Зк-9: Тарантелла
Журнал "Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
Тарантелла
Старый город веками хранит древние сокровища -- замурованные клады и скелеты их искателей, легенды о любви и смерти, мифы о героях и мерзавцах -- и не спешит делиться тайнами с первым встречным. Зато охотно позволит любому прохожему заплутать в своих каменных лабиринтах. Клад на такой прогулке, конечно, не найдешь, но можно попасть в симпатичные места. Например на Треугольную Площадь Одинокого Фонтана, с трех сторон которой разбредаются без всяких градоустроительных правил мощеные булыжником улочки. Сиреневый тупик тоже начинается на Треугольной площади. Четыре двухэтажных домика с одной стороны, пять - с другой, и упрешься в бар Густава. Вот и тупик. Хотя у бара есть и другой выход - на Проспект Героев, так что тупик не настоящий, скорее -- проход. И сирени на мостовой Сиреневого тупика нет -- такой обман вполне в духе Города. Но для меня символизм названия с лихвой компенсирует несовпадение с реальностью.
В Сиреневом тупике я снимаю у Густава чердак в его жилище над баром. Но в тупике сейчас не я один, там народа хватает. Таких, как я, сбежавших за цифровой периметр столиц, в городе много. Даже если всё идет не так, оно все-таки худо-бедно идет, и кривая куда-нибудь да вывезет. А если всё вдруг остановилось, завтра схлопнулось до своего буквального значения, и все дороги свернулись в кольцо, прямо как в старой песне - это и есть тупик. И сиреневые волосы и ресницы бариста Терезы.
Черный форменный фартук, в цвет фартука -- перчатки и маска. Тереза не только варит кофе, но следит за кофейным автоматом у выхода из бара на Проспект Героев, принимает продукты у поставщиков... А еще забирает ланч-боксы с ресторанной едой из окна выдачи. Это отдельная история. Ресторан за стеной закрыт из-за ковида. Теперь там готовят на вынос. Вынос в том числе и в наш бар, для чего в обшей стене размуровали какое-то технологическое отверстие и устроили туннель для доставки. Окно это расположено крайне неудобно, и Густав охотно перепоручил его Терезе. Иногда в туннеле что-то застревает, тогда над ним начинает мигать и верещать лампочка, и Терезе приходится лезть в окно. Поглазеть на это зрелище всегда находятся желающие. Но Терезу это нисколько не беспокоит. Она вообще минимально реагирует на окружающих, а в любую свободную минуту утыкается в смартфон, потому что учится на дистанте, что называется -- без отрыва от производства. Уж не знаю, насколько успешна учеба, но кофе у нее замечательный. Джезвы в горячем песке под ее присмотром варят по-настоящему волшебный напиток. Но иногда на нее находит, тогда кофе только из кофе-машины, вкус соответствует настроению бариста, а застрявшую в туннеле доставку из ресторана она добывает с помощью кочерги. Хотя я догадываюсь, что дело не в настроении.
В баре у Густава почти всегда людно, несмотря на локдаун. Но кроме обычных посетителей, есть постоянные.
Это, во-первых, я. Когда не нужно поддерживать видеосвязь с коллегами, а в баре нет наплыва публики. Я облюбовал место на угловом диване, с него хороший вид на безлюдный Сиреневый тупик. Пустота старинной улицы органична, напоминает о древности, в отличие от вынужденно опустевших современных районов. Поэтому меня вполне устраивает, что выехавшая на пол-зала барная стойка загораживает депрессивный вид на Проспект Героев. Кроме части барной стойки с дивана видно лестницу к нашим берлогам -- моей и Густава. Еще прямо перед носом есть одноногий высокий стол, его перетащили с другой половины зала для соблюдения санитарной дистанции.
Два - это старик из самого маленького дома в Сиреневом тупике. Он приходит каждый день. Кофе он не пьет, но с удовольствием пялится на задницу Терезы, когда та ныряет в окно на кухню ресторана. Старик играет в шахматы с Густавом у стойки, а теперь предпочитает играть со мной -- на диване сидеть удобнее, чем у стойки, а игроки мы с Густавом одинаково так себе. Но старик утверждает, что за это время я здорово прокачался благодаря ему. Может, и так.
Еще часто заходит госпожа полицейский комиссар -- элегантно помятое пальто шинельного покроя, помятость лица не столь элегантна -- работы у полиции много. Она никогда не садится за столик, и вообще -- не задерживается надолго. Перекинется парой слов с Густавом у стойки, кофе Тереза ей туда принесет, и все.
Несколько раз в неделю забегает чиновник из мэрии, добродушного вида толстяк с неизменным портфелем. У него в Старом городе живет тетка, за которой нужен присмотр, а переезжать она оказывается. Говорит, что даже при осаде города не съехала, когда всех крыс подъели, и никто не сможет заставить ее покинуть дом. Учитывая, что единственная известная осада города случилась лет двести назад, можно представить эту старушку. Толстяк тоже недолго посидит у стойки -- пару дринков, не больше, вроде дух перевести. За время моей жизни здесь я успел набраться слухов и сплетен -- чиновника громко подозревают в том, что под прикрытием заботы о тетке он обделывает в Старом городе разные махинации, ага, типа наведывается в подземелья даркнета к сундуку с биткоинами. Но выследить толстяка пока не удается -- Старый город играет на его стороне и помогает ему растворяться сразу за Треугольной площадью. Наверное, Толстяк сидит в баре в ожидании тайного знака от Города, а может проверяет -- нет ли хвоста.
Еще есть временные постояльцы -- то цветочница, то помощник из пекарни с корзиной нераспроданной сдобы. Эти располагаются с товаром у выхода на Проспект Героев. Поначалу они прячутся от непогоды снаружи под козырьком входа, но каким-то чудом обязательно проникают внутрь.
Последнюю неделю на этом месте квартирует уличный музыкант, бренчит палочками по бутылкам. Как-то я уловил даже что-то похожее на бессмертный "Караван" Дюка Эллингтона. Мне, далекому от искусства, кажется, что это хороший музыкант, уже хотя бы потому, что он извлекает мелодию из такого, с позволения сказать, подручного материала. Но задора в его музицировании не чувствуется, а ведь уличным музыкантам главное зажечь публику.
Пару дней назад образовался еще один постоянный посетитель. Унылый тип. Выбрал тот столик, что в моей зоне видимости, и стоит, не снимая потрепанный плащ, над одним стаканом целый вечер, по сторонам не смотрит, весь в себе. Не самая духоподъемная картина, но может, случилось что-то у человека. Я не знаю, с какой стороны он появляется, и не разу не замечал, как он уходит.
Сегодня целый день идет дождь. Мы со стариком скучно двигаем фигуры в уже забыл какой по счету партии. Подниматься в свою конуру еще слишком рано, но унылый нагоняет жуткую тоску. Торчит на своем месте, поникнув головой над дежурным стаканом. Тренируюсь смотреть сквозь него, и почти получается, а может, я просто засыпаю. В невидимой с моего дивана части зала прибавили звук ТВ, значит пришла госпожа комиссар, только она любит погромче. Бренчит музыкант. Проходит Тереза с подносом. Старик дремлет над доской, я его не беспокою. Начинает верещать и мигать лампочка над окном раздачи, старик просыпается и спешит на другую половину в предвкушении аттракциона Терезы. Но на мгновение замирает, поднимает палец, произносит удивленно: "Хабанера! Надо же!" Я прислушиваюсь -- действительно. Хабанера на бутылках -- почище ноктюрна на водосточных трубах, во всяком случае, выводит из сонной одури. Зато сразу начинаю видеть унылого, смотреть сквозь него больше не получается. Унылый отодвигает нетронутый стакан, и идет в сторону выхода на Проспект Героев. Совсем плох сегодня, даже не допил, как обычно. А, нет, он сворачивает в проход, где под лестницей в наши (мою и Густава) берлоги туалет для персонала. Густав не то чтобы запрещает посетителям им пользоваться, но таблички нет.
На той половине зала вдруг кто-то вскрикивает, и начинается переполох. Бутылочный звон обрывается, теперь на бубнеж ТВ накладывается чей-то визг и общий гомон... Обхожу стойку и вижу, что визжит толстяк, он одной рукой держится за голову, другой отряхивает пальто. Перед ним на стойке опрокинутый стакан в лужице пролитого напитка. Вокруг толпятся посетители -- госпожа комиссар, молодняк в разрешенном для публичного скопления количестве пяти человек, пожилая пара (они раньше всегда ужинали в пострадавшем ресторане, а теперь вот перебрались к Густаву). Густав тоже вышел из-за стойки, протягивает толстяку полотенце. И старик суетится здесь же. Похоже, сегодня спектакля не будет, Тереза решает проблемы доставки с помощью кочерги. Она, кстати, единственная, кого весь этот птичий базар не занимает -- проходит с подносом мимо. Даже музыкант присоединяется к общему веселью. Он что-то поднимает с пола возле толстяка... А, это его палочка. У него их оказывается штук пять или даже шесть. Он что, напал на толстяка? Да нет же, сначала начался визг, бутылки замолчали уже после. Или палочка вылетела у музыканта из рук, да так неудачно? Однако, почти страшное оружие. Толстяк вдруг начинает беспокойно оглядываться. Находит возле стойки свой портфель, уворачивается от протянутых со всех сторон мокрого полотенца, стакана с водой, бумажной салфетки и уходит в Сиреневый тупик, ворча и причитая.
Все разбредаются по своим местам. Музыкант опять что-то бренчит. На этот раз мне чудится Чайковский. Хотя, с такой же вероятностью это может быть аранжировка посвященной Чайковскому Феи Стравинского, я не знаток. Дрема под аккомпанемент дождя и бутылочный звон. Я уже окончательно решаю подняться к себе, и тут начинается... Врывается мокрый растрепанный толстяк, зонт он потерял, кашне сбилось на сторону. Он тычет всем свой портфель и нечленораздельно мычит. Поднимается гвалт и суматоха. Сегодня вечер богат на события, однако.
-Прекратить! - рявкает госпожа комиссар.
Это действует. Воцаряется тишина, только икает толстяк.
-Не иначе - золото партии потеряли? - ласково спрашивает его госпожа комиссар.
Это тоже действует. Толстяк перестает икать и довольно внятно, хоть и с истерическими подвываниями дает показания.
-Вот. Украли. Подменили, - толстяк открывает портфель и предъявляет его нутро, набитое рекламной макулатурой. - Отпечатки. Нужно взять. У всех.
Пока госпожа комиссар разглядывает портфель, встревает Густав:
-Мы-то здесь при чем? Может, вы с этим уже пришли.
-Нет! - взвизгивает толстяк. - Все было на месте!
-Но вы провели в баре недостаточно времени, чтобы кто-то успел заменить содержимое портфеля, - резонно замечает госпожа комиссар. Похоже, она не совсем определилась -- то ли полиция выслеживает толстяка, то ли охраняет.
Толстяк отчаянно соображает, а потом вдруг набрасывается на Терезу.
-Это она! Все задом вертит! В стену засунула! Проверить!
Он бросается к "окну раздачи", и я запоздало перевожу для себя его выкрик в том смысле, что попа Терезы в окне заставила его ослабить бдительность и позволила ей обчистить его портфель и спрятать украденное содержимое в окне.
Старик с огорчением свидетельствует, что сегодня Тереза в окно не лазила. Толстяк не перестает метаться, но к окну больше не рвется. Зря старик его затормозил, вдруг бы толстяк застрял в стене.
Но госпожа комиссар все же просит у Терезы разъяснений в привычной для полиции форме - "Предъявите ваши документы!"
Тереза пятится, и я понимаю, что пора вмешаться. Сегодня кофе только из машины и все остальное... Похоже, девчонок две, подменяют друг друга, спасибо маскам. Знает ли об этом Густав, сейчас не так и важно. Важно, что это чревато крупными неприятностями со стороны всех проверяющих инстанций.
-Это не она! - объявляю я громко.
Все поворачиваются ко мне с ожиданием. А мне еще надо придумать, что сказать. Спасибо музыканту, он заполняет паузу бутылочным перезвоном. У меня появляется шанс. Маленький. Малюсенький.
Хорошо бы перевести стрелки на тех парней, что были в баре, когда все крутились вокруг толстяка. Но они уже ушли, а вместо Терезы надо кого-то отдать на заклание прямо сейчас.
Старик? Сомнительно, что он настолько проворен. Но он давно знает толстяка и его привычки, мог приготовиться. Только с нашего дивана даже не видно было, что пришел толстяк. Если бы не лампочка над окном раздачи, старик и с места не поднялся бы. Не хабанера ведь подняла его...
"Думай!" кричит мне музыка. Чего это я говорил, что в игре нашего музыканта нет огонька? Он приплясывает вокруг своего "бутылефона", палочки мелькают в его руках с быстротой пропеллера... Это же тарантелла! Боевой танец уличных шарлатанов, излечивающих от укуса тарантула... Думай!
Я верчу головой в поисках унылого, вызванного на бой хабанерой... Его нет. Унылый тореадор ушел, как всегда незаметно. Но незаметно вытряхнуть портфель и напихать в него макулатуры он бы не смог... Значит... Конечно! Я бросаюсь в проход к лестнице, и едва не спотыкаюсь о брошенный портфель толстяка. Пустой.
Тарантелла звучит в бешеном темпе. Толстяк плачет между портфелей-двойников и всхлипывает про отпечатки. Ага, теперь, когда в перчатках все. А унылый сегодня даже не пил из стакана. Ищите теперь ветра в поле.
Госпожа комиссар вызывает полицейскую машину и увозит раздавленного тарантула- толстяка в участок. Густав уходит в гости к старику. Музыкант укладывает в небольшой рюкзак свои палочки, понятно, что завтра он уже не придет. Я беру с рекламной стойки открытку с видом Сиреневого тупика и протягиваю ее музыканту для автографа. Он смотрит удивленно.
-В мире немного исполнителей, владеющих техникой игры пятью палочками. У вас шесть, - говорю я.
Он размашисто расписывается и уходит под дождь. Я стою на пороге и смотрю ему вслед, жду, чтобы запереть дверь за неТерезой. А может, не нужно запирать, пусть из тупика будет выход?
Все вопросы и предложения по работе журнала присылайте Петриенко Павлу.