Аннотация: "Закончилась песня, допета строфа. Остался один лишь шаг - в бесконечность "
"Закончилась песня, допета строфа. Остался один лишь шаг - в бесконечность "
Хмурое утро. Бледные лучи простуженного солнца робко выглядывали из-за рваных облаков и в страхе бежали обратно ввысь. Осень грозила им лайковой перчаткой, ясное чело некогда синего неба хмурилось, готовясь разрыдаться дождем.
Мокрая от росы брусчатка скоро станет красной от крови и грязной от грубых сапог жителей этого забытого Богом городка. Давно уже пророки отчаялись вразумить слепых горожан, подарить им хотя бы искру разума. Толпа всегда была и остается толпой, что бы там ни говорили избранные Небом посланники. Их никогда не слушали, вспоминая об их мудрых словах лишь тогда, когда вещателей вздергивали на главной площади перед собором.
Были в городке и те, кто имел над людьми большую власть, нежели странники-пророки. Менестрели! Странным образом музыканты усмиряли гнев в сердцах горожан, осушали слезы, поднимали на битвы, дарили любовь.
Он был одним из них - своих братьев, несущих дар Небес. Его осудили за дар, прокляли за песни. Не такой, как все! Многим довелось нести на себе это клеймо! Его вывели на помост, уже сырой от тяжелых капель дождя. Толпа зашумела, заулюлюкала. Как могли они желать его смерти сейчас, если еще вчера они воссылали ему хвалы? Он стоял и спокойно смотрел на тех, кому был предназначен его звездный дар. Он ждал. Толстый прихвостень Его Величества зачитал приговор: "Обвиняется в колдовстве, в разжигании смуты своими песнями. Приговорен к смерти через сожжение".
Певец выслушал приговор и пристально посмотрел в глаза королю. Тот поежился под взглядом ледяных глаз. Он не станет просить пощады. В последние минуты поэту было жаль этих людей и этот мир, который он любил и так хотел изменить. Он никогда не осуждал ни священников, ни королей, ни ярко-накрашенных девиц, скучающих вечерами у красных фонарей. Каждый был призван нести свой крест, всех на зло вынудили обстоятельства. Певец вскинул голову, услышав о праве последнего желания, и попросил спеть.
Окровавленные пальцы коснулись стальных струн, прижали аккорд. Гитара, как верная жена, разрыдалась при встрече. Пересохшие губы разомкнулись, в глазах загорелся внутренний огонь, и песня полетела над замершей толпой. Он пел о мире, с его извечной борьбой добра и зла, высмеивал пороки и благословлял добродетели, молился любви и прославлял красоту души. В музыке слились слезы и смех, ночь и день, пение птиц и вой метели. Завороженная толпа забыла на миг, что именно она хотела смерти поэта. Даже самые черствые сердца растопила мелодия.
Невидящий взгляд, спутанные волосы, кровь на струнах. Поэт был един с музыкой, которая огнем входила в души. Конец надеждам и начало нового пути.... Что же ждет его за гранью?
Ледяные глаза певца встретились с глазами девушки с волосами цвета самой черной ночи. Она шептала о том, что споет его песни, о том, что всегда ждала именно такой музыки, о том, что не забудет....
Пламя костра лизало окровавленные руки, еще помнящие холодные струны. Он ни о чем не думал и ни о чем не жалел. Он нашел любовь перед смертью, его музыка все еще звучала где-то в вышине, пожалуй, ради этого стоило жить.
Осень рассмеялась безумным смехом и швырнула на площадь ворох желтых листьев с каплями крови. Небо по-вдовьи разрыдалось. Притихшая толпа понемногу расходилась по домам, и только девушка еще долго смотрела на увядающий алый цветок костра.