти баронов. Но учтите - отказавшихся от присяги я щадить не буду. На вас, на всех, уже лежит вина за нападение на Храмы. Не за новую власть надо было бороться, а сохранить, что можно, от старой, и не допускать безобразий на улицах. Вторая вина баронов - никто из них не пришёл Храмам на помощь. За каждого, погибшего на защите Храмов, вина тоже лежит на баронах. Я не стану мстить, но не забуду об этом. Пока стерплю. Но терпение моё не безгранично, барон. Его не следует слишком долго испытывать на прочность. Так и объясните баронам. Завтра будьте во дворце к девяти часам - поедем на природу смотреть. У меня - всё, барон, можете идти.

Крейн вежливо поклонился и поспешил выйти из кабинета, ещё более озабоченный, чем пришёл. Он, единственный из скиронских баронов, знал, что Василий говорил правду о своём появлении в Скироне. Не верил, не принимал из нежелания ссориться или выгоды. Он знал.

Имение барона располагалось у Хафеларской дороги всего в часе езды от городских ворот, и барон поторопился проверить - не зацепят ли беспорядки его имущества. Слава богам, там всё было в порядке.

Возвращаясь в город, Крейн не поленился: поискал место выхода короля со спутниками на Хафеларскую дорогу. Повозиться, конечно, пришлось, но удача редко изменяла барону. Потом он долго стоял над идущими из ниоткуда следами трёх пар ног и, не найдя в овраге никаких доказательств жульнической проделки, решил не спорить ни с королём, ни с судьбой,

Он и в молодости не рвался в троноискатели - стоило ли начинать сейчас?

По пути в Баронский Совет, Крейн анализировал каждую фразу короля, пытаясь понять, чего Его Величество не договаривает, какой сюрприз король готовит и баронам, и Маскам. Чутьём опытного политика он улавливал флюиды таинственных планов Василия, но понять ничего не мог.

'Ладно, буду делать, что сказано! А там - посмотрим', - решил барон, открывая двери зала, где ждали его нетерпеливые 'одноклассники', как определила их Капа.

Готам не проронил ни слова, наблюдая, как король расставляет по местам, кому какие предназначил, заносчивых скиронских баронов. Он понемногу отпивал из кубка каждый раз, когда губы кривила довольная улыбка, и лишь смешинки, метавшиеся в глубоко сидящих карих глазах, могли выдать Крейну удовольствие Готама от его, Крейна, унижения.

Своим почётным домашним арестом Готам был обязан Крейну, выдавшему королю Шиллуку мечты барона влиться со всем своим баронством в одно из прибрежных королевств: Раттанар или Хафелар - чтобы получить командную должность в одном из заградотрядов. Готам мечтал о военных подвигах, славе и высоких чинах.

Внутренние королевства посылали на побережье солдат, но офицеры в заградотрядах были только местные. Ему, скиронскому барону, доступа к командованию не было.

Он отбыл срок солдатской службы и за доблесть в боях с гоблинами, по личному указу короля Альбека Хафеларского, был произведен в сержанты. Это был предел его военной карьеры. Офицерский патент он мог получить дома, в родной армии, но счёл службу в Скиронаре скучной и служить не стал. Учёба в офицерской школе Готама тоже не прельщала: разве можно сравнить высиженный задницей патент с производством в чин на поле боя?

Предпринять ничего для осуществления своей мечты барон не успел: не мог сообразить, как взяться за это дело. Надежды, что кто-то из приморских королей поддержит его в желании сменить подданство, Готам не имел: короли в подобных вопросах были одинаково неумолимы. Под каким подданством родился - под тем и живи.

Самым же досадным для Готама было отсутствие общей границы с одним из вожделенных королевств. Ему казалось, что будь иначе, вопрос его перехода в подданство, Хафелара, например, сильно бы упростился. Барон готовился к подвигам сам и неустанно готовил своих вассалов, передавая им приобретенные на побережье навыки, и здорово в этом преуспел, когда неожиданная идея осенила будущего соргонского героя. Меняться! Меняться, решил барон. Вот где путь к воплощению мечты. Сначала сменяться поместьями с пограничным бароном, а там - наладить дружбу через границу и вторым обменом перескочить в прибрежное королевство. Как, оказывается, всё просто!

- Как вы это себе представляете? - спросил его первый же возможный обменщик, - А как же могилы предков? Будем тревожить прах ни в чём неповинных пращуров, переносить сотни могил близких и дальних родственников?

Готам задумался, но тут же нашёл выход:

- Обменяемся и предками! Чего, в самом деле, таскать их с места на место? Чему вы смеётесь, барон? Вы смеете утверждать, что мои предки хуже ваших?

- Нет-нет! Что вы! У меня и в мыслях не было обижать ни вас, ни ваших досточтимых предков. Просто в этом случае обмен сведётся к обмену родовыми именами, - нашёлся оппонент, - а к такому исходу я не готов.

К такому исходу не был готов и Готам и, временно, отступился. Он мучительно искал путь решения новой задачи, когда Крейн поделился историей с обменом баронствами (в виде анекдота) с королём Шиллуком.

Шиллук долго и весело смеялся, но меры принял жёсткие. Он вызвал к себе Готама и приказал выкинуть глупые бредни из головы. Тот отказался.

Тогда, под угрозой конфискации баронства, Шиллук взял с Готама слово не покидать дворца без позволения монарха. Барон не был врагом своим близким и не стал лишать их ни титула, ни владений. Слово он дал и был поселен в шикарных апартаментах в качестве то ли пленника, то ли вечного гостя короля.

Барон не унывал и терпеливо ждал часа освобождения. Приход Разрушителя не только освободил Готама, но и осуществил его мечту, принеся войну и все сопутствующие ей блага: подвиги, награды, славу и чины. Барона распирало от двух противоречивых чувств, при чём одно не мешало другому. Он был готов расцеловать Разрушителя за избавление и тут же убить, потому что лучшего хозяин Масок не заслуживал. Другими словами, барон Готам был счастлив. И был верен королю Василию.

- Вас не давит чувство ответственности, барон? - король отвлёк Готама от посторонних мыслей, - Я знаю, что вы мечтатель, военный романтик. Но у войны есть и очень неприглядная сторона. Вам не жаль погибших сегодня людей? Послезавтра их будет намного больше. Мне - жаль.

'- Вот-вот, поплачьтесь в жилетку барона, сир. Он вас поймёт. Как раз!'- Капа хотела сказать: 'держи карман шире', и Василий понял её.

'- Как же ты мне надоела!'

'- Ура-ура! Я прощена! Сир, я же по-дружески, повеселить!'

'- Потом веселье! Помолчи!'

- ...Я сегодня только и делаю, что предупреждаю. Для вас, Готам, предупреждение звучит так: если вы, барон, из-за распирающего вас тщеславия, совершите что-либо во вред делу - я не посмотрю на все ваши заслуги, что теперешние, что будущие, и накажу самым строгим образом.

- Но, Ваше Величество! Любой может ошибиться!

- Хочу надеяться, что ошибку от тщеславной глупости я отличу. Поэтому ещё раз спрашиваю: вас не давит чувство ответственности? Официально вы - всего лишь сержант. Хватит ли у вас знаний для того поста, на который я вас запихнул? У меня не было более подходящей кандидатуры, а действовать нужно было быстро. Хорошо обдумайте. Если не потянете, не скрывайте, подыщем замену. Ваше от вас не уйдёт, лишь бы не погубить начатое. Вы понимаете меня? Прекрасно! Что вы успели?

Василий слушал доклад Готама, время от времени задавая уточняющие вопросы. Готам докладывал кратко, соображения высказывал толковые. Похоже, барон не страдал комплексом неполноценности и не испытывал, в отличие от короля, сомнений по любому поводу.

'- Он просто умеет показывать вид, сир. Я слышу, как стучат друг о друга его коленки. Он очень боится, что Вы не одобрите его действий'.

'- Мне бы научиться так себя держать!'

'- Вы умеете, сир, ничуть не хуже его. Никто не заподозрил, что Вы, в душе, рыдаете взахлёб над каждым убитым солдатом, не говорю уже о женщинах и детях. Спокойно, сир, спокойно! Я не осуждаю. Все Вы, короли, в этом одинаковы...'

'- Ты же говорила!...'

'- Мало ли что я говорила! Скажите, как иначе поддерживать Вашу решительность, и я тут же этим воспользуюсь. Он закончил доклад, сир!'

- Скажите, барон, простите, министр! Сколько человек вы ждёте из поместья?

- Пять сотен, не меньше Ваше Величество. Дружина и другие обученные.

- Ваши люди носят герб?

- Только дружинники, Ваше Величество. По остальным не скажешь - чьи они. Положено сто дружинников - сто и есть. Я законов не нарушаю.

- Я хочу, чтобы никого из ваших людей, кроме дружинников, не видели в городе. Пусть под командой надёжного человека займут какую-нибудь деревеньку на королевских землях, неподалёку от Аквиннарских ворот. У вас есть такой человек?

- Есть, Ваше Величество. Я поручу их своему сыну.

- Баронет прибудет с ними?

- Не баронет, нет, Ваше Величество. Баронет у меня - хозяйственник. Людей приведёт младший, Брей. Он хороший солдат - провёл три года на побережье и дело знает. Правда, ему не повезло - не выслужил даже капрала, но по знаниям не уступит иному капитану. Я сам его учил, Ваше Величество.

- Ему в городе тоже не появляться! Завтра мы с вами, министр, - королю нравилось смотреть, как стеснительно краснеет Готам при этом слове, - мы с вами решим, где находиться его отряду. Входите, Астар. Вы не помешали.

- Ваше Величество, вот список оппозиции Крейну. Это те, что всегда выступали вместе. Тех, что метались между Фальком и Крейном, я не стал писать. Птичками помечены, кого нет сейчас в Скироне, а крестиком - чьи дружины ушли из города три дня назад. У Вас ко мне больше нет поручений, Ваше Величество?

- Пока нет, Астар, спасибо. Можете идти, если вас ждут дела. Смотрите, Готам, из пятнадцати человек оппозиции все либо отсутствуют, либо остались в городе без дружин. Скажите, городские стражи будут вам послушны?

- Не уверен, Ваше Величество. Для охраны города их ещё можно использовать, но в бою я не положусь на них: побегут. При первом же осложнении побегут.

- Баронов, оставшихся без дружин вы завтра арестуете. Поближе к вечеру. На это городские стражи годятся?

- На это - да. А что не так с баронами из списка, Ваше Величество?

- Дружины их выйдут против нас послезавтра. Вместе с лысыми. Я допускаю, что они отослали дружинников для охраны поместий, но... Понимаете, Готам, охраняющий поместье, а сам - остающийся без охраны... Не верю я в такое безразличие к собственной судьбе у ваших баронов. Да и к тем, чьи дружины остались в Скироне, у меня доверия нет.

- Вы думаете, Ваше Величество, что все они - агенты Разрушителя?

- Нет, не думаю. Они опасны тем, что не определились, на чьей они стороне. Плохо нам будет, когда во время боя баронам придёт в голову поддержать Разрушителя. Нас и так очень мало. Предательство погубит нас. Куда в Скиронаре поступают заявления о пропавших людях? Кто-то ведёт их учёт по всему королевству?

- Не знаю, Ваше Величество. Уточню у судейских. А для чего это нужно, Ваше Величество?

- Попробуем, хотя бы приблизительно, установить число лысых, совпадёт ли с предположениями Фирсоффа?

- Я сейчас же потревожу королевского прокурора и судебных следователей. По времени - доложу уже завтра.

- Докладывайте сразу, как узнаете. Разве только я засну - что-то чувствую себя усталым - тогда завтра.

'- А я Вам что, двужильная, сир? Кого там ещё нелёгкая принесла? Ни минуты покоя! Просто хочется рвать и метать, сир! Честно, сир!'

Нелёгкая принесла Бушира.

Служитель сильно переменился, и не только внешне. Его измученное лицо было наполнено удивительным внутренним светом, и печально-скорбные глаза делали Бушира похожим на лики старинных икон. Ещё можно видеть в церквях и музеях Чернигова образа, писанные верой в те времена, когда в душе художника жила любовь к Богу, а не хвастливое любование собственным мастерством.

Иконоподобный Бушир задержался в дверях, ожидая приглашения короля, и Василий, указав ему на кресло возле стола, старательно отмечал новые детали в облике служителя.

Прежде всего, в глаза бросалась перепоясанная кольчуга. Длинный меч, в обшитых красным бархатом - под цвет сутаны - ножнах, достигал пола кабинета. Нет, не достигал. Оставался зазор сантиметров пять. Сутана была неровно подрезана, чтобы не цеплялась при ходьбе за шпоры, и больше не скрывала тупые носы кавалерийских сапог.

- А где же ваш шлем, где щит, где ваши железные рукавицы? Неужели вы так слабо защищены от превратностей боя, Бушир?

- Я оставил их в Вашей приёмной, Ваше Величество. Не хотел тащить за Ваш стол такую гору железа. Должен сказать, что Ваша помощь была очень своевременна, Ваше Величество. Так же, как и распоряжение вооружить фанатиков.

- О чём вы говорите, Бушир? Совет, всего лишь совет. Разве короли вмешиваются в дела Храмов?! По-моему - нет! Не поделитесь ли со мной вашим знанием о величине ущерба, нанесенного дневными событиями?

- Благодаря Вам, Ваше Величество, ущерб не так велик, как мог быть. Храмы, хвала богам, не пострадали. Но обошлось не без жертв. Да, не без жертв. Потери своих солдат Вы, конечно же, знаете, Ваше Величество...

- Сир! Обращаясь ко мне, говорите 'сир'. Вы заслужили право на мою дружбу, поэтому упростим немного общение между нами. Согласны?

- Как Вам будет угодно, сир, - Бушир не стал ломаться: сир, так сир, - До нападения мы успели вооружить около тысячи человек, и у каждого Храма выставили охрану. Вот только Храм Матушки упустили из виду. Но боги и их не бросили на растерзание...

- Вы хотите порадовать меня проповедью, Бушир?

- Нет, сир! Я всего лишь излагаю факты. Когда Крейн с Готамом попытались допросить задержанных нами ораторов, я пришёл в ужас. Неужели Разрушитель проделает это со всеми нами?!

- На поле боя вы увидите кое-что похуже. Эти-то хоть ничего человеческого не утратили. Продолжайте, прошу вас.

- Я пришёл в ужас, сир. И тотчас принял меры: в Храме Лешего я поставил столы, на которых разложил тела несчастных болтунов. Потом пригласил народ с площади - посмотреть на работу Разрушителя. 'Вот что ждёт всех нас, если поддадимся Разрушителю и отречёмся от своих богов!' Так говорил я людям, и они в ужасе покидали Храм. В таком же ужасе, какой испытал я сам. Кто же захочет жить с пустой головой, если он нормальный человек? И тогда на нас напали: попытались унести тела, а когда не смогли - захватить Храм.

'- Так вот кто виноват в побоище, сир. А Вы его - в друзья!'

'- Знаешь, Капа, хорошо, что получилось именно так. Иначе нам - бежать бы в Раттанар. Благодаря Буширу, мы вовремя обрели силу и поддержку горожан. Опасность поражения и сейчас есть, но намного меньшая. Что было бы, ударь нам эти банды в спину во время сражения?'

- Скажите, Бушир, вы подсчитали свои потери?

- Из той сотни, что предоставили мне Вы, сир (я имею в виду дворцовых стражей), погибли двадцать шесть солдат, ранено - пятьдесят. Барон Готам подоспел вовремя. Его потери я не считал. Я не отвечал за его людей и не счёл это нужным. По другим Храмам я поехал, когда солдаты своих уже увезли. Поэтому могу отчитаться только о потерях среди верующих и служителей. Вам нужен перечень по Храмам?

- Нет. Назовите общие цифры.

- Из тех, кого мы вооружили, погибло четыреста шестьдесят семь фанатичных прихожан, пятьдесят пять служек и двенадцать служителей разного ранга. Ещё двести пятнадцать убитых приходится на окрестных жителей, пришедших на помощь ближайшим Храмам. Есть убитые и среди женщин и детей.

- Я видел. Сколько?

- Эти мерзавцы убили девяносто двух женщин и семьдесят семь детей. Число раненых я назвать затрудняюсь - их сразу разобрали по окрестным домам. Я послал служек, но мне ещё не докладывали. В самих Храмах находится триста двенадцать раненых, но это, в основном, бандиты. Их лечат для допроса. Что делать с ними потом - ума не приложу.

- Отдайте жителям Скироны - те знают, что делать.

- Они же их растерзают! Разорвут на куски!

- Такого зверства допускать нельзя. Используйте свой авторитет служителя и объясните людям, что так поступать не годится. Пусть их повесят, без издевательств и излишней грубости.

- Но это же убийство, сир! А суд, а законы? Что скажет Баронский Совет?

- Из ваших подсчётов получается, что погибла почти тысяча жителей Скироны. Вы знаете, Бушир, мне тоже интересно услышать, что скажет по этому поводу Баронский Совет, как оправдается? Затевать судебный процесс только для того, чтобы выяснить, кто из подсудимых скольких убил, я не вижу смысла. Да и не время сейчас для судебных разбирательств. Нарушения закона не будет. Завтра утром я издам указ, в котором объявлю себя временным правителем города Скироны по причине полной неспособности Баронского Совета поддерживать в нём порядок и законность. Этим же указом я предоставлю жителям пострадавших от беспорядков кварталов решать судьбу задержанных погромщиков. Захотят - пусть отпустят. Это их дело. Служители Храмов, под вашим, Бушир, руководством, проследят, чтобы не было зверств, всяких там 'разорвут' и 'растерзают'. Пленных, захваченных солдатами, я тоже передам вам: у какого Храма захватили, туда и передам.

- И когда же, сир, скиронцы будут решать судьбу бандитов?

- Завтра. Утром - указ, днём - народный суд и исполнение приговора. Теперь скажите мне, какими силами вы располагаете, Бушир?

- У каждого Храма по пятьдесят цветных повязок...

- Кого-кого?

- Цветных повязок, сир. У нас нет формы, и кто-то предложил надеть всем повязки из девяти разноцветных полосок, как знак того, что мы защищаем все Храмы. Я не возражал. Теперь они зовут себя 'цветными повязками'. Всего у Храмов набирается четыреста пятьдесят цветных повязок. И сотня у меня в резерве, из тех, кто хорошо ездит верхом. Всего получается пятьсот пятьдесят, сир.

- Мало, Бушир, мало. Не хватает оружия?

- Оружия хватает, но я стараюсь принимать тех, у кого хоть какой-то военный опыт. От неумелых толку нет - убивают первым же ударом.

- И как фанатики отнеслись к цветным повязкам?

- Немного поспорили, какой цвет ставить первым. Я посоветовал жребий, и все согласились. Ненависть к Разрушителю объединила их. Им бы командира дать - отличное войско получится. Так я думаю.

- Командир у них есть, Бушир. Вы неплохо справляетесь. Да и менять мне вас не на кого. Я думаю, что ваше отличное цветное войско не признает другого командира.

'- Сир, если Вас интересует моё мнение, то знайте - я согласна с Вами: убийство детей и женщин не может оставаться безнаказанным!'

'- Спасибо за поддержку, Моё Величество, огромное Вам спасибо!'

ГЛАВА ПЯТАЯ

' - Что со мной происходит, Капа? Неделю назад я был безвольным слюнтяем, не способным не только отвечать на удары судьбы, но даже хотя бы стоять под ними. Опустившийся непротивленец - вот кто я был неделю назад. А теперь обрекаю сотни людей на смерть, не моргнув глазом. Где была эта твёрдость раньше? Почему я не мог проявить характер в своей земной жизни и мотался по ней, как то, что не тонет, в проруби? Я с памятью Фирсоффа приобрёл жестокость? Так нет же, не похоже. Те девять дней его жизни, что я помню, не были днями жестокого правителя. Если не был жестоким он, то почему стал жестоким я? Что-то испортилось в тебе?'

' - Нет, сир. Я здесь ни при чём. Ни память Фирсоффа, ни боевая память королей, ни любовь к лошадям никак не повлияли на Ваш характер. Неделю назад Вы были таким, каким хотели быть. Мне трудно разобраться в причинах, но Вы играли в слюнтяя, как дети играют в войну или в куклы. Зачем? Мне не дано этого знать. Ищите ответ сами. Вам очень хотелось быть несчастным - и Вы им были, насколько это возможно для человека с совершенно другой судьбой. Признайтесь, что Вам так и не удалось полностью опуститься: Вы не достигли дна общества, и никогда бы не достигли. Вам не дано быть неудачником, и в этом, извините за каламбур, и состоит Ваша подлинная неудача. Что же касается жестокости, то я не вижу её в Ваших поступках. Вы очень красиво принимали Корону, сир, и выполняете сказанное Вами. В Ваших руках и Корона, и власть, и ответственность. Сейчас ответственность заставляет Вас применить власть подобным образом, и жестокости здесь нет ни грамма. Война с Масками - война на истребление, сир. Одной переменой власти Маски не ограничатся. Не зря же они берут под контроль своих союзников. Нет, жестокостью Вы не страдаете. Кстати, Ваше нытьё по поводу 'справлюсь', 'не справлюсь' - часть Вашей игры в несчастного. Представляете, каково слушать это, когда знаешь, что наблюдаешь игру? Я рада, что смогла высказать Вам правду, сир'.

'- Чего-чего, а правды твоей я уже столько наслушался... Ладно, замнём. Значит, ты считаешь, что я - не изувер, не деспот и не кровопийца?'

'- Ну что Вы, сир! Если Вас начнёт заносить - я же не буду молчать. Что заслужите, то и услышите'.

'- Рад узнать, что буду вовремя предупреждён, когда начну портиться от власти. Выслушаю и не пойму - уже испортился'.

'- А я заранее предупрежу. Намного - заранее'.

- Что ты теперь думаешь про нашего короля? - Бальсар отложил в сторону лист с текстом указа, - Похоже, Корона не ошиблась в выборе.

- Почему она должна была ошибиться? - Эрин уже читал и листом не заинтересовался, - Я видел глаза короля перед тем, как он принял Корону. Ты спал ещё. А я немного неудачно пошутил. Он посмотрел на меня. Всего мгновение смотрел, я имею в виду, ТАК смотрел. Потом глаза стали прежними. Но мне до сих пор не по себе, когда я вспоминаю то, что увидел. Я и присягнул потому, что захотел быть рядом с ним, когда он возьмётся за Соргон по-настоящему. При нём мы, гномы, больше не будем чужими в этом мире.

- Всё мечтаешь о гномьем государстве?

- Уже нет. Гномье государство - ненужная затея. Нам больше пользы принесут равные права с людьми.

- Тогда вам придётся стать подданными разных королевств. Сейчас вас разделяют только границы и расстояния, а будут разделять ещё и законы. Ты откажешься от Старейших? Отречёшься от них?

- Равные права - это не подданство, Бальсар. Это разрешение на покупку земли, на разработку горных богатств. Соргон - одни горы. Соргон - словно создан для гномов. Как много мы можем сделать и для себя, и для людей, если получим равные с вами права. Василий нам даст их...

- Ты говорил с ним об этом? Он обещал?

- Зачем? Чтобы моя служба королю стала торговой сделкой? Я не наёмник, Бальсар, и не хочу, чтобы так думали. Король достаточно умён, он поймёт, как лучше всего вознаградить гномов за верную службу.

- А если не догадается?

- Я только начал службу, а уже - рыцарь, а значит, дворянин. Я - князь ордена Короны. Меня нечем больше награждать, кроме земли, Бальсар. А земли у короля будет масса, земли, конфискованной у мятежных баронов. Он будет раздавать землю своим соратникам, отнимая ее у изменников.

- Почему ты решил, что он станет отнимать баронские поместья?

- Ты же читал указ! Маг, ты ничего не понял? Король никогда не позволит существовать родовым именам, запятнанным изменой. Могу спорить на что хочешь, что Фальков и Кадмов в Скиронаре больше никогда не будет. Спорим?

- Нет, я спорить не стану. Я подожду, посмотрю. Мне трудно понять логику поступков короля, но результаты он получает весьма впечатляющие: Скирона фактически принадлежит ему, Баронский Совет не имеет ни власти, ни уважения, Храмы формируют для него отряды. Победа над Масками положит Скиронар к его ногам. А он в Соргоне всего двадцать часов.

- То-то и оно, Бальсар, то-то и оно!

- А ты заметил, Эрин, что король не спешит с разрешением обращаться к нему 'сир'?

- По-моему, правильно делает. Если каждый проходимец будет запросто обращаться к королю, словно к приятелю в пивной, уважение к власти Его Величества упадёт до того же уровня: 'Ты меня ув-важ-жаешь?', - гном похоже изобразил пьяный лепет, и Бальсар рассмеялся, - Василий разрешает называть себя 'сир' только тем, кому доверяет, кто принял сторону Короны и готов сражаться с Масками. Такое разрешение получил Брашер и, кажется, Бушир. И ещё: так король отделяет своих подданных от остальных соргонцев. Из местных никто такого права не получил, и не получит до присяги. Ты со мной согласен?

- Бушир - не подданный Короны.

- Он - раттанарец, и ничего против не имеет, скорее, даже в восторге, что король руководит им.

- Его Величество не спит? - в кабинет влетел, иначе и не скажешь - так стремительно двигался, Готам, - Мне было приказано доложить по выполнении...

- А, это вы, барон! - из спальни, зевая, вышел король. Он не выдержал и улёгся под роскошный балдахин, не сняв ни доспехов, ни сапог.

Короткий сон освежил Василия, а, может, и Капа постаралась - помогла восстановить силы. Спать, правда, всё ещё хотелось, но не было уже той чугунной усталости, когда даже мысли становятся неподъёмными и клонят голову к земле, - Что вам удалось узнать? Тысяч девять-десять по всему Скиронару, не так ли?

- Верно, Ваше Величество. А Вы откуда знаете?

- Значит, Фирсофф был прав. Человек без Лица может управлять примерно десятью тысячами лысых.

'- И неправда Ваша, сир! Король Фирсофф не знал, что Маска управляет лысыми, и сколькими одновременно - тем более не знал!'

'- Но он же понял, что лысые - это пропавшие люди. И что пропавшие люди где-то собираются и вооружаются, и что оружия закуплено на девять тысяч тоже знал. Он просто не успел сделать вывод: его убили, когда он догадался. Ну, почти догадался'.

- Вы думаете, что он один, этот Человек, сир?

- Думаю, да. На каждое королевство - по одному. Если бы было больше, проповедники не угрожали бы приходом одного, говорили бы не о посланце, а о посланцах. Так и будем считать: десять тысяч лысых и с тысячу баронских дружинников, если бароны не подняли всех своих вассалов. Но тысяча конников у них есть, не меньше.

- Я советую, Ваше Величество, считать три тысячи конных: бароны, кроме дружины, разрешенной законом, всегда имеют некоторое количество вооружённых слуг. Три тысячи, не меньше, Ваше Величество.

- Что ж, поверим специалисту, барон Готам. А что есть у нас? У нас имеется: тысяча сто боеспособных дворцовых стражей (при условии, что охрану дворца смогут нести раненые), ваша дружина, Готам - ещё сотня всадников, от ста до ста пятидесяти людей Кайкоса, цветная конная сотня Бушира. Всего тысяча четыреста конников. Пехота: четыреста пятьдесят цветных, но тогда Храмы останутся без защиты, да сорок гномов сэра Эрина. Барон Готам, вы уже сумели очаровать городских стражей? Нам хоть половину их вывести в поле.

- Побегут, Ваше Величество. Я же докладывал, что побегут.

- Но сколько-то продержатся? Будем рассчитывать на три тысячи городских стражей. Готам, сделайте, что сможете, но три тысячи стражей должны быть готовы на послезавтра, на утро. Как же мы слабы!

- Вы не посчитали баронских дружин, Ваше Величество. Тех, что отвели в резерв с бароном Крейном.

- Этот резерв в бой вступать не будет, Готам. Если вы назовёте барона, которому я могу довериться - его дружину включим в нашу конницу. Можете назвать? Нет? Значит, под руководством Крейна они будут в резерве до окончания боя. Бальсар, я потом расскажу вам, как помочь Крейну удержать баронов около себя. Сначала надо взглянуть на место сражения.

- Ваше Величество, а почему Вы так уверены, что бой будет послезавтра? Три дня пути всаднику. Груженым лысыми саням и того больше.

- Я, Готам, уверен, что лысые пойдут пешком. И про послезавтра я говорю потому, что это - минимальный срок, за который подойдёт конница и будет в состоянии сражаться. Если бы не конница, лысые были бы здесь завтра. Я подозреваю, что они бегут сюда без сна и отдыха. Наверное, и едят на ходу. Если едят.

- Но этого не выдержит ни один человеческий организм!

- А Маскам какое до этого дело. Умрёт - заменят. В том-то и беда, что сражаясь с лысыми, мы истребляем собственный народ...

'- Сир, Вы говорите, как местный патриот. Я горжусь Вами!'

'- Мне иногда кажется, что ты готова любое дело опошлить. Нашла, что вышучивать!'

- ...истребляем и тем, что гибнем сами, и тем, что убиваем лысых. Поэтому пощады тому, кто стал на сторону Разрушителя добровольно, не будет никакой. Баронов, вступивших в союз с ним, я просто сотру из памяти человеческой.

Эрин победно посмотрел на Бальсара: 'А я что говорил?'

- Вы хотите сказать, Ваше Величество, что...

- ... что наследовать предателям не будет никто. Не останется ни имён, ни гербов. Земли их будут конфискованы либо в казну, либо передам другим владельцам из числа тех, кто выдвинется на этой войне. Уже две вакансии в Скиронаре есть: Фальки и Кадмы.

- Но, может, и их подчинили силой, Ваше Величество?

- Силой подчинили лысых. А эти, наверняка, добровольно подставили свои головы...

'- Боже, какой я баран!'

'- Кто же рискнёт спорить с грозным королём! Хи-хи-хи!'

'- Да и ты хороша! Сама пролезаешь в голову короля и молчишь! Если та штука впитывается так же, как ты, то у вас должно быть что-то общее в устройстве. Как ты подсоединяешься к моим органам слуха, зрения, так и та подсоединяется. Может, ты сможешь определить по глазам, что ими пользуется не только хозяин. И управлять ты мной можешь - рукой двигала, глаза закрывала. Передача должна вестись постоянно: что видит, что слышит. Только во время разговора с Разрушителем - будет другой сигнал. Ты же лысых определяешь! Может, и передачу сможешь перехватить. Тогда мы сможем отличить агентов Разрушителя от присоединившихся к ним дураков и идиотов. Капа, постарайся, ты же умница!'

'- Теперь уже умница. А кто меня стекляшкой назвал?'

'- Так то когда было! Вспомнила!'

'- Вам, сир, следовало осмотреть головы агентов - поискать следы проникания. Уже потом решать, одинаковая у меня с 'той штукой' конструкция или нет. Ошибочка, сир, ошибочка!'

- Бальсар, у меня к вам есть одно неприятное поручение. Если не уничтожили ещё тела пустоголовых, осмотрите их тщательно - может, найдутся следы операции: шрамы там всякие, просверленные кости и тому подобное. Я тоже хочу посмотреть на них внимательнее. Сразу как-то упустил, что по этим следам мы сможем находить шпионов Разрушителя простым осмотром подозреваемых. Поезжайте, Бальсар, сейчас. Сначала к Буширу: он или в Храме Разящего, или в Храме Лешего. Потом... Готам, куда свезли убитых бандитов?

- Их осмотреть уже нельзя: стражи свезли их в овраг за Раттанарскими воротами и сожгли. Сейчас жгут, Ваше Величество. Облили светильным маслом и жгут. Там один общий костёр - ничего уже не узнаешь.

- Значит, только к Буширу. И на допросах, может, обнаружится пустоголовый.

- Ваше Величество, а как эта штука внутри пустоголовых работает?

- Не знаю, Готам. Я же её сам не видел. В одном уверен: всё, что видит и слышит пустоголовый, видит и слышит Разрушитель. Это значит, что за нами постоянно наблюдают, и всё, что мы делаем, становится известно ему сразу же. Обмануть такого врага будет непросто. Но - попытаемся.

- Сир, я не знаю, как мне быть. Я не езжу верхом, мы, гномы, не ездим. А побывать на месте сражения мне надо. Может, я поеду санями?

- Сэр Эрин, поищите Астара. Он охотно даст вам несколько уроков верховой езды и подберёт умную лошадь для завтрашней поездки. Я не против вашей поездки на санях, но без верховой езды на этой войне не обойтись. И бойцов ваших надо учить. Но это потом. Решайте сами, как вам быть, но вы мне там понадобитесь.

Пленных допрашивали в казарме. Король запретил их пытать, и тюремного палача не вызывали.

Брашер и Даман измучались повторением одних и тех же вопросов при полном отсутствии результата, потому что нельзя было считать удачей список имён и кличек бандитов с указанием мест рождения. Больше никаких сведений получить не удавалось: ни кто привёл их в город, ни где жили они до момента нападения. Вопросов о Разрушителе пленные словно не слышали, отвечая на них полным молчанием.

Приход Василия в сопровождении Готама обрадовал незадачливых сыщиков - он означал конец многочасовой тягомотине и предвещал близкий отдых.

- Что выяснили?

- Только это, сир, - Брашер протянул королю стопку исписанных листов.

- Ничего существенного, Ваше Величество, - дополнил Даман.

Король быстро перебрал листки, вернул их Брашеру и посмотрел на пленных.

Бандиты сидели на полу, обхватив колени руками и уныло понурив головы. Взгляда Василия никто не искал - только макушки, украшенные волосом разной длины и цвета, где изредка встречались проплешинки - рядами возвышались над вялыми плечами потерявших надежду людей. Прощения никто не просил, прощения никто не ждал.

'- Сир, один из них не такой, как все, - голос Капы звучал то ли неуверенно, то ли тревожно, - Им всем страшно, кроме одного. В заднем ряду согнулся ниже всех. Видите, сир?'

- Сколько их? - спросил король у Брашера, продолжая разглядывать макушки. 'Будто кочки на болоте, - подумал он, - Только вся поросль вяло обвисла'.

- Восемьдесят один, Ваше Величество, - удивлённо доложил Даман: в списках стояло общее число.

- Вы говорили уже со всеми? Хорошо. Начнём сначала. Поднимите-ка того, из заднего ряда, который почти сплющился от старания быть незаметным. Да-да, этого.

Солдаты резко подняли и поставили на ноги указанного Василием человека.

- Подведите его сюда. Посмотри мне в глаза. Ну, что же ты?!

Пленный неохотно поднял голову и посмотрел королю в глаза.

'- Капа, что ты слышишь в нём?'

'- Всё то же: отсутствие страха. Он хочет испугаться, но не может. Страх очень глубоко, спрятан за барьером или стеной. Не знаю, как сказать...'

'- Больше ничего не определишь?'

'- Нет, сир, ничего'.

'- Тогда я задам ему вопрос. Будь внимательна. Готова?'

'- Да, сир'.

- Что обо мне сказал слуга Разрушителя?

- Что ты умрёшь, - пленный ответил без паузы, не раздумывая. Тут же ноги его подкосились, и мёртвое тело ничком вытянулось у ног короля. По полу растеклась, вокруг головы, лужа знакомого гнойного цвета.

'- Ну что, Капа?'

'- Ничего понятного, сир'.

'- А непонятного?'

'- Тоже ничего. Я не виновата. Просто не знаю, что искать, сир'.

'- Я тебя не виню, Капа'.

'- Да?! А - похоже!'

- Лейтенант, пусть тело отнесут вашему магу-лекарю. Я скоро туда подойду. Продолжим беседу, господа?

Пленные с ужасом смотрели на мерзкое пятно на полу, избегая взгляда Василия.

- Подведите ко мне этого, - король указал пальцем. Несчастный дёрнулся и повалился на бок. От него шарахнулись, но гнойной лужи не было.

- Обморок, Ваше Величество, - Даман отпустил приподнятое веко упавшего, - Обыкновенный обморок.

- Повторите допрос, Брашер. Разрушитель больше за ними не наблюдает - авось, разговорятся. Пойдёмте, Готам, поглядим, как устроен пустоголовый.

Утро принесло облегчение: мучавшие Василия кошмары прекратились, едва он открыл глаза. Неприятные воспоминания, правда, остались, но это были воспоминания о реальных вещах, а не о жутких сновидениях.

'- Моё Величество, вы уже встали?'

'- К счастью, я не умею спать. А то и мне бы привиделось нечто подобное. При моей-то впечатлительности! Вы представляете, сир?'

'- Почему твоё впечатлительное Величество не помешало моим кошмарам? Твоя обязанность, как мне помнится, следить за моим здоровьем. Или Соргону понадобился сумасшедший король? Ещё одна ночь таких сновидений, и я, несомненно, стану им. В чём же дело, Капа?'

'- Не было команды, сир. Я решила, что Вам нравится: всё-таки - испытание мужества'.

'- Испытанием мужества для меня было изучение пустоголового. Одно радует - что не без пользы. Плохо зажившая ранка на темени и круглое отверстие под ней - механическое вмешательство. Совсем не то, что твоё впитывание. Мы имеем дело с механикой, а не с магией. Это радует, Капа! И мы можем легко определять агентов Разрушителя...'

'- Как же, как же, сир. Обрейте всё население Соргона налысо в поисках агентов, и потом не сможете отличить их от лысых Разрушителя. Что, не так?'

'- Так, так, Капа'.

'- И, вообще, зачем Вы завели этот разговор? Смотрите, есть опять не сможете. Падёте на поле боя не от вражеской руки, а от голода'.

'- Что мне в тебе нравится, так это твой неистребимый оптимизм'.

- Ваше Величество, когда мы выезжаем?

- Вы тоже хотите ехать, Астар? А как же дворец? На кого оставите?

- Найду, на кого, Ваше Величество. Такие события происходят, а я - в стороне. Неужели во всех Ваших планах нет места для министра Двора? Неужели ни мой опыт, ни мои знания не найдут применения в это историческое, да-да, историческое время?

- Кем вы были до министра?

- Лейтенантом дворцовой стражи.

- А до этого?

- Сержантом в ней же.

- А до стражи?

- Конюхом, Ваше Величество. Из конюхов - в солдаты, и вверх, по лестнице карьеры.

- А до конюха? С чего началась ваша головокружительная карьера?

- До этого, Ваше Величество, я родился в крестьянской семье.

- Сможете ли вы изобразить крестьянина?

- Я с Вами серьёзно, Ваше Величество, а Вы - шутить! - Астар не сдержал обиды, - Простите, Ваше Величество.

- Я не шучу, Астар. Возможно, я найду вам дело. Очень важное дело. Посмотрим на месте. Поедем, когда все будут готовы: барона Крейна я пригласил на девять утра. Дождёмся и - тронемся.

Выезд на осмотр места, предназначенного к бою, был достаточно пышным, как сказал король (или просто торжественным, как тут же поправила Капа), для того, чтобы привлечь внимание самого ленивого наблюдателя и бездарного шпиона к планам Василия.

Открывали процессию дворцовые стражи под командованием Дамана. Лейтенант ехал впереди сотни солдат и покрикивал на прохожих, требуя дорогу для Его Величества. По указанию короля, он не умолкал и на совершенно пустых улицах, от чего быстро собиралась толпа зевак, и дорогу Его Величеству приходилось, действительно, прокладывать.

Следом за сотней стражей ехали Бальсар, Астар и, между ними, неумело сидящий верхом сэр Эрин. Держался он в седле неважно, и, если бы не помощь министра и мага, давно свалился бы на дорогу.

Всё же выглядел гном внушительно, умело напуская на себя бравый вид, и не всякий опытный наездник смог бы увидеть в нём новичка.

Следом за этой троицей ехали бароны Крейн и Готам, и Крейн ни на мгновение не умолкал, что-то втолковывая Готаму. Тот не соглашался, но и не спорил. Военного министра больше интересовало происходящее на улицах, чем гневные тирады Крейна.

За ними, чуть поотстав, ехал король, демонстрируя народу иллюминацию из хрусталя и драгоценных камней. Василий, по-прежнему, был в одежде гнома и нисколько не смущался этим. Внешний вид уже не имел для его планов никакого значения. Ну, почти не имел. И это-то 'почти' и требовало гномьего костюма.

Отстав на полкорпуса, ехали Брашер и Бушир, и иногда кивали на редкие реплики Василия.

Десять раттанарцев ехали двумя цепочками - по пять - отделяя короля и его спутников от толпы.

Пёстрая не только повязками, но и разнообразием что одежды, что коней, за королём держалась сотня цветных кавалеристов Бушира. Их строй имел вид неорганизованной оравы, но энтузиазм и оказанный королём почёт придавали этой ораве бодрое и жизнерадостное выражение.

Замыкала кавалькаду ещё одна сотня дворцовых стражей.

Барабанщики и глашатаи, высланные Василием ещё час назад, уже оповестили город о смене власти, и народ охотно сбегался посмотреть на раттанарского короля, предъявившего, пусть и временно, права на Скирону. Его не приветствовали, ему не свистели и не улюлюкали. Просто глазели и - всё!

Оживление пробегало по толпам народа, когда замечали Эрина:

- Глядите - гном!

- Гном на коне!

- Где? Где гном?

- Да вот же, вот он!

Эрину махали руками, ему хлопали. Кто-то умудрился метким броском уронить ему на нервно вцепившиеся в повод руки букетик засушенных цветов - где их возьмёшь зимой, свежие-то?

Эрин, не понимая, вертел головой, и смущённо улыбался в рыжую бороду.

Причина неожиданной славы была проста: гномы отстояли Храм Матушки, с которым тесно была связана половина жителей Скироны, так как ни одни роды, ни излечения всяких женских недугов, не обходились без рук её, Матушки, жриц. А если рады жёны, то их мужьям очень редко удаётся избежать участия в этой радости. И мужья криками поддерживали энтузиазм женщин, особенно охотно от того, что гном не возбуждал ни в ком ревности.

'- Сир, у Вас завёлся конкурент. Глядите в оба, а то останетесь без трона'.

'- Что-то в тебе воронье завелось'.

'- Что же - ворона очень мудрая птица'.

'- Вот только каркает не по делу. Что ты имеешь против единственного в Соргоне рыцаря?'

'- Что верно, то - верно. Джентльмен. Не как некоторые'.

'- Ты о себе, что ли?'

'- Я не могу быть неджентльменом, сир. Я могу быть только - не леди'.

'- А, так вот как это называется! Что-то подобное я подозревал, но не был уверен. О, приехали! Вот оно, ратное поле! Посмотрим, посмотрим'.

Но смотреть особенно было не на что. Поле, как поле.

Начиналось оно сразу за подъёмным мостом и от стены города отделялось широким рвом с замёрзшей водой. Дорога на Аквиннар отрезала это поле от такого же мёрзлого озера, так что левый фланг можно было обезопасить, разбив на озере лёд.

Оставив свой воинский эскорт на дороге, Василий поехал осматривать позицию. Особо его заинтересовал курган, находящийся примерно на середине, между озером и глубокой лощиной, вдоль которой, по краю поля, стояли присыпанные снегом стога. От кургана до рва было не более ста шагов, и в этот промежуток ныряла ещё одна дорога, которая шла от подъёмного моста до едва виднеющейся деревушки. Дорога эта была узкой, чуть шире саней, и, что очень понравилось Василию, ныряла в лощину.

С трудом взобравшись на курган, великий полководец убедился, что лощина с него не просматривается, а значит, не виден и тот кусок дороги, что идёт через неё.

'Надо ещё со стены посмотреть: вдруг видно оттуда?'

Сопя и тяжело отдуваясь, на курган всползли остальные...

'- ...штабисты, - тут же подсказала Капа, чем показала, что на короля совершенно не обижена, - Советую Вам, сир, стога у лощины сжечь'.

'- Ни к чему: они с противоположной стороны от дороги на Аквиннар. Отсюда не полезут'.

- Н-да, неважное поле для боя, Ваше Величество, - Готам нахмурился, - Бой надо в городе давать. На стенах, - поправился он.

- А мне нравится, барон. Как вы думаете, сэр Эрин?

- Вы мне только укажите место, где стать гномам, и, пока мы живы, там никто не пройдёт. И не проедет, - добавил, поморщившись от боли - отбил копчик за короткую езду по городу.

Василий на листе бумаги набросал примерное положение своих сил: войск, с трудом, хватало от озера до кургана.

- Позиция у нас будет примерно такая. Вы, лейтенант Даман, со всей нашей конницей, займёте дорогу. Вы, надеюсь, понимаете, что если вас с неё собьют, нам всем - крышка. Конец, в смысле, конец. Вы, Бушир, со своими цветными займёте вот этот отрезок. Далее в сторону кургана станет городская стража под вашим, Готам, командованием. Ну а сам курган оборонять буду я с раттанарцами. Вы, сэр Эрин, станете тут, прикрывая курган с фронта и правого фланга. Ваша задача, барон Крейн: вы с баронскими дружинами скроетесь в городе у крепостных ворот и по моему сигналу, не раньше, откроете ворота и нанесёте удар в тыл противника. Со стены вы легко определите точное место для удара. Вот такой у меня план.

- В Вашем плане, Ваше Величество, полно слабых мест. Ваш план, извините, самоубийство. Отрядам некуда отступать, если станет слишком трудно. Правый фланг вместе с Вами вывести в тыл невозможно.

- Барон Крейн, я не собираюсь отступать. Мой план построен на том, что главной целью буду я. Весь удар Масок будет направлен на курган, чтобы уничтожить последнюю Корону. Вы думаете, я рад быть мишенью? Но иначе нам не победить. Вам, господа Бушир, Готам и Даман надо быть готовыми к тому, что придётся драться в окружении. Единственный путь отхода, который я разрешаю вам - к кургану. Не бегства, заметьте, а отхода. Чтобы нас не сбили сразу, за оставшуюся часть дня и ночь мы построим укрепления перед каждым отрядом пехоты и вокруг кургана. Особенно сильно следует укрепить наш правый фланг. Жаль, что с той стороны нет ещё одного озера.

- Лёд на озере прикажете взломать, Ваше Величество? - Даман не спорил, и не собирался: приказ есть приказ, и он искал пути наилучшего исполнения.

- И на озере, и во рву. Пусть у них не будет другой дороги в город, как через ваш резерв, Крейн. Бальсар, вы, как строитель, будете очень полезны при разработке плана укреплений. Как вы думаете, какой материал лучше всего использовать?

- Самое простое - доски, снег, вода. Можно поставить частоколы, но в мёрзлой земле сложно выдолбить...

- Мы и не будем. Наши укрепления должны простоять один день под атакой врага, на большее я не рассчитываю. Что вы говорили о досках и прочем?

- Нарезать лежалый снег глыбами, переложить досками и полить водой: к утру Вы, Ваше Величество, будете иметь вполне приличные крепостные стены везде, где пожелаете. В них можно навмораживать остроги, рогатки, копья, чтобы труднее было подойти. Если стену сделать наклонной и полить водой, по этому катку никто не взберётся.

- Прекрасно. Мы с вами набросаем эскизик укреплений, и начинайте строить. Я, господа, хочу посмотреть, какой обзор открывается со стены города, всё ли вам будет хорошо видно, барон Крейн. Идёмте на стену, господа, посмотрим оттуда.

Покорные штабисты неохотно потащились вслед за королём на крепостную стену. Бальсар и Эрин поотстали: гном с удовольствием разминал ноги, радостно топоча подошвами сапог по неподвижной земле - земля была рядом, согнись и трогай, и при взгляде на неё не кружилась голова, да и натруженный копчик потихоньку прекращал ныть, не стукаясь больше о твёрдое седло. Маг же пошёл было со всеми, потом вернулся к кургану и начал широкими шагами вымерять расстояния, намечая примерное положение будущих позиций.

- Почему город не сроет этот прыщ? - король, со стены, ткнул пальцем в курган, - Торчит посреди поля, как бельмо на глазу.

- Это могила Древних, Ваше Величество. Зачем беспокоить прах исчезнувшего народа? - Готам пошлёпал губами, подбирая слова, - Не стоило бы возле неё затевать возню со сражением. Мало ли что...

'- Капа, ты ничего не говорила мне о Древних!'

'- А я знала?! Ну, Древние и Древние. О них мало что известно. Так, сказки одни'.

- Они были - воины?

- Кто знает, Ваше Величество. Может быть...

- Ладно, постараемся не шуметь: лысые атакуют молча, да и нам с какой такой радости орать. Другого места для боя у нас всё равно нет.

Крейн покосился на короля, стараясь незаметно определить, нормальный ли он. Можно подумать, что весь шум в битве только от криков. Ненадёжный он какой-то, этот свалившийся на голову раттанарский король. Непонятный. И невоспитанный. А другого - нет! Вот и ломай голову, как быть.

- Значит так, господа! Всех конников разослать по городу - пусть ищут деревянные ящики вот такого примерно размера, - Василий показал руками, какого, - Надеюсь, у вас умеют делать ящики без щелей? Впрочем, щели можно замазать глиной. Снежные глыбы - это хорошо, но кирпичи из ящиков будут надёжнее. Барон Крейн, не смотрите на меня так - я не тронулся. Зальём в ящик воду и получим прочный, пока морозы, кирпич.

- Какой высоты Вы желаете построить укрепления, Ваше Величество?

- Метра два - два с половиной. Выше нельзя - Маски могут не пойти в атаку, а мне не хотелось бы затягивать возню в Скиронаре. Моё королевство тоже нуждается в помощи. Завтра мы прищемим Разрушителю нос. Сэр Эрин, к вам у меня такая просьба: нельзя ли этот пышный султан, - Василий показал на гребень своего шлема, притороченного к седлу, - сделать белого цвета, чтобы мой шлем было видно издалека. Оглянется солдат на курган, увидит белый султан и поймёт - король на месте, всё в порядке, и будет сражаться ещё лучше...

'И это - король! О боги, какой бред он несёт! Ещё этот идиотский указ, - Крейн с тоской посмотрел на небо, - Поеду-ка и я ящики искать...'

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Возвращались от Аквиннарских ворот небольшой группой: король, Астар и Готам, в сопровождении десятка раттанарцев. Остальные разъехались. Задания все получили одно: искать материалы для строительства ледяной крепости. Ящики ящиками - не на тарном складе в Чернигове они сейчас, потому - найдут ли их, неизвестно - а вот бочонок небольшого размера, походный, для всадника, вполне может быть найден в Скироне в необходимом количестве.

И кувшины, вёдра - чем плохая тара для льда. Условие только одно - размер не должен быть слишком большим, чтобы налитая в ёмкость вода могла промёрзнуть полностью.

Крейн, не желая мозолить глаза королю, вид которого и самомнение вызывали у барона глухое раздражение, тоже отпросился на поиски нужной посуды. Василий не возражал - ему надоело валять дурака, и он боялся обнаружить перед бароном своё притворство.

Брашер сопровождал Бушира, хуже знакомого со Скироной, чем раттанарский посланник.

Эрин укатил в Слободу за новым шлемом для Василия. Пристроившись на сани проезжавшего мимо гнома, он с лёгким сердцем вручил повод своего коня Астару, пообещав себе никогда больше не садиться на лошадь. Хотя бы сегодня не садиться. Князь понимал, что золотые шпоры и звание рыцаря всё равно вынудят его освоить седло, как средство передвижения, но на сегодня он по горло был уже сыт верховой ездой. Когда-нибудь потом - обязательно, и с радостью, но на сегодня - всё.

Бальсар остался у Аквиннарских ворот в ожидании стройматериалов и рабочей силы, обещанной Василием: на строительстве король решил использовать свободных от несения службы солдат и служек Храмов, если сможет договориться со служителями.

Маленький отряд неторопливо цокал копытами по мощеным улицам Скироны - окровавленный снег убрали вместе с трупами, и возницы саней добирались до места окольными путями, где не было боёв, и наезженный снег не был тронут. Редко, кто решался, из нужды или лени, въехать на расчищенные улицы и тащиться по ним, сопровождаемый диким писком и скрежетом оббитых железом полозьев.

Король вполголоса разговаривал со своими спутниками, довольный, не меньше Крейна, что барон не сопровождает их.

- Ваше задание, Астар, связано напрямую с вашим происхождением. Кстати, объясните мне, почему министрами Двора в Соргоне так легко становятся недворяне. В Раттанаре - Морон, здесь - вы, Астар. Какой тут скрывается секрет?

- Нет никакого секрета, Ваше Величество. Министр Двора, по сути, должность главного лакея королевства. Министр Морон прошёл весь путь по прямой, я - с зигзагами. Для барона такая должность несовместима с его амбицией: многие бароны даже короля не считают ровней себе и смиряются с его существованием вынуждено, так как не в силах изменить что-либо. Нетитулованные дворяне, особенно из обедневших, с радостью согласились бы на этот пост, но все они - члены баронских семейств, и им просто не позволят. Я говорю о нашем королевстве, Ваше Величество. В других всё может быть иначе. Хотя бароны, по-моему, везде одинаковы.

- Я не согласен с вами, Астар, - Готам ехал с другой стороны от короля, и ему приходилось говорить громко, - Бароны, как и все люди - разные. Титул не делает человека исключительным. Мы - бароны по воле случая. Мой предок, первый Готам, оказался чуть проворнее вашего, и я родился в замке, а не в крестьянском доме. Могло быть всё наоборот, будь ваш предок более жаден, жесток, хитёр или - владей он мечом лучше моего...

Готам не договорил - дорогу всадникам заступили горожане. Барон потянул из ножен меч, но Василий сказал:

- Не стоит.

Астар и раттанарцы не предприняли ничего, ожидая королевской команды.

Из толпы вышел плотный краснощёкий старик и вежливо, но с достоинством, поклонился. Белым облаком качнулись его волосы, и король снова подумал: 'Да, седеют они благородно. Мне бы так...'

'- И что? Вы моложе от этого не станете, сир. Так какая разница?'

- Рад видеть Вас, Ваше Величество, - голос старика был звонок и хорошо слышен над затаившейся в тишине улицей.

- Рад видеть вас, почтенный. Какая нужда заставила вас стать на дороге у короля?

- Я понимаю, что мой поступок невежлив и противоречит этикету, но именно нужда, как Вы верно заметили, Ваше Величество, заставила меня на него решиться.

Король ничего не ответил, и старик, после небольшой паузы, продолжил:

- Мы не можем выполнить Ваше желание, Ваше Величество. Не гневайтесь, но это - не в наших силах, - старик снова замолчал, и Василий решил его поторопить:

- Я не могу целый день ждать окончания вашей речи - у меня дела, знаете ли...

- Мы не можем повесить пленных разбойников, Ваше Величество. Не заставляйте нас.

- Я не заставляю вас никого вешать: разбойники указом отданы на ваш суд, и в нём не сказано, как следует поступить с преступниками.

- Служитель Бушир объяснил нам, что Вы, Ваше Величество, желали бы видеть их повешенными...

- Служителю Буширу я высказал предпочтение видеть преступников повешенными, а не разорванными на куски. Только в этом смысле, и не более того. Я не стал бы заставлять горожан делать то, чего не решился сделать сам...

'- Да Вы, никак, оправдываетесь, сир?! Вот новость!'

- Ваше Величество, мы знаем, что они заслужили смерть. Но никто из нас не желает браться за работу палача. Даже родственники погибших детей и женщин. Если бы в бою - другое дело. А так, пленных и раненых, мы не можем...

- Что же решили горожане? Как вы поступите?

- Мы заставим их похоронить погибших от их рук и выгоним из города. Таково решение горожан, Ваше Величество.

- Скирона - красивый город, и трупы на фонарных столбах испортят его внешность. Да и благородным скиронцам незачем становиться убийцами. Я принимаю ваше решение, но с одним условием: осуждённые не должны путаться у меня под ногами во время завтрашнего боя.

- Нам самим, Ваше Величество, не доставляет удовольствия видеть их рожи. Похороны состоятся сегодня...

- Земля пухом вашим близким, скиронцы! Дорогу мне, если это - всё! Я спешу...

- Та деревенька - баронская? - Василий вернулся к разговору о задании Астара, едва отъехали от молчаливых горожан. Странно, но все появления на публике и публичные выступления короля сопровождались настороженной тишиной...

'- Можно подумать, что Вы, сир, уже год колесите по Скироне, и с Вами никто ещё слова не сказал. Вы, пока что, проехались по городу один раз: туда и обратно. Никто Вас здесь не знает, и не знает - чего от Вас ждать. От Вас, короля, прежде всего, раттанарского, к тому же ещё и иномирца. Люди приглядываются, прислушиваются, пытаются понять. Вид у Вас, сир, слишком обыденный. Некоролевский какой-то: ни тебе важности, ни осанки. Внешне Вы - не богатырь, хотя, благодаря моим стараниям, и не хлюпик. Вчерашние Ваши подвиги ещё не сделали Вас своим в Соргоне. Погодите, слёзы умиления на глазах Ваших подданных, Ваша немеркнущая слава, восторги, крики восхищения - всё это впереди, и в таком количестве, что даже надоест'.

'- Мне уже надоело, после твоего описания, Капа. Дай ты мне поговорить с кем-то, кроме тебя'.

- Вы о той, Ваше Величество, что справа, за ложбиной? Та деревенька на королевских землях, называется Вишенки...

- Как-как?!

- Вишенки, Ваше Величество. Это дерево такое, фруктовое...

- Да знаю я! - Василий вдруг почувствовал в Соргоне что-то родное, близкое: название деревеньки было по-домашнему уютным, и откуда-то пахнуло вишнёвым ароматом и защемило сердце тихой грустью, - Вишенки, говорите, Астар? Такое название может дать только счастливый человек и от большой любви к дому, к земле, на которой живёт. Значит, Вишенки... Слушайте меня внимательно, господа. Вот что вам следует сделать, - король стал рассказывать свой хитроумный план первого боя, сопровождаемый непрошенными комментариями Капы:

'- Афёра, сир. Чистейшая афера. Другими словами - авантюризьм, - вставленный, не без издёвки, в это слово мягкий знак взбесил Василия, но он сдержался, - Авантюризьм', - смакуя, повторила хрустальная мучительница, не дождавшись достойного ответа.

Готам и Астар, если и были того же мнения, то ничем не проявили этого, согласно кивая словам короля.

- Вопросы есть? Может, что-то неясно?

- Нет, Ваше Величество.

- Всё ясно, Ваше Величество.

Лошади остановились и, переминаясь, ждали, когда заговорившиеся собеседники покинут, наконец, сёдла: за разговором проехали мимо дворца и были уже во дворе конюшни.

Василий спешился и направился, было, во дворец, когда лёгкий толчок в спину остановил его. Король услышал шумное дыхание, и крупные лошадиные зубы легонько куснули его за правое ухо.

- Фр-р-р, - сказали за спиной, - Фр-р-р!

Обернувшись, Василий уткнулся в довольную морду дымчатого жеребца в белых носочках.

- А, Гром! Как дела, дружище? Уже не хромаешь?

Жеребец, будто поняв смысл вопроса, поднял переднюю ногу, демонстрируя новую подкову.

- Да ты совсем молодец! Тогда и тебе найдётся дело. Астар, возьмите его с собой. Не подведёшь меня, Гром? Нет?

Жеребец, задравши изящную, красивой формы, голову, радостно заржал.

- Верю-верю! Не подведёшь!

- Не слишком ли велик риск, Ваше Величество? В конюшне полно хорошо обученных лошадей. Этот - ещё новичок, Ваше Величество.

- Он на редкость умён, Астар. Почему-то я уверен, что Гром справится. Может, это звучит несколько странно, но я верю этому коню. Верю!

- Дорогой барон, вам некоторое время придётся мириться с этим глупейшим положением. Потерпите несколько дней. Ничего, что министр вы - временно, и что чином - всего лишь сержант. Завтрашний бой покажет ваши способности, а присяга ваших баронов даст мне возможность наградить вас соответственно. Авторитет должен быть не у вашего чина, а у вас самого. Чтобы вывести завтра на поле боя три тысячи городских стражей достаточно и министерского, пусть временного, поста.

- Ваше Величество, Вы меня неверно поняли: я не собираюсь выпрашивать у Вас ни постов, ни чинов. Я всего лишь выразил сомнение, что моего авторитета хватит, чтобы удержать в повиновении этих солдат, испорченных поборами и взятками.

- Я ставлю вас на самый опасный участок, Готам. Из всех имеющихся у меня солдат вы - самый опытный. Держитесь, сколько сможете. Потом отходите к кургану. Я и не надеюсь, что городские стражи устоят. Маски тоже будут рассчитывать на их неопытность и трусость. Мне нужно, чтобы к кургану где-нибудь да прорвались. Мой план не сработает, если лысые не прорвутся.

- Ваше Величество, поверьте, я знаю, что говорю. Я не уверен, что смогу удержать стражей на позиции. Но что не смогу организованно отступить с ними к кургану - не сомневаюсь. Их либо держать на месте, либо они побегут без оглядки, и все будут вырезаны...

Военный диспут был прерван тяжёлым топотом и звоном на Дворцовой площади.

Топ, топ-динь! Топ, топ-динь! Топ, топ-динь!

Василий глянул в окно. Готам тоже не усидел - прилип к окну кабинета.

На Дворцовую площадь вошла небольшая (не более трёхсот гномов) колонна закованных в железо воинов. Шли они по пяти в ряд, в переднем ряду - белое знамя на высоком древке.

Ветром шевельнуло полотнище, и Василий увидел герб первого соргонского рыцаря: наковальню и скрещенные возле неё топор и молот.

Гномы шли ровным, размеренным шагом и под каждый шаг с левой ноги правой рукой дружно били по металлической пластине, закрепленной на левом плече:

Топ, топ-динь! Топ, топ-динь! Топ, топ-динь!

Эрин важно ступал впереди своего воинства, уже равнодушно принимая восторги толпы, повалившей за гномами на площадь.

- Внушительный вид у этого отряда, вы не находите, Готам?

- Первый раз вижу марширующих гномов, Ваше Величество. Какая сила! Какая выучка! А, ведь, они, в отличие от людей даже на побережье не участвовали в стычках.

- Что вас удивляет, министр? Как я понял, над ними постоянно нависает угроза полного уничтожения. Или вы считаете, что люди для них не опасны?

- Мне трудно судить, Ваше Величество. Знания гномов о металлах обширнее человеческих, и за это их не любят. Но уничтожение?! Не знаю, Ваше Величество, не знаю.

Король с министром понаблюдали некоторое время за действиями гномов, результатом которых стал уход большей части отряда в сопровождении обоза из десятков пяти саней.

'На позицию ушли. На санях и палатки, и стройматериал. Молодец Эрин, быстро работает!'

'- Да, сир, курган лысым не взять'.

'- Капа, а погоду ты не предсказываешь?'

'- Я же не бюро прогнозов, сир!'

'- Жаль. А если бы ещё по заказу и делать её могла! Вот, когда тебе не было бы цены, дорогая'.

'- Мне и так нет цены, - обиделась, наконец, Капа, - А зачем Вам, сир?'

'- А говоришь, что все мои мысли слышишь. Мне нужен снег ночью, Моё Величество. Иначе 'авантюризьм' не сработает. До чего же здесь звёздные ночи, аж плакать с досады хочется'.

'- Вы - и плакать? Не верю, сир, не верю'.

- Вот Ваш шлем, сир, - вошедший Эрин положил перед Василием украшенный белым плюмажем шлем, - У меня уже три с половиной сотни солдат, но пока - это всё. Я не нужен Вам здесь? Если нет - то поеду на помощь Бальсару. Да, сир, мои ребята, что стоят на входных дверях, говорят, что за Вами присылали из Баронского Совета. Раз пять или шесть присылали. Но это были не бароны, и мои их не пустили!

- Без Крейна бароны совсем обнаглели. Разрешите, я схожу, разберусь, Ваше Величество?

- Не надо. Готам. Попросим сэра Эрина узнать, в чём там дело. Вы сможете, князь, дипломатично уладить недоразумения с Советом?

- Запросто, сир. Я буду улыбаться во время разговора с ними, чтобы не подумали, что я грублю. Нет никого, более подходящего для переговоров, чем весёлый гном. Вряд ли на меня кто-нибудь сможет пожаловаться! Я быстро, сир.

- Я тоже, почему-то, уверен, что на сэра Эрина некому будет жаловаться, Ваше Величество. Он не допустит подобного исхода.

Готам и король захохотали, глядя в окно на важно пересекающего площадь Эрина.

- Мне жаль этих заносчивых ослов, Ваше Величество.

Король кивнул, соглашаясь.

Зал Совета встретил Эрина громкими криками: скандал был в самом разгаре, и гном, с довольной улыбкой и надеждой на добрую потасовку, переступил порог.

Бароны кричали все одновременно: кто - с места, кто - бегая по залу. Крики, похоже, не имели адресата или же предназначались высшим силам, и Эрин не замедлил отнести их на свой счёт - надо же было с чего-то начинать дипломатическую миссию.

Отметив, что единственный, кто не орёт в воздух, а ожесточенно отругивается от наседающих на него Пондо и трёх, не известных Эрину, баронов - это красный от возмущения Кайкос, гном взревел, перекрывая шум зала:

- Базарные торговки ведут себя приличнее, чем вы, господа бароны. Стыдно для дворян. Барон Кайкос, вам надлежит явиться во дворец в распоряжение лейтенанта Дамана. Он укажет место для вашей дружины в завтрашнем бою. Идите сейчас, пока лейтенант во дворце. Остальных попрошу успокоиться и сесть по местам.

Шум усилился.

Кайкос вырвался из окружения своих оппонентов и стал около гнома с намерением оказать ему помощь при необходимости.

- Идите, барон, не задерживайтесь. Я - справлюсь.

В сомнении пожав плечами, Кайкос вышел.

Эрин подождал, подождал - тишина не наступала.

Перехватив половчее топор, гном подошёл к пяти креслам советников у подножия трона и одним размашистым ударом снёс все пять спинок разом. Обломки кресел упали на пол в полной тишине.

Затем гном поманил пальцем Пондо. Тот не заметил, а, усевшись на ближайшее свободное место, стал высматривать в окне нечто интересное.

Гном махнул топором ещё раз, обратив в дрова остатки кресел.

- И как это понимать? - прозвучало из зала. Кто говорил, Эрин не рассмотрел.

- Хорошо, что вы спросили, господа, а то я всё не знал, как мне начать. Это значит, что каждый из вас, прежде, чем попытается повести себя невежливо по отношению к Василию Раттанарскому, пусть вспомнит эти кресла. Королю не до ваших вздорных выходок - он занят выполнением ваших обязанностей. А я - не спущу. Надеюсь, у вас есть наследники, у всех есть?

- Нечего нас запугивать!

- Я не запугиваю: напугать можно только умного. Я вас предупреждаю.

- Вы так же грубы, как и ваш хозяин...

- Хозяин?! Василий Раттанарский - мой король, на время действия моей присяги, то есть - до конца войны. После этого я волен поступать, как мне вздумается. Хозяин, скорее, Разрушитель. Если бы не портили вы свои нервы и здоровье, сидя в этой мышеловке, - гном обвёл руками зал, - то смогли бы посмотреть на пустоголовых слуг этого хозяина. Может, хоть их вид помог бы вам определиться, на чьей стороне быть. Вы же предпочитаете бегство: вчера не было и половины Совета. Сегодня - чуть больше половины вчерашнего. Это - не та война, когда можно отсидеться в родовом замке. С вами или без вас, но Скиронара Разрушитель не получит. Народ пойдёт за королём, а вы... Впрочем, это ваше дело. На опустевшие поместья всегда найдутся желающие...

- Король сам отталкивает нас. Он выгнал вчера барона Пондо, ещё и обругал при этом...

- Как?! Барон Пондо, вы не объясняли Совету свои вчерашние злоключения? Видите ли, господа, барон Пондо стал выговаривать королю за вмешательство в дела Скиронара. Королю, только что вернувшемуся с поля боя, на котором ни одного из вас, почему-то, не было. Да подобного обращения не выдержал бы никто, тем более - не король. Должен сказать, барон, что король очень страдает оттого, что назвал вас скотиной. Он готов принести извинения при первом же удобном случае... Как только увидит где-нибудь корову, тут же извинится перед ней, что сравнил её с вами, Пондо...

Дружный хохот заглушил дальнейшие слова Эрина.

Пондо выбежал из зала, стараясь не приближаться к весёлому гному: Эрин сдержал слово, данное королю, и старательно улыбался всё время разговора.

Василий поторопился с проверкой строящихся укреплений. Он спешил проехать по городу засветло, чтобы показать свой новый шлем с белым гребнем, и потому держал шлем в руках всё время поездки до городских ворот.

Поездка и на этот раз не обошлась без неожиданности: дорогу королю опять заступил тот же самый старик.

- Вы мечтаете стать моим самым кошмарным сном, почтенный? - король позволил себе съехидничать, - Или у вас снова - нужда?

- Простите, Ваше Величество, но жители Скироны желают знать, чем они могут быть Вам полезны в завтрашней битве? Все мужчины готовы, по Вашему зову, идти сражаться.

- Как ваше имя, почтенный? Королю полезно знать своих постоянных собеседников.

- Меня называют 'старый Чхоган', Ваше Величество. Если позвать просто - Чхоган, я тоже отзовусь.

- Будем знакомы, мастер Чхоган. Я не ошибся, вы, ведь, мастер?

- Я был лучшим ковроделом Скироны, и во дворце - немало ковров моей работы... Но... Возраст, Ваше Величество... Сейчас я - просто старый владелец ковровой мастерской...

- Надеюсь, что ваша мастерская до сих пор - лучшая в Скироне. Что же касается помощи... В этой войне любая помощь хороша, но пользоваться ею надо осторожно. На поле боя необученные горожане только увеличат число павших, а времени учить вас - у меня нет. Тех, кто владеет боевым оружием, отберёт служитель Бушир в свой отряд. Остальные тоже будут мне полезны, но здесь, в городе. Я, мастер Чхоган, должен быть уверен, что в городе не сменится власть, пока мы будем выщипывать перья из Разрушителя под его стенами. Если горожане возьмут в свои руки охрану улиц и крепостной стены - это будет очень действенной помощью и мне, и Соргону. К тому же, будет много раненых. Да и убитых подобрать тоже кому-то надо. Могут ли горожане заняться этими делами, мастер, под вашим, разумеется, руководством?

- Мы сделаем всё, что в наших силах, Ваше Величество. А Вы...? Сможете ли Вы победить, Ваше Величество?

- Я сделаю всё, что в моих силах, мастер Чхоган. Только бы погода не подвела!

- Ночью будет снег, Ваше Величество. Имейте это в виду.

- Вы не ошибаетесь, мастер?

- Я - старик, Ваше Величество. Бывает, и ошибаюсь. Но мой ревматизм с тех пор, как выбрал мои суставы для проживания, ещё ни разу не подвёл меня, предрекая изменение погоды. А какого же изменения можно ждать в солнечный зимний день, если не снегопада?

- Спасибо за предупреждение и обещание помочь, мастер. Надеюсь, мне не придётся стыдливо отводить глаза при виде ковров вашей работы, и узор проведенного мной сражения будет не менее красив, чем узоры ваших изделий...

'- Какой слог, сир. Вам бы книги писать! И зачем Вы тратите талант впустую, изображая короля?'

'- Ты слышала, Капа - будет снег! Все боги Соргона стали на мою сторону! Какая жалость, что я не верю в богов...'

'- Ваша самонадеянность, сир, не знает меры. Если мне не изменяет память, то это Вас поставили на сторону богов Соргона и всего прочего его населения. А верите Вы или нет - значения не имеет, пока Вы делаете то, для чего призваны'.

'- Нет, ты какая-то явно ущербная. Ни радости, ни сопереживания радующемуся. Только бы зудеть, зудеть и зудеть. Неужели ты не понимаешь, что завтрашняя победа...'

' - ...Ваш экзамен на короля и полководца. Понимаю, не дура же, в конце концов'.

- Рад видеть, что хоть один барон вместо болтовни занят делом, - Василий остановился рядом с Кайкосом, - Сколько вы привели людей, барон?

- Сто пятьдесят всадников, как и обещал, Ваше Величество, - Кайкос выпрямился, вытирая мокрую руку о плащ: пробовал, не схватилась ли вода в бочонке, - Медленно замерзает...

- А вы, барон, прикажите добавлять туда снега - дело пойдёт быстрее. Где Даман, не видели?

- Выехал с разведкой по Аквиннарской дороге, Ваше Величество. Скажите, это правда, что Вы отказались от помощи других баронов?

- Кроме вас, барон, мне никто её пока что не предлагал. Поэтому я вправе сомневаться в искренности этих предложений, когда они поступят.

- Но многие выразили желание сражаться...

- За эти два дня бароны выразили столько желаний, пожеланий, хотений и недовольства, что... Их судьба, пока что, резерв. Кто долго думает и рассчитывает, никогда не добивается славы - просто не успевает за ней. Бальсар, идите сюда! Смотрите, маг, там, где в первый ряд ставят бочонок с замёрзшей водой, вернее, уже со льдом, не удаётся закрепить наружную доску стены: гвоздь или гнётся, или не держится в раскрошенном льду. Прикажите на все места креплений ставить сосуды с водой. Только добавляйте в них снега - быстрее схватится. И гвоздь, вмороженный в сосуд, будет отлично держаться. Как дела у сэра Эрина?

- С курганом он ещё ждёт, а стена... Вы там не были, сир?

- Я только подъехал. Что-то не получается?

- Это надо видеть. Гномов меньше, чем людей в любом другом отряде, но они почти закончили укрепление. Свой участок, я имею в виду. А всякие хитрости монтировать не спешат, хотят сохранить тайну. А как тут её сохранишь? - Бальсар кивнул на хорошо различимую городскую стену, густо усыпанную зрителями. Среди множества людей на крепостной стене король увидел группу щегольски разодетых франтов.

- Никак, бароны заявились поглазеть на ненормального короля? - Василий переложил шлем так, чтобы его без особого труда различили со стены, - В эту ночь верный человек пообещал мне снег, так что Эрин правильно ждёт. Сколько-то секретов нам иметь не помешает. Вы осмотрели крепостные ворота? Как, сможете?

- Смогу, если меня закроют на некоторое время. Иначе скандала не избежать.

- Нам не скандал страшен - огласка. До времени никто не должен знать о внесенных вами улучшениях в запоры ворот. Вдруг задумаются, а то и догадаются. А этого никак нельзя - больно будет.

- Не люблю я, когда больно, сир...

- Не только вам, дорогой маг, будет больно. Всем нам. Что случилось, Готам?

- Посмотрите, Ваше Величество, в поле, за укрепления.

Все трое с трудом пробрались через беспорядок начатого городскими стражами строительства и увидели забавную сцену: не менее двух сотен человек стояло перед позицией на коленях или сидело на корточках, а несколько верховых, среди которых король узнал Дамана, пытались отогнать их дальше в поле. Когда всадник очень уж сильно наезжал на кого-то из этих сидячих демонстрантов, столь неожиданных в Соргоне, тот просто переходил на другое место поблизости и там принимал прежнюю позу. Ругань лейтенанта и его солдат не производила и вовсе никакого действия на упрямцев.

- Как называется ваша игра, лейтенант?

Увидев сверкание Короны, все, сидящие на корточках, тут же стали на колени, как и их товарищи. Лейтенант бессильно развёл руками - ничего, мол, сделать не могу.

- Столько народу и все - глухонемые? Я жду объяснений!

Заговорил человек неопределённого, из-за чёрной щетины, возраста:

- Я могу объяснить, Ваше Величество, что здесь происходит, - голос был густой, низкий, и казалось, что не слова срываются с губ говорящего, а речь его кусками выпадает изо рта, - Моё имя - Котах. Я тот самый Котах-разбойник, которого знают все...

- Мне неизвестно ваше имя. Кому-нибудь из вас, господа, оно известно?

- Я слышал что-то такое, - Даман мучительно напряг память, - Вроде грабит только мужчин, и всё с какой-то смешной изюминкой, не просто так. Убийств, говорили, за ним не водилось - дальше избиения он не заходил. Больше ничего не упомню - года два о нём слышно не было.

- Благодарю, лейтенант, за благоприятный отзыв обо мне. Крови на моих руках и сейчас нет, но она у меня на совести: я из тех, кого сегодня не смогли повесить эти жалостливые горожане. Нам посулили золотые горы в скиронских Храмах, но об убийствах и речи не было. Тем более женщин и детей. Я чувствую себя обманутым лживыми посулами и желаю отомстить тем, кто меня втянул в это грязное дело.

- Разве тебя привели в Скирону насильно? Или на площадь перед одним из Храмов тебя волокли на верёвке? Не лжёшь ли ты сам, пытаясь выказать себя невинной жертвой чужого коварства? Идти грабить столичный Храм целой армией и верить, что всё обойдётся без крови? Ты же не ребёнок, Котах.

- Ваше Величество, пока не началась вся эта ерундовина на площадях, вся моя армия состояла из двадцати моих людей, с которыми я трудился на дорогах Соргона. И ни один из нас не предполагал ни такого количества участников, ни такого способа действий. Все мои люди были рядом со мной, и ни один из них не убивал, Ваше Величество. Нас так и взяли, всех вместе, и никто из нас даже не обнажил меча. Мы и сейчас все здесь, но безоружные.

- И какой же процент от суммы награбленного вы собираетесь мне выплачивать, если я вооружу вас?

- Мы не просим вооружать нас для большой дороги, Ваше Величество. Умоляю Вас не смеяться над нами. Мы просим дать нам мечи и указать место в завтрашнем бою. Это единственная милость, о которой мы просим Вас, Ваше Величество. Вы не знаете, что у нас здесь после этих похорон, - Котах постучал кулаком в широкую гулкую грудь, - Нет, не знаете...

Из глаз разбойника потекли слёзы.

- А ты, Котах, знаешь, что у меня здесь? - король тоже постучал кулаком по груди, - И не только из-за похорон. И не у одного меня. У него, у него и у него тоже, - Василий показал на своих спутников, - И что там будет, когда всё это кончится. Может, нам всем всплакнуть вместе с тобой? А? Что скажешь?

Котах вытер слёзы и с отчаянием посмотрел на короля:

- За слёзы простите меня, Ваше Величество. Это слёзы бессилия. Если Вы нам откажете, мне останется только повеситься самому - я не смогу жить с таким грузом на совести.

- Раз у тебя есть совесть и на ней есть груз - ты будешь носить его всю жизнь. И что бы ты не сделал, этот груз не станет меньше - уменьшить его невозможно, как невозможно вернуть к жизни похороненных тобой людей.

- Пусть так, Ваше Величество! Но, сражаясь на Вашей стороне, я не увеличу его. И, может быть, прежде, чем умру, спасу чью-то жизнь, и Поводырь, определяя моё место в том мире, куда уходим мы все, не осудит меня так же строго, как осудили люди. Дайте нам мечи, Ваше Величество, и, клянусь, Вы никогда не пожалеете об этом.

'- Капа, что ты слышишь от них?'

'- Я ещё не очень хорошо разбираюсь в тонкостях человеческих чувств, но, по-моему, это - надежда, сир'.

- Как получилось, Котах, что ты не знал о том, сколько вас собралось для грабежа Храмов?

- Я со своими людьми жил у знакового скупщика краденого...

- Вчера, на допросах, никто из вас не назвал адреса, по которому жил в Скироне. Вы получите оружие и место в бою, когда укажете, где укрывались до нападения. Я не желаю повторения вчерашнего: пока мы будем сражаться, город останется беззащитным. Лейтенант Даман, вы со своими солдатами проверьте все указанные адреса. Окажут сопротивление - пленных не берите. Нам негде их держать и охранять некому. Этим - выдайте из дворцового арсенала оружие и доспехи. С пополнением вас, барон Готам.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Ревматизм Чхогана доказал, что достоин доверия короля: с полуночи звёздное небо затянуло тучами и пошёл снег. Капа тут же потребовала возвести ревматизм старого ковродела в дворянство:

'- Старик, сир, и сам признавался, что допускает ошибки. Ему среди элиты королевства делать нечего. А вот его ревматизм, который не лжёт, как и соргонские короли, вполне достоин герба и чина министра погоды...'

'- Не чина, Капа, поста!'

'- Вам виднее, сир, чего достоин этот восхитительный ревматизм. Вы всё же, король, как-никак'.

'- Если бы у меня был злейший враг, Капа, а у тебя - человеческое тело, я сделал бы всё возможное, чтобы женить его на тебе. Никакая другая месть не может сравниться с совместным с тобой существованием...'

'- Не пойду я за Разрушителя: мне не нравится, что он без лица'.

'- Не перебивай короля!'

'- Слушаюсь, сир'.

'- Ты сама, как Разрушитель - у меня от тебя мозги плавятся!'

'- Слышала уже. Старо. И, вообще, нашли с кем меня сравнивать, сир! Раз так, то я с Вами больше не разговариваю...'

'- Опять? А меньше?'

'- Что - меньше, сир?'

'- Меньше - разговариваешь?'

'- И меньше - не разговариваю'.

'- Значит, придётся мне выслушивать каждый день по столько же. О соргонские боги, если вы есть, дайте мне сил выдержать это...'

'- Охота Вам, сир, в палатке мёрзнуть. Могли бы и во дворце переночевать...'

'- Опять перебиваешь?'

'- Если я буду молчать, то Вы не узнаете, что к Вам кто-то идёт'.

Король прислушался, но различил шаги уже у самого входа. Раньше их заглушал вой поднявшегося ветра. Вот и ветер поспешил на помощь королю: заметёт все следы, заровняет. И снег лишний с поля сдует - тоже хорошо.

- Кто там? Войдите!

- Это я, Ваше Величество, - в шатёр вошёл Готам, - Прибыла моя дружина. Остальные будут на месте через два часа.

- Успеют ли, барон? Хоть бы метель не кончилась раньше. Ветер - и хорошо, и плохо. Не разогнал бы тучи до утра. От Дамана ничего не было?

- Он не начнёт, пока все адреса не окружит. Подождём, недолго уже.

- Что Бальсар?

- Спит у сэра Эрина. Гном всё ещё возится со своими железяками. Барон Брашер с раттанарцами - на кургане...

- Их я слышу, Готам. Бушир чем занят?

- Стережёт дорогу с цветной сотней. Мои дружинники передохнут и сменят его.

- Ваши, пускай, отдыхают до утра. Цветных сменит Кайкос. Кроме постов - всех в тепло. Палаток хватает?

- Да, Ваше Величество. Всё сделано, как Вы приказали. И тепло для всех, и горячая пища, и горячее вино...

- Не перепоим солдат-то перед боем?

- За этим строго следят капралы и сержанты. Да и мы глаз не спускаем. Пьяных не будет, Ваше Величество.

- Как же это трудно, барон - ждать, когда всё почти готово. Ждать, не зная, сработает или нет.

'- Я и говорю - чистейший авантюризьм, сир. Чистейший!'

Барон Крейн топтался на крепостной стене, поглядывая между зубцами на расположение войск Василия. Ему не давали покоя сомнения, что планы короля совсем не так просты, как это кажется с первого взгляда.

Что-то не увязывалось, выпирало из образа соргонских королей, который сложился у барона за годы дворцовых и политических интриг. Приходилось с удивлением признать, что Василий не походил ни на короля Шиллука (которого Крейн знал много лет, и характер которого не представлял для барона ни малейшей тайны), ни на других королей, с которыми приходилось сталкиваться Крейну время от времени.

В отличие от них, и поведение, и слова Василия оставляли впечатление о какой-то двойственности, неоднозначности. Так мог вести себя и так говорить свой брат - погрязший в интригах придворный. Нет, Василий не лгал - короли не лгут - но чем-то постоянно вызывал у Крейна предчувствие обмана, совершающегося уже или грядущего.

Демонстративное выпячивание своей особы делало, в глазах Крейна, из короля не живца для ловли Разрушителя, а блесну - яркую обманку, за которой ничего, кроме смертельного крючка, нет. Вот оно - блесна.

Крейн посмотрел на вершину кургана, где, сверкая Хрустальной Короной и не выпуская из рук шлема с белым гребнем, восседал на троне, перенесенном сюда из зала Совета, король Василий Раттанарский. Восседал этот неправильный для Соргона король, давший два указания Крейну на предстоящую битву, два указания, ничего не разъяснившие в задаче резерва, которым он, Крейн, командовал.

Первое, дословно, звучало так: '- Барон, будьте готовы к атаке, когда увидите, что я снял во время боя шлем. Только тогда и ни мгновением раньше'.

Указание, что и говорить, доступное для понимания любому дураку.

Только вот разница между 'быть готовым' и 'атаковать' - очень велика. Когда же атаковать резерву?

Второе указание было таким же понятным и простым, как и первое: '- Я оставляю вам в помощь, барон, мага Бальсара. Можете быть уверены - он меня не подведёт'.

Сомнений в том, что маг не подведёт короля, у барона не было ни малейших. Но в чём же заключалась его помощь барону? Какую пользу мог принести Крейну Бальсар, если он пришёл из лагеря короля пешком? Не пешком же он пойдёт в атаку вместе с ним, Крейном, и тремя тысячами баронских конных дружинников?

Впрочем, первую помощь Бальсар уже Крейну оказал, поссорив его с другими баронами. Ссора возникла, когда маг развернул дружинников Крейна, стоявших перед воротами первыми, лицом навстречу остальным дружинам, пояснив это коротко:

- Чтобы горячие головы не кинулись в атаку раньше сигнала. Приказ короля.

Крейн скрипнул зубами и подчинился: кто их знает, этих королевских фаворитов, какую пакость они способны устроить обидчику?

Сейчас на стене собрались все командиры резерва, обмениваясь недовольными взглядами и тихо бормоча проклятия то ли на голову Крейна, то ли короля, то ли этого наглого мага, которому, зачем-то, ещё понадобилось проверять, как закрыты ворота.

Возмущение баронов королём возросло, когда прибыл с дружиной Пондо, первейший крикун и смутьян, но неорганизованный настолько, что мог, как говорили в Скироне, опоздать на собственные похороны.

- Господа, - завопил он, едва появившись на стене, - Знаете ли вы, что по приказу короля наш Готам арестовал вчера семерых из нас?

Бароны тут же потребовали объяснений от Крейна. Но что мог ответить Крейн, если сам впервые услышал об этом?

- Успокоитесь, господа бароны, - выручил его подошедший Бальсар, - Я не стал бы называть это арестом. Король, всего лишь, принял предупредительные меры. Дело в том, что у этих баронов, - маг перечислил имена, - не оказалось здесь, в городе, их дружин. Если их не окажется и в рядах нашего врага, после боя все будут отпущены, с соответственными извинениями, разумеется.

При этих словах все посмотрели на короля.

Василий ёрзал на троне, не умея найти удобного положения. Больше всего досаждал ему шлем, которому никак не находилось места ни на коленях короля, ни в его руках. Наконец, раздосадованный монарх надел его на голову, тем самым освободив себе руки. Но и это не успокоило Василия. По приказу неугомонного короля Брашер принёс на курган знамя Раттанара, которое всего несколько дней назад развевалось над посольством.

Это было мирное знамя - медведь на нём с аппетитом уплетал свою малину, или что там у него было.

После объявления Василием войны это знамя выглядело ни к месту в боевых порядках армии. Коротко поспорив с Брашером, король потянулся к древку знамени. Деталей происходящего никто из баронов не разглядел - из-за отдалённости кургана, но изменения на знамени увидели все: добродушный медведь переменил позу. Он кинулся в атаку на невидимого, находящегося где-то за пределами знамени, врага. И свирепый медвежий рык заставил обернуться к кургану всех, стоящих на позициях, солдат.

Только после этого король устроился на троне и попытался снять шлем. Брашер, как догадались бароны по жестам и взмахам раттанарского посланника в сторону крепостной стены, остановил короля, напомнив, что снятый шлем - сигнал для резерва.

Король не стал настаивать на своём и, откинувшись на высокую спинку трона, похоже, задремал.

Зная об установленном самим Василием сигнале, бароны с радостью встретили конфуз короля и на время забыли о ссоре.

Крейн продолжал обдумывать посетившую его идею с блесной, пытаясь понять, чем же она так привлекательна. Оглядывая позиции королевских войск, барон отметил, что теперь над ними развеваются три знамени: раттанарское - на кургане, рыцарское, с гербом сэра Эрина, над гномами, и полосато-пёстрое, как матрац дальтоника - над цветными добровольцами Бушира.

Поведение раттанарского короля казалось Крейну всё более странным. Зачем Василию понадобилось переделывать знамя на глазах у всех? Почему он не сделал этого раньше? Забыл? Зачем потребовал приметный шлем и зачем приволок на курган трон?

Каждая мелочь подчёркивала, что на кургане, в гномьих доспехах, находится король. Но это же и так всем известно! Зачем же доказывать снова и снова, что король здесь? Догадка была совсем близка, но всё ещё не давалась.

Бароны снова оживились, оторвав Крейна от упрямых попыток понять.

Он посмотрел по направлению протянутой руки Пондо и разглядел у ближайшего, к дороге на Вишенки, стога, мужицкие дровни, на которые бородатый крестьянин накладывал и увязывал вороха сена. Санная неровная полоса протянулась от самой деревни по заметенной ночью дороге, лишь небольшим отрезком пропадая в ложбине. Мужик брал сено - в этом не было ничего необычного.

Необычное было в том, что к саням неслись во весь опор три раттанарских солдата, как-то оказавшихся за высокой, не ниже четырёх метров, стеной укрепления справа от кургана. Барон быстро отыскал брешь в этой стене: сама дорога, как оказалось, не была перегорожена.

Злорадный смех скиронской знати был так громок, что Брашер на кургане задёргался, засуетился и, не без колебаний, решился побеспокоить короля. Что и говорить: в гневе Василий был страшен. Судя по всему, за недосмотр досталось и Брашеру, и Бальсару - король многозначительно погрозил кулаком в кольчужной перчатке магу, невозмутимо стоявшему среди хохочущих баронов, и, конечно же, главному виновнику - Эрину, гномы которого и строили это укрепление.

Эрин растеряно разводил руками, безнадёжно пытался оправдываться, и долго вытирал обильный пот с красного от смущения лица большим и ослепительно белым носовым платком.

Досталось и ни в чём неповинному крестьянину, которого вместе с санями раттанарцы пригнали к королю для допроса. Что там происходило с крестьянином, видно не было: королевский шатёр закрывало курганом, но того, что перепало мужику, видимо, было с избытком.

Под хохот и баронов, и самих раттанарцев, один из которых даже вытянул мужика плетью, перепуганный крестьянин погнал сани в Вишенки, роняя плохо увязанное сено, и его кургузая лошадёнка неслась неистовым галопом до самой деревеньки.

Недовольный король вернулся на вершину кургана и, удобно умостившись на троне, неотрывно смотрел, как быстро закладывают гномы прореху в своём укреплении. Н-да, организация в войсках Василия хромала на обе ноги, поскольку виноваты были оба королевских любимчика: и заносчивый, дерзкий гном, и этот долговязый, с излишне умным видом, не менее наглый маг.

Первым тревогу поднял медведь на знамени Раттанара. Рёв зверя стал непрерывным, и знамя заполоскало над курганом, хотя Крейн был готов поклясться, что ветра не было.

Ненависть, исторгаемая звериной глоткой, выгоняла солдат из тёплых палаток и заставляла их занимать места на позициях и в сёдлах продрогших на морозе коней.

Глаза потревоженных людей и гномов настороженно вглядывались в оживившуюся Аквиннарскую дорогу. Движение на ней нарастало, приближаясь, и вскоре тёмная река всё ещё плохо различимых фигур хлынула с дороги на снежную равнину перед армией короля Василия, растекаясь в грозное озеро. На дороге осталась конница, не меньше пяти тысяч всадников, на усталых лошадях, но тройной перевес их численности оставлял мало шансов всадникам Дамана. Впрочем, в атаку конница Разрушителя не торопилась.

Как и предвидел Василий, главный удар должны были нанести пешие оборванцы. Вид этой оборванной, измождённой толпы вместе с ужасом вызывал и отвращение, смешанное с жалостью: как же легко превратить человека в омерзительное животное, всего-навсего лишив его простейшего санитарного ухода.

Толпа перестраивалась, образуя две колонны - как сразу определили зрители на городской стене, направленные на укрепления Готама и гномов. Цветные добровольцы Бушира оборванцев не заинтересовали, как и конная группа Дамана.

Крейн взглянул на короля. Тот, по-прежнему, невозмутимо восседал на троне, изредка обращаясь к Брашеру, после чего один из раттанарцев сбегал с кургана и дальше, уже верхом, мчался к Готаму, Буширу или Даману.

Указания, переданные ими, носили, видимо, ободряющий характер, так как заметных передвижений королевских войск не наблюдалось.

Можно было бы сказать, что подготовка к сражению проходила в полной тишине, если бы не оглушающий, невыносимый рёв раттанарского медведя. Чем ближе подбегали враги, тем неистовее и злее становился нарисованный или вытканный на знамени зверь.

Трудно сказать, вселял ли он бодрость в души защитников Скироны, но врагам не было до него никакого дела. Они атаковали равнодушно, словно мимоходом, и это их безразличие и к своей, и к чужой жизни, уже внесло смятение в сердца городских стражей: Крейн видел разозлённого Готама, щедро раздающего затрещины и пинки теряющим мужество бойцам своего отряда. Только центральная группа на его укреплении спокойно готовилась к бою. В городе уже знали, что это изгнанные народом позавчерашние налётчики, и Крейн, в который раз, уткнулся носом в странность короля Василия: как можно было довериться этим бандитам, да ещё и поставить их на самом важном участке обороны?

Сомнения не покидали барона, и он почувствовал себя глубоко несчастным из-за невозможности покинуть короля без ущерба для своей чести: мешало опрометчиво данное слово, там, у тел Фалька и Кадма. Поймав себя на предательском искушении, Крейн сообразил, как велик риск короля, имеющего в резерве ненадёжные баронские дружины. Даже он, командир резерва, сам не знал, на кого направит свою дружину: на грозный табун оборванцев или на жалкие королевские войска. Желание переметнуться всё сильнее охватывало Крейна и, взглянув на баронов в поисках поддержки своей измене, он наткнулся на насмешливый, всё понимающий взгляд мага.

Бальсар, едва заметно, отрицательно помотал головой: и не думай, ничего у тебя не выйдет, и барон понял - не выйдет, и покорился, предоставив свою судьбу соргонским богам и удаче Василия.

С поля, сквозь медвежий рёв, пробился звон стали, и внимание собравшихся на крепостной стене людей полностью поглотила картина начавшегося внизу сражения.

Укрепления, вычерченные и выстроенные Бальсаром, имели вид невысокой (два-два с половиной метра) ограды, слепленной из всякого хлама, лишь благодаря воде, снегу и морозу держащегося вместе. За оградой, по широкой насыпи, призванной поставить защитников выше нападающих, четырьмя рядами выстроились солдаты Готама. Возвышаясь - по пояс - над оградой (король сначала пробовал называть её стеной, но, видя несогласие на лицах членов штаба, с ворчанием: '- Зовите хоть забором', примирился со словом 'ограда'), возвышаясь по пояс над оградой, защитники легко поражали карабкающихся по телам убитых ранее лысых оборванцев.

Поражали легко, но остановить их никак не могли: в плотной массе из атакующих не было ни одного просвета, и убитые лысые вскоре стали падать уже под ноги защитникам, путая ряды, и оттесняя их от самой ограды.

На стыках отрядов король приказал выложить высокие четырёхметровые башни, на которых разместили по горстке лучников с огромным запасом стрел. Но меткая их стрельба не была эффективна. Ни замешательства, ни перестроения не происходило в густой толпе наступающих. Лысые обращали на лучников столько же внимания, сколько уделяли медвежьему рёву.

Готам быстро выдохся, носясь с фланга на фланг своего отряда и, поняв бесполезность подобных усилий, остановился там, где не думали о бегстве. Там, где остервенело сражались, пытаясь угомонить свою совесть, разбойники, бандиты и прочий сброд под командой хрипящего от ненависти Котаха.

Центр держался прочно, но фланги готамовского отряда таяли не столько под мечами лысых, сколько от осторожности городских стражей, которые всё в большем и большем количестве сначала бочком, с оглядкой, а затем уже не скрывая ни страха, ни нежелания воевать, кинулись наутёк, кто к кургану, кто к подъёмному мосту у ворот города.

Лысые хлынули за ограду, с двух сторон обтекая Готама с людьми Котаха, и сжали вокруг них кольцо, оттеснив туда же немногих не побежавших стражей.

В оценке боевых качеств городской стражи не ошиблись ни Василий с Готамом, ни командиры (или командир) лысых: дорога к кургану была открыта, и в прорыв двинулись и те лысые, которые безуспешно пытались пробиться на участке гномов.

Эрин развернул часть своего отряда, прикрывая подступы к кургану.

По его команде были приведены в действии те 'железяки', с которыми он возился ночью во время метели: гномы, наклоняясь, тянули за присыпанные снегом цепи, и на пути у лысых поднимались с земли ряды скованных вместе железных пик, нанизывая гроздья набегающих, под нажимом множества задних, врагов. Эрина не смущало, что на пики натыкались и убегающие от лысых стражи. Не колеблясь, он отдавал команду поднимать следующий ряд пик, приговаривая:

- Дурак, разве ж от смерти убежишь? Ни за что. От смерти отбиваться надо, тогда она отступится. Или же умрёшь без позора, не от рук своих товарищей...

И новый ряд пик нанизывал вперемешку и стражей, и лысых.

Даман, поглядывая вдоль внешней стороны ограды, видел, что лысые прорвались: большее их число втянулось за ограду, оставив снаружи две небольшие толпы - перед гномами и центром готамовской позиции. Рука его нервно хваталась за рукоять меча, и лейтенант с трудом подавлял соблазн ударить всей конной группой вдоль ограды и смести этих лысых.

Слова Василия, услышанные им ночью, после доклада королю о результатах облавы на бандитов, звучали в ушах до сих пор:

- Вы, лейтенант, ещё молоды, и я не осуждаю вас за то, как вы исполнили мой приказ не брать пленных. Может быть, я сам виноват, что не высказался конкретнее. Отпустив тех, кто бросил оружие, вы, и в самом деле, не взяли пленных. Хорошо, хоть догадались выгнать их за городские ворота. Но я вас предупреждаю, что любая вольная трактовка моего приказа на поле боя будет стоить вам головы. Ваша задача - не дать коннице врага атаковать нашу пехоту. Единственное, что вы можете - это атаковать их конницу, когда она двинется с места. За любое другое действие я вас казню, как изменника. Вам ясно, лейтенант Даман? Тогда повторите приказ. Так, верно. И помните, вы сами имеете право убить любого, кто захочет действовать без вашего разрешения, без вашей команды.

Присутствовавший при этом разговоре Кайкос тяжело вздыхал рядом, но молчал, не решаясь дразнить Дамана.

Прорыв лысых Бушир увидел, когда с башни, отделяющей отряд цветных от Готама, закричали лучники, привлекая его внимание.

Лысые пробегали у подножия башни и поворачивали в сторону кургана: ни один из них даже не глянул на позицию Бушира. Было странно видеть такое равнодушие, и очень обидно. Бушир попробовал остановить несущихся в ужасе, мимо его цветных добровольцев, солдат Готама, но, увидев их безумно вытаращенные глаза, плюнул и решил атаковать сам.

Две тысячи набранных им за два дня горожан, ударили на лысых, и служитель вспомнил слова короля о фанатизме: безразличие к смерти лысых сильно уступало вдохновенной ненависти его солдат. Цветные, не без труда, но пробились к окруженцам Готама, которых оставалось уже не больше трёх десятков.

- Почему вы здесь, служитель? - встретил Бушира окровавленный барон, - А ваша позиция?

- Надёжно защищена отсутствием противника. Их, кроме кургана, ничего не интересует. Поднажмём! Поможем нашим! За мно-ой!

- А что, наши неплохо дерутся! - Крейн вздрогнул от неожиданно раздавшихся рядом слов, - Не хуже регулярной армии...

Барон оглянулся - по всей крепостной стене, сколько хватал глаз, были видны невесть откуда взявшиеся горожане, вооружённые, кто чем горазд.

- Кто вы, откуда?

- Как - кто? Люди, само собой, ваша милость, - ответил плотный краснощёкий старик, - Я, например, постоянный собеседник Его Величества Василия Раттанарского, - старик хитро сморщился, и вокруг засмеялись.

Бароны почувствовали себя неуверенно среди простолюдинов и начали требовать от Крейна немедленной атаки.

- Самое время, - кричал беспокойный Пондо, словно на жаровне, подпрыгивая около Крейна, - Сейчас ударим и всех сомнём!

- Нам всех - не надо, - оборвал его Бальсар, - Только врагов!

- Господа, сигнала не было, - пытался успокоить баронов Крейн, - У меня чёткий приказ короля...

Слова 'чёткий приказ' прозвучали так неуверенно, что бароны зашумели ещё сильнее.

- По коням, господа!

- Открывай ворота!

- В атаку!

Крейн демонстративно отвернулся от них и снова поглядел на короля. Тот, как ни в чём, ни бывало, сидел на троне и с интересом наблюдал за сражением. Перемены на поле боя не сулили королю ничего хорошего: атака Бушира захлебнулась и цветные теперь с трудом сдерживали натиск оправившихся лысых, гномы были оттеснены к своей позиции, и дрались там, в окружении, как недавно Готам. Сам курган лысые обступили со всех сторон и тщетно пытались влезть по его скользким склонам. Вершина кургана ощетинилась острыми пиками, направленными вниз, навстречу лысым и Брашер с раттанарцами находились в готовности рубить всякого, кому удастся через них перебраться. А король - король сидел на троне.

Бароны пошли открывать ворота, не обращая больше внимания ни на Крейна, ни на Бальсара. Крейн двинулся за ними, понимая, что не в силах их дольше сдерживать.

- Барон, - окликнул его Бальсар, - у меня для вас письмо Его Величества. Вот, держите.

Барон понял, что получил очередной сюрприз от выдумщика-Василия и с некоторой робостью развернул послание короля.

'Дорогой барон, - писалось там, - вы, конечно, не смогли удержать свой недисциплинированный резерв, и потому не знаете, что вам делать. Не огорчайтесь: Бальсар обо всём позаботился. Надеюсь, вы не очень сердиты на меня. Как человек искушенный, вы вправе были рассчитывать на большую откровенность с моей стороны. Но что поделаешь, барон, если вы настолько поражены последними событиями, что всё, о чём вы думаете, немедленно отражается на вашем лице. Зная всё, вы ни за что не смогли бы собрать около себя баронскую вольницу и удержать от вмешательства в битву неизвестно на чьей стороне. К сожалению, бароны до сих пор не определились, и я не могу рисковать. Благодарю за помощь...'

Дальше стояла подпись Василия и печать с медведем.

Крейн свернул свиток и встретил вернувшихся от ворот разгневанных баронов насмешкой:

- Ну что, открыли? - он искренне развеселился, когда понял, зачем Бальсар проверял закрытие ворот: маг сварил между собой воротные створки. В этом и заключалась его 'помощь', оказанная по приказу короля.

- Вы знали? Вы... Вы.., - Пондо никак не мог подобрать нужное слово, - Вы...

От опасности стать на всю жизнь заикой барона Пондо спасли крики окружающих:

- Смотрите!

- Как?!

- Откуда?!

Из лощины, разметав бутафорские стога сена, на поле боя вынеслась конная лава, радостно-громким криком 'Ур-ра-а-а!' заглушая неистовый рёв раттанарского медведя.

Впереди, потрясая мечом, на дымчатом жеребце в белых носочках, мчался король Василий, сверкая Хрустальной Короной. Крейн, наконец, сумел додумать мысль о блесне. Всё было верно - ложная наживка со смертельным крючком.

Король атаковал не лысых, всё ещё топчущихся под укреплениями Готама и гномов. Свои конные сотни он направил к центру поля, где одиноко торчала на снегу чёрная фигура, непонятно, почему, не обратившая на себя внимания раньше.

Лысые разворачивались и бежали туда же, бежали со скоростью, не уступающей лошадиному галопу, и на позициях, заваленных трупами, гномы и добровольцы добивали тех, кого успел отсечь, полностью овладев укреплением Готама, расторопный Бушир.

Туда же, к центру поля, дёрнулась и вражеская конница, и радостный Даман повёл в атаку свою конную группу.

Раскатистое 'Ур-ра-а-а!' гремело уже по всему полю и стало ясно, что сражение до этого шло неестественно тихо, и стало ясно, что это - победа!

А на кургане, в окружении ликующих раттанарцев, приплясывала от возбуждения фигура в гномьих доспехах и шлеме с белым конским волосом по гребню.

Едва услышав от возницы: - Тебе пора, милок, - Василий вывернулся с площадки дровней. Упал он неудачно - зашиб колено то ли о камень, то ли о льдину.

Чертыхаясь и прихрамывая, король стал спускаться вглубь лощины, откуда навстречу ему спешил довольный Астар.

Лощина оказалась длиннее и глубже, чем виделось с кургана или крепостной стены, и все четыре сотни вассалов Готама без труда разместились в ней вместе с лошадьми. Люди облюбовали склоны лощины, где и разлеглись на надёрганном, из середины стоящих на её краю стогов, сене, оставив лошадям дно.

- Не завалятся? - спросил Василий, кивнув на стога.

- Нет... - Астар замялся, не зная, как назвать короля: до атаки Василий запретил объяснять, кто он. Не знал даже Брей - младший сын Готама, - Мы укрепили стога изнутри жердями, - закончил ответ министр двора.

- Откуда можно смотреть на поле?

- Из любого стога.., - опять неуверенная пауза, - Я запретил туда лазить всем, кроме Брея.

Василий пробрался к дымчатому жеребцу и дал ему кусок хлеба. Счастливый конь тут же полез целоваться, и король ласково отпихнул его морду:

- После, дорогой, после.

Затем оба, Астар и Василий, пролезли внутрь стога, где удобно развалился Брей, наблюдающий за полем. Астар похлопал его по плечу и показал рукой в сторону лощины. На освободившееся место лёг король и осторожно выглянул в аккуратное окошко в соломенной стене, сделанное из ведра с выбитым дном.

Обзор был хороший - поле просматривалось на всю ширину: от укреплений до дальнего леса.

- Он будет где-то здесь, - пробормотал непонятно король, но больше ничего не добавил. Устроившись, он приготовился к долгому ожиданию. Помогала его скрашивать говорливая Капа, неизменно превращая любую мелочь в тему для разговора.

После долгой болтовни о погоде, видах на урожай и качестве укреплений, она стала прорабатывать короля за грубое поведение с Даманом:

'- Зачем Вы, сир, постоянно пытаетесь заставить кого-нибудь из соргонцев сделать что-то кровавое? То желаете, чтобы горожане повесили пленных, то приказываете лейтенанту пленных не брать. Если Вы мечтаете о славе кровожадного короля, то проливайте кровь сами. Вы же видите, что соргонцы не способны убивать безоружных. Бросайте свои земные замашки типа 'нет человека - нет проблемы'...'

Дикий рёв медведя прервал эту поучительную для короля беседу.

'- Ты обратила, Капа, внимание, что разведка Дамана не вернулась, как не смогли вовремя посты предупредить Фирсоффа? Что же случается с теми, кто следит за армией Разрушителя? Как их обнаруживают?'

'- Вот поймаете сегодня этого Человека без Лица, спросите, сир'.

'- Поймаю, если хватит людей. Кто его знает, что он - такое?'

Атака неожиданной не получилась: едва Василий вывел конные сотни из лощины, как лысые кинулись ему наперерез, да ещё и с такой скоростью, что король усомнился, успеет ли он добраться до Маски раньше, чем лысые доберутся до него.

'Только увидели нас со стены - как тут же готов ответный удар. Я был прав, среди баронов ещё есть пустоголовый, может, и не один. Остаётся только 'ура' и рубить. Взять Маску мы не успеем'.

- Давай, Гром, ходу, ходу! Ур-ра-а-а! Ур-ра-а-а!

Жеребец старался изо всех сил и топот скачущих за королём всадников всё больше отдалялся. Зато росла на глазах фигура в чёрном плаще с капюшоном, из-под которого вместо лица выпирало металлическое полушарие. Фигура не имела ни рук, ни ног и висела, казалось, в воздухе. Попыток удалиться от атакующих или хотя бы повернуться к ним своей железной маской она не делала.

Пути короля и несущихся к нему лысых неумолимо сходились рядом с Человеком без Лица, и Василий привстал в стременах, выбирая место для удара. Больше одной попытки у него не было. Да и была ли хоть одна?

Больно резануло левую ногу и сразу - хруст под копытами Грома: уже дотянулся кто-то из лысых. Что-то чиркнуло по спине - опять лысые промахнулись. А вот и Маска!

Меч короля, рассыпая голубые искры, ткнулся в полушарие. Руку схватило судорожной болью, и она по руке скользнула внутрь Василия, и он закричал от неё, не сдержавшись, закричал, почему-то не слыша своего голоса, а меч погружался в выпуклый металл, и от него по маске змеились трещины.

Маска лопнула, разбросав в разные стороны языки пламени, и один из них толкнул короля в грудь, и появилось ощущение полёта, и, не смотря на раздирающую всё тело боль, лететь ему было приятно. Жаль, что глаза уже не видели ничего - в них всё ещё полыхало пламя взорвавшейся Маски...

'Вот она какая, смерть, - подумал Василий, - Откоролевал... Жаль, что я здесь ничего не добился...'

'- Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал...', - немедленно отозвалась Капа, и из-за боли Василий не смог определить: бегут мурашки по коже от её голоса или - нет?

'- Вот же заноза...', - успел восхититься он, прежде чем перевернулся Соргон и всей массой ударил в хрупкое тело короля, выбив из него последний дух.

И не стало больше ничего...

ИМЕНА И НАЗВАНИЯ

Аквиннар - область с центром в г. Аквиннар. Место проведения Советов Королей Двенадцати королевств. Управляется Хранителями.

Алан - легендарный маг, с магии которого начинается история Двенадцати королевств Соргона.

Альбек - король Хафелара, одного из Двенадцати королевств Соргона.

Астар - министр Двора короля Шиллука Скиронарского.

Бальсар - маг-зодчий из королевства Раттанар, директор школы магического зодчества.

Барум - король королевства Сарандар, одного из Двенадцати королевств Соргона.

Баямо - маг-лекарь раттанарской дворцовой стражи.

Брей - младший сын барона Готама.

Бушир - главный служитель Разящего, одного из соргонских богов, в Раттанаре.

Велес - министр ремёсел и земледелия в королевстве Раттанар.

Гоблины - они же 'морские народы', заморские интервенты, постоянно нападающие на побережье Соргона.

Головин Василий - растерявшийся от жизни человек, избранный Хрустальной Короной раттанарским королём.

Горный Мастер - главный бог гномов.

Готам - скиронский барон. Под домашним арестом у короля Шиллука.

Гром - конь короля Василия.

Даман - зять Астара. Лейтенант скиронской дворцовой стражи.

Демад - министр образования и науки королевства Раттанар.

Денежный Сундук - всего их двенадцать. Изготовлен магом Аланом и выдаёт монеты: золотые, серебряные и медные. Заменяет монетный двор в каждом из Двенадцати королевств Соргона.

Железная Гора - гномий город, расположенный в одноимённой горе на территории Аквиннара.

Золотой - монета из Денежного Сундука. По стоимости составляет двадцать серебряных или четыреста медных монет.

Илорин - лейтенант дворцовой стражи королевства Раттанар.

Кагуас - сержант армии Сарандара, вестник короля Барума.

Кадм - скиронский барон, последователь Разрушителя.

Кайкос - скиронский барон, сторонник короля.

Кассерин - мастер-маг. Выискивает и развивает магические таланты.

Котах - разбойник, сторонник короля.

Крейн - скиронский барон, по воле случая - сторонник короля.

Леший - один из соргонских богов.

Лонтир - раттанарский барон, первый советник короля Фирсоффа.

Магда - королева, жена короля Фирсоффа. В прошлом - прачка.

Матушка - соргонская богиня плодородия.

Медяк - монета из Денежного Сундука. Самая мелкая в каждом из королевств.

Месаория - степная территория за Северными и Восточными горами. Населена кочевыми племенами.

Михаловна - соседка В. Головина в г. Чернигове.

Морон - министр Двора Его Величества короля Фирсоффа Раттанарского. Бывший дворцовый лакей.

Морсон - раттанарский профессор-историк, написавший книгу о Двенадцати королевствах.

Паджеро - капитан. Командир дворцовой стражи королевства Раттанар. Приёмный сын короля Фирсоффа и королевы Магды.

Пенантар - одно из Двенадцати королевств. Столица - г. Пенантар. Герб - Барс.

Пондо - скиронский барон. Не даёт покоя ни себе, ни людям.

Разрушитель - новопровозглашённый сектантами соргонский бог перемен.

Разящий - один из соргонских богов.

Раттанар - одно из Двенадцати королевств. Столица - г. Раттанар. Герб - Медведь.

Рубенар - одно из Двенадцати королевств. Столица - г. Рубенар. Герб - Вепрь.

Сарандар - одно из Двенадцати королевств. Столица - г. Сарандар. Герб - Волк.

Серебряный - монета из Денежного Сундука. Составляет одну двадцатую золотого или двадцать медных монет.

Скиронар - одно из Двенадцати королевств. Столица - г. Скирона. Герб - Сова.

Соргон - территория из горных долин, в которых разместились Двенадцать королевств, Аквиннар, Эльфийский Лес и Орочьи Болота. Основное население - люди.

Сурат - королевский казначей в Раттанаре.

Тандер - раттанарский барон, военный министр в королевстве Раттанар.

Тараз - министр торговли в королевстве Раттанар.

Тордосан - одно из Двенадцати королевств. Столица - г. Тордосан. Герб - Орёл.

Тром - скиронский гном, сторонник короля.

Тусон - мастер меча. Отставной капитан и герой сражения в Акульей бухте. Учитель фехтования в Раттанаре. В последствии - командор Священных отрядов.

Фальк - скиронский барон, последователь Разрушителя.

Фирсофф - король Раттанара, одного из Двенадцати королевств. В прошлом - каменщик.

Феззаран - одно из Двенадцати королевств. Столица - г. Феззаран. Герб - Сокол.

Хайдамар - одно из Двенадцати королевств. Столица - г. Хайдамар. Герб - Тигр.

Хафелар - одно из Двенадцати королевств. Столица - г. Хафелар. Герб - Ворон.

Хранители - управляют Аквиннаром. Хранят Дворец Совета Королей и обслуживают съезжающихся на Советы королей и их свиты.

Хрустальная Корона - всего их двенадцать. Изделие мага Алана. Выбирает короля после смерти предыдущего и передаёт ему память предшественников. Символ преемственности власти в каждом королевстве.

Человек без Лица - посланец Разрушителя.

Чхоган - старый скиронский ковродел, чей ревматизм оказал услугу королю.

Шиллук - король Скиронара, одного из Двенадцати королевств Соргона. Упоминается в романе.

Шкодеран - одно из Двенадцати королевств. Столица - г. Шкодеран. Герб - Рысь.

Эрин - гном из Железной Горы.

Эрфуртар - одно из Двенадцати королевств. Столица - г. Эрфурт. Герб - Росомаха.

Ясундар - одно из Двенадцати королевств. Столица - г. Ясунда. Герб - Лиса.

Комментарии: 50, последний от 29/10/2009. © Copyright Доконт Василий (vasily_dokont@ukr.net) Размещен: 07/12/2007, изменен: 02/01/2009. 656k. Статистика. Роман: Фэнтези Мир Соргона Иллюстрации/приложения: 1 шт.		Оценка: *3.299** Ваша оценка:
Аннотация: Эта книга - продолжение романа "Ура, Хрустальная Корона!" и вторая книга в серии "Мир Соргона". В ней Вы встретитесь с новым королём Раттанара и увидите, что жизнь короля - далеко не сахар.

Доконт Василий : другие произведения.

Мы зовём тебя править