Вообще-то, я агностик, как говаривал первый премьер-министр "освобождённой" России Егор Гайдар, когда отвечал на вопрос о своём вероисповедании. Выходит, мы с ним почти единомышленники. Точнее, единоверцы. Вернее, так можно подумать. Но лучше не думать, поскольку для меня это достаточно неприятно - считать себя единомышленником и, более того, единоверцем поборника либеральных ценностей, занимавшегося методичным уничтожением самоидентификации по соросовским лекалам.
Так вот, я - агностик. Верю в какой-то Высший Разум, но Господом Богом его не называю. В церковь в отличие от супруги не хожу, но иногда прошу её поставить свечку за успех какого-либо дела, за здравие родителей, за упокой близких. Крещён в глубоком детстве волею набожных бабушек тайно от отца, тоже православного с младенчества, но занимающего в советское время высокий партийный пост - обстоятельство, которое накладывало определённые обязательства на особенности семейного быта.
В общем, прожил я почти до пятидесяти никак не осознавая, что православие - не просто ничего незначащее слово, но и вполне определённое поведение. Обычный и незатейливый алюминиевый крестик, который надел на меня батюшка Никодим в младенчестве, до сих пор в шкатулке с другими семейными реликвиями хранится. Стало быть, можно сколь угодно долго отговариваться агностицизмом, но к истокам религиозным вернёшься рано или поздно. Хотя бы номинально для начала. Я отчётливо это понял накануне крещенского сочельника.
Как это всё случилось? С чего началось переосмысление? Не знаю. Просто смотрел телевизор, переключая каналы, и увидел в новостях сюжет из города N о подготовке купели к крещенскому купанию. Тут-то меня и торкнуло: столько лет землю топчу, а ни разу в ледяную воду не окунался. Тем более - в Крещение. Надо бы как-то прекращать затянувшуюся традицию.
Сказано - сделано. Приготовил я плавательные принадлежности: плавки, полотенце, шлёпанцы пляжные, в сумку сложил. Разузнал у людей знающих, где купель ближайшая, куда священник непременно приедет, и в ночь с 18 на 19 января туда и отправился.
На высоком берегу реки стоял балок местных "моржей", где топилась чугунная печурка. Если раньше здесь отмечались только члены местного "моржового клуба", то сегодня ночью пришлось занимать очередь, чтоб воспользоваться услугами импровизированной отапливаемой раздевалки. В купель пока никто не окунался. Ждали священника, который должен был освятить прорубь. Пока же он вёл службу в церкви, расположенной буквально в ста метрах от спуска к воде.
И вот двери храма распахнулись, и батюшка в сопровождении работников и работниц культа прошёл к купели. Процесс освящения оказался недолгим, после чего очередь страждущих православных начала двигаться от балка вниз - к вырубленной в виде креста полынье. Через минуту-другую навстречу цепочке, движущейся в сторону проруби, образовалась другая - снизу вверх.
Я и глазом не успел моргнуть, как уже раздевался в балке местных "моржей". Надобно отметить, что они очень умело руководили процессом, разделив помещение на мужскую и женскую половины, а те в свою очередь - на закутки для разоблачающихся и тех, кто уже окунулся в крещенскую полынью.
Как только я спустился вниз, тотчас разглядел, что крестообразная купель оборудована с двух сторон лесенками, чтобы можно было легко спускаться в воду и выходить из неё с противоположного края. Обнаружив, что с дальней стороны вырубленного во льду креста произошло какое-то замешательство - там скопилось трое православных - я решил окунуться прямо со стороны берега. Зачем обходить полынью, когда лесенка-то вот она - передо мной. И никто из вод ледяных по ней не поднимается.
Только я стал по той лесенке степенно спускаться, собрав волю в кулак, как меня остановил суровый голос. Смотрю, сбоку на льду стоит монахоподобный мужчина в чёрных одеждах и строгого вида. Вылитый Иван Грозный с картины Репина: такие же бешенные глаза и готовность на любые неадекватные поступки.
- Не там захо'дите! - сказал "Иван Грозный" и указал наманикюренным перстом в сторону второй лестницы.
- А какая разница?.. - я было попробовал возражать, но натолкнулся на бронеплиту жёсткого взгляда незнакомца. "Видать, распорядитель ритуала, - подумал я, - ишь как по-хозяйски вещает". А мужчина ответил спокойно, но без какого-либо дружелюбия в интонациях:
- Следует всё делать по канонам. Здесь вам не базар и не торговый центр. Перейдите на ту сторону. По этой лестнице из воды выходят.
Я послушно начал двигаться вдоль иордани, но был снова остановлен.
- Вы собираетесь окунаться в тапочках?
- Разумеется...
- Это против правил. Немедленно снимите и оставьте их здесь... возле меня. Будете выходить из воды, тогда наденете. Никто их не утащит. Я прослежу.
Босиком кое-как доскользил я к дальней лесенке и, спустившись на шаг, плюхнулся в воду. Делать это степенно и по правилам уже не мог, поскольку вся моя собранность улетучилась после разговора с тёмным распорядителем купаний. Дело сделано, и я заспешил сажёнками в сторону берега. Меня снова остановил голос "Ивана Грозного":
- Следует окунуться с головой во славу Господа нашего. И произнести: "Во имя Отца, Сына и Святого духа".
Я понял, если сейчас же не нырну с головой, распорядитель купаний меня здесь и оставит, как говорится, после уроков. Спорить не стал и выполнил задание царского двойника самым тщательным образом, после чего снова рванул к лестнице.
- Три раза, бестолочь! - мой ментор впервые возвысил голос и, как мне показалось, начал вытаскивать откуда-то из-за спины руку с царским посохом, которым был повержен непослушный царевич. "Сейчас ведь утопит за милую душу, гад, и фамилию не спросит!" - подумал я, снова погружаясь в прорубь. И ещё раз.
Уф, теперь всё. Можно подниматься на лёд. Выскакиваю из иордани, вставляю ноги в шлёпанцы, одновременно вытирая голову полотенцем, и делаю шаг в сторону спасительного тёплого балка. А надобно заметить, что мороз крещенский в ту ночь хоть и был не такой суровый, но его вполне хватило, чтобы тапочки мои примёрзли ко льду, покуда я старался исполнить все задания "грозного царя".
Летел я вперёд стремительно: со скоростью встревоженного охотниками селезня на предельно низкой высоте, но голос мой звучал наоборот - очень высоко.
- Ох, мать-перемать, сейчас кому-то врежу и в воду сброшу с правильной стороны!
Отделался, впрочем, я достаточно небольшими травмами: нос разбил, получил ушибы локтей и коленей. Но жизненно важные органы, в том числе наружные, практически не пострадали. Вскочил на ноги, носовое кровотечение снегом остановил и принялся искать своего наставника и обидчика в одном лице. А его и след простыл. Нет нигде моего "Ивана Грозного", и кого ни спрошу - никто похожего мужчину не видел.
Вот я и думаю, был ли мальчик-то? Может быть, это урок мне такой Господь наш преподал, чтоб не зазнавался я и не кичился своим модным агностицизмом, если уж крещён по всем церковным канонам?