Уходила вдаль, исчезая за горизонтом, бурая полоска земли. Хотя, наверное, даже таким невыразительным оттенком назвать субстанцию, уныло крошившуюся под ногами, было сложно. В природе прежде не существовало таких цветов - безлично серых, точно смешанных с грязным пеплом. Скрываясь тут и там за пыльной порослью чахлого кустарника, она словно была скована подступавшими с двух сторон голыми ребристыми скалами. Атикин не знал другой земли - ароматной, мягкой, теплой наощупь, буйной чернотой просачивающейся сквозь пальцы, если набрать полную горсть. Той, в которую ступня погружается по щиколотку, если идти по свежей пашне, воздушной, будто пуховая перина. Вернее, не то, чтобы Атикин совсем ее не знал...
Где-то далеко, в глубине сознания, моментами становясь капельку ярче, жили клочки обрывочных воспоминаний: утопающая в зелени дедушкина дача, сочные грозди ярко-фиолетового винограда, пестрые цветы на одной клумбе вразноброд... Но он, кажется, был совсем малыш тогда и мало что помнил. Только лишь дачные яркие сюжеты изредка всплывали в памяти, словно прощальный привет из вчерашнего дня, которому уже не суждено повториться. Поэтому обычным делом были и серо-бурый песок под ногами, и грязно-зеленые листья чахлых растений, и плотный багряный воздух, вдыхать который легко удавалось разве что ранним утром. К вечеру и Атикин, и его родители то и дело заходились кашлем - сухим и надсадным, протестующим против едкой атмосферы. Да и дом, обустроенный в словно специально выщербленной в скале впадине, стал Атикину самым что ни на есть родным. Дома отчего малыш почти не помнил. Хотя во снах иногда являлись мальчику странные, словно подбрасываемые из глубин памяти картины: залитая солнечным светом комната, любовно застланная чем-то голубым кроватка, игрушка с мелодичным звуком прямо над головой. Как - будто это все было с ним когда-то. Атикин просыпался в своем уголке, таращил изо всех сил глаза, силясь рассмотреть в полумраке очертания ложа родителей. Наконец увидев, что искал, он засыпал умиротворенно.
Утром, просыпаясь от манящего запаха еды, Атикин торопился. Умыться, позавтракать, обнять маму. Столько дел находилось у этого непоседы! На рыбалку с отцом, наловить мелочи к обеду. Затем - обязательно в свое убежище, в шалаш в ветвях кустарника. Там его ждали верные друзья - тряпочные и деревянные человечки, рассаженные по углам, оживали в фантазиях хозяина. И вот они уже - одна команда, разбойники Дальнего леса, пираты, воины, отражавшие нападение вражеской армии. После обеда, когда мама, закон-чив дела, устало проводила рукой по лбу, Атикин знал: пришло его время. Усевшись ря-дом с матерью, он жадно внимал ее словам. Иногда мама что-то чертила на земле, порой писала мелом прямо на скале. Вечером возвращался отец. Поужинав, он сажал Атикина на правое колено, раскачивал вверх-вниз, рассказывая какую-нибудь небылицу. Или втроем они шли гулять. Спускались вдоль скалы к реке, проходя мимо гордости Анири ( так звали мать Атикина) - возделанного огорода. Дальше Йескела им ходить не велел. Отец Атикина уверял: в Дальнем лесу промышляют дикие звери. С опаской взирая на темневший в закатных лучах лес, Атикин с радостью возвращался в родную пещеру, где Анири зажигала лампу, а Йескела, плотно закрыв дверь, начинал рассказывать сыну очередную историю. Атикин проваливался в сон, а мама осторожно приглушала чуть подрагивающее пламя.
Рассказы Йескелы.
Сказать просто, что Атикин их любил - значило ничего не сказать. Редкий мальчишка с таким рвением отправлялся вечерами в постель. Так чудесно было лежать, укрывшись до подбородка, наблюдать за отсветами пламени на стене и слушать, слушать, слушать. О том, как когда - то вокруг было много людей - так много, что они строили многоэтажные дома, чтобы уместиться. О городах и селах, автомобилях, самолетах, космических кораблях... О том, что он, Атикин, имел бабушку и деда, да настоящего кота в придачу, которого возил за хвост по полу, а бедняге приходилось все это терпеть... О разных устройствах - плитах, чтобы удобно было варить обед, утюге для глажки одежды, лодке с мотором, на которой можно было бы за минуту переплыть их речку. О том, что дети раньше ходили в школы и детские сады. И были, мол, раньше даже парки, а в них - разные веселые карусели. О телевизоре, в котором - о чудо - быстро сменялись картинки-кадры, выстраиваясь в мультики и передачи. О компьютере, который мог решить любую задачу, да и вообще мог много всего.
Но больше всего Атикину нравились рассказы об игрушках, которые у него, оказывается, когда-то были. Не верилось, но у него был велосипед - трехколесный - и целая куча ма-шинок под кроватью. Причем машинки эти, говорил отец, весьма отличались от его тепе-решних, тоже, правда, неплохих. Атикин, имея в своем арсенале выструганный отцом из дерева грузовик, паровоз с парой вагончиков, с удовольствием внимал: были у него и экскаваторы, и яркие, красочные гоночные машинки, и подъемный кран, и даже мусоро-возка. И, представьте только, огромная железная дорога на всю комнату, с упереездами, шлагбаумами, станциями, выпускающими настоящий пар локомотивами и прицепными вагонами, куда можно посадить маленьких игрушечных человечков.
Каждый вечер Атикин настойчиво требовал от Йескелы новую историю, и отцу ничего не оставалось, как начинать новый рассказ. Говорил он слегка приглушенно, медленно, словно тщательно подбирая слова. Подчас он заканчивал, когда Атикин уже сладко спал, и, достав из кармана скрученный в трубочку высушенный табачный лист, выходил за порог. Лежа с полными слез глазами, ждала его в постели Анири.
Не понять, что больше всего угнетало их. Одни в целом свете - Атикин ведь еще, к сча-стью, не мог понять ужас этого - мужчина и женщина отважно готовились встретить оче-редной новый день.
Рассказывая перед сном сыну, Йескела всякий раз пытался выполнить клятву, которую они дали когда-то друг другу вместе с Анири. Ни о чем больше не вспоминать, не оплакивать то, чего уже никогда не будет. Но куда, кто знает, куда деться от воспоминаний? За какой дверью спрятаться от них? Йескела ненавидел двери. Если бы не та проклятая дверь, они, возможно, были бы сейчас вместе с остальным человечеством. Неважно, что в не бытии, главное - не одни. Двери, двери...
В тот по-летнему солнечный осенний день всем было тревожно. Конечно, в плохое никто до конца так и не верил. Однако задолго до объявленных четырех часов дня город словно вымер: все бомбоубежища и подвалы оказались переполненными, народ, как в муравей-ник, стекался в метро. Они с Атикином дождались Анири, чтобы вместе спуститься в метро на станции "Комсомольская". Подойдя к эскалаторам, они поняли, что вниз спуститься просто не удастся. Толчея была неимоверная, не только станция, но и сами линии метротрама кишели горожанами. Тут Атикин заметил открытую дверь, одну из тех загадочных дверей в подземках метрополитена, что так привлекают детей. Атикина просто распирало от желания узнать, что же там, за этой дверью. Он потянул за руку отца. Оказалось, там - всего-навсего лифт. Странно, но, судя по настенной панели, отсчет этажей начинался с нулевого. "Я так полагаю, - с усмешкой сказал Йескела, - нам нужно как можно ниже". И Атикин, сидя на руках у папы, нажал самую верхнюю кнопку - "-9". Лифт тронулся.
Уже где-то с год в мире судачили о грядущей катастрофе. Сверхдержавы никак не могли договориться, и регулярно поступали угрозы нарушить мир. Телевизионные новостные блоки смотреть стало под силу разве что обладателям "железных" нервов. Казалось - бы-ло ясно - конец неотвратим. Но мало кто действительно в это верил. Слишком невероят-ным казался факт, что жизнь миллиардного человечества на огромной планете можно уничтожить. Даже когда в ряде стран Европы объявили ЧС, а кое-где стали выделяться колоссальные суммы на противорадиационную защиту, люди со смехом пережидали дома "тревоги". И лишь недавнее выступление президента слегка поколебало человеческое безразличие. Жители близлежащих к бомбоубежищам домов теперь исправно отсиживали в них пятнадцать минут учебной тревоги. Остальные продолжали твердить, мол, не может весь мир в одночасье рухнуть, да и навряд ли что-то может спасти от ядерного взрыва. Но раз за разом страх и сомнение заполняли все новые сердца, и бомбоубежища заполнялись уже целиком.
Лифт остановился, двери открылись. Атикин с родителями вышли из лифта. Почувствовалась прохлада. На уши слегка давило.
- Интересно, как глубоко мы забрались? - спросила Анири.
- Ну, если все этажи высотой примерно, как этот, - Йескела оценивающе прищелкнул языком, - до белого света метров сорок, не меньше.
Атикин, ежась, хлопал удивленными глазами.
- Что, малыш, столько еды ты еще не видел? - засмеялась Анири.
- Так вот чем они собираются нас кормить в случае катастрофы! - присвистнул Йескела.
Помещение довольно внушительной площади было просто забито продовольствием. От банок, упаковок и бутылок рябило в глазах. Да и тюков с одеялами, палатками и противо-газами было предостаточно.
- Неужели все так серьезно? - задумчиво произнесла Анири.
- Да это наш стратегический запас, паникерша! - попытался было шутить Йескела. Его смех слишком пронзительно и совсем невесело прозвучал в нависшей тишине.
Они просидели там бесконечно долго. Десятки раз обойдя вокруг высящихся железных полок, забитых провизией, Анири рискнула открыть упаковку сока, чтобы утолить жажду. Йескела, оставив бесплодные попытки открыть дверцы лифта всеми подручными средствами - а кнопки лифта на стене просто не существовало - мерил шагами железный пол. Лишь Атикин спокойно спал на разостланных армейских одеялах. Над сыном Йескела соорудил навес, чтобы избавить его от бьющего в глаза света флуоресцентных ламп.
Они далеко не сразу поняли, что же случилось. Свет тревожно мигнул и погас, в ту же секунду пространство пронзил отчаянный вой сирены. Заплакал в страхе Атикин. Анири бросилась к сыну. Йескела интуитивно рванулся в сторону полок, где, где, как ему пока-залось, он видел фонари.
- Что случилось? Что это? - в тревоге спросила Анири.
- Не знаю. Может, здесь так срабатывает, когда наверху объявляют тревогу? Черт возьми, да что же это такое... - начал Йескела.
И тут они почувствовали нечто неописуемое. Как - будто к ним приближалась волна. Волна, которая, казалось, где-то всколыхнула землю и, набирая силу, неумолимо прибли-жалась к ним. Наполненное подземной прохладой помещение за считанные секунды рас-калилось. Атикин заревел, размазывая ручками слезы по лицу. Анири сжала руку мужу:
- Я боюсь! Это что, все?
Ответить жене Йескеле не дал чудовищной силы толчок, который поглотил их сознание. Звуки падающих предметов, гул и вой сирены - это лишь они запомнили, прежде чем окончательно потерять сознание. Все вокруг пришло в движение и Йескела, подмяв под себя жену и сына, ничком упал на одеяло.
... Морские волны, что-то беспрестанно шепча, ласково плескались у ног Йескелы. Хло-пья пены мягко подбирались к пальцам пальцы, неожиданно врезаясь в ступни и причи-няя дикую боль.
- Йескела! Идем купаться, идем! - звала, полуобернувшись Анири. Мгновенье, и она скрылась в воде.
Анири действительно звала мужа, пытаясь привести его в чувство. Тряхнув головой тот, наконец, пришел в себя. И тут же застонал от дикой боли, пронзившей ноги. Йескела ока-зался придавлен огромным железным стеллажом, который как раз покоился на его ниж-них конечностях. С огромным трудом Анири удалось чуть приподнять стальную глыбу и Йескела освободил ноги.
- Где Атикин? - Йескела озирался по сторонам, выхватывая из темноты с помощью фона-ря куски пространства, поверженного в хаос. Анири шарила в темноте, и ей удалось в конце концов нащупать рукой ручонку сына. Ребенок лежал совсем рядом со свалившейся невесть откуда железной балкой, чудом не придавившей его. Дыхание малыша было прерывистым. Йескела, стараясь не светить прямо в лицо сыну, направил фонарь на стену. Лицо Атикина было застывшей маской, в глазах - ни слезинки.
- Атикин, мы с тобой! Мама с папой с тобой! - прошептала Анири. Она гладила малыша по щекам, целовала в лобик, нос, губы. Ребенок задрожал, его начало колотить.
- Да он в шоке. Он в шоке! - воскликнул Йескела.
- Тише! - Анири баюкала мальчика, взяв на руки и покачивая легонько. Постепенно Ати-кин успокоился, задышал ровнее, а потом и вовсе заснул. Задремала, сломленная и устав-шая, и Анири.
Непонятно было, час прошел или год. Время, казалось, перестало вести отсчет. Пол и сте-ны постепенно раскалились, и Атикин с Анири сидели теперь на огромных мешках с ват-ными одеялами. Пот струился по их щекам; Атикин, весь мокрый и красный, с прилип-шими к затылку волосами, беспрерывно хныкал.
- Да как же нам выбраться отсюда! - в гневном отчаянии уже в который раз выкрикнул Йескела.
- Успокойся, дорогой, - начала было Анири. Но Йескела, доведенный до предела собст-венным бессилием, будто взорвался: он начал крушить все, что подворачивалось под ру-ку, ломать и валить то, что был в силах сдвинуть с места. Фонари, которые они смогли найти и сложили вместе, чтобы получить мощный источник света, разлетелись в разные стороны и высвечивали теперь клочки пространства. Как-будто кошачьи желтые глаза горели тут и там в кромешной тьме. Затихший было от удивления Атикин с новой силой ударился в плач.
Йескела, отшвырнув от стены колоннаду каких-то коробок, в исступлении ударил кулаком по железу.
Неожиданно пространство озарилось светом, который обжигающими лучами брызнул в глаза. Атикин зарыдал, отчаянно растирая кулачками глазницы. А взрослые. Щурясь, словно от яркого солнца, с удивлением рассматривали открывшуюся взорам картину. Все вокруг смешалось, поверженные в хаос вещи навалились друг на друга. Будто смерч про-несся в помещении, в таком все было беспорядке. Горы ящиков, коробок, банок и тюков громоздились в пространстве, валялись на полу. От наступившей в этом дичайшем раз-громе тишины заложило уши. Анири с Йескелой все еще озирались по сторонам.
- И что же дальше? - тупо спросил отец Атикина.
Посидев в молчании, мужчина и женщина принялись разгребать завалы подле себя, пыта-ясь расчистить хоть небольшое жизненное пространство. Было нестерпимо жарко. Утом-ленные тяжелой работой и духотой, пленники подземелья, наконец, уснули. Сон был тя-желым, обрывочным, изнуряющим. В таком сне хочется скорее проснуться, но организм тербует времени на восстановление сил. В конце - концов их привел в чувство плач сына. Первой поднялась Анири. Приоткрыв веки, тут же зажмурил их Йескела. Свет все так же неистово жег глаза. Атикин плакал все громче, видимо, окончательно проголодавшись. Порыскав кругом, Анири открыла какое-то детское питание и накормила ребенка. Малыш затих.
- Что же нам делать дальше? - еще раз спросил Йескела.
- Может, попробуем искать выход? - предложила Анири. - Ведь должен быть выход где-нибудь?
Они принялись отодвигать от стен ящики, стеллажи, полки. Всюду были стальные стены, все еще хранившие тепло. Анири с Йескелой двигались по периметру, и вскоре уже оно возненавидел стены так же, как двери. Ломая ногти, супруги бездумно продолжали свое дело, не в силах придумать ничего иного. Затем Анири спросила:
- Дорогой, а что, если нам опасно куда-то отсюда выходить?
- И что, ты предлагаешь сидеть здесь до скончания дней? - взорвался было Йескела. По-молчав, он добавил уже гораздо спокойнее:
- Пожалуй, ты права. Прости меня!
Анири обняла мужа:
-Я знаю, что ты сходишь с ума от невозможности что-то предпринять. Не мучай себя! То, что с нами случилось, ужасно. Но нужно попытаться это пережить, ведь с нами ребенок! Наш сын!
- Ты права, - повторил Йескела. - Просто хочется какой-то ясности. И определенности. Тревога снедает меня!
Тут они поняли, что тоже голодны. Подкрепившись найденными припасами, которых всюду было в избытке, мужчина и женщина попробовали поразмышлять над создавшим-ся положением. Обнаружив, что часы его остановились, Йескела попытался их завести. Ничего не вышло.
- Дохлый номер! - подосадовал он. - Но нам нужно как-то отмерять время, иначе мы сой-дем с ума в неизвестности.
Раздобыв ручку, Йескела разметил календарь на куске картона, и затем они с Анири стали отсчитывать минуты, слагая их в часы. На третий день ориентироваться в счете и времен-ных отрезках стало значительно легче. Супруги продолжали разбирать завалы, укладывая вещи в стопки, одновременно освобождая стены в комнате. Теперь, когда стало ясно, что не ясно ничего, они немного успокоились. Фронт работ был огромным, а их целесообраз-ность - под большим вопросом, поэтому супруги трудились в рабочем темпе, не стараясь расчистить горы вещей зараз. Это было просто невозможно. Маленький Атикин проводил время, наблюдая за родителями, или же играя тем, что попадется под руку: деревяшками, баночками, невесть откуда взявшимся надувным мячом. Разбирая завалы, Йескела не уставал поражаться четкому расчету и продуманности тех, кто оборудовал их склад. Здесь было все, что только можно было себе представить. Казалось, многотысячная армия с легкостью могла бы выступить в поход, обладая такими запасами: в избытке была провизия, обмундирование, палатки, одеяла... Имелись и средства химической защиты. Как - будто их теперешнее положение кто-то предвидел заранее. Вот только для кого предназначались залежи в метро. Этот вопрос не раз задавал себе Йескела. Вряд ли кто-то рассчитывал на случайный визит в подполье их семьи... А, может, таких подвалов было оборудовано несколько по всему городу? А в масштабах региона, или страны? Мужчина успокаивал себя мыслью, что это хранилище - составная часть стратегической защиты, которая имеется у каждого государства в современном мире. Не хотелось думать, что их будущее было предрешено. И кто-то из власть имущих лишь позаботился о себе.
Анири же устраивала свое только что приобретенное "хозяйство", обнаружив и швейные принадлежности, и кухонную утварь, и даже ящики с черноземом и пакеты с семенами растений. Даже в неизвестности нужна хот ькакая-то уверенность. Ее-то женщина и пыта-лась изо всех сил создать, повинуясь древнему инстинкту.
Через две недели они смогли закончить свою работу. Это были наполненные тяжелой и монотонной работы дни. В конце концов, когда Йескела и Анири начали терять смысл и цели своей однообразной деятельности, все стало на свои места. Вернее, все вещи теперь оказались сгруппированными по центру помещения, с тем, чтобы освободить доступ к стенам. Оставались лишь огромные железные стеллажи, которые мужчина и женщина просто не в силах были сдвинуть с места. Устало опустившись на пол, Йескела безразлич-ным тоном произнес:
- Мы не нашли выход. Его здесь просто нет.
- Но ведь мы смогли попасть сюда, - возразила Анири, - нужно вспомнить, где находилась та дверь, через которую мы сюда вошли. Вручную обшарив помещение, выстукивая каж-дый сантиметр, и вновь ничего не обнаружив, родители Атикина по-настоящему впали в уныние. Йескела бездумно рассматривал железные рейки стеллажей у одной из стен. И вдруг воскликнул:
- Анири! Здесь дверь, Анири!
Все еще не веря самому себе, он с силой ощупал стену и глухая железная стена, казалось, поддалась ему. Там действительно была дверь, будто замаскированная балками стальных шкафов. Она была не заперта, но стальной проем перекосился, и дверь не открывалась. Пришлось Анири прийти на помощь мужу. Супруги догадались воспользоваться желез-ным прутом - ломом, и дверь, проскрипев что-то недовольно, все же отворилась.
С волнением мужчина и женщина заглянули в черную прогалину. За дверью была лестница, только и всего. Но для троих пленников, томившихся в неизвестности глубоко под землей, она значила все: надежду на спасение или скорый конец, путь домой или шаг в неизветсность.
Анири быстро сказала:
- Я за ребенком.
Йескела остудил ее пыл:
- Ждите меня здесь, надо сперва посмотреть, что нам, наверху, - Йескела начал подни-маться по лестнице. Анири, подхватив Атикина, ждала у первой ступеньки. Шаги мужа становились все тише.
Йескела поднимался по стальной лестнице, считая ступеньки. После каждой девятой планки шла межлестничная площадка и поворот на новый пролет. В то же время про-странства было катастрофически мало, и Йескела с трудом продвигался вверх по лестни-це. Преодолев последний пролет, Йескела вновь оказался перед дверью. Потянув ее на себя, мужчина "впустил" внутрь изрядное количество земляных комьев. Выход наружу был надежно засыпан. Йескеле пришлось вернуться, чтобы взять лопаты. Теперь по лест-нице они поднялись вместе с Анири. Атикин остался внизу: мальчик спал. Очутившись перед полузасыпанной дверью, супруги начали отшвыривать комья красноватой земли. Они работали, как заправские землекопы, довольно долго. Анири старалась не показывать мужу, что ей приходится нелегко. Через некоторое время они спустились вниз. Чтобы перекусить и отдохнуть. Атикин проснулся, и женщине пришлось остаться с ним в железном подземелье. Однако Йескела недолго разгребал землю в одиночестве. Он исправно копал, стараясь отбрасывать землю так, чтобы оставить максимально широкий проход. Но вот впереди показался свет. Мужчине стоило некоторых усилий не броситься сиюминутно наружу, за этим благословенным светом. Спустившись вниз и надев противогаз, Йескела продолжил копать, приближаясь к выходу. Создаваемый им лаз становился все уже, и ему пришлось потрудиться, чтобы выбраться наружу.
Но вот уже Йескела стоял на земле. В лицо ему дул знойный ветер. Глаз вплоть до гори-зонта, куда ни глянь, фиксировал одну и ту же картину: всюду расстилалась кочкова-тая красная степь, кое-где поднимались клубы дыма. Земля была словно выжжена ог-нем. Ни деревца, ни живого существа Йескела не заметил. Хмуро сияя, багровое солнце на небе с удивлением, казалось, приветствовало озиравшегося по сторонам одинокого человека.
Сквозь противогаз Йескела с трудом вдыхал ставший видимым красноватый воздух, под ногами осыпалась пылеобразная, вместе с тем комковатая грязно-серо-бурая земля. И ни-чего больше не было вокруг, куда не кинешь взгляд. Йескела почувствовал, что задыхает-ся. С трудом вернувшись к лазу и спустившись к лестнице, он упал, потеряв сознание. Очнулся Йескела гораздо позже. Гортань непереносимо жгло. Мужчина огляделся. Он лежал внизу, в их подземном пристанище, на сложенных горкой шерстяных одеялах. А рядом сидела встревоженная Анири.
- Слава Богу, ты в порядке! - Воскликнула она, прижав к себе мужа.
Но Йескела не был в порядке. Дышать мужчине было трудно, говорить - невозможно в принципе. Любое движение языком приносило неимоверную боль. Супруги поняли, что им нельзя выходить наверх - туда, куда они отчаянно стремились все это время. Интуиция подсказывала: сейчас еще не время подниматься на волю. И потекли недели уже добровольного заточения. Анири выкармливала мужа жидкой кашей через соломинку, давая ему обеззараживающие препараты из большого ящика с лекарствами. Женщина вела календарь, следила за сыном и не отходила от мужа. Ее пугали последствия того воздействия, которому подвергся муж на земле, и она боялась оставить его даже на минуту. Но Йескела потихоньку поправлялся. Отек гортани сходил на нет. Ожоги слизистой благодаря полосканиям Анири саднили все меньше. Через пару недель к нему, наконец, вернулся голос.
Обсудив ситуацию, супруги решили не предпринимать больше попыток вернуться на-верх, и, законопатив как следует дверь, стали обустраивать свой новый дом, успевшее стать ненавистным подземелье. Было ведь неизвестно, сколько им еще придется здесь на-ходиться. А Атикину нужен был уют и комфорт, или хоть какая-то их видимость. Анири старалась исключительно для сына. Им с Йескелой было все равно, что их окружает бес-порядок. В мире воцарился хаос, разве имел какое-то значение локальный бардак? Но по-степенно комната приобрела жилой и даже ухоженный вид. Стараниями Анири и Йескелы стало уютно и даже красиво.
Еды, благо, хватало. Разнообразие имеющихся в подземном хранилище запасов приятно радовало, в ящиках и коробках Анири с Йескелой находили буквально все - от баночек детского пюре до мясных и овощных консервов. В изобилии были крупы, макароны. Вот только отменным апатитом мог похвастаться разве что только Атикин. Анири и Йескеле кусок не лез в горло. Анири благодарила Бога за то, что они оказались за злополучной дверью метро все вместе. Вместе с тем она страшно тосковала по родителям, оставшимся в городе, близким, друзьям. Йескела тоже не находит себе места. Мысль о том, что мира больше нет, не умещалась своей чудовищностью в его голове. Чтобы окончательно не сойти с ума от окружающей их действительности, супруги начали читать книги. Их здесь было валом, целая библиотека. Прислушиваясь к чтению родителей, Атикин стал настоя-щим благодарным слушателем. Он не мог понять тревоги родителей, и обстановку вокруг воспринимал естественно. Мама с папой были рядом, он был сыт и в тепле. Он, в отличие от родителей, вроде бы ничего и не потерял.
Через две недели, каждый день из которых Анири скрупулезно помечала в своем импро-визированном календаре, Йескела решил, что пришла пора действовать. По его ощущени-ям, первоначальные испарения уже должны были осесть, и воздух становился более-менее пригодным для дыхания. Плотно позавтракав, мужчина отправился к железной лестнице, чтобы, поднявшись, вскарабкаться по проделанному лазу на поверхность земли. Выбравшись наружу, он приметил, что солнце стояло в зените. С Анири они предполагали, что был только раннее утро. "Или мы сбились сос чета, или на нашей планете теперь иной ход времени", - подумал Йескела про себя. Почти до самого заката он работал без остановки: раз за разом спускался вниз, в их бывший плен, чтобы с очередной поклажей вернуться обратно. Не зная в точности, что могло им пригодиться, Йескела брал многое: палатки, резиновую лодку, тюки с одеялами, железные ящики, деревянные щиты, провизию, одежду, мешки с мукой, даже землю для цветочных горшков и пакетики семян. Они покидали свое убежище навсегда, поэтому забрать с собой нужно было как можно больше. Когда уже почти стемнело, семья перекусила и впервые улеглась спать на воздухе, в разбитой палатке. Весь следующий день Йескела неутомимо продолжал вытаскивать наверх все, что только мог унести в руках. Он мало задумывался, что именно им может пригодиться. Какой-то животный инстинкт самосохранения диктовал: теперь, на ставшей чуждой им земле, может пригодиться все.
На следующий день они решили: пора отправляться в путь. Вот только куда идти, в какую сторону начать движение? В том, что нужно покинуть свое нынешнее место пребывания, супруги даже не сомневались. По сути, они находились над своим бывшим городом, и, как предполагал Йескела, запросто могли провалиться в какую-нибудь пустоту. Да и Анири, содрогнувшись, произнесла:
- Я не хочу жить на кладбище.
То, что им приходиться ходить по могилам близких, было понятно без слов. Но все же, супруги не осознали в полной мере того, что произошло. Или не разрешали себе осозна-вать. Даже назвать вслух то, что случилось, было трудно. Они просто отказывались ве-рить в то, что мир рухнул. И ничего, никого больше нет: их родных, друзей, других лю-дей, Родины, планов и надежд. Всего мира - больше нет. Мозг словно услужливо поста-вил барьер на пути осознания этой чудовищной мысли, и Йескела с Анири жили одной заботой: как выжить в новых условиях, как теперь растить Атикина.
Первым делом решено было сделать повозку, дабы погрузить в нее то, что удалось под-нять из хранилища Йескеле. Благо, инструменты, да и подходящие материалы в наличии были, даже с лихвой. И Йескела опять принялся за работу. Анири иногда замечала, как налились силой мышцы мужа, вынужденного непрерывно заниматься тяжким физическим трудом. "Хотя бы фигура выиграет от этой напряженной работы", - размышляла она, любуясь бронзовыми плечами супруга, освещенными красноватым светом неподвижно застывшего на небосклоне солнца. Впрочем, Йескела трудился до темноты, лишь по ночам проваливаясь в спасительный, бездумный сон. Когда добротная повозка была готова, прошло два дня. Йескела вел новый отсчет, начав с того момента, как впервые поднялся на землю.
Весь следующий день у них с Анири прошел в раздумьях, а порой и спорах: что же взять с собой в дорогу? Когда окружает неизвестность, все кажется необходимым: лекарства для ребенка, теплая одежда, палатки, одеяла, еда, вода, спички, свечи, фонари... Захватили и семена с землей, и два железных ящика, и даже стопку каких-то книг. Повозка была уло-жена доверху лишь под вечер, поэтому решено было тронуться в путь с рассветом.
Проснувшись и позавтракав, посадив сына на телегу, в специально отведенное место, ус-ланное теплым одеялом и накрытое брезентовым тентом, Йескела с Анири впряглись в повозку и потянули ее вперед, подобно лошадям в давние времена. Поначалу новое заня-тие даже казалось веселым, но очень быстро супруги выдохлись от неимоверных усилий: слишком груженой была их телега. Йескела приспособил в качестве упряжи широкие ко-жаные ремни, но и они быстро стирали кожу до крови. Путь их был действительно тяжел. Решив идти на юг, они тайно надеялись хоть кого-то или что-то встретить. Но день сменял другой однообразный промежуток времени, а пейзаж оставался неизменным. Воздух, правда, на глазах начал редеть, и в конце концов стал почти бесцветным. Теперь солнце было по-прежнему желтым, просто смотреть на него приходилось сквозь чуть розоватую дымку. Кое-где тут и там появлялись холмы. Йескела и Анири шли все тяжелее, и расстояние, пройденное за день, неуклонно сокращалось. У мужчины ныли поврежденные ноги, а женщина и вовсе практически обессилела. Она еще кормила грудью Атикина, и отчаянно боялась потерять молоко. В один из вечеров, когда они, изможденные, отдыхали после изнурительного пути, Йескела сказал:
- Идти будем, пока хватит сил.
Анири согласилась с мужем, ведь их по-прежнему окружала голая бурая степь, без намека на источники пищи, воды или человеческую близость. Они титаническими усилиями осилили еще неделю тяжелейшего пути. Между тем Йескела заметил, что запасы воды стали подходить к концу. Но у них с Анири появилась смутная надежда: местность становилась все более холмистой, а кое-где и поросшей бурой травой. На следующий день было пасмурно, и к обеду зарядил дождь. Пришлось спешно разбивать палатку, чтобы укрыться в ней. Но не самой непогоды так сильно боялись Йескела и Анири. И опасения их оказались не напрасными: они попали под самый настоящий радиоактивный дождь. Пары яда, оставшиеся в атмосфере, теперь с каплями дождя оседали на землю. Палатку разъедало прямо на глазах, и Анири с Атикином пришлось перебраться под телегу, а Йескела, надежно укрыв поклажу тремя слоями брезента, присоединился к ним. Дождь не переставал целые сутки. Но когда он прекратился, и измученные путники наконец распрямили спины, выбравшись из-под повозки, они впервые за эти дни смогли вдохнуть почти что чистый воздух.
Йескела уже давно говорил жене, что, судя по всему, они приближаются к горам. Склоны холмов становились все круче, а верхушки - все выше. В некоторых местах встречались остатки леса - выступали корни деревьев, в однородной земляной трухе попадались обуг-ленные ветви. Однажды Йескела подсчитал оставшиеся у них продовольственные запасы: еды оставалось еще примерно на месяц. По примерным прикидкам главы семьи, на улице стоял уже октябрь, и тот факт, что ощутимо не холодало, радовал его. Ведь холодная зима неминуемо сокращала их шансы. Анири уже ничто, казалось, не радовало. Женщина была по-настоящему изнурена. Йескела понимал, что пройти они смогут максимум еще пару-тройку дней, иначе жена попросту не выдержит. "Дойти бы до воды!" - вот то единствен-ное, о чем они мечтали. Парадоксально, но их мечта сбылась. На следующее утро, огибая холмистый отрог, они наткнулись на узкий проем в скалистых склонах, а чуть ниже к - о чудо, лесочку! - спускалась река. Анири с Йескелой упали наземь. Очевидно, что перед ними был их новый дом.
Так и поселились они вблизи речки, уходящей в небольшой, приземистый лесок, приспо-собив под хижину выщербленную выемку в изножье одной из скал. Анири постаралась употребить все, что они вывезли из хранилища на дощатой телеге, чтобы обустроить их нехитрое жилище. Саму колымагу, вернее, ее остов, Йескела вскоре переделал в дверь, прикрывающую отверстие в скале. А внутри они расположили матрасы, соорудили полки и стол, и разложили там припасенные вещи. Провизию и крупный скарб снесли в кладо-вую, которая отделялась от основной комнаты куском брезента. Получилось, на первый взгляд, вполне сносно. Вот только насколько хватит свечей, еды и прочего - задавались вопросом супруги. Ответ был очевиден: рано или поздно припасы закончатся, поэтому нужно было как можно быстрее позаботиться о будущем хлебе насущном. Они немедля приступили к работе - нужно было разбить сад, засадить огород... Мысли о том, можно ли будет употреблять в пищу взращенное на новой Земле, им больше не приходили в го-лову - ведь других вариантов у них попросту не было. Так, обрабатывая землю, приготов-ляя еду и ведя календарь, они постепенно привыкали к своему теперешнему существова-нию. Йескела, как только выдавалось время, отправлялся исследовать окрестности. Гори-стый массив, к которому они примкнули, оказался довольно протяженным. Мужчина об-наружил еще немало речек и ручьев, заключив, что это им только на пользу. С раститель-ностью дело обстояло гораздо хуже. Холмы покрывал серо-бурый подлесок, вершины же гор были абсолютно голые. Иное дело лес, расстилавшийся в низовьях их речки. Он ма-нил изумрудной зеленью и пышностью деревьев. Йескела предпринял попытку прогу-ляться к Дальнему Лесу, как они назвали его с Анири. В низовье река расширялась, стано-вясь все мельче, и петляла меж корней огромных, чудом сохранившихся деревьев. Йеске-ла недоумевал: каким образом они уцелели, эти огромные исполины, когда все остальное превратилось в прах? И даже начал питать смутную надежду: а вдруг на планете уцелело и что-то еще, раз уж эти деревья остались? Приблизившись к лесу, он понял, что не встре-чал таких деревьев раньше. Замысловатые изгибы стволов, пышность крон и сильное бла-гоухание напомнили ему картинки из детских книг про джунгли. Ветви, цепляясь одна за другую, переплетались так тесно, что под их сенью царила непроглядная темнота.
Йескела даже оцепенел вначале, шагнув под эту лесную тень - как будто погрузился в ночь средь бела дня. В полной темноте он инстинктивно вдохнул побольше воздуха, и, опьяненный интенсивным, навязчивым ароматом, потерял сознание...
Очнулся он от того, что вода лилась прямо в лицо, попадала в нос, рот, глаза. Еще немно-го, и она проникла бы в легкие. Кое-как поднявшись на ноги, Йескела, не теряя времени, ринулся бежать из этого странного леса, благо, зайти он успел недалеко.
Перед женой Йескела предстал в странном, мягко говоря, виде - пошатываясь, с мокрыми всклоченными волосами и забрызганными грязью ногами, в одежде, испачканной при падении в ручей. Женщина испуганно смотрела на мужа, который поспешил ей все рассказать. Позже, обсуждая это приключение с Арини, они решили, что лес этот - не что иное, как образование деревьев-мутантов, не весть как появившееся в результате тех катаклизмов, которые произошли на Земле. Ведь ни чем, кроме как мутацией, нельзя было объяснить разросшийся среди атомного тлена лес, наполненный зловещими ароматами, невиданными растениями и, как выяснилось позже, весьма богатый дичью.
Для Анири с Атикином это стал Запретный лес. Однако волей-неволей Йескеле приходи-лось туда возвращаться. Под пышными кронами ядовито-зеленых листьев пряталась самая разнообразная живность. С осторожностью супруги ввели в рацион рыбу, а затем и дичь, добытую Йескелой в Запретном лесу. Охотиться приходилось в респираторе, да и он спа-сал от одурманивавшего аромата коварных деревьев совсем недолго. Поэтому Йескела совершал лишь кратковременные вылазки в чащу, далеко не всегда возвращаясь с добы-чей. Атикину ходить в сторону Леса было строго-настрого запрещено. Иногда Йескеле казалось, что Лес еще не выдал всех своих страшных секретов.
Тем временем подрастала на грядках рассада Анири, а месяцы, такие тягучие вначале, уже незаметно сменяли друг друга. В ожидании зимы время шло быстро, однако существенно-го похолодания так и не наступило. Это оказалось весьма кстати, хотя и красноречиво го-ворило о существенных климатических переменах, произошедших на Земле. В их про-шлой жизни, говорили Йескела с Анири, они бы уже давно одели шапки и сапоги. С каж-дым днем забот у Йескелы и Анири было все больше: огородные посадки крепли и требо-вали тщательного ухода. Буквально всему, что связано с возделыванием почвы, горожанке Анири приходилось учиться заново. Находились свои заботы и у главы семьи. Помимо обеспечения семьи каждодневной пищей мужчина пытался думать на перспективу. И, хотя у Йескелы было припасено еще достаточно аккумуляторных батарей, он не оставлял попытки добыть огонь, то и дело пытаясь поймать редкий солнечный луч, выбившийся из-под тяжелого розоватого покрывала, которое все так е расстилалось над головами. Иногда шли дожди, во время которых семья все еще спешно скрывалась в доме. После очередного дождя, как правило, ненадолго показывалось солнце. Йескела отчаянно тер сухие палочки, или ловил лупой солнечные зайчики, направляя их на бумагу. А Анири принималась читать Атикину стихи про солнышко, те, что ей когда-то рассказывала мама. Она упрямо повторяла самой себе, что ее сын тоже имеет право любить солнце, и радоваться рассвету. Она с ужасом думала о том, что ее сын - возможно, последний мальчик, выросший на планете. Женщина изо всех сил старалась не показывать всепоглощающее, не проходящее отчаяние, поселившееся в ее душе. Она заставляла себя улыбаться, чтобы сын не почувствовал той тягостной атмосферы, которая сопровождала их с мужем. Но постепенно шоковое состояние покидало супругов, и они порой срывались на эмоции. У Анири случались истерики, а Йескела старался покидать семью во время приступов злобы от собственного бессилия. Но они, к сожалению, не сумели обмануть маленькое сердце. Беззаботное счастливое детство Атикина кончилось, едва начавшись. Он смотрел на мир тревожными глазами олененка, ожидавшего неизвестной опасности. Это, конечно, был вполне веселый мальчишка с обычными ребячьими проказами, но взгляд его, полный задумчивой грусти, не раз заставлял сжиматься от боли сердца его родителей.
Говорят, время лечит. Но как быть, если болезнь неизлечима? Анири в тысячный раз обо-зревала привычный пейзаж, открывавшийся с порога их дома в изножье скал. Она, как обычно с утра, отметила в календаре наступление нового дня и готовилась к текущим де-лам. По ее подсчетам, прошло уже три года с того памятного дня в метро. Атикину стук-нуло шесть. Там, в прошлой жизни, он был бы без пяти минут школьник, - со вздохом подумала Анири. Они с Йескелой решили, что сами будут его учителями, попытаются привить жажду к познанию, насколько это окажется в их силах. Но только зачем и чему его учить? Анири подозревала, что и муж не знает ответа на этот вопрос, и не задавала его, чтобы лишний раз не печалить Йескелу. В последние дни Анири совсем сникла под гнетом изъедающих душу мыслей. Йескела, конечно, успокаивал жену:
- А вдруг, говорил он, мы не одни такие в этом мире? Множество метро по всему свету было, ведь так? И куча различных подвалов, тоннелей, бункеров, в конце концов. Все еще может быть, родная. Мы еще можем встретить других людей, и начать создавать мир заново!
- Ах, если бы ты был прав! - восклицала Анири.
Йескела продолжил ободрять жену:
-Ну, а если все останется, как сейчас... Нам нельзя придаваться унынию. Давай примем у судьбы этот вызов, и проживем свое достойно. Вот только Атикин...
И слабая улыбка тотчас сползала с губ Анири.
Но, как бы то ни было, жизнь продолжалась. Атикин все более уверенно топал ногами по бурой земле, убегая с каждым днем все дальше от дома в скалах. В то утро Йескела отпра-вился высоко в горы - на поиски источников чистой воды. Анири занялась засолкой ры-бы, а Атикин, поначалу крутившийся под ногами у матери, незаметно исчез из вида. Мать забила тревогу лишь тогда, когда он не пришел к обеду. Возвращаясь, Йескела сразу заметил выражение озабоченности на лице жены.
- Где Атикин, - спросил он, ставя на землю бадью с горной водой, взятой на пробу.
- Да все время был где-то поблизости, - поправляя волосы, ответила Анири.
- Атикин, где ты? Атикин! - позвала мать. Ее голос отозвался легким эхом, только и всего.
- Как же ты его упустила, - воскликнул Йескела. Поблуждав за окрестными валунами, они отправились вниз по реке на поиски сына вниз по реке.
- Я же говорил ему, никогда не приближаться к Запретному лесу, - негодовал Йескела. Заметив на берегу панамку сына, они с удвоенной тревогой стали пробираться по камням, выброшенным речным потоком.
А Атикин все бежал вперед. Он основательно решил наловить рыбы к обеду, ведь мама не разрешила полакомиться тем уловом, который предназначался на засолку.
- Я сам наловлю себе рыбку, - шептал он, перескакивая с камня на камень.
И вот он уже стоял у кромки леса. Темно-зеленые кроны высоких деревьев как будто ма-нили под свою сень живительной прохладой, обещая спасение от слишком распалившего-ся розового солнца. Атикин нырнул в лесные зеленые объятия. Поначалу он даже ничего не почувствовал. Стало враз так темно, что, пройдя по инерции пару шагов, мальчик спо-ткнулся о выступающие корни деревьев. А затем, вдохнув ставшего вдруг таким плотным удушающего воздуха, он отключился и не почувствовал, как оказался в чьих-то липких и мягких объятиях, и кто-то поволок его бесчувственное тело прямо по узловатым кореньям в лесную чащу.
Йескеле пришлось вернуться за респираторами, когда они с женой добежали до опушки Запретного леса и поняли, что их сын отправился прямиком в лесную глушь. Облачив-шись в защитное снаряжение, они вступили на пугающе враждебную территорию. Йеске-ла светил фонарем, шаря меж огромных, опутанных травами стволов. Порой над головами супругов проносились какие-то рукокрылые - скорее всего, летучие мыши невероятных размеров. То и дело пригибаясь, Анири с Йескелой напряженно всматривались в темноту. В конце концов им удалось обнаружить то место, где упал Атикин - примятая трава и одиноко валявшийся детский ботиночек не оставляли сомнений.
Анири сдавленно вскрикнула, а Йескела строго приложил палец у губам. Без лишнего шума они продолжили путь в направлении, по которому волокли Атикина. Углубляясь в чащобу, они следовали по примятой траве и вскоре уткнулись в непролазные заросли ка-кого-то диковинного кустарника. Колючие шипы с правой стороны были окровавлены. Ринувшись в направлении ужасающего следа, Анири с Йескелой мгновенно оказались в плену толстой и липкой канатной вязи. Присмотревшись, они поняли, что их сковала обыкновенная паутина, вот только нити ее толщиной напоминали морские канаты. Йескела сделал знак жене, чтобы та не делала лишних движений, каждое из которых все больше запутывало пленников в паучью сеть. А потом супруги почти одновременно подняли глаза вверх и не смогли сдержать пронзительного крика. Все пространство над их головой было затянуто волокнистыми веревками. А в центре его, на высоте нескольких метров, огромных размеров паук удивительно быстро кружил над толстым коконом, надевая все новые витки на барахтавшегося внутри Атикина. Иногда мальчик застывал, видимо, теряя сознание, затем вновь принимался ожесточенно дергать ногами. И с каждой секундой сеть, опутывавшая его, становилась все толще, и вот уже ребенка стало практически не различить под слоями серой паутины. Анири схватила первый попавшийся камень и бросила в кошмарного паука. Тот не замедлил ответить, испустив в женщину струю липкой смердящей жидкости, приковав к земле новую сопротивляющуюся жертву.
- Не двигайся! - крикнул жене Йескела. Действовать нужно было немедленно, и Йескела сделал то, что только смогло прийти ему в голову. Он выхватил из кармана бережно ле-леемые спички и поджег паучье логово в нескольких местах. Паутина занялась мгновенно и в воздухе сильно запахло паленым. Огонь стремительно пожирал липкие нагромождения и быстро добрался до кокона. Тяжелым кулем обмотанный занявшейся паутиной Атикин свалился на землю, а Йескела тотчас же подхватил сына и чуть ли не швырнул в воду. Вода текла прямо по лесным кореньям, и загоревшийся кокон был быстро потушен. С трудов вызволив из липучей смеси жену, Йескела подхватил бездыханного Атикина. Они ринулись из Леса со всей оставшейся прытью, чувствуя спинами жгучую ненависть множества глаз затаившегося врага. Пауку было явно жаль упускать добычу.
Лишь добравшись до своих скал, супруги перевели дух. Они бережно уложили сына на кровать и перешли к осмотру. Атикин получил ожоги и интоксикацию. Анири достала аптечку, сохранившуюся у нее со времени исхода из жерла метро. Нужные им лекарства были еще годны, имелись и бинты, и марля...Два дня мальчик пролежал в бреду. Присту-пы боли сменяли галлюцинации, Атикин то плакал, то надсадно смеялся. А когда он за-бывался сном, родители принимались обсуждать произошедшее.
-Нам нужно как можно быстрее уходить, спасаться бегством - говорила Анири. - Вдруг этот жуткий паук до нас доберется? И потом, если жалкие пауки - такие монстры, кто зна-ет, какая еще нечисть кроется в этом лесу.
- Не знаю, не знаю, - качал головой Йескела. - Столько нами уже вложено в это место. Труда, забот... И вот так все бросить? А кто знает, что ждет нас в других краях?
- Я знаю только одно, - четко произнесла Анири, - пока этот паук угрожает нашему ма-лышу, я не смогу уснуть спокойно. И жить спокойно не смогу.
Атикин поправлялся быстро. Мать осторожно подсушивала ему ожоги, и они постепенно затянулись. Мальчик с каждым днем носился перед домом все оживленней, но даже смот-реть боялся в сторону Запретного леса. Между тем нечто угрожающее носилось в воздухе, и флюиды агрессии, как казалось Анири, исходили именно со стороны логова паука. Йе-скела, теперь находящийся на страже каждую ночь, тоже чувствовал неладное. Он словно ощущал взгляд тысяч линз красных глаз паука, кровожадно взирающих на них сквозь сочные изумрудные заросли. Наконец, после многодневных дискуссий, они пришли-таки к решению.
- У нас еще осталось достаточно горючего. И факелов наделать - не проблема. Но сумеем ли мы спалить весь лес без остатка? Ведь паук может затаиться! - размышлял глава семьи.
- Мы просто обязаны что-то предпринять! - горячо вступала Анири.- Сейчас стоит жара, поэтому лес должен загореться!
- Да кто его знает, этот лес! Порождение непонятных химических реакций, он может по-вести себя вопреки всякой логике! Ведь появился там этот гигантский гаденыш, небось, и деревья какие-нибудь особенные, негорючие!
-Мы должны попробовать, дорогой! Иначе он первым нападет на нас, неужели ты не по-нимаешь? - спросила Анири.
- Ты права. Права. Только надо все как следует продумать.
Пару дней супруги тщательно готовились к выступлению. Защитные костюмы, баки с горючим, зажигательная смесь, сухая щепа...Атикина решено было надежно запереть в доме.
- А разве вы не возьмете меня с собой? Куда это вы отправляетесь без меня? - спрашивал недовольно мальчик, взирая на родителей.
- Милый, мы уходим по делу. Мы обязательно вернемся, а ты пока подожди нас здесь. Поиграй, а проголодаешься - обед на столе. Только никуда не отлучайся, слышишь! - го-ворила на прощанье Анири.
Йескела уложил все вещи на наспех сооруженный плот, и, крепко сжимая одной рукой веревку, привязанную к плоту, а другой - ладонь Анири, двинулся вниз по течению речки. Он старательно настраивался на битву, проигрывал в уме все возможные исходы борьбы. Мужчина мечтал оградить от схватки Анири, но понимал, что без нее может и не справиться. Приходилась рисковать. Супруги подошли к Запретному лесу в сумерках. Мощные кроны деревьев и так обеспечивали кромешную темноту, поэтому дневной свет, по сути, не давал никаких преимуществ. А вот ночью можно было надеяться на то, что паук уснет, хотя кто знает, спят ли вообще эти отродья? Надев респираторы, супруги вступили в темноту Леса. Идти совсем без освещения было невозможно, поэтому Йескела осторожно орудовал фонарем. Стараясь следовать прошлому маршруту, Анири с Йескелой продвигались к паучьему логову, волоча за собой свой огнеопасный груз. Паук напал на них неожиданно, еще на подступах к липкому царству паутины. Сорвавшись откуда-то сверху, он свалил наземь Анири и суетливо начал оплетать ее канатообразными нитями. Йескеле понадобилось мгновенье, чтобы подобрать упавший фонарь. И еще одно, чтобы бросить в паука баллон с бензином. И третье - щелкнуть зажигалкой. С нечленораздельными звуками, шипеньем и цоканьем мохнатое чудовище пыталось отползти в чащу леса, но огонь занялся так сильно, что паук остался лежать чуть поодаль, отчаянно шевеля скрюченными лапами. Движения становились все менее ритмичными и, наконец, стихли. Огонь меж тем распространялся по паучьим сетям с неимоверной скоростью. Все вокруг заволокло едким дымом. Йескела освободил Анири из клейких пут, они собрались было уже бежать, как вдруг их внимание привлекло неясное мельтешение под самым сводом сходящихся крон деревьев. Подняв головы, супруги увидели огромный шар из паутины, трепыхающийся в огне. Затем языки пламени поглотили нити, на которых шар держался в воздухе, и паучье гнездо (а это оказалось именно оно) рухнуло вниз. Из разорвавшегося кокона в разные стороны ринулись паучки на тонких лапках - размером примерно с взрослую кошку. Одолев внезапную оторопь, Анири с Йескелой принялись уничтожать звернышей - благо, что подступающее отовсюду пламя не давало паучатам скрыться в лесу. Когда с детенышами паука было покончено, Анири с Йескелой самим пришлось спасаться бегством. Лес серьезно занялся огнем, и оставаться в нем становилось небезопасно. Покинув дымный участок, супруги быстро удалялись из леса, оставляя позади съедаемые огнем гигантские деревья, с треском обрушивающие свои огромные стволы. Выйдя на воздух, Йескела разоблачился и помог снять защитный костюм Анири. Переведя дыханье, та сказала мужу:
- Послушай, я так и не поняла. Если мы наткнулись на паучье гнездо, значит, паук был не один! Где-то должна остаться самка!
Йескела, поднявшись с большого валуна, на котором переодевался, отряхивал руку от ка-кой-то липкой массы. И, вдруг застыв на месте, одними губами произнес:
- Мы и уничтожили самку с детенышами. Этот хитрый ублюдок нас провел!
Больше они ни сказали друг другу ни слова, опрометью бросившись по направлению к дому. Туда, где оставался их сын. В ту же самую сторону, в которую, судя по липким сле-дам на камнях, направился и паук.
Никогда еще путь домой из Запретного леса не казался Йескеле таким долгим. Он несся изо всех сил, намного опередив спешащую Анири, но как будто стоял на месте. Наконец, он обогнул последний скалистый выступ перед домом. И не увидел двери в их пещеру, которую они с женой надежно закрыли перед уходом. То место, где раньше находилась дверь, было увито сетями толстой паутины. А изнутри доносился слабый голос Атикина:
- Откройте, спасите! Мне нечем дышать! Мама!
Йескела бросился на нагромождение паутины, мгновенно запутавшись в липких канатах, исступленно разрубая топориком клейкие путы. Тут на него и набросился притаившийся в валунах паук. Он обхватил мужчину своими косматыми лапами и стремительно начал перебирать ими, затягивая тело Йескелы в кокон. Анири с ужасом наблюдала за происходящим, сдерживая отчаянные вопли, чтобы не дать пауку себя обнаружить. Женщина безуспешно пыталась придумать, чем может помочь мужу. Оглядевшись, она подхватила, наконец, острое копье, с которым Йескела ходил на рыбу, и, с громким криком подлетев к пауку, вонзила острие прямо в мохнатую спину. Яростно ворочая лапами, паук обернулся. И, источая ненависть всеми своими восемью красными глазищами, бросился на Анири. Кокон с Йескелой скатился наземь, несколько раз перевернулся и загорелся. Это отец Атикина зажег спичку из коробки, хранящейся в кармане брюк. Запахло паленой паутиной, и жуткий монстр оставил на время Анири, и попятился за валуны, в сторону Леса. Тем временем Йескела разорвал на себе тлеющие клочья одежды и паучьих пут, и бросился вдогонку чудовищу. Анири, с трудом поднявшись, стала карабкаться ко входу в пещеру, чтобы начать освобождать от паутины дверь, за которой задыхался их сын. Липкие руки женщины, скользя и натыкаясь на камни, работали неистово. Вскоре она уже смогла протиснуться сквозь отвратительные сети и, подхватив скорчившегося на полу сына, ринулась на воздух.
Паук бежал быстро, проворно переставляя свои гигантские лапищи. И, хотя Йескела тоже мчался во всю прыть, никак не мог его нагнать. Наконец Лес приблизился, и взору чудо-вищного паука, который бежал первым, предстали обуглившиеся зеленые кроны. А в сердцевине чащобы бушевал настоящий пожар. Поняв, что это значит, паук свирепо обер-нулся в сторону настигавшего его человека. Ослепленный гневом, он ринулся на Йескелу.
- А ты что хотел, гад! - воскликнул, отскакивая за колючий кустарник, отец Атикина. - Ты напал на мою семью. Я всего лишь защищался!
Но разговаривать с огромным паукообразным не было смысла. Мутант-безумец наступал на Йескелу, и вот он уже добрался до колючек, за которыми скрывался его двуногий про-тивник.
Колючий кустарник принял паука распростертыми щетинистыми ветвями. А зверь, не понимая исходящей от шипов угрозы, все продвигался вперед, пока окончательно не увяз в гуще колючих ветвей, шевеля оставшимися на свободе лапами. Йескела, поняв, что выиграл, закричал:
- Поделом тебе, получай! - И, подпалив для верности сухую траву близ паучьей колючей тюрьмы, поспешил обратно к жене и сыну.
К счастью, женщине удалось быстро освободить сына и вынести его на свежий воздух. Еще немного - и удушающие газы паучьего секрета не пощадили бы и без того истощен-ный организм ребенка.
Атикин медленно приходил в себя. Мальчика тошнило, у него кружилась голова. Он по-лулежал на коленях Анири, а та вела тихий разговор с мужем.
- Неужели нам придется на самом деле покинуть это место?
- Похоже, ничего другого не остается, - ответил Йескела.
- Так жаль вложенных усилий. Но жить здесь после всех этих событий я бы не смогла, - с сожалением протянула Анири. Поглаживая голову сына, она продолжила:
- Надо передохнуть и приниматься за сборы. А завтра с утра можно двинуться в путь. Вот только куда? Куда нам идти?
- Пойдем по тому же пути, по которому двинулись в первый раз, ведь глупо возвращаться обратно. - Заметил Йескела.
Переложив уснувшего Атикина на мягкую подстилку из соломы, супруги принялись за дело. У них была надежная телега, которую удалось усовершенствовать Йескеле, соору-див каркасный тент. В случае чего она могла служить и домом на колесах для путников. Опять решили брать с собой лишь самое необходимое. Но и все самое нужное заняло так много места в телеге, что оставалось лишь немного пространства для Атикина. Вымотан-ные долгими сборами, Йескела и Анири улеглись, наконец, спать.
"Прощай, наш дом. Ты до последнего служил нам крепким очагом, но сейчас, когда все вокруг осквернено, а Таинственный Лес даже после пожара скрывает неизвестные опасности, нам ничего не остается, кроме того, как уйти. Что бы ни случилось, я всегда буду вспоминать тебя добрым словом...".
Примерно так думала Анири, пока сон окончательно не поглотил ее сознание.
Йескела рассуждал с тревогой: "Завтра опять в поход. Наматывать долгие километры. Ку-да? В неизвестность. Зачем? В надежде на лучшее. Что впереди? Разум подсказывал муж-чине, что, скорее всего, ничего нового они не встретят. Не лучше ли было сдаться на ми-лость паука? Ведь жить без цели - настоящее мучение. Зачем нам же жить, когда у нас нет будущего?"
Атикин один блаженствовал. На него в силу возраста не накладывали отпечатка страшные события последних дней, поэтому он беспечно спал, вновь видя чудесные картинки из далекого детства.
С раннего утра они двинулись в поход. И вновь их дали долгие переходы, перекусы и но-чевки, снова и снова повторяющийся ритм путешествия навстречу неизвестности.
Дорога, до тошноты однообразная и безрадостная, между тем близилась к концу. Они были в пути уже две недели. Анири с Йескелой условились, что должны преодолеть рас-стояние, сопоставимое с этим временным отрезком. Оставалось только выбрать место, пригодное для жизни. Иногда им встречались небольшие рощицы, подобия озер, камени-стые холмы. Но долины с рекой, подобной их прежнему обиталищу, не находилось. А силы супругов меж тем были на исходе. На очередном привале Йескела сказал жене:
- Думаю, завтра будем определяться. Как только встретим более-менее подходящий пей-заж, бросаем якорь. А то мы рискуем превратиться в вечных странников!
- Ты еще пытаешься шутить! - устало бросила Анири.
-Да, так как другого мне не остается! - Йескела резко встал и отошел в сторонку, закурив скрученный лист табака.
- Ну вот, обиделся. Не злись на меня, милый! Я не хотела тебя задеть, - попыталась смяг-чить приступ отчаяния мужа Анири.
- Все нормально. Просто мне до смерти надоел этот круиз, - подмигнув сыну, опять отшу-тился Йескела.
Утро следующего дня выдалось солнечным и даже жарким. Уже к одиннадцати путники успели здорово вспотеть. Последние два часа они поднимались в горку. Уклон был невы-соким, но, сколь только можно было окинуть взглядом, почва всюду устремлялась ввысь. Стали встречаться одинокие деревца, а валуны под ногами поросли мхом.
- Анири, мы близки к цели! - воскликнул Йескела. - Если здесь есть растительность, зна-чит, должна быть вода. А раз есть вода, мы сможем тут поселиться!
- Ты прав! Вот только скорей бы добрести до этой воды, а то сил совсем не осталось - по-жаловалась Анири.
Они вновь прервались на перекус и отдых, а затем продолжили подъем с удвоенным усердием. Йескелу было не остановить, так велика оказалась жажда мужчины достичь же-лаемой цели. В конце концов, они с Атикином оставили измученную Анири отдыхать на телеге в тени какого-то раскидистого дерева, а сами бросились вприпрыжку вперед. Ати-кин, проведший большую часть пути на телеге и совсем не уставший, быстро обогнал от-ца. Мальчик бежал от камня к камню, огибая кочки и кусты, ноги его скользили по тра-ве... И он чуть было не рухнул вниз, занеся ногу над неожиданно разверзшейся пропа-стью. Йескела чудом успел ухватить сына за локоть. Комья земли засвистели в воздухе, а отец с Атикином застыли в изумленье, глядя на открывшуюся им картину. Они стояли на отвесной скале, которая возвышалась над утопающей в солнечных лучах долиной. В гла-зах рябило от буйно зеленой зелени, и совсем рядом слышен был шум водопада. Огля-девшись, Йескела увидел, как слева свергается в низовья долины поток прозрачной хру-стальной воды.
- Если и есть еще на свете рай, то вот он, сынок! Прямо перед нами! - воскликнул отец Атикина. Мужчина не стеснялся выступивших на глазах слез. Атикин оторопело смотрел на раскинувшееся перед ними изумрудно-зеленое великолепие.
- Ну, что Вы, это всего лишь чудом уцелевший остаток земной поверхности, - ответил ему словно из-под земли чуть скрипучий мужской голос.
От неожиданности Йескела чуть было не свалился вниз, в пропасть. Он ведь уже целую тысячу лет не слышал человеческого голоса! Не беря в расчет жену и сына, разумеется. Растянувшись плашмя над обрывом, Йескела осторожно посмотрел вниз. Там, где должна была быть голая толща камня, находилась скалистая отлогая площадка, наподобие балко-на. Из высившихся над пропастью верхушек деревьев поднималась шахта самодельного лифта, заканчивавшаяся аккурат напротив площадки. А на самом балкончике стоял самый настоящий человек, весьма приятный на вид седовласый мужчина, и с интересом разгля-дывал Йескелу с сыном.
- Добро пожаловать, коллега!
Это был незабываемый день! Анири пришлось самой отправиться на звук человеческой речи, так как увлеченный диалогом муж и не вспомнил про нее. Увидев сказочную красо-ту изумрудной долины, расстилавшейся прямо под ногами, она провела рукой по лицу, словно пытаясь отогнать навязчивую иллюзию.
- Нет, дорогая, это не сон! - вскричал Йескела. - Мы на самом деле пришли к цели!
- Какая же у вас была цель, позвольте спросить? - учтиво поинтересовался моложавый старичок.
- Да и сам не знаю, - после короткого раздумья ответил Йескела. - Земля, земля обетован-ная.
- Ну, это лишь фрагмент чудом уцелевшей суши в районе Черноморского побережья, на территории бывшей Болгарии, - растолковал отцу Атикина собеседник. Наша научная группа как раз проводила исследования по телепортации, когда произошел чудовищный взрыв, чуть было не уничтоживший нашу планету. Вернувшись из соседнего мира, мы с огромной печалью обнаружили эту жуткую катастрофу.
- Чуть было не уничтоживший, Вы говорите? - возмутился Йескела. - Видели бы Вы, что творится за пределами этого оазиса! Километры ядерной пыли, злобные мутанты и ни од-ной живой души!
- Но ведь Вы же уцелели! И наш научный штаб с полусотней сотрудников не пострадал! Кто знает, сколько еще островков жизни осталось по свету? Будем надеяться на лучшее, раз другого не остается! - на мажорной ноте заключил мужчина. И добавил:
- Мы же до сих пор не познакомились! Давайте исправим этот досадный промах! Я Алек-сандр, географ.
- А я Йе... Алексей, - запнулся Йескела. - Это Ирина, моя жена, и наш сын, Никита.
- Папа, папа, меня же зовут Атикин! - Звонко выкрикнул мальчишка.
И тут лифтовая шахта пришла в движение, завибрировав, а открытая деревянная кабинка поднялась прямо из зелени высоких крон на уровень каменной площадки, на которой за-мерли супруги с сыном. Из-за спины Александра, представшего теперь в полный рост, вынырнула девчоночья белобрысая головка:
- Никита? Наконец мне будет, с кем поиграть! - произнес забавный детский голосок.
- Нет, сынок, - смахивая слезы с расплывшегося в улыбке лица, проговорила Анири, - на самом деле тебя зовут Никита.