Чваков Димыч. Под "Глобусом" классических фантазий

ПОД "ГЛОБУСОМ" КЛАССИЧЕСКИХ ФАНТАЗИЙ

В "Глобус"!

Сам Шейлок гондольеру ссыпал медь -

за будущие планы рассчитался

отныне, присно и навеки впредь.

На шее завязать пеньковый галстук

решил герою дьявольских страстей

(достойная воистину забава;

несут привет сороки на хвосте,

ну а друзья несут могильный саван)

Шекспир - бродячий лицедей и плут,

талантливый, таинственный, вербальный...

В драматургии зачастую лгут,

но этот врёт настолько гениально,

что всяк готов и слушать, и смотреть

в его театре сотни постановок

отныне, присно и навеки впредь...

А посмотрев, пересмотреть их снова!

Улика

(венецианские страдания)

Венеция притихшая молчит,

лишь плачут в лад наёмные весталки.

Опять в кармане звякают ключи...

Отмычки потерял вчера. Не жалко!

Лохматый Шейлок, как мохнатый шмель,

финансовым кружится Казановой.

Здесь вечный дож однажды овдовел,

язык лишив решительного слова!

Отелло под судом - жену убил,

от ревности преследуем безумьем.

Не избежать начертанной судьбы

ни поэтапно, ни в конечной сумме.

У мавра сны похожи на людей:

то откровенны, то закрыты, кодом...

Камней лежанье ясен хрен, к беде,

раз просочились между ними воды

каналов, уносящих вдаль тоску

и слов плакучих горькие мотивы...

Горит на небе зарева лоскут

убийственной уликой рецидива!

Йон

Замедлил вод кошерное течение,

сломал ограду гибкую в Эдем.

Взболтал десятком мудрых изречений

десятка три языческих проблем.

Расставил экзотических фантазий

на сны цветные хитрые силки;

из грязи вверх поднялся прямо в князи,

но угодил в забытый богом скит,

когда гулял от мира отрешённый

по хвойным или лиственным лесам -

прекрасным, упоительно зелёным

и ароматным, словно круассан,

который доставляют - с пылу, с жару -

на завтрак к регулярному столу...

Он был, как мир - не молодой, не старый;

не шар воздушный, но и не хомут.

Не тяжестью крутой кандальной скрепы,

не лёгкостью невысказанной лжи,

не трауром блистательного крепа,

не ароматом вспаханной межи.

Он жил как жил - не в горечи, не в славе,

спиною пробивая синий лёд,

в своём, как говорится, божьем праве

и создавая межпланетный плот!

Возвращение бумеранга

На плечи взгромоздив бревно,

поскольку лень его катить,

тащил Сизиф бревно давно,

сметая сосны по пути...

...кляня языческих богов

и прочих-всяких заодно.

Сизиф не видел берегов...

...у Стикса. Видел только дно.

И русло лихо засорил,

чтоб ни проехать ни пройти

в Аид, застряв на полпути.

Но бумеранг уже летит!

А рядом Ной и сыновья

держали пред народом речь -

мол мир потопнет, бог - маньяк,

мол, хляби в небе дали течь...

Седой архангел Гавриил

смотрел на это свысока,

и всё, что он не говорил,

не отложилось на века...

Однако знает всяк Адам -

"отмщенье мне и азЪ воздам!"

летучий!

команду утром выстроив на баке,

угрюмый боцман раскроил мундир

на юнге, как на ссученной собаке,

пока зенит не высыпал в надир

созвездьями, кометами и бредом -

прекрасным удалённым бредом лжи...

такое удивительное кредо

у боцмана - на части разложить

кого-то из заслуженной команды,

входящей в обособленный мирок...

играет ветер рок в снастях и вантах,

такой неотвратимый жребий-рок...

вздымало шквал под маской капитана,

на судне, где неистовый аврал

порвал на части города и страны,

веротерпимость, гендерность, мораль...

как хорошо - голландец был летучий:

святого Эльма засветив огни,

ушёл под вечер в грозовые тучи,

когда надир повысыпал в зенит!

И снова - Рим в огне

Горели рукописи тайного помёта,

свою подмётность пряча в шифры строк...

Горел в работе мученик "трёхсотый",

контуженный без памяти игрок.

Над заревом взлетевшего пожара

античный Рим вознёсся в облака -

неистовый, классический, поджарый...

запутавшийся в собственных силках,

разнузданный, изнеженный в разврате,

сто сорок раз проигранный рабам,

рассадник толерантных демократий,

арена героических забав!

Сиял Нерон, как золотой денарий,

Вулканом отражаясь в витражах...

Закрыто солнце перегаром гари,

и горожанам некуда бежать.

Уходит в Лету славная античность,

куда исчезнет скопище эпох...

Не вечен Рим, судьба его вторична,

над миром только христианский Бог.

серебро грядущей осени

музы вьются, будто ведьмы,

скорбно воет вурдалак!

серебро покрыто медью,

как перчаткою кулак...

василиски грозно щурят

близорукие глаза;

наглотались сладкой дури

и совсем не тормозят -

кроют злым негромким словом

Вия-батюшку они...

гроб не струганный сосновый

пустотой внутри звенит:

поджидает он добычи

с незапамятных болот,

где не слышен гомон птичий,

где лишь леший песней жжёт,

да кикимора вздыхает,

будто съела белены...

мухоморы снялись стаей -

улетели до весны...

осень - житница поэта -

поплутает рифмой всласть...

серебром звенит монета,

что из пули отлилась!

Эксцесс пастушка

Такая вот беда -

нас волки одолели,

И тут не совладал...

...овцу под утро съели!

Да, я плохой пастух,

зато учёный знатный.

Костёр давно потух,

и всё вокруг наглядно

всем сможет объяснить,

что волки ходят стаей.

Предутренние сны

так сладки, что не тают,

а заставляют спать

всех сторожей на свете,

как процедуры SPA

или фривольный ветер.

Нет мне не оправдать

себя. Да ну и ладно!

к овце пришла беда

ко мне - шашлык бесплатный.

В театральной массовке

Алексею Козлову низкий поклон за тему

Рожали бы Венеры донов Педров

да не скулили, словно бы щенки...

Носили б Педры хомбурги из фетра

да в ножнах ветра вострые клинки.

Играли бы друиды на волынках,

волынил бы закон апологет

неспешных, но кровавых поединков,

заткнув за пояс пламенный ланцет.

Взлетал бы "Глобус", словно шар воздушный

и с ним Шекспир, балласт - с углём мешок,

тогда б ты вдруг внезапно обнаружил,

что жить в театре очень хорошо!

"Секрет" близ Лисса

Несётся шторм на полных парусах,

ломая мачты и людские жизни.

Срывает ванты летняя гроза

и вдоль по бимсам блеском молний виснет.

Пьян капитан, поймав лохматый бриз

и устремившись к берегу торпедой

едва завидев в тучах душный Лисс

и наложив на штормы право вето.

Ассоль опять стоит на берегу,

Вся парусина алая - в разводах.

От злого ветра жители бегут -

опять весна! - такое время года.

от цивилизации...

сено в стогах перепрело,

стало уютней в стогах,

знатно укутаны белым

вольные наши луга!

после охоты забраться

хочется в сено скорей...

к чёрту цивилизацию!

в этой тревожной поре

нам ли ломиться в чертоги,

двигаясь по головам?

люди, а не полубоги,

нашим не верят словам;

люди, а вовсе не птицы,

жаждут отведать небес -

серые нервные лица

с примесью страха и без....

серая дряблая кожа,

нервный морщинистый взгляд;

Прокруст монтирует ложе -

выход заказан назад!

В океане

Поверхностное тело в океане,

похожее на имя Архимед,

похоже на модели трёх Британий...

А на Ямайку, безусловно - нет!

На дне лежит, не дышит, Атлантида,

её глаза от времени пусты...

Кругом разруха. На гранитных плитах

какой-то мытарь почерком простым

прославил неплательщиков налогов

на долгие бездонные века...

Ушёл и он на дно по воле рока,

а вот долги не плачены пока.

Британия, империя, генезис

Мы сидим в урочище Йоркшир

и плюём Европе прямо в харю,

по-английски запросто гутарим

и по-кельтски, если для души...

Мы норманны, коли рассмотреть

предков наших да под мелкоскопом,

пращуров, гарцующих галопом...

Мы готовы, собственно, и впредь

разводить шотландцев - "только в путь".

Мы из наций - самые крутые,

наши короли почти святые...

Мы - апологеты мягких пут:

подлости, наветов и вранья,

чуши удивительных фальшивок,

хитрости, подлога и наживы...

Нас туземцы грязные бранят,

нашей позавидовав стране

и, конечно, королеве тоже...

...варварски-язвительные рожи,

их поганей в целом свете нет.

Мы сидим давно на островах

и заметьте - всё ещё не тонем...

Это был бы очень жуткий номер -

я британец... сохрани, аллах!

Поэтическая топонимика

На улице Вознесенского

есть что-то от площади Бродского -

события богоявленского

в виду воскресенья Высоцкого.

На штрассе по имени Гёте

гуляют походкою Шиллера...

Здесь каждый гуляка в почёте -

от дворника вплоть до киллера.

На стрите Уильяма Блейка

пасутся поклонники Байрона,

фанатики Шелли и Цвейга...

Прозаик откуда здесь - оба на?!

К тому же - австриец нешуточный,

британцев отчасти порочащий,

новеллами сыпать обученный

в далёком австрийском урочище.

Но нету в том силы эпической.

Рифмуйте, ребята, как сможется...

Герой ваш - не в меру лирический

с перкалево-тонкою кожицей

несётся по площади Бродского

под памятник конного Пушкина...

А где-то там "казус Кукоцкого"

и сказочка мышки-норушкина.

Игра в слова

Посейдон, Гвидон да Кафка...

Без аллюзий этот ряд!

Ряса, риза, камилавка,

форма, армия, парад,

якорь, цепь, душа, потёмки,

кот, сидящий на трубе,

посох, ходики, котомка,

перекус, зарок, обед,

бузина, ковыль, пшеница,

рис, борьба за урожай,

накрахмаленные лица,

дядя в Киеве, межа,

сон, виденья, полудрёма,

метафизика, сургуч...
Жаль, словарь остался дома -

в нём язык велик, могуч...

Ну, а я - его носитель,

ты меня не обессудь,

словно Мастер Маргарите

слово жаркое несу,

спотыкаясь то и дело,

исковеркав стильный слог,

обведённый жирным мелом...

До свиданья!

Эпилог:

Зевс, Салтан, Коэльо, Маркес...

Нету связи до сих пор.

Бегемот гуляет в парке...

Лукоморье, дуб... Мотор!

Немного за Адесу

Биндюжники работали на ять,

потом хватали дружно по стакану.

Всю ночь гуляли парни, утром - глядь -

а в кабаке такая икебана:

храпит моряк по имени Костян,

а рядом с ним девчонка-зажигалка.

На Ришельевской гавкнулся фонтан,

и Костя спас засохшую русалку,

потом её в "Гамбринус" приволок...

Играй, скрипач! Налейте самогону!

На этом всё - finita, эпилог,

бычки, кефаль, спагетти, Ланжерон &...

Вот придёт Годо

Годо придёт ли в этом поколении

или же ожидать его века?

Христа грядёт пришествие, явление...

Годо - Христа бесплатный адвокат.

Вода со льдом - тональность до-диеза -

не охладит судьбы раскосой пыл.

Затянута давно петлёю пьеса,

название которой вдруг забыл.

Продёрнув нитку от истока к смыслу,

воткну в туманность острую иглу,

добра и зла сломаю коромысло,

сменив его на бесконтрольный флуд.

Кованые поэты

Гефест ослаб и фишку не рубил -

ковал поэтов из дурного корня.

Зато лепил фальшивые рубли...

Не золото, а из чего - не вспомню.

Ему не близок чёткий ритмострой,

его дыханье кашлянье вулкана.

Увлёкся я недетскою игрой -

заигрывать с природою титана.

Мне нет теперь покоя и любви,

мой день отныне - бой с постылой тенью.

Гефесту я вендетту объявил

и пролетел стократно мимо денег.

Не отыскать в глазах моих восторг -

поэт был слеплен из меня неважный.

Несу сквозь рифм несвежих сущий вздор.

И всяк мой выстрел мимо цели мажет.

Гефест ослаб и фишку не рубил -

ковал поэтов сволочь как попало.

Уже не первый, но всё комом блин.

Он мог бы больше, но просили мало!

Ритуал

я тайну государства прятал в ступку,

и пестиком из меди растирал

мне мир из ступки отзывался хрупко

и диктовал степенно номера

какой-нибудь козырной лотереи,

где на кону сегодня отчий дом --

там плачет безутешно Лорелея

и суп кипит с мифическим котом;

гуляет на лужайке поп с собакой

вдали от кладбищ и могильных плит,

а гномы то и дело лезут в драку...

один из них меня ужасно злит

упрямым до икоты нежеланьем

любить судьбу свою от всей души...

я в ступе растираю ваши тайны,

чтоб ритуал вселенной совершить!

Мир вокруг нас

Тихий Горький дует в трубку -

насолил дорожной службе,

когда ехал трезвый в стельку

по забористым ухабам

Лотарингии далёкой,

где гуляет Вицли-Пуцли

из отряда космонавтов,

что в астрале притаился,

бледной немощи подобный.

Бьётся горько в тамбурины

незадачливый проезжий,

что хватал друзей за плечи

в светлый праздник урожая,

рифму ритмикой поверив -

золотым казённым словом

или матерным паскудством...

...если зритель станет крякать

подагрическим мажором.

Клянчит милостыню сторож;

он здесь зря припарковался -

слишком выглядит фактурно

в чуждом статусе таджика,

понаехавшего в рощу,

ту, что Марьиной зовётся

и под вечер замирает,

пряча в снах слова и строки

отгремевших старых песен.

рассуждая тихо о героях

поюзанный сюжет пустых оказий

произрастает горем для ума...

поднявшийся из грязи прямо в князи,

три фабулы о классику сломав

и, рассуждая тихо о героях,

сходил с ума романтикой небес...

а рядом мирно догорала Троя

и плёл интриги сканью мелкий бес...

струил елей писатель захудалый,

а тот скисал тотчас же... в тот же миг;

романтику заюзанных вокзалов

хвалил спроста ленивый ученик,

о классиках, увы, не зная сроду,

его удел - не петь, а подпевать...

банально деградирует природа,

и колоколу ближе звонкий мат...

империя лопочет по латыни,

не зная будто - умер сей язык;

и гласом вопиющего в пустыне

наперсник неба - жаркий ветер - сыт!

#Mumu

(Net ver. GBr 20-18)

Была река, болтался ялик

по черни вод ужасно мутных;

Герасим выпил пятый шкалик,

покуда дожидался утра.

Потом схватив Муму подмышку,

залез на лодку тихой сапой;

хватил Герасим водки лишку

и сразу стал мрачней гестапо.

Онлайн почти не шевелился

в его продвинутом смартфоне;

другой бы громко матерился

в сигналам недоступной зоне,

а дворник лишь краснел омаром

и корчил рожу пьяной тыкве...

Свобода пахла перегаром,

по воле барыни поникнув.

Приказ был дан, Муму визжала

и тихо плакала печально,

и лярды хайпа обещала

в сети безумно социальной.

Немой мычал: мол, мы из греков...

...и - НА веслом - в оскал собачий!

Муму тотчас упала в реку.

Герасим пьян, Герасим плачет;

ему дворняжку слишком жалко,

её ж метания убоги...

"Муму - собака, не русалка", -

он прочитает в модном блоге,

когда, проспавшись, утром ранним

зайдёт на парочку порталов...

В сети гуляют лёд и пламень,

но аццкой барыне всё мало -

она, поганка, парня троллит -

мол, говорит, кинолог знатный,

и немоту его мусолит,

и словом режет аккуратно...

Придёт в себя Герасим мирный;

и на последнюю полушку

наймёт наш дворник сисадминов,

чтоб "погасить в Сети старушку"!

Обвалят хакеры систему

и всех подписчиков "дизлайкнут",

и разразятся клёвым мемом

с крутым хештегом #хайлилайкли.

И сервер барыни угробят

вот эти славные админы;

да, у немых крутое лобби -

прочней и гуще паутины

в Кремле взращённые солдаты

с IT-шным прошлым безупречным...

Бандиты, хакеры, пираты -

их торжество над миром вечно!

Портовый город

(сценарий)

Доставил катер пьяных морячков,

нанизанных на леер возле трапа...

За мной следил задумчивый Хичкок

и Келли Грейс за попу нежно лапал.

Взлетали надувные облака,

на пирсе разводили крыс и краски...

Вдоль верфи стилизованный плакат

разоблачал вредителей без маски.

Портовый флирт, гуляет голытьба,

девчонкам давит нежные мозоли.

Гундосит блюз нахрапистый кабак

о приключеньях женской семядоли.

Уносит ночь, трезвея, идеал -

я в нём сегодня вновь разочарован.

Хичкок опять фиаско избежал,

не заслужив за фильм дурного слова.

Окно во двор, где слышны крики птиц,

и телефон последний номер помнит,

на север через запад по пути...

И никаких при том закрытых комнат.

Жарко

Виночерпия яд разливался по скулам,

были пьяными сутки и пьяным патруль...

Кто-то снова упал с кривоногого стула -

кто-то раньше сломал этот дьявольский стул.

Размочалило в небе палёное лето -

что ни выход в народ, непременный ожог,

будто трувер больной пишет лету либретто,

и в святой простоте, как паяльником, жжёт.

Будто рядом шкворчит сковородка пустыни,

и снуют по углам тени давних обид.

Но когда-то накал непременно остынет

и любовная лодка наедет на быт.

Грехопадение

Поюзанный по самое "вам здрасьте",

гулял в Эдеме змей Искариот...

Переиначить слово был он мастер,

а в остальном же - форменный урод...

Девицу соблазнил плодом зелёным,

её подставив - будто бы она

Адаму стала главною иконой

как моряку маяк или "фонарь",

как бригадиру трезвая бригада,

как режиссёру снятое кино,

как виноделу гроздья винограда,

как алкашу креплёное вино,

как идиоту торба расписная,

как свинопасу тучные стада,

как бультерьеру косточка свиная,

как каравану чистая вода,

как мужику заначка на похмелку,

как бабе завязавший мужичок,

пришельцу как помытая "тарелка" -

как киборгу с Цефея, если чё...

И тот Адам попёрся к Богу в душу

и говорит: "Отец, благослови!"

и этим благолепие разрушил,

не отделяя похоть от любви...

И был он изгнан ту же из Эдема.

"Ступай на Землю", - сказано всерьёз.

Адам и Ева - хайповая тема,

Адам и Ева - ключевой вопрос.

Баллада об увядшем интересе

Не стало более поэтов, -

увял давно к ним интерес -

а те, что есть, гуляют лесом

или идут на сайт ЛитРес.

"Поэт Серебряного века!" -

совсем как оперы зачин.

А нынче ж - просто дискотека.

И сразу тысячи причин

находят тучи графоманов,

стремясь читателя завлечь

пургой метафор крайне странных

в бессвязно-путанную речь...

Вот так бы взял сейчас и вмазал,

чтоб сущность тропов прояснить!

Читатели не точат лясы:

поэтов наниза'в на нить,

перебирают эти чётки

и в мир конкретику несут,

слова решительны и чётки,

выносят их тотчас на суд:

"Уж коль поэтом ты назвался -

немедля в рожу получи!

Хоть БЫЛ, но всё-таки КАЗАЛСЯ,

тут сколько бисер ни мечи,

не убедишь, что, мол, прозаик,

что благородный публицист..."

Я в светлый образ не влезаю...

...поэт, засранец, скандалист!

летучий...

мне снится сон, преследуя годами

навязчивыми сценами боёв,

вода бурлит и нервно точит камень

и в клочья рвёт спокойствие моё!

я вижу сон, сосватанный к показу,

и ярость вижу тысячи веков...

пусть к ним привязан - мне мой путь заказан, -

но очень я, как видно, бестолков,

раз не хочу мириться со скитаньем,

снотворным побеждая этот бред,

уйму' молву, пройдя по тонкой грани

и извлекая музыку побед

из блюзовых коварных поворотов -

на встречном галсе заложу вираж...

мой экипаж мутит до жгучей рвоты,

когда дрожит от ветра такелаж...

когда команду вывешу на вантах,

туманом занавешу левый борт...

я - богохульник, капитан Ван Страатен,

моё проклятье - это мой позор!

Неформатный лидер

Я от бомжей столицы сохранял,

взрывал основы нищеты и лени.

И звали меня люди Кардинал,

а кое-кто присвоил званье Ленин.

Я проходил проспектами - крутой,

как памятник себе, отлитый в бронзе,

и не страдал куриной слепотой

ни до того, ни в ходе и ни после.

Мне кланялся весь православный люд,

ломая шапки, будто неваляшка;

и помнил я, как здесь меня зовут,

а забывал - так наливал рюмашку,

и сразу удавалось вспомнить всё,

как завещал великий Менделеев.

Изобретать не стану колесо

или просить у Господа трофеев.

Мне повезло, что я живу легко

в тенетах утончённого порока -

то влезу вдруг в игольное ушко'

с верблюдом и ведическим пророком,

то просто между делом согрешу,

но этот карамболь отнюдь не часто...

Я не король, тем более - не шут,

электората неформатный пастырь.

Прогулка в стиле brexit

С собакою Баскервилей

однажды забрёл в болото,

и время остановилось,

и нет больше здесь охоты.

Болото, увы, засохло,

увяли в саду мимозы,

и плачут на окнах стёкла,

и корчатся с передоза.

Покрыт Альбион печалью,

туманом и душным смогом,

шпионским дерьмом скандальным

и золотом вместо Бога.

Когда ощенилась сука

близ Солсбери утром ясным,

напали, войдя без стука,

на двух Скрипалей несчастных

аж три ГэРэУшных мэна

один из них был "новичком"...

Так скушай гематогена,

уж если рождён ты щенком

от Баскервильской собаки,

и убирайся скорее.

Все газовые атаки

российских хакеров греют.

Стажёр апостола, часть вторая

Забрав у стражника копьё

и, дотерпев до третьей стражи*,

стажёр нелепый водку пьёт,

потом нелепо в землю ляжет!

Стажёр апостола - простак:

уже почти поверил в чудо,

но Вифлеемская звезда,

рассыпав в небе блёстки пудры,

сегодня больше не горит...

...когда взойдёт, никто не в курсе.

А нынче только фонари

на интернетовском ресурсе.

"Когда ж пришествие, когда?" -

поля и реки вопрошают,

стажёр апостола поддал -

он ничего здесь не решает.

А тот, кто умер на кресте,

придёт когда-нибудь нежданно...

Стажёр апостола из тех,

кому на крест покамест рано.

* Около I века иудеи усвоили римско-греческий обычай, разделявший 12 часов ночи на четыре стражи, начиная с 18 часов вечера. "И если придет во вторую стражу, и в третью стражу придет, и найдет их так, то блаженны рабы те." (Евангелие от Луки, 12:38).

Кошмар

В авангардных гробах

изгаляются драные черти,

да вервольфы поганые

воют в дремучем лесу.

Одинокий кабан,

что красиво насажен на вертел,

окропляет поляну

кровавым рубцом на весу.

На дорожках неведомых скачут чумазые карлы,

поднимаются в небо

волшебные гроздья зари;

и цыганки гадают, раскинув на прошлое карты;

пляшут пьяные зебу

и горькую пьют дикари.

Дуб зелёный, из золота сбросивши цепи,

вышел нынче на старт и нацелен листвой на звезду.

Водяной из болот показался нелепый

и огонь погасил, и уснул в заполошном бреду.

На пути к Храму

Ветхозаветных вин губитель,

не дегустатор, не алкаш,

евангелист, раззява, критик,

однажды вдруг вошедший в раж.

Не гуттаперчевый любовник,

неуловимый сукин сын,

параметрический негодник,

ехидный, словно, Насреддин,

по вечерам пустой повеса,

а вот ночами - Дон Жуан...

Не допущу я к Храму прессу

или циничных буржуа.

Здесь нету места для двуличных,

и торгашей тут не найти.

Моё сознание критично,

и мой безмерен аппетит,

когда сжираю фарисеев -

на дню, пожалуй, сто иуд.

Порой я чуточку рассеян,

но фарисеи не пройдут!

Растраченный талант

Жуть! На ладонях сто заноз.

И стон воистину кандальный -

ломает жёстко передоз,

раскрасив кисточкой сусальной

наколотые купола

и подвенечную подпругу.

Пропит за медный грош талант

в истериках и рвотных муках.

И нету сил понять итог,

и не хватает честных правил.

Раздавлен валенком росток

к прощению, любви и славе.

Дымится бледная стезя,

глумится ворог полуночный.

Стерне решительно грозят

и с албанита*, и с обочин

лавины тёмных жутких сил,

им в этом не найдётся равных...

Пощады даже не проси,

как ты просил ещё недавно!

Пропит за медный грош талант,

и нет пока ему замены...

На грудь наколем купола -

за атеизм дряную цену.

* албанит - разновидность асфальта.

Мастер и-и-и...

Лик Аннушки похож на лунный диск,

и на софит похож премьерный завзятым театралам.

Ей весело бежать по мостовой,

тепло брусчатки остывающей почувствовать сквозь парусину туфель

и насладиться вечера прохладой

и ожиданием застолья в коммуналке,

и... тут под ногу камешек неловкий подвернулся -

так с каждым может статься, когда ты молод и спешишь, не глядя под ноги.

И всё бы ничего,

но вот какое дело - несла в бидоне масло,

и место лобное на рельсах сосуд, качнувшись, окропил.

О том, что человек не может знать своей судьбы

на Патриарших говорили трое:

один всё спорил, горячился, другой старался быть спокойным,

а третий будто знал об Аннушке и масле;

трамвай летел к назначенному пункту,

как вдруг послушно встал, когда попал в тупик по мановенью стрелки.

И все остались живы - вопреки намёкам иностранного профессора-всезнайки.

"Как всё-таки легко разрушить планы,

пусть даже дьявольские, если ты создатель

и господин всех персоналий, твоим воображением рождённых", -

с улыбкою подумал скромный автор и удалился в тихую обитель...

...до самого счастливого финала.

Пока Господь не передумал и не перемкнул контакты в голове локального творца.

На Патриарших

Лик Аннушки почти, как у луны -

всё маслом лучезарное лоснится.

На Аннушки смотрите, пацаны,

и думайте, как вам бы с ней не спиться,

узнав извив трамвайного пути

по улицам известного маршрута.

Вагон по рельсам мигом долетит...

...его наезд страшнее казни лютой.

Её судьба приходит к нам порой

как Люцифера затяжное эхо.

Жив был бы вечно сказочный герой,

когда б трамвай его не переехал

Узнай извив трамвайного пути

по улицам язвительной столицы...

Вагон до места казни прилетит...

Вы всё-таки попробуйте не спиться!

Война с саламандрами, предыстория

Десятки пьяных саламандр сидят на Арарате,

сюда привёл их голубок от Ноя.

Сидят, поют и время кроют матом,

и смотрят на каноэ,

которое стекает каплей в море

с рук не рождённого пока Пилата...

...пока земля поката,

хоть и плоска',

а далее - сусальности и скука,

удушье без Христа...

пока не предал друга

Иудушка, целующий в уста.

История проста:

притворщики, торгующие в храме,

исполнятся гордыней

и дьявола предтечей назовут,

но не сломать божественный регламент

от века и поныне -

и будет Страшный Суд...

Саламандры

посвящение Карелу Чапеку

Гореть в огне назначено не нам...

Мы, впрочем, также и в воде не тонем...

А вместо рая - первозданный хлам,

и тот - с ключами - от подагры стонет.

Его запал с веками не прошёл,

в Эдем нас не пускает что есть мо'чи:

пусть будет самый маленький грешок,

нас ключник прямо на подходе мочит

и в ад спускает - так из раза в раз,

а нам в аду ни холодно, ни жарко.

Для нас кругом, мон шер, играет джаз;

везде для нас уже налита чарка.

Зависли саламандры на пути

с земли и неба к самой преисподней

Фашизм ханжам не портил аппетит

в разгар войны. Не портит и сегодня.

Пирамида

Он был живым - живее всех живых,

лежал себе и никого не трогал,

как будто бы нюхнув дурман-травы,

не узнавая ни себя, ни бога;

ни света, тьмы; ни сладостей с вином;

не отличая правду от обмана.

В себе хранил классический геном

лежалого британского тумана

в гробнице от египетских царей,

забытый Сетхом раб из пирамиды.

Музей Британский, эра - на заре

затравленного в Солсбери мюрида.

Мгновения, мгновения, моменты...

"А хуже нет, чем ржавые патроны!" -

сказал мне Фауст, шнапсу нацедив.

"Любезный, а нельзя ли на полтона

умерить свой безбожный креатив?" -

ответил я, коварный Мефистофель,

тот самый старший Фауста патрон;

изящный фас, а лучше - только профиль

на фоне древнегреческих ротонд.

Я Фауста ни в чём не обвиняю,

он духом слаб и слишком суетлив.

Ему судьба начертана иная,

чем умереть, забравшись вглубь петли.

Его бессмертье - чистая победа

дряхлеющего тела над душой.

Мгновенья утекающего кредо -

остановиться, выпив порошок,

всю красоту свою не замечая

и прочим запрещая замечать...

Момент меня конкретный удручает -

на всякой справке Каина печать!

В замкнутом цикле варезной спирали

Шекспира изучаю, ибо он

меня в отместку тоже изучает;

мы пьём с ним перезревший самогон

и забиваем запах крепким чаем.

Проходит жизнь в театре за окном,

а мы с Шекспиром - вроде, режиссёры.

Течёт река - спасительный геном

плохого мира, что важнее ссоры.

Стаканы вековым полны дерьмом,

мы шелушимся, грязные, от скверны;

судьба гарцует на горбу ярмом

и давит наши сны неравномерно.

Шекспир мудрей, он больше устаёт

от груза навалившей конъюнктуры.

Душа его пускается в полёт,

и мы летим, как два седых амура.

Пылает на земле спитой закат -

как занавес космических событий...

Под нами - друг Шекспира Арарат,

набросивший на плечи белый китель.

Ложится ночь устало под кустом,

где мы с маэстро отдыхаем с бренди.

Мы только что разлили два по сто,

и этот тост сегодня не последний.

А утром, растрепал седой парик

обильно задремавшему туману,

театр абсурда - грешный материк,

стянувши фарисейскую сутану,

пойдёт вразнос по весям, городам,

по лабиринтам оскоплённой власти.

С Шекспиром пьём просроченный "Агдам"

и объявляем бесконечный кастинг.

Гуттаперчевое сознание

Мой псевдоним - дежурный царь Додон!

Мой петушок сражён сальмонеллезом.

Я сам себе и явь, и миф, и сон...

И Соломоном и, пожалуй, Крезом

мне приходилось быть сто тысяч раз

и пару раз Игнатием Лойолой...

А был ещё какой-то Теофраст

и странный иноземец - тёмный Воланд.

Я сам себе и сон, и явь, и миф;

я сам себе - гарант своей карьеры

в моём саду резвится скорбный гриф.

Под грифом "ох, секретно - выше меры!"

моих сомнений мысленный фрактал

вселенная сознательно размножит.

В слова любви упрятанный металл

фольгою выступает сверху кожи...

Я сам себе и сон, и миф, и явь,

я сам себе и памятник, и память

холоп смердящий и конечный граф,

и хакер, и почти никчёмный ламер.

Новые детали датской драмы

Средь ортодоксов самый пропитой -

досадливо-досужливый Петрушка -

рванул стопарь, потом стакан второй,

потом табак скрошил в пивную кружку

и тихо молвил, мол, полно чертей

в кругу знакомых принца Эльсинора;

они стоят клевретами вдоль стен

и охраняют от сермяги город...

Куда ни глянешь, новая беда

крадётся в замок датских привидений:

то Фортинбрас, то Клавдий - нежный брат,

то Розенкранца с Гильденстерном тени.

А череп Йорика какой-то не такой,

какой-то слишком расово не чистый.

Офелия, замочена рекой,

всё не найдёт в потоке бурном пристань...

Так говорил Петрушка битый час,

а я смотрел на кончик стетоскопа,

что, в общем-то, не странно для врача.

Палата шесть. Восточная Европа.

Скифская княжна

А.А.Блоку

От слога к блогу мчится кобылица,

на холке рдеясь скифскою княжной...

Я - господин, княжна - почти царица -

уже готова стать моей женой.

Она, как Степь, увы, непостоянна,

но всё-таки, как Русь, порой нежна.

Я рвал в Европе красные тюльпаны,

коварная и дерзкая княжна,

чтоб угодить неистовому нраву,

убийственным аллюзиям души...

Травы степной духмяная отрава

тебя, мой друг, толкает согрешить.

Язычница, надменная богиня,

лукавая шальная госпожа...

Моя дружина здесь шатёр раскинет,

но я тебя не стану обижать

и не пойду с косою по оврагам,

паси кобыл диковинных в степи.

Мои слова тягучи, словно сага...

...но ты не спи, княжна, но ты не спи.

Таких красавиц - подойдите ближе! -

я, в и д и т небо, раньше не в и д а л.

В душе моей есть потайная ниша...

...а в ней - княжна, мой нежный идеал!

Орфей, послесловие

Орфей в аду недолго проживал -

зашёл да вышел, потеряв подругу

он вёл себя, как дерзкий маргинал

не адского, не тамошнего круга.

А после, из Аида уходя,

клеймил судьбу и рассуждал о девах -

мол, ни к чему их чары: навредят,

коль уранистам путают напевы

фракийских деревень и городов,

где юноши нежнее смертных женщин.

Орфей учил* фракийцев "от и до",

учил любви, ни больше и не меньше.

Он приживалом сам существовал

и песни пел, и вел себя развратно.

Пусты его глазницы и слова...

Но суицид для гениев бесплатный

в тех городах, где царствует порок;

Калигулы там правят вместо бога...

Орфей всего лишь запасной игрок

какого-то неизданного блога,

певец - всего-то сладкогласый раб,

умело исполняющий пеаны,

герой невнятный лиры и пера

и ученик резвящегося Пана.

* - Согласно Овидию после смерти жены Орфей спускался за ней в подземное царство. Очаровал своим пением и игрой на лире Аида и Персефону -- так, что они согласились возвратить на землю Эвридику. Но она вынуждена была сразу же вернуться назад, потому что Орфей нарушил условие, поставленное богами, -- взглянул на неё ещё до выхода из подземного царства. После окончательной потери Эвридики Орфей разочаровался в женской любви и научил фракийцев любви к юношам.

Смерть Нерона

Нерон усоп тихонько в ванне тёплой,

раскрывши вены плену алых вод,

как от потравы в плавнях гибнет вобла,

как при забое кротко гибнет скот.

Артист и режиссёр в своей державе

не смог поставить свой к богам отъезд...

А скудный дождь легонько гвозди ржавил

и старил впрок языческих невест.

И Рим горел, как кипарисы в топке

неистово и весело горят,

а плебс роптал и, негодуя робко,

уже не славил сбитого царя.

Паскудный дождь шипел змеёй фальшиво,

но погасить пожар, увы, не мог...

Империя жила сластолюбиво,

неся народам рабское ярмо.

Мастерская

Ах, ты Анка, раззява с мутовкою,

Что же масло, как будто в салат,

Льёшь на рельсы, корова неловкая,

Направление гражданам в ад

Выдавая легко и стремительно!

Мчит трамвайчик под литерой "А".

А профессор - мужик подозрительный,

Сотворенья Времен ветеран,

Всё смеётся с ехидной ухмылочкой -

Мол, идёт ровно так, как идёт...

А поэт приложился к бутылочке,

Он Бездомный, но не идиот,

Чтоб кота говорящего видеть --

Тот глотает вовсю керосин...

Герр Коровьев, разнузданный критик,

Смыслу здравому цирком грозит.

Маргарита нацелилась в ведьмы,

Мастер пифос несчастий испил.

Ах, бессмертие-долголетие --

Словно пес, как Пилат, на цепи...

Первый передел

Прошел суды от рая и до ада.

`Одобрено' получен результат....

Бог выступил для Ноя адвокатом--

ковчег построен, нет пути назад.

От стапелей едва-то оторвавшись,

уходим в океан мы на заре...

Лишь Ной горюет много повидавший

еще на той, на тверди, на земле;

а остальным -- дежурное веселье,

нет, не ковчег, а полный зоосад...

Не этого ли все мы так хотели?

Есть впереди красавец Арарат.

К нему мы непременно и пристанем,

чтобы друг к другу здесь не приставать...

Ковчег -- ядрены лыжи! -- не `Титаник',

а Арарат отнюдь не острова:

тут место для спасенных человеков

и разного дежурного зверья.

Задумал Бог отныне ипотеку,

но Ною разве ж можно доверять?!

пара слов за империю

как оборотень, римская волчица...

маманей стала Ромулу и Рему...

воистину -- сама в немногих лицах,

винтажная седых этрусков тема!

не дрогнул ни един античный мускул,

не засвербела в памяти заря;

великолепна кузница этрусков

на годовщину хренова царя*,

что разводил здесь белую капусту,

солил ее и потреблял в салат,

других вот овощей совсем не густо...

и хренов царь, как видно, не Пилат;

он рук не мыл -- исчадье гигиены!--

хотя мессию не сдавал братве,

и слыл совсем почти обыкновенным...

крестьянин, император, людовед...

но, правда, христиан любил не слишком:

бросал зверью, а также и в костры

подбрасывал сушеные дровишки,

а сам с сенатом убегал в отрыв:

гулял и пил, и знатно веселился,

и в термы к бабам уходил порой...

да и в других тусовках засветился --

царь-доминат и агроном-герой!

* - автор имеет в виду императора Диоклетиана, любителя выращивать капусту, известного в качестве ярого гонителя христиан.

В окне теней

В окне теней - отсутствие любви,

в тени актёров слишком много грима,

и всякой сброд готов сыграть на бис

паденье Карфагена или Рима.

Не больше мотылька любовь светил,

что в сцене маскируют под софитом;

я б пьесу вполовину сократил,

просеивая реплики сквозь сито,

но режиссёр опять не с той ноги

сегодня встал, нелепо торжествуя...

Его волнует авторский загиб

и не смутит редакторская сбруя.

Помилуй бог, а тут ещё актёр

распространяет по гримёркам слухи -

мол, Карл у Клары тайно жемчуг спёр...

Что ж, пыль кулис пусть станет Карлу пухом!

Движение сценических планид,

увы, теперь уже необратимо,

когда софит вибрирует в тени

классически разрушенного Рима.

Одиссея, взгляд дилетанта

Однажды долгожданно пала Троя.

Похмелием отметив этот факт,

цари Эллады дружно стали строем,

на кораблях подняв державный флаг.

Цвела за морем нежная Итака,

и Пенелопа поправляла бюст,

который Антиной всё время лапал -

на вид пригож, ну, а духовно пуст.

Стремился Улисс к дому, но напрасно:

его Калипсо страстная влекла,

влекли сирены, певшие прекрасно,

ну, и другие срочные дела...

Однако десять лет промчались скоро -

вот вам Итака, вот и Телемах...

Когорта женихов открылась взору,

что к Пенелопе, потерявши страх,

всё так и лезла нагло и развязно,

как будто возвращалась в отчий дом.

Их царь Итаки отметелил классно,

как говорят, уделал от и до!

Но по легенде выпало изгнанье

и новое прощание с женой...

Играй-играй, Николка, на баяне,

крутись-вертись, эллинское кино!

Илион, альтернативная история

Горела Троя или Илион... -

нельзя понять, когда пылает жаром

эпической поэмы эмбрион

туманного античного угара.

Дымился конь - с начинкой из людей

ахейского, не местного пошиба,

сюда прибывших как-то по воде...

эллинского крутого архетипа...

А конь горел, и каждый нёс свой крест.

Из пламени - данайцы звали маму!*

А вместо мамы приходил Гефест...

...полковник МЧС!

Ещё был Зевс -

полковник из Генштаба,

и Геба, что из ФСБ... но баба.

Почили все туристы из Афин

и всяких древнегреческих предместий.

Гомер же их позднее оживил -

нужны Элладе идолы, хоть тресни.

И написал поэмы - целых две,

чтоб дети знали, на кого равняться -

с гекзаметром в эллинской голове

и Шлиманом в душе для консультаций.

Сгорела Троя, сгинул Илион,

века прошли, как будто не бывало;

но плещется в ногах Эгейский Понт,

готовый одарить девятым валом.

* - строчка из стихотворения Ив. Но...

Античные потоки откровений

Эвклид с Платоном выпили абсента.

Попсовый это был аперитив!

Годар с Феллини сняли киноленту

"Философы - эх, мать его етти!"

Прилив юлит, как будто будьте-нате -

Нептун сверяет свой кондоминат.

В античности биндюжных демократий

философ - самый главный экспонат.

Дымит Везувий бархатным кальяном,

Гефест с Вулканом выпили "на бис",

Помпеи догорают, Геркуланум

ещё пылает - скорбный бенефис!

Гермес приносит разные товары

и демпингует, будто заводной,

а Карфаген приветствует Годара -

он лучше всякой пешки проходной.

Срываются сороки с колоколен

Константинополь - это новый Рим.

Античным гриппом мир, казалось, болен,

но где-то рядом Возрожденье прим,

а там Москва и шапка Мономаха,

Феллини и Кабирия в пути...

И порванная наискось рубаха,

И пьяное слезливое "прости"...

Эхнатон

Кошачий череп щерится в ладони -

печальной драмы близится финал.

Свой страх Аменхотеп подальше гонит -

Он этот страх во времени сломал.

Его рука простёрта над Египтом;

владеет им проклятие жрецов,

как времени античного дескриптор

и как могилы прежних мертвецов.

Аменхотеп по имени Четвёртый

Стал Эхнатоном всё-таки не зря...

Взрывается давлением аорта

"за фараона - батюшку царя!"

Замаранных жрецов унылы стаи,

приходит казней беспросветный вздор.

Аменхотепа песенка простая -

Суда над Сетом сладостный минор.

Кошачий череп слишком одиозен -

он так на гуманоидный похож.

Застыл Аменхотеп в неловкой позе -

наивен, легковерен, темнокож.

Египетская ночь

Египетские казни припозднились -

за горизонтом скрылся солнца диск.

Атон ушёл, но обещал Осирис

с утра добавить Ра-подобных искр.

Шакал гуляет, будто сам Анубис

прокрался в ночь в обличие земном.

Исида-мама, Гора мать, разулась

и разлилась над Фивами вином.

Коварный Сетх в пустыне холит бурю,

чтоб на людей под утро натравить...

Снял фараон на сон грядущий урей -

стал человеком рядовым на вид.

Спустился Тот луною в воды Нила

и спесь жрецов с собой на дно унёс,

а там Себек пугает крокодилов

и строит через Нил понтонный мост.

Египетские казни припозднились -

за горизонтом скрылся сонный круг.

Атон пропал, но зеленел* Осирис,

пророча возрожденье поутру.

* - Осирис (егип. jst jrt, Усир; др.-греч. Ὄσιρις, лат. Osiris, Озирис) -- бог возрождения, царь загробного мира в древнеегипетской мифологии и судья душ усопших. Обычно изображался в виде обернутой белой тканью мумии с зелёной кожей, со свободными кистями рук, держащих символы царской власти хекет и нехеху (скипетр и цеп).

Горькая жизнь

На дне спокойно, там Барон сдаёт,

а Сатин и Лука блефуют ловко.

Актёр по роли - отставной майор,

попутавший на клеммах фазировку,

когда решил затеять сватовство,

позируя для знаковой картины...

Любители возводят плутовство

в какие-то иные палестины,

чем будничность, где мы живём давно...

...на самом дне, не сеем и не пашем.

Не видим мы в своём глазу бревно,

когда видна соринка в оке вашем!

Взлетает буревестник над волной,

бредёт Челкаш в бермудах от Версаче,

влечёт его к Татарину на дно,

где стал бы он многозарядным мачо.

Там Васька Пепел нынче правит бал...

отчаянный, неистовый, фартовый;

на дне его жиганская судьба

без всепрощенья дедушки Толстого.

На дне спокойно. Падальщик Лука

людей лихих прощеньем искушает,

а на дворе застряли облака

и влажность изумительно большая.

В первый раз...

Гаврило Принцип сильно промахнулся,

когда стрелял в упор по воробьям;

в его движеньях пиццикато пульса,

разобран он в куски по всем статьям.

На флаг британский разорвав тужурки,

его друзья гуляют в кабаке,

им невдомёк, что жизнь сыграет в "жмурки"

судьбой Европы в боли и тоске,

что вспухнут от костей поля и нивы

зальётся кровью грешный лик земли...

Гаврило Принцип вскрыл ядро нарыва,

на европейцев страшный грех взвалив.

в устье реки Ушаковки

адмирал

умирал

под расстрельною пулей,

Ангара замерла под февральскую стынь...

поднимал

маргинал

православную дулю

и собрался стрелять

в белый свет холостым...

только тут телеграмма

от Ленина, кстати -

мол, "нельзя оставлять" ...

мол, "в Иркутске без нас" ...

смерть - степенная дама

в смирительном платье -

задала шенкеля

и ударилась в пляс...

Пляс Пигаль далеко,

ещё дальше Цусима,

а до Арктики, вроде, достанешь рукой...

есть негласный закон:

время неумолимо -

очень часто рождает страна дураков,

а хотелось побольше реальных героев...

им не очень-то верит фривольный народ!

если бывших кумиров досрочно зароют,

Ангара подо льдом ночью тайно уйдёт.

шестой день Творения

...мифологий касаться не будем,

сказки прошлые трогать не станем...

Бог недобрый недобро рассудит

и утопит в ведической тайне...

...промелькнут футуризмом ковчеги,

отольются небесные хляби...

твердь от альфы до самой омеги -

зазвенит во вселенском масштабе...

...разыграются дойные реки,

растревожат мятежные дали...

от недавней поры и навеки

пляшут блики огромных деталей...

и сползают тягучим потоком,

заполняя холмы и равнины:

Бог всесильный искрится под током,

человека ваяя из глины!

Против Толстого

Бросая ремесло, бросаешь вызов

какой-то пустоте в своей душе...

Открыта в дальний путь без даты виза,

и кто в пути - тот, в принципе, блажен...

Блажен и тот, кто верит обещаньям

коварных обольстительных лжецов,

кто одеяло на себя не тянет,

прощая дураков и подлецов.

Но всех прощать - не слишком это щедро,

не слишком ли роскошно для жулья?

Мигель Сервантес, милый Сааведра,

твой Дон Кихот - классический маяк,

который манит близким избавленьем,

ну, а на деле - зыбкий идеал...

Нельзя всерьёз ко злу непротивленьем,

как Лев Толстой оплошно завещал!

Евроламанча

Ламанча тихо умирала,

Ламанчу покидала жизнь...

Здесь Сорос вывел либералов

из-за околицы.

В межи

лежала кипа чьих-то скальпов;

возможно, бледнолицый брат,

или иной какой идальго,

недосчитался серебра

и вмиг ножом разделал тушки

кастильских древних мудрецов...

Когда молчат в Мадриде пушки,

поэт массирует яй... лицо

и, вспоминая Барселону,

возносит ввысь сепаратизм.

Ламанча - просто редкий бонус,

незабываемый сюрприз

в ряду событий небывалых...

Падёт империй "вечный" стяг...

Стекло гуляет по металлу,

а в головах гуляет мрак.

"И что здесь делает свобода

с авантюризмом пополам?" -

скрипит унылая подвода,

распространяя по тылам

азарт колхозного союза,

унификацию в быту.

Кто стал кому и в чём обузой

и растоптал кому мечту -

спросите лучше Санчо Пансу,

он пацифист, раззява, трус...

...а под рубахой носит панцирь

и крест нательный вместо чувств.

Мастера и мифы

Роден вдруг забеременел "Мыслителем" внезапно,

хватил стакан абсента натощак.

И, отливая в бронзе человека поэтапно,

суставами легонечко трещал.

А рядом Микеланджело рубился с Голиафом

на поле браном шахматной доски.

Сам Голиаф напомнил вечно пьяного Фальстафа,

приученного языком мести'.

В тени же Леонардо флорентийского да Винчи

Сизиф катился камешком с горы.

Он враг богов языческих с далёких дней античных,

с тех пор не знает слова "перерыв".

Пока Завет не обветшает...

Томился героическим бездельем,

хватался то и дело за iPhone,

здоровый дух чудил в здоровом теле,

предпочитая колкостям жаргон.

Но вот пришло однажды озаренье,

переросло в желанье созидать,

не зная отговорок или лени,

затягивая в узел благодать -

нет, не ковчег, как предписал Создатель...

Я согрешил - в шабат построив плот.

Ещё потоп вдруг подоспел некстати.

вот не везёт, так просто не везёт!

Разверзлись хляби, звери все по парам

в каюты разместились класса "люкс",

а я сижу со старенькой гитарой

и струны флажолетами пилю.

Вся твердь небес не слишком-то обширна -

вдруг утвердился в знании своём.

Сменив IP в густой сети всемирной,

я попытался твердь забрать в наём.

На "рекс-фекс-пекс" развёл слова и звуки,

срубил две тонны козырных бубей,

потом пять дней ловил шальные глюки,

как их ловил мятежный Курт Кобейн.

Играл на грани правды и карьеры -

кидал словами в раскалённый зал

и врал, и врал, и всюду врал без меры,

запоминая всё, что не сказал.

Томился героическим бездельем,

хватался то и дело за "Айпад",

здоровый дух блажил в здоровом теле,

предпочитая стёбу грубый мат.

киберевангелие

(синопсис)

раскинув гамм

классическое чудо -

да по углам,

умолк слепой Иуда...

он так же глух, как самый трезвый циник;

запутался в IT-шной паутине...

и на бегу кидая Кастанеду,

Христа в придачу продал он и предал...

биткойнов тридцать получив за дело,

себя в сети обвёл условно мелом,

чтоб демоны не слишком одолели,

а время шло неделя за неделей...

и стало так,

что треснули аксоны,

лишивши жизнь и смысла, и резона

раскинув гамм

немеркнущее чудо -

да по углям,

прозрел глухой Иуда...

теперь "завис", утратив компромиссы,

смешав в душе порядок и мантиссу...

Стилом ничтожного поэта

Стилом ничтожного поэта,

словами нежными любви

срывал песок и камни в Лету -

весь, будто восковый на вид.

Орал на Гидру сексуально,

не позволял уйти в отказ.

Весталок жарил оптимально,

впадая в гендерный экстаз...

Срывал с хитонов аксельбанты,

в погонах познавая толк...

Ломались древние куранты

расставив стрелки в позе soul.

Скребли на сердце и по крыше

непроходимые коты;

им отвечали хором мыши...

бухой поэт, с ним - я и ты...

Босые жрицы жрали пиццу

и запивали первачом.

Блестели щёки, в целом - лица,

святым античным кумачом!

Седел поэт, слеза упала

на раскалённую строку.

Цикуту с привкусом металла

из уха скоро извлекут...

А тень Отца? Исчезла утром.

Фантом Офелии? Вчера!

Протёрлась в дым от Камы сутра,

et cetera', et cetera'...

Кощей без сметы

У Кощея вместо стражи

тридцать три винтажных хлопца...

Каждый сотку утром вмажет

изо всех возможных опций,

и пойдёт гулять деревня

без гармошки, но с баяном...

Этот способ очень древний -

жить гламурно-полупьяным.

и мостить себе дорожку

от Урала до гламура...

Каждый выпивший немножко

распевает миру суры,

по маршрутам незнакомым

отправляясь в путь неблизкий;

над своим аэродромом

пролетая очень низко.

Курс практически проложен,

штурман спит с бубновой дамой...

Где и что кому дороже -

нам поведает реклама.

Только кони не попались,

в табуне гуляют черти...

Девы пляшут на вокзале

в двух шагах от полусмерти

в трёх ступенях от маразма,

в десяти верстах от Будды...

В полутьме мерцает "плазма",

на экране кто-то мудрый

нам рассказывает сказки

о волшебной загранице,

перемешивая краски

и спагетти с острой пиццей;

суши, роллы и сашими,

барбекю и шоколады.

О безмерно вечном Риме

и о прелестях Гранады

нам токует этот вещий

в телевизоре учёный...

Бытовые давят клещи

с безрассудством увлечённых.

У Кощея вместо шеи

тридцать три интимных места...

Пусть камлают фарисеи -

нам до фени, если честно!

Лишь только месть

Кошмар приходит с раскалённых улиц,

кричит и плачет, словно бы дитя:

мол, над страной петляют дуры-пули

и дуракам-мужчинам подло мстят

за одиноких и несчастных женщин,

за слёзы жён, пролитые в ночи;

они - "дум-дум" и ни калибром меньше....

Лишь только месть, и нет других причин

летать, жестоко кровью обливая

брутальных мачо и простых "козлов" ...

...в реальной жизни редко так бывает!

Жгут Дон Жуаны всем смертям назло.

Хроническое

У Хроноса хронометр отстаёт -

часы не смазаны, скрипят худые стрелки -

или спешит, или кого-то бьёт,

или дрожит по циферблату мелко.

А мы летим с эпохой в унисон,

и этот путь в одном лишь направленье.

Гремит на стрелках литерный вагон

по витражам мозаик время пенит.

Хромает вслед усталая судьба

наказанной хозяином собакой...

Вся наша жизнь - хронический стройбат:

работа с перекурами на драку.

У Хроноса хронометр тормозит -

часы не смазаны, скрипят худые стрелки...

Скажи ему: "Спасибо за визит!"

и бей на счастье в медные тарелки.

Орфей, измученный нарзаном

из перекрестья буйных вод,

Олимпу пел весь день осанну

и вёл себя, как зряшный бот

с неугомонного ресурса

"Эллада нынче и вчерась"

и, не сворачивая с курса,

повсюду собирая грязь

о близких греках и далёких,

"чтобы разлить по воле волн" ...

Орфею очень одиноко,

Орфей сегодня крайне зол,

коль растворилась Эвридика

в Аида сумрачном лесу...

...Вакханки разрывают криком,

Орфея голову несут.

Его волшебная кифара

играет соул, бит и джаз,

ещё один мотивчик старый

про нас и не совсем про нас.

А сам герой в краю подземном

с любимой вместе сотни лет,

так отбывают срок тюремный -

пожизненно и на земле.

Нашла коса...

Комкор во весь опор

вдоль по станице мчится,

как будто красный чёрт,

огромной грозной птицей!

За ним мелькает тень -

проворная тачанка.

Кругом цветёт сирень.

Пикантная приманка

ласкает нос и глаз

стремительным аллюром...

Земля белым бела,

весенней увертюрой...

А где-то мчится враг,

готовый в бой пуститься:

комкора старший брат -

полковник бледнолицый -

ведёт вперёд полки

и, обходя станицу,

бросает в бой штыки...

Перелистают лица

историки потом,

кто виноват заспорят.

Стоял здесь отчий дом,

теперь сгорел на горе

и кто ж его поджёг -

теперь уже не важно.

Атака, выстрел, шок...

...и бабский вой протяжный!

Сирени лепестки

цвели в тот год напрасно.

От дьявольской тоски,

измазав землю красным,

отважный парень-штык

попёр на пулю-дуру...

Нательные кресты

весенней увертюрой

ложились поперёк

ветхозаветных срубов.

Не выучен урок -

пылают гневом трубы!

Стотысячный урок -

взывают к миру трупы.

Обломов, читательская фантазия

(синопсис романа)

Обломов жил тихонько и неспешно,

любил поспать и проедать добро,

да выпить рюмку, как и всякий грешный,

да распродать из шкапа серебро,

да заложить и бричку, и лошадку,

и дворню, и имение, и луг...

Такая у помещика повадка -

непротивленье алчности и злу.

Он сам не рад, да и ничуть не весел,

страдая сутки - с ночи до утра,

давая интервью продажной прессе

и возбуждаясь впрок и многократ...

Но поддержать беднягу вряд ли можно

и другу, и любимой, и врачам.

Он сам себя убил посылом ложным -

бездельем праздным, но не сгоряча,

а повинуясь бесовским посулам,

что счастье воспоследует вот-вот,

но счастье сразу будто ветром сдуло

от этих мефистофельских щедрот.

Ушёл Обломов кротко и неспешно,

как, в общем-то, практически и жил.

Захарка верный плачет безутешно,

и голос пьяный в нищенстве дрожит.

От Нерона до Каракаллы

Нерона эпоха похожа на похоть,

и руки по локоть в ней кровью измазаны густо,

и нету пророка...

...в итоге лишь хохот,

берёзовый дёготь

и бой до покойного хруста!

Имперские виды -

на жизнь низкородных плебеев,

а также на сцены

однажды избитых трагедий.

Сюжет "Энеиды"

похож на зигзаг скарабеев:

с предтечей Еленой -

от Зевса и Леды¹соцветия.

Зудит Капитолий²

на теле античного Рима,

холмистая местность империю вытянет строем;

полезут из штолен

не гномы неутомимо

по рощам окрестным, а те, кто разрушили Трою.

Вздохнёт Каракалла -

мол, с Римом ли Гете³ тягаться

устанут патриции плакать над жертвами брата

и привкус металла

на месте кровавых локаций

рождает традиции псевдозаконных развратов.

¹ - Леда - в древнегреческой мифологии дочь этолийского царя Фестия и Евритемиды, жена царя Спарты Тиндарея. Упомянута в "Илиаде" (III 384) и "Одиссее" (XI 298). Поразившись красотой Леды, Зевс на реке Еврот предстал перед ней в образе лебедя и овладел ею, и плодом их союза были Полидевк и Елена Прекрасная;

² - Капитолий - один из семи холмов, на котором был построен древний Рим;

³ - Публий Септимий Гета - младший брат римского императора Септимия Бассиана Каракаллы, коварно убит 26 декабря 211 года в комнате матери, где должно было состоятся примирение братьев.

Арлекин, монолог

Колени сбиты в синяки

кровавым кремом взбита рожа,

поют в карманах сквозняки,

но я схватил судьбу за вожжи,

чтоб удержать себя в строю

и чтоб по дурости не сгинуть.

Я время грешное крою'.

В цветном костюме Арлекина

пытаюсь людям угодить,

их веселя с утра до ночи.

Итог, как водится, один,

его весталки мне пророчат;

однако страха нет как нет,

его я просто презираю

при ярком солнце, при луне,

"в разрез", "в связи'" и "не взирая".

Иду по жизни со смешком,

а загрущу - утрусь улыбкой.

Живу, как лев перед прыжком -

неудержимый, смелый, гибкий.

Я прирождённый оптимист

меня нельзя переиначить

и лучше уж станцую твист,

чем от бессилия заплачу.

...и горе по уму

Душинечацкий, выпив чашу с ядом,

решив, что, вроде б, кончился обстрел,

окинул поле боя мутным взглядом

и понял без восторга - вроде, цел.

К чему восторг, когда кругом калеки

да контуры разрушенных карет,

но труп врага не украшает реки,

и командарм несёт конкретный бред?!

Он Скалозубу брат... или племянник,

княгини Марьи не рождённый сын...

...в мундире новом - словно тульский пряник

со взглядом спорадически косым.

Душинечацкий вспоминал былое,

когда нагрянув резво в стольный град,

крутился битый день в культурном слое,

но был категорически не рад:

"Мне Софью Бог послал - отсель подале,

срываясь на классический хард-рок.

Я помню неприметные детали

и характерный пьяный матерок.

Я помню, как Молчалин улыбался

и мне, зараза, дружбу предлагал.

Но, затянув на шее бледной галстук,

приблизил я трагический финал.

К чему топор ревнивому Отелло?

Есть сила в тренированных руках.

Молчалин замолчал белее мела..."

...и серебрились в небе облака,

тянулись крутобёдрые обозы

обузою гражданскою войны.

А вместо мёда - патока глюкозы

от руководства мудрыя страны.

Римский имперский ~~блюз~~ брют

Очарован римской античностью,

от Атиллы до дней до нынешних,

описывал бытность эпически

империи Римской на финише.

Будто бинт чересчур эластичный -

давит мягкостию количество,

распохабщиною публичною,

эпилогом корней язычества:

Слов пленённых распятия

стоя'т повдоль Via Appia;

славная демократия -

империя шлёт проклятия!

Удачная инфографика -

солнечное плетение

Ганнибал, Карфаген, Африка -

для внеклассного чтения...

...к сожалению...

Тащится мимо эклектикой

имперского полусладкого

античная диалектика

с полураспада присадками,

будто табор цыганский:

маркитантки, гадалки, бароны...

открывайте шампанское:

гудим на костях, вороны!

разлад системный

и вновь неладно в Датском королевстве:

бессонов полный люк,

король впадает в детство;

в разладе увядающее лето:

в нём солнца глюк -

привставшего на стуле...

и тянет ветром...

всё также льются пули...

...и отливаются монеты

из серебра без примеси наследства...

и седина, и облака в режиме люкс

и стиле ретро,

а люмпены не в счёт!

почётный донор-звездочёт -

сдаётся мне, из детства -

сермягу не сечёт...

три сотни дней ему в зачёт

прописано врачом;

а донор увлечён,

не может утвердиться

в плену неувядающих амбиций -

не писанных Шекспиром -

стать станцией заправки

для вековых вампиров,

и для простой пиявки...

ах, Дания, как ты была прекрасна!

Доктор Астров

из утерянной серии стихов "Скелеты в шкафу Гиппократа"

Доктор Астров невозможен:

в стельку пьян ещё с утра,

санитаркам корчит рожи,

будто чёрт ему не брат;

чай не пьёт из самовара,

топчет поздние цветы,

гладит старую гитару.

Потеряв под старость стыд,

говорит с дубовым шкапом,

где висит скелетов строй;

к Лене лезет тихой сапой,

как коварный землерой.

Наплевал подлец на Соню,

глушит спирт, что твой "синяк"

о бессмысленном трезвонит -

типа, гонит порожняк.

Нет, "лепила" - не подарок

и совсем не Айболит...

страх и ужас санитарок -

Гиппократус дерматит!

В одной карете

Лопахину насыпьте с горкой чаек,

пусть с Горьким выпьет крепкого чайку.

Без чаек пьесы Чехова мельчают.

Наводит на Островского тоску

Ларисы-бесприданницы томленье,

а Челкаши давно пробили дно.

Распробовавши "злу непротивленьем",

Лука спалил до п е п л а казино.

Раскольник Бальзаминову не пара,

а Митя Карамазов - мелкий бес.

Скрипят рессоры колеса Сансары,

в карете в рай немного общих мест.

Глумится свет, в глазах сияет резью,

несётся вскачь четвёрка вороных,

уносится карета в поднебесье

в сопровожденье истин прописных.

Глухой лес оппозиции, NEW

по мотивам стихотворения Светланы Герш

"Красная Шапочка"

Принесла кузовок грибов,

пирожки, как всегда, забыла...

Помню явственно стук зубов,

и как зверем в пространство выла...

Волки, что там... им грош цена,

их на ярмарке - фунт за кучку...

Не забудет тебя страна,

всенародная наша внучка!

Косу русую пирожком

маскируешь конфедераткой.

Лесорубам потом флажком

семафоришь о волке кратко...

Уходить крайне сложно в лес,

оппозицией там не пахнет.

Здесь мандаты сдают на вес,

и вот-вот тебя кто-то трахнет...

Принесла кузовок грибов,

пирожки, как всегда, забыла...

В мухоморах следы зубов,

ну, а в зеркале - волчье рыло...

Евгений Онегин в Евросоюзе

(продолжение одного синопсиса)

Онегин, прозябая в Ницце,

устал "по бабам" и т.д.,

ему теперь не до амбиций

в курортном венчурном гнезде:

всё промотал и не заметил,

вот так и жизнь ужо пройдёт,

как пролетает вольный ветер

помимо партитуры нот.

Скандалам "нет" сказал Евгений

и не на шутку загрустил,

ведь он скандалов добрый гений

по всей Европе и Руси.

Ну как теперь смотреть в глазищи

своим нагулянным детя'м...

Нет, он простых путей не ищет

согласно местным новостям.

Возьмёт в ближайшей бакалее

себе горячий шоколад

и круассаном овладеет;

потом и крабовый салат

под коньячок ложится ловко

на дно желудочных страстей...

"Эх, жаль не дожил Ленский Вовка!

Просмотришь дайджест новостей,

а там - разборки в Петербурге

да с перестрелкою дуэль,

да всё глумится Ванька Ургант,

да полузвёздочный хотель..."

А по усам течёт текила -

да в глотку божия раба.

Иные скажу: "Ах, как мило...

Ах, этот Женя - сбоку бант!"

И я сказал бы - не убудет

с меня, как водится, браток,

да рот набит - черничный пудинг...

Я этих пудингов знаток!

Катилась жизнь себе неспешно,

Онегин сделался другим.

Что было в прошлом? Ад кромешный

с путём намерений благим.

А нынче - счастие и нега.

Сплошной по Фрейду парадокс;

и ни к чему душевный лекарь,

и пистолетом смотрит хвост.

Однако ж, почта подоспела,

и Женька третий день молчит;

душа почти рассталась с телом

в лазурной бархатной ночи.

И я молчу, слезу глотая:

был дядя... бам-с - и сразу нет.

И тут же стал необитаем

его роскошный кабинет.

И сонм наследников кружится,

и тучи стряпчих тут и сям,

и всюду рыла, а не лица,

и тряпку красную гусям

совал решительно Евгений -

дразнил, как водится, гусей,

но был всегда вне подозрений

в европарламентской красе,

где леший шляется туристом,

а с ним русалка заодно,

и табор едет в поле чистом,

как испокон заведено;

и Пушкин весело кивает,

а с ним Алеко и Руслан...

Их в Ниццу вывезла кривая,

ну, и поэта бизнес-план!

Приключения начинаются

из записок романтика-библиофила

В библиотеке очень много места -

хоть митинг затевай, а хоть дуэль.

Мне ж показалось тесно, если честно,

поскольку Мориарти выбрал цель -

роскошный восьмитомник Конан Дойла,

сам заряжая жуткий револьвер.

Библиотека - это вам не стойло...

...и на войне, как говорят, comme Ю la guerre:

за люгер я схватился, леденея,

и дал злодею яростный отпор...

На переправе поменяв коней, я

к Майн Риду поскакал во весь опор.

Меня там Буссенар едва дождался;

"молокосос" отважный Жан Грандье,

пикантно поправляя пыльный галстук,

моим вниманьем тут же овладел...

Под парусом умчусь до края света,

чтоб капитана Гранта отыскать...

Палящие в пустыне дуют ветры

у смерти здесь пугающий оскал...

Мы всё пройдём и всё преодолеем -

за нами следом книжные тома -

всё нипочём отважным дуралеям,

раз горе, как известно, от ума!

Под знаком Зорро

Достойный воин - тень моя от лампы,

она сильней, чем тень от фонаря...

Ко мне коварно - сволочь! - тянет лапы,

чтобы ударить в темя втихаря.

Я расплещу всю желчь по кулуарам,

когда меня захочешь подловить.

Мне целый день не скучно санитарам

кричать в окно: "Ищите се ля ви!"

Они придут, смирительной рубашкой

меня к кровати жёстко примотав,

и вряд ли вспомнят, как-то за рюмашкой

придурка... красной нитью от винта,

который веселей Наполеона,

но сумрачней, чем кормчий Мао Цзе.

На мне блестит - не ношена - корона,

похожая слегка на букву "зет".

Я - Зорро, я злодеев не жалею,

меня от них неистово тошнит

и с каждым годом становлюсь всё злее,

но вежливей становятся они -

наверное, собаки, понимают,

что не сумеют быстро убежать.

Судьба моя, хоть чуточку хромая,

но между ног нацелена вожжа!

Она сильней, ребята, скипидара...

А санитарам, вроде, невдомёк -

они гуляют в корпусе по парам

и нагоняют сигаретный смог.

От них я ускользаю сапой тихой,

и шпагою повержен злобный враг...

...но тут навстречу движется врачиха.

Ах, это безусловно верный знак,

что на меня изящно стуканули

и с потрохами сдали на убой...

Страшней ножа, страшнее даже пули

уж слишком разговорчивый ковбой.

Классические вопросы в новой редакции

Какого лешего вредная чайка,

усевшись вразвалку на социальном мусорном баке

в саду вишнёвом, Чехова лайкает,

исполняя адажио - косточками на абаке?!

Какого беса пари'т буревестник,

уподобляясь греческому Посейдону хмурому,

и портит, засранец, крутую песню

своими вокальными и водными процедурами?!

Какого Буяна в царстве Гвидона

из пушек палят по союзникам... и врагам отчасти?!

Здесь увидеть белочку - главный бонус,

повстречать у воды Черномора - нет хуже несчастья!

Какой абырвалг обработал нам души,

отправив молодых послужить в государственной очистке?!

Заслужили мы разве это неужто,

чтобы с псами господними столоваться из одной миски?

Путаница

по мотивам стихотворения А.В. Ледащёва "Люди путают роли"

Путают роли люди,

путаются в словах...

- Это Алиса, пудинг.

- Это Эзоп, халва.

- Это баран, ворота.

- Это Бомгард, морфин.

- Это шабат, суббота.

- Это Бирон, графин.

- Это Владимир, Маша.

- Это Бурмин, метель.

Всюду кисель да каша -

масло или пастель...

- Это забор, крапива.

- Это Нерон, театр.

- Это винишко, слива.

- Это "Отсрочка", Сартр.

- Это Остап, Берлага.

- C'est агитпроп, плакат.

- Это, "Hyatt", общага.

- Это Бабель, "Закат".

Ветер струной ласкает -

рваной струной под дых.

Путаница такая,

что выноси святых!

где прячется иблис?

шаурма на шпагах, шаньги на сметане,

шток на балагане, не в коня каштан,

марш на барабане - ABBA "Money, money";

в сказочках и сагах прячется шайтан!

дрожжевое тесто всходит, будто туча

из кастрюли с крышкой, весело пыхтит;

вроде бы с одышкой... рад переозвучить

летнюю сиесту; волчий аппетит

разыгрался что-то, словно в чистом поле,

а не где-то в доме за большим столом;

в сладостной истоме по веленью воли

пятится пехота, редкая числом...

каплуны на шпагах, сырники в сметане,

мясо в целлофане, трезвый капитан,

дева в сарафане пляшет в гаоляне;

в домыслах и сагах прячется шайтан!

Однажды летним вечером

(фантазия за самоваром)

Собрались поэты, также живописцы -

~~накидались~~ накидали быстро на холсте экспромт...

Вдруг раздался выстрел, в гнёздах пели птицы,

дело было летом - отпуск кувырком.

В рубель вышла маслом славная картина,

в общем, не картина, а сплошной цурюк.

В горькую годину славили путину,

солнышко погасло в складках мятых брюк.

Дела было мало до чужих подвязок,

до душевных линий, до пустых глазниц;

опытом делились, поддавали газу,

подъедали сало да стреляли в птиц.

Собрались поэты, сплошь сюрреалисты -

золотые перья... Самовар простыл.

Сонные тетери вышли в поле чисто,

гадкие клевреты к ним забрались в тыл:

пели живописцы оды либералам,

рисовали маслом чистый идеал.

Солнышко погасло дело лишь за малым -

чтобы в эту ночку зашагал Шагал.

К чёрному квадрату, а, возможно, кругу,

он бы между делом подошёл тайком

и обвёл бы мелом, подарил бы другу,

а потом бы скрылся в чаще с рюкзаком.

И его потом бы долго бы искали,

чтобы непременно чем-то наградить...

А потом в пельменной пили за детали

все его потомки, мать его едрить!

Нет гербовой...

(история искусств)

Одежды белые, душа чернее ночи...

Слова избиты, рифм хромает строй

на полигоне хмурых междустрочий -

как в полусфере мрачного бистро -

от "Глобуса" расхожей половины...

...здесь всё актёры - гадости творцы,

все лицедеи, геи, арлекины,

со здравым смыслом лучшие борцы.

Шекспир застыл полковником-расстригой,

ломая старый высохший с у р г у ч...

Не завязалась новая интрига,

не нанесла героям ран и туч

не утром рано, а слегка попозже -

когда простыла первая роса...

Нет гербовой, а на простой негоже

полковнику э п и с т о л ы писать!

Театр абсурда нынче снова в моде,

он образец камлания со злом.

Причастие заходит и выходит,

как будто в печь легированный лом.

Вишнёвая чайка

(дребедень по Чехову)

я бесов отправлял к бесовской маме...

ну, прям, как в драме...

..."Дядя Ваня"...

из полного изданья,

где жил один довольно странный шкаф...

накинув шарф,

к нему прорвался Гаев...

дворянин,

когда-то семьянин,

бретёр когда-то,

а нынче жидковат -

сестры Раневской брат,

такого брата

я пожелал бы каждому из вас...

или б не пожелал...

и в профиль, и в анфас!

сгорела чайкой Нина

в странной роли;

с улыбкой львиной

Треплев просит кокаина...

болен!

улики сожжены, дела пожрало тленом,

и нет давно войны,

набухли кровью вены...

но помнят дневники,

и помнят стены,

и помнит Фирс,

и кто-то из "Де Бирс"...

такие гены -

генезис на коне...

или же - нет...

Памятка апологету Ареса

Медаль подвесив на худой конец,

содравши с мясом щётки-эполеты,

разделав конский хвост на холодец,

дождаться переменчивого ветра -

вот в этом суть, и в этом - чудеса

реально замороченного эго...

Чадит над миром ядерный пассат

отравленного ненавистью брега.

Но "нет войне!" закажет угро-финн,

и алавит, и грек ортодоксальный.

Иди-ка в сад, воинственный кретин,

и жри на ужин модный галстук сальный!

Режиссёр

Взорвётся воздух, скиснут небеса,

над бренным миром разойдутся тучи...

Алмазы, дядя Ваня, чей-то сад,

Лариса О. глаза из бездны пучит,

ружьё стреляет, ангелы поют,

в суфлёрской будке замер аниматор.

На сцене жизни нынче - как в раю,

где кость грызёт любимица Пилата.

Рассыплется на брызги лёгкий бриз,

и унесёт волна мои печали.

Я водку пью, и это мой каприз...

Желания стремительно мельчают.

А в небесах горят колосники,

и ветер продюсирует пожары.

По сцене жизни наши двойники

гуляют до субтильности поджары;

плюётся лавой маленький вулкан -

на заднике он маслом нарисован.

Последний из последних могикан

с продюсером, увы, не согласован.

Какой сюрприз - представьте, это я,

а не какой-то перец приглашённый;

мои скалою принципы стоят

и держат мир душою обнажённой!

A la russe

по мотивам стихотворения "Гомера, Катулла, Вергилия..."

с моря хладом потянуло...

я баранку нервно грыз,

я читал с утра Катулла,

а потом - с разбегу вниз:

прямо в море головою...

угодил, как кур во щи...

в ощип? кто-то, слышу, воет...

раз хотите - пусть в ощип!

начитавшись римских терций,

посетивши римских терм,

понимаешь - ты не Герцен...

здесь не Капуя, здесь - Пермь!

здесь застыла, будто фреска,

золотая пастораль;

натяну поглубже феску,

упакую жизнь в спираль,

почитаю Апулея,

накоплю из знаний груз,

сам себя преодолею,

латиняни a la russe.

древнеримская литература

(попытка погружения)

из Назона¹ цитирую мутки

и кручу на ноге хулахуп,

мне синдромом похмелия жутким -

пересоленный лошади круп:

то-то мчался вчера спозаранку

я до Рима, как Публий Марон²...

да как вывернул вирш наизнанку,

да как вывалил рифмы на кон!

из Вергилия выбрав цитаты,

их читаю и плачу порой -

нет в них грубости, брани и мата;

и патриций - козырный герой -

так и радует нежную душу

и мгновенно приводит в восторг;

я пою вам в раскрытые уши

прямо в голову - то есть, в упор...

Апулеем³ немного встревожен,

озадачил меня Апулей;

компромисс с ним пока невозможен,

если сам ты не навеселе...

залужу литр фалернского ловко

да прочту "Золотого осла",

посмакую по пьяни трактовку,

что преданиями обросла,

а наутро всплыву в современном,

мире дерзких-предерзких причуд...

не чурайтесь ослов, джентльмены!

дураки джентльменов спасут.

¹ Публий Овидий Назон (лат. Publius Ovidius Naso) (20 марта 43 года до н. э., Сульмо - 17 или 18 год н. э., Томис) - древнеримский поэт. Более всего известен как автор поэм "Метаморфозы" и "Наука любви", а также элегий - "Любовные элегии" и "Скорбные элегии";

² Публий Вергилий Марон (лат. Publius Vergilius Maro) (15 октября 70 года до н. э., Анды близ Мантуи, Цизальпийская Галлия - 21 сентября 19 года до н. э., Брундизий, Италия) - римский поэт;

³ Апулей (лат. Apuleius) (родился в 124/125 н. э. в Мадавре, римская провинция Африка) - древнеримский писатель и поэт, философ-платоник, ритор, автор знаменитого романа "Метаморфозы" ("Золотой осёл").

Шекспир "Глобус" пропил?

(сон драматурга)

Я огибаю этот странный мыс

не в силах оторвать себя от суши;

в который раз хочу рвануть на бис,

но разочарованием рву душу:

не обойти и не перелететь,

не разменять на ценности земные,

как будто бы попал в тугую сеть

или в объятья демонов стальные.

Вздыхает океан, мои стихи

прополоскав и отделив от скверны,

и отпустив мне прошлые грехи

за кружкой рома воздухом таверны.

Я снова огибаю ложный мыс,

не понимая действия фантома

в пыли святой сценических кулис,

забытого, но царственного дома!

Мой Эльсинор

Нехватка витаминов сводит дёсны.

Виват Гертруда - королева мать!

Нехватка нервов более серьёзна -

ни отдохнуть, ни даже подремать...

Гремит труба над королевством датским,

заходится в экстазе клавесин.

Мой Эльсинор, мой парус холостяцкий,

согрей-ка принца, братец, и спаси!

Довольно уж того, что ты наделал,

братоубийству дав зелёный свет

и, чёрное внахлёст нафабрив мелом...

Теперь случиться должен рикошет,

окрасив родовой любимый замок

в решительно смертельные цвета:

любовь убить в себе - вот это драма!

А без любви душа моя пуста.

Свихнуться на классике

"Двое в комнате: я и Гамлет..."

Любовь Бурель

Подобрался к нам как-то Клавдий,

морда красная, нос в капусте...

Сорос ласковый не в накладе -

грант шинкует со щами густо.

Друг Гораций свиней разводит

и лохов, ну куда без них-то!

Бузина растёт в огороде,

ну а в Киеве - вуйко бритый.

Тараканище с комбижиром

полирует хитином якорь.

Нет, сегодня не убежим мы,

мой товарищ - продажный Яго.

Да и как тут уйти, родимый,

если вороны вьются тучей?

Нет, сначала здесь поедим мы

по-корейски... Муму не мучай!

Публикуют газеты сводки,

отметая отходов груды.

Я и Гамлет, из бреда соткан!

Это, братцы, такое чудо!

Принц ~~без плана~~ под планом

Я гулял по Эльсинору,

дабы свой умерить норов,

чтобы стать чуть-чуть спокойней,

как папаша мой - покойник...

Гильденстерну с Розенкранцем

не оставил я ни шанса,

передав пиратам в руки.

Вот и кормят крабов... суки!

Сдох Полоний в занавесках,

утонула дочь-невеста,

а сынок его на шпажку

плотно сел, приняв рюмашку...

Но отравлено винишко:

для мамаши - даже слишком,

отчим тоже дуба дал -

то-то славный б был финал...

...только я внезапно умер,

невзлюбил меня Шекспир

десять трупов*, если в сумме...

Йорик, Ленин, миру - мир!

* считаем трупы в хронологическом порядке:

1. Йорик - королевский шут, умер задолго до трагических событий в замке Эльсинор;

2. Гамлет-отец, король Дании, отравлен собственным братом в борьбе за трон;

3. Полоний - главный королевский советник, заколот шпагой принцем Гамлетом;

4 и 5. Розенкранц и Гильденстерн - университетские приятели принца Гамлета, погибли в плену у пиратов;

6. Офелия - дочь Полония, возлюбленная принца Гамлета, утонула, упав в воду;

7. Гертруда - королева Дании, мать принца Гамлета, умерла, выпив отравленного вина;

8. Лаэрт - сын Полония, заколот шпагой принцем Гамлетом;

9. Клавдий - отчим принца Гамлета, его родной дядя, заколот принцем Гамлетом;

10. Сам принц Гамлет, ранен отравленной шпагой на дуэли с Лаэртом.

Утро прогресса

Заскочил Шекспир на Instagram,

лайками украсил свой приход;

воздавая дань его дарам,

князь Гвидон свалился в бездну вод.

Онегин заскочил на Instagram,

Татьяне с Ольгой, посвятив визит.

Со сплином он гуляет по утрам,

но баб не забывает паразит!

Зашёл старик Толстой на Instagram

готовый поприветствовать прогресс.

Пожертвовал решительно на храм

и скромно... нерешительно исчез.

Раскольников пробрался в Instagram.

Сегодня парень явно на коне:

привыкли его руки к топорам -

процентщиц предостаточно в стране.

Пойду и я - зайду на Instagram,

привечу лайком новую зарю.

Махну текилы сорок восемь грамм

и окна "майкрософта" отворю!

Снайпер в будке

Я сегодня внимательный зритель

и актёр, и немного фантаст...

Не мигая - в прицеле событий -

щурит солнцем трагический глаз

рампа жарким дыханьем софита,

провоцируя сухость во рту...

По приватным признаньям главлита -

сцену топчет фигляр и хвастун!

Я же в ракушке крохотной будки

повторяю классический текст,

наблюдая за действием чутко,

и несу свой невидимый крест

на монблан театральной Голгофы,

где актёрам вручают цветы...

Я же пью в своей ракушке кофе

и пишу в Instagram-е посты.

А ещё я немного мечтатель:

небожитель, попав в мой прицел

замечательной оптики, кстати,

задрожит, изменившись в лице...

Разлетаюсь по сцене созвездьем,

если только закрою глаза...

У суфлёра актёр в перекрестье,

позабывший, что нужно сказать!

Ортодоксальная точка зрения

- Я Гамлету не верю ни на грош -

уж слишком принц, зараза, не обуздан...

И до разведки боем он негож...

И не влезает в ложе от Прокру'ста,

и не годится в менеджеры принц,

поскольку предсказуемость плохая,

а вы бы его выбрали, Herz min *?

Неладно что-то в Дании... Лехаим!

* Herz min - от немецкого min Herz (моё сердце).

портрет в интерьере

(противостояние)

умываю руки канифолью,

утираюсь солнцем на заре,

и несётся скрипицей над полем

всхлип колёс несмазанных карет;

и вдыхают старые рессоры

пыль полузасыпанных дорог,

сохнет-сохнет по сусекам порох,

тянется дорожкой между строк,

будто шнур бикфордова изданья

или просто высохший фитиль...

Эльсинор, прописан нынче в Дании, -

древняя безделица, утиль!

принц с утра пораньше бреет душу,

флейту заряжает стоном сов;

я его в амбаре обнаружил -

он под пенье башенных часов

говорил о тишине загробной,

обещал себе почти не быть,

перечислил кровников подробно

и наметил тезисы борьбы...

на дворе актёры разминали

гимнами стальные голоса...

выход мой, как прежде, был в финале

а сюжет, похоже, провисал;

руки тщетно вымыл канифолью:

кровью пахнет под ногтями грязь,

повисает облаком над полем -

не было такого отродясь:

замки умирали, возрождались,

заговоры зрели в их нутре,

заплетались домыслы в скрижали,

создавая времени портрет...

только я парю над этим миром:

непутёвый, неподкупный дух;

сполохи из молний штрихпунктиром

чертят в небе красную звезду!

Шутовская не лирическая

Я влез неподготовленным в джакузи -

горячий феерический фонтан.

Завязывал винтажный галстук в узел,

дымя с травой ц ы г а н с к у ю "Житан".

Гертруда пела вместо колыбельной

печальный гимн о прошлых трудоднях,

себя я с нею ощущал раздельно,

как, впрочем, и она со мной меня.

И, отправляя весело в Валгаллу,

смеялась жутко, словно вурдалак.

К полуночи смеяться перестала

и мне рекла торжественно... вот так,

как говорил однажды врач заглавный:

"Ты, доктор Рагин, сам себе палач!"

Как будто бы приходит брак неравный

в глухую темень цепью неудач -

мои слова и мысли остаются

красивой декорацией мечты...

Я влез в джакузи платных экзекуций,

как шли на плаху храбрые шуты.

Дожить до пятого акта

Пришлось бы расстрелять в четвёртом акте

всю эту кодлу датского литья,

чтоб доиграться... до конца спектакля

и на банкете не травить хотя б.

Здесь мне помог один седой патриций,

не из теней, а из живых отцов.

А облака протяжно пахнут ситцем,

как "протокол Сионских мудрецов".

И беден Юрик в погребальном пьянстве,

в обличие адепта колдовском.

Я не люблю, но знаю лютеранство,

а по ночам шепчу: "Манон Леско...",

хоть эта притча мало помогает,

стремительно под горочку летит...

В моих устах она совсем другая:

сбивает сон, харизму, аппетит.

Распну, пожалуй, сразу в первом акте

придворное притворство скромных дум.

У Гамлета решительный характер -

отцу на радость, маме на беду.

Комментарии: 18, последний от 05/10/2024. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 23/02/2022, изменен: 23/02/2022. 130k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия
Аннотация: ... и всяк готов и слушать, и смотреть в его театре сотни постановок отныне, присно и навеки впредь... А посмотрев, пересмотреть их снова!

Чваков Димыч : другие произведения.

Под "Глобусом" классических фантазий