Камень пулей отлетел в сторону, исчезнув в густой траве придорожной канавы. Но нашей героине он был абсолютно безразличен также, как были безразличны и непробиваемая свинцовая пыль выхлопных газов, и мёртвый рёв мелькающих слева теней автомобилей, и эта уже успевшая порядком состариться, но в то же время сковавшая каждый грамм застигнутого врасплох августовского воздуха пятидневная городская жара, - всё это отражалось лишь безынтересной пресной пустотой в её, небрежно испачканном дешёвой косметикой, вечно усталом, но в то же время, как бы это и не было удивительным, девственно свежем лице. Сотни клочьев того, что было на ней надето, того, что где-нибудь, лет пять назад, называлось одеждой, пусть и до смешного дешёвой, но всё-таки - одеждой, а не коллекцией причудливого тряпья, одиноко, без малейшего участия героини, развивались по душному встречному ветру, словно жалкие рваные стяги некогда великих и могущественных государств. И лишь утомившееся вечернее солнце, смеясь в алом золоте куполов белесой церквушки, стоящей за неприступной зеленью вековых деревьев, что служили, казалось бы, бессмертным живым щитом, держащим удар подло подползающего серого асфальта, могло достучаться до глубоко, очень глубоко спрятавшихся несмелых, избитых жизнью чувств и эмоций, находившим приют на купающемся в свете лице...
Эту идиллию нещадно разбил бешеный рёв сирен, внезапно ударивший героиню в затылок. Обернувшись, она успела заметить лишь нечёткие контуры белого чудища, что неслось по обочине, обгоняя расплывшееся по дороге, мычащее железное стадо, которое зазевалось перед неторопливым, давно достигшим пенсионного возраста, светофором, что где-то вдалеке выдавал себя тёмно-красным стеклянным глазом. Водитель ревущего механизма даже и не думал сбавлять ход перед замершей фигурой, как бы не замечая её сквозь возвышавшиеся из-под кипящего мотора клубы ядовитого коричневого пара... Спасла былая реакция, и женщине оставалось лишь провожать разбушевавшимся взглядом тающую впереди машину, оказавшуюся банальной, спешащей по вызову "скорой"; вдруг её глаза наполнились холодным светом... Губы предательски дрогнули... Виновато отведя взгляд в сторону, она еле слышно произнесла: "Интересно, а за мной также будут ехать... когда-нибудь?.." Но ответить сейчас ей, кроме неё же самой не мог, пожалуй, ни кто...
"Скорую" уже не было слышно, и лишь угасающее беспокойство придорожной пыли вдали напоминало об этом незначительном пустяке. На лице героини снова появился былой огонь и, проведя рукой по коротко стриженым волосам цвета свежей меди, с ухмылкой припомнив свою внезапную серьёзность, она пошла вперёд, ещё уверенней пиная изрядно побитым ботинком редко встречавшиеся под ногами камни и бутылки.
Пройдя ещё немного, она сошла со столь неблагополучной обочины и направилась в сторону небольшого пруда, что посмел разлиться недалеко от дороги. Место было довольно живописное, к тому же, вся эта благодать расположилась в пасти серого, никогда не оживающего, бездушного города... С одной стороны от пруда слепили купола старенькой церквушки; на противоположной - пытались зачерпнуть игривые воды причудливые деревца и кустарники. Впереди, как бы разделяя, но в то же время и являясь единым центром для двух берегов, тянулась по водной глади пылающая дорога света, берущая своё начало из прилегшего отдохнуть на горизонт солнца.
Наша героиня осмотрелась в поиске свободных лавочек, что могли обитать вокруг пруда, но все они были уже давно оккупированы обывателями: или народ щедро вливал в себя литры, или, делая то же самое, кто-то, вдобавок, тосковал ещё и в обнимку с детскими колясками, или, не делая ни того, ни другого, но зато будучи заинтересованными в том, что сделают и те и другие, сидели на посту многочисленные пенсионеры с огромными авоськами... Но всё же одно свободное местечко ей удалось приметить и твёрдым, быстрым шагом - будто хищник, боящийся упустить добычу, - наша героиня направилась к нему. По мере приближения к намеченной цели, её взгляд внезапно врезался в странного щупленького старичка, подозрительно стоящего впереди, посередине неширокой каменной дорожки под развесистым многолетним, но ещё чертовски живым дубом. Он напряжённо уставился в точку, находящуюся где-то у корней дерева, словно ядовитая змея, гипнотизирующая жертву, готовясь к роковому укусу. Чем ближе наша героиня к нему подходила, тем более причудливые черты странноватого гражданина открывались ей: он был одет в старый, изрядно потрёпанный и явно побывавший не в одной уличной переделке... смокинг; сжимая в кулаке, он то и дело жадно подносил ко рту неопределённую сигарету, которая, что самое интересное, была потушена и, к тому же, между "затяжками", грыз нечто невиданного цвета, возможно, в прошлой жизни бывшее яблоком; а когда до незнакомца оставались считанные метры, ветер принёс дикий запах перегара, явившийся финальным штрихом к пёстрой картине.
Хотя нашей героине многое пришлось повидать, довелось сполна вкусить всю желчь жизни, что частенько разбавляла на редкость молодой взгляд, по которому никогда не скажешь, что этой женщине уже давно под тридцать, этот старичок отразился неестественным ужасом в солёной воде её глаз, ранее терявших редких гостей в океане счастливой обречённости. На губах промелькнула натянутая напряжённость, проявившаяся в неподдельной нервной улыбке. Ускорив шаг, героиня решила быстренько покинуть общество неприятного экспоната, который, к тому же, не проявлял к ней никакого внимания...
- Я, я тебя знаю, очень хорошо знаю, ты слышишь, слышишь, а?! - внезапно подскочив к героине, поравнявшейся с ним, проорал неземным, надрывистым хрипом бешеный старик, вонзив свои костлявые пальцы, словно ржавые гнутые гвозди, в онемевшие женские плечи. Это её настолько ужаснуло, что она даже не стала вырываться или звать на помощь немалочисленный народ, гулявший вокруг...
- Мы о тебе помним, всё помним!.. Ты на счету, ты у нас на счету, берегись, ты поняла?! Берегись!.. - умалишённый приблизился вплотную к лицу героини, которая чуть не задохнулась в ядовитых алкогольных парах из своего озверевшего "собеседника", и впился в него своими змеиными зрачками... Внезапно в захлебнувшихся на дне синяков глазах старика промелькнула искра неведомого страха, его лицо разом побелело, нижнюю челюсть потянуло к земле... Всхлипнув, он разжал пальцы и резко, будто обжёгся, отскочил назад. Постояв мгновение, он, не опуская взгляда с лица героини, спотыкаясь, попятился назад, потом, вдруг выкрикнув нечто нечленораздельное, он, словно дикий зверь, что вырвался из клетки, нырнул в придорожный кустарник и быстренько скрылся в зелёном тумане деревьев.
Девушка была парализована от пяток до кончиков выцветших волос, не в силах произнести хотя бы слово, она лишь безучастно смотрела на беззвучно колышущиеся ветви...
- Что случилось!? Вам чем-нибудь помочь? - неожиданно сорвал тишину басистый мужской голос, от внезапности которого героиня аж вскрикнула... Тут к ней не спеша начало возвращаться сознание; протря шершавой ладонью остекленевшие глаза, она с опаской оглянулась, словно её кто-то преследовал, и, повернувшись с виноватым и растерянным, как у ребёнка, который случайно что-то разбил, лицом к высокому плечистому мужчине, который, однако, внешне не отличался глубоким интеллектом, сделала несмелый оборванный вдох, пытаясь что-то произнести... Увидев явно не презентабельную внешность героини, её разбитую, посиневшую губу, лохматые засаленные волосы, растянутую грязно-красную, прожжённую сигаретами, кофту, на которой не осталось ни одного живого места без заплаты, новоявленный спаситель сперва нервно одёрнулся, но, поняв, что "раз уж назвался...", как заведённый продолжил:
- Вы уверены, что вам не нужна помощь? У вас что-нибудь украли?! Кто этот тип, что скрылся в деревьях?..
- Это... Ничего... Нормально... - робко пыталась оживать героиня, словно извиняясь и за себя и за безумца. Потом, поняв, что ей сейчас меньше всего нужна компания нового, да ещё и подозрительно внимательного незнакомца, она начала уже немного жёстче:
- Нет, спасибо... Правда, нормально... Это так... ничего... недоразумение... Я...я, пожалуй, пойду...
Лицо мужчины сразу же потеряло былую улыбку и, похоже, осознав, что лучше оставить в покое свою собеседницу, он лишь виновато добавил:
- А... ну, хорошо... я тогда пойду... Ну, всё же вы так поосторожней тут по вечерам, а то ведь сами знаете, мало ли кто сейчас ходит - время неспокойное... - но, внезапно решившись на последнюю, итоговую попытку, лукаво срезал:
- Ну... еще увидимся, счастливо...
Героиня на мгновение посмотрела на валяющийся под ногами огрызок стариковского яблока и безоглядно рванула вперёд с одной лишь мыслью: только бы остаться наедине с собой. Потом, словно опомнившись, увидела рядом ту несчастную, до сих пор свободную лавку, к которой так слепо стремилась. Через секунду смятения она сдалась и несмело присела на прожжённые и изрезанные доски. Нервно закурив дешёвую "Яву", она откинулась назад, чуть не перепутав голову с ногами, и только теперь заметила, что спинка спокойно лежала под её ботинками...
Алый блин солнца с беззвучной обречённостью скрывался за чёрствой коркой земли. Но природа отнюдь не умирала, наоборот, в сырой вечерней траве только начинали запевать свои психоделические песни бесконечные кузнечики, в небольшом лесу, тихо вздыхавшем неподалёку, послышался мудрый голос кукушки, что была очень не частым гостем в этих отравленных разумом местах, а над чернеющей водной гладью пруда, отражавшей в себе потухающий пожар безоблачного дневного неба, беззаботно кричали серебристые чайки. Приходила другая, ночная жизнь, жизнь звуков и теней...
Подходя к тёмному подъезду одной из тысяч серых городских высоток, героиня заметила в призрачном свете дворовых фонарей милицейский "Москвич", при виде которого девушка даже вздрогнула, и машину "скорой", очень похожую на ту, что чуть не сбила её на обочине пару часов назад. Вокруг бесцельно бродили зеваки и что-то очень бурно обсуждали. Уже порядком устав от хождения по иголкам сегодняшних впечатлений, героиня нервно молча последовала в подъезд. Ожидая лифт у безлюдной лестницы, которую окутала такая тишина, что было слышно, как капает вода в шахте из пробитой на чердаке трубы, она внезапно уловила неестественный шум на верхних этажах, приправленный твёрдыми мужскими голосами... Лифт медленно опускался вниз и голоса становились всё громче и существеннее; по спине героини пробежал обжигающий холодок... В открытых дверях кабины показались два санитара, которые небрежно выносили прикрытое белой простынёй тело. У одного из них в зубах дымилась сигарета, которую он, увлёкшись виражами с носилками, случайно уронил на пол лифта. Когда белые халаты удалились, героиня по старой дворовой привычке подобрала почти не выкуренный бычок, которым оказался легендарный "Camel", и, хорошенько затянувшись, нажала кнопку под номером семь...
Выйдя из лифта, героиня нос к дулу столкнулась с потёртым автоматом, который висел на щуплом плече злобного милиционера. От этой встречи девушку мгновенно покинуло дыхание, будто воздух превратился в тяжёлый свинец, глаза наполнились разноцветным переливающимся песком, который, точно шторы на окнах, окутал её разлившийся по сторонам взгляд; ничего вокруг себя не замечая, еле передвигая ватные ноги, она тенью исчезла за обожжённой дверью одной из квартир.
- Это кто там? - из кухни донёсся уставший женский голос.
- Угадай с трёх раз!.. - радостно воскликнула героиня.
- Вот, чёрт бы тебя побрал, неужто и правда ты, вернулась?! - долетел звонкий ветерок вперемешку с лязганьем тапок.
Вышла женщина средних лет в грязном, местами протёртом до дыр, халате. Увидев героиню, мутные глаза хозяйки сразу же преобразились, в них появился молодой, свежий, утренний блеск. На мгновение остановившись напротив желанного гостя и нервно поправив чёрные волосы, беспорядочно свисавшие на бледное, но в то же время сияющее искренней улыбкой, лицо, женщина почти в слезах бросилась обнимать героиню.
- А мы уже думали, что всё... Ну, в смысле, что ты с кем-нибудь сбежала, решила окончательно забыть весь этот покинутый Богом ад... Смотрим, ты уже неделю не звонишь, ну думаем... Хотя... Мы уж даже и не знали, что думать... Ты ведь никому ничего не сказала... Просто исчезла...
- Да нет, некуда мне бежать... Куда я пойду-то... Тут сказочный принц на коне за мной не приедет. Вернулась... и опять всё сначала. Хотя... я видела, видела мир живущий, живущий выше всей этой грязи... - воздух пронзило тончайшее остриё паузы, - нет. Я теперь хотя бы попытаюсь, я буду бороться, не сдамся!.. Да пошли они все... - громко воскликнула героиня, и на её лице лезвием скользнула тень искренней злобы, но потом, словно увидев, что это пока лишь пустые слова, спросила уже более спокойным голосом:
- А где ковбой-то?
- Да вот там день рождения, говорит, у какого-то приличного пацана со двора, ну он туда и пошёл ночевать... Всё равно дома-то, в этой помойке, делать давно ему нечего, разве только тараканов да бутылки считать... Да и холодильник уж две недели пустой, как тогда закупили, когда ты в последний раз с "Зоны..." вернулась и всё... Пусть людей посмотрит, да поест хотя б нормально... У него ж позавчера девять лет было, а тебя он так и не дождался...
- Да... я вот сейчас извиниться перед ним как раз хотела... даже подарок принесла, - героиня достала из рваного правого кармана потёртых джинс мятую пачку "Явы"...
- Да нет, это, конечно же, не ему, - с неподдельной улыбкой оправдалась героиня, вынимая вслед за сигаретами батончик "Сникерса"...
- Вот, пусть хотя бы попробует, что это за чудо такое... - уже с долей вины заметила она.
Тут лицо хозяйки внезапно потеряло былую улыбку, и она, опустив голову, немного нервным голосом сказала:
- Насчёт "Зоны..." Лысый звонил вчера... Сказал, что если ты сегодня там не появишься, то приедут сюда за ковбоем...- а потом твёрдым, но обречённым голосом добавила:
- "Зона..." просто так не отпустит...
Лицо героини вмиг побледнело, и она рвано вздохнула. Потом её глаза покраснели, и она, отведя голову в сторону, словно пытаясь кого-то заметить, сказала глухим, но беспощадно режущим голосом:
- Сволочь...
Настала гробовая тишина, и лишь небывало сильный для сухого летнего вечера ветер грустно насвистывал за окном... Первым несмело упал голос хозяйки:
- А у нас тут ещё на этаже такое несчастье... Музыкант, ну ты его знаешь, наверно, - он ещё на гитаре во дворе часто по вечерам романсы играл... - речь хозяйки внезапно оборвалась, словно врезавшись в непробиваемую стену... Женщина попыталась сделать вдох, но эта стена намертво закупорила её горло. Поняв, что вдохнуть ей всё равно не удастся, она захлёбывающимся в стене голосом продолжила:
- ...Музыкант-то убил... - при этих словах на глазах хозяйки выступили слёзы, - сегодня днём... жену... - женщина сглотнула горькую слюну и собрав последние силы, продолжила:
- ...Жену, а потом с-с-себя... - и уже не в состоянии дальше говорить, громко разрыдалась... Героиня обняла её и принялась, словно ребёнка, успокаивать. Как только женщине стало немного лучше, они прошли на кухню...
...Ободранные выцветшие обои обнажали серую плоть бетонных стен, на прожжённом десятками бычков полу, последний из которых ещё подавал признаки жизни, щедро были разбросаны пустые шприцы, бутылки и несколько сломанных игрушечных машинок... Сквозь приоткрытую дверь комнаты была видна небольшая железная кровать, на которой дремала старая гитара с большими трещинами и царапинами на корпусе, прикрытых небрежно приклеенными фотографиями рок музыкантов времён разбитого поколения... Эта маленькая квартирка была явно из разряда неблагополучных, как, впрочем, и весь этот наскоро построенный, разваливающийся дом, и вообще, весь этот забытый Богом рабочий район на окраине, где абсолютное большинство населения уже лет десять бедствовали, а иные, хотя бы что-то реально имеющие, бежали из этих мест как из чрева раскалённой сковородки... На улицах постоянно шатались компании пьяных малолетних беспризорников, да и взрослые так же страдали от повсеместного безысходного безделья, - два крупных завода, которые обеспечивали местное население престижной некогда работой, давно уже были закрыты и разворованы, превратившись в мрачные кирпичные руины, где теперь обосновался высший маргинальный класс: бомжи и бездомные собаки... - по вечерам чёрные пустые глазницы цехов, что когда-то служили окнами, загорались дьявольским жёлто-бурым огнём, и по всей округе проносился несмолкаемый вой десятков, нет, сотен, а, может быть, даже и тысяч собачьих голосов... - представительство ада на грешной земле. И сохранить себя в нём было практически невозможно... На въезде в район, у обочины единственной трассы, соединяющей эти места с внешним миром, стоит неприметный для посторонних водителей дорожный знак, что не встречается ни в одном каталоге мира. Раньше на нём красовалось название центрального шоссе, давшего имя и всему району. Со временем надпись побледнела и отслоилась. Но пустовать знаку долго не пришлось. Однажды проснувшихся утром жителей встретили небрежно написанные чёрной масляной краской слова: "Зона обширных ветров". Не нашлось ни одного человека, который бы не понял, о чём шла речь. Для них это был единственный путь выжить...
Когда напряжение спало, героиня, косо взглянув на висевшие над кухонной дверью часы, которые, как ни странно, ещё даже и делали вид, что работали, небрежно спросила:
- Слышь, а у тебя перекусить что-нибудь есть? А то я уже сутки на одних сигарегах...
- А, конечно, тут где-то сухари завалялись, кстати, я как раз кофе заварила... из одуванчиков, - вкус бесподобный, - без малейшего намёка на иронию или отчаяние деловито защебетала хозяйка.
- Да... - опустив глаза, еле слышно произнесла героиня. На доселе спокойном лице в этот миг промелькнула такая вселенская тоска, что её собеседница невольно побледнела, и тяжело вздохнула.
- Вот брат скорее бы из Сибири вернулся... Легче бы стало... - устало продолжила героиня, - кстати, как он там, на заработках-то, не писал?..
Последовала неожиданная пауза. Лицо хозяйки вдруг смутилось, потом, опомнившись, она неестественно громким голосом воскликнула:
- Да не в какой он ни в Сибири!.. - в словах женщины с небывалой для неё энергией вспыхнула искра отчаянного осуждения. Немного переведя дыхание, хозяйка уже более спокойным тоном продолжила:
- Письмо пришло... Недели три назад... - при этих словах на лице героини промелькнула тень страха, - так вот... Он там, на приисках, с какими-то людьми познакомился, которые, похоже, не от мира сего, ибо...
Внезапно на губах хозяйки появилась нервная улыбка, с трудом подавляя смех, она поднесла к ним руку, но уже не в силах сдерживаться, женщина, точно умалишённая, громко расхохоталась на глазах у ошеломлённой героини... Пересиливая смех, она, запинаясь, продолжила:
- В Индию!.. Они в Индию поехали... Автостопом!.. - хозяйку снова пленил приступ неконтролируемого смеха. При этих словах героиня сама не сдержалась и последовала заразительному примеру собеседницы...
Немного придя в себя, гостья внезапно воскликнула:
- А в Индии-то этот герой чего забыл?!
- Написал, что всё ему надоело, что устал от этой серой нищеты... - хозяйка сделала секундную паузу, - говорит, Бога поехал искать...
Такого исхода героиня явно не ожидала, и, неловко помолчав, несмело спросила:
- А что, ЕГО Бог только в Индии есть?.. - на что хозяйке оставалось лишь недоумевая пожать плечами...
За мутным стеклом окна летняя ночь полностью обволокла засыпающий город. Непривычно холодный для этого времени года, северный ветер, гнал по полю звёзд толи облака, толи грозовые тучи. Где-то за высокими стенами домов белел туманный лик луны. Птицы молчали, и лишь беспокойный шелест деревьев разбавлял монотонную песнь озябших ветров.
- Я сейчас на "Зону..." - допивая из помятой железной кружки остатки "кофе", твёрдо, словно солдат перед решающим боем за тёмно-зелёную высоту позади, что скрывала в своём призрачном дыхании белесое лицо безмолвного врага, сказала героиня. Лицо её собеседницы сразу же побледнело.
- Осторожней... Будь осторожней, ты ведь знаешь, что они делают с отступниками... - наклонившись поближе к гостье шепнула сквозь нервную дрожь хозяйка.
- Отступать-то всё равно некуда... - сказала женщина, пробивая тяжёлый вздох...
Выходя из подъезда, героиня встретила сидящих на скамейке знакомых пацанов, негромко бренчащих на старенькой гитаре. Их непривычно грустные лица говорили о том, что они уже всё знали о Музыканте. Безмолвно поздоровавшись со знакомыми, героиня присела на соседнюю лавочку и нервно закурила свою незаменимую "Яву".
- Давай, свою любимую, - после небольшой паузы ответила девушка, - хороша песня.
Парень окинул взглядом молчащую компанию и, ударив пару раз по струнам, негромко запел:
А мы сидели, играли на гитаре;
День был отличный, птицы щебетали,
И дети рядом радостно кричали;
Сидели мы, играли на гитаре...
К нам на коляске подъезжает Ваня -
Отличный парень, для девушек - находка;
Да только вот в Чечне ему пехоткой
Отбило жизни молодое пламя.
И с Ваней ходит дед Василий -
Любитель душу отмывать в стакане -
Ведь он и сам забыл в своём Афгане
И глаз, и руку, и надежды силы.
Уж вечер скоро, как вдруг идут ребята,
Вдвоём несут красавицу Алёнку,
И синие глаза сказали за девчонку,
Что сделал с ней дурман проклятый.
А мы с Алёнкой с детства как родные -
Пол жизни ведь учились в одной школе;
Но чёрствая судьба против её воли
Сковала ядом дороги молодые.
День новый просыпался хмуро:
Наш Ваня этой ночью застрелился,
Василий своей водкой смертельно отравился,
Алёнка так на свет и не взглянула.
А мы сидели, играли на гитаре;
День был отличный, птицы щебетали,
И дети рядом радостно кричали;
Сидели мы, играли на гитаре...
На последнем слове он резко оборвал мелодию, плотно прижав струны ладонью.
- Спасибо огромное, классная песня, человеческая... - с грусть в голосе сказала героиня и с ещё большей тоской добавила:
- Ну ладно, ребят, я пойду, а то дело тут плёвое есть...
- Ты, давай не забывай нас, выходи по вечерам, а то чего-то давненько тебя видно не было, - тихо ответил гитарист, - ну, давай, удачи!..
- Конечно, куда ж я денусь-то, - с безрадостной надеждой заметила девушка, прощаясь с пацанами, - счастливо вам... Удачи!
Скрываясь в объятиях ночи, она на мгновение остановилась, оглянулась на сидящих вдали ребят и ещё раз рвущимся голосом прошептала:
- Удачи!..
...Из тьмы дворов впереди начали проглядываться редкие огоньки. Но вот их всё больше и больше, их становится так много, что от света режет глаза, вот в тишину вонзается пронзительный, нарастающий неземной гул, воздух становится непомерно тяжёлым, очень трудно сделать даже малейший вдох, а не смолкающий ни на секунду грязный ветер, с каждым растворяющимся шагом песчаным градом ударяет в потухающее лицо... природа отступает всё дальше и дальше... - это "Зона..."
Подходя к ней, героиня всегда чувствовала какое-то призрачное беспокойство, словно бы "Зона..." была окружена незримой границей, внутри которой всё человеческое начинало медленно таять... таять, пока от входящего не оставался лишь пустой сосуд из бездушной плоти... Но в эту ночь беспокойство было особым, плохое предчувствие, не похожее на те, что были ранее. Этот естественно обнажённый, ничем не прикрытый страх, природный, животный, плотский страх... И страх боялся не зря.
...Четыре тёмно-синие машины с разноцветными мигалками небрежно окружили место, где обычно собирались девчонки... Похоже, что их взяли внезапно, прямо за работой. Они были построены в ряд на обочине, и полная фигура в серой фуражке неспешно ходила вдоль них и что-то усердно выясняла, а вокруг мелькало ещё несколько теней с автоматами. Не было ни Лысого, ни смотрящих, - никого из "командующего" состава - остались только девчонки. "Это наверно за мной", - сорвалось в голове героини... Свинцовый комок страха в её груди становился всё больше и тяжелее, руки начали бесконтрольно дрожать, а ноги, словно замороженные, онемели... Но вопреки всем инстинктам самосохранения, некая неземная, безумная сила потянула героиню вперёд, некое обжигающее чувство людской несправедливости заискрилось глубоко в сердце. Её взгляд помутнел, глаза остекленели, в них появился предательский блеск. Будто в лихорадочном бреду, героиня шаг за шагом приближалась к своему капкану... Незримое мгновение... и их разделяет лишь пара дорожных полос...
Что-то, жёсткое, звонкое, но в то же время и беззащитно хрупкое, словно часовая пружина, оборвалось в груди героини... Она вдруг вскрикнула, неуклюже махнула руками и самоубийственно метнулась назад во дворы... Естественно, этого не могли не заметить серые фуражки...
...Сквозь тьму дворов, дыханье стен, капканы фонарей, деревьев рук, заборов спин, нет, не укрыться ей...
Запах из помойного бака был далеко не самым приятным в жизни героини... К горлу подкрадывался убийственный рвотный рефлекс... "Да... нашла лучшее место, чтоб спрятаться", - с нервной ухмылкой точно заметила испуганная женщина. Послышался гул мотора, пространство вокруг осветило красно-синее мерцание... "Вроде пронесло", - дрожащими губами прошептала еле живая душа, прислушиваясь к удаляющемуся звуку... Вдруг что-то ужасающе пискнуло совсем рядом, в нескольких сантиметрах от героини, потом, словно гром, сатанинский писк раздался с дугой стороны, и ещё... и ещё... Хрупкое женское тело начало трясти, будто под ударами сотен молний, пространство вокруг стало неестественно ярким, опять появился какой-то гул, но это был не гул мотора, нет, это был гул неземной, пронизывающий каждый атом пространства, от которого вот-вот должны были лопнуть барабанные перепонки, дыхание, это чёртово предательское дыхание, начало бесконтрольно сжиматься в бесконечно малую точку в центре пылающей груди, оно становилось всё меньше, туже, и меньше, и жёстче, и... хрупче... с каждой секундой его было всё тяжелее удержать... оно забилось... затряслось... и... взорвалось... родившейся вселенной.
На крик быстро прибежало несколько "фуражек", одного из которых она уже встречала этим вечером на этаже - пара "ласковых" слов, разбавляемых разбитым носом - экспрессом мягкое заднее сидение серого "Уазика" - мелькающие в стёклах неприятельские тени фонарей - и на десерт - не столь удалённое разваливающееся оранжевое здание отделения...
Обшарпанные зелёные стены кабинета следователя, рыжий, протёртый до дыр линолеум с незатейливым квадратным узором, мерцающая на потрескавшемся потолке лампа дневного света, не предвещали ничего хорошего, будучи явно не щедрыми на новый оптимизм... Всех двенадцать девчонок, и тринадцатую героиню посадили на почти развалившиеся, низкие школьные лавочки, расставленные вдоль холодной стены, по которой лихо мелькали тараканы. Впрочем, те, кого это не устраивало, могли и постоять... Всем раздали порядковые номера, по которым вызывали на собеседование. Нетрудно догадаться, какая циферка досталась героине...
Большинство девчонок вело себя даже более, чем спокойно, кто-то шутил, кто-то травил пошлые анекдоты... Видно, здесь они были явно не в первый раз и ко многому просто привыкли. Правда, в ряду встречались и такие, кто оказался в подобном месте впервые. Их легко было вычислить по безнадёжно опущенным головам и потерявшим всякую улыбку бледным лицам. К этим новичкам относилась и героиня...
...Вопросы у следователя были стандартные: "Кто? Где? Когда?" - большинство девчонок на них охотно отвечали... Прошедших импровизированный блиц-опрос торопливо уводили в неизвестном направлении... Примерно через минут тридцать подошла очередь героини... В кабинете она осталась наедине со следователем. Дверь на выход была закрыта снаружи... Героиню опять начал порабощать столь опостылевший за минувшие сутки страх. Еле передвигая уже возненавиденные ватные ноги, она присела на край жёсткого деревянного стула, поселившегося около стола начальника. На часах пробил час. Допрос начался...
- Имя, фамилия, год рождения, - затараторил коротко стриженый, лет 45, следователь, скрывающийся за потёртым мундиром с двумя жёлтенькими звёздами на погонах. На оранжевом лице была такая усталая тоска, что только от одного его вида можно было сознаться в любых смертных грехах...
- Нет, моё!.. Знаешь?! - внезапно взорвался доселе внешне спокойный начальник, от голоса которого девушке стало ещё хуже... Не в состоянии произнести и слово, она в панике начала беспорядочно бормотать:
- И... имя... я... нечаянно... я... я больше не буду... я... - при этих словах и без того уставший и заведённый следователь сам начал постепенно терять рассудок:
- Да имя-то твоё как, чёрт возьми, отвечай нормально!.. Я тут с тобой до утра, что ль сидеть буду?! Быстро говори!..
Но героиня уже слабо реагировала на эти слова. Её кожа позеленела, из носа потёк тоненький ручеёк крови, разбавляемый непрерывным потоком обжигающих слёз. Она опустила дрожащую голову, закрыв руками окаменевшее лицо, и тихо всхлипывала... Начальник, видимо, сам не ожидал такой реакции... Он нервно замолчал, растерянно глядя на еле живой объект допроса. Но паника девушки только усиливалась, она опять начала что-то беспорядочно бормотать, трясясь натянутым телом...
- Дьявол, да успокойся же ты, наконец, прекрати сейчас же этот сопливый спектакль!.. - потерянно воскликнул следователь, сам находившийся уже на гране нервного срыва. Бывшая явно очень далеко от этих слов, героиня неожиданно начала успокаиваться. Всхлипы становились всё тише, её перестало трясти, тёмная белизна рук начала обагряться кровью. Но она по-прежнему сидела, наклонив голову, закрывая перепачканное лицо ладонями. Постепенно она умолкла и в кабинете установилась могильная тишина, такая тишина, что при желании можно было услышать вой... вечный вой вселенной... Видя, что дела пошли на поправку, следователь и сам успокоился, его лицо приобрело былую усталую мягкость, он поправил мундир, и с полной благожелательностью в голосе несмело продолжил:
- Н..., - больше он ничего сказать не успел, так как был остановлен бешено ударившим в его голову стулом, который мгновенно, с треском, разлетелся на дрова отменного качества. В тот же миг с его стола, словно подхваченные ворвавшимся в комнату смерчем, полетели бумаги, карандаши, ручки, ни в чём не повинные записные книжки и прочий канцелярский хлам. Уже собиравшаяся швырнуть и сам стол следователя, но не нашедшая для этого достаточно сил, героиня, выбежав на середину кабинета, угрожающе размахивая руками, одна из которых безжалостно сжимала растерзанный Уголовный кодекс, пронзительно, так, что задрожали стёкла, безостановочно стала выкрикивать:
- Имя, говоришь?! Ха! Нет у меня имени, слышишь, ни имени, ни фамилии, нет, нет, нет!!! Ни работы, ни дома, ничего у меня нет, ни-че-го! Нет! Я - никто, понятно вам, а?! - в онемевшего следователя полетел увесистый "кодекс", - Я вычеркнута из этого общества, я для вас не су-ще-ству-ю! Слышите, а!? Слышите!.. Нет, ничего, вы ни-че-го не слышите, я же тень, я ветер, чёрт возьми! Вы ничего не слышите, ничего!.. - последние слова героиня выкрикивала уже на полу, бесцеремонно уложенная аж четырьмя запоздавшими милиционерами, каждый из которых был раза в два шире её...
- Вы слы-ши-те?! - прокричала из последних сил героиня и потеряла сознание...
От невыносимого шума дико болела голова... Дыхание сковала поразительная лёгкость исчезающего в пустоте воздуха... Какая-то пыль всё время норовила забраться в нос. Было очень светло, как-то неестественно светло, светлее, наверно, чем на солнце... глаза не слепило... "Наверно я уже умерла", - сразу же смекнула девушка. "Интересно, это ад, или рай... Наверное я в аду... Боже!..", - свет неожиданно начал тускнеть, становилось всё темнее и тише... Наконец, свет полностью погас, и установилась мёртвая тишина, чей голос был прерван внезапно послышавшимся звуком капающей воды... Стало очень холодно...
Героиня приоткрыла глаза... Уже немного светлее... "Здесь был я..." - первое, во что врезался туманный взор. Кирпичная стена... Много каких-то надписей и каракуль... Чертовски сыро... "Где я?!", - еле слышно произнесли дрожащие губы героини. Вдруг она увидела, что сбоку нет стены, и откуда-то сверху падает живительный свет. Она попробовала сфокусировать мутный взгляд, но это ей так и не удалось. Тогда она приподнялась на колени и медленно, сантиметр за сантиметром поползла в ту сторону, откуда исходили эти спасительные, чуть живые лучи... Свет становился всё ярче, в лицо ударил поток тёплого воздуха... Но неожиданно что-то мешает ползти, что-то преградило единственную спасительную дорогу к свету... Что-то... Что... Изо всех сил напрягая глаза, героиня всматривалась в незримую преграду... Наконец, доселе незаметные очертания стали приобретать всё более чёткую окраску, всё реальнее и больнее... Ржавый прут стальной арматуры... Героиня, объятая нарастающей дрожью, медленно подняла глаза...
- В клетке, дорогая моя... в "обезьяннике"... - неожиданно сзади громом раздался тихий хрипловатый голос, похожий на мужской, но почему-то не совсем мужской, а какой-то... странный и... дьявольски знакомый. Девушка по-детски вздрогнула и резко обернулась...
- Кто это?! - испуганно воскликнула она, пристально вглядываясь в тень нежданного собеседника.
- Разве ты меня уже забыла? - с приличной долей сарказма отозвалось из тёмного угла, - а я думал, такое не забывается...
Героиня принялась судорожно вспоминать всех своих горе-друзей, ум сразу же вызвался выстраивать всякие нелепые параллели... Вдруг зрение начало постепенно возвращаться, очертания предметов стали всё чётчё и ярче, и героиня разглядела...
- Бешеный Смокинг!.. А ТЫ тут... что делаешь?! - громко воскликнула женщина, поднимаясь с холодного каменного пола, даже немного обрадовавшись, что встретила в этой дыре хоть кого-то знакомого...
- Ну не кричи, не кричи ты так, тебе до этого разве мало досталось... Всю охрану перебудишь... А они этого ой, как не любят... - на удивление спокойно начал бешеный старик, поправляя воротник своего неизменного смокинга, - да... что вот ТЫ тут делаешь я уже знаю, наверно уже все отделения города про тебя слышали... Это ж какой надо талант иметь, чтоб такое натворить?!
Героиня провела по изрядно разбитому лицу бледной, точно игристая вода далёкого озера, окружённого грозными мировыми соснами, рукой, вытирая засохшую кровь, и стала нервно копаться в своих воспоминаниях, пытаясь отыскать причину по которой она попала в такое скверное местечко... В голове беспорядочно всплывали образы прошедшего дня: "скорая", пруд, бычок "Camel", "играли на гитаре", мусорные баки, Уголовный кодекс...
- Боже... - с непревзойдённым ужасом на лице прошептала героиня.
- Да ладно, с кем не бывает, - заметил старик таким тоном, как будто бы его собеседница всего-навсего разбила коленку, упав с детского велосипеда, - я в такие места уже тридцать третий раз попадаю, вот ещё пару таких залётов и будет юбилей... Эх, погуляем!.. А у тебя юбилей-то когда, а?!
- Какой, к чёрту, юбилей, - после недолгого молчания подавлено произнесла героиня, - Боже... что же теперь будет... меня посадят, расстреляют... - с ужасом она представила своё недалёкое будущее, - ну почему ж, всё так плохо?! Может это лишь очень плохой сон, - медленно оседая, прислонившись к стене и закрыв лицо чёрно-бурыми ладонями, сквозь негромкий надрывистый плачь прошептала дрожащая девушка... А слёз в глазах уже и не осталось...
Уморительно улыбнувшись, ворчливо кряхтя с неизменным "проклятые рудники", старик неожиданно поднялся и как бы невзначай, хриплым голосом, прошептал ответом парализованной женщине:
И, подавившись страстью кончины,
Опять вспоминаю: я был готов
Стать пустотой... без личины:
Без имени, без времени, без слов.
- Что это?.. - со свежим, неподдельным удивлением в голосе спросила внезапно переставшая плакать героиня, внимательно вслушиваясь в каждое слово старика.
- Обычные слова... а чем это ещё может быть?! - искренне возмутился оратор. Девушка на секунду призадумалась, и по её успокоившемуся перепачканному лицу скользнула неподдельная улыбка:
- Чёрт возьми, а ведь точно! Всего лишь слова... - проявляя искреннюю заинтересованность, заметила героиня, - эх, только вот куда они завести могут, эти слова...
- А это уже, дорогая моя, зависит только от тебя, - резво заметил старикан, - куда пойдёшь, там и окажешься... Никогда не забывай об этом.
Немного помолчав, девушка вдруг воскликнула, неожиданно изменив тон на более резкий:
- А что это было за идиотское шоу около пруда?.. - и, не дав ни секунды старику, тут же добавила:
- Что значит, "вы всё обо мне знаете", вы кого из себя возомнили, а?! - немного наивно и несвязно воскликнула пленница.
- А чего в этом, как вы говорите, шоу, было такого идиотского? Стоит под деревом пожилой человек, курит спокойно сигарету, рядом проходит...
- Да она у тебя даже зажжена не была! - непритворно кипя от возмущения, героиня прервала невозмутимого рассказчика.
- А разве это имеет какое-то существенное значение? - спокойно парировал старик, - разве от того, была ли эта сигарета зажжённой, что-нибудь изменилось? А теперь, если позволите, я продолжу отвечать на ваш же вопрос... Так вот. Рядом проходит молодая женщина. И вдруг пожилому человеку кажется, что он её уже где-то встречал... Он оборачивается к женщине...
- Да ты даже видеть меня не мог! - опять, не выдержав, вмешалась героиня... Но, вспомнив, предыдущий ответ старика, она всё же решила не ввязываться в новую, заведомо проигрышную для неё полемику, и лишь виновато добавила:
- Это я так... продолжайте... продолжайте.
- Ну, уж надеюсь на ваше снисхождение, - с лёгкой ухмылкой заметил старикан, - итак, я, пожалуй, и вправду продолжу. Пожилой человек оборачивается к женщине и говорит, что ему кажется, что он её знает. Потом, чтобы не задерживать свою собеседницу, он быстренько, тихо мирно удаляется... Ну и чего тут может быть идиотского, ответь?!
- Боже!.. Талант! - уводя голову в сторону, с трудом сдерживая смех, лишь бы только не взглянуть на проклятого старика, сердечно воскликнула девушка.
- Ну, а насчёт того, что "мы о тебе помним" - посмотри вокруг, а потом взгляни на меня... Итак, ещё вопросы будут?! - лукаво воскликнул Смокинг, а потом, словно сам же себя перебивая, заметил:
- А я же говорил: "Берегись..." Ну что же ты меня не послушала, а?
Героиня виновато взглянула на старикана и, с досадой вздохнув, негромко сказала:
- Да таких как ты никто почему-то не слушает... Вот когда в какую-нибудь переделку попадут, тогда только и протирают уши с глазами... Только поздно вот уже. А так... только пинают... - героиня стыдливо опустила глаза, и после небольшого молчания добавила:
- Ну а сам-то за что столько раз попадал?
- Как ни странно, даже не за перегар, - это сейчас почти узаконено, и не за непритворное поведение - я же не от мира сего, а значит, и укусить могу, - а кому с таким охота иметь дело... Чаще всего... за смокинг. Ну, просто инстинктивно не переносят доблестные служители закона мой скромный, но зато ярко индивидуальный внешний вид... Да и не только служители закона... Пару раз в месяц по зубам гарантированно, особенно зимой... Такие, вполне приличные граждане подходят... На лицах сама доброта... Хе-хе... - старик, как бы невзначай, широко улыбнулся, обнажив свои отсутствующие зубы...
- Слышь, а пьёшь-то ты зачем столько, - ведь прямая дорога... - запнувшись, спросила героиня грустным голосом, дрожащим от перегоревшего напряжения...
- А эта дорога разве может быть не прямой?.. Или ты вдруг свернуть с неё решила... - раскрыв заплывшие глаза, весело улыбаясь, откинул алкоголик.
- Да... я вот об этом тоже думала, - нерешительно заметила девушка, вспоминая вчерашний эпизод со "скорой", потом, после короткого молчания, она вдруг живо спросила:
- Смокинг, слышь... а кто это "мы"? Вы что, следите за мной?! Да и зачем вам это...
- Ну, конечно, надо мне уж больно следить тут за кем-то... Я лучше опохмелиться схожу, полезней будет... - не теряя ни капли серьёзности, возмутился старикан, - просто...
...Когда нет ни цели, ни дна,
вырастает асфальтовый лес
и зубастый язык у окна
тянет ноги в перину небес.
Когда дождь - свинцовая тля -
угощает золой куполов
и в клетушках из перьев змея
запирает ветра на засов.
Когда лист корнями креста
вырубает песочная власть
и бросает аврору с моста
в деревянные ящики масть...
Мы по рельсам бумажным к себе
прогрызаем глаза в головах,
что парят в конвейерном сне
и штампуют века на словах.
- Чего-чего?.. - ужаснулась героиня, не разобрав, по-видимому, ни единого слова.
- Могу ещё раз повторить, если что-то непонятно, - деловито ответил старик.
- Нет, нет, достаточно, мне и этого хватило, - суетливо вставила девушка и неловко замолчала, удивлённо глядя на Смокинга, прохаживающегося по малюсенькой комнатушке и подозрительно прислушивающегося к окружающим стенам... Потом старикан подошёл к решётке и осмотрел пустующий коридор. Где-то вдали мерцала лампа. Тишина по-прежнему разбавлялась лишь глухим звоном капающей воды. Внезапно дед, кряхтя, присел на колени и приложил ухо к сырому бетону пола. Спустя несколько секунд напряжённого молчания, он приподнялся и с неестественно горящими глазами еле слышно прошептал:
- Три часа, - сделав глубокий хриплый вдох, продолжил:
- До утра ещё далеко... ой, как далеко... - Смокинг, словно его кто-то перебил, резко умолк. Снова окружающий воздух сковало гнетущее молчание...
- Это было на Алтае, как раз, когда коллективизация разгоралась, - внезапно начал старик, - широкая кипящая река приходила к нам со стороны призрачно белеющих вдали горных вершин и скрывалась в бесконечности великих степей... Для нас она была не только единственной дорогой во внешний мир, но и единственным источником всей жизни... Река нас кормила, одевала, каждому давала работу... В один из обычных солнечных дней, когда небо не предвещало ни малейшей беды, из далёкого города явился к нам один деловой начальник, одетый не по-местному в чёрную кожанку и не менее чёрные сапоги. Долго ходил по округе с дюжиной молодых пацанов с наганами, всё присматривался, да примерялся... Под конец, подойдя реке, над которой ни на секунду не смолкал влажный тёплый ветер, остановился и несколько минут в гробовой тишине что-то напряжённо искал над водной гладью. Рядом собрались почти все местные жители и безмолвно глядели в спину чужака. Внезапно он резко повернулся и неторопливо, смакуя каждое слово, негромко произнёс: "Да... Зона обширных ветров". Больше он ничего не сказал и в этот же день торопливо покинул нас... - парализованная словами старика, героиня не в силах что-либо спросить, лишь молча слушала, немного приоткрыв рот... Сделав негромкий вздох, рассказчик спокойно продолжил:
- Мы были где-то в лесах центральной Сибири... На Алтае делать всё равно было уже нечего. Река почти вся усохла под плотиной... жителей согнали в наскоро сколоченный в степи колхоз, наше бывшее поселение неприметно сгнивало, окружённое песчаными степями... Потом я узнал, что однажды ночью оно бесследно исчезло - большой пожар уничтожил всё - даже пепла не осталось... Только серая корка мёртвой земли.
...Зеленел свежий майский лес. В Сибири в это время настоящее изобилие. Зверя и дичи столько, что можно за день на год запастись... Под ногами первые ягоды... В то утро шёл теплый грибной дождь, на небе из-за туч пробивались ослепительные лучи... Вокруг всё переливалось, играло, горело - точно в райском алмазном саду. По лицу беспечно пробегали обжигающие капли, гонимые мягким влажным ветром... Воздух был... Благодать!..
Почерневший от воды ствол нагана мгновенно высох, оставляя ветру белесую пыль пара. Я выстрелил второй раз, но опять, похоже, промахнулся... Леший - мой лучший друг и напарник - сдерживал красных сзади. Смотрю, кожаный - так я врагов по старой привычке называл - из-за дерева выползает... А вокруг всё цветёт, повсюду птицы поют, солнце так в глаза и целует... Он дёрнулся, попытался навести пистолет на меня, я ещё разок пальнул, - упал замертво. Ещё остались двое у Лешего... Поворачиваюсь, - он лежит как-то неестественно, с трудом отстреливается... Подполз, смотрю, у него всё лицо в крови, шея разорвана... и тихо, хрипит: "Один красный..." Тут выстрелы стихли... Выглядываю из-за бугра, вижу - кожаный за деревьями удаляется... Пару раз пальнул по нам наугад и исчез в лёгкой майской листве... Настала такая тишина... Даже птицы замолкли. Дождь прекратился. Солнце скрылось за облаком. Только дыхание, тяжёлое человеческое дыхание осталось... Умирал Леший больно, у меня на руках... Я ему говорю: "Молчи!.. Легче же будет...", а он всё поговорить хотел, всё, задыхаясь, рассказывал, вспоминал... Когда его глаза закрылись, и грохочущее биение в окровавленной груди умолкло, снова дождь пошёл... Я обнял его тёплое тело - хотел, наверное, от дождя укрыть... а ливень становился всё сильнее, и жёстче, и холодней... никуда от него нельзя было укрыться, спастись... Видать, дождь внутри шёл... в сердцах. Сама Смерть в тот день плакала...- старик невольно замолчал. Героиня отсутствующе сидела, боясь своим дыханием нечаянно прервать своего собеседника. Немного отведя голову в сторону и безмолвно взглянув на тусклую, потрескавшуюся стену, старик тихо добавил:
- Так нас и повязали...
Потом, снова переведя взор на героиню, не спеша продолжил:
- После войны долго на свободе погулять не пришлось... За распространение "антисоветской" литературы моих друзей, с которыми я знакомился на каналах, лесоповалах, в шахтах... вновь дали поворот... Один из знакомых, сумевший тогда пробиться до самой верхушки, предложил мне устроить вместо срока пару недель в "жёлтом доме", да и то, для чистых, как он выразился, формальностей. Ну, я, естественно, против не был... На исходе второй недели моего пребывания в достаточно уютном, по сравнению с лагерями, местечке, знакомый внезапно скончался... Про меня больше никто не вспомнил... и две недели с лёгкостью растянулись на два года. Я был переведён в больницу какого-то бедненького малюсенького городка. Вот здесь-то я и заглянул в око мироздания...
Вся моя жизнь была войной. Жестокой, беспощадной войной. Войной с самой же жизнью, войной с самим собой. И, поверь, выжить на этой войне, не исчезнуть, сохранить... очень, просто невыносимо, сложно. Ведь ты никогда не знаешь, кто сегодня твой главный враг, кто нанесёт удар первым... В психушке неприятель обнажился. Им стал... собственный ум. И только победив его, не растворившись в призрачном плену, я имел шанс выжить.
Всем постоянно вкалывали какую-то прозрачную дрянь... За два года к нам не доставили ни единого психа, - всех, от студентов, до докторов наук, - но не одного ненормального. Зато, выходили уже... Всё начиналось ночью. Обычно терпели месяц. Редко, кто дотягивал до двух... Вначале тебе просто плохо, всегда хочется есть. Мы ели, в лучшем случае, пару раз в неделю, - как выживали? Нас консервировали. Через неделю в палате появлялись тени... Сперва мельком, под конец - ты сам становился ими. Где-то спустя полмесяца начинали несмело грызть тело червяки, муравьи, всякие мошки, постепенно наглея, они кусали с каждым днём всё больнее и чаще... Под конец третьей недели уже падали стены, рушился потолок, уходил из-под ног пол. Эпилогом ко всему этому представлению почти всегда являлась атомная катастрофа... А потом... А потом ты умирал. Всё прекращалось. Страх сменялся ни на секунду не угасающей вселенской болью. Такая несправедливая, тоскливая боль, что медленно выедала угасающие глаза... Рядом с нашим двухэтажным корпусом была единственная в городе высотка. Чистый, только построенный дом ярко зелёного цвета, достаточно симпатичной архитектуры. Мы часто слышали, как гуляют всё новые и новые новосёлы, играет оркестр, кричат дети... А ночью всё смолкало... Лишь одинокий ветер за решётками окон насвистывал свою невесёлую мелодию. По-моему это был реквием. Самым сложным здесь было освободиться от чёрных кожаных ремней, которыми привязывали на ночь пациентов... Хотя, зачастую сами "врачи" ослабляли их, освобождая место для следующего "больного". Машина работала почти безупречно... "Почти" - это потому что я сейчас с тобой... Дальше требовалось пройти длинный зелёный коридор, в конце которого грустно молчала единственная лампочка. Тоже зелёная. Там через открытое окно туалета, ты встречался с ветром. Он провожал тебя до разрисованного розовыми цветами и синими птицами светлого подъезда высотки. Иногда компанию вам ещё составляла задумчивая луна. Путь до двенадцатого этажа приходилось уже преодолевать в одиночку - это самый неприятный этап, но всё же ты знал, что наверху тебя будут ждать твой друг и, как я уже сказал, может быть, - безмолвная подруга. А пока, на двенадцатом этаже тебя принимал к себе выход на крышу, охраняемый розовой лампочкой. И вот, открывая вечно незапертую дверь, ты прикасался к небу. Иногда - звездному, иногда - укутанному в облака или тучи. И снова ты был не один, и становилось весело, свежо и легко. Ветер брал тебя за руку и неспешно подводил к краю, всё время нашёптывая тебе разные истории из твоей же жизни. И вот, наконец, он плавно поднимал тебя на невысокую перегородку и спрашивал у тебя последний ответ... Все... ветер, небо, луна, тучи, звёзды, дождь, деревья вдалеке - вся природа замирала в упоительном ожидании... И вот ты негромко произносишь эти заветные слова и...
Я произнёс пару рифмованных строк... Из-за них я и был единственным выжившим после "восхождения". Я просто-напросто вернулся их записать... Иначе, часа в четыре утра к дому бесшумно бы подъехала "скорая", а ещё, спустя пару часов, из этого подъезда побежали бы ничего не подозревающие жильцы... взрослые - на работу, дети - в школу... И лишь невзрачное сырое пятно на асфальте невзначай вспоминало бы обо мне... Два года меня спасали именно эти пару строк. Я обезумевши, и ночью, и днём, и вечером, и утром, только и делал, что сочинял, сочинял и сочинял, хранил в уме целые книги... Мне не хотелось ни спать, ни есть, я чувствовал, как отступали любые, даже самые изощрённые лекарства, как только в голову приходили эти пару строк... И я победил.
Ты знаешь, я всю жизнь искал... счастья. Да, да, простого человеческого, но искреннего, непритворного счастья. И мне кажется... нет, я уверен, я абсолютно знаю, что я его нашёл. Только что... Вот прям тут, разговаривая сейчас с тобой! Да, чёрт возьми, я его нашёл, вот же оно! И где я только за ним ни охотился, ни караулил его, а оно... вот же, рядом, всегда было со мной!.. Наконец-то, наконец, после стольких прожитых лет, пройденных путей, я держу его!.. Смотри, ведь счастье же, всего-навсего, есть... - тут старик повернулся к героине... Она мирно спала, присев у стены... Старик бесшумно снял с себя смокинг и осторожно, чтобы не разбудить, накрыл им измученное женское тело...
- Эй, подъем! Хватит спать, здесь не санаторий! - молнией врезалось в сон, - эй, неслышно, что ли, подъём!
Девушка с трудом открыла глаза... На белом фоне стояли две фигуры. Проведя краем ладони по синим векам, героиня внимательно присмотрелась...
- Брат!.. Вернулся! - разглядев знакомое лицо, с детским восторгом воскликнула девушка и несмотря на то, что всё тело ныло и трещало, беззаботно бросилась к нему на шею... Братом оказался молодой парень, лет двадцати пяти, с абсолютно лысой головой. Он был одет на порядок лучше своей нерадивой сестрёнки, хотя в оригинальности братец явно не собирался уступать ей: новенький вязаный свитер, бешено отражающий все цвета радуги, зелёный шёлковый пиджак, забавно переливающийся, словно хамелеон, приобретающий абсолютно нелепые оттенки, фиолетовые штаны в полоску и наконец, идеально чистые чёрные кожаные ботинки с длинными острыми мысками.
- Ну ты там как?! А приехал давно? Слышь, а ты и вправду в Индию ездил, а?! - беспорядочно расспрашивала героиня, а брат молча слушал, неловко улыбаясь после каждого вопроса...
- Подробности потом обсудите, давайте, шевелитесь, помещение побыстрей освобождайте, а то сейчас закрою вас тут вдвоём, будете знать! - ухмыляясь, подшучивал старый охранник, - давайте, на выход, на выход!..
- Да, да, всё, мы уже уходим, - желая поскорее покинуть это гнусное место, торопливо кинула героиня и, взяв брата за руку, повела его из клетки.
- Так-с, вещички свои забирайте, пожалуйста!.. У нас тут не музей, - покрикивал неугомонный охранник.
- Да что вы, какие вещи, нет давно ничего у меня, - в радостном забытьи, сквозь смех, бросила девушка, направляясь к выходу, - мы уходим, уже уходим...
- Ну а это, наверно, по-вашему, я в камере оставил, да?! - повысив голос, возмутился охранник, указывая на лежащий в углу чёрный кусок ткани...
- Да нет... - внезапно героиня запнулась, её глаза широко раскрылись на побледневшем лице, - постойте, - она резко метнулась обратно в камеру...
- А гд.. где... к... старик?! - дрожащим, спотыкающимся голосом надрывисто воскликнула женщина, держа в руках помятый смокинг... - ну, такой...й... старик был тут... в с-смокинге...
- Какой ещё старик?! Вы меня тут за пенсионера не принимайте, я ещё в полном расцвете, слышите?! Не было тут никаких стариков!.. Давайте, шевелитесь быстрее, я тут с вами уже целый час стою!.. - в искреннем негодовании прокричал охранник...
- Ну, как же... Смокинг... старик... такой был весёлый... мы с ним же всю ночь разговаривали!.. - сквозь слёзы надрывалась героиня, - ну, старик же такой был!..
- Гражданка! Вы мне тут что устроили, а?! Что это за кино такое?! Не было здесь ни какого старика! Я вас всю ночь охранял, и никаких стариков сюда не приходило!.. Вас даже специально одну в "обезьянник" посадили, чтоб успокоились хоть малость, только, похоже, к сожалению, это вам мало помогло! Пить на меньше, тогда никаких ни чертей, ни стариков не будет!.. Всё, надоело мне ваше дурачество!.. - охранник взял девушку за руку и силой выпроводил из клетки...
Героиня, крепко сжимая в кулаках смокинг, прижалась к плечу брата, ничего не понимающего в происходящем и лишь неловко переводящего удивлённый взгляд с сестры на охранника и наоборот...
- Тебе лучше умыться, - сказал брат, указывая на умывальник, стоящий во тьме открытой комнатушки, из крана которого неутомимо капала вода, звонко ударяясь о железное дно...
Пока за стеклом приёмной оформляли необходимые документы, брат с сестрой присели на небольшой скамейке, стоявшей напротив.
- Да я конечно же всё понимаю, - неторопливо начал братишка, - тебе тут пришлось очень нелегко, и, естественно, нервы сдают...Но теперь всё позади... Начальник отделения - мой старый друг и он обещал быстро "замять" всё это дело... Хотя, ты, конечно, даёшь... Тот несчастный следователь надолго тебя запомнит - он в больнице с сотрясением мозга... Кстати, растерзанный "Уголовный кодекс" был подарен ему мэром четыре года назад, как лучшему работнику сезона...
- Так ему и надо, - на немного успокоившемся лице героини промелькнула незримая улыбка, - сам напросился...
- Да, приехал я хотя бы на день позже... но ничего, всё обошлось... - братан задумчиво сделал паузу, - эх, сестрёнка, и много же нам с тобой повидать пришлось в этой жизни... С самого детства... Это всё из-за отца, конечно...
Вдруг лицо героини приобрело постороннюю серьёзность. Она задумчиво повернулась к брату:
- А ведь мы его ни разу так и не увидели... Да и мать никогда о нём не рассказывала... До самой смерти говорила, что он где-то далеко, всё слишком занят какой-то работой... У нас даже ни одной его фотографии не было... Странно... И почему она просто не сказала, что он, например, погиб, или исчез?.. Для нас он всегда был живым, но в то же время и несуществующим... Чертовски странно... Что-то она всё-таки скрывала... очень упорно скрывала...
- Но в любом случае, это уже дело прошлого!.. - перебив героиню, громко воскликнул брат, - с сегодняшнего дня мы всё начнём сначала. С нас хватит!.. Теперь у меня есть связи по всей стране; в Индии я познакомился с такими людьми, которые тебе даже и не снились, и, что самое главное, они из России и обещали нам реально помочь... Ты представляешь, у нас будет куча денег, машины, квартиры, мы станем полностью свободными! Мы наконец-то будем счастливы...
- Счастливы... - грустно, опустив глаза, повторила героиня... В этот момент к ним подошёл человек в форме и отдал брату какие-то бумаги. Тот поблагодарил его и, попрощавшись, направился к выходу, обняв свою сестру... В руке девушка крепко сжимала помятый кусок ткани...
...По низкому асфальтовому небу спешили тёмно-синие тучи. Холодный безжизненный ветер плевал в лицо тяжёлые, словно свинец, капли... В стеклянно прозрачную лужу упал пожелтевший лист...