Зета: другие произведения.

Тайна скифской жрицы

Журнал "Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]

   ТАЙНА СКИФСКОЙ ЖРИЦЫ
  
  
   Часть 1.
   Таганрог. 1875 год.
   Знойное августовское солнце палило нещадно. Улицы города опустели, за закрытыми ставнями жители искали прохлады или хотя бы избавления от жарких лучей. Собаки и коты попрятались, лошадей вывели в тенистые рощи, и Таганрог стал похож на таинственный город из сказки, погруженный в дрему. Не было слышно цоканья копыт по мостовым, не скрипели ворота колодцев, только жужжание мух нарушало тишину.
   На окраине, сколько хватало глаза, расстилались фруктовые сады, а за ними, до самого горизонта - холмы. У моря, как вытащенные на берег большие рыбы, лежали шаланды - рыбаки выходили в ночь или на рассвете, а сейчас ни один парус не мелькал в бухте, и Азовское море, покрытое от жары зеленой ряской, напоминало ковер. Мастерицы по какой-то причине приготовили основу, а потом перестали ткать, и узоры так и не появились на полотне. Тихо было в садах и огородах, только кое-где журчала вода, любовно подведенная к стройным рядам деревьев, да птицы нашли приют от жары в густой зелени яблонь, груш и уже отдавших свой урожай абрикосах. Ничего не привлекло бы взгляд местного жителя - обычная картина для этого времени, если бы не ее не нарушал странный пейзаж на окраине города. Огромный тент, натянутый на кольях, защищал землю от солнца. Участок выглядел так, как будто солдаты готовили здесь редут: холмики разрытой земли между канавами, а под тентом стоял сбитые на скорую руку стол и лавка, вокруг были разбросаны разные предметы, назначение которых трудно было бы понять простому провинциалу. Но два человека легко двигались среди этого хаоса - настолько привычной и понятной для них представала обстановка. Казалось, только эти двое были бодры и не замечали жары, хотя рубашки их промокли от пота, и он застилал им глаза, стекая по лицу.
   Они сидели прямо на земле возле овражка, который завершался ямой, уходящий на несколько метров в глубину.
   - Поверить не могу, Антон Иванович! - в который раз горячо повторил тот, что был моложе - лет двадцати с небольшим.
   Его руки с длинными тонкими пальцами осторожно пересыпали землю, будто благодарили ее за щедрый дар.
   - Сам не верю, Базиль, - протирая очки, пробормотал его старший товарищ, - столько лет поисков, столько трудов...
   Не в силах сдержать чувства, он прижал ладонь к глазам и всхлипнул.
   - Вы - герой! - Базиль вскочил и забегал вокруг раскопа, - Теперь вы прославитесь, ваше имя навсегда...!
   - Ну, будет, будет, Базиль! - отмахнулся Антон Иванович от грозящего ему панегирика, - Разве в этом дело? Ты понимаешь? Мы не так много знаем о скифских племенах, а наша находка... Она открывает новые возможности для исследований, изучения. Конечно, попадались золотые предметы и раньше, но ты же знаешь, как варварски снимались слои - сносилось все. Найти нетронутое погребение... А сколько их еще может быть в этих местах!
   - Конечно, я понимаю! Такое богатое захоронение да еще женское. Кто она? Быть может, сама царица скифов! Представляете, Антон Иванович, вдруг мы с вами нашли могилу царицы?
   Антон Иванович улыбнулся пылкости своего еще недавно ученика, а ныне коллеги. И сам помолодел - словно часть юного задора Базиля передалась ему.
   - Что ж, все возможно. Но... Надо изучить находки, избегая огульных заявлений. Не стану ничего утверждать, друг мой, но на первый взгляд, наша барышня все-таки не царица, хотя, безусловно, особа высокопоставленная. Вероятно, жрица.
   Базиль спрыгнул в яму и аккуратно прошел вокруг откопанного захоронения. Все предметы они с Антоном Ивановичем уже извлекли, потратив на это несколько дней. Даже спали рядом с раскопом. Но очищенный от земли скелет еще оставался там - Антон Иванович боялся, что он рассыплется в руках. Сейчас Базиль внимательно рассматривал пустые глазницы черепа и остатки волос на черепе.
   - Жрица... Да, возможно. Поза умершей традиционна для мужских скифских погребений. Как вы думаете, Антон Иванович, она была красива?
   - Глаза ее сравнить с небесною звездою
   И пурпур нежных уст с кораллом - не дерзну,
   Со снегом грудь ее не спорит белизною
   И с золотом сравнить нельзя кудрей волну...* (1) - нагнувшись над раскопом, процитировал Антон Иванович, - Я уверен, что наша дама была прекрасна, иначе и быть не может.
   Базиль был так увлечен, что не заметил усмешки в голосе учителя, впрочем, усмешка была доброй.
   - Но сейчас нам надо решить, что делать, когда сообщить о находке. Это важно. Договор с городским Советом заканчивается на днях, надо успеть оформить документы и соблюсти юридическую процедуру. Не забудь - мы в частном владении.
   Но Базиля не интересовала скучная обыденность, он пожал плечами.
   - Полагаю, господина Меркулова мало интересуют археологические изыскания. Для него куда важнее, что Городской Совет после нашего отъезда продаст ему еще земли ниже номинальной стоимости. Вряд ли для такого прожженного дельца, как наш хозяин, важно это погребение. Уверяю вас, он уже дни считает, когда сможет наконец-то использовать этот участок.
   - Ты прав лишь отчасти. Меркулов вряд ли оценит исторический смысл нашей находки. Но ее фактическую стоимость подсчитает до полушки. - Антон Иванович обвел рукой сложенные на парусине предметы, - Драгоценные металлы, друг мой, золото и серебро на вес. Таков ход мысли большинства людей.
   - Да, и Меркулов согласился отдать нам участок для раскопок вовсе не из любви к науке, - печально кивнул Базиль, но тут же встряхнулся, - Антон Иванович, я должен все зарисовать.
   - Прости, это я от радости так растерялся. Сядь под навесом, и делай зарисовки. А скелетом займемся потом. В конце концов, его можно будет накрыть на время парусиной, если дожди грянут. Сейчас главное - все зафиксировать и организовать перевозку в Москву.
   Перекусив на быструю руку, археологи принялись за дело.
   Все предметы, извлеченные из древнего погребения, очищались сразу насколько возможно, и Антон Иванович давно понял, что напал на сенсацию. Уже первые пробы показали, что в могиле находится множество золотых и серебряных предметов. Раскопки на юге Российской империи носили до сих пор частный характер, часто - просто случайный. И теперь профессор Московского университета мог рассчитывать на то, что научные археологические экспедиции в этот богатый древней историей край станут регулярными и системными.
   Базиль зарисовывал в альбом находки и прилагал к ним подробное описание. У выпускника исторического факультета сердце рвалось из груди от счастья - его первый полевой сезон, и сразу такой успех! Да он баловень судьбы!
   Рисунки были хороши - Антон Иванович неоднократно хвалил ученика и в шутку отмечал, что тот зарыл талант живописца в землю в самом прямом смысле. Эти рисунки были важной частью работы, поскольку в экспедицию профессор вложил свои средства, и денег на дагерротип не хватило. Конечно, в Москве можно будет сделать снимки, но в данный момент времени альбом Базиля просто бесценен.
   С наступлением вечера оживилась и жизнь в городе и окрестностях. С моря потянул прохладный ветерок, в садах слышались голоса и смех, звякала посуда, тянуло едким дымком от самоваров и запахом свежей сдобы.
   Археологи оставили дела и тоже предались вечернему отдыху. Базиль зажег керосиновые лампы и накрыл на стол. Еду им приносили из ближайшего трактира. Антон Иванович сделал чай. Жизнь на открытом воздухе и простая пища не стала для археологов тяжким испытанием, но слабость к долгим чаепитиям с непременными беседами и учеными дискуссиями оказалась неистребимой у столичных гостей. И обычно кто-нибудь из местных жителей составлял им компанию, хотя не столько научные открытия интересовали таганрожцев, сколько не совсем понятные занятия, которые большая часть обывателей оценивала как барское чудачество.
   После ужина Базиль что-то черкал в альбоме, а Антон Иванович проверял свои записи, хотя глаза уже болели. Но он не мог остановиться, продолжая сверять реестр находок, время от времени повторяя вслух:
   - Женский головной убор из золота, предположительно, культовый... Женское ожерелье из золота в виде капель и листьев, предмет, предположительно культового назначения из золота, холодное оружие - предназначение необходимо уточнить.
   Антон Иванович подошел к ящику с находками и достал странный предмет. Небольшой, меньше локтя в длину меч. Не кинжал, а именно маленький меч в ножнах. Его не успели как следует очистить, Антон Иванович боялся в полевых условиях повредить находку.
   - Из-за сего предмета вы предположили, что дама - жрица? - Базиль очень хотел помочь учителю, но он вынужден был признать, что знаний и опыта ему не хватает.
   - Отчасти. Понимаешь ли, Геродот пишет о том, что у скифов жрецами были... Нечто среднее между женщинами и мужчинами.
   - Да, вероятно, евнухи.
   - И они проводили ритуалы перед военными походами. Такой странный меч, скорее всего, и был ритуальным. Например, что-то вроде благословления воинов. Но скелет совершенно точно принадлежит женщине... И при ней - такое оружие. Мне не хочется спешить с выводами, но вполне возможно, что Геродот был несколько... неточен, и женщины-жрицы у скифов все же были. Потому в могилу и положили помимо всех украшений и посуды ритуальный нож в ножнах. Но дело в том, друг мой, что до сих пор было очень мало находок, и никакого системного поиска не велось.
   - Ничего подобного не находили? - обрадовался Базиль. Он наклонился над столом, куда профессор осторожно положил непонятную находку, и внимательно рассматривал все детали. Ножны были изрядно повреждены временем, но на рукоятке можно было заметить какие-то узоры.
   - Вечер добрый, господа, - из темноты раздался громовой бас, от которого археологи вздрогнули.
   - Ох, прощения просим - не хотел вас напугать, - нагнувшись, под тент шагнул мужчина лет пятидесяти, такой огромный, что на площадке сразу стало тесно.
   - И вам добрый вечер, Степан Прокопьевич, - вежливо ответил Антон Иванович.
   Базиль чуть наклонил голову и что-то буркнул, так что профессор понял - поддерживать беседу с хозяином земли, на которой шли археологические изыскания, придется ему одному.
   - Милости просим к нашему, так сказать, пиру, - Антон Иванович обвел взглядом их бивуак, будто извиняясь за беспорядок.
   - Благодарствуйте, сударь, но я вас посетил по долгу хозяина. Дочка нынче вернулась домой из обучения, все спрашивала про вас. Велела мне пригласить на обед. Прямо-таки ножкой на отца топнула - мол, плохо забочусь о гостях.
   - О, э-э-э, передайте нашу благодарность... Простите, не имею чести знать имени...
   - Дарьей нарекли, - улыбнулся в окладистую бороду Степан Прокопьевич Меркулов, и в его глазах засветилась гордость.
   - Да-да, передайте нашу благодарность Дарье Степановне, но у нас очень много дел, а времени, сами знаете...
   - Что ж, господа, как вам угодно будет, - Меркулов развел руками, - но, может, изволите чего? Так я со всей душой...
   - Мы тут с Базилем, право, одичали немного, хотя старина Жан-Жак нас одобрил бы. Мыться в ручье, конечно, приятно и полезно, без сомнения, но от бани мы бы, пожалуй, не отказались.
   - Мнение вашего друга... Как бишь его там, уважения достойно, но баньку я велю растопить, как вы скажете, - Меркулов как будто обрадовался, что может оказать гостям любезность.
   - Завтра, как ты думаешь, Базиль?
   Молодой археолог, который продолжал изучать странную находку, рассеянно кивнул.
   - Ну, так все вам устрою. - машинально Меркулов взял альбом Базиля и перевернул его, - Ишь ты, красота-то какая! - он даже присвистнул.
   Базиль вскочил со скамьи, и даже при слабом свете лампы видно было, как он покраснел.
   - Не смейте! - он протянул руку, требуя вернуть альбом, но Степан Прокопьевич сделал вид, что не заметил возмущения молодого человека.
   - Экая, можно сказать, у вас, сударь, работа... тонкая, - он и не думал скрывать насмешку, рассматривая рисунок.
   - Позвольте, что там такое? - Антон Иванович, ничего не понимая, подошел к Меркулову.
   Тот протянул ему альбом Базиля. На открытой странице изображена была девушка, прозрачная и свободная одежда которой не скрывала практически ничего из ее изящной фигуры. Темные волосы падали почти до самой земли. На девушке были надеты те украшения, которые археологи извлекли из гробницы: и золотая шапочка, и ожерелья с браслетами, серьги, застежка от пояса. А в руках она держала посох с той самой верхушкой, которую Базиль только что внимательно рассматривал.
   - М-да-а-а, - протянул Антон Иванович, - это... впечатляет.
   - Ах, оставьте! - буркнул Базиль и обиженно отвернулся.
   - Стало быть, девы вашему ученику видятся! А я-то, мужик темный, думал, что эта ваша "архелогия" - скучное дело! - рассмеялся Меркулов.
   - Это, знаете ли, такой образ. Вот нашли мы могилу барышни, коей будет более двух тысяч лет. А Базиль изобразил, какой она могла бы быть при жизни.
   - Две тыщи лет! Старовата будет для вас, Василий Андреевич! - Несмотря на то, что Меркулов назвал младшего из археологов по имени-отчеству, понятно было, что держит того за сущего младенца, - И по правде сказать, личико сей барышни что-то мне кажется знакомым...
   Плечи Базиля одеревенели, а Антон Иванович откашливался и протирал платком стекла очков.
   - Нет... Не вспомню, - покачал головой Степан Прокопьевич.
   Базиль не смог скрыть облегченного вздоха, а его учитель, вернув очки на переносицу, осторожно взял из рук Меркулова альбом.
   - Это что-то вроде сна, некий идеал, который облекается в форму, стремясь ворваться в этот мир, пытаясь изменить его, - постарался объяснить профессор.
   - А-а-а, навроде морока? - наморщил лоб Меркулов.
   - Д-д-да, можно и так сказать.
   Степан Прокопьевич еще раз взглянул на рисунок.
   - А хорош морок, ничего не скажешь. Ведьма, что ль?
   - Изображение жрицы скифского народа. Жрица - это... Да, пожалуй, что и ведьмой могла быть.
   - А украшена богато, - констатировал Меркулов, - что за народец это был?
   Глаза Антона Ивановича загорелись огнем, отдающим фанатизмом: хозяин земли затронул тему, на которую профессор мог говорить часами. Он поведал Меркулову, что о скифских племенах мало, что известно, что только недавно стали приоткрываться завесы скрытых веками тайн. Степан Прокопьевич слушал не без интереса, то поглаживал свою бороду, то усмехался, но без недоверия, а даже как-то по-детски.
   - Так что до сих пор мы вынуждены были ссылаться на Геродота, и теперь у нас есть возможность узнать о скифах больше. Например, он пишет, что воин, убивший своего первого врага, должен быть испить из золотой чаши его крови. Своего рода посвящение, магический ритуал... Прав ли Геродот, или аккуратно записал чью-то выдумку? Ах, сколько всего предстоит выяснить! Наши находки бесценны для исторической науки!
   Закончив свою вдохновенную речь, Антон Иванович сорвал очки и принялся яростно протирать их. Меркулов хлопнул себя руками по коленям и поднялся с лавки.
   - Ну да ладно, господа хорошие, не стану вас боле утомлять. До завтрева, и про баньку не забуду.
   После его ухода археологи некоторое время молчали. Базиль прибрал альбом в свой саквояж, аккуратно вернул в ящик находку, для которой профессор еще не нашел названия.
   Антон Иванович откашливался, зачем-то протирал стол, но наконец не выдержал.
   - Друг мой, я не хочу навязывать тебе своего мнения... Но позволь мне, как твоему учителю, как человеку, намного старше тебя...
   - Антон Иванович! - голос Базиля сорвался на фальцет.
   - Нет-нет, это не упрек, а, если хочешь, предупреждение...
   Молодой археолог вздохнул и присел на скамью.
   - Пойми, мы здесь чужаки, хотя нас и приняли тепло, но настраивать против здешнее общество неразумно. Особенно теперь, когда стало ясно, что раскопки надо продолжать на будущий год...
   - Я все понимаю, Антон Иванович. Вы правы - это идеал, и только. Не беспокойтесь, я бы не хотел навредить такому прекрасному созданию.
   Базиль отвернулся от профессора. Тот почел за лучшее прекратить разговор, легонько потрепал юного коллегу и друга по плечу.
   - Давай-ка на боковую, завтра много работы. Но вечером, после меркуловской баньки предлагаю отметить наш успех и испить чашу победителя. Поскольку тебе, как я мог заметить, не слишком приятен наш хозяин, предлагаю вкусить от даров какой-нибудь здешней ресторации.
   Настроение Базиля скакнуло вверх, он заулыбался, радостно согласившись предаться заслуженному отдыху. И улыбался даже во сне, когда под песни цикад, под рассыпанными на небе яркими звездами он видел прекрасную деву, танцующую какой-то загадочный, но весьма соблазнительный танец.
   После завтрака Антон Иванович решил упаковать ящики с находками и закрыть их, чтобы вечером нанять повозку и отвезти их в здание городского совета. Археологи увлеклись и не заметили, что за ними некоторое время кто-то наблюдает из раскопа. Пока Базиль не вспомнил, что забыл небольшую лопату в яме и не пошел туда за ней.
   - Бежим, а не то получим! - раздался отчаянный крик, потом шальной свист, и из-под ног Базиля, как две вспугнутые птицы, вырвались мальчишки. Один из них - чуть постарше - промчался мимо растерявшегося Антона Ивановича и исчез за ближайшим холмом. Второй же замешкался и был пойман ловким Базилем, который старался не причинить парнишке боль.
   - Ты кто таков, а? - давясь от смеха, с нарочитой суровостью спросил молодой археолог.
   Белобрысый отрок шмыгал носом и молчал.
   - Ладно, пойдем-ка, сюда, - захваченного в плен отвели под тент и усадили на лавку.
   - А у меня есть лакричные леденцы, - притворно равнодушным голосом сказал Базиль, - любишь такие?
   Парнишка подумал, подняв глаза к небу, и согласился принять дар.
   - Как тебя звать-величать? - спросил Антон Иванович, отвлекшись от своих ящиков.
   - Сергей Степанович Меркулов, - важно ответил новый знакомец, и осмотрелся вокруг уже совершенно спокойно.
   - А, стало быть, ты сынок нашего доброго хозяина?
   - Ага, здеся наша земля, - парень приосанился, причмокивая леденцом, - и мы ничего не сделали плохого!
   - А что же твой друг тогда сбежал?
   - Бориска - он такой... трусоватый.
   - А ты, значит, смелый?
   - Ага. - Сергей помолчал и добавил, - Бориска иттить не хотел, да я его уговорил.
   - Тебе интересно, чем мы занимаемся? - подошел Антон Иванович.
   - Не-а... Не очень, - Сергей шмыгнул носом и огляделся вокруг, - живете вы бедно, словно цыгане, а сестрица сказывала - господа.
   - Не похожи? - всплеснул руками профессор.
   - Не-а, господа - они важные, в каретах разъезжают, а вы землю копаете. Ну, и не цыгане, значит. Табор тут неподалеку есть, так они ничего такого не делают.
   - А в земле иной раз много интересного можно найти, - назидательно сказал Базиль, - смотри, сколько всего. И все это надо будет изучить.
   Молодой археолог обвел рукой ящики.
   - Ясно, - пожал плечами сорванец, - а мне не нравится в земле копаться.
   - А как же ваши знаменитые меркуловские сады? - улыбнулся Базиль, - Ты же наследник, так тебе ими и заниматься.
   - Ага. Батюшка то ж мне говорит. Все заставляет это... изучать деревья всякие...
   - А ты, стало быть, не интересуешься?
   - Не-а. Вырасту - ни за что не стану заниматься садами. А уж такой грязной работой, как вы - и вовсе. А сестрице вот интересно. Она жалеет, что только сейчас вернулась домой.
   - У меня тоже есть старшая сестра, - тепло улыбнулся Базиль, - все несмышленышем меня считает.
   - Не, Дашутка добрая, - у Сергея хитро блеснули глазки, - она меня шибко любит, от батюшки защищает.
   - Вон оно как, - кивнул Базиль, - Ну, прости нас, друг любезный, а надо бы нам собираться. А ты леденцы забирай.
   Серега кивнул, сгреб пакетик в кулак и важно пошел в сторону дома. Из-за деревьев в стороне выглянула голова второго мальчишки, и вскоре друзья, о чем-то споря, исчезли в глубине меркуловского сада.
   Вечером все было готово вещи собраны.
   - Нельзя оставлять ящики без присмотра, помнишь, парнишка про цыган говорил? Я готов остаться без своего несессера и рубашек, но находки мне дороже жизни, - профессор погладил верхний из двух больших ящиков, помеченных красной краской.
   - Поздно уже, здание Городского Совета, верно, уже заперто, - да и повозку в этакое время трудно найти. Не успели мы до захода, - огорчился Базиль.
   Его учитель помолчал, а потом улыбнулся:
   - Ничего страшного, я кое-что придумал...
   Выслушав профессора, Базиль запротестовал, но вскоре внял доводам Антона Ивановича и согласился, что для сохранности сокровищ так будет лучше всего...
   Перед тем, как покинуть лагерь, Антон Иванович огляделся и тихо произнес:
   - А знаешь, Базиль, я буду скучать... И ждать следующей весны.
   Базиль почувствовал, как у него защемило сердце - почему бы вдруг? Но ему стало грустно и беспокойно, как будто эта бескрайняя степь с курганами и скрытыми в них тайнами прошедших времен не хотела отпускать его от себя никуда.
   * * *
  
   Спустя месяц.
   В главном помещении городского суда яблоку негде было упасть. Горожанки, стараясь не ударить лицом в грязь, скупили все шляпки в салоне мадам Христопуло, не спрашивая, какими путями парижский шик попал в Таганрог. Экзотические ароматы духов смешивались с куда более привычными запахами канцелярской пыли и мастики, которой старательно натерли полы в зале заседаний.
   Все обсуждали загадочное дело, по которому сегодня должны были вынести вердикт. Особый интерес вызывали показания свидетелей, и то, что люди-то все были свои, нисколько не снимало налета тайны.
   Нудным голосом секретарь долго зачитывал обстоятельства происшествия, хотя каждый житель мог бы поведать их любому желающему, буде таковые появились. Суть же их сводилась к следующему.
   В последних числах августа из города самым необъяснимым образом исчезли московские археологи: профессор Антон Иванович Никитин и его ассистент Василий Андреевич Вербицкий. Последними, кто их видел, были работники и посетители небольшого греческого ресторанчика, где заезжие гости плотно отобедали, сидели долго, немало выпили, но пьяны не были, оставили щедрые чаевые и покинули заведение незадолго до полуночи - веселые, живые и совершенно здоровые. Спускаясь по улочке в сторону своего лагеря, они распевали "Живет моя отрада в высоком терему" - их удаляющиеся голоса слышала пара припозднившихся прохожих. Но до бивуака они так и не добрались. Они вообще никуда не добрались, просто испарились, растаяли в южной ночи. Полицмейстер поднял на ноги всех, кого мог, призвал на помощь жителей, которые вывели шаланды в море и обыскали всю бухту, лиманы, но все напрасно - поиски не дали никаких результатов.
   И вот сейчас судья должен был еще раз допросить свидетелей, показания которых были многократно запротоколированы, изучены и обсуждены всеми лицами, занимающимися странным делом.
   Первым на место свидетеля вышел Степан Прокопьевич Меркулов. Говорил он спокойно, медленно, как будто каждое слово проверял на вес. Один из самых уважаемых жителей города был серьезен, и его слушали с должным почтением, понимая, что такой человек зря болтать не станет.
   - Итак, когда вы последний раз видели господина Никитина и господина Вербицкого?
   - Тридцатого августа сего года. Вечером, часов десять, пожалуй, было.
   - Где вы с ними встретились?
   - У ворот моей усадьбы. Господа археологи изволили посетить мою баньку. Мы об этом сговорились заране. Я велел баню растопить, все проверил, чтобы, значит, гости были всем довольны, а сам стал на рыбалку собираться, снасти готовил.
   Многие закивали: Степан Меркулов известен был как страстный рыбак, особенно любил летом в ночь выходить.
   - Я уж собрался идти, а тут как раз и господа попарились и тоже к воротам подошли. Мы немного побалакали: они спросили, где можно поесть хорошо, я им назвал ресторацию Андриади, то да се, дочка вышла меня проводить, сынишка тут же...
   - Хорошо, господин Меркулов, мы барышню в свое время спросим. И что же было дальше?
   - Дальше? А, только мы собрались расходиться, как вдруг появилась эта... Баба. Цыганка, то есть. Стала просить подаяние.
   - Простите, господин Меркулов, стала просить подаяние у кого? У вас?
   Меркулов усмехнулся в бороду.
   - Ну, нет! Я-то эту шантрапу знаю. И они меня - тоже. Каждый год таборы вокруг города крутятся, так разговор у меня с ними короткий. Она - цыганка та - вокруг гостей вилась.
   - И о чем они меж собой говорили, вы слышали?
   Меркулов потер широкой ладонью затылок.
   - Дык... слышал маленько. Денег просила, а господа археологи не подали ей. Потом она, вроде, гадать им собралась. Старший, господин Никитин, он будто осерчал. Что-то говорил про... Ох, Антон Иванович, он мастер-то на умные слова... Но от гадания они отказались. И тогда цыганка принялась их честить, говорит, мол, не будет вам удачи, проклинала, стало быть. Да я особо и не прислушивался - работник мой как раз прикормку поднес, так мы с ним и выдвинулись в сторону моря. Я только и крикнул господам археологам, чтобы гнали эту ведьму в шею и не церемонились.
   - Благодарю вас, Степан Прокопьевич, все должным образом оформлено. Ваша помощь в этом печальном деле была весьма значима.
   - Что ж, это мой долг, - крякнув, Меркулов, сошел со свидетельского места и медленно направился к скамье в первом ряду, где урядники держали свободные места.
   Секретарь, взмахнув листами, звонко выкрикнул:
   - Вызывается Дарья Степановна Меркулова!
   Зрители зашептались, вытягивая шею. Девица, только что вышедшая в свет, сама по себе вызывает интерес. А тут еще ее, пусть и не слишком большое, участие в загадочном исчезновении археологов.
   К свидетельскому месту, скромно опустив глаза, прошла довольно милая барышня со вздернутым носиком и светлыми локонами, уложенными по последней моде.
   Голос судьи, закаленный долгими годами служения Фемиде, стал по-отечески мягок и негромок.
   - Вам, барышня, удобно ли? Не изволите ли водички испить?
   Дочь Меркулова покачала головой, вздохнула и повернула голову к отцу. Тот успокаивающе кивнул, и Даша уже смелее перевела взгляд на судью.
   - Дарья Степановна, прошу вас рассказать о событиях вечера прошедшего августа, тридцатого числа. Вы хорошо помните, что тогда произошло?
   - Да. Я никогда не забуду этого вечера, - девушка поежилась, как от холода, хотя в зале было душно, несмотря на открытые окна.
   - Ну-ну, не волнуйтесь так, сударыня, - судья поправил пенсне, - расскажите все по порядку.
   - Я тогда только приехала домой из пансиона мадам Морен - это в Киеве. Мне было так интересно, что на земле батюшки, оказывается, идут археологические раскопки, и я хотела познакомиться с гостями. Мой братец в тот день сказал, что они собираются уезжать, вещи складывают... А вечером они были в нашей бане. И я... То есть, мы с Анютой решили взглянуть на них хоть одним глазком.
   - Анюта - это ваша служанка?
   - Это моя горничная! - барышня вскинула брови, и стало ясно, что за нежной внешностью таится не самый простой характер, - А господа археологи как раз выходили из ворот. Батюшка представил меня, мы немного поговорили... Ничего особенного, всего лишь несколько минут. Батюшка отошел в сторону - он на рыбалку собирался, я стояла в воротах, прощаясь с гостями, и тут... - Даша прижала руку к горлу немного театральным жестом, - Тут появилась эта ужасная женщина, цыганка.
   - Она выглядела как-то особенно?
   - Н-н-нет, обычно, как выглядят цыганки. Старая, на голове платок. Курила трубку... Такой противный табак. Сначала она просила денег, потом предложила погадать. Но Антон Иванович - так его зовут... звали - он ответил, что это предрассудки, что в это верят только непросвещенные люди. А тот, что моложе - Василий Андреевич - смеялся и добавил, что они и без ее гаданий знают свое будущее. Тогда она... Простите... - девушка сжала руки, на голубые глаза ее набежали слезы. Заново переживая тот вечер, она раскраснелась и казалась принцессой, заблудившейся в лесу, когда сказка подходит к кульминации.
   Зал заволновался, дамы доставали платочки, журналисты строчили карандашами в блокнотах, стараясь передать накаленную атмосферу и обаяние юной барышни, ставшей свидетельницей чего-то таинственного.
   - Эта цыганка, она сказала, что господ постигнет кара, потому что древняя жрица их прокляла. Древняя жрица, чью могилу они осквернили, не простит их и заберет с собой в ад! Ах, мне стало так страшно!
   - А что цыганке ответили господа археологи?
   - Они... Ничего не ответили. Пожали плечами да пошли себе...
   - А цыганка?
   - О, я хотела ее задобрить, дать ей немного денег, хотя и знаю, что батюшка этого не любит. Но пока Аннушка искала мелочь в карманах, старуха исчезла. Было уже темно, и я не видела, куда она пошла. Мы вернулись в дом, и потом я всю ночь не могла заснуть.
   - Ну что вы, Дарья Степановна! Обычные бредни старой бродяжки! В наш просвещенный век верить в проклятия и древних жриц...
   - Но ведь жрица действительно есть! - негромко, но четко произнесла девушка, - Я сама видела ее могилу!
   - Кх-м, вы говорите о захоронении, которое нашли господа Никитин и Вербицкий? Откуда взялись эти разговоры про жрицу? - судья промокнул лоб платком, - Ах, да - письмо господина Вербицкого... - уважаемый в городе чиновник про себя недобрым словом помянул собственную слабость и болтливость своей супруги, которая пересказывала содержание найденного документа всем желающим, а алчущими сведений был, почитай, весь город.
   Судья поблагодарил барышню Меркулову, которая скромно присела рядом с отцом. Следующие свидетели: горничная Анна Потапова и работник Меркулова лишь подтвердили показания своих хозяев и не вызвали большого интереса.
   Затем показания дал полицмейстер, который подробно перечислил, какие меры по розыску пропавших были предприняты, как полицейские под его руководством обыскали цыганские таборы, сколько старух-цыганок было задержано. И как все, причастные к этому делу, пытались опознать гадалку, проклявшую археологов, да не смогли этого сделать - все цыганки казались им на одно лицо, а сами старухи отрицали свое присутствие на месте происшествия. Полицмейстер признал, что старуха, скорее всего, попалась в сети, но смогла ускользнуть, поскольку цыганок пришлось в конце концов отпустить.
   После перерыва в заседании были предъявлены все вещественные доказательства, которые смогла собрать полиция. Это были личные вещи Антона Ивановича и Базиля, инструменты для раскопок, книги и тетради, а также ящики, упакованные для отправки в Москву. После внимательного изучения, ничего ценного в этих ящиках не оказалось: черепки, обрывки кожи и тканей. К ним были приложены записки: частью чего, по мнению Антона Ивановича, является тот или иной кусочек, наброски конской сбруи, кувшинов и оружия, сделанные рукой Базиля.
   Через несколько дней после исчезновения археологов почтмейстер, готовя почту к отправке, обнаружил среди других писем конверт, подписанный Василием Андреевичем Вербицким. Он отнес письмо в полицию, и сейчас оно тоже находилось среди вещественных доказательств. Это письмо внесло еще больше сумятицы в и без того непонятную историю. Судья попросил секретаря прочитать его, хотя большинство жителей города уже знало содержание послания.
  
   "Дорогая сестрица моя, Леночка! Пишу тебе в последний раз и задаюсь вопросом, не увидимся ли мы прежде, чем сие послание достигнет твоего крыльца на Моховой. Но Антон Иванович не хочет оставлять без присмотра наши сокровища, а потому, вероятно, поедем мы на подводах. Надеюсь, не застрянем где-нибудь под Тулой в первой осенней распутице.
   Что ты скажешь - ведь я оказался прав, пустившись в эту, как ты изволила выразиться "майн-ридовскую авантюру"! Представь себе мой восторг, радость, счастье... Нет, ничего тебе не скажу - в наказание за твой скептицизм. Но приготовься - твой глупый братишка скоро станет важной фигурой, возможно, я буду самым молодым приват-доцентом в университете! И самым молодым профессором... Вот тебе, язвительная моя сестрица, мучайся теперь от любопытства!
   Однако, я не злой человек, потому высылаю тебе рисунок, чтобы ты могла предвкусить мою славу и почет. Ты всегда говорила, что я мог бы стать неплохим художником. Что ж, полюбуйся на прекрасную жрицу скифов и мучайся, мучайся вопросами!
   Передай привет моему дорогому крестнику и скажи, что дядюшка скоро вернется "со щитом" и расскажет ему такую историю, рядом с которой померкнут все пираты, и даже сам сэр Френсис Дрейк смиренно отступит в тень.
   Обнимаю всех вас, дорогие мои,
   твой невероятно везучий брат Васька".
  
   К письму прилагался рисунок - тот самый, который Базиль сделал в вечер накануне исчезновения. Рассмотреть его подробно удалось немногим, только Степан Прокопьевич Меркулов его видел, поскольку мог подтвердить, что именно этот рисунок держал в руках, зайдя на бивуак. Полицмейстер сам приносил рисунок домой к Меркулову, чтобы выяснить подробности, тогда же и Даша его увидала - и рисунок произвел на девушку сильное впечатление. В тот вечер она в первый раз рассказал о том, что видела и слышала в роковой вечер.
   Судья, осмотрев еще раз все вещи, должен был ответить на вопрос: о каких сокровищах писал своей сестре Василий Андреевич Вербицкий? Какое значение имеет рисунок и связан ли он как-то со странной старухой? Но самой большой тайной по-прежнему оставалось бесследное исчезновение московских археологов.
   В своей заключительной речи судья признал, что расследование практически ничего прояснить не смогло. Никаких сокровищ на бивуаке найдено не было, потому решили, что "сокровищами" молодой ученый назвал древние находки и скифскую могилу. Скелет после некоторых споров решили засыпать землей, к тому же члены городского совета посчитали, что и так злоупотребили терпением Степана Прокопьевича. А древний скелет особой ценности не представляет. Ящики взялся разобрать учитель истории мужской гимназии, но тоже не обнаружил ничего, что представляло бы интерес. Всякие черепки находили на этой земле уже больше ста лет, интересовали они лишь энтузиастов и любителей древностей. Так что насчет сокровищ юноша погорячился - так решил судья. Хотел прихвастнуть, придать себе больше весу.
   Археологов признали пропавшими без вести до того момента, пока не будут выявлены иные обстоятельства, объясняющие их исчезновение. Личные вещи Антона Ивановича никто не востребовал: у профессора не было семьи. А вещи Базиля вместе с письмом и рисунком были переданы его сестре Елене Андреевне Арсентьевой, проживающей в Москве. Соболезнования по случаю печального события ей отправили представители всех комитетов и организаций города.
   Больше об Антоне Ивановиче и Базиле никто ничего не слышал.
  
   Часть 2.
   Таганрог, 1898 год.
  
   В ясный майский день на привокзальную площадь Таганрога, щурясь на солнце, вышел господин лет тридцати с небольшим. Через руку его было небрежно переброшено пальто, а в другой руке он держал шляпу, которой помахивал, раздумывая, надеть ее или нет. За ним, согнувшись под тяжестью чемоданов, брел носильщик.
   Других пассажиров московского поезда встречали родные, и гул веселых голосов сливался со щебетанием птиц и скрипом повозок. Одинокий господин как будто раздумывал, что ему делать дальше, и тут заметил такую же, как он, одинокую пассажирку. Сначала он просто окинул ее взглядом, но уж не смог отвести его. Восхищение смешалось с удивлением, он пытался вспомнить, почему не заметил ее в поезде.
   Девушка спокойно оглядывалась, вытягивая шею. В руке она держала саквояж, а небольшой чемодан не позволила подхватить носильщикам. В скромном дорожном платье она выглядела куда более привлекательно, чем иные роскошно разодетые дамы. Приехавший господин не мог справиться с чувствами, которые вызвала у него случайная попутчица. Со стороны могло показаться, что он колеблется - предложить ли ей помощь. Девушка явно заметила ошеломленный вид барина и истолковала его определенным образом. В ее темных глазах мелькнула досада, смешанная с презрением, и она резко отвернулась от случайного попутчика.
   Тут к площади подошел молодой человек, одетый так, как одеваются приказчики в еврейских лавках. Он покосился на девушку и негромко крикнул:
   - Мадемуазель Циммер! Я встречаю мадемуазель Голду Циммер! После чего повторил фразу на идиш.
   Девушка величественно наклонила голову.
   "Царица Савская перед ней простушка!", - подумал барин, догадавшись, почему он не встретил красавицу в поезде.
   - Ваши дядюшка и тетушка велели проводить вас, - молодой приказчик взял чемодан. Девушка тихо что-то ответила, и они пешком направились через площадь в город.
   Оставшись в одиночестве, господин смотрел вслед еврейской красавице, убеждая себя, что в таком небольшом городе он еще не раз увидит ее прекрасное лицо в ореоле темных волос.
   - Барин, довезу, куда прикажите, возьму недорого! - весьма потрепанная пролетка не без шика подкатила к приезжему, - вам в гостиницу "Петербургскую" али сразу в Коммерческое собрание? - ямщик с уважением смотрел на господина - холеный да важный.
   - Мне бы, братец, повидать господина Вихрова - городского голову. Он ждет меня, но о дне мы не сговаривались.
   - Эт ничего, барин. Нынче всех можно застать в одном доме - у госпожи Кадкиной большое гуляние. Там найдете, кого надо.
   - Неприлично являться в чужой дом, не будучи приглашенным...
   - Да что вы, барин! Дарья Степановна - хозяйка предобрейшая, всех привечает.
   - Что ж, поехали, пожалуй, - гость легко запрыгнул в пролетку, его багаж надежно прикрепили ремнями сзади, и ямщик, не спеша, повез пассажира по городу.
   Тот, вальяжно раскинувшись в пролетке, осматривал город, подставляя лицо теплым лучам. Все еще размышляя о встрече с мадемуазель Циммер, он, тем не менее, не мог устоять перед открывшейся картиной.
   Свежая зелень деревьев радовала глаз, а от дурманящего запаха цветущей акации у приезжего закружилась голова. Он залюбовался тихими чистыми улочками с садами, раскинутыми за домами, уютными балкончиками и изящно оформленными крылечками. А запахи, тянущиеся из окон, заставили гостя вспомнить, что со времени завтрака в поезде прошло довольно много времени.
   Пролетка выехала за самую фешенебельную часть города и покатилась по более скромным переулкам, петляющим вдоль садов и огородов, а сами улочки то поднимались в пригорок, то скатывались вниз. Зато когда пролетка подпрыгивала на пригорках, приезжий господин мог видеть бухту и тихие синие воды моря.
   К удивлению пассажира остановилась пролетка совсем не у маленького домишки, а перед резными воротами великолепного особняка из красного кирпича. К самому дому вела дорога через сад. Ворота были открыты, в саду играл оркестр, прогуливались дамы и господа, на большой веранде звякала посуда, перемежаясь со смехом.
   - Ох, как нехорошо, - покачал головой гость, не решаясь войти в этот приют земных радостей.
   Но ямщик, предвкушая чаевые, послал первого попавшегося слугу за городским головой и хозяйкой дома. Его уверенность приободрила и незваного гостя, да и вспомнил он рассказы о южном гостеприимстве.
   Городской Голова явился через несколько минут. За ним семенила великолепно одетая дама лет сорока - немного полноватая, но все еще весьма аппетитная.
   - Аристарх Александрович, голубчик! Вы приехали! Замечательно! - Городской голова встретил гостя так, будто знакомы они были всю жизнь.
   - Простите меня, Михаил Петрович, я как снег на голову...
   - Ни-ни-ни, душа моя! Вы как нельзя кстати, не так ли, Дарья Степановна?
   - О, мы вам рады необыкновенно, - приятно улыбаясь, хозяйка дома просто, без жеманства протянула гостю руку, - Михаил Петрович о вас рассказывал. И мы уж все решили: как вас устроить, чем помочь... И нижайше просим вас пожаловать. Сегодня радостный день...
   - Да-да, моя единственная дочь Оленька, моя кровиночка, выходит замуж за единственного сына нашей дорогой Дарьи Степановны, вот!
   - О, поздравляю вас, господа. Но право же, я тут, как медведь в театре, очень не хочется вам мешать...
   Но все попытки извиниться за беспокойство были сметены дружественной лавиной. Гостя провели в дом, багаж его исчез в недрах гостеприимного дома, а с ямщиком расплатился сам Городской голова, Михаил Петрович Вихров - ассигнацией, а не мелочью. А после наступило время новых знакомств.
   - Господа, позвольте представить вам Аристарха Александровича Арсентьева, человека ученого, профессора московского университета, члена-корреспондента московского общества истории и древностей России. Рекомендую. Аристарх Александрович будет заниматься научной работой и, я уверен, приумножит славу нашего города, как центра древней истории нашей отчизны!
   К радости Аристарха Арсентьева высокопарная речь Городского головы длилась недолго, поскольку празднование помолвки наследников двух богатейших семей в городе было в самом разгаре. Веселые и раскрасневшиеся гости бросились пожимать руку москвичу. Дамы восторгались его импозантной внешностью и манерами, а мужчины выражали удивление, что господин Арсентьев в столь молодые лета уже достиг почетных званий.
   К нему подвели и виновников празднества, хотя понадобилось время, чтобы их отыскать. Из сада счастливый и гордый отец привел юную невесту, а Дарья Степановна нашла жениха в его комнатах, где молодой человек прикорнул на диване.
   - Моя дочь, Оленька, - представил Аристарху господин Вихров симпатичную девушку, которой не слишком шли тяжелые золотые серьги с большими изумрудами и такое же ожерелье.
   Оленька присела в книксене перед московским ученым, рассматривая его из-под ресниц.
   - А это мое любезное чадо, Николай Пантелеевич, - Дарья Степановна подтолкнула к Аристарху взъерошенного юношу во фраке. Тот заученным движением наклонил голову, но рта не открыл.
   - Мы счастливы породниться, не правда ли, детки? - пропела хозяйка дома, подхватив жениха и невесту под руки.
   - Очень рад, очарован, желаю вам счастья, - поздравил юную поросль Аристарх и, чтобы продемонстрировать интерес, спросил: - Когда же свадьба?
   - После Успенского поста, - ответила за молодых матушка жениха, - хотя сговорили мы их, правду сказать, давно: еще живы были и мой дорогой супруг, и батюшка мой незабвенный - Степан Прокопьевич. Но Оленька только что гимназию окончила, так что сегодня официальная помолвка.
   Аристарх кивнул и про себя подумал, что молодые люди не кажутся особенно счастливыми. Их родители сияли, как новенькие монеты, гости веселились и искренне восхищались юной парой, а те будто отбывали повинность. По хоть и мягкому, но все же приказу матушки Николенька Кадкин подал руку своей невесте и покорно повел ее в сад - дышать свежим воздухом. А сама Дарья Степановна полностью завладела вниманием гостя.
   - Вы, Аристарх Александрович, даже не помышляйте о гостинице. И речи быть не может, чтобы вы на казенных харчах жили. Мы с Михаилом Петровичем уж все решили: жить вы станете у нас, комнат я вам выделю, сколько пожелаете, кучер у вас будет свой с коляской по первому требованию. Ну, а стола лучше вы все равно нигде не найдете, равной моей кухарки, пожалуй, и в ваших московских ресторациях не сыскать.
   - Но Дарья Степановна, я же не могу просто так... Этакое неудобство для вас! У меня есть средства, я не могу обременять почтенное семейство...
   - Ах, оставьте, какие церемонии, - махнула рукой госпожа Кадкина, - я вам по секрету скажу: такого случая давно жду, - она выдержала многозначительную паузу, - и знаки были особые, что должна я заботиться о человеке, который... Мы не можем противиться указаниям свыше. Мы же с вами одним интересуемся, одним живем...
   - Вы увлекаетесь археологией и историей? - удивился Аристарх.
   - Да... В том числе, ими. Ведь археология неразрывно связана с моей главной страстью. Мои статьи печатались в журнале "Ребус" * (2), не попадались?
   Аристарх помотал головой, совсем запутавшись, но Дарья Степановна не обиделась и дружески похлопала его по руке.
   - Ничего, друг мой, если выдастся у вас свободная минутка, будьте так добры, взгляните, мне очень важно знать ваше мнение.
   К ним подошел довольно молодой господин, примерно одних с Аристархом лет, поклонился гостю и обратился к хозяйке:
   - Даша, там Аннушка волнуется, не пора ли сладкое подавать?
   - Ах, да, сейчас. Позвольте представить вам, Аристарх Александрович, моего брата.
   - Сергей Степанович Меркулов, - брат хозяйки любезно протянул московскому гостю руку.
   Замешкавшись и отступив на шаг назад, Аристарх спросил:
   - Стало быть, Дарья Степановна, урожденная Меркулова? - после чего, спохватившись, крепко пожал руку новому знакомцу.
   - Да, в настоящее время мой младший брат - глава торгового дома... Во всяком случае, на наших вывесках так написано.
   Легкая тень недовольства промелькнула на лице Сергей Меркулова, но он отогнал ее и, широко улыбнулся:
   - Моя сестрица заботится обо всей семье неустанно.
   - Вы сказали, что господин Меркулов ваш младший брат? Помилуйте, сударыня, здесь какая-то ошибка! - к Аристарху быстро вернулись великосветские манеры, и хозяйка, залившись румянцем, погрозила гостю пальчиком.
   - Ох, Серж, проводи Аристарха Александровича в комнаты, что ему приготовили, будь любезен, он с дороги устал, наверное.
   Меркулов театрально взял под козырек, щелкнув каблуками, и провел Аристарха в дальнюю часть дома. Он не надоедал гостю болтовней, был почтителен и тактичен. Комнаты действительно оказались великолепны, а весь багаж Аристарха был аккуратно разложен невидимыми слугами.
   Арсентьев упал в кресло, прижал неожиданно взмокшую ладонь ко лбу и прошептал:
   - Случайное совпадение? Может быть... Так или иначе, но я здесь. Что же теперь?
  
   * * *
  
   Приезд ученого гостя из самой Москвы вызвал в городе небывалый интерес. Уже через пару дней в местной газете была напечатана статья, где приведены были и слова самого господина Арсентьева о том, чем он, собственно, собирается здесь заниматься. Аристарх смутно помнил, что какой-то молодой человек настойчиво спрашивал его о целях и особенностях его научных изысканий, но никак не думал, что его осторожные высказывания можно так изложить. Довольно быстро он понял, что на пути исследований ему придется преодолевать немалые трудности. В частности, на него обрушился целый вал приглашений на обеды, ужины и "простые семейные чаепития безо всяких церемоний". К тому же оказалось, что в небольшом городке бьет ключом культурная и общественная жизнь. Изрядно ошарашенный Аристарх понял, что ему придется выступать с докладами, лекциями и сообщениями в различных обществах, объединениях и комитетах.
   Не зная, что делать, он обратился к хозяйке дома. Дарья Степановна выступила не только спасительницей гостя, но и, в некоторой степени, направляющей силой. Понимая, что только она сможет защитить его в сложной ситуации, Аристарх вынужден был покорно выполнять ее распоряжения.
   - Николенька и Оленька сегодня покажут вам город! - заявила Дарья Степановна гостю через несколько дней после его приезда, - А я займусь вашим деловым распорядком. О, не беспокойтесь, я все устрою. Вам придется выступить, конечно, но всего лишь несколько раз и, поверьте, в самых респектабельных местах!
   Аристарх согласился сбежать на прогулку с молодой парой, в душе почитая себя трусом. А Дарья Степановна призвала сына и будущую невестку, подробно проинструктировав их, куда можно водить почетного гостя, а куда - нет.
   - Ну-с, друзья, что вы мне покажете? - весело спросил Аристарх, стараясь произвести на "деток" приятное впечатление.
   - Все, что пожелаете, но, может быть, вам интересно буде взглянуть на наш порт? - улыбнулась ему Оленька Вихрова, а ее жених согласно кивнул.
   - Разумеется, мне интересно, но я никак не думал, что столь юная особа знает о существовании такого грубого места, - попытался пошутить Аристарх.
   - Что ж, вы ошиблись, - с явным холодком ответила девушка, а Николенька насупился.
   - Простите, кажется, я сказал пошлость. Это было глупо с моей стороны.
   Оленька и Николенька немедленно оттаяли, и повели Аристарха на недавно отстроенную набережную. Здесь сразу было понятно, чем живет город: порт выглядел самым оживленным местом. Суда, по большей части небольшие, разгружались и загружались, а вдоль береговой линии протянулись складские помещения. Рабочие перетаскивали мешки и ящики, вокруг царила суета, пыль поднималась столбом. Оленька прижала платочек к лицу и закашлялась.
   - Право же, не для дам сие место, - покачал головой Аристарх, поддерживая девушку за локоть.
   - Коль уж мне суждено стать женой владельца торговой компании, я должна привыкать. Возможно, Николке понадобится моя помощь, - Оленька тепло посмотрела на жениха, а тот улыбнулся в ответ.
   - Здесь и ваша фирма есть? - спросил Аристарх молодого человека.
   - А как же! Вон наши склады. Еще прадед их выстроил.
   Над целым рядом каменных построек протянулась огромная надпись: "Меркулов, Кадкин и К".
   - Здесь сейчас дядюшка управляется, а вскоре и я должен делами заниматься, - вздохнул Николенька.
   - А вам не хочется? - Аристарх уловил нотку грусти в голосе богатого наследника.
   - Я бы хотел поступить в университет, стать ученым... Но... Это все мечты. Спасибо дяде Сереже, он хотя бы убедил матушку не отправлять меня на сию каторгу еще некоторое время. Да и Олюшка хотела бы поучиться... Но батюшка ее не отпускает.
   Аристарх с большой симпатией посмотрел на юную пару, которая рвалась всей душой к какой-то иной жизни, но не ни один из них не знал, как открыть клетку. В его планы не входило вмешательство в семейные дела его гостеприимных хозяев, но Аристарх дал себе слово поговорить хотя бы с Сергеем Меркуловым по поводу будущего его племянника.
   А сам Сергей Степанович как раз подошел к их компании, отряхивая сюртук от пыли.
   - Как вам наша тихая провинция, Аристарх Александрович? - спросил он.
   - Господин Арсентьев интересуется нашим портом, - каким-то скучным голосом сказала Оленька, а когда Аристарх удивленно повернулся к ней, лукаво блеснула глазами.
   Меркулов как будто обрадовался и пустился в довольно длинный рассказ о принципах работы портовых доков, и Аристарх, смирившись, делал вид, что слушает, оглядываясь вокруг.
   Неподалеку группа докеров отдыхала, очевидно, в ожидании следующей разгрузки, здоровые парни играли в карты, лениво развалившись на старых мешках. Вдруг Аристарх заметил, как от набережной в сторону складов идет давешняя его попутчица - та самая еврейка, которой он восхищался на вокзале. Когда она проходила мимо докеров, раздался свист и смех. Девушка зашагала быстрее, не оглядываясь, и тут кто-то из парней, разухарившись, кинул ей что-то вслед.
   Комок грязи, смешанной с илом попал девушке в шляпку. От неожиданности она резко повернулась, зацепилась ботинком за брошенный на земле канат и, не удержавшись, упала. Со стороны докеров раздался громовой хохот.
   Николенька, который уже сжимал кулаки, бросился со всех ног к девушке. Аристарх и Оленька последовали за ним. Сергей Меркулов тоже не отставал.
   - Держитесь за меня, сударыня, - осторожно поднимая девушку, говорил Николенька.
   Аристарх поддерживал ее с другой стороны.
   - Мерзавцы, хамы! - выкрикнул Николенька, сверкая глазами в сторону докеров, - Как вы могли?!
   Докеры, переглядывались между собой и явно не собирались сгибаться перед барчуком.
   - Я требую, чтобы вы извинились! - Николенька подскочил к парням, схватив того, что был ближе к нему, за ворот рубахи.
   - Э-э-э, барин, не балуйте! - здоровый детина отбросил руку противника, - За кого заступаетесь? За жидо...
   Он не успел договорить последнее слово, как наследник торгового дома, размахнувшись, ударил его по лицу. Оленька вскрикнула, Сергей Меркулов обхватил ее за плечи, будто защищая, но девушка отстранилась и с надеждой смотрела почему-то на Аристарха.
   Докер, которого ударил Николенька, мотнул головой и бросился на обидчика. Пара его товарищей, трезво оценивающих ситуацию, пытались его удержать.
   - Иди сюда, негодяй! - Николенька подпрыгивал в боксерской стойке, вызывая противника на бой.
   Тот пытался вырваться из рук друзей, Аристарх, намеренный прийти на помощь Николеньке, повернулся к его невесте:
   - Помогите этой даме, прошу вас, - он все еще поддерживал оскорбленную докерами девушку.
   Но та уже пришла в себя и не выглядела особенно испуганной. Она отряхнула свою скромную юбку и поправила соломенную шляпку.
   - Благодарю вас, со мной все в порядке, - ее голос звучал тихо, но вполне твердо.
   Сергей Меркулов, до сих пор ничего не предпринимавший, вдруг быстро подошел к племяннику и его противнику и стал между ними.
   - Николай, немедленно прекрати это безобразие. И вы тоже! В полицию захотели? Здесь вам не цирк!
   Докер подчинился и, угрюмо покосившись на Николеньку, буркнул:
   - Да я что? Это барчук бузу поднимает, вишь, неймется ему!
   - Все по работам, - жестко бросил Меркулов, и рабочие побрели к складам, - а ты, друг любезный, отправляйся домой, - голос дядюшки не предвещал ничего хорошего для провинившегося племянника.
   Аристарх откашлялся:
   - Собственно, простите, конечно, но я полагаю, что Николай Пантелеевич поступил весьма благородно.
   Восхищенный взгляд Оленьки был ему наградой.
   - Благородно, благородно, кто спорит, - нахмурился Меркулов, - только дела - они ждать не будут, и простои благородными порывами не компенсируешь. Вы должны знать, Аристарх Александрович, что мой племянник всегда поступает исключительно благородно... Боюсь, что однажды это ему дорого обойдется.
   Николенька встряхнулся и, не обращая внимания на недовольство родственника, подошел к девушке:
   - Прошу вас простить этих людей, они не понимали, что творили.
   - Со мной все в порядке, - девушка улыбнулась ему, и Аристарх подумал, что ради такой улыбки не страшно схлестнуться с полчищами врагов. Но улыбка предназначалась не ему.
   - Позвольте представиться: Николай Пантелеевич Кадкин, - Николенька осторожно взял девушку за руку и, наклонившись, прижался к ней губами.
   - Голда Циммер, - неуверенно ответила она, покраснев, - гощу у дяди с тетей... Вы поступили смело, спасибо вам... Николай Пантелеевич.
   - Какая чепуха, - отмахнулся Николенька, не отводя от Голды сверкающих глаз, - главное, что вы не пострадали. Ах, как я неловок - забыл вам представить своих друзей! - не отпуская руку Голды, Николенька повернулся к спутникам.
   - Это господин Арсентьев, археолог из Москвы, - мадемуазель Циммер довольно прохладно кивнула Аристарху, и тот не сомневался, что она узнала его.
   - А это - мадемуазель Вихрова, моя.... М-м-м... добрая знакомая, - Оленька присела в книксене.
   К удивлению Аристарха Оленька не только не проявила недовольства неприкрытым восхищением жениха перед еврейской красавицей, но и заговорила с той доброжелательно.
   - А этот суровый господин - мой дядя, Сергей Степанович Меркулов.
   - Очарован, - Меркулов наклонил голову, - но прошу меня извинить - делу время, потехе - час, - и он направился к причалу, где швартовалось небольшое судно.
   - Кто же не слышал о торговом доме Меркуловых, - сказала Голда, и Аристарху показалось, что в ее голосе прозвучала легкая насмешка.
   - Куда вы направлялись, мадемуазель Циммер? Мы вас проводим. - Николенька не замечал, что до сих пор держит Голду за руку, а та ее не отнимает.
   - Зовите меня просто Голда. Дядя послал меня в контору с поручением и сказал, что короткий путь - через доки. Не стоит меня провожать, я бы не хотела обременять господ какими-либо обязательствами.
   Николенька открыл было рот, собираясь спорить с Голдой, но тут к берегу моря подкатила коляска, в которой, прикрываясь от солнца зонтиком, сидела его матушка.
   - Господин Арсентьев, Николенька! Вот вы где! Мне конторщик сказал, что вы в доках. Право же, что здесь смотреть! Садитесь в коляску, я вас отвезу в Городское собрание... Простите, не разгляжу, кто это с вами? С кем это Николенька? Мы знакомы? Оленька, душа моя, представь меня даме!
   - Это мадемуазель Циммер, Дарья Степановна. Она... Ей требовалась помощь...
   - О, не беспокойтесь, я уже ухожу, - Голда освободила руку и, наклонив на прощание голову, тут же гордо вскинула ее, подойдя к коляске Дарьи Степановны. Та навела лорнет на девушку, внимательно рассматривая ее. И вдруг изящная безделушка выпала из рук почтенной дамы, она приподнялась в коляске и с ужасом протянула руку в сторону Голды. С криком:
   - Она пришла! Она здесь! - Дарья Степановна рухнула без чувств на сидения экипажа.
  
   * * *
  
   В возникшей суматохе Аристарх потерял из вида Голду - она растворилась в толпе, которая немедленно собралась вокруг коляски госпожи Кадкиной. Ее брата решили не отрывать от дел, а саму даму доставили домой, куда примчался семейный доктор.
   Через час Дарья Степановна пришла в себя, но была еще очень слаба. В покои ее Аристарх, разумеется, не проследовал, а сидел у себя - ему было о чем подумать. Потому он не сразу услышал стук в дверь: тихий, но настойчивый.
   За дверь стояла экономка Дарьи Степановны, которая, как смог заметить за несколько дней Аристарх, пользовалась в семье особым положением, а хозяйка дома обращалась с ней, скорее, как с подругой, чем с наемной прислугой. Все, даже Николенька, называли ее просто Аннушкой.
   - Прощения прошу, сударь, но Дарья Степановна очень просит вас к себе.
   - Но как она себя чувствует?
   - А как может быть - опосля такого? - Аннушка поджала губы, - Увидать своими глазами...
   Не очень понимая, что почтенная особа хотела сказать, Аристарх прошел за ней в будуар хозяйки. Та возлежала на канопе в подушках и прижимала к лицу флакончик с нюхательной солью. Но увидев Аристарха, оживилась и протянула к нему руку. Аннушка осталась в комнате, стоя у двери, словно суровый страж.
   - Аристарх Александрович, вы так мне нужны! - простонала дама.
   - Сударыня, вы нас всех напугали, право же...
   Но Дарья Степановна отмахнулась от его попыток проявить галантность.
   - Вы видели эту девушку? Ту, с которой мой сын столь вольно себя вел?
   - Конечно. Более того, я знаю, что ее зовут Голда Циммер и что она приехала в Таганрог к родственникам в тот же день, что и я.
   - О, я понимаю, что у этой особы есть... Физическая оболочка. Но сама она, как бы это сказать... Эманация *(3). Она совсем не та, за кого себя выдает.
   Аристарх, который тоже мучился вопросом, кто такая Голда Циммер, все же не вполне понял слова Дарьи Степановны.
   - Что вы хотите сказать? Что она присвоила себе чье-то имя? Такое возможно?
   Обмахнувшись платочком, Дарья Степановна протянула ему журнал, раскрытый на нужной странице. Заголовок статьи гласил: "Древнее жречество и его эзотерические возможности", автор "глава Таганрогского отделения философского общества г. Д.С. Кадкина". * (4)
   - Это одна из моих статей. В скором времени я надеюсь выпустить монументальный научный труд. Видите ли, я много лет занимаюсь вопросами древней эзотерики, и могу без лишней скромности сказать, что являюсь специалистом в этой области.
   - М-м-м, сударыня, я как-то... В отличие от вас, я не слишком разбираюсь в эзотерике. И положа руку на сердце... Не уверен, что могу отнести сию область к науке.
   - Да? - Дарья Степановна неожиданно резко выпрямилась и, отбросив плед, опустила ноги на пол, - Но позвольте вам напомнить, что наше общество зародилось в недрах другого известного общества - русских археологических древностей, и многие серьезные ученые....
   - Д-д-да, я слышал об этом, - замялся Аристарх, - действительно, есть такое отделение в Санкт-Петербургском университете.
   - Вот именно, молодой человек! Вы - археолог и историк не можете отрицать, что знания древних совершенно не изучены.
   - Не смею спорить с вами, уважаемая Дарья Степановна, но я никак не возьму в толк, какое отношение ко всему... к эзотерике имеет небольшой инцидент с мадемуазель Циммер?
   - Ах, конечно, - спохватилась хозяйка дома и вновь откинулась на подушки, - дело в том, что в нашем обществе есть медиум - Изольда. Она всегда была очень точна в своих предсказаниях. Но в последнее время, о-о-о, на сеансе она вошла в контакт с одним духом, который рассказал об ученом человеке, приезд которого все изменит. Он откроет тайны и принесет нам дары... Разве это не о вас?
   Аристарх открыл было рот, но Дарья Степановна схватила его за руки и продолжала, перейдя на шепот:
   - А совсем недавно Изольду посетил новый дух, мы с ним не знакомы... Страшный, страшный дух! Он сказал, что кровавая жрица вернется, чтобы продолжить мщение, и прольется кровь. Так и сказал: "Бойтесь древнюю жрицу, чья могила была потревожена! Она требует жертвоприношения!".
   - Древняя жрица, чья могила была потревожена, - медленно повторил Аристарх, нахмурившись - Допустим. Но причем тут Голда Циммер?
   - Послушайте, друг мой, я видела такое, что вам и в страшном сне не приснится! Много лет назад у нас пропали два археолога, как и вы - из Москвы. Их прокляла старая цыганка, которую потом не смогли найти. Вот они-то и нашли древнюю могилу, в которой была похоронена скифская жрица.
   - Позвольте, но откуда известно, что жрица? Может, это была могила простой скифской женщины?
   - Во-первых, та цыганка о ней говорила, я своими ушами слышала. Во-вторых... - Дарья Степановна махнула рукой Аннушке и, прошептала гостю:
   - Аннушка знает все, что происходит в доме, это тоже своего рода Дар!
   Упомянутая особа подошла к бюро и, открыв какой-то ящичек, достала оттуда сложенный пополам лист и почти ткнула его Аристарху.
   - Ну-с, а что вы скажите вот об этом? - торжествующе изрекла Дарья Степановна.
   Аристарх развернул лист и не смог удержаться - вскрикнул, как-то по-детски, и смотрел, не веря глазам своим.
   На листе была изображена... Голда Циммер, но не как таковая. В прозрачном наряде, с распущенными волосами, девушка, вся в украшениях, танцевала какой-то загадочный танец. Аристарх сжал лист так, что он смялся, и резко спросил:
   - Откуда это у вас?
   Дарья Степановна осторожно разжала его одеревеневшие пальцы и забрала рисунок.
   - Я его срисовала, - тихо ответила она, - когда пропали те археологи, к нам домой приходил полицмейстер: ученые вели раскопки на нашей земле, и мой батюшка был с ними знаком. Один из них, я хорошо помню, что его звали Василий Андреевич, послал письмо своим родственникам в Москву, письмо лежало в городской почте. И там был этот рисунок. Полицмейстер остался у нас на ужин, и я смогла скопировать рисунок. С тех самых пор я и занялась эзотерикой. Аристарх Александрович, вы не можете не видеть, что это та самая девушка! Я бы узнала ее из тысячи!
   Аристарх не мог не согласиться со своей любезной хозяйкой - он тоже узнал это лицо из тысячи других.
   - Я согласен, что девушка очень похожа на изображенную здесь. Наверняка этому есть какое-то рациональное объяснение....
   - Есть, разумеется, и единственно верное - эта древняя жрица вернулась в наш мир.
   - Скифская жрица возродилась в девушке из торговой еврейской семьи? - Аристарх не смог удержаться от некоторой иронии.
   - А вы не смейтесь, молодой человек, - строго ответила Дарья Степановна, - пути таинственных эманаций не поддаются обывательским объяснениям. Кроме того, Каббала - учение иудеев, а именно там описана природа эманации.
   - Дорогая Дарья Степановна, вы - дама образованная, ну, как вы можете... На каком языке вы читали Каббалу? На русском? Насколько же точен перевод? Я занимался переводами с древнегреческого и знаю, насколько сложно иной раз подобрать термин. Что уж говорить об арамейском?
   - О, я понимаю ваши доводы. Они вполне... земные, дорогой Аристарх Александрович. Но ведь знания не всегда приходят непосредственным путем. А духовное совершенствование? Вера? Изольда... Она знает, а не рассуждает. А тот несчастный? Молодой археолог? Почему он сделал этот рисунок? Он увидел древнюю жрицу, но не понял, что она хотела ему сказать!
   В Москве Аристарху не раз доводилось принимать участие в разного рода дискуссиях, и он понимал, что переубедить Дарью Степановну трудно, а скорее всего, невозможно. Потому он замолчал, что его хозяйка приняла за отступление. Она явно готова была и дальше рассуждать по поводу загадочного возвращения древней жрицы через облик их современницы, но тут распахнулась дверь, и вбежал Сергей Меркулов:
   - Даша, мне сказали, что ты заболела! Почему меня не вызвали сразу? Как ты? - он сыпал вопросами вперемешку с возмущениями, - Что сказал доктор?
   - Ох, Сережа, не суетись, - отмахнулась от него сестра, - ты был занят делами, а это - важнее всего. Что сказал бы батюшка, если бы ты бросил все и сидел со мной дома?
   - Да, батюшка... Ты всегда знала, что батюшка подумает да сделает... Но я, кажется, помешал вам? А где Николка? Дома его нет...
   Дарья Степановна, не отвечая на сыплющиеся вопросы, вцепилась в Аристарха.
   - Друг мой, это еще не все. Посмотрите-ка на эту вещицу! - легкое движение рукой, и Аннушка уже подавала хозяйке нечто, завернутое в изящный платок.
   - О, Даша, ты хочешь, чтобы Аристарх Александрович осмотрел это! - простонал Сергей Меркулов.
   - Этот таинственный артефакт, ты хочешь сказать. Аристарх Александрович, как раз Сережа его и нашел когда-то. Я знаю, что это очень ценный предмет.
   Аристарх осторожно взял то, что хозяйка дома назвала "таинственным артефактом". Он подошел к окну, где было больше света. Руки его задрожали, когда он рассматривал предмет: скифский акинак в ножнах выглядел плохо, но это была настоящая археологическая ценность. Аристарх достал акинак из ножен - несмотря на потемневшее железо, он был острым. На ножнах с трудом можно было разобрать рисунки, а рукоятка - вся темная и поблекшая - тоже была когда-то богато украшена.
   - Осторожно! - вскрикнула Дарья Степановна, увидев, как археолог царапает ногтем рукоять акинака, - Это огромная ценность!
   - Несомненно, - кивнул Аристарх, - как минимум две тысячи лет. Откуда у вас это оружие?
   - Ах, это оружие? - удивилась хозяйка, - Но не боевое, конечно - слишком маленькое, не так ли? Я бы сказала, скорее, ритуальное.
   - Археология - наука молодая, трудно сказать. Но ценность артефакта сомнению не подлежит. Где же Сергей Степанович его нашел?
   - На окраине наших садов, - неопределенно махнул рукой Меркулов, - да я уж и не помню. Обычная железка, только очень старая.
   - Надо провести некоторые исследования. У вас есть лавка, где можно купить химикаты? Сдается мне, что рукоять может оказаться еще ценнее, чем мы думаем.
   - Что вы говорите! Я ни за что не отдам на растерзание эту находку! Она может испортиться, погибнуть! А этот артефакт помогает нам входить в контакт с духами - мы проверяли неоднократно.
   Неохотно Аристарх вернул хозяйке древнее оружие.
   - А впрочем, может, вы и правы, - вздохнула Дарья Степановна, - я подумаю о том, чтобы привести артефакт в порядок, хоть и страшусь за него.
   Сергей Меркулов усмехнулся и с сомнением покачал головой.
   - Не думаю, дорогая, что это такая уж ценность. Даже наш историк, человек необычайного ума, ничего не смог сказать об этакой штуковине. Моя сестра, Аристарх Александрович, дама с богатым воображением.
   - Тем не менее, ваша сестра недалека от истины, - сдержанно произнес Аристарх, и Дарья Степановна, успокоившись, вновь устроилась на канапе с удобством.
   Аннушка и Сергей поддерживали ее и поправляли подушки. Аристарх ждал удобного момента, чтобы откланяться. И тут с шумом распахнулась дверь, в комнату вбежал Николенька, почти волоча за собой запыхавшуюся и раскрасневшуюся Оленьку. Дарья Степановна прижала пальцы к вискам.
   - Дети, дети! Что вы так расшалились? Идите в сад, там играйте.
   - Матушка, ты должна знать. Меж нами с Оленькой все решено. Мы расторгаем нашу помолвку.
   Повисшее молчание нарушил немного ироничный баритон Сергея.
   - Да уж, какие тут игры в саду, право слово.
   Резко выпрямившаяся Дарья Степановна почему-то вцепилась в руку Аристарха, хотя на помощь ей бросилась верная Аннушка.
   - И...? Чем еще ты хочешь поразить свою несчастную мать?
   - Я женюсь на другой! Немедленно я иду просить руки мадемуазель Циммер!
  
   ***
  
   Аристарх Арсентьев беспокойно спал ночью. Его мучали кошмары, перемешанные с событиями прошедшего дня. Все сплелось в бессюжетное, но яркое полотно, где картинки сменяли друг друга, возвращаясь и вновь проваливаясь в темноту. Голда Циммер превращалась в то в танцующую жрицу в прозрачных одеждах, то вдруг взмывала ввысь, как ведьма, хохоча и размахивая руками, как в колдовском обряде.
   А потом перед Аристархом оказывалась милое лицо Оленьки Вихровой, которая махала платочком Николеньке, бегущему к Голде, будто благословляя пару, но по щекам ее катились слезы, и она оглядывалась на Аристарха, моля его о чем-то, но он никак не понимал - о чем.
   Дарья Степановна, вдруг появившаяся во сне, обвиняющим жестом тыкала в сторону Голды кружевным зонтиком и восклицала:
   - Она ведьма! Она пришла, чтобы погубить нас! Ведьму надо сжечь, сжечь!
   Проснулся Аристарх измученным, совсем не отдохнувшим. И решил позавтракать у себя - после вчерашних событий у него не было особенного желания общаться с семьей хозяйки.
   Из сада ветерок доносил ароматы южной весны, а приторный запах цветущей акации дурманил голову. На небе сгустились тучи, веяло прохладой, но облегчения она не приносила, а еще больше нагнетала обстановку.
   Когда раздался стук в дверь, столичный гость решил, что слуга принес поднос с едой, но к его удивлению это оказалась Оленька Вихрова.
   - Чем могу служить, сударыня? - Аристарх, приглашая девушку в свою гостиную.
   Нельзя было не заметить, что Оленьку что-то мучает, но Аристарх и сам не понимал, откуда у него уверенность, что дело совсем не в разбитом сердце - возможно, ему бы хотелось, чтобы так и было.
   - Ах, простите меня, все так странно, все верх дном... Но я хотела с вами поговорить с самого первого вечера.
   - Слушаю вас, мадемуазель, - Аристарх присел в кресла и, важно сложив руки на груди, нахмурил брови, - я достаточно серьезно выгляжу?
   - Ох, я этого и боялась... Вы смеетесь надо мной! - Оленька вскочила и направилась к двери. В ее глазах блеснули слезы.
   - Прошу прощения, Ольга Михайловна - это только вид. На самом деле я подсмеиваюсь над собой, есть у меня такая привычка. Не принимайте на свой счет. Как дела у вашего... У Николая Пантелеевича? И как самочувствие нашей добрейшей хозяйки? И вы? Как вы перенесли... вчерашние перемены?
   Оленька облизнула губы и бросила на собеседника быстрый взгляд. Убедившись, что тот искренен ей, она вздохнула.
   - О, со мной все хорошо. Понимаете ли, я очень люблю Николку. То есть, я привязана к нему... как к брату, другу. Мы оба знали, что связаны не теми чувствами, какие должны быть у... влюбленных. Николка - герой не моего романа, мне... - барышня чуть приподняла уголки губ, - нравятся мужчины... постарше. Но не представляли, как объяснить это нашим семьям. А вчера... Николку словно вихрь какой-то подхватил! Он вдруг заговорил со мной так, как никогда раньше.
   - И вы нисколько не в обиде на мадемуазель Циммер?
   - Конечно, нет! Да и с чего бы? Она... Она действительно необыкновенно красива, ведь так?
   - Она - одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видел, - горячо согласился Аристарх.
   Странное дело, но Оленька вдруг нахмурилась, надула губки и теребила пальцами белоснежные оборки летнего платья.
   - Я так и думала. Вы тоже восхищаетесь ею. Что же, рада сообщить вам, что у вас есть шанс - она отказала Николке.
   - Вот как. Это... Э... Должно быть, Дарья Степановна немного успокоилась?
   - Отнюдь. Николка не отступится так просто. Мы с ним встретились сегодня чуть свет, поговорили. Отказ он принял, но просил меня свести знакомство с мадемуазель Циммер, чтобы он мог ухаживать за ней. Я, знаете ли, без предрассудков и могу приглашать ее в свой дом, на прогулки, на поэтические вечера.
   - И вы согласились?
   - Разумеется. Я рада буду помочь Николке. И потом... У меня тоже появилась возможность осуществить мечту. Теперь папенька вынужден будет отпустить меня в Москву. Понимаете, раз расстроилась свадьба... Люди все равно станут говорить всякое. Батюшке проще будет отпустить меня, - девушка улыбнулась, но глаза ее остались серьезными.
   - Вы мечтаете уехать отсюда?
   - Да! Мы оба об этом мечтали: и Николка, и я. Теперь и он сможет уехать, женится он на Голде или нет, обратной дороги уж нет. Я бы хотела поступить на женские курсы, ходить по театрам... Поехать за границу, в конце концов!
   - Поверьте, вы вольны все это сделать, Ольга Михайловна.
   Девушка вздохнула и покачала головой.
   - Ох, не знаю... Боюсь, что все не так просто...
   Аристарх осторожно взял ее за руку.
   - Милая Ольга Михайловна, если вас что-то тяготит или тревожит, вы можете довериться мне, я постараюсь вам помочь.
   - Вы просто рыцарь в сияющих доспехах! - несколько фальшиво рассмеялась Оленька, - Но барышни должны быть осторожны и не доверять свои маленькие секреты мужчинам. Думаю, что Николка мне поможет...
   Порыв ветра распахнул окно, Оленька вздрогнула и выглянула в сад. Между деревьями бродил Николенька Кадкин, задумчиво помахивая веточкой. Заметив в окне девушку, он помахал ей рукой.
   - Простите, Аристарх Александрович, сейчас как раз удобный момент поговорить с ним, - улыбнулась Оленька, - а от вас я хочу знать о Москве все-все! И про женские курсы - особенно. Николка! Ты мне нужен! - закричала она.
   Бывший жених подбежал на зов.
   - Доброе утро Аристарх Александрович, - глаза молодого человека сияли, -не выходите никуда надолго, скоро гроза грянет. Эх, люблю майские бури! Так хорошо в саду, тихо. А наверху маменька в страшном горе - пропала ее драгоценность.
   - Что вы говорите? - испугался Аристарх, - Как же так?
   - Ах, Николенька не понял, - махнула рукой Оленька, - никакая это не драгоценность, а старая рухлядь - то ли нож, то ли...
   - Акинак? Вы хотите сказать, пропал акинак, что я давеча рассматривал?
   - О, конечно, матушка вам его показывала! - улыбнулся Николенька, - она им очень гордится, хотя меня так и не постиг свет истины: что в нем такого необыкновенного?
   - Ему более двух тысяч лет, - голос Аристарха задрожал, он взъерошил волосы, - вашей маменьке нельзя было хранить его дома. Его надо было изучать, исследовать... Ох, как же это?
   Ни Оленька, ни Николенька не проявили сочувствия по поводу утраты археологической редкости.
   - Просто куда-то завалился, - повела плечиками Оленька, - кому он нужен?
   - Надо сказать Аннушке - она найдет. Аннушка знает все, что происходит в доме, и где что лежит! - поддержал девушку молодой человек, и в юной беззаботности прыснул от смеха, подал руку Оленьке, и, прежде чем Аристарх успел опомниться, девушка легко запрыгнула на подоконник.
   - Мне надо кое-что тебе сказать, - Оленька обхватила Николку за шею и спрыгнула в сад.
   - Я готов, дорогая, но... Я послал письмо Голде... Мадемуазель Циммер. Не помню, что писал, кажется, что брошусь в Азовское море или захвачу чье-нибудь судно и уйду в пираты... Похоже, я напугал ее, но ужасно рад этому. Потому что она написала мне записку. Смотрите! - Николенька показал листок и Аристарху.
   Оленька схватила записку:
   - "Николай Пантелеевич, вчера я все сказала вам, что могла. А сейчас пришло письмо от вас - ужасное письмо! Вы не в своем уме, и, боюсь, способны на любые глупости. Я приду после завтрака в ваш дом, чтобы поговорить с вашей почтенной матушкой и с вами. Хочу, чтобы намерения мои были совершенно ясны и чтобы ваша семья не думала обо мне плохо. Будьте любезны, дождитесь меня, не совершая ничего такого, о чем позже могли бы пожалеть. С дружескими чувствами, м. Г.Циммер".
   - Видите! Она придет! Я знаю, что смогу ее добиться, - Николенька нежно спрятал листок на груди.
   - Это не выглядит как согласие выйти за тебя замуж, - покачала головой Оленька.
   - Не все сразу, душа моя. Я был неправ вчера - огорошил девушку. Голде нужно время, чтобы оценить... мои чувства, узнать меня лучше.
   - Тогда у тебя, без сомнения, есть надежда, - Оленька взяла жениха под руку и увела в глубину сада.
   Тут Аристарху как раз принесли завтрак, он взял чашку горячего кофе и вернулся к окну, подставляя лицо свежему воздуху. В сад вышла Аннушка и, посмотрев на небо, бросилась проверять расставленные вокруг дома бочки для сбора дождевой воды. Аристарх заметил трепетное отношение местных жителей к воде - почти сакральное.
   Николенька и Оленька что-то обсуждали, стоя под старой грушей. "Беседа не кажется мирной", - подумал Аристарх, наблюдая, как Николенька топает ногой и в гневе порывается куда-то бежать, а Оленька, схватив его за рукав летнего сюртука, в чем-то убеждает бывшего жениха не менее горячо.
   "Эх, молодость! - вздохнул Аристарх, который любил в свои тридцать с небольшим лет называть себя стариком, - Кабы такая юная особа меня уговаривала...".
   Еще раз вздохнув и памятуя о надвигающейся грозе, столичный гость решил поработать со своими записками дома. Напомнив себе, что нехорошо подсматривать, он углубился в работу. Мешали только мысли о пропаже древнего акинака. Но оставалась надежда, что он найдется, а потом можно будет убедить Дарью Степановну передать находку археологическому обществу.
   Краем уха слышал звонок от парадной двери и топот прислуги, где-то раздавался голос Николеньки Кадкина, а потом разразилась гроза. Стало темно, как вечером, но сумрак сменялся яркими вспышками молнии. Гром сливался с шумом капель, барабанящих по карнизам. Листы Аристарха разлетелись по комнате, он закрыл окно и принялся собирать записи, раскладывая их по страницам. Стало уютнее, когда ливень остался бушевать снаружи, и звуки дома теперь доносились до его обитателей.
   Положив стопку на стол, Аристарх подумал, не пора ли выпить чаю, посмотрел на часы. Было около полудня.
   "Надо узнать, не поставили ли самовар", - с этой мыслью он направился в столовую. Он уже не плутал по огромному дому, как в первые дни, и ему не требовалась помощь. Из столовой вышла Аннушка, заметив Аристарха, почтительно наклонила голову и сообщила, что чай готов.
   - Сейчас барчука позову, - проворчала она, подходя к двери гостиной, что располагалась наискосок от столовой, - а то он там с этой...
   - Мадемуазель Циммер все-таки пришла? - вскинул брови Аристарх.
   - А чего ж ей не прийти, - пожала плечами Аннушка, - и гроза не помеха. Где-то пролетку нашла, как барыня подкатила. Желала разговаривать с самой Дарьей Степановной. Ишь, гордая, глазищами на меня зыркала - чисто ведьма. Но уж больно Николенька просил меня, чтобы я ее в гостиную к нему направила.
   С этими словами Аннушка подошла к двери гостиной и демонстративно резко открыла ее. Аристарх взялся за ручку двери столовой, мечтая о чашке крепкого свежего чая. Но войти не успел. Шагнувшая в гостиную Аннушка издала такой вопль, что перекрыла раскаты грома. Потом - короткое молчание, и - еще один душераздирающий крик.
   Аристарх хотел вбежать в гостиную, но Аннушка перекрывала ему проход. Она стояла в дверях, раскачиваясь всем телом, прижав руки к лицу и рыдала, кричала...
   Отодвинув экономку, Аристарх смог увидеть, что так напугало почтенную женщину.
   На ковре лежал Николенька, весь в крови. Где была рана, понять не представлялось возможным. Его голова, тоже залитая кровью, покоилась на коленях Голды. Девушка наклонилась над Николенькой, словно баюкала его.
   - Мадемуазель Циммер... Голда... - прошептал Аристарх, осторожно подходя к ней.
   Та подняла лицо - и вновь раздался крик Аннушки, только теперь она, не в силах выдержать зрелище, рухнула на пол. Рот и весь подбородок Голды были в крови - крови умершего Николеньки Кадкина.
  
   ***
  
   Позже Аристарх понял, что впал в какое-то странное состояние между сном и явью. Он с трудом мог припомнить, что происходило потом. Хотел опустился в ближайшее кресло, но оно было забрызгано кровью, кровь была повсюду на мебели, даже на стенах, ею пропитался плотный ковер. Аристарх с трудом справился с накатившейся дурнотой.
   Друг за другом в гостиную вбежали Оленька и Сергей Меркулов. Наверное, Сергей прибежал из сада, потому что с него стекала вода, а сам он был перемазан в глине. Он подхватил пошатнувшуюся Оленьку, но вода и грязь с его растрепанных волос упали на девушку, и та машинально отодвинулась. Тогда Сергей помог подняться Аннушке, которая уже не кричала, а как-то тихо подвывала.
   - Тихо, тихо, - уговаривал экономку Меркулов, - Даша услышит!
   Имя хозяйки подействовало на Аннушку лучше, чем все лекарства, она прижала ладони ко рту и, заливаясь слезами, закивала. В дверях теснились слуги, но какой бы ужас они не испытывали, молча смотрели на Сергея Меркулова, ожидая его распоряжений. И распоряжения - вполне разумные - незамедлительно последовали.
   - Не пускайте сюда Дарью Степановну, делайте, что хотите, но она не должна ничего увидеть! Кто-нибудь - бегите за доктором и полицией.
   Потом Сергей обернулся к Аристарху.
   - Могу я вас попросить отвести Ольгу Михайловну в столовую?
   Аристарх поднялся и подал руку девушке. Та прижалась к нему, и молодой ученый почувствовал, что тело ее сотрясает дрожь. Голда не двинулась с места и, широко открыв глаза, смотрела мимо всех на дверь. Непонятно было, видит она остальных или пребывает в прострации. Выходя из комнаты, Аристарх оглянулся на Голду, и ему показалось, что к ней возвращается способность чувствовать и мыслить здраво - она смотрела на Оленьку с явным страхом.
   В столовой плачущая горничная налила чашки чая и подала, расплескав жидкость по скатерти. Оленька отказалась было, но Аристарх заставил ее выпить несколько глотков.
   - Что же это, Аристарх Александрович? - беспомощно прошептала девушка, - Николка... Он...
   - Да, Ольга Михайловна... Мне очень жаль, но, боюсь, что он... мертв.
   В столовую осторожно ввели под руки Аннушку и усадили за господский стол. Экономка уже не плакала, но выглядела разбитой.
   - Убила! Нашего Николеньку убила эта... Никогда не забуду! - прошептала она, раскачиваясь на стуле, как от приступов боли, - Ведьма проклятая! Взяла и убила нашего соколика!
   Аристарх и Оленька переглянулись. Девушка наклонилась ближе, словно ища защиты у нового знакомого.
   - Вы думаете, что Аннушка права? Голда Циммер убила Николку? Но за что? - прошептала она.
   - Не представляю себе, зачем бы ей это... И как? Чем она его убила? - также тихо ответил ей Аристарх, но Аннушка услышала его.
   - Как это - чем? А то вы не видали, барин? Клыкищами своими загрызла! - от пронзительного голоса экономки зазвенели стекла, а горничная возле самовара перевернула от страха заварочный чайник.
   Аристарх хотел успокоить Аннушку, понимая, что та не в себе, но тут в доме стало шумно: приехали полицейские и врач, слышно было, как со второго этажа что-то вопрошала Дарья Степановна, а хор из многих голосов успокаивал ее, что-то двигали в гостиной...
   Аристарх шепнул Оленьке, что вернется через минуту, и вышел из столовой, плотно прикрыв за собой дверь. Именно в этот момент два урядника выводили из гостиной Голду. Ее руки были связаны впереди, хотя никакого сопротивления она не оказывала. Кровь на ее лице уже подсохла и потемнела, оттеняя посеревшую кожу. Проходя мимо Аристарха, девушка замедлила шаг и посмотрела на него, как ему показалось, умоляюще.
   - Голда... Как?... Что же это? - пробормотал он, протягивая к ней руки.
   Та покачала головой и хотела что-то сказать, но губы ее шевелились, а слов слышно не было. Один из урядников довольно сильно подтолкнул Голду, и она, оставив попытку заговорить, покорно поплелась в прихожую.
   У Аристарха защемило сердце: девушка показалась ему беззащитной и одинокой. Но тут же проскочила мыслишка: да не она ли убила несчастного, потерявшего от восхищения голову Николеньку?
   Потом всех в доме допросили, полицмейстер был тактичен и исполнен сочувствия, особенно к женщинам, и искренне попросил у всех помощи. Сверху спустился Сергей Меркулов: он успел переодеться, привести себя в порядок и заглянул к сестре на минуту, чтобы как-то объяснить ей шум внизу. Увидев его расстроенное лицо, никто не стал спрашивать о Дарье Степановне - и так все было понятно. Аристарх, Оленька, Сергей и Аннушка так и остались сидеть за большим столом, тут же устроились и полицмейстер с писарем. Те несколько слуг, которые тоже оказались на месте гибели Николеньки, скромно заняли места возле буфета.
   К Оленьке полицмейстер обратился первой, желая как можно скорее отпустить девушку домой. Она крепко держала Аристарха за руку, а за спинкой ее стула немедленно вырос Сергей Меркулов, и полицейский, покашляв недовольно, решил, что большой беды не будет, если господа буду слышать, что говорит барышня.
   Оленька поведала, что пришла в меркуловский дом еще до завтрака, чтобы кое о чем поговорить с Николенькой. До ужасного события она успела повидаться со всеми, кроме Дарьи Степановны. Потом, когда началась гроза, она спросила у Аннушки, во сколько подадут чай, и ушла в бывшую детскую Николеньки.
   Аннушка немедленно подтвердила, что в одиннадцать часов барышня действительно, поднимаясь по лестнице, разговаривала с ней.
   Полицмейстер спросил, почему же это Ольга Михайловна направилась в старую комнату жениха, а не в его нынешние покои? Оленька, помявшись, ответила, что они с детства привыкли прятаться там, когда не хотели по каким-то причинам попадаться на глаза Дарье Степановне.
   Если почтенный полицейский и удивился, то виду не подал и спросил, что было дальше.
   А дальше, объяснила Оленька, пора было пить чай. Она вышла из детской и стала спускаться по лестнице. Тут-то и услышала крики из гостиной - в детской она бы не услышала ничего, ибо когда-то старый Меркулов выстроил для деток своих отдельное крыло на втором этаже, подальше от основной части особняка. В этот же момент из-под лестницы появился Сергей Степанович, и они вместе побежали к гостиной.
   Сергей Меркулов, в свою очередь, объяснил, что после завтрака занимался бумагами в отцовском кабинете, и полицмейстер отметил, как верная Аннушка закивала в подтверждение слов хозяина. Окна кабинета выходили на въезд к особняку, но Меркулову показалось, что в саду позади дома от бушевавшего ветра сломалась старая яблоня. Дождя он не боялся - не кисейная барышня - потому через дверь за парадной лестницей прошел в сад. Убедился, что с яблоней все в порядке и вернулся в дом, возле крыльца поскользнулся и упал. Только успел скинуть сапоги, как до него донеслись крики из гостиной.
   Когда настала очередь Аристарха давать показания, он вдруг понял, что, кроме Аннушки, является, по сути, первым свидетелем страшной картины. Но почтенную экономку полицмейстер, согласно рангу, собирался допросить после господ. Так что именно Аристарху выпал жребий описать, в каком положении он застал Голду Циммер.
   Полицмейстер, человек видавший виды, тем не менее, был потрясен. Дрожащей рукой он промокнул лоб платком и долго откашливался. И это несмотря на то, что Аристарх был весьма осторожен и подбирал слова. Аннушка вновь расплакалась и не выдержала, крикнула:
   - Да что же это делается такое? Ведьма проклятая кровушку нашего мальчика выпила, а барыня там - наверху, бедняжечка, ни о чем не знает! Отпустите меня, сударь! Я должна быть с ней. Ох, какое горе-то!
   Сергей Меркулов нахмурился.
   - Да, ваше благородие, я бы тоже хотел быть сейчас с сестрой. Ей понадобится поддержка и забота самых близких людей.
   - Конечно, конечно, Сергей Степанович. Но еще один вопрос: зачем мадемуазель Циммер пришла нынче в ваш дом?
   Повисло тягостное молчание. Аннушка поджала губы и сложила руки на груди, демонстрируя нежелание отвечать на вопрос. Сергей Меркулов топтался за стулом Оленьки, пытаясь заглянуть в ее лицо, Аристарх почел для себя невозможным вмешиваться в дела семейные. Оленька же, оглянувшись вокруг, тихо вздохнула.
   - Она... Николка хотел поговорить с ней... И она написала в записке, что придет после завтрака. Он... ждал Голду. Дело в том, что...
   Ее перебил Сергей Меркулов.
   - Дело в том, что мы подумывали начать вести дела с семейством мадемуазель Циммер, и я попросил Николая провести предварительную беседу с девицей. Она имеет влияние на своих родственников, и могла бы стать кем-то вроде посредника. Если можно так выразиться, Николай прощупывал почву.
   Оленька, запрокинув голову, удивленно и довольно сердито смотрела на Меркулова, Аристарх удивлялся расчету молодого дельца: зачем после смерти наследника крупной фирмы поднимать историю его матримониальных намерений? И только в глазах Аннушки читалось понимание и согласие с таким объяснением.
   Поверил ли полицмейстер Сергею Меркулову, нет ли - осталось непонятным, но вопросов он более не задавал. Извиняясь и выражая соболезнования, полицейские покинули особняк.
   Аристарх тактично удалился в свои апартаменты - члены семьи должны были исполнить печальный долг и сообщить хозяйке дома о постигшем ее страшном горе.
  
   * * *
   Искренне сочувствуя семейству Дарьи Степановны, Аристарх поначалу надумал было съехать. Но, во-первых, неприлично как-то это выглядело бы - похоже на бегство, а во-вторых, у него были некоторые резоны для того, чтобы все-таки остаться под гостеприимным кровом. Странная и трагическая смерть молодого человека, полного сил и надежд, заставила археолога забыть на время о своих интересах и целях, и он отложил дела, коими до сих пор пренебрегать не собирался. Необъяснимая история с Голдой Циммер, которую пока поместили под арест для дальнейшего выяснения обстоятельств гибели Николеньки, тоже не давала Аристарху покоя.
   На следующий день рано утром он потихоньку выбрался из погруженного в траур особняка и направился в город пешком. После вчерашнего ливня свежая листва поблескивала на солнце изумрудными огоньками. Хоть потоки дождя и прибили цветы к земле, но те поднимались к теплым лучам, еще более сочные и ароматные, чем раньше. Запахи зелени смешивались с дыханием моря и обрушивались на прохожих единой дурманящей волной. Аристарх снял шляпу и, подставив голову легкому ветерку, думал о том, как тесно переплелись события - свидетелем которых он стал и свидетелем которых стать ему не довелось.
   Он не помнил, по каким улочкам вышел в центр города: вероятно, все они какими-то путями вели туда. На главной улице новые дома и витрины больших магазинов соседствовали с небольшими лавчонками, напоминавшими о добрых старых временах. Но уже теснили их со всех сторон модные новшества: еще несколько лет, и - казалось - от этой провинциальной простоты не останется и следа. Аристарх оглянулся: несмотря на раннее утро, улицы не выглядели пустынными, в лавках и магазинах сновали приказчики, обслуживая покупателей.
   Издали он увидел Сергея Меркулова, немного ссутулившись, как под тяжкой ношей, тот шел не обычным бодрым своим шагом, а немного неуверенно. Аристарх пошел ему навстречу, чтобы справиться о самочувствии Дарьи Степановны, но неожиданно наперерез Меркулову прошла женщина, в которой Аристарх узнал Аннушку. Экономка заговорила с хозяином, а тот слушал ее, но подойдя ближе, Аристарх заметил, что лицо его безучастно. Он смотрел мимо Аннушки, но даже со спины было понятно, что женщина в чем-то горячо убеждает хозяина. Подойдя ближе, гость услышал ее последние слова:
   - Я же сама проверяла, где сколько набралось... - услышав шаги, Аннушка замолчала и повернулась к Аристарху.
   Хоть и подавила она недовольство, но не заметить его было трудно. Выглядела преданная экономка неважно: веки припухли и отяжелели, глаза были красны от слез, вообще, за ночь она постарела лет на десять.
   - Как Дарья Степановна приняла... известие? - поклонившись, спросил Аристарх.
   В ответ Меркулов махнул рукой, а Аннушка промокнула платочком глаза.
   - Да как? Дохтура вызвали, вот я в аптеку пошла за новым лекарством. А что лекарства? Сердце разбитое они не соберут...
   - Насчет похорон надо бы, - пробормотал Меркулов, - да только полицмейстер вчера сказал, что пока нельзя, Николеньку у нас забрали-то... Ох, куда я шел? И к полицмейстеру надо зайти, и дела не ждут. Боюсь, неустойку придется платить - греческое судно на рейде простаивает.
   - Не сочтите за вмешательство, но я могу сходить, - предложил Аристарх, - все одно не работается мне, а вам - помощь.
   - Буду весьма признателен, - Сергей повернулся к Аннушке, которая что-то хотела ему сказать, - нет, я не в силах сейчас слушать тебя, прости.
   С этими словами он направился к порту, и походка его стала заметно тверже, будто он принял какое-то решение.
   - Мне надо идти, - сухо сказала Аннушка, - сейчас к Дарье Степановне придет Изольда.
   - Это ваша... Ваш медиум? - вспомнил Аристарх.
   - Изольда говорит с духами, и называйте это, как вам угодно! Многие, как и вы - сомневаются, но я-то знаю! Если кто и поможет моей доброй госпоже, так это она.
   Гордо вскинув голову, Аннушка прижала к себе небольшой сверток из аптеки и ушла. Аристарх признался себе, что напросился на посещение полицмейстера не только, чтобы помочь Меркулову, но и чтобы попытаться увидеть Голду.
   Полицмейстер встретил его любезно - московского гостя госпожи Кадкиной нельзя было игнорировать ни при каких обстоятельствах. Как раз подошел и врач, изучавший тело Николеньки, чтобы доложить о результатах вскрытия, и полицмейстер не стал выдворять Аристарха из кабинета.
   Усталый медик сообщил, что Николай Пантелеевич скончался от того, что ему проткнули сонную артерию острым предметом, скорее всего, ножом. Одна рана, но смертельная.
   - Хм, что же это выходит? - задумался полицмейстер, - Еврейка проткнула ножом человека, которого она совершенно не знала? Впрочем, мне еще вчера показалось, что она сумасшедшая.
   - А нашли вчера какой-нибудь нож в гостиной? - спросил Аристарх.
   - Нет-с. Собственно, ничего мы не нашли - никакого оружия. И у арестованной тоже не было ничего похожего.
   - Как же она могла убить Николая Пантелеевича? Ведь не испарился же ножик...
   - Не знаю. Девица молчит. Вчера я почел за лучшее просто запереть ее. Выглядела она невменяемой - всякое видал я на этом свете, но, каюсь, стало не по себе.
   - Позвольте мне поговорить с ней, - попросил Аристарх, сам не понимая, почему. Наверное, не мог забыть взгляд, которым Голда смотрела на него, когда ее уводили из меркуловского дома.
   - Хм, экие у вас, сударь, фантазии... Право слово, не знаю, допустимо ли это?
   Однако же, у Аристарха сложилось впечатление, что сам полицмейстер рад был отправить гостя на встречу с арестованной.
   - Урядник будет за дверью. Вы кричите, если что... - с этим напутствием Аристарха проводили в камеру Голды.
   Собственно, эта была не камера, а комната для временного заключения под стражу при полицейском участке. Но Аристарх понятия не имел, как выглядит камера, и помещение показалось ему настоящей тюрьмой.
   На кровати сидела Голда, сложив руки на коленях. Ее ботинки не доставали до пола и носки их чуть покачивались в воздухе. Могло показаться, что она так и просидела без малого сутки, но Аристарх обратил внимание, что девушка использовала воду в умывальнике - смыла кровь с рук и лица.
   Когда дверь со скрипом отворилась, она не пошевелилась, но глаза ее немного оживились, как только в комнату вошел Аристарх. Он хотел присесть на табурет, но оказалось, что тот прибит к полу, а стоял он у противоположной от кровати стены. Потоптавшись, посетитель без церемоний опустился на кровать рядом с девушкой.
   - Мадемуазель Циммер... Голда... Вы меня узнаете?
   Она пошевелила губами и издала какой-то звук, похожий на смешок.
   - Конечно, узнаю. Аристарх Александрович, кажется? Я не сумасшедшая.
   - Хорошо. Вы помните, что случилось вчера?
   Она кивнула. В небольшое окошко заглянул шальной луч солнца, и Голда зажмурилась. Даже с синеватой кожей и красными прожилками на глазах она выглядела необыкновенно красивой.
   - Да, помню. Господина Кадкина убили. И все думают, что это сделала я.
   - Нет, я так не думаю! - Аристарх схватил Голду за руку, но она чуть отодвинулась и осторожно отвела его ладонь.
   - В таком случае, вы одиноки.
   - Что случилось вчера? Я хочу сказать: что случилось до того, как в гостиную вошли остальные?
   Голда пожала плечами.
   - Нет смысла что-то объяснять, все равно не поверят.
   - И все же? Почему вы не верите, что я хочу вам помочь?
   Некоторое время Голда молчала. Потом заговорила, с трудом подбирая слова, словно переводила с другого языка.
   - Мы должны были поговорить с господином Кадкиным. Я надеялась образумить его, а впрочем, это не важно. Так или иначе, я пришла к ним в дом. Меня встретила какая-то... особа, что-то вроде домоправительницы, встретила очень сухо, но я ее не виню. Сказала, что господин Кадкин велел проводить меня в гостиную. Но она меня не проводила, а просто махнула рукой в коридор. Я вошла в комнату и увидела... - девушка сглотнула и провела рукой по глазам, - Николай Пантелеевич лежал на полу весь в крови. И повсюду была кровь. Я бросилась к нему... Не помню, что я делала. Кровь хлестала у него из горла, но он был еще жив.
   - Жив? Что вы говорите!
   -Да. Он тянулся ко мне и силился что-то сказать. Кажется, я упала и наклонилась к нему... Пыталась зажать рану, но было поздно - он потерял слишком много крови. Я не хотела, чтобы он тратил силы, но... мне пришлось наклониться к его губам, чтобы услышать хоть что-нибудь. А потом... потом я плохо помню.
   - Но Николай Пантелеевич говорил с вами?
   - Говорил? Он не мог. Всего лишь прошептал несколько слов.
   - Что? Что он вам сказал? Вы понимаете, как это важно, Голда?
   Она удивленно посмотрела на него, а потом усмехнулась.
   - Для кого важно?
   - Для вас. Чтобы очиститься от всяких подозрений. Вы должны рассказать!
   Голда покачала головой.
   - Нет. Будет только хуже. Мне не поверят. Никто не поверит. Да и вы тоже. Кто я и кто она?
   - О чем вы говорите, Голда? Не молчите, у меня нет причин сомневаться в ваших словах!
   - Что ж, извольте, - Голда еще немного отодвинулась, чтобы видеть лицо собеседника и впилась в него темными глазищами. Голос ее зазвенел.
   - Я разобрала с трудом - он хрипел, задыхался. Несколько слов: "Оля... не виновата... Помогите ей". А теперь, Аристарх Александрович, повторите, что вы ни секунды не сомневаетесь в моих словах!
  
  
   ***
  
   Что бы ни думала про себя Голда, но Аристарх почему-то ей верил. Безоговорочно. Сразу. И в то же время он не мог себе представить, чтобы Оленька Вихрова могла убить, случайно ли, намеренно ли, человека, которого она знала с самого рождения. А это означало, что слова умирающего Николеньки несли в себе какой-то иной, скрытый пока смысл.
   Аристарх попытался восстановить картину происшедшего, что давалось ему с трудом.
   - Понимаете ли, Голда, Оленька находилась в другом крыле, направляющейся туда ее видела Аннушка - та самая домоправительница. Надо бы спросить у врача, сколько времени могло пройти между тем, как Николаю нанесли рану, и тем, как он скончался у вас на руках...
   - Я немного изучала медицину... В Германии. Удар пришелся на сонную артерию, и достаточно всего лишь нескольких минут, чтобы человек истек кровью. Смутно помню, что пыталась зажать рану, но потеря была слишком велика. Значит, человек, который нанес эту рану, выскочил из гостиной буквально передо мной.
   - Вы кого-нибудь видели в коридоре?
   - Нет. Не видела и не слышала шагов. Но ведь бушевала гроза. Мне даже пришлось взять коляску, чтобы не промокнуть. Но все равно - пока добежала от ворот до крыльца дома - вымокла. Так что из-за грома и шума дождя я могла просто не услышать убегающего человека.
   - Но все же это не мадемуазель Вихрова, я полагаю.
   Голда улыбнулась, но не тепло - холодно и отстраненно.
   - Конечно, все будут защищать мадемуазель Вихрову, но я знаю, что слышала. Однако прошу вас никому не рассказывать об этом. Мое положение и так... Не слишком радужное.
   - Хорошо. Я ничего не скажу господину полицмейстеру. Во всяком случае - пока. Надо переговорить с барышней. Да и вам, Голда, я бы хотел поведать странную историю. Вот вы думаете, что все против вас, а я открою вам тайну: уже много лет я знаком с вами!
   - Аристарх Александрович, мне двадцать два года, и поверьте, я слышала и множество шуток, и наблюдала множество всяких замысловатых попыток привлечь мое внимание. Ваша - далеко не самая оригинальная.
   Аристарх вскочил с кровати.
   - Вы думаете... Вы полагаете, что я таким недостойным образом... Используя ваши трудности! Вот какого вы обо мне мнения!
   Голда молчала, опустив глаза и потирая рукав жакета. Он высох за ночь, и пятен крови уже не было заметно на темной ткани.
   - Что ж, мадемуазель Циммер, вы узнаете, что мои намерения чисты. Я ухожу, но приложу все усилия для вашего освобождения.
   Резко поклонившись, Аристарх вышел за дверь. Голда долго смотрела ему вслед. Если бы Дарья Степановна могла сейчас видеть ее, то сказала бы, что в темных глазах явно проступает нечто ведьминское, не от мира сего.
   Аристарх же возвращался домой, кипя от обиды. И хотя он уговаривал себя, что это совершенно по-детски, что на девушку нельзя злиться, все равно долго не мог прийти в себя. Только когда Аннушка постучалась к нему и сообщила, что Дарья Степановна просит его подняться к ней, он смог собраться.
   - Вы уверены, что Дарья Степановна готова видеть чужого человека?
   - Коли вы в доме проживаете, стало быть, не чужой, - буркнула Аннушка, - и слово с делом у нее не расходится. Душа светлая - за то и страдает.
   В будуаре Дарьи Степановны было душно, шторы на окнах задернуты, словно яркому солнцу тут не рады. К удивлению Аристарха сама хозяйка была на ногах, аккуратно одетая и причесанная. Но лицо ее, искаженное болью, лучше всяких слов говорило о ее смятении и горе. В комнате находилась Оленька, одетая в траурное платье и выглядящая старше своих лет.
   - Спасибо, Аннушка, теперь ты можешь идти. Изольда дорогу сюда знает, у тебя и так много дел.
   - Приказать подать вам что-нибудь сюда? - ласково спросила экономка.
   - Нет, ничего не хочу. И ты, Оленька, иди с Аннушкой. Наверное, сейчас Сергей придет на обед, уж проследите за прислугой.
   Оленька неохотно встала и вслед за Аннушкой покинула будуар, ни разу не взглянув на Аристарха.
   - Дарья Степановна! Нет таких слов, которые выразили бы... - начал было московский гость, но хозяйка дома положила ладонь поверх его руки.
   - Не надо, друг мой. Я знаю, что вы искренны, но изменить все равно ничего нельзя. И никогда невозможно. Есть Высшая Сила, и человек способен увидеть и понять лишь крошечную часть Великого.
   - Простите, Дарья Степановна, но вы хотите сказать, что... Все предопределено?
   - Да. Я всегда это знала. А как только я увидела эту девушку... Вы помните наш давешний разговор?
   - Конечно, Дарья Степановна! Наша дискуссия не была завершена, насколько я помню, но теперь...
   - Не до нее, хотите вы сказать? Да, это так. Все свершилось - скифская жрица забрала самое дорогое, что было у меня.
   - Сударыня! - Аристарх взял ладонь Дарья Степановны в свои руки, - Дорогая вы моя! Николая Пантелеевича ударили в шею чем-то вроде ножа, проткнули сонную артерию...
   - Чем-то вроде того предмета, который я вам показывала и который вскоре пропал? - наклонилась вперед Дарья Степановна.
   - Д-д-да, вероятно, - пробормотал Аристарх, - но тем более, мы знаем, что его не могла взять мадемуазель Циммер. Ведь она впервые появилась в вашем доме за несколько минут до...
   - Ах, я вижу, что вы, дорогой друг, изучали археологию лишь с поверхностной точки зрения, без эзотерического наполнения. А древнее знание объясняет все!
   - Вы полагаете, что Голда Циммер убила Николая Пантелеевича? Но зачем? За что?
   - Не сомневаюсь, что она. И тем самым оружием, которое хранилось у меня.
   - Ах, вчера говорили, что пропал акинак. Вы полагаете, его украли?
   - Сначала я так и подумала, друг мой. Но... Нет, оно просто вернулось к своей владелице, которая мстит за разоренную могилу. Кто знает? Возможно, сейчас мы получим ответ.
   Дверь отворилась почти беззвучно, и на пороге возникла замотанная в разноцветные одежды фигура. Дарья Степановна пошла ей навстречу, протянув руки.
   - Изольда, дорогая! Благодарю тебя, что пришла.
   - Как я могла бы не прийти, ангел мой! - дама неопределенного возраста прикоснулась щекой к щеке хозяйки дома, - Мы вместе с тобой в сей скорбный час!
   - Позвольте откланяться, Дарья Степановна, - Аристарх выступил на середину комнаты.
   Но его остановила гостья - ее рука неожиданно взметнулась вверх, а вокруг облаком разлетелись шелка широких рукавов.
   - Нет! Ты должен остаться и увидеть!
   Дарья Степановна умоляюще посмотрела на Аристарха, и тот сдался. Изольда, казалось, знала, что делать: выдвинула небольшой английский столик, в центр и поставила стулья, еще плотнее задернула шторы, зажгла свечу, от которой воздух в комнате быстро наполнился удушающим ароматом. Все трое расселись вокруг столика. Аристарх удивлялся, как Изольде удавалось сочетать в своих действиях деловитость и загадочность. Посидев немного с закрытыми глазами, она обратилась к хозяйке:
   - Мы хотим знать, что именно произошло вчера. - медиум не спрашивала, а утверждала, потому Дарья Степановна просто наклонила голову в знак согласия.
   Изольда вновь закрыла глаза, задышала глубоко, погружаясь в себя. Дарья Степановна не сводила с нее глаз, а Аристарх хмурился, гадая, сколько времени продлится представление.
   Вдруг Изольда открыла глаза и заговорила сильным голосом:
   - Я Дух Ману. Зачем вы беспокоите меня?
   Дарья Степановна открыла рот, но Изольда опередила ее:
   - Нет! В вашем мире есть разделение на мужчин и женщин. Я буду говорить с тем, кто здесь рожден мужчиной.
   Аристарх беспокойно задвигался на своем стуле, кусая от досады губы. Он считал, что Изольда разыграла все как по нотам - хитрая бестия. Если бы не Дарья Степановна, он немедленно покинул бы сцену. Но она смотрела на него с такой надеждой, что сердце у него разрывалось. Еще поерзав, он решился.
   - Хорошо. Я готов говорить с тобой, Дух.
   - Что ты хочешь знать?
   - Э-э-э, собственно... Да, что случилось вчера в полдень в гостиной этого дома?
   Изольда помолчала, ее пустые глаза смотрели куда-то мимо Дарьи Степановны и Аристарха.
   - Что же... Я вас предупреждал. Пришла Кровавая Жрица за своей жертвой. Древняя Жрица готовила воинов к битве, учила их разить врага и пить его кровь. Теперь она свершила ритуал сама.
   - Но... Простите, э-э-э, Ману... Зачем ей это? За что она убила Николая Пантелеевича?
   - У нее отняли все. Верните ей дары. Иначе она продолжить убивать.
   Аристарх и Дарья Степановна переглянулись удивленно.
   - Что у нее отняли?
   - Жрица ушла в другой мир с дарами. Но их украли. Она сердится и требует их назад. Верните все.
   Вдруг Изольда затряслась, изо рта у нее пошла пена. Испуганный Аристарх вскочил, но Дарья Степановна жестом успокоила его. Через полминуты Изольда закашлялась и своим обычным голосом спросила:
   - Вы узнали все, что хотели?
   - И даже больше! - не смог сдержать иронии Аристарх, за что хозяйка взглянула на него с упреком.
   - Да, дорогая Изольда! Все так, как мы и предполагали. Ах, несчастная я! Если бы только я понимала, о чем речь! Николенька бы не погиб! - бедная женщина расплакалась.
   Изольда вздохнула:
   - Да, подлинное знание скрыто от нас, и мы блуждаем впотьмах. Друг мой, Дашенька, твои благородные изыскания принесут пользу всему человечеству. И никакие жертвы...
   Дарья Степановна прижала платок к лицу и захлебнулась слезами. Возмущенный Аристарх резко повернулся к Изольде:
   - Мадам! Нельзя же, право...
   - О, сударь, я вполне вас понимаю, не тратьте слов. Лучше позовите Аннушку, скажите, что хозяйке требуется помощь.
   Глубоко втянув воздух через нос, Аристарх быстро вышел, боясь наговорить лишнего. Он пошел искать Аннушку по дому, открывая подряд все двери. В прихожей он встретил Оленьку, которая понуро брела в столовую. Со стороны кабинета, что был по другую сторону прихожей, появился Сергей Меркулов. Быстрым шагом он подошел к Оленьке и подставил ей локоть. Она продела свою руку под его, будто и не заметив.
   - Вы не видели Аннушку? - спросил Аристарх обоих.
   Оленька отрицательно покачала головой, а Сергей удивился:
   - Обычно в это время она в столовой - следит, как обед подают.
   Из столовой выглянула юная горничная, которая сообщила, что недавно Аннушка что-то говорила о бочках для сбора дождевой воды. Так как Оленька, кажется, не слышала почти ничего, она прошла в столовую, а за ней, немного поколебавшись, проследовал и Сергей Меркулов.
   - Значит, Аннушка в саду, - пробормотал Аристарх и пошел к задней двери в сад. Две бочки стояли по обеим сторонам крыльца - под стоками с крыши. В той, что справа, плескалась водица, в которой плавали сбитые дождем листочки. Но та, что была слева, валялась на земле пустая. Рядом с бочкой Аристарх увидел Аннушку, лежащую лицом вниз. Испугавшись, что экономка, упав, могла расшибиться, он бросился к ней и перевернул женщину. Кожа возле левого виска припухла, из небольшой ранки сочилась кровь. Возле головы Аннушки валялась железная цепь - такую использовали для лодочных якорей. Аристарх отвел от лица экономки выбившуюся из обычно аккуратной прически прядь волос. Несчастная Аннушка была мертва.
  
   ***
  
   Тело экономки перенесли в ее комнату, вызвали врача. Прислуга шепталась между собой, люди крестились, испуганно оглядывались. О полиции никто не подумал, и Аристарху пришлось настоять на вызове хотя бы городового. В ожидании его он остался неподалеку от места смерти Аннушки, чтобы туда не ходили толпой работники. К нему подошла Оленька.
   - Не знаю, как сказать Дарье Степановне... Ах, как мне стыдно, что мы так часто подшучивали над Аннушкой, смеялись. Мне кажется, что я больше никогда не засмеюсь... - она водила ладонью по воде в той бочке, которая осталась полной, а Аристарх смотрел на нее, вспоминая слова Голды.
   - Как умерла Аннушка? - вдруг спросила Оленька.
   Аристарх показал на валяющуюся в пыли цепь.
   - Я смотрел - на ней кровь. Не знаю, что скажет доктор, но, похоже, будто Аннушку ударили в висок.
   - Она могла споткнуться, упасть и удариться головой?
   - Что-то подсказывает мне, что именно такой вердикт и будет вынесен.
   Оленька резко повернулась к нему. Зрачки ее глаз расширились. На фоне черного платья светлая кожа казалась прозрачной.
   - Я не могу понять, что Аннушка делала в саду? Время обеда было для нее чем-то вроде священного ритуала. А она пошла в сад, бросив слуг без надзора.
   - Но сейчас почти никто не обедает, все не так, как раньше...
   - Но Сергей Степанович вернулся из порта... Да мало ли... Аннушка даже к Дарье Степановне не поднялась. Это странно. Все говорили, что она всегда знает, что в доме происходит.
   Оленька кивнула немного растерянно.
   - Ну и что? Я не понимаю, куда вы клоните.
   - Аннушку почему-то очень волновала эта дождевая вода. Утром она что-то бормотала, горничная сказала, что Аннушка пошла в сад на бочки посмотреть.
   - Вон, одна бочка опрокинута. Может, Аннушка во время падения ее перевернула?
   - Нет. Вода не могла бы так быстро впитаться в землю. После вчерашнего дождя земля здесь подсохла быстро - не то, что под деревьями в саду.
   - Аристарх Александрович, мне очень жаль Аннушку, я даже подумать боюсь о том, что станется с Дарьей Степановной, и у меня совершенно нет интереса к вашим странным изысканиям! Все одно к одному, и, право, я готова поверить в проклятие древней жрицы!
   - Скажите, мог ли Николай Пантелеевич вас защищать от... чего-нибудь плохого?
   Оленька отшатнулась, но быстро взяла себя в руки.
   - Вы не знали Николку. Ради того, чтобы защитить меня или свою матушку, он бы на многое пошел. Он был самым настоящим рыцарем, не из нашего времени.
   Аристарх вздохнул. Если Голда права - а у него нет причин полагать, что она измыслила такую коварную ложь - то Оленька сама подтвердила, что подозрения в отношении нее могут быть оправданы. И все же... Аристарх прищурился.
   - Оленька, вас ведь что-то мучило... Еще до гибели Николая Пантелеевича. Вы ведь и хотели с ним поговорить, когда пришли ко мне - о чем?
   - Теперь уже не важно.
   - А вы не думали, что это может быть связано со... всеми событиями? Что вы хотели рассказать ему?
   - Вы слышали, что сказала Дарья Степановна? Николку убила древняя жрица! И более я вам слова не скажу!
   Прижав к губам платочек, Оленька убежала. Оставшись один, Аристарх еще раз осторожно осмотрел цепь. Приподнял ее с дальнего края и подержал на ладони. Ударить Аннушку по голове могла бы и женщина, особенно - в гневе. Способна ли впасть в такое состояние Оленька? Аристарх за столь короткое время не мог понять эту девушку, но она была ему симпатична. Волей-неволей он сравнивал ее с Голдой - они были совсем разными, вернее - полными противоположностями, и Аристарх до сих пор не мог признаться самому себе, кто из них кажется ему более привлекательной.
   Когда пришел городовой из ближайшего участка, Аристарх подробно рассказал ему о том, как нашел Аннушку, показал перевернутую бочку и цепь с каплей крови. Полицейский все аккуратно записал, но у Аристарха сложилось впечатление, что несчастный случай кажется тому более подходящим вариантом. Что ж, вполне возможно, что он прав, ведь никаких оснований для подтверждения своих смутных подозрений представить столичный гость не мог. Объяснить, почему он считал, что Аннушку убили, было еще возможно. Но он и сам не понимал, откуда взялось у него убеждение, что смерти Николая и экономки связаны между собой. Что-то беспокоило его - какой-то важный момент, но все заслоняла собой страшная картина окровавленного лица Голды и убеждение Дарьи Степановны, что Николеньку забрала себе как жертву древняя жрица. Это сбивало Аристарха с мысли, мешало связать воедино все кусочки, среди которых - как ему казалось - затерялось что-то значительное.
   Выскользнув за ворота усадьбы, Аристарх прошелся до окраины города, за которой расстилалась степь. Он вдохнул запах свежей травы - наверное, летом она выгорит, поменяет сочный зеленый цвет на желто-соломенный. Легко взбежав на небольшой пригорок, Аристарх осмотрелся. Ему стало грустно, больно, словно в этой бескрайней степи с тягучим ароматом разнотравья, было что-то дорогое, родное, но, в то же время, ускользающее. Где-то пискнула полевая мышь, а в небе кружил в поисках добычи ястребок. Какие тайны ушедших времен таит в себе эта степь? И откроет ли когда-нибудь? Придавленный печалью, Аристарх побрел в сторону ближайшего жилья - в горле у него пересохло, и просто до зубовного скрежета захотелось выпить прохладной колодезной воды.
   Ближе всего располагалась небольшая усадьба - крепкое хозяйство. Заглянув во двор, Аристарх никого не увидел, но чьи-то голоса доносились из-за дома, но их перекрывал поросячий визг.
   - Хозяева? Есть кто?
   Никто не отозвался, и он прошел по дорожке вокруг дома на задний двор. Мужик, под присмотром дородной тетки, тащил из загона двухмесячного поросенка. Тот вырывался и повизгивал.
   - Та держи ужо, шо ты робишь? - кричала хозяйка.
   Мужик изловчился и схватил поросенка. Женщина подала ему длинный тонкий нож. Один миг - и нож занесся над тельцем животного. Мужик намеревался проткнуть сердце поросенка, но то ли рука у него дрогнула, то ли поросенок вывернулся, но острие вошло выше сердца. С дикими воплем животное вырвалось и, заливая кровью двор, с раздирающими сердце воплями носился, сбивая все на своем пути.
   - От чертяка! - незадачливый убийца растерянно крутился вокруг своей оси. Кровь поросенка забрызгала его руки, лицо, попала в глаза.
   - Та это ж ты чертяка! - набросилась на него хозяйка, - Набрался вчерась, руки дрожат! Лови его теперь!
   - Не вижу ничего! Сделай что-нибудь!
   - Алешка, Игнат! Несите воды для нашего забойщика, шоб у него повылазило!
   На крик хозяйки выбежали два парня, видимо, сыновья тетки. Они дружно подхватили бочку, стоящую у стены сарая, и вылили ее одним махом на забойщика. Тот крякнул, отряхнулся - вода стекала с него струйками, но свежую кровь она смыла почти всю, остались только размытые пятна на рубахе.
   Как зачарованный Аристарх наблюдал за этой сценой - в суматохе, пока все гонялись за несчастным поросенком, на него никто не обратил внимания. Опорожненную бочку кто-то толкнул в горячке, она упала и откатилась обратно к стене сарая...
   И вдруг эта часть загадки сложилась. Перед ним вдруг возник образ Оленьки в нежном платье, похожем на взбитые сливки. И кружевные оборки, которые она перебирала тонкими пальцами, когда полицмейстер брал у нее показания. На ней не было ни пятнышка крови. И неудивительно - для Аристарх почему-то это оказалось важным - потому что она и близко не подходила к раненому Николаю. И ее не было рядом, когда бывшему жениху нанесли смертельную рану.
   И теперь Аристарх точно знал, кто убил Николеньку. Знал, что смерть Аннушки напрямую связана со смертью сына ее хозяйки. Забыв обо всем, он тихо повернулся и ушел со двора незамеченным.
   Однако озарившая догадка не принесла никакой радости. У него не было ответа на вопрос "почему"? И было еще немало вопросов, которые скрывались под тяжелым покровом тайны.
  
   ***
  
   И все же кое-что можно было сделать прямо сейчас. Аристарх направился к полицмейстеру. По крайней мере, надо было рассказать об оружии, которым был смертельно ранен Николенька - это должно снять подозрения с Голды, поскольку, как надеялся Аристарх, вряд ли полицмейстер полагал, что акинак из скифской могилы испарился с места преступления сам собой. Значит, его унес убийца, унес потому, что он был ему нужен. В противном случае он бы его просто бросил в гостиной. Зачем тащить с собой, пусть и небольшого размера оружие, запачканное кровью? Металлическую поверхность акинака, разъеденную ржавчиной, не так легко отчистить. Нет, артефакт дорог убийце. Хотя сейчас, скорее всего, он его надежно спрятал. Зато имеется шанс убедить полицмейстера отпустить Голду.
   Глава городской полиции воспринял доводы московского гостя серьезно. Не то, чтобы он немедленно уверился в невиновности мадемуазель Циммер. Не слишком убедило его и то, что именно древний акинак стал причиной смерти Николеньки. Но пропажу артефакта нельзя было не учитывать, как и то обстоятельство, что как раз Голда была единственным человеком, который не имел возможности завладеть им. О смерти Аннушки полицмейстер уже знал, но, как он выразился "еще не сложил собственного представления о трагическом происшествии".
   - Я бы, сударь, мадемуазель Циммер не отпускал - кто-то должен находиться под стражей, а то нехорошо-с. Общественность будет недовольна. Кроме того, я только что имел беседу с ее родственниками. Это почтенная иудейская семья - не слишком богатая, но у них свое торговое дело, они пользуются уважением. То, что мадемуазель Циммер, которую они приняли к себе из сострадания, попала в столь сомнительную историю, для них это... Им не нужна такая слава. Видеть девушку они не пожелали, привезли ее вещи и...
   - Какая жестокость! - возмутился Аристарх, - Отказаться от родственницы в такую минуту!
   Полицмейстер пожал плечами.
   - Их можно понять. Хотели пригреть бедняжку, может, мужа ей подыскали бы, а она впуталась в убийство, и как бы для нее все не закончилось, газеты еще долго будут ее имя упоминать в связи с преступлением.
   - Что ж, я возьму ее на поруки. К тому же я совершенно уверен - Николая Пантелеевича мадемуазель Циммер не убивала. Надеюсь, смогу доказать это.
   - Буду премного благодарен, господин Арсентьев, - промелькнувшей иронии в голосе полицмейстера Аристарх предпочел не замечать.
   Он подписал все необходимые бумаги для освобождения Голды, послал в банк, чтобы уплатить залог, попросил указать ему приличный пансион в городе -вообще, развернул бурную деятельность, в каковой не был замечен со дня своего приезда. Когда он вошел в камеру Голды, она стояла на коленях перед чемоданом и раскладывала вещи. Подняла голову и вежливо поздоровалась.
   - Голда, я пришел с добрыми вестями. Вас отпускают под залог. Знаю, что ваша семья отказалась от вас, но тут неподалеку есть маленькая гостиница...
   - Кто уплатил залог? - резко спросила Голда.
   - Я. Для меня невыносимо видеть вас здесь, когда вы ни в чем не виноваты.
   - Да? И что же вам нужно взамен такой... доброты?
   - Ничего. Разве мы не можем общаться, как друзья? Понимаю, вас, вероятно, утомили... посягательства мужчин. Но вы не виноваты, что так хороши собой. Поверьте, я отношусь к вам, в первую очередь, как к личности! - Аристарх искренне надеялся, что говорит сейчас правду.
   Голда подняла на него глаза и тихо произнесла:
   - Простите. Я не испытываю к вам ненависти, вы с самого начала поддерживали меня, - вдруг она улыбнулась, - но я никогда не встречала такого человека, как Николай Пантелеевич. Он... был не таким, как другие. Знаете, наверное, через какое-то время я бы... согласилась.
   Она опустила голову, роясь в чемодане, подбирая разбросанные фотографические карточки. Но руки ее задрожали, карточки упали на пол. Аристарх бросился помогать их собирать.
   - Спасибо, - прошептала Голда, - это все, что осталось мне от родителей...
   - Они умерли?
   Девушка кивнула.
   - Эпидемия холеры три года назад. Отец разорился незадолго до этого, и мы жили в плохих условиях. Одно только хорошо: они скончались вместе, как жили. Отец так любил маму, что все равно не смог бы без нее, - вдруг в Голде впервые мелькнуло женское лукавство и даже нечто, похожее на кокетливость.
   - Смотрите, ведь она была красивее меня! - и протянула Аристарху карточку, края которой немного обтрепались, - Знаете, когда она шла по улице, люди даже останавливались!
   На московского гостя с карточки смотрела молодая женщина, очень похожая на Голду, только с другой прической. Такое лицо забыть невозможно.
   - Это ваша матушка? - ахнул Аристарх и сел прямо на пол, забыв о светских манерах.
   Он перевернул портрет. С другой стороны через витиеватые вензеля и немного помпезные изображения морских нимф располагалась реклама мастера-фотографа.
   "В.Грушевъ, г.Таганрог, 1875"
   - Ваша матушка родом отсюда? - внезапно охрипшим голосом спросил Аристарх.
   - Да, она - младшая сестра моего дяди. Эту фотографию отправили ее жениху, то есть, моему будущему отцу в Вильно. А осенью 1875 года она приехала туда, и сыграли свадьбу.
   - Голда, помните, я говорил, что знаю вас много лет? Но вы подумали, что я так... волочусь за вами.
   Девушка кивнула - серьезно, без своей обычной иронии. Она почувствовала, что ее новый друг вовсе не шутит.
   - Так вот, это правда, и я могу доказать, - Аристарх достал портмоне из внутреннего кармана летнего сюртука. Раскрыл его и из одного отделения осторожно достал сложенный в несколько раз лист.
   Голда развернула его, и теперь настал ее черед ахать. Это был тот же рисунок, копию которого Аристарху показывала Дарья Степановна.
   - Что это? Кто это? Это... я?
   - Когда я увидел вас на вокзале, думал - да. Но этого не может быть. Вы молоды, а рисунок был сделан двадцать три года назад. Но теперь я могу догадаться, что это ваша матушка. И год совпадает.
   - Мою матушку нарисовал... кто?
   Аристарх помолчал, морщина пробежала через высокий лоб.
   - Это рисовал мой дядюшка. Вы слышали историю о пропавших здесь в семьдесят пятом году археологах?
   - Нет. Да и кто бы мне рассказал?
   Аристарх изложил Голде все, что знал сам. Она внимательно слушала, время от времени бросая взгляд на рисунок.
   - Вот как это было. Помню, что сначала маменька надеялась, мы все надеялись, что Базиль вернется, что произошло какое-то недоразумение. А потом... мы перестали ждать. Ради своей матушки, которая до сих пор простить себе не может, что отпустила младшего брата в эту поездку, я хотел бы понять, что могло случиться с двумя взрослыми, разумными людьми, никогда не сделавшими ничего плохого. Этот рисунок из последнего письма - все, что у нас есть. Я перечитывал письмо десятки раз, помню его наизусть. Из него следует, что мой дядя и его учитель нашли что-то очень ценное. Но нам написали, что археологи нашли женское захоронение, а находки из него ничем особым не выделяются. И тут все эти разговоры о скифской жрице... Откуда они пошли? Вообще неизвестно, были ли у скифов жрицы - никаких доказательств пока не найдено. Но Дарья Степановна рассуждает так, словно сомнений у нее нет. У нее хранился древний акинак, и почему-то она уверена, что он из того захоронения, которое нашел дядя. Оружие у скифской женщины - да, это подтверждение ее необычного статуса, но где доказательства?
   - Постойте, вы думаете, что этим древним кинжалом убили Николая Пантелеевича?
   - Уверен, потому что иного объяснения нет. Что проще: бросить нож возле тела, чем где-то прятать его или пытаться отчистить, рискуя быть увиденным за этим занятием? Тогда вас судили бы за убийство. Акинак очень нужен убийце, он не мог его там оставить.
   - Когда вы говорите "он", вы подразумеваете, что убийца - мужчина, или это просто такая форма? - Голда так смотрела на Аристарха, что он понял - девушка верит в него, надеется, что именно он сможет все расставить по своим местам. Он подал ей руку.
   - Пойдемте, мы и так задержались в этом малоприятном заведении. Вам надо отдохнуть, а у меня есть срочные дела.
  
   ***
  
   Аристарх нанял пролетку и всю дорогу умолял кучера ехать быстрее. Удастся ли ему увидеть Оленьку Вихрову? Но ведь найти ее - полдела. А как заставить ее сказать правду? С досадой Аристарх подумал, говорила ли эта барышня правду хоть когда-либо в своей жизни? Она привыкла уходить от ответов, привыкла уклоняться от того, что сулит ей трудности. Наверное, единственный человек, с которым она могла поговорить искренне, был ее несчастный жених. По крайней мере, в трудную минуту она собиралась обратиться к нему.
   Но как легко Оленька приняла версию Дарьи Степановны о том, что жрица убила Николеньки! Конечно, за мистическим флером ей легко укрыть собственные проступки.
   Как ловко представила объяснения трагической смерти Аннушки! Конечно, ведь за бытовой случайностью трудно разглядеть связь гибели экономки с убийством Николеньки.
   Но теперь ей придется сказать правду, даже если для этого он вынужден будет применить силу.
   Вихрову он нашел в беседке. Она обмахивалась платочком, погруженная в себя, но оглянулась, заслышав шаги.
   - А, это вы, - на секунду в ее голосе промелькнуло облегчение, - куда это вы пропали?
   Аристарх отставил все церемонии, московский барин в нем уступил место деловому человеку.
   - Оленька, от чего Николай хотел вас защитить? Да так, что в последнюю минуту жизни говорил о вас, хотя видел перед собой Голду?
   Барышня нахмурилась и привстала со скамьи. Но Аристарх довольно сильно дернул ее за руку.
   - Вот что я вам скажу. Вы можете фордыбачить перед кем угодно, но меня-то избавьте от этого. Николай Пантелеевич погиб, и вас больше некому защищать.
   - Ошибаетесь, господин Арсентьев! - зло прошипела Оленька, - Очень ошибаетесь! Сейчас, конечно, нам придется скрывать ото всех... Но по истечении траура все равно все узнают. И я не сомневаюсь, что сама Дарья Степановна благословит нас.
   - Вас? Кого? Что вы говорите?
   - Сергей Степанович сделал мне предложение... И я его приняла, - Оленька посмотрела на Аристарха таким честным, таким лучистым взглядом, который может быть только у человека, чья совесть нечиста.
   - Боже мой, когда это произошло? Николай Пантелеевич еще не похоронен! Как вы могли!
   - Да, я так и думала - все станут говорить, что это отвратительно. Ну, так знайте, что предложение было сделано до гибели Николки... Задолго до.
   Аристарх заволновался. Он понимал, что Оленька изворачивается, и ей неплохо удается этот маневр. Надо сделать что-то такое, что заставит ее открыть правду!
   Никогда еще Аристарх Александрович не совершал столь дерзкого и одновременно будоражащего кровь поступка. Он схватил Оленьку за плечи и впился в ее губы страстным поцелуем. Попытки девушки вырваться он пресекал хоть и нежно, но довольно решительно.
   Через минуту он оторвался от нее и произнес:
   - Скажите, вы действительно хотите выйти замуж за Меркулова?
   Оленька молчала.
   - Одно ваше слово - и я уйду и больше не потревожу вас! - Аристарху помнилось, что подобную фразу он читал в каком-то пошлом романе.
   - Н-н-нет. Не хочу. Но у меня нет выхода.
   - Оленька, вы сделаете, как я вас прошу? - Аристарх прижал руку девушки к себе, - поверьте мне... Поверьте в меня, как вы верили в Николая. Ради его памяти!
   Она кивнула, гордо выпрямив спину. На щеках проступил румянец, его уверенность передалась и ей.
   - Пойдите в кабинет к Сергею Степановичу и скажите, что вы отказываетесь от его предложения и уезжаете в Москву навсегда, - Оленька открыла рот, но он не дал ей ничего сказать, - да-да, и добавьте, что вы ничего не боитесь.
   Когда Оленька ушла в дом, Аристарх направился к окну кабинета. Конечно, оно было открыто - только легкая почти прозрачная гардина защищала помещение от первых насекомых. Став за окном, Аристарх мог слышать, о чем говорят внутри.
   - Я так не могу, - услышал он голос Оленьки, - вы знаете, что не могу. И заставить меня у вас не получится. Я уезжаю.
   - И ты не боишься, что может последовать за твоим отъездом? - голос Сергея Меркулова звучал напряженно, - Ты готова причинить боль своей семье?
   - У меня есть выбор. Даже сейчас. Вы думали, что не оставили его мне, а на самом деле он есть. Да, мне жаль, что папеньке придется пострадать, но переступить через себя я не могу.
   - Ты всегда была эгоисткой! - голос Меркулова стал громче, - Никогда не думала ни о ком, кроме себя. Теперь ты готова о родного отца вытереть ноги. Что с ним будет, когда газеты опубликуют твои карточки? И ты полагаешь, что в Москве тебя не догонит скандал? О, я позабочусь, чтобы все, с кем ты будешь общаться, получили копии. Мадемуазель Вихрова ню! Очаровательно, браво! Дочь городского головы позирует перед камерой в самом соблазнительном виде!
   - Да, мне хотелось попробовать новой, как я тогда думала, взрослой жизни! Это была ошибка, хорошо, я готова заплатить за нее.
   - Заплатить! Ты готова заплатить! - судя по звуку, в сторону отлетел стул, - Вы, барышня, даже не знаете, что такое платить по счетам! Это я, я заплатил! Николенька заплатил! А ты - ты будешь расплачиваться!
   Более Аристарх не мог слушать. Он резко дернул занавеску - она сорвалась с карниза, и довольно неуклюже прыгнул на подоконник. Меркулов, который двигался в сторону Оленьки, оглянулся на шум.
   - Что угодно, сударь? Или вам мало места выделили в доме?
   - Думаю, вам не стоит запугивать Ольгу Михайловну. Джентльмены так не поступают.
   - Не претендую-с. Куда уж нам, со свиным-то рылом. А любезная Ольга Михайловна должна понимать, что является причиной... страшных событий.
   Оленька сначала прижала ладони к ушам, не желая слушать, но вдруг опустила руки и сделала шаг навстречу Меркулову.
   - Что вы хотите сказать? Вы о гибели Николки?
   - Кто его убил, по-вашему?
   Аристарх из-за плеча Меркулова следил за лицом Оленьки. Он ждал и боялся того, что она скажет. А еще больше он боялся, что девушка испугается и в последний момент отступит. Но мадемуазель Вихрова, до сего момента не проявлявшая характера, вдруг встрепенулась, широко открыла глаза и с какой-то детской наивностью ответила:
   - Как кто? Он погиб от руки скифской жрицы. Она пришла и забрала его. Дарья Степановна все очень понятно объяснила. Она рассказала мне об этой жрице все-все.
   Сергей Меркулов захохотал.
   - Ты просто дитя, Оленька, за что я и люблю тебя. Нет никакой жрицы. И никогда не было.
   Аристарх уловил игру девушки и поддержал ее:
   - Есть жрица. Я знаю, что когда-то нашли ее могилу. Дарья Степановна показывала мне рисунок, статья ее в журнале - очень убедительно. Я - ученый, для меня представленные факты весьма доказательны.
   - Вздор! Какие факты? - Меркулов взмахнул руками, - Всю жизнь я слышу эту историю про жрицу. Могила - да, есть. Но кто заговорил о древнем проклятии и всей этой чепухе? Ах, да - Даша.
   - Но Дарья Степановна сама слышала, как цыганка проклинала тех двух археологов...
   - Да-да, я знаю. И почему бы это? Да потому, что тоже был там. Понимаете? Мне было тогда десять лет, я крутился там, хотел, чтобы батюшка взял меня с собой на рыбалку. И помню каждое слово. Знаете, что там было? Ни-че-го! Ни слова ни о каком проклятии. Цыганка просто клянчила денег, а когда ей отказали, стала ругаться и грозить - счастья не будет, удачи не будет... А потом... Я все понял только через много лет. Тот рисунок, с которым Даша носится, который послал своей семье один из тех археологов. Его принес к нам полицмейстер. Бедная моя Дашенька! Я всегда говорил, что воображение сыграет с ней плохую шутку! В ее голове все перепуталось, и она решила, что слышала как цыганка говорит о проклятии древней жрицы... Все просто, не так ли? В жизни обычно так и бывает.
   Меркулов больше не насмехался над своими противниками, горечь в его голосе выдавала тяжелое состояние. Если он и хотел посмеяться над легковерием Оленьки и Аристарха, то оставил эту затею - его душевная боль не шла ни в какое сравнение с древними проклятиями. Хотя бы потому, что была подлинной, самой настоящей.
   - Но ведь акинак - он действительно из скифской могилы?
   - А, вы о том кинжале? Да. Батюшка нам с Дашей рассказал, что был в лагере археологов и видел там какой-то старый нож. Велел мне сходить поразведать. А у них там много всего было, но не слишком интересное - старье ржавое. Кому это надо? А через пару дней я нашел в саду этот ножик, принес домой, Дашутке отдал. Вот оно - проклятие наше...
   Аристарх подошел к столу и стал открывать ящики - один за одним.
   - Не смейте! Что вы себе позволяете? - закричал Меркулов и бросился к нему, пытаясь оттолкнуть.
   Акинак лежал в самом верхнем ящике, завернутый в тряпицу отдельно от ножен. Аристарх успел только развернуть ее, как Меркулов выхватил кинжал. От резкого движения ножны упали на пол. Тяжело дыша, Сергей стоял напротив Аристарха, сжимая рукоять и направив острие на противника. Оленька замерла в нескольких шагах от них.
   - Уходите, - прошипел Меркулов, - не доводите до греха. На мне их и так много - еще один ничего не изменит.
   - Отдайте акинак и сделайте, что дОлжно, - Аристарх старался не смотреть на кинжал, - не причиняйте вашей сестре новых страданий.
   Меркулов покачал головой. И увидел лицо Оленьки. Она смотрела на Аристарха взглядом, каким может смотреть женщина на того, кто ей бесконечно дорог. Это привело его в ярость. Он прыгнул на противника, размахнувшись акинаком. Аристарх закрылся рукой - лезвие кинжала скользнуло по предплечью. Другой рукой он оттолкнул Сергея и отступил назад. Они были одинакового роста, но Меркулов немного плотнее. Понимая, что отступать все время не получится, Аристарх решился на ближний бой. Здоровой рукой он резко схватил Сергея за запястье, вывернул его - тот сопротивлялся, они упали на пол, сцепившись, не отпуская хватку.
   Оленька рванулась вперед, подняла двумя руками упавший стул и держала его как щит.
   Меркулов и Аристарх катались по полу, Аристарх все силы тратил на то, чтобы отвести от себя острие акинака, и понимал, что надолго их не хватит. И тут в кабинет распахнулась дверь, появилась Дарья Степановна.
   - Что здесь происходит? Сережа! Сережа! Боже мой!
   Услышав ее голос, Меркулов ослабил хватку, выронил акинак и, закрыв голову обеими руками, зарыдал в голос.
   - Не могу больше! Прости меня, Даша! Прости!
  
   ***
  
  
   - Как вы поняли, что Сергей Степанович убил Николку? - спросила Оленька после того, как осмотрела руку Аристарха и аккуратно перебинтовала ее, не слушая его протестов.
   - Я бы так и догадался, если бы не второе убийство - Аннушки. Бедную женщину сильно беспокоили бочки с дождевой водой. Почему? Я вспомнил, как все говорили, что от Аннушки не ускользнет ничего из того, что происходит в доме. И это был ее Дар. Я видел перед грозой, как она проверяет бочки. Аннушка знала, сколько воды собралось в них. И вдруг она видит одну из этих бочек пустой. О чем она подумала? Что непорядок? Куда вода делась? А потом, конечно, вспомнила, что Меркулов вбежал в гостиную весь мокрый. Меня все время сбивали разговоры о проклятии и всяких таких вещах, а все было просто. Понимаете ли, у меня нет особенных познаний в области медицины, и я не подумал о крови из раны. Голда была не забрызгана ею. Одежда ее пропиталась кровью, потому что она прижималась к Николаю, пыталась зажать ладонями рану. А ваше белое платье и вовсе исключало, что вы были в гостиной. А Сергей Степанович прибежал из сада. Дождь лил, но этого было недостаточно, и он опрокинул на себя бочку с водой. Вы когда-нибудь видели, как забивают поросенка? - неожиданно спросил Аристарх.
   Оленька испуганно замотала головой.
   - Вот и я не видел до сегодняшнего дня. Это малопривлекательное зрелище подсказало мне, что убийца мог смыть свежую кровь, окатив себя водой. Потом он, наверное, специально упал и перемазался в грязи. Так или иначе, но Аннушка о чем-то догадалась. К тому же она, как обычно, знала, кто где находится, и история о том, как Меркулов побежал в сад проверить старую яблоню, тоже ее насторожила.
   - И ему пришлось убить Аннушку?
   - Да. Он совсем не хотел ее убивать, просто схватил первое, что подвернулось под руку, пока она высказывала ему свои сомнения. Аннушка была предана всей семье, но более всего - Дарье Степановне, и не стала бы молчать.
   - Но Николка? Я не понимаю, почему Сергей убил племянника? Он был привязан к нему... Неужели... Из-за меня?
   - Боюсь, что так. Конечно, Сергей Степанович признался в убийствах, и, вероятно, скоро все станет известно, но можно, опираясь на факты, понять, что тогда произошло.
   - Какие факты?
   - Понимаете, я - человек со стороны, потому слышу и вижу все немного иначе, чем вы. Например, все говорили о благородстве Николая, все, кто его знал много лет. И не придавали особого значения словам. Но говорили-то правду. Вот это самое благородство Николеньки я первым фактом и почитаю. Вторым фактом я бы назвал то, как была нанесена рана.
   - Я тоже мало понимаю в ранах, но одно ясно для меня - удар нанесли спереди.
   - Вы правы. Если бы Николая замышляли убить давно, то готовились бы к этому. Убийца подкрался бы сзади... Да и вообще, нашел бы другой способ. Зачем рисковать и наносить такую рану, от которой в крови будет все? Нет, убийца стоял напротив будущей жертвы, и они что-то обсуждали. И мне сдается, сударыня, вы знаете, что именно...
   На глаза Оленьки набежали слезы.
   - Никогда себе не прощу! Это я виновата! Сергей давно оказывал мне знаки внимания, но боялся, поскольку договор о нашей с Николенькой свадьбе был всем известен. Отчасти именно поэтому я не протестовала - лучше за Николку замуж, чем... И вдруг Николка предлагает мне разорвать помолвку, потому что влюбился в Голду Циммер! Ах, случилось то, чего я боялась! Сергей тут же решил, что я выйду замуж за него.
   - Он шантажировал вас, запугивал. У него каким-то образом оказались ваши... карточки.
   - Каким-то! Он просто выкупил у фотографа пластину. А я сама виновата: мне хотелось казаться взрослой опытной дамой, я и похвасталась ему. Сергей говорил, что любит меня, но я ему не верю. Почему-то мне кажется, что его больше привлекало мое приданое, чем я.
   - И вы решили пожаловаться Николаю.
   - А что мне было делать? Он - единственный человек, который не осуждал меня, но хотел помочь. Значит, он вызвал Сергея в гостиную, чтобы заставить отказаться от меня?
   - А ничего другого быть не могло. Благородный рыцарь бросился защищать деву в беде. Неизвестно, чем бы это закончилось, но тут произошло роковое совпадение. Николенька не только узнал, что его дядя самым подлым образом принуждает девушку выйти за него замуж. Он увидел в его руках тот самый акинак, который пропал у его матушки.
   - Теперь я понимаю, что Сергей его взял. Но зачем? Он же сам говорил, что это старье никому не нужно.
   - Он действительно так думал все эти годы. Пока не увидел, как я воспринял находку. И понял, что акинак представляет собой ценность. К сожалению, у нас с ним разное понятие о ценности. Оружие не в слишком хорошем состоянии, рукоять требует чистки... Ножны - тоже. И все же - это чистое золото. Вот что поразило Меркулова. Он не думал, что этот невзрачный, потемневший металл - золото. Он взял акинак, чтобы выяснить наверняка. И вот в недобрую минуту его вызывает в гостиную племянник. Меркулов не хочет оставлять акинак в кабинете, куда могут зайти слуги, и забирает его с собой. Наверное, Николенька увидел кинжал, и это вызвало у него новую волну возмущения. Оказывается, один из самых близких ему людей - шантажист, подлый человек, да еще и вор. Он обвинил дядю во всем сразу, вероятно, пригрозил, что расскажет матушке... Мог броситься на него, а в ответ Сергей ударил его кинжалом.
   - Ужасно, - Оленька заплакала, - бедная Дарья Степановна... Она создала свой мир, в котором были тайны, древние артефакты, магия... А теперь она потеряла все. Поневоле поверишь, что семья ее была проклята.
   - Истинное проклятие - это стяжательство. В нем нет никакой тайны, а горя оно приносит намного больше, чем все древние жрецы.
   Аристарх взъерошил волосы обеими руками и тут же охнул - потревожил рану. Барышня принялась хлопотать вокруг него, а рыцарь в сияющих доспехах, откинувшись на подушки дивана, нисколько не возражал против обрушившегося на него потока внимания.
  
   Эпилог
  
   Ранним утром, когда солнышко еще не прогрело воздух, и ночная влага не испарилась с листьев, а над Азовским морем не рассеялась тяжелая от сырости дымка, пролетка резко остановилась у вокзала.
   - Прибыли, господа, как условились - аккурат к московскому! - басовито крикнул ямщик, подавая знаки носильщикам.
   С тех немедленно слетела дрема, и они споро подхватили чемоданы, коробки и саквояжи. Оленька Вихрова и Аристарх прошли к вагону. От волнения барышня подпрыгивала и не замечала, что слишком крепко сжимает ридикюль, погнув застежку.
   - Сколько будет остановок в пути? А мы будем обедать в вагоне-ресторане? Что мне делать, когда у меня спросят билет? - сыпала она вопросами, не ожидая, впрочем, ответов. Аристарх наблюдал за ней с доброй усмешкой.
   - Вот наш вагон, Оленька, - он поднялся и подал руку девушке, - О, забыл вам сказать: вас ожидает сюрприз.
   - Ах, я обожаю сюрпризы! - Оленька блеснула глазками, предвкушая удовольствие.
   Проводник открыл двери ее купе, Аристарху предназначалось соседнее. Но в дамском купе уже кто-то был. Оленька замерла на входе, не зная, что сказать.
   - Доброе утро, мадемуазель Вихрова, - Голда Циммер довольно чопорно наклонила темноволосую голову.
   - Доброе утро, - прошептала Оленька.
   - А, это и есть сюрприз, - в купе вошел Аристарх и поцеловал руку Голде. Некоторой неловкости между своими спутницами он словно и не замечал.
   Поезд тронулся и, набирая скорость, помчался по степи, которая, казалось, никогда не закончится. Море осталось позади, пропали чайки, зато замелькали степные птицы. Молчание прервала Голда, обратившись к Аристарху.
   - Что же получается? Вы раскрыли одну тайну, но так ничего и не узнали о вашем дядюшке. Вы вернетесь сюда когда-нибудь?
   Аристарх отвернулся от окна - пейзаж начинал его утомлять.
   - Как вам сказать... Человек никогда не перестает надеяться. Но я знаю, что Базиля нет в живых. Что случилось с ним и с его учителем? Скифская жрица, наверное, знает. Думаю, что и я знаю... И это меня печалит.
   - Вы знаете, как умер ваш дядюшка?
   - Предполагаю. Некоторые фразы, связь событий... Сергей Меркулов сказал, что нашел акинак где-то в саду своего отца. Как он мог туда попасть из лагеря? Еще он упоминал, что его отец видел этот акинак у археологов, и мы знаем, что рисунок, сделанный моим дядюшкой, он тоже видел. Ох, не хочется мне возводить напраслину, но... Боюсь, старший Меркулов догадался, что археологи нашли действительно богатое захоронение. Акинак оттуда, значит, там была золотая и серебряная посуда, могила - женская, значит - украшения. Не пошел он ни на какую ночную рыбалку, а следил за археологами, и когда они ночью возвращались на бивуак, убил их. Судя по всему, силы он был немалой, что ему стоило справиться с пожилым профессором и моим дядюшкой - господином субтильного сложения.
   - Он убил их из-за ценных находок?
   - А больше ему незачем было их убивать.
   - Но где тогда все эти сокровища? И что он сделал с убитыми?
   - Посмотрите - степь, она ведь без конца и края. К тому же у Меркуловых земли под садами - не считано десятин. Похоронить тела он мог где угодно. А сокровища тоже закопал, он не мог допустить, чтобы они появились сразу после исчезновения археологов - возникли бы вопросы. А что было потом? Раскаялся ли он или по какой другой причине не стал доставать драгоценности - мы никогда не узнаем. Конечно, если уточнить, где именно Сергей нашел акинак, можно было начать поиски. Возможно, в темноте его отец случайно выронил кинжал неподалеку от того места, где спрятал сокровища. Но мне бы не хотелось тревожить несчастную Дарью Степановну. Что я ей должен сказать? "Простите, сударыня, мне очень жаль, но я думаю, что ко всему прочему ваш всеми уважаемый батюшка - душегуб и вор"? Нет, хотя бы от этого я могу защитить ее.
   - Стало быть, никто никогда не узнает ни о сокровищах скифской могилы, ни о вашем бедном дядюшке? - спросила Оленька.
   - Скорее всего, это так и останется тайной, - Аристарх сморгнул предательскую влагу с глаз, но вскоре, стряхнув с себя грусть, весело подмигнул спутницам, сидящим рядышком напротив него.
   - Ну что, барышни? К новой жизни? В Москву! В Москву!
   Оленька кокетливо рассмеялась и, нагнувшись вперед, немного красуясь перед Голдой, отряхнула пылинки с дорожного сюртука Аристарха. Голда же, приподняв иронично брови, демонстративно отвернулась к окну.
   Аристарх с теплой улыбкой посмотрел на одну и на другую. Да, много тайн так и остались, быть может, навеки похороненными в новоросских курганах. Но тайна его сердца наконец-то открыла ему свои двери.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   *:
   1. У.Шекспир, Сонет 130. Перевод Ивана Мамуны, переводчика, работавшего в 1850 - 1900 г.г.
   2. "Ребус" - журнал психизма, медиумизма и спиритуализма (именно так!). Издавался в Санкт-Петербурге с 1887 по 1918 г.г.
   3. Дарья Степановна произносит термин "эманация" исключительно в мистическом контексте. Аристарх реагирует иначе: очевидно, его представление об "эманации" опирается на определение из словаря Брокгауза и Эфрона, где это понятие подается с точки зрения физики и химии, т.е. - научной.
   4. Философское общество при Санкт-Петербургском университете было создано в 1897 г. Занималось, в основном, вопросами эзотерики. В 1900-х годах являлось одной из баз для формирования теософских объединений.
  
  
  • Комментарии: 35, последний от 01/12/2014.
  • © Copyright Зета
  • Обновлено: 29/10/2014. 155k. Статистика.
  • Повесть: Детектив
    • Все вопросы и предложения по работе журнала присылайте Петриенко Павлу.

    Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
    О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

    Как попасть в этoт список