Это случилось в давние времена. Злонравный змей-Горыныч похитил у царя Пентифара дочь Марфу и умчал ее в свой угрюмый край. Он долго уговаривал принцессу выйти за него замуж, но принцесса упорно отказывалась. Тогда Горыныч заточил ее в неприступную башню, стоявшую на вершине стеклянной горы. Принцесса была рождена для счастья, однако ей приходилось сидеть взаперти и проливать горькие слезы. Со всего света приезжали рыцари к стеклянной горе, чтобы освободить принцессу, но напрасно пытались они взобраться на ее вершину. Склон был настолько скользкий, что мало кто мог достичь его середины. Сорвавшись, рыцари, гремя своими доспехами, летели в бездонную пропасть. Кто не разбился, свалившись в бездну, погиб от когтей дракона Атонаса, сторожившего замок, или от ядовитых испарений, шедших со дна пропасти. Вся долина у подножья стеклянной горы было усеяно человеческими костями. Поэтому местность вокруг замка, по справедливости, называлось гиблой.
Однажды, проезжая по центральной площади столицы, Иван-царевич услышал, как глашатай объявлял собравшимся вокруг него горожанам, что полоненная принцесса через три дня погибнет лютой смертью, потому что семь лет, данные ей для раздумий, истекли. В сердце Ивана-царевича вспыхнула исступленная жажда к подвигу. Он тут же положил в своей душе ехать к стеклянной горе и любой ценой спасти принцессу. Царь с царицей, когда узнали о его планах, помрачились лицом и стали отговаривать:
-- Зачем тебе пыль странствий и превратности судьбы? У нас в доме все есть, что нужно для души и тела. А ежели хочешь жениться, мы тебе найдем девушку помоложе. Принцесса Марфа семь лет невестится, вот и посчитай, ее года. Словом, мы тебя не благословляем на этот безрассудный поступок.
После объяснения с родителями Ивану-царевичу постыл белый свет. Он впал в мечтательную вялость и стал безразличен для привычных радостей жизни. Однако никакие разумные доводы и представления отца и матери не изменили его решимости, напротив, их слова еще сильнее разожгли желание царевича пуститься в странствие.
Царь Иван, зная характер сына, не поверил, что он согласился с родительскими резонами. На другой день он на цыпочках подошел к комнате, где жил царевич и приложил ухо к двери. Слышит -- жик, жик, звук как будто меч кто точит. Любопытство захватило царя, и он тихонько отворил дверь.
-- Ты чего делаешь?
-- Вот, меч точу, -- не смея поднять глаза на отца, отвечал царевич. -- Я все-таки решил отправиться на покорение высоты. Такой красоте, зачем сидеть взаперти?
Вопреки ожиданию, царь не стал его бранить, он протянул царевичу туго набитый кошелек и примолвил, -- об остальном позаботься сам.
-- Да я уже собрал и почистил оружие.
-- Вижу, мне по душе, что ты твердо стоишь на своем решении совершить этот славный подвиг, -- оглядывая стальные доспехи, сказал царь, и благословил сына в дорогу.
Рано утром Иван-царевич облекся в начищенное до блеска вооружение и вышел во двор, где его ждал могучий боевой конь по имени Балтатус.
-- Не уезжай! -- молила его царица, -- я погибну от печали и скорби, если ты не вернешься!
Царевич обнял мать и, заверил ее, что с ним никакой беды не случится. Затем он попрощался с отцом, с сестрами, с друзьями и ровно в семь выехал за ворота. Вначале все шло благополучно, его окружали знакомые картины и лица, встретилась даже компания наряженных девушек, которые пожелали ему счастливого пути. Но вскоре царевича обступил дремучий лес. И хоть дорога была совершенно безлюдная, он не мог отделаться от чувства, что кто-то за ним подглядывает. Что-то шуршало за кустами, бежали чьи-то легкие ноги. Чтобы быстрее проехать место, которое пользовалось в народе плохой славой, он пустил коня крупной рысью. Вдруг страшный вой потряс тишину леса. В его звуках был столько тоски и злобы, что Иван-царевич почувствовал невольное содрогание. На всякий случай он потрогал, подаренный матерью образок, в котором была заключена чудесная сила: пока человек носит его, он не может быть убит.
Миновав мрачный лес, царевич решил устроить привал. Он нашел славное местечко под березой на траве, сел и вытащил из подсумка краюшку хлеба и жбан кваса. Подкрепившись, он лег на спину и стал глядеть в раскинувшееся над его головой небо. Птички порхают в ветвях, жужжат шмели и пчелы, шевелит листвой ветерок. Но гармония природы не радовала царевича, глубокая скорбь разрывала ему грудь, при мысли о красавице принцессе. В самом деле, молодая цветущая девушка столько лет находится под надзором злых сил, чье бы сердце не содрогнулось от жалости к ней? Вдруг один цветок обернул к нему свою головку. Царевич видит, цветочек раскрылся и шевелит язычком.
-- Ты мне что-то хочешь сказать?
Цветок согласно кивает головкой:
-- Сейчас на поляну явиться лесной старичок с паутинными волосами, ты его слушайся.
"Вот оно что, -- размышлял в полудреме царевич, -- оказывается, цветы могут изъясняться в простых понятных выражениях. Конечно, это не что иное, как сон. От цветов течет дурманящий запах, вот мне и грезится невесть что".
Размышления его были прерваны звуками шагов, и вскоре на поляну вышел глубокий старец. Дружелюбный взгляд, благообразное лицо и степенная осанка, располагали к нему с первого взгляда, а длинная рубаха, подпоясанная грубой веревкой, придавала фигуре старичка толстовский стиль.
Иван-царевич легко вскочил на ноги и вежливо поклонился:
-- Здравствуйте, дедушка! -- приветствовал он старичка и, покосился на цветок, с которым только что разговаривал, но цветок молчал и только трепетал листочками: "дескать, качаемся, в веселии сердца".
-- Ась?
-- Не желаете ли кваску?
-- Квас потом, сначала давай, Иван-царевич, о деле поговорим. Добрые люди сказывали, что ты думаешь освободить принцессу из заточения. Так?
-- Да, так!
-- Тогда слушай внимательно, что я тебе скажу: проникнуть в замок, где сидит в заточении принцесса не просто. На гору поднимайся пешком, не бери пример с тех, кто старается достигнуть вершины верхом на лошади. Все они потерпели неудачу, хоть и ковали своих лошадей острыми шипами. Когда поднимешься на вершину, увидишь перед замком двор. Посреди двора растет яблоня, на ней летом и зимой растут золотые яблоки. Попасть во дворец ты сможешь, только сорвав золотое яблоко. Яблоки сторожит великан. Одолеть его трудно. Задача, правда, облегчается тем, что великан спит 20 часов в сутки. Но берегись, он в состоянии одной рукой забросить тебя за горную цепь.
Вдруг снова раздался леденящий душу дикий вой. Старичок прислушался.
-- Кто это так страшно воет? -- спросил царевич, крестясь.
-- Это злонравный дракон возбудил против тебя крючконосых гарпий, которые будут преследовать тебя до стеклянной горы и всячески стращать, в надежде, что ты струсишь и повернешь домой.
"Оказаться трусом" -- эта мысль была невыносима царевичу, и он с некоторой запальчивостью отвечал, -- Будь что будет! Я все равно поеду к горе, потому что только принцесса может успокоить безмерную печаль, разрывающую мое сердце.
-- Твое упорство мне нравится, -- сказал старичок и внезапно исчез, то есть, как сквозь землю провалился.
Иван-царевич повертел головой -- нигде нет, глянул на часы. "Ба! Время два, а мне еще ехать и ехать". Он вскочил на коня и продолжил свой путь. Проскакав несколько верст, он услышал, что кто-то с большим шумом пробирается сквозь непроходимые дебри.
Вдруг большой бурый медведь стал ему на дороге и громогласно заревел. Балтатус, исполнившись трепетом, поднялся на дыбы, но Иван-царевич не растерялся и в своей безудержной храбрости дошел до того, что выхватил меч и занес его над головой зверя.
-- Не убивай меня, -- взмолился медведь, -- я тебе пригожусь.
Царевич ахнул, (чудеса выходили за круг всякого вероятия) и поспешил убрать меч в ножны. Видя что от изумления Иван-царевич не может произнести ни слова, первым заговорил Медведь:
-- Я знаю, что ты едешь на страшный подвиг -- спасать царевну из плена, я от всего сердца желаю тебе успехов.
Затем медведь рассказал, что злой Горыныч, достигнув зенита могущества, возымел охоту жениться. Но принцесса Марфа, влюбленная в мечту освобождения не хочет идти за него. Зловредный змей ее преследует язвительными речами и грязными приставаниями.
-- Вообще он не знает пределов своего господства, у него всего вволю, но ему все мало. Хлещет вино ведрами и каждый день съедает по оленю, обязав меня охотиться за ними и доставлять туши к подножью стеклянной горы. Снести это невозможно.
Медведь подарил Ивану острые когти, которые могли пригодиться при подъеме на стеклянную гору, а также эликсир жизни, излечивающий любые болезни и раны, добавив:
-- Будь, кормилец, и нашим освободителем.
Вежливое обхождение медведя успокоило Балтатуса. Преодолев страх, он, как и заведено у животных, стал обнюхиваться с медведем. Увидев, что встреча кончилась миром, все деревья вокруг поляны начали слегка приплясывать, а слетевший с елки на плечо медведя дрозд, позвал всю компанию на пироги. Одна каркающая ворона была в резком контрасте с общей радостью, она была переодетой гарпией -- мир не радовал ее. Иван-царевич поблагодарил своих новых друзей, пообещав обязательно навестить их, когда освободит царственную узницу, и просил показать дорогу.
-- Скачи все время этой тропинкой, она приведет тебя к стеклянной горе, да, если по дороге встретится гарпия, (они чаще всего принимают облик ворон), не заговаривай с ней. Согласно предписанию зловредного дракона, она попытается заморочить тебе голову.
Иван-царевич, скача по лесной тропинке, не без трепета думал, -- "вот будет штука, если мне, в самом деле, встретится гарпия, я даже не знаю, как обороняться против ее колдовства". Только подумал, навстречу по дороге тащится согнутая дугой старуха.
-- Куда это ты, молодец, спешишь? Никак в сторону стеклянной горы?! -- лицо старухи искривилось в омерзительную улыбку, -- неблагодарный сын, бросил отца и мать и поехал искать приключений на свою голову.
Иван-царевич сразу узнал голос. Его дребезжащий визгливый тембр был очень похож на те пронзительные вопли, которые он слышал, въезжая в лес. Хорошенько вглядевшись в лицо старухи, царевич признал в ней форменную гарпию: нос крючком, изо рта торчат желтые клыки, глаза светятся красным огнем. Ивана-царевича охватило чувство жути.
"Как бы совсем не пропасть среди этих невидальщин", -- подумал он про себя.
-- Что молчишь, соколик, отвечай, как очутился в нашем лесу?
-- Очутился здесь на пути к предназначенному мне подвигу. Но сейчас для болтовни нет времени, бабуся, мне нельзя мешкать, принцесса ждет!
-- Тебе, Иван, не под силу этот подвиг, -- стала отговаривать его старуха, -- освободить принцессу может лучший из лучших, а ты посмотри на себя. Ты ни ростом, ни силой не взял, потом неблагоразумно ехать в такую даль, не имея нужных средств, для борьбы с Горынычем. Никто не может преодолеть страха, увидев его, а ведь рядом с ним еще великан с необоримой силой в руках и крылатый змей Атонас, от свиста которого, горы дрожат, и лес, как трава, валится.
-- Какие, такие средства, у меня есть меч-кладенец и щит, обитый буйволовой кожей. Потом я не могу ворочаться домой, ибо это было бы постыдно, я лучше погибну, чем откажусь от принцессы.
Тогда старуха сказала, что она располагает самым верным средством, и дала царевичу волшебное зеркало, из которого он может черпать ответы на все свои вопросы, например, каким оружием лучше сражаться с тем или иным чудовищем, какую траву применить для врачевания ран и т.д.
Иван-царевич поблагодарил старуху за подарок и поскакал дальше. Не успел он и двух верст сделать, как мимо него пронеслась на помеле ведьма, как две капли воды, похожая на старуху, с которой он недавно беседовал. Из ощетинившейся метлы на него посыпались искры, на обочине загорелась сухая трава, над дорогой повис удушливый запах серы.
"Должно быть, старуха действует заодно с крылатым драконом", -- смекнул Иван-царевич, и стал ругать себя, за то, что вступил с ней в доверительный разговор.
Проехав еще немного вперед, Иван вспомнил про подаренное зеркало и решил взглянуть в него, вдруг оно и впрямь даст дельный совет. Он пустил Балтатуса пастись на поляну, а сам сел на замшелый пень и стал глядеть в зеркало. Сначала на стекле появилась надпись, которая сообщала, что царевич уже недалеко от цели своих странствий. Затем зеркало показало, окруженную горными хребтами башню и чугунные ворота перед ней. Самодвижущаяся клюка повела Ивана-царевича через потайной ход внутрь башни, при этом он чувствовал странное, непередаваемое ощущение своего присутствия в ней. Он ходил по залам, освещенным светом факелов, и разглядывал, висящие на стенах оружие, штандарты и прочее ратное снаряжение. В одной из комнат сидела, овеянная тихой грустью, полоненная принцесса. На ней было черное бархатное платье, усеянное драгоценными камнями. Одеяние очень шло к ней, а неторопливая поступь и величавая осанка, отчетливо проявляли ее высокое происхождение. Несмотря на то, что от слез у принцессы Марфы припухли очи, и покраснел нос, Иван-царевич ощутил сильное влечение к ней. Он даже глаза протер, чтобы лучше ее видеть.
Вдруг в открытое окно вместе голубыми молниями и клубами черного дыма влетел змей-Горыныч. Он разверз ужасную пасть и сухим металлическим голосом закричал:
-- Хватит артачиться, девушка, все равно станешь моей женой.
При этих словах мерзкая тварь широко распростер крылья, как бы намереваясь обнять принцессу. Но принцесса увернулась от его объятий и тихим, но твердым голосом проговорила:
-- Не пойду я за вас, сколько можно повторять одно и то же?
Слова принцессы привели Горыныча в бешенство. Он затрясся от злобы, а из его разинутой пасти полыхнуло синее пламя. С изумлением заметил царевич, что фигура дракона стала мало-помалу изменяться. Наконец дракон принял человеческое обличье и, подойдя совсем близко к царевне, сообщил ей с оскорбительным злорадством, что ей остается только два дня на раздумья, а там, -- и он провел рукой по шее.
Глядя на драконовы бесчинства, царевич до того распалился гневом, что даже схватился за меч, но вовремя вспомнил, что находится не в замке тирана, а в дремучем лесу.
"Чего это я прохлаждаюсь, судьба зовет меня совершить страшный подвиг, а я в зеркальце гляжу", -- сказал он сам себе. -- "Вот к чему приводят опыты с колдовскими зеркалами. Так не долго и в бесовскую прелесть впасть".
Царевич вскочил на ноги, но вдруг почувствовал такую слабость во всем теле, что шагу не сделать. Ему пришлось долго растирать лодыжки, прежде, чем он сумел продолжить путь.
В нетерпеливой жажде подвига, Иван-царевич так нещадно погонял Балтатуса, что за ним на дороге пыль взмывала до неба. Наконец, Балтатус был вынужден просить пощады. Пришлось царевичу с галопа перейти на рысь, тем более что тропа шла среди нависших скал и была весьма извилистой и каменистой. Неторопливая езда немного успокоила его. В голове Ивана-царевича толпой зароились грезы о будущем счастье: он воображал себе, как в честном бою одолеет дракона, как пучеокая царевна, устремит на него приветливый взор, как протянет к нему свои оцепенелые руки... Конец мечтаниям положила горная речка, преградившая ему путь. Иван-царевич напоил коня, сам напился студеной воды, перешел реку вброд и выехал на открытое всем ветрам горное плато. Здесь он дал отдохнуть коню и огляделся. Его окружала довольно суровая местность: вдали своими белыми вершинами уходили за облака зубчатые горы, склоны которых покрывал темный еловый лес, перед ним громоздились серые скалы, поросшие мхом и чахлым кустарником, плескались и шумели кипящие волны водопада.
"Поеду, пожалуй, если солнце сядет за горную цепь, я не увижу тесной тропы", -- заторопился Иван-царевич. Его опасения подтвердились, угольно-черный наряд елей скрадывал последние остатки вечернего света, так что из света он сразу шагнул в ночь. Тогда Иван-царевич бросил узду и положился на чутье Балтатуса, который мог и в темноте безошибочно следовать за прихотливыми изгибами горной тропинки. На склоне дня царевич прибыл в местность, которую ему указало странное зеркало. Он остановился и стал отыскивать глазами замок дракона, но взор терялся в необозримом пространстве заснеженных гор. Внезапно его глаза наткнулись на одинокое деревце, и торчащую за ним башню, похожую на печную трубу.
"Эге, да не та ли это башня, в которой семь лет томится полоненная принцесса", -- подумал царевич и тронул поводья.
Отлогая лощина под горой справедливо называлась стороной смерти: тут и там в траве желтели человеческие кости, торчали обломки мечей и копий. Задетый копытом, глухо звякнул и покатился в лощину шлем с открытым забралом; с распростертого на земле скелета, поднялась стая ворон. Сомнений не оставалось, -- перед Иваном был замок змея-Горыныча, похитителя принцессы Марфы. Рассудив, что до захода солнца у него еще есть время, Иван-царевич решил объехать гору кругом, чтобы прикинуть, с которой стороны на нее лучше будет подниматься.
Вдруг к подножью горы примчался витязь в позолоченных доспехах. Его ухарски закрученный ус, показывал, что он тоже стремится своими доблестными и смелыми деяниями завоевать сердце принцессы.
"Неужто, эта горячая голова хочет взять склон на одном дыхании ", -- подумал Иван-царевич.
Предположение не обмануло его. Рыцарь лихо гикнул, пришпорил коня и поскакал в гору. Конь его бежал по стеклу, как по ровной земле, ни разу не оступился, не поскользнулся. Смельчак был уже почти на вершине, как вдруг в небе показался огнедышащий змей. Сложив свои перепончатые крылья, змей ринулся на рыцаря и, стащив его с седла, швырнул в бездонную пропасть. Туда же с неимоверным грохотом полетели детали позолоченных доспехов и пернатый шлем. Конь без седока, взвился на дыбы, поскользнулся и полетел вслед за своим лихим наездником. Бедственное зрелище! Однако это роковое приключение заставило Ивана-царевича вспомнить наказ старца с паутинными волосами, который заклинал его не хорохориться и подниматься на гору пешком.
Иван-царевич немедля поскакал в сторону, куда упал рыцарь, и вскоре встретился с печальной процессией. Раненого рыцаря несли на носилках четверо слуг, тихо обсуждая между собой случившиеся несчастье. Один из слуг, ни к кому не обращаясь, проговорил:
-- Просто удивительно, сверзился с такой страшной высоты, и остался жив!"
-- Упал в густой кустарник, только эта счастливая случайность избавила его от смерти, -- сказал второй.
Третий промолчал, а четвертый прибавил:
-- Черт понес его на гору, лучше бы слушался старика-отца и не совался в это гибельное место.
Рыцарь не слушал их болтовни. Он мрачно взирал перед собой и стонал, мучаясь от боли. Иван-царевич подъехал к страдальцу и предложил глотнуть эликсира жизни. В ту же секунду раны у рыцаря зажили, и он, встав с носилок, благодарил Ивана-царевича за оказанную помощь:
-- Ваше чудное средство, сэр, вернуло меня к жизни, молю, откройте мне секрет этого дивного эликсира.
-- Я рад бы оказать вам эту любезность, сэр, но, увы, рецепта его не знаю. Эликсир мне подарил дядюшка медведь, узнав, что я еду избавлять царевну Марфу из плена.
-- Так вы тоже прибыли спасать принцессу? Смотрите, как бы и с вами не случилось той же беды, -- показав на свои ободранные колени, примолвил рыцарь.
-- Что делать, сэр, на другого это дело не переложишь, может быть, мне помогут взять высоту медвежьи когти, -- отвечал Иван-царевич.
Осмотрев медвежьи когти, рыцарь пожелал Иван-царевичу успеха, после чего они распрощались, и каждый отправился в свою сторону.
Тем временем наступила ночь, луна еще не поднялась, только звезды освещали стеклянную гору. "Пора, пожалуй, отдохнуть с дороги, в такой тьме все равно ничего не увидишь!" решил Иван-царевич. Он нашел шалаш, внутренность которого была устлана соломой, и с удовольствием растянулся на ней. Сон не шел к нему, чтобы чем-нибудь заняться, он вытащил из кармана волшебное зеркало и стал глядеть в него. Некоторое время зеркало молчало. Вдруг Иван-царевич увидел принцессу. Она сидела у окна и, томясь скукой и зевотой, глядела в ночь. Неожиданно он увидел рядом с ней себя: вот он подходит, вежливо представляется и говорит принцессе, что прибыл освободить ее из заточения. К своему несказанному огорчению, царевич не встретил у принцессы доброго приема. Принцесса, отвернулась от него и пробормотала, что теперь не хочет никакой свободы.
-- Ну, как же так...", -- начал было Иван-царевич.
Тут принцесса, топнув каблуком, воскликнула, -- Решительное нет -- вот наш ответ.
Царевич очень опечалился, (он не знал, что фатальные изображения в зеркале ткутся враждебными силами). Некоторое время Иван-царевич стоял в безмолвном смущении. Вдруг он увидел летучую мышь, чертящую беспорядочные зигзаги в воздухе. Вид ее был настолько мерзок, что царевича охватил ужас, прошедший лихорадочным трепетом по всем его жилам.
"Где-то я уже видел эту тварь", -- вспоминал он.
Присмотревшись, царевич узнал в облике летучей мыши мерзкие черты Горыныча. Дракон тоже увидал царевича и, разинув пасть, дыхнул на него адским огнем. Неизвестно, чем бы все это дело кончилось, если бы Ивана-царевича не прикрыл своим толстовским хитоном неизвестно откуда появившийся старец. Царевич поблагодарил его за спасение, и немедленно стал жаловаться на Марфу:
-- Принцесса не хочет освобождения, -- что же, мне насильно ее освобождать прикажете?
-- Хватит хныкать, Иван! -- резко оборвал его нытье седовласый старец, -- замороченная змеем принцесса, сама не знает, что говорит. Но пусть тебя не смущают ее речи, продолжай, как начал, а там, Бог даст, все образуется. Но, что я вижу, ты опять лежишь! Сейчас не время благодушествовать, Ваня, до окончания срока остается один день.
Иван-царевич пробурчал, что должен же он немного отдохнуть с дороги, сунул в карман зеркало, зевнул и от охватившей его усталости неожиданно впал в глубокий сон.
Пробудившись в рассветный час, Иван-царевич выглянул наружу и увидел, что за ночь разыгралась непогода, в горах выпал снег, свистел и выл ледяной ветер, сгибая до самой земли кустарник и небольшие деревья.
"Этого еще не хватало", -- сказал он про себя и, пропустив глоток жизненного эликсира, начал собираться: надел кольчугу, накинул на голову шлем, обмотал шею шарфом и прицепил к поясу меч. Снарядив себя, таким образом, он отправился верхом на Балтатусе к стеклянной горе. Холодное солнце, как в зеркале отражалось от ее ледяной поверхности и слепило глаза. К сердцу Ивана-царевича подступило острое предчувствие беды, но он сразу же отогнал все сомнения. Подъехав к горе, он пустил коня пастись на луг, а сам, привязав к рукам и ногам медвежьи когти, начал ползком карабкаться на нее.
Поверхность горы была совершенно гладкой. Иван-царевич вставлял медвежьи когти в тончайшие трещины и постепенно, шаг за шагом поднимался все выше и выше. Он лез по стеклянному склону, обдирая кожу с рук и ног, но ни один стон не вырвался из его груди. Добравшись до уступа, он сделал небольшую передышку, но пронизывающий холод, погнал его выше. Иногда, чтобы приободрить себя, Иван-царевич представлял себе скалолаза, взбирающегося по совершенно отвесной скале, или героя Сизифа, толкающего тяжелый камень вверх по крутому склону. На середине горы, занесенный снегом склон, стал исключительно скользким, скорость подъема резко упала. Дюйм за дюймом продвигался Иван-царевич по скользкой глади и если бы не медвежьи когти, он бы давно скатился в пропасть. Сколько раз он вспоминал добрым словом дядюшку медведя и тут же дал себе зарок -- никогда больше не обижать ни собак, ни кошек. Еще его отравляли ядовитые испарения, которые поднимались со дна пропасти. Когда на очередном уступе, сидя у края бездны, Иван-царевич взглянул в ее глубину, у него закружилась голова и потемнело в глазах. Силы его закончились, он не мог подниматься выше. Отчаявшись, он стал ждать своей смерти. Но тут царевич вспомнил, что до окончания семилетнего срока остался всего один день, если он промедлит, принцесса погибнет лютой смертью. Ему удалось победить страх высоты. Из последних сил несчастный царевич пополз вверх, хватаясь за гору медвежьими окровавленными когтями. Во рту у него пересохло от жажды, в глазах плыли красные круги, от напряжения противно дрожали руки.
Солнце уже садилось, когда он взобрался на вершину горы. Ноги его были истерты в кровь, на руки было страшно глядеть. Он так умаялся, что в совершенном изнеможении упал на траву и застонал. Полежав немного, он глотнул из медвежьей фляжки. Эликсир вернул его к жизни. Иван-царевич встал и огляделся -- замок был близехонько. С того места, где он стоял, можно было даже различать серые камни, из которых он был построен, также золотые яблоки, висевшие на заповедной яблоне. Внезапно чья-то тень заслонила от него заходящее солнце.
Случилось так, что как раз, когда царевич поглядывал на окна замка -- в надежде увидеть в одном из них принцессу Марфу, стеклянную гору облетал с дозором огненный змей Атонас. Тот самый свирепый и мстительный змей, который сбросил в бездонную пропасть рыцаря в позолоченных доспехах. Увидав стоящего на вершине горы Ивана-царевича, Атонас рассвирепел и тотчас направился к нему, чтобы расправиться с ним привычным уже для него способом. Подлетев, змей вонзил свои острые когти в кольчугу Ивана и вместе с ним взмыл в небо. Стерпев острую боль, Иван-царевич, чтобы спастись от падения, схватил Атонаса за хвост. Никак не ожидая такой дерзости, змей стал трясти хвостом и сучить лапами, пытаясь сбросить героя в пропасть, но Иван держался крепко. Тогда Атонас принялся кружить над башней замка, норовя ударить царевича о карниз крыши. Вдруг из окна башни высунулась принцесса. Она помахала рукой Ивану-царевичу и крикнула:
-- Держись, рыцарь!"
Каждому человеку известно, как бывает полезен ободряющий его зритель, -- у царевича, словно сил прибавилось. Он выхватил из ножен меч и могучим ударом отсек у дракона когтистую лапу. Страшный рев потряс окрестность, эхом откликнулись горы, с деревьев со зловещим криком взлетело черное воронье. От боли Атонас пришел в исступление и стал метаться, ища способ погубить Ивана-царевича. То он кружил черным смерчем, то фыркал огнем, то норовил укусить Ивана за бок. Наш герой едва успевал увертываться от огромных зубов гнусного чудовища, которые иной раз стучали возле самого его носа. Змей Атонас, казалось, был во власти безумия. Бурным вихрем понесся он по горам и лесам, сокрушая все на своем пути. Наконец, крылатый змей вылетел за пределы горного края. Тут весь мир закружился под ногами Ивана-царевича: он попадал то в холод, то в зной, то под проливной дождь, мимо проносились неведомые страны, моря и реки, защищаясь от встречного ветра свободной рукой, Иван глядел вниз, радуясь, когда узнавал реки по которым ему случалось плавать и города, в которых он сумел побывать. Наконец змей стал выбиваться из сил, сказывалась большая потеря крови и тяжелая ноша.
-- Что притомился, чертово пугало! Не покорюсь я твоей силе, неси меня назад к яблоне, -- крикнул Иван-царевич и для острастки ткнул змея острием меча в брюхо.
Атонасу ничего не оставалось делать, как лететь назад к замку. Наконец Иван-царевич увидел под ногами раскидистую яблоню, увешанную золотыми яблоками, и отпустил хвост чудовища.
Плавно опустившись на ветви яблони, царевич проследил взглядом, как, обескровленный Атонас не дотянув до скалы, где он хотел найти прибежище, грохнулся в пропасть. Из того места, куда он упал, с треском поднялся столб пламени и заклубился черный дым. Когда дым рассеялся, Иван-царевич увидел, что побежденный враг, пуская из пасти пузыри и проклятья, тонет в нечистотах зловонной пропасти.
Моцион на вольном воздухе пошел Ивану-царевичу на пользу, насвистывая что-то веселое, он набил карманы чудными яблоками, спрыгнул на землю и осмотрелся.
Великан спал, пуская изо рта оглушительные рулады храпа. Иван-царевич опасливо обошел толстоносого гиганта, и очутился во внутреннем дворике, обнесенном высокими стенами. Прямо перед ним возвышалась башня в стене которой, он заметил обитую железом дверь. Иван-царевич потянул за медную ручку. Дверь неприятно заскрипела, -- на царевича холодом дохнула тьма. Вместе с промозглым гнилым запахом из двери выскочил развязный карлик, и мановением руки стал увлекать Ивана-царевича в сторону примыкавшего к башне навеса. Пока Иван размышлял, какое принять решение в этой непростой ситуации, сбежалась целая толпа суетливых карликов, и подняла гам. Великан, спавший под яблоней, проснулся и рявкнул громоподобным голосом:
-- Что за сволочь посмела меня разбудить!?
-- Это они, они -- заегозил перед великаном коротконогий карлик, крючковатым перстом указывая на Ивана.
-- Целуй мою ногу или я убью тебя, как собаку! -- заорал великан.
Иван-царевич, увидев, что избежать великана никак нельзя решил его победить. Он вытащил меч, выставил перед собой щит и предложил великану сразиться. Между тем великан, опершись на дубину, с изумлением смотрел на героя. Он показывал на Ивана пальцем и, издевательски глумился над ним:
-- Ступай-ка ты, малявка, подобру поздорову домой, если эта рука нанесет удар ни один орел не найдет твоих следов. Зачем кулак, я могу сбить тебя с ног щелчком пальца!" -- и великан демонстративно отложил в сторону свою страшную дубину.
-- Не хотите добром, пропустить к принцессе, пусть сила проложит себе путь, -- крикнул Иван, и коршуном ринулся на гиганта.
Подскочив, Иван, что было сил, хватил великана мечом по медному шлему. Гигант зашатался, но на ногах устоял. Пена злости закипела у него на губах.
-- Ах, ты так! -- заревел толстогубый колосс в величайшем бешенстве, -- сейчас я задам тебе трепку, щенок!
Земля задрожала от топота его голиафских сапог. Маневрируя по пространству дворика, Иван еле успевал прятать голову за гранитными валунами, которыми садовники украшали сад. На его счастье дубина долго не выдержала ударов по камню и разлетелась в щепки. Противники начали рубиться мечами. Сходясь, они высекали сноп искр, отлетали и, как два разъяренных быка, вновь сталкивались. Сначала Ивану приходилось туго, великан был вдвое шире в плечах и на сажень выше его ростом. На лбу у Ивана-царевича выросла большая шишка, под глазом появился синяк, а зеленую траву обагрила кровь из его ран. Иван-царевич стал читать все молитвы, которые помнил и вскоре почувствовал, что его ратным трудом кто-то умело руководит, кто-то помогает ловко увертываться от ударов меча, кто-то добавляет сил и отваги. С каждым удачным выпадом и ударом, возрастала храбрость Ивана, а его рука становилась все крепче и крепче. Наконец Ивану-царевичу удалось встать спиной к солнцу. Это стало поворотной точкой в сражении. Солнце отражалось в его сияющих доспехах и слепило великану глаза. Теперь уже Иван играет с голиафом, как кошка с мышкой и теснит его к краю бездонной пропасти. Великан давно оставил свой насмешливый тон, он едва успевал отбиваться от наседающего на него Ивана. Наконец голиаф не выдержал натиска и, схватив большой рог, висевший у него на поясе, протрубил сигнал подмоги.
Тотчас на помощь ему со стороны замка мелкой пылью понеслась черная нечисть. В компании с мелкотравчатыми бесами прилетела, помахивая метлой, седая ведьма и каркающим голосом запричитала:
-- Сдавайся, Иван! Если отступишься от бредовой идеи освободить принцессу, мы тебя, так и быть, отпустим восвояси.
-- Прочь убирайся, мерзкая тварь! -- воскликнул Иван-царевич, размахивая мечом, -- не за свою свободу я сражаюсь, а за свободу принцессы.
-- Умертви его! -- крикнула ведьма великану и навела на сражающихся сильное волшебство. Благодаря ее злой магии, силы Ивана-царевича убавились вдвое, (он даже стал спотыкаться на ровном месте), а у великана соответственно вдвое прибавились. Но что всего хуже, ведьма передала великану меч дракона, который не тупился, по чему ни колоти.
-- Сейчас Богдыханыч задаст тебе перца, -- шипела пляшущая перед глазами Ивана ведьма, одновременно подзадоривая толстоносого голиафа вновь начать баталию.
В ту же секунду в руках у великана блеснул исполинский меч. Просвистев над ухом царевича, страшный меч разбил в куски щит буйволовой кожи, пробил кольчугу и оставил болезненную рану на его левом плече. Теперь закрываться Ивану-царевичу было нечем, все его тело было подставлено под удар. Иван попробовал защищаться от ударов меча тем, что подворачивалось под руку, но меч дракона все крошил в щепки. Тяжкое положение, в которое попал Иван-царевич, усугублялось свистопляской мелких бесов, которые, пылили ему в глаза, дергали за полы плаща, и даже пытались поставить подножку.
-- Го-го-го, -- заливался великан, -- сейчас мы из тебя, Иван-царевич, будем делать котлету "деваляй".
Принцесса Марфа, глядя на страдания храбреца, ручьем лила слезы, а сидящий рядом змей-Горыныч, видя страдания, пуще распалялся злобой и подбадривал великана криками:
-- Бей его, Голиаф Богдыханыч, круши, дави!
Меч великана с такой силой обрушивался на доспехи Ивана, что гром шел по ущелью. Иван едва успевал отражать удары и оттирать пот со лба. Скоро у Ивана-царевича вся кольчуга покрылась кровью. Когда меч Голиафа достигал цели, карлики, смотрящие на сражение, с высоты навеса разражались радостным рукоплесканием.
-- Не посрами своего звания Голиаф Богдыханыч, -- наперебой кричали они, -- мы за тебя стоим, -- вторили им переодетые воронами гарпии.
На лице толстоносого Богдыханыча играла уверенная улыбка. Чтобы выглядеть в глазах гарпий еще авантажней, он запустил в свою рыжую всклокоченную бороду пятерню, и пытался вычесать из нее солому и птичьи перья.
Увидав, что внимание великана отвлеклось на распутных гарпий, Иван свободной рукой схватил тяжелый угловатый камень и со всего размаха бросил его великану в лоб. Просвистев, булыжник нанес такой жестокий удар, что великан зашатался и упал навзничь. Повалившись на землю, гигант принялся слепо бить вокруг себя кулаками, мотать головой и издавать дикие вопли, вдруг крик его ослабел, он подергал ногами и затих. Ревущая в пылу толпа карликов тоже стихла. На минуту под стенами башни воцарилась мертвая тишина. Но через секунду поляна взорвалась новыми яростными криками:
-- Такого уговора не было! -- визгливо кричали карлики, при чем от возмущения их лица стали похожи на печеные яблоки.
-- Не было уговора, бросаться камнями, -- каркали гарпии.
Неожиданно, по поляне пронеслась волна смятения. Подняв глаза, Иван-царевич увидел змея-Горыныча. Дракон, воровато оглядываясь, удирал в горы. За Горынычем часто и быстро махая крыльями, спешили хмурые гарпии; кортеж замыкала ведьма, едущая на спине коротконогого дворецкого и нещадно бьющая метлой его жирные бока. Карлик-дворецкий злобно фыркал, при этом его пасть источала то огонь, то черный дым. Вся кавалькада являла собой столь омерзительное зрелище, что плывущая над горной цепью луна поспешила закрыть лик платком, сотканным из легких облаков. Когда унылая процессия затерялась в снежной белизне гор, карлики, поняв, что дело их проиграно, стали ежится и коситься на Ивана. Тогда Иван-царевич сказал им:
-- Никогда, друзья мои, не восторжествовать делу, начало которому положено в неправде. Похищать, опутывать колдовством и держать молодых девушек взаперти -- жестокость. Или я неправду говорю?
Карлики переминались с ноги на ногу и молчали.
-- Понятное дело, -- продолжал Иван-царевич, -- общаясь долгое время с драконами, вы невольно вобрали в себя долю их тьмы, и получили искаженное представление о жизни. А между тем, Горыныч не только к пленнице проявлял бесчеловечность, он и вас потчевал пинками и подзатыльниками, а его сподвижник змей Атонас, творил дела еще хуже. Он грабил купцов, удовлетворяя свою безмерную страсть к золоту, захватывал корабли, разорял замки, а скольких рыцарей он погубил, которые старались спасти принцессу из плена. Но знайте, оскверненное несправедливостью богатство, настоящего счастья никому еще не приносило. Так что вы, парни, должны не горевать, а радоваться, что разом освободились от обоих аспидов.
Речь Ивана-царевича была встречена сочувственным вздохом, в толпе раздались робкие голоса:
-- Надоели до тошноты. Мы рады, что ты Иван-царевич положил конец их мерзким бесчинствам.
Тогда Иван приказал карликам снять все чары, а сам направился к башне, в намерении вызволить принцессу из-под вражеской стражи.
Войдя в башню, Иван содрогнулся сердцем, таким жутким смрадом пахнуло на него из всех углов. Он ощупью пробрался по крутой лестнице, в верхний этаж башни и, очутившись в узком коридоре, освещенном светом факела, в нерешительности остановился, не зная, в которую из дверей ему постучаться. Постояв минуту, он наудачу толкнулся в ближайшую к нему дверь. Комната, куда он попал, была освещена слабым розовым светом, шедшим из нарисованного на стене магического узора.
-- Не живет ли здесь принцесса? -- крикнул он в темноту.
Не получив ответа он бросился к следующей двери, но на ней висел амбарный замок. Тогда он вспомнил про яблоки, лежащие у него в кармане. Чудо, огромные запоры рассыпались в прах, как только он касался их золотым яблоком. Яблоки помогли Ивану-царевичу проникнуть через дюжину запертых дверей, но принцессы он так нигде и не нашел. Внезапно он услышал за спиной тонкий, как у ребенка, голосок. Он обернулся и в трепете дымного воздуха увидел крошечную фигуру карлика пальцем указывающего на потайную дверь.
-- Злобный дракон Горыныч так упрятал принцессу, что надежнее не придумаешь, -- молвил услужливый карлик, -- за этой потайной дверью семь долгих лет сидела в заточении прекраснейшая принцесса. Я, царевич, один знал про эту комнату и тайком таскал принцессе сладости, которые она любила.
С замиранием сердца вошел Иван-царевич в ту самую комнату, где сидя у окна, принцесса наблюдала, как трепал его мерзкий Атонас. Горящий на стене факел наполнял комнату больше копотью и дымом, чем светом. Все равно принцесса сразу узнала Ивана-царевича, она всплеснула руками и заплакала от радости. Иван тоже был вне себя от счастья, что наконец-то нашел принцессу. Они бросились к друг другу и обнялись со всем жаром.
-- Я тебе не знаю как рада!
Иван-царевич стоял молча и не мог отвести глаз от принцессы.
-- Боже мой, на кого ты похож! -- с несказанной любовью глядя на Ивана-царевича, воскликнула Марфа
-- Прости, перепачкался как черт, лазая по горам, -- отвечал Иван-царевич, стряхивая с одежды песок и колючки репейника.
От Ивана не ускользнула счастливая перемена в поведении принцессы. Теперь она вела себя так, как должна вести себя настоящая принцесса, то есть без жеманства и фокусов. Несомненно, в шалаше, когда он беседовал с Марфой, его ввел в обман мираж магического зеркала. Иван-царевич хотел тут же на месте раздавить зеркало каблуком, но оно и без его стараний куда-то бесследно исчезло.
Держась одной рукой за стену, другой, обняв Марфу за талию, Иван-царевич стал осторожно спускаться по бесконечно длинной и крутой лестнице. Наконец они вышли на свет и к бесконечному изумлению очутились не под стенами башни, как ожидали, а у основания стеклянной горы, в том самом месте, откуда Иван-царевич начинал свое восхождение. Тут же, прельщенный сочным клевером, пасся Балтатус. Услыхав хозяина, он радостно заржал и встал перед Иваном-царевичем, как лист перед травой. Посадив Марфу впереди себя на широкую спину Балтатуса, Иван уже собирался трогать, но набежавшие со всех сторон карлики просили молодых остаться в замке и отдохнуть в свое удовольствие, обещая песни и танцы. Карлики были уже с хмельными глазами и глядели на Ивана без всякого страха. Ивана-царевича передернуло от одной мысли гостить в пустом унылом замке, кроме того, ему нетерпеливо хотелось вернуться в свое отечество, по которому давно тосковала его грудь.
Положив руку на сердце, Иван благодарил обитателей замка за приглашение и сказал, что непременно навестит их при случае, а сейчас спешит увидеть отца и мать. На этом они расстались. Подъехав к хвойному лесу, Иван-царевич обернулся, чтобы последний раз взглянуть на обитель змея-Горыныча. Гора бросала на долину мрачную исполинскую тень. Ивану вдруг захотелось вернуться и взорвать весь этот гибельный оплот зла. Он даже представил себе, как трещит и бьется со звоном стекло, как ненавистная гора вместе с башней превращается в груду камней и стеклянных осколков.
-- Ты чего задумался? -- тревожно спросила его принцесса.
-- Когда мы с тобой спускались по лестнице, я заметил в углублении бочку пороха, хочу воротиться и разнести всю эту лавочку на куски.
-- Да там же люди остались, или ты забыл? Кроме того, я должна немедленно поведать тебе о бесконечно важном деле.
-- Я совсем забыл, что в башне могут находиться люди, -- стукнув ладонью по лбу, молвил Иван-царевич.
В следующую минуту он уже совершенно овладел собой и со вниманием слушал, что ему говорила принцесса. Марфа же совершенно справедливо просила Ивана прежде заехать к королю Пентифару, потому что целых семь лет не видела отца и матери, а потом уже ехать к Ивану. Иван-царевич без возражений повернул на дорогу, ведущую в страну короля Пентифара. Приехав в свой родовой замок, Марфа просияла улыбкой и повела Ивана-царевича к королю-отцу и королеве-матери. Они обрадовались, увидев свою красавицу дочь живой и невредимой и были рады отдать ее замуж за пригожего юношу, который спас ей жизнь. Прогостив у короля Пентифара месяц, Иван-царевич отправился с молодой женой в свое отечество. Там уже все было готово для большого пира. Марфа явилась перед родителями Ивана во всем сиянии красоты: она надела свое лучшее платье, а голову украсила венком из ромашек. Царь Иван был во власти непреодолимого очарования от ее наряда и миловидного лица, а царица подбежала к молодым и, обняв их, благодарила Бога, что они снова все вместе. От переполнявшего их счастья, они схватились за руки, и принялись плясать, кружиться по комнате.