Аннотация: Только боги и солнце пребудут вечно, а люди - сочтены их дни... Все, что они ни делают - ветер. Вошел в 5-ку призеров на конкурсе "Мертвые цивилизации".
ПЕСНЬ АРФИСТА
Только боги и солнце пребудет вечно,
А люди - сочтены их дни!
Все, что они ни делают - ветер...
Скоро взойдет солнце, и я покидаю свое жилище, чтобы встретить рассвет на берегу. Я люблю выйти ранним утром из дома, спуститься по уступам к реке, устроиться на песке и смотреть на другой берег - крошечные домики сливаются с горизонтом, а я жду, когда они вспыхнут в первых лучах, оживут, чтобы к вечеру снова погаснуть. В этот момент я всегда пою свою песню и тоскливый, как туман, мотив стелется над водой. Все обитатели нашего поселения спят, и одиночество мне приятно.
Мы живем на левой стороне Великой Реки, и переправляться через нее позволено нам только для того, чтобы сделать свою работу, совершить святотатство, изувечить хоть и мертвое, но неприкосновенное тело. В такие дни мы садимся в лодки и переплываем через реку. Нам предстоит опорожнить череп умершего, заменить его мозг ароматическими веществами, удалить и разложить по канопам внутренности, наполнить утробу пахучими смолами.
Когда мы заканчиваем работу, и тело готово к следующей стадии обработки - вымачиванию в соляных растворах и пеленанию в непроницаемые для воздуха ткани, созданные руками Таит - нас осыпают камнями и проклятиями, и мы возвращаемся назад на свой берег залечивать шишки и ссадины.
Несет ли эта работа добро людям, гнушающимся жить на одной земле с нами? Да, но эти глупцы, кажется, считают нас наказанием, посланным богами, которое можно только сносить, но не избавиться от него. Они называют ваятелей "творящими жизнь" и вписывают их имена историю, нам же достаются лишь побои и забвение, хотя цель и у нас, парасхитов, и у скульпторов одна - творить жизнь после смерти. Да, но так я мог ответить вчера. Сегодня же...
Сегодня знаменательный день. С восходом солнца мы переправимся через реку, мрачной процессией пройдем к Дому Вечности и приступим к мумифицированию фараона, правившего страной в течение последних семнадцати лет. Он надел двойную корону, когда я был еще ребенком, но я хорошо помню грандиозный праздник, устроенный в честь Великого Аменхотепа Четвертого, на котором богоподобный преемник Гора, властитель Севера и Юга, повелитель воды, ветра и огня изливал милости на своих подданных, так же как Солнце изливает благостные лучи на землю - и никто не остался обделенным. Последующие годы не скоро сотрутся из памяти Черной Земли, хотя жрецы Города, я уверен, постараются уничтожить любое упоминание об этой эпохе.
Тот праздник, на котором Аменхотеп объявил себя величайшим среди видящих, не предвещал для нас никаких неожиданностей. Да и кто мог ожидать от пятнадцатилетнего подростка, чей громкий титул никак не увязывался с внешним видом - удлиненная голова, болтающаяся на тонкой шее, выступающий живот, тонкие руки и ноги - кто мог ожидать, что у него хватит сил вступить в поединок с Городом, отцами, богами? Помню, тогда мне пришло в голову, что во время Праздника Хвоста, о котором мне так много рассказывал отец, этот тщедушный человечек не выдержит ритуального бега, выдохнется на середине пути. Метафорически я оказался прав - Эхнатон умер, когда до Хеб-сет, где он мог подтвердить мощь своей власти, оставалось тринадцать лет, но его спурт на старте превзошел все ожидания.
Сначала люди узнали, что старые боги умерли, и на их место взошел новый - неделимый, всемогущий - Властитель-Солнце, дарующий людям свет и жизнь. Повсюду возводились новые храмы - большие дворы без крыш, ибо не стало более преград между человеком и богом, а однажды утром не стало и Аменхотепа - его сменил Эхнатон, возлюбленный сын и соправитель Солнечного Диска, единственный, познавший истинного бога.
И, наконец, закончилось все грандиозным строительством, развернувшимся на девственной земле, не посвященной никакому божеству, чтобы через два года явить изумленному народу чудо - город-мечту Ахетатон, великий очарованием и столь приятный красотой для глаз, что клятва Эхнатона и Нефертити никогда не покидать его пределы была излишней. Дворцы и амбары, храмы и жилые дома - все это и по сей день сверкает великолепием в Священной Обители Атона, однако меня не покидают опасения, что, оставленная своими покровителями, она скоро будет разрушена. Если это произойдет, если опять старый мир будет уничтожен, а на его обломках попытаются воздвигнуть новый - никто тогда не позавидует Любимой Земле и ее народу.
Десять лет провел фараон в Ахетатоне, и за эти годы многое изменилось под солнцем. От основания Прекрасной Обители легендарным Менесом не произошло столько перемен, сколько произошло за этот ничтожный отрезок времени! Опустел Город, храмы там не сверкают больше великолепием, дым от жертвоприношений не возносится к небу, а боги не плавают по Великой Реке, сопровождаемые песнопениями. Боги забыты и покинуты. Но так ли это на самом деле? Не обманываем ли мы самих себя, не готовим ли себе западню, из которой уже не выбраться на солнечный свет? Ведь Боги не нуждаются в людях, и, быть может, люди - вот, кто покинут?
Я теперь часто думаю о тщете человеческих усилий, об обреченности их дерзновений. И великие, и ничтожества одинаково обратятся в прах и будут преданы забвению - глубокому, вечному. Фараоны, жрецы, сановники - все те, чьи мумии мы изготовляем - тоже умрут, и пригодятся ли им их набальзамированные тела на Полях Камыша, мы, смертные, не знаем, и не узнаем никогда. Предполагать, что душа Ба, однажды покинув свое обиталище, когда-нибудь вернется, и тело снова начнет двигаться, чувствовать боль, осязать предметы - верить в это могут только люди с другой стороны реки, те, кого не тронули пламенные оды Эхнатона. Мы, парасхиты, оскверняющие человеческие тела скальпелями, ножницами и собственными руками, почти не верим в это. Я рассекал плоть и извлекал из тела внутренности - и не видел ни следов пребывания там души, ни места, где она могла бы находиться. Я видел сложный механизм, управляемый сердцем, и понял, что пока сердце не будет работать, тело останется недвижимым, и никакие молитвы, возносимые к небу скорбящими родственниками, не вдохнут в него жизнь. Я знаю, что никто из ушедших не вернулся обратно, не пробился из тьмы к свету, никто не взял с собой своего достояния, а безжизненные ушебти валяются в гробницах, отброшенные торопливой рукой грабителя. Я читал заклинания из Книги Мертвых - и смеялся над ними. Я слышал, что боги умерли. Как я могу теперь верить смерти?
Для моего отца смерть была, как запах благовоний, как странствие под парусом, когда веет ветер. Он готовился к ней всю жизнь и умер с улыбкой, будто слыша музыку - манящую, божественную. Я же, при мысли о смерти, вижу лишь пустоту, бессмысленную, как моя работа. Непостижимый, и в то же время, лежащий на поверхности смысл божественных поэм Полезного Атону: красота, любовь, жизнь возможны только здесь, на этой земле, под благодатным теплом отеческих рук Солнца - не является больше для меня секретом.
Солнце сейчас взойдет. Интересно, предполагал ли сам Эхнатон предстать перед судом Осириса и троекратно повторить "я чист"? Верил ли в то, что оставит след на этой земле, здесь, где даже боги стареют и умирают в забвении, а само слово "бог" - под запретом? Не знаю, мне кажется, что этот фараон намного ближе к нам, парасхитам, чем были его предшественники, словно и он вскрыл острым скальпелем тело бога и увидел, что там - тоже пусто и нет места для нас, людей.
Дома на другом берегу вдруг вспыхнули, отбрасывая багровые отблески на водную гладь. Я затянул песню, и в своей песне проклял фараона, отнявшего у нас веру, и своего отца, передавшего мне знания.
Огромный красный диск выкатывается из-за горизонта, освещает могучую реку, черный берег, очерчивающий линию весеннего разлива, маленькие квадратные домики, безжизненную пустыню за ними, голые скалы на горизонте. Последние аккорды песни стихают. Нам пора отправляться в путь.