|
На улице Медников, в пятиоконном кирпичном доме с садом, огородом, приземистым скотным двором и аккуратной банькой, жил в начале прошлого, двадцатого, века судебный следователь города Т. Иван Ильич Кошкин. Двадцать какого-то апреля он и вся его семья отмечали Пасху и годовщину свадьбы. Семья состояла из жены его - Олимпиады Прокофьевны, дочери Насти и тёщи - Ангелины Силантьевны. Батюшка следователя, Илья Ефремович Кошкин, был при жизни своей полковым фельдшером в стоявшем в городе Т. драгунском полку (о матушке сведений не сохранилось вовсе). Смерть свою принял сей медикус со славою в далёкой Болгарии от янычарского ятагана. Так что, сразу после реального училища, Иванушка, как сын героя отечества, за казённый счёт был отдан в учёбу в самый город Санкт-Петербург, в славное Училище Правоведенья, что на берегу не менее славной реки Фонтанки, где получил жёлто-зелёную форму и на долгие пять лет стал прозываться Чижик-пыжик. В конце блистательного девятнадцатого века окончил он с отличием сие заведение, но, будучи бедным и не имея сильных покровителей, отправлен был в город Т. регистратором в суд. Бойкий ум и природное трудолюбие позволили ему, пройдя все ступени служебной лесенки, получить заветный чин титулярного советника и с ним занять вакансию судебного следователя. Жена - купеческая дочка, с которой в один светлый апрельский день он обменялся клятвами в вечной любви, решила прививать ему аристократические манеры. Тёща - вчерашняя купеческая вдова, сметавшая в рот со стола хлебные крошки, всячески ей в этом помогала, не забывая попрекнуть зятя титуляшкой. Даже двенадцатилетняя единственная и любимая дочь Настя осуждающе смотрела на него всякий раз, когда дворянин путал в какой руке должны быть нож и вилка. Читатель возможно решил, что Иван Ильич был слабовольным подкаблучником? Отнюдь. Могучие судебные приставы, один звероподобный вид которых приводил в умягчение многие ожесточившиеся воровские сердца, трепетали при упоминании имени его. Глаз следователя был зорок, разум изощрён, а настырностью и дотошностью своею он мог бы поспорить со многими прославленными мужами. Уездный полицмейстер не раз получал похвалу за его труды от губернского обер-полицмейстера. Прокурор и судья не брезговали компанией Ивана Ильича, хоть и были родовитыми дворянами. Ни один криминальный случай в уезде не оставался не раскрытым, хотя бы и совершён был каким-нибудь ловким российским Фламбо. (смотри сочинения Г.К. Честертона)
***
Из тетради, отобранной поручиком Корфом у арестованного Данилы Бабкина.
"Категорический императив, который вообще выражает лишь то, что есть обязательность, гласит: поступай согласно максиме, которая в то же время может иметь силу всеобщего закона!- Следовательно, свои поступки ты должен сначала рассмотреть, исходя из субъективного основоположения; но значимо ли также объективно это основоположение - это ты можешь узнать лишь потому, что, так как твой разум испытывает его: можешь ли ты благодаря ему мыслить себя в то же время устанавливающим всеобщие законы, это основоположение может оказаться пригодным в качестве такого всеобщего законодательства."
Читал "критику чистого разума" до часу ночи, утром проснулся лицом в категорическом императиве Канта.
***
Семейное торжество близилось к своей кульминации. Съедена была уха с налимом, выпито по три лафита рябиновой настойки (производства беспокойной тёщи). Настя угощалась специально купленной к этому случаю Сельтерской водой. Мускусная, фаршированная рисом и черносливом утка, золотистая от зажаренного на её коже особенного, в книге для молодых хозяек вычитанного, соуса, тоже была съедена совместными усилиями семьи. Сидевший под крыльцом кудлатый злющий пёс Туз Треф облизывался, предвкушая свою долю от этой утки - вкуснейшие для него косточки. И вот, в тот самый час, когда хозяйка поставила на стол огромный творожный пирог, а кухарка водрузила полуведёрный тульский с медалями самовар, Тузик бешено залаял, а в дверь боязливо постучали.
- Судебный пристав на крыльце дожидается, - доложила кухарка.
Иван Ильич бросил на стол вынутую из-за воротника салфетку и направился к двери.
- Вот черти, знают же, что праздник, нет, нарочно что-то придумают. Вот я им устрою сладкую жизнь. Взвоют.
- Ваше благородие, - прогремел пристав, перекрывая своим рёвом лай собаки, - их высокопревосходительство генерал от жандармерии Хрыпов убит.
- Как убит?
- Именно из револьверту, у себя в кабинете. Извозчик у ворот, наши все там, особняк полицией оцеплен, всех кто был допрашивают.
- В кабинете не затоптали?
- Обижаете, Иван Ильич, - порозовел пристав, - самых отборных у двери поставил лично.
***
Особняк чиновника по особым поручениям генерала Хрыпова находился на главной городской площади. Двухэтажный, с маленьким уютным балкончиком, на который выходил кабинет покойного, дом украшал площадь на фоне административных служб. Кабинет был на втором этаже, первый заполонили полицейские, расспрашивающие прислугу и случайных людей о происшествии. Труп лежал на полу, откинув театрально левую руку в сторону. Правая была сжата в кулак. Сыщик наклонился, разогнул пальцы и взял белую, оловянную пуговку с изображением молота и домкрата. На синем мундире покойника сияли латунным блеском имперского орла все пуговицы, без изъяна.
***
Из тетради Данилы Бабкина.
"Но это не доведённое до конца усмотрение создаёт недоразумение, будто именно разум и впадает в противоречие с собою; оно не познает, что противоречие как раз и есть возвышение разума над ограниченностями рассудка и их разрешение. Вместо того, чтобы сделать отсюда последний шаг ввысь, познание неудовлетворительности рассудочных определений обратилось в бегство назад, к чувственному существованию, ошибочно полагая, что в нем оно обладает устойчивым и единым. Но так как, с другой стороны, это познание признает себя познанием только явлений, то оно тем самым соглашается, что чувственное существование неудовлетворительно, но вместе с тем предполагает, будто, хотя вещи в себе и не познаются, все же внутри сферы явлений получается правильное познание."
Прочёл диалектику Георга Гегеля три раза, не понял ничего. Одно слово - немец.
***
-Это что же, была борьба и убийца понёс урон, - осматривая другие части кабинета подумал Иван Ильич. В груди трупа темнели три раны от револьверных пуль. Следователь достал маленькую рулетку и определил, что до подмёток будет примерно метр и десять сантиметров. После этого, он стал внимательно рассматривать стену за столом. На смену рулетки явился из кармана жилета пинцет, им советник выковырял из стены три свинцовых, сплющенных шарика.
- Поручик, - позвал он молодого человека в синем же, как у генерала, мундире, подпирающего спиной косяк кабинетной двери, - вы не слишком заняты?
- Нет, а с кем имею честь?
- С судебным следователем Кошкиным. Так вы свободны?
- Адъютант его высокопревосходи...
- Уже нет. Можете вы мне помочь в расследовании, или нет?
- Почту за доверие, а что надо?
- А вот встаньте над убитым и возьмите в руки бечёвку. Премного благодарен, - тут Иван Ильич отмерил от пола метр десять сантиметров и согнул руку поручика на этой высоте.
- Эдак и держите, - другой край бечёвки сыщик протянул к отверстиям от пуль в стене, получилась косая линия, идущая с наклоном вниз.
- Стало быть убивец ростом выше вас и близорукий.
- С чего вы взяли? - спросил юноша.
- А с того, что был бы низенький, пули пошли бы вверх, а видел бы хорошо, зачем бы в упор стрелять? Вот и пуговку ему покойник оторвал, видно от рукава. Не согласны? Помолчав секунды, поручик кивнул.
- Согласен. Но, позвольте рекомендоваться. Поручик жандармерии Олег Корф.
- Барон?
- Да, из ливонских немцев. Предок бит был преподобным князем Александром под Псковом.
- Ну, а моих предков слуги Александровы били повсюду, чем попадя, за каждую провинность, так что считайте, что мы крещены в одной купели. И, раз вы теперь отставной козы барабанщик, не побрезгуете ли участвовать в следственных делах?
- Отнюдь.
Иван Ильич прошёлся вдоль кабинета от балконной двери к входной, спросил:
- У вас револьвер есть?
- Да, - вынул вороной наган бывший адъютант.
- Так вот, я спущусь, а вы через минуту стрельните куда-нибудь в безопасное место. И следователь не спеша начал спускаться в забитый полицией коридор
первого этажа. Едва поравнялся Иван Ильич с грозным судебным приставом, грянул гулкий выстрел, раскатившейся по всем помещениям этажа. Движением руки следователь остановил бросившихся наверх и стал сам неторопливо подниматься к месту преступления, по дороге кивнув патологоанатому с санитарами в линялых халатах. Они погрузили на носилки
печальную ношу и освободили кабинет.
- Ну-с, поручик, что скажете?
- А что сказать?
- Отчего публика, а публики было много, не набежала на выстрел и не повязала злочинца? А оттого, что выстрелов публика не слыхала. Стало быть, выстрел заглушили, как жена моя, подушкой, когда дочь изводит пианино и всю семью гаммами. Просто так подушку сюда не пронести, во что упрятали? Правильно, молодой человек, в портфель. Вот и видела публика мундирного инженера с пухлым портфелем. Тут Иван Ильич снова наклонился и поднял с пола едва заметную пушинку.
***
Из тетради Данилы Бабкина.
"Животное живёт единой, простой, а человек двойственной жизнью. Внутренняя жизнь животного нераздельна с внешней; а человек живёт и внешней и внутренней жизнью. Внутренняя жизнь человека тесно связана с его родом, с его сущностью. Человек мыслит, т. е. говорит с самим собой. Животное не может отправлять функций рода без другого индивида, а человек отправляет функции мышления и слова - ибо мышление и слово суть функции рода - без помощи другого. Человек является одновременно первым, и вторым лицом; он может стать на место другого именно и потому, что объектом его сознания служит не только его индивидуальность, но и его род, его сущность."
Как я скучаю по тебе, Мура. Вот бы ты приехала. А Фейербах - молодец, лупит своих протестантских попов...
***
- Стало-быть, надобно искать продырявленный портфель и пробитую пулями пуховую подушку.
- Ну, найдут на ближайшей помойке все это добро и что?
- А то, что правда ваша, подушка нам без пользы, но портфелей в уезде наперечёт. Покажем лавочным приказчикам, узнаем кто купил... Судебный следователь подозвал какого-то одетого в цивильное незаметного типа, шнырявшего по дому,
- Топтунов, бери своих, всех, что тут без толку шляются, и обшарьте все городские помойки. Тому, кто найдёт дырявую подушку, или портфель, от меня рубль в награду. А вы, господин барон, расскажите мне, как в наши пенаты попал сей важный государев человек. У нас ведь даже драгунским полком всего лишь ротмистр командует, а городом - отставной капитан.
И жандармский поручик начал свой рассказ.
- В конце марта, вы наверняка знаете, произошёл пренеприятный случай на Т-ской железной дороге. Дрезина с ремонтными путейскими служителями, проезжая по свеже-построенному мосту через речку, обвалилась вместе с мостом под начавшийся ледоход. Шестеро рабочих утонули, движение на месяц закрылось, пока восстанавливали мост. А дальше...
Глава 2
А дальше - больше. Матери, сёстры и вдовы погибших обратились к станционному начальству с просьбой о назначении пенсиона. Начальство, дождавшись инструкций из губернии, в пенсионе отказало. Тогда вся депутация заявилась к владельцу артели, строившей мост. Он послал всех по матери и велел своим приказчикам гнать женщин в шею. Естественно, об этом стало известно в депо, где работали несчастные. И депо взбунтовалось. Упомянутая мной артель располагалась через забор от депо, естественно, все строители взбунтовались тоже. На страстной неделе, в среду, устроили эти "революционеры" общее собрание.
***
Из тетради Данилы Бабкина.
"Если выражение "трудовой доход" мы возьмём сначала в смысле продукта труда, то коллективный трудовой доход окажется совокупным общественным продуктом.
Из него надо теперь вычесть:
Во-первых, то, что требуется для возмещения потреблённых средств производства.
Во-вторых, добавочную часть для расширения производства.
В-третьих, резервный или страховой фонд для страхования от несчастных случаев, стихийных бедствий и так далее.
"Эти вычеты из "неурезанного трудового дохода" - экономическая необходимость, и их размеры должны быть определены на основе наличных средств и сил, отчасти на основе теории вероятности, но они никоим образом не поддаются вычислению на основе справедливости.
"Неурезанный трудовой доход" незаметно превратился уже в "урезанный", хотя всё удерживаемое с производителя как частного лица прямо или косвенно идёт на пользу ему же как члену общества."
А если отнять и поделить, заводы встанут и сеять будет нечего. Врачи, учителя, художники, писатели. Им с чего питаться? Хоть и еврей, а не дурнее немцев.
***
По сведениям из надёжного источника, больше всех кричал техник путей некий Рыбаков Никита. Призывал устроить демонстрацию и митинг на центральной площади. Пришедший с ним молодой человек (как стало известно позднее, член партии большевиков) нигде не работающий Данила Бабкин, недоучившийся семинарист из поповичей, назвал демонстрацию с митингом глупой прогулкой с возможным мордобоем. И призвал взять буржуев за самое чувствительное их место, за мошон***, то есть кошелёк. Объявить стачку.
- А не затруднит, - перебил рассказчика Иван Ильич, - поподробнее описать вождей уездного пролетариата.
- Отчего же, личные их дела наизусть помню. Рыбаков Никита, двадцати восьми лет, крещёный татарин, окончил техническое училище в губернии, участвовал в студенческих волнениях пятого года. Сочувствует эсерам. Росту метр восемьдесят девять сантиметров, носит очки, правда читает и пишет без них. С год как женат.
Бабкин Данила, тридцати лет от роду, русский, росту один метр семьдесят шесть сантиметров. Осуждён за участие в боевой дружине, отбыл, запрещено проживание в столицах и университетских городах. Бывал за границей, в Лондоне, на втором съезде их партии. Пишет статьи, живёт с гонораров. В очках ни разу не замечен. Оба носят тужурки путейских инженеров.
- Значит, первым делом обоих завтра с утра в сыскное, поглядим на молодцев. Продолжайте, поручик.
- Собрание решило бастовать. Выбрали пятерых в стачечный комитет, позвали туда же Бабкина, скинулись кто сколько мог для осиротевших, составили список требований к начальству на станции и к хозяину артели. Большевик пообещал напечатать его в "Уездной Правде". В чистый четверг город, засыпанный этими гнусными листками, гудел , как весенняя пасека. Стачку поддержали: сапожники, швейная фабрика, гужзавод, фабрика лаков и красок, ломовые извозчики и так далее. Не поддержали разве что местные этуали да актёры (ну да чего с них взять). Сведения покатились в губернию, оттуда в Гатчину. И вот, именным Его Величества Указом, недавно назначенный за арест боевой группы эсеров генерал Пётр Александрович Хрыпов, направлен был сюда с неограниченными полномочиями. Мне было поручено разобраться в причине разрушения моста. Оказалось, что вместо дубовых быков, для разрезания вешнего льда, были построены обычные просмолённые еловые опоры. Экономия, составившая пятьсот семьдесят три тысячи рублей, поделена была между хозяином артели Андреем Яковлевичем Кричевским и начальником Т-ской железнодорожной станции Поликарпом Сереньким, о чём генералу было немедленно доложено.
Должен сообщить читателю, что во время сего повествования собеседники покинули дом чиновника по особым поручениям и прогуливались по городскому бульвару, прозрачному, из-за голых от весеннего времени кустов черёмухи и сирени, лишь сбрызнутых нежной акварелью набухающих почек. С веранды доносилась музыка, исполняемая полковым духовым оркестром. А заканчивали они своё vis-а-vis уже в помещении уездной судебной палаты.
Поручик тем временем продолжал,
- На генерала между тем напал лирический стих. Прогуливаясь по бульвару, он как-то заприметил молодую особу, росту чуть ниже среднего, миловидную блондинку из средней руки обывателей. Узнал, что она замужем, учительствует в гимназии, то ли латынь, то ли французский. Послал по адресу корзину цветов с приглашением... Дамочка, видно, испытала некоторую гордость от того, что сумела привлечь к своей особе внимание самого Хрыпова. Завертелась тут провинциальная интрижка. Генерал немедленно предпринял штурм уездного форта. Ужин в ресторации с фазанами, шампанским и ананасом, цветы и сладости на всём пути атакуемой, и, наконец, подношение в виде рубинового колье, ценой в годовой бюджет города Т***. И крепость пала. Муж, бедняга, служил, как лошадь и, очевидно, ничего не замечал.
***
Из тетради Данилы Бабкина.
"Моногамия основана на господстве мужа с определённо выраженной целью наследования его имущества. Моногамия отличается от парного брака гораздо большей прочностью брачных уз, которые теперь уже не расторгаются по желанию любой из сторон. Теперь уже, как правило, только муж может их расторгнуть и отвергнуть свою жену. Наши буржуа, не довольствуясь тем, что в их распоряжении находятся жёны и дочери их рабочих, не говоря уже об официальной проституции, видят особое наслаждение в том, чтобы соблазнять жён друг у друга."
Вот, бородатый Фридрих, прямо про наш город писал, даже не верится, что из буржуев.
***
В пятницу, в час срывающегося долгожданного свидания, состоялась встреча комитета и Петра Александровича. Данила Бабкин зачитал требования, добавил, что новых условий нет и сел ждать ответа. Генерал побагровел лицом и в нетерпении начал плеваться словами. Он объявил рабочих ворами, хуже Пугачёва, посулил забастовщикам тюрьму, а комитетчикам ссылку и закончил речь свою нечленораздельным воем и маханием руками Представители пожали плечами и ушли.
В тихую субботу, как большевик не убеждал, технику Рыбакову всё же удалось склонить многих рабочих к демонстрации и митингу. Толпа в разгар дня шла мимо городских церквей, где святили куличи. Прихожане, зная всю непростую историю, присоединялись. И на центральной площади собралась огромная толпа. Пришлось вызывать драгун. Они прибыли, богатырского телосложения солдаты, на огромных, гнедых конях, развернулись двухэскадронным строем. Раздалась команда: "Драгунство, шашки воон! Рысью маарш!" И начался форменный ужас. Десяток митингующих было затоптано насмерть, двум рабочим клинками разбили головы, одна лошадь поскользнулась на теле и, падая, придавила всадника. По правде сказать, тут меня первый раз в жизни вырвало. Генерал гимназисткой обругал... Митинг разогнали.
А утром из револьвера был убит Пётр Александрович.
Глава 3
С утра в понедельник глава секретных агентов Топтунов привёл в кабинет судебного следователя пожилого мужчину с острым взглядом карих глаз, в неприметном буром сюртуке. Этот труженик сыска, заискивающе улыбаясь, преподнёс на вытянутых руках, как сокровище, средних размеров хромовый портфель с двумя сверкающими замками и маленьким сквозным отверстием. Вручая обещанный рубль, Иван Ильич обратился к Топтунову:
- А теперь с этим портфелем пройти по всем лавкам в городе, узнать кто купил, когда, по какому случаю. И вот тут, - указал он на чёрное пятнышко возле самой ручки, - была медная пластинка с гравировкой, так что и гравёров обойдите тоже. И после обеду ко мне с докладом.
- Будьте спокойны, - ответил шеф филёров, - сыщем. После этого он вытолкал радостного шпика в дверь и сам вышел вслед за ним. Иван Ильич промурлыкал что-то себе под нос и задумался. Но, долго думать ему не дал вбежавший в открытую дверь Корф.
- Подстрекатель доставлен.
- Какой подстрекатель? - поднял голову следователь.
- Рыбаков Никита под охраной судебных приставов дожидается в коридоре.
Путейский техник Рыбаков вошёл, сел на стул и закурил. Назвал себя. На вопрос о том, где был утром в воскресенье, ответил, что с женой разговлялся творожной пасхой. На вопрос об оружии ответил отрицательно, даже охотничьего ружья не имеется. А на охоте однажды был. Упала убитая утка прямо к ногам. С тех пор не ест дичь и не прикасается к сброе. О субботе отвечать отказался и заявил, что рабочие тоже люди. Иван Ильич уточнил, не революционер ли его собеседник?
- Нет, всего лишь сочувствующий семьям пострадавших. Но, если к деповским не прислушаются сегодня, завтра может и полыхнуть.
- Да, - соглашаясь с собеседником, произнёс судебный следователь, - мир несовершенен. Но вот что бы предложили вы вместо теперешнего устройства?
- Когда мы придём к власти, мы отберём собственность у нерадивых предпринимателей, отстраним от власти тех, кто мучил и расстреливал народ, предадим суду воров и мздоимцев. Мы будем контролировать капиталистов, защищать рабочих, мы распределим землю лучшим хозяевам. Мы увеличим расходы бюджета на науку, на образование и здравоохранение. Мы построим царство свободы, равенства и братства. Мы уничтожим полицию, жандармерию и вообще государство. Преступность исчезнет сама собой. Развитие науки и техники решит проблемы тяжёлого ручного труда, новое сельское хозяйство избавит от голода все народы. Человечество войдёт в новый, счастливый век и этот век будет длиться до скончания времён. А кровь царских сатрапов, пролитая во время борьбы за этот чудесный мир, только укрепит фундамент нового общества.
- Это как во времена французской революции? Qu'un sang impur Abreuve nos sillons! Заливая поля кровью врагов... Ведь так поётся в марсельской песне? А отчего вы не в форменной одежде? - сменил направление разговора Иван Ильич.
- Жена отнесла, пардон, в стирку. Выпачкался в субботу. Если у вас ко мне других вопросов нет...
- Из города не выезжать. О всём, что вы здесь услышали... - закончил разговор судейский следователь, - можете идти. Тут в кабинете снова возник сияющий барон.
***
Из тетради Данилы Бабкина.
"Пока личность не завоевала свободы мужественным усилием философской мысли, она ещё не вполне принадлежит самой себе и своими собственными нравственными муками платит позорную дань противостоящей ей внешней необходимости. Но зато та же личность родится для новой, полной, до тех пор ей неведомой жизни, едва только она свергнет с себя иго этого мучительного и постыдного стеснения, и её свободная деятельность явится сознательным и свободным выражением необходимости **. Тогда она становится великой общественной силой, и тогда уже ничто не может помешать ей и ничто не помешает
Над неправдою лукавою
Грянуть божьею грозой..."
Вот это по-нашему, по-русски. Браво, Георгий Валентинович!
- Извольте взглянуть, - протянул он следователю два исписанных листочка, - здесь список задержанных на митинге в субботу. А это - фамилия той самой мадам, которая купила хромовый портфель с двумя застёжками и заказала медную дощечку с гравировкой. И там, и там есть одна фамилия - Кричевские. А вьюнош, принятый полицией накануне Пасхи - Вениамин Андреевич, именно что Кричевский, выпускник гимназии.
- Значит, нам с вами пора за парту, - с иронической усмешкой произнёс Иван Ильич и проследовал с жандармом в гимназию, благо была она прямо на противоположной стороне улицы. Прибыв, сыщики бесцеремонно заняли кабинет директора, самого директора послав за упомянутым ранее выпускником и мятежником. Спустя минуту, он (мятежник) явился под конвоем обеспокоенного главы учебного заведения. И начался допрос, причём директора из его кабинета попросили, а дверь закрыли наглухо и говорили негромко.
- А знаете ли вы, - начал свою задушевную речь барон Корф, - что вам следует за участие в революционных действиях?
- Нет, - растерянно проблеял выпускник.
- А вот что, мальчик резвый, кудрявый, влюблённый. Ждёт вас прогулка в арестантской робе до Центрального Владимирского пересыльного пункта. Там наденут на вас кандалы и погонят своим ходом две тысячи вёрст до Урала, да ещё три тысячи вёрст до речки Колымы. Месяца за три дойдёте, спешить некуда. А там вам торжественно вручат кайло и пристроят на творческую работу в шахте, на веки вечные. И это, если непричастны вы к смертоубийству жандармского генерала.
Рот "карбонария" безвольно открылся, а глаза абсолютно перестали моргать.
- Но, если доказано будет ваше участие в убийстве, а к тому имеется немало улик, то отправят вас в тайный дом Шлиссельбургской крепости, но, ненадолго, недели на две, пока построят рядом роскошную, новую виселицу. Чтобы вас повесить.
- За что?
- Известно за что. За шею. Ну, а потом, то, что от вас останется, зароют под крепостной стеной и посадят куст бузины сверху, чтоб и могилы не было. Тут раздался грохот упавшего тела. Это пламенный революционер, выпускник, гордость гимназии Вениамин Кричевский свалился со стула в обмороке.
***
Из тетради Данилы Бабкина.
"Ложность суждения ещё не служит для нас возражением против суждения; это, быть может, самый странный из наших парадоксов. Вопрос в том, насколько суждение споспешествует жизни, поддерживает жизнь, поддерживает вид, даже, возможно, способствует воспитанию вида; и мы решительно готовы утверждать, что самые ложные суждения (к которым относятся синтетические суждения a priori) - для нас самые необходимые, что без допущения логических фикций, без сравнивания действительности с чисто вымышленным миром безусловного, самотождественного, без постоянного фальсифицирования мира посредством числа человек не мог бы жить, что отречение от ложных суждений было бы отречением от жизни, отрицанием жизни. Признать ложь за условие, от которого зависит жизнь, - это, конечно, рискованный способ сопротивляться привычному чувству ценности вещей, и философия, отваживающаяся на это, ставит себя уже одним этим по ту сторону добра и зла."
Этот пруссак и усами, и мыслями похож на Горького, или, наоборот, Алексей Максимович похож на Ницше.
***
Когда чувства вернулись к гимназисту, он подробно рассказал и о том, что маман, Матильда Иосифовна, купила в подарок к юбилею папа, Андрея Яковлевича, шикарный хромовый портфель с гравировкой, и как папа забросил его на шкаф, и как сам Вениамин выцыганил у папа его портфель, чтобы поразить сердце первой ученицы гимназии (об её имени умолчим). Но неделю назад, прямо в классе посреди уроков, портфель пропал. Ни обещанное вознаграждение, ни угроза расправы результатов не принесли, портфель исчез. А в субботу, он (Вениамин) попёрся на площадь вместе со всем классом из чистого любопытства, но, когда какой-то плотный молодой человек посоветовал бежать по домам, увидев драгун, Вениамин запоздал и был схвачен и записан полицейскими.
***
- Лихо вы, молодой человек, с юношей управились, - бросил в сторону барона сыщик, поднимаясь из-за стола, - а посему, поручаю вам найти и побеседовать с Данилой Бабкиным. Спросите непременно о воскресном утре, об оружии, об отношении к убийству политических врагов, но аккуратно. А меня ждут в местном hunting club, приглашён на вручение кубка лучшему стрелку уезда.
Однако, пролётка повезла Ивана Ильича отнюдь не в старинный особняк, снимаемый уездными "тартаренами" (смотри произведение А. Доде), а в родимый дом, где ждала его жена и приготовленный ею луковый супчик.
- Слыхала ли ты что-нибудь об амурных похождениях столичного убитого нынче генерала? - спросил супругу, аппетитно поглощая бульон, следователь.
- Об этом уже неделю судачат все, от базарных торговок до наших провинциальных аристократок. Ну, что он нашёл себе пассию из местных гимназических учительниц, это ты наверняка знаешь. А вот имя твои топтуны вряд ли открыли.
Иван Ильич знал за своей женой любовь интриговать и так же знал, что перебивать её монолог не следует во избежание потери важной следственной информации.
- Это - мужнина жена, техника железной дороги Рыбакова. У них и раньше ладу в доме не было, а как-генерала-то убили, так день и ночь скандалы, крики и бой посуды.
- Ну, благодарю тебя за обед, за рассказ. Домой приду поздно, в клубе праздник.
Глава 4
Под окнами маленького бревенчатого домика на окраинной улице, где испокон веку жили и работали городские гончары, где у каждых ворот на дощатой лавке расставлены были крынки, горшки, плошки и миски, всё продаваемое за копейки небогатому населению, остановился одетый в штатское платье поручик Корф. Он услыхал через форточку разговор двух мужских голосов и этот разговор показался ему настолько интересным, что барон не побрезговал подслушать.
- Мы с ребятами надумали вот что. После того, как гоняли нас по городу драгуны, хотим мы создать рабочую дружину. Оружия человек на десять купить сможем. Вооружим тех, кто покрепче, понадёжнее. Мало ли какие дела предстоят.
- Вооружиться недостаточно, нужен военный человек, чтобы учил и руководил в случае чего. И такой человек на примете есть. Вот вам адрес и фамилия, скажите, что от меня, он хоть и прапорщик, а проверенный. И вообще, нужно искать сочувствующих среди солдат и офицеров. Без поддержки армии нам придётся кисло.
Тут кто-то подошёл к окну, видимо покурить, и жандармскому поручику пришлось покинуть уютное местечко. Он громко постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл. Посреди единственной комнаты стоял молодой мужчина в брюках, заправленных в сапоги, инженерной тужурке и белой, с косым воротом, рубашке. Остальные собеседники чудесным образом рассеялись в весеннем вечернем воздухе.
- Бабкин Данила?
- Он самый. С кем имею удовольствие?
- Третьего отделения Собственной канцелярии поручик Корф.
- Чем обязан визиту такого важного должностного лица?
- Расследую дело об убийстве генерала Хрыпова. В связи с чем, имею несколько вопросов к вам.
- Внимательно слушаю.
- Где находились вы в воскресенье утром от восьми до десяти часов?
- Да здесь и находился.
- Кто-то может это подтвердить?
- Подтвердить некому, дом снимаю один. Гостей не было, Пасху не справлял.
- Атеист?
- Да, представьте себе, хоть и из поповской семьи, а в бога не верую. Но это ненаказуемо. Во время всего описанного разговора, Бабкин был спокоен, не сделал ни одного лишнего движения, даже как будто улыбался, не зная за собой никаких грехов и предвидя отдалённое будущее.
- Ненаказуемо. Имеете при себе оружие?
- Имею, - мужчина подошёл к невысокому комоду, выдвинул средний ящик, порылся в вещах и вынул маленький блестящий браунинг, - живу, как видите, на окраине. По ночам беспризорные собаки, пьянь и жулики.
- Извольте показать рукава вашей куртки.
- Рукава как рукава, - протягивая руки сказал Данила. На рукавах пуговиц не было вовсе, а на остальной тужурке понашиты были самые разнообразные, от солдатских до гимназических.
- Вы ведь принадлежите к партии большевиков?
- К социал-демократической.
- Ваши товарищи мечтают о свержении существующего строя?
- Мечты пока уголовным преступлением не являются.
- Пока. А как вы относитесь к убийству жандармского генерала?
- К убийству жандармского генерала я не отношусь. На место одного пришлют другого. Наша партия отказалась от террора, как метода революционной борьбы, если вы об этом.
- И последний вопрос. Зрение у вас хорошее, очков не носите?
- На глаза не жалуюсь. В тире из десяти выстрелов восемьдесят пять очков выбиваю всегда, когда не подшофе.
- Значит так, Бабкин Данила, собирайтесь и следуйте за мной. Именем..., ну вы сами знаете. Я вас арестовываю по подозрению в соучастии в политическом убийстве. С этого момента все, что вы скажете, может быть использовано в суде против вас, - Корф хлопнул по плечу большевика и они не спеша вышли на крыльцо. Данила запер дверь в избу, повесил ключ на гвоздик и прогулочным шагом парочка направилась к зданию судебного присутствия.
***
Из тетради Данилы Бабкина.
"Стачка учит рабочих понимать, в чем сила хозяев и в чем сила рабочих, учит думать не об одном только своём хозяине и не об одних только ближайших товарищах своих, а о всех хозяевах, о всём классе капиталистов и о всем классе рабочих. Когда фабрикант, наживший себе миллионы трудом нескольких поколений рабочих, не соглашается на самую скромную прибавку к плате или даже пытается ещё более понизить плату и, в случае сопротивления рабочих, выбрасывает на мостовую тысячи голодных семей, - тогда рабочие ясно видят, что весь класс капиталистов есть враг всему классу рабочих, что рабочие могут надеяться только на себя и на своё объединение." (Вильям Фрей)
***
Праздник в hunting club удался. После того, как отгремели тосты за виновника торжества, за его безумный выстрел с пятнадцати шагов в голову рвущегося, обозлённого кабана картечью с двух стволов, после выпитого коньячка и съеденных под этот самый коньячок, рябчиков, после того, как пересказаны были традиционные охотничьи байки, Иван Ильич Кошкин подсел к нынешнему чемпиону клуба, князю Мещёрскому.
- И как у вас хватило выдержки подпустить хряка так близко? Ведь случись осечка, порвал бы.
- Так мне молодёжь в упрёк и говорит, что с трёх аршинов и слепой не промажет, а ты выстой! Ну, за выдержку! - и оба пригубили из бокальчиков ароматной влаги.
- А не помнится ли вам случай, когда убитая утка упала к ногам несчастного железнодорожного техника и он зарёкся от охоты и мясной пищи?
- Как же, как же. Только это была не утка, а бекас, и несчастным был не техник Рыбаков, который бекаса-то и подстрелил, а строительный подрядчик Кричевский, кажется, moua pardonne, Андрей Яковлевич, не упомню точно, - весело улыбаясь поведал князь, наполняя бокалы карамельного цвета напитком, - ну, за вегетарианцев, ха-ха-ха.
***
Судебные приставы, полицейские, жандармский поручик Корф и сам судебный следователь на ночь глядя явились с визитацией и обыском к путевому технику Рыбакову. Закутанная в огромную шаль жена его плакала в углу гостиной. Полиция рылась во всех шкафах, комодах, сундуках, чуланах и через полчаса нашла то, что искала. Пред ясные очи Ивана Ильича предстала тужурка с оловянными пуговицами. На рукаве недоставало одной из них, с прочеканенным изображением молотка и домкрата. А позже, в дровяном сарае отыскался и револьвер. Техник признался в убийстве из ревности, но тут жена его внезапно перестала всхлипывать и сказала:
- Он не из ревности. Его хозяин артели нанял. Генерал, Пётр Александрович, прижал Кричевского, стал требовать денег, тот не выдержал, рассказал мужу о нашей связи с Хрыповым и нанял Никиту, как эсера и отличного стрелка. А на моём уроке он зачем-то взял ученический портфель...
Спустя полчаса арестован был начальник вокзала Поликарп Серенький, тут же во всём сознавшийся и наговоривший сорок бочек на партнёра своего по опасному бизнесу, на Андрея Яковлевича Кричевского. Последнего брали с шумом и стрельбой. Девять пуль упрямый преступник выпустил в бравых полицейских, по счастью лишь ранив семерых, а десятой, под крик жены и сына, покончил счёты с собственной жизнью. Похищенных денег так и не нашли.
***
Глубокой ночью состоялся следующий короткий разговор между сыщиками в кабинете судебного следователя:
- А большевика отпускать?
- Придётся, хоть и не следовало бы. Он ведь теперь точно с рабочими победит. Прочитал я его тетрадь, и вот что вам скажу, барон. Философ во главе рабочих - самая опасная на свете штука потому, что очень много знает, понимает и умеет объяснять другим. Они ему поверят и пойдут за ним в огонь и в воду.
- Да уж, добром не кончится.
�