Свежая утренняя прохлада, разлившаяся за короткую ночь по изумрудным долинам южной Генсоку, медленно отступала под первыми робкими лучами восходящего солнца. Тонкий край небесного светила, поднимавшегося над заболоченной равниной, отливал зеленоватым сиянием, окрашивая пейзаж в нереальные сказочные тона. У небольшого озера, окружавшего своей гладью два скальных столпа, столь обильно встречавшихся в этой части провинции, несколько лошадей, громко фыркая и отмахиваясь хвостами от проснувшейся мошкары, неторопливо пили прозрачную чистую воду.
Десятник Сюнчи, искренне наслаждавшийся представшей перед ним картиной, в ожидании того, как солдаты готовили завтрак, в который раз задавался мыслью: какая же исполинская сила могла создать в древние времена эти причудливые каменные колонны, величественно возвышавшиеся в центре гладкого как стол озера и далеко окрест, куда бы ни бросил свой взгляд случайный путник. Больше двух-трех сотен шагов в поперечнике, заросшие до самого верха густой травой, кустами, а кое-где и деревьями, скалы служили домом для бесчисленного множества птиц, грызунов и иного мелкого зверья. Наблюдать за пробуждением этого многоярусного царства жизни, когда алые блики рассвета озаряли сначала вершины столпов, а затем уже медленно спускались все ниже и ниже, было уже само по себе занимательно. И тем радостней и спокойней становилось на душе у Сюнчи от этого зрелища после долгих последних недель, заполненных лишь огнями пожаров, кровавыми схватками и бессонными ночными рейдами.
Сытная мясная похлебка с красными бобами и горьким сиртакским перцем была, по мнению Сюнчи, прекрасным продолжением такого утра. Но отведать заветного варева десятник так и не успел. Запыхавшийся часовой, примчавшийся со стороны того дозора, что был выставлен в направлении болотной дороги, сбиваясь и оглядываясь, доложил о нескольких всадниках, пробиравшихся через солончаковые топи. Их доспехи и плащи, отделанные синей каймой, не оставляли сомнений - императорские всадники из армии колдуна-тайпэна Ханя наконец-то пожаловали в центральные районы Генсоку, впервые вступив на территории, захваченные юнь еще в самом начале войны. Наездников было только лишь трое, еще двух вьючных лошадей они вели на поводу, и Сюнчи не мог не порадоваться тому, что велел выставить наблюдательный пункт в укромных зарослях среди замшелых болотных кочек. Враги, без сомнений, были отрядом дальней разведки, направленных для проверки дорог и поиска основных сил противника. Их следовало перехватить, и Сюнчи не собирался терять представившуюся возможность отличиться.
Через десять минут дюжина конных воинов-юнь уже оказалась собрана в единый ударный кулак, а один из солдат был отослан с докладом к сотнику Жиангу, основные силы которого квартировали в большой деревне к закату отсюда. Убедившись, что все изготовились к бою, Сюнчи отдал команду, и всадники шагом двинулись по неприметной тропе в обход заросших каменных столпов. Место для перехвата десятник наметил заранее, и теперь главное было не упустить вражескую разведку. Несмотря на известную всем силу и выносливость коней, выращенных в императорских конюшнях, тяжесть доспехов наездников и собственного защитного облачения лошадей делали попытку убежать от более легких юнь практически бесполезной. С другой стороны, нефритовые всадники были прекрасными бойцами, а их стальная "скорлупа" давала в схватке достаточные преимущества. Причем настолько существенные, что решись они вступить в битву, даже трехкратное численное превосходство южан лишь уравнивало бы шансы в бою, но никак не более.
До нужного места царские воины успели добраться первыми. С этой небольшой возвышенности, укрытой густым кустарником, долина, вытянувшаяся вдоль болота, открывалась как на ладони. Несколько конных фигурок уже виднелись среди тонких деревьев, во множестве произраставших на открытых "пятачках", которые в изобилии встречались на самом краю трясины. Лезть за имперцами в топь Сюнчи не собирался, и поэтому терпеливо дожидался, когда они, наконец-то, выберутся на сухую землю. Едва первый всадник Императора ступил на топкий травяной берег, десятник рыкнул сквозь зубы короткий приказ, и его солдаты ринулись в бой, на ходу пригибаясь к холкам коней и выставляя вперед длинные пики для первого удара.
Псы Нефритового Престола заметили воинов Сюнчи, когда они уже преодолели половину разделявшего их расстояния. Короткое замешательство, и бесстрашные воители великой Империи, бросив нагруженных лошадей, кинулись наутёк, как уже не раз бывало за эту войну на памяти десятника Юнь. Впрочем, "лучшие из лучших" от Сюнчи пока еще не убегали, и это даже придало преследованию некий особый азарт.
Погоня петляла по долине, залитой рассветными красками, и яркие полупрозрачные лучи играли розоватыми бликами на полированных стальных пластинах убегающих всадников. И хотя преимущество во внезапности бойцам Сюнчи не удалось реализовать в полной мере, сейчас это уже не имело никакого решительного значения. Юнь неумолимо нагоняли императорских воинов, и развязка была без сомнений близка.
У очередного скального перста, грозящего небесам, нефритовые латники резко свернули вправо. Десятник и остальные ринулись следом. Яркое восходящее солнце ударило юнь в глаза, и всего на каких-то пару мгновений Сюнчи потерял врага из виду, а в следующую секунду его сердце болезненно сжалось от изумленного ужаса. Из сияющего зарева навстречу царским солдатам один за другим выныривали грозные всадники в тяжелых латах и развевающихся синих плащах. Один десяток, второй, третий...
Командир "два-усиленной" сотни Жианг Хо Янь вывел своих людей на насыпную проселочную дорогу, приказав шести десяткам воинов, которые следовали в арьергарде, выдвинуться по узкой тропе, идущей севернее, чтобы лишить врага возможности обойти их и проскочить еще глубже в тыл на территорию, подконтрольную Юнь. Как только Жианг получил донесение от патрульной группы Сюнчи, он немедля выслал им в помощь еще двадцать всадников. Когда часть из них вернулась с докладом, что едва сумели вырваться из ловушки, сотник поднял весь свой отряд, благо большая часть солдат, которыми он руководил, находилась в брошенной деревне, где они расположились на постой. То, что Сюнчи принял за дальнюю разведку имперцев, оказалось полноценным боевым ертаулом в полсотни мечей. Такие отряды в армиях северных варваров, как знали офицеры Юнь, всегда следовали в двух-трех днях пути впереди от основных сил полноценного армейского авангарда.
Через полчаса сотня бойцов на рысях уже двигались к месту стычки. Четыре десятка дозорных, созванных с разных сторон, подтянулись к ним на марше, а еще одну группу Жианг отослал с донесением в ставку к своему тысячнику. Хо Янь был отправлен в этот район как раз для предупреждения подобных ситуаций и действовал теперь согласно приказу - "ударить, взять пленных и отойти". Тем временем, уже к полудню вся тысяча будет стянута в единый кулак и, буде потребуется, сумеет встретить врага по достоинству.
Цепные псы Императора еще были на месте, когда первые воины под желтыми флагами Ляоляна начали выныривать из проходов между заросших каменных столпов, обрушиваясь на спешившихся врагов одной стремительной смертоносной лавиной. Бросая трофеи и немногочисленных пленных, слуги Нефритового Престола обратились в бегство. Несколько бойцов оказалось буквально растоптано под копытами лошадей, а от ударов юньских пик на такой скорости не спасали уже даже стальные пластины безупречных имперских доспехов.
Не меньше двух дюжин вражеских воинов были убиты за считанные минуты, а те, кому повезло вскочить в седла, ринулись беспорядочной массой сначала на север, но увидев людей Хо Яня из обходного отряда, тут же повернули в сторону зловонных солончаков. Выпускать кого-либо из затягивающейся "петли", Жианг не собирался, и основные силы сотни бросились в погоню, охватывая врага полукругом, прижимая его к болоту и отрезая другие пути отхода. Выход у императорских всадников был только один - в своем дальнем конце долина ныряла между красных глинистых скал, превращаясь в широкое ущелье, и там их уже не смогли бы так просто зажать и окружить. Однако кавалерия Юнь без труда могла нагнать их еще в первых бамбуковых зарослях, которые плотной стеной подступали к каменистому проходу, начинаясь почти за полторы тысячи шагов оттуда. Хо Янь лишь порадовался тому факту, что заранее тщательно изучил все особенности этой части провинции, и теперь мог легко планировать свои действия, ориентируясь на местности также просто, как где-нибудь в предместьях родного Силунга.
Все сложилось так, как и рассчитывал сотник. Они пронеслись через равнину от края до края, все плотнее сжимая кольцо вокруг своей добычи и примеряясь для последнего удара, как это часто бывало на загонной охоте со стадом кабанов-секачей - трофеем столь же ценным, опасным и трудным, как и нынешняя добыча. Завершиться погоня должна была не менее быстро, чем атака, предшествовавшая ей. Лишь редкие убегающие враги, сумевшие с самого начала вырваться далеко вперед, успевали нырнуть в колышущийся занавес из стройных пустотелых стеблей, а остальные уже явно готовились к последней битве. Оруженосец Жианга вскинул вверх красное треугольное полотнище, призывая солдат к началу атаки, и в это мгновение несокрушимая зеленая стена впереди рухнула единой массой, выбивая из почвы мелкие камни и желтую пыль.
Сотник Хо Янь еще успел прокричать несколько команд, приказывая своим воинам остановиться и рассыпаться в стороны, но было слишком поздно. "Два-усиленная" сотня Жианга почти в полном составе неслась на всем скаку прямо навстречу сорока с лишним десяткам отборных императорских наездников, лучших конных воинов в изведанном мире, выкатывавшихся сейчас стройными рядами из укрытий, заранее вырубленных в глубине бамбуковой рощи. Против свежих врагов, подготовившихся к лобовой атаке, у всадников Юнь не было ни единого шанса. Из-за флангов имперской кавалерии с громким гиканьем и веселым улюлюканьем вылетали степные нукеры-лучники, обходившие юнь по широкой дуге слева и справа.
Две растянувшиеся колонны, подгоняемые грязными ругательствами десятников и почти столь же несдержанными командами офицеров, параллельно двигались на восход, переходя вброд один из бесчисленных мелководных притоков озера Тива. Тысячник Ким Пак, многоопытный седой воин и верный слуга ляоляньского правящего дома, ехавший в окружении охраны в центре своего маленького войска, недобро щурился по сторонам и время от времени страдальчески шипел сквозь зубы. Вот уже неделю старого ветерана жутко терзал ревматизм, усугублявшийся внезапно обострившимся артритом, и это не считая мигреней и камней в почках, с которыми Ким за последние два десятилетия уже как-то свыкся. Настроение командира невольно передавалось и всем его подчиненным, так что на лицах у юнь не было заметно ни одной улыбки.
Еще большее раздражение у старого тысячника в данных обстоятельствах вызывал тот факт, какое развитие событий приняла ситуация, начавшая доставлять беспокойство Киму еще с самого утра. Хотя прибытие войска тайпэна Ханя ожидалось всеми уже буквально со дня на день, никто даже не мог и подумать о столь внезапном появлении его передовых частей буквально в какой-то неделе пути от главной ставки объединенного командования того, что осталось от третьей и четвертой армий. И хотя главной причиной успехов императорской кавалерии Ким Пак все же был по-прежнему склонен считать дурость собственных подчиненных, уже стоившую ему двух сотен солдат, но и отрицать мастерства нефритовых воинов он не собирался.
Первое сообщение, полученное от Жианг Хо Яня, поначалу не предвещало никаких существенных неприятностей. Однако дальнейшая беспечность этого, вроде бы опытного, умного и достаточно компетентного командира привела к непоправимым последствиям. Преследуя один отряд вражеских всадников, сотник, похоже, так сильно увлекся, что угодил в "котел" из нескольких ертаулов, и теперь с трудом пытался отбиться, несмотря на прибытие еще одной "два-усиленной" сотни, заранее отправленной Кимом в помощь Жиангу. Собственно только благодаря этому, тысячник вообще узнал, что с отрядом Хо Яня что-то случилось.
Исключать появления на месте событий новых императорских ертаулов было никак нельзя, и поэтому царская кавалерия выступила на помощь попавшим в беду соратникам значительно раньше, чем предусматривалось разработанным планом действий, и к тому же в неполном составе. Солдат прислуги и прочие "вспомогательные" службы пришлось оставить в лагере, причем тысячник не был уверен, что возвращаться обратно они будут тем же путем, а значит, в случае чего, обозной команде придется добираться в главную ставку исключительно своими силами. Опять же совсем неизвестно было, как повернется дело в предстоящем сражении. Впрочем, Ким Пак сомневался, что даже пять сотен элитных носителей синих плащей сумеют справиться с его свежими шестьюдесятью десятками воинов, тем более уже понеся какие-то потери и будучи вымотанными долгим боем. Еще триста воинов, из тех сотен, что раньше подобно Жиангу несли дозорную службу, срочно двигались сейчас на юг по обходной дороге.
План тысячника был прост. После его появления в долине у имперцев останется лишь два быстрых пути к отступлению - сунуться в болото, что маловероятно, либо оттянуться обратно через ущелье, что находилось у них теперь за спиной. Хорошая накатанная дорога, которую проложили на деньги местных соледобытчиков и гончаров, должна была показаться командующим ертаулов более удобным способом, чтобы уйти от нежелательного сражения. Вот тут-то и должны были объявиться три дополнительных сотни, которые запрут имперскую кавалерию с другой стороны прохода. Зажатый между глиняных скал, противник окажется легкой добычей, и даже конные лучники союзных кочевников, появившиеся по донесениям в рядах врага, не смогут воспользоваться ни одним из своих преимуществ.
В случае успеха, Ким Пак резонно рассчитывал сократить на треть те кавалерийские силы, которыми располагал Ли Хань, а заодно еще и громко щелкнуть по носу генерала Линга Цучи, который с самого начала компании столь пренебрежительно отзывался о способностях тысячника. Конечно, Ким давно привык к подобным глупым выступлениям со стороны высокородных и весьма амбициозных сосунков, но в этот раз, возможно из-за обострившихся "болячек", начальник сумел зацепить в его душе какую-то особенно раздражительную струну. Доказать генералу и всем остальным, что он не зря провел сорок шесть лет в седле и еще не разучился воевать, было теперь для Ким Пака просто жизненно необходимо.
К месту сражения они практически опоздали. Небольшие группы по паре всадников, периодически попадавшиеся навстречу, были теми немногими, кому посчастливилось вырваться из "котла". Из тех сведений, которые удалось получить от беглецов, по всему выходило, что сотник Жианг угодил не в случайную переделку, а попал в злонамеренную засаду. Впрочем, по мнению Кима это было отнюдь не смягчающим обстоятельством для Хо Яня, а скорее даже наоборот.
Всего из двух "усиленных" сотен уцелело, не считая удравших и раненых, четыре десятка солдат. Бойцы, лишившиеся коней, попали в жалкое положение и вынуждены были отступить в болотистую низину, забравшись в вязкую жижу по колено, а кое-где и по пояс. Императорские всадники уже не считали нужным удостаивать остатки врага своим вниманием, и поэтому юнь занялись вплотную манериты. Предпочитая действовать в основном при помощи аркана и лука, кочевники кружили на самой границе топей, а царские воины угрюмо ожидали своей участи, укрывшись щитами и ощетинившись длинными кавалерийскими пиками.
Откровенно говоря, тысячник не ожидал, что им удастся незаметно подойти к противнику так близко. Однако имперцы обратили внимание на накатывавшуюся конную лаву лишь, когда первые сотни юньской конницы уже успели развернуться в ударные построения. Реакция защитников Нефритового Трона была вполне предсказуема, и латные всадники в синих плащах и их помощники в расшитых стеганых кафтанах ринулись в сторону ущелья, утекая через бамбуковые заросли, как вода через сито.
Проход был достаточно широк, чтобы в нем бок обок могли бы спокойно скакать десяток коней или разъехаться пара широких купеческих телег. Сотни Ким Пака слажено и без задержек, умело перестраиваясь на ходу, ныряли одна за другой в провал между красных стен, проделанный в глинистой породе природой и человеком еще несколько столетий назад. Больше всего, тысячник опасался, что воины Императора подготовят пути к отходу, перегородив дорогу запасенными рогатками или даже бочонками с разрывным порошком. Но видимо, Судьба сегодня была на стороне старого командира, во всяком случае, после получасовой гонки они добрались до противоположного выхода из ущелья вполне благополучно. А вот дальше начались первые неприятности.
Обходной отряд, высланный Кимом, не успел перекрыть дорогу отступающим. Он вообще не появился даже поблизости от той сожженной деревни, что находилась в этом месте. Задержало ли их просто что-то в пути или случилось нечто худшее, Ким Пак предпочитал попусту не гадать. Гораздо неприятнее для него был то факт, что теперь, разбегающихся в разные стороны, имперцев придется долго ловить по рисовым поймам и лекарственным садам, которые сплошным ковром покрывали обширную равнину, простиравшуюся отсюда до самого озера Тива, блестевшего на горизонте. Местная народность чаан всегда славилась своими травниками, так что возделанные площадки, засеянные особыми растениями, дающими полезные коренья и листья, встречались здесь так же часто, как и фруктовые рощи. Главной неприятностью этих облагороженных посадок "диких" трав было то, что устроены они были своеобразными "нишами", и переломать в них ноги лошади могли также легко и быстро, как и где-нибудь в высокогорьях Даксмен.
Обугленные остовы домов остались за спиной, и тысячник в сопровождении охраны и штаба выехал на высокий травянистый холм, чтобы лучше разглядеть, как будут действовать имперцы - сразу начнут дробиться на части или продолжат совместное бегство. Но то, что увидел Ким Пак, мгновенно заставило его привстать в стременах, разом позабыв о ломящей спине и болящих суставах.
Кавалерия Империи больше не убегала, а ее беспорядочное отступление завершалось филигранным маневром, и отряды нефритовых всадников теперь разворачивались и перестраивались для контратаки. Им на помощь по сходным направлениям спешили еще две группы под сапфирными знаменами численностью не менее чем по три сотни в каждой. Слева из-за скопления скальных столпов, сохраняя четкий строй, прямо во фланг коннице Юнь выдвинулось еще около полутысячи тяжеловооруженных кольчужных всадников регулярной вражеской армии. А справа, там, откуда так и не появились три сотни, посланные Кимом наперехват, под чудовищной грохот копыт грозно накатывались "волны" степного тумена. Всего нукеров было примерно столько же, сколько и всех императорских воинов вместе взятых.
Глядя на это неправдоподобное зрелище, высший офицер Юнь уже не удивился, когда в спину ему ударила тугая волна горячего воздуха. Оборачиваться, чтобы увидеть море дыма и пламени, разбушевавшееся на месте брошенной деревни, через которую лежал их единственный путь к отступлению, Ким уже не счел нужным. Тысячнику вполне хватало истошного ржания и диких криков солдат арьергарда, чьи изломанные силуэты подобно демоническим духам метались теперь в ужасной огненной западне.
- Командир? - как-то тихо и придушенно обратился к Киму один из его офицеров-порученцев, глядя по сторонам расширенными от ужаса глазами. - Что нам делать?
Тысячник опустился обратно в седло и как-то обреченно хмыкнул.
- То единственное, что мы можем.
Старый иззубренный меч с шелестом вышел из ножен, украшенных красным золотом и самоцветами. Идеальный клинок, что обычно хранился в них, был личным подарком правящего дома своему верному солдату и остался в покинутом лагере. Но зато этот меч был для Кима таким же верным и надежным товарищем, как и солдаты из десятка его охраны, без страха взиравшие сейчас на своего командира, преобразившегося буквально на глазах. Горячая кровь, вновь побежавшая с яростной силой по старым жилам, заставила тело повиноваться своему хозяину совсем как в юности, и тысячник впервые за последние годы вновь ощутил себя воином, а не дряхлой развалиной.
- Надо сдаться! Их втрое больше! Нам не...
Истерика напуганного офицера оборвалась хриплым кашлем, и юнь повалился на землю, тщетно пытаясь зажать руками перебитое горло. Меч Кима, оставивший на шее убитого кривую рваную рану, весело крутнулся в горячем воздухе, разбрасывая вокруг крохотные багровые капли.
- Все трусливые бабы могут остаться здесь и ждать, раздвинув ноги! А те, кто еще хочет умереть как мужчины, за мной! Во славу предков народа Юнь!!!
И ударив коня пятками по бокам, Ким Пак сорвался с места, навстречу той самой битве, ради которой, как выяснилось, он и прожил такую долгую жизнь.
Сказать, что разгром объединенной восьмой армии стал для генералов, все еще остававшихся в Генсоку, неприятным сюрпризом, значит не сказать ничего. Большая часть военного руководства Юнь к тому времени уже совершенно свыклась с радостной мыслью, что вот сейчас-то этих наглых северян во главе с их императорским колдуном начнут попросту втаптывать в землю. Казалось, разве могло хоть что-то остановить эту огромную солдатскую массу, в состав которой, кроме шестого и собственно восьмого войскового подразделения, вошли еще и довольно значительные остатки пятой армии покойного генерала Окцу? Но, как выяснилось, могло. Против запретной магии тайпэна Ханя бессильны были и опыт, и мастерство, и количество. В результате трудно было понять, кого известия о случившимся на берегах Люньшай поразили больше - высших царских командиров или обычных солдат, находившихся в их подчинении.
Хуже всего было то, что эти трудности были уже далеко не первыми. В том, что некогда было третьей и четвертой армией, необычная ситуация сложилась сразу же с момента их объединения. Дело в том, что основные потери к тому времени и там, и там пришлись на пехотные части и обозные команды. Почти четыре тысячи "новобранцев" полегли еще в начале лета в Йосо и его окрестностях стараниями все того же Ли Ханя. Немало солдат были вынуждены сдаться, оказавшись в небольших окружениях, мастерски реализованных кавалерией тайпэна Васато Ваня, шедшего к осажденному Таури вдоль побережья и изрядно "пощипавшего" четвертую армию, до того момента практически не участвовавшую в серьезных боях. Еще одним неприятным сюрпризом стал подлый и преданно-фанатичный характер местного населения. Вежливые и улыбчивые крестьяне, мелко кланявшиеся всем встречным и поперечным юнь, по ночам с большой охотой и рвением резали, давали и травили тех же самых солдат и офицеров, совершенно не заботясь об опасных последствиях. Когда же, наконец, были предприняты несколько показательных карательных акций, то это только усугубило ситуацию. Все это в итоге привело к тому, что больше всего в распоряжении у командования скопилось именно конных воинов, а подобная ситуация для царской армии была довольно необычна. Из двадцати трех тысяч на кавалерию приходилось больше четверти, что превышало раз в десять привычную компоновку армейского реестра. Посовещавшись, командиры приняли решение объединить разрозненные сотни всадников в самостоятельное подразделение, а командовать ими был назначен генерала Цучи.
Надо сказать, что этот пост достался Лингу не без определенных активных действий с его стороны. К счастью большинство генералов помнили, какую силу представлял собой древний клан Цучи, да и звенящие подарки были высшим командирам только в радость. Недовольным остался только тысячник Ким Пак, единственный высший офицер, возглавлявший настоящий полнокровный кавалерийский отряд, действовавший в составе третьей армии с самого начала похода на север. Впрочем, особенно сильно по этому поводу Линг не переживал. Ворчливый характер хмурого старика сыграл с ним плохую шутку, и, несмотря на опыт и заслуги, никто в штабе армии и не подумал поддержать позицию Пака о том, что "кавалерией должен командовать тот, кто хотя бы знает, как расседлать лошадь".
Терять представившуюся возможность Цучи не собирался, и ссора с брюзгливым ветераном его не страшила. Первоначально семейные связи помогли Лингу, только что получившему звание генерала, удачно устроиться в третьей армии, куда он был приписан в качестве непосредственного порученца командующего Юнь Манчи. С одной стороны это сводило его личную ответственность за происходящее к минимуму, но с другой - совершенно не давало шансов лишний раз отличиться и получить хоть немного той славы и известности, без которой никак нельзя было долго удерживаться на верхушке армейской иерархии, даже если тебе покровительствует сам Генерал Болот. Наблюдая последние месяцы за действиями Басо Нуена, которого многие острые языки поминали не иначе как любимого протеже первого генерала, Линг лишний раз убедился, что не бывает ситуации, не способной дать разумному человеку хоть какие-то дельные выгоды. Каким бы страшным и бедственным не казалось сложившееся положение, только от тебя зависит, как ляжет Монета Судьбы, и то, что оборачивается трагедией для армии и целой страны, вполне может упасть прибылью в сокровищницу чьего-то личного авторитета. Рейд Нуена служил тому прекрасным примером, а если тысячник в дальнейшем все же сумеет выбраться с территории Империей живым и относительно невредимым, в Ляоляне его будет ждать самый радушный прием, как бы в целом не повернулся в дальнейший ход всей главной военной компании.
Однако старик Ким все-таки сумел подложить Лингу знатную свинью, и это буквально взбесило юного генерала. Если на первые утренние донесения Цучи не обратил особого внимания, лишь отметив про себя, что информация разведчиков генерала Фанга подтверждается, и Хань теперь движется через Генсоку к Чжу, то уже за полдень ситуация резко переменилась. Склочный старикашка сумел вляпаться в самый большой походный сортир, какой только было можно найти на этих бескрайних просторах. Это сколько же надо было выпить, чтобы перепутать наступающие части авангарда имперской армии с "несколькими разведывательными ертаулами"?! И это он-то еще называл себя опытным воином и командиром?! Смех сквозь проклятья и слезы!
Согласно задумке штаба основные силы кавалерии, подчиненной Цучи, были небольшими группами рассредоточены в центральной части провинции, наподобие "ловчей сети". По большому счету, это действительно позволяло легко контролировать столь обширную территорию и надеяться успеть предупредить любой маневр или хитрую вылазку со стороны нефритовой армии. Причем, в этой ситуации становилось неважно, кто первым успеет прибыть в Генсоку - Хань со своими озлобленными головорезами или тайпэн Кара Сунь во главе многотысячной Закатной армии. Во втором случае, ни о каких боевых действиях речи естественно уже не шло бы. Впрочем, многие генералы готовы были не связываться и с императорских колдуном, но пока они предпочитали держать при себе свои мысли, и Цучи был им за это весьма благодарен.
В итоге, "сеть" сработала замечательно, а вот исполнители в лице того же тысячника Ким Пака подкачали довольно сильно. Лингу теперь не оставалось ничего другого, кроме как попытаться исправить чужие ошибки и вырвать за счет этого для себя немного долгожданного почета, всеобщего уважения и воинской славы. Нужна была лишь самая малость - разбить передовые силы того полководца, который сумел за эту войну в общей мере "убрать" со стратегической карты порядка ста двадцати тысяч царских солдат и две трети юньского флота.
Как ни странно, но свои шансы совершить нечто подобное Цучи оценивал как весьма высокие, и на это у него действительно были довольно веские основания. Единственной армейской службой, которая показала себя великолепно не только в начале войны, но и на всех последующих этапах, пока оставалась лишь военная разведка. Люди генерала Фанга всегда появлялись там, где это было нужно, и предоставляли в распоряжение командиров всю имевшуюся у них информацию, оказывавшуюся зачастую куда более детальной и точной, чем сами полководцы могли бы желать. И именно на сведения разведчиков Линг намерен был опереться сейчас.
Войска Ханя продвигались по Генсоку к закатному югу со скоростью почти вдвое превышавшей темпы походного марша строевых частей Юнь. На самом деле, ничего необычного здесь не было, о подобном "разрыве в возможностях" тот же генерал Манчи был предупрежден заранее, еще во время подготовки к вторжению.
Значительное превосходство императорских войск над царской армией в некоторых отдельных аспектах, например, хотя бы в вопросах обеспечения полевых лечебниц и мастерских за счет их блестящей военно-бюрократической организации, пока что было неумолимо. Однако, даже так основные силы тайпэна-колдуна, представленные пехотой и механической артиллерией, не могли появиться близ озера Тива раньше, чем послезавтра. Следовательно, кавалерийский авангард, с которым столкнулся Ким Пак, действовал в отрыве от главной армии и по своему усмотрению.
Вероятнее всего, Ли Хань сам возглавлял императорских всадников, что и придавало им эту бесшабашную наглость, а располагая сведениями о характере предупредительно-патрульной деятельности вражеских конных отрядов в этом районе, нефритовый полководец вполне мог посчитать, что больших сил юнь здесь попросту нет. После этого, попытка заманить в ловушку наиболее крупное соединение противника, что, кстати, вполне удалось, выглядела бы со стороны Ханя вполне обоснованно. Вот только он не учел одного важного пункта.
Кроме людей Ким Пака в распоряжении Цучи было еще шесть сборных тысяч, две из которых были заняты выполнением того же задания, что и отряд вечно всем недовольного старика. А вот еще сорок сотен Линг держал при себе, расположившись крупным лагерем в суточном переходе от главного штаба. И как только ситуация с засадой окончательно прояснилась, молодой генерал поднял всех своих всадников и поспешно ринулся на восход, не дожидаясь когда его нагонит какой-нибудь очередной дурацкий приказ из ставки. Времени на решительные действия у Линга оставалось совсем немного.
Группы патрульных дозоров были согласно приказу собраны в условленном месте, и к вечеру Цучи двинулся навстречу имперской армии уже во главе полных шести тысяч копий. Теперь главным было успеть навязать имперцам сражение, не позволив им уйти, объединившись с основными силами. И для этого Линг решил использовать один старый и не очень хитрый, но проверенный жизнью маневр. Несмотря на суточный марш, солдаты Юнь находились в достаточно неплохой форме. Подобным образом сказывалась долгая практика ночных рейдов и умение отсыпаться в седле, которым за эти месяцы блестяще овладел даже сам генерал.
Три тысячи всадников появились у южного берега Тива в предрассветный час, застав противника именно там, где и рассчитывал Линг. Лагерь, развернутый Ханем после сражения с Паком, стоял всего в часе пути отсюда. Разъезды кочевников, разумеется, заметили юнь заранее, но уклоняться от боя в подобной ситуации императорская армия не стала. А спустя совсем короткий промежуток времени, две кавалерийских лавины, к вещей радости Цучи, уже сошлись на травянистых берегах и озерных отмелях под треск сотен ломающихся копий.
Спустя полчаса к месту сражения подошли "приотставшие" двадцать шесть сотен из числа тех дозорных отрядов, кто к рассвету нагнали ударные силы Линга, и которые юный генерал намеренно придерживал в резерве. Таким образом, если раньше силы Юнь и Империи были в целом относительно равны, то теперь фланговый удар еще одной крупной кавалерийской группировки решительно переломил ход битвы, которая была вполне способна в иной ситуации превратиться в долгое, упорное и кровопролитное "бодание" между противниками.
Первыми, как, впрочем, и ожидали царские офицеры, дрогнули манериты. Основная масса нукеров уступала всадниками Цучи и дисциплиной, и мастерством, и защитным снаряжением, а скорость и мобильность, которыми обладали солдаты Ляоляна, не давали кочевникам времени и возможности, чтобы стремительно отойти после первой сшибки в мечи и копья, дабы начать использовать в полной мере свои знаменитые тугие луки. Вслед за беспорядочно "посыпавшимися" на флангах союзниками невольно подался назад и центр императорского войска.
Надежды на паническое бегство врага не оправдались, здесь псы Избранника Неба проявили характер, не пожелав исполнять все именно так, как задумывал Цучи. Однако отход основных сил противника был именно отступлением, и ни о какой перегруппировке и ответных ударах речи уже теперь идти не могло. Имперцы вновь немного уперлись перед собственным лагерем, давая время уйти своим солдатам прислуги и лекарям, обремененным раненными, и Линг не стал упорствовать, давая своим собственным воинам небольшую передышку, но не ослабляя главного натиска. Конечно, можно было в этот момент попытаться окружить силы тайпэна Ханя, но потери, которые уже понесли его конные тысячи, порядком остудили первоначальный пыл генерала. Если с бойцами степных каганов у Цучи все было предельно просто, то императорские всадники в лучшем случае отдавали одного своего за трех-четырех врагов, а с такими тенденциями Линг рисковал остаться не только без войска, но и без столь желанной "успешной победы" над нефритовым колдуном.
Тем не менее, отказываться от преследования и удара по арьергардам никто не собирался. Несколько попыток манеритов устроить засады и задержать хоть на немного царских солдат были тоже вполне предсказуемыми. С тактическими ухищрениями своего врага юнь ознакомились уже давно. Императорская армия поспешно откатывалась к многочисленным болотистым истокам Люньшай, вероятно надеясь к вечеру объединиться со своими главными пехотными отрядами. Но заходить так далеко Линг в любом случае не собирался, рассчитывая свернуть погоню где-то чуть раньше полудня.
Однако в тот момент, когда большая часть войска Цучи, увлеченная веселой охотой за отстающими отрядами имперцев, вошла в ту часть вытянутой озерной долины, что сужалась между подступавших солончаков, с обеих сторон по отрядам Юнь ударили замаскированные батареи камнеметов и тяжелых самострелов, установленных на подвижные колесные лафеты. Снаряды с алхимической взрывчаткой, "жидким" огнем и отравляющими испарениями обрушились настоящими демоническим градом, повергая людей и животных в ужас, заставляя их в панике ломать строй и лишь еще больше усиливать опасную суматоху. Расчеты машин споро перезаряжали свои механизмы, отправляя в суетящуюся массу солдат один за другим опасные "подарки". Голубое небо резко перечеркнули дымными хвостами десятки ракет, начавших взрываться еще в воздухе, осыпая все вокруг убийственными чугунными осколками.
Путь вперед для воинов-юнь оказался перекрыт множеством рогаток, за которыми щетинился строй бронированных копейщиков и щитоносцев, а из-за их спин летели длинные оперенные стрелы имперских лучников. Небольшие группы охраны были и у засевших в болотах инженеров, и те немногие солдаты, что попытались прорваться через топь к вражеским артиллеристам, очень быстро пожалели об этом. Не меньше двенадцати сотен армейских всадников и манеритских нукеров, ударивших в тыл царским войскам, окончательно довершили разгром.
Из пяти тысяч воинов генерала Цучи, угодивших в "мокрый мешок", к вечеру в живых осталась лишь половина. Три четверти уцелевших солдат были ранены и попали в плен. Вырваться и скрыться сумели лишь около шестисот. Никаких крупных отрядов юньской кавалерии в Генсоку после этого уже не осталось.
Откинув тяжелый стеганый полог, Ли прошел внутрь шатра, на ходу приветственно кивая Куанши, скалой возвышавшемуся над столом с расстеленной картой, и тайпэну Васато Ваню, устроившемуся рядом в плетеном кресле. За последнюю неделю этот немолодой уже полководец заметно осунулся да и выглядел довольно измотанным, однако по-прежнему выполнял все свои обязанности по организационным вопросам с тем же надменно-холоднокровным спокойствием и мрачноватым шутками, к которым Хань начал невольно привыкать. Так или иначе, выбор, сделанный Императором и Всесильным Тэном в отношении этого человека, становился для Ли все понятнее с каждым прошедшим днем.
Пусть тайпэн Вань и не был гениальным стратегом или великим воином, но упорства и дотошности ему было не занимать. Сам Хань с трудом представлял себе как бы он смог справляться со всей той сворой военных чиновников и интендантов, которые отвечали за все бесчисленные аспекты успешного продвижения немалой армии, если бы заботу об этом не взял на себя Васато. Во время командования объединенной эскадрой вопросы обеспечения и тому подобное решали хайтины, неоспоримые хозяева своих кораблей, единолично отвечавшие за все, что находилось на палубах и в трюмах судов, так что ощутить в полной мере, насколько же это непросто - поддерживать работу армейских "механизмов" - Ли тогда по-настоящему так и не смог. К счастью для бывшего дзи, на этот раз у него под рукой вовремя оказался член военного совета, куда более сведущий в таких делах, чем он сам.
Опустившись на одно из пустующих мест, Хань с непередаваемым облегчением вытянул ноги и откинулся на гибкую жесткую спинку, мысленно вознося хвалу предкам того мастера, что создал столь прекрасную и удобную вещь.
- Гкень прислал для нас сообщение, - когтистая лапа демона небрежно указала на распечатанный бамбуковый тубус, лежавший на краю столешницы рядом с Ли. - Они с хайтином Кэй готовы притворить свою маленькую пакость в жизнь и ожидают ныне лишь подтверждения нашего успеха и дозволения хайтина Шао Шэна из Таури.
- Теперь им точно ничего не грозит, и Реёко сможет вволю порезвиться у северных берегов Юнь, - кивнул, соглашаясь, Ли. - Пленный генерал подтвердил донесения Ёнг, осталось лишь дождаться возвращения последнего отряда разведчиков.
Воспоминания о допросе юньского командира болезненно резанули сознание Ханя, заставив невольно поморщиться. Нет, дело было отнюдь не в методах работы армейских дознавателей, умевших развязывать языки даже самым несговорчивым. Ведь в этот раз никто из них не начал свою работу, а генерал Цучи уже выкладывал все сам, подробно и обстоятельно. Командир вражеской кавалерии слишком сильно боялся - боялся боли, боялся смерти, боялся Ли Ханя, стоявшего перед ним. И от того еще разительнее был контраст между этим молодым, сильным, здоровым парнем и тем, кто был на его месте всего несколько часов назад.
Почему тысячник Пак сумел дожить до этого момента, оставалось загадкой даже для имперских лекарей, что были поставлены следить за его состоянием. Семь страшных ран, каждая из которых могла бы оказаться смертельной для любого другого, сплошным ковром покрывали тело юньского офицера, не считая всяких мелких "царапин", вроде начисто срезанной левой щеки, обнажившей желтые "пеньки" все еще крепких нестариковских зубов. Обе руки Кима были сломаны в нескольких местах - захватить вражеского командира живым по-другому не получилось. Но он так и не сдался. Когда дознаватель предложил ему вколоть ген-ци-шу, чтобы ослабить боль, старый тысячник расхохотался, закашлялся и плюнул в лицо заплечному мастеру бледно-коричневой сукровицей. За весь допрос Пак так и не сказал ничего о том, что пытались узнать люди, задававшие ему вопросы. Только несколько раз заковыристо выругался да разразился длинным проклятьем под конец. До утра тысячник уже не дожил, его похоронили на берегу озера Тива со всеми почестями и по всем армейским традициям, принятым юнь. Ли настоял на этом особо, и его приказ никто не решился оспорить.
- Да, если армия южных захватчиков отступит, как мы и рассчитываем, то хайтин Кэй сможет больше не беспокоиться о наших тылах, - заметил с другой стороны стола Васато. - Они с Мяо, похоже, вошли во вкус и теперь никак не могут остановиться. Хотя как раз останавливаться нам сейчас и нельзя, пока мы продолжаем активно бить юнь по всем направлениям, это не дает им времени, чтобы опомниться и подготовиться к отпору.
- Первая армия генерала Манчи и та, что осаждает Циндао, вряд ли легко поддадутся панике, - прорычал потомок Шаарад, продолжая разглядывать разноцветное полотно земель, раскинувшееся перед ним. - Если их главнокомандующий не глуп, а он далеко не глуп, то он стянет все свои оставшиеся силы к удобной позиции, чтобы подготовиться к приходу Закатной армии. Генеральное сражение видится неизбежным, но в этом случае оно куда более выгодно для нас, чем для Манчи. Численность сторон будет практически равной, на этот раз даже немного в нашу пользу. Для того чтобы изменить такой расклад, внутренних резервов у юнь недостаточно. Действия сиртаков на юге всерьез подорвали их силы, Ляолян вынужден исполчать крестьян из собственных царских вотчин, но это все равно неполноценная замена даже самым "зеленым" солдатам.
- Мы хорошо проредили их ветеранов, но лучших Манчи сберег при себе. Это тоже стоит учитывать, - напомнил Васато.
- Именно, - подтвердил Куанши. - Последняя примененная хитрость была нашей самой большой авантюрой, куда большей, чем речной поход по руслу Чаанцзянь. То, что все сложилось именно так - большая удача, хотя списывать все на проделки Судьбы тоже не стоит. У нас есть хороший полководец, и это решает гораздо больше.
Две огненных бездны в прорезях роговой маской, скрывавшей истинное лицо Куанши, безмолвно воззрились на сидящего перед ним человека одновременно двумя совершенно разными взглядами. Тайпэн Вань слегка склонил голову, как бы молчаливо соглашаясь со сказанным.
- Это уже чересчур, - несмотря на усталость, Ли не мог не оспорить единого и весьма неожиданного для него мнения тех военачальников, каждого из которых он считал уж куда более умелым и опытным полководцем, чем самого себя. - Последовательные отступления с целью заманивать в засаду все более и более крупные отряды противника, ты использовала еще в свою первую компанию против Фуокан.
- Да, это верно, - ответила Йотока с усмешкой, в исполнении демона прозвучавшей довольно пугающе, - но все-таки не в таких масштабах. И без какого-либо массового применения метательных механизмов.
Полог шатра слегка шелохнулся, и внутрь изящно проскользнула бесшумная тень. Ли ощутил мимолетное ледяное прикосновение, а на столе перед ним появилась дымящаяся пиала, от которой исходил знакомый ромашковый запах бодрящего отвара, приготовленного Удеем. Тайпэн, не задумываясь, осушил фарфоровый сосуд и вновь повернулся к Куанши. Таката присела на левый подлокотник кресла тайпэна и уже привычным жестом перекинула руку на правое плечо императорского вассала, блеснув кровавыми искрами в глазах.
- Этот план предложила ты, - отступать так просто Ли не собирался. - Мне не нужно ни чужой славы, ни незаслуженного уважения.
- Я предложила свой старый план, но это ты усовершенствовал и дополнил его так, что он преобразился в нечто новое. Скромность, конечно, всегда хороша, но только пока не переходит в бессмысленную глупость, - резко добавил после первой фразы Йотоки истинный сын Шаарад. - Тот, кто пытается отрицать собственные заслуги...
Хриплый кашель не дал демону договорить. Видимо, вторая сущность, скрытая в монструозном теле, не пожелала, чтобы фраза была озвучена до конца.
- Он боится не славы, - саркастичный тон къёкецуки заставил Ханя насторожиться. - На самом деле, он боится признаться, что сам отправил на смерть тех, кто погиб ради того, чтобы противник не заподозрил подвоха.
- Каждому полководцу, рано или поздно, приходится сталкиваться с решениями подобного толка, понимая и принимая их неизбежность, - прищурился Васато.
- Но Ли еще не приходилось, - все также с легкой поддевкой ответила Таката, ничуть не смущаясь того сурового взгляда, который Хань искоса бросал на нее. - В Ланьчжоу, в Сиане, в имперской столице, в походе и в Таури, и даже в недавней битве Ли никогда не принимал таких решений сам. Случалось, велел другим отдать подобный приказ, или, бывало, перекладывал решение на плечи добровольцев, соглашался с общим мнением или искал поддержки у других военачальников, но сам...
- Ты действительно так думаешь? - голос Ли не дрожал, но внутри у тайпэна все словно сжалось от жгучего озноба.
Хань действительно не знал ответа на вопрос, затронутый мертвым демоном, и сейчас искренне пытался понять, находят ли слова кровопийцы какой-либо отклик в его душе, и насколько близки они могут быть к отвергаемой им истине.
- Я думаю, что на самом деле ты боишься не этих конкретных приказов и даже не взятой на себя ответственности за них, - насмешка исчезла из речи Такаты, сменившись полной серьезностью. - Ты боишься, что потеряешь возможность ценить жизни тех, кем командуешь. Что они перестанут быть для тебя столь же ценными, как и раньше, и тогда ты сам изменишься окончательно и бесповоротно.
- Такая опасность присутствует, - нехотя кивнул тайпэн Вань. - Правда, обычно ей легче всего поддаются выходцы из семей чжэн-гун. Им трудно оценить жизнь простого солдата или крестьянина, ведь с самого детства их приучали к тому, что они не стоят ровным счетом ничего.
- Фамилия Шан тоже принадлежит к высшей знати, - напомнил Васато с укором Ли.
- Лишь два поколения, - усмехнулся в ответ тайпэн. - Я родился энь, а среди моих предков более чем достаточно цзун, чиновников и безродных воинов, чтобы я с умным видом мог рассуждать о подобных вещах.
- Никто не сможет победить твой страх, кроме тебя самого, - прорычал Куанши. - Как говорил Со Хэ - все в руках человека, и даже его Судьба.
- Не волнуйся, - "успокоила" Ли къёкецуки. - Если ты вдруг станешь, хоть в чем-то походить на того мерзавца Анто Гьяня и ему подобных ублюдков, я буду первой, кто с огромной радостью вцепится тебе в горло.
- В последнем и не подумаю сомневаться, - улыбнулся Хань, чувствуя, как холодные пальцы демоны чуть сильнее, чем раньше, сжимают его плечо. - Это ты точно сделаешь с большим удовольствием.
Огненно-рыжий вихрь, влетевший в штабной шатер, сумел мгновенно расшевелить собравшихся, и даже Куанши, напоминавший в моменты задумчивости каменную статую, заметно оживился. Фуёко, сопровождаемая К"си Ёнг, бросила поверх карты несколько бамбуковых тубусов с печатями юньской полевой почты и с крайне довольным видом воззрилась на окружающих. Затем внимание кумицо резко сфокусировалось на "милой парочке", устроившейся в дальнем кресле.
- Вас и на сутки нельзя оставить без присмотра!
- Смотрите, кто заговорил, - с шипением откликнулась къёкецуки, демонстративно придвинувшись поближе к Ли и прижимаясь к нему. - Тебе, хвостатая, напомнить о твоих собственных фокусах?
- Никто особо и не сопротивлялся, - с оттенком гордости хмыкнула оборотень.
- Может быть, лучше расскажешь о том, что тебе удалось узнать, - напомнил Хань, решивший заодно уйти от скользкой темы.
- Генералы на грани паники, офицеры приканчивают запасы вина и осхе, а солдаты болтают о том, что пора возвращаться домой, - Фуёко картинно оперлась руками на столешницу, словно актер, красующийся на сцене перед зрителями. - Дорога на Циндао открыта, а то, что осталось от юнь в Генсоку, уже не армия. И, кстати, Ли, ты оказался прав, мои сестры действительно напрямую замешаны в столь быстрой и своевременной передаче сообщений и сведений между войсками Манчи.
- О, еще бы, - насмешливо фыркнула Таката. - На свете похоже нет такой подлой выходки, в которой, так или иначе, не был бы замешан кто-то из вашей рыжей породы.
- Столкнуться с кем-нибудь из них напрямую я, к сожалению, так и не смогла, - продолжила кумицо, игнорируя колкие замечание ухмылявшейся къёкецуки, - но следы были отчетливыми, а запахи очень знакомыми.
- И если это так, - заметила Ёнг, молчавшая все время до этого, - то генерал Фанг не более чем очередная марионетка. А хорошо это или плохо - пока не ясно.
- Зато ясно другое, - ответил Ли. - Мы идем на закат в земли Чжу, чтобы освободить столицу провинции и дожидаться подхода Закатной армии.
- Если каган Альлык не ошибся, а на пути у тайпэна Суня не возникнет неожиданных препятствий, то уже к началу осени мы сможем выступить в направлении пограничных крепостей, - коготь Куанши очертил намеченный рубеж на карте и замер, указывая на замок Цзянмэнь, самый крупный оборонительный комплекс, захваченный армией Юнь в первые дни войны.
- Это если Манчи отступит из Хэйдань, - напомнил Васато. - Но даже если так, раньше, чем к середине зимы мы не сможем взять в полноценную осаду главные опорные базы юнь, а царская армия тоже никуда не исчезнет.
- В любом случае, это явно лучше того, с чего нам пришлось когда-то начинать, - с явным облегчением улыбнулся Хань. - Главное, чтобы те жертвы, что уже пришлось принести, не стали бы вдруг напрасны.
Взгляды людей и демонов скрестились на главе военной разведки, и даже ей не удалось не вздрогнуть от этого.
- Тайпэнто не передавал мне никакой информации касательно возможности начать мирные переговоры с ляоляньским двором, - сухо бросила Ёнг. - И без личного решения Единого Правителя этот возможный ход по-прежнему будет оставаться лишь чьей-то случайно высказанной вслух идеей.
- Очень надеюсь, что так оно и будет, - кивнул Ли. - Позволить дать Юнь очередную передышку на несколько десятилетий, чтобы собраться с новыми силами было бы для Империи самой большой ошибкой.
- Не волнуйтесь об этом, тайпэн, - полководец из рода Шан был настроен не менее решительно, чем его молодой побратим. - Не вы один придерживаетесь этой позиции. Никто в Хэйан-кё не позволит одному человеку решать за всех, и тем более за Избранника Неба. Мы изгоняем врага со своей земли, но война от этого не заканчивается.
Стены роскошного кабинета, к которому генерал Манчи уже начал понемногу привыкать, впервые вызывали у него раздражение. Пока подавить остатки проимперских сил сопротивления в Хэйдань до конца так и не удалось, и ставка главнокомандующего по-прежнему оставалась в Надбанту. Но вскоре это, похоже, должно было измениться, но совсем не так, как изначально рассчитывал Юнь.
Последние известия из Генсоку впервые с начала компании выбили генерала из колеи, и это не осталось незамеченным окружающими. Несмотря на полное отсутствие внешней информации, тайпэн Гэнь, ставший неизменным противником Манчи за доской каргёцу, был достаточно проницательным человеком, чтобы догадаться о случившихся изменениях на театре военных действий.
- Мне кажется, мы оба прекрасно понимаем, что объяснять происходящее одним лишь темным колдовством было бы, по меньшей мере, глупо, - несмотря на тяжесть цепей и свинцовых грузил, Цурума выглядел куда более бодрым и веселым, чем Юнь. - Похоже, мальчик начинает обыгрывать вас в вашу же игру и по вашим же правилам.
- Ему удается достигать определенных успехов, но они вряд ли изменят ситуацию хоть сколько-нибудь кардинально, - Манчи понимал, что следует взять себя в руки, но после известий о гибели ляоляньских наемных убийц и поражении наследника рода Цучи, уже ничто не казалось генералу более зыбким, чем что-либо связанное с тайпэном Ханем. - Прежде ему и его войскам почти всегда приходилось обороняться, а мои полководцы были вынуждены предпринимать активные действия в наступлении. Теперь все изменится строго в обратную сторону.
- И этого, по-вашему, будет достаточно? - Цурума откровенно смеялся, впервые видя своего противника столь сильно испуганным.
Сегодняшний вечер начинался вроде бы вполне обыденно - с неспешного состязания в любимую игру всех стратегов со времен первого Императора династии Цы. Сразу после ужина полководцы встретились за круглым столом с нефритовой доской и золотыми фигурками. У каждого из них эти вечерние, а порой и ночные схватки давно уже стали входить в привычку. Но в этот раз доиграть спокойно им так и не дали. Гонцы с важными посланиями прерывали их поединок трижды, и после последнего донесения Юнь, отшвырнув письмо в сторону, вскочил со своего места и начал рассерженным тигром заметаться по комнате. Это было настолько непохоже на обычное поведение всегда спокойного и вызывающе надменного генерала Манчи, что особенностью момента прониклись даже его личные телохранители. Чем дольше воины главнокомандующего продолжали следить за своим взбудораженным начальником, тем сильнее они начинали нервно теребить кисточки из золоченого шелка, украшавшие их доспехи и рукояти мечей.
- Ему просто везет, а возможно все дело действительно лишь в запретной магии, - одернул сам себя Юнь, но это вызвало лишь новую злорадную улыбку на лице у Гэня.
- Это лишь пустая отговорка, генерал. В конце концов, вам придется признать, что вы столкнулись с кем-то, кто превосходит вас. Может ли он сравниться с Йотокой Юэ или с вашим легендарным предком, я не знаю, но для генерала Юнь Манчи - это точно, как минимум, равный соперник.
- Допустим.
Царский генерал вздрогнул от сделанного им допущения, но его сила воли легко позволяла ему быстро вернуться к реальности. Ведь если принять слова Гэня как неизбежную истину, то все сразу становилось гораздо проще. Да, у главнокомандующего Ляоляна были серьезные трудности, но они не были неразрешимыми. И если сделать нужные правки, перестать считать Ханя везучим щенком и пересмотреть план компании, то ничего действительно катастрофического пока не предвиделось.
Тайпэн Императора тоже заметил, как Юнь во второй раз переменился за этот вечер, замерев на месте и словно прислушиваясь к далекому шепоту. А затем плечи генерала привычно раздвинулись в стороны, а у фигуры вновь появилась гордая осанка. Слегка повернув голову, Манчи искоса посмотрел на Цурума и слегка улыбнулся.
- Знаете, Гэнь, у моей семьи осталось немало наследия, которое мы не выносим на суд других. В том числе, это касается и того, чему учил своих сыновей и внуков генерал Фу. У него есть одно забавное высказывание, относительно того, когда тебя "обыгрывают по правилам". Хотите узнать, какое?
- Разумеется, - с неподдельной заинтересованностью ответил тайпэн.
- Если ты заставил противника следовать своему плану, но он все равно побеждает, значит это уже его план. Чужой же план необходимо обязательно разрушить, быстро и действенно, а значит...
Два быстрых шага в сторону стола Юнь сделал, пока Цурума еще пытался осмыслить услышанное. Нефритовая доска, разделенная десятками линий, взметнулась в руке генерала. Крошечные фигурки, каждая из которых была искуснейшей работой настоящего мастера, полетели на дорогой ковер, устилавший пол. Острый каменный угол ударил Гэня в висок. Кровь брызнула совсем несильно, но вассал Нефритового Трона тут же беззвучно повалился на бок. Никто из телохранителей Манчи так и не пошевелился.
- ... а значит, пришла пора сыграть без правил. А это моя самая любимая игра!