Шёл третий день моего пребывания в Персии. В то время я гостил у халифа. Визит проходил весьма интересно и плодотворно, но одно необычное событие не только превзошло все мои ожидания, но и вовлекло меня в самое таинственное дело, которое я когда-либо расследовал. Вряд ли, мне удастся передать атмосферу Востока лучше, чем это сделал бы мой друг, Уотсон, но обстоятельства оказались таковы, что я вынужден проявить определённую сдержанности в изложении фактов и сделать это мне придётся самому по мере моих скромных возможностей.

Приём у халифа подходил к завершению, но хозяин был настолько гостеприимен, что мне пришлось задержаться ещё на один день. Каждый вечер, в роскошно убранной гостиной, после долгих бесед отводилось время для курения кальяна и нехитрых развлечений в виде музыки и танцев. В такие часы, отдавая должное любезности халифа, а также своеобразию восточной культуры, я неизбежно становился пленником непреодолимой скуки. Но тот памятный вечер показался мне особенно долгим, так как весь день я провёл, гуляя по городу, и теперь чувствовал некоторую усталость. Возможно, это обстоятельство ослабило моё внимание, и я не сразу заметил, что за мной тайно наблюдают. Поначалу это было всего лишь ощущение, которое побудило меня пристальнее присмотреться к присутствующим. Халиф, по своему обыкновению, благодушно курил кальян и был всецело поглощён искусством танцовщиц. Одна из них украдкой бросала на меня жгучие выразительные взгляды, в которых (и я был в этом уверен) читалась отчаянная мольба. Признаюсь, что этот факт удивил и заинтриговал меня. Вечер давно закончился, а я никак не мог выбросить этот случай из головы. С мыслями об этом странном происшествии я не заметил, как заснул. Не знаю, что разбудило меня в первую очередь: явственный аромат розы и сандала или смутное ощущение чьего-то присутствия в комнате. Первое, что я увидел в тусклом свете свечи, зажженной на резном ночном столике, были жгучие глаза девушки, стоявшей надо мной. Я был крайне удивлён, ибо женщинам здесь запрещено даже приближаться к мужчинам. Её лицо скрывало непроницаемое абайи, но, несмотря на это я без труда узнал свою ночную гостью. Девушка дрожала всем телом от страха и волнения. Быстро приложив палец к губам, она просила меня молчать и заговорила сама очень тихо по-французски:

- Прошу вас, помогите! Я знаю, кто вы, я слышала о вас. Вы мудрый человек и только вы можете мне помочь.

В отчаянии она упала на колени и, воздев руки, на которых я заметил традиционные узоры, прошептала едва слышно:

- Да простит меня аллах за дерзость!

Она, как в бреду, произносила какие-то молитвы, пока я не остановил её, пытаясь успокоить:

- Прошу вас, встаньте, - попросил я как можно мягче, - здесь вы в безопасности, вам ничего не грозит, поверьте мне. Расскажите, кто вы и что привело вас ко мне в столь поздний час?

Девушка подняла на меня свои огромные глаза, полные благодарности и глубоко вздохнув, произнесла:

- Меня зовут Мириам. Мой отец давно умер. Моя мать, Амира Эрфани, была кормилицей самого халифа и поэтому наша семья всегда пользовалась у него особым расположением. Мою старшую сестру Лейлу халиф лично сосватал за известного в городе краснодеревщика, Ибрагима Мусаби. Вам может показаться странным, что я танцую во дворце, но тем самым мне оказана особая честь. Я воспитывалась там с детства и хотя мы небогаты, но принадлежим к почтенному и древнему роду.

О предстоящей свадьбе стало известно месяц назад, а через неделю Лейла бесследно исчезла. Одновременно с ней пропал и её прежний возлюбленный, Мунир Аль-Хаям. После этого происшествия имя моей сестры заклеймили позором, обвинив её в бегстве с любовником, но я уверена, что это не так. Я знаю свою сестру как никто другой. Она всегда следовала слову пророка и даже под страхом смертной казни не нарушила бы его. Лейла любила Мунира. Я не раз слышала это от неё, но пойти против воли аллаха она бы не посмела. К тому же меня не оставляют дурные предчувствия с того самого дня, как Лейла пропала.

- Прошу прощения, Мириам, я могу вас так называть? Ибрагим знал о чувствах вашей сестры?

- Он мог догадываться, но полной уверенности у него всё равно не было.

- А поведение Лейлы в последнее время не казалось вам странным?

- Нет. Я не замечала в ней никаких перемен. Она вела себя как обычно, а настроение её было ровным и спокойным.

- Расскажите мне о событиях того дня, когда исчезла ваша сестра.

Накануне исчезновения Лейлы не происходило ничего примечательного или необычного, что могло бы мне запомниться. Лейла целый день провела дома, помогая, матери по хозяйству, я же должна была танцевать во дворце перед гостями халифа. Утром Лейлы хватилась её верная служанка Шайма. Она обнаружила комнату хозяйки пустой, постель и вещи были нетронуты. В тот же самый день до нас долетела весть об исчезновении Мунира. Он пропал при схожих обстоятельствах, поэтому почти никто не сомневался, что они сбежали вместе.

-Ваша история, несомненно, заслуживает внимания, - сказал я после короткого раздумья. Не хочу пугать вас, но считаю своим долгом предупредить: будьте как можно осторожнее. Помните о моём совете и держите меня в курсе событий, а я, в свою очередь, обещаю заняться этим делом.

Девушка снова вскинула руки над головой.

- Слава аллаху, который привёл вас сюда! - Воскликнула она, одаривая меня бесконечно признательным взглядом своих чёрных глаз. После этого она удалилась также бесшумно, как и пришла, а я, оставшись один, ещё долго размышлял над тем, что услышал этой ночью.

Следующий день также оказался щедр на сюрпризы и, хотя я пока не мог похвастаться результатами моих поисков, собранной мной информации хватило, чтобы провести его остаток наедине с трубкой крепкого табака. Этим вечером халиф удивил меня ничуть не меньше, чем всё то, что произошло накануне. Когда я переступил порог приёмных покоев, куда был приглашён, халиф встретил меня с распростёртыми объятиями, буквально светясь от удовольствия. Я же, напротив, поймал себя на мысли, что праздность и однообразие, царившие в этом доме, могли значительно сократить мой визит, если бы судьба не распорядилась поставить передо мной столь увлекательную задачу, к которой я испытывал всё больший интерес. Однако в этот раз предложение халифа превзошло все мои ожидания.

- Мистер Холмс, - начал он с расстановкой, придавая тем самым особую значимость своим словам, - в наших обычаях, как вы знаете, есть традиция одаривать своих гостей. Сейчас я более чем когда-либо горд такой возможности, ибо передо мной достойнейший и благороднейший человек.

В ответ я искренне поблагодарил халифа за его любезность. Затем он продолжил:

- Волею аллаха и к моей великой радости в моём распоряжении оказалась уникальная редкость, которую я хочу преподнести вам, чтобы вы, не сочтя за труд, в свою очередь, передали этот дар от своего имени Британскому музею. Несомненно, это большая честь и большая ответственность оказаться обладателем древнейшего саркофага одной из принцесс персидского царства, но я, как сказал ранее, не знаю человека достойнее, которому я мог бы со спокойной душой препоручить это сокровище.

Признаться, я был немало изумлён этим предложением. Халиф, видя, какое впечатление произвела на меня его речь, просиял от удовольствия, предвкушая, что я тоже приду в восторг от его щедрости.

- Я признателен вам за столь дорогой подарок, - ответил я сдержанно, - но думаю, я не в праве принять его.

- Вы отказываетесь? - Спросил халиф с ноткой негодования в голосе.

- Именно так. Даже, если бы в ближайшее время мой путь лежал в Великобританию, я счёл бы более правильным предложить вам передать подобную редкость солидному археологическому обществу.

Глаза халифа метнули в меня молнии, но я продолжил:

- Однако это не умаляет мой интерес и, если мне будет позволено, я хотел бы взглянуть на саркофаг.

Видимо, последние мои слова пришлись по душе халифу, и он заметно смягчился, но в тоже время я уловил некоторую настороженность в его взгляде.

- Что ж, желание гостя, тем более такого почётного, - закон. И всё же, вы не покинете мой дом без подарка достойного вас.

Мне пришлось любезно согласиться, от чего к халифу окончательно вернулось его прежнее благодушное расположение. Он не стал откладывать обещание и тут же предложил лично сопроводить меня в усыпальницу. Мы спустились по узкой извилистой лестнице вниз в полуподвальное помещение. Там перед моим взором предстал величественный саркофаг из красного дерева, который помимо росписи и резьбы на нём в виде иероглифов был украшен

золотой посмертной маской с ликом принцессы. Подойдя ближе, я более внимательно вгляделся в её лицо, а также в таинственные знаки и символы, начертанные на крышке саркофага. То, что я увидел, поразило меня. Халиф, стоявший рядом, и пристально наблюдавший за мной, заметил это и застыл в напряжении.

- Что здесь написано? - Спросил я у него.

Халиф сразу обмяк и, сладко улыбаясь, произнёс:

- Древнеперсидская клинопись очень сложна и уже мало кому известна, но я знаю, что речь идёт о принцессе Радагуне, дочери царя Ксеркса. Смерть постигла её, когда она была ещё очень молода. На неё возлагались большие надежды и поэтому многие оплакивали её преждевременный уход.

- Чеканщику, безусловно, удалось передать красоту принцессы, - заметил я, наклоняясь над саркофагом и, краем глаза замечая, что халиф следит за каждым моим движением. Как она к вам попала?

- По моему распоряжению недалеко отсюда ведутся раскопки и мне принесли её в дар в знак благодарности за оказанное содействие. Однако мне кажется, здесь довольно прохладно, - добавил он, зябко передёргивая плечами, - не пора ли подняться наверх? Я предлагаю вернуться в мой кабинет и продолжить разговор в его уютной обстановке за чашкой превосходного арабского кофе.

- Пожалуй, вы правы, - отозвался я, понимая, что больше мне пока узнать не удастся. Мысленно по-прежнему я был далеко. Кажется, рассказ танцовщицы возымел надо мной магическую силу, а быть может, сама таинственная атмосфера этой мрачной обители мёртвых творила с моим воображением странные вещи. Как бы там не было, я решил проверить свои предположения. Помочь в этом мне могла только Мириам, но встретиться с ней было не так-то просто, поэтому мне пришлось ждать вечера, чтобы исполнить задуманное.

Во время танца с платком, повинуясь моему знаку, Мириам оказалась ко мне настолько близко, что я смог незаметно передать ей записку, где было указано время и место нашей встречи. Мириам нельзя было не восхититься: гибкая и проворная она проделала всё безупречно с неподражаемым изяществом и ловкостью.

Я встретился с Мириам в условленном месте. Время было позднее, но моя спутница прекрасно знала дорогу, что позволяло нам быстро идти вперёд. Достигнув цели, мы прошли по тайному ходу через длинный тёмный туннель и оказались в просторном пустом помещении, где я был накануне. В самом центре его стоял саркофаг загадочной персидской принцессы. Мириам невольно вздрогнула и инстинктивно схватила меня за руку. Это было неудивительно, так как зрелище было не просто величественное, но даже зловещее. Минуту Мириам стояла в оцепенении. Затем, овладев собой, она приблизилась к саркофагу и, склонившись над ним, стала пристально вглядываться в древние письмена, начертанные на его поверхности. В мёртвой тишине до меня отчётливо доносилось её учащённое от волнения дыхание и невнятный, еле различимый шёпот. В какое-то мгновение Мириам пошатнулась, и мне показалось, что она лишиться чувств, но у неё хватило сил взять себя в руки. Когда я встретился с ней взглядом, её глаза лихорадочно горели. Стараясь преодолеть волнение, она произнесла чуть слышно:

- Здесь не может покоиться принцесса из династии царя Ксеркса, как, впрочем, и из любой другого рода. В Персии, в отличие от Египта, никогда не мумифицировали мёртвых. К тому же, в клинописи есть ошибки, которые указывают на боле позднее происхождение этой надписи. Царственный знак отличия тоже лишён некоторых мелких деталей. Такое небрежное отношение к обряду захоронения совершенно невозможно, тем более, если речь идёт о царственной особе. Заметив мой удивлённый взгляд, девушка добавила:

- Я знаю всё это, потому что мой отец с детства научил меня разбираться в подобных вещах. Он серьёзно увлекался историей и археологией и часто показывал мне древние тексты, объясняя мне значение некоторых символов. Иногда он давал мне задания определить, к какой эпохе они относятся. Чьи бы останки не находились в этом саркофаге, это не может быть принцесса персидского царства, но, чтобы доказать всё это вам потребуется эксперт.

Говоря это, девушка дрожала всем телом, и было понятно, что холод и сырость тут не при чём.

Ей не стоило здесь больше оставаться. Я вывел из мрачного склепа на свежий воздух через потайной вход, которым мы пришли. Всё это время Мириам не отпускала мою руку, и я чувствовал, как холодны её пальцы. В глубине души мы понимали, какая страшная тайна может скрываться под золотой маской принцессы Радагуны. Даже на меня наше ночное приключение произвело тягостное впечатление. Девушка же совсем обессилила. Её тело всё ещё содрогалось, а взгляд был полон страха и тревоги. Мне невольно захотелось успокоить её.

- Мириам, - обратился я к ней со всей теплотой, на какую был способен, мы знаем недостаточно, чтобы делать какие-то выводы, поверьте моему опыту.

- Аллах - свидетель, я хочу верить вам, но моё сердце говорит мне больше, много больше, чем позволяет мне мой разум.

И Мириам, чтобы скрыть слёзы, которые выступили у неё на глазах, вопреки строгим запретам своей религии, прильнула к моему плечу. Смелость этой девушки, граничащая с самопожертвованием, и сила её характера не могли не восхищать, но сейчас ей было необходимо дать волю чувствам, и я не мешал ей. Когда же она успокоилась, я решил попросить её об одном одолжении: - Мириам,- обратился я к ней как можно деликатнее, - мне нужно увидеть ваше лицо. Девушка подняла заплаканные глаза и посмотрела на меня в изумлении. - Я понимаю всю странность и даже дерзость своей просьбы, но это необходимо для дальнейшего расследования. Ничего не говоря, Мириам убрала с лица покрывало, и я увидел прекрасные нежные черты и румянец смущения на её щеках. Вернувшись во дворец, я долго не мог заснуть, снова и снова вспоминая последние слова Мириам, которые неожиданно приобрели для меня новое значение, и я не мог не признать их правоту и глубокий смысл. Только теперь они стали особенно важны для меня.

Моё сердцё говорит мне много больше, чем позволяет мне мой разум.

День начался для меня рано. Чтобы добраться до отправной точки своих поисков, я должен был пересечь весь город. Раскопки, которые меня интересовали, велись на самой его окраине, но, несмотря на этот факт, а также на своё скверное знание арабского и необщительность местных жителей с иностранцами, я всё же решил положиться на удачу. Конечно, помощь Мириам могла оказаться бесценной, но риск для неё и без того был слишком велик, поэтому я пустился в "одиночное плавание", которое привело меня к цели даже быстрее, чем я ожидал.

Около полудня, зайдя в придорожную корчму, я стал случайным свидетелем спора двух французских археологов-любителей. По разговору было понятно, что они обнаружили уникальную находку: ничто иное, как саркофаг времён царя Ксеркса. Это обстоятельство поразило и чрезвычайно заинтересовало меня, и я подсел ближе. Сомнений не было: речь шла об аналоге саркофага уже известной мне персидской принцессы. На этот раз владельцем редкости оказался некий араб, который запросил за неё сумму непосильную для двух французов. Кроме того, один из археологов питал явное недоверие к здешнему брату. Другой, напротив, пытался переубедить своего сомневающегося приятеля, излагая ему все возможные перспективы столь ценного приобретения. Тут я счёл своим долгом вмешаться.

- Прошу прощения за то, что я стал невольным участником вашей беседы, - начал я. Но мне кажется, я могу вам помочь. Дело в том, что меня интересуют не столько исторические ценности, сколько их подделки, а таких немало. Кроме того, некоторым местным "умельцам" удаётся достичь в этой области определённых высот. Поэтому я предлагаю вам следующее: я покупаю саркофаг и, если он оказывается поддельным, в накладе останусь только я. Если же это настоящая ценность, то я уступлю его вам по цене значительно меньше исходной. Сумму мы можем обговорить прямо сейчас, а также, чтобы у вас не осталось никаких сомнений по поводу честности сделки, я готов оплатить услуги любого независимого эксперта, которого вы наймёте. Кроме того, мы составим двусторонний договор и заверим его юридически там, где вы пожелаете.

Пока я разъяснял все детали, недоверие на лицах моих случайных знакомых постепенно сменялось всё большей заинтересованностью. В итоге, после короткого совещания, французы согласились на мои условия, и мы пришли к обоюдному согласию. Араб, продавец древностей, твёрдо стоял на своей цене и предпочитал держать язык за зубами. Чтобы его разговорить, мне пришлось значительно увеличить начальную стоимость находки. Однако ничего нового я от него не узнал. Ценность саркофага, по мнению эксперта-археолога, была равна куску раскрашенного дерева, а значит, мои догадки до сих пор были верны. Теперь главный интерес представляла сама мумия. Оставалось только вскрыть саркофаг. Это оказалось довольно непростым делом. Прочное красное дерево поддавалось с большим трудом, тем более, что действовать приходилось крайне аккуратно. Наконец, наши совместные усилия увенчались успехом. То, что мы увидели, производило сильное впечатление. На дне саркофага лежало иссушенное человеческое тело, плотно обёрнутое несколькими слоями ткани с первыми признаками тления. Сквозь неё, на голове мумии, пробивались неестественно белые волосы. При более тщательном изучении, я обнаружил на них мелкие кристаллы, напоминающие соль. Я аккуратно собрал их в конверт и положил в карман. Фальсификация была налицо. Перед нами был труп юноши лет двадцати. Предплечье повреждено, кость сломана. Несомненно, его недавно и с особой жестокостью убили, так как череп у основания был проломлен тяжёлым, тупым предметом. Затем тело искусно забальзамировали. Сомнений не оставалось. Всё указывало на то, что это и был тот самый Мунир Аль-Хаям, о котором мне рассказывала Мириам. Более того, не надо было быть провидцем, чтобы догадаться, что за дар мне желали преподнести на днях.

В тот день я не видел Мириам, так как вернулся довольно поздно. Сказать по правде, я был даже рад этому, потому что совершенно не представлял, как сообщить ей то, что мне удалось узнать.

А утром, с первыми лучами солнца, я отправился в город. Медлить было нельзя. Мириам, несомненно, угрожала страшная опасность. Мне не хватало лишь некоторых деталей, чтобы собрать все звенья этой цепи в единое целое и самое главное - мне необходим был надёжный свидетель, человек на которого я мог положиться. Поэтому я немедленно отправился к Артуру Эвансу, тому самому эксперту-археологу, который оказал нам содействие в прошлый раз, и я надеялся, что не откажет и теперь. Я не ошибся. Обладая авантюрным характером, как впрочем, большинство археологов, он охотно откликнулся на мою просьбу. Не прошло и часа, как мы уже были в лавке краснодеревщика Ибрагима. Хозяин подозрительно смерил нас взглядом, но мы легко развеяли его сомнения. Когда он убедился, что имеет дело с праздношатающимися ротозеями-туристами, его жестокое, хмурое лицо тут же приобрело заискивающее и подобострастное выражение. Пока я с любопытством разглядывал товар, задавая при этом множество незатейливых вопросов хозяину, мой спутник с самым непринуждённым и рассеянным видом изучал опытным глазом каждую мелочь. Я заметил, что он сосредоточил своё внимание на полке, буквально заваленной всякими безделушками. От меня также не ускользнуло, что мой приятель остался весьма доволен результатами своих исследований. Я, в свою очередь, заинтересовался отличной пестротканой циновкой, которую счёл необходимым приобрести. По словам хозяина, она была настолько старой, что это, несомненно, повышало её стоимость. Короче говоря, наша вылазка в неприятельский лагерь определённо удалась, и уже к полудню все карты этой несложной, но увлекательной игры были у меня в руках.

Однако я недооценил зоркости и коварства моего противника. Вернувшись во дворец, я должен был признать, что он опередил меня.

Меня ждало трагическое известие, которое явилось для меня настоящим ударом. Ночью от скоротечной лихорадки скончалась Мириам. Естественно, что в правдивость этой версии я не поверил ни на минуту. Мириам знала многое из того, что знал я. Именно это и стало причиной её преждевременной смерти. Оставался, по меньшей мере, ещё один человек, которому было известно всё, и я немедленно отправился к нему.

Халиф встретил меня с присущей ему благодушной улыбкой. Было видно, что мой визит не стал для него неожиданностью. Поприветствовав меня, он произнёс:

- Я ждал вас несколько раньше, мистер Холмс.

- Искренне сожалею, что не смог прийти. Моё промедление, действительно, непростительно, - отозвался я.

На лице халифа мелькнула тень подозрения, но улыбка осталась неизменной, и моё отвращение к этому человеку ещё больше усилилось.

- Надо полагать, что цель моего визита для вас ясна, - произнёс я, пристально глядя в глаза собеседнику.

- Не вполне, мистер Холмс. Аллах не наградил меня даром провидца, может, вы объясните мне.

- Именно это я и хотел сделать. Должен вас предупредить, что мне известно всё или почти всё, начиная от ваших грязных махинаций и заканчивая гибелью Мириам Эрфани, вашей танцовщицы.

Столь неожиданный выпад заставил халифа побагроветь. Судорожно глотнув воздуха, он зловеще прошипел, не сводя с меня своих холодных, как у змеи, глаз.

- Вам не кажется, мистер Холмс, что вы слишком много себе позволяете, забывая, кто перед вами и что вы всё ещё гость в этом доме и в этой стране?

- Я не взял бы на себя ответственность утверждать что-либо без доказательств. Смею вас уверить, они у меня есть.

Лицо халифа стало пепельно-серым, улыбка исчезла. Вместо неё появился хищный оскал тигра, загнанного в западню. Я продолжил:

- Например, для меня совершенно очевидна ваша причастность к банде некоего краснодеревщика Ибрагима Мусаби. Насколько я знаю, он успешно занимался убийствами и мошенничеством под вашим покровительством. Последний раз вы взяли на себя смелость участвовать в его тёмных делах лично. Полагаю, причина кроется в прошлом, которое связывало вас с семьёй Эрфани. Только вам достаточно хорошо известна древнеперсидская клинопись, чтобы составить надгробную надпись на саркофаге, но не настолько, чтобы не допустить в ней ошибок. Когда вы были со мной в усыпальнице царей, я заметил, какое смятение вызвал у вас мой интерес к этим письменам. Тогда мне показалось странным ещё кое-что: посмертная маска кого-то мне смутно напоминала. Дальнейший ход расследования подтвердил мои подозрения. Именно непредвиденная ревность к сопернику вашего преданного слуги, краснодеревщика Ибрагима, поставила под угрозу всё предприятие и, несмотря на риск, вы решили вмешаться, так как вами, помимо прочего, двигала ещё и давняя месть. Вы помогли скрыть трупы Лейлы и Мунира. Саркофаг с телом юноши вам удалось сбыть довольно быстро. Следующий ваш шаг был лишён должной осмотрительности, так как вы поступили довольно самонадеянно, решив преподнести поддельный саркофаг с мумией Лейлы в дар Британскому музею, используя меня, в качестве посланника. Возможно, вы просто не могли устоять перед соблазном посмеяться надо мной. Как бы то ни было, ваш план не удался. Я уже следил за ходом вашей игры. Мне только не вполне ясна ваша убеждённость в том, что подлог никто не обнаружит, ведь в древней Персии тела мёртвых не мумифицировали, и вы это знали. Последним решающим звеном в этой цепи была лавка Ибрагима Мусаби, которая стала для меня своеобразной "лавкой улик". Именно там мне удалось приобрести уникальные в своём роде материалы, с помощью которых в наши дни создавались "шедевры древности". Например, весьма любопытные по своему составу лак и краски, а также образцы красного дерева, состаренного особым способом. Кроме этого, моим трофеем стала замечательная циновка, точно такая, какую мы нашли на дне саркофага с телом несчастного юноши, зверски убитого, между прочим. Его волосы были насквозь пропитаны бикарбонатом и хлоридом натрия, то есть обычной солью. Как видите, у меня достаточно оснований обвинять вас.

Во время моей речи халиф отчаянным усилием воли пытался вернуть себе самообладание. Под конец ему всё же это удалось, и его губы искривила злобная усмешка, отражавшая истинную сущность этого человека.

- Ваше повествование весьма увлекательно, мистер Холмс, - начал он, - но, увы, вам никто не поверит. Как бы ни было пылко ваше воображение и велика репутация, вы одиноки в этой войне и не найдёте поддержки ни в этой стране, ни за её пределами. Поверьте моему опыту политика, ваши домыслы не повод для международного конфликта. Что с того, что я знаю краснодеревщика Ибрагима? С самого утра о нём шумит весь город. Его лавка сгорела, а сам он погиб в огне. Однако хочу вас утешить. Даже ваше вопиющее неуважение к этому дому и ко мне лично, не позволит мне нарушить традиции гостеприимства, ведь аллах велит прощать грехи.

С этими словами халиф подошёл к ларцу, стоявшему у него на столе и, откинув тяжёлую крышку, достал из него золотую маску, которую затем передал мне. Я уже видел нечто подобное, но на этот раз я не мог не содрогнуться. Каждая черта, вытесненная на золоте, была мне знакома. Посмертная маска, которую я держал в руках, запечатлела лицо Мириам.

- Вы жестоко ошибаетесь, полагая, что останетесь безнаказанным, - сказал я, устремляя карающий взгляд на халифа. Я сделаю всё возможное, чтобы этого не случилось. Помните, что с этого момента я буду следить за каждым вашим шагом и, если вы попытаетесь продолжить свою преступную деятельность, то не международный скандал, ни даже война с Персией меня не остановят!