...Es ist mehr als perfekt, besser als richtig
Steht die Zeit einfach still sie wird nur flЭchtig
Wenn man ihr hinterher rennt
Welten gehen unter und warden neu geboren
Doch wir gehn hier nicht weg
Und es ist mehr als perfekt...**
Christina StЭrmer, "Mehr als perfekt"
Я знаю, что сегодня вечером ты снова придёшь ровно в шесть часов вечера - так же, как и вчера, и позавчера, и вообще всегда. Как обычно, появишься неожиданно, словно ниоткуда, остановишься на своём обычном месте, осмотришься по сторонам - что изменилось за время твоего отсутствия? - и сядешь прямо на землю, прислонившись спиной к стене. Будешь сидеть и молчать, закрыв глаза и полностью сосредоточившись на музыке, звучащей в твоих наушниках. Ни на кого не обращая внимания.
Моя спина находится точно напротив твоей - они могли бы соприкоснуться, если бы их не разделял холодный кусок бетона. Эта клятая преграда, в своё время делившая город на две части, не существует уже двадцать лет, и всё равно умудряется выполнять свою основную функцию. Пусть даже теперь она разделяет не Берлин, а нас с тобой. Ты с западной стороны, я - с восточной.
Вообще, наверно, это глупо - списывать всё на стену. Наверно, меня просто бесит, что за всё время, что мы приходим сюда, ты ни разу не попытался заговорить со мной.
В этот раз всё происходит точно так же, что и многие дни до того - ты приходишь, садишься, несколько часов молча слушаешь музыку, а потом всё так же молча встаёшь и уходишь. Не оглядываясь. Сначала я пытаюсь за тобой наблюдать, периодически выглядывая из-за стены на твою сторону, но потом мне это надоедает, и я возвращаюсь к своему блокноту. К толстому блокноту в чёрной кожаной обложке, с пожелтевшими от времени нелинованными страницами. Он ещё моей бабушке принадлежал, а ко мне попал от мамы, когда она разбирала бабушкины вещи после её смерти. Когда перелистываешь этот блокнот, местами натыкаешься на неровные обрывки - может быть, это бабушка вырывала листы, чтобы писать дедушке письма на фронт? Я не знаю. Но мне нравится именно эта версия.
Конечно, в таком блокноте можно писать только чернилами. Они у меня довольно быстро заканчиваются - приходится вставлять новый патрончик в мою перьевую ручку чуть ли не каждый день, но это ерунда. Зато текст, написанный фиолетовыми чернилами почти каллиграфическим почерком, на гладкой желтоватой бумаге смотрится куда более органично, чем если бы я нацарапала его обычной шариковой ручкой.
Когда я получила этот блокнот, долго думала, для чего мне лучше его приспособить. Сначала хотела вклеивать туда фотографии, стилизуя их под старину, чтобы получился этакий небанальный альбом. Потом думала вести в нём личный дневник, но всё не решалась начать. А чуть позже меня осенило - а что, если попробовать написать рассказ? Опыт в этом у меня был - когда-то я писала стихи и небольшие новеллы, так что написать рассказ было бы не так уж сложно. Другой вопрос в том, что писать я решила на историческую тематику, а вот это уже было для меня принципиально новым.
Я решила писать о Берлинской стене.
Этакий любовный роман - про то, как Он жил по одну сторону, а Она - по другую, Он лазил к ней на свидания, а потом как-то раз его подстрелили. Грустно, конечно, но мне кажется, что если бы всё закончилось чем-нибудь вроде "и жили они долго и счастливо", это было бы даже не банально, а супербанально. А банальность - первейший враг не только писателя, но и любой творческой личности, разве нет?
В общем, к остаткам Берлинской стены я приходила именно с этой целью - писать свой опус. Он выходил уже довольно большим, хотя до кульминации - смерти главного героя - я пока не дошла. Почему-то я оттягивала этот момент, как будто уже сама начала жить вместе со своими героями и жалела их, словно они были настоящими живыми людьми.
Но всё когда-нибудь заканчивается, и именно сегодня я поняла, что оттягивать дальше невозможно. Иначе моё произведение рискует превратиться в банальную тягомотину. Но до чего же тяжело было решиться на это...
Я оглянулась назад, где за стеной сидел ты, и мне вдруг захотелось поговорить с тобой. Может быть, тогда мне стало бы чуть-чуть легче. Я перевернула несколько страниц своего блокнота, резким движением вырвала один из чистых листов, нацарапала на нём: "Привет. Как тебя зовут?", смяла и перебросила через стену.
...После того, как мама показала мне это место, я прихожу сюда каждый день. В одно и то же время, в шесть часов вечера. И просиживаю здесь до девяти. Именно это время было помечено в документах как время смерти. Ну, конечно, не ровно девять, но я привык просиживать здесь ровно три часа и ни минутой больше.
Всё это время я слушаю музыку, гоняю в плеере один и тот же альбом на повторе бесчисленное количество раз. От этих песен мне, может быть, и не делается легче, но и хуже не становится. Сказать по правде, с тех пор, как я узнал от мамы всю правду об отце, мне всегда тяжело. Это не проходит. Вряд ли пройдёт когда-нибудь.
...Я приходил сюда почти каждый день в течение нескольких месяцев, отсиживал свои три часа и уходил, но однажды всё изменилось. В тот самый момент, когда на землю рядом со мной шлёпнулся невесть откуда взявшийся скомканный листок бумаги. Старый, пожелтевший от времени, криво вырванный из блокнота или тетради листок...
Перебросив листок через стену, я тут же пожалела об этом. Сглупила. Вдруг ты вообще не обратишь на него внимания, решив, что это просто мусор? Или не пойдёшь на контакт? Мало ли чего ты вообще сидишь там.
От волнения я даже начала грызть пластиковый колпачок своей ручки, хотя давно уже отучилась от этой дурацкой привычки. Какие-то пять минут показались мне вечностью. А потом я обернулась и увидела, как ты выглядываешь из пролома в стене, держа в руке мой листок.
Да, тогда я совсем не знала тебя, потому даже предположить не могла, как ты можешь воспринять мою записку...
-- Это ты написала?
-- Я.
Ты как-то нерешительно сделал шаг на мою сторону и затравленно огляделся по сторонам, словно ожидал выстрела. Впрочем, это я уже фантазирую - слишком погрузилась в свою будущую книгу. Какие выстрелы, когда стены давно не существует?
-- Меня зовут Вернер, если тебя это интересует, -- сообщил ты, присаживаясь рядом со мной.
-- Если бы меня это не интересовало, я бы не спрашивала, -- ответила я, неожиданно смутившись. -- Я Катрин. Приятно с тобой познакомиться.
-- Взаимно. -- Ты как-то нервно дёргал записку, то складывая её, то снова разворачивая. -- Хотя, честно говоря, это было так неожиданно... Твоя записка очень странная.
-- Что в ней такого странного?
-- Бумага... чернила... в первую очередь бумага. Она ведь старая. Где сейчас такую достанешь?
Я продемонстрировала тебе свой блокнот.
-- Это ещё бабушкин.
-- И тебе не жалко было его рвать на записки?
"На тебя - нет", -- чуть не брякнула я, но решила, что это уж слишком для первых пяти минут знакомства. Поэтому пожала плечами и раскрыла блокнот на одном из разворотов, где красовались кривые зубцы - остатки вырванных листов.
-- Видишь? Он мне таким уже достался. Я решила, что это бабушка вырывала листы, чтобы писать письма дедушке. Хотя не знаю, конечно, как было на самом деле, но...
-- ...решила написать письмо мне, -- ты улыбнулся. Улыбка как-то сразу изменила тебя: до этого ты был зажатым, замкнутым, с тобой даже разговаривать было как-то нелегко. А теперь у тебя даже глаза потеплели. Это было приятно.
-- То есть раритетный блокнот ты используешь, продолжая традиции своей бабушки - для писания писем потенциальным дедушкам? -- уточнил ты; вид у тебя при этом был очень серьёзный, но в глазах можно было уловить весёлых прыгучих чёртиков.
-- Не совсем. Твоя записка была скорее исключением. Я пишу рассказ.
Ты присвистнул.
-- Интересно! А о чём, если не секрет?
-- Не секрет, -- улыбнулась я и протянула тебе блокнот. -- Он ещё не закончен, но, если тебе интересно, можешь посмотреть.
...У меня внутри как-то странно ёкнуло, когда ты открыл мой блокнот на первой странице и углубился в чтение.
В первый момент переброшенная через стену записка показалась мне каким-то приветом из прошлого. Я знаю, что так не бывает, но у меня появилось отчётливое ощущение, что я каким-то образом перенёсся в прошлое. Или что меня взяли и прямо так, как есть, засунули в старый чёрно-белый фильм. Или что стена - это на самом деле не этакий исторический рудимент, символ эпохи, чёрт бы его побрал, а граница. Между прошлым и настоящим. Между тем, что было, и тем, что есть.
Уж во всяком случае, прилетевшая ко мне записка ну никак не походила на современную. Да ещё и перебросили её именно через Берлинскую стену, с восточной стороны на западную - символично как-то, даже не по себе делается.
Бумага даже на ощупь казалась старой. Она не была ветхой и хрупкой, как засушенный древесный лист, но гладкой и прохладной - такой бумаги я ни разу не встречал в современных тетрадях или блокнотах. Да ещё этот неравномерный желтоватый оттенок - где-то светлее, где-то темнее... Развернув записку, я обнаружил, что она была написана чернилами, и это заинтриговало меня ещё больше. Фраза, конечно, была самой обыкновенной, рядовой. Письмецо с такими словами мне могла передать девушка где угодно - в кафе или кинотеатре, или просто где-нибудь на улице. Но я был уверен, что только не здесь. И не так написанную.
Ясное дело, это всё глупые фантазии, но что есть, того не отнять: заглядывая через пролом в стене с западной стороны на восточную, я ожидал там увидеть девушку из прошлого. Какую-нибудь блондиночку в платье с цветочками. Она бы ярко красила глаза и носила беленькие носочки и туфельки на небольшом каблучке (на самом деле, понятия не имею, какая тогда была мода, но Девушка-из-прошлого представляется мне именно такой. Немного похожа на мою маму в молодости, наверно)...
А за стеной я увидел самую обычную девчонку, по виду мою ровесницу, в голубых джинсах, красных кедах и огромной, широкой и длинной, чуть ли не до колен, футболке. Правда, она действительно оказалась блондинкой, но ненакрашенной и в очках. В общем, обыкновенная девушка, ничего особенного, на улицах таких полно. Она сидела прямо на земле, прислонившись спиной к стене - так же, как и я пять минут назад, - а на коленях у неё лежал довольно потрёпанный блокнот в чёрной обложке. И я понял, что попал по адресу.
...Ты действительно ничуть не была похожа на девушку из середины ХХ века, которая вместо смс-ки могла прислать мне письмо, написанное чернильной ручкой на листке бумаги из старого блокнота. Но не могу сказать, что это обстоятельство меня расстроило. Мне вообще - неожиданно, но факт - почему-то всё время хотелось улыбаться, глядя на тебя.
Ровно до того момента, когда ты дала мне прочесть свой неоконченный рассказ.
Ты переворачивал страницу за страницей, и я наблюдала, как меняется выражение твоего лица. Сначала исчезла улыбка, появились складки на лбу, ты хмурился и качал головой... а когда окончательно погасли чертики в твоих глазах, я испугалась. Было совершенно ясно, что рассказ тебе не понравился.
Ты закрыл блокнот и молча протянул его мне. Несколько минут просидел, обхватив руками колени и уставившись в одну точку. А потом спросил каким-то совершенно бесцветным голосом, не глядя на меня:
-- И чем там всё закончится?
Я колебалась, прежде чем ответить. Но всё-таки сказала правду.
-- Герой попытается перелезть через стену к своей любимой, и его убьют.
И тогда ты, ни слова не говоря, встал, отряхнул джинсы от пыли и ушёл. К себе на западную сторону. Растерянная, я посмотрела тебе вслед через пролом в стене. Ты не обернулся.
Сначала мне показалось, что это мне снится - мой мозг просто отказывался верить в то, что происходящее может быть реальным. Очень скоро я начал бояться перевернуть страницу, это был какой-то ненормальный, суеверный страх, и я изо всех сил старался его перебороть. Поглощая строчку за строчкой, я чувствовал себя так, словно меня пытали. Боль была слишком реальной. Ощутимой. Нервы были натянуты до предела. Если бы они были гитарными струнами, на них можно было бы играть...
И всё это сделал со мной обычный блокнот - несколько листков пожелтевшей от времени бумаги, густо исписанных почти каллиграфическим почерком. Фиолетовыми чернилами.
Я до последнего надеялся, что мои опасения не сбудутся. Рассказ обрывался на кульминационном моменте. Всё ещё могло обойтись. Но твои слова... я был шокирован. Скорее всего, просто потому, что ожидал именно такой развязки и подсознательно её боялся. Я не выдержал.
Я, кажется, понял, почему ты послала мне записку, оборвав работу над рассказом именно в этот момент. Тебе наверняка тоже тяжело было писать об этом. Но, знаешь, для того, чтобы отвести душу, ты выбрала не того человека...
Не помню, как я в тот день добралась до дома. Вид у меня, судя по всему, был полубезумный (или просто безумный), потому что в метро какой-то дядька спросил, не нужна ли мне помощь. Нет, не нужна, ответила я. Спасибо. Со мной всё в порядке. Почти.
Меня шокировала твоя реакция на мой рассказ.
Но в то же время она подстегнула меня. В тот же вечер я закрылась в своей комнате с блокнотом, ручкой и запасом чернильных патрончиков и всё-таки дописала рассказ. Я сидела над ним почти всю ночь, периодически совершая вылазки на кухню за очередной кружкой крепкого чёрного кофе без сахара, и к утру последняя точка была поставлена. Закончив работу, я ещё раз перелистала блокнот. Перечитывать рассказ не хотелось - мне постоянно вспоминалось выражение твоих глаз в тот момент, когда ты услышал мой вариант концовки, и от этого становилось стыдно и неприятно. Но я всё-таки пробежала текст глазами в поисках ляпов. Если они и были, я их не нашла.
Вечера я ждала с нетерпением. Я знала, что мне следовало бы поспать - во-первых, ночи без сна редко кому идут на пользу, а во-вторых, так время прошло бы быстрее, но заснуть я не могла, как ни старалась. Лежала, подсунув под голову вместо подушки свой блокнот, и тупо смотрела, как ползут по кругу стрелки моего старенького будильника.
Я не знала, правильно ли я поступаю, но я собиралась делать то, что подсказывало мне сердце - оно редко ошибается.
В шесть часов вечера я перешла сквозь пролом в стене на западную сторону, села на землю рядом с тобой и молча положила блокнот тебе на колени.
Я даже не могу сказать, ожидал я увидеть тебя на следующий вечер или нет. Не знаю. Я одновременно и хотел и не хотел тебя видеть. Всю ночь я разрывался между мыслью о том, что, пожалуй, мне стоило бы извиниться перед тобой за своё поведение и объяснить, чем была вызвана такая реакция на твоё произведение, и другой мыслью - а должен ли я, собственно, извиняться? За что? В какой-то степени извиняться стоило бы тебе за то, что ты чуть не довела меня до нервного срыва... От этой второй мысли мне становилось противно, и я старался отогнать её.
А ещё ты мне понравилась. Несмотря на то, что была совсем не похожа на "Девушку-из-прошлого". А может быть, именно поэтому...
В общем, наверно, я всё-таки подсознательно надеялся, что ты придёшь. И всё равно удивился, когда ты села рядом со мной и положила мне на колени свой блокнот.
Мой вчерашний страх перед ним мгновенно вернулся. Я представил себе, как открою первую страницу и снова увижу строки, которые до слёз жгут глаза, и меня передёрнуло. Пришлось брать себя в руки и, стиснув зубы, мысленно убеждать себя не нервничать. У меня был железный аргумент, который вчера почему-то не пришёл в голову.
Ты ведь не могла знать о том, что когда-то моего папу подстрелили, когда он пытался перелезть через Берлинскую стену. С востока на запад. К моей маме. Которая была беременна. Пограничники относились к перебежчикам как положено: стреляли на поражение. Отец умер мгновенно. Это случилось за какой-нибудь год до того, как стена пала и Берлин снова стал единым городом, без деления на восток и запад, коммунизм и капитализм, ГДР и ФРГ.
Вот из-за этого больно до сих пор.
Потому-то мне было так тяжело читать твой рассказ. Ты слишком точно всё угадала. Ты слишком хорошо схватила и передала всё то, что, должно быть, хотела передать - настрой, обстоятельства, всё это напряжение и в первую очередь чувства героев. Оно слишком задевало за живое. Мне было страшно переживать это - пусть я и знал эту историю лишь по рассказам родственников.
Мои родители даже не были женаты. Они познакомились где-то за границей, летом, будучи в отпуске, встречались... с самого начала зная, что по возвращении в Берлин не смогут видеться, потому что папа жил в восточной части города, а мама - в западной (удивительно уже то, как они в принципе смогли познакомиться). Когда папа узнал о беременности мамы, он пообещал перебраться к ней. "Чего бы мне это ни стоило", -- говорил он.
Это стоило ему жизни.
Так что, в отличие от героя твоего рассказа, который несколько раз лазил через стену туда и обратно, для моего папы первая же попытка стала последней. Но это, кажется, было единственным отличием...
...Я очнулся, услышав шорох - ты встала и потянулась за блокнотом, решив, что пришла зря. Я успел перехватить твою руку.
-- Нет. Я прочитаю, -- сказал я охрипшим от волнения голосом и открыл блокнот.
То, с чем я успел ознакомиться вчера, сегодня я читал, пересиливая себя, буквально продираясь сквозь каждую строку - это по-прежнему было тяжело. На кульминации мне снова захотелось зажмуриться, захлопнуть блокнот, отдать его тебе и убежать. Но я сдержался. И продолжил читать.
Наблюдая за тобой, читающим мой законченный рассказ, я до боли сцепила руки в замок. Первую половину ты читал с очень страшным выражением лица - мне всё время казалось, что сейчас ты швырнёшь блокнот, наорёшь меня и уйдёшь - так же, как вчера, не оборачиваясь. А потом ты снова начал меняться. Вчера ты мрачнел с каждой прочитанной строчкой. А сегодня всё было наоборот. И когда ты впервые за день улыбнулся - пусть и сначала как-то недоверчиво, криво, -- я подумала, что интуиция меня не подвела. В очередной раз.
И мне тоже захотелось улыбнуться.
Для меня рассказ, написанный тобой - это рассказ-шок. Сначала я не мог переварить то, как выбранный тобой сюжет был схож с историей моей семьи. А потом... потом я не мог поверить в концовку. Я перечитывал последнюю строку снова и снова, и каждый раз, натыкаясь на точку в конце, начинал читать предложение заново: меня не оставляло ощущение, что хороший конец я сам себе придумал, что он мне просто кажется, а на самом деле в блокноте написано что-то совсем другое. Я даже провёл рукой по странице на всякий случай. Но слова никуда не исчезли. И они были правильными. Теми, которые я видел, а не какими-то другими.
"...И она обнимала его, будучи всё ещё не в силах поверить в то, что он действительно рядом, что ему удалось, что он здесь и больше никуда не исчезнет. Он гладил её по спине, прижимая к себе, как ребёнка, а она плакала у него на груди и никак не могла успокоиться. Плакала и улыбалась одновременно...
В этот момент в мире не существовало больше никого и ничего. Ни стены, ни пограничников, ни самого Берлина... только они двое. Трое.
И это было более чем прекрасно..."
Жаль только, что изменённой концовкой рассказа не изменишь того, что произошло в жизни... но тут уж ничего не поделаешь. Так бывает...
Я в последний раз перечитал последнюю страницу и медленно закрыл блокнот. Выключил лежавший в кармане плеер - с тихим шуршанием неизменно стоявший в нём вот уже несколько месяцев диск Pink Floyd "The Wall" перестал крутиться. Ты сидела рядом и молча смотрела на меня. А потом улыбнулась - видимо, в ответ на мою улыбку.
-- Это более чем прекрасно, -- повторил я твои слова, прижал тебя к себе, как герой твоего рассказа - свою любимую, только ты не плакала, а улыбалась. И я тебя поцеловал. И в этот момент мне показалось, что стена за нашими спинами окончательно рухнула. Вместе со всеми моими страхами. Остались только те чувства, которые не нужно было скрывать и которых не нужно было стесняться.
И это было более чем прекрасно.
20 августа - 20 сентября 2010
*Более чем прекрасно... (нем.)
**...Это более чем прекрасно, лучше, чем правильно, в этот момент, когда время просто останавливается. Оно мчится, только если кто-то бежит за ним... Миры погибают и рождаются заново, но мы не уходим, и это более чем прекрасно... (нем.)