Дохака : другие произведения.

Зарисовска /про оборотней/

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
   Воздух осторожно тычется в лёгкие - словно спрашивает, можно ли...
   Можно.
   Вместе с кислородом в тело вливается волна странного свинцового гула, спотыкаясь на сгибах затёкшего перетянутого тела.
   Придётся открыть глаза.
   Слабый свет, серовато-охристые стены. Покосившийся деревянный шкаф у одной. Едва заметный запах пыли и какого-то антисептика.
   Похоже на недорогую комнату на съём. Скорее всего.
   Что-то слишком знакомо.
   Я лежу на голом матраце, изогнувшись, как небрежно брошенная тряпичная кукла. Но насколько я знаю, куклам редко завязывают руки за спиной. А тонкая верёвка вгрызается в запястья.
   Тело завёрнуто в тонкий длинный халат. Последнее, что помню до того - на мне была другая одежда.
   Изогнувшись, без жалости протаскиваю колени между локтей, умудрившись не оторвать себе кистей. Насчёт суставов не уверен, но теперь чуть легче.
   Подношу руки к глазам. Крепкая верёвка, лайкровая, ядовито-зеленого цвета. Зубами пробую её на крепость. Увы. Я не удивлён. И не слабо, и не вкусно, и не...
   И тут только понимаю.
   С моих губ стёрта помада, с лица весь грим - я осторожно касаюсь его пальцами. На пальцах - ни следа лака, ни серебристой тени от колец, закрывавших их больше чем наполовину. Волосы расплетены, кажется, даже расчёсаны. Насквозь просто. Вынуты серьги из мочек ушей.
   А поморгав, я понимаю, что не чувствую линз в глазах.
   И слабый, вездесущий запах антисептика...
   - Здесь твои стекляшки.
   Я вздрагиваю и быстро поворачиваюсь на другую сторону.
   Но человек не двигается.
   Сидит за чистым деревянным столом у другой стены, держит в руках сигарету. Смотрит на меня - туман в глазах, пелена. И дыма не нужно таким глазам.
   Единственное, что стоит на краю стола - пустая бутылка и почти полный стакан. На дне бессильно мерцают мои линзы.
   - Это водка. - Я не успеваю решить, спрашиваю его или и так понятно. Мне, в общем, видно, что с ними сталось.
   - Спирт, - спокойно отвечает человек.
   Я вздыхаю. Больше их не надеть. Зато у человека на двух пальцах свежая корочка свернувшейся крови. Цена за то, что он сумел их снять, не разрезав мне глаз.
   Хотел бы я знать, как.
   - Тебя так волнуют эти игрушки? - спрашивает человек. Его голос звучит почти безразлично, и иногда он моргает, чтобы взмутить начинающую оседать седую завесу в глазах.
   - Ты их убил совсем. Так что нет.
   Они сделаны из стекла с краями тоньше волоса - если неправильно за них взяться, изранишься или ослепнешь. Но спиртом уже почти растворило яркий мерцающий цвет, и теперь в них нет проку.
   Человек безразлично смотрит на меня. Верёвка слегка грызёт содранную кожу на руках.
   А потом он говорит мне - всё ещё мимо меня, глухо через свою завесу.
   - С каких пор ты говоришь мне - ты?
  
  
   Я не очень хорошо помню, что было до этого - но последние несколько месяцев я выступал в маленьком почти-театре. Так называл его мой хозяин - почти-театр. Он говорил - реквизит есть, репертуар есть (ах, как мне нравилось помогать ему сочинять маленькие сценарии так, как будто они уже были, а он их просто вспоминает). Актёров только нет - вместо них я.
   "Ты чудесный зверёк, - улыбался мне этот человек, когда мы ехали в его машине из магазинчика, а за нами развевались невидимые ленты шафранного аромата. - Парень вообще представляет, что ты такое? Условия, контракты... Да хоть десять условий, мне не жалко! А ты не бойся, я же знаю, зверёк, что ты чудо и как с тобой обращаться. Слушай меня. Ты знаешь, что такое театр?"
   Он знал, зачем брал меня с собой. Ди тоже это знал, но он тогда промолчал, отпуская меня прочь.
   "Ах, какой лисёнок!" - сказала нам высокая дама в дверях магазинчика. А мой хозяин подмигнул мне и осторожно звякнул подвеской в моём ухе.
   Он мне понравился, да и не стали бы меня отдавать человеку, с которым мне будет плохо. Я изображал для них самых разных существ, почти не замечая, - а ему придумывал и показывал вместе с ним всех их и ещё разных. Редкие люди видели, какой я бываю, - а он не просто видел. Ему было важнее то, что я могу. Человек, одержимый идеей театра и неспособный организовать даже себе подобных - не понимают, говорил он мне. Не понимают, что от них нужно. Люди не понимают, куклы не слушаются - а ведь так просто...
   И я показывал, как, - а он приходил в восторг, называл меня чудом и выполнял всякие просьбы, умудряясь не забывать условий контракта.
   Редкие люди. Может быть, он не сорвался бы ещё годы - это было бы так удобно и понятно...
   Я быстро научился понимать его, почти не думая о том, что мы изображаем на этот раз. А когда мы не выступали на мелких сценах и в чужих домах, а просто куда-то ехали или где-то жили - это было одно и то же - я ходил с ним в кольцах, в браслетах и подвесках, замотанный в шёлк, как куклы в старых сундуках и раскрашенный ещё сильнее. Забавно. Иногда люди говорили то же про ручную лисицу. Или горностая. Или ещё что-то...
   А он усмехался и поправлял на мне пряди волос прямо у них на глазах.
   Линзы разного цвета он сделал мне по моей просьбе тоже - я рассказал, какое нужно стекло и как раскрасить.
   Зачем, он не спрашивал. Да и кто бы из них запомнил...
  
  
   А сейчас другой человек прижимает меня за горло к голому пыльному матрацу неизвестно где. Смотрит в меня своими безумными поседевшими глазами, ломает себе лицо - и ничего не может поделать. Я молчу, пока получается дышать.
   Он меня таким и увидел после нашего очередного почти-спектакля. Где-то на площади, мы выступаем там, где захочется хозяину, - пять зданий, два фонтана и наша небольшая сцена. Люди уже расходились, насмотревшись на то, как танцует под флейту хозяина серебристый журавль. А этот - вдруг вынырнул из толпы, словно его несло течением мимо, и случайно он нашёл за что зацепиться.
   За меня.
   И я весь отразился в нём тогда - кипы шёлковых обёрток, глаза сверкают на солнце цветными контрастными каплями, колокольцы на руках и тёмные штрихи на белой маске-лице...
   Наверное, я мало видел безумных.
   Я так и не понял до конца, что едва не вырвалось из него через глаза и дёрнувшееся горло. Что-то холоднее страха, горячее злобы, острее жажды. Не знаю. Я мало интересуюсь тем, что чувствуют люди и какими именами это зовут...
   Потом на минуту человек исчез в толпе. А что случилось после этого - я не помню...
  
  
   - Ты, - выдыхает он. Я по-прежнему не понимаю. Наверное, они все сперва сходят с ума, а потом только...
   - Что за дрянь?!
   Он сам снял с меня одежду, грим, линзы даже вынул, уничтожил. Не хочет смотреть как нужно. Видеть того, что показываю. А я так старался.
   Я смотрю ему в глаза, не отрываясь. Помню его, конечно же. Об этом человеке тогда думал Ди, и говорил мне не раз...
   Только тогда глаза у него были не седые, а синие, и ему приходилось прятаться за дымом своих сигарет. Теперь вот не нужно.
   Я смотрю ему в глаза, и едва разбираю, что там отражается. Бледный, почти безликий я - но секунду ещё подержит меня так, и я уже вижу, как туманом меняются очертания лица, проступает быстро оживающим штрихом алая улыбка, а из глубины глаз вспыхивает на миг...
   Человек с размаху бьёт меня по лицу и что-то шипит. Не больно, но перед глазами всё успевает сдёрнуться, как плёнка - а его искажённое лицо тут же возникает рядом.
   Не нужно. Жаль.
   Убедившись, что моё лицо больше не меняется, он чуть отодвигается от меня, продолжая придерживать за шею.
   - Господи, - сухо трещит его голос из ломкого горла. - А я-то уже подумал...
   Голос всё-таки ломается тихим треском, а человек отшвыривает меня в сторону - несильно, как ту самую куклу, которым не вяжут руки верёвками. Которых не ловят вообще, пока не принимают за что-то живое и нужное.
   Я, наверное, живой. Но верёвка как-то незаметно соскальзывает с моих кистей, а человек, не глядя больше мне в глаза, тяжёлым шагом возвращается за свой стол.
   - Галлюцинация чёртова. Вы там все такие были, я помню. На кой хрен ты мне явился.
   Вряд ли это вопрос. Но люди такие странные. Я давно не тешу себя иллюзиями - не понимаю их. Слишком часто. Но обещания нужно выполнять.
   И я говорю ему:
   - Он просил меня... когда мы с тобой встретимся.
   И снова что-то дёргается в нём - какая-то жутко натянутая верёвка, какой-то жгучий кусок льда внутри - на мои слова и голос, человек вздрагивает, не отрываясь пялится на меня. И на секунду глаза у него становятся, какие я смутно помню - без завесы, обнажённые, как будто...
   - Позаботиться о тебе. Если я сумею.
   Человек моргает. Раз, другой.
   - Но кажется, у меня не вышло. Жаль.
   На самом деле, мне кажется, я слышу тихий треск льда.
   Но он опускает голову так низко, что уже не рассмотреть, на что похож этот кусочек безумия в людях. Что-то знакомое. Наверное, он всё-таки не станет моим новым хозяином.
   Мне, в общем, нет большой разницы. Я выполнил обещанное?..
   - Пошли вы. Все. С вашим... - шепчет он совсем глухо.
   Я чувствую запах тяжёлого дыма, пыли и чего-то обеззараживающего. Нет, не помню...
   Человек тихо задевает локтем стакан на столе.
   Тот легко падает вниз, и в луже на полу остаются мерцать два кусочка тонкого стекла.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"