Аннотация: Говорим одно, слышым другое, думаем о третьем...
Вечер, посреди заснеженной сцены стоит предъестал, окруженный колоннами. На нем неподвижный, завернутый в тогу, обсыпанный белой пудрой Автор. Внизу у предъестала толпа почитателей и критиков в костюмах начала 19-го века. 1-й почитатель: Ах, какая преамбула! 2-й почитатель: А Фабула?! Фабула! Аплодируют 1-й критик: Да, неплохо, неплохо. Но экспозиция в первой части романа, согласитесь, немного слабовата. Слабовата, да. 2-й критик: Позвольте с вами не согласиться, милейший, с экспозиицей все отлично, а вот с перипетиями у автора явный перебор. 1-й критик: Коллега, вы ничего не смыслите в литературе! Что это за произведение без перипетий?! Их просто не может быть много. 2-й критик: Это я не смыслю в литературе??? Ах вы, неграмотный болван! Кидаются в драку, вцепившись друг другу в волосы падают на землю и укатываются за кулисы. Экзальтированная Барышня: (Благоговейно целуя краешек писательской тоги). Великолепно, просто великолепно! (Промакивает тогой слезинку, выступившую в уголке глаза). Эта сцена со смертью любимой собачки героини в четвертой главе. Ах, я до сих пор рыдаю, вспоминая. Заливается слезами, пытаясь высморкаться в краешек писательской тоги. Писатель теряет неподвижность и, крайне осторожно, как ему кажется, незаметно, пытается отобрать у экзальтированной барышни свою одежду Циничная Барышня: (уперев руки в бока) Ха. Собачка. Сдохла, туда ей и дорога. Все мы рано или поздно станем лишь кормом для червей, так есть ли смысл жалеть о животном в то время как твой собственный век столь скоротечен? Экзальтированная Барышня: Но она была такой милой, такой очаровательной и так любила свою хозяйку. Ах, я не могу, не могу вспоминать об этом!!! Как мог Лорд Генри так жестоко поступить с невинной тварью божьей! (Вновь заливается слезами) Циничная Барышня: Милочка, вы ничего не забыли? Эта ваша "невинная божья тварь" взбесилась и попыталась загрызть свою хозяйку. И выстрел Лорда Генри спас ей жизнь! О, лорд Генри. (мечтательно закатывает глаза) И почему такие мужчины существуют лишь под обложками книг. Экзальтированная Барышня: (презрительно сморщив носик и махнув ручкой) Ах оставьте, ваш Лорд Генри бесчувственная сволочь, не достойная даже называться мужчиной. Все это время Автор переводит глаза с одной на другую, с каждой репликой все более превращаясь из небожителя в человека. Барышни начинают толкаться. Автор: (смотрит в зал, на лице его отражается крайняя степень растерянности) Но... Но... Это же не важно. 1-й почитатель: (стоя спиной к автору презрительно взмахивает рукой) не нам, господа, судить о том что важно и что нет, каждое слово этого великого произведения - драгоценная жемчужина в оправе блистательнейших фразеологизмов современности. 2-й почитатель: (прижимая руки к груди) А какой сюжет! Сколь великолепны сплетения интриг, как подробно и красочно поставлены боевые сцены! Я словно вживую попал на поле боя и ощутил горячие капли чужой крови, растекающиеся по лицу Автор: (Делая один шаг вниз по лестнице ведущей с предъестала) Но страдания героя... Экзальтированная Барышня: (отвлекаясь от драки) Ах, да, страдания это так патетично(промакивает слезы подолом платья) Циничная Барышня: (вытирая пот со лба) Персонажи на то и нужны, чтоб страдать. Ничего с этим не поделаешь. Кому интересно читать о счастливых и самодостаточных людях? Обывателю нужны калеки и моральные уроды, на фоне которых, его собственное уродство станет чистой красотой. Так уж мы, обыватели, устроены. Экзальтированная Барышня: А как же герой? 2-й почитатель: Куда же без героя, должен ведь кто-то взывать со страниц книги к светлейшим нашим чувствам, побуждать нас на подвиги и дарить нам веру в светлое будущее. Автор: (раздраженно в сторону) Мы. Нам. Нам. Нам. Вам что-то кроме вас самих интересно? Циничная Барышня: (лузгая семечки) Конечно, куда же без героя, основная прелесть которого в том, что его нет и быть не может. Автор: (отшатываясь от нее) Нет!? 1-й почитатель: И? 2-й почитатель: Быть Экзальтированная Барышня: Не может?! Циничная Барышня: (отряхивая кожуру с подола) Конечно не может. Ведь герой он весь такой положительный, чистенький, светленький, покрашенный розовой краской и в бантиках. (Сплевывает) Мужчина, в принципе, не может быть таким, в противном случае он либо мертв, либо не мужчина. И слава богу, господа. Да здравствуют злодеи, они так пикантны и неоднозначны. 2-й почитатель: О да, за здоровье злодеев переживать не стоит. А вот ваше хорошее самочувствие, милочка, после встречи с сим пикантным и неоднозначным объектом мечтаний, в темной подворотне, будет вызывать серьезные сомнения. И почему вас, женщин, вечно на г... тянет? Экзальтированная Барышня: Попрошу не обобщать порядочных женщин со всякими... Барышни снова кидаются друг на друга, Второй Почитатель заинтересованно наблюдает за процессом, Первый Почитатель смотрит на Автора влюбленными глазами. Автор: (глядя прямо перед собой) Почему они дерутся? Почему все они дерутся? Я же просто хотел сказать... 1-й почитатель: (суетливо подсовывая ему книжку на подпись) Ах, друг мой, абсолютно не важно, что именно хотели вы сказать. В конце концов, со времен Сократа, Аристотеля и Цицерона у человечества было не так уж много свежих идей. В том, что касается души и чувств, конечно. Важно не что, важно как вы это сказали. А ваш язык великолепен. Он само совершенство. Автор: (садясь на ступени предъестала и глядя на Первого Почитателя) И... Вам все равно, о чем роман? Даже если я начну писать этим самым, "великолепным языком" о том, как хорошо быть садистом и маньяком??? 1-й почитатель: (садясь с ним рядом и почесывая в затылке) Ну, это определенно добавит произведению оригинальности. Определенно. Хотя, я не большой специалист по таким вопросам, я больше по стилю. Спросите у Второго. 2-й почитатель: (на мгновение отвлекаясь от драки) Согласен, это было бы круто. Автор хватается за голову, встает и ходит по сцене, натыкаясь на колонны и на предъестал. Хватается за портьеры, сползает, держась за них, на пол. Никто из присутствующих на сцене не обращает внимания ни на него ни на его действия, они продолжают спорить и поклонятся пустующему предъесталу. Обсуждают подробности и отрывки произведения. Автор взирает на эту картину несколько минут. Автор: (громко и отрывисто) Хватит!!! Сцена замирает. Все застывают в позах, в которых их настиг голос Автора. А он, сначала медленно, потом все увереннее поднимается на ноги, придерживаясь за портьеру. Автор: Мне просто было одиноко. Мне так мучительно хотелось с кем-то поговорить, но никому не было интересно то, что я скажу. (идет к центру сцены) Люди, странные создания они ставят на тебе галочку "друг", "любимый", "родной" и с чувством выполненного долга кладут в шкаф, чтоб не падал на голову в ненужный момент и не мешал ходить по квартире. Мне было что им сказать. Но некому было это услышать. И я понял, что больше не умею говорить. А когда в расписании тех, кто повесил на меня галочки подошла очередь "пообщаться" со мной, мне стало нечего сказать. Я онемел. Но этого никто не заметил. Так странно, родные, друзья, любимая. Каждый день прибывая рядом, они даже не заметили того, что я утратил дар речи. Так смешно... И я взял перо. Бумага - лучший слушатель в мире, она стерпит все, она все поймет, она всегда выслушает. Единственный друг, которому есть хоть какое-то дело до твоих мыслей и твоих чувств. Единственный врач, способный спасти от безумия. Белоснежное лекарство от одиночества. (Автор доходит до центра сцены, поворачивается к зрителям. Подходит к самому краю. Актеры на сцене меняют позы) Автор: Я не мечтал обо всем этом (с раздражением срывает с себя тогу, лавровый венец, выбрасывает их, оставаясь в растянутых спортивных штанах и не слишком чистой, такой же растянутой майке) Мне просто было нужно, чтоб меня кто-то услышал и кто-то понял. Одиночество в толпе - самое страшное одиночество... Мои мысли... они смеются надо мною, сводят с ума, убивают, не находя выхода. У меня есть все: Квартира, машина, дача, жена, дети, деньги, работа, пистолет двадцать девятого калибра, способный выдернуть меня из этого ледяного ада и лишь слабая надежда на то, что хоть один из ста тысяч человек, купивших книгу, поймет, ЧТО я хотел сказать бумаге. Ведь я сам это понимаю не до конца. Именно эта незавершенность и давит на горло. (хватается за горло иобращается к залу ) Скажите, вы понимаете что я хотел до вас донести? Правда? Скажите, и ледяные оковы разобьются, осыпавшись тонкой пылью мне под ноги, потекут капелью по рукам, размоют слезы. Одиночество перестанет существовать, я вновь обрету дар речи. Стану просто человеком. Ну скажите же!!! (падает на колени) Голос из зала: Неплохой монолог. Но что-то смутно знакомое проскальзывает. Демокрит? Макиавелли? Автор достает из кармана пистолет, несколько секунд рассматривает его и приставляет к виску. Занавес.