Дело Чинизелли

Просматривая свои записки, я обнаружил среди них историю, неизвестную доселе широкой публике. Меж тем именно в таких делах, отмеченных необычностью как преступления, так и личности преступника, аналитическое мышление моего друга, мистера Шерлока Холмса, проявлялось с особенной остротой. Началась эта история хмурым сентябрьским днем, когда я, навестив Холмса, застал его в том оживленном настроении, которое обычно сопутствовало началу нового расследования.

- Представьте, Ватсон, я только что имел честь принять в своей скромной обители баронессу Уэстерморленд - одну из самых почтенных лондонских дам, известную своей благотворительностью. Ее привела ко мне тревога за любимого внучатого племянника - сэра Артура. Пять дней тому он выехал из Лондона на воды в Бат, и с тех пор старая леди не получала от него никаких вестей. Баронесса весьма привязана к юноше, и это молчание ее сильно встревожило. Позавчера она отправила в Бат своего самого смышленого лакея, и сегодня утром тот вернулся с убийственной новостью: сэр Артур так и не появился в пансионате, в котором забронировал номер. Усердный лакей обошел все пансионаты, гостиницы и постоялые дворы: тот же результат. Следов сэра Артура не удалось отыскать ни в больницах Бата, ни в полицейском участке. Разумеется, после возвращения лакея баронесса немедленно обратилась в лондонские морги и больницы, но и там сэра Артура не обнаружили.

- Сколько лет юноше?

- В феврале ему исполнился 21 год. После совершеннолетия он покинул дом баронессы Уэстерморленд, сняв отдельную квартиру.

- Молодость традиционно сопровождается некоторыми излишествами! Держу пари, что юный джентльмен загулял с друзьями и не сегодня-завтра объявится сам.

- По словам баронессы, сэр Артур не похож на своих ровесников - это чрезвычайно замкнутый, серьезный, самоуглубленный юноша, рано избравший цель в жизни и отдающий ей все свои силы.

- И какова же его цель?

- Запечатлеть красоту для вечности. Сэр Артур с детства отличался преклонением перед прекрасным, и это преклонение привело его к увлечению живописью, которую он рассматривает как способ сохранить на полотне быстротечные и непрочные красоты мира: цветы в вазе, облака в небе и так далее.

- Что ж, такие люди - не от мира сего - могут запросто сесть не в тот поезд или перепутать Бат с Берлином.

- Если мои знания физиогномики меня не подводят, то сэр Артур - всего лишь романтичный юноша, а не лунатик. Баронесса оставила его фотографический портрет, - добавил Холмс, отвечая на мой немой вопрос. - Вот он. Запомните это лицо, Ватсон, и, если вы не возражаете, отправимся на Лейн-стрит, 28, где сэр Артур снимал квартиру. Осмотр жилья часто дает необходимый толчок расследованию и может многое рассказать.

С фотографической карточки на меня смотрел довольно привлекательный юноша с задумчивым лицом. Длинные волосы и бархатная блуза указывали на его принадлежность к артистическому сословию, но решительно ничего не намекало на душевную неустойчивость, и я понял, что поторопился с выводом.

Квартира, которую снимал молодой человек, состояла всего из 3-х комнат. Одна служила спальней; другая, маленькая и полутемная, предназначалась для прислуги (но, так как сэр Артур, по словам квартирной хозяйки, миссис Перегрин, не имел постоянной прислуги, в ней никто не жил); а третья, самая большая и светлая, была превращена в мастерскую.

- Посмотрите, Ватсон, сколько работ! Здесь и эскизы, и наброски, и законченные полотна.

- Немудрено: сэр Артур, можно сказать, дневал и ночевал в мастерской! - подхватила миссис Перегрин, подвижная и говорливая, несмотря на весьма преклонные годы. - Никогда не видела такого трудолюбивого молодого человека! Не поверите: он выходил из дому только в свою школу, да еще по воскресеньям ездил к этой знатной леди, своей тетке. А чтоб пирушку устроить, или друзей позвать - никогда такого не бывало!

- Школу? - уточнил Холмс.

- Да, школу живописи. Он ходил туда, пока не начались каникулы. Забыла, как она называется.

- Жаль, - отозвался Холмс, продолжая осмотр. - Судя по этим двум копиям ангела с "Мадонны" Рафаэля, там великолепные учителя. Смотрите, Ватсон: обе хороши, но первая копия, датированная январем сего года, содержит мелкие огрехи. Зато вторая, созданная в июле, практически совершенна. Такой быстрый рост мастерства возможен только при условии опытного и тщательного руководства. А это что у нас?

Из-под толстенной книги по истории живописи, лежавшей на столике в окружении кистей, карандашей, банок с красками и прочего атрибутов художества, Холмс вытащил цветную брошюру, оказавшуюся проспектом выставки "Красота в глазах смотрящего". На первой странице мы прочли дарственную надпись, написанную необычайно изящным почерком: "Любимому ученику на память с надеждой, что следующая выставка будет его. Джакомо Чинизелли".

- Вспомнила! - обрадовалась миссис Перегрин. - Школа, в которой учился сэр Артур, называется школа Чинизелли!

- Любопытный проспект, Ватсон. В этой выставке, общей для всех школ живописи Лондона, от заведения Чинизелли приняли участие 5 человек: студент Лондонского политехнического института Эдвард Брук; отставной майор Реджинальд Мортон; вдова, миссис Элеонора Блэквуд; "свободный художник" Джереми Эббот и некая мисс Элейн Хопкинс. Возможно, кто-то из них был дружен с сэром Артуром.

Из дальнейшего разговора с миссис Перегрин выяснилось, что сэр Артур покинул квартиру 3 сентября примерно в девять вечера, желая попасть на ночной поезд. С ним был мольберт и небольшой саквояж. Он выглядел совершенно спокойным, здоровым и бодрым. В путешествие он отправился один, ни о каких друзьях, ожидавших его в Бате, речь не шла.

Попрощавшись с квартирной хозяйкой, мы вышли на улицу и были тотчас подхвачены потоком прохожих.

- Что скажете, Ватсон? Любопытное дельце?

- Да, пожалуй, - ответил я, стараясь не отстать от моего друга, шедшего присущей ему размашистой походкой. - Но я не уверен, что между художественной школой, в которой учился юноша, и его исчезновением есть какая-то связь.

- Дорогой друг, если сэр Артур исчез вследствие преступления - а я в этом уверен, то имел место либо роковой случай наподобие нападения вооруженного грабителя, либо мы должны искать причины случившегося в личности, окружении, образе жизни молодого человека. Поскольку сэр Артур не принадлежал к числу драчунов, гуляк и пьяниц, ищущих приключений на ночных улицах, вариант рокового случая представляется мне маловероятным. Огромное количество работ исключает возможность тайных пороков или двойной жизни юноши. Его мир был замкнут стенами его мастерской, и единственные вылазки во внешний мир (если не считать посещений тетушки) были связаны с этой школой. Дарственная надпись свидетельствует, что в школе у него имелся как минимум один достаточно близкий по духу человек - он же, видимо, директор или владелец школы. Возможно, таких людей было несколько, и они способны осветить личность сэра Артура с той стороны, которая неведома ни баронессе Уэстерморленд, ни квартирной хозяйке. Завтра прямо с утра я наведаюсь в художественную школу.

- Вам удалось с помощью дедуктивного метода вычислить ее местонахождение!

- Все гораздо проще, Ватсон: в прихожей, в визитнице, я нашел эту карточку.

На карточке мраморного картона с золотым ободком, размером напоминающей визитку, было напечатано готическими литерами:

_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

Fit fabricando faber -

Мастером становятся, совершенствуя свою красоту

ШКОЛА ЖИВОПИСИ ПРОФЕССОРА ЧИНИЗЕЛЛИ

для леди и джентльменов всех возрастов

Бонд-стрит, д.47

Обучение в духе итальянской школы живописи

Демократичные цены. Гибкая система скидок

Пробный урок - БЕСПЛАТНО

_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ __ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

На следующий день мы отправились на Бонд-стрит, где нас ждало жестокое разочарование: на двери дома N47 висело сообщение о продаже. Окна были закрыты металлическими жалюзи, и, сколько я ни нажимал на кнопку звонка, никто не отозвался. В растерянности я оглянулся по сторонам и заметил на противоположной стороне улицы книжную лавку. Ее владелец рассказал нам, что школа живописи закрылась около месяца тому по неизвестным ему причинам. Что до самого профессора Чинизелли, директора школы, то внешне он походил на классического представителя богемы, с экстравагантными костюмами и черными локонами до плеч, однако держал себя как джентльмен.

- Он тоже жил в этом доме, на последнем этаже, а когда школа закрылась, уехал на извозчике с кучей чемоданов и картинок, - закончил свой рассказ букинист. - А куда - понятия не имею.

- Директор школы исчез, - заметил Холмс, когда мы вышли из книжной лавки, - перейдем к лучшим ученикам. Вчера я нашел в справочнике адреса всех участников выставки. Начнем со студента Лондонского политехнического института Эдварда Брука - в силу возраста и пола он должен быть ближе всех к сэру Артуру.

В институте, однако, цепь разочарований продолжилась: как сообщил нам заместитель декана математического факультета, студент Эдвард Брук в начале этого семестра на занятия не явился. Отправленные ему 2 телеграммы вернулись без ответа - на них стоял штемпель "Адресат выбыл". В последний раз в институте Брука видели в начале июля, после экзаменов. Он блестяще сдал сессию и был в отличном настроении. Его внезапное решение бросить учебу изумило всех преподавателей, а иных и прямо огорчило, поскольку Эдвард Брук считался одним из самых сильных студентов и блестящим математиком, "способным увидеть красоту гармонии в алгебраических формулах", как патетически выразился заместитель декана.

Так и не встретившись с Бруком, мы решили навестить майора Мортона, но привратник сообщил нам, что отставной майор в середине августа внезапно покинул квартиру, где до того прожил свыше трех лет. В один прекрасный день он просто не вернулся домой, прислав за вещами незнакомого слугу - рыжего и косого на один глаз. Как и в случае с Бруком, ничто не предвещало резкую перемену планов. Майор Мортон прежде никогда не выражал неудовольствия своим жилищем; более того, он большую часть времени проводил дома, хотя в последние полгода регулярно посещал некую школу живописи.

- Держу пари, что и вдова Блэквуд исчезла, - пошутил я, желая подбодрить друга, но Шерлок Холмс ничего не ответил, погруженный в свои размышления.

На лестничной площадке у квартиры вдовы мы столкнулись с пожилой дамой весьма приличного вида, оказавшейся сестрой миссис Блэквуд. Узнав, кто мы, общительная пожилая леди буквально оглушила нас потоком слов, из которых следовало, что миссис Блэквуд, почтенная вдова, мать трех дочерей и бабушка двух внуков, решившаяся на старости лет возобновить давнее увлечение живописью, три месяца тому внезапно исчезла, отправив сестре телеграмму "Уехала на полгода во Францию, буду писать, обнимаю, твоя Элеонора". Накануне сестры обедали вместе, и миссис Блэквуд ни словом не обмолвилась о грядущем отъезде.

- Да и что ей там делать, она же не говорит по-французски! Она никуда не собиралась ехать! Дженни - ее служанка - тоже ничего не понимает. Элеонора написала ей письмо, что больше в ее услугах не нуждается, и что деньги, выданные ей на чистку ковров, она может забрать себе в счет жалованья. О, это было так странно, джентльмены! С тех пор нет никаких вестей от сестры, и я уж не знаю, что и думать. Пусть это глупо, но я приехала сюда только затем, чтобы проверить, не вернулась ли она! Я никак не могу смириться с ее отъездом!.. О Боже, а вдруг с ней что-то случилось?

Разговаривая таким образом, мы спустились по лестнице и вышли на улицу, где начался дождь. Мы охотно приняли предложение миссис Николсон, приехавшей в собственном экипаже, довезти нас до Бейкер-стрит. По дороге простодушная женщина рассказала нам в мельчайших подробностях всю жизнь свою и своей сестры, начиная с трехлетнего возраста, но, я полагаю, что читатели не будут на меня в обиде, если я опущу этот увлекательный монолог.

В кабинете Холмса миссис Хадсон разожгла камин, и мы с наслаждением ощущали его тепло после сырости улицы. Холмс закурил трубку и погрузился в глубокие размышления. Не желая ему мешать, я взял в руки свежий номер "Таймс", лежавший на столе, и пробежал глазами заголовки.

- "Последняя речь премьер-министра Гладстона разочаровала консерваторов"..., "Ее величество с семьей отбыла в замок Балморал"... "Знаменитая французская певица продолжает триумфальные гастроли в Англии"... "Инспектор Лестрейд уверен: с организованной преступностью в Лондоне покончено"... "На аукционе "Сотбис" выставлен доселе неизвестный эскиз Леонардо да Винчи"....

- Прочтите еще раз последний заголовок, Ватсон, - внезапно попросил меня Холмс, и я понял, что незаметно для себя начал читать вслух.

- "На аукционе "Сотбис" выставлен доселе неизвестный эскиз Леонардо да Винчи, привезенный баронетом Кэтсби из Италии".

- Так я и думал, - Холмс в волнении встал с кресла и прошелся по комнате. - Вы тоже догадались, Ватсон?

- Нет, - растерялся я, не в силах поспеть за быстротой мысли своего великого друга.

- Тогда отложим до завтра. У нас осталось еще двое участников выставки.

Следующий день оказался куда более плодотворным, если так можно выразиться, нежели предыдущий. Нам удалось побеседовать с мисс Элейн Хопкинс - светловолосой женщиной лет тридцати с умным и выразительным лицом. Она приняла нас в своей просто обставленной, но изящной гостиной, и, казалось, не слишком удивилась нашему визиту.

- Боюсь, джентльмены, мой рассказ будет недолгим: я проучилась в школе Чинизелли всего полгода, после чего буквально сбежала оттуда. Много лет я работала гувернанткой, но всегда рисовала и мечтала учиться живописи по-настоящему. Год назад я получила небольшое наследство от дальней родственницы, которое дало мне такую возможность. Я наткнулась на объявление в газете и решила попробовать свои силы. Первое впечатление от профессора Чинизелли было самое положительное. Он бегло говорил по-английски, был учтив и внимателен. Однажды мы разговорились, и он рассказал, что приехал из Италии по приглашению мецената, баронета Кэтсби, который помог ему открыть школу. Он считал лучшим методом обучения копирование картин старых мастеров и создание своих работ "по классическим мотивам". Обучение продвигалось очень быстро: по словам Чинизелли, я рисовала все лучше буквально с каждым днем.

- Но почему же вы ушли?! - удивился я.

- Я испугалась, - просто ответила мисс Хопкинс. - Сначала я рисовала 3 часа в день, потом 5, потом 8; наконец настал день, когда я, не позавтракав, в ночной сорочке встала к мольберту в семь утра, и лишь приступ дурноты от голода и усталости заставил меня отойти от него в полночь! Это уже не походило на увлечение, но на наваждение. Одну картину я писала 18 часов подряд! Ночью мне снились картины, днем я либо рассматривала репродукции, либо писала. Вконец измученная, я решила сделать паузу, и то, что я ощутила, напугало меня по-настоящему. Я не могла найти себе места: какая-то сила властно гнала меня к мольберту. Мне пришлось уехать, и только новые впечатления помогли мне рассеяться. В школу я больше не вернулась.

- Вы рассказывали Чинизелли о своем состоянии?

- Да, и он стал уверять меня, что подобная одержимость - необходимый этап становления всякого художника. Но я ему не поверила. Я испугалась, что закончу как Джереми Эббот...

- А что с ним произошло?

- Он сошел с ума и содержится в больнице д-ра Мортимера.

Последним и самым тягостным стало посещение Джереми Эббота. Нам не удалось бы пообщаться с душевнобольным в стадии обострения, если бы один из докторов больницы Мортимера не оказался моим бывшим однокурсником. Он провел нас в отдельную комнату со стенами, обитыми войлоком, в которой содержался несчастный художник - когда-то, видимо, симпатичный светловолосый юноша, а ныне напоминающий в длинной смирительной рубашке собственный призрак. В первые минуты, впрочем, он вступил с нами во вполне содержательный разговор, но стоило Холмсу произнести имя Чинизелли, как все переменилось.

- Это исчадие ада! - завопил Эббот. - Чинизелли - колдун, продающий души учеников дьяволу! Он приманивает красотой и снимает копии! Я один спасся от него, я спас свою душу! Но другие...о Боже...

- Что же другие? - участливо спросил Холмс, но Эббот не пожелал отвечать: он упал ничком на койку, обхватил голову руками и больше ни на что не реагировал.

Я покинул больницу, подавленный увиденным и услышанным, и был уверен, что и мой друг испытывает те же чувства. Каково же было мое удивление, когда Холмс не без удовлетворения заметил:

- Теперь, полагаю, и у вас не осталось никаких сомнений в том, что исчезновением сэра Артура, равно как и вдовы Блэквуд, студента Брука и майора Мортона, мы обязаны профессору Чинизелли?

- Вначале я полагал, что мистер Чинизелли сам является жертвой беспощадного конкурента, который, решив добиться закрытия школы, по очереди похищал его учеников. Но сэр Артур исчез уже после закрытия школы! К тому же конкуренция в артистической среде не столь высока, чтобы подтолкнуть к преступлению. Здесь что-то не то. Интуиция подсказывает мне, что Чинизелли не так уж прост и безобиден.

- Он совсем не прост и весьма опасен.

- Вы предполагаете, Холмс, что Чинизелли - опаснейший маньяк, решивший убивать своих учеников одного за другим?

- Нет. Не предполагаю. Эббот четко сказал, что он уничтожает души, а не тела.

- Вы смеетесь, мой друг!

- Отнюдь. Мы опоздали на обед, но миссис Хадсон велит кухарке разогреть баранье жаркое. Давайте вернемся к этому разговору после трапезы и рюмки коньяку - она стимулирует и пищеварение, и мышление.

Как и предсказывал Холмс, миссис Хадсон снисходительно отнеслась к нашему опозданию, и когда мы, отобедав, перешли в его кабинет и закурили трубку и сигару, пружины этого странного дела предстали передо мной в совершенно новом свете.

- Ваша мысль о маньяке, Ватсон, не лишена смысла - но не в нашем случае. Маньяки жаждут славы. Их убийства - это своеобразный способ общения с миром, и потому для них крайне важна ответная реакция - страх, паника, переполох, аршинные заголовки в газетах. Потому изуродованные Джеком-Потрошителем трупы находили на улицах. Чинизелли же поступает прямо противоположным образом, всячески маскируя исчезновение своих учеников - так, чтобы никто и не заподозрил, что они пропали.

- Но если он не маньяк, зачем ему их убивать?

- А их никто и не убивал. Все исчезнувшие живы и здоровы, во всяком случае, пребывают в работоспособном состоянии. Чинизелли похитил их или заманил в известное ему место.

- Зачем?!

Вместо ответа Шерлок протянул мне утренний номер "Таймс", в котором синим карандашом была обведена небольшая заметка:

"Наделавший шуму неизвестный эскиз Леонардо да Винчи к знаменитой "Моне Лизе" продан на аукционе "Сотбис" за 500 фунтов. Покупателем стал известный американский миллионер Рокфеллер, находящийся в данный момент с деловым визитом в Англии".

- 500 фунтов за эскиз! Черт побери! Но какое это имеет отношение к нашему делу?

- Вспомните, что рассказывала мисс Хопкинс об основном педагогическом методе Чинизелли, груды копий известных картин в мастерской сэра Артура, вопль о снимаемых копиях несчастного Эббота! Чинизелли взрастил, так сказать, ряд первоклассных подражателей старым мастерам, которые вместе могут выдавать в год до 6-7 "неизвестных шедевров". Это золотое дно в прямом смысле слова, так как покупательский рынок из американских миллионеров и русских князей бездонен.

- Черт возьми! - чуть не вскочил я с кресла. - Если умело - то есть не слишком часто и не вызывающим подозрений способом - "обнаруживать" неизвестные шедевры, можно за несколько лет составить колоссальное состояние! Но он не мог провернуть это дело без сообщников!

- Разумеется. И как минимум один из них нам известен. У него есть дом в уединенной местности, большая потребность в средствах, а кроме того, именно он привез Чинизелли из Италии.

- Вы намекаете на баронета Кэтсби? О нет, это невозможно.

- Сэр Реджинальд Кэтсби был богат, но неудачно вложил деньги и разорился. Он вдов, его единственный сын служит на флоте, и отец с ним почти не общается. Последние годы он безвыездно живет в своем имении в Девоншире, и это идеальное место для содержания пленников.

- И огромный риск!

- Да, прежде чем обращаться в полицию, не помешает убедиться, что и пленники, и незаконченные шедевры находятся именно в имении баронета. Боюсь, нам придется вновь посетить Девоншир, столь памятный по делу о собаке Баскервилей.

Через три дня мы встретили сентябрьское утро среди живописной, хотя и суровой природы северного Девоншира, где, притаившись на вершине холма, наблюдали в подзорную трубу за Кэтсби-холлом. Вчера нам удалось установить, что в доме официально обитают четыре человека: сам баронет, высокий мужчина с помятым неприятным лицом; его гость - экстравагантно одетый, смуглолицый, черноволосый, по описаниям полностью совпадающий с профессором Чинизелли; рыжеволосый и косой на один глаз лакей и кухарка, женщина неопределенного возраста и неопрятного вида. После завтрака кухарка и лакей вышли из кованых ворот Кэтсби-холла и направились в деревушку Томмихауз, расположенную в полумиле от имения. Через час они вернулись с запасом провизии, причем при виде трех кур и двух индюков, которых нес лакей, я не смог сдержать возгласа изумления:

- Но ведь вчера он нес упитанного поросенка! Даже если кухарка ест, как мужчина, а мужчины - как Гаргантюа, все равно на сегодня у них должно было остаться мясо!

- Что такое поросенок на восьмерых, Ватсон? Количество закупаемой провизии неопровержимо свидетельствует, что в доме обитает как минимум вдвое больше жильцов, чем полагают окружающие.

- Если сэр Артур и остальные жертвы находятся в доме, пора обращаться в полицию.

- Я должен лично убедиться в этом, Ватсон. Завтра - 16 сентября - сэр Реджинальд Рамсей, председатель Королевского художественного общества, отмечает свой 60-летний юбилей, причем Кэтсби с Чинизелли, разумеется, приглашены на банкет. Мы должны воспользоваться этим обстоятельством и посетить дом.

16 сентября баронет и Чинизелли покинули имение сразу после завтрака - видимо, у них были еще дела в Лондоне. Сразу после их отъезда рыжий лакей отправился в Томмихауз; таким образом, в доме осталась одна кухарка.

- Такая беспечность напоминает ловушку, - пробормотал Холмс. - Что ж, постараемся соблюдать максимальную осторожность.

Опасения Холмса оказались напрасными. Мы беспрепятственно вошли в дом: кухарка обитала во флигеле, и даже не заметила нашего появления. Внутреннее убранство Кэтсби-холла красноречиво свидетельствовало о финансовом упадке хозяина: мебель нуждалась в ремонте, потолки - в побелке; более светлые, чем окружающая их обивка, прямоугольники на стенах напоминали о проданных картинах. Все комнаты были отперты, но ни в одной из них мы не нашли ни мольбертов, ни художников. Я предложил осмотреть подвал, но Холмс справедливо возразил, что для студии живописца необходим прежде всего свет.

- По-моему, эта лестница ведет на чердак. Посмотрите, Ватсон - к одной из ступенек прилип обрывок свежей травинки, по ней поднимались совсем недавно. Поднимемся и мы.

Когда я вошел вслед за Холмсом в залитое светом из большого круглого окна чердачное помещение, меня охватило чувство преклонения перед гениальным интеллектом моего друга. В мастерской стояли в ряд 4 мольберта, и за каждым из них молча трудились пожилая дама во вдовьем чепце; мужчина средних лет с военной выправкой; незнакомый нам юноша - и внучатый племянник баронессы Уэстерморленд.

- Добрый день, джентльмены, добрый день, миссис Блэквуд, - слегка поклонился Холмс. - Просим простить наш внезапный визит, но мы пришли к сэру Артуру и не станем вам мешать.

- Но я не знаю вас, сэр! - поднял глаза внучатый племянник баронессы Уэстерморленд. Я заметил, что по сравнению с фотографией он похудел и осунулся.

- Мое имя Шерлок Холмс, а это доктор Ватсон. Мы разыскивали вас по поручению вашей тетушки. Она встревожилась, узнав, что вы не поехали в Бат.

- Я передумал, - безучастно ответил сэр Артур.

- Но вы не предупредили ее!

- Я забыл, должно быть.

- Леди Уэстерморленд ждет вас, Артур. Если вы не возражаете, мы отвезем вас к ней.

- Это невозможно. Вы же видите - я работаю.

С этими словами юноша вернулся к холсту. Что до остальных трех художников, то они и не прерывали работы.

- Над чем вы работаете?

- Это подражание Рубенсу. Совершенно в его стиле.

- О да. Скажите, Артур, кто заставил вас переехать в дом сэра Кэтсби?

- Никто, - в голосе юноши прозвучало удивление. - Я здесь добровольно.

- А вы, миссис Блэквуд? Вы не поехали во Францию?

- Мне и здесь хорошо.

- Простите, джентльмены, но вы нам мешаете, мы не можем сосредоточиться, - строго произнес майор Мортон. Он возвышался над мольбертом, как гора, и запросто мог справиться с двумя людьми обычной комплекции.

- Стало быть, все здесь присутствующие переехали в Кэтсби-холл по своей воле?

Послышались утвердительные ответы.

- А что вы планируете сделать с картинами?

- Мы выставим их на новой выставке.

- Не смеем вам больше мешать. Идемте, Ватсон, - шепнул мне Холмс, - если мы сейчас отправим телеграмму инспектору Лестрейду с почтового отделения в Томмихаузе, он успеет прибыть с вечерним поездом.

Мой друг покинул Кэтсби-холл с необычайной быстротой, и мы добежали до деревушки буквально за 20 минут.

- Но на каком основании вы вызвали полицию, Холмс? - спросил я его, с трудом отдышавшись в маленьком помещении почтового отделения, пока мой друг отправлял телеграмму. - Они же сказали, что их никто не похищал...

- Вы не обратили внимания, Ватсон, что у стены, за мольбертом миссис Блэквуд, стояли наброски, весьма напоминающие тот самый "эскиз Леонардо да Винчи", проданный на аукционе "Сотбис"? Держу пари, что его написала почтенная вдовушка, первой попавшая в лапы пауков. Этого более чем достаточно, чтобы потребовать повторной экспертизы "шедевра", если Кэтсби или Чинизелли не опередят нас и не уничтожат эту улику. Потому мы должны опередить их. Сейчас ровно полдень; не сомневаюсь, что через 5 часов Лестрейд, подгоняемый азартом и честолюбием, будет здесь.

- Но наброски может уничтожить и сама вдова!

- Нет. Она не понимает, что творит.

Признаться, я больше всего опасался, что вместе с Лестрейдом тем же поездом прибудут и Кэтсби с Чинизелли, но опасения мои не оправдались. В половине восьмого вечера инспектор полиции и мы снова оказались у парадного входа в Кэтсби-холл, где нас на сей раз встретил рыжий лакей, изрядно пьяный. Слово "полиция" произвело на него магическое впечатление: он стушевался и впустил нас.

В чердачной мастерской остались лишь Мортон и вдова Блэквуд. Удостоверив их личности и осмотрев наброски, Лестрейд прямо спросил почтенную старушку, ее ли это работа. Она простодушно признала свое авторство.

- Я писала мадонну в стиле Леонардо, а это - подготовительные материалы...

- А куда вы ее дели?

- Отдала профессору Чинизелли.

- Зачем?

- Он попросил меня.

- Вы знаете, что случилось с вашей работой?

- Да, он подарил ее какому-то джентльмену, я забыла фамилию.

- Он не говорил, что намерен ее продать?

- Нет.

- Вы поедете со мной, немедленно. Мистер Рокфеллер завтра уплывает в Америку. Если эта леди признает при свидетелях свое авторство, мы возбудим уголовное дело против Чинизелли и баронета Кэтсби. Мистер Холмс, доктор Ватсон, лондонская полиция в моем лице выражает вам признательность.

Дальнейший ход дела нам довелось узнавать из газет, охотно подхвативших сенсацию о "банде фальсификаторов". Мистеру Рокфеллеру пришлось задержаться в Англии; баронет Кэтсби был арестован в своем имении, а художники освобождены. После освобождения их пришлось подвергнуть медицинскому осмотру, так как они были весьма изнурены и, хотя вполне владели собой, не могли назвать ни день недели, ни точную дату, ни то, сколько времени они находились в Кэтсби-холле. Какой-то журналист прозвал их "зачарованными художниками", и эта метафора довольно точно отображала их состояние духа. Впрочем, усилиями родных и друзей потерпевшие постепенно пришли в себя, и, насколько мне известно, навсегда утратили интерес к живописи.

Баронет Кэтсби вначале держал себя с присущим ему высокомерием, но после очной ставки с вдовой Блэквуд, до глубины души потрясенной открывшейся истиной (простодушная старушка, узнав, сколько заплатил американский миллионер за ее работу, разрыдалась и предложила, продав все свое имущество, вернуть Рокфеллеру 500 фунтов) сломался. Он признался, что ввязался в авантюру по наущению Чинизелли в надежде поправить свое материальное положение и был отпущен под залог, но до суда не дожил. 2 ноября труп баронета нашли в номере дешевой лондонской гостиницы. Он застрелился, оставив прощальную записку, в которой просил прощения у сына за свою смерть и свою жизнь.

Что до главного подозреваемого, то следствию так и не удалось его допросить. В день ареста баронета Джакомо Чинизелли исчез. Позже удалось установить, что он бежал на континент, где следы его затерялись. Газеты одно время много занимались ним, строя предположения одно нелепее другого. Позже шумиха утихла, но мои мысли то и дело возвращались к этому человеку, и однажды я позволил себе поделиться ими с моим дорогим другом.

- Знаете, Холмс, мне немного жаль баронета: он был, по сути, был еще одной игрушкой в руках проходимца Чинизелли. Но как этот человек получал такую власть над жертвами? Ладно, замкнутый романтик сэр Артур или простодушная вдовушка - но гигант майор Мортон участвовал в трех военных компаниях и может одним ударом убить быка. Да и студент Брук, блестящий математик, не походит на доверчивого простака. Меж тем все они добровольно оставили родных и привычный образ жизни и работали у мольберта по 10 часов в сутки.

- Он хорошо знал человеческую психику, Ватсон. Чинизелли нашел уязвимое место у всех - любовь к прекрасному и стремление к совершенству, и сумел добродетели превратить в цепи. Возможно, в нем умер гениальный психиатр - или глава секты. Меня больше занимает другое: как из одаренных, но неопытных художников он за полгода делал гениальных копиистов? Гипноз на расстоянии? Уникальная методика?

- Кто знает, дорогой друг, кто знает! Если его когда-либо найдут, возможно, он расскажет об этом сам.

Комментарии: 32, последний от 13/02/2015. © Copyright пан Мамонт Маломальский Размещен: 29/01/2015, изменен: 29/01/2015. 32k. Статистика. Рассказ: Детектив Золотой Кубок. Архив работ Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Шерлок Холмс и доктор Ватсон снова вступают в схватку со злом.

пан Мамонт Маломальский: другие произведения.

Дело Чинизелли