Зк-13. Небольшая пьеса для королевы с шутом
Журнал "Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
- Но что же вам прочесть, моя сеньора?
Бесстыдные труды Боккаччо?
Я не решусь, язык не повернется.
- Язык шута? Да полно! Слугою господин владеет.
Ты - мой слуга, а значит и язык...
- Молю о снисхождении, сеньора!
У вашего величества слуги послушнее не сыщется, однако
Усердно за собою наблюдая, заметил я особенность одну.
Когда мой рот не наполняет пища,
Язык свободен, и порой такие слова с него слетают,
Но Боккаччо...
- Язык свободен лишь до той поры, покуда госпожа не разлучила,
Его с рабом владетельным и дерзким.
Тогда уже и раб, наверно,
Ей будет целиком принадлежать.
- Боккаччо, так Боккаччо, как угодно.
- Нет, не угодно. Если твой язык ему противится настолько,
Тогда пускай историю другую
Поведает, свободой окрыленный.
- Да, есть такая, он ее расскажет.
Однако же прошу вас, госпожа,
Коль скоро вам рассказ наскучит,
Или почтенья не достанет в нем
К персоне вашей, только прикажите,
Уж я ему задам - так прикушу зубами,
Что будет помнить, кровью истекая.
Итак, в Неаполе то было...
- Театр старого Франческо в те времена искусным и богатым
Прослыл заслуженно на весь Неаполь.
И будучи еще мальчишкой,
Сеньора, ваш покорный раб при том театре обретался.
Но годы шли, и юноши мужали, мужчины старились, а старики...
Пришла пора, Франческо старый помер.
Наследник, получив наследство, из кассы до флорина все забрал,
Оставил при себе прислугу и лакеев, а прочим указал на дверь.
Актеры, рассудив разумно держаться вместе,
С семьями и скарбом всей труппой путь держать решили
Аж во Флоренцию, где как известно, бедняк последний сказочно богат.
В пути невзгоды стороной их обходили,
Пока в овраге к счастью или к горю карету не нашли,
А в ней тела людей, убитых и ограбленных злодейской шайкой.
Средь мертвецов, исколотых клинками, один лишь был живой -- младенец, девочка.
И тут же шум вдали и пыль.
Нашедший девочку Филиппо на руки кроху взял и в роще схоронился.
Немедля стражников суровых отряд настиг актерский табор.
Их командир, вельможа видный,
Убитых осмотрел, прочел молитву над телом той высокородной дамы,
Что девочку рукой сжимая мертвой, малютку укрывала до конца.
Всех прочих мертвецов вельможа перечел,
И отдалившись от отряда, актеров взялся спрашивать о том,
Кого они могли найти средь мертвых.
Однако тут же увидал ребенка у Фьоретты,
У той, которая на сцене Коломбину представляла.
Узнав, что на ее руках новорожденный мальчик,
Монету золотую отдал ей и наказал,
Чтоб малыша назвали Алессандро,
И повернувшись к стражникам своим, им объявил, что, мол, убиты все.
Мальчишку, что родился у Фьоретты, так и крестили Алессандро,
А девочку, теперь его сестру, Фьоретта и ее вскормила, назвали Бьянкой.
Спустя какой-то срок, сказать точнее,
В тот день, когда сестре и брату шесть лет исполнилось,
В театр снова пришел тот господин вельможный,
Который во главе отряда актерам на дороге повстречался.
Не в силах глаз отвесть от Алессандро, он золота еще Фьоретте дал,
Немного позже, может быть, спустя неделю,
Привел с собой монаха-книгочея,
Что должен был учить детей Фьоретты и счету, и письму,
А танцам... В театре танцам их любой научит.
Минули годы, их уже тринадцать с рождения детей прошло,
Хоть нечестивым то число считают.
Малец вчера с сестрой озорничавший, теперь уж стал почти мужчиной,
Однако он по этой части побед не одержал покуда,
Зато успел вербовщику попасться и подписал кондотту.
С ватагою наемников лихой ушел искать богатство, славу, смерть...
А слава. К театру вновь она вернулась,
Вот только о богатстве... О нем и во Флоренции безбедной
Актерам лишь мечтать возможно.
Девчонка-сорванец, что вместе с братом
Участие принять была готова во всех его проказах безрассудных,
Бутоном нежным ныне расцвела и стала выходить на сцену.
Судьба хранила Алессандро, о том писал он в письмах для своей сестры,
Сестра ему с любовью отвечала, ждала и упрекала нежно
За легкомысленную храбрость.
Случилось, что в бою однажды отважный юноша от смерти графа спас,
Спиной к спине они сражались, испачканы в крови друг друга,
Но более в крови своих врагов, пока не подоспела к ним подмога.
Победы пораженьями сменялись, а юноша мужал, и после битвы,
Уже другой, когда Фортуна злая героям славным изменила,
Когда сраженный вражескою сталью их кондотьер упал, и многим,
Им было суждено остаться в поле для воронья кровавой пищей,
Тогда повел в атаку Алессандро товарищей, и вопреки судьбе,
Врага заставил поле устилать своими мертвыми телами.
Тому свидетелем случился его высочество Великий герцог,
Из рук которого и принял Алессандро серебряные рыцарские шпоры.
Меж тем в театре появился некто,
Шпион, быть может, соглядатай чей-то.
Он стал выспрашивать о тех далеких днях, когда нашли младенца на дороге.
Кто тот младенец, где его родня?
Что разузнал, кому о потом поведал? О том неведомо, но вскоре
Пожар случился. Будто сноп соломы, театр вспыхнул,
И в огне, о горе! Фьоретта погибает, а Филиппо...
Филиппо, спасшись из-под рухнувшего свода, дух испустил у Бьянки на руках.
Свидетелей тому нашлось немало, и в то же время только мне известно,
О ране, что нанесена кинжалом, и кто удар нанес Филиппо в спину.
Я слышал, как при виде смерти, Филиппо рассказал несчастной Бьянке
О том далеком дне, когда в карете, нашел ее живой среди убитых.
И в подтверждение своих последних слов, заветный медальон ей отдал,
Тот что хранил все эти годы в тайне.
Еще одно для дочери названной Филиппо смог промолвить умирая,
Чтобы бежала та без промедленья куда глаза глядят, да с тем и умер.
- Ты замолчал? И что в твоем молчаньи? Уже ли продолжения не будет?
Рассказ хорош, когда подбит итог, мораль ясна и правда торжествует.
- От вашего величества не скрою, истории моей до совершенства
Не ближе чем распутнику до рая. А продолженье... Продолженье есть.
Молчание пусть будет только знаком того, что времени изрядная толика
Минула с той поры.
Три года, как рассказчик нерадивый не ведал о своих героях.
Теперь же в герцогство Альверно ему перенестись придется в надежде встретить их.
Представьте город, что украшен цветами и знаменами повсюду,
А горожане, радость не скрывая, приветствуют того, кто сохранил
Их жизни, честь и кров, не дав разграбить
Дома и храмы сдавшихся на милость.
Окончена война, а старый герцог, нет, не убит в сражении кровавом,
Господь без мук прибрал его во сне, а с ним и род почти прервался.
Всего один единственный росток от древа той династии остался.
Племянницей властителю Альверно, тому, что так скоропостижно умер,
Графиня Катарина приходилась.
Знатна, свежа, прекрасна, будто роза, она завидною невестою была,
Судьба ее однако ныне стала Юноне и Амуру неподвластна.
Поскольку герцогство и город теперь испанскую корону славят,
То и замужеству красавицы-графини не состояться без благословенья
Сиятельного вашего супруга.
- Ах, даже так? Мой шут себе позволил персону короля упомянуть
В своем рассказе?
- Но, госпожа, вы сами говорили, что будто бы рассказ негоден,
Когда в нем правда не восторжествует.
И как мне истину от вас сокрыть, когда ей надлежит торжествовать?
- Ну, хорошо, шельмец, что было дальше? Да только сочинять теперь не смей,
Коль объявил, что так об истине печешься.
- Все что сказал - святая правда, и впредь ни слова лжи с уст не сорвется,
Для вас, моя сеньора.
Другим же я такого обещанья дать не могу, ведь я не им слуга.
А правда... правда в том, что ваш супруг избрал в мужья графине юной
Вернейшего из слуг - Диего де Веласко.
То, без сомнения, был мудрый выбор, поскольку граф Диего
Возглавил войско, вошедшее победно в распахнутые города ворота.
Альверно пал,
Причиною тому, уж верно, послужила смерть прежнего его сеньора.
Скончался старый герцог, а капитан его, узнав, как грозен и силен противник,
Отдал приказ солдатам открыть ворота и идти домой, сложив оружие в казарме.
При том сеньор Стефано, прежний капитан, никак не мог считаться трусом.
До той поры он яростно сражался, не раз сойдясь в бою жестоком
С врагами герцога. Но герцога не стало...
- Графиня, граф, супруг мой венценосный, и даже герцог тот, что Богу душу отдал...
А где же брат с сестрой названной? О них ведь был рассказ? Что с ними стало?
- Сеньора, я прошу у вас... нет, не того о чем иные просят.
Прошу терпенья вашего крупицу.
Герои близко. Скоро суждено им будет встретиться судьбою.
Вот Алессандро. Вы его хотели видеть?
Теперь он видный кабальеро и служит королю в гвардейской роте.
Верхом он едет следом за каретой, что госпожу мою везет в Альверно
Навстречу к ее доброму супругу.
- Ты обещал одной лишь правдой свою историю наполнить. А Алессандро?..
- Моя история настолько же правдива, насколько мокрой может быть вода.
А Алессандро я могу позвать, и если нынче он не в карауле...
Сеньора, я прошу у вас прощенья, но глупости болтать - мой долг.
- Ну нет, от глупостей меня уволь, мне твой рассказ гораздо более по вкусу.
Что было дальше? Продолжай. А Алессандро... его ты позже мне покажешь.
- Как будет вашему величеству угодно.
Скажу о том, что видеть каждый мог, когда бы знал, куда свой взгляд направить.
Два дня тому назад, когда мою сеньору встречал весь город, путь цветами устилая,
Народ, разинув рты, взирал на короля и королеву.
Когда скажу, что их величества собой затмили солнце,
Мои слова поблекнут в одночасье средь выспренных речей придворных,
Вот у кого язык на диво затейлив, гибок и послушен.
Как говорят, торжественную оду на ваш приезд дон Серхио составил,
И вам прочесть хотел,
Да только стража его не допустила к королеве.
Шуту же не пристало лить елей...
- Да-да, я помню, ты одну лишь правду мне обещал поведать,
Но что случилось там во время моего приезда?
Уж верно я на поданных смотрела, на горожан, а ты мне говорил,
Что я сама могла увидеть...
- Простите, госпожа! Могли бы. И задержись вы у дверей дворца,
Тогда бы вы свидетельницей стали того, как граф Диего
Сжал Алессандро в дружеских объятьях,
Того, как на героя, и друга будущего мужа своего
Взглянула донна Катарина,
Того, как Алессандро ей ответил взглядом,
Того, как взгляды их заметил... Но нет, не дон Диего.
Граф несказанно рад был встрече с другом,
С тем, что его не раз спасал в бою.
- И что же продолженьем стало, тех взглядов, о которых ты сказал?
- Помилуй, Бог! Сеньора!
Тем взглядам было б суждено остаться только взглядами, не боле.
- Ах ты негодник! Плут! Тебе уже не скрыть интригу!
Рассказывай, что дальше стало! Постой, ты говоришь - два дня назад?
Теперь, я вижу, ты намерен устроить тот конец счастливый,
Таким чтоб он пришелся мне по нраву, и чтобы я сама...
Да только зря.
- Сеньора! И в мыслях не было! Но правы вы в другом,
Конца у моего рассказа нет, ему лишь предстоит свершиться.
Пока, когда на то у вас желанье будет, продолжу повесть без конца.
Как госпожа моя желает, не будем строить планы и гадать,
Заглянем лучше в дом графини Катарины.
А заглянув, увидим лишь секретаря, юнца безусого Лоренцо,
Он, стоя в кабинете за бюро, пером гусиным водит по листу бумаги.
Графиня входит:
- Как удачно, мой секретарь и вдруг на месте,
И никого не надо посылать, чтобы его немедленно сыскали.
К тому же делом занят, что вдвойне похвально.
- Чем вашей светлости могу я услужить? - склоняя голову в поклоне
Лоренцо, убедившись, что просохли чернила на исписанном листе,
Свое письмо под стопкою бумаг, графине улыбаясь, ловко прячет.
- Гляжу, ты почту разбираешь. И что же пишут мне, и кто?
- Сеньора, здесь не перечесть вам поздравлений с будущей помолвкой
Ответы написать заране я смелость взял.
Графиня повела плечом.
- Желала бы я знать, хотел бы кто-то меня поздравить так же,
Когда бы дон Диего мне в мужья не королем Испании назначен был?
Теперь же у меня одна надежда на благородство будущего мужа,
На то что искренней любви от нелюбимой невесты он не ждет.
- Сеньора! - Лоренцо вдруг румянцем вспыхнул. - Да можно ль знать о том?
- О чем?
- Да о любви, конечно! Как не зажечься ей от жара вашей красоты, сеньора?
Уже ли граф - слепец?
- Ты слишком юн, Лоренцо, чтобы судить о том.
- Когда сеньору возраст мой смущает, я о другом влюбленном ей напомню...
- Постой, другой влюбленный... кто же первый? Не ты ли? Ну-ка, отвечай!
- Плох тот слуга, в ком к господину нет истинной любви, сеньора.
А что же до другого, то юнцом его не назовешь никак.
Дон Серхио который год страдает от нежных чувств, не разделенных вами.
- Лоренцо, придержи язык. Дон Серхио другой любви не знает
Помимо страсти к пыльным фолиантам.
А я... Наверно, я - лишь средство стяжать библиотеки герцога богатства.
Наивно и смешно.
Однако же он родственник мой дальний, и впредь тебе велю, Лоренцо,
О доне Серхио себе не позволять речей подобных.