Чваков Димыч. Вышел из печати 73-ий номер альманаха "Unzensiert" (без цензуры)

Unzenziert N73

приложение к журналу "Эдита"

0x01 graphic

В альманахе напечатано:

Рассказ "Заполярное чаепитие"

Рассказ "Нарушители"

Рассказ "Образец доминирующего абсурда"

Рассказ "Неудобное положение, или осетры атакуют"

Рассказ "Подкурил"

Рассказ "Разум силу ломит"

Рассказ "Распределение"

Рассказ "С ветерком!"

Рассказ "Свадьба Ройфы"

Рассказ "Четвёртое тарифное руководство"

Сборники стихов "Кафе поэтов", "Кафе поэтов-2", "Кафе поэтов-3"

"Заполярное чаепитие

Время было позднее, поэтому в приёмной экспедиции печорцам сразу выдали направление в местный отель с тем, чтобы гости отдохнули. А производственные проблемы вновь прибывшие постановили решать завтра поутру, то есть на свежую голову. Помните, как переживала первая статс-дама в "Обыкновенном чуде": "На кой мне чёрт нужна голова, когда она три дня не мыта!"? Думаю, нечто подобное испытывала Татьяна после ненавязчивого железнодорожного сервиса. В мечтах она уже представляла себе отдельный номер с душем и прочими прелестями цивилизации. Но одно дело фантазии, а совсем, однако ж, другое - суровая геофизическая действительность. Отелем оказался двухэтажный барак постройки времён начала освоения Заполярья.

В глубине неказистого помещения, претендующего на гордое звание холла, притаилась ключница, возомнившая себя администратором - слово "ресепшн" в те времена ещё не навязывалось освобождённому от оков социализма и здравого смысла населению. Внедрить в подсознание красивый импортный термин "Уимблдон" в транскрипции "Вимм-Билль-Данн" (вероятно, чтобы люди с плохой дикцией смогли произносить без вреда для своей самооценки) - мол, это лучшие соки во всём мире - пожалуйста! А вот до "ресепшна" дело не дошло. То ли слово трудное, то ли решили погодить полиглоты-либералы с данным термином покуда... Пока развитие турецких и египетских курортов не входил в их демократическую чиновничью задачу.

Но вернёмся, однако, в 1993-ий год, там нас ключница заждалась.

Не найдя никого более достойного для демонстрации направления со штампом экспедиции, кроме этой странной особы в замызганном халате уборщицы, командиранные из Печоры предъявили свои кондиции именно ей. Тётка долго копалась в амбарной книге, потом извлекла из письменного стола, в котором подозрительно звенела пустая тара разных калибров - от "мерзавчика" воркутинской "столичной" до пузатой барыни с покатыми плечами из-под бельгийского технического спирта "Royal" - ключ и сказала:

- Идите в двенадцатую комнату, на второй этаж.

- Не поняла, - удивилась Татьяна, - а почему ключ только один? Мы же, вроде как, разнополые... и не муж с женой?

- Чего?! - Возмущению администратора не было предела.

- Ну, в общем... если вам не понятно, объясню доступно. Мы здесь в командировке. По делу, а не для развлечений. Мы - мальчик и девочка. Нам бы отдельно... как-нибудь... уж... Понимаете?"

"Нарушители

Чешское бутылочное пиво по цене "жигулёвского" ошеломило двух нелегальных посетителей своим нагловатым демпингом, но принятые "на грудь" полтора литра пенного продукта оставляли во рту исключительно элитное послевкусие, а в голове - лёгкий сиреневый туман с миражами архитектурных памятников старушки Европы.

На моих глазах Саныч преобразился, превращаясь из разгильдяя-студента в вольно ведущего себя иностранца, случайно заглянувшего в неприметный бар "на краю цивилизованного мира".

- Что-то Кондрат совсем нас уважать не собирается. Сам позвал и сам же не идёт! И главное - запретил выходить в люди! - наполнил атмосферу уютного позднего вечера гроздьями гнева мой напарник.

- Успокойся, балабол. Он там с начальством воюет. Придёт, когда поборет.

- Хорошо, а если я в туалет хочу, мне под себя ходить? Нехилая перспективка!

- Я тоже, кстати, посетил бы сей заветный уголок. Думаю, если мы сходим по одному, это не приведёт к мировой революции в отдельно взятом терминале.

Мы исполнили свой физиологический долг перед нашими организмами, после чего вернулись за облюбованный столик. И тут Саныч снова принялся за своё.

- Я курить хочу, как из ружья, а в туалете у них в международном секторе не принято. На улицу надо выйти.

- А как потом обратно без Сани? Напрямки не прорваться - мент не пустит, а через "заднее крыльцо" путь очень уж затейлив, ты его запомнил?

- Нет, мне кажется... Но ведь есть же где-то служебный выход - без лишних глаз. Поищем - найдём.

- Давай уже потерпим, Саныч. Ну его. Вот-вот Кондрат маякнёт, Катя - в бар, а там пусто.

- Вот ещё! Мы будем мимо проходить и на обратном пути сами спросим, звонил или нет.

Послушал я однокурсника, а не следовало бы".

"Образец доминирующего абсурда

В первый вечер Филькин долго заливался соловьём возле подъёзда избранницы, но приглашения в дом для более короткого знакомства всё же не состоялось.

- Ах, милый, не сейчас. Я не могу так скоро. Мне нужно немного осмыслить происшедшее.

Думаю, вы и сами, наверное, не раз слышали подобную чепуху. Бортмеханик, полагаю, тоже. Потому он, горько про себя сожалея о напрасно потерянном времени, резко повернулся в сторону гостиницы, тренирую на губах модную в те времена фразу "Мадам, уже падают листья..." с фатальными для не разгорающегося романа последствиями.

Мадам верно поняла намерения кавалера, и готова была капитулировать, но мысль о перспективе обзавестись настоящим мужем засела в её хорошенькой головке и вступала в противоречие с желанием, которое, впрочем, не довлело над женским либидо настолько сильно, поскольку её квартиру накануне посетил коммивояжер по фруктовой части из славного города Агдама. Она добавила в голос трагического пафоса Орлеанской девственницы и сказала:

- Дорогой, я и вправду не могу так скоро. Ты прости, пожалуйста. Мне необходимо хорошенько всё обдумать.

- Только недолго думай, Марго! - ответствовал великодушный Филькин. - До завтра и ни секундой больше.

Удовлетворённые собственным благородством герои расстались, сговорившись встретиться в том же ресторане через сутки".

"Неудобное положение, или осетры атакуют

Десять мешков - тридцать осетров, сто мешков - триста осетров. Арифметика простая. Простая-то она простая, а для обычного рядового лётчика, есть ли в ней толк? Подумал Виктор Палыч немного и сразу толк-то и обнаружил. Пока шла загрузка борта, он прогуливался, осматривая окрестности. И осмотр его порадовал, в кустах командир обнаружил брошенную рыбаками стерлядку. Да не одну - десятка с два рыбин в снегу лежало. Видать, рыбаки себе на уху приготовили да забыли.

Справедливо решив, что не только красавец многокилограммовый осётр - голова, но и маленькая стерлядка тоже, Палыч взял одну успевшую замёрзнуть рыбину из утреннего улова и тишком пронёс её на борт вертолёта, укутывая скромницу стерлядь под лётную куртку. А дальше - исключительно дело техники мелкой моторики, скрытой от посторонних взглядов. Когда взлетели, бортмеханик аккуратно распорол пять мешков и заменил в них по одному здоровому осетру миниатюрной стерлядью. Оказывается, идеи витают в воздухе, таким образом, весь экипаж и кто-то ещё, покуда неведомый, оказался на шаг ближе к коммунистическому принципу распределения дефицита - каждому по потребностям. Зашить облегчённые мешки оказалось делом несложным, а уж спрятать пять осетров в кабине вертолёта и того проще".

"Подкурил

Поработал я с недельку по пятидневке, а потом поставили меня в смену. Ходил со мной в напарниках один сильно подозрительный сучильщик "из бывших". Словно "датый" вечно. Глаза всегда в одну точку, слова воспринимает раза с третьего. Ходит и лыбится, будто бы котейка Чеширский. Сам доходно'й, но валенки валяет, "как здрасьте". Талантом, знать, не обижен. Да, нет... не электрик... Лишь числился таковым. Сам всё больше по валенкам, а на мне все Амперовы дела, вся Кулонова вольница. Вольтануться можно от подобной нагрузки!

Я долго не мог понять, чем же так дорог бывший "сиделец" директору, если он дефицитную должность для того не пожалел. Оказалось, выполняет специальные заказы: необычные красивые валенки, по большей части белые, с узорами, подшитые и с небольшим каблучком. Не иначе, для взяток и на продажу. В цех парня поставить нельзя, поскольку нужно будет план по валу горбатить, и тут уж не до изысканной зимней обувки.

Быстро я смекнул, что не стоит на судьбу сетовать и просить нового напарника, иначе вылечу со свистом с фабрики, а мне стаж позарез нужен. Потому тяну свою лямку и не жужжу понапрасну, а с напарником липовым общаюсь исключительно по мере производственной необходимости.

И вот однажды во вторую смену предложил мне этот "дух Акатуйский" разделить с ним пару затяжек какой-то "дури". Сели мы в подсобке. Дёрнули по паре раз от щедрот "косячка", помещённого в чрево "беломорное". Зека моего бывшего растащило, плывёт весь. А мне - хоть бы хрен по деревне. Запах специфический чувствую, а в голове ни шиша".

"Разум силу ломит

Таким образом, по старинной народной традиции припёрлись мы с дружком институтским "в Тулу" со своим, что называется, самоваром. Сидим, музыку живую слушаем, выпиваем, закусываем, танцуем. Девчонки рады. Не часто им удаётся в увеселительное заведение выбраться - у студентов-очников не настолько велик доход, чтобы запросто по злачным местам шляться, да ещё и подружек с собой водить. Другое дело - заочник, человек самостоятельный, по большей части - обеспеченный, не жадный... если на выезде.

Вечер, кажется, удаётся. Сидим, отдыхаем вчетвером. Настроение чудесное. Расслабуха.

И тут, ровно, как у классика, "средь шумного бала случайно", начинает к моей даме один хлыщ приставать. И так к ней подъедет и этак. Разрешите, де, с вами тур вальса станцевать и угостить шампанским. Расфуфыренный мужик, что твой индюк, только вместо бороды жабо из невыносимо-бледно-лиловой ткани под самыми брылами болтается. Зрелище не для слабонервных, должен заметить. Тогда же о добрых голландских бисексуалах нам ничего неизвестно было, вот и злились при виде подобных господ, не понимая, от чего конкретно".

"Распределение

Мы отвалили из скоксовавшейся в едином порыве очереди, и пошли к кассам. Внимательно изучили расписание. Горький - вот город нашей мечты. Туда и полетим, туда билеты самые дешёвые! К нашей великой радости места на рейс, вылетающий через неделю, имелись в наличии. Просто здорово, что до Нижнего рукой подать, и кочующий народ предпочитает ездить туда автобусом или поездом! С разноцветными аэрофлотовскими бланками мы с Хабиби снова ворвались в сплочённую очередь к диспетчеру по транзиту. Какие кренделя мы при этом делали ногами, я не помню, но народ раздался в стороны, излучая волну дружелюбного "задолбали, козлы!" в нашу сторону.

Одинокая женщина в оконце заулыбалась нам, словно старым знакомым, и быстро занесла двоих заблудших студентов в свой список на поселение. Больше билеты были не нужны. Прощай, великий город на Волге, мы передумали встречаться с тобой.

Через час дали информацию по свободным номерам в ближайших гостиницах. Их оказалось крайне мало, и нам не хватило. Женщина успокоила:

- Потерпите, ребятки. Одну ночку как-нибудь перекантуйтесь, а завтра я вас первыми в очередь определю. Тогда точно места будут. Вас по этим же билетам оформлять?

Мы дружно закивали. Чего доброго, ещё потребует предъявить, а мы-то в Горький уже не едем. Действительно, вторая ночь в Москве светила нам практически стопроцентно, ибо никому из открепляющихся выпускников за один день не удавалось оставить отметку о себе во всех нужных кабинетах Министерства гражданской таки авиации. В общем, заручившись поддержкой аэрофлотовского клерка на следующую ночёвку, мы с Игорем кое-как притулились в переполненном зале ожидания и сделали вид, будто спим".

"С ветерком!

Мой новый знакомец звался Игорь. Он оказался сапожником в самом хорошем смысле этого слова. В Москву стремился отвезти свою продукцию, где и реализовать оную на одном из рынков, используя свои кооперативные каналы. Огромная сумка с обувью подтверждала его слова. Какое же знакомство могло обойтись без пивопролития? Решили в ожидании поезда посидеть где-нибудь тихонько в прохладном местечке. В камеру хранения вещи договорились не сдавать - вдруг там толкотня будет, а опаздывающие скорые поезда обычно застаиваться на второстепенных остановках не имеют привычки. С трудом нам удалось запихнуть обувку в багажник таксомотора, но удалось.

И вот мы уже заседаем в маленьком пивничке на окраине Горловки. После переживаний в очереди ледяное Донецкое пиво проходило на "ура". Но спустя полтора часа мы вернулись на вокзал. На всякий случай. Вдруг паровозу вздумается примчаться раньше объявленного времени. Каково же было наше удивление, когда мы увидели только последний вагон своей несбывшейся мечты. Нас надули самым бесстыдным образом! Интересно, разве дикторская информация на вокзале ничего совсем не значит?!

Что делать теперь? Не сговариваясь, мы с Игорем заскочили в кассовый зал и с ужасом оттуда отпрянули - очередь-толпа выглядела ещё внушительней, чем с утра. Оставалось одно средство. Самое радикальное. Пассажир - это всё одно, что покупатель. А, значит, он - то есть пассажир - всегда прав. Правда, следовало непременно вооружиться наглостью и уверенностью в себе, ибо в советское время отстаивать свою безусловную правоту покупателям приходилось нередко в кулачном бою".

"Свадьба Ройфы

Торжество началось после того, как гости расселись вокруг раздвинутого специально для торжества стола. Все двенадцать персон уместились тютя в тютю - видать, очень хорошо Ройфа-папа считать умел. Да и мама с домработницей тоже не подвели - угощенье оказалось на славу: кастрюля щей (по полторы порции на каждое студенческое рыло), тазик винегрета и ровно двенадцать рубленых бифштексов, такие в те далёкие и сказочные времена любили подавать в привокзальных ресторанах, плюхнув сверху жареное яйцо с вуайеристическим прозвищем глазунья. На десерт внесли два кувшина компота из сухофруктов. Пить его полагалось, как мы сразу отчего-то догадались, после второй перемены блюд. А спиртное запивать - ни-ни, иначе останешься без сладкого.

Мама нашего сокурсника выглядела очень гротесково. Она напоминала мне особу из разряда бендерш - хозяек провинциального публичного дома, коими их описывали классики литературы начала века, тогда ещё - двадцатого. Полная брюнетка с излишним количеством импортного макияжа и парфюма, скорее всего, со стратегического склада строительных материалов, байковых портянок и этилового продукта, известного в узких кругах ГОСТа - со склада, где служил супруг, не иначе.

Кроме того, мама-Ройфа вся аж светилась разного рода украшениями из благородных металлов и элегантной бижутерией от "Яблонекса" - связи военных интендантов с ювелирными и прочими брендами уже и в пору моей юности были развиты не на шутку. И ещё одна почти незначительная, но очень характерная деталь - щёку хозяйки венчала небольшая эффектная бородавка в стиле мушки по моде средневековой аристократии. Александр Иванович Куприн, думаю, непременно использовал бы этот типаж в какой-нибудь повести".

"Четвёртое тарифное руководство

Проводник был настолько раскочегарен собственным пафосом, что и слушать не желал никаких аргументов - ни логических, ни материальных. Он стал кричать, мол, высадит нас на ближайшей платформе вместе с грузом. Интересно знать, получилось бы у него выкинуть шестьдесят две коробки за пару минут стоянки? Более длительных остановок до Печоры не предвиделось, если, конечно, не успели построить в наше отсутствие.

В конце концов, ничего не добившись, проводник умчался-таки пожалиться бригадиру в штабной вагон. Через несколько минут явился суровый бригадир с хитрыми глазами тёртого железнодорожника. Он вошёл в купе, закрыл его изнутри, изолировав младшего собрата в коридоре.

- Сколько дадите? - сразу взял он быка за рога. Сошлись на разумном количестве денежного эквивалента - по пяти рублей за коробку. В том масштабе цен и денежного курса вполне себе достойная цена за временную отмену железнодорожных правил, написанных ещё в эпоху исторического материализма.

Униженный же бригадиром проводник в процессе торга не участвовал - он ушёл переживать к себе в купе, а нам даже чаю не предложил. Не очень-то и хотелось. Стали закусывать, чем бог послал и Серёгина жена. А я извлёк поллитровку спирта, которую прихватил в Печоре. Минералка тоже имелась в ассортименте. Так что и железнодорожной воды не потребовалось для сотворения божественного коктейля "фифти-фифти"".

"Кафе поэтов 1, 2, 3"

Бродячие собаки Петрограда

Кафе из Петрограда прошлых драк

похоже на "Бродячую собаку"...

Снаружи революция и мрак,

чекисты, как акулы фирмы ма'ко,

шныряют, комендантский сея час

вдоль по спине - по питерскому шляху;

и славу Луначарскому кричат,

когда ведут бунтовщиков на плаху.

Вдоль по спине испариною пот

скользит в трусы и дальше - до колена...

На сцене распоясанный Майн Готт -

не то поэт, не то козлиный тенор -

поёт нелепый странный декаданс

в манере молодого муэдзина,

склонившись в неопрятный реверанс...

В кафе тяжёлый запах керосина -

подстанция насунулась надысь;

в кафе поэтов нет пустого места...

Пока по древу бродит чья-то мысь,

остался час до нового ареста!

Имажинизм и звонкий футуризм

колотится в стекло "летучей мыши"*.

Снаружи боевой волюнтаризм

взлетает над проспектом... выше, выше...

* "летучая мышь" - разновидность керосиновой лампы.

Кафе поэтов

Трёхногий неказистый табурет;

кривая, как судьба моя, дорожка...

Окурки электронных сигарет

чадят аэрозолем под окошком...

В тарелках - натуральные бычки,

летающие в голову консервы.

Кафе поэтов, тёмные очки,

издателем потраченные нервы,

как будто молью нижнее бельё

уехавших когда-то "за туманом"*...

Всё поросло загадками быльё,

хотя, возможно, заросло обманом.

Кафе поэтов, поводом для драк

здесь может послужить любая строчка.

А ритмострой - лишь чёрная дыра

до словоформы мелкого кусочка.

* намёк на песню Юрия Кукина "За туманом ".

Кафе поэтов-2

Кафе поэтов - полный раскардаш

да белая посконная одёжа;

её сменю на кожу - баш на баш -

змеиную чешуйчатую кожу.

Слеплю уродца из багровых туч,

замазывая дыры пластилином.

Гуляют козы-тёлки праворуч,

а слева расцветает паутина.

Блазнит в глазах классический мираж -

там "блерио" рисует "этажерку",

поручик Ржевскай лезет в экипаж,

для дамы треф выламывая дверку.

Латентный литератор загрустил -

нет у него веселья ни на йоту.

Поэты убелённые в горсти

с азартом душат критиков и моду!

Кафе поэтов-3

Приют поэтов - старое кафе,

меню в приюте пахнет эпикризом.

Застыли колом брюки-галифе!

Загадочной улыбкой Моны Лизы

твоё лицо в каршеринге зеркал

какой-нибудь просроченной "тойоты".

"Что носите, ребята, в рюкзаках?" -

строка из песни горше горькой рвоты.

Три роты канонических октав

гостей вокалом радуют ретиво...

Романтики бронируют места

на выступленье solo местной дивы.

Плетёт Арахна тени паутин

в разрезе геральдических сражений...

Кафе поэтов, вязкий никотин

тяжёлых, как походка, отношений.

Кафе поэтов-4

В кафе полно классических друзей

и праздностью пресыщенного сброда,

плебеев, смердов, воинов, князей,

красавцев, симпатичных и уродов.

Кафе поэтов, вечер густотёрт,

как будто торжествующая охра.

На кухне у поэтов старый чёрт,

похожий на кирзу в режиме гофры,

разводит по ретортам синий спирт

и точит когти о точильный камень.

В его руках - он думает - весь мир.

Но чёрта с два! - не выдержит экзамен

на властелина человечьих дум,

скорее, сам допьётся до маразма

всем нам на счастье, прочим - на беду

по увереньям умницы Эразма*.

* автор имеет в виду величайшего учёного средневековья - богослова, филолога, философа, сатирика - Эразма Ротердамского.

Направление - Саратов

Я грешный мир выцеливал сто лет,

а выбирал - сто тысяч перед этим...

Мне не поспеть за скоростью комет

и я сижу в Саратовской карете.

А дым с полей - как розы аромат -

доносится по утренним оврагам,

и месит степь воинственный сармат,

и Волгу пьёт бурлацкая ватага.

И по краям виньеточных цветов

дурманят пчёл пушистые тычинки,

и воздух снегом чепчиков готов

украсить сон нечаянной картинки.

Мой путь лежит подальше от Москвы

и Петербурга - северной столицы.

В степи поёт разнузданный ковыль,

вплетаясь в скрип алмазной колесницы.

Кафе поэтов-11

Кафе поэтов, заварной Бизе -

не то танцор, а может, композитор -

засунул пальцы тонкие в розет-

ку-ку, мон шер! - всех удивив визитом,

взошед на сцену, будто в лавку слон,

хватив ногой по полу толстопято;

посуду бьёт, а золотой дублон

оставит за разбитое в оплату.

Хрипит бармен, хватив горячий спирт,

его с глинтвейном спьяну перепутав.

Струит торшер фотонный эликсир,

инертностью подсвечивая люто.

Дрожит в часах рояльною струной

застрявшая неистовая стрелка;

в бокалах ядом пенится вино,

а в колесе на стойке стойко белка

бежит вперёд уже который час...

- Который час? - спрошу-ка у поэтов.

Никто из них не стал мне отвечать.

Кафе поэтов. Перепутье. Лето.

Кафе поэтов-12

В кафе поэтов скука, вечер, пыль,

вино засохло пеной на паркете -

имажинист цимлянское разлил

пятном хмельным в подмоченной анкете.

Эстрада - будто жёлтый дирижабль

под рампою в дымах степных пожарищ,

горящих героических держав

обоих неуклюжих полушарий -

софитами в пространство вплетена

не слишком-то весёлого контента:

веретено, вигонь, уто'к, канат:

удавки православная аренда.

У половых семь пятниц на кону,

они несут себя, как будто павы.

Фронтмен на сцене знатно стрессанул,

дав петуха почти на пол-октавы.

Два футуриста давят на троих

с соцреалистом четверть самогона,

им акмеист закуски накроил

и двести граммов заслужил законных.

Плетут тенёты гнутые крючки

вязальных геральдических традиций,

и засланные ноют казачки,

лишённые вербовочных амбиций.

Им вырвал жало бледный символист,

играющий на нервах, как на скрипке:

завидев казачков из-за кулис

и врезав им ламбаду по ошибке.

Пропивший всё поэт, любитель карт

принёс товар на бартер мыльно-рыльный.

Распущенный слонялся авангард.

Кафе поэтов. Скучно. Вечер. Пыльно.

Кафе поэтов-30

Открыта дверь - входи сюда любой,

коль ты сегодня числишься поэтом.

Будь ты хоть евро... в общем, голубой,

тебя здесь угостят закуской ретро.

Король закусок - синий огурец -

купается в сиреневом рассоле,

а с гендерным неравенством борец -

имажинист, метафоры мусолит.

Бурчит в печи заправка холодца:

с хвостом быка мослы вступили в схватку.

Несёт к столу горшок официант,

чугун сжимая вышитой прихваткой.

А в чугунке ядрёный рататуй

всех в зале поражает ароматом,

летят в пространство и под хвост коту

официанта раненого маты:

он руку неожиданно обжёг,

а та, конечно, жутко пузырится.

На сцене футурист кладёт в мешок

останки обезглавленной царицы.

Пусть это кукла, только и всего,

но в шутке, как известно, доля шутки,

и в каждый слог вербального арго

развесистую клюкву тащат утки.

Убитый клоун - повод погрустить,

оживший демон - повод посмеяться.

Кафе поэтов, строгий аудит -

суровый критик в институте граций.

Тихонько умолкает звонкий смех,

проверка не для праздного веселья,

не для гулянок и не для потех...

Хотя в кафе поэтов новоселье.

Кафе поэтов-31

(аудит)

Инспекция. Кафе поэтов. Жуть.

И круговая, как дурак, порука,

и золотой зарплатный парашют

администратор ищет в центре круга.

Инспектор же - налоговый вполне,

хоть с виду не похож на живодёра.

Бесстрашный лирик - бледный оппонент,

не выносивший из кафешки сора,

твердит ему, мол, мы здесь молодцы:

растраты краж, увы, не наше дело!

Поэту подпевают бубенцы,

шипит на сковородке блин горелый;

не блин, короче, а какой-то ком,

с ним рядом повар - шеф от рестораций.

Под окнами - совсем недалеко -

сверкают вспышки дерзких папарацци.

У муз сегодня очень много дел,

они поверх инспекции отважны.

Поэт - певец ведических идей -

ругается меж тем многоэтажно.

Сам мягок, но немного не в себе,

как дубликат словесного жонглёра.

Накличет он, смотрю, немало бед,

наехав невзначай на контролёра.

Когда ты сыт, то рифмы ни в дугу.

Голодный же поэт клопа кусачей.

Из синей птицы некогда рагу

готовилось практически иначе,

чем нынешний цыплёнок тапака,

убитый камнем серым из рогатки.

Поэт подсел на водочный стакан,

и в этом путь в искусстве, если кратко...

Ты посмотри: инспектор рядом с ним!

Какое чудо - песни так и льются!

В кафе горят бенгальские огни -

Финансовых не будет экзекуций!

Инспектор пьёт три дня на брудершафт

и с музами целуется развязно,

а руки спорадически дрожат,

но для кафе дрожанье не опасно.

Всё оказалось просто между тем:

инспектор - одноклассник футуриста.

У них нашлось немало общих тем.

Кафе поэтов. В документах чисто.

Кафе поэтов-32

Кафе поэтов третий день подряд

гуляет слегонца напропалую,

Шампанского здесь целые моря,

и ксёндз нетрезвый вместо "аллилуйя"

кричит: "Налей мне бимберу* ещё!"

уставшему до чёртиков бармену.

Тому прозаик руку на плечо

просунул шутки ради из дольмена.

Дольмен с Кавказа нынче привезли -

сломали стену, изгородь и ноги.

Раввин, хвативший бимберу в разлив,

уснул в подсобке - прямо на пороге.

Прозаик сразу что-то загадал,

пробрался внутрь дольмена против правил.

Хоть нету пользы, нету и вреда,

жаль - только карму этим не поправил.

Гулял народ в кафе три дня подряд,

гудели провода, столбы и рельсы

под яростный и з я ч н ы й звукоряд,

и смачным гюйсом развевались пейсы

упавшего раввина. Между тем,

пан ксёндз кричал неистово: "Пшепрошем!"

Певицы диско, не снижая темп,

всё лезли обнажёнными из кожи.

Клонился в сон полуночный ковбой -

переодетый критик в джинсах "Вранглер".

Тянул раввина критик за собой,

банкетный дух пружинил в ритме танго.

Калашный ряд непознанных причин,

палящий зной не высказанных следствий:

поэт-народник в казино ловчил

и пил при этом явно не по средствам.

Зато тапёр, под Уандера кося,

таращил под очками злые зенки.

И сказочку из жизни поросят

переложил на тему летки-енки.

Кафе поэтов третий день подряд

гуляло под мелодии латинос.

И я там был, по правде говоря,

и кое-как все эти танцы вынес.

* бимбер - крепкий польский самогон; изготавливается из картофеля или фруктов.

Комментарии: 6, последний от 02/02/2024. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 01/02/2024, изменен: 05/02/2024. 39k. Статистика. Статья: Публицистика Что говорят, что пишут? Иллюстрации/приложения: 1 шт.
Аннотация: Приложение к литературно-художественному журналу "Эдита"

Чваков Димыч : другие произведения.

Вышел из печати 73-ий номер альманаха "Unzensiert" (без цензуры)