Аннотация: Уж более полувека как отгрохотала Вторая мировая, но её канонада до сих пор гулким эхом звучит в ушах ветеранов.
АВАРИЙНЫЙ РЕЖИМ
-1-
Да, тишина на фронте вещь редкая. Да и солнце первый за две недели раз прорезалось сквозь ненастную осеннюю погоду. Щедро полило своим животворящим теплом уже подмерзшую в преддверии зимы землю. Не так, как летом, конечно, но всё-таки. Окопы рыть в такую погоду одно удовольствие. А то всё снег с дождём или дождь со снегом. Потоки грязной воды стекают с бруствера, смывая в окоп с таким трудом выброшенную наверх землю. Окоп становится похожим на сточную канаву. Жидкая каша из грязи противно чавкает под ногами, тоннами налипает на сапоги. Ноги разъезжаются в разные стороны, как у незадачливого фигуриста. И не дай бог хлопнутся задницей в эту жижу - отмоешься нескоро! Промозглый ветер выдувает из набухшей от влаги фуфайки последние остатки тепла. Мерзко, одним словом. Не то, что сегодня: солнышко греет, грязь местами подсохла. Правда снег кое-где лежит, тает. А так благодать. Живи и радуйся. До перекура дожили - уже хорошо. Папироска душевно шкворчит. Вот под этим ласковым солнышком, в благословенной тишине, на сухом, прогретом солнцем пригорке, рядового Фёдора Балашова и разморило.
- Слышь, сынок, оставь покурить, - сухая старческая рука с морщинистой кожей и грязными обломанными ногтями легла на плечо Фёдора, вырывая его из сладостных грёз. Он вздрогнул и обернулся:
- А, это ты, Фомич. А чё, свою махру уже скурил? Недавно ведь только привезли.
- Да не. У блиндаже кисет забыл. А идтить страсть как неохота. Такая благодать, - он развел руками, словно стараясь охватить все кругом, - когда еще такое будет. И тишина!
- Точно, дед, точно! - согласился Балашов. Он залез за обшлаг заскорузлой фуфайки и выудил кисет с табаком. - Держи, Фомич, закуривай!
Старик взял кисет, достал оттуда обрывок газеты. Неспешно, но ловко скрутил из нее козью ногу. Основательно наслюнив, зажал самокрутку в зубах. Похлопал себя по карманам в поисках спичек.
- Пользуйся, пока я добрый, - промурлыкал Федор, протягивая Фомичу зажигалку.
- У, трофейная? - осведомился Фомич, поднося зажигалку к своим подслеповатым глазам.
- Трофейная, - подтвердил Балашов.
- Умеють же гады делать - и удобно и красиво! - вздохнул Фомич, возвращая зажигалку Федору.
- Слышь, дед, я чего всё спросить хотел, - раскуривая потухшую самокрутку, процедил сквозь сжатые зубы Федор. - Чего тебе на печи не сиделось? - он с довольным выражением лица выпустил в воздух струю сизого табачного дыма.
- Много ты понимаешь, сопеля зелёная, - проворчал дед, - я ишшо в первую мировую ерманца бил! Трое сынов у меня на фронте и двое внуков. А я на печи сидеть буду, когда дети мои с ворогом бьются? А убьют..., так все ж как ерой сгинул! Да и не боюсь я смерти-то - пожил уж. Детей вырастил, на ноги поставил. С внуками понянкался. Правнуков увидел. Чего еще желать? Для себя нечего. А вот для детей, внуков и правнуков ...
- Ну, ты дед, заладил - дети, внуки. Я вот пошёл Родину защищать...
- Молодой ты ишшо, потому и глупый! - оборвал Фомич Фёдора. По-твоему Родина это чаво за штука такая?
- Ну, это...- растерялся Фёдор.
- Ну - баранки гну, - передразнил Балашова дед. Родина это Отчизна. Отчий дом, то есть родительский. А мы все дети её. Непутёвые, как ты, но родные. То есть Родина это мы и есть. А после нас дети жить будут, внуки-правнуки. Они - будущее наше. Вот будет у тебя своя семья, дети... А пока что ты дитя неразумное. Я то ж покуда молодой был, за веру, царя и отечество...- Фомич усмехнулся, отер тыльной стороной ладони губы, сметая крошки махры, - а затем всё так перевернулось.... Он замолчал, прислушиваясь. В звенящей тишине слышалось низкое гудение.
- Федька, слышишь? - толкнул он локтем в бок Балашова.
- Да слышу, черт его задери! - ругнулся Фёдор.
- Воздух!!!- эхом пронеслось вдоль линии окопов. Гул нарастал, приближался.
- Давай к окопам! - крикнул Фомич, - сейчас тут будет жарко!
- Фомич! Ты ж смерти-то не боишься, - съязвил Фёдор.
- Дурак ты, Федька, хоть и здоровый оболтус! Смерти действительно не боюсь. Но лезть на рожон не буду! - и, пригнувшись, он побежал в сторону окопов.
- Ну, дед! Ты чего, шуток не понимаешь?! - поднимаясь на ноги, прокричал вдогонку удаляющемуся Фомичу Балашов. В ответ дед только махнул рукой - давай, дескать, быстрее. Первый взрыв бухнул где-то далеко. Земля дрогнула. В высь взвился столб дыма. Это подстегнуло Федора - он тоже пригнулся, и быстро побежал вслед за Фомичом. С каждой секундой взрывы раздавались всё ближе и ближе. Земля уже ходила ходуном. Дымом заволокло всё небо. Запыхавшийся Фёдор спрыгнул в окоп, чуть не на голову Фомичу.
- Ну, полегче, - проворчал дед, - прыткий какой. Не хватало, чтоб ты мне еще шею свернул. На том свете засмеют.
- Ладно, не ворчи, я ж не специально, - огрызнулся Балашов, ты здесь так спрятался, что тебя и не видать. - Вот, б...!!! - матюгнулся Фёдор, - фуфайку-то на пригорке оставил! Ведь новая совсем!
- Не боись, Федька, авось в нее бомба не попадёт, - утешил парня Фомич.
- Как же, на авось надейся! - крикнул Балашов, выпрыгивая из окопа.
- Ты куда, паря! Сдурел совсем! - заорал дед, но Фёдор его уже не слышал. Он нёсся к пригорку, на котором забыл свою злополучную фуфайку. Схватив забытую вещь, Балашов бросился обратно к окопам. Воздух разрывался под тяжестью железа падающего с неба, издавая жалобный стон. От свиста закладывало уши. До окопа оставалось рукой подать, когда прямо к его ногам упал снаряд. Неожиданно для Балашова время остановилось. Замерло, превратившись в густой кисель. Звуки исчезли. И сам он застыл, не закончив движения. Лишь лихорадочные мысли с быстротой молний сквозили в голове:
- Всё, конец!!! Что делать!!! Что...
Снег таял вокруг раскалённой болванки. По её поверхности огненными змеями побежали трещины. Из них зловеще полыхнуло пламенем. Фёдор рванулся, из последних сил стараясь разорвать сковавшее его оцепенение. И у него получилось. Он двигался, тогда, как всё вокруг напоминало застывший фотоснимок. Последним усилием Фёдор перевалился в окоп, продолжая удерживать в поле зрения смертоносную игрушку. Наконец она раскололась, яростно выплеснув наружу поток огня. От неё медленно отделялись и плавно поднимались в воздух осколки. Неожиданно время обрело прежний ритм. Все стало на свои места. Рядом рявкнуло, и Федора словно ударило доской по ушам. В глазах потемнело. Пространство, свернувшись в точку, перестало существовать. Вместе с ним перестал существовать и Балашов.
-2-
- Ну, как ты не можешь в толк взять! - надрывался Фёдор, разбрызгивая вокруг себя слюну. - Видел вот этими глазами, как бомба треснула, словно спелый арбуз. Трещины побежали. А все вокруг стоят как вкопанные, и никто даже не шевелиться! Понимаешь, никто! Я до окопа кое-как дотянул, и тут как рванёт! Ну ты мне чего, не веришь, что ли?!! - заорал Балашов, вцепившись в отвороты шинели молоденького лейтенанта Петрова из мед части.
- Тихо ты, не ори! - прикрикнул на Фёдора лейтенантик. Не верю! Ты вот, наверное, не знаешь, что человеческий глаз инерционен ...
- Ну я же видел! - перебил лейтенанта Балашов.
- Тогда, ты, Балашов - феномен. Тебя изучать надо! Возможно, - предположил медврач, - твой организм в критических ситуациях переключается в специальный режим - аварийный. Все процессы в нем ускоряются в десятки, а то и сотни раз. Время воспринимается совсем иначе, - продолжал развивать он свою мысль. - Силы возрастают многократно. - Ух, изучить бы технологию включения этого твоего аварийного режима! Как только война закончится, обязательно займусь этой темой. Ты только представь, если бы все люди знали эту технологию. С такими возможностями... Изучим её после войны, если живы будем. Технология Балашова - звучит?
- Звучит, - ухмыльнулся Балашов. - Слушай Петров, - Фёдор махнул рукой в сторону толпы людей, стоявших неподалёку, - чего это там за представление?
- Так ты не в курсе? - удивился Петров, - вчера к нам из штаба прибыл полковник Голохватов с проверкой.
- Чё за проверка ? - заинтересовался Балашов.
- Да так! Высокое начальство считает, что слишком много раненых в тыл отправляем. Дескать, если дело так пойдет, воевать будет некому. Крыса тыловая! Знаешь сколько калек на передовую сейчас отправим? Тебя тоже кстати...
- Да хрен с ним, я-то себя уже сносно чувствую..., - Фёдор с любопытством наблюдал за группой раненых, - слушай Петров, давай поближе подойдём. Смотри, как там страсти накалились!
-3-
Тщедушного вида мужичонка нападал на большого, холёного полковника Голохватова, словно моська на слона:
- Да чё б ты, б.., понимал! Погляди, братва, каку он морду в тылу наел! Привыкли гниды штабные за нашими спинами прятаться!
- Что?! Бунтовать?! - заверещал вдруг Голохватов тоненьким голоском, так не вязавшимся с его дородной фигурой. - Да я вас всех под трибунал!!! - его мясистое лицо побагровело от натуги.
- Смотри, мужики, какой злой дяденька! Рожа красная, хоть прикуривай. Надулся, того и гляди лопнет, - продолжал нападки мужичонка под дружное ржание.
- И ты, паря, меня трибуналом не пугай! Все равно дальше передовой не пошлют! Да мы и сами на фронт с радостью! Только подлечиться маненько нужно! Правда мужики!
- Приказы не обсуждают! - пропищал, зеленея, Голохватов, - Их исполняют!
Мужичок подошел вплотную к полковнику и плюнул ему в лицо.
Голохватов зарычал, размахнулся, и врезал кулаком в скулу обидчика. Тот упал прямо под ноги Балашову, что вместе с лейтенантом подошел к месту разборки. Фёдор протянул мужику руку. Тот поднялся, вытирая кровь с разбитой губы. Но тут произошло то, чего никто не ожидал. Мужичок резким движением выдернул из кобуры лейтенанта пистолет и выстрелил в Голохватова.
- Стой! - хотел крикнуть Балашов, но не успел - время остановилось вновь.
Технология не подвела его и на этот раз. Положение стало безвыходным... Пуля висела на расстоянии вытянутой руки от Фёдора, и очень медленно, двигалась в сторону Голохватова. Проследив взглядом траекторию, Балашов понял: конец полковнику. Неожиданно возникло смутное предчувствие. Фёдор уже не был до конца уверен, сможет ли он остаться просто сторонним наблюдателем всего происходящего. Единственное, что он успел бы сделать за эти короткие, отведенные только ему богом мгновенья, это заслонить полковника своим телом...Умирать мучительно не хотелось...