Уже самая первая фраза этого письма дается мне с трудом. Казалось бы, что проще? Пиши себе: “Здравствуйте, мои дорогие”, и ставь восклицательный знак! Но искреннее пожелание здравствовать и слова “моя дорогая” я могу обратить лишь к тебе одной. К той, чьим сыном буду считать себя до смертного своего часа. Тем не менее, адресуюсь к обоим. Ведь, в отличие от меня, вы обречены быть вместе.
Не расцениваю ли я свой отъезд, как малодушие или, пуще того - предательство? Какого будущего жду? Что у меня на душе?
Задавая эти вопросы, я, словно наяву, вижу твою безысходную беспомощность. И торжествующую враждебность того, с кем ты вынуждена была остаться. Да. В отличие от меня, тебе эмигрировать невозможно.
Каюсь: всю свою жизнь я воспринимал вас обоих, как единое целое. Слава Богу, что хоть сейчас, находясь во второй половине отмеренного мне пути, я осознал ошибку. Потому отвечать на первый вопрос мне легко: малодушием было бы остаться. Чтобы ты не видела меня, опустившим руки и оправдывающим бесполезность своих усилий стечением неблагоприятных обстоятельств.
Помнишь сказку про двух лягушек, попавших в кринку со сметаной? Кажется, я оказался именно той из них, что сумела сбить сметану в масло и выпрыгнуть.
А о предательстве скажу так: ведь ты сама никогда не разделяла идеи о добре, которое должно быть с кулаками. И меня учила, что нельзя даже самые благие намерения насаждать насильно. Посему считал предательством по отношению к тебе, к привитым тобою понятиям добра и зла даже саму мысль о возможности допустить кровопролитную междуусобицу. Какими бы высокими идеалами ее ни оправдывать.
И я предпочел уйти. Уйти, но с верой, что воспитаю свою дочь в любви к тебе. И с надеждой на то, что она не пополнит ряды незамеченных поколений.
Это ответ на второй вопрос.
А вот на третий... Я уношу с собой в эмиграцию невыразимую нежность к тебе. И горечь разлуки. Но нет в моей душе озлобленности и жажды мщения за перечеркнутую жизнь.
Я обращаюсь к вам обоим: родине и отечеству, в коих заключены два столь противоположных начала - женское и мужское. Мое письмо - это полудобровольное, полупринудительное прощание. Но не с тобой, моя родина. От тебя нельзя отвернуться, даже увидев в самых греховных обличьях. Да будешь ты здравствовать вечно, независимо от того, какая сила господствует в твоих пределах!
Я прощаюсь с отечеством, власть в котором безропотно отдалась посредственности, порождающей злые мысли и нечистые душевные движения.