Чваков Димыч. Революция, post scriptum

РЕВОЛЮЦИЯ, POST SCRIPTUM

Зарок

Сметает пыль с утра казённый дворник,

казнённому адепту прямо в склеп...

Опять среда... или обычный вторник -

в рутинности классической нелеп,

как, впрочем, я... но мне по барабану -

фиксирую фискальное окно.

Сегодня на друзей "стучать" не стану

на барабане... не хватает нот.

Пройдусь вперёд, туда-сюда, обратно,

чтоб разогнать свирепую тоску...

Остался жив в сраженье, ну и ладно,

но больше заблуждаться не рискну.

Довольно жилы рвать и бузотёрить,

довольно рваться с вилами на танк...

...не в жизни, а на плоском мониторе.

Смети-ка, дворник, прошлое, братан!

Гербарий

Гербарием недолго восхищался

мой старый добрый искренний дворецкий.

Сорвавши с шеи ненавистный галстук,

топтал его и листья очень дерзко.

Кричал и плакал, вспоминая лето,

да сетовал, что жизнь - обман и только...

Гербарий порван, листьев больше нету,

а счастья не прибавилось нисколько...

Отставка

Безмолвие не слишком-то безмолвно,

в нём шорохи слышны довольно ясно.

Наверно, это ангелы крылами

под куполом касаются галактик,

которые видны в шатра прореху,

её мне показал один романтик

в очках, берете и кривой косухе,

застёгнутой не так, как мне хотелось -

всего на три, а не четыре буквы;

в моём хотенье, впрочем, мало смысла...

В безмолвии вращались в небе звёзды,

раскачивались юные гимнастки,

играл оркестр трагически беззвучный,

и плавал запах жареных креветок

по-над ареной маленького цирка,

приехавшего в город на поминки

недолгого гастрольного сезона.

Спешили люди, цирк спешил с отъездом,

смешались в перерыве звери, кони,

ковёрные, жонглёры и факиры,

униформисты, пьяный шпрехшталмейстер,

бухгалтер и кассирша с билетёром,

да дрессировщик в дедовском цилиндре

с хлыстом и деревянным пистолетом...

Скрипел какой-то символ на флагштоке -

возможно, флаг, возможно, даже больше -

крутой штандарт растерзанного войска

в каком-нибудь давно забытом веке...

Крутила осень жёлтое торнадо

исчезнувшего золота ацтеков,

костры, шатры, цыганские кибитки...

И тут я произвёл контрольный выстрел

и лету дал отставку до поры.

Провокатор

Забивши в шпалы пару костылей,

сломав три рельса новою кувалдой,

я б отхватил с десяток звездюлей,

что очень важно для свободы граждан!

Срубил три виски - всё в один стакан,

сломав в башке преграды и препоны...

В чужом краю посадят на кукан,

а селфи будут постить на иконы,

когда сочтут, что времечко пришло,

заваренная каша закипела...

Я под откос тяжёлый эшелон

отправлю партизаном неумелым.

Весь в белом перед спонсором стою,

готовый захлебнуться от восторга -

я не чужой... пусть не в своём строю,

но первый кандидат по ходу торга

на роль довольно гибкого раба

за место возле сытого корыта.

Я провокатор, "дятел", "барабан",

алмаз измены в трубке кимберлита.

Если не мы

если не мы, то кто же

вымолит яркий сон?

сон что сны подытожит

и поставит на кон

тёплых дорог узоры

макова молока...

дремлют в опаре горы,

спрятавшись в облака;

мхом поросли болота

в жаркий июльский год...

тенью от эшафота

облако вдаль плывёт...

нас захотели сделать

солью больной земли,

в тонкую плёнку нервов

тремор любви залив...

Оппозиция

Время жить и смеяться громко,

время просто напиться всласть.

Время в суд все повестки скомкать

и послать на три буквы власть.

Только сам скоро станешь властью

и окажешься в jоpе - сам!

Не пройдёшь с виду лёгкий кастинг

и заплачешь по волосам,

когда голову потеряешь

и все средства - в доход палачу.

- Эй, опять в облаках витаешь,

оппозиция?

- Да я молчу.

Код

В Смольном ходил, будто там прописан

вместе с собранием ЗАК*.

Площадь Дворцовая - здесь актриса,

актёр - Финляндский вокзал.

Вождь с пьедестала, на юг зовущий -

в сказочно близкий Крым,

вместе с народом он, в самой гуще -

в запахе шаурмы,

кофе, кондитерки, шоколада,

специй и суеты,

и в ароматах Летнего сада,

там, где гуляешь ты.

В Смольном просторно, но воздух спёртый;

в Летнем дышать легко:

всюду богини, но нет билбордов -

это культурный код!

* имеется в виду сокращение от слова "законодательное".

Эмиграция

Жил. Гулял. Крепко пил,

наплевав на устои,

прославляя европ нелинейный стандарт.

А потом закрепил

погоняло изгоя,

вырубая из нот здравый смысл и талант.

Всё спешил в города,

где туман вместо снега,

вместо храмов-конфеток готический шпиль;

заплетал провода

впрок конструктором Lego,

отправляя брусчатку в бессрочный утиль.

Уносился туда,

где души давно нету,

лишь один прагматичный и подлый расчёт,

в аккуратных садах

лишь подобие ветра,

а река неподвижна, река не течёт...

Искажённый мир

У кретинов точёны клыки,

и мольбы далеки от молитвы.

Я навешу на дни ярлыки

в предвкушение яростной битвы

за тот новый неизданный мир,

о котором вещали кликуши,

где б мы все оставались людьми...

Видишь, ангелы пьяные кружат -

крылья белые бьют по лицу...

Руки ангелы свяжут косицей

и нанижут тебя, как овцу,

на насест покалеченной птицей,

если ты не сбежишь в коридор,

чтобы спрятаться тихо за шваброй;

жизнь не слишком похожа на торт,

а всё больше - на абракадабру.

Нету ангелам веры уже,

нет у ангелов жалости к ближним;

тот, кто верит, отнюдь не блажен,

а распятьем на койке унижен.

У врачей, как ланцеты, клыки,

а у ангелов острые перья.

Я меняю больничный прикид,

я лепилам отныне не верю

и в тот ласковый праведный мир,

о котором вещали в психушке.

Нелегко оставаться людьми

тем, кто жрёт из державной кормушки.

Отлететь ли пылинкой в мечты

шелухой по хтонической стати

или лучше уйти в монастырь,

где монахи - эксперты эмпатий?

Я навешу на дни ярлыки

в предвкушение яростной битвы;

облетают с винтовок штыки,

как с ромашки обрывки молитвы.

Змей по имени Зверь

Проползает в геенну змеёй подколодной

из души обнажённой какая-то тварь...

Быть, мон шер, альтруистом сегодня не модно -

альтруизм в наше время - дешёвый товар!

Мизантропом - верней, мизантроп нынче в тренде,

если делаешь мину, что ты либерал.

Либералы - герои, согласно легенде...

...это те, кто рисует овальный развал;

это те, кто кричит, что погибнет Россия,

коли им не дозволено сеять пургу,

а ведь каждый из них и пророк, и мессия...

Но на деле, конечно, опарыш и лгун.

Выползает на площади змей либеральный

за щитом задурманенных юных голов,

чтобы разрушить страну в круговерти финальной,

мир и счастье людей на куски расколов.

Круассан

Пуста душа, как кошелёк цыгана,

а пустота - дорога в никуда.

Из земляники выросла поляна,

и обветшали струны-провода -

провисли в кои веки без натяжки;

предел желаний - беспросветный блуд.

В страну людей идут многоэтажки,

в контейнеры помоями плюют;

на выходе - пошлятина сплошная

летит кривым фейсбуком в небеса.

Война с познаньем длится затяжная

и душу побеждает круассан.

На заслуженный отдых

Рассвет ещё не пал под ноги ката.

Пока покой царил и полумрак.

Тяжёлый смог - коварный провокатор,

сулящий казнь денницы натощак,

ещё не лёг на заливные травы,

не тронул тьму холодною рукой

и не оставил в небе свет кровавый

гекзаметра торжественной строкой.

Ещё петляла ночь, тяжёлой лапой

людей отправив в беспробудный сон;

а с канделябров воск тягучий капал,

и плакал, как свеча, седой масон.

Свою он жизнь, стократ переиначив,

решил уйти сегодня на покой.

Жаль - вход здесь рубль, а выход - два, иначе

без платы вышел - налетел на "кольт".

Рассвет уже упал под ноги ката,

рассеялся коварный полумрак.

Убит масон, красивый и богатый...

Считался другом, оказался - враг!

продотряд

от продналога облетают пальцы

коричневой засохшей шелухой...

ты на меня, любезный друг, не пялься -

я не садист, не скопище грехов...

я тоже натерпелся от судьбины,

когда помёт с помоями мешал...

я не могу любить наполовину,

и ненависть я не сумел сдержать...

не ори -

невозможно же слушать!

отгорят и твои чучела...

до зари,

проникающей в душу,

нас пытает лукавый палач:

- умирать...

- настрадались...

- и пуля в виске...

от какой-то дурацкой винтовки, мой друг...

и отростки из стали

зрачками в глазке -

по злочину тусовки коварный недуг!

Обыденность

Какой конфуз - нет горя без любви,

а мир вокруг - кровавая Вандея.

И ты, такой талантливый на вид,

а требуешь распятья Иудеи!

Какой прикол - нет фарта без борьбы,

а ближний круг - предателей созвездье.

И твой порыв давно уже забыт,

и все телодвиженья - бег на месте.

Какой скандал - нет мира без войны,

а всё, что есть - одни пустые ссоры,

но в это не вещдок твоей вины;

всему виной сухой не в меру порох.

Какой сюрприз - о н а всю жизнь с тобой,

хотя могла оставить в одночасье,

но делит вместе радости и боль -

огромное и... будничное счастье.

под жернова...

Ковчег растащен по кустам предгорий -

разобран по сараям и углам...

...уставший Ной постфактум мониторит

сумятицу довлеющих реклам,

в которых растворилось христианство,

а от ислама - лишь радикализм;

и торжествует в мире окаянство -

и вдалеке, и даже где-то близ!

Ковчег - спасеньем был давно когда-то,

а нынче даже символ угодил

в войну идей, где брат зарезал брата,

и геноцид маячил впереди...

...уставший Ной теперь бомжа страшнее,

ковчег давно распилен на дрова,

но древо жизни снова зеленеет...

...пока не угодит под жернова!

Агрессия

Замотаны портянками следы:

в трусах, на подоконнике казармы,

сержант раскосый - истинный колдырь

и житель не тайги, а дикой пармы -

меня желает выстроить струной

с моими сослуживцами в сортире

мятежно-героической весной,

по плацу марширующей в мундире.

Его посыл от дембельских понтов

и зверской силы, скованной законом.

Я двигаюсь по жизни, как фантом,

жестокости и мести бледным фоном.

Не вписанным в реалии хожу,

похож на тень отравленного папы,

в датчан ночами втаптывая жуть,

как будто бы боксёру в глотку капу

вколачиваю, в ярости дрожа,

тяжёлою классическою битой!

Я столько раз себе воображал,

как стану бить бойцовую элиту,

что заслужил неважный аппетит,

бессонницу - как спутницу неврозов.

Вы б не стояли на моём пути -

я, много раз бывавший под наркозом,

могу хватить по черепу доской

или же по лицу ногой ударить

в мятежной давке черни городской,

в агрессии неистовом угаре.

Мне не уйти от грязи шумных драк

и от трагедий массовых разборок;

я сам себе, пожалуй, главный враг

страшнее даже, чем коварный ворог!

Несжатая нива

тёмной памяти несвоевременно ушедшего

первого и последнего

Пари'т перестройкой несжатая нива -

ушли комбайнёры вождями в века.

Страна при отсутствии императива

из штопора выйти не может пока.

Не знала держава такого позора,

пока комбайнёры не лезли во власть.

Подмочено всё: перспективы и порох;

и сделалось модным не строить, а красть!

И пели предателям славу без меры

от гласности подленькой их "голоса",

и лезли в страну мою миссионеры,

и каждый из них нам сулил чудеса.

Но вышло смирение из-под контроля,

и нивы рекордный дают урожай,

и перспектив вновь - не пахано поле...

А "комбайнёров" нисколько не жаль.

Философия пионерских преференций

Не зная броду, бредит Лао Цзы,

сидит в кустах, возжаждав дрейфа трупов...

...и топчет бриллиант ночной росы,

и, как Конфуций, кошку ищет тупо

в пустынной комнате, где кошки нет сто лет -

ни чёрной и ни серой, ни каковской...

Стоит бокал с дюшесом на столе

эссенцией не в меру философской.

Узнали брод и бросились к нему,

желая перебраться в царство сказки,

а вместо царства - бархатный хомут

и не свобода - только лишь отмазки.

На месте мудрого дежурный лицемер -

на месте лицемерия откаты -

готов всегда, как юный пионер,

Конфуция приветить звонким матом!

караул

от слив до линз, от славы до любви,

от сухости и до седьмого пота

гудит над крышей сумасшедший винт,

а под ногами ухает болото!

клокочет, как вулкан в седую высь,

дым колдовской наигранной кручины;

откроет ангел в небе пресс-релиз,

и небо вам покажется с овчину,

и полетят над землями стога

поджаренных теббадом саксаулов...

дрожит в руке просоленный наган

уставшего от службы караула!

Малиновые зори в "жёлтом доме"

"Вперёд! Вперёд!" - кричит наш лидер...

Молчит народ.

Свобода, говорите?

Свобода говорить, свобода слова

к земле прижали накрепко меня...

Я весь горю внутри - мне б только повод...

...и в поводу буланого коня,

да тысячу чертей в раздутый парус,

да три десятка тысяч лошадей...

Так позовите бледных санитаров!

Эй, санитары, вы сегодня где?

Вас потерял с утра ещё, не скрою -

был предоставлен подло сам себе.

И сам себя нелепо пеплом крою,

и сам себя поджарил на обед...

Ну-ну, спокойно, здесь - в своей тарелке -

сегодня я межзвёздный маргинал.

По пепелацу строем ходят белки,

не зря их я намедни разминал.

В Тамбове для меня отлиты вилы,

ПэЖэ затеял кровную вражду.

Лети вперёд, нахальное светило!

Тебя легко полсуток обожду.

Комиссар тысяча первой ночи

Служила Шахразада комиссаром,

бойцам читала праздничный намаз,

им всё грозила маузером старым.

Пока играл неправославный джаз,

жгла Шахразада в строгом пеньюре,

хвативши виски с содой двести грамм.

Была она, как водится, в ударе -

рассказывала сказки до утра!

А после, выпив соточку портвейна

и приходя в себя в трёхсотый раз,

всё вспоминала грустно воды Рейна

и вдоль Амура леденелый наст.

Гуляла и служила Каллиопе,

хотя в другой культуре рождена.

Сломав за ночь язык и пару копий

и растеряв за храбрость ордена.

смерть муравья XXI

не хотел понимать... вот теперь и волнуйся,

продюсируя этот печальный итог -

подуставший сигнал овдовевшего пульса

заскорузлой душой на прекрасный восток!

не сумел полюбить... так теперь в одиночку

доживая свой век бесконечной зимой,

вспоминай эту тёплую летнюю ночку

и не думай - мол, всё рассосётся само!

не решился простить... вот теперь и прощайся...

уходи... исчезай... как пыльца на ветру...

не стремился попасть на божественный кастинг,

так теперь ты бездушный хитиновый труп!

Война и мир, версия 21

Выстрел ракеты в плакатное небо;

в помощь ракете луны медальон.

Жизнь на земле - неразгаданный ребус.

Здесь эту жизнь и поставив на кон,

тьму разогнал и увял в виде тени,

в свежем покосе духмяной травы,

рядом легли ростовые мишени,

будто бы шквалом убитый ковыль.

Враг нам ответил решительным залпом -

что тут поделаешь, если война,

а у травы упоительный запах,

только от крови она солона.

Выстрел ракеты, огонь фейерверков

праздничный в небе пылает салют,

только не слишком по нынешним меркам -

Оскар не тот и не тот Голливуд.

маяки обретённых религий

филе фиалок факелом фороса

стирает смысл соосности Христа;

я третью жизнь тебе киваю носом

моста Мийо* тарзанкою "с листа"!

фиал филейных факельных фракталов

блестит на солнце святочным бочком,

мне глаз твоих фатально не хватало,

когда упал в Евразию ничком...

флудит форматно фалдами Фемида,

комедия финитою смердит;

я заскучал наигранно для вида -

мне так идёт медийный этот вид...

фартовый фат формует фалды фрака,

с натугой поднимая паруса...

где был банкет, там вспыхивает драка,

а там, где солнце - царствует гроза,

фантом факира фланцами фальцета

рисует в небе сплина ареал;

горит под суры Нового Завета

звездой Давида патовый финал.

* мост Мийо - вантовый мост через долину реки Тарн вблизи города Мийо в южной Франции (департамент Аверон). Самый высокий транспортный мост в мире, одна из его опор имеет высоту 341 метр -- немного выше, чем Эйфелева башня,

*Кронштадтский лёд*

(путешествие из весны 1917-го в весну 1921-го)

Весна вонзила дворников лопаты

в дворов и улиц тощие бока,

остатки снега вмёрзли стекловатой...

Собора опрокинутый бокал

седое солнце золотом облило,

Исаакием шунтируя глаза.

Война плодила братские могилы

и души уносило в небеса.

Вдоль по Неве несло к заливу сало,

апрельские гудели кабаки,

дымилась стынь Финляндского вокзала,

и шли под лёд к Кронштадту рыбаки!

Сна аромат откладывал на вечер,

а вечером прохладу губ вдыхал...

Иных уж нет, а тот побит картечью -

реальный, не парадный, генерал:

не то сам Лавр, не то Колчак - из флотских;

Сибирь не спас, уйдя во цвете лет,

не истерив, не ойкнув по-сиротски

почивши тайно в матушке-земле.

Сражён судьбой, как молью бит Конфуций

в библиотечных войнах по ночам...

Влетел в котёл "бескровных" революций,

где всюду виден профиль Ильича...

Пал, как Версаль, внезапностью абляций,

предвосхитив горящие "рено",

и стал Канова автором "Трёх граций"...

Убил Давид чудовищное НО,

которое по Лувру растекалось

и сединой раскрасило виски'...

Клубился март, как водится, смеркалось,

и шли на лёд к Кронштадту рыбаки!

Но в их походке поступь делегатов,

готовых подавить любой мятеж.

В Кронштадте окопались ренегаты,

из белых упоительных одежд

здесь возродив Бастилию с Вандеей -

близ города великого Петра.

И пятый год, собою не владея,

несли террор балтийские ветра!

Помнить свои роли...

"Дорогой верною, товарищ...",

как завещает нам Ильич,

сквозь череду крутых пожарищ -

нет не плакат, а просто кич.

И раздувает, будто бурей,

рекламу партий и фронтов;

нас снова очень ловко дурят

непротивлением, зато

боятся даже слова Божия -

а вдруг Он скажет: "АзЪ Воздам!"...

Слепились в кучу хари, рожи

и расточителей стада.

Им воровать легко в охотку,

но чтобы всякой уважал

и называл героем кротко,

и как героя провожал

по закромам России-мамки,

и говорил бы: "Милый сэр,

вы так законно в эти рамки...

Да вы ж для школьников пример!"

Кухарки снова руль мусолят

и за собою жгут мосты.

Они своей не знают роли,

а помнишь свои роли ты?

Обретение

Подколодной змеёй откровения

изнасилован высохший мозг...

И распахнуты вечностью сени,

в погребах застывает мороз.

И ушло в недалёкое прошлое

чувство очень тяжёлого дня.

И ещё суток несколько про'жито:

две недели, полмесяца. Снят

этот робкий обряд милосердия

на носитель в усталом мозгу.

И стараются топать по тверди,

кто державой бесплатно обут.

И стараются топать усиленно,

в пыль дорог забивая свой страх.

И, врага привечая тактильно,

в штыковой обретают Христа...

Якобинцы

Нам богов слишком много до плахи,

чтобы с ними не в ногу идти!

Но сегодня не хочется плакать

и молитвами душу спасти...

Нам чертей не хватает, чтоб трепет

перекрасить в цвета забытья.

Солнце вечером в камеру светит,

сновидения ужасом мстят.

Нам и ангелов мало заплечных,

чтоб укрыли от мести друзей.

В революции дружбы нет вечной,

как в Венсенских дубравах лосей.

И ещё - девки движутся цугом,

нам их ласки сегодня в напряг.

Мы на плаху идём друг за другом -

сигарета, молитва, коньяк...

Ну а дальше - язык гильотины

нашей кровью насытит беду...

Якобинцы, повстанцы, мужчины...

смерть написана нам на роду!

Чапай и другие

Ухи просил, не допросился...

Потом Чапай пришёл с подмогой.

За эскадроном шлейф клубился.

И ветер вместо эпилога

коней ласкал златые гривы,

"пскопские" парни пели песни...

А я не видел перспективы -

сниматься в фильмах повсеместно.

Но по углам киноэкрана

вставали "белые" в атаку,

по ним палил я из нагана

из зала зрительного мрака.

Чапай тонул в Урале быстром,

гребя не раненой рукою...

Я приберёг последний выстрел

здесь... в кинозале за рекою.

А где-то далеко в Кронштадте

матросы дрались в рукопашной.

И я готов был с ними, кстати,

на смертный бой идти бесстрашно.

Боевая организация

Хлопуша - соратник Емели,

Есениным в драме воспетый -

эсерами признанный пеленг

и след ураганного ветра...

Он служит для них идеалом,

зовёт на кровавые "эксы".

Кровавые "эксы" - начало

в европы повального бегства.

Империю выдернув с корнем

из нежного тела планеты,

похожую строят упорно

деструкции апологеты.

У люмпенов сбываются мечты...

У люмпенов сбываются мечты -

учёные отправлены по тюрьмам...

И труп соседа к вечеру остыл,

и раздают презенты от фольксштурма...

И не работа - полный шоколад:

лежачая доходная работа,

да в сейфе найден неподъёмный клад,

и до Канар всего часа три лёта;

и от корыта, полного икры,

по телу растекается блаженство,

и клад от сглаза тщательно зарыт,

и всяк босяк - сплошное совершенство...

И дамы избегают скромных поз -

распущена кокетливо шнуровка...

Душа пуста, уныл и тучен мозг,

и от тоски намылена верёвка!

У люмпенов сбываются мечты -

убито навсегда образованье...

И пишут в сеть безграмотно посты

тупицы, не обиженные знаньем.

Под утро

Карты брошенные не вскрыты,

проигравший докончил четверть

и валяется - как убитый -

от окопов в каком-то метре.

Хата с краю, да конь в попоне;

спит село, окна в снег упрятав.

Нервно курит смурной полковник

в тесной горнице крайней хаты.

Может, стоило... не иначе...

может, просто бы спеть по пьяни?

То-то нынче луна чудачит -

забирается медью в сани.

Грустно воют с утра собаки -

растревожены чем-то, черти!

Не люблю я, когда в атаке

мной зигзагом нечистый вертит!

Не люблю, если выстрел первый

беспощадно под утро будит...

Эк сдают - не стальные - нервы,

по бессоннице зимней судя!

Беспородность успеха

Беспородность диктует законы,

а гниём всё равно с головы.

Ухожу от судьбы вдохновлённый,

но она догоняет, увы,

и меня всё желает стреножить

да подножку поставить... Под дых,

или лучше - заехать по роже,

презирая душой молодых...

Беспородность бахвальства успехом -

в свете хамства утех бытия -

дуракам непременно потеха,

дураки любят пошлости яд

и к презренным подчас припадают,

почитая богатство за честь!

Дураки собираются в стаи,

я прошу непременно учесть:

если вы в одиночку решите

с ними честно сразиться в бою...

Благородство - кладбищенский литер*,

когда бездари "выскочку" бьют!

* литер - документ на право бесплатного или льготного пользования определенными услугами.

Ночной бросок

Как быть?

Как будто, всё в порядке,

и по ранжиру строятся полки.

Рабы

сосут сосцы у матки,

как глупые нелепые телки.

А им же в бой,

но там ни сна ни жрачки,

ни выпивки, и даже нет газет.

Прикрыв собой

презервативов пачку,

бойцы ползут к нейтральной полосе.

Луна поёт

из Баха что-то глухо,

ракеты освещают путь в стога.

Прозектор врёт -

земля не будет пухом,

покуда жив в твоей руке наган.

Крутились белки в колесе Сансары

В кругу семьи и в колесе Сансары

крутились белки, хрен их разберёшь.

Склонили шлемы чудо-комиссары

к лафету дней. Страдает бывший вождь

проклятьем неизбежных катаклизмов.

Он сам решил в ответе быть за всё;

и смотрит на него сквозь время призма,

диоптриями модными трясёт.

В его глазах не выплаканы слёзы,

слова его прерывисты, как стон.

Струятся виртуальные угрозы -

за тоном незнакомый обертон.

А мир встаёт, от тлена отряхнувшись

и, гегемона прежнего послав,

вождя в объятьях с наслажденьем душит,

приняв его за блудного посла.

Без царя

демократическая патетическая

Слыл либеральным демократом.

Иным вождям наперекор

ходил с заклеенным Эйлатом;

любил любить вино и спорт...

...и в борозде увядшей дрёмы,

сидеть в засаде битый год,

пробив бессилие дипломом,

прикрыв припиской недород.

Его пример - наука юным,

которым всё до фонаря.

Они порвать готовы струны,

вложив нетворческий заряд

в комок густой дежурной лени,

которой нет альтернатив...

Ах, помнишь, наше поколение?

Как много было перспектив!

Но не сошлись на небе звёзды:

кометой по небу скользя,

исчезли, будто свежий воздух,

как жертва чёрного ферзя.

Плодить наветы и чернуху,

чтоб отработать свой заказ,

совсем не то, что деньги вбухать

на просвещенье тёмных масс.

Но либералу дела нету

до просвещения толпы,

до пролетающей кометы,

до стука по полю копыт.

Он сам себе, считай, помеха -

всем напоказ являет дурь:

в кармане ширится прореха,

сознанья плавится глазурь.

Пусть строить нам не помогает,

но не мешает просто жить...

Дорога в ад ведёт благая,

а в рай - всё те же миражи.

Жаль, не сошлись в погонах звёзды:

кометой по небу паря'.

Исчезли, будто спёртый воздух,

лжедемократы... без царя!

Карл I

(версия)

Проснусь в разгар весны в вечерний час,

себя державной цепью опояшу...

Тут впору б сочным матом закричать,

когда порядки поминаешь наши;

да недосуг - сплошной адреналин,

забой, цейтнот и битва с дураками;

потом обед с обильем редких вин,

с развязанными напрочь языками;

а в ночь - альков, любовниц стройных строй...

...и некогда подумать о народе...

Ты доброхота из себя не строй,

коль ко мздоимству только лишь и годен;

тебя народ тотчас готов распять,

лорд казначей и... прочие милорды...

Довольно вам монарха обвинять,

кровавые голо'верцкие* морды!

От Кромвеля один конкретный вред,

а вы за ним, предавши пуританство,

забыли думать про святой обет,

погрязли в метастазах окаянства.

Вас прокляну, бесчестные, не раз -

и вам гореть в аду потом придётся.

Войны гражданской беспощадный сглаз -

кровавая субстанция эмоций!

Что ж, короля играет свита -

её грехи, её дела...

И эта - вроде бы, мастита,

но к эшафоту привела.

* головер, головерец - протестант.

Дура

Был холост штык -

не мог с какой-то д у р о й

связать постель, хозяйство и судьбу;

его мечты,

деянья и культуру

она видала целями в гробу.

Какие дни,

такие и мишени -

в два роста, три разбега в ширину...

ты поверни

моё изображение,

когда уйдёшь на новую войну.

Возьми с собой

холодную приправу

отчаянного сердца моего;

не будь рабой,

царица ты по праву...

и смертная печать для всех врагов.

Проходное...

(рассуждения пешки)

Пируй, пираньи! - выдернул легко

всю требуху и жабры через глотку,

потом расправил на фелюге шкот

и накатил стаканчик хлебной водки.

И в тот же миг надулись паруса,

надулся капитан какой-то дряни.

Нахмурились циклоном небеса

и растворились грязью в русской бане.

По белому её бы протопить,

да дымоход совсем не предусмотрен...

Спит капитан собакой на цепи,

во сне упоминая всуе чёрта.

А мимо пролетают, как шмели,

"Титаников" осу'жденных каюты.

Жить на краю неведомой земли

и горевать, и ненавидеть люто -

такая никудышная стезя...

...нас утро изукрасит перламутром.

Я проходил от пешки до ферзя

и жил, и выжил, избегая мудро

мутаций одураченной толпы,

конфликтов и каких-то отношений,

погонь, сражений, топота копыт,

принятия расплывчатых решений.

Движение на восток

О рифмы строк спроста ломая зубы,

стремлюсь на баррикадах преуспеть.

Но погибать на баррикадах глупо,

когда придёт решительный успех,

картечью по читателю ударит

и переломит будничный уклад...

...в какой-нибудь дубовой бочкотаре...

Но сделан ход, и нет пути назад!

О строки букв затачивая зубы,

ломаю повседневный обиход;

стихов и прозы складывая срубы,

иду, неспешный, прямо на восход.

бьются империи

бьются империи,

будто яйца в одной корзине!

Петербург,

обожающий кур

и перья...

- Гражданка,

как нам пройти в Зимний? -

Каторжанка

Обеспокоена:

- Не в Смольный,

вы уверены?

...и мчится тачанка

северным берегом,

сличая портреты

толпы одичалой...

играем в молчанку,

впадаем в истерику,

читаем газеты,

но всё-таки мало...

Немного империи было и нужно -

лишь только толкни под колёса корзину.

И в пушечном мясе мучительно душно,

как розе ветров под парами бензина.

Комплекс ГМО

Я - ГМО, герой компостных ям,

отчаянный любитель Акапулько.

И хулиган по жизни - тоже я...

Ты там во фляге беленькой не булькай!

Легко подбить меня на беспредел,

легко поднять как знамя революций...

Такой дурак, кондовый новодел...

...но успеваю вмиг переобуться,

когда стоит вопрос, туда-сюда:

мол, не желаю поделиться кредо...

Ты знаешь, убеждения - вода,

не от воды же радости и беды!

От беленькой случаются порой

и чудеса, но чаще неудачи.

Я - ГМО, компостных ям герой,

фригидных свалок придорожный мачо.

Гражданские песни `красного петуха'

Стоял ветряк среди долины ровной,

Размахивал крыла'ми, как петух.

Мой смертный враг дышал ко мне неровно --

Горел, блистал... покамест не потух.

Его б поднять тихонечко с коленей

Да силой богатырской окрестить,

Но он сегодня мой любимый пленник:

Его я ловка дергаю за нить

И помещаю в сундучок эмоций --

Пусть посидит ужо без дураков.

В каком-нибудь подвысохшем колодце,

В нем потолок, не слишком-то высок.

В стекле засохнет браком по расчету --

Предметной биохимии печаль.

Гуляет по провинции босота

В разводах проливного кумача:

Направо едет -- шашки выше крыши,

И рубят шашки головы долой,

А комиссар суровый книгу пишет:

Кровавой юшкой, порохом с золой.

Налево мчится конница лихая--

Наскок, отскок, и бабы на сносях.

А прямо скачет -- кони подыхают,

И бабы что есть мочи голосят.

Мой смертный друг, врагов таких не надо,

Меня легко предаст за трудодни.

Ветряк горел, но все еще не падал,

А друг болел -- в душе моей саднил.

пехота

буржуям буржуйка,

рабочим - колхозы...

ты мне нарисуй-ка

на ставнях мимозы,

красавицу-астру

и роз откровенья...

цветочная каста

из тона и тени

вздымается клубнем

картофельных кружев;

и с картою клубной

сей рыцарь не нужен!

не нужен ни с картой,

ни с дьявольским счётом...

он - жертва азарта,

аборта пехота...

он - ветер за лесом,

густой, будто каша,

бесплатный довесок

к продажности нашей,

блестящий осколок

распитой бутылки,

циничное соло

бесстыжей училки!

идеалист

Революции кольцо

без начала и конца...

...вбей себя заподлицо

в век неистовый... двадцатый...

"Капиталом" Маркса вбей

в свой сюжет пустой обман

по закадровой судьбе

вечным "горе от ума"...

Вечной фразою "прости!",

странным ропотом дорог...

Сам себя ты не постиг...

...сжёг!

Комментарии: 11, последний от 16/06/2023. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 18/02/2022, изменен: 21/02/2022. 53k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия
Аннотация: Безмолвие не слишком-то безмолвно

Чваков Димыч : другие произведения.

Революция, post scriptum