Дмитриева Наталья. Колос времени

Что же такое время? Пока никто меня о том не спрашивает, я понимаю, нисколько не затрудняясь; но как скоро хочу дать ответ об этом, я становлюсь совершенно в тупик. Между тем вполне сознаю, что если бы ничто не уходило, то не было бы прошедшего, и если бы ничего не происходило, то не было бы будущего, и если бы не было ничего действительно существующего, то не было бы и настоящего времени...

Блаженный Августин. Исповедь. Около 400 г.

Часть 1. Орел

Санкт-Петербург, наши дни

- Я уезжаю в круэз! - гордо сообщила бабушка.

Так и было сказано - в круэз.

- Куда? - удивилась Вера. Она только вошла, даже не успела отдышаться. Разговор происходил в душной прихожей, заставленной коробками со всяким хламом. Хлам именовался "памятью о дорогих сердцу временах" и лишь по этой причине до сих пор не был отправлен на помойку.

- У тебя проблемы со слухом? - нахмурилась бабушка. - Я ясно сказала, Анатоль взял две путевки, мы с ним едем в круэз по Ладожскому озеру - неделю на большом белом теплоходе.

Вера потерлась потной щекой о плечо.

- А... э... хорошо... Значит, Анатолий Васильевич взял путевки, - пробормотала она.

Узкие пергаментные скулы бабушки слегка порозовели.

- Старый развратник! Думает, я не знаю всех его штучек. Разумеется, он решил снова пойти на приступ.

- И ты согласилась?

- Вера, мы уже в том возрасте, что нашей репутации ничто не повредит... и это меня раздражает! К тому же, кажется, намерения Анатоля вполне серьезны.

Девушка задумчиво кивнула. Серьезные намерения давнего ухажера - это, конечно, повод. Хорошо, что бабушка в кои-то веки решилась выбраться из своей пропыленной квартиры. Ядвига Станиславовна была такой домоседкой, что за последние десять лет только дважды по доброй воле выходила из дома - на похороны подруг детства (одна умерла семь, другая - пять лет назад). И один раз ее саму увезла скорая с подозрением на инфаркт.

И вдруг - романтическое путешествие!

- Когда вы едете?

- Завтра! - Бабушка с удовольствием оглядела себя в облезлом зеркале стенного шкафа. В ее речи прорезался отчетливый французский прононс: - Теплоход отходит в час пополудни.

- Я тебя провожу.

- Не надо, Анатоль заедет за мной на такси. Я вызвала тебя, чтобы ты помогла мне собраться. Надеюсь, ты принесла все, о чем я просила?

- Конечно, только лучше я все-таки провожу...

- Не вздумай! - Ядвига Станиславовна резко обернулась, и высокий кок ее жестких медно-рыжих волос, украшенный черной атласной розой, подпрыгнул, будто живой. - Ты нужна мне здесь! Будешь смотреть за апартаментами в мое отсутствие.

Вера не поверила ушам:

- Зачем? Бабуля, глупости какие!

- Кто-то должен кормить Барса.

Толстый полосатый кот благодушно муркнул у бабушкиных ног, отсвечивая топазовыми глазищами.

Вера вздохнула.

- Барса я возьму к себе.

- И поливать цветы!

- У тебя нет никаких цветов!

- Есть! Анатоль подарил мне диффенбахию, - гордо произнесла бабушка.

Внучка кивнула.

- Хорошо, ее я тоже заберу.

- Я тебе запрещаю! Мне нужно, чтобы ты осталась здесь. Это не обсуждается! Я не хочу думать, что меня ограбят, пока я буду в круэзе. Ты видела, что случилось с парадным?

Вера посмотрела на бабушку с удивлением. Действительно, заходя в подъезд, она заметила, что железная дверь снята с петель и стоит, прислоненная к стене. Полгода назад подъезды бабушкиного дома оснастили новыми домофонами, на которые скинулись жильцы... все, кроме бабушки. Та с самого начала приняла идею модернизации в штыки - и удивительное дело! Оказалось, что воля одного человека вполне может возобладать над желанием большинства: с момента установки домофоны соседних подъездов работали, как часы, а бабушкин ломался с завидной регулярностью, примерно раз в две недели. А теперь дверь вообще сняли...

- Я-то видела, а ты откуда знаешь?

- Утром я ходила в булочную.

Вера недоверчиво вскинула брови.

- Софья с третьего этажа ходила и рассказала мне, - поправилась Ядвига Станиславовна и, поколебавшись, схватилась за сердце: - Боже, ты хочешь моей смерти!

- Бабуля!

- Тогда пообещай, нет, поклянись всем, что для тебя дорого, что ни на минуту не оставишь этот дом, пока я буду в отъезде.

- Бабуля!!

- Поклянись! - неожиданно глубоким голосом воскликнула бабушка, устремив на внучку пронзительный взгляд темных глаз.

В коробках зазвенело, и у Веры внезапно закружилась голова.

- Ладно, клянусь, - устало выдохнула она.

Ядвига Станиславовна тут же повеселела.

- Вот и отлично! Смотри, Вера, ты поклялась. А теперь будь добра, поторопись. Времени так мало, а у меня столько дел...

На следующий день Вера проводила бабушку с кавалером до такси и выслушала искренние заверения Анатолия Васильевича в том, что "с дражайшей Ядвиги не упадет и волоса". Потом вернулась в квартиру, забралась с ногами в кресло-качалку и задумалась.

Хорошо, что бабушка сможет развлечься. На Анатолия Васильевича можно положиться, к тому же он не испытывает отвращения к таким достижениям цивилизации, как мобильный телефон. Плохо одно - теперь внучке придется целую неделю сидеть в скопище пыльного старья без горячей воды, кондиционера и компьютера.

"Ну, почему так, а? Друзья кайфуют на море, а я...", - Вера закатила глаза и, не удержавшись, чихнула пять раз подряд.

Кто бы мог подумать, что в северных широтах может случиться такое невыносимо жаркое лето! Город раскален, словно доменная печь. Метеорологи и предсказатели погоды делают большие глаза и обещают циклоны, грозовые фронты, ветра с Северного Ледовитого океана, только все это, как видно, предпочитает обходить Петербург стороной.

Вера выглянула в окно: над гранитными парапетами поднимались волны жара, заставляя невскую панораму колыхаться, как мираж в пустыне. Свинцово-серые речные воды маслянисто блестели. Сквозь рассохшиеся рамы просачивался мерзкий душок паленой резины, смешиваясь с запахом лекарств и несвежего белья - запахом, типичным для квартиры, где живет одинокий пожилой человек.

Сидеть в этой душегубке целую неделю? Кошмар! Будь ее воля, Вера ни минуты здесь не задержалась бы - прихватила Барса и адье, бон шанс. А, собственно, что мешает ей это сделать? Договориться с соседкой - пусть зайдет пару раз, полить цветок... Лишь бы бабушка ничего не узнала... А если узнает? От той же Софьи с третьего этажа?..

Вера зажмурилась и попыталась внушить себе, что в любом положении можно найти свои плюсы. Положим, горячая вода в жару не нужна, а вот отсутствие кондиционера - большой жирный минус. Бабушка почему-то негативно относилась к электронике любого вида, даже свет лишний раз предпочитала не включать. В подтверждение тому на кухонном столе стоял старинный литой подсвечник с тремя оплывшими свечами.

- Нет, - произнесла Вера, глядя на закоптелый потолок. - Я так не выдержу. Генеральная уборка - вот, что нужно этому дому.

И пора, наконец, разобрать коробки, десятилетиями пылящиеся в коридоре. У Веры давно чесались руки сделать это, но Ядвига Станиславовна не любила перемен. Зато теперь, когда бабушки нет...

Перетащив в кухню несколько коробок, Вера уселась на пол и принялась в них копаться. Первые три она сразу отодвинула в сторону - на выброс. А вот четвертая... Девушка с пониманием присвистнула, достав из нее массивную бронзовую статуэтку - сидящего на камне орла со змеей в когтях. Антикварная вещь или нет, но работы очень тонкой, просто филигранной: у птицы видно каждое перышко, у змеи - каждая чешуйка. Для своих размеров статуэтка весила совсем немного, наверное, была полой изнутри. Интересно, почему такую красоту бабушка держит в коробке? Ведь ей нравятся подобные вещи.

Воодушевившись, Вера быстро разобрала еще с десяток коробок, но единственной полезной находкой стал старый-престарый настольный вентилятор, оказавшийся вполне исправным. От остального даже Барс с презрением воротил нос: истлевшие газеты, пустые банки, сломанные игрушки, побитое молью тряпье - все пыльное, трухлявое, с едким запахом лежалого. Немного разочарованная девушка перетаскала коробки на помойку и взялась за одолженный у соседки пылесос.

К концу дня прихожая и часть коридора перестали напоминать заброшенные катакомбы.

Вера сдернула с лица повязку, сделанную из старой косынки, отерла пот и рассеянно поглядела в окно. Над Невой загорались редкие огни, тонувшие в грязно-сиреневой дымке. Воздух сгустился еще сильней, и в белесом небе появились редкие облачка, ничего, впрочем, не обещавшие.

Голодный кот с жалобным мяуканьем терся об ее ноги.

- Сейчас будем ужинать, - ободрила девушка.

Она включила вентилятор, задержавшись взглядом на статуэтке. Какая все-таки интересная вещь! Как она попала к бабушке? Наследство? Подарок какого-нибудь поклонника? Не новодел, в ней чувствуется стиль и класс - будучи художницей, Вера могла оценить такую работу.

Потемневшая от времени гладкая бронза ласкала пальцы. Тончайшая проработка деталей создавала на ее поверхности затейливую игру света и тени. Орел раскинул крылья и открыл клюв, и Вера почти вживую слышала его победный клекот, а змея только что не шипела от злости. Единственным недостатком статуэтки была явная диспропорция между фигурками и камнем-основанием. Несмотря на то, что внизу шла довольно широкая полоса орнамента, это сразу бросалось в глаза.

Перевернув статуэтку, Вера заметила врезанное в камень клеймо: в овальной рамке - пылающий меч острием вверх и равносторонний крест под ним.

"Обязательно покажу Юльке", - решила девушка, водя пальцем по контуру. Юлька была не только подругой, но и менеджером-оценщиком в галерее "Ван Гог", с которой Вера сотрудничала время от времени.

На стол запрыгнул кот и принялся с урчанием тереться об орла.

- Фу, Барс, пошел отсюда!

Кот сладострастно изогнулся.

- Брысь, кому сказала! - Замахнувшись на него, Вера опрокинула стоявшую рядом банку с водой. Вода залила вентилятор, и тот, рыкнув, запрыгал по столу.

Барс зашипел, дергая хвостом, по его шерсти проскочила длинная голубая искра.

- Вот черт! - Вера растерянно схватилась за статуэтку, и ее ударило током.

Она попыталась отдернуть руку, но та словно прилипла к металлической поверхности. Ей хотелось закричать, но горло перехватил спазм.

Это было похоже на кошмарный сон.

Искры трещали по мокрой скатерти, вспыхивали в кошачьей шерсти и плясали на кончиках орлиных перьев и змеиной голове. Барс вопил, а исходящая дрожью Вера никак не могла оторваться от статуэтки. Когда же она решила, что сейчас умрет - если не от электрического разряда, то от удушья - все вдруг прекратилось. Погас свет, вентилятор с грохотом свалился на пол, а кот, разом умолкнув, пулей вылетел из кухни.

Всхлипнув, Вера рухнула в кресло и сжалась в комок.

Господи, что творится? Права бабушка в своей ненависти к электричеству, в этом доме нельзя иначе. Вера осторожно потрогала припухшую ладонь - вроде обошлось без травм. Девушка немного посидела, приходя в себя, потом поднялась и стала щелкать выключателями. Света по-прежнему не было. Вера мысленно простонала и попыталась решить, за что браться вначале: проверить щиток или найти кота?

Звонок мобильного телефона заставил ее подскочить.

- Верочка, это я, - интимным шепотом отрапортовал Анатолий Васильевич. - У нас все хорошо, наслаждаемся водной прогулкой. Дражайшая Ядвига сейчас спит, а я вот решил вам позвонить.

- Да-да, спасибо, - отозвалась Вера, с трудом переводя дыхание.

- Верочка, я узнал - мы несколько дней будем вне доступа, вы не пугайтесь. Как только будет возможность, я вам обязательно позвоню. И вот еще... Ядвига просила ни в коем случае не включать свет и быть очень осторожной с электричеством. У нее, кажется, неисправная проводка.

- Я поняла.

- Тогда всего доброго и спокойной вам ночи.

- Спокойной... - договорить Вера не успела.

Резкий порыв ветра ударил в кухонное окно. Громко стукнула неплотно прикрытая форточка, промчавшийся сквозняк захлопал дверьми где-то в глубине квартиры.

Вздувшиеся занавески разошлись, открыв потрясающую в своей жути картину: огромная аспидно-черная туча заволокла небо и словно стеной закрыла противоположный берег Невы. Из нее в воду бесшумно били слепяще-белые молнии. Река кипела, точно ведьмин котел, клочья пены летели на гранитный парапет, и над всем этим медленно поднимался толстый серый столб водяного смерча.

Натыкаясь на стены, Вера выбежала из кухни.

Сердце выпрыгивало из груди. В темной глубине коридора что-то тонко и жалобно стонало и чуть слышно поскрипывало. Над головой девушки мерно раскачивалась двухрожковая люстра на длинной цепочке.

- Барс, Барсюша... - Вера двинулась вперед, тараща глаза в темноту. Давний, почти забытый страх перед ней уверенно выбирался на поверхность сознания. Вера с трудом перевела дыхание и вытерла вспотевшие ладони о футболку. Куда спрятался этот паршивый кот? - Барсик, ко мне...

Новый порыв ветра взъерошил ей волосы и, будто издеваясь, негромко хлопнул входной дверью.

- О, нет! - Вера перебежала в прихожую. В замке торчали позабытые ключи. Вот черт! Если Барс выскочил на лестницу, искать его придется долго.

Не думая ни о чем другом, Вера вышла на слабо освещенную площадку и стала спускаться, внимательно глядя под ноги. Дом был старый, двухвековой, и хотя его обращенный к реке фасад еще сохранял некоторое благородство облика, все остальные части давным-давно дышали на ладан. Лепнина осыпалась, выщербленные каменные ступени ходили ходуном. А в отсутствии двери несознательные граждане приноровились использовать подъезд в качестве бесплатного туалета... Фу! Вера скривилась, обходя свежую лужу, и в этот момент хвостатая тень мазнула ее по ногам.

- Барс! Ах ты, негодник!

- Мяу, - недовольно отозвалась тень, замерев на краю лужи.

Девушка медленно наклонилась и вытянула руку.

- Молодец, Барсик, хороший кот... Иди ко мне.

Головокружение налетело внезапно. Широкий полукруг окна раздвинулся, немногие уцелевшие на нем стекла завибрировали. Темный лестничный пролет понесся в сторону, а замызганный пол - Вере в лицо. Влажная ладонь соскользнула с перил. Едва не придавленный кот взвыл и метнулся к выходу, но в последний момент был перехвачен за шкирку.

- Вот так, - лежа на боку, чуть слышно прошептала Вера. Под ложечкой у нее противно екало. Кое-как поднявшись на ноги, она прижала кота к груди.

Удар грома сотряс дом до основания. Влетев в квартиру, Вера трясущейся рукой провернула ключ в замке и мелко закрестилась, бормоча что-то бессвязно-молитвенное. Барс тряпичной куклой висел у нее на локте и негромко подвывал, мешая сосредоточиться.

Необъяснимый страх никак не проходил.

Затаив дыхание, Вера осторожно заглянула в кухню и взвизгнула - кто-то стоял у окна. Неожиданно зажегся свет, явив ее испуганному взору опрокинутое кресло, съехавшую скатерть и сломанный вентилятор на полу.

И незнакомого мужчину в странной позе: голова наклонена вниз, спина выгнута, локти разведены в стороны, ноги согнуты - то ли прыгать собрался, то ли убегать.

Незнакомец был высок, худощав и абсолютно гол.

При виде девушки он еще сильнее напрягся, ощерился и прохрипел:

- Отдай резонатор...

- Что? - пискнула та.

- Отдай резонатор.

"Псих! - обреченно подумала Вера, чувствуя, как ноги в буквальном смысле прирастают к полу. - И что теперь делать?"

- Отдай резонатор!

- Да-да, хорошо, я отдам! - С психами, тем более агрессивными, лучше не спорить. Знать бы еще, что он имеет в виду? Вера растерянно поглядела на кота. Барс возмущенно мяукнул, извернулся и одним прыжком очутился на столе.

С незнакомцем вдруг стало происходить что-то странное. Его короткие светлые волосы встали дыбом, в глазах, и до той поры не слишком осмысленных, зажегся красный огонек. Буравя взглядом кота, мужчина вскинул голову и угрожающе зарычал. В ответ Барс выгнул спину, прижал уши и зашипел. Несколько бесконечных секунд под аккомпанемент шипения, рычания и завываний человек и животное стояли друг против друга, а потом, будто получив невидимую отмашку, сцепились и покатились по полу.

Этого Вера вынести не смогла. Выскочив из кухни, она сломя голову бросилась прочь.

Гроза кончилась также внезапно, как и началась. Ветер отгонял тающие облака, а мокрые следы, оставленные дождем на пыльной земле, уже начинали подсыхать. Жара так и не спала.

Сидя на качелях под старым скрипящим тополем, Вера смотрела на редкие прямоугольники освещенных окон и смаргивала набегающие слезы. Нормальные люди у себя дома пьют чай, смотрят телевизор, им все равно, что мир полон опасных сумасшедших. Что теперь делать? Уйти нельзя, а возвращаться страшно. Хорошо, хоть телефон остался в кармане. Только куда сейчас звонить? В милицию? В скорую помощь?..

Всхлипнув, Вера набрала номер. Вместо гудка в трубке зазвучала сладкая мелодия Стиви Уандера "I just call to say I love you".

- Да-а! - весело отозвалась Юлька.

- Юль, ко мне в квартиру забрался какой-то мужик... - Вера попыталась убрать из голоса жалобные нотки, но не слишком в этом преуспела.

- Вор? Звони в милицию.

- Да! Нет! Я не знаю... Не похож на вора. Он какой-то странный... Рычит, воет, чего-то требует...

- Что-о? Звони в дурку!

Вера снова всхлипнула.

- Юль, мне страшно.

- Звони в дурку, - посоветовала подруга, - пусть высылают санитаров со смирительной рубашкой. Что этот псих сейчас делает?

- Не знаю... Когда я убегала, он дрался с моим котом.

- С каким котом? Постой, ты вообще где?

- Во дворе... В смысле, я сейчас у бабушки живу, она уехала в круиз, попросила приглядеть за квартирой... Я хотела порядок навести, а потом свет погас, кот удрал, я пошла его искать, возвращаюсь - а на кухне мужик. Голый.

- Голый? - В Юлькином голосе появилась заинтересованность. - И каков из себя?

- Думаешь, у меня было время его разглядывать? Да я чуть с ума не сошла от страха!

- Да, ладно... Хоть молодой?

- Вроде...

- Пивного живота нет?

- Юлька!

- Что? Мне интересно!

- Раз интересно, то приезжай и смотри сама!

- Рада бы, да не могу, - подруга тяжело вздохнула. - Я сейчас на даче у друзей и не настолько трезва, чтобы садиться за руль.

- Может, тебя кто-нибудь привезет? - с надеждой спросила Вера.

- Остальные еще хуже... Вот что! Ты еще во дворе?

- Да.

- Тогда никуда пока не звони, возвращайся в квартиру и посмотри, что там твой гость делает. Потом мне все подробно обскажешь.

- Я боюсь. Юль, может лучше в милицию?..

- Сдурела? Так они и прискакали тебя защищать. А если прискачут, то мужика твоего заберут, а ты его даже не разглядела!

- А...

- Бэ! Сначала присмотрись - может, он еще и ничего... И вообще, мужиками в наше время не разбрасываются. Господи, мне бы кто чего подкинул, а тебе прямо в руки такое счастье...

- Да ты пьяна! - возмутилась Вера, давая отбой.

Покружив по двору, она подобрала возле помойки кусок старого плинтуса с торчащими гвоздями и с сильно бьющимся сердцем вошла в подъезд. У самой квартиры обретенное мужество чуть было ее не покинуло, но она напомнила себе про клятву, данную бабушке, и брошенного на произвол судьбы кота, толкнула дверь и неслышно проникла внутрь.

На кухне по-прежнему горел свет. Скатерть лежала на полу вместе с осколками сахарницы, статуэткой и подсвечником. Чашка и блюдце закатились под мойку, оттуда же доносились заунывные стоны Барса. Поле боя осталось за пришельцем, который вольготно раскинулся в кресле-качалке и зализывал глубокую царапину на плече.

При виде девушки незнакомец подобрался и негромко зашипел.

- Это я, я! - Вера торопливо отбросила плинтус и замахала руками. - Я здесь живу!

Незнакомец стих, но вид у него был по-прежнему настороженный. Помолчав, он глянул на девушку более осмысленным взглядом и тихо произнес:

- Извини, я сейчас не совсем адекватен... На адаптацию мне нужно от полутора до двух часов. Постарайся не делать резких движений, лучше вообще не двигайся... Понятно?

Вера испуганно кивнула, опускаясь на стул. Незнакомец закрыл глаза. Его руки расслабленно вытянулись вдоль тела, грудная клетка начала ритмично подниматься и опускаться, чередуя глубокие и короткие вдохи-выдохи. Вера растеряно понаблюдала за этим процессом и вдруг успокоилась.

"Странное дело, - подумала она, устраиваясь поудобней. - Как он там сказал - часа полтора-два? Ладно, подождем. Надеюсь, потом мне кое-что объяснят... Или все же в милицию?"

Вера пригляделась к незнакомцу.

Не блондин, скорее русый. Молод. Когда сидит вот так, с закрытыми глазами, кажется совсем мальчишкой. Довольно высок, худощав. Никакого пивного живота. Длинные руки и неожиданно крупные кисти. Крупные, но красивой формы - профессионально отметила девушка. Она глянула на его плечо и поежилась. Барс постарался - крови не видно, но кожа просто свисает лохмотьями. И на лице царапины. А лицо такое мягкое, беззащитное, как у ребенка...

Вера поспешно перевела взгляд на потолок. Что за мысли лезут в голову? Этот "ребенок" вломился в чужой дом, подрался с котом и фактически взял в заложницы ее саму... Нет, надо срочно звонить в милицию!

Вера приподнялась и замерла, натолкнувшись на внимательный взгляд незнакомца.

- Э... Привет, - пробормотала она.

- Привет. - Мужчина кивнул и протянул ей руку. Поколебавшись, Вера осторожно коснулась ее кончиками пальцев. - Меня зовут Кирилл. Я тебя сильно напугал?

- Скорее моего кота, - через силу улыбнулась девушка. - Вера... В смысле, мое имя - Вера.

- Хорошее имя! - серьезно произнес гость, заставив ее слегка покраснеть. - Извини, Вера, но у меня очень мало времени.

Он поднялся и, обхватив руками плечи, принялся стягивать с себя кожу.

Вера молча следила за ним, изо всех сил сдерживая рвотные позывы. С влажным чмоканьем кожа на теле мужчины лопнула и сползла до пояса, обнажив ряд светлых металлических пластин.

- Да ты робот! - охнула Вера, чуть не свалившись со стула. - Терминатор!

- Нет, - Кирилл быстро отлепил пластины от торса и разложил их на столе, точно карты в пасьянсе. Под ними оказалась еще одна кожа - обычная, загорелая, вымазанная бесцветной слизью. - Дай, пожалуйста, полотенце.

Вера швырнула ему салфетку и полезла в стенной шкафчик за коньяком.

Кирилл между тем соединил две пластины, похлопал ими о ладонь и положил перед собой в воздухе, где они зависли, даже не думая падать. Одна сделалась почти прозрачной и тихо загудела, вторая выпустила пучок лучей, которые сложились в объемный движущийся график. Из оставшихся пластин Кирилл сноровисто собрал нечто, напомнившее Вере миниатюрную башню Татлина. В ее верхушку он воткнул несколько тонких стержней, от них к гудящей пластине протянулись невесомые проводки, и график исчез, сменившись множеством разноцветных кубов, похожих на детский конструктор. Кирилл задумчиво морщил лоб, тыча в голограмму прозрачным стилосом. Выбранный им куб ненадолго разворачивался, а затем возвращался на место.

Не найдя стопок, Вера плеснула коньяк в чашку, мимоходом предложив Кириллу:

- Будешь?

- Нет, спасибо.

- Тогда - твое здоровье! - Коньяк теплой волной прокатился в желудок и устроил там маленький пожар. Он не вернул Вере душевного равновесия, зато придал смелости.

- А ты вообще кто? - поинтересовалась девушка, с бутылкой в руках усевшись напротив гостя. - Я имею в виду, ва-абще...

- Долго объяснять.

- А я не тороплюсь.

- Я тороплюсь.

- Ну-ну, - Вера ощутила прилив раздражения. Да что он о себе воображает!

Кирилл на миг оторвал взгляд от голограммы и улыбнулся.

Неожиданно у Веры пересохло во рту, ладони, напротив, вспотели, а сердце застучало быстро-быстро - гораздо быстрее, чем ей хотелось.

"Тьфу ты, черт! Только этого не хватало..." - Чего именно, она не стала уточнять даже про себя.

- Ну, вот что! - Она решительно стукнула бутылкой по столу. - Я, конечно, не любопытна, и мне неинтересно, чем это ты занимаешься, почему у тебя пластины под кожей, почему ты снимаешь ее так спокойно и чем тебе не угодил Барс... Но я требую уважения... В конце концов, ты у меня дома, а я о тебе ничего не знаю, кроме имени... Ты вообще меня слушаешь?!

- Да. Извини. Я все объясню, но не сейчас.

- А когда?

- Когда... - Кирилл замер, пристально вглядываясь в голограмму. По его лицу пробежала судорога, нос сморщился, а из горла вырвалось знакомое Вере рычание. Отодвинувшись вместе с креслом, он пригнулся и повел головой из стороны в сторону, к чему-то принюхиваясь. Глядя на него, Вера невольно затаила дыхание.

Внезапно Кирилл скакнул вперед, руками и зубами вцепился в лежащую на полу скатерть и принялся трепать ее, как совсем недавно трепал Барса. Затем он отшвырнул скатерть прочь и с радостным уханьем вцепился в статуэтку.

"Все-таки псих..." - грустно подумала Вера, наблюдая за тем, как мужчина вертит находку, обнюхивает ее и пробует на вкус. Время от времени он швырял статуэтку на пол и начинал яростно стучать кулаками и дергать себя за волосы.

Когда измученная этим зрелищем девушка медленно потянулась к телефону, чтобы вызвать-таки милицию, Кирилл радостно и вполне по-человечески воскликнул: "Есть!", и часть камня-основания с легким щелчком отскочила.

Внутри, отбрасывая неяркие блики на металлическую поверхность, лежал полупрозрачный камень величиной с два Вериных кулака - желтый в зеленых и коричневых прожилках. Извлеченный из статуэтки, он засветился приятным теплым светом так, словно внутри у него горела свеча.

- Ух, ты, - выдохнула Вера, против воли завороженная необычным зрелищем.

- Красиво? - с пониманием отозвался Кирилл, приспосабливая поверх камня одну из своих пластин. - Шсс!

- Что? - не поняла девушка.

- Черт, говорю! - раздраженно пояснил тот. - Это не весь резонатор!

Вера открыла рот.

- Так это и есть то, что ты искал?

- Ну да! Почти...

- А почему резонатор?

- Потому что это темпоральный резонатор класса А, точнее, его часть.

- Послушай, - заметила Вера, - может, настало время все мне объяснить?

- Да времени-то и нет! И может вовсе не быть... Шсс! Надо же... Ну, ладно, - Мужчина быстро разобрал "башню Татлина", соединил пластины в широкую полосу и намотал на запястье. - С чего начать?

- С начала, - махнула рукой Вера.

- Меня зовут Кирилл Снот, я - сотрудник научно-исследовательской группы при темпологическом факультете Международного евразийского университета, а в твоем доме появился для того, чтобы найти и деактивировать темпоральный резонатор, то есть вот этот камень.

- Ага! - Вера сосредоточенно покивала. - Значит, сотрудник... при факультете. Ну, теперь все понятно. Ты - пришелец? Из другого мира или с другой планеты?

- Нет, - Кирилл покачал головой. - Из другого времени.

- Ага, - Вера отставила бутылку в сторону и поднялась. - Извини, я на минуту...

Она побрела в ванную и там, осев на бельевую корзину, посмотрела на себя в зеркало с выражением "ну, ты попала".

"Псих, окончательный и бесповоротный! Только психи могут утверждать, что они пришли из другого времени... А он симпатичный, жаль... И как догадался, что в статуэтке есть тайник? Впрочем, у психов в голове все по-другому... А я-то, дура... Все-таки жаль", - о чем именно она жалела, Вера и сама не могла объяснить. Ей хотелось плакать.

В дверь негромко постучали.

- Звонит Юлиана.

- Что? Откуда ты знаешь?.. - В дверь просунулась рука Кирилла с телефоном. На дисплее высвечивалось имя. - А... спасибо.

- Ну, ты как? - выпалила подруга, напряженно дыша в трубку.

- Юль, срочно нужна помощь, - зашептала Вера, прикрывая рот ладонью. - У меня тут такое...

- Так я и знала! Он тебя изнасиловал?

- Что? Кто?!

- Ну, тот мужик! Господи, я прям сердцем чуяла...

Внезапно Вера разозлилась:

- Что ты болтаешь? Никто меня даже пальцем не тронул!

- Обычный вор? - В Юлькином голосе слышалось разочарование.

- Никаких воров, сосед за солью приходил...

- Голяком?

- Он нудист. Все, Юлька, отстань, надоела. Что за привычка звонить среди ночи?

- А чего помочь-то просила?

- А... это... Нужна твоя консультация. Я у бабушки нашла одну вещь, хорошо бы ты посмотрела.

- Антиквариат?

- Не исключено.

- Ладно, с утра я в городе, могу заскочить.

- Отлично. Тогда до завтра.

- До завтра... Верунь?

- Что?

- С соседом познакомишь?

- Пока! - рявкнула Вера, давая отбой. Она бросила еще один взгляд на свое отражение и решительно толкнула дверь.

Незваный гость вовсю хозяйничал на кухне: обмотавшись бабушкиным фартуком, он сноровисто нарезал бутерброды. Рядом в самой большой кружке дымился свежезаваренный чай.

- Допустим, я тебе верю, - заявила Вера, уперев руки в бока. - Путешествия во времени - это ближе к фантастике, но допустим... Значит, ты - гость из будущего...

Кирилл покачал головой.

- Не из будущего.

- Ладно, из прошлого.

- И не из прошлого.

- Тогда откуда?

- Я же сказал - из другого времени.

Вера опустилась на стул.

- Объясни! - потребовала она.

Кирилл с тоской поглядел на бутерброд.

- Шсс... Ладно, попробую. По-твоему, что такое время?

- Ну... Секунды, минуты, часы... Дни, месяцы, годы...

- Время - это цепочки событий, а, точнее, изменений, - произнес мужчина. - По сути, оно всего лишь показатель определенных процессов. Нам кажется, что это однонаправленный поток, текущий от прошлого через настоящее к будущему...

- А это не так?

- Так. В нашем восприятии. Но по факту мы существуем лишь в настоящем, потому что прошлого уже нет, а будущего еще нет. Субъективно, да, без прошлого и будущего мы себя не мыслим, но объективно время не является протяженностью. Оно - импульс, задающий связанному с ним пространству особую форму существования. В темпологии такой импульс называется временным вектором.

Вера задумчиво подергала себя за косу.

- Ты сказал: есть и другое время, - наконец заметила она.

- На самом деле векторов очень много. Тысячи! Миллионы! Слышала о многомерной Вселенной? Так вот, каждое измерение - это отдельный временной импульс. Вселенная пульсирует временем, понимаешь?

- Не очень.

- Хорошо, представь, как расходятся круги от брошенного в воду камня. Представила? Так вот, камень - это момент рождения Вселенной, а круги - импульсы времени. Только круги идут в одной плоскости, а временные векторы сами создают измерения с той или иной хроночастотой. Все материальные объекты Вселенной, от мельчайших частиц до звездных систем, имеют разновременную природу. Физическое пространство одно, а время - нет, так и возникает многомерность. Все зависит от хроночастот: если они близки или почти совпадают, значит, и события в векторах будут сходны. Если сильно отличаются, то события бесполезно сравнивать.

- О, - понимающе выдохнула Вера. - Теперь мне все ясно. Я уже практически во всем разобралась, еще чуть-чуть стану этим... как ты говоришь... темпологом?

- Не станешь, - заметил Кирилл. - Как я понял, у вас даже такого понятия нет. Вот, кстати, наглядный пример параллельного развития событий. У нас темпология как самостоятельная наука появилась в начале двадцатого века, а у вас о ней даже не слышали. Наш и ваш временный векторы родственны, их хроночастота различается очень незначительно, но у нас время идет немного быстрее.

- Да? И какой же у вас теперь год?

- Две тысячи семьдесят третий от Рождества Христова.

- Значит, ты все-таки из будущего.

- Нет, я из настоящего, только другого. И в прошлом моего вектора события развивались по-другому, хотя есть большое сходство в деталях...

- Все равно, - упрямо возразила девушка. - Почему ты так уверен, что попал в другое время, а не переместился в прошлое?

- Понимаешь, Вера, переместиться в прошлое или будущее теоретически допустимо...

- Вот видишь!

- ... но практически - невозможно. Для этого нужно стать как бы вне временного вектора, а это нереально. Вне времени все процессы прекращаются. Это стасис или, говоря языком философии, небытие. А перемещаться по векторам не так уж сложно - если изменить хроночастоту на организменном уровне, ты как бы выпадаешь из своего времени, одновременно появляясь в другом. Конечно, для человека перемещение связано с определенным риском... Но технически это вполне осуществимо: нужна только пусковая установка и мощный электрический разряд, лучше атмосферного происхождения.

Вера кивнула.

Гроза.

Теперь понятно, как он тут появился.

- Больно, наверное? - Девушка поежилась, глядя на свисающую лохмотьями кожу.

Кирилл перехватил ее взгляд и усмехнулся.

- Вообще-то нет... Это защитная биопленка из водорослей. Неживые объекты, к сожалению, обладают слишком большой темпоральной инерцией. Чтобы ее пересилить, требуется на порядок больше энергии. Поэтому много с собой не возьмешь, одежду-то я всегда смогу раздобыть, а вот без МК работать невозможно.

- МК - это что такое?

- Мобильный компьютер, - Кирилл показал на гудящую пластинку. - Модель ИИ-3000 с голографическим дисплеем. Вместо баз считывает информационные поля местности.

- Угу...А это что? - Вера кивнула на "браслет" на руке темполога.

- Универсальные модули. Их можно по-разному комбинировать. Сейчас это хроностабилизатор, поддерживает во мне нужную временную частоту, чтобы я случайно не вылетел обратно. Пока не найду и не деактивирую резонатор... черт бы его побрал!

Вера перевела взгляд на светящийся камень. По тонким зеленым и коричневым прожилкам пробегали легкие золотистые искорки, тут же гаснувшие на ровной матовой поверхности. Своим теплым уютным светом он напоминал керосиновую лампу, с которой так хорошо сидеть в сумерках где-нибудь на веранде старенького загородного дома. Меньше всего он был похож на резонатор, который нужно деактивировать.

Именно так девушка Кириллу и сказала.

- Ну да! - Темполог нахмурился, поглядев на камень. - У глубоководного удильщика, я тебе скажу, тоже очень привлекательный огонек, которым он подманивает добычу. А за огоньком - очень зубастая пасть!

- И чем этот камень так опасен?

- Тем, что в активном состоянии подхватывает и усиливает случайные темпоральные возмущения, преобразует их в особые хроночастоты, которые постепенно ломают временную частоту не только этого вектора, но и ближайших тоже. А когда такое случается, возникает эффект темпорального резонанса. Пространственно-временной континуум теряет устойчивость и распадается. Наступает временной коллапс. Все.

- Все?

- Ну, еще к числу возможных последствий можно отнести возникновение антиматерии и постепенное разрушение Вселенной. Произойдет это, конечно, не скоро, за пару миллионов условных лет...

- Хоть одно утешение.

- Да, - серьезно кивнул Кирилл. - Но задолго до этого наши векторы просто перестанут существовать. Класс А, как ни крути - после активации такие всплески пошли, у нас в лаборатории аж счетчик зашкалило... Вера, ты его активировала?

- Не знаю, - честно ответила девушка. - Может и я. Меня ударило током, когда я держала статуэтку.

- Да, чаще всего резонатор начинает работать от электрического разряда.

Вера покачала головой.

- Странно все-таки. Простой камень...

Кирилл ткнул стилосом в кубик на голографическом дисплее. Тот развернулся, явив глазам девушки нечто вроде вихревого потока разноцветных бусин.

- Строго говоря, не совсем. Точнее, совсем не камень. Посмотри на его молекулярную структуру - то, что с ней происходит, необъяснимо физически... Группы молекул движутся свободно, как частицы в газовой среде. Но при этом они все время перестраиваются и образуют новые связи... Да такого просто быть не может! - Раскрасневшийся Кирилл рыкнул и ожесточенно захлопал ладонями по столу.

Вера бросила на него настороженный взгляд.

- Значит, из-за этого он изменяет время?

- Что? Нет... В нем... в нем самом... фазовый переход... происходит на тем.. темпоральном уровне... шсс... - Темполог вздрогнул. - Вера... погладь меня, пожалуйста...

Девушка посмотрела на него в замешательстве. Кирилл заметно побледнел и дышал коротко и часто.

- Мне сейчас... это очень нужно... тебе трудно, что ли?!

- Нет, не трудно, - Вера поспешно вытянула руку и провела по его дрожащей голове. - Так сойдет?

- Да, еще... еще... еще... - Темполог закрыл глаза и негромко заурчал.

Вера вздохнула. Ну, вот что с ним поделаешь? Передать бы этого пришельца, куда следует... Почему вместо этого она сидит с ним на бабушкиной кухне и, развесив уши, слушает о необходимости спасти мир, нет - миры! - от жуткой катастрофы? Да еще наглаживает... Кстати, волосы у него очень приятные, такие мягкие и чистые. Не удержавшись, Вера ласково почесала Кириллу макушку и придвинулась ближе.

Внезапно он открыл глаза и выпрямился, с удовольствием потягиваясь.

- Спасибо, достаточно!

- Пожалуйста, - Девушка отстранилась, ощутив непонятное сожаление. - Все в порядке?

Кирилл как ни в чем не бывало повернулся к дисплею:

- Как сказать... Хуже всего то, что резонатор разделен на части, и я не представляю, сколько их может быть. Чтобы повести деактивацию, нужно собрать все, иначе процесс будет произвольно возобновляться. Сканирование местности не поможет, потому что я не знаю, что именно следует искать... А хроноанализатор выдает лишь помехи... Шсс! Вера! Ты слушаешь?

Она перевела на него отсутствующий взгляд.

- Ладно, не расстраивайся, "погасить" резонатор я сумею, главное - остальные части найти. - Темполог ободряюще похлопал ее по спине.

Вера машинально отстранилась. На нее вдруг навалилась ужасная усталость, и слова Кирилла доходили, как будто сквозь воду. Она поднялась и оперлась о стол, с трудом удерживаясь на ногах.

- Поищи... Там в коробках много всякого... - Вера слабо махнула рукой в сторону коридора и чуть не упала. - В общем, располагайся... А я, извини...

Цепляясь за стену, она кое-как добралась до спальни и кулем повалилась на кровать. Раздеваться и умываться не было сил. Едва голова коснулась покрывала, как она провалилась в тяжелый мутный сон, похожий на бред.

С трудом разомкнув веки, Вера долго лежала в душном полумраке, пытаясь сообразить, что же вчера произошло. Память упорно подсовывала фрагменты непонятных картин: бабушка и Анатолий Васильевич, взявшись за руки, бегут по пляжу, она сама в виде бронзовой статуэтки и Юлька в очках, расхваливающая ее перед невидимым покупателем, светловолосый мужчина, пьющий с Барсом на брудершафт, и над всем этим - пузатая бутылка с надписью "Армянский коньяк".

Как видно, вчера она напилась, и ей приснился кошмар. Покряхтывая, Вера сползла с кровати и поплелась в ванную. На обратном пути она столкнулась с бодрым до отвращения Кириллом.

К сожалению, не приснился...

- Доброе утро! - поприветствовал ее гость, придержав дверь.

- Доброе... - буркнула Вера.

- Ты вовремя. Завтракать будешь?

Не ответив, Вера опустилась в кресло и принялась усиленно раскачиваться. В кухню неслышной тенью прокрался Барс, пугливо оглядываясь и прижимая уши. Вера посмотрела на него с состраданием: "Бедненький... Нет тебе житья в собственном доме. А некоторые быстро осваиваются".

Она глянула на Кирилла и насупилась:

- Что это на тебе такое?

- Нашел вчера в одной из коробок. А вот сегментов резонатора там, к сожалению, не оказалось. - Кирилл разложил яичницу по тарелкам и придвинул одну девушке.

Вера прищурилась, оглядывая темполога с ног до головы. В рубашке навыпуск и брюках ее покойного дедушки он был похож на стриженого хиппи, но в целом выглядел нормально. Куда нормальней, чем вчера.

- Что собираешься делать сегодня? - кашлянув, спросила девушка.

Темполог пожал плечами.

- Искать.

- Уже решил, где и как?

- Да, отчасти. Я все-таки задействовал хроноанализатор, и он выдал интересный рисунок помех. Зона их действия - это практически ровная окружность радиусом около ста километров, и прирост продолжается, довольно быстро, но равномерно. О чем это говорит?

- О чем? - переспросила Вера.

- О том, что все части резонатора находятся близко друг к другу. Иначе приращение зоны действия фиксировалось бы скачкообразно. Да, и еще вот что... Я сопоставил данные, полученные в лаборатории, с параметрами найденного сегмента. Исходя из его физических характеристик, времени активизации и характера временных колебаний программа определила примерное количество частей резонатора. Получилось не меньше трех, но не больше четырех.

- То есть три или четыре, - подытожила Вера.

- Да.

- А где их искать, программа не сказала?

- Нет. - Кирилл задумчиво посмотрел на дисплей и добавил: - В принципе можно пойти старым добрым "путем зерна" - фиксировать все помехи временного поля и осекать их источники. Рано или поздно нужный источник будет обнаружен... Правда, это займет порядочно времени. Из-за активности резонатора количество помех тоже растет.

Вера задумчиво покрутила вилку.

- Знаешь, мне тут мысль пришла, - чуть поколебавшись, произнесла она. - Твой резонатор могли разбить неслучайно. Камень был спрятан... Возможно, есть еще тайники, вроде этой статуэтки... В общем, моя подруга - оценщица, я попросила ее придти и глянуть, может, подскажет что-нибудь полезное.

Кирилл пристально посмотрел на девушку, и та почувствовала себя неуютно. Она вдруг заметила, что у него совершенно кошачьи глаза - холодные, светло-желтые. "Наверное, поэтому он сцепился с Барсом, - неожиданно мелькнуло у нее в голове. - Два хищника на одной территории".

- Ну, что смотришь? - переборов неловкость, насмешливо бросила она. - У меня крошка на носу?

- Нет, все в порядке, - Кирилл наконец-то отвел взгляд. - Вера, спасибо тебе. Я еще вчера хотел сказать... На твоем месте немногие стали бы помогать незнакомцу, который явился неизвестно откуда. Хотя поиск резонатора - общее дело.

Вера покраснела. Смущение боролось в ней с запоздалым сожалением о том, чего уже нельзя было исправить.

- А ведь я еще не решила, верить тебе или нет! - произнесла она с вызовом.

- Знаю. Все равно я очень благодарен тебе за помощь.

Юлька влетела в прихожую, подобно растрепанному метеору, распространяя вокруг себя запах перегара, смешанного с ароматом жевательной резинки. Выглядела она неважно, и Вера, проводив подругу на кухню, молча вручила ей кувшин с водой, а потом статуэтку.

- Ох, спасибо, дорогая, ты меня спасаешь! - Вытянув половину кувшина, Юлька с протяжным вздохом откинулась на спинку стула и прижала статуэтку ко лбу. - Ну почему вчера было так хорошо, а сейчас так хреново? Верунь, у тебя есть чем подлечиться?

- Таблетка аспирина устроит?

- Лучше пивка холодненького...

- Могу сделать чаю покрепче.

- У, безжалостная женщина! - Юлька вновь потянулась за кувшином. - Ладно, чего показать хотела?

- Оно у тебя в руках.

Подруга с недоумением поглядела на статуэтку, потом в ее глазах зажегся знакомый Вере огонек.

- Ага.

Даже с похмелья Юлька оставалась высококлассным оценщиком, и Вера воочию видела, как в ее голове складывается упорядоченная таблица: размер, вес, материал, работа, стоимость.

- Ну, подруга, я тебе скажу... - Юлька поставила статуэтку на стол и некоторое время почтительно ее созерцала. - Это, безусловно, вещь. Оловянная бронза - не серебро, но как образец мелкой пластики она стоит... в общем, прилично. На тот случай, если захочешь продать. Прибавь к этому историческую ценность... Даже на беглый взгляд тут век шестнадцатый, может, начало семнадцатого. Если хочешь, потом скажу точнее.

- Скажи, - кивнула Вера. - А можно узнать, кто ее изготовил?

Подруга покачала головой.

- Не ведаю... Сюжет распространенный: орел со змеей в когтях часто встречается. По стилю похоже на Нюрнбергскую школу. Это для них характерна высокая техника и богатый декор, - Юлька снова придвинула к себе статуэтку и вдруг воодушевилась: - Слушай, а вдруг это кто-то из Ямнитцеров? Настоящий раритет! Я подобное видела только в музее, а уж ты знаешь, сколько всего через мои руки прошло...

- Знаю, - задумчиво отозвалась Вера.

Она перевернула статуэтку и показала Юльке клеймо.

- Ух ты, что у нас тут... Интересненько... - Тонкие пальцы оценщицы пробежались по затертым линиям рисунка. - Похоже на печать. Верунь, смотри, тут изображение врезано вглубь, как в интальо. Неясно, правда, зачем приспосабливать под это дело статуэтку, но у богатых во все времена свои причуды...

- Можно узнать, чья это печать?

- Можно, можно - вот заладила! Вот скажи, откуда такой интерес, а?

- Потом скажу, - Вера нетерпеливо побарабанила по столу. - Так что?

- Знаешь, по-моему, печать была вырезана гораздо позднее, - Юлька сокрушенно покачала головой - Глупость какая! Только вещь испоганили. И какую! Произведение искусства! Или очень качественная подделка - что, в принципе, одно и то же. Говоришь, у бабули нашла? Вот так взяла и нашла? Ну, ты, Верка, везучая! Сначала мужика нашла, потом статуэтку...

- Наоборот, - мрачно произнесла Вера.

- Что наоборот?

- Сначала статуэтку, потом мужика.

- Да какая разница! Мне бы хоть вполовину так повезло, я бы по потолку бегала от радости!

Вера отмахнулась и развернула Юльку к предмету разговора.

- Юль, посмотри внимательней! Где я могу точно узнать, кто сделал эту статуэтку? Мне очень нужно, пойми!

- Да вижу, что нужно... Не понимаю - зачем. Ладно, не зыркай так... Есть у меня есть один знакомый. Не искусствовед, но очень интересуется разными историческими ценностями и историей в целом. Большой умник! Обычно он консультаций не дает, но может сделать исключение... для меня, - Юлька подмигнула. - Да и для тебя... Ты у нас девушка видная, он таких любит.

- Юлька!

- Что? Говорю, как есть! Напоит тебя кофе и такого порасскажет, никаких справочников не нужно. А говорит как! Сама век бы слушала... Можешь хоть сегодня с этой статуэткой к нему отправляться, адрес и телефон я дам. Здесь, кстати, недалеко, пешком дойдешь. И надень голубой сарафанчик - ты в нем просто неотразима.

Вера невольно улыбнулась. Юлькин позитив был неистребим. После недолгого разговора с ней даже заядлый меланхолик неожиданно начинал смотреть на жизнь с оптимизмом.

- Кстати, как твой сосед-нудист поживает? - промурлыкала подруга, мягким движением отбрасывая волосы с плеча. - Это случайно не он?

Вера стремительно обернулась, ожидая худшего. В дверном проеме стоял Кирилл - к счастью, полностью одетый. Желтые глаза плотоядно смотрели на Юльку, и выражение его лица Вере совершенно не понравилось. Вдобавок он еще и принюхивался.

- Это... родственник, - неохотно пробормотала Вера, придя к выводу, что не стоит все же знакомить пришельца со своими друзьями. - Не наш, бабушкиных знакомых. Вчера приехал и... В общем, поживет пока здесь.

Кирилл наклонил голову, исподлобья разглядывая Юльку. Та томно облокотилась о стол, выгибаясь, словно кошка. Вера обреченно вздохнула.

- Юля, это Кирилл. Кирилл, это...

- Юлиана, - с придыханием представилась подруга, протягивая темпологу руку. - Очень, очень рада познакомиться.

Короткими скачками Кирилл приблизился к столу, отбарабанил на нем непонятный ритм, довольно ухмыльнулся и сильно дернул Юльку за волосы. Та ойкнула и визгливо рассмеялась.

- Хватит! - Вера резко поднялась, оттесняя темполога в сторону. - Будем считать, что вы познакомились!

Изловчившись, тот хлопнул Юльку по заду. И сразу выпрямился, представившись со спокойной улыбкой:

- Кирилл. Очень приятно познакомиться.

- А вы... смешной. - Юлька потерла ушибленное место. - И глаза у вас такие необычные. Прямо как у льва!

Кирилл зарычал. Вера схватила его за рукав и потянула за собой, преодолевая сопротивление.

- У нас куча дел. Кирилл, напомнить тебе, зачем ты сюда пожаловал?

- Нет! - Тот оторвал взгляд от Юльки и сразу стал очень серьезным. - Спасибо, я помню.

- Что за дела? Может, я могу помочь? - Юлька змейкой ввернулась между ними.

- Ты уже помогла! - возразила Вера, отпихивая ее в сторону. - А мы уходим. Надо навестить твоего консультанта. Как ты сказала, его зовут?

- Костика? - обрадовалась Юлька. - В смысле, Константина Ивановича? Ой, тогда я с вами!

Вера притворно вздохнула.

- Нет, кто-то должен побыть в доме. Я бабушке пообещала, даже поклялась, что квартиру без присмотра не оставлю... Кстати, пока мы с Кириллом ходим, ты можешь порыться в коробках. Вдруг еще что-нибудь ценное найдешь?

- Но я же... - удивленно начал темполог.

- А ты пойдешь со мной! - отрезала Вера. - Тебе это будет интересно.

- Хорошо, - кивнул мужчина. - Только МК возьму.

Сунув статуэтку в сумку, Вера быстро чмокнула недоумевающую подругу.

- Пока, Юль, мы быстро, не скучай. Дверь закроешь?.. Кирилл, куда?! - Она чертыхнулась и бросилась следом. - Подожди меня!

Юлька, вздохнув, покрутила пальцем у виска.

Вера догнала темполога уже на улице. Дверь подъезда по-прежнему стояла у стены, а вчерашняя лужа дополнилась парой новых.

Девушка молча швырнула к его ногам старые дедушкины сандалии.

- О, спасибо! - Кирилл радостно улыбнулся. - Интересный фасон... Здесь все такое носят?

- Знаешь, что... - прошипела Вера, задетое за живое, - бери, что дают! И вообще, что ты себе позволяешь?

- Что? - удивился темполог, оглядывая двор.

- Ты зачем перед Юлькой выделывался? Что за ужимки и прыжки? Хочешь, чтобы на тебя пальцем показывали?

- А... это... - Кирилл слегка смутился. - А что такого?

- Не отвечай вопросом на вопрос!

Кирилл аккуратно высвободил рукав рубашки из ее пальцев.

- Видишь ли, Вера... - осторожно произнес он. - Темпоральные перемещения - вещь малоизученная, тут нельзя сказать наверняка... На микроскачках у подопытных животных наблюдались небольшие кратковременные расстройства вегетативной нервной системы. У людей все реакции оставались в норме...

- Замечательно! - Вера нервически хмыкнула. - Значит, это для тебя норма?

- Я не договорил, - спокойно ответил темполог. - В моем случае не так все просто. Во-первых, я совершил макроскачок, во-вторых, испытываю постоянное влияние чужой хроночастоты, на которую накладываются помехи от резонатора. Из-за этого сознательный контроль иногда ослабевает, и я начинаю действовать инстинктивно.

- Инстинктивно? Это... как животное? - Вера невольно отступила, крепче вцепившись в сумку.

- В этом нет ничего криминального. Работе это не мешает, здесь разум контролирует ситуацию, а прочие моменты... Может быть некоторое неудобство, не более.

- Ну да, конечно! - Девушка отодвинулась еще дальше. - А на улицу тебя как выводить? На поводке и в наморднике?

- Шсс, Вера! - Кирилл внезапно разозлился. - Ну, что ты говоришь? Тебя, что, так пугает слово "инстинкт"? Это не заразная болезнь! У человека множество инстинктов! Это врожденные программы поведения! Избавиться от них мы все равно никогда не сможем, потому что они нам нужны, и наше разумное поведение основывается именно на них. Новорожденный ребенок сосет молоко - а это сложный инстинктивный акт. Если дашь ему палец, он за него уцепится так, что его можно будет поднять. Это тоже древний инстинкт приматов - найти мать и уцепиться за ее шерсть. И кстати, остается на всю жизнь, потому что сигнализирует о защищенности - если мать рядом, все в порядке. Ты, когда волнуешься, теребишь волосы, собственную шерсть, которая всегда под рукой... Есть у тебя друзья-коллекционеры?

- Ну... да.

- И ты не считаешь их увлечение неприличным? А между тем, в нем проявляется один из древнейших инстинктов - инстинкт собирателя.

- Хватит! - Веру начал разбирать смех. - Я поняла. Мы все - рабы инстинктов, разум тут бессилен и все такое...

- Шсс... - Кирилл закатил глаза и хлопнул себя по бокам. - Конечно, нет! Разум существует не для борьбы с инстинктами, а для сотрудничества. Мы не автоматы, в конце концов! Сознание позволяет нам анализировать и делать выбор...

Вера вздохнула.

- Да-да, только очень прошу, пожалуйста, пусть это сотрудничество будет у тебя непрерывным. - Она набрала номер Юлькиного консультанта и некоторое время вслушивалась в долгие гудки. - Вот черт, трубку не берет. Ладно, идем так, по дороге попробую еще позвонить...

После вчерашней мимолетной грозы жара с удвоенной силой навалилась на город, превращая центр в раскаленный противень. Горячий асфальт пружинил под ногами, а от запаха расплавленного гудрона свербело в носу. Вера уже раскаялась в том, что решила идти пешком, но делать было нечего. Кирилл спокойно вышагивал рядом, посматривая вокруг без особого любопытства. По словам темполога, Петербург его времени отличался весьма незначительно.

- У нас на Кутузовской раньше колесо обозрения стояло. Потом его убрали, чтобы вид не портило. А у вас?

- А у нас нет, - вяло ответила Вера.

- А малый дворец у нас подмыло полвека назад, - заметил Кирилл, когда они миновали Летний сад. - А памятник Суворову теперь в центре Марсова поля.

Девушка попыталась изобразить интерес, но сил хватило только на кривую улыбку. Она приложила руку к нагревшемуся темечку и тяжко вздохнула. Надо было взять хотя бы косынку. Так невозможно - еще немного, и у нее случится солнечный удар.

- А мост как называется? - поинтересовался Кирилл, разглядывая морских коней на ограде.

- Троицкий...

- А у нас - Старший Крепостной, - хмыкнул темполог и помахал кому-то внизу.

Из-под моста медленно выползал туристический теплоходик. Разомлевшие от жары туристы полулежали на верхней палубе, уже не в силах смотреть по сторонам. Только один, сидящий на корме, вдруг обернулся и вскинул руку козырьком ко лбу.

Вера машинально повторила его жест. Голова у нее вдруг закружилась так сильно, что в глазах потемнело. Голос Кирилла донесся словно издалека:

- Большая Нева у нас пошире, и Стрелка больше выдается... Вера?.. Вера, что с тобой?

Она обмякла, почти повиснув на встревоженном темпологе. Не отводя от нее пристального взгляда, человек на теплоходе встал на скамейку и шагнул за борт.

И исчез.

Вера закатила глаза.

"Солнечный удар... - подумала она обреченно, слушая, как кровь шумит в ушах. - Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы это был солнечный удар".

- Вера, ты что? Очнись, пожалуйста! - Кирилл растерянно оглянулся.

Взвизгнув покрышками, в нарушение всех правил рядом затормозил вишневый джип. Тонированное стекло мягко опустилось.

- Эй, парень, помощь нужна?

Кирилл напрягся. Обвисшая кулем Вера пошевелилась, повернула голову, с трудом фокусируя взгляд.

- Помощь нужна? - повторил водитель. Не обращая внимания на возмущенные гудки со всех сторон, он открыл дверь, намереваясь выйти.

Кирилл осторожно прислонил девушку к ограждению моста и развернулся. Короткие волосы темполога встали дыбом, в глазах зажегся недобрый огонек, верхняя губа дрогнула, обнажив зубы. Из горла вырывалось глухое рычание.

- Ну, так что, по... - Водитель осекся, едва успев захлопнуть дверь. Одним прыжком Кирилл очутился рядом, брызгая слюной и захлебываясь разъяренным рыком. Скрипнули ногти, царапая вишневое крыло.

- Псих долбанный... - долетело из джипа, и машина, вильнув, грубо вклинилась в общий поток.

Кирилл рыкнул ей вслед, а затем повернулся к Вере.

- Ты как? - спросил он, неловко дотронувшись до ее плеча.

- Нормально, - отозвалась девушка. Головокружение и вправду прошло, оставив лишь слабую путаницу в мыслях. - Опять на людей бросаешься? Я же просила...

- Он мне не понравился, - честно ответил темполог, приглаживая вздыбленные волосы.

Вера устало вздохнула и глянула вниз сквозь решетку - теплоход неторопливо разворачивался, чтобы пройти под Прачечным мостом в Фонтанку. Туристы пребывали в том же расслабленном состоянии. Двое, преодолев истому, фотографировали решетку Летнего сада, еще один, облокотившись о борт, лениво поплевывал в воду. Никакой паники, суеты, криков "Человек за бортом!". Все вели себя так, словно ничего не случилось.

А случилось ли вообще?

Вера стиснула пальцы на рубашке темполога.

- Ты видел?.. Там на корабле...

- Что?

- Ни... ничего.

Она провела дрожащей рукой по лицу и на время запретила себе думать о случившемся.

При виде мечети Кирилл замедлил шаг и вытаращил глаза.

- Настоящая мечеть? - выпалил он. - И что, в Питере есть мусульмане?

- Конечно, - удивилась Вера. - А почему в Питере их не может быть?

- Да хотя бы потому, что... - Темполог осекся. - Ладно, проскочили. Нам еще долго?..

- Почти пришли. - Вера замедлила шаг и, подумав, добавила: - Вот что... С консультантом я сама поговорю, а ты лучше подожди на улице.

- Со мной все в порядке, - недовольно заметил Кирилл.

- Да-да, я видела...

Они свернули в переулок, миновали аккуратный сквер и через узкий проход между домами прошли во двор, гулкий и темный, как дно колодца. Дверь подъезда оказалась заперта. Вера сверилась с записью - все правильно, они пришли по адресу. Что касается дверей, то их было всего лишь две: возле первой они и стояли, вторая, низкая, полуоткрытая, вела в подвал. Не будет же приличный человек ютиться в подвале?

Девушка вздохнула и снова взялась за телефон.

- Нет, бесполезно, - пробормотала она, давая отбой. - Вот где его носит, а?

- Кажется, там за дверью звенело... Можно попробовать открыть, - смерив взглядом замок, предложил Кирилл.

- С ума сошел?

- А вдруг он дома, просто трубку не берет?

Темполог вытянул из-за браслета тонкий стержень и склонился к замочной скважине.

- Прекрати немедленно... - зашипела Вера, хватая его за руку. - Тоже мне, взломщик нашелся.

В проходе послышались шаги. Девушка вырвала у темполога стержень, бросила его в сумку и сердито постучала напарника по лбу:

- Давай, включай уже светлый разум.

Во двор, насвистывая что-то себе под нос, вошел человек. На ходу он доставал из кармана бренчащую связку ключей, в другой руке сжимал тонкий фонарик.

- Здрасте! - выпалила Вера.

- Приветствую! - Мужчина склонил голову набок, с любопытством оглядывая обоих. - Кого ждем, господа?

- Водлянова, Константина Ивановича ... - Девушка настороженно покосилась на темполога, но у того вид был вежливый и невозмутимый.

Мужчина усмехнулся, и в светлых глазах, окруженных лучиками морщинок, заплясали веселые черти.

- Ну, господа, вам повезло, дождались. Я и есть Константин Иванович Водлянов. С кем имею честь?

- Вера.

- Кирилл.

- Информативно, - подытожил мужчина, проходя мимо них и отпирая дверь. - Ладно, проходите. Аккуратней, здесь ступеньки.

Света не было ни в подъезде, ни на лестнице. Ориентироваться приходилось на скупой хозяйский комментарий и на голубоватый луч фонарика, скользящий впереди.

Еще раз проскрежетал в замке ключ, скрипнула еще одна дверь, и голос Водлянова серьезно предупредил:

- А теперь еще аккуратней, тут книги...

Вера шла по длинному узкому коридору, чувствуя себя карликом на дне ущелья. Бесконечные стопки книг темными кручами поднимались слева и справа. Сложенные друг на друга, они терялись в темноте под потолком и, казалось, готовы были обрушиться от любого неловкого движения.

- Сюда! - Голос Водлянова прозвучал совсем близко.

От резкого перехода из темноты к свету девушка заморгала. Комната, в которой они очутились, напоминала библиотечный зал: два длинных стола под затертым сукном, заставленные книгами стеллажи и стулья... Общее впечатление нарушала только микроволновая печь и холодильник в углу. Присмотревшись, девушка заметила торчащий из-за стеллажа край застеленной пледом тахты. Очевидно, хозяину комната служила и спальней, и кухней, и кабинетом, и библиотекой.

Водлянов скинул с плеч рюкзак и ногой выдвинул из-под стола две табуретки.

- Ну-с, господа, присаживайтесь.

Гости послушно сели. Консультант пристроился на краю стола напротив и разглядывал их, склонив голову к плечу.

Вере он определенно понравился. Правда, не таким она представляла искусствоведа-самоучку... Немолодой, обаятельный. Полуседая голова и усы щеткой - что называется, соль с перцем. Сам невысокий, жилистый, в футболке и спортивных шортах, будто только вернулся с пробежки. Руки спокойно сложены перед собой - красивые крупные кисти, длинные пальцы.

Вера привыкла оценивать мужчин по рукам. Возможно, в ней говорила художница, но человеческие руки говорили ей почти столько же, сколько и лицо, а может даже и больше. Руки Водлянова притягивали, как магнит, на них хотелось смотреть, а лучше немедленно зарисовать. Возможно, потом она так и сделает...

- Господа! - окликнул консультант. - Не тратьте попусту время, свое и мое. Излагайте обстоятельства!

- Какие? - не поняла девушка.

- Те, что привели вас ко мне.

Кирилл усмехнулся. Вера незаметно толкнула его в бок.

- Понимаете, - начала она. - Мне сказали, что вы интересуетесь историческими ценностями и можете нас просветить.

- А кто, простите, сказал? - полюбопытствовал хозяин.

- Э... Юлиана Шанова, вы с ней знакомы...

- Ах, Юленька! Ну, конечно, знаком.

Вера приободрилась.

- Понимаете, я недавно нашла одну вещь и хотела бы узнать ваше мнение.

Она вынула из сумки статуэтку и протянула Водлянову. Тот с серьезным видом повертел вещицу в руках и глянул на гостей. Их напряженно-сосредоточенные лица его явно позабавили.

- Прекрасная работа, - вежливо заметил он.

Вера молчала, ожидая продолжения. Кирилл нахмурился.

- И все? - наконец спросила девушка.

- А что конкретно вас интересует?

- Я хотела бы знать автора. Юля говорит, что это мог быть кто-то из Ямнитцеров.

Водлянов кивнул.

- Возможно, но маловероятно. Ямнитцеры работали в основном с золотом, серебром... Бронза - не их стиль. Хотя техника очень похожа. Не исключено, что кто-то из учеников Ямнитцера-старшего... Если есть желание, а также время и средства, можно провести исследование.

- Времени нет, - сказал Кирилл.

- Что ж, тогда не знаю, чем еще могу вам помочь.

- Мы думаем, что это один предмет из серии. Что есть еще два или три таких же, - осторожно заметила Вера. - Можно узнать это наверняка?

Водлянов присвистнул.

- Ну, господа, вы хотите знать все и сразу!

- Ну, хотя бы приблизительно можно сказать? - умоляюще посмотрела на него Вера. - Вы же лучший специалист!

- Кто вам сказал? - деланно удивился консультант. - Неужели Юленька? Ах, болтунья!

- Может быть, это изображение - орел со змеей - оно что-то значит?

- Безусловно, - кивнул Водлянов. - Можно даже сказать, что именно. Орел - весьма распространенный символ. Со змеей в когтях - это известная аллегория, олицетворение победы над грехом. В схватке орел олицетворяет свет неявленный, а змея - неявленную тьму. Вместе они составляют космическое целое, соединение духа и материи.

- А печать? - помолчав, спросила Вера. - Печать что означает?

- Печать?

- Да, на основании.

Водлянов перевернул статуэтку. Некоторое время он внимательно разглядывал резьбу, потом нахмурился.

- Да, в самом деле, печать... Весьма необычный способ использования декоративной пластики. Ну а что касается принадлежности данного знака, то и здесь далеко ходить не надо: равносторонний крест и меч под ним - эмблема военно-монашеского ордена братьев воинства Христова, больше известного как орден меченосцев.

- Меченосцев? - переспросил Кирилл.

- Их самых, прекрасно нам известных.

"Нам - это он себя имеет в виду?" - мрачно подумала Вера.

- Ледовое побоище, тысяча двести сорок пятый год, - напомнил ей темполог.

- Сорок второй, - поправил Водлянов. - И к тому времени орден меченосцев приказал долго жить, а его остатки слились с орденом Тевтонских рыцарей и стали именоваться Ливонским ландмейстерством Тевтонского ордена. Но в целом вы правы.

Вера закусила губу.

- А почему вы сказали - крест, а под ним меч? Там же все наоборот: сверху меч, вокруг него языки пламени, а под ним крест.

- Зависит от того, с какой стороны смотреть, - возразил консультант. - Хотя... если вы правы... Есть одна средневековая побасенка, формально не подтвержденная... так, из области слухов и сплетен...

Он оттолкнулся от стола и прошелся вдоль стеллажей, задержавшись у одного из них. Длинные пальцы подцепили томик в темном переплете.

- "Ливонские хроники" Генриха Латвийского, издание тысяча семьсот тридцать четвертого года, - почтительно произнес Водлянов и поставил книгу на место. - О чем бишь я?.. Да! Так вот, господа, в Прибалтике ордена, подобные меченосцам, возникали постоянно. Представьте себе - собиралась шайка, заручалась покровительством какого-нибудь князя или епископа, обзывалась громким именем, принимала устав... его обычно заимствовали у тамплиеров... Потом отправлялась грабить эстонские, русские или литовские деревеньки - и пожалуйте, господа, орден готов. Официального статуса такие сборища не имели, а названия и эмблемы зачастую слизывались у более удачливых собратьев.

Водлянов немного помолчал, думая о чем-то своем, затем продолжил:

- Так вот, согласно легенде, остатки нескольких таких, с позволения сказать, орденов также предложили себя Тевтонскому ордену, но получили отворот поворот. Тогда отвергнутые братья обратились к епископу Рижскому, с тевтонцами не очень-то ладившему, и с его подачи обосновались в Риге. Там они образовали тайное общество, названное Братством карающего меча. И их эмблемой стал перевернутый знак меченосцев - огненный меч сверху, крест снизу... Но повторяю, господа, это все слухи, предания... Не желаете ли кофе? Кофеварка, к сожалению, сломалась, поэтому только растворимый.

- Я выпью, - кивнул темполог. - Но какая может быть связь между рыцарями тринадцатого века и статуэткой?

- Я просто пересказываю легенду, - Водлянов достал из-под стола несколько чашек и заглянул в них с некоторым сомнением. - А кому-то она пришлась настолько по вкусу, что он отметил ни в чем не повинную вещь эмблемой Братства. Сюжетец подходящий - орел, змея, борьба и победа, а если датировать вашу статуэтку шестнадцатым веком... Шестнадцатый век, господа, время драматических событий, для Тевтонского ордена особенно. И слухи о Братстве карающего меча начали ходить по Ливонии именно в это время.

- А что это были за слухи? - Не сводя блестящих глаз с рассказчика, Вера машинально взяла чашку у Кирилла, отхлебнула и раскашлялась. Темполог похлопал девушку по спине.

- Что за слухи? - задумчиво переспросил Водлянов. - Да самые разные. Деятельность Братства была засекреченной, но достаточно банальной - устранение неугодных, или неудобных, или любых, за кого платили. По сути, общество наемных убийц. Говорили, что братья-каратели умеют проходить сквозь стены, что среди них есть такие, кто может за очень короткое время преодолевать огромные расстояния, и такие, кто может находиться в двух местах одновременно. Что командор Братства не признает христианских святынь, а собирает языческие амулеты, что у него много реликвий, дающих огромную власть над людьми. Еще говорили о таинственной чаше - если с вечера наливать в нее воду, а утром пить, можно продлить жизнь на сотни лет. Потому, мол, командор не стариться и не умирает... Кстати, в немецком трактате семнадцатого века "Магические предметы" есть подробное описание этой чаши... - Развернувшись к ближайшей полке, Водлянов снял оттуда ноутбук, пощелкал мышкой и показал слушателям: - Вот, будьте любезны, фотография гравюры из трактата - магическая чаша командора.

Вера с Кириллом одновременно подались вперед и столкнулись лбами. Пока девушка, морщась, растирала ушиб, а хозяин хлопотливо предлагал достать из холодильника лед, темполог незаметно скрутил универсальный стержень в спираль и воткнул в порт ноутбука. Через полминуты он, как ни в чем не бывало, потянулся за кофе.

Вера, наконец, подняла голову.

- Значит, чаша как-то связана со статуэткой?

- Понимаю ваши надежды, но вынужден разочаровать, - усмехнулся Водлянов. - Понимаете, ливонское Братство карающего меча - это всего лишь миф. Люди во все времена любили страшные сказки. А в смутные времена подобные легенды приобретают особое, почти мистическое значение. Что до чаши, то точно такая, из массивной позолоченной бронзы, была подарена первому курляндскому герцогу Готхарду Кеттлеру по случаю его бракосочетания с мекленбургской принцессой в тысяча пятьсот шестьдесят шестом году. Существует документально оформленный список подарков городского магистрата Митавы, где чаша выделена особо. Я так думаю, свое описание автор "Магических предметов" позаимствовал именно из этого списка - уж очень они схожи.

- То есть чаша все-таки существует? - уточнила девушка.

- Да. Чаша курляндского герцога. Некогда ее приобрел один из русских дворян-коллекционеров, кажется, Румянцев. Наверное, она и сейчас лежит где-то в запасниках его музея...

Вера и Кирилл многозначительно переглянулись. Темполог со стуком поставил кружку на стол.

- Большое вам спасибо! - искренне поблагодарила девушка, прижимая руки к груди. - Вы нам очень помогли, просто очень!

- Пожалуйста! - расплылся тот в ответной улыбке. - Всегда рад помочь такой очаровательной молодой даме. Будут еще какие-то вопросы, Верочка, обращайтесь, не стесняйтесь!

"И голубой сарафанчик не понадобился", - отметила про себя Вера, улыбаясь и раскланиваясь с радушным хозяином. Кирилл притоптывал у двери, всем своим видом демонстрируя нетерпение.

- Могу поискать что-нибудь о вашей статуэтке, - предложил Водлянов, провожая их к выходу. - Больших результатов не ждите, но вам, кажется, все интересно?

- Да, большое спасибо! Если вас не затруднит...

- Не затруднит. Мне самому уже любопытно... Кстати, зовите меня просто Константином. Вас, Верочка, всегда буду рад видеть.

- И мне было очень приятно познакомиться.

- Обязательно заходите еще! Я вас нормальным кофе напою, не этой бурдой.

- Спасибо, спасибо...

- До свиданья! - громко произнес Кирилл, за локоть выдергивая Веру на улицу. - Мы обязательно придем!

Дверь захлопнулась.

- Шсс! - прошипел темполог. - Я думал, это никогда не кончиться.

Вера укоризненно покачала головой.

- Человек с нас даже денег не взял... Ой, статуэтку забыли!

- Неважно! - Кирилл потянул девушку за собой. - Пусть пока здесь полежит, сегмент все равно у меня.

- И куда теперь? - Вера едва поспевала за стремительно шагающим темпологом. - В особняк Румянцева? У меня вроде знакомая там работает экскурсоводом...

- Нет. Есть идея получше.

Восточная Ливония, замок Зегельс, 1508 год

Дорога серой лентой вилась между пологих холмов, то ныряя в болотистые низины, то скользя вверх по склонам. Конские копыта глухо выстукивали по утоптанной земле. Лошади потряхивали головами и выпускали из ноздрей белый пар.

Всадников было трое: грузный рыцарь средних лет в плаще с черным крестом и некогда пышным, а теперь изрядно поредевшим павлиньим султаном на шлеме, молодой дворянин, так же в светлом плаще, но без креста, и угрюмый кнехт в длинном кожаном жилете, обшитом стальными пластинами. Они направлялись к замку, чей угловатый силуэт темнел на фоне вечернего неба. Зубчатые стены, башни и старый донжон отбрасывали на холмы длинную синеватую тень.

- Вот, господин де Мерикур, говорил же я, что прибудем в Зегельс к вечернему колоколу, - заметил рыцарь, звучно сморкаясь в ладонь и вытирая ее о штаны. - А вы сомневались!

- Для этого был повод. - Его спутник привстал в стременах, бросая нетерпеливые взгляды на замок. Речь выдавала в нем француза.

Рыцарь хохотнул:

- Повод? Шайка грязных селян с вилами... Такого сброда в здешних лесах хватает. Живут со зверьем и сами на зверье похожи. Любой из братьев шутя обратит в бегство всю эту шайку, стоит лишь крикнуть погромче.

- Однако сегодня они не убежали, а насадили на вилы вашу лошадь и едва ли не вас с нею, мессир фон Тротта.

Рыцарь снова высморкался.

- Проклятое племя, - пробурчал он. - Я и не ждал, что они кинутся на нас всем скопом. Бешеные собаки, не люди! Что за времена пошли - рыцарь не может проехать по земле, принадлежащей его Ордену, не наткнувшись на чертовы шайки! А в городах, в городах что творится? Подумать только, в Дерпте магистрат посмел утвердить смертный приговор брату фон Фишеру. А за что? За то, что тот случайно придавил конем горожанина! А дерптский епископ поддержал жалобу на бесчинства местных братьев, что направили нашему фогту в Мариенбург. Да что за бесчинства-то? Разве мы не в своем праве и не на своей земле?

- Разве Дерпт - не земля епископства? - хмыкнул француз.

- Так-то и есть, но клянусь Святым Крестом, как подумаю о том, что кучка разжиревших бюргеров осмелилась судить благородного рыцаря, начинаю скрипеть зубами. Эх, будь на месте фогта магистр Волтер, не миновать Дерпту участи Риги... Вы ведь были в Риге, господин Жульен, и видели замок, который магистр повелел жителям отстроить взамен того, что они разрушили? Теперь над воротами висит его портрет с крестом и мечом, дабы мятежники всегда пребывали в страхе... - Рыцарь поерзал в седле. - Черт бы побрал проклятого лэтта с его вилами! Ляжку-то печет... Не зря с последнего ландтага крестьянам запрещено носить всякое оружие, а я бы им и руки поотрубал!

Жульен спросил:

- Так что за дела у вас в Зегельсе?

- Да, небось, слыхали - благословенный магистр Волтер наконец-то выхлопотал у императора право, что избавляет нас от ленной зависимости великим магистрам прусским. Теперь лишь Бог, милостивый и милосердный, знает, чем дело обернется... Покуда с московитами мир, а короли польский и шведский благоволят нам, самое время покончить с раздорами и сообща вернуть Ордену былую славу и могущество.

- Вот как? - заметил Жульен насмешливо.

- Смейтесь, смейтесь... - Рыцарь фон Тротта добродушно качнул головой. - А я говорю, лучшего времени и не будет! Недаром наш фогт собирает в Мариенбурге малый конвент и приглашает всех ленников Ордена в Латгалии, дабы рассмотреть неотложные дела. Говорят, в Дерпте епископ также собирает своих прелатов, а магистрат - бюргеров...

- Что же, барон фон Зегельс - ленник Ордена?

- Барон-то? Нет. Он из Унгернов, а те всегда были ленниками церкви. Отец его был бургграфом в Дерпте и имел право осматривать корабли и телеги, а еще надзирал за подвозом рыбы и взимал десятину. Но барон оказал Ордену такие услуги, что магистр фон Лоринкгофен помог ему выкупить земли и замок Зегельс и сосватать жену из Тизенгаузенов, с большим приданным. Теперь Клаус Унгерн редко выезжает из замка, но его слово много значит для местного дворянства. Наш фогт с ним в большой дружбе...

Слушая рыцаря, Жульен покусывал губу.

- Мне говорили, что барон оказал Ордену немало услуг, - задумчиво произнес он.

- Что правда, то правда, - кивнул Тротта. - В последней войне с Московским князем он выставил знатное ополчение - пятнадцать всадников в полной броне и пятьдесят человек пехоты. И ему великий магистр доверил вести переговоры о выкупе, ежели б под Магольмом дело пошло худо. Впрочем, Господь и святая Мария того не допустили!.. Болтают даже, что часть нашей казны до сих пор хранится в Зегельсе... Так-то!

Всадники спустились и выехали на открытое поле, заросшее порыжевшим вереском. Навстречу им ковыляла старуха-крестьянка с огромной вязанкой хвороста на спине. Седые космы, торчавшие из-под замызганного чепца, скрывали ее лицо. Увидев всадников, она остановилась и вытянула вперед скрученную руку. Жульен не удостоил ее и взглядом, а кнехт привычно отпихнул старуху в сторону. Она злобно пробормотала им вслед проклятья и поплелась дальше.

Рыцарь фон Тротта перекрестился и сплюнул.

- Проклятая ведьма! Видали, сир Жульен, как она на вас глянула? - спросил он, потирая раненную ногу. - Когда вернетесь в Мариенбург, не худо бы вам отстоять молебен в церкви Святой Марии, нашей покровительницы, да пожертвовать десять серебряных марок, дабы уберегла вас от колдовства. На месте барона я уж давно перетопил бы всех лэттских ведьм... Виданное ли дело...

- Есть ли у барона дети? - Жульен пропустил эти слова мимо ушей, занятый своими мыслями. Рыцарь поглядел на него с удивлением.

- Есть, как не быть. Сыновья, правда, умерли младенцами, остались две дочери, фрейлейн Элиза и фрейлейн Мартина. Красотки, каких поискать. Да вы сами увидите, когда приедем. Уже недолго осталось...

За холмами послышался волчий вой, тоскливо растекшийся по округе, и рыцарь снова перекрестился.

- Помилуй нас Господь и святой Николай... Поистине сатанинское семя упало на эту землю! Говорят, здесь вервольфы живут целыми деревнями и ходят в церковь, не боясь креста. Слышали ли вы, мессир Жульен, о волчьем пастухе? Его встречали в этих краях - хромоногий мальчишка с желтыми глазами и железным кнутом. Эй, Феринг, правда ли? - окликнул он кнехта.

Тот угрюмо дернул головой и отвернулся.

- Вот-вот... А на прошлое Рождество волчьего пастуха видели в окрестностях Кирремпе - там он бродил повсюду, созывая сторонников дьявола на тайное сборище. Говорят, собрались многие тысячи, и все они стали волками. Они набрасывались на стада коров и овец, но не имели власти умерщвлять людей. Они пробыли волками двенадцать дней, после же волчьи шкуры исчезли, и к ним вернулся человеческий облик.

- Бабские россказни! - презрительно ответил Жульен.

Дорога резко вильнула вправо, и они подъехали к замку.

Мост надо рвом был опущен и тяжелые створки внешних ворот отворены, но вход преграждала решетка, и бдительная стража с надворотной башни еще на подходе осведомилась, кого это принесло в замок на ночь глядя.

Спешившись, гости долго стояли в сыром и темном придворье, ожидая, пока их пустят внутрь. Рыцарь фон Тротта, отдуваясь, потирал раненую ногу, Жульен молчал, недовольно поджав губы, кнехт равнодушно глядел перед собой. Наконец дубовые ворота со скрипом отворились. Конюх-латгал принял у них лошадей.

Жульен огляделся. Замок, почти разрушенный при прежних владельцах, теперь радовал глаз новыми постройками. Сохранилась лишь часть старой крепостной стены и донжон из серого, изъеденного временем камня. Для себя и своих домочадцев барон выстроил палас в три этажа, из красного кирпича, под черепичной крышей. К его углам прилепились четыре легкие башенки с резными фигурами на тонких шпилях. Забранные свинцовыми переплетами окна призывно светились.

Едва гости оказались внутри, как раздался звон колокола, зовущий на вечернюю трапезу. Ливонец довольно потирал руки:

- Ну, что я вам говорил, мессир Жульен? К самому вечернему колоколу! Ох, я уже чувствую запах жаркого и соусов, вдыхаю аромат рейнвейна!

Жульен бросил на него надменный взгляд. Рыцарь фон Тротта громко сопел и переваливался, припадая на раненную ногу. Рядом с ним Жульен чувствовал себя образцом благородства и грации. Он расправил плечи и гордо вскинул подбородок. Когда гости вошли в верхний зал, француз заметил, что взгляды присутствующих сразу сошлись на нем.

В трапезной было светло и тепло, даже душно. В камине под фамильным гербом Унгернов гудело пламя, а по углам стояли набитые углями жаровни. Два напольных подсвечника, по десятку свечей в каждом, освещали обшитые дубовыми панелями стены, стрельчатые окна с цветными стеклами и огромный стол, за которым восседал хозяин с домочадцами. Кроме барона, здесь были две его дочери, их тетка, дальняя родственница покойной баронессы, и капеллан. Поодаль скромно пристроился высокий мужчина в темно-синей мантии ученого - единственный из всех, он держал в руке двузубую вилку.

- Слава Господу Иисусу Христу! - отдуваясь, произнес рыцарь фон Тротта.

- Слава Господу, - кивнул барон. - Прошу, любезный брат Вильгельм, вы как раз к ужину, впрочем, как всегда... Кто это с вами?

- Французский дворянин, гость нашего Ордена, господин де Бре де Мерикур. Он - родич самого герцога Савойского.

- И что нужно родичу герцога в Ливонии? - спросил барон, внимательно разглядывая молодого француза.

- Он тут по делам своей фамилии, - ответил Тротта. - Я привез его в Зегельс, ибо где еще иностранцу покажут, что есть настоящее ливонское гостеприимство? А у меня к вам вести от фогта.

Барон кивнул.

- Славно, брат Вильгельм! О делах поговорим после. Сейчас вы не откажетесь от жареной ветчины и старого вина из моих подвалов, хоть это и противно вашему обряду. А вы, господин де Мерикур, садитесь подле капеллана.

Одна из дочерей, приподнявшись, что-то тихо сказала отцу. Жульен бросил на нее короткий взгляд, потом еще один, более пристальный. Нежная кожа девушки сияла в ярком ореоле свечей, а карие глаза блестели, точно кусочки янтаря. Мягкие белокурые волосы были перевиты черными и серебряными нитями, зеленое платье облегало приятно округлые формы.

Жульен улыбнулся краем губ и поймал на себе взгляд второй дочери барона. Она была схожа видом с сестрой, но в ее облике проглядывало что-то томное, чуть капризное, как у разоспавшегося ребенка. Даря улыбку гостю, девушка как будто улыбалась еще кому-то.

Узнав, что один из гостей ранен, барон стукнул кулаком по столу и во всеуслышание поклялся содрать кожу с латгальских лесников, осмелившихся поднять на вилы благородного рыцаря. Между тем мужчина в мантии отложил вилку и поднялся. Он оказался еще выше, чем представлялось. Широкое одеяние висело на нем как на пугале, длинные полы шевелились сами собой, словно крылья огромной летучей мыши. В отличие от светлокожих немцев он был очень смугл, а короткие седые волосы и курчавая борода странно контрастировали с темными, как маслины глазами и широкими черными бровями.

Глянув на него, рыцарь фон Тротта опять перекрестился.

- Господь Всеблагой и святая Мария! Откуда взялся этот черномазый язычник?

В глазах ученого промелькнула насмешка, и он ответил, слегка растягивая слова:

- Как, достославный рыцарь, вы меня не узнали? А это ведь я лечил вас в праздник Преображения Господня, когда вы вусмерть упились рейнвейном.

- Ну же, брат Вильгельм! - воскликнул барон. - Неужто не помните доктора Порциуса Гиммеля? Ведь это он влил вам в глотку одну из своих настоек, от которой выпитый рейнвейн вы, точно кит, фонтаном извергли наружу!

- Помню! - воскликнул рыцарь. - Вкус его поганой настойки до сих пор стоит у меня во рту!

Доктор Порциус слегка поклонился.

- Officium medici est, ut tuto, ut celeriter, ut jucundo sanet*, - заметил он. - Если благородный рыцарь не побоится вновь отдать себя в мои руки, я забуду о том, что он назвал меня язычником, и окажу ему всемерную помощь. Идемте, господин фон Тротта, пока в вашей ране не завелись черви.

Когда оба удалились, слуга поставил перед Жульеном прибор и наполнил вином высокий кубок.

- Попробуйте старого вина, господин де Мерикур, - предложил барон. - До сего дня оно хранилось в моем погребе в бутылке под зеленой печатью. Брат Вильгельм, несмотря на свои обеты, знает толк в нем толк... Что это ты встала, фрейлейн Мартина? - вдруг резко спросил он дочь, которая поднялась, желая потихоньку уйти.

Девушка на миг опустила глаза, но тотчас же без всякого смущения глянула на отца.

- Я хочу помочь доктору Порциусу, батюшка.

- Сядь на место! - побагровев, прикрикнул на нее барон. - Порциус Гиммель, хоть он и доктор богословия, а не медицины, знает о ранах побольше тебя! И не смей дуться, а то, видит Бог, не сдержусь и оттаскаю тебя за косы!

- Говорила я, Клаус, что девицам следует воспитываться в монастыре... - подала голос тетка.

- Тогда какой прок от тебя, Текла? Приглядывала бы за племянницами как следует, а то повадились шастать к доктору в башню невесть зачем. То одна прошмыгнет, то вторая, будто им медом намазано!

Вторая сестра продолжала исподтишка поглядывать на молодого француза. Ее взгляды и едва уловимая улыбка щекотали Жульена, будто шелковая кисточка.

- Что привело вас в Ливонию, мессир де Мерикур? - спросила она на ломаном французском и, подавшись вперед, оперлась подбородком на сплетенные пальцы.

Барон с гневным изумлением дернул дочь за рукав.

- Что я слышу, фрейлейн Элиза? Кто разрешил тебе первой заговаривать с мужчиной? На каком языке ты сейчас чирикала?

- Это французский, батюшка, - пояснила девушка.

- Чтоб я больше не слышал этого! Говори по-немецки, по-польски, да хоть на той же латыни, чтобы тебя понимал твой отец!

- Хорошо, батюшка, - кивнула дочь, пряча усмешку под ресницами.

- Так-то. Так что ты там говорила?

- Я спросила господина де Мерикура, по каким делам он прибыл в Ливонию...

- Господь всемогущий! Нет, эти девчонки сведут меня с ума! Тебе-то что за дело до этого? А, правда, господин де Мерикур, что вам у нас понадобилось?

- Семейные дела, господин барон, - сухо ответил Жульен, с сожалением оторвав взгляд от гладкого лица Элизы.

- Вот как? - хмыкнул барон, исподлобья оглядывая гостя. - Какие же дела могут быть у вашей фамилии в наших местах? Что-то не слыхал я о Мерикурах, хотя, видит Бог, народу здесь побывало порядком.

Молодой человек со скучающим видом извлек из-за пазухи пакет, обернутый в тонкую кожу, и повертел в руках.

- Что до моих дел, - произнес он небрежно, - то, полагаю, гораздо лучше меня о них расскажет вам казначей Ордена в этом послании. Надеюсь, ваши дочери простят меня за то, что не смогу удовлетворить их любопытства. Увы, дела эти столь скучны, что не подобает говорить о них в присутствии дам.

- Орденский казначей? - недоверчиво переспросил барон, принимая пакет. - С чего казначею писать мне?

- Полагаю, вам нужно прочесть послание... Впрочем, это можно сделать и после, я не спешу. Пока же позвольте мне насладиться вашим гостеприимством...

- Конечно, мессир де Мерикур! - воскликнули хором барышни Зегельс. - Вы погостите у нас, правда, батюшка?

Барон потемнел лицо, и на лбу его вздулись жилы.

- Уведи их отсюда, Текла! - приказал он и стукнул кубком о стол. - И пусть святой отец прочтет им проповедь о благонравии!

Испуганная тетка, затрепетав, потянула племянниц за собой. Когда дамы удалились, а следом серой тенью ускользнул капеллан, барон фон Зегельс, одним движением разодрав пакет, принялся читать послание. В трапезной воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском дров в камине и тяжелым дыханием хозяина.

Жульен, прищурившись, глядел на огонь. Изысканно-любезная улыбка еще играла на его лице, но и она понемногу уступала место гримасе недовольства и усталости. Морщась от боли, француз незаметно растирал поясницу.

Барон закончил читать и задумчиво пошевелил толстыми пальцами.

- Не пойму, что нашло на брата Дитриха? - наконец сказал он. - Мы много лет назад договорились...

- Он написал вам по моей просьбе, - негромко ответил Жульен.

- По вашей просьбе? Он так хорошо знает вас, господин де Мерикур? Иначе с чего бы казначею Ордена исполнять ваши просьбы?

- Моя просьба была поддержана ручательством герцога Савойского.

- Ах, вот оно что! Ваш родич! Хорошо иметь в родне герцогов, пусть даже кто-то из твоих предков зачат не с той стороны простыни... А, господин де Мерикур? Стало быть, вы знаете, что в этом письме?

- Полагаю, брат Дитрих просит отдать мне одну вещь из тех, что были оставлены вам... хм, на хранение, господин барон.

- Не просто вещь! - скомкав письмо, прорычал барон. - Любую вещь! Любую по вашему выбору! Святые угодники, с каких пор брат Дитрих сделался столь щедр?!

Жульен через силу улыбнулся.

- Он знал, что его щедрость не пойдет во вред Ордену. Право, господин барон, ваши заботы об орденском имуществе достойны восхищения. Будь это ваша собственная казна, вы и то не пеклись бы о ней с таким усердием... Не беспокойтесь, я не собираюсь вас ограбить! Сто лет назад мой предок Гийом де Бре, сражаясь за Орден при Танненберге, был ранен и взят в плен. Братья заплатили выкуп, но ему пришлось оставить в залог кое-какие фамильные ценности, бывшие при нем... Внук Гийома, Этьен де Бре сумел выкупить ценности, но, на свою беду отправившись домой по морю, был захвачен пиратами у берегов Швеции. Посредниками в переговорах о выкупе стали ливонские рыцари, а в залог снова пошли ценности, выкупленные у тевтонцев. Со смертью моего дяди мужская линия рода де Бре прервалась, и ныне я, единственный наследник, выполняю волю моей несчастной матушки, собираю осколки былого величия...

Барон хмыкнул.

- Сказочник из вас превосходный, господин де Мерикур! Наложили, как говорят поляки, целый мешок да еще с верхом.

Француз оскорблено вскинул голову.

- Что это, шутка, господин барон фон Зегельс? При французском дворе, как и при савойском, в ходу более тонкое обращение. Если вы желаете меня оскорбить, делайте это изящно, помня о том, с кем говорите!

- Да вы вспыхиваете, точно порох! Ну-ну, уймитесь, - барон похлопал пухлой ладонью по столу и снова взялся за письмо. - Не кичитесь своим родством, господин де Мерикур! Наш род Унгернов тоже куда как знатен! Вот увидите... когда доктор Порциус сподобится закончить наше родословное древо, для коего дела я его нанял...

Француз пристально поглядел на немца. Как смеет этот жирный бюргер тыкать ему в нос подложной родословной? Сравнивать себя с дворянином самого древнего и благородного рода? Старый мерзкий торгаш! И от него сейчас зависит будущее Мерикуров! Это невыносимо... Жульен вспомнил орденского казначея: и тот юлил, бормотал что-то о проверке старых счетов, о пересчете процентов, о вмешательстве поручителей, а его блеклые рыбьи глаза все время бегали по сторонам. Каким наслаждением было бросить в плоскую физиономию о том, кто является поручителем - великий герцог Шарль Савойский, князь империи!..

Молодой человек перевел дыхание и расслабил стиснутые на подлокотниках руки. Барон наблюдал за ним, выпятив жирные губы.

- Стало быть, вещица, о которой вы просите - ваше фамильное достояние? - промолвил он. - Ну-ну... Вопрос о залоге вы, вероятно, обговорили с братом Дитрихом?

Жульен чуть слышно скрипнул зубами. Каким блаженством было бы разбить в кровь эту багровую лоснящуюся рожу...

- Совершенно верно.

- Тогда беспокоиться не о чем... Речь об одной вещи, так ведь? По вашему выбору, если, конечно, вы знаете, что выбирать...Когда желаете получить свое наследство, господин де Мерикур?

- Сейчас, - процедил Жульен. - Немедленно.

- Что ж, воля ваша. Пойдемте!

* Долг врача - лечить безопасно, быстро, приятно.

Они поднялись. Барон запахнул полы старомодного коричневого упелянда и зашагал вниз по лестнице, тяжело печатая шаг. Широкие башмаки, что зовутся "медвежья лапа", звучно шлепали по каменным плитам. Чуть помедлив, Жульен проследовал за ним.

Они миновали нижний зал, уже почти пустой и вышли во двор. Барон вынул два факела из стоящей у двери железной корзины, зажег их и передал один Жульену. В молчании они пересекли двор, поднялись на галерею, а оттуда к входу в донжон.

Здесь барон остановился.

- Вы ведь не из болтливых, господин де Мерикур? - спросил он, испытующе глядя на молодого человека. - Мой замок крепко хранит свои тайны и не посвящает в них кого попало.

- Даю вам слово чести дворянина, господин фон Зегельс, - надменно процедил француз. - Ваши тайны останутся при вас.

Барон отпер низкую дверь. Держа факел перед собой, он стал осторожно подниматься по крутым ступеням узкого, точно кишка, прохода. Жульен шагал следом, морщась и теребя шнуровку колета - затхлый воздух застревал у него в горле. Старые стены источали сырость, а ступени были скользкими от грязи, как будто по ним лет сто никто не ходил. Казалось, подъем будет длиться вечно. Когда же они вдруг вышли под открытое небо, Жульен не сразу пришел в себя и несколько мгновений молча с наслаждением глотал холодный воздух.

Они стояли на широкой площадке, опоясанной ровным каменным парапетом. Несколько факелов в железных подставках освещали дощатую караулку и штандарт, уныло обвисший на длинном шесте. В центре площадки темнел прикрытый решеткой прямоугольный лаз с деревянным воротом на краю.

- Янцель, - негромко позвал барон.

За караулкой что-то завозилось, черной тенью выкатываясь вперед. Появился человек невысокого роста, но столь широкий в плечах, что казался квадратным. Непомерно длинные руки свисали ниже колен.

- Я спускаюсь, - сказал барон.

Угрюмый стражник наклонился и забряцал железом, потом, с усилием откинув решетку, выжидательно поглядел на хозяина.

Барон грузно соскочил на платформу, висевшую чуть ниже площадки.

- Ну же, господин де Мерикур! Вы раздумали получать свое добро?

"Он ответит за это ... За все ответит..." - как молитву твердил про себя Жульен, пока платформа, содрогаясь, опускалась в шахту под скрип невидимых тросов.

- Не худо бы проверить смазку... - озабоченно пробормотал барон. Его гость, запрокинув голову, наблюдал за тем, как уменьшается отверстие лаза. Когда платформа остановилась, наверху виднелся лоскуток не больше ладони - ярко-синий с булавочными головками звезд.

Грубо оттеснив Жульена, барон шагнул в темноту.

- Ждите здесь. Я сам вынесу, что нужно.

- Мне нужна... - Горло француза перехватил спазм. Он откашлялся и повторил уже спокойней: - Мне нужна шкатулка красного дерева, простая, без украшений, длиной в локоть, высотой и шириной в пол-локтя. На крышке вырезано изречение: "Spica in aeternitium manus ad occidentem vergit".

- Ждите здесь, - повторил барон, прежде чем скрыться за низкой железной дверь.

Некоторое время Жульен стоял недвижимо, стараясь не слишком глубоко вдыхать подземную вонь. Потом что-то пробежало по его ногам.

"Крысы", - брезгливо подумал он, махнув факелом вдоль стены.

Желтоватый, покрытый плесенью череп оскалился на него обломками зубов. Тусклый свет факела вырывал из темноты один за другим - целую стену черепов, сложенных друг на друга. Старые, потемневшие, почти сгнившие от сырости, они таращили на незваного гостя черные дыры глазниц. Там, где на них еще можно было что-то разглядеть, Жульен заметил небольшие круглые отверстия. Движимый непонятным любопытством, он перехватил факел поудобней и придвинулся ближе...

- На этом месте было древнее капище, - негромкий голос за спиной заставил его вздрогнуть.

Француз обернулся: в шаге от него стоял барон, прикрывая что-то полой упелянда. Клаус Унгерн поднял факел и провел им по черепам, поджигая расползающихся мокриц.

- Там, где мы с вами стоим, господин де Мерикур, язычники-латгалы приносили кровавые жертвы своему богу, повелителю гроз и молний. Сюда они приводили пленников и пробивали им головы - вот так! - Барон ткнул в череп обратным концом факела. - Потом отрезали головы и складывали одну на другую, а безголовые тела бросали в яму... Уж сколько лет прошло, а эти кости все лежат так, как их сложили руки язычников, и ничего им не делается. Удивительно, не правда ли? А может, над ними до сих пор витает тень бога, во славу которого их убивали?

- Удивительно, как вы можете спокойно есть и спать, зная, что под вами лежат неупокоенные кости, - еле выдавил побледневший Жульен.

Хозяин усмехнулся.

- Ну-ну, господин де Мерикур, где же ваша хваленая французская храбрость? Братья-меченосцы, первыми прибывшие сюда с благословения архиепископа Рижского, были похрабрее вас. Это они разорили здешние селения, казнили жрецов, а капище освятили и возвели на нем башню и замок. С тех благословенных пор прошло без малого три сотни лет, замок сколько раз уж разрушали, а башня все стоит и ничего ей не делается, как и этим костям... Вы спрашиваете, как я могу спокойно спать? Да видит Бог, мне нигде так хорошо не спится, покуда я знаю, что мои подземелья охраняют надежные стражи... - Барон негромко рассмеялся.

Жульен перекрестился.

- Вы не лучше язычника, мессир фон Зегельс, - произнес он с отвращением.

- А вы, достойный христианин, так ли благочестивы? - отозвался барон, кривя губы. - Скажите мне, что в шкатулке?

Жульен побледнел.

- Не ваше дело!

Барон навалился на него, хватая толстыми пальцами за ворот колета. Потеряв равновесие, Жульен ударился спиной о стену черепов, и Клаус Унгерн зашипел ему в лицо, брызгая слюной:

- Мальчишка... Ты все скажешь, или, клянусь памятью моих предков, я оставлю тебя в подземелье...

- Так-то вы чтите законы гостеприимства...

- Они не для незваных гостей! Хочешь испытать судьбу, французский петушок? Вижу, тебе глянулись мои черепа. Побудешь с ними еще немного?

Жульен взмахнул факелом, но барон с легкостью перехватил его занесенную руку. В следующую секунду в живот немцу уперлось острие кинжала.

- Я убью вас без сожалений, и Господь простит мне этот грех, - еле выдавил молодой человек: рука барона по-прежнему держала его за горло.

- Ох, клеваться вздумал ... - усмехнулся хозяин, не пытаясь отстраниться. - Неужто вправду убьете? Что ж, тогда останемся здесь вдвоем - Янцель знает свое дело, он поднимет нас только по моему сигналу.

- Так дайте его, если вам дорога жизнь! Сейчас же!

Барон не пошевелился.

- Если взялись за оружие, не стоит медлить... Ну же! - Он дернул Жульена за ворот так, что затрещала шнуровка. - Что в этой шкатулке?!

По перекошенному лицу француза пробежала судорога. Барон с силой стиснул его запястье, выкручивая на себя. Оба застыли, тяжело дыша, каждый старался перетянуть оружие к себе. Наконец онемевшие пальцы Жульена разжались, и кинжал со звоном упал на пол. Барон отпихнул его носком башмака.

- Будьте вы прокляты! - отступив, срывающимся голосом произнес Жульен.

- Что в шкатулке? - повторил хозяин. - Она слишком легкая, чтобы в ней было золото... Что там? Что значит "Spica in aeternitium manus ad occidentem vergit"?

- Я полагал, вы знаете латынь! - огрызнулся француз.

- Да, знаю: "Колос в руках вечности клонится к западу". Что это значит?

- Понятия не имею! Гийом де Бре сделал эту надпись! Я лишь недавно нашел его записи и прочел их!

- Хорошо. - Барон внезапно успокоился. - Откройте шкатулку, господин де Мерикур.

- Открывайте сами!

- Нет, она ваша. Откройте же! Неужели вам не хочется туда заглянуть?

Жульен нехотя взял протянутую бароном шкатулку. Она открылась на удивление легко, словно была и вовсе не заперта. Внутри, в гнезде из грязно-белого бархата, точно гигантский светляк, сиял полупрозрачный камень неправильной формы, желтый, в коричнево-зеленых прожилках.

Теплые отблески легли на застывшие лица людей.

- Что это? - в который раз повторил барон, разевая рот.

Жульен, точно завороженный, не мог отвести глаз от камня. Его тепло проникало даже сквозь плотное дерево шкатулки, и, прежде чем француз успел опомниться, слова начали вырываться сами собой, будто кто-то тянул его за язык:

- Гийом де Бре назвал этот камень Спикой - Колосом... Триста лет назад один из наших предков привез его из захваченного Константинополя. Никто не знал, что это за камень, какую ценность он имеет... Гийом де Бре увлекался алхимией, его настольной книгой был трактат Виллановы. Он решил, что в его руках оказался недозревший философский камень, и попытался определить его природу... Он сумел отколоть от камня три маленьких куска. Первый, растертый в порошок, Гийом прокалил на медленном огне, потом, смешав с купоросом, процедил через золу и песок. На следующий день смесь испарилась, а в песке появились древесные ростки и панцири мелких моллюсков. Второй кусок мой предок зашил во внутренности мертвого щенка, и через час плоть собаки полностью разложилась, а камешек исчез...

- И что это значит? - Барон недоверчиво сощурился.

- Еще через неделю Гийом увидел во дворе молодого здорового пса, такой же масти, как и мертвый щенок. Псу вспороли ему брюхо, но ничего там не нашли... Третий осколок Гийом де Бре носил на себе, недолго, потому что им стали овладевать странные видения...

- Выходит, это не философский камень?

- Мой предок считал его панацеей животной разновидности - подобной той, что находят в головах у жаб, только еще сильнее и могущественней.

- Но этот камень не превращает свинец в золото, не так ли? Зачем он вам, господин де Мерикур?

Жульен стиснул зубы. Сокровище лежало у него в руках, легкое, словно кусок пробки - французу даже показалось, что оно сейчас совсем утратит вес и вознесется в воздух. Что бы это ни было, теперь камень принадлежит ему!

Он крепче прижал к себе шкатулку и упрямо выдвинул подбородок:

- Делайте со мной, что хотите - больше я ничего не скажу.

Очень медленно барон поднял руку и коснулся камня. Холодная искра сорвалась с гладкой поверхности, ужалив его в палец. Барон охнул, и даже в тусклом свете факелов стало заметно, как сильно он побледнел. Одутловатое лицо разом осунулось, под глазами и вдоль щек пролегли глубокие тени. Тяжело вздохнув, Клаус Унгерн перекрестился дрожащей рукой и поднял голову.

- Да простит мне Господь, всемилостивейший и всеблагой... Воистину это дьявольское наваждение, и тот, кто презрев Божью волю, дерзнет связаться с ним, будет проклят во веки веков. Не зря святая церковь велит остерегаться языческих амулетов, ибо они созданы колдунами по наущению дьявола. Христианин, прельщенный ими, гибнет, и душе его будет отказано в посмертном прощении. Видит Бог, я и сам едва не поддался соблазну...

- Да вы запели, точно поп на воскресной проповеди, мессир фон Зегельс! - язвительно произнес Жульен. - Где же ваша тевтонская храбрость? Неужели мой камень страшнее ваших черепов?

- Мои черепа никому не приносят вреда, но ваш камень - орудие людской погибели... Закройте шкатулку, господин де Мерикур, я не хочу его больше видеть.

Барон протянул руку в темноту и несколько раз потянул за невидимую веревку. Наверху послышался еле уловимый стук деревянной колотушки. Через минуту платформа начала со скрежетом подниматься.

Никто более не проронил ни слова.

В комнате, которую он именовал библиотекой, Порциус Гиммель, доктор богословия, разглядывал через линзу потрепанную рукопись. Мелкие буквы наползали одна на другую, точно муравьи. Вдобавок неизвестные комментаторы перечеркали текст многочисленными правками, из-за которых и вовсе нельзя было разобрать, что к чему. Наконец почтенный доктор сдался и отложил линзу в сторону. Вместо нее он придвинул испещренный пометками лист и принялся вырисовывать затейливые арабески.

Тихо стукнула дверь.

- Я вам не помешаю? - спросила Элиза, неслышно подходя к столу и с любопытством глядя на переплетающиеся линии. Доктор покосился на нее, не прерывая своего занятия:

- Нет, фрейлейн.

- Что это вы делаете?

- Всего лишь работу, для которой меня нанял ваш отец и к которой я, sine dubio*, буду прикован ad vitam**... Составляю родословную славного семейства Унгерн фон Зегельс.

- Вы как будто смеетесь над нами, доктор Порциус?

Он не ответил.

- Нет, скажите, скажите! - настойчиво затеребила его девушка. - Неужели наш род менее славен, чем род господина де Мерикура?

- О Мерикурах мне ничего неизвестно, - сухо заметил Гиммель и надолго замолчал.

Понаблюдав, как бегает по бумаге гусиное перо, девушка заскучала. Подавив зевок, она прошлась вдоль книжной полки, привычно понюхала пучки сухих трав, висящих в углу, брезгливо сморщилась на окровавленные тряпки в тазу, подергала маленькие чашечки весов и томительно вздохнула. Потом ее внимание привлекло нечто, прикрытое темной тканью, на низкой подставке возле стола.

Голубые глаза Элизы радостно вспыхнули.

- Вы его все-таки сделали! Это он, правда? Наш святой Грааль!

Доктор отложил перо в сторону и мягко перехватил ее нетерпеливые руки.

- Сосуд, моя госпожа, - сказал он, нежно коснувшись губами девичьих пальцев. - На святой Грааль сие мало похоже, и будет еще меньше, когда я закончу. Зато вы и ваша сестра сможете настаивать в нем серебряную воду.

- Нет, это Грааль, наш Грааль! - упрямо возразила Элиза, норовя заглянуть под покрывало. - Я хочу на него посмотреть!

- Помилуйте, фрейлейн, как я могу показать вам половину работы... Нет, нет, я не для того пожертвовал бронзовым треножником! Когда чаша или, если уж вам угодно, Грааль, будет закончена, я преподнесу ее вам на бархатной подушке. А сейчас будьте умницей, отправляйтесь к себе.

- Нет, я хочу!..

- Терпение, моя госпожа. Patientia virtus est***, - доктор притворно нахмурился, подталкивая девушку к выходу. - Ну же, идите... Пусть ангелы хранят ваш сон. Да, именно ангелы... Идите же!

Элиза неохотно взялась за дверную ручку, но, помедлив, с затаенной улыбкой глянула на Гиммеля.

- Вы видели ангелов, доктор Порциус?

- С тех пор, как я в вашем замке, я вижу их каждый день, - заверил тот, возвращая улыбку.

Покрасневшая Элиза хихикнула и выскочила за дверь. Продолжая смеяться, она сбежала по ступенькам, миновала узкий переход и закрытую галерею и оказалась на женской половине паласа.

Здесь было гораздо теплей, чем в башне у доктора, и масляные лампы освещали три одинаковых двери с фигурными бронзовыми ручками. Прокравшись по коридору на цыпочках, Элиза юркнула в последнюю.

- Еще не спишь? Я так и думала... - выдохнула она, падая в низкое кресло с плетеной спинкой.

Ее сестра, набросив на плечи толстую шаль, переплетала перед зеркалом волосы. Молоденькая служанка-латышка суетилась возле кровати, водя грелкой под одеялом.

- Лизель, ты ходила к доктору Порциусу? - улыбнувшись, спросила Мартина.

- Да! - Элиза закусила губу, но, не выдержав, радостно рассмеялась: - Дождалась, пока батюшка уйдет, и проскользнула незаметно... Представь, Тине, он почти готов!

- Святой Грааль! - Мартина отбросила гребень. - Ты его видела?

- Только чуть-чуть, самый краешек... Но там непременно будет ангел! Так сказал доктор Порциус. Еще он сказал, что мы сможем настаивать в чаше серебряную воду!

Мартина сделала большие глаза и тоже засмеялась:

- Серебряная вода? Не об этом мы читали у господина фон Эшенбаха. Что бы сделал Парцифаль в таком случае?

Элиза вспыхнула, и улыбка, задрожав, сползла с ее губ.

- Тине! Не смей!

- Прости, Лизель, я и забыла, кого ты избрала своим рыцарем.

- Не болтай глупостей!

- Я же пошутила. Да что с тобой такое? - Мартина в недоумении тронула сестру за плечо, но та отбросила ее руку.

Томительное молчание прервал ворчливый голос служанки:

- Барышня, да будете вы ложиться, наконец? Постель стынет. Мне, что, опять придется идти за углями?

- Сходишь, не развалишься! - крикнула Элиза. Покрасневшая латышка выдернула грелку из постели и вышла, громко стукнув дверью. - Глупая лэттка! Она невыносима, дерзит в лицо, а ты терпишь!

Пожав плечами, Мартина перебежала к кровати и юркнула под одеяло.

- Ничего, - пробормотала она, зарываясь в перину. - Кристина - хорошая служанка.

- Она осмеливается тебя поучать!

- Ну и что? Я ее не слушаю, а дело свое она знает. Что это ты вдруг на нее взъелась?

Сникнув, Элиза обхватила себя за плечи.

- Ах, Тине, мне так грустно... Посмотри, как мы живем, кто нас окружает... Разве о такой жизни мы с тобой мечтали? Все проходит мимо... Настоящие рыцари совершают подвиги, ломают копья на турнирах во славу прекрасных дам. А мы? Разве мы хуже? Почему мы этого лишены? Где рыцарь, что станет бороться за твою и мою любовь?

Мартина высунула нос из-под одеяла.

- О ком это ты? Неужели о господине де Мерикуре?

- Как ты его находишь? - Элиза томительно вздохнула. - Вот каким должен быть истинный рыцарь - учтивым, смелым... и красивым. Как Парцифаль...

- Да, господин де Мерикур красив.

- А как сияли его глаза! Пресвятая дева, я воочию увидела его в доспехах, с крестом на плече под палящим солнцем Палестины!

- А мне, - Мартина насмешливо выгнула бровь, - вспомнилась сказка о гаммельнском крысолове.

Ее сестра недоуменно моргнула.

- Что?

- Никак не могу понять, что такого было в его музыке, что заставило бедных детей и животных бежать за ним, позабыв про все на свете?

- Что? - бледнея, повторила Элиза.

- Не сердись, Лизель. Я просто хотела сказать, что эти песни не для меня.

Элиза вскочила, опрокинув кресло.

- Ты!.. С тобой невозможно разговаривать! - выкрикнула она и бросилась прочь из комнаты.

Добежав до галереи, Элиза порывисто прижалась щекой к холодным оконным переплетам и замерла. Перед ее затуманенным взором возникло ангельское лицо, постепенно приобретающее знакомые черты: удлиненный овал, светлые волосы, ровно спускающиеся на лоб, капризный рот с припухлой нижней губой... От сладостной истомы, разливавшейся в груди, тело становилось непослушным и как будто таяло. Но глаза Элизы щипали непрошеные слезы.

- Матерь Божья, что со мной такое? - испуганно прошептала девушка, оглядываясь. С дальнего кона галереи донесся звук шагов. Элиза выпрямилась, до хруста стиснув руки - она увидела Жульена. Сама того не осознавая, она шагнула ему навстречу.

- Мадемуазель фон Зегельс? - удивленно проронил француз, поднимая факел повыше.

Элиза не сводила с него глаз.

- Мессир де Мерикур...

- О, вы - ангел, посланный мне в минуту отчаяния. Я заблудился в этих переходах, брожу здесь, как путник в безлюдном лесу. Только вы одна можете меня спасти.

- А вы меня... - чуть слышно пошептала девушка.

Жульен медленно взял ее руку и поднес к губам. Горячие девичьи пальцы дрожали в его ладони, как пойманная птица.

- Моя прекрасная Елизавета...

"Барон ответит за все!" - подумал француз, торжествуя.

* Без сомнений.

** До конца жизни.

*** Терпение - это добродетель.

Часть 2. Чаша

Санкт-Петербург, наши дни

- Может, все-таки скажешь, что за идея?.. Не беги так! Куда?.. - тяжело дыша, Вера на ходу вытряхнула камешек из туфли и вновь догнала быстро шагающего темполога.

- Надо найти место потише, - бросил тот, не оборачиваясь.

- Зачем?

- Подумать. - Кирилл принюхался и взлетел по ступенькам, толкая стеклянную дверь кафе. Вера замешкалась, и ее втянули следом.

Внутри было сумрачно и прохладно. Широкие окна снаружи затенялись полосатыми тентами. За буфетной стойкой о чем-то лениво переговаривались официантки в бежевых передниках. Умиротворяюще бурчало радио. Пожилая женщина с утомленным видом пила чай и листала журнал за одним из круглых столиков. Остальные были свободны.

Вера с Кириллом сели в углу, и официантка выложила перед ними меню.

Недовольно отпихнув коричневую папку, девушка обтерла мокрое лицо салфеткой.

- Может, расскажешь о своей идее?

- Угу, - Темполог уткнулся в меню, нетерпеливо поскребывая ногтем по обложке. - Мне, пожалуйста, отбивную. Две... И чайник с горячим чаем, самый большой.

Вера хмыкнула и покачала головой.

- Так ты поесть сюда пришел?

- А что? Мы же ничего не ели с завтрака. Кстати, советую и тебе как следует подкрепиться - силы еще понадобятся... - Кирилл закатал рукав и расстегнул браслет.

- С ума сошел? - Вера схватила его руку, прижав вместе с пластинами к столу.

- Что такое? - Кирилл оглянулся. Женщина с журналом расплатилась и пошла к выходу. - Расслабься, никому до нас нет дела.

- Ну, ты еще научную лабораторию здесь устрой. - Дождавшись, пока им принесут заказ, Вера сдвинула сахарницу и салфетницу на край стола, а рядом поставила сумку. Потом она развернулась спиной к залу и растопырила локти, окончательно загородив стол.

- Все? Теперь я могу заняться делом? - насмешливо осведомился темполог.

- Валяй.

Пластины МК чуть слышно загудели, развернув веер разноцветных закладок. Вытянув одну стилосом, Кирилл достал скрученный спиралью стержень, раскрутил, сложил пополам и зацепил закладку, как прищепкой. Минуту спустя по голограмме забегали длинные ряды цифр.

Вера побарабанила пальцами по столу. Висящая в воздухе объемная картинка не вызывала у нее прежнего интереса. Куда любопытней было наблюдать за увлеченным работой Кириллом: по его лицу проскальзывали разные выражения, желтые глаза то вспыхивали, то гасли, и тогда он начинал сопеть, как обиженный ребенок. Вера улыбнулась краешком губ - почему-то именно сейчас его лицо ей очень нравилось. А, может, оно понравилось ей с самого начала, еще когда она впервые разглядела незваного гостя?..

Издав нечто вроде приглушенного мяуканья, Кирилл выпрямился:

- Есть!

Голограмма свернулась в светящуюся точку, забегавшую в пространстве, будто челнок. Оставленный ею след превращался в объемные контуры изящно украшенной чаши чуть более двадцати сантиметров высотой. Контур, светлый поначалу, постепенно темнел, уплотнялся, на нем, как на настоящем металле, проступали блики и шероховатости, проявлялся рисунок чеканки. Светящаяся точка погасла, и Кирилл, торжественно вытянув руки, взял чашу и поставил на стол.

- Это что такое? - изумленно выдохнула девушка, еле удерживаясь, чтобы не потыкать изображение пальцем.

- Неплохо, да? - Темполог полюбовался своим творением. - Трехмерная осязательная модель, воспроизведенная с двумерного рисунка. Можешь потрогать.

Чаша стояла на столе, отсвечивая позолоченными боками. Тулово, похожее на полураскрытый бутон, было украшено тончайшим рельефом, в мотивах которого Вере почудилось нечто восточное. Бутон поддерживала коленопреклоненная фигура в длинном одеянии и с полукружьями крыльев за спиной. Нежное лицо с женственными чертами обрамляли волнистые волосы. И как в случае с орлом, мастерство исполнения поражало глаз - настолько безукоризненным казался замысел и виртуозной работа.

Затаив дыхание, Вера поднесла руку к голограмме. Вместо холода металла пальцы ощутили легкое сопротивление воздуха и вибрацию. Чуть напрягшись, девушка смогла даже приподнять чашу, но потом та выскользнула и опустилась на место.

- Класс! - заметила Вера и, понизив голос, спросила: - Значит, это то, что мы ищем?

- Это чаша курляндского герцога, о которой говорил Константин. В ней ли еще один тайник, скоро узнаем.

- Но как?

- Очень просто. Теперь, когда у меня есть матрица, можно запустить программу предметного поиска, - Кирилл коснулся чаши стилосом, уменьшив ее до размеров спичечного коробка, и раскрутил вокруг что-то вроде вихревой спирали. - Если это то, что нам нужно, она должна находиться очень близко, буквально в нескольких километрах... Ага!

По экрану быстро пробежало несколько строчек, и загорелась надпись: "78%". Зеленоватая полоса света развернулась, открыв кусок карты города, на котором пульсировала ярко-красная точка. Кирилл победно ткнул стилосом в схематичные очертания домов.

- Вот! Идентичность не полная, но процент впечатляет. Что это за место?

Вера нахмурилась, припоминая:

- Кажется, Московский район... Погоди-ка... А можно крупней?

Крохотные серые прямоугольники выросли и медленно закружились над столешницей. Среди них девушка углядела знакомое бело-розовое здание с округлыми выступами, башенками и крестами.

- Чесменская церковь! - уверенно кивнула она. - Точно! Значит, где-то рядом с ней.

- Чесменская церковь? - удивился темполог. - Ее вроде законсервировали?

- Что? Нет, отреставрировали только. Она сейчас действующая, можем зайти, если хочешь.

Кирилл неопределенно пожал плечами.

- Тогда все ясно. Давай, доедай скорее и пойдем... - Вера перевела взгляд на тарелки и осеклась - непостижимым образом еда с них уже исчезла. Чайник тоже оказался пустым.

Вера покачала головой - ничего себе оперативность! - и быстро перерисовала план на салфетку. Снисходительно улыбнувшись, темполог заверил ее, что в этом нет необходимости, но девушка все-таки сунула салфетку в карман. Так было немного спокойней.

***

Узнав, что предстоит ехать на метро, темполог вдруг занервничал, а, оказавшись внизу, принялся озираться с таким видом, будто всерьез ожидал появления Минотавра.

- Клаустрофобия? - Вера попыталась взять его под руку, но он сразу высвободился, продолжая беспокойно оглядываться. - Да ладно, не нервничай так.

- Не понимаю, почему нельзя было вызвать такси? - буркнул темполог.

- У тебя лишние деньги имеются?

- Нет, и ты прекрасно об этом знаешь.

- Еще бы мне не знать. - Девушка пожала плечами. - Расслабься уже. Метро - самый удобный вид транспорта... так говорят.

- Что тут удобного?! - рыкнул Кирилл. - Кому нравятся вонючие катакомбы? Все современные города давно перешли на монорельс и скоростные дорожки!

- Да? - Вера скептически подняла брови. - Видела я такой монорельс в Москве: здоровенная махина, а еле ползет. А тут, смотри, все спрятано под землей, никому не мешает, глаза не режет, пейзаж не портит. Только представь: над Невским - сплошные пути...

Кирилл вздохнул.

- Вера, чтобы в полной мере оценить красоту Центра, он должен быть пешеходной зоной. И так сейчас везде делают... я имею в виду, у нас. Иначе жить невозможно, ты и сама понимаешь. Гарь, грязь, шум и пробки. Что в этом хорошего?

- Судя по твоим рассказам, у вас не жизнь, а рай!

- Проблем везде хватает. И всегда... - Темполог поежился, оглаживая себя по вставшей дыбом шевелюре.

Гарь, копоть и шум плыли над Московским проспектом, помноженные на жару, а оттого вдвойне нестерпимые. На ходу оттирая лицо влажной салфеткой, Вера пыталась догнать летящего впереди темполога. На перекрестке Кирилл притормозил и вдруг пригнулся, почти касаясь руками земли.

"О господи! - Веру кольнуло неприятное предчувствие. - Неужели опять?.."

Темполог коротко рыкнул и бросился направо через сквер, распугивая прохожих. Расстегнутая рубашка реяла за его спиной, подобно боевому стягу. Девушка что было сил неслась следом, отчаянно надеясь, что никто не примет обуреваемого инстинктами темполога за психа.

Она нагнала Кирилла у огромной пыльно-желтой "сталинки": утробно ворча, он, как заведенный, бегал под зарешеченными окнами первого этажа. Еле дыша, Вера в изнеможении прислонилась к стене и подергала Кирилла за рубашку.

- Замри, будь добр.

Темполог метнул на нее свирепый взгляд и коротко рявкнул.

- Кирилл, перестань рычать, очень тебя прошу.

Отпрянув в сторону, мужчина пригнулся и замер в угрожающей позе. Он уже не рычал, а лишь отрывисто повякивал, напомнив девушке Барса перед тумбочкой с бабушкиными лекарствами.

Очень медленно и осторожно Вера подняла руку и потянулась к его голове.

- Хороший... хороший... хороший ко... мальчик. Умный, красивый. И храбрый. Никого не боится. Ведь правда не боится? Вот и хорошо... - не меняя интонации, Вера легонько провела ладонью по светлым растрепанным волосам и слегка почесала темпологу макушку. - Вот так. Вот молодец... Хороший мальчик... И совсем не боится. А сейчас он успокоится и станет нормальным человеком, правда?

Вздрогнув, Кирилл поморгал, будто только проснулся.

- Шсс... спасибо, я в норме.

- Уверен? Ну, ладно... Смотри, - Вера достала салфетку с планом. - Мы почти пришли. Если твой компьютер правильно показал...

- Правильно.

- Тогда это тот самый дом.

Темполог принюхался.

- Да, похоже, что тот... Я его чую. Очень близко.

- Камень?

- Да.

- Как вчера у меня дома?

- Да! - Кирилл уткнулся носом в подвальное окошко.

Вера наблюдала за ним с беспокойством.

- Знаешь, здесь наверняка есть дверь. Может, просто попробуем войти?

Обогнув здание, они увидели полукруглый навес - под ним несколько ступеней вели в цокольный этаж. Внизу за распахнутой настежь бронированной дверью виднелась еще одна, застекленная. Табличка рядом гласила: "АНТИК - скупка-продажа предметов старого быта, бронзы, фарфора".

- Ну вот, - заметила Вера без особой уверенности. - Похоже, нам сюда. Ты как?..

- Нормально, - буркнул темполог. Положив руку ему на плечо, Вера почувствовала, что тело Кирилла сотрясает непрерывная дрожь.

- Не похоже... Знаешь, в таком состоянии тебе лучше никуда не ходить.

- Я в порядке, - Кирилл толкнул застекленную дверь.

Вера шагнула следом, на всякий случай придерживая его за локоть.

Над их головами мелодично звякнул колокольчик. После залитой солнцем улицы глаза не сразу привыкли к полумраку магазина. Посетителей здесь как будто не ждали. Несколько пыльных, засиженных мухами ламп еле освещали расставленные вдоль стен стеклянные витрины. Внутри них что-то смутно поблескивало. Узкая темная конторка с кассой торчала посреди зала, как постамент.

У двери в старом продавленном кресле клевал носом охранник. Окинув посетителей мимолетным взглядом, он вновь закрыл глаза и свесил голову на грудь.

Вера, давно заметившая, что жара приводит людей либо в ленивое, либо в нервозное состояние, подумала, что здесь явно первый вариант.

"А вот это точно второй!" - добавила она про себя, разглядев вынырнувшую из-за конторки продавщицу. Вид у женщины был такой, словно она готовилась сию же минуту звонить в полицию.

- Вам чего? - неприязненно осведомилась она.

Игнорируя вопрос, Кирилл потянулся к витринам. Вера сильно ущипнула его повыше локтя.

- Здравствуйте! - широко улыбнулась она, подходя к конторке. - Магазин "Антик", верно? Мы правильно зашли?

- Ну да, - с сожалением подтвердила продавщица.

- Видите ли... - Вера доверительно понизила голос: - Нам недавно подарили очень красивую вазу... Небольшую, бронзовую, с ножкой в виде коленопреклоненного ангела. Стилизована под старину. Вот, теперь ищем к ней пару, в гостиной поставить. Знакомые обрадовали, что у вас есть что-то похожее...

Продавщица наморщила лоб.

- Ангел? Хм... Был гобелен с похожим мотивом... еще напольный светильник, копия "Ангела с подсвечником" Микеланджело... Вазы точно нет.

- Вы уверены? Может быть, это не ваза, а чаша с туловом в виде такого вот бутона? - Вера показала рукой, какого именно.

- Бутон? Ну, вообще-то... - Женщина с сомнением перевела взгляд в ту сторону, куда неотрывно смотрел темполог. - С бутоном есть.

- Можно посмотреть?

Беспрестанно оглядываясь, продавщица отошла к витрине и забряцала ключами.

- Вот, - объявила она, взгромождая на конторку чуть помятую металлическую чашу. - Бронза, художественное литье с последующей обработкой. Германия, XVII век. Высота двадцать пять сантиметров, вес около килограмма. Сохранность не очень хорошая, но реставрация возможна. Интересует?

Вера неопределенно пожала плечами. В сравнении с голографической моделью оригинал (если это был он) сильно проигрывал - создавалось впечатление, что хранили его очень небрежно. Но, кроме кое-как выправленных вмятин и поцарапанной чеканки, имелось ее одно существенное отличие - фигура-ножка изображала отнюдь не ангела. Крылья отсутствовали, а опущенное лицо пряталось под волосами... нет, под клубком спутанных змей!

Продавщица нетерпеливо переступила с ноги на ногу.

- Так что? Будете брать?

- Ну... мы подумаем. Да, дорогой? - Вера оглянулась на темполога. Тот перестал трястись и теперь задумчиво хмурил брови, перебирая пальцами по браслету.

- Мы подумаем, - повторила девушка. - Спасибо, очень интересная вещь.

- Да, большое спасибо! - Кирилл очнулся от задумчивости и направился к выходу, потянув за собой напарницу.

- Пожалуйста, - продавщица сердито передернула плечами и понесла чашу на место.

***

На пороге Кирилл споткнулся и ухватился за косяк, чтобы не упасть, умудрившись при этом потерять сандалий. Со смущенной улыбкой Вера топталась рядом, ожидая, когда он, наконец, обуется и выйдет.

- Что теперь? - поинтересовалась она уже на улице.

- Будем ждать.

- Чего?

Не ответив, Кирилл внимательно посмотрел по сторонам и двинулся к небольшому скверу через дорогу от магазина. Там он еще раз огляделся и сел на траву, под прикрытие густых кустов барбариса.

При виде замусоренного газона Вера поморщилась.

- Может, все-таки скажешь, чего нам здесь ждать? - переспросила она, скроив недовольную гримасу.

Кирилл раздвинул колючие ветви.

- Закрытия магазина, - пояснил он. - Который час?

Вера поглядела на часы.

- Почти шесть.

- Хорошо. Закрываются они в восемь, значит, еще два часа. Плюс время на сборы и установку сигнализации...

Вера хмыкнула:

- А что потом?

Кирилл промолчал.

Девушка глядела на него, не мигая.

- Ничего не понимаю... Это была та самая чаша или нет? Фигура совсем другая. Странно, да?

- Шсс, Вера, мне это не интересно! - досадливо отмахнулся темполог. - Та чаша, не та чаша... Неважно. Сегмент внутри.

- Сегмент?

- Часть резонатора. Еще один осколок. Удовлетворена?

- По самые уши.

- Тогда не мешай. - Разровняв траву, Кирилл принялся собирать на ней знакомую Вере "башню Татлина". Только теперь в ее верхушку темполог воткнул круглую антенну, скрученную из многофункциональных стержней. Соединив антенну с компьютером, Кирилл развернул на экране многоступенчатую конструкцию, по которой с равной периодичностью пробегали красные всполохи, и с головой ушел в работу. Вера попробовала представить, чем конкретно он мог заниматься, но вскоре отказалась от этого - фантазии ей не хватало.

Расстелив на земле полиэтиленовый пакет, девушка опустилась на него и достала из сумки блокнот. Эта привычка сохранилась у нее со времен художественной школы - исчеркивать бумагу, иногда совершено бездумно, а потом соединять разрозненные линии во что-то осмысленное. На сей раз даже не пришлось стараться, карандаш сам бегал по листу, выводя на нем мужской профиль.

Вера нахмурилась. Перед ней было незнакомое лицо - худое, усталое, с крупным породистым носом и темными глазами под морщинистыми веками - лицо старика. Возможно, оно являлось плодом воображение, но девушку не покидало ощущение, что оригинал она точно где-то видела... Однако при попытке вытянуть воспоминание из темноты в голову стрельнуло такой болью, что мысли испуганными воробьями разлетелись в стороны.

Отложив карандаш, Вера со страдальческим видом потерла виски.

- Что, опять плохо? - Кирилл аккуратно переложил блокнот на землю и со вкусом потянулся.

- Да так... - Вера вздохнула. - Жара, наверное... Ты что-то говорил сейчас?

- Да так, - передразнил темполог, касаясь ладонью ее влажного лба. - Обсуждал сам с собой, как использовать последние достижения темпологии для обмана местных охранных систем.

- Ученый... - Девушка хихикнула.

- Именно! - Кирилл с важным видом поправил воображаемые очки. - Есть задача, и приходится решать ее доступными средствами. Простому взломщику хватило бы отмычки... Но я ученый, да, потому использую собственный инструментарий, то есть мои модули и МК.

- И как успехи? - Вера затаила дыхание. Рука темполога словно невзначай коснулась ее щеки, и в этом месте по коже разлилось приятное тепло. Головная боль понемногу отступала.

- Сигнализация в магазине особого трепета не внушает. Стандартная радиоканальная система. Инфракрасные датчики объема на потолке. Магнитные контакты на дверях и окнах. Контрольная панель с автономным блоком питания.

- Да?

- Тебе действительно интересно? - Мерцающие желтые глаза мужчины вдруг оказались совсем близко.

- Да, - Вера опустила ресницы.

Рядом громко щелкнуло.

Оба вздрогнули.

- Пора. - Темполог склонился над экраном, замелькав стилосом.

- Что? Куда? - не поняла Вера.

- Магазин только что поставили на сигнализацию.

- И что?

- Сейчас служащие уйдут, и пойду я.

- А сигнализация?

- МК заблокирует сигналы, идущие на контрольную панель.

- А дверь?

- Когда мы выходили, я поставил на замок заглушку.

- С ума сошел? Ты действительно собираешься их ограбить?!

- Вера, мы с тобой знакомы неполные сутки, а ты уже раз десять меня об этом спрашивала. Давай я отвечу, чтобы стало совсем понятно - нет, я в здравом уме! Никого грабить не собираюсь. Просто заберу сегмент.

- Ушам не верю... - Вера потрясла головой и нервически хмыкнула. Интересно, этот план ему инстинкты нашептали? Какие бы теории темполог ни развивал, все-таки плохо, очень плохо, когда разум временами берет выходной!

- Все, я пошел. - Кирилл присоединил к антенне еще один проводок и неуловимым движением оказался за кустами. Верины пальцы, потянувшись за ним, цапнули воздух.

- А я? - жалобно воскликнула девушка.

- Следи за МК.

Легкой трусцой перебежав улицу, темполог нырнул под навес и застыл у запертой двери. Вера наблюдала за ним, нервно тиская ремешок сумки. Со стороны казалось, будто Кирилл прислушивается к чему-то, между тем как его левая рука совершала непонятные манипуляции у замочной скважины.

Казалось, прошли часы, прежде чем бронированная дверь наконец стала открываться и темполог змеей скользнул внутрь.

Вера с трудом перевела дыхание.

С дальнего конца улицы донесся отчетливый женский смех.

Разом взмокнув, Вера выглянула из-за куста и тут же отпрянула - к скверу неторопливо шагала компания из пяти человек.

"Господи! - Девушка метнулась в сторону, но сразу остановилась, расширенными глазами глядя в сторону магазина. - Что он там возится?!"

Она провела по лицу дрожащей рукой и попыталась рассуждать здраво. Судя по голосам, компания почти рядом... Надо бежать... Нет, предупредить Кирилла... Только без паники...

С видом хмурым и сосредоточенным Вера обошла кусты и двинулась к магазину, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег. Краем глаза она заметила, что компания остановилась и что-то оживленно обсуждает. На девушку вроде бы никто не обращал внимания. Затаив дыхание, Вера миновала ступени, остановилась, разглядывая что-то на стене, потом юркнула за дверь.

- Кирилл, - позвала она громким шепотом, тараща глаза в темноту.

Что-то чуть слышно звякнуло.

- Кирилл!

- Не кричи, - побурчал он совсем близко. - Что случилось?

- Там люди... я испугалась. Нашел?..

- Нет еще. Шсс... Ладно, стой здесь и не шевелись. - Темполог скользнул мимо нее, вновь исчезая исчез в темноте.

Вера замерла, стиснув руки.

Звон разбитой витрины разорвал сгустившуюся тишину, будто гром. Через полминуты требовательно зазвонил телефон. Не соображая со страху, девушка добралась до конторки и схватила трубку.

- Четыре-шесть-два-девять, говорите! - напряженно произнес женский голос.

Вздрогнув, Вера оттолкнула телефон и попятилась.

- Кирилл...

- Еще немного!

- Сейчас приедет охрана!

Что-то с грохотом ударилось об пол.

- Кирилл!

- Я здесь, - он снова возник рядом и схватил Веру за руку. - Сегмент у меня, уходим.

***

Они вышли из магазина нарочито неторопливым шагом. Давешняя компания торчала на том же месте, со смехом осуждая какого-то Андрюху.

- Где МК?

Вера испуганно поглядела на темполога.

- Там остался...

Развернувшись, Кирилл побежал к кустам. Вера глядела ему вслед, кусая губы.

Синий пикап вылетел из-за поворота и затормозил, оставляя на асфальте темные следы. Из него выскочили трое в черной униформе: один прижался к стене у входа в магазин и рванул дверь, другой слету заскочил внутрь, третий быстро оглядел улицу.

- Девушка, а ну-ка задержитесь!

Всхлипнув, Вера со всех ног рванула к кустам. Сидя на корточках, Кирилл лихорадочно разбирал "башню".

- Эй, там! Стоять! - Теперь за ними бежало двое.

Схватив девушку за руку, темполог в три прыжка пересек сквер и нырнул в проход за деревьями. Дальше был пустырь с огороженной строительной площадкой посередине. Не мешкая, Кирилл и Вера промчались вдоль забора и запетляли между домами, как зайцы.

Она даже не сразу поняла, когда темполог остановился, и лишь потом, сморгнув слезы с глаз, увидела подворотню, сплошь покрытую граффити, и Кирилла, настороженно выглядывающего наружу.

- Кажется, оторвались, - тихо произнес он.

- Хо... - Договорить Вера не успела.

Проклятое головокружение налетело сильнее и внезапнее, чем прежде. Размалеванные стены раздвинулись, земля выскользнула из-под ног, на одно бесконечно-мучительное мгновение оставив девушку в подвешенном состоянии. И прежде чем ей удалось найти опору, Вера ощутила, как ее разум затягивает в нескончаемую темную воронку. Где-то на краю сознания мелькнуло испуганное лицо Кирилла, а за ним - высокий черный силуэт. Чьи-то пальцы больно впились в плечо, кто-то склонился над ней, блестя яркими белками миндалевидных глаз...

Потом все пропало, и Вера потеряла сознание.

- Очнулась! - Темполог с облегчением склонился над ней, придерживая под плечи.

Вера непонимающе поглядела на него. Перед глазами у нее еще плыло.

- Что случилось? - хрипло спросила она.

- Ты опять упала в обморок. Это не мое дело, но, по-моему, тебе надо обратиться к врачу.

- Не надо, - Вера опустила голову, борясь с тошнотой. - Сколько времени я... ну...

- Минуту, может, больше.

- А эти?.. - Девушка перевела взгляд ему за спину.

Кирилл успокаивающе похлопал ее по руке.

- Все в порядке. За нами никого.

- А тот... - Вера кашлянула, прочищая горло: - Тот, который сюда вошел?

Темполог пожал плечами.

- Больше никого не было.

- Уверен?

- Я бы заметил. Тебе показалось.

Вера с силой потерла лицо. Показалось? Да, наверное... Ее взгляд рассеянно скользнул по раскрашенным стенам - черно-белым угловатым буквам, изломанным фигурам... Могло показаться. Но откуда такое чувство дежа вю? Как будто с ней это уже случалось?..

Кирилл прервал ее размышления:

- Надо возвращаться. Ты как? Идти можешь?

Он осторожно поддержал девушку, помогая подняться. Вера молча высвободилась из его рук. Головокружение прошло, и забота темполога почему-то стала вызывать раздражение.

Они вышли из подворотни, миновали знакомую, совсем пустую улицу и подошли к проспекту. Мимо них с шумом проползла оранжевая махина поливальщика, оставляя за собой запах прибитой влагой пыли. Над мокрым асфальтом волнами поднималось тепло. Светофоры отстраненно мигали желтым. Совсем близко шумели фонтаны, белыми мазками прорисовываясь сквозь длинную густую тень Дома Советов.

Все выглядело так буднично и естественно, но вместе с тем - неправильно, что Вера на мгновение прижала ладонь к глазам. Ее вдруг охватило острое чувство нереальности. Залитый солнцем проспект будто вывернули наизнанку - словно это был не он, а его отражение в гигантском зеркале. А настоящий, реальный мир спрятался за Вериной спиной, ускользая из поля зрения.

Она почти не удивилась тому, что метро оказалось закрыто. Толкнув все двери подряд, Вера приблизила лицо к стеклу. Внутри было темно, виднелись лишь зеленые огоньки турникетов.

Кирилл не скрывал радости:

- Отлично, поймаем машину!

Язвительный ответ так и вертелся у Веры на языке, но она смолчала.

Позже, сидя на заднем сидении подвозившей их "Тойоты", девушка погрузилась в невеселые размышления. С какого момента все пошло не так, как ей представлялось поначалу? Еще вчера она думала, что в ее жизни наконец-то случилось нечто захватывающее. Возможно, она просто не отдавала себе отчета, чем это грозит лично ей. Все казалось похожим на кино или авантюрный роман, и Вере так и не удалось внушить себе, что в этом действии она не зритель, а участник... Но теперь все изменилось. Вера пока слабо осознавала, но чувствовала - дело не в ограблении антикварного магазина и даже не в том, что их чуть не поймали. Мало приятного быть задержанной за кражу с взломом, но с этим еще можно было смириться, а стыд и угрызения совести как-то пережить.

Нет, то, от чего она до сих пор не может придти в себя, случилось в подворотне или даже раньше - тогда, на Троицком мосту. И оба раза краем сознания она улавливала присутствие человека, чей портрет лежит сейчас у нее в кармане. Кто он такой, откуда взялся?.. А главное - куда исчез?

Постукивая пальцами по колену, Вера машинально разглядывала красные цифры электронных часов. Потом она моргнула и подалась вперед, едва не врезавшись лбом в подголовник.

- Простите, э... сколько?.. Сколько сейчас времени? - запинаясь, спросила она у водителя.

- Пять ноль восемь, - отозвался тот.

Вера изо всех сил стиснула пальцами чехол.

- В смысле... пять утра?

Водитель усмехнулся.

- Нет, девушка, вечера!

- Пять вечера? - удивленно повторил темполог.

Водитель бросил на него сочувственный взгляд.

- Что, парень, хорошо вчера погуляли?.. Утро уже, на работу пора!

- Утро? - переспросила Вера, стараясь дышать ровнее. - Это точно?.. В смысле, у вас время точное?

- Ну, плюс-минус минута, - заметил мужчина, сверяясь с наручными часами. - На ваших сейчас сколько?

"Двадцать один пятнадцать".

- Мои стоят... - Вера закусила губу.

Кирилл развернулся, вопросительно глядя на нее поверх подголовника.

- А день какой? - помолчав, отстраненно произнесла девушка.

- Пятница. - Водитель уже не улыбался.

Вера кивнула и закрыла глаза.

Все ясно, только несколько минут назад она была уверена, что сейчас вечер четверга, а не утро пятницы! Вот почему все казалось таким нереальным... Что произошло в подворотне? Как из их жизни выпали целых восемь часов? Ладно, она сама была без сознания. Но почему темполог ничего не заметил? Или (Вера даже вздрогнула от внезапно пришедшей в голову мысли) он скрыл это специально?.. Нет, невозможно. Да и как такое скроешь?

Еле дождавшись, когда машина затормозит у бабушкиного дома, Вера сунула водителю деньги и со всех ног бросилась к подъезду.

Кирилл догнал ее и схватил за локоть, разворачивая к себе.

- Вера! Подожди! Успокойся, все можно объяснить...

- Отстань от меня со своими объяснениями!

- Водитель тоже человек, он мог ошибиться.

- Да? И оно ошиблось? - Вера со злостью ткнула пальцем в небо. - Что-то я забыла, где у нас солнце заходит?

- На западе, - промямлил темполог.

- А сейчас оно где?

- А... да. На востоке.

- Спасибо! А я-то засомневалась! - Вера фыркнула и взбежала по лестнице, нашаривая в сумке ключи. Дверь с глухим стуком ударилась о стену.

- Юлька, это мы! - Вера влетела в прихожую и тут же споткнулась о валяющуюся посередине коробку. - Черт, а это что такое?

Навстречу ей с жалобным мяуканьем выскочил Барс.

- Господи... - взяв его на руки, Вера пошла по коридору, переступая через вывернутые и разодранные коробки. Повсюду как попало валялись разбросанные вещи, под ногами хрустело битое стекло. С люстры, покачиваясь на сквозняке, свисал старый, траченный молью воротник бабушкиного пальто.

- Юля? - Вера заглянула в спальню. Вся постель, вплоть до матраса, лежала на полу. Кровать была сдвинута, дверцы шкафа распахнуты, одежда Ядвиги Станиславовны кучей свалена рядом. В комнате остро пахло корвалолом - кто-то выгреб лекарства из тумбочки и еще по ним потоптался.

Вера отступила, едва не выронив кота. В остальных комнатах было то же самое - разбросанная мебель, выпотрошенные шкафы, вспоротый диван и кресла. Даже мусорное ведро оказалось вывернутым, а пакеты с кошачьим кормом - разодраны.

Девушка в изнеможении привалилась к стене. Мысли в ее голове скакали, точно блохи, но одну удалось додумать до конца: что скажет бабушка, когда узнает...

Рядом возник Кирилл, огляделся и присвистнул.

- Твоя подруга постаралась?..

Вера вздрогнула, потом сунула темпологу кота и побежала по коридору, заглядывая во все углы. Занятая этим, она едва не налетела на стоящую поперек коридора швабру: деревянная ручка была заклинена в трещине между паркетинами, а щетка подпирала дверь ванной.

- Вот черт! - Вера отбросила швабру в сторону, затем щелкнула выключателем и заглянула внутрь.

Юлька сидела на полу, уткнувшись лицом в колени - длинные черные волосы прилипли к спине, в ногах валялось скомканное полотенце. Одежда подруги лежала тут же, аккуратно сложенная на бельевой корзине. Из неплотно закрытого крана в ванну капало - на дне мутная серая масса, похожая на несвежий студень, беззвучно поглощала воду. Серые разводы были на бортиках, на полу рядом с Юлькой, на корзине, внизу на стенах... Словно кто-то отчаянно метался, пытаясь соскрести с себя мерзкую слизь.

До скрипа стиснув зубы, Вера опустилась на колени и осторожно отвела в сторону черные волосы.

- Юлечка...

Подруга дернулась, вскидывая голову, и с ее оплывшего, перекошенного лица сверкнули дико вытаращенные глаза.

- Юлечка, что с тобой сделали? - Всхлипнув, Вера попыталась погладить подругу по плечу. Под ее пальцами неприятно шевельнулись лохмотья серой пленки.

Вера отпрянула.

- Кирилл!!!

- Что? - Тот просунул голову в дверь. - Шсс... Ну, надо же...

- Что твоя дрянь делает в ванне?!

- Извини, совсем забыл предупредить... - сокрушенно покачал головой темполог.

- Убери эту слизь отсюда! И с Юльки сними!

- Сейчас сниму... И не кричи, она тебя не съест. Это просто модифицированные водоросли, им нужна водная среда. Ванна - самая подходящая для них емкость.

- Я тебя самого сейчас в емкость превращу! И выброшу к чертовой матери!

- Хорошо, хорошо, я их куда-нибудь перелью. Только найду подходящий бак...

- Побыстрее, - Вера поднялась и отступила в сторону. Темполог, заняв ее место, принялся снимать с перепуганной Юльки застывшую биопленку.

Через полчаса все трое сидели за кухонным столом, снимая стресс проверенным армянским средством. Кухня была наскоро приведена в порядок, что до остального, то Вера старалась об этом не думать.

- Извини, Верунчик, похоже, я все пропустила, - откинув со лба еще влажные волосы, Юлька виновато шмыгнула носом. - В этих коробках столько пыли, я вся извозилась. А вас нет и нет, ну я и решила быстренько сполоснуться, а эта дрянь как на меня полезла... Господи, я чуть от страха не померла! Думала, может, у тебя в ванне кислота, а я с дуру сунулась... И лицо залепило, я уж там скребла-скребла, вижу - в руках ошметки, решила, что это кожа с меня слезает, ну и... вырубилась маленько... Потом слышу, вроде шум. Думала, вы пришли, хотела позвать, помычала, как могла. Вроде кто-то к двери подходил, но внутрь не заглядывал... Потом еще немного пошумело и стихло. А потом ты пришла.

- Да уж... - Вера передернула плечами и добавила в чай еще коньяку.

Юлька без слов протянула ей кружку, Кирилл же, напротив, прикрыл свою ладонью.

- И что теперь? - поинтересовалась подруга. - Милицию вызывать будешь?

При слове "милиция" Веру бросило в холодный пот, а воображение услужливо нарисовало картину забитого бомжами "обезьянника" и ее саму в наручниках, обнимающую прутья тюремной решетки.

- Нет! - Она решительно помотала головой. - Никакой милиции! Бабушка меня убьет, если узнает!

- Но если что-то пропало...

- Ничего не пропало, все на месте!

Юлька удивленно вскинула брови.

- Ну, как знаешь... - пробормотала она и покосилась на задумчивого темполога. - А вы, ребята, где гуляли столько времени? К Костику заходили?

- Да-да, я тебе потом все расскажу. Если вкратце, твой Костик обещал помочь...

- Хорошо, коли так. - Юлька поставила кружку на стол и отодвинулась вместе со стулом. - Ладно, поеду-ка я, ребята. В галерею заскочить надо и вообще... Кстати, у нас новая выставка намечается, от общества акварелистов. Веруня, обязательно приходи, тебе понравится... и вы, Кирилл, тоже приходите...

Вера кивала, почти не вслушиваясь в слова подруги.

Уже стоя на пороге, Юлька вдруг схватила ее за руку:

- Верунь, у тебя все в порядке? Точно?

- Все нормально, не беспокойся, - пробормотала Вера.

- Смотри... Если что, сразу звони, я всегда на связи.

- Спасибо, Юлечка... Я... как-нибудь разберусь.

Проводив подругу, Вера немного постояла в прихожей, потом вернулась на кухню.

Кирилл с сосредоточенным видом гонял по голографическому экрану длинные страницы текста. Девушка посмотрела на него, недовольно сдвинув брови.

- Что это? - Она ткнула пальцем в центр голограммы.

Изображение слегка зарябило. Поморщившись, Кирилл отвел ее руку.

- Это на немецком? - Вера наклонилась к экрану. - Откуда ты это взял?

- Из компьютера Константина.

Вера открыла рот.

- Не понимаю, что тебя удивляет? - раздраженно заметил Кирилл. - Как бы я еще нашел чашу и сегмент? Мне была нужна поисковая матрица.

- То есть ты просто взял и слил информацию из чужого компьютера... - медленно произнесла девушка.

- Вообще-то, это было не так уж просто, - педантично поправил темполог. - Пришлось повозиться.

- Бедненький, - с нескрываемой иронией заметила Вера. - Нелегкая это работа - чужую собственность тырить...

- Не слишком приятно такое слышать. Можно подумать, у меня был выбор.

- Выбор всегда есть!

- Конечно, - согласился темполог. - Можно выбирать между плохим и хорошим вариантом, а можно по-другому. Только пойми, Вера, то, что сейчас кажется плохим, в действительности не самое худшее.

- То есть, - девушка нервно хихикнула, - ты хочешь сказать, что это... все это - еще не предел? Что будет гораздо хуже?

Она вскинула руки, обводя ими по кругу. Но оба понимали, что речь шла вовсе не о перевернутой вверх дном квартире.

- Да, - подтвердил Кирилл без улыбки. - Именно это я и хочу сказать.

Он глядел ей в глаза, и желтые мерцающие радужки в очередной раз заставили Верино сердце сжаться.

Девушка отвернулась, сердито дернув себя за косу. Умом она признавала правоту темполога, но что-то в ней по-прежнему сопротивлялось - не столько его словам, сколько тому, как они были произнесены.

"А ведь он не сомневается и не колеблется, - подумалось ей. - Он будет делать то, что считает правильным, и даже мысли не допускает, что может ошибаться".

Вера опустила голову.

- Ты понял, что случилось в подворотне? - тихо спросила она.

Кирилл нахмурился.

- Конкретных данных у меня нет, - нехотя ответил он. - Могу только предполагать... Но сейчас это не так важно. Самое главное - поскорее найти оставшиеся сегменты.

- А ты не думал, что этот камень нужен еще кому-то? - нерешительно заметила девушка.

По губам темполога скользнула легкая улыбка.

- Исключено. Можно допустить, что где-то темпология, как отдельная наука, могла достигнуть такого уровня развития, при котором перемещение по временным векторам становится возможным. Но изменение хроночастоты на организменном уровне допускается лишь в пределах от одной тысячной до четырех сотых условных временных единиц...

- А попроще?

- Пожалуйста. Вряд ли в каком-то из ближайших векторов могли точно засечь время активации резонатора и настроить фокус пространственно-временной схемы так, чтобы оказаться в нужном месте и в нужную минуту, как это сделал я.

Вера запустила руки в волосы, массируя голову. Какая-то мысль упорно вертелась в мозгу, никак не давая себя ухватить.

- Ладно, допустим, - наконец сказала она. - Здесь ты один такой пришелец... Но кто-то разбил камень на части и спрятал по тайникам. Кто-то может следить, чтобы он не попал в чужие руки. И этот разгром... Ничего не взяли, значит, кто-то что-то искал. Скорей всего, искал камень.

- Кто, например?

- Не знаю. Но в подворотню за нами вошел человек и случилось... то, что случилось.

Темполог успокаивающе погладил ее по руке.

- Вера, тебе показалось. При темпоральных возмущениях могут возникать субъективные трансформации психопатологического характера...

Девушка резко отодвинулась.

- Не надо меня утешать! Я не сошла с ума. Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь - я действительно его видела. Не только в подворотне, но и на катере. Тогда он просто шагнул за борт и исчез, а во второй раз исчезли восемь часов нашей жизни. Уверена, это тоже связано с ним!

Кирилл раздраженно пристукнул по столу.

- Шссс... Вера, не говори ерунды!

- Это не ерунда!

- Конечно, ерунда! Ты ничего не понимаешь в темпоральных аберрациях. Ты даже не представляешь себе, насколько это тонкая связь - время! Ты считаешь его однородным и не видишь, сколько разновременных процессов проходит вокруг. Даже твой зад и стул, на котором он сидит, и то двигались бы во времени по-разному, если бы не общее хроночастотное поле вектора. А теперь представь, что будет, если сбить эту частоту хоть на мгновение?

- Что?

- Ничего хорошего. Живой объект, обладающий меньшей темпоральной инерцией, может быть подхвачен любым случайным хроновсплеском. И тогда восемь часов, выпавших из жизни - это самое легкое, чем он сможет отделаться... Вера, поверь, я знаю, о чем говорю. Дело не в случайном прохожем. Ты и я находимся рядом с источником временных помех. И чем дальше, тем сильнее они становятся.

Вера тяжело вздохнула.

- Хорошо... Может, тот человек вовсе не при чем. Но я точно его видела. Вот, я даже его нарисовала... - Она достала из кармана мятый листок.

Кирилл склонил голову на бок, скептически разглядывая набросок.

- Не припомню такого, - он положил листок на стол. - А ведь мы все время были вместе.

- Но ты мог не заметить! Там, в подворотне, когда я потеряла сознание... Ты смотрел, не гонится ли кто за нами, так? И тут я стала падать. Что ты сделал?

Темполог нахмурился, вспоминая.

- Придержал, чтобы не расшиблась, потом попытался привести тебя в чувство.

- Так и есть! - Вера хлопнула ладонями по столу. - Ты повернулся ко мне и не видел, что происходит у тебя за спиной. В этот момент он и появился...

- Неужели ты думаешь, я не заметил бы рядом постороннего? - Кириллу явно начал надоедать этот разговор.

- Ты не заметил, как прошло восемь часов, - возразила девушка. - Тебя опять могло переклинить, так что...

- Вера, это все твои фантазии!

- Да-а? Между прочим, когда ты возник в моей кухне, это тоже, мягко говоря, походило на фантазию! Но я же не стала звонить в дурдом!

- Консервативная личность все, выходящее за рамки привычных представлений, воспринимает с недоверием и агрессивностью.

- Кто бы говорил!

- Не путай обывательский взгляд с объективным методом анализа ситуаций!

Вера вскочила, отшвырнув стул к стене.

- Мне надоел этот идиотский научный треп! Не можешь говорить нормально - вообще молчи!

- Шссс...

- И не смей на меня шипеть!

- Вера! Сама-то слышишь, что ты несешь?!

- Я все слышу! А ты - нет! - выкрикнула девушка, бросаясь прочь из кухни.

Она едва сдерживала слезы. Но расплакаться было бы совсем глупо, к тому же выглядело так беспомощно, по-детски, что от стыда у нее горели уши. Вера остановилась посередине коридора и оглядела разбросанные коробки. Контраст с недавно наведенным порядком был так велик, что у девушки защемило сердце. Все ее усилия пошли прахом. Это было больше, чем она могла сейчас выдержать. Сопя все громче и громче, Вера протопала в прихожую, сунула ноги в туфли и сдернула сумку с вешалки.

Из кухни выглянул Кирилл:

- Ты куда?

- Домой! - отрезала девушка, распахивая входную дверь. - А ты... не забудь покормить кота!

Перепрыгивая через две ступеньки, она слетела вниз и выскочила на улицу.

Почти бегом миновав пару кварталов, Вера остановилась, тяжело вздохнула, развернулась и медленно побрела вдоль набережной. Нет, конечно, заглянуть домой не помешает... Но потом все равно придется вернуться.

Она снова вздохнула, пытаясь не думать о Кирилле и всем, что было с ним связано. Легко быть героем в чужом мире или времени. У нее так не получится - ведь ей здесь жить... И все же, как ни крути, спасение миров - дело благородное. Если проникнуться важностью миссии, то прочие моменты не будут иметь никакого значения. Наверное, темполог все делает правильно, а если нет, то еще не поздно выгнать его со всем высокотехнологичным скарбом и забыть два последних дня, как страшный сон.

Вера хмыкнула, невольно покачав головой. Положа руку на сердце, она была не уверена, что легко с этим справится. Нет, надо было делать это с самого начала, а не лезть очертя голову в предложенную авантюру. Теперь ее так просто не отпустят - не столько Кирилл, сколько собственная совесть и еще что-то, чему Вера пока не могла подобрать определения...

Вот только как быть с налетом на квартиру? Все-таки обратиться в полицию? Вера поежилась, представив, что скажет на это Ядвига Станиславовна... Нет уж, лучше не поднимать шума. Бабушкины деньги и документы не тронуты, статуэтка осталась у Водлянова, камень темполог держит при себе, не желая расставаться с ним ни на минуту. О том, что налет очень уж вписывается в цепочку странных событий, случившихся за эти два дня, тоже лучше пока не думать. Может, потом еще будет время...

Вынырнув из своих мыслей, Вера потрогала нагревшееся темечко. Утреннее солнце беспощадно гнало жар сквозь густой влажный воздух. Прятаться в тени казалось бесполезным - в духовке городских улиц даже тени как будто растворялись. От невских волн поднимался пар, струи надводного фонтана напротив Биржевой площади колыхались призрачным маревом.

Оглянувшись, Вера обнаружила, что ноги сами привели ее к Троицкому мосту. Нет, к Водлянову она не пойдет! Невозможно предстать перед ним в таком виде, словно ее сначала пожевали, а затем выплюнули и растерли по асфальту. Что о ней человек подумает? А новости, если они есть, можно узнать и по телефону.

Сейчас - домой, выспаться, привести себя в порядок, душевный и телесный.

Рассеянно поглядев на воздевшего меч Суворова, Вера направилась к Марсовому полю. Внезапно в глазах у нее зарябило, будто мир вокруг прокрутили в огромном калейдоскопе. Вера ускорила шаг. Черт бы побрал эту жару... И это место. Марсово поле никогда ей не нравилось. Было время, когда она обходила его стороной - и вовсе не из-за суеверия. Мистические тайны Питербурга ее скорее развлекали. На традиционных посиделках общества графиков и живописцев городские легенды обычно шли на ура, особенно под портвейн. Но в реальности Вера ни разу не сталкивалась ни с призраком императора Павла, играющего на флажолете в покоях Михайловского замка, ни с "траурной букетницей", ни даже с духом замученного студента, который однажды они с Юлькой на спор пытались отловить на Университетской набережной.

И все же два места в городе вызывали у Веры необъяснимое отторжение: Марсово поле и... и...

"Ротонда", - отчетливо прозвучало над ухом, вынудив девушку с опаской оглянуться. Да, "Ротонда"... Черная дыра Петроградской стороны. Обычное, на первый взгляд, здание, образчик эпохи классицизма. Единственное парадное и винтовая лестница без площадок, идущая до самого чердака. Во времена Вериной юности - любимое место сбора незанятой молодежи. Особым шиком было тогда забраться в "Ротонду" через выбитое подвальное окно, развалиться на выщербленных ступенях с бутылкой пива в руках, пострелять окурками в потолок или оставить автограф на размалеванных стенах. И когда же "Ротонда" стала вызывать у нее нервную дрожь?..

Вера страдальчески сморщилась, потирая мокрый лоб. Боль снова начала постреливать в виски. Творилось что-то странное: дышать становилось все труднее, сознание словно раздвоилось. Одна его часть продолжала наблюдать окружающий мир: усыпанные гравием дорожки, пыльную листву низкорослых лип, японских туристов, старательно фотографирующих все вокруг. Другая как будто отступила в сторону и вела себя совершенно независимо. В какой-то момент, оглянувшись, Вера увидела саму себя чуть позади справа, вышагивающую по аллее с таким же отекшим от жары лицом, с сумкой на плече, в той же мятой футболке и туфлях на босу ногу. Видение было настолько полным и отчетливым, что, когда девушка в испуге прижала пальцы ко рту, ее двойник, чуть помедлив, сделал то же самое.

"Я схожу с ума... - Вера прикрыла глаза и пошатнулась, едва не налетев на очередного японского туриста. - Нет! Это просто нервы... Надо выспаться, и со мной все будет в порядке... Все будет в порядке".

В тесноте и духоте метро ее одолела дремота. Сонно обвиснув на поручне, Вера поминутно клевала носом. Странно это: несколько часов выпало твоей из жизни, а ты этого совсем не чувствуешь. И по внутреннему твоему расписанию сейчас на дворе должна быть ночь... Едва не вывихнув челюсть в очередном душераздирающем зевке, Вера вывалилась из метро и, еле переставляя ноги, побрела по улице. Вправду сказать, ей уже было все равно, кто или что вышагивает рядом. Но вдруг она остановилась, и теплая пелена, окутывающая утомленный мозг, начала быстро рассеиваться.

Перед ней возвышалось круглое приземистое здание со светло-желтыми облупившимися стенами. Мутные стекла окон созерцали окружающий пейзаж, точно старческие подслеповатые глаза. Грязно-серые пилястры с отбитыми капителями глубокими морщинами рассекали фасад.

Вера прикрыла глаза: "Я все-таки схожу с ума".

Да, в здравом уме она бы сюда никогда не явилась. Но стоило отвлечься, и ноги сами привели ее к проклятому месту. "Ротонда", ну надо же! Странные штуки выкидывает подсознание...

Девушка зачем-то посмотрела по сторонам, несколько раз глубоко вздохнула и истерично рассмеялась.

А тут мало что изменилось за последние десять лет! Только двор стал почище: вместо свалки в нем теперь автомобильная стоянка, огороженная металлической решеткой и полосатым шлагбаумом на въезде. И у старушки "Ротонды", несмотря на заброшенный вид, появилась новая железная дверь, сейчас, как нарочно, слегка приоткрытая.

Вера переступила с ноги на ногу. Привычного отторжения почему-то не чувствовалось. Очень медленно девушка подошла к двери и заглянула в подъезд. Единственная лампочка освещала застеленную линолеумом площадку. На стенах, сколько можно было разглядеть, красовались все те же надписи, слегка замытые, но по-прежнему хорошо различимые. Ближе к двери на светлом прямоугольнике выделялась черно-белая пиктограмма - волчья голова с оскаленной пастью.

Помявшись, Вера вошла внутрь и машинально вытянула руку, нащупывая расшатанные перила. Лестница витками уходила в темноту, но по ней девушка могла пройти даже с закрытыми глазами. Нога сама нашла первую ступеньку, и от нахлынувших воспоминаний по коже пробежал холодок. В последний раз Вера летела по этой лестнице так, как будто за ней гналась толпа призраков и местный участковый впридачу, а недопитая бутылка пива так и осталась где-то на втором этаже... Мысленно ругая себя за глупость, Вера, тем не менее, дошла до этого места и пошарила внизу рукой. Разумеется, никакой бутылки она не нашла. Как будто прошлое могло вдруг материализоваться в настоящем!

С легкой ностальгией Вера поскребла ногтем стену, добавив новый штрих к старой "росписи", и уже совсем спокойно спустилась вниз и вышла на улицу.

Во двор неторопливо въехал вишневый джип с тонированными стеклами и остановился у шлагбаума. Равнодушно скользнув по нему взглядом, Вера повернулась, чтобы в последний раз полюбоваться приютом своей юности. Неприятное покалывание между лопаток отвлекло ее от воспоминаний. Вера оглянулась - рядом с джипом стоял высокий темноволосый мужчина. Его глаза были скрыты за зеркальными очками, но выражение обращенного к ней лица Вере не понравилось. Бог знает, почему! Ведь было в нем ничего угрожающего, напротив, заметив Верин опасливый взгляд, мужчина ей даже улыбнулся.

Стараясь выглядеть непринужденно, девушка направилась к выезду. Джип и его водителя она все же постаралась обойти подальше. Мужчина хлопнул дверью и неспешно двинулся ей наперерез. На его тонких губах по-прежнему играла добродушная улыбка.

- Девушка, а, девушка... - игриво окликнул он Веру, сдвинув очки на макушку. - Мы с вами не знакомы?

"Нет!" - хотела выпалить та, но, открыв рот, замерла от проклюнувшегося воспоминания: брызжущий слюной темполог наскакивает на вишневый капот, а за быстро поднимающимся стеклом - перекошенное от испуга и злости лицо водителя. "Псих долбанный!"...

Да, эта физиономия с широкой бульдожьей челюстью и темными щелками глаз, этот голос, слишком высокий для такого крупного тела - все было ей знакомо.

- Девушка, а, девушка, - мужчина медленно оттеснял Веру к "Ротонде", - как вас зовут?

Страх, необъяснимый, непрошенный, налетел внезапно, словно перед ее глазами свернуло лезвие ножа. Сердце подпрыгнуло и заколотилось в два раза быстрее, ладони вспотели. Выставив перед собой сумку, Вера пригнулась, будто намереваясь броситься вперед, но вместо этого отпрянула и заскочила в подъезд.

Тяжелые шаркающие шаги приблизились к двери, и девушка с отчаянием оглянулась. Ну, кто ее сюда тянул?! Бежать было некуда, разве что вверх по лестнице, но там, в конце концов, будет тупик.

Прижавшись к стене за дверью, Вера лихорадочно зашарила в сумке, отыскивая газовый баллончик. Потом замерла, прислушиваясь.

Мужчина сделал еще несколько шагов и остановился. Прямо над ухом Вера чувствовала его неровное дыхание.

Он хихикнул:

- Девушка, я иду искать...

Дверь медленно потянулась наружу.

- Девушка-а...

Он был совсем близко, при желании Вера легко могла бы до него дотянуться. Лица она не видела, но чувствовала, что мужчина улыбается. Холодная капля проползла по ее виску, неприятно щекочась, скатилась по шее... Всем телом оттолкнувшись от стены, Вера вытянула руки и бросилась вперед.

Ее ладони скользнули по обтянутому влажной рубашкой плечу, а в следующее мгновение, утратив опору, прошли сквозь него. По инерции Вера пролетела до двери, ударилась об нее и вывалилась на улицу.

Не удержавшись, она рухнула на асфальт, но тут же поднялась и, не обращая внимания на боль в содранных коленях, поспешно заковыляла прочь. Только потом она поняла, что никто ее не преследует - дверь подъезда как захлопнулась, так больше и не открывалась. Темноволосый словно растворился в воздухе. Исчез даже вишневый джип - на его месте у шлагбаума теперь стояли "Жигули" со снятыми дворниками.

Вера приостановилась, и тут в боку у нее завибрировало, а из сумки раздались приглушенные телефонные трели. Девушка едва не подпрыгнула и торопливо выхватила дрожащую и мигающую трубку.

- Да!

- Верочка, ну наконец-то! Это Анатолий Васильевич. Куда вы пропали? - В голосе бабушкиного ухажера слышалось явное облегчение.

- Здравствуйте, Анатолий Васильевич...

- Здравствуйте, барышня. Это не дело, я вам скажу! Полдня не могу до вас дозвониться.

- Извините, - пробормотала Вера. - Вчера я была немного занята.

- Вчера мы были вне зоны доступа, - помолчав, сухо произнес Анатолий Васильевич. - Сейчас вот на Валааме, утром были на службе в главном храме, потом нам сделали хорошую экскурсию... Дражайшей Ядвиге очень понравилось. Теперь вот гуляем... Вера, не мое дело, как вы проводите время, но, пожалуйста, будьте так добры отвечать на мои звонки. Я не из-за себя, вы же понимаете...

- Да-да, конечно! - Вера закивала, словно собеседник мог ее видеть. - Извините, я, кажется, потеряла счет времени.

Анатолий Васильевич негромко вздохнул.

- Не надо, не извиняйтесь. Я понимаю, молодость... У вас все в порядке?

- Да-да.

- Что ж, не буду вам надоедать. Верочка, мы договорились?..

- Да, - в который раз повторила девушка и, поколебавшись, спросила с нервным смешком: - Анатолий Васильевич, не подскажете, который сейчас час? У меня часы отстают...

- Минуточку... - В трубке зашуршало. - Без десяти шестнадцать. Через два часа мы возвращаемся на теплоход.

"Без десяти шестнадцать", - беззвучно шевельнула пересохшими губами Вера.

- До свидания, Верочка!

- До сви... - У нее перехватило горло.

Она подняла голову, невидяще глядя перед собой. Солнечные лучи, отражаясь от автомобильных крыш, били ей прямо в лицо. Вера прикрыла ладонью глаза и потерла, собирая разбегающиеся мысли.

Итак, она снова потеряла восемь часов. И камень тут совершенно ни при чем, потому что остался у темполога и создать временную помеху не мог. А значит... значит, она была права в своих предположениях. В этой истории есть и другая сторона.

Вера расправила плечи. На самом деле так даже лучше. Пусть Кирилл Снот разбирается с резонатором, ищет недостающие части, деактивирует, забирает с собой или оставляет - не важно.

Ей предстояло решить иную задачу.

Восточная Ливония, замок Зегельс, 1508 год

Снег, выпавший со дня святого Андрея, вопреки всем приметам не думал таять. Напротив, в первую же неделю Адвента намело столько, что напрямик через лес теперь было не пройти вовсе. Огромные сугробы надежно скрыли тропинки, а от большого тракта оставили чуть заметную рыжеватую тень.

Мартина Унгерн с усилием выдернула ногу из снежного заноса и остановилась, горестно глядя вперед. Небольшой лесок на вершине холма не должно было занести так сильно - и вправду, снега там оказалось чуть выше колена: сверху обманчиво плотная корка, внизу сырая рыхлость, удерживающая ноги подобно тискам.

Напрасно она не послушала Кристину и решила срезать путь через лесные прогоны... Казалось, так будет быстрее и безопасней. Вдруг отец обнаружит ее отсутствие и вышлет погоню? Несколько недель прошло с тех пор, как Элиза сбежала с заезжим французом, и барон продолжал рассылать отряды по всей Латгалии и дальше - в Эстляндию и Курляндию. Мартине же лишь недавно позволено было выйти из комнаты, и то под строгим надзором тетки. Если бы не умница Кристина, верная служанка и наперсница, нипочем бы ей из замка сегодня не выбраться. А сделать это надо было обязательно. И так уж откладывала, сколько могла...

Девушка потуже затянула заскорузлые от снега шнурки постола, поправила сбившиеся на сторону шерстяные шали и двинулась вперед, упрямо продираясь сквозь снежную целину. Под шалями о бок билась набитая торба.

Миновав редкий подлесок, в котором трескуче перекликались сороки, Мартина остановилась у заросшего оврага. Через кусты вела тайная тропинка, но отыскать ее было не так легко. Мартина двинулась по краю лога, оставляя за собой глубокую борозду. Несмотря на две пары толстых чулок, ноги у нее потихоньку начали коченеть.

Волки появились внезапно, серыми тенями вынырнув из светлой пелены ближнего бора. Один за другим три зверя неспешно перебежали открытое поле, приближаясь к оврагу. Их зимние шубы с более светлыми воротниками хорошо виднелись на сияюще-белом фоне.

Мартина попятилась. Волки нападали на людей только в голодное время, но такое случалось не каждый год. Чаще это происходило во время великого поста, и говорили, что волков подзуживал сам дьявол. Но сейчас для них в лесу было довольно добычи, и волки остановились, провожая немигающими взглядами отступавшую девушку. Самый нетерпеливый переступал на месте, но вожак - матерый волчище, на ладонь выше остальных - не делал ни одного движения в ее сторону.

Оступившись на крутом склоне, Мартина качнулась. Толстый пласт слежавшегося снега отделился от цельного покрова и поехал вниз, увлекая девушку за собой. Она упала на колени, неловко загребая руками, потом скатилась до самых кустов. На лицо ей посыпался снег. Заслонившись ладонью, девушка подняла глаза - волк стоял на краю, опустив лобастую голову. Из приоткрытой пасти шел пар, черные губы вздрагивали, открывая длинные желтоватые клыки. Узкие холодные глаза смотрели на девушку с почти человеческим любопытством.

Перекрестившись, Мартина дрожащим голосом пробормотала молитву. Обычных волков она не боялась, но этот не страшился священных слов и не избегал человеческого взгляда. Это значило одно - перед ней не простой зверь, а вилкацис, оборотень в волчьей шкуре. О нем шептались служанки в прядильне, от него старая Берта, трижды сплюнув в ладонь, толченой дубовой корой вычерчивала крест крестов за порогом. Но оборотни боялись солнечного света...

Волк зевнул и улегся на краю склона, положив голову на передние лапы.

Мартина неслышно перевела дыхание. Увидев проход в кустах, она согнулась и поползла между цепляющимися за одежду ветками. Миновав журчащий под настом ручей, тропа потянулась вверх по склону. Встряхнувшись, Мартина выбралась на ровное место и снова побрела по колено в снегу. За дальней полосой деревьев уже виднелась ровная черная гладь озера. Вдоль берега до рыбацких времянок было рукой подать...

...Да и как не поддаться страхам, когда слухи с восточных границ приходили один хуже другого! Говорили, что, несмотря на урожайный год, десятки человек сошли с ума: они бегают по пустошам, прикрываясь лишь волчьими или медвежьими шкурами, и рыча, точно дикие звери; многие из них сбиваются в стаи, по ночам воют на луну, разрывают могилы, поедают трупы. Бешенство охватывало целые деревни, а перед тем, как это случалось, люди видели огромного седого волка с горящими, будто угли, глазами - не иначе, как самого дьявола в зверином обличье...

Приглушенный звук заставил Мартину оглянуться. Волки трусили по оставленной ею борозде. Двигались неторопливо, жадно втягивали морозный воздух. Заметив, что она остановилась, тоже замерли. Потом вожак коротко рыкнул, и стая разом сорвалась на бег, тремя ровными стрелками вспарывая белый наст.

Мартина припустила во весь дух - не к озеру, а к ближайшей роще, в середине которой возвышался старый кряжистый дуб. В канун Иванова дня, который лэтты называли Лиго, сюда приходили крестьяне, плели венки из дубовых веток, разжигали костры, славили древнего бога этих земель. Они верили, что нечистая сила не может приблизиться к священному дереву, и Мартина, хоть и была доброй христианкой, про себя взмолилась ему о помощи.

Услышал он ее или нет, но волки один за другим замедлили бег и, в конце концов, остановились. Что-то за деревьями привлекло их внимание, заставив насторожиться. Вожак первым повернул обратно. Мартина заметила это, только добежав до дуба. Отступавшие волки время от времени замирали, глядя на упущенную добычу, но меж тем отходили все дальше и дальше.

Мартина перевела дыхание, от всей души вознося хвалу создателю, но тут увидела всадника - не двигаясь, он стоял среди заснеженных деревьев и смотрел вслед убегающим волкам. Длинный плащ с бобровым оплечьем скрадывал массивную фигуру, но лицо, затененное поднятой ко лбу ладонью, показалось ей знакомым.

Конь звякнул удилами и фыркнул, выпустив из ноздрей плотное облачко пара. Мужчина повернул голову, встретившись взглядом с Мартиной. Она узнала его и в смущении отпрянула, потом опустила голову и торопливо зашагала к озеру, все еще надеясь, что он примет ее за крестьянку.

Поздно! Бесшумно вынырнув из-за деревьев, всадник преградил ей путь. С минуту он смотрел на нее, хмуря густые брови, потом его лицо разгладилось, и подозрительность сменилась легким удивлением:

- Фрейлейн фон Зегельс?

Подавив невольный вздох, Мартина подняла глаза:

- Господин Хорф...

Внезапно он расхохотался. С деревьев посыпался снег, а над рощицей с заполошным карканьем взметнулась воронья стая. Пристукнув кулаком по седлу, всадник тряхнул головой:

- Барышня фон Зегельс, право же... Вот уж кого не ожидал здесь встретить! - С нарочитым вниманием он оглядел ее суконный чепец, какой носили лэттские крестьянки, и шаль с длинными кистями, сколотую на груди медной сактой, перевел взгляд на облепленный снегом подол серой шерстяной юбки и снова усмехнулся.

Мартина потупилась.

- Я... я... я благодарю Иисуса Христа и его Пречистую Матерь за то, что они послали вас сюда, господин Хорф, - торопливо произнесла она, затягивая края шалей. - Если бы не вы, меня растерзали бы волки...

Хорф перестал улыбаться.

- А, так они шли за вами, - пробормотал он чуть слышно.

- Я...

- С каких пор девица из рода Унгернов так поглупела, что бродит одна по лесу? - резко оборвал ее Хорф. - Или с вами кто-то есть? Отвечайте! Что это вам тут понадобилось?

Девушка гордо вскинула голову.

- Мне не понятен ваш тон, господин рыцарь! Разве лес принадлежат вам? Что-то не припомню, чтобы отец его дарил!

- Вот как? А разве барон, ваш отец, отпускал вас из замка? Нет? - Лошадиная морда толкнула девушку в плечо. - Что вы молчите? Задумали сбежать, как ваша сестрица?

Мартина в смятении отступила.

- Я не сбежала, - выдохнула она.

- Тогда что вы здесь делаете? Не вздумайте мне лгать!

Он надвигался на нее, словно хотел втоптать конем в снег, и девушка вновь ощутила липкий страх, совсем как недавно в овраге под взглядом стоящего над ней хищника. Они и впрямь были похожи, волк и человек... Но даже зверь не внушал ей такой беспомощности и постыдной слабости, от которых ноги точно прирастали к месту.

- Я не понимаю... - Голос дрогнул, но она старалась говорить как можно уверенней: - Кто дал вам право так со мной разговаривать? Не забывайте, что перед вами дочь вашего сюзерена!

Хорф отмахнулся.

- Барон фон Зегельс - не мой сюзерен. Я лишь оказываю ему услуги и лишь до тех пор, пока мне это выгодно. Запомните, фрейлейн, с женщиной ведут себя так, как она того заслуживает...

Он соскочил в снег и подошел совсем близко, не сводя глаз с испуганного лица Мартины.

- Кто же узнает благородную барышню в лэттской девке? Кому в голову придет, что нежная фрейлейн вырядится в лохмотья, чтобы шляться по округе, как черная крестьянка?

"Это не лохмотья", - хотела ответить девушка, но под пристальным взглядом холодных серых глаз не смогла вымолвить ни слова. Хорф склонился еще ниже, его рука скользнула ей за спину, не давая отстраниться.

- Есть ли различие между дамой и служанкой? - Другая рука легла на ее грудь и сдавила, сильно, почти до боли. - Где же оно скрывается? Может, под одеждой?

- Я все расскажу отцу, - прошептала девушка, пытаясь его оттолкнуть.

- Не расскажешь.

Мартина почувствовала его дыхание на своем лице. От страха она едва удержалась на ногах, и при мысли о том, что он может сделать с ней, девушку пронзила дрожь отвращения.

- Клянусь Господом и Пречистой девой, клянусь святым Мартином, моим покровителем, отец обо всем узнает!

Лицо Хорфа перекосила ухмылкой.

- Маленькая святоша, - проворчал он с досадой. Потом его руки разжались, и Мартина, не удержавшись, упала в снег.

Не удостоив ее больше и взглядом, рыцарь вскочил в седло и развернул коня к роще. Мартина поднялась, отряхивая снег с одежды. Ее руки дрожали, лицо горело от пережитого унижения. Слова Хорфа звучали у нее в ушах, и она задыхалась от ненависти и странной тягучей боли, доходящей до самого сердца.

Еле сдерживая подступающие слезы, девушка бегом бросилась к озеру.

Она не видела, как от деревьев неспешно отделилась и выехала навстречу Хорфу высокая фигура в белом орденском плаще. Она казалась до того призрачной, что солнечные лучи как будто проходили сквозь нее, еле очерчивая на снегу бледно-голубую тень. И лишь на плече всадника красный крест с перевернутым вверх мечом выделялись ярко, словно вся жизненная сила рыцаря перешла в них.

- Я искал тебя, Альберт, - негромко произнес всадник. Капюшон скрывал половину его лица, а та, что была открыта, худая и мертвенная, глядела сквозь Хорфа тусклым огоньком глубоко запавшего глаза.

- Зачем?

- Где волк?

- Ушел в лес с другими.

- Bene. Functus officio. Ab hinc dolor dolorem trudit et metus metum.*

- Да будет так.

По застывшему лицу рыцаря пробежала судорога, одинокий глаз яростно сверкнул.

- Deo volente...** - благочестиво проронил он, осеняя лоб крестом. Капюшон сдвинулся, открывая левую щеку с узловатыми полосами букв-шрамов "CL"***. - Кто это был с тобой сейчас?

Альберт Хорф нахмурился.

- Никто.

- Ты называл ее по-иному. Впрочем, неважно, она не видела нас вместе... Однако же время пришло, Альберт! Возвращайся в замок и жди меня там. С божьей помощью мы исполним то, что должно... - Всадник тронул удила, и светлый силуэт растворился среди деревьев так же внезапно, как и возник.

Хорф беззвучно выругался ему вслед.

* Хорошо. Сделал свое дело (больше не нужен). Отныне скорбь порождается скорбью, и страх страхом.

** Волею Божьей...

*** Caput lupinum (волчья голова) - человек вне закона

Со стороны озера заснеженную поляну и хижину на ней скрывали разросшиеся кусты краснотала, от леса - непроходимый бурелом, сквозь который не могли пробраться даже дикие кабаны, коих в этих местах водилось немало. Было время, барон Клаус любил охотиться в этих местах, но и перед хижиной еще виднелась покосившаяся коновязь, а рядом - длинный шест с перекладинами, на которых развешивали битую птицу и разную мелкую дичь. Но все уже обветшало и пришло в негодность, и даже хижина выглядела так, будто достаточно хорошего порыва ветра, чтобы обрушить хлипкие стены.

Настороженно оглядевшись, Мартина подбежала к крыльцу. Расшатанная дверь неохотно поддалась, цепляясь за выступающие половицы. Скользнув в сени, Мартина остановилась, привыкая к темноте, потом внутренняя дверь приоткрылась, выпустив полосу тусклого света.

- Кто там? - испуганно произнес женский голос, и Мартина поспешно шагнула вперед:

- Это я, Лизель.

- Тине?

- Да.

- Матерь Божья, проходи скорей, только тише...

Пригнувшись, девушка вошла в комнату, разделенную плотным холщовым пологом. Элиза, до самых глаз закутанная в меховой плащ, заложила дверь длинным тюком сена. С минуту обе молчали, потом старшая сестра порывисто бросилась на шею младшей, пряча лицо в складках ее шали.

- Тине, Тине...

- Ну что ты, - взволнованно проговорила та, обнимая Элизу и гладя ее растрепавшиеся волосы. - Не плачь, бога ради!

- Нет! - Элиза помотала головой. - Я не плачу. Я так боялась, что ты не придешь. Я жду уже много дней...

Мартина виновато потупилась.

- Я не знала, клянусь... Мы думали, что француз увез тебя в Ревель, чтобы отбыть во Францию морем. Отец даже послал нарочного ревельскому командору, умоляя задержать похитителя...

- Тише, - Элиза прервала сестру, с тревогой прислушиваясь к невнятным звукам за пологом. - Ты не должна так говорить о моем муже.

- Значит, вы женаты, - Мартина прижала ладони к щекам.

- Да. Иначе быть не могло.

- Но ведь о французах говорят всякое. Нравы у них свободные...

Элиза гордо вскинула голову.

- Мой муж не таков! Ты сама поймешь, когда узнаешь его ближе. Он - воплощенное благородство! Его род древнее и знатнее нашего. Можешь не тревожиться понапрасну - твоя сестра не уронила себя этим браком. Сейчас я вознеслась высоко, а стану еще выше!

Мартина обвела взглядом закоптелые стены с торчащими из пазов клочьями сухого мха, выгнутые половицы, по которым сквозняк перекатывал комочки сора, и лишь вздохнула в ответ. Сказать было нечего, и она выложила на стол то, чем была набита ее торба. При виде хлебной ковриги и копченого окорока глаза Элизы радостно вспыхнули, а руки нетерпеливо потянулись к еде. Отломив краюшку, она принялась набивать рот. Сестра молча подала ей деревянную кружку с простоквашей.

- Хвала Пречистой Деве... - еле проглотив кусок, Элиза перевела дыхание и схватилась за окорок.

- Где же твой муж? - спросила Мартина, отводя взгляд, чтобы не выдать мелькнувшей в нем жалости.

- Спит. Ему сейчас не здоровится, он не привычен к нашим морозам. Говорят, в Савойе их не бывает вовсе - там круглый год светит солнце и растет виноград... - Элиза облизала пальцы. - Уф, я уже начала забывать вкус хорошей еды.

- Почему же вы сразу не уехали?

- Деньги, Тине... Не могу же я явиться во Францию пешком, точно нищая побирушк? Конечно, следовало подумать об этом раньше, но я так торопилась, покидая замок...

- Я помню, это был День поминовения усопших. Господин де Мерикур уехал накануне, ты сказалась больной... Когда обыскали замок и не нашли тебя, отец сделался не в себе, грозился и кричал, пока изо рта у него не пошла пена. Он сам отстегал конюха за то, что тот не уследил за лошадьми, а стражникам, что стояли на воротах, велел дать плетей. Нам с тетушкой тоже досталось... - Мартина подавила вздох, отгоняя тяжелые воспоминания. Пожалуй, не стоило говорить Элизе, как их почтенную родственницу хлестали по щекам, точно провинившуюся девчонку, а младшую дочь разъяренный барон за волосы таскал по замковым переходам...

- Отец решил, что я все знала и помогла тебе бежать, - сухо закончила она, разглаживая складки на коленях. - А ведь ты и словом мне не обмолвилась!

Элиза положила голову ей на плечо.

- Прости... Прости, прости. Когда я узнала, что он меня любит, я не могла ему отказать. Разве и ты не поступила бы так ради любви?

- Не знаю, - грустно ответила Мартина. - Такие слова хороши в романах и стихах, там они к месту. Я же люблю тебя, люблю нашего отца... Хотя порой и мне хочется сбежать от него, но я знаю, что никогда не смогла бы причинить ему такое огорчение. Ведь это позор для благородного дома, когда одна из его дочерей... Нет, не буду ничего говорить. Ты и сама все понимаешь, раз ваше дело с господином де Мерикуром завершилось браком. Но как вы собираетесь жить дальше?

- Об этом не беспокойся, - Элиза глянула в сторону - на другой половине дома было тихо. - Мы станем богаты, как никто... Для этого есть верное средство.

Она поднялась и бесшумно скользнула к пологу. Однако зайти не решилась и, постояв рядом, заломила руки и отступила:

- Нет, не могу, Жульен разгневается...

- Почему? - удивилась Мартина.

- Он запретил... - Элиза вернулась к столу и села, но почти сразу вскочила вновь. - Это смешно, ты же моя сестра... Поклянись, Тине, как в день Страшного суда, что никогда и никому не расскажешь о том, что сейчас увидишь!

Мартина рассудительно сказала:

- Если твой муж запрещает, ты не должна ничего показывать.

- Но тебе я верю, как себе! - запальчиво возразила Элиза.

Она отвернула край полога и быстро подхватила стоящий на лавке сверток. Мартина успела рассмотреть полированную крышку с витиеватой латинской надписью, когда сестра открыла шкатулку и показала лежащий внутри камень. Но вместо того, чтобы с любопытством податься вперед, Мартина отшатнулась и охнула - такой болью стрельнуло ей в виски. Не замечая этого, Элиза любовно провела пальцем по гладкой светящейся поверхности.

- Вот, - прошептала она благоговейно, - наше будущее, залог, важнее которого нет ничего на свете.

- Что это? - слабо спросила Мартина.

- Великий магистерий, философский камень.

- Это?.. - Боль утихла, и Мартина широко раскрыла глаза от удивления: - Откуда?

- Наследство Гийома де Бре. Теперь оно принадлежит Жульену, и он не стал ничего от меня скрывать. Но мы должны хранить этот секрет в глубочайшей тайне, потому что подобного сокровища не имеет даже император. Оно принесет нам богатство, власть и почести... Только бы отец принял нас в Зегельсе и отдал мое приданное... Тине, ты должна мне в этом помочь - убеди отца, что он не останется в накладе! С помощью этого камня каждый затраченный талер вернется вдесятеро!

- Да, поистине золото делает человека господином всего, что он захочет, - проронила Мартина, отодвигаясь в сторону.

- Не смейся! - Элиза сердито шлепнула ее по руке. - Золоту дана власть над человеческими душами, это правда...

- Золотом грешники вымаливают себе отпущение.

- Не богохульствуй!

- Это не мои слова. Так говорит доктор Порциус.

- Значит, правы те, кто называет его язычником!

Мартина провела пальцем по краю шкатулки. Мягкие отсветы отразились в ее глазах, потом свечение пропало, и камень будто угас.

Девушка вздрогнула.

- Лизель, я сделаю все, что смогу, - хрипло произнесла она. - Конечно, в Зегельсе твое место, и господина де Мерикура тоже, раз он теперь твой муж... Но в ваше сокровище я не верю.

- Ну и не верь!

Надувшись, Элиза захлопнула шкатулку и с осторожностью вернула ее на место.

Из лесного фольварка пришли страшные вести: хозяйку и ее дочь волк загрыз прямо на пороге избы. Прибежавший на крики хозяин видел, как зверь лениво зевнул окровавленной пастью и, окинув людей немигающим взглядом, перескочил через забор. У бросившихся за ним батраков ноги точно свинцом налились, а стоило шагнуть за ограду, в глазах начинало двоиться. От волка следов не осталось, и никто не мог сказать, куда он убежал. Если бы не два мертвых тела на красном снегу, еще подумали, был ли зверь на самом деле?

Только через день старший хозяйский сын с рогатиной в руках и топором за поясом отправился к окружному старосте. Но на полдороги его обуял такой страх, что в село парень вбежал, как помешанный, в изодранном кожухе, с непокрытой головой, потеряв и топор, и рогатину.

Староста, до которого и прежде доходили слухи о волчьих бесчинствах, не мешкая, собрал дворохозяев и поспешил в замок. За ними потянулись другие: мужчины, женщины, дети. Временами то одна, то другая женщина начинала заходиться криком, падала в снег и каталась по нему в припадке. Ее обходили, оставляя лежать до тех пор, пока сама не приходила в себя. Видя такое дело, дети плакали.

В сумерках подошли к замку и остановились возле подъемного моста. Стражники с верхней площадки велели им расходиться, но никто не двинулся с места. Наконец старосту и с ним еще двоих пропустили во двор, остальные остались ждать снаружи.

Быстро темнело. Огни в темных провалах навесных бойниц сверкали, как глаза хищных зверей. Кто-то в толпе начал читать молитву, но быстро смолк. Люди жались друг к другу все тесней. Вернулся староста с товарищами. В неровном свете факелов его лицо было бледно, но он говорил спокойно и от имени сеньора велел всем расходиться по домам - барон обещал помощь. С ним вышел монах-бенедектинец, высокий, рыхлый, толстощекий. Говорил он громко, и зычное эхо разносилось по окрестностям, энергично вторя словам старосты:

- Господь сказал - да сгинуть тьмы порожденья, да низринутся они в пропасть, где вечный мрак и скрежет зубовный, да сгорят в вечном пламени! И будет так по слову Его! Господь - пастырь мой! Верую, верую, верую, ибо обещано!.. Идите с миром, дети мои, Deus vobiscum! In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti...

- Amen... - вразнобой отвечали крестьяне, снимая шапки и крестясь. Но так же угрюмо смотрели они в сторону темных холмов, за которыми осталось село. Возвращаться в потемках было куда страшнее, и люди нерешительно топтались на месте, поглядывая на замок.

Внезапно под темным полукругом арки замелькали огни, задрожала и поползла вверх решетка, послышалось конское ржание и бряцанье металла. На опущенный мост вышел отряд, впереди которого ехал рыцарем на огромном пятнистом, как рысь, коне. Тяжелые копыта прогрохотали по деревянному настилу и с глухим стуком впечатались в утоптанный снег. Толпа подалась в сторону, но рыцарь и сам остановился перед крестьянами, окинув испуганных людей цепким взглядом. В отблесках оранжевых огней казалось, что глаза его то вспыхивают, то гаснут, как у зверя в засаде, и многие женщины украдкой чертили в воздухе отводящий беду знак.

- Кто принес весть о звере? - негромко спросил рыцарь.

- Господин, это сын Екаба-хуторянина с Черной плеши, - кланяясь, ответил староста.

- Он здесь?

Вперед вытолкнули испуганного парня.

- Проводишь, - не взглянув на него, бросил рыцарь.

Парень растерянно завертел головой.

- Я, что ли?.. Да как же то? Сей же час?

Староста изловил его за ворот и тихо, но внушительно пояснил:

- Покажешь господам кнехтам дорогу до фольварка.

- Так ведь темно уже! - совсем растерялся крестьянин. - Чего же ночью в лес соваться? А через болота никак... Помилуй, господин, там и пешему только днем, по вешкам... а ночью не пройти!

- Истинно, господин рыцарь, - заметил монах. - Воевать с нечистью во тьме все равно, что заливать маслом костер. Известно, что при солнечном свете адские духи слабеют, и воин Христов без труда сможет их одолеть.

- Тогда молитесь за нас, патер, - без улыбки заметил рыцарь, бросив напряженный взгляд на замок. Потом посмотрел на замершего крестьянина. - Поведешь сейчас. И если хоть один мой кнехт завязнет в болоте, тебя самого скормят волкам. Понял?

- Да, господин.

Парень сгорбился и зашагал вперед. Рыцарь тронул шпорой коня, двинувшись следом, за ним потянулись остальные. Монах запоздало благословил исчезающих в темноте кнехтов.

Староста дернул длинный седой ус, вздохнул и, перекрестившись, сплюнул в снег.

- Как бы и впрямь не сгинули... - растерянно проронил кто-то у него над ухом.

- Да уж эти не сгинут... Екаба жалко.

Он махнул рукой остальным, чтобы шли к селу.

Порциус Гиммель спустился по лестнице, ведущей в его "библиотеку", и остановился на последней ступеньке. Здесь всегда было темно, зато ниже, в коридоре, ярко горели факелы. В их свете легко можно было разглядеть человека, между тем сам доктор Порциус оставался невидим.

- Пустите! - запротестовала Мартина, когда цепкие докторские пальцы ухватили ее за рукав и потянули за собой.

- Тише, моя госпожа.

Заведя девушку в "библиотеку", Порциус Гиммель захлопнул дверь и развернулся с видом сердитым и обеспокоенным.

- Долго же вы гуляли, фрейлейн. Как бы ваш батюшка не обратил на это внимание...

- Господи, помилуй, - Мартина побледнела и отступила на шаг. - Он меня искал?

- Нет, но фрау Текла заходила. Ее обеспокоило, что вы заперлись в комнате и не желаете выходить. Она опасалась, уж не заболели ли вы, и просила меня вмешаться.

- И что вы ответили?

- Non cuilibet pulsanti patet janua*, - воздев палец, внушительно проговорил доктор. - Коль скоро вы желаете уединения, ни я, никто другой не в праве его нарушить. Ваша тетушка пыталась настоять на своем, но мне удалось убедить ее не беспокоить вас до вечерней трапезы. Однако... inter nos**... вы сильно задержались.

Успокоившись, Мартина пожала плечами.

- Так было надо... А теперь мне лучше как можно скорей идти к себе.

- Фрау Текла не спускает глаз с ваших покоев sensu stricto***. Она велела вынести кресло в коридор и сидит напротив вашей двери. Боюсь, остаться незамеченной будет трудно... в вашем наряде... Это потребует объяснений.

- Вам не нравится мой наряд?

- Моя госпожа, ваша красота любой наряд делает прекрасным. Речь не об этом. Полагаю, будет лучше, если ваша служанка принесла сюда платье... Вы переоденетесь и пройдете к себе, а тетушке скажем, что вы какое-то время находились у меня. Барон, sine dubio, будет недоволен, но все же менее чем, если ему станет известно о вашей маленькой прогулке.

Мартина облегченно улыбнулась и тут же насупилась:

- Не понимаю, о чем вы? Я могу гулять, когда захочу.

- Конечно, моя госпожа, конечно, - кивнул доктор. - Так мне звать Кристину?

- Она в моей комнате, - после секундного замешательства пробормотала девушка.

- Предоставьте дело мне, фрейлейн, - доктор Порциус ободряюще улыбнулся ей и вышел.

Мартина тихонько вздохнула. Тайком выбираться из замка в одежде латгальской крестьянки, до сих пор это казалось ей безобидной шалостью. К тому же в широкой юбке и постолах куда удобней ходить по лесу или отправляться на болото за клюквой. Барон не обращал внимания на выходки дочери, по правде сказать, он о них вообще не знал, а тетушка помалкивала. Но теперь достаточно лишь тени подозрения, чтобы правда выплыла наружу, и почтенная Текла уж точно не станет ничего скрывать от грозного родственника...

Мартина снова вздохнула, сняла чепец и отколола сакту. Доктор задерживался, и она прошлась по комнате, рассеянно трогая стоявшие на длинном столе предметы. Сегодня ни один из них не вызывал у нее интереса, даже пожелтевший череп, заменявший доктору подставку для книг. Однако немного погодя взгляд девушки задержался на чем-то новом, ранее не виденном. Это была какая-то механическая игрушка, одна из тех, что Порциус Гиммель создавал время от времени. Потом он разбирал их или дарил баронским дочерям, если вещь подходила для подарка, вроде тех странных часов или бронзовой чашы с тайником...

Но в новой машине Мартина не видела ничего интересного: деревянный диск с медными заклепками и длинной ручкой, рядом - две стеклянные банки с водой, заткнутые деревянными пробками. Необычным было то, что банки на две трети были обернуты тонкими листами олова, а из пробок торчали металлические штыри - один прямой и один изогнутый с шариком на конце. Мартина попробовала дотронуться до прямого стержня, и он ей в палец выстрелил ярко-голубой искрой.

Дверь приоткрылась, и в "библиотеку" проскользнула Кристина с круглым свертком в руках.

- Слава тебе, Господи! Барышня, что ж вы такое творите... Я места себе не находила...

Мартина нетерпеливо заглянула ей за спину:

- Где доктор Порциус?

- Его ученая милость вашей тетушке зубы заговаривает. Я не знала, как мимо них и пройти, чтобы фрау Текла не заметила... Вы же сказали, чтоб ни одна живая душа не видела, кто вместо вас в комнате сидит... я и старалась... - затараторила Кристина, сноровисто переодевая госпожу в домашнее платье. - Со страху чуть не померла, ну, как если бы сам господин барон наведаться решил? Что тогда говорить? А вас все нет и нет, будто вовсе пропали. Да где ж вы ходили целый день?

- Не твое дело, - отмахнулась Мартина, прислушиваясь к непонятному шуму снаружи. - Где господин барон?

- Да как мне за всеми-то уследить? - обиженно протянула служанка.

- Ладно... - Мартина тряхнула волосами, по-прежнему глядя на дверь. - Помоги мне причесаться...

Служанка со вздохом взялась за костяной гребень. Потом ее губы тронула чуть заметная улыбка.

- Ох, и волосы у вас, барышня! Точно льняная пряжа - мягкие, тонкие, и льются, будто белое вино...

- Хватит болтать. Лучше скажи, никто не догадался, что меня не было?

- Если вы сами лица не открывали перед каждым встречным...

Пронзительный женский вопль заставил подскочить обеих.

Подобрав юбки, Мартина бросилась в коридор. Из-за дверей выглядывали встревоженные домочадцы, а крики внизу сменились басовитым гулом, словно в замковых покоях проснулся огромный пчелиный рой. На лестнице, ведущей к охотничьему залу, с испугом и любопытством жались слуги, но никто не смел войти внутрь. Растолкав их, Мартина вбежала под полукруглую арку и остановилась как вкопанная.

Несмотря на позднее время, зал был едва освещен, а огонь в камине чуть теплился. В углах и под потолком сгустилась темнота, из которой пиками торчали лосиные и оленьи рога. Возле стола с наполовину съехавшей бархатной скатертью виднелась бесформенное темное пятно. Но взгляд девушки был прикован к высокому резному креслу - в нем, запрокинув голову, сидел барон и, хрипя, скреб пальцами по подлокотникам.

- Кто-нибудь, принесите свечи! - крикнула Мартина, бросаясь к отцу. - Боже милосердный!

Лицо Клауса Унгерна было сине-багровым, вздувшаяся шея выпирала из тугого ворота, по короткой жесткой бороде стекала слюна.

- На помощь! - отчаянно выкрикнула девушка, хватая барона за дергающуюся руку.

Из темного провала арки бесшумно выдвинулась высокая фигура в синей мантии и мягко отстранила Мартину.

- Успокойтесь, фрейлейн, помощь уже здесь, - Порциус Гиммель склонился над бароном, вглядываясь в искаженное судорогой лицо. - Быстрее, госпожа, мои инструменты!

Когда Мартина снова влетела в зал, прижимая к груди прямоугольный замшевый футляр, на столе и вокруг него уже горело десятка два свечей, а слуги уносили потерявшую сознание тетушку Теклу.

- Фрейлейн, возьмите тарелку! - Доктор Порциус быстро вспорол рукава баронского камзола и рубашки, обнажив красную мясистую руку. - Держите вот так, сейчас я пущу кровь...

- Батюшка поправится? - Мартина всмотрелась в отцовское лицо, стараясь подавить растущий страх. Доктор пожал плечами. Его взгляд не отрывался от темной струйки, стекавшей из вскрытой вены в тарелку. Когда вытекло достаточно, доктор наложил повязку и пристроил баронскую руку на подлокотник.

- Он поправится?! - Голос Мартины зазвенел.

- Nil aliud scit necessitas quam vincere****, - хмуро произнес доктор. - Это удар. При его сложении и той невоздержанности, что ему свойственна, этого давно следовало ожидать.

- Но он поправится? - прошептала девушка.

- На все воля Божья. Нам остается только ждать.

Мартина опустилась на колени и прижалась лбом к резной боковине. Между тем, барону как будто стало лучше: лицо его утратило пугающий сине-багровый оттенок, дыхание выровнялось. Порциус Гиммель отдал распоряжение, и больного со всей осторожностью понесли в покои. Когда все вышли, доктор склонился над Мартиной. Она не пошевелилась, но глаза ее были открыты и непрерывно двигались, перебегая с предмета на предмет.

- Что здесь произошло? - Голос девушки был едва слышен. - От чего отца хватил удар? Он гневался... на меня?

Доктор Порциус пожал плечами.

- Не думаю, что вы тому причина. У барона был гость, кто-то из орденской братии.

- Брат Вильгельм фон Тротта?

- Нет, другой. Я видел его мельком в галерее. Они с бароном говорили о каких-то делах и, кажется, не слишком поладили - очень уж громко звучали их голоса. Потом рыцарь ушел, а фрау Текла отправилась к барону. Потом я услышал ее крик...

Мартина прикрыла глаза ладонью.

- Странно... - прошептала она. - Отец благоволит к братии. Кто же это был?

- Не могу сказать. Он прибыл с рыцарем Хорфом, а знакомы они или же столкнулись на дороге, один Бог знает.

- Вот как... А... где же... где же рыцарь Хорф?

- Он отправился с отрядом к лесному фольварку. Там будут устраивать облаву на волков.

- Рыцарь Хорф говорил с моим отцом?

- Это мне не известно, - доктор участливо вгляделся в бледное лицо девушки. - Фрейлейн, не пора ли вам отдохнуть?

- Приезжий рыцарь... на его плаще был крест и меч, верно? - пробормотала Мартина, словно и не слыша. - А на лице уродливый шрам, две пересекающиеся буквы...

Она посмотрела на доктора и провела пальцами вдоль щеки:

- Вот здесь - C и L.

Доктор Порциус вздрогнул. Его смуглое лицо пожелтело.

- Вы не ошиблись, фрейлейн?

- Нет, я видела их обоих в лесу, Хорфа и этого рыцаря. Что значит C и L?

- Caput lupinum, - через силу выдавил доктор и оглянулся, точно испугавшись произнесенных слов.

- Волчья голова...

- Да, госпожа моя, волчья голова, - Порциус Гиммель с силой дернул себя за короткую бороду. - Старое римское клеймо, позорная отметина, знак изгоя... Прошу вас, фрейлейн, никому не говорите о том, что вы видели. Забудьте о рыцаре со шрамом, не упоминайте о нем больше. Сейчас нас ждут заботы поважней. Ступайте к себе, хорошенько отдохните. Я пойду к барону, потом вы меня смените - мы будем ухаживать за ним и молить Бога о милости. Если Господь услышит нас, барон выздоровеет, и все, что случилось сегодня, не будет иметь значения.

Цепляясь за кресло, Мартина с заметным усилием поднялась на ноги. Ее качнуло, и доктор поспешно подставил девушке руку. Она этого даже не заметила.

- Господи, помоги нам... Надо послать за моей сестрой, - сказала она и в ответ на удивленный взгляд Гиммеля твердо повторила: - Надо вернуть Элизу.

* Не всякому стучащему открывают дверь

** Между нами (будет сказано)

*** В прямом смысле

**** Никто не одолеет неизбежного

Часть 3. Волшебный фонарь

Санкт-Петербург, наши дни

Сизая дымка заволокла небо, стерев горизонты и приглушив ослепительно-яркий солнечный блеск. На улицы города опустилась тень, и лица прохожих казались неестественно бледными, истомленными. Смешанный с пылью густой горячий воздух давил на плечи, точно свинцовая плита. По всей Петроградке отчетливо тянуло гарью.

- По радио говорили, леса в области горят, тушить не успевают ... - произнесла невысокая полная женщина, обмахиваясь журналом.

- А наши соседи бабку свою в больницу отвезли, совсем жара доконала, - ее собеседница шумно выдохнула, слизывая с губы крупные капли пота.

- Господи, когда ж это кончится...

Вера мельком взглянула на тяжело дышащих женщин, увернулась от мелькнувшего перед самым лицом журнала и выскочила из автобуса.

Знакомый двор-колодец встретил привычной тишиной, но подъезд на этот раз оказался не заперт. Вера поднялась по лестнице и, не мудрствуя, постучала кулаком по металлической двери. После минутной тишины за ней послышались быстрые шаги.

- Верочка, это вы?

- Я, Константин... Иванович.

Глухо проскрежетал замок, и по Вериному плечу скользнул голубоватый луч фонарика.

- Просил же, не зовите меня по отчеству. Чувствую себя каким-то древним старцем. Просто Константин.

В кабинете Водлянова царил все тот же упорядоченный хаос. Единственным отличием была новая черная кофеварка, стоящая посередине заваленного книгами стола. Перед ней выстроилась шеренга из пяти грязных чашек.

- Прошу сюда. Извините за беспорядок, Верочка, присаживайтесь. Вы сегодня просто ослепительны!

- Спасибо, - Вера улыбнулась, опускаясь в кресло.

Вообще-то это был не столько комплимент, сколько подтверждение очевидного. Три часа усиленной работы над собой не пропали даром. Любимый голубой с искрой сарафанчик тоже сыграл свою роль. И серебряные босоножки на шпильках, и сверкающие кольца, серьги, цепочки, и блестящие губы, и сияющие глаза.

Вера неторопливо отставила сумку и закинула ногу на ногу. Водлянов расплылся в улыбке:

- Кофе, Верочка?

- Да, пожалуйста.

- Могу сделать глясе. Хотите?

- Ох, с удовольствием!

Вера провела ладонью по гладким распущенным волосам, незаметно отлепив их от мокрой шеи. Нет, она вовсе не собиралась кокетничать с консультантом, просто захотелось вдруг почувствовать себя привлекательной девушкой, а не ободранной кошкой. Ради такого пришлось пожертвовать даже сном, а ведь со всеми выпавшими часами получается, что она не спит уже вторые сутки. И, кажется, у нее открылось второе дыхание: в голове, наконец, прояснилось, мысли приобрели четкость, а намерения конкретность. Именно поэтому она сейчас здесь.

Волдянов выставил перед ней высокий бокал, увенчанным белым шариком мороженого, а сам отхлебнул из пластикового стаканчика. Видимо, чистых чашек у него уже не осталось.

Вера тянула напиток через соломинку, поглядывая на консультанта сквозь ресницы.

- Константин, извините, что я вот так, без приглашения...

- Да бросьте, я всегда рад красивой девушке!

- Я бы хотела немного вас порасспросить.

- Понимаю. И у меня для вас новости, не знаю только, приятные или нет, - Водлянов наклонился и вытащил из-под стола рюкзак, а из него Верину статуэтку. - Вот, вы в прошлый раз оставили, и я этим воспользовался. Самому, знаете ли, интересно стало...

- Да? - Вера отодвинула бокал.

- Связался со старым знакомым. Он сейчас, можно сказать, на пенсии, а в прошлом - консультант венского Музея истории искусства. Фамилия у него, кстати, Земпер...

- Да?

- Да, - Водлянов чуть усмехнулся. - Ну, да бог с ней, с фамилией... Мы с этим господином полночи проговорили, я отправил ему фотографии вашего орла, а он мне - справку на десяти листах. Можете почитать... Как у вас с немецким?

- Никак.

- Тогда лучше на словах. Ваша статуэтка, Верочка, очень и очень умелая подделка - это раз. Датируется она не шестнадцатым веком, как мы поначалу думали, а первой третью девятнадцатого, возможно, первым десятилетием - это два. Но даже в таком качестве она является выдающимся произведением искусства и весьма ценным к тому же. Это три. Вот такие пироги! Не знаю уж, огорчил или обрадовал... - Водлянов допил кофе и провел ладонью по усам.

Вера задумчиво покрутила соломинку.

- Не огорчили, нет. Но это... неожиданно. Я думала, она настоящая. Она не выглядит подделкой.

- Разумеется, не выглядит. Вообще, подделка - неверное слово, лучше сказать, стилизация. Ваш орел, Верочка, уникальная вещь. И кстати, знаете, что нас с господином Земпером навело на такую мысль? Вот этот самый крест.

- Эмблема Братства карающего меча?

- Не совсем Братства. Равносторонний крест, только не черный, а красный - символ рыцарского ордена тамплиеров. Слышали о таком?

- Константин Иванович, о тамплиерах сегодня не слышал только глухой!

- Вера, дорогая, я же вас просил...

- Да-да, извините!

- Извиняю. Но речь не о тамплиерах как таковых, а об их легенде. В восемнадцатом-девятнадцатом веках, во времена расцвета масонства, она была очень и очень популярна. Вот представьте: однажды некто Эндрю Майкл Рамзей, масон, выступая перед французским премьер-министром кардиналом Флери, объявил, что масонское учение было принесено в Европу ни много ни мало как из Святой земли. И принесли его наследники тех самых тамплиеров...

- А как это связано со статуэткой?

- Я к этому веду... Так вот, легенда о тамплиерах была пущена, чтобы привлечь к масонству знатных покровителей. Но когда масонство затянуло представителей, так сказать, среднего класса, она стала еще более популярной! Это случилось как раз в начале девятнадцатого века, и тогда же возник большой спрос на артефакты с соответствующей символикой, которые выдавались за фамильное наследство и тому подобное. Но если у титулованных дворян такого добра еще хватало, то господа буржуа попросту прибегали к услугам антикваров и ювелиров. А богатый человек мог позволить себе чудо, подобное вашему орлу. Думаю, эта статуэтка делалась специально под заказ...

- Вот как.

- Господин Земпер особо упирал на тысяча восемьсот десятые годы, как период наибольшего интереса к таким вещам. Чуть ранее в Германии была основана масонская ложа Восходящей утренней зари, для которой учредили так называемый шотландский капитул. В этом капитуле существовало несколько высших степеней посвящения, в том числе и та, что называлась "рыцарь орла".

- О... - Вера по привычке поднесла руки к лицу и тут же уронила их на колени. - Господи, как все запутано... Тевтонцы, тамплиеры, масоны... А чаша, о которой вы говорили в прошлый раз? Чаша курляндского герцога, она тоже подделка?

Водлянов недоуменно выпятил губу.

- Чаша? Нет. Сведения о ней вполне достоверны, датировка подтверждена документами. Шестнадцатый век, это точно.

- Понятно.

Вера достала из сумки блокнот, открыла его на чистой странице и провела карандашом прямую линию. На одном конце ее поставила кружок и цифру "16", ближе к середине - еще один и цифру "1810". Внизу подписала: "чаша" и "орел".

Стало гораздо наглядней.

"Ну-с, что мы имеем? Два предмета, сделанных в разное время, и в обоих есть тайники. И спрятано там кое-что странное... Вопрос в том, кто и когда это спрятал? - Вера соединила отметки дугой и, подумав, вывела над ней знак вопроса. - Наверное, все-таки девятнадцатый век, а не шестнадцатый... Масоны, хм... И тамплиеры! Все-таки всплыли! Никак без них! Хотя..."

Вера вдруг поймала себя на том, что машинально украшает запись замысловатыми арабесками. Некоторое время она бездумно вглядывалась в хаотичное сплетение завитков, потом нахмурилась.

Нет, скорей всего тамплиеры здесь не при чем. Равносторонний крест - да, но какое отношение к их пресловутой легенде имеет огненный меч? И чаша - на ней нет никаких знаков. Или все-таки есть?

Вера вздохнула с запоздалым сожалением и крепко прикусила карандаш.

Итак, что же связывает два старинных предмета?

Время? Разве что нынешнее. Порывшись в сумке, девушка достала тюбик помады и с мрачным видом поставила поверх каракуль жирное красное пятно. Как раз на свободном конце временной линии. Вышло даже жутковато...

Место? Пожалуй, да. Ведь оба оказались в Санкт-Петербурге.

Персона? Безусловно. Кто-то же спрятал в них осколки камня, и возможно, даже сам изготовил статуэтку по образу чаши. Стиль и техника очень похожи. Но есть еще кое-что... И в чаше, и в статуэтке присутствовало нечто неуловимо индивидуальное. Как отпечаток пальца. Повторить такое невозможно, если только ты не гениальнейший копиист. А представить, будто эти предметы сотворила одна и та же рука... Вера прикрыла глаза. Для специалистов, вроде Водлянова, ее ощущения, конечно, не аргумент, но ей самой от них никуда не деться. И на орле, и на ангеле, и на горгоне словно стояла невидимая метка...

- Константин, скажите, могут ли у ангела быть волосы-змеи? - спросила вдруг Вера, поднимая на консультанта блестящие от нахлынувших чувств глаза.

Водлянов присвистнул.

- Ну, знаете ли, Верочка... Это вопрос не ко мне, а к господину Голосовкеру.

- К кому?

- К Голосовкеру. Якову Эммануиловичу.

- Э... - Вера растерянно улыбнулась. Водлянов насмешливо вскинул брови, и она вспыхнула, с досадой прикусив губу.

- "Страшен образ былой красоты. А когда вырастут крылья и когтистые лапы и взлетит чудовище драконом-людоедом, кто узнает в нем былую красавицу-титаниду? - негромко, с чувством произнес консультант. - Забудут о ее былой красоте и сердце, крепком правдой, как адамант. Забудется ее былое имя, и прилепится к ней новое имя, страшное и мерзкое, и будут ее именем пугать детей... И черной правдой-клеветой зальют ее лик, изуродованный и оболганный злобой и местью бога, не прощающего непокорства".

- Э... - повторила Вера.

- Яков Голосовкер, "Сказание о титаниде Горгоне Медузе". Если хотите, могу дать почитать.

Не отпуская глаз, девушка медленно покачала головой.

- Ну, как хотите, - Водлянов привычно устроился на краю стола, сложив руки на коленях. - Ангел, Верочка, символ высшей духовности, чистоты, красоты и блага. А ангел со змеиными волосами - отсылка к более древнему образу Медузы, "познавшей горе" и ставшей чудовищем в результате унижения, обиды и предательства. Аллегория... Точно не хотите почитать Голосовкера?

- Может, в другой раз, - Вера застенчиво опустила ресницы. - Да это и не важно. Я просто так спросила.

- Дорогая моя, вы здесь, для того чтобы спрашивать, а я - для того чтобы отвечать. Может, у вас есть еще вопросы?

Вера замялась.

- Даже неловко, правда... Я вам, наверное, надоела уже со своими глупостями...

- Ну, что вы! - Волдянов перехватил руку девушки, запечатлев на ней быстрый щекотный поцелуй. - Я вас прекрасно понимаю.

- Да?

- Безусловно. Если уж начали, остановиться невозможно.

- Но я... не совсем так... - Вера вздохнула, досадуя на внезапную косноязычность.

Консультант с нежностью провел кончиками пальцев по бронзовым крыльям орла.

- Я очень рад, что вы обратились ко мне. Знаете, что я вижу, когда смотрю на эту статуэтку? Жизнь. Годы, века - все, что она принесла с собой. Сколько людей ею любовалось, сколько рук ее трогало, гладило, какие сердца бились рядом с ней. Мы же этого никогда не узнаем, разве что случайно какой-нибудь крохотный кусочек жизни вдруг выплывет из небытия. Но и это поразительно, вы не находите?

- Я об этом не думала.

- А я вот думаю постоянно. Почему я начал заниматься этим делом... историей вещей, я имею в виду? Для меня каждый предмет - посланник времени. Каждый неповторим, уникален, за каждым тянется след, иногда едва уловимый, а иногда целый шлейф - страсти, интриги, загадки. Для большинства людей история - призрак. Но это жизнь, настоящая жизнь! И то, что было в прошлом, накрепко связано с тем, что есть сейчас и будет потом. Мы многого не можем понять, просто не ощущаем, не чувствуем себя частью одного потока. Но душа откликается, хотим мы того или нет...

Вера бросила на консультанта пристальный взгляд и отвернулась. Удивительно, как же он оказался прав! Ее история - яркое тому подтверждение. Одна единственная вещь всколыхнула прошлое, настоящее и будущее.

- По-вашему, у каждого предмета есть память? - тихо спросила девушка, когда молчание чересчур затянулось.

- Естественно! Безусловно! А как же иначе? Без этого просто никуда! - Волдянов махнул рукой, сбив со стола стаканчик. В глазах консультанта плясали веселые черти. Коснувшись усами Вериного уха, он заговорщицки прошептал: - Открою страшную тайну, Верочка... Это и есть настоящая магия. Другой не существует.

- Вы верите в магию? - в тон ему переспросила девушка, стараясь удержать серьезное выражение лица.

Водлянов выпрямился, скрестив руки на груди.

- Почему нет? - буднично заметил он. - Магия предполагает осознание метафизического смысла жизни, который не привносится извне, но проистекает из нее самой.

- И... какой же смысл несет мой орел?

- Вот это, Верочка, вам и предстоит раскрыть. Но только вам. Я могу лишь подсказать, не более.

Размякший от жары асфальт пружинил под ногами. Наверное, на нем можно было бы разглядеть даже свои следы, и Вера то и дело оглядывалась, щурилась и пригибалась, хотя ничего похожего не видела. После очередного наклона ее повело, и чтобы немного придти в себя, она прислонилась к рекламному стенду. Несмотря на легкое головокружение, которое все никак не отпускало, настроение у Веры было приподнятым, губы то и дело расползались в улыбке.

Из-за висящей в воздухе дымки на улице быстро темнело. Но и время уже позднее. Засиделась она у Водлянова... До чего же обаятельный человек! И умница - за беседой с ним часы пролетели незаметно. А когда он достал бутылку настоящего токайского вина, разговор сделался еще занимательней и непринужденней...

Вера прикрыла глаза и мечтательно улыбнулась.

Правда, она так и не смогла понять, что в его историях было правдой, а что беспардонным вымыслом. Водлянов уверял, что все взято из жизни.

Один рассказ Вере особенно запомнился - может, из-за того загадочного вида, который вдруг напустил на себя Константин, или из-за его низкого, глуховатого голоса, порой переходящего в шепот... Она собиралась расспросить консультанта о необычных домах Петербурга, точнее, об одном конкретном здании, но называть его Вере почему-то не хотелось. Она как раз раздумывала о том, как ненавязчиво подвести разговор к интересующему ее предмету, когда поймала на себе тот странный взгляд собеседника.

- Да, о Петроградской стороне ходит немало слухов, - кивнул Водлянов, приведя Веру в замешательство. Ей казалось, что о месте речи не шло... или все-таки шло? - Некоторые считают даже, что питерский "бермудский треугольник" находится именно там. Известно вам, Верочка, что в восемнадцатом веке на месте нынешней Большой Разночинной располагалась легендарная слободка заклинателей кладов, которая однажды просто исчезла - целая слободка! - и никто так и не смог отыскать ее следов? И до сих пор там сами собой пропадают целые здания...

Вера фыркнула в пустой бокал, но Водлянов даже не улыбнулся.

- Мой хороший знакомый стал однажды свидетелем такого случая, - задумчиво проговорил он. - А у этого господина, скажу я вам, начисто отсутствует воображение. Ему что-то подобное трудно даже представить, не то что придумать. Потому он решил со мной поделиться... в надежде, так сказать, найти этой истории реальное фактическое объяснение, без захода в метафизику. К сожалению, я ничем не смог ему помочь.

- И что с ним стало? - спросила девушка. Водлянов пожал плечами.

- Ничего. Живет и здравствует. В прошлом году справил семидесятилетний юбилей. Но когда случилась эта история с пропавшим зданием, моему знакомому было немного за двадцать. Он тогда состоял аспирантом у некого профессора Обломенского, Виктора Афанасьевича - было у нас в университете такое светило средней величины. Но известность господин Обломенский получил не научными своими достижениями, а интереснейшим хобби - он обожал все, связанное со старым кинематографом и тем, что ему предшествовало. Собирал раритетные кинопленки, съемочные камеры, разные устройства... Многое восстанавливал за свой счет. В пятидесятых у него была уже огромнейшая коллекция, настоящая синематека, с такими экспонатами, каких вы не найдете в Госфильмофонде. Перечислять их не имеет смысла, потому что нам с вами это ничего не скажет. А вот знатоки, по словам моего приятеля, просто рыдали от восторга, и киноведы ходили к господину Обломенскому, как туристы в Эрмитаж.

Особой гордостью хозяина была коллекция старинных проекционных аппаратов, называемых еще "волшебными фонарями". Видели когда-нибудь? Такая конструкция, похожая на самовар, только вместо краника - объектив с линзами. За объективом пазы, куда вставлялся слайд с изображением, внутри лампа для подсветки, а наверху труба для вывода дыма и горячего воздуха. Просто и действенно. У меня до недавнего времени был один такой - подарил детскому клубу. Проецировать изображение можно на все, что угодно: на стены, экраны из простыней, на клубы дыма... Века с семнадцатого, знаете ли, эти игрушки пользовались большим успехом. Говорят, даже Нострадамус использовал волшебный фонарь для своих представлений, а нюрнбергский механик Иоганн Конрад Гютле заставлял ярмарочную публику визжать от ужаса и восторга, демонстрируя ей картины, вроде "Массового воскресения из мертвых" или "Окровавленных скелетов, дерущихся друг с другом"...

Так вот, у господина Обломенского подобных фонарей было штук десять, самых разных, и среди них один, особенно дорогой профессорскому сердцу. Мой знакомый однажды видел этот фонарь в действии. "Туманные картинки" в нем создавались сами по себе, без всяких слайдов. Настоящие движущиеся иллюзии, то расплывчатые, то яркие и объемные. Мой знакомый уверял, что видел в этих картинах свою будущую жену, с которой тогда еще даже не встретился... Интересно, не правда ли? И никто не мог понять, как это устройство работает - корпус там был герметичен, линзы припаяны к объективу, отверстий никаких, выводная труба, и та отсутствовала. Вскрывать аппарат профессор, конечно же, не позволил бы.

Поначалу господин Обломенский держал синематеку у себя дома. Апартаменты у него по тем временам были роскошные, пять комнат в старом фонде. Но коллекция росла, и тогда профессор озаботился поиском отдельного помещения. Почти сразу нашел пустующее двухэтажное здание в соседнем дворе, то ли довоенный склад, то ли ночлежку, оформил документы, нашел добровольцев - словом, все прекрасно устроилось. Здание отремонтировали, создали условия для хранения кинопленок, экспонаты перенесли, разместили, по субботам сделали день свободного посещения - и все остались довольны.

Кое-что, правда, господин Обломенский оставил у себя, в том числе чудо-фонарь. Ни за что не хотел с ним расставаться.

И вот как-то раз туманным осенним вечером мой знакомый явился к профессору на дом, чтобы согласовать тему диссертации. Поднимается он по лестнице и видит: из профессорской квартиры выходит некий господин странноватой наружности. Разглядеть гостя толком мой знакомый не успел - по его словам, тот как будто сразу исчез. Ладно, господин аспирант пожимает плечами, звонит в звонок и через некоторое время слышит за дверью истеричные вопли Обломенского, грозящего кому-то милицией, КГБ, военными и еще бог знает кем.

Мой знакомый удаляется в недоумении, а на следующий день профессор сам зазывает его в гости, поит чаем, задерживает допоздна, а потом велит выйти из дома и через пару часов незаметно вернуться. Мой знакомый, исполнительный человек, сделал все, как сказано, вернулся и застал Обломенского с большой коробкой, которую надлежало потихоньку вынести из дома.

Оба тащат эту коробку в темноте через двор, добираются до синематеки, проходят по лестнице и коридору, не зажигая свет, и в конце концов прячут коробку в какой-то подсобке. После чего возвращаются к профессору домой и остаток ночи проводят в молчаливом бдении. Кого или что они ждали, мой знакомый не мог объяснить, поскольку сам ничего не знал. Было велено не спать, и он не спал, хотя, как потом признавался, очень хотелось... Утром оба, профессор и аспирант, едут в университет на личном автомобиле господина Обломенского, и тут вдруг случается самое необычное. Мой знакомый говорил, что с ночи стоял туман, очень густой, серо-желтый, в нем практически ничего не было видно. Машина двигалась медленно, а навстречу ей выплывали дома, горящие еще фонари, голые деревья - все смутное, расплывчатое, неощутимое. Людей же вовсе не было, и мой знакомый, уж на что без воображения человек, вдруг почувствовал себя в буквальном смысле отрезанным от мира. Жуткое чувство! Он мне рассказывал, что совершенно перестал понимать, где они едут. Весь путь казался ему одним нескончаемым движением в никуда.

И вдруг он видит, как из тумана выходит человек, пересекает улицу перед самым капотом автомобиля и удаляется. На спине у него - большой продолговатый ящик. По словам рассказчика, выглядел незнакомец точь-в-точь, как странствующий фонарщик со старинной гравюры. Несколько секунд, и его уже не видно. И тут господин Обломенский бледнеет, хватается за сердце и не своим голосом требует немедленно возвращаться, и успокоить его решительно не удается. Весь обратный путь профессор сам не свой, криком подгоняет шофера, но когда они въезжают во двор, оказывается, что спешить уже некуда. На месте синематеки - голый пустырь. Ни кирпича, ни гвоздика, ни доски, ни стеклышка. Целое здание со всеми экспонатами просто испарилось. И никто не заметил, как это произошло...

- От потрясения у господина Обломенского случился инфаркт, - закончил Водлянов. - А мой знакомый до сих пор пытается найти тому случаю рациональное объяснение. Но, насколько мне известно, он не слишком преуспел. А стояла синематека как раз в районе Петроградки, недалеко от пересечения Большой Разночинной и Чкаловского.

Вера медленно выплыла из потока собственного сознания и оглянулась. Проспект тонул в пепельной дымке, лишь маковки минаретов и глянцевый купол мечети, напротив, сверкали так, что глазам становилось больно. Идущие мимо люди, оживленно переговариваясь, дружно поворачивали головы к перекрестку, где собралась уже целая толпа. Сильнее обычного пахло гарью.

За спиной у Веры кто-то возбужденно повторял:

- Горит че-то! Слышь, горит че-то! Слышь, как дымом тянет?

- А чего горит?

- Да, блин, чего-то! Слышь, пойдем, позырим?

Веру сильно толкнули в бок, потом оттерли в сторону, и через секунду, подхваченная стихийным людским порывом, девушка уже шагала в общей толпе. Она слегка растерялась, потом заработала локтями, пробираясь назад. Подвыпивший парень загородил ей дорогу обвешанной цепями, мокрой голой грудью:

- Куда прешь, коза? - меланхолично осведомился он, глядя куда-то сквозь Веру.

- Дай пройти! - сердито бросила она.

- Проходи... - Парень протолкнул ее вперед, наступая с неотвратимостью бульдозера.

Вера растерянно оглянулась.

Словно весь Петроградский остров собрался здесь на праздник, и все неторопливо и целеустремленно двигались к Неве. Потные разгоряченные тела напирали отовсюду, и Вере вдруг представилось, как людская масса заполняет проспект и, будто перестоявшее тесто из опары, вытекает на набережную, наваливается на гранитный парапет, ломает решетку моста...

По проспекту, истошно завывая, промчались две пожарные машины.

- Видали? Еще поехали. А там уже пять! Все никак потушить не могут... - Растрепанная молодая женщина, прижав к боку ребенка, встала на цыпочки и изо всех сил вытянула шею.

- Пять чего? - устало выдохнула Вера.

- Расчетов пожарных, чего же еще? Вон выстроились рядком! Вы, девушка, сами поглядите, вы ростом повыше и на каблуках. Что они там делают?

Вера передернула плечами и развернулась. Перед ней колыхалось целое море людских плеч и голов. В первых рядах волновались сильнее, выкрикивая что-то задорно-неразборчивое. Чуть дальше ритмично сияли маячки пожарных машин. Над ними неспешно плыли клубы черного дыма.

- Ну, чего там? Тушат, а? - с надеждой переспросила женщина, и ребенок у нее под боком поднял на Веру большие любопытные глаза.

- Не похоже, - девушка поежилась.

Странно дело: куда ни глянь - ни одного испуганного или напряженного лица. Только интерес и... азарт, что ли? Как будто на шоу собрались.

- А что, что горит? - не унималась женщина.

- Кажется, особняк...

- Кшесинской, что ли? - удовлетворенно вздохнув, женщина покачала головой. Ее глаза возбужденно блестели. - Господи, что же это делается? Ну, прямо караул кричи! Чего же они не тушат? Чего ждут-то? Второго пришествия?

Толпа всколыхнулась, по ней пробежала нервная рябь. Потом раздался дружный вздох. Вера невольно выдохнула вместе со всеми и подалась вперед, не веря своим глазам.

Ветер гнал тонкие язычки пламени в сторону проспекта. Причудливо извиваясь, закручиваясь мелкими спиралями, опадая и снова вздымаясь, они плыли по воздуху, охватывая дымным черно-оранжевым абрисом горящую пустоту. Как будто особняк стал вдруг невидимым и сам собой двигался. Прямые строгие линии фасада, рустовка первого этажа, знаменитый балкон, изящные фризы, башня с тонким шпилем - все было вычерчено пламенем, словно по линейке. Из узких провалов окон валил густой дым. Но внутри огненного контура ничего не было. Просто не было.

- Мать моя женщина! - с чувством произнес кто-то рядом с Верой.

Тихо гудящее пламя на минуту зависло над перегороженной проезжей частью, потом заструилось через площадь к Троицкому мосту, пропуская сквозь себя деревья, не теряя объема и не меняя ни единой детали. Головы качнулись, как по команде, сперва назад, потом вперед. Передние ряды замешкались, и их слизнуло накатывающей людской волной. Ритмичный гул шагов на мгновение заглушил иные звуки, и толпа, точно под гипнозом, потянулась вслед горящему фантому. Остатки полицейского оцепления затянуло в общий поток.

Бросив короткий взгляд направо, Вера заметила, что особняк Кшесинской, целый и невредимый, стоит на своем месте, а пожарные с брандспойтами в руках растерянно чешут затылки. Потом девушку потащило дальше, и она сосредоточилась на том, чтобы устоять на ногах. Толпа запрудила проспект целиком, и теперь текла по проезжей части, огибая недовольно гудящие автомобили. Вера чувствовала, что движение все убыстряется, она и люди вокруг почти бежали, задыхаясь в общей сутолоке.

"Да что же это такое? Что творится? Зачем они бегут?"

Будто в ответ на ее мысли, огненный фантом вспыхнул ярче прежнего и угас, оставив после себя дымный силуэт. Через секунду внутри него раздался взрыв, и горячая волна отбросила людей назад. Послышались истошные крики, и в том же едином порыве, с каким следовали за призрачным огнем, люди повернулись и бросились бежать. Возникнув ниоткуда, паника растекалась быстрей пожара.

Раньше Вера не думала, что чужой страх может быть ощутимым физически, но сейчас он бился об нее со всех сторон вместе с толчками, тычками и ударами сведенных паникой тел. Кто-то падал и его тут же затаптывали, кто-то отчаянно прокладывал себе дорогу, расталкивая остальных. В давке Веру оттерли к пожарной машине, с силой приложив о железный бок цистерны, и со всем проворством, на которое она еще была способна, девушка нырнула под защиту пыльных колес и распласталась на заляпанном мазутом асфальте. Земля под ней вздрагивала от топота множества ног. Над головой покачивалось черное днище, тошнотворный запах бензина отдавал в горло.

Вера прижала к груди сумку, закрыла глаза и постаралась не думать о том, что будет, если машина вдруг тронется с места. Впрочем, пока на улице твориться такой бедлам, этого можно было не опасаться. Разве что и машину вместе с пожарными вдруг снесет неуправляемая людская стихия...

Понемногу выровняв дыхание, Вера заставила себя расслабиться.

Шум как будто стал тише. Намного тише...

По лицу скользнуло легкое веяние. Бензиновая вонь улетучилась, а запах гари лишь слегка щекотал ноздри.

Вера открыла глаза. Вместо труб и рифленого металла над ней парило серо-голубое невесомое небо с блеклыми крупинками звезд и тонким серпиком убывающей луны. Чуть ниже чернели толстые росчерки проводов, в которые с одной стороны упирался невредимый фасад пресловутого особняка, с другой - кривые ветви старых лиственниц. Удивительную тишину нарушал лишь редкий шум проезжавших мимо автомобилей.

Над головой Веры прошлепали мягкие подошвы, и через минуту небо скрылось за круглым, точно блин, лицом, увенчанным полицейской фуражкой. Недоверчиво прищуренные глаза побежали по распростертой фигуре и натолкнулись на чистый Верин взгляд, исполненный спокойствия и гармонии с окружающим миром.

Страж порядка неуверенно переступил с ноги на ногу и наклонился пониже, одновременно принюхиваясь.

- Эй, женщина... девушка... С вами все в порядке?

- В полном, - непринужденно отозвалась Вера, поднимаясь на ноги. - А где?.. То есть... Вы не подскажете, который сейчас час?

Полицейский озадаченно глянул на часы.

- Полшестого... Утро на дворе.

- Спасибо, - поблагодарила Вера, отряхивая сарафан.

В сумке требовательно загудел телефон.

- Алле, - приветливо откликнулась девушка, адресовав полицейскому легкую извиняющуюся улыбку.

- Ну, наконец-то! - сердито выдохнула Юлька. - Черт знает что такое! Целый вечер не могу до тебя дозвониться! У меня больше нет сил!

- Извини...

- Я не об этом. Я не могу с ним справиться! Я пыталась, честно, но не могу... Приезжай немедленно!

- Куда?

- Ко мне, быстро! - отрезала Юлька, давая отбой.

Вера бросила телефон в сумку и тяжело вздохнула. Все же, как она устала за эти два суматошных дня... и как все-таки хочется спать... Да еще каблук сломался.

Она скинула босоножки, перехватила их за ремешки и, чуть прихрамывая, побрела к метро - дожидаться открытия.

- Я же просила - быстро! - выпалила Юлька, распахнув дверь прежде, чем Верин палец оторвался от звонка.

- Пардон, спешила, как могла. - Вера шагнула в прихожую, с удивлением глядя на подругу.

С ней творилось что-то странное: двигаясь неестественно прямо, будто поглотила шомпол, она перебегала от стены к стене и безостановочно сплетала и расплетала пальцы. Верин потрепанный вид и босые ноги ее совершенно не заинтересовали.

- Нет, я все понимаю! - возмущенно выпалила Юлька, очевидно, продолжая какую-то тираду. - Я женщина без предрассудков... Но это уж слишком! Даже для меня...

- Что слишком?

Юлька дернула плечом и страдальчески сморщилась.

- Это! - Схватив подругу за руку, она втянула ее в гостиную.

Первое, что бросилось Вере в глаза, это Кирилл Снот, научный сотрудник какого-то там университета и засланец из параллельного времени, без рубашки, но с забинтованной головой, скорчившийся на верхнем ярусе белого металлического стеллажа. В Юлькиной авангардной гостиной он и впрямь выглядел несколько чужеродно, диссонируя как в цветовом, так и графическом решении... Был бы у него хвост, наверняка хлестал бы себя по бокам, как разъяренный кот. Но и без этой детали мужчина производил удручающее впечатление: зубы оскалены, желтые глаза сверкают, пальцы побелели от напряжения.

- А он что здесь делает? - С трудом оторвав взгляд от темполога, Вера перевела его на жмущуюся рядом подругу.

- Так получилось, - уклончиво ответила та. - Ты можешь его унять? Я не могу.

- Что тут произошло?

- Верунь, давай с расспросами потом... Пожалуйста, сними его оттуда, полки еле держатся!

- Как снять? - поинтересовалась Вера.

- Я не знаю! В конце концов, это твой родственник!

Кирилл громко зарычал. Стеллаж затрясся, плетеные ящики на нем запрыгали, с глухим стуком ударяясь о стойки.

- Нет, я этого больше не выдержу, - вполголоса заметила Юлька, взявшись за голову. - И так всю ночь... Я не могу, я просто больше не могу. Мои силы на исходе. Да и соседи... У меня звукоизоляция, но кажется, она долго не выдержит. Веруня, сделай что-нибудь...

Вера вздохнула.

- У тебя есть научная литература?

- Чего? - От удивления Юлька отпустила руки и открыла рот.

- Научная литература есть?

- Медицинская?

- Нет, лучше что-нибудь из физики. Или из математики.

- Зачем?

- У него обострение... - В подтверждение со стеллажа донесся пронзительный вой. Вера отшатнулась, потирая ноющие уши. - С ним такое бывает. Его мозг отключился, но это можно исправить. На то, что касается науки, его помешательство не распространяется, он сам говорил. Надо заставить его извилины работать, тогда, наверное, он успокоится.

- Научная литература? Хм, я не уверена... - пробормотала Юлька. - Сейчас посмотрю.

- Только быстрей.

Подруга кивнула и исчезла.

Вера тихо опустилась на диван, отстраненно наблюдая за беснующимся темпологом. И зачем Юлька притащила его к себе?

- Вот! - Слегка запыхавшись, та влетела в комнату. - Учебник физики за пятый класс. Сойдет?

- Посмотрим. Ладно, садись и начинай читать. Вслух, громко, размеренно - как диктор советских времен. Чтобы бесноватый все слышал.

Что ему и так все прекрасно слышно, темполог подтвердил, издав особо пронзительный вопль, от которого зазвенели стекла.

- Читай!

- "При определенных условиях, в безвоздушном пространстве движение предметов не будет отличаться друг от друга, если начальные условия были одинаковы. Тогда пропадет необходимость называть конкретный предмет, участвующий в движении. Его можно заменить общим понятием "тело". Тело - это физический термин..."

- Не части.

Юлька раздраженно сверкнула глазами, но продолжила уже спокойней:

- "...Магнит притянул к себе кнопки, скрепки, гвозди, шурупы и стальные стружки. Магнит притянул к себе разные тела. Какие предметы заменяет термин "тело"?"

Темполог перестал завывать и прислушался. На его лице появилось озадаченное выражение, он сел и вполне человеческим жестом поскреб заросший подбородок. Девушки затаили дыхание.

- М-м? - недовольно проворчал Кирилл, и Юлька, спохватившись, уткнулась в учебник.

Под ровное журчание ее голоса темполог окончательно успокоился: лег, опустил голову на скрещенные руки, расслабился и, кажется, задремал. Юлька дочитала последний абзац и перевела вопросительный взгляд на Веру.

- Ну, как? - тихо спросила она.

- Нормально... - прошептала та в ответ. - Сработало...

Темполог на стеллаже заворочался и чуть слышно фыркнул.

- Ладно, пошли на кухню, - Вера осторожно поднялась и шагнула к двери. - Юль?..

Подруга не сводила глаз с мерно дышавшего Кирилла, и выражение ее лица Вере совсем не понравилось.

- Юля...

- Только взгляни - такой лапочка, просто руки чешутся погладить...

- Не вздумай.

- Я чуть-чуть... - сладострастно закусив губу, Юлька привстала на цыпочки.

Темполог поднял голову. Вера чертыхнулась. Через секунду гибкое мужское тело взвилось в воздух, с грохотом опрокинув стеллаж, и сшибло Юльку с ног. Торжествующее хриплое рычание слилось с истошным женским визгом. Вера растерянно заметалась, потом, схватив первое, что подвернулось под руку, огрела Кирилла по забинтованной голове. Удивленно вякнув, тот завалился на бок.

Вытянув из-под него всхлипывающую Юльку, Вера метнулась в коридор. Дверь за их спинами с треском захлопнулась, врезавшийся в нее темполог разочарованно взвыл и забился о матовое стекло, точно гигантский обезумевший мотылек.

"Интересно, когда он поймет, что дверь открывается внутрь?" - Вера сдула упавшую на глаза прядь и скомандовала:

- Вешалку тащи!

Удары сделались реже, а вой - глуше. К тому времени, когда дверная ручка была кое-как заблокирована кованой вешалкой, в комнате и вовсе стихло.

- Чего это он? - Скривившись, Юлька потерла покусанное плечо. - Чего он там делает?

- Хочешь узнать?

- Хочу! - Юлька сердито вскинула голову. - Между прочим, моя квартира!

- Нечего тащить в дом что ни попадя, - безжалостно отрубила Вера.

- Ох, ты добрая!

- Я опытная. Поэтому советую от чистого сердца: еще раз увидишь бесхозного мужика, отвернись и шагай мимо.

- Легко тебе говорить, - пробурчала подруга, опуская глаза. - Ладно, пошли на кухню. Господи, что за бездарная ночь! Хорошо, на работу не надо...

Кухня, выдержанная в темно-зеленых и коричневых тонах, была похожа на сонный лес, и, едва опустившись на стул, Вера почувствовала, как ее неудержимо затягивает в теплую вязкую трясину сна. Подперев ладонью подбородок, девушка насуплено разглядывала висевшую над столом старенькую желтую гитару. Напоминание о беспечной юности - так это называлось у Юльки. Как и все в кухне, гитара блестела чистотой, хотя лак на ее боках давно облупился. Все же она оставалась единственным ярким пятном в этом болотно-зеленом царстве, и Вера мысленно дергала ее за струны, воскрешая в памяти их негромкий, чуть дребезжащий звук.

- Не спи! - провозгласила Юлька, звучно хлопнув чашкой о стол. - Ты мне еще нужна!

Вера встряхнулась, с силой проводя ладонями по лицу.

- Я в порядке, - неубедительно соврала она. - Ты, давай, рассказывай...

Юлька покрутила в руках ложечку, собираясь с мыслями, потом начала излагать.

Вечером, после работы она решила заехать к Вере, но вместо нее обнаружила Кирилла с разбитой головой, лежавшего возле распахнутой входной двери. Так и не дозвонившись до подруги, Юлиана перетащила темполога в спальню и вызвала знакомую-травматолога. Приехав, та осмотрела пострадавшего, наложила пару швов, сделала пару уколов и предложила обследование, дабы исключить сотрясение мозга. От госпитализации Кирилл отказался. Женщина-врач искренне огорчилась и еще довольно долго его уговаривала. Но потом все-таки отступила, оставила визитку с указанием звонить, если темполог почувствует себя хуже, и наконец уехала. Юлька посчитала неправильным оставлять травмированного Кирилла одного в пустой квартире и перевезла его к себе. Во время перевозки больной вел себя хорошо, был тих и даже как-то подавлен, но уже в квартире вдруг стал проявлять признаки неадекватности, а потом и вовсе взбесился...

- С чего бы это? - Вера скептически подняла брови.

Юлька прижала руку к груди:

- Не знаю. Вот веришь или нет, понятия не имею! Сначала все шло хорошо, просто замечательно...

- До какого момента?

- Верунь, ну, что ты как маленькая? До какого, до какого... До такого! Извини, в подробности посвящать не стану, сама додумывай. Но мне было хорошо, и ему тоже, я уверена.

- У парня пробита голова, а ты тащишь его в койку? - Вера закатила глаза. Нет, Юльку ничем не исправишь!

- Лариса, врачиха, сказала, что череп цел. А потом - это ты, Верка, у нас железная... От Кирилла, знаешь, какие токи идут? Даже Ларка заметила. Почему, думаешь, она так в него вцепилась?

"Токи, ну надо же..." - Вера закрыла глаза и устало ткнулась лбом в скрещенные руки. Под веками плыли какие-то разноцветные пятна, складываясь в картинки, будто калейдоскоп: вот Кирилл получает от кого-то по голове, вот цепкие руки шарят по его одежде... Вздрогнув всем телом, Вера подскочила с возгласом:

- А камни, камни!..

- Какие камни? - удивленно переспросила Юлька, перебирая струны гитары.

- А... Нет, ничего... - Вера потерла глаза, окончательно размазав тушь. - Приснилось.

- Бывает, - подруга взяла минорный аккорд и, подумав, принялась наигрывать что-то лирическое, тихо напевая:

- Маленькая птичка в доме одна

Смотрит, как уходит луна.

Дождь стучит по железной крыше -

Маленькая птичка слышит...

Маленькая кошка одна под дождем

Мокнет ночью и днем.

Вдруг кто-то придет и ее заберет -

Маленькая кошка ждет...

Только глупая шавка не знает забот,

Лежит на пороге и кости грызет.

Плевать, что дождь и тоскуют люди -

У нее хозяин, и будет...

- И будет, - повторила Юлька, прихлопнув струны ладонью.

- Грустно, - прошептала Вера. - Сама сочинила?

- Я такой ерундой не страдаю, слава богу. Руск - ты его должна помнить, одно время болтался у нас на посиделках. Руслан Чернявин.

- Это такой маленький?..

- Да, мелкий, плешивый, косой урод.

- Помню, - кивнула Вера. - Он вроде подвизался при Кунсткамере?

- Ага, в качестве главного экспоната, - Юлька сощурилась. - Придурок, каких поискать. Не мужик - полный ноль!

- Тебе видней, - Вера пожала плечами. Сама она не настолько хорошо знала указанного товарища, а вот Юлька несколько лет назад, когда только задумала открыть художественную галерею, довольно тесно с ним контактировала. Кажется, у Руслана были большие связи среди питерских художников... - Интересно, он все еще там работает?

- В Кунсткамере? Нет. Проворовался, и его выперли. Этот придурок и мне пытался что-то из запасников толкнуть, но я проявила бдительность и послала его куда подальше, - Юлька ожесточенно закрутила гитарные колки. - Из-за этого мелкого гнуса такие проблемы были: в галерею с проверками зачастили, с меня подписку брали... Полгода как на иголках сидела... Не хочу даже вспоминать!

Внезапно Вера нахмурилась.

- А ты помнишь, о чем он рассказывал?

- Знаешь, из него вообще лило нескончаемым потоком. Трепло несусветное...

- Нет, я имею в виду те байки из Кунсткамеры. Что-то о часах, комнате за черной дверью, бронзовой кошке...

Юлька отмахнулась.

- Не забивай голову. У него этих баек было на все случаи жизни.

- Да, но... - Вера закусила ноготь, разглядывая чашку. Что-то упорно вертелось на краю памяти, не давая себя ухватить. О чем рассказывал Руслан? Вроде бы были в Кунсткамере часы, которые всегда останавливались на без четверти десять, и это означало, что кто-то из служащих должен был вскоре умереть... Нет, ерунда какая-то. Почему она вдруг вспомнила об этих часах?

Гитарные струны жалобно тренькнули.

- Ладно, к черту всю эту лирику, - Юлька взялась за дверцу холодильника и вдруг хихикнула: - Верунчик, скажи лучше, откуда ты такая чумазая?

- От Константина Ивановича Водлянова, - медленно произнесла Вера, раскачиваясь, как китайский болванчик.

- Нет!

- Да.

- Он, что, пустил тебя в свои закрома? Вот уж ни за что не поверю!

- Нет, я на обратном пути попала... в заварушку. Ерунда, рассказывать нечего. Лучше знаешь, что? Помоги решить пару задачек.

- С удовольствием, - Юлька ловко разбила в миску сразу два яйца. - Но ты знаешь, что в школе у меня была тройка по математике.

- Математика здесь не нужна. Значит так, - Вера составила в ряд чашки и сахарницу, а рядом положила две кофейные ложки. - Представь себе человека, у которого был некий ценный предмет. Человек разделил этот предмет на части и спрятал так, чтобы потом можно было легко найти. Конечно, если знать, что искать. Может такое быть?

- Вполне, - согласно всхлипнула Юлька, активно разделывая луковицу. Вера потерла нос и, не удержавшись, громко чихнула.

- Вот, - прогудела она чуть гнусаво. - А теперь задача: известно, что тайники существуют, и что хозяин их не вскрывал. Но один из них датируется шестнадцатым веком, а другой - девятнадцатым. Как ты это объяснишь?

- Элементарно, Ватсон, - Юлька поставила омлет в духовку. - Хозяин жил в девятнадцатом веке и использовал для тайника то, что под руку попалось.

- Логично. Тогда следующая задача: два человека шли навстречу друг другу и столкнулись. Столкновение произошло утром, но когда один из них упал на землю, то обнаружил, что уже вечер. Что же с ним произошло?

- Я бы сказала, что этот тип неслабо приложился головой.

- А если он все время был в сознании?

- Тебя какая версия больше интересует - реалистическая или фантастическая?

- Любая.

- По реалистической версии твой герой шел, столкнулся, упал, потерял сознание, очнулся и увидел, что день уже прошел. Или он так треснулся затылком, что стал путать утро и вечер. Или... - в Юлькиных глазах появился отблеск вдохновения, - или этот человек, упав на землю, понял, что судьба послала ему главный подарок в жизни - женщину, которую он так долго искал, но не мог найти. И время для него остановилось...

Не удержавшись, Вера хихикнула.

- Что ты смеешься? - Юлька посмотрела на нее с укором. - Это самая настоящая правда жизни.

- Скорей уж самая настоящая фантастика... Подожди, что ты сейчас сказала?

- Правда жизни.

- Нет, до этого?

- Э... время остановилось?

- Точно! - Вера подпрыгнула, но тут же упала обратно на стул, запустив руки в волосы. - Нет, не подходит, должно быть как-то по-другому...

- Что по-другому? - не поняла Юлька. - Ты что сейчас имела в виду?

- Ничего, - Вера пошевелила губами, поочередно загибая пальцы. - Скажи лучше, как из центра города может взять и исчезнуть здание со всем содержимым?

- О! - с пониманием кивнула Юлька, выкладывая на стол хлеб и сыр. - Костик и тебе поведал эту леденящую кровь историю? Легенда о старом фонарщике и исчезнувшей синематеке. Как же, знаем... Верунь, ты замечала, что после страшных историй секс получается незабываемым? Какая тут связь, как думаешь?

- Меня больше интересует, правда это или нет.

- Не сомневайся, на себе проверяла.

- Балда, я об исчезнувшей синематеке!

Подруга снисходительно улыбнулась.

- Веруня, подтверждений у этой легенды нет, но если Костик держит ее в голове, значит, где-то когда-то что-то подобное могло произойти. Сам такое выдумывать он не станет. Кстати... он говорил тебе, что специально поднимал старые планы городской застройки?

- Нет. И что?

- Ничего. Никаких упоминаний о синематеке. В семидесятых дома в том районе были отправлены под снос, пустыри - застроены заново. В общем, теперь уже ничего наверняка не узнаешь. Вроде бы сейчас на этом месте вообще супермаркет.

Вера задумчиво кивнула.

- Было или не было... То есть синематека могла никуда не исчезать, или исчезнуть, а потом возникнуть снова, и никто бы ничего не заметил. Кроме профессора - а у того сердечный приступ.

- Не понимаю, почему тебя это так заинтересовало? - с набитым ртом пробормотала Юлька.

- Я пока еще тоже не поняла, - призналась Вера. - Хочу все три задачи свести к одному знаменателю.

Подруга выразительно крутанула пальцем у виска.

- Вроде бы ничего общего, - заметила Вера, не обратив внимания на ее жест. - Но во всех трех случаях ключевой фактор - время. Смотри: в первой задаче интервал составляет почти три столетия, во второй - несколько часов, в третьей - несколько дней, месяцев или лет.

- Не факт. В третьем случае ничего определенного сказать нельзя. Зачем вообще его к чему-то привязывать?

- Да, но есть еще одна связь - предметы. В третьем случае это волшебный фонарь, который, по воспоминаниям очевидца, мог показывать картины будущего. Возможно, фонарь являлся одним из нескольких тайников, и тогда мы имеем еще один временной отрезок - от начала девятнадцатого века к середине двадцатого. И еще один - от середины двадцатого к началу двадцать первого.

- Когда ты так говоришь, я начинаю тебя бояться, - хмыкнула Юлька. - Но ты продолжай, продолжай, очень интересно!

- А нечего продолжать, - Вера резко развела руками, едва не смахнув на пол составленный ею натюрморт. - Все, затор! Больше ничего в голову не приходит. Какие тут еще могут быть связи? Разве что кто-то научился путешествовать во времени и вовсю этим пользуется. А заодно и тащит с собой все, что приглянется...

- Перемещения во времени невозможны, - спокойно произнес мужской голос.

Девушки дружно повернули головы. Кирилл стоял, прислонившись к дверному косяку, со скрещенными на груди руками. Из-под съехавших бинтов торчали светлые взлохмаченные волосы. Рубашка по-прежнему отсутствовала, а брюки держались на одной пуговице, да и та готова была отскочить в любой момент.

Юлька уронила надкусанный бутерброд, а Вера невольно задержала дыхание. От расслабленной позы Кирилла веяло чем-то непередаваемым, но заставляющим вспомнить те пресловутые токи, о которых с придыханием говорила подруга. Девушка почувствовала, как внутри прокатилась теплая волна, но наперекор ей немедленно выплыла холодная мысль: "Не пора ли звонить 02?".

- Путешествия во времени невозможны, я уже об этом говорил, - повторил темполог, делая шаг к столу.

Вера медленно потянулась к гитаре.

- Юль, телефон при тебе?

- Д-да.

- Если он опять начнет буйствовать, немедленно вызывай подмогу. Я его задержу, а ты беги в ванную, запрись там и звони изо всех сил.

- Хорошо... - трагическим шепотом ответила Юлька.

- Я в порядке, - объявил темполог. - Чем это так вкусно пахнет? О, омлет!

- Как меня зовут? - глядя на него в упор, спросила Вера.

- Как родители назвали, - не задумываясь, ответил Кирилл. - Девушки, ну правда, дайте чего-нибудь поесть!

- Юлька, звони в психушку.

- Ладно, ладно... - темполог упал на стул и потянулся за тарелкой. - Ты - Вера, она - Юлиана... Ты - художница, она - актриса...

- Какая актриса? Юлька, звони... - Вера глянула на покрасневшую подругу и осеклась.

- Кирюша, ты как себя чувствуешь? - Юлька заботливо подалась к темпологу.

- Я в порядке, - повторил тот с набитым ртом.

Вера насупилась. Вид невозмутимо жующего гостя вызывал глухое раздражение. Странно, раньше смотреть на него ей даже нравилось...

- М-м, что за запах? - Кирилл наклонился ближе, раздувая ноздри. - Странно... раньше так не пахло.

Он придвинулся вплотную, почти засунув нос Вере в подмышку. Покраснев, девушка попробовала отстраниться, но Кирилл, точно привязанный, потянулся следом. Юлька со смехом перехватила его, обнимая за плечи:

- Не обращай внимания, у Верунчика случилась бурная ночь. Давай за нее порадуемся, такое нечасто бывает. Вот, понюхай лучше меня.

- Нет, это другое, - вывернувшись из Юлькиных рук, темполог уткнулся в Верину шею, с шумом втягивая воздух. - Так странно пахнет... непонятно...

- Ну, хватит! - Вера оттолкнула его лицо ладонью. - Скажи лучше, что с тобой случилось?

Она кивнула на его забинтованную голову. Кирилл погрустнел.

- У меня украли оба сегмента, - помолчав, нехотя признался он.

- Как?

- Позвонили в дверь... Я решил, что ты забыла ключи и не можешь войти. За дверью никого не было видно. Я вышел, и меня ударили по голове.

Вера всплеснула руками.

- Ну, ты как маленький, честное слово! Даже дети перед тем, как открывать, спрашивают: "Кто там?". Неужели трудно было поглядеть в глазок?

- Там никого не было! - повысил голос темполог. - Он появился как-то сразу, как будто из пустоты.

- Он? Ты его разглядел?

- Конечно. Я почти успел повернуться, когда он ударил.

- Хорошо. Опишешь его как можно подробней, я зарисую, - Вера потянулась за блокнотом.

- Ты его уже рисовала, - мрачно произнес Кирилл.

- Что?

- Это старик с твоего рисунка. Он действительно существует и следит за нами. А теперь этот гад забрал у меня резонатор!

- А я что говорила? - хлопнув по столу, торжествующе выкрикнула Вера. - Ведь говорила же! Предупреждала! А ты что ответил? А этот человек... О, господи! Старый фонарщик!

- Кирилл эту историю не знает, - влезла Юлька. - Погоди, я расскажу.

Пока она посвящала темполога в мистические тайны Петербурга, Вера торопливо пролистывала блокнот. На временной схеме следовало добавить еще одну точку - Вера поставила под ней цифру "20" и написала "фонарь". Если камень, как утверждал темполог, был разбит на три части, выходит, третья находилась в аппарате профессора Обломенского. А если все-таки на четыре, значит... значит... Вера наморщила лоб, вспоминая. Что там за историю рассказывал Руслан Чернявин?..

- Понятно, - кивнул темполог, когда Юлька замолчала. - Это может оказаться важным. Но вряд ли старый фонарщик явился вчера, чтобы забрать у меня резонатор.

- Сомневаешься? - рассеянно пробормотала Вера.

- Сомневаются в том случае, когда есть доводы за и доводы против. А у меня сомнений нет. Я абсолютно уверен. Тот, кто за нами следит, не настолько дряхлый, чтобы пятьдесят лет назад, будучи в почтенном возрасте, умыкнуть синематеку.

- А ты не допускаешь, что эти пятьдесят лет он мог перешагнуть?

- Вот так взять и перешагнуть? - Кирилл снисходительно усмехнулся.

- Да, именно так, - Вера тоже изобразила улыбку, правда, не столь непринужденную, как у него.

По лицу темполога даже непосвященный мог бы с легкостью прочитать, как надоело ученому растолковывать прописные истины дилетантам. Но он ограничился тем, что повторил:

- Путешествия во времени невозможны.

- Почему? - с интересом спросила Юлька.

- Долго объяснять. Просто поверь мне на слово - дело обстоит именно так.

- Странно от тебя это слышать! - бросила Вера, не скрывая раздражения.

- Шсс...

- Хватит шипеть! Что, напомнить тебе о том, что случилось сутки назад? В подворотне, а? Не говорить, что шагать через время невозможно! Какая разница, что это будет за шаг? Если он может быть равен нескольким часам, значит, и нескольким дням, годам и даже десятилетиям - тоже!

- Ух ты, - Юлька подперла щеку рукой, переводя взгляд с одной на другого и обратно. - Кирюша, что скажешь?

- Ничего, - буркнул тот. - Я ей уже все сказал сутки назад.

Вера сердито дернула себя за прядь. Вообще-то она плохо помнила, о чем он тогда говорил. Кажется, что речь шла о пресловутом резонаторе и временных помехах, которые он создает. Что-то в этом роде...

Тогда ей нечего было возразить. Никаких доводов, кроме собственных неясных ощущений и догадок, она привести не могла. Но теперь ясно, что дело не в резонаторе, точнее, не только в нем... Есть человек, который знает о камнях явно побольше Кирилла... который может использовать камни... для чего?

Кирилл снова принялся за еду, и Вера, глубоко вздохнув, в который раз спросила себя, почему все это должно ее волновать? Пусть темполог делает свое дело, как знает. Он умный, решительный, излишней моралью не обремененный, быстро соображает и легко адаптируется к обстоятельствам. А его удивительное влияние на женщин! Вот уже и Юлька рвется в помощницы... Может, предоставить их друг другу, а самой отойти в сторону? Может, ее вмешательство будет теперь только помехой?

- После того, как мы расстались, со мной опять это произошло, - внезапно вырвалось у нее. Вера закусила губу, но было уже поздно.

- Что "это"? - удивился Кирилл.

- Провал, - пояснила Вера. - Два раза по восемь часов.

Темполог отложил вилку.

- Расскажи.

Вера поморщилась. Не очень приятно было даже вспоминать обо всем об этом. Но стоило ей упомянуть о "Ротонде", как темполог подскочил, сверкая глазами и раздувая ноздри:

- Да ты просто умница! Ты нашла еще один сегмент!

- Да? - Вера недоверчиво подняла брови.

- Ну, конечно, - Кирилл схватился за голову и досадливо шикнул: - Шс... Нарушение временной структуры произошло, потому что ты находилась близко от усилителя помех! А провал - естественное следствие усилившейся временной помехи, как я и говорил.

Вера растерялась. Подобное объяснение почему-то не приходило ей в голову, хотя оно было вполне логичным.

- Да, но потом...

- Все сходится! - уверенно кивнул мужчина. - Едем туда сейчас же!

"А может, он и прав, - подумала девушка без особой радости. - Он всю жизнь изучал физику времени, кому, как ни ему лучше знать, что может быть, а чего не может".

И хотя от собственных соображений было трудно отказаться, в этот момент они показались Вере зыбкими и надуманными, как никогда.

Юлиана объявила, что отправляется с ними, а чтобы пресечь возражения, предложила отвезти их на своей машине. Кирилл сразу повеселел. Обрадованная Юлька за каких-то десять минут умудрилась навести полный марафет и, поигрывая автомобильным брелком, первой сбежала по лестнице. За ней спустился темполог и самой последней - Вера, насупленная и обеспокоенная непонятно чем. Она охотно отправила бы Кирилла вдвоем с Юлькой, а сама вздремнула бы часок-другой, но темполог, оставленный без присмотра, один раз уже получил по голове и вдобавок лишился камней. Нет, придется еще немного помучиться, зато пришелец из другого времени будет под присмотром. Тем более что они едут в такое сомнительное место, как "Ротонда"...

В раннее субботнее утро автомобилей на улицах почти не встречалось. Прикрыв глаза, Вера лениво перекатывала голову по подголовнику, то и дело проваливаясь в душную дрему. Кирилл затих на переднем сидении, а Юлька, глядя больше на него, чем на дорогу, небрежно вертела руль одной рукой.

- Смотри, и тут перегородили! - вдруг удивилась она. - А вчера ничего не было. Вот засада, придется теперь в объезд.

Вера с трудом разлепила веки и выглянула наружу. Выезд на Тучков мост по всей ширине был заставлен полосатыми пластиковыми заграждениями. Возле них нагревался полицейский уазик, и трое стражей порядка провожали Юлькин форд скучающими взглядами.

- Что случилось? - произнесла Вера, ни к кому конкретно не обращаясь.

Кирилл беспокойно шевельнулся.

- Юля, опусти стекло.

- Зачем? - Юлька сердито просигналила замешкавшейся на повороте маршрутке. - Только пыль налетит.

- Опусти, пожалуйста!

- Хорошо, хорошо... - Стекло поехало вниз, и темполог, высунувшись едва ли не до пояса, раздул ноздри, словно вошедшая в раж охотничья собака.

- Чувствуешь, чем пахнет? - крикнул он, резко сдернув с головы повязку.

- Гарью? - неуверенно предположила Вера.

- Нет!

- А чем?

- Тем! Оттуда! - Он махнул влево, едва не задев Юльку.

- Кирюша, не волнуйся так, - заметила та. - Это ж город, здесь вечно чем-то пахнет.

- Странный запах, - темполог напряженно откинулся на спинку кресла. - Юля, можешь ехать быстрее?

- Я-то могу, только куда? - Юлька ткнула пальцем в очередное заграждение и пост рядом. Притормозив, она опустила стекло со своей стороны и ласково поглядела на молодого парня в полицейской форме. - Скажите, а что случилось? Почему мост перекрыли?

Тот отмахнулся, еле повернув голову.

- Проезжайте, девушка, проезжайте...

- Мне нужно на Петроградскую сторону.

- Проезд закрыт.

- Это я и так вижу. Случилось-то что?

- Вы, что, новостей не смотрите? Пожары на Петроградке. Никого не пускают, жителей эвакуируют.

- Что, так серьезно?

- Да уж серьезно...

- Значит, проехать никак?

Веснушчатая физиономия под фуражкой налилась краснотой.

- Русским же языком говорят, езжайте! Нет проезда, никого не пускают!

- Поняла, поняла, чего слюной брызгать, - Юлька вдавила педаль газа, и что ответил полицейский, осталось неуслышанным. - Ну вот, съездили, называется...

Кирилл нетерпеливо заерзал.

- Тут должно быть больше десятка мостов. Поезжай дальше, наверняка где-то будет проезд...

Но, поколесив по городу еще около часа, они убедились, что проезда действительно нет. Правда, по Троицкому мосту в сторону центра проходили автобусы, переполненные недоумевающими и встревоженными людьми, но насчет масштабной эвакуации страж порядка все же преувеличил. Ни огня, ни дыма пожарищ не наблюдалось, лишь за Петропавловской крепостью колыхался туманный флер.

В ответ на Юлькины расспросы один из эвакуированных, стоявший у парапета с ребенком лет семи и сумкой, из которой доносились тоскливые кошачьи стоны, раздраженно пробурчал:

- Да какой, на хрен, пожар... Всполошили народ почем зря.

Они проезжали уже седьмой мост, когда темполог, безостановочно тянувший носом, вдруг рванул дверную ручку. Резко вывернув руль, Юлька едва не ткнулась бампером в поребрик.

- Кирюша, я тебя умоляю! Ну, не на ходу же?!

Мужчина распахнул дверь, не обращая внимания на несущиеся со всех сторон гудки.

- Я сам пойду. Вера со мной!

- Тебя не пропустят. Ты же слышал, никого не пропускают...

- Тогда переберемся вплавь!

- Даже не мечтай, - отрезала Вера.

- Кирюша, пожалуйста, не нервничай. Я с тобой поплыву, - успокаивающе произнесла Юлька.

- Мне нужна Вера.

- Я в воду не полезу.

- Я, я полезу, - Юлька обхватила темполога за плечи. - Я знаю, где "Ротонда", я тебе все покажу, только не волнуйся...

- Вот и отлично, плывите вдвоем.

- Мне нужна Вера!

- Но ты же видишь - она не хочет.

- Мне нужна Вера!!! - на всю улицу рявкнул темполог.

Юлька бросила на подругу умоляющий взгляд, словно говоря: "Соглашайся, ты же видишь, что с ним творится", но Вера отвела глаза. Все происходящее казалось каким-то нелепым, нереальным. Хотелось скомандовать себе "Проснись!", но девушка медлила, вглядываясь в окружающий мир как будто сквозь дымку. Только Кирилл, прыгающий на переднем сидении, виделся на редкость отчетливо.

Юлька вдруг просияла и завела мотор, давая задний ход.

- Есть идея! - радостно сообщила она, разворачивая машину. - Если сработает, поплывем все, как белые люди!

Минут через сорок они остановились на набережной Смоленки, за которой серыми коробками возвышались заводские корпуса. Приткнув машину на стоянке, Юлька забегала взад-вперед вдоль набережной, о чем-то самозабвенно чирикая по телефону. Кирилл опустился на корточки и упираясь руками в пыльный асфальт, не сводя глаз с Петроградки. На его лице застыла звериная тоска. Вера машинально погладила темполога по волосам и чуть не упала, когда он внезапно привалился к ее ногам.

- Голова болит? - помолчав, спросила девушка.

- Ерунда... - чуть слышно отозвался Кирилл. - Дело не во мне... Этот запах... Ты ничего не чувствуешь?

Вера с сомнением понюхала воздух и пожала плечами.

- Нет, ничего. Там правда что-то горит?

- Нет, - зрачки Кирилла расширились так, что от радужки остался тонкий золотистый ободок. - Это... шсс... не запах... в прямом смысле слова. Я чувствую... чувствую его... очень сильно... с каждой минутой все сильнее... от тебя тоже так пахло... но сейчас уже нет... Вера... Вера...

- Я здесь! - Она тряхнула его изо всех сил.

Одним гибким движением темполог вскочил с земли, вытягиваясь в струнку.

- Надо торопиться!

- Сейчас поедем! - к ним подбежала довольная Юлька. - Сейчас за нами Владик на моторке подъедет. Это мой знакомый из яхт-клуба... Неву-то еще не перекрыли...

- Надо торопиться, - как сомнамбула, повторила за темпологом Вера.

Бело-голубой четырехместный катер возник точно из неоткуда и аккуратно затормозил у набережной. Кирилл оказался в нем раньше, чем тот коснулся боком гранитной облицовки.

- Что за дела? - Полный молодой человек в майке и шортах очках недовольно оглядел темполога сквозь забрызганные очки.

- Влад, это Кирилл! Кирилл - это Влад, - торопливо представила их друг другу Юлька, перелезая через низкий бортик. - Владюша, нам срочно нужно на Петроградку...

Полный Влад с сомнением покосился на темполога, но, не задавая больше вопросов (за что Вера была ему искренне благодарна) крутанул руль, подняв длинную пенистую волну.

Они причалили недалеко от Карповского моста. Покачиваясь на волнах, катер еще только разворачивался бортом к набережной, когда Кирилл двумя прыжками перескочил через засиженный птицами парапет и приник к асфальту. Пока девушки, поддерживая друг друга, выбирались из катера, темполог, не шевелясь, пристально всматривался в глубину прямой, как линейка, улицы.

- Владик, ты нас дождись! - крикнула Юлька, махнув приятелю рукой. - Ну что, сейчас к "Ротонде"?..

Она взяла Кирилла под локоть. Темполог высвободился и сделал шаг вперед.

- Кирюша, "Ротонда" в другой стороне!

Кирилл глянул на Веру, и та молча кивнула. Они двинулись вперед - темполог и семенящая рядом Юлька, за ними Вера, - в полном молчании миновали одну улицу, потом свернули налево и вышли к перекрестку.

Перспектива во все четыре конца поражала пустотой и безмолвием. Не было видно ни людей, ни машин. Белесое солнце прожигало ровные ряды серо-желтых зданий с рублеными выступами дымоходов и темными провалами окон. Облупившиеся фасады застыли, будто погрузились в безвременье. Застыли пожухлые деревья и цветы на пыльных клумбах. Ничто не нарушало неподвижности синих теней, наискось пересекавших улицу. В черной паутине проводов над мостовой обвисли мертвые бабочки рекламных растяжек. В полнейшей тишине стук Юлькиных каблуков казался неестественно громким и вызывающим.

Все это яркое, молчаливое, затаившееся безлюдье поразило Веру. Она огляделась и прикрыла ладонью воспаленные от света глаза. И словно в ответ на неоформившуюся мысль на небо невесть откуда стала наползать мутная тускло-серая пелена.

Кирилл принюхался и решительно повернул направо. Теперь уже он сам вел их, как вожак стаю, с той лишь разницей, что "стая" все неохотней переставляла ноги. Несмотря на сгустившийся сумрак, все вокруг виделось до жути четким и вместе с тем искаженным, будто душный воздух вдруг сделался кривым зеркалом, коверкающим перспективу и все предметы. Ни одного человека, кроме них, ни людского гула, ни скрипа тормозов, ни шуршания шин по асфальту... Все это казалось похожим на бред.

Но темполог с каждым шагом становился только бодрее. Они уже полчаса кружили по пустым улицам Петроградки, прежде чем Вера спохватилась:

- Стоп! Куда разогнался? Мы не туда идем!

- Все правильно! - Кирилл приостановился. - Чувствуешь?

- Что?

- Этот запах...

- Опять?

Темполог коротко кивнул, с силой втягивая воздух.

- Какой запах? - не поняла Юлька.

- Да ему что-то кажется... - Вера наклонила голову, прислушиваясь. Вдалеке как будто что-то треснуло, отзываясь звонким вибрирующим эхом. Земля под ногами дрогнула, и девушки одновременно качнулись, вцепившись друг в друга.

- Кирилл, - дрожащим голосом позвала Юлька. - Мне это не нравится... может, вернемся?

- Возвращайся, - кивнул тот.

- Тише! - скомандовала Вера. - Слышите?

По соседней улице прокатился гул, вслед за ним раздался глубокий тревожный вздох, и вновь затрещало и зазвенело, теперь уже со всех сторон. Веру ударило по ногам, и она, не удержавшись, рухнула на колени. Юлька вцепилась ей в плечи. Кирилл медленно развернулся, обшаривая взглядом пространство. По асфальту прошлась невидимая колотушка, глухо выстукивая непонятный ритм, следом послышались слабые невнятные крики.

Вокруг по-прежнему было неподвижно и безлюдно.

На Веру обрушился новый удар. Она растянулась по земле, борясь с нахлынувшей дурнотой. Юлька, вскрикнув, схватилась за лицо - колючий пыльный вихрь хлестнул ее по глазам. Кирилл одним прыжком оказался рядом с девушками, закрывая их собой, но пыль уже улеглась, словно ничего и не было.

- Кирилл, мне страшно... - Юлька подняла слезящиеся глаза на темполога.

- Возвращайся к катеру.

- А Верка?

- Она мне нужна.

- Тогда я с вами.

Вера не слышала, о чем они говорили. Тряся головой, она в который раз пыталась подняться и опять падала. Под ней глубоко в земле монотонно бил гигантский поршень. Тяжелый мерный гул разносился во все стороны, сопровождаясь сухим треском, будто кто-то с усилием раздирал крепкую ткань. Отчаянные крики, вопли и детский плач, пронзительный скрежет сталкивающихся автомобилей, топот бегущих людей накатывали отовсюду, становясь то громче, то тише. Потом они постепенно смолкли, и Вера наконец-то смогла встать на ноги. Колени ее дрожали.

Юлька зашевелила губами, заглядывая ей в глаза.

- Ты это слышала? - Вера с трудом сфокусировала взгляд на подруге.

- Что? - Юлькин голос прорезался так внезапно, что девушка опять вздрогнула.

- Шум, крики...

Юлька изумленно округлила глаза.

- Не, ничего такого. Верунь, ты вообще как?..

- Да нет же, слушай! - Вера оттолкнула подружкины руки, делая шаг вперед.

Перед глазами у нее рябило, невнятные картины накладывались одна на другую, как в испорченном калейдоскопе. Она видела перед собой пустую чистую улицу с ровными рядами фасадов и одновременно - треснувшие стены, груды камней, преградившие проезжую часть, торчащие балки и медленно плывущие облака пыли.

Она моргнула, и завалы исчезли. Теперь на нее мчалась обезумевшая толпа. Кричащие и рыдающие люди обступали Веру, толкали ее, сбивали с ног. Некоторые останавливались совсем близко, глядя сквозь девушку с каким-то наивным изумлением, другие яростно отталкивали их, бросались в разные стороны, кричали и падали. Асфальт дрожал и вспучивался, раскрываясь, будто огромная черная пасть, и люди с безумными, перекошенными лицами, валясь на землю, исчезали в расползавшемся провале.

Вера вскрикнула и отшатнулась, тщетно пытаясь удержать равновесие. Трещина доползла до ее ног, и девушка, неуклюже взмахнув руками, повалилась в пустоту. В ту же секунду кто-то крепко схватил ее за плечи. Открыв глаза, она увидела над собой мрачное лицо Кирилла.

- Держись, - процедил он сквозь зубы. - Мы в зоне темпоральных возмущений.

Вера вцепилась в его рубашку.

- Господи! Ты видел?..

- Нет, но я чувствую. Запах усиливается.

Вера задрожала.

- Я больше не хочу...

- Извини, придется через это пройти.

Она замотала головой:

- Нет...

- Так надо, поверь мне.

Гул нарастал, сопровождаясь пронзительным свистом. За спиной у Кирилла грязные оборванные люди с темными лицами карабкались на завалы из досок, кирпичей и арматуры, перекрывшие улицу. Там же стояла Юлька в разорванном платье, и ветер трепал ее вздыбленные волосы. В глазах подруги было одно лишь недоумение:

- Верочка?

- Берегись! - отчаянно выкрикнула Вера, но свист ветра заглушил ее слова.

Черная водяной вал в кипящих хлопьях пены стремительно ворвался на улицу, опрокидывая фонарные столбы, заглатывая горы мусора и бегущих людей. Воздух, плотный и жесткий, как пемза, выбивал окна, срывал лепнину и вывески с домов.

- Юлька, беги! - вскочив на ноги, прокричала Вера.

Кирилл с силой прижал ее к себе. В тусклом синеватом свете его лицо было очень бледным, прищуренные глаза отливали неестественным серебряным блеском. Повернувшись навстречу набегавшей волне, темполог, не мигая, смотрел вперед.

- Надо идти, - произнес он прямо в Верино ухо.

- Там же Юлька!

Люди проносились мимо, обдавая их безумным ужасом. Стиснув руку Веры мертвой хваткой, Кирилл развернулся и побежал вместе со всеми.

Юлька что-то проговорила им вслед. Вера видела, как шевелились ее губы, но самих слов разобрать не могла. Все звуки куда-то пропали. Через секунду Юльку накрыло пенистым гребнем, опрокинуло, закрутило и затянуло в мутную водяную толщу. Вера открыла рот, но Кирилл с силой дернул ее за руку, вынуждая бежать за собой. Они запетляли между завалов, обгоняя несущуюся толпу.

Вода настигала. Внезапно темполог остановился, придержав споткнувшуюся от неожиданности девушку, что-то прорычал и помчался обратно, навстречу накатывающей волне. Вера отчаянно задергалась, выгибаясь и упираясь каблуками в растрескавшуюся землю. Не останавливаясь, Кирилл перехватил ее поперек туловища и поволок, словно мешок картошки. Поравнявшись с волной, они влетели прямо в поток. Холодная грязная вода хлынула Вере в рот, в нос и в уши, перед распахнутыми глазами, крутясь, промелькнули изломанные силуэты утонувших людей...И вдруг все попало, и девушка, отчаянно кашляя, повалилась на сухой асфальт.

Удовлетворенно фыркнув, Кирилл присел рядом на корточки и потерся ухом о плечо:

- Ну вот, а ты боялась.

Вера подняла голову, настороженно оглядываясь по сторонам. Все исчезло: бегущие люди, развалы, наводнение. Яркое солнце дробилось в оконных стеклах и на полированных крышах авто, прохожие с умеренным любопытством посматривали на лежащую девушку. На перекрестке в ожидании зеленого света попыхивала вереница знакомых автобусов. Ничто не напоминало о недавнем катаклизме.

Темполог помог Вере подняться и даже сделал попытку отряхнуть ее испачканный сарафан. Проведя рукой по растрепанным волосам, Вера убедилась, что те были совершенно сухие. Одежда, ее и Кирилла, тоже.

Она снова оглянулась.

- Где Юлька?

Темполог помрачнел.

- Не знаю, - честно признался он.

- Там... я видела... - Вера задохнулась. - Она?.. Господи, это ужасно!

Кирилл крепко взял ее за плечи.

- Нуминоз. Проще говоря, видения как следствие специфического изменения сознания. Воздействие усиливающихся временных помех и эффект темпорального резонанса. С твоей подругой ничего не случилось.

- Но я же все видела... и слышала... Это было как будто на самом деле!

- Стандартная реакция неподготовленного организма. У тебя, вероятно, повышенная хроночувствительность. Это, кстати, объясняет твои обмороки и видения.

- А ты... тоже это видел?

- Нет. У меня по-другому. Во-первых, сознание в такие минуты само перестраивается, во-вторых, суггестивному воздействию подвергается только обоняние. Я чувствую неприятный запах - чем выше уровень воздействия, тем сильнее. Правда, раньше это ощущалось только в момент перемещения по векторам... Странно! - Кирилл задумчиво взъерошил и без того торчащие дыбом волосы и поморщился, задев едва зажившую рану. - С тех пор, как меня стукнули по голове, я могу "вынюхивать" хронопомехи почти постоянно... Только сейчас это заметил!

Вера прикрыла глаза рукой:

- Если это было всего лишь видение, то где же Юлька?

- Можно предположить, что ее просто вынесло... Временные структуры разрушаются, поэтому четырехмерный континуум перестраивается. Я не могу сказать, как это происходит. Видишь ли, сейчас как раз тот момент, когда можно сказать: все относительно. Твоя подруга может находиться рядом, но ни мы, ни она друг друга не видим, потому что время для нас течет по-разному.

- Что же делать? - Вера окончательно растерялась.

- Лучше поторопиться.

Кирилл потянул носом, развернувшись словно по компасу.

- Что говорит твой компьютер? - Вера зябко поежилась, потирая плечи.

- Ну... я не уверен, - уклончиво ответил темполог. - Потом сниму показания. Пошли!

- К "Ротонде"?

- Наверное... - Кирилл слегка хмурился. - Напомни, пожалуйста, зачем мы туда идем?

Девушка бросила на него настороженный взгляд.

- По твоим словам, там может находиться часть резонатора, - сухо пояснила она.

- Спасибо. Тогда нам точно туда.

Темполог еще раз принюхался и уверенно потрусил вперед. Вера шагала следом, погрузившись в тягостные мысли. Они миновали Чкаловский проспект и дальше пошли через дворы. Кирилл все ускорял шаг, так что к "Ротонде" они вылетели на хорошей спринтерской скорости. И тут же остановились, словно наткнувшись на невидимую стену.

А стена и вправду была - Вера видела ее так же хорошо, как собственные руки. Высокий забор в свежей белой краске пересекал двор, отделяя дом от автомобильной стоянки. Кирилл, шумно вдыхая, водил руками сантиметрах в пяти от из ровно пригнанных досок, лицо его становилось все более озабоченным.

- Ничего не могу поделать! - Он что было сил стукнул кулаком по воздуху. - Похоже, тут очень высокая концентрация квазиматерии...

Вера сжала его ладонь.

- Держись крепче. Я попробую его обойти.

Она осторожно шагнула вправо, ведя за собой Кирилла. Забор вел себя странно, то и дело выпадая из поля зрения, поэтому Вера боялась лишний раз моргнуть, чтобы не упустить видения маленькой приоткрытой калитки. Хотя не такого уж и видения! Это она поняла, когда сразу не вписалась в проем. Чертыхнувшись, Вера потерла лоб и сделала новую попытку. Калитка нехотя провернулась в скрипучих петлях.

Кирилл фыркнул, покачивая головой.

- Шсс... это и есть "Ротонда"?

- Ну да.

- А, по-моему, сарай.

- А, по-моему, дворец... - Вера удивленно оттопырила губу, разглядывая обновленное здание.

Нарядная, желто-белая, с чистым парадным крыльцом, по обе стороны которого скалили зубы мраморные львы, с яркими витражами на окнах, "Ротонда" выглядела сказочной игрушкой, вызывая непривычное умиление.

- Я тебе говорю, Вера, эта рухлядь того и гляди обвалится, - убежденно произнес темполог. - Шсс, не подходи близко!

- Да ты что! По сравнению с тем, что было, это просто конфетка! Я вообще никогда ее такой не видела!

Они переглянулись.

- Кажется, мы видим не одно и то же - помолчав, заметил Кирилл.

- И что теперь? - поинтересовалась Вера.

- Надо забрать сегмент.

- Он там?

- Да, и судя по уровню помех, не один.

Неслышно ступая, темполог направился к зданию. Вера наблюдала за ним с растущим беспокойством.

- Кирилл! - крикнула она, нервно стиснув руки.

Темполог остановился, и в то же мгновение за витражными окнами полыхнула яркая вспышка. Одним прыжком Кирилл отскочил к забору, туда же отступила и Вера, а "Ротонда", задрожав, словно покрытое рябью отражение, снова вспыхнула и разлетелась фейерверком сверкающих белых брызг.

Восточная Ливония, замок Зегельс, 1509 год

Клаус Унгерн, барон фон Зегельс, ливонский дворянин, умер в субботу четвертой недели Великого поста. Восемь дней его тело лежало в холодной часовне, среди горящих свечей и курящегося ладана. По обычаю в эти дни ворота замка оставались открытыми, чтобы родичи, вассалы, орденская братия, дворяне и крестьяне могли проститься с хозяином здешних мест. Бывало, что они приходили за много миль, стекались со всей округи. Ждали, что ливонские фогты и командоры пришлют своих посланников, Мариенбургский - явится лично, ждали прелатов от епископа дерптского, ждали баронских родственников Тизенгаузенов, троюродного брата покойной баронессы и его сыновей. Ждали дворян из Розитена, Крейцбурга и Эрле, даже из Вольмара, где всегда чтили славного рыцаря и барона. Ждали самого великого магистра; но ни он, ни другие так и не прибыли, хотя известия о смерти сеньора Зегельса были отправлены из замка во все концы земли Ливонской.

Даже посланий, отмеченных дворянскими печатями, в замок не прибыло.

Зато приходили крестьяне и грелись у высоких костров за стенами, ели печеную репу, кислую капусту и черный хлеб, спали на земле, в рыхлом, быстро тающем снегу. По нескольку человек они заходили в часовню: дворохозяева, сняв шапки, степенно целовали желтую баронскую руку, прочие же останавливались при входе, издали созерцая почившего господина, возлежащего на возвышении в синем парчовом камзоле с собольей опушкой, с баронским венцом на голове и золотой цепью на груди. Кто-то маялся, утирая редкие слезы, но многие с затаенным любопытством поглядывали в сторону горюющего у гроба семейства Унгернов. Возвращаясь к своим кострам, судачили о том, что Пасха в этом году будет унылой, а Пасхалии пройдут под трауром, что совсем уж плохо. Жаловались, что поминки выходят совсем уж скудные, вздыхая, вспоминали госпожу баронессу (которую Господь прибрал как раз в канун дня святого Матвея) - вот на ее похоронах хозяин устроил настоящий пир. Каждый день, пока шло прощание, за ворота выкатывали десятиведерный бочонок с вином, на длинных шестах выносили зажаренные целиком бараньи туши. Нынче же, с благословения отца капеллана, расщедрились лишь на светлое пиво и серый хлеб. Так уж совпало - Великий пост на дворе, нельзя есть ни масла, ни яиц, ни молока, не говоря уж о вине и мясе. Старики говорили: недобрый знак...

Еще говорили, что перед смертью барона над замком девять дней кружили огромные стаи сорок, ворон и черных галок, а потом пропали, будто их и не было. От замковых приживалов прошел слух, что сам хозяин, из-за болезни онемевший, перед смертью вдруг стал кричать так страшно, будто воочию узрел чертей, пришедших по его душу.

Но Господь смилостивился над Клаусом Унгерном, и в гробу тот лежал с таким благородным и светлым ликом, каким при жизни не мог похвастаться - ну, истинный христианский воин, заступник святой церкви, гроза и страх ее врагов.

И все же знающие люди боязливо качали головами: будет худо. Не стало хозяина у замка и здешних земель. Кому теперь достанутся богатства, накопленные за столько лет, кто примет под свою руку деревни и фольварки? Осталось две дочери, и старшая, говорят, успела обвенчаться с молодым дворянчиком не из местных. По закону теперь все баронское добро должно отойти ей и супругу, не считая сестринской доли. Но разве ж это хозяева? И крестьяне, видевшие Жульена де Мерикура в часовне, с сомнением оглаживали короткие густые бороды. Правда, латышским молодухам красивый француз пришелся по сердцу - между собой они вовсе не осуждали баронскую дочь, вышедшую замуж без отцовского благословения. Но у баб, известно, ума недовесок, им подавай гладкое лицо, да звонкую речь, да шитый золотом наряд, а больше ничего и не нужно...

Ходили упорные слухи, что француз с женой оставаться в Ливонии не намерены, после праздника Вознесения собираются отъехать в Ригу, а оттуда морем во Францию.

Староста с недобрым видом пророчил - приедут ливонские рыцари, станут хозяйничать, наводить свои порядки. У орденской братии нрав суровый. При бароне Клаусе жилось нелегко, да все ж не так чтобы совсем худо, а теперь чего ждать - не ведомо. В одном сходились точно: будут перемены, а их никому не хотелось. С последней войны минуло шесть мирных лет - никто не мешал латгалам сеять лен и пшеницу, разводить овец и коз, охотиться на лосей и медведей, ловить весной щук, а летом всякую иную рыбу, святить яйца на Пасху и зажигать костры в ночь на Лиго, чтить христианских святых и матерей природы... Жизнь была трудной, зато простой и понятной.

Но всю неделю, пока люди ходили прощаться с бароном Клаусом Унгерном, пока плакали над отцом Элиза и Мартина, пока Жульен де Мерикур разъезжал по округе, придирчиво разглядывая усадьбы, леса и пашни с не сошедшим еще снегом - все это время мало говорили о том, чего ждать. На девятый день в часовне за алтарем подняли каменные плиты, с трудом разрыли промерзшую землю и опустили в нее гроб. Поминки прошли, будто их и не было.

Опустели дворы и переходы замка Зегельс. Крестьяне разошлись по домам, и стало совсем тихо.

Коротали в замке печальные дни дочери барона и француз, а с ними благочестивый отец капеллан, благородный рыцарь Альберт Хорф - начальник замковой стражи, да ученый доктор-богослов, да прислуга. Впрочем, был там еще кое-кто, о ком пока мало что знали.

Холодный взгляд светлых глаз пригвоздил стражника к месту. От страха кнехт только безмолвно открывал и закрывал рот, обеими руками вцепившись в завязки штанов.

- Грязная свинья, - Хорф с силой пригнул провинившегося к стене, возя его щекой по мокрым камням. - Грязная лэттская свинья... В следующий раз будешь вылизывать за собой языком. Понял?

Стражник согнулся еще ниже.

- Простите, господин...

- Пошел вон.

Придерживая сползающие штаны, кнехт заспешил прочь.

Хорф поморщился, брезгливо отряхнув ладонь. Трусливый мерзавец! Впрочем, не он один таков - почти все обитатели замка, завидев рыцаря, разбегались по углам, будто тараканы. Даже старожилы, много лет честно служившие покойному барону, и те вздрагивали, беспокойно оглядываясь по сторонам - нет ли где беспорядка? Оплошавших Хорф наказывал сурово - двух стражей, задремавших под утро на посту у ворот, велел высечь плетьми, после чего отправил в холод и дождь чистить замковый ров. Один после этого захворал и едва не отдал Богу душу, но каменное сердце Хорфа не смягчилось - он велел выгнать беднягу прочь, ибо тот, по словам рыцаря, стал более к службе не пригоден. О причинах такой суровости ходили разные слухи, но большинство замковых приживалов сходилось во мнении, что Альберт Хорф сделался столь нетерпим и жесток лишь потому, что младшая дочь барона даже не смотрит в его сторону...

Широкий лоб рыцаря прорезала глубокая складка. В мирное время что делать ливонскому воину, младшему сыну, безземельному дворянину? Скучать и томиться, подумывая о том, чтобы отправиться в Пруссию или в Италию, где война не прекращались? Но уезжать не хотелось - здесь был его дом, и земля, которой владел теперь старший брат Христиан. Каменная сырость родных башен въелась ему в плоть. Отсюда предки Хорфов завоевывали свою славу, здесь, в родовом склепе покоились их истлевшие кости. Только в этом краю он мог стать себе господином...

При появлении рыцаря стражники в башне вытянулись во весь рост, прижав к плечам протазаны. Хорф придирчиво оглядел обоих и кивнул - их рвение было ему приятно. Свидетель Господь и его присные, он приложил немало стараний, чтобы утвердить в Зегельсе свою власть и превосходство. После смерти барона ни одно решение не принималось без его ведома. Законных прав на замок он пока не имел, но один лишь шаг отделял его оттого, чтобы сделаться здесь полновластным хозяином.

Хорф выглянул в окно и тут же вышел наружу.

Мартина Унгерн поднялась на западную стену и остановилась у узкой навесной бойницы. Отсюда можно было разглядеть холмистое поле, покрытое молодой зеленью и яркими звездочками первоцветов. Кое-где в ложбинах еще чернела сырая земля, и со стороны казалось, будто поле пересекают чьи-то гигантские следы. Тракт, ведущий на юго-запад к Эрле, раскис после недавних дождей, и толстый слой грязи лежал на придорожной траве и метелках молодого вереска. Но Мартина не сводила с них глаз. Она поднималась на стену так часто, как только могла, и подолгу смотрела на холмы, на темные квадраты пашен, на светло-зеленую полоску леса вдалеке, на бредущих по дороге крестьян и их грубо сколоченные скрипучие повозки. Мысленно она шла с ними до самого леса и дальше, к переправе через реку Куе, садилась в одну из неуклюжих лодок с плоским днищем и, развернувшись, плыла по течению. Темные вздувшиеся воды, полные всякого сора, несли ее прочь, с шумом захлестывая пологие берега...

На этом месте фантазия ее обрывалась, и Мартина просто стояла, прикрыв глаза, и ловила доносящиеся из-за стены звуки. Она не называла места, куда бы хотела отправиться, но твердо знала, где жизнь для нее невозможна, непереносима - здесь, в родном замке, в Зегельсе. Короткий воображаемый побег оставался для нее единственным тайным утешением, и это место - одно из немногих, где она чувствовала себя безопасно. Открытая площадка западной башни находилась пятнадцатью футами выше, и караульные с нее не замечали девушку, скрытую широким скатом деревянного навеса. Мартина слышала их голоса, но сама не издавала ни звука. Иногда это по-детски смешило ее, хотя повода к веселью, в сущности, не было никакого.

Сегодня ей никак не удавалось отвлечься. Она решила вернуться в галерею, но, едва сделав первый шаг, испуганно вздрогнула. Через мгновение кровь отлила от ее лица, а сердце отчаянно заколотилось - перед ней стоял Альберт Хорф. Несколько бесконечных мгновений оба молча смотрели друг на друга, потом Мартина, привычно опустив глаза, торопливо скользнула мимо. Рыцарь схватить ее руку и, невзирая на сопротивление, поднести к своим губам.

- Вы опять избегаете меня, фрейлейн. Это неучтиво. Я ведь ничем не заслужил вашей немилости, - удерживая девушку, Хорф с кривоватой улыбкой склонил голову так, что их лица оказались совсем близко.

- Я тороплюсь, - чуть слышно отозвалась Мартина, не оставляя попыток вырваться. Но он едва ли придал этому значение.

- Вы же знаете, баронесса, как я восхищаюсь вами. Если бы я не боялся показаться дерзким, то сказал бы, что траурный наряд красит вас более всякого другого. А ваши глаза никогда не блестели ярче, чем теперь, когда в них стоят непролитые слезы.

- Боялись показаться дерзким? - запинаясь, повторила Мартина. - О, вам и в самом деле нечего бояться...

Продолжая улыбаться, Хорф загородил ей дорогу.

- Не скрою, что ваша неприязнь жжет мне сердце. Но я не в обиде. Женщинам нравится быть жестокими к тем, кто их любит. Так они проявляют свою власть. К тому же вы еще не оправились от горя, и мое нетерпение может усугубить его... Что ж, как сказал бы ваш ученый доктор Гиммель: amare et sapere vix Deo conceditur*.

Мартина дернулась, как от удара.

- Мессир рыцарь, мое горе, как и прочие чувства, не должны вас волновать! К вам они не имеют отношения. Приберегите свои любезности для дам, которые их оценят. Мне противно вас слушать!

В потемневших глазах Хорфа зажглись недобрые огоньки. Но он еще сдерживался.

- Будьте милосердны, Мартина. Вспомните, кто благороден, тот обид не помнит!

- Я знаю другое - cui dolet, meminit!**

- Cui dolet... Даже так? У вас безжалостная память. - Хорф насмешливо ощерился. - Но я тоже могу быть безжалостным...

Он по-прежнему стоял рядом, не делая ни одного движения ей навстречу, но Мартине почудилось, что рыцарь надвигается на нее, будто оживший каменный истукан из старых сказок, и ему достаточно стиснуть кулак покрепче, чтобы раздавить ее голову, как спелое яблоко. И вновь она почувствовала себя скованной по рукам и ногам чужой страшной волей, и ей представилось, что она уже не раз принадлежала Хорфу, и он вправе смотреть на нее с презрением и обращаться с ней как с последней служанкой.

Казалось, рыцарь заполнил собой все пространство, и Мартина испугалась, что сейчас он поглотит и ее. Она хотела отступить, но уперлась спиной в холодную стену. Губы ее дрожали... Нет, просто так она ему не уступит!

Мартина гордо вскинула подбородок, и ее сердце, дрогнув, пропустило удар.

Рыцарь глядел на нее свысока:

- Вашу руку, фрейлейн!

Будто во сне, девушка сделала шаг, потом другой. Внезапно все вокруг поплыло, и Мартина вытянула ладонь в поисках опоры. Пальцы схватили пустоту, но головокружение почти сразу прекратилось. Мартина оглянулась. Невесть как она оказалась в галерее, и теперь Хорф стоял за ее спиной.

- Как вы?.. - Он глядел на нее со злостью и недоверием. - Что вы сейчас сделали?

Она не стала его слушать: путь был свободен, и девушка, подхватив юбки, бросилась бежать. За ее спиной загрохотали тяжелые шаги.

- Фрейлейн Мартина!

Она сделала вид, что не слышит.

У выхода с галереи девушка столкнулась с Жульеном де Мерикуром.

- Любезная сестрица Мартина... - Отступив на полшага, француз схватил ее за локоть и попытался отвесить поклон. Язык у него заплетался: - Куда вы... так спешите? Неуловимая сестрица... Я ищу вас с самого утра. Нам есть, о чем побеседовать...

- Вы опять выпили лишнего, любезный брат, - с тягостным чувством произнесла Мартина.

- Вы говорите точь-в-точь как Элиза... Вы так на нее похожи, что, право же, не грех и перепутать! - Жульен громко причмокнул и подмигнул ей, вероятно, посчитав это удачной шуткой. Потом его взгляд упал на Хорфа. - Что... что здесь происходит?

- Ничего. Господин Хорф всего лишь преподал мне урок латыни, - с вызовом ответила девушка.

- В галерее?

- Да, место выбрано неудачно.

- И учитель тоже, - ревниво буркнул Жульен.

Высвободив руку, Мартина слегка поклонилась.

- Ваша правда, братец. А теперь, с вашего позволения, я хотела бы удалиться.

- А я хочу, чтобы вы запомнили, фрейлейн, - в спину ей произнес раздосадованный рыцарь. - Aut viam inveniam, aut faciam***.

Мартина вспыхнула и, опустив голову, бросилась вниз по лестнице.

- Что это значит, шевалье? - неприятным голосом осведомился Жульен.

Не удостоив его ответом, Хорф прошел мимо.

- Стой! - Разъяренный француз попытался поймать край его плаща, но сам едва не упал. - Как ты смеешь поворачиваться спиной ко мне... ливонский медведь! Стоять... я приказываю! Я - хозяин этого замка...

Хорф без гнева, с презрительным любопытством вгляделся в молодого француза. Элиза Унгерн подарила мужу новую яркую одежду, золотые кольца, цепочки, украшенные янтарем, кинжал в инкрустированных ножнах. Но нарядный колет француза уже был потрепан и заляпан жиром, а нижняя рубашка не отличалась свежестью. Некогда гладкое лицо Жульена одрябло и расплылось, на щеках появились красные прожилки, глаза слезились. Мысль о том, что этот слизняк, взявшийся неведомо откуда, осмеливается ему приказывать, показалась Хорфу нелепой донельзя. Кто он такой, этот французишка? Муж баронской дочки - еще не барон. Но он этого не понимает, глупая кукла, картонный дворянчик, он напускает на себя важность, командует, браниться, сквернословит - и со смерти барона Клауса успел опротиветь в замке всем, даже собственной жене.

Под тяжелым взглядом рыцаря Жульен попытался собрать остатки достоинства, но, внезапно ослабев, прислонился к стене. Лицо его, только что пылавшее румянцем, побелело, над губой выступил пот. Жульен провел ладонью по лбу и обнаружил, что его рука дрожит.

Альберт Хорф сделал знак, и двое слуг наперегонки бросились в галерею. Рыцарь мотнул головой:

- Господин де Мерикур устал. Отведите его в покои, пусть проспится.

Жульен поглядел на него с ненавистью.

- Как ты смеешь приказывать моим людям в моем замке? Я не потерплю такого оскорбления! Ты еще узнаешь, что такое честь Бре де Мерикуров! Вы все будете мне кланяться... Я выведу вас на чистую воду...

- Уведите его отсюда! - раздраженно велел Хорф слугам. Отбросив державшие его руки, француз толкнул рыцаря ватной грудью:

- Я отправил послания в Мариенбург и Дерпт! - брызгая слюной, отчаянно выкрикнул он. - Я знаю, что ты велел не делать этого, чертов ливонский боров, потому что хочешь прибрать себе наследство Зегельса. Да, да, я знаю про твои дела! И епископ узнает обо всем, что здесь твориться!

Багровый от гнева рыцарь шагнул на Жульена, сжимая кулаки, но вдруг остановился. По его плотно сжатым губам скользнула злорадная ухмылка:

- Советую вам, мессир де Мерикур, известить также Рижский магистрат и верховный капитул Ордена. Не забудьте отписать великому магистру, пусть развлечется историей глупого рогоносца, который через полгода после свадьбы уже не в силах совладать со своею женой.

Сдавленно вскрикнув, Жульен схватился за кинжал, но слуги-латгалы уже стащили его с лестницы и поволокли через двор к паласу. Как он ни вырывался, его завели в комнату и уложили на кровать. Здесь силы окончательно оставили Жульена, и он заплакал, размазывая слезы вышитым беретом.

Дверь тихонько скрипнула.

- Прочь! Я не желаю никого видеть! - крикнул француз, яростно отбросив берет в сторону. Вкрадчивый голос заставил его поднять голову.

- Жульен, что случилось?

Француз порывисто сел, с надеждой глядя на бледного, как призрак, человека в орденском плаще с красной эмблемой и плотной повязке, закрывающей половину лица.

- Зауге, друг мой! Мне нужна твоя помощь...

* Любить и разумными быть едва ли могут сами боги

** Кто пострадал, тот помнит

*** Или найду дорогу, или проложу ее сам

Порциус Гиммель неслышно отворил дверь в трапезную и осторожно заглянул внутрь. В круглой нише у высокого стрельчатого окна за ткацким станком покойной баронессы сидела Элиза. Унизанные перстнями пальцы медленно перебирали частые зубцы гребней. Было не понятно, замечает ли она что-либо вокруг себя или целиком ушла в собственные мысли. Время от времени молодая женщина доставала из стоящей перед ней коробки кусочки марципана и съедала их с горестными вздохами.

Порциус Гиммель тихо отступил назад, неплотно прикрыв дубовую створку.

- Марципан из Ревеля... Средство от febris erotica*, так говорят. В последние дни она только его и ест. Любопытно... - Доктор подергал короткую бороду и прислушался.

Дверь в противоположном конце зала распахнулась, пропуская растрепанную и запыхавшуюся Мартину. Не замечая сидящей в нише сестры, девушка пробежала несколько шагов, налетела на пустую жаровню и, вскрикнув, схватилась за ушибленную ногу.

- Тине, что с тобой? Ты ушиблась? Тебе больно? - Очнувшись от раздумий, Элиза бросилась к сестре.

- Нет, все уже прошло, я просто не ожидала... Надо велеть, чтобы эти жаровни убрали, они только мешают. - Мартина быстро провела рукавом по глазам и улыбнулась через силу. - Не пугайся так, мне совсем не больно.

Вздохнув, Элиза мягко взяла ее за руки, усадила за стол, а сама встала рядом. Она поцеловала ладони сестры и крепко прижала их к своим щекам.

- Боже, Тинхен, я так хотела поговорить с тобой, а теперь не знаю, с чего начать.

Мартина не убрала руки, но сквозь щель Порциус Гиммель заметил, что ее плечи как будто одеревенели.

- После смерти отца мы с тобой остались совсем одни, - произнесла Элиза, баюкая сестринскую руку. Мартина чуть заметно улыбнулась:

- Ты забыла тетушку Теклу.

- А разве от нее есть толк? - раздраженно бросила молодая женщина.

- О чем ты, Лизхен? - удивилась ее сестра.

- О наших делах. О том, что теперь принадлежит нам - о замке, о поместье... Мы не может всем этим управлять, нас ведь этому не учили. Что ты или я знаем о хозяйстве, о налогах, оброках, торговле и службе?

- Так вот что тебя тревожит...

- Да, я много об этом думала в последнее время. Все говорят, что у нас богатое поместье, самое богатое в Латгалии. Отец хорошо управлял им, но мы... Сможем ли мы сберечь то, что нам досталось?

- На то есть кастелян, господин Вегнер, - помолчав, заметила Мартина. - Он человек знающий, толковый. Отец бывал им доволен...

- Кастелян! - Элиза презрительно сморщилась. - Кастелян, который не может ничего толком объяснить. Я пыталась его расспросить, но он только таращил глаза и твердил, что нам не о чем беспокоиться. По-моему, он глуп как пробка!

- Но все же знает свое дело.

- Тине, этого мало! Вегнер делает лишь то, за что ему платят. Он не будет стоять за наши интересы, если не увидит в этом выгоды!

- Хорошо, если хочешь, есть еще наши кузены Тизенгаузены. Уж они-то не откажут нам в помощи.

- Ну как можно быть такой наивной! Им нет до нас дела!

Мартина коротко вздохнула.

- Пусть так... Но ведь есть еще твой муж.

Казалось, с губ Элизы вот-вот сорвутся слова, о которых она потом будет жалеть. Глаза ее засверкали, а побелевшие пальцы стиснули край корсажа с такой силой, что жесткие планки под ними затрещали.

Стоящий за дверью человек растянул губы в беззвучной усмешке и едва заметно дернул рукой, будто стряхивая с нее воду.

- Лизель? - Мартина нерешительно тронула сестру за рукав.

- Не будем говорить о моем муже, - резко ответила Элиза.

- Но я...

- Тине, пожалуйста, не надо о нем теперь! - Голос Элизы сорвался на крик, и она со всхлипами спрятала лицо в ладонях.

На миг Мартина окаменела. В гулкой тишине трапезной всякий звук тянул за собой печальное эхо, а рыдания горше и отчаянней отдавались от холодных стен. Очень нежно Мартина обняла вздрагивающие плечи сестры и прижала ее голову к своей груди.

- Пожалуйста, дорогая, не плачь. У меня сердце разрывается, когда я вижу тебя такой... Не нужно плакать. У нас все будет хорошо, клянусь тебе, мы справимся. Нам помогут... Господь и дева Мария не оставят нас своей милостью...

Она поцеловала молодую женщину и поправила ей волосы, выбившиеся из-под жесткого треугольного чепца.

- Тине... - Элиза горько вздохнула, поднимая заплаканные глаза. - Я так несчастна...

- Отчего же, Лизель?

- Тебе этого не понять. Но поверь, дорогая, я так несчастна, что не могу описать словами. Я измучилась, в последнее время я вовсе не сплю. Я пытаюсь понять, в чем моя вина, но не могу, не могу! Ах, матерь Божья! Я больше не в силах этого терпеть! Мне хочется умереть, покончить с собой!

- Бог с тобой, что ты говоришь!

- Я так ошиблась! То, что я принимала за любовь, оказалось обманом, наваждением... Боже, какая это мука! Понять вдруг, что человек, которому ты была счастлива целовать ноги - ничтожество, полное ничтожество! Несносный, жалкий глупец! Мерзкий, неблагодарный, бесчувственный! Я все ему отдала, я готова была пойти за ним на край света, а он? Чем он мне отплатил? Он унижает меня, пренебрегает мной в моем же доме! В доме, где я сделала его хозяином!

Элиза застонала, стиснув руками голову.

- Успокойся, прошу тебя, успокойся, - Мартина попыталась лаской разжать ее сведенные пальцы. - Ты не в себе, у тебя лихорадка. Тебе надо отдохнуть. Давай я помогу тебе дойти до комнаты нашей матушки - там тихо, и никто тебя не потревожит. Ты поспишь, а утром сама увидишь, что нет причины для слез. Вы поссорились, так бывает...

- Нет, нет, нет! - Элиза сердито оттолкнула ее. - Я не хочу спать. Я хочу, чтобы Жульен де Мерикур исчез! Исчез из моей жизни! Навсегда!

- Лизель, моя славная, моя хорошая Лизель... - Едва справившись со слезами, Мартина сглотнула и убежденно произнесла: - Нельзя так говорить. Я знаю, у моей Лизель самое доброе сердце в мире. Сейчас ей плохо, но только потому, что она устала... Она отдохнет, и все будет хорошо...

Подчинившись увещеваниям сестры, Элиза немного успокоилась и позволила усадить себя в кресло и вытереть платком заплаканное лицо.

- Спасибо, Тине, - наконец прошептала она. - Мне уже гораздо лучше. Ты права, я и вправду устала... Но сперва мне надо еще сказать... Тине, ради нас обеих сделай то, что я прошу.

- Что, Лизель?

- Стань женой Альберта Хорфа!

Мартина вздрогнула и отстранилась.

- Что? - переспросила она, не веря своим ушам.

Элиза крепко сжала ее руки.

- Поверь мне, так будет лучше для всех! Только рыцарь Хорф сможет защитит нас, сохранит для нас замок! Он сильный, он справится со всеми...

- Ты не знаешь, что говоришь! - отрезала Мартина.

- Я знаю! Если он будет твоим мужем, ему придется стать на нашу сторону!

- Против кого?

- Против всех! Тине, разве ты не видишь, что все только и мечтают отобрать у нас Зегельс? Архиепископ, Орден, наши соседи... Они только и ждут, как бы накинуться на нас и разорвать на куски! Ни ты, ни я не нужны им, мы только помеха. Нас упрячут в монастырь или вовсе отравят, чтобы самим разделить наше наследство!

- Если так случится, не рыцарь Хорф станет нашим спасением, - упрямо отозвалась Мартина.

- А кто еще? С той минуты, как отца опустили в могилу, я жду, что замок заполонят братья-ливонцы в белых плащах с черными крестами. И в том, что этого не случилось по сию пору, заслуга только рыцаря Хорфа!

Мартина качнула головой.

- Это твои мысли. Ты не можешь знать наверняка.

- Пусть так... - Элиза вздохнула. - Я каждый день молю Господа и его Пречистую Матерь о том, чтобы мои страхи были напрасны. Но и ты должна помочь мне... помочь нам обеим...

- Нет!

- Прошу тебя!

- Нет, Лизель, не проси. Я не выйду за Альберта Хорфа. Никогда!

С этими словами Мартина выбежала из трапезной, оставив сестру растерянно глядеть ей в след.

* Любовная лихорадка

Дубовая створка чуть не задела почтенного доктора по лицу, и он едва успел отшатнуться. Тонкий девичий силуэт скрылся в темноте лестнице, ведущей к хозяйским покоям. Сквозняк взметнул полы докторский мантии, унося следом нежный аромат лимонника.

- Девицы разучились нынче ходить шагом, - пробормотал Порциус Гиммель. - Они либо скользят подобно тени, либо несутся сломя голову.

Потирая ушибленное плечо, доктор направился в "библиотеку", а оттуда в сопровождении слуги прошествовал на женскую половину.

У дверей Мартины он остановился и прислушался. Потом, шепотом отдав распоряжение слуге, негромко постучал и вошел.

Младшая дочь барона лежала на кровати, спрятав лицо в складках льняного покрывала, сидящая рядом Кристина гладила ее по плечу.

- Да что с вами такое, барышня? Что это на вас нашло? Утром такая спокойная были...

Толкнув служанку, Мартина села.

- Оставь меня. Я и сейчас спокойна, неужели не видно?

- Да что тут видеть, когда вы вот так лежите лицом вниз, - проворчала Кристина, с тревогой всматриваясь в лицо госпожи. - А влетели, будто за вами вилкацис гонится! Теперь-то вижу, что не плачете. Ну, так лучше... Гляньте, их ученая милость к нам пожаловала!

Порциус Гиммель шагнул вперед, учтиво склонившись перед девушкой.

Дочь барона вяло кивнула в ответ.

- Я позволил себе явиться к вам, фрейлейн, - произнес доктор, - в надежде развеять вашу грусть. Сейчас, на лестнице мне показалось, что вы чем-то расстроены. Теперь я вижу, что не ошибся.

- Да, да... - рассеянно отозвалась Мартина.

Порциус Гиммель подал знак, и слуга, покряхтывая, выставил посередине комнаты часы в резном деревянном футляре. Четыре витые бронзовые колонны полутора локтей в высоту поддерживали треугольную крышку, украшенную бордюром из гвоздиков с фигурными шляпками. Узкие створки блестели яркими красками цветов и виноградных лоз, а над циферблатом два длиннорогих быка бодали цветущий куст. Вместо глаз доктор вставил им кусочки черного агата. Массивная подставка в виде снопа колосьев опиралась на основание в виде звериных лап, покрытых то ли чешуей, то ли грубой шерстью.

Часы звонко тикали, фигурные стрелки незаметно отсчитывали ход времени.

Кристина восторженно ахнула и тут же подалась ближе - рассмотреть узоры, потыкать пальцем в быков, ковырнуть бронзовые шляпки.

Дочь барона через силу выдавила улыбку:

- Красиво, герр доктор...

- Вы находите, фрейлейн? - Порциус Гиммель как будто не заметил ее безразличия. - Да, признаться, и вправду получилось недурно. Я редко бываю доволен своей работой, но эти часы... Тут я должен был приложить все свое умение, чтобы ваши прекрасные глаза могли озирать предмет, достойный их взгляда.

Мартина оттерла лицо и из уважения к доктору постаралась проявить больше интереса:

- О, благодарю вас. В этих часах тоже есть секрет?

Порциус Гиммель добродушно рассмеялся.

- Моя госпожа всегда зрит в корень. Да, я не смог удержаться... Дайте вашу булавку... - Он слегка надавил острием между шляпок, потом подцепил и вытянул вперед рамку с быками. За ней было пусто. - Глядите... Тайник небольшой, но обнаружить его непросто. Этому секрету меня научил мастер Вишер, непревзойденный резчик, с которым мы приятельствовали в Нюрнберге. Он делал множество забавных вещиц... Но я могу показать фокус куда занятней.

Он провел рукой над циферблатом, и тиканье на мгновение смолкло. Потом раздался мелодичный звон. Некоторое время, казалось, ничего не происходит, но вдруг Кристина вытаращила глаза и закричала, указывая пальцем на стрелки:

- Господи помилуй, да они назад идут! Смотрите, барышня, смотрите сами!

- Это правда! - Сверкая глазами, Мартина наклонилась к циферблату. - Они идут назад... Это колдовство?

- О нет, простая механика, - с почтительной улыбкой доктор заложил руки за спину. Мартина глянула на него с любопытством, но глаза ее снова потухли.

- Как жаль... - чуть слышно прошептала она.

- Чего же, фрейлейн?

- Жаль, что вы не можете заставить время двигаться назад.

- Вы желали бы этого?

- Да, от всего сердца. Если бы можно было все вернуть... то отец был бы жив... а сестра не вышла замуж. Как хорошо жили бы мы все вместе в Зегельсе!

- Моя госпожа, кто тоскует о прошлом, тот не видит будущего, - мягко заметил доктор.

- А если будущего нет?

- Такого не может быть.

Мартина с тяжелым вздохом выпятила губу и поникла, отвернувшись ото всех. Доктор встал у окна, неторопливо перебирая пальцами вдоль частых свинцовых переплетов.

- Я нахожу, - произнес он негромко, будто беседуя сам с собой, - что многие люди чересчур склонны поддаваться внезапным порывам чувств, не умея ни обуздать их, ни направить в нужное русло. Такие люди не склонны рассуждать, они полностью отдаются первому стремлению, которое зачастую является весьма сильным, но редко - верным. Увы, последствия необдуманных решений умножают меру людского страдания. Hoc erat in fatis...*

Мартина прислушалась. Порциус Гиммель говорил так тихо, что сама того не замечая, она приблизилась и встала рядом с ним.

- Фрау Элиза, ваша сестра, одна из таких людей. Чувство к господину де Мерикуру завладело ею, и она не нашла в себе сил ему противиться. Окажись ее избранник благородным in natura**, а не только лишь по праву рождения, эта история разрешилась бы к всеобщему удовлетворению. Но господин де Мерикур слаб, упрям, невоздержан, склонен к истерии и подвержен дурному влиянию. Его союз с вашей сестрой по природе своей не мог оказаться долговечным. Так и случилось. Но, боюсь, чувства фрау Элизы не вполне угасли. Они подобны тлеющим углям под слоем пепла - из них еще может разгореться пламя, но теперь оно будет сжигать, а не греть.

- Бедная Лизель, - прошептала Мартина, утирая выступившие слезы.

- Не стоит жалеть человека за то, каков он есть. Многие женщины вскоре после замужества испытывают разочарование даже в том случае, если брак заключен по любви. Наиболее разумный и естественный выход в таком случае - расторжение союза... - Порциус Гиммель замолчал, внимательно глядя на побледневшую Мартину.

- Развод? - с ужасом переспросила девушка.

- Да, моя госпожа. Но для фрау Элизы он невозможен, по крайней мере, теперь, иначе она лишится права на наследство. Ваши земли и титул передаются в порядке первородства по мужской линии, если же наследницей становится женщина, опеку над ней осуществляет супруг или ближайший родственник. Таково несомненное положение дел. Однако и здесь остается возможность полюбовного соглашения... когда видимость брака сохранена, а на деле супруги дают друг другу свободу. Господину де Мерикуру было бы лучше покинуть Зегельс и вернуться во Францию или в свои савойские имения, если они, конечно, существуют...

Мартина задумалась, потом с грустью покачала головой:

- Если так случится, плохо придется нам обеим - и Элизе, и мне.

Доктор Порциус легонько сжал локоть Мартины и, склонившись к ее уху, чуть слышно прошептал:

- Моя госпожа, не стоит горевать понапрасну. Примирение супругов де Мерикур невозможно, но ваша сестра скоро утешиться. Ее сердце уже занято другим человеком, хотя она сама еще не догадывается об этом. Фрау Элиза разочарована, потому ее естество жаждет того, кому она сможет довериться. Она ослабела, поэтому ее влечет мужская сила и превосходство...

- О ком вы говорите? - Девушка замерла, с томительным предчувствием ожидая ответа.

- Я говорю о рыцаре Хорфе.

- Альберт Хорф и Элиза? - Голос Мартина зазвенел и сорвался. Порциус Гиммель дернул ее за руку и прижал палец к губам, призывая к осторожности. - Хорф и моя сестра? Как такое возможно?

- Все возможно, моя госпожа, все говорит об этом.

- Да как же так? Только что Элиза была сама не своя от любви к мужу. С чего вдруг ей влюбляться в Альберта Хорфа?

Вместо ответа Порциус Гиммель низко поклонился ей и, не произнеся более ни слова, вышел из комнаты.

* Так суждено...

** По сути

Сказавшись больной, Мартина сидела в комнате, неотрывно глядя на бронзовые стрелки часов, отсчитывающие задний ход. Она спрашивала себя - неужели доктор говорил ей правду? Чем мог увлечь Элизу немецкий рыцарь? Он не отличался ни красотой, ни утонченностью, напротив, был груб и высокомерен. И род его не такой уж знатный - первый из Хорфов простым кнехтом прибыл в Ливонию менее ста лет назад. Великий магистр фон дер Борх отдал им Крейцбург, после того дед Альберта Хорфа принес Ордену вассальную присягу. У самого рыцаря нет ни земли, ни денег - лишь горстка наемных солдат называет его господином...

Каким же непостижимым способом проник Хорф в душу Элизы? От потаенных мыслей у Мартины холодело под сердцем. Беспощадная воля рыцаря черной тучей опускалась на Зегельс, чтобы завладеть всем, что есть в нем - плотью, камнями и золотом. Страшно видеть, какую власть приобретают над ними его слова и желания. Что за силы ведут его по неправедному пути? Ведь недаром пожилые латышки, завидев Хорфа, торопливо чертили в воздухе знак, охраняющий от колдовства. Может, и вправду тогда в лесу дьявол являлся к нему сперва в образе волка, а потом меченого?

Через три дня, таясь ото всех, Мартина пришла в "библиотеку".

- Доводилось ли вам встречать колдунов, доктор Порциус? - с порога спросила она.

- Моя госпожа, вы говорите о возможности творить чудеса? Если так, то я много слышал о людях, которым это было доступно, и даже встречал их на своем пути.

- Что же вы делали, когда встречались с ними?

- Я говорил с ними, фрейлейн, а с некоторыми и жил бок о бок, деля кров и пищу.

Мартина посмотрела на него с испугом.

- И они не причинили вам вреда? - недоверчиво спросила она.

- Одна лишь способность творить чудеса не делает человека ни святым, ни грешником. Все зависит от того, к добру или к злу ее обращают, - рассудительно заметил доктор. - Навредить ближнему может любой, а злокозненность есть свойство не одних лишь колдунов.

Дочь барона опустила голову и задумалась.

- Но как распознать того, кто вступил в сговор с дьяволом? - тихо произнесла она. - И может ли рыцарь замараться в этом?

Порциус Гиммель рассеянно пожал плечами.

- Не вижу причины, по которой рыцарю отказано в праве совершить грех, как и любому смертному. Французский маршал барон де Ре слыл известным колдуном и детоубийцей, а великий магистр ордена бедных рыцарей Храма сгорел на костре, как колдун и еретик... Моя госпожа, что с вами? - Он подхватил бледную, как смерть, Мартину и усадил в кресло. - Я напугал вас? Простите мой болтливый язык...

- Значит, дьявол способен овладевать даже душами монахов? - прошептала девушка, не слушая сбивчивых извинений. По ее щеке скатилась горячая слеза. - Значит, и мы в его власти?..

Внезапно доктор отступил на шаг и рассмеялся.

- Господь милосердный! Вот уж не думал, фрейлейн, что вас так легко напугать. Успокойтесь, моя госпожа, не стоит придавать значения всему, что болтают о колдунах, - доверительно заметил он. - Истинные чудеса - в руках Божьих, а дьявол вершит лишь то, что ему дозволено Господом. И поскольку нет у него власти, он прибегает ко лжи и так совращает невежественные души... Право, фрейлейн, мне жаль, что я невольно огорчил вас. Я не хотел. Не станем более говорить о вещах, чья природа скрыта от непосвященных, иначе и тут будет произнесено много лжи... Может быть, когда-нибудь... - Поциус Гиммель прикусил губу, раздумывая.

Некоторое время в мерзлой тиши "библиотеки" был слышен только шорох синей докторской мантии и тонкий вой сквозняка под дверью. Мартина оттерла слезы и увидела, что Порциус Гиммель разглядывает небольшую мраморную табличку у себя в руках.

- Взгляните, фрейлейн... Сможете прочесть, что здесь написано? - Доктор бережно коснулся сколотых углов. - Готов поспорить, вы и двух букв не разберете. Конечно, этот язык вам незнаком.

- Что за язык? - нахмурилась девушка.

- Язык богословов и философов, величайший и прекраснейший из всех языков земных... я говорю о греческом, - пояснил доктор, вновь придвигая к себе табличку. - Когда-то таблицы, подобные этой, составляли целый свод. Люди, облеченные знанием, передавали их из поколения в поколение, бережно собирая и запечатлевая на мраморе крупицы человеческой мудрости. А ныне все, что осталось от ее бесценных сокровищ, может уместиться в ладони. Это ли не красноречивый пример тщете человеческих притязаний?

Мартина пожала плечами. Ее покойная матушка, баронесса, обучила дочерей чтению и письму на немецком и латыни, а еще шведскому, который был в большом ходу в Эстляндии. Старый капеллан, поляк, занимался с девушками польским. Но греческий был у них не в ходу - вправду сказать, и язык, и народ, его на нем говоривший, оставался Мартине безразличен.

- Что там написано? - пробормотала она, покосившись на мелкие буквы, еле различимые на покрытом желтыми пятнами мраморе.

Доктор Порциус поднял голову.

- Есть древнее предание, фрейлейн, - торжественно произнес он, - оно пришло из тех времен, когда Христос еще не ходил по земле. Безжалостный Хронос, отец богов, пожирал своих детей одного за другим и пожрал уже пятерых, но когда родился шестой, мать богов вместо ребенка принесла мужу завернутый в пеленку камень. И Хронос, не заметив подмены, проглотил его, как и всех детей до этого. Ребенок же, тайно взращенный матерью, возмужал и свергнул отца с небесного трона. Он же заставил павшего исторгнуть обратно проглоченных сыновей и дочерей, а вместе с ними и камень, спасший ему жизнь... - Доктор надолго замолчал.

- И что же? Все это записано на табличке? - прервала затянувшуюся тишину Мартина.

- А?.. - Порциус Гиммель слегка вздрогнул, приходя в себя. - Нет, моя госпожа. Здесь написано о прекрасной Деве, чье имя, скрытое тайной, нельзя произнести вслух. Гуляя по цветущему лугу, она подобрала камень, исторгнутый отцом богов, и в ее руках он пророс, подобно колосу. Ости его пронзили время, соединив прошлое с настоящим, а настоящее с будущим - и вот время перестало существовать. А вместе со временем стало умирать все живое. Увидев это, Дева спрятала камень у себя в чреве, чтобы ничья рука более не могла его коснуться. С тех пор ее почитают как хранительницу времени... Вот и все, что здесь написано.

- Я знаю эти языческие сказки, - заметила девушка. - У лэттов их много. Раньше старая Берта рассказывала нам с Элизой о матерях природы и раганах...

- Поверьте, моя госпожа! - с неожиданной горячностью перебил доктор. - Сказки сказкам рознь, и люди в них верят. Да, верят!

Он резко поднялся и принялся расхаживать взад-вперед. Мартина наблюдала за ним с беспокойством. Ей было не по себе от его резких жестов, странного бормотания и мрачных взглядов. Добрый доктор, к которому она привыкла, исчез, вместо него перед ней встал совсем другой человек. Он выглядел, как Порциус Гиммель, носил его одежду, говорил его голосом - тем не менее, он не был ей знаком. Мартина нервно затеребила манжеты. Ей хотелось уйти, но почему-то она продолжала сидеть, будто приклеенная к креслу.

Наконец доктор остановился, устремив пристальный взгляд на девушку.

- Много-много лет назад, - произнес он с грусть, - один юноша тоже смеялся над тем, что казалось ему выдумкой сказочников. Потом он вынужден был переменить свое мнение. Когда-нибудь я расскажу вам об этом... Этот человек много страдал. Горести заставили его усомниться во всем: в себе самом, в законах, в справедливости... даже в Боге! Он был растерян и не понимал, за что Господь подверг его испытанию, явно превышающему человеческие силы. По глупости своей юноша захотел совершить невозможное и вернуть время, когда он был спокоен и счастлив... И он стал искать способ овладеть временем.

Мартина выпрямилась, глаза ее заблестели. Теперь она ловила каждое слова доктора.

- Да-да, фрейлейн, - кивнул Порциус Гиммель, отвечая ее невысказанным мыслям. - И время можно взять в руки, как материальную субстанцию. Это не каждому дано, но в вас, моя госпожа, я вижу редкий задаток... Но его еще нужно развить. Если пожелаете, я поведу вас тайной стезею. Ибо Господь заповедал нам с вами одну цель - служение Деве, хранительнице времени...

Жульен де Мерикур в ярости выскочил во двор и зашагал к конюшням, остервенело хлопая по сапогу рукояткой хлыста. Заметив у ворот оседланную лошадь, которую вел под уздцы конюх-латгал, француз, не раздумывая, вскочил в седло и вырвал уздечку. Стражники у подъемного моста едва успели отскочить в сторону, а тот из них, кто оказался менее расторопным, получил хлыстом по плечу.

Без перерыва понукая коня, Жульен несся напрямик через холмы. От бешеной скачки перехватывало горло, и кровь сильнее стучала в ушах. Внезапно лошадь споткнулась. Сделав несколько неуверенных шагов, она сумела выровнять ход, но внезапно всадник натянул поводья с такой силой, что едва не порвал ей рот. Лошадь нервно присела, переступая с ноги на ногу. Ее бока ходили ходуном, конский пот оставил темные пятна на бархатных штанах француза. Упершись руками в седло, Жульен с трудом перевел дыхание, после чего выругался.

Оглянувшись, он заметил, что со стороны замка к нему направляется еще один всадник. Первым побуждением француза было снова пустить лошадь в галоп, чтобы избежать встречи, но, приглядевшись, он узнал меченого.

Подъехав без спешки, Зауге остановился поодаль. Его лицо по-прежнему закрывала повязка, а видимая половина была бледна и неподвижна. Единственный глаз слезился от ветра. Зауге аккуратно промокнул его платком.

- Как ты можешь быть повсюду и оставаться незаметным? - Жульен капризно скривил губы. - Зачем ты ехал за мной? Я хочу побыть один.

- Слежу, чтобы тебя не загрызли волки, - тихо ответил рыцарь.

- Все волки остались в замке, а другие не нападают без твоего приказа, ведь так?

- Ты говорил с баронессой?

- Говорил ли я с ней? Говорил ли я с этой упрямой, вздорной бабой? С ливонской ведьмой, проклятой потаскухой? О да! Если это можно так назвать... - молодой человек презрительно рассмеялся. - Она даже не соизволила меня выслушать! Она повернулась ко мне спиной, как будто я не ее муж, а попрошайка! Неслыханно! Она за это ответит!

- Тебе стоит напомнить ей о послушании, - прошептал Зауге. - Теперь ты здесь господин и не собираешься покидать Зегельс. Я говорю так, потому что не верю слухам о твоем отъезде в Ригу... Ты же знаешь лэттов - их хлебом не корми, дай почесать языки...

Жульен побледнел.

- Они говорят о моем отъезде? - переспросил он, беспомощно оглядываясь на замок.

- Да, я своими ушами слышал. Но, разумеется, ты не собираешься никуда уезжать... Впрочем, даже если бы ты решил покинуть нас... это было бы понятно. Твоя жена, как говорят, мечтает попасть ко двору короля или императора. Если бы ты уехал, а ее оставил здесь, клянусь святым Николаем, это была бы прекрасная месть... Но ты слишком благороден, чтобы мстить женщине, хоть бы она и заслужила это сотню раз...

Француз задумался.

- Но ведь я не могу сидеть здесь вечно, - пробормотал он тоскливо. - О смерти моего тестя скоро узнают в Мариенбурге. Лучше уехать сейчас, пока ливонцы не прислали своих эмиссаров. Клянусь тебе, я узнаю, где старик спрятал ключи от подвалов в башне, и тогда уже меня ничто не остановит!

Зауге подъехал ближе.

- Друг мой, ты говоришь, как настоящий хозяин, - вкрадчиво произнес он, еще сильнее понизив голос. - Победа почти у тебя в руках... Тебя будут уважать, Жульен, все, и баронесса, и фогт, и епископ... Лучшего момента, чтобы утвердить свое превосходство, у тебя не будет. Если ты покинешь жену, я уверен, вскоре она почувствует величайшее сожаление. Но будет слишком великодушно оставить в ее распоряжении замок и состояние, которое теперь по праву принадлежит тебе...

Жульен вскинул голову.

- Да, да, ты прав! Я уеду отсюда, но не раньше, чем получу свое! Элиза еще пожалеет о том, как со мной обошлась. Она сгниет в своем медвежьем углу, а я буду сыпать золотом и любезничать с красивейшими дамами французского двора! - Он дернул поводья и повернул к замку.

Зауге с невозмутимым видом пристроился следом. Ветер отогнул край повязки на его лице, на миг обнажив налитые кровью уродливые буквы.

Часть 4. Часы

Санкт-Петербург, наши дни

Сверкающие белые осколки застыли в воздухе, словно блики от неподвижного зеркального шара.

- Шссс! - разочаровано прошипел темполог, делая шаг вперед. Вера вцепилась ему в плечо.

- Стой! Ты куда?

Кирилл раздраженно высвободился.

- Никуда.

Веру била крупная дрожь. Голова опять начала кружиться, слепящий блеск осколков вызывал тошноту. Темполог с беспокойством заглянул девушке в лицо:

- Ты снова собираешься в обморок?

- Н-нет, - ей едва удалось разжать стиснутые зубы. - М-мне страшно. Давай уйдем отсюда...

- Нет. Я должен разобраться.

- В чем? - Вера с трудом удержалась, чтобы не завизжать во весь голос. - В чем разобраться? Что тут происходит? Куда делась "Ротонда"? Где Юлька? Я ничего не понимаю! Ты можешь объяснить?!

Она все повышала и повышала голос, пока не захлебнулась собственным криком. Темполог смотрел на нее, не мигая. Лицо у него оставалось невозмутимым, только на дне сузившихся зрачков мелькали едва заметные искры. Выдержав паузу, он спокойно ответил:

- Сейчас я сам ничего не понимаю. С подобным явлением у нас в лаборатории еще не сталкивались. Поэтому я сказал, что нужно разобраться.

- А разве это не то, о чем ты все время твердил? Этот, как его... темпоральный резонанс?

- Пока данные не обработаны, ничего нельзя утверждать... Влияние резонанса на человеческую психику мало изучено. По какой схеме проходит процесс апперцепции? Почему, к примеру, я воспринимаю аритмические хроновсплески через обоняние, а ты - через зрение и слух? Кстати, что ты сейчас видишь?

Вера прикрыла глаза ладонью.

- Блеск, - буркнула она. - Очень много блеска. Жутко раздражает...

У Кирилла дернулись ноздри.

- А я чувствую сильный запах лимона. - Он непроизвольно сглотнул. - И ты права, это действительно раздражает.

- Когда мы сможем отсюда уйти?

- Посмотрим, - уклончиво отозвался темполог, доставая компьютер. - Ты посиди пока в сторонке.

Вера зябко передернула плечами. Мысль оставить Кирилла с его научными изысканиями и никогда больше сюда не возвращаться была столь навязчивой, что девушка, сама того не замечая, сделала шаг к калитке. Но в этот момент перегруженное зрение вдруг выкинуло новый фортель: вместо белого дощатого забора перед глазами выросла трехметровая бетонная ограда, облепленная клочьями старых афиш. Она перегораживала двор целиком, плотно упираясь краями в стены домов. В серых ребристых блоках не было даже отдаленного намека на проход. Вера медленно двинулась вдоль ограды, пытаясь нащупать хоть что-то, похожее на калитку или щель, в которую можно было бы пролезть. Перегретый шершавый бетон неприятно колол ладони, пыль и потеки липкого клея оставляли на коже видимый след.

Девушка отступила, медленно опуская руки.

"Это никогда не кончится, - пронеслось у нее в голове. - Господи, я так больше не могу. Я хочу домой!"

Опустившись на землю, она уткнулась лицом в колени. Кирилл мельком глянул в ее сторону и повернулся к МК.

Компьютер работал нормально, но подолгу раздумывал над каждым запросом. Хмурясь все сильней, темполог пробегал глазами выплывающие строчки расчетов. На голографическом дисплее проступала объемная модель пространственно-временного континуума, похожая на полураспустившийся бутон с длинными тонкими лепестками или на колос с толстыми остями, уходящими в бесконечность. В его основании яркая точка отсвечивала золотисто-зеленым. Тонкие белые линии, оплетавшие модель, словно жидкая паутина, фиксировали всплески временных помех. Последних было не так уж и много, гораздо меньше, чем рассчитывал обнаружить Кирилл, но все "нити" сходились в узел на одной из остей. Через равные промежутки времени узел расплетался, чтобы тут же завязаться на другой ости...

- Это невозможно! - сурово объявил темполог, словно от фразы, произнесенной вслух, что-то должно было измениться. - Бред какой-то!

Он с силой провел ладонью по мокрому лбу, задев еле затянувшуюся рану.

Вера слегка пошевелилась. Внезапно она задрожала и вскинулась, прижимая руки к груди:

- Часы!

- Эй, проснись! - Кирилл тронул ее за плечо. Вера открыла и тут же закрыла глаза, словно ей было больно смотреть.

- Да, - тихо пробормотала она, - часы...

- Какие часы?

- Которые идут назад. Надо их найти. - С тихим вздохом девушка опустила голову на сложенные руки и снова задремала.

Темполог скорчил гримасу. Стилос запрыгал по дисплею, на котором опять стала выстраиваться знакомая пространственно-временная схема, похожая на цветочный бутон. Или на короткий остистый колос.

- Шссс... - прошипел темполог, запуская обе руки в волосы. - Ну, кто в такое поверит?

- Поверит во что? - Вера, приподняв голову, смотрела на него одним глазом.

- Я думал, ты спишь, - буркнул темполог.

- Я сплю.

- Значит, ты говоришь во сне? У тебя лунатизм?

- Не знаю. Я просто сплю и вижу сон. Сейчас ночь, небо темное, горят фонари. В окнах домов - свет. Осколки "Ротонды" сияют, словно застывший звездопад. - Вера зажмурилась и потрясла головой. - А когда я смотрю на тебя, у меня в глазах двоится...

- Вот как? - пробурчал Кирилл. - Еще что-нибудь?

- Надо найти часы.

- Об этом ты уже говорила.

- И Юльку тоже. Юлька знает, где искать Руслана Чернявина, а Руслан знает про часы.

- Опять часы.

- Да. Их надо найти. Я бы пошла одна, но не могу найти выход.

Кирилл равнодушно передернул плечами и вдруг просиял. Несколько секунд он, как одержимый, перетасовывал кубики файлов на дисплее, пока не наткнулся на нужный.

За его спиной хихикнула Вера.

- У тебя выросли рожки! - пропищала она. - Ой-ой-ой, рожки да ножки!

Не сводя глаз с дисплея, Кирилл подобрал обломок кирпича и запустил им в скопление осколков. Кирпич беззвучно влетел в светящуюся сферу и исчез, не оставив после себя даже легкого колебания. Но почти сразу в стороне раздался громкий скрежет, и по стене ближайшего дома пробежала глубокая трещина. И Вера, схватившись за голову, с криком повалилась на землю.

- Перестань! Прекрати! Это невыносимо!

- Уже все, успокойся, - Кирилл, не скрывая довольного лица, помог девушке подняться. - Можешь открывать глаза.

Вера недоверчиво покосилась на него из-под слипшихся ресниц.

- Что это было?

- Небольшой эксперимент, - не удержавшись, Кирилл щелкнул насупленную девушку по носу и едва не схлопотал пощечину в ответ.

- Эксперимент?! Ты, что, совсем рехнулся? Да у меня чуть череп не взорвался!

- Ладно, извини. В следующий раз я предупрежу.

- В следующий... - не договорив, Вера несколько секунд молча хватала ртом воздух. Потом опустила голову и со стоном потерла виски. - Я еще одного раза не вынесу.

Кирилл ласково потрепал ее по макушке.

- Послушай, мне очень нужно знать, что именно ты видишь и чувствуешь. Постарайся описать свои видения как можно точнее.

Лицо девушки сморщилось в болезненной гримасе:

- Оставь меня в покое...

- Вера, Верочка, - затормошил ее темполог. - Соберись и сделай, как я сказал. Ну же! Это очень важно!

- Отстань...

- Вера, посмотри на меня! - Он заставил ее поднять лицо. - Помнишь, я говорил тебе о том, что во время дестабилизации естественной хронончастоты могут происходить изменения в человеческом мозгу?

- Ничего я не помню...

- Сейчас идут очень сильные темпоральные возмущения. Очень, очень сильные! Настолько, что время в качестве последовательности событий фактически теряет свое значение. Понимаешь? Событие, изменение, "сейчас", "сию минуту", настоящее - этого уже нет!

От удивления Вера даже перестала вырываться:

- Ты спятил?

- Знаешь, я сам себя только что об этом спрашивал. Вообще-то спятить в такой ситуации легко, но ситуация от этого не перемениться - пространственно-временной континуум перестраивается в новый порядок. Я не могу сказать точно, как это происходит, но один показатель определился точно: прошлое, настоящее и будущее становятся амбивалентны.

- Что? - непонимающе моргнула девушка.

- Смотри, допустим, чтобы сделать шаг, тебе нужно поднять ногу, перенести ее вперед, поставить на землю. Чтобы сделать еще один, нужно опереться на нее, поднять другую ногу, перенести, поставить, и так далее. Ты делаешь все положенные действия, не задумываясь. Каждый твой шаг является событием в узком смысле, в совокупности же все шаги должны привести к какой-то цели. Эта цель - твое будущее, каждый шаг, который ты делаешь, - твое настоящее, а уже пройденный путь - прошлое. Понятно?

- Ну...

- А теперь представь, что одновременно с одной ногой у тебя поднимается и другая, ты не можешь ни поднять ногу, ни поставить - оба эти действия совершаются вместе в один и тот же момент. И происходит это потому, что настоящее обретает множество вариаций, которые мы привыкли относить сослагательному наклонению: если бы ты споткнулась... если бы пошла не с правой ноги, а с левой... если бы стала двигаться не в перед, а назад... Множество различных "если", которые должны исключать друг друга, но не исключают. В этом суть темпоральной амбивалентности - множества вариантов становятся одинаково вероятны, по числовым показателям вплоть до стотысячной доли процента. И пропорционально увеличивает вариативность для событий будущего и даже прошлого! Да что говорить - само прошлое в такой системе становится не причиной, а следствием настоящего!

- Я ничего не понимаю, - призналась Вера.

Вместо ответа Кирилл улыбнулся, не разжимая губ - странной напряженной улыбкой, от которой на его щеках пролегли глубокие борозды.

- Порядок сменяется хаосом, - пробормотал он. - Но в хаосе существует своя система, которую тоже можно назвать порядком. Порядком иного уровня...

- Что же теперь делать?

- Опиши мне свои видения. Надеюсь, это мне поможет.

Вера вздохнула. Вот уж чего ей абсолютно не хотелось, так это говорить о том, что она видит. Да и видит - слишком сильно сказано. Перед глазами все дрожало и двоилось. Малейшая попытка сфокусировать взгляд отзывалась резью в глазах и острой головной болью. Это напоминало бред, и было также мучительно.

- Не понимаю, чем?.. - пробормотала девушка, прикрыв лицо рукой. - Что это даст?

Темполог пожал плечами.

- Видишь ли, измененные состояния сознания не возникают на пустом месте. Особенно у людей с такой хроночувствительностью, как у тебя. Попробуй, и если повезет, мы узнаем причину...

- Ты же сказал, что причин и следствий теперь не существует!

- Ну, до этого пока не дошло - как видишь, мы с тобой сидим, разговариваем и все еще понимаем друг друга.

"Не уверена", - хотела сказать Вера, но прикусила язык. По глазам вновь резануло яркой вспышкой, вызвав тошноту. Девушка отпустила голову и схватилась за живот.

- Что? - Кирилл мертвой хваткой стиснул ее запястья. - Ну же, Вера, не молчи!

- Часы, - чуть слышно простонала она.

- Опять? Что за часы? Как они выглядят?

Собравшись с силами, Вера вырвалась из его рук.

- Как же ты меня достал! - тоскливо произнесла она. - Ты не представляешь... как же... ты... меня... достал!

- Перестань кривляться.

"Ненавижу!" - мрачно подумала девушка, дрожащими руками отводя волосы с лица. Но, как ни странно, резкость темполога действовала на нее бодряще, поэтому она произнесла гораздо тверже:

- Ты спрашивал, что я вижу? Я вижу часы. Очень отчетливо, лучше, чем тебя сейчас. Старинные, бронзовые. Деревянный резной футляр в готическом стиле. Особая примета - все время идут назад. О них рассказывал Руслан Чернявин, Юлькин приятель... бывший. Раньше они находились в Кунсткамере, а где сейчас - неизвестно. Может, сам Руск их и прибрал. Юлька говорила, он любил тащить все, что плохо лежит...

- Ладно, - Кирилл сосредоточенно подвигал губами. - Что особенного в этих часах?

Вера задумалась.

- Даже не знаю, - произнесла она неуверенно. - Они все время стоят у меня перед глазами, хотя я их ни разу не видела. В жизни, я имею в виду. Может, это еще один тайник? Если камня все-таки четыре...

- Если... - сделал ударение темполог.

- В общем, Руск говорил, что их привезли из Европы. По дороге они сломались, а может, с самого начала были сломаны, и поэтому стали идти назад. Еще время от времени они останавливаются на без четверти десять, и тогда кто-то поблизости должен умереть. Якобы у офицера, который их привез, таким образом умер сначала брат, потом близкий друг, потом еще кто-то, и он решил от часов избавиться и продал за бесценок в музей. А там их никогда и не выставляли...

- Ладно, попробуем отыскать загадочные часы. Если это не поможет ликвидировать темпоральный резонанс, то, по крайней мере, тебя избавит от навязчивой идеи. - Подмигнув ей, Кирилл придвинул к себе МК.

- Опиши еще раз, как они выглядят, - не отрываясь от экрана, попросил он.

- Я могу нарисовать.

- О, так даже лучше, - одобрил темполог, руками водя над дисплеем, как будто раскатывал тесто по столу. Экран сплющился, растянулся и помутнел, превратившись в серый прямоугольный планшет со светящимся ободком. Кирилл легко подцепил его двумя пальцами и передал его девушке вместе со стилосом. - Рисуй.

Вера осторожно вытянула руки. Странное ощущение - держать пустоту как лист бумаги. Планшет слегка пружинил при надавливании, но привычного контакта карандаша с поверхностью не чувствовалось, стилос то и дело проваливался, и Вере нервно стискивала пальцы, боясь его упустить. И с глазами по-прежнему было неладно - иногда она вообще переставала видеть или видела нечто, совсем иное, какие-то непонятные фигуры или незнакомые лица. Когда рисунок был закончен, девушка взмокла и вымоталась так, словно бежала марафон.

Едва глянув на результат, Кирилл принялся переводить плоское изображение в объемную голограмму. Вера отодвинулась в сторону и прикрыла слезящиеся от напряжения глаза. Сквозь навалившуюся усталость понемногу начало просачиваться давнишнее щемящее беспокойство.

Из тревожного забытья ее вырвал слегка удивленный голос темполога:

- А ты права, часы действительно существуют.

- Нашел их? - не оборачиваясь, спросила девушка.

- Совпадение сорок три процента. Не бог весть что, но лучше, чем ничего.

Новость почему-то не вызвала у Веры радости. Напротив, под ложечкой неприятно кольнуло, а горло перехватил спазм.

- И где же?

- Не понимаю... очень сильные помехи. Карта почти не читается. Погляди ты!

- Не хочу. - Под опущенными веками заплясали разноцветные пятна. Спиной она ощущала обескураженный взгляд Кирилла.

- Вера?.. - Он сильно тряхнул ее за плечо. - В чем дело?

- Не трогай меня! - Ее охватила дрожь, и зубы мелко застучали.

Она не могла объяснить, что ее так пугает. Ей просто было страшно. Страх шел ниоткуда, и Вера не могла понять его причины. В другое время она, возможно, сумела бы с ним справиться, но не сейчас. То, что с ней теперь происходило, этот безумный калейдоскоп снаружи и нескончаемая боль внутри, а хуже всего - утрата безусловного чувства реальности... все это отнимало последние силы. Она понимала, что нужно взять себя в руки, но просто не могла этого сделать. В мозгу разливалась звенящая пустота, подобно черной дыре, поглощавшая остатки энергии.

Требовательный голос Кирилла доносился будто издалека. Жесткие пальцы больно впивались в кожу. Ну почему, почему он не хочет оставить ее в покое?..

- Посмотри на меня! - скомандовал темполог, хлопая Веру по щекам. - Нет, нет, не теряй сознания! Открой глаза, ну же!

- "Ротонда"... - еле ворочая языком, прошептала девушка. - Шевелится...

Кирилл стремительно обернулся. По светящимся осколкам пробежала легкая рябь. Часть из них потускнела, тогда как другие, напротив, вспыхнули еще ярче.

Вера тоненько захныкала, потом раскрыла рот и задышала по-собачьи.

Темполог с шумом втянул носом воздух:

- Что-то происходит.

- Без тебя знаю, - слабо огрызнулась девушка. - Прекрати это.

- Не могу. Придется потерпеть.

Резким движением Вера отбросила его руки и на четвереньках поползла прочь. За шлагбаумом она кое-как поднялась на ноги, сделала пару неуверенных шагов и остановилась, с силой толкая воздух перед собой. Потом ее ладони с растопыренными пальцами будто утратили опору, Вера выпрямилась, немного постояла, мотая головой, и побрела. Сначала медленно, с трудом переставляя ноги, но потом все быстрее и быстрее.

На улицу она вырвалась почти бегом и остановилась, беспомощно оглядываясь по сторонам.

Солнце делило проезд на две неравные части: одна половина напоминала засвеченную фотографию, другая колыхалась в густой синеватой тени, будто на дне глубокого водоема. И свет, и тень двигались, все время меняясь местами. Дома, окна, вывески, рекламные стенды, цветные тенты, деревья, столбы, газоны и урны дробились и рассыпались, как плохо собранная мозаика. В бледном сиреневом небе, словно паутина на сквозняке, колыхались угольно-черные сплетения проводов. Ни людей, ни машин по-прежнему не было видно. Они возникли как-то сразу, внезапно: вот улица еще пуста, а вот уже проезд заполнен автомобилями, а тротуар - пешеходами.

Оглушенная резким переходом Вера заморгала, с трудом удерживаясь от искушения начать тыкать пальцем во всех прохожих, чтобы убедиться, что это не очередное видение. Ее обогнала пожилая пара. Сгорбленный старичок с волосами, как пух, опирался на толстую коричневую трость, старушка в ярко-розовой детской панамке держала его под руку, они о чем-то разговаривали. В следующее мгновение оба оказались уже далеко впереди.

Вера стиснула зубами запястье. Не было ни завалов, ни разрушений, невские волны не набегали с ревом, грозя затопить город, асфальт под ногами ни дрожал и не трескался. Все вокруг виделось до странности мирным, до нереальности привычным, и такая обыденность заставляла усомниться в здравости собственного рассудка. Еле двигались застрявшие в пробке автомобили. Солнечные лучи, отражаясь от стекол и полированных капотов, выстреливали в глаза яркими вспышками. Несколько человек изнывало от жары на троллейбусной остановке. Разморенная молодая женщина, обмахиваясь сложенным журналом, толкала перед собой детскую коляску. Три дочерна загорелых грузчика с грохотом скидывали запыленные коробки и мешки в открытое окно цокольного этажа. Лохматая псина с поднятой лапой покачивалась у водосточной трубы. Сделав дело, она встряхнулась и неторопливо потрусила по улице, попутно обнюхав Верины колени.

У девушки вырвался истерический смешок. Не верилось, что все это происходит наяву. И все же на ясное небо, на закопченные стены домов и трещины в асфальте Вера смотрела по-новому, с неожиданным теплым чувством.

На секунду ей почудилось, что она видит стоящую у светофора Юльку. Потом толпа на переходе налетела на Веру, подобно прибою, подхватила и потащила за собой. Со всех сторон ее окружали незнакомые лица, пустые взгляды, скользящие сквозь нее, плечи и руки, лоснящиеся от пота. Чужие волосы щекотали ей щеки, от назойливых запахов свербело в носу, гул чужих голосов закладывал уши. Внезапно толпа схлынула, и Вера осталась одна, растерянная и оглушенная, хватающая ртом воздух, точно выброшенная из воды рыба.

Чувство нереальности накатило на нее с новой силой. Не удержавшись, она схватилась за фонарный столб, перебирая по нему дрожащими пальцами.

"Так, спокойно. Спокойно! Дыши глубже. Ничего не происходит. Я верю, что передо мной столб? Верю. Я должна в это верить, я хочу в это верить! Я его вижу, я осязаю. Если захочу, могу и лизнуть, но мне будет противно. Противно - это хорошо. Значит, столб реален".

Она еще немного подержалась за него, потом медленно разомкнула руки. Как ни странно, столб никуда не делся. Отступив от него, Вера едва не налетела на мужчину, который курил тут же, время от времени сплевывая себе под ноги. На его светлой рубашке темнели мокрые пятна, и Вера поморщилась от терпкого, неприятного запаха.

- Простите, вы не в курсе, въезд на Петроградку уже открыли? - спросила она, удивляясь тому, как спокойно звучит ее голос.

Мужчина смерил ее равнодушным взглядом:

- Давно.

- А... Как давно?

- Дней пять, - с легким раздражением буркнул тот, потушив сигарету о столб.

- А, - повторила Вера. - Спасибо.

- Пожалуйста.

- Простите, - спохватилась девушка, - а пожары? Что с пожарами?

Он что-то пробормотал в ответ.

- Извините, не расслышала, - Вера сосредоточенно сдвинула брови.

- Тушат, говорю! - сплюнув, громко и отчетливо повторил мужчина. - Вы, девушка, откуда свалились?

Она вымученно улыбнулась и опустила глаза. Скопление белых плевков вокруг его стоптанных кроссовок напоминало созвездия Большой и Малой медведиц, сцепившихся длинными хвостами. Под взглядом Веры они вдруг загадочно замерцали и исчезли, будто стертые мокрой тряпкой.

Девушка вздрогнула, прикрывая глаза ладонью.

"Господи, опять начинается!"

В этот момент ее догнал Кирилл.

Налетев сзади, темполог подхватил Веру под локоть и потянул за собой.

От неожиданности она ойкнула, но тут же сама вцепилась в него изо всех сил. Сказать, что она ему обрадовалась - значит, не сказать ничего. За рубашку темполога Вера держалась как за единственную незыблемую опору в изменчивом мире.

- Это, правда, ты? - на всякий случай уточнила она, крепче сжимая пальцы.

- Правда, я.

Вера облегченно вздохнула и обняла его, уткнувшись лицом в теплую мужскую шею.

- Ты видишь, что происходит?..

- Вижу.

- Такое впечатление, будто никто ничего не чувствует и не понимает...

- Не обращай внимания.

- Но... но как же? - Она растерянно повернула голову. - Как такое может быть? Почему?..

Кирилл ласково улыбнулся:

- Ничего страшного. Сейчас из-за эффекта резонанса мы с тобой воспринимаем мир как бы с другого ракурса. Ты можешь видеть, а я чувствовать мельчайшие временные сдвиги, а большинство людей, на их счастье, нет. Они продолжат плыть в потоке своего привычного времени, даже если поток потечет по иному руслу или поворотится вспять. У некоторых при этом могут появиться легкие неприятные ощущения, у кого-то обострятся хронические заболевания, кто-то сляжет с головной болью. И время перестанет существовать, они ничего не заметят - просто исчезнут вместе с ним. Лишь единицы сознательно ощущают изменения континуума и пытаются им противостоять, как делаем я и ты.

Минуту или две Вера обдумывала услышанное, потом снова прижалась к темпологу, спрятав лицо у него на плече.

- А если я не хочу?.. - пробормотала она чуть слышно.

Кирилл сочувственно похлопал ее по спине.

- Надо, Верочка. У нас еще есть шанс нейтрализовать воздействие резонатора. Сейчас положение стабилизировалось, помехи минимальны. Неизвестно, сколько это продлиться, поэтому нужно действовать. Давай, соберись. Ты же умница, ты сможешь...

Вера нехотя подняла голову. Молодая парочка, неторопливо идущая им навстречу, на ее глазах растворилась в воздухе, вместо них выпрыгнул из пустоты и с деловым видом прошествовал мимо мужчина средних лет в очках и с кожаным портфелем под мышкой.

Вера судорожно вздохнула.

- Не могу... - Голос жалобно задрожал, и ей стало стыдно. Из-под сомкнутых век потекли давно сдерживаемые слезы.

- Мы справимся, это я тебе обещаю. - Темполог промокнул рукавом ее мокрые щеки. - Постарайся не зацикливаться на том, что вокруг происходит. Держись за меня, вот так... Все будет хорошо. Ты мне веришь?

Она кивнула, ненавидя себя за слабость и невозможность ее преодолеть.

- Вот и хорошо, - Кирилл мягко развернул девушку и взял под руку. - Слышала такую песню "Наша служба и опасна, и трудна"? Это про нас, темпологов.

Вера с сомнением хлюпнула носом.

- Конечно, про нас, - повторил Кирилл, улыбаясь. - Милиция не имеет дела с мультиплицированной событийностью, а для нас теперь это вроде нормы жизни.

- С мульти... чем?

- Мультиплицированной событийностью. Темпологическое явление, описанное профессором Клеркотом. В своем хрестоматийном труде... не буду говорить название, оно очень длинное... Клеркот упоминает о возможности расслоения временного потока, когда в сиюминутном настоящем с равной степенью вероятности проявляется множество вариантов одного и того же события. Такие события, в свою очередь, имеют под собой мультиплицированную казуальность... что ты смеешься?.. и порождают следствия, не обусловленные принципом темпорального детерминизма... Хватит смеяться, я серьезно!

Вера согласно кивнула, зажимая рот ладонью, но справиться с неудержимым хохотом было, пожалуй, труднее, чем с недавними слезами. Она бросила быстрый взгляд на темполога и тотчас отвела глаза. Он тоже посмеивался. Потом его лицо вновь стало серьезным.

- Знаешь, когда ты убежала, я заметил интересную вещь. Узлы помех перестали перемещаться и сконцентрировались вокруг одной из осей вектора. Возможно, твое действие, направленное действие, стало тому причиной. Ты сделала выбор и подтолкнула события. Если это действительно так, значит, мы каким-то образом может влиять на хроносдвиги... Или хотя бы рассчитать удобную для нас последовательность.

- Ладно, - осторожно проведя пальцами по векам, Вера с нарочитой бодростью произнесла: - Так что теперь?

Кирилл взлохматил волосы.

- Попробуем отыскать твои часы. Для нас это маленькая, но все же зацепка. Ты как?

- Нормально, - девушка пожала плечами.

- Тогда поторопимся.

Бодрой трусцой проскочив два квартала, Кирилл внезапно развернулся и, не выпуская Вериной руки, нырнул в сумрачный зев подворотни. Там он развернул объемную карту города.

- Вот, - подкрутив настройки, темполог ткнул стилосом в слабо мерцающую точку. - Что это за место?

Вера послушно склонилась над картой.

- Не знаю, не уверена... Изображение очень нечеткое. И дергается... Ты можешь сделать яснее?

- Делаю, что могу, - темполог перегнал по экрану кубики фильтров. - Очень много посторонних шумов, шссс... Смотри, так лучше?

Пожав плечами, Вера наклонила голову и почувствовала идущее от голограммы тепло. Ей представилась гадалка, с выпученными глазами колдующая над хрустальным шаром, и желание затянуть замогильным голосом что-то вроде: "Ви-и-ижу, ви-и-ижу брюнета вечерней порой..." стало таким острым, что девушка до боли прикусила губу. И вдруг с такой ясностью узрела помянутого в шутку брюнета, что по спине пробежал холодок. Хуже того - она не только узрела, но и ощутила его присутствие всем телом, как будто он стоял с ней рядом. Совсем близко, ближе, чем Кирилл... за самым плечом, жарко дыша ей в затылок...

Вера порывисто обернулась, но за спиной была лишь замызганная стена с темными пятнами сырости.

- Что? Опять видения? - Кирилл, не мигая, смотрел на нее желтыми глазами.

- Н-нет, померещилось... А знаешь, это похоже на стадион! - Она ткнула пальцем в голограмму. - Ну, точно, стадион, а рядом - собор. А это, наверное, "Юбилейный"... какой-то кривой... Ну, конечно! Мы там сегодня проезжали! Смотри, что получается: стадион-собор-дворец - это треугольник... А в центре...

- Что? - мрачно спросил темполог.

Девушка дернула себя за прядь.

- Метро... - задумчиво предположила она.

- Метро? - с отвращением повторил Кирилл.

- Метро, - кивнула Вера.

Она почти привыкла к тому, что слово вгоняет темполога в меланхолию; но сейчас на лице Кирилла промелькнула такой спектр негативных эмоций, что ей стало не по себе. Согнувшись в три погибели, он уперся ладонями в землю и принялся усиленно принюхиваться. Вера терпеливо ожидала рядом.

- Ладно, вперед! - Как взявшая след ищейка, Кирилл ринулся с места вперед, на ходу сворачивая МК. Они вылетели из подворотни и понеслись как угорелые.

- Смотри в оба! - отрывисто предупредил девушку темполог, и она послушно смотрела.

Это была самая странная пробежка по городу в Вериной жизни. К тому, что люди вдруг исчезают без всякой причины, а на их месте немедленно появляются другие, она кое-как притерпелась. Если удавалось сконцентрироваться, такие моменты можно было пресекать - и тогда исчезнувшие возвращались из небытия, как ни в чем не бывало. Но само время не подчинялось воздействию. Каждой клеточкой, каждым напряженным нервом Вера чувствовала, как оно трещит и мнется, точно лист плотной бумаги. Она слышала, как звенят невидимые тяжи, видела хрустальную рябь временных сдвигов, пробегавшую между домами, а иногда - и сквозь дома. Случалось так, что половина здания вдруг выдвигалась на проезжую часть, а внутри него продолжалась обычная жизнь: кто-то спал, кто-то сидел за компьютером или смотрел телевизор, кто-то разговаривал по телефону, а кто-то, ничуть не беспокоясь, с удовольствием принимал душ.

Наблюдать за этим, осознавая полную неестественность происходящего, было мучительно.

Они добежали до перекрестка. Впереди отчетливо виднелись круглые стены стадиона "Петровский" с рогами огромных прожекторов. Из-за позолоченной главки новенькой часовни выглядывала крыша подземного перехода с синей буквой "М".

Кирилл затормозил так резко, что подошвы сандалий заскрипели. Вскинув голову, Вера увидела в воздухе тонкую рябь, словно ветер гнал над проспектом прозрачную вуаль. Они остановились, пережидая. Помеха была такой слабой, что пространство почти не искажалось. Только солнечные лучи, преломляясь в ней, высвечивали неясные картины, похожие на отражение в темном зеркале. Помеха прошла совсем близко, добравшись до перекрестка, рассекла надвое длинный белый лимузин с цветами и лентами на капоте, вспыхнула и исчезла. Стерся и автомобиль, но за секунду до этого Вера успела разглядеть в нем Юлиану. Подруга, почти утонувшая в ворохе белых юбок и фаты, махнула ей букетом.

Темполог потянул девушку за локоть, увлекая в подземный переход. Они влетели в вестибюль станции, на глазах у изумленной дежурной перемахнули турникет - Вера и пикнуть не успела, как напарник играючи перебросил ее и перескочил сам - и понеслись вниз по эскалатору. Вслед донесся быстро затихающий вопль, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь ровным гудением механизмов и грохотом шагов по ступеням.

Длинная полутемная платформа была пуста.

Они быстро прошли из конца в конец: Кирилл шумно вынюхивал, Вера оглядывалась по сторонам. Сквозняк тащил по перрону мятую газету, ровно мигали оранжевые цифры электронных часов, тускло отсвечивали металлические плафоны больших квадратных светильников.

Послышался нарастающий гул, и под долгий пронзительный гудок мимо, не останавливаясь, пронеслась пустая электричка.

- И что теперь? - Вера отбросила упавшие на лицо волосы.

- Не знаю, - буркнул темполог.

Девушка изумленно вскинула брови.

- Ты? И чего-то не знаешь? Не верю.

- Уж поверь! - Кирилл с тяжелым вздохом опустился на мраморную лавку и потер лицо. - Зря я тебя послушал...

- Ну, спасибо!

- Сама подумай, что музейному экспонату делать в подземелье? Ты, наверное, плохо разглядела карту.

Вера пожала плечами и села рядом. Поморщившись, она сняла босоножки и с удовольствием прижала горящие ступни к прохладному полу.

- Знаешь, - заметила она, - тут ведь есть и второй уровень...

- Что?

- Да, прямо под нами. - Она с кряхтением приподнялась, опершись о лавку коленом. Сидения на станции располагались вокруг больших сквозных отверстий, открывающих вид на нижнюю платформу. Навалившись грудью на перила, Вера свесила голову и ойкнула от неожиданности. Под ней в обе стороны бесшумно текла людская река.

- А там народ ходит, - пробормотала девушка, нагибаясь еще ниже. - Спустимся, проверим?

Темполог метнул на нее гневный взгляд.

- Ладно, - удивляясь себе, проронила Вера. - Я могу одна сходить.

Она встала, рассчитывая, что он пойдет за ней. Кирилл даже не пошевелился.

Конечно, это было глупостью. Мчаться сюда сломя голову - ради чего? Ради призрака, обманки? Помешательство, ей-богу... Но как определить, что является нормальным, а что бредовым в такой запутанной ситуации? В общем-то, никак. Если бы Вера всегда слушалась голоса разума, то и Кирилла ей следовало бы сдать в милицию сразу, как он возник в бабушкиной кухне. А поскольку она этого не сделала, то и говорить не о чем. Возможно, это был ее первый шаг к сумасшествию, и все последующие метания шли оттого, что к миру безумия она пыталась подойти с привычной логикой. Вот уж чего точно не следовало делать! Мир безумия - это особая связь вещей и явлений, наполненная парадоксами, таинственная и уникальная целевая программа.

Вера вдруг задохнулась от неожиданной пришедшей в голову мысли: что, если вообще не пытаться искать объяснения происходящему? Не сопротивляться ему, и все будет хорошо. Позволить увлечь себя в мир фантастических видений, вывернутого времени, перекрученного пространства - в мир, подчиняющийся загадочным законам мистического бытия...

Сомнения как рукой сняло.

Вера глянула на нижний ярус. Внизу стояла Юлька - загорелая, с новой прической, в легком брючном костюме цвета фуксии, с букетом ирисов в руке, и эмоционально говорила по телефону. Почувствовав на себе Верин взгляд, она подняла голову и, не прекращая разговора, взмахнула ирисами. Вера видела, как шевелятся ее ярко накрашенные губы, как подруга хмурится, энергично встряхивая волосами, и нетерпеливо постукивает каблуком по мраморному полу. Но ни единого звука наверх не долетало.

- Пошли... - Вера соскользнула с лавки, на ходу хватая темполога за рукав.

Они сбежали по неработающему эскалатору и остановились, озираясь.

Нижняя платформа поражала своей пустотой, если не сказать запущенностью. Казалось, по ней уже давно никто не ходил: пол затянуло ровным слоем пыли, половина светильников не горела, оставшиеся едва освещали потемневшие стены со сбитыми плитками. Желто-красная мозаика в конце зала поблекла и местами осыпалась. Было слышно, как где-то в тоннеле капает вода.

Кирилл безостановочно крутился на месте, раздувая ноздри.

- Пойдем-ка отсюда, - произнес он, стиснув Верино плечо. - Чувствуешь, чем пахнет?

- Тухлыми яйцами? - предположила та, выворачиваясь. Краем глаза девушка уловила какое-то движение на краю платформы и изо всех сил пыталась его не упустить. От мозаики с шорохом отделилось и упало на пол еще несколько кусочков. Поднятая ими пыль невесомым облачком проплыла пару метров и рассеялась у ног Юльки, балансирующей на ограничительной линии, словно эквилибристка на канате.

- Эй, сюда! - Вера торопливо замахала ей, и дернула Кирилла за руку. - Ты ее чувствуешь?

- Кого?

- Юльку.

- Здесь никого нет.

- Есть, есть... Нюхай внимательней!

Порыв ветра взъерошил им волосы. Из тоннеля с гулом вылетела электричка и затормозила, останавливаясь. Люди выходили из вагонов и тянулись к выходу, будто не замечая хрустевшего под ногами мусора. В опустевший вагон вошла Юлька.

- Стой! - Темполог едва успел перехватить метнувшуюся следом Веру. - Куда?

- Пусти! Она же сейчас уедет!

- Кто она? Никого же нет!

- А я говорю, есть! Там поезд и Юлька... да убери ты руки!

"Осторожно, двери закрываются" - прозвучало по вагонам. Створки одновременно сомкнулись, и поезд начал плавно набирать ход.

- Ну вот, упустили! - сердито топнула Вера, провожая взглядом последние вагоны.

- Нечего там было упускать, - отрезал Кирилл.

- Это ты так думаешь.

- Я не думаю, я знаю. Пошли отсюда!

Вера нахмурилась.

- Подожди-ка...

Рядом негромко хлопнула обшарпанная дверь служебного помещения. Уборщик в синей спецовке с ядовито-желтой полосой и надписью "Метро" вытолкнул перед собой механический полотер и поплелся вдоль платформы, приволакивая ноги. За ним потянулась широкая, влажная, быстро исчезающая полоса.

Прищурившись, Вера не сводила с него глаз.

- Вот так вот... - Она нервно облизнула пересохшие губы. Уборщик развернулся и направился в обратную сторону. Поднятые углом плечи, темные жидкие волосы с бледно-розовой плешью, бегающий взгляд и унылая обреченность на сморщенном личике, такая знакомая и такая обманчивая. - Наконец-то! Стой!

Уборщик втянул голову в плечи и зашаркал сильней.

- Подожди!

- Что опять? - Кирилл насупился, не скрывая раздражения.

- Я не тебе! - Вера даже притопнула от нетерпения. - Там Рукс, Руслик Чернявин! Тот, про которого я говорила... И Юлька говорила... Все сходится! Это он спер часы!

- Вера-а! Ты... - Темполог осекся.

Она до боли сжала его запястье, оставляя ногтями красные следы. Зрачки ее светлых глаз то сужались, то расширялись, по лицу пробегали судороги. Кирилл дернулся, как от удара, по вставшим дыбом коротким волосам проскочила искра. И почти сразу Вера его отпустила и отступила, встряхиваясь.

- Что, и теперь не видишь? - неуверенно спросила она.

Темполог сердито зарычал. Руслан Чернявин, как заведенный, кружил в центре зала, стуча полотером о лавки.

- Эй, Руск! - Взмахнув рукой, Вера решительно направилась к нему.

Уборщик замер.

- Верка, ты, что ли?

- Я! - Она ускорила шаг, отметив, что правый глаз Чернявина, как всегда в минуты сильного волнения, начинает съезжать к переносице. Левый с подозрением сверлил приближающуюся девушку.

- Ну, привет... - наконец пробормотал Руслан, отгородившись полотером. - Давно не видились.

- Здравствуй, Руск.

Чернявин перевел взгляд на неподвижно стоящего Кирилла и вдруг, побледнев, испуганным зайцем сорвался с места.

- Стой! - завопила Вера, кидаясь следом.

Ее опередили. Коротко рыкнув, Кирилл в три огромных прыжка догнал убегающего, опрокинул на пол и, навалившись сверху, вцепившись уборщику в горло. Подбежавшая Вера повисла у темполога на плечах.

- Нет, не души его! Пусть скажет, где часы?

- Ничего не знаю... отстань от меня... - Хрипя и задыхаясь, Чернявин пытался вывернуться.

- Говори, или он тебя придушит! - Вера со злостью пнула его в бок.

- Какие еще часы? Не знаю...

- Часы, которые ты стащил из Кунсткамеры и пытался продать Юльке. Ну! Говори, где они?

Наклонившись, Ттемполог негромко, но внушительно рявкнул Чернявину в лицо.

- Ладно, ладно... Хорошо! Я скажу, только убери этого психа!

- Говори! - приказала Вера.

- Я тут не при чем! Меня попросили. Я не хотел... Я ничего не крал...

- Где часы?

- Я не вор, - жалобно проныл Чернявин. - Я не нарочно. Костян, гнида, меня подставил, и еще его френд. Знал, где я работаю, и сам попросил принести часы, подробно их описал... А сам ни копейки не дал, гад, сука неблагодарная! Меня из-за него с работы выгнали!

- Какой Костян? - прошептала Вера, холодея от внезапной догадки.

- Водлянов, скотина! Спец по антикам, Юлька его хорошо знает. И главное, сам ведь просил: принеси часы, в запасниках пылятся, их, говорит, все равно никто не хватится. Я думал, он денег даст, а он - хрен с маслом...

- Ты отдал часы Водлянову?

Руслан смущенно заерзал. Его правый глаз косил все сильнее, а левый старательно уходил в сторону, избегая встречи с бледным Вериным лицом.

- Ну... не совсем... Я их принес, как договаривались, к нему домой... он взял, поковырялся в футляре, потом отнес их куда-то, потом вернулся и велел нести часы обратно.

- В музей?

- Ну да.

- И ты отнес?

- Я, что ли, лох? А если бы меня с ними застукали? А так, с работы вытурили, но доказать все равно ничего не смогли...

- Что с часами?

- Да продал по частям, кому чего впихнуть удалось. Они ж все равно сломаны были, а так хоть футляр взяли, подставку бронзовую, циферблат со стрелками... Механизм только остался, здесь в подсобке валяется. Будете брать?

Вера молча разглядывала свои ладони - они были ледяными и дрожали.

- Так что? - переспросил Чернявин, удивленный внезапным молчанием. - Нести остатки-то?..

- Зачем? - перебила его девушка. - Для чего Константину понадобились эти часы?

- Да не знаю я. Вроде он что-то в них искал.

- Что?

- Ну, щупал там, стучал, иголкой ковырялся. Слушай, Верка, скажи своему френду, чтобы с меня слез. Тяжело же!

Кирилл глухо зарычал, и Вера машинально погладила темполога по макушке. Звериная муть постепенно ушла из его глаз, взгляд стал осознанным, и по губам скользнула язвительная усмешка.

- К Водлянову? - осведомился темполог, поднимаясь на ноги и помогая Вере сделать то же самое.

Девушка медленно кивнула.

- Я не понимаю... - Ее голос прозвучал так тихо, что темполог с трудом разбирал слова. - Правда, не понимаю... Почему он даже не упомянул о часах? Он же не мог не видеть, что это все одна рука... Или нет? Ему-то зачем часы понадобились? Что он в них искал?

Кирилл хмыкнул.

- Вот заодно и спросим.

- Я так думаю, - нерешительно заметил Чернявин, продолжая испуганно косить на них снизу, - Костян не для себя их брал... В смысле, они не ему нужны были, а френду его.

- Какому френду? - в один голос произнесли Вера с Кириллом.

- Не знаю. Я его только потом случайно заметил, когда уходил уже, он за стеллажами сидел. Тихо, как мышка. Старик какой-то, черный, носатый, седой весь. На кавказца похож...

Без лишних слов темполог взял девушку за руку и потянул к выходу.

- Эй, если что, я не при делах! - растерянно прокричал им вслед Чернявин.

Послышались глухие хлопки - это начала обваливаться отсыревшая штукатурка. Резко запахло тухлыми яйцами, в тоннелях сильно заклокотало. Не раздумывая, Кирилл и Вера выскочили на верхнюю платформу и бегом бросились к эскалатору.

Ребристые ступени ползли медленно, с натужным скрежетом. На середине пути под ними что-то отрывисто грохнуло и застучало, сильно отдавая в ноги. Светильники мелко затряслись и задребезжали, толстые матовые стекла плафонов покрылись сетью разбегающихся трещин. Под ними с сухим треском лопались лампочки.

Снизу пахнуло вонючей сыростью. Оглянувшись, Вера увидела, как грязно-серая пленка прибывающей воды наползает на нижние ступеньки. Над их головами по белому своду стали быстро расползаться ржавые пятна.

Поднимая брызги, с платформы выбежали ремонтники в ярко-оранжевых жилетах и касках и, перепрыгивая через ступеньки, помчалась вверх. В глубине станции уныло завыла сирена, из вестибюля отозвался звонок - пронзительно и тревожно.

Кирилл и Вера подбежали к дверям. Сквозняк едва не сбил их с ног. Двое полицейских ловили бешено рвущиеся створки и держали их, и пока дежурная с белым, как простыня лицом, дрожащими руками защелкивала замок.

- Мы закрываемся! - зачем-то бросила она, едва увернувшись от отлетевшей двери. Ее голос утонул в завывании ветра.

Тьма сгущалась отовсюду, с воды и с суши. Черно-фиолетовое небо нависло над крышами, грозя окончательно расплющить остров со всеми домами, старыми деревьями, вибрирующими проводами и автомобилями, запрудившими перекресток. Лишь призрачная громада Князь-Владимирского собора упрямо подпирала тучи мерцающими главками.

Порывы ветра гнули деревья и раскачивали рекламные щиты. Хватая воздух пересохшим ртом, Вера изо всех сил вцепилась в Кирилла.

- Сюда! - Она не услышала собственного голоса.

Они побежали по усыпанной гравием дорожке, прикрывая лица от смешанной с мусором колючей пыли. Над их головами отчаянно скрипели тополя, роняя обломанные ветки на газон.

Возле собора Вера остановилась.

- Мы... далеко не уйдем... надо переждать!

Изнемогая, она прислонилась к стене. Никогда раньше ей не доводилось попадать в бурю, и теперь Веру охватило глубокое волнение, смешанное с мистическим ужасом. Она не чувствовала под ногами опоры, словно и земля была уже развеяна в прах. Казалось, что яростный вихрь вот-вот подхватит и ее, потащит за собой, словно тряпичную куклу - все выше и выше, в самую середину кипящих туч. И вдруг ей захотелось шагнуть вперед, без сопротивления отдаться на волю ветра... Желание было таким острым, что Вера с трудом удержалась от искушения, крепко стиснув пальцы на водосточной трубе.

Темполог куда-то исчез, и она повернула голову, пытаясь разглядеть его сквозь летящие навстречу серые клубы пыли. Из-за угла с надсадным тарахтением выехал обшарпанный мотоцикл, натужно хлопая и содрогаясь, остановился рядом с девушкой.

- Откуда... - Вера не договорила, задохнувшись от ударившего в лицо ветра. Кирилл похлопал по универсальному стержню, торчащему из замка зажигания, и кивком указал на заднее сидение. Подождав, пока она усядется и обхватит его покрепче, темполог дал по газам.

- Давай прямо! - крикнула Вера ему в ухо. Кирилл молча кивнул, закладывая резкий вираж.

Ветер обрушился на них с удвоенной силой. Мотоцикл завихлял, задевая стоящие в пробке автомобили, темполог с трудом удержал руль в нужном положении.

Смаргивая, Вера выглянула из-за его плеча.

- Теперь налево!

Перед ними громыхая, перекатилась лента сорванной вывески. Тяжелая чугунная решетка с тягучим скрипом раскачивалась поперек тротуара, ударяясь об опрокинутые мусорные бачки.

- Направо! - Вера тяжело перевела дыхание, стараясь не завизжать во весь голос.

Бьющий в лицо ветер, заносы, от которых сердце уходило в пятки, резкие хлопки над головой и сыплющиеся вниз осколки оконных стекол, жаркое тело Кирилла рядом - все это опьяняло, кружило голову в диком восторге. Она разжала руки, вскидывая их в стороны, и страх, как острая приправа, сделал наслаждение еще пронзительней.

Вильнув, мотоцикл выехал на мощеный кирпичом тротуар и помчался, подпрыгивая на выбоинах. У дома с большими полукруглыми окнами первого этажа их чуть не сшибло полуоторванной ставней. Вера охнула и, рассмеявшись, прокричала:

- Давай налево через переулок!

Они свернули. Короткий и грязный проезд, стиснутый облупленными стенами, был похож на тесную клетку, в который стонал и бился озверевший ветер. Длинные узкие песчаные смерчи метались от дома к дому.

- Держись! - крикнул темполог.

Словно наткнувшись на невидимую преграду, мотоцикл развернулся и врезался в стену. Оглушенная Вера сползла на асфальт, обеими руками зажимая ушибленный бок.

Из темного тупика между домами метнулись две скрюченные тени. Кусок арматуры обрушился Кириллу на голову. В последний момент темполог успел наклониться, и удар пришелся вскользь по лопатке. Извернувшись, Кирилл прыгнул на обидчика, а второй нападавший навалился сзади, обхватив темполога за пояс. Сцепившись, все трое рухнули на землю.

Цепляясь за шершавую стену, Вера кое-как поднялась на ноги. Перед глазами у нее все плыло. Рядом в пыльных завихрениях возились неясные силуэты: один, держась за живот, отползал в сторону, другой, придавленный темпологом, захлебывался криком и беспорядочно молотил ногами по опрокинутому мотоциклу. Рядом со звоном перекатывался кусок железной трубы.

Еще плохо соображая, Вера подобрала его и шагнула к сцепившимся мужчинам. В тот же миг сильный удар сзади швырнул ее на землю. Не замеченный до этого третий налетчик выступил вперед, подхватывая выпавшую из Вериных рук железку. Девушка уперлась ладонями в асфальт, и он добавил ей ногой под ребра.

От боли перехватило дыхание, рот наполнился кислой слюной. Она сипло раскашлялась, глотая песок вместе с воздухом. Под рукой оказался обломок кирпича, и Вера наугад швырнула его в нападавшего. Медленно, с явным удовольствием он наступил ей на пальцы. На вид ему было не больше восемнадцати - худой, как щепка, длиннорукий, длинноногий пацан, нескладный и разболтанный, точно марионетка. Корчась от боли, Вера перехватила его плавающий взгляд. Потом что-то стремительно пронеслось мимо, сбив нападавшего на землю. Подхватив оглушенного парня за шиворот, темполог несколько раз с силой приложил его о каменную тумбу и швырнул в сторону.

Двое других, бормоча невнятные угрозы, скрылись в тупике.

Вера вдруг ощутила непреодолимое желание плюнуть в поверженного врага и поскорей отвернулась. Все произошло так стремительно, что, если бы не боль в отдавленных пальцах, могло показаться очередным бредовым видением.

Кирилл поднял ее и прислонил к стене, тревожно заглядывая в лицо.

- Ты как? - прокричал он. Вера кивнула и, не удержавшись, беззвучно хихикнула. Темполог помог ей залезть на сидение мотоцикла и завел мотор.

- Держись!

Мотоцикл вильнул, объезжая распростертое на асфальте тело.

Они вынырнули из переулка, выехали на проспект и помчались вдоль трамвайных путей, огибающих Александровский парк.

На пересечении Кронверкского и Каменноостровского проспектов истерично гудела огромная пробка. Невзирая на громкие инструкции работников МЧС, и люди, и машины упорно тянулись к мосту.

Оставив мотоцикл на стоянке около метро, Кирилл с Верой пошли пешком. Не выпуская руки темполога, девушка испуганно оглядывалась на мечущиеся по сторонам толпы. Никто больше не пропадал в неизвестность и не возникал оттуда. Время как будто остановилось - и тем страшней казалось безостановочное движение вокруг, топот сотен и тысяч ног, неудержимый напор человеческой стихии, не менее разрушительной, чем воздух или вода. На глазах Веры мимо протащило двух молодых женщин в одинаковых ярко-оранжевых платьях: одна, не удержавшись, другую отнесло в сторону и смяло, будто лист бумаги. А толпа продолжала двигаться, перетекая стоящие на пути машины, как вода - каменные перекаты.

Волоча за собой Веру, темполог пробивался вперед, расталкивая встречных так яростно, что перед ним невольно отступали. Взглянув на него, Вера вздрогнула: перемазанное кровью лицо Кирилла было похоже на сюрреалистическую маску, на которой дико сверкали желтые звериные глаза.

Во дворе дома, где жил Водлянов, было пусто, подъезд заперт.

Темполог с яростным шипением пнул двери ногой. Не удержавшись, и Вера пару раз стукнула кулаком по железной створке, но даже не отвела этим душу. В душе у нее поднималось новое непонятное предчувствие, от которого болезненно тянуло под ложечкой.

- Надо как-то попасть внутрь, - нервничая все сильнее, пробурчала она.

- Знаю! - огрызнулся Кирилл, раздувая ноздри. - Чувствуешь? Здесь все пропитано этим запахом!

- Ну, так доставай свои стерженьки! - Вера заглянула в замочную скважину. - Давай быстрей!.. Нет, стой!

Дверь приоткрылась, выпуская во двор двоих. Первым шел Водлянов, за ним - высокий плотный мужчина в майке и шортах, стриженный так коротко, что сквозь темный ежик волос проглядывала загорелая кожа.

Задохнувшись от неожиданности, Вера узнала человека, что так напугал ее у "Ротонды". Значит, таинственный старик, а теперь еще и этот... Как видно, с консультантом они хорошо знакомы, иначе не разговаривали бы так непринужденно, по-приятельски.

При виде девушки густые брови Водлянова медленно поползли вверх.

- Верочка?

- Константин Иванович... - пролепетала она, не в силах отвести глаз от темноволосого.

- Что случилось, барышня? На вас напали?

- Нет... да... то есть... - Вера опустила глаза. - А мы к вам.

- Очень рад, но момент не самый подходящий.

Его голос доносился до Веры, будто сквозь вату. Чувство нереальности накатило вновь, еще сильнее прежнего. Стены домов сдвинулись, оставив высоко вверху быстро темнеющую точку неба, оконные стекла потекли вниз, будто ртуть. Подхваченные эхом гулкие завывания ветра загремели, словно боевые трубы. В канализационном люке глухо забурлило, металлическую крышку с треском сорвало, и из-под нее хлынул поток грязной воды.

- У нас наводнение намечается, - заметил консультант. Темноволосый сделал шаг вперед. Его жадный взгляд словно прилип к Вериному лицу, на тонких губах играла игривая усмешка. Пожалуй, только ее девушка видела отчетливо, все остальное размывалось и тонуло, будто в тумане. Под вспотевшими от страха ладонями Вера вновь ощутила холод подвальной решетки, и вкрадчивый шепот, щекочась, поник ей в уши:

- Девушка-а...

Она затрясла головой, сбрасывая наваждение.

В ту же секунду темноволосый, подмигнув ей, бросился бежать.

Застывший в стороне темполог с уханьем метнулся вдогонку.

- Черт!.. Прошу прощения, что тут происходит? - Водлянов без улыбки отстранил Веру, намереваясь бежать следом.

- Нет! - в голос объявила девушка, хватая его за руку. - Это вы должны объяснить!

Из глаз консультанта ушло веселье, и взгляд их сделался холодным.

- Ошибаетесь, барышня, я вам ничего не должен.

- Нет, должны! - упрямо повторила она. - Вы мне врали, не договаривали... Кто этот тип, что был сейчас с вами?

- Господи, Верочка, да вы больны или бредите! Вам бы отдохнуть сейчас, поезжайте-ка домой...

- Ничего я не брежу! Скажите мне, кто с вами был?!

- Прекрати истерику! - рявкнул консультант, отрывая ее от себя. - Девчонка, сумасшедшая... Это мой старый знакомый, пришел по делу. Устраивает тебя такое?

- По какому делу?

- А это тебя не касается, - отрезал Водлянов, обходя ее стороной. - Устроила, понимаешь, допрос с пристрастием... что за наезды, право слово?

Вера решительно загородила ему путь.

- Для кого вы крали часы из Кунсткамеры?

Водлянов смерил ее неприязненным взглядом.

- Послушайте, барышня, - холодно произнес он, снова переходя на "вы". - Не злоупотребляйте моим терпением. Оно, могу вас уверить, не безгранично...

- Пожалуйста, ответьте! - попросила девушка, стараясь говорить как можно спокойней. Ее раскинутые в стороны руки мелко дрожали.

- Не вижу смысла продолжать разговор в подобном тоне. Вы, господа, совсем оборзели - набрасываетесь, чего-то требуете... В сторону, будьте добры. Я без того потратил на вас много времени!

- Да что вы знаете о времени! - криво усмехнулась Вера.

- Знаю, что мое время стоит дорого, но с вас, как помните, я не взял ни копейки. На этом, полагаю, наши отношения следует прервать, пока не стало совсем плохо... Вы мне очень симпатичны, барышня, но всему есть предел. Надеюсь, больше мы с вами не увидимся. А теперь, повторяю, уйдите с дороги! - Отстранив девушку, Водлянов быстрым шагом вышел со двора.

Упрямо сжав прыгающие губы, Вера догнала его и пошла рядом. Они миновали узкий проулок и оказались в маленьком сквере, обсаженном старыми липами. Газон и дорожки здесь были покрыты листьями и обломками веток. Где-то рядом хлопало неплотно закрытое окно. Из люков текла вода, разливаясь широкими ручьями.

- Послушайте... я... я извиняюсь! - Ветер усиливался, и Вере снова пришлось кричать: - Константин Иванович!

- Сударыня, не идите за мной! - проорал в ответ Водлянов, перескакивая через поток. - Нам не о чем больше говорить!

Около проспекта он замедлил шаг и вгляделся в волнующуюся толпу, рывками продвигающуюся к Троицкой площади.

- Константин Иванович! - повторила Вера, трогая его за локоть.

Выдохнув, словно спортсмен перед заплывом, Водлянов с разгону вклинился в толпу и энергично заработал локтями. Не колеблясь ни секунды, Вера бросилась следом. Седая голова консультанта на несколько секунд скрылась из виду, потом вынырнула справа. Невероятным усилием пробившись сквозь людской заслон, Вера рывком дотянулась до него и схватилась за лямку рюкзака. От неожиданности консультант дрогнул, заваливаясь назад. Вера увидела, как он дергает плечами, пытаясь сбросить рюкзак и ее вместе с ним. Извиваясь всем тело, она подтянулась ближе и сведенными от напряжения руками обхватила его жилистую загорелую шею.

Толпа заволновалась, и их прижало друг к другу с такой силой, что у Веры дыхание перехватило. В глазах начало двоиться, море людских голов будто подернулось хрустальной рябью. Кожу закололо морозцем, все вокруг стало медленно размываться, шумы делались тише.

Вера моргнула, потом еще раз. Перед ней расстилалась пустота. Проспект и прилегающие скверы, площадка перед метро и парковые аллеи, перекресток перед Мечетью и Троицкая площадь до самой набережной - все было пусто. С застывших деревьев медленно падали пожухлые листья. В хрустально-звенящем безлюдье ветер лениво гнал темные безликие тени и обрывки газет.

Девушка медленно расцепила ладони и села прямо на землю. Ее бил озноб, но блестящий взгляд был прикован к консультанту.

- Так что вы там говорили о времени? - стуча зубами, язвительно поинтересовалась она.

Водлянов ответил не сразу. Сначала он неторопливо огляделся, потом сделал несколько шагов, поводя руками, словно пытался что-то нащупать. По его виду нельзя было понять, насколько он уверен в происходящем.

- Что происходит? - наконец поинтересовался он.

- Я бы тоже хотела знать! - сердито заметила Вера.

- Ладно. - Водлянов сжал ладони, сосредоточенно глядя перед собой. - Признаю, я погорячился. Но об этом, - он обвел рукой по кругу, - вы явно знаете куда больше меня. Где все люди?

- Да здесь они, здесь, - вздохнула девушка, потирая озябшие плечи. Толпа никуда не делась: Вера продолжала видеть ее краем глаза. В ушах стоял невнятный гул, как от далекого прибоя, в теле отдавались слабые ощущения чужих прикосновений. - Куда им деваться? Это мы с вами... как бы сказать... вне... вне... - она задумалась, пытаясь подобрать точное определение, потом махнула рукой. - В общем, спросите лучше у Кирилла, он объяснит.

Водлянов осторожно кивнул, и, походив немного с отстраненным видом, остановился и присел на корточки рядом с девушкой.

- А ведь это поразительно, вы не находите, Верочка? - неожиданно произнес он.

- Нет, не нахожу! - резко ответила та. - Ничего поразительного! Просто кошмар, который никак не может кончиться.

- Возможно, - согласился консультант. - Вам, конечно, видней. Но я говорю не о том, как это воспринимается, а о самом факте происходящего. Только в такие моменты начинаешь понимать, какие бездны непознанного открыты перед человеком и сколько еще нам предстоит узнать. Верите или нет, я искренне этому рад!

Вера слышала его слова, и на виске у нее щекотно билась жилка. Ей хотелось крикнуть ему в лицо: "Ах, ты радуешься, радуешься?!.." и потом сделать что-нибудь совсем уж дикое - например, вцепиться Водлянову в усы. До сих пор он ей нравился. Что ни говори, обаятельный человек, удивительный рассказчик... и один из самых интересных мужчин, кого она встречала в жизни. И при всем при этом... просто глупец, иначе не скажешь! Восторгается тем, чего совсем не знает, о чем понятия не имеет! Испытал бы на собственной шкуре каково это - терять всякое представление о реальности, выворачиваться наизнанку оттого, что каждая клеточка сопротивляется неестественному положению вещей, жить, словно в бреду, который реальней всего, что ты видел и чувствовал до сих пор... Понравилось бы ему находиться одновременно в прошлом, в настоящем и в будущем, ощущать, как временные потоки раздирают тело, и понимать, что ты ничего, абсолютно ничего не можешь с этим поделать?!

Водлянов все говорил, пока Вере не стало совсем уж муторно. Сделав глубокий вдох, она решительно его перебила:

- Послушайте, я очень устала. И хочу только, чтобы все поскорей закончилось.

- Да, я вас понимаю, - сочувственно произнес консультант.

- Вряд ли... - сухо ответила Вера. Ей хотелось добавить, что они никогда не поймут друг друга, потому что люди вообще не настроены на понимание, но она сдержалась. - Мне нужно кое-что узнать, и это не простое любопытство...

Водлянов пошевелил усами.

- Спрашивайте, - просто сказал он.

- Да... - Вера вздохнула, собираясь с мыслями. - Скажите, кто был сейчас с вами?

- Мой старый приятель, Саша Обломенский. Правнук покойного профессора Виктора Афанасьевича, о котором я вам рассказывал. Познакомились, когда я искал сведения о пропавшей синематеке. Втемяшилось, знаете ли, в голову... Так вот, Саша тоже очень интересовался этой историей. Вообще он неплохой парень...

- А вы за ним никаких странностей не замечали?

- Верочка, кто из нас не без странностей? Сашка - человек несерьезный, для него вся жизнь - игра. Он, можно сказать, Герман нашего времени, но в пределах разумного.

Вера поморщилась.

- Скажите честно, вы просили Руслана Чернявина принести часы из Кунсткамеры?

Водлянов присвистнул.

- Вы и про это разузнали... Да, я действительно просил его принести часы. Нужно было кое-что проверить, не мне, другому человеку.

- Кому?

- Вряд ли вы о нем слышали. Он... предпочитает держаться в тени. Минимум контактов. Мы встречались лишь дважды: в первый раз он попросил меня найти часы и дал описание, потом сидел у меня, когда Чернявин их принес. Собственно, часы как таковые его не интересовали. В них был тайник, а в тайнике - какой-то камень, что-то вроде янтаря, насколько я успел заметить. Никифор забрал камень, а часы Руслан должен был вернуть на место, и на этом наше сотрудничество закончилось.

- Никифор? Так зовут этого человека?

- Да, Никифор Дассилиатис. Грек, кажется.

- Такой пожилой, высокий, очень смуглый? - Вера перевела дыхание. - Лицо худое, морщинистое, борода короткая, кудрявая и седая? Щеки запавшие, а глаза большие, с такими нависшими веками?

- Верочка, вы как будто фоторобот составляете, - улыбнулся Водлянов. - Но по описанию очень похож.

Вера пошевелила губами, повторяя про себя все, что сейчас услышала.

- А как он на вас вышел, этот Никифор? - внезапно спросила она.

Константин бросил на нее напряженный взгляд.

- Через Сашу... Саша его ко мне привел, - медленно произнес он, точно сомневаясь.

Вера быстро поднялась на ноги.

- Где искать этого Никифора?

- Не знаю, возможно, Саша...

- Хорошо, я поняла. - Не глядя, девушка протянула Водлянову руку и даже не заметила, как он обхватил ее теплой ладонью.

- Верочка, вы хорошо себя чувствуете? Извините за прямоту, но вид у вас неважный.

- Знаю, - кивнула она.

- В самом деле, вам бы отдохнуть, поспать...

- Знаю, - повторила Вера, зажмурилась и шагнула вперед.

Толпа накатила на них, подобно обвалу, вынося на набережную, к самому гранитному парапета.

Река, серая, вздувшаяся, поднималась все выше, будто стремилась вырваться из-под спуда нависших туч. Из глубины вод доносились протяжные вздохи, точно там, на дне томилось огромное чудовище, придавленное невыносимой тяжестью. Белые вихри проносились по тяжелым пологим волнам, разбиваясь о каменные берега. Резкие порывы ветра подхватывали пенные гребни и перекидывали через ограду, забрызгивая толпящихся возле моста людей. Темно-синие силуэты с буквами "МЧС России" на спинах двойной цепью преграждали проход.

На мгновение толпа разошлась, и две фигуры, плотная темная и гибкая светлая, одна за другой выскочили к оцеплению. Синяя вереница натянулась и лопнула посередине, образовав узкий проход. Несколько человек выбежало на мост, потом разорванная цепь стянулась, и синие силуэты засновали по краю моста, выпихивая порвавшихся обратно. Вскоре за оцеплением осталось лишь двое первых, но они уже были вне досягаемости.

Не сводя глаз с удалявшихся фигур, Вера стала протискиваться вперед. Водлянова отнесло в сторону, но девушка даже не обернулась - все ее внимание было приковано к мосту. Она увидела, как целый полет начал подниматься вместе с бегущими, и как они упорно продолжали карабкаться наверх, цепляясь за фигурные перила.

Темная фигура перебежала мост наискось и вскочила на решетку, придерживаясь рукой за фонарный столб. Светлая бросилась было следом, но не удержалась и покатилась вниз, нелепо взмахивая конечностями. Ей удалось снова подняться на ноги, но Вера ясно видела, что время было упущено...

Да, упущено. Оно вырвалось на свободу, свиваясь сверкающими белыми спиралями, сминая пространство и отбрасывая в сторону, точно пар, срывающий крышку котла.

Никто ничего не успел заметить.

Кроме мужчины, стоящего на перилах моста и шарящего по толпе внизу пристальным взглядом.

Он был так далеко, что его фигура представлялась Вере сплошным темным пятном, за которым стремительно сплетались в узлы хрустальные нити временной паутины.

Но его взгляд, когда он отыскал ее, она ощутила так, словно они стояли лицом к лицу.

И также отчетливо Вера расслышала его слова, произнесенные негромко и шутливо:

- А вот и третий голос.

В этот момент Кирилл настиг его, и, обхватив друг друга, они повисли на перилах.

Нева, мост, люди, автомобили, сломанные деревья, дома, фонари, темное небо и бледное солнце посыпались, точно кегли, под напором могучего колоса, с неистовой силой прорастающего сквозь небытие.

Одно бесконечное мгновение Вера пыталась удержаться, цепляясь меркнущим сознанием за белые невесомые узлы помех, трепещущие вокруг гигантских остей...

А потом покатилась следом.

Восточная Ливония, замок Зегельс, 1509 год

- А теперь, моя госпожа, взгляните на эти песочные часы. Мельчайшие песчинки непрерывно текут вниз из одной колбы в другую. Если посмотреть издалека, то эта песчаная струйка покажется тонкой нитью. Вы более не различите в ней ни одной частицы, ни самого движение. Вы заметите лишь, как песок убывает в одной колбе и прибывает в другой. Но если смотреть вблизи, то, что ранее представлялось единым, распадется на мельчайшие фрагменты. Одни песчинки покажутся вам темнее, другие - светлее, вы увидите, что и по форме они отличаются друг от друга. Напрягая зрение, вы различите каждую из них, поймете, что даже такая материя, как песок, кажущаяся однородной, на самом деле полна разнообразия, и между ее элементами больше различия, нежели сходства...

Движение песчинок предопределено и неизменно. Рано или поздно все они окажутся внизу, подчиняясь непреложному закону природы. Но одни скатываются туда кубарем, будто желают поскорее сгинуть, другие сползают нехотя, цепляясь за своих товарок, сталкивая их вниз - лишь бы самим еще немного задержаться на поверхности. Судьба предрешена, но они сопротивляются ей изо всех сил, словно это в их власти.

И вот падает последняя песчинка... Вы видите, как она катится вниз... Наступает мгновение покоя. Каждая частица заняла свое положение в общей куче: одни придавлены, другие вознесены на вершину. Порядок кажется неизменным и вечным... Вот я переворачиваю часы... Время потекло вновь. Песчинки, упавшие последними, раньше других отправляются в обратный путь. Prope ad summum, prope ad exitum* - теперь они будут погребены другими.

Так же и жизнь подчиняется необратимому потоку времени. Каждая песчинка - это человек, вещь или событие; все мы движемся по выверенному и определенному пути. Vis divina** беспрестанно переворачивает наши часы. Перед ней мы бессильны. Лишь случай определит, где мы окажемся после падения - внизу или наверху. Предаваться отчаянию бессмысленно, ибо все, в конце концов, вернется к тому, с чего началось.

Но представьте, моя госпожа, что среди мельчайших частиц кремния и слюды вдруг обнаружится нечто, столь же отличное от них, насколько божество отличается от человека. В один прекрасный или, быть может, страшный миг зерно начнет прорастать. Сначала это будет малый росток, хилый и незаметный, но скоро он обретет силу. Захваченные им песчинки не смогут продолжить свой бег, как раньше. Стекло тоже станет помехой, и рано или поздно неистовая сила жизни преодолеет косность материи - и часам придет конец.

Представьте, фрейлейн, что колба - это весь подлунный мир, а зерно в нем - последний дар великого Хроноса тем, кто сбросил его с небесного трона - камень, исторгнутый отцом богов и получивший имя Spica***. Зерно скрыто под толщей песка, и сила, скрытая в нем, еще дремлет. Но достаточно одного неосторожного движения, и она вырвется на свободу, и ни один человек не сможет ее обуздать. Стенки нашей колбы будут разбиты, и что станет тогда с несчастными песчинками?

Потому во все века находятся люди, коим надлежит беречь Колос и не допускать его прорастания. Они передают друг другу знание о свойствах времени, и Дева-Хранительница всегда отмечает тех, кто предназначен ей. И я был отмечен когда-то и потому говорю сейчас с вами, что вижу на вас тот же знак...

А теперь, моя госпожа, я открою вам великую тайну, но прежде поклянитесь спасением своей души и посмертным блаженством, клянитесь жизнью тех, кто вам близок и дорог, что никогда никому не откроете ее, даже если вас станут принуждать к этому. И никогда не воспользуетесь ею, чтобы причинить мне вред!

* Близко к вершине - близко к погибели

** Божественная сила

*** Колос

- Клянусь... - пошептала Мартина.

В слабом свете двух свечных огарков ее лицо было бледным, как луна, но широко раскрытые карие глаза блестели от волнения. Доктор глядел в них долго и пристально, словно пытаясь прочесть в душе девушки, как в одной из своих книг. Наконец он кивнул и прошел от стены к стене, плотнее запахивая широкие полы своей мантии.

Несмотря на теплое лето, в "библиотеке" было холодно. Огонь в очаге потух, лишь по углям, собранным вокруг небольшого котелка, пробегали оранжевые сполохи. Пучки трав под потолком благоухали горько и тревожно, их тени расползались по стенам уродливыми кляксами. Стеклянные сосуды на столе слабо поблескивали. Было слышно, как в углу скребется одинокая крыса, и ветер тоскливо стонет в дымоходе.

По ногам Мартины невидимой змейкой пробежал сквозняк. Она поежилась.

Доктор Порциус остановился напротив, глядя на нее сверху вниз. Лицо его оставалось в тени, и Мартине была видна лишь коротко стриженая борода, козырьком выступавшая вперед, и острый кадык на темной жилистой шее.

- Мое настоящее имя - Никифор Дассилиат, византиец. Я родился в городе Фессалоники в тысяча двухсотом году от Рождества Христова. То было тревожное время: скоро франки захватили Константинополь, и империя пришла в упадок. В провинциях бесчинствовали мародеры, с севера делали набеги войска царя Эпирского и болгары. Когда мне минуло семь лет, отец решил перебраться в столицу к старшему брату Евсевию. Он сказал, что дядя Евсевий богат, имеет несколько лавок; он ведет дела с венецианцами, поэтому латиняне его не трогают. Помню огромные ворота, через которые мы проезжали - казалось, они достают до неба - и удивительную сладость, разлитую в воздухе. Была весна, в Городе цвели сады...

Дом дяди стоял подле церкви Святой Марии, известной как церковь Девы-Сеятельницы. Там висела большая мозаичная икона "Девы с колосьями", почитаемая чудотворной. Половина квартала собиралась сюда на богослужения, и дядя Евсевий не пропускал ни единого. Он всегда брал меня с собой, и хотя поначалу я не испытывал особой набожности, но вскоре привык и уже находил неизъяснимое блаженство в торжественной размеренности литургии. Не будучи старшим из наследников, я думал идти в богословы. Но дядя имел на меня другие виды, хотя до поры молчал об этом.

Было еще кое-что, меня изумлявшее. В церкви Девы-Сеятельницы прислуживала девушка, нищая сирота из колонов по имени Феофано. По непонятной причине мой дядя и другие знатные жители квартала оказывали ей большое уважение, и, признаюсь, меня это очень задевало. Нищенка, пригретая церковью из милости, ничем не заслуживала подобного обращения: среди прочих женщин она не выделялась ни умом, ни красотой. Правда, держалась Феофано очень скромно и почти всегда молчала, но мне думалось, что это более от гордости, чем от смирения.

Однажды дядя Евсевий объявил, что отныне раз в три дня Феофано будет заниматься со мной чтением. Странное решение, ведь я уже три года посещал грамматическую школу, а отец обучал меня латыни и языку франков. Мысль о том, что потомок Дассилиатов, родни, пусть и дальней, императорской фамилии Дук, пойдет в ученики к крестьянке, привела меня в такую ярость, что я онемел. А, придя в себя, прямо высказал все, что думаю о Феофано, и даже позволил себе кое-какие намеки в адрес дяди и всех, кто носится с девчонкой. Словом, мои чувства не были мне к чести... Я никогда не видел дядю в таком гневе - он схватил палку и отходил меня как следует, а отец... тот полностью согласился с дядей и одобрил его решение. Правда, тем же вечером он сказал мне, что не следует оценивать людей по одним лишь внешним признакам, и что занятия с Феофано принесут мне большую пользу. Но понятно, что переубедить меня он не смог.

Представьте, фрейлейн Мартина, с каким стыдом и мукой готовился я отбывать печальную повинность!

Я мечтал о том, чтобы меня сразила холера; чем ближе подступала ненавистная минута, тем больше мучений я испытывал. Я даже подумывал пробраться тайком на один из кораблей в гавани Петриона и навсегда покинуть Город, но меня удержал страх перед неверным будущим. Ни на что не решившись, я вынужден был покориться, но про себя продолжал негодовать.

Наши с Феофано занятия проходили по вечерам в маленькой ризнице. Все вокруг было пропитано ладаном; до сих пор он кажется мне запахом небывалой скуки, от которой в ту пору просто сводило зубы. Мы сидели под единственным окном, выходившим на западную сторону и забранным решеткой. Наставница давала мне старые мраморные и керамические таблички, хрупкие папирусы, затертый пергамент - такого добра у нее был целый сундук. Я должен был читать их вслух. В основном это были древние легенды и стихи, изложенные нескладным полудетским языком; когда я заканчивал один текст, Феофано потягивала другой, и так до бесконечности. Поначалу я думал, что когда прочту все таблички и папирусы, она оставит меня в покое, но вскоре обнаружил, что читаю их по второму, а то и по третьему разу. Я пожаловался отцу, но тот велел мне терпеть и слушать наставницу.

В конце концов это стало невыносимо. Я не знал, как отделаться от Феофано. Я грубил ей, даже оскорблял, подстраивал разные мелкие пакости, на которые горазды мальчишки, но она продолжала мучить меня уроками. Ей словно нравилось мое общество, и на улице я часто видел, как она идет за мной в некотором отдалении. Я постоянно ловил на себе ее взгляд, внимательный и задумчивый. Слишком серьезный взгляд для девушки ее лет... И поскольку Феофано молча спускала мне и грубость, и заносчивость, я вообразил, что имею дело с блаженной дурочкой, и что дядя Евсевий, человек очень набожный, почитает ее как приближенную к Богу.

Открытие это еще сильней уязвило мою гордость - я решил, что из меня хотят сделать такого же дурака. При отце и дяде я вел себя тихо, но моя ненависть к Феофано росла с каждым днем.

Так продолжалось около года. Однажды, сидя в ризнице и скучая больше обычного, я заметил паука, ползущего по стене. Не раздумывая, я с силой запустил в него мраморной табличкой, которую держал в руках. Та ударилась о стену и треснула. Увидев это, Феофано сперва лишилась дара речи, а потом схватила щипцы для снятия нагара со свечей и с размаху стукнула меня по руке. Я был поражен - ведь она терпела, когда я подкладывал острые камушки ей в сандалии, запускал жуков в рукава, рвал и пачкал ее одежду. Но, увидев, что случилось с ее драгоценной табличкой, Феофано завопила так, что в шкафу зазвенели священные сосуды, и погналась за мной, размахивая щипцами.

Сначала я испугался и выбежал во двор, но тут же почувствовал жгучую радость. Мы сцепились, как разъяренные коты, и стали колотить друг друга. Я вкладывал в каждый удар всю свою ненависть, но и Феофано не отставала - щипцы оставили на моем теле множество следов. Она всегда была молчалива, но в разгар потасовки ее язык не уступал рукам, а брань, которой она меня осыпала, могла сделать честь самой горластой из рыночных торговок.

Вдруг что-то случилось, и мы оказались по разные стороны двора, с яростью глядя друг на друга. Помню глаза Феофано в тот миг - сперва они сверкнули торжеством, потом на них будто опустилась завеса. Опомнившись, моя наставница велела мне привести себя в порядок и возвращаться домой. Я был уверен, что она не упустит случая нажаловаться на меня дяде, но она ничего ему не сказала. Промолчал и я - меня мучил стыд оттого, что я дрался с женщиной, с плебейкой. Моя гордость были уязвлена вдвойне. Через три дня я набрался храбрости и явился в церковь, как ни в чем не бывало. Феофано встретила меня спокойно. Она успела склеить табличку и тут же вручила мне для чтения.

По молчаливому согласию мы сделали вид, что забыли о ссоре. С этого дня я покорился своей участи и продолжал занятия - без особого желания, но и без прежнего отвращения...

Язычок рыжего пламени задрожал, угасая, и обугленный фитиль погрузился в лужицу воска, выпустив на прощанье дымный завиток. Темнота и сырость поползли из углов, вконец выстудив комнату.

За окном шумел ветер. Кто-то торопливо пробежал по двору, гулко стуча башмаками по каменным плитам. С башен послышалась хриплая перекличка стражи. Голоса еще не успели смолкнуть, как на замок обрушился дождь, резко и неожиданно поглотив все звуки, наполнив двор шелестом струй и дробным грохотом капель о черепичные крыши и деревянные настилы.

Порциус Гиммель достал с полки два новых огарка, зажег их от оставшейся свечи и прилепил рядом.

Мартина плотнее закуталась в шаль, поджав под себя закоченевшие ноги.

- Что же было потом? - спросила она.

Доктор бросил на нее короткий взгляд.

- Наши занятия продолжались еще два года. Я выучил наизусть все стихи и сказки Феофано и мог пересказать их, ни разу не сбившись, даже если бы меня разбудили среди ночи. Кроме того, моя наставница приносила кусочки электрона - я должен был держать их в руках все время урока. При этом Феофано заставляла меня по-разному дышать, а иногда требовала закрыть глаза и сделать шаг "не сходя с места". Это казалось ужасной глупостью и даже безумством, к тому же доставляло неприятные ощущения. Электрон сильно кололся, стрелял искрами, и мои руки постоянно немели. Но я выполнял указания с точностью.

Часто во время занятий у меня кружилась голова. Иногда приступы бывали такими сильными, что казалось, будто я брежу. Потом, вернувшись домой, я узнавал, что ночь уже на исходе, тогда как мне казалось, что лишь недавно стемнело.

Отец и дядя Евсевий ни о чем меня не расспрашивали, но, как видно, Феофано говорила им обо мне. Во всяком случае, родственники были довольны. Однако стычка с Феофано ничему меня не научила - я испытывал к бедной девушке одно лишь презрение, хотя научился умело его скрывать...

О, моя госпожа! В жизни каждого человека бывают моменты, которые потом тяжким бременем ложатся на совесть. Naturae vis maxima*. Человек не свободен от пороков, но хуже, когда он вдобавок склонен преувеличивать собственную значимость, а потому всегда и во всем находит себе оправдание. Вспоминая о прошлом, я испытываю жгучий стыд. Я был похож на больного с завязанными глазами. Я не только не видел того, что открывалось передо мной, но и не желал этого видеть, собственными руками еще туже затягивая повязку неведения.

Отец и дядя не говорили со мной о политике, а сам я не интересовался ею. Под рукой Генриха Фландрского ромеям жилось неплохо: император по мере сил старался примирить греков и латинян, часто в ущерб последним. Но внезапно он умер. На его место франки избрали Пьера Куртенэ, зятя Генриха, от которого никто из ромеев не ждал хорошего. Снова пошли слухи об отторжении земель и имущества у православных монастырей, об обложении греков десятиной в пользу католической церкви. Франкские бароны разъезжали по Городу, грозя оружием, и задирались с венецианскими купцами, желавшими себе больше льгот и привилегий.

Ничего этого я не замечал - не хотел замечать, поглощенный собственными надуманными горестями.

И вот однажды во время службы в храм Святой Девы ворвались франки и стали творить бесчинства. Их предводитель, имени которого я не знал, прервал литургию и велел священнику вести службу по латинскому обычаю. Когда же тот отказался, франк осыпал его ругательствами и ударил по лицу. Другие принялись срывать алтарные покровы и драгоценные оклады с икон. Им пытались помешать. Завязалась драка. Мой отец и дядя с остальными прихожанами выталкивали франков из церкви, а я ужасно растерялся. Я слышал, как священник взывал к нам, моля прекратить бесчинства в доме Божьем, а предводитель франков кричал в ответ, что от таких еретиков, как мы, Бога только тошнит. Наконец разбойников вышвырнули вон. Церковное убранство вернули на место, и служба продолжилась.

В тот вечер я не хотел оставаться с Феофано, но дядя настоял. Помню, с какой тоской глядел я вслед ему и отцу, когда они спускались вниз по улице, помню, в каком тягостном предчувствии сжималось мое сердце. Феофано пыталась меня успокоить, но и ей как будто было не по себе. Казалось, что-то темное витает в душном воздухе оскверненного храма, отравляет его страхом и ненавистью. Но я не понимал, что тьма разливалась по Городу уже давно; мне чудилось, что она возникла только теперь, ниоткуда, и я молился, чтобы она поскорей развеялась.

Через несколько дней всех, кто находился в церкви, включая священника, взяли под стражу и отправили в городскую тюрьму. Отца и дядю арестовали тоже, но я в ту пору гостил у купца, хорошо знавшего нашу семью. Туда пришло тайное известие, чтобы я не возвращался домой и до поры затаился.

Поначалу я не особенно беспокоился, будучи уверен, что обвинения, sine dubio, вскоре будут сняты. Мой дядя имел много влиятельных друзей, и я был уверен, что у него найдутся заступники. Несколько раз я приходил к воротам тюрьмы, надеясь повидаться с родными. Но меня терзал страх быть узнанным, поэтому я не решался пройти внутрь. Говорю вам, фрейлейн, я не сомневался, что самым суровым наказанием для арестованных станет денежное взыскание в пользу франков; я был уверен, что дело завершится благополучно, повторяю, я был так уверен в этом...

Но вот торговец, у которого я ютился, велел мне убираться. Поскольку до сих пор я видел от него совсем другое обращение, эта внезапная перемена меня поразила. Я даже не спросил, чем вызвано такое отношение, лишь позднее в голову пришла мысль, что он чего-то боялся. Я покинул его, кипя от злости, но гнев вскоре прошел. Я не знал, что делать и куда идти. У меня оставалось немного денег и ценных вещей, и было жаль отдавать их в уплату за постой. Некоторое время я провел в бане, остаток дня бесцельно бродил по улицам.

Наконец, ноги сами привели меня к церкви. Двери были распахнуты настежь, внутри царили тишина и запустение: иконы вынесены, покровы из драгоценной парчи сорваны, алтарная преграда разрушена, мраморные плиты пола - и те выворочены. Мозаичная икона, главное украшение храма, валялась, разбитая на куски. Не могу описать вам своего горя и ужаса! Я готов был разрыдаться, но тут услышал шаги и увидел Феофано, входящую следом.

- Слава Господу и Пресвятой Деве! Я давно ищу тебя, Никифор, - сказала она, схватив меня за руку. - Пойдем отсюда, мне есть, что тебе рассказать.

Мы отправились к старому акведуку, и там наставница поведала, что уже несколько дней тайно посещает тюрьму, принося узникам еду. Многих отпустили на свободу за выкуп, но отца, дядю Евсевия и еще двенадцать человек обвинили в приверженности манихейской ереси, и дело их передано церковному суду.

- Как такое может быть? - закричал я. - Мой отец - добрый христианин, а дядя отказался переменить веру, даже когда речь шла о спасении жизни и состояния! Все это знают, все это подтвердят!

- Нашлись слабые души, - со вздохом ответила Феофано. - Под страхом смерти или за золото они показали, что в доме Евсевия Дассилиата проходили тайные собрания, на которых пели осанну Сатаниалу... тьфу-тьфу-тьфу, да простит меня Святая Дева за такие слова!

Услышав это, я готов был наброситься на нее с кулаками, но она остановила меня:

- Никифор, твои родные чисты перед Богом и не запятнаны в том, в чем их обвиняют. Это так же верно, как то, что я сейчас стою перед тобой. Но есть другое...

- Что же? - спросил я.

- Твой дядя и другие - хранители великой тайны времени. К несчастью, невежество ищет себе оправдание в том, что объявляет любое знание зловредным и опасным. Твои родные не могут открыть того, что знают, а если бы даже смогли, то им никто не поверит. Франки, громившие церковь, нашли мои записи, другие рукописи были спрятаны у Евсевия...

При этих словах перед моими глазами сверкнула молния:

- Твои таблички и папирусы?

Феофано молчала, но это молчание было красноречивее любых слов. Совсем потеряв голову, я схватил ее за плечи.

- Это ты во всем виновата! - кричал я ей в лицо. - Ты, еретичка! Из-за тебя арестовали отца и дядю! Я ненавижу тебя, ненавижу! Хоть бы ты сдохла, от тебя одни несчастья!

Потом я оттолкнул ее и объявил, что немедленно отправлюсь к патриарху, чтобы упасть ему в ноги и вымолить прощение родным. Я велел Феофано идти со мной и быть моей свидетельницей, потребовал раскрыть все тайны, в противном случае угрожал ей пытками и костром, и Бог знает, чем еще... Она слушала, не перебивая, только молча прижимала руки ко рту...

Ее лицо и сейчас стоит у меня перед глазами. Cicatrix conscientiae pro vulnere est...** Запомните это, фрейлейн Мартина, и еще: semper minus solvit, qui tardius solvit.*** Я не могу ничего утаить, хотя и содрогаюсь, рассказывая...

Выслушав мои требования и угрозы, в которых было больше чувства, нежели смысла, Феофано не стала отвечать тем же. Вместо этого она, как могла, утешила меня, заверив, что еще есть надежда на спасение, даже если отца и других признают виновными.

Устремив на меня пристальный взгляд, она сказала:

- Видит Бог, Никифор, я сделаю все, чтобы спасти невинных, пусть даже помешаю им обрести мученический венец и обреку себя на вечное проклятье. Если придется, я совершу то... чего не должна... даже под страхом смерти... Да простит меня Святая Дева!

И Феофано заплакала.

Потом мы условились, что станем по очереди дежурить у ворот тюрьмы. К чему бы ни приговорили заключенных, мы будем готовы на все, чтобы не дать совершиться несправедливости...

* Природа сильнее всего

** Раны совести не заживают...

*** кто платит слишком поздно, всегда недоплачивает

- И вы спасли их, доктор Порциус? - широко раскрыв глаза, спросила Мартина.

- Тех, кто не признали себя виновными в ереси, суд приговорил к костру, - с тяжелым вздохом ответил тот. - Оговорившие под пытками себя и других были публично выпороты, ослеплены и сосланы в дальние монастыри на вечное заточение.

Мартина передернула плечами.

- Но они не были еретиками, не правда ли? - робко произнесла она.

- Нет, они называли себя хронитами, слугами времени. Их вело древнее знание, но все были истинными христианами, верными сынами церкви. Отца и дядю пытки не сломили... Мы узнали, что приговор будет исполнен скрытно - рано утром в тюремном дворе. По Городу опять шли тревожные слухи о наступлении болгар на севере, а богатые горожане выступали против насаждения франкских обычаев. Публичная казнь знатных греков могла стать поводом к новому недовольству.

Нам не удалось проникнуть внутрь, и мы смешались с толпой черни, собравшейся у тюремных ворот поглазеть, как будут жечь еретиков. Во дворе стояли три столба, обложенные сухими ветками. На восходе вывели осужденных. На них не было ничего, кроме длинных рубах. Дядя Евсевий еле передвигал ноги, и отец подставил ему плечо. Стражники толкали их копьями. Всего во дворе собрались не более пятнадцати человек: семеро осужденных, палач с помощниками, профос, стража и православный священник. Потом несколько всадников подъехало к воротам и изъявило желание попасть внутрь. Среди них был франк, ворвавшийся в нашу церковь. Его герб, волчья голова на красном поле, ненавистная метка преступления и позора... но не о том речь.

Франк прибыл, чтобы увидеть "как станут корчиться мерзкие чернокнижники, когда дьявол вгрызется им в брюхо" - это были его слова. Громко смеясь, он подзуживал стражников намять осужденным бока и обещал за это пригоршню серебра. Его люди замешкались, отгоняя чернь с дороги, в суматохе я и Феофано сумели проскользнуть во двор.

Наставница прятала под покрывалом сверток, похожий на спеленатого младенца. Теперь она стала понемногу его разворачивать. Стражники хотели вытолкать нас за ворота; отбиваясь, я вдруг увидел, как помощник палача схватил моего отца и стал привязывать к столбу. У того, видимо, была перебита рука - от боли отец закричал, и его крик резанул меня по сердцу, будто ножом. Оттолкнув стражника, я бросился к костру. Всадник преградил мне путь - в ярости я схватил его за пояс и стащил на землю. Меня окружили. Вырвав у поверженного кинжал, я ранил одного или двоих. Потом... потом... я плохо помню... кто-то ударил меня...

Кажется, Феофано пыталась мне помочь, и ее схватили. Она вырвалась, оставив стражнику покрывало. В ее руках был камень, горевший ярко-желтым огнем... Потом ее сбили с ног. Я увидел хрустальную вспышку, и звуки стихли, а люди вокруг превратились в тени. Их затягивало серебряной паутиной, от которой веяло нестерпимым холодом. Сам я едва мог пошевелиться. Кто-то взял меня за руку и повел за собой. Я сделал шаг, другой и, задыхаясь, упал на землю...

Доктор замолчал, опершись лбом о переплетенные пальцы.

Мартина поглядела на него со страхом и состраданием, потом отвела взгляд и тяжело вздохнула.

В "библиотеке" наступила тишина, прерываемая лишь шумом дождя за окном и треском догорающих свеч. Прикрыв лицо шалью, Мартина неслышно глотала слезы. Ей было от всей души жаль доктора, но еще больше - себя, сестру, умершего отца и даже нелюбимого зятя...

Понемногу она успокоилась и, утерев лицо, собралась тронуть доктора за рукав, но вместо этого замерла, встревоженная неясными звуками. На мгновение ей почудилось, что кто-то стоит за дверью. Чужое присутствие ощущалось так явно, что по спине у девушки прошел холодок. Она настороженно прислушалась, но, ничего более не услышав, облегченно выдохнула и перекрестилась.

Порциус Гиммель, подняв голову, посмотрел на нее отрешенным взглядом.

- Что же с вами случилось? - спросила Мартина, прерывая затянувшееся молчание.

- То, что не должно было случиться... - Доктор запнулся, словно разом позабыл все нужные слова. - Когда я открыл глаза, то увидел, что лежу на голой земле, а рядом со мной сидит Феофано, бледная, как смерть. Не успел я открыть рта, как она принялась плакать и рвать на себе волосы. Я было решил, что она тронулась умом, и заозирался, выискивая отца. Но никого рядом не оказалось. Более того, мы были вовсе не в тюремном дворе. Приглядевшись, я узнал церковь Святого Георгия у Харисийских ворот - здесь проходила центральная улица Города, самая широкая и красивая. В любое время дня и ночи по ней сновала пестрая толпа, а у ворот собирались люди, желавшие попасть в столицу или покинуть ее. Но в тот момент я не увидел никого - ни одного человека. Даже нищие куда-то делись. Вокруг стояла необычайная тишина. Город будто вымер.

Видя, что Феофано никак не уймется, я встал и приказал ей успокоиться. Не сразу, но она меня послушала. Стало ясно, что отца и дядю мы не спасли, и хотя я не понимал толком, что же произошло, но намеревался вернуться к тюрьме, чтобы закончить дело.

Однако стояло мне сделать шаг, как Феофано вцепилась мне в руку с такой силой, что проткнула кожу ногтями.

- Никифор, не уходи! - закричала она. - Ах ты, Господи! Это я во всем виновата!

И снова залилась слезами.

Немалого труда стоило мне вытянуть из нее правду.

- Господь меня покарал, - все еще плача, сказала она. - Ты ни в чем не виноват, но и на тебя падет тяжесть искупления. Невинные приняли мученический венец - да вознаградит их Святая Дева за все страдания! Хотя я верю, что ныне они пребывают в раю, сердце мое разрывается... Колос, наш священный Колос, который я поклялась сберечь даже ценой своей жизни! Он остался там, в руках наших врагов! Я не должна была брать его, но сделала это, чтобы спасти невинных - лишь с его помощью можно было провести их сквозь время... немного, всего лишь на год или два вперед... Теперь все кончено. Мы потеряны, Никифор, Колос потерян... Никто из посвященных не в силах повернуть время вспять. Даже будь у нас Колос, мы не могли бы этого сделать. Но его нет! Он утрачен! За этот грех мне нет прощения! Никифор, Никифор, как теперь быть?..

Я ничего не мог сказать ей в утешение.

Тогда Феофано села на землю, соединив ладони перед собой. Из-под ее опущенных век все еще текли слезы - вдруг я заметил, что они замерзают у нее на щеках. Вся она будто заледенела и покрылась изморозью. Я дотронулся до нее кончиком пальца, и мою руку пронзило огнем. Феофано открыла глаза - они были совсем неживые. Несколько раз она повторила:

- Ищи Колос в землях франков...

Не дожидаясь, пока она придет в себя, я вышел на улицу.

Страшное зрелище открылось мне. Дома, нарядные дома из светлого камня, стояли полуразрушенные, пустые, почерневшие, как от огня. На каждом висели маленькие флажки - бледные пятна на закопченных стенах*. По руинам бродили собаки, что-то выискивая. Потом я заметил и мертвецов. Воздух... воздух был насквозь пропитан запахом гниения и смерти. Смерть была повсюду...

Феофано догнала меня, и мы направились к гавани. Нам было страшно, и мы держались за руки; наше горе отступило при виде ужаса, что царил вокруг. Города больше не было! Он умер, перестал существовать. Все было опустошено, разорено: лавки и склады вывернуты и растасканы, прекрасные церкви осквернены, кресты сбиты. Роскошные дворцы стояли голы и пусты, их богатства были похищены. Статуи и колонны валялись на земле, разбитые на куски. В фонтанах плавали трупы...

Простите, моя госпожа, я не стану утомлять вас описанием злосчастий, постигших великий Константинополь. Целая жизнь прошла с тех пор, как империя ромеев перестала существовать, попав под власть неверных. Но ни я, ни Феофано не знали тогда, что, преодолев двумя шагами без малого две с половиной сотни лет, мы оказались в том несчастном Городе, который турецкий султан по праву победителя отдал на трехдневный грабеж своей озверелой солдатне.

Мы проходили мимо церкви Святого Иоанна в Трулло, когда услышали крики и увидели, как из распахнутых ворот вывалилось человек десять в тюрбанах и кольчугах, с кривыми мечами у пояса. Это были турки, грабившие церковь. Они несли украшенное драгоценностями распятье, на которое был нахлобучен тюрбан; у некоторых поверх доспехов было надето расшитое золотом священническое облачение, а в руках - смятые оклады и обломки мозаик.

Один из них заметил нас и указал прочим. Мы бросились бежать, и несколько человек погнались за нами. Дорога была неровной, вся в трещинах и завалах. Еще один отряд вышел нам наперерез... Мне удалось миновать их, но тут я услышал крик Феофано... Я оглянулся - турки схватили ее и повалили на землю. Она не звала на помощь, она кричала:

- Никифор, найди Колос, он в землях франков! Никифор, найди Колос!

Это был ее последний наказ.

Как безумный я бросился бежать, не разбирая дороги. Мне повезло: в тот же вечер я благополучно добрался до гавани Петриона. Один рыбак согласился тайно перевезти меня и еще нескольких человек в Галату - за это мы отдали ему все, что имели. Оттуда вместе с другими беженцами я отплыл на Крит, потом в Венецию.

Правительство сего славного города издало указ, по которому имущество греков, спасшихся на венецианских кораблях, подлежит конфискации. Эти средства должны были пойти на уплату долгов империи. Но я ничего не имел, поэтому меня отпустили, велев немедленно покинуть республику. Мне опять повезло: потом я узнал, что те, кто не смог расплатиться имуществом, были проданы туркам. Так добрые венецианцы возмещали ущерб, нанесенный их торговле на востоке.

Больше месяца я скитался по дорогам Италии, прося подаяние, пока не попал в Рим. Здесь я встретил многих соотечественников, отношение к ним папы Николая V было самое благосклонное. Знатным греческим семьям покровительствовали кардиналы-греки Исидор и Виссарион - первый и сам бежал из захваченного Константинополя, поменявшись одеждой с нищим. Оба ратовали за Крестовый поход и вели переговоры с христианскими государями. Я добился встречи с Виссарионом. Тот принял меня милостиво и, узнав, что я хорошо образован и принадлежу к патрицианскому семейству, предложил мне место помощника секретаря. Нужно было лишь принять католическое вероисповедание, что я и сделал. Моим восприемником стал друг кардинала, немецкий купец Порций Эберхард Гиммель. При крещении я принял его имя, хотя в те годы в Риме предпочитал зваться Никифор Дассилиат. На службе у кардинала я провел четырнадцать лет. Благодаря его поддержке я получил степень доктора богословия; позже Виссарион сделал меня своим секретарем. У него я встретился с великим Региомонтаном, который стал моим учителем... впрочем, это не представляет для вас интереса.

Конец истории близок. Мне было тридцать три года, когда я оставил Рим и отправился в странствие по Европе. Я побывал всюду, обошел Бургундию, Францию и Испанию, добрался до Лиссабона, а оттуда отплыл в Англию. Посетил Нидерланды, на голландском корабле ходил в Данию и Норвегию. Был в Чехии, Моравии, Венгрии, вслед за Региомонтаном отправился в Нюрнберг и долгое время жил там... За время странствий я испытал немало лишений, два или три раза стоял на пороге смерти, но все же спасся. Я многое переосмыслил и, наконец, осознал суть великого учения, переданного мне Феофано. Все эти годы я ни на минуту не переставал искать священный Колос. Я научился делать шаги сквозь время... совсем небольшие, не более чем на пять месяцев вперед, но в основном гораздо, гораздо меньше... Я постиг тайные законы Хроноса и восстановил утерянное знание... теперь оно хранится здесь, - Порциус Гиммель ткнул себе в лоб. - И будет храниться, пока я жив... Долгие годы неустанных трудов увенчались успехом. Мне удалось позвать Колос, и он откликнулся. Это он привел меня в ваши земли, указал путь к своему убежищу. Теперь он со мной, и я смиренно благодарю за это Господа.

* знак того, что в доме уже брать нечего

- Все испытания, жертвы были не напрасны. Я в полной мере уверился, что мою стезю определила Божья воля, - торжественно закончил доктор. - Вы, да, вы сами тому подтверждением. Встретив вас, я понял, что великая тайна не умрет вместе со мной, последним хронитом. А вы чувствуете это?

- Я... не знаю... - смущенно пробормотала Мартина.

Черные глаза Гиммеля загадочно блеснули. Некоторое время доктор пристально разглядывал сжавшуюся девушку, потом кивнул:

- Пусть так. Понимание не приходит сразу. Вы так юны... но времени у нас достанет. Я не мог ошибиться - fata viam inveniunt*. И слепому ясно, что судьба предназначила вас для высшей цели, sic et simpliciter**!

Он смолк, взволнованно перебирая пальцами по столешнице, потом поднялся, чтобы зажечь новый огарок.

Опустив голову на скрещенные руки, Мартина погрузилась в размышления. До той поры она с затаенным волнением ловила каждое слово доктора. Странные, необъяснимые вещи, о которых он толковал, не вызывали сомнений, а мысль о чуде завораживала. Но когда речь заходила о ней самой, Мартину охватывало смятение. Святым Господь вменил в обязанность творить чудеса - но дозволялось это обычным людям? Не грех ли притязать на подобное? Не искушение ли дьяволово? Если бы можно было разрешить сомнения, поговорив с отцом капелланом... Но доктор взял с нее клятву хранить все в тайне, а клятвопреступление - тоже страшный грех.

- Ступайте к себе, моя госпожа, - мягко произнес Порциус Гиммель. - Я вижу, что утомил вас сегодня. Benedictio Domini... Ступайте, а завтра мы поговорим о substantia vitalis***, то есть о нематериальном начале, которое ведет сила Хроноса.

Мартина устало кивнула и, взяв свечу, направилась к выходу. Прохладный воздух галереи немного освежил ее, но в духоте женской половины болезненно потяжелела голова.

Покои встретили девушку глухой молчаливой пустотой. Кое-как распутав шнуровку, она стянула платье, распустила волосы и, распахнув окно, облокотилась об узкий карниз.

Дождь кончился, но с крыш еще текло. Ловя в ладонь тяжелые капли, Мартина полной грудью вдохнула сырой ночной воздух. Спать совсем не хотелось. Поджав босые ноги, она высунулась как можно дальше и обвела взглядом широкие гребни замковых стен. На площадках и в караульнях горели огни, слабый отсвет медленно полз над парапетом: стража совершала еженощный обход. Рассеянно проводив огонек глазами, Мартина прислушалась - под окном слышалось чье-то невнятное бормотание. Послушав немного, но ничего не разобрав, девушка раздраженно передернула плечами и, заскучав, наконец легла в постель.

Сон сморил ее сразу, едва голова коснулась подушки.

* От судьбы не уйдешь

** Так и именно так

*** Жизненная сила

Мартина не поняла, что ее разбудило. Мгновение, и она села на кровати с руками, прижатыми к груди, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Страх подкатывал к горлу. Вокруг стояла могильная тишина, не нарушаемая ни единым звуком, ни движением.

Помедлив, Мартина сунула ноги в туфли, накинула шаль и подкралась к двери. Тяжелая створка со скрипом отошла и остановилась, наткнувшись на препятствие. Кто-то ойкнул, завозился, и с пола поспешно поднялась заспанная служанка, стряхивая с ладоней буроватую пыль.

- Что ты тут делаешь? - сердито прошептала Мартина, потирая нос. - Что у тебя в руке?

- Простите, барышня, не хотела вас беспокоить...

- Опять дубовую кору рассыпала? - Не дожидаясь ответа, Мартина оттолкнула служанку. - Язычница!

- Нет, барышня, не ходите туда! - неожиданно воскликнула Кристина, вцепившись хозяйке в рукав. - Там творятся черные дела.

- Что еще за дела?

- Плохие дела, не божеские... Не ходите!

Со двора донесся негромкий тоскливый крик.

- Пусти! - Мартина выдернула рукав из пальцев перепуганной служанки и побежала к лестнице.

- Нет, барышня, Христом вас прошу, стойте!.. - выкрикнула ей вслед Кристина.

Нижний зал был пуст и темен, очаги потушены. С усилием отодвинув щеколду, дочь барона вышла во двор и повернулась к донжону. Под ее ногами захлюпала вода, туфли и подол сразу промокли. Что-то тихо прошелестело за спиной, по шее скользнуло слабое дуновение. Краем глаза Мартина уловила движение, но тут же отвлеклась.

Лужи на выщербленных плитах двора напоминали разлитые чернила. Сильный порыв ветра на мгновение разогнал облака, и бледный свет заходящего месяца отразился в них, словно в разбитом зеркале. Но одно пятно так и осталось темным. Затаив дыхание, Мартина медленно приблизилась к нему и остановилась как вкопанная.

Перед ней лежало изломанное мужское тело. Голова была свернута на бок, мокрые волосы облепили череп, лицо скрывала тень. Правая рука, вывернутая на спину, сжимала скрюченными пальцами сломанный кинжал. Мягкие дорожные сапоги съехали к лодыжкам, будто их надевали второпях, даже не застегнув пряжек. Бархатный плащ сбился неряшливым комком, под ним медленно расползалась еще одно пятно, чернее и страшнее прочих.

Оцепенев от ужаса, Мартина минуту или две стояла неподвижно, потом, очнувшись, опустилась на колени и обхватила голову мертвеца немеющими руками. Холодная и тяжелая, как камень, голова никак не хотела поворачиваться. Внезапно по ладоням Мартины пробежало что-то горячее, даже обжигающее, раздался хруст, и на девушку глянули широко раскрытые мертвые глаза Жульена де Мерикура.

Мартина разжала руки и поспешно вытерла их о рубашку. Только сейчас она заметила, что сидит в луже крови, и поползла прочь, оставляя за собой широкий темный след. Наконец ей удалось подняться на ноги, но от сильной дрожи она не могла сделать ни шагу. Волна липкого ужаса покатилась по телу, и девушка, вскрикнув, закрыла лицо руками.

Кто-то подошел сзади, ступая громко и уверенно. Спокойный голос произнес:

- Фрейлейн фон Зегельс? Что происходит?

Мартина отчаянно замотала головой, мыча в сомкнутые ладони. Альберт Хорф шагнул к распростертому на камнях телу и провел факелом от головы к ногам.

- Вот оно что, - без удивления он ткнул мертвеца кончиком сапога и, подумав, перекрестился.

- Это... это...

- Да, Мерикур. Пьяным выпал с галереи. Что ж... - Хорф пожал плечами.

Несколько человек, как по команде, вынырнули из темноты, и рыцарь приказал убрать тело. Никто не произнес ни слова. Двое подняли и унесли Жульена, обернув француза собственным плащом, остальные принялись отмывать кровавые пятна с плит. Хорф удовлетворенно наблюдал за происходящим.

Мартина опустила руки, с тягостным недоумением смотря перед собой. Она взглянула на Хорфа и уже не в силах была отвести глаз. Его спокойствие пугало ее сильнее, чем звериный оскал. Еще страшнее была мертвенная тишина в замке. Никто не выбежал на крик: ни слугам, ни стражникам, ни господам, как видно, не было дела до внезапной смерти француза. Даже башни, подобно рыцарю, безучастно взирали темными провалами окон на копошащихся внизу людей.

Внезапно Хорф развернулся и приблизил факел к самому лицу Мартины.

- Что с вами, фрейлейн? - тихо произнес он.

Девушка вздрогнула, комкая на груди края шали.

- Онемели? - Рыцарь наклонился, пощекотав ее своим дыханием. - Вам жаль этого глупца?

- Надо сообщить Элизе, - испуганно прошептала Мартина.

- Зачем? Не нужно беспокоить баронессу в такой час.

- Но ведь это ее муж...

- Был ее муж, - отворачиваясь, холодно возразил Хорф. - Но правда, не стоит здесь оставаться. Вы испачкались - ступайте, смойте кровь.

- Кровь и на вас, господин рыцарь! - собравшись с силами, выпалила ему в спину Мартина.

Он равнодушно бросил через плечо:

- Вы не в себе. Возвращайтесь в покои.

- Жульен не падал с галереи! Он упал с донжона, с верхней площадки!

- Вы сами видели?

- Нет, но... - Мартина лихорадочно стиснула руки. - Я слышала крик. И кто-то прошел мимо... Господи помилуй, а если это был человек со шрамом?

Одним шагом Хорф оказался рядом. Жесткая ладонь стиснула девушке рот.

- Молчи... Сколько раз повторять: господин де Мерикур упал. Из галереи или с донжона - какая разница? Он был пьян, несомненно. Его давно не видели трезвым. Он был глуп и слаб. Даже собственная жена его презирала. Лучшее, что он мог сделать, это умереть. Смиритесь, фрейлейн.

- И вы этого ждали, - задыхаясь, пробормотала Мартина, когда Хорф ослабил хватку. По губам рыцаря скользнула кривая усмешка, а в зрачках отразились красноватые отблески пламени. Он слегка наклонил голову.

- Вы правы. Да, правы, - повторил он с явным удовольствием. - Я этого ждал.

- Мерзость, гнусность! - воскликнула девушка, забыв про страх. - Подлость! Да вы же его и убили! Даже если не вы столкнули, его смерть все равно на вас! Убийца! Кто допустил... - ей снова зажали рот, и Мартина замычала, отбиваясь.

- Тише, тише, барышня, - с присвистом зашептала вынырнувшая из темноты Кристина. - Успокойтесь же...

- Ступайте, фрейлейн фон Зегельс, - посоветовал Хорф, передавая Мартину, будто куль. - Берите пример с сестры, она-то помнит о приличиях. Ты, девка, проводи госпожу в покои и уложи спать. Утром я пришлю к ней доктора.

Обхватив госпожу обеими руками, служанка силой увлекла ее за собой. Под крышей паласа дочь барона всхлипнула и обмякла, повиснув на плече у Кристины. Молчаливо позволила она отвести себя в комнату, раздеть, умыть и уложить в постель. Гнев сменился апатией, и Мартине чудилось, что она лежит на дне пересохшей реки, умирая от жажды. Откуда-то слышен шум потока, и нужно пройти совсем немного, чтобы добраться до воды. Но у нее нет сил...

Кристина накрыла госпожу одеялом и присела рядом, растирая ее ледяные ступни. Лицо служанки смутно белело в темноте.

- Да что на вас нашло? - не выдержала она, наконец. - Куда бросились? И без платья... Ну, что вам за дело, ей-богу? Подумаешь, прибрал Господь молодого хозяина. Уж коли ваша сестрица по нему слезы не прольет, так и вам не пристало.

Не дождавшись ответа, Кристина добавила поласковей:

- А кричали зачем? Я чуть со страху не померла, решила уж, что господин рыцарь вас прибьет и меня вместе с вами... Зачем на господина рыцаря накинулись? Может, он не виноват вовсе. А ну, как велит теперь вас запереть? Сестрица ваша, небось, противиться не станет. Что господин Альберт скажет, то госпожа Элиза и сделает. Не по-божески это, ну да ладно. Не нам судить...

- Что ты сказала? - Мартина привстала, расширенными глазами глядя на служанку. Та испуганно перекрестилась и кивнула.

- Вот вам крест! Господин рыцарь таков, он свое возьмет. Не на вас, так на сестрице вашей женится непременно, чтобы замок к рукам прибрать. А госпожа Элиза - не вы... Да все уж давно заметили - и Вейла, и Мария-полячка, и Берта, и другие тоже. Все знают, что госпожа Элиза с господином рыцарем сдружилась оттого, что мужа не терпит. Небось, долго вдоветь не станет, сразу с ним обвенчается... По мне, так и хорошо. Вы бы за господина рыцаря все равно не пошли... А хозяин из него все же получше будет, чем из того француза.

- Ступай прочь! - Мартина резко высвободила ногу и отвернулась.

- Да я же... - Кристина поджала губы и, глянув на застывшую спину госпожи, вздохнула и вышла, без звука притворив дверь.

Мартина стиснула зубы и зажмурилась. Но это не помогло - обжигая холодные щеки, из-под век одна за другой выкатывались слезы. Она старалась унять их, но не могла, и даже во сне слезы все так же катились на подушку.

Через неделю из ворот замка Зегельс выехала кавалькада: полтора десятка всадников и два крытых возка направилась через холмы по дороге, ведущей в Мариенбург. Впереди ехал грузный ливонец средних лет в белом суконном плаще с черным крестом, поодаль трое рыцарей помоложе вели негромкий разговор. Четвертый следовал за ними, не отрывая глаз от небольшой книжицы. Кнехты в колетах из толстой кожи держались позади первого возка, более легкого и быстроходного, с резными дверями и потертыми бархатными занавесками на окнах. Вторая повозка замыкала кавалькаду, поднимая тяжелыми колесами густой пыльный шлейф.

Прощально блеснув, солнце скрылось в густых сизых облаках. На западе длинные алые сполохи, охватив половину неба, начали постепенно затухать. В низинах сгущались тени, а светлая лента дороги, напротив, проступила еще ярче на темной зелени холмистых лугов.

Рыцарь фон Тротта поерзал в седле, в который раз проводя рукой по красному, блестящему от пота лицу. Придержав коня, он шумно вздохнул и проворчал, ни к кому конкретно не обращаясь:

- Ох, матерь Божья, ну и парит. И комары попрятались, и цикад не слышно - чтоб мне лопнуть, если к ночи не разразится гроза. Храни нас святой Николай! Черт же дернут выехать под вечер, остались бы лучше в замке... Была бы охота вымокнуть до нитки... шпорами своими клянусь, часу не пройдет, как начнет поливать!

Один из ливонцев, высокий и худощавый, поравнявшись с ним, вежливо заметил:

- Досточтимый брат Вильгельм, не вы ли громче всех кричали, что ноги вашей не будет более под крышей Зегельса?

- Так и есть! - мгновенно вскипел рыцарь фон Тротта, с силой натягнув поводья. - Так и есть, не видать мне последнего причастия! Уж очень взбесил меня этот щенок Хорф... Подумаешь, хозяин Зегельса! Владетель всех угодий! Да чтоб он лопнул, ненасытная прорва! Чтоб у него брюхо поперек треснуло! Владетель Зегельса и барон! Да я своими ушами слышал, что старый Хорф из Крейцбурга погнал щенка прочь, лишив наследства. И, говорят, отрекся от него, и даже составил о том надлежащую грамоту, к которой приложил печать фогт из Эрле. Вот так!

- Я слышал также, что грамота не имела законной силы, - рассудительно ответил худощавый. - С братом же, новым бароном Крейцбурга, Альберт Хорф сумел разойтись полюбовно.

- А все же он подлый выродок и грабитель, разрази меня гром!

За синей полосой леса гулко заскрежетало, эхом прокатилось над холмами, и гневливый рыцарь поспешно осенил себя крестом.

- Божий суд на небе, людской на земле, - пробормотал его спутник.

- Вот-вот! - Старый ливонец с опаской глянул на небо. - Пусть магистр Волтер разберется по чести, пусть пошлет сотню латников в Зегельс, пусть вздернет щенка на воротах замка...

- Коль скоро земли и замок находятся под рукой архиепископа, то следует прежде подать жалобу в его совет, - перебил худощавый, - каковой соберется в Ронненбургском замке к Иванову дню... - Он запнулся, поймав насмешливый взгляд рыцаря.

- Ты, брат Хенниг, ученый человек, но не видишь дальше своего носа, - фыркнув, заметил Тротта. - Пусть прелаты обделывают свои дела, Ордена это не касается. Но в Латгалии всем заправляют наши командоры и фогты, а над ними - никого, кроме Господа всемогущего и Волтера фон Плеттенберга. Архиепископ Рижский и епископ Дерптский знают об этом лучше тебя, поэтому вмешиваться не станут. Да и что им за дело, кто сидит в Зегельсе?

- А для Ордена это важно?

- Сам подумай. Земли Унгернов тянутся вдоль всей реки Педец - хороший мост между владениями Ордена на севере и на юге. Покойный барон Клаус был с нами в большой дружбе, его смерть - большая для нас потеря. Такого союзника в своем государстве найти нелегко. Старшая барышня Унгерн натворила дел: с французом венчалась без отцовского соизволения, еще и с Хорфом спуталась и теперь носит от него ублюдка. По всему выходит, сошлись они при жизни Мерикура... что есть прелюбодеяние, за которое следовало бы баронессу, как распутную девку, прилюдно высечь на задке телеги, а щенка Хорфа выслать из страны. Сучий сын!.. Вся желчь вскипает, как вспомню, что он мне наговорил! Но пусть, про его дела многое теперь известно. Разбойничий выродок не отвертится от суда, а Элизу Унгерн после родов отправят в монастырь замаливать грехи...

Брат Хенниг задумчиво поскреб пальцем губу, потом обернулся на едущий следом возок:

- Значит, младшая фрейлейн фон Зегельс неспроста отправилась с нами?

Вместо ответа рыцарь, отдуваясь, провел рукавом по лицу и перевел взгляд на небо. Над лесом уже вовсю громыхало, и фиолетовые тучи озарялись частыми сполохами. От них к верхушкам деревьев протянулась размытая полоса дождя. Налетевший ветер поднял с дороги тучу пыли, накрыв ею путников. Всадники дружно пригнули головы, а из окошка возка высунулась женская рука, ловя тяжелый занавес.

Рыцарь фон Тротта сплюнул осевший на губах песок и подозвал самого молодого из ливонцев:

- Вот что, брат Юрген, оторвись-ка от книжки да пойди к фрейлейн Мартине. Скажи ей, чтоб не пугалась грозы. У меня с собой нитка из плаща святого Николая, которая бережет от ненастий. Да сотри с рожи эту постную мину и будь полюбезней с девицей! Ступай!.. Знавал я барышень, которые от грома вовсе теряли разум, - задумчиво добавил он, когда брат Юнген отправился выполнять распоряжение. - Хотя, сдается мне, младшая Унгерн не из таких, даром, что мелкая и тощая, как куриная кость. Прошлой осенью она была поглаже, а сейчас, того и гляди, ветром снесет. В замке болтали, будто разбойник Хорф пытался ее уморить...

- Из-за этого вы взяли ее в Мариенбург? - повторил брат Хенниг.

- Из-за того ли, из-за другого ли... - проворчал ливонец. - По духовной Клауса Унгерна наш фогт назначен ее опекуном, к тому же она крестница его сестры, госпожи фон Мюнстер. Пусть лучше при ней будет, чем при распутной Элизе и проклятом Хорфе. А там решат, за кого ее выдать замуж, чтобы Зегельс вновь был в надежных руках. Чтоб мне не видеть более ни одной рейнской бутылки, ежели замок достанется Хорфу! Нет, этот кусок ему не проглотить!

Молнии били совсем уж близко, и рыцарь фон Тротта велел свернуть у первого же фольварка с тем, чтобы переждать грозу или вовсе заночевать. Делалось это ради Мартины Унгерн, сидевшей в возке с видом до того несчастным, что молодой ливонец из сил выбивался, пытаясь ее развлечь. Служанка, забившись в угол, только вздрагивала при каждом ударе грома, а Порциус Гиммель, плотно надвинув шапку с наушниками, тихо клевал носом. На коленях у него, прикрытая краем синей мантии, лежала шкатулка с латинским изречением на крышке, и доктор даже во сне не отрывал от нее рук.

Высланный вперед кнехт вернулся с хорошими известиями. Миновав небольшую рощицу, путники на поле с возвышавшимися посередине постройками одинокого фольварка. Когда возок стал со скрипом заворачивать к дому, Мартина вдруг стремительно подалась к окну, расширенными глазами глядя в сторону рощи. Там, под черно-синим маревом клокочущих туч в свете пылающих зарниц призрачно серел волк, провожая кавалькаду немигающим взглядом.

Через мгновение плотная стена дождя скрыла из глаз и рощу, и поле, наполнив мир шумом и хлюпаньем жестких белесых струй.

Тяжело дыша, Мартина откинулась на сидение. В молчании они добрались до фольварка, во дворе которого метались растревоженные хозяева, держа над головами кожаные плащи.

Мартину с почтением провели через общую комнату в теплый закуток с высокой, как стог, постелью. Хозяйка, полная латышка в толстой овчинной безрукавке, торопливо перестилала простыни. От запаха лежалого сена у девушки заломило в висках. Она задержалась на пороге, зябко потирая руки. Промокший плащ с нее сняли, платье было сухим, но озноб все никак не проходил. Мартина поискала глазами доктора Порциуса: тот устроился на скамье поближе к очагу, одной рукой по-прежнему прижимая к себе шкатулку. Поглядев на нее, Мартина закусила губу и перестала дрожать.

- Доктор Порциус, не осталось ли у вас маковой настойки? - приблизившись, робко спросила она. - Боюсь, мне будет не уснуть...

- Конечно, фрейлейн, - предупредительно склонился тот. - Многое пришлось оставить в замке, non medicamenta*. Они всегда при мне. Я сейчас же сделаю вам питье.

- Благодарю, - Мартина вымученно улыбнулась и вернулась в закуток. После недолгой тишины Порциус Гиммель загремел склянками в дорожном мешке, а ливонцы заговорили все разом, не обращая внимания на жмущихся по углам латгалов.

Сквозь щель Мартина увидела, как он отмеряет капли настойки в кружку с водой, затем передает Кристине. Задержав взгляд на пузырьке, дочь барона отвернулась и села на постель.

Вошла служанка.

Мартина велела ей закрыть дверь поплотней и тихо произнесла:

- Кристина, слушай внимательно...

* Но не лекарства

Часть 5. Колос

Вне времени

Вера попыталась разомкнуть веки и громко застонала. Острый как спица, луч света проник прямо в мозг и принялся колоть череп изнутри.

Медленно перебирая руками, она кое-как села и ухватилась за что-то, пережидая, пока боль в голове немного утихнет и перед глазами перестанут плясать разноцветные пятна. Потом сморгнула и огляделась.

Луч оказался бледным отсветом на крашеном деревянном полу. Чуть выше в полумраке маячили тускло-желтые щели дверного проема. Вера сидела между стеллажами: правый был заполнен круглыми жестяными контейнерами с бирками, на левом громоздились разнокалиберные деревянные ящики и картонные коробки. Такие стеллажи стояли и дальше, их ряды терялись в пыльной темноте углов. По полу тянуло сквозняком, разбавляя затхлый воздух острым запахом плесени, сырого картона и химикалий.

Поднявшись на ноги, Вера обошла стеллаж и ощупью двинулась вдоль стены. Из-под пальцев сыпалась облупившаяся краска, неровные половицы сердито поскрипывали. Идя на свет, девушка наткнулась на что-то большое, угловатое, прикрытое плотной материей. Дальше была дверь, за ней кто-то фальшиво напевал.

Затаив дыхание, Вера прильнула щели в рассохшемся косяке. Это оказалось не лучшей идеей: в живот ей упирался острый край трубы, торчавшей из-под матерчатого чехла. Вера попробовала его отодвинуть, потом уцепилась за косяк и неуклюже полезла вверх. Под ней чехлом хрустнуло, поддалось и начало съезжать вместе с ней.

Дверь распахнулась, и девушка замерла, упершись ладонями в косяк.

Пение смолкло, знакомый голос дружелюбно произнес:

- О, привет! Заходи.

Вера медленно сползла с чехла, пошатнулась и наконец встала на ноги.

- Где я? - Она оглянулась, но за спиной был все тот же заставленный стеллажами чулан.

- У меня в гостях! - Обломенский расплылся в широкой кривоватой улыбке. - Нравится?

- Конечно... - буркнула Вера, отводя взгляд.

Комната, в которой они находились, была длинной и узкой. Стены, когда-то выкрашенные в синий казенный цвет, со временем побурели и покрылись ажурным рисунком рыже-коричневых потеков. Осыпавшаяся штукатурка сырыми комьями валялась по углам, оплетенная длинными махрами паутины. Дальнюю часть помещения загромождали те же стеллажи, сдвинутые, как попало, и лавки из темных некрашеных досок. Оконные стекла, плотно оклеенные старыми газетами, не пропускали света, а несколько тусклых лампочек освещала главным образом себя и немного потолок.

Но другая половина комнаты выглядела более обжитой. Пыли здесь было гораздо меньше, а свободного места - больше. У торцевой стены стояла аккуратно застеленная раскладушка, рядом - древний, но исправный холодильник и электроплитка на деревянном ящике. Кроме входа в чулан, здесь было еще две двери: одна приоткрытая, другая - с большим амбарным замком в ржавой дужке. Над большим квадратным столом негромко гудели дуговые лампы.

Насмотревшись по сторонам, Вера уперлась взглядом в Обломенского. Подруга Юлька наверняка сочла бы его привлекательным - высокого роста, широкоплечий, почти без пивного живота. Короткий ежик темных волос забавно двигался, когда он морщил лоб, а глубоко посаженные глаза смотрели приветливо. Вера не могла понять, что ее настораживает, а потом сообразила - руки. Вот что выдавало его с головой. Широкие короткопалые кисти с сильно выступающими костяшками на тыльной стороне и бледными, рыхлыми, как губка, ладонями. Нелепые уродливые руки, на которые было противно смотреть...

- Если тебе нужно в туалет или умыться - вон та дверь, направо, - предложил Обломенский, склоняясь над столом и прилаживая проволочную катушку к стоящему там агрегату.

- Нет, спасибо, - отказалась Вера, машинально тряхнув подолом когда-то нарядного сарафана. - Где я?

- Не догадалась? Жаль, - Обломенский быстро облизнулся. - Даю три попытки. Угадаешь - будет тебе сюрприз.

- Не люблю сюрпризов, - призналась Вера. - И угадайки тоже. Лучше скажите сразу.

- Так не интересно. Даю подсказку: лет пятьдесят назад это место исчезло из мира живых. Хотя... время - это условность.

Вера широко раскрыла глаза, пораженная внезапной догадкой.

- Исчезнувшая синематека?

- Пять баллов!

- Но ведь... Как это - из мира живых? А мы... где?

Обломенский закатил глаза.

- Так прямо и не скажешь... Пожалуй... мы сейчас вне времени.

- Где? - отстраненно переспросила Вера.

- Вне времени. - Обломенский с удовольствием растянулся на раскладушке, поглядывая на девушку. - Что такого? Со мной тебе нечего бояться. Знаешь, ты меня заинтересовала, еще тогда на мосту... но твоя зверюшка не дала нам познакомиться. Пришлось наблюдать издали, но я, в принципе, не жалею. Скажу прямо, Вера, я тебя уважаю.

- Сп-пасибо...

- Ты упорная, а я это ценю. Сам такой. Если вижу цель, то буду землю грызть, по головам пойду, а своего добьюсь. И в тебе такое есть. Думаешь, как ты сюда попала?

"А правда, как?" - про себя озадачилась Вера.

- Сама! - провозгласил Обломенский, рубанув воздух ладонью. - Я локализовал ость, а ты за мной след в след, как по нитке... Впечатляет! У тебя талант, детка!

- Какой?

- Талант хронита, естественно.

По Вериной спине пробежал холодок.

- А... - нерешительно протянула она. - Вот как?

Обломенский резко сел, глаза у него заблестели.

- Не веришь? Зря. Хотя я тоже раньше не верил. Знаешь, с чего все началось? Не с баек о пропавшей синематеке, в нашем семействе говорить об этом считалось моветон... Я тогда в университете учился. Сидим однажды с друзьями, "Мальборо" смолим, пивцо тянем, и вдруг меня накрывает... Временной сдвиг, ма-аленький такой, ну совсем крохотный. Догадываешься, где это случилось?

- В "Ротонде", - тихо произнесла Вера.

Обломенский кивнул.

- Так точно. С тех пор меня туда, как магнитом... и правильно. Именно там я кое-кого встретил.

- Никифора... - еще тише прошептала девушка.

- О, ты и о нем знаешь? Ну да, Никифора Романыча собственной персоной. - Обломенский выразительно подвигал губами. - Он многому меня научил. Хотя кое до чего я и сам дошел. Я ведь особенный. Зато теперь... - Он довольно сощурился, потирая ладони.

- Что - теперь? - глядя на него в упор, спросила Вера.

Обломенский неторопливо поднялся, одернул задравшуюся футболку и подошел к столу. Стоявший там агрегат потрескивал, отсвечивая желтоватыми огнями на металлических штырях и катушках. По стеклянным трубкам ритмично проскакивали тонкие синеватые молнии, стекаясь в запаянный куб. Внутри куба в проволочных гнездах плотно сидели четыре полупрозрачных камня. Один, самый крупный, Вера когда-то держала в руках; все четыре сияли так, словно внутри каждого горело по свечке.

Обломенский с нежностью провел рукой над кубом. Несколько ветвистых разрядов впилось ему в пальцы. Он застонал, но руки не отдернул. По крупному телу пробежала судорога, темные волоски на предплечье встали дыбом. Воздух вокруг ладони сгустился, в нем отчетливо проступил контур ледяной паутины.

- Теперь, детка... все, что хочешь... - Блаженно выдохнув, Обломенский мотнул головой и отступил, потирая запястье. - Будущее в моих руках. В прямом смысле. Видала? Это хронотрон. Сам собрал. С ним и Колосом в придачу я все могу. Петроградка - это вообще цветочки... Черт, самому не верится! Я могу создать новый временной порядок! Я - бог! Черт, как же круто!

Он схватил Веру и, подтащив к столу, пригнул ее голову к стеклянному кубу. Она уперлась, изо всех сил пытаясь вырваться. Кожу на лице болезненно закололо. Обломенский как будто не замечал ее стараний - темные глаза его горели, в расширенных зрачках отражались электрические разряды.

- Сюда, сюда, вот так, - возбужденно зашептал он. - Чувствуешь, а? Больно тебе? Всем больно... А мне нет! Мне кайфово... Черт, как же мне кайфово! Да-а, детка... Я особенный... Таких, как я, больше нет. Смотри сюда... Что ты видишь? Я знаю, ты можешь... видеть, как время меняется, разрушается, создается... А теперь что видишь?

- Ничего! - задыхаясь, выкрикнула Вера.

- Ну и черт с тобой! - Он с силой втянул носом воздух и провел по ее щеке мокрыми губами.

Хронотрон окутался фиолетовыми искрами, в стеклянных трубках громко защелкало. Вывернувшись, Вера упала и поползла в сторону. Тяжело дыша, Обломенский стиснул пальцами край столешницы. По его одежде, коже, коротким волосам с треском проскакивали крохотные змейки разрядов. Стол затрясся, сверху серой пылью посыпалась штукатурка. Под потолком одна за другой лопались лампы.

В наступившей темноте охваченный экстазом человек в призрачно-синем ореоле и тонких росчерках миниатюрных молний казался Вере фантастическим, бредовым видением.

Медленно и трудно, как в вязком кошмаре, она уперлась в стену и стала подниматься. Перед глазами плясали серебряные блестки, похожие на снежную пыль. От пола до потолка и от стены к стене, уплотняясь, тянулись ледяные тяжи. Там, где хрипел от удовольствия опутанный разрядами безумец, толстая паутина лопалась, и осколки беззвучно прорезали туго натянутый холст пространства...

Тряхнув головой, Вера двинулась вдоль стены. Наткнувшись на холодильник, она вскрикнула - в бок разом впилась сотня льдистых иголок. Под ноги ей грохнулась электрическая плитка. Нащупав длинный шнур, девушка размахнулась и что было сил треснула ею по столу.

Аппарат она не задела, но тот вдруг выключился сам, будто ему отрубили питание.

Держа шнур обеими руками, Вера крутанула плитку над головой и принялась сбивать стеклянные трубки.

- Дура! Что творишь?! - С перекошенным лицом Обломенский метнулся к ней, на лету перехватывая плитку. Вера растерянно поглядела на обрывок шнура у себя в руке, а через секунду тяжелое мужское тело сшибло ее с ног и навалилось сверху, зажимая ладонями лицо.

Она захрипела, упираясь ему в плечи, царапая шею с вздувшимися жгутами вен. Перед ней маячило, постепенно уплывая в темноту, налитое кровью жирное оттопыренное ухо - в сравнении с ним даже голова казалась незначительным придатком. Воздух в груди закончился, и шум, сродни прибою, накатывал все ближе... как вдруг Обломенский ее отпустил.

Некоторое время Вера лежала неподвижно, со всхлипом втягивая воздух, потом зашлась в тяжелом режущем кашле. Сплевывая оседавшую на языке горечь, она перекатилась на бок и уперлась лбом в колени.

До ее слуха долетали обрывки спора.

- ...да ладно, герр лерер!

- Как это понимать? - Второй голос, низкий и дребезжащий, был Вере незнаком.- Кто тебе позволил взять Колос?

- А что такого?

- Я тебе повторял столько раз, чтобы ты не сметь... не смел этого делать!

- И что?

- Как ты можешь называть себя сыном Хроноса? То, что ты делаешь, abusus est*... так нельзя! Я не этому тебя учил!

- Да уж точно...

Вера с трудом повернула голову и открыла глаза. Под единственной уцелевшей лампой стоял Обломенский: засунув руки в карманы шорт, он покачивался с пятки на носок и насмешливо морщил нос. Его собеседник, тряся головой, склонился над хронотроном, его плечи торчали острыми углами, а позвоночник даже под рубашкой выпирал так, что можно было пересчитать все позвонки. Темные костлявые руки с растопыренными пальцами суетливо двигались вверх-вниз. Мужчина повернулся, и Вера узнала старика, чей портрет до сих пор лежал у нее в сумке.

- Послушай, Александр! Ты ставишь недозволенные эксперименты! - По-русски Никифор говорил довольно чисто, но растягивал слова и иногда спотыкался на простых фразах. - Ты же знаешь, как трудно поддерживать здесь равновесие, но при этом делаешь все, чтобы его нарушить! Прекрати свои опыты, я тебя прошу! Оставь Колос в покое! Ты же знаешь, сколько усилий я приклал... приложил, чтобы вернуть его. Сейчас, когда цель достигнута, ты хочешь все разрушить? Последний раз прошу тебя, остановись. Или ты вынудишь меня принять меры...

- Ладно, ладно, - отозвался Обломенский, поднимая руки. - Больше не буду. Извините.

- Ради твоего же блага я надеяться... надеюсь, ты сдержишь слово. А сейчас убери все и верни Колос на место. - Старик обернулся и встретился взглядом с Верой. Слегка задохнувшись, он ткнул костлявым пальцем в ее сторону:

- Что она здесь делает?

- Так это Вера, - во весь рот улыбнулся Обломенский. - Вы ж ее знаете.

- Я знаю ее! - раздраженно выкрикнул Никифор. - Поэтому спрашиваю, откуда она здесь?

- Так, в гости пришла.

- Что? Что? Как пришла? Как могла?..

- Запросто, не хуже нас с вами.

- Это ты! - с яростью выпалил старик, трясясь, словно в припадке. - Ты ее привел!

- Неправда, - ученик обиженно выпятил губу и внезапно подмигнул Вере.

- Не ври! Ты это делать... сделал специально! Мне назло!

- Герр лерер, - укоризненно протянул Обломенский, - ну, зачем мне вас злить? И потом, что тут такого? Ну, пришла девушка, и что? Вера, она такая же, как мы. Никто ее не учил, сама шаги делает. Что вы на это скажете? Талантище! Думаю, не хуже вашей византийской подружки...

Старик замер. Смуглое морщинистое лицо посерело, на лбу и щеках разом выступили ржавые старческие пятна, до той поры почти незаметные.

Обломенский встал напротив учителя, глядя на него с притворным сочувствием.

- Вы думали, я не узнаю? Совсем меня за дурака держите... Ну да... А вот я не поленился, настроил-таки ваш фонарь, и много чего рассмотрел, Никифор, сын Романа из рода Дассилиатов. Хорошая вещь, фонарь, жаль было на металлолом отправлять... Кстати! - Обломенский всем телом развернулся к девушке. - Вера, познакомься, это Никифор, ученый богослов, медик, алхимик, астроном, хронит, мой учитель - все в одном. Родился, страшно сказать, восемьсот лет назад в славной империи византийской! Просто дух захватывает, скажи, а? Вот что значит быть со временем на "ты". Захотел - перешагнул пару столетий и дальше живешь, не тужишь. Вот герр лерер чего только в жизни ни повидал: и Крестовые походы, и инквизицию, и открытие Америки застал. Чем не Вечный жид? Это он вещички с тайниками сделал, собственными руками, осколки Колоса прятать... Никифор Романыч у нас молодцом, одна беда - годы берут свое. Когда скачешь козлом из века в век, голову потерять можно, не то, что статуэтку. Герр лерер, вы в каком столетии орла забыли? А волшебный фонарь? Когда вас с вашими друзьями-масонами выперли из Берлина? Помните немца, с которым вы прусскому королю духи римских императоров вызывали? Король потом вас обоих самолично отдубасил, нет? А, один черт... В общем, Вера, растерял Никифор Романыч нужные вещи, вот и пришлось их собирать. А я, само собой, помогал...

- Ты все сказал? - бесцветным голосом произнес Никифор.

- Я? Да... То есть нет. Герр лерер, а давайте Веру оставим? У нее ведь талант. Смотрите, она даже похожа на вашу византийскую подружку. Помните или уже забыли? Вы никогда не интересовались, что с той девушкой стало, а я подсмотрел. Так вот, турки сразу ее зарезали. Вы и ста метров пробежать не успели...

- Ты врешь, - сипло выдохнул старик, хватаясь за сердце.

- Ни в одном глазу.

- Ты все врешь!

- Да ладно, герр лерер, пять с половиной веков прошло, а вы так переживаете...

- Замолчи! Замолчи сейчас же! Как ты смеешь... я больше не желать... не желаю этого слышать. - Никифор оперся о стол, с трудом переводя дыхание.

Обломенский прикусил губу.

Раскачиваясь из стороны в сторону, старик добрел до запертой двери и остановился, бессильно привалившись к косяку.

- Убери здесь... Пусть будет чисто, - пробормотал он, пытаясь попасть рукой в карман брюк. - Никаких экспериментов... К Колосу ты больше не прикоснешься. И девушку... тоже убери. Я не хочу ее видеть. Если ты еще раз ослушаешься, я... отлучу тебя... навсегда...

Трясущимися руками он вставил ключ в замок. На выходе Никифора повело, но через минуту он расправил худые плечи и вышел, громко шаркая стоптанными ботинками.

* Злоупотребление

Дверь за стариком закрылась, и темноволосый остался стоять, раздраженно покусывая губы. Потом он глянул на хронотрон, на Веру, к чему-то прислушался и заходил по комнате, все ускоряя шаг. На его лице одно за другим вспыхивали растерянность, гнев, обида, презрение и вызов.

Вера настороженно наблюдала за ним с пола. Наконец Обломенский остановился, глядя на нее сверху вниз.

- Старый козел, - с чувством пробормотал он. - Достал уже нравоучениями... И что теперь с тобой делать? Да ладно с тобой, а с Колосом?.. Вот черт! Не вовремя же герр лерер явился... Понимаешь, у него предубеждение против женщин-хронитов: одна такая ему жизнь спасла, а он ее кинул и теперь мучается... Потом была еще история с немкой... Герр лерер так к ней прикипел, что даже обучать взялся. Через себя переступил, сексист хренов! - Обломенский хмыкнул. - Ну и обучил на свою голову: показал Колос, технику... Об электричестве тогда слыхом не слыхивали, а у Романыча были классные наработки. Он лейденскую банку соорудил на двести с лишним лет раньше Мушенбрука, и электрофорную машину почти собрал... А немка взяла да обгадила ему всю малину. Опоила снотворным, свистнула Колос, удрала и провела активацию. Зачем, не ясно, но дело случилось в грозу, и эта дура получила свои сто тысяч ампер. По-моему, от нее даже пепла не осталось... а Колос после пошел в рост... хоть и раскололся. Все равно, такие возможности... Мне бы еще немного поработать... и чтоб никто не мешал. Но, блин, Никифор! Он же покоя не даст! По долбаным хронитским правилам Колос вообще трогать нельзя. Мы, хрониты, должны его холить и лелеять, от всяких воздействий оберегать... Хранители времени, блин! Права была немка - начхать на все правила и запреты! Захотел - сделал!

Обломенский выпрямился, с угрозой поглядывая в сторону двери.

- Отлучит он меня, ага... Может, мне его самого отлучить? Я ведь многое могу и без его помощи. Он мне больше не нужен... да... нужно только принять решение...

Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату с перекошенным от гнева лицом ввалился Никифор. За ним, посаженный на поводок из металлического шнура, полз Кирилл. Темполог почти не сопротивлялся, цеплявшиеся за удавку руки то и дело безвольно соскальзывали вниз.

Вытащив его на свет, Никифор выкрикнул срывающимся от напряжения голосом:

- Что это такое?!

- Черт, я и забыл, - чуть слышно буркнул ученик, быстро отводя взгляд. - Ну, надо же...

Никифор побагровел:

- Я тебя предупреждал, - угрожающе начал он. - Дал тебе шанс. Ты не оправдал доверия...

- Хватит на меня всех собак вешать! - рявкнул Обломенский. - Я не знаю, как они меня вычислили! Может, Водлянов проговорился, а, может, вы сами напортачили!

- Ты виноват, - твердо заявил старик. - Ты натворил дел.

- Да плевать!

Поднявшись на колени, Вера тщетно пыталась поймать взгляд темполога. Тот понемногу приходил в себя, но выглядел так, что у девушки тоскливо сжималось сердце.

- Кирилл... Кирилл, ты меня слышишь?

Темполог недовольно заурчал. Подобрав конец провода, он обнюхал его, куснул и раздраженно отбросил в сторону, даже не пытаясь снять с шеи удавку. Вера осторожно потянулась к поводку...

Никифор тяжело вздохнул.

- Александр, ты не достоин называться хронитом. Лучше идти... уйди сам, по-хорошему.

- А то что? - фыркнул Обломенский и тут же, вскрикнув, отшатнулся к столу - на его ноге, вцепившись зубами в икру, повис Кирилл.

Выругавшись, Обломенский несколько раз ударил того по едва затянувшейся ране на лбу и, взяв за шиворот, с силой швырнул об стену. Схватившись за голову, темполог повалился на пол. Из-под его пальцев быстро закапала кровь.

Вера всхлипнула, зажимая рот ладонью.

- Да в чем дело?! - крикнул Обломенский. - Это же чертова зверюшка!

Подскочив, Вера с яростным воплем толкнула на него столешницу. Грохот упавшего хронотрона заглушил крик темноволосого. В тот же миг Кирилл, оттолкнув Никифора, всем телом врезался в Обломенского и вместе с ним покатился по полу среди искрящих катушек и осколков стекла.

Вера попятилась и, неловко перескочив через сцепившихся мужчин, рухнула на четвереньки. У стены с закрытыми глазами сидел Никифор, и Вера мельком подумала, что он, наверное, без сознания. Но мысль об этом как пришла, так и ушла. Подхватив куб с обломками Колоса, девушка поднатужилась и несколько раз стукнула им об пол. Толку от этого не было - толстое стекло слегка завибрировало, а камни, будто в насмешку, вспыхнули ярко-желтыми огнями.

Упрямо стиснув зубы, Вера придвинула к себе табуретку. Кто-то с силой надавил ей на плечи.

- Это ты? - выдохнул Кирилл, быстро нащупывая ее руки.

- А что, не видно? - слабо огрызнулась Вера.

- Нет, - серьезно ответил темполог. - Я ослеп. Что тут?

- Камни, все четыре.

- Хорошо. Отвернись. - Размахнувшись, он ударил табуреткой по кубу. Вера едва успела прикрыть лицо. Фрагменты резонатора выкатились к ее коленям. Темполог удовлетворенно сморщил нос.

- Бери их и уходи! - распорядился он, безошибочно отделяя камни от осколков стекла.

- Куда? - опешила девушка.

- Подальше отсюда.

- А ты?

- Я догоню.

- Но я же не знаю, что с ними делать... - беспомощно пролепетала Вера.

Оттолкнув ее, Кирилл растянулся в ногах у Обломенского. У стены зашевелился Никифор.

- Уходи! - прохрипел темполог, обхватив темноволосого за колени. - Быстро!

Бросив камни в подол, Вера бросилась к двери. За ее спиной послышались крики. Не оборачиваясь, девушка дернула ручку и нырнула в кромешную темноту.

Ее обдало нестерпимым холодом, из глаз потекли слезы, застывая ледяными дорожками на щеках. Камни на миг потускнели, потом, утратив плотность, золотистыми светляками один за другим поднялись вверх. То обгоняя друг друга, то замирая в неподвижности, они плыли перед лицом Веры неторопливо, важно и безмолвно, словно светящиеся обитатели морских глубин. Вокруг разливалась чернильной вязкости темнота.

Едва соображая, что делает, Вера поковыляла за ними.

Пронизывающий холод исчез, и она вновь почувствовала собственное тело. Атмосфера изменилась. По ногам то и дело пробегал сквозняк, и время от времени девушка неосознанно пригибала голову, боясь стукнуться обо что-то. Вокруг по-прежнему было темно, и четыре теплых огонька оставались единственными ориентирами. Вера дотронулась до одного, и он прошел сквозь пальцы, не оставив никаких ощущений - свет и тепло были иллюзией.

Понемногу огни стали гаснуть.

Вера тихонько вздохнула и поежилась, вглядываясь в поредевшую темноту. Она стояла в узком каменном проходе, плавно заворачивающем налево. По сторонам доносились негромкие шорохи, смешиваясь с частым Вериным дыханием. Эхо подхватывало их и уносило дальше, отражая от низкого свода. Изредка негромко капала вода.

Никого за собой не увидев, девушка прикрыла глаза и сникла. Нервический азарт схлынул, и ей захотелось плакать. Она вдруг поняла, что не знает, где находится. Каменный коридор со всей очевидностью не являлся частью синематеки. Вера могла быть где угодно - или нигде. И никто ее не преследовал лишь потому, что она затерялась среди бесконечных звеньев времени. Исчезла, растворилась в потоке событий, и для Кирилла ее след потерян. Ни один из его приборов не отыщет ее среди миллионов человеческих песчинок прошлого, настоящего и будущего. Помощи ждать неоткуда. Ее привел Колос, чьи почти невидимые огни бледными тенями кружили поодаль...

От этой мысли у Веры подогнулись колени.

Она ощутила себя во власти неведомых сил, не добрых и не злых, но совершенно безучастных к ней и другим людям, что бы последние о себе ни воображали. Кирилл, Юлька, Обломенский, Водлянов, Никифор, сама Вера... ни жертвы, ни добровольцы, ни помехи, ни даже расходный материал. Их участие в программе было случайным, место каждого с той же вероятностью мог занять кто-то другой. Их столкновение не несло никакого смысла. Даже трепыхание на самой грани бытия не имело значение.

Веру вновь окатило холодом, но теперь он шел изнутри, от самого сердца.

Подумать только - они считали, что спасают миры. А на самом деле?.. Девушка затравлено оглянулась на призрачные огни:

- Что? Что тебе от меня надо? Чего ты хочешь? Ну, ответь... ну, подай какой-нибудь знак!

Огни прервали кружение и мягко проплыли вперед, скрываясь за поворотом.

- Эй... - испуганно прошептала Вера. - Подожди.

Наступившая тишина показалась ей оглушающей. Шорохи стихли, вода перестала капать. Лишь сквозняк по-прежнему леденил ноги. Потоптавшись на месте, Вера печально вздохнула и двинулась вперед. За поворотом коридор упирался в крутую лестницу с высокими неровными ступенями, и девушка стала подниматься, помогая себе руками. Подняв голову, она разглядела наверху небольшую дверь из плотно пригнанных деревянных брусьев, судя по виду, надежно запертую. Огни Колоса медузами колыхались у косяка, но стоило Вере взобраться на последнюю ступеньку, как они, не задерживаясь, пролетели сквозь брусья.

Ни о чем не думая, девушка шагнула следом.

Темнота, плотная и шершавая, как пемза, облепила ее со всех сторон, потом по глазам резануло фиолетовой вспышкой, и гулкий рокот пробрал до самого нутра. Порыв ветра взъерошил Вере волосы, окатывая мелкой водяной пылью. Запахло озоном.

Поморгав, девушка широко распахнула глаза, с удивлением глядя по сторонам. Она стояла в небольшой крытой галерее со стрельчатыми окнами по правой стороне. В переплетах из стеклянных шариков в свинцовой оправе кое-где зияли темные дыры. Залетавший с улицы ветер трепал пламя одинокого факела на стене и оставлял под окнами лужи. Снаружи бушевала гроза.

Осторожно ступая, Вера прошлась по галерее из конца в конец, обнаружила еще один проход и с опаской заглянула в него. Легкое движение у стены заставило ее вздрогнуть, но это снова оказался Колос - четыре огня выстроились в ряд и слабо переливались при каждой вспышке молнии.

- Вот черт... - Вера с облегчением выдохнула и прошла мимо, придерживаясь рукой за стену. Пройдя узкий коридор, она наткнулась на три ступеньки, поднялась и миновала круглую площадку с небольшим оконцем и двумя запертыми дверьми. Через пять шагов коридор заканчивался сырым вонючим тупиком.

Вернувшись на площадку, Вера без особого удивления обнаружила Колос. Призрачные огни образовали кривоватую светящуюся арку над окном, и девушка машинально потянулась поправить самый маленький огонек.

За оконцем снова полыхнуло фиолетовым. В ладонь Веры впилась колючая искра. Огни Колоса радостно вспыхнули.

- Да пошел ты! - Она отдернула руку, зализывая место укола. - Я в эти игры больше не играю!

Колос обиженно потух.

Вера тяжело вздохнула и посмотрела в окно.

Сквозь дождевую завесу виднелся глухой провал пустынного двора, окруженный темными очертаниями крепостных стен. Новая вспышка очертила нависшую над ними прямоугольную башню, зубчатые контуры брустверов и остроконечную крышу с тонкой спицей флагштока.

Дождь ненадолго стих, потом с новой силой застучал по черепице.

Вера прислонилась к холодной стене, устало потирая лицо.

Что это за место?.. Куда она попала?..

- Достаточно, - хрипло выдохнул Никифор, одной рукой опираясь о столешницу, другой растирая грудь. - Остановись, хватит.

Тяжело дыша, Обломенский отступил, но тут же снова шагнул вперед, пнув скорчившееся на полу тело.

- Прекрати! - повысил голос учитель. - Оставь его!

- Вот урод, - ученик демонстративно сплюнул. - Зачем вы его притащили? Надо было сразу выбросить!

- Перестань... - Старик поморщился, устало свесив голову. - Не о том думаешь. Девушка унесла Колос...

- Ей некуда деваться.

- Она ушла, - чуть слышно пробормотал Никифор.

- Далеко не уйдет!

Старик приподнял дрожащие веки. В уголке выцветшего глаза набухла мутная слеза, и он долго отирал ее раскрытой ладонью.

- Ты не найдешь, - наконец вымолвил он.

- Найду! - Отшвырнув валявшуюся под ногой катушку, Обломенский вразвалку направился к двери. - Герр лерер, не сомневайтесь!

- За девушкой ты не пойдешь.

- Но я...

- Александр, - тихо, но решительно произнес старик. - Ты - одаренный мальчик, не спорю... Но еще беспринципный, эгоистичный и слишком самоуверенный. Ты не думаешь ни о ком, кроме себя, желаешь только одного - удовлетворения собственных амбиций. Ты никогда не понимал значения и великой ответственности нашего дела. Ты мог быть просто плохим человеком... Но ты хронит! Недостатки ослабляют, не дают твоим способностям проявиться в полной мере. Ты не можешь полностью отдать себя служению, а ведь это главная цель твоего обучения. Без нее ты - никто!

- Герр лерер!

- Молчи! Я знал, что с тобой будет нелегко. Я видел... но думал, что смогу приучить тебя к дисциплине и порядку... покажу, что значит быть хронитом... и если не переборю твою натуру, то хотя бы отверну от мелочных устремлений, направлю твою энергию к высшей цели. Я думал, что сделал это, но ты меня обманул... Ты всегда меня обманывал...

- Герр лерер, напраслину возводите, - усмехнулся Обломенский. - Я вас всегда уважал, и наставления ваши без остатка впитывал. А то, что Колосом пользовался немного, так и вы сами не без греха...

- Ни единого слова правды! Господи, за что мне это наказание?.. - Старик опустил голову, потом выпрямился, с неприязнью глядя на ученика. - Слушай внимательно. Я найти... найду девушку и верну Колос. А ты немедленно уйдешь отсюда. Твои эксперименты уже принесли немало вреда. Не пытайся ничего исправить! Возвращайся домой!

- Как скажите, - покладисто отозвался темноволосый. - Никифор Романыч, а с синематекой чего делать? Жалко же...

- Это больше не твоя забота.

- Как скажете, - повторил Обломенский, с улыбкой толкая стол. Толстая ножка с треском подломилась, и старик, скользнув рукой по столешнице, покатился на пол.

Ученик встал перед ним, широко расставив ноги.

- Никифор Романыч, что ж вы неловкий такой? - с сожалением заметил он, покачиваясь с носков на пятки. - Ушиблись, наверное... Вы лучше лежите, не вставайте. А то, не ровен час, опять споткнетесь, сломаете себе чего-нибудь... В вашем возрасте переломы - очень опасное дело. Так что с девушкой я сам разберусь, а вы лежите... лежите, герр лерер. Пора вам уже на покой...

Никифор прижал руку к груди, его тяжелое, с присвистом дыхание разносилось по комнате.

- Ты все сказал? - хрипло спросил он.

Вместо ответа Обломенский опустился на корточки, с любопытством вглядываясь в посеревшее лицо учителя. Запавшие глаза старика подернулись мутной пеленой, от уголка губ к подбородку протянулась белая нитка слюны. Костлявые пальцы вцепились в ворот рубашки, сминая и оттягивая в сторону.

- Плохо вам, герр лерер? - участливо произнес Обломенский.

Никифор беззвучно шевельнул посиневшими губами.

- Что вы там бормочете?

Не сводя с него с ученика потускневших глаз, старик открыл рот.

- Что? - Обломенский наклонился, почти касаясь ухом его лица.

- Ты - никудышный хронит, - задыхаясь, шепнул тот. Под длинными желтоватыми ногтями вспыхнула яркая искра, и Никифор стряхнул ее с пальцев.

Темноволосый вскрикнул. К его щеке, быстро сплетаясь, прилипла тонкая льдистая паутина. На белых нитях со звоном переливались крохотные прозрачные бусины, образовывая новые едва заметные глазу связи.

- Ах ты, черт! - По лицу Обломенского скользнула тень удовольствия. Прежде чем сорвать паутину он немного помедлил, и новые нити быстро сбежали по его шее к плечу и груди. - Вот черт...

Изогнутая ледяная игла прошила ему губу и скользнула между зубов. Тонко всхлипывая, Обломенский оборвал липнущие к коже паутинки и опустился на колени, глубоко засунув пальцы в рот. В широко раскрытых глазах наслаждение мешалось со страхом.

- Да чтоб тебя! - Отдернув руку, он выгнулся и яростно задышал. По напряженному телу прокатилась сладкая судорога, потом еще одна. Взамен порванной быстро нарастала новая паутина. Пульсирующий ледяной покров оплел грудь, живот, скользнул вниз по бедрам и уплотнился, выпуская белые тяжи. Пространство между ними мутнело, будто запотевшее стекло, шло инистыми стрелками и разводами

Под долгий низкий стон в искристом, быстро твердеющем коконе проступило искаженное экстазом лицо с оскаленным ртом, и белая фигура, изламываясь, забилась в ледяных сплетениях. Движения ее становились все медленней, все слабее, под конец они уже едва угадывались, как пульс умирающего... пока совсем не стихли.

По льдистой поверхности кокона пробежал яркий отсвет, дробясь и переливаясь радужными бликами. Хрустальная волна временного сдвига разделила комнату на две неравные части, и ученик хронита сгинул, дробясь и рассыпаясь в бесконечных отражениях реальности.

Никифор откинул голову, судорожно дергая взъерошенной бородой и острым углом кадыка на худой шее. Из расстегнутого ворота выскользнула тонкая цепочка с ярко-желтой затухающей искрой. Чуть слышное звенящее эхо Колоса пронеслось по комнате, и наступила тишина.

Отдышавшись, старик с трудом поднялся на ноги. На его лицо легла глубокая тень. Покачиваясь и подволакивая ноги, Никифор добрел до полуоткрытой двери, тяжело оперся о косяк, оглянулся на разгромленную комнату... И неуклюже шагнул наружу, растворяясь в темноте.

Вера дернулась, испуганно тараща глаза. В шею стрельнуло, и девушка, ахнув, принялась растирать ее обеими руками, потом со стоном наклонилась вперед, массируя затекшую поясницу. Нет, засыпать на сырых холодных камнях - крайне глупо, но что делать, если утомленный разум так и норовит соскользнуть в трясину дремотного забытья?

Что же ее разбудило? И разбудило ли?.. Может, все происходящее - один долгий сон, который никак не желает прекращаться?

По коридору прокатился отзвук далекого эха. Бледные огни Колоса встрепенулись и снова потухли. Вера прислушалась в надежде расслышать еще что-нибудь, но коридор был по-прежнему тих и безлюден, двор пуст, а узкие прорези башенных окон темны и безучастны.

Гроза понемногу стихала: громовые раскаты раздавались уже где-то в стороне, и плотная завеса дождя сменилась росчерками мелких капель. На секунду за их частой рябью Вере крадущийся темный силуэт, но стоило моргнуть, как видение исчезло.

Девушка прикрыла глаза и незаметно сползла на пол. Дремота накатывала тяжелыми душными волнами. Последняя отчетливая мысль была о том, что надо бы встать... куда-то пойти, что-то сделать... но и она, едва мелькнув, угасла.

Кирилл очнулся, и его тут же стошнило. Сплевывая едкую желчь, он успел пожалеть о том, что переход к полному осознанию действительности оказался так короток, зато неприятен, потом несколько раз глубоко вдохнул и заставил себя подняться... для начала на колени. Избитое тело протестующее заныло, но Кирилла обеспокоило не это. Спутанность чувств была близка к полной синестезии, а зрение так и не вернулось. Нащупав на запястье браслет хроностабилизатора, темполог подавил сильнейшее желание перевести устройство на максимум.

Нет, так не годится.

Кто знает, как проявится эффект стабилизации в этом смешении временных потоков? Не выкинет ли его отсюда раз и навсегда? А если выкинет, то в какой из временных векторов?

Не без внутреннего сопротивления Кирилл разомкнул звенья стабилизатора, оставив один лишь разъем, опустился на четвереньки и замер.

"Инстинкты в этом случае имеют важнейшее значение, - прозвучал в голове отчетливый голос электронного инструктора. - Внимательно прислушивайтесь к их подсказкам".

Дышать неглубоко и ровно... расслабиться... вытеснить боль... позволить телу и разуму договориться самостоятельно.

Бесполезные глаза оставались закрытыми, а ноздри затрепетали, жадно впитывая информацию.

Общий фон изменился - к пыли и химикатам добавился отчетливый дух холодных камней, крыс и плесени. Запах лимона перебивал прочие ноты, за ним веяло быстро исчезающей морозной свежестью, сладковатой гнилью, аммиаком, луковой горечью... Человеческого присутствия не ощущалось, хотя недавно здесь были люди... много людей. Впрочем, "недавно" тоже являлось относительным понятием, и большинству следов, оставленных посетителями синематеки, в реальном времени было бы лет пятьдесят. Следами других людей отмечалось иное место - какое именно, Кирилл не мог еще понять, но там едкий запах лимона усиливался в разы. О том, как совместились в одной точке два разных пространства-времени, темполог предпочел не думать. Однако он с небывалой ясностью ощущал тонкую, но отчетливую вибрацию в месте, где они соприкасались, образуя переход. Именно туда вел единственный интересующий Кирилла след.

Нащупав приоткрытую дверь, темполог повел носом и гибко, точно ласка, втянулся в пропитанную лимоном звенящую ледяную круговерть.

Ливонский замок был таким, каким Никифор его помнил.

Столько лет прошло, и столько всего случилось после, что несколько лет, проведенных здесь, должны были вовсе стереться из памяти. Но один шаг назад - и прошлое нахлынуло, мучительно и неотвратимо подчиняя своей власти.

Грозовая ночь в канун святого Варнавы...

Ноги отнимались, не желая нести навстречу знакомой опасности. В прошлый раз все было по-иному. Как он летел тогда, леденея от мысли, что может опоздать! Безжалостно иссек бока лошади, мчался по крутой лестнице, не чуя под собой ступеней, лишь для того, чтобы... чтобы... Нет, не нужно сейчас думать об этом.

Старик с натугой перевел дыхание, но воспоминания, которые он отгонял, упорно возвращались, осаждая со всех сторон. Маковая настойка в пиве подействовала на доктора слабее, чем на остальных, потому что он едва пригубил питье. Сквозь дремотный туман он видел, как Мартина вытащила шкатулку с Колосом из-под его локтя - но остановить ее не мог. О, если бы он нашел в себе силы! Если бы его лошадь не угодила копытом в кротовью нору! Если бы сразу удалось обнаружить потайной ход, которым пользовалась юная баронесса!.. И все же, когда он поднялся на верхнюю площадку донжона, девушка была там... И молния, расколовшая Колос, ударила гораздо позднее...

Этого не должно было случиться. Господь и Святая Дева не могли допустить такого, нет, нет. Но они не подали ему знак, не предупредили о преступном женском двуличии. А ведь он так верил в нее, в свою милую ученицу! Какой нежной она казалась, какой скромной и чистой! Глядя на нее, кто сказал бы, что за невинным взором светлых глаз скрываются хитрость, решимость и мрачное упорство?..

Что ж, по крайней мере, его нельзя упрекнуть в том, что он забыл свой долг. Он сделал то, что нужно - и сделает снова, если потребуется!

Трясущейся рукой старик вытащил из-под рубашки цепочку и снял осколок Колоса. Через секунду крохотный огонек соскользнул с его ладони, устремляясь к галерее.

- Вера? Эй, ты жива? Очнись! Приди в себя, пожалуйста!

Жесткие руки вцепились в ее плечи и затрясли Веру, как грушу. Липкая трясина забытья неохотно выпускала плотно увязшую жертву. Но тот, кто ее вытаскивал, был очень настойчив.

- Хва-атит... - простонала Вера, когда, наконец, смогла говорить без риска прикусить язык. - Ос-ставь...

- Очнулась? Хорошо. С тобой все в порядке, идти можешь? - Цепкие пальцы пробежали по ее ногам.

- Ой, щекотно!

Темполог отодвинулся и присел на корточки, упираясь в пол костяшками пальцев. Сообразив, что это не очередное обманчивое видение, Вера со всхлипом повисла у него на шее.

- Господи, ты!.. Живой!

- Ты что-то путаешь, я - не господь бог. - Кирилл неловко приобнял ее одной рукой.

- Не смешно! - Вера сердито стукнула его по плечу. - Я так испугалась!.. Ничего не понимаю! Где я? Что происходит? А ты... Ты вообще как?

- Могло быть лучше. Или хуже. Пока ничего не вижу. И слышу плохо, так что говори громче.

- Как же ты меня нашел?

- По запаху.

- Опять за свое?! - Вера замахнулась, намереваясь стукнуть его еще раз.

- Это факт. Искажение временного поля по-разному воздействует на восприятие. Но закон компенсации действует - пусть я слеп, как крот, зато нюх теперь не хуже собачьего.

- Господи, когда же это кончится?.. - Вера жалобно всхлипнула.

- Поплачь, если хочешь, - предложил Кирилл без улыбки. - Это тебе не повредит.

Слезы высохли сами собой.

- Спасибо, обойдусь. - Она сердито высвободилась из рук темполога. - Скажи лучше, что теперь делать?

- Для начала все-таки забрать резонатор.

- Но он же... - Вера быстро оглянулась и охнула: огни над окном исчезли. Подскочив, девушка провела рукой по выступающему карнизу и растерянно произнесла: - Он только что был здесь.

- Я знаю.

- Нет, правда, с ним что-то произошло, камни вдруг стали светиться, потом вообще полетели... Но они все время были рядом! Да я только на минуту глаза закрыла...

- Вера, не нужно оправдываться. Все в порядке, мы их найдем.

Кирилл уперся ладонями в пол и привстал, как бегун перед стартом. Все в нем менялось так разительно, что Вере почудилось, будто она видит совершенно другого человека - даже не человека, а существо, лишь внешне похожее на него. Но теперь она знала, что это значит, и страх, всколыхнувшийся в ней, был страхом не за себя, а за Кирилла.

На секунду темполог перестал вынюхивать и произнес, с явным усилием выговаривая слова:

- Я... не очень... хорошо себя... контролирую... может случиться... всякое. Если я стану для тебя... угрозой, стукни меня по голове... и убегай.

- Ладно, - не стала спорить девушка.

- Это важно! - повторил темполог с нажимом. - Необходимо!

- Хорошо, не волнуйся. Стукну, убегу - все, как ты хочешь... - Не удержавшись, Вера с нежностью провела по его всклокоченным волосам.

Кирилл вздрогнул и отстранился:

- Только бей аккуратно, - и со всей мочи припустил вниз по ступеням.

Никифор остановился, недоуменно глядя на лестницу, ведущую к "библиотеке". Вот так, стоило на минуту отвлечься и ноги сами привели к давней обители. Подниматься туда было незачем: Мартина уже побывала здесь и забрала банку-накопитель и все необходимое для проведения ритуала. Но все же старик медлил, с непонятной тоской глядя на темную дверь, обитую железными полосами, на высокие ступени, по которым столько раз поднимался и спускался, шурша полами синей докторской мантии. Наверное, стоило бы заглянуть туда еще раз... но, сделав над собой усилие, Никифор отвернулся.

Нет, напрасная трата время. Все, что связывало его с этим местом, давным-давно рассыпалось в прах. Он никогда больше не переступит порога этой комнаты.

Держась за стену, старик сделал несколько шагов, прежде чем заметил, что путеводный огонек исчез. Дыхание перехватило, но Никифору удалось взять себя в руки. Замковые переходы он мог пройти и без подсказки. Куда тяжелее пережить утрату осколка, который долгие годы хранил у сердца. Но раз уж так случилось, исчезновение стоит рассматривать как добрый знак. Оно означало, что круг вот-вот замкнется, и части божественного Колоса наконец-то соединятся! Об этом говорили мраморные таблички древних хронитов, и если он, Никифор Дассилиат, последний хронит этого мира, до последнего сомневался в очевидном, то теперь... теперь...

Старик распрямил спину и величаво осенил себя крестным знамением, крепко прижимая пальцы ко лбу, животу, левому и правому плечу.

- Carpe viam et susceptum perfice munus*, - тихо промолвил он, чувствуя, как из глубины души поднимается волна радостного торжества. - Благодарю тебя, Боже, за то, что сподобил дожить до этого часа...

Он запнулся на полуслове, щуря слезящиеся глаза. Резкий сквозняк загасил четыре факела из пяти, оставив пятачок света в конце коридора. В освещенный круг один за другим вступили два человека. Двигались они, будто во сне, едва переставляя ноги. Первый, высокий, широкоплечий, в разорванных штанах и простеганном жилете на голое тело, пятился, выставив перед собой меч. Второй, нелепо скособочившись, подметал пол краем белого орденского плаща, покрытого темными пятнами - изуродованную шрамами щеку свело судорогой, горящий взгляд намертво прикипел к лицу противника.

Несмотря на темноту и расстояние, Никифор узнал обоих.

- Альберт... - прошипел меченый, оседая на пол. - Альберт, я умираю...

- Самое время, - с рычанием отозвался Хорф, швыряя горящий факел в темноту.

Немецкая речь резанула отвыкшее ухо хронита, в следующий миг он весь похолодел от ужаса. Серая тень легко перескочила границу света, мягко встав на четыре лапы. Когти чуть слышно цокнули по каменным плитам. Отсвечивая зеленоватыми огнями глаз, зверь пригнул лобастую голову, беззвучно оскалился и скользнул вперед.

- Один я не уйду, - пробормотал меченый, обхватив ладонями лезвие рыцарского меча. Через секунду острые зубы сомкнулись на руке Хорфа, и пронзительный крик разбился о низкий свод, сменившись хриплым бульканьем.

Но Никифор уже ничего не видел и не слышал. Позабыв о Мартине, Колосе и долге, подгоняемый смертельным страхом, он изо всех сил ковылял прочь.

* Иди своим путем и сверши начатое

Переходы, галереи, лестницы слились в нескончаемый темный и сырой тоннель, и Вере казалось, что им уже никогда отсюда не выбраться. Она давно перестала понимать, куда и зачем они идут, и бездумно двигалась вслед за темпологом, не чувствуя ничего, кроме боли в сбитых пятках.

Свет, не особенно яркий, но после темноты коридоров - просто ослепительный, вывел ее из прострации. Небольшую полукруглую площадку освещали четыре масляных светильника на фигурных подставках. Пол, черно-белый, точно шахматная доска, был истоптан вдоль и поперек. Самые отчетливые следы вперемешку с подсохшими бурыми натеками тянулись от лестницы влево и исчезали в очередном темном проходе, рядом виднелись четкие отпечатки звериных лап.

Темполог замер. Осторожно вытянув шею, Вера глянула в закрученный спиралью лестничный пролет. Бурые пятна виднелись и на низких ступенях, и на массивной балюстраде резного дуба. Лестница вела вниз, к высокому арочному проему в романском стиле и распахнутой настежь двери. За ней проглядывал покрытый лужами двор и часть водостока, из которого тонкой струйкой стекала вода, забрызгивая порог.

- Нам туда? - неуверенно спросила Вера, переминаясь с ноги на ногу.

Обернувшись, она увидела, что Кирилл жадно облизывает измазанные кровью пальцы. Вздрогнув от отвращения, Вера дернула его за руки.

- Прекрати сейчас же! Животное!

- Почти... - сквозь зубы процедил темполог. В прищуренных глазах вспыхнули желтые огоньки.

Вера отступила. Удар по голове уже не казался такой уж невыполнимой задачей - то, во что превращался Кирилл, страшило куда сильнее. Забыть о том, что перед ней человек, а не зверь, оказалось куда проще, и Вера с пугающей ясностью ощутила, как легко меняется ее отношение к темпологу.

Нервно стиснув руки, она продолжала отступать, пока не уперлась в стену. Но Кирилл как будто вообще забыл о ее присутствии и, тревожно подергивая головой, неотрывно смотрел в темноту прохода.

Сама того не желая, Вера бросила туда любопытный и настороженный взгляд.

Поначалу ничего не удалось рассмотреть - тусклый свет, идущий откуда-то снизу, загораживали рыхлые бесформенные кучи. Одна из них шевельнулась, блеснув зеленоватыми искрами глаз. Еще не успев осознать того, что видит, Вера обеими руками зажала себе рот. Желудок свело острым спазмом. Два неподвижных тела лежали друг на друге: одно, накрытое светлым плащом, едва виднелось из-под второго. Этот второй чем-то напоминал Обломенского, запрокинутое лицо кривилось в застывшем оскале, широко раскрытые глаза смотрели прямо на Веру. Волк лежал рядом, вытянув передние лапы и зажав в пасти горло мертвеца. Под взглядом девушки он снова шевельнулся и заворчал сквозь сомкнутые зубы.

Шаг за шагом, медленно и осторожно Вера отступила к темпологу. Положив ладонь ему на плечо, ощутила, как он исходит мелкой яростной дрожью.

Она растерялась, но почти сразу взяла себя в руки. Что бы не имел в виду Кирилл, один удар по голове не сделает лучше ни ему, ни тем более ей.

Темполог глухо зарычал. Стараясь не думать о том, что будет, если он вдруг решит вцепиться в ее горло, Вера наклонилась, обняла напарника и, невзирая на сопротивление, потянула за собой. Странное дело: она боялась его, боялась за него, боялась зверя с окровавленной пастью - но теперь страх придавал ей силы. Привычно наглаживая Кирилла по волосам и плечам, нашептывая ласковую бессмыслицу ему в ухо, Вера настойчиво увлекала упиравшегося темполога к лестнице.

Это длилось целую вечность, и ее саму уже трясло от напряжения, но когда они добрались до середины лестницы, Кирилл почти пришел в себя, а у подножия вполне осознанно высвободился и, помедлив, смущенно произнес:

- Спасибо.

- Пожалуйста, - вежливо отозвалась девушка, сжимая дрожащие руки в замок. - Ты как? По голове бить не нужно?

- Обойдемся. - С несколько нарочитой бодростью Кирилл встряхнулся и потрусил на улицу.

В молчании они пересекли двор, направляясь к большой прямоугольной башне. Над ней что-то серебристо мерцало.

- Нам наверх, - сообщил темполог. Вера поежилась.

- Там кто-то ходит.

- Старик?

- Или тот псих Обломенский...

- Исключено.

- Ты-то откуда знаешь?

- Здесь его нет и никогда не было. - Тон Кирилла не оставлял сомнений, и Вера почувствовала облегчение. Заслонившись ладонью от липкой мороси, она прищурилась, разглядывая башню.

- Ну и где тут вход?

Темполог буркнул что-то неразборчивое и принялся сосредоточенно вынюхивать. Наконец он коротко мотнул головой и направился к деревянной лестнице, ведущей на галерею.

Тишину, разбавленную лишь гулким перестуком падающих с карнизов капель, прорезал отчаянный крик. Кричали в паласе, и замок ожил, будто по команде: залаяли собаки, на стенах и в окнах замелькали огни. Рядом хлопнула ставня, и срывающийся женский голос визгливо завопил по-немецки.

- Давай за мной! - Кирилл в два прыжка преодолел лестницу.

Вера бросилась следом. Из галереи вход в донжон был виден хорошо - черный прямоугольник низкого проема с распахнутой дверью. Темполог затек в него каплей ртути, и, забравшись следом, Вера услышала, как он быстро шлепает по каменным ступеням. Ей подъем давался куда тяжелее: крутые ступени казались горным склоном, затхлый воздух с трудом проникал в легкие. Однако растущее с каждым шагом волнение неумолимо гнало вперед.

Время растягивалось резиновой лентой, липло к рукам и ногам. Темнота не рассеялась, но в ней, словно в негативе, проступили вывернутые очертания старых стен с потеками влаги, неровных ступеней и низко наклоненного свода. Впереди плавно двигалась белая фигура темполога - ее Вера видела до рези отчетливо. С не меньшей ясностью вырисовывался путь в толще стен старой башни, и зарешеченный лаз в конце, и огороженная сплошным парапетом площадка наверху. Сознание раздваивалось, одна половина его, взмывая над башней, с высоты любовалась холодным заревом, оставляющим на площадке гладкий ледяной след, и ослепительно-белыми сияющими переливами в небе. Только вместо света на башню спускалась звонкая хрустальная паутина, в которой случайными мухами трепыхались два еле различимых силуэта.

Сознание камнем рухнуло с высоты, и Вера растянулась на ступенях, больно приложившись подбородком. Преодолевая головокружение, она поднялась и поползла вверх с ужасающей медлительностью. Воздух, плотный, как океанские толщи, с силой вдавливал ее в камень.

- Я... больше... не могу... - задыхаясь, прошептала Вера, чувствуя, как что-то облепляет лицо и руки, как плотная мокрая ткань.

- Надо, - прошипел темполог, подтягивая ее к себе. Почти в обнимку они преодолели последние ступени и уперлись в решетку. За ней призывно светилось звездное небо.- Упрись как следует, она не заперта!

"Сам упирайся", - вяло подумала Вера, кашляя от сыплющейся в лицо ржавой пыли.

Невидимая ткань натянулась до предела, а вместе с ней и решетка, вибрируя всеми прутьями.

- Давай!!!

С громким треском ткань разошлась, и решетка, клацнув задвижкой, скрипуче провернулась в петлях. Сила инерции вынесла Веру вперед, швырнув на колени. Следом на площадку выбрался Кирилл.

Не было ни зарева, ни небесного сияния, ни хрустальной паутины.

Факелы в железных подставках давно потухли. Хлипкая будка из старых, частью прогнивших досок кренилась на бок, привалившись к скрипучему шесту с мокрой линялой тряпкой вместо штандарта. Контраст с недавним видением был так велик, что Вера растерянно заморгала, потирая мокрые щеки.

Кирилл выпрямился, стряхивая налипший сор с ладоней. Вера шагнула за ним, чуть не споткнувшись о банку с торчащим из нее длинным металлическим штырем. Рядом торчал заклиненный между камней прут с насаженным сверху стеклянным шаром - воздух вокруг него потрескивал от электричества.

Возле шеста металось двое. Мужчина был высок, худ, как скелет, чего не скрывала даже синяя промокшая мантия, стоял к напарникам спиной. Девушка рядом с ним выглядела совсем ребенком, но на нежном личике, облепленном прядями светлых волос, проступала отчаянная решимость. Оба держались за продолговатый светящийся камень, и каждый рывками тянул его к себе.

Мужчина громко вскрикнул, и голос его вдруг показался Вере знакомым. Не выпуская камня, одной рукой он сделал странный пасс, будто стряхивал что-то на девушку.

Блондинка замерла и побелела до синевы. Пальцы ее разжались.

Мужчина поспешно отступил, прижимая камень к груди, и тот час же Кирилл прыгнул на него, сбивая с ног. Оба рухнули на дощатый настил посередине площадки и, проломив его, исчезли в чернильной темноте. Камень отлетел в сторону, ударился о парапет и раскололся.

- Кирилл! - Подбежавшая Вера упала на колени, до боли в глазах всматриваясь в бездонную черноту пролома. - Кири-и-илл!

- Я здесь, - голос темполога прозвучал неожиданно близко, заставив ее подпрыгнуть. - Тут какое-то перекрытие...

- Господи! - Веру опять затрясло, но теперь от несказанного облегчения. - Я думала, ты разбился!

- Нет, только руку сломал... кажется.

- А этот?

- Без сознания.

Вера нервно хихикнула.

- Я не могу сам выбраться, - пробормотал темполог. - Найди какую-нибудь веревку или палку...

- Сейчас, - Вера оглянулась, шаря глазами по площадке. - О, черт!

Блондинка стояла на том же месте, словно приросла к нему. Вокруг нее с чуть слышным потрескиванием ткался кокон морозного узора. Ледяное кружево наползало на полы длинного плаща, тянулось вверх по складкам, обвивало бессильно мечущиеся руки, вплетался в белокурые косы, украшая их бриллиантовыми блестками замерзшей воды. По искаженному лицу девушки беззвучно текли слезы. Она лихорадочно срывала с себя клочья нитей, но те проявлялись вновь, становясь все толще и плотнее.

Подскочив к ней, Вера суетливо отмахнулась от расцветающих в воздухе колючих ледяных незабудок.

- Я сейчас... сейчас... - Она закусила губу и оглянулась почти со злобой. Вокруг стеклянного шара плясали ветвистые росчерки разрядов, выстреливая то в банку, то в паутину.

Блондинка застонала, ее лицо покрылось ледяной коркой. Выдернув доску из разбитого настила, Вера с силой оттолкнула оплетенную жертву и с размаха треснула по штырю, опрокидывая вместе с шаром на слабо шевелящийся кокон.

Ее обдало жгучим холодом, доска в руках мгновенно заиндевела. Сноп белых искр фонтаном взвился в воздух, фиолетовые разряды пробежали по задергавшемуся телу блондинки, с шипением растворяя ледяной покров.

Дернувшись в последний раз, немка обмякла. Подбежавшая Вера дрожащими руками пыталась нащупать у нее пульс.

- Вера! Вера, что происходит? - тревожно донеслось из колодца.

Пульс нашелся, очень слабый, но ровный, и Вера в изнеможении привалилась к скрипнувшей будке.

- Ничего! - жалобно покричала она в ответ. - Все в порядке.

- Вытащи меня скорей! - сурово потребовал Кирилл.

- Да-да, иду...

Превозмогая накатывавшую слабость, девушка поднялась на ноги. Ее взгляд упал на призывно мигающий бледно-желтый осколок. Чуть дальше у парапета светилось еще два, у края настила мерцала крохотная искра. Самый крупный светляк лежал прямо у ее ног. Некоторое время Вера тупо разглядывала его, потом беззвучно рассмеялась. Колени опять подогнулись, и она сползла вниз, хватая ртом воздух в приступе истерического смеха.

Господи! Вот везенье-то! Забраться черт знает куда в поисках проклятого резонатора, увидеть его целым и невредимым - и вернуться к тому, с чего начали. Какой изящный финт! Какая тонкая ирония! Твою мать...

Смех иссяк. Вера со вздохом принялась собирать камни в подол.

- Да что там происходит? - крикнул встревоженный темполог.

- Я нашла твой резонатор, - сообщила девушка. - Даже не четыре части, а пять.

Кирилл молчал, и она забеспокоилась:

- Эй, ты жив?

- Будь осторожна!

- Что? - от удивления Вера открыла рот.

- Хороший совет, девушка, - хриплый голос за спиной едва не заставил ее соскочить в колодец. Опомнившись, она развернулась.

Никифор стоял в пяти шагах от нее, обеими руками держась за скрипящий флагшток. Его лицо напоминало старую выщербленную маску, лишь глаза под набрякшими веками горели так, что Вера невольно попятилась.

- Отдай мне Колос, - задыхаясь, потребовал старик.

- Не подходите, - сердито откликнулась девушка. - Иначе скину камни вниз, будете по пылинке собирать.

Старик желчно усмехнулся, обвисая на флагштоке.

- Какая же ты глупая... Думаешь от него избавить... избавиться? Колос в руках вечности - его нельзя уничтожить!

Вера нахмурилась.

- Погодите-ка... Скажите что-нибудь по-немецки.

- Верни Колос, девчонка!

- Дежа вю, - тряхнула головой девушка. - По-моему, вы только что свалились в колодец вместе с Кириллом...

- Не говори ерунды, я поднялся следом за вами.

- Ну да, тот тип выглядел помоложе и пободрее. Но голос один в один...

- Хватит болтать! - Старик выпрямился, и Веру шатнуло от неприкрытой яростной ненависти в его взгляде. - Ты глупая, ничтожная... дрянь! Обманщица! Воровка! Ты попрала священные устои хронитов! Осмелилась взять в руки Колос, чтобы повернуть время вспять. Да как тебе только в голову пришло?.. Кем ты себя возомнила? Святой Девой?!

Он сипло раскашлялся, с силой растирая грудь.

- Молчишь? Не отвечаешь? Правильно, молчи. Тебе нечем передо мной оправдаться. Ты все уничтожила, разрушила - мое доверие, дружбу, тайну, доверенную тебе... Тебя я любил, как родную дочь, ничего от тебя не скрывал. Ты была моей ученицей, моей гордостью, отрадой сердца. А ты... предала мое доверие... разделила Колос... вынудила меня... заставила сделать то, чего я не хотел... И... зачем? Ради кого? Ради похотливой суки, твоей сестры? Ради грязного нечестивца, твоего отца? Ради себя? Отвечай! Почему ты молчишь? - Никифор поднял мутные глаза на девушку, смотрящую на него с жалостью и испугом. - Кто ты? Ты не Мартина...

Вера растерянно покачала головой.

- Отдай Колос! - потребовал старик, тыча в нее костлявым пальцем

- Вам он зачем? - Девушка крепче стиснула край юбки. - Тоже хотите повернуть время вспять?

- Думай, что говоришь! Да я скорее разобью себе голову, чем помыслю о таком непотребстве!

- И убьете всякого, кто попробует это сделать, не так ли? - добавила Вера с отвращением. - Из-за этого и девушку чуть не убили?

Никифор пошатнулся.

- Чуть не убил? - побормотал он. - Чуть не убил?.. Нет, я отправил ее в небытие.

- Допустим, - Вера с деланным равнодушием пожала плечами. Лежащую в беспамятстве немку старик скорей всего не заметил... - Разница-то невелика... Знаете, что? Пропадите вы пропадом с вашим Колосом и великой тайной! Черта с два нужна такая тайна, ради которой людей отправляют в небытие!

- Мое дело священно! - захлебываясь, прокричал старик.

- Всегда одно и то же... хоть бы чего новое придумали. Тайные общества, обряды, ритуалы, священные артефакты... - Вера едва сдержалась, чтобы не плюнуть на тревожно мерцающий Колос. - Давайте придумаем себе страшную тайну и станем подманивать ею всяких подонков и наивных дурачков. От них ведь в любой момент можно избавиться, не так ли? Да чего там! Сразу в небытие... И можно дальше играть в свои дикие игры. А дураки пусть подыхают!

Молния сверкнула так близко, что на пару секунд площадка потонула в ослепительном свете. Вера едва успела заслонить рукой лицо, но даже сквозь сомкнутые веки увидела тени собственных костей, словно кисть просветили рентгеном.

- Дай сюда! - Возникший рядом Никифор вцепился ей в юбку.

Подскакивая, как куски пробки, камни раскатились по площадке. Оттолкнув Веру, старик упал на колени и пополз, протягивая к ним дрожащие пальцы. Удар грома сотряс башню до основания. Камни вспыхнули, игривыми светляками взмывая в воздух.

- Круг замкнулся! - потрясая воздетыми вверх руками, радостно возопил Никифор. - Святая Дева! Круг замкнулся!

Воздух над башней начал потрескивать. Лужи заискрились, по мокрым парапетам забегали миниатюрные разряды, между опрокинутым металлическим штырем и другим, торчащим из банки, проскочила гудящая электрическая дуга.

Волосы у Веры зашевелились и встали дыбом, кожу сильно защипало. Девушка растерянно коснулась лица, и с пальца сорвалась невидимая игла, больно впиваясь в щеку.

Вокруг стоящего на коленях Никифора вспыхнул голубой ореол.

- Что вы делаете? - крикнула Вера, с трудом перекрывая нарастающий гул.

Старик бросил на нее мимолетный взгляд и снова устремил взор в небеса. По застывшему лицу скользнула тень снисходительной жалости.

- Уходи, - негромко произнес он.

- Что? - не расслышала Вера.

- Уходи отсюда! - повысил голос Никифор. - Скройся! Хватит одного шага! Ты можешь его сделать!

Девушка похолодела.

- Что происходит? - вздрогнув, повторила она. - Остановите это...

Старик благоговейно сложил руки на груди. Лицо его как будто помолодело, взгляд прояснился и исполнился глубокого умиротворения.

- Я исполняю волю Хроноса! Что было назначено, то свершится! Колос станет единым!

- А что будет с людьми?!

Но Никифор не слышал ее. Не отрывая глаз от кружащихся над колодцем радужных огней, он затянул напевный речитатив, похожий на один и тот же повторяющийся стих, простой и короткий.

На клубящуюся в небе фиолетово-черную муть будто плеснули светлой краски, и она растеклась по тучам, впитываясь в рыхлые изломы. На краю пятна прорезалась белая окантовка, распуская вниз снопы бледных лучей.

Кожу уже не щипало - жалило, как целый рой взбесившихся пчел. По наэлектризованным волосам проскакивали длинные искры. Словно в замедленной съемке Вера увидела, как яркие росчерки молний устремляются к площадке, постепенно сплетаясь в плотный раскаленный жгут. Бросив взгляд на черную кляксу колодца, она коротко выдохнула и сделала шаг.

Время остановилось. Или перестало существовать.

...Когда ей было четыре года, бабушка привела ее в планетарий, и воспоминание о наивном восторге, с которым она впервые разглядывала звезды на расстоянии вытянутой руки, отзывалось в Вере еще долгие годы спустя. Потом она не раз испытывала похожие чувства, и все, что бередило душу, будоражило воображение, откладывалось в ней слой за слоем, накапливалось и росло, как коралловые рифы, принимая порой самые причудливые формы... Чтобы однажды вспыхнуть и сгореть в той почти забытой полноте радости и одновременно - беспомощности перед лицом "всамделишнего" чуда, как тогда, когда над ее запрокинутой головой торжественно плыли Орион и Большая Медведица...

Время остановилось, и окружающий мир стал похож на кольца огромной кинопленки. Каждый человек, предмет, каждое их движение отбрасывали по сторонам множественную тень, словно картинки из гигантского волшебного фонаря, спроецированного на кристалл с миллионом зеркальных граней. Но в отличие от плоских теней иллюзиона, эти проекции были красочней, объемней и живее оригинала. Одни, хорошо прорисованные, выпуклые, как рельефы Парфенона, уходили в прошлое - их можно было рассмотреть во всех подробностях. Другие стремились в будущее, и события, которые они показывали, напоминали размытую акварель. Третьи, самые многочисленные, закручиваясь спиралью, терялись в бесконечности, словно эскизы, выполненные одной и той же гениальной рукой, но по каким-то причинам отодвинутые в сторону. Их прикрывал искристый флер, сотканный из триллионов сверкающих снежинок - и многомерный мир, окутанный серебристым ореолом, был невообразимо, непередаваемо прекрасен...

Слезы, скатываясь по щекам, застывали ледяными дорожками. Грудь сдавило, и внутри появилась та щемящая боль, которая возникает только при встрече с истинной красотой. Вера шевельнулась, и по рядам бесчисленных отражений пробежала хрустальная рябь. Невесомые волны флера колыхнулись, рассыпаясь радужной пылью, под ним, как основа на вытертом ковре, проступили плотные белые лучи, сплетенные в строгом узоре. Вера замерла, и ткань мироздания приняла прежний завершенный вид. Отголоски хрустального эха постепенно стихли. Наступившая тишина ватой легла на уши, и смертельный холод нежно, почти любовно окутал застывшее тело.

В величественной неподвижности безвременья один лишь Колос, точно непоседливый ребенок, упорно не желал оставаться в покое. Сейчас он походил на огромный полураспустившийся цветок с тонкими и длинными лепестками, с корнями, уходящими в основу мира. Гибкий стебель изогнулся, лучистое соцветие с прожилками темно-зеленого света и черной тени, позванивая кончиками остей, игриво раскачивалось перед Вериным лицом. Над ним, скрываясь в тучах, виднелась гигантская петля, похожая на уродливую затяжку - в том месте, где она начиналась и заканчивалась, основа перекосилась и выглядела неряшливо.

Будто во сне Вера подняла руку, коснувшись гладкого стебля. От кончиков пальцев пробежало тепло, растекаясь по заледеневшему телу. Инистый налет на коже растаял, сведенные ноги расслабились, и Вера качнулась вперед, почти повиснув на Колосе. Тот приветливо пощекотал остью ее шею.

Девушка судорожно вздохнула, обеими руками прижимая Колос к себе. Из глаз снова хлынули слезы, капая на льнущее к ней соцветие.

- Прости меня...

Колос сочувственно мазнул ее по щеке.

- Прости. - Всхлипывая, Вера подтащила его под синеватый контур молнии и отступила, чувствуя, как к сердцу вновь подбирается могильный холод небытия. - Пожалуйста.

Колос горделиво вытянулся, распушив ости.

Вера отвернулась, встречаясь с безумным взглядом Никифора.

Время тронулось с места, плавно набирая ход.

Молния сорвалась с неба и ударила в башню.

Восточная Ливония, 1509 год

Грозу накануне дня святого Варнавы в Зегельсе запомнили надолго. К утру дождь прекратился, но сизые растрепанные тучи еще долго бежали по небу, изредка брызгая вниз холодной моросью.

К полудню завал во дворе разобрали, камни сложили у внешней стены, закрепив деревянными подпорками. Молния не разрушила башни - лишь выбила кусок парапета и часть стены в одном из углов. Но черная проплешина с оплавленными краями внушала обитателям замка суеверный ужас, и донжон обходили стороной, стараясь даже не ступать на отбрасываемую им щербатую тень.

Этой ночью многие видели сверкающие над башней огни и слышали странные голоса, звучащие из ниоткуда. Когда же в западном крыле паласа были найдены растерзанные тела, молва тут же разлетелась по округе. Никто уже не сомневался, что ночью сам дьявол под вид волка вошел в Зегельс, невзирая на поднятый мост и запертые ворота, и загрыз рыцаря Хорфа и его гостя, имени которого никто толком не знал. О том, что случилось после, говорили шепотом, гадая между собой. То ли ненасытный дьявол пожелал обрушить замок в преисподнюю, но не смог, с рассветом убравшись восвояси, то ли Господь ниспослал ангела, дабы изгнать нечистый дух, и гром их битвы расколол башню.

Капеллан с молитвой обошел двор, кропя камни святой водой, а кастелян завел разговор о том, устраивать ли жертвам оборотня христианское погребение или, по совету старожил, как можно скорей зарыть их подальше от замка, забив в грудь осиновый кол, как вдруг прибыл вестовой от орденской братии. Узнав скорбные вести, ливонец велел грузить тела на телегу и отправлять в Крейцбург, владение Хорфов. После зашел к фрау Элизе и долго с ней говорил - но о чем, не могли узнать даже сплетницы-служанки.

К вечеру совсем прояснилось. Последние облака тихо истаяли в прозрачной синеве неба, расцветив его перламутровым блеском. Солнце, спустившись к горизонту, залило холмы теплым розовым светом, позолотило стены и крыши притихшего Зегельса. Воздух сделался свеж и сладок, и легкие дуновения его наполнились ароматами луговых трав.

Вестовой, поговорив с управляющим, еще до вечернего колокола отправился в Мариенбург. К вящему ужасу замковых приживалов, перед отъездом он попытался зайти в донжон, но без успеха.

На закате слуги-латгалы, собравшись в нижнем зале, развесили над дверьми связки дубовых листьев, и старая Берта затянула над огнем тягучий напев. Из углов неспешно выползала темнота, в трубе над очагом жалобно стонало, и глаза, не мигая глядевшие на ярящееся пламя, ловили в нем то отблеск кровавых зрачков оборотня, то взмах ангельских крыльев, то ухмылку маяс кунгса, корчившего рожи людским страхам.

Солнце наполовину ушло за окоем. Над общинным полем реял красноватый полусвет, сквозь него по раздолбанной колее катила скрипучая телега. Дорога шла на подъем. Понурая пегая кобыла еле переставляла ноги, колеса то и дело увязали в лужах, грозя оставить там поржавевшие ободья. Тучный немолодой крестьянин устало брел рядом с лошадью, его жена, сидя на передке, клевала носом.

Телега вдруг встала. Задремавшая женщина вскинула голову, вытаращив опухшие глаза. Крестьянин, глядя в сторону, нашарил присыпанные соломой вилы.

- Чего там, Улдис? - дрожащим голосом спросила женщина. - Услышал чего?

- Да шевельнулось что-то, - латгал ткнул пальцем в пышные заросли репейника, четко до последней иголки прорисованные на фоне закатного неба. - Сама глянь.

- Не стану я глядеть! - решительно замотала головой крестьянка. - Матерь Божья, спаси и защити! Говорила тебе, не езжай через поля, в обход-то пусть дальше, но спокойней!

- Да ну тебя, раскаркалась... На дорогу выедем, так считай уже и дома. - Крестьянин бросил жене вожжи и взял кобылу под уздцы. Под колесами чавкнуло, телега, выехав из грязи, выровнялась и покатила куда шибче. Подъем кончился, кобыла встрепенулась и прибавила ходу. Крестьянин, кряхтя, собрался было влезть на телегу, как вдруг жена с силой вцепилась ему в рукав:

- Улдис, Святый Боже!

- Да что такое? - встревожился латгал, поворачивая голову.

- Там на дороге призрак!

- Чего несешь? Откуда призраку взяться, коли еще не стемнело? Призраки на свету не выходят, а если и выходят, то в пустоши и в болота, а на дороге им делать нечего...

- А я тебе говорю - призрак там! Видишь, стоит и вздыхает... Ой, спаси Господь! Никак к нам идет?

И, правда, кто-то медленно брел им навстречу в придорожной мгле. Вглядевшись, крестьянин усмехнулся и пихнул в бок скулящую от страха жену:

- Гляди на свой призрак, Илзе. Это ж девчонка, не старше нашей Ануси. Глянь-ка, еле идет... заблудилась, верно.

- А тебе почем знать, девчонка или нет? - сварливо отозвалась жена, понемногу приходя в себя. - Бывают ведь такие призраки, что от людей не отличишь. Кружатся над дорогой и липнут к путникам, и никак от них не отделаешься, кроме как солью, святой водой и молитвой, тогда они возвращаются в землю...

Телега неспешно поравнялась с девушкой. Незнакомка выглядела и двигалась впрямь как не живая. Длинные волосы серыми сосульками свисали ей на лицо, а забрызганный грязью плащ не дешевого сукна волочил по земле оторванную полу. Тихо-тихо - крестьянин даже наклонился вперед, чтобы расслышать - девушка попросила отвезти ее до ближайшего селения, и перепуганная крестьянка вновь вцепилась мужу в рукав, шепча, чтобы он не смел даже отвечать.

Пока латгал, натянув поводья, прикидывал так и этак, то поглядывая на девушку, то отмахиваясь от зудящей над ухом жены, по дороге горделивой рысью проскакали всадники. Было их человек десять, все в легких панцирях с чеканными наплечниками, в круглых меховых шапках с султанами из ястребиных перьев. Возле телеги они осадили лошадей, бесцеремонно светя факелами в лица крестьян. Перепуганная латышка с воплем повалилась назад, ее муж втянул голову в плечи, а девушка, напротив, откинула волосы с лица и подалась вперед, лихорадочно блестя глазами.

Кряжистый старик с пышными усами, кольцами спускающимися на грудь, произнес по-немецки, сильно коверкая слова:

- Не бойтесь нас, добрые люди. Мы христианам вреда не причиним.

- Слава Иисусу Христу, - помедлив, откликнулся крестьянин, и всадник чуть дернул уголком рта, что должно было изображать улыбку.

- Слава Иисусу Христу, - пришепетывая, повторил он. - Скажи, куда ведет эта дорога?

Крестьянин оглянулся на тракт, словно видел его впервые.

- Так ведь к замку Сесвеген.

- Повезло нам, ваша милость, заночуем под крышей, - заметил седоусый по-польски, обращаясь к худому, надменного вида молодому рыцарю. - Говорил же я, что это дорога на Сесвеген. Эх, жаль, что оттуда нет прямого пути к Вендену, придется крюк делать.

Молодой человек, не сводя глаз с девушки, рассеянно кивнул и распорядился:

- Узнай-ка у барышни, кто она? Откуда и куда направляется?

- Пан рыцарь, - к удивлению всадников девушка вдруг сама обратилась к ним на том же языке. - Пан рыцарь, не откажите в помощи... Я - дочь владетеля замка Зегельс. Ехала в Мариенбург, но вот отстала ото всех, сбилась с пути и заблудилась. Пан рыцарь, кто бы вы ни были, прошу, помогите...

Седоусый опустил факел, оглядев ее с ног до головы, и кивнул:

- Эту барышню я знаю, видал прошлым летом в Дерпте. Она - дочка Унгерна из Зегельса, который, говорят, помер перед Пасхой. Не вспомню только, старшая или младшая...

- Я младшая, Мартина. Мой отец умер, а сестра Элиза сейчас в Зегельсе... - не договорив, девушка помертвела и мешком осела в придорожную траву.

Соскочив с коня, молодой поляк подхватил ее на руки. Мартина очнулась и попыталась отстраниться; видя ее испуг, рыцарь с горячностью произнес:

- Не бойся, барышня, даже мысли не допускай, что здесь тебя кто-то обидит. Перед тобой Ян Спыховский, посол от светлейшего князя Константина Острожского, великого гетмана Литовского, а это свита моя. Мы едем в Венден к ливонскому магистру. Скажи лишь, какая помощь тебе нужна, и мы с радостью и великим удовольствием послужим благородной барышне.

Искренняя речь, как видно, пришлась девушке по душе, а огненный взгляд молодого посла, вызвал на бледном лице румянец, преобразившем ее настолько, что даже седой рыцарь удивленно закусил ус.

С робкой улыбкой Мартина поблагодарила Спыховского, когда же он усадил ее в седло и запрыгнул следом, подбирая поводья, девушка с тихим вздохом прислонилась к его плечу. Темный слепой ужас, терзавший ее все это время, шаг за шагом отступал в небытие. В глубине души она еще чувствовала его отголоски и понимала, что пережитое останется с нею надолго, может быть, навсегда. Но сердце поляка стучало под самой ее щекой, возвещая жизнь и свет - все то, что могло помочь ей принять прошлое таким, как есть, и не пытаться изменить.

Но Мартина слишком устала, чтобы сейчас задумывалась над этим.

Поляк отправил складки плаща, укутав девушку поплотнее. Она с благодарностью подняла на него взгляд, и глаза рыцаря, удивительно светлые на загорелом лице, встретились с ее карими глазами. Мгновение, показавшее обоим бесконечным, они, не отрываясь, смотрели друг на друга, потом Спыховский коснулся губами век девушки, и она сразу уснула - быстро и легко, как в детстве.

- Никак панна сомлела? - спросил седоусый, подъезжая ближе. - Видно, натерпелась страху... знать бы, что ее так напугало? Слыхал я, в Ливонии волки режут людей, как овец. Упаси Бог, с таким встретиться на ночь глядя.

- Ты что же, боишься? - вполголоса заметил Спыховский, выгибая бровь.

- Да я один выйду хоть против целой стаи! За барышню беспокоюсь, как бы с ней горячка от страха не случилась.

- Да нет, - молодой поляк прислушался к ровному дыханию девушки, - спит она, утомилась сильно.

- Храни ее Господь! По утру, стало быть, в Зегельс коней направим? Не по пути нам.

- А хоть бы и так!

- Так я ж ничего и не говорю. А магистр ливонский вас с вестями от гетмана в Вендене ждет...

- В Венден успеем к сроку...

Всадники, не спеша, спустились с холма в серую мглу низины. Вскоре остались видны лишь яркие пятна огней, плывущие вереницей над темной лентой дороги.

Латгал подобрал оброненные вожжи и звучно хлопнул жену по ноге.

- Вставай, Илзе, убрались твои призраки!

Женщина завозилась в телеге, села, оправляя одежду.

- Бог с ними, Улдис, - пробормотала она с досадой. - Ты-то чего ждешь? Погоняй, не стой!

Крестьянин хлестнул лошадь, и телега, подпрыгивая, покатила в сторону, противоположную той, куда уехали поляки.

- Ох, натерпелась я страху, думала, конец нам пришел, - продолжала ворчать жена, вытаскивая соломинки из волос. - А барышня не иначе, как лауме. Только глазом моргнула, и рыцарь сам с коня упал...

- Конь у него неказистый, все мослы наружу, - заметил крестьянин.

- Зато наряд богатый, одни пуговицы чего стоят. На ножнах каменья так и сверкали... Ох-охох!

- Чего еще?

- Юбку о вилы порвала! Ох, юбка-то совсем новая!

- Хороша же ты будешь, когда вернемся на мызу... - пронзительный скрип колес заглушил их голоса.

Санкт-Петербург, наши дни

- Боже, какая жара! Я надеялась, станет хоть немного прохладней... А таксист - настоящий мародер! Анатоль, ты не должен был ему поддаваться, за такие деньги мы могли проехать город вдоль и поперек... - снимая с головы огромную белую панаму, Ядвига Станиславовна прошествовала из прихожей в коридор. Анатолий Васильевич приткнул ее чемодан у вешалки, виновато улыбнулся Вере и был таков.

Когда девушка заглянула в комнату, бабушка восседала в кресле, поглаживая вытянувшегося у нее на коленях Барса.

- Как съездили? - Вера прошлась до окна и выглянула на улицу. Вдоль набережной медленно тащились автомобили, серые волны лениво поплескивали о гранит, а раскаленный белый шар солнца, казалось, навеки прирос к пронзительно-голубому небу.

Ядвига Станиславовна снисходительно качнула высокой прической.

- Неплохо. Анатоль был очень мил. Он взял отдельные каюты... вполне удобные. Обслуживание у них неплохое, я ожидала худшего. Хотя времена уже не те. Вот в шестидесятых, когда мы с твоим дедом спускались на теплоходе по Волге...

Колупая ногтем старую замазку, Вера машинально кивала в такт бабушкиным словам.

- Ты меня слышишь? У тебя странный вид. - Бабушка бросила на нее пронзительный взгляд. - Рассказывай, что тут было без меня?

Вера пожала плечами.

- Ничего

- Надеюсь, ты не покидала квартиры?

- Бабуля... - Неожиданно для себя Вера нагнулась и поцеловала ее в щеку. - Все хорошо. Правда, все прошло как надо.

Ядвига Станиславовна хмыкнула, откидываясь на спинку кресла.

- Да, я вижу. Ты даже полы вымыла... Молодец. А что там с коробками в коридоре?

- Я их сдвинула, чтобы место освободить.

- Умница. Где диффенбахия?

- За твоей спиной.

Бабушка повернула голову, оглядывая пышно разросшийся цветок.

- Хорошо. Вижу, тебя вполне можно оставлять в апартаментах одну.

- Как скажешь, - Вера вздохнула. - Теперь я могу идти домой?

- Постой! - Ядвига Станиславовна выпрямилась, делая строгое лицо. - Принеси мне синюю коробку из коридора. У стены слева... Ах, ты же все передвинула... Смотри внимательней, рядом с ней должен быть большой ящик из фанеры!

Испытывая смешанные чувства, Вера вышла в коридор, с минуту постояла там, считая цветочки на обоях.

- Эта? - без всякого выражения спросила она, водрузив коробку на стол.

- Открой!

- Может, не надо?

Бабушка сверкнула на нее глазами.

- Открой и достань то, что там лежит!

Подавив тяжкий вздох, Вера достала из коробки бронзовую статуэтку орла со змеей в когтях.

- Нравится? - с гордостью произнесла Ядвига Станиславовна. - Это реликвия рода Спыховских. Я получила ее от свекрови, твоей прабабки, в день нашей с дедом свадьбы, чтобы когда-нибудь передать своим детям... или внукам. И поскольку ты моя единственная внучка, я отдаю ее тебе. Это бесценная вещь. Считай ее фамильным наследством, храни и передай своим детям.

- У меня нет детей, - пробормотала Вера, отводя взгляд.

- Тогда делай, что хочешь! - Бабушка сердито сунула ей статуэтку и отвернулась к окну.

Родная квартира встретила ее приятной прохладой от работающего во всю мощь кондиционера. Скинув сумку, Вера заглянула в гостиную. Темполог спал, вольготно раскинувшись на полу, подложив под голову том Большой Советский энциклопедии. Отросшие волосы оставляли на обложке влажный след, гипс на левой руке был обернут полиэтиленом - видимо, до ее прихода Кирилл как раз принял душ.

Пройдя в кухню, Вера опустила жалюзи и села, с облегчением вытянув ноги. Сразу навалилась усталость, в висках тупо заныло. Очень хотелось спать, но вместо сна накатывало какое-то изнуряющее отупение. Наконец Вера поднялась и прошлась из угла в угол. На душе, по непонятной причине, скребли кошки. Она сходила за статуэткой, водрузила ее на стол и принялась разглядывать.

Бронзовая поверхность в мягкой россыпи бликов по-прежнему ласкала глаз. Орел, торжествующе раскинув крылья, стискивал в когтях добычу, змея шипела и скалила зубы, скала все так же впечатляла тонкостью орнаментальной проработки. Только тайник оказался пуст...

Мысли ворочались вяло, тягуче, и все не о том, и незаметно Вера задремала, опустив голову на скрещенные руки.

Ее разбудили возня и звон посуды.

- Добрый вечер! - вежливо кивнул Кирилл, заметив, что она подняла голову. - Как спалось?

- Нормально, - Вера потерла затекшую шею. - А тебе?

- Тоже ничего, - темполог закрыл крышкой скворчащую сковородку. - Я ужин готовлю. Минут черед двадцать дойдет... Есть будешь?

Вера пожала плечами и выпрямилась, наткнувшись взглядом на орла.

- Вот черт... Я думала, он мне приснился.

- Не стоит беспокоиться. - Кирилл уселся напротив. - Теперь это просто шедевр неизвестной эпохи без всякого подвоха.

С сомнением поглядев на статуэтку, Вера отодвинула ее в сторону. Мурлыча что-то под нос, темполог здоровой рукой расставлял на столе тарелки и чашки, хлеб и салфетки. Со сна он был еще более взъерошен, чем обычно, но кухонный фартук в желто-зеленую клетку поверх спортивных трусов шел ему необыкновенно. Три дня вынужденного бездействия пошли Кириллу на пользу, и даже гипс не портил общего впечатления.

- Как ты себя чувствуешь? - рассеянно спросила Вера.

- Хорошо, - темполог поскреб шрам на лбу.

- А без стабилизатора своего как обходишься?

Кирилл дернул плечом.

- Адаптировался. Не так уж сложно, я же говорил: хроночастота наших векторов почти совпадает... А как у тебя день прошел?

- Нормально, - подражая ему, Вера слегка пожала плечами. - В основном отвечала на звонки.

- Много звонят? - усмехнулся темполог.

- Да уж... Родители, друзья, мой работодатель... Юлька вот раз пять звонила, спрашивала, куда мы вдруг пропали?.. Еще Водлянов... спрашивал, не знаю ли я, где Саша Обломенский?

- А ты?..

- А я и не знаю.

Некоторое время оба молчали. Темполог жевал горбушку, а Вера наблюдала, как его уши ходят ходуном.

- Странно! - вдруг вырвалось у нее.

- Что? - с набитым ртом удивился Кирилл.

- Ты и я сидим здесь, так мирно, спокойно, по-семейному. Можно еще телевизор включить... На улице та же жара. И люди те же - ходят, разговаривают, как будто ничего не случилось. Ну, вроде пожары какие-то были, ну, ураган по Петроградке пронесся, ну, наводнение наметилось... а отчего, почему, никого вроде не волнует. Завтра станут обсуждать, как "Зенит" сыграл или как коммуналка растет... Нелепость какая-то!

- Тебя это удивляет? - Улыбаясь, Кирилл подвигал тарелку.

- Нет, просто... не знаю. Никак не могу в себя прийти. Я ведь правда решила, что нам конец, хотя, когда молния ударила, я этого даже не почувствовала... А потом открываю глаза - вокруг темно, холодно, воняет гадостью, сама лежу на чем-то ледяном. Подумала, что все, мы в морге...

- Да, не самое приятное возвращение. Но когда выяснилось, что это не морг, а подсобка универмага, и лежишь ты не в холодильнике, а на замороженных куриных окорочках, тебе ведь стало легче?

- Дело не в этом, - Вера прикрыла лицо ладонью. - Юлька же говорила, что на месте попавшей синематеки теперь супермаркет...

- Так что тебя беспокоит?

- Не знаю. Я пытаюсь понять, как все это могло со мной случиться - но у меня не получается... Иногда кажется, что мне все приснилось: и камень, и замок... и даже ты. А потом вдруг понимаю, что сейчас открою глаза и снова окажусь на той башне, и даже слышу, как полоумный старик кричит: "Круг замкнулся! Колос вновь станет единым!"... И чувствую, что надо бежать, искать, что-то делать, и ужасно боюсь... потом вздрагиваю - и просыпаюсь. Вроде все уже кончилось, мир спасен, и можно жить дальше, а я... - Вера запнулась, поймав сочувственный взгляд темполога: - С тобой такого не бывает?

Кирилл внимательно осмотрел пустую тарелку, словно на ней было написано объяснение, потом перевел взгляд на настенные часы.

- Сильные потрясения не проходят бесследно, - наконец произнес он. - Придется с этим свыкнуться. С тобой случилось такое, чего другие люди не смогут понять, даже если ты захочешь с ними поделиться. Это не твоя вина и не твоя заслуга. Возможно, жизнь после этого изменится, а может и нет. Если захочешь, сможешь обо всем забыть и жить так, словно ничего и не было.

- Но как, как?

- Ну, я бы мог показать пару упражнений, - темполог внимательно посмотрел на девушку. - Ничего сложного, обычная мнемоническая техника. Ее можно использовать для запоминания или, наоборот, для забвения. Тоже очень полезно.

Вера закрыла глаза, с силой массируя виски.

- Я не знаю, - пробормотала она. - Не знаю, чего хочу...

- Подумай. - Кирилл поднялся и, сняв с плиты сковородку, принялся раскладывать еду по тарелкам.

Понаблюдав за ним, девушка хмыкнула:

- Картина маслом: спаситель миров, скромно перекусывающий в перерыве между подвигами.

Темполог загадочно улыбнулся.

- Не хочу тебя разочаровывать, но миры прекрасно обошлись без моего вмешательства.

- Шутишь?

- Нет.

- Стоп! Но ты сам говорил... - Вера вдруг разволновалась. Кирилл поймал ее ладонь и крепко сжал.

- Я был неправ. Забыл, что ученый не должен относиться к фактам предвзято, иначе это приведет к тому, что факты начнут подгоняться под ту или иную гипотезу. Самое распространенное заблуждение: то, что не подходит под общепринятые представления, должно быть отторгнуто. И я поддался этому заблуждению... А это профанация науки.

- Ничего не понимаю, - помолчав, растерянно призналась девушка.

- Я говорил, что темпоральный резонатор класса А подхватывает и усиливает произвольно выбранную хроночастоту, разрушая поле векторов, находящихся близко к источнику помех...

- Да, - кивнула Вера. - Из-за этого время сбивается, события перепутываются, люди сходят с ума, и наступает конец света. Так?

- Да, я так думал. Именно поэтому, случайно локализовав момент активации резонатора... в общем, я решил действовать на свой страх и риск и совершил несанкционированный темпоральный скачок. Повезло еще, что к тому моменту в атмосфере скопилось достаточно электричества для того, чтобы переход состоялся. Но все равно я немного промахнулся и... свалился на тебя.

Вера нахмурилась, побарабанив пальцами по столу. Одно слово неприятно резануло слух.

- Что значит "несанкционированный" скачок? В твоем, как его... МЕУ не знают, что ты здесь?

Кирилл отвел глаза.

- Знают, но не все, - неохотно ответил он. - В конце концов, кто-то должен был следить за пусковой установкой... Думаю, заведующий лаборатории точно в курсе, а насчет руководства факультета не уверен.

- Класс! Выходит, ты обычный нелегал?

- Я ученый, работающий в полевых условиях, - возмутился темполог. - Остальное - твои фантазии. Я действительно верил в то, что делал. Надо было как можно быстрее и точнее решить поставленную задачу - найти и дезактивировать резонатор. Этим я и занимался. Только задача оказалась неверной.

- Вот как?

- Все дела в интерпретации первичных условий. Я исходил из того, что каждый временной вектор существует сам по себе и между цепочками событий в разных векторах не может быть перекрестной связи. В темпологии каждое событие определяется как дискретная единица временного потока, заданная раз и навсегда, обусловленная установленными причинами и рождающую вероятное следствие. Но вероятность всегда подразумевает несколько вариантов, и каждый из них может реализоваться в другом временном потоке. Структура времени гораздо сложнее, чем мы себе представляли. В ней столько неучтенных связей, что наша система просто не приспособлена к тому, чтобы все охватить. Но мы, темпологи, забыли, что значение системы было вспомогательным, необходимым для того, чтобы собрать воедино разрозненные факты. Мы поставили систему во главу угла, а то, что под нее не подходило, просто отбрасывали.

Вера хмыкнула.

- Выходит, спасение миров...

- Я ошибся. К сожалению, человеку свойственно преувеличивать свою роль в системе мироздания. Так что никакого спасения миров не было. Структура времени достаточно гибкая для того, чтобы компенсировать воздействие случайных помех. А может, это были вовсе не помехи...

- Что тогда?

Кирилл привычным движением взъерошил волосы.

- Я до конца не разобрался. Похоже, что ученик Никифора в ходе своих дилетантских опытов создал временную петлю с узлом не в настоящем, а в прошлом. Когда мы были у "Ротонды", график выстроился совершенно точно, и узлы помех двигались по кругу - но я не обратил на это внимания, потому что подобное невозможно в принципе. Прошлого уже нет. Туда нельзя вернуться! Но мы каким-то образом сумели выйти из временного потока и при этом не оказались в стасисе. Возникло новое время, в котором прошлое и настоящее стали одним.

- А будущее?

- Будущее... - Темполог криво усмехнулся. - Будущего еще нет.

- Но ты же есть! - сердито сказала Вера.

- Я не из будущего, сколько раз повторять...

- Но теперь ты не можешь быть в этом уверен, - сощурившись, подначила девушка.

Кирилл послал ей еще одну улыбку.

- Вера, за то время, что мы с тобой знакомы, мир не изменился. Меняемся только мы.

- А как же Колос? - помолчав, тихо спросила она.

- Резонатор? Уверен, он и был узлом. Но что он такое на самом деле, я до сих пор не могу представить. Во всяком случае, темпология с подобным еще не сталкивалась.

Вера неслышно вздохнула и прикрыла глаза.

- Знаешь, когда я была там... я видела прошлое, будущее и настоящее, словно картины... прекрасные, почти совершенные. Я не знаю художника, который бы мог такое нарисовать... И связи, о которых ты говоришь - они будто мазки, переходящие с холста на холст. В каждой картине было что-то незаконченное, один маленький штрих, последний мазок, без которого полотно не станет шедевром. И еще там был Колос. Я могла бы взять его как кисть и закончить картину. А вместо этого...

- Ты разрубила узел, - оборвал ее Кирилл. - Ты сделала то, что нужно - приняла решение. И возможно, оно оказалось самым верным на тот момент.

- Не знаю... - Вере отвернулась.

Темполог легонько дернул ее за косу.

- Не грусти! В конце концов, любое незнание, как и знание, имеет свою оборотную сторону. Я тоже многого не знаю. Полжизни занимаюсь физикой времени, а до сих пор не могу ответить на вопрос - что же такое время? Импульс, берущий начало от зарождения Вселенной? Ее жизненный пульс? Или сама жизнь, толчками пробивающаяся сквозь небытие?.. А временные векторы? Может, это ости одного гигантского колоса? Или целого снопа колосьев! Когда не знаешь наверняка, можно что угодно нафантазировать. И от этого как-то легче... А когда знаешь, все равно сомневаешься, ищешь подтверждения, пытаешься вывернуть истину наизнанку. Так что у меня впереди еще много работы. Пусть даже не удалось получить резонатор - и без него данных предостаточно. - Темполог с довольным видом похлопал по своему МК.

Вера беспокойно шевельнулась, покусывая губы.

- Старик сказал, что Колос нельзя уничтожить, - внезапно вырвалось у нее.

Длинная тень поползла от окна на стол, приглушая все краски. Кирилл поднял жалюзи, пристально вгляделся в быстро темнеющее небо с ярко-алыми разводами на горизонте.

- Похоже, будет гроза, - задумчиво проговорил он и вскользь добавил: - Проводишь меня?

Битумная крыша источала накопленное за день тепло. Привычную духоту разбавляли резкие порывы ветра. Неспешно ползущие тучи изредка разражались глухим ворчанием, подсвечиваясь изнутри бледными отсветами невидимых молний.

Оглянувшись, Кирилл придержал низкую металлическую дверцу:

- Давай руку.

Вера негромко фыркнула, и он отступил, скрывая быструю усмешку.

Новый порыв ветра растрепал волосы обоим. Сделав пару шагов, Вера осторожно глянула вниз. Черные верхушки деревьев гнулись от ветра, дорожные знаки на растяжках отзывались резким дребезжанием, но сама улица в желтоватом свете фонарей была тиха и пустынна.

Вера посмотрела на темполога: Кирилл в "биоскафандре", со спрятанными под ним пластинами МК, был похож на инопланетянина. Подумав, она встала рядом и после секундного колебания взяла его за руку. Вместо теплой кожи пальцы ощутили гладкую холодную пленку.

- Долго еще?

- Уже скоро, - темполог дернул плечами.

- Замерз?

- Все в порядке.

На щеку Вере упала тяжелая капля и быстро сбежала вниз. Еще одна стукнула по макушке.

- Дождь начинается...

- Да.

Воздух наполнился громким шелестом. Крыша потемнела и заблестела, словно облитая маслом. По карнизам дробно застучало.

- Уже скоро! - повторил темполог, перекрикивая нарастающий шум дождя.

Ветвистая молния сверкнула совсем близко. В небе натужно заскрежетало и гулко бухнуло, словно по облакам выстрелили из пушки. Новый разряд, располосовав полнеба, заставил девушку зажмуриться, вслед за ним мощная канонада сотрясла дом до самого подвала.

- Вера...

Тихий шепот растворился в шорохе капель.

Она раскрыла глаза, но рядом уже никого не было. На мгновение показалось, что сейчас за выступами труб и надстроек мелькнет знакомый силуэт. Но прошло минута, потом другая... Молнии сверкали уже не так часто, низвергающиеся с высот потоки поредели.

Машинально вытирая текущие по лицу капли, Вера глядела на расплывающиеся уличные огни. Потом села на парапет. К своему удивлению, она не чувствовала ни печали, ни страха. Что-то слабо дрогнуло в горле и тут же отпустило, оставив мгновенное ощущение пустоты. Но и оно не продлилось долго.

Насквозь промокшее платье липло к телу, с косы текло, неприятно щекоча между лопаток. Но все это было сущей ерундой, и девушка, замирая от волнения, напряженно вслушивалась в то новое, необыкновенно радостное, что сейчас поднималось внутри нее.

Когда воздух над головой стал потрескивать от напряжения, Вера, улыбаясь, поняла лицо к небу. И одним плавным скользящим движением вышла за пределы времени.

161

Комментарии: 96, последний от 22/10/2017. © Copyright Дмитриева Наталья (giliom2006@mail.ru) Размещен: 17/09/2009, изменен: 21/09/2017. 571k. Статистика. Роман: Приключения, Фантастика Колос времени Иллюстрации/приложения: 1 шт.		Ваша оценка:
Аннотация: Прошлое, настоящее и будущее - существуют ли они на самом деле? А, впрочем, какая разница... Ведь когда обнаруживаешь на своей кухне незнакомого мужчину, требующего отдать ему какой-то резонатор, приходится задаваться совсем другими вопросами. Так и обычная питерская художница Вера Спыховская, согласившись приглядеть за квартирой своей бабушки, никак не ожидала, что очень скоро ей в компании с ученым из иного времени придется ни больше, ни меньше - спасать мир... нет, миры от уничтожения. И спрашивается, какое отношение ко всему этому имеют события, имевшие место в захолустном немецком замке 500 лет назад?.. Обновлен 04.09.2017 Третье место на конкурсе "Триммера-2010"

Дмитриева Наталья : другие произведения.

Колос времени