* * * На бумагу вылил грусть, Кончив ровно в восемь, Учат дети наизусть "Болдинскую осень".         Он достал солёный груздь         И налил, как надо.         Учат дети наизусть         В Гавре Илиаду. Ай да Пушкин, ай, да су- Кин сын Алекс Андр, Чистит вилкой колбасу, Самогоном гланды.         В дебрях пушкинских помарок         С лупой что-то ищем.         Держит нам свечи огарок         Сам Лука Мудищев. Коли с рифмою беда, Перечтём Баркова, У Семёныча всегда Подберём мы слово.         Был он чтим и знаменит,         Но "торпедой" атакован.         Жомини, да Жомини,         А про водку ни полслова. И про пиво - баш на баш, Есть рассол? Тащите! Лидер чёрных распродаж, Пушкина учитель.         Прадед был его еврей,         Коль Абрам. Бесспорно!         Закричал: Евреев бей!         Жорж на речке Черной. Закричали все: Пожар! Выносите жмурика! Не дожил Барков (а жаль!) До рожденья Шурика.         Тютчев пил без дураков!         Молча, до упада.         Говорил ему Барков:         Надо, Федя. Надо! Тут, Арсений, ты слегка Перегнул с куплетом, Жили в разные века Эти два поэта.         Ты формально, Боря, прав,         Но забыл при этом,         Что встречают на "ура"         В вечности Поэтов. Если вечности буфет Полон, и не чаем, У меня сомнений нет: Там не заскучаем.         В вечности у Божества         Мы попросим мало:         Чтоб с похмелья голова         Утром не страдала. И у Господа мы в дар Много не попросим: Чтобы утро иногда <ноябрь 2010>