... - Наши дозорные с вышек и рыбаки видели корабли Харальда Братоубийцы, херсир. Три его драккара, потрепанные бурей, с оборванными парусами, рано утром подошли к берегу. Недалеко, меньше чем в полумиле* отсюда. Несколько лодок пристали к берегу. Дозорным показалось, что люди из Рисмюнде что-то искали. Потом вернулись на корабли и повернули их назад...
- Назад? - спросил, сдвинув брови, Торджер. - Не понимаю. Почему они это сделали, раз их драккары были на плаву?
- У меня есть предположение, херсир, - вмешался старый воин по имени Хьялти. - Возможно, Братоубийца привез с собой предсказателя. На корабле не гадают на рунах - его качает, руны могут сместиться, и предсказание может быть истолковано не верно.
- Ты хочешь сказать, что Харальд дождался утра, приказал спустить лодки и высадиться на берег и гадал, будет ли ему удача? И руны сказали ему, что его и его воинов ждет беда?
- Да, - кивнул Хьялти. - И у него очень сильный колдун - ведь мы здесь, и ждем Харальда не с добром.
- А что люди из Рисмюнде искали тогда в прибрежных скалах? - задумчиво протянул херсир.
- Они чужаки, и мы не знаем всех их обычаев...
- Вот именно. Вдруг этот их такой сильный колдун колдовал на берегу? Что, если он сварил отраву и наслал зло на наш край или даже нашего мейконунга?
Все бойцы, собравшиеся вокруг Торджера, одобрительно загудели. Да, возможно, херсир прав. Такие случаи бывали. Зачем воевать и проливать кровь, если достаточно приготовить такое зелье, что оно, разлитое по берегу, медленно, но верно нашлет неизлечимую хворь на всех врагов - и живущих у моря, и тех, кто обитает в глубине страны?
- Будем искать, - решил Торджер. - Мы дали присягу защищать наш край и нашего мейконунга, пусть и ценой собственных жизней. Прочешем все побережье отсюда на милю к востоку. Колдуну нужен был костер, чтобы сварить отраву. Ищите свежее кострище. Ну, и смотрите в оба, вдруг что-то еще попадется!..
...Он отчетливо слышал тяжелые шаги и звон стали. Это шли за ним, - он не сомневался в этом. А он был слишком обессилен борьбой с холодными волнами, которые долго и безжалостно играли с ним, как злые дети играют с попавшим им в руки беззащитным щенком или котенком. Потом он услышал впереди гул и грохот прибоя, возвещавшие приближение скалистого берега, а затем, в предрассветных сумерках, увидел мрачные черные гряды нависавших над морем утесов. Он собрал остатки сил, чтобы остаться в живых, чтобы не позволить ни утянуть себя в ледяную глубину, ни быть раздробленным ударом волн о камни.
Но все же совершенно избежать этого удара он не смог: пенные валы подхватили его,
поволокли, оглушили и, наконец, когда он окончательно был истерзан и потерял сознание, выплюнули на берег окровавленным изжеванным куском плоти.
Он не знал, сколько времени провел в таком состоянии; и вот теперь, едва очнувшись, почувствовал: за ним идут. Его разыскивали, и это были не друзья. Ощущение опасности, отдаленной, но приближающейся, было острым, как приставленный к горлу клинок. И таким же привычным, как меч в руке.
Меч!.. Он с трудом приподнял необычайно тяжелую руку и провел ею по бедрам, - но напрасно. Меча не было. И даже кинжала. Ничего, чтобы обороняться от приближавшихся врагов. Впрочем, даже если б он был вооружен до зубов - воспользоваться в своем состоянии хоть чем-то он бы, кажется, не смог. Даже для спасения жизни.
Шаги... и голоса. Грубые, хриплые, как карканье воронья, слетевшегося в ожидании легкой поживы. Все ближе, ближе...
Он должен что-то сделать. Что-то важное. Да, у него есть что-то, что не должно попасть в руки врагов. Или он потерял это? Нет, нет, он чувствует, что эта вещь при нем!
Он снова поднял руку и засунул ее за пазуху. Пальцы сомкнулись на бархатистой поверхности и извлекли из-под лохмотьев, в которые превратилась рубашка, удлиненный округлый предмет - сафьяновый футляр.
Он знал, что в похожих футлярах пересылают с гонцами пергаментные свитки с тайными приказами, например, королевскими. Что лежит в этом? Тяжелая вещь. Или так кажется его ослабевшим пальцам?
Он не знал, что там. Знал только, что надо спрятать это, что оно драгоценно и не может попасть в чужие руки.
На футляре были золотые застежки с маленькими замочками. Да, наверняка какое-нибудь секретное повеление. Но, что бы там ни находилось, он обязан спрятать эту вещь!
Он лежал на животе, уткнувшись лицом в намытый прибрежный песок. Теперь он приподнял голову, чтобы оглядеться. Перед глазами сразу замелькали черные точки, затем все поплыло как в тумане. Он сжал зубы и собрал все силы, чтобы не потерять сознание вновь. Наконец, ему удалось справиться с дурнотой, и взор его немного прояснился. Он лежал в узкой расселине между двух, выше человеческого роста, валунов. Сзади слышалось мерное дыхание моря, - оно отдыхало после страшного ночного шторма.
Скалы вокруг - это хорошо. Может, его и не найдут. Хотя, если не найдут, то и не придут на помощь, - а сможет ли он сам встать и добраться до безопасного места? И есть ли такое на этом берегу?..
Но надо спрятать свою драгоценную вещь! И сделать это немедленно! Он попробовал вырыть ямку - но слой песка был тонким, под ним обнажился камень. Если только нагрести его побольше...
Вдруг он сообразил, что прилив наверняка доходит сюда. Вода может вымыть песок и утащить футляр в море. Значит, надо спрятать его повыше, среди скал.
Он взял футляр в зубы, снова собрал все силы и начал медленно подниматься, цепляясь за выступы валуна, крепко зажмурившись, боясь хоть на миг приоткрыть глаза. В голове словно со страшной быстротой раскручивали горящий обруч, боль была невыносима, огненные языки лизали глазницы, и казалось, что глаза вот-вот вытекут наружу, как сваренные всмятку яйца из раздавленной скорлупы.
Он вставал, скрипя зубами и кусая до крови губы, шаря руками и хватаясь за каждую выемку в камне, будто выбирающийся из пропасти человек. Еще выше... еще... Неужели у него перебиты ноги? Он их почти не чувствует. Или они просто онемели от холода? Ведь он бос и почти раздет, рубаха на нем превратилась в клочья, штаны тоже.
Наконец, он выпрямился во весь рост. Боль терзала тело, но средоточие ее находилось в голове.
Боги, не дайте ему упасть, дайте спрятать футляр!..
Он слепо шарил в углублениях камня. Если не найдется укромного места, где можно положить свою вещь, все пропало. Но тут пальцы его наткнулись на прядь сухого мха, под которой было отверстие. Он сунул туда ладонь. Дыра оказалась неожиданно широкой и глубокой, рука залезла в нее до локтя. И там было совершенно сухо. Несомненно, если даже при таком страшном шторме, что был ночью, во время прилива, морская вода не попала туда, - бояться за сохранность футляра нечего.
Он глубоко, облегченно вздохнул - и сунул свою вещь в самую глубину отверстия. И открыл глаза. Это была пытка нестерпимой болью, но он должен запомнить место, где спрятал футляр. Запомнить хорошо. Он пристально посмотрел на валун, в отверстии которого спрятал свою вещь, - он был необычной формы, похож на ощерившегося волка. Такой трудно будет спутать с другими. А серый мох надежно прикрывал дыру, и определить, что она здесь есть, было невозможно.
Затем он обвел угасающим взором море и скалы вокруг; вдруг ощутил, что сзади, вдалеке, кто-то стоит и смотрит прямо на него... Крик этого человека долетел до него, но как будто приглушенный очень толстой тканью.
Он упал и снова лишился чувств.
... - Херсир, мы обыскали берег. Нет никаких следов пребывания на берегу воинов из Рисмюнде. Мы нашли только этого человека. - Хьялти обернулся назад и кивнул, и двое подтащили и кинули к ногам своего командира безжизненное тело мужчины в окровавленных лохмотьях.
- Жив. Изранен сильно, много крови потерял, на голове открытая рана, но вроде ничего даже не сломано. - Хьялти снова кивнул, и те же воины перевернули свою находку.
Торджер чуть наклонился, всматриваясь в лицо мужчины.
- Он не похож на викинга, - констатировал он. - Слишком смуглый.
- В роду Рагнара из Рисмюнде тоже все смуглые, - напомнил Хьялти.
- А волосы? Смотрите, он не носит кос, как мы. У него волосы коротко обрезаны.
- Наверное, это сбежавший траллс, - предположил Хьялти. - На спине у него следы порки, и не одной. Старые, правда...
Торджер слегка поморщился. У него самого были подобные следы - какими свободному человеку, тем более, воину, гордиться не пристало. Те следы, которые остались после того давнего спора с Сигни и ее братьями.
Свободных викингов секли редко, и только за особо тяжкие провинности. А присудить такое наказание могли либо ярл, либо сам конунг. Даже мальчиков не пороли. Считалось, что шрамы, оставленные не во время сражений, унижают дух будущего воина и ослабляют его силу и волю.
- Мне кажется, вряд ли он с одного из драккаров Харальда, - закончил старый воин.
- Рабы носят ошейник. А у этого нет даже следа от железного обруча, - задумчиво произнес херсир. Он прищурился, разглядывая фигуру и черты лица незнакомца. Крупный и очень хорошо сложенный мужчина. И в самом расцвете сил - едва ли ему намного больше лет, чем Торджеру. На лицо, пожалуй, чересчур смазлив, но женщинам такие нравятся. Последнее Торджер с неудовольствием относил и к себе, но у него хоть подбородок не подкачал, а здесь всё слишком правильно и тонко.
- Раз шрамы на спине, значит, точно траллс, - наконец, постановил он. - И, если он останется жив, то будет рабом нашего мейконунга. Конечно, она ждала Харальда, но всё же мы вернемся не совсем с пустыми руками. А чтобы этот раб ей понравился больше конунга из Рисмюнде, велим кузнецу выковать для него самый красивый ошейник!