На смерть грызуна        Речь, невысказанная над останками полёвки, повинной лишь в приятной для завидущего глаза упитанности и за это злодейски убиенной печально известным своей нещепетильностью в вопросах насыщения серым сорокопутом, им же, соответственно, и слопанной, всё им же, разумеется, и усвоенной с зримой пользой для настроения...    Время действия: весна среднеапрельской свежести, обветренный и заплаканный день. Место действия: уже бесснежный и ещё очень грязный пойменный луг. Действующие лица: двое неизвестных в подробно окроплённых взбалмошным дождиком брезентовых куртках и неподъёмных от подорожных наслоений резиновых сапогах (оратор и его аудитория), самодовольно рыгающий сорокопут и то, что он отрыгнул...    Произносится мысленно (и даже глубокомысленно), с выражением скорбного недоумения на лице. Выслушивается безответно с тем же мимическим бессилием.    — ...Вот и оборвалась ещё одна стёжка из несметных... И не будет земля пухом тому, кто сам падёт оземь комом войлока и оскалит гнутые резцы, протравленные до ржавого глянца, грозя убийце несбыточной местью. Да вот же он, беззастенчивый палач-караульщик, премного довольный собою и своей вдохновляющей на кровопролития опустошённостью, пыжится на ветру и надменно помахивает хвостом. Взгромоздясь на прозрачный гребень безлистного ольшаника, он, очевидно, мнит себя режущим орудием Судьбы, о чём, похоже, и вещает безбожно перевранными до невнятного скрипа голосами тех, кого обезглавил. Ему нет дела до того, что, продрав от нутра его сиплую глотку, шмякнулось в бурую подснежную сушь. Ему некогда... Ему бы перекусить...    Опустим же долу взоры, как того ненавязчиво требует от нас торжественность момента, и воздадим должное нерастворимым останкам безымянного существа. Разве не достойно сожаления то, что проворная тварь, избежавшая множества напастей минувшей зимы, стала отторгнутой за ненадобностью свалявшейся набивкой для брюшка пересмешника-бездаря! Лакомая зверушка укрывалась за настовым щитом от стужи, от вкрадчивого взгляда неясыти, от лисьего азарта. И вовремя улизнула из-под наста, когда тот, расплавившись, с дребезгом полился в разбухшую реку. Ей не суждено было расплющиться под шальной лыжей. И прочее, и прочее, и прочее...    Всего-то раз щёлкнул воронёный "секатор" — и неуловимая пискля, совершившая немало разбойных набегов на сельхозугодья, уподобилась полинявшему пиратскому флагу, сорванному шквалом с мачты: череп да кости в скомканной гниющей ветоши. Такова цена замешательства...    Тут впору бы обнажить головы и безмолвно взгрустнуть, как того требует обычай, и рука уже невольно тянется к капюшону. Но воздержимся от этого жеста, ведь дождь усиливается и ветер свирепеет.    Посмотрим же сквозь туманную морось в кромешно-бдительные глаза местами белого и всецело пушистого мясника и, не надеясь на ответ, зададимся простым вопросом: "Как?.. Как ты мог?!! Как ты мог на раз проглотить наспех откусанную голову, битком набитую кривыми зубами и отчасти даже мозгами, и не подавиться?!!" Надо признаться, что проникновенный и оценивающий взгляд трясогузого головореза не то чтобы нервирует, но заставляет в душе порадоваться его малости, столь таинственно контрастирующей с впечатляющей ёмкостью желудка и растяжимостью пищевода...    Всем своим незапятнанным видом лупоглазый каратель демонстрирует убеждённость в несостоятельности нашего пасмурного умонастроения. И в самом деле, разве столь уж напрасна была промашка безвестной полёвки? Чуть ли не вся жизнь этой мелкой приземлённой твари уместилась под снежным крылом одной зимы и была по большей части посвящена заточке устрашающих резцов, каковые так и не были пущены в дело именно тогда, когда в этом возникла острейшая необходимость. Но всё же нельзя отрицать тот отрадный факт, что пекущийся лишь о собственном пропитании ничтожный грызун, проявив исключительную самоотверженность, накормил голодного... Многие ли из разумных тварей, переживших десятки зим и презрительно называющие прыткий колтун шороха вредителем, могут похвалиться подобными достижениями?..    Двое неизвестных, помаявшись неловкостью и обменявшись смущёнными взглядами, поправляют намокшие капюшоны и медленно уходят в неизвестном направлении, волоча ноги. Сорокопут, обстреляв помётом "место захоронения", порхает ещё менее известным курсом... Ветер, дождь...