Из предисловия Александра Зорина к переизданию самого первого сборника Миркиной - ПОТЕРЯ ПОТЕРИ.
ОЧЕВИДНОСТЬ НЕВИДИМОГО
Поэзия Зинаиды Миркиной как бы насыщена воздухом горных вершин. И вместе с тем она проста, лишена всякой изысканности. Это разговор с Богом, перед которым нелепо прихорашиваться, перед которым смолкают наши взаимным счеты, наша ирония. Она признается Ему в любви, просто и открыто говорит о главном, о чем многие не решаются говорить. Может показаться, что эта беседа односторонняя, не диалог, а монолог. Но душа слышит, вслушивается, причастная великому безмолвию соединенных меж собою звезд, чей удел светиться сквозь молчанье и тайное единство возвещать". Внутренняя тишина предшествует молитве. Она -- первое условие богообщения. Кто молится, тот знает, как трудно порой сосредоточиться, отключится от суетных мыслей, как трудно обрести внутреннюю тишину, которую Зинаида Миркина понимает как дар смирения. Все внешнее, поверхностное, разрозненное должно смириться перед внутренним, глубочайшим -- Единым. Преклонить колени для поэта "так же важно, как дышать".
Так пишутся эти стихи: сначала вмолчаться и поверить, а потом уже, собственно, акт творчества, когда "родится слово и забрезжит свет".
Шарль де Фуко (брат Шарль), основатель деятельных христианских братств, вспоминал, что в детстве его учили вслушиваться в тишину. Гуляя с дядькой по лесу, они молчали... Может быть в этом терпеливом вслушивании и родился будущий подвижник, безошибочно определивший нужды нашего шумного больного века. Труд поэта -- подвижнический труд. Особенно если стихи складываются как молитва, направленная в зенит без всяких сомнений и околичностей. Жизнь в ее неуследимой сложности -- единый процесс, не прерываемый смертью. Она имеет притягательную собранность кроны. Ветвистая и разноголосая, она удерживается единством творческого замысла, который художнику понятен, может быть, как никому другому.
Беспокойная ("ненасытная") человеческая душа мечется до тех пор, пока "ее не наполнит Дух Святой". То же самое говорил Иисус самарянке, пришедшей за водой к колодцу: "Кто будет пить воду, которую дам ему, тот не будет жаждать вовек" (Ин. 4,14). Стихотворения Зинаиды Миркиной пронизывает христианская духовность. Однако своего неизменного собеседника она не называет по имени, а иногда и подчеркивает, что при всей вере в Него, Он остается непостижимым и неведомым Богом, которого проповедовал апостол Павел набожным афинянам. Это призыв к смирению разума, к согласию на великую Тайну, которую нельзя знать извне, которой можно только причаститься изнутри. Ум имеет дело с внешними объектами и только сердце -- с внутренней бесконечностью мира. "Лишь только умаление ума и разрастанье сердца..." Только тогда приходит успокоительная ясность. Эта поэзия близка к молитвословию, искусству, более всего раскрытому в псалмах Давида. Такое откровение и постоянство может пробудить только личностный Бог, узнаваемый "в лицо", черты которого никогда не застывают и смысл которого неисчерпаем.
Духовный опыт автора этих стихов накапливался в смирении, в умении вынести всю тяжесть мира, не теряя своего "я". Ее кредо -- "быть и быть наперекор всему". Это о ней почти три тысячи лет назад сказал псалмопевец: "Князья сидят и сговариваются против меня, а раб Твой размышляет об уставах Твоих" (Пс. 118, 23).
Александр Зорин
Эта книга не была бы изданабез постоянной помощи Александра Хабинского,которому я от всего сердца благодарна. Он из техчитателей, которые становятся почти чтосоавторами -- делят жизнь и судьбумоего слова.