Горное дело
Журнал "Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
Когда преподаватель горных работ схватился за сердце и рухнул ничком, я гипнотизировал часы над доской, силясь приблизить окончание пары. В кабинете стоял февральский дубак. Ноги мои замёрзли ещё в коридоре, а к сопревшей спине мерзко липла ветровка. Шёл контрольный зачёт. У доски мялся Чиж, оттягивая неизбежную единицу, когда Антон Глебович просто, без экивоков плюхнулся на стопку пыльных плакатов в углу - и там замер. Замерла и группа.
Лет ему, конечно, было уже за пятьдесят, но кто бы мог вообразить, что всё закончится так просто? Ё-моё, - пронеслось у меня. - Вот жил себе человек: муж там, отец, герой соцтруда, пятое-десятое, а потом - фигак! - и дал дуба, сыграл в ящик, окочурился, одним словом.
Насчёт мужа и отца, правда, я вполне мог погорячиться: сколько бы поколений ни прошло сквозь горнила Антона Глебыча, всегда его знали как человека тяжёлого, необщительного и крайне придирчивого - настолько, что по его вине из шараги отчислялись пачками. Такого жука, глядишь, и с работы попёрли бы, если б не протекция директора, в прошлом тоже горняка. Директор, я считаю, ценил в нём твёрдость воли: кто-то ведь должен ставить на место здешних обитателей.
А контингент в училище был весьма и весьма. Редкий семестр проходил без того, чтобы Глебыча не караулили за углом. Пока без особого успеха - больно хорошо он дрался. А в том году накануне экзамена, я слышал, один заочник взял и заварил ему квартирную дверь: основательно так, автогеном. Увы! Глебыч связал шторы с простынями и по ним спустился с третьего этажа как ни в чём не бывало - всё чтобы успеть к дорогим ученикам.
Всего больше любил он выводить их на чистую воду и наказывать разный обман. Если просто не выучишь тему, единица будет вялая, без души. Но попробуй смухлевать - получишь кол, продавленный страниц на десять.
Наш сегодняшний зачёт Антон Глебович едва не пропустил: в этот раз по вине ночной метели. Когда его коренастый силуэт всё-таки вынырнул из темноты цокольного этажа, до конца пары оставалось минут тридцать, и мы торчали хмурые у закрытой двери.
- М-может, п-перенес-сти з-зач?.. - пролепетал наш староста. Волнуясь, он всегда начинал заикаться.
- Ничего подобного, - отмёл Глебыч коллективную надежду, проворачивая ключ.
Кабинет горных работ он никогда не оставлял открытым и пререкался в учительской, если его (кабинет) отдавали другому преподу. Это можно понять: слишком много здесь было уязвимых к вредительству наглядных пособий, а дверь в каморку с личными вещами вовсе не имела замка.
Не то, чтобы наша группа являла собою зло во плоти, но стая шакалов, по выражению физкультурника, тут собралась знатная. Лично я, конечно, ничего портить не стану - это противно моей созидательной натуре. То же относится к старосте, к ботанику Мурашкину... да ко многим это относится. Уверен: даже Брага, мой сосед, не будет в подобном замечен. Это при том, что его старший брат из-за горных работ теперь под Вязьмой портянки сушит. Зато вот Шандыбин или Ярик с компанией - те расстараются за всех остальных.
Запустив группу, Антон Глебович как обычно запер дверь на ключ изнутри, не желая видеть случайных опоздальщиков. Проведя в каморке не больше минуты и успев за это время скинуть пальто и набросить пиджак, он вышел с бумажным стаканчиком и графином воды. После - сел за учительскую парту и долгое время заполнял свою тетрадь. Учебному журналу группы Антон Глебович не доверял.
В кабинете было холодно, и хорошо, что от нас не требовалось раздеваться. Брага время от времени дрожал в коленях, отчего наша парта ходила ходуном. При таких габаритах и неумении бриться, его можно было принять за солидного дядю - но только пока он молчал.
- Зырил третьего терминатора? - спросил Брага. - Скажи, чётко, да?
- Пойдёт, но второй баще, - ответил я, автоматом перейдя на понятный ему язык.
Несмотря на младошкольный диалект, в целом Брага учился лучше меня, особенно в части физики и химии, и уж сегодня наверняка рассчитывал на тройку. (А четвёрка по горным работам была делом исключительным и штучным, и ставилась лишь изредка - заочникам из матёрых горняков.)
Наконец покончив с бюрократией, Антон Глебович выставил прогульщикам "энки" и окинул группу суровым прищуром:
- Ну что, времени мало, а оценки нужны всем.
На мгновение опустив взгляд к тетради, он огласил:
- Андреев к доске, Бражников - готовится.
По кабинету прокатился вздох облегчения: если всё-таки не будет письменного теста (а Глебыч был ярым противником письменных зачётов), то никаких единиц никто сегодня не получит - кроме пары-тройки несчастных из начала списка. И с такой жертвой группа готова была мириться.
Нас с Брагой как второго и третьего по списку, однако, не шибко грела эта мысль. Уж первые трое по-любому успеют ответить, - с горечью думал я. От этой мысли на душе стало так плохо, что меня перестал радовать даже отпечаток ботинка на преподавательской спине, явно упущенный при одевании второпях. - Брага-то, конечно, как-нибудь отмучается: он к Глебычу ходил на все пары. А каждый пропуск - это дополнительный вопрос, на который нельзя не ответить.
У меня их было два.
У Чижа их было с дюжину, и потому к доске он вышел с видом обречённого на смерть.
- Бери мел, изобрази схему капитальной траншеи, - велел Антон Глебович. - Вид сверху и в разрезе.
Чиж взял кусок мела и уставился в зарешёченное окно. Голубые глаза на рябом лице выражали тоску пойманной птицы. В окне был виден кусочек неба - и бетонная стена. Конечно, Чиж не знал ничего, и лишь какая-то глупая надежда заставила его прийти сегодня на пару. Надежда, которая только что умерла.
Глебыч теперь безжалостно заколачивал крышку её гроба:
- Пока рисуешь, можешь дать определение экскаваторной заходке.
Ещё удар:
- И перечислить характеристики бурового шлама.
Последний гвоздик:
- А также основные положения ТБ при буровзрывных работах.
Озвучив задание, Антон Глебович допил стакан, поднялся из-за стола и встал возле края доски, будто всерьёз ожидая от Чижа вразумительного ответа. Тот стоял, пёстрый и бледный, теребил в руках крошащийся мел и, казалось, сейчас потеряет сознание. Было даже странно, что в следующий миг навзничь шлёпнулся не он, а всё-таки сам Глебыч.
В полной тишине прошло секунд десять.
- Не дышит, что ли? - спросил писклявый Шандыбин.
- Что-то не слышу, - испуганно прошептал Чиж от доски.
- Ну чо тогда... - невесело выдохнул Ярик. - Всё тогда, чо...
Вообще, на это казалось бы нерядовое событие группа отреагировала неожиданно вяло. Думаю, у нас просто не нашлось в запасе, что сказать и что сделать. Упал - да и упал. А если перед тем схватился за сердце - ну тут ясно: финиш, абзац, приехали. Да и потом холодина такая, что не охота шевелиться.
- В с-скорую з-звонит к-кто? - задал вопрос староста.
- Труба не ловит, - ответили с дальних парт.
Неудивительно, если вспомнить про решётки и цокольный этаж.
- И дверь закрыта, - добавил Ярик. - Ключ-то где?
На моей памяти (если я вообще запоминал такую мелочь), ключ от кабинета всегда лежал на учительском столе. Может, в этот раз Антон Глебыч сунул его в карман или забыл в каморке? Ну не спёрли же его, в самом деле?
- ...а ты зырил четвёртого "Чужого"? - невпопад спросил Брага.
Я мотнул головой как можно более неопределённо: может и зырил, но в нашей ситуации тема неуместна, разве что из Антона Глебыча начнёт вылупляться ксеноморф.
Однако же странно, что он просто взял и умер от сердца. Может, его всё-таки траванули? - подумал я невсерьёз. - Тот же Мурашкин мог подсыпать чего-то в графин. С первой парты это легко, протяни только руку. И мотив ясен: Глебыч ему обломал бы стипендию. Лучше, если препода заменят - правда, Мурашкин? И ведь сидит такой в дурацком свитере с оленями - типа не при делах.
Чиж, до сих пор тупо стоявший у доски, наконец опомнился. Положив кусок мела, он направился было к своему месту, как вдруг замер возле учительского стола. Спустя секунду умственного напряжения, он склонился над зачётной тетрадью и поставил отметку напротив своей фамилии:
- Я же чё-то ответил? Мне, короче, трояк.
Внезапная мысль потрясла всех настолько, что про Антона Глебыча, словно бы прикорнувшего в уголке, на время забыли.
- Шандыбину четвёрку поставь! - заверещал Шандыбин.
- Какую те четвёрку, слыш! - возмутились сзади.
- Не гоните, э! - скомандовал Ярик. - Тройбаны ставим, а то не поверят!
В одно мгновение целая толпа сгрудились над преподавательским местом. Брага высился среди неё как атомный ледокол над тонким льдом Баренцева моря.
- Я вам двоим тоже поставил, - кивнул он вскоре мне и старосте.
- О'кей... - сказал я, не зная, хорошая ли это новость.
Прошло ещё полминуты.
- Да хватит уже! - крикнул Ярик. - Нам же не поверят, что все сдали!.. Чо, оглох? - теперь уже со злобой рыкнул он на Мурашкина, желавшего в свою очередь приложиться к тетради. - Прикипел к стулу, э!
Подскочив, Ярик схватил Мурашкина за грудки, жутко растягивая вязаную оленью задницу, и рывком приземлил на место.
- Чё творишь-то! - с досады огрызнулся тот.
Ярик в ответ опрокинул на Мурашкина остатки воды из преподавательского графина - и победно удалился на галёрку.
- Н-на-адо с-скорую в-вы... вы... - снова начал староста, заикаясь сильнее, чем когда-либо. - В к-каморке есть т... тел... т-телефон.
- Т-ты г-главный, т-ты и з-звони, - передразнил Шандыбин.
Староста вопрошающе обвёл глазами группу. Направляться к каморке никто не спешил.
- Чо тормозишь! - рявкнул на него Ярик. - Пошли дежурного!
Староста погрузился в свой журнал.
- Б-бурсин, - сказал он наконец. - С-сегодня т-твоя оч... оч...
Я встал и направился к двери в каморку.
Она оказалась маленькой, но полноценной учительской комнатой. До этого случая мне не приходилось видеть её изнутри: Антон Глебыч не посылал сюда дежурных - ни намочить тряпку, ни раздобыть мел. Его же коллегам случалось использовать кабинет слишком редко. Кроме горных работ, мы занимались здесь только элмехом - однажды. Ну и философией - вчера.
К последней, стоит сказать, термин "занимались" применим разве что в самом широком философском ключе. Я там, например, доделывал химию, позади меня рубились в морской бой, Брага клевал носом, кто-то храпел. Но всё лучше, чем слушать ерунду от полоумной тётки, чёрт знает где раздобывшей ксиву учителя. (Вот бы Мурашкин ей чего подмешал. Галоперидол тот же.) Я вообще сомневаюсь, что торсионным полям и астральной энергии должно быть место в профтехучилище. Всякий раз забываю спросить, какого лешего эти прикольные штуки мы проходим на философии, а не на более подходящем, казалось бы, предмете, который тоже, помнится, на "фи".
Вернувшись мыслями в настоящее, я продолжил осматривать комнату. В стороне от двери нашлись раковина и крохотная электрическая плита. У противоположной стены обнаружился письменный стол и старое кресло с деревянными подлокотниками. Его спинка, судя по всему, одновременно служила вешалкой для одежды. На столе, кроме стопки общих тетрадей, были красный кнопочный телефон и свежий календарик с кандидатом Глазьевым.
Я снял трубку и набрал "03", попутно отметив, как колотится сердце. Что надо сказать? Объяснить в подробностях, что случилось? Я с силой выдохнул и поднёс трубку к уху.
Тишина.
Я положил трубку и поднял снова. Всё верно, никаких гудков. И это странно: Глебыч звонил в учительскую почти каждый день. Я присел на корточки и всмотрелся в полумрак под столешницей. Мне хватило пары секунд, чтобы отыскать глазами тонкий двужильный кабель связи. Наконец, проследив его петляния, я разглядел на стене телефонную розетку - и тут мне по-настоящему стало не по себе.
Кабель был грубо выдран. Может быть, его пытались вытащить вместе с вилкой, но очень торопились, а вилка оказалась слишком тугой. Моя шуточная мысль об убийстве внезапно перестала казаться смешной. Если вчера сюда заходил отравитель, он явно хотел убедиться, что помощь сегодня не успеет в срок. Он же, наверяка, забрал и ключи.
Я распрямился и глубоко вдохнул, стараясь утихомирить галопирующий пульс. Возможно, я что-то напутал, и всё не так серьёзно, как я воображаю. Да пускай бы вчера кто-то что-то сыпанул в графин - так, смеха ради. Но зачем тогда портить телефон?
На вчерашней философии я дописывал лабу по химии, и целую пару не поднимался с места. Если припомнить, то в каморку входили дважды: один раз - когда философичка попросила, чтобы ей намочили тряпку. Жаль, я был погружён в расчёт молярной массы и не поднял глаза. Второй раз... помню: это был Чиж. Вошёл и вышел на перемене, когда наша эзотеричка отвлеклась на разговор, кажется, с Шандыбиным. Так это сговор? Чиж, Шандыбин... Мне вспомнился графин, опрокинутый на Мурашкина. Может, Ярик с ними заодно - и хотел избавиться от остатков яда?
Как бы там ни было, отравитель не мог знать заранее, что пара философии пройдёт здесь - нам сообщили об этом минут за десять до конца лабы. Значит, разрабатывать план пришлось второпях. Из лабораторной всегда тащат, что плохо лежит, но быстро найти нужную отраву в захламлённых шкафах точно не под силу Чижу или Ярику. Шандыбин?..
Внезано услышав непонятный шум, я вернулся в кабинет. Над преподавателем склонился Чиж - и с выражением неподдельного ужаса пытался вытереть с его спины отпечаток подошвы. Пока безуспешно.
- Ты бы, осёл, хоть ботинки другие надел, - сказал Ярик.
Я мысленно чертыхнулся. Моя стройная вроде бы схема рушилась на глазах. Чиж и правда был в каморке - но лишь для того, чтобы оставить отпечаток на пиджаке Антона Глебыча. Было это его идеей или Шандыбина? Да какая разница! (Я сделал пару шагов в направлении своей парты.) Но кто тогда оборвал телефон?
В недоумении я остановился возле преподавательского стола. Тетрадь Антона Глебыча была раскрыта на странице нашей группы. Андреев, Бражников, Бурсин... - так начинался список. У каждого из нас троих было отмечено по два пропуска и в конце - фальшивая итоговая тройка. Андреев, Бражников... - прочитал я опять, и внутри меня шевельнулось нехорошее чувство. Если сегодня дежурю я, то вчера на философии дежурным был Брага. Значит, именно он ходил мочить тряпку. Значит, он без всяких проблем мог бы... но зачем?
Ответ пришёл сразу.
Интересно, - подумал я, - как его брату служится там, под Вязьмой?
Я посмотрел на Брагу, и в этот раз он показался мне сущим доктором Зло, жестоким, двуличным и хитрым. И всё-таки (я снова сделал глубокий вдох) какой дурак, свершив страшную месть, побежал бы ставить себе оценку?..
А кроме этого, что-то ещё из увиденного в тетради никак не давало мне покоя. Я склонился над ней - и перечитал первые три строчки:
1. Андреев: два пропуска, тройка.
2. Бражников: два пропуска, тройка.
3. Бурсин: два пропуска, тройка.
И вдруг я понял, что здесь не так.
Какого фига, - подумал я, - то есть, какого хрена у Чижа столько же пропусков, сколько у меня и у Браги? Со своими двумя "энками" я, ладно, соглашусь. Но чтобы Глебыч уравнял Чижа и Брагу? Да ведь это никакая не зачётная тетрадь!
И тут ко мне постучалась догадка - невероятная и столь же простая. Если допустить на секунду, что эта тетрадь - лишь наживка, блесна, лишь способ вывести нас на чистую воду... тогда за этим стоит один хитрый рыбак, у доски разыгравший спектакль, в который мы без сомнений поверили!
- Зырил "Пилу"? - прошептал я, вернувшись за парту. И кивнул на лежащего.
Брага задумался.
Чиж всё пытался избавиться от, как он считал, страшной улики против себя - следа на пиджаке Антона Глебыча. Кто-то распахнул окно. Тонкие жёлтые шторы надулись, как паруса.
- Похоже, будто он сам так обтёрся? - плачущим голосом спросил Чиж.
- Похоже, будто его загасили с ноги, - заверил Шандыбин.
Карниз со шторами брякнулся об пол.
- А7. Потопил? - донеслось сзади.
Мне вдруг стало смешно. И от понимания того, как это было бы ненормально - засмеяться в обществе преподавателя горных работ, лежащего под схемой шарошечного долота, становилось только смешнее.
Когда я размышлял, не будет ли лучше схватить тетрадь и выбросить в окно, раздался звонок с пары. Антон Глебович поднялся и с неодобрением посмотрел на Чижа и свой изгвазданный пиджак.
- Всем жуликам единицы, - сказал он, глядя в тетрадь с нашими самостоятельно выставленными тройками. - И всем к директору. Кроме... (он провёл пальцем по списку) господина Мурашкина.
- Ну, Мурашкин... - прошипели сзади.
Глебыч достал ключ из нагрудного кармана и отпер двери. Тихо поругиваясь, стали расходиться.
Я шёл по коридору и прикидывал, смогу ли в крайнем случае перевестись куда-нибудь ещё.
- Зыпай: Матрица! - сказал Брага.
Я посмотрел в угол, где кусочки облупившейся краски зависли над полом, пойманные невидимой паутиной.
Все вопросы и предложения по работе журнала присылайте Петриенко Павлу.