Аннотация: Эссе памяти Юрги Иванаускайте. Опубликовано в "Русском глобусе", 3'07.
Мне давно хотелось написать об Юрге Иванаускайте, но собрался я это сделать только сейчас - когда её уже нет в живых. Солнечным утром 17 февраля 2007 года после продолжительной и тяжёлой болезни она скончалась у себя дома в Вильнюсе. Ей было 45 лет. До этого, чуть более года назад, в день, когда (такое стечение обстоятельств) ей была присуждена Национальная премия, Юрга услышала страшный диагноз - саркома.
Тот, кто пишет об ушедшем человеке, тем более - тот, кто делает это, скажем так, "по горячим следам", всегда находится в неудобном положении. Если бы я знал Юргу Иванаускайте лично, то можно было бы удариться в воспоминания, но это не мой случай. Я пару раз видел её на улицах Вильнюса спешащей куда-то по своим делам. В последний раз, где-то года два назад, сидел неподалёку от неё на пресс-конференции, посвящённой очередному близившемуся приезду в Литву Бориса Гребенщикова и группы "Аквариум" (Юрга неплохо знала творчество БГ, ей были близки его религиозно-мистические искания).
Впрочем, конечно же, это эссе тоже своего рода воспоминание, только речь здесь идёт не о личной, а скорее, об общественно-культурной памяти. Как никак, Юрга Иванаускайте была самой известной современной литовской писательницей. Её книги переведены на многие языки (в том числе и на русский), именно она зачастую бывала "лицом литовской литературы" на зарубежных книжных выставках.
Дочь российского художника Игоря Иванова, внучка академика К. Корсакаса, в чьём доме она и выросла, Юрга Иванаускайте в 1985 году окончила Вильнюсский художественный институт (ныне - Художественная академия). В том же самом году вышел в свет первый сборник её рассказов "Год ландышей" ("Pakalnuciu metai"). Однако широкую известность писательнице принёс скандальный роман "Ведьма и дождь" ("Ragana ir lietus"), появившийся в 1993 году. Этот роман, стараниями местной католической церкви, был ограничен к продаже (и моментально переведён и издан в Латвии, а затем далее - в разных странах Европы). Некоторое время в Литве эту книгу можно было приобрести только в так называемых секс-шопах... Сегодня эта история в большей мере воспринимается с улыбкой, однако в то, казалось бы - не такое уж и далёкое, время роман оказался под запретом. Этому, в главной мере, послужило неприемлемое для Церкви описание любви главной героини и священника, а также своеобразная интерпретация библейской истории, допущенная в книге.
Однако именно "Ведьма и дождь" стала предвестником новой литовской литературы. Дело в том, что в литературоведении Старого Света то и дело возникают дискуссии о так называемом "евроромане". Т.е., время от времени литературоведы разных стран начинают спорить касательно того, а есть ли в литературном наследии их страны произведение, которое, говоря упрощённо, "не стыдно было бы показать Европе". Пожалуй, в начале 90-х, когда Литве только-только удалось восстановить свою независимость, вопрос об этом стоял ещё острее.
На мой взгляд, именно "Ведьма и дождь" стала таким литовским евророманом. Став известным всей Европе, во многом благодаря и разразившемуся скандалу, это произведение, тем не менее, было достойно этого звания. Просто сама Литва в какой-то миг оказалась не готова принять данный роман, явившейся вестником новой современной литературы - в меру провокационной, в меру феминистской, в меру постмодернисткой и т.д.
Не стоит думать, что до этого и, условно говоря, во время этого, в литовской литературе не было иных достойных текстов, но волею судеб литературная звезда именно Иванаускайте вспыхнула в тот момент и ярко горела до её последнего вздоха пару недель назад. "Ведьма и дождь" стала той книгой, которая, опираясь на, порой - не менее смелые и провокационные, тексты литовской литературы, громко заявило о внутренней свободе творческого человека, о праве писать, то, что хочешь и чувствуешь.
Как я уже говорил, появление "Ведьмы и дождя" в 1993 году было во многом символично. Литва объявила о восстановлении независимости в 1990 году, а полностью обрела свободу фактически только в конце 1991 года, когда окончательно рухнула советская империя. Юрга, к слову, была активным участником "Саюдиса" - движения возрождения независимости Литвы.
"Ведьму и дождь" можно рассматривать как своеобразный политико-литературный манифест, который своей темой и формой свидетельствовал о начале литературы независимой Литвы - литературы без цензуры, без идеологических ограничений (наверное, есть горькая ирония в том, что именно этот роман почти сразу оказался под запретом).
***
Можно утверждать, что Юрга Иванаускайте запомнится всем как нестандартный человек и творец. Необходимо упомянуть и о том, что почти все свои книги она оформляла сама. При этом, боролась за независимость Тибета и дружила с Далай-ламой. Ездила в тот же Тибет какими-то окольными путями, ибо посольство Китая в Вильнюсе наотрез отказалось выдавать ей визу, и отразила опыт своих духовных исканий в отдельной литературной трилогии.
За тем, как писательница борется со своей болезнью, следила вся Литва. До последнего момента очень хотелось надеяться на чудо... Сама же Иванаускайте, похоже, в последние месяцы своей жизни примирилась с неминуемым уходом. Ей удалось справиться со страхом, и тем самым она преподнесла урок всем, кого в той или иной мере затронул её уход. Вне всяких сомнений, она ушла достойно, приобретя в последние месяцы внутреннее спокойствие (скольких усилий ей это стоило, знает, наверное, только Бог).
В конце 2006 года журнал "Moteris" ("Женщина") назвал Юргу Иванаускайте женщиной года, а она в своём открытом (в некоторой мере - прощальном) письме к читателям журнала писала: "Заболев, я поняла, что человек, которого съедает даже самая тяжёлая болезнь, может жить полнокровной, богатой жизнью. Иногда мгновения существования больного становятся более ценными, чем повседневная рутина здорового человека, т.к. внезапно обретённое понимание того, что каждый день является величайшим подарком, который только можно получить, очищает бытиё от незначительных мелочей, глупых предрассудков и бессмысленных обещаний. Бытие начинает наполняться светом, блистает и его хозяин, хотя возможно только он и самые близкие люди знают весь объём того страдания, которым приходится платить за этот свет".
В последний месяц своей жизни Юрга Иванаускайте, при поддержке своих друзей и, во многом, издательства, которое выпустило все её книги (кроме самой первой), подготовила к изданию свою последнюю работу - сборник стихов под названием "Ода к радости" ("Ode dziaugsmui"). Она ещё успела подержать в руках сигнальный экземпляр этого издания, оформленного её студенческими работами. Точно так же, как успела она увидеть и фильм "Заговаривание греха" режиссёра Альгимантаса Пуйпы, снятый по мотивам трёх её романов.
Тем самым Юрга Иванаускайте до последнего момента старалась быть творцом, стремясь оставить после себя свидетельства своей, скажем так, "творческой жизни". Может показаться, что разговор об этом не имеет смысла. Выход последней книги особенно не изменил "творческого портрета" Юрги, хотя известна она была именно как прозаик. Однако очень важно понять, чем эта книга была для писательницы.
В "Оду к радости", помимо прочих, вошли семь стихотворений, которые Юрга Иванаускайте написала в 2006 году, когда уже знала, что она неизлечимо больна. Могу предположить, что в этот последний год творчество в большей мере было для неё своеобразной терапией, источником внутренних сил. Точно так же как и подготовка книги к изданию, продумывание того, каким образом она будет оформлена, в каком порядке будут расположены стихотворения.
Конечно же, велись разговоры о том, что издание последней книги Юрги - это хитроумный коммерческий ход издательства. Вполне возможно, что доля правды в этом есть, хотя, наверное, вернее говорить об стечение обстоятельств.
О выходе книги было объявлено в день похорон писательницы (впрочем, о том, что она должна появиться было известно заранее). "Ода к радости" была издана рекордным для литовской поэзии тиражом в пять тысяч экземпляров. Понятно, что эта книга была просто обречена на то, чтобы стать библиографической редкостью. Её было не так легко достать у стенда издательства уже утром в первый день работы Вильнюсской книжной выставки, которая открылась всего два дня спустя похорон Юрги. Но, тем не менее, важен здесь, на мой взгляд, не коммерческий расчет и полученная прибыль, а то, что Юрга Иванаускайте успела увидеть эту свою книгу, успела прикоснуться к её обложке...
Поэтому, как мне кажется, разумно было бы завершить это эссе небольшим стихотворением Юрги, открывающим "Оду к радости". Оно могло бы быть эпиграфом к этому тексту... могло бы быть эпитафией... Но, пожалуй, важнее не то, чем оно могло бы стать, а то, чем оно является - своеобразным символом веры в то, что ничто и никогда не заканчивается (не об этом ли хочется думать, когда умирает человек?). Впрочем, это лишь моя интерпретация, которую можно принять или нет. В любом случае, каждый сам имеет возможность решить, что для него значит это стихотворение Юрги. Для этого надо просто прочитать его (каюсь - в моём не особо профессиональном переводе):