Державин Иван Васильевич
Революция 2017

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фантастическая повесть "Революция 2017" - четвертая книга романа-хроники постсоветских времен "В круге втором" и продолжение повести "Когда?". Улучшение жизни народа в Лесках встало костью в горле руководства страны. Верхова снимают с должности мэра.Несмотря на бунт народа, его сажают в тюрьму, откуда он бежит в Беларусь бороться с натовскими наемниками. Там он становится национальным героем, что дало ему возможность вернуться в Россию, где он активно включается в политическую деятельностью, сменяет многолетнего главу компартии, назначается председателем правительства, преемником Президента и в марте 2018 года избирается Президентом России.
  
  
  
   Иван Державин
  
  
  
  
  
   Революция 2017
  
   Книга четвертая хроники
   постсоветских времен 'В круге втором'.
  
  
  
   Эта страна должна испить всю
   горькую чашу до самого дна
   Е. Ясин
   Революция - единственный
   для России способ выжить.
   Захар Прилепин. Введение В романе - хронике постсоветских времен "В круге втором'" отображена судьба молодого советского человека Константина Верхова, оказавшегося по злой воле в конце прошлого века в капиталолибералодемократической России. Охваченный ужасом от увиденного вокруг: безраздельной власти бандитов, нищеты народа, исчезнувших деревень, порушенной промышленности и духовно-нравственной деградации населения молодой человек, преодолев желание покончить с собой, нашел в себе силы не только выжить, но и начать борьбу за улучшение жизни народа. :Хроника состоит из четырех книг (Любоь распята', 'Кто я?', 'Когда?' и 'Революция 2017') и охватывает события в России с 1991 года, когда Косте было 16 лет, и заканчивается избранием его Президентом России в 2018 году. Последняя книга хроники была написана в 2013 году, поэтому в ней имеются элементы фантастики. В частности, автор ошибся с войной в Белоруссии вместо Украины, в Октябрьской Революции в2017 году и в избрании Верхова Президентом страны. Но, как говорится, еще не вечер. Отдельно от хроники создана повесть 'Сторож и хозяин', в которой описаны последние дни автора хроники и которую можно считать ее послесловием.
  
  
   Предисловие
  
  В конце повести ' Когда?' - третьей книги хроники постсоветских 'времен 'В круге втором' - я выразила надежду продолжить писать о Константине Верхове. На основе моих рассказов и статей о нем мой дядя Державин Андрей Макарович написал три повести 'Любовь распята', 'Кто я?'' и 'Когда? После его внезапной смерти в апреле 2010 года я нашла в его компьютере черновики почти полностью готовой последней четвертой книги хроники - фантастическую повесть 'Революция 2017'. Я решилась завершить ее, однако дело с обработкой черновиков затянулось. Вначале все время отнимала газета 'Заре навстречу', затем последовали арест Кости и длившиеся более полутора лет судебные тяжбы. Все мои помыслы были о его освобождении. А тут еще у меня родился внук, которого повесили на меня, так как я оказалась безработной после закрытия моей газеты.
  Лишь после вынесения приговора Косте я вплотную занялась рукописью, не переставая поражаться пророчеству Андрея Макаровича, так как действия в повести начинались спустя полтора года и заканчивались через семь лет после его ухода Я была убита наповал сходством моего спора с Президентом при посещении им отделения полиции в Подмосковье с описанной в черновиках моей с ним полемики на встрече с журналистами в Кремле. За основу я взяла все же реальную пресс-коференцию, которая была ближе к последовавшими за ней событиями на самом деле. И также подправляла некоторые уже свершившиеся события, не переставая удивляться предсказаниям автора, в частности, нового экономического кризиса в России. Его он предвидел, так как был уверен в предстоящей рокировке Президента с Премьером и продолжении проведения ими прозападного капиталистического курса. В связи с этим никаких сдвигов в лучшую сторону в стране он не видел, и Россия по-прежнему будет полностью зависеть от нефтяной иглы и доллара. Признайтесь, что пять лет назад вы жили лучше и сейчас совсем не уверены, что завтра будет лучше. Бывший Президент, ставший Премьером, лишь беспомощно разводит руками: 'Что мы можем сделать, если цены на нефть упали, а доллар взлетел до небес?'
  А Андрей Макарович знал, что нужно делать: надо вернуть страну на социалистические рельсы и тем самым покончить с зависимостью от враждебных к нам стран. И сделать это должен сам народ, очнувшись, наконец, от капиталолибералодемократического угара и взяв власть в свои руки. Что он и сделал в повести.
  Разумеется, Андрей Макарович в чем-то ошибся, так как не был профессиональным провидцем, просто он очень любил Россию и мечтал, чтобы она процветала. Читателю предоставляется возможность либо посмеяться над его фантазией, либо признать его правоту, сравнив события в повести с реальностью и сделав соответствующий вывод, для себя.
  Главное, в чем ошибся Андрей Макарович, предсказав войну в Беларуси вместо Украины, хотя события на ее Юго-Востоке в чем-то схожи с описанной в книге войной. Вы не поверите, но я целый год провела в Донбассе в самые напряженные дни, мало чем отличавшиеся от описанных в повести на войне в Беларуси.
   А вот угадал он или нет новую Октябрьскую Революцию в России в 2017 году, как говорится, еще не вечер, и время покажет.
   Жанр фантастики допускает некоторое сходство с реальными персонажами, но это происходит ненароком, и если с кем-то это случится, то от имени Андрея Макаровича прошу заранее прощенья.
  
   Нина Кузина
  
  
  
  
   Глава первая
  
   Катакомбы
  
  
   В условия глубокого упадка
   лишь катакомбные группы общества,
   отличающиеся от виновных в упадке
   идеологией и формами жизнедеятельности,
   в состоянии спасти страну и народ
   Сергей Кургинян
  
  
   Поперек горла
  Я рассталась с вами, имея в виду читателей всероссийского масштаба, в конце 2009 года, когда после избрания новым Президентом России прозападного либерал-демократа в стране началась окончательная зачистка остатков советского прошлого и плотная западнизация всех структур общества. Верный своей маниакальной идее преимущества частной собственности над государственной, новый Президент дал указание доприватизировать в стране все и вся, в том числе стратегические отрасли и объекты. А чтобы закрепить капитализм в России на мировом уровне, он приказал ускорить переговоры по вступлению ее в ВТО, несмотря на серьезные возражения видных экономистов, что после этого страна впадет в полную зависимость от Запада практически по всем отраслям хозяйства, в первую очередь в ширпотребе и продуктах питания,
   Но Президента больше интересовало другое. За годы его правления по количеству миллиардеров Россия вышла на второе место в мире и на первое - по разнице доходов между богатыми и бедными. И это неудивительно, так как основная доля доходов от продажи несметных природных ресурсов страны оседает в карманах небольшой кучки. Это избранники не народа, а Президента и правительства, и предпочитают они держать свои сбережения за границей, а не пускать их в России на развитие промышленности и сельского хозяйства. А народу от продажи природных ресурсов, по образному выражению Владимира Маяковского: 'Одному - все, другим - дырка от бублика. Это и есть демократическая республика' - остается кукиш. Но наши Президент и Премьер, сам бывший до этого Президентом и отобравший действующего своим преемником, короче, два сапога пара, уверены, что именно такая система распределения народного богатства является самой справедливой на свете. Однако народ, совсем недавно живший в обществе социальной справедливости, не был согласен с такой оценкой и начал проявлять недовольство, а в отдельных регионах устраивать и бунты. Созданная, по инициативе нового Президента на основе разогнанной милиции, полиция, неплохо им прикормленная и оттого полностью ему подвластная, жестоко подавляет любые проявления недовольства народа.
  
  Ярким примером противостояния президентской жандармерии с народом являются события, развернувшиеся в в Лесках накануне общего дня выборов 4-го декабря 2011 года.
  Если кто из вас не знал или забыл, я напомню, что на прошлых выборах там и во всей Центроградской области убедительную победу одержали кандидаты 'Партии справедливости', чему в основном способствовало вступление в нее известного в области мэра Лесков Константина Верхова.
  Благодаря его кипучей деятельности, в области, не говоря про Лески, была налажена жизнь в деревнях и наметился серьезный положительный сдвиг в развитии мелкоотраслевой промышленности малых городов. Сельское хозяйство Центроградской области, единственной в стране, упорно противостоит натиску хлынувших в Россию бросовых продуктов, напичканных вредными для здоровья добавками, и пользуется большим спросом не только в области, но и за ее пределами.
  Казалось бы, у центроградцев есть все основания, по сравнению с другими областями, жить и радоваться. Ан, нет! Оказывается, есть в стране люди, для которых улучшение жизни народа в этой области стало поперек горла или, мягко выражаясь, как чирий в заднице. Я имею в виду правящую партию. Потерпев поражение на прошлых выборах четыре года назад, она решила, во что бы то ни стало, взять реванш на выборах этого года. Однако с тех пор ее рейтинг скатился еще ниже. Даже по самым оптимистичным для нее прогнозам на предстоящих выборах ей с трудом удастся наскрести не более четверти голосов избирателей. Такого позора у нее не было никогда со дня ее основания. Это был бы уже не чирий в заднице, а японское харакири. Естественно, она не могла допустить этого.
  Не меньшее недовольство выражает и Партия Справедливости. Два года назад ее ряды покинул по идейным соображениям Верхов, уведя с собой большинство избирателей. А главное, к кому он ушел? К коммунистам, заклятым врагам Партии Справедливости и партии власти. Это означало безусловную победу коммунистов на предстоявших выборах. Допустить такую несправедливость указанные партии не могли, и обратились за помощью к гаранту Конституции - Президенту, зная его патологическую ненависть ко всему советскому прошлому.
  Мне не надо было гадать, что наплели Президенту руководители обеих партий - все он выдал сам с присущей ему беспардонностью. Я совершенно случайно попала на его пресс-коференцию представителям СМИ во время посещения образцово-показательного полицейского участка в Подмосковье. Приехав в Летный, я, как всегда, обзвонила знакомых, и одна из сокурсниц, Лена, работавшая в местной полицейской газете, предложила мне посмотреть на Президента, а может, и пообщаться с ним. Я не отказалась, и подруга выписала мне пропуск.
  
  Приехала я часа на два раньше и, помогая Лене развешивать номера ее газеты, видела, как металось полицейское начальство, готовясь к высочайшему визиту. Ко второму пришествию Христа так не будут готовиться. Столько генералов я в жизни не видела. Наконец во двор въехал президентский кортеж. Самый главный генерал открыл дверь самой большой машины, и из нее вылез Президент ростом с пятиклассника. Я знала, что он низкорослый, но чтобы до такой степени, не думала. Но недаром говорится, мал золотник, да дорог или, как выразился любитель женских юбок шолоховский Лопахин, 'маленькая блоха больнее кусает'. Короче, мне он был по плечо, а подруге - по грудь, к тому же слегка обвисшую. Но не в этом дело, а в том, что он сказал нам, журналистам в спортивном зале, сделав несколько шагов по бегущей дорожке. Воспроизведу его слова почти полностью, тем более, что речь его была краткой.
  - В наше великое преобразующее страну время, - сказал Президент, встав на помост, - все еще находятся люди, стремящиеся повернуть это время вспять. С этой целью они сеют зерна смуты в народе. Кое-где им даже удается выявлять своих сторонников и заставлять их устраивать антиправительственные выступления. Вы, я уверен, слышали о таком понятии, как русский бунт?
  Раздались голоса:
  - Слышали
  - Мы уже с ним сталкивались.
  - И, наверное, также знаете, что этот бунт называют еще безумным и беспощадным. - Голос президента окреп. - Поэтому и подавлять его следует также беспощадно, невзирая на возраст и пол. Враги демократии и либерализма для реализации своих гнусных целей активно используют женщин и подростков с еще не сформировавшимися современными политическими взглядами. Все вы помните омерзительные события на Манежной площади два года назад, устроенные националистами. - Президент обменялся взглядом со стоявшим рядом руководителем правящей партии и, кивнув, продолжил еще более грозным голосом. - Чтобы не доводить дело до бунта, следует подавлять его в зародыше. В связи с этим серьезную тревогу у меня вызвали события в Центрограде и области. Как мне доложили, там назревает даже не бунт, а чуть ли ни восстание против существующего в России государственного строя, добровольно выбранного самим народом двадцать лет назад после свержения тоталитарного бесчеловечного коммунистического режима.
  Практически никто из присутствующих, кроме меня и моей подруги, не имел представления о том, что на самом деле происходило в Центрограде и области. Молчать я не была намерена, но решила послушать, что выдаст глава государства дальше.
  - Я не против участия оппозиции в руководстве страны, - продолжил он, понизив голос. - В Госдуме компартия считается главной оппозиционной партией. Я хорошо знаю Председателя этой партии Зубатова Григория Анатольевича, часто встречаюсь с ним наравне с другими партиями. У меня с ним, могу сказать, если не дружеские, то вполне нормальные деловые отношения. Нередко он критикует существующий в стране строй и даже меня лично, но никогда не поднимал вопрос о силовой замене существующего строя на другой. А в Центрограде на каждом шагу встречаются кандидаты в депутаты и даже руководители районов, которые в своих предвыборных речах открыто призывают к возврату в прошлое, давно отвергнутое народом. Что меня больше всего возмутило, это то, что губернатор области не только не пресекает подобное беззаконие, но и защищает таких кандидатов и руководителей районов. Сегодня утром я подписал распоряжение об отстранении губернатора Центрограда Архипова от занимаемой должности как не оправдавшего моего доверия и назначил на его место другого человека, в политической компетенции которого я не сомневаюсь. Я абсолютно уверен, что он мое доверие полностью оправдает и быстро наведет в области нужный порядок. Я дал ему соответствующие указания перед отлетом в Центроград, в частности, я приказал ему обратить особое внимание на Лесковский район. Я только вчера узнал, что мэр Лесков был когда-то киллером. У меня волосы дыбом встали. До какого маразма нужно дойти, чтобы избрать руководителем района киллера! - От возмущения Президент чуть не задохнулся и не сразу пришел в себя. - Надо внимательно посмотреть, не причастен ли он к имевшим место в Лесках убийствам его властных соперников. И уж, разумеется, нельзя его оставлять на должности мэра. Я также дал указание ЦИКу снять с выборной гонки наиболее зарвавшихся подстрекателей компартии. - Президент обвел присутствующих суровым взглядом. - Я пригласил вас, господа журналисты, для того, чтобы вы в правильном ключе показали вашим читателям происходящие и которые могут произойти в Центрограде события. Я, разумеется, дал указания присутствующему здесь Министру внутренних дел о пресечении там каких бы то ни было беспорядков. - Министр с такой силой подбросил голову, что не по ней огромная фуражка соскочила, и ее по - вратарски у самого пола поймал самый главный генерал. Президент сделал вид, что не заметил, и обратился к нам. - Я готов ответить на ваши вопросы, господа, но думаю, тут все ясно.
  Смолчать я, естественно, не могла. Если о Центрограде журналисты мало, что знали, то о Лесках тем более.
  - У меня есть вопрос, господин Президент, - подняла я, как школьница, руку.
  Он метнул в мою сторону недовольный взгляд и проговорил сквозь зубы:
  - Я вас слушаю. Вы кто?
  Я вышла вперед и представилась:
  - Редактор центроградской газеты 'Заре навстречу' Кузина Нина Олеговна. - Невзирая на суровый взгляд, который Президент метнул на руководителя правящей партии, я заговорила, возможно, слегка сбивчиво. - Последний опрос общественного мнения, проведенный нашей газетой с участием представителя Центра Левады в Центрограде и области, показал, что за кандидатов компартии намерены проголосовать свыше 70% избирателей при явке не около 90%. В Лесках эти показатели еще выше. Такой активности избирателей, насколько я знаю, не было ни в одном регионе России. Кроме того, - поспешила я продолжить, видя, что Президент намеревался возразить, наверное, насчет Кавказа, где традиционно высокая посещаемость, - в нашей Центроградской области, как нигде в России, почти полностью восстановлена деревня, у нас трудно найти пустующий и заброшенный крестьянский дом. У нас самые низкие в стране цены на продукты питания. У нас практически нет безработных, бомжей и беспризорных детей. Для детей у нас...
  - И какое отношение имеет все это к тому, что я сказал?
  - Самое прямое, так как все наши достижения произошли благодаря деятельности мэра Лесков Константина Верхова, которого я знаю со школьной скамьи. Он...
  - А вы помните, - опять перебил меня Президент, криво усмехнувшись, - что сказал Жеглов: 'Вор должен сидеть в тюрьме!' Он имел в виду любого вора, независимо от его должности.
  - Это Верхов вор? - разозлилась я. - Да таких бескорыстных и преданных народу мэров в России с огнем не сыскать. Он воевал в Чечне, был ранен. А киллером его пытались сделать бандиты по указанию бывшего мэра Лесков. За то, что он отказался убивать, его лишили памяти. На него...
  Президент выставил вперед холеные ручки и отрезал зазвеневшим голосом:
  - Все, довольно. Время закончено. А что касается вашего друга мэра, я думаю, новый губернатор все учтет при оценке его, - Президент усмехнулся, - как вы говорите, героической деятельности.
  - Да, героической! - крикнула я с вызовом. - Если, кто и есть герой нашего времени, то это именно он.
  Не привыкший, чтобы ему возражали, Президент бросил на меня злобный взгляд коричневых чуть навыкате глаз и, вскинув назад кучерявую голову, направился к выходу. Многочисленная свита устремилась за ним. Кто-то коснулся моего плеча. Надо мной нагнулась Лена и прошептала:
  - Тебе надо уходить. Пошли.
  Она вдруг стала удаляться, оборачиваясь и глядя на меня из-за головы бугая в черном костюме, который вел ее к двери. А в мое плечо крепко вцепился второй бугай, принуждая куда-то идти.
  - Отпустите меня, - попыталась вырваться я. - Куда вы меня тащи...
  Договорить мне не дал вернувшийся уводивший Лену бугай, зажав мне рот, и я очутилась в маленькой комнатке без окон с ведрами, вениками и тряпками. Бугаи сняли с моего плеча сумку, и зажимавший мне рот унес ее за дверь. Оставшийся со мной бугай сказал с усмешкой на молодом красивом лице, указывая глазами на дверь:
  - Найдут сейчас в вашей сумке дамский пистолет или пачку наркоты, и двадцать лет вам обеспечены.
  - Меня, сынок, этим не напугаешь, - возразила я, удивляясь своему спокойствию. - Я смотрела смерти в лицо вот так же, как сейчас в твое. И спас меня этот самый мэр, о котором я говорила Президенту, сам находившийся тогда на грани смерти. Вот, с кого ты должен брать пример служения своему народу, а не быть слепым орудием в руках людей, охраняющих интересы олигархов и элиты. У тебя кто родители?
  По тому, как он наморщил лоб и отвел в сторону взгляд, я поняла, что его родители либо из бывших колхозников, либо рабочих и сейчас живут на его деньги.
  - Явно не олигархи и не элита, - сделала я вывод вслух. - При советской власти, которую мы хотим восстановить, они не сидели бы без работы. И ты бы был человеком, а не холуем.
  Он открыл рот, чтобы возразить, но не успел, так как вошел все тот же бугай и, протянув мне сумку, изрек, что удостоверение и диктофон без кассеты мне возвращают, а мобильник и записную книжку я смогу получить лишь дня через три. Он также продиктовал номер телефона, по которому мне скажут, куда я должна буду подъехать, чтобы забрать свои вещи. У меня чуть не вырвалось, что они могут оставить их себе на память, но, вспомнив, что в записной книжке записаны телефоны и адреса всех родных и старых знакомых, которых нигде больше нет, я записала названный бугаем номер. Да и в мобильнике много нужных номеров. Кстати, его мне на сорокапятилетие подарил Костя. При воспоминании о нем у меня поднялось настроение.
  
  Меня довели до проходной и, не простившись, пронаблюдали, как я вышла на улицу. А на стоянке я увидела почти в полном составе журналистскую братию во главе с Леной. Она же отвезла нас всех к себе домой, где я рассказала о Косте, о Лесках и о своей работе в Центрограде. Может, я была в ударе как рассказчица, но журналисты заинтересовались настолько, что попросили меня держать их в курсе событий, которые произойдут там после этой пресс-конференции. А главное, пообещали протолкнуть меня в своих газетах и телепрограммах. Мы договорились, что связь с ними я буду держать через Лену.
  Ах, какие наивные все мы были! Забегу немного вперед и скажу, что из-за меня Лену уволили с работы уже на следующий день, а мой диалог с Президентом не был упомянут ни в одной газете и ни в одном телерепортаже. Не смогла сделать это и я, так как уже вечером того дня редакция моей газеты была опечатана по указанию нового губернатора.
  Поэтому эта моя заметка так и осталась бы лежать до лучших времен, если бы ее не отважилась напечатать газета 'Лесковские вести'.
   Нина Кузина
   'Лесковские вести'
   23 ноября 2011 г.
  
  
   ***
  Услышав перезвон мобильного телефона, Верхов поднес его к уху.
  - Костя, это Нина. Ты про Архипова уже знаешь?
  - Нет, а что с ним? - спросил он с тревогой, подумав о самом плохом. Но на здоровье губернатор вроде бы в последнее время не жаловался.
  - Только что прошла пресс-конференция Президента, на которую я случайно попала. Он посвятил ее борьбе с антиправительственными выступлениями на примере нашей области, где, якобы, назревает опасная революционная обстановка. Упомянул он и тебя. Сообщил, что утром уже снял Архипова и отправил вместо него своего человека, дав указание навести в области порядок и, в том числе, разобраться с тобой, а ЦИКу приказал снять с предвыборной гонки наиболее активных коммунистов. Я, как смогла, возразила ему насчет ситуации в области и, естественно, вступилась за тебя. За это у меня отобрали мобильник и записную книжку. Ты тоже будь ко всему готов.
  - Спасибо, Нина, за информацию. Учту. Ты не заглянешь ко мне по дороге домой?
  - Обязательно. Костя, ты только не расстраивайся, мы не такое пережили, и этот удар выдержим. Я выеду часа через два и в девять-десять буду у тебя. До встречи, дорогой.
  - Жду тебя.
  
  Нажав на кнопку телефона, мэр Лесков Константин Алексеевич Верхов закурил и задумался. Задумался и я, как мне дальше его называть, как не знал когда-то, как назвать молодого человека, очнувшегося в лесу без памяти. Тогда я придумал для краткости Мч. А сейчас как? Костя? Вроде как несолидно для мэра, хотя всего лишь тридцатишестилетнего. Константин? Очень длинно. А Верхов как-то не очень для человека, которого мы знаем с детского сада. Тогда попробуем так. В кругу близких друзей наш герой останется Костей, а в официальной обстановке и в серьезных ситуациях, которых у него в этой жизни будет предостаточно, мы будем его величать для солидности Верховым. Сейчас наступил как раз такой случай. А дальше, как получится.
  Закурив, Верхов подумал, отбивая какой-то марш пальцами по своему рабочему столу: 'Началось'. Новостью это для него не было при таком главе государства, с которым он расходился абсолютно во всем, что никогда не скрывал, считая его назначение преемником и автоматическое избрание Президентом наихудшим вариантом для России. Просто до сих пор не было веского повода привлечь внимание Президента к Центрограду, неизменно выделявшемуся в последние годы своими достижениями по всем хозяйственным показателям. Таким поводом, стали прогнозируемые результаты новых выборов в депутаты местного законодательства, не устроившие правящую партию, а от нее - и Президента. Вот только интересно, что они смогут сделать против воли народа?
  С этими мыслями Верхов, погасив сигарету, набрал номер телефона Архипова. Секретарь Аня, узнав его голос, зашептала в трубку:
  - Он дома, Константин Алексеевич. Как всегда приехал в девять, через час ему кто-то позвонил, и он попросил меня принести ему большую коробку. Я принесла, он ее доверху наполнил и велел водителю отнести в машину. А потом оделся, поблагодарил меня за совместную с ним работу и уехал. Попросил, если кто будет ему звонить, говорить, что не знаю, где он. Я тоже собираю понемногу свои вещи.
  - Новый приехал?
  - Приехал в половине первого. Разозлился, когда узнал, что Олега Трофимовича нет. Повелел мне вызвать к трем председателя избирательной комиссии, начальника УВД, судью и прокурора. И уехал.
  - С ним еще кто-нибудь прибыл?
  - По-моему, кто-то из Думы и Центризбиркома. Константин Алексеевич, извините, кажется, он идет. Больше не могу говорить.
  
  Верхов был уверен, что вопрос с ним тоже решен. Вот только поступить с ним могут круче.
  Только он протянул к телефону руку, чтобы позвонить Архипову домой, как его опередила Катя.
  - Костик, ты телевизор смотришь?
  - Нет, а что там?
  - Только что передали, что снят Архипов в связи с утратой доверия Президента из-за того что в области выступают против правительства. Новый губернатор особое внимание должен обратить на наш район, которым правит бывший киллер. Как я поняла, это о тебе. Он что, совсем с ума сошел? Костик, что все это значит? Я боюсь.
  - Ничего ты, глупенькая, не бойся и успокойся. Все будет хорошо. Я сейчас попробую переговорить с Архиповым. А ты через полчаса позвони Эльвире, успокой ее.
  - Обязательно позвоню.
  
  К домашнему телефону уже бывшего губернатора подошла Эльвира. Верхов сказал ей:
  - Надеюсь, мне не надо говорить, что я с вами. Он как воспринял?
  - Не скажу, что спокойно, но без какой-либо паники.
  - Трубку возьмет?
  - Попробую. Спасибо, что позвонил.
  Ждать Верхову не пришлось. Архипов сказал:
  - Обо мне не беспокойся. Весь этот сыр-бор из-за тебя. Жди гостей из Генпрокуратуры. На твоем счету денег много?
  - Представления не имею. На моей книжке, куда я перевожу зарплату, распоряжается жена. У нее деньги, я думаю, не залеживаются.
  После небольшой паузы Архипов проговорил:
  - Это все подстроила правящая партия. Никак не хочет никому и нигде уступать. Знает, что у нас махинации не пройдут, вот и вышла на Президента. А тому на то, что у нас народ живет лучше других областей, наплевать, он, конечно, вцепился в то, что народ голосует за коммунистов, его главных врагов.
   - Когда - никогда он обязательно обратил бы на нас внимание. Я давно это ожидал. Главное, что народ за нас. Ничего они с нами не сделают. Ну, снимут меня, ну и что? Если уж вы так спокойно восприняли свою отставку, то, что обо мне говорить?
  - Ты не прав. Если от моей отставки пострадает лишь моя семья, то твоя отразится на судьбах тысяч людей.
  - Основную свою работу с вашей помощью я уже сделал. И буду продолжать, несмотря ни на что. А если потребуется, то и поборемся, мы не пальцем сделаны.
  Перед тем, как положить трубку, Архипов заметил с усмешкой в голосе:
  - Знал бы Президент, какое недоверие он вызывает у меня.
  
  И тут начались звонки. Все особенно были возмущены тем, что Верхова назвали киллером, и всячески выражали поддержку. И спрашивали, что им делать. Он благодарил за поддержку и призывал к спокойствию. Но они не отставали и стали настаивать, чтобы он их принял и посоветовал, что им делать и что говорить, если к ним кто приедет. Он и сам хотел встречи с народом, так как не мыслил себя без людей, и назначил ее в шесть вечера в конференц-зале мэрии.
  Весть о предстоящей встрече распространилась по району быстрее молнии, и в половине шестого все близлежащие улицы были уставлены машинами, даже пришлось перенести встречу во Дворец Культуры станкозавода. И там не всем хватило места. Опоздавшие толпились в фойе у открытых дверей.
  В своем выступлении Верхов высказал свое видение происшедшего. Для Президента и правящей партии, сказал он, главное не улучшение жизни народа, как это имеет место в Лесках и Центроградской области, а удержать власть олигархии и элиты, неотъемлемой составной частью которых они сами являются. Их до смерти напугал прогноз накануне предстоящих выборов.
  Когда он коснулся формулировки увольнении Архипова 'как не оправдавшего доверия Президента', назвав ее президентским ноу-хау, до сих про никем не используемой, из зала раздался крик:
  - А он сам не вызывает у нас доверия!
  Зал бурно зааплодировал.
  - А вот это уже не ноу-хау, - сказал Верхов. - Вот и выскажите ему свое недоверие на парламентских выборах в отношении возглавляемой им партии власти.
  - Мы-то выскажем, только все равно она победит при подсчете голосов, - поднялся в третьем ряду мужчина с густой седой шевелюрой. Верхов узнал в нем руководителя зверофермы Птицына.
  - Ее победа уже предрешена. Я хотел бы ошибиться, но не исключаю, что всех вас вычеркнут из списка депутатов как врагов этого общественного строя.
  Зал взревел от возмущения. Многие вскочили, что-то крича, сидевшие тоже кричали, доказывая друг другу или застыв в тяжелом раздумье.
  Верхову потребовалось время, чтобы успокоить зал.
  - Это лишь предположение, но мы должны быть к этому готовы. Какие у вас будут предложения?
  К трибуне решительно направился стоявший у стены председатель молочной фермы Паршин, инициатор создания партии в поддержку Верхова 'Возрождение России'. Её ЦИК не зарегистрировал, и она в полном составе вслед за своим кумиром присоединилась к коммунистам. Сам Паршин баллотировался в депутаты областной думы.
  Подойдя к трибуне, Паршин оперся о нее, обвел зал суровым взглядом и сказал в микрофон так громко, что зазвенели стекла:
  - У меня предложение одно: либо наши депутаты остаются в списках, либо на выборы никто из нас не пойдет. Мы их бойкотируем.
  - Ох, как ты их напугал! - раздался крик. - Это их только обрадует. Выборы будут признаны состоявшимися даже, если придет десять человек.
  - А впишут тысячу! - добавил женский голос.
  Опять начался гвалт, и опять Верхову пришлось утихомиривать зал. К его удивлению и радости на сцену поднялась Галина Сергеевна Осипова, жена его бывшего водителя Толи, убитого омоновцами. Она была замом мэра соседнего Козловского района и уполномоченным Верхова по развитию этого района.
  Поздоровавшись с Костей кивком головы, Осипова встала рядом с Паршиным.
  - Я из Козловки. У нас ситуация аналогичная вашей. По опросу около семидесяти процентов наших избирателей готовы проголосовать за коммунистов. Я считаю необходимым предложение товарища Паршина о бойкоте выборов распространить на всю область. Давайте подумаем, как это сделать. Ваш район в области во всем передовой. Вам и карты в руки в организации бойкота по области. Свой район я беру на себя.
  Предложение Осиповой собравшиеся единодушно одобрили. У многих нашлись родственники и знакомые практически во всех районах области. Сам Верхов знал всех руководителей районов, так что проблем с организацией бойкота не должно быть.
  Но это будет сделано, если события развернуться по самому плохому сценарию: отстранения кандидатов - коммунистов от участия в выборах.
  
  То, что ничего хорошего его лично и жителей области, тем боле Лесков не ожидает, Верхов понял, просмотрев показанное по второму каналу в девятичасовых вестях выступление Президента на пресс-коференции в Подмосковье. Катя не могла скрыть слез, услышав, как Президент назвал Костю киллером. Сам он старался забытьл об этом, хотя услышанное с болью отозвалось в его сердце. Нину в репортаже, естественно, не показали. Приехавшая чуть позже, она добавила, что помимо ее, из репортажа выбросили также указание Президента Министру внутренних дел при подавлении народных выступлений не делать поблажек женщинам и подросткам.
  При Кате Нина постаралась смягчить рассказ о встрече с Президентом, но ничего не скрыла, когда вышла с Костей в коридор покурить. Она была уверена, что снятием Кости с должности мэра дело не кончится, а, учитывая холуйскую ретивость служак, его запросто могут обвинить, как Квачкова, в организации мятежа или бунта против власти, и дело может дойти до ареста.
  - Если они тебя арестуют, то уже не выпустят, - была уверена она.
  - Ну и что ты предлагаешь? - спросил он. - Раньше времени податься в бега?
  - Костя, не знаю. Но до ареста допускать нельзя.
  Пока он обдумывал ее слова, она позвонила мужу и узнала, что здание редакции ее газеты 'Заре навстречу!' два часа назад опечатали по указанию нового губернатора. Костя и Катя, как могли, стали ее успокаивать. Вдруг она спросила Костю:
  - Рогов не побоится напечатать мой репортаж о пресс-конференции Президента? Лесковцев он очень разозлил бы.
  Костя отыскал в мобильнике номер телефона Рогова, главного редактора Лесковских вестей', и передал мобильник Нине. Редактора она хорошо знала. Отойдя в сторонку, она рассказала ему о пресс-конференции. Он, не раздумывая, согласился, а Костя разрешил ей воспользоваться компьютером, и она тут же села писать. Через час приведенная в начале этой книги статья была написана и отправлена по электронной почте Рогову. Через десять минут он позвонил и попросил Нину приехать в типографию. Отвез туда ее Костин водитель Вася, живший рядом. Там она, поработав, прикорнула на диване и вернулась к Косте в восемь утра с толстой кипой готового номера газеты с ее статьей на целую страницу.
  Они вместе позавтракали. Нина вдруг раздумала ехать домой. Понимая, что основные события должны произойти в Лесках, она уговорила Костю взять ее с собой на работу. Она была для него, как родная сестра, да он и не видел причины отказа.
  
   ***
   Рогов удвоил тираж этого номера газеты и, попросил разносчиков донести газету, помимо подписчиков, в самые дальние уголки района.
  
  В десять утра у Ветрова должно было состояться совещание с директорами Трика (от ООО), как назывались для отвода глаз в районе и области колхозы, скотоводческие и прочие фермы, по вопросу подготовки к севу и другим весенним работам. Когда Нина раньше Ветрова вошла в конференцзал, то увидела у каждого сидевшего 'Лесковские вести'. Это предусмотрительный Рогов положил кипу газеты на стол регистратора, хотя у многих прибывавших она уже была.
  
  Без пяти десять Верхов только собрался встать из-за стола, чтобы отправиться на совещание, как в его кабинет вошел возбужденный телохранитель Коля со словами: 'Рвутся к вам из Центрограда', а за ним протиснулись трое незнакомых людей. Один из них, не намного старше Верхова, приземистый, полноватый и лысоватый с неприметным небритым лицом, одетый в черную блестящую куртку с капюшоном, отороченным дорогим мехом, подошел вплотную к столу и ткнул в Верхова коротким пальцем:
  - Ты мэр?
  Верхов медленно поднялся и, смерив хама недобрым взглядом, проговорил, не сдерживая гнева:
  - Я мэр. Порядочные люди, входя, здороваются и не тыкают до знакомства. А непорядочных я обычно вышвыриваю из кабинета.
  С этими словами он вышел из-за стола и направился к хаму. Тот быстро попятился назад и спрятался за спинами более рослых попутчиков, шагнувших вперед. Стоявший от хама справа молодой человек лет тридцати, одетый в длинное черное пальто, с коротко стриженой фигурной бородкой, которая ему очень шла, придавая артистический вид, достал из кожаного портфеля, висевшего на плече, лист бумаги и протянул его Верхову со словами:
  - Это распоряжение губернатора Центрограда Фогеля Аркадия Михайловича о введении в Лесках прямого губернаторского правления с временным отстранением вас от занимаемой должности и назначением вместо вас Алтухина Генриха Анатольевича. - Бородач указал кивком головы на хама. - Я, позвольте представиться, следователь Генпрокуратуры по особо важным делам Щербина Виталий Леонидович. С нами также приехал заместитель председателя ЦИКа Корягин Анатолий Дмитриевич.
  Корягин, абсолютно бесцветный во всех отношениях достаточно пожилой человек, одетый во все темносерое, вместо того, чтобы наклонить голову, высоко ее задрал.
  Сразу видно, кто есть кто, подумал Верхов, обведя всех троих внимательным взглядом и остановив его на листе. Взяв его в руки, он сказал стоявшему у двери Коле:
  - Коля, иди, я разберусь. - Он вернулся на место, сел и пробежал глазами бумагу. - Вовремя вы подъехали. В конференц-зале собрались руководители всех сельхозпредприятий нашего района для обсуждения вопросов по подготовке к весне. Пойдемте, я вас представлю, а вы разъясните цель вашего приезда. Это, чтобы избежать кривотолков.
  Алтухин не без опаски выдвинулся вперед и возразил:
  - Никаких кривотолков тут быть не должно. Все видели по телевизору выступление Президента.
  - И смею вас заверить, что многие из лесковцев мало что поняли, чем конкретно Лески не угодили Президенту и на каком основании он назвал меня киллером.
  От возмущения у нового мэра Лесков отнялся язык. Увидев, как он открывал и закрывал рот, словно выброшенная на берег рыба, Щербина поспешил ему на помощь:
  - Мы для этого и приехали сюда, чтобы во всем разобраться.
  - Вот и воспользуйтесь случаем поговорить с народом.
  - У меня другое задание, - помахал рукой перед заметно выступавшим животом Корягин.
  - Среди них, кстати, есть кандидаты в депутаты от компартии, которых вопреки всем законам Президент приказал ЦИКу снять с предвыборной гонки.
  Теперь уже Корякин открыл было от возмущения рот, но, взглянув настороженно исподлобья на Верхова, пересилил себя и выдохнул:
  - Хорошо, я согласен.
  Щербина посмотрел на Алтухина.
  - Я бы на вашем месте, Генрих Анатольевич, тоже обязательно пошел. Вам с ними не один день работать.
  Чтобы не терять лицо, Алтухин снял куртку и хозяйским взглядом оглядел кабинет в поисках вешалки. Верхов подошел к стенному шкафу у двери и открыл дверцу. Дождавшись, когда разделись остальные, он вышел вслед за ними.
  В приемной к нему подошла бледная, с трясущимися губами секретарь Татьяна Петровна и подала ему полученное по факсу распоряжение нового губернатора.
  - Я уже в курсе, - шепнул он, прикасаясь пальцами к ее плечу. - Не переживайте, все будет хорошо.
  Она с сомнением покачала головой и проводила его тревожным взглядом до двери.
  
  
   ***
  Зал встретил их настороженным гулом. Верхов понял, что присутствующие каким-то образом уже узнали. Это было заметно не только по гулу, но и по гневным взглядам на его спутников, усаживавшихся за председательский стол. Сам он встал сбоку стола.
  Когда непрошенные гости уселись, он зачитал распоряжение губернатора и, представив гостей, сказал замершему в зловещей тишине залу:
  - Сами понимаете, проводить или не проводить это совещание, теперь решаю не я. Но продолжать работу с вами по подъему сельского хозяйства, если позволят обстоятельства, я, разумеется, буду. А сейчас я вас покину, чтобы освободить место в кабинете для нового мэра.
  По дороге к двери его остановил окрик Алтухина:
  - Кабинет опечатан! Входить и выносить из него что-либо до окончания работы комиссии категорически запрещено.
  От взрыва негодования, словно от ветра, шевельнулись на окнах гардины.
  Верхов подошел к Щербине и попросил:
  - Вы не пройдете со мной, я заберу свое пальто.
  - Разумеется, разумеется, - поднялся следователь.
  Топот ног и стук сидений заставили Верхова обернуться. Зал, как по команде, поднялся и направлялся вслед за ним к двери.
  За столом раздался крик Алтухина:
  - Кто разрешил уходить? Я вас не отпускаю!
  - А, пошел ты! - ответил за всех хрипловатый голос директора зверофермы.
  
  В приемной между столом секретаря и дверью сидел на Колином стуле внушительного вида парень. Татьяна Петровна, увидев Верхова, вскочила и вопросительно уставилась на него. Он показал ей жестом, что подойдет к ней, и вслед за Щербиной прошел в кабинет. С вешалки настенного шкафа он снял пальто, а со стола взял сигареты с зажигалкой.
  - Мобильный телефон у вас служебный или ваш личный? - спросил следователь.
  - Общий. Телефон мой, а за разговоры оплачивает мэрия.
  - Вообще-то положено его у вас на время забрать и просмотреть записанные в нем номера.
  - Бога ради, только не сегодня. Надеюсь, вы понимаете, сколько будет сегодня мне звонков, и, если я не буду отвечать, они парализуют работу мэрии.
  - Хорошо. В крайнем случае, я воспользуюсь справочником секретаря.
  - Все, что записано у меня, у нее есть. Ну, я пошел. Успешной вам работы.
  Щербина поднял в знак прощания руку и предупредил:
  - Постарайтесь не отлучаться из Лесков в течение полутора недель.
  - Хорошо, но имейте в виду, что Лесками у нас считается не только город, но и весь район.
  Следователь хотел что-то сказать, но передумал и кивнул.
  В двери Верхов столкнулся с Алтухиным. Взглянув на его висевшее на руке пальто, мэр хмуро бросил:
  - Я вас не отпускаю. Вы мне можете понадобиться.
  - Если такое случится, мой домашний телефон есть у секретаря.
  - Я вас не отпускаю!
  - И не надо. Успешной вам работы я уже пожелал через Виталия Леонидовича.
   Верхов повернулся и вышел.
  
  - Константин Алексеевич, - зашептала Татьяна Петровна, когда он подошел к ней, - я не хочу здесь без вас оставаться.
  - Татьяна Петровна, успокойтесь. Все уладится. Потерпите.
  - Я бы сколько угодно потерпела бы, если бы знала, что вы вернетесь.
  - Это вряд ли. Но без работы я не останусь. Захотите перейти ко мне, я вам буду рад.
  - Захочу, - обрадовалась она и опять зашептала. - Нину Олеговну сюда не впустил амбал у двери. И не только ее. Она ожидает вас внизу.
  Чмокнув ее в щеку, Верхов в сопровождении Коли прошел мимо караулившего у двери внушительного парня и спустился вниз. Нина и Паршин поджидали его у раздевалки. Обратив внимание на их сочувствующие взгляды, он указал пальцем на урну:
  - Слезы и сопли прошу сливать сюда. Где остальные?
  - Ожидают у машин, - ответил Паршин. - Хотят хоть что-то услышать от тебя. Понять их можно. Сколько ты у нас мэром? Двенадцатый год? И до него еще полгода нами занимался. И все это время мы были с тобой, как телок за маткой. Тогда ты всего на полмесяца исчез, так нас с потрохами сожрали. И сейчас могут. Пойдем, хоть чем-то нас успокой.
  - Скажите, чтобы ехали в ФОК Платона. В зале там все поместятся. Я с Ниной чуть позже подъеду.
  - Особо не спеши. Нам самим надо определиться.
  
  Едва Паршин исчез за дверью, как к Верхову подбежал запыхавшийся от бега по ступенькам амбал.
  - Алтухин приказал вам оставить ему машину с водителем.
  Верхов развел руками и проговорил с усмешкой:
  - Ну, раз Алтухин приказал, как же ослушаться?
  
  Тепло попрощавшись с расстроившимся Васей, Верхов и Коля сели в машину Нины. Видя ее подавленное состояние, Верхов спросил с нежностью в голосе:
  - Ты чего? Это давно следовало ожидать. Да и сколько можно быть мне мэром? На четвертый срок я так и так не собирался идти. Все, что можно было здесь сделать, я сделал. Вспомни, какими были деревни в Лесках двенадцать лет назад. Сплошное кладбище. А сейчас?
  - Они опять превратят их в кладбище.
  - Вот об этом я и хочу сейчас сказать. Пора народу самому себя защищать и отстаивать свои права.
  - А мне как их отстаивать? В суд подать на губернатора?
  - Почему бы и нет? Не получится в центроградском суде, подашь в Верховный. Откажет он, обратишься в Страсбург. И привлеки к этому всю свою журналистскую братию. Денег на все твои судебные издержки я дам. Вернее, не я, а Хохлов.
  
  
   ***
  Их появление в спортзале было встречено аплодисментами. Нина поинтересовалась, у всех ли есть 'Лесковские вести' с ее статьей. Услышав, что у всех, она попросила, по возможности, снять копию со статьи и ознакомить с ней, как можно больше лесковцев.
  - Но с соответствующими комментариями, - добавила она. - А то могут и вправду поверить Президенту, что Лесками правил киллер.
  - У нас таких нет, - заверил ее незнакомый мужчина с военной выправкой.
  Другие подтвердили то же самое.
  Верхов удивился, не увидев сочувствия и растерянности во взглядах на него у присутствующих в зале. Приготовившийся наставлять, что им делать, он немного стушевался, не зная, с чего начать разговор. Его опередил Паршин:
  - Мы тут без тебя посовещались и хотим сказать тебе, что ничего страшного не произошло. Ты как был у нас мэром, так им и останешься. Нового мэра мы не признаем, хотя и будем использовать его, когда нам надо. Что касается выборов. Если наших депутатов отстранят, выборы мы проигнорируем. На совести каждого из нас, я имею в виду присутствующих здесь руководителей хозяйств, будет каждый проголосовавший. Вот, что мы хотели тебе сказать. Да, и вот еще, что. Нельзя исключать угрозы твоего ареста при таких словах о тебе Президента. Доводить дело до твоего ареста никак нельзя. Они могут продержать тебя несколько лет в камере предварительного заключения, перенося суд всякий раз на полгода. Поэтому ты всегда можешь рассчитывать на нас. Если потребуется, мы тебя укроем и, надо будет, уйдем вместе с тобой в леса. В общем, в обиду мы тебя не дадим.
   От этих слов у Верхова даже запершило в горле.
  - А куда я без вас денусь? - проговорил он, откашлявшись. - Кроме вас, у меня другой защиты от власти нет. Но меня сейчас волнует, как быть с доплатами мэра? Открою я вам секрет или нет, но все доплаты, в том числе и субсидии вам, я производил не из государственной казны. Поэтому с моим уходом неизбежно исчезнут и они, но неофициально я, естественно буду продолжать оказывать вам помощь, с учетом и добавок наиболее нуждавшимся слоям населения, в первую очередь многодетным семьям. Такой список вы мне составьте.
  Вперед опять вышел Паршин.
  - Мы и этот вопрос коснулись без тебя. Никаких списков для тебя мы составлять пока не будем. Сейчас пенсии и детские пособия и без твоих надбавок не дадут умереть с голоду. Пусть народ знает, кем для них был ты и кем будет для них новый мэр, если он снимет эти надбавки. Если он действительно печется о народе, он должен будет добиться получения денег от государства, которое опять жиреет от цен на нефть. Но мы уверены, что таких денег оно ему не даст.
  По одобрительному гулу Верхов понял, что возражать нет смысла. Он сказал:
  - Я рад вашему боевому настрою. Для нас сейчас это самое главное. Работать отныне я буду дома. Мой домашний телефон, если у кого нет, - он продиктовал номер. - Номер моего мобильного телефона не называю, потому что его могут отобрать для проверки. Поэтому я не уверен, что и домашний телефон не могут прослушивать. Так что в разговоре будьте осторожны. Лучше будет, если связываться со мной вы будете через Паршина, если он не возражает. Вы не будете против, Петр Трофимович?
  - Я буду только рад такому твоему доверию ко мне. Но до выборов трогать тебя мы не будем, потому как нельзя. И ты отдохни, посиди тихо. Поживи с родными в свое удовольствие. Чтобы не было у власти и органов к тебе никакой придирки.
  Верхов попрощался с каждым за руку, услышав почти от каждого слова поддержки. Паршину он, на всякий случай, назвал номер Катиного мобильного телефона, предупредив, что и его могут прослушивать.
  Нина дала Платону несколько экземпляров газеты со своей статьей, попросив, если потребуется, размножить ее на ксероксе. А Верхов договорился с Платоном, в случае, если ФОК прикроют, не терять связь с бойцами, которые могут в любой момент понадобиться.
  
  Нина захотела попрощаться с Катей и предложила Верхову отвезти его домой. Но в двери они столкнулись с возбужденным Колей. Он радостно сообщил, что на площади полно народа, приехавшего со всего района. Все интересуются, что с Верховым. Кто-то пустил слух, что его арестовали.
  - Может покажетесь им, чтобы успокоить?
  Верхов вопросительно взглянул на Паршина.
  - А надо ли их успокаивать? - возразил тот. - Пусть узнают правду и повозмущаются тем, как тебя, избранника народа, выгнали из кабинета. Мы все пойдем туда без тебя и расскажем об этом. А тебе никак нельзя сейчас высовываться, чтобы власти не обвинили в подстрекательстве народа к протесту. Без ОПОНа тут не обойдется, и тебя первым арестуют. Так что езжай домой. Я буду держать тебя в курсе всех дел. Расскажу, как они встретят нового мэра, если он осмелится к ним выйти.
  - Я расскажу, - сказала Нина.
  Определенная логика в доводах Паршина была, и Верхов не стал настаивать на встрече с народом. Однако он попросил Колю, который успел съездить за своей машиной и повез его домой, проехать мимо площади. Она почти вся была заполнена, а люди все прибывали не только пешком и на машинах, но и на телегах и даже верхом.
  Коля указал на человека в черном пальто в начале тротуара, ведущего от дороги к площади.
  - Таких чужаков я насчитал больше двадцати. Расставлены они так, что вся площадь ими охвачена. И у всех миниатюрные видеокамеры меньше спичечной коробки. Они их держат в ладони, манипулируя пальцами. Вон, там, слева, видите, еще один, а поближе к мэрии еще. Вас они сразу вычислили бы и засняли каждый ваш шаг и слово. Я подошел к одному из них и, демонстративно сфотографировав, попросил предъявить документы. Он стушевался и нагло спросил, кто я. Я представился службой безопасности мэрии, показал на расстоянии удостоверение и похлопал в подтверждение по пистолету подмышкой. И знаете, он мне показал удостоверение службы безопасности при губернаторе. Я поинтересовался, сколько их. Он ответил, столько, сколько надо
  - Ну, а ты что ему на это? - забеспокоился Верхов.
  - Сказал, что учтем в своей работе.
  - Он не спросил, в какой?
  - Не спросил, но меня сфотографировал. И слава Богу, что не спросил, а то я бы сдуру мог и проколоться, ляпнув, в какой работе.
  - За это молодец. Показывать фээсбэшникам свою удаль глупо. Но за то, что узнал, кто они, спасибо. Мы должны учесть, что против нас брошена большая сила.
  
  Проезжая мимо школы, в которой учился Вадик с Любушкой, они обратили внимание на толпу старшеклассников с преподавателями во дворе.
  - Тоже, наверное, на митинг собрались, - сказал Коля. - Учителя точно пойдут. Они за вас горой.
  К их удивлению, постового милиционера в будке не оказалось. Сидевшая на лавочке у подъезда старушка рассказала, что час назад подъезжала полицейская машина, которая и увезла постового.
  Коля взял у Верхова слово, что из дома он не выйдет и открывать дверь чужим не будет, и уехал на митинг, пообещав вернуться сразу после его окончания.
  
   ***
  - А ты почему не там? - встретила его вопросом Катя, показывая глазами на телевизор. - Они хотят тебя видеть.
  Костя взглянул на экран и увидел поднимавшегося на возвышение перед мэрией Паршина, Нину, Птицына и Осипову.
  - А я хотел видеть тебя, - ответил он, целуя жену в щеку.
  По тому, как засияло ее лицо, было видно, как сильно она его любила.
  - Пойдем на кухню, я тебя покормлю, - сказала она. - Телевизор там посмотришь.
  В ванной, моя руки и глядя на себя в зеркало, он пытался угадать, что Кате было известно. Возможно, она, как и люди на площади хотела знать, что произошло и что будет дальше. Но она, по сравнению с ними, хотя бы знала, что он цел и невредим. В смысле, не арестован, пояснил он сам себе. И ему уже в который раз стало не по себе оттого, что он уклоняется от открытой борьбы из-за боязни ареста. Весь он находился там, на площади, произнося про себя речи перед народом.
  Так и не придумав, что ответить Кате на ее вопрос, он прошел на кухню. Но она вдруг озадачила его новым вопросом:
  - Если ты уже никуда не пойдешь, может, выпьешь?
  - И не пойду и выпью, - ответил он, увеличивая пультом звук телевизора, где Паршину кто-то протягивал мегафон.
  Сейчас она все узнает. Больше всего ему не хотелось, чтобы померкла ее радость оттого, что он обедает дома.
  - Вы хотите знать, где наш мэр и что с ним? - спросил в телевизоре Паршин.
  В наступившей на миг тишине послышался гул голосов, разобрать что-либо было невозможно. Камера остановилась на пожилой женщине в пуховом платке, к которой подбежала девушка с микрофоном, и отчетливо послышался вопрос женщины:
  - Он не арестован? Почему он не с нами?
  Паршин повернулся к женщине, усмехнулся и бросил в толпу:
  - Как я понял, всех вас интересует, не арестован ли Верхов, а если нет, то почему он не здесь? На первый вопрос отвечу: 'Пока не арестован'. А на второй вопрос вы сами должны знать ответ, если подумаете хорошенько. Если, конечно, есть чем.
  - А если нечем? - послышался чей-то мужской голос перед тем, как утонул в гуле в основном от смеха.
  Паршин тоже улыбнулся, но ответил серьезно:
  - Раз пришел сюда, значит, есть мозги и должен сообразить, что присутствие здесь нашего мэра дало бы им прекрасную возможность обвинить его в организации этого митинга против вчерашнего выступления Президента или на языке закона против власти. Вас бы отпустили по домам, а на него надели бы наручники. Теперь всем ясно, почему он не с нами?
  - Ясно! - опять опередил всех тот же мужской голос, на этот раз встреченный не смехом, а одобрением.
  - А кто назначен вместо Верхова? Он уже здесь? Почему не вышел представиться народу?
  Эти вопросы задал явно для затравки толпы парень с широким добродушным лицом, присутствовавший при встрече с Костей в клубе станкозавода. Костя знал его как лучшего тракториста района и самого молодого многодетного отца в области (ему было всего 26 лет, и в этом году у него родился четвертый ребенок).
  - А потому он не выходит к нам и не представляется, что знает нашу любовь к единодушно выбранному Константину Верхову, поэтому и прячется за толстыми стенами.
  Камера пробежала по толпе и остановилась на окне кабинета мэра на втором этаже. Какое-то мгновенье в окне были видны лица, которые затем быстро исчезли.
  - А нуждаемся ли мы в его представлении нам? Что он может нам сказать, как говорится, в свое оправдание? Что Верхов вернется на работу? Не скажет. Скажет, что ни один наш кандидат не будет снят с выборной гонки? Не скажет. Скажет, что выборы будут честными и справедливыми? Обязательно скажет, но только такими они вряд ли будут, потому что в этом случае партия власти их с треском проиграет. Вот поэтом, я думаю, нам нет смысла требовать, чтобы этот человек вышел к нам. Как говорится, он здесь будет сам по себе, а мы сами по себе. Мы без него как-нибудь проживем, а вот как он будет работать без нас - это еще вопрос.
  Из толпы слышались крики, но понять, о чем они, было трудно. Костя бросил взгляд на Катю. Она, как ни в чем ни бывало, ставила на стол бутылки, рюмку и бокалы. Однако сияние в ее глазах потускнело.
  - Может, завтра съездим на Колину дачу или к Пашиным родителям, - спросила она, наполнив вином свой бокал и затем наблюдая, как он делает 'кровавую Мэри' из водки и томатного сока.
  - Это мысль, - ответил он и чуть округлил глаза, увидев на экране 'мороз' вместо толпы и Паршина, начавшего рассказывать о введении в Лесках и области губернаторского правления. Разумеется, они не могли допустить трансляцию на пол-области этого безобразия. Игоря Юрьева за это опять уволят. Жаль талантливого парня.
  - Переключить? - спросила Катя, поднимая бокал.
  - Сейчас чем-нибудь заменят. Ну, давай выпьем за все хорошее, что нас ожидает.
  - Главное, чтобы мы все были живы и здравы. Чтобы дети нас радовали
   Они чокнулись и выпили. А на экране появилось название киностудии и сцена захвата кого-то ОПОНом. Костя заметил:
  - Раньше в таких случаях запускали 'Лебединое озеро', а сейчас ОПОН. Готовят людей к его появлению в Лесках.
  - Только, чтобы не повторилось то, что было в Лесках после вашего похищения, - вздохнула Катя. - Толю жалко.
  Костя ел любимый им борщ, не чувствуя вкуса: был там, на площади. Наблюдавшая за ним Катя это поняла.
  - Костик, не ходи туда. Что даст людям твое там появление? Как бы они ни хотели, а не смогут защитить тебя от ОПОНа, если он объявится? А если окажешь сопротивление, могут и изувечить. ОПОН сейчас другой, полицейский, обученный специально против народа. Тогда бюро 'Щит и меч' было намного сильнее, и в основном оно дало отпор омоновцам.
  Но Костя уже не мог сопротивляться самому себе. Он выпил еще рюмку водки без сока, быстро доел второе и, поцеловав Катю, вышел из кухни. Она последовала за ним и наблюдала, как он доставал с антресоли коробку с масками, приготовленными для него Вероникой Максимовной двенадцать лет назад. Там не было лишь маски Ивана Спиридоновича, на всякий случай разгримированной. Но не успел Костя превратить себя в стриженого громилу охранника, как квартиру заполнил ставший мгновенно оглушительным гул. Он и Катя вышли на лоджию и увидели пролетавшую над домом вереницу снижавшихся вертолетов.
  - Легки на помине, будь они неладные, - проговорила Катя. - Ну, куда ты теперь пойдешь? У тебя в гараже бомбардировщик стоит?
  Костя насчитал девять вертолетов, а вдали показались еще два. Он живо представил, как омоновцы будут стаскивать с трибуны могучего Паршина, нагибая его гривастую голову, и у него зачесались руки.
  Когда гул стих, они услышали в передней мелодию звонка и стук в дверь. Посмотрев друг на друга, они подумали об одном и том же. Если бы не жена рядом, Костя обязательно задумался бы: открывать или отстреливаться до последнего патрона.
  - Я пойду, спрошу, кто там? - спросила Катя.
  - Нет, я сам.
  К их облегчению, за дверью стоял запыхавшийся Коля.
  - Слава богу, застал вас, - проговорил, отдышавшись, он. - Вам туда никак нельзя.
  Он рассказал, что Татьяна Петровна подслушала, приложив на кухне к стене тарелку, разговор, за что можно арестовать Верхова прямо сегодня. Им нужны позарез доказательства его участия в организации проходившего на площади незаконного митинга. Идеальным вариантом для них было бы его выступление с призывом неподчинения власти, чтобы арестовать его сразу после митинга, но не при людях, а лучше дома, где можно произвести еще и обыск с подбросом компромата. Если же сегодня арестовать его не удастся, то они будут искать в его выступлениях призывы к насильственному свержению нынешней власти. Какому-то Грибакину было поручено отыскать причастность Верхова хоть к какому-нибудь убийству в районе. Еще говорили о прослушивании его разговоров в квартире, машине и по всем телефонам. Затем один из них позвонил куда-то и попросил ускорить прибытие спецназа для разгона митинга, но тут в дверь кухни постучал новый охранник. Она наврала ему про свое женское недомогание и отлучилась якобы в аптеку, а сама позвонила Коле и, встретившись с ним, все ему рассказала. Коля хотел передать услышанное Паршину, но тот выступал, он ознакомил Нину, а сам поехал сюда.
  - Вам туда никак нельзя, - повторил он. - Я уверен, что они уже вас пасут. На той стороне припаркована 'тойота' с затемненными стеклами и с не лесковскими номерами. Могут быть они. Не вздумайте туда пойти. Я скоро опять приеду и все расскажу.
  Костя не успел поблагодарить Колю, как тот уже бежал вниз по лестнице.
  
   ***
  Нина готовилась выступить после Паршина и рассказать людям об истинных причинах внезапного отстранения Верхова от работы и о намерении его арестовать. К ней вдруг подошел Игорь Юрьев. Они обнялись. Его хмурый вид ей не понравился.
  - Что случилось? Что-нибудь с трансляцией митинга?
  - Уже двенадцать минут, как его не показывают. Я опять уволен.
  - Рассказывай.
  И он рассказал. Трансляция митинга по телевизору шла полным ходом, когда в студию вошли трое и, сунув Игорю указ губернатора Центрограда о введении в Лесках прямого его правления, потребовали прекратить показ митинга. Игорь стал возражать, но один из них умело разъединил нужные шнуры и стал просматривать диски с фильмами для замены митинга. Игоря известили, что он уволен, и, сопроводив в кабинет, отпустили две минуты на сборы.
   - Вот и выступишь после меня, - сказала Нина. - Расскажешь народу об этом беспределе.
   Ее слова заглушил быстро возраставший гул в небе. Люди на площади, словно оцепенев, наблюдали, как вертолеты садились вокруг площади, и из них выпрыгивали одетые во все черное, включая темную маску, омоновцы с прозрачными щитами и, не теряя ни секунды, словно провели немало здесь тренировок, окружили ровным забором с метровой ширины зазором площадь с трех сторон. Четверо заняли места под окнами здания мэрии. Когда люди опомнились, у многих возникло желание убежать, но оно быстро исчезло при виде живого забора, а больше из-за чувства единения с другими людьми, заставившее их еще больше уплотниться.
  Когда гул последних приземлившихся вертолетов стих, над площадью раздался громкий голос из репродуктора, извещавший участников митинга о том, что указом исполняющего обязанности губернатора Центрограда господина Фогеля о введении в Лесках губернаторского правления мэр Верхов отстранен от занимаемой должности и вместо него назначен господин Алтухин, приступивший к своим обязанностям. Данным указом запрещалось проведение в Лесках и районе митингов, собраний и сборищ людей свыше 10 человек на площади 100 тысяч квадратных метров без особого на то разрешения господина Алтухина. К нарушителям будут применяться принудительные меры вплоть до заключения под стражу.
  После небольшой паузы, предоставленной, очевидно, для осмысления людьми услышанного, голос продолжил: 'Учитывая, что данный митинг организован до ознакомления населения Лесков и района с вышеуказанным указом, господин Алтухин, в виде исключения и доброй воли, принял решение не предпринимать принудительных мер к участникам данного митинга. Для этого вы обязаны покинуть площадь до 15.00 включительно. Лица, обнаруженные на площади после указанного срока, полежат задержанию и соответствующему наказанию'.
  Нина, стоявшая на возвышении, хорошо видела, как те, у кого были часы и мобильники, стали смотреть время и подсчитывать, сколько им осталось до свободы. Те, у кого не было ни того и ни другого, спрашивали у соседей, который час, и тоже занялись арифметикой.
  Она и Игорь не были исключением. У них получилось 18 минут, отпущенных на освобождение площади от пятитысячной спрессованной толпы.
  Не сообразив, много или мало им отпущено, толпа пришла в движение. Стоявшие по бокам площади направились в стороны, но, наткнувшись на омоновцев, остановились, не рискнув воспользоваться щелью между ними, и завертели головами в поисках выхода. Им оказался трехметровый проход в сторону дороги. На самом деле он оказался еще уже, так как люди старались держаться подальше от омоновцем, образовавших коридор до дороги. Создалась давка, и послышался истошный женский крик.
  - Товарищи, спокойно! - пронесся над площадью зычный голос Паршина. - Кого и чего вы испугались? Они же этого только и хотят, чтобы мы от страха в штаны наложили. Поэтому не бойтесь не поспеть в отведенное специально, чтобы напугать нас, время. Всех они не пересажают, не хватит тюрем. Не они здесь хозяева, а мы, лесковцы. И не им указывать нам, когда нам заканчивать обсуждение жизненно важных для нас вопросов. Два из них на сегодня являются самыми главными для нас. Это возвращение на свою работу нашего мэра Верхова. И второе: недопущение снятия с предвыборной гонки наших кандидатов - коммунистов. Предлагаю включить в резолюцию митинга эти наши главные два требования. Кто за, поднимите...
  Слово 'руки' Паршин выкрикнул без мегафона, но люди расслышали, а кто не услышал, догадался, и над площадью возник лес рук. Их подняли даже те, которые покинули площадь, и остановились, а, увидев, как, как два мужика в черных куртках пытались завернуть Паршину за спину руки, повернули назад, на площадь. Их подстегнул оживший мегафон, прокричавший голосом Птицына:
  - Руки прочь от Паршина! Не уйдем, пока не отстанут от него!
  Но на это требование охранникам власти было наплевать. На помощь мужикам поспешил третий в черной куртке, низкорослый и черно бородатый, который ухватил двумя руками седую гривастую голову старика и стал клонить ее вниз. Но не так-то легко было справиться троим с могучим русским богатырем, всю жизнь работавшим на земле и впитавшим ее силу. Он сцепил на животе руки и на миг поднял голову вместе с бородатым. Увидев его красное от натуги лицо, Нина не выдержала и бросилась ему на помощь с криком: 'Что вы вытворяете? Он же вам в отцы годится! Оставьте его!' Она попыталась оторвать руки бородатого от головы Паршина. Тот освободил одну руку и отработанным в спортзале движением вонзил ей локоть в живот.
  Нина упала, как покошенная. К ней подбежали Игорь и Осипова и стали ее поднимать. Она была без сознания.
  Герой - спортсмен даже не взглянул на упавшую Нину и опять повернулся к Паршину. Но вцепиться в гриву старика он не успел, так как был поднят за шиворот и сброшен с помоста. Это проделал многодетный тракторист. Затем он подошел к мужикам, пока еще не добившихся успеха в борьбе с Паршиным и, ухватив руку одного из них, резким движением оторвал ее от руки старика. Мужик оторвал вторую руку и стал засовывать ее во внутренний карман куртки, очевидно, за удостоверением. Но тракторист не стал дожидаться представления губернаторского посланника или фээсбэшика, а отшвырнул его от себя и также ловко повторил аналогичную операцию со вторым мужиком. На этот раз ему помог сам Паршин. Однако не успели они перекинуться парой слов, как увидели вбегавших на помост новых чужаков. Один из них подбежал к Нине и сходу приказал:
  - А ну поднимайся!
  Сидевший на полу и державший голову Нины Игорь поднял голову и проговорил зло:
  - Ты, что, урод, не видишь, что она без сознания? Лучше вызови 'Скорую!'.
  - Сейчас и тебе будет 'Скорая' за урода, - пригрозил мужик и поспешил к Птицыну, кричавшему в мегафон:
  - Не уйдем с площади, пока не отстанут от Паршина! Все сядем и ляжем! Все сели и легли! Свободу Паршину! Руки прочь от Верхова!
  Толпа, наблюдавшая за борьбой Паршина с мужиками и видевшая, как упала Нина, в одном порыве стала опускаться на асфальт. Опоновцы попытались не пропустить возвращавшихся на площадь, но на этот раз люди не побоялись просачиваться сквозь окружение, а когда их хватали, падали на землю.
  Нина между тем открыла глаза и спросила:
  - Паршина отпустили?
  - Отпустят, отпустят, - проговорила Осипова, помогая вместе с Игорем Нине встать. - Народ не даст его арестовать.
  Нина увидела сидевших людей и улыбнулась. Она спросила Игоря:
  - Снимать продолжают?
  Он кинул и пояснил:
  - Украдкой. Как вы себя чувствуете? Может, вам лучше уйти?
  - Чтобы я сейчас ушла? Да ни за что! А вот тебе здесь находиться не следует. Здесь всех нас могут забрать. Тебе лучше спуститься вниз и при любых обстоятельствах обеспечить съемку и ее сохранность. Сделай это, я тебя прошу.
  - Понял, сделаю.
  Игорь коснулся Нининого плеча и спрыгнул вниз.
  - Лесковцы! Не посрамим Земли Русской! Встанем на ее защиту от капиталистов и либералов! А ну, лапы прочь, сволочь!
  Это Птицын крикнул на мужика, протянувшему руку к мегафону. Но мужику удалось - таки вырвать мегафон, и над площадью пронесся его отборный мат. Услышав его, мужик от неожиданности выронил мегафон, который подхватил взобравшийся на помост сбоку молодой директор коневодческой фермы, переехавший в Лески из Летного. Он поднес мегафон ко рту и громко запел чуть хриповатым голосом:
   Вставай, страна разгромная!
   Вставай на смертный бой
   С демшизной силой темною,
   С зажравшейся ордой!
  К стоявшим под окнами прилетевшим опоновцам подбежал мужик в длинном черном пальто и в шляпе и что-то крикнул, указывая на помост. Все четверо рванули с места, держа перед собой одной рукой щит и другой дубинку. Возле ступенек помоста они услышали быстро приближающийся рёв сирены и на мгновенье остановились, обернувшись на начальника в шляпе. Тот тоже недоуменно прислушивался к сирене, но махнул рукой, чтобы опоновцы выполняли приказ.
  А над площадью неслась песня, наполнявшая людей решимостью и отвагой:
   Пусть ярость благородная
   Вскипает, как волна!
   Идет война народная,
   Священная...
  На этот раз песню прервалась из-за удара дубинкой по лицу коневода. Из носа и рассеченной губы хлынула кровь. Он был невысокий, но крепко скроенный. Зажав левой рукой рот и нос, он подпрыгнул и врезал кулаком в черную морду. Кто-то подставил ногу отлетевшему назад опоновцу, и он рухнул на деревянный пол. На площади раздались хлопки, смех и выкрик 'Так его!'
  На помощь своему бросились два опоновца, и втроем они начали избивать коневода дубинками, повалив на пол. Четвертый опоновец ударом по голове Паршина помог мужикам наконец завернуть его руки за спину, после чего пошел раздолеваться дубинкой по всем подряд. Нина вновь получила удар по животу и опустилась на колени.
  И вдруг в звуки ударов и стонов вклинился резкий командный голос:
  - Отставить!
  В центре помоста стоял Безусяк в мундире полковника, увешанном орденами и медалями, а напротив каждого опоновца стоял такой же опоновец, только не в черном комбинезоне, а в светло зеленом защитном, но в такой же черной маске, короче, лесковский омоновец. Аналогичное противостояние было и вокруг площади.
  Один из опоновцев выхватил пистолет и направил на своего соперника. В ту ж секунду пистолет был направлен и на него.
  - Отставить! - повторил Безусяк и, подойдя к Нине, поставил ее на ноги. - В поликлинику не надо?
  - Трудности нас только закаляют, - улыбнулась она.
   Он тоже улыбнулся и, оставив ее на попечении Осиповой, подошел к Паршину, которого все еще держали два опоновца, согнув под прямым углом. Полковник бесцеремонно отстранил мужиков и выпрямил старика.
   - Тебя тоже в поликлинику не надо везти?
  Ответить Паршину помешал бородатый герой - спортсмен, ставший совать Безусяку красное удостоверение. Не глядя в него, полковник громко сказал:
  - Пока я обеспечиваю в Лесках правопорядок и нарушать его не позволю никому. И обижать народ не позволю. - Он подошел к опоновцу, державшему в руке мегафон, забрал его и крикнул в толпу. - Всем подняться! Не вы должны стоять на коленях перед властью, а она перед вами, народом.
  На помост вбежал запыхавшийся мужик в шляпе и закричал на Безусяка:
  - Вы что себе позволяете? Я подполковник ФСБ Кутепов! Да я вас разжалую! Да вас...
  - Молчать! - рявкнул Безусяк. - Сначала дослужи до полковника, а потом командуй мной. А ну пошли к новоиспеченному мэру. Не будем мешать народу изъявлять свою волю. Петр Трофимович, продолжайте вести митинг.
  Внизу Безусяка ожидал Есаков, и вместе с Кутеповым они направились к дверям мэрии. Но едва за ними закрылась дверь, как репродуктор вновь заорал: 'Внимание! В связи с тем, что наш приказ не был выполнен к назначенному сроку, что является грубейшим нарушением правопорядка в условиях губернаторского правления, площадь подлежит принудительному и незамедлительному освобождению'.
  Опоновцы, стоявшие как на помосте, так и в оцеплении, подняли головы и, и как один, спешно направились в обе стороны от площади. Испарились с помоста и с площади и чужаки - фээсбэшники.
   Наблюдавшая за всем этим Нина не имела представления, что последует дальше.
  Не догадывались об этом и люди на площади и за ней. И уж тем более не имели представления о том, что их ожидает только что прибывшие на митинг, чьи машины были остановлены опоновцами на подъезде к городу. Оставив машины на дороге, они пробирались дальше окольными путями. Как раз им и пришлось испытать первыми обещанное новым мэром принуждение, о причине которого они не имели представления. Поэтому и не обратили внимание на приближавшиеся с двух сторон к площади пожарные машины.
  Но машины приехали гасить не огонь, а народное недовольство.
  Все было просчитано до минуты. Машины приблизились к площади на расстоянии пятидесяти метров как раз в тот момент, когда репродуктор громко объявлял о возмездии, заглушая гул машин. Тем неожиданнее оказались для людей последовавший сразу после выключения репродуктора одновременный рев сирены и мощные струи воды, обрушившиеся на них с двух сторон. Только что поднявшиеся после слов Безусяка были сбиты с ног и падали на не успевших подняться. Упали и многие из омоновцев, продолжавшие стоять вокруг площади, защищая митингующих. Находившиеся по бокам помоста люди мгновенно были смыты вниз.
  
  При падении Нина ударилась локтем и заскрипела зубами от боли.
  - Теть Нин, теть Нин, что с вами? - услышала она чей-то голос.
   Она повернула голову и увидела Вадика. Она не сразу узнала его: он повзрослел, и голос у него изменился. В легкой куртке, без головного убора, насквозь промокший и дрожавший от холода, он стоял перед ней на коленях и испуганно смотрел на нее.
  - Ничего, Вадик, ничего. Ты зачем здесь и так легко одет? Тебе надо срочно домой. Ты же простудишься.
  - Не простужусь. Нас полкласса здесь. Вы не знаете, где папа?
  - Должен быть дома. Час назад он уехал с Колей. И тебе надо срочно домой.
  - От вас я никуда не пойду. Только мне не нравится просто сидеть. Это какое-то пассивное сопротивление.
  - Придет время, будет и активное. А сейчас что мы можем сделать против ...
  Хлынувший сверху ливень заставил ее умолкнуть. Это обе струи, повалив людей, поднялись вверх и на миг скрестились, накрыв площадь водопадом. Затем струи разошлись, одна вдруг повернула в сторону мэрии, видьнув к окну мэра и на секунду задержавшись на нем, после чего обрушилась на стоявших в стороне опоновцев. Щиты они приставили к деревьям, прикрыться ими не смогли и тоже начали падать. Кто-то из них попытался приблизиться к пожарной машине, но был отброшен назад направленной струей.
   Вторая струя также развернулась, но в другую сторону и, нырнув вниз, повторила экзекуцию с другой группой опоновцев. К ним машина была ближе, и поэтому им досталось еще больше. Некоторые из них побежали в сторону площади, где были встречены гигиканьем и свистом людей.
  Люди стали подниматься. Но никто не уходил, и все с нескрываемой радостью смотрели на обливаемых опоновцев. Их внимание привлек также гул вертолетов, которые один за другим начали подниматься и уходить от площади, вызвав дополнительное волнение среди опоновцев. Несмотря на струю воды, они повернули головы в сторону вертолетов, а несколько из них побежали к месту их недавней стоянки. К тому же сначала одна струя, затем другая вдруг стали отползать к машинам и исчезли. Теперь уже почти все опоновцы побежали к машинам и в догонку вертолетам, не забыв прихватив щиты.
  
  На помосте вновь появились Паршин, Птицын, Осипова, тракторист и с разбитым лицом коневод.
  - Товарищи! - раздался громкий слегка осевший голос Паршина. - Этот день мы долго не забудем. Власть вновь продемонстрировала свою к нам ненависть. Некоторые из вас проведут несколько дней в постели дома или в больнице. Но к выборам, я надеюсь, вы придете в норму и достойно их встретите, как мы и договорились: единодушно бойкотировать их, если наши кандидаты будут вычеркнуты из списков. Мы также передадим новоявленному мэру наше требование губернатору о восстановлении Константина Верхова в должности мэра Лесков. А теперь все по домам. Просьба к участникам митинга, проживающим в городе, приютить и обогреть приезжих сельчан.
  
   ***
  Обо всем этом Костя узнал от Нины и Вадика, рассказывали они по очереди, отогревшись в ванной. Нина упор сделала на требования митингующих и сражении Паршина с фээсбэшниками, а Вадик взахлеб рассказал о том, как пожарные машины поливали холодной струей опоновцев.
  - Кто это сделал? - удивился Костя.
  - Не знаю, но оба герои. Вот бы узнать, кто. Представляю, что с ними сделают опоновцы, когда узнают, кто.
  Не догадывалась и Нина, кто и что заставило пожарников направить струю против опоновцев.
  Этот же вопрос Верхов задал и пришедшему намного позже Коле. Тот приложил палец к губам и ответил:
  - А я все это время футбол смотрел. 'Спартак' опять продул 'Рубину'.
  Рассказал он в коридоре, куда они, включая Нину, вышли покурить.
  Выйдя из подъезда, он прошел мимо машины с не лесковскими номерами, но ничего не услышал. Отойдя метров сто, он перешел дорогу и, перешагнув ограду, приблизился к этой машине, перебегая от дерева к дереву, высаженных еще в советские времена. Заднее боковое окно машины оказалось приоткрытым, и из щели валил сигаретный дым. Непонятно, чему обрадованный, Коля отогнал от себя хулиганскую мысль попросить у них прикурить и поспешил к площади.
  Но буквально через пять минут от его радостного возбуждения не осталось и следа. Недалеко от поворота к мэрии его внимание привлекли две пожарные машины, возле которых со стороны тротуара стояли трое оживленно разговаривавших мужчин. Двое ему показались явно приезжими из команды ошивавшихся на площади фээсбэшников. У Коли напряглось внутри, как не раз бывало в минуту опасности. Так же, как и у дома Верхова, он приблизился к мужчинам, прикрываясь деревьями. Третьего, стоявшего у передней машины к нему лицом, он узнал, хотя и не был с ними знаком. В небольшом городе практически со всеми жителями хоть раз да встретишься. Узнал он и четвертого, выглядывавшего из открытой двери кабины.
  Уже не опасаясь быть увиденным, Коля подобрался к мужчинам как можно близко и прислушался.
  - Значит, твердо оба отказываетесь? - спрашивал один из чужаков.
  - А как еще? - ответил стоявший лесковец. - Там все свои. И мой Артюха, может, тоже там. И его я сбивать с ног буду?
  - Даже тысяча вас не прельщает?
  - Да хоть три.
  - Увольнение тоже вас не пугает?
  - Это мы еще посмотрим. Нас заменить не так легко.
  Второй чужак молча подошел к машине, обошел ее спереди и залез в кабину. Машина загудела, и через полминуты из установленного на крыше кабины сопла вырвался плевок воды, улетевший метров на семьдесят. Затем сопло повернулось влево, вправо, вверх и вернулось в первоначальное положение вперед. Чужак вернулся и сказал напарнику:
  - Обойдемся без них. Баки полные? - спросил он лесковца.
  - Под завязку.
  - Смотри, отвечаешь головой. При полном напоре бак расходуется за 8 - 10 минут? Так?
  - Ну, где-то так.
  Чужак что-то сказал напарнику, и тот проговорил громко:
  - Можете быть свободны.
  - А машины пригоните сюда?
  - Сюда, сюда. С собой мы их не заберем.
  Последние слова Коля не слышал - уже был далеко. Метрах в двухстах он остановился и выяснил по телефону у Димы, есть ли у него пожарники. Таковые оказались, причем двое находились рядом с ним. На встречу с Колей пришло трое, одетых в черную форму и черные шапочки - маски. Один комплект такой одежды они принесли для Коли. Переодеваясь, он поведал им свой план. Дальше, как говорится, было делом техники. Они немного опоздали, когда машины уже уложили митингующих.
  Они подобрались к машинам с противоположной стороны от чужаков за рулем. В кабины полезли одни пожарники, а Коля с другим охранником их подстраховывал. Одного заартачившегося чужака пришлось вырубить, и дальше управлял машиной пожарник. А второй чужак все сделал, как ему приказали. Когда напор упал, и струя уползла в сопло, пожарники спокойно покинули кабины и вместе с подстраховщиками скрылись.
  О том, кто угнал вертолеты, Коля не знал, лишь догадывался, что без участия Димы и его охранников там не обошлось.
  
   ***
  Нина уехала рано утром. Перед уходом она отвела Катю на кухню и долго что-то ей говорила, на что та лишь кивала. Затем они обнялись, и Катя сунула Нине банку с вареньем.
  - Только ты не переживай, - напутствовала перед тем, как сесть в машину, Нина Костю. - Тебе уже есть, чем гордиться. Я уверена, тебе еще больше предстоит сделать. А обращать внимание на дурака Президента - много ему чести.
  Глядя на ее осунувшееся лицо с заметно проступавшими морщинками, он проговорил с нежностью в голосе:
  - Я-то мужик. Ты о себе подумай. Не пора ли тебе успокоиться? Олег, наверное, ждет, не дождется, когда вы вернетесь в Летное?
  - И не говори. Грозится даже жениться и родить, чтобы заставить нас вернуться.
  - Он дружит все с той же девушкой, с которой приезжал ко мне в прошлом году?
  - Не знаю. У них сейчас все по-другому. Не как у нас. Но, если у него кто родится, я с радостью стану бабушкой. А до этого я еще повоюю за тебя и себя. За тобой я буду следить и чуть что, сразу приеду. Не обижайся, если буду звонить каждый день.
  - И звони и приезжай, я буду только рад.
  - И вот, что. Они правы. Тебе сейчас никак нельзя высовываться. Попридержи себя хотя бы до выборов. Ими займутся без тебя.
  
   ***
  Он почувствовал в себе какую-то опустошенность, может быть, впервые после той ночи, когда проснулся без памяти. Конечно, нынешнее его состояние, было несравнимо с тем, и все же ему было не хорошо. Он чувствовал, что у него начинается новый этап его жизни. Единственное, что он твердо знал: этот этап будет нелегким, и к нему надо быть готовым во всеоружии.
  На следующий день была суббота. Всю ночь шел второй снег, ложившийся уже на мерзлую землю, а значит, надолго. Чтобы отвлечься, Костя созвонился с Женей и предложил ему съездить в Колину деревню. Катя и Оля ездили туда регулярно, а мужьям все было недосуг. Женщины, узнав об этом, захотели присоединиться к ним, взяв с собой и детей, тем более что Любушка и Николка в субботу не учились, а шестикласснику Вадику разрешили пропустить уроки. Дети были несказанно рады, так как за домом был крутой берег реки, и лучшего места для лыжников и саночников нельзя было придумать.
  Костя и Женя, расчистив двор от снега и наколов для русской бани дрова, в кои годы уселись за шахматы, с трудом припоминая дебюты. Не дав доиграть партию, женщины позвали их к столу. В самый разгар застолья, когда, напившись, словно дворники в день получки, они запели под гитару, к ним прибежала Марфуша, выдавшая матерные частушки про демократию. Самая приличная из них оказалась вот эта: 'Во всех бедах виноваты либералы - демократы. Они - в рот бы их е..ать - лишь умеют воровать'. Катя, знавшая Марфушу с пеленок, как добрую и скромную тетю, не верила своим ушам.
  
  Мужчины проснулись поздно, с несвежими головами. Катя предложила им опохмелиться, но они не были алкоголиками: от одного вида водки их воротило, - и лечились крепким чаем. Однако в обед к ним приехал Дима с новостями, заставившими их выпить, но на этот раз хмель их не брал.
  Дима рассказал, что в девять ему позвонила Татьяна Петровна и передала приказ мэра срочно прибыть в мэрию. Там она представила его новому начальнику РОВД по фамилии Борзов, который заявил, что бюро 'Щит и меч' переходит в его распоряжение на время действия чрезвычайного положения. Дима спокойно возразил:
  - Нас оно никаким боком не касается. Мы работаем по договорам с фирмами.
  - Все отменяется на период правления и переходит в подчинение губернатору.
  - Воровство, грабежи и рейдеры тоже?
  - На криминал будет распространяться закон военного времени.
  - Расстрел на месте? - усмехнулся Дима. - Только не забудьте предупредить бандитов об этом.
  - Для острастки можно одного - двух и расстрелять. Такое разрешение получено.
  - Только ли в отношении криминала? Или еще кого? - встретив внимательный взгляд Борзова, Дима беззаботно продолжил. - Вы так и не сказали, чем вы намерены занять моих охранников. Это будет их первый вопрос. И будет ли сохранена зарплата? Кто будет ее выплачивать? Директора фирм вряд ли раскошелятся.
  - Заставим.
  - Это надо заранее обговорить. Но на главный вопрос, какую работу вы намерены возложить на сотрудников бюро, вы так и не ответили.
  Борзов, крупный полнеющий мужчина лет пятидесяти с холеным лицом кабинетного чиновника, еще внимательнее посмотрел на Диму и сердито бросил:
  - Что прикажут.
  Дима покачал головой:
  - Так дело не пойдет. Мы люди вольнонаемные, а не на госслужбе.
  - Вы прежде всего патриоты России.
  - И ее народа, - добавил Дима.
  Лицо Борзова исказила гримаса, словно Дима сообщил ему большую неприятность. Ответил он не сразу, видно, обдумывал, что сказать.
  - Смотря, какого народа. Он легко поддается влиянию и поэтому им надо управлять, как лошадью, иначе он может уехать не туда, куда надо.
  - Весь вопрос в том, куда его заставляют ехать. Как я понял, вы хотите использовать моих охранников для усмирения народа. Я правильно вас понял?
  На этот раз пауза была еще длиннее. Борзов знал, что каждое его слово будет передано сотрудникам бюро 'Щит и меч'. Он также был осведомлен об их активном участии в сражениях четырехлетней давности против ОМОНа и хотел на этот раз привлечь их на свою сторону. Но он понял, что сделать это с таким их руководителем не удастся. Он вынул из кармана бумажку и, заглянув в нее, спросил:
   - Греков Дмитрий Сергеевич. Правильно?
   Дима достал свое удостоверение и прочитал:
  - Греков Дмитрий Сергеевич. Правильно.
  Борзов вперил в Диму свирепый взгляд и прошипел:
  - Я посмотрю, как ты запоешь в камере с уголовниками. Пошел вон.
  - С удовольствием, - сказал, поднимаясь, Дима.
  - С удовольствием запоешь или с удовольствием ушел? - спросил Женя.
  Но Косте было не до шуток. Он спросил Диму:
  - С вертолетами прокола не будет?
  - Все продумано до мелочей. У всех железные алиби.
  
  Дома Верхов просмотрел номера звонивших телефонов. Некоторые номера он узнал, но перезванивать не стал: наверняка хотели выразить ему поддержку, в которой он больше не нуждался, так как уже успокоился и лишь обдумывал варианты своего трудоустройства. Первое, что ему пришло в голову и к чему он пришел окончательно, перебрав все варианты, - пойти на станкозавод, на чьем счету находились деньги Нагорного. Имея к ним доступ, он сможет распоряжаться ими не от мэрии, а от... А вот, от кого или чьего имени, это лучше его должен был знать Хохлов.
  Вдруг тот сам позвонил и спросил сходу:
  - Ко мне не надумал идти? Я бы с радостью предложил тебе свое место, да боюсь, не понравится это многим моим субпоставщикам и покупателям: очень уж сурово охарактеризовал тебя Президент. Я все обдумал. Будешь директором-распорядителем благотворительного фонда завода. Оклад будет хороший, во всяком случае, не меньше, чем у мэра.
  Верхов сразу согласился, но уехать на завод ему не дали звонки. Не успел он одеться, как позвонил по Катиному телефону Архипов:
  - Только что состоялся разговор, с кем, не по телефону. До выборов можешь спать спокойно. Они боятся, что твое задержание всколыхнет не только Лески, но и область, и поставит окончательно крест на их победе на выборах, так как ей никто не поверит. Сейчас они даже хотят вернуть тебя до выборов в мэрию. Думаю, поддаваться на эту уловку тебе не следует. Мэром при этом Президенте тебе все равно не быть, а оказывать им услугу не стоит.
  - Я и не подумаю, потому что уже устроился к Хохлову на станкозавод.
  - Молодец! Главное, не сиди без дела. Я тоже подумываю где-нибудь пристроиться.
  - Если не побрезгуете быть представителем по Центрограду и западным районам области Благотворительного фонда завода, я буду очень рад.
  - Название очень удачное. Я подумаю, если не найду что-нибудь попроще типа должности управдома или председателя садового товарищества.
  - Подумайте, Олег Гаврилович. Я буду рад продолжить работу с вами.
  
  Затем с разрывом в минуту позвонил Безусяк и сообщил, что вчера вечером в городскую гостиницу прибыли около пятидесяти человек в составе проверочной комиссии, назначенной губернатором, после чего спросил:
  - А насчет меня и Есакова уже знаешь?
  - Нет, а что?
  - Временно отстранены от работы на период действия губернаторского правления. Кроме нас, также отстранены судья и спикер, и опечатана редакция газеты 'Лесковский вестник'. Юра сейчас изучает, имеет ли Губернатор такие права. И насчет тебя, избранника народа, тоже.
  - Ко мне примешан Президент. Это он ему приказал.
  - Ну и что? Мало ли что придет ему в голову? Юра советовался с кем-то в Москве, есть смысл подать в суд на Президента за то, что он обозвал тебя киллером. Наш суд, ясное дело, откажет, а Страсбург?
  - И он откажет, потому что такой Президент для Запада подарок.
  - Но попытка - не пытка, что-то ответить они должны, а Нина Кузина придаст это широкой огласке.
  - Нинину газету тоже опечатали.
  Безусяк выругался:
  - Твою мать, демократия в действии.
  - Не мою мать, а его, - обиделся Верхов за свою мать, которая была для него святая, как дева Мария для верующих.
  О том, что 'Лесковский вестник' опечатали, Верхов тут же проинформировал Нину. Но она уже знала от Игоря Юрьева и, в свою очередь, 'порадовала' Костю сообщением, что сегодня утром Игорь и директор Лесковского ТВ отстранены от работы за показанное вчера интервью с ней по телефону о пресс-конференции Президента.
  Он пожалел, что из-за пьяного загула пропустил ее интервью.
  
   ***
  На станкозавод он отправился после обеда. Там его встретили, как близкого человека, и, что больше всего его тронуло, без каких-либо намеков на сочувствие и соболезнование - просто радовались его приходу, словно давно ждали.
  До конца рабочего дня Хохлов вводил его в курс дела. Костя был поражен порядку в учете денег Нагорного и глубокой их тайной, приблизиться к которой не могла ни одна ревизия, так как на балансе завода они не числились. Вместе с тем, с их скрытой помощью финансовое состояние завода было настолько прочным, что не возникал вопрос, откуда у него брались деньги на благотворительную помощь мэрии, на которую, в случае необходимости, мог сослаться мэр. Однако, с уходам из мэрии Верхова, эта ниточка обрывалась, и мэрия оказывалась лишь на бюджете государства. А это означало, что лесковцы, в зависимости от их финансового состояния, не дополучат от двух до пяти тысяч рублей. Для глубинки и тем более для деревни они были хорошей прибавкой к окладу, пенсии и пособии. Самое неприятное для нового мэра оказалось то, что выплата мэрских прибавок производилась в первых числах месяца, совпав с его приходом и с кануном предстоявших выборов.
  Уже вчера Хохлов должен был отправить первые переводы для бюджетников, но не отправил. А сегодня предстояла отправка других надбавок. Следуя договоренности с руководителями хозяйств, Верхов, скрепя сердцем, дал указание Хохлову заморозить все надбавки за этот месяц.
  Бухгалтер мэрии не заставила себя ждать. Приказным тоном она повелела Хохлову немедленно перевести деньги, иначе она пожалуется новому мэру, на что он ответил, не скрыв усмешку:
  - Деньги мне давал старый мэр. Не стало его - не стало и денег. Теперь пусть их ищет новый мэр.
  Больше она не звонила.
  
   ***
  Появившемуся в двери Верхову полковник обрадовался, как ребенок. Они обнялись и украдкой провели рукой по глазам: слишком многое их связывало за двенадцать лет совместной работы. Если Верхова Безусяк не раз выручал в минуты смертельной опасности, то встреча майора милиции с парнем без памяти полностью изменила его жизнь.
  - Кем бы я был сейчас без тебя? - подвел итог их тогдашней встречи полковник, когда они уже хорошо выпили. - Даже, может, и стал бы начальником Лесковского отделения, только вряд ли, скорее всего, спился бы. Важно не это, а то, что в пятницу я со своими бойцами не осмелился бы выступить в защиту митингующих. Ни один из них не испугался наказания за это вплоть до увольнения со службы. Ни один!
  - Что с ними будет?
  - Пока лишь допрашивают. Я велел им валить все на меня, мол, я им приказал и баста! Но, как я слышал, они говорят наоборот, будто это они меня заставили. Вот что важно. И во всем этом я вижу твою заслугу. - Безусяк сделал вдруг злую гримасу и стукнул по столу кулаком. - Да как он посмел так тебя выставить перед всей страной! Он же по сравнению с тобой никто, сопля из носа второклассника. Кем бы он был при советской власти, при его курином уме и малограмотности? Да ему учить фэзэушников не доверили бы! Я помню, какие у нас там преподаватели были. Не ему чета. Как сейчас помню учительницу русского языка Лидию Ивановну, которая на каждом уроке выкраивала время, чтобы нам что-нибудь почитать из русской классики. Она читала так, что мы, сорванцы, слушали, затаив дыхание. Она на всю жизнь привила мне любовь к книгам и критичное отношение к ним. Я с первой страницу определяю степень талантливости автора. Недавно в какой-то газете я прочитал выступление Президента на открытии Большого театра после многолетнего ремонта. Твою мать! Да он по-русски говорить нормально не может. Назвать сокровищницу русской культуры брендом мог только безмозглый пижон. А он же - Президент России, где пока еще государственным языком является великий и могучий русский язык. А при таких Президентах он может превратиться в прозападную половую тряпку. Вон уже урод Швыдкой доказывает, что современной России Пушкин не нужен, устарел, мол, а изучать надо Пастернака и Бродского. Читал я их обоих. Да они нашему Александру Сергеевичу в слуги не годятся. - Безусяк усмехнулся, вспомнив слугу из 'Капитанской дочки'. - Да, нет, кажется, я его обидел. Значит, не годятся они Пушкину все-таки в подметки. Но шутка шуткой, а безграмотность Президента особенно отчетливо проявились в переименовании нас в полицейских. Нет в русском языке существительного 'полицейский'. А есть приложение, полицейский чин, офицер, мундир. Это наверняка учитывали умные люди, называя народных защитников правопорядка милиционерами, а не милицейскими. Тогда уж, если тебе так невтерпеж быть и тут ближе к любимому Западу, то, учитывая русский язык, вместо полицейского назови нас полиционерами, ничего, что режет слух, со временем привыкли бы. Или, с учетом уже имевшегося опыта, сделай нас полицаями. Лесковцы, ты знаешь, сразу ухватились за господина полицая. Мои бойцы чуть не в слезы; 'Как реагировать?'. Хотели даже дубинки в ход пускать. Я сказал: 'Отвечайте, что вы, как были товарищами милиционерами, так ими и остались'. И что ты думаешь? Народ перестал издеваться. Я так и не понял, с какого припеку милиция влипла в эту перетрубацию и для чего ее переименовали. Для искоренения в ней коррупции? Вот еще одно доказательство безмозглости Президента. Был бы умным, знал бы, что коррупцию искореняют не переименованием, а устранением того, что ее порождает. А породил коррупцию в милиции навязанный России строй власти денег и наживы. И пока он будет процветать у нас в стране, будет процветать и коррупция во всех органах правопорядка. Мы же ничем не отличаемся от других. А должны отличаться чистотой и честностью, как было в свое время, когда про нас говорили 'Моя милиция меня бережет' от бандитов и прочего отребья. А сейчас нас заставляют беречь не народ, а власть от народа, приравнивая его к бандитам и прочему отрепью, а народ приказывают стеречь, в смысле пасти. Но мои бойцы по-прежнему продолжают беречь народ. Не знаю, сколько они без меня продержатся. Главное, обрабатывают их по одному, возводя поклеп на других, мол, все уже раскололись. Давай выпьем за них, моих бойцов - товарищей.
  
  До Безусяка тоже дошли слухи, что Верхов находится под постоянным наблюдением и все его разговоры прослушиваются. Узнав, что их квартира в субботу пустовала, когда дети были в школе, полковник настоятельно советовал поискать в ней жучки и видеокамеры, и назвал места, где они могли быть.
  Верхов сам уже думал об этом, но вчера вечером это как-то выскочило у него из головы. Зато сегодня обещал заехать Дима, наверняка заглянет и Коля, а они в этом деле мастера и ему помогут.
  Первым приехал Дима. Пока ожидали Колю, он рассказал, что следователь весь день просматривал дела охранников, выискивая умеющих водить вертолеты и знающих пожарное дело. Пятерых уже вызвал завтра на допрос в прокуратуру, но ребята обеспечили себе железные алиби.
  Перед уходом следователь посоветовал Диме уговорить ребят дать признательные показания, что облегчит их участь. В противном случае им грозит от пяти до десяти лет. Дима спокойно возразил:
  - А чего это вы именно к нам прилипли? У нас есть военный городок, где полно летчиков. Есть и пожарное депо. Там у вас шансов найти угнавших вертолеты и пожарные машины намного больше.
  - Сходим и туда. А вообще-то, молодой человек, зарубите себе на носу, что вопросы задают следователи, а не им.
  - Учту. Но все же интересно, чего вы к нам-то прилипли?
  Последние слова Димы слышал пришедший Коля и рассмеялся. Дима велел ему знаками помолчать, а вслух проговорил:
  - Ты говорил про какую-то машину с чужими номерами напротив дома. А не видят ли они сейчас нас?
  
  Втроем они облазили всю квартиру и отыскали пять жучков и две видеокамеры. Радость от первой находки сменилась после последней всеобщим гневом. Коля взял одну видеокамеру, один жучок и со словами 'Я им сейчас покажу!' выскочил из квартиры. Во дворе он подошел к своей машине и, достав из багажника биту, решительно направился к воротам. Но не успел он выйти из них, миниавтобус с чужими номерами нервно задвигался взад - вперед и перед самым его носом рванул вперед. Коля успел лишь взмахнуть в метре от него битой.
  Наблюдавший за всем этим из лоджии вместе с Катей Ветров (Дима, увидев Колю с битой, убежал ему на помощь) подверг сомнению вернувшемуся Коле его поступок:
  - Завтра они будут на другой, но уже местной машине. И потом их там несколько человек. Могли тебя изуродовать, а то и убить. И тебя, Дима тоже.
   - Это мы бы еще посмотрели, кто кого, - возразил Дима, явно оправдываясь перед Колей за то, что не вышел сразу вместе с ним. - Так они обязательно поступили бы, если бы действовали по закону. А они его грубо нарушали, вторгаясь в частную жизнь. Это даже они, наделенные всеми правами губернатором, хорошо понимали, поэтому и удрали.
  Они еще раз обошли всю квартиру, прикидывая, где еще могли быть спрятаны жучки и видеокамеры, и вроде бы пришли к выводу, что ни одно подозрительное место не упущено. Катя уговаривала парней остаться поужинать, но они извинились, сказав, что хотели бы сделать это дома, что им редко удается. Коля попросил Катю не оставлять квартиру пустой ни на минуту. Она пообещала.
  
  Во вторник утром Коля встретил Верхова у подъезда и сказал, что ни ночью, ни сейчас подозрительных машин поблизости он не обнаружил.
  Весь вторник прошел сравнительно спокойно, не считая слежки за машиной Верхова, но она его мало волновало. Его беспокоила судьба кандидатов- коммунистов. Неужели их снимут перед самыми выборами, когда они не успеют оспорить в суде? Хотя уже на опротестование фактически не осталось времени.
  
   ***
  Звонок Щербины застал Верхова в среду по дороге на станкозавод.
  - Константин Алексеевич, прошу вас немедленно прибыть в мэрию.
  - Понимаете, какое дело, - возразил Верхов. - Я еду на работу, Устроиться на нее после такой моей характеристики Президентом, поверьте, мне было нелегко.
  - Но, насколько я знаю, вы еще здесь не взяли расчет. Дело в том, что Генрих Николаевич серьезно занемог, и губернатор принял решение вернуть вас на работу.
  - А я, к сожалению, не могу. На новой работе меня просто не поймут. Спросят, что мы разменная пешка? Извините, Виталий Леонидович, никак не могу.
  - Но это приказ губернатора.
  - Насколько я знаю, увольнять без согласия он вправе, а назначать - вряд ли. А я согласия не даю.
  - Это ваше последнее слово? Надеюсь, вы понимаете, что своим отказом вы ставите крест на своей дальнейшей карьере в Центрограде?
  - На моей карьере по всей стране поставил крест Президент. Так, что крест губернатора мне уже не страшен.
  - Дело ваше. Лично я бы настоятельно посоветовал вам все же вернуться в мэрию.
  - За трудовой книжкой я обязательно приду.
  - Не только за трудовой. У нас к вам будет масса вопросов по результатам проверки. И они уже есть.
  - Я всегда к вашим услугам.
  
  Причину 'внезапной болезни мэра' прояснил Верхову Хохлов. Ему вновь был звонок от бухгалтера мэрии. Она рассказала, что уже третий день мэрию осаждали лесковцы. Первыми были коммунальщики, получившие меньшую зарплату. Несколько бригад сантехников и водителей уборочных машин отказались выйти на работу. За ними последовали дворники. Но достали мэра его же сотрудники, потерявшие меньше других, но и им лишние две тысячи карман не оттягивали. Их недовольство усилилось тем, что мэр отказался их принять. Многие до сих пор даже не видели его в лицо.
  Бухгалтер поинтересовалась, с кем Верхов договаривался о переводе доплат.
  - Что вы ответили?
  - Ответил, что не имею представления, с кем ты договаривался о переводе денег на спецсчет заводского банка. Посоветовал ей сказать мэру, чтобы он запросил деньги для бюджетников у правительства. А еще ей сказал, что на очереди пенсии и детские пособия. Она наверняка все это мэру выложила, а он - губернатору, и тот, во избежание бунта перед выборами, решил тебя вернуть. Вот только не знаю, согласовывал он это с Президентом или нет. Хотя не думаю, чтобы он пошел на это сам. Возможно, убедил, что твой возврат всего на неделю позволит погасить не только недовольство меньшей зарплатой, но и снятием коммунистов.
  - Все-таки думаете, их снимут?
  - Уверен. Тут, как я понимаю, у них отступления не может быть.
  
  От бухгалтера Хохлов узнал, что новый мэр продолжает работать. О том, что тот болен, она не слышала. На вопрос, чем он занят, ответить она не смогла. С коллективом мэрии он не знакомился, никого к себе, кроме нее, не вызывал. Постоянно при нем находятся двое, с кем приехал. Каждый день к ним без стука приходят какие-то люди шпионского вида группами по 2-3 человека. Очевидно, для них Татьяна Петровна печатает списки избирательных участков, кандидатов по ним, руководителей хозяйств и размножила карту Лесковского района. Хохлов поинтересовался, что бухгалтер имела в виду под словами 'шпионского вида'. Она пояснила, что все приходящие к мэру мужчины приблизительно одного возраста в пределах сорока лет, в одинаковых темных куртках с капюшонами, многие в темных очках.
  - Их же сразу засекут, где бы они ни находились, - недоумевал Костя. - Как вычислил их Коля на митинге.
  - Они и не таятся. Своей одинаковостью они создают впечатление, что они везде, чтобы вызвать страх у населения.
  Появились эти люди и на заводе в среду после обеда. На вахтера их удостоверения не подействовали, и он позвонил Хохлову. Тот приказал пропустить. В кабинет вошли двое, совпадающие с описанием бухгалтером: не старше сорока, в черных нейлоновых куртках и оба в одинаковых темных очках. Отличались они лишь ростом: один был выше и тоньше, второй - ниже и толще. Второй был чуть старше не только по возрасту, но и, вероятно, по званию, так как говорил в основном он. Хотя себя и напарника представил одинаково полномочными представителями губернатора области. Его фамилию Передунов (с ударением на второй слог) Хохлов мысленно сразу превратил в Пердунова также с ударением на второй слог. Поддалась переделке фамилия и второго из Аблаткина в Заплаткина.
  После представления, сопровождаемого длинной паузой, наверняка отпущенной для того, чтобы директор завода пришел в себя, Передунов снял с плеча портфель, положил его на приставленный к столу Хохлова длинный стол для совещаний, сел, вынул два листа и протянул Хохлову.
  Директор взял листы и, глядя на них, направился к своему креслу. Усаживаясь, он показал рукой, чтобы гости тоже садились. Но они уже сидели и оглядывали кабинет.
  На одном листе Хохлов увидел перечень сумм, которые подлежали немедленному переводу в мэрию и другие организации на выплату надбавок. На втором листе было обращение губернатора к руководителям фирм и предприятий Центроградской области с требованием обеспечить 100-процентное участие сотрудников на выборах и голосования за кандидатов партии власти.
  Подавив усмешку, Хохлов взял ручку и, перевернув первый лист, проговорил с серьезным видом:
  - Диктуйте адреса спонсоров, которым я вышлю расчетный счет для перевода денег на надбавки.
  Передунов поднял густые рыжеватые брови, компенсирующие недостаток волос на верху головы, его непонятного цвета, близкого к цвету бровей, глаза округлились, он нервно задышал, но быстро взял себя в руки, нахмурился и не ответил, а спросил:
  - Какие еще спонсоры? А вы кто?
  - Я? Я наемный директор завода, а не олигарх. Если вы имеете в виду завод, то его спонсорство состоит в том, что он обеспечивает работой полгорода и принимает самое непосредственное участие в создании макроструктуры города и деревень. Что касается денег, которые мы переводили мэрии и другим организациям на надбавки к зарплатам, пенсиям, пособия детям и инвалидам, мы получали их от спонсоров, которых нам называл уволенный губернатором мэр Верхов. Где он их отыскивал и как их уговаривал дарить деньги, не имею представления. Теперь это дело нового мэра. Завод не будет возражать продолжать иметь у себя спецсчет средств, получаемых от называемых новым мэром спонсоров. Список организаций, которым мы переводили деньги, у нас сохранился. В их числе есть и мэрия.
  - Дайте списки спонсоров, переводивших вам деньги.
  - Не могу. Это были конфиденциальные списки с постоянно менявшимися спонсорами.
  - Мы наделены полномочиями для получения любой информации.
  - Списки эти никакого отношения к бухгалтерии завода не имели и по указанию Верхова были уничтожены.
  - Спонсоров новый мэр безусловно найдет, но на это потребуется время. А сейчас, во избежание недовольства населения непосредственно перед выборами, господин Алтухин просит ваш завод срочно перевести из своих собственных средств указанную на переданном вам списке деньги. Они будут учтены в последующих расчетах с вами.
  Хохлов взглянул на лист и покачал головой.
  - Вы смеетесь? Такая сумма в свободном обороте завода мне лишь во сне может присниться.
  - Не прибедняйтесь. Мы хорошо знаем ваше финансовое положение, которому можно только позавидовать. Указания губернатора достаточно для перевода мэрии этой суммы.
  - Вовсе не достаточно. Никто не может приказать заводу это сделать. Мы частное предприятие.
  Выдержав изучающий взгляд Передунова, Хохлов беспечно отложил злополучный лист и стал изучать второй.
  На этот раз он не стал скрывать усмешку.
  - А здесь что я должен сделать? Как я понимаю...
  - Мы не закончили по первому вопросу, - оборвал его Передунов. - Вы зря думаете, что ваш отказ останется без внимания для вашего завода и для вас лично. О нем я немедленно доложу господину Фогелю, а он - Президенту. Уверяю вас, что последствия для завода и лично для вас будут самые печальные.
  - Кто бы сомневался. Но нам не привыкать. А вот для вас они, кажется, не очень привычны. Я имею в виду митинг на прошлой неделе и начавшееся открытое недовольство народа, вызванные неразумными словами Президента о нашем мэре и последовавшее за этим его снятие. Во что выльются последствия новых решений по Лескам, не буду гадать, но новому мэру не позавидую.
  - Угрожать надумали? - угрожающе сдвинул брови Передунов.
  Хохлов стукнул ладонью по столу.
  - На тему перевода денег разговор окончен. По выборам тоже ничем помочь вам не смогу.
  - Не нам, а России.
  - Вот именно. Я уверен, что лесковцы проголосуют, как нужно не вам, а России, патриотами которой они все являются.
  Передунов засопел, перебарывая подступивший гнев. Переборов, проговорил хмуро:
  - Но пускать на самотек нельзя. Вся ответственность за итоги голосования рабочими станкозавода, ляжет на вас как руководителе.
  - Интересно, как другие руководители заставляют своих сотрудников проголосовать за партию власти, если они не хотят, называя ее партией жуликов и воров?
  Неожиданно в разговор вмешался второй уполномоченный, до сих пор лишь переводивший глаза с Хохлова на напарника и поддакивая ему.
  - Помимо доверительной агитации коллектива на собрании и с каждым в отдельности, существуют следующие меры принуждения...
  - Кончай, - оборвал молодого Передунов. - Не видишь, с кем имеешь дело? Это он для смеха поинтересовался. Никого он агитировать не будет, а если и будет, то против власти. - Он защелкнул портфель и, поднявшись, предупредил Хохлова. - Мы походим по заводу без сопровождения.
  - Бога ради.
  
  Через полчаса после их ухода Хохлов заглянул к Верхову.
  - Были они у меня, - сказал Костя, - вошли без стука, представились полномочными представителями губернатора, уселись и лишь потом поинтересовались, кем я работаю. Черт дернул меня за язык назвать себя. Вы бы видели их реакцию. Их лица окаменели, они проглотили слюну, переглянулись и молча вышли, столкнувшись в дверях. Так гадюка их не напугала бы, как я.
  - Ты был первым, к кому они зашли. И последним, - улыбнулся Хохлов. - Больше они никуда не пошли, а покинули завод. Ты у них отбил всякую охоту разговаривать с рабочими. Я думаю, встреча с ними, половина которых коммунисты, тоже не доставила бы им радости.
  
  В четверг число недовольных уменьшением зарплаты возросло за счет работников образования и здравоохранения. Лески забурлили. Люди нарочно собирались кучками больше десяти человек, в том числе и в самой мэрии. Ее работа была фактически парализована.
  
  В конце работы по мэровскому мобильнику, которым Верхов в последние дни практически не пользовался, позвонил Щербина. В его голосе не было и намека на вежливость. Поздоровавшись, он решительно потребовал привезти немедленно этот самый мобильник. Заезжать в мэрию Верхов не захотел, и они договорились, что телефон он передаст по дороге домой Васе.
  Верхов с удовольствием обнял Васю, с которым за четыре года объездил всю область. Первым делом Вася поинтересовался, не возьмет ли Верхов его к себе. Тот пообещал поговорить с Хохловым и намекнул, что пока он нужен по работе в мэрии. Вася понял и тут же рассказал о прибывших в Лески мужиках, которых развозят по деревням. Троих из них вчера Вася отвез в Сосновку. Двое были полицаями, один в чине капитана и другой - майора. Из их разговора он понял, что работают они в каком-то особом отделе 'Э' полиции, и в их задачу входит выявление смутьянов и настроения среди крестьян. Но основная их цель - убрать коммунистов из списков кандидатов и обеспечить победу правящей партии на выборах, для чего к ним подсоединили представителя областной избирательной комиссии. Особое внимание они намерены обратить на пожилых людей, в первую очередь, на старушек.
  - Я хотел им сказать, что зря они судят о наших деревнях по России в целом, - добавил Вася. - У нас еще те старушки, отошьют их так, что им мало не покажется. Но промолчал, чтобы не подумали, что я прислушиваюсь к их разговору и что-то понимаю. Да, я забыл сказать, что они упоминали какой-то автобус, который будет курсировать между деревнями и пополнять число проголосовавших до шестидесяти процентов, но не больше общего числа избирателей и тем более жителей деревни. А то, говорили, такое где-то было.
  Верхов поинтересовался, у кого полицаи остановились.
  - У старост, - ответил Вася.
  - Каких старост? Ты имеешь в виду председателей колхоза?
  - Вы что, не знаете, что Алтухин уже назначил в каждой деревне своего человека в должности старосты? Как в оккупацию немцами. Председателям колхозов он приказал обеспечить старост жильем. Как я слышал, кому-то из них были выделены пустые дома, а кого-то временно поселили у одиноких старушек. Тех троих я отвез в отдельный дом. Староста им очень обрадовался и сразу стал жаловаться на плохой прием его жителями.
  Расставшись с Васей, Верхов хотел тут же позвонить Паршину, как на мобильник Кати позвонил он сам и сообщил, что в один избирательный сельский участок поступили бюллетени без кандидатов-коммунистов, хотя официально об их отстранении от участия в выборах заявлено не было. На другие участки бюллетени еще не поступали. Услышав о разговоре с Васей, Паршин предположил, что один участок, возможно, выбран для пробы, чтобы узнать реакцию населения. Верхов поинтересовался, назначили ли ему старосту и приехали ли полицаи, о которых говорил Вася.
  - Староста приехал позавчера, я его поселил у одной бойкой старушки за неимением свободных домов. Запросил у меня список сельчан и все еще его изучает. А сегодня к нему двое каких-то пожаловали. Мне еще не представлялись.
  - И не представятся. Осталась пятница. В субботу агитация уже прекращается. Не могут же они отстранить вас за день до выборов или вообще не объявлять, а поставить избирателей перед фактом в день голосования.
  - У нас, Константин, все возможно. Я тебя вот зачем побеспокоил, несмотря на договоренность. У тебя есть на примете хороший юрист? Свяжи меня с ним, я хочу согласовать с ним наши, я имею в виду, кандидатов - коммунистов, наиболее целесообразные с точки зрения закона действия.
  - Сделаю, Петр Трофимович. Я вам позвоню.
  
  Первым делом, Верхов связался с Есаковым. Тот пообещал все сделать, а Верхова настоятельно попросил Паршину не звонить и не вмешиваться в события, которые, как ему подсказывает чутье, произойдут в Лесках в эти дни.
  Но Верхов все же позвонил Паршину, однако мобильник того оказался недоступным. Домашний телефон не отвечал. Через час позвонил Есаков и пожаловался, что ни он и ни юрист тоже не могут связаться с Паршиным. Он был уверен, что оба телефона заблокированы. Они договорились подождать до утра, и, если связи по-прежнему не будет, послать к Паршину гонца.
  
   ***
  Однако все прояснилось раньше. В одиннадцать вечера Верхова разыскала по городскому телефону жена Паршина. Плача, она сообщила об аресте мужа два часа назад. Он поставил во двор машину и пошел закрывать ворота. Тут его и взяли, не разрешив даже попрощаться с ней, стоявшей на крыльце. Его силой затолкали в машину с темными стеклами и увезли в сторону Центрограда.
  - Ты уж, сынок, извини, что я звоню прямо тебе, - сказала она. - Кроме тебя, я другой защиты не знаю.
  Ошарашенный Верхов не знал, чем ее утешить, и пообещал все сделать для освобождения мужа.
  Вот только, что для этого нужно предпринять, он не имел представления. Не брать же штурмом СИЗО, да и как его отыскать.
  
  Он опять позвонил Есакову, а также Безусяку, попросив их хоть что-нибудь прояснить. Первым отозвался полковник, выяснивший, что в местном и близлежащих СИЗО Паршина нет, и никто из работников РОВД не слышал о его аресте.
  Есаков перезвонил лишь через два часа. Представившись адвокатом Паршина, он поднял на ноги всех, вплоть до начальника ФСБ Центрограда, и разузнал, что арестован Паршин ни много, ни мало за 'за организацию массовых протестных противодействий существующему государственному строю'.
  - Вы в самом деле намерены быть его адвокатом? - спросил Верхов.
  - Разумеется, намерен. Я предупредил их всех, что они играют с огнем. Они отвечали, что в период губернаторского правления ни о каких протестных выступлениях не может быть и речи. Если они все же будут, правоохранительным органам будет дано право подавлять их всеми доступными средствами. Доверительно советовали мне защищать не протестующих, а власть. Я потребовал свидания с арестованным, мне отказали, сославшись на то, что еще не определено место его содержания. Вот такие дела на сей час, Константин Алексеевич. Завтра буду настаивать на встрече с Петром Трофимовичем. Человек он дерзкий на язык, хочу предостеречь его от необдуманных слов, которые могут усугубить его положение. Буду держать вас в курсе.
  - Спасибо вам, Юрий Павлович. Попробую хоть как-то успокоить жену Паршина.
  Успокоить ее Верхову не удалось, но ее порадовало, что муж не оставлен без внимания больших людей, каковыми для нее были бывшие мэр, начальник милиции и прокурор. На вопрос, кому она сообщила об аресте мужа, она ответила:
   - Всем. Вся деревня сейчас у меня во дворе. Утром все взрослые собираются ехать к вам в город и требовать освобождения Пети. В Доме Культуры школьники пишут плакаты. Как мне только что сказали, из других деревень тоже собираются завтра ехать.
  
  В половине восьмого утра опять же на мобидьный телефон Кати позвонила Осипова из Козловки. Спросив, что известно насчет Паршина, она затем сообщила, что ее и еще двоих коммунистов выкинули из списка кандидатов. Поинтересовалась, как в Лесках в целом. Об этом Верхов пока еще не знал, но сказал, что, судя по тому, что в город съезжаются со всех деревень, там то же самое.
  - У нас тоже начали съезжаться. Будем бороться, Константин Алексеевич. В том числе и за вас.
  
  Утром по дороге на работу Верхов обратил внимание на стоявшую недалеко от поворота к мэрии вереницу полицейских машин, затем ему навстречу прошли четыре огромных автобуса с номерами Центрограда. Хотя их окна были плотно занавешены, ему показалось, что людей в них не было, и это удивило его: где высадили опоновцев, и были ли они? Если автобусы были пустые, то зачем гнать их сюда? И куда? У него промелькнули ответы, но он их отбросил, как крайне нежелательные.
  
  Он сам напросился у Хохлова поручить ему связь завода с существующими вспомогательными и мелкими производствами и создание новых не только в Лесках, но и в других районах. Директор с радостью согласился, дал свои предложения, и Верхов тут же с энтузиазмом взялся за дело. От работы его оторвал звонок Безусяка.
  - Ты где сейчас?
  - На заводе. А что?
  - Вот и сиди там, как сурок, и не вздумай пойти на митинг.
  - Значит, он все-таки начался, несмотря на запрет?
  - Как сказать. Площадь оцеплена приезжими опоновцами со щитами. Всех, приближавшихся к ним они избивают дубинками. Но люди все прибывают, пока только городские. Колхозников, как мне доложили мои бойцы, не пропускают в город. Там тоже их избивают. Самое страшное, что защитить людей некому. У моих бойцов, включая ОМОН, оружие, как тогда отобрали, так и не вернули. Официально они не уволены, проходят проверку на лояльность, о результатах которой не имеют представления. Сказали, объявят, кого оставят, а кого уволят, после проверки всех. Меня одного сразу отправили в отставку. Я старик, мне пора на пенсию. А им до нее еще долго, если уволят, на что жить? Но все равно спрашивают сейчас у меня, что им делать, идти на митинг или нет. А что я посоветую? Наплевать на работу? Сказал, решайте сами, идти вам или нет, быть с народом или нет. Но сам я, сказал, пойду, потому что не могу допустить избиение народа.
  - А я, значит, могу, так, Геннадий Борисович?
  Безусяк вдруг перешел на крик:
  - Тебе сейчас ни в коем случае нельзя высовываться! Тебе что, не сказали, что твои фотографии имеются у каждого полицая и опоновца, не считая фээсбэшников. Им надо отработать твою характеристику Президентом. Так, что сиди и не рыпайся. Я все сделаю за тебя! А ты сиди! И домой один не езжай на своей машине. А поедешь с кем, как-нибудь загримируйся. Все. Разговор закончен. Я тебе позвоню.
  
  Выйдя в час обедать, Верхов не увидел в коридоре ни одного человека. Он заглянул в несколько служебных комнат и отметил, что все они были пусты. Заглянув в приемную, он спросил у секретаря Зины, где все люди.
  - Так они все же на митинге, Константин Алексеевич.
   - А Виктор Васильевич?
  - Тоже там. Одна я, как дура, сижу.
  - Не одна. Я тоже, как дурак, один сижу
  - Вам нельзя туда. Виктор Васильевич мне строго-настрого велел за вами следить и никуда не отпускать, только домой.
  - Тогда я пошел домой.
  - Вы меня не обманете?
  Верхов оглядел молоденькую и пухленькую в его вкусе Зину и улыбнулся.
  - Честно? Вас, Зиночка, я бы обманул с большим удовольствием.
  Глядя на смутившуюся девушку, он вдруг увидел сидевшую на полу Елену Николаевну и державшую на коленях залитую кровью голову Пети. Это она привела Зину перед уходом на пенсию. И не ошиблась. Зина оказалась такой же сообразительной и исполнительной, и Верхов был уверен, такой же отважной в нужный момент.
  
   ***
  Он быстрыми шагами направился в столовую. Там было непривычно свободно, если не сказать пусто. Пообедав, он поднялся к себе, оделся и спустился в гараж, где стоял выделенный ему Хохловым Форд с затемненными стеклами. На этой машине он еще не ездил. Но завелась она без проблем.
  Он проехал мимо стоявшей во дворе своей машины и, оказавшись на улице, направился в сторону центра. Шедшие впереди по тротуару двое мужчин и женщина остановились и неуверенно протянули к его машине руки. По полевому загару их лиц он догадался, что это были колхозники. Какое-то время он боролся с собой, но любопытство взяло верх, он остановился и поднял стекло двери.
  - Вы нас не подбросите к центру? - спросила женщина и вдруг смутилась. - О, извините, Константин Алексеевич, это вы?
  - Я. Здравствуйте. - Он открыл дверь. - Садитесь, пожалуйста. Мужчины сзади, женщина впереди.
  - На лихом коне, - добавил весело один из мужчин. Он был чуть старше Верхова, а, может, одногодок ему, если учесть, что крестьяне, как правило, выглядят постарше горожан.
  Когда они уселись, Верхов поинтересовался:
  - На митинг?
  - А куда еще? - ответила женщина.
  Верхов мысленно похвалил ее за то, что она надела шубу и покрыла голову теплым пуховым платком, который ее нисколько не старил. Ей бы он дал лет сорок не больше.
  - Вы из...?
  - Из Масловки. Вы у нас были месяц назад, открывали новый коровник. Я Варя, помните, я вам ножницы подавала? Я там теперь главная над доярками. А колхозы опять грозятся ликвидировать. Как тогда, когда вас выкрадывали. Поэтому у нас все до одного отправились на этот митинг в защиту Паршина и вас.
  - Пока что одни мы прорвались, - вмешался второй мужчина, самый старый из них, уже за пятьдесят, но его очень молодила модная синяя кепка с большим козырьком и тоже синяя куртка с капюшоном, отороченным серым мехом. Да и представился он без отчества, просто Дмитрием. - Скоро и другие здесь появятся.
  - Опоновцы, если вы не знаете, перекрыли все въезды в город, - пояснил молодой, которого звали Иваном. - Там везде очереди из машин образовались в полкилометра. Одна машина пошла на таран в бок опоновской, так у нее выбили все стекла, а людей, их в ней было шестеро, избили до полусмерти дубинками. Пешими прорваться как-нибудь можно, но никто не хочет оставлять на опоновцев машины, от злости те ведь могут их изуродовать. Перед нами было машин двадцать. Мы поняли, что спорить с опоновцами бесполезно, ну, я первый оставил свою 'Ниву', и мы, прихватив вот эти плакаты, прямиком направились по полю в город. Другие, глядя на нас, тоже стали собираться. А что тут идти? Мы шли меньше полчаса.
  - Что за плакаты?
  - Можем один, который про вас, подарить. - Варя протянула Верхову двойной лист в линейку из школьной тетради. На нем Коричневым фломастером было написано от руки печатными буквами 'Руки прочь от Верхова!' - Возьмите, возьмите, у нас все по два экземпляра. А в другом мы требуем освободить Паршина, его у нас все знают.
   Верхов прочитал на таком же двойном листе 'Свободу Паршину!'.
  - Сами писали?
  - Дима все утро писал. Четыре тетради исписал. А несколько листовок Павлик изготовил, наш младшенький. Они у меня в этом деле мастера, Дима стенную газету в колхозе выпускает.
  Дмитрий пояснил:
  - В половине восьмого заехал к нам председатель, дал восемь тетрадей и велел все истратить поровну на эти плакаты. Сказал, решили, чтобы у каждого митингующего было по плакату.
  - Кто решил?
  - Этом он мне не сказал, а я и не спрашивал, потому как правильно решили. Павлик пожертвовал еще одну свою тетрадь и всю ее исписал. Так навострился, что не отличишь от моих.
  Еще трое попытались остановить машину Верхова. Иван, сидевший справа, высунул из окна плакат, показав этим самым, что машина занята. Трое поняли и приветливо помахали рукой.
  - А вы зря так свободно разъезжаете, - заметил Дмитрий. - Мы видели на капоте полицейской машины вашу фотографию. Видно, вас ищут везде, даже за городом. Вы бы хоть кепку надели. Волосы свои вы остригли, а все одно вас ни с кем не спутаешь. Вот возьмите мою кепку.
  Верхов не успел возразить, как на его голове оказалась кепка с большим козырьком.
  - Что вы, не надо.
  - Берите, берите, - приказала Варя. - У него капюшон теплый. Эх, жалко, не взяла я с собой помаду. Я бы вам усы подрисовала.
  - Ага, красной губной помадой, - засмеялся Иван и тут же посерьезнел. - Я предлагаю вот что. Вы идите на митинг вдвоем, а я довезу Константина Алексеевича до дома. А вы, - коснулся он спины Верхова, - пересядете назад, когда они выйдут.
  - Вообще-то я ехал посмотреть, что происходит на площади, - сознался Верхов.
  - Это исключено, - сказал Дмитрий. - Ни к чему рисковать.
  - А я бы его взяла, - сказала Варя. - Издали посмотреть-то можно. Пусть посмотрит, как мы с властью воюем. И за него тоже.
  Иван молча чесал затылок, не зная, что сказать. Ободренный поддержкой, Верхов резюмировал:
  - Тогда поступим так. До поворота нам ехать смысла нет, так как к мэрии нас не пропустят, а то и задержат. Поэтому нам лучше выйти раньше, например, вот здесь. - Верхов остановил машину. - Я тоже пойду с вами. Участвовать в митинге я не буду, а понаблюдаю издали. Это мне нужно, понимаете? Посмотрю несколько минут и вернусь к машине. До дома доеду один. Им сейчас не до машин.
  Иван скривил лицо, но промолчал. А Дмитрий вдруг согласился:
  - И то верно. Одно дело услышать от других и другое - увидеть самому.
  А Варя обрадовалась.
  - В случае чего, мы вас защитим.
  
   Гул и крики толпы они услышали за квартал до мэрии, и они усиливались по мере приближения к площади. А вскоре навстречу им попался окровавленный мужчина под руку с расстроенной женщиной. На вопрос Вари, что с ним, женщина заплакала и с трудом выговорила:
  - Нос ему сломали и глаз, боюсь, выбили. Видите, смесь крови с чем-то белым из него вытекает. Веду его в поликлинику. А там такое творится Лучше вам туда не ходить.
  Это их лишь подстегнуло. Когда они огибали последний дом перед мэрией, на них налетели двое мальчишек лет тринадцати.
   - А у вас ничего нет? - спросил один из них. - С пустыми руками там делать нечего.
   - А что надо?
   - Да все, что угодно: железные прутья, камни, А лучше бы цепи. Кто знал, что они начнут избивать нас дубинками и ногами. С одними кулаками там делать нечего.
   - Знаете, как я Даньку освободил? Я опоновцу, блин, камнем прямо в морду попал. Он, блин, стал маску сдирать, ну, Данька и рванул от него. Сейчас наберем камней и опять туда.
   - Нет, сынки, вам больше туда нельзя, - предупредил их Дмитрий. - Если он вас запомнил, вам не сдобровать. Такое они не прощают.
   Верхов заволновался: Вадик там очень даже мог быть. Его тянуло спросить об этом ребят - вдруг они знают сына, - но лишь сказал настоятельно:
   - Ребята, дядя дело говорит. Свое дело вы уже сделали, а теперь бегите домой и о камне никому ни слова. Вас обязательно будут разыскивать. Эту одежду вам лучше сменить на какое-то время.
   По тому, как они переглянулись, было видно, что они его узнали. Они послушно кивнули головами, и вдруг Данька проговорил:
   - А я видел, как вашего Вадьку тащили два опоновца.
   Второй ущипнул его за бок и стал успокаивать Верхова:
   - Не, по-моему, он, блин, вырвался. Они так и не смогли воткнуть его в автобус. Он же, блин, здоровый. Точно вырвался. Вы не расстраивайтесь. - Он потащил за собой Даньку. Верхов расслышал. - Ну, ты, блин, дурак.
   - Это ваш сын? - спросила Варя. -
   - Сын. - И добавил зачем-то. - Он очень спортивный. Его не так-то легко затащить в автобус, если он не хочет. Разве что без сознания. Говорил я ему, чтобы больше не ходил туда. В тот раз ему тоже досталось. Да разве они нас слушают? А автобусы эти я видел утром. Их пригнали специально для задержанных.
   - Да вы не расстраивайтесь раньше времени. Может, он убежал, как этот. Ой, смотрите, что там творится!
   Площадь перед мэрией напоминала битву землян с инопланетянами: мужчины, женщины и дети, разношерстно одетые, оружием которых были белые плакатики, мужественно противостояли одетым во все черное и вооруженным дубинками и блестящими щитами пришельцам, прилетевшим на землю, чтобы забрать с собой в рабство наиболее понравившихся им землян, затаскивая в НЛО - автобусы. Земляне, естественно, идти добровольно не хотели, и их приходилось нести или тащить по земле. На помощь им спешили жители других поселений, прорывая кордоны инопланетян - опоновцев. Кордон со стороны Верхова и его спутников был прорван в трех местах, и лесковцы устремились через образовавшиеся бреши на площадь. Опоновцы плюнули на цепь и стали хватать первых попавшихся и тащить их в автобусы.
   - То же самое творится, что и на въезде в город, - заметил Иван.
   - Да нет, здесь посерьезнее, - поправил Ивана Дмитрий. - Здесь арестовывают.
   - Думаю и туда подогнали автобусы и тоже арестовывают наших. Но всех не арестуют - тюрем у них не хватит. Ну, что, пошли в бой. За Родину, за Сталина. - Это я не вам, - поправился Иван перед Верховым. - Вы можете еще немного посмотреть и уходите. Если сын все же в автобусе, его вы не освободите, а вас арестуют. Для освобождения сына вам лучше использовать другие каналы, к примеру, ваши связи.
   Верхов протянул Дмитрию его кепку. Тот отказался ее забрать, сказав, что от дубинки она его не защитит, а Верхову может помочь.
  
   Они ушли, держа над головой свои плакаты из ученической тетради, а Верхов сосредоточил внимание на автобусах. Их было два, и стояли они на дороге по разную сторону от тротуара, идущего к площади. Заполнялись автобусы медленно, так как митингующие ожесточенно сопротивлялись: вырывались, отбивались руками и ногами, женщины к тому же кусались и норовили дотянуться ногтями до лица опоновца в маске, и кричали так пронзительно, что у стоявшего на солидном расстоянии Верхова едва не закладывало уши. Опоновцам даже женщин приходилось тащить к автобусу и заталкивать в него вдвоем. Одну миниатюрную девушку - подростка опоновец поднял и понес к автобусу один. Она умудрилась вцепиться пальцами в его маску и, видно, существенно оцарапала лицо. Он сбросил ее на землю и стал избивать дубинкой. К нему подскочил парень и обеими руками ухватил дубинку. Опоновец поднял вместе с дубинкой парня, но тот заплел ему ноги, и они упали. Вскочившая девушка двумя руками вцепилась в голову опоновца и стала бить по ней коленкой. Парень выпустил дубинку, схватил девушку за руку, и они растворились в толпе за площадью. Удалось освободить и мужчину, которого тащили в автобус трое опоновцев. Мужчина, по аналогии с девушкой, был некрупного телосложения, и рослый опоновец запросто мог бы поднять его и донести до автобуса, может, и попытался это сделать, но быстро понял, что один не справится, и позвал на помощь напарника. Но и вдвоем у них не получилось. Когда они появились в поле зрения Верхова, держа мужчину за руки и ноги, он вдруг подкинул тело, крутанул его вправо - влево несколько раз, высвободил правую ногу и врезал ею по голове опоновца, державшего его руки. Тот отпрянул назад и опустился на колено, как получивший нокдаун боксер. Мужчина акробатически согнулся и захватил в клещи голову второго опоновца, находившегося к нему спиной. И тут Верхов узнал в мужчине Руслана Коздаева, известного в прошлом акробата, а в последние годы тренера детской секции акробатики при Дворце Культуры. Опоновец освободил одну руку, ухватил висевшую на ней дубинку и дважды с силой воткнул ее в изогнутую спину Русика, как любовно дети называли тренера, парализовав его. Верхов по опыту знал действие такого удара по пояснице. К опоновцу, все еще стоявшему на колене, подбежал третий, помог ему подняться, они подошли к лежавшему на земле без сознания мужчине и втроем начали добивать его дубинками. Их окружили лесковцы, в основном ребята и женщины, стали хватать за руки, и те переключились на них. Вдруг с помоста спрыгнули три фигуры в форме и в масках, но посветлее, и набросились на опоновцев. Началась схватка не на жизнь, а на смерть. Воспользовавшись тем, что Русик остался один, его подхватил и быстро унес огромный мужчина в солдатской куртке советских времен защитного цвета. Трое героев одновременно прекратили схватку, подскочили к помосту и, запрыгнув на него, смешались со стоявшими на нем лесковцами.
   Обе эти сценки вселили в Верхова надежду на то, что Вадик тоже мог спастись.
   Он перевел взгляд на помост, где разворачивались главные события. Он был заполнен до отказа. Очевидно, лесковцы посчитали наиболее смелым и действенным выражением протеста помахать своими плакатиками именно с помоста перед окном непризнанного ими мэра. А может, потому они стремились на помост, чтобы защитить ораторов на трибуне. Приглядевшись к стоявшему на ней человеку, Верхов без труда узнал Безусяка. Полковник был в давно отмененными милицейской шинели и фуражке с кокардой. Он размахивал своим сдвоенным листом и что-то кричал без мегафона, до Верхова доносились лишь обрывки его хрипловатого голоса.
   Трибуна была окружена сплошным кольцом рослых парней в такой же форме, как спрыгнувшие с помоста. Скорее всего, это были преданные полковнику бойцы из бывшего ОМОНа.
   Как понял Верхов, перед опоновцами стояли две задачи: как можно больше и быстрее задержать протестантов, но более важной была задача очистить площадь и арестовать Безусяка, которого они считали главным организатором этого запрещенного митинга. Полковник не мог не понимать это и, тем не менее, не будучи на самом деле организатором, взял на себя эту роль. Верхов вспомнил его слова: "Я все сделаю за тебя", - и был благодарен ему за это.
   Если на площади опоновцы задерживали наиболее активных протестантов, то на помосте хватали всех без разбора. Так как уводить задержанных по лестнице, забитой людьми, у них не получилось, равно как и аккуратно спускать их с помоста, то они стали стаскивать с помоста людей за ноги, стоя на земле, а на помосте - сталкивать и просто сбрасывать их вниз. Помост, как никак, был высотой метра полтора, и без увечья не обходилось. Разгневанные лесковцы сами стали сталкивать опоновцев и не пускать их на помост, отбиваясь ногами. Озверевшие опоновцы, размахивая дубинками, как саблями, проделали несколько проходов к трибуне, но на подходе к ней натолкнулись на дубинки защитников народа, то бишь, омоновцев, нисколько не уступавших им в умении владения дубинками.
  Вдруг опоновцы, ни с того ни с сего, стали дружно пятиться назад и спрыгивать с помоста. Необъяснимое стало происходить и на площади. Её также спешно, чуть ли не обгоняя друг друга, стали покидать опоновцы и мужики в черных куртках с капюшонами. На этот раз дубинки опоновцы применяли лишь для прокладывания себе дороги. Тревога овладела Верховым. В пятницу вот также в спешке опоновцы ушли с площади перед приездом пожарных машин с водометами.
  Какую подлость они применят против народа на этот раз? Хоть бы опять водометы, с ними люди уже знакомы и не так страшно будет. Но это должны понимать и блюстители порядка, поэтому наверняка придумали что-то другое. Верхов вспомнил рассказ Безусяка о выставке спецмашин для МВД этой весной в Подмосковье. Там демонстрировали спецмашины с лафетами на крыше и бампере с пушками с 8-ствольными гранатометами для водометания и отстрела светозвуковых боеприпасов и гранат со слезоточивым газом. Показали также адскую машину, выстреливающую различные типы поражающих веществ, оказывающих раздражающее, взрывное, дымокурящее и звуковое воздействие на человека. А что? После слов Президента о Лесках у полиции и ФСБ ума хватит пригнать сюда хотя бы одну из этих машин.
  
  Он, как в воду глядел.
  Но пока митингующие лишь обрадовались уходу полицаев, решив, что одержали верх над ними. Люди, стоявшие по бокам от площади, тут же перешли на нее, заполнив до отказа. Им хотелось спокойно послушать, о чем говорят ораторы на трибуне.
   В наступившей тишине до Верхова отчетливо донесся женский голос, усиленный откуда-то взявшимся мегафоном:
  - ...они поняли, что народ им не победить и трусливо убежали.
  Тут к женщине подошел Безусяк и, взяв у нее микрофон, крикнул в него:
  - Мне только что донесли, что на подавление этого митинга из Москвы утром направилась спец машина. Я не знаю, чем она оснащена: водометом ли, но это будет уже не то самодельное устройство, которое применили против вас в пятницу, а специально созданное для усмирения вас. Или это будет страшное устройство для разгона вас слезоточивым и удушающим газами, или ослепляющим светом или оглушающим звуком. Дожидаться нам прибытия этих адских машин не стоит, и я настаиваю на том, чтобы вы немедленно разошлись, а свой протест выразили игнорированием выборов, где нам не за кого голосовать. Все! Быстро разошлись! Я сказал, быстро!
  Но было уже поздно. К площади подъехала и неспешно развернулась к ней передом между автобусами грузовая машина с закрытым металлическим кузовом, составлявшим одно целое с кабиной водителя. Наверху кабины неспешно задвигались стволы в направлении на площадь, и не успели заглядевшиеся на машину люди понять угрозу, как услышали целую канонаду хлопков и увидели вылетавшие из стволов овальные снаряды, которые стали взрываться у них над головами, заволакивая площадь синим дымом и издавая не выносимо пронзительные разрывающие ушные перепонки звуки. В панике люди стали затыкать уши, тереть глаза от пронзительной в них рези, вызвавшей поток слез, и прикрывать нос и рот, почувствовав отвратительный запах и рвоту во рту. Ничего не видя и не слыша, плохо соображая, они стали натыкаться друг на друга и падать на землю или опускаться на колени.
  Когда залпы, пропесочив всю площадь, наконец, прекратились, на ней остались стоять не больше двух десятков человек, в основном, омоновцы на помосте вокруг полковника. Самого его Верхов не увидел.
  Постепенно люди стали подниматься с явным намерением поскорее выбраться из этого ада. Крайние, шатаясь и вытирая слезы, почему-то не спеша, двинулись в разные стороны от площади. Но тут, откуда ни возьмись, появились опоновцы и стали подхватывать людей под руки и уводить их, не имевших сил сопротивляться, в автобусы. Совсем скоро один и них, который был ближе к Верхову, тронул с места и стал разворачиваться, стараясь не задеть спецавтомобиль.
  Не раздумывая, Верхов бегом направился к своей машине, ругая себя за то, что не спросил у ребят, в какой автобус воткнули Вадика
  
  Он успел вовремя, когда автобус медленно пересекал шоссе. Он поехал за ним и быстро догнал его. Автобус продолжал идти совсем медленно, раскачиваясь и виляя из стороны в сторону, а вскоре совсем остановился. Проезжая мимо, Верхоав увидел в разбитое окно и мимо раздвинутых и сорванных занавесок взмахи дубинок и услышал крики и песню на мотив "Смело мы в бой пойдем". Перезвон его мобильника он не сразу услышал. Тревожный голос Коли спросил:
   - Константин Алексеевич, вы где?
   - Следую за автобусом с задержанными на площади. Возможно, Вадик в нем.
   - Не переживайте, все будет хорошо. Вы конкретно где?
   Верхов назвал улицу и место. Коля велел ему ехать за автобусом в пределах видимости, не приближаясь, и пообещал немедленно выехать ему навстречу.
   Автобус продолжил движение чуть быстрее, но вскоре опять замедлил ход.
   Коля появился не спереди, а сзади и, подсев к Верхову, был строг и краток.
   - Чтобы больше без моего разрешения ни на шаг. Их везут во Дворец Культуры. Туда свозят всех задержанных горожан, в основном с площади. А для колхозников, отказавшихся вернуться домой, выделен кинотеатр "Луч". За три часа заполнили лишь пять автобуов задержанными с площади и лишь два прошли в "Луч" с колхозниками. А вы почему за автобусом поехали? Услышали крики?
   - Ехал домой, увидел одноклассников Вадика, - полусоврал Верхов. - Поинтересовался у них, не видели ли они на площади сына. Они не хотели говорить, но все же сознались, что видели, как его несли к автобусу. Ты же его знаешь. Спокойно нести себя он не дал бы, значит, был без сознания. А в это время шоссе пересекал автобус. Ребята предположили, что в нем мог быть Вадик. Я, естественно, поехал за ним.
   - А теперь спокойно езжайте домой. Вадика мы освободим, будь он в этом автобусе или в другом.
   - Каким образом?
   - Дима с ребятами прорабатывает разные варианты.
   - Ты сейчас к ним?
   - Сопровожу вас до дома и поеду к ним.
   - Домой я не поеду, а поеду с тобой к Диме. Я правильно понял, что вы хотите освободить задержанных из Дворца Культуры и клуба?
   Коля замахал головой и рукой.
  - Не, не, не. И не думайте, не возьму я вас с собой. Да вы что? Димка меня прибьет. А если вас схватят? Не, не, не.
   Верхов сказал тоном, не допускавшим возражения, который Коля не раз слышал от него.
   - Вадик мой сын. Я могу помочь освободить людей и его. Дима и его ребята могут не знать, что из зала Дворца Культуры есть потайной выход в соседний дом. Тем более о нем не могут знать приезжие полицаи.
   - Есть запасной выход? - обрадовался Коля. - Это выход. Димка как раз пытается найти ключи от задних дверей Дворца. А тут потайной выход. Тогда ладно. С Димкой я вас, пожалуй, сведу. Туда, где он сейчас, отвезти вас можно. Но во Дворец, конечно, мы вас не возьмем. Это исключено.
  Он продолжал еще что-то говорить, вылезая из машины. Его отец, как и Димин с Женей, погиб в Афганистане. Они были старше его и относились к нему как к младшему брату. Он с трудом уговорил их порекомендовать его телохранителем Верхова. Зная по своему опыту опасность этой профессии, они не хотели, чтобы он рисковал жизнью (он был единственным сыном у матери и ее опорой в жизни). Но он сумел их уговорить и ни разу не подвел.
  Верхов тоже любил Колю, который чем-то напоминал ему тезку, Катиного брата, хотя разительно отличался от того внешностью: был высок, могучего телосложения и белокур, как Верхов, но волосы у него были прямые и короткие. Онимел разряды по кикбоксингу и дзюдо. С Колей его роднили храбрость и преданность Верхову.
  
  Они подъехали к Диминому гаражу. Коля попросил Верхова не выходить из машины и постучал условно в дверь. Когда она открылась, он исчез в ней. Минуты через три Дима вышел один с большим пакетом, указав на который, сказал с загадочной улыбкой:
  - Для вас форма. Будете начальником штаба и руководителем операций по освобождению задержанных. О том, кто вы, кроме Коли и меня, никто знать не будет.
  - Штаб находится в этом гараже? - улыбнулся Верхов.
  - А чем плох? Столик и стул есть. А главное, есть запасной выход, который сроду никто не отыщет. Коля мне шепнул про потайной выход из Дворца Культуры. Он прямо из зала?
  - Из зала в подвал, а оттуда в подвал и подъезд соседнего дома. Если аккуратно нейтрализовать находящихся в зале опоновцев, то за десять минут можно вывести всех из зала.
  - А как с ключами?
  - Дай свой мобильник. - Верхов набрал номер, заглянув в свой телефон. - Виктор Васильевич...Я в полной безопасности. А вы сами где? Вот и хорошо. Вам там не досталось? Даже так? Правильно сделали, что вас увели. Я там не был, узнал случайно, что Вадика задержали и, кажется в бессознательном состоянии. Мне нужны ключи от потайного выхода из Дворца Культуры. Хорошо, жду на этот номер. - Выключив телефон, Верхов почесал висок. - Он так ругался. Я первый раз от него мат услышал.
  - За дело. Я даже не хочу думать, что с вами будет, если вас схватят. Лет на двадцать президент вас упрячет в тюрягу, несмотря на свой либерализм. Вы хоть это понимаете?
  - Столько он во власти не продержится. Народ уже раскусил его. Во всяком случае, в семнадцатом году я вышел бы.
  - Это почему же? А, понял. Вам звонят.
   Верхов приложил телефон к уху.
  - Прекрасно, Виктор Васильевич, спасибо. Дима, во сколько мы туда прибудем?
  - Без вас мы туда прибудем в четыре.
  - В четыре, Виктор Васильевич. И вы туда же. Мне уже сказали, что меня не возьмут. Посмотрю, может, так и сделаю. Еще раз спасибо. - Верхов отключил связь. - А с клубом что? Я хорошо знаю директора клуба.
  - Там все нормально. Два бойца работали в клубе и уже связались с главным охранником. Он вам знаком как Володя Большой. Он сразу согласился открыть нам нужные двери и дальше нам помогать.
  - Если Володя Большой пообещал, он все сделает, - подтвердил Верхов. - Я рад, что он в бодром здравии.
  Дима взглянул на часы.
  - Мне пора ввести в курс дела бойцов. А ваше, Константин Алексеевич, участие в этом деле, можно считать законченным и - домой. Оставаться здесь и дожидать нас вам смысла нет. С таким же успехом и безопаснее вы можете делать это дома. Спасибо за помощь. А то у нас были бы проблемы. А теперь, считай, их нет. В случае срыва операции этот гараж будет использован на какое-то время убежищем. Как бы вы ни маскировались, вас трудно не узнать, и кто-нибудь по глупости или под пыткой может проговориться, что видел вас здесь. Поэтому и мне и Коле будет спокойнее, если вы вернетесь на завод и уже оттуда уедете на своей машине домой, чтобы шпики у завода и у дома вас засекли. Все, так и сделаем. Коля сопроводит вас до завода и до дома сразу или вечером. Камуфляж и маску он передаст вам у дома, на всякий случай.
  Не дав Верхову рта открыть, Дима вышел из машины вместе с пакетом. Коля появился сразу и поинтересовался, поедет ли он домой с завода сразу или вечером. Услышав, что вечером, он велел дождаться его и не уезжать одному, а также проинструктировал о деталях встречи вечером. И попросил не сердиться на него и Диму, потому что так надо.
  - Я не сержусь, - успокоил его Верхов. - Но и вы должны меня понять: у них мой сын. Да и сидеть без дела не в моей привычке. Но я же вам помог с потайным выходом.
  - За это спасибо, - посветлел лицом Коля. - А за Вадика не беспокойтесь. Я приеду к вам с ним.
  
  Увидев его в двери, Зина обиженно надула губы.
  - Вы меня обманули, Константин Алексеевич.
  - Я сделал это с большим удовольствием, Зиночка. Как и обещал.
  Она непроизвольно окинула его взглядом и вдруг покраснела.
  - Да ну вас, Константин Алексеевич. На вас нельзя сердиться.
  - И не надо. Виктор Васильевич на месте?
  - У себя. Только он... вы сами увидите. Он так меня за вас ругал.
  
  У Хохлова, сидевшего за столом, была забинтована голова и висела на привязи левая рука.
  - Опять? Так кто кого должен ругать? - спросил сердито Верхов. - Вам того раза мало было? Зачем пошли туда?
  - Вместе с коллективом. - Директор поднялся, придерживая руку, пожаловался, скривившись. - Болит толчками. Давай выпьем. Не волнуйся, тебя отвезут.
  Верхов охотно согласился и помог достать из секретера рюмки и бутылки. Пока Зина готовила бутерброды, Хохлов рассказал, что на помосте к нему прицепились два опоновца, видно, приняв его за организатора митинга, заводчане кинулись его спасать, завязалась драка с использованием дубинок и кулаков. С залитым кровью лицом Хохлов переходил из рук в руки, пока опоновцу не удалось столкнуть его вниз. Рентген показал две трещины в локтевом суставе и сотрясение мозга.
  Хохлову даже полусоврать Верхов не мог и рассказал все, как было на самом деле. Про использование полицаями адской машины Хохлов знал и резюмировал.
  - Демократия в действии. Сволочи да и только. Это надо же так ненавидеть свой народ, чтобы подвергать его такому наказанию. Но это им дорого обойдется. Такое не прощается. Лесковцы этого никогда не забудут. Их ничем не запугать. По грубым подсчетам, сейчас в Лесках находятся триста опоновцев и сто фээсбэшников и политполицаев. Плюс армия представителей губернатора на замещение всех значимых должностей мэра, спикера, судьи, прокурора, начальника РОВД, председателей избирательных участков и комиссий, старост вместо председателей сельсоветов и колхозов. Все это брошено против простого народа и в принципе из-за тебя. Но пока, я скажу, успеха у них ноль. А если еще освободят задержанных, это будет полное их фиаско. Несмотря на применение адской машины. И здесь мы впереди всех в России, стали не демонстративным, а живым полигоном. Выходит, меня вовремя увезли. А то мог бы составить Безусяку компанию.
   - В каком смысле? При мне опоновцы до него так и не добрались
   - Опоновцы не добрались, добрались газы. Ты разве не знаешь, что он в реанимации?
  - Нет, не знаю. А что с ним?
  - У него недавно обнаружилась астма. Как и у меня. А тут эти газы. Он сразу потерял сознание. Боюсь, как бы плохо для него не закончилось.
  - Типун вам на язык. А можно позвонить в больницу?
  Хохлов попросил сделать это вошедшую с подносом Зину. Они наполнили рюмки и выпили за скорейшее выздоровление полковника.
  - Дай бог, чтобы у него обошлось, - сказал Хохлов, беря бутерброд. - Но думаю, сегодня они его не взяли бы. Это еще больше обозлило бы лесковцев. Возьмут его после выборов, когда выдоровет. И не его одного. Там заснят на видео каждый. Не только мэровскими камерами, но и политполицаями и фээсбэшниками. Как мне сказали, у каждого их них есть твоя фотография. Вот, что значит президентское "Ату его!" А ты молодец, что послушал колхозников и не пошел на площадь. Представь себе, увидели бы они тебя там, не говоря про трибуну. Да они бросили бы на захват тебя не двоих, а сто два опоновца. Ты ведь тоже не пошел бы послушно с ними, и изувечили бы они тебя на совесть, получив благодарность от начальства. Да, я слышал, что Русику они повредили позвоночник. Может остаться неподвижным на всю жизнь при его-то юркости. Ну, никак нельзя тебе сейчас появляться на людях. - Забывшись, Хохлов дернул локтем и прикрыл от боли глаза.
  - Домой вам надо, Виктор Васильевич, - забеспокоился Верхов.
  - Теперь, после того как ты объявился, можно и поехать. Выпьем еще и поеду.
  Они уже выпили по две рюмки. Наполнили и по третьей.
  Верхов давно заметил, что лоб директора под повязкой и лысина над ней были покрыты испариной, а глаза, напротив, сухо блестели.
  - Я на минутку. - Он поднялся и стал вылезать из-за столика, чтобы попросить у Зины градусник.
  Тут в кабинет как-то нерешительно вошла она сама, и остановилась, опустив голову, не дойдя до них. Они успели заметить, что ее румяное лицо было покрыто белыми пятнами.
  - Узнала? - не сразу спросил Хохлов.
  Она молча кивнула. Верхову стало нехорошо.
  - Ну? - тихо и нервно спросил Хохлов.
  - Сказали, умер, - прошептала Зина.
  У Верхова моментально выступили слезы. Он пальцем смахнул их и медленно опустился на стул, глядя на директора. Рука того опустилась на столик, расплескав водку, и он пальцами стал вытирать столик.
  Верхов опять поднялся и, подойдя к Зине, попросил ее принести градусник.
  Вернувшись на место, Верхов поднял свою рюмку, дождался, когда Хохлов взял свою, и они выпили, не чокаясь.
  - Он мне был, как отец, - проговорил Верхов.
  Вошедшая Зина с укором посмотрела на пустую рюмку Хохлова. Он послушно взял градусник и воткнул подмышку.
  - Еще одна пенсионерка умерли, - сказала Зина. - Всего в больницу привезли шестьдесят два человека.
  - Это ты для того говоришь, чтобы у меня поднялась температура? - разозлился Хохлов.
  - Нет, не для этого, а для того, чтобы ехали домой и больше не пили, - возразила Зина и решительно сжала губы.
  - Ты еще поучи меня. Лучше скажи Степану, чтобы подготовил машину.
  
  Температура оказалась внушительной для возраста Хохлова: свыше тридцати девяти. Врач медпункта, осмотрев его, сказала с упреком:
  - Я же велела вам ехать домой и соблюдать постельный режим с обязательным приемом лекарств, которые выписала. Такая высокая температура не от локтя, а от сотрясения мозга. А с этим не шутят.
  Врач сама повезла Хохлова на 'Скорой', чтобы дать указания жене. Верхов поехал с ними, попросив врача заехать по пути в аптеку за нужными лекарствами.
  На завод он вернулся также на 'Скорой' и стал ожидать приезда или звонка Коли. Самым неприятным было то, что не у кого было узнать, чем закончилась попытка освобождения задержанных во Дворце Культуры и в 'Луче'. А главное, удалась ли она.
  
   ***
  Организаторы газовой атаки, увидев лежащими неподвижно больше двадцати тел, поняли, что слегка переборщили с наказанием митингующих. Первым пришел к такому выводу сам Алтухин, наблюдавший происходившее на площади из разбитого водометной струей окна своего кабинета.
  - Что будем делать, если кто-нибудь из них умрет? - спросил он Щербину. - Слышите вой сирены? Очевидно, кто-то постарался вызвать ее.
  - Ясно, кто. Я видел, как многие звонили по телефону. Надо бы запретить 'Скорой' включать сирену, чтобы не будоражить народ. А вот еще одна, слышите?
   - Хорошо, я распоряжусь. Так что будем делать, если будут мертвые?
  - Все зависит от того, как широко это будет представлено в средствах массовой информации и прежде всего на телевидении. Но, думаю, раздуваться не будет, так как Лески с их социалистической идеологией не отвечают интересам либеральной оппозиции, где имеется засилье евреев. Ну, а то, что они доминируют в прессе и на телевидении России, это неоспоримый факт. Лески в этом случае редкое исключение. Я поинтересовался и не нашел ни одного еврея в руководстве города, на телевидении и в печати. Небывалый случай в истории не только современной России, но и Советского Союза. Отчасти поэтому разгон митингующих водометами в пятницу остался абсолютно незамеченным прессой страны, не считая местной.
  - Нет сейчас здесь евреев - будут. Но и сейчас о сегодняшних событиях по местному телевидению и в 'Лесковских вестях' не будет сказано ни слова. Тогда откуда об этом узнают в Москве?
  - У патриотов путь один - интернет. Могут выложить в нем фотографии, заснятые на мобильники.
  - Ах, да, я забыл приказать, чтобы их отобрали.
  - У всех не отберешь. Для этого надо задержать три тысячи человек. А задержали максимум двести человек.
   От разговора их отвлек звонок нового начальника РОВД Борзова:
  - Генрих Анатольевич, что делать с вызванными на площадь 'Скорыми'? Пропускать их или нет? Трое не подают признаков жизни, в том числе этот самый, как его... Безусяк, кого я сменил. И надо ли продолжать задержание в этих условиях? Сопротивление сейчас никто не оказывает, потому что еще не отошли от газов. Пользуясь этим, мы можем всех задержать, но здесь у нас всего два автобуса. Забрать их у крестьян мы не можем, там тоже всего два автобуса на несколько въездов в город. А сопротивление они оказывают упорное. Ранены два наших сотрудника. Предлагаю прекратить здесь задержание.
  - Хорошо, я согласен. На площади задержание прекратить, а крестьян продолжать задерживать. Обязательно фиксируйте на фото и видео их сопротивление правоохранительным органам, чтобы предъявить на суде.
  - Там тоже проблема. Не хватает наручников. Если бы они и были, куда их пристегивать до прибытия автобуса?
  - А вы что предлагаете?
  - Буду выступать с предложением о создании автобусов с большей вместимостью и сидениями в виде лавок. А можно и без лавок - не баре, постоят.
  Алтухин рассердился:
   - Меня интересует не ваше рацпредложение для будущего, а ваше предложение, что делать с крестьянами сейчас?
   - А что с ними делать? К деревьям их не будешь пристегивать, тем более что их там нет. Как и самих крестьян тоже, которые просочились пешком в город. Они почти все здесь. Там задержано всего два неполных автобуса. Поэтому предлагаю оставить, как есть. Попробуем дозагрузить ими автобусы без второго захода, так как дожидаться их прихода они не будут и разъедутся по домам.
   - Здесь всех удалось сфотографировать?
   - Об этом не беспокойтесь. Помимо вашей видеокамеры, еще работали пятьдесят человек. Всех отыщем и заведем на них дело.
   - Мэра не взяли?
   - Как мне регулярно докладывают, он сидит на заводе, не высовывая носа.
   - Не выпускайте его из наблюдения ни на минуту.
   - Такое указание дано, Генрих Анатольевич. Так я приказываю прекратить задержание?
   - Да, приказывайте.
  - И распоряжаюсь пропустить 'Скорые'? Все три или только одну?
  - Я думаю, все. Быстрее увезут, будет меньше недовольства.
  - Оно уже опять назревает.
  Алтухин и сам это видел. Вокруг неподвижных тел сгрудились митингующие и, подняв головы, что-то кричали, размахивая своими игрушечными плакатами. Щербина шепнул ему:
  - Скажите ему, пусть разгонит всех, пока они не очухались. Но только после отъезда 'Скорых'.
  - Попробуй разогнать их всех, пока они не очухались, но только после отъезда 'Скорых', - повторил по-попугаичьи мэр.
  - Сделаю, Генрих Анатольевич. А что с защитниками полковника? Брать их?
  Алтухин переправил вопрос Щербине. Тот покачал головой:
  - Не стоит. Без боя они не сдадутся и вызовут новую волну протеста. Они все уедут за 'Скорой' с полковником. Пусть уезжают.
  Борзов не возразил, кажется, даже обрадовался:
  - Так и сделаем, Генрих Анатольевич. Их фотографии в масках у нас есть. Я думаю, мы их всех вычислим.
  
  Полицаям не пришлось разгонять митингующих, ослабленных газово-шумовой атакой. У людей хватило сил лишь дождаться машин 'Скорой'. Однако, при виде вносимых в машины носилок с неподвижными телами, гнев переполнял их души, и они стали выкрикивать проклятия в адрес этой антинародной власти, которую олицетворял прятавшийся за занавесками новый мэр. Но после отъезда 'Скорых' протестный пыл людей стал угасать. На этом сказалась свойственная русскому человеку потребность в руководителе, которому они преданы и за которым готовы идти в огонь и воду. Возможно, и сейчас люди нашли бы в себе еще сил последовать за таким руководителем. Но его их лишили. Их мэра Верхова хочет посадить в тюрьму сам Президент, Паршин уже арестован, а заменившего их на митинге Безусяка увезли без признаков жизни. Его отъезд лишил людей последних сил, и многим из них потребовалась помощь добраться до дома, отчего они уходили парами, держась друг за друга.
  
  Автобус, за которым ехал Верхов, был последним, вернувшимся из Дворца Культуры до поступления приказа о прекращении задержания. В него опоновцы успели загрузить лишь девятнадцать человек, в том числе девять пострадавших от газовой атаки. Им не повезло больше всех. До него задержанные вели себя крайне агрессивно. Первый автобус они едва не опрокинули раскачиванием из стороны в сторон, Во втором выбили два стекла, во всех выкрикивали лозунги и пели 'Вставай страна разгромная' и 'Интернационал'. После первого автобуса задержанных сопровождали уже не двое, а четверо опоновцев, а в последний автобус посадили еше четверых для усмирения задержанных во Дворца Культуры. Несмотря на это, задержанные вынули и выбросили на дорогу стекло запасного выхода и разбили стекло с другой стороны, чтобы было больше воздуха для подвергшихся газовой атаке и пришедшему в себя Вадиму, которого многие знали. Из автобуса опоновцы выносили, вернее, вытаскивали не только отравленных газом, но и почти всех остальных. Соответственно, втаскивали их в зал Дворца Культуры.
  
  Зал, рассчитанный на семьсот человек, был заполнен меньше, чем на треть, что облегчало задачу освобождения задержанных.. В этой трети лишь сорок человек были ослаблены газово-шумовой атакой и сильным избиением, как Вадик, но и они были полны решимости продолжать протестовать и не сдаваться, поддерживая остальных.
   В зале лесковцы продолжали выкрикива и петь песни, но постепенно приутихли, так как были в зале одни. Опоновцы появлялись лишь, чтобы увести на допрос. На этот раз лесковцы решили не мелочиться и шли на допрос без посторонней помощи. Но тех, кто сам не мог идти, опоновцы на допрос не брали.
  
  После увода первой пары лесковцы уселись покучнее и договорились представляться вымышленными фамилиями и дальше врать, кому как и что вздумается, но как можно правдоподобнее, чтобы не вызвать подозрение. Также договорились не брать с собой телефоны, оставляя их соседям. О том, чтобы оставить дома паспорта и прочие документы, их предупредили вчера по телефонной цепочке.
  
   ***
  Допрашивали лесковцев в разных кабинетах два офицера политического отдела полиции, упомянутого Безусяком в разговоре с Верховым. Для обоих офицеров это было первое боевое крещение такого рода, и проводили они допрос в полном соответствии с инструкцией и вопросником, основной задачей которых было выявление политических взглядов допрашиваемого. При допросе офицеры не представлялись, а вначале долго рассматривали усаженного напротив задержанного и еще дольше задержанную, чтобы заставить их понервничать, и затем задавали одни и те же вопросы: фамилию, имя отчество, год рождения, домашний адрес, место работы или учебы и причину участия в митинге. Приводили к ним не всех подряд, а в соответствие с инструкцией, как можно более разнообразный спектр участников митинга с учетом пола, возраста, социального положения, внешнего вида, в том числе одежды, а главное, поведения на митинге и в зале.
  
  Первыми, в качестве подопытных кроликов, были выбраны наиболее спокойные и безобидные задержанные. Ими оказались сорокалетний учитель физики интерната и приблизительно такого же возраста продавщица газетного киоска. В зале они вели себя тихо, и, как вспомнил выбравший их опоновец, забрали их под горячую руку.
  Учителя как более серьезного выбрал майор Матюхин, продавщица, казавшаяся попроще, досталась капитану Гринину.
  
  Не сговариваясь и не зная о договоренности в зале, учитель и продавщица не сказали ни слова правды о себе. Он представился сантехником, а она - уборщицей на частной фирме. И лишь на самый главный вопрос о причинах, побудивших их прийти на запрещенный митинг, они не соврали, ответив одинаково: несогласие со снятием с выборов коммунистов, арестом Паршина и увольнением мэра Верхова. Угрозу отсидеть за это пять лет они восприняли спокойно: посадят - отсидим, тем более, что там обязательно будет кто-нибудь из лесковцев.
  Такой ответ на ключевой вопрос насторожил полицаев: если уж эти полуграмотные так настроены, то что ожидать от буйных и подкованных?
  Поэтому вторыми были вызваны похожий окладистой бородой на ученого пенсионер с громовым голосом, выкрикивавший на площади антиправительственные лозунги и размахивавший большим плакатом с утверждением 'Такой Президент на не нужен!', и студентка медицинского колледжа, инициировавшая пение в автобусе и зале 'Интернационала' и 'Вставай, страна разгромная'.
  Пенсионер, назвавшийся писателем Иваном Лесковым, сразу взял в оборот Матюхина, обвинив его в предательстве России и русского народа за то, что он служит антинародному капиталолибералодемократическому режиму. На вопрос, о чем его книги, писатель охотно рассказал, что пишет о пробуждении народа от гипноза, в который он впал в результате многолетней антисоветской прозападной клеветы, заданной Планом Даллеса, разработанным еще в конце войны с фашистами. Майор попытался возразить, что никакого подобного плана не было, он выдуман писателем Ивановым в повести 'Вечный зов'. Правда, самой повести майор не читал, а лишь видел поставленный по ней фильм, где о плане не упоминалось, отчего его возражение этим и ограничилось. Старик был подкован основательнее. Он не только знал дословно само детище Даллеса, но и конкретную выдержку из него, приведенную в 'Вечном зове', написанном 25 лет спустя, чем, как ему показалось, заткнул рот майору. Тот понял, что задавать старику вопрос о причинах его участия на митинге излишне, и, сфотографировав его в анфас и профиль, отпустил раньше времени, пригрозив тюрьмой. Угроза подействовала на старика своеобразно: он захохотал, обнажив на удивление хорошо сохранившиеся, хотя и слегка потемневшие крупные зубы, и произнес не без пафоса:
  - Я многое в жизни повидал и испытал, но в тюрьме сидеть не довелось. Сочту за великую честь умереть в ней за Россию и свой народ. А до этого постараюсь почерпнуть там бесценный материал для своей книги.
  - Я вам обещаю предоставить такую возможность, - отреагировал майор.
  
  Беседа со стариком настолько возбудила Матюхина, что он заглянул в кабинет напарника. Там студентка, назвавшаяся проституткой и трижды пожалевшая об этом, пыталась как можно правдоподобнее удовлетворить неподдельный интерес капитана к ее профессии, в частности, испытывает ли она оргазм от каждого клиента. Хорошо, что она как-то читала 'Исповедь жрицы любви', где та описывала отвращение, испытываемое от своих вонючих клиентов, но вынуждена изображать этот самый оргазм. Увидев майора, девушка покраснела и замолчала, но ему не давал покоя совсем другой вопрос, услышав который, она очень обрадовалась.
  - Я потому пошла на этот митинг, что мы с мамой против того, что вы вычеркнули из списка кандидатов коммунистов. И еще мы не согласны с арестом Паршина, которого все знают, и увольнением нашего мэра, которого мы все очень любим.
  - А ты и твоя мама знаете, что ваш любимый мэр был киллером?
  - А вот вовсе не был Константин Алексеевич никогда киллером, - горячо возразила девушка, вскинув голову. - Мама сохранила старые газеты о нем. Я их читала. Это бандиты под руководством старого мэра хотели сделать из него киллера, потому что он воевал в Чечне снайпером и метко стрелял. Они его выкрали и лишили памяти, чтобы он безжалостно убивал людей, которых ему заказывали бандиты. Но он убежал от них и помог разоблачить банду.
  - Хватит повторять сказки о нем. Верхов преступник и обязательно будет посажен в тюрьму. А также тебя вместе с твоей дурой мамой за распространение этих сказок и за участие в запрещенном митинге. Мама твоя тоже была на митинге?
  - Чтобы вы и ее арестовали? Нет, не была.
  - Врешь! У нас есть фотографии всех, кто был на митинге. Если твоя мама там была, то будете сидеть вдвоем.
  - Я вам больше ничего не скажу, - решительно сказала девушка и сжала губы.
  - Скажешь, когда тебе переломают твои нежные кости, а в камере вас будут иметь озверевшие мужеподобные сокамерницы. Это тебе не твои клиенты, которые тебе еще и платят. Мы и сейчас можем переломать тебе кости, просто не хочется о тебя руки марать.
  - Они у вас и так грязные от вашей газовой атаки. А может быть, и в крови.
  Майор сжал кулаки, однако сдержал себя и направился к двери, бросив на ходу капитану:
  - Сфотографируй эту блядь и вышвырни из кабинета.
  Девушка вспыхнула и едва не крикнула: 'Я не блядь и не проститутка' - и осеклась: сама виновата, что назвалась зачем-то проституткой.
  
  До прихода майора капитан Гринин, который был моложе майора на восемь лет, вынашивал мысль договориться с этой понравившейся ему большеглазой красоткой о встрече уже сегодня вечером в обмен на освобождение сразу после допроса. Но майор помешал этим намерениям, и Гринин вынужден был с сожалением выбросить их из головы.
  Выпустив девушку, он вдруг потерял всякий интерес к дальнейшим допросам и заглянул к майору. Тот стоял у окна и нервно курил. Капитан присел на стул для допрашиваемых и проговорил, разведя руками:
  - Либо они сговорились, либо мы попали в осиное гнездо. Я не вижу смысла допрашивать их дальше.
  - То, что здесь прокоммунистическое осиное гнездо, сомнений нет. Думаю, и в клубе то же самое, если не круче. Так мы и доложим. Но четыре человека у нас для такого вывода маловато, руководство это не убедит. Хотя его и убеждать не надо, для них главным доводом уже являются слова Президента. Но для солидности пропустим еще хотя бы пар пять разных возрастных категорий. Старик у меня был, послушаю старуху, а ты прощупай парня, познав молодую стерву. Я тут прикинул список из пар в пределах пятидесяти, тридцати пяти и двадцати пяти лет. А для разнообразия начнем с четырех человек наугад, сидящих, например, на десятом, тридцатом, семидесятом, сотом и сто пятидесятом местах. А потом подрегулируем список по возрастам. Фамилии, я думаю, можно не спрашивать, так как при отсутствии документов им ничего не стоит нам набрехать, а достаточно будет указать лишь возраст и два - три слова о внешнем облике, профессии, а главное, как можно подробнее изложить ответ о причине прихода на митинг.
  
   ***
  Они так и сделали, а для полноты дела решили лично взглянуть на бунтовщиков и самим выбрать кандидата на допрос.
   Оглядывая ряды в поисках подростка, капитан увидел свою проститутку, нежно глядевшую на сидевшего рядом кудрявого молодого парня, совсем еще мальчика. От этого капитан еще больше моментально возненавидел парня и, указав на него пальцем, приказал:
  - Ко мне!
  Парень медленно, скривившись от боли, стал подниматься, но проститутка надавила ему на плечо и поднялась сама.
  - Ему нельзя, - крикнула она. - Он только что пришел в сознание.
  - Врет она, - шепнул подскочивший к капитану опоновец. - В себя он пришел еще в автобусе. Он ее отбивал, когда мы ее брали. С ним мы вдвоем не могли справиться. Его помог успокоить третий. И в автобусе и здесь он орал с ней Интернационал. Тот еще звереныш.
  - Я сказал, ко мне! - повторил еще грознее капитан.
  К ним подошел Матюхин.
  - Бунтуют, - пояснил Гринин. - Проститутки ухажер не хочет выходить.
  Майор сделал зверское лицо и рявкнул:
  - Встать! Ко мне!
  Его голос утонул в реве зала, поднявшегося на защиту парня.
  - Вам, извергам, мало десяти человек, увезенных 'Скорой'? - подбежала к майору, оттолкнув капитана, пожилая женщина с раскрытой головой.
  - Детей мы вам не отдадим! - грозя кулаком в лицо майора, навис над женщиной мужик в меховой шапке.
  - Не нужен нам такой Президент, ненавидевший народ! - перекрыл все голоса знакомый голос.
  - Руки прочь от Верхова!
  - Свободу Паршину!
  - Убирайтесь отсюда, сволочи!
  Майор подозвал опоновца.
  - Запомни этого парня. А ты, - повернулся он к капитану, - выбери другого.
  Сидевший неподалеку паренек вскочил и спросил:
  - Можно я пойду на допрос?
  Гринин бросил на паренька безразличный взгляд и махнул рукой в знак согласия. Паренек с радостью на лице стал вылезать к проходу.
  Что-то тут не так, подумал Гринин. Надавлю на этого сопляка, должен расколоться.
  Паренек, оказавшийся на полголовы выше капитана и на целую - майора, подойдя к ним, поднял победно руки. В притихшем зале послышались хлопки.
  Майор махнул рукой капитану, чтобы он уводил паренька, а сам прошел к передним рядам и протянул руку к сидевшей посередине второго ряда старушку в шляпе с перьями:
  - А вы, мамаша, не будете возражать пройти со мной? Очень мне ваша шляпа понравилась.
  - Я ее не продаю, - громко возразила старушка, вызвав всеобщий смех. - А ты со мной ничего не сделаешь?
  Ответ майора, кроме него самого, никто не услышал во взрыве хохота.
  Старушка поднялась и, подняв вверх сжатый кулачок 'но пассаран', бочком двинулась к выходу.
  - Долго мы здесь сидеть будем? - послышался мужской голос.
  Майор дождался выхода старушки, усадил ее в свободное кресло и встал перед рядами.
  - У кого из вас есть с собой паспорта или другие документы, поднимите руки - сказал он.
  В наступившей тишине послышался голос:
  - А зачем?
  - Для удостоверения вашей личности. Ну, так как? Ни у кого с собой нет документов? - Майор провел глазами по залу. - Так я и думал, что вы все бомжи. Это даже хорошо, меньше мороки. Сейчас побеседую с мамашей, а заодно попробую уговорить ее все же продать мне шляпу.
  - Ни за что! - крикнула, приподнявшись, старушка.
  - Нет, так нет, насиловать я вас не буду. - Майор подождал, когда стих робкий смех. - В связи с тем, что вы все бомжи, я закажу на утро автобусы и отправлю всех вас прямиком в областное СИЗО, откуда вас распределят по тюрьмам.
  В притихшем зале послышался не совсем уверенный мужской голос:
  - Пугает.
  - Отпущу того, у кого найдутся хоть какие-то документы, подтверждающие вашу личность. Мамаша, поднимайтесь, пошли.
  Их проводила гробовая тишина.
  
  Допрос высокого паренька, представившегося Васей Петровым, капитан начал с вопроса, как зовут кудрявого парня рядом с проституткой.
  - С какой проституткой? - удивился Вася. - Кто это вам сказал, что она проститутка?
  - Запомни на всю жизнь. Представителям власти вопросы не задают, а на них отвечают. Для начала я сделаю для тебя исключение. Проституткой мне назвалась эта сама девица.
  - Наташка сама вам сказала? Во, блин, дает. А чо? Может быть. Насмотрелась порнухи и самой захотелось. А воще-то в классе она была самая скромняк.
  - Ты говоришь, была. А сейчас она уже не учится?
  - Почему не учится? Учится в медицинском колледже.
  - Кудрявый тоже с вами учился?
  - Не, он в другой школе.
  - А ты и Наташка откуда его знаете?
  - Его все знают. Он чемпион Лесков по киксбоксингу и по лыжам со стрельбой.
  - Как его фамилия?
  - Его фамилия? Во, блин.. . Сейчас скажу... Наверное, как и у всех в Лесках, Лесков.. А так он Пантера.
  - Пантера, говоришь...Ты сам откуда знаешь текст Интернационала, который пел вместе с ними?.
  - Кого текст?
  - Прикидываешься дурачком? Откуда ты знаешь текст Интернационала?
  - Какого еще интер...? А, понял, - сказал Вася, делая ударение на я. - А он мне нужен? Я повторял за другими. А чо? Мотивчик классняк, если слова заменить, тот еще хитяк будет. Меня даже с проклятыми и заклейменными он пробрал, а с другими воще будет отпад. - Антон изобразил игру на гитаре.
  - Это они тебя на митинг сагитировали?
  - Кто они? Наташка и Пантера? Я их уже там увидел. А меня Деляга затащил. Сказал, что туда все идут, а сам, козел, сразу отвалил, как только увидел опоновцев.
  - Кого увидел?
  - Как кого? Опоновцев.
  - Омоновцев?
  - Омоновцы - это наши. Они там тоже были. А ваши опоновцы.
  Капитан подумал: 'А что, все правильно. Милиции уже нет, значит, нет и ОМОНа', а вместо него ОПОН.
  - Ты тоже Наташку от оп.. поновцев защищал?
  - Ага. А чо они к ней прилипли? Раз красивая, так можно хватать?
  
  Отпустив Васю, так и не поняв, придуривался он или нет, капитан опять пошел к майору. У того все еще сидела старушка в шляпе и что-то ему доказывала. Капитан присел на стул в углу и прислушался:
  - .. Александр Зиновьев сказал о них буквально следующее: 'как социальные мыслители и Сахаров, и Солженицын - полные ничтожества. Они были игрушкой, орудием холодной войны и умело подыгрывали западным махинаторам в разрушении Советского Союза. Они предали Россию, русский народ, совершили самую подлейшую роль в истории человечества. Я, это Зиновьев о себе, отношусь к ним с презрением'. Я лично - тоже.
  - Но насколько я знаю, Зиновьев сам был против советской власти и разоблачал коммунистов в своих книгах, - возразил Матюхин, чтобы показать, что не только слышал о Зиновьеве, но и читал его.
  - Да, ему часто об этом напоминали, на что он с горечью отвечал, что готов взять и на себя долю вины и нести ответственность за развал СССР. Но при условии, если к ответственности будут привлечены и все остальные. Для них тоже должен быть один критерий: какую роль они сыграли в гибели нашей страны. Но либерасты и не думают признавать свою вину и тем более нести ответственность за развал великого государства. Напротив, они ставят это себе в заслугу. Вот, к примеру, с какой гордостью доложил о развале СССР американскому центру Хабад нынешний раввин России Берла Лазар: 'Россия знала немало революций, но самая мирная, самая тихая и самая эффективная - это революция, которую совершили посланники Хабад'. Видно, как раз за это еврейское уничтожение СССР эта вражина награждена четырьмя высшими наградами России: Орденом Дружбы народов, орденом Минина и Пожарского, Орденом Петра Великого первой степени и Золотым почетным знаком 'Общественное признание'. Скажите мне, что, кроме возмущения, может вызвать это у русского человека? Особенно 'Общественное признание'! Какого, скажите мне, конкретно общества? Русского народа? Уму непостижимо! Вы-то сами, как к этому относитесь? Или вам нельзя иметь свое мнение?
  - А я вас хочу спросить вот, о чем: могли бы вы сказать хотя бы слово против Сталина в то время?
  - Не могла, потому что я отдала бы жизнь за него. А за нынешних вождей, извините, я не только жизнь, а рваные колготки пожалею.
  Майор стукнул по столу кулаком.
  - С вами все ясно. Вам сколько лет?
  - Об этом женщин не спрашивают! - возмутилась старушка.
  - Это у молодых женщин. А в вашем возрасте плюс - минус двадцать лет уже не имеет никакого значения.
  - А в вашем и пять лет имеет большое значение, подтверждением чего является сравнение вас с этим молодым человеком, - сказала старушка, бросив кокетливый взгляд на капитана.
  Майор побагровел и бросил капитану:
  - Уведи эту каргу или я ее придушу.
  В его голосе было столько злобы, что старушка быстро поднялась и почти бегом направилась к двери. Капитан вышел за ней и приказал игравшему на мобильнике опоновцу:
  - Отведи ее и больше никого не приводи.
  Капитан подождал, пока старушка не исчезла в приоткрытой опоновцем двери в зал, и вернулся в кабинет майора. Тот стоял у окна и курил. Капитан подошел к нему и глянул в окно.
  - Нет, здесь не осиное гнездо, здесь вражеский тыл, - проговорил майор, развевая рукой дым. - Казалось бы, старушка - божий одуванчик, а подкована не хуже профессора. Слышал, как шпарит цитатами ученых и политиков, как сплетнями соседей по даче. Но самое страшное, она во многом права. Наверное, и немцы это чувствовали, поэтому сразу наших расстреливали. С этими тоже вести душещипательные беседы бесполезно, а либо огородить их от остальных колючей проволокой либо выселить куда-нибудь подальше, как Сталин чеченцев и ингушей. А что? Подпишешь, если я предложу это в докладе?
  - Я-то подпишу, да не те сейчас времена. Демократы взвоют.
  - Они как раз не взвоют, а обрадуются, потому что Лески для них, как раковая метастаза. Попробовали бы мы применить удушающий газ еще где-нибудь, не говоря про Болотную площадь. А тут применили, и я уверен, не без жертв, а в Москве об этом ни слова ни по телевидению, ни по радио. Я, знаешь, чем пригрозил залу? Отправить их утром в областное СИЗО. Всех, кто не предоставит мне паспорта. Как бомжей. Ты бы видел, как они обосрались.
  - Что-то не очень, если никого не видно с паспортами.
  - Рано еще. Полчаса не прошло. Первые ласточки, должны появиться минут через двадцать.
  - Правда, начнешь их отпускать?
  - Правда, начну, оставив паспорта у себя. Я все обдумал. Мы снимем с паспортов копии, которые понадобится для вызова хозяев в суд, а сами паспорта используем для голосования за партию власти и вернем их после выборов.
  - Ловко. А если эта афера раскроется?
  - Кем? В избирательной комиссии будут в основном наши. У них в этом деле опыт большой.
  
  
  
   ***
  В зале и в самом деле настроение было подавленное. Услышав то там, то здесь приглушенные 'Алё', Лесков, которого многие знали по выступлениям по местному телевидению, поднялся и громко крикнул:
  - Выключить телефоны! Расстроить родных мы всегда успеем. Давайте сначала все обдумаем. Нас более двухсот человек. Во всей области нет такого СИЗО, чтобы там нас разместить. Я уверен, что полицай нас шантажирует. Если уж звонить родным, то для того чтобы они подняли тревогу и призвали лесковцев прибыть сюда и потребовать нашего освобождения.
  - Кого поднимать? Все были на митинге и сейчас приходят в себя, - возразил мужской голос.
  - И их арестуют. Места здесь всем хватит, - поддержала мужчину какая-то женщина.
  - Разумно, - согласился писатель. - Но это пессимизм. А как насчет оптимизма?
  Поднялся молодой человек лет двадцати пяти, в очках с разбитым стеклом и рассеченной бровью. Он поправил очки и сказал, обращаясь к писателю:
  - Я, пожалуй, соглашусь с вами, что полицай блефует и никуда нас завтра отсюда не увезут потому, что послезавтра выборы. В принципе-то весь сыр бор здесь затеян из-за них, которые окончательно похоронили бы в Лесках партию власти. Введением губернаторского правления власть намечала полностью подчинить нас себе. Подавив наш первый протестный митинг, она была уверена, что сломила нашу волю, и мы будем, как шелковые. А мы сегодня показали, что не испугались. Если они нас увезут, то развяжут в Лесках настоящую войну. Я не думаю, что власть это не понимает. Поэтому допускаю, что заинтересованность полицая в наших паспортах связана с предстоящими выборами. Не исключаю, что он обусловит наше освобождение голосованием за партию власти.
  - И мы будем сидеть здесь до воскресения? - спросила сидевшая перед оратором девушка. - Я не могу, у меня грудной ребенок.
  - Два часа вы можете еще здесь пробыть.
  - Думаете, через два часа нас выпустят?
  - Насчет выпустят, не знаю, но думаю, что через два часа все прояснится, и будет ясно, как поступить с вами.
  - Хорошо, два часа я подожду. Я, как все.
  - А я не могу ждать два часа, - поднялась в переднем ряду женщина лет сорока. - У мамы день рождения.
  Молодой человек в очках взглянул на часы и не успел ответить. За него это сделал мужчина в черной вязаной шапочке, надвинутой по самые глаза. Встав во весь солидный рост, он приподнял левую руку в черной перчатке и положил ладонью на спинку переднего сиденья.
  - Подождет ваша мама. И не только два часа. Она не настолько глупа, чтобы не понимать, что мы здесь не в бирюльки играем, а решаем судьбу если не страны, то Лесков уж точно. А вы, идя на запретный митинг, должны были знать, что грубо нарушаете уголовный кодекс, за что по головке вас не погладят, а могут очень сурово наказать со всей строгостью закона, стоящего на страже этого антинародного режима. Я, например, уверен, что буду уволен с государственной службы и в случае суда понесу более суровое наказание по сравнению с другими. Но я осознанно пошел на митинг, потому что не хочу служить нынешней власти. Мой начальник полковник Безусяк также знал, что будет снят с должности начальника РОВД, однако в пятницу повел нас на площадь защитить народ от опоновцев и был уволен без сохранения положенных ему льгот. И сегодня он пошел на митинг, взяв на себя роль организатора. 'Скорая', насколько мы знаем, увезла его без признаков жизни.
  - Он умер, - раздался голос от двери, идущей в туалет. - Мне об этом только что сообщили по телефону.
  - А женщина? - спросил женский голос.
  - Она умерла еще в дороге.
  Вслед за женским криком по залу прокатился гул возмущения.
  - Тихо! - потребовал сослуживец Безусяка. - Я предлагаю почтить память о полковнике и жительнице наших Лесков вставанием и минутой молчания.
  А когда сели, то увидели спускавшихся с задних рядов пятерых мужчин, одетых в темные форменные костюмы, и в серых масках. Двое направились к двери, через которую выводили на допрос, и двое - к двери в туалет. Пятый встал перед первым рядом и, подняв в успокоительном жесте руки, приглушенно проговорил:
  - Спокойно, товарищи! Мы свои и пришли вас освободить. - Мужчина, а это был Дима, увидев, как многие вскочили, попросил руками опять сесть. Встретив радостный взгляд Вадика, он кивнул ему. - Первыми выходят, вернее, уже начали выходить из задних рядов. Чтобы не создавать шума, быстро поднимайтесь, когда подойдет ваша очередь. Вся процедура выхода должна занять не более семи - восьми минут. А до того продолжайте разговаривать, как ни в чем...
  Дима вдруг умолк и, отскочив к двери, через которую выводили на допрос, прижался к стене рядом с двумя бойцами. Дверь приоткрылась, и в ней появилась старушка.
  - А вот и я, - крикнула она и умолкла, уставившись на бойцов у стены.
  - Тихо, тихо, бабуля, - взял ее под руку Дима и повел к проходу. - Быстро идите к задним рядам и прямиком домой.
  Ничего не понимая, старушка засеменила по проходу.
  Дима вернулся на место, с которого убежал, и успокоил не спускавший с него глаз людей:
  - Все будет хорошо. Мы все предусмотрели. А к вам просьба, когда выйдете на улицу, быстрее разойтись в противоположную от Дворца сторону и не очень кучно. А сейчас продолжайте разговаривать, чтобы не вызвать подозрение. О том, что полковник Безусяк умер, знаете?
  - Нам уже сказали.
  - И женщина умерла.
  - Это мы им припомним.
  Дима увидел, что подошла очередь Вадика, подошел к нему и, приобняв за плечи, сказал, что отвезет его домой.
  - Дядь Дим, я сам доберусь, у вас дел много и без меня.
  - Только в том случае, если будет погоня.
  
  Гринин собрался уходить в свой кабинет, как майору позвонил Борзов и, сообщив о смерти Безусяка, поинтересовался, знают ли об этом задержанные. Матюхин ответил, если и узнали, то их больше волнует угроза отправки завтра утром в областное СИЗО, если они не предоставят ему сегодня паспорта. Аферу с паспортами при голосовании Борзов одобрил и попросил к утру освободить Дворец Культуры и клуб 'Луч'. Не сдавших паспорта он согласился разместить в своем СИЗО, но не больше десяти человек.
  
  Закончив разговор с Борзовым, майор тут же позвонил в клуб 'Луч' майору Сизову, проводившему допросы задержанных крестьян.
  
   ***
   В клубе обстановка была еще напряженнее. Доставить сюда удалось лишь два автобуса и то не полных. Многие задержанные были пристегнуты к сидениям наручниками, которые сняли лишь в зале. Несмотря на то, что все ехали в город на легковых машинах, паспортов и водительских прав ни у кого не оказалось, а называть свои фамилии они либо отказывались, либо придумывали вымышленные. Профессия у всех оказалась одинаковая: трешник от нового названия колхозов ООО или 'Трио'. Об уничтожении колхозов Ельциным, которого задержанные иначе, как алкашом не называли, они говорили сплошь матом, при этом досталось и нынешним правителям страны, особенно Президенту: 'Чем ему не угодил наш мэр Верхов? Да мы выжили только благодаря ему. Если бы не он, нашей деревни давно бы уже не было'. На возражение майора, что Верхов был киллером, а бывших киллеров не бывает, в чем он как военный уверен, поэтому Верхов должен сидеть в тюрьме, задержанные опять набросились на Президента: 'Уж если кого сажать, то в первую очередь самого Президента. Скоро четыре года, как он правит страной, а он подсчитал, сколько деревень за это время добавилось от безысходности к обезлюженным? А сколько малых городов? Верхова бы сделать Президентом, он бы враз порядок навел и возродил сельское хозяйство во всей стране, а не только в одной области.
  Разговор о нынешней деревне и о Верхове майор заводил почти с каждым допрашиваемым специально, так как именно здесь, на его взгляд, проявлялись политические взгляды крестьян. Но не всех сразу удавалось разговорить. В основном, они смотрели на него зверем и на стандартные вопросы (фамилия, возраст и пр.) либо молчали, либо бросали:
  - Говорить отказываюсь.
  - Этим самым вы лишь усугубляете свою вину.
  - В чем же это моя вина заключается?
  - В участии в запрещенном митинге.
  - А вы туда нас пустили?
  - То, что вы массово пытались туда прорваться, уже является грубым нарушением губернаторского правления.
  - Это насчет того, что больше десяти собираться нельзя? Он, что, белены объелся? Пошел он куда подальше со своим правлением!
  - Эти слова вам тоже зачтутся. Пять лет в совокупности вам гарантируется.
  - Да хоть пятьдесят. Ваша власть и пять не продержится.
  - Кто вам об этом сказал? Верхов?
  - Никто не сказал. Я в этом сам уверен. А нашего Верхова вы не трожьте!
  А встречались и совсем буйные, на все вопросы кричавшие:
  - Выпустите Паршина! Не выпустите, не выдавите из меня ни слова.
  - Верните нашего мэра Верхова!
  - Только враги народа травят его газами!
  - Долой такого Президента!
  - Сталина на вас, извергов нет! Он бы враз в стране порядок навел.
  - Сталина, говорите? Он бы за одно слово против него всю вашу деревню к стенке поставил.
  - Не знаю, кого он к стенке ставил. Но думаю, ставил, кого надо. А в нашей деревне от него пострадавших не было. А при вашей власти полдеревни вымерло. Мать говорила, в войну больше уцелело. Если бы не наш мэр Верхов, и мы бы все уже на погосте лежали. Поэтому я и поехал на митинг, чтобы потребовать вернуть его в мэры.
  - Свободны.
  - Как? Не посадите даже на пять лет? Мне идти домой? А остальные как же?
  - Уведи его в зал, - еле сдерживая себя, приказывал Сизов опоновцу.
  - Слышь? А домой когда?
  - Уводи его! Приведи мне бабу, да помоложе и покрасивее, чтобы придти в себя от этого умника.
  - Я покажу, какую. Она вам всем даст...дрозда! Ха-ха!
  Тут не выдерживал опоновец и ударом по голове заставил задержанного умолкнуть.
  
  Опоновец привел черноглазую красотку в вишневом берете набекрень, на которую давно положил глаз. Участие в протестах она не принимала, а лишь переводила большие глаза с одного оратора на другого. Каждый раз, заходя за очередной жертвой на допрос, опоновец смотрел на нее и хотел указать на нее дубинкой и не делал это, зная, что на допросе ее сфотографируют с нехорошими для нее последствиями. А с другой стороны он не видел другой возможности с ней познакомиться, как при ее освобождении, а как это сделать, пока не придумал.
  
  Увидев направленную на нее дубинку, женщина приподняла удивленно тонкие черные брови и медленно поднялась. На этот раз он шел не впереди, а сзади, не отрывая глаз от ее туго обтянутого джинсами потрясного зада, не большого, но и не сплющенного, как у нынешних моделей.
  Сизову тоже сразу понравилась вошедшая в кабинет женщина, взглянувшая на него, как ему показалось, с интересом. А что? Он тоже даже очень ничего, из них двоих могла получиться хорошая парочка. Он даже приподнялся, указывая ей на стул напротив. Он был уверен, что допрос такой красотки будет приятной беседой. Ее начало к этому предрасполагало. Звали ее Калачева Авдотья Тихоновна. Он поинтересовался:
  - Это Дуня или...
  - Или Дотя, как меня называют в городе, - засмеялась она, показав изумительные зубы. - Но мне больше нравится наше русское Дуня. А вот свой год рождения я вам не назову. Поэтому запишите любой, который, на ваш взгляд, мне больше всего подходит.
  Он прямо-таки впился в нее взглядом самца. Она была в самом женском соку: чуть старше тридцати, от силы тридцать пять. Так получилось, что у него были либо не старше двадцати и не моложе сорока пяти, не считая жены, а вот такую между ними не пришлось попробовать. Не отрывая глаз от красавицы, он представил ее на сеновале и тут же отбросил эту мысль: нет, для такой не сеновал, а больше царское ложе походит.
  Очевидно, прочитав это на его лице, она вдруг нахмурилась и спросила:
   - А губернатора с птичьей фамилией как зовут?
  - Почему птичьей?
  - Потому что фогель по-немецки птица. Как его зовут?
  - А тебе зачем?
  - Как зачем? Он же теперь мой начальник.
  - Ну, Аркадий Михайлович.
  - Тогда не немец, а еврей Абрам Моисеевич. Ну чем не угодил Президенту русский Архипов Олег Гаврилович? Таких губернаторов еще поискать.
  - Это не тебе решать и даже не мне.
  - Это вы правду сказали. На мнение народа нашему дорогому и любимому Президенту наплевать. А правду говорят, что он сам еврей?
  - Ты зачем на митинг ехала? - резко поменял нежелательную тему разговора майор, начиная сердиться.
  - Прежде всего, попрошу мне не тыкать! У нас, говорят, демократия, и все равны.
  - Вы зачем на митинг ехали?
  - Это другое дело. Поэтому отвечу культурно и коротко, так как причину вам уже другие разъяснили. Это требование освобождения Паршина, возврата в мэры Верхова, а насчет снятия коммунистов с выборов я хотела сама выступить и попросить людей проигнорировать выборы без коммунистов.
  - Я вижу, вы политически неплохо подкованы. Поэтому должны знать, что ваше рвение на запрещенный митинг может обойтись вам до десяти лет тюрьмы.
  - До шести.
  - Это почему же?
  - Потому что в 2017 году меня освободит Великая Октябрьская Социалистическая революция.
  Сизов смог продолжить разговор лишь после солидной паузы.
  - Это вам на семинаре сказали?
  - На каком семинаре?
  - На вашем партийном или для всей деревни.
  - А, поняла. Вам нужны доказательства, чтобы подвести нас под статью о массовой преступной антиправительственной организации. Так вот у нас вся деревня является такой организацией.
  - Во главе с Верховым, если всем вы обязаны ему.
  - Вон вы откуда на него заходите. Это подло. Тогда разговор окончен.
  Он и сам уже так считал и выпроводил ее, глядя с сожалением на ее туго обтянутый круглый зад. Вошедшему опоновцу для получения дальнейших указаний он повелел пока никого не приводить и долго глядел на закрытую дверь.
  Он застал свою деревню в Кировской области еще живой. И хотя почти в каждом доме был телевизор, клуб, в который по-прежнему два раза в неделю привозили новые фильмы, был всегда полон не только молодежью, но и пожилыми колхозниками. А после кино были танцы под гармонь и радиолу. А в какие цветастые платья наряжались девки! Не то, что сейчас все в одинаковых джинсах и в майках. Сиськи, конечно, виднее, но совсем не те, что у деревенских. Как, например, у этой красавицы.
   Майор улыбнулся, вспомнив свою первую неумелую любовь на сеновале. Улыбку сменили две горькие складка по бокам губ от воспоминания поездки в свою деревню восемь лет назад вместе с женой и дочерью. Лучше бы не ездил. Знал, что все родные вымерли, но надеялся увидеть кого-нибудь из знакомых. Дважды проехал по трем улицам мимо полуразвалившихся и полуразобранных изб, заглянул в дедову и тетину. Попытался отыскать их могилы на разросшемся и заросшем бурьяном кладбище. Куда там1 Последние десять лет хоронили людей без памятников и даже без крестов. Одна была надежда, что покоились они в могилах их родителей, памятники которым он без труда нашел.
  Они правы, сказал себе майор. Причем во всем и даже в оказании отпора омоновцам. А что им оставалось делать? Увидеть полицейский кордон, развернуться и поехать обратно? Естественно, они стали возражать, за что их стали избивать дубинками. Кому это понравится? Тем более русскому человеку. Эта красотка явно гордится, что она русская, и не любит евреев, захвативших власть в ее стране. Майор их тоже не любил. В стране их совсем ничего, а половина премьер-министров постсоветской России была евреями, он тоже не раз слышал, что Президент также еврей, во всяком случае, по всем повадкам и проводимой политике русского в нем ничего нет. Поэтому и результат, как говорится, налицо. Но налицо он и в Лесках, где, говорят, нет ни одной заброшенной деревни и ни одного бомжа и беспризорника. И все благодаря мэру Верхову, за которого лесковцы намертво стоят.
  Майор достал из ящика стола фотографию Верхова и долго рассматривал ее. Красивое чисто мужское лицо с открытым и в то же время решительным взглядом темно-серых глаз. Говорят, он в Чечне был снайпером, так это говорит только в его пользу. Да и здесь есть, кто заслуживает смерти, только не каждый найдет в себе мужества сделать это. Если бы у Президента были доказательства, что Верхов кого-нибудь убил, он бы их выложил обязательно. А раз не выложил, значит, их нет, и он дал указание обязательно их отыскать. А уж служаки постараются удовлетворить приказ Президента.
  Майор несколько раз ловил себя на мысли, которую тут же отбрасывал, как, мягко говоря, нехорошую. Единственное, во что она вырисовывалась, это в недовольство тем, что он отпустил Дуню, не договорившись с ней о встрече. Очень уж она запомнилась ему каким-то русским бесстрашием. Вот так бы храбро вела она себя и на допросе у фашистов во время войны. От этой мысли майору стало нехорошо: а ведь он для нее почти тот же враг. А какой он ей и другим враг, если он на самом деле для них свой, и была бы его воля, выпустил бы их прямо сейчас. Это скрытое его желание само вырвалось и овладело им.
  
   ***
  Он решил позвонить во Дворец Культуры и узнать, как обстоят там дела с допросами задержанных. С майором Матюхиным он негласно соревновался в получении звездочек на погонах, все время отставая из-за недостатка должного рвения. Вот и последнее звание получил на целый год позже. Да и сейчас не его, а Матюхина назначили главным в проведении допросов задержанных и написании отчета с предложениями. Он, разумеется, потребует соображения Сизова. Предложение о том, чтобы освободить задержанных, он, разумеется, слушать не захочет, а к соображению о нецелесообразности допроса всех, если уже после допроса половины задержанных крестьян картина ясна, как божий день, должен прислушаться.
   Только взял Сизов телефон, как Матюхин позвонил сам. Высказав свои соображения, Сизов поинтересовался результатами допроса городских жителей. Матюхин рассказал, что и с горожанами схожая картина, что говорило о том, что Лески заражены коммунистической заразой, и аресты ста и даже тысячи человек ни к чему не приведут, а лишь озлобят остальных.
  - Ты хочешь сказать, что их надо выпустить? - обрадовался Сизов.
  - А где ты найдешь СИЗО на триста задержанных? Тем более что к утру мы должны освободить Дворец Культуры и твой клуб. Но просто так их отпустить нельзя. У тебя ведь тоже нет их документов?
  - Нет.
  - А без документов они могли наплести тебе все, что угодно, только не правду о себе. Представляешь, сколько потребуется времени, чтобы отыскать их по фотографиям? - Тут Матюхин рассказал о своем ультиматуме с паспортами и голосованием за партию власти. - И ты так сделай.
  - А как поступить с теми, кому не привезут паспорта? У меня они разбросаны по деревням.
  - Отправишь их в местное СИЗО. Я договорюсь с Борзовым. Но таких, думаю, и у тебя будет немного. По карте от города до самой дальней деревни около шестидесяти километров или чуть больше часа езды. И тебе должны сегодня привезти паспорта.
  
  Выключив телефон, Сизов стал думать, как сделать для Дуни исключение. Разумеется, в том случае, если она согласится на свидание. Она будет круглой дурой, если не согласится в обмен на свободу. А вот, где и когда может состояться свидание, вот вопрос, если он сегодня будет здесь до ночи. Лучший вариант был бы прямо здесь, можно даже в этом кабинете. Но согласится ли она? Проститутка бы, конечно, с радостью согласилась. А эта точно нет. Однако попробовать надо.
  Сизов вышел из-за стола и позвал опоновца.
  - Приведи-ка ты опять эту красотку.
  - Зачем?
  - Не понял, - не понял майор. - С каких это пор младшие по званию подвергают сомнению приказы начальства?
  - Палку что ли захотел ей кинуть? - показал в прорези белые зубы опоновец. Он уже почти придумал, как вывести красотку в вишневом берете. - Так бы и сказал. А то приказы начальства.
   - Что? - закричал Сизов. - Как фамилия?
  - Да, ладно, приведу я ее тебе.
  Опоновец вышел, оставив майора в ярости. Такая нынче дисциплина везде в стране, подумал он, возвращаясь к столу. Ну, подам я на него рапорт. Обязательно возникнет вопрос, зачем она мне понадобилась во второй раз. Он же наверняка выскажет свое мнение. Начнут копать, и, если узнают о моей связи с ней, приятного будет мало.
  Опоновец вошел один и остановился у двери. От его опущенной головы и ссутулившейся фигуре майору стало нехорошо.
  - Что еще? - глухо спросил он.
  - В зале никого нет.
  - Что значит, никого? - вскочил Сизов и бросился к двери.
  Ворвавшись в зал, он уставился на пустые кресла.
  Вошедший за ним опоновец прошел к противоположной двери, ведущей через фойе в туалет и вернулся с двумя другими опоновцами, которые в один голос поклялись, что последний задержанный вошел в зал минут пять - семь назад, и больше никто не выходил.
  
  Сизов сам обошел вокруг клуба и отыскал дверь, через которую, судя по многочисленным следам ног на выпавшем ночью снегу, совершили побег задержанные. Вопрос, кто им открыл дверь, майора мало интересовал, так как охрана задержанных лежала на начальстве ОМОНа. Оно и ответит за побег.
  Возвращаясь в кабинет, майор уже открыто радовался случившемуся. Если бы он знал заранее о побеге, то обязательно попробовал бы договориться с красоткой Авдотьей о свидании.
  Все еще думая об этом, он позвонил Матюхину. Тот, услышав его голос, поинтересовался:
  - Как они отреагировали на паспорта?
  - Они не дождались меня и ушли.
  - В каком смысле?
  - В том, что убежали.
  - Как убежали? Куда?
  - Думаю, домой.
  - Ты что, выпил или смеешься?
  - И выпил и хохочу. Я серьезно. Ни одного человека в зале. Короче, я тебе доложил.
  - Спасибо. Двери открыты?
  - Закрыты. Никаких следов. Кроме вытоптанного снега. Все, я тебе доложил.
  Сизов отключил телефон и выругался. Опять я буду в жопе, а он в фаворе. Везет дураку.
  Но через мгновенье на его лице появилась улыбка: это он вспомнил свои вожделенные намерения в отношении Дуни. Вот бы сейчас догнать ее на машине и сказать: 'Садись. Это я организовал вам побег в надежде на твою благосклонность'.
  От разыгравшейся фантазии его отвлек ворвавшийся в кабинет сияющий опоновец. 'Неужели всех нашли?' - подумал Сизов недовольно.
  - Ну? - спросил он.
  - Из Дворца Культуры тоже все, бля, свалили.
  - Как? Тоже? - вскочил Сизов, сияя от радости.
  
  Когда у Матюхина шок от побега заключенных более или менее прошел, он сам принялся за расследование. В зал он лишь заглянул, зато дважды обошел вокруг здания в надежде узнать по следам на свежем снегу, из каких дверей сбежали задержанные. Следы он увидел, но принадлежали они стоявшим тут же опоновцам, но никак толпе из двухсот человек.
  Матюхин невольно взглянул наверх т спросил:
  - На чердаке смотрели?
  Два опоновца тут же убежали, а третий проговорил растерянно:
   - Как сквозь землю провалились.
  Матюхин внимательно посмотрел на него:
  - Сквозь землю, говоришь? А ну-ка пошли в подвал.
  
  Все двери в огромном двухэтажном подвале оказались закрытыми, и они никак не могли вести на улицу. Тут прибыл злой, как пес. Борзов с начальником районного уголовного розыска, называемого в лесках ЛУРом, по фамилии Кудрявый, довольно молодым, но абсолютно лысым. Они уже ехали в кинотеатр 'Луч', но узнав о побеге из Дворца Культуры, развернулись и примчались сюда, посчитав преступление здесь более серьезным. Первым делом они потребовали прибытия завхоза, а пока дожидались его, осмотрели зал и допросили Матюхина, Гринина и всех опоновцев.
  Приехавшего завхоза они заставили показать, где находятся ключи от дверей. Он показал и сказал, что все они на месте.
  На чердак они не полезли, поверив опоновцам, что там никого нет, а в подвал спустились и обошли его, открыв все встретившиеся им двери. Борзов вдруг сказал Кудрявому:
  - А ты знаешь, мы хотели их всех сегодня отпустить. А теперь проблема усложнилась. Ко всеобщему неповиновению власти, а именно к двойному участию в несанкционированном митинге прибавился массовый побег из места задержания. Без организатора и того и другого здесь не обойтись. А организатором является никто иной, как бывший мэр Лесков Верхов. Наша задача: доказать это, чтобы мы смогли привлечь его к ответственности.
  Кудрявый закрыл дверь в какую-то кладовку и спросил:
  - Откуда вы это взяли? У вас есть хоть какие-то зацепки?
  - Откуда я это взял? - нахмурился Борзов. - Из того, что он больше десяти лет был здесь мэром и сделал людей такими. Он сидит в каждом лесковце. Но это в глобальном смысле. А нам нужны конкретные доказательства, хотя бы одно.
  - Я могу проверить его алиби, но фабриковать на него дело я не буду.
  - Как это понимать? Ты слышал, что сказал о нем Президент?
  - Слышал и не согласен с ним, потому что знаю Верхова с самого начала его появления в Лесках как порядочного человека и патриота России.
  Борзов вынул платок и, сняв фуржку, вытер внезапно выступивший пот.
  - В таком случае я буду ставить вопрос о твоем несоответствии занимаемой должности.
  - Ставьте и приобщите меня к остальным как доказательство вины Верхова.
  - Свободен. Пока.
  Кудрявый вернул ключи завхозу и, вскинув к лысине руку, сказал.
  - Честь имею.
  Все, кроме засопевшего Борзова, проводили луровца взглядами с уважением.
  
  В кинотеатр 'Луч' так никто и не приехал, и Сизов вернулся в гостиницу раньше. По дороге он попросил водителя остановиться у фотоателье, где ему отпечатали с фотокамеры три Дуниных портрета. Ее фото из камеры он удалил.
  
   ***
  Вернувшись на 'Скорой' от Хохлова на завод, Верхов дозвонился до жены Безусяка и выразил ей и дочери искреннее соболезнование. Дочь сказала, что звонил Есаков и сообщил, что похоронами займется он и вроде бы постарается организовать их в воскресенье. Разыскал Верхов и Есакова, сообщив о намерении взять на себя все расходы по организации и проведению похорон. Он также поинтересовался умершей женщиной, есть ли у нее родные и нужна ли им помощь. Есаков рассказал, что женщина жила с сыном - инвалидом, и он намерен похоронить ее одновременно и вместе с полковником. Верхов попросил включить все расходы по ней в общую смету похорон.
  
  Коля позвонил в седьмом часу, когда Верхов весь изошел от ожидания его звонка, и лишь сказал, что подъезжает. Они встретились, как и договорились, в трехстах метрах от заводских ворот. Верхов припарковал свою машину перед Колиным джипом. Выйдя из машин, они встретились посередине на тротуаре. Коля указал на машину, стоявшую за его джипом.
  - Неужели весь день простояли у ворот? - удивился Верхов.
  - Думаю, да, если ваша машина не выезжала из ворот. Им за это хорошо платят. Кто вы на самом деле и за что лесковцы за вас горой стоят, им наплевать. Они забыли, что сами вышли из народа.
  Коля был уверен, что машина Верхова по-прежнему была натыкана жучками, которые он не раз находил, поэтому настаивал, чтобы Верхов все время имел это в виду. Сейчас, кроме того, он допускал, что сыщики могли быть оснащены приборами прослушивания на расстоянии, поэтому во время этого разговора о том, что операция по освобождению заложников во Дворце и в клубе прошла благополучно, и Вадика, чувствовавшего себя нормально, домой повез Дима, поведал руками и шепотом.
  Повеселевший Верхов ехал домой, как летел на крыльях.
  
  С Вадиком не все было ясно. Выглядел он неважно, хотя утверждал, что чувствовал себя нормально, но не мог вспомнить, отчего потерял сознание. Хорошо помнил, как его били, а как потерял сознание, не помнил. Верхов осмотрел тело сына, но, кроме многочисленных синяков, никаких следов укола или ожога не увидел и предположил, что ему надавили на сонную артерии - испытанный способ отключения сознания. Как говорится, это еще по - божески, могли и шею сломать.
  - За что они набросились на тебя? - спросил он. - Я же тебя просил вести себя аккуратно, не провоцировать их.
  - Мы их не провоцировали, а, как и все, размахивали плакатиками, ну, и выкрикивали лозунги. Один из них вдруг схватил Наташку и, лапая, потащил к автобусу, она стала кричать и брыкаться, он ее поднял и понес. Я и другие преградили ему дорогу и стали ее отнимать. Он ее отпустил, и стал бить нас дубинкой. Я вырвал ее у него и отбросил в сторону. На меня накинулись двое других с дубинками, я, естественно сопротивлялся, как мог, пока они меня не вырубили. Очнулся я уже в автобусе рядом с Наташкой. В зале меня хотели увести на допрос, но все за меня заступились, Антон напросился пойти вместо меня, и поэтому увели его.
  - Наташка - это такая черненькая?
  - Не знаю, кого ты имеешь в виду. У нас в классе было три Наташки, и все черненькие. Эта Наташка после восьмого ушла в медицинский колледж. Она была самая красивая в классе, и опоновец к ней прилип, я уверен, только из-за этого. У него губа не дура.
  - Вы ее не взяли с собой в машину?
  - Дядя Дима велел мне его подождать, а Наташка и Антон остались со мной. Дядя Дима взял и их и высадил у дома Наташки.
  
  Ночью Вадик ворочался и, в конце концов, пожаловался на боли в спине и боку.
  Утром Верхов и Катя отвезли сына в поликлинику, где рентген показал два перелома ребер, сдвиг позвоночника и сотрясение мозга. Врач даже хотел положить его в больницу, но Катя воспротивилась: дома ему будет лучше.
  Планируемую поездку к родителям Павла, жившим в загородном доме, который начал строить он сам, а достроили рабочие завода, пришлось отменить не только из-за Вадика, но в основном из-за похорон Безусяка. Но около двенадцати позвонил Есаков и, поблагодарив за привезенные Колей деньги сообщил, что Борзов категорически запретил похороны в воскресенье из-за выборов этот день. В противном случае, он пригрозил не впустить траурную процессию на кладбище.
  - Это он сделает, я не сомневаюсь, - сказал Есаков. - Но им же хуже. Мы устроим в этот день прощание с убиенными в церкви. На отпевании настояла жена Безусяка. Она уверяет, что он был крещеным, а я, насколько я знаю, Бога он не отрицал. Про женщину говорят, что церковь она посещала регулярно, и батюшка это подтвердил. Я уверен, что вместо выборов люди пойдут в церковь. И пусть попробуют им это запретить. Верующие - народ очень агрессивный.
  - Мне когда там лучше побывать?
  - Без эксцессов завтра не обойтись, поэтому я настоятельно вам рекомендую завтра не приезжать. Тела будут находиться в церкви до понедельника. Вы можете подъехать к десяти утра и попрощаетесь непосредственно перед их выносом. Во время похорон они, я думаю, побоятся вас задержать.
  - Вы уверены, что вопрос именно так стоит?
  - Сева Кудрявый мне рассказал, что на вас даже побег задержанных хотят повесить. Всеобщее неповиновение они приписывают вашему пребыванию на посту мэра. Я представляю, что пришлось выслушать полицаям при допросе. Вы уж потерпите еще два дня, а там, я думаю, должно быть поспокойнее. А лучше бы вам до понедельника уехать из города на дачу. Тем более, что погода выдалась специально для лыж. На хвост за собой не обращайте внимания. В каком- то смысле он будет вашим алиби. Но на всякий случай, запишите номер их машины.
  
  Предстоявшая поездка в деревню обрадовала всех, включая остававшегося дома Вадика, который тут же стал приглашать по мобильнику в гости друзей.
  Учитывая, что занятия во всех классах накануне выборов были отменены, было решено взять с собой Федю с Любушкойликованию которых не было конца из-за возможности покататься на лыжах и санках.
  К ним, как всегда, с готовностью присоединилась Оля с Николкой и Валюшкой. Жаль, не мог поехать Женя, которому как заму мэра по работе с молодежью Алтухин приказал обеспечить ее стопроцентное участие в голосовании за партию власти. Женя ответил, что сделает все возможное, добавив в уме, чтобы никто из его подопечных не пошел голосовать.
  Уехать, не сказав Коле, Верхов не мог, и тот уже через десять минут усаживал детей с лыжами и санками в свой джип.
  
   ***
  Для деревенских жителей гости всегда желанны, не в пример скупым горожанам. Родители Павла несказанно обрадовались приезду гостей, особенно своей двенадцатилетней внучке Любушке. Отпустив положенное время на любование ею, она тут же убежала к заждавшимся ее местным подружкам. Николка, был моложе Любушки всего на восемь месяцев, но с самого детства выглядел маленьким по сравнению с ней, а это ему не совсем нравилось, возможно, поэтому он больше внимания уделял на два года моложе его Феде и двухлетней сестренке Вале. И сейчас он отказался от Любиного приглашения пойти с ней, а остался с Федей и Валей, обрадовав не только их, но и Катю с Олей, которые боялись отпускать на горку маленьких детей одних, а с Николкой было можно. У самих Кати и Оли нашлось много дел по хозяйству. Напросился на работу и Верхов, выведав у Ивана Ильича, что тот хочет переоборудовать кладовку под жилье для козы, которую они думают завести. Корову, умершую летом, они уже не потянут, а коза им еще под силу. И работа закипела.
  
   Коля между тем переориентировался из телохранителя в сыщика и решил проследить за настоящими сыщиками. Не дождавшись его выхода из машины, они поехали на соседнюю улицу и остановились у одного из дворов. Он демонстративно последовал за ними и припарковался за их машиной. Дождавшись, когда они вошли в дом, он постучал в калитку соседнего дома. Вышедшего из дома хозяина лет пятидесяти он спросил, кто его сосед, к которому вошли сыщики. Хозяин вдруг уставился на него и спросил, оглядываясь на соседний дом, о котором шла речь:
  - А не ты ли вчера нас спас? Я тебя по голосу узнал.
  Коля приложил к губам палец. Хозяин сразу понял и пригласил в гости. Встретившей их хозяйке он радостно представил Колю своим вчерашним спасителем. Она тут же кинулась накрывать на стол. Чтобы не обидеть хозяйку, Коля борщ съел и даже с большим удовольствием, о чем и сказал ей, а от второго и выпивки отказался, сказав, что не хочет обидеть тех, к кому приехал, они ведь тоже пригласят его за стол. Но пообещал хозяевам еще раз зайти и обязательно выпить с ними.
  Как он выяснил, в соседнем доме у старушки поселился назначенный на прошлой неделе староста. Сегодня утром он попытался разогнать сходку, на которой участники митинга рассказали о газовой атаке и смерти полковника.
  - Вы, конечно, похвалились, как убежали из клуба? - насторожился Коля.
  - Ищи дураков. Но скрывать не буду, нас так и тянуло рассказать. Но тут заявился этот староста и приказал нам немедленно разойтись. Многие хотели ему набить морду, а другие уговорили их поступить мудро. Мы разбились на кучки по девять человек и разошлись по рядом стоящим избам. Ни в одну его не пустили, он пометался, пометался и ушел звонить начальству, как в таких случаях поступать. Наверное, они ничего не смогли ему посоветовать, а может, дали нагоняй, только он ушел. Ну, а мы договорились, переходя по одному человеку из одной избы в другую, на выборы не ходить, как и настаивал Паршин. Ничего о нем нового не слышно, не знаешь?
  - Его надолго упрятали, если не на всю жизнь. К нему до сих пор даже адвоката не пускают.
  Хозяйка приложила фартук к глазам, а хозяин в расстройстве потянулся за сигаретой. В окно Коля увидел двоих сыщиков, направлявшихся в сопровождении толстого мужика к машине, и попрощался.
   - Ну, ты зайдешь вечерком? А может, и Верхова прихватишь? - выйдя за Колей, уговаривал хозяин.
  - Куда же я без него? - засмеялся Коля.
  Машина сыщиков остановилась у дома наискосок от дома Ивана Ильича. Коля поставил свой джип почти напротив машины сыщиков. Заждавшийся его Верхов встретил его словами:
  - Опять их привез?
  - Посмотрим, кто из нас наглее. Вот думаю, не проколоть ли им все четыре колеса.
  - Разве что перед самым отъездом.
  - Я могу.
  - Я тебе смогу,
  
  Иван Ильич рассказал, что в доме, который староста выбрал для сыщиков, живет скользкий тип. Дом раньше принадлежал хорошей женщине, известной в колхозе доярке. После перестройки и запрета колхоза муж ее спился, а сын пропал бесследно. Последние годы она болела, и в позапрошлом году к ней приехал этот самый тип, ее двоюродный племянник. Приехал на своей машине, в колхоз не вступил и занялся извозом. После ее смерти в прошлом году приводил одна за другой женщин, представляя женами. Но огород у него исправный, претензий к нему никаких не может быть.
   У старосты оказался нюх на всех отщепенцев. Но таких в деревне всего восемь семей из ста пятидесяти, погоду они не делали, но подпортить ее могли.
  
  То ли сказалось напряжение последних дней, то ли подействовал деревенский воздух, Верхов проснулся необычно поздно: в девятом часу, зато чувствовал он себя великолепно, пока не вспомнил о Безусяке. Он все еще никак не мог свыкнуться, что полковник мертв, слишком многое их связывало. Как и с Есаковым.
  После завтрака Верхов позвонил следователю.
  - Не беспокойтесь, Константин Алексеевич. Представляете, я ничего не делаю, даже неудобно перед Геннадием, все делают его ребята. Без четверти двенадцать они должны заехать за мной и отвезти в церковь, где начнется панихида. Так как телевидение и радио для нас закрыты, ребята обошли весь город и известили о панихиде и завтрашних похоронах. В окно я вижу вереницы людей, направляющихся в сторону церкви. Так, что отдыхайте, ни о чем не беспокойтесь. Хвост за собой видели?
  - Они поселились в доме напротив.
  - Не обращайте на них внимания. Я вам позвоню во второй половине дня.
  Верхов уговорил Колю поехать с Катей и Олей на лыжах, а сам продолжил работу по переделке кладовки для козы.
   В самый разгар работы на воротами залаяла собака. Верхов продолжал работать, а Иван Ильич пошел к калитке. Во двор вошли двое мужчин в пределах сорока лет и одетых во все черное. Кто они, сомнений у Верхова не было. Он отложил молоток и присел на ящик.
  У одного в руках была урна для голосования, у другого - пакет. Поздоровавшись, мужчина с урной сказал:
  - Мы так и думали, что вы, Иван Ильич заняты делом и на выборы вам сходить некогда. Поэтому мы сами к вам пришли. К тому же вы оказались юбиляром - пятидесятым избирателем вашей деревни, за что полагается подарок вам и вашей жене Полине Степановне. И вы и она будете очень довольны. Но сначала выполните свой гражданский долг и проголосуйте, опустив в урну каждый по одному из этих бюллетеней. Давайте войдем в дом.
  - Полина Степановна сейчас вас принять не может, она занята делом. А я пока поизучаю ваш бюллетень.
  Мужчина с урной с неохотой протянул Ивану Ильичу вынутый из висевшей у него через плечо небольшой кожаной сумки бюллетень.
  Иван Ильич поправил на носу очки и вытянул перед глазами руку с бюллетенем. Затем поднес его почти вплотную к глазам и спросил:
  - Это еще кто такие? А где Паршин Виктор Трофимович? А где Маша Чувелёва? Как это понимать, я вас спрашиваю? - перешел Иван Ильич на крик. - Вы что мне липу суете?
  Верхов сидел на виду, но пришедшие не смотрели в его сторону и его не видели, а он увидел, как Иван Ильич швырнул бюллетень под ноги мужика с урной.
  - А ну, вон отсюда, пока я на вас Путю не спустил.
  Мужик с пакетом, до сих пор молчавший, поднял бюллетень и закричал на Ивана Ильича:
  - Ты что, твою мать, себе позволяешь? Да мы тебя прямо сейчас заберем и засадим тебя вместе с твоим Паршиным!
  Верхов подумал, что настало время ему вмешаться и поднялся, но Иван Ильич молча развернулся и, припадая на больную ногу, заковылял к Путе. Пес, сразу учуявший настроение и желание хозяина, встал на задние лапы и зашелся в громовом лае. Верхов был уверен, что Иван Ильич просто попугает агитаторов, зная нрав пса. Но Иван Ильич обнял Путю за шею, что-то ему сказал и легонько подтолкнул к воротам. Перепуганный Верхов бросился наперерез псу, но тот ракетой пролетел перед ним. Падая, Верхов услышал стук калитки. Лежа, он повернул голову и увидел одного Путю пытавшегося просунуть морду под ворота. Как агитаторы успели унести ноги, для него осталось загадкой.
  Поднявшись, он с укоризной сказал Ивану Ильичу:
  - Ну, вы, даете!. Вы представляете, что было, если бы Путя хоть до оного из них добрался?
  - Да я уж и сам молил бога, чтобы они успели убежать. Но очень уж меня разозлил бюллетень. Там нет ни одной знакомой фамилии. Особенно меня возмутил какой-то Ферштатер. У нас сроду таких не было.
  - А вы знаете, что вы сегодня все-таки проголосовали?
  - Как это проголосовал?
  - А вот так. У вас они были, бюллетень вы держали, он у них, как я понял, уже с нужной галочкой, а если нет, то поставить ее не составит труда, и им останется только опустить его в урну. В этом и вся их хитрость. Они пройдут по всем дворам, и даже, если никто не проголосует, явка будет обеспечена.
  - А номера паспортов? А подпись?
  - Как думаете, откуда они узнали, как зовут вас и Полину Степановну?
  Иван Ильич развел руки
   - Ёжкин кот. А если проверить?
  - Кто вам разрешит?
  
  К обеду выяснилась еще одна махинация с выборами. Возвращавшиеся с лыжной прогулки Коля и Катя наблюдали, как из стоявшего у клуба чужого автобуса выходили по очереди три человека и направлялись в избирательный участок. Автобус был полон, а это означало, что даже без участия местных жителей явка на выборы будет обеспечена. Автобус наверняка за день побывает как минимум на двенадцати участках. А два таких автобуса обслужат за день все деревни Лесков.
  
   ***
  На похороны Безусяка Верхова и Катю повез Коля. Их машину остановил опоновский патруль сразу после поворота на улицу, ведущую к церкви. Коля соврал, что живет рядом с ней, опоновец потребовал в доказательство паспорт, после чего произошла словесная перепалка, едва не закончившаяся задержанием Коли. Спасла Катя, вернее ее бесподобная улыбка, смягчившая опоновца.
  Коля попытался подъехать к церкви сбоку. Но опоновцы предусмотрели и такие варианты.
  Хорошо, что они выехали с запасом. Оставив машину на дороге, они быстро направились к церкви пешком. У ее ворот стояла одна единственная машина Есакова, а во дворе церкви - тоже одна, скорее всего, батюшкина. Но народа было много. Двигавшаяся из центра города цепочка людей в основной своей массе в церковь не заходила, а огибала ее и продолжала движение в сторону кладбища, находившегося в пяти километрах о города. Встретивший Верхова Есаков пояснил, что вчера людям пообещали отвезти их на кладбище на автобусах, которые автопарки выделяли в нужном количестве. Но утром к ним прибыли опоновцы и разрешили выпустить всего один автобус на замену сломавшемуся. Похоронному бюро вместо шести автобусов разрешили выпустить лишь два, по одному на гроб. Сослуживцам Безусяка удалось прорваться на дорогу к кладбищу, и они отвозят туда пожилых и инвалидов.
  - Как бы власть ни изощрялась, а народу будет много, - резюмировал Есаков.
  
  Верхов вошел в церковь, когда батюшка заканчивал последнее отпевание убиенных. Выражение лица у полковника было суровым, словно он был недоволен, что ушел из жизни в неподходящее время, когда в нем еще нуждались люди. Лицо женщины, которую батюшка называл Елизаветой, напротив, было умиротворенное, какое бывает у путника, наконец, добравшегося до привала.
  Услышав 'Аминь', Верхов подошел к семье полковника и сказал заметно постаревшей жене, что вместе с ними скорбит о кончине Геннадия Борисовича, который был для него другом и отцом. Добавил также, что они всегда могут рассчитывать на него и его помощь.
  Затем он направился к родственникам Елизаветы. Догадавшись, что мужчина на костылях был ее сыном, он не успел выразить ему свое соболезнование, как он и все остальные наперебой стали благодарить его за помощь в такой щедрой организации похорон. Он отвел в сторону единственную среди них пожилую женщину и поинтересовался, кто теперь будет помогать сыну. Она заплакала, говоря, что теперь это самая большая для них проблема. У него золотые руки мастерить, и он бы хотел устроиться, где бы были еда и уход. Верхов подумал о доме инвалидов, но говорить об этом сейчас не стал, потому что сын мог не так его понять, а подошел к нему и, дав ему свою визитку, попросил позвонить ему в четверг в первой половине дня.
  
  Первой перенесли в автобус гроб с Елизаветой. Сын и родные пожелали похоронить ее на деревенском кладбище, где лежат ее родители и живет двоюродная сестра, с которой разговаривал Верхов. У Безусяка родители тоже были похоронены в деревне, но его жена настояла на том, чтобы он как глава семейства открыл свое родовое место на кладбище, что было тоже правильно.
  
  Чтобы не занимать в автобусе место родных и близких Безусяка, Верхов и Катя поехали на кладбище в машине Есакова. Он оказался прав, утверждая, что власти не удалось помешать похоронам полковника. Цепочка людей растянулась на все пять километров. Возможно, не все знали Безусяка, но людьми двигала солидарность с теми, кто его знал, а также недовольство режимом в стране, жестоко подавлявшему волю народа.
  От ворот кладбища до могилы по обе стороны дороги стояли на расстоянии три метра друг от друга сослуживцы полковника в милицейской форме и отдавали ему честь. Оркестр играл траурный марш.
  
  
  Вдруг кто-то тронул Верхова за руку. Он повернул голову и увидел запыхавшуюся и раскрасневшуюся Нину.
  - Здравствуй, Костик. Слава богу, успела. - Катю она чмокнула в щеку, шепнув. - Нельзя быть преступно красивой такой.
  - Есть на кого равняться, - ответила, зардевшись, Катя.
  К ним подошел Коля, поздоровался с Ниной, сказал Верхову:
  - Машина Ваших подопечных стоит у входа. Два колеса я ей продырявил.
  - Это мальчишество.
  - А что всерьез?
  - Ты уже сделал, освободив задержанных.
  - А сейчас что?
  - Сам увидишь.
  - Я увидел там еще с десяток их машин. Им тоже проткнуть?
   - Я тебе проткну. Сейчас важно, чтобы похороны прошли без проблем.
  - Не беспокойтесь. Все под контролем.
  
  
   Глава вторая
  
   Тюрьма
  
  Арестовали Верхова в день похорон Безусяка, когда он возвращался домой с поминок. Организовать их в ресторане или кафе власти не разрешили, поэтому проводили их дома конвейерно группами в пятнадцать человек, не считая родных. Верхов, Катя и Нина были приглашены в числе первых. Верхов растрогал жену полковника до слез, сказав, что потерял не только друга, но и отца.
  Домой их вез Коля на своем джипе. Настроение было подавленное. На подъезде к дому Коля занервничал и метрах в пятидесяти от ворот остановил машину, вглядываясь в ветровое стекло.
  - Что-нибудь не так? - спросил Верхов.
  - Что, не знаю, но чувствую, что что-то не так. Например, вон те две машины, - указал Коля рукой вперед.
  - Езжай. Это мы с тобой обсудили. Тем более что мы сейчас не одни.
  - Ты нас имеешь в виду? - возмутились одновременно женщины.
  У них получилось забавно, и Верхов с улыбкой обернулся к ним.
  - Коля, ты все-таки поедешь туда или помянешь у нас? - спросила Катя.
  - Я хочу помянуть с ребятами, Они меня ждут.
  - Костик, может, выйдем здесь и подышим воздухом? - предложила Катя.
  - Я не против.
  - Только не здесь, а во дворе, - возразил Коля
  Из-за отсутствия постового полицая шлагбаум был поднят, Коля остановил машину у самого подъезда. Верхов вышел и открыл заднюю дверь. Едва Нина вылезла вслед за Катей, как на них со всех сторон коршунами налетели опоновцы в масках и с автоматами, горланя стандартное: 'На землю лицом вниз! Руки за голову!' Четверо окружила Верхова, отшвырнув в сторону женщин, и стали хватать его за руки и голову, тщетно пытаясь повалить. С Катей и Ниной у них получилось успешнее. Не дав им опомниться, их умело повалили лицом в грязный снег и заломили руки за голову. Пятеро обступили джип, трое со стороны водителя и двое с противоположной стороны, дергая за все ручки дверей, которые Коля успел закрыть. Джип вдруг взревел и крутнулся влево, отбросив одного опоновца и повалив двоих. Коля выскочил из машины, подлетел к отброшенному опоновцу, глазевшему на лежавших впритык к машине один на другом собратьев, вырвал автомат и, приставив к затылку опоновца, закричал во все горло:
  - А ну стволы на землю! Или пришью всех троих, - указал он автоматом на лежавших опоновцев. - Женщин поднять!
  Верхов, воспользовавшись замешательством вцепившихся в него опоновцев, вырвал сразу два автомата, отступил к дому и, держа автоматы перед собой, спокойно сказал женщинам:
   - Поднимайтесь, они не фашисты и стрелять в вас не будут. - Дождавшись, когда Катя и Нина поднялись, отряхивая с себя грязный снег, он спросил опоновцев:
  - Кто из вас главный? - Верхов посмотрел на отозвавшегося опоновца, чей автомат был у него в руке. - Сейчас мы мирно расстанемся. Передайте своему начальству, если они хотят меня арестовать, пусть присылают вас с ордером. Прятаться я не намерен. Все должно быть по закону, даже такому, какой у нас сейчас. Но если опять придете, как бандиты, я не гарантирую, что все из вас останутся живы. Вам понятно?
  - Понятно, - кивнул опоновец.
  - Всем понятно, чтобы не было эксцессов?
  - Понятно.. понятно, - послышались голоса.
  - Считаем, что договорились. Катя и Нина, идите домой, а я и Коля за вами следом.
  - Мы без тебя никуда не пойдем, - проговорили женщины одновременно.
  - Тогда ждите меня у двери. Это мои жена и сестра, - пояснил Верхов опоновцам. - А он, - указал он на Колю, - мой телохранитель. Вы на него не обижайтесь, он делал свое дело.
  - И вы нас извините, - отозвался главный опоновец. - Это тоже наша работа.
  - Понимаю. Коля, как чувствуют себя двое? Твоя помощь им требуется?
  - Нет, пожалуй. Они поднимаются сами.
  - Тогда можешь ехать на поминки.
  - Да нет уж, Константин Алексеевич. Придется мне помянуть полковника заочно. Я думаю, он не обидится.
  - Я тоже так думаю. Иди к подъезду, где мы отдадим автоматы.
  - Только отдам я, когда вы войдете в дом.
  - Хорошо.
  Главный опоновец вдруг сказал Верхову:
  - Я предлагаю в ваших и в наших интересах забыть, что между нами произошло. Я доложу своему руководству, что вы потребовали принести ордер на арест и заявили, что прятаться не будете, поэтому я принял решение не применять силу, тем более что с вами были женщины. Вас и особенно их я попрошу строго придерживаться этой версии. Вы не возражаете?
  - Не возражаю. Я действительно прятаться не буду.
  - Значит, договорились. Не забудьте вернуть автоматы.
  - Само собой.
  Коля между тем закрыл брелоком двери джипа и боком подошел к Верхову. Вместе с женщинами они подошли к крыльцу. У дверей Верхов передал Коле автоматы, и тот вместе со своим вернул их главному опоновцу. Дождавшись, когда опоновцы покинули территорию, он позвонил Диме, рассказал про встречу с опоновцами в версии главаря и попросил идти на поминки без него. Затем он перегнал джип во двор соседнего дома, где снимал комнату, и вернулся к Верховым.
  
  Открывшая дверь Нина набросилась на него с вопросом:
  - Как ты думаешь, надо ему дожидаться ареста? Я уверена, если его заберут, то уже не выпустят, как Квачкова.
  Колю этот вопрос тоже мучил.
  - В чем его могут обвинить?
  - Господи! Да в чем угодно! В убийстве кого-нибудь десять лет назад, в призывах к свержению власти, в организации массовых беспорядков в период губернаторского правления. Им главное сейчас его взять, а там можно тянуть дело годами.
  - У него как настроение?
  - Катю успокаивает. Может, ему переждать где-нибудь до президентских выборов?
  - Ага, спрятаться и сидеть, как мышь. А я буду стоять на шухере? Нет, это не дело. Другое дело, уйти в партизаны и сражаться. Или, как Дубровский, грабить олигархов и раздавать бедным. На это я готов.
  - Я вызвала сюда Есакова. Обещал приехать. Может, он что придумает. А вот, кажется, и он.
  Действительно вошел запыхавшийся Есаков. Он все еще был на поминках и приехал на машине бомбилы. Тот, узнав, откуда он, не взял с него деньги, дал номер своего мобильника и попросил позвонить, когда освободится.
   Они втроем вышли в коридор. Выслушав их, следователь согласился, что прятаться Верхову нет смысла. Скрывшись, он тем самым как бы подтвердит свою вину.
   - Но они его засудят и ни за что не выпустят, - настаивала Нина.
  - А это зависит оттого, как мы с вами будем его защищать.
   Из спальни вышел Верхов.
  - Вы почему здесь, а не на кухне? Коле надо помянуть Геннадия Борисовича.
  Проходя мимо спальни, он позвал Катю. Она тотчас вышла и сказала Нине, что собрала сумку на дорогу и боится, что могут не разрешить взять ее с собой. Нина переадресовала этот вопрос Есакову, когда они уселись за стол и помянули вместе с Колей полковника. Следователь ответил, что все будет зависеть, в какой обстановке пройдет задержание.
  - Вы думаете, они все-таки сегодня придут? - беспокойно спросила Катя.
  - Думаю, да. Приказ им дан задержать сегодня. То, что с первого раза не вышло, должно их лишь подстегнуть. Все зависит, как быстро они выпишут ордер на задержание. Там есть некоторые формальности, требующие время. Я все проверю, поэтому с вашего позволения останусь здесь до их прихода.
  - Я тоже, - сказал Коля.
  - И я, - сказала Нина и спросила Есакова:
  - Как вы думаете, они не боятся, что он может убежать?
  - Этот вариант они, разумеется, не сбрасывают со счетов и наверняка усилили наблюдение за домом. В то же время они успели хорошо изучить Константина Алексеевича и верят, что прятаться он не намерен.
  
  Сам Верхов был удивительно спокоен. Ему давно не нравилось подвешенное состояние, в котором он находился все эти дни, будучи ни рыбой и ни мясом. В тоже время он не видел для себя подходящей роли в условиях, определенных для него Президентом, кроме, как на самом деле стать киллером, кем тот его нарек. Если уж им становиться, то и начать надо с самого Президента, а в убийствах всех этих Фогелей, Алтухиных, Борзовых смысла он не видел. Другое дело, иметь бы возможность выступать с думской трибуны, но к ней ему путь отрезан, пока на плаву находится этот недоумок, которому уже обещан пост главы правительства, второго лица в стране.
  
  Думы Верхова прервал звонок от ворот. На вопрос кто, послышался грозный ответ:
  - Полиция! Откройте!
  На экране обзора наружной стороны ворот видеокамерой были видны три фигуры: одна в камуфляже и две в штатском, причем одна в шляпе. Навстречу им отправились Есаков и Коля. Открыв калитку, они вышли наружу. Коля узнал всех троих.
  - Я адвокат Верхова Есаков, - представился Есаков. - Со мной телохранитель Верхова. Прошу представиться.
  - Насколько я знаю, вы занимали должность прокурора Лесков, - сказал с усмешкой Борзов. - Как понимать ваше превращение в противоположную сторону?
  - Понимайте, как вам заблагорассудится. Да, я был прокурором Лесков. А теперь я адвокат, на что не требуется чье-либо разрешение. Удостоверение адвоката и опыт работы у меня имеется. Вы - новый начальник РУВД Лесков вместо покойного Безусяка. Не буду сейчас заострять внимание, кто непосредственно виновник его гибели. А вы кто? - повернулся Есаком к двоим остальным.
  - Я подполковник ФСБ Кутепов! - сердито выкрикнул человек в шляпе. - Где Верхов?
  - А вы? - пропустив мимо ушей вопрос фээсбэшника, посмотрел Есаков на пришельца в камуфляже без маски.
  - Майор особого отдела полиции Глебов. Вот ордер на арест Верхова.
  Есаков прочитал ордер и в буквальном смысле вытаращил глаза. Придя в себя, выдавил:
  - Чушь собачья! Какой идиот это все придумал?
  - Прошу не оскорблять! Где Верхов, я спрашиваю!
  - А где конкретизация этой чуши?
  - Услышите на суде! Где Верхов, я спрашиваю!
  Есаков обратился к Глебову:
  - Да, вот что. У Верхова трое детей. Чтобы их не травмировать, я бы попросил вас не входить в дом, он выйдет сам через пять минут.
   Глебов посмотрел на Борзова. Тот сказал Есакову:
  - Под вашу личную ответственность. Иначе возьмем вас.
  Есаков кивком головы велел Коле идти за Верховым и, когда тот ушел, ответил Борзову:
  - Само собой. Я готов прямо сейчас отправиться вместо Верхова.
  - Это не исключено. Только не вместо, а вместе.
  - Я готов, как адвокат.
  - Как соучастник! - крикнул Кутепов. - Я вижу, он всех вас держал в руках.
  - Да, мы были единой командой вместе с народом и по защите его. Преступность в Лесках в течение многих лет была самая низкая в стране при самом высоком жизненном уровне.
  - Хватит трепаться! Где Верхов?
   - Пять минут еще не истекли. Он выйдет, не переживайте вы так, на вас больно смотреть.
  - Это он должен переживать, а не я. Если, конечно, переживет. Там он держать в руках никого будет, а его все, - захихикал Кутепов.
  - У вас словесный понос?
  - Что? Да я тебя!
  В этот момент дверь дома открылась, и на крыльце появился Коля, а за ним Верхов с сумкой. У ворот он обернулся на окна, послал воздушный поцелуй и поднял вверх руку со сжатым кулаком.
  Войдя в калитку, он поприветствовал кивком головы Глебова, бегло взглянул на Борзова с Кутеповым и обратился к Есакову:
  - Какие статьи?
  Тот не успел ответить, как к Верхову подошли двое опоновцев, один проверил наличие у него оружия, другой застегнул на руках наручники. Проделав это, они встали по бокам задержанного.
  - Что встали? Ведите его! - приказал Кутепов.
  Глебов успокоил его рукой и взглянул на Есакова, тот быстро заговорил:
  - Статьи чудовищные: захват власти, массовые беспорядки, возбуждение расовой ненависти. Без конкретизации. Вам положен один звонок по прибытии на место. Первым делом сообщите, где вы находитесь.
  - Это еще что? Прекратить немедленно! Ведите, я приказал!
  Опоновцы дождались приказа Глебова и повели Верхова к подъехавшему миниавтобусу с решеткой.
  Есаков уловил момент и спросил тихо Глебова:
  - Куда его повезут?
  - Пока не знаю.
  Есаков ему поверил. Он и Коля с болью в сердце смотрели, как Верхову, словно преступнику, нагнули голову, когда вводили в автобус. У Коли вздулись желваки, и кулаки были сжаты. Он проговорил сквозь зубы:
  - Гадом мне быть, но Президенту я бы морду с удовольствием набил.
  - Не обольщайся, - покачал головой Есаков. - Он от одного твоего удара скопытится.
  
   ***
  Ему было не по себе оттого, что Катя и дети могли видеть, как его в наручниках сажали в арестантскую машину, нагнув голову, как бандитам в кино. Теплилась слабая надежа, что Катя догадалась отвести детей от окон или отвлечь чем-то, и они ничего не видели.
  Его посадили так, что он не мог видеть, по какой дороге его везли, а поэтому не имел представления, куда. Судя по времени и скорости, город они уже покинули и ехали, скорее всего, в Центроград или в Дубово, если сейчас повернут направо. Так и есть, повернули. Только зачем? Тюрьмы там нет. Остается аэродром.
  - Встаем!
  Сказал сидевший за спиной Верхова опоновец. Тот, что сидел спереди, поднялся и выставил перед собой автомат.
  - Поворачивайся!
  Метрах в тридцати от автобуса стоял восьмиместный самолет, на котором Верхов не раз летал по неотложным делам в Центроград и Москву. В Центрограде также тюрьмы нет, значит, в Москву. Это даже лучше, так как все равно, в конечном счете, туда бы привезли.
  К самолету вплотную подлетела черная машина с темными стеклами. Из нее вылезли Борзов, Кутепов, Глебов и Щербина. При виде следователя Верхов усмехнулся: 'Добился-таки своего. Полетит лично доложить Президенту об успешном выполнении приказа'.
  В самолет его также втолкнули, нагнув голову, но посадили нормально, лицом вперед, как человека. После опоновцев, в двери появились Щербина и Глебов. Следователь увидел Верхова и приказал сидевшему рядом у окна опоновцу:
  - Освободить!
  Опоновец покачал головой:
  - Не положено. Товарищ полковник, объясните господину.
  - Я разрешаю. Уступи.
  Опоновец пожал плечами и поднялся. Щербина сказал Верхову:
  - Если хотите, пересядьте к окну, Константин Алексеевич.
  - С удовольствием. Прикажете еще и оковы снять, а то с ними не получится дружеской беседы.
  - Возможно, чуть позже.
  Пересев, Верхов с интересом повернулся к усевшемуся рядом следователю и спросил:
  - У вас, я вижу, ко мне дело?
  - Угадали, Константин Алексеевич. Вы представляете, что вам грозит по указанным в ордере статьям?
  - Про Квачкова читал, так что представляю.
  - Вы же не хотите повторить его участь.
  - Да не очень хотелось бы. Но, как говорится, против лома нет приема. У меня был знакомый старик, который на угрозу тюрьмой отвечал: 'Сочту за честь умереть за Россию'.
  - Он старик, пожил. А вам еще рано умирать.
  - За Родину умереть никогда не поздно и не рано. Зое Космодемьянской было восемнадцать лет, Олегу Кошевому всего шестнадцать. По сравнению с ними я старик. Да и успел я кое-что сделать для своего народа.
  - Сделаете еще больше, если проведете в тюрьме минимальный срок.
  - По моим статьям даже самый минимальной суммарный срок потянет лет на двадцать, не меньше.
  - Можно и меньше.
  - Что я должен для этого сделать?
  - Ничего особенного. Просто оказать содействие следствию.
  - Я готов прямо сейчас, потому что я законопослушный гражданин. Это вы придумали для меня эти грозные статьи, я не ошибся?
  - Статьи не придумывают, их выискивают в уголовном кодексе соответствующими совершенному преступлению. Мы тщательно изучили ваши предвыборные и прочие выступления. Во всех вы негативно оцениваете существующий в России капиталистический строй и всячески превозносите социалистический. Это же утверждается и в статьях вашей близко знакомой Кузиной.
  - Это я не отрицаю. Я действительно противник любого капитализма, считая его строем для богатых, и сторонник социальных ценностей социализма, лучше чего человечество еще не придумало. Вы разве с этим не согласны?
  - Нет, не согласен.
  Верхов подождал, не обоснует ли следователь свою позицию, и, не дождавшись, сказал:
  - Коротко и ясно. Надеюсь получить более обстоятельный ответ, где в моих высказываниях вы отыскали призыв к насильственному свержению власти?
  - Разве настроить людей против власти не является призывом к ее свержению? То, что они проигнорировали выборы и не проголосовали за кандидатов партии власти, разве это не результат вашего правления?
  - Как проигнорировали? По данн6ым ЦИКа явка на выборы в Лесках составила аж 49%, и за партию власти проголосовали аж 51%. Это почти, как по всей стране.
  - Ценю вашу иронию. Так вы готовы сотрудничать со следствием?
  - Я же сказал, что готов, когда проясню то, что мне неясно. На первый свой вопрос о моих призывах к свержению власти, ваш ответ я не принял, посчитав его юридически пустым. Если бы ваш ответ был обоснованным, у меня обязательно возник бы встречный вопрос. Если в уголовном кодексе России только одни призывы к свержению власти считаются преступлением, то как назвать насильственное свержение советской власти и расстрел Белого Дома Ельциным?
  - Дискутировать с вами я не намерен, хотя бы потому что я следователь, а вы подсудимый. Но отвечу. Свержение советской власти и применение насилия против ее сторонников были в интересах народа. А это другое дело.
  - А то, что лесковцы почти единодушно хотят возврата социализма, это в интересах кого? Они не народ?
  - Все, прекратили. Повторяю свой вопрос. Вы согласны сотрудничать со следствием?
   - Иными словами согласиться с обвинениями по предъявленным мне статьям, которые ничем иным, как чушью, назвать нельзя? Приложить руку к сердцу и сказать, сознаюсь, мол, господин следователь, в попытках захвата мною власти, в организации мною массовых беспорядков и разжигании мною всяческой ненависти. Вот вам списки двенадцати тысяч лесковцев, вовлеченных мною в это дело. Вас бы это устроило?
  - Разумеется. Это как раз то, что мне требовалось услышать от вас.
   С этим словами Щербина достал диктофон, раза три щелкнул, и сквозь гул самолета Верхов услышал свой голос: 'Сознаюсь, господин следователь, в попытках захвата мною власти, в организации мною массовых беспорядков и разжигании мною всяческой ненависти. Вот вам списки лесковцев, вовлеченных мною в это дело'. Списки мы составим сами тех, кто нам нужен. И первым в них будет небезызвестный вам Паршин.
  Верхов увидел удивленный взгляд Глебова и услышал радостный голос Щербины:
  - Я думаю, Константин Алексеевич, минимальный двадцатилетний срок вы себе обеспечили. Есакову вы преподнесли замечательный подарок, Константин Алексеевич. Сомневаюсь, что ему удастся опровергнуть ваши слова на суде. - Щербина поднялся и сказал опоновцу. - Садись опять к окну.
  
  О том, что это не шутка, до Верхова дошло не сразу. Помог опоновец, который усаживаясь к окну, бегло взглянув на него, покачал укоризненно головой. Верхову осталось лишь начать ругать себя последними словами, самым мягким из которых было 'идиот'. Больше всего его возмущало, что в своем голосе он не услышал и намека на шутку или усмешку, а получился вполне серьезный тон. Как говорил в таких случаях тот, покойный, Коля: 'Усраться и не жить'. Прямо хоть выбрасывайся из самолета. Надо быть действительно идиотом, чтобы так легко облажаться, кажется, так говорят в тюрьме
  Он приподнялся и попытался посмотреть в окошко. Но оно было закрыто занавеской. Интересно бы знать, куда мы летим?
  
   Бюллетень ?1
   Арест Константина Верхова.
  
  Наконец Президент России может спать спокойно: вор, злодей и киллер мэр Лесков арестован и надежно упрятан в тюрьму. Осталось совсем немного: чтобы жители Лесков забыли, как кошмарный сон, годы правления злодея и вновь радостно и дружно продолжили прерванное им строительство ими в Лесках капитализма и либеральной демократии по самым справедливым на Земле законам диких джунглей, где выживает сильнейший и наглейший, а не умнейший и честнейший. Ярким подтверждением этого стремления лесковцев к счастливой жизни явилась убедительная победа, одержанная кандидатами правящей партии на прошедших в воскресенье выборах депутатов в местную думу. Этим самым лесковцы дружно высказали свою ненависть к своему бывшему мэру Верхову и к ужасным итогам его правления: ликвидации безработицы в результате восстановления промышленных предприятий и колхозов, исчезновение бомжей и беспризорников и существенное повышение жизненного уровня лесковцев. Со всем этим теперь будет покончено раз и навсегда. В деревнях уже начат демонтаж колхозов и ферм, на очереди смена хозяев и разграбление градообразующего предприятия Лесков - станкозавода. А дальше опять все начнет разваливаться, как в счастливые девяностые годы, пока Лески не сравняются с другими вымирающими малыми городами России.
  С этими или еще более радужными мыслями президент уснул той ночью с 5-го на 6 декабря, глубоко дыша и сладко похрапывая, заставляя вздрагивать жену, испуганно прислушивавшуюся к каждому шороху: а вдруг киллер Верхов убежал из тюрьмы и стоит под окном?
  К сожалению, Константин Алексеевич Верхов продолжает находиться в заточении. Да и бежать он никуда не собирается, а ждет суда, чтобы узнать, за что конкретно его посадили, вменив в вину следующие страшные статьи Уголовного Кодекса Российской Федерации:
   Статья 212. Массовые беспорядки
  1.Организация массовых беспорядков, сопровождавшихся насилием, погромами, поджогами, уничтожением имущества, применением огнестрельного оружия, взрывчатых веществ или взрывных устройств, а также оказанием вооруженного сопротивления представителю власти - наказывается лишением свободы на срок от четырех до десяти лет.
  2.Участие в массовых беспорядках, предусмотренных частью первой настоящей статьи - наказывается лишением свободы на срок от трех до восьми лет.
  3.Призывы к активному неподчинению законным требованиям представителей власти и к массовым беспорядкам, а равно призывы к насилию над гражданами - наказываются лишением свободы на срок до трех лет.
   Статья 278. Насильственный захват власти или насильственное удержание власти.
  
  Действия, направленные на насильственный захват власти или насильственное удержание власти в нарушение Конституции РФ, а равно направленные на насильственное изменение конституционного строя РФ - наказываются лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати лет.
   Статья 280. Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности.
  1. Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности - наказываются в том числе лишением свободы на срок до трех лет
  2. Те же деяния, совершенные с использованием средств массовой информации, -наказываются лишением свободы на срок до пяти лет.
   Статья 282. Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства
  1. Действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств массовой информации, - наказываются в том числе лишением свободы на срок до двух лет.
  2. Те же деяния, совершенные: а) с применением насилия или с угрозой его применения; б) лицом с использованием своего служебного положения; в) организованной группой, - наказываются в том числе лишением свободы на срок до пяти лет.
  
  В общей сложности Верхову по указанным статьям Уголовного Кодекса может грозить до шестидесяти лет тюрьмы, иными словами, пожизненное заключение.
  Вся деятельность Верхова на посту мэра Лесков протекала на ваших глазах, и вам судить, является ли он преступником по указанным статьям и заслуживает ли он хоть какого-либо наказания.
  Скрыться от полицаев Верхов без проблем мог до ареста, который был неминуем после того, как Президент обозвал его киллером, приказав изучить, не причастен ли он к убийствам конкурентов. Этим самым Президент фактически потребовал изолировать Верхова от общества, которое он яко бы разлагал своими просоциалистическими взглядами и делами на посту мэра. Очевидно, ищейки не смогли приписать Верхову хотя бы мало мальское убийство и, чтобы выслужиться перед Президентом, предъявили Верхову сразу четыре статьи, с лихвой реабилитировав себя.
  
  До сих пор семья Верхова и его многочисленные друзья находятся в волнительном неведении о его судьбе. Попытки выведать, в какую тюрьму или СИЗО его отвезли, не увенчались успехом. Борзов и Кутепов мотивировали незнание тем, что они лишь проводили Верхова, а уехавшие с ним Глебов и четверо опоновцев в Лески не возвращались.
  Родными и близкими Верхова создан комитет, который займется для начала сбором подписей лесковцев, требующих освобождения Верхова и Паршина. Оригиналы списков этих людей от деревень, улиц города, предприятий, фирм и других подразделений (при сохранении копий) просьба передавать лично в руки жене Верхова Екатерине Федоровне, Есакову Ю.П. и Ольге Ивановой (их телефоны имеются в телефонном справочнике Лесков).
   Нина Кузина
   8 декабря 2011 г.
  
  
  Двести экземпляров этого бюллетеня были оказией распространены Димой и его ребятами в Лесках. Уже через день стали поступать списки лесковцев, требовавших освобождение Верхова и Паршина. Оля аккуратно заносила в компьютер каждую фамилию. За неделю в ее сводном списке числилось почти пять тысяч человек, практически все взрослое население Лесков и около двух тысяч человек из других районов. А списки продолжали поступать.
  Так и не дождавшись вести от Верхова, Есаков и Нина с копиями списков лесковцев отправились в Москву, надеясь там хоть что-то прояснить. Они побывали во всех инстанциях, имеющих отношение к осужденным, но так ничего и не узнали о судьбе Верхова. Попытались они отыскать Щербину в Главной Прокуратуре, но такая фамилия там не числилась. Не нашли они и полковника Глебова. Борзов и Кутепов нагло заявили, что такую фамилию слышат впервые, а у полковника, участвовавшего при задержании Верхова, была другая фамилия, какая, они забыли. В Лески он не вернулся.
  
   ***
   Приземлились они часа через полтора. Первым спустился на землю Щербина. Верхов обернулся на Глебова и поинтересовался:
  - Мы где?
  Тот пожал плечами и спросил об этом летчика.
  - Не велено говорить.
  - А хоть Россия? - усмехнулся сидевший у правого окна опоновец.
  - Это я могу подтвердить: Россия - матушка.
  - И на этом спасибо, - сказал Верхов.
  Опоновец отодвинул занавеску и сообщил:
  - Дождь идет, значит, юг.
  - Это не обязательно, - возразил опоновец сзади. - При глобальном потеплении все перепуталось.
  - Все, молчим, - приказал Глебов
  Через пять - семь минут в дверь заглянул местный полицай и крикнул:
  - Давай, спускай его!
  Глебов встал и коснулся плеча Верхова:
  - Поднимайтесь! - А когда тот поставил ногу на первую ступеньку, слегка подтолкнул в спину и шепнул:
  - Держись, друг.
  Голова Верхова была наклонена, и все же он увидел вдалеке несколько малых самолетов, темно синюю Газель и сбоку от нее черный лэндровер со стоявшими рядом Щербиной и двумя полицаями в старших чинах.
  В автобус его втолкнули грубо и там, вырвав сумку, посадили в первую из двух клеток, стоявших посередине салона.
  То ли еще будет, подумал он, усаживаясь на табурет, приваренный к дну клетки. Они уж постараются выполнить указания Щербины, наверняка рассказавшего о моей характеристике Президентом. Постараюсь держаться, мысленно ответил он Глебову, вспомнив его напутствие. Надо было бы попросить его сообщить Кате, куда меня забросили. Но и он может это не узнать.
  Четверо полицаев были в камуфляже и в шапочке - маске, надвинутой на лоб. Они сидели в креслах, приставленных спинками к кабине водителя и к боковым окнам - решеткам. Минуты три ехали молча. Первым заговорил полицай возле водителя после долгого изучения Верхова. У него было скуластое лицо, напоминавшее восьмигранник: широкий прямой подбородок, исходящие под углом скулы, вертикальные щеки и скрытые под шапочкой сдвигавшиеся к горизонтальной макушке виски. Он был самый старый, лет под сорок.
  - Холеный. Я слышал, в Президенты метил.
  - Да промахнулся, - засмеялся самый молодой курносый и веснущатый полицай у левого окна.
  Двое остальных были в пределах тридцати и вполне нормальной, но не запоминавшейся внешности. В советское время все они были бы слесарями, сварщиками или трактористами. А сейчас охраняют государство от народа, не задумываясь об этом.
  - А чо, блин, такого Президента и я мог бы заменить, - вдруг сказал опоновец справа. Единственной его примечательностью была родинка под глазом. - Что он такого выдающего сделал за свой срок? Кроме того, что превратил нас в полицейских, больше я ничего не помню
  - А ну заткнись! - прошипел на полицая скуластый, глянув мельком на Верхова. - Хочешь сесть рядом с ним? Я устрою.
  - Все, заткнулся, - изобразил испуг опоновец и добавил со злой усмешкой. - Напугал, блин. Я тоже могу тебе устроить.
  Восьмигранник хотел что-то сказать, но опять взглянул на Верхова и лишь заскрипел зубами.
   Дальше ехали молча. Выведя Верхова их клетки, ему так нагнули голову, что, ступив на землю, он ничего не увидел, кроме стены здания из грязного красного кирпича, а внутри здания мышиного цвета стены. Чуть посветлее они оказались в комнате, куда его привели, разрешив выпрямиться.
  Перед собой он увидел тех самых двоих полицаев, разговаривавших с Щербиной. Оба они были приблизительно одного возраста, чуть за пятьдесят. Подполковник был среднего роста, поджарый, без единого волоска на голове и очень некрасивый, но, зная об этом, умело компенсировал природный недостаток тщательным уходом за собой: мундир на нем выглядел, как новенький, выглаженная рубашка, идеальный узел галстука, в голенища сапог можно было смотреться, как в зеркало. Майор был на полголовы выше, с очень приятным лицом, которое не могла испортить бурые пятна, темно русые короткие нечесаные волосы отливали серебром седины на висках, мундир был расстегнут, открыв выпиравший живот.
  Минуты две начальство рассматривали Верхова и все большее недовольство появлялось на их лицах.
  - Перво - наперво выбрось из головы, кем ты был, мэром, хером, - сердито проговорил подполковник. - Здесь ты заключенный, иными словами, никто. Любое твое необдуманное слова может стоить тебе, если не жизни, то здоровья, точно. Все понял?
  У Верхова было много вопросов, но он надеялся прояснить их у сокамерников, поэтому ответил:
  - Понял.
  - В тюрьме раньше сидел? - спросил майор.
  - Не сидел.
  - Зато сразу угораздил на статьи, не приведи господь. Знаешь, что тебе грозит?
  - Щербина разъяснил.
  - Он сказал, что ты все признал. Это так? - спросил подполковник.
  - Нет, не так. Он смонтировал из нашего разговора как бы мое признание.
  - Надо сказать, очень профессионально смонтировал. Тебе ничего не остается, как подписать эти признания.
  - Не подпишу.
  - Подпишешь. Никуда ты не денешься. У тебя как со здоровьем.
  - Нормально.
  - Вот посиди в камере и хорошенько подумай, как его сберечь. Увести!
  
  Голову на этот раз Верхову не нагнули и повели по длинному коридору с многочисленными дверями с оконцами. В конце коридора ему велели встать лицом к стене, открыли дверь и повели по лестнице вниз. В подвальном коридоре дверей с оконцами было всего четыре, остальные для подсобных и служебных помещений. Его втолкнули в дверь с оконцем, и он оказался в камере размером четыре на два с голой кроватью, столом и табуреткой. Приставв лицом к стене, ему приказали раздеться догола. В камере было не теплее, чем на улице, и он основательно замерз, пока за его спиной ощупывали одежду. Он слышал, как из брюк вынимали ремень. В камеру вошел еще кто-то и велел ему расставить ноги и нагнуться вперед. Одеваясь, он уже не попадал зуб на зуб. Перед уходом ему повелели внимательно изучить правила на стене у двери и не нарушать их.
  Когда они ушли, он полез в карман за сигаретами, но кроме носового платка в карманах ничего не было.
  Чтобы согреться, он стал разминаться и растирать руки и ноги, пожалев, что не послушался Кати и не надел подштанники и тельняшку.
  Дверь открылась и ворвавшийся полицай ударил его по спине с криком:
  - Не положено!
  - Делать зарядку не положено?
  - Для этого есть спортзал.
  - Когда он работает?
  - В часы отдыха по расписанию. Ты его читал?
  - Не успел.
  В двери появился еще один полицай со свернутым матрасом, одеялом и подушкой и, к неописуемой радости Верхова, с его сумкой через плечо. Бросив матрас и остальное на койку, он сел на стул и стал вынимать содержимое сумки, записывая в тетрадь. При виде так нужных здесь вещей и продуктов, особенно блока сигарет, сердце Верхова переполнилось благодарностью Кате.
  - Распишись.
  - Зачем?
  - Получишь обратно, когда будешь уходить. Не все, конечно.
  - И сигареты нельзя оставить?
  - Курить в камере категорически запрещено.
   Когда они ушли, он опустился на стул и долго сидел неподвижно, уставившись в одну точку на цементном полу и повторяя: 'Это беспредел, это беспредел'. Отвлекла его от этого неожиданно появившаяся мысль: 'Может, и Паршин здесь?', при этом он не знал, обрадовался бы ему или еще больше расстроился. Паршин намного старше, годится ему в отцы, долго в такой камере он не продержался бы.
  Встряхнув головой, он посмотрел на часы: без десяти восемь. Вечера, разумеется, прояснил он с усмешкой, потому что определить время суток в камере было невозможно: ни окна, ни радио, ни телевизора, хотя наверху в углу у двери были солидная треугольная полка и розетка.
   'Правила поведения подозреваемых или обвиняемых' ему ничего не дали, все разъяснили начальники, а из распорядка он узнал, что подъем у него без пятнадцати семь, завтрак с восьми до девяти и отбой без четверти одиннадцать. Особый его интерес вызвало то, что во время завтрака при утренней проверке он может записаться к руководству на прием, и что ему положены часовая прогулка и выдача книг раз в неделю. Он тут же решил записаться к начальнику, как он понял, изолятора его временного, очевидно, до суда, содержания и заказать что есть из Достоевского.
  Решив, что до отбоя ничего уже не будет, он решил не дожидаться отбоя и лечь спать раньше. Стеля кровать, он отметил, что лечь в нее в трусах и в майке можно только с большого перепоя. Кроме того это не позволял холод в камере, и он лег, в чем был, лишь сняв ботинки. Сразу же окоченели ноги, и закрыть глаза не давал яркая лампочка на потолке. Он осмотрел все стены, но выключателя не нашел и поэтому лег, накрывшись одеялом. Но не успел он закрыть глаза, как оконце в двери открылось, и полицай заорал во все горло:
  - Спать до отбоя не положено! Еще одно замечание и отведу в карцер.
  Поднявшись, он стал рассуждать, чем отличается карцер от этой камеры. Наверное, тем, что там нет кровати и стула. Интересно, а сидеть здесь можно? Надо было спросить у полицая. Но через полчаса, после стояния и ходьбы, он все же решил сесть, ожидая наказания. Но прошло пять минут, десять, и он успокоился, но стал следить за собой, чтобы не уснуть до отбоя.
  Когда оконце открылось, и полицай прокричал 'Отбой!', он с надеждой поднял на лампочку глаза, но она продолжала бить в глаза. Однако уснул он мгновенно.
  
  
   ***
  В Москве Есаков и Нина пробыли четыре дня. Не узнав ничего в Генпрокуратуре, они сами объездили все столичные тюрьмы и СИЗО, но нигде из них Верхов не содержался. Есаков подключил к поискам всех своих знакомых. Удалось ему встретиться и с Сашей из группы гипнотизеров - киллеров, ставшего звездой в основном любовных и бандитских сериалов. У Саши оказалось много знакомых полицаев. Все они в один голос утверждали, что Верхова в Москве нет. Трое из четырех предположили, что он, относясь к категории личных врагов Президента, мог быть заслан в один из трех наиболее красных, в смысле жестокого обращения с осужденными, изоляторов.
  Саша их записал и передал Есакову, взяв на себя наиболее вероятный город, и сказал, что вылетит, как только получит обещанные ему деньги. Как сказали ему полицаи, ехать туда без трехсот - пятисот тысяч рублей нет смысла. Есаков слышал об изоляторе в этом городе с той же оценкой и сказал, что деньги у него есть, и он готов лететь с Сашей ближайшим рейсом.
  Не позвонить Нине он не мог. Все это время она ночевала в Летном у матери или сына. Она вернула свой мобильник, отобранный фээсбэшниками после пресс-конференции Президента и вооружила материалом по Верхову Лену, устроившуюся в криминальный раздел областной газеты. Та пообещала опубликовать цикл статей о нем в газете и в своих блогах Интернета.
  Выслушав Есакова, Нина попросила передать Саше, чтобы о деньгах он не думал, и предложила им не лететь самолетом, а выехать туда на ее машине сегодня вечером, чтобы утром быть там.
  Саша и сам хотел поехать на машине, но она была не на ходу. Он читал все статьи и бюллетени Нины о Верхове и очень обрадовался, что она поедет с ними.
  
  Машину вели по очереди по четыре часа каждый. До полуночи за рулем была Нина. Саша рассказывал о съемках, украшая рассказ анекдотами. Спать Нина отказалась и осталась с Сашей, сменившего ее. Есаков с удовольствием пересел на заднее сиденье и быстро уснул. А между Ниной и Сашей начался такой оживленный диалог, что они удивились, когда проснувшийся Есаков стал сгонять Сашу с водительского места. Тот, привыкший спать, когда и где придется, тотчас захрапел, а Нинины попытки уснуть закончились тем, что она придумала, с чего надо начать поиски Кости. Есаков и непонятно, как услышавший Нинины рассуждения Саща, поддержали ее. После этого и она задремала.
  
   Подъехав к тюрьме, мужчины остались в машине, а Нина заняла очередь в окно передач. Подойдя к нему, она представилась сестрой осужденного Верхова, прилетела с Сахалина, с собой ничего не привезла, так как не знает, что можно, что нельзя, просит, сказать, что можно передавать, и можно ли его повидать. Полицай пролистал тетрадь и сказал, что такой фамилии ни в тюрьме, ни в изоляторе нет.
  - Как нет? - расстроилась Нина. - Мы точно знаем, что привезли его сюда ровно неделю назад. И все это время о нем ни слуху, ни духу. Хоть бы узнать, живой он или нет. - Нина заплакала и незаметно сунула полицаю пятисотрублевую купюру.
  Он зажал деньги в кулаке и спросил тихо:
  - Статью знаете?
  - 212, 280 и 282-я.
  - Ого! Так он политический...- Полицай почесал затылок под фуражкой и, посмотрев внимательно на Нину, шепнул:
  - Подойди минут через пятнадцать вон к той двери.
  Она подошла. Из двери вышел белобрысый парень в гражданской одежде и уставился на нее. Чутье ей подсказало, что просто так он так позывно не смотрел бы и начала так же, как и с полицаем. Но он лишь бросил взгляд на пятьсот рублей и опять уставился на Нину. Она добавила пятьсот, он опустил белесые ресницы. Сунув ему деньги, она выдохнула:
  - Он здесь?
  - Может, и он. Есть один без фамилии политический. В столовке он числится со вторника.
  - Ты его видел?
  - Его никто не видел, кроме смотрителей по подвалу и разносчиков.
  - Почему по подвалу?
  - Он там один в одиночке, как особо опасный. Там и дежурные, как звери. Все, я вас не видел, вы меня не знаете.
  - Постой, постой. - Нина достала из сумочки тысячу.
  - Ты можешь передать ему записку?
  - Нет. Вы меня не видели и не знаете.
  - А кто может? Назови хоть одну фамилию.
  - Ну, Борька, может, сможет, но лучше Кирюха, Борька может пообещать и надуть. А Кирюха не такой. Они разносчики.
  - Ты можешь, сказать, чтобы кто-нибудь из них сюда вышел?
  - Ага, они влипнут и я с ними. Не.. все, мы не встречались.
  - Постой, постой. Тогда подскажи, как этого Кирюху вызвать? Через телефон, через охранника? Как? А может, ты ему или Борьке, кого первого встретишь, или через кого-то передашь, что его ждут у этой двери, а? - Нина достала из сумочки еще тысячу.
  Его взгляд, прямо-таки прилип к ее руке, он лизнул языком верхнюю губу.
  Она достала еще тысячу и нагло пригрозила:
  - Смотри, я найду другого, уж он-то не откажется.
  Он вновь облизнулся и протянул руку:
  - Ладно, хрен с вами, позову. Попробую Кирюху, он надежнее. Ждите здесь.
  
  Она вдруг испугалась, что он может обмануть ее. Ей страшно захотелось курить, но она боялась выйти, чтобы не упустить Кирюху. Она достала из сумочки блокнот и, вырвав листок, написала: 'Костик, родной. Знай, мы здесь с тобой. Держись, дорогой. Если удастся, черкни пару слов, как ты себя чувствуешь. Твои Нина, Ю.П. и Саша'. Сгибая листок, она подумала, что у Кости может не быть ручки. Конечно, они ее отобрали. Она вспомнила, что у нее должен быть карандаш. Отыскав его, она зубами расщемила конец, вытащила грифель и воткнула в листок.
  И тут вышел высокий худой лысеющий мужчина лет сорока с вполне интеллигентным лицом, в джинсах и клетчатой рубахе. Он оглядел ее с ног до головы и спросил:
  - Это вы меня спрашивали?
  - А вы Кирилл... простите, я ваше отчество не знаю
  - Кирилл Альфредович.
  Она разжала кулак с пятитысячной купюрой и крохотной по сравнению с ней свернутой запиской.
  - Кирилл Альфредович, я Костина сестра, он сидит у вас в одиночной камере в подвале. Я приехала с Сахалина, а передачу ему не берут и даже письмо, говорят, такого здесь нет, а я знаю, нам передали, что он здесь со вторника, вернее с вечера понедельника. Передайте ему, пожалуйста, эту записочку.. я очень вас прошу.. - Нина смахнула слезу.
  Кирюха нахмурился, еще раз ее оглядел и приблизился к ней боком, протягивая руку.
  - Давайте вашу записку. А ответ нужен? Только, я думаю, у него ничего нет, ни ручки, ни бумаги.
  - Пусть он напишет на моей записке, в ней кусочек грифеля от карандаша. Вы не знаете его фамилию? А то вдруг не он.
  - Я точно не скажу, но похоже на Веркова, что-то вроде этого.
  - Это он, - вырвалось у Нины, и она заплакала, зажав рот.
  - Быстро давайте, мне некогда, - сказал, оглядываясь Кирюха.
  - Извините. - Нина сунула ему в руку записку с деньгами. - Я вам еще дам денег, если принесете от него ответ. Мне здесь подождать? Как долго?
  - Не раньше, чем через полчаса.
  - Я могу выйти на улицу.
  - Ой, огромное вам, Кирилл Альфредович, спасибо. Я буду очень вас ждать на улице.
  
  Ее лицо сказало им все без слов. Но ее радость охладил Есаков.
  - Это совсем плохо, что он сидит в одиночной камере да еще в подвале. Представляете, какая там сейчас температура?
  - Разве там нет отопления? - спросил Саша.
  - Думаю, нет. На то она и камера - одиночка. Ну, Нина Олеговна, вы молодец. Даже, если ваш Кирилл Альфредович не сможет передать записку или принести ответ от Константина Алексеевича, полдела вы уже сделали. Мы знаем, что Константин Алексеевич здесь. Теперь все зависит от итогов наших переговоров с начальником тюрьмы. Или после них он будет оберегать Константина Алексеевича или будет настаивать, что его тут нет, и постарается быстро избавиться от него, переведя в другую тюрьму или устранив физически. Его надо или хорошенько напугать или подкупить.
  - Я думаю, надо сделать и то и другое, - сказал Саша. И добавил. - И третье. Я ему засру мозги тем, что намерен сниматься здесь в роли героя сериала, прообразом которого является сидящий здесь в одиночке Верхов. Вы, Нина Олеговна, будете автором сценария по книге Андрея Макаровича. У вас журналистское удостоверение с собой? Очень хорошо. А вам, Юрий Павлович, выпадает роль либо режиссера телесериала, либо консультанта по криминальным вопросам.
  - Режиссер из меня вряд ли получится даже липовый, а на консультанта по правовым вопросам я потяну, что нисколько не помешает мне быть адвокатом Константина Алексеевича. В случае сомнений удостоверение адвоката у меня с собой.
  - Нормально. Тем не менее, мы предложим самому начальству тюрьмы роль консультантов телесериала.
  - Это одно другому не помешает. Я консультант в целом, они лишь по тюремным вопросам. А вы, Нина Олеговна, обдумайте, как увязать ваше родство с Константином Алексеевичем, книгой Андрея Макаровича о нем, вашим сценарием, а главное, когда им заявить о сидящем здесь Константине Алексеевиче.
  Пока Нина и Есаков пережевывали Сашин план, в двери появился Кирюха. Нина схватила сумочку и выскочила из машины. Она так спешила, что в метре о Кирюхи поскользнулась и упала. Он помог ей подняться, сунув в руку свернутую записку. Она зажала ее в кулаке и этой же рукой достала из сумочки какие-то две купюры. Передавая их ему, она спросила:
  - Вы его видели? Он как выглядит?
  - Он очень обрадовался вашей записке, даже улыбался. Он очень бледный.
  - Кирилл Альфредович, умоляю, вы не дадите мне свои координаты? Я очень переживаю за брата. Я вас отблагодарю. Вы только будете держать меня в курсе, как он там и что с ним.
  - Запишите мой домашний телефон и адрес. Но только для вас.
  Она записала и на радостях поцеловала его в щеку, смутив до крайности.
  
  Саша встретил ее словами:
  - Все, теперь Кирюха ваш. Быстро читайте.
  Нина развернула свернутый в комок листок и стала читать: 'Дорогие мои! Безумно счастлив, что вы меня разыскали. Представляю, что вам это стоило. Огромное спасибо, что не забыли меня. - Тут Нина всхлипнула и стала тереть пальцем глаза. Сидевший на водительском месте Есаков взял у нее листок и стал дочитывать: 'Держись, дорогой. Если удастся, черкни пару слов'. Ничего не понимаю.. А.. понял. Саша, это она ему писала. А он, выходит, ответил на этом же листке, бумаги-то у него нет. Читаю его дальше. 'Огромное спасибо, что не забыли меня. Жаловаться не буду, скажу лишь, что в этих условиях могу долго не протянуть. Сплю в пальто и не снимал бы ботинки, но за них наказывают, не разрешают даже делать гимнастику и не выводят на прогулку. Требуют подписать заготовленное признание по всем статьям. Уверены, что обязательно сдамся и подпишу. И еще не сомневаются, что меня здесь не найдут. А вы отыскали, за что я вам бесконечно благодарен. Крепко обнимаю вас и целую. Успокойте Катю и детей, что у меня все хорошо. Ваш Константин Верхов. 15.12. 2011 г.'.
  Есаков аккуратно свернул вдвое листок и сказал
  - За то, что он написал дату и расписался, ему большое спасибо. Для нас это очень важно. Давайте теперь обсудим, с чем нам идти к начальству: прямо с этой запиской или по плану Саши.
  - Записку мы всегда сможем им показать, - сказал Саша. - Вначале попробуем их самих расколоть.
  - Записав все на диктофон, - добавила успокоившаяся Нина. - Подло, но я записала и свой разговор с белобрысым парнем и с Кирюхой.
  - При этом целовала его, - съязвил Саша. - Вот вся в этом женская сущность.
  - И все ради вас, мужчин. Хотя и не все того стоят. Но Костя стоит.
  - Ради Кости, пожалуй, и я поцелую любую женщину. Лучше не очень старую и не очень страшную. Ну, что, принимаем мой план? Предлагаю их хорошо напоить. Вопрос, где. Прямо в кабинете или для солидности в ресторане и когда: сейчас, в обед или вечером? У кого какие предложения?
  После обсуждения ими были приняты доводы следователя Есакова. До выпивки говорить им о Верхове ни в коем случае нельзя, чтобы их не вспугнуть. Насторожить их может и намерение снять кадры в их тюрьме, тем более в одиночке, а также желание взглянуть на нее. Поэтому при первой беседе с ними лишь привлечь их к себе нашим намерением сделать их консультантами сериала, возможностью использовать их тюрьму для снятия нескольких кадров и пригласить их в ресторан, сначала на обед, затем после посещения тюрьмы на ужин. Но сделать это надо за час - полтора до обеда, чтобы не дать им предпринять какие - либо противодействия.
  
  Они съездили в центр города, сняли в центральной гостинице два номера, заглянули в ресторан и в двенадцать были у тюрьмы.
  
   ***
  Появление Саши в приемной привлекло всеобщее внимание. Казалось, узнали его все без исключения, подтвердив, что в провинции телесериалы являются чуть ли не единственной культурной радостью в беспросветной жизни. Девушка в окне пропусков, увидев его, потеряла дар речи. Ей на помощь поспешил полицай, пообещав Саше все сделать, только получит добро на пропуск и прием у начальника тюрьмы. Пока Саша стоял в ожидании решения начальства, в приемную одна за другой входили и выходили женщины в форме и без нее, а также молодые полицаи, бросая на него любопытные взгляды. Нина и более солидный и не менее привлекательный Есаков для них были пустым местом. Наконец, в приемную вошла миловидная девушка в форме и пригласила всех троих следовать за ней.
  Здание тюрьмы поразило их своей фундаментальной и гнетущей мрачностью. Все трое надеялись увидеть выступающие или упрятанные в ниши подвальные окна, но их не было. Отсюда они сделали вывод, что целую неделю Костя не видел белого света.
  Перед входом в здание, в коридоре и перед приемной начальника тюрьмы стояли полицаи и распахивали перед ними толстые железные двери с несколькими замками. В кабинете начальника тюрьмы подполковника Костыркина Владимира Анатольевича их встретил он сам со стандартным часто мелькавшим в телесериалах лицом воров в законе и продавшихся им полицаев или прокуроров: страшный, как черт, к тому же до блеска лысый. Зато офицерский костюм сидел на его небольшой, ладно скроенной фигуре, как на витрине военного универмага, и зеркально блестели сапоги. За спиной начальника возвышался его антипод с погонами майора, которому в сериалах наверняка предложили бы роль положительного и выпивающего следователя, не раз терявшего в карьере звездочки на погонах и поэтому так и не перешагнувшего к предпенсионному возрасту майорскую планку. Мундир на нем был несвежий и не застегивался на выпиравшем животе. Если у начальника улыбка больше походила на оскал, то у майора она была добрая.
  - Какими судьбами? Добро пожаловать! А это мой зам Серегин Роман Евсеевич.
  После того, как все уселись за длинный стол, Саша поведал о цели своего визита в тюрьму:
  - Мы, Владимир Анатольевич, прибыли к вам из Москвы фактически прямо с дороги, лишь забросили вещи в гостиницу. Учитывая, что время сейчас предобеденное, мы приглашаем вас и вашего помощника на обед в ресторан гостиницы 'Центральная', где мы, кстати, остановились. Во время обеда мы попутно расскажем вам о наших намерениях снять тридцатичасовой телесериал со съемками нескольких кадров в вашей тюрьме. Сценарий написан Ниной Олеговной. Я буду играть главного героя, на этот раз не любовника, не бандита, и не следователя, а обычного русского парня, чья жизнь по напряженности и трагедийности нисколько не уступает моим прежним персонажам. Юрий Павлович является консультантом по правовым вопросам, затронутым в сериале. А вас обоих мы приглашаем быть в качестве наших консультантов по тюремным вопросам. После обеда мы бы хотели вернуться сюда и бегло осмотреть вашу тюрьму на предмет возможности в ней съемки. У нас предусмотрены средства на необходимый для съемок ремонт и, естественно, гонорары за участие ваших работников и заключенных в съемках и содействие им. Ну и завершить наше пребывание у вас мы намерены ужином в ресторане на ваш выбор, в самом лучшем и с самыми красивыми девочками. Договорились, что мы ждем вас в ресторане в два часа?
  Они не сразу сумели полностью врубиться в услышанное, судя по наступившей паузе. К ним полностью подходила поговорка 'И хочется, и колется'. Хотелось и привлекало знакомство со знаменитым артистом, стать консультантами сериала, сходить в ресторан. Но не хотелось и отпугивало посещение ими тюрьмы и возможное нежелательное выявление ими издевательств и избиения осужденных. О связи гостей с Верховым они даже не подумали.
  И все же первое, то есть хотение, пересилило, и они, обменявшись друг с другом 'Ты как? Не возражаешь?', дали согласие на обед и на ужин. Вот только наши герои были уверены, что никакого совместного ужина после посещения тюрьмы не будет. Хотя, учитывая, с какой готовностью дал согласие майор Серегин, с ним можно попробовать иметь дело после посещения тюрьмы и начать именно с ужина с ним одним.
  
  Оба начальника прибыли на обед ровно в два. Чтобы им не мешали поклонники сериалов, обед проходил в отдельном кабинете, что придало особый уют и доверительность. Вопреки ожиданиям центром внимания за столом оказался не Саша, а Нина. Она переоделась в синее со смелым вырезом платье, которое очень ей шло и заставляло обращать внимание на ее такого же цвета глаза. Оба начальника были в возрасте, для которого сорокапятилетняя женщина была в самый что ни на есть раз, и они были очарованы Ниной, соревнуясь в ухаживании за ней. Она успешно подавляла брезгливость, которую вызывал у нее страшный подполковник, и даже старалась отдать ему предпочтение. И тем счастливее был майор, когда она переводила на него свой томный взгляд.
  Отвечая на их вопрос, она рассказала, что в основу сериала взяла книгу своего дяди, к сожалению, недавно умершего, так и не успевшего издать ее. Его родные разрешили ей использовать оставшиеся после него произведения, что она и сделала, написав сценарий для сериала. Самое интересное, что сюжет книги автору подсказала она, познакомив его с прототипом героя. Через него она познакомилась с Сашей, когда он еще не был артистом.
  - Он что, сидел в тюрьме? - очень резонно поинтересовался Серегин. - По какой статье?
  У Нины чуть не вырвалось, что он не сидел, а сидит и не где-нибудь, а у них в одиночной камере в подвале. А статьи у него самые страшные и ходовые. Есаков и Саша со страхом уставились на нее, ожидая, что она ответит.
   - Сидел, - вздохнула Нина. - В статьях я не разбираюсь. А у вас разве сидят только одни преступники? Ответьте, положа руку не сердце.
  Пока начальник подыскивал нужный ответ, его опередил майор:
   - Всякие у нас сидят, и хорошие и плохие. Сажаем-то не мы их, а суды.
  - Наша задача выявлять среди осужденных хороших людей и давать предложения по их досрочному освобождению, - наконец придумал, что сказать, начальник.
  Нинин слух резануло совершенно идиотское распространенное у высшего полицейского начальства ударение на у в слове осужденный. У Горбачева что ли переняли? Тот был мастер по коверканью русского языка. Ей так и хотелось поправить начальника. Но она улыбнулась и сказала:
  - Вот и у моего героя, к счастью, начальник тюрьмы оказался таким же хорошим и справедливым, как вы, Владимир Анатольевич.
  Его уже раскрасневшееся от спиртного лицо сделалось томатного цвета. А по губам майора, как ей показалось, пробежала усмешка.
  - Мне тоже попался нормальный начальник тюрьмы, - сказал вдруг молчавший до сих пор Есаков. - Несмотря на мою 280-ю статью. В конце девяностых я консультировал сериал 'Парни из стали' про заводских ребят, оставшихся без работы и средств к существованию. Все заводы в малых городах, вы знаете, разграбили и порушили. Чтобы прокормить родителей и себя парни занялись бандитизмом и рэкетом. Как и по все стране. Естественно были в сериале резкие высказывания против новой бандитской власти, как, например, одного из героев на суде: 'Я, не задумываясь, отдал бы жизнь за то, чтобы вернуть опять нашу советскую власть и чтобы я смог опять постоять за своим токарным станком. Плевал я на эти деньги и на эту демократию'. За этот крик души ФСБ обвинило сценариста и меня как консультанта в публичном призыве к свержению власти в России. Его и меня схватили посреди ночи и под усиленным конвоем увезли в Матросскую тишину. Сценариста, правда, выпустили на следующий день. Как я понял, он взвалил всю вину на меня как на консультанта по правовым вопросам. Меня десять дней фээсбэшники заставляли подписать признание в организации войска из артистов сериала для свержения власти. Если бы не начальник изолятора, живым бы я оттуда не вышел, так как там я был инкогнито. Он помог мне связаться с друзьями. Ими был поднят крик, дело дошло до тогдашнего премьера, и он вытащил меня.
   - А я пока еще не сидел, - прервал наступившее молчание, улыбаясь, Саша. - Даже в сериалах. В них герои, которые попадают в тюрьмы, как правило, представлены огромного роста и все в обязательном порядке бывшими спецназовцами, побывавшие в горячих точках. Чтобы сломить такого, его сажают в камеру с отпетыми уголовниками, где он играючи с ними расправляется. А посади меня к ним. Да они меня сразу прикончат или опетушат. Я даже камеры живой ни разу не видел. А можно меня хотя бы на час посадить к уголовникам? Под вашим присмотром, разумеется. Это возможно?
  Улыбнулся даже Костыркин, обнажив ровные белые зубы, нисколько не украшавшие улыбку, больше походившую на оскал. А майор от души засмеялся, заставив сделать это остальных.
  - Я не понял, это возможно или нельзя?
  - Почему нельзя? Можно попробовать. Как ты, Владимир Анатольевич, смотришь?
  - Только под твою личную ответственность.
   - Тогда после обеда и попробуем, - обрадовался Саша. - Запьем это дело? И мне будет не так страшно.
  
   Встречу в тюрьме полицаи назначили на четыре тридцать, чтобы подготовиться к приезду гостей.
  Провожая их взглядом, Саша засмеялся:
  - Что и требовалось. Часа три они еще будут в нужной нам кондиции.
  Мужчины зашли в номер Нины, где она переоделась, после чего они обсудили дальнейшие действия.
  
   ***
  У них создалось впечатление, что начальники перед встречей с ними еще поддали. Они беспрерывно смеялись и продолжали ухаживать за Ниной.
  - Ну, как, готовы в камеру к смертникам, - спросил Сашу Серегин. - Мы вам ее подобрали. Там отморозки, что надо. Один маньяк, который изнасиловал и зарезал шесть женщин, на счету второго два трупа, а третий отправил на тот свет троих жен. - Полицай засмеялся. - Двинули?
  - Саша, не вздумай! - вцепилась в рукав Саши Нина. - Я и Юрий Павлович тебя не отпускаем в общую камеру, кто бы там ни был. Ничего нового там ты для себя не почерпнешь. - Она обратилась в Костыркину. - Владимир Анатольевич, а нельзя ли его посадить, если он так рвется, в одиночную камеру? Дело в том, что по сценарию его герой изолирован именно в одиночной камере как особо опасный преступник. А пока он будет там повышать свое мастерство, мы с Юрием Дмитриевичем пообщаемся с тем, кто сидит у вас в одиночке. Как вы на это смотрите? - Нина подошла вплотную к начальнику и взяла его под руку. - Надеюсь, вы нам не откажете? А, Владимир Анатольевич?
  Он попытался отстраниться от нее, но она, выше его ростом, прижала его к стене, касаясь грудью острого подбородка. Глядя на его гладкую красную лысину, она с ужасом подумала: 'Вдруг он потребует взамен его поцеловать? А что? Ради Костика можно. - Она наклонилась и звучно чмокнула лысину.
  - Владимир Анатольевич, ну? Нам больше десяти минут не надо.
  Ему все же удалось выскользнуть в сторону, глядя вместе с тем победно и вопросительно на Серегина. Но тот лишь ухмылялся. Тогда Костыркин поправил воротник, сел в свое кресло, принял строгий вид и сказал, не глядя на Нину:
  - Одиночную камеру мы устроить Александру можем. Роман Евсеевич, отведи его в третью камеру на втором этаж. Она с утра пустая.
  Саша замахал головой и рукой:
  - Нет, второй этаж не пойдет. Посадите меня в одиночку в подвале.
  - В каком подвале? Там только подсобные помещения.
  - Есть, есть, Владимир Анатольевич, у вас камеры в подвале. Нам об этом сказали в Москве. Поэтому мы к вам и приехали. Мало того, мы знаем, что в одной из этих камер уже неделю сидит Константин Верхов, прототип моего героя и, кстати, двоюродный брат Нины Олеговны.
  - Какой еще Константин Верхов? Никакого Верхова у нас нет. Я впервые слышу эту фамилию.
  - Есть, есть у вас Константин Алексеевич Верхов, и у нас есть неопровержимое доказательство этого.
  - Представьте его.
  - Не здесь и не сейчас. Также я не скажу вам от кого мы узнали, что он именно у вас. У меня и у Юрия Павловича очень много друзей в правоохранительных органах и генпрокуратуре. Там нам и посоветовали снять кадры сериала в вашем изоляторе, отозвавшись очень положительно лично о вас. Мы попросили рекомендательное письмо, но нас уверили, что вы сами в состоянии решить это вопрос. А в чем сложность, собственно говоря? И почему вы держите Костю инкогнито и не разрешили позвонить домой? В генпрокуратуре этому удивились, сказав, что один звонок положен всем без исключения. Нина Олеговна, вы отсюда связывались с женой Кости? До сих пор нет от него звонка.
  - Я ей звонила полчаса назад. Она плачет и спрашивает, живой он или нет? Владимир Анатольевич, он хоть живой? - Нина заплакала.
  К ней подошел Есаков:
  - Успокойтесь, успокойтесь. Слезами в тюрьме не поможешь и ничего не добьешься.
  Он выпрямился, достал удостоверение адвоката и показал его полицаям.
  - Когда-то это было основной моей профессией по диплому. Но меня всегда тянуло быть следователем, кем я и стал, даже дорос до прокурора. А попутно консультировал бандитские сериалы, когда они вытеснили в кино нормальные фильмы, показывая, как криминал сменил человеческую жизнь. Противно, зато прибыльно. А адвокатской работой я занимаюсь по зову души. Как сейчас в случае с Верховым, которого я давно знаю. У него, безусловно, имелось законное право на один звонок близким или мне как его постоянному адвокату. Вы это ему не разрешили, грубо нарушив закон. А сейчас я не вижу основания для отказа его сестре и мне свидании с ним. Я как адвокат обязан, выслушав его жалобы, юридически проконсультировать и поддержать его психологически
   - Как вы докажете, что вы его сестра? - спросил Костыркин Нину.
  - Здесь я никак не докажу, так как по мужу я Кузина, а по отцу Петрова. Разве что мать моя до замужества была Верховой. С Костей меня здесь связывает только ДНК. Давайте проверим его.
  - А вы как докажете, что его адвокат?
  - Разве это надо доказывать? Вы можете спросить об этом самого Верхова. Как я уже говорил, я его не раз защищал, правда, до ареста дело не доходило. Однажды его даже похитили бандиты из разряда олигархов и три недели держали тоже в подвале прикованным к трубе, а его телохранителя подвешенным, как Иисуса. Все обвинения, выдвигаемые против него, были надуманными и лопались, как мыльный пузырь. Его безупречная репутация на должности мэра в течение двенадцати лет и выдающиеся достижения в развитии района, а главное, любовь к нему народа многим не давали покоя. Сейчас произошло то же самое. Только на этот раз претензии к нему, как и ко мне тогда, предъявил сам президент. Меня выпустили сразу, как только алкаш ушел. И этот через три месяца уйдет.
  - Надеюсь, этот конфликт с Президентом вы не намерены отобразить в своем сценарии? - спросил с насмешкой Серегин Нину.
  - Разумеется, отображу в последующих сериях.
  - А не будет ли ваш сериал пустым выстрелом? Вы уверены, что его покажут на наших телеканалах, владельцами которых являются антиподы вашего героя?
  Ответил Саша:
  - Я ожидал этого вопроса. Отвечаю. Сериал ставится специально для одного популярного канала и на его деньги. Да и потом, какие могут быть основания для запрета показа патриотического фильма? Запретят на телевидении, он пойдет по рукам, что еще опаснее для недругов России.
  - И покажете, если даже он покончит с собой в тюрьме?
  - Кто покончит с собой? Костя? Не дождетесь.
  - Таких, как Константин Алексеевич, можно только убить, - сказал Есаков. - Но мы все сделаем, чтобы этого не допустить. Ждать мы не будем и поднимем шум, который еще ниже опустит рейтинг Президента. А что еще будет твориться в районе, где мэром был Верхов, и люди до сих пор считают его таковым, не признавая поставленного партией власти. Шесть тысяч подписей с требованиием немедленного освобождения Верхова в Генпрокуратуру мы уже отдали. По области столько же еще запросто наберем. Неприятности будут и у вас, когда к вам нагрянет наша и иностранная делегации по правам заключенных. Так как, я могу встретиться со своим подзащитным? - обратился следователь к начальнику изолятора.
  - Этот вопрос один я не могу решить. Я должен проконсультироваться.
  - Насчет чего? Имеет ли Верхов право на встречу с адвокатом? Никто, включая президента, не вправе запретить адвокату встретиться со своим подзащитным. Но если вы это не знаете, можете спросить у Щербины. Он меня знает.
  Костыркин вздрогнул, словно его укусила оса, и уставился на своего зама. Тот погасил сигарету и сказал:
  - Адвокат прав. Щербина не имеет права приказать нам запретить свидание адвоката с подзащитным. Другое дело, свидание Нины Олеговны с ним. Это на наше усмотрение, но я тоже не вижу особых препятствий, раз она его родственница и знает, что он здесь.
  Начальник сжал губы, превратив их в полоску, и решительно сказал, пробежав глазами по гостям:
  - Выйдете, я должен поговорить.
  - И мне? - усмехнулся Серегин.
  - Ты можешь остаться.
   Гости вышли. Нина спросила секретаря, где можно курить. Она, не спуская глаз с Саши, вывела их в коридор. Есаков пояснил:
  - Щербине звонит. Попутно выяснит, знает ли тот меня. Единственное, что Щербина может и не обязан знать, что я консультирую телесериалы. Уверен, что Щербине потребуется время на разговор с помощником Президента или с ним самим. Это может занять не один час. Как быть в этом случае с ужином? Будем их приглашать?
  - Мы все равно ужинать будем, - сказал Саша. - Я бы их пригласил, только у меня нет столько денег.
  Нина засмеялась:
   - Придется тебе одолжить. Я думаю, Юрий Павлович, согласимся с предложением Саши?
  - Если они не расхотят сами.
  - Расхотят выпить? Выходит, Нина Олеговна напрасно целовала этого Кащея в лысину?
  - Это было бы ей очень обидно. Но думаю, зам его уговорит, в надежде, что и его поцелует.
  
  Есаков оказался прав: секретарь пришла за ними через двадцать пять минут.
  На этот раз начальник выглядел веселей. Он обвел их деланно суровым взглядом и, остановив его на Нине, вдруг оскалил в улыбке зубы.
  - А мы с вами потанцуем?
  - И два танца с Романом Евсеевичем, можно?
  - Только два, не больше. Он у нас известный ловелас.
  - А разве я против?
  - Ловлю на слове, - воскликнул Серегин. - Ты их поведешь или я?
  - Веди ты. Но.. сам знаешь.
  - Ты кого учишь. Ученого учить - только портить. Да, - посмотрел Серегин на Сашу, - как насчет одиночной камеры?
  - Нет, не передумал. Это моя работа.
  Саша чуть не добавил: 'Я только поздороваюсь с Костей', - но при Кострыкине не стал об этом говорить, надеясь уломать зама там.
  
   ***
  Они прошли по длинному коридору с множеством дверей с оконцами. Сопровождал их полицай в пятнистой голубоватой форме. Оказавшись в подвале, они передернулись от промозглого затхлого холода. Саша подошел к Серегину и прошептал:
  - Роман Евсеевич, я только на секунду зайду к нему вместе со всеми и поздороваюсь с ним. Мы с ним породнены навечно пребыванием в плену у бандитов, где нас лишили памяти. Вы попросите Нину Олеговну дать вам почитать ее статьи об этом. Я вас очень прошу. Только на секунду.
  - Хорошо, одна минута.
  Они подошли к грязной с оконцем двери.
  - Открывай, - приказал Серегин полицаю и обратился к Есакову с Ниной. - Вы пока осмотрите камеру, в которой будет отбывать Александр. А я отведу его на минуту к Верхову и потом вас.
  Обрадованные Нина и Есаков с небольшим трепетом прошли мимо полицая в камеру с темно зелеными стенами. Услышав за собой звук закрытой двери, они обернулись и посмотрели друг на друга. Увидев в Нининых глазах страх, Есаков улыбнулся:
  - Не думаю, чтоб они нас подловили, но признаюсь и мне не по себе. От них все можно ожидать. А мы никому не сообщили, где мы.
  - Ужас, - прошептала Нина. - Да здесь не только неделю, но и сутки невозможно пробыть, не превратившись в сосульку. И зачем такой яркий свет в двести свечей на четыре квадратных метра? Чуть больше могилы. Давайте уйдем отсюда. Вдруг они и вправду нас заперли.
  - Сейчас узнаем.
  Но Нина уже подошла к двери и толкнула ее. Результат был такой же, как если бы она попыталась сдвинуть стену. Ею охватил ужас.
  В этот момент окошко открылось и в нем появилось лицо полицая, как показалось Нине, ухмылявшееся. Она хотела попросить выпустить их, но лицо исчезло, раздался скрип в замке и грубый окрик:
  - На выход! Лицом к стене!
  Они невольно подчинились и услышали смех Серегина:
  - Ну, как, впечатляет?
  - И у Кости также?
  - Увидите.
  У Саши было подавленное лицо. Таким они его ни разу не видели.
  - Лицом к стене! - приказал Саше полицай.
  Саша не понимающе уставился на полицая.
  - Быстро становись, если не хочешь потерять ребро, - посоветовала Нина.
  Саша медленно повернулся к стене. Полицай открыл дверь и приказал войти, а там встать лицом к стене. Серегин дождался, когда за Сашей закрылась дверь, и повел Есакова с Ниной к соседней камере. Когда они вошли в нее, Костя стоял у столика. Он был в куртке с поднятым капюшоном. Увидев их, он опустил капюшон и пошел им навстречу. На его лице была счастливая улыбка. Они едва узнали его. Таким же он был после похищения Нагорным. Нина бросилась к нему, обняла шею руками и стала целовать его бледное заросшее лицо. Есаков едва оторвал ее от Кости, и они крепко обнялись. Никто из них не проронил ни слова, лишь двое смотрели на одного, а он на них. Да они и не знали, что говорить при стоявшем у двери Серегине. Спрашивать, как он здесь себя чувствует, было бы насмешкой, и так все было ясно. Первым спросил он:
  - Как Катя и дети?
   - У них все хорошо, только очень о тебе переживают.
  Они услышали скрип двери и посмотрели на нее. Серегина в камере не было. Нина полезла в сумочку, достала целую и начатую пачки сигарет, зажигалку и спрятала под одеяло. Костя вынул из начатой пачки все сигареты, вернул Нине пустую и целую пачки.
  - Найдут, заберут и накажут. А эти и зажигалку попробую спрятать. Я так рад вам. Я надеялся, что вы меня отыщете.
  - Мы узнали о тебе в Гепрокуратуре, - сказал Есаков и мотнул головой, что это не правда. - Там удивлены, что тебе не дали позвонить домой. Но сейчас здесь должно наладиться. Я останусь здесь и буду так часто встречаться с тобой, сколько разрешат.
  - Как ты переносишь такой холод? - спросила вслух Нина. - Ты не болен?
  - У меня еще есть шапочка. - Костя достал из кармана куртки вязаную шапочку и натянул ее на голову по самые глаза, а поверх ее накинул капюшон. - Но в основном я использую ее для ног, натягивая на обе сразу. В ботинках спать нельзя, и она спасает.
  - А носки, которые тебе Катя положила? Там и свитер,
  - Они мне сумку не отдали.
  Нина скривила лицо и проговорила громко:
  - О, господи! Что же это за звери такие!
  - Тихо, тихо, - остудил ее Есаков и пообещал Косте. - Мы заставим вернуть вам сюда сумку. Слушайте. Я ваш адвокат. И все сделаю, чтобы вас освободить. Во всяком случаю потребую, чтобы вас уже сегодня перевели в общую камеру, а завтра узнаю, как пройдет ночь. Постарайтесь продержаться, если посадят к отморозкам. Но мы попробуем этого не допустить. В камере не скрывайте свои статьи, они должны сыграть на вас.
  Дверь опять скрипнула, и в камеру вошел Серегин.
  - Свидание, как говорится, окончено. - Он поднес ко рту указательный палец и прошептал. - Не подводите меня. - И громко - Пойдемте, а то Александр заждался.
  - Костик, мы тебе не сказали. Саша напросился посидеть в такой же камере. Это ему надо для роли тебя по роману Андрея Макарыча.
  Глаза Кости округлились.
  - А ну быстро к нему! Он мне ничего не сказал.
  Нина опять прильнула к нему с поцелуями.
  - Нина Олеговна, выходите! Я ревную. - В голосе Серегина слышалась сердитость.
  Нина последний раз поцеловала в щеку Костю и, улыбаясь, направилась к Серегину.
  - У вас сестра есть?
  - Есть две.
  - Они в тюрьме сидели?
  - Нет. Зачем?
  - Тогда вы меня не поймете. А в тюрьме сидят не зачем, а за что. А чаще не за что, а по чьей-либо злой воле. Как Костя.
  К ним подошел попрощавшийся с Костей Есаков. У двери он и Нина обернулись и помахали Косте рукой. Он счастливо улыбался.
  
   ***
  Надзиратель, получив приказ Серегина, открыл оконце и заорал:
  - А ну, твою мать, встать с кровати! Готовься, иду за подмогой.
  - А что положено? - спросила Нина Серегина.
  - Сидеть на табурете, стоять и ходить. Можете почитать правила, если захотите побыть в камере еще раз.
  - Нет, спасибо.
  - Смотреть в окно они будут? - спросил полицай Серегина.
  В окно Нина увидела стоявшего посередине камеры и уставившегося на дверь Сашу. Вид у него был совсем не веселый.
  Глянул в окно и Есаков.
  - Пожалуй, надо его выпускать, - сказал он Серегину. - А то он слишком войдет в роль.
  - Выпускай.
  Надзиратель открыл дверь и крикнул с ударением на у:
  - Осужденный артист, на выход! Лицом к стене!
  Саша встал, и полицай ударил его по спине.
  - Это тебе за кровать.
  Саша подпрыгнул, резко обернулся, но увидев их в двери, спросил недовольно:
   - А что так рано?
  
  Неожиданно для них, начальник встретил их улыбкой и согревшими душу словами:
  - Надо было вам приехать завтра, когда Верхов уже не будет находиться в одиночной камере. Я уже дал указание перевести его из нее.
  - Надеюсь, не к отморозкам? - спросила Нина.
  - Что вы? Сами у него узнаете.
  - За это вам огромное спасибо, дорогой Владимир Анатольевич.
  - Только спасибо?
  - Во время ужина договоримся.
  
   ***
  На ужин они прибыли в гражданской одежде. Тощему начальнику костюм был великоват и не шел ему в сравнении с мундиром. А Серегин, напротив, в расстегнутом пиджаке и с выпирающим животом походил на богатого купчика или нового русского. Пока ожидали еду, Костыркин с явным удовольствием рассказал, что Верхова после ужина переведут в общую палату на четыре человека с нормальными осужденными (с тем же дурацким ударением), проблем с которыми у него не будет. Нину окончательно успокоило, что Косте вернули его сумку, пусть даже без положенного изъятия. И тут вдруг Костыркин сообщил, что, к их сожалению, Верхова решено перевести в Москву, посчитав, что в изоляторе со своей задачей не справились, не добившись его признания. Полицаи выразили надежду, что это никак не отразится на намерении снимать кадры сериала в их тюрьме, и их знакомство продолжится.
  - Ни в коем разе, - заверил Саша. - То, что я испытал в вашей камере, ни в какой другой я так правдиво не сыграю. Давайте начнем попойку с этого тоста. За продолжение нашего делового сотрудничества.
  Во время танца с пьяным Серегиным Нина выведала, что их приезд в изолятор Щербину вначале привел в бешенство, и он обвинил лично Костыркина и Серегина в разглашении тайны пребывания у них Кости. А они, в свою очередь, грешат на надзирателей, которых Верхов мог подкупить.
  - Чем подкупить, - удивилась Нина, - если вы у него все отобрали?
  - Мог уговорить словами. У нас и такое было.
  - Во время его избиения до полусмерти?
  - Насчет полусмерти вы зря. Мы дали указание, как нам велел Щербина, выбить признание, не доводя до летального исхода. Но главный расчет был не на избиение, а на пребывание в одиночке и на страх в ней остаться навсегда.
  - Вы так легко об этом говорите, как будто речь идет не о человеке, а о животном.
  - Здесь ко всему привыкаешь.
  - Что тогда заставило вас стать человечнее?
  - Как Кострыкин понял, Администрация Президента не понятно, по какой причине, узнав о вашем приезде к нам, вдруг приказала срочно перевести вашего брата в общую камеру, таким образом, легализовав его, а затем - в Москву, но когда, не сказала. Причину такого решения Кремля Щербина не назвал. Может, там чего испугались, если это слово к ним вообще применимо.
  Не веря своему счастью, Нина спросила, может ли она завтра опять повидать брата. Серегин бесцеремонно прижал ее к себе и шепнул, что это будет зависеть от нее самой. На какое-то мгновенье она растерялась, не зная, что ответить, чтобы не разозлить его. К счастью, второй подряд с ним танец окончился, и она увела его к столу, где их заждались.
  - Веди им девок, - сказала она Саше. - А то они и вправду на меня полезут.
  - Разве Костя этого не стоит? Шучу, шучу. Сейчас все устрою.
  Он исчез и привел целых трех, причем очень приличных девиц. Одну он усадил между полицаями, а двух других по бокам и стал их знакомить.
  При виде молодых красавиц полицаи моментально забыли про Нину. Она увела будто бы на танец Есакова и пересказала ему услышанное от Серегина. Следователь предположил, что власть пошла на попятную. Ее могли напугать нескончаемые протестные выступления в Лесках, которые могу охватить всю область, и появление материала о Верхове в интернете. А возможно, какую-то роль сыграли подписи за освобождение Верхова и Паршина. И еще одна нехорошая мысль мелькнула у Есакова: не хочет ли Генпрокуратур объединить Верхова и Паршина в одно дело для усиления обвинения, приписав им групповой заговор?
  
   ***
  Оставшись один, Костя долго не мог поверить в происшедшее. Он даже забыл о сигаретах, которые ему сунула Нина. Вспомнив о них, он прежде всего подумал, какое за них последует наказание. До сих пор его били лишь за то, что он не подписывал заготовленное признание в несовершенном им преступлении.
  Обычно почти каждый день в камеру входил капитан с листом признания, клал его на стол и, доставая из внутреннего кармана авторучку, спрашивал что-нибудь одно:
  - Подписывать будешь? Ну что, надумал подписать? Опять отказываешься подписывать?
  Костя отвечал в соответствии с вопросом, что не будет, нет, не надумал, и отказывается подписывать.
  Тогда полицай, иногда напевая под нос, подходил к двери и, выходя, говорил:
  - Приступайте.
  В камеру один за другим вбегали полицаи с дубинками и набрасывались на Костю. Он постоянно был одет по-зимнему: в шапочке и с накинутым на голову капюшоном. Варежек у него не было, и он прятал руки в рукава. В первый день они били его в основном по голове, но потом перестали ее трогать. Били молча, стараясь не пропускать нетронутые места на теле. Чаще всего били по пояснице и животу и по сгибу колен, очевидно, чтобы упал. Но он не падал, несмотря на то, что страдала поясница, попорченная еще Нагорным. То, что он не падал, их очень злило, а его радовало. На третий день они перешли на кулаки в перчатках, но не боксерских, а обычных кожаных, используя его, как грушу. Он сообразил, что стоя больше раскрывается, и в следующий раз при их появлении сам упал, свернувшись в ком. И быстро понял, что прогадал, так как они стали бить его ногами в кованых ботинках и чаще всего по пояснице. Он опять поднялся, и даже вроде бы стало легче. Они тоже соображали и в следующий раз скрутили ему руки, скинули капюшон и воткнули в шею электрошок. Сквозь туман, он видел, как полицай вкладывал ему в руку ручку. Придя в себя, он первым делом подумал, уж не подписал ли он, не соображая, признание, и стал со страхом ожидать следующего дня. И вздохнул с облегчением, увидев входящего, как прежде, капитана с бумагой в руке. Услышав от него отказ, полицай проговорил уверенно: 'На этот раз обязательно подпишешь', - и не вышел, а лишь громко крикнул:
  - Входим!
  В камеру не вбежали, а вошли не четверо, а пятеро полицаев, четверо с дубинками и один с мотком каната и ломом. Четверым удалось завернуть Верхову за спину руки и завязать их в узел канатом. Затем его с трудом повалили на живот, загнули за спину ноги и, обвязав канатом, соединили с руками. Они долго и критически оценивали свою работу, называя позу, в которой Костя находился, 'ласточкой'. Ему было очень больно, но он чувствовал, что это еще не все, и приготовился к новым пыткам, смутно догадываясь, каким. Так и оказалось. Они просунули лом под сцепленные с ногами руки и подняли его. Он не хотел, но не смог сдержать вырвавшийся из горла крик боли, вызвавший у капитана довольный смех.
  Когда они ушли, он еще долго лежал на полу, не в силах подняться: не слушались ни руки, ни ноги. Как долго он висел, он так и не смог вспомнить, хотя не терял сознания и отчетливо слышал, как они спорили, пора или не пора его опускать.
  Наконец ему удалось подняться, и он долго стоял, прислонившись спиной к стене. Его очень тянуло лечь на нары, но он пересилил себя, не желая получить удары от надзирателя, и, усевшись на табурет, принялся растирать руки, ноги и поясницу. И часто думал о распятом Диме, что придавало ему силы.
  На следующий день капитан вошел со словами:
  - Думаю, теперь ты не сомневаешься в серьезности наших намерений заставить тебя подписать признание. Не валяй дурака. Все рано тебя доконают и засудят по полной программе. А твое признание и работа со следствием значительно снизят сроки, и главное, дадут тебе возможность идти на УДО. Это, если ты не знаешь, условно досрочное освобождение. Лет пять-десять могут скинуть. И отношение к тебе будет совсем другое. Тебе разрешат чаще видеться с родными, получать от них посылки, иметь нормальных сокамерников, что очень важно, и получать медицинскую помощь. В противном случае тебя ожидает лишь медленная смерть в основном вот в таких одиночных камерах.
   Костя уже получил Нинину записку и находился в таком приподнятом настроении, что уже ничто не могло его напугать. Слушая полицая, он с трудом пытался скрыть счастливую улыбку. Но она так и выпрыгивала из краев губ, когда он бесцеремонно вклинился в тираду лейтенанта:
   - Говорите, говорите. Вы не представляете, как мне приятно слышать человеческую речь, а ваш добрый совет тем более.
  Лейтенант тяжело задышал и направился к двери. У нее он остановился и пригрозил:
  - Сейчас тебе будет совсем приятно, как на бабе.
  Глядя на закрытую дверь, Костя вдруг с ужасом представил, что, если они повторят 'ласточку' или что-нибудь подобное, то он вряд ли сможет пойти на свидание с дорогими ему людьми. Он напрягся, словно в ожидании удара, и уставился на дверь. Она распахнулась, но.. почему-то тут же опять захлопнулась, лязгнул замок, и наступила тишина. Минут через двадцать, когда ничего не понимавший Костя почти успокоился, подумав, что ему решили дать передышку, лязганье ключа повторилось, но дверь продолжала оставаться прикрытой. Костя невольно опять уставился на нее в ожидании, теперь уже сам не зная, чего, возможно.. он даже боялся подумать, чтобы не сглазить, о встрече прямо сейчас с кем-нибудь из приезжих друзей.
  Минут через десять дверь стала медленно приоткрываться и вдруг быстро захлопнулась, опять оставшись с не запертым замком.
  Сообразив, что над ним просто издеваются, играя на нервах, Костя отвернулся от двери и погрузился в радостные думы.
   Когда через несколько часов надзиратель оповестил в оконце о наступлении обеда, после чего открыл ключом замок и затем дверь, Костя так и не смог вспомнить, когда же замок был заперт на ключ.
  А под вечер, когда во внеурочное время открылась дверь, и он не успел ни о чем подумать, в камеру стремительно вошел Саша. Не успел он придти в себя от этой встречи, как в камеру ворвалась плачущая Нина, а за ней появился озабоченный Есаков.
  Он все же решился закурить. Если надзиратель и накажет его, то по сравнению с тем, что он испытал эти дни, его наказание будет дружеской оплеухой. Подумав об этом, он подошел к толчку и закурил. После первой же затяжки у него закружилась голова, а после второй пальцы сами нажали на горящий конец сигареты. Шатаясь и удивляясь себе, он подошел к табуретке и сел, дыша ртом.
  
   ***
  Перевозили Верхова на этот раз не в маленьком самолете, а в АН-140, очевидно, одолженном у местного руководства специально для него одного. Рассчитанный в стандартном исполнении на 80 пассажирских мест, самолет был переделан на половину мест за счет максимально возможного повышения комфортабельности, заключавшейся в основном в удобстве выпивки: перед каждым кожаным креслом был небольшой столик. Но закованного в наручники Верхова провели мимо пустых мест и усадили сзади салона в обычное кресло, предназначенное для прислуги. По бокам с неохотой устроились два спецназовца с навороченными автоматами. Один из них, огромный парень лет двадцати пяти с казавшимися почти белыми на фоне черной маски глазами, когда уже летели, поинтересовался у Верхова:
  - За что это тебе одному такая почесть?
  - Не угодил Президенту.
  - А... - неопределенно прокомментировал парень и с опаской посмотрел на напарника, уткнувшегося в мобильник.
  Больше он не заговаривал, лишь изредка с неподдельным интересом поглядывал на узника.
  
  А Костя все еще находился под впечатлением встречи с близкими ему людьми с которыми он познакомился в общей камере. На этот раз он совсем не волновался. После того, что он испытал в одиночке, почти не надеясь остаться живым, он был уверен, что хуже уже не будет. Веру в это вселяло то, что друзья, отыскав его в одиночке, больше из виду не выпустят. Казалось, предел испытания его физических и духовных возможностей был во время похищения Нагорным, но оказалось не так. Тогда он был с Димой, когда и умирать было легче. Страшнее оказалось одиночество. Когда его перевели из одиночки в восьмиместную камеру, она показалась ему раем. Его уголовные статьи там восприняли с большим уважением, каждый старался хоть чем-то ему угодить, если не едой, то добрым словом. Ему сходу сообща придумали кличку (погоняло) Верх, как сказали, коротко и ясно.
  
  В ту ночь он впервые уснул без куртки и шапочки и видел какой-то сон, который моментально забыл.
  
  Когда незадолго до посадки напарник слева вдруг поднялся и отправился в туалет, спецназовец, интересовавшийся статьей Верхова, достал ручку, клочок бумаги и, пододвинувшись к нему, процедил сквозь зубы:
  - Быстро называй телефон, я сообщу, куда тебя отправят.
   Обрадованный Верхов продиктовал номера своего домашнего телефона и Колиного мобильника. Теперь уж точно не потеряюсь, успокоил он себя.
  
   ***
  Самолет, неожиданно для Верхова, приземлился на аэродром Летного, вызвав у него волнительное чувство. Всякий раз, приезжая в этот город, он ходил на могилу Нади и долго смотрел на ее фотографию с неповторимой улыбкой. Пошел бы и сейчас. Возможно, в последний раз, подумал он, глядя на оцепление автоматчиков вокруг самолета. Здесь было все покруче, очевидно, из-за опасения, что он мог вырваться и взорвать аэродром и затем улететь на самолете. Во всяком случае, они имели в виду его побег не на могилу Нади.
  Несмотря на то, что в автозаке (теперь он знал, что так называются машины, перевозящие заключенных) было восемь вооруженных до зубов спецназовцев, его везли в клетке. И все остальное было солидно обставлено: встречали его с собакой, и вели, нагнув голову, до дверей тюрьмы сквозь строй приезжих с ним и местных спецназовцев. Ему опять так низко нагнули голову, что он не видел ничего, кроме новых высоких ботинок и зеленых пятнистых брюк впереди шедшего полицая.
  Внутри помещения его ввели в небольшую комнату с зарешеченными окнами и сидящим за столом в дальнем углу у окна рыже - ржавым человеком лет пятидесяти в коричневом костюме и с надутым от важности лицом. Сопровождавший его полицай доложил о доставке заключенного и остался стоять у двери.
  Человек указал Верхову на стул посередине комнаты, и, когда тот уселся, потребовал назвать свои ФИО и статьи. Верхов выполнил требование и спросил, с кем имеет честь разговаривать.
  Человек усмехнулся сквозь ржавые усы, посчитав слово 'разговаривать' панибратством, потому что он не разговаривает, а допрашивает, но решил, что ставить на место заключенного еще рано, и важно назвался майором отдела по борьбе с терроризмом и защите конституционного строя ФСБ России Сыроежкиным. Пропустив мимо ушей имя и отчество, как не обязательные для запоминания, Верхов поинтересовался:
  - А Щербину разве отстранили от моего дела?
  Сыроежкин сделал удивленное лицо, но получилось это у него, как у плохого артиста.
  - Какую Щербину? Я такую нашу сотрудницу не знаю. А вообще-то, - нахмурил майор тоже ржавые брови, - вопросы здесь задаю я.
  - А могли бы предварительно ознакомиться с моим делом и разъяснить мне, за что конкретно инкриминируют мне три статьи. А то те, которые делали мне 'ласточку', заставляли меня подписать признание, зная обо мне только то, что я хотел сменить нынешнего Президента. Вы знаете больше?
  - Я знаю о вас все и тоже предлагаю вам подписать признание, чем вы облегчите свою участь.
  - Так поделитесь со мной, за что меня вы забрали.
  - Все узнаете в суде. Между прочим, вы знаете, где вы находитесь?
  - Не имею представления, кроме того, что в Москве.
  - Вы находитесь в следственном изоляторе номер один на территории 'Матросской тишины'. Надеюсь, слышали о такой тюрьме?
   - Кто же о ней не слышал? Обязательно похвалюсь родным и друзьями. Не каждый удостаивается такой чести.
  Сыроежкин с интересом оглядел Верхова.
  - А вы представляете, сколько вам грозит по вашим статьям?
  - Я же к вам не из дому. В Саратове меня просветили сокамерники. У них получилось тридцать три года. Ну и что? Мне всего тридцать шесть. Еще успею несколько лет насладиться свободой. А вообще-то, честно говоря, я задержался на этом свете. Я мог умереть в Чечне пятнадцать лет назад, чудом остался жив. Так, что сроки меня не пугают. Я могу позвонить отсюда адвокату или жене?
  - Напрасно хорохоритесь, Константин Алексеевич. Чечня - мгновенная смерть, а в тюрьме она медленная и мучительная.
  - Это я уже испытал. Пять дней на мне проверяли разные способы воздействия, следя, чтобы я ни в коем случае не откинул копыта. Так как насчет телефона?
  Следователь вынул из кармана мобильник и положил его на край стола. Верхов еле удержался, чтобы не схватить его, взял не спеша и позвонил на домашний городской номер. К телефону подошла дочь. У него перехватило дыхание.
  - Любушка, это папа
  - Мама! Папа звонит! Пап, когда ты приедешь?
  - Скоро, совсем скоро. Скажи это Вадику с Федоркой.
  - Костик, ты откуда?
  - Из Москвы. Меня перевели в изолятор 'Матроской тишины'. Передай это Юрию Павловичу. Я его жду.
  - А я могу приехать?
  Костя спросил у следователя:
  - Жена может получить свидание со мной?
  - Это зависит от вас. Все, разговор закончен.
  - Катенька, пока свидание не разрешают, только адвокату. Разыщи Есакова. А мы с тобой будем переписываться, поэтому передай с ним конверты и бумагу. До свидании, родная. Поцелуй детей. - Костя отключил телефон и положил на стол. - Спасибо.
  - Хорошенько подумайте насчет добровольного признания, если хотите часто разговаривать с женой. О себе не хотите думать, пожалейте детей. У вас их трое. Без отца они пропадут. Крепко зарубите себе на носу, что у системы большие жернова, и она перемелет всех, кто с ней не согласен. Уведите.
  
  Верхова двое полицаев повели по ступеням вверх. На третьем этаже они прошли через дверь с электронным запором в коридор с камерами по обеим сторонам и передали его двоим надзирателям. Те приказали ему доложить ФИО и статьи, после чего отвели в пустую камеру с четырьмя двухярусными нарами, столом с лавками и санузлом в углу у двери. Камера Косте понравилась: стены были окрашены в приятный голубой цвет, потолок был высокий и белый с двумя лампами дневного света, бетонный пол был узорчатый. Наверху в углу была вделана полка явно для телевизора, что подтверждали свисавший провод антенны и две розетки, одна из них для радио. Никакого сравнения с саратовской камерой, тем более с одиночной.
  Чутье подсказало Косте, что эта камера промежуточная, и в ней он не останется. А он бы в такой остался, лучше с людьми. Облегчив мочевой пузырь в довольно приличный унитаз, он с наслаждением опустился на нижнюю нару, подложив под голову руки, еще не отошедшие от 'ласточки'. Услышав шум в замке, он поднялся и назвал себя со статьями двум офицерам: подполковнику и майору, соответственно, начальнику смены изолятора и начальнику медсанчасти.
  Майор, небольшой коренастый и взлохмаченный, повелел Верхову раздеться до трусов и стал тыкать пальцем, попадая в самые болевые точки.
  - Я его не приму, - заключил он. - Его надо в госпиталь.
  - Одевайся, - приказал Верхову подполковник. - Сейчас за тобой придут. А пока изучи правила.
  Они вышли. Костя без интереса подошел к приклеенным к стене 'Правилам содержания в следственном изоляторе подозреваемых, обвиняемых и осужденных'. Все то же, что и там. Интересно, а здесь действительно выдают книги и принимают заявления?
  
  У тюрьмы есть одно преимущество перед свободой: есть время думать. Сейчас его занимал вопрос: будет сидеть он в общей камере или опять один? Если в общаге, то с такими же хорошими сокамерниками, как в Саратове или с отморозками?
  Он пробыл в общей камере всего двое суток, а сколько впечатлений, интересных и полезных сведений получил! Они хором учили его, как здороваться, входя в камеру, как реагировать на розыгрыши, как вести себя с надзирателями ('вертухаями'), с паханами, следователем ('следаком') и вообще, как относиться к тюремной жизни, если уж выпала такая участь.
  
   ***
  - Главное, не показывать, что ты их боишься, - поучал, вышагивая по камере, священник Душин, сидящий за антисемитизм. - Ни в коем случае не лебезить перед ними. Они, как евреи, никогда не довольствуются уступками, им нужна полная капитуляция.
   Душина посадили за книгу об истории завоевания России жидами, начиная с одиннадцатого века, когда они впервые появились на ее территории, постоянно изгоняясь с нее, и кончая их триумфом в нынешней России, в которой они полностью завладели всем ее бывшим народным богатством. Книгу признали экстремистской и Душину дали пять лет, из которых полтора года он отсидел до вынесения приговора, год в тюрьме, и сейчас его адвокат добивается снятие либо уменьшение срока судимости.
  - А вам за что дали мою статью? - поинтересовался Душин.- Что вы такое не поделили с евреями?
  Верхов с удивлением посмотрел на красные губы священника, выделявшиеся на фоне седой бороды и бледных щек.
  - А знаете, в вашем вопросе я услышал подсказку. Я действительно многое не поделил с евреями. До сих пор я, прежде всего, думал лишь об азербайджанцах, от которых освободил рынки Лесков.
  - Если азербайджанцы и прозвучат на суде, то лишь для проформы. Насчет их засилья на рыках было специальное постановление не то в Думе, не то правительства. Вас засадили евреи. Рассказывайте, где вы им перешли дорогу.
  Верхов в первую очередь вспомнил и рассказал о наглом Меленкине, у которого отнял увеселительные дома для богачей и отдал их детям. Выборочно поведал он и о Нагорном, которому не дал превратить Лески в курорт для мировых миллиардеров, и о Пенкине с Резкиным, пытавшимся захватить станкозавод, о евреях, покинувших добровольно Лески, сообразив, что там им ничего не светило насчет грабежа, воровства и мошенничества.
  - Нет, не это, вернее, не только это, - покачал волосатой головой Душин.- Тут вы можете представить их в ненужном виде. Вы где-нибудь публично высказывали, что не питаете симпатию к евреям.
  - Может, и высказывал. А почему я должен скрывать, что не люблю их.
  - Вот! - обрадовался Душин. - Главным обвинением против Бориса Миронова оказались его когда-то произнесенные слова 'Я не люблю евреев'.
  - Они, что, женщины, чтобы их любить?
  - Вы можете в отношении любой нации сказать, что не любите ее, но не о евреях, в защиту которых придуман 'антисемитизм'. - А когда прощались, Душин пожав крепко руку Верхова, предсказал. - Я допускаю, Константин, что ваш адвокат сможет добиться снятия с вас часть обвинений в покушении на власть и в организации массовых беспорядков. Но он ничего не сможет сделать с обвинением в антисемитизме. Евреи ни за что не простят вам, что в руководимых вами Лесках, являвшихся жемчужиной России, которая, как они считают, по праву должна принадлежать им, нет ни одного их сородича.
  
  Душин на многое в отношении евреев открыл глаза Косте, и он решил обязательно использовать полученные от священника знания на суде. Но сейчас, сидя в пустой камере, он не хотел об этом думать, к тому же его слух уловил звук открываемого замка.
  
  Дверь распахнулась, и в камеру вошли три полицая с его сумкой, постельными принадлежностями, мылом, зубной пастой и щеткой. После того, как он назвался, ему на этот раз выдали тщательно подобранные Катей, с подсказки Есакова, белье и одежду, оставив почему-то в сумке средства гигиены. Практически пустую сумку (еда, три блока сигарет и сто тысяч рублей были конфискованы в Саратове) полицаи оставили для склада, и Верхов уже знал, почему: он мог использовать застежки молнии для самоубийства.
  Он подумал, что его поведут в медсанчасть или в общую камеру, а оказалось, - в баню. Когда он разделся, один из полицаев присвистнул:
  - Твою мать. Классно тебя отделали. Это где же?
  - Заткнись! - прорычал другой полицай. - Не твое дело. Наше дело сейчас его охранять. А прикажут отделать его, и ты постараешься не хуже.
  - Да нет. Тут не только дубиной работали.
  - Я сказал, заткнись. Не наше это дело.
  Вода в душе оказалась едва теплой, но, несмотря на это, Верхов испытал настоящее блаженство, подтвердив, как мало нужно для счастья человеку, попавшему в беду.
  
  То, что его не положат в медсанчасть, Верхов уже понял, поднимаясь по знакомой лестнице наверх, и молил Бога, чтобы отвели его в общую камеру. Он облегченно вздохнул, когда на третьем этаже его провели мимо пустой камеры, в которой он побывал, и остановились дальше. Примкнувший к ним надзиратель буквально втолкнул его в дверь.
  Он оказался в камере, ничем не отличавшейся от уже знакомой. Четверо узников разного возраста, сидевших за столом, с неохотой отвели от телевизора глаза и уставились на него. Он учтиво поздоровался, и спросил, какое место он может занять. Самый пожилой из них с огромным в пол-лица носом указал рукой на верхнюю крайнюю нару, на которой стояли две коробки.
  - А куда переставить коробки? - вспомнив наставления саратовских сокамерников, спросил Верхов.
  - Я переставлю сам, - поднялся из-за стола молодой парень лет двадцати.
   Уступая ему место, Верхов прошел вглубь камеры, бросив взгляд на лежавшего лицом к стене на нижней наре узника. Его гривастые седые волосы, закрывавшие лицо, показались Верхову знакомыми, только были чуть белее. У Верхова вдруг бешено забилось сердце. Он бросил на освободившуюся нару вещи, нагнулся и осторожно отвел рукой от лица лежавшего волосы. Ноги его подкосились, он опустился на колени и, мягко коснувшись рукой плеча в клетчатой рубашке, прошептал:
  - Петр Трофимович.
  Паршин медленно повернул голову, встретился взглядом с Костей и стал с трудом подниматься. Костя помог ему сесть, сел рядом и обнял старика, ощущая под пальцами костлявость спины, совсем недавно могучей.
  - Костя, ты, - проговорил хрипло Паршин. - И тебя взяли? - На глазах старика появились слезы.
  - Главное, Петр Трофимович, теперь мы вместе. Я очень этому рад. Я все время о вас беспокоился. Есаков знает, что вы здесь?
   - Вчера мне в первый раз дали позвонить жене. Она должна ему передать, что я здесь.
  Костя поднялся и повернулся к узникам, уткнувшимся в экран телевизора - лишь один носатый узник наблюдал за ними, - и проговорил громко.
  - Вы меня простите, что я не представился. Я встретил у вас очень дорогого мне человека, Петра Трофимовича. Погоняло у меня Верх от фамилии Верхов. А зовут меня Константин. Статьи у меня 212, 280, 282.
   - Тоже политический что ли? - спросил носатый.
   - А кто ж еще? Мы, как говорится, одной ниткой повязаны, одинаково не по нраву нынешней власти. Петр Трофимович, у вас такие же, как у меня, статьи?
  - Из тех, что ты назвал, у меня только две: посягательство на власть и организация массовых беспорядков. Третья - то у тебя за что?
  - Унизил чье-то человеческое достоинство, а чье конкретно, пока не знаю. Следователь сказал, узнаю на суде.
   Носатый назвался Сергеем Васильевичем или Носатым по погоняле. Представил он и других. Бледный и худой до невозможности узник лет сорока оказался просто Виктором без отчества и Худым по погоняле, молодой парень - Максимом, погоняло Студент, и здоровяк лет тридцати - просто Молчуном, что тот подтвердил кивком головы. Верхов не возражал бы узнать, за что они сидели, но они свои статьи не назвали, а интересоваться он не стал и вернулся к Паршину.
   Двенадцать дней его во Владимире под пытками заставляли подписать признание, что он состоял в преступной организации под руководством Верхова, целью которой было установление советской власти сначала в Центроградской области и затем по всей России. Услышав эти обвинения, Паршин сказал, что, к сожалению, это пока неосуществимая мечта, и он отдал бы жизнь за то, чтобы она претворилась в жизнь. Ему пообещали помочь отдать жизнь прямо там. Три дня его не кормили и не давали воду, лишь били дубинками. На четвертый день стали кормить, но перешли к пыткам. Из знакомых Косте истязаний они убрали, видно, с учетом возраста старика, 'ласточку', заменив ее надеванием на голову полиэтиленового пакета, после чего он очнулся в медчасти, откуда через день был переправлен в Москву.
  - Я им сказал, что физически они могут меня сломить, но духовно - никогда. Я как был коммунистом партии Ленина - Сталина, а не нынешних оппортунистов, так им и умру, не признав эту антинародную олигархическую власть. 'Вот и отправляйся на встречу со своими вождями, - сказали они и надели мне на голову пакет.
  - Это вы напрасно раскрывались перед ними. Их это только бесит. А вот то, что вы воевали в Афганистане, надо было им сказать. Этот могло на них подействовать.
  - Нет, Константин, они уже заражены этой гнилью. Я только одно не могу понять. Одно дело, ненависть прозападных либералов и правящей элиты к нам, сторонникам социализма. С ними мне ясно, они спят и видят покоренной Западу Россию. А полицаи ведь из обычных бедных семей.
  - В этом все и дело, Петр Трофимович, что из бедных. Им уже неплохо платят, а если они будут верно служить власти, то тоже могут стать богатыми. Они же видят, какие хоромы у их начальства, вот и хотят иметь такие же. За деньги они будут пытать и убивать кого угодно и сколько угодно.
  - Ты знаешь, отчего я сдал? Оттого, что был один. А сейчас, когда я знаю, что ты рядом и что тебя надо защищать, а еще, что обо мне знает жена и узнает Есаков, меня уже ничто не сломит, только пуля.
  Их беседу прервал приход знакомых Верхову начальства: начальника смены и начальника медчасти. Подполковник, увидев Верхова, в буквальном смысле остолбенел. Полминуты он переводил глаза с него на Паршина, стоявшего опершись обеими руками о стол.
  - Забираем его, - сказал подполковник майору и тут же приказал Паршину. - На выход с вещами.
  - У меня их нет. Только казенные. Я их не донесу.
  - На выход без вещей.
  Верхов вмешался:
  - Ему нужна срочная медицинская помощь. У него отбиты почки и пульс девяносто восемь.
  - Молчать! - гавкнул начальник смены. - Заступник нашелся. До тебя очередь дойдет. Пошли.
  
  После их ухода Носатый прочистил воздухом ноздри и спросил Верхова:
  - Отчего это он оборзел?
   - Оттого, что нас вместе увидел. Меня к вам, видно, по ошибке посадили. Он потому убрал отсюда его, а не меня, чтобы я не знал, где он будет находиться. На прогулку всех одновременно выводят?
  - Нет, у них график по этажам. Если они не захотят, чтобы вы виделись, они это сделают.
  - На суде можете встретиться, - вступил в разговор Худой. - Статьи у вас, как я вижу, общие.
  Верхов узнал, что Носатый сидел за убийство соседа по пьяни, Худой убил зятя, Максим разбил голову чеченцу, пристававшему к его девушке, а Молчун ограбил ювелирный магазин, чтобы оплатить лечение матери. Оправдывался только Максим:
  - Моему дяде в Чечне голову отрезали и играли в нее в футбол. А сейчас они неприкосновенные. Я должен был спокойно смотреть, как он тащит мою невесту в кусты?
  Максим учился в дневном институте и уже пропустил три курса. Декан - кавказец и сказал, что институт для него закрыт. Настроение у парня было тоскливое.
  Они, узнав, что он не обедал, накормили его супом - харчо, тушенкой с картошкой- пюре, чаем с разными сладостями. Как он выяснил, все это богатство им присылали или привозили родные.
  - И у тебя все будет, - заверил его Носатый. - Если дома есть на что купить.
  Вскоре подоспела прогулка. Верхов просмотрел все глаза в надежде увидеть Паршина.
  - Должно быть, положили его в санчасть, - успокаивал его Носатый. - Им неприятности не нужны. Адвокат это может раздуть. А старый совсем слабый.
  - Вы бы видели его две недели назад. Его трое полицаев не смогли уложить на землю.
  
  На следующий день Верхов встретился с Есаковым, и началась долгая судебная тяжба.
  
   ***
  Прошло четыре с половиной года, пошел 2016 год. Из них полтора года Верхов пробыл в изоляторе 'Матросской тишины' от одного суда до другого с перерывами от месяца до полугода. Есакову удалось снять со своих подзащитных часть обвинений в покушении на власть и организации массовых беспорядков. В результате, Паршину назначили четыре года, и летом 2014 года он был выпущен на свободу, с учетом того, что год в изоляторе засчитывается за два года.
   У Верхова осталась незыблемой статья о расовом экстремизме. Как священник Душин предсказал, основным обвинением оказалось отысканное Щербиной на телестудии интервью Верхова корреспонденту газеты 'Сельская жизнь' по случаю открытия нового колхозного рынка в Лесках. Корреспондент, немолодой, плешивый и горбоносый, но почему-то по фамилии Сокол, очень похвально отзывался о низких ценах и о доброжелательной обстановке на рынке. Он дотошно перечислил продукты, которые накупил для дома, забив ими багажник машины. Казалось, интервью было заказано самим Верховым для его восхваления, если бы не последний вопрос: 'А каковы мотивы изгнания вами евреев из Лесков? Вы их не любите? Вы антисемит?'
  
  Верхов хорошо помнил то интервью, которое так и не увидел на экране. Вполне возможно, оно вообще нигде не было показано. А на суде вдруг всплыло, дождавшись своего часа. Разумеется, корреспондент отобрал из интервью лишь то, что нужно было суду для обвинения Верхова не только в нелюбви к евреям, а и в ненависти и даже маникальной жажде их всех уничтожить.
  Услышав этот бред, Верхов вспомнил священника Душина, сказавшего: 'Вас засадили евреи', а еще 'Главное, не показать, что их боишься, и не лебезить перед ними. Они никогда не довольствуются уступками, им нужна полная капитуляция'.
  А он и тогда не думал лебезить, а нацелил на корреспондента долгий изучающий взгляд. Затем, открыто усмехнувшись, проговорил:
  - С этого и надо было вам начинать, а не с рынка, до которого вам нет никакого дела. Ну что ж, про евреев, так про евреев, я не против. Поясните, кого конкретно из них я изгнал из Лесков? И что вы подразумеваете под этим словом? Вывел их за пределы Лесков и дал под зад коленом?
  - Не в буквальном смысле, разумеется, а создали для них такие условия, что они были вынуждены сами уехать из Лесков.
  - Это вы правильно заметили. Я действительно создал в районе такие условия жизни и работы, которые не устраивали бандитов, воров, мошенников и всякого рода прохиндеев, и они либо исправлялись, либо, как правило, уезжали из Лесков, ибо исправить их могла лишь могила. Предпочли уехать и все пять еврейских семей. У каждой из них были свои серьезные причины отъезда, и я могу вам их раскрыть, но не думаю, что вы захотите их обнародовать. Начнем хотя бы с Хейфеца, художественного руководителя знаменитого на всю область Драматического театра, который он превратил в рассадник безнравственности, пошлости и разврата, выдавая открытые совокупления и мат на сцене за новаторство и либерализацию театрального искусства. Или взять Нагорного, нашедшего убежище в Англии. Я только боюсь, что мой рассказ о нем в этой вашей передаче может стоить вам жизни. Или возьмем Миленкина, превратившего бывшие советские санатории для ветеранов войны в публичные дома для отпрысков миллионеров.
  - В своих действиях по борьбе, скажем так, с несимпатичными вам людьми вы руководствовались ушедшей в небытие социалистической идеологией. А в России капитализм, и все действия Хейфеца, Нагорного, Миленкина и других евреев, которых вы изгнали, не противоречили принципам и духу капитализма, хотя и не всегда отвечали интересам населения. Но это сейчас не обязательно. Я уверен, если бы вы подали на них в суд, он бы, наверняка, не был на вашей стороне. Но вы этого не сделали, а предпочли действовать волюнтаристски и не только из идеологических соображений, а и из вашей нелюбви к евреям. Вы антисемит?
  - Я не знаю, что означает это слово.
  - Я не думаю, чтобы вы не знали, что антисемитизм - это искусственно создаваемая национальная нелюбовь к евреям.
  - Во-первых, любовь тут не причем. Они не женщина и не Родина. В этом смысле евреев я действительно не люблю, хотя некоторые мне очень нравятся. Но многих я ненавижу, к примеру, Троцкого, называвшего русский народ 'навозом большой истории', нужный лишь для разжигания мировой революции. В случае ее победы, он собирался раздавить Россию и на ее погребальных обломках укрепить власть сионизма. Вот его дословные слова: 'Путем террора, кровавых бань мы доведем русскую интеллигенцию до полного отупения, до идиотизма, до животного состояния'. Я люто ненавижу нынешнего главного раввина России сиониста Берла Лазара, активного участника развала СССР, о чем он с гордостью докладывал Хабаду. В результате этой совершенной евреями мирной революции мой народ моментально превратился в нищего и стал терять ежегодно по миллиону русских. Зато кучка евреев завладела практически всеми принадлежавшими в советское время народу природными ресурсами, фабриками и заводами, принадлежавшими ранее народу. А сейчас этот морж делает все теперь уже для уничтожения русской России.
   Корреспондент с радостью обнажил в ухмылке длинные кривые зубы.
   - Русской России.. Почему только русской? А разве евреи не имеют право называть Россию своей еврейской?
  - Нет, не имеют. Россию создал именно русский государствообразующий народ, сумевший объединить под своим началом двести народностей, национальностей и меньшинств, в том числе евреев. Некоторые национальности мне не нравятся, но никто из них не привлекает меня за это к суду. Кроме вас, евреев. Мы же не привлекаем к суду евреев, люто ненавидящих русский народ. Как я могу относиться к уродке во всех смыслах, Новодворской, которой принадлежат следующие слова: 'Русскому народу место в тюрьме, причем не где-нибудь, а именно у тюремной параши'. Или к подонку Стомахину, утверждавшему, что 'Россия - страна дураков, которую нужно уничтожить, закопав. Чем скорее русские сопьются и сдохнут, тем лучше'. Мало сказать, что я этих евреев ненавижу. У меня не дрогнет рука их убить.
  На этом, насколько Верхов помнит, интервью завершилось. Корреспондент умело смонтировал из него нужные для суда слова Верхова о евреях из высказываний Новодворской и Стомахина о русских. Требование Есакова о проведении экспертизы видеокассеты на предмет ее фальсификации судья, кстати, еврей Равинский, категорически отверг и принял ее в качестве неопровержимого доказательства вины Верхова в публичном разжигании национальной и религиозной вражды и конкретно антисемитизма. Есаков сражался героически, разбивая в пух и прахи все обвинения, но судья продолжал нагло отводить все доводы и возражения, не раз угрожая ему привлечением к суду за неуважение к нему как к судье и за антисемитские высказывания.
  Поняв, что судья неумолим и суровый приговор ему неизбежен, Верхов, несмотря на возражения адвоката, выложил следующее в своем последнем слове:
  - Дорогие друзья и соотечественники! В моем последнем слове есть, что сказать вам, а не этому суду, судилище которого надо мной и моим старшим товарищем Паршиным Петром Трофимовичем я не признаю, так как не считаю ни себя и ни его виновными.
  - Говорите только о себе, - стукнул молотком судья.
  - Хорошо, только о себе. Судилище только надо мной я также не признаю: суд просто добросовестно выполнил задание Президента во что бы то ни стало посадить меня. Поэтому доказывать мою невиновность этому суду было бесполезно. Мой адвокат совершил невероятное, добившись снятия части обвинений, с абсурдностью которых даже этот суд был вынужден, скрипя зубами, согласиться.
  - Еще одно оскорбление суда и я лишу вас слова, - крикнул после стука молотком со всей силы Равинский.
  - Хорошо, не буду вас оскорблять. Так как оставшиеся обвинения против меня по-прежнему серьезные, поэтому я обязан высказать по ним свое личное мнение, не повторяя моего адвоката, разложившего их абсурдность по полочкам по всем четырем статьям. Лично для себя я все обвинения подразделил на два вида: против нынешней власти в России и против евреев.
  Начну с обвинений против власти. Да, она мне не нравится, потому что я считаю ее нелегитимной и антинародной. Нелегитимной потому, что она установлена вопреки воле народа СССР, высказанной им на референдуме в феврале 1991 года. Тогда около восемьдесяти процентов населения проголосовали за сохранение Советского Союза. Развал СССР, наплевав на референдум, совершили три человека, которых иначе, как предателями народов РСФСР, Белоруссии и Украины назвать нельзя. Свое предательство Ельцин удвоил, расстреляв народных депутатов в 1993 году и установив в стране олигархический режим. Но это одна сторона вопроса, юридическая. Вторая, еще более преступная, состоит в том, что после развала СССР все бывшее народное богатство, а именно, природные ресурсы, фабрики и заводы, построенные потом и кровью наших дедов и отцов, были разграблены или спешно распроданы избранной кучке за три процента их фактической стоимости зачастую на деньги американца Сороса. Так, мировой гигант 'Уралмаш' с 34 тысячами рабочих был продан за 3,7 миллионов долларов, а Челябинский тракторный завод с 54 тысячами рабочих - всего за 2,2 миллиона долларов. От продажи свыше 125 тысяч предприятий России, стоимость которых по самым минимальным тем ценам превышала триллион долларов, казна получила всего 7 миллиардов долларов или в среднем по 56 тысяч долларов за одно предприятие, то есть с учетом гигантов типа 'Уралмашзавода' большая часть предприятий приватизировалась бесплатно. В этом признался сам автор грабительской приватизации еврей Чубайс, проведенной им под руководством американских экономистов, сказав, что главным для него было не получение денег, а как можно быстрее покончить с коммунизмом. Вот и покончил: уже в 1992 году в России впервые за всю ее историю смертность превысила рождаемость на миллион жителей не только из-за мгновенно наступившей нищеты народа, но больше от безысходности и разгула бандитизма, и это продолжается до сих пор, потому что русский человек, для которого духовно-нравственные ценности всегда были выше материальных, не принял и никогда не примет капитализм с его законами диких джунглей. Поэтому и я как русский человек не признаю эту власть, хотя и защищал ее, вернее, свой народ с оружием в руках в Чечне и продолжал защищать его от вымирания, работая мэром Лесков. В то время как в стране продолжают исчезать деревни (в целом после развала СССР вымерли 34 тысячи деревень и свыше 20 тысяч малых городов), в Лесках нет ни одной деревни с пустующими дворами. Соответственно население Лесков за годы моей работы мэром возросло с 8 до18 тысяч человек. В районе нет безработицы и нет беспризорных детей. Уровень зарплаты и пенсий превышал средний уровень по стране более чем в два раза. Сейчас, правда, после моего увольнения, эта разница существенно уменьшилась.
  Теперь об обвинении меня в расовой ненависти, а конкретно в антисемитизме. Мой адвокат уже говорил, что приведенная на суде кассета в качестве доказательства моего антисемитизма является искусным монтажом моего интервью, данному корреспонденту Соколу десять лет назад. Можно только позавидовать его долготерпению в ожидании удобного случая. Лично для меня и это является еще одним доказательством нечистоплотности евреев: один сфабриковал улику, а другой, и не продажный журналист, а судья, зная о подделке, принял улику как факт.
  Судья вскинул вверх молоток, но почему-то задержал его на весу. Верхов не стал дожидаться, когда судья домыслит, и поспешил продолжить:
  - Как мне пояснил тогда этот самый Сокол, антисемитизм связан с нелюбовью к евреям. Так как я считаю слово любовь органически неприменимо к евреям, любят мать, жену, детей, Родину, поэтому я сказал Соколу и повторяю сейчас, что в этом смысле я действительно не люблю евреев'. Я могу сказать, что уважаю Виталия Гинзбурга, обожаю Жореса Алферова, Эдуарда Ходоса, Исраэля Шамира, доктора Рошаля, мне импонируют Кобзон за то, что не поливает грязью советское прошлое, Александр Хинштейн за его обличение коррупционеров и преступников. Я восхищаюсь интеллектом Анатолия Вассермана. Его признание 'Какой я был дурак' в отношении ошибочного ранее взгляда на социализм, было сильнее сотен хвалебных статей о нем. Мне очень нравятся многие артисты, писатели и композиторы евреи. Но сказать, что я их люблю, я не могу, я не гомик. Но таких евреев, к сожалению, очень мало, и не они создают впечатление об этой национальности. Не помню, где, я вычитал такую фразу: 'Если суммировать вред и пользу России от евреев, то пользы будет не меньше'. Не знаю, что имел в виду под вредом и пользой автор, скорее всего, не еврей, ибо тот вообще не признал бы вред от евреев, поэтому я сам попробую скалькулировать этот баланс для моей страны со времени появления в ней евреев. Исходить я буду из нынешнего состояния России, хуже которого в ее многовековой истории еще не было. В том, что она уверенно движется к пропасти, мало кто сомневается. И в этом огромная, если не основная вина лежит на евреях, активных участниках развала СССР.
  Русский народ, являясь государствообразующим, всегда гостеприимно и дружески относился ко всем проживавшим в России народностям, национальностям и этносам. И лишь к евреям у него сразу после их появления на Руси возникли неприятие и даже враждебность из-за их человеческих, а скорее бесчеловечных качеств, ставших природными в силу неукоснительного следования учениям и наставлениям их библий Торы и Талмуда. Вот лишь некоторые цитаты из Торы:
  - Господь Бог избрал тебя быть особым народом над всеми народами, что на лице Земли, И ты пожрешь, , все народы, глаз твой не будет иметь к ним жалости, всякое место, куда ступит твоя нога, будет твоими;
  - Ибо народы и царства, которые не захотят служить тебе, погибнут, и такие народы совершенно истребятся.
  А вот наставления из Талмуда:
  - Евреи - человеческие существа, а другие нации мира не люди, но звери;
  - Иегова создал неевреев (гоев) в человеческом обличии, чтобы евреям не пришлось пользоваться услугами животных; семя гоев приравнено семени животного;
  - Гой, сунувший нос в Талмуд, виновен и карается смертью;
  - Как определить слово грабеж? Гою запрещено воровать, грабить, брать женщин и рабов у евреев, а еврею не запрещено делать все это по отношению к гою;
  - Девочки гоев с трехлетнего возраста могут подвергаться насилию евреями.
  Последний постулат вне человеческого разума. Даже фашисты не насиловали трехлетних девочек. И вообще Тора и Талмуд пронизаны фашистским истреблением других народов с благословения Бога Иегова. Еврейский Бог - это не общечеловеческий Бог, а бог только для одних евреев, который относится к неевреям с лютой ненавистью, уподобляя их слюне. Даже Гитлер уступал ему в бесчеловечности.
   Простой русский народ, естественно, не читал ни Тору и ни Талмуд, а судил о евреях по их поведению в жизни. Как и везде в мире, появлявшиеся в древней Руси в небольшом количестве евреи занимались в основном торговлей и ростовщичеством, на чем довольно быстро обогащались, в том числе за счет подлогов, махинаций, жульничества и обмана, что было глубоко противно русской натуре. Помимо этого, евреи активно насаждали 'ересь жидовствующих'. Это не могло не вызывать возмущение местного населения, и уже в 1068 году им был учинен в Киеве первый еврейский погром, а чуть позже на съезде славянских князей было принято решение о недопущении пребывания евреев на землях, входящих в состав Киевской Руси. Уверен, что первый погром на Руси был совершен спонтанно, и русский народ не знал, что такие погромы уже давно проводились во всех странах, куда внедрялись евреи. Широко известен происшедший еще десятью веками раньше в Александрии самый крупный погром, во время которого было уничтожено 56 000 евреев. Забегая вперед, скажу, что вплоть по 18-й век в странах Европы было совершено свыше 50 еврейских погромов.
  Так, что русские люди были далеко не первыми и не одинокими в своей ненависти к евреям.
  Правители Руси, будучи образованными по своим временам людьми, если и не все из них читали Тору и Талмуд, то наверняка были знакомы с их содержанием и не могли не осознать большое зло от еврейства для страны и русского народа. Поэтому все попытки евреев водвориться и хозяйничать на Руси 'были энергически отклоняемы'. В стране несколько веков действовал закон, установленный еще при Владимире Мономахе: 'Из всея Русския земли всех жидов со всем их имением выслать и впредь не впусчать; - и если тайно войдут, - вольно их грабить и убивать".
   Но евреи все же ухитрялись любыми путями проникать в Русь. В 1550 г. Князь Литовский и Король Польский обратился к царю Ивану Грозному с просьбой не чинить препятствия "жидам с товарами в государство твое въезжать". На что царь ответил: "Мы к тебе не раз писали о лихих делах от жидов. Как они наших людей от христианства отводили, отравное зелье к нам привозили и пакости многим нашим людям чинили. Так тебе бы, брату нашему, не годилось и писать о них много, слыша их такие злые дела". А после взятия Полоцка во время ливонской войны в 1563 году, когда 'Половчане пожаловались Ивану Грозному на притеснения и лихие дела евреев, бывших поверенными и арендаторами польский властей и магнатов, царь приказал утопить всех евреев Полоцка в реке'. С тех пор, более двух столетий евреи не допускались, даже временно, на территорию не только Московского царства, но и всей Российской Империи.
  Непримиримую позицию к евреям занял и Петр I: 'Я предпочитаю видеть в моей стране магометан и язычников, нежели евреев. Последние являются обманщиками и мошенниками. Я искореняю зло, а не распложаю его. Не будет для них в России ни жилища, ни торговли, сколько о сем ни стараются и как ближних ко мне ни подкупают'.
   И тут Россия не была одинока. Евреи неоднократно изгонялись практически из всех европейских стран, в том числе 6 раз из Франции, по 5 раз из Италии и Швейцарии, по три раза из Англии и Португалии и по разу из Германии, Австрии, Чехии, Венгрии, Польши и Литвы. Но их изгнание мало что давало, они, как тараканы продолжали пролезать во все страны. Такая же картина была и в России вплоть до Октябрьской Революции. И все же, надо сказать, до 18-го века евреев в России было сравнительно мало, даже принявших для вида христианство. Только после присоединения к России Крыма и раздела Польши, вместе с утраченными ранее русскими землями 'Россия разом получила сотни тысяч евреев'. Не осознав их опасность, Екатерина II наивно решила их 'терпеть, надеясь на превращение в добрых подданных'.
  Но очень скоро правительство убедилось, что верноподданными гражданами Российской Империи евреи становиться не хотели и продолжали нагло противопоставлять свои интересы интересам России, отчего выявилась потребность в законодательном решении вопроса их пребывания в России. В 1776 году вышло первое законодательство о евреях. В 1785 был издан указ об устройстве евреев. Потом появились многочисленные Уставы, Положения и Правила поведения евреев в стране. Самый первый проект коренной радикальной еврейской реформы еще при Павле I предложил сенатор, а потом министр юстиции (он же знаменитый поэт, учитель Пушкмна) Г.Р. Державин, который был одним из самых крупных специалистов по борьбе с еврейским нашествием в Россию. Он был убежден, что 'Нельзя ничего сделать в преобразовании жидов, если за всех их не приняться разом всем русским обществом'. Но дело затянулось, а царь Александр I оказался либеральным к евреям и не хотел слышать о радикальной реформе. До Октябрьской Революции было издано свыше 1000 разных правительственных документов о евреях, но враждебную их деятельность в России они не пресекли. Главный недостаток антиеврейского законодательства состоял в том, что в России не было четко разработанной программы борьбы с еврейской опасностью, и правители вели себя по отношению к евреям крайне непоследовательно. Одни цари были к ним терпимы, не видя в них опасности, другие, хорошо понимая, что каждый еврей - это воплощенный Талмуд и очень вреден для России, активно пытались этому противостоять. Так, при Николае I все 30 лет с1825го по 1855 годы 'евреи были в России племенем опальным и даже презираемым'. Их заставили служить в армии, были 'изданы особые законы против их контрабандного промысла', 'жёстче стали следить, чтобы евреи незаконно не переселялись из Западного края в Центральную Россию'. Некоторая польза от этих законов была, но проводить целостную систему мероприятий по обезвреживанию еврейства в дальнейшем не удалось еще и потому, что 'Евреи подняли большой гвалт в России и по всей Европе. Кричали, 'мы, евреи, потому и не верноподданные, что правительство ограничивает нас в правах и свободах, и если бы их не было, то мы с радостью верой и правдой служили бы интересам России'. И хотя это была лживая уловка, правительство Александра II снова пошло на уступки, которые опять нисколько не образумили евреев, а лишь усилили ещё больше их позиции в России. Претворяя в жизнь учения Талмуда, утверждавшего, что евреям 'все позволено' по отношению к гоям, евреи еще энергичнее стали русских эксплуатировать, обманывать, спаивать, превращая в бесправных рабов, разлагать национальный высоконравственный дух русского народа, пропитывая его еврейским духом наживы и стяжательства. Подрывая основы православной веры, они стремились как можно больше переделать русских людей в тупых безбожников, покорных иудейской идеологии. Всем было ясно, что откладывать дальше разработку и реализацию кардинальной реформы по ограничению еврейского влияния в России было преступно.
  Такую реформу предложил царю в 1876 году коммерческий советник МВД князь Н.Н. Голицын в своей записке 'О необходимости и возможности еврейской Реформы в России'. Голицын с 1872 по 1875 был вице-губернатором Подольской губернии и хорошо изучил поведение евреев - 'этого малого народа с большим ртом и большими присосками'. И в своей записке князь пытался убедить царя и правительство России в том, чтобы к евреям они относились как к серьезному, коварному и беспрерывно наступающему врагу и, пока не поздно, приняли решение дать ему решительный отпор.
  По мнению князя Голицына, зло от евреев со времени Екатерины II шло в трёх сферах: духовно-нравственной, экономической и гражданско-политической.
  Вред еврейства в духовно-нравственной сфере, заключавшийся в подрыве среди русских и других народов России основ православной веры и разложении национального духа русского народа, в общих чертах я уже обрисовал.
   В экономической сфере евреи наиболее полно проявляли свое главное качество - 'склонность к вампиризму', а именно, обирание и высасывание денежных соков из русского народа. Особенно это проявлялось на западе и юге России, где была сосредоточена основная масса евреев. 'Без еврея здесь теперь как бы и невозможна жизнь. Они захватили все отрасли торговли, производства, промыслов и кредита. Евреи создали такие условия жизни здесь, когда ничего немыслимо ни продать, ни купить без них... Скупая по низкой цене у крестьян продукты, а продавая втридорога, они чрезвычайно наживаются'. Несмотря на запрет заниматься питейным бизнесом, евреи активно спаивали белорусов и малороссов, 'ибо пьяных легче обирать'. Самым распространенным видом эксплуатации коренного населения евреями было ростовщичество. 'Все евреи поголовно, включая владельцев питейных заведений - ростовщики'.
  Евреи-финансисты разорили тысячи крестьян и присвоили много крупных имений помещиков, которых разорили и обманули.
  В сфере гражданско-политической сферы евреи - самые политически неблагонадёжные граждане России. Они не имеют никакого желания защищать интересы России. Раньше они отказывались отбывать воинскую повинность. Правительство заставило их это делать, но толку от евреев-воинов никакого нет. На западной и юго-западной границе они постоянно занимаются контрабандой, подрывая экономическую и финансовую мощь России, а также, перебираясь через границу в Австро-Венгрию и обратно, становятся осведомителями спецслужб враждебного государства.
  'Еврейство - это не фармацевтический яд, - заключил князь Голицын. - Еврейский яд правильнее приравнять к физиологическому грибку, к паразиту, который, попав в здоровый организм, непременно плодится до бесконечности и с непомерною быстротою, и чем организм свежее и восприимчивее, тем быстрее множатся бесчисленные грибки'. Свободно расселяющиеся по всей стране евреи-паразиты' 'станут сетью' для русского народа и для России. Грибок-паразит изнутри энергично высасывает жизненные силы России и чрезвычайно ослабляет её'.
  Я для того привел такую подробную выдержку из доклада князя Голицына, чтобы вы почувствовали всеми фибрами русской души, что с тех пор ничего не изменилось в еврейской натуре, и ее, как горбатого, исправит лишь могила.
  К такому же выводу пришел и князь Голицын, утверждая, что 'Самое надёжное, полное разрешение еврейского вопроса в России - это, конечно же, полное изгнание евреев из страны'. Но так, как царь и правительство на это не шли, князь был вынужден прийти к тому же выводу, что и Екатерина II: 'переменить евреев', хотя и прекрасно знал, что после Екатерины II евреи нисколько не изменились, а стали еще наглее. Но если царица предлагала безропотно 'терпеть, надеясь на превращение евреев в добрых подданных', то по Голицыну 'Переменить еврейство - сделать евреев до такой степени безвредными, чтобы они не наносили ущерб государству и обществу, ущерб, который в настоящее время без сомнения превышает ежегодно выплачиваемую ими сумму. (Это, как видите, имеет прямое отношение к пользе и вреде евреев). Новое законодательством должно было заставить евреев покинуть роль ничего не производящих паразитов на пользу общую'.
  Свой проект Реформы Голицын предлагал провести в два этапа. На первом этапе евреи возвращались на территорию западного края, откуда предварительно должно было выехать все христианское население. 'Врага надо отбросить назад, там удерживать и уж больше оттуда не выпускать ни одного еврея на восток, 'дабы не развращалось сердце империи', как правильно сказал Державин'.
  По второму этапу правительство должно было 'признать вредными идеи превосходства и вседозволенности евреев над другими народами, не позволять раввинам -талмудистам вносить такие идеи в сознание еврейского народа, а требовать, чтобы евреи уважали другие народы и работали вместе с ними на благо России. 'Твори добро, еврей, будь честным, не лги, не кради, не желай имущества чужого, не занимайся плутнями'. Голицын надеялся, что такими евреи станут, перестав быть народом-вампиром, живя одни, без христианского населения - объекта, из которого можно высасывать жизненные соки. Не к кому будет присасываться ртом и присосками. И для того, чтобы выжить в этих условиях, еврейский народ вынужден будет, как и все другие нормальные народы, разделиться на слои и классы.
  Появится неизбежно класс земледельцев и класс рабочих. Миллионы евреев, которые были торговцами, ростовщиками, арендаторами, банкирами, владельцами публичных домов и т.д. неизбежно станут земледельцами и рабочими. Без чужого народа-жертвы и без своих производительных классов, без своих земледельцев и рабочих и при закрытии на границе с Россией всех лазеек для контрабанды еврейский народ просто не сможет выжить.
  Переселив евреев в ограниченную, изолированную территорию, и, зачистив страну от еврейских писателей, журналистов, издателей газет и журналов, адвокатов, судей, учителей, чиновников, работающих в образовательном ведомстве и т. п., правительство освободит русский и другие коренные народы России от манипулирования их сознанием со стороны чужого и вредного народа.
  Голицын не исключал, что немалая часть евреев, а может быть и большинство их не согласится жить в изолированной области без чужого народа-жертвы и не пожелает превращаться в земледельцев и рабочих. А увидев, что их 'всемирный гвалт' им не помог, Западная Европа и Америка воевать с Россией за их интересы не стали, они неизбежно начнут массово уезжать из России. 'Пугливость их и трусость ещё больше увеличат их исход из России. 'Но не думаю, - пишет князь Голицын, - чтобы у нас нашёлся кто-либо, кто погнался бы за ними, чтобы остановить их. Никто и ничто в России не пострадает от их постоянной убыли, напротив все вздохнут свободно. Чем больше евреев уедет, тем лучше для России и русского народа. Оставшиеся евреи превратятся постепенно в обычное трудовое нацменьшинство. А в более далёком будущем - и 'разьевреится', то есть евреи станут верноподданными гражданами империи или даже ассимилируется.
   Нам, живущим в 21 веке, приходится только удивляться святой наивности князя Голицына. Да, видно, он и сам больше верил в действенность не своего проекта, а в 'дубину народной войны', о чем предупреждал правительство, если оно 'испугается начать Великое Контрнаступление против евреев. 'Ожесточение в народе против евреев растёт с каждым днём и одесский лозунг 'Надо бить жидов!' превратится где-нибудь в лозунг 'Надо резать жидов!'.
   Как и следовало ожидать, с проектом реформы князя Голицына произошло то же самое, что и с проектом Державина: Александр II не решился на избавление России от евреев, в том числе испугавшись осуждения Запада, где евреи имели большой вес, и им в основном принадлежали СМИ. Мало того, что реформу князя Голицина не приняли, ее скрыли от народа. Умер князь в 1893 в возрасте 57 лет. Не исключаю, что евреи могли приложить к этому руку.
  
   Как князь Голицын и предвидел, в случае непринятия его Реформы, в России быстро пойдет процесс 'оевреивания' России и русского народа. 'Оевреивание России означает то, что евреи будут, безусловно, хозяйничать в государстве. Самые высокие и влиятельные места будут занимать евреи. Из евреев будет состоять большая часть и самая интеллигентная часть чиновничества. Вся торговля, кредит, банки, промышленные предприятия всех видов, все железные дороги, большинство всех недвижимостей и ценностей постепенно втихомолку и незаметно перейдут в их руки'. Евреи не только будут абсолютными тиранами в экономической жизни страны, не только будут держать в своих руках народную рабочую силу, но будут влиять и в мире духа. Они будут монопольно распоряжаться печатью, будут усиливать национальное обезличивание и унижать национальное достоинство русского народа. Они будут нагло растаптывать все национальные ценности русского народа.
  Самое страшное, что в результате этого еврейского воздействия в русском народе 'появится апатия' к борьбе за своё выживание и развитие. Евреи развратят, разложат Русский Дух. И такому народу уже станет всё равно, кто им управляет. Русский народ, оставленный и преданный своим правительством, деградирует, перестанет осознавать себя русским народом и погибнет как народ. Русский народ станет просто денационализированной массой работников, управляемых евреями.
   Разве не провидцем оказался князь, словно в воду смотревший? Скажите, что сейчас в России не так? Вся Европа бурлит. В Штатах народ стал бунтовать. И лишь в России покорность, как на скотобойне.
  
   Но продолжу, что было с евреями в России после спрятанного в архив проекта князя Голицына. К их большой радости, в стране стала зарождаться революционная борьба против самодержавия, в которой евреи увидели прекрасную возможность завоевания власти в России и порабощения ее коренного населения. Они тут же активно включились в эту борьбу, внеся в нее элемент терроризма против представителей власти. Первый пик терроризма пришелся на конец семидесятых - середину восьмидесятых годов, во время которых среди 70 жертв террора оказался убитый с третьего захода в 1881 году Александр II, так много сделавший для евреев. Александр III отнесся к евреям жестче, отказался подписать разработанный ими проект Конституции и к тому же разгромил руководимую евреями тайную организацию 'Народная воля', за что в 1886году они попытались его убить, но были схвачены, пять человек казнены, девять приговорены к пожизненным и большим тюремным срокам. Кстати, ежемесячный бюджет 'Народной Воли' составлял 60 млн. рублей в год или около 8 млн. долларов. Эту гигантскую по тем временам сумму организация получала за совершение террористических актов от своей еврейской буржуазии, заинтересованной после свержении самодержавия в установлении еврейского владычества в России. Этот денежный поток продолжался и в наступившем двадцатом веке. Во время второго пика терроризма счет убитых шел уже на десятки тысяч.
   И тут неожиданно для евреев в 1905 году в России вспыхнула революция, вызванная расстрелом в Петербурге мирно шедших к Николаю II рабочих с женами и детьми, чтобы рассказать о своих нуждах. Это кровавое злодеяние по приказу царя, который после этого получил прозвище кровавого, вызвало возмущение и гнев всего народа, переросший в народное восстание под лозунгом 'Кровавое воскресенье'. Первая русская революция была народной по своим движущим силам, а по способам борьбы - пролетарская. В ней впервые применялись такие формы борьбы, как политическая стачка и вооруженное восстание, целью которого было установление власти не буржуазии, а революционно - демократической революции, власти пролетариата и крестьянства. Из революционных партий лишь большевики во главе с Лениным, исключая евреев, были солидарны с рабочими и народом, считая их ее движущей силой Революции. Остальные партии, состоявшие почти полностью из одних евреев, не верили в революционную силу пролетариата и народа. Вождем революции они считали только буржуазию, а предстоящую революцию - буржуазно- демократической, целью которой было установлением диктатуры еврейской буржуазного господства в России. И никаких пролетарских революций.
   Потерпев поражение, революция 1905-07 годов преподнесла евреям щедрый подарок в виде царского Манифеста, даровавшего, в том числе и им свободы: неприкосновенности личности, совести, слова, собраний и союзов. Это, однако, вызвало недовольство русского населения, уверенного в том, что теперь им от евреев совсем не будет жизни, и по стране прокатилась волна крупнейших в истории России еврейских погромов, в которые народ вложил всю свою ненависть к 'жидам'. На этот раз в подавлении погромов вместе с полицией активное участие приняли получившие все права и сами евреи.
   Вооруженное восстание 1905 года ускорило революционный процесс в стране. Непосредственный толчок ему дала империалистическая война, в которую царское правительство бездумно вмешалось. На этот раз революция победила. Евреев вполне устраивала лишь Февральская буржуазно - демократическая революция, а в принципе революцию они готовили как национально-освободительную борьбу евреев против засилья русского великодержавного шовинизма. Однако, к их большому неудовольствию, революция продолжала набирать обороты и неизбежно приближалась к социалистической в интересах рабочих и крестьян, среди которых никогда не было евреев. Поэтому они все сделали, чтобы не допустить это превращение революции. В частности, члены ЦК РКП(б) Каменев (Лейба Барухович Розенфельд) и Зиновьев (Овсей-Герш Аронович Радомышельский либо Апфельбаум) пошли на неслыханное предательство, выдав секретное решение партии о вооруженном восстании против Временного правительства, едва не сорвав его. Ленин потребовал исключения предателей из партии, но евреям в ЦК удалось набрать большинство, и предатели остались продолжать свое гнусное дело. С целью опережения контрреволюционных сил, Ленин приказал провести Восстание раньше выданного предателями срока.
  Когда евреи поняли, что социалистическую революцию не предотвратить, они всем кагалом приняли в ней активное участие, в том числе вышеназванные предатели. Попытался сорвать восстание путем его отсрочки и главный еврей-революционер Троцкий (Лейба Давидович Бронштейн), патологически ненавидевший русский народ. В своем программном заявлении, сделанном летом 1917 года в Петрограде этот морж нагло заявил: 'Мы должны превратить Россию в пустыню, населенную белыми неграми, которым мы дадим такую тиранию, какая не снилась никогда самым страшным деспотам Востока. Разница лишь в том, что тирания эта будет не справа, а слева, не белая, а красная. В буквальном смысле этого слова красная, ибо мы прольем такие потоки крови, перед которыми содрогнутся и побледнеют все человеческие потери капиталистических войн. Крупнейшие банкиры из-за океана будут работать в теснейшем контакте с нами. Если мы выиграем революцию, раздавим Россию, то на погребальных обломках её укрепим власть сионизма и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени. Мы покажем, что такое настоящая власть. Путем террора, кровавых бань мы доведем русскую интеллигенцию до полного отупения, до идиотизма, до животного состояния. А пока наши юноши в кожаных куртках - сыновья часовых дел мастеров из Одессы и Орши, Гомеля и Винницы умеют ненавидеть всё русское! С каким наслаждением они физически уничтожают русскую интеллигенцию - офицеров, академиков, писателей'. Ленин не мог не знать об этом выступлении своего сподвижника, однако не воспрепятствовал его назначению на руководство Красной Армией. Для меня загадка, почему Ленин доверял евреям, несмотря на то, что они его часто предавали. Того же Троцкого он называл Иудушкой, что тот постоянно подтверждал, например, срывом мирных переговоров с немцами.
   Благодаря Ленину, а также из-за того, что евреи были наиболее образованными в сравнении с другими участниками революции, к тому же отличались природной наглостью, пронырливостью и жаждой власти, чего никогда не было у русских, они заняли лидирующее положение в руководящих органах партии и революционного правительства. В состав ВЦИК, избранного на втором съезде советов, ратифицировавшего захват власти большевиками, в числе 62 большевиков входили 23 еврея и всего 20 русских. Мало того, первыми главами советского государства были все тот же предатель Каменев и тоже еврей Яков Свердлов, так законспирировавшийся, что до сих пор неизвестно точно, кем он был раньше, не то Ешуа Соломон Мойшевич, не то Янкель Моренмович Свердлов. Он же руководил и административным аппаратом партии. Первыми советскими комендантами Зимнего дворца и Московского кремля были евреи Григорий Исаакович Чудновский и Емельян Ярославский (Миней Израилевич Губельман). Можно перечислять и дальше, но ломается язык от этих фамилий. Поэтому несколько цифр. Писатель Григорий Климов - на основе несекретных и общедоступных государственных архивов СССР - даёт такой список советского правительства в 1917-1921году: Совет народных комиссаров - 77,2% евреев, Военный комиссариат - 76%, Наркоминдел 81.2%, Наркомфин - 80%, Наркомюст - 95%, Наркомпрос 79,2, Нарком соцобеспечения - 100% (это ясно, почему), Наркомат труда - 87,5%, Комиссары провинции - 91%, журналисты - 100%. Невольно возникает вопрос: для чего, а главное, для кого солдаты и матросы проливали кровь в революции.
  Чтобы узаконить свое еврейское преимущество, после первых трех наиважнейших декретов советской власти о мире, земле и суде, четвертым был издан 'Декрет о самой угнетенной нации'. В этом декрете предусматривалось, что евреи имеют теперь право поступать без конкурса в любые учебные заведения, имеют право заселяться в любе выбранное помещение и жилье - с выселением живущих там людей - и множество других необоснованных ничем льгот во всех областях жизни российского общества, не знавшего до этого, заметим, евреев. Но самое страшное в этом Декрете было то, что всякий еврей, на которого хоть где-то кто-то косо посмотрел, должен был сразу об этом донести, и малейшее проявление антисемитизма каралось, согласно Декрету, наказанием вплоть до расстрела. Вот так и не иначе! Ну, а русские, сделавшие революцию? О них морж Троцкий заявил, как всегда, нагло и во всеуслышание: 'Русские - социально чуждый элемент. В опасную минуту они могут стать в число врагов советской власти'. Поэтому и лилась русская кровь ручьями в Гражданской войне с обеих сторон при таком Комиссаре Армии и Флота.
   Уже известный нам предатель и сподвижник Троцкого Зиновьев вторил ему: 'Мы должны увлечь за собой девяносто миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить - их надо уничтожить'.
  Отсюда понятно, почему и для какой цели был очень высокий процент представительства евреев в карающих органах революции.
  Нынешних евреи, обвиняя в репрессиях одного Сталина и в красном терроре одного Дзержинского, которого до сих пор опера всех времен считают кристально чистым чекистом, подло молчат, что в 1918 годы 65,5% всех сотрудников ЧК еврейской национальности были 'ответственными работниками'. Евреи составляли 50% (6 из 12) - следователей из отдела центрального аппарата по борьбе с контрреволюцией. Ко времени создания ОГПУ (преемника ЧК) в 1923 году на долю евреев приходилось 50% высшего руководства (4 из 8 членов секретариата Коллегии). В январе 1937 года в канун репрессий среди 111 'руководящих работников' НКВД насчитывалось 42 еврея, 35 русских, 8 латышей и 26 представителей прочих национальностей. Во главе 12 из 20 отделов и управлений НКВД (60%, в том числе - государственной безопасности, тюрем, лагерей, милиции и депортаций) стояли люди, назвавшие себя по национальности евреями. Начальниками ГУЛАГа с 1930 года, когда он был сформирован, по ноябрь 1938-го, когда репрессии в основном завершились, были евреи. Ну и, чтобы заткнуть рот нынешним горлопанам евреям - русофобам и антисоветчикам, скажу, что приказ о расстреле Николая II и его семьи отдал не Ленин и Сталин, а Яков Свердлов, и непосредственными исполнителями были еврейские комиссары Голощекин и Юровский. Так, кому надо каяться? Нам, русским, или евреям?
   Я к тому привел все эти цифры, чтобы показать сволочность нынешних евреев - либералодемократов, называющих Октябрьскую Революцию переворотом и видящих в ней и в советской власти одно зло. О том, что евреи в этом активно участвовали (неважно, что в качестве предателей), они подло молчат.
   Было бы смешно, если бы евреи, захватив почти полностью власть в России, не воспользовались своим лидирующим положением в стране в меркантильных целях. Сразу же забыв о недавних призывах перед рабочими, солдатами и матросами к борьбе с мещанством, тут же сами окунулись в него, заняв дворцы и особняки. Особенно усердствовали в этом два Льва - Лейба Троцкий и Лейба Каменев, называвшие вчера мещанство 'трясиной быта'. А кремлевские пайки ввел Свердлов, старательно скрывший свои еврейские ФИО. В сейфе после его смерти обнаружили золотые монеты царской чеканки, 705 золотых изделий с бриллиантами, золотых монет царской чеканки на 108 тыс. рублей - огромную по тому времени сумму плюс кредитных царских билетов на 750 тыс. рублей и семь иностранных паспортов на его приближенных для побега за границу. Вот для чего этому чахоточному козлу нужна была революция!
   Но это вожди революции. О том, как жили рядовые евреи, говорят отдельные цитаты из воспоминаний, передающие чувства восторга, которые испытывали эти завоеватели и их дети. Это было особенно эффектно на фоне общей бедности. К примеру, такое воспоминание: ' мы стали жить на Николиной Горе... Поселок расположился в прекрасном сосновом лесу, на высокой горе, в излучине Москва-реки. Место изумительное по красоте, одно из лучших в Подмосковье. Наш участок был прямо над рекой, на высоком берегу. Дача была большая, двухэтажная, шесть комнат. Брат мамы называл ее 'виллой'. Жизнь на даче была прекрасной'. Характер этой прекрасной жизни передает другое воспоминание: 'Наша школа находилась в центре города, где, в основном, жили привилегированные слои бесклассового общества, и дети, конечно, соответствующие. Аси Миллер, Люси Певзнер, Буси Фумсон, Риты Пинсон, а также Бори Фукс и другие доминировали по всем статьям над малочисленными Иванами Мухиными или Наташами Дугиными'. Далее шел рассказ, как они ходили в театры, читали романы XIX века и проводили лето на дачах или на море, примерно так же, как это делали герои романов XIX века. У многих были крестьянские няни, подобно Арине Родионовне, бессмертного прототипа всех крестьянских нянь. Самым престижным вузом для этой еврейской элиты был Институт истории, философии и литературы (ИФЛИ), где руководителями и реподавателями были одни евреи, готовившие поэтов, критиков и журналистов. Прорваться туда бедному Ивану из деревни было, мягко говоря, трудновато, несмотря на то, что его отец геройски погиб, защищая революцию.
   Не могу не сказать еще об одном из наиболее любимых еврейских методов внедрения во власть: выход евреек замуж за руководителей, рекомендуемый, кстати, Талмудом. Эта практика активно применялась евреями в советское время. Многие видные деятели партии и правительства имели еврейских жен, к примеру, Андреев, Бухарин, Ворошилов, Дзержинский, Киров, Косарев, Луначарский, Молотов, Рыков. Этот список можно долго продолжать, так как заканчивается он Брежневым, умершим незадолго до развала СССР. Для меня было неприятно узнать, что даже Маршал Жуков первым браком был женат на еврейке и только во время войны сочетался вторым браком с русской. Самое интересное, я просмотрел фотографии этих жен: уродка на уродке и уродкой подгоняет, значит, что-то другое заставлялоа жениться на них.
   Так что учения и наставления Торы и Талмуда в СССР воплощались евреями в жизнь неукоснительно. Помимо этих священных книг имелись еще и 'Протоколы сионских мудрецов' - появившийся в начале XX века сборник текстов, представлявших собой, по утверждению некоторых публикаторов, протоколы докладов участников Сионистского конгресса, состоявшегося в Швейцарии в 1897 г. Так или иначе, но протоколы стали играть важную роль в теории жидо-массонского заговора. В них излагаются планы завоевания евреями мирового господства, внедрения в структуры управления государствами, взятия неевреев под контроль и подробно описываются различные способы обмана 'наций-гоев', в частности, пропаганда всех идей, способных подорвать сложившийся порядок в политике, в том числе дарвинизма, марксизма, социализма, коммунизма; создание впечатления наличия свобод, прав и демократии для прикрытия фактических угнетающих действий; подрыв финансовой системы путем займов, создания национальных банкротств и т. д. Не упущено даже развращение неевреев порнографией.
   Одним словом, еврейская машина в СССР неслась на огромной скорости к полному завоеванию власти в стране... пока ее не приостановил Сталин, высадив несколько пассажиров, но разрешив машине продолжить путь с замедленной скоростью.
   Это евреи Сталину не могут простить, превратив его в антисемита наравне с Гитлером. В этом, на мой взгляд, заключается одна из их самых больших сволочностей евреев. Если бы Сталин был антисемитом, он бы не удовлетворился высадкой лишь нескольких пассажиров, а вышвырнул бы всех евреев или взорвал вместе с ними машину, как это сделал Гитлер. Тот уничтожил всех евреев не только в Германии, но и во всех завоеванных странах и планировал покончить с ними на всей Земле, чтобы от них и духа не осталось. Правда, как утверждают многие историки, он сам был евреем, хорошо знал человеконенавистнические учения Торы и Талмуда, но почему-то использовал их против своих соплеменников, объявив их гоями. Ничего удивительного в этом нет. По мнению многих ученых, 'национал-социализм имеет иудаистские корни', что нельзя не заметить при ознакомлении с Торой и Талмудом. С другой стороны, история знает немало евреев антисемитов. Кстати, термин 'антисемитизм' был создан Вильгельмом Марром, сыном еврейского актера из Гамбурга, основателем 'Лиги антисемитов'. Задолго до опубликования 'Протокола сионских мудрецов' Марр доказывал, что евреи стремятся к мировому господству. Там же в Германии вошло в обиход понятие 'еврейская опасность', принадлежавшая еврею Артуру Трубичу. Так, что германский нацизм тесно связан с евреями. Германские нацисты никогда не смогли бы прийти к власти, если бы их не субсидировали крупные еврейские фирмы, в том числе известная банковская династия Варбургов, один из представителей которой Макс Варбург получил в благодарность звание 'почетного арийца'. Известно, что у Гитлера было немало сослуживцев - евреев. Крылатой стала фраза Геринга 'Я решаю, кого считать евреем', которую он проорал, когда гестаповцы взволнованно доложили ему, что его заместитель рейхс-маршал Эдвард Мильха оказался евреем. Того тут же ариенизировали. Уже после войны выяснилось, что сотни офицеров еврейского происхождения получили высшие награды за подвиги в нацистской армии.
  У меня так и чешется язык сказать евреям про их Холокост: 'За что боролись, на то и напоролись'. Кстати, жертвами Холокоста были десятки стран, и многие из них по числу жертв превосходили жертвы евреев, составившие 500 тыс. человек. И лишь один Израиль по сию пору получает от Германии репарации за зверства нацизма (уже получил более 50 млрд. долларов), и евреи не были бы евреями, если бы нагло не увеличили число жертв Холокоста минимум в 5 раз.
   От полного уничтожения евреев спас Сталин, за что они должны по гроб жизни лизать подошвы его яловых сапог, а не поносить за 1937 год. А еще они должны быть Сталину благодарны за то, что он принял участие в создании Израиля. Это искусственное государство было создано только благодаря договоренности Сталина и Трумэна, каждый из которых рассматривал будущее еврейское государство как управляемый бульдозер, который поможет Советскому Союзу и США расчистить путь в ближневосточный регион. Сталин направил в Палестину тысячи, как он был уверен, проверенных и надежных коммунистов - евреев, чтобы с их помощью построить социалистический Израиль. У них, однако, зов иудейской крови оказался сильнее коммунистических убеждений, и они нагло 'кинули' Сталина, как лоха, подтвердив русскую поговорку 'Сколько волка ни корми, все в лес смотрит'.
   А сколько их, забегая вперед, которые сожгли партбилеты после развала СССР, выбросив из памяти то, как чуть ни ползали перед секретарями низовых парторганизаций на коленях, чтобы те посодействовали приему их в КПСС. Но они все равно туда пролезали всеми правдами и неправдами. А сейчас все поголовно отрицают, что были в партии. Как правило, ответ один и тот же: 'Я никогда не был коммунистом'. И это сущая правда: будучи в партии, они никогда не были настоящими коммунистами, а были приспособленцами и подрывниками.
   Нам, русским (под русскими я подразумеваю все национальности и этносы, принимавшие участие в создании Российской империи, разумеется) даже страшно подумать о том, что стало бы с Советским Союзом, если бы Сталин тогда слегка не приостановил еврейскую машину. К сожалению, он не был антисемитом. Если бы он им был, он не допустил бы, чтобы накануне 1937 года евреями по-прежнему были: 17 из 20 членов Президиума Верховного Совета СССР, 17 из 22 наркомов, 113 из 133 членов коллегии Совнаркома, 106 из 123 членов коллегии Наркомфиндела, 50 из 51 работника Политуправления РККА, 40 из 40 членов Управления культпросветов, в руководстве ОГПУ 53 из 59 человек. Про НКВД и ГУЛАГ я уже говорил, добавлю лишь, что руководство отдельных лагерей также было почти все еврейским. Естественно, Сталину не раз докладывали об этом вопиюще ненормальном положении в стране. Будучи признанным специалистом партии по национальной проблеме и первый нарком по делам национальностей советского правительства, он обязан был принять соответствующие меры. И, очень хорошо, что принял, но очень плохо, что недостаточно крутые.
   Мягкотелость Сталина вышла Советскому Союзу боком. После его смерти, еврейская машина вновь стала набирать скорость, управляемая не только иудейскими священными книгами, но еще и 'Катехизисом еврея в СССР' - правилами поведения евреев среди русского населения. От его чтения кровь вскипает у русского человека, и ненависть к евреям переполняет его. Только за это надо было выгнать поганой метлой всех евреев из Советского Союза. Приведу лишь несколько цитат из этого очередного, но все того же фашистского еврейского кондуита:
   - Проникайте на руководящие посты, в рабочую и крестьянскую среду гоев, дайте им много денег, но еще больше водки, чтобы зачатые в пьяной угаре они деградировали и действительно представляли собою рабочий скот: деньги, водка, секс и никакой духовности!
   - Мир жесток, в нем нет места филантропии. Не наше дело заботиться в СССР о славянских кадрах. Их бог по духу создал рабами и потому все славяне, заражающие своей пропагандой других гоев, должны лечь у наших ног в первую очередь.
  - Помните, что все высокооплачиваемые, влиятельные, прибыльные должности на всем пространстве России от Карпат до Тихого океана - все это наш национальный доход, принадлежащий нам по праву нашей избранности. В то же время помните, что многие неевреи, беря с нас пример, могут дорасти до нашего уровня, могут занять места, которые должны принадлежать нам, светозарным сынам Израиля.
   - Мы ждали сорок веков, нас никто даже не признавал нацией, но час решающей битвы, пробил, мы - у порога нашей Победы.
   - Славяне несокрушимы до тех пор, пока у них присутствуют зачатки самосознания. Поэтому вытравить их у них наша задача. Советская власть в СССР возможности для этого дает безграничные. Используйте их, евреи СССР, и вы станете хозяевами всего пространства от Карпат до Тихого океана.
   - Крутите русским мозги, взвинчивайте нервы. Подавляйте волю тех, кто вам возражает. Компрометируйте выскочек и крикунов, натравливайте самолюбие толпы на скептиков. Особенно это важно в вопросах истории, побуждающих у гоев инстинкт самоутверждения, что, в свою очередь, ведет к самосознанию, а последнее - к гордости. Поэтому их историю должны создавать мы, взять в свои руки их литературоведение и любую из общественных наук, они все должны получать в нашем преломлении, в приемлемом и выгодном для нас свете.
   - Если не удастся блокировать и 'засушить' молодых и перспективных русских, делайте их управляемыми. Привлекайте их в свои компании, создавайте вокруг них плотное кольцо еврейского окружения, лишайте их контактов и знакомств помимо вас. Вынуждайте их жениться на еврейских женщинах и только после этого открывайте им 'зеленую улицу'. Не бойтесь, их дети все равно будут нашими. Никакая еврейка не отрешится от своей богоизбранности и соответственно воспитает своих детей. Потому и сказано: 'Чей бы бычок не скочил, теленок наш'. Во имя этого отдайте необходимому нам гою не только свою дочь, но если случится, не поскупитесь и своей женой, хотя бы в качестве любовницы. Влияя таким образом на гоя, вы вносите вклад в наше святое дело. Он полностью будет под нашим влиянием, а кроме того, его зарплата и все другие доходы, войдут в наш доход. Через жен - евреек или любовниц-евреек они отдадут нам свои ценности сами, а золото укрепит нашу власть над ними.
   - Иегова, Бог наш, завещал нам власть над всем миром. Сегодня мы это имеем. Теперь наша задача - удержать этот мир в своих руках. Один из двух главнейших мировых колоссов - Соединенные Штаты Америки - в этом отношении опасений не вызывает. Его национальный конгломерат в желательном для нас направлении обработан достаточно. Но другой колосс - СССР - нашим усилиям пока подчинен не окончательно. Со стороны русских, не составляющих такого разноязычного конгломерата, как в США, возможен стадный взрыв, вызванный национальными мотивами. В момент такого взрыва они забудут кто русский, кто украинец, кто белорус, и, вспомнив свое кровное родство, единой стадной лавиной двинутся на нас. Противодействие экономическое здесь бесполезно. По природе свое они жадны, но настоящей цены золота и всего стоящего за ним они никогда не понимали. В критические моменты своей истории они всегда предпочитали золоту стадное родство. Стадная мораль для них превыше всего. Поэтому держите в своих руках средства пропаганды и информации, печать, книгоиздательство, радио, кино. Нужно и далее проникать в аппарат партийного и государственного управления. Вокруг любого вопроса формируйте общественное мнение с учетом наших интересов. Всячески поддерживайте гоев азиатско-мусульманского происхождения, для которых роскошь и нега - идеал. Пусть их великая плодовитость превысит и поглотит с течением времени славянский элемент совершенно. Не следует всем сынам Израиля стремиться в Государство Израиль, иначе гойские провинции останутся без нашего контроля. Необходимо в этом вопросе соблюдать разумные пропорции с учетом того, что Государство Израиль должно стать руководящим и духовным центром.
   - Евреи СССР, заучите этот Катехизис как Закон Моисея. Помните его и исполняйте! Но для того, чтобы ни единого его слова не мог прочитать ни один гой, будьте готовы пожертвовать даже жизнью!
   - Используйте в своём поведении веками испытанный приём иезуитов: яд - в душе, мёд - на языке, внутри - вздыбленный тигр, на лице - кротость.
  
  Ответьте мне, разве не поступали знакомые вам евреи так, как приказано им в Катехизисе?
   Встречали ли вы хоть одного еврея, похожего на нас: открытого, прямодушного, честного, безразличного к деньгам и власти? Если кто и встречал, то ничего удивительного в этом нет. Среди русских тоже немало подонков. И еще ответьте, чего не добились евреи в нынешней капиталолибералодемократической России из тех задач, которые были поставлены перед ними в Катехизисе?
  
   Руководствуясь этим самым 'Катехизисом' и дождавшись, а может, ускорив смерть Сталина, евреи приступили к новому этапу антисоветской деятельности - развалу СССР. В этой подлости они действовали заодно с Планом Даллеса по подрыву советской власти изнутри, поражавшему бесчеловечностью и полной идентичностью с Катехизисом.
   Посудите сами. Пораженный героизмом советских людей в войне с фашизмом и убедившийся, что Советский Союз в открытом противостоянии Америке ни за что не победить, Даллес разработал диверсионный план войны против нас, заключавшийся в 'оболванивании и одурачивании советских людей'. На эту войну, пишет он, 'мы бросим все, что имеем, - все золото, всю материальную мощь'. Расчет при этом он делал на то, что - привожу дословно: 'Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим в них верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников в самой России'.
  И нашли в лице евреев и русских дураков. В деле развала СССР евреям неоценимую помощь оказал Хрущев своим бездумным разоблачением культа личности Сталина, чем евреи тут же воспользовались. Однако, понимая, что на культе его личности много не поимеешь, потому что культ был выдающейся личности, они по - сволочному неразрывно увязали репрессии, раздув их в разы, с социализмом, поставив между ними знак равенства. На самом деле идеи социализма и его социальные ценности, развиваясь по своим законам, не имеют никакого отношения к личностям руководителей страны. Хотя, разумеется, они ускоряли или замедляли ход строительства и развития социализма, но суть его остается неизменной: государственная собственность всех природных ресурсов, фабрик и заводов. При социализме недопустимо, чтобы всеми или большей частью богатства страны владела незначительная группа граждан или одна из населявших страну народностей и национальностей. Кроме того, социализм представлял собой общество социальной справедливости и равенства. А это для евреев, как серпом между ног: 'Как, мы, богоизбранные, будем приравнены к гоям?'. Поэтому социализм категорически не устраивал евреев и поэтому они увязали его с репрессиями при Сталине. Я сознательно не называю их сталинскими, потому что их с полным основанием можно называть и еврейскими, учитывая активное участие евреев в этих самых репрессиях.
   Еще больше активизировались евреи во времена Брежнева, для очернения которых назвали их 'брежневским застоем', хотя на самом деле они были 'золотым веком' советского социалистического строя, периодом его наивысшего расцвета и мощи. Если и был застой, то идеологический. Страна остро нуждалась в срочном идейно-теоретическом прорыве в части осмысления начавшейся постиндустриальной информационной эпохи, но в руководстве СССР не нашлось деятеля, способного на такой научный подвиг, подобного Дэн Сяопину в Китае. Брежнев, например, сам честно признавался, когда его пытались втянуть в обсуждение теоретических проблем: 'Я не по этой части, я - организатор'.
   Этим упущением руководства СССР не могли не воспользоваться евреи, ставшие именовать себя сначала диссидентами, а затем демократами. Они с огромной радостью восприняли захват руководства страны Горбачевым, 'давнишней мечтой и целью всей жизни' которого 'было уничтожение коммунизма. Для евреев настало 'золотое время'. Все СМИ, издательства, телевидение были захвачены ими, главной мишенью которых было все советское прошлое. Сейчас, когда Горбачев предан анафеме русским народом, для евреев он чуть ли не второй Моисей. Также боготворят они и другого предателя - Ельцина, хотя чисто по-фарисейски публично допускают критику в его адрес, чтобы казаться поближе к народу, до которого им есть дело только в том смысле, чтобы он как можно быстрее вымер, что он и делал все постсоветские годы. Эту еврейскую мечту главный грабитель России еврей Чубайс (Сагал) выразил вопросом, полностью созвучным Катехизису: 'Зачем нам столько народа, если мы не можем его прокормить? Ничего страшного, если вымрет 30 миллионов, они не вписались в рынок'. Не помню, назвал ли он при этом удовлетворяющую его цифру остатка русского населения, чтобы обслуживать добычу и переработку сырья, но после его слов прочно утвердилась цифра в 15 миллионов человек, может, потому, что на ней остановилась железная леди Тэтчер. Они же, я имею в виду, евреи, Англия, Штаты, действовали одной командой по развалу СССР. Вот как сказал об этом друг Ельцина Президент США Клинтон: 'Мы добились того, что собирался сделать Трумэн с Советами посредством атомной бомбы. Правда, с одним существенным отличием - мы получили сырьевой придаток, а не разрушенное атомом государство. За четыре года мы и наши союзники получили различного сырья на пятнадцать миллиардов, сотни тонн золота, серебра, драгоценных камней и т. д. Под несуществующие проекты нам переданы за ничтожно малые суммы свыше двадцати тысяч тонн меди, почти пятьдесят тысяч тонн алюминия, две тысячи тонн цезия, бериллия, стронция и т. д.'. Хитрый Клинтон не сказал, что все это было провернуто через евреев, захвативших все природные ресурсы в России и соответствующие должности в области внешней торговли. По распоряжениям Чубайса, действовавшего по указке двухсот пятидесяти американских советников, началась спешная распродажа всего и вся, как он недавно сознался, тогда ему и Гайдару надо было, как можно, быстрее покончить с коммунизмом в стране. В то время как евреи на этом сказочно обогащались, русский народ, начиная с 1992 года, начал вымирать по миллиону человек ежегодно.
   О том, как живется евреям сейчас, можно судить по их характеристикам обоих президентов России после Ельцина главным раввином России Берлой Лазаром. Нынешнего Президента он обрисовал, предельно ясно: 'За три дня до объявления его преемником президента, он пришел к нам в наш Центр, где пообещал, что все для нас будет в наилучшем виде. Мы получим больше, чем можем даже пожелать... Он человек, готовый практически к любой работе, поскольку это человек нашего иудаистского мировоззрения'. Также восторженно отозвался он о бывшем Президенте (кстати, предоставившим ему в двухнедельный срок гражданство России): 'Никогда ни один руководитель России или СССР не сделал столько много для евреев, как он. Во всех отношениях. Беспрецедентно'.
   Если вдуматься в сказанное раввином, с гордостью докладывавшим о развале СССР американскому Хабаду, становится страшно за себя и Россию. Чему уж тут удивляться, что евреи, составляющие 0,1% населения России при таком оевреенном руководстве России захватила в стране все, что им нужно для достижения своих целей, четко изложенных в 'Катехизисе еврея в СССР'.
   Предвижу возражение, что в связи с распадом Советского Союза все эти Катехизисы, Протоколы мудрецом и тем более Тора с Талмудом ушли в прошлое. Черта-с два! Не далее, как в 2001 году. в России был издан и широко распространялся Краткий свод законов еврейского образа жизни для русскоязычных евреев Кицур Шулхан Арух, тот же самый Катехизис, но обновленный и старательно подмытый применительно к нынешней ситуации в России с выбросом того, что может быть воспринято русскими 'как неспровоцированное оскорбление'. Здесь все те же наставления: ненависть к христианской религии и их храму, при виде которого еврей обязан произнести ему проклятие 'Дом гордых (так они называют русских) выкорчует Бог', а при виде разрушенного храма воскликнуть: 'Бог возмездия проявился!'; то же приравнивание нееврея к экскрементам, и его семя рассматривается, как семя скотины, так же еврейке нельзя помогать нееврейке при родах, кроме как в случае, 'чтобы не вызывать вражды к нам... но только за плату'; так же еврею разрешено мухлевать при денежных расчетах с неевреем, запрещается передавать еврея в руки нееврея и прочая еврейско-фашистская чума в нашем обществе. Представьте только, что своим в этом бесчеловечном мировоззрении является Президент России!
  Так, что не думайте, что евреи очеловечились с древних времен и после развала СССР. Ничего подобного! Цели и задачи у них все те же. Нередко они сами с гордостью хвалятся о наступившем триумфе еврейства в России. Вот как пишет об этом в статье 'Еврейское счастье' известный горлопан и русофоб Л.Радзиховский: 'В России в 90-е гг. произошла "революция демократически-капиталистическая. Еврейская и около-еврейская интеллигенция являлась в России одним из главных носителей западно-либеральной идеологии, стала идеологом этой революции". Поэтому 'евреи имеют большой удельный вес в русской политике и бизнесе, чем в политике и бизнесе любой другой христианской страны'.
  Тревога потерять это еврейское счастье заставила известного автора порнографических романов Э. Тополя обратиться к олигархам с письмом: 'Впервые за тысячу лет с момента поселения евреев в России мы получили реальную власть в этой стране. Как вы собираетесь употребить ее? Что вы собираетесь сделать с этой страной?.. И чувствуете ли вы свою ответственность перед нашим (еврейским) народом за свои действия?.. Знаете, когда в Германии все немецкие деньги оказались в руках еврейских банкиров, думавших лишь о приумножении своих богатств и власти, там появился Гитлер...". Предупреждение Тополя мне понравилось. Только вместо Гитлера пришел бы Сталин, победивший Гитлера. На этот раз он бы, я думаю, не сплоховал с евреями.
  Не знаю, что ответили еврею евреи. Скорее всего: 'Не мочись, Эдик, кипятком, у нас все схвачено'.
  Это действительно так. Ими схвачены все СМИ. Какой канал ни включишь - везде одни евреи и поучают нас, русских, как нам жить. Даже, мне сказали, агитировали делать обрезание. Почему не учат нас жизни, к примеру, киргизы, армяне, белорусы, которых в России в разы больше, чем евреев. А от этих только и слышишь, какие мы дураки, что не выражаем восторг от капиталолибералодемократии, все еще считаем Сталина хорошим руководителем и вспоминаем с ностальгией жизнь при социализме.
  Я не знаю ни одного художественного фильма, повести, где евреи были бы показаны с отрицательной стороны. Как правило, там их изображают глубоко положительными, скромными, в том числе в отношении к богатству, бескорыстными и, только не смейтесь, даже храбрыми.
  А вы видели в кино хотя бы одну развратную еврейку? Клянусь, не видели и никогда не увидите ни еврейку - проститутку, ни еврея - гомика и педофила. А ведь по еврейским законам разврат евреек, гомосексуализм и педофилия считаются нормой. Помните про 3-х летних девочек - гоев, которых евреям разрешается насиловать? Многие еврейские погромы происходили из-за того, что находили изнасилованных и изрезанных на куски евреями мальчиков. Это у них ритуал такой: измазать себя кровью жертвы.
   Попробуй-ка изобрази в кино еврея, даже не педофилом, а просто в неприглядном виде, как сразу тебя обвинят в антисемитизме, следуя указаниям 'Катехизиса': 'Наше мощнейшее оружие, главный стимул нашей сплоченности - антисемитизм. Стадной морали гоев он противен. Поэтому всякого своего гойского противника, который в чем-то пытается вас обвинить, клеймите ярлыком антисемита, и вы увидите, с каким удовольствием остальные гои подхватят эту версию'. И ведь подхватили. И ведь боятся обвинения в антисемитизме. Настолько боятся, что даже не смеют обвинять евреев в русофобии, не говоря про захват власти. А кто осмеливается, того ждет моя судьба. Но я об этом не жалею.
   В заключение хочу суммировать балансе между пользой и вредом России от евреев. Калькулятором я не пользовался. Как можно, к примеру, душевную чистоту и подлость оценить в цифрах? Я абсолютно уверен, что если бы не постоянные помехи и предательства евреев, Октябрьскую революцию мы совершили скорее и с меньшей кровью. И социализм построили бы быстрее и без 37 года. Поверьте, ума у нас русских, а именно, всех неевреев - гоев, проживавших в царской России и в СССР, не меньше, чем у евреев. Просто мы скромные и не афишируем свой ум, как евреи, чей ум мне напоминает ум шулера, который, обманув в карты ученого, похвалялся: 'А еще профессор! Как лох попался. Одним словом, дурак'. Ум у них не общечеловеческий, честный, добрый, направленный на служение людям, а хитрый, изворотливый, завистливый, направленный на обман с целью получения выгоды. Поэтому их так ненавидят во всем мире с древних времен. Я не нашел ни одного хвалебного отзыва великих людей планеты о евреях. Кроме Эйнштейна, великим которого никто из действительно великих людей не признает, считая его открытия плагиатом и что гением и лауреатом Нобелевской премии его сделали евреи. Да он и сам подтвердил это, издевательски показав всем язык перед смертью.
   Вот отзывы о евреях лишь некоторыми великими людьми древности и недавнего времени:
  - Евреи принадлежат к темной и отталкивающей силе. Марк Цицерон, римский политический деятель, умер в 43 г.
  - Никогда солнце не светило народу, более кровожадному и мстительному, который лелеет надежду уничтожения и удушения иноверцев. Должны быть уничтожены их молитвенники и книги Талмуда, которые учат их безбожию, лжи, кощунству. Молодым евреям и еврейкам следует дать мотыги, секиры, лопаты, прялки, веретена, чтобы они зарабатывали свой хлеб в поте лица. Мартин Лютер, церковный реформатор, 1483 - 1546 гг.
  - Евреи являются зачумленной, прокаженной и опасной расой, которая заслуживает искоренения со дня ее зарождения. Джордано Бруно, итальянский ученый и философ, 1548-1600г.
   - Евреи являются ничем иным, как презираемым и варварским народом, который на протяжении длительного времени сочетал отвратительное корыстолюбие с ужасным предрассудком и неугасаемой ненавистью к народам, которые их терпят и на которых они обогащаются. Маленькая еврейская нация смеет показывать непримиримую ненависть собственности других народов; они пресмыкаются, когда их постигает неудача и высокомерничают при процветании дел. Жан Франсуа Вольтер, французский писатель, 1694-1778 гг.
  - Они главные возмутители в современном мире... Они стервятники человечества... Они образуют государство внутри государства. Несомненно, они не являются законопослушными гражданами... Зло в них исходит не от отдельных личностей, но от коренной природы сего народа... Целые сёла обобраны евреями, они снова ввели рабство; это настоящие стаи воронов. Вред, причиняемый евреями, не происходит от отдельных лиц, но от всего этого народа в целом. Это черви и саранча, опустошающие Францию Я делаю всё, чтобы доказать моё презрение к этой подлейшей нации мира. Евреи являются нацией, способной к самым ужасным преступлениям. К жидам относятся с отвращением, но надо признаться, что они действительно отвратительны; их также презирают, но ведь они и достойны презрения. Наполеон Бонапарт, император Франции, 1769 - 1821 г.г.
  - Они господствуют и будут господствовать, пока за деньгами сохранится сила, перед которой бессильны все наши стремления и дела. Иудаизм является дьявольской совестью цивилизации. Еврей говорит на языке той нации, внутри которой он обитает из поколения в поколение, но он всегда говорит на нём как чужестранец... Еврей - это гибкий демон упадка человечества. Рихард Вагнер, немецкий композитор, 1813 - 1883 г.г.
  - Еврейский элемент - самый опасный, самый вредный для жизни и благоустройства всякого государства, ибо элемент этот, как древоточивый червь, подтачивает основы государства, составляя при этом statusinstatu. Государство, принимающее в состав своего государства еврейское племя, надеясь ассимилировать его со своим коренным населением, жестоко ошибается, ибо в этом случае оно принимает на себя непосильный, сизиф труд и подобно человеку, проглотившему камень, думает, что его организм переварит этот камень. Евреи достались нам от Польши, и России, может быть, в далеком будущем, предстоит немало труда, усилий и неприятности в борьбе с еврейством, действующим тлетворно и пагубно на русский народ. С. М. Соловьев, русский историк, 1820 - 1879 гг.
  - Ну, что, если б это не евреев было в России три миллиона, а русских, а евреев было бы 80 миллионов - ну, во что обратились бы у них русские и как бы они их третировали? Дали бы они им сравняться с собой в правах? Не обратили бы прямо в рабов? Хуже того: не содрали бы кожу совсем? Не избили бы до тла, до окончательного истребления, как делали они с чужими народностями в старину, в древнюю свою историю?...Жиды погубят Россию. Ф.М. Достоевский, писатель, март 1877 года.
  - Либерализм относительно евреев - это кабала для русского народа. И.С.Аксаков, русский публицист общественный деятель, 1823 - 1886гг.
  - Эта проклятая раса, не имеющая более своей родины, своего правителя, живущая паразитом среди наций, притворяющаяся, что признает их законы, но послушная в действительности лишь своему богу Грабежа, Крови и Ненависти, выполняющая повсюду хищную миссию завоевания, которую возложил на нее этот бог, устраивающаяся в каждом народе как паук посреди своих сетей, чтобы подстерегать свои жертвы, высасывать кровь изо всех, жиреть за счет чужих жизней! Эмиль Золя, французский писатель, 1896 год.
  - Глаза финансиста еврея: большие, выпуклые, алчные, настороженные, бессовестные, хищные глаза. Под таким алчным захватническим взглядом, не облагороженным светом идее, все высокие понятия превращались в бредни, оказывались замаранными и осмеянными. Лион Фейхтвангер, писатель, 1884 - 1958 гг.
  Приходится только изумляться прозорливой гениальности этих людей. Я не упомянул других выдающихся людей Земли таких, как Кант, Гете, Шиллер, Генри Форд, Сенека, Тацит, Шопенгауэр, Джордж Вашингтон, Бисмарк, Герберт Уэллс, Черчилль, ведущие историки Египта, Рима, Греции, Александрии, русские Пушкин, Даль, Салтыков-Щедрин, Менделеев, Блок, Розанов, Николай I, князья Святослав, Владимир II, Горчаков, Екатерина I, и многих - многих других столпов человечества, глубоко презиравших евреев. Сейчас бы на них навесили страшное клеймо антисемита.
  Назовите хоть один народ, когда-либо населявший и живущий в наши дни на Земле, который удостаивался таких уничтожающих отзывов. Значит, есть за что, и в этом смысле я не исключение.
  
  Когда Верхов закончил, наступила мертвая тишина, затем послышались хлопки, которые подхватил весь зал. Судья со всей силы стукнул молотком по столу и закричал:
  - Очистить зал!
  Но люди не хотели уходить и цеплялись за спинки прибитых к полу стульев.
  - Объявляется перерыв! - Голос судьи услышали лишь члены суда.
  Два полицая открыли клетку и увели Верхова через боковую дверь. Он оказался в крохотной комнате с одним зарешеченным окном и двумя скамейками у стен.
  Он сел. У него стали всплывать мысли, которые он не сказал в своей речи. Их было много, и они теснились, отталкивая одна другую.
  Когда его ввели в зал, в нем в переднем ряду сидел один единственный Есаков. Вид у него был крайне озабоченный. Костя, встретив его взгляд, попытался подбодрить его кивком головы. Но адвокат лишь огорченно вздохнул.
  Секретарь суда сообщила, что объявляется решение суда. Судья поднялся и проговорил, глядя в середину зала:
  - Мы думали, что имели дело с заблуждавшимся человеком, а оказалось, с коварным врагом нынешнего строя в России. Под прикрытием фарисейской любви к жителям Лесков, он пробрался в руководство этого района и всеми правдами и неправдами демонтировал новые либерально-демократические порядки, устанавливая там отвергнутую народом страны советскую власть. Своим выступлением он сам доказал, что является убежденным антисемитом, что, как известно, сурово карается не только в России, но и во всем мире. Я специально не прервал его длинную сумасбродную речь, чтобы он раскрылся до конца. Что он и сделал. Не скрою, до выступления подсудимого у меня были намерения назначить ему, как говорится, по возможности, более мягкие сроки, несмотря на всю тяжесть его правонарушений. Теперь же я вынужден применить к нему самые строгие меры и соответственно, сроки.
  Судья стал перечислять статьи и сроки по ним, а Костю интересовало одно: дотянет судья до тридцати трех лет или ограничится стандартными двадцатью пятью годами? Услышав восемнадцать лет, он удивленно уставился на судью, и у него чуть не вырвалось: 'Всего-то?'.
  К нему подошел Есаков и сказал:
  - Я буду обжаловать.
  - Это вы скажите Кате. Успокойте ее.
  
  Через неделю Верхов узнал от Есакова, что Паршину дали четыре года, и ему осталось сидеть лишь год.
  - А мне тогда, выходит, осталось пятнадцать?
  - По закону так.
  - Так это же совсем ерунда, - улыбнулся Костя.
  Он уже успел забыть, как выглядит улыбка Есакова и обрадовался, увидев ее на лице друга.
  
   ***
  Все эти годы ситуация в Лесках мало, чем отличалась от обстановки в условиях губернаторского правления, отмененного через полгода после парламентских выборов. Лесковцы в основном большинстве так и не признали новое руководство района.
   Алтухин так и не наладил отношения с Хохловым и замучил его проверками и штрафами. Но директор держался стойко и не перевел в бухгалтерию мэрии ни копейки, объясняя одним: нет Верхова, нет и денег. В то же время завод из средств 'Фонда Верхова' продолжал оказывать адресную материальную помощь малообеспеченным семьям, детским домам, интернатам и инвалидам.
  Ничего не получилось у Алтухина и с ликвидацией колхозов, юридически оформленных как ООО. Все указания назначенных мэром старост крестьяне открыто игнорировали и в то же время заставляли их работать на них, когда надо было что-то пробить в мэрии.
  Комитет в защиту Верхова и Паршина, преобразованный в комитет их освобождения собрал двадцать семь тысяч подписей жителей Лесков и соседних районов. Листки с подписями были переданы во все ведомства и организации, имеющие отношение к суду и правам человека. Но СМИ по-прежнему игнорировали судебный процесс над Верховым и Паршиным. Но лесковцы через бюллетени Нины Кузиной были в курсе всех судебных слушаний по делу своих товарищей. Полиция не раз конфисковала бюллетени у разносчиков, но они тут же размножались на ксероксах и сканерах, имевшихся в каждой деревне, не говоря про город.
  После замены Димы новым руководителем охранного бюро 'Щит и меч', более восьмидесяти процентов охранников уволились и тут же поступили на службу в охранное бюро 'Меч и Щит', к которому перешли клиенты прежнего бюро, несмотря на категоричный запрет Алтухина.
  Но мэр оказался настырным и не думал уступать лесковцам, используя свою власть там, где они давали слабину. В его полном распоряжении находились телестудия, радиоузел и газета 'Лесковские вести', которые, как собаки, набрасывались и кусали неугодных мэру людей. В течение года опять подвергался злобной атаке художественный руководитель драмтеатра за репертуар, не соответствующий духу времени. И все повторилось, как в девяностые годы: уже этот руководитель перенес инфаркт и вынужден был уволиться, а его вновь сменил все тот же Хейфец. Он опять привез с собой труппу, уволив старых артистов, в том числе Веронику Максимовну с должности зама худрука. С вывески театра опять исчезли слова 'им. А. Н. Островского'.
  Но тут свое слово сказал Хохлов. Он отдал в распоряжении Вероники Максимовны заводской Дворец Культуры, и совсем скоро новый старый театр составил конкуренцию 'еврейскому театру', как лесковцы стали называть драмтеатр. Сильнейший удар по этому театру нанес бюллетень, в котором Нина красочно описала выступление Хейфеца в суде с обвинения Верхова в антисемитизме. Взбешенный Хейфец подал на Нину в суд, о чем тут же вышел бюллетень, отнявший у драмтеатра очередную партию зрителей. И тут Хейфец, не дождавшись окончания судебного процесса, внезапно исчез, а вслед за ним, как хвост за собакой, уехали и его секс - артисты. Что послужило причиной бегства Хейфеца так и осталось тайной, так как никаких жалоб и комментариев с его стороны не последовало. Три месяца драмтеатр был закрыт и лишь после обращения общественности Лесков к Министру Культуры в копии в Администрацию нового старого Президента он возобновил работу в прежнем доеврейском составе. Художественным руководителем театра стал молодой талантливый артист, а Вероника Максимовна - его замом. На первый спектакль был приглашен весь коллектив станкозавода. После спектакля Хохлов высказал пожелание создать при заводском Дворце Культуры филиал театра для талантливой молодежи Лесков под патронажем Вероники Максимовны. Под восторженные аплодисменты она согласилась.
  Второй спектакль был поставлен по пьесе Розова 'Вечно живые', как было написано на афише 'Для тех, кто помнит и борется за освобождение Верхова и Паршина'. Несмотря на то, что афиши были сорваны по всему городу, желавших придти на него оказалось больше, чем вмещал зал, спектакль был повторен на следующий день.
  
  Таким образом, Лески жили своей особой жизнью, на которую наложил печать арест двоих их известных сограждан. Так продолжилось и после освобождения Паршина. Его, совсем больного, Хохлов отправил на лечение в Германию, откуда тот вернулся почти прежним здоровяком, а главное, еще боевитее настроенным.
  
  
   Глава третья
  
   Война в Беларуси
  
  О резком обострении положения в Белоруссии Верхов узнал по телевизору, как и все новости по стране и в мире. Нынешним узникам невозможно представить, как бы протекала их жизнь в тюрьме без телевизора, ставшего для них неотъемлемой и важной частью их существования в неволе.
  Настигшая Белоруссию беда глубокой болью отозвалась в сердце Верхова. Он не раз бывал в этой братской стране и лично был знаком с ее Президентом. Батька своими заказами однажды спас Лесковский станкозавод от закрытия, когда российская олигархия объявила Лескам и заводу экономический бойкот. В свою очередь Хохлов поддержал, по просьбе Батьки, механический завод под Минском, поставив ему бесплатно нужные станки.
  Агрессия НАТО против Белоруссии не стала для Верхова неожиданностью. Он давно знал, что когда - никогда это должно было произойти. Запад и Вашингтон все время точили клыки на Белоруссию и на Батьку, так как у них было много причин ненавидеть эту страну и ее Президента. Она оставалась единственной среди бывших советских европейских республик приверженной идеям социализма и всегда выступала за братство с Россией, зачатком чего служило Союзное государство обеих стран. Но основную ненависть вызывал у них Батька, непримиримый противник капиталистического строя и стойкий борец с так называемой демократией, насаждаемой Вашингтоном путем цветных и прочих революций в странах, власть которых не следует в русле прозападных интересов, позволяя себе в политическом и экономическом отношении самостоятельные шаги.
   Поэтому и ненавидели Вашингтон и Запад Батьку и не признавали его победы на президентских выборах, хотя и отлично понимали, что любые выборы он выиграет с громадным перевесом, даже без всякой агитационной кампании. Ибо белорусы хорошо понимают, что им нужно сохранить социальные ценности социализма и что им противопоказан западный либерализм с ненавистью к России и почитанием гомосексуалистов и прочей нечисти.
  
   Попытки совершить в Белоруссии революцию наподобие бульдозерной в Сербии в 2000году, революции роз в Грузии в 2003 году и оранжевой в Украине в 2004 предпринимались с наглым упорством, всякий раз проваливаясь одна за другой. В Белоруссии были опробованы все сценарии и этапы 'цветных революций', досконально прописанные западными политологами. В соответствие с этими инструкциями в первую очередь из Батьки как главного препятствия был создан образ страшного тирана и диктатора. Для этого различными зарубежными центрами в Белоруссии заработала система грантов и фондов, поддерживающих 'свободную прессу', а фактически финансирующих тех, кто нагнетал в стране атмосферу истерии. Только ленивый не кричал о 'деспотичном режиме', а 'независимые' СМИ буквально подсели на материалы, разоблачающие 'клан Батьки' и его окружение.
  Особая надежда при подготовке и проведении революции Западом возлагалась на молодежь Белоруссии, не жившей в СССР и имевшей на основе западной пропаганды извращенное представление о советском прошлом. Во всех вышеназванных странах именно молодежь выступала инициатором оппозиционного движения. Все цветные революции проводились по одной технологии временного использования мощной молодежной организации в политических целях, разработанной Центром сопротивления молодежи, обосновавшимся в Сербии накануне бульдозерной революции. Западными политологами Центра были разработаны лозунги и символики, впервые апробированные в Сербии, По их рекомендации в октябре 1998 г. в стране была создана политическая молодежная организация 'Отпор' с лозунгом 'Готов' и черным кулаком на белом фоне. В Грузии молодежное движение называлось 'Хватит' с таким же лозунгом и символикой в виде черного кулака на желтом фоне. В Украине движения и лозунг тоже назывались одним словом 'Пора', а символом были оранжевые шарфы. Молодые активисты белорусской оппозиции также прошли обучение в сербском Центре сопротивления, где их обучили, как создать протестную организацию, ее бренд, эмблему, символику и ключевые фразы. Следуя этим наставлениям, а также полученному опыту от участия в революциях в других странах, ими в качестве названия белорусского движения был избран 'Зубр', символом - оранжевый бизон, лозунгом - 'Говори правду', а сами революции в разные годы назывались то васильковой, то бархатной, то джинсовой, то синеокой. Но все попытки этих революций раз за разом терпели провалы, так как большинство жителей Беларуси постоянно выражали на президентских и парламентских выборах твердую поддержку курса Батьки.
  Убедившись в безнадежности поднять белорусский народ на борьбу против 'тирана' и задушить страну экономическими санкциями, спецслужбы США и стран НАТО решили пойти на прямую агрессию против Беларуси. Поводом для этого они сделали очередные парламентские выборы, результаты которых заранее объявили нелегитимными. В ход были пущены все отработанные ранее в других странах и в самой Беларуси приемы: засылка провокаторов под видом оппозиционеров, организация ими совместно с местной оппозицией протестных митингов, террористических акций, расстрел мирного населения и оппозиции, обвинив в этом правоохранительные органы, после чего последовало обращение к Западу и Вашингтону с просьбой о помощи. Она моментально была оказана накануне выборов спецслужбами США и других стран НАТО в количестве тридцати тысяч вооруженных до зубов самым современным оружием головорезов под видом добровольцев, переброшенных на территорию Беларуси через открытые Латвией, Литвой, Польшей и Украиной участки границы. Совместно с террористическими группами так называемой оппозиции, наемникам удалось занять несколько деревень с захватом в заложники их жителей, а на остальной территории, в целях дестабилизации в стране, совершать различного рода диверсии: убийства и похищения белорусских граждан, уничтожение избирательных участков, инфраструктуры, памятников культуры, общественных зданий, покушения на работников правоохранительных органов и другие агрессивные действия.
  
   Верхов не отходил от экрана, уговаривая узников отрываться от сериалов на время новостей. А они были очень тревожными. К финансированию наемников присоединились Саудовская Аравия, Катар и Израиль, В Беларуси началась настоящая война с большими людскими потерями с обеих сторон, в том числе мирного населения. На смену уничтоженным наемникам в страну проникали все новые и новые убийцы, и белорусские пограничники не справлялись с их наплывом. По данным белорусских органов, установленным на основе ликвидированных террористов, несмотря на все попытки так называемых 'белорусских оппозиционеров' скрыть их имена и гражданство, в общей сложности против Беларуси воевали наемники двадцати пяти национальностей.
  
  Тысячи граждан в различных странах обращались в посольства Белоруссии с просьбой о выяснении судьбы их сыновей, отправившихся для участия в терактах в Беларусь под воздействием западной пропаганды. Во многих странах Европы и Ближнего Востока отмечался рост волны недовольства и гнева со стороны общественности в отношении официальных кругов различных стран, которые скрывали подлинное число своих граждан, завербованных для черного террора против белорусского народа. Чтобы сбить эту волну недовольства, во всем мире началась лживая кампания по очернению сотрудников белорусских сил безопасности и военнослужащих белорусской армии.
  Ситуацию в Белоруссии обсудили министры иностранных дел Великобритании и России. Англичанин твердил одно и то же: Батька должен уйти в отставку. Он также нагло подчеркнул, что его не волнует гибель мирных жителей, ее он считает нормальным явлением, естественным феноменом синеокой революции.
  После этой встречи Министр иностранный дел России ответил на вопрос, волновавший многих россиян: почему Россия, которая имела с Беларусью договор о взаимной безопасности, не встала на защиту братской страны? Ответ министра не всех удовлетворил: 'Ни одна из стран войну Беларуси формально не объявляла. По аналогии с насаждением прозападной демократии считается, что против так называемого режима Батьки воюет белорусский народ во главе с белорусской оппозицией, которым Вашингтон и другие страны оказывают финансовую поддержку, идущую на вербовку наемников и закупку вооружения. Максимум, что может сделать Россия, это не препятствовать своим добровольцам, пожелавшим отправиться в Беларусь воевать против наемников'.
  
  
   ***
  Слушая новости из Белоруссии, Верхов все более мрачнел и не переставал думать: 'Мое место там. Что делать?' Огня добавил Серый, боксер из Орла, который, как и Максим и Матроской тишине, вышиб кулаком мозги азербайджанцу, нагло пристававшему к его сестре. Несмотря на то, что Серый едва выжил от двух ножевых ран, к предумышленному убийству ему добавили еще и расовую ненависть. Он уже отсидел восемь лет, и осталось еще семь.
  - Надо рвать отсюда когти, - проговорил он, глядя на трупы женщин и детей от натовских ракет. - Лучше там за дело жизнь положить, чем сгнить здесь.
  - Не один ты такой охочий, - заметил, усмехнувшись, Конь, больше похожий на старую клячу: согнутый, с тремя зубами во рту, с длинными ниже плеч серыми волосами. Ему не было и сорока, а выглядел старше пятидесяти. - Каждый из нас хотел бы надрать зад натовцам.
  - А я бы надрал нашим наемникам, - поправил Коня Серый. - Там и чеченцы, и украинцы, и грузины. Эти еще хуже других наемников и солдат. Те только за деньги воюют, а эти козлы еще и из-за злобы на нас. Белорусы для них те же русские. Я был в Минске на соревнованиях. Очень мне город понравился. Красивый, чистый, дворники сами белорусы, не таджики. Даже не могу представить, что там опять война, и вот-вот начнут бомбить, как немцы. Кто со мной? Верх, ты, как?
  У Верхова чуть не вырвалось: 'А как отсюда убежать? - но его опередил Молгач, детина повыше его и потяжелее килограмм на двадцать.
  - Ты, Серый, язык-то свой попридержи. Задумал, так жуй про себя. Нас не подставляй. Больше ни слова об этом, понял? Все поняли?
  - Вся тюрьма об этом говорит, а мы ни слова.
  - Другие пусть болтают, а мы будем молчать, потому что мы сознательные урки и нарушать режим не намерены.
  Поговорить с ними на работе Верхову не удалось. Сделал он это во время обеда, подсев к ним.
  - Тоже надумал рвать с нами? - сквозь зубы спросил его Серый.
  - Есть план, как?
  - Бегут же люди, когда очень хотят. Думай. А Молгач уже придумал.
  - Выйти отсюда не проблема, - подтвердил Молгач. - Проблема, чтобы не поймали по дороге к границе. Да и не с пустыми руками туда бы приехать, а хотя бы с волынами. Тогда легче будет перейти границу.
  - Это добро они нам там дадут, - возразил Серый. - Им бойцы нужны.
  Костя сказал:
  - Проблему с транспортом я, возможно, смогу решить. И все же, как отсюда выйти наружу?
  - Сколько человек ты сможешь перевезти?
  - Сколько надо?
  - У меня на примете уже семь. С нами десять.
  - Для ровного счета можно еще столько же. Только, чем больше народу, тем больше шансов погореть.
  - Сейчас не тот случай. Я слышал, два полицая подали прошение отправить их в Белоруссию. С одним у меня был разговор. Мне осталось полтора года. Он пообещал поговорить с начальством, чтобы их мне засчитали, как УДО.
  - Так не пойдет, Молгач, - рассердился Серый. - Завтра тебе дадут добро, и ты отвалишь. Раскрывай, как ты собирался сам выйти отсюда.
  - Уточню и скажу. А может, он и вас возьмет.
  - Ты совсем, блин, дурак? Тебе осталось полтора года. А мне семь, Верху аж двенадцать, и УДО нам не светит. А начальству твой вертухай ляпнет про нас.
  - Сам дурак. Я с ним говорить буду не о вас двоих, а обо всех, не называя фамилий.
  - И всех зашухарят. Мне это не нравится. У тебя есть вариант, как выйти отсюда без услуг вертухая?
  - Есть. Уточню и скажу.
  - Когда?
  - Когда, не знаю. А ты, Верх, забивай насчет транспорта. Минимум на двадцать человек.
  
  Верхов ожил. Он тут же хотел позвонить Диме, но вспомнил, что завтра должен был приехать Есаков, с ним он и передаст записку. По телефону сказать о побеге он, разумеется, не мог. Не скажет и Есакову. Остается только записка. У них была отработана техника их передач: адвокат просил его поставить подпись на какой-либо бумаге на нескольких листах, а дальше следовала отрепетированная ловкость рук, в результате чего записка оказывалась либо у Кости, либо у Есакова.
  Но это, когда приезжал адвокат. В других случаях он передавал записки через Молгача, у которого было много друзей среди разнообразных работников тюрьмы. Но главной связью с внешним миром был мобильный телефон. Первый свой мобильник продержался у Кости три месяца, пока его не обнаружили полицаи. Наказанием был недельный карцер. Второй его мобильник, тут же привезенный Колей, прослужил почти год, находясь на хранении у Молгача. Затем новые мобильники прятали по очереди остальные сокамерники. Некоторые из них имели временами свои телефоны, кроме того, в крайнем случае, Верхов мог использовать мобильник начальника цеха, так что со связью с домом и друзьями у него проблем не было. К тому же они, используя опыт Саратова, завели знакомства с работниками окна передачи, которые при встрече с Верховым всегда спрашивали, не надо ли что передать на свободу.
  
  - В ней нет ничего такого, что я должен знать, - поинтересовался Есаков, пряча записку.
   - Есть. Можете прочитать. Но решение мое твердое.
  - Я догадываюсь. И хотел бы ошибиться.
  
  Записку от Димы Верхов получил уже на следующий день после отъезда Есакова.
  'Ув. К.А. Машину или машины можем пригнать не раньше субботы, лучше в воскресенье. До границы их не остановит никто.
  От Лесков готовы поехать с Вами около двухсот бойцов, возможно, больше. Почти всех Вы знаете. Разумеется, и мы, Коля, Женя и я. Рвутся Кротков и Платон, но мы им дадим задание здесь. Командование военного городка выделяет нам два бронетранспортера, оружие и сопровождение до границы.
  Дома у Вас все нормально. Катя, естественно, не знает.
  Обнимаем. Дима, Женя, Коля.
  P.S. Ждем Вашего указания, когда и куда прибыть машинам'.
  
  Верхов ознакомил с содержанием записки Молгача, который был его замом по расфасовке медного купороса. Сам Верхов был бригадиром цеха. Их столы были рядом. Прочитав записку, Молгач обрадовался и попросил подождать полчаса. Вернулся он через час еще более радостный и сообщил, что организацию побега тот самый полицай берет на себя.
  - Когда нужны машины?
  - Он хочет переговорить с тобой, но, что это ты, он не знает. Я думаю, что он вообще о тебе не слышал. Еще он сказал, что статьи и сроки для него не имеют значения. Ему нужны здоровые мужики.
  - Ты в нем абсолютно уверен?
  - А смысл ему? Нас заложить? Не думаю. Не я на него, а он на меня вышел. Попробуй ты прощупать его. Пойдешь?
  Времени на раздумывание у Верхова не было, да и не было других вариантов, и он пошел на встречу с полицаем, как следовало на надписи на двери кабинета, Денисовым Андреем Николаевичем. К его удивлению, Денисов оказался приятной внешности, среднего роста атлетически сложенный. Такому впору не надсмотрщиком в тюрьме служить, а бойцом в ВДВ. Его хорошую физическую силу подтвердило и крепкое рукопожатие, а о наличии ума говорил цепкий взгляд темно карих глубоко посаженных глаз. Он прервал Верхова, когда тот стал перечислять свои статьи, и, представившись Андреем, спросил:
  - В армии служили?
  - Служил в ВДВ и воевал снайпером в Чечне.
  - Действительно до границы нас никто не остановит?
  - Я полагаю, мы вольемся в военную колонну в сопровождении военной полиции. Через границу с нами перейдут два бронетранспортера и оружие, какое именно, не знаю, но думаю, не только калаши.
  Тонкие губы Андрея приоткрылись в улыбке, сделав его лицо еще привлекательнее.
  - Как я понял Молгача, машины могут прибыть за нами, когда мы скажем? Так это?
  - Да, они ждут от меня указания. На сколько человек нужен транспорт?
  - На тридцать - тридцать пять.
  - Хорошо, я передам. Как я понял, проблему выхода отсюда вы берете на себя?
  - Да, это я беру на себя. Но, разумеется, все должно быть втайне от остальных, особенно от надзирателей. Наш уход не должен ничем отличаться от побегов в части конспирации. Передайте вашим друзьям, чтобы они ожидали нас в воскресенье в трех километрах отсюда в два часа дня. Дорога здесь одна, других нет.
  - Как вы понимаете, я не волен связываться с друзьями, когда захочу. Я могу вообще сегодня с ними не связаться.
  - Где мне их найти?
  - Я должен черкануть им пару слов, чтобы они вам доверяли.
  Андрей взял со стола лист бумаги и протянул Верхову.
  - Пишите.
  Верхов оторвал от листа узенькую полоску и написал: 'Андрею можно верить' - и расписался. Прежде чем свернуть записку и сунуть в карман кителя, полицай ее прочитал и, бросив мимолетный взгляд на Верхова, едва заметно усмехнулся.
  Эта усмешка не выходила из головы весь вечер, и он опять засомневался. Но делиться с Молгачом не стал, зная, что тот скажет. Да и сам он имел много возражений своим сомнениям, и главным было то, что он не мог ухватиться за мотив действий полицая. Предотвратить побег? Вовлечь в него неугодного узника с целью увеличения ему срока или физической расправы с ним? Но ничто не мешает ему сделать это и без авантюры с побегом.
  Да и понравился ему Андрей.
  
   ***
  Весь следующий день, - а был четверг, - Верхов прождал вызова к Андрею его или Молгача. Тот узнал по своим каналам, что полицай на работу не приходил, но был почему-то спокоен. Не было вестей и из Лесков.
  В пятнице после обеда охранник выкрикнул Молгача на выход. Вернулся тот, сияющий, как звезда сквозь сентябрьские облака. Верхов в это время обходил рабочие места с начальником цеха. Встретив его вопрошающий взгляд, Молгач незаметно подмигнул ему.
  До конца работы им так и не удалось пообщаться. Когда шли с работы, Молгач громко объявил:
  - Батьке американцы пообещали выезд из страны, куда захочет, или пригрозили повесить как Милошевича.
  - А он чего? - спросил Конь. - Послал их на хутор бабочек ловить?
  - Как ты угадал?
  Лишь через полчаса, когда все пришли к заключению, что Батька будет сражаться до последнего, Молгач подсел к Верхову и шепнул:
  - От нас он берет тебя, меня и Серого. Коню, говорит, там делать нечего, его соплей перешибешь.
  - Ну и зря. Конь мужик башковитый, а такие в штабе нужны.
  - Сам скажешь. Он тебя скоро вызовет.
  Верхова надзиратель выкрикнул незадолго перед ужином. Андрей встретил его, как и в тот раз, в свободной камере на втором этаже, где он работал замом начальника смены. Костя хотел бы иметь такого начальника на своем этаже.
  Поздоровавшись за руку, Андрей протянул Верхову телефон и сказал:
   - Подтвердите друзьям, что ждем их в воскресенье в два часа там, где договорились.
  Костя позвонил Диме и передал сказанное Андреем. Тот вдруг сказал:
  - Вы как насчет Кузиной? Она рвется с нами.
  - Передай ей, что без нее я бы не поехал.
  - Обязательно передам. Когда Кате сказать?
   - В воскресенье часа за два до отъезда. Пусть соберет мне все необходимое на свой взгляд.
  - Хорошо, передам.
  Верхов высказал свое мнение насчет Коня. Андрей согласился:
  - Вам виднее. Я о нем слышал от Молгача, а у него свой взгляд на людей с высоты своей комплекции. Я для него тоже не образец. Разве что вы.
  
  Ночью они проснулись от крика и топота ног в коридоре. Дверь распахнулась, вспыхнул свет, и в камеру ворвались два полицая. Подняв и выстроив всех у стены, они отметили фамилии в списках и ушли, перейдя в соседнюю камеру.
  Утром выяснилось, что пятеро совершили побег, оставив записку: 'Нас не ищите, мы не в бегах, а поехали сражаться за Батьку'. Вся камера за них болела и молила Бога, чтобы их не поймали. Но троих из них вернули перед ужином. Серый выяснил у надзирателя, что убежавшими были молодые ребята и поймали их действительно по дороге в Белоруссию в фуре среди коробок с гуманитарной помощью. Полицаи их сильно избили, одного пришлось поместить в санчасть. Даже надзиратель был возмущен зверствами полицаев.
   - Я бы их не стал задерживать, - сказал он. - Ведь ехали они на святое дело.
  - Теперь, наверное, даже пытаться не стоит бежать, как думаешь?
  - Да, теперь только дурак рискнет. Начальство приказало усилить охрану. А я бы отпустил всех желающих уехать воевать. Они жизнью едут рисковать.
  Настроение у узников упало ниже некуда. Верхов не знал, что делать: давать отбой Диме или нет.
  - Надо поговорить с Андреем, - сказал он Молгачу.
  - Насчет транспорта? Нет проблем. Мобила где?
  Конь показал на кровать, под которой в нише был спрятан телефон. В камере было пять таких секретных мест. Но едва Молгач опустился на колени, как в замке заскрежетал ключ, и в камеру вошел Андрей.
  Выслушав фамилии и статьи всех восьмерых узников, он велел им садиться, и сам сел за стол.
  - Про побег все слышали? - спросил он, уставившись на Коня.
  Кто-то ответил 'Слышали', кто-то, в том числе, Верхов, кивнул.
  - А главное, какие из них вояки? Я их видел. Сопли. А там нужны воины. - Андрей посмотрел поочередно на Молгача, Верхова и Серого. - Вот такие молодцы. Их хоть завтра в бой с наемниками НАТО.
  - Вот и возьмите их с собой, - вдруг сказал Конь. - Вы, я слышал, собрались ехать к Батьке. И меня прихватить не забудьте.
  Андрей улыбаясь, покачал головой.
  - Не тюрьма, а женское общежитие. Вроде, кроме начальника, никому не говорил, а все уже знают. Да, уезжаю. У меня в Беларуси мать и сестра живут. Я не могу с ними связаться пятый день. Они живут на самой западной границе, и я боюсь как бы они не оказались в руках наемников. - Андрей помолчал и посмотрел на Коня. - Вас бы я тоже взял при условии, что пострижетесь. Но шутки в сторону. Не вздумайте бежать! Поймаем и добавим к вашим срокам, мало не покажется.
  - За что избили парней? - спросил сердито Носатый. - Они же не на волю бежали, а воевать.
  - Будем считать, что это у них первое боевое крещение. Если честно, я бы и их тоже взял завтра. - Андрей поймал Костин взгляд и незаметно кивнул. Он поднялся и сказал Молгачу. - Тебя я назначаю ответственным за то, чтобы никто из этой камеры не убежал сегодня ночью. Завтра придешь ко мне в десять за инструкцией.
  Когда за ним надзиратель закрыл дверь на замок, Носатый сделал удивленное лицо:
   - Зачем, спрашивается, приходил? Не столько отговаривал, сколько агитировал бежать.
  Они о чем-то говорили, но Костя их не слушал. Во взгляде Андрея он прочитал, что ничего не отменяется. Но как ему удастся вывезти тридцать человек, оставалось загадкой.
  
  От Андрея Молгач вернулся сияющим. Сделав серьезное лицо, он громко проговорил:
  - Вот он, оказывается, зачем вчера приходил. В два часа прибывает фура с каким-то новым оборудованием для кухни или котельной, и ему нужны грузчики. Вот он и отобрал нас как самых здоровых. И тебе, Конь, тоже велел придти для оформления бумаг. Только велел срезать космы.
  - Еще чего, - огрызнулся Конь.
  Но по дороге в баню, Молгач сказал Коню про побег, и тот без слов постригся, сделавшись на десять лет моложе.
  После бани Молгач передал все троим участникам побега указание Андрея ничего с собой из вещей не брать, но одеться потеплее. В половине второго за ними в столовую пришел полицай и отвел их вниз к месту разгрузки. Там уже было человек десять. Впритык к открытой двери, как Верхов понял, пожарной, стояла задом фура. Узники разгружали большие, в человеческий рост, ящики и тут же разбивали их, оставляя лишь днища с оборудованием и оттаскивали куда-то в сторону. По мере освобождения фуры разобранные яшики заносили опять в фуру и укладывали от середины к заду. Верхов заметил, что число узников быстро уменьшалось, а когда спускали вниз последний ящик их осталось всего пятеро. Андрей велел ему залезть в кабину и там спрятаться за сидениями, накрывшись брезентом.
  Вскоре фура тронулась. Верхов слышал голос Андрея и еще чьи-то голоса. Затем фура остановилась, и в кабине появился Андрей. Он повернулся к Косте, когда машина вновь тронулась:
  - Константин Алексеевич, вы там не задохнулись? Можете скинуть брезент. Познакомьтесь, Филипп, мой напарник. Служил в армии, как и я, в ракетных войсках. Я думаю, вам мы пригодимся. С нами еще тридцать четыре человека, в том числе трое беглецов. Срок им может светить большой, а участие в боях может эти сроки списать. Так же, как и всем остальным.
   Минут через пятнадцать фура остановилась. В ветровое стекло Костя увидел Диму, Женю и Колю. Спрыгнув на землю, он оказался в их объятиях. Они радовались, как дети. Он стал искать глазами Катю. Они догадались и сказали, что она ждет их в колонне машин. К ним подошел Андрей и, поздоровавшись ребятами, увел их к задней двери фуры, откуда стали выпрыгивать узники и пересаживаться в бронированные две машины. Среди них одними из первых были Молгач, Серый и Конь. Увидев Костю, они радостно помахали ему рукой.
  Верхова и Андрея ребята хотели посадить в сопровождающую машину с мигалкой, но Андрей сказал, что им всем лучше присоединиться к остальным зэкам, чтобы случайно не засветиться в машине на случай проверки. А в бронемашину полиция заглядывать не станет.
   Ехали минут двадцать. Выйдя из бронемашины, Верхов увидел Катю с детьми. С прощанием его не торопили, но он сам не стал затягивать, пообещав жене писать чаще. Он был ей благодарен, что она не сказала ни слова против его решения поехать на войну.
  
  
   ***
  На границе из кабинета начальника белорусской погранзаставы он позвонил в Администрацию Президента. По прямой связи. Минут через пять он услышал незабываемый голос Батьки:
  - Костя! Рад тебя слышать. Едешь помогать мне бить
  наймитов, как в войну мы вместе били фашистов? С тобой сколько человек? Двести пятьдесят? Это добре. Дай трубку начальнику заставы, я скажу ему, куда отвезти твоих бойцов, а ты давай прямо ко мне.
  - На чем? - Беркович тебя и привезет. У меня к нему есть ряд вопросов.
  - Я с собой хочу взять Нину Кузину. Помните ее?
  - Нину? Конечно, помню. Давай, бери ее с собой. Я буду рад ее повидать. Ну, жду вас. Дай трубку Берковичу, я распоряжусь насчет транспорта.
  
  Встретил их Батька в одной из своих резиденций, которые он вынужден часто менять из-за того, что на него устроена настоящая охота. Во время беседы ему сообщили, что в резиденцию, в которой он был вчера, попала ракета.
  Батька сильно изменился не только по сравнению с ним двенадцатилетней давности, когда Верхов и Нина в составе делегации станкозавода ездили в Беларусь за заказами для завода, но и в сравнении с тем, каким он был два года назад во время его визита в Лески. Нина тогда уже обратила внимание на его поседевшие волосы и подумала: еще бы не поседеть от ежедневных угроз и клеветы в адрес его страны и его лично. Сейчас, глядя на его бритую голову, она мысленно одобрила его этот шаг, найдя, что он вроде бы как даже помолодел, а его доброе лицо стало выглядеть очень мужественным.
  Пожав им руки, Батька сказал, что их приездом он очень доволен, и поблагодарил их за то, что они решили поддержать его в эти трудные для Беларуси дни. В настоящее время в стране, сказал он, из России находится больше корреспондентов, чем добровольцев. Сначала он был рад каждому прибывшему, им всем выдавали оружие и определяли место в борьбе с натовскими наемниками. Но когда до него дошли слухи, что среди убитых врагов стали попадаться русские добровольцы, в том числе корреспонденты, он приказал относиться к приезжавшим выборочно.
  - Вы поймите меня правильно, - сказал им Батька. - Пушечное мясо мне не нужно. Для этого у нас своих необученных людей много. Мне нужны бойцы, умеющие воевать с сильным противником, именно такие которые приехали с вами. Да еще привезли с собой оружие и, говорите, два бронетранспортера? Это как раз то, что нам нужно. А ваши прозападные либерал-демократы нам здесь не нужны. Сюда они едут, чтобы поливать нас помоями и петь дифирамбы наемникам. Вы только почитайте, что пишет о Беларуси и обо мне ваша газета МК. У меня язык не поворачивается связать ее с комсомолом. Вот одни только заголовки из этой газеты: 'Беларусь на последнем издыхании', 'Батька в агонии'. А вот это вообще запредельно хамское: 'Еще немного, еще чуть-чуть'. Это же из песни о борьбе с фашизмом. Выходит, мы для ваших либералов фашисты, а натовские отморозки - герои - освободители? Я не знаю, как это назвать и как вы у себя терпите этих провокаторов? Я нисколько не жалею, что этого самого корреспондента, писавшего о нас под такими заголовками, мы нашли среди трупов наших врагов. Что тут скажешь? За что боролся, на то и напоролся! А ведь какой траур по нему у вас устроили! Батька начал убивать российских журналистов. Мы что, должны, прежде чем начать стрелять, спрашивать наймитов, нет ли среди вас русских корреспондентов? Нет уж! Приехал воевать с нами, будь готов умереть здесь, как враг. Но мы сделаем все возможное, чтобы такие добровольцы, как вы, обязательно вернулись домой живыми после нашей совместной победы над натовцами. А в том, что мы их изгоним из нашей Беларуси, сомнений у меня никаких нет. Конечно, мы бы хотели, чтобы Россия оказывала нам помощь не только добровольцами, что мы очень ценим, но и в государственном плане как союзник. Обиднее всего и вам и нам, что западные политики и СМИ убедили весь мир в том, что нашими победами мы обязаны российским спецназовцам и вооружению, из-за чего даже ввели против России экономические санкции. Но, как говорится, насильно милыми для ваших правителей мы быть не можем. Хорошо хоть не перекрывают приезд к нам таких добровольцев, как вы. Какие у тебя, Костя, есть ко мне вопросы, просьбы?
  - Спасибо, Александр Григорьевич, сейчас мы вас пока беспокоить не намерены. Жильем и дополнительно оружием нас обеспечить пообещали. Мои бойцы, как говорится, уже рвутся в бой с натовскими наемниками, чтобы белорусская земля горела у них под ногами.
  Батька улыбнулся, но не так, как ожидал Верхов.
  - То, что твои бойцы рвутся в бой, это хорошо. Но, видишь ли, Костя, солдат у нас своих хватает. И воюют они геройски. Только я хочу, чтобы в огне на белорусской земле сгорали лишь наймиты, а не наши и твои солдаты. У нас ведь не совсем обычная война. Мы воюем на два фронта: с внутренним и внешним врагом. Наша внутренняя оппозиция превратилась в шпионскую сеть натовских наемников. Она знает многих работников КГБ, и им сложно внедряться в ее ряды и среди наймитов. Вам, русским, это сделать легче, представившись либерал-демократами, как бы их союзниками. Но это должны быть люди смелые, умные и обладавшие даром входить в доверие.
  Верхов Батьку понял. Пятьдесят бойцов он отобрал в отряд Андрея для внедрения в ряды оппозиции и наемников. Пятьдесят вошли в отряд снайперов под началом Саши, который, узнав, что Верхов отправляется в Беларусь, не задумываясь, присоединился к нему. Остальные сто пятьдесят человек составили три отряда быстрого реагирования под командованием опытных офицеров запаса Дубово - военного городка в Лесках.
  
   ***
  Самого первого результата в войне с наймитами добились беглые ребята из отряда Андрея, внедренные в ряды оппозиционеров. Их многочисленные ушибы и переломы ребер у одного, которого звали Стасом, стали самым правдивым доказательством преданности идеям демократии. Они утверждали, что приехали в Беларусь набраться опыта для использования его в России при свержении авторитарного режима и установлении прозападной демократии. Они нисколько не разочаровали оппозицию расспросами, сколько им будут платить. В России, сказали они, им выдавали по пятнадцать тысяч рублей в день за участие в митингах протеста и еще десять за каждого приведенного человека. А здесь идет война, и платить, на их взгляд, должны намного больше. После небольшого торга они согласовали триста пятьдесят долларов в сутки при бесплатных проживании и кормежке. Как ребята поняли, валютой оппозиция не была обделена.
  Их направили на трехдневные курсы, где им прочитали лекции о диктатуре Батьки и благодарной миссии Запада и Вашингтона принести свободу белорусскому народу. Ребята оказались любопытными и дотошно расспрашивали о национальном составе наемников, зависит ли их зарплата от количества убитых белорусов, чем они вооружены, как они взаимодействуют с оппозицией, и выразили желание повоевать в одном из их отрядов. Делать это им не посоветовали, так как там воюют в основном опытные убийцы, участвовавшие в боевых точках. А ребята, как выяснилось, до сих пор не держали в руках оружие. Но этот пробел был устранен, и после окончания курсов, ребятам торжественно вручили два пистолета и один короткоствольный автомат. Учитывая их повышенный интерес к наемникам и незнание ими Минска, их перебросили в Полесье подготовить базу для шестисот наемников, прибытие которых ожидалось со дня на день.
  В одежду Стаса был вмонтирован миниатюрный передатчик, по которому он сообщил Андрею, а тот - Верхову об ожидаемом прибытии наемников. Координаты Стас не знал, но их автоматически сообщал сам передатчик. Они тотчас были переданы белорусскому командованию, принявшему решение накрыть базу ракетным залпом. Вопрос, как быть с ребятами (чтобы не уничтожить их вместе с бандитами), решился сам собой. Оказалось, наемники, в целях конспирации, ограничивали до минимума контакты с оппозицией. За сутки до прибытия наемников ребят перебросили на другой участок для такой же работы. Как они поняли, организация приема и устройства наемников являлось одной из важнейших обязанностей оппозиции. Помимо подготовки баз в лесах, занимавших, как известно, около трети территории Беларуси, по всей стране скупались и арендовались дома и квартиры для натовских наемников, число которых, несмотря на огромные потери, продолжало увеличиваться.
  Стас также сообщил, что, помимо землянок для проживания наемников, на базе оборудованы землянка для хранения оружия и замаскирована площадка для военной техники. Верхов уже ознакомился с образцами вооружения наемников и загорелся желанием добыть его для своих бойцов. Со временем он собирался добыть его в бою, но на это требовалось время, а ему хотелось иметь его уже сейчас. В прибывающих наемниках он видел такую возможность заполучить не только оружие, но и их обмундирование. Однако, как известно, во всех горячих точках, где идет необъявленная война, наемников в плен не берут, их уничтожают, что командование и намеревалось сделать, уничтожив заодно и все вооружение, о котором мечтал Верхов. Как их сохранить при ликвидации базы он не знал и ломал голову.
  Ответ он видел лишь один: захватить наемников врасплох во время отдыха, лучше, сна и заставить их сдаться без боя. Однако заставить сдаться головорезов, прекрасно знающих, что живыми их не оставляют, - это было из области фантастики.
  Верхов встретился со своим куратором Генштаба армии генералом Бобичем. Генерал подтвердил, что наемников они не пленят, и тем более не делают это сами наемники, отрубая белорусским солдатам головы, вырезая внутренности, а засовывание гранат в брюки связанных солдат у них обычное дело.
  - Нам нужны их оружие и обмундирование, - настаивал Верхов. - Разрешите, мы сами добудем их у прибывающих наемников. Если так надо, мы их затем уничтожим. Во всяком случае, попробуем. Но сделать это, сами понимаете, нам будет очень проблематично. Мы не головорезы.
  Бобич снял очки, протер глаза и, скривившись, потянулся к телефону. Подняв трубку, он спросил:
  - С Батькой у вас об этом не было разговора?
  - Об этом не было. Но он обещал мне содействие во всем.
  - Вот мы у него его и попросим. - Генерал набрал номер. - Александр Григорьевич, Бобич беспокоит. У меня сидит Верхов Константин Алексеевич. Его люди донесли о прибытии на подготовленную базу в Полесье шесть сотен наймитов. Мы приняли это к сведению и приготовились их полностью уничтожить. Но Верхову очень нужно их оружие и обмундирование, и он просит разрешить ему забрать их в целости и сохранности у наймитов своими силами. Сделать это хотя бы без частичного пленения наймитов не удастся. Мы, вы знаете, это не делаем.
  - А мы, Павел Михайлович давай сделаем в виде исключения. Проведем анализ, кто они, из каких стран, кто и за сколько их нанял. С Костей приехала известная в России журналистка. Она все это дело озвучит если не на весь мир, то хотя бы на Россию. Но ты ему помоги всеми возможными у тебя средствами провести эту операцию. Чтобы без потерь с его стороны. Передай ему привет. Я с ним поговорю в другой раз, сейчас я очень занят. - Генерал положил трубку. - Слышали? Я сейчас сведу вас с человеком, с которым вы отработаете все детали предстоящей операции, и потом мне доложите.
  
   ***
  За прибытием наемников на базу наблюдали Сашины снайперы. В одиннадцать вечера Саша доложил Верхову и тот прикрепленному к отряду добровольцев заму Бобича полковнику по фамилии Кудря о появлении на базе тридцати наемников. Переговорив со встретившим их оппозиционером и осмотрев базу, они окружили базу со всех сторон в виде охраны. Шестеро взобрались на деревья и осматривают местность в бинокли ночного видения. А еще через полчаса Саша сообщил о прибытии на базу в сопровождении трех вертолетов пяти бронемашин, трех автобусов и шести джипов. Вертолеты тут же улетели, а наемники обживают базу.
  Сразу после получения этой информации стоявшая в ста километрах от базы колонна автобусов и машин с добровольцами и солдатами медленно двинулась в сторону базы.
  В половине второго колонну в двух километрах от базы встретил Саша. Он рассказал, что наемники устроились на ночлег в трех землянках, уложив ящики с оружием в четвертой. Бронемашины, автобусы и джипы замаскированы рядом с базой. Все дозорные находятся под прицелами снайперов, ожидавших команду на поражение. Следующая смена, по всей видимости должна произойти не раньше трех часов. Саша высказал мнение, что ждать до смены нет смысла. Верхов и Кудря с ним согласились.
  Кудря, в отличие от Кудрявого в Лесках оправдывал свою фамилию волнистой шевелюрой. Он отдал своим солдатам приказ окружить базу плотным кольцом на километровым расстоянии, а сам и остальные, включая Нину, которой Верхов велел не отходить от него ни на шаг, бесшумно направились к базе. Минут через двадцать Саша всех остановил и приказал снайперам снять всю охрану базы. Буквально минуты через три ему стали поступать условные сигналы о выполнении приказа. Когда поступило последний сигнал, Верхов, с согласия Кудри, приказал своим бойцам приступить к захвату базы. Самому ему очень хотелось первому вступить на базу, но Кудря настоял, чтобы он и Саша держались сзади.
  - Вы не Чапаев на лихом коне, а командующие своими бойцами, - сказал он. - Ваша героическая быстрая смерть никому не нужна, кроме врагов. Это приказ Генштаба. - И добавил, - и Батькин. И вас, Нина Олеговна, это касается.
  Сказав это, Кудря вдруг улыбнулся и сказал Саше:
  - Ну чего стоите? Ведите нас вперед и побыстрее.
  Они вчетвером почти побежали. В воздухе послышался быстро возраставший гул вертолетов, и вскоре впереди сквозь деревья стала просвечиваться ярко освещенная их прожекторами база. Гул вертолетов перекрыл громкий голос на английском языке. Текст ультиматума написала Нина. Он был предельно краток: 'Внимание! Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Всем, кто выйдет с поднятыми руками и без оружия, будет сохранена жизнь, Остальные будут уничтожены. Даем три минуты на размышление'. Когда тот же голос повторил ультиматум на русском языке, группа во главе с Сашей приблизилась к территории базы. В нескольких метрах от нее Кудря остановил их, показав на часы, что три минуты после русского текста еще не истекли. Вдруг послышались несколько приглушенных автоматных очередей, которые сменили три мощных взрыва, и перед их глазами вздыбились земля с бревнами. Костя метнулся к стоявшей рядом Нине и, повалив на землю, прикрыл собой. Уткнувшись лицом в землю, она едва не подавилась сосновыми иглами. Костя поднял ее и, прислонив к дереву, велел не двигаться и убежал. Исчезли и Кудря с Сашей. Она выплюнула иголки и вынула из сумки видеокамеру.
  Опять послышался голос на английском языке и тут же на русском: 'Одна землянка, оказавшая сопротивление, полностью уничтожена. В отношении остальных ультиматум остается в силе'.
  Спустя минуту, из землянок стали выходить с поднятыми руками наемники. Нина подошла ближе и стала снимать. Каждого наемника бойцы основательно проверяли на наличие ножей и мобильников. Проверенных тут же уводили к подъехавшим автобусам.
   Взглянув на часы, Нина подсчитала, что на всю операцию с начала отдачи приказа на уничтожения дозорных ушло всего одиннадцать минут, и мысленно похвалила ее организаторов: 'Молодцы!' С этими словами она подошла к Верхову, продолжая снимать. Он рассказал ей, что в одной землянке наемники ранили трех бойцов, и ее пришлось забросать гранатами. В других землянках также были попытки добраться до автоматов и ножей, но там обошлось усмирением короткими автоматными очередями.
  Они подошли к раненым бойцам, возле которых хлопотали две медсестры. Их спасли бронежилеты. У двоих были ранения плеч и рук, у третьего была задета шея. Все они были в сознании. Увидев направленную на него камеру, раненый в шею парень замахал рукой. Нина нагнулась и услышала шепот:
  - Только не показывайте по телевизору, а то мама увидит.
  - Обещаю. Покажу с твоего согласия, когда залечишь рану.
  Он кивнул, улыбнувшись.
   Нина переключилась на наемников. Вид у них был совсем не геройский. На нее и фотокамеру они смотрели либо злобно, либо жалко. Ей вдруг захотелось заглянуть в разгромленную землянку. Она направилась к ней и увидела выбиравшихся из нее двоих наемников. Лица у них были в крови, Увидев направленные на них автоматы, они упали на колени и поползли к ногам бойцов. Нина с удовольствием сняла эту сценку в надежде показать ее по российскому телевидению. Но вряд ли либералы допустят это. Да и черт с ним, подумала она, главное, что они просят пощады у нас. Когда никогда сами либералы будут ползать в ногах у народа.
  К ней подошел Верхов.
  - Пойдем в землянку с оружием.
  Но снимать, на ее взгляд, там было нечего: одни ящики. Но Костя так не думал. Его глаза блестели, когда он переходил от ящика к ящику.
  - Ты хоть скажи, что в них? - попросила она.
  Он живо откликнулся:
  - Ты снимай ящик и надписи, а я буду говорить, что в нем. В этом то, что нам не хватает: снайперские винтовки с ночным прицелом. А вот здесь, ты не представляешь, израильские кривые винтовки.
  - Что значит, кривые? Из них можно стрелять из-за угла?
  - Вот именно.
  - Только евреи могли додуматься до этого.
  - А мы, русские попробуем их освоить. А в этих ящиках гранаты, какие, не знаю. В этих тоже гранаты, как наши 'лимонки'. Здесь взрывчатки, в этом мины. А в этих больших, ого, огнеметы и минометы. Очень солидно они настроены воевать. А теперь будем мы их солидно убивать. Ты фотографируй. Я сейчас сдвину и доберусь до вон тех красивых. Мама мия! Вот это да! Теле - радиоэлектронная аппаратура, иными словами, шпионское оборудование. - Костя от удовольствия потер руки и вдруг засмеялся - Ха-ха! Смотри-ка: наши автоматы Калашникова.
  Он не хотел выходить из землянки, а она вышла из нее, как из преисподней. Даже отойдя на расстояние, она с опаской обернулась на эту землянку: а вдруг там какая мина взорвется?
  
  Из землянок все еще выходили наемники. Всего живыми их оказалось триста девяносто три особи, потому что назвать этих убийц людьми не поворачивался язык. Плюс больше двухсот павших позорной смертью. Плюс арсенал оружия и парк боевых и прочих машин. Неплохой первый боевой трофей отряда Константина Верхова или Верха, как его называют в отряде. Батька будет доволен.
  
   ***
  Батька и в самом деле был очень доволен, но не столько трофеем, а тем, что у них обошлось без потерь.
  - А этих троих ребят, что ранены, сказал он, - я распорядился поместить в нашу лучшую больницу. Костя, ты можешь быть свободен. У тебя могут быть дела с начальником Генштаба. А у меня разговор с Ниной Олеговной. - Батька проводил взглядом Верхова и какое- то время сидел задумавшись, потом заговорил. - А ведь они абсолютно уверены, что расправятся с нами так же, как с Югославией, Ираком и Ливией. Я реалист и трезвомыслящий человек. И понимаю, какая силища против нас прет. Наемники - это лишь начало. Как только они поймут, что одними наемниками с нами они ничего не сделают, они обвинят нас, я даже не знаю, в чем. Да в чем угодно: что мы применяем какое-нибудь запретное оружие, например, напалмовые бомбы против оппозиции, то есть наемников, или газы или отравленную воду. И после этого введут уже регулярные войска и применят массовую бомбежку в поисках меня и военных объектов. И тогда все, будет зависеть от позиции руководства России. А пока оно делает вид, что происходящее сейчас в Беларуси его не касается, это как бы наше внутреннее дело. - Батька опять ушел ненадолго в себя. - Я вот о чем хотел бы вас попросить, Нина Олеговна. Я даю в ваше распоряжение двух опытных офицеров КГБ. Приказывайте им, что бы вы хотели знать о захваченных наймитах помимо фамилии и страны проживания. Составьте вопросник, но имейте в виду, что каждое их слово подлежит проверке. Этим займутся ваши офицеры. В вашем распоряжении также все наши СМИ: телевидение, газеты и все, что посчитаете нужным. Неплохо созвать бы пресс-конференцию для иностранных журналистов, когда будет проведен полный анализ наймитов.
  - На ней обязательно спросят, что будет с этими наемниками
  Батька ударил ладонью по кулаку.
  - Я ожидал от вас этот вопрос. Ответ на него и должен стать смыслом вашей конференции. Какой смысл нам держать и кормить всех этих головорезов? Мы возьмем да и выпустим прямо на конференции тех из них, кто раскается и за кем приедут их матери. Пусть матерям будет стыдно перед нами, кого они вырастили. Этим самым мы предложим и другим наймитам прекратить воевать против нас и явиться с повинной. Если они не успели замарать руки по локоть в крови, то и их мы передадим вашим матерям. Я уверен, что после этой конференции, если не на многих, то на некоторых это подействует. Ну, а кто продолжит против нас воевать, пусть пеняет на себя. Пощады им не будет. Вы меня поняли?
  - Все поняла, Александр Григорьевич. Спасибо за доверие.
  - Если возникнут вопросы, просьбы, звоните в любое время.
  Разве могла она подвести Батьку?
  
  А Верхов в это время согласовал в Генштабе, какое добытое оружие он оставлял себе. При этом в выборе его не ограничивали. Они также удовлетворили его просьбу дать ему в отряд десять человек, хорошо знавших местность, а полковник Кудря был официально зачислен в его отряд, чтобы Костя постоянно былна связи с Генштабом и в курсе всех военных событий.
  
  Едва успел Верхов разобраться с добытым богатством, как пришло новое сообщение от Андрея о прибытии на другую подготовленную базу в том же Полесье наемников в количестве до двух тысяч человек. Сашины разведчики попытались проникнуть к базе и в двух километрах от нее едва не напоролись на мину. В бинокль они засекли на деревьях снайперов. Кудря запретил Верхову даже думать об этой базе, сказав, что вопрос с ней решит Генштаб. И он был решен ночью: база была сравнена с землей бомбардировщиком.
   Андрей сообщил Верхову, что Молгач и Серый стали большими людьми в оппозиции, сыграв на своей судимости. Молгач собирается поехать в Брюссель на совещание по активизации борьбы против Батьки. На основе данных полученных от Серого, один из оперативных отрядов Верхова в обмундировании наемников разгромил конспирированную квартиру оппозиционеров, оставив в ней девять трупов. Другой отряд при непосредственном участии Верхова совершил набег на хутор, где проходила встреча руководства наемников и оппозиции с участием Серого. Ему и для вида еще одному оппозиционеру 'удалось' скрыться, все остальные участники были уничтожены.
  Для прибывших из России в братскую Беларусь добровольцев началась обычная работа, для чего они и приехали.
  
  
   ***
  Нина в это время работала без отдыха. Она присутствовала на допросах всех без исключения наемников. Сережа и Витя, офицеры КГБ, приняли за основу ее опросный, вернее, допросный лист. Никаких документов у наемников при себе не оказалось, кроме номера жетона на шейной бечевке. Называть себя они упорно отказывались. Сережа, допрашивавший ранее наемников, объяснил Нине это тем, что они либо зомбированы, либо им пригрозили расправой с их семьями. Но были среди них и кадровые офицеры НАТО, которые связаны верностью присяге. Мало помог и найденный в одной из сумок список всех жетонов. Принадлежала она, по всей видимости, командиру наемников, выдать которого наемники отказались. Его отыскали по фотографии счастливого семейства. Для себя он напротив каждого номера жетонов приписывал от руки фамилию или кличку наемника и давал каждому из них краткую характеристику: араб, негр, поляк, латвиец, русский, относя к русским кавказцев, украинцев и грузин. Лишь против одиннадцати номеров были записаны одни имена. Сережа предположил, что этих наемников командир хорошо знал, и были они его друзьями.
  Но и после этого наемники отказывались называть свои фамилии. Вот тогда Нина и запустила Батькину мысль передать их матерям и близким родственникам, которые приедут в Беларусь, но предупредила, что никакого обмана не должно быть, иначе передача не состоится.
  Всех остальных, за кем не приедут родственники, ждет судьба наемников на оккупированной территории, какая, они должны знать. На обдумывание она отпустила меньше суток.
  Вот тут и выяснилось, кто есть кто. На экранах камер наблюдения было отчетливо видно, что наемники сразу разбились на тех, кто был согласен дать данные о себе, в основном это были арабы и негры из бедных европейских семей, ставшие наемниками из-за нищеты, и на тех, кто посчитал предложение Нины уловкой. К ним в полном составе отнеслись офицеры НАТО и часть поляков, украинцев и грузин. Предположение Сережи насчет угрозы семьям наемников, в случае нарушения ими подписанных при найме обязательств, полностью подтвердилось. Офицеры в открытую напоминали об этом наемникам, решившим назвать свои данные. Но многих это не остановило, и на следующий день они развязали языки. О Беларуси и ее жителях все они не имели представления, даже не знали, какой здесь цвет кожи и какая вера. Единственное, что они знали, это то, что страной правит диктатор, который силой заставляет часть народа воевать против другой хорошей части, называемой оппозицией, ведущей борьбу против диктатора. Ей на помощь они и прибыли убивать, неважно кого, взрослых или детей. Им за это хорошо платили и тем больше, чем больше они убьют. Никаких политических, идейных, религиозных и расовых мотивов приезда в Беларусь у них не было.
   В первый же день данные о себе дали тридцать пять наемников, а были согласны сделать это еще больше ста. Нина могла бы пропустить и больше, но удлиняли допрос Саша и Витя, которые обязаны были проверить каждое сказанное наемниками слово по своим каналам. И совсем не напрасно. Из первых тридцати пяти двое указали несуществующие адреса, трое не проживали в названных домах и один дал адрес знакомых.
  Постепенно Нина набралась опыта и интуитивно чувствовала, кто сидит перед ней. Возможно, помогло ей в этом то, что у нее самой был уже взрослый сын, и в нынешней России он также запросто мог влипнуть в подобную историю. Материнским чутьем она отобрала трех молодых наемников и дала им мобильник позвонить домой. Уже через день в Беларусь через Россию прилетела из Франции мать двадцатилетнего араба Халима. Нина вместе с ним встретила мать в аэропорту и показала ей по дороге взорванные наемниками здания и цветы на местах терактов. Мать не могла никак поверить, что сына отпустят домой.
  - При условии, что он расскажет правду, кто его завербовал и раскается, - подтвердила Нина.
   - Халим вам все расскажет и раскается.
   Халим покачал головой:
  - Если я все расскажу, они убьют тебя и всю нашу семью.
  - Не убьют. Я знаю, что делать, чтобы не убили. Они пожалеют, если это сделают.
  Она все-таки заставила Халима все рассказать и сама охотно выступала на телевидении и перед корреспондентами газет, по-матерински благодаря Президента Беларуси и призывая других матерей приехать сюда за сыновьями.
  Нина позвонила Батьке и получила согласие отпустить Халима до пресс-конференции, что и сделала. Халима провожали в Москву трое его друзей-наемников. Вернувшись в казарму, они рассказали другим о том, как счастливый Халим сел с матерью в поезд и махал им рукой из окна, когда поезд тронулся.
  - А на следующей станции их арестуют и расстреляют, - заверил их командир.
  - Халим сказал, что позвонит Нине, как только приедет домой, а она обещала подозвать нас к телефону.
  Халим действительно позвонил, и наемники разговаривали с ним. А потом с Ниной говорила счастливая мать. Она рассказала, что ее дети и муж привезли в аэропорт много репортеров, и их уже показывали по одному каналу, а по другим запретили. Но она сделает так, что во Франции все узнают, что ее сын вернулся живой из Беларуси.
  Командиры напрасно убеждали наемников не верить Нине и офицерам КГБ. На следующий день после отъезда Хакима сто девяносто два наемника, в том числе и давшие ранее лживые сведения о себе, выразили готовность дать показания. Как только Витя получил подтверждения сказанного наемниками, Нина разрешила им позвонить домой с просьбой приехать за ними к пресс-конференции.
  
   Место проведения пресс- конференции держалось в тайне до последнего дня. Наемников Нина попросила передать родным, чтобы они сообщили ей за два и сообщить о дате выезда или вылета.
  Звонки начались сразу, в том числе и о том, что власти отказывали выдачу визы не только в Беларусь, но и в Россию. Никому не выдали визы в Бельгии и Нидерландах и частично выдали в Англии и Германии.
  Сработала просьба Нины к родственникам пригласить с собой иностранных корреспондентов, хотя отказались послать на пресс-конференцию многие телеканалы и газеты.
  В общей сложности в Минск приехали триста двадцать человек, из них двести девяносто восемь родственников наемников и двадцать два корреспондента. Да плюс триста восемьдесят наемников, включая командиров и отказавшихся сотрудничать, пусть посмотрят и послушают, да солидная охрана, поэтому для проведения пресс-конференции потребовалось немалое помещение. Его отыскали, учитывая необходимость обеспечения безопасности, в клубе военного городка под Минском.
  Обстановку вокруг предстоявшей пресс- конференции осложнил обстрел наемниками автобуса с прилетевшими матерями по дороге из аэропорта. Одна мать арабка была убита и две другие серьезно ранены.
  Эта злодейская акция настолько обозлила наемников, что сыновья убитой и пострадавших матерей выразили желание остаться в Беларуси и воевать на стороне армии. Сына убитой матери отпустили в тот же день домой. Он пообещал обязательно вернуться, чтобы отомстить за мать. Двоим другим наемникам разрешили посетить матерей в больнице.
  Для пресечения драки между рядовыми наемниками и командирами их развели по разным помещениям.
  
  Верхова и его бойцов по понятным причинам на пресс-коференцию не пригласили, за исключением Саши, которого Нина попросила снять все на видеокамеру. Он с охотой согласился, так как имел задумку снять свой фильм не о бандитах, а о чистой любви.
  
  Открыл пресс - конференцию Кудря. Он кратко рассказал о Республике Беларусь и причинах ненависти к ней со стороны Вашингтона и Запада, развязавших в ней войну. Пояснил он и причину того, что присутствовавших в зале наемников не уничтожили, а решили выпустить
  
  
  Затем слово взяла Нина. Она рассказала, что инициатива не уничтожить наемников, а вернуть их матерям исходила от Президента Беларуси. Разумеется, это касается лишь тех, кто искренне раскаялся в том, что приехал в Беларусь воевать против ее народа и дал слово не приезжать сюда больше со злыми намерениями. Нам их смерть не нужна, передала она слова Батьки.
  Она услышала женский голос на английском языке и, приблизительно ухватив смысл, спросила сидевшую рядом переводчицу Дину:
   - Я правильно поняла, что ее вопрос касается убитых наемников?
   - Да, Нина Олеговна, она спросила, почему тогда убили двести наемников, если Президент был против.
   - Сразу видно, зачем дуреха приехала. Переводи за мной. - Нина отыскала глазами корреспондентку, раскрашенную, как перед выходом на панель. - Насчет убитых наемников. Им как и всем, вначале предложили сдаться без боя, предупредив, что в случае отказа они будут уничтожены. Две землянки сдались за исключением нескольких наемников, попытавшихся оказать сопротивление, за что они поплатились. А третья землянка на наше предложение сдаться ответила автоматными очередями, ранив трех наших бойцов, ну и, разумеется, была уничтожена.
  - Но в ней не все сопротивлялись, а убиты все.
   Нина усмехнулась:
  - Сядьте и подумайте о глупости вашего вопроса.
  Далее она рассказала о составе наемников и своем впечатлении о них.
  - Я сама мать. Моему сыну двадцать шесть лет. Он очень хотел поехать сюда, чтобы воевать против ваших сыновей. Я забыла вам сказать, что я русская и приехала сюда из России помочь нашему братскому народу изгнать наемников. Совсем недавно мы были одной страной, но злые силы под руководством Вашингтона разъединили нас. Но мы все равно считаем белорусов своими братьями. И поэтому мой сын рвется сюда. Но я не хочу, чтобы он научился убивать. Он у меня учитель и никогда не держал в руках оружие. Его оружие - нести детям знания. Я вас понимаю, что в ваших странах трудно найти работу, и поэтому ваши сыновья поехали сюда, чтобы заработать деньги. В нынешней России тоже безработица, так как теперь у нас тоже капитализм. Безработица - раковая опухоль капитализма. А в Беларуси, где вы находитесь, нет безработицы, потому что здесь стараются жить по законам социализма, и белорусский народ не хочет терять социальные ценности социализма, самого справедливого общества на Земле. Поэтому и живут белорусы в два раза лучше, чем мы в России, несмотря на то, что у нас четверть всех природных богатств Земли, которые принадлежат теперь не народу, а избранной кучке. А в Беларуси нет олигархов и нищих, и поэтому нет вопиющей разницы между богатыми и бедными. Вы не увидите здесь на улицах бомжей и проституток. Здесь бесплатные здравоохранение и образование. Поэтому Беларусь является бельмом для капиталистов и Вашингтона, и они хотят заставить белорусский народ жить по их законам, чтобы страной правила кучка богатых людей, а народ беспрекословно подчинялся ей. Бога ради не подумайте, что я агитирую вас за социализм. Я только хочу вас призвать не посылать своих сыновей сюда по указке НАТО, являющегося агрессивным орудием в руках Вашингтона. Свою агрессивную роль НАТО отчетливо показало в Югославии, уничтожив эту многонациональную страну, в Ираке, начав там войну под надуманным предлогом, в Ливии, чтобы завладеть нефтью. Сейчас НАТО придумывает повод ввести в Беларусь свои войска и распространяет слухи о готовящемся применении здесь запретного оружия. Какая страна будет следующей после Беларуси для кровожадного Вашингтона? Возможно, моя Россия, которая после распада СССР в последние годы вышла из-под контроля Вашингтона. Еще и поэтому мы, русские, находимся здесь, и я горда, что именно русские добровольцы обезвредили сидящих в этом зале наемников, не дав им совершить злодеяние в этой стране. Вы вернетесь домой со своими сыновьями и там скажите, что на этот раз НАТО обломает зубы о Беларусь, ибо на ее стороне скоро встанет весь народ России, за исключением вот этой самой богатой кучки предателей, захвативших власть в России. Результатом этой войны будет не только поражение НАТО, но и создание нерушимого братского Союза России и Беларуси.
  Это то, что я хотела вам сказать перед тем, как приступить к передаче наемников их матерям и родственникам.
  Нина взяла со стола список и назвала первую фамилию. В рядах наемников поднялся молодой высокий худой человек с черными усами. Нина позвала его рукой на сцену. Выходя из ряда, наемник попытался отыскать глазами мать. Она, в черном надвинутом на глаза платке, уже стояла в рядах матерей и, не веря своему счастью, пожирала его глазами.
  Нина вторично позвала рукой наемника и, когда он поднялся на сцену, сказала ему:
  - Мы хотим передать тебе и твоей маме, чтобы она увезла тебя отсюда живым и невредимым. Но прежде ты должен сказать, что ты раскаиваешься в том, что пришел в эту страну с оружием убивать ее народ, ничем перед тобой не провинившийся. Ты раскаиваешься? Дина, переведи.
  - Да, я раскаиваюсь, - перевела Дина.
  - Ты обещаешь, что не приедешь сюда со злыми намерениями?
  - Да, я обещаю.
  - Тогда зови свою маму на сцену, чтобы уйти отсюда вместе с ней.
  Араб засиял и крикнул по-арабски. Нина дала ему возможность обняться с матерью и спросила ее:
  - Вы не хотите сказать что-нибудь?
   Мать оторвалась от сына и заговорила по-французски. Другая переводчица Зина стала переводить:
  - Она говорит, что очень рада, что сын опять с ней. Она благодарит Президента Беларуси за то, что он отпустил ее сына. Она теперь никогда не пошлет сына воевать. Пусть он будет мало зарабатывать, но он не будет больше никого убивать.
  - Передай ей, - сказала Нина, - что они могут уйти прямо сейчас. Но таких, как они, будет много, и специально для них во дворе стоят автобусы, которые отвезут их в аэропорт. Поэтому они могут, если хотят, остаться и дождаться других.
  Мать закивала головой.
  - Они согласны.
  - Скажи, чтобы они садились на вон те места специально для освобожденных наемников.
  Под аплодисменты мать и сын сошли со сцены и уселись на свободные места.
  Нина отвела от них глаза и продолжила:
  - Мы намерены передать родным еще двести девяносто пять наемников. Чтобы не утомлять вас и себя, мы не будем уделять каждой передаче столько времени. Сегодня будут освобождены только те наемники, которые осознали свою вину и, раскаявшись, дали слово не приезжать больше в Беларусь с оружием. Поэтому я только буду зачитывать их фамилии, и они будут соединяться со своими родными. Если кто из них захочет сказать что-либо, мы с удовольствием их выслушаем. - Нина взяла список и зачитала очередную фамилию. Дождавшись, когда наемник и мать встретились, она зачитала следующую фамилию.
  Многие матери подходили к микрофону и высказывали слова благодарности Президенту Беларуси за щедрый подарок - возврат сына.
  А Нина продолжала зачитывать фамилии, не дожидаясь, когда сын и мать встречались.
  
  
  Когда Нина зачитала последнюю фамилию, к ней подошла все та же английская корреспондентка и спросила:
  - А что будет с остальными наемниками?
  - Этот вопрос не ко мне, а к военным. У меня к вам тоже вопрос. Судьба трехсот человек, я вижу, вас нисколько не интересует, вам на них наплевать. Вас интересуют лишь отъявленные головорезы. Я имела удовольствие с ними пообщаться. Не знаю, как поступят военные, но я бы расстреляла их по закону военного времени, как бешеных собак. Так и напишите. Все, разговор окончен. Все ваши вопросы я знаю. Они и вы мне не интересны.
  - Вы хотя бы назвать себя можете?
   Нина дала ей свою визитку - главного редактора центроградской газеты 'Заре навстречу'. Другой визитки у нее с тех пор не было.
  
  А через два дня к ней подошел Кудря и, улыбаясь, протянул записку, написанную от руки корявым английским языком: 'Мы хотим сдаться и уехать с мамой домой. Нас 89 человек. Мы никого не убивали'.
  - Батька велел передать вам эту записку и привлечь вас к решению их судьбы.
  
   ***
  Борьба бойцов отряда Верхова набирала обороты. Число убитых ими наемников превысило тысячу и продолжало расти с каждым днем. В него влились три других русских отряда, в которых объявились два беглеца из тюрьмы. Узнав, чем заняты их товарищи, они тоже захотели стать оппозиционерами, и получили добро.
  Помня просьбу Батьки, Верхов старался заниматься в основном разведывательной работой. Его бойцы, переодетые в форму наемников и вооруженные их оружием, проникали свободно на натовских бронетранспортерах на территорию наемников, нанося максимально возможный ущерб. Эти рейды стали причиной введения паролей у наемников.
  
  Широкую известность отряд Верхова получил после боя за одну деревню, которая была стратегически важна для наемников. Колхозники в основном женщины, дети и старики не успели покинуть дома и умоляли разведчиков освободить их от наемников, расположившихся в клубе и нескольких домах, из которых вышвырнули хозяев, убив двоих стариков. Верхов, имевший другое задание, принял решение уничтожить наемников. Разведчики вернулись в деревню и велели колхозникам спрятаться в погреба. Наемники оказали ожесточенное сопротивление, ранили четверых бойцов, но были уничтожены. Оказалось, что в клубе у них был координирующий центр, который они попытались взорвать, но что-то не сработало, и очень ценное шпионское оборудование уцелело.
  За этот бой все бойцы были награждены медалями за отвагу, а Верхов - орденом за личное мужество. За его голову наемники назначили награду сто тысяч евро, которая за полгода выросла до полумиллиона.
  При вручении Верхову ордена Батька выразил ему недовольство, что его бойцы увлекаются боями, рискуя излишне жизнью, в то время как их основной задачей является внедрение в ряды оппозиции и отслеживание ее контактов с наемниками, а также обнаружение мест скопления наемников и передача этих данных в Генштаб через Кудрю. А этих наемников могла легко и без потерь уничтожить белорусская армия. Верхов пообещал, но заметил, что иногда обстоятельства принуждают отступать от этого.
  
  Подтверждением этих его слов стал один из рейдов, во время которого после обнаружения и оперативной ликвидации поста наемников в покинутом хозяевами хуторе, они неожиданно столкнулись лоб в лоб с бронемашиной, сопровождаемой двумя джипами с охранниками и шестью мотоциклистами. Сообразив, что попалась большая шишка, Верхов отдал приказ приготовиться к захвату бронемашины. Шедший за его бронетранспортером второй бронетранспортер, не останавливаясь, обогнул мотоциклистов по бокам колонны, развернулся и задвигал стволом пушки.
  Из бронемашины выскочил черный подполковник и приказал на английском высунувшемуся из окна Верхову:
  - Сопроводите быстро нас до штаба.
  Перевод с английского Верхову не понадобился, и он потребовал:
  - Назовите пароль.
  - Какой, к черту, пароль? Я подполковник НАТО Флэш. В бронемашине эмиссар НАТО господин Грег. Мы сбились с дороги. Здесь сам черт голову сломит.
  - Хорошо. Следуйте за мной. Там выясним, кто вы. - Верхов повернулся к переводчику Гене, девятнадцатилетнему добровольцу из Дубово. - Все правильно сказал?
  - Отлично. Я хотел подсказать: 'Там разберемся', но вы нашли более легкий путь. А как бы вы это перевели? - Перешел Гена на учительский тон: он занимался с Верховым английским.
   Но Верхов уже велел развернуть свой бронетранспортер и ехать за джипом с бойцами. Второй джип замкнул общую колонну вслед за бронетранспортером.
  Мотоциклы взревели, два передних вырвались вперед и исчезли из вида. Остальные замельтешили взад - вперед по бокам.
  Верхов позвонил бойцам, оставшимся на хуторе, и распорядился захватить мотоциклистов как белорусских лазутчиков и во всем вооружении, но гостеприимно встретить колонну.
  Затем он связался с Кудрей и спросил, нужен ли Генштабу живой эмиссар НАТО Грег.
  - Обязательно живой! - обрадовался Кудря. - Вы где?
  Верхов назвал координаты хутора.
  - Я немедленно вылетаю с группой захвата.
  - Вообще-то мы сами управимся. Но группа может пригодиться.
  На хуторе их с улыбками встретили бойцы. На земле сидели два связанных мотоциклиста. К ним подлетели четыре мотоциклиста. Не успели они соскочить на землю, как тоже оказались на ней. Одновременно из трех джипов отряда Верхова выскочили бойцы и открыли шквальный огонь по окнам джипов наемников. Бронемашина попыталась вырваться, но дорогу ей перекрыли бронетранспортеры с нацеленными на нее пушками. К ней, окруженной со всех сторон бойцами, подошел Верхов и постучал по окну. Ему послышался крик в кабине, похожий на мольбу о помощи по телефону. Он отошел в сторону и, глядя на бронетранспортер, поднял руку для отдачи приказа стрелять. Окно тотчас открылось, и раздался испуганный крик:
  - Не стреляйте! Мы согласны на переговоры!
  Он вернулся к окну и сказал:
  - Никаких переговоров. Выходить по одному. Первый Грег.
  Из машины послышался сердитый старческий голос:
  - Я заявляю решительный протест. Я лицо дипломатически неприкосновенное и требую немедленно отпустить меня.
  - Протест глупый, и я его отклоняю. Считаю до трех и отдаю приказ на поражение. Раз!
   При счете 'два' задняя и боковая двери бронемашины распахнулись, и из них стали выскакивать, падая, фигуры. Их было пять. Две быстро вскочили и стали поднимать старика в черном мундире с орденскими колодками в несколько рядов. Приземлился он прямо в лужу, и грязь стекала по его ногам. Флэш поднял из лужи фуражку с кокардой, отряхнул и надел на голову Грега. Эмиссар оказался длинным, тощим и с морщинистым лицом.
  Боец заглянул в дверь бронемашины и крикнул Верхову:
  - Пусто!
  - Если водить можешь, бери ее и найди стрелка.
  - Есть взять и найти стрелка! - обрадовался боец и крикнул. - Антон, ко мне!
  Окружившие наемников бойцы стали их обыскивать, вынимая пистолеты и мобильники. Верхов приказал эмиссара, Флэша и еще одного офицера посадить связанными в его бронетранспортер, водителя и стрелка присоединить к мотоциклистам, и в этот момент раздался крик:
  - Наемники!
   Ситуация была предсказуема. Бронетранспортеры быстро выдвинулись вперед, поставив между собой бронемашину, бойцы рассредоточились за прикрытиями. Пленных, не считая Грэга, Флэша и офицера, упрятали в одном из домов.
  Впереди приближавшейся колонны шли один за другим три бронетранспортера и сзади вереница открытых джипов, не меньше десяти. Верхов высунулся и посмотрел на небо сзади. Вертолет Кудри не был виден, зато над колонной наемников показались два вертолета.
  Метрах в ста колонна остановилась, из машин стали выскакивать наемники и разбегаться в обход хутора. Вертолеты, сбавив скорость, закружили над хутором в поисках места выысадкти наемников.
  Верхову не трудно было догадаться, что наемники, не зная, где находится комиссар, решили окружить хутор и заставить бойцов либо сдаться, либо отдать им эмиссара в обмен на жизнь, чтобы затем сравнять вместе с ними хутор с землей. Стрелять до этого из пушек бронетранспортеров по хутору они вряд ли решатся, что было существенным преимуществом для бойцов, чем Верхов решил воспользоваться.
  В ответ на план врага он придумал свой план, показавшийся ему стоящим. Стрелкам обоих бронетранспортеров он приказал сосредоточить огонь на вертолетах, что они и сделали, развернув пушки и сразу подбив один вертолет. От очередной порции снарядов он взорвался. Второй вертолет, высадив лишь половину наемников, вновь поднялся и углубился от греха подальше в лес.
  Верхов видел это лишь краем глаза, так как давал задание бойцам по мобильной связи. Увидев, что они бросились его выполнять, он вылез наружу и, пригнувшись, подбежал к бронемашине. Там его уже ожидали бойцы, обложенные оружием. Он сел на место водителя и, когда бойцы освободили от трупов оба джипа и загрузили их связками гранат и огнеметами, рванул бронемашину с места и помчал ее навстречу все еще кучно стоявшим бронетранспортерам наемников, надеясь, что они примут их за убежавшего эмиссара и его свиту. Боец в переднем джипе поднялся и замахал рукой, чтобы в них не стреляли. Джипы остановились по бокам, бронетранспортеров, а бронемашина Верхова, проехав дальше, стала накрывать джипы с остатками наемников пулеметным огнем и поджигать огнеметами. А бойцы в джипах забросали связками гранат бронетранспортеры, для надежности тоже облив огнем.
   Когда Верхов развернулся, перед его глазами предстало сплошное море огня. Но любоваться этим зрелищем было некогда, да и рано, так как хутор со всех сторон окружали наемники и к нему приближался, петляя от выстрелов, вражеский вертолет.
  Бронемашина вслед за джипами помчалась на помощь защитникам хутора. Видно, пилот вертолета разгадал план Верхова. Отлетев подальше от хутора, откуда по нему велся огонь из автоматов, он остановился, развернувшись к бронетранспортеру и джипам, и стал направлять на них ракетную установку. Верхов приказал бойцам немедленно покинуть бронемашину и, увидев, что они отказались, заорал на них так, что они мигом оказались на земле. Убедившись, что они отбежали на расстояние и успев увидеть вылетавшую ракету, он бросил бронемашину в сторону, открыл дверь, выпрыгнул, услышал пронзительный свист, оглушительный взрыв и окунулся в темноту.
  
   ***
  Открыв глаза, он увидел склонившееся над ним печальное лицо Кудри. Полковник открыл рот, но так ничего не сказал, глядя, как Верхов поднялся с носилок и, сжимая виски пальцами, стал оглядываться вокруг.
  - Остальные как, живы? - спросил он, двигая рукой из стороны в сторону челюсти.
  - Он в шоке, так бывает, - услышал он чей-то мужской голос и повернул голову к говорившему.
  Он увидел пожилого человека в синем халате и шапочке такого же цвета.
  - Все живы? - повернулся он к Кудре.
  Полковник вскинул голову, словно очнулся от тяжких дум, и закивал:
  - Все .. кроме... а вы тоже только ранены?
  Верхов ощупал себя руками, скривился и рассердился:
  - Где я ранен? Сколько серьезно раненых?
  - Семеро. Четверых оперируют.
  - А Грэг живой?
  - С трудом очухался от страха. Отправлен в генштаб.
   Верхов опустился на носилки, продолжая кривиться
  - Слава Богу. Вы подоспели вовремя. Спаси... - И оеключился.
  
  
   ***
  Он увидев Надю. Она была в том же платье, что и на могильной фотографии.
  - Мне было очень обидно, что ты меня не узнал, когда приходил ко мне, - сказала она. - А я тебя не забывала ни на минуту.
  - Я был без памяти, - оправдывался он, - а сейчас я тебя вспомнил. Я тебя очень любил.
  - А сейчас?
  - Я виноват перед тобой. У меня сейчас трое детей.
  - Я все знаю и простила тебя. Но ты не забывай меня и приходи ко мне на могилу. Я всегда тебе рада.
  
  Он проснулся, словно от удара. Надя продолжала стоять перед его глазами, но в другом платье, очень простом с мелкими синими цветочками на сером фоне, в его любимом платье. Он не сразу понял, что к нему вернулась память. Он направил ее назад и увидел Надю за партой в школьной форме с кружевами вокруг шеи. Не веря себе, он переключился на свой дом и увидел маму, завязывавшую ему шарф поверх зимнего пальто.
  - Ты его обязательно надень, когда побежишь на лыжах, - говорила она. - Он не помешает, и ты не простудишься.
  - А стрелять как я буду с ним? - спрашивал недовольно он.
  - Как, как? Завяжи узел сзади.
  Он направил память на отца. Отец был в летной форме, молодой и необыкновенно красивый. Верхов вспомнил его лежавшим в гробу и выругался: 'Все это гребаная горбачевская перестройка. Попался бы он мне здесь, я бы не пожалел на него гранатомет с огнеметом, чтобы и следа от этой мрази не осталось на Земле'.
  Он окончательно убедился, что вспомнил все, когда попросил показать ему хронику о расстреле Белого дома Ельциным. Фильм был белорусский, и симпатии режиссера были на стороне защитников Белого Дома, а не Ельцина и ликующих демократов. В фильме были показаны кадры, которые Верхов отчетливо помнил, в том числе фашиствовавших омоновцев. Увидел и вспомнил он дом, где его полумертвого спасла семья москвичей, только забыл этаж, помнил лишь, что квартира была справа от лестницы. Жив буду, обязательно разыщу их, подумал он.
  Вспоминая прошлое, он удивился, что его он помнил яснее и отчетливее, чем события годовой давности. Ради интереса он связался через Кудрю с известным девяностолетним специалистом по потере памяти, но тот ничего определенного сказать не мог, лишь успокоил:
  - А тебе, сынок, нужна причина ее возврата? Ну и радуйся и моли Бога, чтобы она больше не пропадала. Единственное подозрение у меня на свист ракеты и, ты сказал, оглушительный взрыв. Возможно, они как-то связаны со звуками, заложенными гипнотизером в музыку. И плюс к этому удар головой о землю в двенадцати метрах от бронемашины. Генерал сказал, тебя метров на пять подбросило. Как ты жив еще остался? Все это вместе могло нейтрализовать воздействие гипноза через музыку. Ты же точно не знаешь, какой звук он в нее добавил, может, такой же свист или взрыв. Так, что, не гадай, а радуйся. Я только скажу, что твой случай никак не увязывается с видами амнезии, в которых я специалист. Твой Умряев действительно был гением. Кстати, где он сейчас? Я бы с удовольствием с ним познакомился.
  
  За захват эмиссара НАТО все участники этой операции были награждены боевыми орденами и медалями Республики Беларусь, а Верхов - Орденом Воинской Славы. Разведчики донесли, что за его голову командование наемников увеличило награду до полмиллиона долларов.
  
  
  
   ***
  Необъявленная война НАТО под руководством Вашингтона против белорусского народа неумолимо приближалась к своему логической концу. Контролируемая наемниками территория Беларуси, когда-то составлявшая треть страны, как пружина, быстро выпрямлялась
  В России набирали силу многочисленные демонстрации в защиту братской Беларуси и начался сбор средств на покупку военной техники для нее. Массовый характер приобрели рапорты военных об увольнении с последующими отъездами в Беларусь. Их примеру последовали два высокопоставленных офицера Генерального штаба России. Отпустили только одного генерала Белова без увольнения, но и без официального командирования. С собой он привез около тысячи добровольцев, и в Беларуси встал вопрос о создании российской армии, что послужило причиной угрозы Вашингтона о начале полномасштабной масштабной операции НАТО на территории Беларуси с применением всех видов вооружения, в том числе авиации. Выступая по этому поводу, Батька разъяснил, что на территории Беларусь сто процентов так называемых 'повстанцев' составляют граждане других стран, их командный состав является полностью натовским, что подтвердил захваченный в плен российскими добровольцами эмиссар НАТО Грэг. Белорусская оппозиция никакого участия в боевых действиях не принимает и играет лишь подсобную шпионскую роль. Таким образом, против Беларуси уже совершается интервенция НАТО. Что касается российских добровольцев, то на их долю приходится менее трех процентов воюющих сил на стороне белорусского народа, однако их роль в борьбе с натовской оккупацией играет огромную роль, характеризующую братскую дружбу между нашими народами, имеющими общую героическую историю борьбы с иностранными захватчиками. Их не смог покорить даже Гитлер, легко завоевавший страны, чьи наемники воюют сейчас против Беларуси, под какими бы лозунгами они ни выступали.
   Взбешенный катастрофическими потерями наемников и их бегством, Вашингтон поставил в Совете безопасности вопрос о применении правительственными войсками неизвестного оружия массового поражения и вновь пригрозил ввести в Польшу и прибалтийские страны свои войска быстрого реагирования. Но тут, наконец, очнулось российское руководство. Вначале в противовес экономическим санкциям оно ввело эмбарго на ряд продовольственных товаров, а Президент России в ответ на угрозу Вашингтона пообещал ввести свои войска в Беларусь и использовать в полную силу договор с ней о взаимной безопасности с применением всего совместного наземного и воздушного вооружения.
  
   При отступлении бывшие одноокопники нередко вступали в бой друг с другом, взаимно поливая свинцом и обвиениями в трусости, демонстрируя маразм, свойственный всем наемникам, засылаемым Вашингтоном под видом 'оппозиционеров', 'повстанцев и даже 'революционеров' в страны с неугодными ему правителями.
  Первыми взвыли приграничные с Беларусью страны, предоставившие базы для вчерашних освободителей белорусского народа: а вдруг, убегая, эти убийцы вздумают разобраться с поляками, украинцами и прибалтами на предмет чистоты их веры и преданности Западу и ненависти к России. Пока что они требовали всего лишь почтительного обращения с 'борцами за свободу' и бесплатную выпивку в ближайшем кафе. Когда их попробовали обуздать, как тут же последовал окрик эмиссара НАТО в этой стране ее руководству: 'Хочешь, чтобы к тебе их заслали?' Приходилось терпеть и ублажать убийц. Но на смену одних прибывали новые, потому что белорусское командование открыло коридоры для их бегства, подсчитав, во что обойдутся их содержание в лагерях или возня с передачей десятков тысяч трупов родным.
  Вслед за этими сателлитами осознали бесполезность проведенной войны в Беларуси и ведущие европейские страны. Они не могли не видеть, что чем дольше длилась эта война, тем теснее сплачивался белорусский народ вокруг Батьки, и на любых выборах он победит любого соперника в соотношении 9:1. И еще удручало западных членов НАТО, что их вооружением были полностью оснащены русские добровольцы. А воевать против союза русских и белорусов, они по опыту знали - дело гиблое для любого противника. Поняв это, они перестали финансировать эту войну, а некоторые из них начали выступать за отмену санкций против России, ссылаясь на недовольство сельскохозяйственных производителей российским эмбарго.
  Америка в большей степени, чем другие ведущие капиталистические страны, погрязла в экономическом и финансовом кризисе, который сама же спровоцировала своей агрессивной долларовой политикой. Сильнейший удар ей нанес Китай, отказавшись от долларов и обрушив его. Резкое ухудшение материального положение населения активизировало звучавшие ранее требования отдельных штатов предоставить им независимость с угрозой гражданской войны, если Вашингтон не пойдет на это. А кое-где она уже началась. В унисон со Штатами затрещал по швам Европейский Союз, и не было никакой надежды, что он пошлет свои войска в Беларусь.
   К концу лета 2017 года Вашингтону стало ясно, что все попытки свергнуть Батьку провалились, и он был вынужден приказать НАТО вывести из Беларуси остатки 'повстанцев', положив в этой стране около тридцати тысяч молодых жизней.
  
   Российских добровольцев провожал белорусский народ со слезами и словами благодарности, как героев. Они и были героями. На груди всех без исключения сверкали ордена и медали. Двое из них, Константин Верхов и Станислав Ильин стали первыми иностранными героями Беларуси. Наемникам все же удалось разоблачить Стаса, его долго пытали, но он не проронил ни слова, и тогда изверги вырезали его сердце и съели, записав на видеокамеру. Эту камеру нашли у убитого наемника, на ней отчетливо были видны глаза Стаса, смотревшие, как садисты приступали к зверской процедуре. Поражало то, что в его глазах не было страха, а лишь презрение к убийцам. Кадры с его казнью Нина полностью включила в свой фильм, смотреть которые без содрогания было нельзя.
  
   ***
  Также торжественно встречал добровольцев и народ России, называя их не только белорусскими героями, но и своими.
  
   Колонна из десяти автобусов с добровольцами прибыла в Лески в три часа дня. На площади перед мэрией, наряду с родными и близкими, их встречали многие жители Лесков и военного городка Дубово. Из руководства города на площади никто не появился. Мало того, Алтухин попытался воспрепятствовать использованию площади для встречи, приказав начать на ней ремонтные работы. Но народ все равно заполнил площадь, мешая работе. Услышав об этом из разговора по мобильнику Верхова с Есаковым, генерал Белов позвонил в Москву в Генштаб, и уже через час Есаков радостно сообщил, что работники и машины покинули площадь.
   Из ехавших впереди трех легковых машин под звуки песни 'День победы' в исполнении духового оркестра вышли Верхов с Беловым, восемь кавалеров орденов Воинской Славы Беларуси, среди которых были Дима, Женя и Коля, а также пятеро жителей Дубова. Быстро опустели и автобусы. Площадь взорвалась овацией в честь героев.
  Разлучать приезжих с родными не стали, и на помост взошли лишь Белов и Верхов.
  Приветственную речь произнесли Хохлов и глава управы Дубова. Они от имени всех лесковцев поздравили героев с возвращением на Родину. Особую радость они высказали в связи с тем, что все добровольцы вернулись домой живыми и пообещали всех раненых окружить заботой. Белов отметил героизм и мужество, проявленные лесковцами в войне с натовскими наемниками. В общей сложности на счету лесковцев было свыше трех тысяч убитых оккупантов. На счету только одного снайпера Федорова из Дубово тридцать три оккупанта, в том числе пятеро снайперов, за что он был награжден орденом Воинской славы. А Константин Верхов за умелое руководство отрядом русских добровольцев был удостоен звания Героя Беларуси. Вторым таким орденом был награжден посмертно разведчик Станислав Ильин, сведения которого помогли правительственным войскам уничтожить девять тысяч наемников и их штаб. Рассказав, как убили Стаса, Белов подчеркнул, что в ряды наемников набирали самых отъявленных уродов, выдаваемых за борцов за либеральную демократию, которую Вашингтон хотел установить в Беларуси. Он сообщил, что Президент Беларуси дважды обращался к Президенту России с просьбой об амнистии Верхову и еще четырнадцати заключенным, убежавшим из тюрьмы в Беларусь сражаться с наемниками. Из толпы послышались голоса.
  - Вас интересует, что ответил Президент? - спросил Белов. - Ничего не ответил. Последнее послание Батька направил ему неделю назад. Мне он сказал, если ответа не будет до нашего прибытия сюда, он позвонит Президенту по телефону. О том, что мы прибыли, мы сообщили Батьке полчаса назад. Ждем звонка от него. Что? Позвонить Президенту Беларуси? Хорошо. Попрошу обеспечить тишину. - Белов набрал на мобильнике номер. - Александр Григорьевич? Белов беспокоит. Звоню вам по просьбе лесковцев, встретивших нас на площади. Они обеспокоены судьбой Верхова и остальных добровольцев. Что-нибудь прояснилось? Угу.. угу...Ясно, что ничего не ясно. Так и скажу народу. Хорошо, передам. - Белов отключил телефон. - Думаю, вы все поняли. Наш Президент ответил Батьке, что судебными делами занимается суд и поэтому переправил обращение Батьки в Верховный суд с указанием рассмотреть возможность сокращения срока с учетом пребывания на войне в Беларуси.
  Толпа возмущенно загудела. Послышались крики: Долой такого Президента!', 'Свободу Верхову!', 'Не отдадим нашего мэра!'
  На помост поднялся Есаков и взял микрофон у Белова.
  - Товарищи! У нас сегодня праздник. Наши герои вернулись домой после полутора годовой разлуки с родными. Так давайте не будем портить себе настроение. Я понимаю, что наш мэр Константин Верхов, можно сказать, является членом каждой лесковской семьи, и мы все переживаем за него. Я его адвокат и в Верховный суд хожу, как на работу. Могу вас заверить, что шансы есть. Они появились после отстранения от власти временного Президента, которого не очень уважали в том числе и в Верховном суде. Эти шансы еще больше возросли после последнего обращения Батьки к нашему Президенту и переотправки его в Верховный суд с указанием, являющимся гарантией того, что его не посмеют тронуть до решения суда. Так что давайте веселиться и радоваться встрече с нашими героями. - Есаков протянул Верхову микрофон. - Они ждут вашего выступления.
  На площади наступила тишина. Все ждали, что скажет их мэр. Поборов волнение, он проговорил:
   - Наше возвращение домой живыми объясняется тем, что мы там все время думали о вас, и в то же время знали, что вы молите о нас Бога. Мы просто обязаны были не подвести вас и его. Спасибо вам за это и низкий поклон, дорогие наши! - Верхов наклонил отросшую седыми кудрями голову. Подняв ее, он обратил внимание на человека, что-то спрашивавшего, и вопросительно кивнул.
  - Чем вы намерены заняться?
  - Продолжать служить вам. В каком качестве, это зависит от вас, кем назначите, в этой должности и буду работать. По площади пронеслось:
  - Мэром!
  - Мэром!
   - Губернатором!
  - Президентом!
  Под аплодисменты Хохлов, Белов и Верхов спустились вниз. Через десять минут площадь была пуста, и из кустов стали выходить фээсбэшники и полицаи.
  Арест Верхова откладывался на неопределенное время.
  
   ***
  Перед отъездом в Москву для урегулирования вопроса освобождения Верхова от судебного преследования Есаков попросил его воздержаться от бурной политической деятельности, чтобы не дать повода руководству Лесков для возбуждения новых дел против него. Верхов пообещал и уехал в Летный вместе с Ниной.
  На этот раз его поездка туда была совсем иной. Первым делом они направились на кладбище к Наде. Нина, понимая его состояние, ушла к могиле отца.
  Глядя на фотографию юной Наденьки и ее родителей, Верхов вновь пережил счастье и трагедию тех лет и последних дней. Не раз смотревший смерти в лицо, он плакал не только по распятой его и Наденькиной любви, но и по изувеченной жизни ее и своих родителей, повторяя сквозь стиснутые зубы 'Сучьи твари, придет и ваш черед'.
  Увидев стоявшую вдалеке Нину, он попросил ее отвести его к могиле своего бесстрашного друга Антона. Но прежде она подвела его к соседней могиле и спросила:
  - А его помнишь?
  Верхов глянул на фотографию молодого улыбавшегося парня, и перед его глазами моментально возник лежавший на земле Суетин с бледным в испаринах лицом. Раненый в живот, он согнулся в комок и сучил ногами.
  - Конечно, помню. Милиционер Генка. Из-за меня погиб.
  Верхов нагнулся над небольшим памятником и коснулся рукой холодного мрамора.
  - Гена, прости меня.
  У стоявшего во весь рост Антона Нина опять оставила Верхова одного. Он больше смотрел не на памятник, показавшийся ему не похожим на Антона, а на маленькую фотографию на могильной плите.
  - Тебе еще жить и жить, - вспомнил он сказанные им слова Антону перед уходом на поединок с мэром Юшкиным. - Кто-то должен ходить на мою могилу. Кроме тебя и тети Ларисы больше некому.
  - Ага, разбежался, не дождешься. Умный, а дурак. Тьпфу на тебя.
  Верхов закурил и, поморгав глазами, будто от дыма, проговорил вслух:
  - Видишь, как оно сложилось, не ты, а я пришел к тебе на могилу. Главное, теперь я помню тебя и никогда больше не забуду. Теперь я к тебе буду приходить. И к Наденьке. Знаешь, я о ней тоже все вспомнил. С самого детского сада.
  Он хотел похвалиться, что у него трое детей, но вспомнил, что Антон не успел жениться, лишь похлопал его по плечу и, непривычно ссутулившись, направился к Нине.
  - Хочешь взглянуть на Юшкина? - спросила она.
  - Не хочу.
  
  Они поехали к Жаровым. На этот раз их встреча была совсем иной, ничем не отличаясь от долгожданной встречи близких родных. В Лески они отправились вчетвером.
  Но уделить гостям должное внимание Верхов не имел возможности. Его засыпали просьбами различные коллективы рассказать о войне в Беларуси. Самую первую такую встречу он провел с работниками станкозавода. Начавшись в семь вечера, она закончилась около полуночи. Помимо боевых операций против наемников людей интересовала жизнь белорусов: правда ли, что там все еще социализм и старые социальные льготы, есть ли там исчезнувшие деревни и опустевшие малые города, есть ли там безработица, бомжи, беспризорники, проститутки, коррупция, бандитизм и все то, что пришло к нам после развала СССР. Не только на станкозаводе, но и во время других встреч очень много вопросов было о Батьке как человеке и руководителе страны. Если работники станкозавода в основном читали Нинины записки с фронта и интересовались больше отношением простого народа к Батьке и им самим как человеком и руководителем, то на других встречах, где присутствовали приезжие журналисты, вопросы поражали Верхова своей дикостью. Ему приходилось сдерживать себя, отвечая на вопрос, правда ли, что Батька любил лично расстреливать наемников и что его солдаты коллекционировали их головы и половые члены. Или сколько наемников убил Верхов сам и получал ли от этого удовольствие.
  Были и неприятные вопросы более осведомленных о нем слушателей, скорее всего корреспондентов: зачем он вернулся в Россию, если знал, что его вновь посадят, и совершит ли он новый побег из тюрьмы. На последний вопрос он ответил под аплодисменты: 'Убегу обязательно, если НАТО затеет войну с Россией'.
  Но в целом он выполнил просьбу Есакова не зарываться. Тот позвонил на третий день из Москвы и сообщил, что Верховный суд переправил резолюцию Президента судье Равинскому с указанием учесть резолюцию при повторном рассмотрении дела Верхова. Судья назначил заседание суда на следующей неделе. По тону адвоката Костя понял, что дело обстоит плохо, и настоял на конкретизации прогноза. Юлить Есаков не стал и сказал, что Равинский может отчитаться снижением срока на два-три года, и Верхов будет взят под стражу прямо в зале суда с последующим возвратом в тюрьму.
  Верхов старался скрыть свое подавленное настроение. Возвращение в тюрьму для него было смерти подобно, но и подаваться в бега он не хотел, хотя ловил себя на этом, но не Дубровским, а кем, пока не знал. Это-то и сдерживало его.
  
   ***
  На суд он поехал не в бодром настроении. Его улучшало то, что вместе с ним отправились три полных автобуса и десятка два легковых автомобилей. В зал суда впустили лишь четверть из них, остальные заполнили площадь перед зданием суда.
  Есаков выглядел мрачно, словно получил еще худшие сведения, и Верхову даже пришлось подбадривать его. Самому Верхову настроение поднял Саша, как всегда, жизнерадостный и вселявший надежду. Он и Нина намеревались показать на суде их фильм о героизме российских добровольцев в Беларуси. Они наперебой рассказывали ему о многочисленных откликах на фильм в интернете и о том, что через три дня его намерен показать по телевидению канал 'Звезда'.
  Верхову показалось, что судья Равинский был чем-то сильно озабочен. Объявив заседание суда открытым, он вдруг сказал, что хочет сделать заявление, повергшее всех присутствовавших в шок.
  - На мое имя из Верховного суда поступило указание еще раз рассмотреть дело Верхова Константина Алексеевича по поручению Президента Российской Федерации. Я внимательно прочитал направленное ему письмо Президента Республики Беларусь с просьбой пересмотреть дело Верхова с учетом его активного участия в войне Беларуси против иностранных наемников. За проявленное при этом мужество и геройство Верхову было присвоено звание героя Беларуси. Я взвесил все за и против в деле Верхова, положив на одну чашу весов его вину, принятую судом при вынесении ему приговора, и его добровольное участие в войне с постоянным риском для жизни. С горечью и стыдом я признаюсь, что при вынесении ему приговора я опирался на сфабрикованные улики, предоставленные мне корреспондентом Соколом. Прежде чем отдать себя и его в руки правосудия, я отменяю ранее вынесенный Верхову обвинения по 282-ой статье, снижаю сроки по статьям 212 и 278 на пять лет и, с учетом лет, проведенных им в СИЗО и колонии, объявляю о его невиновности и немедленном освобождении прямо из зала суда. Он вправе ...
  Взрыв радости заглушил дальнейшие слова судьи, но увидев, что он продолжает говорить и стучит молотком по столу, зал мгновенно затих, словно испугался, как бы судья не передумал.
  -...моральную компенсацию. Вам понятен мой оправдательный приговор?
  - Да, понятен, - громко ответил Верхов.
  Судья оторвал от него полный ненависти взгляд и, бросив его на кого-то в зале, проговорил отрешенным голосом:
  - На этом заседание суда закрыто.
  Он вяло стукнул молотком по столу и скрылся в боковой двери.
  
  Первой кинулась к мужу Катя и стала его целовать. Он встретил ничего не понимающий взгляд Есакова и поискал глазами Сашу. Тот шел к нему, направив на него камеру. Подойдя, спросил голосом репортера:
  - Что вы испытываете в эту минуту? Наверное, такую же радость, какую испытали, когда узнали о смерти последнего наемника в Беларуси?
  - Да нет, пожалуй, что побольше. Такую я испытаю после смерти последнего западного наемника в России.
  - Кого вы имеете в виду?
  - Того же, кого и вы.
  - Понял. Спасибо за исчерпывающий ответ.
  К ним подошел Есаков и спросил:
  - Вы что-нибудь понимаете?
  - Совесть мужика замучила, - ответил Саша.
  - Да нет. Тут что-то другое. Попробую узнать в Верховном суде.
  - Чтобы вызвать и у них подозрение, что тут что-то не так?
  - Я тоже думаю, Юрий Дмитриевич, что не стоит ничего там узнавать, а, напротив, следует говорить, что вы в этом были уверены, - поддержал Сашу Верхов.
  Есаков усмехнулся:
  - Если честно, я не только не был в этом уверен, даже ни капли не надеялся, что у этого моржа пробудится совесть. Но, пожалуй, вы правы, это надо принять, как должное. Поеду побыстрее оформить это дело.
   Саша опять направил на Верхова камеру.
  - Вы будете требовать возмещение морального ущерба?
  - Обязательно. И не только с Равинского и Сокола, но и с бывшего Президента.
  - Что теперь взять с начальника вытрезвителя?
  - Как? Его вроде пристроили по блату в какой-то институт завкафедрой.
  - Сразу выгнали из-за служебного несоответствия.
  - Придется тогда взять с него символический рубль.
  - Рубль, я думаю, он отыщет среди припрятанного миллиарда.
  Катя потащила мужа к выходу, ворча любовно:
  - Я думала, вы серьезно. Когда только поумнеете.
  
  Освободившись наконец от поздравлений и объятий, Верхов улучил момент и спросил Сашу, заглядывая ему в глаза:
  - Сознавайся, твоя работа?
  Голубые глаза Саши потемнели:
  - А ты подскажи, как иначе их остановить? Только так! Сокол даже, извини, обоссался, умоляя его не убивать. А мы и не собирались. Только потребовали написать признание в совершении подлога. Он сразу пошел, как говорится, на сотрудничество со следствием. А с судьей пришлось повозиться. Но его сломила его жадность, когда мы стали крушить его богатства. Этого он перенести не смог и сдался. Но ты об этом не знаешь, понял?
  Верхов кивнул, подумав с горечью: 'А действительно, как иначе победить подлость?' Он вспомнил покойного Нагорного. Вечный страх перед разоблачением и потеря могущества в конечном счете привели его к самоубийству. Если бы не прокол с похищением Верхова и Димы, он до сих пор процветал бы на своей наглости. Лески бы точно превратились в публичный дом для мировых миллиардеров. А со строительством Дисней парка в Лесках, он, разумеется, надул: пудрил, пудрил Верхову мозги, пока они не договорились разойтись с миром без последствий для главного соглашения.
  Только так и надо с ними поступать, сжал кулаки Верхов. В идеале со всеми в России.
  
  Оставшийся в Москве Есаков выяснил в Генпрокуратуре, что в Администрации Президента после рокировки Президента на Премьера ситуация в Лесках и, соответственно, судьба Верхова утратили свою актуальность, отчего на донесение Верховного суда там мало кто обратил внимание, за исключением Президента, который воспринял его с удовлетворением и даже лично сообщил о нем Батьке. Тот в свою очередь тут же поздравил Верхова по телефону.
  
   ***
  А в Лесках события стали сразу круто разворачиваться. На митинге по случаю освобождения Верхова выступавшие потребовали его возврата на должность мэра Лесков. Дело едва не дошло до силового выдворения Алтухина из кабинета. С трудом Хохлову и Паршину удалось уговорить людей ограничиться на первый раз письменным требованием губернатору области Фогелю о замене Алтухина на Верхова.
   Премьеру, на которого обрушивалась критика за продолжавшую катастрофически разваливаться экономику, стало не до какого-то Верхова, а если он и вспомнил о нем, то у него хватило ума не предпринимать никаких шагов, чтобы не вызвать дополнительное недовольство. Он так и услышал слова Президента: 'Ты сначала завоюй такую же любовь народа, какую он завоевал своими достижениями'
  Фогель, потеряв поддержку в Администрации Президента, не стал распространяться о требовании лесковцев и, дождавшись официального вердикта по Верхову, отправил по факсу в мэрию Лесков распоряжение об освобождении Алтухина и возврате Верхова на должность мэра. Уже через полтора часа кабинет мэра и стул секретаря были свободны.
  Об увольнении Алтухина растрезвонила бухгалтер мэрии, оформлявшая расчет его и секретаря. О том, что мэром назначен Верхов, стало известно лишь к вечеру, когда среди разбросанных бумаг на столе мэра был обнаружен факс губернатора.
  
   ***
  Верхов узнал о своем назначении от Кати, которую забросали поздравлениями по телефону. Он в это время вместе с Есаковым и Андреем сидел в кабинете областного судьи в присутствии областного прокурора и начальника колонии и решал судьбу беглецов. Начальник колонии жаждал заполучить их обратно и был явно недоволен бумагой, привезенной Есаковым до ее официального прихода из Москвы. В ней говорилось о досрочном освобождении лиц, осужденных на срок до десяти лет и менее. Осужденным на сроки свыше десяти лет предлагалось засчитать в трехкратном размере период участия в боевых действиях в Беларуси, а также максимально учесть их положительные стороны пребывания в колонии. Таковых оказалось трое: Александр Серов ('Серый'), получивший пятнадцать лет за убийство азербайджанца, Сергей Ковалев, застреливший убийцу брата и осужденный на шестнадцать лет, и Верхов, уже оправданный судом. С учетом отсидевших сроков и учета войны в Беларуси, Серову оставалось еще четыре года, а Ковалеву - полтора.
  В разгар спора в основном с начальником колонии в кабинет вошла возбужденная секретарь и доложила судье, что к нему просится Александр Шлыков с фильмом о войне в Беларуси, где он тоже воевал. Эта фамилия судье была незнакома, чем он ввел секретаря в смятение:
  - Как? Вы не знаете Шлыкова, звезду сериалов?
  - Не знаю и не хочу знать, потому что не смотрю сериалы. Вы там с ним случайно не встречались? - спросил судья Верхова.
   - Он был у нас начальником отряда снайперов и награжден несколькими боевыми орденами. К съемке фильма он присоединился уже в конце войны. Я бы очень посоветовал всем нам посмотреть этот фильм прямо сейчас. Кстати, я его видел лишь отрывками.
   - Зови своего любимчика, - сказал судья секретарю.
  Ее, как ветром сдуло из кабинета.
  Саша предложил показать фильм в зале для всех желающих сотрудников. Судья, вдруг узнавший Сашу, не смог ему отказать и отдал распоряжение секретарю пригласить на просмотр всех незанятых сотрудников. Пришли практически все, услышав Сашину фамилию.
  Перед показом Саша представил Нину как автора текста и главного режиссера, сам назвавшись ее помощником. Текст читал он за кадром. Его знакомый по сериалам голос и Нинин опоэтизированный текст сразу привлекли внимание зрителей, настроив их на любовь к братской Беларуси и ее трудолюбивому народу. Особо Нина подчеркнула родственность русского и белорусского народов и неоценимое значение Беларуси как западного щита России. В этой связи она показала кадры военной хроники о героической защите Брестской крепости во время Великой Отечественной войны, после чего тут же на экране появились кадры сожженных наемниками сел, взорванных школ, трупы белорусов, в том числе женщин и детей, и реакция на эти зверства простого русского народа и прозападной элиты. И как-то совершенно естественно, словно иначе и быть не могло, в ряды российских добровольцев влились узники, которые предпочли смерть в бою с натовскими наемниками, чем бесцельное пребывание в тюрьме. Они с трогательной гордостью поменяли тюремную одежду на военную, а затем на вражеское обмундирование, чтобы, смешиваясь с ними, уничтожать их. Скорее всего, специально для показа в зале суда Нина и Саша узникам уделили в фильме особое внимание, вызывая к ним симпатию. Да и смотреть на них было приятно, все они, как на подбор, выглядели красавцами, даже мертвые. Конь или Конев Вячеслав Викторович сохранился лишь в мобильнике одного из бойцов, демонстрируя улыбку после того, как ему вставили новые зубы в Беларуси сразу после приезда туда. У него оказалось наредкость фотогеничное лицо, и Саша пообещал снять его в своей будущей картине. Но уже не снимет никогда, потому что Конь геройски погиб, закрыв своим телом гранату, спасая бойцов. Живой Стас у Нины сохранился лишь со шрамами и синяками, но они только придали его юношескому лицу мужественность. Мертвым она сняла его через несколько часов после смерти, которая еще не проявила себя. У него были широко открытые совсем живые, глаза, словно он с ужасом наблюдал, как изверги вырезали и ели его еще дышащее сердце. Тут Нина умело вмонтировала кадры из иракской хроники, на которых наемники ели окровавленными ртами, позируя перед камерой, сердце плененного солдата иракской армии. И словно проклятие этим уродам и тем, кто их вербует и посылает внедрять на земле кровавую западную демократию, над этими садистскими кадрами сияла улыбка Стаса на фотографии, снятой на выпускном вечере.
  Фильм заканчивался словами: 'Беларусь отстояла не только свою независимость, но и отвела беду от России'.
  Наступившую тишину после последнего кадра прервал Саша:
  - Если фильм вам понравился, то прошу похлопать его создателю Нине Олеговне.
   Когда хлопки утихли, Саша назвал в интернете, сайты, где фильм можно посмотреть в полном объеме и при желании скачать. Он и Нина остались в зале отвечать на вопросы зрителей, а участники совещания вернулись в кабинет судьи.
  - А что это меняет? - спросил хмуро начальник колонии. - На войне все герои.
  - Нет, не все, - возразил прокурор. - Трус, он везде трус.
  - Трус не поедет добровольцем воевать, - поддержал прокурора Верхов. - Поэтому у меня все были героями. Но умирать никто не хотел.
  - Ну, что, как будем решать? - спросил судья. - Я бы оставил Серова в покое. Он мне понравился. Хороший парень, храбрый, умный. Я не могу представить, как он смог пронести на себе Молгачева, весившего килограмм на тридцать больше его самого.
  Начальник колонии возразил:
  - Ему даже с учетом Беларуси остается четыре года. Он еще не раз может показать свою умную храбрость.
  - Умную храбрость пусть покажет. А четыре года дадим ему условно.
  - А Ковалева сам бог велел отпустить с миром, - сказал прокурор. - Расправиться с тремя наемниками, будучи раненым, не каждый на это способен.
   - Ну, что, так и порешим? Вы как? - посмотрел судья на гостей.
   - Я бы не мелочился с условным сроком по Серову, - сказал Есаков. - Но решать вам.
   - Я согласен с Юрием Павловичем, что в моральном плане судимость, хотя и с условным сроком, будет давить на Серова, - сказал Верхов. - Я хорошо его изучил и в тюрьме, - мы сидели в одной камере, - и в Беларуси, и могу смело поручиться за него. Но согласен, что решать вам.
  Начальник колонии улыбнулся так, словно хотел сказать: 'Кто поручается? Такой же осужденный', - но промолчал.
  - А я не согласен, - резко возразил Андрей. - Серый, то есть Сашка Серов воевал в моем отряде. То, что он храбрый и умный, это одна сторона. Для меня важнее, что он нормальный как человек и на него я мог положиться, как на себя, зная, что он не подведет. Говорил я с ним и насчет убийства азербайджанца. Ты же прекрасно знаешь, - повернулся Андрей к начальнику тюрьмы, - что Серый чудом выжил, получив от этого урода азербайджанца четыре ножевых раны. Если бы Сашка тоже умер, кого бы ты тогда из них двоих считал убийцей, того, кто нагло приставал к сестре или того, кто защитил ее честь? Сашка уже тогда своей кровью заслужил свободу, а в Беларуси он еще раз подтвердил это. Никаких четыре года условных, только полное освобождение. Я за него тоже ручаюсь.
  - Ты как? - спросил судья прокурора. - Насчет четырех ножевых ран довод, по-моему, резонный.
  - Я сразу был согласен.
  - Тогда так и порешим: освобождаем без четырех условных лет. Хотя могут нас и поправить, оставив условность. Если ты будешь выступать, - добавил судья, глядя на начальника тюрьмы. - Но ты не будешь, правда?
  - Не буду. Андрей меня переубедил.
  Верхов попросил судью:
  - Поговорите, пожалуйста, с ними помягче. Ребята сейчас немного ранимые.
  - Ага, зад им теперь лизать, - буркнул начальник колонии. Это они должны нам лизать.
  - Не беспокойтесь, поговорим, как надо, - заверил судья. - А Батька действительно такой идеальный, какой показан в кино?
  - Насчет идеальности я не знаю. А то, что он чуткий к людям, в частности, ко мне и ко всем добровольцам, в этом сомнений нет. И еще он очень любит Беларусь и ее народ. И народ его любит и на любых выборах будет голосовать только за него. Не знаю, культ это личности или нет, но ничего плохого в этом я не вижу, когда руководитель и народ едины.
  - Правда, что вы и Стас .... первые иностранные герои Беларуси?
  - Пока да. Я этим горжусь. Думаю, и Стас тоже гордился бы. Но лучше бы он остался жив.
   Деньги вам заплатили?
  - Нет, но мы бы...уверен, что и Стас тоже их не взял бы. Или мы вернули бы их народу Беларуси на восстановление народного хозяйства. У них оно действительно народное, как когда-то было у нас. А матери Стаса материально мы уже помогли и будем помогать. Она одна его воспитывала. Я был у нее. Она живет...
  В этот момент Верхову позвонила Катя и сообщила о назначении его мэром Лесков. Есаков сразу догадался и сказал об этом всем. Он и остальные поздравили Верхова, при этом начальник колонии усмехнулся:
  - Ну, дела. Не удивлюсь, если он станет и Президентом. Скоро мы будем не нужны.
  - Я бы стал садовником, - сказал судья.
  - А я фрезеровщиком, - сказал прокурор. - С детства мечтал. Двадцать лет назад, когда я окончил восемь классов и хотел пойти в ПТУ, их уже позакрывали, потому что заводы разграбили. Пришлось пойти на следователя, так как все фрезеровщики стали бандитами.
  
  
  
  
  
  
   Глава четвертая
  
   Вторая Октябрьская
   революция
  
  Война в Беларуси окончательно расколола российское общество на два лагеря. Абсолютное большинство народа в первую очередь, русского, выступало за оказание военной помощи Беларусии и воссоединение с ней. Ему противостояла либеральная верхушка, враждебно настроенная к Батьке и плевавшая на белорусский народ. Но главным в их отношении к войне в Беларуси, разумеется, были их прозападная ориентация и страх перед русским народом, наконец-то очнувшимся после длительного антисоветского гипноза. Десятки тысяч российских добровольцев, вернувшись домой, не могли не сравнивать монолитные единство и сплоченность народа и власти социалистической Беларуси с расхлебанностью и разобщенностью общества в капиталолибералодемократической России. Бросались им в глаза и другие преимущества жизни белорусов по сравнению с их жизнью и прежде всего, к их огромному удивлению, более высокий уровень жизни простых белорусов даже в условиях войны.
  Еще в свое первое посещение Беларуси в 2000 году Верхов обратил внимание на тысячи покупателей из Польши и Литвы, приезжавших в Беларусь на 'колбасных' электричках и автомобилях за вкусными недорогими и к тому же натуральными продуктами. Тогда-то он и узнал, что белорусские цены были также значительно ниже российских: на среднюю зарплату в Минске можно было купить 24 набора основных продуктов питания, а в Москве - лишь 18.
  Средства массовой информации России основной упор делали на разницу средних зарплат россиян и белорусов до тридцати процентов. Во-первых, эта разница сразу же сводилась на нет различием величины зарплат между богатыми и бедными в России и в Беларуси в десятки и более раз и, во-вторых, писаки абсолютно игнорировали все социально справедливые ценности, сохранившиеся в Беларуси после развала СССР, о которых лишь с ностальгией вспоминали в России. О ставшей притчей во языцах нищете российских пенсионеров в Беларуси не могло быть и речи: фактическая пенсия белорусов в полтора раза была выше российской.
  Но особой заслугой Беларуси следовало отметить то, что в ней не было ни одной исчезнувшей деревни, каковых в России к 2005 году насчитывалось свыше 34 тысячи. Поэтому и продолжался в Беларуси рост населения по сравнению с вымиранием россиян. И вот почему народ потянулся тысячами в Белоруссию на постоянное место жительства не только из России, но из Украины и даже Литвы.
  Нисколько не покривив правдой, с уверенностью можно утверждать, что всем своим существованием нынешняя Беларусь и ее народ обязаны их Президенту Батьке, сумевшему сохранить не только страну, но и здоровый трудовой настрой советских времен у белорусов. Именно этот настрой позволил Беларуси выжить после развала СССР, оставшейся практически без собственных сырья и энергии, не как крупнейший в мире экспортер нефти и другого сырья Россия. Белорусы же могли продавать только свой труд.
  Если представить, что и этот небольшой доход белорусского народа грабили бы чиновники-взяточники, а также свои или иностранные алчные уроды, чтобы купить себе еще одну яхту или футбольный клуб, то что оставалось бы белорусам?
  Главным и самым ценным достижением Батьки объективно было то, что среди бывших советских республик возглавляемый им народ Белоруссии сохранил материальную независимость как от собственных паразитов, так и от паразитов планеты.
  Поэтому в Беларуси не было собственности, украденной у народа, а отсюда и отсутствовала кричащая пропасть между богатыми и бедными, на что больше всего обратили внимание и запомнили российские добровольцы.
  
  - Мы для себя четко определили: экономическая система, основанная на первородном обмане, не может быть устойчивой, - пояснил им Батька, выступая перед ними накануне их возвращения на Родину. - Тот, кто получил богатства, не заработав их, не сумеет по-настоящему распорядиться ими. Лишь та собственность эффективна, которая создана собственным трудом и талантом. Полное изгнание моральных, нравственных принципов из экономики оборачивается против самой экономической системы, постепенно превращая ее в паразитическую и неэффективную. Мы в Беларуси не захотели взять на вооружение рационалистические заповеди индивидуализма, воплощенные в философии свободного рынка, согласно которой выживает сильнейший. Точно так же для нас исключительно важен принцип справедливости. Мы никогда не выступали за равенство в бедности. Но для нас лишь то богатство оправданно и лишь та собственность свята, которые приобретены честным трудом, личным старанием и талантом, а не слепым стечением обстоятельств или вообще противозаконным жульничеством и разбоем. Доброта, уважение к человеку, слабому - высшие христианские идеалы, которыми всегда вдохновлялась русская цивилизация, составляют основу белорусской социально-экономической модели. Русская цивилизация, русский мир дали человечеству не только величайшие культурные достижения, но и особые духовные ценности, и именно они положены нами в основу нашей государственности и того, что принято называть белорусской моделью развития. Поэтому в свое время мы в Беларуси отказались от радикальных реформ, потому что они, как ком, прошлись бы по судьбам сотен тысяч людей.
  Эти слова Батьки добровольцы вспоминали дома, видя результат того самого кома, прошедшего радикальными реформами по русскому народу после развала Советского Союза - полную противоположность белорусской жизни.
  И совсем по-другому добровольцы стали смотреть на демократию, насаждаемую в России. В своем выступлении Батька также затронул вопросы демократии белорусской и западной. По его мнению, главным критерием демократии является подчинение управляющих органов государства интересам народа, что и является властью народа. Именно такая демократия имеет место в Беларуси, против которой так рьяно выступали западные СМИ и которую попытались заменить военным путем Вашингтон и страны НАТО на свою западную демократию, при которой власть имеет тот, кому подчиняются, а не тот, кто избирает, то есть не народ.
  - Я часто спрашивал корреспондентов, обвинявших меня в узурпации мной власти в Беларуси и в отсутствии демократии в ней: 'Какие у вас конкретно претензии ко мне в этом смысле? Я что - не подчиняюсь интересам белорусского народа? Если я не демократ, то назовите, в чем именно я действую не в интересах избравшего меня народа? Может, у меня счета на Кипре, может, я вместо работы стерхов гоняю или за амфорами ныряю? И в чем именно мои оппоненты будут действовать лучше меня? Не знаете? Ну, тогда со своей демократией и оппозицией идите лесом, желательно, партизанским. Вам нужно два поколения, как мышкам под веником, сидеть, и только потом о демократии вякать!
  
   ***
   Находясь в тюрьме и воюя в Беларуси, Верхов продолжал внимательно следить за событиями в Лесках, а в чем-то и направлял их. Хохлов и Паршин, опять возглавивший протестные силы после освобождения, изыскивали всевозможные пути держать его в курсе всех дел. Но одно дело слышать, а другое - увидеть своими глазами. Вернувшись домой, Верхов был приятно удивлен и обрадован, что деревня сохранилась полностью благодаря тому, что продолжали работать колхозы, хотя и под другой вывеской. Правда, их финансовое положение заметно ухудшилось после вступления России в ВТО, но крестьяне упорно держались за свое хозяйство и друг за друга. Они не только категорически отказались работать с азербайджанцами, опять захватившими, с благословения Алтухина, продовольственные рынки, заполнив их импортными продуктами, но и оказали им яростное сопротивление, вплоть до побоища, и, в конечном счете, вышли победителями. После того, как продукции азербайджанцев был объявлен всеобщий бойкот, они были вынуждены бежать из Лесков, как и десять лет назад.
   Но еще больнее ударило вступление в ВТО по станкозаводу. От банкротства завод спасли деньги фонда Верхова, которые он разрешил Хохлову использовать без ограничения по мере надобности. Хохлов умудрился сохранить завод, потратив лишь треть фонда. При этом он ни на миг не прекращал помощь пенсионерам и детским учреждениям.
  С возвращением Верхова возродились все остальные виды материальной помощи лесковцам и начали восстанавливаться малые предприятия, на которых работали инвалиды и пенсионеры.
  Он заметил, что обстановка в Лесках в чем-то сильно изменилась и не сразу сообразил, в чем именно. Но постепенно до него дошло, когда познакомился с другими руководителями Лесков: он не встретил их открытой враждебности, как раньше, а, напротив, они всячески старались высказать ему свою доброжелательность: и судья, и прокурор, и спикер думы, и начальник полиции. Хохлов ему пояснил, что они испугались за свои места, зная, что в борьбе с ним они обязательно проиграют. Потому что за него был народ, которого они боялись. А вместе с народом боялись и его.
  К тому же его стали приглашать на центральное телевидение. Это постарались Саша и Нина, распространив в интернете свой фильм и даже добившись его показа на двух телеканалах. Верхов стал если не популярным, то известным всей стране. Этому во многом способствовала ненависть к нему либералов, против которых он выступал, не уступая им в выражениях. Совсем скоро они каким-то образом раскопали напечатанную повесть о Надиной трагедии 'Я отомстил' и, как шакалы в падаль, вцепились в причастность Кости к смерти мэра Летного Юшкина, сделав вывод, что он стал убийцей еще подростком. Смаковали они на все лады и его снайперство и убийство чеченки. А евреи ухватились за его судимость и, в первую очередь, за обвинение его в антисемитизме, игнорируя оправдательный приговор из-за монтажа кассеты.
  Чтобы заткнуть шакалам пасти, Нина сделала смелый шаг, опубликовав в интернете заключительное слово Верхова на суде, вызвавшее шквал одобрительных отзывов. Евреи лишь скрипели от злобы зубами, но возразить и опровергнуть изложенные им факты так и не смогли, перейдя поэтому на сплошной русский мат, что полностью соответствовало наставлению Талмуда: 'Гой, сунувший нос в Талмуд, виновен и карается смертью'. До смерти, правда, не дошло, но угрозы Верхову и ей сыпались со всех сторон. Известный в стране сионист во всеуслышание заявил, что Верхов будет первым, кого он убьет, если начнется гражданская война. Пасть ему быстро заткнули несколько блогеров, пообещав убить его до начала войны.
  
   ***
  Тут вдруг зашаталось кресло под Фогелем: правоохранительные органы предъявили ему обвинение в крупных махинациях с продажей земельных участков, в том числе в Лесках. На период ведения дела он был отстранен от занимаемой должности, и пошли упорные слухи о перевыборах губернатора в марте 2017 года. В связи с этим Хохлов намекнул Верхову, не пора ли ему подумать о замене Фогеля.
  
  Верхов поехал к Архипову. Они много раз созванивались по телефону и все собирались свидеться, но никак не удосуживались.
  С собой Верхов взял Катю, на чем настояла Эльвира, чтобы посоветоваться насчет свадебного платья для дочери. Но это и хорошо: женщины не мешали мужчинам разговаривать, уединившимся в кабинете хозяина. Архипов подрабатывал консультантом на риэлтерской фирме, и его рабочий стол был дома. Его домом после того, как у детей началась взрослая жизнь, стала пятистенная крестьянская изба в ближайшей к Центрограду деревне. Он родился в деревне и на всю жизнь полюбил запах крестьянской избы и при строительстве дома запретил использовать пластик и другие современные материалы, кроме дерева. В коридоре и на чердаке он держал сухое сено, с чем в первую очередь ассоциировался у него запах избы. Эльвира, зная об этих причудах мужа, не противилась, тем более что большую часть времени она проводила с внуками в городе. Она пополнела или, как заметила Катя, обабилась, но по-прежнему вызывала зависть у женщин и плотоядные взгляды мужчин. При взгляде на нее, Верхов вспомнил ее грудь стриптизерши и попытался мысленно представить ее нынешнюю и не смог.
  От разговора о войне в Беларуси они перешли, как само собой разумевшееся, к столетней годовщине Великой Октябрьской Социалистической Революции.
  - А ведь нынешняя ситуация в России напоминает тогдашнюю столетней давности, - сказал Архипов. Ему в прошлом году исполнилось семьдесят пять, но держался он молодцом, лишь прибавил седины на все еще густых волосах. - И сейчас верхи не могут управлять страной, а низы не хотят жить при этом буржуазном режиме, насытившись по горло капитализмом. Остается только организовать их и повести на штурм Зимнего Дворца, имея в виду Белый дом. Беда в том, что пока в стране нет этой самой организующей силы. Тогда ею стала партия большевиков во главе с Лениным. Сейчас ни такой партии, ни такого руководителя нет. Компартия под руководством Зубатова быстро утратила после развала СССР лидирующие позиции в оппозиционном движении. Как это ни парадоксально, но именно ему, руководителю компартии, принадлежат слова о том, что Россия исчерпала лимит революций, сказанные им в самый разгар борьбы за советскую власть в октябре 1993 года, что оказало огромную услугу Ельцину. Поэтому и уживалась компартия все эти годы мирно с Президентами и правительствами, в меру критикуя и клянча место в правительстве. Один раз и то от большой нужды из-за дефолта 98 года ему пошли навстречу и дали коммунисту Маслюкову должность первого вице-премьера. Он, имея опыт работы в правительстве СССР, неплохо поработал, за что его даже называли спасителем России. На самом деле он лишь отодвинул ее на какое-то время от пропасти. Вот если бы ему разрешили провести деприватизацию награбленного народного богатства и вернуть народу все его социальные ценности - это действительно было бы спасением России. А кто же ему разрешил бы это сделать? А Зубатов, видно, продолжает надеяться, что однажды придет к Президенту и скажет: 'Все, хватит. Ты порулил, ничего у тебя не вышло, давай теперь попробую я хотя бы один срок'. В лучшем случае пошлет его Президент подальше, а в худшем отправит в колонию за посягательство на власть. Вот только этого Зубатов никогда не сделает. У него уже была возможность порулить страной в 1996 году, когда он фактически победил Ельцина на президентских выборах, но добровольно отдал ему победу, побоявшись взять на себя такую ношу. Ты все еще состоишь в компартии?
  - Официально я не выходил из нее.
  - Надо бы тебе поприсутствовать на ее перевыборном съезде, который состоится, насколько я знаю, в мае.
   - Не откажусь, если меня пошлют, и обязательно выступлю на нем. Надо что-то в корне менять в этой партии.
  Он на всю жизнь запомнил слова Батьки, сказанные во время одной из их бесед: 'Самая понятная и близкая нашим народам идеология - коммунистическая. Провал социалистического эксперимента не означает смерть коммунистических идей. Они будут живы, пока жив человек, поскольку в их основе - стремление к равенству и социальной справедливости. С коммунистическим мировоззрением наши страны сообща прожили почти весь двадцатый век. С этой идеологией были одержаны великие победы - над нищетой, безграмотностью и нацизмом. С ней мы первыми в мире проложили дорогу в космос. Коммунистическая идеология, основанная на идеологии марксистско-ленинской, - одна из главных составляющих белорусской государственной идеологии. Я надеюсь, что и Россия когда никогда к ней вернется'.
  Не когда никогда, а сейчас она должна к ней вернуться, поправил Верхов мысленно слова Батьки. Иначе будет поздно. А вслух проговорил:
  - В конечном счете, именно компартия должна возглавить свержение капиталистического строя в России.
  - Не только она одна, - поправил его Архипов, - да и одна она не сможет, так как много приверженцев социализму разбросаны по другим партиям. Сейчас в России против существующего строя и за возврат социализма и его социальных ценностей выступает несколько десятков разных левых партий, причем выступают гораздо активнее компартии.
  - Значит, надо найти с ними общий язык и объединить их в одно целое.
  - Это не так легко сделать. Такая попытка уже была в 2012 году на Форуме левых сил. Ничего из нее не вышло потому, что под личинкой левых там принимали участие и сторонники капитализма. Заметь, инициаторами объединения были сами левые партии, а не Зубатов. Он не только сам не участвовал в работе форума, но и запретил коммунистам. Так что ни о каком объединении левых сил при Зубатове не может быть и речи. Да они с ним и не будут объединяться. С тобой, может быть, и стали бы. Подумай об этом. А чтобы тебе была полностью ясна картина с Зубатовым и компартией, я свяжу тебя с человеком, который в этой партии со дня ее создания и знает все о них.
  Верхов настолько проникся мыслью о партии, что с неохотой рассказал Архипову о предложении Хохлова. Тот отнесся к нему очень положительно, сказав, что одно другому не помешает, имея в виду избрание губернатором и выступление на съезде компартии. И сам напросился возглавить его предвыборный штаб, пообещав сразу приступить к делу.
  Что и сделал. Он первым подал заявку на участие Верхова в выборах губернатора Центроградской области. Заявку приняли без замечаний, и он продолжал спокойно готовить своего подопечного к выборам.
  
  
   ***
  А Верхов между тем принялся изучать положение в стране и левые оппозиционные партии.
  Разраставшийся очередной мировой финансово-экономический кризис оказал дополнительное существенное влияние на без того затихающую экономику России. К смерти ее упорно вело пятнадцатилетнее беспечное пребывание на нефтегазовой игле и наглое нежелание вкладывать деньги не в американские банки, а в развитие собственной экономики, в первую очередь промышленности на базе высокой технологии и сельского хозяйства. Как и предсказывали умные экономисты, при такой бездумной политике крах в России наступит даже при высоких ценах на топливо, а при их падении он будет неизбежен. Что и стало происходить в последнее время. Хваленный Стабилизационный фонд, созданный на случай кризиса, при таком его размахе уже почти полностью был съеден и его остатки шли в основном на по-прежнему несусветно огромные зарплаты чиновников, в то время как зарплаты бюджетникам, пенсии и детские пособия уже давно выдавались с задержками в несколько месяцев. На частных фирмах начались сплошные увольнения, а оставшихся сотрудников стали переводить на трех - четырехчасовые рабочие недели. Сказалась многолетняя западнизация России, превратившая ее в сырьевую колонию, полностью экономически зависимую от импорта продовольствия. Проблем со снабжением населения продовольствием добавило вынужденно введенное эмбарго на продуктовые товары. В результате в России, несмотря на огромные территории заброшенных необрабатываемых земель, начался острый дефицит продовольствия, соответственно, резкий скачок цен на него и кое-где первые признаки голода.
  Народ ответил на это активизацией массовых протестных выступлений с требованием обеспечения ему нормальной жизни. Особенно вызывало у него гнев то, что чиновники и элита продолжали утопать в деньгах и роскоши, и на протестных митингах все чаще стали появляться лозунги с требованием к богатым делиться с народом своим богатством, а кое-где появились призывы пересмотру итогов грабительской приватизации путем национализации бывшего народного хозяйства. Но эти выступления пока еще носили спонтанный неорганизованный характер. Руководство страны и либералы пытались всячески увести в сторону протест народа, придумывая новые обманные реформы, обещая усилить борьбу с коррупцией и проведение честных президентских выборов в марте 2018 года.
  
  В этих условиях, как никогда ранее нужна была консолидация всех левых партий и движений. Верхов не ожидал, что их окажется несчетное количество, он даже считать не стал. Он отобрал десять наиболее серьезных, на его взгляд, партий и политических объединений и лично связался с их руководителями. Но на встречу с ним пришло больше людей, и все они оказались интересными и нужными ему соратниками. Ему было приятно и главное, кстати, что почти все они его знали, что помогло ему в общении с ними. Большинство их восприняли его предложение о создании блока левых партий положительно и высказали свои предложения и рекомендации. Все они были отрицательно настроены к Зубатову и считали его основным препятствием в дальнейшем развитии и объединении левой оппозиции, считали его непотопляемым, и поэтому в расчет руководимую им компартию не брали. Когда они узнали, что Верхов состоит в компартии, то заметно охладели к нему и посоветовали прийти, когда у этой партии будет другой руководитель или он сам.
  Из разговора с ними он получил довольно полное представление о протестном движении в России. Его очень порадовало, что оно полностью перешло к левой оппозиции и что тон ему задает сам народ, не дожидаясь инструкций сверху.
  
  Особенно полезной оказалась его встреча с известным писателем Абрикосовым, руководителем большевистской партии. Верхов читал многое из его художественных произведений, не все ему в них нравилось, но их взгляды на социалистическую будущность России совпадали, сближало их и то, что оба сидели по политическим мотивам, поэтому быстро нашли общий язык. Поддержав идею создания блока левых сил, Абрикосов предостерег Верхова от каких-либо контактов по этому вопросу с самозваными вождями буржуазной оппозиции. Их не больше полутора десятков, но они в основном заправляли в СМИ. Писатель призывал Верхова не иметь никаких контактов с ними, а не с российской интеллигенцией, которая в основной своей массе должна присоединиться к выступлению левых.
  Еще пять лет назад Абрикосов предлагал для протестного движения лозунг 'Все отнять и поделить!', у которого, он был уверен, должна быть огромная поддержка народа. Но тогда левые силы не смогли объединиться, потому что не порвали с буржуазной оппозицией, которая, естественно, была категорически против вышеуказанного лозунга. Были против него возражения и у Верхова, но высказывать их он не стал, так как лозунг был в принципе связан с национализацией бывшего народного богатства России и возвратом в ней социализма, а это для него было основным.
  
   ***
  Но тут события стали разворачиваться стремительно. Когда Верхов с помощью Архипова подготовил свою программу, Центроградский избирком отказал ему в регистрации на основании того, что против снятия его судимости в Верховный суд группой лиц подан протест. Мало того, эти люди также подали прошение в Верховный суд считать повесть 'Я отомстил' предметом возбуждения дела на Верхова за убийство мэра Летного, а его выступление на суде подтверждением его антисемитизма. Упорные попытки Архипова и Есакова что либо доказать в Центризбиркоме и Верховном суде ни к чему не привели. По своим каналам им удалось узнать, что к отказу были причастны правящая партия, либеральная оппозиция и Зубатов. Версия насчет последнего подтвердилась мгновенным внесением в список кандидатов на пост губернатора коммуниста из Москвы.
  Верхов переключился на подготовку к съезду компартии. Как его заверил Паршин, тут прокола не должно быть: центроградское отделение компартии его прекрасно знало, гордилось им и без разговора пошлет делегатом на съезд. Секретарь отделения даже согласился ради надежности снять с себя полномочия и передать их Верхову. Он так и поступил, прикинувшись больным.
  
  Готовясь к съезду, Верхов просмотрел выступления Зубатова на предыдущих съездах. Везде была очень правильная оценка политической и экономической ситуации в стране и предлагались верные, на взгляд Верхова, шаги по ее улучшению.
  На съезде, состоявшемся в конце мая, в своем отчетном докладе Зубатов также со знанием дела описал кризис в России. Для выхода из него он предложил правительству целых десять путей, во многом дублировавших сказанное им не раз ранее: и отход от нефтяной иглы, и развитие промышленности и сельского хозяйства, и увеличение денег на образование и науку, и снижение налогов. Новыми неожиданно для Верхова оказадись два пункта: предложение развернуться к плановому хозяйству и использовать опыт народных предприятий. В целом же выступление Зубатова показалось Верхову более беззубым по сравнению с прежними.
   Все последующие выступившие активно поддержали предложения Зубатова и призывали правительство взять их на вооружение в своей работе. Из этого хорошо подготовленного ряда неожиданно выделилась речь молодого представителя дальневосточного отделения компартии по фамилии Ершов, очень соответствующей ему: небольшому, подвижному, с торчащими в разные стороны короткими русыми волосами и острому на язык. Словно прочитав мысли Вкрхова, он призвад партию не уговаривать правительство делать то-то и то-то, а принудить его к этому, если потребуется, силой. Обращаясь к Зубатову, он выкрикнул:
  - Вы за двадцать лет своими предложениями настолько набиди оскомину не только руководству, но и народу, что уже никто их всерьез не воспринимает. Не воспримут они и эти ваши предложения. Народ ждет от партии решительных действий.
  По тому, как заерзал, изменившись в лице, Зубатов, Верхов понял, что он давно отвык от противоречия. Повернувшись к председателю съезда, он что-то сказал, тот с готовностью кивнул и крикнул в микрофон:
  - Все, Ершов, твое время истекло. Последнему по прениям по отчетному докладу товарища Зубатова предоставляется слово делегату Карманикову...
  Слова ведущего заглушили крики 'Он говорит правду!', 'Не затыкай рот!', 'Пусть договорит!', 'Рано кончать преиия!', 'Я хочу выступить!'.
  Возмутился и Верхов, подавший в числе первых записку на выступление. Он встал с места и направился раньше Карманикова к трибуне. Когда он поднялся на сцену и шел к трибуне, председатель съезда спросил его сердито:
  - Вы кто? Вам слово не давали!
  Верхов встал на трибуну и, выпрямившись во весь рост и не поворачиваясь к председателю, сказал в микрофон:
  - Моя фамилия Верхов. - В зале послышался хлопок, затем еще и еще. Его узнали. Он поднял руку и продолжил, когда стало тихо. - Я приехал из Центроградской области и еще до открытия съезда подал заявку на выступление. Почему мне не дали слово?
  - Мы ограничены регламентом и, к сожалению, не все желающие могут выступить, - ответил председатель.
  - Значит, надо продлить работу съезда, чтобы все могли выступить. Съезды собираются, насколько я знаю, редко, а перевыборные раз в пять лет, у коммунистов накапливается много проблем.
  - Свои проблемы они могут посылать в ЦК в любое время, и мы их рассматриваем, - вмешался Зубатов. - Покиньте трибуну, не мешайте работать.
  Зал загудел. Послышались крики:
  - Пусть выступит!
  - Пусть все выступят!
  - Мне тоже не дали слово!
  - И мне!
  - И мне!
  Зубатов что-то сказал председателю съезда, и тот крикнул в микрофон:
  - Объявляется перерыв до десяти часов утра.
  И хотя в зале был шум, Верхов расслышал слова Зубатова: 'Собираемся в полном составе здесь в моем кабинете'. Не обращая внимания на протестующие крики из зала, он медвежьей походкой направился к боковой двери. Проходя мимо трибуны, он бросил на Верхова недобрый взгляд. Президиум почти в полном составе двинулся за ним, Но шесть человек задержались, о чем-то споря.
  Стали расходиться и из зала. И тоже не все, большинство продолжали сидеть, глядя на Верхова. Он нагнулся к микрофону и сказал:
  - Может, без Зубатого поговорим? Я думаю, есть, о чем.
  Выходившие остановились, уставившись на Верхова.
  - Садитесь поближе сюда, в первых рядах есть свободные места.
  Последние слова он произнес при выключенном микрофоне. Заметив это, он повторил их громче и засмеялся:
  - Мальчишество какое-то. Но это даже интересно. Сто лет назад микрофонов тоже не было, а гигантские дела свершались.
  Он спустился в зал. Оставшиеся в президиуме последовали за ним, только с другой стороны сцены, и уселись кучкой на свободные места. Верхов встал перед первым рядом и, подождав, когда все расселись, заполнив добрую половину зала, проговорил по возможности громко:
  - Разрешите, я кратко скажу о том, что меня волнует, а вас попрошу делать по ходу замечания, если я ляпну глупость.
  Оказавшаяся рядом Нина протянула ему микрофон. Только тут он обратил внимание, что большая часть корреспондентов и тележурналистов осталась в зале.
  
   ***
  Не услышав возражений, он сказал, что даже в этот самый страшный после развала СССР кризис России Зубатов продолжил свою соглашательскую политику, состоящую лишь в критике действий правительства и даче предложений по улучшению ситуации в стране. В этом он за двадцать лет настолько поднаторел, что придраться не к чему, настолько все правильно и по сути: и то, что вступление России окончательно превратило ее в сырьевой придаток Запада, угробив остатки промышленного производства и сельского хозяйства, и то, что от нефтяной иглы надо срочно переходить к развитию промышленной экономики и восстановлению сельского хозяйства, и то, что необходимо прекратить утечку капитала, усилить роль государства и борьбу с коррупцией, улучшить материальное положение населения и т.д. и т. п. За все это время он ни разу ультимативно не поставил вопрос о возврате народу нагло отобранных природных богатств и фабрик и заводов, построенных потом и кровью наших дедов и отцов. И никогда не ставил вопрос о замене нынешнего капиталолибералодемократического режима на социально справедливый строй, идеалом которого является социализм и, в конечном счете, коммунизм. Разве что сегодня упомянул социализм в предложении перехода к плановому хозяйству. Максимум, на что он иногда осмеливался и то лишь в последнее время, но почему-то не сегодня, это предложение национализировать сырьевую базу и ключевые отрасли экономики, но об этом, помимо него, уже давно лаяла каждая собака. Если кратко, Зубатов мечтает, чтобы правители России, наконец, услышали его предложения и сами добровольно воплотили их в жизнь. Иными словами, он по-прежнему считает, что России исчерпала свой лимит революций.
  Тут Верхов задумался и, увидев возраставший интерес к тому, что он говорит, продолжил с горячностью, с которой хотел выступить на съезде:
  - Революция не может никогда исчерпать себя, так как она естественное, объективно существующее, не выдуманное философами явление, иными словами, является творческим обновлением общества. Главной причиной возникновения революционной ситуации является конфликт между нищим народом и беспредельно обнаглевшими в своей алчности 'хозяевами жизни', которым принадлежит власть. Что мы и имеем сегодня в России. Поэтому для ее революция является единственной возможностью пробуждения в ней здоровой жизни, рывком в будущее. Не думаю, что коммунист Зубатов этого не понимает. Возможно, его сегодняшнее категорическое отторжение революционного пути развития в России связано с боязнью, что революция может смести и его самого вместе с системой, с которой он мирно сосуществовал все эти годы, имея немалые личные блага. Но свое заявление Зубатов сделал в начале девяностых, когда ему еще терять было нечего. Для меня это загадка. Могу только предполагать, что тогда он опасался новой кровавой гражданской войны. Поэтому больше склоняюсь к этому варианту объяснения неприятия Зубатовым революции в России.
   Если это так, то я сомневаюсь в правильности его оценки нынешней политической ситуации в стране и знании ее истории. Большие людские потери в грядущей революции вовсе не обязательны, подтверждением чего являются Октябрьская революция в 1917-м и контрреволюция в 1991-93-м годах, совершенные с незначительным числом жертв. Зимний дворец, где заседало Временное правительство, был взят революционным народом бескровно. Во время путча в 1991-м году жертвами стали трое молодых людей, случайно или умышленно оказавшихся под гусеницами танков. В контрреволюции 1993 года погибло по официальным дынным 174 защитника советской власти, а на самом деле не меньше двух тысяч, что тоже нельзя считать очень большой людской потерей в историческом масштабе. Другое дело, огромные потери в период гражданской войны и вымирание народа по миллиону в год после развала СССР. Но при правильных лозунгах и активном участии народа гражданская война вовсе не обязательна.
  - Что вы имеете в виду под правильными лозунгами? - спросил кто-то из зала.
  - Ожидаемый вопрос. Ответ на него начну встречным вопросом: 'Почему все происходившие до сих пор протестные движения оказались безрезультатными по части уступок со стороны правителей?'
  Ответы послышались со всех сторон: малочисленность, разобщенность, самоуверенность и пофигизм руководства страны, отсутствие поддержки народа. Верхов всем кивал в знак согласия, а когда зал утих, продолжил:
  - Все ответы по сути правильные. К ним можно добавить, что руководство в этих протестных выступлениях захватили люди, являвшиеся неотъемлемой частью существующего в России буржуазного строя. Они ни в коем случае не хотели его свержения, а лишь жаждали захватить власть в ней. Народ для них, как и в семнадцатом году для Троцкого, является лишь 'навозом истории'. И народ это понял. Не дождавшись появления столичных вождей, он начал самостоятельно выходить на демонстрации со своими социальными лозунгами. Коммунистам и всем левым партиям и движениям самое время воспользоваться пробуждением народа от долгого прокапиталистического антисоветского гипноза и, объединившись, встать во главе этого протестного движения, не дав захватить его либерально-буржуазной оппозиции. Социальные протесты, лишенные идей и мечты, никогда не могут быть успешны. Без четкого определения и направления они опускаются до уровня нигилизма, беспорядочного насилия и хаоса, пожирая сами себя.
  Для того чтобы привлечь к протестному движению как можно больше народных масс, необходимо предложить им лозунги, от которых они ни за что не отвернутся. На мой взгляд, для начала главным в них должно стать требование пересмотра итогов приватизации и возврата населению бывшей народной собственности, к примеру, лозунгом 'Верните награбленное!' или что-нибудь более созвучное.
  - И у кого же вы собираетесь отнимать собственность? - спросил, криво усмехнувшись, сошедший из президиума коротко стриженый молодой человек.
  - И этот вопрос я ожидал. Разве я упомянул слово отнять? Его придумали вы сами, приписывая нам лозунг 'Отнять и поделить!', чтобы по аналогии с 'Грабь награбленное!' вызвать к нам ненависть. Нет, мы будем не отнимать, а возвращать государству, а через него народу отобранную у него собственность. Кто именно будет ее возвращать, надо хорошенько подумать. К примеру, сверхбогатые, чье состояние превышает, скажем, один миллиард рублей или по сегодняшнему курсу свыше 20 миллионов долларов. Для нищего народа это огромное состояние. Россия, совсем недавно, подававшая всему миру пример социальной справедливости, сейчас переживает время критического, безумного материального расслоения населения, прочно и нагло занимая первое место в мире по неравенству в распределении богатства. На сегодняшний день в России 200-ам человекам, владеющим состоянием свыше одного миллиарда долларов, принадлежит более 40% всех национальных богатств страны и три четверти всего лишь одному проценту населения. Во всех последующих странах (Индии, Индонезии и др.) этот показатель меньше половины. Как еще можно назвать этот режим, кроме как бесчеловечным и уродливым? Только при таком режиме можно было мгновенно стать миллиардером, не будучи гением типа Гейтца и не построив в стране гиганта индустрии.
  Я абсолютно уверен, что народ в своем большинстве поддержит и объединится под лозунгами с требованием возврата отобранного у него богатства. Поддержит он и то, что возвращенные ценности не будут механически поделены между россиянами по несколько сот тысяч рублей на человека, а пойдут на восстановление народного хозяйства и возобновление социальных льгот и благ, которые были в Советском Союзе.
  Если народ выйдет на улицу с этими требованиями, скажите, кто, кроме самих сверхбогатых и проплаченного ими СМИ, будет против? Не думаю, что на их защиту выступят Госдума и даже Президент с правительством, ибо у них, судя по декларациям, отнимать особо нечего, и требование народа их не должно касаться. Разумеется, помимо олигархов, взвоют зажравшаяся элита и прозападная оппозиция. Но партизанить в лес они точно не пойдут, а скорее тут же убегут за границу, где у всех имеются запасной аэродром, а у многих там учатся или живут дети.
   ОПОН будет зверствовать? Он способен разогнать демонстрацию, но бессилен против смелого и решившего бороться до конца всего народа со справедливыми требованиями, которые не могут не дойти до сознания омоновцев, чьи родители являются тем же народом. Я не исключаю привлечение ОПОНа к возврату народу имущества сверхбогатых, вот только слово полицай для этого вряд ли подойдет, и его придется опять заменить на милиционера.
  Не думаю, что станет защищать сверхбогатых от народа и армия, в которой нет ни одного их сынка.
  Недовольство выразит власть, когда вопрос встанет о свержении нынешнего капиталистического строя, и ее придется принудить к этому, возможно, силой. Но большие людские потери при этом совсем не обязательны, о чем я уже сказал, сославшись на 17-й и девяностые годы. Не будет их и на этот раз, потому что никто не станет защищать эту власть с оружием в руках.
  Для того чтобы все это претворить в жизнь, необходимо объединение всех левых сил России, выступающих за свержение в России капитализма и замену его на социально справедливый строй, примером которого является социализм. Но чтобы не произошли в нем опять перестройка и девяностые годы, мы учтем все ошибки и недостатки советского социализма.
   Я переговорил с руководителями ряда основных левых партий, все они согласны, что дальше медлить нельзя. Разумеется, попытаются примазаться и свернуть нас с пути засланцы буржуазной оппозиции, и вот тут надо быть предельно внимательными, не допуская с ними никаких контактов.
  Кто хочет что-либо сказать?
  
  Вверх вскинулись несколько рук, двое поднялись с намерением выйти к сцене. Первым встал рядом с Верховым невысокий лет сорока человек с коротко стриженой рыжей головой.
  - Я хотел выступить с предложением не переизбирать Зубатова, но у него везде уши, и записавшихся он сам отбирает. Скажу сейчас, что хотел сказать. Чем компартия отличается от других партий? Да ничем. Только самая нудная из них. Все двадцать пять лет только и учит каждое правительство, что и как надо делать. Кроме одного, что надо возвращать страну опять в социализм, а не улучшать капитализм. Это все равно, что мертвому ставить банки. А социализм мы, как правильно сказал товарищ Верхов, мы улучшим улучшим, взяв все лучшее не только у Советского Союза, но и у других, например, у Китая. Но для Зубатова слово социализм - табу. А про коммунизм я уж не говорю. Руководитель партии, названной в честь коммунизма, о нем вообще не заикается, чтобы не вызвать недовольство к себе правителей страны. У какого руководителя оппозиции могут быть прекрасные отношения с Президентом и Премьером? Только у того, кто с ними Вась-Вась. Не за красивые глаза и не зря назвал Президент Зубатова своим главным оппонентом, возвысив его над всеми остальными другими лицами в России, вторым после себя Товарищ Верхов правильно назвал Зубатова соглашателем. Вот только соглашается он не с нами, коммунистами, которые недовольны работой его и партии, а с нашими врагами. Уходить надо дружными рядами от такого руководителя и создавать другую партию во главе с товарищем Верховым, потому что мне понравилось, о чем он говорил. Вот что я хотел вам сказать.
  
  Рыжего сменил седой худощавый мужчина. Взяв микрофон, он кивнул Верхову в знак приветствия и проговорил:
  - А я бы назвал Зубатова не соглашателем, а предателем, поставив его рядом с Горбачевым и Ельциным. Я в партии, имея в виду компартию, со дня ее создания, возглавлял Московский горком, был членом Президиума и замом Зубатова. Я сразу обратил внимание на многие непонятные факты его поведения, наносившие вред партии. Я долго не мог объяснить его овеянные таинственностью отношения с Ельциным. Казалось, они должны бы быть непримиримыми врагами, но ничего подобного между ними никогда не было, а была скорее скрытая дружба. Ее начало я отношу ко времени, когда Ельцин руководил Московским горкомом КПСС, а Зубатов курировал Москву по работе пропагандистом в ЦК. Оба проживали в одном подъезде, увлекались волейболом, и вплоть до Беловежского сговора Ельцина я часто видел их вместе. Но то, что они продолжали поддерживать отношения, доказывали многие факты.
  Прежде всего, подлое поведение Зубатова в октябрьские дни 1993 года. Коммунисты Москвы, которыми я руководил, уже 21 сентября, сразу же после объявления Ельциным о подписании им Указа о роспуске Верховного Совета и Съезда народных депутатов Российской Федерации, пришли к зданию Дома Советов и оставались там до конца. Многие из них погибли: Краюшкин Евгений Дмитриевич, Морозов Анатолий Васильевич, Сурский Анатолий Михайлович, Ермаков Владимир Александрович, Пономарев Герман Петрович. Вечная им слава! - Оратор склонил седую голову. - Мы участвовали в сборе и доставке продовольствия, воды и лекарств, раздавали пропагандистскую литературу. Никакого участия во всем этом Зубатов не принимал. Когда я попросил его о помощи, он мне ответил, что занимается формированием правительства, как я понял, коалиционного со сторонниками Ельцина. А 2 октября, когда мы собирали людей на митинг 3-го октября, он вдруг выступил на телевидении и призвал всех не выходить на этот митинг во избежание кровопролития, что было расценено всей оппозицией как недвусмысленная поддержка Ельцина. В это же время он сделал заявление о том, что 'лимит на революции в России исчерпан', чем вызвал шквал сокрушительной критики от лидеров всех левых организаций. Для членов Президиума ЦК его выступление по телевизору было полной неожиданностью. Да и непонятно было, кто пригласил Зубатова, опального вроде бы политика, выступить на центральном канале ТВ? Ответ один: это было надо Ельцину, и Зубатов послушно выполнил его волю.
  Непосредственно перед митингом Зубатов позвонил мне и просил передать нашим товарищам, чтобы люди не выходили на митинг. Но люди собрались. И людской вал покатился по Садовому кольцу, сметая по пути заслоны из солдат и милиции. Кольцо блокады Дома Советов было прорвано. Ликование народа было неописуемо. Затем последовал поход в Останкино, где также погибли наши товарищи, потом расстрел из танков и штурм Дома Советов. Наше поражение во многом обязано Зубатову.
  Стремясь как-то оправдать ликвидацию высшего органа власти в стране и придать видимость законности своему преступлению, Ельцин объявил в своем указе о создании вместо Верховного Совета Государственной Думы и проведении в декабре выборов в нее, а также о принятии новой Конституции. Коммунисты Москвы, только что пережившие чудовищный расстрел, считали, что нельзя сотрудничать с преступной властью. Расширенный Пленум МГК компартии после долгих дебатов принял решение о бойкоте выборов. Для принятия новой Конституции была нужна 50% явка избирателей. Если бы коммунисты объявили бойкот - режиму не удалось бы сменить Советскую Конституцию. Мы также не исключали вероятности сорвать выборы вообще. Но Зубатов порушил все наши планы, хитро используя свою и ельцинскую власть и маскируясь высокими словами о служении коммунистическим идеалам и необходимости сохранения единства партии.
  Я могу привести еще много других примеров подобных деяний Зубатова: поразительную идиллию между верхушкой компарти и правительством Гайдара - Черномырдина, команды Зубатова положительно голосовать в пользу правительства, его деловых связи с Березовским и другими олигархами и то, что Президент ни разу публично не критиковал Зубатова. Не могу не сказать о самой большой его подлости - о его добровольной сдаче победы Ельцину на выборах 1996 года. В последний день агитации ему, как кандидату, было предоставлено последнее выступление на первом канале. Штабом и Президиумом ЦК было подготовлены содержательные доказательства, которые вскрывали механизм готовящейся Ельциным фальсификации выборов. Народ должен быть предупрежден о готовящемся преступлении устами одного из кандидатов. Но было принято странное решение, что говорить об этом будет не Зюганов, а его доверенное лицо Станислав Говорухин. На телевидение пошли трое: Говорухин, Горячева и Зубатов. Однако Говорухину отказали в выступлении на том основании, что доверенное лицо не может выступать вместо кандидата. Выступать должен был сам Зубатов. Ему было сказано, пожалуйста, выступайте. Но он не решился выступить с этим текстом, именно с этим текстом, именно с этими разоблачительными фактами, он отказался от него, проявив себя трусом. И вместо разоблачительного выступления по ТВ пошел рекламный ролик. И еще мне бросилось в глаза его полное спокойствие при подсчете голосов, словно итоги голосования его не интересовали, для него все было предрешено. После полуночи, когда мы все не сводили глаз с экрана телевизора и уже предвкушали победу, он спокойно игра в шахматы! А потом, не дожидаясь окончательного итога, уехал домой. Каково же было наше возмущение, когда в разгар нашего празднования, мы услышали по телевизору в три часа ночи, что Зубатов поздравил Ельцина с победой! Мы не знали, что подумать. Многие сошлись на том, что он пожалел Ельцина, у которого было больное сердце, и он мог не выдержать. Но жалеют друзей, а не врагов. Что это, как не предательство? Потому что результаты тех выборов принадлежали не лично Зубатову, а народу. Доверие, голоса избирателей - это количественная 'материальная собственность народа'. Кандидаты - всего лишь исполнители воли и выбора народа. Таким образом, потерпевшими от фальсификации тех выборов и пострадавшими от кражи прав - являлся народ, все мы, и Зубатов обокрал и предал нас. Все, не хочу больше о нем говорить. О, извините, совсем забыл, - стукнул себя по лбу Шаталов, - для тех, кто сомневается в предательстве Зубатова в 96 году, сошлюсь на бывшего Президента России, сказавшего на официальной встрече с лидерами внесистемной оппозиции и не зарегистрированных партий буквально следующее. - Шаталов заглянул в бумажку. - 'Вряд ли у кого есть сомнения, кто победил на выборах президента 96 года. Это не был Борис Николаевич Ельцин'. Вот так и не иначе. Надеюсь, вам ясно, что став главным организатором и вдохновителем раскола партии, Зюганов поставил компартию на грань гибели. И надо сказать, добился своего. Оставаясь во главе партии и поныне, он уверенно привел ее к политической смерти. Если в 1993 году в партии было полмиллиона коммунистов, то сейчас и двести ста тысяч не наберется.
  - Сто восемьдесят три тысячи, - послышался голос. - В три раза меньше, чем в Партии справедливости и в два раза, чем у Жирина.
  - Спасибо за подсказку, - поблагодарил Шаталов голос и развел руками. - Комментарии, как говорится, не требуются. Поэтому в принципе я согласен с созданием новой коммунистической партии.
  
  Слушая Шаталовф, Верхов думал об одном: не смог бы Зубатов долго вести партию к гибели вместе со страной, если бы большинство коммунистов не были ее послушными рабами. Вот и этот седой коммунист только сейчас решился открыто высказать свои мысли о предателе.
  Стоявший в стороне большой сутулый человек с коричневым обветренном лицом крестьянина, перенял микрофон, почти исчезнувший в его огромной руке.
  - Я из воронежской глубинки, моя фамилия Кирпичев. У нас полдеревни были Кирпичевывми. Сейчас с этой фамилией остались две семьи, а всего девять семей из трехсот двадцати совсем недавно. Остальные дачники. Полностью согласен, что надо гнать Зубатова из руководства партией. Двадцать пять лет я только и слышу от него, что в деревню надо вкладывать деньги. Кому эти деньги нужны, если мы жить при этом строе не хотим и без слез умираем? Всю жизнь я землепашу. Ну, даст мне государство несколько сот тысяч рублей, даже миллион. А что я с ним сделаю? Ну, куплю корову, свиней, гусей. А они мне нужны? Чтобы продавать в летний сезон молоко и мясо дачникам, которых я ненавижу? А зимой куда девать? Отдавать бесплатно азербайджанцам? Трактор я покупать не буду, потому как одному он мне не нужен, я с ним не справлюсь. Мне жизнь нужна, как раньше, чтобы был коллектив, споры, разговоры, детский смех. Может, вы меня не поняли, но без деревни не будет России. Возродится деревня только при коллективном хозяйстве на селе, а не при этих фермерах, которые думают только о барыше и прожигании денег в городе. Я это к чему? Надо скорее скидывать эту власть, а перед этим надо сделать компартию нормальной, потому как, кроме нее, некому возродить социализм. При Зубатове ее не видать, как своих ушей. - Крестьянин оглядел зал. - Нас здесь, посчитай, добрая половина. Значит, такой расклад. Завтра приходим и требуем дать слово Верхову. Пусть он всем повторит, что нам сказал. Я думаю, к нам еще присоединится сотня - две, и Зубатова мы прокатим. Ну а ежели все же нас прокатят, вот тогда и скажем про выход из партии.
  
  К оратору подбежала невысокая полная молодая женщина в синем берете под цвет ее больших круглых глаз и почти выхватила из его огромных рук микрофон.
  - Выйти дружными рядами из партии мы всегда успеем, - крикнула она, забыв поднести ко рту микрофон. Поднеся, заговорила тише. - Я из Иркутска и много раз проезжала мимо зубатовских хором. Не хуже, чем у олигархов. Как мне объяснили, они остались у нашей партии от СССР. И таких хором по стране, говорят, много. А нам придется арендовать помещения, может, у него самого. Надо все сделать, чтобы его заменить новым руководителем, настоящим коммунистом, и я согласна с заменой его Верховым. Только сделать это будет очень трудно. Зубатов - опытный интриган, и от него все можно ожидать, вплоть до ОПОНа. - Последние слова женщины прозвучали при погасшем в зале свете, но она, не обратив на это внимание, продолжала говорить. - Я заканчиваю. Вот, если завтра у нас ничего не получится с Зубатовым, тогда и будем думать о новой партии. Я бы без всякого назвала ее советской: Советская партия России. В этом названии все: и коммунизм, и социализм, и труд, и братство народов, как раньше было. И будет всегда свет. Да, я забыла представиться. Я Маша Иванова из Рязани.
  Кто-то вышел, узнать, в чем дело. Но темноты словно и не было от света мобильников и огня зажигалок. Верхов направил экран своего мобильника в сторону членов президиума и спросил:
  - Может, кто-нибудь из президиума съезда хочет что-то сказать? Я так понимаю, если Зубатов одобрил ваше участие в президиуме, он считает вас своими верными сторонниками. Как вы думаете, удастся нам завтра сделать то, что мы задумали?
  Все светящиеся прямоугольники повернулись в правый угол переднего ряда. Там поднялась темная фигура и подошла к Верхову. В наступившей тишине послышался негромкий мягкий голос:
  - Думаю, ничего у вас завтра не выйдет. О сказанном здесь обязательно будет известно Зубатову, если он не слушает сейчас нас. Он примет все меры, чтобы не допустить ваших выступлений на съезде. Верхову он точно не даст слова сказать.
   - Вы сами, как восприняли услышанное здесь? - спросил без микрофона Верхов.
  - Лично я положительно. Вы не думайте, что вы первые поднимете вопрос о том, что компартия не отвечает актуальным запросам общества. Сравнительным успехам на выборах она обязана не своим достоинствам, а скорее большим недостаткам партии власти и другим их участникам, от которых она, как здесь правильно было сказано, практически ничем не отличается. Разумеется, давно пора вернуть ее на марксистско-ленинские рельсы. Для этого нужно срочно менять все ее руководство и прежде всего ее председателя. Но я не представляю, как вы это сделаете. Но препятствовать не буду, а помогу в меру своих возможностей.
  - Спасибо. - Забирая у выступавшего микрофон, Верхов тихо поинтересовался его фамилией: Якуничев Владимир Иванович. - Все слышали? Надеюсь, вы понимаете, что теперь все, и, возможно, судьба России зависит от нашей завтра решительности. Чтобы потом не было стыдно перед нашими детьми. До завтра.
  
   ***
  Зубатов действительно слушал весь разговор в зале и наливался гневом. Речь Верхова его не так возмутила, как выступления участников съезда и особенно члена президиума съезда Якуничева, фактически поддержавшего Верхова. А еще ему очень не понравилось, как слушали безобразие в зале остальные члены президиума, не проронив ни слова. Лишь один Скворцов возмущенно хихикал после каждой фразы, а Якукничева обозвал предателем.
  - Завтра же всех их и исключим из партии, - сказал он, когда в зале послышались шаги и стук каблуков.
  - Как сказать, кто кого, - усмехнулся Рогальский. - Их было больше ползала. Тут надо что-то другое придумать. Вот если бы как-нибудь нейтрализовать этого Верхова, без него бы мы их быстро приструнили.
  - А что, Григорий Анатольевич? Он дело сказал, - проговорил Мукомолов. - У него, я читал, по уши криминальное прошлое. Может, на этом сыграть? Ты бы позвонил Президенту. Скажи, он напрямую призывает к революции и свержению власти, естественно, и его. Как ты на это смотришь?
  Зубатов и сам думал об этом. Вот только от нынешнего Президента все можно ожидать. В следующем году заканчивается его шестилетний срок, и он наверняка хочет уйти с миром со всеми, в том числе с народом. Зубатов слышал, что он зачастил к молодой жене и ребенку, и рисковать ими не станет, понимая, что им тоже не сдобровать, если в стране начнется противостояние. А оно уже, считай, началось.
  Нет, не стоит ему звонить Президенту, решил Зубатов. Скажет, прошли те времена, когда ловили каждое мое слово. Сколько раз я тебя выручал, не допуская к руководству компартией неугодных тебе коммунистов, к примеру, Кунцева. А сейчас могут и послать меня подальше. Ты уж выкручивайся сам, хитрости и изворотливости тебе не занимать.
  - Не буду я Президенту звонить, - наконец ответил Зубатов. - Сами управимся, не впервой.
  - В каком смысле управимся? - спросил хмуро Хренов. - Мне многие мысли Верхова показались дельными. Ну, а то, что он вас критиковал, вам к этому не привыкать. Но сейчас другая ситуация. Вот вы и Президенту не стали звонить, понимая, то и он не в лучшем положении, ему надо достойно уйти. Может. И вам надо подумать об этом.
  Бородавки на багровом от гнева лице Зубатова побелели. Уж от кого-кого, а от этого тихого всегда послушного заморыша услышать такое он не ожидал. Все двадцать лет был, как попугай, ни одной своей мысли, ловил каждое слово и за это послушание побывал даже кандидатом в Президенты, чтобы преемник легче победил. И вдруг сам рот открыл. Или подсказали?
  - А вы что скажете? Все так думаете? - Обвел всех суровым окровавившимися глазами.
  - Я тоже считаю, что исключение из партии находившихся в зале ничего нам не даст, кроме ее раскола, - сказал Пряхин, зам по связям с регионами. - А это значит, что на компартии можно будет поставить крест.
  - Они уже поставили. Хотят создать советскую партию, - вставил представитель Урала. - Люди могут клюнуть на это название при лозунге возврата награбленного.
  - На этом они и погорят. Все будут думать, что и у них отберут все богатство.
  - Так он же установил предел в один миллиард рублей и выше. Не так уж много таких наберется.
  Зубатов прервал их:
  - Хватит трепаться. Говорите конкретно, что делать завтра.
  - А ничего не делать, - сказал Рогальский. - Он уже наговорил на несколько статей уголовного кодекса, в том числе на те, что у него уже были. Завтра он еще больше наговорит, и не только он, надо только запротоколировать и передать куда следует.
  - А нам продолжать все по-старому? - опять встрял Хренов. - Это не выход. Чтобы революция смела и нас? А она будет, я вас уверяю, несмотря на ваше заявление, Григорий Анатольевич. Верхов правильно про нее сказал, что только она может обновить Россию и возродить ее.
   Все уставились на Зубатова, у которого был вид человека, которому сунули в штаны гранату.
  
   ***
  Нина повезла Верхова в Летный к Лене. Он сел набрасывать тезисы своего возможного завтрашнего выступления, а женщины занялись интернетом. Там новости уже пестрели заголовками 'Раскол в компартии', 'Коммунисты обвиняют Зубатова в предательстве', 'Верхов vs Зубатов' и др. Нина занялась редактированием своего материала, Лена тут же запускала его в свой блог под заголовком 'Репортаж со съезда коммунистов'. Затем она размножила его по всем своим и Нининым блогам и страницам. Отзывы появились сразу. Как и в комментариях к другим заметкам, защитников Зубатова оказалось намного меньше, чем сторонников, в основном либералы, лишний раз доказавших свое лицемерие. Еще вчера, люто ненавидевшие Зубатова, сегодня они хвалили его за ум и принципиальность в творческом подходе к учению марксизма-ленинизма о революциях. Всю свою злобу и ненависть они переместили на Верхова, затеяв между собой полемику, их любимый метод отвлечения от существа затронутого вопроса. У Лены на них был нюх, и она один за другим отшивала их, закрывая доступ в свой блог. Это она стала делать после того, как они поголовно занесли ее в черные списки. Это ее нисколько не расстроило, единственное, о чем она сожалела, что поздно последовала их примеру.
  Нина, глядя, как Лена расправлялась с врагами, сделала то же самое в своих блогах, тоже пожалев, что не догадалась сделать это раньше.
  В репортаже со съезда был использован также видеоматериал, таким образом, к десяти вечера пользователи интернета имели полное представление о съезде коммунистов, в том числе, что важно, ушедшие с него могли ознакомиться с выступлением Верхова.
  
   ***
  Вопреки всем ожиданиям, начало второго дня съезда прошло без каких-либо эксцессов. Первое слово взял Зубатов.
  - Я ничего не имею против делегатов, принявших вчера участие в спектакле, устроенном Верховым. Я понимаю их любопытство к герою Беларуси. Вероятно, они думали, что он расскажет им о войне с натовскими наемниками. А он стал им вешать лапшу на уши своим видением ситуации в России. Видно, не отойдя еще от стрельбы и крови, он увидел основной недостаток в России в том, что в ней ничего этого нет. А ему очень хочется стать еще и героем России. Не важно, что у нее нет внешних врагов, можно и против внутренних. А как это возможно в мирной стране? Только через революцию, тем более что на носу столетний юбилей Октябрьской революции 1917 года. Естественно, я стал главным объектом его обвинения в том, что до сих пор в России не было даже попытки совершить революцию. Да, еще в 93 году я сказал, что Россия исчерпала свой лимит революций, потому что не хотел людских потерь, какие были сто лет назад. И я горжусь тем, что своей умелой политикой не допустил в России новой гражданской войны, которая обязательно была бы развязана, случись в ней революция. Все его рассуждения о том, что гражданской войны на этот раз не будет, - от лукавого, а точнее от его пещерной неграмотности. Смешно говорить, но у него нет даже законченного высшего образования, он сумел осилить всего два или три курса, но и эти знания вместе с полученными в школе он потерял вместе с памятью. Среди нас он неандерталец. Что он может понимать в нашем деле? Да ничего, только бла-бла. А вы уши развесили. С ним мне все ясно. Но в том, что будто бы я сдал победу на выборах 1996 года, обвинил меня не он, а Шаталов, мой давний товарищ. Это и непонятно. Он прекрасно видел на экране телевизора официальные результаты, показывавшие, что я занял второе место. Были они сфабрикованы или нет, мог установить только суд. Поэтому я и призвал своих избирателей не выходить на митинги во избежание кровопролития до решения судов. Поэтому и поздравил Ельцина с победой. Я поступил, как честный человек и порядочный кандидат. Поэтому обвинение меня в предательстве я не только не принимаю, но и буду добиваться морального удовлетворения через суд. Но до того, как он состоится, я в знак протеста и доказательства того, что не гонюсь за должностью, слагаю с себя полномочия председателя компартии. Так как я остаюсь членом партии, то я имею право выдвинуть на эту должность Мукомолова Петра Петровича. Вы все его прекрасно знаете, и мне незачем вам его представлять. Уверяю вас, он будет достойным председателем компартии, не то, что балабол неандерталец.
  Зубатов окинул взглядом зал, словно в поисках неандертальца, но остановил его не на сидевшем в третьем ряду Верхове, а на первом и тоже не на Шаталове. Затем он медленно сошел вниз, раскачиваясь из стороны в сторону, и сел на место в первом ряду, которое услужливо уступил ему сухой морщинистый старик. От неожиданности кто-то захлопал.
  На уговоры ведущего съезд вернуться в президиум Зубатов ответил, что он теперь рядовой коммунист и его место в зале со всеми. Тот не отставал, и Зубатов сердито приказал продолжать вести съезд, кандидатура на должность председателя названа, давай, организуй голосование.
  - Прямо руками?
  - Давай руками.
  Ведущий радостно закивал и громко спросил в микрофон:
   - Кто за то, чтобы избрать председателем компартии Мукомолова Петра Петровича, прошу голосовать?
  Вверх взлетело много рук.
  - Стоп! Стоп! - послышался крик вскочившего Шаталова.
  Он на удивление бойко перемахнул ступеньки, подскочил к трибуне и крикнул залу:
  - Вы знаете, что вы сейчас сделали? Вы проголосовали за председателя партии. Если Мукомолов наберет больше пятидесяти процентов голосов, то автоматически становится председателем, потому что уже никто не сможет его обогнать. Это жульничество. Ладно, открытое голосование, может, это даже и лучше, чтобы все видели, кто есть кто. А где другие кандидаты? Кроме того, мы вчера договорились продолжить прения, так как многие не получили слово, в частности, Верхов. Однако, учитывая, что его выступление было опубликовано в интернете, с которым, я надеюсь, все, кто его вчера не слышал, ознакомились и не только с его выступлением, а и других товарищей, то повторять сказанное им нет смысла. Но они могут что-то добавить. Товарищ Верхов, у вас нет такого желания?
   - А что это ты раскомандовался? - крикнул ведущий. - Я веду съезд, а ты никто, самозванец.
  Сидевший рядом с ведущим Якуничев вдруг отобрал у него микрофон и сказал Шаталову:
  - Иди сюда, Антон Сергеевич, и веди собрание.
  
  Взошедший на трибуну Верхов понаблюдал, как ведущий безуспешно пытался вернуть себе микрофон сначала у соседа, затем у Шаталова, и сказал залу, указывая на президиум:
  - Будем считать это первой победой революции, ознаменовавшей завершение мирной эпохи Зубатова. - Дождавшись, когда хлопки и смех утихли, он продолжил. - Если вы ознакомились с моим вчерашним выступлением, то добавить мне особо нечего, кроме того, что необходимо срочно приступать к работе. Сегодняшний период в истории России, пожалуй, пострашнее послевоенных сороковых годов. Тогда страна, а это был союз пятнадцати республик, потеряла десятую часть населения и треть народного хозяйства. Зато крепки были дух и единство народа, состоявшего из рабочего класса, колхозного крестьянства и трудовой интеллигенции, была непоколебимая вера в лучшее будущее, и страна в кратчайший срок добилась грандиозных поразивших мир успехов. И хотя сейчас мы потеряли людей от перестройки и правления капиталолибералодемократов чуть меньше в процентном отношении, но зато исчезло понятие народного хозяйства, как исчезло и само хозяйство, разграбленное и поделенное между хищниками, а вместе с ним, что еще страшнее, исчезли рабочий класс и крестьянство, а трудовая интеллигенция стала трудиться только на то, чтобы выжить. Ни о какой крепости духа и ни о каком монолитном единстве российского общества сейчас нет и речи. Мне больно об этом говорить, но основная вина в распаде СССР лежит на руководстве КПСС, в первую очередь на предателях Горбачеве и Ельцине, а нынешнее состояние страны во многом обязано бессменному руководителю российской компартии Зубатову, мирно уживавшемуся с нынешней системой. Мы обязаны вернуть авторитет и доверие народа к нашей партии, какими она пользовалась в военные годы и в период восстановления народного хозяйства страны. Кроме нас, коммунистов, никто не спасет Россию, ибо единственное, что ее может возродить, это социализм и его ценности, лучше и нужнее которых для народа человечество еще не придумало. Но об этом говорить пока рано, а вначале надо оттащить страну от пропасти, начав с национализации отобранного у народа богатства, хотя бы того, что от него осталось. На сегодняшний день это главные цель и задача партии. Задача, надо признаться, очень трудная. Мы встретим яростное сопротивление всех властных структур. Преодолеть их сопротивление мы сможем только в том случае, если поднимем народ по всей стране. Нас они могут устранить, но против народа они будут бессильны. Но чтобы поднять и организовать народ, нам нужен единодушно нацеленный на это руководящий орган нашей партии и труженики для работы с населением. С тружениками ясно - это все мы, коммунисты, а о новом составе Президиума и Секретариата ЦК партии хорошо подумайте, так как нынешнее руководство партии, выпестованное Зубатовым, не отвечает нашим требованиям, хотя я не исключаю, что и в нем имеются наши сторонники.
  Верхов кивнул Шаталову и стал спускаться в зал. Вдогонку ему раздался микрофонный голос Шаталова:
  - Предлагаю включить в список претендентов на должность председателя Российской Копрартии товарища Верхова. Кто за, прошу поднять руку.
  К трибуне подбежал Ершов.
  - А что тянуть? Предлагаю сразу голосовать за товарища Верхова на место председателя, а не в претенденты. Мукомолов будет от Зубатова, а Верхов от нас.
  - А что, можно, - согласился Шаталов. - Еще есть кандидатуры? Я думаю, их больше ни к чему. Середняк тут не пройдет. Все сойдется на одном: либо опять Зубатов, либо Верхов, сам или его сторонник. Но лучше он сам. Нет больше кандидатур? Прекрасно. Тогда будем голосовать по порядку внесения кандидатур. Уточняю: первый раз голосуем за Мукомолова, продолжателя дела Зубатова. Второй раз - за..
  Зубатов обогнул спустившегося со сцены Верхова и почти бегом устремился к ступенькам наверх.
  -... Верхова, сторонника обновления компартии и возврата ее на позиции марксизма-ленинизма, а России - к социализму.
  - Ха-ха! - накрыл последние слова Шаталова, словно брезентом огонь, рыкающий бас Зубатова. - Ваше голосование никакой юридической силы иметь не будет. И тебе это, Антон, стыдно не знать. Куда и с кем ты связался?
  - Я тебе слова не давал! А ну прочь с трибуны! - разозлился Шаталов. - Для коммунистов главным юристом является народ, а здесь - сидящие в зале. Итак, повторяю. Сначала голосуем за Мукомолова или за Зубатова, что тоже самое, затем за Верхова или за нас с вами, за Россию и народ. Если будет приблизительное равенство, будем считать, если явное большинство, - не будем. Кто за Мукомолова прошу поднять руку. Явное меньшинство. Кто за Верхова? Надо же какое совпадение: и тут явное, но большинство. Ты куда, Григорий Анатольевич?
  
  По настоянию руководителя протокольной группы был проведен подсчет голосов. При повторном голосовании количество поднятых рук за Верхова увеличилось, а за Мукомолова уменьшилось до неприличия, составив около одиннадцати процентов при двенадцати воздержавшихся.
  Шаталов попросил Верхова пройти в президиум, но тот направился к трибуне. Поблагодарив делегатов за доверие, он вторично попросил дать ему предложения по новому составу Президиума и Секретариата ЦК партии. Ему, подчеркнул он, нужны единомышленники, а не те, кому все равно, с кем работать, лишь бы быть при должности. Он не сказал, но все поняли, что речь идет о сидевших в президиуме соратниках Зубатова, единодушно проголосовавших за него, а не за Мукомолова. Еще он добавил, что высокая должность означает огромную ответственность перед партией и народом, а с учетом новых задач - возможные лишения и трудности в личном плане. Спокойная жизнь у руководителей партии, подчеркнул он, закончилась, что и попросил учесть при подборе кандидатур.
  - Я человек новый и практически никого не знаю из нынешнего состава Президиума и Секретариата. Поэтому я полностью доверяю вам. Но прежде я хотел бы предложить товарищам, не согласным с моими взглядами на будущее компартии, самим заявить о самоотводе. - Верхов повернулся к трибуне и подождал минуту. - Нет таких? Прекрасно. Но предупреждаю, саботаж и уклоны в стороны будут строго пресекаться. Кроме того, это ваше согласие не означает, что вы останетесь на прежних руководящих должностях. Ваша судьба будет зависеть от воли членов партии. - Верхов повернулся к залу. - Со своей стороны я предлагаю ввести в состав Президиума ЦК партии товарища Якуничева, а в состав Секретариата товарища Шаталова и прошу вас удовлетворить мою просьбу. Что? Я знаю, что Якуничев состоит в Президиуме и прошу вас оставить его в нем. Есть возражения против него и Шаталова? Нет? Спасибо. Желательно, чтобы ваши предложения по кандидатурам исходили от партийной ячейки. Поэтому я не считаю обязательным получить от вас фамилии именно сегодня, их можно представить после съезда, скажем, в течение недели. Рассмотрение кандидатур и формирование руководящих органов партии я поручаю товарищам Якуничеву и Шаталову. А сейчас меня очень интересует мнение коммунистов о сути поднятых мною вопросов и предложения по реализации их в жизнь. В частности, действительно ли люди откликнутся на лозунг национализации имущества сверхбогатых. Я понимаю, что вы готовились к другому съезду, а некоторые выступили, но ситуация в корне изменилась, и говорить вам придется лишь то, что накипело на душе.
  Пожелавших высказаться оказалось много. Большинство выступали впервые, потому что при Зубатове ораторы отбирались. Практически все поддержали необходимость коренной перемены в работе партии, что не могло Верхова не порадовать. Но одна мысль, высказанная многими, его серьезно озадачила: народ сегодня настолько апатичен, ни во что и никому не верит, что не поверит он в серьезность пересмотра итогов приватизации и возврата ему бывшего народного богатства. Люди будут уверены, что у одних богачей отнимут, а другим отдадут, народу же ничего, как всегда, не достанется. Вряд ли пойдут на протестные митинги те, кто имеет хоть какую работу из-за боязни потерять ее, в том числе и такие жалкие остатки рабочего класса. Мало того, их могут бросить на разгон демонстраций. Про крестьянство и говорить нечего, на протест десяти стариков и старух никто не обратит внимание, а в город их надо еще отвезти, перед этим уговорив поехать.
  Не мог Верхов пропустить мимо ушей выступление депутата Госдумы. В нем явно сквозила тревога за потерю депутатского места и прозвучала похвала Зубатову за то, что при нем ни разу не поднимался вопрос о запрете компартии. Напротив, все правительства России прямо или скрыто финансировали компартию. Депутат прямо спросил Верхова, на какие шиши он собирается содержать аппарат компартии, если она лишится поддержки власти? Отсюда депутат сделал вывод, что с Президентом и Премьером портить отношения и тем более их разрывать не следует, ни к чему хорошему это не приведет.
  Еще один выступивший предупредил Верхова в том же духе: при взятии на вооружение лозунга о национализации партия потеряет всех своих спонсоров из числа миллиардеров, которых Зубатов охотно принимал в партию.
  Из партийного руководства, из которых в основном состоял президиум съезда, не выступил никто, отчего Верхов сделал вывод, что борьба внутри партии предстоит подковерная и жестокая.
  
  В заключительном слове он не стал отвечать на поставленные вопросы, сказав, что ему нужно их изучить. Но на два выступления ответил: если встанет вопрос поступиться партийными принципами ради дружбы с руководством страны и спонсорами, его ответ будет один: партия не продается и не покупается и холуйствовать ни перед кем не будет.
  
   ***
  По повестке дня съезд завершал работу в шесть вечера, с перерывом на обед с часу до двух тридцати, а в девятнадцать должен быть банкет от имени спонсора. Но он ушел со съезда вслед за Зубатовым, унеся с собой банкет. Обед, однако, остался. Верхов сошел с трибуны после заключительного слова за полчаса до него. Он попросил Шаталова и Якуничева задержаться. На разговор он пригласил также Нину.
  Готовясь выступить на съезде, он совсем не держал в голове, что будет избран председателем компартии. Он лишь хотел высказать свое мнение о необходимости коренных изменений в работе партии и в ее руководстве, с учетом фактического положения страны. Максимум, на что он рассчитывал, это посодействовать переизбранию Зубатова и войти в состав центрального комитета. А когда произошло то, что произошло, и встал вопрос о руководящем составе и его единомышленниках в нем, ему ничего не оставалось, как довериться совершенно незнакомым Шаталову и Якуничеву.
  Они уединились во временном кабинете Зубатова. Рассказав о волнующих его проблемах с кадрами, Верхов попросил Шаталова и Якуничева дать предложения, кого, на их взгляд, следует оставить и кого из новых они хотели бы видеть в составах Президиума и Секретариата компартии. У Якуничева оказались под рукой списки членов обоих этих органов партии, и они внимательно просмотрели их. Получалась интересная картина. Из двадцати членов Президиума лишь пять - шесть человек и из десяти членов Секретариата ЦК лишь трое - четверо могли чинить препятствия при проведении новой политики партии. Остальные вполне могли быть полезными партии. Учитывая, что Якуничев был членом Президиума, Верхов попросил Шаталова возглавить Секретариат. На оставшиеся вакантные места Якуничев и Шаталов предложили попытаться вернуть исключенных Зубатовым из партии и добровольно покинувшим ее четверых известных Верхову людей. Он попросил их связаться с ними и уговорить встретиться с ним. Оставшиеся места Шаталов посоветовал заполнить близкими Верхову по дружбе и по духу людьми, на которых он мог бы положиться, как на себя. Такие люди у него были. Он сразу подумал о Есакове, Паршине, Архипове, Жене и о сидевшей рядом Нине. Взглянув на нее с любовью, он сказал:
  - Поэтому я хочу включить ее в состав Секретариата.
   Нина возразила:
  - Насчет Секретариата я сомневаюсь, а в пресс службу я бы вошла.
  - Вот и будешь ею там руководить.
  - А я бы посоветовал ей подумать о газете 'Правда', которая полностью находится под Зубатовым, - сказал Якуничев. - Ее тоже надо в корне менять.
  Об этом Верхов не думал, как и о многом еще. Он спросил Нину:
  - Осилишь?
  - Главным редактором вряд ли, а замом попробую.
  - Завтра выходит ее очередной номер, посвященный в основном этому съезду, - продолжил Якуничев. - Я бы посоветовал Нине Олеговне просмотреть его перед запуском в тираж. Он готовился заранее во славу Зубатова, и он, я думаю, постарается сделать и концовку под себя.
  - Завтрашний номер 'Правды' будет на расхват, - добавил Шаталов. - Надо и нам туда ехать, одна Нина Олеговна ничего не сделает. Ее могут не то, что не послушать, но не впустить в издательство.
  Вопрос действительно был важный, и они решили после обеда поехать в редакцию все вместе.
  Верхов попросил Якуничева договориться со столовой насчет обеда для Коли за плату, но в ней оказалось половина свободных мест, и договариваться не было смысла.
  Шаталов и Якуничев, как и многие делегаты, были без машин. Их водители должны были подъехать за ними после банкета. В редакцию 'Правды' всех троих повезла Нина в своей машине. Коля не обиделся и послушно ехал сзади.
  
  Якуничев оказался прав. Номер срочно переделывался с учетом происшедших на съезде изменений в руководстве компартии. Практически он весь посвящался восхвалению Зубатова. Начинался он с его обращения к гражданам России, в котором предупреждал их о грозящей им опасности с приходом к руководству компартии экстремиста. Главный редактор вначале не хотел с ними разговаривать и даже грозил вызвать полицию, а об изменении номера не захотел слышать. Пока Шаталов его уговаривал, а Нина просматривала клише газеты, Верхов попросил Якуничева провести его к рабочим. Общий язык с ними он нашел сразу и вернулся в кабинет с их бригадиром, который заявил главному редактору, что рабочие отказываются выпускать номер под Зубатова. Редактор вдруг резко поменял тон и, подойдя к Нине, деловито стал спрашивать, что бы она хотела поместить в номере. Лена раскрыла свой ноутбук с полным репортажем со съезда, и работа закипела во всю.
  Верхова заинтересовался отзывами. В основном они были в поддержку его выступления, однако многие сомневались, что лозунги пересмотра приватизации и экспроприации сверх богатых разбудят народ. А один написал кратко и с явной насмешкой: 'Напугают'. Увидев совсем мало злобных отзывов, он спросил Лену, это действительно так? В ответ она засмеялась:
  - Так я же их занесла в черный список.
  
  Из редакции Верхов уехал, одобрив макет газеты. Он с Колей жил временно у Вадима, студента первого курса исторического факультета педагогического института, куда в свое время поступила Надя. Вадим прочитал ее черновики по истории России для детей и загорелся мыслью дописать начатый ею учебник. И не только для детей. Верхов это стремление сына одобрил.
  Квартиру Верхов подобрал большую трехкомнатную с расчетом также для себя и Коли во время поездок в Москву. Селились в ней, разумеется, Катя и Оля с детьми, когда навещали Вадима, а также Есаков и близкие друзья Верхова
  и самого Вадима, который был рад каждому приезду. Особенно радовался он приезду отца.
  
  Вместе с Вадимом и Колей Верхов просмотрел в интернете все, что имело отношение к съезду компартии.
   Даже без не вышедшего хвалебного номера 'Правды' Зубатов в один миг превратился в любимца СМИ, что лишний раз подтвердило его предательство. Он наверняка и сам немало удивился, каким вдруг сделался умным человеком, мудрым политиком, чутким товарищем и прекрасным семьянином. Ну а Верхов, соответственно, во всех СМИ, кроме одной 'Правды', был представлен полной противоположностью Зубатова, даже раскопали его две женитьбы. Все газеты и весь интернет обошла карикатура, на которой он был изображен в набедренной повязке и с каменной окровавленной кувалдой во главе таких же неандертальцев, шагающих по трупам современных людей к горизонту под названием 'коммунизм'.
  Но чем злобнее неистовствовали либералы, тем решительнее давался им отпор в интернете, а после выхода номера 'Правды' о съезде, раскупленного мгновенно, сторонники Верхова явно стали перекрывать его врагов.
  Особенно порадовали Верхова поздравления, поступившие на его созданный Леной сайт и в секретариат компартии, в том числе от компартий других стран, выражавших уверенность, что обновленная российская компартия вновь станет лидером в мировом коммунистическом движении. То же самое писали и левые партии, только применительно к оппозиционному движению в стране. О некоторых из них он даже не слышал и взял их на заметку. Такой же смысл содержался и во многих поздравлениях простых граждан России. Были и конкретные предложения, например, блогера под псевдонимом Александр Невский, оживить клич "Вставайте люди русские!', сделав его девизом настоящего времени. 'Чем больше мы отсиживаемся, - утверждал он, - тем большую цену нам придется заплатить за освобождение русского народа. Кто-то боится преобразований, а кто-то сидит в тюрьме по сфабрикованному делу, а кто-то, вместо того, чтобы начать действовать и выручить товарища, продолжает разглагольствовать. Разговоры разговаривать все мы мастаки, а дело сделать кишка тонка. Национализация - это единственное спасение от гайдаро - чубайсовской оккупации. Слава Богу, что есть такие люди!'.
  Такая поддержка придавала Верхову силы и уверенности, что он на правильном пути.
  
  В десять утра у входа в офис Верхова и Шаталова встретил Якуничев и провел в кабинет Зубатова. Встречные работники тарашились на них кто с интересом, а кто с испугом. С застывшими глазами встретила их и секретарь. Кабинет выглядел безжизненно. Зубатов побывал здесь вчера и вывез почти все на двух машинах, не оставив ни одной бумаги в корзине.
  Якуничев сообщил, что два члена Президиума и секретарь Секретариата заявили о своем уходе, и прокомментировал: 'Баба с возу - кобыле легче'.
  Приступать к работе, не решив вопрос с кадрами, Верхов не стал, а представил секретарю Якуничева и Шаталова вместо себя и оправился в Лески.
  
  
   ***
  В дороге его ожидал приятный сюрприз: звонок Андрея Денисова. В этой суматохе он совсем забыл о своих друзьях по Беларуси. И совсем напрасно. Там кто-то подсчитал, что добровольцы приехали в Беларусь из восьмидесяти трех регионов России. По предложению новосибирца Сергея Коржова, кстати, коммуниста, добровольческий отряд получил название Русский фронт. Он же предложил сохранить этот фронт и в России, как он выразился, 'на случай мало ли какой заварухи, может, еще придется нам дома повоевать со своими наемниками'. Никто не спросил, что он имеет в виду, так как все хотели, чтобы на Родине был такой же порядок, как в Беларуси, что невозможно при нынешнем строе. Верхов попросил Коржова составить и сохранить список всех добровольцев с координатами и держать с ними связь. В своей прощальной с ними речи он сказал, что они возвращаются на Родину в критическое для нее время. Россия находится под сапогами еще более опасных наемников, чем натовские, и Верхов призвал добровольцев все свои силы и опыт употребить на освобождение России от этих агрессоров.
  Оказалось, Андрей читал выступление Верхова на съезде и знал о его избрании председателем компартии, с чем поздравил. Он сообщил, что по этому поводу с ним связывался Коржов. Сам позвонить Верхову он не решился, сказав, что теперь он для него, рядового коммуниста, недосягаем. Андрея он попросил передать, что Верхов может рассчитывать на Русский фронт. В нем, как-никак, больше десяти тысяч человек, да еще каких!
  У Верхова от радости запершило в горле. Откашлявшись, он сказал, что безумно рад звонку Андрея, и попросил приехать к нему вместе с Коржовым.
  - Об этом не просят, а говорят, когда и куда, - сказал Андрей.
  
  Они приехали в Лески на следующий день одновременно с Архиповым. Верхов хотел заехать к нему по дороге в Москву, но тот решил сам подъехать вместе с Эльвирой и ее восьмилетней внучкой, ровесницей Олиной и Жениной дочери. Май в тот год выдался жарким, в городе оставаться было тяжко, и встречу отмечали в Колином доме.
  Пока женщины готовили стол, приглядывая за девочками, мужчины поговорили о делах. Верхов пожаловался на проблемы с кадрами и попросил присутствовавших помочь в ее разрешении. Начал он с мэрии и уставился на Хохлова с Димой. Хохлов поспешно согласился:
   - Буду правой рукой Дмитрия. Не беспокойтесь, Константин Алексеевич, все у нас в Лесках будет в порядке, не подведем вас.
  Поблагодарив их обоих, Верхов посмотрел на Архипова, Есакова и Паршина:
  - Сможете поработать на Россию, сколько хватит сил? - спросил он. - Олег Трофимович руководителем фракции в Госдуме, а Юрий Павлович и Петр Трофимович сами выберут на месте, что им по душе.
  Не услышав возражений, повеселевший Верхов, перевел взгляд на остальных.
  - С вами тоже ясно. Про Колю я не говорю: мы с ним один сапог. А с Андреем, Сергеем и Женей решим на месте, кто из них получит задание одно труднее другого. Но предупреждаю, бой будет не уступающий белорусскому.
  
  Вот теперь он мог расслабиться или, говоря по-русски, напиться вволю и петь Есенина, подыгрывая на гитаре.
  
  А утром, смыв остатки хмеля под душем, он отправился в мэрию. Там все читали его выступление, и ему не пришлось объяснять, зачем он взвалил на себя такой груз, став изгоем в СМИ.
  - Изгоем для элиты, но не для нас, - уточнил кто-то. - А для нас они изгои.
  
   Верхов представил вместо себя Диму, которого все хорошо знали, и заверил коллектив, что будет в курсе всех дел в мэрии и регулярно приезжать. А чтобы скрасить грусть расставания, он рассказал об угрозе запрета компартии, если она будет нацелена на смену нынешнего строя в России, и успокоил:
  - Так что мы расстаемся ненадолго.
  - Мы согласны потерпеть столько, сколько надо, - сказала начальник отдела социальной защиты. - Только осуществите то, что задумали. А о Дмитрии Ивановиче не беспокойтесь, его мы в обиду не дадим.
  
   ***
  В офисе компартии его с нетерпением ожидали. Якуничева замучили вопросами о своих судьбах члены Президиума и Секретариата ЦК. Никто из них не высказал несогласие с позицией Верхова в отношении Зубатова и изменения политического курса партии, напротив, все подчеркивали, что давно пора было это сделать, о чем они не раз говорили Зубатову.
  - Врут, сволочи, - прокомментировал Шаталов. - Пикнул бы кто ему об этом, в миг вылетел бы из ЦК вслед за мной, а то и из партии. Я переговорил с исключенными. Все они, кроме Лихачева, которому уже девяносто шесть лет, согласны еще поработать на благо партии и страны. Встречался я также с беглецами в Партию справедливости, в том числе с артисткой. Из разговора с ними, я понял, что устроились они там неплохо, а главное, надежно, вас они читали и поняли, что спокойной жизни здесь не будет. Напрямую они не отказали, обещали подумать. Я думаю, найдем лучше их. Мне нравится, к примеру, известный по сериалам артист Шлыков. Неплохо было бы его заполучить в нашу фракцию в Думе.
  - Поздно, - засмеялся Верхов. - Он давно наш, хотя и не в партии. Сейчас он работает над фильмом о войне в Беларуси, где воевал вместе со мной и имеет боевые награды. Там он играет самого себя. Фильм будет посильнее, чем его работа в Думе.
  
  Они набросали, с учетом уже поступивших предложений из разных мест, новый временный состав Президиума и Секретариата ЦК, изменив многие обязанности в сторону активизации работы с населением и в первую очередь с молодежью, введя для этой цели Женю. Паршин и Есаков войти в руководящие органы партии отказались: Паршин выбрал должность советника Верхова, а Есаков взял руководство над юридической службой, предвидя борьбу с попытками запрета компартии.
   Переговорил Верхов с бывшими членами обоих руководящих органов, предложив им стать старейшинами при нем. Трое с гневом отвергли, остальные согласились.
  
  Важный разговор состоялся у него с Андреем и Сергеем. Говорили они для надежности в кафе, не опасаясь называть вещи своими именами: вернуть народ на путь соцализма, по возможности к столетию Великой Октябрьской Революции. Для защиты протестных выступлений Коржову было поручено привязать добровольцев к каждой партячейке, а там, где ее нет, создать. Сергей нерешительно заметил:
  - Могут понадобиться деньги на аренду небольшой квартиры и покупку оргтехники.
  - И на зарплату для начала на двоих, - добавил Верхов. - У тебя будет свой расчетный счет на эти цели. Они высылают тебе запрос с обоснованием, ты решаешь, открывать там ячейку или нет, может, придется съездить туда и посмотреть, если все тебя устроит, переводишь деньги.
  Андрею досталась самая трудная работа: организация и координация протестных выступлений по всей территории страны и обеспечение митингующих плакатами, лозунгами и другой атрибутикой.
  
  С Беловым, вернувшимся в Генштаб, встреча происходила тоже в кафе с глазу на глаз. В Беларуси у них как-то состоялся разговор, сблизивший их во взглядах на необходимость смены курса в России. Белов сказал, что так считают многие в армии, но браться за это не решаются - ждут, когда их позовут.
  - Я зову, - сказал Верхов. - Вы лично как, решитесь?
  - После Беларуси без вопроса. Говори, что надо делать.
  - Как думаете, армия может выступить против народа?
  - Вся не выступит, а кое- кто может. В1993 году армия не поддержала Ельцина, Белый Дом расстреливали наемные офицерские экипажи. Тогда активное участие в провокациях принимали американские и израильские снайперы, стреляя в спины людей.
  - Когда армия перейдет на сторону народа?
  - Думаю, только после того, как станет ясно, что народ взял власть в свои руки и надо помочь ему ее удержать.
  - А если армия увидит, что ОПОН расстреливает людей?
  - Думаю, армия вступится за людей, там могут быть их отцы и родные.
  - Такая позиция армии нас устроит. - Верхов задумался, машинально глотнул из своей рюмки. - Это то, что нам надо. Вы можете посодействовать, чтобы так и было?
  - Говорите, где и когда конкретно?
  На лице Верхова засияла радостно улыбка
  - Это же самое спросили Андрей Денисов и Сергей Коржов.
  - Они здесь? - оживился Белов.
  - В принципе здесь, но сейчас в разъездах, собирают в один кулак добровольцев.
  - Это дело. Боевые отряды обязательно понадобятся.
  
   ***
   Вызов в Генпрокуратуру не заставил себя ждать. Верхова вызвали вместе с Шаталовым. Пригласили их в один день, но беседовали порознь: с Верховым - заместитель генпрокурора, а с Шаталовым - знакомый Верхову следователь. Заместитель в корректной форме предупредил Верхова о возможном запрете компартии, если в ее программу войдет пункт о насильственном свержении существующего в России строя, а ему лично могут опять инкриминировать статьи, за которые он уже отбывал срок. Верхов по опыту знал, что возражать бесполезно, лишь сказал, что примет к сведению. На этом беседа закончилась.
  С Шаталовым беседа затянулась. Следователь, сообщив о получении генпрокуратурой заявления Зубатова, пригрозил Шаталову, что, помимо возмещения морального ущерба в сумме один миллион рублей за клевету в предательстве Зубатова, его могут привлечь к ответственности за распространение ложных слухов о фальсификации президентских выборов 1996 года. В ответ Шаталов выложил перед следователем толстую папку с фактами фальсификации выборов в пятидесяти избирательных округах и в трехстах избирательных участках и стал описывать свои наблюдения за подозрительным поведением Зубатова еще с советских времен. Но больше всего на следователя подействовало признание временного Президента о том, что в 96 году победил не Ельцин. Следователь такого напора не ожидал и, забрав папку, поспешил выпроводить разошедшегося Шаталова.
  На улице их встречала огромная толпа с плакатами 'Руки прочь от Верхова!', и совсем мало было журналистов и телерепортеров. Как Верхов позже узнал, митинги в его защиту прошли в нескольких десятках городов и трехтысячный в Лесках.
  
   ***
  Второй форум левых сил России состоялся в конце сентября 2017 года. Организатором его проведения были компартия и непосредственно Верхов. В работе форума приняли участие шестьсот двадцать представителей сорока трех партий, группировок и сообществ патриотического толка, в том числе очень активные 'Сообщество Народное ополчение имени Минина и Пожарского. Последний рубеж', Сообщества интернета 'Back in the USSR', и ни одного видного либерала, чтобы не мутили воду. Верхов познакомился со многими замечательными людьми, в частности, со знаменитым писателем Пилетиным. Очень показателен был отказ Партии справедливости, широко вещавшей о социализме и его ценностях. Рвалась на форум партия горлопана Жирина, но Верхов отказал ей.
   В своем кратком вступительном слове основное внимание он уделил возврату народа во власть и возврату ему бывшего его богатства, находящегося в руках небольшой кучки людей, и всех социальных ценностей. Речь идет, подчеркнул он, лишь о национализации имущества сверхбогатых до максимально возможного, с учетом финансового положения страны и всеобщей бедности народа, предела в 1 миллииард рублей или около 20 миллионов долларов. Этого вполне достаточно для зажиточной жизни любой семьи в течение пяти и более десяти лет. Даже при этом, на наш взгляд, очень гуманном по отношению к сверхбогатым шаге, мы наверняка встретим ожесточенное сопротивление не только тех, кого непосредственно это коснется, но и прикармливаемых ими чиновников, работников СМИ и, разумеется, либералов всех мастей. В том, что они едины и монолитны в своей ненависти к России и русскому народу, сомневаться не приходится. Такими же едиными и монолитными должны быть и мы в союзе с народом и между собой в требовании к руководству страны немедленного проведения национализации сверхбогатых. Этот лозунг должен стать главным объединяющим фактором всех протестных выступлений народа и левых сил. Для реализации наших требований о национализации, подчеркнул Верхов, очень важно оградить народ и нас тоже от любого либерального вмешательства. Руководство страны опять начнет пудрить мозги новыми экономическими реформами, честными выборами, но спасению России это уже не поможет, - в этом мы убедились за все постсоветские годы. Сейчас мало у кого вызывает сомнение, что, в конечном счете, Россию спасет только замена существующего буржуазного строя на народный, а именно, на социализм. Россия имеет все для того, чтобы обеспечить себя всем необходимым продовольствием и промышленными товарами. Но власть и слышать не хочет о смене внутриполитического курса на какой-либо другой и может объявить нас вне закона, обвинив в призывах к ее свержению. А мы ей возразим и докажем, что она сама незаконна, так как появилась, наплевав на референдум 1991 года и расстреляв Белый Дом с народными представителями. Но сегодня речь идет только о выполнении требования народа вернуть ему хотя бы частично отнятые у него богатства и восстановить все социальные блага, которые у него были совсем недавно. В этом наши сила и уверенность.
  
  Оградить форум полностью от либеральных призывов полностью не удалось. Одна участница выступила категорически против объединения левых сил, выдвинув лозунг 'Не надо загонять всех под один шаблон! Пусть расцветают сто цветов!'. Трое призвали удалить с форума националистов и не иметь с ними никакого дела. А один посчитал ошибочным и вредным призыв Верхова не иметь дел с либералами, за которыми стоит вся мировая пресса, определяющая общественное мнение. Прозвучало мнение о возможности компромисса с властью.
   Но в основном участники форума одобрили идею объединения левых сил. При этом два выступления были против объединения их с компартией, которая может оттолкнуть некоторые партии. Многие высказали идею создания новой истинно левой партии, но все они видели ее построение на базовых принципах своей организации.
  Запоминающе выступили писатели Пилетин и Абрикосов.
  Пилетин начал с критики Верхова:
  - Я читал ваши выступления на съезде компартии, где вы вполне четко и определенно ставили вопрос о необходимости революции в России. И это очень правильно. Могу добавить, что революция - это единственный залог пробуждения жизни в нынешней России, все остальное приведет нас к медленной, но совершенно неизбежной и полной деградации. Мы просто исчезнем на географической карте, и надо в этом отдавать себе абсолютно трезвый отчет. Мне не понятно, почему сейчас, когда вопрос встал, как никогда, остро, быть или не быть России, вы так мягко отвели на потом вопрос о революционной замене нынешнего строя на другой. Я считаю эволюционный путь - тупиковый, в нем нет никакого противостояния власти. Это ненужный и вредный компромисс с властью и ее либеральным окружением, напрямую виноватым в том, что Россия оказалась в таком положении. Ну, какие могут быть компромиссы с людьми, последовательно занимающимися вещами, которые противоречат самому существованию страны? Они вывозят триллионы, они не мыслят свое существование в России, они ведут такую национальную политику, в которой интересы России на десятых местах в списке обетов, которые они блюдут и которыми руководствуются. Я не вижу никакого поля для переговоров с этими людьми. На съезде вы правильно сказали, что без революции Россию немыслимо спасти. И я всегда говорил, что революция - жизненная необходимость. Что, у нас закончилась история? Мы что, уже навеки 'отморожены', как туша мертвого мамонта? Революция в России - это признак того, что страна еще жива, деятельна, сильна, что это страна будущего. А если она ставит на себе крест и говорит: 'Все, мы революцией наелись, нам больше ничего не надо' - тогда ей место на кладбище, поставить себе сверху большой мраморный памятник и лежать там тихонько. Мы хотим этого? Нет. И вы, я знаю, не хотите. Как вы собираетесь провести без революции национализацию? Боитесь напугать кровью, казнями египетскими? В России невозможна гражданская война, тут ее не будет. У нас возможны эксцессы на начальном этапе, когда они будут использовать ОМОН и прочие МВД-шные силы в попытке разогнать протестующих. Но если народ будет действовать смело и последовательно, то все на этом этапе и закончится. Никакой войны не будет, потому что никто не будет защищать нынешнюю власть с оружием в руках. Вы вот как себе это представляете - что какая-то банда будет действовать где-то в Сибири, а думские наши начальники будут прятаться по лесам? Все это нелепо. Меня в куда большей степени волнует, чтобы люди оставались на улице, ставили палатки, открывали тушенку и стояли до победного. Надо прямо призывать к этому людей.
   Выступление Абрикосова было не менее красочным и категоричным, но более конкретным:
  - Кая я и ожидал, на форуме начнется трепотня и перетягивание одеяла на себя, а не на потребу дела и времени. А они диктуют, что пришла очередь левых сил броситься на взятие бастиона авторитарного буржуазного режима. Ждать еще восемнадцать лет, пока, как гласит восточная пословица 'Труп врага проплывет мимо' преступно и непростительно. Надо не упустить момент и не повторять прошлых ошибок. Настала пора решительных действий всех левых сил: радикальных коммунистов, не зубатовцев, а сторонников Верхова, националистов, анархистов, всех видов социалистов и той части простого люда, которая инстинктивно исповедует равенство и социализм, впитав их, что называется, с молоком родителей, рожденных в СССР. Я согласен с Верховым и сам всегда утверждал, что выступать левым надо самостоятельно, не имея никаких дел с самозванными буржуазными вождями, которые пытаются прокрасться к управлению рычагами народного протеста. Одновременно следует огласить и впредь неустанно пропагандировать среди населения ультимативно вопиющий левый лозунг, он же и программа 'Пересмотр итогов приватизации', который вольется в несколько простых форм: национализация, экспроприация, конфискация, депортация. При этом очень важно разъяснять без устали и везде, что это касается только сверхбогатых семей, состояние которых превышает, я бы установил не 20, как предлагает Верхов, а 50 и даже 100 миллионов долларов, и только тех сверхбогатых, которые без зазрения совести ведут паразитический образ жизни, покупают яхты и острова в южных морях. Сверхбогатые приносят вред нашему обществу. Они вампирами отсасывают для своих личных нужд финансовые силы страны. Все это надо объяснить народу. По решению судов капиталы, вывезенные ими за границу, будут возвращены в Россию. Это должно коснуться и Абрамовича, которому Президент бездумно подарил 14 миллиардов долларов. Все конфликты должны быть сведены к одному: народный социализм против звериного капитализма. Я думаю, он разрешится в пользу социализма. - Абрикосов повернулся к Верхову, кивнул ему и сел.
  После длительной дискуссии было решено объединиться в союз сторонников социализма, но некоторых отпугнула аббревиатура 'СССР' при добавлении слова России. То же самое выходило и у 'Союза социальной справедливости России', поэтому, от греха подальше, решили назваться просто Блоком левых сил России без аббревиатуры, однако согласились с лозунгом дня: 'Союз, Советы, Социализм, Россия!', который должен зазвучать актуально для всех партий и общественных движений, действительно заинтересованных в возрождении России.
  По итогам работы форума был сформирован новый Координационный совет левых сил, председателем которого был утвержден большинством голосов Верхов.
  
  Несмотря на то, что на форуме присутствовало довольно много корреспондентов газет и телевидения, большинство СМИ обошли его гробовым молчанием. Кроме, разумеется, 'Правды' и Интернета, где постарались не только Нина и Лена, но и все участники форума, сделав в последующие дни решения форума первостепенной новостью. Большинство отзывов о нем были одобрительные. Неожиданно сразу на нескольких каналах были проведены дискуссии по форуму. Ни Верхова, ни Пилетина, ни Абрикосова и никого из известных участников форума на них не пригласили, а лишь их оппонентов. Но и это уже был прорыв. Тогда либералы принялись на разные лады искажать итоги форума, а некоторые, отшвырнув в сторону демократию, обратились с призывом к руководству страны привлечь к суду Верхова за призыв к свержению власти, а евреи - за антисемитизм, доказательством чего явилось отсутствие на нем известных стране евреев, а тех, кто был, они объявили предателями.
  
   Архипов, заменив в Госдуме Зубатова, в первый же день предложил рассмотреть вопрос о пересмотре итогов приватизации. Партия власти сходу отвергла это предложение под предлогом того, что вопрос этот устарел, и его надо было поднимать в середине девяностых годов, а сейчас ни первоначальных хозяев, ни самого приватизированного имущества уже не найти. Но Архипов на этом не остановился и предложил национализировать природные ресурсы, энергетику и транспорт, передавать землю в аренду на срок до 49 лет и только сельхозпроизводителям, кроме того - возродить госмонополию на алкоголь и табак и поставить под контроль внешнеэкономическую деятельность страны и банковскую систему. Когда Госдума заблокировала и это, Архипов предложил национализацию имущества сверхбогатых, введение налога на роскошь и ступенчатого подоходного налога, хорошо зная отрицательное отношение к этому Президента.
  Учитывая, что последнее предложение компартии широко поддержано наром, Госдума приняла его к рассмотрению в первом чтении.
  
   Инициатива компартии подхлестнула народ. Изготовленные и размноженные стараниями Сергея и Андрея плакаты с лозунгами 'Деньги миллиардеров - на социальные льготы народа!', 'Вернуть награбленное!', 'Приватизации - нет! Национализации - да!' и другие были распространены по всем партийным ячейкам. Они стали неотъемлемой частью протестных выступлений. Их пополнили самодельные лозунги типа 'Богач, делись с народом или отнимем силой', 'Госдума, не иди против народа!'.
   Впервые в митингах, организованных коммунистами, активное участие приняли левые и патриотические организации, участвовавшие в работе форума. Самым распространенным их лозунгом был 'Вставайте, люди русские!'. Ряды протестующих пополнили госслужащие и бюджетники, переведенные на укороченную рабочую неделю. Главная причина - отсутствие в местной казне денег из-за снижения налогов предприятий, производство которых катастрофически упало. Помимо прочих требований бюджетники настаивали на снижении зарплаты руководителей госкорпораций, превышавшую среднюю зарплату бюджетных работников в несколько тысяч раз да плюс еще к этому продолжавшие иметь место 'золотые парашюты'. К примеру у главы Газпрома Миллера месячная зарплата с учетом добавок превышала сто тысяч миллионов рублей, а бюджетники даже укороченную зарплату опять месяцами стали не получать, как и в девяностые годы.
  Если раньше у политиков были хоть какие-то признаки оптимизма, то сейчас их разногласия были лишь в сроках распада России на отдельные регионы и исчезновении ее как государства. Для многих из политиков еще более худшим вариантом был захват власти народом, первый признак чего они видели в требовании народа о пересмотре итогов приватизации, категорически его отвергая как революционное и поэтому неприемлемое априори.
   Когда митинги с требованием национализации прошли по всей стране, Госдума согласилась включить в повестку дня вместе с изъятием имущества у сверхбогатых также вопрос о национализации стратегически важных объектов и предприятий сырьевой направленности. Обсуждение в первом чтении было намечено через месяц.
  
   ***
  На волне народного движения Верхов созвал партконференцию с приглашением на нее руководителей Блока левых сил. В своем обстоятельном докладе он дал оценку политической ситуации в стране и предложил программу компартии на ближайшее время. Главным пунктом программы было требование к руководству страны о немедленном проведении национализации имущества сверхбогатых при запрете вывоза ими капитала за границу.
  - Мы не добиваемся непременного свержения существующей власти, - подчеркнул он, - мы лишь требуем от нее повернуться лицом к нищему народу. Россия обладает четвертью мировых природных богатств, но доходы от них идут не на благо народа, а в бездонные карманы небольшой части населения. Мы требуем, чтобы руководство страны заставило сверхбогатых умерить аппетиты и поделиться своими деньгами с государством и народом до разумного предела. На съезде компартии было озвучено предложение национализировать состояние свыше 20 миллионов долларов или около одного миллиарда рублей по нынешнему курсу.
  Однако, идя навстречу предложениям некоторых левых партий, мнением которых мы дорожим, считаем возможным для начала ограничиться пределом состояния для сверхбогатых в пятьдесят миллионов долларов. Я понимаю, что многим, кому личные интересы выше интересов России, на которую им наплевать, и этот предел не понравится, и они уедут в свои хоромы за границей. Бога ради, стонать от горя никто не будет. Как говорится, баба с возу - кобыле легче. Мы поставили этот вопрос в Госдуме и надеемся, что посланцы народа докажут, что они защищают интересы государства и народа, а не олигархов и других сверхбогатых. Откажутся принять такой закон - будем отзывать тех, кто голосовал против. В то же время мы прекрасно понимаем, что все кардинальные решения в стране принимаются с согласия Президента. Мы ценим его заслуги в том, что в свое время он воспрепятствовал захвату России либеральной оппозицией и полному превращению ее в сырьевую колонию Запада. Он поднял Россию с колен и вернул ей государственную самостоятельность, с ней стали считаться, как с равным партнером. Да и еще много чего сделал. Но он не сделал главного: не спас Россию от экономического краха, так как продолжил начатый Горбачевым и Ельциным путь ее западнизации, не обращая внимания на то, что русский народ с его духовно-нравственными ценностями в своем большинстве не принял обманом навязанный ему капитализм с его законами диких джунглей, где властвует не умнейший и честнейший, а сильнейший и наглейший. В результате, приняв Россию еще довольно жизнеспособной с 10-процентным ВВП семнадцать лет назад, он снизил его до минуса, несмотря многие годы на чудовищно высокие цены на нефть, направляя все это время нефтедоллары не на развитие собственной промышленности и сельского хозяйства, а в карманы олигархов и в банки США, кровного врага России. Она за годы его правления окончательно превратилась в полностью зависимое от западного импорта государство, что, что доказали введенные против нее санкции и продовольственное эмбарго. Все это, в конечном счете, сыграло свою роковую роль в ее судьбе. Но у Президента еще есть последняя возможность спасти Россию, отказавшись от своего прежнего курса, доказавшего его непригодность для России и идя навстречу требованиям народа о пересмотре итогов гайдаро-чубайсовской грабительской преступной приватизации, чему он до сих пор категорически препятствовал. Россия с ее богатейшими ресурсами - самодостаточная страна и сможет выбраться из смертельной импортной кабалы. Такое уже было в ее истории, когда при умелом руководстве она в кратчайший исторически срок превратилась в могущественное государство, несмотря на две кровопролитные войны и последующие санкции и блокады.. Разумеется, народ может все сделать и без согласия Президента, но этот путь будет неизбежно связан с насилием, в том числе, не исключена возможность, и в отношении самого Президента.
  Мы, патриоты России, независимо от того какое решение примет Президент, а соответственно, и Госдума, будем до последнего вздоха бороться за спасение России. Если мы сумеем сделать это, уверяю вас, сможем и превратить его в могучее государство, которое станет светочем для всего человечества.
  
   После Верхова выступили многие руководители левых партий и приглашенные на конференцию экономисты. Деятели партий в той или иной форме подтвердили свою готовность еще активней влиться в народные выступления с требованием национализации, видя в ней единственное спасение России от гайдаро-чубайсовской оккупации. Из экономистов запомнился Верхову известный по телевизору и статьям экономист Леонидов, сказавший: 'Что происходило с нашей экономической политикой? Каким образом она строилась? Страна существовала за счет ренты. Практически вся она шла на цели стимулирования потребления за счет завышенного роста курса национальной валюты. Таким образом, мы обеспечивали социальную стабильность в стране, обеспечивали потребление, но исключительно импортных товаров, которое убивало отечественное производство. То есть вся рента шла на стимулирование производства за границей. Это не экономическая политика, а, если подобрать цензурное слово, просто безумие. Вообще за такое надо казнить на площади. Просто диву даешься, как в условиях такой политики у нас в принципе в стране велась какая-то экономическая деятельность!'.
  Все остальные выступавшие, кто с воодушевлением, а кто скептически, согласились начать спасение России с национализации собственности сверхбогатых, считая это лишь первым пунктом пересмотра приватизации и начала преобразования в стране. Были суждения не связываться с Президентом, что может лишь затянуть процесс свержения существовавшего строя, потому что он является главной частью антинародной элиты. Но согласились дать ему шанс принять участие в спасении Россию, а заодно и себя от народного гнева. Да и пожить он наверняка еще хочет с молодой красивой женой и маленькими детьми.
  По согласованию со всеми приглашенными партиями и организациями было решено провести через десять дней 15 октября по всей стране митинг - требование национализации состояния сверхбогатых.
  
  Ход работы партконференции и тексты выступления Верхова Нина и Лена запустили напрямую в Интернет. Положительные отзывы можно было обобщить одним из них: 'Наконец-то!'. К либеральн-еврейской реакции больше всего подходило обобщение 'Это мы уже проходили и знаем, чем закончилось'. На это хорошо ответил один из блогеров: 'А мы учтем ошибки, в том числе насчет евреев'.
  На следующий день впервые все СМИ уделили партконференции редкостное внимание, разумеется, в негативном русле. В высказываниях о ней чувствовалась нескрываемая тревога, которую пытались погасить надеждой на решительные действия Президента и ОПОНа. 'Президент уже не раз доказывал, что не терпит, когда ему угрожают и советуют, что делать, - написал в 'МК' Нимкин. ?- Очень надеемся, что он и на этот раз примет решительные меры полковника КГБ. Уверены, что он уже их принял'.
  
  Мечта Нимкина начала сбываться уже в стадии согласования места проведения митингов. Все властные органы отказали в предоставлении митингующим центральных площадей в городах и даже в деревнях, ссылаясь на помеху движению транспорта, а там, где его не было, начались ремонтные работы. Для митингов были выделены окраины и пустыри и были установлены квоты по количеству. В Москве и Петербургу они составили восемь тысяч человек, а в малых населенных пунктах вплоть до ста человек.
  Узнав об этом, Верхов дал негласное указание проводить митинги в разрешенных местах, но с привлечением как можно большего количества людей.
  
   ***
  В воскресенье он проснулся раньше обычного и с волнительным интересом включил компьютер. В глаза бросились заголовки в новостях: 'Смерть ветерана войны из-за красного знамени', 'Мы не бараны, а люди'. Во Владивостоке вместо разрешенных четырех тысяч пришло народа раз в десять больше. Когда на площадь, отведенную под митинг, прошло, по прикидке полиции, четыре тысячи, проход был перекрыт, и тогда люди пошли в обход, во многих местах возникли стычки с ОПОНом. В одной из них опоновец вырвал из рук девяностодвухлетнего ветерана войны боевое красное знамя и переломил о колено древко. Сердце ветерана, пришедшего на митинг при всех орденах и медалях с самым дорогим, что у него было, не выдержало, и он тут же скончался на месте. Гнев людей был столь велик, что они готовы были разорвать полицая на части, что и начали делать. Его с трудом отбили сослуживцы, уведя к стоявшим неподалеку автобусам. Они хотели прихватить и тело старика, но манифестанты не дали и пронесли его на площадь, где положили на помост, прикрыв знаменем.
  Весть о смерти ветерана и его красном знамени моментально облетела всех манифестантов, и уже никакие полицейские кордоны не могли их остановить. Да и самих полицейских эта весть заметно остудила, и они лишь для вида пытались препятствовать проведению митинга.
  Заголовок 'Мы не бараны, а люди' относился к митингу в Хабаровске, где также число митингующих в разы превысило все те же четыре тысячи, полицаи стали хватать всех без разбора и затаскивать в автобусы. На помост поднялся молодой мужчина и крикнул в рупор:
  - Вы кто, бараны, которых тащат на убой? Вы люди и граждане России! А они барские псы!
  С десяток полицейских кинулись к мужчине, но путь им преградила плотная стена из нескольких рядов взявшихся за руки людей. В ход были пущены дубинки, их стали вырывать. Разрывалась одна цепь манифестантов, и тут же возникала новая. А сзади на полицейских набрасывались женщины и старики, по несколько человек на одного. И полицейские вынуждены были отступить.
  А мужчина продолжал бросать, словно булыжники, слова, бороздящие душу:
   - Это вы должны их арестовывать и сажать в тюрьмы за то, что они выступают против народа! И это время придет! Оно уже началось!
  
  В своей электронной почте Верхов прочитал присланный Коржовым перечень городов и других населенных пунктов, где прошли и проходят митинги. Их оказалось тридцать девять. Число арестованных перевалило за тысячу. А впереди были еще Урал и европейская часть России с двумя столицами, где в восемь тысяч никак не уложиться.
  
  Полиция в Москве подготовилась основательно. В интернете промелькнула цифра восемнадцать тысяч полицаев, на десять тысяч больше разрешенного числа митингующих, больше чем по два полицая на манифестанта, в том числе на старика и женщину. Правители явно боялись своего народа.
  Проходы на площадь полицаи закрыли двумя рядами автобусов, оставив узкие коридоры. Подойти к площади также можно было лишь по коридору из полицаев. На всех ближайших станциях метро за четверть часа до начала митинга эскалаторы стали работать только на вход. Несмотря на это, к началу митинга перед входом и вокруг автобусов образовалась многотысячная толпа. Микрофон на площади был мощный, голос выступавшего был слышен за версту, и толпа, подняв в основном самодельные плакаты с лозунгами, стала частью митинга. Полицаи попытались оттеснить ее, но она растянулась на километры, постоянно уплотняясь с приходом невесть откуда новых манифестантов. Их аресту оказали ожесточенное сопротивление, особенно пожилые люди.
  - Ты хочешь, сынок, чтобы и я умер, как ветеран во Владивостоке? Ты кого защищаешь? Ты грабителей и воров защищаешь.
  - Что ты его уговариваешь? Он же зомбированный, сам соображать не может. Ты думаешь, для чего у них намордники? Чтобы мы не видели их стеклянные глаза.
  Полицай молча шагнул к сказавшему это старику в шляпе и замахнулся дубинкой. Стоявший рядом парень подпрыгнул и отвел дубинку в сторону. Также молча полицай обрушил ее на голову парня, но тот отпрянул, и дубинка, окровавив ухо, врезалась в ключицу. Парень скривился, пытаясь приподнять руку.
  - Ты что же, паразит несчастный, делаешь? - набросилась на полицая молодая женщина, - Как тебе, паразит, не стыдно, он же тебе в деды годится.
  Полицай, видно, и в самом деле был запрограммирован. Он нагнул к низкорослой женщине каску и стал медленно поднимать дубинку. Высокий мужчина с военной выправкой отодвинул в сторону женщину и загородил ее собой.
  - Не зли народ, - посоветовал он полицаю. - Это тебе так не сойдет. - Он развернул перед полицаем самодельный плакат. - Читай, если умеешь, что здесь написано. 'Требую вернуть мои кровные пятьдесят три тысячи советских рублей, которые вы превратили в копейки'. Запомни, парень, я заставлю власть вернуть мои деньги. Голову положу, но заставлю.
  Мужчина поднял плакат над головой и запел густым басом:
   Вихри враждебные веют над нами,
   Прежние силы нас злобно гнетут.
   В бой роковой мы вступили с врагами,
   Светлые годы в Россию придут!
  К мужчине подбежал пузатый опоновец и приказал:
  - Прекратить пение!
  Мужчина посмотрел на толстяка с усмешкой:
  - Не нравится, что в Россию придут светлые годы?
  - Прекратить разговоры! Это вы можете обсуждать на кухне, а не в неположенном месте.
  Десятки голосов сзади заглушили наставления толстяка куплетом революционной песни:
   На бой кровавый, святой и правый
   Марш, марш вперед, рабочий народ!
  Песню подхватили справа и слева, а спереди в микрофон женский голос.
  Это запела Нина, собравшаяся выступить. Она хотела привести в пример Беларусь, где без природных богатств и олигархов народ живет лучше, чем в России, имеющей четверть запасов всего мирового сырья. Но предпочла революционную песню. Кода-то она пела в самодеятельности и даже имела успех. И вот запела опять, да так, что все замолчали, чтобы не мешать ей. А она, спев начало, крикнула:
  - Куплет поют все!
  И толпа вслед за ней грянула, да так, что мороз пошел по коже от чувства мощи народа.
  Закончив эту революционную песню, поднимавшую на бой с царским режимом миллионы рабочих и крестьян, которых уже нет, но остались еще русские люди, готовые сложить голову за Россию, как в войне с фашизмом, Нина без перерыва запела 'Вставай, страна огромная, вставай, на смертный бой'.
   На этот раз песню подхватили все, а она лишь вела ее. Это надо было слышать. Верхову сказали, что по грубой прикидке на митинг пришло не менее пятидесяти тысяч человек. Неважно, что их разделили, но не разъединили. Люди давно ждали этого единения, чтобы опять почувствовать себя народом.
   К нему подошел Архипов.
  - Главное, Константин, их никто не загонял сюда, как на Поклонную гору в поддержку Президента и правящей партии. Вот, что главное.
  
  Нина не стала петь третью песню, а предоставила слово Молодцову, только что вернувшемуся из тюрьмы. Он не стал стричься наголо, как раньше, а сохранил тюремную гриву и бороду. Но голос остался все тот же, молодой и задорный:
  - Нам говорят, у правительства нет денег. Ха-ха! В стране двести долларовых миллиардеров. Если даже по миллиарду у каждого, то это уже двести миллиардов долларов или больше пятнадцати триллиона рублей. Но у них тот, кто имеет один миллиард долларов, считается нищим, как у нас имеющий тысячу рублей. Поэтому на самом деле у них не пятнадцать миллиардов, а как минимум сто. А сколько таких, у кого пятьсот, сто, пятьдесят и больше пятидесяти миллионов долларов? Вот, где деньги для лучшей жизни народа. И не только на социальные нужды, но и на восстановление градообразующих производств.
  Хороший парень этот Молодцов, - подумал Верхов. - Смелый, целеустремленный, самоотверженный. При Зубатове он вынужден был иметь дело с либеральной оппозицией, использовавшей его авторитет. Слава Богу, что он окончательно порвал с ними после тюрьмы.
  
  Выступили практически все руководители левых организаций. С некоторыми из них Верхов познакомился здесь. Несмотря на его просьбы воздержаться от слишком резких заявлений, почти во всех их выступлениях звучал призыв к свержению существовавшего режима. Сам он в своем выступлении лишь выразил надежду, что Президент серьезно отнесется к сегодняшнему народному митингу и пойдет навстречу требованию пересмотра итогов приватизации в той или иной форме. В противном случае, подчеркнул он, это сделает сам народ, но уже с заменой правительства на свое.
  
  Его задержали у машины. Не арестовали, как многих выступавших, а вежливо задержали и доставили одного в огромном автобусе в отделение милиции, где известили о нарушении партией условий проведения митинга в отношении числа людей, за что на нее будет наложен штраф, сумму которого определит суд, и ...отпустили.
  По гулу на первом этаже он догадался, что камеры для арестованных забиты полностью. У выхода его ожидал Коля, рассказавший, что арестованы почти все выступавшие. Это подтвердила и Нина, встретившая его в квартире, выделенной ему партией и ставшей гостиницей для его лесковских друзей, Ей самой чудом удалось избежать ареста. Она и Лена уже разместили в интернете материал о митинге. К ужину подъехал Есаков. Как ему сообщили негласно из Генпрокуратуры, там очень ждали выступления Верхова как повод для его ареста, но он их разочаровал, поэтому решили лишь наложить штраф на партию как первый шаг к ее запрету.
  
   ***
  Президент думал, как никогда в жизни. Он твердо знал одно: решалась его личная судьба. С Россией ему было предельно ясно, что ее он не спас и в историю не войдет, как Иван Грозный, Петр Первый и Иосиф Сталин, которые преувеличили и вознесли Россию на новые ступени развития. Он читал выступление Верхова с оценкой его президентской деятельности. Сначала у него рука так и тянулась позвонить всем, кому следует, немедленно изолировать этого наглеца, возомнившего себя пупом Земли. Но что-то останавливало его, пока он не понял что именно: 'Разумеется, народ может все сделать и без согласия Президента, но этот путь будет неизбежно связан с насилием, в том числе, не исключена возможность, и в отношении самого Президента'. А кто-то их патриотов вообще намекнул нагло насчет жены и детей. Изоляция Верхова и патриотов лишь привела бы к усилению и ожесточению протестных выступлений народных масс, а там, глядишь, и к 'русскому бунту, бессмысленному и беспощадному'. Президент вдруг вспомнил о Чаушеску, и холод пробежал по его спине. Тут никакая личная гвардия не спасет. Ему уже доложили, что омоновцы не везде проявляли необходимую твердость в отношении митингующих. Зато случаи избиения их стали обычным явлением, за что раньше сажали на десять и более лет. А сейчас ничего не боятся, сволочи. Нет, тут надо действовать по - другому, похитрее.
   Президент чуть было не встал с постели, чтобы еще раз перечитать данную ему оценку Верховым на партконференции, но побоялся разбудить спящую жену. Она, правда, любила это дело по утрам, но сейчас ему было не до этого. Он попытался вспомнить, за что больше всего критиковал его Верхов. За то, что он больше внимания уделял внешней политике и меньше экономике страны. С этим, пожалуй, можно согласиться. Он действительно весь свой ум вкладывал во взаимоотношения с коллегами по роду деятельности на высшей ступени власти других государств. И здесь он превзошел себя. Даже были моменты его триумфа, когда он укорачивал пыл и аппетиты самой Америки! Но главным своим достижением он считал то, что напомнил миру о России, как о самостоятельном государстве, имевшем свое собственное мнение. Что еще? Укоротил Чечню, неважно, какой кровью, защитил Южную Осетию и Абхазию от захвата Грузией. Вернул в Россию Крым с Севастополем. Хотя попробовал бы он не удовлетворить просьбу крымчан о возврате домой - его участь уже тогда была бы предрешена. Он мог бы вернуть и юго-восточную Украину, но испугался чнго-то. (Примечание: Про Крым вставила я, этого в рукописи не было), Это, пожалуй, и все. А в остальном одни уступки американцам: Вьетнам, Куба, превратил в соратников американцев и врагов России половину бывших союзных республик. А про внутреннюю политику вообще говорить не приходится: полный провал. Взять ту же самостоятельность России. Да, в политике она есть, но при этом ни о какой реальной самостоятельности России нет и речи: за годы его правления она превратилась в полностью зависимого от Запада и Вашингтона сырьевого придатка, загубив окончательно остававшиеся от СССР промышленность и сельское хозяйство. Причин тут много. И не только потому, что на внутренние дела его не хватало. Ими он тоже занимался, но экономистом он был никаким и во всем доверялся другим, причем, вполне определенным, а именно только сторонникам капитализма и рыночной экономики. Все они, будучи ярыми приверженцами Запада, единодушно выступали против экономической самостоятельности России, считая ее главной задачей бесперебойное снабжение западные страны топливом, цветными металлами и прочим сырьем. Экономисты, которым он доверялся, были категорически против использования нефтедолларов, десять лет его правления сыпавшихся в Россию, как из рога изобилия, на развитие собственной экономики, и вкладывали их в американские банки на развитие экономики США и в различные резервные фонды на 'черный день'. А когда он, этот 'черный день' наступил, все деньги почему-то моментально улетучились. Также мгновенно испарились американские вклады вслед за девальвацией доллара.
   Он попытался вспомнить, что сделал хорошего для России и ее народа, чем можно было бы гордиться и что могло по праву носить его имя, как Беломоро - Балтийский канал или Магнитогорский металлургический комбинат имени Сталина, но, кроме присоединения Крыма, ничего и не мог придумать, как ни пыжился. Давай по частям, сказал он себе. С политикой и экономикой ясно: поднял Россию с колен и, - по лицу Президента пробежала горькая усмешка, - подвел ее к краю пропасти. Поднимают с колен, чтобы выпрямиться и стать выше во всем, а применительно к стране экономике, науке, в культуре, в людях.
  Насчет экономики - ясно: подвел к пропасти.
  Наука. Как вещь нерентабельная, она давно списана со счетов. Сотни тысяч лучших умов и специалистов уехали работать на западного дядю, и этот процесс ускорился после того, как в результате реформирования РАН и других академий, в ее гроб был вбит не гвоздь, а костыль. Президент так и не смог вспомнить ни одного эпохального научного достижения за период его правления. А как они могли появиться, если не было спроса со стороны уничтоженной промышленности?
   Культура. Тотальная деградация, куда ни кинь взор: литература, кино, театр. Президент вспомнил, как творческая интеллигенция рьяно поносила советскую власть, умудряясь, однако, создавать при тоталитаризме 'под гнетом цензуры' шедевры. И опять не смог Президент назвать ни одной книги или фильма, созданных при 'воздухе свободы', которые были признаны бесспорным мировым шедевром.
  
  
  Что еще? Ах, да, люди. Просто жизнь россиян: стала она лучше или хуже? То, что, в конечном счете, хуже - ясно. А в чем лучше? Давай опять по частям. Жилье. Разумеется, оно стало комфортнее, но отпадает, так как строившееся в стране жильё было рассчитано только на богатых и на сверхбогатых. Рядовому человеку со средней зарплатой оно было просто недоступно. Здравоохранение...гм.. отпадает. Образование... лучше не трогать. И там и там правят одни деньги. Из самой здоровой, самой читающей страны, Россия превратилась черт знает, во что.
  Что еще? Моральный настрой и духовная нравственность в российском обществе. Тут перед глазами Президента вдруг замелькали, сменяя друг друга, бомжи, проститутки, беспризорники, раскрашенные гомики, выходящие досрочно из тюрьмы педофилы, внук, убивающий бабушку из-за пенсии, выпрыгивающие из окна многоэтажки взявшиеся за руки две школьницы, совокуплявшиеся в храме голые 'пусси', отстаивая либеральные ценности. Президент тряхнул головой, отогнав видения, но тут же появились новые: пенсионер с коммунальной платежкой в трясущихся руках, падающий самолет, матрос, стучащий в стену подлодки 'Курск', сорок рублей на ценнике бензоколонки, уволенный из технического вуза преподаватель, показывавшие языки борцам с коррупцией Сердюков и Васильева, нагло ухмылявшийся Абрамович на мешке с четырнадцатью миллиардами долларов: 'А сто миллионов за Сибнефть были не мои, мне их Сорос дал. Он тогда многим давал деньки на приватизацию'.
  Чтобы избавиться от видения, Президент открыл глаза и мужественно сделал неутешительный для себя вывод: 'Нет, не войду я в историю России великим реформатором и спасителем, а скорее займу место рядом с Горбачевым и Ельциным как ее разрушитель. И ничего уже для ее спасения я не смогу сделать'. Так ли уж ничего? А если сделать все наперекор тому, что он делал до сих пор, насаждая и улучшая капитализм в России? Уж, какие только меры по развитию малого и среднего бизнеса он ни предпринимал, ничего не сработало, а как процветали, так и процветают одни олигархи. Видно, прав этот Верхов, утверждая, что капитализм в России никогда не приживется, потому что он противен душе русского народа, для которого в жизни главное не деньги и жажда наживы, а духовно-нравственные ценности и служение своему отечеству, но не такому, как нынешняя Россия с ее законами диких джунглей, где выживает не умнейший и честнейший, а сильнейший и наглейший. Поэтому и процветают в России одни олигархи, несмотря ни на какие кризисы. Среди них и в самом деле почти совсем нет русских, одни евреи да азиаты, лишнее подтверждение правоты Верхова. Может, прав он и в том, что у России, в целях самосохранения, нет иного пути, как обрести экономическую свободу и независимость от внешних сил и пойти по проторенному социалистическому пути, приведшему в прошлом веке совсем никакую Россию к своему наивысшему могуществу? Коммунисты и патриоты уверены, что Россию еще можно спасти, если повернуть ее лицом к социализму. А что если им не только не мешать, а даже помочь в этом? Этим самым он убьет двух зайцев: спасет себя и, возможно, даже разделит с ними лавры в случае их успеха. И тогда сможет даже войти в историю вместе с ними. Если же у них ничего не получится, вина целиком ляжет на них, а не на него.
  Это был для него выход и, как ему казалось, неплохой. Во всяком случае, лучше, чем отдать приказ потопить в крови народные волнения. Да и нет уверенности, что армия и полиция будут так уж послушны, а то еще, глядишь, и перейдут на сторону народа. И тогда... Нет, этот вариант для него самый худший, к тому же и Россию этим не спасти. Остается только первый вариант.
  Удовлетворенно выдохнув, Президент полюбовался красивым лицом спящей жены и, осторожно встав с постели, прошел в детскую спальню. Глядя на трех малолетних детей, он думал о том, что сам пожил, поимев от жизни все, теперь главное для него обезопасить и обеспечить им жизнь.
  Он мог бы отправить их за границу в самое удобное и надежное место, деньги есть, но об этом узнали бы папарацци и подняли бы крик, мол, Президент уже присмотрел себе запасный аэродром, а то и сравнили бы его с крысой, бегущей с корабля, как сделали многие правители в его положении.
  Он опять подумал, что придумал хороший вариант. Осталось только умно осуществить его.
  Больше он не лег, а сходил в туалет, в ванную, но в тренажерную комнату не пошел, а лишь надел тренировочный костюм и направился в свой кабинет, в который превратил одну из пяти комнат после того, как объявил о своей женитьбе. Раньше он ездил сюда украдкой, и ни о какой работе здесь не могло быть и речи.
  
  Еще по дороге в кабинет в его голове одни на другие стали набегать указы и распоряжения. Сев за стол, он взял ручку, но писать не стал, а достал из ящика все выступления Верхова, включая последнее слово в 'Матросской тишине о евреях, и начал с него. Ему было стыдно признаться в том, что многое из того, что сказал Верхов на суде, он не знал и стал отмечать отдельные места, комментируя вслух: 'А что, не так? Все правильно. С тех пор они стали только наглее. Надо бы почитать всего этого князя Голицына. А сейчас какой толк? Раньше надо было'. Дочитав речь до конца, он усмехнулся: 'Он еще многое не знает'. Читая выступления Верхова на съезде и на парткоференции, он вдруг взял ручку и стал записывать, говоря: 'Это можно, но чуть позже. А это прямо сейчас. Почему бы и нет? А это очень круто: всем без исключения олигархам оставить лишь 50 миллионов долларов. Вообще-то, и двадцать было бы достаточно. Для нищей России и они 'сумасшедшие деньги', как говорил Райкин. И это тоже можно. Как говорится, ломать, так ломать. Вой, конечно, поднимется страшный. А мы... гм... а они сами в девяностые годы ни перед чем не останавливались, все крушили подряд, лишь бы быстрее покончить с коммунизмом. Президент вспомнил слова Чубайса об этом и представил выражение его лица, когда он прочтет указ о национализации того, что он чохом приватизировал за бесценок, а то и задаром. А сейчас все будет наоборот, будем восстанавливать. Стены заводов еще сохранились. Поэтому не ломать, а строить'.- Он вдруг вспомнил длинный корпус бывшего завода 'Электрон' у окружной дороги на Щелковском шоссе, превращенный черт знает во что. 'Сколько таких бывших заводов по всей стране? Мы сейчас даже гвозди импортируем, не говоря про станки и электронику. Куда это годится?'.
  Он взял мобильник и коснулся пальцем экрана.
  - Проснулся? Разыщи и вызови ко мне к двенадцати в главный офис Верхова. Да, этого самого. И достань мне срочно его биографию и объективную справку о нем с упором на работы.
  Он закрыл глаза. Ему стало не по себе, когда он представил ошеломление абсолютно всех, кто только ни приходил ему на ум: членов правительства, Госдумы, Совета Федерации и других органов власти. Ему вдруг стало интересно, кто из них открыто выступит против него и потребует его смещения или... он задумался и выбрал наименее неприятное ... изоляции. На ум никто не приходил: все они всегда смотрели ему в рот, ловя каждое слово и поддакивая. И сейчас будут, успокоил он себя. Пока я Президент, я любого имею право уволить.
  Он усмехнулся: 'Пока... Могу ведь и до перевыборов в марте не дотянуть. Это во многом зависит сейчас от меня. Поэтому я постараюсь'.
  
   ***
  Звонок помощника Президента застал Верхова в дороге в Генпрокуратуру, куда он ехал с Есаковым для выяснения причин ареста Сергея Коржова два дня назад в Волгограде. Вчера вечером его доставили в 'Матросскую тишину, ' о чем он через третьи руки сообщил Есакову.
  Было без четверти девять, и Верхов решил не прерывать поездку, тем более что ничего из документов брать с собой не требовалось.
  Знакомых следователей на местах не оказалось, а другие отказались их принять, сославшись на то, что повесткой их не вызывали, но Есаков как адвокат Коржова настоял на приеме. Согласился поговорить с ним молодой лет двадцати пяти следователь, который сообщил, что Коржов обвиняется в организации мятежей по стране с целью государственного переворота, за что ему может грозить пожизненный срок. Ничего больше следователь сказать не мог.
  Поглядывавший на часы Верхов все же дождался Есакова. Коле потребовалось все его умение водителя, чтобы успеть на встречу с Президентом без опоздания. В кабинет помощника Верхов вошел вслед за спустившейся за ним девушкой без трех минут двенадцать. Они сразу же отправились к Президенту.
  Возможно, кабинет был слишком большим, отчего Президент показался Верхову миниатюрнее, чем на экранах. Такое впечатление создалось еще и потому, что у него не было ни грамма лишнего веса, что в его возрасте встречалось довольно редко. Следивший за собой Верхов считал лишний вес распущенностью, и поэтому внешне Президент ему понравился. Не красавец, но и не страшный. Тот тоже оглядел всего Верхова и вдруг поинтересовался:
  - Дзюдо не увлекаетесь?
  - В школе был разряд по дзюдо, но пересилили самбо, бокс и биатлон.
  - Идеальная подготовка для десантника и войны в Чечне и Беларуси. А сейчас на что перешли?
  - В основном на тренажеры и лыжи. А в тюрьме только отжимался.
  Президент умел держать себя, и все же на секунду его лицо застыло. Он указал Верхову на кресло рядом с маленьким столиком. Сам сел в кресло с другого бока ближе к столу. Помощник устроился с блокнотом за большим длинным столом.
  - Я в курсе ваших впечатляющих успехов на посту главы района. В должности главы правительства вы сможете добиться таких же успехов?
  На лице Верхова не дрогнул ни один мускул.
  - Думаю, да, но это в перспективе. А сейчас речь идет о том, чтобы оттащить Россию от пропасти, как это сделало в свое время правительство Примакова и Маслюкова.
  - Как я понял, вы хотите начать с раскулачивания сверхбогатых, оставив им пятьдесят миллионов долларов? Кажется, вначале вы предлагали двадцать. Почему подняли?
  - Не хотел пререкаться с очень полезными мне людьми. А нищему народу все одно, что пятьдесят, что двадцать, как китайский иероглиф. Ему главное, чтобы ему начали возвращать отнятое у него. На этом он твердо настаивает.
  - С вашей подачи. Но тут вам помог опыт снайпера, попали, как говорится, в десятку.
  - Да нет, снайпером тут быть не обязательно. Миллионная разница в доходах россиян давно бросалась в глаза народу, только средствам массовой информации до сих пор удавалось уводить людей в сторону от этой вопиющей социальной несправедливости. Но сейчас настало время, когда народ на пороге смерти прозрел, а пропагандисты капиталолибералодемократии выдохлись и уже ничего не могут придумать, чтобы в очередной раз навесить на уши народа лапшу. У меня в этом вопросе не выходят из головы слова эмира Бахрейна о том, что нефть, подаренная Бахрейну аллахом, должна принадлежать всему народу. Это сказал не коммунист, а эмир, не имевший о коммунизме представление, но думавший о своем народе и подаривший ему все присущие социализму социальные блага, и у него в эмирате не было бедных, не говоря про нищих. А в России, жившей совсем недавно при социализме, социальные ценности которого являлись образцом для всего мира, узаконена эта самая выходящая за пределы разума миллионная разница между богатыми и бедными.
  Президент вспомнил оклад Миллера с надбавками, быстро сравнил его с минимальной зарплатой по стране и, получив разницу менее десяти тысяч, много, конечно, но не миллион же, что его порадовало, нахмурился и спросил сердито:
  - Откуда вы взяли миллион?
  - Я тоже вначале не поверил. Оказалось очень просто. Берем минимальную зарплату россиянина десять тысяч рублей в месяц или сто двадцать тысяч в год и сравниваем ее с банковским десяти процентным годовым доходом от состояния олигарха в 25 миллиардов долларов или один триллион двести пятьдесят миллионов рублей при курсе 50 рублей за доллар и получаем миллионную разницу.
  Президент внимательно выслушал Верхова и отметил удовлетворенно: 'Не приврал. Во все вникает, молодец'. А вслух проговорил:
  - Но денег в чистом виде вы от них не получите. Большая часть их хранится за границей.
  - Попробуем заставить их вернуть деньги в Россию. Откажутся, наложим арест на все их заграничные счета. А перед этим перекроем им кислород на перевод денег в иностранные банки. Попутно запретим перевод всех денег в иностранные банки, за исключением по контрактным обязательствам. Очень надеемся на вашу помощь в виде соответствующих указов.
  - Они плюнут на мои указы и уедут.
  - Объявим их в международный розыск. А вообще насчет этого я вам вот что скажу. Что Россия потеряет от их отъезда? Что она потеряла от отъезда Абрамовича в Англию со всеми деньгами? Конечно, деньги, являвшиеся в принципе, российскими, жалко. Но с другой стороны, он перестал выкачивать из России миллиарды, как это делал, живя здесь. Так, что, по мне, пусть все олигархи валят отсюда. Даже со всеми деньгами, все равно страна от них имеет меньше, чем отдает им. Зато здесь останется то, что пополняло их карманы, а теперь пополнять будет государственную казну. А это уже полдела.
  - Какие дальнейшие ваши шаги?
  - Смотря, как будет воспринят и проделан первый шаг. А его успех во многом будет зависеть от вас как Президента. Вы - глава государства. Одно дело распоряжения правительства, которые Госдума может заблокировать, и совсем другое - ваши указы.
  - И все же каковы ваши дальнейшие шаги?
  - Будем считать, что при национализации имущества свербогатых будет фактически проведена национализация всей сырьевой отрасли и стратегически важных предприятий, крупных фабрик и заводов. Тут неизбежно встанет вопрос об ограничении окладов директоров госпредприятий. На мой взгляд, было бы справедливо привязать оклады госслужащих к окладу главы государства, который должен быть верхним пределом. У вас какой месячный оклад?
   - Что? Точно не знаю. В прошлом году мой годовой доход составил, насколько я помню, одиннадцать с чем-то миллионов, рублей, разумеется.
  - В месяц получается около миллиона. - Верхов задумался. - А минимальная зарплата по стране десять тысяч. Выходит, соотношение сто к одному. Не получается.
  - Что именно?
  - Я мыслил, с учетом нынешнего кризисного финансового положения в России, установить разницу между самым высоким и самым низким окладами в соотношении десять, максимум пятнадцать к одному. Если за максимальный оклад взять ваш, то при коэффициенте десять минимальный оклад должен быть сто тысяч, при пятнадцати - около семидесяти. Не получается
  - Что именно?
  - Минимальные оклады сто и семьдесят тысяч сегодня мы не потянем. Это пока из области фантастики. Нам бы обеспечить выплату всех нынешних зарплат. Выходит, оклад Президента брать за максимальный нельзя. Будем считать, что он установлен с ориентиром на оклады других Президентов и поэтому выходит за рамки шкалы зарплат по России. В таком случае в основу максимальной зарплаты в России сделаем зарплату Премьер - Министра, установив ее в размере ста пятидесяти тысяч при соотношении пятнадцать к одному. Сто пятьдесят тысяч - максимальный оклад и десять тысяч - минимальный. Все остальные оклады госслужащих будут в промежутке между ними, в том числе руководителей госкорпораций. Исключение составят гении и таланты, возвеличивающие Россию, их мы ограничивать не будем. А остальные, будьте добры, получать по тарифной сетке.
   - Круто, - сказал Президент.
   - Еще круче - развал России.
   - Тоже верно. Ну, что ж, я вас понял. У вас люди найдутся для работы в правительстве с такими окладами?
   - Найду, ибо не оскудела русская земля патриотами. Но не всех же членов правительства придется заменить. Среди них могут оказаться наши соратники. Сто лет назад труднее было с квалифицированными кадрами, чем сейчас, а не только выкарабкались, но и преобразовали страну. Мы чем хуже?
   Президент опять внимательно посмотрел на Верхова и интуитивно поверил ему.
   - Хорошо. Сегодня же я внесу на рассмотрение Думы вашу кандидатуру на должность Премьер - Министра.
   - Я сразу скажу, что они меня заблокируют.
   - Это моя забота, - резко проговорил Президент. - На мне будет и проведение всех ваших мероприятий. Вы подготовьте их перечень на ближайшее время. Другие вопросы, просьбы есть?
   - Есть. К вам я приехал из Генпрокуратуры. Вчера в 'Матросскую тишину' привезли моего зама по связям с регионами. Его фамилия Коржов. По моему указанию он принимал участие в митингах, требующих национализацию имущества сверхбогатыхю. В Генпрокуратуре меня не приняли, а адвокат выяснил, что Коржов обвиняется в организации мятежей против власти, и ему грозит срок вплоть пожизненного.
   Президент показал рукой помощнику, чтобы он пометил, а Верхову сказал:
  - Александр Дмитриевич сегодня позвонит, но думаю, этот вопрос решится сам собой с вашим назначением Премьер - Министром и все последующей обстановкой.
  - А человек может сидеть. Александр Дмитриевич, я вас очень прошу не откладывать звонок, хорошо? Коржов воевал в Беларуси и награждён ее высокими орденами за мужество.
  Президент успокоил Верхова:
  - Он все сделает после того, как подготовит все документы о вашем назначении главой правительства. Но я думаю, это будет временно до президентских выборов в марте. Если у вас хоть что-то получится, я порекомендую вас на свое место.
  - До марта надо сохранить страну, чтобы было, где выбирать Президента. Когда я смогу приступить к работе?
  - Завтра приезжайте опять сюда к десяти. Вы ознакомитесь с указом о вашем назначении Премьер - Министром, затем мы поедем в Белый Дом, где я представлю вас членам кабинета министров, и вы сможете приступать к работе.
  
  Провожая Верхова до проходной, помощник настоятельно попросил его сделать так, чтобы о состоявшемся разговоре с Президентом до завтра никто не узнал.
  - Никто, - подчеркнул помощник. - Это важно для дела. В нашей администрации такие вопросы надежно отработаны, и случаи разглашения происходили исключительно не по нашей вине. Потерпите до завтра. Придумайте что-нибудь для водителя и всех, кто знает о вашем визите сюда.
  
  Есакову и Коле Верхов сказал, что встреча носила чисто ознакомительный характер. Президент хотел познакомиться с новым председателем компартии. Он сказал, что с Зубатовым у него были хорошие отношения, и он надеется иметь такие же с Верховым. А в основном говорили о физкультуре и войне в Беларуси.
  Оба ему поверили, а он чувствовал себя подло по отношению к ним, в чьей преданности не сомневался. Но он дал слово помощнику и не мог его нарушить.
  Есакова он попросил проследить за звонком помощника Президента в Генпрокурату, а сам, войдя в свой кабинет, вызвал специалистов по экономическим вопросам. Одному он дал задание подготовить справку о возможной сумме, которая может быть получена от конфискации имущества сверхбогатых людей в России с состоянием свыше пятидесяти миллионов долларов. Второго попросил составить список предприятий сырьевой отрасли и стратегически важных объектов. Сам же он сел писать мероприятия по выводу России из экономического кризиса с поручениями соответствующим ведомствам, в частности, о запрете перевода денежных средств за рубеж с даты утверждения этих мероприятий Президентом, а если он откажется, то Председателем правительства.
  Домой он приехал в десять вечера и час просидел за компьютером в поисках нужных данных.
  
   ***
  Увидев выложенный перед ним материал, Президент удивился:
  - Это вы все вчера подготовили?
  Услышав утвердительный ответ, он внимательно прочитал мероприятия и бегло просмотрел справки, кроме одной.
  - Наверное, вы правы. Не нормально, когда разница в зарплатах у госслужащих составляет тысячу и больше. Даже у меня меньше в двести раз. Он что, во столько раз умнее меня?
  - Это еще не так обидно. А вот когда в миллион раз умнее, это очень даже обидно, словно твой ум приравнен к комариному. Я забыл вам вчера привести пример с Абрамовичем. Я где-то вычитал, что только на одних процентах он за три секунды имел в России доход, равный нашей минимальной зарплате. А таких Абрамовичей в стране сотни. Вот, где деньги на возрождение страны.
  Президент покачал головой и проговорил задумчиво.
  - Не в этом дело. Денег в стране было много, даже слишком, только толку от них было мало, и она оказалась там, где оказалась.
  - Потому что они шли не туда, куда надо, и без активного участия русского народа. Вспомните, какой трудовой энтузиазм был у людей в тридцатые годы! А в постсоветской России народ предпочитал спиваться и умирать, чем жить при капитализме. Вот только сейчас, на пороге гибели его страны, он стал отходить от гипноза, в котором находился под воздействием либеральной пропаганды.
  По хмурому лицу Президента было видно, что слышать все это ему было очень неприятно. Зачем я ему все это говорю, мелькнуло у Верхова. Он же плоть и кровь этой системы, и мои мероприятия режут его по живому, а предложить свое он уже не может.
  Президент вдруг спросил сердито:
  - Где подписать?
  Не веря своим ушам, Верхов указал пальцем под словом 'Утверждаю' наверху справа, и когда Президент размашисто расписался, радостно поблагодарил:
  - За это вам спасибо. Я уже сегодня смогу приступать к реализации этих мероприятий.
  - Не думайте, что это будет так легко.
  - А я все время буду представлять выражение физиономии Чубайса, когда к нему придут приставы, и у меня прибавится сил.
  - Приставы? Зачем?
  - Он не все укажет в декларации, обязательно смошенничает.
  Помощник прыснул и тут же сделал серьезное лицо. Президент остановил на нем взгляд и вдруг улыбнулся.
  - На это действительно следует посмотреть. Но, как говорится, за что Анатолий Борисович так рьяно боролся, на то и напоролся. Ну, что, едем в Белый дом?
  
  Они втроем вошли в кабинет Премьер - Министра в двадцать две минуты первого. За столом было свободно лишь одно место в середине торца для Президента. Верхов сел рядом с помощником сбоку. Приветствуя президента вставанием, все умудрились взглянуть на него с нескрываемым вопросом, зачем здесь скандальный председатель компартии.
   Президент сразу взял быка за рога. Сегодняшняя Россия, сказал он, напоминает СССР перед распадом, возможно, даже ее положение еще хуже. Тогда при умелом руководстве были шансы спасти советский строй и советское государство. Сегодня мы, сторонники капиталистического пути развития России, бессильны что-либо сделать для ее спасения. Этот путь оказался для нее губительным, и это надо, наконец, признать. Я как Президент не складываю с себя вины за то, что насаждал в стране капитализм, закрывая глаза на все его отрицательные стороны во всех сферах жизни и прежде всего в духовно-нравственной. Но основная вина лежит на правительстве, потому что оно отвечало за экономику России, основу всего и вся. Я сказал, отвечало, а не отвечает, так как оно мною распущено. Новым главой правительства я назначил Верхова Константина Алексеевича, нового Председателя омпартии, которому и поручил сформировать новый состав кабинета министров. Возможно, он предложит кому-нибудь из вас остаться, это его дело. Прошу в положенный в таких случаях срок продолжать выполнять свои функции под руководством Константина Алексеевича.
  Затянувшуюся тишину прервал голос министра экономики:
  - Можно ознакомиться с экономической программой господина Верхова?
  - Пока нельзя. Для ее реализации требуются мои указы. Преждевременная огласка мероприятий может помешать их реализации.
  - Не понятно.
  - Какие там могут быть секреты?
  - Нам-то сказать можно?
  - Нельзя, потому что некоторых из вас они напрямую коснутся, - ответил, как отрубил, на последний вопрос Президент. - Узнаете в свое время. Но в общих чертах политические взгляды Верхова вам, я думаю, известны, отсюда и исходите, на что сделан упор в его мероприятиях. Он уверен, что народ в основной своей массе не принял капитализм и хочет опять вернуть социализм. Я, как и вы, не являюсь его сторонником, но выбора у меня не было: или неизбежный крах России или, возможно, Верхову удастся ее спасти, как это было сто лет назад.
  - А потом опять новый девяносто третий год, - заметил, вскинув голову и криво усмехнувшись, Премьер - Министр.
  - Но семьдесят лет Россия еще поживет. А при вас ее не станет уже завтра. Однако я не исключаю, что опыт работы в правительстве некоторых из вас вполне может пригодиться при кардинальной смене экономического курса. Но это решать Верхову. Вам тоже следует понять, что настало время, когда следует заставить себя отбросить в сторону свои политические убеждения и подчинить всего себя одной цели, выше которой у любого россиянина не может быть, а именно: спасению многовековой уникальной России и ее неповторимого народа. Сейчас неважно, пойдет ли она по пути социализма, царизма и даже феодализма, главное чтобы она сохранилась, а не исчезла. А сохранившись, она опять сможет стать одной их ведущих держав мира и даже повести за собой человечество, как ей и предсказывали многие выдающиеся умы и ясновидящие. Со своей стороны я сделаю все для этого, кто и как бы меня ни поносил за рубежом и внутри страны.
  
  Президент оказался прав: уже через час все СМИ взорвались от проклятий в его адрес, не говоря про Верхова, которого иначе не называли, как новым Гитлером. Кто-то в пылу сравнил его со Сталиным, но сразу прикусил язык, увидев радостные отзывы, как 'Наконец он пришел! Мы так долго его ждали! Давно пора ему надо было прийти!'
  Не заставил себя ждать и Запад. Но если в Европе голоса разделились поровну между отрицательными и положительными отзывами, то в Штатах, которые сами шли ко дну, завопили о превращении России опять в империю зла, и сенатор Маккейн пригрозил сбросить на нее атомную бомбу перед тем, как Америка распадется на штаты.
  Масла подлил в огонь помощник Президента. На взгляд Верхова, он толково разъяснил журналистам причины, побудившие Президента предложить коммунисту должность Премьер - Министра. Нина, присутствовавшая на этом интервью, рассказала, что помощника журналисты забросали вопросами, ей запомнился один, заданный в разной форме: 'Понимает ли Президент, что, назначив Верхова Премьер - Министром, он тем самым дал добро на возврат страны к социализму?' Ответ помощника Нине понравился: 'Да, Президент это прекрасно понимает. По его мнению, лучше живая социалистическая Россия, чем мертвая капиталистическая'.
  В вечерних новостях по всем телеканалам было объявлено о намеченном на завтра в Москве и Петербурге митингах против назначения Верхова Премьер - Министром. У всех вызвало удивление, что мэрии обоих городов мгновенно дали согласие на их проведение, когда обычно на это требовалось время.
  
   ***
  Митинги состоялись, и по разным данным в них участвовало от десяти до пятнадцати тысяч человек в Москве и поменьше в Петербуоге. Среди лозунгов с требованием отставки Президента и Верхова на черном фоне выделялся 'Лучше смерть, чем социализм!'. Так как эти митинги многократно демонстрировались по телевидению, в ответ во многих городах уже на следующий день прошли стихийные митинги в поддержку Президента и Верхова. СМИ, как и следовало ожидать, их проигнорировали. Зато из поля их зрения не выходил Верхов. Настоящую истерику у них вызвала реализация им первого пункта мероприятий, запрещавшего вывоз капитала за границу. Либералы объявили о бессрочном протесте и разбили палаточный лагерь на проспекте Сахарова в Москве. В противовес им члены Блока левых сил поставили перед Верховым вопрос о проведении митинга в его поддержку. Он попросил повременить до указа о национализации имущества сверхбогатых, выход которого Президент затягивал. Верхов ему напомнил и узнал, что тот хочет, чтобы указ не затрагивал высокопоставленных чиновников. Верхов стал убеждать, что в деле спасения страны не должно быть исключений, и поинтересовался, у кого из этих лиц конкретно состояние превышает два миллиарда рублей. Президент попросил уточнить и тут же подписал указ, так как выяснилось, что никто из высоких чинов таких денег не имел. Миллионерами они все были, но не миллиардерами. Могли и врать, конечно.
  
   Атомная бомба, уничтожившая российский город, не произвела бы такого ужаса, какой произвел на либеральную публику этот указ. Уже вечером в интернете они опубликовали за полутысячи подписей обращение к мировой общественности отозвать своих послов из России и порвать с ней всякие торговые и экономические отношения, перекрыв в первую очередь поставки жизненно необходимых промышленных и продовольственных товаров.
  
  Приставы приступили к работе уже утром следующего дня, начав с самых богатых олигархов, чье состояние превышало три миллиарда долларов. Их в России оказалось тридцать семь человек. К двенадцати дня Верхову доложили, что приставов впустили добровольно лишь в пять жилищ олигархов, в отношении остальных хозяев пришлось прибегнуть к услугам спецподразделений. Кое-где произошли стычки с охранниками олигархов. Были убиты два сотрудника спецподразделений и семеро охранников. Хозяева также отказывались отвечать на вопросы, но это не мешало приставам работать, так как у них были списки основного богатства олигархов, и они спокойно ставили галочки, что очень не нравилось хозяевам, но развязывало языки. Услуги спецподразделения потребовались и при проведении обысков и описи драгоценностей, что не обходилось без обмороков и истерики. Все это Верхов видел по телевизору. Как и вся страна.
  Одновременно приставы побывали на предприятиях олигархов, кроме расположенных за границей, помеченных для начала лишь галочками.
  
  Первый же день дал внушительный результат: около двадцати пяти миллиардов долларов на счетах олигархов в российских банках и триста двадцать миллиардов долларов в виде акций предприятий, недвижимости, вкладов за границей и драгоценностей. Банкам тут же было дано указание перевести все деньги со счетов олигархов в Минфин, откуда они немедленно были направлены на зарплату бюджетникам, пенсионерам и на детские пособия.
   Уже к вечеру вокруг Белого дома появилась либеральная живая цепь с намерением помешать работе правительства. Протестанты выкрикивали лозунги, стучали в барабаны, включали громкую музыку и пытались не впускать людей в здание, преграждали дорогу въезжавшим машинам. По всему периметру живой цепи были растянуты длинные баннеры с проклятиями в адрес Президента и Верхова.
  В восемь вечера, свернув баннеры и уложив их в автобусы, протестанты разошлись, пообещав прийти завтра.
  Только теперь Верхов дал отмашку на проведение митингов не только в Москве и Петербурге, но и по всей стране. Он предложил участникам Блока левых сил провести общероссийский митинг в один день, например, 25 октября. Они согласились и пообещали вывести на улицы страны не меньше миллиона своих соратников, в том числе по пятьдесят тысяч в Москве и Петербурге. Верхов позвонил Президенту и попросил его, по возможности, задействовать организаторов митинга на Поклонной горе в 2011 году, на котором присутствовало двести тысяч человек. Тот пообещал. По всей стране без устали работали через бойцов Русского народного фронта Андрей и Сергей.
  Мэрия Москвы и руководители других городов попытались воспрепятствовать проведению митингов в один день, но их уже никто не слушал, и митинги состоялись на центральных площадях. От числа участников захватывало дух: более трехсот тысяч в Москве, двести в Петербурге и свыше пяти миллионов в других городах.
  В Москве после митинга несколько десятков тысяч участников, возвращавшихся домой по Кутузовскому проспекту, разделились на две группы, одна задержалась у Белого Дома, и вторая свернула в сторону проспекта Сахарова. На то, чтобы разорвать на части все еще продолжавшуюся либеральную живую цепь и оттащить ее обрывки метров на двести от Белого дома, левым оказалось достаточно всего двадцать минут. Глянувший в окно Верхов увидел лишь гору из разорванных лозунгов и плакатов.
  На ликвидацию палаточного лагеря на проспекте Сахарова потребовалось времени на полчаса больше из-за того, что дорогие палатки были розданы москвичам по их просьбе. На каждого палаточника пришлось как минимум пять сторонников Президента и Верхова. Тех, кто оказывал сопротивление, относили подальше, послушным разрешили забрать личные вещи. Все остальное содержимое было погружено на два левых грузовика, пообещавших отвезти все на свалку. Но скорее всего, отвезли они не на свалку, а на барахолку.
  Обе расправы над либералами широко транслировались по всем каналам телевидения. Если репортеры захлебывались от негодования, то народ одобрял: 'Давно бы так их, сволочей!'.
  
  Потерпев поражение на улице, либеральная оппозиция переключилась на союз с госчиновниками, которых совсем недавно смешивала с грязью. Сейчас, перейдя на их восхваление, она призвала депутатов Госдумы не утверждать Верхова на должности Премьер - Министра, а остальных - саботировать все его распоряжения.
  С неповиновением работников правительства Верхов столкнулся с первых же дней, как только приступил к выполнению своих мероприятий. Его распоряжение о численности сверхбогатых россиян, имевших более десяти, двадцати, тридцати и ста миллионов долларов, и о наличии среди них высокопоставленных чиновников, включая членов правительства, не было выполнено в срок, а когда списки, наконец, были представлены, они оказались намного короче подготовленных специалистами компартии. и в них никого из членов правительства не оказалось, а у коммунистов они были. Подавив недовольство, Верхов сказал исполнителям:
  - Ваши данные устарели. У меня есть более свежие. Снимите себе копии.
  Заменить их ему пока было некем. Не раздумывая, он без разговора расстался лишь со своим замом Дурковичем и министрами, ведавшими экономикой, финансами, региональным развитием и образованием. Причину он не назвал, так как она была ясна: все четверо были ярыми прозападниками. На их места он пригласил известных своими левыми взглядами экономистов и политиков.
  
   ***
  Вероятно, оппозиции все же удалось натравить Госдуму на Верхова, державшей до сих пор в отношении него нейтралитет. А тут вдруг срочно потребовала его на ковер. Туда он поехал вместе с Архиповым. Его включили в первый пункт повестки дня. Спикер, приглашая его на трибуну, сказал, что парламентарии с пониманием отнеслись к решению Президента заменить Премьер - Министра, не справившегося со своими задачами по спасению России от экономического краха, однако первые шаги Верхова вызвали у них тревогу и сомнения в правильности избранного им курса, чреватого гражданской войной. Кроме того, добавил он, парламентеры хотят просто взглянуть на него.
  Верхов понимал, что надо было бы надеть галстук. Но Кати рядом не было, чтобы завязать узел, а у него он всегда получался кривым. Поэтому он решил надеть под серый пиджак плотный голубой джемпер, очень нравившийся Кате из-за того, что очень шел к его стального цвета глазам.
  Очевидно, произвел он впечатление и на депутатов, если довольно долго они рассматривали его, когда он вышел к трибуне. Красивый высокий широкоплечий с все еще непокорными слегка потемневшими и заметно поседевшими на висках волосами с прибором посередине, - им трудно было не залюбоваться. Однако у некоторых это вызвало еще большее раздражение.
  Первым набросился на него Жирин. Проведя ладонью сверху вниз по лицу, словно вытер нос и слюну, он нагнулся к микрофону и крикнул:
  - Я не против того, что ты хочешь вернуть социализм, но только без коммунистов! Это они развалили Советский Союз! Горбачев, Ельцин, Зубатов все они продались Западу. Я один был против развала СССР. Если ты даже возродишь Советский Союз, то коммунисты тебя обязательно отравят, как Сталина, и опять продадутся Западу. Поэтому у тебя только один путь - союз с РПЛД! Я президент, ты премьер, я скоро уйду на пенсию, и ты меня заменишь.
  - Боюсь, не дождусь я вашей пенсии, и тем более не дождется ее Россия. Да и очень уж неблагозвучное название у вашей партии в честь понятий, приведших Россию к краху. А коммунисты однажды уже спасали Россию. Бог даст, спасем и на этот раз.
  - Не сметь трогать Бога! - выкрикнул кто-то слева истошным голосом. - Это вы, коммунисты, порушили все храмы! Придя во власть, вы опять их порушите!
  - И устроите новый тридцать седьмой год! - добавил кто-то справа.
  Не дождавшись других криков и вопросов, Верхов спросил:
  - Это все? Тогда отвечаю по порядку. Храмы мы больше рушить не будем. Мы учтем, что церковь все это время была единственным связующим русский народ звеном, призывая к восстановлению в стране его духовно-нравственных ценностей и противостоять власти денег и наживы. Мы постараемся заиметь в лице церкви нашего надежного партнера в деле возрождения России. Но ходить в церковь, как Зубатов, я не буду. Я материалист. Теперь о тридцать седьмом годе. Сперва надо, чтобы Россия до него дожила - это сейчас самое главное. Думаю, что репрессий в тридцать седьмом году не будет, так как не будет спора с евреями из-за мировой революции, хотя я уверен, что социализм будет построен не только в России, но и во многих странах.
  - Вы уже нажили полстраны врагов национализацией так называемых сверхбогатых, - послышался голос с галерки.
  Посмотрев в сторону голоса, Верхов увидел в рядах правящей партии холеное лицо южанина.
  - По неравенству распределения имущества и доходов Россия находится на первом месте в мире, - сказал он, глядя на галерку. - Мы намерены национализировать имущество всего лишь трех тысяч рублевых миллиардеров, оставив им на пропитание два с половиной миллиарда рублей, сумму, которая основной массе народа не снилась. Три тысячи - это полстраны? Считать элементарно надо уметь, а еще не помешала бы и совесть.
  Верхову показалось, что южанин коснулся рукой пояса, куда обычно засовывают пистолет.
  - Вы себя чувствуете камикадзе?
  Верхов с интересом взглянул на поднявшуюся в рядах справедливой партии девушку в черном строгом костюме.
  - Я не знаю, что чувствовал камикадзе, направляя свой самолет на американский эсминец. Но я точно знаю, о чем он думал: чтобы в его самолет не попал снаряд, прежде чем он достигнет цели.
  Раздались два хлопка и тут же пугливо умолкли. Больше вопросов ему не было, и он подумал, что из-за этого можно было его не вызывать и не отнимать время. Он надеялся услышать хоть одно дельное предложение или совет. Но, очевидно, им было уже не до этого (Архипова и коммунистов он попросил помолчать).
  Результат голосования оказался неожиданным для Верхова: за него проголосовали шестьдесят восемь процентов депутатов. Один из них пояснил Архипову: 'Большинство из нас хочет, чтобы Россия выжила, поэтому и проголосовали за него: а вдруг у него получится?'
  - Они тебе поверили, Константин. Значит, не будут мешать. А еще они боялись, что избиратели, узнав, что они голосовали против, могли их отозвать.
  Но такой результат Верхов отнес на счет самого Архипова, догадываясь, какую большую агитационную работу он провел среди депутатов. Когда в конце дня ему позвонили и пригласили в Совет Федерации, он был уверен, что там будет сложнее.
  
   ***
  На встречу с сенаторами Верхов поехал один, также не взяв с собой никаких материалов, а вместо джемпера надел белую рубашку без галстука. Понравиться сенаторам у него почему-то не было желания. У него перед ними был козырь: жители округов, которых они представляли, своими митингами выразили ему поддержку.
  Они тоже не захотели заслушать его программу, им вполне достаточно было уже содеянное им.
   - На каком основании вы грубо нарушаете конституцию Российской Федерации, в которой говорится, что частная собственность является священной и неприкосновенной и что, - толстый и лысый сенатор перешел с крика на учительский тон, зачитывая по бумажке. - 'Никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда. Принудительное отчуждение имущества для государственных нужд может быть произведено только при условии предварительного и равноценного возмещения'.
  - Да, да! - еще громче закричал краснощекий сенатор, часто мелькавший на экранах телевизора. - Кто вам дал право менять государственный строй страны, единодушно избранный народом, на единодушно отвергнутый им?
   Верхов подождал новые вопросы, в том числе насчет тарифной ставки, и, не дождавшись, спросил:
   - Больше нет вопросов?
   - А ты ответь на эти.
   - Хорошо, отвечу, а потом на твой. - Верхов очень не любил в том числе высокопоставленных хамов. - Итак, насчет конституции и священности частной собственности. Слово священное применительно к частной собственности можно употребить только в смысле издевательской насмешки. Это слово я знаю как очень точное определение войны народа с захватчиками: священная война. Сами не подозревая, вы отождествили военную агрессию с частной собственностью. Связь действительно очевидна, учитывая, как агрессивно приватизировали народное богатство. - Верхов сжал кулаки. - Процитированная вами статья Конституции предназначалась для России с нормальным экономическим состоянием, а не для исчезающей страны, когда для ее спасения, как говорится, все средства хороши, в том числе и предпринимаемые нами. Если все же ссылаться на Конституцию, то для меня важнее другая ее статья, в которой утверждается, что Россия является социальным государством, политика которого направлена на обеспечение достойной жизни каждого человека. А как можно обеспечить достойную жизнь всем в социальном государстве, тем более обладающим четвертью всех мировых запасов сырья? Только в соответствии с принципами социальной справедливости через политическую систему перераспределения материальных благ путем сглаживания социальных различий и оказания помощи нуждающимся. К сожалению, это не проводилось в жизнь в постсоветской России, но народ терпел, довольствуясь тем, что ему перепадало от захлестывавших страну нефтедолларов. Но сейчас ситуация другая, и больше терпеть народ не хочет, и мы выполняем его волю. Нам еще надо сказать спасибо, что мы так щедро поступили, оставив сверхбогачам пятьдесят миллионов долларов, которые народ во сне не видел, да плюс еще в разы больше у них в загашниках. Теперь о вопросе, кто нам дал право менять, как было сказано, избранный народом строй на отвергнутый им, к тому же единогласно. Такой вопрос мог задать ученик младшего класса, а не сенатор, который обязан знать, что советским людям шесть лет предатель Горбачев пудрил мозги улучшением социализма и ни разу не сказал о замене его на капитализм, о котором они и не помышляли, подтвердив это на Референдуме в начале 1991 года. От Горбачева они ожидали социализм с человеческим лицом, а получили капитализм со звериным оскалом, в результате чего уже в следующем 1992 году стали вымирать на миллион больше, чем рожать.
  Где тут единодушие народа в отторжении социализма и избрании капитализма? Очередная, вернее самая первая наглая либерально-демократическая ложь. Теперь о том, кто нам дал право менять один строй на другой. Нам дал народ, а вот кто дал Ельцину право, наплевав на референдум, одним пьяным росчерком пера уничтожить СССР? Это ли не нож в спину народа? Так мог поступить только подлый предатель.
  - Вы не имеете право оскорблять первого Президента России! - завопил кто-то.
  - Еще как имею! Он не только предатель, но еще и враг России, расстрелявший народных депутатов.
  С места поднялся и решительно направился к столу Президиума мужик лет пятидесяти с двойным подбородком.
  - Я думаю, дальше нет смысла слушать бредни этого человека, - проговорил мужик. - У меня предложение отклонить его кандидатуру на пост Премьер - Министра.
  - Минуточку, минуточку, - возразила Председатель Совета Федерации Матвеева, поправляя взбитую прическу. - Кандидатуру Верхова предложил сам Президент. У них состоялся долгий обстоятельный разговор. Президент, взвесив все за и против, с учетом нынешней катастрофической ситуации в экономике России, пришел к выводу, что назначение Верхова Премьер - Министром, возможно, может спасти страну. А то, что он предлагает вновь использовать преимущества социализма, это в данной ситуации вопрос не существенный. Да хоть бы феодализма, лишь бы спасти Россию. Сейчас мало кто сомневается в том, что капитализм в России обречен, так же как обречена она вместе с ним. Кстати, многие западные страны также считают капитализм изжившим себя строем. Я призываю вас, взвесив все за и против, как Президент, утвердить кандидатуру Верхова на пост главы правительства. При голосовании прошу иметь в виду, что вы представляете округа, в которых народ на митингах поддержал мероприятия Верхова. Люди будут вправе узнать, как проголосовал их сенатор. Они также имеют полное право потребовать ваших отзывов.
  Из двухсот пятидесяти сенаторов против Верхова проголосовало сорок семь человек, которые предпочли наплевать на высокое звание, их уже не защищавшее, и уехать за границу к детям. Тридцать два сенатора воздержались, надеясь доказать избирателям свою правоту.
  
   ***
  Сидя в машине, Верхов думал о том, что власть настолько прогнила, что стоило ткнуть в нее пальцем, как посыпалась труха. Какая же это революция, если все сдаются без боя? Но в этом он видел и большую опасность: они хотели перейти в другую страну, оставшись на своих рабочих местах и надеясь, что перемены их не коснутся. А когда они затронут практически всех и совсем скоро, с внедрением тарифной сетки, вот тогда они взбунтуют, и начнется настоящая война.
  
   В этот же день он подготовил два проекта указа Президента: один о проведении в течение полумесяца перерегистрации всех оффшорных компаний, которые должны стать юридическими лицами России, и второй - о введении единой тарифной сетки окладов для бюджетных учреждений, включая госкомпании. Президенту он отвез их лично в тот же вечер, отложив с кем-то встречу. У помощника Верхов поинтересовался, чем занят Президент. Оказалось, в основном просьбами приструнить его.
  - Меня они принципиально игнорируют?
  - Можно сказать, так.
  - Я этому лишь рад. Не отвлекают от дела.
  Президент встретил Верхова вопросом:
  - Сенаторы очень буйствовали?
  - Слюни до меня долетали. Это они еще не знали, что я вам привез не подпись.
  Верхов положил перед Президентом проект указа об офшорах. Второй проект положил перед собой.
  Президент по диагонали прочитал приложенную к указу пояснительную записку, над которой работал десяток экономистов, взял ручку и, к радости Верхова, размашисто расписался под 'Утвердить'. Увидев выражение лица Верхова, он проговорил:
  - Четыре года мы уже наводили порядок с оффшорами, но не довели до конца. Кое-чего испугались. Да и ситуация тогда это допускала. Сейчас другое дело. Настало то время, когда волков бояться, в лес не ходить. Я вижу, у вас еще что-то есть.
   И второй указ он подписал, лишь взглянув на записку, и возвращая указ, спросил:
  - Специально хранили их до утверждения вас Премьер - Министром?
  
  
  - Честно говоря, да. Теперь я попробую вас реже беспокоить, учитывая, что работы у вас прибавится после выхода этих указов.
  - Наши - ладно, сложнее будет с нотами протеста. Придется дать указания министру обороны и службе госбезопасности быть начеку. Мое дело сейчас - обеспечить вам более или менее спокойную работу. Да, и вот что. Я слышал, что вы продолжаете жить в квартире компартии и возит вас ваш телохранитель. Это никуда не годится. У вас уже слишком много врагов, а после этих указов их будет еще больше. Срочно переезжайте в квартиру и резиденцию Премьер - Министра, меняйте их, и ни шага без охраны. Слишком много поставлено на кон с вашим назначением. Я не хочу, чтобы один выстрел все прервал. И насчет семьи тоже побеспокойтесь. Она может стать действенным объектом давления на вас.
  - Спасибо. Здесь я об этом как-то не подумал. В Лесках чувство опасности было неотъемлемой частью моей работы.
  - Сравнили район со страной. Сколько раз на вас там покушались?
  - Девять раз.
  - А в Беларуси за вашу голову обещали полмиллиона долларов? Здесь могут ее оценить в разы больше.
  Президент вызвал помощника и распорядился обеспечить Верхову жилье и охрану, обычно предоставляемые главе правительства прямо с этого часа.
  
   ***
  Шел седьмой час вечера, когда Верхов вместе с помощником вышел от Президента. Он попросил помощника перенести все на завтра, объяснив, что хочет провести вечер с друзьями.
  Колю он отправил заказать или купить все для ужина дома человек на десять и попросил забрать его с работы в половине девятого.
  Сам он позвонил Архипову, Паршину, Белову и Нине. Все они были еще на работе. Услышав, по какому поводу сбор, пообещали обязательно приехать.
  За полтора часа он набросал распоряжения по новым указам и тезисы своего обращения к гражданам России.
  Коля опоздал на десять минут, сославшись на пробку, вызванную двумя авариями. Когда они ехали, никаких следов аварий уже не было. Дома все были в сборе. Что-то в их поведении ему показалось не так, словно они что-то утаивали от него.
  Лишь за столом он узнал, что произошло.
  Женя, которого Коля попросил приехать пораньше прибрать их холостяцкую квартиру, обратил внимание на вылезавших из джипа, стоявшего на обочине дороги метрах в ста пятидесяти от их дома, двух солидно одетых мужчин. Женя проехал бы мимо, но ему не понравились их надвинутые на глаза черные шапочки и продолговатые предметы в руках, очень напоминавшие футляр для скрипки или для снайперской винтовки. Скрипки Женя сразу отбросил из-за шапочек, одним движением превращавшимся в маску, да и внешностью мужчины меньше всего походили на пиликавших день и ночь худосочных скрипачей.
  Остановив машину, Женя решил понаблюдать Мужчины что-то взаимно сказали друг другу, стукнулись ладонями и разошлись в разные стороны: один к девятиэтажке напротив их дома и второй - в обход его к переделанной под современный дизайн пятиэтажной хрущевке во дворе. Не раздумывая, Женя последовал за первым киллером. В том, что это могли быть киллеры, натравленные на Верхова, он заставил себя не сомневаться: лучше перестраховаться, чем лопухнуться.
  Он успел лишь засечь подъезд, в котором скрылся киллер, отметив, что находился он как раз напротив их подъезда. По тому, как киллер уверенно тыкал пальцем в домофон, было видно, что в доме он уже побывал. Код Женя не знал, преследовать дальше смысла не видел и отправился в свой двор ко второму киллеру. Разумеется, тот его там не ожидал.
  Женя взглянул на часы: половина восьмого. Киллеры наверняка знали, что Верхов приезжал с работы после девяти - десяти и прибыли пораньше, чтобы подготовиться и не засветиться непосредственно перед покушением. Для надежности их было двое, учитывая, что квартира Верхова выходила окнами на обе стороны. Так как она находилась на третьем этаже, киллеры должны располагаться на втором - четвертом этажах напротив.
   С этими мыслями Женя вернулся к машине, поставил ее в подземный гараж и поднялся в квартиру. Не включая света, он осмотрел в бинокль окна соседних домов с обеих сторон. Его внимание привлекли напротив застекленная лоджия на втором этаже девятиэтажки и открытый балкон хрущевки на третьем этажев. Света там не было, как не было и в других окнах обеих квартир, а створки окна лоджии были чуть раздвинуты, и в глубине мерцал огонек сигареты; на балконе темнела голова сидевшего человека.
  Женя включил везде свет, открыл окна и начал пылесосить. Попутно он из окон спален, распложенных на разных сторонах дома, еще раз осмотрел близлежавшие окна противоположных домов. Ничего подозрительного в них он не увидел, а вот киллеров, как ветром сдуло с лоджии и балкона.
   Отпылесосив и убрав в гостиной и на кухне, он погасил везде свет, последним в коридоре, и через пять минут еще раз посмотрел в окна. Увидев киллеров, он позвонил Коле.
  Через пятнадцать минут он зажег в гостиной свет и вышел на балкон, откуда наблюдал, как въехавший во двор Коля зашел на минутку в подъезд и, вернувшись, что-то казал в приоткрытое заднее окно машины. Даже Женя, будучи уверенным, что в машине Верхова не было, засомневался в этом, тем более что Коля посмотрел на их балкон и показал ему пальцами вверх - вниз, что означало проверку лестничной кднтки.
  Женя исчез, а Коля, поставив машину в гараже, поднялся вместе с переодетым Женей в квартиру, где полуголый Женя быстро прошел в ванную. Коля взял из комода в гостиной полотенце, еще что-то первое попавшееся и вышел в коридор, давая понять киллеру на лоджии, что отнес это в ванную. Затем, выйдя на лестничную клетку и увидев в бинокль дуло бесшумной насадки снайперской винтовки на лоджии и то же самое на балконе, позвонил в оперативную группу охраны при Правительстве и объяснил, куда и как надо срочно прибыть. Сам он встретил их у хрущевки, а Женя - у девятиэтажки. Киллеров они захватили теплыми, но лишь одного в хрущевке живым, второй в девятиэтажке попытался спуститься вниз, но, увидев нацеленные на него автоматы, предпочел застрелиться.
  
  - Президент тебе дело сказал, - заметил Архипов Верхову, когда они уже сидели за столом. - Коля Колей, а охрана государственная понадежней. Так, что с завтрашнего дня без нее ни шагу. А Коля может ею руководить и просеивать. Твои недруги и там могут оказаться.
  - А я бы поставил вопрос шире, - сказал Паршин. - Главу правительства они, предположим, и защитят. А кто защитит народ от его врагов? Я думаю, это только начало, если сразу не укоротить им руки. Что сейчас сделает полиция с этим киллером? Начнет его допрашивать. Он, зная, что его достанут везде, если он выдаст заказчика, будет все валить на покойника, который, мол, уговорил его пойти с ним на дело, а кто заказал, его не интересовало: меньше знаешь, дольше живешь. И затянут дело на месяцы, а то и на годы. Надо было прямо на месте приставить автомат к виску, говори или мозги на стене, глядишь, на счете три заговорил бы. И чтобы другие знали, что никакой пощады врагам народа не будет.
  - Думал я об этом, - сказал Верхов. - А сейчас уверен, что нам нужен орган типа ЧК из белорусских бойцов. Я бы хотел поручить это дело, - Верхов посмотрел на Белова, - Павел Сергеевич, не откажетесь?
  - Побыть Дзержинским?
  - Не думаю, что дело дойдет до либерального террора. Поэтому достаточно будет боевого интеллигентного генерала Белова.
  - Если прикажешь, я соглашусь. Но я бы не хотел уходить из армии. От нее очень многое будет зависеть.
  - Павел Сергеевич прав, - сказал Архипов. - Армию выпускать из вида никак нельзя. Было бы хорошо сделать его замом министра обороны по поддержке проводимых тобой реформ. А министерство внутренних дел передать от Президента правительству. Вот и реши этот вопрос с ним.
  
  Когда гости собрались разъезжаться, по третьему телеканалу прошло срочное сообщение о попытке покушения на Верхова, а через пятнадцать минут эта тема заслонила все остальные новости, соревнуясь в выдумках. По ним мотивом покушения, помимо производственной деятельности, выдвигалась также бытовая, связанная с его проживанием в одной квартире с двумя молодыми парнями. Один из них мог из-за ревности заказать киллеров.
  Кто-то выглянул в окно и увидел внизу журналистов, и тут же на экране телевизора появились их дом и два других, в которых были снайперы. А когда Верхов укладывался спать, из Дальнего Востока пришло первое сообщение о митинге протеста с требованием найти и наказать заказчиков покушения на Премьер - Министра.
  Утром в последних новостях сообщалось о митингах в ряде городов восточной части России.
  
   Когда Верхов спускался в гараж, ему позвонил Президент и выразил свое возмущение покушением.
  - Напрасно вы меня не послушались. Вы сейчас куда? На работу? Она подождет. Сейчас к вам подъедет охрана и отвезет вас с вещами на вашу новую квартиру. Александр Дмитриевич вам перезвонит и скажет, куда ехать.
  - Спасибо за заботу. У вас не найдется сегодня время меня принять?
  - Срочное? Ах, да, у вас все срочное. Подъезжайте к десяти. Я постараюсь быть на месте.
  
   ***
  Представительская квартира оказалась огромной: семь комнат, две ванны, два туалета. Вопрос о Коле и Жене сразу отпал: либералы, ратующие за однополые браки, обязательно сделают из Верхова гомосексуалиста. Поэтому Коля и Женя временно остались в старой партийной квартире, а Верхов позвонил Кате, попросив ее срочно приехать, оставив дочь на временное попечение Оли. Временное потому, что Оля тоже переедет в Москву, как только Женя подыщет квартиру. Скорее всего, ею будет квартира Вадика. Этим, помимо прочего, и займется Катя.
  У Верхова гора с плеч свалилась, когда он услышал, что Катя уже сегодня будет в Москве.
  
  Перед Президентом Верхов поставил вопрос о создании российского чрезвычайного отряда для обеспечения выполнения мероприятий по спасению России.
  - А назвать РЧК постеснялись?
  - Был такой вариант. Одно это название действовало бы отрезвляюще. Но не хочется явного копирования старого, да и задачи у отряда будут другими. ВЧК, вы знаете, была порождением своего времени, когда еще продолжалась гражданская война, не было ни полиции, ни ОМОНа, ни ФСБ, ни Верховного суда, ни Следственного комитета и никаких других правоохранительных органов, и она стала одновременно всеми ими по наведению элементарного порядка и установления контроля над положением в стране. С учетом наличия в нынешней России названных органов задачи чрезвычайного отряда во многом облегчаются, ограничившись строгим выполнением мероприятий правительства. При этом, однако, все же придется заняться функциями ВЧК, такими как борьба с внешней и внутренней контрреволюцией, иными словами, с либеральной оппозицией, с саботажем и в качестве карательных мер - конфискацией имущества, выдворением из страны и другими мерами принуждения. Учитывая, что противниками мероприятий могут оказаться работники правоохранительных органов. - Верхов замолчал и вдруг усмехнулся. - Честно, я не ожидал, что тарифная сетка вызовет такой протест у высших чинов правоохранительных органов. Я был уверен, что уж у них интересы Отечества важнее личных. А оказалось...
  Президент в какой раз с интересом посмотрел на Верхова: сколько в нем еще советской наивности. Может, это сейчас как раз нужно людям. Им до чертей опостылела эта жажда денег, и их, как магнитом, притягивают вот такие бессребреники. Его даже в представительскую квартиру пришлось заставлять въезжать.
  - Что я вам это говорю? Вам это лучше известно, чем мне, - продолжал Верхов. - Поэтому чрезвычайный отряд должен быть наделен особыми полномочиями по проверке всех органов без исключения. А так как правительству не все они подвластны, то отряд должен находиться в вашем личном подчинении. Заниматься ежедневно его работой вам вовсе не обязательно, и вы можете перепоручить это правительству. Стопроцентный Дзержинский сегодня не нужен, а требуется честный и неподкупный человек, иными словами, настоящий патриот России. Такого человека, я думаю, мы найдем. Найдем мы и людей для работы в отряде из числа добровольцев, воевавших в Беларуси. Туда они ездили не из-за денег. И работать в отряд пойдут тоже не ради наживы, а ради России. Платить им, разумеется, мы будем в рамках тарифной сетки. Проблемы с финансированием отряда, я думаю, не будет, он окупит себя тем, что добудет для государства, а главное своей работой. Да и создается он временно, пока не поднимется Россия. Насчет названия .Есть предложение назвать отряд Чрезвычайной Гвардией, чтобы не повторять чекистов. Лично мне нравится, слово гвардеец. Можно привлечь на их работу молодогвардейцев из 'Молодой гвардии'.
  Президент повторил вслух название и одобрил:
  - Неплохо. Я вижу, проект указа вы не привезли. Не были уверены, что я его подпишу?
  Верхов даже чуть растерялся.
  - Честно говоря, я думал, мне дольше придется доказывать вам необходимость создания такого органа. Поэтому огромное вам спасибо. А указ я прямо сейчас мигом подготовлю.
  Указ получился кратким: 'Для реализации мероприятий правительства России по выводу страны из экономического и политического кризиса создать Чрезвычайную Гвардию России (ЧГР), наделив ее неограниченными полномочиями. Поручить Правительству России создание ЧГР, подбор кадров и финансирование ее деятельности. Руководство ЧГР возложить на Правительство РФ'.
  Президент попытался заменить слово 'неограниченными' другим, но, кроме 'чрезвычайными', ничего не подобрал, и решил оставить без изменений. Последний пункт добавил он.
  
   ***
  Дома, имея в виду новую премьерскую квартиру, его встретила почти вся семья: Катя, Вадик и, к его огромной радости, Любушка. Она заканчивала в Лесках художественном училище, и ее приезд для него был приятной неожиданностью.
  Когда они показывали ему обставленные и распределенные между всеми комнаты, в том числе его рабочий кабинет, он чувствовал, что что-то они от него скрывают. Это что-то выяснилось во время ужина, вернее перед ним. Когда уселись за стол, Вадик подошел к Любушке, взял ее за руку и подвел к отцу и матери.
  - Дорогие, папа и мама, - проговорил он слегка дрожавшим от волнения голосом. - Любонька и я с детства любим друг друга, и мы решили пожениться. Мы просим вашего родительского благословления.
  Верхов догадался по взгляду жены, что она обо всем уже знала, и уставился вопросительно на нее:
  - Как пожениться? Они же родные брат и сестра.
  Катя засмеялась.
  - И ты попался на эту удочку. Какие же они родные? Любин отец кто? Паша. А я, сожалению, не родная мать Вадика.
  Верхов с облегчением выдохнул:
  - Фу ты. Так и инфаркт можно схватить. Тогда другое дело. Для меня, конечно, их желание пожениться это новость и очень приятная. Лично я ничего не имею против и только за. За-то за, а ей не рано?
  - Пап, ты чего? - возмутилась Люба. - Забыл, что мне уже больше месяца восемнадцать лет?
  - И верно. Ты уж, дочка, меня, старика, прости. Я с этими делами совсем замотался. Да, верно, я тебе с форума звонил и поздравлял. Тогда все в порядке. - Верхов повернулся к Кате. - Ты, жена, как? Не возражаешь отдать свою дочь моему сыну в жены?
  Катя сделала строгое лицо, внимательно оглядела Вадика с головы до ног и, ласково улыбнувшись, ответила:
  - Ну, что ж. Парень Вадим видный собой, под стать моей дочери. Я согласна.
  Она взяла с холодильника иконку, заставила подняться мужа и перекрестила иконкой сына и дочь со словами:
  - Мы вас от всей родительской души благословляем. Будьте, дети, счастливы.
  А Верхов подошел к молодым с крепким поцелуем сначала Любушки, затем сына.
  - Это надо обмыть, - сказал он, вернувшись на свое место.
  Заодно они обмыли и квартиру. Расписаться и сыграть свадьбу они решил в Лесках после окончания Любой училища летом будущего года.
  
   ***
  Мысль выступить по телевидению пришла Верхову по дороге в Белый дом. В новостях по радио он услышал, как на митинге в его поддержку пожилой мужчина в шляпе проговорил, как Верхову показалось, с упреком: 'Я даже не знаю, как он выглядит. Ему хоть сколько лет?' Кто-то ответил: 'Около пятидесяти'.
  - Во, дают, - усмехнулся сидевший впереди рядом с водителем Коля. - А вообще-то это не дело, Константин Алексеевич. Вы бы хоть народу показались.
  А что, подумал Верхов, возьму сегодня и выступлю по телевизору. Расскажу о своих планах и попрошу народ меня активно поддержать.
  Не долго думая, он набрал в мобильнике Коржова и, сообщив ему о решении по созданию ЧГР, попросил подготовить четыре центральных и петербургский телеканалы к его выступлению в семь вечера минут на двадцать - тридцать.
  Лишь часа через два он попросил секретаря никого к нему не впускать до обеда и стал набрасывать тезисы выступления. Перечитав их, он поморщился и позвонил Нине.
  Они вместе пообедали. Прочитав тезисы, Нина тоже скривила лицо.
  - Это твое первое выступление перед народом, - сказала она. - Твоя решительность и уверенность в правоте избранного курса должна передаться народу. В принципе вопрос стоит так: победа или смерть. Я думаю, этим девизом ты и должен закончить свое выступление, и он должен стать таким же призывом для русского народа, как для кубинцев 'Патрио о муэрто', 'Родина или смерть'.
  - Ну, так для этого я тебя и позвал.
  Она села в угол, но быстро ушла, когда к нему пришли люди.
  Он старался не пропускать новости и слушал их по нескольку раз в день. Включив телевизор на несколько минут позже трех часов, он услышал свою фамилию. Оказалось, по требованию ЧГР все теле - и радиостанции обязаны были ежечасно объявлять о его выступлении за четыре часа до него. Мысленно похвалив Коржова, он стал ожидать приход Нины. Он завидовал ее умению четко и с завидной привлекательностью излагать мысли. Как говорится, кому что дано.
  Когда он прочитал принесенный ею текст его выступления, то был поражен, насколько он стал приятнее на слух и вместе с тем еще более решительным при сохранении всех его мыслей. И еще кое-что добавила. Его самого поразила ее фраза: 'Россия - единственное государство, погибающее в мирное время' и показалась к месту и по делу: 'Вопрос о сверхбогатых раз и навсегда закрыла сама Конституции России, седьмая статья которой утверждает, что "Российская Федерация - социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека". А как в таком социальном государстве, как России, все еще обладавшей почти четвертью всех природных богатств Земли, можно обеспечить каждого гражданина достойным уровнем жизни, учитывая, что Господь Бог дал эти богатства всему народу, а не избранной кучке ловкачей? Только ничем иным, как перераспределением материальных благ в соответствии с принципом социальной справедливости, сглаживая социальные различия и оказывая помощь нуждающимся. Что и делало советское государство, социальные ценности которого были и остаются непревзойденными в мире'.
  
  
   ***
  Нина знала, что Верхов никогда во время выступлений не читал текст. Но на этот раз она очень хотела, чтобы он сказал, то, что они написали. Она решила поехать на телестудию и договориться о переносе текста на экран, чтобы он мог его видеть. Сначала Верхов возражал, но потом согласился после того, как пропустил нужные фразы во время репетиции.
  Нина уехала в начале четвертого в Останкино на телеканал 'Россия', организовывавший выступление Верхова. Она пообещала позвонить ему и сообщить, как там пойдут дела. В пять часов он включил 'Вести' по второму каналу. Диктор начала новости с сообщения о его выступлении через два часа и вдруг испуганно обернулась на появившееся на экране лицо в черной маске и с белой окантовкой вокруг глаз и плотно сжатых губ. Маленькие темные глаза пробежали по экрану, остановились посередине, губы раздвинулись, не показывая зубов, и послышался искаженный басовитый голос:
  - Никакого выступления Верхова не будет. Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал. И лежит он с перерезанным горлом. Президент раскаялся и аннулировал все последние указы, Дума и Сенат им разогнаны. По всей стране идет облава на членов чрезвычайной гвардии. Власть окончательно и бесповоротно перешла к сторонникам капитализма и либеральной демократии. - Маска повернулась в сторону. - Продолжай свои новости.
  На экране появился улыбающийся Президент, протягивавший кому-то руку, и исчез, так и не дав досказать ведущей, кого он принимал в Кремле. Вновь появившийся снег сменился митингом в Волгограде с лозунгом 'Вставайте, люди русские!'. Наконец после снега на экране утвердился ювелирный магазин, из которого, со слов ведущей, ночью грабители вынесли драгоценностей на сорок пять миллионов рублей.
  Беспокоясь за Нину, Верхов позвонил ей, но телефон был недоступен, и он тут же набрал номер Коржова. Ответом были частые гудки.
  Появившийся в двери Коля рассказал, что только что разговаривал с водителем, который отвез Нину в Останкино. Минут через десять после того, как она вошла в здание, к нему подъехали два автобуса и один джип. Из джипа вышли трое в камуфляже спецназа и в масках, один - с белой окантовкой вокруг глаз и губ, и направились к Нининой двери. Из автобусов стали выскакивать замаскированные спецназовцы с автоматами и, обогнав троих, исчезать в двери. Из здания тут же послышались автоматные очереди и одиночные выстрелы.
  В общей сложности водитель насчитал более пятидесяти спецназовцев. Когда они все скрылись в здании, он подождал еще минут пять, прислушиваясь к доносившимся выстрелам, и позвонил Коле. Тот не успел передать рассказ водителя, как с Верховым связался помощник президента и, выразив радость, что он жив, спросил:
  - Как думаете, что это может быть?
  - Думаю, демонстрация силы и намерения оппозиции к серьезному сопротивлению.
  В этот момент по экрану опять побежал снег.
  - Вот видите? Не мне, а им больше подходят слова 'Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал'. Их либо уже вышибают гвардейцы, либо они сами отваливают оттуда.
  - Вы хотели выступить там или у себя в кабинете?
  - Думал там, а теперь, где скажут.
  
   ***
  Так как бандиты повредили оборудование на телеканале 'Россия', Нина договорилась о выступлении Верхова с первым каналом. Телеоператоры приехали к нему в кабинет в половине седьмого и все сделали, как хотела Нина. Но Верхов сразу забыл о титрах сзади камеры.
   Врагам России, сказал он, мало крови, высосанной из страны и русского народа. Они жаждут высосать ее до последней капли, чтобы остался один скелет, а на карте одно название.
  Это я к тому, что произошло два часа назад в Останкино. Увидев наши попытки оттащить Россию от пропасти, враги попытались сказать, что ничего у нас не выйдет, все равно они уничтожат ее. Чтобы показать свою силу, они решили сорвать мое выступление перед вами и послали около сотни вооруженных до зубов бандитов захватить телебашню. Убив охранников, бандиты устремились на лифтах и по лестнице наверх к телестудиям и три захватили, в том числе канал 'Россия', где собирались записать мое выступление. Захватить больше им не дали двадцать бойцов только сегодня созданной Российской чрезвычайной гвардии. Они знакомились с телебашней, когда услышали выстрелы и вступили с бандитами в неравный бой. Они воевали добровольцами в Беларуси против натовских наемников и с победой вернулись живыми домой. Трое из них сегодня сложили головы у се6я на Родине от пуль тоже наемников, только либеральных. Они были моими друзьями. Прошу почтить их память молчанием.
   Верхов склонил голову с отчетливо видимой сединой на висках и просидел так несколько секунд. Когда он поднял голову и посмотрел объектив камеры, печаль в его глазах сменилась суровой решительностью. Он сказал:
  - Двадцать шесть лет капитализма в России привели ее к полной экономической, социальной и нравственно-духовной деградации. Все российские и зарубежные ученые единодушны в том, что "Точка невозврата" в стране пройдена и скорость деградации основных сфер, на которых базируется ее целостность и безопасность, вошла в критическую фазу, и единогласно предсказали нам неминуемую гибель, расходясь лишь во времени, когда она произойдет.
  Я глубоко благодарен Президенту России, нашедшему в себе мужество, после долголетнего верой и правдой служения капитализму, обратить свой взор на советский период, когда после разрушительной гражданской войны уже через двадцать лет СССР превратился в могучее государство, победившее фашизм, перед которым на колени встала вся капиталистическая Европа. Президент не мог также не вспомнить, что всего за двадцать лет после этой войны Советский Союз не только восстановил, но и приумножил народное хозяйство.
  Возникает вопрос, почему за кратчайшие исторически периоды после войн СССР смог достичь головокружительных успехов в своем развитии, а капиталистическая Россия все двадцать шесть лет лишь проедала советское, не создав ничего своего, и, в конечном счете, пришла к своему краху? Почему копирование западничества, стихийного рынка и либерализм не привели русских людей к благосостоянию?
  Ответ один: русский народ, для которого духовно-нравственные ценности всегда были важнее материальных, не принял и никогда не примет капитализм с его законами диких джунглей, где главой всему деньги и власть наживы, неразрывно связанные с обманом, мошенничеством, воровством, развратом и отсутствием морали. Поэтому и правит при капитализме не умный и честный, а сильный и наглый, которому страна нужна только как объект наживы. Подтверждением этого как раз и стала нынешняя Россия, где абсолютное большинство олигархов составляют не русские, а представители других наций.
  И вторая причина, почему русский народ не принял капитализм. Потому что по складу своего характера он привержен соборности и раскрывает в полную силу свои наилучшие качества в коллективе, где человек человеку друг и товарищ. А при капитализме человек предоставлен самому себе и, выискивая пути выживания, он перестает быть человеком и становится зверем. Но редкий русский может стать зверем, поэтому и начал уходить из жизни, когда в одночасье исчезли градообразующие заводы в малых городах и колхозы в деревнях, лишив людей работы, а с ней коллективности и, в конечном счете, смысла жизни.
  И третья причина. Россия обладает самой большой в мире территорией и почти четвертью всех природных богатств. Русский народ, сумевший создать и сохранить от врагов на протяжении многих веков такое уникальное государство, вправе считать, что Господь Бог наградил этим богатством весь народ, а не избранную кучку инородцев. Вы только вдумайтесь: в России 110 миллиардерам принадлежат 35 процентов богатств всех домохозяйств, а на долю самых богатых 1% россиян приходится 71%. Такого нет нигде в мире. Может народ смириться с этим чудовищным социальным неравенством за счет ограбления страны? Не может, так как помнит, что в Советском Союзе природные ресурсы принадлежали государству, и вся выручка от них шла на развитие народного хозяйства и на социальные льготы, ранее нигде не применяемые: бесплатные жилье, медицина, образование, санатории, детсады, пионерлагеря, почти бесплатный проезд в общественном транспорте, совершенно необременительные расходы на услуги ЖКХ, бензин и газ и многие другие.
  Совершенно объяснимо, почему русский народ, оказавшись в капитализме, куда его обманом затащили предатели Горбачев и Ельцин, пообещав райскую жизнь, а на самом деле ограбив приватизацией, лишив работы и большинства социальных льгот, сразу начал от безысходности вымирать по миллиону в год, и страна оказалась в безвыходном положении, как предсказывают ученые.
  Но выход у России есть! И он полностью в наших с вами руках. Мы - это те, кто любит Россию и хочет жить в ней и работать для ее процветания и блага своих детей. Мы - это коренные народы и народности России, для которых нет другой земли и Родины. Мы - это также те, кто, получив гражданство России, свято чтит ее традиции, духовно-нравственные ценности и защищает ее интересы. Но в первую очередь, мы - это русские люди, которым в капиталистической либеральнодемократической России запрещали говорить 'Россия для русских'. Но еще основоположник славянофильства Дмитрий Валуев сказал: 'Все народы принадлежат России, но сама Россия принадлежит русскому народу, создавшему ее'.
  Но мы ничего не добьемся, если не будем объединены одной целью. Если мы перелистаем историю России, то увидим, что вершиной ее исторического бытия был период 1917-1985 годов. Советский социальный строй, политическая система, система воспитания, система образования и просвещения, система жизненных ценностей, тип культуры и т. д. были вершиной русской истории вообще и образцом для других народов.
  При этом я нисколько не закрываю глаза на недостатки советской системы, они были, мы их знаем. Сказать я хочу лишь следующее: все то, что было в России до советской системы, было неизмеримо хуже. А то, что мы имеем сейчас, есть смерть России.
  У нас один выход - вернуть в Россию социализм на основе опыта СССР. Поэтому мы - это бывший советский народ, который своим трудом, умом и талантом создал великую и могучую державу.
  Мы - это также поколение, родившееся после контрреволюци 1991года, но впитавшее в себя со слов родителей ценности социализма.
  Я прекрасно понимаю, что восстановить полностью то, что было до 1985 года, невозможно, потому как в стране произошел коренной перелом русской истории. Если Октябрьские события 1917 года, - Верхов вдруг умолк с виноватым видом посмотрел в объектив камеры. - Ой, извините, совсем из головы выскочило из-за гибели наших бойцов. Как раз сегодня столетний юбилей Великой Октябрьской социалистической Революции, с чем я всех, кому дороги идеи социализма, искренне поздравляю. Я думаю, сейчас мало, кто сомневается, что октябрьские события столетней давности стали символом великой социальной революции, выдвинувшей Россию на роль знаменосца социального прогресса человечества, в сравнении с чем октябрьские события 1991 - 1993-го годов стали символом самой грязной разрушительной и предательской контрреволюции, низвергнувшей Россию на позорную роль холуйского придатка и зоны колонизации Запада.
  Между этими двумя событиями столетней разницы есть еще одно существенное различие. Если свержение самодержавия произошло при активном участии трудящихся масс России, то разрушение СССР - при полном попустительстве основной массы народа, оболваненной либеральной антисоветской пропагандой.. Что говорить про сегодняшнюю Россию, которой все эти годы упорно навязывали чужие идеи, рассчитанные на самую интеллектуально примитивную и деморализованную массу людей, лишенных какого-либо чувства гражданской ответственности за судьбу страны. Если и пытались прорасти в стране великие социальные идеи, то их душили в зародыше.
  В России больше нет рабочего класса и крестьянства, основной революционной силы. У нее нет национальной интеллигенции, способной сплотить народ и вдохновить его на новый подъем исторического масштаба.
  В России больше нет той системы воспитания и образования детей и молодежи, которая еще не так давно вызывала всеобщее восхищение. Вместо нее новые хозяева России создают систему растления новых поколений с раннего детства, прививая им чуждую русским традициям и характеру народа прозападную систему ценностей, которая подвергается жестокой критике даже самими западными специалистами, идеологами и представителями религии. Те поколения, которые теперь подрастают, принадлежат уже к иному миру, к иной цивилизации, вырастающей не из основ русской национальной жизни, а из заимствований чужеродных образцов. Растут поколения людей, являющихся карикатурной имитацией всего худшего, созданного западной цивилизацией.
  Несмотря на этот, казалось бы, непреодолимый пессимизм, мы полны решимости приступить к спасению России, полные надежды не только спасти ее, но и возродить до былого величия. Залог нашего успеха мы видим в том, что мы - все еще в своем большинстве русские люди, люди особого склада, в истории которых уже были безвыходные времена, когда гибель России казалась неизбежной. И все же она поднималась благодаря нечеловеческим усилиям русских людей, о которых поэт Николай Тихонов сказал: 'Гвозди бы делать из этих людей! - В мире бы не было крепче гвоздей'.
   Кроме того, у нас есть путеводная звезда, указывающая на наше героическое прошлое, когда мы уже имели наилучшее для условий России и для населяющих ее народов социальное устройство, сложившееся в советские годы. Общественное устройство, которое мы намерены создать, будет не реставрацией прошлого, а новым, более адекватным современным условиям.
  Изучив опыт строительства социализма в СССР, мы теперь знаем, на что обратить особое внимание и чего, вернее, кого нам нужно больше всего опасаться, а конкретнее тех, кто погубил могучую державу. Теперь они почти сгубили Россию.
  Они - это мародеры, которые провели приватизацию, ограбили страну, спрятав в зарубежных оффшорах и банках украденные богатства, а народ превратили в нищих. Они хотят довести начатое ими дело до конца: провести очередную антирусскую революцию и разрушить теперь уже Россию. Поэтому понятна их патологическая ненависть и презрение к русскому человеку, в котором они видят главную силу, препятствующую уничтожению России.
  Вот лишь несколько их высказываний о нас, русских.
  Анатолий Чубайс. Я перечитал всего Достоевского, и теперь к этому человеку не чувствую ничего, кроме физической ненависти. Когда я вижу в его книгах мысли, что русский народ - народ особый, богоизбранный, мне хочется порвать его на куски'
  Борис Стомахин. 'Россия - страна дураков, которую нужно уничтожить, закопав. Чем скорее русские сопьются и сдохнут, тем лучше. Только самоликвидация России и ее полное сгнивание изнутри, ее крах и вымирание спасут цивилизованный мир и маленькое цивилизованное меньшинство внутри самой России', имея в виду, разумеется, евреев.
  Альфред Кох. 'Русский мужчина деградировал и превратился в малоинтересный отброс цивилизации - в самовлюбленного, обидчивого, трусливого подонка. Я могу сказать твёрдо, на основании своих собственных наблюдений: русский мужчина - самый мерзкий, самый отвратительный и самый никчемный тип мужчины на Земле...'.
  Валерий Панюшкин". Всем на свете стало бы легче, если бы русская нация прекратилась'.
  Артемий Троицкий. 'Я считаю русских мужчин в массе своей животными, существами даже не второго, а третьего сорта'.
  Тина Канделаки. 'Почему вы всё время говорите о России, как о стране русских? Русские, нет вас! Это уже давным-давно всеми доказанный факт, что российский этнос не состоит из русских!'.
  Но это не совсем они. Они разные, но их объединяет преклонение перед Западом, презрение к ограбленному и закабаленному ими народу России. А эти высказывания принадлежат всего лишь их шавкам. Сами они хитрее и говорят о своей любви к России и о стремлении улучшить в ней жизнь народа, но все делают, чтобы удержать Россию в положении колонии транснациональных корпораций либо создать из нее несколько колоний.
  На них работали и работают нанятые политтехнологи и СМИ, которые успешно пленили и одурачили значительную часть культурной и научной элиты и населения страны, дали дорогу всем порокам, осквернили наши святыни, попрали традиционную мораль. И сейчас они вложат огромные средства в борьбе с нами, попытаются организовать массовые политические акции или присосутся к различным оппозиционным протестам, оживят тени прежних кумиров, поведут тотальную агитацию за новые 'перемены' и 'перестройки'. Понятно, что если они победят, тысячелетняя Россия исчезнет.
  Естественно, нам с ними не по пути в деле спасения России и затем, когда начнем ее возрождать. А так как они не прекратят свою враждебную деятельность против нас, мы предложим им либо покинуть Россию, либо выделим им изолированный от остальных участок территории. Можно опять предложить им Еврейскую автономную область, если проживающие там народности захотят ее освободить.
  На их защиту встанет весь Запад и США. Последним, слава Богу, не до нас, у них положение, возможно, хуже нашего. Но умирающий бывает еще более опасным. Поэтому я не исключаю сильнейшее политическое и экономическое давление на Россию. Однако на военный шантаж ни Запад и тем более США не пойдут. Они не смогли покорить даже маленькую Беларусь. Поэтому они могут усилить экономическое давление вплоть до введения эмбарго на поставку нам в первую очередь продуктов питания, зная, что мы импортируем восемьдесят процентов нашей потребности в них - так они постарались руками наших либеральных правителей. Но задушить нас им не удастся! В самые короткие сроки мы восстановим сельское хозяйство и промышленность, обеспечив себя всем необходимым. На помощь нам придут дружески настроенные к нам страны, которым наши враги не указ. Это, прежде всего, родная Беларусь, этот вопрос я уже обсуждал с ее Президентом. Мало того, он высказал пожелание объединить обе страны в одно целое государство на основе референдума. Я пообещал вернуться к этому вопросу после того, как мы встанем на ноги. Уверен, что вслед за Беларусией к нам потянутся и другие бывшие союзные республики. И не только они, а, к примеру, изувеченная Сербия. Не исключаю присоединения к России измученной капитализмом Болгарии. Так что бояться нам враждебной реакции Запада и Вашингтона не следует. Мы выдержали двадцатые и тридцатые годы прошлого века, выдержим и сейчас. Я уверен, что они это прекрасно понимают, особенно европейские страны, зависящие от нас во многих видах сырья. Да и экономическая выгода от экспорта нам у них будет играть немаловажную роль.
  А теперь о главном: что конкретно нам предстоит сделать для спасения нашей любимой России. Кое-что мы уже сделали, создав базу для вашей активной работы. Скажу прямо: как бы напряженно правительство ни работало, какие бы распоряжения ни выпускало, никакого толку от этого не будет без вашей активной поддержки. Конкретный пример. Через национализацию имущества сверхбогатых правительство фактически провело национализацию бывшего народного достояния, грабительски приватизированного в девяностые годы. В частной собственности осталось менее двадцати процентов общего богатства страны. Мы и не стремимся национализировать абсолютно все. Мы считаем правильным оставить в частной собственности производство многих товаров широкого потребления, сельхозпродукции и оказание услуг населению. Им мы будем всячески помогать. Конкуренция с ними госпредприятий пойдет лишь на пользу качеству товаров и услуг.
   От национализации имущества сверхбогатых мы получили определенную сумму денег, направив ее на зарплату бюджетникам, на пенсии и детские пособия, слегка практически сгладив социальную напряженность. Но главная цель национализации состоит не в этом, а в передаче предприятий в собственность государства в лице рабочих коллективов и в дальнейшем в использовании всей прибыли, помимо зарплат рабочих, на восстановление и дальнейшее развитие народного хозяйства.
  Нас пугают, что без олигархов мы не сможем работать. Еще как сможем! И намного лучше, потому что теперь мы будем работать на самих себя. Но мы не будем возражать, если кто из них и владельцев предприятий захочет остаться на производстве в качестве наемного директора за положенную по ставке зарплату и поработать на благо России. Но вряд ли кто из них согласится, так как их семьи давно живут на Западе. Да и черт с ними! Пусть валят за границу, даже не вернув часть из национализированного. Зато они больше не будут грабить страну. Приведу только один пример. Россия ежегодно продавала за рубеж сырья на сумму порядка 500 млрд. долларов. Но в госбюджет поступало лишь около 150 млрд. долларов. Остальное порядка 15 триллионов рублей являлось добычей российских и зарубежных олигархов. Теперь весь без исключения доход будет принадлежать государству и пойдет на создание промышленных предприятий, на развитие сельского хозяйства и на социальные льготы.
   Это ничего, что сейчас спад на мировом рынке. Даже, если он будет продолжаться еще длительное время, для России это не страшно. Покупать у нас сырье они все равно будут. Меньше, но будут. Это даже лучше для страны: меньше будем добывать, больше останется потомкам. Будем добывать столько, сколько надо для выполнения контрактов и на нужды внутри страны. Россия - одна из немногих стран, у которой есть все, чтобы обеспечивать себя всем необходимым. Для государственных предприятий сырье будет бесплатным, для частных - по низким ценам, что явится стимулом для их развития. Сейчас мы разрабатываем меры по снижению цены на топливо и транспорт для начала в три раза. Цены на бензин, к примеру, составят не 40, а 15 рублей. Разве не был преступным и издевательским тот факт, что в самой богатой нефтью стране бензин стоил дороже, чем в странах, импортирующих нефть? Объяснялось все просто: только интересами олигархов, а не народа.
  При получении от национализации жилых помещений вы должны подумать, как их лучше использовать: поселить ли там молодые семьи или разместить детсад или пансионат для стариков. Помимо этого, детсадам необходимо вернуть их прежние помещения, занятые сейчас коммерческими структурами.
  Все эти вопросы теперь решаете вы, народ. Теперь вы хозяева России. А как поступают хозяева с полуразрушенным домом? Что-то ремонтируют, что-то строят заново. У нас в каждом малом городе имеются остатки корпусов бывших градообразующих заводов. Надо их восстановить в кратчайшие сроки для изготовления нужной городам продукции.
  Вы спросите, где взять на это деньги. Отвечаю: у местной власти, а она, на основе вашей заявки, - у министерства финансов. Но строго контролируйте получение властью этих денег. Я уверен, коррупции и воровства у вас не будет. Допускаю, что у вас может возникнуть проблема с местной властью, которая все еще прежняя и не совсем лояльная к нашим переменам в стране. Не исключаю случаи саботажа этой властью. В таком случае, вы, являясь ее судьей, созывайте сход и выбирайте новую власть. Сейчас это происходит почти повсюду. Но уже есть случаи, когда спешная замена власти не пошла на пользу дела. Поэтому заменяя мэра или главу муниципалитета, имейте в виду, что новая власть будет на вашей совести, если окажется хуже старой. У власти должен быть только один критерий: порядочность, честность и деловые качества. Коррупция, воровство, мошенничество будет караться по законам военного времени. Такого издевательства, как домашний арест за воровство трех миллиардов рублей, у нас не будет.
  При возникновении конфликта со старой властью и других трудностей, опорой вам будут представители правительства, которых мы постараемся иметь в каждом районном центре, не говоря про крупные населенные пункты. Это сотрудники этой самой Чрезвычайной гвардии России или ЧГР, чьи собратья сегодня погибли, освобождая телебашню от бандитов. Её гвардейцы будут вашей самой главной опорой, надеждой и защитой в деле спасения России.
  Учитывая сложности с подбором нового руководящего состава на местах, мы вынуждены направлять на наиболее сложные участки своих людей, в честности и преданности которых России мы уверены.
  И еще один вопрос, ставший неразрешимой проблемой для современной России. Вопрос о гастарбайтерах. Мы от их услуг не откажемся. Но нам нужны будут только такие гастарбайтеры, в помощи которых мы нуждаемся. А нам понадобятся инженеры и квалифицированные рабочие забытых в годы капитализма профессий, но не дворники и уборщики, потому что у нас много появилось своих неквалифицированных людей. Мы просто поднимем им зарплату до приличного уровня, и отбоя не будет от своих претендентов. Свои продавцы тоже найдутся при организации централизованной поставки продуктов и промтоваров. Главное, не будет накрутки на цены. Нам понадобятся работники сельского хозяйства на заброшенных заросших бурьяном землях, которые мы можем предоставить в аренду гастарбайтерам для разведения сельскохозяйственных культур с выгодой для них и для государства. Естественно, без использования стимуляторов роста, вредных для здоровья.
   В отношении возврата гастарбайтеров, в услугах которых мы не нуждаемся. Мы заставим их заработать на обратный билет домой в специальных трудовых лагерях по строительству дорог, рекультивировании свалок, очистке леса, уборке мусора и других работах, требующих неквалифицированную силу. Ни одного рубля государство на них не потратит. Как приехали, так и уедут. А в будущем будем принимать гастарбатеров и иммигрантов только по нашим заявкам. Все приехавшие не по заявке будут направляться в трудовые лагеря.
  Что касается внутренней миграции из Кавказа. Там своей территории достаточно для нормальной жизни. Как и везде в России, там будем создавать заводы и коллективные хозяйства. Кроме того, у них свои обычаи, не приемлемые для остальных россиян. Если же они все же пожелают жить на территорию вне Кавказа, то обязаны придерживаться местных обычае и законов.
  Раз уж затронуты вопросы гастарбайтеров и иммиграции, скажу и о национальности в паспорте. Она должна быть у каждого россиянина: русский, татарин, чуваш, чеченец, еврей. Все же прекрасно понимают, что из паспортов национальность выкинули евреи. А вернем ее мы, русские, являющиеся государствобразующим народом. . В то же время мы будем не допустим расовой ненависти и превосходства одной нации над другими.
  В своем выступлении я, естественно, не смог охватить все проблемы, которые могут возникнуть в вашей работе по спасению России. Я единственное хочу, как можно меньше получать от вас вопросов, что делать на местах. Думайте сами, как лучше решить тот или иной вопрос в деле спасения России, как если бы она была вашим родным домом. А она есть и должна быть им.
  Я прекрасно понимаю, что мое обращение дойдет только до тем гражданам России, для которых ее смерть является их личной трагедией и за ее спасение они готовы сражаться, как за собственный дом, не жалея сил и самой жизни.
  Повторяю, теперь все в ваших руках. Вы - хозяева России, а не Президент, не глава правительства, не Сенат, не Госдума, не Верховный судья, не Председатель ФСБ и так далее, включая губернатора и главы муниципалитета. Все они виноваты перед вами и Россией в том, что довели ее до такого состояния. Сейчас одна надежда на вас. Если и вы сдадитесь, значит, так тому и быть - не быть России. Только имейте в виду: судьба ваших детей и внуков будет в тысячу раз ужаснее вашей. Если вы были всего лишь полурабами, ваши дети точно станут ими. Вас уже не считали нормальными людьми, их прировняют к животным и оставят жить только потому, что экономически они будут выгоднее животных.
  Я уверен, что вы не хотите этого, как не хочу и я, отец троих детей. Поэтому давайте вместе засучим рукава и немедленно приступим к работе по спасению нашей любимой и неповторимой России!
  
   Верхов повел головой, словно оглядел всех телезрителей, и на его мужественном лице было столько решимости, что она не могла не передаться слушавшим и смотревшим на него людям.
  Передалась она и оператору, снимавшему Верхова. Он опомнился лишь, когда помощник толкнул его в бок и прошептал: 'Выключай, блин, он закончил'.
   К Верхову подошла сердитая Нина.
  - Ты почему не читал титры? Ничего не сказал про то, что Россия единственная страна, которая умирает в мирное время? И про седьмую статью конституции? Я зря старалась?
  Он стал оправдываться, что не могог войти в написанный текст из-за нап адение на телебашню, и робко спросил, заглядывая ей в глаза:
  - Что, совсем плохо?
  - По-моему, даже лучше, чем у меня. - Нина украдкой чмокнула его в щеку. - А про Россию и конституцию я вставлю в свой отзыв на твое выступление.
  
  Но когда она выкроила время на интернет, там уже во всю обсуждали выступление Верхова. Оценки были полярно противоположными, но абсолютное большинство были на его стороне, хотя и сомневалось в том, что ему что-либо удастся сделать. Было много советов, особенно по выселению вражлебно настроенных либералов в специально отведенное место. В их изоляции многие видели значительную часть успеха в начатом Верховым деле. Много критики было в отношении его оценки нынешнего аморфного состояния общества. Как он и ожидал, чрезвычайную гвардию практически все восприняли как ВЧК, что его порадовало: он считал это лучшей рекламой для гвардейцев.
  
   ***
  Создание ЧГР сыграло огромную, если не решающую роль в выходе России из кризиса. Первое время гвардию не признавали сотрудники полиции и тем более ФСБ. Верхов настоял на проведении у Президента совещании с участием всех силовых структур и в своем выступлении потребовал полного подчинения их ЧГР в части проведения в России мер по выводу ее из кризиса. Развернулась ожесточенная дискуссия: никто не хотел подчиняться какой-то там гвардии, хоть и чрезвычайной. Доводы Верхова о том, что речь идет не о чем-нибудь, а о спасении страны, - если не станет ее, не будет и их, - не на всех подействовали. Для него самым важным и радостным было то, что он сразу нашел общий язык с тремя министрами; обороны, внутренних дел и иностранных дел. Остальных усмирила угроза увольнения, поступившая от вмешавшегося Президента. Они попытались уговорить его оставить им прежнюю зарплату при установлении в стране шкалы зарплат. Президент направил их к Верхову, но к нему они не обратились, видно, посчитав ниже своего достоинства. Но скорее знали его ответ.
  
  Несмотря на использование гвардейцами зачастую жестких мер в отношении противников перемен в стране, в народе с каждым днем они все больше и больше пользовались популярностью, и для работы в ЧГР от молодежи не было отбоя. Между собой себя они называли чегеваровцами. Критика Верховым молодого поколения России оказалась слегка преувеличенной. Активисты 'Молодой гвардии' сами напросились на встречу с ним, которая превзошла все его ожидания. Они прямо-таки горели желанием активно участвовать в реализации решений правительства и сами предложили переименоваться в комсомол. Он сказал, что делать это еще рано, и название 'Молодая гвардия' больше подходит к данному периоду, близкому к военному, и призвал их идти работать в чрезвычайную гвардию. Буквально на следующий день больше тысяч заявлений было подано от молодогвардейцев в ЧГР,
   Насчет военной обстановки Верхов не преувеличил. Так оно и было на самом деле. Каждый шаг по реализации мероприятий правительства приходилось проделывать с боем. Но до открытого вооруженного противостояния не доходило. Слова Верхова о переселении либералов в обособленную область были восприняты ими с насмешкой, мол, только попробуй. Он не заставил себя ждать, и вначале установил контроль над СМИ по всей стране, проповедовавших поголовно антироссийские взгляды. Были закрыты несколько наиболее враждебных к правительству телеканалов, газет и радиостанций, в том числе самая прозападная из них 'Эхо Москвы'. Был заменен лавный редактор 'МК' Уткин, известный своими прозападными антисоветскими взглядами. Контроль над СМИ лишил либералов возможности манипуляцией сознанием населения и превращением их в зомби. В ответ на их ярость Верхов попросил подготовить список из трехсот нежелательных для России лиц, составленный с активным участием пользователей интернета, и предложил им либо покинуть Россию, либо переселиться в выделенный для них обособленный район Еврейской автономной области. Список возглавил главный раввин России Берл Лазар, далее в него вошли известные своими русофобскими взглядами Сванидзе, Млечин, Познер, Гозман, Немцов, Шендерович, Венедиктов, Троицкий, Новодворская, двое Пивоваровых и многие другие известные прозападные либералы, в том числе считавшими себя патриотами, как, к примеру, Борис Надеждин. И то и другое выселяемые с гневом отвергли. Верхов дал им ультимативно двухнедельный срок, после чего пригрозил силовым переселением в отведенное специально для них им место, но уже не в Еврейскую автономную область, а еще дальше и глуше. К концу этого срока в России не осталось ни одного либерала из списка. За ними последовало еще несколько тысяч человек. На них скипидарно подействовал домашний арест Горбачева, обычный - Чубайса и активных участников развала СССР и ограбления страны для предания суду. В связи с этим народ потребовал отмены моратория на смертную казнь. Горбачев уже плохо соображал и даже не понял, о чем речь. А Чубайс, узнав об этом, как выразился тюремщик его камеры, тут же обмочился.
  Эти акции отрезвляюще подействовала на остальных противников перемен. Как двадцать лет назад было модным поливать грязью советскую власть, так и сейчас эти же крикуны на чем свет стали ругать капитализм, превратившись в оборотней в политике. Зато он раскалился от ненависти врагов, живущих вне России.
  Но чем ожесточенней была их злоба на проводимую Верховым политику, тем единодушнее становилась ее поддержка населением, в том числе мелкими и средними бизнесменами, получившими льготы на сырье и избавившимися от поборов чиновников, число которых в стране Правительство решило сократить втрое.
  Всеобщее одобрение народа вызвал запрет на рекламу во время показа художественных фильмов по телевидению и ограничение показа по телевидению убийств, насилия, грабежей, ограблений и секса, а также криминала в хронике. Соответственно увеличилось число советских, индийских, латиноамериканских и других художественных фильмов о жизни простых людей, о любви, комедий, за счет уменьшения американских боевиков и триллеров.
  Особым спросом у населения стала пользоваться хроника о ходе выполнения мероприятий Правительства по выходу России из кризиса, особенно первые успехи в этом деле. Людям хотелось позитива. Идя навстречу этим пожеланиям, в прессе, словно соревнуясь, начали поступать сообщения о возрождении в малых городах давно закрытых градообразующих заводов и успехи в сельском хозяйстве, где началось соревнование коллективных хозяйств с фермерами. На этом фоне злобные голоса либералов, вещавших с западных телеканалов и радиостанций, казались лаем собак на набиравший скорость поезд.
  Но главным достижением правительства было то, что по всей стране забыли о задержках в выплате зарплат, пенсий и детских пособий. Во всех городах запестрели объявления 'Требуются рабочие' и 'Приглашаем бывших чиновников, менеджеров и мерчендайзеров на обучение токарному, слесарному и сварочному делу'.
   По всеобщему мнению в интернете уже к новому году Россия отползла от пропасти. В связи с этим в прессе развернулась дискуссия, как назвать происшедшие в стране изменения: революцией, эволюцией, переворотом или мирной сменой курса. Либералы, вещавшие в западных СМИ, разумеется, назвали смену политического курса в России контрреволюцией и даже установили ее дату: двадцать пятое октября, когда Президент назначил Верхова Премьер - Министром России. Российские СМИ назвали датой революции седьмое ноября - день выступления Верхова по телевидению, определившись и с ее названием: Вторая Октябрьская революция.
  
   ***
  Как и положено, под Новый год по телевизору выступил Президент. Только на этот раз он появился на экранах не за пять, а за двенадцать минут до полуночи. В последнее время его не так часто показывали по телевизору, и ходили разные слухи о нем. То утверждали, что он арестован, серьезно болен и даже умер или убит. И хотя эти слухи в очередной раз опровергались появлением живого и бодрого Президента на экране, они возникали снова и снова. Однако большинство сходилось на том, что Президент отошел от активных дел, передав их Верхову. Мужику как никак шестьдесят пять, у него молодая жена, трое малолеток, самое время пожить, иначе позже будет поздно. Политики сходились на том, что он, наконец, понял, что не все у него получилось, Россию он спас, и заключил с Верховым соглашение: делай, что хочешь, мешать тебе не буду, а буду помогать, только не трогай меня и мою семью и спаси от гнева народа.
   Никто из политиков не знал, что такого разговора между Президентом и Верховым не было, но такая сделка подразумевалась сама собой. Никто также не знал, что Президент высказал намерение назначить Верхова своим преемником.
  Перед камерой Президент появился сидевшим за своим рабочим столом, выглядел великолепно, без морщин и моложе своих лет, заставив одних подумать с усмешкой: 'Вот что значит молодая жена. Перед ней только так и надо выглядеть, а то выгонит, на хрен', - и других с раздражением: 'Отчего ему стареть? Пожил в свое удовольствие, а Россию завалил'.
  Словно услышав это, Президент, глубоко вдохнул и стал читать по бумажкам из стопки на столе:
   Дорогие соотечественники:
   отцы и матери, чудом дожившие до сегодняшних дней,
   братья и сестры, пытающиеся выжить в сегодняшней России,
   сыновья и дочери, вступающие в жизнь с надеждой на
   лучшее будущее.
   К вам обращаюсь я, друзья мои!
  Более тридцати лет назад советским людям начали усиленно вбивать в голову, что их жизнь никуда не годится и необходимо начать новую, идеалом которой назывался капитализм. При нем, уверяли людей, у них будет много свободы и много товаров, и все поголовно будут счастливы.
  Антисоветская пропаганда, организованная американским ЦРУ при активном участии тогдашнего руководства СССР, была настолько коварной и ожесточенной, что значительная часть населения поверила в нее и не противилась свержению советской власти, забыв, что всем обязана ей.
   И вот прошло более четверти века после гибели Советского Союза и перевода России на обещанный счастливый капиталистический путь развития. Вряд ли кто найдется среди вас, кто станет отрицать, что навязанный России капитализм не принес коренного улучшения жизни народа за исключением избранной горстки людей. Двадцать шесть лет - более чем достаточный срок, чтобы в этом мы смогли убедиться. Сделать из России аналог Запада не удалось и никогда не удастся, учитывая особый менталитет русского народа. За это время мы ничего не создали, лишь все окончательно порушили. Великая страна с развитой промышленностью, одна из лидеров мирового прогресса была сброшена на обочину. Единственное, что мы добились, это все приватизировали, сделав кучку проходимцев и ловкачей сказочно богатыми, а народ нищим. Все эти годы Россия продолжала существовать только за счет советского потенциала и экспорта нефти, цена на которую до недавнего времени достигала заоблачных высот. Я даже представить не могу, на что бы мы жили при восьми долларах за баррель нефти.
  Сейчас мы в полной мере пожинаем свою интеграцию в мировой рынок, который охватил очередной экономический кризис, цена на нефть резко упала, слава богу, не до восьми долларов, а всего лишь вдвое, но и этого оказалось достаточно, чтобы денежные запасы, которыми мы кичились, быстро улетучились, и страна оказалась на грани исчезновения.
  Я как избранный вами Президент обязан был спасти Россию. Для этого мне пришлось пересмотреть многие свои взгляды и убеждения, переступив через самого себя. В частности, я пришел к выводу, что главной причиной нынешнего краха России является вовсе не мировой финансовый кризис и падение цены на нефть, а то, что навязанный русскому народу капиталистический строй органически противен его жизненным критериям и духовным ценностям. Русский народ предпочитает спиваться и вымирать, чем жить при этом строе. Капитализм приняли евреи и некоторые другие нации в стране, для кого деньги и нажива - главная цель в жизни. И они преуспели в этом. А мы, русские люди, другие от природы. Главное в жизни для нас - не деньги и не богатство, а служение своему Отечеству и народу, отсюда и соответствующие наши общественные и нравственные идеалы и ценности. Происшедший в девяностые годы демонтаж всех достижений общественной цивилизации в стране и пришедшие им на смену капитализм с передачей всей собственности в частные руки и с бесчинством свободного рынка при ослаблении роли государства, ничего хорошего народу не принесли, кроме регулярных кризисов с очередным обнищанием и полной деградации морали и нравов. Жизнь со всей очевидностью доказала, что капитализм с его законом диких джунглей и прозападный либерализм с его свободными любовью и нравами в России обречены, и срочно необходима была их замена на другую государственную систему.
  Президент вновь оторвался от текста:
   - Как-то я попытался пересчитать по пальцам блага, которые подарили нашему народу капитализм и демократия. Положа руку на сердце, кроме обилия товаров и относительной свободы, мне ничего больше в голову не пришло. А лезли в нее такие мерзости, как безработица, детская беспризорность и проституция, исчезновение и продажа в рабство людей, включая детей, пьянство и наркомания, тотальные коррупция, воровство и мошенничество, выходящие за рамки понимания, жестокость и насилие над личностью. Зато мне не хватит пальцев, чтобы перечислять то, что утратил наш народ после распада СССР. Это и бесплатное жилье, единственное оставшееся от советской власти богатство большинства нынешних россиян. Кто мне скажет, сколько миллионов пенсионеров убили из-за этого жилья, в том числе близкие родственники? Это и бесплатное образование от дошкольного до высшего. Это и бесплатное здравоохранение. Это и бесплатные профсоюзные путевки в санатории и пионерлагеря. Это и доступная любой зарплате и пенсии стоимость жилищно-коммунальных услуг. Это и почти бесплатный общественный транспорт и совсем необременительные для кармана поездки на дальние расстояния железнодорожным и воздушным транспортом. А сейчас стоимость авиабилета в одну сторону из Дальнего Востока в Москву в несколько раз выше едней месячной зарплаты по стране. А сколько сейчас стоят лекарства? Легче умереть, чем их купить. К тому же половина их поддельная, за свои же деньги умрешь. Можно добавить к перечисленным еще многие социальные блага, которые променяли советские люди на счастье пожить при капитализме. Только почему-то это счастье обошлось России огромной ежегодной людской потерей до миллиона в год, причем главным образом не из-за голода, а из-за пьянства, употребления наркотиков, бандитизма, убийств и самоубийств, исчезновения и других причин, неведомых в стране ранее.
   Вот и получается, что капитализм, который мы навязали стране, не устраивает никого, кроме олигархов и богатой элиты.
   Надеюсь, вы понимаете, насколько мне, прозападному либерал-демократу, тяжело и горестно говорить вам об этом, расставаясь со своими иллюзиями. Но жизнь, как говорится, сама заставила меня сделать это. - Президент протер пальцами глаза и продолжил читать по бумажке. - Как ни крути, а жизнь заставила нас вернуться к основам советского строя, которые мы так и не смогли до конца искоренить из сознания народа. Их прочность оказалась намного выше, чем мы предсказывали. Мало того, с каждым годом ценность этих основ для большинства населения становилась все более очевидной, и все настойчивее приходило осознание как самих этих ценностей, так и необходимости их восстановления. При этом я имею в виду не возврат в прошлое, что еще никому никогда не удавалось сделать, а использование всего его лучшего в будущем. В первую очередь, речь идет о социальных ценностях социализма. К неоспоримым достижениям социализма, безусловно, относится также плановое ведение народного хозяйства. Жизнь уже давно заставила нас вновь применять этот внедренный впервые в Советском Союзе прогрессивный способ руководства страной, несмотря на упорное сопротивление многих наших политиков и экономистов. Мы уже широко внедряли не только краткосрочные планы, но и долгосрочные на десять и более лет. Но из этого у нас ничего не вышло без замены существовавшего строя. Осознав это, я сделал единственно правильное, на мой взгляд, решение назначить главой правительства человека совершенно другой формации, вся жизнь которого была посвящена противостоянию капиталистическим и либеральным устоям. Я имею в виду Константина Алексеевича Верхова. Я имел с ним основательный разговор о путях выхода из кризиса. Не буду перечислять, с чего мы начали и что уже сделали. Результат, как говорится, налицо: мы спасли Россию от смерти. Теперь осталось укрепить ее состояние и повести к расцвету. Я уже подготовил указ об отмене Закона о земле, Лесного и Водного кодексов, которые будут заменены законом об их национализации. Закон о земле не коснется приусадебных и дачных участков в установленных пределах. В огромном и сложном народном хозяйстве России невозможно обеспечить устойчивое развитие без разумного сочетания плана и рынка. В самое ближайшее время мной будет подписан указ о возврате к государственному планированию основных показателей народнохозяйственного развития. В период кризиса невозможно назвать отрасль и сферу деятельности, куда бы государство активно не вмешивалось, чтобы спасти их от краха. Вот только толку от этого мало, пока там правят частные лица, думающие лишь о собственной выгоде. В тоже время мы не откажемся от частной собственности, и все их виды в стране будут сохранены. Но мы не дадим частной собственности наступать всем на горло, как это делается сейчас. Из доминирующей она превратится в вспомогательную. Кто не захочет быть ученым, преподавателем, строителем, стоять у станка и выращивать в поле урожай, бога ради, будь хозяином фирмы, ларька, прачечной, автомастерской, производи нужные народу товары ширпотреба. Однако во избежание классовой вражды разница между трудовой зарплатой и доходами от бизнеса не должна вступать в кричащее противоречие с понятиями о справедливости. В некоторых странах, например, в скандинавских, зарплата Президента не превышает зарплаты уборщицы больше, чем в десять раз. Я считаю такую пропорцию можно принять за основу и для России. Однако, учитывая ее огромную территорию, многонациональность и более сложное управление народным хозяйством по сравнению со скандинавскими странами, будет целесообразнее увеличить пропорцию в зарплатах до соотношения двадцать к одному. На сегодняшний день зарплата Президента России равна девятьсот тысяч рублей. Минимальная зарплата пока по стране десять тысяч рублей. Поднять ее пока у нас нет возможности. Поэтому зарплата Президента не должна превышать двести тысяч. Думаю, это будет справедливо. Все остальные зарплаты работников государственных учреждений должны укладываться в промежуток между максимальной и минимальными зарплатами по стране. Я поручил Правительству в ближайшие сроки разработать единую шкалу зарплат по стране. Ее размер будет зависеть от спроса на профессию, в связи с чем квалифицированный рабочий может зарабатывать значительно больше чиновника. Исключение будет предоставлено лишь выдающимся деятелям науки, литературы и искусства. Для таланта нельзя устанавливать ограничения.
  Серьезное внимание я порекомендовал правительству обратить на борьбу с безнравственностью и пошлостью. Надо признаться, что нравственная деградация населения достигла таких чудовищных масштабов, что это стало одной из серьезнейших причин ускоренного исчезновения русского народа. Отсутствие у государства и людей цели в жизни неизбежно ведет к потере интереса к самой жизни. И тут не надо бояться протестов против введения цензуры и других ограничений на всякого рода извращения и мерзости.
   Все эти планы и начинания возникли у меня, к сожалению, лишь в последнее время, когда страна оказалась на краю пропасти. Я понимаю, что о каждом руководителе судят по тому, какой он оставил после себя страну: еще лучше и сильнее, чем была до него, или намного хуже и слабее. К сожалению, я не возвеличил ее и полностью осознаю свою вину в этом. Я глубоко заблуждался, оказавшись в плену у хулителей социализма и ярых приверженцев капитализма и либеральной демократии. Но меня нельзя обвинить в том, что я проводил свою политику осознанно в ущерб России и ее народу. Я делал все, работая, как раб на галерках, на мой взгляд, необходимое для ее подъема, и мне многое удалось в восстановлении авторитета России на международном уровне. Ее признали и стали с ней считаться. Но в части экономики я оказался значительно слабее, доверившись прозападным экономистам, в результате чего со страной произошло то, что произошло. В Верхове я вижу человека, способного превратить Россию в могучее государство, и поэтому принял решение предложить его на пост Президента Российской Федерации на следующих выборах и призываю вас проголосовать за него на предстоящих выборах в марте.
  Закончить это свое новогоднее обращение к вам я хотел бы пожеланием, чтобы новый 2018 год стал годом полного выздоровления и укрепления нашей горячо любимой России во всех сферах теперь уже опять народного хозяйства. А всем вам я желаю крепкого здоровья, бодрого духа и большого личного счастья.
   Благодарю за внимание.
  
  
   ***
  На состоявшихся в начале марта выборах Президента России за Верхова проголосовали семьдесят шесть процентов избирателей.
  
  
   Конец.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"