Чваков Димыч : другие произведения.

Я ехала домой

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    история одного возвращения


"Я ехала домой..."

(санаторий умирающей эпохи)

  
   Получить бесплатную путёвку в Пятигорск в советское время было проблематично. Давали этот нематериальный дефицит только всякого рода передовикам производства. И то только после того, как отдохнут работники профсоюза, портящие своё здоровье с утра до вечера в бесчисленных заседаниях у начальства, вечерних пьянках с комсомольскими и партийными работниками (без смычки с коллегами по цеху "добрых дел" - никуда!), ночных приключений в бане со вздорными, но проверенными девками со штампом "безопасно, КГБ" на мясистых ляжках.
   Заявление на санаторное лечение я давно написал (как раз в советские ещё времена) и забыть о том успел благополучно, а тут - вызывают в профком, говорят, мол, так и так, поедете в Пятигорск по путёвке. Это награда за ваш беспримерный труд по обслуживанию вертолётов МИ-6 на оперативных точках в условиях тундры и её филиала - лесотундры.
   Дело хорошее - отдохнуть в санатории никогда и никому не помешает. Одно плохо - зимой. Однако дарёному профкомом коню в корешок об оплате не смотрят.
   Супруга волновалась, что очень далеко от дома в такое неспокойное время - как раз Гайдар-внук позволил свободному рынку хорошенько обшарить наши карманы. Женщины всегда подвох подсознательно раньше мужиков чуют. А я вот не сразу проникся. Скачки' цен меня, в общем, не очень пугали: путёвка бесплатная, билет годовой и тоже бесплатный. Главное - не сильно шиковать на косвенных, как сказал бы следователь какой-нибудь районной прокуратуры, получая взятку за внезапную утрату улик прямо перед судом. А с другой стороны, зарабатывал я немало, если находился в командировке вместе с пилотами. Там за налёт часов не только экипажу обламывается, но и нам - технарям, да и районный коэффициент в тундре повыше, чем в городе.
   Одним словом, поехал. Сначала всё шло просто замечательно - в течение дня без задержек и препятствий пролетел от Печоры до Минеральных вод, даже не почувствовав каких-либо неудобств при резком изменении погоды: из тридцатиградусных зимних морозов очутился в разгаре бабьего лета, когда воздух звенит на высокой ноте, а деревья только начали набираться желтизны.
   Пока мчался до санатория на такси, обозревая красоты предгорий Северного Кавказа, автомобильный приёмник на частоте радиостанции "Маяк" голосом какой-то народной артистки исполнял известный романс Марии Яковлевны Пуаре:
  
   "Я ехала домой, душа была полна
   Не ясным для самой, каким-то новым счастьем.
   Казалось мне, что все с таким участьем,
   С такою ласкою глядели на меня".
  
   Путь мой был пока ещё вовсе не домой, но душа разрывалась от предвкушения счастья, которое вот-вот... А впрочем, почему же не домой? Любая стезя, ведущая к дому, начинается дорогой из него же, не так ли? И не нужно быть мудрецом, чтоб понять очевидное.
   Попал я на территорию Кавказских Минеральных вод в разгар разгула макроэкономики по рынкам Северного Кавказа. Вместо хорошего вина из местных виноградников во всех коммерческих палатках шла бойкая торговля бельгийским техническим спиртом "Royal". Это аукалась нам программа борьбы с пьянством, умело выкорчёвывающая в своё время порочность виноградной лозы со светлого лика Перестройки.
   Не стану задерживать внимания на достопримечательностях Пятигорска и региона, на системе лечения в санатории, скажу только - комфорт оставался ещё социалистический, а стоимость дополнительных услуг уже свободная.
   Перехожу к главному - обратной дороге.
   Аэрофлотовский годовой билет у меня был выписан ещё в Печоре. Оставалось выбрать конкретный маршрут и дату следования, что я и сделал прямо в санатории. Тут же мне всё и оформили при помощи удалённого терминала системы "Сирена".
   Приехал в аэропорт на такси, заплатив почти в два раза больше, чем двадцать дней назад - при прилёте. Ничего не поделаешь - освобождённые от непосильных тягот цены принялись расти, будто сам Гайдар подсыпал дрожжей в печатный станок Гознака.
   До регистрации оставалось часа полтора, потому я не беспокоился понапрасну, присел на освободившееся место и задремал. Очнулся, на часы посмотрел - мама ро'дная, не едать мне калачиков мятных - вот-вот посадка начнётся. Бегом к табло. Нет моего рейса. Ни черта ж себе! Улетел? Подбегаю к расписанию. Вот он мой рейс до Ростова-на-Дону, есть, голуба - время вылета, как в билете. Но регистрацию не объявляли, я бы услышал - это уже на уровне инстинктов, как бы крепко не спал.
   Прорываюсь к диспетчеру по транзиту, вооружённый наглостью, пропуском на территорию Печорского аэропорта и годовым служебным билетом.
   - Имеется у вас информация по вылету в Ростов? - спрашиваю.
   - Такого рейса из аэропорта Минеральных вод нет.
   - Не понял. В расписании есть, в билете у меня есть... Как же так?
   - Его позавчера отменили.
   - Почему?!
   - Нерентабельно держать на этом направлении два борта, когда из Карабаха нужно беженцев вывозить.
   - Но у меня сегодня вечером транзитный рейс Сочи - Сыктывкар, мне нужно быть на регистрации к моменту его посадки в Ростове... Я же не успеваю. На поезде никак...
   - Гражданин, что вы нервничаете, сядете на машину, успеете!
   Я вывалился из очереди и поспешил найти того, кто бы смог меня быстро довезти до Ростовского аэропорта часов за пять-шесть. Джигитов оказалось много, да вот денег у меня не слишком. Нет, разумеется, если остаться на подсосе, то впритык хватало, но что-то мне подсказывало - не стоит рисковать. Хотя и билет проплачен до самой Печоры, и переночевать в Сыктывкаре, есть у кого... но... Но, но, но!
   Я лихорадочно соображал, как поступить, если не поспею к своему рейсу. Придётся переоформлять вкладыши к служебному. И не просто переоформлять, а уже по другому маршруту, поскольку из Ростова на Сыктывкар нельзя попасть в ближайшие двое суток - всего три рейса в неделю. И не факт, что места будут. А тут ещё Новый год надвигается неумолимо. Чёрт! Попробовать, что ли, улететь из Минвод в Москву, а там уже - как бог даст?
   С этой мыслью я снова пошёл к диспетчеру по транзиту. Женщина обрадовалась мне, как хорошему знакомому, и затараторила:
   - Идите ко второму выходу на посадку, скажите, на грузовой до Ростова. Вылет через двадцать минут, успеете, я позвоню - вас возьмут...
   Схватил я сумку и - пулей в зону вылета. Угрюмый милиционер, занятый раскулачиванием многочисленного армянского семейства, попытался меня притормозить, забыв о том, что отсутствие прописки в паспорте Рафика по законам гор карается штрафом на месте. Однако, испугавшись боевого напора целеустремлённого служебного пассажира, страж порядка отошёл в сторонку - дескать, всё равно дальше перрона не уйдёт.
   Постучал я в запертые двери, и - открылось мне. Оттуда, из зоны "посторонним В", высунулась усатая улыбчивая физиономия и спросила:
   - В Ростов?
   - Да.
   - Служебный?
   - Служебный.
   - Деньги давай.
   - Какие деньги? У меня же годовой билет?
   - Нет, брат. Годовой билет у тебя на пассажирский лайнер, а ты сейчас на АН-26 нашей славной военно-транспортной авиации полетишь, ещё и с полной загрузкой. Да ты не бойся, у нас цены договорные - не обидим!
   - Сколько?
   - А сколько не жалко, ну-у... чтоб бригаду после трудового дня было на что... в театр сводить.
   - Театр с буфетом?
   - Соображаешь. Наценку за категорийность можешь не учитывать - в народный театр пойдём, не графья же.
   Таким вот образом мы и договорились. А ещё через несколько минут я пристраивался на мешок с каким-то химикатами в салоне грузового самолёта с флагом ВВС на киле.
   Заходили на посадку два раза из-за сильного тумана. Командир уже вовсе хотел поворачивать на ближайший военный аэродром, где ВПП такая - "хоть поперёк садись", но тут диспетчер сообщил, дескать, метео даёт "окно" - минут пятнадцать. Командир перекрестился, выматерил штурмана среднерусским благословением, а мне сказал, чтоб ложился на мешки, берёг голову и больше в кабину экипажа не лез, а то оборвёт всё моё достоинство вместе с корнем, не озаботившись даже узнать, какой он степени. В математическом смысле, как я тогда понял в пылу командировочного ража.
   Давление подскочило, даром, что с курорта еду... Хватанул таблетку лекарства. Этого... как его? Неадекватный папа. Что значит, нет такого лекарства? Ну да, не совсем правильное название. Сейчас вспомню точно. Неужели ранний склероз, чтоб ему?! О! Вспомнил. Папазол.
   Вынырнули из молочного киселя у самой земли, проскочили торец полосы метров на триста с лишком, но и оставшейся длины оказалось вполне достаточно, несмотря на низкий коэффициент сцепления. За коэффициент сцепления я не просто так ляпнул - мой конёк был в УТО1 этот самый коэффициент, преподаватели млели во время моего ответа.
   Когда уже свернули на рулёжку, кабина экипажа открылась, на пороге появился пилот, который минуту назад на моих глазах посадил "антонова" при очень слабой видимости и невеликих средствах навигации.
   - Обосрался? - вежливо спросил командир, закуривая беломорину.
   - Нет, только на мешки помочился, - со всей свойственной мне куртуазностью ответил я.
   - Ты что, больной? - забеспокоился бортмеханик, отвечающий за груз. - Там каждый мешок... знаешь, сколько стоит?
   - Был здоровый, пока к вам на борт не попал.
   - Этот жить будет! Наш человек, авиационный, хоть и гражданский, - командир потрепал меня по плечу. - Ты, куда летишь-то? В Печору? Ну-у, смотри, погода, видишь, какая... если заночуешь, приходи к нам в служебную гостиницу. Спросишь майора Козлика. Отставить смех - без "шила" останетесь! Козлик - это у меня фамилия такая. Приходи, будем рады. А в преферанс играешь? Ну не на шелбаны же...
   Будто в воду смотрел майор. И не просто в воду, а в воду, спиртом для гигиенических целей разбавленную, оттого и было ему отчётливо видно: в аэропорту Ростова люди сидели по трое суток к моменту моего прибытия. Задержки по погоде. Редкому борту удавалось проскочить в разрывы тумана. А мой рейс из Сочи в Сыктывкар и вовсе в Ростове не сел, не рискнул командир "короткой тушки"2- вдруг потом не взлетишь. Да и выбирать момент для посадки из-за пары транзитных пассажиров (один из них я), горючее попусту жечь - нерентабельно. А вокруг уже рыночные отношения, ничего личного! Вот мой борт через Куйбышев (теперь это Самара) пошёл, там дозаправился.
   Как говорится, всё выглядело крайне неважно. И билет теперь переделывать - смысла большого нет, поскольку непогоду ещё два дня обещают безжалостные метеорологи. Потом начнут задержанные рейсы отправлять, потом... Нет, это не выход. У меня и денег на столь длительные приключения нет из-за анонсированной добрым премьером гиперинфляция. Недели три назад содержимое моего кошелька можно было бы считать вполне себе неплохим капиталом, а теперь - такой заработок и московским нищим с паперти не покажется чем-то привлекательным.
   Валюту тогда в провинции покупать было не очень принято, да и негде особо - коммерческие-то банки всё больше по стольным городам плодились, будто тараканы. Не распростёрли покуда сферы своих интересов на периферию, капитал накапливали всеми доступными способами там, где куски пожирнее. Потому я и не обезопасил себя несгибаемым запасом, а зря. На авось понадеялся. А мог бы заказать кому-нибудь, кто по командировкам мотается, купить парочку сотен "джорджиков". Впрочем, что теперь о том печалиться. Завистовано давным-давно.
   Вот таким манером я и попал в историю с гайдарографией, ни одному специалисту по макроэкономике не пожелал бы оказаться в моём положении.
   Но уже вечер. Пора место для ночлега искать. Гостиницы, разумеется, переполнены, в залах ожидания присесть негде... Придётся идти на поклон к военным, а утром приму решение. И тут судьба, давшая мне под зад острым коленом не совсем мягкой посадки за мои сомнения в Минводах, намёки которой я не понял, предложила ещё один шанс на относительно благополучный вояж в родные пенаты - плюнуть на всё и поехать поездом.
   Случилось это так...
   Когда я вошёл в холл гостиницы, чтобы найти ставший уже родным экипаж АН-26, услышал в распахнутое окно "аквариума" администратора куплет романса, ставшего мне родным ещё в Минеральных водах.
  
   "Я ехала домой... Двурогая луна
   Смотрела в окна скучного вагона,
   Далекий благовест заутреннего звона
   Пел в воздухе, как нежная струна".
  
   "Вагон? Поезд, - подумал я, - может быть, в этом и есть резон?" Но моя гордость работника авиации вступила в схватку со здравым смыслом и победила его за явным преимуществом.
   Заснуть в коллективе майора Козлика удалось только под утро, когда кончился спирт и нехитрая закуска в виде слоистого желтоватого сала, похожего на лежалый майский фирн, украшающий берега реки Печоры во время ледохода.
   Пили не просто так, а под очередной круг преферанса, которым развлекались по биржевой ставке рефинансирования - рубль за вист. Удачи мне снискать не удалось, но и проиграл я немного, зато выспался почти от души.
   Начиная с обеда следующих суток, я вопреки здравому смыслу всё ещё пытался улететь, но не было никакой возможности, а женщина - диспетчер по транзиту - подливала масла в огонь, уверяя меня, что служебников на Москву у неё в очереди никак не меньше сотни, и когда аэропорт, наконец, откроется - ждать мне останется недолго: всего два дня, поскольку не может же она всех сотрудников гражданской авиации запихивать без очереди на один борт. И всё в подобном не очень оптимистичном духе.

*

   Вторую ночь в аэропорту ночевать мне пришлось уже не в гостинице, поскольку за экипажем майора Козлика прислали автомобиль, и он унёсся в неизвестном вероятному противнику направлении, бросив АН-26 на попечение гражданских техников до лучших времён.
   Наутро решил выйти на улицу, чтобы размять затёкшие за ночь ноги. Едва я оказался на привокзальной площади, тут же услышал до боли знакомое название в разговоре двух женщин, которые рассуждали, как им следует ехать в сложившихся предновогодних обстоятельствах, отягощённых тяжёлыми погодными условиями. Этим словом было - Кожва. станция, находящаяся на левом берегу Печоры, в пятнадцати минутах езды до города на поезде. Разговорились, познакомились. Так обычно случается с земляками далеко от родных мест.
   И тут, в процессе общения, у меня родилась одна замечательная идея.
   - Мы с вами двигаемся в одном направлении. Может быть, объединим наши усилия? Стыдно сказать, еду из санатория, думал, улечу легко, денег не экономил, вот теперь не знаю, как быть, если вдруг придётся несколько дней сидеть... Вы не могли бы мне одолжить... дома я верну. Обязательно... - начал я свою длинную сбивчивую речь.
   - Конечно, могли бы. Верно, мама? - перебила меня та, что помоложе. - У нас столько вещей - без помощника никак не обойтись. Я-то в положении, мне нельзя тяжести...
   Тут выяснилось, что молодую женщину зовут Надей. Она вышла замуж за военного, который служит где-то в Батайске (город-спутник Ростова-на-Дону). А сама она родом из Кожвы, куда сейчас и собирается отправиться вместе с мамой, та специально за ней приехала.
   Зачем? А вот зачем. Рождение ребёнка - дело, не терпящее безалаберности и неустроенности. Мужу обещали комнату в малосемейном общежитии, но пока в нём шёл ремонт, жить приходится в крайне стеснённых условиях гарнизонного дома офицеров, где зал для занятий танцами разгородили ширмами, и там ютятся несколько молодых "ячеек общества" - как говорится, все в одной пчелиной соте. Привозить ребёнка в подобный улей явно не следовало, потому Лидия Петровна - для меня попросту Лида, так звали маму Надежды, и прикатила к ненаглядной доченьке - забрать своё дитя в родительский дом, пока вопрос с жильём не решится.
   Женщины думали лететь самолётом, чтоб быстрее, но попали в такую же ситуацию, как и я. А теперь оставалось одно - переместиться на железнодорожный вокзал и двигаться дальше на поезде. По крайней мере, до Москвы.
   В этот раз я не стал противоречить судьбе, пославшей мне двух милых спутниц, взял у них сумки, и мы залезли в автобус-экспресс, следующий на вокзал.
   Билеты до столицы удалось взять с боем, хотя желающих непременно очутиться в местах обитания Первого Гаранта России было очень много. Повезло, поскольку беременная жена военнослужащего имела право на приобретение билетов в воинской кассе, а стоящие в очереди офицеры и дембеля оказались настолько любезны, что пропустили даму вперёд.
   Итак, билеты куплены. До поезда ещё вагон времени. Вернее, не просто вагон, а вагон и небольшая вагонетка с прицепленной дрезиной. Лида сказала:
   - Надюш, позвони Павлу, скажи, что у нас всё в порядке - поздно вечером едем в Москву.
   Посмотрев на мою недоумевающую физиономию, она пояснила:
   - Паша сегодня дежурит по полку. Телефон у него под рукой.
   Надя вернулась раскрасневшаяся и радостно сказала:
   - Раз уж мы на поезде едем, да ещё с сопровождающим, нужно кое-чего из продуктов с собой взять - у нас немного пайков офицерских скопилось. Времена-то трудные, никаких денег не напасёшься. Поехали, мама, в Батайск, соберём, уложимся, а ребята нас потом на машине привезут. Вы же нас подождёте здесь, Роберт, верно, чего вам мотаться? Я кивнул и через минуту остался один с тремя сумками.
   Так-так, и мне бы не мешало домой сообщить, где я и что я, а то, наверное, уже потеряли. Оттащил поклажу в камеру хранения, отстоял там очередь. Освободившись от груза, пошёл на переговорный пункт, отстоял очередь и здесь, потом за минуту (экономил средства) успел конспективно изложить супруге ситуации, пояснив, что точное время приезда установить невозможно - если повезёт, то, вполне вероятно, даже в этом году.
   Незаметно прошло два часа. Пересчитал свои скромные денежные запасы и решил особо не экономить, поскольку инфляция бушевала почище тропического ливня в каком-нибудь далёком штате Мадхья-прадеш в пору муссонов. Ещё бы - ведь утром бутерброд с колбасой в привокзальном буфете стоил 120 рублей, а к вечеру - уже 180. Такими темпами совершенно невозможно растянуть имеющиеся в наличном изложении финансы на неопределённое время путешествия.
   Пока жевал невкусную колбасу вчерашней обеденной бодрости, всё время поминал миниатюру Жванецкого о раках, примеряя оную на бутерброды. Те, вчера, по сто двадцать, ну очень свежие, а эти сегодня по сто восемьдесят... Тьфу, с таким отношением к новому, передовому, никак мне за Гайдаром, который впереди шагает, не угнаться!
   Когда я уже в десятый раз изучал все достопримечательности ростовского вокзала, не обходя вниманием ни единой трещинки в лепнине, ни одного пугающе богатого нищего, путающегося под ногами у бедных пассажиров, объявили посадку на московский поезд. И вот я стою у нужного вагона с тремя сумками и жду. Женщин моих нет, билетов у меня тоже нет - попутчицы прихватили их с собой. Остаётся надеяться на высшие силы и молиться всем транспортным богам, включая военно-автомобильного, чтобы всё удалось в лучшем виде.
   Если подумать, то ситуация совсем дрянная. Денег у меня - только до аэропорта доехать, если мои спутницы не успеют к поезду. А там что? Сидеть несколько суток в ожидании погоды на голодный желудок? Говорят, через неделю наступает просветление. Может, святым заделаюсь... Тьфу, пустое! Нельзя на этом сосредотачиваться, чтоб не приманивать к себе неудачу.
   Но тут, приманивай-не приманивай, время летит быстрее пули. И вот уже - до отправления поезда всего десять минут, и видно придётся становиться святым волею обстоятельств. Впрочем, у меня же остались сумки. Если никто за ними не приедет через пару часов, то... Нехорошо даже думать об этом. А с другой стороны, куда девать багаж... и - куда деваться мне?
   Сигнал автомобильного клаксона, разрывающий молочную серость вечернего вокзала, прервал тревожные размышления и терзания. Прямо на перрон, вопреки всем правилам и предписаниям, влетел УАЗик-буханка с военными номерами. Из него вылезли Лида с Надеждой и пьяный до состояния униженного плебея из рода сапожников мужчина в неопрятной форме без особых знаков милитаристского и человеческого различия.
   - Заждались, наверное? - посочувствовала мне Лида.
   - Эй, мужик, чё встал? Хватай шмотки, пока вокзал не отъехал! - обозначил мне моё же предназначение в этом неспокойном мире нарождающегося светлого капиталистического будущего человек в армейской фуфаечке.
   Я хотел было огрызнуться, но вовремя сообразил, на чьей стороне правда, в чьих карманах билеты, и сколько осталось времени до отправления.
   Проводницу, попытавшуюся преградить нам путь и всё время вспоминавшую об оплаченных багажных квитанциях, мы внесли внутрь вагона вместе с коробками, мешками и рюкзаками, откуда позвякивали, поскрипывали и похрустывали невидимые, но видимо, аппетитные компоненты затейливого офицерского пайка за несколько месяцев.
   В процессе переноски вещей я отчётливо понял - из Москвы непременно придётся ехать поездом, поскольку тащить такое количество груза в Шереметьево, а потом ещё и там милости у авиационных небожителей ждать, и платить за превышение багажного веса... Нет, на такой подвиг в мирное время меня точно не хватит.
   Когда погрузка была закончена, невразумительный военный скромно обнял обеих женщин, предварительно выпустив жгучий шлейф ещё непрогоревшего спиртного себе куда-то подмышку, а потом обратился ко мне:
   -Эй, сопровождающий, слышь-ка, чего скажу! Ты мне, это, баб обижать не вздумай! Узнаю - под землёй найду и в землю зарою!
   Ответить я ничего не успел, вагон дёрнуло и потащило в сторону столицы некогда великой империи, а нынче - главный город утратившего иллюзии мелкопоместного княжества.
   - Это был муж? - разочарованно спросил я у Нади.
   - Нет, что вы. Не муж, наш сосед Колька-баламут. Он прапорщик по контракту. Беспутный. Ничего толком не умеет, вот его офицеры на подсобных работах и используют.
   - И на поцелуях тоже? - неуклюже пошутил я.
   - Ага, он как тюлень, всю меня обмуслякал. Усы колются, а вместо мужика пьяной мойвой пахнет, - хохотнула Наденька.
   Всю дорогу до самой Москвы сидел я у прекрасных дам на шее, но не наглел. Порой так есть хотелось, что просто кушать не мог. Но терпел. Пока сами меня к столу не призовут, запрещал себе даже думать о чём-нибудь, кроме главной цели - добраться до дома. Короче говоря, первое время ощущал себя птицей, которую везут хозяева, посадив в клетку. Кормят, поят, ухаживают. А птице нестерпимо горько от отсутствия утраченной свободы. Но это только первое время.
  
   "Я ехала домой сквозь розовый вуаль.
   Красавица-заря лениво просыпалась,
   И ласточка, стремясь куда-то вдаль,
   В прозрачном воздухе купалась".

*

   До столицы добрались без приключений, если не считать того, что пришлось влезть в запасы предусмотрительной офицерской супруги. Если бы не продуктовые пайки, которые я неосмотрительно обматерил при погрузке, злясь на "бабскую бестолковость", пришлось бы нам тащиться впроголодь. Это я уже не только о перегоне Ростов - Москва говорю.
   Впрочем, доехали спокойно и без происшествий. Теснота? Духота? Так это и в советские времена было не в диковинку. И вот - Москва. Новая столицы новейшей истории, истории борьбы проклятого советского прошлого и счастливого частнособственнического рынка, регулируемого левой пяткой не выспавшегося архангела Гавриила, под белыми одеждами которого явно просматриваются мохнаты окорочка с копытцами, раскрашенные в цвета невинности вашингтонских мудрецов.
   И тут нашей команде пришлось потрудиться. Снова, прикрываясь беременной женщиной, мы с Лидой прорвали оборону воинских касс Ярославского вокзала всего за шесть с половиной часов.
   И вот на руках у нас билеты, мы почти счастливы. Теперь счастливее нас лишь те, кто уже в пути... но вместо души остался пустой росчерк бездушного Люцифера - мол, не пошли бы вы все... куда подальше, мои быдловатые современники... Такое жутковатое послевкусие остаётся от долгого стояния в железнодорожных очередях.
   Разумеется, можно было бы купить билеты у снующих тут и там "жучков", делящихся наваром с кассирами, купить по двойной цене, что для тогдашнего предновогоднего времени вполне себе неплохо. Можно было, но, во-первых, банковал не я, а Лида, во-вторых, вероятность - отдать деньги незнакомому человеку и потом остаться вовсе без билетов - слишком велика.
   А так... уезжали аж спустя четверо суток. На более раннее время мест не оказалось. Но это ничего, если учесть - к новогоднему столу поспевали. Никак же нельзя выступление Беловежского судьбоносца пропустить и не порадоваться небывалым успехам демократии, когда деятели правительства резко озаботились улучшением благосостояния народа, продавая промышленность на корню очень хорошим людям, а значит - кому попало, за фантики ваучеров и валютный откат между строк.
   Выстояв ещё несколько часов близ обшарпанных от времени и революционных преобразований скамеек, мы всё же сумели "занять плацкарты", на которых нам предстояло счастливо жить в ближайшие несколько дней и ночей. Окружающие соседи были вполне милыми людьми, и первые сутки прошли достаточно спокойно, если не считать драки местного значения между группами бомжей, не поделившими пару пустых бутылок на спорной территории. Дрались по-взрослому, разбивая друг другу головы, выдирая волосы клочьями и выбивая зубы на немытую плитку пола замусоленного "по самые образа" вокзала. К счастью, на этом передел собственности закончился, и потянулись однообразные часы. Ночи путались с днями, а сама жизнь стала напоминать пребывание в раю - бессмысленное и скучное.
   Хорошо, что у меня практически не было денег. Напёрсточники, лотереи и "однорукие бандиты" могли бы сломить кого угодно, тем более - нас, неискушённых в идиотских играх цивилизованного общества. Автоматы стояли прямо против того места, где мы со спутницами разбили наше импровизированное жильё в стиле "перекати-поле". Через пару часов вынужденного наблюдения за процессом я уже понял, как всё здесь устроено, и сам бы ни за что в игру не полез.
   За то время, пока наблюдал за "одноруким", никто ничего не выиграл. Впрочем, вру, раз десять один и тот же субтильный парень срывал банк, приводя в экстаз толпу собравшихся болельщиков. Но его считать не стоит, поскольку, вероятнее всего, он знал волшебное заговорное слово или технический приём, от которого игровой автомат никак не мог отвертеться. Сначала я удивлялся - отчего удача выбирает именно этого чудака, но на третьи сутки перестал, когда увидел, что после инкассации аппарата везунчик удалился чуть не в обнимку с двумя бритыми до самых прыщей затылками, принадлежащими господам нелёгкой профессии - братки.
   Работа напёрсточников тоже была продумана до мелочей - главный персонаж, гоняющий горошину между тремя непрозрачными стаканчиками, творил своё маргинально-финансовое действо под охраной крепких парней, изображающих обычных зевак. Хорошо прикормленных, если судить по ширине физиономий, милиционеров вызывали сами потерпевшие, те, что не впадали в истерику после того, как их облапошили, но этим только усугубляли своё положение - проверкой документов и прочей бюрократической волокитой, свойственной жизнедеятельности слуг народных на транспорте. Что и говорить, органы у нас по большей части в н у т р е н н и е, то есть занятые своим личным, внутренним благополучием. Но и то сказать - не для себя же брали, а для удовлетворения многочисленных аристократических потребностей! В тогдашней милиции - через одного аристократы... если не духа, то брюха.
   Но это всё - прикрытие, а были в зале ожидания ещё два-три человека, умело завлекающие народ восторженными возгласами о небывалом выигрыше. Каталы шариков деньги им отдавали внешне охотно, поскольку тем просто не могло прийти в голову - бежать. С таких-то сладких процентов кто побежит?
   Народ разорялся буквально круглосуточно, без перерывов на сон или обед. Ограбленный в результате собственной дурости контингент скандалил, выл, визжал, купался в собственных слезах, лез в драку, получал по голове; иногда разгонялся "неподкупным" патрулём, пресекающим беспорядки на корню. И всё это на моих глазах! А ещё же были и карточные шулера.
   Я подолгу утюжил задницей скамейку, не вставая, будто привязанный, чтоб не потерять место. И ко мне пару раз подсаживались на принесённые с собой складные табуретки с матерчатым верхом два опереточных типа - сыграем, дескать, во что угодно по маленькой. При этом один из "гостей" доставал замусоленную частым употреблением колоду карт, а второй дул в уши - мол, через полчаса поезд, а заняться нечем. Опереточность господ-шулеров заключалась в том, что они оба были одеты в кожаные куртки из натурального кожзаменителя; ноги - в яловых сапогах, с заправленными в них джинсами, от которых веяло заграничным словом "фирма'" и давно немытым телом в оконечной его части.
   - Бубен - король бубей, - хохотнув, представился один из картёжников. - Сгоняем в "дурачка" по сотне? Время скоротаем.
   "Хамсец - крайняя степень хамского проявления", - определил я для себя настойчивость Бубна, а вслух заметил:
   - Ребята, у меня нет денег, чтобы играть с вами. Поищите кого-нибудь другого.
   - А с виду приличный человек! - пожаловался гулкому эху Ярославского вокзала второй игрок, чьё прозвище мне так и не открылось, в риторической манере философов-однодневок.
   После выше помянутой краткой беседы парни схлопнули табуретки, как пеликан свой мешок под клювом после изрядного завтрака, и растворились в тугом пространстве зала ожидания.
   Позже, примерно через сутки, они являлись мне ещё раз, но востроглазый Бубен, заподозрив подвох, не дал напарнику "раскрыть парашюты" своей передвижной мебели, заметив:
   - Это тот самый... приличный, который без денег. Попылили отсюда.
   Карточные шулеры ушли, оставив меня наблюдать человеческие трагедии вовлечённых в процесс "разводки" людей.
   Иногда я ухитрялся предупредить потенциальную жертву, чтоб не думала идти в лапы к волкам серого бизнеса, пользующимся вседозволенностью под патронажем милицейской крыши, исполненной в виде козырной фуражечки с высокой тульей. Но! Во-первых, никто меня и слушать не хотел - "это все иные дураки, а я сумею обмануть подлых мошенников". Во-вторых, мои попытки не остались незамеченными "независимыми наблюдателями" от криминальных сообществ молодого прогрессирующего на глазах капитализма.
   В очередной раз я попробовал притормозить какого-то дядю с лихорадочно блуждающим взглядом и портфелем вечно командировочного Агасфера, но был прерван на полуслове: подошли тут ко мне два новых русских, не то в "адидасе", не то в ботоксе. Правда, о ботоксе я тогда ещё не знал, наивно полагая, будто бардовый налив их клубных пиджаков и есть тот самый ботокс, чудесным образом сохраняющий весеннюю свежесть потасканным звёздам эстрады, выскочкам с товарно-сырьевой биржи и агрегаторам умело разорённых производственных мощностей.
   Один из подошедших, который помордатее, сказал:
   - Ты, борзота, спрячь своё варнякало, не мешай людям отдыхать! А то отдохнёшь на больничной койке. Второй раз повторять не будем, понял? Игра в нашей стране - дело добровольное.
   У меня не нашлось ни единой причины, чтобы возразить этим милым людям, и мы расстались к взаимному удовольствию, причём совершенно безболезненно.

*

   Никогда бы не подумал, что сумею просидеть почти четверо суток, практически не сходя с места. Спасибо новым веяньям со стороны державных вождей да властителей - научили. Мои дамы располагались рядышком. Надя всё время спала, загодя набираясь сил и терпения, Лида же без конца читала женские романы из ларька "Союзпечати" о чопорной английской жизни. Изредка мы отлучались по одному: справить естественные нужды, размяться, принести воды. Питались из офицерского пайка от Павла, дай ему бог в жёны хорошую женщину! Женат, говорите? Так я и не возражаю, просто подумал тогда - пусть Надежда окажется хорошей женщиной.
   Транспортные коммуникации работали на пределе. И вокзал оттого всё более разбухал. И стремительное приближение 1993-го года тоже влияло на плотность населения в залах ожидания с неумолимой эпической силой. А тут ещё - без конца подтягивались беженцы - жители бывших союзных республик. Причём армяне и азербайджанцы из Нагорного Карабаха, которые устали жить под обстрелом, сначала вели себя агрессивно по отношению друг к другу, но через сутки совместного сидения слились в один большущий табор кочевников. Всё смешалось... В условиях, когда цены скачут, будто заведённые, выживать легче совместно.
   Как ни печально (привычка - дело великое), большое сидение на Ярославском подходило к концу. К вечернему поезду вышли на перрон заранее, дабы немного поразмяться после вынужденной неподвижности в чреве зала ожидания.
   Кстати, чуть раньше забыл добавить, билеты мы купили только до Котласа. Дальше на север не продавали, хотя поезд "Москва - Воркута" шёл, как говорят, со всеми остановками. После четырёх ночей ожидания вблизи людей, организующих лотереи "угадай, где шарик", игорных клубов "замесим по маленькой?" и автоматов марки "однорукий бандит" посадка показалась сказочно нереальной. Подумать только - у каждого человека (читай - пассажира) своя полка. Правда, весь вагон заставлен скарбом беженцев, но зато можно спокойно погулять по нему, не опасаясь, что твоё место займут. Полный вагон азербайджанцев ехал в республику Коми к родственникам, большинство из которых осело в наших краях, традиционно занимаясь нефтеразведкой и нефтедобычей.
   Кажущееся благополучие, возникшее в теплой атмосфере пассажирского поезда, чуть не сыграло со мной злую шутку. Я готов был уснуть на целые сутки, но подсознание скомандовало - не расслабляться, пока не приехал! - и это помогло прийти в себя. Ещё бы - вопрос с билетами от Котласа до Печоры оставался открытым.
   Надя обещала, что непременно разбудит меня, когда придёт время, перефразируя Библию, "собирать гравий с железнодорожной насыпи", и я полез на верхнюю полку. Уже проваливаясь в черноту сна, заметил движение по коридору, разлепил один глаз и увидел небольшого господина в железнодорожной форме с характерными знаками путейской доблести в петлицах.
   "Бри-и-и-га-дир, - лепил я неаккуратно размытые слоги в скомканную мысль. - На-а-до буу-дет с ним по-го... по-гооо... ворить..."
   А дальше уже что-то вроде сна, видения, дрёмы...
   "Подчас его тянуло к бороне! - незлобно подумал я, когда железнодорожный гном поравнялся с моей головой. - Ишь, ты. На Черномора похож. Только с обрубленной бородой. За каким бесом Люсю спёр, чёртЪ неумытый?!"
   Да-да, именно так (с буквой "ять" на конце слова) и подумал. Во сне я умею иногда мыслить затейно, уверяю вас.
   Последнее, что запомнилось перед погружением в царство Морфея, это не зрительный образ, а акустический - где-то далеко-далеко (наверное, в купе проводников) фальшиво скрипела через неумытые динамики вагонная радиотрансляция:
  
   "Я ехала домой, я думала о вас,
   Тревожно мысль моя и путалась, и рвалась,
   Дремота сладкая моих коснулась глаз.
   О, если б никогда я вновь не просыпалась..."

*

   За полчаса до прибытия в Котлас мы с попутчицами собрали свою поклажу, чтобы в случае надобности перебраться в другой вагон, поскольку на все наши вопросы относительно дальнейшего следования на своих местах проводница скромно опускала глаза и говорила:
   - Пока не время, подойдите позже. Там решим.
   И вот - подъезжаем. Я подумал, раз поезд стоит сорок с лишним минут (меняется локомотивная бригада, вагоны заправляются водой и углем для титанов), успею сбегать на вокзал и купить билеты, хоть в общий.
   Перед самой станцией проводница пошла по коридору, что-то сообщая пассажиром. Тихонько говорила, каждому персонально. Добралась и до нас.
   - Вы хотите ехать дальше, в этом же вагоне? Вам до Печоры, кажется? - начала она вкрадчиво.
   - Разумеется, хотим.
   - Тогда заплатите мне и езжайте.
   - А сколько?
   Проводница улыбнулась и обозначила свои нескромные притязания. По моим приблизительным подсчётам получалась пятикратная стоимость. Гулять, так гулять?!
   Выслушал я её - будто мёду из весеннего ручья напился. Но платить заявленную сумму?! Ни за что!
   - Если не хотите, - правильно поняла мою угрюмость, ощетинившуюся небритостью, очаровательная фемина от МПС, - освободите вагон.
   Я ничего отвечать не стал, чтобы не наговорить, не дай бог, каких-нибудь жутких эпитетов в адрес зарвавшейся проводницы.
   Чую, не едать мне пряников мятных, если буду клювом бессистемно щёлкать вместо того, чтобы брать девку-судьбу за отощавшее за годы перестройки вымя некогда упитанной пионервожатой. Предупредил Надежду с Лидой, чтоб не вздумали с места трогаться ни под каким видом, а сам побежал на вокзал города Котласа. Спрыгивал ещё на ходу, а потому быстро набрал нужную скоростную агрессивность и очередь в кассу разрезал, словно ледоход "Арктика" на атомной тяге скромные забереги новорожденного льда. Глядя на мою физиономию, народ и не думал роптать - полуторанедельная небритость в те годы ещё не считалась настолько модной, чтобы принять её носителя за интеллигентного человека.
   От кассира удалось узнать, мест на наш поезд нет. Нет совсем. Ни единого! Даже в общий! Ого! Получается, бригадир места' на станцию не сдавал, стало быть, проводник из нашего вагона был уверен в том, что пассажиры, поставленные в бесправное положение хозяевами беспредела на транспорте, заплатят сполна. О других проводниках ничего сказать не могу, но меня уже начало терзать смутное предчувствие - все они в доле. И как говорят сицилийцы, мафия гниёт с головы. Тогда - немедленно к крёстному!
   Иду в купейный, где штаб. А там напарница вымогателя - проводница из нашего вагона на нас же и жалуется, что не покидаем, дескать, своих мест, хотя билеты... И трещит, и трещит. Бригадир - тщедушный мужичок с кавказскими корнями на востроносом лице в ответ лепетал нечто маловразумительное и практически непонятное неподготовленному слушателю, избалованному уроками русской литературы.
   Я не стал дожидаться милостей от путейской природы - опыт общения с надвигающимся капитализмом у меня появился за время путешествия, - а схватил начальника поезда за грудки и потребовал объяснений.
   - Какого чёрта, - сказал я, - проводники требуют выложить за оставшуюся дорогу до Печоры впятеро больше, чем мы уже заплатили, хотя расстояние вполовину меньше и почему вдруг, раз уж нас высаживают, места' в кассу Котласа не сданы?!
   Нос бригадира на глазах из симпатичной греческой дельты - любимицы Пифагора и Эвклида - превратился в унылую сливу-ткемали, а он сам вдруг изобразил жалкое подобие книксена пухлой волосатой рукой:
   - Панимаэш, дарагой, тут такой абстятэльств имеэтся... Нада нам бежэнци из Азибраджана до Воркута давэзти. Люди устали, нэ винаваты. Билет нэту. Зачэм люди абижат? Ми давэзом...
   - А пятикратная цена?
   - Нэбольшой перегиб на мэстах, панимаэш, э! Нэ нужно жалоб писат, нэт... Ти садись, ехай до свой станцыя. Бэсплатно ехай.
   - Я не один, со мной ещё две попутчицы.
   - Попутчицы-шмопутчицы, э! Все ехайте! Я сказал!
   - Они без билетов! - попыталась встрять проводница.
   - Да, в самом деле, нас же могут ревизоры высадить без проездных документов, на основании... - озаботился я, отчего-то заговорив на языке махровыхй бюрократов с бухгалтерским уклоном.
   - Дарагой! Моё слово тэбе мало? А рэвизор-шмевизор, как шакал - ему кость кинул, он и не тавкает! На сэбя беру! Ты иди, Бадри говорит, можно ехаим под чэстный слово. Только нэ нада никуда писать. Слишишь ты, жэнщина, повезош этого батоно, как свою маму на курорт возиш, э! - указательный палец приободрившегося Бадри вознёсся вверх восклицательным знаком, венчающим его тронно-вагонную речь.
   Не бригадир, а просто кефир на час. Что говорите? Калиф? Да нет уж, не калиф, а скорее, факир - за час столько бабла с вольных азербайджанских валахов настриг, сколько мне за полгода не заработать в командировках на оперативные точки, разогревая тундру собственным задом.
   Как я теперь понимаю, начальник поезда был человеком временным, и ему не терпелось нашинковать "капусты" побыстрей и побольше за отпущенный беспределом постперестроечных небожителей срок. И прокалываться на мелочах не входило в его планы. Ну что, в самом деле, разве сравнимы три человека с сотней платёжеспособных беженцев, которых надлежит обирать уже по одному этническому и религиозному признаку?!
   Поехали дальше. Контролёры не приставали, услышав, что мы, женщины и я, находимся в вагоне по договорённости с бригадиром. Вернее, слышали они об этом ещё раньше, поскольку к нам не подходили вовсе, а только приветливо кивали или подмигивали. Беженцы же охотно делились своими "подкожными" с людьми в форме, будто рассчитывались за каждый железнодорожный перегон в отдельности.
   Честное слово Бадри было очень крепким и действовало почти до самой Ухты. А перед станцией вдруг притащился дядечка в фуражке с чужого плеча и с погонами, словно у министра всемирных железных дорог. Взглянув на нас, как обыкновенно наполеоновский гвардеец смотрит на вошь в период отступления по старой Смоленской дороге - с желанием немедленно приготовить ужин, менеджер от МПС решил нас не высаживать, а обойтись штрафом без выписки квитанции с обязательством купить у него же билеты без указания мест.
   Бланки билетов выглядели изрядно мятыми, на них под карандашной надписью маршрута следования (Ухта - Печора) угадывалось плохо вытравленное "...игородного сообщения Мичуринск - Воро...". В красном углу всего этого железнодорожного мягкого киота блистала свежим оттиском почти несмываемая печать с замечательно непонятным названием "филиал "Озон и Британик" транспортного кооператива "Лабеан"". Прочитав последнее слово задом наперёд, я всё понял и принялся торговаться. Сошлись на половине первоначальной цены. Но это без учёта штрафа за безбилетный проезд от Котласа до Ухты и бонуса за незаполнение квитанции.
   Азербайджанских беженцев тут же выгнали в общий вагон силами наряда линейного отделения милиции, а мы кое-как устаканились среди нетрезвых нефтяников, забивших вагон запахом полуживого прелого сала и нетрезвых портянок.
   Последние шесть часов пути мне фактически пришлось ехать стоя. Женщин-то я усадил в купе, где интенсивно прощались с вольной жизнью буровики, подписавшиеся на двухнедельное воздержание методом вахты, предписанной Миннефтепромом. Поминки по вольной жизни справлялись в суровой мужской атмосфере - пили, пока стакан не начинал выпадать из рук. Через час после отправления поезда, тут уже можно было сидеть в относительной тишине, притулившись в ногах героев углеводородного фронта. Так вот, женщин я устроил, а самому бы хоть на третью полку залезть, но ни одной свободной - беженцы хоть и ушли в общий вагон, но весь свой скарб оставили на ответственное хранение отважным проводникам за "ничтожно пустяковую оплату". Вот и болтало меня то в тамбур, то обратно.
   Таким образом, прибыл я домой не в течении календарных суток, как предполагалось, а всего за девять дней... Приехал, побрился и слёг с обострением остеохондроза в больницу. Нет, ребята, санаторное лечение не всегда на пользу идёт. Как говорится в Итальянских Альпах, не заблуждайтесь в сумрачном лесу3!
  
   Да, вот ещё что - мой приезд оказался ознаменован исполнением по радио набивших оскомину строк:
  
   "Я ехала домой, душа была полна
   Не ясным для самой, каким-то новым счастьем.
   Казалось мне, что все с таким участьем,
   С такою ласкою глядели на меня".
  
   Бр-р-р... Наваждение какое-то!
  
   1 - УТО - учебно-тренировочный отряд, так в советские времена назывались постоянно действующие курсы повышения квалификации для технического и лётного состава в системе гражданской авиации.
  
   2 - "короткая тушка" - так в среде людей, связанных с авиацией называют самолёт ТУ-134, в отличие от "длинной тушки" - ТУ-154; правда, существует ещё один вариант: "короткая тушка" - ТУ-134 (72 пассажира), "длинная тушка" - ТУ-134А (76 пассажиров) или ТУ-134Б(80 пассажиров).
  
   3 - Для тех, кто не помнит классики, даю вводную: "Земную жизнь пройдя до половины, я заблудился в сумрачном лесу..." - один из вариантов перевода начальных строк "Божественной комедии" Данте Алигьери.


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"