Аннотация: Фрагмент повести, которую я, возможно, когда-то напишу про военных летчиков. Посвящаю моим дедам.
Евгений Димов.
Моим дедам посвящается
СТРУЧКИ
Глава 1.
Тяжелый день
Паштет был невкусный. Это с сожалением понимал даже голодный Алексей, который до этого не ел паштет ни разу в жизни. Большие плоские металлические банки, с выдавленными на них орлами и надписью 'Wehrmacht' они вскрывали, налегая от усердия на нож грудью и практически протыкая тонкую жесть банки насквозь. Намазывая на твердый черный хлеб эти бледно-серые безвкусные куски студенистого вещества, с редкими тонкими прожилками мяса, он чувствовал незнакомый запах чего-то чужеземного, причем такой запах, который он не чувствовал никогда ранее. Но, так как есть очень хотелось, ему было не до редких вкусовых ощущений.
Изредка он жадно поглядывал на Вовку Чеснокова, который сидел на нарах напротив него, и также резво уплетал вражескую еду. Нарезав крупными кусками хлеб, тот намазывал их толстыми ломтями паштета, не забывая при этом придерживать свою банку бережно между коленей. Его телогрейка была расстегнута, брезентовый ремень снят и валялся рядом. Впервые за эту неделю, после того как они прибыли на фронт с училища и сдали старшине свои продаттестаты, они ели досыта, по-человечески.
Нельзя было сказать, что кормили их плохо. Как рассказывали 'старики', кормежка у них в полку всегда была очень качественной и сытной, но вот уже неделю, из-за резко наступивших морозов и свирепых метелей, еду с кухни привозили раз в день на лошадях, и никто не мог сказать с точностью, будут их сегодня еще кормить или нет. Техника мерзла в студеные зимние ночи, и поставки зачастую задерживались на сутки и более. Страдали все без исключений, включая командование полка. Особенно нервничал начальник штаба Кравчук, который постоянно грозился расстрелять всех тыловых крыс за задержки со снабжением летного состава и беспрерывно слал в дивизию угрожающие телефонограммы.
Благо, выручали немцы. Несколько раз в сутки они направляли свои транспортные самолеты на снабжение окруженных войск, которые уже несколько недель сидели в 'котле', доев последних лошадей и обреченно отстреливаясь. Зачастую, по ночам, немецкие летчики теряли ориентиры, и при поиске залетали глубоко в тыл наших войск. Огромное количество продовольствия, медикаментов и горючего, выкинутое по ошибке не тому получателю, сыпалось на головы наших солдат.
Михалыч называл эти подарки 'манной небесной', и как старый хомяк, собирал банки и коробки с едой в свой фанерный чемодан, который он хранил под замком в землянке техников. Изредка ему приходилось бегать в штаб к писарям, знающим немецкий, чтобы справится у них, что же такое скинул немец на этот раз.
По его рассказам, иногда там попадались действительно удивительные вещи. Так по его рассказам, на прошлой неделе, супостат их осчастливил сардинами в квадратных банках, и эрзац-шоколадом. На эти фантастические рассказы лейтенанты завистливо вздыхали и живо представляли себе вкус чудесных рыбок и практически забытого с довоенного времени лакомства.
Груз немцы скидывали с низколетящего транспортного Юнкерса в железных бочках-контейнерах, которые со свистом на огромной скорости глубоко врезались в сугробы. Техслужбе, либо охране аэродрома приходилось изрядно попотеть, чтобы сначала заметить и найти место его падения, а потом и вызволить немецкий 'подарок' из снежного плена. Работа по спасению подарков начиналась сразу, как только кто-нибудь замечал заблудившийся транспортник или сам факт сброса груза.
После доставки контейнера в расположение полка, начинался шумный дележ его содержимого, в котором участвовали все участники 'спасательных' работ, и которым доставалось в зависимости от вложенного в добычу труда. После раздела провианта, все приступали к натуральному обмену. Причем, при этом обмене, как это ни странно, галеты ценились выше консервов, по простой причине, что вкладыши от галет, с телесами дебелых немецких теток, можно было легко поменять у водителей автороты на курево. Фотографии тех теток, насмерть приклеенные на фанеру кузова полуторки, лейтенанты заметили еще по дороге со станции, когда ехали до расположения части.
При разделе Михалычу, почему-то, везло всегда больше, чем другим, так как он обычно был первым, кто замечал время и место падения 'подарка' и соответственно, самым уважаемым при дележе. Из-за сильнейших морозов, которые угрожали полку остаться вообще без боевой техники, техникам полка приходилось разбивать ночь на вахты, чтобы обходить по очереди самолеты эскадрильи и прогревать их. Зачастую, греясь в кабине истребителя с работающим мотором, Михалыч замечал на фоне ночного неба далекий контур немецкого транспортного самолета, летящего в тыл наших войск, и завистливо думал о тех счастливцах, кому сегодня упадет 'манна небесная'. Поэтому, сидя по ночам в кабине, Михалыч в большинстве случаев, старался не дремать, чтобы заметить точное время появления самолета и направление его полета.
....
- Михалыч! Слышь, Михалыч!? - кричал Алексей своего механика, стоя рядом с самолетом и стуча по плексу кабины, где прикорнул техник.
- Так точно, слышу, - встрепенулся Михалыч, заглушив уже основательно прогретый мотор. Он неторопливо вылез из кабины, и тяжело спрыгнул на укатанный снег. - А вы что не спите, товарищ командир? - спросил он, и, нагнувшись, умылся снегом.
- Да не могу я что-то, - ответил Алексей, поглаживая крыло своей первой боевой машины, - Вылет же завтра.... Потряхивает меня что-то...
- А это вам паштета германского надо было есть сегодня поменьше. Вы же, сердешные, по две банки умяли. С голодухи вас не только потряхивать начнет - так и ноги можно протянуть. Может вам в медсанчасть сходить? Живот не крутит? - участливо спросил его уже полностью проснувшийся техник.
- Да нет, это не от паштета, это нервное. В училище по кругу летать и по конусу стрелять - это одно, а тут, на фронте - совсем другое. Как самолет, не подведет завтра?
- Никак нет, не должен, товарищ командир. Моя 'пятерка' хоть и не новая, но пока еще летает справно. Она, правда, два раза уже на вынужденную к соседям садилась, побилась сильно, но мы ее залатали как надо, так что планер у нее целый. Да и у мотора моторесурс еще только половину выходил. Вы самое главное, газу на старте сразу много не давайте, а то развернет и в сугроб. Тогда самолету все, 'кранты'. Бруствер тут твердый, как бетон. Ну и вы, конечно, можете пострадать. - Михалыч, выразительно показал движением ладонью, как самолет может развернуть и выбросить с полосы. - Вы его потихонечку, потихонечку.... И еще, вам бы завтра одеться надо потеплей, мало ли что, никогда не знаешь, где можешь на войне приземлиться.... Унты-то в БАО получили? - заботливо спросил он.
- Да, получили. Вовке.... То есть, младшему лейтенанту Чеснокову новые выдали, потому что у него нога оказалась маленькая, а на меня новых как-то не нашлось. Хилые какие-то, короткие.
- Это ничего, лишь бы ногам тепло было... Ладно, товарищ командир, мне надо 'восьмерку' прогревать, разрешите идти?
- Да конечно, конечно, идите, - козырнул Алексей своему механику, в душе радуясь, что наконец-то можно залезть в кабину своего самолета и остаться одному.
В кабине, от недавно прогретого мотора, было еще тепло. Стекла приборов отсвечивали в отраженном свете круглыми зеркалами, и неожиданно на Алексея хлынули так хорошо знакомые ему с училища запахи. Это были удивительные по своей сути смесь запаха чуть подгорелого машинного масла, горячего металла, а также чего-то волнующего, и как показалось Алексею, опасного. Осторожно потрогав ручку управления двигателем, он мысленно представил себе, как он переводит ее вверх, отыгрывая одновременно педалями, и покачал элеронами при помощи рукоятки, торчащей перед ним. Затем, плавно потянув ее на себя, он мысленно взлетел. Из первого одиночного 'полета' его вырвал голос друга.
- Ты чего смылся? - услышал он Вовку, который неуклюже пытался забраться по скользкому крылу вверх, поближе к кабине. - Я проснулся - тебя нет. Мог бы и сказать, что пошел на поле, друг еще называется...- отодвинув фонарь кабины, обидчиво заявил он.
- Да мне что-то поплохело, Володь, дай, думаю, пройдусь, ну ноги-то сами меня сюда и занесли. Ты иди в свой-то аппарат залезь - знаешь как здорово! Он как живой, дышит! Эх, скорей бы вылет...
- Какой вылет, успокойся...- ответил тот, сев на крыло и, как по горке, съехав с него на землю. - Макаров сказал, что ни ты, ни я, завтра на боевой не летим. Опыта у нас, видите ли, мало....Собьют, мол, как куропаток! Вот так вот, паря.... Будем, видимо, как в училище, опять по кругу летать. Или, как всегда, ЛБС изучать. Неделю уже ее зубрим, заразу! ...Вылазь, короче, давай покурим, - закончил он, доставая папиросу.
- Как это, 'не летим'? Ты чего там мелешь?- засуетился в кабине Алексей, натягивая перчатки. - Мы же все вместе, как приехали, были на представлении, где он перед всем строем сказал, что уже через неделю, мы начнем летать на боевые. Завтра ведь как раз кончается неделя!
- Ха, так это когда было, вспомнил! Замкомэска сказал, что завтра он нас смотреть будет в полете, кто как себя в воздухе ведет. Ты вот лучше об этом думай! Слушай, ну вылезь, а! Дай спичек, у меня нет...
- На, - сказал Алексей, спрыгнув с крыла и передавая ему коробок. - Нет, ну все равно завтра полетаем, я-то об этом. Надоело мне уже на земле парится. Все летают, а мы как...
- Как кто? Как 'стручки'? Так мы и есть 'зелень пузатая'...Ты посмотри, какие тут зубры летают! Вся грудь в орденах! Нам до них пилить и пилить.... Если еще доживем, - тоскливо закончил Вовка, глубоко затягиваясь, и с прищуром всматриваясь, в начинающее розоветь небо на востоке. - Эх, брат, не обделаться бы завтра! Слушай, ты вот мне скажи по дружбе, ты все по теории помнишь с училища?
- Ну, все, вроде... - Ответил Алексей, и, положив на крыло пару перчаток, и подпрыгнув, попытался на них усесться.
- А я - нет...
- Да брось, ты! Ты же лучший был в нашем выпуске. Тебя же первого 'купец' выбрал! Ты вон как летал! И конус с первого раза всегда раздербанивал.
- Ну и что с того? Боюсь, не справлюсь я завтра. Мы ведь маршрут отрабатывать будем, а я, если честно с картой, еще с училища не очень дружу.
- Не дрейфь, дядя Вова, все у тебя получится.... Не один ведь летишь. Ты самое главное, за ведущим держись, и повторяй все маневры, что он будет делать. В училище же ты летал нормально. Ну и тут сможешь. Тем более у тебя самолет, как я видел - поновее, чем мой, так что тебе сам Бог велел показать тут всем, что и мы не лыком шиты.
- Да, ладно.... Завтра посмотрим. Все, пошли спать! - решительно заявил Вовка и, затоптав окурок, пошел в землянку.
.........
- Значит так, 'метео' сегодня на все сто, так что идем на высоте 1000 метров. Дистанция - 50. Ближе не прижиматься. Маршрут простой - Рыковка, курс 270, Поляны, курс 180, и обратно на базу. Вылет без сигнала. Смотрите на меня и следуйте за мной. Куда я, туда и вы. После взлета делаю круг над полем, жду, вы пристраиваетесь на петле. Все ясно? - закончил замкомэск первую вводную, внимательно посмотрев на Алексея с Вовкой.
- Так точно, товарищ капитан, - хором ответили они, прекратив слюнявить химические карандаши, которыми они записывали курсы в летные тетради, положенные на новенькие, еще хрустящие планшетки.
-И еще. Сегодня я с каждым слетаю по отдельности, причем проверю каждого, как в режиме сопровождения цели, так и удержания ведущего. Никакой самодеятельности! Пролетели маршрут, один сел, другой сразу за ним взлетел. Я жду на круге. Все ясно?
- Ясно, товарищ капитан.
- При встрече с противником - от меня не отрываться, на них не кидаться, держаться за мной, как приклеенному. Заметил что-то необычное - сразу мне доклад. Я разберусь. Если отстанете, потеряете ориентировку - следуйте на базу. Курс какой?
- Курс ноль! - хором ответили оба молодых летчика.
- А кто первый с вами летит, товарищ капитан? - спросил Вовка, играя желваками и напряженно глядя на замкомэска.
- Первый со мной летит товарищ Золотухин. По алфавиту, - слегка улыбнувшись, ответил тот, надевая потрепанный шлемофон. - Все, по машинам! - Уже выходя из КП, бросил он.
Алексей судорожно вздохнул и тревожно глянул на друга. Было заметно, что тот заметно приободрился, когда услышал, что первым летит не он. Им обоим сразу сильно захотелось курить, но, видя, что капитан уже направился к стоянке, друзья натянули шлемофоны и быстро вышли из землянки.
На аэродроме уже стоял шум по очереди взлетающих самолетов эскадрильи, уходивших на свое задание, и на которое пока не брали молодых лейтенантов. Ничего, ничего, успокоил себя Алексей, глядя на них, мы скоро тоже с вами полетаем, почешем фрицев.
У густо заляпанного белилами фюзеляжа 'пятерки' уже стоял Михалыч, держа наготове парашют, и оружейный техник, с книгой в руках. Обойдя вокруг самолет, Алексей расписался в книге, и, смешно попрыгав с висящим сзади кулем парашюта, с помощью Михалыча неуклюже забрался в кабину.
- Вы все помните, товарищ командир? - тихо спросил Алексея Михалыч и подтянул ему ремни. - Я ее уже прогрел, так что вы на старте не очень газуйте и снос сразу рулем направления компенсируйте.
- Ладно, ладно, Михалыч, все нормально будет, помню я все, - нетерпеливо ответил Алексей, поглядывая на быстро выруливающую 'змейкой' на рулежку 'тройку' замкомэска. Проверяя кислородную систему, прижав маску к лицу, он одновременно безуспешно старался вставить барашек вилки шлемофона в колодку радиостанции. От волнения у него ничего не получалось.
- Ну что же это такое! - занервничал Алексей, дергая строптивую вилку, которая никак не хотела входить в свое гнездо, намертво застряв наискось.
- Да вы ведь ее наоборот вставили, товарищ командир! - заметил спокойно Михалыч, и, выдернув вилку из разъема, перевернул и легко вставил ее на место. - Вот сейчас попробуйте.
- Да, все нормально,- сказал Алексей и включив радио, поставил тумблер в положение ПРМ. Услышав характерный шум в наушниках, он пристегнул привязные ремни и огляделся. Сердце бешено стучало и неожиданно, совершенно некстати, жутко захотелось по-маленькому. - Где там 'тройка'? Ушла?
- На взлет выруливает уже.... Давайте заводить?
- Все, заводим. Подушку из туннеля убрал?
- Конечно, убрал, товарищ командир! - с укором, как маленькому, ответил Михалыч и спрыгнул с крыла.
- От винта! - срывающимся от волнения голосом, крикнул Алексей и задвинул фонарь.
- Есть от винта!
.............................
После неуклюжей рулежки по небольшому пятачку стоянки и выхода на поле, самолет скрипнув тормозами немного постоял, набирая обороты, и затем медленно и тяжело начал разбег. Изредка мягко подпрыгивая на белых блинах снежных заносов, которые во множестве постоянно наметало на взлетную полосу, он быстро набирал скорость. Прибавляя понемногу газ, Алексей внимательно смотрел на дрожавшие перед ним стрелки приборов, и одновременно успевая отслеживать свое направление по полосе. Неожиданно, в тот момент, когда он собирался уже выводить ручку на себя, ревущая на больших оборотах машина дернулась, рухнула влево и резко свернула с полосы. За долю секунды, стремительно проскочив поперек узкую взлетную полосу, истребитель на всей скорости ударился двигателем в твердый снеговой бруствер, что окаймлял взлетную полосу по все ее длине и, помолотив винтом некоторое время утрамбованный сугроб, заглох.
Самолет стоял, сильно накренившись на один бок, перегородив собой всю взлетную полосу.
Наступила оглушающая тишина. Цилиндры мотора, резко охлаждающиеся в набившемся в подкапотное пространство снеге, издавали ощутимый треск, который вместе с тихо зудящим шумом умформера практически заглушал далекий звук летающей в вышине по кругу 'тройки' замкомэска.
- Нет, ну что ты будешь делать... - Со слезами на глазах застонал Алексей, стукнув по фонарю кабины кулаком, представляя многозначительное выражение лица командира, когда он увидит его в разбитом в первом же вылете, самолете. - Все, отлетался на сегодня, - подумал Алексей, выключая аккумулятор и нагнувшись, перекрыл кран бензосистемы. - А может, даже вообще с полетов навсегда снимут, - пришла в голову тоскливая мысль. - Или расстреляют...
Сдвинув назад фонарь кабины, он, оглянувшись, увидел бегущих к нему по полосе людей, первенство среди которых уверенно держал Вовка, обогнав всех на добрый десяток метров. Поскальзываясь на укатанном пневматиками снеге и смешно размахивая при этом руками, тот подбежал к самолету и закричал, показывая куда-то вниз:
- Вот это ямища! Ты че, не видел ее, что ли?
- Не видел, - зло ответил Алексей, стиснув от обиды зубы. - Тут вообще ничего не видно, снежная пыль кругом! Ладно, помоги вылезти...
- Да ладно, ты! Это же воронка. Вон, видишь, она свежая совсем, только снегом чуть присыпало, - спокойно заявил Вовка, помогая ему вылезти из кабины.
- Свежая, не свежая, поломал боевой самолет - вот тебе и результат! - Резко ответил расстроенный до глубины души Алексей. - Слушай, хватит меня лапать, а! Целый я! - заявил он, безуспешно пытаясь отцепить от себя друга, который так и норовил проверить на целостность его кости, после такого короткого и неудачного полета поперек полосы. - Все ведь передо мной взлетели, один я в нее попал!
Оперативно подъехала летучка техников, которые начали гурьбой оттаскивать самолет с полосы, вежливо попросив молодых лейтенантов отойти и не мешать. Здесь выяснилось, что, несмотря на то, что хотя самолет и не взлетел, восстановить его будет очень трудно. Левое крыло, из-за подломившейся стойки шасси, приняло на себя весь вес самолета и практически отвалилось от фюзеляжа, показав лопнувший лонжерон. Резко запахло бензином, который начинал просачиваться из поврежденных фюзеляжных баков.
Возле ямы стоял Михалыч, засунув руки в карманы и что-то насвистывая себе под нос.
- Вот так вот, Михалыч, я нашу 'пятерку' за раз и уделал...- тихо заявил Алексей, подойдя к нему сзади. Встав чуть поодаль, он будто опасался, что Михалыч сейчас же, с разворота, въедет ему за 'убитую' машину, не взирая на субординацию.
- Товарищ командир, да все нормально. Она все равно на списание бы скоро пошла. Смотрите, какой у нее лонжерон слабый был... Хорошо, что на земле развалился, а не в воздухе. С такой бедой в полете, даже выпрыгнуть не сможете... Закрутит вокруг оси волчком и амба! - Спокойно ответил техник, поворачиваясь к нему и доставая кисет. - Да и век у них короток, у аэропланов, на войне-то. Так что не переживайте. За яму эту, во-о-он тем друзьям попадет, которые ее прозевали и не выровняли, - кивнул он на команду БАО, которая уже бежала к ним с широкими скребками и лопатами.
- Вам не надо было просто столько тянуть ее по полосе... Все видите, где взлетают? - показал он на укатанный колесами край полосы, после которого был просто плотный, слежавшийся снег. - Вот вы и выкатились дальше, а тут и она, воронка.... Тут они даже осколки с полосы не убирают, как положено. Да ладно, нам с вами новую машину дадут. Без истребителя мы с вами точно не останемся, - уверенно закончил он и, отказавшись от предложенного 'Казбека', ловко запалил 'козью ножку', закрыв от ветра руки 'домиком'.
................
- И не надо мне ничего тут говорить, товарищи лейтенанты! Младшие!! ...Прежде чем взлетать, вы должны были сходить и всю полосу осмотреть, где она начинается, и где кончается.... А то приехали, понимаешь, и неделю из землянок вас и не видно было! - разорялся замкомэска, расхаживая по пустому КП перед Алексеем и зачем-то вызванным сюда же Чесноковым, который в это время умудрялся что-то рисовать у себя в планшетке, заслоняясь от Алексея рукой. - Чем вы занимались всю неделю, товарищи военлетчики, разрешите узнать? - едко спросил капитан, остановившись перед Чесноковым, который при этом резко захлопнул тетрадь и недоуменно уставился на него, наморщив от усердия лоб.
- Мы матчасть изучали, а также ТТХ и контуры вражеских самолетов, товарищ капитан, - ответил за него Алексей, вставая. - И уставы...
- Какие уставы? А, ну да, уставы.... Это да, нужная вещь, конечно.... - Оторопело сказал Макаров. - Сидите. Матчасть....Вот я что-то очень сильно сомневаюсь, что вы именно этим занимались, судя по сегодняшнему вылету. Взлет должен происходить по достижению определенной скорости, правильно, товарищ Чесноков? - опять неожиданно обратился капитан к Вовке, который от такого усиленного внимания к нему, не знал, куда деваться. Капитан стоял напротив него, засунув руки в карманы галифе, и в упор смотрел на чуть растерянного лейтенанта. Судя по лицу Чеснокова, тот начал уже задумываться, кто же сегодня угробил машину, он или Алексей...
- Так точно, товарищ капитан! Взлет происходит при достижении скорости не менее 150 км в час, при условии, что щитки выпущены на угол от 15 до 20 градусов, с включением режима 'форсаж' и одновременного плавного увеличения газа, - вдруг бодро ответил Вовка, радостно и преданно глядя в глаза удивленно уставившегося на него капитана.
- Ишь ты! Как по писанному чешет! - Медленно проговорил тот, от неожиданности присаживаясь на табурет, и уже более внимательно, с прищуром рассматривая поступившего к нему 'отличничка', который практически слово в слово повторил пункт из 'Инструкции летчику по эксплуатации самолета Ла-5'.
- Ну, хорошо, Чесноков, тогда скажи мне, пожалуйста, почему твой товарищ сегодня на взлете уехал на пятьдесят метров дальше, чем положено и не взлетел там, где все взлетают? Что он сделал неправильно? - указав на Алексея пальцем, спросил капитан, демонстративно его не замечая.
- Я не знаю, товарищ капитан, - ответил Вовка, быстро глянув на Алексея, и добавил, - Мы сегодня очень сильно волновались, и хотели как лучше себя проявить. Я думаю, я бы тоже не взлетел.
- Сразу видно - друзья, друг друга кроете.... Да вот только от вашей дружбы пока одни убытки. Самолет разбит, и как мне показалось, восстановлению уже не подлежит. Сейчас техник звена готовит материал по этому случаю. Посмотрим, что он там напишет. Так, идем далее. По поводу ошибки: тут я вам сразу скажу, а вы, будьте добры - запомните, что взлет не труден, как говорил товарищ Громов, а легок. Но легок он у того, кто умеет это делать! Летчик должен чувствовать, когда машина готова взлететь, всеми фибрами это души чувствовать! На приборы в бою нет времени глядеть. Если вы будете по приборам во время боя летать - с войны домой вы точно не вернетесь! Да что с войны, вы из первого боя не выйдете живыми! Самое главное, что вы должны запомнить, в самолетах врага не барышни кисейные сидят, которые от вашего появления в штаны наложат и в рассыпную кинутся, спасения от вас искать. Они матерые звери, которые всей стаей на слабого набросятся, чтобы его срезать, и себе очередной крест заработать! Ясно? - резко закончил свою речь капитан, щедро сдобренную резкими жестами и душераздирающей мимикой.
- Ясно, товарищ капитан! - протянули друзья, удивленные энергичной эскападой обычно молчаливого и замкнутого человека, которого все летчики ценили за его немногословность и скупость в движениях.
- Крылья самолета - это твои руки, а шасси боевой машины - твои ноги! Когда ты внутри машины - вы вместе должны быть с ней одно целое! Идешь на взлет, чувствуешь, что машина может взлететь - взлетай! - вернулся к теме замкомэска, - Иногда не надо делать дословно то, что указано в умных книгах. Только ваше чутье, шестое чувство летчика поможет вам понять машину, понять то, что она хочет. Научитесь этому - все, все небо ваше, а нет - хана вам, ребята. Спишет вас старшина, повесит на вас все пропавшие за полгода кальсоны и портянки, и дело с концом. Так что, все, пока свободны. Идите, думайте!
- Есть идти думать, тащ'тан! - бодренько ответили друзья-товарищи и натянув шлемофоны, вышмыгнули на свежий воздух, переводя дух.
- Мальчишки! Сегодня на них не наорешь - завтра ведь убьются ни за что, факт, - вдруг устало сказал капитан, который, собственно говоря, сам был ненамного старше их. Он присел на табурет и, неторопливо закурив, задумался о чем-то, уставившись невидящим взглядом в пустоту.
................
Выскочив на свежий воздух, друзья вытащили свои первые фронтовые пачки папирос, полученные еще по приезду у старшины, и присели в ближайшей к КП курилке, огороженной от пронизывающего зимнего ветра куском крашенного белым брезента.
- Как он нас, а?! - вытаращив от восхищения глаза, сказал Вовка, прикуривая. - И главное, на меня всегда смотрит и орет! Можно подумать, что это я самолет раздолбал! - ухмыльнувшись, продолжил он и осекся, увидев, как на него поглядел его друг, сжимающий от обиды кулаки.
- Ну да, я 'раздолбал' его, я! Ну и что? - Озлобившись, сказал Алексей. - Пусть под трибунал отдают! Ты слышал, он нам там про единение с машиной говорил? Так вот - я чувствовал машину сегодня утром, это я тебе честно говорю. Она в тот момент не могла взлететь. Не хватало ей чего-то. Я же помню - я и газ даю, и щитки по-взлетному вывалил - а она не взлетает, и не взлетает... Я уже и ручку на себя до конца почти вывел и форсаж дал, все без толку. Если бы не воронка - наверное, так и уехал бы в поле. Покататься с ветерком...
Неожиданно он заметил, что Вовка беззвучно смеясь, стал медленно сползать с чурбака, всхлипывая от смеха:
- Представляешь, едешь ты по полю, постреливаешь, а тебе навстречу танки! Ты им - бамс в лоб всеми пушками. Потом откидываешь фонарь, достаешь свой 'ТТэшник' и бамс, бамс по пехоте! А фрицы все врассыпную! Тебе сразу Героя дадут! За нововведения в использовании истребителя! Еще и ириску!
- Да иди ты! - Алексей ударил его по плечу, также начиная заражаться его смехом, живо представляя свой торжественный проезд по полю, в окружении наступающей пехоты и танков.
Сквозь заслезившиеся от смеха и папиросного дыма глаза он вдруг увидел, как выбежали из соседней курилки техники, и, побросав свое курево, дружно уставились в небо.
Возвращалась первая эскадрилья. Один за другим, прилетевшие самолеты быстро производили посадку. Когда уже все истребители отрулили на свои стоянки, на горизонте появилась маленькая точка, которая превратилась в быстро приближающийся самолет, за которым тянулся тонкий шлейф серо-черного дыма, выходившего из мотора. Не снижая скорости и не выпуская тормозные щитки, самолет выпустил шасси, после чего клюнул носом и с креном пошел на снижение. Перед самой землей летчик сумел немного выровняться и приподнять нос своей машины, после чего самолет практически рухнул на взлетную полосу, сильно ударившись о твердую корку укатанной взлетной полосы. Выпущенные шасси все-таки помогли немного смягчить силу удара, дав машине возможность подпрыгнуть и повернувшись, перескочить через боковой бруствер. Далеко пропахав целину ослепительно белого снега, окружающего со всех сторон поле аэродрома, истребитель, в конце концов, остановился. Лежа на подломившихся шасси, и зарывшись носом глубоко в снег, он начал окутываться густыми клубами пара и траурным черным дымом, уходившего столбом в серое зимнее небо.
Задыхаясь, Алексей бежал за быстроногим Вовкой к разбитой машине, молясь, чтобы летчик остался жив после такой жесткой посадки. Впереди него, на всех парах, бежали техники эскадрильи, на бегу придерживая ушанки. Не отставали от них и прилетевшие ранее летчики.
'Девятка' уже начала гореть. Разбитые плоскости крыльев, на которых практически не было целых кусков обшивки, лежали на снегу, и непривычно было видеть самолет, на крыло которого можно было шагнуть, не пользуясь приставной лестницей.
Первым у истребителя опять оказался Михалыч, которому в этот раз случилось быть ближе всех к месту падения. В тот момент, когда он попытался сдвинуть фонарь кабины, из-под двигателя вдруг сильно полыхнуло и он, заслоняясь от огня рукавом, резко дернул рукоятку. Со скрипом скользнув назад, откатился закопченный плекс фонаря, и все увидели Серегу Жарова, сидевшего с откинутой назад головой. Лицо его было неестественно бледным и из-под шлемофона на шею текла тонкой струйкой кровь.
.............
- Где Танюша? Медсестра где? - кричал Михалыч, оглядываясь по сторонам, и увидев бегущую к ним во весь дух медсестру, нетерпеливо махнул ей рукой, подгоняя ее. Затем, отстегнув привязные ремни, он с помощью причитающего техника 'девятки', стал тянуть летчика наружу из кабины, матеря всех, кто суетился рядом, невольно мешая ему.
Алексей с Вовкой сняли мешающие им телогрейки и начали закидывать мотор 'девятки' снегом. Но вдруг, сообразив, что, действуя вместе у них тушить получится лучше, они, взяв телогрейку за рукава и за полы, стали набирать в нее снег целым сугробом, кидая его затем на шипящий раскалившийся мотор. Пар от испаряющегося снега смешался с клубящимся черным дымом от горящего масла и бензина, превращаясь в серый, едко пахнущий газ, удушливой волной покрывающий все вокруг самолета. Кашляя, но, не прекращая закидывать снегом горящую машину, все безостановочно работали, пока подбежавшие, наконец, техники с огнетушителями не затушили горящее масло, и черный дым окончательно не исчез.
Жарова уже отнесли подальше от самолета. Ожидая санитарную машину, механики расстелили на снегу шинель, и с помощью медсестры бережно уложили его на нее, не забыв подложить под голову чью-то ушанку. От разорвавшегося в кабине немецкого снаряда вся левая сторона летчика была в крови, но несмотря на это, он каким-то чудом, все-таки сумел посадить самолет.
Не имея более никаких сил стоять на пронизывающем ветру, Алексей надел на себя мокрую телогрейку, и, зайдя с подветренной стороны за подбитый истребитель, уселся прямо в сугроб. Умывшись резко пахнущим бензином снегом, он тихо сказал подошедшему другу:
- Ну, Вовка, сегодня и денек был...
-Да уж, денечек еще тот...- устало ответил его друг, усаживаясь рядом и доставая свою помятую пачку, в которой сиротливо каталась последняя папироса. - Давай ее пополам?
- Давай, - доставая спички, равнодушно ответил Алексей и протянул коробок Вовке, который имел феноменальную особенность терять спички сразу, как получал их в свои руки. - Коробок верни, - автоматически заметил Алексей, и, получив назад драгоценный коробок, засунул его подальше в карман галифе.
- Пошли на КП?
- Не....Давай докурим, - чуть помедлив с ответом, сказал Алексей, и с прищуром посмотрел на желтый закат. - Завтра холодно будет...
Глава 2.
Полет Чеснокова.
Живущая в голове тревога не давала Алексею покоя.
- Слушай, я, кажется, понял, почему я сегодня не взлетел. Ну, почему я так долго тянул ... - наконец тихо сказал он Вовке, когда они вечером сидели в землянке и слушали разговор летчиков эскадрильи, обсуждающих дневные полеты.
- Почему?- заинтересовано спросил тот, перестав рисовать в своей тетради. Этим рисованием он занимался в любое время, когда выдавалась свободная минута, и рьяно смотрел, чтобы никто не видел того, что он там рисует. Закрыв планшетку, он застегнул ее на кнопку и, положив ее себе под подушку, повернулся к Алексею.
- Я, кажется, забыл винт облегчить... - почти шепотом ответил Алексей и воровато оглянулся по сторонам, будто боясь, что кто-то его услышит.
- Ну да? - вытаращив от неожиданности глаза, только и смог сказать его друг. - Точно? Ты точно уверен?
- Точно тебе говорю. Я сейчас все вспомнил. В голове постоянно прокручиваю все по секундам. Все сделал, а шаг винта забыл. Если техник звена завтра заметит, что ручка стоит не там, где положено - конец мне, Вовка! - тихо, но твердо заявил Алексей. - Он сегодня начал опись повреждений делать, но потом Жаровская 'девятка' упала, и ему не до моего аппарата стало. Думаю, завтра он в мою кабину полезет. Если уже не слазил... Может ручку ту на то место, куда надо поставить? Ну, по быстрому, а? - умоляюще глядя на Вовку, шепотом спросил он. - А то ведь мне штрафбат. А я туда не хочу. Я же ЛЕТЧИК.
- Ну, раз ЛЕТЧИК, то тогда собирайся! - не долго думая, тихо ответил ему Вовка и, спрыгнув с нар, стал неторопливо натягивать унты. - Пойдем, посвистим, Леха? А заодно и покурим! - громко сказал он, чтобы все слышали.
- О, хорошее дело, с товарищем вместе пожурчать - это завсегда, пожалуйста, - в тон ему, ответил громко Алексей и стал также неторопливо одеваться.
Возле его разбитой машины никого не было. Ее оттащили к месту, где ремонтировались поврежденные истребители и, накрыв белым полотном, оставили до утра. Подняв вертикально вверх целое правое крыло, она лежала на боку так, что в ее кабину можно было легко забраться на четвереньках. Рядом, распластанной убитой птицей лежала закопченная 'девятка' Жарова, которой, по всей вероятности, грозила та же судьба быть списанной, как и невезучей 'пятерке' Алексея. Часовой топтался поодаль, изредка подпрыгивая и размахивая руками, пытаясь этим хоть немного согреться. Полотно, прикрывающее самолет, было придавлено к снегу старыми пробитыми пневматиками и громко хлопая, билось на пронизывающем до костей ветру.
Как же туда пролезть, чтобы этот чудик не заметил? - подумал Алексей и, поглядев на друга, выразительно показал ему глазами на часового. - Слушай, давай так, он когда пойдет в тот конец, я подниму брезент, а ты мигом пролезь и посмотри, где ручка стоит, ладно? Ну, или ты подержи, а я гляну! - докуривая свой чинарик так, что стало жечь пальцы, сказал он.
- Погоди, идет кто-то...- ответил ему Чесноков, закуривая по-новой, и поворачиваясь к ветру спиной.
К ним подошел Михалыч, шедший, как в последствии оказалось, на свою вахту по прогреву моторов.
- Подышать вышли, товарищ командир, или опять не спится? - усмехаясь, спросил он, достав свой неизменный кисет, и нарезанные ровными квадратами для самокруток куски газеты. Повернувшись, как Вовка, спиной к ветру, он удивительно быстро свернул цигарку и, закурив, с прищуром посмотрел на Алексея. - В кабину залезть хотите?- неожиданно тихо спросил он. - Не стоит, там все нормально, я проверил еще днем.... Не топчитесь здесь, ребята, еще заметит кто, мало ли что подумает.... Ну, мне пора на вахту уже, моторы греть. Разрешите идти? - не бросая самокрутки, а лишь зажав ее в опущенной руке, уже громче спросил Михалыч, и с хитрецой посмотрел на молодых офицеров, которые оторопело стояли перед ним в отнюдь не боевом виде, скрючившиеся от холода.
- Конечно, Степан Михалыч, идите, - только и смог растроганно сказать Алексей, у которого от неожиданности отвисла челюсть, и вдруг стало необыкновенно легко на душе. - Спасибо...
- За что? - недоуменно спросил его техник и еще раз грустно усмехнувшись, пошел к стоянке.
- Повезло тебе с техником, - авторитетно заявил Вовка. - А у меня, мой Подоляк, тетюха какой-то... Хрен когда сообразит, что надо сделать. Хотя, может я и не прав. Короче, Леха, Михалыч у тебя - 'золото', а не мужик.
- Это да, он у меня такой! - просто ответил Алексей и, обняв друга за плечо, развернул его в сторону расположения. - Ну, так вот, друг ты мой ситцевый, колись, есть у тебя сухарик или нет....
...............
На другой день было действительно холодно. Сильная поземка постоянно наносила снежные наносы на взлетную полосу, и аэродромная команда не выпускала из рук лопаты и широкие скребки, с помощью которых она убирала снег. После вчерашнего случая с Алексеем, они, по приказу техника полка, нанесли на конец взлетной дистанции широкую синюю полосу, которую было хорошо видно из взлетающего истребителя. Для пущей видимости, они еще и воткнули по бокам полосы в снег несколько старых пневматиков. И вот, наконец, когда к полудню полоса была полностью готова, первой паре дали разрешение на вылет. Первой парой в тот день был замкомэск и Чесноков. Алексею, как 'безлошадному', сказали ждать.
Вовка взлетел на удивление легко. Его самолет втянул в себя шасси и быстро стал набирать высоту. Пристроившись к своему ведущему, ожидающему его на круге, они вместе быстро скрылись за низкими облаками и все, кто с интересом наблюдал за первым вылетом молодого летчика, побросав курево, постепенно разошлись. Алексей постоял еще немного и, натянув плотнее ушанку, пошел на КП. Он надеялся договориться с радистом, чтобы он пустил послушать Вовкины переговоры в эфире, а заодно и погреться. Было морозно, и снег громко скрипел под ногами.
На КП, кроме дежурного радиста очень некстати оказался и только что зашедший туда командир эскадрильи майор Кузнецов.
- Разрешите войти, товарищ майор?- спросил Алексей, войдя в землянку и стянув перчатку, отдал честь снимающему меховую ленд-лизовскую куртку командиру. - Разрешите Чеснокова послушать, как он идет?
- Заходи, слушай. Хотя они скоро из радиуса действия радио выйдут, много ты их не наслушаешься... - Просто сказал майор и попросил радиста прибавить 'громкую'. Затем, присев на табурет, он снял унты, и с наслаждением вытянул ноги к гудевшей рядом печке.
-Ты, говорят, вчера не смог взлететь? Что у тебя там произошло? Все правильно сделал перед вылетом? - посмотрел на него с прищуром майор Кузнецов и снял шерстяной носок. Затем, немного помассировав ступню, он достал из ящика стола железную банку с завинчивающейся крышкой. Набирая пригоршней какое-то белое сало, он медленно стал натирать свою левую ногу. - Да ты садись.
- Да все, вроде, правильно сделал, товарищ майор, - медленно ответил ему Алексей и густо покраснел, ненавидя себя в этот момент за эту девичью красноту, которая всегда выдавала его, когда он врал. - Воронка... Она подвела, я думаю, - закончил он, присев на краешек скамьи, на которой он вчера сидел при получении первой вводной.
- А хочешь, расскажу, как я в летной школе планер угробил? - с усмешкой спросил его майор и, в очередной раз набрав целебного вещества, поставил банку на стол. После этого он стал двумя руками медленно массажировать ступню, делая мягкие втирающие движения. - Мы в то время уже заканчивали обучение на планерах, и на выпускном полете я, не вписавшись в створ полосы, решил пойти на второй круг. Это на планере, представляешь? Без мотора. - Хмыкнул Кузнецов и, закончив массажировать ногу, стал неторопливо натягивать на нее шерстяной носок. - Ну и грохнулся, естественно, в реку, что слева от полосы текла. Повезло, что скорость была маленькая, а речка в том месте глубокая. Да, собственно, вообще повезло, что речка там была. Ну, значит, планер я утопил, да и сам чуть не утоп. Спасли. Могли бы выгнать и затем судить, но так как я комсоргом курса был, и вообще на хорошем счету - списали все на неисправность аппарата. Я, конечно, все потом, после выпуска, инструктору рассказал, почему меня в реку-то понесло. Но, если честно, как мне сейчас кажется, это и так все поняли.... И ждали, сознаюсь я или нет.... А вот если бы не рассказал, так и ходил бы с грузом на шее всю жизнь, маялся... Так что давай, рассказывай, что там у тебя произошло вчера. А ты, Чичмарев, иди-ка, покури, - приказал он радисту, который живо шмыгнул прочь, успев перед этим стрельнуть у Алексея 'казбечину'.
- Честно? - обреченно переспросил его Алексей.... - Если честно, товарищ майор, мне кажется, я вчера винт не облегчил перед взлетом. - С отчаянием в голосе выдохнул он и, будто скинув с плеч непосильную ношу, приготовился к самому худшему. - Все сделал, кроме этого....Только этим я могу объяснить долгую пробежку. А так, самолет был в исправном состоянии. Механики тут не причем. Это я виноват. Только я вас прошу - если уж в штрафбат - попросите трибунал, чтобы меня направили в авиацию, хоть стрелком, хоть кем...
- Да уж, сразу и штрафбат! Ишь ты, загнул! Первая эскадрилья боевыми летчиками просто так не раскидывается. Вот если ты в бою в кусты слиняешь - я тебе обещаю, сначала морду набью, а потом откомандирую туда по полной! - спокойно парировал его отчаянную просьбу командир. - А так, молодец, что все-таки сказал. Но кроме меня - никому ни слова, понял?
- Так точно, товарищ майор! - радостно ответил Алексей, не веря своему счастью. - Я обещаю, вы во мне в бою не разочаруетесь! Честное слово! Я докажу!
- Ладно, ладно, успокойся.... Посмотрим скоро. Слушай, а что это наши соколы-то так долго молчат?- повернулся он к радио. Сделав на максимум громкость, и ничего не услышав из эфира, он приложил к уху наушник. - Тишина... Странно. Ну-ка, кликни Чичмарева! - приказал он и стал крутить верньер радиостанции, где кроме треска и шорохов, ничего не было слышно.
- Чичмарев, ты какую частоту выставил?- спросил он вошедшего радиста, который с порога почувствовал что-то неладное и, не раздеваясь, бросился к радиостанции. - Почему Макаров молчит? Они хоть раз выходили на связь? Кто выпускал пару на вылет? - засыпал он радиста вопросами, прыгая на одной ноге, на которой болтался полуспущенный унт. Одновременно он успевал закручивать крышку банки со своим целебным салом, и мелкими прыжками передвигаться к столу с радиостанцией.
- Я лампу менял, когда они вылетали, товарищ майор. Капитан Макаров вышел из КП вместе с Чесноковым. Я сразу выставил вчерашнюю частоту, на которой эскадрилья летала. Ничего не менял. Может у них там что? - озадаченно спросил Чичмарев и надел на голову наушники. - Или у меня гетеродин опять сдох... - пробормотал он, наморщив лоб.
- Третий, третий, ответь 'Оградке", - монотонно забубнил он, нажимая скрипящую в тишине тангенту. В ответ была пустота, прерываемая легким треском. - Третий, 'Оградке' ответь, прием!
- Запасная какая частота? - резко спросил его майор, после того, как Чичмарев безрезультатно раз десять вызвал улетевшую пару. - Переходи на запасную.
- Есть переходить на запасную, - ответил тот, щелкнув тумблером и аккуратно переведя верньер немного влево. Найдя запасную частоту, он опять начал вызывать 'тройку' замкомэска, иногда сдвигая вправо и влево верньер настройки, попутно объяснив Алексею, что иногда из-за тряски настроенная волна в истребителе сбивается и зачастую, это был единственный способ связаться с летчиком, потерявшимся в безбрежном радиоэфире.
- Значит так - десять раз вызываешь на основной, затем десять раз - по запасной. Как будет связь - пулей ко мне! Я буду на поле. - Сказал он жестко радисту, надевая на себя затертую меховую куртку. - Они вообще уже должны были вернуться. Там весь полет был по плану на пятнадцать минут, - обеспокоено закончил Кузнецов, пробурчав это негромко самому себе. Он открыл входную дверь, сразу окутавшись морозным воздухом, клубами ворвавшегося в жарко натопленную землянку, и остолбенел от неожиданности.
На пороге стоял замкомэск. Макаров был один.
...............
Глава 3
Алексей тосковал. Уже два часа как они колесили в летучке техников по засыпанным снегом прифронтовым дорогам, пытаясь как можно ближе добраться до того места, где замкомэск видел Вовку в последний раз. Поиски пока ничему не привели, и было маловероятно, что он сам к тому времени смог самостоятельно вернуться в часть. Несмотря на это, все участники спасательной экспедиции убеждали Алексея, что друг его скоро найдется или придет в полк сам. Да и сам Алексей, увидев, что его попутчики абсолютно спокойны, понял, что поиски такого рода для них не в новинку и перестал беспокоиться за судьбу друга.
Ранее, находясь на КП в момент возвращения капитана Макарова из полета, он из чересчур бурного рассказа замкомэска понял только то, что Чеснокова в одну секунду сбили какие - то два истребителя-'охотника'.
Это случилось в то время, когда тот, невзирая на приказ командира, кинулся за транспортным Юнкерсом, случайно оказавшимся по каким-то своим немецким делам в районе полета.
- Чему их там учат, я поражаюсь! - возмущался Макаров, грозно посматривая в процессе рассказа на Алексея. - Я им на предполетном ясно же сказал, что в бой с противником не ввязываться и от меня не отходить. А этот - 'Третий, атакую!' - И оппа, смотрю - нету его.... Гляжу, а он уже несется вниз, где Юнкерс оказывается из облаков вывалился. И как он заметил его, черт глазастый! - не унимался капитан. - Это в первом-то полете! Я помню, в первый вылет вообще ни хрена не видел, кроме хвоста ведущего... Меня колотило всего!
- Я ему кричу, мол, 'Чесноков, отставить атаку!' - продолжал он, закурив папиросу и немного успокоившись, - куда там! Смотрю - заходит он, грамотно так, Юнкерсу в хвост... Я, думаю, надо помогать, мало ли что... Иду резко на боевой и к нему. Только я начал выходить из поворота, глянь, сверху на Чеснокова струя огня и два 'худых' вниз проносятся и сразу свечой вверх! Я к ним, а от них уже ни слуху, ни духу - они уже опять в облаках, вояки, твою мать! - стукнул по столу кулаком капитан так, что подпрыгнули банки с карандашами.
- Ну а Чесноков - то что? - быстро спросил его майор.
- А что Чесноков? Самолет у него дымит, весь мотор в огне, он его вверх и потянул, так как высота-то маленькая была, чтобы прыгать. Убился бы, факт.
- Ну что ты тянешь кота за хвост, Саша? - заорал на него Кузнецов, вскакивая с табуретки и начав ходить по КП крупными шагами. - С молодым-то что? Живой?
Алексей, сгорбившись, сидел, ни жив, ни мертв. Бешеный стук сердца от страшной мысли, что Вовка так глупо погиб, слился в один бешеный ритм, который мешал слушать рассказ капитана и от которого путались мысли в голове. В ушах шумело, руки страшно зачесались, и все тело резко обдало мурашками, как будто на него жарким летним днем неожиданно дунул холодный ветер.
- Так, а что с молодым-то? Молодой выпрыгнул. - Просто ответил замкомэска. - Я после того, как он опустился, круг вокруг него дал, кулак ему показал и на базу. Там мне места не было, чтобы сесть.... А так, забрал бы. Повезло ему, что немчура не стала его самолет добивать, а просто подожгла и дунула домой.... Не тот немец стал, не тот...
- Тот, не тот, заладил! Ладно тебе. Они сбили самолет, и дело свое сделали, вот и все...- тихо паровал его майор и, расправив на столе карту, кивком показал на нее Макарову. Тот, достав свою планшетку, вытащил из-под пленки свою разрисованную карту, и, положив ее рядом с большой картой КП, стал аккуратно ставить точки маршрута полета. После этого, он взял из стоявшей на столе банки двусторонний штабной карандаш, имеющий на своих концах красный и синий грифели, и, повернув его так, чтобы писать красным цветом, поставил на карте жирную точку.
- Вот тут вот он и сел. Я его спуск проследил до самого конца. Ты представляешь, он даже парашют не умеет гасить! Если бы ты видел, как его начало там по сугробам таскать! Нет, и смех и грех...- вздохнул капитан, хотя в его голосе не было ни капли веселья. - Золотухин, у вас там сколько в училище прыжков было?- повернулся Макаров к Алексею.
- Два, товарищ капитан, - тихо ответил Алексей, издали неотрывно глядя на красную жирную точку на карте, где сейчас сидел его друг.
- Ну вот, нормальное для военного времени количество - два прыжка.... А купол-то вас учили гасить?
- Учили, - автоматически отвечал Алексей, мечтая как можно быстрее выскочить из КП, чтобы остаться наедине и не отвечать на вопросы капитана. - А может, он ранен был? Потому и не смог купол погасить.
- Да нет, вроде целый он. Он мне ручкой вот так вот помахал, как герой-полярник на льдине, - ответил ему капитан и показал, как ему махал Вовка. - Ладно, пошел я. Надо команду за ним снарядить, а то смежники вряд ли сами управятся, им сейчас не до него.
- Хорошо, займись этим, Саша, - согласился майор, второй раз за это короткое время надевая потертую летную куртку, подбитую коротко стриженой овчиной. - Кстати, а с Юнкерсом - то что?
- А что с Юнкерсом? - переспросил Макаров, уже начиная раздражать притихшего в углу на скамейке Алексея, своей резко наступившей немногословностью и манерой переспрашивать. - Сделал я этого Юнкерса. Я потом напишу отчет.
- Подтверждение от смежников будет?
- Будет, - ответил капитан, уже практически вышедший из землянки и, вернувшись, приоткрыл дверь, через которую стало слышно шум моторов на поле. - Он недалеко от места падения Чеснокова упал, будем того забирать - попробую бортовую табличку привезти, - сказал Макаров и, выйдя, плотно закрыл за собой дверь.
- Золотухин, ты тоже едешь. Поступаешь в распоряжение капитана Макарова. Ищите Чеснокова, и везите его в часть. Пошли, провожу вас... - приказал майор, подпрыгнувшему от радости Алексею. - А тебе, Чичмарев, к моему возвращению выяснить, почему с ними связи не было, ясно? - сурово сказал Кузнецов радисту.
............
- Ты, понимаешь, Леха, он вот он был, прямо подо мной! - увлеченно рассказывал в очередной раз Вовка свою историю. - Мы же между двумя слоев облаков шли, а он, гад хитрый, видимо внутри верхнего слоя по приборам шел, чтобы его никто днем не сбил, - подпрыгивая на месте от нетерпения, жарко говорил тот, и, раскидывая руки в стороны, показывал, как он лихо заходил в хвост своему первому противнику. - Тут, вдруг, такая туша прямо передо мной как вывалится! И сразу проваливается ниже меня! Я гляжу, там стрелок - пацан, еще моложе меня! Представляешь, как он был близко, раз я его морду рассмотрел!! Он когда меня увидел, глаза вытаращил и смотрит на меня. Такое ощущение, то он застыл, как в ступоре от страха, честное слово!
Почесав макушку, Вовка продолжил: - Я, если честно, тоже слегка растерялся, упустил момент. Надо было сразу его бить. Да и он тоже.... Если бы он дал бы по мне в этот момент очередь, все - хана была бы мне, как замкомэска говорит, не сидел бы я тут. А так я, раз, под него нырнул сзади, и думаю, сейчас дам ему в брюхо...- показал он Алексею популярно двумя руками свои маневры, и как заправский летчик, присел в тот момент, когда он, по своему рассказу провалился под Юнкерс.
- И чего дальше было? - отрешенно, рассматривая порезанный еще днем указательный палец, спросил его Алексей, который выслушивал его историю уже несчетное число раз, начиная с тех пор, как они затащили его в кузов летучки. Вовка, после многочасового плутания машины по полям, в конце концов, был найден вместе со своим парашютом, который он, как положено, собрал и перетянул стропами. Даже вытяжное кольцо парашюта он умудрился сохранить, как ему советовали ранее в училище, так и по приезду в полк, бывалые летчики. Хорошая, говорят примета, кольцо принести старшине.
- Ха, дальше! Дальше я только решил ему вжарить, а не могу. У меня скорость-то поболее его была. Меня вперед него несет, понимаешь... Я ее гасить! Щитки и закрылки вывалил, а что толку! Вперед тащит.... Тот ведь тихоходный, еле ползет. Тут вверх смотрю, а он опять в верхний слой облаков потянул. Я так думаю, тот стрелок все-таки опомнился, да и заверещал от страха, когда понял, что я им под брюхо-то нырнул. Ну его командир и среагировал.
- А ты?
- А только собрался нос задрать, чтобы стрелять, как тут бабах, грохот такой, как кувалдой по бочке! И тень сбоку - фах, вниз! - он резко махнул вниз рукой, показав, как немец прошел сбоку от его самолета. - У меня сразу полная кабина дыма, гляжу, масло по ногам хлещет, и весь фонарь и панель приборов - в куски! Как меня не задело, сам не пойму... Я же тебе показывал, как меня плексом посекло?
- Показывал, показывал.... Повезло тебе, - в очередной раз вздохнул Алексей и, подбив подушку, устроился поудобнее, глядя на расцарапанное, как от драки с котом, лицо друга. - А Юнкерс твой, что?
- Ты чего, Леха? Какой Юнкерс? - подпрыгнул опять на нарах Вовка. - Мне уже не до Юнкерса этого было... Я там чуть от страха в штаны не наложил! Высота-то была, знаешь какая? Низко, чтобы прыгать, это я четко успел рассмотреть. Ну, я к себе ручку и потянул. - Здесь Чесноков задумался и глядя в пол, медленно продолжил. - Хорошо, что мотор работал. Горел, но работал.... Хорошие у нас моторы, Леха, на заводах делают. Я вот, когда сидел в снегу, вас ждал, решил написать на завод, чтобы поблагодарить всех, кто такие хорошие моторы делает. И кто придумал его. Он же, понимаешь, мне жизнь спас. Горит, а тянет! - опять завелся друг, не находя в себе сил успокоиться, после пережитых сегодня днем впечатлений.
- А чего, напиши, им там приятно будет. - Просто ответил Алексей. - А где адрес завода-то возьмешь?
- У зампотеха спрошу, тот точно знает. Они ведь ящики с новыми моторами разбивают, формуляры там всякие заполняют. Факт, что он знает.... О, смотри, Игнатов пришел! Серега, хочешь, расскажу, как я сегодня чуть Юнкерса в первом полете не сбил? - подскочил он к зашедшему в землянку припозднившемуся летчику, который еще не слышал о полете Чеснокова.
- Ты?! Когда это? - удивленно спросил его Игнатов, скидывая телогрейку и еще не представляя, что этим вопросом он превратился в жертву неуемного Вовкиного ораторского искусства.
- Так ты не знаешь?! - радостно и чуть недоверчиво переспросил его Вовка и стал ему описывать в мельчайших подробностях свой первый боевой вылет, чуть не превратившийся в последний. Только теперь, в очередной раз слушая его, Алексей заметил, что по новому изложению произошедшего, все оказывается было не более чем простое недоразумение и неудачное стечение обстоятельств. Выходило так, что тем истребителям просто сказочно повезло, что не Вовка их заметил первым, а те его.
Сидевшие в дальней части землянки летчики переглядывались и тихонько посмеивались, слушая в очередной раз эпопею Вовки, но не перебивали. За то короткое время, которое он провел в эскадрильи, его уже успели полюбить за немногословность и сейчас все понимали, что его возбужденность связана с тяжелым нервным срывом, который он получил в первый же вылет. Также все понимали, что ему действительно сегодня сильно повезло и в душе были рады, что все-таки слышат его голос, а не пьют за него не чокаясь.