Альфлауг умерла, когда Сигни было тринадцать. Девочка тяжело пережила смерть матери, которая безмерно любила и баловала дочь. Эриксон тоже был потрясен безвременной кончиной любимой супруги. Он, казалось, винил в происшедшем себя - ведь Альфлауг ничем не болела, и свела ее в могилу какая-то странная печаль, тоска, грызущая бедную женщину изнутри несколько лет - с тех самых пор, как, бледный и мрачный, вернулся Эриксон из Рисмюнде...
Конунгу было отрадно теперь лишь одно - смотреть, как подрастают и мужают его сыновья, будущая надежда и опора рода. И тут один за другим обрушились на Флайнгунг три несчастья. Начало сбываться проклятие ушедшей в иной мир старухи Гунндис. Ни один из сыновей Эриксона не дожил до двадцати лет. Один утонул, затянутый омутом; другого на охоте порвал медведь; третьего унесла лихорадка-лихоманка. И осталась у конунга одна дочь - к тому времени уже шестнадцатилетняя, - Сигни.
Эриксону было на тот момент всего сорок лет, он был мужчиной в расцвете сил, и вполне мог еще раз жениться и заиметь сыновей. Но, по никому не известной причине, конунг не взял в свой дом новую жену. Он объявил наследницей всего своего состояния и всех своих земель единственную дочь.
Отныне Сигни должна была не заниматься врачеванием или воинскими потехами, - она стала помощницей отца и его правой рукой. Она обязана была войти не только во все дела большого домашнего хозяйства, которыми и так порой помогала заниматься после смерти матери сестре отца, тётке Раннхилд, но и вникнуть во все тонкости управления принадлежащими роду огромными территориями.
Гальдорфинн с пониманием отнеслась к тому, что обучение Сигни лекарскому искусству закончилось; да и, говоря по правде, старой знахарке почти нечему уже было учить дочь конунга: та знала теперь почти все, что было ведомо самой финке.
Гальдорфинн радовалась этому: зрение все больше подводило ее, и она чувствовала, что скоро совсем ослепнет...
Два года пролетели быстро; Сигни сопровождала отца во всех поездках, вникала во все дела, училась, запоминала. Эриксон гордился дочерью, и не раз говаривал, что ни один из его умерших сыновей не смог бы так быстро постичь сложнейшую науку - науку повелевать, справедливой и щедрой, но твердой рукой.
Поначалу люди конунга не восприняли Сигни серьезно: были и насмешки - за спиной девушки и прямо ей в лицо, и игнорирование ее приказов. Сигни просила отца не вмешиваться, когда он пытался приструнить своих людей, заставить их подчиняться своей дочери. Она доказывала сомневающимся, насмешникам и лентяям, что не потерпит неповиновения - доказывала так, как волк, собирающийся стать вожаком стаи - собственными силой, волей, жесткостью, порой жестокостью.
И пришло время, когда она завоевала авторитет, которого добивалась - и у подчиненных, и у своего отца. И порой советы, которые она давала Эриксону, приводили его в восхищение ее умом и дальновидностью.
Сигни едва исполнилось восемнадцать, когда ее отец скончался. Именно тогда дочь конунга узнала тайну своего отца - страшную тайну, в которую была посвящена одна Гальдорфинн.
В ту ночь, обмывая тело Эриксона вместе со старой финкой, Сигни поклялась отомстить за позор отца - отомстить страшно и жестоко роду Рагнара Беспутного...
Между тем, о красоте дочери Эриксона Краснобородого молва шла с тех пор, как ей минуло четырнадцать. С пятнадцати лет её начали сватать, но конунг Флайнгунга не торопился отдавать никому из претендентов руку Сигни. Потом, когда девушка стала помощницей отца, и вовсе стало не до её замужества.
Но, после смерти Эриксона, сватовства возобновились, - Сигни стала повелительницей огромного края, практически королевой, к тому же она была очень красива, - и столь лакомый кусок, конечно, не мог не привлечь внимания множества соседних родовитых семейств.
Где это видано, чтобы столь юная девушка одна управляла таким обширным участком земли? Она сама должна мечтать о замужестве, чтобы возложить бремя власти на плечи куда более широкие и сильные. Удел же женщины - быть хорошей хозяйкой и рожать мужу детей.
Но Сигни не была согласна с этим уделом. Ей, которая смогла взять под свою власть всю страну, перед которой покорно склоняли головы даже ярлы* и умудренные опытом воины, которую почитали, которой повиновались, - стать всего лишь кухаркой да греть постель мужа?
Она владычица своих земель, мейконунг. Она сумеет отразить и опасность нападения, и утихомирить внутренние распри; она вершит суд, награждает верных подданных, карает измену и преступления и наказывает проступки. У неё тысячи рабов и сотни слуг, и десять тысяч воинов одновременно могут встать под её руку, если она того пожелает.
Отдать свой край, свою землю, своих людей - жадному мужу, который и в жены то ее возьмет лишь для того, чтобы приобрести все это, чтобы расширить свои владения? Ну уж нет!
Конечно, если найдется тот единственный достойный, который сможет внушить ей любовь, - не красотой (Сигни считала себя совершенно равнодушной к мужской красоте), а доблестью, отвагой, благородством, умом и высокими душевными качествами, - в общем, если он будет похож на ее отца, - тогда, возможно, она и подумает о браке... А, поскольку второго такого не отыщешь нигде на земле - Сигни останется мейконунгом, девой-правительницей, навсегда.
Исполненная самого твердого намерения отказывать всем претендентам, Сигни хоть и встречала их как радушная хозяйка, но заставляла искателей своей руки выполнять самые разнообразные задания - одного посылала убить одним кинжалом огромного медведя-шатуна, с другим соревновалась во владении мечом или луком, с третьим скакала наперегонки через множество препятствий.
И не было того, кто мог выйти с честью из предложенных хозяйкой Флайнгунга испытаний. Не справившихся с заданием женихов и так ждал позор, но несколько раз особо высокомерных, хвастливых и заносчивых Сигни повелевала проучить по стародавней традиции: их насильно опаивали, обривали наголо, вываливали в дёгте и отправляли к их дружинам голыми, засунутыми в мешок, под насмешливое улюлюканье воинов мейконунга.
Оскорбленные Сигни женихи несколько раз возвращались и пытались взять силой то, что не вышло получить миром; но всякий раз мейконунг Флайнгунга отражала нападение, причем и сама не единожды принимала участие в сражении.
И сватовства постепенно сошли на нет, - никто не хотел быть униженным непобедимой девой из Флайнгунга.
Только Рагнар Беспутный, к удивлению всех, не присылал к Сигни сватов, хотя у него было, по слухам, два сына, а владения на западе граничили со Свальдбрюде, делая брак с дочерью Эриксона очень выгодным... К удивлению всех - кроме Сигни. Ей-то было хорошо понятно стремление конунга из Рисмюнде избегать появления в её краях.
Часто думала она о том, что хорошо было бы самой набрать воинов и нагрянуть во владения Рагнара Беспутного. Отомстить за отца - да и за горе матери, за ее раннюю смерть от кручины тоже. Но дел у мейконунга было много и, хотя Торджер, друг детства, помогал ей во всем, сделавшись ее правой рукой, выполнить задуманное никак не удавалось.
Ярл* - в норманно-скандинавских государствах знатный человек, наместник конунга; звание это было личное, позже обращено было в наследственное.