Следователь Роман Антонович Быстрых пребывал в благодушном настроении: подходящее к концу суточное дежурство выдалось на удивление спокойным. Ни тебе убийств, ни драк с поножовщиной, ни даже паршивой кражонки. А это значит, что помимо отрадного факта улучшения криминальной обстановки, лично ему, следователю, не пришлось покидать уютный кабинет и тащиться неведомо куда, тем более и погода тому совсем не способствовала. Мерзкая стояла погода, что и говорить, никакого желания выходить на улицу, но за такое сказочное дежурство, коего и старослужащие припомнить не могли, Рома великодушно готов был простить и погоду.
Правда, более опытные коллеги не раз поучали бояться спокойных дежурств. Ну не то, чтобы именно бояться, до нервенной дрожи, но уж опасаться -- точно. "Пойми, чудак человек, если дежурство выдалось спокойным, то радоваться нечему. Так не бывает, а значит, под конец судьба тебе какую-нибудь особенную гадость подкинет. Просто для сохранения равновесия в природе. И на везение лучше не рассчитывай".
Про равновесие Роман Антонович понимал. Себя он считал человеком образованным и даже где-то, местами интеллигентным, книжки разные умные почитывал, был знаком и с забавными законами иноземных мерфи1-паркинсонов, но, считая себя прагматиком-материалистом, ни в мистику, ни в приметы не верил, исповедуя разумный оптимизм. Да и с чего кручиниться? Профессионал он крепкий, по количеству дел, закрытых в срок, едва ли не лучший (а ведь ему и тридцати пяти ещё нет; через неделю, правда, юбилей, но пока ведь полных лет только тридцать четыре!), оттого и у начальства на хорошем счету. Так чего бы ему, такому славному парню, на везение не рассчитывать? Как говорится, тому везёт, кто свой воз справно везёт.
И хотя был Роман Антонович о себе довольно высокого мнения, в глубине души сознавал: до настоящего следователя ему ещё расти и расти. Задатки-то есть, этого не отнимешь. Он честен, порядочен, въедлив, умеет преступника прижать, умеет и дело так подготовить, чтобы на доследование не вернули. Всё так, но ведь и недостатков (чего уж перед самим собой дурака валять) немало. В крайности легко впадает, увлекается. Если какая версия вниманием завладела, другие уже не замечает. Ну а в случае серьёзных проблем или, тем паче, неприятностей, совсем контроль над собой теряет.
Последние два дела, поначалу плохо складывались, особенно первое. Промашку дал следователь, увлёкся, пошёл на поводу у опытного преступника, позволил инициативу перехватить, партию повести. А в результате попал, как кур в ощип. Даже вспоминать не хочется, так паршиво всё складывалось, если бы не помощь отставного полковника, опытнейшего Ивана Макаровича, полжизни преподававшего юридические премудрости юным правоохранителям, вполне мог бы славный парень Рома вылететь из конторы с волчьим билетом. Да и во втором случае не многим лучше: увлёкся версией, уликами, преступником сфабрикованными прельстился, и чуть было невиновную дамочку на нары не усадил. И опять профессор помог, поддержал.
Правда, помогал ему Иван Макарович не за красивые глаза. Он же, как в отставку вышел, в частном детективном агентстве трудится, а частник за гонорар работает. Так что не столько ему, Роману Антоновичу старик помогал, сколько гонорар зарабатывал и, надо думать, зашибал немало. Нет, Рома не завидует и денег в чужих карманах не считает, не такой он человек, тем более и сам в накладе не остался. Премии за успешно раскрытые дела, весьма кстати пришлись, а о благодарности в приказе и говорить нечего, очинно для карьеры полезно. Теперь в личном деле соответствующая строчка прибавилась и. чтобы не случилось, уже не сотрётся. Как говорится, что написано пером...
А вчера, аккурат перед началом дежурства, начальник порадовал: подал на присвоение внеочередного звания. В норме ему майора ещё ого-го сколько ждать, а так уже в этом году отпразднуем. А там, глядишь, можно подполом ещё до сорока стать... Нет, что и говори, жизнь хороша: в семье гармония, карьера удачно складывается, да ещё и дежурство сказочное. Но тут, как всегда и бывает, приятные и даже где-то возвышенные мысли следователя были прерваны грубой прозой милицейской жизни.
- О чём размечтался, Рома? -- весело гаркнул заглянувший в кабинет капитан Юра Краснов, парень грубоватый, но не вредный, -- Небось, об одной большой звёздочке взамен четырёх маленьких?
- Хм, что? Какая звёздочка, о чём, ты?
- Да ладно, все уже знают, что тебя на майора представили, так что с тебя простава. А пока хорош мечтать, пора на выезд.
Возвращаться в реальность из мира мечт было мучительно неприятно, но никуда не денешься, служба. Уже в машине Роман Антонович пришёл в себя настолько, чтобы осознать: а опытные коллеги, видимо были правы. Свинство какое: всего-то час до конца дежурства и на тебе... И как назло, какое-нибудь особенное гадство попадётся. А не надо губёнки раскатывать. Хотя может и пронесёт, подумал следователь, и запоздало поинтересовался, куда, собственно, они едут?
- А фиг его знает, -- жизнерадостно откликнулся капитан Краснов. -- Бабка какая-то преставилась. Вроде как сама, без посторонней помощи.
- Так какого же хрена?..
Роман Антонович считал себя нормальным человеком. Но что есть норма? В его понимании это, довольно неопределённое понятие, укладывалось в простую формулу: "Работу искать не нужно, работа сама тебя найдёт". Это означало, что служить следует добросовестно, но приключений себе на задницу искать глупо. Если смерть по всем признакам выглядит естественной, то нечего по углам шарить, пытаясь выдать эту естественную смерть за преступление.
- Там странное что-то. Понимаешь, Рома, нас врач скорой помощи вызвал.
- Значит всё-таки подозрение на убийство?
- Да нет. Доктор убеждён на все сто, сама бабка откинулась, но вроде бы у неё какая-то дорогая безделушка пропала.
- И что? С каких это пор следователя на кражи таскают. Пусть наследники заявление пишут, как положено.
- Там не просто кража. Вроде бы она как-то со смертью старушки связана. Значит, хочешь, не хочешь, а разбираться придётся.
Больше Юра ничего не знал, а потому и Роману Антоновичу пришлось терпения набраться, впрочем, ненадолго, доехали быстро. Дверь в квартиру была приоткрыта, а потому вошли оперативники, разрешения не спрашивая. Стандартная малогабаритная двушка со смежными комнатами казалась особенно маленькой из-за набившихся в неё людей, которых, однако, было всего трое, двое -- в белых халатах, видимо та самая бригада скорой помощи, беседовали вполголоса, третья, женщина, плохо различимая на фоне светлого окна, что-то вязала в сторонке. При виде оперативников врач, совсем молодой, видимо только-только после ординатуры, поднявшись со стула, указал рукой куда-то в угол комнаты.
Там на кровати, укрытая одеялом под подбородок, лежала маленькая, сухонькая старушка. Её можно было принять за спящую, но Роман Антонович, даже не зная точно, сразу бы понял, что старушка мертва, научился за годы службы спящих от мертвых отличать. Подойдя ближе, Рома оглядел для порядка усопшую. Старушка, как старушка, из особых примет -- большое красное пятно на правой щеке, след от старого ожога. На первый взгляд действительно, вроде на естественную смерть похоже, а там видно будет, вскрытие, как говорится, покажет. Закончив осмотр, следователь поинтересовался:
- Ну что скажете, доктор?
- А что тут скажешь? Умерла во сне, что в её возрасте не удивительно.
- Смерть естественная?
- Естественней некуда. Да мы уже не первый раз сюда приезжаем, бабушка больная была, хорошо, что до восьмидесяти пяти дотянула. Вскрытие, конечно, проводить всё равно придётся, положено, но я лично уверен: ничего такого, в смысле по вашей части, тут нет, вот и Маша подтвердит.
Медсестра, на вид лет пятидесяти, уверенно кивнула, мол действительно, всё чисто не сомневайтесь. Будучи вдвое старше и, соответственно, гораздо опытнее своего молодого начальника, она явно его опекала. Конечно, в выводах молодого врача можно было и усомниться, но Роман Антонович отчего-то сразу уверился: труп не криминальный. И подосадовал, что из-за такой ерунды дежурство, прошедшее столь спокойно, теперь затянется. Пока осмотришься, пока протокол напишешь, часа два переработать придется, не меньше. Он даже поморщился с досады и сварливо спросил:
- А чего тогда нас вызывали, если смерть естественная?
- Так мы и не собирались, она настояла.
Тут только следователь рассмотрел третье действующее лицо очередной жизненной драмы. Небольшая худощавая женщина лет сорока. Густые волосы, обильно тронутые сединой, не слишком, впрочем, заметной на фоне светлых волос. Поначалу она показалась довольно привлекательной, но, когда встала и к следователю повернулась, он чуть не вскрикнул от неожиданности, горло дамы пересекал уродливый застарелый шрам с рваными краями. Такой след оставляет не нож или, тем более, бритва, а скорее зазубренное, тупое лезвие, вроде старого полотна от ножовки.
"Эк, её угораздило, интересно где? -- подумал следователь, перед тем, как приступить к опросу, -- Взгляд настороженный и вместе с тем дерзкий, как у опытной зечки. Не из наших ли она клиентов? Надо будет биографию проверить".
- Здравствуйте, вы, гхм, кем будете, -- спросил Роман Антонович, с трудом отводя взгляд от шрама.
- Чем была, тем уж, верно, и останусь, -- усмехнулась женщина, от внимания которой не укрылось ни замешательство следователя, ни вызвавшая его причина, -- поздно меняться. А звать меня Галей.
- Галина, значит. А дальше?
- Ну Фокина. Галина Фёдоровна. Да только слышь, начальник, давай-ка просто по имени, без официальщины. Не привыкла я к таким, как бы сказать, политесам. Всю жизнь Галка, да Галка.
- Хорошо, Галина. А меня зовут Роман Антонович Быстрых, я следователь.
- Да уж вижу, что не участковый, взгляд уж больно ласковый. Очень приятно, -- снова усмехнулась женщина, -- да вы не косите в сторону, можете глядеть на моё "украшение", не обижусь, привыкла.
- Раз уж разговор зашёл, где вы, если не секрет, такое "украшение" приобрели?
- Да так, ошибки молодости, вспоминать не хочется.
- Ну как угодно. А вы, извините, роднёй покойной приходитесь?
- Не, у ней и родни почитай что нет. Сиделка я.
- А где работаете?
- Здесь и работаю, и живу. Анна Леонидовна старенькая была, больная, ей постоянный уход требовался. Я и сгодилась, уж года два тут живу.
- И много ли вам покойница платила? - поинтересовался Роман Антонович, с сомнением оглядываясь по сторонам.
Вопрос не был праздным любопытством, обстановка не выглядела богатой. Мебель добротная, но старая, обшарпанная. Лет тридцать, а то и все сорок назад, она бы считалась дорогой и модной, нынче же яснее всяких слов свидетельствовала: хозяйка если и не бедствует, то явно не жирует. А значит и платить сиделке достойную зарплату вряд ли могла себе позволить. Что же тогда Галину Фёдоровну привлекло, если, конечно, она не любительница субботников? Оказалось нет, не любительница.
- Куда там, Анна Леонидовна не богачка. Я за жильё работала.
- В смысле?
- Ну как? Жилья своего нет, по съёмным углам мыкалась, по общагам. А тётя Аня меня прописала, пусть временно, но прописала. Да вы не сомневайтесь, у участкового нашего спросите, он поначалу, что не месяц к нам таскался, проверял. Но уж год не появляется, понял видать, что я честная.
- Денег покойница вам не платила, понимаю. А на что же вы жили?
- Дак пенсия у тёти Ани военная, большая, да и я прирабатываю, нашла себе надомную работу на телефоне. Не зашикуешь, конечно, но на жизнь хватало, тем паче, лекарства бесплатные. Она же к военной больнице была приписана, а там порядку побольше и выбор лекарств побогаче.
- Так, понятно. Ну и зачем же вы, Галина нас вызывали? Или подозреваете, что бабушка не сама померла.
- Сама-то сама, но и помогли ей.
- Это как? Что-то не пойму я. Вы считаете, её убили?
- Извини, не мастер я объяснять. Померла тётя Аня от своих болячек, не сомневайтесь, тут я уверена. Я ж дома всё время, только в магазин да в поликлинику отлучалась. А тётя Аня плоха была, спасибо, что столько протянула. Но только ей уже давно то хуже, то лучше. А тут толчок был. Померла то она сама, но вот перед смертью обокрали её. Вот я и думаю, не от расстройства ли померла?
Вот гадство, подумал Роман Антонович. Это что же получается? Доведение до... Тьфу, чёрт, забыл статью. Доведение до самоубийства помню, а эту забыл. Но Юра прав, разбираться придётся.
- И что украли?
- Тётя Аня небогатая была, только у ней имелось ожерелье красоты необыкновенной и дорогущее. Вот его и украли.
- Да кто украл-то?
- Внучек и украл. Логинов его фамилия, Виктор Андреич Логинов. У ней из родни только внук, да и тот негодящий. Сам бизнесмен, богатей, а к бабушке родной носа не казал, копейки не дал, не помог ничем, будто и нет у него бабушки, не звонил даже. Да и тётя Аня тоже его видеть особо не жаждала, что-то у них случилось много лет назад. Что не знаю, она не рассказывала, но видно серьёзное, тётя Аня потому и квартиру не ему, а мне отписала.
- То есть как?
- Нормально, по завещанию.
- Так вы эту квартиру наследуете? Хороший мотив...
- Вы чего это? Намекаете, что я тётю Аню траванула? Бросьте, сама она померла, хоть на кусочки её порежьте, ничего криминального не найдёте.
- Да ладно, Галина, не кипятитесь. Я же следователь, всё проверить должен, раз уж сюда попал. Вы же, кстати, нас и вызвали.
- Ну так проверяйте, а я вам кое-что покажу. Вот, глядите...
Сиделка метнулась к шкафу и извлекла из выдвижного ящичка листок бумаги. Это оказалось что-то вроде завещания, написанного дрожащим старческим почерком. По завещанию квартира отходила Галине Фёдоровне. Судя по дате, бумага была написана почти год назад.
- Не хочу вас огорчать, но завещание не по форме составлено. Не то, чтобы оно не действительно, но его можно оспорить в суде.
- Знаю и тёте Ане о том сказала. Тогда она к нотариусу сходила и всё по закону оформила. Ну а эту бумажку я на всякий случай сохранила.
- Хорошо, я её сфотографирую для проверки. А теперь давайте по существу: с чего вы взяли, что ожерелье внук украл? Сами видели?
- Не, не видала, врать не буду. Только никто другой не мог. Понимаете, к нам же никто чужой не захаживал, кроме доктора. А тётя Аня, хоть и старенькая, любила на свою ценность полюбоваться, в зеркало на себя поглядеть. Через день доставала. Наденет и перед зеркалом красуется. Так вот, с неделю назад... А сегодня какое число?
- Десятое ноября.
- Ну точно. Доктор крайний раз был второго, тёте Ане получше стало, она даже с постели поднялась. Так то всё больше лежала, а тут поднялась, поужинала на кухне, а после ожерелье примерила. А тут звонок. Она трубку взяла, поговорила эдак удивлённо, будто звонка не ожидала, а когда трубку повесила и говорит: "Надо же, внучек бабку вспомнил, зайти хочет".
И на следующий день, третьего, значит, аккурат неделю назад приходит. Часиков в десять. Крепкий такой мужик, тёртый, взгляд волчий, сразу мне не понравился. Тётя Аня, как он пришёл, меня из дома наладила, сходи, мол, Галочка за молочком. А какое молочко, если в холодильнике едва початая литруха, только вчера купленная? Но я спорить не стала, сразу поняла, что тётя Аня с внучком наедине остаться хочет и то сказать, лет десять не видались, если не больше. Ну я, значит, собралась скоренько и в магазин. Не торопилась, купила кой чего по мелочи, потом с полчасика погуляла и обратно. А там уж и нет никого, только тётя Аня плачет. И уж так горько плачет, чуть не рыдает, что у меня аж сердце зашлось.
Бросилась я её успокаивать, а она рыдает, слова сказать не может. Её прям трясло всю, я даже напугалась, как бы кондратий не обнял, валерьянки нацедила, а тётя Аня, как в себя пришла, так и сказала, что ограбил её Витька, ожерелье забрал. Мне, говорит, оно от матери досталось, единственная ценность и была, хотела я его перед смертью тебе, Галка, подарить, да видно не судьба. Витька орал, как бешеный, пригрозил, что пришибёт, ежели не отдам. Мол, квартира твоя мне не достанется, так хоть что-то заберу, пока кому постороннему не отдала, с тебя, бабка, станется. Вот с тех пор становилось тёте Ане хуже и хуже, пока совсем...
- А что же вы милицию сразу не вызвали?
- Хотела, да тётя Аня не позволила. Какой-никакой, говорит, а внук. Это ж позор на весь свет будет, если родного внука засажу. Ну я и пообещала, что шума поднимать не стану, но теперь, когда тётя Аня померла...
- За наследство печётесь?
- Вовсе нет, мне чужого не надо, я за справедливость. То ожерелье, если хотите знать, цены немереной. Тётя Аня сказывала, что как пять таких квартир стоит. Но я не претендую, тётя Аня ведь только на словах подарить обещалась, а в завещании про то ни словечка, так что всё одно Витьке досталось бы. Но он, вишь ты, ждать не захотел, силой забрал, чуть бабку в могилу не свёл, так пусть отвечает.
Короче говоря, хоть и не хотелось Роману Антоновичу браться за столь тухлое дело, а принять у сиделки заявление пришлось. Куда деваться? Свидетелей полно, на тормозах не спустишь. А то, что дело тухлое, понял бы и "зелёный" практикант. Сиделка обвиняет в краже солидного бизнесмена. Надо бы, конечно, проверить, что он за бизнесмен, а то может палатку на рынке имеет, для нищей сиделки и палатка -- бизнес. Но даже если ожерелье у внука Виктора отыщется, что дальше? Скажет, бабка подарила и чем крыть? У самой бабки уже не спросишь, получится слово Виктора против слова Галины, а она, к тому же ничего и не видела, с чужих слов говорит. А сможет ли экспертиза подтвердить, что смерть старушки стресс ускорил, Роман Антонович сильно сомневался.
Значит, придется дело закрывать, не открыв толком, но кое-какие действия, пусть и формальные, предпринять придётся: как минимум, Виктора допросить, по соседям пройтись, информашку собрать, какую удастся. Проверить, а было ли вообще то ожерелье, а если и было, действительно ли ценное? Галина Фёдоровна проста, как три копейки, впечатление эксперта по ювелирке никак не производит, ей и качественная бижутерия ценностью покажется. По любому потребуется тратить силы, нервы, время. А иначе никак, заявление в мусорную корзину просто так не бросить, начальство за такое по голове не погладит.
От этих мыслей настроение следователя испортилось, так и не вышло отдежурить спокойно. И пусть не убийство на голову свалилось, а ерунда, пустяк, но пустяк неприятный. Ладно, это всё завтра, а сегодня -- отсыпаться после дежурства. Но перед тем как расстаться, попросил Рома своего коллегу, капитана Краснова пробить на всякий случай сиделку, по базе проверить. И не то, чтобы подозревал её в чём, а просто для очистки совести.
- Мне, Юрок, отчего-то кажется, наша она, как говорится, недавно от хозяина.
- Похоже, я тоже об этом подумал. Словечки специфические проскакивают и взгляд... Да и шрам характерный, типа зоновской выделки. Пробью, не трудно, только зачем? Ну, допустим, выясним, что она сидела, что с того? Если бабка сама померла, то...
- Да понимаю я, понимаю. Говорю же, на всякий случай. Заявление Галина Фёдоровна написала, как-то реагировать нужно, информацию собирать. Вот с неё и начнём, а заодно и внучка пробей: кто, что, какой бизнес.
Весь день Роман Антонович наслаждался отдыхом и покоем, что при его профессии не часто случалось. Но всё хорошее (как и плохое) рано или поздно заканчивается: наступил следующий рабочий день и хочешь, не хочешь, надо к незаконченным делам возвращаться, в том числе и к таким неприятным, как кража ожерелья покойной Анны Леонидовны Логиновой. "Вот ещё головная боль некстати свалилась, -- с досадой подумал следователь, -- Впрочем, когда она кстати? Что ж, раз вспомнил, не буду времени зря терять, зайду к эксперту. Чем раньше все бумажки соберу, тем быстрее дело закрою. У меня же оно не одно и за все начальство спрашивает".
Эксперт, Арон Моисеевич, слыл в управлении человеком сложным. Был он высок, худ, лыс, как коленка и очень, очень стар. Возраст, впрочем, проявлялся только во внешности, ум старика оставался острым, а рука твёрдой: скальпелем владел, как Д'Артаньян шпагой, труп распластывал одним движением, словно куклу из папье-маше. Общение со стариком действительно давалось сотрудникам управления с трудом: эксперт был опытен, саркастичен и страдал чудовищным самомнением, что, впрочем, не отменяло высочайшего профессионализма.
Специалистом Арон Моисеевич и вправду был редким: никто в управлении не мог припомнить случая, когда бы он ошибся, что-то, пусть и самую мелкую мелочь, пропустил. А сознание собственной значимости порождает гордость, которая легко переходит в гордыню. И если даже Арон Моисеевич эту грань ещё не перешёл, то был к ней очень близок. Для него не существовало авторитетов, что объяснялось издавна ходившей по управлению шуткой: "можно начать службу "зелёным" лейтенантом, выслужить полный срок, уйти в отставку полковником, а Арон Моисеевич будет по прежнему трупы потрошить твёрдой рукой".
Ну а поскольку старик стажем превосходил любого, в выборе выражений он не стеснялся совершенно. Мог вдруг проявить изысканную вежливость по отношению к безусому практиканту, а мог тончайше выверенной, прямо-таки камерной грубостью размазать тонким слоем маститого сыскаря. И, что обиднее всего, понять его систему ценностей до сих пор никому не удавалось. Очень многие имеют свои маленькие бзики. И если эти бзики понять, а также иметь намерение установить хорошие отношения любой ценой, подольститься можно почти к любому. С Ароном Моисеевичем такого не получалось, его невозможно было просчитать.
Методом проб и ошибок за много лет выяснилось только одно, правда, немаловажное обстоятельство: станешь давить, настойчиво упрашивать (не требовать, Боже упаси, а всего лишь почтительнейше просить) сделать экспертизу побыстрее, будет тянуть до последнего. Ничего не просишь -- возможно, сделает быстро. А уж на такую безобидную мелочь, как пристрастие к нарочито местечковому говорку, на фоне всего остального никто уже давно внимания не обращал. Роман Антонович тоже, пока не узнал, что Арон Моисеевич родился в Ленинграде, в местечках сроду не жил (даже в Одессе не побывал ни разу), а по владению русским языком, ежели желание возникало, не уступал Далю, помноженному на Ожегова.
Как бы то ни было, но общепризнанного, надёжного, годного на все случаи жизни, сценария общения со старым ворчуном не существовало, поэтому всякий раз, направляясь к нему, Роман Антонович испытывал нешуточное волнение или, точнее говоря, робость. Даже сейчас, когда результат не был столь уж важен, он, подойдя к двери лаборатории, постучал тихо, почтительно. В ответ немедленно прогрохотало?
- Ну и хто там шкребётся як маленькая мишка? Заходи, не стесняйся.
Эксперт курил, вольготно развалившись в кресле. Перчаток не снимая, держал окурок самокрутки пинцетом. Видимо перекур устроил, поскольку рядом на столе распластался вскрытый объект новых исследований, отчего Роману Антоновичу немедленно стало не по себе. Специфический запах мертвецкой усугублялся ароматом крепчайшего самосада, ничего иного в качестве курева Арон Моисеевич не признавал, покупал сырьё где-то в деревне. Роман Антонович никак понять не мог, как можно курить такую гадость и порой всерьёз думал, что старый задира делает это нарочно, чтобы коллегам лишний раз досадить. Стараясь дышать через раз и старательно кося глазами в сторону, чтобы трупа не видеть, вежливо поинтересовался:
- Арон Моисеевич, добрый день. Не порадуете ли чем?
- Я вам шё, девочка, штобы вас радовать? Не, могу, конечно, только вряд ли ви с того удовольствие поимеете.
- Я насчёт акта, вчера вам пожилую женщину доставили. Может готово? А нет, так не беда, я позже зайду, вы только скажите, когда.
- А-а-а, так ви за ту бабулю интересуетесь? Ну так и говорите или ви думаете, старый Арон Моисеевич всех помнить должен? А за бабулю я так вам скажу: отличный трупик, побольше бы таких. Не то шо тот поц, который на столе разлёгся. Представляете, сиганул с окна, а этаж то девятый, так не поверите, противно резать, прямо расползается под скальпелем. Да ви гляньте, не стесняйтесь.
- Ой нет, благодарствуйте, я уж как-нибудь обойдусь. Рад, что вам Анна Леонидовна понравилась. Ну а выводы, выводы какие?
- Та нормально всё, вон там актик с полки возьмите. Славная бабулька, сама померла, мишпуха может быть спокойна. И вам беспокоиться не о чем, можете дело спокойно закрывать. Я удивляюсь, как она ваще столько протянула, с таким букетом хворей давно уж помереть должна была.
- Так вы категорически отрицаете возможность убийства? Могло так статься, что бабушке помогли? Ну так, слегка...
- Молодой человек, ви таки глухой? Ви меня ухом слушали или другим местом, состоящим на две трети из тех же букв? Повторяю для особо умных: успокойтесь, труп не криминальный. Совсем. Сто процентов. Да что я несу? Какие сто? Все двести, если не триста процентов.
- И никаких сомнений?
- Да шё ж это делается? Куда мы идём? Любой юнец теперь норовит старого Арона обидеть. А за шё? Вот скажите, я, может, подвёл вас когда? Нет. Или ви могете припомнить ошибку в моих выводах? Тоже нет. Так в чём дело? Вот медицинская книжка. В ней русским по белому записано, чем бабуля при жизни страдала и шё ей доктор прописывал. Умерла она именно от того, что здесь написано и в организме есть следы всех этих лекарств. И всё, только ещё немного снотворного.
- Так может её?..
- Ша, шлемазл. Ви таки да, совсем меня не слушаете. Не могет такого быть. Я же ясно сказал: снотворного немного, усыпить можно, убить -- никак. Видимо бабуля плохо спала, что меня отчего-то совсем не удивляет.
- А не могло так случиться, что физически, так сказать, её действительно никто не убивал, просто сиделка в какой-то момент не дала ей нужного лекарства?
- Не, ви точно пытаетесь меня убедить, шо у вас вместо головы тухес2. Зачем только, никак не пойму? Теоретически всё могет быть. Говорят и петух могет иногда яечки нести, только я ни разу таких петухов не видал. Во-первых, ежели ей и впрямь чего-то недодали, как ви собираетесь это доказывать? А во-вторых, я нашёл у ней в организме все, ну то есть абсолютно все те лекарства, что были прописаны.
- Вы уж извините, Арон Моисеевич, но ещё два вопроса. Как вы считаете, бабушка при жизни была дееспособна? В смысле, соображала, что делает, что говорит? Я её книжку пролистал, правда, мало что понял.
- Ну как вам сказать? -- старый эксперт сразу стал серьёзным, отбросив шутовской жаргон, -- Ничего определённого сказать не могу, вам бы с лечащим врачом поговорить. Дегенеративные изменения в мозге наличествуют определённо, но растением она не была. А уж насколько вменяема, вопрос сложный. Подобные заболевания проявляться могут по-разному: от полного расстройства психики, до лёгкого склероза. Эта, на мой взгляд, могла рассуждать здраво, пусть и не всегда. А во-вторых, что вас интересует?
- В каких вторых? Ах, да. Второй вопрос: есть мнение, что смерть бабушки ускорила некая неприятность. Внук дорогую ей вещь отобрал, она расстроилась, ну и... Это можно подтвердить или опровергнуть?
- Увы, медицина тут бессильна. Старушка была сильно нездорова, это факт. А вот сама померла, естественным, так сказать, порядком или с расстройства, доказать не смогу.
Уходил Роман Антонович несколько успокоенным. Труп не криминальный, а это главное. Остаётся только с сиделкиным заявлением разобраться и дело можно закрывать. Получить отчёты оперативников, подшить объяснения Логинова, ну ещё можно ожерелье оценить для порядка, действительно ли ценное, да и всё. Следователь понимал, что вполне вероятно, сиделка Галина ничего не придумала, но, даже если всё было именно так, как она рассказала, доказать это невозможно.
А раз невозможно, значит, не нужно париться, тем более ожерелье бабушки всё равно внуку досталось бы, то есть никому никакого ущерба не будет, если дело закрыть за недоказанностью. Так размышлял Роман Антонович по пути на работу, чувствуя, как настроение потихоньку улучшается. Не успел он компьютер включить, как в кабинете тут же нарисовался капитан Краснов с напарником, старшим лейтенантом Голубем.
- Ты где шаришься?
- К эксперту заходил. Старикан, как водится, повеселился от души. Но труп не криминальный, он на триста процентов уверен.
- Тогда беспокоиться не о чем. А насчёт сиделки ты был прав, судимость имеется.
- По какой статье?
- Убийство. Лет пятнадцать назад она работала медсестрой в одном богатом доме. Хозяин её изнасиловал, она его ножом пырнула, обычное дело, бывает. Дали десятку, отсидела от звонка до звонка, пять лет назад откинулась.
- Значит не уголовница. А её что, действительно изнасиловали?
- Я-то дела не читал, только короткую справку, но экспертиза вроде подтвердила. Ну и какая разница? Нам это ничего не даст.
- Погоди, Юра, тут что-то не так. Получается убийство в состоянии аффекта. Почему тогда срок такой большой, почему на УДО не оформилась?
- Вину не признала, на суде вела себя дерзко, хамила свидетелям, вот и получила по полной. Ты что первый раз с таким сталкиваешься? Но повторяю, то, что она кого-то там зарезала пятнадцать лет назад, сегодня к делу не подошьёшь. Вот если бы оставались сомнения насчёт смерти бабки, тогда конечно. Но раз Арончик сказал...
- Да понимаю я, понимаю, самому этот тухляк закрыть поскорее хочется. А у тебя что, Василий?
- Тухляк, это ты точно сказал. Встретился я вчера с внучком. Ему, между прочим, за сорок и он владелец крупной охранной фирмы. Про "Бетон" слыхал? Самые крутые бизнесцентры охраняет. Так вот это он и есть. Мужик, прямо скажу, неприятный, я бы поопасался спиной к нему поворачиваться, но доказать, что он бабку ограбил, не получится. Во-первых, далеко не бедняк, во-вторых, его показания опровергнуть некому. Но встретил меня вежливо, даже визитку пожаловал.
Старший лейтенант извлёк из кармана пачку сигарет и аккуратно вытряхнул из неё глянцевый прямоугольник. Осторожно придерживая за рёбра, прислонил к клавиатуре Роминого компьютера.
- На отпечатки пальцев намекаешь? Думаешь, пригодятся?
- Не знаю, но кашу маслом не испортить. Этот Логинов наверняка не сидел, у нас в базе его пальчиков нет. А вдруг понадобятся? Вот и придержи его визитку до лучших времён, а я пока продолжу. На известие о смерти бабушки Виктор Андреевич никак не отреагировал и уж точно не опечалился, мол довольно пожила. То, что ожерелье у него не отрицал, но предъявить отказался. На каком, спрашивает, основании? Да вот, говорю, сиделка Анны Леонидовны заявление написала, обвиняет Вас в грабеже, будто Вы силой его отобрали. Тут он возмутился, что, мол за чушь? И рассказал свою версию.
"С бабушкой я не общался. Так уж сложилось, не хочу обсуждать, почему. А в начале месяца, числа второго-третьего, она неожиданно позвонила. Зайди, говорит, внучек, хочу тебе подарочек сделать, больше-то некому. Да не тяни, пока я хорошо себя чувствую, а что завтра будет, не знаю. Ну я зашёл, бабка, правда, дальше прихожей меня не пустила, вручила коробку с ожерельем и привет. И никакой сиделки я не видел. А то, что я якобы бабку ограбил -- чушь несусветная. Сами посудите, зачем бы я стал её грабить, если и так наследник? К тому же не такая уж ценность, только что работа старинная, а камешки-то мелкие, да и не из дорогих. Но штука красивая, ничего не скажешь, дочке на совершеннолетие подарю".
- Но квартиру-то Анна Леонидовна не Вам завещала.
- Ну и что? Я и не претендовал, у меня своих две.
- А как бабушка выглядела? -- спрашиваю.
- Да как обычно, нормально выглядела. Я, вообще-то, давно её не видел, только по пятну на щеке и узнал. Но выглядела бодрячком, правда, ходила медленно, с палочкой, но довольно уверенно.
- Кстати, а откуда у неё пятно? На ожог похоже.
- Понятия не имею. Сколько себя помню, всегда у неё это украшение было. Мать говорила, она потому замуж так и не вышла.
На том мы и распрощались. Я после справки навёл, действительно человек он обеспеченный: недвижимость в Москве, коттедж за городом, иномарки дорогие, дети в Англии учатся, всё, как у больших. Фирму открыл лет пятнадцать назад, постепенно раскрутился. Не верится, что такой мог всем рискнуть, бабку ограбив. Вот конкурента подстрелить он бы смог не задумываясь, а тут...
- Я, признаться, тоже так думаю. Только вот небольшие расхождения в показаниях имеются. Галина показала, что Виктор звонил бабушке и приехал без приглашения, явочным порядком, а он уверяет, что это бабушка его пригласила.
- Знаешь, дружище, если они друг другу с городских телефонов звонили, мы не отследим, дохлый номер.
- Знаю, я же говорю, тухляк, так просто это дело не закрыть. Галина Фёдоровна показалась мне бабой настырной. Реально по её заявлению мы ничего сделать не сможем, да и с какой стати уважаемого бизнесмена прессовать? Только на основании измышлений сиделки, которая сама ничего не видела и показания с чужих слов даёт? Глупо и нереально, но как бы она жаловаться не принялась, что мы господина Логинова не закрываем. А значит, придётся соломки подстелить, то есть бумажек подсобрать.
Поэтому отправляйся-ка ты, Вася, к нотариусу, сфоткай образцы почерка покойной Анны Леонидовны. Она же должна была что-то писать, когда завещание оформляла, вот ты мне образцы её почерка и предоставь, а заодно нотариуса опроси, как там дело было с этим завещанием. А ты, Юрок, сходи, в поликлинику, в которой Анне Леонидовне бесплатные пилюли выписывали, там она наверняка тоже заявления писала.
Так мы поимеем реальные образцы почерка покойной Анны Леонидовны. Добавим рукописное завещание, которое нам Галина предъявила, да и отдадим все бумажки экспертам. И если выяснится, что все они одной рукой написаны, то, во-первых, о сиделке с её старой судимостью можно будет забыть, а во-вторых, мы убедимся, что старушка была дееспособной, значит могла и подарок внуку сделать. Вот тогда мы наш тухляк закроем с чистой совестью.
Оперативники отправились поручения следователя выполнять, да и он сам в кабинете не засиделся, требовалось с потенциальным свидетелем по другому делу встретиться. Будучи уже достаточно опытным человеком в своей профессии, Роман Антонович не без оснований полагал, что хороший следователь не тот, кто кабинета не покидает, довольствуясь допросами, да анализируя информацию, поставляемую оперативниками. Хороший следователь периодически выходит "в поле", чтобы встречаться со свидетелями на их территории.
Встреча прошла успешно, Рома медленно, как бы прогуливаясь, шёл по тротуару, раздумывая, как лучше употребить полученную информацию, как вдруг заметил, что оказался рядом с домом, в котором проживала покойная бабушка Логинова. Постоял, подумал и решительно двинулся к подъезду. "Раз ноги сами меня сюда привели -- это знак судьбы. Опрошу-ка я соседок покойницы, что они о сиделке Гале думают". И не то, чтобы имел он что-то конкретное против Галины Фёдоровны, просто не любил ситуаций, когда что-то дорогостоящее (например, квартира) оказывалось завещано человеку постороннему, инстинктивно подвоха искал.
Через час он в глубокой задумчивости брёл к управлению. Роман Антонович отыскал двух старушек, близко знавших покойную Анну Леонидовну. Бабушки сидели на скамеечке возле подъезда, побеседовать охотно согласились, и рассказали довольно много интересного. О сиделке обе отзывались положительно: и вежливая она, и безотказная, и дело своё хорошо знает. "Мы ведь, как она у Анюты обосновалась, проверяли, заходили несколько раз под всякими предлогами. Но она к Анюте хорошо относилась, ничего худого не скажем. Да и в медицине разбиралась, уколы ставила как никто, совершенно не больно. Мы ведь тоже порой, чего уж скрывать, к ней обращались, так ни разу Галочка не отказала и денег не брала ни под каким видом, представляете?".
Вердикт соседок толкований не допускал: порядочная женщина, Анне повезло, что такую нашла. А вот о Викторе они совсем иначе отозвались. Причём, изначально Роман Антонович хотел только поинтересоваться тем днём, когда старушка якобы подарила внуку свою ценность. Мол, не было ли слышно шума какого, скандала, не видел ли кто, как Виктор приходил-уходил, но вышло иначе. Когда следователь спросил, не странно ли, что Анна Леонидовна квартиру оставила сиделке, постороннему, в сущности, человеку, старушки переглянулись и уверенно заявили: "Не знали об этом, но если и так, всё правильно, кому, как не Галочке? Не Витьке же, поганцу, оставлять". Немедленно естественный вопрос воспоследовал: чем объяснить столь суровую оценку?
"Так мы ж его, как облупленного знаем. Мать его, Анютина дочка, женщина добрая, да непутёвая, всё пыталась личную жизнь устроить, сына на бабушку спихнула, он здесь и школу закончил, рос, можно сказать у нас на глазах. Так с детства с гнильцой был. Глянешь, бывало, маленький ещё совсем, а всё равно сразу видно, мерзюком растёт". Оказывается, маленький Витя Логинов горазд был на всякие каверзы, но действовать исподтишка старался, чтобы обвинили не его, а кого другого.
Из дальнейшего разговора выяснилось и то, почему последние годы внук с бабушкой вовсе не общались. "Витька-то хоть и пакостничал, но дома не шалил, вёл себя тихо, а в двадцать с небольшим вдруг бабушку обокрал. Он только-только из армии вернулся, бизнесом решил заняться. Нынешняя молодёжь работать не хочет, им бы побольше да сразу, вот и Витька туда же. Чего уж там вышло, не знаем, а только деньги ему срочно потребовались, вот он бабушку и обнёс, всё ценное, что в доме было, прибрал, только ожерелье и осталось. Есть у Анюты ценность антикварная, от её бабушки осталась, вот она уцелела, да и то потому только, что за пару дней до того Анюта то ожерелье в ремонт снесла, а то бы Витька и его уволок.
Вечером Анюта домой с работы пришла, разорение обнаружила, шум подняла. Витька отнекивался, пытался так повернуть, что вроде посторонние воры забрались, но забыл, что квартира-то на охране, да и видели его, как он из дому с пакетом выходил. Ну, Анюта рассерчала, конечно, крепко, в милицию, правда, обращаться не стала, но Витьку из дома выгнала. Мать его позора не перенесла, удар её разбил, померла вскоре, а ведь едва за сорок перешагнула. Вот с тех пор Анюта с внуком и не общается".
Надо же, как интересно выходит, думал следователь, шагая по тротуару. Логинов-то парень с "прошлым". Один раз бабушку уже обокрал и не сел только потому, что та, видимо, сор из избы выносить не захотела, а значит, вполне мог и ожерелье украсть. Известно, что тигр, отведавший человечины, в дальнейшем предпочтёт её любой другой добыче. Так и человек совершивший преступление, оставшееся безнаказанным, с большой степенью вероятности снова закон нарушит. Просто потому, что не сможет искушению противостоять так вот просто, одним ударом все свои проблемы разрешить. Конечно, обычному человеку на преступление пойти совсем не просто, но тому, кто уже приобрёл соответствующий опыт...
Права, похоже, Галина Фёдоровна, только как доказать? А никак не докажешь. Даже арестовать его мне никто не позволит, а и дойди дело до суда, скорее уважаемому бизнесмену поверят, чем бывшей зечке и никому не объяснить, что бизнесмен, по сути, уголовник, а зечка -- жертва обстоятельств. Значит, повезло Виктору Андреевичу, сухим из воды выйдет. За такими невесёлыми мыслями Роман Антонович сам не заметил, как до управления добрался. Было у него такое свойство: как задумается глубоко, начинает двигаться, как на автопилоте, ноги будто сами идут, вот и сейчас также получилось. И уж было собрался он войти, как вдруг услышал, как окликает его кто-то. Оглянулся, а там паренёк лет двенадцати.
- Постой, дядя. Ты что ли следователь Быстрых?
- Ну я. Тебе чего?
- Вот, просили передать в собственные руки, -- и парнишка протянул Роману Антоновичу небольшой пластиковый пакет.
- Что это.
- Без понятия. Старуха какая-то дала.
- Какая старуха, как выглядела? Впрочем, для тебя, наверное, любая, кому за тридцать, уже старуха.
- Да нет. Тридцать это ещё женщина, а та была старуха. Вроде бомжиха, одёжка грязная, волосы сальные космами торчат, лица не видать.
- А ты, значит, бабушкам по доброте душевной помогаешь? Хороший мальчик.
- Ещё чего! Она хоть и бомжиха, а пятихатку отвалила с ходу и вас так точно описала, что я сразу узнал. Ну, берёте что ли, а то мне недосуг?
Сунув в руки следователю пакет, парнишка мгновенно испарился, будто и не было его. Роман Антонович, машинально приняв посылку, заглянул внутрь, но обнаружил там только ещё один небольшой пакет, обклеенный грязноватым скотчем. На вес не более ста грамм, на ощупь нечто твёрдое, круглое, продолговатое. Не имея никаких предположений о содержимом посылки, Роман Антонович прошествовал в свой кабинет и принялся неторопливо пакет вскрывать.
Внутри обнаружился прозрачный файл, а в нём отвёртка. Вроде бы обычная тонкая крестовая отвёртка, если бы не одно но: жало оказалось вымаранным чем-то грязно бурым, весьма напоминающим кровь. Обнаружился там и грязный обрывок обёрточной бумаги, на котором что-то было нацарапано простым, плохо очиненным карандашом. Бумажка выглядела столь отвратительно, что в руки её брать совершенно не хотелось, но когда Роман Антонович, преодолев брезгливость, послание прочёл, он буквально остолбенел, настолько неожиданным оно оказалось:
"Я слыхала о вас, как о честном следователе. Став свидетелем преступления и чудом избежав смерти, я долго думала и решила: уж если кому сообщать, то вам. В ночь с 9 на 10 ноября я расположилась на ночлег на шестом этаже во втором подъезде дома номер 5 по Николаевской улице. Это место удобное, потому что на площадке между пятым и шестым этажами мусоропровода нет, люди там ходят мало, что важно: нашего брата-бомжа не любят, из подъездов гоняют.
Утром (времени не знаю, но уже светать начало, значит, было около восьми) меня разбудил какой-то шум. Вроде как где-то неподалёку спорили. Говорили не громко, но я чутко сплю, возраст. Осторожно глянув за угол, я увидела двоих, ссорящихся у дверей квартиры номер 49. Женщина была в халате, мужчина одетый, видимо уходил. Плотный, крепкий, лет за сорок. Ночевала на этом месте я не впервые, мужчину того видела и раньше. Звать его Виктором, квартиру он снимал для своей любовницы.
Так вот, эти двое ссорились крепко, говорили, правда, не громко, но я всё отлично слышала. Мужчина заявил, что между ними всё кончено, а женщина в ответ прошипела, что его жене позвонит, в покое не оставит. И в какой-то момент со словами: "Я скорее тебя убью, чем дам уйти", вдруг выхватила что-то длинное, тонкое (мне показалось, шило) и на мужчину замахнулась, а он за руку её схватил, шило вырвал и в грудь её ударил. Женщина упала внутрь квартиры, мужчина дверь прикрыл.
Ну всё, думаю, конец. Сейчас по лестнице спустится, меня увидит и заколет, как свинью. Но повезло, на лифте поехал. Я из окна глядела, видела, как он из подъезда вышел и что-то в мусорный бак выкинул. Я потом там пошарила и то шило нашла, впрочем, орудие убийства оказалось не шилом, а отвёрткой. Посылаю её вам, а вы уж делайте то, что сочтёте нужным".
Роман Антонович работу искать не любил, но когда готовенькое дело буквально на блюдечке преподносят, это же совсем другое дело! Если убивец снимал квартиру официально, то установить его -- пара пустяков. А вот сейчас и проверим. Роман Антонович быстренько набрал номер отделения, к ведению которого относилась Николаевская улица и попросил адрес пробить: кому квартира принадлежит, кто снимает, в общем всё, что в базе есть.
А пока ответа ждал, снова записку проглядел и вдруг похолодел. Так, мужчина за сорок, крепкий, плотный, обеспеченный, звать Виктором. Знакомый портрет, кого-то сильно напоминает. Уж не внучка ли? А тут из отделения отзвонили, записывай, говорят. И точно: квартира принадлежит Виктору Андреевичу Логинову, но живет там Агриппина Семёновна Перепёлкина, тридцати лет, уроженка маленького городка в Курской области. Место работы -- охранная фирма "Бетон", должность -- секретарь.
Роман Антонович взъерошил волосы, остолбенело уставившись на запись. Нет, так не бывает, если только улики не сфабрикованы. Но с другой стороны, Виктор Андреевич бабушку таки обокрал, что можно считать доподлинно установленным фактом. А вообще, был ли труп, этот адрес на нашей территории. Согласно записке, если это не розыгрыш, убийство произошло вчера утром, часиков в восемь. Звонок в дежурку подтвердил, что вызовов с этого адреса не поступало. Набрал номер фирмы "Бетон", спросил Агриппину Семёновну, а её на работе нет, приболела.
И что теперь делать? Как бы ни хотелось сунуть нежданный подарок туда, откуда его бомжиха извлекла, проверять сигнал придётся. Ой-ёй-ёй, это ж какая головная боль начальство убеждать дать разрешение на осмотр квартиры. А начальство ох как таких сюрпризов не любит, дверь же нужно будет ломать, а ну как нет там никакого трупа, а есть нежно воркующие любовники? Вот же, блин, дежурство выдалось спокойное.
Целых полчаса просидел Роман Антонович, ероша волосы, будто мозг массируя, а тут и оперативники вернулись.
- Ром, что это с тобой? Башкой пыль вытирал?
- Не обращайте внимания, -- ответил Рома, быстро причёсываясь, -- что скажете?
- Да ничего особенного, -- начал Василий, -- нотариус долго понять не мог, чего мне надо, всё-таки четыре месяца прошло, но когда я особую примету упомянул, оживился. Он это пятно хорошо запомнил. Говорит, всё было по правилам: пришла старушка одна, без сопровождающих, волю свою выразила однозначно, завещание подписала, где надо и ушла. Только никаких образцов почерка я не добыл. Ничего бабка от руки не писала, а подпись -- простая закорючка. Попробуй, конечно, но вряд ли что получится, я уже сталкивался, по одной подписи ни один почерковед идентификацию не сделает. Нужен текст в несколько строчек.
- Ну а ты, Юра, тоже ничем не порадуешь?
- Как сказать? Заявление-то я изъял, только бабушка в той поликлинике последний раз год назад была, а после уже только сиделка приходила. На всякий случай, я и с доктором поговорил. Он тоже о Галине хорошо отзывался, молодец, говорит, заботилась о старушке на совесть, а ведь с такими больными тяжело.
- Почему?
- Альцгеймер3 это не шутка, такой больной недееспособен, не может толком объяснить своё состояние. Ну там, что болит, например. А у старушки ещё и артрит, ходила с трудом, больше лежала, и стенокардия.
- Понятно.
- Ром, что случилось-то? Ты нас вроде как и не слушаешь, где-то витаешь.
- Что случилось? Подарочек получил, вот поглядите?
- Похоже на кровь. Откуда она у тебя? -- спросили оперативники, внимательно изучив отвертку.
- Мальчик передал по поручению какой-то бомжихи. Там ещё и пояснительная записка была вложена. Полюбуйтесь.
Записку Василий с Юрой читали значительно дольше.
- Забавно, -- заметил капитан Краснов, -- а ты не проверял?..
- Проверял, об убийстве, если оно произошло, у нас ничего не известно. Но это не самое забавное. В той квартирке проживает некая гражданка Перепёлкина Агриппина Семёновна, тридцати лет.
- И что тут забавного? Имечко, конечно, редкое, но...
- Занятно то, что эта дама трудится (или трудилась?) секретарём в известной нам фирме "Бетон".
- Вот это да-а! Ты ещё скажи, что квартиру ей господин Логинов снимает.
- Не снимает, он владелец.
- Во дела! И чего делать думаешь?
- Что тут думать? Проверять нужно. Вот глядите, на рукоятке даже невооружённым глазом пальчики видны и я не удивлюсь, если окажется, что это именно Виктор Андреевич наследил. Значит, отнесу для начала отвёрточку экспертам (вот и пригодится визитка, которую Василий приволок) и пойду начальника уламывать, чтобы разрешил квартиру осмотреть.
Начальство "уломалось" на удивление легко. Возможно, роль катализатора сыграло уменьшение процента раскрываемости в октябре, а потому потенциальная возможность быстро разобраться с тяжёлым преступлением сыграла роль искушения, которому трудно противиться. А вот с экспертами пришлось пободаться. На просьбу "сделать всё быстро, желательно сегодня", эксперт-криминалист отреагировал эмоционально:
- Да ты охамел, парень, не только вне очереди тебе сделай, а ещё и мгновенно. А ноги помыть не нужно?
- Я что часто Вас о чём-то прошу? Ну поимейте сострадание. Мне же сегодня ещё с Арончиком общаться придётся и эта отвёртка понадобится.
- Ладно, не пыли, Арончик это серьёзно, сочувствуем, сделаем, что можем.
Когда бригада прибыла в адрес, капитан Краснов потянулся было к звонку, но следователь его за руку придержал.
- Погоди-ка. Посмотри на замок, его невозможно захлопнуть; такой только ключом закрыть можно.
И толкнул дверь. Она с трудом, но поддалась, а там уже всем стало ясно, что приехали не зря: на полу в прихожей лежало тело молодой женщины, одетой по домашнему, в вычурный халат с громадными, будто блюдца, пуговицами. По неестественной позе сломанной куклы, по тяжёлому запаху, было ясно, что женщина мертва, причём не первый день. Когда тело на спину перевернули, под левой грудью обнаружилась рана, точнее, небольшой прокол, проделанный чем-то тонким и острым вроде шила. Или... Отвёртки?
- Ну что скажете, доктор? -- обратился Роман Антонович к к судмедэксперту, когда тот закончил осмотр трупа.
- А что сказать? Мертва около двух суток, плюс-минус. Точнее вскрытие покажет. Убита с одного удара, орудие убийства, скорее всего...
- Спасибо, знаю. Тело увозите, а Арону Моисеевичу передайте, пожалуйста, что я завтра зайду, возможное орудие убийства занесу, чтобы, значит, к ране примерил.
Раздался звонок. Роман Антонович выслушав сообщение, к оперативникам обернулся: "Я так и думал. Эксперт позвонил. Отпечатки пальцев на рукояти отвёртки идентичны тем, что обнаружились на визитке Логинова".
- Будем брать?
- Обязательно. Надо бы, конечно, результатов вскрытия дождаться, но как бы не сбежал. Значит так, завтра с утра отправляйтесь в "Бетон", только прихватите взвод ОМОНа, боюсь, Логинов безропотно ручки под наручники не протянет, а народец у него тренированный, боевой. Ну а как задержанного увезут, пошарьте там, с людьми поговорите, узнайте, что известно об отношениях Логинова и Перепёлкиной. А пока давайте-ка в соседние квартиры заглянем.
Заглянули, причём не только на шестом этаже, но и на пятом, и на седьмом. Интересовало, не слышал ли кто какого шума вчера часов в восемь утра? Оказалось, никто ничего и это немного смущало: ведь согласно анонимному доносу на обёрточной бумаге, убийца с жертвой пусть и не громко, но ссорились, следовательно, кто-то что-то не только мог, но и должен был услышать. Зато соседи подтвердили, что в квартире проживала молодая женщина и её периодически навещал представительный мужчина, под описание которого Логинов подходил идеально.
Двенадцатого, прямо с утра, Роман Антонович заскочил к экспертам, забрал отвёртку и помчался к Арону Моисеевичу. Старик проникся серьёзностью задачи, а потому ёрничать не стал и даже настолько смилостивился, что разрешил после обеда за результатом зайти. Вернувшись в кабинет, следователь, в ожидании оперативников, принялся акт экспертизы изучать и вскоре некую странность обнаружил. На рукояти отвертки имелись чётко идентифицируемые пальцы Виктора Логинова, но только они. Никаких других отпечатков эксперт не обнаружил.
А ведь если несчастная Перепёлкина замахивалась той отвёрткой, значит, в руках её держала. Где же тогда её пальчики? Не успел Роман Антонович решить, как так вышло, как его отвлекли вернувшиеся оперативники. Всё прошло более-менее гладко, хотя крутые парни охранники попытались шефа защитить. Но, как известно, против лома (то бишь ОМОНа) нет приёма: непонятливых уложили на ковёр, особо дерзких уронили, а Логинова упаковали и отправили по принадлежности.
- Ругался он очень, -- докладывал капитан Краснов, -- всяческими карами грозил и всю дорогу требовал адвоката.
- Бог с ним, есть право на звонок, вот пусть и позвонит своему адвокату, раз хочет. Если Арончик подтвердит, что убита Перепёлкина именно этой отвёрткой, никакой адвокат мне уже не страшен.
- Кстати, насчёт Перепёлкиной. Мы с Васей там пошатались, поспрашивали и кое-что интересненькое узнали. Поначалу-то люди помалкивали, потому что шефа побаивались, именно боялись, а не уважали. Но когда грозного Логинова по всему офису в наручниках провели, задумались, ну а когда мы шепнули, что он уже не вернётся, поскольку обвиняется в убийстве любовницы и улики серьёзны, некоторые разговорились.
И рассказали, что секретарём Агриппина была плохоньким, не увольняли её только из-за покровительства шефа. Об их связи в "Бетоне" знала каждая собака, потому что всё на виду. Так вот, в последнее время любовнички часто ссорились, Агриппине перестало нравиться положение любовницы. Мол, уже тридцать, хочу стабильности. Ну а Виктора Андреевича устраивал статус-кво, разводиться он не собирался.
- Понятно, вот и мотив. Ладно, побегу к Арончику, а там можно будет и прощупать господина Логинова.
По дороге следователь снова попытался придумать хоть сколько-нибудь логичное объяснение отмеченному противоречию, но никак сосредоточиться не мог. В мозгу билась, пульсировала недооформившаяся мысль, будто совсем недавно он ещё какую-то несообразность краем глаза зацепил, но какую именно и где, никак не вспоминалось.
Когда Роман Антонович вошёл в лабораторию, ещё и часа не пробило, но старик не подвёл. Был он серьёзен, даже строг, но поглядывал на следователя странно, как бы с сомнением. Протянув вещественное доказательство и акт экспертизы, констатировал:
- Что же, молодой человек, поздравляю, эта штука (кивок на отвёртку) в ране действительно побывала.
Роман Антонович знал, что благорасположение Арона Моисеевича к кому бы то ни было, крайне неустойчиво и лишиться его -- плёвое дело. Например, если окажешься несообразительным. Почему-то старик не сказал: "Да, это орудие преступления", вместо этого выразился как-то замысловато. Почему? Значит, причину имел.
- Так это что, не орудие преступления?
- Я так не говорил. А Вы, молодой человек, не безнадёжны, поэтому хочу обратить Ваше внимание на одну мелочь. В акте об этом ни полслова, это только мои ощущения, но они меня никогда не подводили, а потому полагаю, Вам будет полезно знать. Итак, рана по диаметру соответствует отвёртке, которую я исследовал. Биоматериал на жале инструмента взят из тела жертвы. Сие неоспоримо. Но. Раневой канал довольно длинен и вот что странно: последние три миллиметра вдвое уже.
- Так и на отвёртке кончик сужается.
- Верно. Но сужается он на конус, а тут картинка иная: всё выглядит так, будто дамочку ткнули чем-то похожим на эту отвёртку, но имеющим на конце шильный выступ, вроде толстой иглы. А на Вашей отвёртке, извольте видеть, никакой иглы нет.
- Но как это можно объяснить?
- Не знаю. Объяснять Вам.
Уходил Роман Антонович несколько обескураженным: чем яснее становилось дело, тем больше проявлялось в нём всяких странностей и несообразностей. Ладно, на досуге обдумаю, решил следователь, а сейчас самое время с душегубом познакомиться.
Адвоката о допросе предупредили заранее, он появился минут за десять до того, как задержанного привели, чем сильно Романа Антоновича порадовал. Не точностью порадовал, а, так сказать, своей персоной. Дело в том, что был это ни кто иной, как широко известный в узких кругах член коллегии, господин Печёнкин. Будучи опытным крючкотвором, он брался защищать любого подонка (при условии, что тот мог заплатить, естественно), не брезгуя и довольно грязными приёмчиками.
Впрочем, будучи человеком здравомыслящим и осторожным, меру господин Печёнкин знал, соблюдал неукоснительно, а потому не попался ни разу и крови, как всему управлению, так и Роману Антоновичу лично, попортил изрядно. И теперь, глядя на уверенного в себе адвоката, следователь испытывал почти физическое удовольствие, предвкушая, как сейчас этого зловредного типа макнёт, отчего губы сами собой растягивались в широкую улыбку.
Допрос Роман Антонович начал исподволь, не торопясь. Задав обязательные вопросы, перешёл непосредственно к делу.
- Гражданин Логинов, знакома ли Вам гражданка Перепёлкина?
- Сначала объясните, чем вызван вопрос? -- тут же встрял адвокат.
- Ну не может же Виктор Андреевич не знать собственного секретаря?
- И тем не менее...
- Хорошо. Сегодня в квартире 49 дома номер 5 по Николаевской улице был обнаружен труп гражданки Перепёлкиной Агриппины Семёновны, работавшей секретарём в фирме "Бетон". Несчастную закололи, -- пояснил следователь, отметив, как вздрогнул задержанный Логинов, адрес услыхав. Что важно: не смерть близкого человека его взволновала, а то, что убита она была в его квартире.
- И причём тут мой клиент? Мало ли кто в "Бетоне" работает.
- Многие работают, что правда, то правда, только далеко не с каждым гражданин Логинов состоит в интимной связи. Предвосхищая Ваш следующий вопрос, вот, извольте ознакомиться. Это показания сотрудников фирмы "Бетон" из которых следует, что Логинов и Перепёлкина были любовниками. Правда последнее время ссорились голубки: отчего-то перестал Агриппину Семёновну устраивать статус любовницы, захотела женой стать, что категорически не понравилось Виктору Андреевичу.
- Ну и что? -- буркнул адвокат, пролистав протоколы. Я всё ещё не вижу, причём тут мой клиент и решительно протестую против его ареста.
- Ну, во-первых, не арест, а задержание, вы-то должны разницу понимать. Во-вторых, надеюсь, вы не станете возражать, что мотив у вашего подзащитного имеется. Ну и в-третьих, если в чьей-то квартире обнаружен труп, разве это не повод этому кому-то несколько вопросов задать?
- Согласен. Но наручники, публичный арест, простите, задержание. Вы нанесли ущерб репутации моего клиента и за это ответите!
- Погодите грозить, это пока была только разминка, а теперь серьёзный разговор пойдёт. Вот для начала орудие убийства.
- Разрешите, -- адвокат внимательно рассмотрел отвёртку, -- необычно, я как-то даже не слышал, чтобы отвёртками убивали.
- Тем не менее, это действительно орудие убийства, экспертиза подтверждает. А самое неприятное, что на рукоятке пальчики вашего клиента.
Вот тут адвокат расстроился, прекрасно понимая, что дело плохо. А Логинов, до того слова не вымолвивший, вдруг встрепенулся, испросив разрешения схватил отвёртку, минут пять разглядывал и вдруг как завопит:
- Узнаю эту штуку и могу объяснить, откуда не ней мои отпечатки. Да не ухмыляйтесь вы так, я действительно вспомнил. Меня вчера ваш опер спрашивал, про... ну про мою последнюю встречу с бабушкой. Я тогда не всё ему рассказал, просто забыл про одну мелочь, не придал значения. Короче, когда я третьего числа заехал, бабка мне подарок вручила, а потом попросила: "Помоги, внучек, раз уж зашёл. Видишь, крючок сломался, а отвернуть не могу".
А там в прихожей у неё несколько крючков на стене, чтобы одежду вешать и один действительно сломался. Дешёвка, пластмасса дрянная, тяжести не держит. А на тумбочке отвёртка. Ну я с тумбочки отвёртку взял, да и отвернул. Шуруп и впрямь тугой оказался. Это та самая отвёртка и есть: видите вот тут царапина, по ней и узнал. Ну не ухмыляйтесь вы! Я может и сволочь, но не дурак же. Неужели вы думаете, что если бы я действительно кого-то убил, я бы оружие не протёр?
- Вы действительно на дурака не похожи. Только... Знаете, я вам откровенно скажу, не как следователь, а просто по-человечески. Если вы на суде эту историю расскажете, против моих улик она не потянет. Анну Леонидовну уже не спросишь, а так, голословно, вам никто не поверит. Сто к одному.
Логинов в отчаянии на адвоката оглянулся, но хитрый, опытный лис только плечами пожал. Увы да, не поверят.
- Что же мне делать? Сдаться, сесть без вины? Я же не убивал, никакой необходимости не было. Подумаешь, замуж захотела, послал бы её подальше, уволил бы и все дела. А огласки я не боюсь, все и так всё знали, жена и не пикнет, так зачем мне Агриппину убивать? Ну скажи что-нибудь, Печёнка, зря я тебе что ли столько денег плачу?
- Только одно вам остаётся, -- ответил Роман Антонович, хотя вопрос был задан не ему, -- чистуху подписать. Состояние аффекта -- смягчающее обстоятельство.
- Давайте торопиться не будем, -- мэтр никак не мог допустить, чтобы последнее слово не за ним осталось, -- моему клиенту надо подумать, нам надо посоветоваться, выработать стратегию защиты, а потом и о признании поговорим.
- Ладно, сегодня я добрый, думайте. Но гражданина Логинова я переквалифицирую из задержанного в арестованного. Возражения есть? Нет? Это хорошо, это правильно.
И Роман Антонович распорядился, чтобы арестованного увели. Он действительно пребывал в благодушном настроении. А что? Ещё день-два и признается гражданин Логинов, никуда не денется. Объяснит ему Печёнкин, что выхода нет. Может и не было необходимости убивать, может и правда огласки Виктор Андреевич не боялся. Но это если по логике рассуждать, спокойно, без нервов, а аффект есть аффект, потому и считается смягчающим обстоятельством, что человек в таком состоянии теряет над собой контроль, разум будто в отключке.
Любовница на него давила, нервы трепала, да ещё чем-то острым замахнулась, вот и не сдержался. Дело житейское, если правильно себя на суде поведёт, вполне может присяжных разжалобить, заработать снисхождение и получить по минимуму, лет шесть. Тоже не сахар, конечно, но отбывать срок будет в обычной зоне и, главное, с правом на УДО. Да это уже не важно, важно, что дело теперь как бы само идёт, будто ноги ему приделаны.
Стоп! Ноги! Вот оно, та мысль, что в мозгу свербела. Анна Леонидовна ходить не могла, только по квартире едва-едва передвигалась. Уже год, если врачу верить (а с чего бы ему не верить?). Так как же она могла четыре месяца назад нотариуса посетить, да ещё и волю свою точно выразить? Это с болезнью Альцгеймера? А как же она в таком состоянии внука принимала, ходила уверенно, рассуждала здраво? А узнали мы об этом от сиделки. Врёт? Зачем?
А не могла ли Галина Фёдоровна роль бабушки сыграть? Почему нет, благо у Анны Леонидовны особая примета имелась. Как известно, уродство -- отличная маскировка. Люди стесняются разглядывать в упор, а в результате ничего и не видят. Значит, если седой парик надеть, да щёку красным размалевать, то и меня, пожалуй, за старушку Логинову примут. Шрам, правда, приметный, но на шею можно шарфик повязать. А не познакомиться ли нам с Галиной Фёдоровной поближе?