Дело шло к вечеру, противное солнце все не хотело скрываться, что поделаешь: июль. Уже и не вспомню куда я спешил, и откуда шел. Лишь помнится, что путь мой лежал через каждодневную дорогу, которую я мог бы пройти с закрытыми глазами, не зацепив дерева и не оступившись. Зачем-то надо было зайти домой, это помню, а вот опять же зачем? Возможно, по "естественной физиологической нужде".
Как это бывало со мной чаще всего - я болел. В этот раз еще более затяжно чем обычно, я закашлялся:
- Кх кх.. Аакх Кхааа
- Ох ты ж господи, молодой человек, чего кашляешь? Нечего кашлять.
Даже не разворачивая головы в сторону сухого и хриплого звука, чуть пройдя, резко выпалил:
- Да вот, гайморит! - на ходу ответил я первое что в голову пришло, лишь бы отделались. В принципе, как и всегда.
В моей жизни в целом много этого "как всегда", сплошная обыденность. Вот и здесь, не привык я затевать разговоры с прохожими (это и следует пояснить, чтоб понимать всю суть необычности этой истории), потому и не изменял своей традиции. Всегда бросаешься в них этими фразами в ответ: "Занят!" "Мне некогда" "Не знаю". Листовок тоже я не беру, всегда игнорирую. По-моему, загораживая рукой и тыча этой несчастной бумажкой, такой же, как и сами эти подростки, мне в рыло, глупо ждать чего-то иного. Да и зачем брать? Ведь взяв брошюрку в руки она тотчас же отправится в тартары мусорного ведра.
Ну и как же без любителей стрелять сигареты. Они так и вьются возле меня, в любую мою пешую прогулку. Неужели я так похож на заядлого курильщика? Не пойму. Один так вообще, почти ежедневный мой встречный: хромой на одну ногу, лет 65, в кожаной кепке (в любую погоду), дырявых штанах, легком свитере, и в куртке(как ему было не жарко?), такой же, как и сам мужичек - потрепанной. Всегда его увидишь на одном и том же месте, на одном перекрестке, возле аптеки. Завидя потенциальную жертву, он, прихрамывая тут же мчит к нему на встречу. Со мной так же. Постепенно я запомнил его лицо, и теперь, когда он с полной надеждой только приближается ко мне, начиная свою речь: "Сигар..." не дождавшись бросаю ему в ответ: "Не курю!" и продолжаю идти. Чувствуешь себя в такие моменты почему-то великолепно. Иногда, я даже задумываюсь, сколько же он за день таким образом получает сигарет и сколько б это стоило...
-Ооо, это не дело милок, чесноком капать надо, да над картошкой дыши, как рукой снимет! - последовал народный метод в ответ.
Не знаю почему, может, потому что мне была приятна эта некая забота со стороны незнакомого человека, или от жары голова помутилась, и надо было отдохнуть. Я остановился.
-Благодарствую, не практиковал такого, - поворачивая тело чуть правее проговорил, - вот думаю все к врачу показаться, что он скажет, а там посмотрим.
-Ясно, ясно, - уже думал было продолжить идти как за этим последовало, - да стой, иди сюда, куда бегишь, присядь, посиди.
Недолго думая, вмиг забыв все другие мысли, повинуясь, я стал перед ней. Уголки ее глаз прищурились (видимо рассматривала меня поближе).
-Куда й то ты спешишь?
-По делам.
-Каким таким?
-Обычные, людские, - что еще ответишь, не изложишь же всю правду.
-Ну а с гайморитом это ты не затягивай, - вспомнила она вдруг, - да ты садись, садись.
Это была обычная старуха, которых зачастую, каждый видит возле своего подъезда. У нее было мясистое тело, приличный горб, более того, левое плечо сильно возвышалось над правым, да и в целом ее фигура была более похожа на шар, с маленькими конечностями и головой, уплывающей в шее. На голове ее были седые и те почти все выпавшие волосы, чуть ниже морщинистый лоб, еще ниже ассиметричный нос формой картошки, по обе стороны которого на меня смотрели два нежно голубых глаз, с потускневшими от времени хрусталиками. Одетая в обычное летнее платье, естественно с изображенными на нем цветами, таким количеством, которое и в полях маковых не сыщешь, типичное "бабушкино платье". Сидя на скамейке, сконструированная из четырёх закопанных металлических труб, да доске сверху, и опираясь правой рукой о трость, она будто медитировала, настолько она была похожа" на статую. Я сел подле нее, слева. Изначально, как я сам выразился, ее голос показался глухим и хриплым, но не много послушав ее пришел к выводу что ошибся. Он другой. Он скорей сухой, чем хриплый, и не глухой, а звонкий, но исходящий как будто внутрь, в себя. Отчего, даже сидя совсем близко к ней, не всегда получалось уловить звука, исходящего из ее рта. Вдруг эти потресканные, бледные губы зашевелились.
-Все спешат, да спешат, а я уже никуда не спешу, прошли те времена, - продолжила моя случайная встречная, - сижу вот... А мне б.. на кладбище хоть, повв..идать ммоего.. - разбирать что она говорит стало еще труднее, из тех самых потерявших жизнь, и лишь изредка излучающих признаки жизни глаз, полились слезы.
Я опешил, пот уже стекал от самых подмышек до кончиков пальцев, за незнанием как поступить лишь уставился вперед, как будто не замечая ее.
С той скамейки открывался прелюбопытный вид, который мог бы написать на свой картине какой-нибудь Брейгель современности. Там, как будто, соприкасались эта городская сутолока людская, выхлопы от иногда проезжающих китайцев на колесах и маленький озелененный дворовой клочок земли: с собаками, резвящимися на траве, детьми, ловящих солдатиков, муравьев и другую живность, и даже белками, карабкающимися по стволу дерева наперегонки. Это как свой маленький мир, за которым тихо наблюдаешь с этой скамейки... В ту секунду у меня промелькнула мысль: "Как же я завидую этой старушке!"
Подул тихий ветерок, обдув спину, до дрожи, и привел ветки деревьев в движение, донеслись звуки приятного шуршания листвы, заглушивших всхлипывания исходящих справа. Но совсем скоро и они прекратились. Прекратились так скоро и спонтанно, как и начались.
-Лет то сколько тебе, - с какой-то живостью спросила она.
-Двадцать четыре, - приврал я, мне всегда дают больше моего возраста, чем зачастую и пользуюсь.
-Эхх, молод еще совсем. - Помолчав добавила, - подруга есть?
-Как бы так сказать, - промямлил я.
-А как есть, так и говори, - захихикала старая.
-Не совсем.
- Это как так, неее милок, не юли мне.
-Есть, есть.
- Вот и славно!
- Семья есть? - продолжала расспрос.
- Есть. Отец, мать, да брат.
-Маму любишь? - как ребенку в детстве обычно задают, спросила она. Да и, впрочем, с ее точки зрения я им и являлся.
-Конечно, она же мама, - шаблонно проговорил.
-Ну, чего й то, мамы тоже разные бывают, моя вон...
-Здравствуйте!
-Здравствуй, поприветствовала она в ответ какого-то прохожего, а как тот отошел подальше прохрустела своим голосом, - вот не знаю и не помню кто это, ну здоровается, чего б в ответ и не это, а так.., без понятия в общем! - смешалась чего-то старушка.
-Так что там с мамой вашей. - возвращаю ее к теме.
-С мамой? Да померла давно, - с выпученными глазами повернулась ко мне, с полным непониманием чего я про это говорю. Тут мне стало ясно что она слаба на память.
-Пиии, поп пом, - отзвучал подъездный домофон и дверь легонько притворилась. По лестнице спустилась женщина лет 50, рыжая, в легком платьице, которое сильно выделяло ее худобу. Она искоса поглядела на наши дружные посиделки и закурив пошла своей дорогой.
-От стерва какая, и не здоровается глянь на нее, - в моменте меня заинтересовала и одновременно ошарашила такая оценка, она продолжила, - двух мужей уже поменяла, водит тут всяких, слева от меня живет, в двухкомнатной такой, хорошая такая была квартирка, а теперь, мужиков водит, ведьма! А сын у нее ничего, хороший мальчик, отучился вот, за границей работает, и все ровно ж приезжает, навещает, мне бы такого.. Ввот прошу его, ну отвези ты на кладбище меня! Ну отвези, а он мне: "Да что ты там не видела!", Охх...
Сверху упала большая крылатая тень - пролетела ворона. Усевшись поудобнее на ветке тополя, она уставилась на меня. Складывалось ощущение, что ей известна наша речь, что она тихо подслушивала и вдруг, решила заявить о себе. Вдруг, ее взгляд переменился, и взор ее упал вниз, на мирно клюющих что-то голубей. Смерть с крыльями плавно спустилась к ним, и сначала аккуратно, как будто говоря: "Здравствуйте, добрые собратья, я своя, угостите и меня". И они вместе продолжают клевать, принимают ее! Но ворона находит старую и дряхлую голубку. Своим мощным клювом ворона впивается в нее, та пытается взлететь, колыхается, но вторым ударом ей подбивают сустав крыла. Теперь ей не спастись. Оставив надежды взлететь, голубка отбивается, ползет, в то время как ее пожирают живьем. И вот она сдалась, вцепившись в нее своей лапой, ворона мерно продолжает свою трапезу, кусочек за кусочком, она пожирает уже мертвую плоть, и наконец насытившись, взметнув крыльями и с протяжным "Каааррр" улетает. Другие голуби уже и позабыли о своей сестрице, которая лежит в десяти метрах. Их можно понять! Их заботит лишь то, что этим телом не стал кто-то из них. Вот и все! Да и черную гостью можно ведь понять! Она, возможно, облетела все закоулки города, все мусорные баки, найдя там лишь какую-нибудь кожуру от картошки, не более. Как ей поступить иначе?
Бабка тоже была свидетельницей этой картины, отчего, когда ворона скрылась в небытие тихо промолвила: Я следующая.
-Давно это было, - начала она вдруг рассказ, - я тогда совсем девчонкой была, на втором курсе, как сейчас помню. Училась прилежно, опорой была. Ко всем старалась доброй быть, да помогать тем, кто просил, и всю жизнь потом также. Голодовка тогда была большая. Тогда я Юрку и встретила... Говорят вот, нет любви с первого взгляда. А она есть! Кто так говорит не знал ее. А я знала. Юру увидела сразу полюбила. Он старше был, тогда уже на последнем курсе. Закрутилось у нас это все... Забеременела. А он так ничего, не бросал меня, уже и в жены звал. Ну я в один вечер на радостях матери всю правду и рассказала про нас... Взбесилась она тогда, сказала, что лишний рот только произвожу, ну и еще много чего. Я в слезах и ушла из дому. Полностью доверилась Юре: с курса ушла, поселилась у него, домой больше не возвращалась, и не прогадала...
-Здравствуй Вася, - захрипела она коренастому мужичку за 50, в клетчатой рубашке, и серых брюках, он подошел к нам, - как сам?
-Здравствуйте, здравствуйте. Сам ничего. С работы вот только, детям сладкого прикупил, побаловать захотел.
-Ну давай, давай, детишкам привет.
-До свидания.
И затопав своими летними туфлями по ступенькам, мужичек скрылся в подъезде: "Пиии, поп пом".
- Это, Вася, живет подо мной, этажом ниже, хорош мужик, это он вот эту скамейку то починил, а то, до этого железяки все торчали, ну я и попросила дощечку какую-нибудь приделать, вот он и подсобил, теперь сидеть есть где. Еще клумбы все прошу огородить уж давно, да занят говорит, ну ничего ничего, я понимаю, что поделать, а так хороший мужик.
- Так как у вас с Юрием то все пошло?
-Не прогадала, не прогадала. Всю жизнь любили друг друга. Мишу родила тогда, первенца. Через два года и Люда появилась. Все у нас было. И дом хороший, и путешествовали много, машиной даже обзавелись после. Все благодаря Юрке... А потом уже и дети разъехались, внуки появились. Спокойно уж на пенсии жили. Да удар его хватил, умер... И осталась я одна, никому не нужная... - старушка перевела дыхание.
-Верно кто-то сказал: "Мы рождаемся и уходим в одиночестве". - как будто вторил я ее мыслям.
-Да да, правильно ты говоришь, совсем одни... В общем оставила я жилище то, и недавно переехала на квартиру тут, лет так шестнадцать назад, - почему-то эта фраза меня позабавила - "недавно". Для нее большая часть моей жизни это всего лишь "недавно". Еще раз убеждаешься, насколько все относительно, - отвратительное место, ступеньки посмотри вон какие, я с них и полетела, плечо да ребра переломала, - она чуть повернулась, показывая правую руку, теперь и правда видишь причину ее кривите, - с рукой поговаривали что только операцией. Думаешь сделали? Кому нужна я такая старая, сказали мест нет в больнице, да и все. Купила себе трость вот хожу еле-еле. До магазина даже не дойдешь теперь. И все мои прогулки только до скамейки и обратно, и то больших усилий стоят. Спущуся и сижу тут... Поговорить не с кем даже, иногда как тебя вот бывает ловлю, и говорю говорю... Ах, когда уже с Юрой окажусь... Ну вот прошу я его, прошу. Отвези ты меня, я хоть поговорю с ним... на могилку то. Я бы сама, да как я доберусь больная, хромая, а он мне только "зачем?", да "делать мне больше нечего". Оххх...
А меж тем, солнце уже скрывалось за горизонт. Я осознал, что даже не знаю сколько времени прошло с того момента, как я сел на эту скамейку, казалось прошла вечность. Взглянул на часы. В уме отнял текущее время от приблизительно того, когда смотрел на них последний раз: час с небольшим. Всего лишь. И сколько таких же бесконечных часов она проводит здесь день ото дня...
-Знаете, мне нужно уже идти, - как можно аккуратней проговорил я.
-Да, засиделся ты тут со мной, бредни слушаешь мои, хехе, беги беги. И знаешь скажу тебе, вот что. - положив свою руку мне на плечо продолжила, - Живи милок как сам хочешь, для себя, здоровья тебе побольше, лечись смотри, да чтоб до моих лет не доживать уж... Да, не долго мне осталось... Иди. И вспоминай потом, что в такой-то день, одна бабушка, то-то и то-то сказала. Спасибо тебе! Что посидел тут со мной... Юрке б моему сегодня девяносто лет было. Спасибо... прощай!
-Всего доброго...
Не помню точно, как оказался уже потом дома, голова была пуста. Усталость сразу же накатила на меня, и я заснул. Проснувшись уже ночью, все: скамейка, ворона, эта бабушка и ее жизнь, казалась мне частью большого увиденного мною сна. Хоть я и осознавал, что это не могло быть так. Тем не менее со своей случайной знакомой я больше никогда не встречался, хоть и не раз еще проходил через тот двор. Но помню, что где-то через неделю, издалека, видел возле того самого подъезда не большую толпу, в основном из зевак, окруживших священника... Помнится один мужичек, уже, судя по седине на волосах, ставший дедушкой, отвернувшись, посмотрел в мою сторону. И мне предстали очень похожие очертания: морщина на лбу, такой же кривой нос картошкой, вот только глаза, видимо от отца, были темными, из которых обильно струились отчаянные и тихие слезы...