Данихнов Владимир Борисович : другие произведения.

Гетто

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Гетто - это модель человеческого общества в миниатюре. Гетто - это место, где религия и масс-медиа-технологии слились в одно. Гетто - это место, где под ногами копошатся смертоносные черви, лопающиеся, если на них наступить, как воздушные шарики.
    12-е место на "Эквадоре-2"
    Рассказ опубликован в журнале "Порог", апрель, 2006


ГЕТТО

  
   1. Телевизионное кладбище
  
   Земля после дождя стала скользкой. Чернозем кое-где смыло начисто, и проступила красноватая с белыми жилами глина. Чтобы удержаться на ногах, Игорь использовал посох. Он втыкал посох глубоко в глину, и, держась за него обеими руками, подтягивался и поднимался наверх. В темноте с трудом различал коричневые гетры отца и его ботинки с бронзовыми набойками. Отец напевал под нос, а Игорь тоже пытался напевать, но одновременно петь и сосредотачиваться на дороге у него не получалось. Игорь терял равновесие, судорожно хватался за посох и умолкал.
   Отец светил вперед фонариком. Фонарик высвечивал жутчайшие черные коряги, что торчали из глины, похожие на лапы чудовищ, и склизких червей. Черви были желтые, длинные, толщиной в мизинец. Они шевелились, переплетались друг с другом, как макаронины. Игорьку становилось тошно от одного вида этих тварей. Впрочем, он знал, что черви почти не опасны, а если на них наступить - сразу лопнут.
   Отец и сын поднимались на вершину холма очень долго, а когда, наконец, поднялись, у Игоря ноги подкашивались от усталости. Он хотел упасть на землю и сидеть, сидеть, сидеть...
   Он стоял на самом краю плоской как блин вершины и тяжело дышал, наклонившись, уперев кулаки в колени. Отдышавшись, Игорь первым делом оглянулся назад, чтобы посмотреть, какой путь они проделали, и увидел внизу жалкие деревянные и жестяные дома, покосившуюся городьбу вокруг сада и высокий бетонный забор, острейшим ножом разрезающий город на две части. Забор освещали редкие фонари. За ним, забором, начинался каменный город: дома из гранита, мраморные статуи, широкие улицы, выложенные фосфоресцирующим булыжником. Возвышаясь над черепичными крышами, горело сотней огней чертово колесо, и Игорь подумал, что будет неплохо, если отец как-нибудь сводит его покататься на колесе и купит поесть чего-нибудь необычайно вкусного, например, сладкой сахарной ваты или кольцевых червей в карамели.
   - Игорь!
   Подросток резво обернулся и, утопая в грязи по щиколотку, побежал к отцу по тропке, вьющейся среди торчащих из земли телевизионных антенн.
   Отец остановился у одной из антенн, поправлял ее, покосившуюся, и, напрягая мускулы, всаживал глубже в землю. Поднялся ветер и вновь пошел дождь. Крупные капли били по серой, накинутой на голое тело отцовской шинели, по его лысой голове, надраенной воском. На шинели с одной стороны оборвался и свободно болтался хлястик. Игорек как завороженный глядел на этот кусок материи и ничего не предпринимал, чтобы помочь отцу.
   - Это могила твоей матери, - сказал отец и грязно ругнулся, оцарапав ладонь о примотанную к антенне проволоку. - Твоя мать сейчас лежит в этой могиле, спит, а антенна ловит сигнал, посланный богом, и передает твоей маме замечательные шоу священного первого канала. Если антенна будет стоять криво или упадет на землю, твоя мать начнет видеть кошмары, наведенные адским третьим каналом. Ты же этого не хочешь, Игорь?
   - Нет, - тихо ответил подросток.
   - Через час луна загородит вечернюю звезду, и на улицы выйдут лешие. Если мы не справимся вовремя, лешие убьют нас. Ты же этого не хочешь, Игорь?
   - Нет.
   - Тогда подсоби мне, гаденыш! - рявкнул отец, и Игорек поспешно схватился за антенну и стал помогать отцу заталкивать ее в землю. Ногой он случайно задел чужой крест (кажется, принадлежащий бабушке префекта) и наклонил его к самой земле. Он не стал его поправлять, потому что дождь усиливался, а времени оставалось все меньше.
   Игорек ничего не видел из-за дождя, холодная вода затекала ему за шиворот, в кроссовки, в рот. Он шмыгал носом, загоняя слезы и сопли обратно, фыркал и отплевывался. Он попытался представить как там, на дне могилы, спит мама, но не смог; он видел железную антенну, похожую на крест, но никаких особенных чувств по этому поводу не испытывал. Ему хотелось быстрее вернуться домой, чтобы прыгнуть на кровать, укрыться пропахшим нашатырем холщовым мешком и лежать, слушая, как дождь стучит по гофрированному железу крыш. Как, меся грязь, по улицам бродят и заглядывают в окна лешие.
   - Надо было взять лопату, - выдохнул Игорек, за что получил от отца подзатыльник.
   - Если, копая, мы заденем маму и повредим ей что-нибудь, и она перестанет видеть телевизионные сны, что тогда будет? Не задумывался, дурачина?
   - А антенной мы ее разве не можем протк... - начал Игорек, но осекся, получив еще один подзатыльник, весомее, и замолчал. Рука у отца была тяжелая, и голова у Игоря закружилась. Он совсем перестал соображать, а только и делал, что давил на антенну, и давил, и давил, и давил...
   Наконец, отец сказал, перекрикивая шум дождя:
   - Крест стоит крепко. Пошли домой, пока лешие не пришли за нашими скальпами.
   И они, поскальзываясь, отправились домой. Игорек пару раз падал на колени прямо в липкую грязь, но при помощи посоха быстро вставал. Отец шагал широко, его тяжелые ботинки чавкали в грязи где-то впереди, и светлое пятнышко от фонарика прыгало тоже далеко впереди, оставляя Игоря наедине с ночными тенями.
   Игорь нагнал отца у самого забора, что опоясывал их участок.
   Восточный ветер уносил тучи и дождь вместе с ними. Отец стоял, подбоченившись, смотрел на розовую луну и умытое дождем звездное небо и курил папиросу. Игорь остановился подле него и, чувствуя, как с одежды стекают грязные струйки, вдыхал дым. Табачный дым успокаивал расшалившееся сердце и драл глотку. Игорь часто сплевывал.
   - Ты извини меня, Игорек, - ласково произнес отец, и Игорь вздрогнул от неожиданности и сильнее прижался к забору, отстраняясь. У него закружилась голова, как после очередной отцовской затрещины. Он слишком редко видел отца ласковым. Игорь не привык к таким речам, и ему стало страшно, потому что почудилось, будто отец стал чужим. Может быть, в него вселился дух лешего?
   - Время такое, мама покинула нас, мне тяжело, - продолжил отец. - Да и жить здесь... не сладко. Иногда хочется броситься с обрыва на камни или еще что с собой сотворить. Но ты, Игорь, держишь меня на этом свете. Пропадешь ведь без меня, сынок.
   - Мне четырнадцать, взрослый уже, не пропаду, - сказал Игорек. Он заметил, что в окошке дома напротив горит свет, и увидел женский силуэт за плотно задернутыми газовыми занавесками. То была Элли, а может ее мать, но Игорь думал, что это все-таки Элли, потому что так думать было приятнее. Элли расчесывала длинные волосы большим гребнем, и Игорь мечтательно глядел на нее.
   Он совсем не слушал отца и не заметил, как розовый червь полностью выполз из своей норы, подкрался к его ноге, свернулся в спираль и, оттолкнувшись от земли, подпрыгнул и впился в обнаженную голень. По телу червя пошли судороги, на коже его проступили продольные темные жилы, а на жирный чернозем закапала клюквенно-красная кровь. Игорек, почувствовав боль, посмотрел вниз, приподнял ногу, содрал носком кроссовки червя и размазал тварь по земле. Кровь из ранки перестала течь совсем скоро.
   - Никакой ты не взрослый, совсем нет, - повторял грустно отец, - Не взрослый, нет.
   - Но я уже закончил школу!
   - Совсем не взрослый, - пробормотал отец и вдруг взбеленился: - Чего стоишь? Чего? С минуты на минуту лешие выйдут на улицу! А завтра мне, к тому же, вставать ни свет, ни заря, идти к префекту, за тебя хлопотать! Пошел!
   Он затолкал Игоря в дом, громко хлопнул дверью, лязгнул засовом и забухал ботинками в прихожей. Игорек быстро разулся, стянул с себя верхнюю одежду и шмыгнул на кровать. Тоскливо скрипнули пружины. Игорь нащупал простынку и укрылся ею до подбородка. Он слушал, как, раздеваясь, громко кряхтит и матерится отец, и все ждал, что он подойдет к нему, чтобы отодрать за уши, но отец не подошел, а сел на кровать, где в полной темноте выкурил папиросу, затушил ее о бронзовую шишечку на спинке кровати и лег спать.
   Игорь отвернулся к окну и замер, испуганный. В окне, окруженные чернотой, горели два белых глаза, две маленькие луны, два водоворота света, которые уносили сознание Игоря в дали, которым нет названия. Леший смотрел на него, и Игорь не мог пошевелиться, его парализовало, как в дурном сне. Игорь закрыл глаза, а когда открыл, леший уже ушел, и в окно мягко светила оранжевая луна.
  
   2. Девчонки
  
   Игорька разбудил стук в окно. Он долго тер глаза и шепотом ругался. Взглянул на кровать отца, убедился, что отца нет, что он уже ушел к префекту, и стал ругаться громко и отчетливо, на весь дом. Спрыгнул с кровати и подошел к окну. Распахнул створки, впуская свежий влажный ветер и аромат дурной травы. Травой пахло от Чижика, его лучшего друга, который, как оказалось, и стучал. Чижик стоял во дворе и задумчиво ковырял ногтем угорь, появившийся на щеке. Выглядел Чижик как всегда ужасно: сквозь прорехи в его синих спортивных штанах виднелась нездоровая желтая кожа, покрытая красной сыпью, рубаха висела на худых плечах мешком, а вместо прически на голове Чижика был полнейший беспорядок.
   - Чего тебе, Чижик? - спросил Игорек, зевая.
   - Я знаю, где собираются девчонки, - сказал загадочным шепотом Чижик, повертел головой и, приподнявшись на носочки, устремил взгляд в кусты, выискивая шпионов. - Ты, Игорек, одевайся и пойдем на то самое место. Я, Игорек, нашел ханку, где можно захануриться и незамеченными наблюдать за девчонками.
   - Ханка, говоришь, - пробормотал Игорек.
   Он быстрее молнии оделся, залез под свою кровать, и, чихая от забивающейся в нос пыли, вытащил из тайника, схороненного под доской, старый бинокль с треснувшей линзой. Впрочем, для разглядывания девчонок достаточно и одной линзы.
   Игорь вылез в окно, и они с Чижиком пошли через дворы, которые в этот ранний летний час были совсем тихие и словно заброшенные. День стоял воскресный, солнечный и теплый, в такой работать - грех, и люди не спешили покидать дома. По крайней мере, взрослые.
   - У меня герпес вскочил на губе, - сказал Чижик трагическим голосом. - Я мазал его йодом, но йод совершенно не помогал, и тогда я помазал его зеленкой, но она тоже не помогла.
   Игорь кивнул. Они как раз перелезали через забор, говорить было сложно, но ловкий Чижик умудрялся одновременно лезть, ковырять угорь и произносить нудным своим голосом слова.
   - Этот ужаснейший герпес! Я пошел к доктору, а он сказал, что нужна волшебная мазь, которая называется чудно, ацикловир что ли, но мази этой в гетто нет, и вообще в городе нет, даже у богатеев из каменного района. Эта мазь, сказал он, волшебная и знание о ней пришло из легенд.
   - Угу, - буркнул Игорь. Они шли мимо свалки старых вещей, в которой копошились полудохлые от яркого солнца черви; воняло здесь так, что совсем не хотелось открывать рот. У края лавки валялся труп человека, растерзанного этой ночью лешими. В трупе осталось слишком мало мяса, и Игорь не смог определить, кому он, труп этот, принадлежит.
   - Девчонки не захотят целоваться со мной, потому что у меня герпес, - заключил грустно Чижик, с разбегу перепрыгивая мертвеца. Червяк потянулся к его ноге, но был слишком вял, поэтому шлепнулся в лужу, булькнул и вроде утонул. Всплыл, раздувшийся, синий. Игорь для надежности наступил на него.
   - Девчонки не захотят целоваться с тобой, потому что ты шальной, куришь траву и поешь бессмысленные песни, подыгрывая себе на гитаре, - возразил Игорь, вытирая подметку о железную балку. Ловко согнув ногу, он плюнул на подошву и с хрустом провел ею по штакетине, что валялась у лужи.
   - Да, - совсем грустно сказал меланхолик Чижик. - Со мной никто не захочет целоваться, и мне придется умереть одиноким, грустным и мертвым, и никто не поставит над моей могилой телевизионную антенну, чтобы я видел бога и его замечательнейшие ток-шоу. А ты, Игорь, слишком часто плюешься, и на людей, кстати, тоже, и однажды тебе за это воздастся по полной программе.
   Игорь не ответил. Харкнул в сторону.
   Они ворвались в густые заросли сирени. Вел Чижик, а Игорь следовал за ним, и все замирало у него внутри от предвкушения, потому что он надеялся увидеть Элли, и даже не только увидеть, но и поговорить с ней и подержать ее за руку.
   - Близко, - сказал Чижик. - Веди себя тише.
   Игорь и так вел себя тише воды, шумел больше Чижик. Они вышли из зарослей, наклонились, а потом и вовсе легли на мокрую от росы траву и поползли на вершину холма. Замерли в Чижиковой "ханке", глядя вниз. В заросшей лебедой ложбине прямо на земле сидели Элли и Соня. Кажется, они курили папиросы. Игорек посмотрел в бинокль и увидел, что Элли такая же красивая как всегда, что на ней узкие синие джинсы, белая майка и камышовые браслеты на запястьях, а золотистые ее волосы намазаны воском и разделены на два торчащих в стороны хвоста, по моде каменного города. Он также увидел Соню, но не интересовался ею ни капельки, потому что Соня скуластая, темноволосая и, по мнению Игоря, уродливая.
   Девушки действительно курили папиросы и о чем-то болтали. Соня вела себя развязно и совсем не стеснялась курить, а Элли поворачивала иногда голову и, загородив лицо от солнца ладонью, смотрела на вершину увала. Чижика и Игоря, спрятавшихся в высокой траве, она не замечала. Игорю нравилось, что Элли стесняется, а Соню он ненавидел.
   - Если бы можно было содрать поганую бородавку ногтем, я бы давно это сделал, но боюсь. Сет, например, содрал и через месяц помер, потому что занес эту... ну... ин-фек-ци-ю, а я умирать не хочу, потому что еще не поцеловался с Соней, и потому что у родителей нет денег на похоронную телевизионную антенну, и потому что ты - мой друг, а кроме меня друзей у тебя...
   - Да тише ты! - шикнул на него Игорь, наблюдая, как Элли затягивается, как у нее при этом прикрываются веки, как втягивает в себя дым курносый ее нос; он смотрел, как она смеется, и хотел спуститься вниз, но никак не мог решиться, боялся, что девчонки прогонят его.
   - Вы с отцом вчера ходили на вершину телевизионного холма? - спросил Чижик. - Не лги мне, я видел в окно! Вы ходили, и, наверное, поправляли телевизионный крест матери, потому что вчера вечером кто-то из шпаны свалил его.
   - Мама должна видеть только хорошие телевизионные сны, - заученно сказал Игорек
   - Префект с раннего утра стоял возле своего дома, громко кричал и ругался, - сказал Чижик. - Он ходил на рассвете на кладбище и увидел, что кто-то повалил крест его любимой бабушки. Все видели, что вы с отцом ходили на кладбище и твоему папане предстоит нешуточная взбучка.
   - Тише!
   Кто-то спускался с холма, с противоположной его стороны. Ребята замерли и увидели двух пижонов в нарядных белых рубашках и черных брюках на синих подтяжках. То были городские. Они шли, высоко задрав нос, большие пальцы рук засунув под тесьмы. Игорь увидел в бинокль, что у них начищенные туфли, а с ухоженных физиономий не сходят ехидные улыбки.
   - Они хотят побить наших девчонок... - шепнул Чижик, но Игорь цыкнул на него, и Чижик замолчал. Городские спустились на дно оврага. Игорь ждал, что девчонки убегут от них, но они не бежали. Девчонки поднялись, ласково улыбнулись пижонам и под руку с ними пошли на восток, к реке. Улыбка Элли была так прекрасна, что Игорек хотел кричать от ненависти к ней, к двум придуркам из каменного города, к развязной Соне, которая, наверняка, втравила Элли в эту компанию.
   - Так вот чем они здесь занимаются! - шепнул Чижик. - И это, Игорь, замечательно, потому что целоваться с Сонечкой мне теперь не придется, и не герпес будет тому виной, а обстоятельства!
   - Придурок! - сказал ему Игорь и сплюнул от злости.
   - Слепая судьба тому виной!
   - Идиот!
   - Кто?
   - Ты - придурок!
   Чижик нахмурился и схватил Игоря за плечо:
   - Ты, Игорь, зря назвал меня придурком, потому что я совсем не придурок!
   - Еще какой.
   - Извинись немедля!
   Игорь с размаху ударил его по носу. Чижик ответил точным ударом в ухо. Игорь метко плюнул Чижику в глаз. Они сцепились и покатились по склону лога, царапая руки и ноги, раздирая в клочья одежды. Они не переставали колотить друг друга и там, внизу, и Игорь вскоре стал одерживать верх. Он макал Чижика лицом в лужу, и макал до тех пор, пока Чижик не запросил пощады. Игорь отпустил его, поднялся и оставил Чижика хрипло дышать и отплевываться. Игорь шел обратно в деревню и из-за клокотавшего внутри него гнева ничего не замечал на пути.
  
   3. Префект
  
   Над площадью, вокруг которой стояли побеленные хибары богатеев, вилась мошкара, и жарило оранжевое солнце. Казалось, что молочно-белое небо само светится, и смотреть на него поэтому было больно. Игорь и не смотрел. Он глядел прямо перед собой и видел крепкую деревянную дверь, ведущую в дом префекта, видел вычурный глазок и окна, к стеклам которых липли любопытные мордашки детей префекта. Детишек было много и все примерно одного возраста - по закону префект мог иметь до пяти жен, и он законом этим пользовался изо всех сил.
   Сам префект, толстый и губастый мужчина, стоял на пороге. На нем был плотный коричневый кафтан и черные рейтузы. Префект обильно потел, вынимал из кармана большой платок, промокал потный лоб и аккуратно прятал платок обратно, чтобы через минуту снова достать его.
   - Значит, ты хочешь работать у меня помощником? - спрашивал префект. - Ты, грязный мальчишка в изорванной одежде, испачканных кроссовках и с желваком над бровью?
   Игорь не хотел работать у префекта. Он хотел с разбега нырнуть в холодную реку, проплыть под водой, ухватить барахтающегося пижона за щиколотку и утянуть его на самое дно, где он мечтал задушить его за то, что пижон посмел держать Элли за руку.
   - Ты хочешь, значит, получить почетную профессию? Ты, жалкий сын алкаша; алкаша, который не сумел уберечь собственную жену от лешего?
   Игорь не хотел получать почетную профессию. Он хотел привязать городского пижона к столбу и по одному цеплять на него червей. Он хотел видеть, как мучается урод, посмевший вести его Элли на пляж.
   - Ты уверен в выборе профессии? А, сын осквернителя могилы?
   Игорь был уверен в своем выборе. Он хотел выжечь каменный район дотла. Он посмотрел на префекта с вызовом и плюнул себе под ноги.
   Префект удовлетворенно кивнул, схватил Игоря за запястье пухлой рукой и потащил в дом, приговаривая:
   - Ты - хороший мальчишка, не то, что твой отец. Ты тихий, он шумный. Я старый, мне надоели шум и возня.
   Префект протащил его по сумрачному коридору, полы которого были натерты рыжей мастикой, через комнату, с полами, застеленными коврами, и стенами, увешанными гобеленами, через комнату, где две его жены кормили младенцев сидя прямо на голом полу, через каменную комнату, где в глиняном очаге пеклись черви в глине. Рука префекта была потная и горячая, в доме пахло непривычно, дорогими специями и нафталином. Воздух казался плотным, как кисель, и Игорю становилось дурно. В комнате с очагом с ним почти приключился удар, но он кое-как стерпел и не потерял сознание.
   Префект привел Игоря в комнатенку, где не было окон, а дверь запиралась на три массивных замка. Стены, пол и потолок здесь были выкрашены в пастельные цвета, а посреди комнаты стоял низкий серый столик с загадочным черным ящиком на нем. От ящика отходили глянцевые провода, которые исчезали в круглой дыре под потолком.
   - Священный телевизор! - провозгласил префект торжественно, отпустил руку Игоря, подошел к ящику и нежно погладил его бок: - Один из немногих священных артефактов, которые остались после наших могучих предков. И он, что главное, работает!
   - Он посылает сны нашим мертвецам? - спросил ошеломленный Игорь.
   - Он питается от волшебного устройства, которое находится в подвале, - сказал префект и, моргнув заплывшими глазами, спросил: - Ты что-то сказал?
   - Это телевиденье бога?
   Префект расхохотался:
   - Мальчишка! Нет, конечно. У бога связь лучше и ток-шоу, не в пример нашим, качественные! Этот же телевизор предназначен для слежки за территорией гетто. Ты, малыш, будешь работать здесь, следить, записывать о необычных происшествиях в тетрадь и докладывать мне. Смотри!
   Префект взял в руки маленькую коробочку, усеянную кнопками, и стал тыкать в нее жирными пальцами. На телевизоре, мигнув, появилась картинка. Игорь узнал берег реки. На песчаной косе, усеянной ракушками, на расстеленных полотенцах лежали Элли, Соня и городские пижоны. Пижоны были голые по пояс, Соня - тоже. Элли целовалась с одним из городских. Он гладил ее розовые ноги, тянулся к майке, подворачивал ее, но Элли отталкивала наглеца, однако делала это скорее шутливо. У Игоря закружилась голова, в горле стало кисло, и он захотел сплюнуть прямо здесь, но сдержался.
   Префект сказал, потирая лоснящиеся ладони:
   - Ах, как замечательно! Первый же день и такой шанс надрать городским задницы!
  
   4. Отец
  
   Отец не мог ходить. Он лежал на животе, упершись носом в грязную наволочку, и стонал. Спина его была голая. На коже виднелись красные полосы от ударов плетью, а на боках - запекшаяся кровь.
   Игорь остановился на пороге в нерешительности.
   - Меня избили из-за тебя, - сказал отец придушенно. - Меня отхлестали плетью, как вшивого мальчишку, потому что я взял вину на себя. Но ведь это ты повалил крест, так? Отвечай, отродье!
   - Префект взял меня на работу, - сказал Игорь. - Мы увидели по телевизору нечто. За это префект даст мне путевку в каменный город, и я смогу разок прокатиться на чертовом колесе.
   - Вы увидели по телевизору нечто? - переспросил отец, приподнимаясь над подушкой. На наволочке остались влажные темные пятна.
   - Да. Нечто замечательное. Сварить тебе каши?
   - Свари мне каши, сынок, и не забудь покрошить туда сушеных червей и добавить вкусненькой выжимки из клюва богомерзкого лешего. Я очень люблю эту выжимку. Что такое замечательное вы увидели?
   - Лешачьей сукровицы плеснуть? Мы увидели, как городские нарушают первейший закон.
   - О да, я обожаю сукровицу, - сказал отец слабым голосом. - Заботливый сынок, ты стал совсем взрослый. Ты не забудешь о своем отце?
   - Не забуду, - сухо ответил Игорь, взял свечу и спустился в погреб, за сукровицей. Свеча горела тускло, но Игорь с ее помощью все-таки сумел разглядеть прибитую к стене картину, изображающую предка. На предке был гладкий серебристый кафтан, серебристые штаны и серебристый шар - на голове. Отец рассказывал, что предки произошли от красноперых рыб и дышали водой, а серебристый шар - это нечто вроде аквариума, в котором плавает привязанная к телу суровой нитью голова предка. Позади предка стоял, растопырив металлические ноги, огромный дом, похожий на заостренную кверху бочку. В руках предок держал развевающийся белый флаг, на полотнище которого было написано янтарными буквами: "Первый канал. ТРО".
   - Да, - со слезами на глазах, прошептал Игорь, - мы из гетто, но мы - телевизионщики, а, значит, прямые потомки наших божественных предков, которые принесли первый канал в этот мир.
   Он провел пальцем по картинке, и та неожиданно ожила и сползла, как омертвевшая кожа, рассыпалась прахом, а под ней оказалась другая. Вернее, та же самая, только флаг изменился, стал красным, и на нем теперь было написано: "ВНТ. Третий канал". Игорь почувствовал, как его палец обжигает адским огнем и отшатнулся, напуганный необычным явлением.
   - Неужели отец тайком молится дьяволу? - пробормотал Игорь. Он не хотел об этом задумываться и, двигаясь суетливо, снял с пыльной полки закупоренную трехлитровую банку с бултыхающейся внутри маринованной сукровицей и поднялся по лестнице наверх. Увидел, что отец уснул и плюнул на пол c досады.
  
   5. Наказание
  
   Чижик облизывал прыщ, вскочивший на верхней губе, и играл на гитаре, подслеповато щурясь на заходящее солнце. Он подпевал себе и иногда его голос становился совсем тихим, а иногда Чижик кричал на всю площадь, и эхо металось, блуждая по закоулочкам:
  
   Мы все родились в гетто,
   В котором и умрем!
  
   Больше слов в песне не имелось.
   По периметру площади стояли люди: дети, взрослые, старики. Они были угрюмы и молчали, прижимая к груди миниатюрные телевизионные антенны на веревочках. У сломанного фонтана стояли префект, Игорек, мэр каменного города и, собственно, виновники собрания. Пижоны растеряли лоск и выглядели пришибленно. Игорь старался не смотреть ни на них, ни на зареванную Элли. Он глядел только на Чижика, на его синяк под левым глазом, на его грязную физиономию, и размышлял, почему Чижика назвали так по-дурацки. Ведь чижиками зовут вонючих червей-маток, которые посылают своих детей на верную смерть, а после жрут их трупы.
   - Родились, - пел Чижик, - умрем...
   Кто-то из взрослых дал ему по шее, и Чижик замолчал, вняв критике. Он поставил гитару между колен и скучающе посмотрел на Игорька.
   - В этот день, - сказал префект, косясь на мэра, - я принял нового ученика. - Мэр положил руку на плечо Игорю. - И мы немедленно отправились к священному телевизору и увидели нечто ужасное. Юные телевизионщицы блудили с молодыми горожанами!
   - Давайте быстрее, - поморщился мэр. - У вас тут воняет.
   - Да-да, - угодливо закивал префект. - И я предлагаю дать слово народу, потому что мы, как и добрые жители каменного города, демократы. Что решит народ?
   За такой проступок полагались плети, Игорь знал это.
   Чижик злобно усмехался. "Как такое могло произойти?" - думал Игорь. - "Несколько часов назад мы были друзьями. Это невозможно понять и представить: один проступок, одно слово, один удар в ухо - и все, друга нет".
   - Лешим их! - крикнул Чижик, и толпа зашевелилась. Люди неуверенно оглядывались, а затем кто-то несмело повторил: "Лешим!" и все нестройно поддержали, и только мать Элли не поддержала, а зарыдала и харкнула в небо, вслух проклиная демократию. Ее схватили под локти и утащили, пока не натворила чего похуже, например, прокляла первый канал. Родители Сони не рыдали, потому что умерли давным давно, отравившись несвежей сукровицей. Родственников пижонов Игорь не видел да и не хотел видеть.
   - Что вы такое говорите? Это неправильно! - закричала Элли и побежала на толпу с кулаками. Игорек дернулся вслед за ней, но замер и остался стоять на месте. Девушку, заламывая руки, оттащили дюжие помощники мэра. Соня молчала, глупо хихикая, и из ее рта к земле потянулась слюнная струйка. Пижоны с ужасом глядели друг на друга и не произносили ни слова.
   - Лешим! - кричала толпа. - Накормим благословенных тварей! У леших и так мало еды! Скоро они начнут заходить в дома!
   - Лешим! - бесновалась толпа. - Лешие - прямая дорога на тот свет, к спутниковому телевидению Господа Бога, детям там будет хорошо!
   - Лешим! - надрывалась толпа, брызгая слюной. - Веселье! Заодно примем закон о снижении налогов!
   Префект молчал, приоткрыв рот. Видимо, он совершенно не ожидал такого выбора толпы или боялся, что толпа в угаре примет закон о снижении налогов. Мэру, кажется, было все равно, и он скучающе почесывал небритый подбородок и ловко отмахивался от пикирующих на него жирных мух. Мэр ждал, что скажет префект, но префект молчал, и тогда мэр выступил сам.
   - Выбор сделан, - произнес он весомо и поднял руку, заставляя толпу умолкнуть. - Демократический выбор демократических людей.
   - Ы... - сказали из демократической толпы и смачно высморкались.
   - Демократия - лучшее, что есть в мире, - сказал мэр и спросил у префекта шепотом: - Где благословенный богом шкет, который должен покататься на колесе?
   Префект жирным своим подбородком указал на Игоря и заплакал.
  
   6. Чертово колесо
  
   Худой как палка смотритель колеса брезгливо взглянул на Игоря. Мальчишка съежился под его взглядом. Игорь чувствовал, как по его спине ползут, словно муравьи, капельки пота, но не решался протянуть руку, чтобы стереть их. Он боялся великолепного смотрителя, боялся его великолепной синей с красным ливреи, великолепных золотых галунов и острого, как бритва, и, несомненно, великолепного взгляда. Такой совсем недавно был у Чижика, его бывшего друга. Острый, но не великолепный, потому что глаза у Чижика красные, как у больного.
   - Он? - спросил смотритель колеса.
   - Он, - ответили позади Игоря и подтолкнули парня в спину. - Веселись, малыш.
   Игорь дернул головой, словно соглашаясь, да, мол, я и есть, собрался веселиться. Смотритель поднял вороненую цепь, что закрывала проход к колесу, и впустил Игоря на бетонированную площадку.
   Колесо было серое, огромное и зловещее. Игорь на деревянных ногах прошел к кабинке, которая нависала, качаясь на ветру, над сырой землей. С пепельно-серого бока кабины, словно полипы, свисали черви. Смотритель подошел с мухобойкой в руке и с размаху шлепнул по вредным тварям. В стороны брызнуло желтым.
   - Если и внутрь забрались, сам будешь давить, - сказал смотритель строго, вручил Игорю мухобойку и пинком направил подростка в кабину. Сунул нос вслед за ним, внимательно осмотрел внутренности кабины, удовлетворенно хмыкнул и закрыл вход цепочкой. Игорь упал на деревянную скамейку и вцепился в бортик обеими руками, со страхом поглядывая на ржавые поручни. Он услышал, как хлопнула дверь в домик смотрителя. Колесо дернулось, и Игорь дернулся вместе с ним. В животе его от страха началось порядочное волнение, по пищеводу поднялась желчь, и Игорь схватился за горло, сдерживая ее наступление.
   - Вот и все, - прошептал Игорь самому себе. - Ты, Игорек, вывалишься из колеса на самой вершине и разобьешься о землю в лепешку. И заслуженно!
   Игорь уверился, что погибнет, и ему стало неожиданно спокойно. Кабина поднималась вверх, и он без страха смотрел на ухоженный парк, на холеных горожан, которые стояли у низкой ограды и тыкали в него пальцами, будто он был неведомым зверем. Горожане все как один казались нарядными, на их роскошных одеждах блестели драгоценные украшения, но Игорю стало плевать на их внешность, и он даже приподнялся над бортиком и плюнул вниз, в душе надеясь попасть на голову смотрителя.
   Кабина поднялась еще выше. С запада потянуло холодом, Игорь поежился. Он стоял, схватившись руками за борт, смотрел на город и зеленый холм вдали, к которому беспорядочно лепились уродливые домики родного гетто. Где-то там, на площади, которую загораживают сейчас стены домов, привязали к столбам и оставили в таком состоянии на всю ночь Соню, Элли и пижонов. После полуночи за ребятами придут лешие и разорвут их на куски, а черви съедят останки. Люди же не станут ложиться спать, а пойдут в гости к тем, кто живет возле площади, и всю ночь будут внимательно и строго смотреть в окна, наблюдая, как твари живьем пожирают подростков. Они заставят смотреть детей и будут рассказывать им поучительные байки.
   Игорь уже не думал об Элли с ненавистью, да и Чижика перестал ненавидеть. Все ушло, ведь он считал, что совсем скоро умрет.
   Все ушло, кроме любви к Элли. Любви ли?
   - Я готов продаться сатане, - прошептал Игорь, когда кабина достигла зенита. - Лишь бы выжить. Но я ненавижу третий канал... но я готов... готов перестать его ненавидеть, если выживу...
   Перед его глазами заплясал дьявольский символ третьего канала, составленный из загадочных рун, а в ушах заиграла задорная мелодия, в которой говорилось, какой третий канал замечательный и какие отличные прогнозы погоды он дает.
   Кабина опускалась. Она спустилась к самой земле, и колесо со скрипом, похожим на предсмертный вопль ленточного червя, остановилось. К кабине подошел смотритель. На левом погоне хлыща оказалось порядочное пятно, которое он, хлыщ, не замечал.
   Игорь сказал:
   - Я не промахнулся.
   - Чего? - переспросил смотритель: - А ну пшел вон! Возвращайся в свой клоповник, тварь!
   - Я плюнул и попал тебе на плечо, и теперь у тебя на плече мой плевок.
   - Не верю! - заорал, бледнея, смотритель. Он замахнулся мухобойкой, но Игорь уже перемахнул низкий заборчик и, расталкивая нарядных гуляк, кинулся в глубину парка, надеясь укрыться среди деревьев.
  
   7. Ночь
  
   Игорь не спешил домой. Он дождался вечера, дождался того времени, когда разодетые франты и бледные дамы в воздушных платьях разбегутся по домам, как черви от солнца. Сумерки лоскутным одеялом накрыли город, и все предметы и земля стали серыми и даже небо, кажется, посерело, припрятав луну и звезды за низкими тучами.
   Игорь вышел на дорогу, соединяющую гетто и каменный город и спокойно прошел в открытые ворота в стене. В оконце высокого полосатого домика, приставленного к бетонному столбу, выглядывал побледневший от страха городовой в военной форме с серебряными позументами. Свеча освещала его острый как клюв нос и совиные глаза. Игорь подошел к окну и, ухмыльнувшись, плюнул на стекло. Стражник отшатнулся и погрозил парню кулаком.
   - Я, городовой Аргус, сейчас выйду и надеру тебе уши! - закричал стражник, но выйти не решился.
   Игорь чувствовал, как что-то меняется в нем, но не мог взять в толк, что именно меняется и почему. Может, это связано с тем, что он звал сатану, находясь на вершине колеса? Или с таинственной картиной в подвале?
   Игорь шел дальше, и у обочины совсем скоро появились хилые домики, над трубами которых вились дымки. Игорь вышел на площадь. Там было тихо, и тишина эта колокольным звоном ударила по барабанным перепонкам Игоря, однако он совсем не боялся и мечтал поскорее посмеяться в лица лешим и заплевать все окна в округе, но лешие еще не выбрались из своих нор, а подходить к окнам Игорю было лениво. Он остановился у разбитого мраморного фонтана и увидел передвижную платформу с закрепленными на ней деревянными столбами. На столбах висели привязанные подростки. Игорь подошел с той стороны, где висела Элли и посмотрел на нее, а она - на него. Элли связали крепко, заложив руки за спину, плотно соединив голые ступни. Рот ей заткнули черной тряпкой, закрепленной на лице бечевой, и она мычала что-то, обливаясь слезами. Игорь молча подошел, достал из-за пояса нож и разрезал веревки на ее запястьях и ногах. Элли упала, обессиленная, ему на руки, и Игорь помог ей сесть на землю. Зашевелились, засучили ногами и задергали руками ее бывшие соседи, но Игорь не обращал на них внимания. Он растирал ноги и руки Элли и пытливо заглядывал в ее серые глаза, но видел в них один лишь страх. Игорь развязал бечеву, вытащил влажную черную тряпку из ее рта, и она глубоко, с прорвавшимся сипом, вдохнула и прошептала:
   - Давай... уйдем... в дом...
   - В дом нас никто не пустит. Нам нужно уходить из города. Быть может, на телевизионное кладбище?.. Бог первого канала защитит нас... - сомневаясь, добавил он.
   - Да, да, уйдем... - Элли, кажется, не слышала.
   Игорь помог ей подняться и потащил вверх по улице. Духота сменилась прохладой, и капли с неожиданной силой застучали у их ног - начался дождь. С каждым шагом Элли становилась все уверенней, и лицо ее горело, а глаза блестели и увлажнились, как при лихорадке. Через два квартала она уже, а не Игорь, вела, и он бежал за ней, а холодный дождь сек их разгоряченные тела и размазывал по лицам грязь.
   Они остановились неподалеку от дома Игоря - передохнуть. Совсем близко начинался подъем на кладбищенский холм, земля здесь была влажной, и сквозь нее проклевывались похожие на стебли травы черви. Игорь наступал на них, и Элли тоже наступала, и они очень долго занимались только этим, как заведенные, как сумасшедшие. Они не могли остановиться и ни о чем не думали.
   Игорь случайно наступил на ее ногу, и они посмотрели друг на друга.
   - Зачем ты меня спас? - спросила Элли.
   - Почему ты не попросила, чтобы я спас твоих друзей? - спросил он.
   - Ты такой хороший... - пробормотала она, робко улыбнулась и потянулась к Игорю, чтобы поцеловать его. От нее пахло свежей весенней росой, она закрыла глаза, и Игорь думал, что мечтал об этом моменте каждую ночь. Он смотрел на ее нежные пухлые губы, на ее курносый нос...
   Картина.
   Он смотрел на нее и видел картину с предком, который сжимает в руках флаг с надписью "Третий канал".
   - Мы могли их развязать!
   Она чмокнула его в щеку и потащила за руку:
   - Пойдем, нам надо спешить!
   - Первый канал - это сладкая ложь, это зло, но не добро!
   Игорь выдернул руку и плюнул Элли в лицо. Она, скорее удивленная, чем испуганная, сделала к нему шаг, но он оттолкнул ее и, цепляясь за коряги, торчащие из земли, стал самостоятельно подниматься на вершину холма, а гроза встречала его перекатами грома и проливным дождем.
   - Игорь! - крикнула Элли.
   Но он думал только о третьем канале и о том, что ждет его на вершине.
  
   8. Телевизионный бог
  
   Он стоял посреди великого множества антенн, стоял на коленях посреди мира мертвых, которые только и могли, что слушать телевизионного бога, но не умели и не хотели общаться друг с другом. Он сел на мокрую землю, вжавшись в нее кулаками, и, не обращая внимания на жалящих, впивающихся в кожу червей, поднимал выпачканные руки и касался антенн; наклонял их к самой земле и возвращал в начальное положение. Он заставлял мертвецов слушать ад, смотреть на рай, но ничего не менялось для них, и ему казалось, будто образы проникают не в их, а в его мозг. Ему казалось, что чертово колесо - на самом деле никакие не колесо, а замаскированная огромная антенна, могучее устройство, позволяющее телевизионным сигналам рассекать пространство и время и давать картинку в чужие, неведомые, далекие миры, которые зовутся планетами.
   Он смотрел на приближающиеся серебряные глаза, на плотную тьму, которая окружала леших, и думал, что на такой ужасной планете никто бы не согласился жить по доброй воле, чтобы поддерживать антенну в рабочем состоянии. Он представлял, как телевизионный бог, первый канал, лишает людей памяти и поселяет здесь, делая из них рабов, разделяя их общество на две ненавидящие друг друга фракции, чтобы оно, общество, не погибло.
   Он смотрел в глаза чужаков, исконных разумных существ этого мира. Он срывал впившихся в плоть червей, исконных животных этой планеты. Его руки решили за него, и он воткнул пальцы в землю, выворачивая крупные комья, от которых несло смрадом. Антенна наклонилась и с хлюпаньем ушла в лужу, а он продолжил копать. Он думал, глядя на антенну, что есть не только божественный первый канал, наименьшими усилиями создавший этот мир, но и адский третий, принадлежащий сатане.
   Он нащупал под антенной-крестом нечто железное, гладкое, его мозг вспыхнул, объятый пламенем, и он достал из земли оружие, спрятанное здесь годы назад теми, кого называли служителями третьего канала. Теми, кто через Чижика, через цепочку вроде бы случайных событий дал его мозгу знания, чтобы он установил в городе власть сатаны. Впрочем, сатаны ли?
   Игорь проверил батарею в винтовке. Она была полностью заряжена. Служители сатаны дали ему не только знания. Они дали ему оружие.
   На миг его посетила мысль, что это глупо, что оба канала одинаково злы и жестоки и не стоит бороться ни за один из них, что надо выбросить оружие и рассказать людям правду, но винтовка удобно лежала в руках, над головой светила кровавая луна, и он отбросил негодную мысль.
   Он направил винтовку на леших и те замерли, причмокивая красными от крови губами, а глаза их потухли, потому что мерзкие твари помнили это оружие и боялись.
   - Смотрите на третьем!!! - закричал Игорь истошно.
   И нажал на спусковой крючок.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"