Аннотация: Сборник маленьких историй об авиации и около оной
Мы рождены, чтоб сказку...
Из памяти возникнув
Печорское авиапредприятие в третьей четверти XX-го века славилось своим вертолётным парком. В лучшие годы на его лугах, стоянках и перроне паслось больше тридцати МИ-8, чёртова дюжина МИ-6, десятка полтора МИ-2 и три доживающих свой долгий вертолётный век МИ-4. А кроме того, в специально отведённом загоне трещали и пыхтели, воняя синим дымом от бензина Б-70, около сорок "Аннушек" (АН-2) - тружениц "ещё с той войны".
Работала эта орава не только в Печоре, но и в приписных портах: Инта, Возей, Усть-Цильма, Ижма, а также Усинск - пока там ни появился собственный авиаотряд. Всё моё детство было связано с аэропортом, где работал отец, окончивший механический факультет КИИГА (Киевский институт инженеров гражданской авиации) в 1957-ом году. Он, кстати, был первым дипломированным авиационным инженером в Печоре.
Общался я преимущественно со сверстниками, чьи родители тоже трудились в аэропорту. Разговоры со взрослыми гостями в нашем доме чаще всего велись на темы поршневой и газотурбинной авиатехники. А гостей тех бывало немало, поскольку отец частенько помогал заочникам с чертежами самолётов и вертолётов, порезанных с нечеловеческой изощрённостью только лишь силою воображения то вдоль, то поперёк шпангоутов.
Нередко в школьном возрасте приходилось мне после уроков идти на обед в кафе-столовую аэропорта, носящую знаковое имя - "Полёт". Это случалось, когда мама уезжала в командировки. Отец встречал меня в условленном месте и вводил внутрь удивительного мира взрослых. В "Орлёнке" кормили очень прилично, да и обслуживание было на высшем уровне. На столах всегда салфетки, ножи, специи. А вокруг сновали официантки в накрахмаленных передничках - все, как одна, из рекламных буклетов "Аэрофлота", хоть сейчас переводи в бортпроводницы на международные линии.
В те далёкие сказочные времена в точках общепита ещё не возбранялось горячительное, и в буфете то и дело производился разлив - кому водки, кому сухого вина (преимущественно болгарского), а кому и чистого питьевого спирта. Но дисциплину никто не нарушал - себе дороже. Пилотня и технари позволяли себе расслабиться исключительно после окончания рабочей смены. Лётчики называли "остограммливание" в "Полёте" послеполётной подготовкой или разбором полётов. Днём же недра буфета исследовали в основном пассажиры с задержанных рейсов, вахтовики с буровых, ожидающие вылета и, вы не поверите, ненцы-оленеводы, которые частенько в то время гоняли стада мимо Печоры, всякий раз не преминув заглянуть, так сказать, в центр местной цивилизации.
Это сейчас старые оленьи пастбища заняты нефтегазовыми промыслами, и южнее 69-ой параллели ненцев с хореем - палка для управления оленьей упряжкой - уже не встретишь. А тогда - запросто. Даже по выходным катали детей верхом на бессловесных северных животных, а зимой и в санях-нартах.
Очень чётко запечатлелась в мозгу одна интересная встреча с представителем ненецкого народа - как раз в "Полёте". Я в тот день пришёл к отцу на обед. Мы сидели за столиком и ожидали, когда официантка принесёт заказ. В это время у входа, где располагался гардероб, произошло сильное оживление. Все головы мгновенно повернулись в том направлении, будто подул сильный северный ветер. У входных дверей открылась замечательная картина.
В столовую вошёл оленевод в своей национальной зимней одежде: торбосах (сапоги-ползунки, сшитые из оленьих шкур) и малице (балахон с капюшоном и рукавами также из шкур, полами волочащийся по земле). Красное, обветренное от морозных ветров лицо с еле заметными амбразурами глаза сияло, словно блин в разгар масленицы, карабин за спиной зловеще отливал инеем. Ненец поставил в угол хорей, снял рукавицы, разумеется, тоже из шкуры оленя, и направился к буфетной стойке. Здесь он быстро получил из ловких рук буфетчицы стакан с дымящейся, как мне показалось, жидкостью ранее обитавшей в бутылке с маленькой синей надписью на неприметной наклейке "Спирт питьевой".
Оленевод делово' и с глубоким знанием предмета небольшими глотками осушил гранёную тару, вытер губы и не спеша извлёк из-под малицы огромный нож с ручкой, вырезанной из берцовой кости оленя. Буфетчица среагировала мгновенно - быстро поставила на стойку огромную разделочную доску. Ещё одним лёгким движением руки фокусника ненец, вытащил из недр малицы приличный кусок замороженного сырого мяса. С него от тепла под малицей уже начала сочиться и капать вязкая оленья кровь.
Колоритный гость ловко откромсал себе тонкую полоску оленьей плоти и закинул в рот, отвергнув предложенную буфетчицей соль - дескать, только вкус портит. Стоял он независимый и отстранённый, будто бы не замечая полусотни пар глаз, упёршихся в его незатейливый бытовой процесс. Когда мясо закончилось, ненец рукавом малицы аккуратно вытер кровавые разводы на стойке и удалился к запряжённым нартам, ритмично покачиваемый на ходу парами спирта, весом карабина и тяжестью в неприхотливом желудке. Он уже представлял себе длинную северную дорогу, весёлую лунную рожицу, которая будет подмигивать ему с чёрного неба и тугую прозрачность морозного воздуха, замутнённого оленьим дыханием.
К середине 60-ых годов XX-го века мой отец проработал инженером АТБ (авиационно-технической базы) Печорского авиапредприятия уже лет семь-восемь как. Естественно, за эти годы у него появились в Печоре друзья, приятели и просто знакомые из числа сослуживцев.
Пожалуй, одним из самых интересных и юморных людей в этой компании был командир ЛИ-2 Михаил Максимович Чернобай, заслуженный пилот Приполярья, для меня - просто дядя Миша1. Он прославился тем, что, будучи в перегонке воздушного судна для планового ремонта на 406-ом заводе в Минеральных водах, при каждой промежуточной посадке отправлял оригинальные телеграммы на имя командира предприятия, его замов и прочих руководителей.
Текст телеграмм был на удивление разнообразным по тематике. Например, от врачей о благополучном исходе разделения сиамских близнецов, адресовано счастливому отцу, он же - командир отряда; от группы сидящих за свадебным столом с текстом: "Вздрогнем, а?"; от благодарных работниц вязально-прядильной фабрики с намерением продолжить тесные сверхплановые связи с руководством лётного отряда путём слияния в приступе пароксизма. Телеграфистка по причине низкой образованности напечатала "марксизма" вместо "пароксизма", но это лыко оказалось ещё более в строку, нежели первоначальная версия, хотя и попахивало антисоветчиной.
Руководство в лице командира авиапредприятия оказалось не вполне готово к подобному обороту событий. САМ ходил с тщательно скрываемым изумлением на мужественных загорелых щеках и нервно жевал беломорину, представляя, как доброжелатели - в лице либо секретарши, либо секретаря парткома - обязательно донесут супруге "всю правду-матку" о моральном облике благоверного.
Причастность Чернобая к "подмётным письмам", дискредитирующим его партийную совесть, руководитель авиапредприятия даже не рассматривал, хотя был наслышан о чудачествах последнего.
Стояла отпускная пора. Командир - первый день как вернулся с курорта. Приказ на перегонку ещё до приезда был подписан. Так что начальственное удивление, когда в течение суток его завалили срочными телеграммами из разных городов о состоянии дел у его многочисленных "родственников" и внебрачных детей, можно считать вполне естественным и процентов на пятьдесят искренним. Оставшуюся половину вероятности я бы адресовал к совести корреспондента, сомневающегося, а вдруг, у начальника и в самом деле имеется родная дочь - результат неземной страсти - где-нибудь в Таганроге или Ульяновске.
Только на следующий день, когда руководитель авиапредприятия ознакомился со всеми документами, подписанными за время его отсутствия, стало ясно, откуда растут ноги у не на шутку повысившего активность почтового ведомства. Михаил Максимович был разоблачён, но отнюдь не разжалован в юнги. И вообще никак не наказан. В те давние времена "на Северах" нравы бытовали простые, а юмор ценился на всех уровнях иерархической лестницы и воспринимался адекватно как подчинёнными, так и руководителями, и даже жёнами должностных лиц самого разного уровня.
Я был достаточно юн в те легендарные годы освоения помянутых выше "Северов", но уже понимал "в чём фикус-покус и отчего редька' горька'".
Как и всякий человек, чувствующий себя вольно в закрытом водоёме того героического предзастойного времени, я воспитывался в садке вполне победившего к тому времени социализма. Победивший социализм можно охарактеризовать страстью к новинкам ширпотреба, внезапно ставшим доступными довольно широким слоям. Всяк мог выбрать себе агрегат на собственный вкус, опираясь на толщину кошелька. От неподъёмного фена с оглушительным звуком запускаемого поршневого четырнадцатицилиндрового двигателя вертолёта МИ-4 - две "звезды" по 7 цилиндров, до стиральной машины "Урал" с рифлёным резиновым грязно-зелёного цвета, словно у нечистого, хвостом, круглым в сечении. А ещё бочкоподобные "Уралы" славились тем, что из их чрева можно было легким движением руки - да, лёгким же, я сказал, чёрт возьми! - извлечь приспособление для отжима белья, норовившего то и дело коварно выкрутить детские пальцы непослушных мальчиков и девочек.
Из всего ширпотребовского многообразия папа выбрал магнитолу, чему я оказался несказанно рад. Магнитола стояла в спальне у родителей, включившись в борьбу за звание самого объёмного предмета мебели в этой акватории. Помню, в диапазоне СВ и ДВ (средние и длинные волны) очень хорошо ловился "Маяк", голос которого сопровождал всё моё детство. "А сейчас послушайте новую композицию британского вокально-инструментального ансамбля "Жуки". Песня называется "Девушка"... Хр-хр-хр... Венгерская певица Кати Ковач с песней "Как холодно"... Адресованная другу ходит песенка по... Сегодня наши молоты намолотили... Оборонная доктрина бороны... встретились с официальным... Леонид Ильич подчеркнул... в городе Тольятти... до самого Тихого океана... молодёжь живо откликнулась..."
Сверху у магнитолы имелась крышка, будто у сказочного ларца, только с фиксатором, чтобы давила пальцы любопытным мальчикам не всякий раз, когда они без спросу вздумают заглянуть вовнутрь агрегата. И давила не так страшно, как в случае со стиральной машиной типа "металлический бочонок с мотором", но с той же профилактической целью.
А под крышкой чуда советской электротехники - устройство для установки магнитной ленты. Жаль только, "тип 10" с матовой поверхностью благородного цвета "кофе с капелькой молока" тогда ещё не придумали. Впрочем, это я уже после оценил. А тогда рассматривал магнитолу, изучал её кишочки и забавный микрофон на привязи чёрного провода, в который потом дядя Миша Чернобай, знаменитый командир ЛИ-2 отряда Приполярной авиации, напел не одну кассету под свою семиструнную классическую гитару.
Гитара была действительно классической, для исполнения русских романсов, чего нельзя сказать о репертуаре Михаила Максимовича. В нём находилось место Высоцкому, Вертинскому и другим, не менее популярным авторам, имена коих затерялись в районе Одесского Пассажа, а песни стали по этой причине называться народными... Так и слышу... "Гулял я с ней четыре года, на пятый я ей изменил"... что-то там ещё было, не совсем понятное детскому уху, а потом случилось страшное... Лирический герой, которого я представлял именно таким же весёлым и задорным, словно молодой дядя Миша, простудил коренной зуб... "От этой мучительной боли я весь как безумный орал, а женщина-врач хохотала, я голос Маруськин узнал"... Вы верно догадались, именно с Маруськой дядя Ми... (что это я?), герой песни гулял четыре года... Пришла пора платить по счетам, Дон Жуан с улицы Первоконного Бабеля!.. Чтоб ему!.. "...в ташу лешат шетыре шуба, а я как бешумный орал..." (в тазу лежат четыре зуба...) Поделом? Может быть, может быть. Но мне было отчего-то жаль неудачливого кавалера. Теперь я знаю почему - дядя Миша пел душой, а не голосом. Как Марк Бернес пел, а не какой-нибудь рэпер Серёга, запряжённый в свой "многолошадёвый" "бумер" с мелодией, украденной без зазрения совести у Coolio (композиция "Gangsters paradise"). Когда человек проживает песню, ему веришь, как себе. Очевидные же вещи, право.
А магнитола та стоит сейчас у родителей на даче. Работает и продолжает надёжно ловить "Маяк". Дяди Мишины песни остались на кассетах, но магнитный слой на них осыпался, и теперь ничего нельзя разобрать... что именно происходило в кабинете зубного врача по имени Маруся... кто кому здоровые зубы драл... Жаль. И кстати, недавно я снова пытался установить название передового аппарата советской радиотехники начала 60-ых годов прошлого века, но так и не смог. Паспорт на магнитолу давно утерян. Правда, имеется металлический стилизованный подо что-то готическое кусок латуни, который и должен изображать название... Пялился я в него, будто баран, внезапно обнаруживший незнакомую строительную обновку, пялился. Похоже, вроде на "Весну", но с каким-то латышским проскальзыванием безударных гласных. Одним словом, истина вновь осталась недоступной.
Как шутили наши родители
Зима. Канун Нового 1965-го года. Дежурить в праздник не очень-то приятно, а сказать точнее, удовольствие ниже среднего. Поднять один фужер "по нулям" - ещё куда ни шло, но больше - ни-ни. Сменный персонал просто обязан быть трезвым. В авиапредприятии с этим делом строго до звычайности. Любой начальник в новогоднем кураже может завалить и проверить бдительность, а также качество исполнения приказов вышестоящих и количество не выпитого за новогодним столом. К чему рисковать. 33-я статья в Трудовом Кодексе держала людей в узде. Вот и представьте себе: сидишь, словно дурной в разгар праздника, а вся страна тем временем, как тогда говорили, в едином порыве... Все давно на заборах висят, один ты, будто дурак. Эх, да что там рассуждать, одно расстройство... и только!
По понятным причинам при составлении графика народ всячески от праздничного дежурства открещивался. А уж тот, кому выпадало заступать на смену непосредственно в Новогоднюю ночь, считался средоточием невезения, как минимум, на время встречи очередного года текущей пятилетки.
Понимая всю несладкую долю "попавших" под Новый год, дядя Миша решил каким-то образом развеселить хотя бы диспетчера ПДСП2 и скрасить его одиночное ночное сидение в "башне" (это так на американский манер сейчас называют рабочее место диспетчера руления, иногда ещё - и взлёта-посадки).
В те времена "на Северах" встречали наступление очередного года весело и в шумной весёлой компании. Не был исключением и описываемый здесь праздник. За семейным столом Чернобаев сидели: дядя Миша с женой и детьми, начальник штаба с женой и наша семья. В разгар застолья с дяди Мишиной подачи к телефону подошёл начальник штаба и соединился с кемарящим на боевом посту диспетчером ПДСП. Звонок в ночной тиши подхватил бедолагу за подмышки и выволок из сна. Он даже не сразу сообразил, где находится и с кем разговаривает.
Поздравив дежурного с наступающим праздником, начальник штаба выразил свою озабоченность тем, что батареи парового отопления в его кабинете плохо греют. А поскольку мороз стоит изрядный, возникало опасение разморозки всей системы. Разрешить проблему в последний рабочий день не удалось, вещал начальник, де, по причине замотанности и предпраздничной суеты. И было бы неплохо, если б диспетчер спустился вниз и в кабинете - запасные ключи от него на ПДСП имеются - рядом с батареей поставил электрический обогреватель.
Но это ещё не всё. Процедура осложнялась тем, что штатный электрический шнур на рефлекторе коротковат, и не получится его к окну рядом с батареей парового отопления примостить. Посему диспетчеру предлагалось быстренько слепить импровизированный удлинитель. Электрические вилка и розетка, дескать, в кабинете начальника штаба имеются - в тумбочке лежат. Осталось добыть провод. Дядя Миша знал, что провода в кладовой рядом с диспетчерской водились во внушительном количестве. Собственно, поэтому-то и затевалась многоходовая новогодняя игра.
Диспетчер быстро извлёк моток электрического провода в изоляции, подходящего для удлинителя, из кандейки и доложил о своих действиях лежащей на столе телефонной трубке. Далее он спросил абонента, а какого размера нужно удлинитель мастерить. Начальник штаба, руководимый чутким и отзывчивым дядей Мишей, подсказал - пусть, де, метров шесть отрезает. Когда провод нужной длины лежал перед диспетчером, тот уж было собрался идти вниз, но тут получил новые инструкции - сложить провод пополам. Он сложил. Потом его попросили свернуть провод ещё раз пополам, а потом ещё... Диспетчер с удивлением возопил:
- А зачем?!
На что незамедлительно получил ответ от с трудом сдерживающего смех начальника штаба:
- А затем, чтобы ты себе весь шнур мог себе в задницу засунуть!
Согласен, шутка не ахти. Даже какая-то солдафонская. Но главное было не в этом, не в этой, собственно говоря, прямолинейной фразе имени замечательных американских шоуменов Бивиса и Бадхеда. Главное - впереди.
Прошло часа три. К телефону подошёл дядя Миша. На сей раз звонок уже не застал врасплох расстроенного диспетчера, который терялся в догадках - чем он так насолил начальнику штаба. Услышав знакомый дяди Мишин голос, поздравивший дежурного с Новым годом, пожелавший правительственных наград и неоднократного повышения по службе, диспетчер поведал другу о злодейском звонке начальника штаба.
Он и не подозревал, обидчик сидит сию секунду в обнимку с его нынешним собеседником, находясь в одной компании, причём оба шутника тесно прижимаются ушами к одной трубке.
- Вот так прямо и сказал: засунь себе в задницу? - спросил дядя Миша сочувственным тоном.
- Да, так и сказал, - ответствовал диспетчер. - А с виду - интеллигентнейший человек.
- А когда это случилось?..
- Да ещё перед Новым годом.
- Ну, тогда УЖЕ МОЖЕШЬ вытащить! - предложил дядя Миша, и рука его потянулась за рюмкой. Веселье продолжалось. Новый год шагал по стране победившего социализма.
Авиамоторист
В те мифологически далёкие времена и мне довелось поработать во славу родного геликоптерного флота в качестве маленького винтика, а попросту - авиамоториста участка МИ-2, МИ-4. О том, как я оказался там, рассказывать не стану. Это отдельная история.
Жизнь на участке проходила нескучно и порой очень напряжённо. К полноценному предполётному и послеполётному обслуживанию меня, естественно, не допускали. Молод ещё и к тому же - без механического образования. Но вот регламенты - это моё. Правда, только те, которые касаются смазки, но зато трудоёмко и порою даже увлекательно. Бывало, так нанюхаешься бензинового амбре вперемешку с керосином и циатимом или АМСГ3, что вечером от тебя шарахается рабочий люд, попадающийся на пути по дороге домой.
В минуты затишья, когда борты разлетались из аэропорта приписки в соответствии с суточным нарядом, а регламентов на оставшейся авиатехнике по графику не значилось, технический персонал участка принимался за развлечения. Главным из них была игра на шахматной доске при помощи шашек, напоминающая "короткие" нарды, но с очень неприличным названием. В отличие от классических нард, где участвуют два соперника, количество игроков здесь могло быть - как двое, так и четверо. Если кто-то заинтересуется точным названием игры, я могу его только шепнуть на ушко, да и то в темноте. А вот правила, пожалуй, не вспомню.
Игровой процесс проходил под дружные крики болельщиков и улюлюканье, что зачастую приводило в неистовство начальника участка. Он прибегал в наш бало'к4 с лицом разъярённого тролля, хватал шахматную доску в руку, распихивал шашки по карманам и мчался в лесочек неподалёку, дабы захоронить там "мерзостные отходы человеческих пороков", основанные на низменном азарте и пережитках прошлого. При отходе в мелкий сосняк с трофеями начальник петлял, путал следы, чтобы никто не догадался, где он будет глумиться над атрибутами игротеки. Но его хитроумные действия почти никогда не помогали. Заранее расставленные посты отменно выслеживали "дичь" и откапывали и доску, и шашки. На следующий день всё повторялось снова. Следить за этим цирком было уморительно.
Устроился я на работу в апреле, а в июне наступила жуткая жара. Подобное иногда случается в наших краях - ещё снег толком не сошёл, а уже солнце начинает наяривать со всей дури - чистая Анталия. По такому случаю к зданию аэропорта подкатили бочку с квасом. Авиационный народ периодически выскакивал с разнообразной тарой за этим прохладительным напитком, чтобы рабочий день коротался с большей пользой и меньшими потерями.
Технари нашего участка обычно ходили на территорию через дырку в заборе. Данный маршрут был значительно короче, чем тащиться через проходную, перрон, рулёжки и стоянки. А в упавшую внезапно жару стал я замечать, мои сослуживцы, все как один, зачастили по правильному пути. Я не придал этому значения - наверное, просто квас по дороге покупают. Так и оказалось. Но вот ведь удивительно что - стали в обеденный перерыв молочными флягами квас на участок таскать. Причём - выходили гонцы через проходную, а фляги назад пёрли в обход по проторенным тропам, на которые ВОХР глазки пока закрывал (до попадания под раздачу какой-нибудь жутко наблюдательной комиссии).
Зачем столько кваса? Его вся наша бригада за смену не выпьет. А хранить его - нет условий ввиду отсутствия холодильника. В этом-то и была изюминка, как в прямом, так и в переносном смысле. Наши "деды" - техники в возрасте, приученные к различным тонкостям смазки вертолётного нутра, смело добавляли в квас различные присадки. Говорили, посмеиваясь - дескать, немного изюма и горсточка риса никак не испортят напиток, а только придадут ему новые качественные свойства.
Через пару дней отдельных технарей в буквальном смысле слова начали транспортировать с работы наподобие тяжелобольных, ибо способность к самостоятельному передвижению к концу изнурительной смены, сдобренной пенным напитком, они теряли начисто.
Первое дежурство
В одну из пятниц, после расправы с флягой "кваса", бригадир впервые предложил мне назавтра подежурить самостоятельно, так как я был единственный разумно мыслящий субъект на участке.
- Слить отстой керосина ты сможешь, проверить наличие контровочной проволоки в нужных местах, снять барограмму после полёта... А с командиром вертолётной эскадрильи МИ-2 я договорился, - вещал Анатолий Иванович, так звали бригадира, - он не заложит.
Благо в наряде стоял только один борт. Все остальные разлетелись по оперативным точкам. И что самое главное - на этой "спарке", вертолёт с двойным управлением для обучения начинающих пилотов, полетит сам выше помянутый командир эскадрильи.
Дыхание бригадира благоухало хлебным квасным духом с виноградным - видать, от изюма - уклоном. Если бы не бригадирские тяжёлые веки и нечёткая фиксация движений, его можно было принять за совершенно трезвого добропорядочного клерка, выпившего терпкого тёплого кваса после окончания рабочей смены где-нибудь возле своей конторы по разделке рогов и копыт.
С начальством, хоть и не совсем трезвым, очень-то не поспоришь. Поэтому я согласился и отправился домой, озадаченный заданием на субботнее дежурство. А весёлая бригада направилась в пивбар, единственный тогда в Печоре - если не считать чипков с разливом на вынос - чтобы принять участие в замечательной народной забаве "прорваться к стойке без очереди". В заведение как раз завезли свежего пива.
Суббота. Прибыв на участок в шесть часов утра, я внимательно изучил, что необходимо проделать в процессе предполётной подготовки, дабы позднее не ударить в грязь лицом перед командиром эскадрильи вертолётов Ми-2 Носовым. Его я почитал тогда за пилота-небожителя, наслушавшись рассказов техников и пилотов.
Александр Носов, для друзей просто Саня Нос, действительно был вертолётчиком, как говорят, от Бога. Я говорю "был", поскольку комэска погиб спустя пять лет, налетев на натянутую над таёжной речкой телеграфную линию, не обозначенную на полётных картах, поскольку её ещё не успели сдать связисты. Погиб, выполняя санзадание. Причём все пассажиры остались живы, в том числе и беременная женщина, которую спешили доставить в городскую больницу, а Носову пробило грудную клетку деревом через блистер, когда он протискивал вертолёт на маленький пятачок, совершая аварийную посадку.
В назначенное время, в соответствии с полётным заданием, у "спарки" будто из-под земли возник Саня Нос - видный тридцатилетний брюнет, любимец женщин и начальства.
- Привет, студент прохладной жизни, матчасть готова? - обратился он ко мне.
Я начал что-то мямлить и полез в бало'к за стремянкой.
- Ты, парень, не егози. Сольёшь после заправки отстой керосина, а я тут сам всё посмотрю, - остановил он меня.
После окончания процедуры предполётного осмотра командир вызвал заправщик, и тот не замедлил притащить своё толстое, набитое керосином ТС-1 брюхо к стоянке.
Наконец все процедуры закончены: отстой слит, двигатели запущены на "холостом ходу", командир получил разрешение на руление. Можно взлетать. Саня высунулся в форточку и, перекрывая гул турбин, крикнул:
- Давай, студент, полезай на место второго пилота! Может, никогда больше не удастся вертолётом поуправлять! Смелее!
Мои сомнения на предмет проверки порядка на участке каким-либо занудливым инженером он отверг, как совершенно несущественные и чуть не силой втащил в кабину.
Взлетели. Сделали круг над Печорой, и Нос направил МИ-2 в сторону Урала. Тогда я впервые увидел Саблинский хребет во всей его красе с воздуха. Саня очень изящно обогнул главный пик, чуть не касаясь его колёсами. Впечатлило! Особенно наличие внизу четырёх ярких фигурок, рвущихся к вершине. Ледник Гофмана отливал первозданной белизной, играя на блистерах солнечными зайчиками. Я уже давно окончательно проснулся и глядел во все глаза на панораму Приполярного Урала, открытую мне Саней.
Сделав разворот, Носов начал набирать высоту, взяв обратный курс. Тут его рука легла на мою, и он предложил мне самостоятельно подержать ручку "шаг-газа" и почувствовать машину. МИ-2, словно поняв, что "в седле" новичок, начал мотыляться, будто галстук в аэродинамической трубе. Изредка Саня помогал мне выравнивать машину со своего инструкторского места. Через несколько минут я был измотан, как после изнурительного заплыва на три километра в открытой воде. Теперь стала окончательно понятна поговорка вторых пилотов: "Наше дело правое - не мешать левому!". Под левым подразумевался командир, сидящий в левом кресле.
Минут десять я приходил в себя. И вдруг двигатели затихли, и машина начала стремительно приближаться к земле; хотя, скорее всего, это только показалось, что стремительно, всё-таки наличие подъёмной силы на авторотации5 никто не отменял. Меня приподняло на ремнях почти под самую обшивку, содержимое желудка упёрлось в стиснутые зубы. Я взглянул на Носа. А он только хитро улыбался, дескать, не дрейфь, партнёр! Двигатели запустились, и "спарка" снова принялась набирать высоту.
- Что, пересрался, студент? - спросил весело Саня. - Я просто проверил работу матчасти на авторотации. Всё под контролем. Даже не сомневайся.
После посадки в Печоре меня продолжало мутить. Я еле выполз на раскалённый бетон. Саня стоял рядом и заботливо предлагал минералки.
- Ничего-ничего, со всеми так в первый раз, - подбадривал он меня. - Ты же не лётчик, в конце-концов, тебе положено...
Доложив диспетчеру ПДСП, что МИ-2 зарулил на стоянку, Носов самостоятельно снял барограф-самописец, а это моя работа, и, высунув язык от усердия, что-то пририсовал к очень объективной картинке полёта. После чего мы ещё немного постояли вместе. И тут, видимо, считая нужным окончательно произвести меня в разряд летающих граждан, Саня рассказал пару баек из жизни вертолётчиков.
Потерянный пассажир
После окончания Бугурусланского лётного училища, Носу почти совсем не удалось полетать на АН-2. Он быстро попал "в струю" и переучился на МИ-2 и МИ-8 в Кременчуге. Сначала, как водится, был вторым пилотом "восьмёрки". Пока опыта не набрался. Именно тогда и произошли с ним эти две достаточно забавные истории.
Однажды в студёную зимнюю пору Санин экипаж вылетел на буровую, чтобы поменять вахты. Туда летели без приключений, поскольку бригаде полагалось впрячься в работу с места в карьер. Разведочное бурение на углеводороды - дело суровое и физически очень тяжёлое, оно не терпит расхлябанности, потому пассажиры сидели в вертолёте, осмысливая, как начнут свои трудовые будни - песен не пели, не буянили, управлять воздушным судном не мешали. Вот и буровая вышка в окружении подсобных домиков-балков выросла посреди снежной бескрайности. Сели. Экипаж пошёл в столовую обедать, ожидая пока произойдёт пересменка в стане заказчика.
Отъезжающие на "большую землю" разведчики недр, как было принято, сразу затарились у сменщиков горячительными напитками и загружались в вертолёт, попутно прикладываясь к бутылкам, привезённым предусмотрительными партнёрами. На буровой-то сухой закон, а до города ещё терпеть и терпеть, вот и наловчились работяги к передаче эстафетных палочек в таком этилово-извращенном виде. Но употреблять следовало стремительно, поскольку в полёте выпивать не позволит бдительный бортмеханик. Так что улетающие в город надирались буквально минут за десять-пятнадцать - пока экипаж перекусывал в столовой.
Долго ли - коротко ли, только загрузка закончилась. Лётчики заняли свои места. Бортмеханик проверил, чтобы, не дай бог, никто не уселся на задние створки. При достаточно большой нагрузке они могут и распахнуться в самый неподходящий момент - уж больно на них замки хлипкие. Хотя буровики всё это знают сами и даже подписку дают, но проверить не мешает. Всё нормально. Взлетели.
Пассажиры после бурных возлияний и стомлённые вертолётным теплом от электрической печки почти сразу заснули. Борт подсел ещё на одну буровую - забрать больного. Первая партия разведчиков недр дрыхла без задних ног. Спали все как один. Тут, вероятно, бортмеханик и потерял бдительность. Едва только машина начала высоту набирать, а уже в кабину к экипажу стучит тот самый больной и орёт благим матом:
- Человек выпал!
Бортмеханик выглянул в салон и ошалел. Развалившись на мешках со спальниками и рюкзаках в салоне мирно спали вахтовики. Но одного не хватало. На примерное место его локации явно указывали распахнутые задние створки вертолёта. По кабине гулял холодный зимний ветер со снегом.
Высота была ещё небольшая - метров сто. Да и отлетели недалеко - вот она буровая. Видна отчётливо в только начавших сгущаться сумерках. Командир срочно принялся снижать МИ-8, а больной с бортмехаником и вторым пилотом, Саней Носовым, откатывали почти неживые тела от зияющих створок. Подсели "на висении" над огромным сугробом. Обороты минимальные, чтоб снежный вихрь не поднялся. Хорошо, дело ближе к весне шло - снег слежавшийся, оледеневший сверху.
Выскочили на поиски погибшего. Разумеется, погибшего - а то ещё какого! У всего экипажа в голове мысли об ответственности, лишении пилотских свидетельств. Состояние близкое к панике. А тут до всего прочего - пьяные буровики проснулись. Орут, создают сумятицу и лишнюю суету. В общем, ситуация аховая. Саня с бортачом почти по шею в снегу (наст легко проламывается под их весом) полезли в направлении, указанном командиром - тот в свете включённого прожектора при снижении сумел разглядеть тёмное пятно на белом покрывале лесотундры. Ползли достаточно долго, хотя и расстояние от подсевшей вертушки небольшое. Пришлось в низину спускаться. Наконец, достигли цели.
Из снега торчала лишь макушка шапки-ушанки и был слышен мощный храп, заглушающий звуки работающих двигателей. Сразу от сердца отлегло. Жив! Просто чудо, да и только! Но как же уцелел "героический алконавт"? Поначалу всё воспринималось, некой сказкой эзотерического свойства. Потом уже сообразили, что вывалившееся из створок тело угодило на край длинного пологого холма, пробило тонкую ледяную корку и по касательной съехало на дно оврага, будто олимпийцы на спортивных санях. Трасса движения отчётливо запечатлелась на снежном покрове.
Итак, теперь нужно оттранспортировать спящего "новорождённого" на борт. Саня со злостью стал лупить его по щекам, чтобы тот пришёл в себя и лично двигался в заданном направлении. Буровик отреагировал весьма своеобразно. Он заехал Носову в глаз. И как знать, может, быть теперь бы он погиб уже по другой, более прозаической, причине, нежели падение с высоты, если б не бортмеханик, удержавший второго пилота от рукоприкладства.
Командир тем временем принял ещё одно правильное решение. Он взлетел и тут же сел на буровой. Оттуда отправили "Буран" (двухместный снежный мотоцикл) с прицепом к месту падения "потерпевшего", чтоб доставить счастливчика и его "спасителей" на борт МИ-8. На буровой выпавшего осмотрел врач; видимых повреждений не обнаружил и порекомендовал произвести рентгенографию в городской больнице.
Оставшуюся часть пути Носу запретили выглядывать в салон, кабы чего не вышло. Комиссия по расследованию происшествия наказала бортмеханика и командира, лишив на год пилотских удостоверений. Но ввиду нехватки экипажей их быстро амнистировали. А Саня Нос отделался лёгким испугом и получил сатисфакцию в виде сёмги килограмм на семь от своего "потерпевшего" обидчика.
Реактивные штаны
Эта история тоже произошла на буровой. Но уже летом.
Обычный рейс с заменой бригады нефтяников. Опять обед во время погрузки. Бортмеханик внимательно следил за тем, чтобы правильно крепили груз и не занимались излишествами в процессе укладки. Всё шло хорошо и споро, можно сказать, как доктор прописал. И вот груз уложен и отцентрован. Началась непосредственно посадка в грузовую кабину вертолёта.
Кто-то из буровиков по одному ему известной причине решил не везти в город следы своей трудовой деятельности в виде жирных масляных пятен на рабочих штанах от спецовки. Он переоделся близ задних створок вертолёта, а свои видавшие виды брюки скинул на землю - прямо возле запускающегося Ми-8. Командир прибавил обороты, уже готов был к взлёту. И тут вдруг левый двигатель чихнул и заглох. Проделав все необходимые в таких случаях действия, командир убедился, что уж если он и взлетит на этой машине, то явно не сегодня.
Бортмеханик быстро залез на откинутую створку редуктора, рассмотрел двигатель и обнаружил в покорёженных лопатках злополучные штаны, небрежно скинутые неосмотрительным буровиком. Они и на землю упасть не успели, как форсированные турбины засосали предмет спецодежды, погнув лопатки. Теоретически подобный форс-мажор возможен с очень небольшой вероятностью, но жизнь настолько непредсказуемая штука...
Чем закончилась история? Новый двигатель доставили на подвеске. МИ-8 обрёл новую жизнь. А вот понёс ли кто-нибудь материальную ответственность - об этом история умалчивает.
Вахта на Ухту
А этот случай приключился уже со мной. В апреле 1985-го года, я третий год после окончания института пользовал комплекс "Луч-74" во всей его дикой и необузданной красе. Пользовал для расшифровки полётной информации с магнитных носителей, извлечённых из так называемых "чёрных ящиков", на поверку оказывающихся оранжевыми шарами.
Весной самый разгар работы вертолётов на оперативных точках, а тут на нашем УВК М-60007 приключилось что-то с ферритовой памятью. Может, тонюсенький провод обмотки отвалился, а, может, и кольцо ферритовое диаметром 0,2 мм рассыпалось. Разбираться некогда - начальству обработку полётов подавай. А помощи от него дождаться достаточно сложно. И вовсе не потому, что желания нет - просто очень далеко было моё тогдашнее начальство от понимания, каким образом организована оперативная память в вычислительных машинах, и главное - где её взять, если она из строя вышла.
Собрался я с мыслями и вспомнил: есть же секретный "ход конём", да и адресок на замусоленной бумажке где-то валяется, если, конечно, вторую жизнь кто-нибудь этому обрывку не подарил... с туалетным пипифаксом спутав. Тогда, сами помните, как было с той самой бумагой... Нет, зря переживал - вот он, родной спасительный адрес: Закарпатье, Буштыно, Михаилу Анталу.
С Мишей мы вместе постигали науку расшифровки полётной информации на факультете повышения квалификации. Он на заводе, где "Лучи" клепали, где-то в снабжении подвизался. Звоню в Закарпатье и следом командировку себе в приграничный район выбиваю. Первый отдел за меня поручился - "Этот не сбежит, он только один раз границу нарушал, да и то - по дурости!".
Кстати, нарушили мы границу вместе с однокурсником Санычем в аккурат перед защитой диплома. Работал тогда в Борисполе некто Саша Кондратков, а для нас - вуйко Кондрат (выпуск 1979-го года). И задумал он нам с Санычем подарить пачку бумаги, в стопу сфальцованной, от шведской АСУ воздушным движением по фамилии "Теркас". Для написания дипломных премудростей, да заодно экскурсию по аэропорту "Борисполь" изнутри провести, все, так сказать, его прелести продемонстрировав. Дело в ночную смену разворачивалось. Экскурсию по старинному народному обычаю полагалось пивом закрепить. А где ж среди ночи культурно сего продукта вкусить? Только в секторе для иностранных пассажиров.
Проникновение в буржуинский буфет прошло безболезненно через потайную дверь (ох и хитёр же Кондрат!). Сидим, пивко вкушаем. Кондрат отлучился на полчасика, чтобы дела свои служебные в порядок привести, а нас с Санычем оставил за благородным занятием. И тут вдруг пришла нам в голову одна затея - напугать лёгкие никотиновым впрыском. Вышли курить прямо на перрон, где иностранцы вроде бы условную границу пересекают - ещё в СССР, но уже "за бугром". Хорошо стоим. Ни о чём плохом не думаем. Ночной Бориспольский воздух к неспешной беседе располагает.
Отошёл я на минутку от Саныча по незначительной нужде, а когда вернулся - нет Саныча. Стали какие-то подозрительные мысли голову посещать, да к тому ж, смотрю, забегали разные люди по вокзалу. Кричат:
- Ещё один нарушитель где-то скрывается!
Кого это ищут, интересно? Очень быстро пришло осознание простого факта, что нарушитель сей внутри меня находится. Уж не буду рассказывать, как полчаса под стойкой кассы в ногах у знакомой кассирши валялся, скрываясь от бдительных погранцов. Только всему конец приходит. Явился слегка взволнованный вуйко Кондрат, Саныча у патруля отбил и вывел нас на землю предков. Видно, тогда я и решил, что не буду больше за границу бегать...
Закарпатье встретило меня острым ароматом разогретой земли, уже покрытой свежей травой. В середине марта у нас в Печоре ещё морозы нешутейные, а тут такое благолепие повсеместное, не только душа радуется, но и тело ультрафиолетом пропитывается, будто пористый картон влагой от акварельных красок.
Птички щебечут, солнце жарит - электрический обогреватель, а не солнце. Пришлось срочно раздеваться и прятать зимнюю одежду в сумку. Добрался до завода - а там неудачка. Миша на неделю в командировку укатил. Хорошо его имя что-то значило для местного руководства - поселили меня в малосемейку. Сижу эту неделю будто в отпуске. Пивком пробавляюсь, обедаю в единственном заведении общепита - ресторанчике человек на двадцать. В провинциальном заведении такого великолепного клиента, видать, давно не водилось. Местные только по пиву да водке вдаряют под сморщенный помидорец, а тут - полный обед с десертом и кофиём. Официантки вьются, "смачно'го" желают, что на завтра приготовить спрашивают, всю туалетную бумагу на салфетки извели. Любо!
Но тут мою идиллическую командировку Антал прерывает. Пришлось за кой-какие услуги (так и не предоставленные моим тогдашним начальством впоследствии) брать "кубик" памяти и собираться в дальнюю дорожку. Обратно решил через Львов рвануть. Приехал в аэропорт, оформил посадочный по годовому служебному билету - в шесть часов утра рейс на Москву. Сел поспать. А тут объявляют УВАГУ. Шо, мол внерейсовый борт на Ухту начинает погрузку тел, вылетающих на вахту к нефтяным сокровищам Коми. Я тут как тут.
Быстрёхонько переделал талон посадочный и через полчаса, маскируясь под ядрёного нефтяника, сидел в салоне "короткой тушки", официально именуемой в реестре воздушных судов как Ту-134А. Ещё "якоря не успели поднять", а уже "почалось бесчинство" так говаривала моя бабушка. Братва выпила, закусила домашним - когда теперь придётся! - закурила и давай песняка давить. Бортпроводницу к экипажу выгнали, чтоб под ногами не путалась Она с испугу там весь рейс и просидела. Как сказал бы мой хороший знакомый: "Наберут детей в авиацию!" Могла бы из командирской ракетницы хоть разик шмальнуть для острастки...
Вы посещали когда-нибудь свадьбу в украинском селе? Тогда вы примерно можете себе представить, что на борту творилось. Всё то же самое, только без молодок и молодящихся десятипудовых тёток. Грелки с первачом летали по салону, сало пластами валялось в проходах, в дальнем углу кто-то проигрывал будущую вахтовую пайку сахара в "очко". Гигиенические пакеты были начисто забыты, хотя потребность в них назрела. Меня пытались затащить в этот вертеп, но я с гневом отверг все притязания одичавших нефтяников и три часа пытался изобразить глубокий сон уставшего человека.
Ближе к посадке народ угомонился и залёг в произвольных местах. В общем, там, где внезапный алкогольный сон застиг весёлых парней. Долго не подавали трап. Потом к самолёту подрулили два "воронка". Началось чистилище. Агнцы - налево, козлища - в машину к ментам. Бригадир, чувствуя, что Государственный план нефтедобычи под угрозой, пытался протестовать, но тоже угодил под крылышко к "серым шинелям".
Когда очередь дошла до меня, стюардесса совершенно искренне заявила, мол, вот он главный заводила - ишь как в бороду ухмыляется. Мне стоило огромного труда доказать, что я СВОЙ - то есть, из системы "Аэрофлота".
- Командировочные мы, не буйные... Вот и память с собой везём ферритовую в оригинальной упаковке, - повторял я без конца свою отбеливающую и отмазывающую мантру.
Видно, поминание неизвестной никому присутствующему ферритовой матери сильно позабавило служителей правопорядка. А сержант из неофитов-троечников, который сделал вид, что ему знакома концепция использования "чёрных ящиков" в авиации, заявил:
- Вот если б от тебя хоть самую малость пахло перегаром, обязательно бы в кутузку на пятнадцать суток определил, чтоб не издевался над органами при исполнении.
Но и так пришлось ждать утра под арестом у дежурного по вокзалу, покуда из Печоры по телефону не признали "брата Васю", подтвердив мою командировочные полномочия по доставке странной железяки в виде большого кубика, залитого компаундом. Далее я благополучно добрался до дому на поезде, а о практическом срыве выполнения плана нефтедо'бычи узнал позднее из сводок специального выпуска бюллетеня "Нефтяная промышленность республики Коми. Наши достижения".
Фонарики
Помните некий лёгкий шансончик, знаковый для не очень далёкого прошлого: "Когда качаются фонарики ночные, когда на улицу опасно выходить..."? Услышав слово "фонарики", я сразу вспоминаю эту полукриминальную песенку8 из своего детства. Или представляю себе новогоднюю ёлку с разноцветными сверкающими лампочками, приподнятое настроение и ожидание чуда. Совсем как в "дни туманной юности". Но те фонарики, о которых я хочу рассказать, ничего общего не имеют с вышеописанным великолепием, освещающим встречу Нового года. Да и криминального в них нет ничего.
История сия произошла совсем недавно по меркам мировой истории в нашем Печорском аэропорту, а именно - осенью 2001-го года.
Как известно из опыта человеческой жизнедеятельности, всё когда-нибудь приходит в негодность и устаревает. Энтропия - одним словом. Пришли в негодность и колпаки посадочных огней на торцах ВПП в Печорском аэропорту. Часть разбилась от руки злобствующих пьяных ВОХРовцев, часть не выдержала испытаний морозом и другими северными катаклизмами, часть была раздавлена безумной в своей железной прямоте машиной службы спецтранспорта, деловито нагребающей сугробы в разгар зимы во время очистки взлётно-посадочную полосу для "летательной" (хорошо, что не летальной) техники.
Так или иначе, но к осенне-зимнему периоду (когда белые ночи уже не услаждают зрения обывателя) возникла потребность в замене двух десятков разноцветных колпаков по обе стороны ВПП. Заглянув в соответствующий каталог, руководители Печорского авиапредприятия узрели неприятную картину, пошатнувшую их безмятежное существование и веру во вселенскую справедливость. На страницах того каталога по электрооборудованию аэропортов самым мерзким капиталистическим языком было написано чёрным по алчному, что цена на самый дешёвый цветной колпак на посадочные огни превышает эн-надцать долларов.
Перемножив в уме двадцать на ТО САМОЕ мерзопакостное, начальники пришли к неутешительному выводу, оплачивая всякий раз такие деньги на устранение мелких неприятностей - недолго и в финансовую трубу вылететь прямо со своего руководящего кресла уютной матово-чёрной кожи. Надумали они решение проблемы переложить на хрупкие плечи начальника электрослужбы. По крайней мере, до весеннего финансового половодья со стороны обеих столиц - республиканской и федеральной. Начальником ЭСТОП9 только-только назначили молодого человека по имени Иван. Или Иван Михайлович, если угодно. Ему на момент начала описываемых событий едва сравнялось двадцать четыре года, но парню уже тогда нельзя было отказать в житейской мудрости и способности к анализу.
Итак, задание получено. Нужно поразмыслить, как наделать этих самых цветных колпаков для посадочных огней без дополнительных финансовых затрат, проще говоря - вовсе без них. Обычных прозрачных колпаков отыскали по сусекам - на складах и в кладовках. Осталось придумать, как теперь их раскрасить. Решили применить старый дедовский метод, бытовавший в Аэрофлоте со времён царя Гороха. Метод весьма прост и изящен. Берётся обычный цаппон-лак. В него выдувается цветная паста из обычных же шариковых ручек. Затем, после тщательного перемешивания и достижения нужного колера, полученная химически-противная масса наносится на исходный продукт - то есть на колпаки.
Пачканье в лаке и выдувание пасты, согласитесь, занятие не из приятных. Поэтому бравые электрики не спешили осчастливить ВПП новыми фонарями. За три дня раскрасили всего один колпак. Но дальше события приняли совсем другой оборот. В четверг исполнялось сорок дней со дня смерти бывшего начальника службы. Его вдова принесла сослуживцам известный в русской классике набор продуктов для поминания покойного. Ваня разрешил по своей душевной доброте подчинённым выпить по одной и закусить. Но этим самым он, сам пока того не сознавая, заманивал электриков в ловушку, как обычно делают наркодилеры со своей перспективной клиентурой. Но у тех цель - нажива, а у Ивана - выполнить производственное задание к приезду комиссии.
Он закрыл оставшийся поминальный напиток вместе с закуской в сейф, несмотря на все уговоры, которые в основном опирались на русскую традицию выпивать в память покойных чётное количество раз. Терзания электриков не нашли отклика в душе начальника, совершившего и так первое должностное преступление в новой должности. Но ссорится с подчинёнными - тоже не лучший выход. Что делать? И тут молодой творческий ум озарила одна замечательная идея - воспользоваться ситуацией для решения производственных вопросов. Он подумал, если дать электрикам возможность покрасить весь фонарный комплект в рекордные сроки, то потом можно будет и вознаградить их за старание.
Правда, в голове у Вани одновременно с этим роились сомнения. Ведь если, за три дня покрашен всего один колпак, вряд ли до конца смены умельцы сумеют разрисовать остальные девятнадцать. А там и конец рабочего дня подоспеет. Тогда-то возможен любой приём горячительного без опаски загреметь пред бдящие очи начальства. Сначала была мысль, потом было слово. Слово, дающее надежду страждущим. Слово, разбудившее в электриках небывалый патриотизм к родному предприятию.
Иван отправился по объектам, а его электрические ухари принялись за дело. Спустя час Ваня вернулся в электроцех. То, что он увидел, не поддаётся никакому описанию. Пожалуй, скромному автору этих строк и не осилить изложение метафизических картинок, увиденных начальником ЭСТОП. Его встретило три разноцветных подобия человеческих существ с прихваченными лаком причёсками, слипшимися вроде клешней пальцами с перламутровым отливом. Руки с закатанными по локоть рукавами сверкали красными, синими, зелёными карнавальными красками. Эти же цвета украшали и гордо вздёрнутые от сознания исполненного долга носы. Не меньше удивляли и губы, которыми электрики выдували пасту. Причём сразу было видно, кто за какой цвет отвечал. Глаза блистали в предвкушении скорого открытия сокровищ Али-Бабы, затаившихся в обычном цельносварном сейфе. В углу красовались свежеокрашенные колпаки. Ваня принялся их считать.
К беде подчинённых один колпак раскололся. Значит - вместо полного комплекта из 20 фонарей готово только 19. Уговор - есть уговор. Задание не выполнено!? Не бывать тому. Одухотворённые электрики бросились на поиск целого колпака. Территория аэропорта большая. Много работников предприятия в тот день ловили себя на мысли, что видят разноцветных чертей, снующих с целеустремлённым видом по объектам, явно чего-то выискивая. Иногда они напоминали до боли знакомых всем работников службы ЭСТОП. Говорят, от испуга два плотника из РСУ, скромно выпивающие в мастерской, подали заявление об уходе по собственному желанию; одна уборщица разбила горшок с цветами, а находящиеся на боевом посту ВОХРовцы произвели незапланированный отстрел обоймы и выпустили в воздух две ракеты (красную и зелёную), чем несказанно помешали заходившему на посадку рейсовому самолёту.
Но, похоже, что это только слухи, ибо в местной прессе данные факты обнародованы не были. Хотя... и "свободная" печать тоже не совсем свободна. Как неожиданно оказалось! И не только "кое-где у нас порой", но и повсеместно - в мировом масштабе.
Так или иначе, но недостающий колпак нашли и покрасили в шесть рук и четыре губы: один из электриков категорически отказался выдувать пасту, сославшись на аллергическую реакцию.
А вот выполнил ли Ваня своё обещание после всех описанных событий, об этом лучше спросить у него самого.
* * *
Вот, пожалуй, и всё, что я хотел рассказать. Давно уже нет такого оживления в Печорском аэропорту. Канули в лету очереди за билетами, желающих улететь до Ухты всего за 10 рублей, до Сыктывкара - за 15, до Москвы - за 37. Нет столпотворения в службе ПАНХ6, заказчики не валят косяком к инженерам по работе с заказчиком (теперь он скучает в одиночестве). Но что-то подсказывает мне, придёт новое время, когда радостный круглосуточный гул вертолётных турбин снова наполнит промышленные звуки моего маленького северного города своим призывным свистом.
Впрочем, мировая тенденция такова, что скоро разного рода квадрокоптеры заменят собой вертолётную технику. Но, я думаю, это не помешает всем авиаторам, причастным к освоению "северов", с любовью вспоминать то острое чувство первооткрывателя, что некогда их посетило.
1 Заработав лётную пенсию, Чернобай уехал на родину. Жил в Северодонецке Луганской области. В 2005-ом "летающей легенды Европейского Севера" не стало. Дядя Миша Чернобай умер;
2 ПДСП - производственно-диспетчерская служба предприятия;
3 Циатим-203, АМСГ - названия авиационных смазок;
4 В Печорском аэропорту геологические вагончики-балки, снятые с саней, использовались в качестве подсобных помещений для авиационного технического персонала;
5 Авторотация - (др.-греч. αὐτός -- сам; лат.rotatio -- вращение) -- режим вращения воздушного винта летательного аппарата или турбины двигателя, при котором энергия, необходимая для вращения, отбирается от набегающего на винт воздушного потока. Термин появился между 1915 и 1920 годами в период начала разработок вертолётов и автожиров и означает вращение несущего винта без участия двигателя. В режиме СНВ (самовращение несущего винта) несущий винт вертолёта раскручивается от встречного набегающего потока, одновременно создавая подъёмную силу;
6 ПАНХ - аббревиатура означает "применение авиации в народном хозяйстве". В советское время служба ПАНХ занималась работой с заказчиком;
7 УВК М-6000 - Управляющий вычислительный комплекс М-6000 представлял собой основу системы расшифровки полётной информации "Луч-74";
8 Как выяснилось, текст песни оказался не таким уж и криминальным, просто шутка известного поэта-песенника Глеба Горбовского в пору его юности;
9 ЭСТОП - служба электросветотехнического обеспечения полётов.