Зк-13. Загадка трех тел
Журнал "Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
Ваня Маврин возвращался к дому, где жил с другими русскими путешественниками, в печальном настроении. Он хотел воспользоваться случаем, когда царский посланник нашел дела для всех, кроме него. Неожиданно появившееся свободное время юный дворянин надеялся повернуть на пользу: повидаться с девицей, чьи глаза с поволокой лишили его сна и отвлекали от службы. Увы, Марию Аничкову дома он не застал, собственно, резиденция посланника оказалась пуста, лишь голландская кухарка на вопрос юноши пожала плечами и махнула рукой в сторону центра Гааги.
Ваня побрел восвояси, мучимый беспокойством: не нашла ли Мария Степановна сердечного друга. У него имелись подозрения, кто, кроме него, мог попасть под чары близкой родственницы Андрея Артамоновича Матвеева* - невеста небогатая, но по родне завидная! И надо же: к их скромной обители с другой стороны улочки подходил его возможный соперник, подьячий Ерофей Смолин. Вежливо поклонился, но без сердечной простоты.
- Уже управился с делами? - спросил Ваня, чтобы позлить Ерофея, намекая, что он - моложе годами и службой в приказе - поставлен старшиной в поездке самим князем Головиным**.
- А где Демьян? Почему он не с тобой? - Ваня нахмурился, не увидев слугу.
Смолин процедил что-то сквозь зубы, толкнул деревянную дверь, оказавшуюся незапертой, и молодые люди вошли в дом.
- Странно, обычно служанка крючок днем набрасывает, - пробормотал Ваня и крикнул по-голландски, - Фамке, мы пришли, обед готов?
Никто не откликнулся, не раздавалось стука смешных деревянных башмачков прислуги - местной девушки. Родители не без сомнений отпустили ее в работу, но с условием, чтобы до наступления темноты она возвращалась под отчий кров.
- Что девка о себе возомнила? - возмутился Ерофей. - Все бросила и ушла! Оплату вычесть за такую наглость!
- Нет, Фамке так не поступила бы. Может, Фаддей Петрович попросил ее сходить куда-нибудь, а сам задремал?
- Обычно он позже возвращается.
- После завтрака ему нехорошо стало, так он дома остался. Да, вы с Демьяном уже ушли тогда.
- Ох, старичок-то наш совсем одряхлел, умом слаб стал. Вот навязали в поездку старого да отрока неразумного. - Последние слова Смолин произнес себе под нос, но Ваня расслышал. Прежде Ерофей к Фаддею Битюгову высокомерия не проявлял, хотя пожилой человек был приставлен к ним простым писарем.
Ваня прошел в общую комнату, служившую им трапезной и кабинетом, и вечера они проводили там за чтением и разговорами, если не было иных дел. Дом их, хоть и бедный, построен был по общему для голландцев манеру. От крыльца гость попадал в небольшую прихожую, из которой одна дверь вела на кухню, а из нее был проход во дворик, размером со свиной пятачок. Напротив кухни находилось единственное большое помещение дома - нечто вроде гостиной, или то, что в зажиточных домах называли "залой". Третий путь от входа - на темную лестницу с неудобными ступенями.
Второй этаж был поделен на три крохотных каморки, в которых ночевали Ваня, Ерофей Смолин и писарь Фаддей Петрович. От последней каморки шаткая деревянная лестница вела на чердак: там служанка сушила белье и там спали двое слуг, приехавших с обозом из Москвы. Это были шестнадцатилетний конюх Мишка и здоровый детина Демьян, на которого свалилась вся тяжелая работа. Впрочем, Мишку Демьян тоже гонял, ссылаясь на то, что за лошадьми в Гааге ухаживать несложно - их забрали на конюшню миссии.
Ваня не хотел смущать Фаддея Петровича неожиданным появлением, потому в общей комнате тянул время и задавал помощнику вопросы о том, кого из дипломатов тот сегодня видел в собрании. Из глубины дома по-прежнему не было слышно ни звука, и Ваня забеспокоился: как-то необычно!
Наконец вдвоем они прошли к лестнице, захватив с собой небольшие светильники - хоть два пролета всего, но немудрено шею свернуть на каменных высоких ступенях. Ваня и Ерофей прошли первый пролет, повернули на второй... И тут перед ними развернулась страшная картина.
Дорогу в небольшой коридор преграждало тело, которое лежало сверху другого. Ваня сунул свой светильник Ерофею и рванул наверх, перевернул первое тело - это был Мишка. Его рубаха пропиталась кровью, глаза были закрыты, и в первую минуту Ваня подумал, что мальчишка мертв. Но вдруг тот открыл глаза и всхлипнул.
- Живой! Мишанька живой. - Прохрипел Ваня, осторожно приподнимая конюха и лихорадочно ища рану на его теле.
- Нее-ет, - простонал Мишка, - не-е-ет. Это не моя... Кровь - н-н-не моя. Фамушку, Фамушку убили-и-и.
Первую каморку напротив лестницы занимал Ваня, а вторую он отдал Фаддею Петровичу, заметив, что она меньше продувается от лестниц. Соответственно, самая неудобная каморка у чердачной лестницы досталась Ерофею, что не улучшило отношения молодых людей, не задавшиеся первого дня.
Сейчас, оттаскивая Мишку к двери своей каморки, Ваня увидел, что дверь к писарю открыта.
- Фаддей Петрович! - Крикнул он. - Ты у себя?
Больше всего на свете Ваня надеялся, что писарь где-нибудь...Загулял. Да пусть хоть пьяным напьется, пусть в карты проиграется! Но в глубине души Ваня знал - это невозможно, и сердце юноши сжалось. Мишка приходил в себя, его трясло, зубы стучали, но, кажется, никаких увечий он не получил.
Ваня оставил парня и осторожно повернул тело, к которому прижимался Мишка. Это была девица Фамке: белоснежный чепчик свалился с головы, и светлые косы рассыпались по плечам. Серые, как Северное море, глаза смотрели вверх, а всегда чистый передник и верх простого суконного платья были залиты кровью. Рану, небольшую, но глубокую, страшную, Ваня обнаружил под грудью с левой стороны. Юбка Фамке была подоткнута внизу, и башмаков на ногах не было.
Ваня подвинул тело девушки к стене, освобождая проход к каморке Фаддея Битюгова. Затем махнул Ерофею рукой - тот послушался, приподняв светильники. В их неверном свете лицо его казалось мраморным, только желваки ходили.
В каморке их ждала не менее ужасная картина. Фаддей Петрович лежал на полу без признаков жизни. Рядом с ним были разбросаны бумаги, перья, все небольшое помещение казалось перевернутым. Ваня упал на колени рядом с Битюговым, все еще надеясь на лучшее - Мишка ведь оказался жив. Тем более, что крови не было, ран - тоже. Тем не менее, несчастный старик скончался. Под крошечным оконцем, у которого Фаддей Петрович писал, если оставался дома, валялась простая глиняная кружка. На дощатый пол из нее вытекло немного красной жидкости. Ваня взял кружку и понюхал: похоже на красное вино, которое писарь пил помалу по совету доктора. Хотел осмотреться, но тут из коридора услышал ругательство Смолина, чего подьячий прежде себе не позволял. Чувствуя подкатывающую к горлу тошноту, юноша выскочил за дверь.
Ерофей простер руку в сторону чердачной лестницы. Она давно требовала починки, но у Демьяна все руки не доходили. А теперь и не дойдут - слуга лежал на деревянных ступенях, вытянувшись почти во всю длину единственного пролета. То, что Демьяна закололи так же, как Фамке, стало ясно при беглом осмотре. Единственная разница была в том, что парня закололи в спину, словно убийца с ножом крался следом. Вокруг раны на левой лопатке одежда пропиталась кровью. На нижней ступени, почти под сапогом Демьяна Ваня нашел две серебряные монетки - не здешние, московские "чешуйки". Точно такие монеты стали для Вани пару дней назад открытием - не слишком приятным.
Последнее, что увидел молодой человек: правая рука Демьяна, вытянутая вдоль тела вниз, накрывала деревянный башмак Фамке, такой маленький, что он почти весь поместился под ладонью парня.
Переведя дыхание, Ваня подошел к Мишке, сел на пол рядом с ним и потряс парнишку за плечо.
- Что тут случилось? Ты видел? Как... Кто их убил?
Мишка провел рукавом рубахи под носом, размазав по лицу кровь девушки, и помотал головой.
- Н-н-не знаю, я пришел из конюшен, было тихо, пошел искать кого-нибудь, а тут... Фамушка-а-а! - Мишка заскулил так горько, так безнадежно, что у Вани не слезы накатились на глаза. Он вскочил, отгоняя леденящий ужас, заставил себя встряхнуться. Ерофей молча стоял у лестницы, но опустил руки - видимо, они затекли, и поставил светильники на пол.
- Что же произошло? Три человека мертвы: двоих убили, но что случилось с Фаддеем Петровичем? Как он умер? Почему его вещи перевернуты? Откуда монеты у Демьяна?
Ерофей молчал - от растерянности и испуга, так поначалу подумал Ваня. Однако он ошибался, Смолин размышлял недолго, разжал зубы и негромко сказал:
- Полагаю, надо немедленно сообщить вести посланнику - до того момента, пока не прибудет стража. За смерть здешней девки с нас спросят, и, кажется, ответить мы сможем.
- Ты хочешь сказать, тебе все понятно? Да как же разобраться в... Этом? - Прошептал потрясенный Ваня.
- А тебе здесь что-то неясно? - Глаза Ерофея недобро блеснули. - Оно конечно, ты главный - так ответственность твоя. Оглядись, сударь, хорошенько да подумай, какую историю ты поведаешь капитану стражи, что Штаты охраняет.
***
После шумного Амстердама Гаага показалась русским путешественникам небольшой и спокойной. Но Ваня Маврин знал, что покой этот обманчив. Именно здесь с некоторых пор не только решались политические вопросы, но, без преувеличения, вершились судьбы огромного числа людей.
Первым делом надо было найти резиденцию русского посланника - Андрея Артамоновича Матвеева, и это оказалось довольно просто. Гаагу не пересекало множество каналов, как Амстердам, и все дипломаты селились вокруг Королевской площади, в более или менее близком доступе к зданию Штатов, каналы же обводили центр города, а за ними расселились местные жители, обслуживающие сильных мира сего.
Русский посланник жил практически на окраине величественного квартала, да занимал скромный двухэтажный голландский дом с крохотным двориком и несколькими хозяйственными постройками. Зато встретил Матвеев гостей радостно и без всяких церемоний - разве что дверь не сам открыл.
- Братцы, уж и не чаял вас дождаться! Машенька, как ты выросла! Тетушка твоя от радости сейчас запляшет. Проходите в залу, погрейтесь: март в здешних краях больно лютый.
Путники представились послу царя Петра Алексеевича по очереди. Ваня Маврин, недавно принятый в Посольский приказ, был немало озадачен тем, что именно его могущественный князь Головин поставил главой миссии, даром, что официальных грамот они не везли. Но даже в этом случае юный дворянин, без году неделю занимавшийся, в основном, переводом не самых важных документов, выглядел несолидно. А слово князя - закон!
Помощником назначили молодого подъячего Ерофея Смолина. Ванюша подозревал, что Ерофей считает его выскочкой, за которого похлопотали родичи. Действительно, Смолин работал в посольском приказе намного дольше, и в свои двадцать семь лет побывал не только в различных поездках, но и сопровождал Петра Алексеевича в Великом посольстве четыре года назад.
Головин наставлял Ваню:
- Ты языки знаешь, пусть все в Гааге видят, какие разумные молодцы у царя на службе состоят. Одиннадцать лет назад мы хороший урок получили, когда Нерчинский договор заключали. Не было у нас людей, сведущих в языках, так упустил я тогда многое. Ладно, хоть войны избежать удалось. А нынче момент другой: надо нам союзников искать. Поступаешь в распоряжение Матвеева. Отвезешь ему корреспонденцию. Да вот еще - копии писем от наших в Константинополе - любопытные сведения... Ну, да Матвеев сообразит, что с ними делать. Но вот это! - Князь показал свернутый лист, перевязанный красной лентой - Это самое важное письмо, за него головой отвечаешь! Спрячь его хорошенько, с другими не смешивай. А как Матвеев его прочтет, на словах скажи, что скоро еще одно тайное письмо прибудет, но другим путем - он поймет.
И всю дорогу Ваня берег послание князя как зеницу ока, не сомневаясь, что ему доверили одну из тех тайн, от которых судьба мира зависит.
Кроме того, князь отправил в Гаагу писаря - Матвеев жаловался, что секретарь посольства завален бумажной работой.
- Писарек - человек верный, Андрею Артамоновичу знаком. Все вместе тогда под Нерчинском дипломатии учились. В языках Фаддей Битюгов не силен, зато пишет - прямо залюбуешься! - Так рекомендовал Головин нового подчиненного.
Потому Ваня удивился, что писарек оказался человеком почтенного возраста, постоянно жалующимся на больную поясницу, да еще подслеповатый. Но, знать, доверял ему князь, раз послал в место, более промозглое, чем Москва.
Окончательно принизила значение их обоза просьба Головина доставить в Гаагу родственницу Матвеева, точнее - племянницу его супруги. Жена Матвеева недавно родила дочь, а найти няньку оказалось делом невозможным, так как Матвеевы богатствами не владели. Цены в Гааге взлетели до небес после появлений в городе поставленных на широкую ногу посольств из Лондона, Парижа и Вены, а русская миссия имела скромное содержание. Девица Мария Аничкова направлялась для помощи тетушке по хозяйству. Ваня фыркал про себя, что навесили ему ярмо в дорогу ровно до минуты, пока не увидел девушку. Тогда сердце его было отдано тихой и скромной Марии Степановне навеки.
Так и прибыли в Гаагу - птицы невеликие, никому на свете, кроме посланника царя, не интересные, трое служащих Посольского приказа, два холопа да девица Аничкова.
Матвеев сразу отправил Машу наверх - к тетушке. Слуги, Мишка и Демьян, занялись разгрузкой розвальней, с которых Фаддей Битюгов сам забрал свой ларец для бумаг и небольшой мешок с пожитками, потащив их прямо в залу под осуждающие взгляды спутников.
Там, у теплой голландской печи, Андрей Артамонович приветствовал каждого, как родного.
- Ба, Фаддей Петрович, сколько лет, сколько зим! - Матвеев раскрыл объятия писарю. Тот, не заметив жеста посланника, склонился чуть не до земли.
- Здравия тебе, боярин! Давненько не видались, твоя правда. Вот, несмотря на немощи мои, решил князь, что сгожусь на что-нибудь. Прости, что не прислали, кого побойчее. Развалина я стал, не обессудь.
Матвеев вроде как смутился, затем усмехнулся и отступил назад.
- Отогрейся, почтенный старец, отдохни с дороги. А что, помнит князь старые времена да наше житье-бытье в Нерчинске?
Битюгов поставил довольно большой ларец на черно-белый пол, присел на него, прижавшись спиной к выложенной синей плиткой печи, и блаженно вздохнул.
- А то как же, боярин! Как встретит меня, ничтожного, случаем в приказе, так и вспоминает, как мы разбирались с подарками от китайцев. Чай, не забыл, как головы ломали над шкатулками их хитрыми?
Битюгов рассмеялся было, но тут же захлебнулся кашлем, и силы его оставили. Матвеев похлопал старика по плечу, не зная, что сказать.
Тут в комнату вошел молодой еще человек, облаченный в элегантный камзол, пошитый по последней французской моде, но без украшений. Вообще, по внешнему виду его легко было принять за иноземца. Матвеев немедленно представил гостям секретаря посольства Сильвестра Воронина. На самом деле, учитывая малочисленность русской миссии, на Сильвестра легли обязанности помощника посла - отсюда и возникла необходимость в человеке, который занимался бы бумагами.
Сильвестр тоже был любезен с новичками, вызвался показать Ване и Ерофею город, разъяснить здешние порядки.
- Мы, братцы, тут живем стесненно, - развел руками Матвеев, - дома у голландцев такие... Я лишний раз приглашать дипломатов сюда стыжусь. Так для вас мы другое жилье найдем - где-нибудь неподалеку.
Тут же вмешался Сильвестр:
- Я как раз знаю недорогой домик - в соседнем квартале сдают. Мне во французской миссии на него указали. Они хотели писарей туда поселить, но потом решили, что далеко от здания Штатов и коллегий.
- Чай, побрезговали, - махнул рукой Матвеев, - а нам все сгодится. Ты, Сильвеструшка, не сочти за труд, заключи договор сегодня же.
- Сделаем, Андрей Артамонович. Мне бы только почту разобрать... - Сильвестр многозначительно посмотрел на Ваню. Тот покраснел: размяк в тепле от ласкового приема, да от мыслей, как бы поскорее увидеться с Машенькой. Немного суетливо достал суму со всей корреспонденцией. Матвеев сел за стол, а Сильвестр встал рядом: серьезный, собранный, таким и должен быть помощник царского посланника!
Задремавший у печи Битюгов при слове "почта" встрепенулся, как старый боевой конь при звуке трубы. Поднялся с трудом и побрел к большому столу посланника, волоча за собой ларец. Ларец этот и то, как писарь с ним носился, вызывали во время путешествия шутки, добродушные, впрочем.
- Ну-ка, ну-ка, и я в работу готов! Позвольте, бояре, я могу список сверять, пометки делать, да что скажете. Уж отогрелся, благодарствуй, Андрей Артамонович.
Писарь разместился у овального стола с помощью Сильвестра, который, кажется, обрадовался и такому нескладному помощнику.
Сначала Ваня отдал пачку писем от князя, указав, как было велено, на письма из Константинополя. Матвеев просмотрел их, хмыкнул и, покачав головой, передал Воронину.
- Чуешь, Сильвестр, куда ветер дует? Высокая Порта короля Карла только что в уста не лобызает! И к бабке не ходи, там еще французы свою паутину наплели, а сами вроде в стороне.
- Так мои сведения верные были - что я у пьяного писарька выудил. А вы говорили, они нас запутать хотят.
- Эх, кабы все вместе свести да точно знать, кого французы против нас настраивают... - Вздохнул Матвеев.
После основной корреспонденции Ваня торжественно вручил послу то самое письмо, которому князь важное значение придал. Он надеялся, что князь воспримет его как-то особенно, но был разочарован: Андрей Артамонович прочел послание, нахмурился и посмотрел на Ваню.
- Да, князь Головин добавил, что будет еще одно письмо, но другим, вам известным путем.
Отчеканив, что было велено, Ваня выдохнул, ожидая похвалы, но Матвеев, казалось, ждал продолжения.
- Э-э-э, хм... Это все. - Уже не так уверенно произнес молодой человек.
В зале повисло молчание. Сильвестр Воронин, вскинув бровь, постукивал костяшками пальцев по столу. Ерофей сдерживал ухмылку, чувствуя, что конкурент попал в неловкое положение, хотя и не понимал, в чем дело. Затянувшуюся паузу прервал писарь, в простоте своей не заметив, что посланник чем-то недоволен.
- Андрей Аратмонович, ты позволь, я в списке письмецо отмечу, а ежели желаешь, для него новый реестр заведу.
Он поднялся, открыл ларец, внутри которого оказался деревянный короб, наполненный чистыми листами. А сбоку лежала длинная, тоже деревянная шкатулка, занимавшая всю длину короба. Из нее писарь достал подготовленное к работе перо. Эти действия привлекли внимание Матвеева, его недоумение испарилось, и он отдал "особое" послание Битюгову.
- Да-да, братец, разложи все по порядку... Да бери уж на себя весь наш бумажный океян. Сильвестр, проводи Фаддея Петровича в мой кабинет - там прогрето. Только места мало, но документы мы там храним. Вот и устраивайся, голубчик. Да, вина налей себе, помнится, тебе когда-то нравилось, каким французские иезуиты нас потчевали в Нерчинске. Теперь покупаю его у местных торговцев - так дешевле.
- Да-а-а, сударь, вино из Бордо знатное. Глоточек-другой полезен мне будет, экхм...
Битюгов снова закашлялся, а Сильвестр повел писаря, поддерживая под локоть, помогая тащить пресловутый ларец. Ерофей Смолин негромко фыркнул, но сник под строгим взглядом Матвеева.
- Фаддей хоть немолод, но исполнителен, и каждый молодец может брать с него пример. Какими языками владеете, юноши?
Ваня ответил, что немецким, да в голландском в последнее время продвинулся. Ерофей Смолин, красуясь, сообщил, что освоил в Академии немецкий, английский и греческий. И в поездках времени даром не терял: поднаторел во французском и турецком, и даже практиковался, пребывая недолго в Константинополе.
Судя по всему, Матвеев остался доволен присланными ему помощниками - ученые, хоть и молодые, да сразу видно, что из небогатых. Значит, жизнь в Гааге, далекая от излишеств, не будет для них в тягость. Главное, чтобы, столкнувшись с иноземными дипломатами и их многочисленной свитой, не пустились подражать роскошным привычкам и сомнительным развлечениям. Но тут одно верное лекарство - неустанная работа на благо Руси-матушки.
***
Довольно быстро жизнь новых служащих посольства наладилась. В дом заселились, служанку нашли. Фамке - пятнадцатилетняя девчушка - работала поденно, но много чего делали и Демьян с Мишкой. Для Фамке осталось приготовление пищи, стирка и уборка помещений. Очень помог Сильвестр Воронин: вникавший во все мелочи, он помог устроить быт так, чтобы получать как можно больше удобств при малых затратах.
В первый день, когда Фамке прислуживала новым хозяевам за столом, Ваня расспросил ее о семье и предупредил остальных, чтобы не обижали служанку. Из-за того, что в доме было мало помещений, Демьян и Мишка ели за одним столом с "господами", и никто против подобной вольности не возражал - Ваня и Ерофей, хоть и числились дворянами, но захудалыми, да и чинами хвастать не приходилось.
Мишка, увидев Фамке, открыл рот, да так и сидел, уставясь на девчонку, пока она ловко срезала с головки сыра желтую корочку.
- Ишь, экое яблочко, - хмыкнул Демьян, положив ручищу на талию Фамке.
Она нахмурилась и ударила парня по руке тяжелой рукоятью ножа, потом, залившись румянцем, разразилась пламенной речью.
- Не смей так с ней обращаться, - перевел Ваня, - она - девушка из порядочной и богобоязненной семьи, может подать в суд, и тебя в тюрьму посадят либо штраф наложат.
И от себя добавил, чтобы все с девушкой вели себя пристойно. Фаддей Петрович его поддержал, с Фамке был почтителен, и она платила старику добрым отношением. Ерофей служанку презирал и предпочитал с ней вовсе не общаться. Демьян же Ванино наставление воспринял несерьезно.
- Чего там, Иван Андреич, - пророкотал слуга, - это она ломается. Туточки все девки как есть распутницы, в приказе наслушался про этих боярынь.
Ване пришлось стукнуть кулаком по столу и показать, кто тут главный. Но с первого дня он старался отсылать на день Демьяна или загружать его работой так, чтобы лишить возможности преследовать девчушку. Ерофей тут ему был не помощник, как раз наоборот: он попустительствовал слуге и, как заметил Ваня, иной раз отпускал парня, нарочно показывая, кто из двух хозяев добрее. Открыто Демьян пока не смел перечить Ване, но долго ли слуге обнаглеть при потворстве?
А вот Мишка ходил за Фамке, словно шальной - совсем голову парень потерял. Правда, не приставал, напротив, старался помочь в тяжелой работе, таскал ей подарки: то цветочек где-то раздобудет, то леденец. И Фамке вскоре перестала его дичиться.
Через неделю они чувствовали себя в чужом городе более уверенно. После завтрака Ваня, Ерофей и Битюгов шли к Матвееву, где он давал им различные поручения. А писарь занимался корреспонденцией и подготовкой необходимых документов с послом. Так что больше времени молодые люди проводили с секретарем, да и по возрасту он был им ближе. Смолин проявлял уважение, а когда узнал, что Сильвестр тоже бывал в Константинополе с миссией, стал почитать его, даже в чем-то подражать - особенно в манерах и одежде.
В круговерти новой жизни Ваня мечтал лишь о встрече с Марией Степановной, которая, судя по всему, погрузилась в домашние хлопоты.
Через несколько дней ему удалось поймать удачный момент, но вместо радости от свидания с девушкой, он столкнулся с неприятностями.
В середине дня Сильвестр вернулся из здания Штатов с ворохом бумаг и, спеша на очередную важную встречу, вручил их Ване. Они столкнулись в прихожей дома Матвеева, из которой одни двери вели в залу, другие, напротив - в кабинет посла, а посередине - парадная лестница на второй этаж. Ваня тоже только что вернулся с мелким поручением от Андрея Артамоновича, принял все из рук Сильвестра, и помчался было в кабинет. Но поскользнулся на безукоризненно чистых плитах пола, упал, и все бумаги разлетелись.
Как раз в этот момент по лестнице спускалась Мария Аничкова, так что конфуз Вани вышел полный. Он ползал на четвереньках, собирая перепутанные документы, и отчаянно переживал, что Мария Степановна застала его в непрезентабельном виде. Сильвестр задержался, чтобы помочь юноше, Маша тоже стала поднимать бумаги. Как назло, из залы показался Ерофей, полюбовался ползающим по полу Ваней и подскочил к Маше, осыпая девицу любезностями. На шум из кабинета вышел Матвеев и обратился к помощнику.
- Виделся с человеком английского посла? Удалось узнать что-нибудь?
Сильвестр закатил глаза и вздохнул.
- Пока трудно сказать. Английская политика с Портой более или менее понятна, а как речь об амбициях короля Карла заходит, начинают юлить. Их агенты ведут со шведами свою игру, а с нами темнят. Выжидают, что Петр Алексеевич предпримет - боюсь, не верят, что царь не хочет с королем Карлом воевать.
- Знаю я английскую "доброжелательность", вдоволь накушался, благодарствуйте, более не надо. Ничего, князь Головин дал мне в руки козырь, да немалый! Подходящей минуты только бы дождаться.
Сильвестр растерялся.
- Что же это, Андрей Артамонович? Первый раз слышу.
Ваня, поднявшись, прижал ворох бумаг к груди и тоже заинтересованно посмотрел на посла. За короткое время он не успел разобраться во всех хитросплетениях политики, но знал, что Матвееву в Гааге мешали, в том числе, интриги османов и французов. Но среди корреспонденции, привезенной из Москвы, никаких "козырей" не было - все они ознакомились с документами вдоль и поперек. А "то самое" письмо, что велел беречь князь, Матвеев положил к остальным, и никак его не выделял.
Андрей Арамонович потер руки и рассмеялся.
- Затрепетали, орлы? То-то же! А есть еще одно послание, и ежели им правильно воспользоваться, то такое на свет выйдет, что английский двор душевно огорчит. И нам это будет на руку. Но самое главное - тайна сия сильно озлобит англичан против французов.
Слова посла вынудили Ерофея отвлечься от щебетания с Машей, а вот Сильвестр выглядел расстроенным: оказалось, посол его поставил в один ряд с мальчишками, близко не постигшими даже азы дипломатии. Матвеев заметил обиду помощника и похлопал его по плечу.
- Не от недоверия к вам, ребятушки. Тут дело тонкое, возможно, в этой бумаге надобности не возникнет. Если тайна вскроется, французам станет ясно, кто в Константинополе на нас работает. Человечек больно нужный, не хочется сдавать его с потрохами. Так что пусть письмецо полежит в схроне, пока я не пойму, что нужнее: англичанам его показать или сжечь. Вам же лучше вовсе не знать, что там - ох, опасные это знания, братцы! За такое через жизнь любого из вас переступят. Для тебя, Сильвестр, дело есть: нынче за нами черед обед для английского посла давать. Вот деньги, договорись о банкете, да не здесь, конечно - найми зал почище, возле Королевской площади.
Посол протянул Сильвестру небольшой мешочек. Тот развязал его, и на ладонь выпали серебряные монеты, которые недавно стали печатать в Москве из талеров - ими рассчитывались с иноземцами. Монеты получались неровные, главным было соблюдение веса серебра.
- Откуда такое богатство, Андрей Артамонович? - восхитился Сильвестр. - Теперь и долги отдадим, а то, не ровен час, лавочники откажутся дела с нами вести.
Матвеев только посмеивался, довольный - его настроение после приезда московского обоза явно поднялось. Ерофей оглянулся на Машу и важно произнес:
- Да понятно, откуда деньги! Мария Степановна в своих вещах привезла. Такой разумной девице можно доверить, что угодно. И ведь никто бы не подумал, что в обозе целое состояние! Ах, Мария Степановна, тебя хоть сейчас на переговоры - всех проведешь.
Ваня досадовал, что первым не успел воздать должное Маше, но ему показалось, что девушка смутилась. Однако она рта раскрыть не успела, как Матвеев хлопнул в ладоши:
- Разумеется, кому же еще нас порадовать, как не родне! Хватит баклуши бить, вернемся к делам!
В кабинете Ваня отдал бумаги Битюгову, извинившись, что они не в правильном порядке. Пока писарь чистил перо, Ваня, все еще огорченный тем, что показал себя увальнем, взял коробку для перьев и подивился красивой резьбе на крышке.
- Чья это работа, Фаддей Петрович? Никогда такого не видел.
- Многого ты еще не видел, Иван Адреевич, - усмехнулся Битюгов, - это мне подарили за верную службу. Я кто? Писарь! Так короб для бумаги и перьев, почитай, мое оружие!
Ваня рассмеялся и помахал узкой коробочкой, как кинжалом.
- Да уж, в переделке это не слишком поможет!
Битюгов осторожно забрал имущество у Вани и положил обратно на стол.
- Ну, какие переделки в мои годы! Мое дело маленькое - аккуратно переписывать бумаги, так китайцы на переговорах мою работу оценили - честь оказали. - Он обвел руками ларец с нескрываемой гордостью.
Ночью, вертясь на неудобной деревянной постели, к которой Ваня никак не мог привыкнуть, молодой человек перебирал все события последнего времени. Пока он мог лишь мечтать о том, чтобы показать себя с лучшей стороны в работе. Матвеев не поручал ни ему, ни Ерофею никаких важных дел. И если уж на то пошло - зачем князь Головин отправил в Гаагу их с Ерофеем Смолиным? Они могли исполнять одни и те же обязанности, но Матвееву пришлось теперь кормить двоих, а это нагрузка на бюджет, ничтожность которого в каждом письме в Москву красноречиво описывал посол.
Отсюда мысли Вани устремились к неожиданно появившимся деньгам, позволившим русской миссии передохнуть от долгов. Почему князь Головин не доверил такой груз ему, коли сам назначил главным? Даже если Маша везла средства от семьи, князь не мог не знать об этом. Пристало ли девице подобное дело, не говоря уже о том, что оно подвергало ее опасности? И почему сама Маша казалась удивленной при виде монет?
Но, в общем, дела и тесное общение их небольшой компании не давали Ване много времени для раздумий. Банкет, который Матвеев устроил в ответ на любезное приглашение английского посла, прошел, как должно, и юноши блестяще выполнили все, чему научили их Матвеев и Сильвестр.
На следующий день утро выдалось спокойное: Матвеев после непростого вечера хотел уделить время семье. Сильвестра он послал раздать долги по городу, а Ерофей еще до банкета получил приказ с утра направиться в здание Штатов с незначительными поручениями - больше для того, чтобы молодой человек привыкал к общественным местам.
Завтрак вышел поздним, и Фамке подала блюдо, вызывавшее у Вани отвращение - устрицы. Ерофей важно рассуждал, как он рад поручению посла, и Ваня, будучи не в лучшем настроении, велел забрать с собой Демьяна. Здоровый молодец, косая сажень в плечах - с таким слугой, мол, и Ерофей покажется солидной персоной. Ерофей с подозрением посмотрел на соперника, чуя насмешку, но очередная устрица, проскальзывающая в горло, придала Ване кислое выражение лица. Забрав Демьяна, Ерофей удалился.
Битюгов, жалуясь на боли в спине, предпочел остаться дома, и у себя в каморке переписывал очередные бумаги от Сильвестра. Ваня пообещал старику принести к вечеру немного его любимого вина, и вместе с Мишкой отправился в город. Вчера, после банкета, он краем уха слышал, что Мария Степановна собиралась днем выйти. От выпитого вина он не вспомнил, кто это сказал: Матвеев или кто-то другой? Ладно, что в Штаты послали Ерофея, но зато есть возможность повидаться с Машей. Мишка побежал в конюшни, а Ваня, не застав дома ни Машу, ни Матвеева с супругой, поискал их по центру Гааги. Но ни в парке, ни на площади, ни на аллее вдоль самого большого канала они не прогуливались. Тогда Ваня, досадуя на весь мир, вернулся домой. На пороге встретил Ерофея, а внутри они обнаружили троих мертвецов и Мишку, обнимающего тело Фамке.
***
Обхватив голову руками, Ваня покачивался из стороны в сторону. Что он скажет Матвееву? Как объяснит произошедшее капитану городской стражи? Уверенность Ерофея и его высокомерие сейчас не имели значения - их соперничество выглядело жалким, пустым. "Нечего квашней растекаться, дело надо делать!" - приказал себе молодой человек, поднялся с пола, встал вровень с Ерофеем и, глядя ему в глаза, потребовал:
- Хватит в игры играть, знаешь что-то - говори, буду тебе благодарен. Нам надо честь миссии спасать.
Ерофей подумал и согласился.
- Смотри, все это можно объяснить так, что устроит всех - и голландцев, и Андрея Артамоновича. Да, история ужасная, но... Понятная. - Он развел руками. - Ты наверняка заметил, что служанка полюбилась и Демьяну, и Мишке. Демьян - парень хваткий, куда девке супротив него устоять? Он пришел домой, у них с Фамке полыхнула страсть, но вернулся конюх, застал девку в объятиях Демьяна, кровь вскипела, он зарезал их обоих, не зная, что старичок приболел. Битюгов это увидел - сердчишко не выдержало. А потом, Мишка осознал, что натворил, теперь слезы льет. Как тебе такая история, Иван Андреевич?
Ваня задохнулся от возмущения, а Мишка, по-прежнему сидевший на полу, кажется, не понял ни слова. Он обхватил колени руками и неотрывно смотрел на Фамке.
- Демьян ушел с тобой! Как вдруг он оказался здесь? - Ваня не стал дожидаться ответа. - Конечно, ты его отпустил!
- Потому что в нем надобности не было! Я завел несколько полезных знакомств - все люди в политесе сведущие. А тут Демьян с его медвежьими ухватками. Ты нарочно мне его навязал. Да согласись - это самое простое решение!
Очень хотелось Ване наорать на Смолина, может, в морду ему дать, но он понимал, что делу так не поможет. Нет, надо действовать разумно, шаг за шагом рассмотреть все возможности. К тому же, что греха таить, гладкая на первый взгляд история сложилась у Ерофея. И все же...
- Тогда придется объяснить некоторые нестыковки, - тихо произнес Ваня. - Первое: почему у Фаддея Петровича все перевернуто? Второе: откуда у тела Демьяна наши серебряные "чешуйки"? А вот третий вопрос тебе совсем не понравится: как Мишке удалось заколоть Демьяна? Да он оружие выбил бы у мальчишки щелчком пальцев! И кстати, где оно - оружие, которым были заколоты Фамке и Демьян? Нож какой-то или кинжал, или что-то еще?
- Ну, у писаря мальчишка устроил погром - понятно почему. Старик случайно оказался дома, да помер от ужаса. Мишка хотел представить все как ограбление. Монеты... Шут его знает, да не важны они. С оружием все просто - сбегал к каналу, выбросил. Ножей в кухне у Фамке довольно. Ты видел, каким она сыр резала? - Ерофей замолчал, потом осторожно подошел к чердачной лестнице, оглядел тело Демьяна.
- Убить этакого молодца - оно, конечно, непросто. И все же Мишка мог это сделать. Посмотри, как Демьян лежит: его закололи в спину. Стало быть, он повел себя легкомысленно, не боялся Мишки, пошел на чердак, а малец напал сзади неожиданно. Думаю, Демьяна Мишка убил первым, потом Фамке, и все это на глазах Битюгова. Может, и его бы зарезал, да старик сам дух испустил.
Теперь Ваня осознал, насколько серьезно все может обернуться для Мишки. Если не представить других версий, капитан стражи может принять эту - мало ли что могут натворить московиты? Хоть Мишка худ, невысок, но голландцы его не знают, и поверят, что ярость придала ему силы.
- На мальчишку хочешь повесить страшное преступление? - Возмутился Ваня. - Потому отмахиваешься от очевидного. Между прочим, это вы с Демьяном не знали, что Фаддей Петрович не пошел в резиденцию. Но Мишка знал - мы с ним ушли утром вместе, а Битюгов за нами дверь закрыл. Понимаю, что ты отмахнешься, мол, ерунда.
Ерофей кивнул, он обрел уверенность, прошел первый момент растерянности, молодой человек собрался, намереваясь окончательно вырвать из рук Вани все нити, и встретить стражников во всеоружии. Разобраться со страшным злодейством, выдать на суд преступника, взятого с поличным - как это возвысит его! Ваня не сомневался, что судьба несчастного конюха не волнует подьячего, да и многих ли она заинтересует? Все складывается против Мишки, но Ваня решил не сдаваться: он лихорадочно перебирал в уме все, что не укладывалось в ладно скроенную историю Смолина.
- Андрей Артамонович тебя не поддержит, когда монеты московские увидит. Ты давал их Демьяну?
- Тьфу на них! - Фыркнул Ерофей. - У меня их не было, да и с какой стати? На что ему в Гааге наши "чешуйки"? Эти монеты Андрей Артамонович где-то меняет - Сильвестр что-то говорил.
- Вот! Никто из нас не получал их в посольстве... Или это не так, и у кого-то московские денежки были припрятаны?
Ваня заглянул в свою каморку и к Ерофею.
- Посмотри: беспорядок только у Фаддея Петровича, наши вещи не тронули. Значит, искали что-то у него?
- Мишка не успел в наших вещах поворошить. Хорошо, объясни про монеты, раз считаешь это важным.
- Смотри, только наш обоз приехал в Гаагу, других не было, и не скоро будет. А серебро вдруг появилось - словно наколдовали. Что ты давеча сказал? Что Мария Степановна их привезла, никому не сказав? Монеты с печатного двора, что для ведения торговли? Семья, скорее, собрала бы украшения, дорогую посуду - что можно здесь продать. Не-е-ет, братец, такие мог только князь Головин передать и, уж конечно, не через руки Марии Степановны.
Ерофей глупостью не отличался, и сколь ни любо было ему обвинить Мишку, Ване удалось пробить брешь в его уверенности. Они вошли в каморку Битюгова и оглядели разбросанные вокруг вещи.
- Ага, понимаю, что ты хочешь сказать! - Ерофей осторожно поднял ларец. Некто выбросил из него все бумаги и узкую длинную коробку для перьев, которая валялась рядом, потом отодрал сукно, и можно было заметить повреждения на крышке, словно ее безжалостно крутили во все стороны.
- Я так полагаю, что именно Фаддей Петрович привез деньги и отдал Андрею Артамоновичу, пока они в кабинете работали. Ты сам, Ерофей, смеялся над тем, как наш писарь носится со своим коробом.
- А в нем были деньги для резиденции посла! - подхватил Смолин. - Но тогда... Что же получается? Ох, ведь какая нехорошая штука получается!
Ваня чувствовал: что-то важное от него ускользает. С другой стороны, выходило, что серебро было причиной преступления? Но отчего умер писарь?
Старик лежал на полу, словно спал, глаза его были закрыты. Выглядел он спокойно, а это противоречило тому, что ужас от гибели Фамке и Демьяна вызвал удар. Ваня поставил два светильника на пол и наклонился к телу.
- Вчера на банкете был разговор об Anatomiesaal*** в Лейдене. Пока холодно, они... Пусть проверят, что стало причиной смерти Фаддея Петровича. Думаю, Андрей Артамонович согласится. Смотри, губы у него синие, кожа такая, впрочем, как бывает, когда человек умирает? А еще вот что: в кружке остатки вина. Фаддей Петрович только его и пил, но помалу. Когда мы с Мишкой уходили, я обещал принести вина: дома у нас такого нет, а где купить в городе - пока не знаю.
- Значит, ты собирался навестить дом посланника? - Нарочито безразличным тоном спросил Ерофей. - Только там ты мог взять вино для старика.
Ваня после неудачной попытки свидеться с Машей про обещание забыл, тем более, в доме посланника никого не было, не мог же он хозяйничать в кабинете Андрея Артамоновича. Он предпочел уйти от ответа, но Ерофей, кажется, догадался, как сложился день соперника.
- Ладно, я понял: вина у старика не было, но потом появилось. Ты намекаешь, что он мог отравиться?
Внезапно Ерофей схватил Ваню за плечо.
- Постой-постой! Я понял, как все было: старик держал часть привезенных денег у себя. Оставшись один, он их... Скажем, пересчитывал. Тут вернулся Демьян, увидел серебро, его обуяла алчность. Фаддей отдал деньги здоровяку, сам взял нож, пошел за Демьяном и зарезал его на лестнице. Фамке это видела, пришлось убить и ее. Затем...
Ваня горько вздохнул, понимая, что эту версию Ерофей будет отстаивать с не меньшим упорством, чем виновность Мишки.
- Да-да, затем он пошел к каналу, выбросил нож, купил вино, вернулся домой и отравился, осознав весь ужас содеянного. Либо его по той же причине хватил удар. Но сначала он выпил вина - напоследок.
Ерофей уловил иронию и насупился.
- Что не так? Уверен, капитан стражи согласится. И Андрей Артамонович тоже.
- Ерофей, ты не понял, что Андрей Артамонович очень хорошо знал нашего писаря? Я удивлялся, что князь послал в Гаагу пожилого и слабого человека, но очевидно, на то имелись основания. Деньги доверили ему - не тебе и не мне. И не одно это странно. Мы благополучно добрались, деньги у посла. Почему бы не рассказать, как Фаддей Петрович тайно их доставил, не повеселить всех нас? Нет, Андрей Артамонович почему-то предпочитает указать на Марию Степановну! Значит, посол с писарем продолжали вести некую игру, суть которой знали лишь они двое.
Вопросы всплывали во множестве, и они не ограничивались собственно серебром. Одно цеплялось за другое и вело к следующей загадке. Князь Головин убедил юного посланника, будто отправляет в Гаагу важное письмо, а Матвеев спокойно передал его писарю и позволил внести в реестр. Зато внезапно появился некий "козырь", могущий не только помочь в переговорах с англичанами, но и вбить клин между ними и французами. Вероятно, то самое "тайное послание", но откуда оно взялось, если больше из Москвы никто не прибыл? Более того, об этом "козыре" ничего не знал даже Сильвестр, мимо которого ни один документ не проходил.
- Фаддей Петрович привез не только серебро, - взволнованно воскликнул Ваня, - у него было еще одно письмо! То самое, за которое через жизни переступят - так Андрей Артамонович сказал.
Он схватил ларец писаря и повертел его в руках.
- Значит, шкатулки с секретом ему китайцы подарили. Так может, это они и есть? Большой ларец - вроде бы для документов, да коробка для перьев? Когда-то в Нерчинске князь, Андрей Артамонович и Фаддей над ними голову ломали.
Он провел руками по всем сторонам короба, нажимая пальцами на каждую завитушку резьбы. Одна из них вдруг поддалась, и сбоку выскочила еще одна часть, небольшая, но внутри тоже обитая тканью. Увы, секретное отделение было пустым. Ерофей тоже осмотрел ларец и разочарованно вздохнул:
- Вот, стало быть, денег тут нет - украли их.
- А вот я думаю, осталось ли серебро? У миссии долгов полно, да банкеты надо давать, резиденцию обслуживать, нас всех содержать. Привез Фаддей деньги, отдал их - еще хватит ли на все нужды? А вот схрон для письма - это вернее. Потому и не раскрыл посол Битюгова, чтобы никто не догадался о тайных шкатулках. Но кто-то за этим письмом охотился и, похоже, нашел. - Ваня впился глазами в лицо Ерофея и замолчал. Они держали ларец с двух сторон, словно перетягивали. Но после слов Вани Смолин оттолкнул от себя короб.
- С ума сошел? На что намекаешь, изверг! Думаешь, я... Предатель?
Ваня разжал губы, внезапно заиндевевшие, как в лютый мороз.
- А почему нет? Продать такую тайну французам - до конца жизни хватит. Они заплатят и за то, чтобы англичане письма не увидели, и за имя агента в Константинополе, где, кстати, недавно ты побывал. Ты пришел раньше, неожиданно застал писаря дома - удачный случай, и ларец здесь. Фамке пришлось убить - она что-то видела. Да еще Демьян неожиданно вернулся. И как раз тебе убить его было проще.
- Да я сам его домой отправил! Он все за девкой увивался, вот я и дал ему возможность с ней наедине остаться - о приболевшем Фаддее я не знал!
Ваня вспомнил, что один из башмаков Фамке лежал под рукой Демьяна. Второй, наверное, остался где-то на чердаке. Допустим, Фамке возилась с бельем, там ее застал Демьян и начал к ней приставать. Девушка вырвалась, зная, что дома Битюгов, побежала к нему. Скорее всего, башмаки она сбросила, чтобы не споткнуться на ступенях. И... Она увидела мертвого писаря и человека, копающегося в его вещах. Мог ли это быть Смолин? Соблазн был велик - раскрыть предателя и убрать с пути соперника.
Но Ваня переборол себя: если выстроить звенья одно за другим и рассмотреть в единой картине, Ерофей не убийца. Во-первых, у него не было московских "чешуек" - им средств еле-еле хватило до Гааги, где они сели на шею миссии. Ваня знал, что серебро от Матвеева получил только один человек. И этот же человек узнал о тайном письме одновременно с ними, хотя был у посла в большом доверии.
Во-вторых, Ерофей не знал, что Битюгов почувствовал себя нехорошо. Если он застал старика дома неожиданно, то откуда вино? Нет, только один человек мог, не обнаружив, как обычно, писаря в резиденции, зайти к ним, прихватив вино в подарок. И он знал все их порядки, знал, кто чем занят. Вряд ли для него чувства Вани к Маше остались тайной, потому юноше накануне намекнули, как можно встретиться с девицей. Намекнули, вероятно, по доброте, а после это оказалось на руку. Зато возвращение Демьяна стало неожиданностью. Значит, убийца сделал вид, что хочет купить молчание слуги, тот унялся, начал торговаться, поддался на какую-то уловку, повернулся и был заколот в спину, а две монетки остались незамеченными. Фамке же, выходит, все время была на кухне или во дворике, а сюда поднялась последней. Ее тоже пришлось убить, а башмачок подсунуть Демьяну...
"Ах, Сильвестр, Сильвестр! Что же ты наделал!"
Ваня посмотрел на взъерошенного Ерофея, готового биться до конца. Ох, и сложно будет все объяснить Матвееву - тот, скорее, поверит в виновность новичков. Но посол - человек разумный, разберется, что у них не было времени так сойтись с французами, чтобы пойти на страшное злодейство.
- Ладно, - буркнул Ваня, протягивая Ерофею руку, - нам надо вместе держаться. Пошли кого-нибудь за стражей, а сам беги к послу. Тяжело будет, но прорвемся!
Ерофей помедлил мгновение, пожал руку соперника и, забыв треуголку, выбежал на улицу.
* Матвеев Андрей Артамонович (1666 - 1728) - постоянный представитель ПетраI в Голландии с 1669 по 1712 г.г.
** Головин Федор Алексеевич - возглавлял дипломатическую службу с 1699 года, один из видных деятелей российской дипломатии конца XVII - начала XVIII веков.
*** Anatomiesaal - анатомический театр, первый из которых открылся в Лейдене (Голландия) в 1598 году
Все вопросы и предложения по работе журнала присылайте Петриенко Павлу.