Огонёк задрожал и сорвался с фитилька. Долго подсвечивать не удалось, зажигалка быстро перегревалась. Последующие попытки воскресить свет, ни к чему не привели. Кремень в Zippo рассыпался, игнорируя настойчивые скольжения пучки большого пальца.
Непрошеный гость резко оглянулся.
Никого. Тьма. Тишь.
Лихорадочно рванув дверную ручку, парень сокрушенно осознал - с той стороны задвинута щеколда. Вот уже прошел целый час, как его руки пытались нащупать выход из элеватора. Зря он сюда вернулся. При первом посещении жажда безнаказанно нажиться вскружила его горячую голову. На второй раз, он лишь хотел найти одну особую вещь, которую обронил, когда в суете удирал от настигшего хозяина. Теперь бы просто ещё разок увидеть рассвет. Ещё разочек. Главное не порезаться. Не допустима даже царапина. А здесь хватало массы причин, чтоб покалечиться, но кое-что было гораздо страшнее, чем получить травму. Они. Те, которых всегда мучит жажда. Ырки, обитающие во тьме.
Будто в укор рассуждениям, кожу на ладошке царапнуло что-то остроконечное.
Пытаясь разглядеть царапину в кромешной черноте, парень остолбенел. Где-то сзади совсем близко послышалось надсадное дыхание, точно прикосновение сырого ветра к оголённой шее. Непостижимый разумом ужас прошил насквозь виски и пробежался высоким вольтом по позвонку, сверху вниз, парализуя каждый отдельный нерв.
Парень снова обернулся, только медленно.
Во мраке проступили едко-светящиеся мелкие зрачки чьих-то глаз с тонкими белесыми полукруглыми клыками.
- Оспп...даааж..окр...
То, что оно издало из себя, трудно было назвать речью, это было нечто не человеческое, омерзительное.
В мгновении ока страх канул во тьму.
Бояться больше было не кому.
- Тише. Кто-то ошивается под окнами.
- Да кто отважится-то, сюда сунутся? Разве лиса прокаженная.
Тонкие черные брови приняли укоризненное положение.
- А даже если ошивается, пусть сами на себя и пинают.
- Ладно. Забудем. Лучше насвисти-ка мне ту мелодию,- заметно сменив настрой, мягким ласковым тоном попросила Людмила,- Ну, ту.... Помнишь, когда мы к твоей сестре в Житомир приехали погостить. И в городе у спекулянта бельгийский шоколад на кольца из белого золота выменяли? Там ещё где-то возле бистро эту чудную мелодию играл смазливый мальчонок. Тощий как жердь.
В ответ тишина. Ветер завывал в печной трубе, нарушая затянувшееся молчание.
- ...Давай же! Вспоминай! Ну?!
- Помню, Люсенька, конечно помню. Он выбивал клавиши на расстроенном фортепиано, которое вытащили посередине тротуара,- вынырнув из глубокой задумчивости, с лёгкой хрипотцой ответил дед Юхим и принялся насвистывать багатель "К Элизе".
Два невысоких силуэта в неосвещённом углу подхватили ритм мировой классики, задорно хлопая в четыре ладоши.
На вид Людмиле не больше двадцати пяти. Ухоженная шатенка с тонким станом, на котором идеально сидел летний рукодельный сарафан. Её кожа выглядела белее первого снега. Сам же старик совсем не приметный. Но история суровой жизни, открыто прочитывалась на его обветренном испещренном морщинами лице.
- Вечереет,- Людмила вдруг перебила Юхима на середине мелодии. Обычное неприметное слово резануло слух, от чего его лицо помрачнело, а очи, в которые постоянно лезли отдельные волоски густых бровей, на секунду крепко сжались.
- Ещё час,- возразил он, глядя в трофейные часы "Люфтваффе" на цепочке (заодно проверяя, ходит ли ещё секундная стрелочка).
- Перестань торговаться. Не на базаре.
- Мне не...,- он повторно возразил, но девушка успела отступить во тьму дверного проёма спальни,- Хорошо, Люсенька, не буду.
Так ласково её называл только Юхим. Она и дети были для него всем на свете и даже больше, чем кто-либо мог себе вообразить.
Из малоосвещенного угла к старику неслаженно шагнули двое малолетних ребятишек в школьных формах. Красные галстуки на шее особенно выделялись на их меловой коже. У мальчика на голове косо мостился новенький картуз. У девочки красовались два пышных банта-зефирки.
- А мы ещё не хотим во тьму,- канючил шестилетний Егорка, привычно решив не только за себя, а и за сестру.
- Ещё чуть-чуть и шагом марш к маме,- сдался Юхим, под натиском умоляющего взора больших светлых глазёнок,- Завтра дольше поиграем. Договорились?
Дети синхронно кивнули, точно по сговору. А это редко случалось. При этом иных телодвижений не происходило.
- Уговор дороже денег,- Егорка закрепил соглашение.
С неприятным скрежетом, Юхим отвинтил термос и налил ещё тёплый чай только в одну алюминиевую чашку без ручки, согревая об цилиндрический мятый корпус задубелые пальцы. Лейеринг полевых сушеных трав дымком потянулся из жерла чашки по просторной кухне. Со стороны казалось, что внутри не чай, а не задушенный окурок. Из-за того, что печь растапливалась лишь зимой в ночное время суток, кухня напоминала один сплошной холодильник.
- Я теперь никогда не выйду замуж?- впервые у Юхима спросила пятилетняя Светлана.
Вопрос застал старика врасплох, и он лишь больно сдавил себе рубец вдоль левого запястья, чтобы не расплакаться при дочери.
- Заткнись, дурында!- вспылил брат,- Ты уже всех достала своими замужествами. Не донимай хотя бы отца.
- Кто обзывается, сам так и называется,- бойким тоном, Светлана отразила нападки брата.
- Не ругайтесь. А ты Егорка, пожалуйста, подбирай выражения. Разве мы тебя с мамой так воспитывали?
Провинившийся мальчик опустил голову и стыдливо отвёл глаза в направлении спальни, куда-то во мглу.
- Интересно, а какой бы он был?- продолжила Света, не обращая внимания на задиристого старшего брата.
- Я уверен, что он был бы красивым и добрым,- ответил Юхим, подавляя в себе желание, обнять свою кроху.
- Доктором?- голос её стал жестче.
- Несомненно.
- А он бы... агрр... ап,- недоговорила Света, медленно пропадая с братом во тьме.
Старик сунул ноги в избитые угги, накинул драпатое пальто с меховой оборкой, натянул трёхпалые рукавицы и вышел в империю зимы.
Студёный ветер взял разгон где-то за сотни километров, подхватив стену снежной крупы. Облетев лес, вихрь достиг заброшенного элеватора, присыпанного землёй с одного бока, где плавно финишировал. Первым делом Юхим огляделся на пристройку, напоминающую барак, нет ли живых по периметру. Бесполезно. Под ногами пробежала позёмка, меняя местами черное и белое. Если здесь кто-то и ходил, то его следы стушевались. Вторым делом старик проверил заряд парабеллума и поднял вымотанные серые глаза на тускнеющее небо. Снежинки, словно белые лепестки сорвались с растянувшегося поля-облака, грациозно вальсируя на склон молодого, но высокого леса, и на щепки разрушенного хутора, где также не было обнаружено никого живого. Поток воздуха в пустыре то раскидывал, то сгонял снег в хоровод. Всё ожило в зимнем танце.
Утекающий по капле день заставил поторопиться. Зимой шибко темнеет. Нужно успеть, что-нибудь поймать на ужин. Последнее время мяса поубавилось, редко косого зайца встретишь, не говоря о людях.
Сегодня Юхиму не пришлось тратить дефицитные пули, лес любезно даровал ему целого бобра, удачно застрявшего в корягах плотины узкой лесной озябшей речушки. Главное, что крупный. И кровь свежая, ключевая.
Соблюдая режим, ночь поглотила округу в один присест. Температура моментально упала. Пришлось растопить печку припасённым хворостом и оживить последний огарок свечи. Когда старик хлопотал у стола, он вдруг почувствовал то, о чём говорила Людмила, кто-то скоро нагрянет. Кто-то далеко не местный.
Выудив из нагрудного кармана самопальный ножик в виде когтя, Юхим быстро подтащил бобра к спальне, отрезал бескровный хвост (по ненадобности) и ловко вскрыл артерии пойманной дичи. Далее он швырнул тушку во тьму смежных дверей. Добыча шмякнулась об дощатый пол с влажным глухим ударом.
Глянув вниз, старик пробубнил себе под нос:
- Вот же недотёпа.
Утраченные капли крови на пороге пришлось растереть подошвой. Наклоняться сил уже не хватало, когда-то крепкое тело больше не слушалось, а межпозвоночная грыжа достала до чертиков.
В какой-то миг послышался протяжный звук, будто кто-то уволок бобра дальше, вглубь кромешных сумерек. Возникло отдаленное чавканье с нотками звериного рыка и хруст мелких хрящей.
Вскоре опасения подтвердились, кто-то вежливо постучал в заколоченные ставни.
Выглянув через щелку меж дубовых досок, глазам Юхима предстала молодая особа в спортивном коротком белом пуховике и с красным походным рюкзаком за плечами.
Стук продолжился, стал настойчивее.
- Будьте добры, не оставляйте меня на морозе! Иначе я окоченею!- особа попыталась дозваться хозяев пристройки,- Я же вижу, у вас свет от печи мерцает, и дым из трубы шурует! Будьте милосердны! Не гоните прочь!
Помявшись у двери ещё с минуту, словно решая судьбу девушки, Юхим таки впустил нежданную гостью. После миллиона благодарностей прямо на ходу, она прильнула к согревающему очагу, едва не сунув руки в мелкие язычки пламя. Стало тепло.
Жар бегал по углям, переливаясь, подобно калейдоскопу. На сапогах таяли остатки снега, оборачиваясь каплями грязной воды, что растекались лужицей прямо меж досок истоптанного пола.
Не веря собственному счастью, взгляд незнакомки скользнул по кухне, экспромтом изучая внутреннее убранство. Дом обставлен мебелью образца тридцатых годов. Всё вокруг напоминало эпоху, ещё до событий второй мировой. По центру потолка висела лопнувшая неестественно большая лампочка, из которой торчала рогатка с вольфрамовой спиралью. На стенах криво крепились советские агитационные плакаты, график дежурств и разнарядки, написанные чернильной ручкой с каллиграфически выведенными словами. На полочке блистал антикварный ламповый радиоприёмник. Внизу под деревянными стенами пылился разный хлам. Кипы ветхих партийных билетов (видимо для распалки), замученный веник с куцей совковой лопаткой, примитивные пассатижи затесались под современный инструмент (который неуместно смотрелся на всём этом фоне), и засаленное мусорное ведро, из которого вызывающе торчал бобровый хвост. А в воздухе воняло чем-то похожим на запах гнилого картофеля и свиных внутренностей. Особенно контрастно это ощущалось после борового свежего кислорода.
- Как тебя угораздило?- спросил старик раньше, чем гостья успела назваться.
- Простите, не представилась. Тамила. Или просто Мила.
- Можешь обращаться ко мне дед Юхим,- назвался старик и повторил предыдущий вопрос,- Так как тебя всё-таки угораздило?
- Отправилась в поход по здешним деревням, я филолог, славянский фольклор для диссертации собираю, а когда через лес спускалась, медведь всю палатку разворотил. Притворятся мёртвым не вариант, медведь на запах может различить живого от не живого. По одной телепередачи рассказывали. Так что пришлось марафонить, пока он не усёк, чё к чему,- без остановки частила девушка,- Карта старого образца, показала село, но я его вообще не обнаружила. Ориентиры исчезли. Волей удачи, дым вдалеке засекла. Затем элеватор. Это же элеватор? Да? И вот я грею руки у вашей печки. А часто к вам такие ротозеи напрашиваются?
Старик громко утробно прокашлялся. То ли от хвори, то ли слюной поперхнулся, но точно не от курева, в доме не пахло табаком.
- Не часто, но бывало.
- А их вы тоже выручали?- сама спросила и сама ответила Мила,- По глазам вижу, что выручали. У вас глаза добрые, как у моего дедушки. Вы не волнуйтесь, я не стану злоупотреблять гостеприимством. Согреюсь и дальше в путь.
- Куды, в путь? Метель намечается. Я же не зверь какой, конечно приючу тебя до утра. Но потчевать мне тебя совсем нечем.
- И не требуется. У меня с собой консервы. Разные. Запаслась как на апокалипсис,- с этими словами, Мила охотно стянула рюкзак, из-за которого уже давно разболелась спина, и шеренгой выставила на стол почти всё содержимое,- А вы тут сами, или...?- поинтересовалась девушка, будто стесняясь собственного вопроса.
Разглядывая штамп даты изготовления партии на жестянке с фасолью, старик почему-то застыл, но чуть погодя двояко ответил:
- А кто ж ещё в такой глуши жить-то захочет?
Мила поверила. Признаков других людей действительно не видать. Ни фоторамок, ни лишней посуды, никакого домашнего уюта.
- Было бы тут электричество, я бы жила. Красотища неимоверная.
- Ты мне лучше вот что расскажи. Когда у людей о фольклоре узнавала, тебе хоть кто-нибудь поведал об ырках?
- Ырках?- уточняющее переспросила девушка,- Впервые слышу.
- А желание послушать есть?
- Естественно. Вы для меня просто находка,- обрадовалась Мила.
- Значит, усаживайся поудобней и внимай...
Девушка подпёрла подбородок руками и, предвкушая занятную историю, настроилась запоминать.
- ...В мире много странных мест, но это нечто совсем иное, нечто мистическое. Тысячу лет назад здесь под отлогостью поселился народ. Когда старейшина пытался выкопать криницу, он обнаружил капище сложенный из костей с языческим идолом, и алтарём....
В глазах Милы отразились огоньки от полымя.
- ...Старейшина закопал капище обратно, дабы на его месте возвести христианский храм. А для усиления веры предложил жителям хутора за каждый свой тяжкий грех сажать по одному деревцу на всём покатом склоне. Так вот за сотни лет и вырос здешний бор.
- Я думала, вы меня чем-то мистическим удивите,- Мила нетерпеливо озвучила свербящие мысли.
- Так я и не успел дойти к главному. Так вот. Эта деревня стала богатой и даже перенаселённой. Но власть поменялась. Большевики разрушили храм, глава компартии в тридцатых годах приказал построить на том же месте элеватор. Так и сказал, что отныне наш бог - индустриализация. А местных заставили вырубить лес на нужды неокрепшей страны. Опосля, когда прошли обильные осадки, а корни деревьев перегнили в труху, случился оползень. За одну ночь, тысячи кубометров земли схоронили всю деревню целиком, вместе с её обитателями. Уцелел лишь элеватор, что находился дальше всех, особняком.
- Жуть какая,- поддержала беседу девушка, слушая старика и одновременно начинающуюся метель за заколоченным оконном,- Выглядит так, типа неведомая сила наказала людей за то, что высвободили посаженные грехи. Я это обязательно занотирую. Так кто такие ырки? Вы упомянули о них ещё вначале истории, но так и не объяснили.
- Устал я. Утром продолжу. А теперь пора бы на боковую. На правах гостя в моей спальне приляжешь, а я и в детской перекимарю,- сухим голосом распорядился Юхим.
- В детской?
- То есть, ...в другой спальне, что давным-давно служила детской. Только сразу предупреждаю, там темно. Нет ни свечей, ни аккумулятора с лампочкой.
- Ничего, я не из пугливых,- наиграно бахвалилась Тамила, ещё раз кинув взгляд на хвост бобра,- У меня фонарик в рюкзаке и спички.
Благодарно кивнув, Мила вошла в спальню без окон. В ноздри ударил затхлый запах, заставив задержать дыхание. Вентиляции не было, но откуда-то повеял лёгкий сквознячок. Наверное, от угла спальни, там приютилась ещё одна двустворчатая дверь. Присмотревшись, стало ясно, это платяной шкаф. Антураж комнаты не удивил гостью, он также затерялся в начале прошлого века. В целом, условия сносные, учитывая обстоятельства.
- А можно дверь оставить приоткрытой?- почему-то заволновалась Тамила.
- Не советую. Выпустишь тепло, сосульки под носом вырастут.
- А может у вас есть хоть какая-нибудь захудалая керосиновая лампа?
- Имеется. Но я уж и забыл запах керосина. Звиняйте. Нечем её заправлять.
Когда старик закрыл дверь, умыкнув свет от печи, в спальне стемнело ещё пуще. Будто вся чернота ночи стеклась в одну комнату, проникая в глаза, уши, ноздри.
Вскоре зеницы адаптировались к темноте, выбрав оптимальный фокус. Девушка разулась, робко легла, под весом тела просел матрас (одновременно со скрипом прогнулась ржавая сетка-пружина). Дополнительно укрывшись одеялом-фольгой, Мила по привычке подтянула рюкзак к изголовью. Теперь порядок.
Адаптированные зрачки уставилась на вычурный шкаф, и гостья попыталась уснуть, чтоб на утро набраться сил для новых поисков.
Тамила долго ворочалась, чудовищно скрипучая лежанка не дала ей нормально опочить. Десять минут сна чередовались с двадцатью минутами бессонницы. Не из-за того, что гостья легла в одежде в чужом доме в чужую кровать (и не в таких экстремальных условиях приходилось ночевать), а из-за неуютного ощущения. Казалось, в комнате стало теснее, давя посторонней аурой. Чуть позднее появилось ощущение, будто за ней постоянно кто-то наблюдает. Или что-то...
Пробудившись среди ночи из-за усилившегося сквозняка, Мила обратила внимание на левую створку шкафа. Та оказалась распахнута. Из черной прорвы веяло холодом. И страхом.
Через стены стало слышно, как разыгралась погода. Заверюха стонала раненым свирепым зверем.
Прищурившись на проём шкафа, Тамила разглядела странные шевеления. Что-то будто сплеталось из нитей мрака в неподвижный силуэт. Стали вычерчиваться и угадываться изломы, округлости чьего-то тела.
Вдоль хребта забегали мурашки, и Мила приняла сидячее положение.
- Кто здесь?!- громко спросила девушка, расстегивая молнию рюкзака.
Тьма молчала.
- У меня есть нож, финка, очень острый,- пригрозила Мила, копаясь в рюкзаке, но на самом деле она блефовала, пытаясь отыскать фонарик. Нож посеялся ещё вчера где-то в снегу.
Среди разнообразного барахла, руки не могли нащупать нужную вещь. Пришлось за лямки вывернуть и вытрусить содержимое рюкзака на постель.
Фонарь пропал, как и спички. Пропали даже перчатки.
"Но как?",- подумала Тамила, которая точно брала все эти вещи,- "Неужели их кто-то спионерил?"
Пока смазанная тьмой фигура не шевелилась, девушка отыскала китайский универсальный брелок на ключах с мини компасом, градусником и фонариком. Прозвучал чуть слышный щелчок и в комнате озарился синеватый чахлый свет. Не спеша, снизу вверх, Мила направила луч на шкаф. К её огромному облегчению, там оказалось пусто. Ни платьев, ни пиджаков. Даже плечики ни висели.
Пришлось встать. Пружины кровати жалобно скрипнули. Девушка обулась, чтобы подкрасться ближе, и прикрыть створку в исходное положение.
Очутившись у мебели, Мила увидела то, от чего паузы между ударами сердца сократились, прогоняя кровь по венам с невообразимой скоростью, суля тахикардию. Вместо стенки шкафа, там зияла рваная сквозная дыра с человеческий рост, напоминая горизонтальную пропасть. Брешь обрамляла пыльная паутина, которая шевелилась в унисон сквозняку, создавая причуду оживлённости. Судя по ракурсу расположения, дыра вела куда-то вовнутрь элеватора.
Недолго размышляя, Мила захлопнула массивную створку, подпёрла её увесистой кроватью и попятно вернулась к межкомнатной двери. Свободная рука сразу нашарила дверную ручку. Влево не открылось, вправо, та же история. Прежде чем Мила определила западню, она всё ещё надеялась, что замок по случайной нелепости просто заклинило. Но когда истина вихрем ворвалась в голову, подняв боевую тревогу всего организма, девушка не стала молчать:
- Дед Юхим! Вы слышите?! Дверь почему-то не открывается! Мне нужно в туалет! Срочно! Очень припекло!
Непредсказуемо прозвучал несдержанный кашель прямо за дверью, словно старик уже стоял прямо за ней.
- Прости меня,- прохрипел он.
- Чего? За что простить?! Откройте немедленно!!
Но старик не унимался.
- Прости меня. Прости...
- Вы что? Нарочно заперли дверь?! Зачем?! Чего вам нужно?! Ты что дед, маньяк?!- посыпался град вопросов, пытаясь определить его намерения,- Меня будут искать!
- Прости, прости, прости...
- Открой дверь старый мудила!- заистерила девушка.
В этот раз Юхим не отреагировал. А Тамила осознала, как всё серьёзно было переполнено происходящее.
- Простите, что обозвала вас,- примирительным тоном продолжила она,- Давайте опять наладим диалог в спокойной обстановке?
- Нечего тут налаживать. У тебя только один выход,- бескомпромиссно, без права на отказ, сообщил Юхим,- Через грузовые ворота элеватора, которые ты найдёшь, если войдёшь через шкаф и пройдёшь вдоль всей постройки не разлив ни капли освящённого напитка.
У девушки на этот счёт было своё мнение:
- Да пошёл ты в жопу!!
- Кстати, кружку нужно держать перед собой.
- Совсем ополоумел!- в очередной раз сорвалась Тамила, и тут же поправилась, с трудом подбирая слова, чтоб не выдать лишнего,- Простите. Я постараюсь больше не кричать. Итак. Вопрос по существу. Зачем мне это? Почему бы вам просто не отворить дверь? Пожалуйста.
- Кружка с напитком на шкафу. Я всё сказал.
Чуда не случилось. Дверь так и не распахнулась. Послышались убывающие шаги.
- Там, в темноте, кто-то есть живой?!- зачем-то спросила Тамила, но на самом деле она не хотела знать.
- Живых там нет,- как-то двусмысленно ответил Юхим, и пошаркал дальше.
- Как это понимать?- продолжила спрашивать девушка, едва сдержавшись, чтоб повторно не вскипеть, но ответом была тягостная тишина, что только усиливала тревогу,- Я неправильно сформулировала вопрос! Там есть что-то опасное?! Вы слышите! Дед?!
Все последующие попытки дозваться старика не увенчались успехом. Отчаянные меры по взлому неприступной двери, аналогично ничем не порадовали. Лишь едва не сорвался ноготь до крови.
Тамила обессилено упала на колени. Холодный дощатый пол почти не ощущался. К глазам подступили слёзы, и Мила беспомощно тихонечко горько захныкала.
По ощущениям прошло одиннадцать полноценных дней, а по сути всего одиннадцать часов. За стеной продолжала бушевать сердитая метель. Бедолага растирала лицо, чтоб не спать, смирившись с мыслями, что старик не поверил в блеф. Никто её не кинется. Из безвыходного положения только один выход - транзитом через проклятущий платяной шкаф. Но что там, за стеной? Крысы? Дикие собаки? Медведь? Даром рентгеновского зрения, увы, Мила не обладала.
Перебрав в голове все возможные правила выживания, которым когда-то обучал дальновидный отец, девушка нехотя оттащила кровать. Затем по указаниям старика плотно обхватила пальцами кружку с остывшей пахнущей жидкостью (вдруг это важно). Вторая рука потянулась к створке и очень медленно распахнула её. Той же рукой Мила вынула брелок из оттопыренного кармана пуховика. Осталось войти. Тело противилось, сковывало движения, опасаясь увидеть во тьме то, что заставит её сойти с ума.
Нога ступила на твёрдую почву. Второй и пятый шаг размели носком сапога что-то рыхлое. Местами бетон был усыпан вековой пылью, что когда-то была комбикормом.
- Ау!- тёплое дыхание тут же растворилось в холоде могильного смрада,- Здесь есть кто-нибудь?!
Тьма не ответила.
За стенкой и правда был цех элеватора. Высокий, просторный, тёмный, молчаливый. Вопреки свободному пространству там преобладала давящая атмосфера. Подсвечивая под ноги, Мила видела столько, сколько позволял луч от карманного светила, вытягивая тени от всего, что попадалось под траекторию. Среди пыли валялись: порванный ремень подъемника, цилиндрическая труба для отбора воздуха, отвалившийся лоток для выгрузки, проржавелый насквозь стальной кожух с разгрузочным патрубком....
Если бы не фонарик, давно бы покалечилась.
Островок света то расползался, то сжимался, натыкаясь то на ближние предметы, то на дальние. Как вдруг, свет на долю секунды выхватил рваную тень с неправильными порциями. Это было что-то истощённое с длиннющими тонкими руками. Мнимый незнакомец напоминал вырезанный из черного картона трафарет.
Тамила мгновенно повторно навела луч на то же самое место, но там, на грязном полу, лишь валялась опустошённая тушка бобра (без хвоста). Только Мила хотела списать всё на бурное воображение, как вдруг, тельце животного дернулось, словно его пытались затащить за скругленное днище ковша, прикреплённого к двум тяговым цепям. Но, по всей видимости, бобёр зацепился дряхлой кожей за острый выступ.
Зубы девушки несознательно мелко застучали. В руках появился тремор. Это было видно по дрожащему свету.
Опять рывок. Ничего.
С третьего рывка облезлую тушку что-то резко утащило, и в тот (самый неподходящий момент) фонарик предательски погас.
От страха скрутило желудок. Кровь отхлынула от лица. Рука дернулась. Кажется, девушка даже расплескала несколько капель из ледяной чашки. Всё чем могла располагать Мила, это уличный смехотворный полусвет от разбитого окна почти под самым потолком. Окно, сквозь которое изредка залетали снежинки, было не только главным источником света, но и главной причиной холода в помещении.
- Кому там весело?!- она произнесла вслух срывающимся голосом непонятно для кого, но на самом деле, Тамила просто хотела услышать собственный голос,- Поймаю, трусы на родничок натяну!
Пока мозг искал рациональный ответ, чтобы не растерять остатки рассудка, тень переметнулась ближе к девушке, прячась за остроугольные бортовые направляющие в шести метрах. Мила медленно пошагала назад, подальше, вместе с тем пытаясь заглянуть за вертикальное приспособление.
- Мой тесть криминальный авторитет!- Мила попыталась придать голосу веса,- Он вам всем колумбийские галстуки повыворачивает! Знаете, как это делается?!
Тьма привычно молчала.
Тишина была не такая как в безлюдном месте. Она была вакуумной. В которой растворялся даже стук пульса.
Достигнув определённого угла обозрения, Тамилы замерла. Её глаза встретились с подобием чьих-то глаз. Две круглые точки светились, точно из фосфора, порождая нестерпимый страх. Чужой взгляд, который и был этим сосредоточием страха, словно изучал незнакомую гостью. Тщательно, по клеточке. В тех глазах жила древняя печаль и откровенный голод. Что-то человекоподобное, безволосое, с невозмутимым лицом, без рта и носа. Мила рассматривала существо в ответ, и ждала, когда же оно пошевелиться, чтобы понять, что оно действительно настоящее.
И оно пошевелилось.
Тамила заорала сквозь приложенные ко рту пальцы.
То ли крик спугнул существо, то ли оно выбрало новую позицию, а светящиеся глаза пропали. Только и гадай, куда именно. Тамила больше не могла отрицать, её обнаружило что-то невозможное. Никогда прежде не молившись, она вспомнила несколько рандомных строк из библии. Сложить ладони воедино возможности не представилось, поэтому левая рука обхватила кружку, коснувшись пальцами пальцев правой руки. После минуты покаяний, почему-то легче не становилось. В голову проскочила простая, но будоражащая мысль:
"Здесь происходит какое-то очевидное мракобесие, но реальное, слишком реальное".
Из раздумий Милу вырвал холод, из-за которого пальцы просто горели. Это привело её к свежим мыслям:
"Возможно вода действительно священная, и она действует как оберег от той образины? Иначе бы оно уже набросилось. Но если бы старик хотел мне помочь, то почему просто не открыл дверь? Хотел поразвлекаться и понаблюдать, выживу ли я, справлюсь ли? А может это не игра, а какое-то испытание? Сейчас это не важно. Нужно смириться с положением, и дойти к грёбаным воротам. Только бы не разлить эту воду. Только бы не опрокинуть".
Тамила гнала прочь ужасающие мысли.
Безуспешно. Всё равно она знала, здесь, в темноте, есть то, что не принадлежало этому миру. Поджидающий страх не отпускал. Этот страх намного сложнее того, что она ощутила на выпускном. В тот день Мила навсегда потеряла веру в дружбу, но пообещала себе, что больше никогда не даст себя в обиду. Одноклассники заперли её в школьном подвале с развешенными противогазами на кирпичных стенах. Сотни стеклянных глаз пялились на неё целые сутки. Нет. В данном случае, это был уникальный страх, обезоруживающий, который вытягивает каждую капельку жизненной воли и надежды.
Испачкав рукав в мазут, пальцы нашарили ведущий нижний шкив. Пытаясь придерживаться наклонной ленты конвейера, Мила шла практически на ощупь во тьме, замирая от каждого шороха. А холодный металл кружки продолжал обжигать уязвимые пальцы.
До заветных ворот оставалось около десяти несчастных метров, но они казались такими недосягаемыми.
- Агрр...,- прозвучало где-то сзади.
От этого возникло ощущение, будто кто-то невидимый прикоснулся к спине ледяными пальцами. Мила чуть вздрогнула, но напиток-оберег не пролила. Она не хотела оборачиваться. Она пыталась себя обмануть, лишь бы забыть то, что слышала.
На второй раз, звук послышался где-то сбоку чуть вверху, напоминающий звон кем-то потревоженных цепей. Периферийное зрение приметило очередное движение. Мила не сдержалась, и тут же пожалела об этом. Сейчас она уже насчитывала две пары фосфорицидных немигающих точек.
Два иных существа стояли на высокой площадке для техобслуживания. Тяжелая железная лестница под ними была располовинена. Как они туда взобрались, не понятно. Да и какая вообще разница? Лишь бы там и оставались.
Те пришлые фигуры гораздо ниже первой. Как дети, только в них не было ничего детского. На их лицах проглядывались рты, что слишком медленно растягивались в подобии улыбки. Это определённо была улыбка, но от такой улыбки внутри всё холодело, скукоживалось, вынуждая сомневаться в собственном психическом здоровье.
Для самозащиты, Мила схватила то, что попало под ноги, и с ужасом определила, её пальцы сжимают берцовую кость, подозрительно похожую на людскую.
Не раздумывая ни секунды, девушка швырнула находку от себя в сторону недругов. Даже после того, как кость попала по ним, они всё равно продолжали лыбиться, словно зная то, чего не могла знать Тамила, будто осознавая тщетность этих попыток защититься.
Настоящее спасение пришло, откуда Мила уж совсем не рассчитывала, фонарик в кармане вовремя ожил. Схватив брелок, девушка немедленно навела его на техплощадку. Разогнав светом муторную парочку, брелок снова исчах. Пришлось аккуратно отставить чашку у сапог, и вытащить микропальчиковую батарейку, чтоб покусать её зубами. Таким образом, Тамила рассчитывала продлить ей жизнь, хоть на самую малость. И не только батарейке, а и себе. Ведь сейчас свет считался ценнее воздуха.
Вернув изжеванную от души батарейку в круглое отверстие, Мила клацнула пластиковым пятачком. Тусклый луч напоролся на пол.
Это было не просто углубление в бетоне. То, что Мила узрела, заставило её страх умножиться на знак бесконечности. Чистая паника. Вибрация кошмара. Будто кто-то вскрыл оголённый нерв уязвимости, незащищённости. Тамила ощутила тошноту.
По центру элеватора высились сложенные ровными рядами сотни голых костей. Рядом валялись ногти, волосы, зубы и даже очки в толстой оправе. Покрытые мхом остовы мешались с остатками одежды. Девушка разглядела элементы военных форм со второй мировой войны. Там истлевали немецкие кителя с символами "аненербе". Попадались и советские гимнастёрки. На некоторых даже остались погоны и подшивы на воротниках. Но больше всего пугали мумифицированные останки в современной одежде. У одного мертвеца пробивались тонкие дуги рёбер сквозь летнюю футболку-поло. Все черепа вывернуты в обратную сторону, а заскорузлые конечности выгнуты на суставах в неестественные формы, будто все скелеты прошли через шестерни этого самого элеватора.
Скелеты животных педантично громоздились отдельными штабелями поодаль, ближе к стене.
Картина увиденного "зрелища" сливалась в один синеватый цвет, подсвечиваясь от брелока.
Подобравшаяся к горлу тошнота отползла обратно в желудок, оставив во рту кисловатый привкус. Тамила быстро схватила кружку и в том же темпе направилась к воротам, надеясь, что китайская побрякушка ещё хоть чуть-чуть послужит во благо спасения хозяйки. Луч фонаря-амулета скакал от стены до стены, от потолка к полу, надеясь рассеять не только тьму, но и страх. В последний предсмертный миг батарейки, свет успел обозначить ворота, и лишь потом погас окончательно и бесповоротно.
Этого было достаточно, чтобы успеть разглядеть нечто несуразное, издевательское. Обшивка ворот оказалась измазана щедрым слоем смолы, из которой торчали сотни шипов. Мила могла поклясться, что успела увидеть осколки битых бутылок. В тот ужаснейший миг она больше себе не принадлежала. Подчиняясь неконтролируемому страху, онемевшие руки сами выронили алюминиевую чашку, и жидкость окропила бетон. Звон железной посудины отозвался эхом где-то под сводом.
Появилось чувство безысходности. Тамила замерла в ожидании худшего, чувствуя, как внутренний страх перерастает в нечто большее, масштабнее. Ведь её единственная защита буквально разлилась, смешавшись с вековой пылью. Воображение ярко дорисовало неутешительную картину будущего. Как же нелепо так умирать, замерзшей, обглоданной, забытой....
Простояв в сгруппированной позе несколько минут, с Милой ничего не случилось. Никто не набросился, не стал выкалывать глаза и откусывать шматы мышц, смакуя не жилистой человечиной. Ничего не изменилось. Девушка призналась себе, дед Юхим обвёл её вокруг пальца, как первоклассницу. Не было в той жидкости ни капли святого. Лишь обычный холодный ароматный чай.
- Вот же урод,- тихо, но со злобой, выругалась легковерная Мила.
В такие моменты начинаешь впервые постигать суть, собственную сущность, прогоняя прочь удобный самообман. И начинаешь по-настоящему чувствовать себя живым, готовым на всё ради выживания.
Кулаки больно сжались. Чувство несправедливости и обиды вытеснили часть страха, заставив сгруппироваться и оперативно соображать. Первоочередным делом Тамила натянула рукава на освобождённые руки, чтоб согреть. Параллельно дуя в манжеты тёплым дыханием, создавая краткую иллюзию тепла. Затем она расшатала цилиндрическую муфточку, торчащую из небольшого редуктора, вырвала с плотного подшипника и взяла в руку как дубину. Теперь есть "весомая" причина, чтоб вернуться и доломать треклятую дверь спальни. На крайний случай, эта железяка сойдёт для самообороны.
Ориентируясь по конвейеру и прислушиваясь к интуиции, девушка пошагала обратно. Она смотрела куда-то перед собой, боясь представить, что произойдёт дальше, и на что может напороться её выставленная вперёд ладонь.
Внезапно, где-то в двух неизвестных точках бетонных координат упало что-то грузное, будто грохнулись две сетки с гнилой картошкой.
По правую сторону, одно из мелких существ, вдруг издало голос, бездушно подражая детскому смеху.
- Заглохни!- громко приказала Мила, в то время как остальные побоялись бы даже просто подумать об этом.
Смех плавно перешел в стон раненого телёнка, впитываясь в скованный от ужаса мозг. Это была вакханалия смешанных звуков, истерический хохот сгорающего в пожаре цирка и симфония скотобойни, пародируя багатель "К Элизе".
Неожиданно, нога поскользнулась на чём-то продолговатом. Едва не вывихнув лодыжку, Тамила больно ударилась коленом. Пытаясь разглядеть ущерб, она ничего не увидела. Тьма скрыла расплывающийся чернильный синяк. Обошлось. Привстав, девушка догадалась, на что могла наступить. Это была та самая кость, которой она опрометчиво швырнула в маленьких искаженцев.
Второе существо по левую сторону, принялось издавать рвотные позывы, отчётливо, долго, гадко, но так и не вырвало. Оно будто напоминало девушке о скопище скелетов, что остались позади.
Страх шептал, кусал, пожирал изнутри, но Мила шла, сжав крепче зубы и болванку, приближаясь к цели шаг за шагом, метр за метром. На ощупь. В могильной тьме.
Кое-как отчаянная девушка достигла начального этапа. Пальцы коснулись проржавелого стального кожуха. А значит, рядом отверстие в стене. Вот края, паутина, вычурная створка шкафа. Наконец-то Мила в комнате (но ещё не в безопасности). Она сходу принялась долбить дверь металлической деталью, применяя её как фомку. Удары продолжались и продолжались, без передышки, до изнеможения.
Под напором ненависти дверь всё-таки поддалась Миле. Но это теперь не имеет значение, потому что дед Юхим направил ей в лицо взведённый парабеллум.
Без каких-либо указаний и резких движений, девушка сама отложила железяку. Затем выставила околелые руки перед собой, будто рука могла остановить пулю. Шанс на спасение стремительно снизился.
- Из-за вас строптивых мне опять дверь чинить,- с пугающей хладнокровностью негодовал старик, рассматривая уцелевшие руки девушки,- Ты чего это? Не добралась до ворот?
- К тем, что украшены битым стеклом?- нервно, но с долей сарказма парировала Мила.
Густые брови сошлись к переносице.
- Возвращайся обратно и сделай маленький надрез на коже. Те, кого ты видела во тьме, боятся крови.
- Ага. Щассс. Разбежалась. Думаешь, я совсем конченная лохушка. Второй раз ты меня не нагнёшь,- Мила хотела ещё что-то озвучить, но её посетило наитие,- А-а. Кажется, я сообразила. Эти существа ждали первой крови. Им нужен был стартовый сигнал, приглашение на пир.
Юхим хмыкнул, его давно никто так не удивлял.
- Смекнула. Молодчинка. А теперь шуруй обратно и порежь себе любой палец. Совсем чуть-чуть. Не глубоко. Выбора у тебя нет. Или я тебя пристрелю, как животное, и сам оттащу. Поверь, от выстрела рана будет жечь так, будто тебя проткнули раскалённой кочергой, а они...,- Юхим кивнул на шкаф,- ...пьют кровь мягко, почти незаметно. Тебе будет казаться, что ты просто засыпаешь, как от цианида.
Тамила очень медленно обернулась. Во тьме проступило три силуэта. Теперь их можно было отчётливо разглядеть. Самое высокое существо стояло покачиваясь, словно гипнотизируя, как это делают кобры перед атакой. Казалось, оно приобретает человеческие признаки. Начали формироваться внутренние органы, видимые через полупрозрачную кожу. Затем всё остальное. Но волосы не росли, а возникали параллельно с платьем, как дымка, обволакивая стройную фигуру. Ничего мирского не могло утолить их жажду, только свежая кровь, ключевая.
- Зачем ты это делаешь?- с трудом оторвав взгляд, девушка снова посмотрела в лицо деду Юхиму.
- Их нужно кому-то кормить.
- Кого их?!
Старик прокашлялся, расчистив слизистые стенки глотки, и со всей преимущественной ему нежностью ответил:
- Мою семью.
- Какая нахрен семья! Они даже не люди!- завопила девушка, отныне она позволяла себе срываться, ведь ей больше нечего терять.
- Такое сложно объяснить.
- А я, как бы, не особо спешу,- сложив руки в замок, констатировала Тамила.
Мельком глянув, где стул, старик присел, не отводя оружие и бдительных глаз от девушки.
- Слушай и внимай. ...Ещё в молодости, после трёх лет работы бригадиром на шахте, я перевёз сюда супругу. Получил должность заведующего элеватором. Муниципальное жильё выдали бесплатно, но оно было пристроенное к этому же элеватору. Шумно? Да. Зато задарма и работа прямо на месте. Хорошо жили, богато. Дети родились,- Юхим тяжело вздохнул и потёр переносицу,- Всё оборвалось в тот день, когда случился оползень. Пойми. Я ведь думал, что нас полностью завалило. Откопать некому. Ближайшее село в десяти километрах. Я.... Я уговорил свою семью выпить цианида, дабы не мучиться. Цианид нам выдавали для борьбы с вредителями. Он хранился в полу, подальше от детей. Смерть от него мягкая, быстрая, не мучительная. Знаю, как это сутками задыхаться от нехватки кислорода. Врагу не пожелаешь. Когда-то в угольной шахте знатно придавило, едва не помер. Да лучше б помер. Проснулся я на утро, когда под весом кусок крыши рухнул. Именно в тот момент я и осознал, какую непростительную чудовищную глупость совершил. Оказывается, цианида на мой крепкий организм было не достаточно, а элеватор лишь слегка засыпало.... Я прижимал их маленькие безвольные хрупкие тельца, а они молчали, не шевелясь... Их тоненькие ручки безжизненно свисали вниз...
Тамила поймала себя на мысли, что она даже стала жалеть своего душегуба, но не настолько, чтоб забыть события последних суток.
- ...Я пытался погубить себя, дважды. Вены резал. Но духу так и не хватило довести дело до конца. Струсил. Наутро явились они, мои родненькие. Сперва мне подумалось, что я просто чокнулся...
- Но они ведь совсем не похожи на людей,- не удержавшись, перебила девушка.
- Пока нет. Помнишь, я обещал тебе об ырках рассказать? Так вот. Это они и есть. Но они далеко не такие, как их описывают в легендах. И они отнюдь не питаются мёдом и выпечкой. Ыркой становится тот, кто совершил самоубийство. Днём принимают облик при жизни, ночью перевоплощаются в кровопийц.
- Почему они тебя не трогают, когда ночью облик меняют? Помнят, что ты их отец и муж?
- Не знаю. Стоят каждую ночь у порога и смотрят до самого рассвета, как я сплю. Может, я им нужен в качестве снабженца. Может, они как-то понимают, что я их единственный кормилец.
- Почему ырки сами не охотятся?- Мила задала вопрос, пытаясь заговорить старику зубы.
- Я по сей день не знаю. Но есть теория, что их удерживает возле себя закопанный идол исписанный древними рунами, который не позволяет покинуть элеватор. Лично для меня самое главное, что они со мной, рядом, и как бы живы. Словно из прежней жизни. Только днём. Я общаюсь с семьёй, играю, провожу досуг. И это немного заглушает мою вину перед ними,- голос старика изменился,- Труднее всего осмыслить, что дети никогда не вырастут, что я никогда не смогу их всех обнять, прижать к груди. Но больше всего гнетёт то, что я не вечен, близок мой закат,- Юхим глубоко закашлялся, но в этот раз особенно громко,- Кто теперь о них позаботиться?
- А о семьях убитых тобою людей ты не задумывался? Ты убил десятки, если не сотни...
Голос девушки дрожал.
- Но я ведь только скверных людей им скармливал.
- Почему я? Чем же я провинилась?
- Прости. Дичи в лесу почти не осталось. А человеческой крови им бы на месяц с лихвой хватило. Да и завралась ты. Нет здесь у нас медведей. Я последнего десять лет назад завалил. И нож твой, финку, с южной стороны хутора нашел. Ты пришла не из леса. Не филолог ты.
Тамила вспомнила учения заботливой матери, что выживанию способствует не только ловкость, а и хитрость. Обдумав имеющуюся информацию, Мила уяснила, сейчас нужно лукавить так, как никогда прежде. А для правдоподобности, придётся использовать накопившиеся эмоции, которых хватало с избытком.
- Если честно, я родню искала. Бабушка из Житомира сказала, что сгинул здесь её брат, но имени его уже не помнит. Всё что осталось это ориентиры хутора.
- А бабушку твою часом не Клавдией зовут?
- Да. А как вы...,- Мила изобразила шок на лице,- Вы и есть её брат?
- Вероятней всего, ...да.
- Отпустите меня, дед Юхим. Я никому не расскажу. Да никто и не поверит. Мой жених работает доктором на станции переливания крови. Я смогу приносить свежую кровь. Много чистой крови. И тебе не придётся никого убивать.
- Доктором, говоришь?
- Да. Он у меня добрый, всё поймёт.
Юхим опустил оружие, призадумался.
- Кнэбб...орррл...з..ждааххххх...мй,- высокое существо мычало что-то нечленораздельное, тон голоса был ледяной, мёртвый.
- Если их оставить голодными, они перестанут выходить из тьмы. Поклянись перед Господом, что не бросишь мою семью. Что раз в месяц будешь приносить им не меньше трёх литров крови. Поклянись! За сохранённую жизнь. Поклянись!
- Клянусь дед Юхим. Перед богом клянусь.
- Помни. Нет ничего страшнее нарушенной клятвы.
- Я знаю,- Мила заглянула через глаза прямо в душу старику,- Уговор дороже денег.
Юхим посмотрел за спину девушки. Ырки всё ещё были в процессе метаморфозы. Уголки их ртов оттянулись к основанию челюсти и даже зашли за проступающие уши. Пасти стали по сантиметру распахиваться, обнажая два длинных тонких хищных клыка, суливших неминуемую гибель.
Пропустив девушку мимо себя, Юхим сам отступил к темному проёму шкафа, изъял из кармана самодельный нож из медвежьего когтя и хирургически вскрыл на левой руке кожу вдоль. От запястья к изгибу локтя раскрылись ровные края шкуры, явив глазам красные жилы.