Чваков Димыч : другие произведения.

Антика в некотором роде

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Таро колоду прячет в рукаве!


АНТИКА В НЕКОТОРОМ РОДЕ

  

Человек эпохи Viber

  
   Возникаю рубкой субмарины
   из глубин московского метро.
   Я с утра сегодня выпил гинесс,
   что принёс в берлогу злобный тролль.
  
   Я сегодня выползаю в люди -
   надоело нежиться online.
   По моей манишке грязной судя,
   наступил критический дедлайн.
  
   Я вампир, я Дракула, я зомби,
   человек эпохи от фэйсбук.
   Я забил на институтский ромбик,
   на краю курю крутой бамбук.
  
   Мне не только море по колено,
   по лодыжки Тихий океан,
   Instagram впускаю внутривенно,
   как басы гаражный музыкант.
  
   Настригу с три короба доходов,
   прокрутив спроста чужой кредит,
   наплевав на чести чуждый кодекс.
   Этот кодекс только повредит.
  
   Я упырь, я Дракула, я зомби,
   человек эпохи суеты.
   Чалюсь детонатором на бомбе,
   гением духовной нищеты.
  

Ариэль*

  
   И улетал, и пел, и злился,
   хотел остаться, но сгорел -
   с пол-оборота в небо взвился
   белей, чем самый белый мел;
   влажней, чем самый мокрый дождик,
   храбрее трёх богатырей,
   куда тождественнее тождеств,
   божественней монастырей,
   славней и слаженней оркестров
   и долгожданней, чем дебют
   под управлением маэстро,
   кислей, чем самый кислый брют,
   грозней грозы в начале мая,
   прохладней водопадных струй,
   прямей, чем линия прямая
   и веселей латунных струн... -
   дежурный ангел иудаизма,
   древней, чем самый древний Рим.
  
   Бушуют в мире катаклизмы -
   вокруг мальах**-а и внутри.
  
   * Ариэль -- переводится как "божий лев" и имеется в виду Лев Иуды; Ариэль (ангел) -- имя ангела в иудаизме; Ариэль - спутник планеты Уран;
  
   ** Мальах(מלאך)- ангел, что буквально означает "посланец божий"
  

Языческие камлания

  
   Свари, Юпитер, мне топор из каши,
   в чужие сани франтом посади...
   Но на добро отвечу я демаршем,
   сменяв тебя, мой добрый господин
  
   на сахарин и самогон вонючий -
   он бьёт во мне ключом... по голове!
   Сердит Кавказ - мрачнее сизой тучи;
   Таро колоду прячет в рукаве!
  
   Я ставку сделал, мне покуда можно,
   но дальше - лишь покой и аскетизм;
   слова любви - мой идеал подложный,
   а истинный - классический стриптиз;
  
   моя печаль по струнам песней льётся,
   как будто мёды по сусекам сот...
   Свари, Сваро'г, сочиво из эмоций -
   эссенцию невиданных красот!
  
   И мы с тобой задержимся на веки
   на веках тихо дремлющих дубов -
   мятежные друидо-человеки,
   отважные клеймители рабов.
  
   Налей мне, Зевс, винишка из кувшина...
   Ах, амфора? Так, чёрт возьми, налей!
   Отбелен снег на призрачных вершинах,
   и жизнь планеты снова на нуле.
  

Судовладелец Кузин

  
   Судовладелец Харон Иванович Кузин
   Занимался частным извозом граждан.
   Он был собственной совести узник
   И частенько с утра объективно жаждал.
  
   Он не просто жаждал какого-то там искусства,
   А всего только - ординарного виски стопарик.
   И невольно акцентировал на своём буйстве
   Любопытство страждущих прохожих кАлик.
  
   Он вскрывал артрозные вены рекам
   По весне и осенью затянувшейся.
   И плакат коматозный "Welcome! Поехали!"
   Вывешивал из лодки в позе "прогнувшись".
  
   И никто с ним не спорил, с монополистом,
   Об оплате услуг паромно-скромных.
   Он на пристань конечную грёб неистово
   И по льду, и по мелководьям инсультных тромбов.
  
   Судовладелец Харон Иванович Кузин
   Занимал себя исключительно частным извозом.
   А досуг проводил за поеданием суши,
   Развлекаясь сеппукированьем утра розового.
  
   Судовладелец яростно не любил синтоистов,
   И в буддизме ему не находилось пастыря.
   Он состоял в профсоюзе и верил исподволь
   В своё высокое предназначенье кастовое.
  
   Харон Иванович Кузин, судовладелец,
   Частенько с ума сходил от одиночества:
   Вот придёт его ВРЕМЯ, а кто же Иваныча сменит?
   Или эта мука никогда не кончится?
  
  

в процессе поиска стратегий

  

"...вот и нету вожаков..."

В.С. Высоцкий

  
   над нивой грачам не хватает вожатых,
   а в поле глумливом с избытком вождей...
   и там же полно заводных демократов,
   похожих на самых вульгарных бляюдей...
   в словах Демосфена красивые слоги,
   в рычанье собак методический вой,
   живут на Олимпе плешивые боги
   в языческой славе своей вековой,
   а нам не хватает вождей вожделенных,
   своей безупречностью чтобы зажгли...
   мы снова в иллюзиях сладкого плена,
   как в чарах "Начал" хитроумный Евклид...
   эх, нету вождя, чтоб назвался стратегом,
   кругом только тактики новой волны;
   вот так и болтаемся с века до века
   без вектора... полные пошлой вины
   за то, что упущено время бездарно
   в порывах дискуссий, разрывах души...
   а было-то всё просто элементарно:
   не знаешь чего-то - молись и пиши!
  

На античной радиоволне

  
   Не вижу смысла я, и сло'ва
   мне в утешенье не сыскать.
  
   Мечусь в смятенье снова, снова...
   ...а мой дежурный пересказ
   потерян где-то между строчек...
  
   Но найден тут же - между строк...
  
   Гудят сирены что есть мочи.
  
   И, в стаж наматывая срок,
   идут тяжёлые триремы
   рисковых греческих царей,
   а им навстречу - вместо мема -
   хештег #калипсоразогрей.
  
   И Полифем готовит сети,
   чтобы туда царя загнать.
  
   Поёт Эолом грозный ветер,
   Нептун трезубом бьёт со дна
   по дну судов несчастных греков,
   как будто в бурях тайный смысл...
  
   А время - очень ценный лекарь -
   с Улиссом расплевалось вдрызг
   и к дому дальнюю дорогу
   нарочно делает длинней...
  
   "Куда ж ты, Улисс?!" - колкий слоган
   бежит по радиоволне.
  

Естественный фон мифологии буден

  
   Я шёл на голос, словно, на беду -
   не смог увидеть финишного створа...
   Мне ветер в скулу левым галсом дул,
   и возгорался, будто факел, порох,
  
   и плёл венки наядам резвый Пан,
   наяды к нимфам двигались на сушу,
   и раскрывался к вечеру вулкан,
   и приводил своим морфозмом в ужас.
  
   Пылал огонь ведических планид,
   и возносился столп тепла и света...

*

   Вечерний звон естественно фонит
   и прячет свой оркестр в анналах Леты.
  

Ваятелю

  
   Руби с плеча каррарский мрамор,
   лепи горбатого с утра!
  
   Иди вперёд! Дорога к храму -
   лишь след блестящего пера
   и хитроумных мыслесловий,
   рождённых в венчурном раю.
  
   Учёный кот мышей не ловит,
   мышей не учит кот Баюн.
  
   Поют безграмотно полёвки,
   с набитым брюхом - только петь.
  
   Слова - лукавые уловки,
   чтоб чаще праздновать успех
   и разводить мышей по норам,
   дорога к храму не для них...
  
   Горит без дыма дымный порох,
   дымит без пыла прелый жмых.
  
   Горят на солнце медь и бронза,
   мерцает маревом мираж,
   не сотвори из бронзы монстра
   или похожий персонаж!
  

Царственные игры

  
   Развлекается грешным манером
   непутёвый дурак-игемон.
   Развлекаются леди-гетеры,
   пьют текилу, рубают хамон.
  
   Рядом верных рабов пополнение
   для осколков разбитой души.
   Цедят кровь и портвейн люди-тени
   и вовсю продолжают грешить.
  
   А на взгорочке грешного царства
   без цепи спит отвязанный пёс;
   всюду страсти и всюду коварство,
   да смердит под ногами компост.
  
   Игемон, василевс, император
   оневестит заплаканных вдов.
   Он не просто сатрап-провокатор,
   а хранитель старинных родов.
  
   Развлекает нас грешной ухваткой,
   приглашая наложниц в гарем...
   Что ни женщина - сладкая взятка
   в некоммерческой чудо-игре.
  
   Император престижных иллюзий,
   повелитель и ночи, и дня,
   победитель свободных дискуссий,
   променявший на царство коня,
  
   остаётся, увы, одиноким,
   рассыпается смык в порошок...
   Прошлых встреч упакованы логи
   в целлофановый с сором мешок.
  

Волшебство античного покроя

  
   Ведические проймы на костюме
   на колдовство указывали нам...
   Был Голиаф сидяч... в глубокой... думе,
   подвержен сплину и немного снам.
  
   Факир же пьяным в сиську оказался,
   когда хлебнул казённого винца:
   на шее кобра, где положен галстук;
   и медный глаз сионского скопца
  
   внимательно раскрыт навстречу стуже.
   Как будто бы в Москве Наполеон
   простыл, запил... конкретно занедужил,
   а после, словно кролик, вышел вон
  
   из чёрного, как мелкий бес, цилиндра;
   в нём ассистентка спит совсем без ног...
   Мелькает чьё-то имя в чьих-то титрах,
   а царь Давид сквозь лазерный монокль
  
   взирает на космические дали,
   в которых сорок лет - как день один,
   где отливают в золоте печали,
   и всяк Ходжа - лукавый Насреддин;
  
   Багдадский вор здесь - летописец кармы,
   актёр из голливудского кино,
   а режиссёров полные казармы,
   в них ассистентки шпилят мимо нот.
  
   Ведические проймы на рубахе;
   фальшивый грош - рубахе той цена...
   мечтает кат всю жизнь о новой плахе,
   бросая в землю мести семена.
  

От Ноя дней до нашего до века

  
   Поклонение Ною, не скрою,
   эзотерикой быть перестало...
   Сим и Хам тоже вроде герои,
   Иафету же, слышь, не пристало:
   смотрит в трюм - ты гляди-ка - сквозь пальцы,
   да с надменной лукавостью щурится,
   как танцуем мы в трюме том сальсу,
   будто в фильме Эмира Кустурицы...
  
   Эпохальные спят сомнения,
   улетает с волной эпоха,
   Арарат напечатан на деньгах,
   пирамиды покрылись мохом...
   И скандалами смяв сомнения,
   срамотой напитавшись вволю,
   беспринципное поколение,
   добровольно идёт в неволю...
  

Посейдон ревнивый

  
   Сестрица из фамилии Медуз
   отчаянно красива, как Афина,
   а в рукаве всегда бубновый туз
   и хвост окаменевшего дельфина.
  
   Её любил почти с десяток лет.
   Она меня, красавица, терпела.
   Я подарил ей свой велосипед,
   она на нём к Гефесту улетела.
  
   Не сетую, однако, на судьбу -
   я бог морей, мне это не пристало.
   Горгону тяжким жезлом пришибу
   и занесу в любовный свой каталог!
  

Сизиф

     
   Досуг в мечтах своих лелеял,
   но камень всё волок наверх.
   И с каждым разом злее, злее
   гонял в душе пустой химер!
   И с каждым шагом крыл всё громче
   своих кураторов-богов.
   Сизиф взопревший тщетно ропщет
   и одевает в грязь веков
   чужие мысли, встречи, письма,
   и горних ангелов игру...
   Герой богами дружно выслан
   в артель "Сизиф, напрасный труд".
   А выслан, вроде, не напрасно -
   с Эгиной будто б согрешил;
   в Аиде спесь его угасла
   на дне пустеющей души.
  
  

Мой пёс

  

на стихотворение Ив. Но...

"Опять кобель Пилата задирает лапу у креста.

Как я устал..."

  
   Как помнится, его я взял щенком,
   когда ходили в Дакию походом.
   Хозяин поучал щенка пинком,
   чтоб служба псине не казалась мёдом.
  
   И что за чёрт! - пёс к этому привык:
   на голос без тычка лишь скалил зубы,
   не поднимал лохматой головы,
   пока по рёбрам не заедешь грубо.
  
   Как я устал давать ему под зад
   увесистого пендаля, солдаты...
   А он рычит, как будто сам Пилат,
   и в дерзости своей не помнит мата,
  
   которым я его приторможу...
   ...или же он меня, свалив на землю,
   Но я Пилат, не иудейский шут...
   ...и этих унижений не приемлю!
  
   Хвачу-ка пса тяжёлой палкой в нос,
   чтоб знал и помнил, кто здесь самый главный...
   Но не убью - он мой любимый пёс,
   а был бы человек - мы были б равны.
  

варяг

  
   ослепляя святых и прочих,
   уходил в ледяную стынь...
  
   был расстреливать уполномочен
   да, кишки намотав на тын,
   расплескал свою жизнь брандспойтом,
   запекая кровавый след
   под мелодию из "Пинк Флойда",
   будто вылинявший послед,
   что давно никому не нужен,
   но не выброшен неспроста...
  
   прилипая, как листья к лужам,
   их внезапно перелистал
   с лёгким шелестом поворота,
   спотыкаясь о нотный бриз;
   замерла, умерла пехота,
   извлекая штыком каприс
   из безумия пьяных скрипок,
   из соцветия медных труб,
   из предсмертного крика-хрипа,
   заплутавшего в пекле губ...
  
   оскверняя чужие руны,
   уходили в поход бойцы,
   завились на тальхарпе* струны,
   стали глупыми мудрецы,
   мысли вытянулись вприсядку
   и помчались глаголом жечь:
   вместо сердца горит лампадка,
   вместо правды зияет жесть!
  
   * Тальхарпа -- струнный смычковый музыкальный инструмент, смычковая лира, распространённая в Скандинавии.
  

Краткая история мира с древности до...

  
   Устремляются богомашины
   через гейзеры к центру земли.
   Спит вулкан с усечённой вершиной,
   на спине тектонических плит.
  
   Разбегаются цепи столетий
   снежным траверсом дальних путей
   к пьедесталу престолонаследий,
   да в муаре соро'к-новостей,
   да в империях, войнах и бунтах
   по дорожкам незримых широт -
   от ромеев и до Трапезунда,
   от Аттилы до топких болот
   близ Итиля и Борисфена...
  
   Илион был сожжён в кураже,
   там Прекрасная плачет Елена
   над десятками павших мужей!
  
   Расцветают поля ренессансом:
   дама рыцарю дарит платок.
   Гренадёры стреляют шампанским,
   подводя ретираде итог.
   Отгорают крестьянские бунты,
   из колоний бегут господа,
   догнивает последняя хунта,
   но чиста на озёрах вода -
   там, где нету следов человека...
  
   Карфаген был разрушен вполне.
   Обучает неронов Сенека,
   предрекая их горький конец.
  
   Дремлют бледные богомашины
   в ненавистных народу дворцах,
   заточённые в амфоры джинны
   славят кроткой молитвой Творца!
  

Античная страсть

  
   Ох, не спроста
   я страстно целовал -
   Вы были холодны и неприступны, -
   зачем, устав,
   повлёк на сеновал,
   где ошибался сослепу и крупно?
   Себе твердил я:
   "Что за моветон,
   какая-то ужасная ошибка!
   Эк, Вы хватили,
   зая, дело в том,
   что Вы моя Венера, душка, рыбка!"
  
   Афиной Вы развратной стали мне,
   но на запрос не отвечали страстный...
   Что ж, мраморные барышни вполне
   умеют сделать мужика несчастным!
  
   Давно хотел отведать этих мук,
   когда в ответ ни стона и ни крика.
   Я толерантен, братцы. Потому
   и сохранил античную интригу.
  

Потоп с высоты мифического полёта

  
   Икаром поднимаюсь в небеса
   в рутинный героический полёт,
   а на земле затоплены леса.
   Разверзшиеся хляби сточных вод
  
   смывают в океаны города
   и грешников усталых бренный прах.
   На материк обрушилась беда,
   а кровь белеет солью на губах.
  
   На паперти классический святой
   вымаливает миру лишний миг -
   под ангела железною пятой -
   проводником меж богом и людьми.
  
   И солнце в небе высверлило лаз,
   просунуло в него зелёный луч,
   гуляющий по гребням водных масс,
   как в скважине гуляет медный ключ,
  
   высматривая в водах тех ярлык
   "Ковчег от фирмы "Ной & Сыновья"".
   В пучине, словно щепка, сотый цикл
   пью жизни грешной беспримерный яд,
  
   где солнце с неба высверлило глаз
   последнему на свете маяку.
   Во сне я отдаю себе приказ:
   приладить лыко в свежую строку.
  
   Смывает в океаны города
   и грешников усталых хрупкий прах.
   На материк обрушилась беда,
   и соль алеет кровью на губах.
  

Мне мойры рассказали...

  
   Мне мойры рассказали о судьбе
   моей... ну, и немножечко о вашей,
   где Д и Б сидели на трубе
   и оба с молоком рубали кашу,
  
   где баба с возу - на тебе алтын,
   когда она, упавшая, пропала.
   Питался духом, не всегда святым,
   мечтая стать бригадным генералом.
  
   Летели щепки чуть не до небес,
   кружилась ветром сеянная буря,
   а сытый волк смотрел с восторгом в лес,
   и я хотел узнать - чего он курит.
  
   Язык во рту валялся без костей,
   и тут же - маслом порченая каша.
   В кругу незваных, но ещё гостей
   крутая фирма веников не вяжет,
  
   она их очень медленно плетёт,
   когда своя рубашка ближе к телу.
   Я в теремке пресёк переучёт,
   раз уж удача помогает смелым.
  

Отражение в водах Стикса

  
   плохо было не там,
   худо будет не здесь,
   и немного иначе станут выглядеть звёзды...
   в свете пьяных реклам,
   под созвездием Крест,
   небо хмурое плачет по-над серым погостом!
  
   странно станет не быть -
   пьяной песне в разрез
   и пыжу из ружья неоконченной пьесы;
   топот медных копыт
   вдоль оскала небес...
   раззуделась вожжа, как продажная пресса...
  
   а на том берегу
   разливается Стикс
   и зовёт за собой по течению дальше;
   ни в тую, ни в дугу
   стоны юных актрис -
   в них ни грамма любви, лишь грамматика фальши!
  
   плохо будет - не в честь!
   худо станет - держись,
   Крабовидной туманности клацает зависть...
   у тебя на плече
   зашифрована жизнь -
   нашей песни любви запоздалая завязь...
  

Мой Икар в тумане светит

  
   Мой Икар в тумане светит,
   бьётся бабочкой в кювет;
   пустозвонит в трубах ветер
   и немного в голове.
  
   Выхожу я на дорогу,
   путь намечен и подшит
   зря смеёшься, недотрога,
   нет в округе ни души!
  
   Ну, а я-то есть, конечно,
   мне условности - пустяк...
   Я с цыганкой был повенчан
   на ведических костях.
  
   Мне не смей противоречить -
   я же сверзнулся с небес...
   "Мой Икар" - фигура речи,
   чтоб я лопнул, вот те крест!
  
   Поминай меня без нужды,
   полюби хотя б чуть-чуть...
   Я сегодня обнаружил,
   что за боль свою плачу
  
   неподкупному Дедалу
   да Сизифу, да братве,
   что с Олимпа... Им всё мало -
   сняли кассу и - привет! -
  
   ну а ты живи, как хочешь,
   если сможешь... Между строк
   замечаю, дело к ночи
   ветер дышит, что сурок...
  
   Гёте Вольфганг Иоганыч
   написал ему слова:
   земляничные поляны -
   будто Бергмана кровать:
  
   словно Прокрустова миля
   целит в милого сурка...
   Мы с Дедалом пошутили:
   стал Икаром сурикат!
  
   Искры гаснут и не гаснут,
   море синее горит...
   Ночь, на улице опасно:
   спят в аптеке фонари!
  
  

сквозь...

  
   лицо в линейку исцарапав,
   явил себя на белый свет,
   улёгся солнцем рыжим на пол,
   свернув все мысли в голове
   и отразился в амальгаме -
   трельяж торжественно притих;
   шептал как комплименты даме
   напевной выдержки стихи...
   стихия томно умирала
   за пузырящимся стеклом,
   стекала в прорву кинозала
   под острым, как кинжал, углом;
   очки "тридэ" культурно скинув,
   я восвояси уходил...
   а ты кричала: "вот же синус!
   ему и аватар не мил!"
   не мил мне мел - прощай эпоха,
   я полюбил палеолит...
   и в мезозое мне неплохо,
   когда никто там не пылит
   и не старается построить
   сжимая круглые бока...
   нет, я не зря разрушил Трою,
   взломав упругие века
   своим движением по кругу -
   в спиралевидное кольцо...
   а жить статистом - это скука:
   как Фаберже снести яйцо!
  

Киник

  
   В осколках лени прячу строки слёз
   и ухожу непонятым изгоем.
   Грустят осадки - явный передоз -
   и не дают - коварные - покоя!
  
   И нету сил - поднять себя в поход,
   а князь грозит мне ижицей и дыбой;
   пусть полон двор, но пуст казной приход.
   Кикиморы хохочут на погибель,
  
   когда я в лес нетрезвым выхожу,
   чтобы с собою как-то разобраться.
   Мой силуэт и мой кривой маршрут
   вторую зиму мне докучно снятся.
  
   Такая малость - капелька любви,
   но не летит ко мне наивной птицей.
   А Прозерпина мир не удивит,
   когда легко в тигрицу превратится,
  
   почуяв зверем - я уже не тот,
   не тот орёл, которым был когда-то...
   ...и в логово Аида унесёт,
   как некогда казнённого Сократа.
  

Разложим на три октавы

  
   Голоса разломив пополам,
   их разложим мы на три октавы.
   Вторит нам прокуратор Пилат,
   молодой... и пока не кровавый.
  
   Распускается ветер весной,
   отвязавшийся от коновязи.
   А Пилат-то поёт мимо нот -
   непутёвый солист Малых Азий.
  
   Скоро Пасха, а дальше тепло
   разольётся назойливым зноем.
   С крыши много идей утекло
   в человечество наше больное.
  
   Только толку немного совсем:
   зря Господь наскрижалил скрижали.
   Солнце выйдет в развязной красе
   и, наверное, в темя ужалит.
  
   Хоть елея теперь не найти,
   им насытится всякий, кто страждет.
   В небе месяцем медным блестит,
   как Аврора, фонарик бумажный.
  

Последний артефакт

  
   Метафора - последний артефакт,
   полученный в наследство от титанов.
  
   Дрожит в тетради ломкая строка,
   похожая слегка на катакану -
   ручной работы колдовская вязь.
  
   Волшебная игра воображенья
   имеет надо мной такую власть,
   как над стрелком коварные мишени,
   над игроком безудержный крупье,
   расставивший ловушки в виде крапа.
  
   Я б очень долго гнал велосипед
   и очень долго "куда нужно" капал,
   когда бы знал, что весь этот аншлаг
   рассчитан по ведическим законам.
  
   Была любовь, теперь остался шлак
   и с образами странная икона
   твоих неиссякаемых щедрот,
   моё в горошек счастья вдохновенье.
  
   Метафорою быть не устаёт
   каскад трюизмов, пошлости и лени.
  

К Эвридике...

гекзаметрия

  
   Предпочту ботинкам сандалии
   из эпоса древней Эллады,
   а душу - широкую ванну на полтора гражданина,
   чтоб петь в ней с Хароном песни
   о голосистом Орфее...
   О ком же ещё нам петь?
  
   ...жаль, закончилась песня -
   придётся идти за водкой,
   гетер по дороге позвать,
   уж если откажут нимфы,
   Пану давшие слово хранить непременно верность,
   ему же отдавшие честь.
  
   ...жаль, Эвридика не слышит,
   мои дерзновенные оды...
   её я люблю безутешно,
   не то, что Орфей-счастливчик;
   ему б я анфас испортил и профиль ещё в придачу,
   да нужно идти за водкой.
  
   Предпочту кальсонам хитон
   в разгар очень жаркого лета,
   ломающего представление о севере, юге и прочем,
   о чём нас учили в школе
   с античных времён поныне.
   Афина тому порукой.
  

Впадая в античность

  
   Проснусь однажды в древнеримской позе -
   как будто цезарь нижнего звена;
   меня читает и в стихах, и в прозе,
   и Гней Помпей, и прочая шпана...
  
   ...а юный Брут кинжал под тогой носит,
   готовый между рёбер засадить,
   как засадила б частоколом осень
   в душе вопрос: "Не твой ли бог един?"
  
   но, право, нет - язычество превыше.
   Величием готов упиться Рим,
   кровавой баней в Колизее дышит
   и создаёт для цезарей мейнстрим:
  
   собак держать для нужд больной державы,
   их научить людишек жрать живьём!
   Крутой тиран по прозвищу Кровавый
   рулады распевает соловьём.
  

Эпоха латыни

  
   Античность железная поступью грома
   спускалась ковровой дорожкой причуд,
   корёжило Рема, колбасился Ромул,
   волчица валялась, лишённая чувств.
  
   Рождалась империя в схватках свирепых,
   и время этрусков ушло в никуда.
   Крепила эпоха духовные скрепы
   и в Лету текла дождевая вода.
  
   Здесь цезари правили вместе с сенатом;
   где консул, где кесарь - поди разбери.
   Христа распинали с согласья Пилата
   по всем иудеям ручные цари.
  
   А после закат наступил повсеместно:
   Атилла, вестготы и прочий народ
   прервали империи грозную песню.
   Эпоха латыни... раздрай и разброд.
  

кентавротравы

(всходы просвещения)

  
   кентавротравы
   взошли в полянах
   цветёт отрава
   цикутой пьяной...
  
   был музыкантом
   слыл меломаном
   вперёд... ваганты!
   по нотным станам!
  
   пропал в Пуччини!
   совсем как ТО'СКА
   при должном чине
   в пальто неброском
  
   и думал смело -
   мол эскулапы
   в халатах белых
   бесшумной сапой
  
   мозги поправят...
   да вот не вышло...
   подмяты травы
   дубовым дышлом
  
   погиб в итоге
   простился с миром...
   но видят боги -
   не бросил Лиру
  

В первом чтении

  
   Слова, слова... как много в First Edition
   каких-то лишних трепотливых слов.
   А вот возьмите Заратустру с Ницше -
   так эти оба знали ремесло
   и не несли пургу, а говорили,
   для ерунды не открывая рот,
   как демосфены древние учили,
   и шёл за ними шёлковый народ.
  
   Теперь не так: волают депутаты
   с экранов, студий, временных трибун;
   да только смысла в этом маловато -
   не интересен популист-крикун
   ни сам себе, ни прессе, ни народу,
   а всё одно - орёт, как заводной!
   Река в себе сто раз меняет воду,
   а популист в ней видит только дно.
  

В совокупности древних практик

  
   На одних берегах досада,
   на других недород босой...
   Изнасилует мир пассатом
   субтропический дождь косой:
   всё, что выросло, скосит лихо -
   ты с молитвой к нему не лезь...
  
   Ветер звёзды сдувает тихо,
   чтоб - остывшие в лужах - съесть!
  
   В совокупности древних практик -
   след сансары на колесе:
   я сражаюсь с собой, де-факто
   за реальность приняв весь свет,
   провоцируя боль досадой,
   что приносит зимой муссон;
   нет осадков, да и не надо
   у муссона иной резон:
   убедить меня - мир иллюзий
   слишком хрупок, как мотылёк;
   завяжу свои мысли в узел,
   выплетая за слогом слог.
  

Античность

(приквел)

  
   Гондвана накрени'лась над водой
   внезапного, как выстрел, океана...
   Куражился с прибоем шторм седой,
   и прятались на рейде капитаны
   крутых доисторических времён,
   когда жила на свете Атлантида
   в обилии языческих племён...
   Античная изводчица* Исида
   вершила суд неправый и лихой,
   ломая рёбра солнцу то и дело,
   кормила запоздалой чепухой,
   пока сама собой ни овладела.
   И тайну света с боем получив,
   перевернула мир с материками,
   от Атлантиды выбросив ключи
   под неподъёмный и лежачий камень.
  
   * изводчица - отравительница. Автор имеет в виду древнюю египетскую легенду о том, что Исида отравила бога солнца Ра, с тем чтобы тот открыл ей секреты мироздания в обмен на противоядие, сопровождаемое заклинанием: "Истекая, яд, выходи из Ра, Око Гора, выходи из Ра и засияй на его устах. Это заклинаю я, Исида, и это я заставила яд упасть на землю. Воистину имя великого бога взято у него, Ра будет жить, а яд умрёт; если же яд будет жить, то умрёт Ра".
  

тысяча чертей

галопируя по конфессиональным разночтениям

  
   снимая пробу с ласковых затей
   потрёпанных судьбиной патриотов,
   гуляла вволю тысяча чертей
   от Одина до прусского Майн Готта...
  
   спуская жидкий свет на тормозах
   из бледного урочища Валгаллы,
   драккарами повычерпав десант
   с довеском из ружейного металла,
   скурив легко понюшку табаку
   на кончике вонючей сигареллы,
   открыла все секреты дураку
   и круг их после очертила мелом;
  
   сломала цель в простуженных умах,
   подъела все невкусные припасы,
   очистила лопатой закрома,
   эпиталаму спела снежным барсом;
  
   на складе отоварив свой талон
   на дефицит товарного общенья,
   на паперть принесла земной поклон,
   чтоб стать благотворителям мишенью!
  

Братан Эвклид

  
   Намечен бисер для метанья,
   но нет свиней, братан Эвклид...
   Есть хрен, порубленный... в сметане...
   Да только студень очень злит
   своей растерянностью жалкой,
   пустой аморфностью души...
   Планктон из офиса русалки
   какой-то гадостью расшит.
   Планктону стать дано ли годным,
   когда вокруг сплошной цурюк*?
   Браток Эвклид, дружок зачётный,
   неподражаемый ашуг,
   ты помнишь те ночные бденья?
   А я, ты знаешь, помню всё -
   нам угрожали люди-тени...
   ...меня от них всегда трясёт!
   А твой посыл к гипотенузе
   запомнил даже Пифагор:
   как бьётся шар в разверстой лузе,
   так ты их словом бил в упор -
   и дураков, и моралистов,
   и фарисеев лжесвятых.
   Твой гнев прекрасен и неистов,
   а чудо-действия просты,
   они весьма рациональны,
   когда ты, логику включив,
   бьёшь аккуратно, но брутально...
   А Пифагор "Кала'!"** кричит!
  
   * Zuruck в переводе с немецкого - назад, вернуться, отступить;
   ** καλά в переводе с греческого - хорошо, хороший.
  

Не статист

  
   Я в Ваших снах, как Феникс, догорю,
   чтоб наяву крылатым возродиться.
   Но мне оно - как дробь богатырю -
   охотник, помни: богатырь - не птица!
  
   А я не Феникс вовсе, сам огонь,
   в котором пляшут блики саламандры,
   лихое время, сладостный агон,
   мечта для записного дуэлянта!
  
   Я в Ваших снах - классический злодей,
   а Вы, конечно, беспримерный гений,
   основа для заточенных гвоздей,
   конгломерат из знаний и умений.
  
   Но всё не так, не нужен компромисс
   моя стезя - идти и не сдаваться.
   Как много тех, кто в спарринге статист,
   а я один, кто не боится драться!
  


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"