1

Приложение. Первые три главы книги.

Часть 1

Маг и Таминика

Глава 1. Последняя сказка Сальвадора

Ему оставалось жить ровно три часа. За это время он не совершит ни одного подвига, о котором бы вспомнили люди или который помог бы выжить кому-то другому. Они протекут так же, как последние несколько месяцев, которые он провел здесь на юге. И он умрет с чувством, что для него они были лишь одним сплошным днем, бесконечным и безрадостным, когда солнце уходит за тучи и не собирается показываться.

И все-таки он умер героем. Правда, об этом никто не знал.

Конечно, иногда он бывал в сказке, но, возвращаясь из нее, ему было еще хуже, чем до отправления. Поначалу, он кое-как мирился с этим, но потом его тело разделили два властвующих лагеря, которые и не воевали вовсе, и Сальвадор стал метаться на поверхности бушующих волн. Он не тонул и его не скидывало на берег. Постоянные колебания и кружащая воронка. Постоянная борьба, чтоб не захлебнуться. Словно он попал в ступу какой-то ведьмы, которая неустанно мешала варево, где он букашкой метался от стенки к стенке. А еще ему казалось, что эта же ведьма мешает то же варево у него в голове. Толчет и мешает его мозг. И поэтому, только в сказке он мог найти спокойствие от этой бесконечной неразберихи.

Он шел по обочине Южного тракта, смотря себе под ноги вниз. Он ни о чем не думал, потому что все его мысли сводились к одному: он ненавидел себя и горько призирал. Он боялся даже направить взгляд вперед, так как считал это выше своего достоинства. Он пал, низко и жалко пал, как последний никому не нужный больной родственник, как обездоленный предатель, как прокаженный, которого страшатся люди. С его лица не сползала маска глубокой брезгливости и отвращения к себе. Лицо было перекошено, глаза сжаты, нос скомкан. Его длинные волосы спутались и патлами свисали с головы. Юная и безвременно стареющая кожа лица покрылась мягким пухом, который затвердел и почернел от грязи. Он избегал любого возможного отражения, чтоб не видеть своих заостренных ушей, которые напоминали ему о том, что он эльф. И это больше всего рвало его душу на части. И каждый раз он жалел, что она никак не может порваться. Ему было стыдно, ему было горько, ему было невыносимо больно. Мимолетные мысли каплями раскаленного железа говорили ему, что он слабый духом - отродье эльфов, выродок, отпрыск поражения, ничтожный недоносок. Со всеми этими эпитетами, которые он навешивал сам на себя, он соглашался. Но ни в коем случае не винил своих родителей. Они были отличными людьми. Эльфами с большой буквы. И сделали для него все, что смогли. Но он не оправдал их ожиданий и вырос никем, нулем, позором. Таким не стоит находиться на земле. Он был твердо убежден, что ему давно следовало бы подохнуть. Он желал этого. И в тайне от себя самого решил сделать это. Но только через сказку. Только через те ясные и яркие тона, только через ту единственную радость, что у него есть.

И сказка была при нем, сокрытая во внутреннем кармане выцветшей и грязной туники. Она грела его душу и была той силой, что переставляло его слабые ноги. Правую он застудил, порвав сапог. Но у него не было денег, на починку.

- Нет, у тебя были деньги!

Сальвадор вздрогнул, но узнал в голосе одного из своих жителей мозга, как он их называл. Это был тот дурень, который все время предлагал ему и настаивал отправиться в сказку. И Сальвадора немного ошарашило, что сейчас он говорит обратное. Подобные слова должен бубнить другой, который постоянно скулил и напоминал о его семье. Этого жителя мозга вообще не было слышно, будто он уже умер.

- А он и умер. Я остался один. Можешь улыбнуться и порадоваться, теперь тебя не будет доставать этот молокосос, постоянно скуливший о семье. Теперь ты обрел полную свободу!

Сальвадор брел дальше. Ему было немножко грустно, что тот житель мозга умер. Он был славным парнем, только вместо того, чтобы действовать, постоянно ныл на ухо. Сальвадору представился дом, черный и заброшенный. Он разваливался, и в его стенах витала смерть. Сегодня она унесла того парня, кто же будет следующим?

- У меня были деньги. Но они мне нужны были, чтоб пойти в сказку, ты же знаешь.

- Мог бы и не ходить один раз, подумаешь... Зато сейчас бы шел без проблем.

Сальвадор остановился. То, что сейчас ответил этот нахал, возбудило в нем искру ненависти к нему.

- Да как ты смеешь такое говорить!? Ты же сам меня уговаривал потратить деньги на сказку! Тебе было все равно?

- Я тебя не уговаривал. Я просто предлагал. Ты выбирал сам.

Сальвадор сжал зубы. Они заныли в кореньях. В мозг ударил укол боли.

Он бы все равно потратил деньги на сказку и в этом этот дурень прав. И в очередной раз Сальвадор убедился, что он полное ничтожество. Он хныкнул и опять побрел по дороге куда-то на север.

Ему было все равно куда идти. Он от всего отказался, и ему ничего не было нужно. Единственно, где-то на севере, его ждала семья, когда он приедет с очередной своей купеческой ходки. Он с тоской вспомнил, что ведь у него был фургон, пара лошадей. В опасных местах он нанимал охранников. А сейчас у него нет денег даже на краюху хлеба.

А разве семья ждет его? Да, конечно, нет! Кому он такой нужен. Скорее всего, о нем забыли, и сейчас Таминика нянчит его ребенка в обществе какого-нибудь нормального эльфа, не такого ничтожеСТВА, КАК ОН! Сальвадор захныкал. Его правая рука машинально полезла во внутренний карман за сказкой. Сейчас ему хотелось уйти в нее и раствориться в ней, чтоб не было больше таких плохих и безжалостных мыслей. В сказке он летает и думает только о хорошем. Он знает, что плохим мыслям в сказку путь запрещен. Только хорошие мысли, только хорошее настроение.

Но он остановил себя. Он чувствовал, что сейчас еще не время. Была уверенность, даже страх, что эта сказка будет его последней. И как бы он до этого не хотел расстаться с этим миром, сейчас он пытался тянуть время и еще ненадолго задержаться в нем. Откуда не возьмись, на него накатило чувство, что он еще что-то недоделал в этом мире. Есть что-то такое, что он бросил и оставил незавершенным. Это чувство скреблось по его душе. Сальвадор сжимался. Это чувство отдавало колками в боках, где-то в области печени. И он потирал левый бок. Это чувство зудело в его члене. Правой рукой он тер его. Оно чесалось в голове, и Сальвадор прижимал ее к плечу.

Он не мог понять, что же он такое не доделал. И потом вдруг сообразил, что просто не домыслил. Он в очередной раз поругал себя, что даже на пороге смерти не может найти себе покоя и насладиться красками этого грешного мира. Но надо домыслить. Надо попытаться завершить хоть с этим.

"Я слишком многое не закончил..." - подумал Сальвадор. Он надеялся, что оставшийся в живых житель его мозга ответит что-нибудь, но тот молчал. И Сальвадор увидел еще один скрюченный труп в углу темной комнаты. Над ним ползали какие-то тени, а от него отходило последнее тепло. - "Я оставил семью с нерожденным ребенком"

Конечно, она уже, наверно, забыла его. Сальвадор не знал, сколько прошло времени с его отъезда. На юге погода ни о чем не говорит. Ему казалось, что она вполне могла уже родить. Когда он оставил ее, пообещав, что вернется через месяц, они только-только зачали его. Таминика ходила к знахарке и та сказала ей, что у них будет девочка, красивая и умная. Он хотел мальчика, но и девчонка тоже его привлекала. Она, думал он, будет всех затмевать своей эльфийской красотой и умом. Он хотел отдать ее в университет, где она бы стала доктором наук. А затем она бы вышла за красивого принца, родила бы ему внуков.

Так он думал по пути на юг, раскачивая ногами на каблучке своего фургона и подгоняя лошадей. Он вез различный товар. Улыбка не сползала с его лица. Он, словно витал в облаках, представляя все в деталях и подробностях. Тогда светило солнце и птицы громко и весело пели по сторонам дороги. В полях резвились дети, и Сальвадор смотрел на них, думая какой же будет его дочка.

Он ехал в Аджахар, столицу северной Кабуты. Его фургон был набит различным эльфийским барахлом, что так ценился на юге. Он вез невесомую деревянную посуду, расписные скатерти, эльфийское вино высшей пробы, небольшой ассортимент оружия и, конечно же, пушнину и меха. В Кабуте его знали и с нетерпением ждали. Купец Сальвадор был в цене, он был одним из тех немногих эльфов, что занимались купечеством. И хотя, эльфа, в силу его очарования, как никого другого сложно было развести на товар, зато всем казалось, что его сделки выгодны без единого намека на обман. Товар расходился быстро. Сальвадор, как правило, не задерживался в Аджахаре более двух суток. На обратный путь он отоваривался коврами, фарфоровой посудой, бижутерией и сладостями, которые с вожделением ждали его племянники. У него оставалось еще достаточно денег, чтобы вернуться и безбедно жить с Таминикой около полугода. А потом он опять брал лошадей под уздцы и вел на юг.

В своих краях он считался зажиточным купцом. Что ни говори, а он был богат. Его семья (пока только жена Таминика) располагалась в хорошем доме на главной улице города Сентила эльфийской провинции Пантеи. Дом выглядел ухоженным и опрятным и всегда содержался Таминикой в чистоте и порядке. Их родственники никогда не отказывали побывать у них в гостях и насладиться благоуханьем южных духов и приторным вкусом сладостей, которые эльфы предпочитали есть со слабым теплым вином. Темные ночи проходили в доме Сальвадора за сладкой и веселой беседой, и все думали, как повезло Таминике, что у этой семьи уж никогда не будет горя.

Опьяненный будоражащими мечтаниями о будущей дочери, Сальвадор видел в настоящей поездке только радостные тона красок, и ему казалось, что не заходит солнце и постоянно верещат птички.

И кто, как не ребенок, как не маленькая девочка, могла все это испортить. Она подошла к нему в кабаке и тихонько дернула за подол его зеленого камзола. Он пил со своими друзьями из эльфийской гильдии купцов за здравие своей еще не родившейся дочки. Четыре чугунные кружки ударяли друг о друга, и вино лилось через край. Они заедали его прожаренным мясом на шампурах. В кабаке стоял шум людских голосов и бряканье посуды. Разносчицы неустанно бегали среди столов, пронося подносы с кружками над головами посетителей. Купец Энтилий рассказывал забавную историю, случившуюся с ним по дороге в Аджахар, и Сальвадор не сразу понял, что кто-то его теребит. Он обернулся и увидел маленькое круглое личико с огромными темными глазами. Они смотрели на него снизу вверх с такой грустью и отчаянием, что на время в голове Сальвадора затих весь шум кабака. Исчезло все, только этот умоляющий взгляд и поджатый ротик. Ее пухленькие щечки были перемазаны сажей, а вздернутый носик напоминал клуб белого воздушного облака. Черные волосы были растрепаны и скомканы, пара прядей окантовывала ее личико, подчеркивая его грусть. Она молчала, понимая, что ее взгляд скажет за нее больше. Сальвадор замер, позабыв и о рассказе, и о друзьях. Почему-то он представил ее своей дочкой, такой безвинной, но настрадавшейся. Она была людских кровей, но ее взгляд источал что-то до боли родное.

- Что тебе надо, девочка? - спросил он, стараясь быть как можно вежливее.

Она протянула к нему маленькую ручку, обернутую в рваное тряпье. То была пухленькая лодочка ладони со сжатыми крохотными пальчиками. Ей было не больше шести лет. Взгляд не покидал его ни на минуту.

Сальвадор почувствовал, как что-то всколыхнуло в нем чувства безграничной любви к этой девочке. Совершенно чужой, но с таким жалостливым и каким-то родным взглядом. То был взгляд бездомных детей эльфов, которые кружили по всей Пантеи. Он всегда помогал им, не мог не обойти их стороной, а тем более, сейчас, когда его жена сама ждет такую же кроху. Нет, он не допустит, чтоб его дочь была попрошайкой. Этот взгляд, думал Сальвадор, вот то немногое, что остается неизменным в каком бы ты городе не побывал. Будь то север, юг или та безжалостная орочья степь. Везде тебя встречает и провожает этот взгляд. В своих землях Сальвадор охотно отдавал часть денег на благотворительность и сейчас не хотел отказывать этой малютке.

Он полез в карман и достал вначале одну монету, а потом еще две золотых монеты, на которые можно неделю ошиваться в борделе. Он неторопливо сложил их в ладошку девочки, и та машинально сжала их. Ее пальчиков не хватило, и монеты торчали. Глаза девочки стали еще шире, но уже выражали полное удивление. Она развернулась и помчалась в глубь залы. Сальвадор с радостью в душе проследил за ней, пока она не смешалась в толпе народа.

- Ты что сделал? - спросил его Марк, эльф соседней Канталии. Он сидел напротив Сальвадора и все видел.

Сальвадор еще мгновение смотрел в толпу, а потом повернулся к Марку.

- А что я сделал? Я дал этой крохе немного денег.

- Да ты что, Сал! Перепил, что ли? - Марк усмехнулся.

Энтилий смотрел на друзей, переводя взгляд с одного на другого. Увлекшись своей историей, он не заметил, что произошло.

- Марк, я тебя не понимаю...

- Это я тебя не понимаю! - Марк смотрел на Сала, как на невразумительного пацана. - Ты что, не знаешь, кто она? Ты не понимаешь, что она здесь делает?

Сальвадор смотрел в глаза Марка, и искорка страха мелькнула в его сознании. Он стал догадываться, к чему клонит его друг. Он отвернулся к кружке с вином.

- Парни, что случилось? - спросил Энтони. Он жевал мясо, и его явно не касалось, что же там действительно случилось. Марк не ответил.

- Слушай, не заводи брехню, - сказал Сальвадор, - ну дал и дал деньги, что тут такого?

- Да как что? - не успокаивался Марк, - Ты думаешь, ты ей дал эти деньги?

- Слушай, хватит, - перебил Сал. Он отвернулся от Марка, еще раз пытаясь уйти от разговора.

- Ребята, что произошло? - спросил Энтилий. Он подозревал, что свою историю пока продолжать не стоит.

- Послушай, Сал. Я же о тебе забочусь, - настаивал Марк. Он тронул Сала за плечо, - ты только что положил три золотых в карман этим сраным бородатым бандитам, понимаешь? Это не те деньги, которые можно вот так вот отдавать. Они берут таких вот девочек, чтоб дурить богатых купцов.

- Ладно, хватит, Марк, я понял. Все больше так не буду. Просто, эти глаза...

- Ну, я не знаю, - всплеснул взглядом Марк, - Лучше бы ты эти деньги на свою дочь потратил бы, Сал! Лучше бы купил ей что...

Сал резко посмотрел на Марка. Разговор заходил за рамки простого вразумления и приобретал черты спора. Ему не хотелось сейчас ругаться со своим другом. Понимание этой истории с бедной девочкой отложило на его душе темный отпечаток. Ему было сейчас хреново. Да что там! Он думал помочь девочке, а обогатил этих жирных тварей, использующих таких миловидных созданий за свиную похлебку. А если размышлять дальше, то... Сал остановил себя. Он не желал выяснять все эти гноящиеся язвы городской жизни, тем более на кануне рождение его собственной дочери. Марк все не унимался и возмущался по поводу его бездумного поведения. Сал посмотрел в его глаза, и ему показалось, что тот пьян.

- Они подбирают их на улице, Сал. Хорошеньких, они воруют. Ты хочешь, чтоб твою дочь украли?

- Прекрати, Марк, - сказал Энтилий.

Сальвадор почувствовал, что в нем вскипает ненависть. Марк перегибает палку, а этого делать не стоило.

- Ты должен отнять эти деньги, Сал! Я не позволю, чтобы мой друг подкармливал этих бородатых свиней.

Марк замолчал, а затем рассмеялся, наверно, представив то, о чем сказал. Энтони тоже засмеялся.

- Сал, не переживай, все нормально, - сказал Энтилий. Он держал Марка за плечо, чтоб, если что, усмирить его.

Но ничего нормального не было. Сальвадор был наслышан всеми этими кошмарными историями об использовании детей. Они резали душу сильнее всяких там баек о привидениях. Вот, где истинный страх. А он сам, из своего же кармана, отдал столько денег. Те разбойничьи бароны, сейчас, наверно, уссыкаются, от удачи.

Сальвадор пробежал по зале взглядом, пытаясь отыскать девочку. Но она была маленькой и легко потерялась, среди снующих людей.

Веселье вечера улетучилось, оставив после себя пепел душевного разочарования. Сальвадор чувствовал, что теперь это мерзкое состояние не покинет его всю ночь и, может, весь завтрашний день. Такое ощущение, когда кажется, что ты падаешь вниз и тебе не за что уцепиться. Будто все, что раньше доставляло душевный покой, прогнило изнутри склизкой плесенью. Все в этой жизни кажется кошмарным, опасным. И кажется, нет выхода из этого ужаса. Рано или поздно эта темная сторона жизни захлестнет тебя, и ты умрешь от подлого удара ночного грабителя в спину, или твою жену изнасилует местный прокаженный, решивший, что ему не следует уходить на тот свет в одиночестве, или твою дочь похитят для алхимического зелья. Кто сможет оберечь от этого? Сальвадор начал искать возможные логические способы не замечать этой темной стороны жизни и понял, что их нет. Только Всевышний или десятилетнее обучение в магическом институте. Да и то, в последнем случае нет стопроцентной гарантии.

Уже не в первый раз Сальвадор задумывался над этим. И каждый раз подобные размышления приводили к риторическим вопросам, на которых он и останавливался. Вопросы о судьбе, удаче и потустороннем вмешательстве в его жизнь. Иногда в бессонные ночи (он заметил, что это чаще случалось уже на исходе подобных душевных состояний) он чувствовал свою значимость в этом мире. Будто он то самое лицо, которое изменит мир. Тот самый гвоздь, на котором этот гниющий мир пока еще держится. Тот камень, что затыкает напирающий поток воды. Все чаще прибывая в таком состоянии, Сальвадор постепенно стал уставать от подобных выводов. Он все сильнее на себе ощущал груз этого мира. Неподъемный груз, как он считал, для его плеч. И однажды он спросил себя: "Почему я?", но так пока и не нашел ответа.

Известие о рождении дочери остудила в нем подобный настрой. Приземистые чувства охватили его. Он снова окунулся в бытовую суету и будто перестал думать о темной стороне жизни. Соседи, друзья, застолья, ночи с Таминикой - все это вернулось таким, каким было прежде, перемноженное на радость рождения ребенка. И вроде бы и не стало этой темной стороны жизни. Как-то, лежа с Таминикой в постели, он смотрел в потолок и ласково гладил кончик ее уха рукой, на которой она спала. Улыбка не покидала его лица. Тогда жизнь не казалась ему такой страшной, и он не видел той гнили, что иногда сочится наружу. Он улыбался, наблюдая за шевелением теней веток на потолке, и думал, что все у него отлично.

В тот вечер в кабаке он опять почувствовал неподъемную тяжесть мира. И он опять стал падать, а в голове звучал вопрос: "Почему я?" Заглох шум, исчез кабак. Его взгляд погрузился вглубь самого себя, и он не помнил, как попрощался с друзьями, которых он больше никогда не увидит. Тогда он сидел и наблюдал, как вино омывает стенки его кружки. Оно задерживалось на стенках и медленно сползало на дно. Свет люстры мерцал в его темной глубине и казался таким далеким. Сальвадор безучастно крутил стакан из стороны в сторону, и один раз он заметил в отражении вина лицо девочки. Он повернулся, посмотрел за спину, но никого не увидел. Кабак был почти пуст. Сальвадор не знал, сколько прошло времени.

Он встал, потянулся, расправляя мышцы, и пошел к лестнице в комнаты отдыха, когда вдруг предложил сам себе купить крепленого эля, который называется Зеленая барматуха. Он остановился у дверей и подумал, а почему бы и нет. Он устал с дороги, суматоха на рынке, дурная история с маленькой девочкой, почему бы не выпить как следует да расслабиться. Он уснет, а завтра проснется, и солнце ударит по его глазам и все будет как прежде.

Сальвадор развернулся к бару и еще какое-то время стоял, борясь с упорствующими мыслями, которые твердили, что он не может пить, пока не найдет ответов на возникшие за сегодняшний вечер вопросы. И отчасти он сам хотел разобраться в них. Чувство, что он пуп земли требовало от него полной ориентации в этой сложной ситуации темной стороны жизни. Только разобравшись во всем, он не проиграет, не попадется под влияние бандита. Сальвадор согласился, что разобраться, безусловно, необходимо, но усталость сказывалась на его желании выпить. Эта ноша страданий мира, которые он видел и где-то понимал, так распотрошила его силы, что требовался отдых. Причем хороший отдых. Такой, где не надо было бы думать о проблемах этого мира.

- Хочу отдохнуть, - сказал он трактирщику, бородатому мужику с маленькими острыми глазками.

Сальвадор качал головой, уставясь куда-то в сторону, не веря, что он согласился на выпивку. Трактирщик протирал стойку бара и смотрел на него поверх кустистых бровей.

- Я знаю, что вам нужно, - сказал он, закончив протирать стойку. Его взгляд не сходил с глаз Сальвадора. - Вам нужен другой мир. Мир по ту сторону реальности.

Сальвадор опешил. Трактирщик пилил его взглядом, пытаясь заглянуть ему в душу.

- У вас это на лице написано, - он улыбнулся, борода раздвинулась, показывая зияющие дырки вместо зубов. Глаза его не смеялись, - Я бы вам предложил девочку, но вижу, что она не доставит вам удовольствия.

Трактирщик смотрел на него так, будто намекал на что-то. Сальвадор пытался уловить нить его намека и испугался, подумав, вначале, что тот предлагает ему малолетку. Он прикинул трактирщика одним из тех бородатых свиней, о которых говорил Марк. Потом в его голове пронеслись героическое стремление вышибить его деньги обратно. В душе он захныкал, чувствуя свою несостоятельность сделать это и тогда подумал о шлюхе. Ну, конечно, трактирщик имел в виду проститутку. Тогда на что же он намекает?

- У меня есть травка, - сказал трактирщик и продолжил вытирать стойку, хотя не спускал с Сальвадора глаз.

- Травка? - Сальвадор не понимал, к чему тот клонит.

Трактирщик опять остановился вытирать стойку. Он уставился на эльфа и, наконец, его взгляд прояснился.

- Ты не знаешь, что такое травка?

Сальвадор молча смотрел на него. Трактирщик засмеялся, опрокинув голову вниз. Он беглым взглядом обежал залу кабака и заглянул во все углы. Затем снова впился в Сала.

- Я дам тебе ее попробовать, парень. Тебе она нужна. И пусть я буду полным идиотом, если она тебе не понравиться, - он засмеялся, его взгляд заискрился. Трактирщик опрокинул голову и стал протирать стойку.

- Но мне хватит и бутылки Зеленой.

- Парень, травка лучше барматухи, поверь мне. От той бурды на утро голова раскалывается, а от травки ты встаешь бодрым и светлым, будто заново родился. Держи, - он засунул руку под прилавок и достал небольшой скомканный мешочек, который всучил Сальвадору в грудь, - Держи, парень, эта бесплатно. Если тебе не понравиться, ты все равно ничего не заплатил.

- Бесплатно? - спросил Сальвадор, будто для него деньги имели какое-то значение. Но не деньги имели значение, а отношение трактирщика к нему. Оно было понимающим и каким-то дружественным. Сальвадор понял, что этот тип не пытается его обмануть, как бы не твердил обратное его мозг. Может, все-таки мир не настолько ужасен и иногда попадаются люди, действительно пытающиеся помочь? Этот человек дает травку на пробу и в случае, если она не понравиться, Сальвадору не надо будет жалеть за нее денег; трактирщик не придет к нему ночью с ножом и не начнет требовать вернуть ему ее. Это было видно по его улыбающемуся лицу. К тому же, Сальвадор устал, сильно устал, черт возьми, видеть в каждом встречном врага и злодея.

Он взял травку, поблагодарив трактирщика. Тот с любезностью научил ее правильно употреблять, и они расстались.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Сальвадор чувствовал, как травка греет его сердце. Сейчас, если все правильно получится, он окунется в другой мир. Окунется в сказку.

Это было так здорово! Он летал, а все проблемы казались настолько ничтожными, что Сальвадор до слез смеялся над своей глупостью, что столько времени потратил зря, выясняя что к чему. Трактирщик не обманул его. И это усиливало эффект травки. Сал использовал ее без единой задней мысли. Вот она, та штука, что он так долго искал. Она поможет ему преодолеть темную сторону жизни, справиться с ней и, если нужно - победить ее.

И Сальвадор купил еще травки. Трактирщик, улыбаясь, как рыбак, насаживающий червя, снизил цену за то, что не обманул ожиданий эльфа. Сальвадор решил остаться в кабаке еще на пару дней, чтоб по-хорошему отдохнуть. Дела у него были сделаны, а то, что он приедет домой на неделю позже, никак не расстроит Таминику. Подумаешь, задержался в дороге.

В третий раз, эльф не скупился и настоял на полной стоимости. Трактирщик был так дружелюбен, что Сал в какой-то степени полюбил его. Он рассказал ему о своих проблемах. Трактирщик все выслушал, но ничего не ответил. А что он может сказать? Ведь он серость, человек толпы, интерьер обыденной жизни. Сальвадор сомневался, что тот что-нибудь понял из всего, что он ему наплел. Так с разговорами, Сал жевал травку, а трактирщик (так и не вспомнить, как его звали) никогда не отказывал, чтоб принести еще. У него, с улыбкой заметил Сальвадор, всегда есть что-то под прилавком.

Прошла неделя, а Сальвадору не хотелось уезжать из кабака. Здесь у него был один из лучших понимающих друзей, всегда готовых помочь. А что будет там, в дороге и в городе? Опять что-то будет заставлять его думать, что он центральная фигура. Опять он увидит эти разлагающиеся углы подпорок, что держат мир. Опять из темных переулков польются смертоносные флюиды опасности. И однажды утром, проснувшись с намерением, что сегодня он запакует вещи и отправиться в дорогу, Сальвадор почувствовал дикий страх перед тем, что находится за пределами кабака. Его тело затрясло, и он плюхнулся на пол возле койки. Горло сдавил ватный ком, от чего у Сала сильно забилось сердце. Он стал слышать его и в ушах, и в запястье, и в груди. Он кое-как забрался на койку и решил, что сегодня лучше никуда не ехать, переждать один денек. Но и потом, всю следующую неделю мысли о предстоящей поездке вызывали у него сильный мондраж тела и, казалось, будто внутри все сжимается.

Он не уезжал из кабака, пребывая большей частью времени в сказке. Трактирщик не отказывал в ней. Как-то, купив очередную порцию травки, Сальвадор заметил, что трактирщик разговаривает с кем-то у стойки. То был бородатый южанин, который почему-то не спускал, как показалось Салу, с него глаз. Одновременно в нем вспыхнули и чувства ревности к трактирщику, и чувства страха перед этим человеком. А потом он опять увидел ту темненькую девочку. Она ходила среди людей и... нет, это привиделось Сальвадору. Она пыталась воровать из карманов. Сал встал и приземисто, прижимая сказку к груди, поплелся в свою комнату, где ее благополучно использовал. Чувства безграничной свободы и спокойствия переполнили его. Конечно, девочка ему померещилась, ведь теперь он не видит темной стороны жизни. А какие заботы? Ведь их нет.

Они появились, когда он обнаружил, что у него кончились деньги и ему пришлось закладывать свой фургон. А потом лошадей. Когда у него кончились и эти деньги, трактирщик на пару с тем бородатым мужиком вышвырнули его на улицу. Это было сильным ударом по чувствам Сальвадора. Он старался не верить в причастность к этому трактирщика и в какой-то степени убедил себя, что трактирщик здесь ни причем, ведь он его друг. Но что-то твердило в его душе, что его в очередной раз обманули. Жестоко и сильно. И первое о чем вспомнил Сальвадор, таскаясь по ночным улицам Аджахара, что у него отобрали его сказку. То единственное без чего он не видел жизни на этой земле. Он сжал кулаки и, сутулясь (он пресмыкался, боясь этого страшного мира. Обреченные мысли, накопившись за все то время, что он был в сказке, обрушились на него, словно снежная лавина) побрел к кабаку. Тогда еще он не помышлял ничего плохого. Он хотел просто попросить своего друга, трактирщика, чтоб тот дал ему еще сказки. И он верил, что тот обязательно даст. У кабака он оглянулся. Воротник его туники был поднят, закрывая заостренные уши. Затем он распахнул дверь, и свет поглотил его.

Тенью он пролез к стойке. Того южанина не было. Наверно, подумал Сальвадор, тот опять уехал куда-то. Он почувствовал гору облегчения. Он незаметно пробрался к трактирщику за стойкой и когда заговорил, напугал его (эльфы умеют быть незаметными). Трактирщик перевел дух, бегая взглядом по кабаку. Сальвадор чувствовал, как бьется его сердце.

- Мне нужно еще, - проговорил он, так близко приближаясь лицом к трактирщику, будто хотел поцеловать его, - мне нужно еще. Если я не уйду в сказку, мир поглотит меня. Ты должен мне помочь.

От этих слов Сальвадора затрясло, как муху на сковородке. Он обежал кабак взглядом и ему почудилось, что все смотрят на него. Он пригнулся.

- Сал, ты не должен здесь находиться, - глаза трактирщика бегали по кабаку, будто что-то высматривая, - иди отсюда, я тебя очень прошу.

Сальвадор подошел поближе, почти вплотную и сделал такой унизительный для себя жест, который бы он никогда себе не простил, соображай, что он делает. Он погладил плечо трактирщика, жалостливо впиваясь в него взглядом.

- Я тебя очень прошу, - Сальвадор скривил лицо и захныкал. У него не было слез. Он хотел разжалобить трактирщика. А отчасти он боялся, что тот не уступит.

Трактирщик долго не отвечал, бегая глазами, а потом, резко повернувшись к Сальвадору лицом, выпалил:

- Нет! Нет, Сал. Все, что можно, я уже тебе продал. Больше нет.

Сальвадор замотал головой, не спуская взгляда с трактирщика.

- Ну пожалуйста, слышишь. Ну пожалуйста, я для тебя что угодно сделаю. Только дай, а?

Трактирщик молчал, смотря куда-то вглубь залы. Сальвадор наблюдал за ним, ожидая его ответа, а потом проследил за его взглядом и увидел ту девочку. Она стояла напротив какого-то человека, протянув свою маленькую ладошку. Сальвадора трясло и тут он почувствовал, как все у него внутри взорвалось. Трактирщик смотрел на девочку, и Сал понял - либо сейчас, либо никогда.

Он схватил стоящую рядом бутылку и со всей оставшийся у него силой ударил трактирщика по голове. Раздался глухой стук. Сал, подчиняясь каким-то своим эльфийским инстинктам оставаться незамеченным, резко повалил на мгновение потерявшего ориентацию трактирщика на пол и еще несколько раз ударил по его лицу. Он был предателем, гадом. Таких надо убивать. Сальвадор, действуя быстро и проворно, схватил припрятанные мешочки с травкой (он как-то проследил, откуда их достает трактирщик) сколько смог и ринулся бежать через залу. Посетители повскакивали с мест. Многие не понимали, что происходит. Через центральный ряд залы промчалась, не то тень, не то пес и скрылась за входной дверью. Через мгновение за ним помчались опешившие охранники. Выбежав на темную улицу, они осмотрели округу, но ничего не обнаружили.

Сальвадор бежал долго, стараясь убраться как можно дальше. Его все еще трясло, но жар бега разогнал его, казалось, застывшую кровь. И вместе с грузной апатией теперь он ощущал и что-то возвышенное, что-то из тех чувств, что были у него до сказки. Бодрость? Сальвадор не знал и не хотел знать. Он достал то, что хотел, и теперь его ждала сказка. Все остальное потом.

Забравшись в небольшой овраг у дороги, он разложил мешочки, любуясь ими, как драгоценными камнями. Заплывшее лицо Сальвадора озарила улыбка. Он рассовал мешочки по карманам, а один использовал на месте, высыпав содержимое на ладонь и зажевав травку.

И все. Все проблемы испарились.

Сальвадор валялся в овраге, улыбаясь звездам и полной луне. Ему казалось, что на небе мерцают разноцветные огни, переливаясь радужными мечтами. Будто бесконечный фейерверк. Звезды танцевали вокруг луны в каком-то причудливом танце, и Сальвадору тоже хотелось влиться в него. Он парил над землей, а вокруг него кружили разноцветные звезды.

Все, что он украл - взял, взял как компенсацию за предательство и подлость трактирщика - закончилось быстро. Не прошло и недели, хотя Сальвадор давно потерял ориентацию во времени. Он существовал до дозы: очнется, немного оклемается, ополоснет лицо и, вспомнив, что у него есть сказка, жевал траву и опять отключался. Постепенно сказка стала терять свою красочность. Она наполнилась серыми тонами, и не стала вызывать тех чувств, что были раньше. А последние ходки в сказку даже испугали Сальвадора. Ему показалось, что сквозь сказочную атмосферу стали просачиваться те ужасные мысли. Однажды, когда он валялся в очередной яме возле дороги, ему привиделось, что на него сверху смотрит темненькая девочка, и, что хуже всего, она была как две капли воды похожа на Таминику. Сальвадор испугался и зажал лицо руками, скомкавшись в опавших листьях. Он стонал, ожидая, что она ему что-то сделает. Но она ушла, а воспоминание об этом страшном эпизоде осталось.

Сальвадор решил, что не следует так часто пребывать в сказке. Пока организм мог, Сал заставлял себя терпеть. Через какое-то неравное время после сказки у него начинался страшный озноб, а в голову лезли гремучие мысли. Ему казалось, что его голова похожа на изъеденный червями плод, нутро которого было черным и кишело личинками. Он все чаще стал трясти головой, чтоб повыкидывать их наружу. Но они никуда не девались, а продолжали копошиться в голове, становясь, все жирнее и противнее. Тогда он лез в карман, доставал очередной мешочек, спускался с дороги в первую попавшуюся яму и уходил в сказку.

Сейчас, прижимая обе руки к грудному внутреннему карману, где у него лежала его последняя сказка (зная, что там она есть, он обыскал все остальные карманы и изгибы в надежде найти хоть еще один мешочек), Сал сошел с дороги, но не стал искать ямы или обросшего кустарника, а просто сел, прислонившись к стволу огромного дерева, как путник, решивший отдохнуть и перекусить сыром с хлебом. Он не отпускал рук, все еще борясь с непреодолимым желанием. И похож был, скорее, на путника, у которого неожиданно схватило сердце. Озноб подступал к нему, Сал это чувствовал. Дрянные мысли уже полезли по проложенным туннелям. Над его душой повисла темная пагуба, травящая его рассудок. Он терялся в действиях и поступках. Он не знал, что сейчас нужно делать, какое движение совершить. Мысли одна перебивала другую. Ему одновременно хотелось и отдернуть руки от груди, и прижать их как можно крепче. Ему хотелось почесать за ухом и еще в миллионе мест, хотя там совсем не чесалось. Это напоминало огромный жилой город в его голове, и каждый его житель что-то кричал из своего окна, требовал внимания. Само сознание Сальвадора было над этим городом. Но окруженное им со всех сторон так, что уже не имело никакого контроля над собой. Тот дом, где жили главные голоса Сальвадора, разваливался и гнил. Его разъедали те страшные личинки. Жители города давили на дом со всех сторон. Все вымерли, остался только он один. И ему требовалось домыслить.

Нет возможности домыслить. Ее нет в кричащем городе, когда каждый норовит перебить тебя. Не выйдет. Все, что он делал, это оттягивал минуты пребывания в этом мире и как никогда почувствовал, что не хочет уходить из него. Хочет жить, ведь жизнь прекрасна.

Но они не дадут. Они съедят его.

Сальвадор всплакнул. Он чувствовал, как в душе затухает его огонек. Он ощущал внутри себя угасающее тепло. Огонек был чем-то родным, домашним, уединенным. Он хотел ухватиться за него, но не знал как.

- Простите меня, - сказал он, и слезы полились у него из глаз, впервые за все то скорбное время, прокладывая дорожки девственной чистоты на его очерненном лице. Сальвадор увидел, как огонек вспыхнул в его душе, озарив, темные, обросшие плесенью чувства. Он ощутил тепло огня. - Прости меня, Таминика. Прости меня... - он хотел сказать - доченька, но вдруг подумал, что не обязательно родилась дочь. И заплакав еще сильнее, он промолвил: - Прости меня, сынок, и никогда не будь таким, как я.

Огонь в его душе потух. И Сальвадор умер, обеими руками прижимая к груди свою последнюю сказку.

Глава 2. Таминика и Скат Максим Дмитриев

Глава 2. Таминика и Скат Максим Дмитриев

Глава 2. Таминика и Скат

Ее силуэт был смыт и расплывчат. Она сидела у окна и всматривалась в дождь, будто привидение, которое навеки обречено оставаться в закрытом доме. Перед заляпанным стеклом мелькали косые росчерки ливня, словно кто-то пытался заштриховать ее. В ее глазах с отсутствующим взглядом отражались отсветы каждой пролетевшей мимо капельки. Даже самая маленькая из них несла в себе частичку луны. Укутавшись в шерстяной платок, с оттопыренными у заостренных ушей волосами, она выглядела осунувшейся и печальной, будто погода на улице каким-то образом проецировалась на ее настроение в душе. Правой рукой она придерживала платок на груди, а левую руку положила на правую. Она сжалась и ссутулилась, застыв в позе глубокой печальности.

Таминика сидела в полной темноте и не видела своего замученного отражения в стекле. Свет уличных фонарей был слаб и, казалось, не хотел приближаться к ее понурому дому. Одинокие лампы раскачивались на ветру, безуспешно борясь с темнотой.

Дождь был сильным. Его шум напоминал Таминике о тех безрадостных и скучных вечерах, которые она проводила до замужества в одиночестве, занимаясь по большей части размышлениями о жизни. Почему-то, казалось бы, приятные мысли о тогда еще будущем супруге выглядели удручающими и страшными под такой шум дождя, хоть и вызывали романтическую теплоту. Но она была еле заметна в ворохе мыслей о темной стороне супружеской жизни. В такие вечера Таминика думала о возможных семейных недопониманиях. Она не хотела этого и старалась верить, что у нее никогда такого не будет, но дождь навевал на нее тоску, и мысли сами шли по тем малообдуманным колеям, которые располагались в глубоких темных пещерах и издавали гулкое эхо. Она возвращала их на место и продолжала думать о моментах, когда ее будущий парень нежно прикасается к ней в прохладный летний вечер, сидя на раскидистых ветвях столетнего дерева, но небо затягивают тучи и приходит непроглядная тьма. Тогда возникают другие сцены. Ее будущий парень опять засиделся с друзьями и поздно приходит, шатаясь, домой, и от него разит элем еще за дверью. А на улице будет лить такой вот дождь, и ее парень будет промокшим, словно только что вылез из воды. Таминика пыталась представить романтичные сцены, когда юноша сливается с девушкой в бесконечном и сладком поцелуе, стоя под дождем, и холодные капли затекают в раскрытые рты, смешиваясь с любвеобильной слюной, попадая на ласкающие друг друга языки; капли стекают с разгоряченных лиц, попадают на обнаженную шею, закатываются под одежду, щекоча вздымающиеся груди; они обхватывают друг друга руками; их волосы становятся мокрыми вместе с одеждой, раскрепощая влюбленных и сближая их. Но тут же фантазия уходила в сторону - слишком неприятен и удручен дождь - и обязательно кто-то из влюбленных на миг дергался и потом уже как-то сжато отталкивал свою слившуюся с ним половину, будто почувствовав, что в тени ночи кто-то таится, кто-то смотрит на них, кто-то, замысливший неладное. И жар поцелуя вместе с сокровенным желанием моментально сгнивает в корень, превращаясь в сгусток невыносимой досадной желчи и отвращения в первую очередь к себе. Ссора. Ненависть. Апатия. Для Таминики этот дождь был той преградой, что возникает между членами супружеских пар и мешает им помириться. Вызывает уныние. Дождь, способный унести единственного близкого человека, в котором как раз и нуждаешься в такие минуты. Уныние, одиночество и жалость к себе. Дождь, который делает любимого тебе человека врагом. Полное разочарование и тоска. И не видно солнца. Таминика боялась, очень боялась, как бы близкий ей человек не оказался по ту сторону дождя. И слушая глухие удары капель о подоконник и плескание воды в дождевых бочках, она думала о Сальвадоре. Спрашивала себя, где он? Как он? Почему его так долго нет?

Его не было уже два месяца, как он уехал на фургоне на юг. И один месяц, как он обещался вернуться. В дороге все может случиться, и первые две недели Таминика не допускала отвратных мыслей себе в голову. В ней, где-то под левой грудью, скреблось что-то, но она была в состоянии разумно убедить себя, что все нормально. Сальвадора могла застать плохая погода, поломка фургона, лошадь могла сломать ногу или сам...

Но эти мысли стали просачиваться уже позже. Когда Сальвадор не появился в намеченный ею самой критический срок, плотина, сдерживающая дурные мысли не выдержала и развалилась под натиском. В тот день она не смогла делать ежедневную работу, а только ходила из угла в угол, стараясь усмирить нахлынувший на нее поток. Часть ее все еще наивно верила, что он вот-вот приедет, буквально через секунду распахнет дверь и войдет, улыбающийся, с лицом полным жизнеобеспечивающих эмоций. Она хотела прыгнуть ему на шею и расцеловать его и больше никогда-никогда не выпускать из дома. Да, думала она, никогда больше он не выедет без нее.

Один раз он задержался в дороге на наделю и уже тогда она поклялась себе, что больше его не пустит, но время вылечило ее негодование. Она отпустила его, и теперь ее рана раскрылась с еще большим переживанием. Но впредь она не повторит такой ошибки. Она не намерена так издеваться над собой. Нет уж, увольте. Сейчас он отсутствует две недели, а в следующий раз... И все это время ей пребывать на иголках?

Она не спала ту ночь, не могла сомкнуть глаз. Она не думала об этом, но своими мыслями, она словно поддерживала его жизнь - так или иначе мысли сводились к его смерти - поэтому она боялась заснуть, перестать думать о нем. Все чаще ее воображение рисовало ужасные картины его кончины, и она ругала себя за это (гадина, гадина, гадина) и грызла ногти и фаланги пальцев. Ночью, лежа под одеялом и пристально вглядываясь в иссиня-черные силуэты, она прислушивалась к каждому шороху на улице, пытаясь распознать знакомый скрип колес. Когда посветлело, она встала, совершенно сбитая с толку. Она не знала, что делать. Ее руки тряслись, сознание помутилось, а все ее тело шатало из стороны в сторону. В ночной сорочке она вышла на улицу, холод пробрал ее тело. Она вглядывалась в предрассветный туман и какое-то время стояла, шатаясь и трясясь от холода. Потом она вернулась в дом, села, сложив руки, и не знала, сколько так просидела. Мыслям тоже нужен отдых. Тогда их не было. И она легла на бок и уснула.

Проснувшись, она никого не обнаружила, и все началось сначала.

Сальвадор не приехал ни на третью неделю, ни на четвертую. За это время она убедила себя вязать на дочку, которая должна у нее родиться. Больше ничего другого она не делала. Она похудела, ничего не кушая, а лишь бегло перекусывая, что попадется под руку. Всю третью неделю его отсутствия от предполагаемого срока прибытия она надеялась, что он все-таки появится. Дальше она уже не могла надеяться, но и не смирилась с потерей Сальвадора. То была стадия неопределенности, и все ее чувства заменила апатия. Она ничего не делала, только смотрела в окно и вязала на дочку теплую кофточку. Уже не было того ощущения, что Сальвадор откроет дверь. Казалось, не было вообще ничего.

Но на четвертую неделю появился ледяной страх.

То был пещерный ужас, потому что Сальвадор все-таки открыл дверь и пришел к ней. Во сне.

Она спала в кромешной тьме, укутавшись теплым одеялом, когда дверь тихо скрипнула, и Сальвадор прошел в дом. Она помнила, как ее окатило ледяной волной страха, сжав все ее внутренности. Ее соски затвердели, а мочевой пузырь ослаб. Сальвадор стоял у двери. Его темный силуэт шатался, будто он был пьян. Потом он пошел к ней. Он медленно приближался и постепенно выплывал из темноты, будто уставший встречный путник - из тумана. Он взглянул на нее - его лицо выплыло из непроглядного мрака - немного склонив к кровати свое тело. Таминика никогда не забудет того лица, что посмотрело на нее. Глаза были полны дождевой воды, в них плавали травинки и маленькие кусочки веточек; его нос был смят, а рот набит какой-то темно-зеленой травой, которая лезла из него, застряла за каждым зубом. В волосах запутались ветки деревьев и жухлые листья. Его глаза были пусты. И тут он заговорил, наклоняясь к Таминике все ближе и ближе:

- Я раскаялся... я осознал... но все равно мне плохо. Мне одиноко.

Таминика закричала, истошно завопила, хотя ей казалось, что ее просившее горло издаст только хриплый стон. Она вскочила в кровати, обливаясь холодным потом. На мгновение ей показалось, как какая-то тень мелькнула под окном. Она уставилась туда, пытаясь рассмотреть, увидеть что там, надеясь на нечто логичное и поддающееся разумному объяснению. Она долго сидела в кровати, боясь нарушить тишину. Она боялась, что если зашевелиться, то опять увидит мечущиеся тени. Она заставила себя лечь, но так и не заснула, в страхе осматривая комнатку и тени, что притаились в ней.

После этого случая она ложилась только с включенным светом. Керосина жалеть не стала и палила лампу всю ночь так, чтоб были освещены все углы комнаты, все щели. Страх, посетивший ее в ту ночь до сих пор покрывал ее тело мурашками при каждом воспоминании. Она стала больше вязать, чтоб хоть как-то отвлечься. И закончив кофточку, начала вязать колготки.

Все, кто раньше не отказывал погостить в их доме, стал все реже наведываться к ней. Видя ее горе, они не знали, как ей можно помочь и старались просто не замечать ее. Так было легче для них и так, убеждали они себя, было легче ей. А Таминике требовался кто-то, с кем можно было бы поделиться своим горем.

Вечерами она сидела у окна, уже никого и ничего не ожидая. На исходе четвертой недели она немного попривыкла к своему страху и пока не ложилась спать, сидела в темноте, вглядываясь в ночь.

Иногда лил дождь. Ужасный удручающий дождь, который унес ее Сальвадора. И именно в такой день, дверь распахнулась, и в дом вошел человек.

Таминика перевела испуганный взгляд к двери, одновременно хватая свое вязание и прижимая к своему еще пока не растолстевшему животу. Она смотрела на вошедшего человека не в силах сообразить, что же ей делать. Он стоял на пороге, немного ссутулившись и вглядываясь в темноту помещения. С него ручьями стекала вода, которая блестела одним его боком, отражая лунный свет. Ветер с улицы слабо притрагивался к складкам его костюма. Полностью черного, как у вестника смерти. На нем были штаны, куртка и капюшон, закрывавший все его лицо. Этот капюшон был большим, будто бы от рясы священника, но ничего хорошего от него не чувствовалось. Он навис угрозой, ворвавшись в дом.

Человек в черном начал двигаться внутрь дома. Таминика какое-то время была скована страхом от вида этого человека (она знала, что люди, одевающиеся так, либо кровожадные преступники, отрекшиеся от мира, либо сильные маги, считающие себя над этим жалким миром). Прижимая вязание к животу, она смотрела, как светящиеся капли дождя с улицы залетают в дом и исчезают в темноте. Как складки одежды вошедшего человека осветляются, а потом опять гаснут под его дыханием. Что делать магу в этом городе и к тому же в ее доме? Значит, это ужасный грабитель, прослышавший о ее одиночестве.

Она слезла со стула и бросилась к камину, споткнувшись на ходу, но тут же вернув равновесие, и схватила лежащую там кочергу. Она сомневалась, что та поможет ей в чем-то, но бездействовать она не могла. Она готова была на все ради спасения ее дочери. Правой рукой она прижимала вязание к животу.

Человек в капюшоне остановился, а потом сделал легкий жест руки, бросив немного пальцами в сторону. Кочерга вылетела из левой руки Таминики, будто кто-то выхватил ее. С грохотом она врезалась в стену, нарушив тишину. Таминика смотрела на человека напротив нее, не зная, что и думать. И она почувствовала, что это каким-то образом связано с Сальвадором. Неужели он жив?

"Замолчи, гадина! Конечно, он жив!"

Таминика пошла назад и уперлась в сервант, маг (хотя часть ее все еще склонялось к тому, что это бандит) прошел к столу и остановился. Каким-то образом - Таминика не поняла, как - он зажег керосиновую лампу. Она подалась в бок, щуря глаза, но, не спуская взгляда с вошедшего человека. Свет поубавил его мрачности, хотя по-прежнему оставлял в нем загадочность и скрытность. Капюшон на голове скрывал его лицо, и Таминика не понимала, как он видит.

Маг склонил капюшон в направлении одного из деревянных стульев и поправил его к столу. Наверно, он хотел сесть на него, но потом почему-то передумал. Таминика увидела, как теперь капюшон повернулся к ней.

- Собирайся, Таминика, нам нельзя задерживаться, - сказал он. То был приятный голос зрелого мужчины.

Ворох вопросов. Бардак в башке. И что-то, что так связано с Сальвадором, заставляет ее сделать движение к этому человеку. Это что-то даже заставляет ее поинтересоваться, как ее муж, где он? Но она боится задавать такие вопросы. Она бросила взгляд вниз и увидела, что ею же вязаная сумка, в которой она хранила все необходимое для вязания, прижата к животу. А разве ей еще что-нибудь надо? Нет.

Увидев ее нерешительные движения, маг развернулся и вышел в дождь. Оставшись одна, Таминика остановилась. Неопределенность кипела в ее голове. Она не знала, что делать, но какая-то сила тянула ее за магом. Уже у двери, она вспомнила о своем эльфийском удостоверении личности, которое она хранила в комоде с бельем. Она бегло посмотрела на лестницу, ведущую на второй этаж, уверенная, что делает плохо, раз заставляет мага ждать, но все же пошла туда. Быстро и уверенно.

В белье она находит мешочек с деньгами. Конечно, их надо взять. И тут ее голова, словно прозрела, начинает вспоминать одну вещь за другой, которые хотелось бы взять. Она смотрит на столик с бижутерией, затем кидает взгляд на дверь и охапкой сгребает все со стола в сумку. Потом опять у шкафа. Копошась в белье, она находит припрятанные от Сальвадора ее новые серьги - в сумку, маленькую книжку в деревянной обложке, где рунами выведено: "Вечная молодость" - в сумку, небольшой сувенирный кинжал с волнистым лезвием - в сумку, записную книжку, которую она использовала под ежедневник еще до замужества - в сумку. Она посмотрела на свои новые розовые шелковые трусики, которые недавно купила в Канталии и еще ни разу не одевала, берегла для Сала, но, нет - откинула в сторону.

Таминика остановила взгляд на ящике Сала. Она смотрела на него в нерешительности. Что-то не разрешало ей в полной мере залезть в него, хотя она хотела бы взять оттуда пару вещиц. Чувство, даже какая-то уверенность, что они с магом поедут к Сальвадору, наводило на мысли, что было бы не умно, не взять ценности Сальвадора. Вдруг (Таминика сморщилась в душе) они больше никогда сюда не вернуться?

Она раздвинула ящик и, не перебирая вещей (она знала, где что лежит), достала медаль за отвагу, полученную Сальвадором еще в армии, и его детскую деревянную игрушку, доставшуюся ему от какого-то дальнего друга, причем человека. У игрушки двигались руки и ноги. Таминика подумала о своей не рожденной дочери. Она задвинула ящик и поспешила к выходу.

Уже у самой двери, страх в полной мере вернулся к ней. А еще появилось ощущение, что она что-то забыла. Таминика надела плащ, обежала дом взглядом, прижимая разбухшую сумку к груди, и вышла следом за магом в дождь.

Девушка, которая больше никогда сюда не вернется, смотрела, щурясь от капель дождя, на восседавшего на коне мага. Его капюшон был повернут к ней.

Он помог ей усесться на коня впереди себя, цокнул уздой, и они поскакали в ночь.

Не успели они проехать и сотни метров по городу, как дождь прекратился. Капюшон, которым Таминика прикрывала голову, сполз от тряски, и она не решалась его поправить. Ветер обдувал ее лицо, цеплялся за ее длинные прямые волосы. Она чувствовала, как они ворочаться об одежду этого мага. Может, он даже внюхивается в них, ощущает благоуханье жасмина. Ей не понравились эти мысли. Такое поведение со стороны этого человека не входило в построенный ею его психологический портрет. Скорее всего, он сейчас смотрит через свой капюшон на дорогу и думает, о своем величественном, во что ей никогда не врубиться. И тут же Таминика поймала себя на мысли, зачем такому магу нужна она? А может, он просто выдает себя за подобного мага? А может... И опять вопросы завертелись в ее голове по новой спирали. Один сменял другой, не дожидаясь ответа. Сейчас, сидя на коне, в какой-то степени, в объятиях мага, она понимала, что поступила опрометчиво, так легко отдавшись ему. Да, кто он такой? Необходимо поговорить с ним, так или иначе, разобраться хоть в половине всего этого. Она чувствовала, что если, не заговорит, то эти навязчивые вопросы сведут ее с ума.

Она медлила в нерешительности, отчасти боясь его, отчасти боясь ответов. Почему-то ей все сильнее стало казаться, что этот маг появился здесь не случайно, и она не отправилась с ним за город на отдых. Она стала задумываться над главным вопросом, отбрасывая всю остальную шелуху: Неужели я та пешка, которой решили сыграть те великие, что творят в этом мире? Поверить в такое было очень сложно, но маг - не кто-нибудь, не гвардеец, не посыльный, не какой-нибудь доброжелатель, а маг-одиночка пришел к ней и забрал ее. Все таинственно и загадочно. И, тем не менее, это лучше, чем та ужасная перспектива, окажись этот человек простым, пусть даже магом, окончившим Академию Волшебства. В каждом уголке мира слышались истории наполовину ставшие легендами об этих магах-одиночках. Таминика могла вспомнить такие имена, как Утопленник, Бессмертный, Душелов, еще какие-то, которые вселяли страх в души взрослых от их величества. Они воистину были великими. А вдруг ее забрал Душелов или Бессмертный?

Таминика вспомнила, как он выхватил у нее кочергу. Она ничего не понимала в магии и чувствовала, что, может быть, этот фокус не такой и сложный, но от этого человека, что сидел позади нее, отходили волны величества. Или ей так только казалось?

Она, наконец, решилась и спросила, постаравшись придать голосу твердость:

- Куда мы едем?

Маг не отвечал, будто считал ее вопросы приземистой чушью, не требующей внимания. Так ей казалось. И когда она хотела повторить свой вопрос, он сказал:

- На юг.

В душе Таминика возмутилась: "Барану понятно, что на юг!" Они скакали к южному выходу из города, дальше шли деревушки Кантилии, а потом город Пелена, которого можно достичь к вечеру послезавтрашнего дня. Но тут Таминике пришло в голову, что ответ мага можно расценивать иначе, а именно, как направление, ведущее к Сальвадору. Искорка надежды, что ее муж жив

(замолчи, гадина! Ты знаешь, что он жив)

вспыхнула в ее душе. Ну, конечно! Таминике стало полегче, она ощутила на себе, что кое в чем ей разобраться удалось. Все это может оказаться не верным, но она закрывала глаза на все противящееся этому. В ее душе уже была не искорка, а фонарь веры и надежды. Путеводительный свет озарил ее сознание и сдвинул страх на задние позиции. Но оставалась другая часть вопросов, еще более запутанных и зловещих, нежели направление, в котором они едут. И больше всего ей не давал покоя вопрос: Зачем Сальвадору понадобилось нанимать мага, чтоб привести ее? В какую передрягу он попал?

Спрашивать, необходимо спрашивать.

- Мы едем в Аджахар?

Он опять какое-то время молчал, чтоб ответить: "Посмотрим". Безусловно, в нем была гордость. Все эти вынужденные ответы - признак величественности. Или конкретной тормознутости. Ей в прямом смысле слова приходилось вытягивать из него информацию, да и то, мало что говорящую. Хотя она не сильно на него обижалась. Все-таки, как ни как, а он помогает ей, везет ее к Салу.

Они проскакали мимо городских ворот, не сбавляя скорости. Стража не попыталась их остановить. Сентил был открытый город и не было необходимости проверять каждого въезжающего и выезжающего. Выехав за городские стены, они погрузились во мрак леса, обступающий тракт с обеих сторон. Он казался охранником дороги. Могучие деревья, будто стены, высились по окраинам. Сейчас, как бы странно это для нее не звучало, а она чувствовала себя защищенной. Маг вселял доверие, хотя бы какой-то своей безразличностью к ней. Она стала полагать, что, возможно, он друг Сальвадора или работает на него. Конечно, нанять великого мага не по карману даже мелкому государству, но никто и не говорит, что ее везет великий маг. Может, он какой-нибудь фокусник из цирка, всего-то.

Таминике захотелось спросить, а долги ли ехать до Сальвадора? Она уже даже открыла рот, чтоб произнести слова, как вдруг что-то не дало ей сделать это. В последний момент она сомкнула губы, и опять по телу пошла волна нерешительности. И не столько она боялась задать этот прямой вопрос, сколько опять испугалась возможного ужасного ответа. Таминика почувствовала, как гнилая атмосфера страха опять окутывает ее. Мысли змеями поползли в голове. Нет той твердой уверенности, какую она возомнила в себе, что этот человек как-то связан с Салом. С таким же успехом, с каким она рисовала возможные картинки о поездке к мужу, можно вообразить и другие сцены, в частности те, которые наиболее четко подпадают под ее представление о маге. Она по-прежнему верила, очень хотела верить, что она права, и вся эта поездка связана с Сальвадором. Но мгновение назад, с жалостью в душе проследила падение карточного домика, который она успела отстроить. Все еще ничего не ясно и вопросы в голове все те же. Тиминика посмотрела на большую полную луну, возвышающуюся над лесом слева от нее, и прикусила нижнюю губу. Надо как-то разговорить мага, поговорить с ним. Неопределенность гложет и страшит.

Чтоб придать себе уверенности, она поерзала впереди седла, стараясь устроиться поудобнее. Маг, вроде как, немного отпрянул. Она заговорила:

- А сколько... - А что именно она хочет у него спросить? Таминика полезла в голову за подмогой, хотела поднять один из миллиона тех вопросов, но как назло, все они куда-то подевались. Она чувствовала, как пауза давит на нее, и поэтому решила поведать о причине стремления поговорить: - Вся эта езда в никуда меня нисколько не забавит. Не могли бы мы поговорить обо всем этом. Остановиться и поговорить.

Он опять молчал. Он обдумывает вопросы? А, может - Таминика поразилась - он их переводит? Переводит на свой язык?

- Мы остановимся в таверне в Вязах. До них еще где-то час езды, - акцента у него не было.

- А что мы там будем делать? - она поругала себя за такой глупый вопрос, вылетевший будто сам по себе.

Он промолчал. Перспектива остановиться в Вязах ее порадовала, хотя, с другой стороны...

- Если нам нельзя задерживаться, - сказала она его словами, - то почему нам надо останавливаться в Вязах?

- Потому что я не хочу загонять коня. К тому же тебе стоит как следует отдохнуть.

На таком скаку, который держал конь мага, много не поговоришь, но вопросы лезли из Таминики, как спелый виноград по желобу в винодельне.

- Почему тогда мы не остались у меня? Какой-то час нас мало куда приведет.

- Здесь, Таминика, суть не во времени, а в пространстве.

Она замерла, обдумывая его слова. Его ответы не удовлетворяли Таминику. Будто он выплевывал фразы, оставляя ей самой разбираться, что к чему. Ничего не говорит лишнего. Он лаконичен, и это, несомненно, его положительная черта, но своими ответами-отговорками он только больше запутывал ее. К чему эта последняя фраза? Суть не во времени, а в пространстве. Кто-то еще приедет к ней домой? И он увозит ее. Тогда, по всей видимости, тот второй поедет за ними, обнаружив дом пустым. Маг ее намеренно путает - вот, что он делает. Зачем? Почему бы не ответить понятно, чтоб его ответ не вызывал еще больше других вопросов.

- Сейчас, на скаку, ты мало чего добьешься, Таминика, - сказал маг, - Не утруждай себя вопросами. Просто доверься мне.

Ее окатил холод. Пусть это звучит глупо, но ей показалось, что он прочитал ее мысли. А возможно ли такое? Кто его знает, разбирайся теперь. Если он великий маг, то вполне, наверно, возможно.

"Гад, урод, холоп, нахал, сволочь, общипанный петух, изверг" - прокатилось в голове Таминики. Все это она направила в его адрес, решив проверить свою догадку.

Он молчал, продолжая вести лошадь.

Вязы была первая деревня Кантилии. Она тянулась вдоль реки и обжила равнину, усеянную вязами. Изначально там жили эльфы-рыбаки, но сейчас в деревне все перемешались. Таминика никогда не задерживалась в ней, проезжая в Пелену. Она знала, что следом за ней, есть еще одна деревня почти уже сросшаяся с Вязами, где по большей части жили люди-дровосеки. Названия она не помнила, потому что с каких-то пор все стали именовать ее тоже Вязами. Скоро они объединяться. Дальше будет небольшой поселок Куничьица. Там тоже есть постоялый двор и если бы Таминике предложили выбирать, то она бы остановилась именно в Куничьице. Таверна в Вязах кишит многолюдностью. Туда сливается сброд рабочих, любящих поголосить и хорошо выпить. Постоялый двор в Куничьице поспокойней, там останавливаются проезжие. Хорошо еще и то, что этот поселок эльфийский. От людей у Таминики немного кружилась голова, они выглядят как-то грубо и вызывающе.

- Если тебя не устраивает Вязы, мы можем проехаться до Куничьицы, - сказал маг.

- Да нет, зачем же... - начала оправдываться Таминика, как вдруг замолкла. Ей опять показалось, что его фраза была логическим продолжением ее мыслей. Второе совпадение за такое короткое время. Читать мысли, способность не из простых, это знала даже Таминика. Тем более, сложно это проделать с эльфами. Она как-то слышала - уже не вспомнить, где и когда - что у эльфов с рождения есть что-то такое, что препятствует проникновению магии в мысли. Если он способен копаться в ее мозгах, то...

- Я могу это сделать, Таминика. И, - он помолчал, - не надо меня так обзывать в следующий раз.

Таминика облилась жаром, не в силах сдержать нервный смешок. Она почувствовала, как покраснела до кончиков волос. И поблагодарила ночь, что маг не видит ее, хотя, конечно, он догадался об этом. Или обнаружил ее стыд у нее в голове.

- Извини, - еле слышно сказала она и опять прыснула смешком.

Она не знала, смеется маг или злится на нее. Она ничего не слышала от него. Казалось, что он, будто ни в чем не бывало, дальше смотрит на дорогу, позабыв об этом эпизоде. В голове Таминики все перемешалось. Она чувствовала себя щенком, наделавшим посреди дорогого ковра. Когда она расскажет об этом Сальвадору, они все втроем вдоволь нахохочутся.

- Ты и сейчас читаешь мои мысли? - спросила она. Веселая улыбка на ее лице стала угасать, когда она осознала всю значимость сказанных слов.

- Я не читаю твоих мыслей.

Она только теперь прислушалась к голосу, раздающемуся из-за капюшона. И не уловила ни одной нотки интонации, как и в предыдущих репликах. Эти черствые монотонные ответы, поняла Таминика, не несут и доли истины. Отчасти они, может, справедливы, но отвращают к себе. Этот человек (человек ли?) будто намеренно хочет отвязаться от нее. Она еще раз убедилась и поставила очередную галочку в описательном портрете этого человека, относящего его к великим магам. Те, словно дети малые, любят вокруг себя создавать мифы таинственности и загадочности. Этот одет во все черное, не показывает своего лица, не представился, скрывает свои эмоции. Ну, идеальный великий маг. К тому же, может читать мысли. И им нравится, когда другие думают о них так, да? Потому что это вызывает страх.

Таминика же чувствовала долю отвращения к магу и обиду на Сала, что тот прислал его. Теперь еще появилось чувство, будто в твоей башке кто-то неустанно копается. Да так оно и было. Она постаралась утихомирить мысли, и ей это удалось.

Они скакали уже час или около того. Дорога плутала, и луна на небе оказывалась, то слева, то спереди, то сзади. Вокруг мелькали деревья, слившиеся в единую полосу. Таминика невольно сконцентрировала сознание на монотонном стуке копыт. Лошадь не знала усталости. Несла их по гравию куда-то вперед, словно была тем чем-то, что заставляет сердце также монотонно стучать. Маг сидел, не шелохнувшись. По подсчетам Таминики в Вязах они будут за следующим поворотом. В этот час там посетителей не так уж много, хотя таких посетителей, как те, что ошиваются в той таверне, никогда не бывает мало, даже, если он один. Как-то они останавливались там с Салом, когда ездили к родственникам в Канталию. Ей не понравилась ни обстановка таверны, ни обслуживание. Она помнила, как лапистые мужики в открытую приставали к разносчицам, а те хихикали и, будто бы забавлялись. Девушка не должна позволять трогать себя. Это нарушает этикет приличия. Такое отношение, в первую очередь к себе, не достойно порядочной девушки. Мужчина в понимании Таминики должен найти правильный подход к телу девушки, заслужить ее доверие. Прикосновение к нежной девичьей коже должно быть своего рода наградой мужчине за ласку, добрые слова, хорошее отношение. А там... Сальвадор правильно тогда сказал: "В тавернах работают одни шлюхи, потерянные и никому не нужные". Как они опускаются до такого? Таминика подумала о дочери. Какое нужно дать воспитание своей любимой дочке, чтоб та не стала такой, когда вырастет? Что ей нужно говорить, как наставлять? Научить ее не бояться сильного рода человеческого? Научить ее уметь постоять за себя? Уже в которой раз Таминика ощутила трепетную дрожь во всем теле. Мысли о будущей дочери ее забавляли, но и немного страшили.

Из-за деревьев показались первые дома, погруженные во тьму. Были видны слабые силуэты, окрашенные бордовым навершием от света луны. Улицы были пустынны, и ни в одном доме не горел свет. У кого-то лаяла собака.

Маг придержал лошадь, сбавляя скорость. Они въехали в деревню. Проезжая мимо спящих домов и прилежащих к ним пустынных двориков, Таминика еще раз осознала, что покинула дом и отправилась в путешествие. Она еще не до конца поверила в это, и все казалось каким-то не реальным. Ей захотелось домой. Поездка - совершенно непонятная поездка - вызывала в ней разочарование в этой, казалось бы, романтике. На душе было тоскливо и одиноко. Сальвадор далеко, а его друг - черствый болван (Таминика зажала рот, подумав, что и это он прочитал в ней). Она представила все тяготы дороги и прокляла себя всем, на чем стоит белый свет в том, что не пригласила мага в дом и не обсудила все с ним. Нужна ли эта поездка ей? Нужна ли эта поездка ему? Как она могла поступить так опрометчиво!? Она хотела спать, к тому же она уже успела отбить себе зад. Вот, сейчас бы в кровать, с Сальвадором. Таминика подумала, что в Куничьицу ехать будет утомительно, хорошо бы маг остановился здесь.

Они выехали на главную улицу. Шум таверны стал слышен еще за поворотом, а теперь они увидели свет, льющийся из окон таверны. Какой-то мужик сидел на ступеньках крыльца, обхватив голову руками. В помещении слышались как смех, так и ругань, не смолкающие ни днем, ни ночью. Пьяные люди-дровосеки, фу.

Маг остановил лошадь у входа. Мужик поднял на них свой неряшливый взгляд. Чуть помедлив, он что-то невнятно сказал, а потом опять упал на руки. Маг опустил Таминику на землю и спешился сам. Она всю дорогу прижимала свою сумку к себе. Сейчас она расслабила руку, почувствовав, как кровь побежала по ней - от этого руку стало легко покалывать. От непривычной езды мышцы кобчика, казалось, задрожали, выпрямляясь. Таминика заметила, что у мага никаких сумок не было. Ни прикрепленных к седлу, ни повязанных у пояса, вообще никаких. Она сомневалась, были ли у него карманы, а уж сумки... Он куда-то направился, держа лошадь под уздцы. Таминика обернулась на что-то бормочущего пьяного и поспешила за магом.

Они вошли в темную конюшню. Маг, будто не заметив темноты, пошел вглубь, ведя коня по заваленному полу сеном. Таминика побоялась идти в непроглядную темень и решила обождать мага у входа. Она поразилась его возможности так спокойно видеть в темноте. С каждым таким моментом она все больше убеждалась, что маг действительно великий, даже Великий. И сейчас, когда она оказалась почти в незнакомой деревне, далеко от дома, она почувствовала силу мага и свою защищенность. Вряд ли кто посмеет перечить великому магу, а значит, и ей. Она стала уповать на него, а что же ей еще оставалось делать?

Мысль, что он может оказаться злодеем, тогда в ее голове не возникла.

Она ждала его, теребя брошь своего плаща, когда из темноты конюшни на нее уставился глаз. Она дернулась в испуге, и глаз исчез. Из мрака выплыл капюшон мага и замер перед ней. Маг был приблизительно ее роста. Тогда, окутанный тьмой, словно саваном смерти, он выглядел ужасно, в своем капюшоне и куртке. Он прошел мимо нее, и она почувствовала, как волна холода обдала ее. Вот тебе и маг. Действительно великий маг. Он шел, направляясь к входу в таверну, будто кусок, отделившийся от тьмы. Все ее только что посетившие чувства защищенности растворились, словно их не было вовсе. А тот глаз, напоминающий человеческий. Таминика еще не отошла от того леденящего взгляда, будто тот, кому принадлежал этот глаз, заглядывал в душу своей будущей жертвы.

Таминика сжалась не в силах сдвинуться с места. Она смотрела в спину мага. Он остановился, капюшон обернулся к ней. Она почувствовала, что он завет ее, и она пошла, хотя движения ей давались с трудом.

В таверне было непривычно светло. И все осталось, как прежде. Раскачивающиеся люстры с натыканными свечами, пьяные рожи дровосеков с нахлобученными на голову зубчатыми колпаками, толстозадые разносчицы и суета кабачной жизни. Остался и запах: пиво, перегар и затесавшийся аромат жареного мяса. Трактирщик постоянно улыбался, во всем видя долю смеха. Он и таверну свою назвал "Выпивоха", посмеиваясь, толи над дровосеками, толи над сложившимися нравами сегодняшнего посетителя. Он стоял, облокотившись на стойку, и наблюдал за группой веселых мужиков, хохочущих над чем-то.

Маг шел по центральному ряду, не спеша и не оглядываясь по сторонам. Таминика следовала за ним. Она прижимала свою сумку к животу. Она немного побаивалась обстановки таверны и таскала голову из стороны в сторону, осматривая посетителей. Она увидела на себе таращащиеся жадные глаза выпивох, которые были вовсе не прочь покувыркаться с эльфийкой. Взгляды были настолько откровенными, что она сжалась внутри себя и постаралась поближе примкнуть к магу. Кем бы он ни был, но Таминика верила, что его послал Сальвадор и все так или иначе проясниться, когда они приедут к нему. Она не думала и не считала возможным то, что маг просто воспользовался ее одиночеством. Как правило, таким как он - действительно великим - не надо придумывать каких-то историй (она была уверена, что они едут к Сальвадору), чтоб удовлетворить свой жаждущий член или что он там собирается с ней сделать.

Когда они проходили мимо столика, где сидела хохочущая группа дровосеков - омбальные мужики - один из них посмотрел на идущего мага и произнес, борясь с накатывающим хохотом:

- Слушай приятель, ты выглядишь, словно огородное чучело, решившее немного размяться и выпить в таверне.

Группа из семи человек заржала, расплескивая пиво. Эта шутка была поистине выдающейся за сегодняшний вечер. Один из мужиков одобряюще похлопал своего друга, умудрившегося так здорово пошутить.

Таминика сжалась, уверенная, что маг сейчас сожжет их в пепел или превратит в лягушек. Она даже представила, как на скамейке будут сидеть семь квакающих жаб. Маг продолжал неспешно идти к стойке. Таминика заметила, что смеялись и другие посетители таверны, кто-то в открытую, а кто-то все-таки скрывал смех. Тот парень, что пошутил, решил повышать свою репутацию и сказал:

- Как нынче в огороде-то, небось холодно?

Очередной взрыв хохота. Парень продолжал:

- Конечно, без порции удобренной барматухи не обойтись! Ты поторопись, а то вороны сейчас, поди, пируют!

Таминика следовала за, казалось бы, ничего не замечающим магом. Она ждала, что в каждое следующее мгновение он развернется к этой нахальной группе, выставит руку, и они все сгниют заживо. Но он шел, и ни одна складка капюшона, не дернулась. Будто он не слышал, что над ним потешается вся таверна.

Когда он подошел к стойке бара, трактирщик привстал. На его лице блуждали двойственные выражения. Таминика видела, что он хочет тоже, как следует, посмеяться и еле сдерживает хохот, посматривая на группу мужиков; с другой стороны, он старается выглядеть почтительным и как-то угодить пришедшему путнику. Таминика встала рядом с магом. Это дало еще один повод к веселью. Паренек, развернувшись на скамейке к магу и Таминике, сказал:

- Слушай, а для огородного чучела, ты не плохую себе подругу нашел! Не подскажешь, с какого она огорода?

Один мужик не выдержал и грохнулся со скамейки, держась за живот. Последняя шутка была апогеем веселья. Таверна разрывалась от буйного смеха. Разносчицы встали в проходах, опустив подносы и смеясь во весь рот. Группа из семи человек (один валялся и, по всей видимости, ему было плохо) ухахатывалась, обливаясь пивом. Трактирщик не выдержал и засмеялся. Он старался прикрыть рот рукой, но потом понял, что это лишнее. Так уж вышло, что над вошедшей парой смеялась вся таверна.

Маг бездействовал. После последней шутки, Таминика почувствовала, что он дернулся, но это было так незаметно, что, скорее всего, ей показалось. Будто ни в чем не бывало, он обратился капюшоном к трактирщику:

- Горячий суп, с мясом, побольше. Тушеную картошку с зеленью. Зелени побольше. И теплое вино.

Трактирщик смотрел на обращенный к нему капюшон со смятением чувств на лице. Его глаза прослезились от смеха, лицо стало пунцовым. Он какое-то время стоял, ничего не делая, наверно, еще не до конца отойдя от шуток, и не врубался в сказанное магом. Потом он прояснился и крикнул одной из служанок, которая была кухаркой:

- Суп, картошку с зеленью и теплое вино.

Кухарка кивнула и ушла на кухню.

Таминика не знала, смущен маг или же напротив тверд как скала. Ей хотелось это узнать. Отчасти она не понимала, почему маг бездействует. Ведь ему ничего не стоит уничтожить здесь всех посетителей. Последняя шутка обращалась и в ее адрес. Неужели он все так и оставит, не защитит ее? Мужики все еще смеялись, а парень, не зная усталости, продолжал травить язвительные шутки. Она не привыкла слушать о себе такое, ее злость вскипала, но она боялась обратиться к магу. Как бы это не выглядело безумным, но она, подруга, как сказали эти мужики, боялась мага, вместо этих тварей. А может, он просто ничего не может сделать? И ему ничего не остается, как выслушивать насмешки и терпеть?

Проговорив заказ, маг развернулся и направился к свободному столику, что был около двери, самый дальний от камина. Такими столиками зимой, пренебрегают даже бездомные.

Таминика шла следом, а шутки сыпались на них, как камни, бросаемые в ведьму, приговоренную к сожжению. Мужики в силу своей естественной и раскрепощенной натуры целиком и полностью перекинулись на молодую эльфийку. Таких откровенных деталей о женском теле ей не приходилось слышать даже от собственной матери. Мужики разошлись во всю, а маг бездействовал. На что ей такой позор? Она хотела схватить мага за шиворот и тряхануть его, выкрикнуть в его капюшон, которым он так умело прикрылся, почему он молчит, почему ничего не делает? Но не могла.

Когда они проходили по центральному ряду к своему столику, один из наиболее нахальных мужиков попытался схватить Таминику за ее миниатюрную попку, которую обтягивали лосины под плащом. Мужик, с сияющими глазами уцепился за нее и с упоением сжал. Но не успел он почувствовать и доли того мнимого оргазма, как маг схватил мужика за горло. Мужик расслабил хватку. Таминика отпрянула в сторону и приложила руку к ноющей ягодице. Она видела, что капюшон мага склонился над дровосеком, рука в перчатке держала глотку мужика, и глаза того были полны ужаса.

Сейчас он с ним что-то сделает, пронеслось в голове Таминики. На время этой быстрой сцены таверна замолкла. Как бы то ни было, но все в таверне боялись мага. Они подозревали, на что он способен, наслышанные легенд о великих магах. Тем не менее, общее настроение толпы преобладало над страхом. Но требовалось лишь схватить подвернувшегося мужика за горло, как каждый вспомнил тот страх и то величие мага, способное уничтожать целые города. Таверна замолкла, ожидая удручающего продолжения - в первую очередь для этого несчастного мужика, так неумно поступившего. Все ждали, что сейчас что-то будет, но маг отпустил горло сжавшегося бедняги и дальше отправился к столу. Мужик схватился за горло и начал его потирать, глядя магу вслед. На шее остался большой красный отпечаток от пальцев.

Больше про них не шутили. Правда, мужики нашли повод в другом, чтоб не терять такую ночь. Смех возобновился, но, уже совсем не замечая, так смешно одетого мага.

Они сели за столик, ожидая приготовленной еды. Он был на отшибе, и вокруг них за ближайшими столиками никого не было. Маг сел, прислонившись к стене спиной, направив складки капюшона вглубь залы таверны. Таминика пристроилась напротив него, положив свою сумку рядом с собой. Она поняла, что настало лучшее время, чтобы поговорить. Обо всем и как можно подробней.

Она обернулась назад, делая вид, что поправляет свои длинные волосы.

- Почему ты с ними ничего не сделал? - спросила она, поворачиваясь обратно к магу. Это был не тот вопрос, который она хотела задать первым. Он вылетел будто бы сам собой.

- Я призираю насилие. К тому же есть ряд личных причин.

Таминика не знала, смотрит он на нее или вглубь залы. Она подозревала, что под капюшоном скрыто его истинное лицо, а не излюбленная магами маска, поэтому он и не снимает его, желая оставаться неузнаваемым. Вообще, у великих магов среди всех их страхов преобладает именно паранойя. Они, боясь неведомо чего, скрывают каждую частичку своего тела, не говоря уже об истинном имени, которым нарекла их мать. Таминика не знала, как зовут этого мага, но думала, что прозвищем будет что-то вроде Добродуш или Законник. Его принцип призирать насилие очень понравился Таминике. Она даже почувствовала, как по ее телу прошли волны симпатии к этому магу.

- Как-то это не похоже... на мага вроде тебя. - Она улыбалась, выдавая в себе то, что ничего толком не знает об этих магах.

- Конечно, не похоже. Таких, как я мало. На моем месте Земляной Червь, сжег бы таверну и пепла не оставил; Проклятый бы послал на дурачащихся такую порчу, от которой бы они гнили, но не умирали.

Он говорил голосом, полностью лишенным эмоций. Таминика не могла представить, как это ему удается. Ничто не может сказать о его чувствах. Он скрывает все. К такому сложно прицепиться. Кроме его черного одеяния, о нем ничего больше не скажешь. Как ему удалось добиться такого самоконтроля?

- А твое как имя?

Маг дернулся. Таминика кинула взгляд чуть в сторону и увидела разносчицу с подносом в руках. Та поставила поднос на стол и уже хотела удалиться, когда маг сказал:

- Я просил побольше мяса и побольше зелени.

Разносчица смутилась, не понимая, о чем он говорит. Она перевела недоуменный взгляд на трактирщика, который следил за их столиком. Как поняла Таминика, он пытался выловить момент, когда бы смог исправить свою ошибку, что неправильно передал заказ. Он закивал, когда увидел на себе взгляд разносчицы. Та хотела забрать поднос, навесив на свое лицо измученный вид, но маг остановил ее.

- Поднос оставь здесь, а сама принеси еще мяса и еще зелени.

Она ушла, ничего не сказав.

- Ешь, - сказал маг.

- А ты ничего не будешь есть? - Таминика знала ответ - легенды доносили, что великие маги никогда, нигде, ничего не едят и не пьют. Бояться, что их отравят, наверно.

Он еле заметно покачал головой. Таминика блеснула глазами, скривив ротик, и преступила к мясному супу с капустой.

- Так как тебя зовут? - спросила она.

- Меня зовут Скат.

- Скат? Это... как рыбу в воде, да? - Таминика смотрела на капюшон.

- Скат, это не рыба. Скорее, это морское животное.

Она хотела спросить, откуда взялось у него это прозвище, уверенная, что из него все нужно вытягивать, но, не успев открыть рот, замолкла - он продолжил говорить.

- Он может производить интересный эффект, который многие маги называют шоковой энергией. Скат способен каким-то образом выделять эту энергию при атаке или обороне, которая парализует противника или же добычу. Природа этой энергии очень напоминает природу моих заклинаний. В основном я практикую шоковую энергию.

Таминика чувствовала, что он пытается объяснять как можно понятней, но она все равно мало, что поняла. Она улыбнулась:

- То есть ты тоже можешь парализовать? - спросила она.

- Да.

Она покивала, делая вид, что понимает.

- Значит, ты - Скат, - сказала она, удивляясь сама себе, что сделала ему словесный дружественный жест. Она опять склонилась над тарелкой с супом.

Подошла все та же разносчица, но уже с другим подносом, на котором лежала тарелка с мясом и тарелка зелени. Таминика отметила про себя, что посуда в таверне эльфийская. Значит, не плохо зашибает денег. Разносчица постояла какое-то время возле стола, ожидая, если, может, еще что понадобиться, потом развернулась, вильнув задом, и ушла.

- Я подозреваю, что мясо и зелень, тоже мне?

Маг кивнул.

- Обычно, я так много не ем, - слукавила она.

- Сейчас настали необычные времена и тебе надо есть, Таминика.

Она почувствовала, как холодеет. Только что маг показал, что часть беседы, отведенная под знакомство, закончена. Настало время непосредственно углубиться в цель их путешествия. Таминика не хотела так быстро переводить разговор на серьезную тему. Ей еще хотелось поговорить с магом о простых, понятных вещах. Но она поймала себя на мысли, что маг не привык общаться на приземистые темы. Наверно, ему не стать другом, которого она себе вообразила. И как никогда, за всю их, казалось, уже долгую поездку, она почувствовала, что Сальвадор здесь не причем. Может быть, маг даже не знает, кто такой Сальвадор. Она постаралась не выдать своего испуганного взгляда, склонив голову над тарелкой и вылавливая ложкой последние капли супа. Если этот маг никак не связан с Салом, то какой тогда смысл всего этого? Какая может быть цель путешествия, кроме как ехать к Сальвадору? Она испугалась ответов. Теперь она поняла, что именно их она и боится, потому что эти ответы, ужасные ответы, которые приходят в голову в первую очередь, кажутся наиболее правдоподобными.

Таминика подняла голову к капюшону мага. Ее глаза были сужены, будто пытались проникнуть за черную ткань к его лицу. Ее рот скривился от отвращения к своим пагубным мыслям, и она этого уже не замечала.

- Это, как-то связано... - она говорила медленно, толком не зная, что хочет спросить. И маг опередил ее.

- Тебе надо есть, Таминика, чтоб твой ребенок был здоров и в полной мере получал все питательные вещества.

Ее глаза сделались большими, полные открывшегося ей недоуменного откровения. Вопросы приумножились. Она никогда бы не подумала, что во всей этой истории может быть замешана ее дочь. Никогда. Она почувствовала, как самые страшные мысли полезли в ее голову. То, чего она настолько боялась, что не хотела даже думать об этом, начало выплывать наружу. Кто такой маг? Великий маг? Все, что ему от нее нужно, это ее дитя. Здоровое дитя. В ее сознании из темных глубин поднялось одно лишь слово, но напугавшее ее так сильно, что она побледнела. Слово было: "Девственница". Она была наслышана истории, когда маги воровали или даже скупали юных девственниц у родителей, и больше их никогда никто не видел. Девственниц для ведомых только им опытов. Она чувствовала, что в этой истории было что-то не чисто, и сейчас ей открылась правда. Жестокая правда, как весь мир. Она отвергала каждую мысль, говорящую о нелогичности того, что она себе напридумывала, но Таминика очень боялась за свое дитя. Сжав зубы, она произнесла, держа голос как можно тверже:

- Я никому не позволю притронуться к моему чаду. - Она чуть склонилась над столом, пододвинув свое лицо к капюшону мага.

Он сделал то же самое. Наклонившись к столу, почти вплотную сблизившись с лицом Таминики, так, что она почувствовала запах пота от его одежды, маг сказал:

- Я никому не позволю притронуться к твоему чаду.

И впервые он сделал интонацию. Маг выделил слово "я".

Таминика отпрянула от мага, испуганная до такой степени, что хотела кричать. Она не знала, как интерпретировать слова, сказанные магом. Часть ее хотела верить в то, во что она верила раньше, что маг ее друг, но страх сдавил ее здравомыслие. Она, уставившись на черный, скрывающий под собой истинное лицо мага, капюшон, открыла рот, чтоб закричать, позвать на помощь. Но не издала ни единого звука - маг налег на стол, выставил вперед руки в перчатках и отработанным жестом зажал ей рот. Пустая тарелка из-под супа отскочила от мага и упала на пол; кувшин с теплым вином зашатался, а потом начал перекатываться по окаймлению днища. Она, хрипя под перчаткой, вскинула руки, чтобы попытаться освободиться, когда во второй раз увидела глаз. Совершенно пустой, лишенный каких-либо значимых отражений, кроме, разве что укоренелой злобы, глаз мага, смотрящий на нее в тени отошедшего немного края капюшона. Глаз был бесцветен и, казалось, ярок. Лица Таминика не видела. Она замолкла, сжавшись, парализованная страхом. Ее руки упали, и она поняла, что в таверне стоит тишина.

- Ты больше не будешь пытаться кричать? - спросил маг. Глаз никак не отреагировал. Он будто был сделан из стекла, хотя казался живым. Маг чуть-чуть отвел голову в сторону, выглядывая из-за плеча Таминики в залу таверны.

Он отпустил ее, усаживаясь на место. И она заорала, одной рукой хватая свою сумку, а другой - отталкиваясь от стола, пытаясь поскорей выбраться оттуда.

Из-за столов повскакивали мужики, направляясь к центру такой громкой сцены. Встали почти все, за исключением слишком уж перепуганных, которые вертели головой, будто забыли, где они находятся. Таминика отскочила от стола и углубилась в центр таверны, загораживаемая спинами, подошедших на подмогу мужиков. Ее лицо было бледным от страха, на глаза наворачивались слезы. Она выглядывала из-за мужиков, смотря на мага, который спокойно встал со скамейки, выполз из-за стола и остановился напротив сгрудившихся лесорубов, в которых вдруг проснулись рыцарские чувства. Маг держал паузу, предоставляя мужикам первый ход.

- Шел бы ты отсюда... - сказал мужик, оказавшийся в первом ряду перед магом, чувствуя на себе давление со всех остальных. Он кивнул головой на дверь.

Таминика смотрела на темную, немного ссутулившуюся фигуру, застывшую рядом с входной дверью и постепенно начала осознавать, что она натворила. Она живо увидела перед глазами ту картину, когда маг выхватил у нее кочергу одним лишь движением. Она вспомнила, что говорил маг о каком-то Черве и Проклятом, которые способны уничтожить здесь всех подчистую. О чем она думала, прежде чем принять на себя такие жертвы? Страх, который обуял ее, привел к безумию. Он поднимался с самых глубин ее сознания. И все еще не было твердой гарантии, что маг ее друг, хотя она и стала сейчас склоняться к этому.

Противостояние продолжалось. Никто не решался к действию, хотя все понимали, что маг просто не хочет конфликта. То, что произошло с его девчонкой сугубо их личное дело. Пусть бы сами разбирались, но то, как она завизжала, будто увидела привидение, не могло не поднять мужиков на защиту слабого пола. Сколько бы они еще так стояли, никто не знал, но Таминика вышла из-за заслона мужских накаченных спин и сделала шаг по направлению к магу. Ее голова была опущена, признавая свою вину. Мужики зашатались, понимая, что сцена закончена. Они все еще посматривали на мага, но стали медленно двигаться к своим столикам, где их ждало недопитое пиво.

Маг подошел к столу, взял тарелку с зеленью и сказал трактирщику:

- Дай нам комнату.

Тот кивнул и полез в шкафчик с ключами. Маг пошел к лестнице на второй этаж, которая располагалась радом с кухней, слева от стойки бара. Таминика, окинув печальным и ничего не понимающим взглядом столик, последовала за ним. Она уговаривала себя не быть такой вспыльчивой там, в комнате, но с другой стороны понимала, что случись там что, к ней уже никто на помощь не придет.

Комната была маленькой и самой что ни на есть обыкновенной. Справа от двери располагалась двуместная кровать (с чего бы это трактирщику взбрело в голову давать им такую комнату), у окна стоял дубовый стол с одним стулом. И четыре голые стены.

Маг прошел к столу, положил на него тарелку с зеленью и сел на стул. Он указал вошедшей Таминике на кровать. Та, немного поколебавшись, села на нее, положив сумку на колени. Кровать была твердой, белье блестело чистотой, хотя Таминика заметила на наволочке подушки пару капель не то вина, не то крови. В крайнем случае, подумала она, подушку можно перевернуть. Прошедшие события вызывали в ней усталость и сон. Сидя на мягком матрасе, Таминика была не прочь прилечь на часик другой. Но она знала, что они еще не договорили. Сейчас должно последовать продолжение беседы, которой ей уже не так хотелось, как в дороге.

Маг встал и прошел к двери. Он закрыл ее на ключ. Связав руки на груди, он облокотился спиной о стену напротив кровати.

- У тебя есть еще что-то, что бы ты хотела спросить? - это прозвучало скорее как утверждение, нежели вопрос.

Таминика подняла глаза, на направленный в нее капюшон. Она не знала, что думать и как поступить. Похоже, маг не держал на нее обиды, за то, что она устроила в зале таверны. Она не хотела больше повторять подобных сцен и очень надеялась, что не будет поводов к ним с его стороны. Кто он такой, еще сложно было сказать. Друг или враг? Тот, кто пришел защитить ее или тот, кто пришел отнять ее ребенка? Она надеялась, всю дорогу думала, что это кто-то, кого послал Сальвадор, что он как-то связан с ним. Да и к чему другому могло вести такое стремительное начало? Тогда и мыслей-то других возникнуть не могло. А теперь, она понимала, с грустью и полным отчаянием понимала, что Сальвадор здесь совсем ни причем. Как бы ему удалось связаться с этим великим магом? Он же простой купец и ничего больше. Купец, которых миллион по всему миру. Таминика спросила себя: "Тогда где же Сальвадор?" И еще до того, как черные мысли проникли в ее голову, она спросила об этом мага:

- Сальвадор, мой муж. Разве мы не к нему едем?

Маг поднялся и прошел к столу. Он сел на стул.

- Нет, Таминика. Мы едем не к Сальвадору.

- Тогда, куда мы едем?

- Мне придется объяснить, объяснить вкратце. Во многое ты, может быть, не поверишь, многое, может быть, не поймешь, многому не захочешь верить. Но всему, о чем я расскажу, настало время сбыться. Очередной этап нашей жизни прошел, Таминика. Настало время новому витку истории, новой эпохе. Когда деревня не может прокормить себя, а города ломятся от рабочей силы, когда высшее правительство задыхается в смраде войны, когда великие маги безумствуют и начинают вершить свою игру, когда зло в человеке начинает преобладать над светлой его стороной. Настало время горя и страданий.

Он умолк. Таминика смотрела на него, чувствуя, что не может шелохнуться. Она ощущала, как стареет, ее глаза впадают, кожа морщится и обвисает. В ее голове мелькнула страшная, как ей показалось, мысль: "Неужели началась война?" Вопрос навис над ее сознанием, словно крышка гроба.

Маг продолжил:

- Завтра, уже сегодня, приблизительно в семь часов вечера силы объединенных королевств Гендалии вступят на земли Элингиала. Без какого-либо предупреждения начнется кровопролитная война.

- Но мы друзья. Мы в союзе с гендальцами, - выдавила из себя Таминика. Мурашки ползали по ее лицу.

- Так думает и королева Элингиала. Именно поэтому в первый же день вы потерпите большое количество жертв.

- Зачем ты мне говоришь это, - попыталась крикнуть Таминика, но лишь просипела, поперхнувшись.

Маг усмирил ее жестом руки.

- Но не в войне дело. Мир встрепенулся, Таминика. Над миром нависла опасность. Что-то случилось, никто не знает, что. Одни великие маги говорят, что наш мир свертывается, - маг махнул в сторону рукой, наверно, имея в виду не то, что сказал, - настал Конец Света. Будет что-то свыше. Может какая-то катастрофа или пришествие пророка. Другие - я отношусь к этому числу - видят в наступающей коллизий назревшее так называемое Соперничество, стремление магов к всевластию. Когда считающие себя самыми-самыми начинают игру, шахматную игру, если хочешь. И победитель становится Властелином, подчиняющем себе всех и вся. Конечно, вам, - он указал на Таминику, имея в виду людей в целом, - и нам, магам, не таким великим, как Властелин не нужен Абсолютизм. В любом случае это будет огромное разрушение нажитого и всевластие, стремящиеся к самоуничтожению. Каждый это понимает и, тем не менее, безумие на почве мании величия не остановить так просто. Как и раньше, за много веков до тебя, Таминика, нужен Король. Фигура этого мира. Здесь близость с шахматами очень условная, надо понимать. Здесь, как правило, играют много магов и каждый стремиться стать Властелином. Но есть и другие. Те, которые хотят остановить это безумие. Так или иначе, Таминика, все будет крутиться вокруг Короля. Одного Короля, спасителя или же разрушителя этого мира.

- И ты хочешь сказать, что моя дочь - это тот Король?

Маг долго не отвечал. Потом спросил:

- Почему ты уверена, что у тебя будет дочь?

Таминика задумалась сама. Впервые после того, как они с Салом сходили к знахарке, она поставила ее ответ под сомнение. И в который уже раз, она почувствовала как теряет устойчивость. Ее голову закружило, а зрение стало слабеть.

- Мы ходили к Пелагеи, бабке-знахарке, - она улыбнулась, понимая, как же она так слепо доверилась ей. И уже одежду вязала на девочку. С другой стороны, а где уверенность, что будет мальчик? - она сказала, что будет девочка, красавица из красавиц.

- Ну, они могут сказать все, что угодно. Конечно, в большинстве случаев они оказываются правы, но это все равно, что бросать монетку.

- А почему ты так уверен, что мой ребенок - это Король? - она хотела спросить еще, а к кому он относится, к Властелинам или же к тем, кто хочет остановить это все. Но передумала. Она подозревала, что будь он Властелином, он бы не стал говорить о себе плохое.

- Не вдаваясь в подробности скажу, что маги уже знают, где и когда предположительно родится Король. Таких мест несколько, да что там - много.

- И каждую будущую мать вы берете под защиту? - спросила Таминика. Она так была не уверена в своем вопросе, что сощурила взгляд.

- Да.

От его ответа ей стало ни тепло, ни холодно. С одной стороны она обрадовалась, что не одна такая. Она представила, что где-то в какой-то другой таверне сидит еще одна такая же девушка напротив мага и ведет с ним подобную беседу. С другой стороны было что-то, что, скорее, относилось к тому злосчастному Соперничеству или же наоборот, она вообще не хотела ввязываться во все это. Как бы то ни было, а в ней все еще теплилось отношение к своему ребенку, как к дочери, и, отчасти, она почему-то верила, что Королем может быть только мальчик и он родится у кого-то другого.

- А как узнают, кто Король?

- Это может показать только время и конкретные действия. Надо понимать, что Король - это фигура во многом символическая. Это то, чем управляют маги, чтоб остановить безумие Властелинов.

- То есть, он марионетка в руках магов.

- Иногда, да. Как и все цари, короли, султаны, императоры стран этой земли. Марионетки, шахматные фигуры. Но иногда Король способен на свои действия, на то он и Король. Марионеткой может быть любой мальчик, но Королем становится не каждый.

Таминика почувствовала, как что-то вроде бы поняла. Настало время послеобеденной шахматной партии среди магов. Они расселись за столом, может быть, приготовили себе бокал теплого вина и начали играть. Эти мысли позабавили ее, но следующая повергла в леденящий холод. Завтра, уже сегодня, один из них сделает свой первый ход.

Маг почувствовал, как она посмотрела за его спину в окно, чтоб определить который сейчас час. По его внутренним часа было около пяти утра. Солнце уже должно вставать.

- Мы уезжаем подальше от войны, Таминика. Подальше от опасности, - сказал маг. Она уже и позабыла свой первый вопрос. - Поэтому ложись спать. Завтра нам надо проделать долгий путь.

- А ты? - спросила она, понимая, что кровать только одна.

- Я не сплю.

Наверно, боится, что во сне его убьют, подумала она и легла под одеяло, не снимая одежды, плащ закинула в ноги кровати. Перед тем, как положить голову, она опять заметила бледно-красные пятна на наволочке и перевернула подушку. Сумку она положила рядом с собой.

Ей очень хотелось спать, но она еще долго не могла уснуть, прокручивая в голове прошедший разговор с магом. Она слышала, как у того иногда шелестит куртка. Он что-то делал за столом или просто сидел. Как он может просто сидеть? - спросила себя Таминика и поняла, что возле нее действительно великий маг, о которых раньше она слышала только в легендах. Наверно, думали они тогда, такие маги существуют, но разве она могла себе вообразить, что однажды один из них придет к ней и заберет ее с собой. Ей с самого начала казалось, тогда еще с какой-то пренебрежительной улыбкой, что она часть великой игры и так оно и оказалось. К сожалению, во всей этой истории не нашлось места для Сальвадора. Ей хотелось узнать, что с ним, жив ли он, но с другой стороны боялась ответа от мага, который не соврет, если даже знает. Пусть лучше она будет думать, что он жив и сможет постоять за себя. Завтра, уже сегодня, они поедут вглубь материка, а она, может быть, будет вынашивать Короля. Мысли о войне, которая начнется часов через четырнадцать, вызвали в ней чувство страха и жалости к своим оставшимся и ничего не подозревающим родственникам, знакомым, близким. В ней горело стремление упросить мага, сделать хоть что-то, чтоб предупредить их, как-то может взять их с собой. Но она понимала, что он не согласится. Это выглядит очень уж не умно, хотя ничего другого в голову ей не приходило. Как они могут взять их с собой, как они могут предупредить их - объехать всех за оставшуюся какую-то неделю, пока война не перекинулась на их земли? Она ничего не может сделать, ничего, кроме как молиться за них.

И почему-то впервые серьезно задумавшись о религии, Таминика вначале вспомнила человеческого Всевышнего Бога и Его Сына, а не их Дерево-Мать. Она удивилась этому и заснула.

Максим Дмитриев

Глава 3. Купечий Максим Дмитриев

Глава 3. Купечий

Таминика проснулась от ощущения, что над ней кто-то навис, чтоб украсть ее дитя. Она распахнула глаза, одновременно обхватывая живот. Слова вылетели из нее угрозой сами собой:

- Что тебе надо?

Маг спокойно отпрянул. Нависший над ней черный капюшон опал, выпрямляясь.

- Я собирался тебя будить, Таминика. Ты уже много проспала.

Она лежала, вжимаясь в постель и постепенно приходя в чувства. В комнате было ярко по-вечернему. Видимо, солнце уже садилось. Выступивший на ее висках холодный пот высыхал, скатываясь к лицу. Маг отошел от кровати, отвернувшись от Таминики, давая ей возможность встать. Она не хотела подниматься. Башка гудела, как рынок ранним утром, когда все суетятся, раскладывая свое барахло на продажу. Она помнила, о чем они говорили прошлой ночью. Откуда-то у нее появилось ощущение, что она что-то потеряла, и это как-то связано с ее дочерью. Была какая-то недоопределенность. Неожиданное пробуждение разорвало путы логичности ее сознания, и теперь в голове у нее варилась каша. Ей снился какой-то омерзительный сон, она, может быть, даже стонала во сне. Сон стерся, как всегда такое и бывает, но осталось ощущение. Ощущение значимости этого сна. Будто бы она обязательно должна его вспомнить. Хотя Таминика понимала, что, вряд ли это сделает. Казалось, что сон где-то близко, но уже утонул в каше в ее голове. Она почувствовала, как по всему ее телу растеклось бодрящее возбуждение, ее грудь над сердцем слабо задрожала. Но сейчас это вызывало отвращение и неприязнь. Она посмотрела на спину мага, говорящую, что ей надо вставать.

- На столе миска с водой - умойся, и завтрак.

Заспанными глазами (она чувствовала, что все ее лицо помято) Таминика посмотрела на стол. На нем стояла тарелка с салатом из зелени и тарелка с фруктами. Она подумала, что фрукты - это последнее, что она сейчас хочет. Она попыталась оправить тунику зеленого цвета, которая была скомкана не хуже ее лица. Верхние две пуговицы расстегнулись, открывая больше, чем того следовало (она, как только увидела салатовый шелковый бюстгальтер, тут же задернула края туники). И подумать только, спать в тунике! Но ночью она улеглась бы в орочьей шубе - тогда она не думала, как будет вставать. Таминика застегнула пуговицы.

Ее колебало раздражение. Она не привыкла так вставать. Бездомные, с которыми срослась грязь, наверно, и то лучше себя чувствуют, когда так встают. А ее волосы! Таминика постаралась не думать о них.

"Ой, какой кошмар" - пронеслось в ее голове, как итог этого мучительного пробуждения.

- Я договорился о твоей лошади. Ее зовут Сияние, если тебя это интересует.

- Спасибо, - она встала с кровати и, шатаясь - во многом показательно, будто бы говоря: я себя не важно чувствую, не суди меня строго - подошла к столу.

Она поморщилась, ожидая, что в миске будет холоднющая вода из колонки таверны, но, опустив туда тонкие пальцы, обнаружила, что вода теплая, даже очень теплая, приятная. Таминика пятью пригоршнями умыла лицо, тщательно разглаживая кожу. Оставшуюся на донышке воду она набрала в рот и прополоскала его.

- Где ты взял теплую воду, - спросила она, принимая полотенце, которое ей протягивал маг.

- Я ее подогрел с помощью магии.

- Понятно, - она пошарила взглядом по кровати в поисках своей сумки. Увидев торчащий из-под одеяла край ручки, она успокоилась, что сумка не пропала.

- Поешь, - маг указал на салат из зелени, а сам прошел к кровати и сел на нее с краю.

- Честно говоря, мне сейчас вообще не охота есть, - она улыбнулась.

- Дорога длинная. Съешь, сколько сможешь.

Таминика поковыряла деревянной вилкой салат. Бросив взгляд на мага, капюшон которого смотрел в стену, противоположную кровати, она стала есть пободрей и съела весь салат. Увидев среди фруктов сочный персик, она взяла его.

- Ты готова? - спросил маг.

- Да, - Таминика взяла еще и грушу, на дорогу.

День был ярким и многообещающим. Солнце светило еще высоко, но уже прошло зенит и клонилось к горизонту. Чистый вечерний воздух навевал расслабляющее настроение, располагая к отдыху. На улице шел обыкновенный рабочий день деревни. Мужик вел запряженную в двуколку кобылу, вид у которой был до того измученный, будто она работа три дня подряд. Эльфийка тащила какие-то доски. Во дворе одного из домов резвилась ребятня.

Выйдя на улицу, Таминика с прищуренными от солнца глазами осматривала главную улицу Вязов, когда к ней нагрянула та ужасная мысль, которая должна была прийти. Люди, живущие самым обычным рабочим днем и не подозревают, что сегодня начнется война. И эти дети...

- Пойдем, Таминика, - сказал маг, завлекая ее в конюшню.

Мысли были ужасны, в них не хотелось верить. Как никогда сегодняшний яркий вечер предстал перед Таминикой во всей своей красе. Где-то через три двора слышался стук молота - работает кузнец. Может, уже завтра, он будет стучать над мечом, а не над подковой, чем занят сегодня. Таминика прошла за магом в конюшню.

- Вот это, Сияние, - сказал маг, указывая на стройную лошадь. Она была серая с белыми пятнышками. Таминика не помнила, как называется эта порода, но лошадь была изумительна. Она топталась на месте, требуя свободы. Конюх, что гладил ее гриву, улыбался во весь беззубый рот, довольный угодить магу. - Тебе нравиться?

- Она прелесть, - сказала Таминика, не выдерживая улыбки радости, словно девчонка. Улыбка раздвинула черные сполохи накатившей на нее печали, как южный ветер разбивает облака. Как бы ни были страшны все подозрения о войне, но ей не хотелось горевать. И она уцепилась за эту улыбку. Глаза, покрытые пленкой сомнения прозрели, - Спасибо.

Что она может сделать? Как остановить безумие? Как спасти этих вовлеченных в игру детей? И Таминика сама хотела ответить на эти вопросы, как вдруг услышала в своей голове совершенно чужой голос: "Родить Короля". Голос был ей совершенно не знаком. Она подумала, что, может быть, это истинный голос мага.

Конюх вывел Сияние из стойла, не переставая улыбаться. Маг принял у него уздцы и передал их Таминике.

- В седле умеешь держаться? - спросил маг.

- Да, конечно, - Таминика разгоняла черные мысли, выметая их из сознания, - в детстве я любила покататься на лошади.

Прибежал конюх с седлом и сразу же принялся одевать его. Он разве что не сиял от счастья. Это привлекло внимание Таминики. Его беззубая улыбка была по-детски наивна. Наверно, он что-то хотел.

Справившись с седлом, конюх отошел в сторону. Маг протянул к нему руку, в пальцах черной перчатки была зажата золотая монета. Принимая ее, конюх сложил руки лодочкой, словно умирающий от жажды путник, которому льют воду. Он скукожился, сконцентрировался на ней, боясь не поймать. Почувствовав, что монета упала ему в руки, он закивал, что-то мыча. Его рот раскрылся больше обычного, и Таминика обнаружила, что у него нет языка.

- Спасибо, ступай, - сказал маг.

Таминика села в седло и сразу же выпрямила спину, выставляя грудь. Она чувствовала, как и много лет назад в детстве, что на лошади она одна из людей аристократии, полная уверенности и гордости. На лошади, сливаясь с ней, Таминика мнила себя свободной птицей, парящей в небесах. К тому же лошадь приняла ее, подстраивая себя под Таминику. О, как ей хотелось прокатиться. По полю, на перегонки с ветром. Как в детстве.

Маг запрыгнул на своего черного скакуна. Ночью он не казался таким уж черным. Сейчас же, был подстать самому магу. Конь зафыркал, ощущая седока на себе, словно скучал по нему всю ночь. Маг тронул коня и выбрался на главную улицу. Таминика проверила, насколько надежно пристроила свою сумку к седлу и последовала за магом.

По деревне они ехали не спеша, а, выехав из нее, стали наращивать скорость. Таминика смотрела по сторонам на дома с ухоженными дворами, где хозяева расположились для отдыха или кто-то еще доделывал работу. Она смотрела в лица встречающихся им людей, которые подозрительно провожали их взглядом, некоторым они вообще не представляли интереса. Одна из эльфиек выгуливала гусей, и магу пришлось приостановить коня, чтоб те перебежали улицу. У забора одного из домов стояла маленькая человеческая девочка, провожающая их нечего не говорящим взглядом. Она была одета в короткое платьице так, что поднятая рука, которой она крутила на макушке волосы, открывала ее белые трусики. На ногах у нее были деревянные башмаки. На следующем дворе к ним престала собака, которая лаяла на них почти до самого конца деревни. Какой-то мальчуган из компании парней, в которой наравне было и эльфов и людей, попытался окликнуть ее, но бросил это делать, понимая, что она им ничего плохого не сделает, да и они ей, похоже, тоже.

Раньше Таминика не обращала на эти, казалось бы, мелочи внимания, но сейчас она хотела захватить взглядом как можно больше. Пока еще над землей болтается на волоске мир, но скоро... Ощущая слабое раскачивание на лошади, Таминика вернулась мыслями к войне. Этого не должно произойти. Ей не хотелось верить, что уже сейчас где-то на границах Элингиала началась резня, полилась кровь. Таминика задумалась, почему такое происходит? Куда делся тот прежний мир, который был месяц назад? Казалось, это было так недавно, а теперь все перевернулось вверх дном. Таминика пожаловалась на свою судьбу, что же она сделала не так, что в ее жизнь влетели неприятности одна за другой. Пропал Сальвадор, началась война, связь с каким-то Королем. Зачем ей это надо? Как было бы прекрасно, вернись все в прежнее русло. И приехал бы Сальвадор, и родилась бы у них дочка, и как бы они зажили, растя ее... Таминика зажала зубы, чтоб такие мысли не лезли ей в голову. Они были похожи на издевательский обман, который кто-то совершил с ней. И видеть свое горе, да еще в таких красочных тонах ей не хотелось. Как легко все потерять и как сложно приобрести. Выехав с последнего двора, когда перед едущим впереди магом растелилось полотно дороги, уходящее глубоко в лес, Таминика обернулась назад на удаляющиеся дома и ничего не подозревающих людей. И она почувствовала, что покидает последний оплот мира и спокойствия, теперь ее ждут одни лишь испытания, дорога войны и выживания. Встретит ли она еще какой-нибудь населенный пункт, где будет царить мир? Таминика как наяву увидела, как деревня, которую они оставили, полыхнула огнем. Дома, словно высохшее дерево, вспыхнули синем пламенем, по улицам забегали ничего не понимающие и испуганные люди, дети вросли в землю, видя, как их дом горит свечой, и, рыдая от страха и бессилия что-либо сделать. Горящие люди лезут из окон, родители с бледными лицами ищут своих потерявшихся детей. Стон и плач вознесся над умирающей деревней.

Таминика резко повернула голову вперед, до того видение было реальным. Полностью покрытая холодным потом она устремила свой взгляд в спину мага, стараясь усмирить свое сбитое дыхание. У людей есть ветхозаветная библейская история, описывающая нечто подобное, когда Всевышний Бог решил уничтожить какой-то город. Таминика не помнила суть истории, но перед ее внутренним взором предстала та окаменевшая женщина, которая поддалась соблазну обернуть свой взгляд на умирающий город. Таминика чувствовала, что с ней творится сейчас почти то же самое. И если уж она не закаменеет, то свалится без сознания точно.

- Как ты думаешь, - спросила она, - война уже началась?

Качающаяся черная спина перед ней ничего не ответила. И она от души поблагодарила мага, что он промолчал. С ужасом она поняла, что ей знать ответ совсем не обязательно.

Оставив Вязы далеко за собой, Таминика почувствовала некое облегчение. Теперь их лошади перешли на легкий бег. Чуть позже, они разгонятся еще больше. Таминика предположила, что таким темпом они будут в Пелене к утру следующего дня, если не раньше.

Дорога вилась средь огромного леса. Солнечный свет, прореженный деревьями, рябил перед глазами. Солнце казалось спрятавшимся. Воздух был чистый, прошедший минувшей ночью дождь прибил пыль к дороге. В лесу слышалось пение птиц. Лес был могучим, красивым, эльфийским.

Маг остановил коня на перекрестке дорог. Одно из направлений вело в Пелену, другое, что брало немного на юго-запад, в человеческий город Купечий, на пути которого не было ни одной деревушки. На перекрестке не стояло указателя, и Таминика не сразу вспомнила, куда ведет другая дорога, более того, она даже забыла про нее. Ей казалось, что из Вязов есть только одна дорога в Пелену. Сколько раз она здесь ездила и никогда не обращала на ответвление должного внимания. Купечий некогда был городом Белингенского королевства, но завоеванный Элингиалом во времена, уже давно канувшие в лету. Там всегда жили люди, и беленгенцы считали его своим городом, несмотря на то, что пошлину приходилось класть в карман королевы Элингиала Фелентины. Но, похоже, их это устраивало, никаких конфликтов с Купечим ни одно из королевств не знало.

Таминика была уверена, что они поедут в Пелену, но маг тронул коня в направлении Купечего. Это было несколько неожиданно, но Таминика не стала противиться, положившись на мага.

Тем не менее, направлять Сияние за конем мага ей пришлось не с легкостью. Людская обитель Купечий выглядела чужой, когда Пелена была вторым ее городом. Там жили ее родственники.

И тут Таминика поймала себя на мысли, что хорошо, что они поехали в Купечий. Это было по-подлому, она знала. Но в Пелене она бы заставила себя свернуть к родственникам и предупредить их о войне. Это бы не понравилось магу, ей бы пришлось упрашивать его. К тому же предупреждать о войне, это наносить тяжелый психологический удар прежде всего себе. Она очень мерзко поступает, что уезжает, даже убегает от возможности ввести родственников в курс дела. Что она будет о себе думать, если они, да смирится Дерево-Мать, погибнут? И Таминика почувствовала, что теперь они обязательно погибнут. И она опять сжала зубы. Да так сильно, что боль отдалась в висках. Они обязательно погибнут, потому что она бросила их, бросила погибать. Нет, - Таминика скребла зубами, - я их не бросала, я не могу к ним приехать. Бросила, бросила, бросила. И не известно, чем бы кончилось это внутреннее противоборство, не вмешайся в него маг.

Он сравнялся с Таминикой и его капюшон обернулся к ней. Она посмотрела на него измученным выражением лица.

- Успокойся, - сказал он.

Она не удивилась, что он опять, может быть, читал ее мысли. Она смотрела на него, требуя помощи от себя же самой. Она чувствовала, что еще чуть-чуть и тот второй голос задавил бы ее, сломал, и тогда она не знала, что бы с ней было.

- Не настраивай себя против себя же самой.

Таминика не знала, что ей сказать. Ее отчаянный взгляд будто бы спрашивал: "Что мне делать?"

- Доверься мне, Таминика. Положи все свои заботы на меня. И ни о чем, ни о чем не беспокойся. Ты спасешь этот мир, Таминика. Но не заезжая каждому в дом и не выводя его в безопасное место. Ты родишь Короля, Таминика.

"Да что ты мне говоришь?" - возмутилась она. Нет, Таминика не то хотела услышать от мага, он не то должен был сказать, - "Что значит, родишь Короля? Что это за бред-то такой?"

Ее глаза требовали, чтоб он ответил, иначе она сломается. Он должен ей ответить.

Маг подвел своего коня вплотную к ее лошади. Сияние не противилась. Он положил ей свою руку в черной перчатке на плечо. Она хотела сдернуть ее, но удержалась. Она посматривала в капюшон и сжималась, боясь опять увидеть тот глаз.

- Мы их не предупредим. И никто их не предупредит. И если гендальцы войдут в Пелену, они будут одними из тех, кто будет в городе. - Ее глаза наполнялись страхом и отвержением его слов, но он продолжал, - Если их убьет стрела, - Таминика сжалась, - на то будет Воля Божья, если их спасут подошедшие воинские подразделения - на то будет Воля Божья. Ты не сможешь повлиять.

- Если их предупредить, они...

- Если их предупредить, их могут убить в дороге.

- Но... - Почему он так говорит, ведь он не успокаивает, а делает еще хуже, еще больней.

- Ты ничего не сможешь сделать, Таминика.

- А кто может? - Она хотела спросить: "А почему ты уверен, что ты можешь?"

Он замолчал. Потом сказал:

- Все, что я должен делать, это оберегать тебя, не дать тебе погибнуть. Я верю, что ребенок, которого ты носишь в своем чреве - это Король, и я все сделаю, чтобы он вырос сильным и способным.

Она посматривала на капюшон, боясь задержать на нем свой взгляд. Он сказал, сказал что-то ободряющее и приятное, но не то заветное слово, которое бы ее успокоило. Больше всего она боялась, что если она узнает о смерти своих родственников, она будет чувствовать вину за их смерть на себе. Напряженная волна страха постепенно стала спадать. Ее, казалось, пульсирующее в такт сердца сознание стало обволакиваться в покров какого-то понимания и легкого спокойствия. Маг не отходил от нее. Их кони мерно шли, все глубже погружаясь в лес. Солнце село

(спряталось)

еще ниже и уже смотрело на путников сквозь толстые стволы. Птицы пели, но заметно реже. Она боялась мага, но надеялась на него. Наверно, он прав. Наверно, не стоит жалеть всех уже погибших и других жертв войны. Наверно, надо закрывать глаза на боль страдающих и проезжать мимо нуждающихся. Не надо сочувствовать родителям, потерявшим ребенка, не надо...

Таминика заплакала. Сначала сдержанно, отвернувшись в сторону, но потом ее прорвало, и она обхватила лицо руками, утонув в них. Ее всхлипы были громкими и бьющими словно пощечина. Сияние остановилась. Жеребец мага остановился рядом. Она рыдала, ее тело содрогалось под болью, которая выходила наружу. Сколького она натерпелась за этот месяц, сколького пережила, и уже просто не могла держаться. Слезы рвали ее на части. Волосы окутали лицо, спрятав ее от мага, который сидел в стороне. Текли склизкие сопли, которым, казалось, нет конца. Таминика знала, что все ее лицо сейчас вспухло, словно спелый помидор, но она также знала, что, поплакав, ей будет легче.

Правой рукой она полезла в сумку на седле за платком. Найдя, она утащила его за шторы волос, посморкалась в него и еще долго что-то делала с ним, пока не убрала обратно в сумку. Рыдание перешло во всхлипы. Она откинула волосы, готовая показать свое лицо этому миру. Заплаканное, но уже чуть-чуть твердое. Она чувствовала, что сейчас маг что-то скажет, но он молчал.

Шальная мысль, словно вредный хулиганистый пацан, пролетела в ее голове, и она опять полезла за платком, чувствуя, что волна плача захлестнет ее с новой силой. Рот искривился, и глаза выпустили слезы. Это был уже не тот ужасный рев. Скорее оплакивание своей судьбы. Она уже не пряталась в волосах, а придерживала слезы платком.

- Все, я в порядке, - сказала она через какое-то время. Она думала, что маг будет ее спрашивать, и отчасти ей хотелось этого. Но он тронул коня и поехал в окунувшийся в первые сумерки лес.

Слезы по-прежнему текли, но она уже могла контролировать себя. Ей стало легче. Поплакав, ей стало легче. Она не нашла ответов на мучившие ее мысли. Но сейчас она могла не думать о них. Конечно, они вернуться, куда денутся, но там, наверно, уже будет, что им сказать. Хуже всего, и она понимала это, было то, что она верила в историю мага. Верила в его бред про Короля и не видела причин не делать этого.

Она догнала мага, сравнявшись с ним. Он не стал противиться и уезжать вперед. Его капюшон смотрел на дорогу, но уже не казался таким страшным и загадочным. Под ним, Таминика знала, скрыты приятные мужские черты лица. И кто бы он ни был, эльф или человек, он поможет ей, защитит ее.

Уже глубокой темной ночью они достигли стен Купечего. Луна была высоко и давала немало света, хотя видимость все равно желала быть лучше. Пару раз справа от себя Таминика видела какие-то тени, но думала, что ей показалось. Ветерок покачивал ветки деревьев вдоль дороги и играл с темно-серыми тенями. Таминика прижалась лошадью к скакуну мага и настояла, чтоб он держал ее руку.

Первый раз, тень двинулась от Таминики, словно испугалась ее. Ей даже послышалось, как зашелестели кусты, куда та шмыгнула. Может быть, это животное вышло к дороге, осмелев к ночи? Но та тень была черной и незаметной. Во второй раз Таминика увидела черный силуэт, отдаленно напоминающий волка, затаившийся в кустах. Силуэт долго не двигался, когда вдруг растворился в темноте. Тогда она попросила мага взять ее за руку.

Таминика ползала глазами по кустам, выискивая эти черные тени, пока они подъезжали к городским воротам. Она не могла вспомнить какого-нибудь животного такой черноты... ну разве что скакун мага. Она посмотрела чуть в сторону и... опять увидела тень. В третий раз. Та пробиралась в кустах за ними и никуда не исчезала. Теперь Таминика видела, что тень похожа на волка, скорее, на собаку, но обезображенная до ужаса и совершенно черная. Скованная страхом, она следила, как то животное (животное ли?) ползло за ними. От бешеного крика ее спасало лишь то, что ее рука была в объятиях мага.

Она хотела сказать магу о тени, но поняла, что боится сделать это. В ней по-прежнему остался страх к нему. Глубинный страх, который выходит в ночи. Она вспомнила его глаз, и уверенность прошла по ней холодной волной. Уверенность в том, что, обернувшись к нему, она опять увидит этот глаз, но теперь уже вместе с ухмыляющимся лицом, лицом демона, сына ночи.

Она выхватила руку из объятий мага и прижала ее к себе. Страх цепко ухватился за все ее живое, путая мысли и побуждая ее спасаться. Как угодно спасаться из этого проклятого места, где друг становится врагом.

- Успокойся, Таминика. Это всего лишь падальники, - сказал, не поворачиваясь, маг, - Посмотри, - он указал куда-то вперед рукой, - Они скребутся в ворота.

Она проследила за его рукой, уверенная, что он ее заманивает. И увидела. Ни в первый, ни во второй, ни в третий раз ее не подвело эльфийское зрение. Твари, о которых она думала, что видела, столпились у ворот, царапая деревянные двери. Некоторые вставали на задние лапы, выгибая горбатую спину. Таминика услышала не то шорох, не то ропотливое постанывание, доносящееся от скопления падальников, как назвал их маг.

Как только твари почуяли едущих людей, тут же побросались в разные стороны, освобождая дорогу. Послышался треск и шорох в кустах, когда те убегали сломя голову. Две или три задержались, уставившись на людей, но когда лошади приблизились еще на метр, не выдержали и кинулись по сторонам.

Таминика наблюдала за ними с неподдельным изумлением. С виду такие ужасные твари, а на поверку оказались трусливыми, словно щенята. Сковывающий ее страх немного отошел. Может, это маг что-то сделал?

Подъехав к пустым воротам, маг спешился, не боясь, что те твари набросятся на него. Он осмотрел ворота и сказал:

- Я боюсь, что город мертв, - он повернулся к Таминике, лишь чуть-чуть выделяясь из тьмы.

Его слова ножом полоснули по Таминике. Холод вонзился в сердце, словно острая сосулька.

"Ну, конечно! Как же я до сих пор могла верить ему!? Он свернул к Купечему, потому что знал, что город мертв. Он..."

Мысли мчались сплошным потоком. Она уставилась на мага, уверенная, что сейчас он откроет свое ужасное лицо. Лицо, которое уничтожает разумное сознание только одним своим видом. Лицо, способное съедать заживо. Лицо, полное изголодавшейся ткани. Таминика хотела кричать, но воздух в легких заледенел. Она обнаружила, что не может дышать. В следующее мгновение она почувствовала, что ее сердце останавливается. Она открыла рот, и так и накренилась с лошади на бок. Уже в падении она потеряла сознание и, может быть, сломала бы себе шею, не поймай ее маг.

Очнувшись, она поняла, что пленена, посчитав бездействие своих затекших мышц за цепкую перевязь. Вокруг было светлее, чем в то время (а, сколько времени прошло?), когда она потеряла сознание. Маг стоял перед ней, тени складок его одежды бегали в лучах мерцающего огня факелов, которые он держал в руках. Таминика попыталась привстать, но силы покинули ее. Руки закололо тысячью иголками, она стала потирать их друг о друга, не спуская взгляда с мага.

Он переложил факел из правой руки в левую, уместив его рядом с другим. Маг помог Таминике подняться, действуя не спеша, чтоб не спугнуть ее еще раз.

- Возьми факел. Падальники панически боятся света. Не отходи от меня ни на шаг.

- Зачем мы приехали сюда? - спросила она, выискивая Сияние. Лошадь она нашла справа от себя, та стояла рядом с жеребцом мага и держалась крепко. Ночь ее не сильно пугала.

Они прошли к лошадям.

- Я не знаю.

- То есть, как не знаю? Ты же сам нас сюда привел.

Маг отдал ей два факела.

- Стой у лошади и освещай все факелами. Те твари к тебе на милю не подберутся. Ничего не бойся. Я попытаюсь открыть ворота, - он отошел, - Я не думал, что здесь будет такое.

Она наблюдала, как маг остановился у ворот и начал их ощупывать и внимательно осматривать. Факелы она держала в руках, прижимаясь к теплому боку Сияния. В голове всплыли его сказанные слова: "...город мертв". Что бы это могло значить? Неужели весь город вымер? Или, может, Белингенское королевство выступает в союзе с Гендалией и уже поработало над мирными жителями Эленгиала? Но последняя мысль была абсурдна, хотя бы потому, что город нельзя уничтожить за несколько часов и исчезнуть в нем. К тому же, если войска белингенцев прошли через него, они бы встретили их по дороге. Но они бы не стали уничтожать город. По сути, это означало бы убивать своих. Таминика знала, что в Купечем вообще нет эльфов. Город действительно казался мертвым. Он был окутан тишиной и темнотой. Вдоль всей крепостной стены не горело ни одного огонька. Возможно, это западня или же...

- До войны здесь еще долго, - сказал маг, - Я думаю перелезть через ворота, чтобы открыть их, - Таминика дернулась к магу, она не хотела оставаться одна, - Это быстро. Единственно, будь внимательна. Если падальники почуют открытые ворота, они, возможно, поднасядут.

Он взял Сияние и жеребца под уздцы и повел их как можно ближе к деревянным дверям. С легкостью запрыгнул на спину своего коня и, не успев Таминика ничего произнести, как он уже был на той стороне ворот.

Всего лишь мгновение она была одна, но ей показалось, будто время остановилось. Судя по окутавшему ее страху и пробежавшим в голове мыслям, прошло гораздо больше времени. Она почувствовала, как падальники подходят ближе. И уже готова была закричать, когда ворота распахнулись во внутрь. Маг сразу же подбежал к Таминике и выхватил у нее факел. Она с недоумевающим ужасом смотрела, как он водит факелом по сторонам, а падальники разбегаются, словно нечисть от символа Божьего. Таминика стояла с факелом, прижимая его как можно ближе к себе. Она была в прямом смысле парализована страхом.

- Иди вперед и старайся не кричать. Там падальников нет, но картина ужасна.

От этих слов ее покрыл ледяной пот. Но она двинулась через ворота, видя, что орда падальников начинает соображать, что их численность способна преодолеть какой-то жалкий факел. Маг последовал за ней, одной рукой ведя лошадей, а другой - держа факел на расстоянии.

Первое, что заставило Таминику сжаться и ощутить на себе, как волосы встают дыбом, это скрюченный труп охранника, лежащий у сторожевой будки слева. Она попыталась отвести от него свой взгляд, когда наткнулась на следующий труп охранника, валяющегося у правой створки ворот. Казалось, он упал, когда закрывал ворота. А потом она стала различать трупы, будто грибы на поляне, после долгого дождичка. Дорога, ведущая к воротам со стороны города была покрыта ими, словно они расхаживали по своим делам, как вдруг начали умирать и падать, подкошенными, на мощеное полотно. Ужас сжал ей горло, когда она увидела телегу с горой наполненную людскими телами. Сам кучер лежал на своем месте, раскинув руки, лошадь валялась рядом.

Таминика почувствовала спазм рвоты, не простой спазм - она была уверена, что опять потеряет сознание. Факел выпал из ее ослабевших рук, и она свалилась одной из этих несчастных жертв.

Наверно, маг ей что-то дал. Она почувствовала едкий и сильный запах, ударивший ей в нос. Она распахнула глаза и увидела перед собой его капюшон.

- Ты здорово держалась, Таминика. Я думал, ты разорешься.

Она попыталась оглянуться, но взгляд, словно заколдованный, все время натыкался на трупы. Весь рот был в какой-то отвратительной пленке - значит, ее все-таки вырвало.

- Что здесь произошло? - она путалась в словах, но все же ей удалось произнести этот вопрос хриплым голосом.

- Чума. Город вымер за несколько часов этим вечером.

Таминика дернулась под очередным толчком напирающей рвоты, но сдержалась.

- Что мы здесь забыли? - спросила она, стараясь придать голосу укоризненные нотки.

- Я думал, мы проедем через этот город, но... Здесь оставаться небезопасно. С другой стороны, мы потеряем очень много времени, если будем возвращаться назад. Я хочу...

- Нет, - выдавила она, всматриваясь в капюшон. Это было первое ее дерзкое отступление от намерений мага.

- В Белингенском королевстве мы будем в большей безопасности, чем если попытаемся ехать на юг. Герцогство Эстерское в союзе с гендальцами и мы поедем в лоб наступлению их войск. Таминика, нам необходимо скрыться подальше от войны.

Она молчала, слушая, как эхо сказанных им слов отражается от закоулков ее сознания.

- Ты хочешь, чтоб я умерла от чумы? - спросила она.

- От чумы ты не умрешь. Это самая обычная чума, я знаю способы борьбы с ней.

Таминика смотрела на него, соображая, насколько можно ему верить. Наверно, он имел в виду магию.

- Мы проберемся через город и выйдем через западные ворота уже к утру.

Эта фраза была сказана, как и все прежние, без интонации и от того выглядела утвердительной и неоговорочной. Таминика услышала в ней то, что ей мага не переубедить.

- Откуда здесь чума? - спросила она, хотя не хотела этого знать. Но сам факт чумы поражал ее воображение. Чума в Эленгиале все равно, что снег в Чедерии.

- Великие маги вступили в игру, - сказал он и поднялся на ноги.

Он подал руку, помогая Таминике. Забираясь на лошадь, она старалась не смотреть по сторонам. За воротами слышались поскрипывания и скулеж падальников. Таминика понимала их нетерпение оказаться здесь.

Они двинулись по улице, усеянной трупами. В свете факела Таминике открывались картины одна страшнее другой. Первые десять или более метров она еще чувствовала слабость и подступающую рвоту, но потом напор ослаб. А чем там рвать, если в желудке уже ничего не осталось? Последний месяц она питалась очень плохо. Таминика скривила рот и сузила глаза, в отвращении глядя на скошенные чумой тела. Она видела светских хорошо одетых дам, валяющихся в одной куче с оборванными бездомными, она видела детей с застывшими на их лицах гримасами ужаса. Какая-то женщина, прижимающая годовалого ребенка к груди, сидела, облокотившись на стену. Смерть ее застала, когда она просила помощи у прохожих, вытянув тонкую руку. Ее лицо было перекошено умаляющим плачем. Прямо у края дороги лежала маленькая девочка, обняв своего кота. Она была в шерстяном пальто, но на босую ногу.

Следующая немая сцена поразила Таминику до глубины души. Слева у стены дома на дороги сидела семья: мать, сын и отец с маленькой девочкой на руках. Все их лица застыли раздираемые болью, у маленького мальчика глаза на половину вылезли из орбит. В их зрачках отпечатался ужас смерти и боль наказания. Их одежда была залита кровью, их шеи были перерезаны. Даже у маленькой девочки, головка которой неестественно отпала назад. У отца нож был воткнут в сердце и в отличие от своих домочадцев он прожил на мгновение дольше. В смятении беснующейся толпы, теряющей с каждой секундой живого человека, он не хотел удосужить свое любимое семейство страшной каре чумы. Над городом висел умирающий стон и всплески криков дикого ужаса. Таминика представила, как он, с выцветшими от страха глазами, выхватил нож и, не найдя спасения от чумы ни в чем другом, перерезал всем глотки, а потом убил себя.

Она отдернулась от возникшей в ее голове картинки, как от пущенной в нее стрелы. Сильно зажмурив глаза, она завертела головой, выкидывая ее.

- Возьми меня за руку, - попросила она, дрожащим голосом, готовым перейти в безумные крики рыдания. Она глотала ртом воздух, опустив голову к груди и крепко закрыв глаза, чтоб не видеть возникающих сцен. Пусть маг ведет ее, пусть выведет из этого ада.

Выехав с главной улицы, они очутились на площади, где будто бы произошла массовая казнь. Фонтан в центре был забит телами, люди висели на деревьях, люди свисали с окон, люди выползали из подвалов. Площадь застыла в сцене неожиданной смерти. Казалось, кто-то остановил время, и пусти его вновь, люди начнут корчиться и стонать, безумно цепляться к другим и тянуть в чашу смерти вместе с собой.

Они миновали площадь, свернув в один из темных переулков, где было не так много тел. Глухие стуки копыт отражались от стен близко прислоненных друг к другу домов. В свете факелов их тени выросли и удлинились, будто кто-то другой шел за ними. Лошади с седоками вплотную были зажаты стенами этого узкого пространства. Они шли, не торопясь, когда на дальнем конце переулка им на встречу вышло привидение.

Маг дернулся от неожиданности. Его скакун на мгновение затоптался на месте, но потом выровнял ход. Сияние следовала за ним. Таминика вскинула взгляд, почувствовав, что что-то произошло. Что-то ужасное. Она впилась глазами в стоящий напротив силуэт, перегородивший им дорогу. Она закричала, закричала, уверенная, что это один из трупов поднялся, чтоб схватить их.

Труп рванул прочь. Маг тронул своего жеребца, увлекая кричащую Таминику за собой.

- Прекрати, - сказал он, но она продолжала истерично визжать.

Тогда он высвободил свою руку из сжавшей ее руки Таминики и ударил ее по лицу. Это помогло. Удар был сильный и сумел вывести Таминику из охватившего ее шока.

- Следуй за мной, - скомандовал он. Теперь в его голосе чувствовались нотки беспокойства.

Он поскакал по переулку туда, где несколько секунд назад Таминика видела высокую тень, с чем-то торчащим из головы. Она резко ударила Сияние по бокам, увлекая ее за магом. Она чувствовала, что едет к самой смерти. Но, кажется, смерть сама убегает от них... если, конечно, не заманивает.

- Не оставляй меня, - крикнула Таминика, чувствуя, что опять поддается страху.

Маг выскочил на улицу. Его капюшон метнулся в сторону Таминики, убеждаясь, что она едет следом. Он рванул коня куда-то направо по улице. Он хочет догнать убегающую тень. Зачем?

Вылетев на улицу следом за магом так, что Сияние чуть не встала на дыбы, Таминика устремилась направо, стараясь не потерять мага из виду. Он нагонял тень. В свете факела она напоминала человека, женщину. Но, что же у нее в голове?

Девушка что-то причитала, то ли молитву, то ли детский стишок, которым учат детей, чтоб те не боялись злых духов. Она бежала, задрав свои юбки, как вдруг за что-то споткнулась и полетела вниз. Падая, ее рука уперлась в грудь одного из трупов. Она крикнула и оттолкнулась от него, покатившись по мощеному камню, когда ее настиг маг.

Она сжалась, крепко прижав ладони к промежности груди. И постоянно что-то лепетала, что-то говорила, что-то выплакивала. Ее глаза были зажмурены.

- Смерть, смерть, смерть, - выплюнула она три раза, искривив все лицо.

Маг склонился над ней и осторожно притронулся к ее мощной руке. Почувствовав прикосновение, она заверещала и забилась, вертясь юзом, словно больной в припадке.

Подъехала Таминика, прижимая руки ко рту. Ее глаза были полны страха.

- Успокойся, успокойся, - твердил маг, но девушка его не слышала. Тогда он силой нащупал ее лоб и положил на него свою правую ладонь.

Девушка успокоилась. Теперь Таминика видела, что у нее торчит из головы. Это дурацкие косички по бокам, которые себе накручивают маленькие девочки. Она смотрела на девушку лет двадцати по человеческим меркам, лежащую на холодном камне, которым была устлана улица, раскинувшую руки в разные стороны. Ее огромная грудь, подстать ее богатырскому телу, тяжело вздымалась вверх. Лицо было перекошено страхом и болью. Широко открытые глаза были безумны. На ней был желтый сарафан поверх серых и коричневых юбок. Связки на шее были напряжены.

- Что ты с ней сделал? - спросила Таминика.

- Успокоил ее. Когда она очнется, то заорет. Это бессознательная кома.

- Но она шевелится.

- Еще бы, я вряд ли смогу ее тащить. Пусть сама идет.

Маг напрягся, поднимая девушку на ноги.

- А кто она? - спросила Таминика.

- Местная крестьянка.

- Но она жива? - это звучало как вопрос. Таминика все еще верила, что она оживший труп.

- Да. У этой девушки, как впрочем, и у кого-нибудь другого повышенная сопротивляемость магии. Ее чума обошла стороной.

Таминика задумалась, возможно ли такое? Но с виду девушка не была похожа ни на труп, ни на приведение. Даже в коме она была до смерти напугана.

Маг поставил ее на ноги и, придерживая ее, осмотрелся.

- Смотри, - маг указал головой куда-то в сторону. Там за краем дома, что-то слабо светилось, - там горит свет. Возможно, это ее дом.

- Ты хочешь пойти туда?

- Ну, конечно, - сказал он и двинулся к свету, осторожно ведя громадную девушку. Конь последовал за ним.

Это оказалась небольшая комната-квартира на первом этаже. Дверь была прикрыта. Свет пробивался из-за зашторенного окна. Горела масляная лампа на столе, рядом с прядильным станком. В комнате была еще кровать и камин. Пол устилал домотканый половичок, на стене висел ковер той же расцветки, а в углу лежали тюки других подобных половиков.

Наверно, этим она и живет, подумала Таминика.

Маг уложил девушку на кровать.

- Приготовься, сейчас она заорет, словно резаная. - И с каких это пор, маг заговорил образно? Наверно, от волнения.

Он приложил руку к ее голове.

Таминика смотрела на все это в пол-оборота. Ее прищуренные глаза часто моргали. Обеими руками она придерживала брошь плаща.

Девушка завизжала. Казалось, порвется сама оболочка этого мира. Ее руки метнулись вверх. И, несмотря на все старания мага, удержать ее, впилась себе в волосы и начала их рвать.

Тогда маг сделал что-то такое, что откинуло девушку к дальней стене, покрытую ковром. Раздался треск, девушка сильно ударилась головой с глухим стуком.

"Ничего, такая голова выдержит удар и покрепче"

Она опала на кровать, задержавшись на одном локте - ее голову шатало из стороны в сторону - а потом грохнулась лицом вниз.

- Ты не сделаешь ей ничего плохого? - спросила Таминика.

- Не беспокойся, это выведет ее из шока. Помоги мне перевернуть ее на спину.

Девушка была в бессознательном состоянии, но теперь уже в нормальном, если можно так сказать. Она лежала, смотря в потолок. Маг поднес кончик пальца к ее носу, и та дернулась.

"Точно также он выводил меня, - подумала Таминика, - какой кошмар, что здесь творится".

Таминика хотела сказать магу, что, очнувшись, девушка испугается его вида, но не успела это сделать. Крестьянка отшатнулась, невольно, но сильно ударив мага по ноге. Но больше она не визжала. Она прислонилась к стене, переводя взгляд с Таминики на мага, потиравшего ногу. Таминика поняла, что говорить лучше ей, хотя она не знала, что и как говорить.

- Меня зовут Таминика, я эльф из соседней Пантеи города Сентила.

Девушка перевела испуганный взгляд на капюшон мага бессильная что-либо понять, но, испугавшись еще больше, опять посмотрела на Таминику. Таминике показалось, что на нее она смотрит с надеждой.

- Она не понимает, - сказал маг. Ну, еще бы, она же говорит на белингенском языке, - Тебя зовут Анна, правда?

Девушка закивала.

Таминику поразило больше не то, что он угадал ее имя, и она поняла его, хотя он говорил на эльфийском языке Элингиала, а то, как он стал разговаривать с ней. В его голосе слышалась вежливость. "Со мной же он разговаривал, как с трухлявым бревном". Таминика одернула себя, за эту толику ревности, понимая, что девушка на грани, и строить из себя непреодолимую гору сейчас не время. Она итак, наверно, думает, что он вестник смерти в своем капюшоне.

- Мы не сделаем тебе ничего плохого, Анна, - маг отошел от кровати и уперся кобчиком о стол, скрестив ноги. - Меня ты можешь называть Скат. Эту девушку зовут Таминика, понятно?

Девушка закивала, сложив руки под подбородком, будто ей было холодно.

- Я так понимаю, на город пришла беда?

Глаза девушки вспыхнули, и она опять закивала, уже более энергично.

- Все умерли, - сказала она и, смутившись, опустила глаза.

Таминике показалось нечто странное в поведении девушки. Она их боялась, безусловно, но не как боятся убийц или привидений. Таминика пыталась подобрать что-нибудь возможное, что подходило бы под состояние страха Анны. Она смотрела на нее со стороны и не понимала, что та говорит. Догадка вертелась в ее голове, но не выходила на свет. Но, хорошо уже то, что Анна не видит в них вестников смерти.

- Почему ты не умерла, Анна? - спросил маг.

- Боженьке рано забирать меня к Себе. Я еще нужна Ему здесь.

Она говорила медленно и как-то утробно, будто старалась выговаривать слова. Страх, который мгновение назад раздирал ее душу, поразительно быстро покидал ее. Такое может быть только у детей. Таминика поняла, чего боится Анна. Догадка вышла на свет, показавшись со всех сторон. Да ведь перед ними сидит ребенок, взрослый ребенок. И боится Анна взрослых, что они будут ругать ее.

Капюшон мага обернулся к Таминике. Наверно, у него были схожие соображения.

- Где твои родители, Анна? - спросила Таминика, опередив мага на мгновение. Анна повернулась к ней, бегая глазами в непонимании. Маг повторил вопрос.

- Они на Небесах. Боженька забрал их к Себе, когда мне... - она задумалась, уйдя в себя. Какое-то время, зажавшись, что не может быстро ответить, она переводила взгляд с мага на Таминику, а потом сказала: - когда тетя Левира пришла ко мне и сказала, что теперь она моя мама.

- А где тетя Левира? - спросил маг.

Анна смотрела на него в недоумении. Она не знала, как ответить на этот вопрос. Потом она просто указала за дверь. Таминика понимала вопросы мага, но не могла переводить ответы Анны. Судя по всему, родителей у нее не было, а воспитывала ее тетя Левира. Она подумала, что Анна только сейчас начинает понимать, что тетя Левира может не вернуться. Ее глаза выражали умственное напряжение.

- Тетя Левира давно ушла? До того, как началось...

Анна кивнула.

- Боженька забрал тетю Левиру к Себе? - спросила она. Ее глаза выражали неподдельную печаль и подрагивали под напирающими слезами.

- Да, Анна. И Он прислал нас к тебе.

Таминика посмотрела на мага. Она не до конца улавливала суть сказанной им фразы. Кто прислал их к ней? Анна что-то сказала ему. Таминика тоже хотела разбираться в ситуации и глазами требовала мага, чтоб он ей ответил. Маг не обращал на нее внимания. Посмотрев на Анну, Таминика заметила, что она хотела расплакаться, но потом так посмотрела на мага, будто увидела в нем своего отца. Ей показалось, что маг пытается куда-то вовлечь Анну, пользуясь ее доверчивостью и непониманием.

- Послушай... - начала она, но маг остановил ее поднятой рукой.

- Собирайся, Анна. Ты едешь с нами.

- Но я должна допрясть... - она в нерешительности перечить указала на прядильный станок. Ее глаза были целиком поглощены капюшоном мага. Она ждала от него ответа и, как казалось, решения.

- Теперь тебе не надо этим заниматься.

Анна посмотрела на Таминику, будто вспомнила, что и она здесь стоит. Потом встала - Таминика поразилась ее размерами, Анна на голову была выше, чем она и почти скребла макушкой потолок. Она ссутулилась и немного склонила голову в нерешительности. Кажется, маг понял, что к чему (или как-то узнал по-своему) и, найдя на стуле у стола плащ Анны, передал его ей. Он направился к двери.

Накинув плащ, Анна стояла в центре комнаты, будто вспоминала что-то, теребя свою правую косичку. Таминика догадалась, что она хочет здесь еще что-то сделать, прежде чем отправиться отсюда. Может быть, она, как и сама Таминика хочет попрощаться с домом. Ведь, все может случиться, и уже никогда не вернешься домой. Хотя вряд ли именно об этом думала Анна. Скорее всего, она хотела чего-то другого. Таминика последовала за магом, поглядывая на Анну.

- Как мы собираемся ехать? - спросила она мага на улице. Он поправлял узду своего коня. В свете факела Таминика старалась не смотреть по сторонам.

- Нам нужен фургон или телега, - сказал он, потом добавил: - или карета.

- Ты сказал, что ее тетя Левира умерла?

Вышла Анна. Она замерла на пороге.

- Садись, - сказал маг Анне, хлопая по спине своего коня, - Таминика садись на Сияние. Я пойду рядом.

- Как ты можешь говорить с ней и со мной на одном языке? - спросила Таминика. Она не обратила внимания, что он не ответил на ее прежний вопрос.

- Это ментальная магия. Я общаюсь с помощью мыслимых цепочек, которые формируются в вашем сознании перед тем, как вы их произносите. Когда я говорю, я формирую эти же цепочки, а вы уже сами их интерпретируете в своем сознании на понятном языке.

Таминика дернула щекой. Она не ожидала, что последует такое объяснение, и мало что поняла в нем.

Он помог Анне сесть. Маг тоже был ниже ее, но на коне она смотрелась в пору. Отдав ей поводья, маг взялся за узду и повел коня вверх по улице.

- А ты можешь сделать так, чтобы я тоже понимала ее?

- Могу. Тогда мне придется быть вашим переводчиком. Я этого делать не буду. Скоро ты выучишь ее язык, Таминика. Побольше с ней разговаривай.

Таминика не понимала, как она выучит белингенский язык, да и как можно разговаривать с Анной, если вообще ничего не понятно. Но Таминика подумала, что как-то же люди общаются, не зная языков. Ей не очень хотелось напрягаться и специально учить язык. Она знала, что язык выучится сам собой, без усилий. Но само то, что через какое-то время она будет говорить на другом языке, ее немного пугало и не особо верилось, что это возможно так просто.

- Мы скоро выедем из города?

- Я не знаю. Может Анна поможет нам выехать?

Анна не сразу сообразила, что вопрос относится к ней. Она закивала, когда маг повторил его в прямой форме. Анна выставила руку вперед, куда-то через дома, указывая, где находятся городские ворота. Какие это ворота Анна, наверно, не понимала, но, судя по направлению, она знала дорогу к западным воротам, что вполне устраивало мага. Эта дорога вела в Белингенское королевство.

Ехать было тяжело, а особенно вести коня. Лошади то и дело спотыкались о трупы. Таминика опустила взгляд, приковав его к ноге Анны, чтобы не покидать их из виду. Ее всю трясло. Страх склизким питоном обвил ее тело. Она хотела попросить мага, чтоб он вел ее лошадь, но боялась, что не сможет сказать этого. Только выехав, она уже успела поругать себя сотню раз, что не убрала взгляд сразу. В первое же мгновение ей предстала сцена, где на пузе какого-то мужика взгромоздилась огромная крыса. Что она там у него делала, Таминика не пыталась домыслить. Ей хватило красных, уставившихся на нее глаз крысы, будто возмущающихся, что она мешает ей. Пока они не выедут из города, она пообещала себе, что не поднимет взгляда, хотя вредные мысли уже побуждали ее сделать это. Чем дольше они ехали, тем тяжелее приходилось бороться с ними. Таминика трясла головой, кусала губы, фыркала, но подлый поток не прекращался ни на мгновение. Она не знала, как убедить себя, что делать этого не следует. Но держать взгляд в одной точке было еще утомительней и смахивало на пытку.

Проехав пару-тройку кварталов, Таминика поддалась мыслям. Она решила, что немного расслабить взгляд все-таки надо. Она посмотрела вперед, окутывая взглядом фасады домов и стараясь всеми силами увести его от заваленной трупами улицы. Но как назло, ее воспаленное сознание начало выхватывать, казалось самое страшное. Будто специально выискивало кошмары улицы. И словно детский мячик ее взгляд начал хаотично отскакивать от одного тела к другому. Вначале она увидела свисающий из окна труп женщины, потом в стороне труп мальчугана, забравшегося на фонарный столб - он обнял навершие столба в мертвой хватке, его голова свисала вниз, - затем гору трупов, взгроможденную у стены. В свете факела Таминика успела заметить дорогое ожерелье на запястье одной из женщин, рука которой торчала из кучи. Таминика пыталась спрятать взгляд, увести его, но продолжала натыкаться на изваяния ночи. Вдруг она увидела мальчугана, смотрящего на нее снизу вверх. Он стоял, а его глаза были живыми и жалостливыми.

Она застонала, открыв рот. Ее взгляд теперь уже уплыл в никуда. Уровень громкости выходящего из нее голоса постепенно нарастал. Сияние ощутила ее нервозность и начала переминаться в ходьбе, словно пьяный лесоруб.

Маг дернулся к ней, выкинув поводья своего коня.

Раздался грохот и шум суетливой возни, затем быстро удаляющиеся шаги.

Анна застонала, схватив одну из своих косичек.

Свет факела в руке мага метался, разбрасывая шевелящиеся тени.

Голос Таминики сорвался и задергался. Ее голова зашаталась из стороны в сторону.

- А ну стой! - крикнул маг.

Анна заревела, прикрывая другой рукой рот.

- Стой!

Свет факела дернулся и заметно потускнел, когда маг положил его на камень улицы.

Шаги не прекратились и не ослабли, а скорее, наоборот усилились.

Капюшон мага метался от Таминики куда-то в ночь, в темный переулок, где гулким эхом раздавалось цоканье деревянных башмаков.

Маг подбежал вовремя. Опоздай он на мгновение, безумие поглотило бы Таминику. Ее тело ходило ходуном. Она тряслась, словно бесноватая, которую опрыснули Святой водой. Она причитала, и правой рукой хотела что-то сделать у своего лица.

Маг взял дергающуюся Таминику на руки. Правой рукой он гладил ее по волосам, стараясь успокоить. Он уложил ее себе на колени, присев на одну ногу, а вторую выставив в сторону. Таминика дергалась не прекращая. Анна ныла, и не хватало, чтоб еще и она впала в истерику или припадок. Маг гладил Таминику, произнося какие-то слова. Ее глаза были пусты. В них отражалась сцена душераздирающего страха. Губы посинели. Ее красота подернулась, казалось, не присущим эльфам покровом старости.

Тряска спадала, равно как и стон. Таминика приобретала возможность более свободно дышать. Ее нижняя челюсть задергалась, в глаза возвращалось сознание. Но маг не дал ему в полной мере устроиться там. Правую руку в перчатке он положил на веки Таминики и прикрыл ее глаза. Он не убирал своей руки, пока она не заснула.

Поднявшись с Таминикой на руках, он осмотрел улицу. Полусфера света бросала черные тени. Их скрюченные силуэты могли таить в себе все что угодно. На стене дома, рядом с которым он стоял, маг обнаружил вывеску: "Публичный дом. Девственницы". Далее на доме рядом с номером висел какой-то рисунок выцветших тонов. Над дверью тоже была вывеска. Маг прошел немного вдоль дома, чтоб прочитать: "Адвокат Террил". На крыльце лежала женщина в одной сорочке, чуть дальше - толстый мужик в штанах на подтяжках, одетых на голое тело.

Маг обернулся к лошадям и цокнул, подзывая к себе. Его черный скакун повиновался, а Сияние осталась стаять. Анна всхлипывала. Она беспомощно смотрела на мага, но единственно, что ее заботило, это чтобы девушка на его руках так больше не стонала.

- Сможешь слезть с коня? - спросил маг, когда черный конь поравнялся с ним, - возьми факел.

Он ногой распахнул дверь и вошел внутрь канторы адвоката. В прихожей было сыро, и маг слышал, как раздаются быстрые перебежки, когда всякая тварь смывается восвояси. Он подождал Анну и вместе с ней они пошли дальше в комнату. Здесь, надеялся маг, почище и получше, нежели в публичном доме, хотя кровать представилась им смятой и сырой. Он уложил Таминику, немного накрыв кровать покрывалом. Анна стояла в дверях, держа факел поодаль от себя.

- Сможешь посидеть с ней какое-то время?

Анна закивала. Она сделала бы это в любом случае.

Маг прошел мимо нее и устремился на улицу. Сияние он поймал в переулке, куда убежал тот мальчуган, который напугал Таминику. Не долго думая, он оседлал Сияние и поскакал в ночь. Мальчуган драпал, дай Бог, и теперь мог быть где угодно. Маг положился на свое чутье. Найти мальчугана в городе живого среди мертвых было не сложно. Можно было зацепиться за след страха, оставленный мальчишкой, но маг воспользовался флюидами запаха, словно собака. Заклинание было простое, и маг безошибочно шел по его следу.

Он почувствовал, как мальчишка выскочил из-за своего укрытия где-то за углом дома следующего квартала от того, где маг оставил Таминику с Анной, услышав приближающиеся топанье лошади. Он бежал тихо и хотел сменить свое место на более надежное. Мальчуган забежал в подъезд трехэтажного дома и помчался на последний этаж. Маг чувствовал волны страха, которые отходят от мальчишки. Волны страха и зарождающейся паники.

Сбив галоп лошади на легкий шаг, маг остановил Сияние у входа в подъезд. Встав на пороге, он крикнул:

- Выходи, Седрик. Я не собираюсь тебе делать ничего плохого. Выходи, слышишь?

Мальчишка затаился на чердаке, стараясь не шуметь. Он слышал доносящиеся снизу слова, которые звучали, словно смертный приговор. В текущей ночи они казались словами с того света. Мальчуган еле держался. Его сердце бешено колотилось и стучало слишком громко, слишком громко, готовые выдать его. Он чувствовал, что надо сменить место. За бочкой было не сложно его отыскать, но он боялся выйти из укрытия. Вдруг он как раз натолкнется на того, кто знает его имя.

Шло время, как вдруг в его ухо кто-то в темноте сказал:

- Я тоже умею быть тихим.

Мальчишка вздрогнул, но маг зажал ему рот, прислонив к стене.

- А теперь слушай меня. Я не собираюсь тебя убивать, за то, что ты напугал ту девушку. Ты не хотел, и я это знаю. Меня не бойся, я здесь, чтобы помочь тебе.

Широко открытые глаза внимали слова мага, словно губка. Страх плескался в них, словно вода в стакане в трясущейся руке. Мальчуган пока не верил ни единому слову и думал только о том, как бы унести ноги. Маг держал его рот зажатым и разговаривал только с его глазами.

- Ты веришь мне? - спросил маг.

Мальчуган закивал, и часть его действительно восприняло слова мага за отдаленную правду.

- Если я выпущу тебя, и ты побежишь, ты поступишь правильно?

Мальчишка задумался, не понимая вопроса. Его пугала его откровенность. Но суть вопроса заставляла его подумать над тем, что он в действительности хотел.

- Ты побежишь, чтоб потом пропасть в этом городе?

Глаза мальчишки забегали. Он путался. Теперь он не знал, чего он хочет. Но и не до конца доверял магу. Он застонал и завертелся под крепким зажимом рук мага.

- Послушай, Седрик. Я хочу помочь тебе, вывести тебя отсюда, дать возможность выжить. Когда ты услышал, что мы едем по улице, ты почувствовал в себе надежду на спасение, вышел к нам. Так не отказывайся от нее. Я сам пришел за тобой. Поэтому не убегай, а доверься мне. Я твой друг.

Глаза смотрели на безликость капюшона, за которым могло скрываться все, что угодно. Слова, произносимые этим существом, что схватило Седрика были искренни, но им тоже нельзя было доверять. Седрик не привык верить взрослым, они лгут, только и делают, что лгут. А этот... назвавший себя другом. Сколько других в его памяти назывались другом, чтоб потом обмануть его. Но вдруг Седрик понял, что те другие были жалкие никчемные наземные твари, побирающиеся по улицам. Даже уважающие себя богачи, предлагающие поесть, а потом пристающие в карете с только им ведомыми целями. Этот же был другой. Чувствовалось некое величие этого человека или кого там еще. Такой не будет обманывать, ему это просто не надо. Седрик начал ощущать, что ему хочется поверить этому человеку. И страх перед шатающимся капюшоном по сути не оставлял ему выбора. Как сказал этот же человек, что он добьется тем, что побежит?

Маг отпустил его. Седрик изумился, что ему не пришлось давать доверительные речи.

- Пошли, - сказал маг и направился к выходу с чердака.

Седрик все-таки обежал взглядом углы чердака, заметил выход в другой подъезд... но пошел за магом.

- Ты не знаешь, где можно достать фургон или телегу? - спросил маг на улице.

- Вон там есть фургон. За этим вот домом, - сказал Седрик, указывая на торчащий угол дома. Седрику было шесть лет. Копна волос спуталась и походила на гнездо птицы. Лицо было чумазым и по-детски забавным.

Фургон принадлежал муниципальному городскому хранилищу продуктов. В нем еще оставались несколько мешков с овощами. Лошади, запряженные в фургон сдохли и свисали с поводьев, накреняя его в сторону. Если бы не мешки, фургон бы валялся на земле.

Маг выпряг лошадей, фургон с грохотом выровнялся. Сбросив мешки на землю (там оказался еще и труп грузчика), он запряг Сияние, которой было все ни по чем. Посадив Седрика рядом с собой, маг тронул поводья и повел фургон в направлении Адвоката Террила. Они шатались по проезжающим трупам, но огромные колеса фургона, ориентированные на плохие дороги, выдерживали.

Анна обрадовалась возвращению мага. Она встала со стула, когда он вошел. Таминика лежала на кровати, пребывая во сне. Нельзя было сказать, что это спокойный сон. Ее зрачки дрожали под веками, грудь вздымалась неравномерно, иногда ее правая рука дергалась. Казалось, что она не хочет спать, но путы сна окутывают ее, не давая проснуться. Увидев Седрика, Анна почувствовала себя неловко. Она остолбенела у стула, придерживаясь за его спинку. Ее взгляд был потуплен. Седрик замер на пороге, тоже не решаясь войти.

- Анна, идите с Седриком в фургон и ждите меня, - сказал маг.

Когда они вышли, он подошел к Таминике и вывел ее из состояния сна. Она дернулась, уставясь на его капюшон.

- Где мы? - Ее глаза бегали.

- Все. Уже не о чем беспокоится. Мы достали фургон и сейчас уедем из этого города.

Таминика обежала паническим взглядом комнату адвоката. Ей казалось, что везде она будет натыкаться на трупов.

- Забирайся в фургон. Там будут мальчик и Анна.

- Но мы все еще в городе? - это звучало скорее утвердительно, хотя и было вопросом адресованным самой себе. До ее сознания дошло, что маг говорил о каком-то мальчике, - кто этот мальчик?

- Беспризорный мальчуган с улицы, он тоже выжил.

- Не оставляй меня. Ни на секунду не оставляй меня.

Маг привстал. Вместе с Таминикой, которая накинула капюшон плаща на голову и сложила его края рукой, закрывая лицо, будто не хотела, чтоб ее узнали, они вышли на улицу к фургону. Он держал ее за руку. В фургоне Таминика села как можно ближе к Анне. Она дрожала и прижималась к массивной девушке, которая, казалось, была не против.

Из канторы адвоката Террила маг принес чистое белье, пуховую перину, вино и пакет яблок. Последнее выглядело как издевательство, хотя Седрик с удовольствием схватил одно и начал его грызть. Он чавкал, пока маг впрягал в оглоблю своего жеребца.

То, как Седрик ел яблоко казалось естественным, но в то же время кощунственным и будто бы неуместным. Его действия были простыми, но одновременно, наперекор всему, казались правильными и значимыми, только так можно было поступить в данной ситуации и никак иначе. Словно ответ на сложный неподдающийся вопрос, когда казалось бы его уже никак не найти, а он отыскивается на поверхности проблемы и является до смеха простым. Седрик с наслаждением и бурным аппетитом жевал яблоко так, что сок тек по его чумазому подбородку. В данный момент он не думал ни о каких проблемах. Его заботило только яблоко. Ну конечно, какие могут быть проблемы у детей? Но своим естеством он будто бы говорил взрослым, что никаких проблем нет. Их нет, пока можно есть яблоко.

Таминика, корчась, смотрела на него. Ее желудок мутило. Когда маг бросил яблоки, она только от их вида почувствовала, как во рту все сжимается, а желудок скручивается.

Седрик с легкостью переносил то, что произошло с городом. Идя по жизни рука об руку со смертью, он привык не замечать ее. Конечно, масштабы случившегося поражали его. Он видел, как за несколько часов вымер весь город, захлебываясь в криках боли и отчаяния, но это было для него лишь нечто более страшное, нежели обыденная смерть, которую он встречал в трущобах каждый день. Таминика, по сравнению с ним думала о смерти только в образе духовного ее воплощения. Когда она увидела, что люди тоже, словно забитый скот могут лежать в кучах, для нее это было не приемлемым. Все, что она до этого знала, все, чему верила, оказалось, имеет другую, темную сторону. И не просто противоположную светлым и радостным представлениям, а, скорее, это походило на огромное дерево с трухлявой корой, прогнившей сердцевиной, с копошащимися внутри паразитами, с зародившейся в ней чернью, и лишь верхушка дерева еще сияет листвой. Верхушка, которой принадлежала она. Сознание не было способно отреагировать на увиденное нужным образом, кроме как начать протестовать. И сейчас, сидя в фургоне, она держалась только благодаря тому, что Седрик, не брезгуя, ел яблоко, не мытое, не известно где побывавшее. Ел яблоко, когда вокруг лежат горы трупов. И Таминика понимала, что и она все еще живет.