Чваков Димыч. Вести из Парижа и не только

ВЕСТИ ИЗ ПАРИЖА И НЕ ТОЛЬКО

Был с Пушкиным в Париже...

Был с Пушкиным на дружеской ноге...

а вот с Толстым тягался на руках,

с Некрасовым делил в обед багет,

у мясника брал в лавке потроха,

а после пил у Тютчева коньяк

от Шустова -- осьмнадцати годков...

...ел вечером с мадерой козинак,

да с Гоголем -- без всяких дураков...

Крестил детей у Фета много раз,

к Тургеневу нацелился в друзья,

с Тулуз Лотреком ехал `в нумера';

там в обществе классических наяд

чтоб славить и поэтов, и фемин,

а также экзотических матрон.

В салоне упоительной Мими

затеян был литературный шмон:

хоть Байрон, хоть Вергилий, хоть иной

антично-экзотический Гомер,

Дюма с Гюгом и даже ветхий Ной

или совсем классический Вольтер --

немедленно нам пачпорт предъяви

и цель визита тут же обозначь...

Такая вот в Парижах `се ля ви',

такой вот `лайф' новаторский one touch!

Мы с Пушкиным на дружеской нога

гуляли то и дело Пляс Пигаль.

Вести из Парижа

Под звездами царит мираж Парижа,

взлетает голубь - почту разносить.

Трамвай желаний, мною обездвижен,

над Сеной синим облаком висит.

Вскипают вод не замутненных слезы,

а в Арке Триумфальной след калош.

Хожу, как денди, забубенный козырь,

по душам разношу святую ложь,

де, скоро, мол, явление мессии

предвидится в сиянии огней.

Все будет так почти, как вы просили,

но и не будет, как просили не...

А голубь, что летит с моей запиской,

приносит дамам радостную весть:

я где-то рядом, я ужасно близко,

и чудо где-то рядом тоже есть.

Отель на Тверской

(легенда)

Есть отель на Тверской -

пять классических звёзд.

Всё случилось давно, не сегодня.

Ты глаза-то раскрой,

потянись в полный рост

и послушай легенду, негодник.

Был в гостинице той голубой бельэтаж,

а ещё был шикарный пентхаус,

окроплённый святою водой унитаз,

о котором мечтать не решаюсь.

В этом номере спал инвалютный посол,

когда громко куранты запели.

Но не помнит никто точно год и число,

когда он, подскочивши в постели,

погрузился в шенген повсеместно и враз,

исчезая с московских окраин.

Жил посол очень скромно без всяких прикрас...

...в хате той, что находится с краю...

И когда он пропал, не оставив следа,

испарившись росою на солнце,

все решили - не будет большого вреда,

если дело на том и заткнётся.

Но в посольстве кричат, мол, опять "новичок"

и трагедией тычут усердно,

тень посла посадивши на острый крючок,

ловят хайп в интернете посмертный...

Только тут полнолуние вышло в тираж

и готово стремиться на убыль...

В полночь в номер ворвался ужасный мираж

и загнал обитателя в угол.

На посла не похож, записной волколак

лишь туманом немного прикрытый...

На бугристом затылке ведический знак -

будто кто-то ударил копытом.

Закричал постоялец: "Етит-ангидрид!

Что за сволочь глумится и стонет?!

Будто нечисть какая-то гнусно хитрит

в бесшабашном и подлом притоне!"

И хватил волколака по туше мужик,

забывая со страха молитвы.

Соблюдал он диету, спортивный режим

и готовился к будущим битвам.

Раззуделось плечо, разлетелась рука,

у нечистого вылезли рожки...

Постоялец нанизал посла на кукан

и по полу размазал немножко.

Тут же в номер ворвался отважный десант -

бесконечно нечистая сила -

и унёс постояльца в густые леса,

где плеяда валькирий тусила.

И закрыли отель с этой самой поры,

не живёт в нём ни кот, ни собака

посредине Тверской вурдалачий нарыв

в обрамленье гламурного лака.

Так что ты, милый друг, обходи стороной

тот отель на развилке сознанья,

где пьют кровь, а не просто сухое вино

и мешают с дурманящей дрянью!

Поводырь

Строка к строке цепляется крестом,

срывает ветер вздорные афиши

в Москве, Нью-Йорке, Лондоне, Париже

из-под небес взлетающим хлыстом.

Ласкает солнце шелк твоих волос,

как будто нежный свет моей ладони

едва твоей ладони струны тронет,

и освятит хрусталь таёжных рос.

А слоги слов ложатся на холсты,

рождая безразмерные рулады.

Пером гусиным пишутся баллады

и сводят разведённые мосты.

Вселенная похожа на вокзал,

галактики - на залы ожиданья.

Пустой вагон... опять в чужие сани

забрался я, пока воображал

себя поэтом знаковой беды

или вагантом пламенных иллюзий.

Я не в своём, как говорится, вкусе...

...слепой судьбы нелепый поводырь!

Старец

инферно стекает в стаканчик мерный

кислотою серной...

...наверное

Рельефно, в несколько слоёв,

растёт из бездны пирамида...

Почти замёрзший водоём,

на мне намокшая хламида...

В меня стреляли много раз,

цианом отравить пытались,

потом, уехав со двора,

по бледной немочи проталин

везли к какому-то мосту,

зашивши наперёд в рогожу...

Не продышал... замёрз, уснул

и век монарший подытожил!

Кляли замёрзшего меня

и чёртом называли черти...

Весталкам нечего вменять

вину разверстой бунтом тверди -

они, как галки на церквах...

или унылые вороны...

взросли из праха, вышли в прах,

их не заметил Питер сонный,

а мой трагический уход

перевернул основы мира...

...и "философский пароход" -

как мышеловка вместо сыра!

Затянем часовые пояса

(рабочая неделя)

Дали' с утра подвёл свои усы

по часовому поясу Парижа.

Потом его увидели босым

Версаль, Стендаль и городские крыши.

Ему внимал какой-то там собор -

возможно, богоматери парижской;

его развёл (сам) Уорхол на слабо',

хлебнув спиртного - видно, даже слишком.

Кружило смальты битое стекло

на карусели колдовским галопом,

и где-то недоступный Камелот

был виден сквозь окно калейдоскопа.

И бледные сокровища небес -

за облаками ангельские стаи;

и чёлка дня вразлёт или вразрез

архангелом с глиссады вылетает.

Под вечер Гамлет Данию забыл

в объятьях Розенкранца с Гильденстерном;

принц Фортинбрас привёз с собой гробы

и схоронил весь Эльсинор экстерном,

а Пуаро подвёл свои усы

по времени на ратуше Брюсселя,

потом подвёл карманные часы,

и началась рабочая неделя.

И я в ней никого не подвожу -

работаю ритмично, как хронометр.

Есть у меня откатов парашют,

и никаких подачек нету кроме...

Действия

Глупеют дряхлые вороны,

как запятые в длинном тексте.

Цветут несжатые кальсоны,

изображая бег на месте.

Плетёт паук интригу действий

в сетях унылого прогресса.

Присох комком к одежде клейстер.

Париж давно не стоит мессы.

Пробрало, чёрт возьми, до дрожи

и до последнего солдата...

Ослабь, ямщик, тугие вожжи,

перед крыльцом военкомата.

Идут не в ногу, без опаски

пропа'сть в размахе резонанса...

Чем дальше в лес - глупее сказки,

а как косяк, то чьи-то мансы*.

* МАНСЫ - россказни; сомнительные поступки. Некоторые зарубежные словари толкуют термин М. как производный от слова "романсы". На самом деле М. из той же оперы, что и "малина.

Свидание с Парижем

В игле ушко',

в ушке' тугая нить,

сшиваем берега мостом широким...

Пою тишком...

Мне сложно подменить

трещанье разговорчивой сороки,

но я готов вращеньем шестерни

сломать процесс движения к прогрессу...

Мелькают в Сене хладные огни,

и вновь Париж едва ли стоит мессы:

здесь пляшут тени, словно провода

раскачивают "жёлтые жилеты",

за парапетом тёмная вода,

и Жан Габен - Мегрэ в костюме ретро -

стоит немым укором сам себе

и королям династии Бурбонов...

Я сотни раз озвучивал обет -

любить Париж, Монмартр и Сорбонну,

но это выходило кое-как,

поскольку я не слишком-то доверчив...

Несутся вскачь седые облака,

отнюдь не предвещая томный вечер,

где пляшут тени, словно бы билборд

раскачивают "жёлтые жилеты",

где Жан Марэ - молоденький, как чёрт,

стремительно летит вдоль парапета.

В Париже...

туристическое

Химерами копчёными Парижа

я атакован был ещё вчера...

Ломало к чёрту голову и крышу...

...и пел какой-то поц: "тури-тура",

пожарные брандспойты подпевали,

набравши в хобот пенного бритья...

Над Пляс Пигаль, навесив все медали,

трёхъядерные ангелы летят!

Им имя легион, а может, боле,

они кручиной делятся со мной;

их абрис тенью отражает поле,

сжимая душу терпкою виной

за тяжкий крест бездарного отцовства,

сыновней невнимательности грех,

за грязный торг за право первородства

за бесовством подманенный успех.

Элизиум¹ - блаженство обречённых,

а где-то рядом речка Океан.

Проспект Парижа, запах утончённый,

каштан, коньяк, канкан, кафешантан.

¹ - Элизиум (Элизия) в древнегреческой мифологии Елисейские поля - прекрасные поля блаженных в загробном мире на берегу реки Океан, куда по окончании бренной жизни попадают любимые богами герои. На "островах блаженных" царствует вечная весна, здесь нет ни болезней, ни страданий.

Над парком Тюильри

Летим с Дали' в неведомую даль,

а пляс Пигаль надменному Парижу,

культурно из нирваны выходя,

небрежно вымя вдоль асфальтов лижет!

Пика'ссо расплескался голубым

и розовым в период гей-парадов;

сюрреализма дивные рабы,

спят трансвеститы - вестники заката

империй, перьев, пустоты идей

и философий фаллосоподобных.

Париж вздыхает, Эйфелем раздет,

ему прикрыться нечем. Ша'ром пробным

я запускаю, как веретеном,

вдоль по rue "какой-то" тени пряжи.

Горчит с утра бургундское вино,

ещё кислит, ещё - безбожно вяжет.

Летим с Дали, наивны и легки

над парком Тюильри, как будто птицы,

вспугнув путан, встревожив волокит,

а где же геи? Где прекраснолицый

тот европейский чудо-человек,

предтеча мирового идеала?

Где он - сентиментальный экстраверт?

Нам говорили, дескать, их навалом.

На деле - откровенное враньё:

здесь знаки современного нацизма,

предательское бычит вороньё,

орущее циничные мелизмы.

Летим с Шагалом над Европой слёз,

утраченных по дурости ресурсов.

Здесь был когда-то "Ватерлоо мост"*...

Теперь Европа просто сбилась с курса.

* автор, вероятно, имеет в виду знаменитый фильм "Мост Ватерлоо" с Вивьен Ли и Робертом Тейлором в главных ролях, хотя, возможно, вовсе не это...

Партия

"Работайте, работайте -- а понимание придёт потом";

"Я не могу считать законным трату своих избытков, пока другие люди лишены необходимого..."

"Истинное равенство граждан состоит в том, чтобы все они одинаково были подчинены законам".

Жан Лерон Д'Аламбер

В подойнике от Млечного пути

мечты и шоколад, и хлеб насущный,

и портит время прежний аппетит,

рассчитывая слепо на грядущий.

Сквозь вымя из вальпургиевых туч

косится солнце как-то чуть раскосо,

его прекрасно проникает луч

меж двух коряво выросших утёсов.

И рядом я, румяный и живой,

раздвинувший во времени пространство,

чтоб совершить решительный рывок

в роскошную любовь непостоянства.

По-над коньками черепицы крыш

гоню пургу, на свет взлетев фанерой.

Смотрю - внизу блистательный Париж,

а в небеси цитаты Д'Аламбера.

Мой ангел подставляет мне крыло,

чтобы в полёте я не утомился,

а в облаках - прибытия табло:

серийный номер дубликата СНИЛС(я)а.

В подойнике полно невинных душ,

желающих от страсти просолиться.

В каком-то незапамятном году

мне не хватало страсти и амбиций.

Теперь страстей достаточно вполне,

работа мне приносит пониманье;

на переправе поменять коней

и жить потом на дремлющем вулкане -

в мои не входит планы, хоть убей,

мне план Парижа - только блеф на карте...

А Д'Аламбер играет на трубе

одну из несравненно дивных партий.

Летошний подтекст

Я люблю Жюля Верна безмерно,

с чувством меры - Виктора Гюго

и Орфея в подтексте инферно,

также мил мне Луи Арагон.

Очарован папашей Эрнесто:

"острова в океане" люблю;

знаю точно и время, и место,

и дайкирю я с ним во хмелю.

Облетает листва первых смыслов,

остаётся на ветках подтекст...

Безнадежных идей коромысло

выпадает нам, словно бы квест

кто-то сдал заклеймённой колодой

и отправил в трагический путь.

Отошли у Атлантики воды,

Атлантиде не время тонуть!

Ковчег, новый сезон

Вот срублю для вящей славы

героический ковчег,

заключу ковчег в оправу

океанов, гор и рек.

Замечательное судно -

преогромный материк...

На корме немноголюдно -

здесь верстаю чистовик:

вот вам Новая Гвинея,

вот и Новая Земля,

тут берёзки леденеют,

вымерзают нотой ля.

А к экватору поближе

распускаются цветы.

Ной, не ной! Ещё в Париже

выпьем кофе - я и ты.

Звездочёт

В Париже кофе пил и ел каштаны...

...струил в эфир народное "мерси"

и вспоминал с навязчивостью странной

унылое дрожание осин

в каком-нибудь неблизком Подмосковье -

на берегу глубокого пруда,

где сам стоял с ружьишком наготове,

а мимо ног упрямая вода

кипела киселём, как манкий омут,

насилуя русалок на беду...

Акцент был весел, но язык поломан

в каком-то незапамятном году...

В Европе стриг "брюссельскую капусту",

в мир выпускал лексический кульбит,

луны светила призрачная люстра,

а Млечный путь - классический арбитр -

галактик разводил солнцестоянья

и, оставаясь мутным, как всегда,

сводил дела к ветхозаветной дряни...

...пока сгорала падшая звезда.

Ангел без тени

Не в наших силах крылья распустить,

когда рассвет стучит дождём по крыше...

Скажу планете нежное "прости!",

и босиком - вдоль сонного Парижа

пойду крутить тугие виражи

по витражам модерновых корсетов...

Но тень моя недвижная лежит,

прижатая к асфальту табуретом.

Пришпилен я булавкою к земле,

как бабочка к гербарию костёла...

Нельзя гореть, нельзя позднее тлеть

и не исполнить ангельское соло,

в высоты поднимаясь маяком

фаросского надменного свеченья...

Но взмыть без крыльев крайне нелегко...

и уж подавно - если вдруг без тени!

Опасное увлечение

Вдоль сонного Парижа не парите...

...и не порите, сударь, ерунды.

Я до сих пор шатаюсь по орбите

вдали от дома, впрочем - полбеды:

Европа увлекается Хароном

в неотдалённо-мрачные места;

срывает осень жёлтые погоны,

а я считаю через сто до ста.

Вот в том беда, как говорил Вергилий,

когда в аду расчерчивал круги,

где грешников старательно водил и

сам был и автор, и поэт, и гид.

Проходит век, за ним другой проходит

и мечется в зрачке моём пятном.

Опять слова и афоризмы в моде,

которыми гордится Белый Дом;

и пичкает просроченным твореньем

уставший от дерьма Евросоюз...

Ломаются в Брюсселе люди-тени,

плодятся от субвенций люди-гнус.

По заветам предков

Рябит в глазах от красок и от пыли,

а нервы рвутся струнами в полёт

но не смогу, увы, как вы просили

давиться счастьем ночи напролёт

или, взлетая, им же насладиться,

или рубиться всякий раз сплеча;

пока горят от напряженья лица,

сомненья в жарких лицах примечать

и разводить, как будто это краски,

сознанье оппонентов "на слабо'".

Мы все умело носим лицемаски,

скрывая ловко мелочность рабов,

которая застыли в нас с рожденья,

ломая гаммы звуковой волны.

Под облаком по лугу бродят тени

не изданной в сознании вины.

Пари'т Париж на крыльях вознесенья,

Парис из яблок делает вино;

и Троя, отворив ахейцам сени,

снимает порнографию в кино.

Нам воскресенье кажется кровавым,

когда пылает зорями рассвет.

И катится с небес на землю слава,

и слишком ветхим сделался Завет.

Не клоун

"Карету мне, карету!"

А.С. Грибоедов

- Куда меня карета завезла?

Как будто бы в Париж,

но нет

здесь башни Эйфелёвой;

в самом себе разлад...

Шалишь!

Я - Чацкий, а не клоун!

"Берлин", - читаю на стене.

И азЪ воздам!

В Берлине Чацкому сменили имя

и позывной сменили...

в Берлине...

Теперь он Холтофа бутылкой - по затылку

(не будет гад ухмылкой

раздражать ни Мюллера, ни Шелленберга-лиса)

и шкурку не попортил...

А этот Айсман лысый -

какого чёрта?! -

опять суёт свой нос туда, где Штирлиц не валялся...

так, где-то здесь был галстук -

без галстука до Бормана тащиться

способен только нищий

и духом, и везде -

в музей!

Решительно - в музей!

А после появился пастор Шлаг...

ЭрСэХэА. Берлин. Аншлаг.

Радистка Кэт, навстречу Чацкий

прёт от "Заставы Ильича",

и прёт при этом перегаром,

довольно старым.

Молчать! Не нужно отвечать:

у Плейшнера опара

не взошла...

А как там пачпорт Шлаг?

Ништяк!

Ведь он тренировался -

весь "Роза Хутор" исходил на лыжах.

Ни разу не попался,

теперь к Европе ближе ...

Верней, к её Совету.

Совет им да любовь!

Меньшинства подождут,

от Pussy Riot отломив гормонов...

- Сыграй нам, Штирлиц, на гармони!

- Иди в скирду!

- OK, уже иду!

Наследство

Был первым из казнённых королей,

плескал святой водою по сусекам.

И в цирке солнца - славном "дю солей" -

входил всегда в одну и ту же реку.

Его считали милым много лет,

все промахи и гадости прощали

и говорили, дескать, на земле

не слишком-то и долгие печали;

вот вечность - это несколько иной

критически нескромный показатель.

Война, что называется, войной,

зато обед в любое время кстати.

Стать первым из казнённых королей?

Он посчитал за честь такую долю.

Десятка три несыгранных ролей,

крутых идей непаханое поле -

его наследство в самый аккурат

пришлось адептам королевской власти

от плахи до макушки топора

в глиссаде неделимой части счастья.

Смешалки-путанки

Колготки он куплю на фирма "Omsa"

с чужого богатырского плеча.

В Париж я больше с роду не вернёмся,

оставим ты здесь мало ли на чай.

А много бы оставить не мешает,

когда гуляла спьяну ты да он.

Твои супруга умницы большая -

не прётся со святыми на рожон.

Горят огонь среди меня неровный,

не причиняя непрерывный вред...

Река на зиму вышел вероломно

в десятой месяц пляжной декабре.

Седой паромщик плакала негромко -

работу потеряли в самый раз.

судьба-злодейка душу моя скомкал

и душ иных покомкивать горазд!

Отравление Монмартром

Зеленеют гранаты браслетом,

гроссуляром* венсенских лесов.

Парк Сен-Клу опоясался летом,

и желтеет в брюмер парк Монсо.

Отравился намедни Монмартром -

видно, много импрессии съел.

Увядания инициатор,

взявши вилы, пишу по воде -

растревоженной бархатом Сены.

Я её несомненный визирь.

Как Дунай изгибается Веной,

так и я в европейской связи

разметался над миром крылами,

будто славный австрийский штандарт...

Но угасшее Габсбургов пламя

имитирует Жан-наш-Поль Сартр;

и к свободе идей призывает,

отлетая от бабочек-строк.

А пророк иудейский Исайя -

болевой предвещает порог

для Спасителя крайне охотно.

Провоцирует ветер в руке.

блудный ангел погоды нелётной -

планетарный библейский аскет.

* - Гроссуляр Ca₃A_l2[SiO₄]₃ -- от лат. grossularia -- крыжовник (из-за сходства с плодами крыжовника). Цвет светло-зелёный (цаворит) или зеленовато-бурый. Характерен для скарнов. Речь идёт о разновидности граната.

Гармонист

Нафабрил мелом - даром, что усы...

Смахнул ладонью сохлую извёстку.

Фиксатуар невиданной красы -

прислали из Парижа эту роскошь -

нанёс на волос рыжий, что огонь,

и завернулись кончики до носа.

Наяривала хриплая гармонь,

по-над губой шкворчала папироса,

и чубчик выбивался, как петух,

из выцветшего старого картуза.

Красавицам классический пастух,

а мужикам - нетрезвая обуза.

Но, в общем-то, парнишка хоть куда,

хоть политесу вовсе не обучен.

Горит на небе яркая звезда,

да не видать её - густые тучи.

Нам дела нет до этих пьяных туч,

звезда в душе, а на груди гармошка;

помадою нафабрит красоту

и сбацет мотив "Смелее, крошка!"

Упыри

И водитель не тот - у него не хватает извилин...

и рессоры разбиты, как будто щипцами орех.

А бушлат этот, помнится, раньше солдаты носили

в уголовном далёком слепом и глухом октябре.

И новелла не та, Мопассану не снилось такое,

Мериме окривел бы увидев рабочий патруль.

Локис смотрит на небо с усталой литовской тоскою

и не может понять, что напрасно затеял игру.

Он хотя и медведь, но не слишком, зараза, лохматый

и вообще-то, конечно, на зверя совсем не похож.

И водитель не тот, да и лыжи, нацелены к аду,

а крепления к лыжам - избитая наглая ложь!

И бушлат цвета хаки сто лет уже черти носили,

кровь засохла коростой на чьих-то вампирских губах.

Мериме бы вздохнул, опустил бы вдруг руки бессильно,

обнаружив канкан упырей в авангардных гробах.

Париж нового времени

Зрелищ мало, хлеба

ни черта не жаль!

В амбразуру неба

вижу Пляс Пигаль.

Пролетая тучей

над мостом Менял,

я закину ключик

в Сены сеновал.

Отложу подальше

глянцевый буклет...

Нет предела фальши,

да и просто - нет...

места свадьбам скромным

с брызгами "Клико".

Спит Париж огромный,

как блудливый кот.

В неба амплитуде

видится размах...

Что-то с нами будет -

ведает аллах!

координаты забытого счастья

от абсциссы пьянею слегка,

аппликатой срамное прикрывши...

отгорает фонарный закат,

дожирая невкусные крыши...

предрассветная дымка сквозит

фимиамом распущенной тризны...

мой опять затянулся визит,

дорогая, седая Отчизна...

прихожу я к тебе, свысока

наблюдая за мраком и светом,

отгорает фонарный закат

к ноябрю уходящего лета!

вот и всё, вот и август забыт -

ненавязчиво малоподвижен -

как осколок коварной судьбы

дожирающий ржавчиной крыши...

от абсцесса зверею слегка

в парике из цветного Парижа...

где-то к дому летят облака,

опускаясь от холода ниже.

Ах, этот притягательный Монмартр!

(проникновение в богему)

А в Париже солнце ниже,

солнце ходит неглиже.

На Монмартре люди, крыши...

Кто здесь дышит, тот блажен.

Кто не дышит, тот амёба

или просто лицемер.

В мою форточку Европа

(с нею дядька Д'Аламбер)

так и прётся вдохновенно,

словно грешник, лезет в рай;

ах, мои резвятся гены

и влекут в богемный прайд.

Ну, а мне по барабану

или даже - по трубе!

Мой прямой ответ канкану -

политический ликбез

европейского разлива

благородных белых вин.

Солнце выделив курсивом,

подсадив себя на сплин,

распластаю плоть по крыше

и загаром обрасту...

Да, в Париже солнце ниже -

это видно за версту!

Только в поле за просёлком

будет весело вдвойне:

отыщу в стогу иголку

во родимой стороне

да пойду считать с азартом

расписные облака...

Был рождён когда-то бардом

и считал, что мир покат.

Правда, мир почти квадратный,

а совсем не как Земля...

Был в Париже, пел бесплатно

и уверенность вселял

в чуваков богемной крови

и в неискренних девиц...

Жил в Париже наготове -

улететь со стаей птиц!

На контрасте

Бессона мать кричала: "Ё-моё!"

и разводила грешниц на полставки.

А вы слыхали, как она поёт

в манерности урезанного Кафки?

Струил лазурь вокзала Сен-Лазар

не то Моне, не то какой-то гаер;

он нам ещё ответит за базар -

пустой месье, иначе - просто фраер!

Снимал очки со ставок в казино

Тулуз Лотрек, лаская куртизанок,

и пил, и пел - всё больше мимо нот -

протяжный гимн или себе осанну.

Лепил Роден скульптуры круглый год,

а на квадратный - засыпал в конюшне.

Любил ваять, а также конный спорт,

и в барабашку верить простодушно.

Жан-Люк Годар, Маре и Жан Габен

гуляли по Парижу - вот вам здрасьте!

И пятый недобитый элемент

заехал Люку в ухо на контрасте.

Скульптурно-художественная группа

Дама пила абсент,

Пика'ссо шалил руками...

Гойя ел фрикассе.

Роден человечил камень.

Упёрся Пигмалион -

хочу оживить красотку!

А та, проглотив лимон,

берёт мужика на глотку,

кричит ему: "Сам дурак!

Натурщица я и только.

Иди - почитай Коран

или же хлебни настойки

от нежности, от хандры,

распутник, харрасмент в дышло!"

И скульптор тотчас поник -

мол, как бы чего не вышло.

Повержен Пигмалион,

Лотрек обнимает шлюху,

не верит в судьбу Джеймс Бонд,

и дохнет от скуки муха.

Муляж

Глупеют дряхлые вороны...

...с порталов храма Нотр-Дам.

Грифоны, свой умерив гонор,

рассыпались по поездам,

с утра в провинцию спешащих.

Им там сподручней гнёзда вить.

Они вразмашку крыльев тащат

с любых помоек габарит

и создают муляж Европы,

которой вдруг пришёл конец.

Десант горгулий режет стропы;

что ж, на войне - как на войне.

Комментарии: 8, последний от 06/05/2023. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 18/02/2022, изменен: 18/03/2023. 42k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия
Аннотация: ...я где-то рядом, я ужасно близко, и чудо где-то рядом тоже есть...

Чваков Димыч : другие произведения.

Вести из Парижа и не только