Цветков Алексей Леонидович : другие произведения.

Cергей

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Киноповесть, посвященная талантливому конструктору первой в мире крылатой ракеты Сергею Берии. В укороченном виде защищена во ВГИКе как дипломный сценарий.
  
  "Сергей"
  киноповесть
  
  Алексей Цветков
  
  Голос за кадром:
  Мы хотим приоткрыть вам одну из страниц жизни нашей Родины, один из забытых ныне эпизодов тяжелых послевоенных лет середины двадцатого века. Время силы и славы. Время доблести и любви. Время Великой Победы...
  Эта история может быть рассказана по-другому. Эту историю не принято вспоминать. Мы расскажем ее такой, какой она имеет право быть....
  
  Москва, 1947 год.
  Ревет турбореактивный двигатель истребителя. Вздымается перед сверкающим полированным алюминием носом самолета чистая глубина безоблачного неба.
  "Первый, первый! Это земля! Следуйте в полетную зону!" - слышен сквозь шорохи несовершенной радиоаппаратуры голос начальника полетов.
  Ревет мотор истребителя. Смуглое лицо летчика сияет от ощущения мощи крылатой машины. Щеки вдавлены перегрузкой. Преодолевая тяжесть, которой налито тело, каждые десять секунд пилот крутит головой, осматривая мирное московское небо, - дает о себе знать старая фронтовая привычка. Внизу, в заднем остеклении кабины, кружится в такт вращению самолета Москва, улицами, реками и парками своими с десятикилометровой высоты похожая на макет, созданный архитектором, на игрушку, подаренную отцом-великаном своему ребенку.
  "Первый! Как слышите меня! Следуйте в квадрат 16-010! Прием!" - слышен сквозь шелест помех раздраженный голос с земли.
  Затянутая в кожу перчатки рука отпускает РУС (ручку управления самолетом) в нейтральное положение, вращение города в заднем остеклении замирает. Истребитель, стоя на хвосте, продолжает рваться в небо.
  Пилот глубоко вздыхает сквозь кислородную маску и отвечает: "Земля! Первый слушает! Высота набрана, следую в квадрат 16-010." Еще раз вздохнув, летчик-испытатель Амет-Хан Султан толкает ручку от себя, переводя истребитель в горизонтальный полет. Раскинувшаяся за его спиной Москва исчезает за хвостовым оперением самолета.
  
  Залитая ярким солнцем широкая аллея парка. В перспективе, среди смыкающихся крон деревьев, величаво вздымает свои стены академия Военно-воздушных сил имени Жуковского. По широкой дороге, ведущей от парадного входа академии, идет высокий человек в форме инженер-капитана ВВС. Солнце играет на его новеньких золотых погонах и боевых орденах.
  С неба доносятся раскаты грома двигателя реактивного самолета. Инженер-капитан Власов останавливается, поднимает голову к небу, приставляет руку к козырьку фуражки, прикрывая глаза от слепящего полуденного солнца. От поднявшегося несколько минут назад с Ходынского аэродрома истребителя высоко в синеву неба тянется инверсионный след. Несколько секунд он провожает взглядом пронзающую небо машину. Довольно улыбнувшись, он опускает взгляд и скорым шагом идет к воротам академии, туда, где его ждет новая и пока неведомая ему жизнь.
  
  Раннее утро Москвы. Рубиновые звезды Кремля тускло отсвечивают утреннее солнце. Мостовая Красной площади сверкает свежеполитыми водой боками булыжников. Черными стрелами в Спасские ворота въезжает несколько автомобилей ЗИС.
  
  - Начнем с общей схемы... - кончик указки скользит по плакату со схематичным изображением тяжелого бомбардировщика, морского корабля, напоминающего контурами авианосец и небольшого крылатого объекта, несколько раз повторенного на траектории вычерченной от бомбардировщика до корабля. - Самолет-носитель с помощью бортовой радиолокационной станции осматривает надводное пространство и обнаруживает корабль или группу кораблей противника на большой дальности. Сегодня наши станции позволяют обнаружить одиночный корабль или их группу на дальности порядка двухсот километров, через несколько лет это расстояние вполне может увеличиться вдвое-втрое.
  В голосе говорящего чувствуется заметное напряжение.
  - Радиолокационная станция с режима поиска переводится в режим автоматического сопровождения цели... - указка отметила расширяющееся от бомбардировщика изображение луча. - Далее самолет-носитель совершает необходимые маневры и выходит на курс атаки.
  Докладчик - круглолицый черноволосый молодой человек, с аккуратно постриженными усами, в ладно сидящем военном кителе и галифе, заправленных в начищенные до зеркального блеска хромовые сапоги, - отрывается от развешанных по стене плакатов и поворачивается к собравшимся. За длинным столом для заседаний сидят полтора десятка человек, внимательно слушающих доклад, большинство из них в военной форме. Среди генеральских погон временами сияют маршальские звезды, более трети собравшихся выделяются на фоне зеленых мундиров черной морской формой. Меж богатого золотого шитья мундиров - пятнами - несколько штатских костюмов. Чуть поодаль стола, за спинами сидящих, застыл с дымящей трубкой в руках тот, чьи портреты (вот такие же - в маршальском белом кителе со звездой Героя Социалистического труда) в 1947 году почитала вся страна.
  - Носитель выходит на курс атаки... - докладчик вновь обращается к схеме. - На расстоянии ста-ста пятидесяти километров от цели от самолета-носителя происходит запуск двигателя и отцепка крылатого снаряда, - указка коснулась первого изображения крылатого объекта. - Крылатый снаряд начинает движение в сторону цели, управляясь сигналами радиолуча радиолокационной станции самолета-носителя. Скорость движения крылатого снаряда позволит ему уйти от любого истребителя и с высокой вероятностью преодолеть огонь зенитной артиллерии кораблей противника. С момента отцепки крылатого снаряда самолет-носитель, продолжая удерживать захват цели радиолокационной станцией, может начать маневр уклонения от встречи с силами противовоздушной обороны противника, - указка обозначила отворачивающий с курса атаки бомбардировщик.
  Докладчик вновь поворачивается к собравшимся и, столкнувшись с направленными на него внимательными взглядами заметно теряется, висит короткая пауза, но никто из сидящих не решается оборвать ее вопросом. Человек с трубкой за их спинами делает чуть заметный знак, означающий "продолжайте". Молодой человек с заметным облегчением вновь поворачивается к развешанным на стене плакатам.
  - При подлете к цели на расстояние около двадцати-тридцати километров крылатый снаряд переходит на самонаведение по сигналам от установленной на нем полуактивной радиолокационной станции, - указка перешла на другой плакат, более крупно изображающий финальную траекторию полета. - Автономное автоматическое управление выводит крылатый снаряд на цель, и далее следует ее поражение.
  Молодой человек поворачивается к слушателям и, стараясь выглядеть взрослее и убедительнее, произносит:
  - Средства системы могут быть развернуты на базе дальнего бомбардировщика Ту-4, таким образом, мы получим эффективное средство борьбы с надводными кораблями противника, действующее на расстоянии двух-двух с половиной тысяч километров от наших береговых баз. Одна эскадрилья самолетов-носителей сможет нанести гарантированный невосполнимый ущерб любому соединению крупных надводных кораблей, включая авианосцы и линкоры. Такова общая характеристика новой противокорабельной системы.
  Слушатели молчат. По их лицам видно, что у каждого готов свой вопрос к докладчику, но все ждут, когда воцарившуюся тишину нарушит тот, кто стоит за их спинами.
  - Суть вашего предложения ясна, Серго Лаврентьевич, - раздались размеренные слова Сталина. - Как показал военный опыт, успех действий наших союзников тогда (губы вождя трогает легкая усмешка) во многом определили морские операции. Владей Гитлер или Япония подобным оружием...
  Сталин длинно затягивается трубкой, вспоминая реалии недавней войны. От обобщений в оценке резко переходит к конкретике.
  - А ваша система сможет отличить авианосец от кораблей охранения? Мне хотелось бы услышать мнение вашего научного руководителя, - мундштуком трубки вождь указывает в дальний угол кабинета, где на краешке стула примостился грузный инженер-полковник. - Говорите, товарищ Куксенко.
  Инженер-полковник поднимается без военной выправки в движениях, как-то "по-профессорски", но говорит четко и быстро:
  - Сможет, товарищ Сталин, последние опыты с морскими радарами позволяют четко селектировать цели по размеру отражаемого сигнала, говоря проще - от больших кораблей отраженный сигнал дает большую засветку на экране...
  Легким движением руки Сталин обрывает говорящего.
  - Кто-нибудь из собравшихся имеет принципиальные возражения по предлагаемому нам оружию? - обращается он к сидящим за столом представителям военного и гражданского руководства страны, подчеркивая голосом слово "принципиальные". Представители флота и армии молчат.
  - Разрешите, товарищ Сталин? - встает один из сидящих за столом.
  Легкий кивок служит ответом.
  - Наша наука и промышленность испытывает недостаток в грамотных радиоинженерах, большинство имеющихся в нашем ведении заводов не готово к серийному производству радиосистем... - начинает министр вооружений.
  - Это не принципиально. Пока они воплотят свою разработку в металл, у вас будет время подготовиться к серийному производству, товарищ Устинов, - усилившийся грузинский акцент в голосе свидетельствует о недовольстве Сталина. - Давайте поговорим о частностях... - он указывает молодому докладчику и его научному руководителю на места за столом для заседаний.
  
  Выстроившиеся вдоль парковой дорожки деревья подсвечены несколькими освещенными окнами небольшого особняка, буквально через десяток метров аллея растворяется в темноте, обступившей "ближнюю" дачу Сталина.
  
  В освещенной обеденной зале за столом сидят Сталин и Берия-старший. Отставив сторону недопитый чай, Сталин произносит как бы между делом:
  - Хорошего сына вырастил, Лаврентий.
  Некоторое время вождь молчит, не глядя на министра.
  - Но он молод, - продолжает Сталин, возвращаясь взглядом к собеседнику. - Ему нужен хороший научный руководитель...
  Берия кивает в знак согласия.
  - Как фамилия того ученого, что был вместе с ним на приеме? - быстро спрашивает Сталин своего собеседника.
  - Куксенко. Куксенко Павел Николаевич, - следует немедленный ответ.
  - Вот пусть с Куксенко и работает... - рука Сталина потянулась к трубке - вопрос решен.
  
  Московский военный округ. Калининская (Тверская) область. Дивизия реактивной бомбардировочной авиации.
  Аэродромная стоянка. На ней застыли стройными рядами несколько десятков реактивных бомбардировщиков Ил-28. У одного из них - с десяток человек из технической службы ведут плановое обслуживание самолета.
  Трое людей в рабочей форме "колдуют" у двигателя. К ним подходит генерал Долгушин - командир бомбардировочной дивизии - молодой, подтянутый, с золотой звездой Героя Советского Союза на кителе. Механики вытягиваются "в струнку".
  - Здравия желаем, товарищ генерал-майор!
  - Вольно. Где главный инженер?
  Из распахнутых бомболюков самолета спускается одетый в такую же рабочую, но с полковничьими полевыми погонами, форму человек. Прикладывает руку к козырьку фуражки, приветствуя старшего по званию. Начинает доклад:
  - Товарищ генерал-майор, личный состав техническо-эксплуатационной части ведет плановое обслуживание...
  - Брось, Иван Филиппыч, сам все вижу, - обрывает его Долгушин. - Пойдем куда-нибудь в сторону, дело есть, заодно и перекурим.
  
  Генерал Долгушин и начальник ТЭЧ полковник Федоров неспешно идут по обрамляющей серый бетон летного поля зеленой траве.
  - Как твой новый инженер по спецоборудованию, Власов? - спрашивает генерал Долгушин.
  - Грамотный, за два месяца как он у нас, многое успел сделать. Не зря в академии время проводил, отличный специалист, - отвечает начальник технической службы.
  - А если его от нас заберут? - Долгушин останавливается и, хитро щурясь, смотрит на своего подчиненного.
  - Отдавать не хотелось бы... - полковник Федоров тяжело вздыхает. - И зачем его от нас забирать, ведь только прибыл... Мы давно в округе спеца по радиооборудованию просили - год не могли дать, да и в коллектив он сразу вошел, - правильный мужик, боевой летчик - на фронте на штурмовике летал...
  При упоминании прошедшей войны генерал Долгушин глубоко задумывается, молча тянет в себя папиросный дым, выдохнув, отвечает:
  - Штурмовик... Нда-а... Повезло парню... Хорошо, так я и доложу командующему ВВС округа; думаю, у него есть достаточно возможностей оставить капитана Власова у нас, - при этих словах молодой генерал многозначительно указывает наверх.
  
  Штурманская кабина стоящего на стоянке бомбардировщика Ил-28. Константин Власов неловко скрючился в углу у одного из узлов системы радиооборудования самолета. Снятая крышка блока обнажает взгляду хитросплетение проводов и радиодеталей. Точными движениями Константин ведет "прозвон" электрических цепей, периодически сверяясь с разложенной на коленях схемой.
  В люке в полу штурманской кабины появляется голова начальника техническо-эксплутационной части.
  - Костя! - окликает он, согнувшегося у блока радиоаппаратуры Власова.
  - Товарищ полковник... - Константин неловко пытается распрямиться и сильно ударяется плечом - с его высоким ростом в кабине тяжело развернуться.
  - Отставить церемонии, - обрывает его начальник ТЭЧ. - Ты мне вот что скажи...
  Власов потирает ушибленное плечо, с интересом смотрит на своего непосредственного начальника.
  - ...Кто тебя мог в распоряжение штаба округа затребовать, не знаешь?
  - Никак нет, товарищ полковник! Не знаю, - Константин заметно удивлен.
  - Точно не знаешь? Может, сам просился куда? - полковник притворно хмурится.
  - Да что вы, Иван Филиппович, - с неподдельной искренностью отвечает Власов. - Мне у вас нравиться, никого и никогда я о переводе просить не собирался и не собираюсь. Работа интересная, по специальности... Вот только летать иногда хочется...
  - Ну ладно, давай, не отвлекайся, работай... Дай время, может, еще полетаешь...- и, махнув рукой, начальник ТЭЧ исчезает в люке.
  
  Москва. Конструкторское бюро Микояна.
  На стене просторного кабинета развешано несколько ватманов с конструкторскими чертежами. Артем Иванович Микоян в окружении нескольких ближайших сотрудников лично дает пояснения к проекту "крылатого снаряда". Сергей Берия и Куксенко внимательно слушают главного конструктора.
  - ...За основу проекта была взята хорошо отработанная аэродинамическая схема истребителя МиГ-15, - рассказывает Микоян. - Мы максимально уменьшили размеры планера, насколько нам позволял это сделать двигатель РД-500К, и увеличили стреловидность крыльев и хвостового оперения, поскольку от проектируемого изделия в первую очередь требуется скорость, а не маневренность. Первые продувки в аэродинамической трубе дают нам все основания утверждать, что скорость изделия будет соответствовать проектному заданию, а, может быть, и превосходить его. Для "облета" изделия нами предусмотрен вариант, где место боевой части занимает кабина с летчиком испытателем....
  
  Московская область. Кратово (Жуковский). Аэродром Летно-исследовательского института Министерства авиационной промышленности СССР.
  От аэродромных ангаров в сторону вышки командно-диспетчерского пункта (КДП) в расстегнутой летной куртке устало бредет летчик-испытатель Амет-Хан Султан - среднего роста, кряжисто-широкоплечий, смуглый. Погруженный в собственные мысли, машинально помахивает сорванным стебельком сухой травинки. Полеты закончены - над летным полем стоит мертвая тишина, так, что слышно громыхание инструментов и обрывки голосов техников от ангаров.
  Высокий сухощавый полковник - летчик-испытатель Сергей Анохин - в ладно перетянутой портупеей форме ВВС, с черной повязкой, закрывающей левый глаз, быстрым шагом догоняет Амет-Хана.
  - Амет! Амет!
  Амет-Хан поворачивается и молча ждет, отбивая стебельком травинки какой-то медленный такт.
  - Искал тебя в ангаре, сказали, что только ушел... - начинает Анохин.
  Амет-Хан молчит, вопросительно смотрит на сослуживца. Анохин слегка смущается кажущимся отсутствием какой-либо реакции на свои слова.
  - Что случилось, Сергей? - спрашивает Амет-Хан, после того как травинка в его руках качнулась дважды.
  - Знаешь, Амет, есть дело, - размеренно произносит Анохин, быстро поймав ритм собеседника. - Новое большое дело.
  - Ну, раз есть дело - будем делать, - Амет-Хан широко улыбается. - С кем?
  - В институт приезжали с КБ Микояна, - Анохин заговорщицки склоняется к Амет-Хану. - Предлагают работу...
  Бровь Амет-Хана ползет вверх.
  - Что и как - не рассказывают, все секретно и до нас невиданно, то ли самолет, то ли не самолет. Не пойми что. Просили направить самых отчаянных... - полковник Анохин переходит на шепот, хотя вокруг никого нет, держит паузу, интригующе спрашивает. - Пойдешь?
  Посерьезневший Амет-Хан Султан задумчиво вертит в руках сухую травинку, глядя куда-то на линию горизонта. Молчит. Сергей Анохин испытующе смотрит на своего товарища единственным глазом.
  - Значит, Сережа, иди туда, не зная, куда и принеси то, что не знаешь... Кажется, так в русских сказках?
  - Ну?
  Амет-Хан отбрасывает травинку, лезет в карман летной кожаной куртки за папиросами, закуривает и садится прямо в траву у летного поля. Анохин, опасаясь за форменные галифе, устраивается рядом на корточках.
  - Я вот чего думаю, Сережа, - произносит Амет-Хан, выдыхая табачный дым. - Что они такого придумали, что даже со всеми нашими допусками нам ничего не говорят. А?
  - Говорят... - угрюмо буркнул Анохин.
  - Что говорят? - забыв о папиросе, Амет-Хан быстро, по-тигриному разворачивается к собеседнику.
  - Посадочную скорость... - так же угрюмо цедит одноглазый полковник.
  - Какую? - следует мгновенный вопрос.
  - Триста пятьдесят километров в час...
  Амет-Хан молчит, снова вернувшись взглядом к горизонту.
  - Пойдешь? - мрачно повторяет вопрос Анохин.
  Амет-Хан держит паузу, потом разворачивается к собеседнику.
  - Зачем спрашиваешь, я ведь испытатель. К чему вопросы "пойдешь?" - "не пойдешь?"... Ты меня не первый год знаешь, кем я раньше был - тоже знаешь... Конечно, пойду, - спокойно произносит Амет-Хан. Пытается затянуться погасшей папиросой, досадливо лезет в карман за зажигалкой и задумчиво добавляет. - Интересно, что они такого придумали....
  Тишину над аэродромом пронизывает резкий звук запущенной у ангаров турбины реактивного двигателя.
  
  Летят белые облака над рубинами кремлевских звезд. Взмывают в небо новые реактивные самолеты. Растут на стапелях корпуса боевых кораблей. Поднимаются из руин проспекты и парки разрушенных войной городов, цеха предприятий, кварталы жилых домов. Крутятся станки, движутся по полям трактора, сидят за партами студенты, еще не износившие свои фронтовые гимнастерки. Проходят по Красной площади парадные "коробки" армии, победившей в самой тяжелой и кровавой войне в истории человечества. Советский Союз поднимается из разрухи послевоенных лет, и на фоне кадров, знаменующих поступательное движение страны, звучит:
   "Совет Министров Союза ССР. Постановление Љ 3140-1028 от 8 сентября 1947 года. Москва, Кремль.
  Совет министров Союза ССР постановляет:
  1. В целях повышения эффективности действия тяжелой бомбардировочной авиации по кораблям противника и повышения безопасности атакующих самолетов приступить к разработке комплексной системы радиолокационного наведения и самонаведения реактивных самолетов-снарядов, сбрасываемых с тяжелых бомбардировщиков по крупным морским целям (шифр системы "Комета").
  2. Для общего технического руководства разработкой проекта комплексной системы "Комета" и частей, входящих в нее, организовать специальное бюро, присвоив ему наименование "Спецбюро Љ1 Министерства вооружений".
  3. Назначить Начальником и Главным конструктором Спецбюро Љ1 МВ Куксенко П.Н. Назначить заместителем начальника Спецбюро Љ1 МВ Берия С.Л.
  Председатель Совета министров И. Сталин."
  
  У подъезда административного здания останавливается тяжелый черный ЗИС. Из него выходят Сергей Берия и Куксенко, поднимаются по ступеням, исчезают в дверях.
  
  Московский военный округ. Калининская (Тверская) область. Дивизия реактивной бомбардировочной авиации.
  Утро. Вышка контрольно-диспетчерского пункта (КДП) возвышается над летным полем, как боевая рубка над палубой корабля. Из опоясывающих ее по периметру окон открывается вид на взлетно-посадочные полосы, самолетную стоянку, за огражденным колючей проволокой периметром аэродрома видны крыши военного городка. Несколько дежурных офицеров сидят на своих рабочих местах. Черные динамики радиообмена молчат - полетов на сегодня нет, только по экранам работающих радаров время от времени пробегают зеленые волны, не оставляя после себя отметок-целей.
  Чуть в глубине КДП, за спинами офицеров, управляющих полетами, стоит стол с табличкой "дежурный по дивизии". Сегодня за ним сидит Константин Власов. Скучающим взглядом он обводит стоящий перед ним безмолвный ряд телефонов и, подперев голову рукой, мечтательно смотрит на проплывающие по небу облака. Трое молодых лейтенантов, сидящих перед ним, о чем-то шепчутся, и тишину КДП сотрясает смех от рассказанного анекдота. Константин многозначительно покашливает за их спинами и хмурится.
  Трясясь от хохота, один из лейтенантов поворачивает к нему раскрасневшееся лицо:
  - Простите, Константин Александрович... Уж больно смешно... Хотите послушать?
  Двое его собеседников заходятся в новом приступе смеха.
  Резкий звук телефонного звонка вторгается в разыгравшееся веселье. Окинув взглядом заставленный телефонами стол, Константин Власов мгновенно напрягается и подскакивает со стула:
  - Тихо, желторотые! Округ!
  Лейтенанты моментально серьезнеют и подбираются.
  Константин быстрым движением берет тяжелую телефонную трубку и, чеканя каждое слово, рапортует:
  - Дежурный по дивизии капитан Власов!
  - Власов? - голос с той стороны провода неожиданно удивлен. - Вот повезло мне, прямо на тебя попал... Какого черта ты еще там?
  Константин стоит оторопев.
  - Власов! - рычит трубка.
  - Слушаю! - четко отвечает капитан.
  - Значит так, живо собирай свои манатки, и чтобы сегодня же до 15.00 ты был в штабе ВВС округа. Поступаешь в распоряжение штаба. Если не успеешь поездом, возьмешь у комдива Ли-2. Задача ясна? - судя по интонациям, человек на линии не терпит никаких возражений.
  - Так точно! - удивленный Константин автоматически подбирается по стойке "смирно". Слегка придя в себя от внезапного звонка, продолжает:
  - На чей приказ я должен сослаться?
  - У аппарата генерал-лейтенант Сталин! - раздраженно отвечают ему с другого конца провода.
  - Здравия желаю, товарищ командующий!
  - Вот так-то лучше, - примирительно буркнула трубка. - Собирайся живо и чтобы без опозданий! Все ясно?
  - Так точно, товарищ генерал-лейтенант! - по-строевому отвечает Власов.
  - То-то... - связь разъединяется. Константин, застыв у стола, слушает короткие гудки. Лейтенанты, повернувшись в его сторону, недоуменно смотрят на дежурного.
  
  Просторный кабинет командующего ВВС Московского военного округа. Яркие квадраты солнечного света на стенах перечеркнуты тенями оконных переплетов. Швырнув трубку на аппарат, генерал-лейтенант Василий Сталин смотрит на лежащий перед ним на столе список, состоящий всего из нескольких фамилий, раздраженно комкает его в руках и отбрасывает в угол кабинета. Промеряв быстрыми шагами кабинет вдоль, Василий поворачивается к висящему за его спиной большому портрету Верховного Главнокомандующего и с досадой шепчет:
  - Вот так, отец, лучших инженеров у меня забирают... А я ничего не могу сделать...
  Зло мотнув головой, генерал Сталин подходит к дверям в приемную, распахивает их и кричит:
  - Чаю!
  
  Серая лента мощеной бетонными плитами взлетно-посадочной полосы тянется к горизонту, ворчит двумя моторами, прогреваясь, потрепанный штабной Ли-2. У края крыла, прячась от потоков набегающего с винтов воздуха, стоят капитан Власов и главный инженер дивизии - полковник Федоров.
  - ...Не знаю, куда тебя судьба занесет, - задумчиво говорит полковник. - Комдив обращался к командующему ВВС округа, когда тебя месяц назад в штаб затребовали - не хотели мы тебя отдавать.
  - И что? - Константин искренне удивлен.
  - Что, что... Ничто! Василий обещал все утрясти, сказал, чтобы ты сидел на месте и никуда не ездил - он-де все вопросы решит, раз нужен хороший инженер в дивизии...
  - Вы с комдивом просили Василия Сталина?
  - Да, просили...
  - Хотел бы я знать, куда меня пошлют, Иван Филиппович, - Константин озадаченно качает головой.
  - Дальше фронта - это вряд ли... Да что я тебя учу! Ты сам все знаешь! - полковник раздраженно рубит воздух рукой. - Все! Долгие проводы - лишние слезы! Если не дадут вернуться за семьей - не сомневайся - отправим следом в лучшем виде. Давай, Костя!
  - До встречи, Иван Филиппович!
  - Какой - "до встречи"... Мы "академиев" не кончали...
  Офицеры крепко жмут друг другу руки и Константин, подхватив из-под ног "тревожный" чемоданчик, карабкается по трапу внутрь видавшего виды транспортника. Стоя на пороге двери, машет на прощание рукой.
  Полковник отходит от крыла ближе к краю полосы, ревут выведенные на "полный газ" двигатели, и Ли-2 нехотя начинает разбег.
  
  Начальник ТЭЧ долго провожает взглядом самолет, оторвавшийся от полосы в блеклую от яркого солнца синеву дневного неба.
  
  Чистый асфальт московской улицы залит солнечными лучами - на дворе стоит "бабье лето". Проезжают редкие автомобили, чуть больше прохожих - разгар рабочего дня. Капитан Власов высокий и подтянутый, в кителе с боевыми орденами, сворачивает в ворота штаба ВВС Московского округа (Ленинградский проспект, 41), привлекая к себе взгляды проходящих мимо двух девушек.
  
  Константин Власов подходит на первом этаже к дежурному офицеру, козыряя, подает документы.
  - Инженер-капитан Власов. Приказано явиться к 15.00.
  Дежурный майор внимательно изучает его удостоверение личности, бросает уважительный и полный одобрения взгляд на награды.
  Сверившись с записями в книге посещений, дежурный офицер произносит:
  - Вам в кадры. По центральной лестнице второй этаж и сразу направо, заходите без приглашения.
  Прикладывая руку к фуражке, дежурный возвращает документы Власову, видит в его левой руке "тревожный" чемодан, замечает:
  - Чемоданчик можете здесь оставить, потом заберете.
  Кричит одному из солдат караула:
  - Эй, Петя, поставь в каптерку!
  С улыбкой глядя на подошедшего бойца и Константина, дежурный майор назидательно-шутливо добавляет:
  - И приглядывай... Ясно?
  - Есть! - вытягивается солдат.
  
  Тяжелая дубовая дверь кабинета отворяется легко и без скрипа. На пороге появляется Константин.
  - Товарищ полковник, по приказу командующего ВВС округа инженер-капитан Власов прибыл! - рапортует он, вытянувшись по стойке "смирно".
  - Проходи, проходи, капитан... - грузный и похожий на медведя хозяин небольшого кабинета привстает над своим монументальным письменным столом, на котором аккуратными штабелями лежат папки с документами, показывает на стоящий у стола стул. - Присаживайся... Разговор наш недолгий...
  Власов аккуратно садится. Полковник выдерживает паузу, испытующе поглядывая на Константина исподлобья. Не глядя, открывает лежащую перед ним папку, не глядя, достает какие-то бумаги, не глядя, берет в руки тяжелую авторучку с золотым пером. Капитан Власов хранит спокойствие под тяжелым взглядом кадровика-полковника.
  - Значит так, Константин Александрович, - тяжело выдохнув, начинает хозяин кабинета. - Из военно-воздушных сил Московского военного округа вы откомандировываетесь...
  Власов подбирается на стуле, плотно сжимает губы. Полковник выжидает, хмуро глядя исподлобья в глаза капитану. Слышно как чирикают воробьи, пригревшиеся на карнизе окна кабинета. Кадровик перегибается через стол поближе к Константину, насколько это было возможно, и полушепотом, перейдя на заговорщический тон, произносит:
  - Вы будете продолжать свою службу в хозяйстве товарища Берия...
  Полковник использовал в своей фразе фронтовой оборот и Константин сразу облегченно расслабился, не сопоставив еще свою дальнейшую службу с громкой фамилией, а просто обрадовавшись тому, что этот дородный, хмурый, похожий на медведя человек в кителе без наград, орденских планок и нашивок за ранение - "свой".
  - Сейчас я подпишу вам направление и счастливого пути, капитан!
  Полковник снова переходит на заговорщический шепот:
  - У вас хорошая память?
  - Не жалуюсь, - отвечает Константин.
  Широкое золотое перо, зажатое в тяжелой руке полковника, скользит к лежащим на столе бумагам.
  
  Старенький трамвай движется по Ленинградскому шоссе, дребезжа и погромыхивая. У кабины водителя о чем-то оживленно и весело беседует стайка студентов. Смотрит в окно аккуратная старушка с авоськой в середине салона. Несколько мужчин и женщин среднего возраста сидят по одному по полупустому трамваю. На задней площадке, крепко держась за поручень, стоит капитан Константин Власов. Он смотрит в окно на плывущие мимо московские дома, меняющиеся от каменных гигантов центра к деревянным двухэтажным развалюхам окраины. Перед его внутренним взглядом стоит лицо полковника, который, хмурясь, говорит:
  - Запоминайте и ни в коем случае не записывайте. Сегодня вы должны прибыть по адресу: Ленинградское шоссе, дом 2...
  Напряженный взгляд полковника предостерегает о возможных опасностях.
  - Вы ни у кого не должны спрашивать дорогу...
  Кадровик отбивает такт своим словам рукой, выставив указательный палец.
  - Повторяю, вы не должны записывать адрес...
  Четкие движения губ над массивной челюстью артикулируют каждое слово.
  - Ни в коем случае вы не должны показывать свое направление в "хозяйство Берия" кому бы то ни было и говорить о нем...
  Брови на лице полковника хмурятся еще больше.
  - Вы летчик, бывший штурмовик, положитесь на свою память и способность ориентироваться на местности...
  Полковник откидывается на спинку стула, морщины на его лице разглаживаются.
  - Все, что я знаю и могу вам сказать - работать будете по специальности...
  Он ободряюще улыбается и протягивает на прощание свою широкую ладонь для рукопожатия.
  - Служи, капитан!
  
  За окном трамвая мелькает станция метро "Сокол", и Константин движется к выходу. Трамвай останавливается, и капитан Власов выходит на прогретый осенним солнцем асфальт.
  
  Москва. Спецбюро Љ1 Министерства вооружений СССР.
  Начищенные до "темного зеркала" хромовые сапоги меряют быстрыми шагами длинный гулкий коридор. Инженер-капитан Власов, оставив далеко за спиной пост охраны при входе на этаж, поворачивает за угол, в один из многочисленных проемов коридора, и оказывается перед новым постом. Из-за стола, со стоящими на нем двумя телефонами, навстречу ему поднимается старший лейтенант Министерства госбезопасности. Руки офицеров одновременно взлетают к козырькам фуражек.
  - Добрый день, - Власов подает пропуск.
  Крепко сбитый, подтянутый, совершенно непохожий на особиста-тыловика лейтенант быстрым и внимательным взглядом пробегает пропуск Константина, - В-102, печати, обозначающие доступ в четыре отдела, подписи руководителей, сверяет фото. Возвращает пропуск.
  - Проходите.
  В "аппендиксе" коридора за спиной охранника всего несколько дверей, Константин заходит в одну из них.
  
  Стрелки часов показывают четверть одиннадцатого. За окном лаборатории - теплый и темный осенний вечер. Константин Власов за своим столом, заваленным радиодеталями и записями, покрывает очередной лист бумаги "почеркушками" схем и столбцами вычислений. Он утомленно поднимает голову от своих записей - обращается к сидящему напротив за таким же столом инженер-капитану со скромным рядом орденских планок на груди, но только с петлицами войск связи, Виктору Кравченко.
  - Витя, по-моему, не успеем с дальномером до послезавтра, никак не получается убрать погрешность измерения дальности.
  Виктор откладывает в сторону измерительный прибор и тупо смотрит на лежащую перед ним на столе смонтированную "на соплях" радиосхему, потом, улыбнувшись, с хрустом потягивается.
  - "Нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять", Костя. Знаешь, кто сказал?
  - Знаю, Сталин... - улыбаясь, отвечает Константин.
  - Правильно... - Виктор достает из лежащей на столе пачки папиросу, сосредоточенно рассматривает ее, потом итожит "результаты осмотра":
   - Поздно - нарушим-ка мы правила... - прикуривает. - Что я могу сказать тебе, Костя, как кандидат в члены ВКП(б) члену ВКП(б), - будем делать, пока не сделаем...
  Виктор встает из-за стола, начинает ходить взад-вперед по лаборатории, разминая застывшее от сидения тело. Он что-то обдумывает, попыхивая папиросой, повторяет как заклинание: "Пока не сделаем... Пока не сделаем... Пока не сделаем..." Константин, оторвавшись от работы, следит за перемещениями товарища, прихлебывая стылый чай из стакана в простом латунном подстаканнике.
  Виктор подходит к окну, смотрит на улицу. Из окна видна огороженная колючей проволокой территория, на которой ведется строительство нового инженерного корпуса СБ-1. На подсвеченной фонарями спортивной площадке играют в волейбол заключенные-строители, окруженные сотней "зеков"-болельщиков. Публика следит за игрой эмоционально и бурно, подбадривая соперничающие команды приглушенными расстоянием криками. Виктор отрывается от своих мыслей, некоторое время следит за игрой, машинально произносит:
  - Везет же людям...
  - Кому? - спрашивает Константин.
  - Да вон... - Виктор кивает за окно, потом погружается в замешательство, понимая смысл только что сказанного. - Прости, Костя, что-то я совсем заработался... Эх, жена, наверное, уже спать легла...
  
  Широкие ворота, ведущие в темный ангар, распахиваются. В потоке ворвавшегося внутрь солнечного света проступают силуэты людей - двое в штатских костюмах, трое в военных мундирах, четверо - в летных кожаных куртках. Вся группа начинает движение в ангар.
  В ангаре вспыхивает яркий электрический свет. Представители КБ Микояна и четверо летчиков-испытателей: Амет-Хан Султан, Сергей Анохин, Василий Павлов и Федор Бурцев проходят под высокую крышу помещения. Несколько реактивных истребителей МиГ-15 стоят у входа, загораживая от посторонних взоров что-то очень маленькое по сравнению с серийными истребителями, укутанное в несколько слоев брезента, делающего совершенно неразличимыми очертания конструкции.
  - ...Сейчас вы увидите ту машину, управление которой вам придется осваивать... Я думаю, что вам не приходилось еще сталкиваться с чем-то подобным... - слышны слова одного из представителей КБ Микояна. - ...Машина не простая, но времени у вас достаточно... Мы надеемся, что вы справитесь...
  Амет-Хан Султан, увидев закутанное в брезент сооружение, с хищно загоревшимся взглядом, в несколько прыжков преодолевает расстояние до него и начинает нетерпеливо дергать веревки, крепящие скрывающий крылатую машину чехол.
  - Уж замуж невтерпеж... - комментирует ситуацию летчик Бурцев, но, наткнувшись на острый злой взгляд одноглазого Анохина, стушевывается.
  
  Тяжелое полотнище брезента падает на бетонный пол ангара. У кого-то из четверых летчиков вырывается озадаченный свист. Маленький самолет, стоящий перед ними, кажется почти игрушечным. Небольшая и узкая пилотская кабина занимает более четверти длины самолетика. Расположенные одна за другой две стойки шасси требуют использования на стоянке специальных упоров, поддерживающих самолет под крылья.
  Лица четверых летчиков-испытателей вытягиваются в удивлении. Даже Амет-Хан, кажется, потерял всю свою неукротимую энергию и озадаченно смотрит на опытный образец будущего снаряда. Он тянет из кармана папиросу и начинает сосредоточенно жевать ее мундштук - в авиационных ангарах не курят.
  Представители КБ Микояна, кажется, довольны впечатлением, которое их детище смогло произвести на матерых "летунов".
  - Вы видите перед собой прототип "КС" - крылатого снаряда, - продолжает объяснение один из инженеров конструкторского бюро. - Снаряд предназначен для борьбы с надводными кораблями противника, место для пилота и возвращение снаряда на аэродром в серийных экземплярах не предусмотрено, поэтому при создании самолета-аналога нам пришлось максимально минимизировать как пространство, так и оборудование пилотской кабины: из стандартного оборудования с МиГ-15 были оставлены только самые необходимые приборы и система катапультирования...
  Летчики продолжают ошарашено разглядывать самолет.
  - Небогато... - тянет Федор Бурцев, заглянув в пилотскую кабину.
  Представитель КБ продолжает:
  - ...По той же самой причине мы были вынуждены отказаться от закрылок, что привело к существенному увеличению посадочной скорости, о чем вам уже сообщалось...
  Рука Амет-Хана машинально комкает незажженную папиросу.
  
  Ряд ангаров очерчивает край бетонного поля, залитого ярким солнцем. За ангарами, на травяном поле - беседка для курения. Четверо летчиков-испытателей: Анохин, Бурцев, Павлов и Амет-Хан молча курят. Их лица выражают мрачное сосредоточение.
  - Чертова машинка... - цедит сквозь зубы, нарушая молчание, Федор Бурцев, сплевывает на траву. - Боюсь, будет нам трудно...
  - Подожди, Федор, не каркай, мы давно не птенчики желторотые, нормально отлетаем, - успокаивает коллегу более старший и рассудительный Анохин. - Правда...
  - Что "правда"? - спрашивает его Василий Павлов.
  - А вот что: угол планирования у этой птички, как у кирпича, посадочная скорость, как у метеорита, запас топлива на посадке - на одну заправку карманной зажигалки, - пародируя интонации инженера, рассказывавшего о "КС", говорит Анохин. - Такой вот веселый получился у нас для вас самолет. Летайте на здоровье!
  Амет-Хан прикуривает вторую папиросу от догорающей, отбрасывает окурок, и запальчиво произносит:
  - Что думать? Зачем? Что обсуждать? На фронте опасней было! Когда с фрицами бубновыми дрались, никогда перед вылетом себя не хоронили!
  Коллеги смотрят на него, внутренне соглашаясь. Напряжение окончательно спадает.
  - Федя, если ты так этой маленькой птички боишься, я первый полечу, - уже спокойно, с доброй улыбкой обращается Амет к Бурцеву.
  - Тогда я второй, - улыбается в ответ Бурцев.
  Анохин и Павлов переглядываются.
  - Эх, опоздали за героями! - с шутливым сожалением произносит Сергей Анохин.
  - Ничего, - в тон ему отвечает Василий. - Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...
  - Преодолеть пространство и простор... - подхватывают его товарищи "Марш сталинской авиации".
  - Нам разум дал стальные руки - крылья... - уже в голос продолжает Василий.
  - А вместо сердца пламенный мотор! - подхватывает во все четыре глотки хор и в ясное осеннее небо летит залихватско-разнузданное:
  - Все выше, выше и выше, стремим мы полет наших птиц! И в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ!
  
  Идущие к месту для курения представители конструкторского бюро Микояна слышат нестройный рев четырех летчиков, исполняющих свой профессиональный гимн.
  - Слышь, Иваныч, как веселятся, а вроде бы "летунам" сегодня не наливали... - говорит один из инженеров другому.
  
  Просторная приемная перед дверью в кабинет главного конструктора СБ-1. На дубовых стульях и кожаных диванах, расставленных вдоль стен, сидят несколько десятков человек. Руководители предприятий, участвующих в производстве различных элементов системы "Комета", ожидают начала совещания. Многие из них знакомы, поэтому в разных углах приемной слышны тихие разговоры - о погоде, о футболе - чтобы скоротать время директора затеяли "междусобойчики". "Авиаторы" с "авиаторами", "радиотехники" с "радиотехниками".
  Среди них неприятно выделяется один директор завода, участвующего в кооперации. Он один из немногих одет в "вольное" (в 40-х-50-х годах словом "вольное" называли штатский костюм). Крупные черты лица, мясистый некрасивый нос картошкой, выпирающее из-под расстегнутого пиджака большое пузо, самодовольный взгляд, ему лет за пятьдесят. Он - единственный, кто затрагивает в беседе с соседями "производственную" тему.
  - ...Так знаешь, кто у меня на заводе первый враг оказался? - доверительно шепчет он своему соседу. - Приходит "такой" и сразу - на должность зам.главного инженера - комсомолец-доброволец, фронтовик-орденоносец, после института, не москвич - с Брянщины откуда-то или с Харькова, убей не помню, и давай права качать - технологические нормы не те, фальсифицируете выработку, людей распустили, халтура, падение качества, сырье губите... В общем, понес на всех по всем статьям. Н-да...
  - Ну и что, Михал Михалыч? - заинтересованно спрашивает его сосед, одетый в похожий штатский костюм.
  Сидящий по другую сторону от "Михал Михалыча" и ни с кем не разговаривавший суховатый седой мужчина в форме инженер-подполковника прислушивается к рассказчику.
  - Что-что... Вызываю его к себе и говорю по-хорошему: "Сынок, ты пешком под стол ходил, когда я был директором на этом заводе. Учись, да помалкивай." Н-да...
  - А он? - опять переспрашивает директора сосед.
  - А он не унимается, Егор Ильич. Меня, говорит, Родина не тому в МВТУ учила, вы, говорит, технологию не соблюдаете, у вас все производство в раскардак...
  - Ну и? - задает вопрос Егор Ильич.
  - Что "ну и?" - передразнивает его Михаил Михайлович. - Враг народа оказался. Антисоветская агитация и так далее. Целую ячейку из таких же активных сколотил, а активностью своей они это дело прикрывали... Вот так-то, Егор Ильич! - и рассказчик довольно откидывается на спинку стула.
  Сидящий по другую сторону от него инженер-подполковник супит брови и только собирается задать Михаилу Михайловичу какой-то очень неприятный для того вопрос, как открывается дверь и вышедший в приемную из кабинета главного конструктора секретарь своим появлением сводит "на нет" стоящий в помещении гул "шепотков":
  - Прошу всех на совещание, товарищи! Начинаем! Павла Николаевича Куксенко не будет, совещание будет проводить его заместитель Сергей Лаврентьевич Берия.
  Директорская масса всколыхнулась - задвигались стулья и зашаркали ноги.
  - Опять мальчишек на мою шею... Туда же - Сергей Лаврентьевич... - бурчит недовольный Михаил Михайлович.
  
  Длинный стол для совещаний в просторном кабинете главного конструктора СБ-1 оказался тесен. С десяток человек сидят на боковых стульях вдоль стен. Во главе стола сидит Сергей Берия, подводит итоги совещания.
  - ...Я еще раз хочу обратить внимание на сроки, товарищи. Через два месяца опытный образец системы "Комета" должен выйти на испытательный полигон, в соответствии с планом, - Сергей делает паузу и медленно обводит взглядом собравшихся, добрая половина из участников совещания старше его раза в два. - Поэтому через месяц, не менее, чем через месяц, все элементы и узлы системы в необходимом количестве должны быть поставлены на заводы-сборщики. С них будем спрашивать отдельно и особо...
  Несколько руководителей, сидящих около Сергея Берии, утвердительно кивают.
  - График исполнения заказов был давно утвержден, и я думаю, не мне объяснять вам значимость нашего общего дела и ответственность каждого за исполнение графика. Если есть вопросы - я готов ответить.
  В дальнем конце стола раздается кашель Михаила Михайловича. Прочистив горло, он начинает:
  - Я вот что хочу спросить, Сергей... Лаврентьевич, - по отчеству Берию-младшего он называет со скрытой издевкой - несколько коллег одобрительно улыбаются. - Доколе это будет продолжаться...
  - Что именно? - Сергей подбирается.
  - Ну, что-что... Мы делаем, ставим технологию... Только-только серийный образец... А тут от вас шасть с чертежами и давай в них тыкать - это не так, то не этак, здесь перепаять, здесь выпаять, здесь усилить, там ослабить... Нельзя же так постоянно что-то изобретать...
  - Вы говорите о перечнях доработок порученного вам узла? - брови Сергея медленно ползут вверх.
  - Во-во, о них, родимых... Хлопотное получается дело... - с чувством собственного превосходства сообщает Михаил Михайлович.
  - Но перечни доработок возникают в результате проведенных нами испытаний... - Сергей искренне удивлен.
  - Да, понимаем, понимаем... Испытания, изобретения... - диалог директора завода и Сергея вызвал оживление среди собравшихся руководителей предприятий. - Только мы-то в чем тогда окажемся виноваты, - вы тут постоянно что-то изобретаете, а головы, выходит, полетят наши? А на чертежах тех, что каждую неделю новые привозят, между прочим, стоит ваша подпись, товарищ заместитель... главного конструктора... - на этот раз Михаил Михайлович легкой издевкой обозначил слово "заместитель".
  По кабинету прокатывается гомон приглушенных голосов - "тяжело, конечно", "у меня из-за этого основной план сорвали" и пр. Берия-младший заметно напрягается.
  - Николай Николаевич, - обращается Сергей к сидящему у стены помощнику. - Дайте список перечней и график исполнения по заводу товарища...
  - Сидорова, - подсказывает помощник.
  - Да, Сидорова...
  - А вы меня не пугайте, - распаляется Михаил Михайлович. - Я за четыре года войны такого наслушался... Однако ж работали, и, получилось, что неплохо работали - Гитлеру конец... Вы бы, товарищ инженер-...майор, сперва с изобретателями своими разобрались, а потом с заводов бы стружку снимали. Н-да... - прибавляет директор Сидоров, откидываясь на стуле, под молчаливое одобрение части собравшихся.
  Сергей краснеет, понимая, что авторитет СБ-1 и его, как заместителя главного конструктора, нагло попирается на общем совещании. Он растерян и угрюмо смотрит на директора, вальяжно откинувшегося на спинку стула; делает глубокий вдох, пытаясь сохранить контроль над собой.
  Помощник подсовывает своему молодому "шефу" спасительные бумаги. Сергей берется за их изучение, стараясь удержать паузу. Быстро пробегает глазами стройные колонки цифр. Проводит пальцами за воротником кителя, потирая шею.
  - Я не понимаю, на что вы жалуетесь... Процент перечней по вашему изделию ниже среднего... - говорит Сергей, не отрывая взгляда от бумаг. - Впрочем, процент выполнения плана и сроков тоже ниже... - он поднимает глаза, холодно смотрит на Сидорова - молодой, собранный, по-хорошему злой. - Что вы хотите всем этим сказать?
  - Ну, я хочу сказать... - директор слегка замешкался, - он уже достаточно покрасовался перед коллегами и потешил свое самолюбие унижением "щенка". - Я хочу сказать, что опасаюсь я...
  - Чего вы опасаетесь? - Сергей Берия встает и, быстрыми шагами меряя кабинет, оказывается за спиной Сидорова.
  Директор вынужден принять на стуле неудобную позу "вполоборота".
  - Что вас лично тревожит? - произносит Сергей с легкой улыбкой, делая упор на слове "вас". Лукавый блеск в его темных глазах говорит, что разрешение ситуации им найдено.
  - Н-да... - Сидоров медлит, сидеть, полуобернувшись, для его тучного тела неудобно. - Я думаю, как бы не вредительство...
  - Вредительство? - Сергей деланно удивляется, перебивая собеседника. - Вы сказали: "вредительство"?
  Михаил Михайлович согласно трясет головой с лицом шахматиста, предчувствующего, что "зевнул" ферзя.
  Сергей деланно задумывается. Выдержав паузу, он с совершенно серьезным выражением лица говорит:
  - Спасибо, товарищ Сидоров... То, о чем вы предупреждаете, очень опасно... - закинув руки за спину, он подходит к заставленному телефонными аппаратами столу главного конструктора. Прищурившись, чтобы не выдать себя глазами, смотрит в лицо директора, берет в руки телефонную трубку кремлевской "вертушки", продолжая разыгрывать "святое неведение папенькиного сынка". - Хорошо... Я звоню Лаврентию Павловичу... Думаю, вопрос с вредителями будет решен в кратчайшие сроки...
  Громкий стук обрывает его речь. Сергей удивленно поднимает глаза от телефонного диска и видит директора Сидорова, упавшего на колени. Еще совсем недавно переполненное чувством собственной значимости лицо Михаила Михайловича побелело, глаза округлились, как у сумасшедшего, а нижняя губа непроизвольно приоткрывшегося рта затряслась мелкой дрожью.
  - Не губите, Серго Лаврентьевич... Не губите... Не губите, Серго Лаврентьевич... - повторяет директор под изумленными взглядами участников совещания, пытаясь на коленях подойти к Сергею Берии. Тот брезгливо отворачивается, закусив губу, кладет телефонную трубку на аппарат. К Сидорову бросается секретарь и еще кто-то из ближайших помощников руководства СБ-1, поднимают его и выводят в приемную.
  Сергей поворачивается к участникам совещания, злой от того, что "воспитательный эффект" превзошел все разумные ожидания.
  - Спасибо, товарищи... Все свободны, кроме представителей головных заводов и сотрудников Бюро-1... - произносит заместитель главного конструктора Сергей Берия и с удовольствием слушает разрушившее гробовую тишину передвижение стульев и шарканье ног.
  
  Вокруг большого лабораторного стола стоит с десяток инженеров, часть из них - недавние выпускники вузов, одетые в гражданское, часть - армейские офицеры с орденскими ленточками боевых наград на кителях. Вид у группы - понурый.
  На лабораторном столе разложен собранный "на соплях" и занимающий почти весь стол макетный образец радиодальномера. Рядом лежит его первый заводской экземпляр в покрашенном защитной краской металлическом корпусе. Начальник лаборатории в форме капитана госбезопасности порывисто расхаживает вдоль стола.
  - Так скажите мне, соколы мои, - с нескрываемой язвительностью в голосе обращается он к стоящим перед ним подчиненным. - Как у нас интересно все получается...
  Инженеры хмуро переглядываются.
  - Вот это, - рука начальника показывает на макетный образец радиодальномера. - Работает?
  Острый взгляд начальника утыкается в Григория Петрова - одного из самых молодых сотрудников лаборатории.
  - Работает, товарищ начальник... - еле слышно произносит Григорий, пряча глаза.
  - А это? - рука офицера МГБ тыкает в отливающий свежей краской бок заводского дальномера, он переводит взгляд на высокого инженер-капитана в форме ВВС - Константина Власова.
  - Никак нет! - четко рапортует тот без энтузиазма в голосе.
  - Так какого хрена вы тут четыре месяца занимаетесь? - начальник лаборатории исподлобья оглядывает своих подчиненных. Большая часть работников "начальственного взора" не выдерживает.
  Инженер-капитан Власов делает шаг вперед:
  - Разрешите проверить соответствие схемы, товарищ начальник лаборатории, при монтаже в корпус всякое могло случится. Могли напряжение где-то в схеме потерять, могли емкости поплыть, могло замкнуть...
  - Власов, ты с технологами документацию подписывал? - брезгливо поморщившись, обрывает поток оправдательной аргументации начальник.
  - Так точно! - четко отвечает подчиненный.
  - Так какого черта ты мне дуру гонишь, или, скажешь, завод виноват? - среднего роста капитан зло смотрит на высокого Власова снизу вверх.
  - Разрешите немедленно приступить к проверке технологического узла, товарищ капитан? - по-строевому чеканит инженер-капитан.
  - Товарищ капитан госбезопасности, - пытается осадить его начальник.
  - Разрешите немедленно приступить к проверке технологического узла, товарищ капитан госбезопасности! - инженер-капитан не оставляет строевого тона, буравя взглядом стену над фуражкой начальника лаборатории.
  Капитан МГБ поправляет фуражку за козырек, перебрасывает злой взгляд с одного подчиненного на другого, с одного на другого.
  - Значит так, соколы мои... Если завтра утром, в восемь ноль-ноль, вы мне не доложите точно, почему вот это работает, а это - нет, я с вами разговаривать не буду, учтите, другие поговорят... По-другому, - начальник лаборатории разворачивается на каблуках и выходит, вместо прощания хлопнув дверью.
  Инженеры мрачно смотрят на стол с приборами.
  - Я думал, может, сегодня - домой, пораньше... - невесело присвистывает Виктор Кравченко.
  - Брось, будем делать, пока не сделаем. Знаешь, кто сказал? - отвечает ему Константин Власов.
  - Было дело... Я, - Виктор берет в руки отвертку.
  Инженеры начинают раскручивать корпус заводского дальномера, расставляют измерительные приборы.
  
  За окнами лаборатории сгущаются летние сумерки. Порядком повеселевшие инженеры заканчивают составление дополнений к технологическому листу, собирают разложенные чертежи и измерительные приборы.
  - Ну, вот и все... - довольно подытоживает сам для себя инженер-капитан Константин Власов, глядя из окна в сгущающиеся сумерки.
  - Константин Александрович, а почему вы начальника совсем не боитесь? - спрашивает у него Григорий Петров, водружая на соседний стол стопку сложенных чертежей. - Он сегодня как на меня зыркнул - я и потерялся...
  Инженер-капитан снисходительно улыбается.
  - Это ты молодой еще, пройдет... отвечает Власов. - Он и на меня рад бы страху нагнать, только нечем... Вот на войне, когда на штурмовике в день по три вылета - да, страшно. Много не возвращалось... Это уже потом у меня академия, радио... Когда дело любишь и в себе уверен - ничего не страшно... Научишься потихоньку...
  Григорий с уважением смотрит на своего умудренного жизнью коллегу.
  
  Особняк Л.П. Берии
  Освещенная мягким светом висящей под потолком люстры столовая. Во главе овального стола сидит, развалившись на удобном стуле, Лаврентий Павлович Берия, одетый в мешковатый костюм. На скатерти рядом с ним - отложенная газета, на ней - знаменитое пенсне. Всесильный сталинский министр о чем-то глубоко задумался.
  Раздаются шаги в коридоре, в столовую входит Нина Теймуразовна Берия. Лаврентий Павлович отрывается от своих размышлений, смотрит на жену.
  - Может, поужинаешь, Лаврентий? Время - второй час, - спрашивает его супруга.
  - Да... Собери что-нибудь мне сама, Нино... Прислугу не буди, пусть спят, - медленно произносит Берия. - Хотел Серго дождаться, но сегодня, скорей всего, не судьба.
  - Мальчик много работает... - с легким сожалением произносит Нина Теймуразовна.
  - Пусть работает, пока в радость, а не в тягость, - слегка назидательно отвечает ей муж. - Хм, мальчик... Серго давно уже взрослый, самостоятельный и талантливый мужчина! Как Марфа?
  - Детей уложила и давно уже спит. Я проходила - на их половине света нет. Жалко девочку - они почти друг друга не видят...
  - Мы с тобой в их годы часто виделись? - обрывает ее муж. - Брось... Дело есть дело.
  С улицы слышен приглушенный звук мотора подъехавшего автомобиля. Хлопает дверь.
  - Вот и Серго! - обрадовано говорит Берия. - Вместе ужинать будем. Собирай на стол, Нино.
  
  Луна освещает двор особняка семьи Берии. На стене дома, обращенной во двор, светится желтым светом только одно большое окно - столовая.
  
  В столовой за чаем сидят отец и сын - Лаврентий Павлович и Сергей. Сергей слегка возбужден и порывист в словах и движениях.
  - ...Но объясни мне, отец, зачем в нашем бюро столько офицеров госбезопасности. Почему их поставили руководить отделами и лабораториями? Они плохо разбираются в том, что мы делаем, наши люди спотыкаются о них на каждом шагу...
  Отец с внимательным удивлением смотрит на сына. Порывистость Сергея идет на убыль.
  - Да, отец, я понимаю слово "секретность", но всему есть предел... Я согласен, контроль осуществлять нужно... Но неужели нельзя делать это мягче и незаметней? Неужели мы не верим собственным людям? Неужели мы не верим нашим советским ученым и инженерам? Все, что мы делаем - принадлежит нашей Родине. Зачем оскорблять людей этим неусыпным надзором? - Сергей отпивает из стоящей перед ним чашки чай и вопросительно смотрит на отца, ожидая ответа.
  Полная, но крепкая рука Лаврентия Павловича машинально комкает лежащую на столе матерчатую салфетку. Берия-старший бросает взгляд на часы (половина третьего ночи) и удрученно качает головой:
  - Да-а-а, сын... Поздно уже, а разговор будет долгий... Пожалуй, стоит тебе объяснить сегодня, чтобы исключить в дальнейшем подобные вопросы...
  Лаврентий Павлович тянется к чайнику, подливает к себе в чашку чай. Окинув глазами стол, находит и сосредоточенно укрепляет на носу пенсне. Усмехается:
  - Ты молод, Серго, и поэтому думаешь, что, освободив человека от запретов, ты можешь сделать его лучше, чем он есть... Ты думаешь, что людское отношение к делу самоценно...
  - Да, отец. Хотя я давно думаю не совсем так... - смиренно отвечает Сергей.
  Берия-старший делает мелкий глоток чая. Смотрит на сына и добродушно улыбается.
  - Ты молод, Серго, ты растешь, и смысл твоей жизни становится глубже каждый день... Тебе важно не наделать ошибок...
  Лаврентий Павлович вытирает руки сильно мятой салфеткой.
  - Ты любишь Родину, и ты желаешь видеть ее сильной и счастливой...
  Сергей утвердительно кивает.
  - Но твое понимание счастья отличается от понимания многих людей, живущих с тобой в одной стране, - отец многозначительно поднимает указательный палец. - Ты хочешь работать, для тебя это радость, но рядом с тобой живут и те, кому нравится просто отдыхать, кому нравится быть неподвижным... Вспомни войну... Было много людей, которые уходили воевать добровольно, но были и такие, кто всеми правдами и неправдами пытались избегнуть военной службы или, надев погоны, делали все, чтобы не попасть на фронт...
  - Отец, но мне кажется, что в нашем бюро таких людей нет! - запальчиво перехватывает Сергей.
  - Подожди... Нехорошо отца перебивать... - Берия-старший неодобрительно глядит на сына поверх пенсне.
  - Прости, отец... - Сергей виновато отводит взгляд, смотрит в стол.
  - Страна должна двигаться вперед... Застывшие в своем развитии государства умирают... Партия, социализм, Сталин не дают нам остановиться и тешиться лаврами наших успехов. Мы должны совершенствоваться, пока время бросает нам новые вызовы от наших врагов... Мы должны будем совершенствоваться и тогда, когда врагов у нас не останется....
  Потупив глаза, Сергей согласно кивает головой.
  - Еще раз пойми и осознай, сын, что воля государства осуществляется через насилие и тогда насилие становится благом. Воспитывая детей, мы вынуждены наказывать их...
  - Но тогда чем мы отличаемся от капиталистов, насилующих и угнетающих целые народы? - спрашивает Сергей.
  - ...Не перебивай отца... На лекции по радиолокации в академии, думаю, ходил от и до, а философию не слушал, думал папа поможет... - Берия-старший уже снисходительно улыбается. - То, что мы с тобой сейчас называем "насилием государства", может быть разным. У наших врагов оно происходит во имя кучки богатых, у нас мы решаемся на насилие во благо всего народа. Безусловно, кто-то страдает... Но мы должны собирать людей ради великой цели, сплачивать их воедино...
  Лаврентий Павлович опускает голову, некоторое время обдумывает свои мысли. Сергей внимательно смотрит на отца.
  Берия-старший поднимает голову, взгляды отца и сына встречаются.
  - Ты знаешь, я держу их вместе на страхе, направляю их страхом, многие, очень многие, Серго, за это меня ненавидят. Но вы, твое поколение, ты сам - совсем другие. Вы - молодые, у вас горят глаза... Когда-нибудь вы будете собирать людей во имя любви...
  - Собирать людей во имя любви... - Сергей повторяет слова отца как эхо. - Но зачем тогда этот постоянный контроль.. - возвращает он диалог к началу разговора.
  - Синие околыши фуражек у тебя на работе - это напоминание о тайне, которую вы должны хранить! - резко обрывает сына Берия-старший и поднимается со стула. - Пойдем спать, Серго, засиделись...
  
  Крым. Аэродром Багерово.
  Раннее утро. Южное солнце стоит еще совсем низко, рассыпается искрами на широкой глади моря; проступая сквозь, делает ослепительно изумрудной зелень травы и деревьев; отражаясь от стен свежевыбеленных строений, придает им ощущение первозданной чистоты.
  
  Спортивная площадка военного городка. Взмокшие после утренней пробежки летчики-испытатели Амет-Хан и Федор Бурцев подходят к турникам. Смотрят на заканчивающего комплекс упражнений на брусьях Сергея Анохина.
  - Не бегает Сергей Николаевич... - говорит Федор, взмахом руки приветствуя сослуживца.
  - Старый стал, в наши годы свое отбегал, я тоже скоро бегать брошу... - отвечает ему Амет, вытирая лицо подолом пропитанной потом майки. - Ну что, Федя, взбодрим вестибулярный аппарат?
  Амет легко подбрасывает свое крепко сбитое тело на турник и, сделав несколько раз "подъем-переворотом", без видимого напряжения начинает крутить "солнышко".
  - Один, два, три, четыре, пять... - считает Федор обороты.
  На седьмом "витке" Амет спрыгивает.
  - Лихо! - одобрительно произносит подошедший Анохин.
  - Нормально, - скромно отвечает Амет-Хан и делает Бурцеву приглашающий жест на турник. - Покажи себя, Федя.
  Федор нехотя проделывает пару упражнений, спрыгивает. Наткнувшись на недоуменные взгляды товарищей, оправдывается:
  - Потом блесну, пока лень, ведь только вчера вечером прилетели...
  - Понимаем... - говорит ему Анохин, покровительственно улыбаясь.
  Внезапно внимание летчиков привлекает фигура человека, "оседлавшего" турник по-соседству. Непринужденно он выполняет довольно сложный комплекс гимнастических упражнений. Анохин одобрительно присвистывает, Амет-Хан ревниво следит за эволюциями тренирующегося.
  - Слабо? - "подначивает" Амета Бурцев, когда неизвестный им гимнаст спрыгивает с турника.
  - Мне? Смотри... - Амет-Хан машет незнакомцу рукой и, показав сначала на себя, потом на перекладину, приступает к выполнению похожего комплекса. Некоторые элементы выходят у летчика с откровенной натугой, однако в конце он совершает какой-то невообразимый финт, вызывающий одобрительные улыбки у сослуживцев и спрыгивает с турника, переводя дыхание. Незнакомец одобрительно кивает Амету и возвращается на свой турник, где так же легко и непринужденно делает несколько фигур, "бьющих" гимнастический пилотаж Амет-Хана. Анохин и Бурцев снисходительно улыбаются, глядя на товарища. Еще не отдышавшийся Амет хмурится и сопит, но на турник не возвращается, а идет к незнакомцу, смиренно разводя руками.
  - Тоже летчик? - уважительно спрашивает он своего случайного соперника.
  - Нет, - с улыбкой отвечает ему совсем еще молодой человек, оглаживая свои тонкие черные усы.
  - А кто? - Амет-Хан удивлен.
  - Инженер, - с достоинством произносит собеседник.
  - А-а-а... - слегка пренебрежительно тянет один из лучших асов Второй мировой и, кивнув в сторону перекладины, спрашивает. - А где так крутить научился?
  - В войну, в разведшколе, - спокойно отвечает незнакомец.
  - Гимнастике учили? - с легкой ехидцей переспрашивает Амет.
  - Много чему учили... - уловив в голосе Амет-Хана неприязненные интонации побежденного, сухо отвечает молодой человек. - Гимнастике тоже.
  - А может, поборемся, разведка? - Амет-Хану явно не хочется начинать свое первое утро на новом месте с проигрыша какому-то "технарю".
  Молодой человек равнодушно пожимает плечами и показывает на участок непримятой травы близ спортивных снарядов.
  
  Приземистый, "заматеревший" Амет-Хан и его еще по-юношески стройный соперник застыли друг перед другом, согнув ноги в коленях и вытянув руки вперед. Анохин и Бурцев с интересом наблюдают за началом импровизированного борцовского поединка.
  Уловив какой-то ему одному видный момент, Амет-Хан стремительно бросается вперед, стараясь поймать соперника в стальной захват своих крепких рук, но тот делает какое-то неуловимое движение, и летчик оказывается повержен "на лопатки" и придавлен коленом. Амет-Хан недоуменно хлопает глазами. Слышны одобрительные возгласы его товарищей.
  - Молодец... Давай еще раз? - предлагает лежащий "на лопатках" Амет-Хан.
  Молодой человек освобождает летчика, занимает исходную стойку. Раздраженный поражением Амет-Хан, не выжидая, бросается на соперника, надеясь поймать его в захват и "сломать" прямым напором грудью. Результат тот же - дважды Герой Советского Союза второй раз оказывается на лопатках в считанные секунды. Амет-Хан зло сопит и, переведя дыхание, произносит:
  - Ловок... Давай еще!
  Анохин и Бурцев смеются, отлично зная боевое неистовство своего товарища. Молодой человек так же молча принимает исходную стойку.
  Третий бросок Амета на соперника оказывается более удачным, противники сцепились, и борьба быстро переходит в партер. Физическая сила Амета уравнивает шансы с блестящей техникой его "визави" и они, ожесточенно пыхтя, пытаются повергнуть друг друга на лопатки. Соперник Амета почувствовал недюжинную силу летчика и, по всей видимости, вынужден собрать все свое умение. За борющимися остается широкий круг примятой травы. Амет-Хану почти удается прижать своего соперника к земле.
  К "борцам" быстрым шагом подходит майор МГБ - один из сотрудников СБ-1. Несколько секунд, недоумевая, смотрит на "поединок", потом, справившись с охватившей его оторопью, прикладывает руку к козырьку и сбивчиво произносит:
  - Товарищ заместитель главного конструктора... Сергей Лаврентьевич... товарищ Берия... разрешите доложить...
  От неожиданности услышанного Амет-Хан ослабляет захват и немедленно оказывается на лопатках.
  
  Всклокоченный Сергей Берия поднимается с колен в вымазанной зеленью травы майке и спортивных брюках:
  - Докладывайте.
  - Комплекс "Комета" полностью готов к проведению летных испытаний. Моряки интересуются датой первого пуска, чтобы успеть подготовить крейсер-мишень к выходу в море.
  - Спасибо... - Сергей пытается отряхнуть одежду и отдышаться. - Давайте все решим на утреннем совещании. Соберите людей в 9.00.
  
  Озадаченный Амет-Хан сидит на примятой траве. Он мрачно провожает взглядом уходящего к строениям военного городка майора МГБ. Невесело хмыкнув, переводит взгляд на Сергея.
  - Да-а-а... Не узнал я вас... - медленно говорит Амет-Хан, не вставая с земли, покручивает в руках только что сорванную травинку.
  - А если б узнали? - Сергей внимательно смотрит на летчика-испытателя.
  Амет-Хан пожимает плечами и отводит глаза:
  - Вежливей был бы... Может...
  - А я вас сразу узнал. Мы гордились вами. Летчик-истребитель Амет-Хан Султан - дважды Герой Советского Союза. Раньше ваши портреты в газетах часто печатали... - с воодушевлением произносит Сергей Берия, улыбаясь.
  - А-а-а... - взмах рукой. - Теперь нет... - летчик-испытатель смущен.
  Сергей протягивает руку бывшему сопернику с доброй улыбкой, приглашая подняться на ноги:
  - Отлично поборолись, только третий раз я себе не засчитываю.
  - Считаем - ничья? - еще мгновение назад расслабленно сидящий Амет-Хан каким-то неуловимым движением оказывается на ногах и только после этого жмет руку Сергею.
  - Будем считать - победила дружба! - отвечает Берия.
  Смуглое лицо Амет-Хана мгновенно просветлело:
  - Знаете как, товарищ зам.главного конструктора, вы вполне можете звать меня "ты"...
  - Тогда и ты можешь говорить мне "ты", как же иначе... А вообще - спасибо, - давно не боролся.
  - Рассказывай... - недоверчиво тянет Амет-Хан Султан, по-простецки хлопая Сергея Берию по плечу. Амет и Сергей смеются.
  Стоящие рядом летчики Бурцев и Анохин многозначительно переглядываются.
  - Дважды... Герой... - назидательно шепчет одноглазый Анохин Федору Бурцеву, подняв взгляд и указательный палец вверх.
  
  Тяжелый выхлоп вырывается из мотора стоящего на стоянке дальнего бомбардировщика Ту-4. Медленно начинает раскручиваться винт. Вслед за первым, один за другим окутываются облаками выхлопных газов и оживают три других двигателя самолета.
  Под крылом бомбардировщика - торпедой с маленькими крыльями - подвешен самолет-аналог КС. Летчик-испытатель Амет-Хан Султан укрепил на крошечной приборной доске сорванную где-то на поле травинку и пытается "приладиться" в тесной кабине, в этот момент огромные винты самолета-носителя начинают раскручиваться в нескольких метрах от носовой части фюзеляжа КС. Амет-Хан застыл в пилотском кресле и заворожено смотрит на описывающие круги огромные лопасти.
  - Снаряд! Как там у тебя? - раздается в наушниках голос командира Ту-4-го.
  - Все нормально... Только вот страшно! - отвечает Амет-Хан улыбаясь.
  - Что страшно? - переспрашивает кто-то из экипажа самолета-носителя.
  - Винты - рядом, того и гляди по носу рубанете! - с ехидцей отвечает летчик-испытатель.
  - Ничего, погоди, скоро отцепим! На взлет! - проходит по связи приказ командира Ту-4.
  
  Двигатели бомбардировщика рычат сильнее, и серебристый гигант начинает выворачивать на взлетную полосу.
  
  На неровностях бетонной полосы крыло бомбардировщика слегка потряхивает, раскачивается и подвешенный под ним самолет-аналог.
  - Снаряд! Как у тебя? - снова спрашивает испытателя командир Ту-4.
  - Нормально, потряхивает только. Может, с грунтовки на асфальт выедешь? - отшучивается Амет-Хан.
  - Ну, извини. Это тебе не ЗИС, - в тон ему отвечает командир.
  - Понятно, - говорит Амет.
  
  Последний поворот со стоянки закончен и перед глазами Амет-Хана - уходящая вдаль взлетная полоса.
  
  В пилотской кабине ТУ-4 второй пилот смотрит на командира, тот кивает и рука "второго" толкает вперед до отказа ручку газа двигателей, их грохот заполняет кабину.
  Ревя выведенными на полную мощность моторами, огромная серебристая птица начинает разбег по длинной полосе бетона.
  
  У стекол вышки контрольно-диспетчерского пункта, вцепившись руками в подоконник до побелевших костяшек пальцев, стоит Сергей Берия в окружении десятка сотрудников СБ-1.
  - Взлетают, Сергей Лаврентьевич! - слышен возглас руководителя полетов.
  - Хорошо, передайте на "Красный Кавказ" - пусть циркулируют в заданном квадрате, - отвечает Сергей, не отводя взгляда от разгоняющегося по "взлетке" бомбардировщика.
  
  Покатая черноморская волна разбивается об острый форштевень крейсера, слегка провалившись, стройный нос корабля вновь поднимается вверх, так же легко рассекая следующую волну. Серая стрела крейсера "Красный Кавказ" движется по зеленоватой морской воде, оставляя за собой расходящийся в две стороны и быстро растворяющийся в неспокойном море белый след.
  Капитан корабля в белоснежном кителе стоит на открытом мостике крейсера, с удовольствием подставляет лицо горячему южному солнцу, щурится от удовольствия.
  На мостик из рубки поднимается молодой мичман:
  - Товарищ капитан второго ранга! С аэродрома докладывают - самолет-носитель взлетел. Просят не покидать место встречи.
  - Что штурман? - спрашивает капитан, не поворачивая головы; продолжает наслаждаться стремительным бегом своего корабля по мелкой черноморской волне.
  - Просит уменьшить ход на четыре узла, иначе можем проскочить заданный квадрат! - браво рапортует мичман.
  - Уменьшить ход! - с заметным сожалением отдает приказ капитан.
  - Есть! - мичман стремительно скатывается вниз по лестнице.
  - Эх, не дают разогнаться... - бурчит себе под нос командир корабля и, подняв висевший дотоле на груди бинокль, начинает обозревать горизонт по правому борту крейсера.
  
  Ту-4 набирает высоту. С полутора километров широко раскинулась под крыльями освещенная щедрым солнцем крымская земля.
  Амет-Хан, сидя в крошечной кабине самолета-аналога, висящего под крылом Ту-4, крутит головой по сторонам, - от боевой привычки летчика-истребителя невозможно избавиться. Но вместо привычной бескрайности неба его взгляд чаще всего упирается в крыло и моторные гондолы бомбардировщика. Амет раздражается этим, и какое-то время пробует сидеть неподвижно, но все повторяется сначала.
  - Снаряд! Как у тебя? - раздается в наушниках голос командира носителя.
  - Прекрасно! Лечу - отдыхаю! Пилотирование по маршруту - на отлично! - с удовольствием в голосе отвечает испытатель.
  - Смотри, не спи у меня там! - продолжает шутить командир.
  - Разбудишь, случись чего! - просит Амет-Хан - Храпеть могу... Не помешает?
  - Ладно! - командир Ту-4 отключается.
  
  Сергей Берия в окружении сотрудников СБ-1 стоит за спиной операторов аэродромных станций радарного слежения. Все его внимание сосредоточено на одинокой маленькой зеленой искорке, вспыхивающей на экране радара в момент прохода луча, - отметке от поднявшегося в воздух бомбардировщика Ту-4.
  - Сергей Лаврентьевич, самолет-носитель вышел на заданную высоту! - докладывает руководитель полетов.
  - Хорошо, - сухо произносит Сергей, не отрывая взгляда от экрана радара.
  - Это еще кто? - Сергей указывает на появившийся на экране десяток точек, идущих в группе.
  - Истребители прикрытия, - отвечает руководитель полетов. - Если кто-нибудь прилетит от турок - будут валить, чтобы наверняка...
  - Ясно, - так же сухо и отрывисто говорит Сергей. - Передайте им - пусть держатся подальше от носителя. Мало ли...
  - У них строжайший приказ - ближе пяти километров не подходить, - раздается ответ руководителя полетов.
  
  Далеко под остеклением кабины Ту-4 раскинулась гладь Черного моря. Пилоты уверенно ведут машину, периодически поглядывая на приборы. Позади них узкий лаз, ведущий над бомболюками в хвостовой отсек самолета. В отсеке за бомболюками - аппаратура управления крылатым снарядом. На месте офицера наведения - инженер-капитан Константин Власов. Не отводя глаз от экрана радара, он потирает лоб, вспотевший под кожаным шлемом. Внезапно, чуть в сторону от курса летящего самолета на краю экрана вспыхивает зеленая отметка цели.
  - Цель! Есть цель!- обрадовано кричит Константин в ларингофоны. - Право десять градусов!
  - Есть, "право-десять", - подтверждает командир носителя, и тяжелая машина скользит высоко в небесах, меняя курс.
  
  - Экипаж самолета-носителя докладывает: "цель обнаружена", товарищ заместитель главного конструктора, - говорит руководитель полетов, сдвигая наушники. - Может, вывести переговоры на общую трансляцию?
  - А это возможно? - удивляется Сергей Берия.
  - Конечно... - руководитель полетов в свою очередь удивлен слабым знаниям Сергея авиационной специфики.
  - Так что же вы раньше... - с досадой машет рукой Берия-младший. - Включайте! Включайте!
  Вывешенные под потолком КДП динамики оживают переговорами экипажа:
  - Два... Один... Ноль...
  - Цель по курсу...
  Все находящиеся на контрольно-диспетчерском пункте замерли, прислушиваясь к голосам экипажа самолета-носителя:
  - Дистанция?
  - Триста пятьдесят...
  - Понял...
  - Скорость сближения?
  - Четыреста восемьдесят...
  
  - Сбрось на подлете на четыреста, - говорит в ларингофоны капитан Власов, не отрываясь от отметки крейсера на экране радара.
  Командир окидывает взглядом приборную доску и отвечает:
  - Предупреди на двухстах...
  - Есть, - отвечает Власов.
  - Снаряд! Снаряд! - вызывает командир бомбардировщика.
  В ответ слышится храп Амет-Хана.
  
  На командном пункте Сергей Берия сжимает кулаки:
  - Что за черт! Что у них там происходит?
  Лица людей на КДП напряглись, только стоящая чуть поодаль троица летчиков- испытателей лукаво переглянулась.
  
  - Снаряд! Снаряд! - раздается в наушниках Амет-Хана.
  Пилот КС со шкодливым выражением лица делает еще пару притворных всхрапов. Под крылом носителя далеко внизу стелется сине-зеленая гладь моря.
  - Снаряд, твою мать! - нервный ор командира носителя оглушает летчика-испытателя.
  - А? Что? - Амет-Хан имитирует интонации только что разбуженного человека.
  - Амет! Заснул, что ли?
  - Вздремнул малость... Убаюкало меня тут, - отвечает Амет-Хан. - Что, нельзя?
  - Нельзя! Я тебе это до пенсии помнить буду! С тобой в один час поседеешь! - кричит в наушниках командир Ту-4.
  - Все поседеем... А про маму - не надо...- умиротворяюще произносит Амет-Хан и объясняет. - Это шутка такая была...
  - Шутник... Ладно... Готовься... - слышится в ответ. - Минут через пятнадцать подойдем...
  
  На открытом мостике крейсера "Красный Кавказ" собралась группа старших офицеров корабля. Их глаза обшаривают линию горизонта по правому борту. Кто-то подносит к глазам бинокль, пытается что-то рассмотреть, но, вглядевшись, тут же опускает.
  С лестницы на мостик выкатывается мичман:
  - Товарищ капитан второго ранга! База докладывает - бомбардировщик на боевом курсе, просят увеличить ход!
  - Мы его видим? - спрашивает капитан.
  - Никак нет, видать, локатор не дотягивается, - рапортует мичман.
  - Хорошо, как только увидите, что что-то летит - сюда, мухой! - приказывает капитан. - В машинное - полный вперед!
  - Есть! - мичман с грохотом бежит вниз по трапу.
  
  Мерцает на экране радара наведения жирная зеленая отметка цели.
  - Цель взята на автосопровождение, захват устойчивый! - докладывает капитан Власов. - К пуску готов!
  Лицо командира бомбардировщика напрягается, он быстрым взглядом обегает приборную доску, переключает канал связи:
  - Снаряд! Как слышишь?
  - Слышу хорошо... - в голосе Амет-Хана сквозит напряжение.
  - Приготовься... Сейчас...
  - Готов.
  Командир переглядывается со вторым пилотом, тот делает ободряющий жест рукой.
  Мерцает на экране радара отметка цели.
  - Пуск! - слышит в шлемофоне приказ командира капитан Власов.
  - Есть пуск! - рука капитана нажимает на пульте управления кнопку запуска крылатого снаряда.
  Из-под крыла Ту-4 доносится хлопок и приглушенный стенками фюзеляжа рев турбореактивного двигателя крылатого снаряда. Спинки кресел ощутимо толкают пилотов в спину - носитель прибавляет в скорости. Командир глубоко дает правую педаль, и разворачивает штурвал вправо, компенсируя тягу ожившего под правым крылом крылатого снаряда.
  - Двигатель снаряда в режиме - отцепка! - произносит капитан Власов.
  
  Под крылом Ту-4 открываются замки крепления, и освобожденный самолет-аналог устремляется из-под крыла вперед и вниз.
  
  Амет-Хан, обернувшись, видит над собой уменьшающийся в размерах и уходящий назад бомбардировщик, пытается помахать из тесной кабины рукой.
  
  - Пошел... - удовлетворенно произносит командир бомбардировщика, глядя вслед самолету-аналогу.
  - Снаряд в луче, управление снарядом устойчивое! Автосопровождение цели - устойчивое! - докладывает капитан Власов, разгибаясь от экрана радара.
  
  - Пошел... - Сергей Берия облегченно вздыхает. - Запросите Амет-Хана... Что у него...
  - Снаряд! Снаряд! - голос руководителя полетов напряжен до предела.
  - Лечу... - слышен сквозь шорохи помех спокойный голос Амет-Хана. - Пока порядок...
  
  - Две воздушных цели на норд-норд-вест! Одна скоростная! Дистанция: первая - сто, скоростная - восемьдесят! - кричит вновь выкатившийся на мостик крейсера "Красный Кавказ" мичман, не успевая взять под козырек.
  - Идут! - капитан корабля, почему-то помрачнев, вскидывает к глазам бинокль.
  Форштевень крейсера, неся перед собой белый бурун, режет очередную волну.
  
  Окинув небо привычным взглядом, Амет-Хан смотрит вниз на заметно приблизившуюся морскую гладь.
  - Снаряд! - слышится в наушниках.
  - Здесь... - Амет-Хан держит руки на коленях, его машиной управляет автоматика.
  - Как система самонаведения?
  - Еще не включилась, крейсера не видно... - размеренно отвечает летчик. - Жду...
  В это время на приборной доске КС загорается красная лампочка.
  - Есть самонаведение! - глаза Амет-Хана вцепились в маленькую серую точку на горизонте, начавшую расти как по волшебству. - Вижу крейсер!
  - Не лихачь, отворачивай раньше! Первый пуск как-никак...
  Амет-Хан молчит, его рука в кожаной перчатке инстинктивно ложиться на рукоять заблокированной РУС, а прищуренные глаза прикованы к стремительно увеличивающемуся в размерах серому силуэту крейсера "Красный Кавказ".
  
  - Вон он! Вон! - взволнованные офицеры на мостике крейсера показывают друг другу на шлейф от двигателя крылатого снаряда, приближающегося к кораблю со скоростью свыше 1000 километров в час.
  
  В переднем остеклении кабины КС растет в размерах крейсер "Красный Кавказ". Амет-Хан неподвижен. Его взгляд прикован к серой громаде военного корабля. Гаснет красная лампа на приборной доске - автоматика освобождает ручное управление крылатым снарядом.
  Все ближе и ближе крейсер. Кажется, - еще мгновение, и маленький самолетик угодит в борт стального гиганта.
  
  - Мля, да что он... - раздается на мостике, и офицеры инстинктивно пригибаются, ожидая взрыва.
  
  Крепко стиснув зубы, Амет-Хан резко берет ручку "на себя", и на него тут же наваливается перегрузка. Послушный воле летчика крылатый снаряд скользит вверх, выныривает почти из-под самого борта крейсера, едва не задев надстроек, и устремляется в небо.
  
  Моряки на мостике, оглушенные ревом реактивного двигателя, распрямляются, кто-то, еще не отойдя от только что пережитого страха столкновения, придерживает фуражку. Свист турбины стихает где-то высоко в небесах.
  Потрясенные офицеры крейсера "Красный Кавказ" смотрят вслед ушедшему почти вертикально вверх самолету-аналогу. Крылатый снаряд превратился в едва заметную точку и начал разворот в сторону берега.
  - Боюсь, мы бы такую штуку зенитками не взяли, Александр Дмитрич, - обращается командир крейсера к одному из стоящих на мостике офицеров.
  - Так точно, товарищ капитан второго ранга. Не взяли бы. Если только случайно... - старший артиллерийский офицер провожает удаляющийся КС ревнивым взглядом.
   Капитан поднимает бинокль, смотрит на уходящий к аэродрому крылатый снаряд. Отняв бинокль от глаз, усмехается:
  - Мал, да удал...
   Капитан корабля резко разворачивается и идет по трапу вниз, в рубку, за ним начинают спускаться остальные.
  
  Самолет-аналог КС стремительно режет воздух. Сидящий в его кабине Амет-Хан склоняет голову и видит внизу приближающийся крымский берег.
  - Земля, подхожу к береговой полосе! Минут через десять буду садиться.
  - Ждем... Полоса свободна, - в голосе руководителя полетов сквозит радость - первый же пуск "Кометы" оказался удачным.
  Амет-Хан закладывает небольшой вираж, корректируя курс захода на посадку.
  
  - Пойдемте встречать Амет-Хана, товарищи, - с воодушевлением произносит Сергей Берия. Он сияет от удовольствия - все параметры работы системы "Комета" подтвердили расчеты и результаты предварительных испытаний. - Сегодня - наш общий праздник!
  - Подождали бы радоваться... Ему еще сесть надо... - бурчит себе под нос летчик-испытатель Анохин, но, кроме стоящего рядом Федора Бурцева, его никто не слышит.
  Группа сотрудников СБ-1 и летчики выходят с КДП.
  
  Длинная лента взлетно-посадочной полосы аэродрома Багерово растет в переднем остеклении кабины самолета-аналога КС с угрожающей скоростью. Сосредоточенный Амет-Хан, мурлыча себе под нос какую-то татарскую песню, почти неслышную за работой двигателя, аккуратно приводит самолет на посадку.
  Щелкают вышедшие стойки шасси, и скорость полета заметно падает. Самолетик теряет в управляемости, и Амет-Хану приходится чуть активней работать ручкой, выводя КС к полосе.
  
  Неподвижные колеса шасси висят над пролетающей с огромной скоростью под "брюхом" КС взлетно-посадочной полосой. До бетона остается несколько метров, несколько десятков сантиметров, несколько сантиметров - Амет-Хан "нежно" притирает крылатую машину к земле.
  Мгновение - и колеса шасси касаются бетона, начиная вращаться с бешеной скоростью, от резиновых покрышек идет дым.
  
  - Сел! Сел! - слышны возгласы собравшихся у края полосы сотрудников СБ-1 и аэродромной команды. Взгляды людей прикованы к резво катящейся по взлетно-посадочной полосе в нескольких километрах от них маленькой серебристой "птичке" КС.
  
  Самолет-аналог КС замирает на взлетной полосе напротив группы "встречающих", и к нему тотчас кидаются механики подставлять легкую стальную лесенку к кабине летчика, подъезжает тягач, чтобы отбуксировать КС с полосы.
  Сдвинув фонарь кабины, Амет-Хан, улыбаясь, смотрит на толпу бегущих к нему людей. Его смуглое лицо заметно осунулось, и капли пота еще не просохли на лбу, но по искрящимся какой-то детской радостью глазам можно понять, что летчик-испытатель счастлив проделанной им работой, очень счастлив.
  
  Толпа обступает только что выкарабкавшегося из кабины Амет-Хана.
  - Рассказывай! - жадно просит Сергей Берия. - Ты как?
  - Нормально... Летел... - размеренно отвечает летчик-испытатель, но тут из окружившей его толпы раздается возглас:
  - Качать Амет-Хана!
  Десятки рук хватают летчика, и он снова летит над полосой.
  - Ребята! Ну, хватит! Неудобно! - пытается вразумить он своих обрадованных товарищей вновь и вновь подбрасывающих его в воздух. - "Тушка" сядет, вот их и качайте... Это они молодцы... Не я...
  - Качать главного! - кричит кто-то из молодых инженеров СБ-1, опьяненный первой победой, и Сергей Берия взлетает в небо вместе с Амет-Ханом.
  
  В это время авиационные техники, осматривающие приземлившийся КС, показывают друг другу на почти разлетевшиеся в клочья покрышки колес крылатой машины и озадаченно качают головами.
  
  Небольшая группа людей движется вдоль аэродромной полосы к домам военного городка. В центре группы - Амет-Хан Султан, он что-то рассказывает о состоявшемся полете, по привычке подкрепляя рассказ движением ладони. Сергей Берия идет рядом, внимательно прислушивается к словам летчика.
  Молодой инженер Григорий Петров рысью догоняет группу.
  - ...По курсу только сначала раскачивало, а в конце вело как по линеечке... - слышен голос Амет-Хана.
  Григорий Петров переводит дух и, набравшись храбрости, произносит:
  - Товарищ заместитель главного конструктора... Серго Лаврентьевич... Разрешите вас отвлечь...
  Люди останавливаются и поворачиваются к Григорию. Вопросительно ползут вверх брови Сергея Берии.
  - Это комсорг наш ... - тихо шепчет ему на ухо кто-то из помощников.
  - Да-да... Конечно... - рассеяно говорит Сергей. - Что вы хотели?
  - Серго Лаврентьевич, я прошу у вас разрешения провести комсомольское собрание, посвященное первому удачному пуску "Кометы", - судя по лицу Григория, ему стоит великих сил преодолеть собственное смущение. Кто-то, глядя на сконфуженного комсомольского активиста, улыбается.
  - Собрание? - видно, что предложение о собрании застало Сергея Берию врасплох. - Вы знаете... Как вас...
  - Петров, - поспешно выпаливает комсорг. - Григорий.
  - Так вот, товарищ Петров, - отвечает Берия. - С собранием вам придется подождать. Рано еще говорить о результатах, к тому же не все у нас комсомольцы...
  - Можно комсомольско-партийное, - быстро предлагает Григорий.
  - ...И не все в партии, - продолжает Сергей, с легкой улыбкой глядя на надоедливого комсорга. - Подождите, не горячитесь, товарищ Петров. Когда можно будет говорить о результатах наших испытаний - мы что-нибудь обязательно придумаем...
  
  Теплый южный вечер. Закатное солнце плещет от горизонта оранжевым светом. Звучит вальс. Открытая веранда ресторана обнесена по периметру перилами с красивыми гипсовыми украшениями. Прячась за перилами и парапетом от взглядов официанток и от бдительного швейцара на входе, к веранде приникла стайка мальчишек.
  - Смотри, смотри, - восхищенным шепотом шепчет один из мальчиков другому, указывая куда-то вглубь веранды, где за длинным рядом сдвинутых столов сидит большая и шумная компания. - Вон он, вон.
  - Да где? - второй мальчишка раздосадован - объект их наблюдения от него чем-то скрыт.
  - Да вон, двигай сюда, - мальчик уступает своему приятелю более удобное место.
  - Ух, ты! - восхищенно произносит его приятель, передвинувшись и, наконец, увидев желаемое. - Амет-Хан... Дважды Герой...
  - А рядом кто? Тоже летчики...
  - Я таких не знаю, ни разу не видел.
  - Наверное, тоже с ним воевали, раз вместе.
  - Ребзя... Дайте и нам глянуть... Мы мигом... - обиженно гнусавят внизу мальчишки помладше.
  - Подождите вы! Тихо! - шипят на них сдавленным шепотом вожаки. - Тихо, а то разгонят!
  Однако, опасения мальчишек напрасны, - завидев в большой компании, занявшей всю веранду ресторана, погоны офицеров МГБ, официантки сгрудились в углу и стараются не досаждать своим присутствием посетителям и не слышать царящих за столом разговоров.
  
  За столами на веранде ресторана царит довольно сильное оживление. Вырвавшиеся из суеты и недосыпания полигонных будней инженеры, техники, летчики - все, кто составляет собой "вершину" работающих над системой "Комета", с удовольствием ужинают в праздничной обстановке. Блеск золотых погон и эмали наград, белеющие из-под гражданских пиджаков рубашки подчеркивают праздничную атмосферу.
  Недавно ставший инженер-подполковником Сергей Берия с бокалом вина в руке поднимается из-за стола, чтобы сказать тост. Общий шум стихает не сразу, - люди увлечены "междусобойчиками" и не замечают поднявшегося с места руководителя. Сергей с улыбкой смотрит на гомонящих за столами людей и стучит вилкой по бокалу, пытаясь привлечь внимание - шум стихает почти мгновенно.
  - Дорогие товарищи, друзья... - сердечно, без торжественной напыщенности, свойственной началу любого большого застолья, произносит Сергей Берия, обводя глазами собравшихся. - Я провел с вами полгода на прекрасной крымской земле. Прекрасные полгода... Позади, за нашими спинами - десятки успешных пусков, радость удач и тревожные часы сомнений... Позади у нас всех - тяжелая работа, промежуточный итог которой, как я считаю, уже можно подвести.
  Внимание собравшихся за столами людей приковано к заместителю главного конструктора системы "Комета".
  - Мы доказали главное, - Сергей опускает глаза, несколько секунд обдумывает продолжение речи. - Управляемый по радио реактивный снаряд - возможен. И он - будущее нашего оружия, будущее военного могущества нашей Родины и ее армии. Пройдет совсем немного времени, и та работа, в которой мы с вами участвуем, завершится. Я знаю и верю, что она завершится успехом. Наша система станет первой в ряду других, более совершенных и могучих систем, способных остановить и разгромить империалистического агрессора на любом рубеже - на море, в воздухе, на суше...
  С два десятка сидящих за столами людей хлопают в знак одобрения. Сергей снова стучит вилкой по бокалу, призывая стол к тишине.
  - И сегодня, сегодня, под нашими руками рождается то, что обеспечит покой нашим детям, то, что станет одной из многих составляющих величия нашего государства. Я хочу поблагодарить конструкторов, инженеров... Хочу поблагодарить всех сотрудников нашего бюро... Я хочу поблагодарить наших бесстрашных летчиков за то, что они сделали и еще сделают...
  Сергей снова несколько секунд обдумывает продолжение речи.
  - Настоящий человек живет для Родины и живет Родиной... Я предлагаю выпить за наш могучий Советский Союз, за силу нашей страны и за славу нашего народа! За нашу Родину и за успех нашей работы!
  Люди с горящими глазами и улыбками поднимаются из-за столов, тянутся бокалами и рюмками чокаться. Кто-то из уже успевших достаточно "подгулять" офицеров кричит "алаверды", перекрывая общий, возникший как по волшебству, гомон:
  - Товарищи офицеры! За нашу Советскую Родину! Два коротких, третий - протяжный!
  - Ура! Ура! Ура-а-а-а! - далеко разносится в южных сумерках дружный клич.
  
  Медленная мелодия вальса стелется по южным сумеркам. Несколько танцующих пар кружат по веранде. Над банкетным столом висит гул голосов разгоряченных вином людей.
  Амет-Хан, опершись подбородком на руку, задумчиво смотрит на раскинувшийся за верандой южный город, мерцающий вечерними огнями.
  - Что грустишь, орлиное племя? - произносит Анохин, заботливо подливая Амет-Хану.
  - Знаешь, Сережа, думаю, что грех жаловаться - над родными краями через день летаю, тепло, море плещет, большое дело делаем, так прекрасно все вокруг, но - тоска...
  - Разрешите, товарищ подполковник? - раздается женский голос за спиной Амет-Хана.
  Амет-Хан оборачивается и видит перед собой миловидную девушку, приветливо ему улыбающуюся.
  - Да вроде как все уже станцевал... - пытается отнекиваться летчик.
  - Иди, иди, Амет, - похлопывает его по плечу Анохин, подмигивая здоровым глазом. - Самолеты уже были...
  Амет-Хан поднимается из-за стола, девушка берет его за руку, с победным видом поглядывает на окружающих.
  
  Амет-Хан и девушка танцуют.
  - Как зовут-то тебя, - спрашивает летчик.
  - Даша, - отвечает та, ловя его взгляд своими искрящимися глазами.
  - И откуда же ты, Даша, взялась? - в голосе Амет-Хана проскальзывают покровительственные нотки.
  - Из группы технической документации. Пока систему доводили - у нас много работы было, а теперь - нет, поскучать успеваю, - с вызовом произносит девушка.
  - Бойкая, - роняет летчик, и они какое-то время движутся в танце молча.
  - Товарищ летчик-испытатель, а пойдемте как-нибудь вечером гулять? - Даша льнет к Амет-Хану телом.
  Дважды Герой Советского Союза порядком изумлен девичьим напором.
  - Я место одно знаю, к северу от аэродрома, - продолжает девушка. - Там скалы, море, и никого народу вечером не бывает...
  Амет-Хан останавливается, зашедшись неожиданным кашлем. Оркестр завершает мелодию.
  - Прогулки дело, конечно, хорошее... - говорит он девушке, насупившись. - Да вот только у меня жена и двое детей в Москве, куда мне от них?
  - Ой, я не знала, что вы женаты, - девушка залилась краской.
  - Да говорил же я тебе - все уже станцевал... Вон, молодых сколько...
  Кивнув девушке, Амет-Хан отходит к столу.
  
  В густой темноте ночи рассыпаны вереницы городских огней.
  - Знаешь, никак не могу привыкнуть, - обращается к Сергею Анохину Амет-Хан, кивая на уличные фонари. - Первая мысль - где светомаскировка, и только вторая - все уже, все...
  Участники испытаний системы "Комета" вывалили из ресторана и стоят, ожидая, когда ко входу подадут автомобили и автобусы до Багерово. Многие курят.
  Молодой инженер в штатском костюме - Григорий Петров, набравшись храбрости, подходит к Амет-Хану.
  - Товарищ подполковник, - глядя на две Золотые звезды и погоны летчика, он заметно смущается. - Не могли бы вы... Рассказать нам...
  В конце концов, вчерашний выпускник ВУЗа собирается с силами и выпаливает:
  - Не могли бы вы рассказать нам о войне? Я прошу вас, как секретарь нашей комсомольской организации. Ребята очень интересуются.
  Губы Амет-Хана трогает горькая улыбка. Он достает из пачки папиросу, не спеша прикуривает. Крутя в пальцах горелую спичку, присаживается на корточки и смотрит на молодого человека.
  - О войне?
  - Да, если можно... - Григорию неудобно смотреть на прославленного летчика сверху вниз, и он теряется. - Мы столько о вас читали...
  - Как звать-то? - спрашивает его Амет-Хан.
  - Меня? Гриша... - окончательно смутившись, отвечает Григорий Петров.
  - Значит о войне, Гриша... - летчик отводит погрустневшие глаза и выпускает длинную струю папиросного дыма. - Кха! - Амет-Хан распрямляется в рост и, приблизившись к собеседнику, говорит ему полушепотом:
  - Знаешь, Гриша... Война - это ничего интересного. Муть от нее в башке осталась какая-то... - Амет-Хан трясет головой, будто внезапно захмелев. - Муть и бесконечная стрельба. Есть погода - нет погоды. Есть - нет... - невидящий взгляд летчика устремляется куда-то вдаль. - Дождь-солнце... Дождь... Дождь - нары в землянках. Солнце - опять к вечеру двух-трех недосчитались... - щурясь, Амет-Хан снова встряхивает головой, потом возвращается глазами к собеседнику. - Муть какая-то, Гриша... Вот и вся война... Муть и только, ничего интересного... Так что, извини, не учили, лекций читать не буду.
  Погрустневший летчик отходит и выбрасывает окурок папиросы в урну у дверей ресторана. Григорий Петров идет к небольшой группе юношей и девушек, виновато разводя руками.
  Урчат подъезжающие автобусы.
  
  Просторный гостиничный номер. На кровати в майке и широченных галифе лежит Амет-Хан, листает свежий номер иллюстрированного авиационного журнала. Открывается дверь, в номер вваливается усталый Сергей Анохин в летной одежде, в сердцах кидает в угол кожаный шлем, за ним, стараясь быть как можно незаметнее, втискивается растерянный Федор Бурцев.
  - Как отлетал, Сережа? - Амет-Хан опускает журнал.
  - Нормально. Все довольны, - зло говорит Анохин, бросая со всего маху свое усталое тело в стоящее посреди комнаты кресло. Бурцев молчаливой тенью стоит у двери.
  - Что стряслось, ребята? - недоумевающий Амет-Хан переводит взгляд с одного на другого.
  - Да ничего, - Анохин в сердцах взмахивает рукой, отводит глаза в угол.
  - Премиальные порезали, за вылет, - отзывается от двери Бурцев. - Теперь летай, не летай - все едино...
  - Кто? - Амет-Хан садится на кровати.
  - ЛИИ, Амет, родное ЛИИ, - горько усмехается Анохин. - Тыловые крысы, они везде заводятся...
  - Посчитали, наверное, что до хрена получаем. Представь, Амет, еще полгода испытаний, и мы миллионерами отсюда уедем, - отпускает едкий комментарий Бурцев. - Как думаешь, Сергей Александрович, дважды Герой Советского Союза гвардии подполковник Амет-Хан Султан - простой советский миллионер, в цилиндре, фраке и с сигарой... Владелец заводов, газет, пароходов...
  Пущенный меткой рукой Амет-Хана журнал летит через комнату, хлопая страницами, но Федор уклоняется.
  - Дурень ты, Федя. Чушь такую сказать, - в сердцах говорит Амет, нащупывая под кроватью свои сапоги. - Но оставлять этого так я не буду.
  - К Серго пойдешь? - мрачно спрашивает Анохин. - Так он в ЛИИ не начальник.
  Амет-Хан вбивает ноги в сапоги под хмурыми взглядами товарищей, встает, достает из шкафа парадный китель, быстрыми движениями рук начинает застегиваться.
  - И пойду! Пойду! - возбужденный, чуть не отрывает с воротника крючок. - Мне не надо денег, но пусть эти бухгалтеры с наше полетают...
  Порывистым шагом Амет-Хан выходит из номера, хлопнув со всего маху дверью.
  
  Резко хлопает дверь в "полигонной" приемной заместителя главного конструктора. Вихрем ворвавшийся в нее Амет-Хан не обращает внимание на пытающегося ему что-то сказать секретаря и рывком распахивает дверь кабинета.
  Удивленный неожиданным вторжением летчика Сергей Берия поднимает голову от лежащей перед ним кипы бумаг.
  - Что случилось, Амет?
  Споткнувшись о внимательный и спокойный взгляд Сергея, Амет-Хан обмякает и, видимо, опустив некую тираду, которую он собирался в сердцах выпалить, медленно проходит по кабинету и садится на стул.
  - Полетные, Серго... - как-то неуверенно и уже стесняясь вспышки своего бешеного темперамента, произносит летчик, глядя перед собой в стол.
  Сергей Берия откладывает в сторону ручку, которой он делал пометки на документах, непонимающе смотрит на летчика.
  - Какие полетные?
  Амет-Хан мнется, отводит глаза еще больше в сторону, с надеждой смотрит на дверь кабинета.
  - Объяснись, Амет. То врываешься ко мне, как чертик из коробочки, то молчишь - я ничего не понимаю, - Сергей Берия вопросительно смотрит на почти отвернувшегося от него летчика-испытателя.
  - А-а-а, ладно! - снова вспыхивает летчик и, отбивая рукой такт фразам, продолжает. - Серго! Я не рвач, понимаешь, Серго, не рвач! Ты скажешь - для тебя буду бесплатно летать, Родина скажет, для Родины - буду бесплатно летать. Но мы здесь работаем - все, а какая-то конторская крыса режет наши заслуженные премиальные за каждый вылет. Я не против, нет. Может, так надо. Но пусть, кто это делает, попробует посадить нашу чертову птичку на трехстах километрах! То, что ничего не случилось - чудо! Да! Чудо! А у нас у всех дети растут...
  Словно мгновенно утомившись от высказанного, Амет-Хан медленным движением руки оглаживает свои черные как смоль волосы, снова прячет взгляд в сторону. Сергей смотрит на летчика, о чем-то раздумывая. Некоторое время висит пауза.
  - Понимаешь, Амет, - медленно произносит Сергей Берия. - Боюсь, что ничем помочь тебе не смогу.
  - Понимаю... - Амет-Хан обреченно встает со стула, собираясь идти.
  - Постой, посиди, не в том дело, что ты думаешь... - в голосе Сергея обозначились чуть более резкие нотки.
  Амет-Хан послушно садится, глядя в стол.
  - Пойми, Амет, то, что ты называешь "полетные", получают не только испытатели. Премию за каждую боевую работу получал весь инженерно-технический состав, работающий на полигоне.
  - Получал? - Амет-Хан вскидывает удивленный взгляд на Сергея.
  Берия утвердительно качает головой.
  - И я получал... А за себя я просить не буду, кто бы это решение не принял.
  Летчик прикрывает глаза в знак понимания.
  - Давай и я не буду! - Амет-Хан протягивает Сергею ладонь в знак извинения за свою выходку, потом, как будто споткнувшись, произносит. - А как же ребята?
  Сергей машинально крутит в руках перьевую ручку, о чем-то раздумывая, внезапно его лицо озаряется улыбкой от найденного решения.
  - Послушай, Амет, давай мы с тобой немного схитрим...
  
  Москва. Кремль. Кабинет Сталина.
  - Хорошо, пусть будет так... - рука Сталина медленно "баюкает" трубку над зеленым сукном стола. - Нам нужны различные ядерные заряды для решения разных задач... Как большой, так и малой мощности. Совет Министров поддержит вас в ваших новых начинаниях. Давайте закончим на этом сегодня.
  Лаврентий Павлович Берия поднимается со стула и начинает собирать в папку использованные для доклада документы.
  - Всего доброго, товарищ Сталин, - Берия-старший идет к двери.
  Хозяин кабинета смотрит ему в спину, продолжая "баюкать" трубку.
  - Подождите, товарищ Берия, - неожиданно бросает ему в спину вождь.
  Берия поворачивается и вопросительно смотрит на Сталина. Иосиф Виссарионович берет со своего стола какую-то отложенную бумагу.
  - Вот, взгляните, что мне мои соколы пишут. Дважды Герой Амет-Хан... Обижается...
  Л.П. Берия подходит и, поправив пенсне, быстро пробегает глазами документ.
  Сталин внимательно следит за его реакцией.
  - Как? - испытующе спрашивает он, когда Берия отрывает глаза от письма.
  - Конец не вполне понятен, - отвечает Лаврентий Павлович. - "...Моя потенциальная вдова с этим не согласна" - что он имеет в виду?
  Сталин ничего не произносит, попыхивает трубкой, ожидая продолжения.
  - Серго как-то говорил мне, что эти испытания очень опасны для пилотов, - добавляет Берия. - Летчики-испытатели каждый раз рискуют своей головой.
  - Что ж, - по губам вождя бежит легкая улыбка. - Верните-ка письмо, товарищ Берия.
  Пыхнув трубкой, Сталин лукаво щурится и, взяв со стола перьевую ручку, пишет на письме летчика резолюцию: "Согласен с потенциальной вдовой Амет-Хан Султана. И.Сталин"
  
  Вышка контрольно-диспетчерского пункта аэродрома Багерово. С взлетной полосы доносится сдержанный рокот моторов стоящего на полосе Ту-4.
  - Товарищ заместитель главного конструктора, самолет-носитель к взлету готов! - рапортует Сергею Берии руководитель полетов.
  - Пусть взлетают, и свяжитесь с крейсером, чтобы не тянули с эвакуацией, - отвечает Сергей с заметным напряжением в голосе.
  Чуть поодаль от группы сотрудников СБ-1 стоят четверо летчиков-испытателей.
  - Как думаешь, Федя, - заговорщическим шепотом произносит Амет-Хан, хитро прищурясь. - Снаряд, что, правда, сам полетит?
  Бурцев отмалчивается, кажется, ему передалась общая нервозность, царящая на КДП.
  - Не каркай, Амет, - вполголоса просит его Анохин. - Не время для шуток.
  - Да я так... Ведь, выходит, нам всем теперь не испытания, а сплошной выходной... - Амет-Хан не может оставить дурашливого тона, Анохин отмахивается. Не видя поддержки товарищей, Амет-Хан смущенно замолкает.
  Ревут моторы Ту-4, и самолет-носитель начинает разбег по полосе.
  
  В рубке крейсера "Красный Кавказ" три офицера и матрос рулевой - для боевого корабля просторно и даже пустовато.
  - Товарищ капитан второго ранга, с аэродрома передают - самолет-носитель в воздухе! - докладывает из дальнего угла офицер связи.
  Капитан медленно отворачивается от переднего остекления, как будто выходя из задумчивости, и коротко бросает:
  - Штурман?
  - Мы в расчетном квадрате, - следует ответ.
  - Ход - малый. Лево руля, руль на стопор, сигналить эвакуацию! - командует капитан, судя по всему, не получая никакого удовольствия от команды.
  По кораблю проносится звук сигнала тревоги.
  
  Матросские ботинки дробно стучат по узкому трапу, ведущему с борта крейсера к пришвартовавшемуся торпедному катеру. Младший офицер из команды катера считает принятых на борт людей.
  Последними к трапу подходит небольшая группа офицеров, оставшихся на крейсере.
  - Все? - кричит на катер связист.
  - Приняли двадцать два человека! - слышен ответ снизу.
  - Так пусть принимают еще семерых... - хмуро бурчит капитан крейсера "Красный Кавказ". - Пошли...
  Офицеры спускаются по трапу, последним на него ступает командир.
  
  Командир Ту-4 смотрит на море, раскинувшееся далеко внизу под решетчатым остеклением кабины.
  - Константин, как дистанция?- задает он вопрос по внутренней связи, явно волнуясь.
  - Дистанция стрельбовая, сопровождение устойчивое, - докладывает Константин Власов, не отрывая взгляда от экрана радара.
  - Пуск! - раздается команда.
  - Есть пуск! - палец Константина вдавливает кнопку запуска КС.
  
  Вынырнув из-под крыла самолета-носителя, беспилотный снаряд начинает свой стремительный полет к цели.
  
  Торпедный катер со снятым экипажем "Красного Кавказа" дрейфует в нескольких милях от описывающего широкий круг крейсера. Офицеры с биноклями обшаривают горизонт, ожидая прилета КС.
  - Смотри, смотри! - прокатывается по палубе оживление.
  Быстрым росчерком крылатый снаряд скользит к борту крейсера, и окрашенное в серый металл озаряет небольшое и тут же опавшее пламя взрыва.
  - Попали! Попали! Товарищ капитан второго ранга, попали! - кричат взволнованные моряки.
  Капитан "Красного Кавказа" отрывает от глаз бинокль, в который он внимательно рассматривал нанесенные кораблю повреждения, и сухо произносит:
  - Уймитесь! Попали и попали... Молодцы... - и, повернув хмурое лицо к командиру торпедного катера, добавляет:
  - Доложите на полигон. Идем швартоваться.
  
  За кормой торпедного катера от запущенных винтов вскипает белой пеной вода, и он движется к крейсеру.
  
  Два легковых автомобиля и автобус въезжает на пирс. В сравнении с ними пришвартованный у причальной стенки крейсер "Красный Кавказ" выглядит огромным стальным чудовищем. Группа испытателей системы "Комета" выходит из транспорта. Оживленно переговариваясь, люди показывают друг другу на огромную - с два автобуса - дыру в борту крейсера, зияющую рваными краями выгнутого наружу металла.
  
  - Заместитель главного конструктора системы "Комета" Серго Берия, - приложив руку к фуражке, представляется Сергей, на его лице - плохо скрываемое желание побыстрее покончить с церемониями и перейти к осмотру результатов действия его любимого детища.
  - Капитан второго ранга Никишин, - угрюмо козыряет командир крейсера "Красный Кавказ". Он смотрит на группу прибывших людей так, словно каждый из них персонально виноват в том, что его любимый корабль изуродован.
  - Вот выход... - продолжает капитан, подводя группу пышущих энтузиазмом людей к пробоине, - нижняя часть ее на скорую руку заделана досками. - Вход с другого борта... Пока ничего не трогали, только подвели "пластырь" и откачали воду...
  Испытатели системы "Комета" заглядывают за край пирса, чтобы лучше рассмотреть нижнюю часть пробоины и обмениваются восторженными репликами.
  - Сильно...
  - А если с боевой частью?
  - Расчеты покажут...
  - А здорово... Здорово...
  Командир крейсера ненавидяще смотрит на людей, восхищающихся раной на теле его любимца.
  - Штурман! - орет капитан Никишин, побагровев лицом.
  - Здесь, товарищ капитан второго ранга! - вытягивается перед командиром молодой офицер.
  - Значит так... Проводишь этих... - капитан переводит дух, пытается унять охватившие его чувства. - Проводишь делегацию на борт - покажешь им все, что хотят, дашь, что попросят, а я - ушел на склад, присмотрю, чтоб для ремонта все получили по списку ...
  - Есть.
  И, не прощаясь ни с кем, капитан второго ранга медленно идет по пирсу прочь от стоянки корабля.
  
  Гудят моторы самолета-носителя Ту-4.
  - Пуск! - командуют из пилотской кабины.
  Рука Константина Власова жмет на кнопку запуска КС. Летящий снаряд перечеркивает небо над морем. Вспыхивает огненный шар у борта крейсера. К развороченному борту "Красного Кавказа" подводят леса. Сыплются искры сварки.
  "Пуск!", полет снаряда, взрыв, искры сварки, удары по металлу - новые и новые заплаты ложатся на корпус крейсера, люди ремонтируют израненный корпус корабля днем и ночью. "Пуск!", полет, взрыв, ремонт. "Пуск!", полет, взрыв, ремонт. Испытания системы "Комета" идут полным ходом.
  
  На столе разложен большой чертеж крейсера "Красный Кавказ". Над столом склонилась группа морских офицеров, Сергей Берия и несколько его ближайших сотрудников.
  - Наши расчеты показывают, Серго Лаврентьевич, что корабль вполне способен выдержать прямое попадание пятисоткилограммовой бомбы - ее взрыв равен взрыву боевой части вашего изделия, - докладывает Сергею Берии флотский инженер. - Произойдет затопление двух-трех отсеков, но крейсер останется на плаву. Своевременные действия команды по ликвидации повреждения позволят "Красному Кавказу" прийти в порт. Так, Степан Ильич?
  - Возьмем людей побольше и сделаем. Быстро. В войну сильнее доставалось, - бурчит сидящий в стороне от стола капитан "Красного Кавказа".
  
  Гудит высоко в небесах Ту-4
  - Пуск!
  - Есть пуск!
  Крылатый снаряд уходит в сторону цели.
  - Поднажми, командир, первый раз боевым стреляем. Хорошо бы и посмотреть, - просит командира Ту-4 второй пилот.
  Ревут выведенные на полную мощность моторы, и самолет-носитель со снижением движется в сторону цели.
  
  Три торпедных катера, снявшие команду с "Красного Кавказа" качаются на волнах. В нескольких километрах от них описывает очередной широкий круг крейсер.
  - Да где же он! - в сердцах восклицает капитан Никишин, опуская бинокль.
  - Подождите, Степан Ильич. Может, промажут, - говорит кто-то из стоящих рядом офицеров.
  - Да нет. Не промажут. Прошло время, когда промахивались, теперь все... - ворчит командир.
  - Вон он! Вон! - раздаются крики. Капитан мгновенно вскидывает бинокль.
  Серебряной молнией мелькает снаряд и врезается в борт крейсера. Слышится приглушенный расстоянием звук мощного взрыва и середина корабля исчезает в дыму и пламени.
  По катерам разносится команда:
  - Подходим!
  Команды запускают моторы. Капитан второго ранга Никишин, не отрываясь, смотрит в бинокль на пылающий "Красный Кавказ". Крейсер заметно кренится и оседает.
  
  Пилоты Ту-4 смотрят в переднее остекление кабины - три белых шлейфа стелятся за подходящими к объятому пламенем крейсеру торпедными катерами.
  
  - Как швартоваться будем? - обращается к Никишину командир катера.
  Но вопросу суждено остаться риторическим. Недра корабельного корпуса исторгают скрежет металла, напоминающий стон, корма и нос "Красного Кавказа" начинают медленно подниматься вверх. Мгновение, - и крейсер ломается пополам, как детская игрушка. Две его части начинают стремительно погружаться.
  Катера отворачивают и замедляют ход. Моряки ошеломленно наблюдают гибель боевого корабля.
  - Отмучался... - говорит, ни к кому не обращаясь, командир "Красного Кавказа" и отходит к борту, чтобы никто не видел выступивших на его глазах слез.
  
  Ту-4 описывает широкий разворот над местом гибели крейсера. Оцепеневшие члены экипажа смотрят на морскую гладь, поглотившую корабль.
  - Да, хлопцы... - раздается в наушниках голос командира, слышно как он нервно сглатывает. - А ведь мы наш советский крейсер утопили...
  Экипаж молчит.
  
  Константин Власов и командир самолета-носителя неторопливо идут от аэродромной КДП.
  - Ну, Костя, я думал, что нас так законопатят... - задумчиво говорит командир. - А похоже, что еще и наградят...
  - Должны, если государственные испытания без приключений отлетаем, - соглашается Константин.
   - Ну ладно, давай, пойду ребят обрадую, а то у экипажа душа в пятках - надо доставать.
  Они жмут друг другу руки и расходятся. Константин к жилым домам городка, командир - к самолетной стоянке.
  
  Ровной цепочкой вытянулись на окраине аэродромного военного городка небольшие аккуратные домики для старшего командного состава. У крыльца одного из них стоит автомобиль. Водитель протирает свежей тряпкой лобовое стекло. К машине подходит Амет-Хан с чемоданом.
  - Где главный? - спрашивает у водителя.
  - У себя. Посетители у него. Только что зашли, - отвечает шофер.
  - Подождем, - Амет-Хан ставит чемодан, закуривает, смотрит на лежащий чуть поодаль аэродром. - А я в Москву.
  - Насовсем? - шофер старательно оттирает пятна от разбившихся о лобовое стекло насекомых.
  - Да, похоже, отлетали мы здесь... - летчик хочет что-то добавить, но тут в дверях домика появляется озадаченный Сергей Берия, за ним - комсорг Григорий Петров и девушка Даша.
  - Так что же, Сергей Лаврентьевич... - просительно спрашивает Григорий.
  - И не знаю, что с вами делать... - вздыхает заместитель главного конструктора, сходит по лестнице к машине.
  - О, старые знакомые! - шутливо обращается Амет-Хан к молодым людям. - Что, набедокурили?
  Пара смущается еще больше.
  - Подожди, Амет, у них дело серьезное, - Сергей Берия вертит в руках какую-то бумагу. - Хотят жениться, а заявление мне несут...
  Летчик цепким взглядом окидывает молодых людей, бурчит себе под нос, чтобы никто не услышал: "Бойкая..."
  Девушка стушевывается перед летчиком, однако самообладание возвращается к ней быстро.
  - Комендант сказал, что без вашей визы комнату не выделит... - вторгается она в разговор.
  - Так вот оно что... - Сергей смеется, проблема молодых людей сделалась для него наконец-то понятной. - Пожалуйста, как же я могу запретить...
  - А что не подождать? - спрашивает летчик. - Все равно вам через несколько месяцев - домой, а там с родителями погуляете...
  - Даша из Ленинграда, а мои еще в сорок первом с заводским эшелоном под бомбежку попали, когда эвакуировались, товарищ подполковник... - Григорий потупился.
  Амет-Хан невесело кивает головой, молчит.
  Сергей быстро подписывает бумагу.
  - Живите, ни к чему за работой такое дело откладывать,- напутствует он молодых людей, вручая им завизированный лист.
  - Спасибо, - лица юноши и девушки вновь просветлели, мелькнувшая над ними тень войны растаяла.
  
  Пассажирский отсек самолета Ли-2 почти пуст. Ближе к хвосту лежат какие-то зеленые ящики с оборудованием. Несколько пассажиров - кто-то в форме, кто-то в штатском, среди них - Сергей Берия и Амет-Хан Султан. Летчик смотрит в окно на стелющуюся за бортом зеленую землю.
  - Подлетаем, - обращается он к спутникам. - Скоро на дозаправку под Сталинградом пойдем.
  - А вы откуда знаете? - спрашивает его один из пассажиров "борта".
  - Так получилось, что хорошо места эти знаю, только тогда все белое было - зима. Запомнил... - Амет-Хан отворачивается к стеклу.
  
  Автомобиль-заправщик стоит возле Ли-2. Аэродромные техники возятся со шлангами. Сергей Берия и несколько его спутников о чем-то беседуют неподалеку от стоянки самолетов. Почти бегом к ним приближается Амет-Хан, придерживая рукой странно разбухший планшет.
  - Серго, отвлеку тебя на минутку?
  - Что опять задумал, Амет?
  - Слушай, ты в Москву сильно торопишься?
  - Не сильно, прием в СовМине только завтра...
  - Нужен час и автомобиль, - перебивает его Амет-Хан. - Договорись, пожалуйста. Тебе здесь все дадут, мне - нет.
  - Зачем?
  - Понимаешь, Серго... - летчику неудобно просить товарища об одолжении, но раз начал... - Тут недалеко - километров семь. Мне с ребятами повидаться надо - когда еще сюда попаду.
  
  Открытый джип проезжает поворот лесной дороги и выкатывается на ровное поле.
  - Давай вон к тому краю, - указывает водителю Амет-Хан, перегнувшись с задних сидений. - Вот тут, Серго, мы и стояли, - обращается он к сидящему рядом с водителем Сергею Берии.
  Автомобиль едет вдоль кромки леса, в котором можно различить осевшие контуры землянок и блиндажей; окопанные круги зенитных точек, густо заросшие травой; покрытый ржавчиной остов когда-то сгоревшего самолета.
  
  Краску фанерных обелисков, увенчанных пятиконечными звездами, за послевоенные годы потрепали дожди и ветер. Амет-Хан Султан и Сергей Берия подходят к могилам.
  - Вот с первой ребята, вот со второй, - тихо произносит летчик. - А вот и третья, мои...
  Амет-Хан достает из планшета бутылку водки, несколько кусков хлеба и граненые стопки, садится на землю:
  - Помянем...
  Обступившие маленькое кладбище забытого полевого аэродрома деревья роняют вниз желтые листья - осень.
  
  Звук льющейся из бутылки водки мешается с криком пролетающей в небе гусиной стаи.
  Отставив опустевшую бутылку, Амет-Хан смотрит на летящих птиц.
  - Вот так... Они из дома, а мы - домой, - решается он нарушить молчание, опускает голову и, обращаясь уже к Сергею, произносит:
   - Мы говорили им - держитесь "стариков" и тогда вытащим любой бой, держитесь и все... Фриц над городом летал матерый... Куда там... Зевнут в "карусели" и горят... Горят как свечки, от многих только фанерка на аэродроме и осталась... Оторвался - сожрали... Там все секунды решали... Трудно... А какие ребята... И сколько таких... - Амет-Хан делает резкое движение рукой, приглаживая густые черные волосы, две Звезды Героя на его кителе отвечают на резкое движение летчика коротким мелодичным звоном.
  С неба кричат гуси.
  
  Часы в столовой особняка Берии ударили один раз. За окнами - стылая мартовская ночь. На буфете, перехваченный с угла траурной ленточкой, - небольшой портрет Сталина в темной деревянной рамке. За овальным обеденным столом - отец и сын.
  - Я не могу поверить, отец, что его с нами нет, - говорит Сергей. - Словно сбился ход налаженного механизма, словно что-то рассыпалось...
  Лаврентий Берия задумчиво кивает головой:
  - Ты не одинок в своих чувствах.
  Какое-то время отец и сын сидят молча. Лаврентий Берия постукивает по столу пенсне, собираясь с мыслями.
  - Никто не вечен, Серго, мы часто об этом забываем, - начинает он. - Но жизнь продолжается, даже если дети теряют своих родителей. У нас есть Родина, и она будет жить и процветать после того, как мы уйдем. Мы должны все для этого сделать. Живые должны жить, сообразуясь со своим долгом, со своей совестью. Вождь умер, но, подумай, разве может умереть партия, разве может умереть страна? Мы должны много и упорно работать, чтобы люди могли жить счастливо, чтобы люди могли жить в мире... Наша память будет нам помогать.
  Лаврентий Берия тяжело поднимается из-за стола в знак того, что разговор окончен.
  
  Просторный кабинет начальника Первого (атомного) Главного управления (ПГУ) при Совете Министров СССР Бориса Львовича Ванникова отделан дубовыми панелями. У монументального стола под большим портретом Сталина - хозяин кабинета и Сергей Берия.
  Ванников откладывает на угол стола объемистую пачку документов.
  - Конечно, массогабаритные характеристики необходимого заряда вызовут вопросы, однако работы по уменьшению веса бомбы мы начали давно, хотя их результаты придется под вас подгонять... - Ванников барабанит пальцами по столу, о чем-то размышляя. - Думаю, все решится довольно быстро...
  - Борис Львович, с нас спрашивают конкретные сроки, - пытается подтолкнуть ход его размышлений Сергей.
  - Я думаю, через два месяца, - быстро произносит Ванников. - Если что-то не состыкуется, в крайнем случае - три. Три месяца - и мы испытаем вашу "Комету", оснащенную атомным зарядом.
  Его речь обрывает резкая трель одного из нескольких телефонов, стоящих на столе.
  - Да, - хозяин кабинета раздражен. - Какой султан, что ему надо? Решительно не знаю! Дважды Герой Союза? Ну, соедините...
  С десяток секунд Ванников выслушивает кого-то с другого конца провода, отнимает от уха трубку с непонимающим видом. - Серго Лаврентьевич, это вас, говорят очень срочно...
  Неодобрительно качая головой, Ванников передает трубку Сергею Берии.
  - Слушаю.
  - Серго, это ты? - кричит Амет-Хан с другого конца провода.
  - Амет, что случилось?
   - Серго, насилу тебя разыскал... У вас в доме была перестрелка... Серго, давай мы тебя увезем! Куда скажешь, туда и увезем! Я сам с тобой полечу!
  Берия-младший и Ванников застыли в молчании, только маятник стоящих в кабинете часов нарушает воцарившуюся тишину..
  - Серго ты слышишь меня? - кричит Амет-Хан. - Ты понял меня? Давай мы тебя увезем!
  Последние слова летчика выводят Сергея Берию из ступора.
  - Амет, ты что - предлагаешь мне бежать из страны? Бросить Родину? - произносит он, выдавливая из себя слова.
  С другого конца провода висит пауза.
  - Не знаю...
  - Спасибо тебе, Амет. Спасибо тебе за все, но я еду домой, к отцу,. - рука Сергея нажимает на рычаги телефонного аппарата.
  
  В приемной КБ-1 Амет-Хан слушает короткие гудки, потом остервенело кидает трубку об стол, бормоча себе под нос длинную и непонятную тираду на татарском.
  - Ну что он делает, его же убьют! Убьют!
  Летчик покидает приемную под недоуменным взглядом секретаря.
  
  Черный правительственный ЗИС останавливается у особняка Берии. Сергей и Ванников выходят из автомобиля. Снаружи здание выглядит нетронутым. Сергей идет к проему ворот, у которого стоит группа солдат с автоматами ППШ наперевес и армейский майор. Медленно, очень медленно ступают сапоги Сергея по асфальту, и перед его внутренним взором оживает разыгравшаяся здесь совсем недавно трагедия.
  
  Два бронетранспортера и грузовик движутся по улице. Перед закрытыми воротами особняка Берии грузовик притормаживает, и из его забранного тентом кузова начинают рассыпаться по улице солдаты.
  Не снижая хода, бронетранспортеры заворачивают во двор. Бронированный капот головного БТР выламывает, срывая с петель, ажурные чугунные ворота.
  - Что такое? - оторвавшись от еды, Лаврентий Берия поднимается из-за обеденного стола.
  Два охранника у входной двери тянут из-за пол пиджаков пистолеты.
  Бронетранспортеры разворачиваются во дворе дома. В каждом - готовый к стрельбе пулеметчик.
  
  Сергей заходит во двор разоренного семейного гнезда. Стоящие у БТРов бойцы обрывают разговоры и провожают взглядом движущуюся по двору фигуру инженера-полковника. Задержавшийся у ворот Ванников о чем-то расспрашивает армейского майора.
  
  Хлопают от входа первые пистолетные выстрелы. Лаврентий Берия, сжимая в руке пистолет, стоит у оконного проема столовой.
  - На пол! Все на пол! - предостерегающе кричит он в глубину дома.
  Длинные очереди пулеметов и автоматов перекрывают его крик. Пули выбивают куски штукатурки из стен дома, превращают в стеклянный дождь оконные стекла, отбрасывают от входной двери одного из охранников.
  
  Сергей молча стоит во дворе, глядя на стены, густо испещренные следами от пуль, дом смотрит на своего жильца пустыми глазницами оконных проемов.
  
  Несколько пистолетных выстрелов раздаются от двери и из одного из окон. Обрушившийся на дом ливень автоматического огня давит огневые точки в считанные секунды. Пулеметчики опустошают коробки с лентами, автоматчики - магазины. На мгновение над двором наступает тишина, вьются тонкие струйки пара над раскалившимися стволами пулеметов, катятся по асфальту гильзы только что выстрелянных патронов.
  Щелкают вставшие на место свежие диски автоматов, и высыпавшие из бронемашин солдаты врываются в дом, кто-то - через дверь, кто-то - выбивая оконные рамы.
  
  Сергей встряхивает головой, отгоняя дурные мысли, быстро поворачивается и движется прочь со двора, к машине.
  Начальник ПГУ Ванников встречает показавшегося в воротах Сергея Берию вопросительным взглядом.
  - Поехали, Борис Львович, - бросает на ходу Сергей, открывая дверь автомобиля.
  Ванников видит бегущего от бронетранспортеров офицера и нескольких солдат. Он быстро садится в автомобиль и коротко приказывает шоферу:
  - Гони!
  Автомобиль трогается, взвизгнув покрышками по асфальту.
  - Стой, стой! - несется вслед уезжающей машине крик бегущего офицера. Автомобиль скрывается за углом дома.
  - Упустили, лядь! - в сердцах кричит полковник, пряча в кобуру пистолет. Оглядевшись по сторонам, замечает стоящего у ворот майора. - Цыганков! Ты что столбом стоишь? В трибунал захотел?
  
  Летит по московским улицам большой черный автомобиль.
  - Что теперь? - спрашивает Сергея Берию Ванников.
  - Подвезите в бюро, Борис Львович, у меня совещание было назначено, я хотел бы отдать несколько распоряжений.
  - Давай на "Сокол", - приказывает Ванников шоферу. - Серго, там после стрельбы на носилках выносили кого-то... Лиц не видно было, все под простынями - майор у ворот рассказал...
  Сергей потерянно кивает головой.
  
  Сергей Берия идет по коридору СБ-1, идет, погруженный в свои горькие мысли. Он открывает дверь в приемную, заполненную людьми и гудящую, как разворошенный улей, кивает собравшимся и остолбеневшему секретарю, проходит в свой кабинет, садится за стол, оглядывает знакомые стены.
  Дверь кабинета приоткрывается, показывается смущенное лицо секретаря.
  - Совещание состоится, - предваряет вопрос Сергей. - Пусть заходят...
  
  Два десятка пар сапог меряют шагами начищенный паркет. Группа автоматчиков, возглавляемая несколькими офицерами, движется по коридору СБ-1. Сидящий за столом на посту охраны лейтенант МГБ встает, пытаясь преградить дорогу.
  - Сидеть! - следует грозный окрик, и лейтенант замирает на месте.
  Группа проходит мимо, гулко топая. Проводив ее взглядом, лейтенант хватается за телефон.
  Мерно катится звук шагов по коридору.
  
  Открывается дверь в приемную. Изумленный секретарь наблюдает за вторжением группы вооруженных людей.
  - Спокойно! - одергивает его щеголеватый старший офицер, открывая дверь в кабинет Сергея Берии.
  
  Участники последнего совещания у заместителя главного конструктора СБ-1 застыли на своих местах, наблюдая за тем, как несколько автоматчиков встают у окон, входной двери и за спиной Сергея Берии, сидящего во главе стола для совещаний.
  Сергей спокойно наблюдает за перемещениями в его кабинете. В отличие от всех остальных участников совещания, он ожидал чего-то подобного. К нему приближается командующий группой офицер.
  - Сергей Берия?
  - Да, это я, - Сергей встает, и автоматчики заметно напрягаются.
  - Полковник Гольцов, - представляется офицер. - Мне приказано вас задержать. Прошу следовать за мной.
  Сергей утвердительно кивает, выходит из-за стола, демонстрируя застывшим по кабинету автоматчикам пустые руки.
  - Позвольте, что здесь происходит... - к одному из сидящих за столом людей возвращается дар речи.
  - Мы не позволим... - сидящий в конце стола Григорий Петров вскакивает с места.
  - Тихо! - короткий и незаметный удар возвращает Григория на место, заставляет его скрючится на стуле. Автоматчик у двери показательно лязгает затвором.
  - Спокойно, товарищи, - обращается Сергей Берия к своим сотрудникам. - Продолжайте работать...
  Заложив руки за спину, заместитель главного конструктора СБ-1 Сергей Лаврентьевич Берия покидает свой рабочий кабинет в сопровождении вооруженного конвоя.
  
  Легковой автомобиль останавливается в тюремном дворе. Из него три человекам в штатском выводят Сергея Берию.
  Лязгают решетчатые двери тюремных коридоров, люди в штатском передают арестованного тюремным конвоирам и Сергея уводят в темноту коридора.
  
  Уличный свет едва пробивается в помещение сквозь небольшое решетчатое окно под потолком.
  За столом, при свете лампы, лейтенант МГБ заканчивает писать, закрывает папку.
  - Вот и оформили... - кивает стоящим позади Сергея Берии конвойным.
  - Руки! - коротко командует сержант с тупым мясистым лицом.
  - Не понял вас... - Сергей с презрением смотрит на конвоира.
  - Руки поднял! Ноги на ширину плеч!
  Два тюремщика начинают охлопывать арестованного, попутно извлекая из его карманов документы, записную книжку, авторучку, носовой платок. Сидящий за столом лейтенант аккуратно составляет список личных вещей.
  - Так, штаны спустил, ягодицы раздвинул! - командует сержант, покончив с процедурой поверхностного обыска.
  - Что? - Сергей с возмущением смотрит на сидящего за столом лейтенанта, но тот спокойно что-то пишет, не обращая внимания на давно знакомую ему процедуру досмотра арестованных.
  - Ништо... Спускай портки, интеллигенция. Обыск...- сержант попытался несильно двинуть арестованного под ребра. Через секунду он с вывихнутой рукой опускается на письменный стол. Второй конвоир отлетает в угол.
  Натренированные рефлексы лейтенанта не дают сбоев - одна рука на кнопку тревоги, вторая за кобуру - удар в лицо перехватить стало нечем, по коридорам катится тревожная трель звонка, и помещения Лефортовской тюрьмы откликаются на нее тяжелым топотом сапог бегущих людей.
  Первые трое вбежавших разлетаются по углам, ничего не успев предпринять, но комната быстро заполняется людьми. Сергей не успевает отбиваться, оказавшись погребенным под массой нападавших. Клубок сцепившихся человеческих тел катается по комнате, слышно сосредоточенное сопение и глухие звуки ударов.
  Когда надзиратели успокаиваются и отходят, на полу, лицом вниз, остается лежать бесчувственное тело арестованного.
  - Здоров... А по нему и не скажешь... - сержант переворачивает Сергея носком сапога и со злорадной улыбкой срывает с его кителя полковничьи погоны, "с мясом" вырывает ордена.
  
  Две ноги спускаются с узкой железной койки. Рука нашаривает стоящие у койки сапоги. Человек начинает медленно обуваться.
  Сергей Берия в потрепанных галифе и несвежей майке обувается, сидя на койке в тюремной камере. Из небольшого, расположенного под самым потолком оконца льется поток яркого утреннего света.
  Сергей встает на ноги и подпрыгивает, пытается достать рукой солнечные лучи. Ему это удается и он, улыбнувшись, выходит на середину камеры и приступает к выполнению комплекса гимнастических упражнений. Воспоминания о проведенном в тюрьме времени не оставляют его.
  
  С грохотом открывается стальная дверь. Раздается резкий окрик:
  - Заключенный Берия, встать!
  Сергей с трудом отрывает превратившееся в сплошной синяк, распухшее от ударов лицо с разбитыми губами и со следами запекшейся крови, от бетонного пола. Перебарывая боль и ломоту в избитом теле, он медленно поднимается на ноги.
  На пороге камеры стоят несколько человек в штатском и два полковника МВД, с интересом наблюдают за мучительным подъемом на ноги заключенного. Сергей делает к ним несколько шагов на подкашивающихся ногах.
  - Вот постановление о вашем аресте! - один из людей в форме протягивает Сергею Берии сложенный лист бумаги.
  Покачиваясь, Сергей принимается за чтение документа. Заплывшие глаза с трудом разбирают куски текста, исполненного на печатной машинке.
  "В связи с участием в антигосударственном заговоре, направленного на свержение советского строя... Участие в террористической организации... Нелегальные связи... Шпионаж в пользу английской разведки... Восстановление капитализма... Полностью изобличены..."
  Просмотрев документ несколько раз, Сергей прикрывает глаза и несколько раз встряхивает головой. Протягивает полковнику бумагу, с трудом разлепляя густо вымазанные запекшейся кровью губы, усмехается:
  - Филькина грамота это, а не документ, товарищ полковник... Ни подписи, ни печати...
  Полковник - лет сорока, в новой "с иголочки" форме - мгновенно багровеет, срывается на крик:
   - Я тебе не товарищ, сукин ты кот! А будешь возмущаться, мы с тобой все повторим сначала! Щенок! Да я тебя... Я тебя... - он задыхается от возмущения.
  Сергей недобро щуриться и, подобравшись всем телом, произносит:
  - Интересно, как бы вы со мной пару месяцев назад разговаривали...
  Полковник замахивается, Сергей его опережает - следует короткий и хлесткий удар - офицер, издавая какой-то булькающий звук, начинает оседать на пол, его подхватывают руки вошедших с ним людей.
  Продолжения драки не следует, и вся группа, прихватив "павшего", покидает камеру. С лязгом закрывается стальная дверь. Проводив взглядом нежданных гостей, Сергей Берия усмехается, потом с озабоченным видом лезет себе в рот - достает обломок выбитого ранее зуба, идет к раковине - умываться.
  Из перекошенного тюремного умывальника течет вода на разбитые и окровавленные пальцы инженера.
  
  Сергей Берия, с голым торсом, склонился над раковиной, освеженный утренней гимнастикой. Чтобы основательно вымыться до пояса, он вынужден изгибаться перед раковиной, подставляя тело под льющуюся воду.
  Сергей отходит от умывальника, довольно отфыркиваясь и поеживаясь. Он - один в четырехместной камере. С ним только его память.
  
  Большой кабинет. На стульях по стенам - люди в штатском, за длинным столом - несколько человек в генеральских мундирах. Четверка вооруженных и, судя по виду, хорошо натасканных охранников у двери.
  В центре кабинета со скованными руками, заведенными за спинку стула, сидит Сергей Берия. То же заплывшее от кровоподтеков лицо, только следы запекшейся крови смыты и почищен совсем еще недавно парадный китель со свежими следами выдранных "с мясом" погон и наград.
  - Вы привлекаетесь по делу контрреволюционного заговора, направленного на свержение советского строя и восстановление капитализма... - монотонно бубнит один из генералов, не испытывая при оглашении обвинений какого-либо энтузиазма. - Вы обвиняетесь в участии в террористической организации и в измене Родине... Вы обвиняетесь в сотрудничестве с английскими разведывательными службами...
  Сергей Берия обводит глазами кабинет, горько усмехается, обратив внимание на небольшой портрет Дзержинского, судя по всему, сменивший на стене чей-то большой портрет - об этом красноречиво говорит не выцветший прямоугольник краски за спинами генералов, поводит скованными за спинкой стула руками.
  - А все же я хотел бы видеть какой-нибудь документ, подтверждающий правомерность ваших действий... - обрывает генерала Сергей.
  - Мы не обязаны показывать вам никаких документов, - с угрозой в голосе говорит генерал, недовольный тем, что его перебивают.
  - В таком случае, я не обязан отвечать на ваши вопросы, - отвечает Сергей Берия.
  Сергей откидывается на спинку стула, внимательно глядя на "обвинителя". Тот, занервничав, достает платок и начинает вытирать внезапно вспотевшее лицо, взглядом ища сочувствия и поддержки у соседей. В кабинете висит неловкая пауза.
  - В камеру! - внезапно слышится резкий окрик одного из штатских, сидящих у стены.
  
  Стол под окном тюремной камеры. За столом на привинченном к полу табурете сидит Сергей Берия. Он покрывает очередной лист бумаги мелким бисером каких-то записей и математических расчетов. Периодически отрываясь от них, роется в разложенных на столе технических справочниках. Внезапно Сергей замирает, устремив невидящий взгляд в стену.
  
  Руки, испещренные еще не зажившими ссадинами, сжимают лист бумаги. Сергей Берия поднимает покрытое желтыми пятнами сходящих кровоподтеков лицо от документа.
  - Всю эту галиматью я уже читал. Только теперь ее подписали... Генерал-лейтенант Китаев... Кто это?
  - Я - генерал-лейтенант Китаев, заместитель Генерального прокурора! - представляется один из сидящих за столом военных.
  - Очень приятно, инженер-полковник Серго Берия, заместитель главного конструктора СБ-1, - с иронией в голосе отвечает заключенный.
  - Распишитесь!
  Сергей отрицательно качает головой.
  - Все же распишитесь, что ознакомлены! - настаивает генерал-лейтенант.
  - Хорошо. Дайте ручку.
  Стоящий рядом охранник подает ручку. Сергей склоняется над бумагой и что-то пишет. Охранник передает подписанную бумагу генерал-лейтенанту. Тот вчитывается.
   - Что!? "Ознакомлен со вздорным документом. Берия"!? В камеру!
  Сергея выводят.
  
  Сергей Берия меряет камеру шагами. На столе - листы с незаконченными расчетами и открытые книги. В голове его проносится бесконечная череда обрывочных воспоминаний о сотне пережитых им допросов.
  
  Меняются лица и интонации следователей, меняется время суток, но кабинет и сидящий в центре его на стуле Сергей остаются прежними.
  
  - Вы даже представить себе не можете, какими доказательствами располагает следствие... Если вы хотите сохранить свою жизнь, то должны сами рассказать о своей антигосударственной деятельности, и это убедит нас, что вы действительно раскаиваетесь...
  - Я в очередной раз вынужден вам сообщить, что не занимался никакой антигосударственной деятельностью. Если вы называете антигосударственной деятельностью мою работу по созданию нового оружия...
  - Полноте, какое оружие вы могли создать? О чем вы. Отец ваш - человек безграмотный, да и вы ведь такой же... И как только вы стали ученым и доктором наук... Пистолет-то разобрать сумеете?
  - Патроны выньте, а то пристрелю кого-нибудь сгоряча.
  
  - А я еще раз тебе повторяю, твой отец готовил антигосударственный заговор. Антигосударственный заговор, понимаешь ты или нет? Власть советскую хотел свергнуть. Он уже сознался во всем. Давай уж и ты... Не упрямься, рассказывай...
  - Мой отец - честнейший человек. Я не буду оговаривать своего отца.
  - А ты и не оговаривай, не предавай... Родину-то любишь, вот и подписывай, что говорят... Да и матушка твоя во всем призналась. Подписывай, соколик, подписывай...
  - Я требую очной ставки с моим отцом и с моей матерью.
  - Будет тебе очная ставка, ты только подпиши и раз... Сразу их увидишь. Как в сказке... Подпиши, а?
  
  - Дай показания на отца! Дай, и поедешь к семье, к жене, к детям, восстановим тебя на работе, заживешь... Жизнь-то одна.
  - Одна, только вот стыдиться за прожитое не хочется...
  
  - У тебя ведь ребенок должен скоро родиться... А можно сделать так, - раз, и он не родится... Подпиши показания....
  - Я не буду предавать своего отца.
  
  - Вы так молоды... Мы настроены помочь вам, и ваша задача правильно это понять, Серго Лаврентьевич. Вы должны облегчить нам нашу задачу и помочь тем самым в первую очередь самому себе...
  - Я требую очной ставки с моим отцом.
  - Вы о себе позаботьтесь.
  - Я требую очной ставки.
  
  - Слушай, ну кого ты защищаешь, кого? Твой папа - в конец разложившийся тип, девок домой таскал, оргии без конца устраивал...
  - Интересно, где была моя мать?
  - А мама твоя ему свечку держала...
  - Учтите, я не прикован к стулу... Предупреждаю: еще одно слово в адрес моей матери - и я вас изуродую... А с отцом и матерью я с семьей жил в одном доме, так что прекратите лгать... Я никогда не предам своего отца!
  - Щенок! В камеру!
  
  Большой актовый зал густо заполнен народом. Люди сидят на приставных стульях, стоят в проходах. Собрание еще не началось и в зале стоит монотонный гул разговоров "вполголоса". На сцене - президиум, у сидящих в нем разные выражения лиц, у кого-то - буднично-официальное, несколько человек выглядят откровенно подавленно.
  К сидящему в президиуме человеку в генеральском мундире подходит кто-то в штатском костюме. Генерал отрывается от мрачного созерцания своих сцепленных рук. Подошедший показывает ему какие-то листы бумаги, что-то шепчет на ухо, генерал пробегает глазами напечатанный текст, отрицательно качает головой. Человек в костюме ожесточенно жестикулирует, видимо, что-то доказывая. В ответ ему - отрицательное покачивание головы, решительный жест руки отстраняет бумаги и говорящего - встав со стула, генерал уходит с трибуны за сцену. Гул голосов в зале усиливается.
  
  Григорий Петров идет по коридору за сценой в президиум, на ходу читает текст своей речи, сталкивается с идущим ему навстречу генералом, не замечая его.
  Листы бумаги рассыпаются по полу.
  - Извините, Амо Сергеевич... - Григорий смущен.
  Генерал, не говоря ни слова, отстраняет Григория с дороги, проходит дальше. Григорий нагибается за бумагами. От сцены быстрым шагом движется человек в костюме.
  - Ну как, готов, комсомол? - говорит он на ходу Григорию.
  - Готов, - Григорий сидит на корточках, собирая бумаги.
  - Ну давай, давай - поувереннее там держись и от текста не отклоняйся, все как я сказал... - человек прибавляет хода и быстро скрывается за углом коридора.
  
  Затихший зал тысячью глаз следит за стоящим на трибуне оратором.
  - ...И от лица всех молодых ученых нашего конструкторского бюро я выражаю гневное осуждение банды предателей! Антипартийная и антисоветская группа Лаврентия Берии пыталась повернуть время вспять, реставрировать капитализм и свергнуть власть трудящихся, но поступательное движение истории нельзя переиначить в своих мелкобуржуазных интересах! Вместе с нашей партией, вместе со всем нашим народом скажем решительное "нет" любым посягательствам на нашу советскую власть, на нашу советскую родину! Пусть справедливая кара падет на головы тех, кто хотел отнять у нас завоевания Великого Октября! - Григорий Петров переводит дыхание и зал отвечает ему аплодисментами.
  
  Два инженер-капитана - Константин Власов и Виктор Кравченко стоят у дверей в зал, плотно стиснутые аплодирующей толпой. Оба хлопают вместе со всеми без особого энтузиазма.
  - Во дает комсомол, - тихо говорит Константин с явным осуждением.
  - Да... - угрюмо отвечает его товарищ. - С огоньком поливает...
  
  Над собранием летит взволнованный голос Григория:
  - ...В трудную для Родины минуту мы должны сплотиться плечом к плечу и сделать так, чтобы ростки предательства не дали всходов, товарищи! Мы должны беспощадно выкорчевать их в нашем трудовом коллективе, в нашей партийной и комсомольской организациях....
  Лица заполнивших зал людей были разными: скучные, хмурые, негодующие, торжествующие, сочувствующие, злорадствующие, злые и добрые или просто "старающиеся ничего не выражать".
  
  Ночь. Снег танцует в луче единственного фонаря освещающего маленький подмосковный полустанок. Три остановившихся автомобиля подсвечивают фарами останавливающийся товарный поезд. Последний вагон, прицепленный к составу - пассажирский. На его подножках - двое вооруженных винтовками солдат.
  - Выводи! - командует стоящий у машин человек в добротном овчинном полушубке.
  Из машин появляется Сергей Берия, его мать с двумя внуками, жена Марфа с маленьким ребенком на руках. Они быстро садятся в пассажирский вагон. Следом за ними в вагоне исчезают два охранника, и поезд увозит их в снежную ночь.
  
  Звучит голос за кадром:
  Так заканчивается история Сергея Лаврентьевича Берии, заместителя главного конструктора СБ-1, доктора технических наук, орденоносца и лауреата Сталинской премии.
  
  Эпилог. 1968 год, Байконур, испытания системы ИС (истребитель спутников).
  Откатываются в сторону тяжелые ворота, открывая темный провал подземного хранилища. Из темноты на свет появляется транспортер с уложенной на него ракетой и катится по рельсам в сторону пусковой позиции.
  За пару километров от пусковой, в степи, сооружена трибуна. На ней четыре десятка человек, в большинстве своем - военные, наблюдают в бинокли за транспортировкой.
  Главный конструктор системы - Константин Власов придерживает шляпу рукой от налетевшего порыва ветра, щурится на движущуюся вдали ракету.
  - Товарищ главный конструктор, - окликает его быстро взошедший на трибуну человек. - Константин Александрович...
  - Ну что там у вас...
  - Расчет орбиты спутника-мишени закончен, ракета вышла, ждем телеметрию после установки на стартовый стол и тогда - запуск, - докладывает ему помощник, в котором, несмотря на прошедшие годы, легко можно узнать Григория Петрова.
  - Спасибо, ракету я вижу. Будем надеяться - до старта у нас минут пятнадцать.
  - Ну, это если все сладится, - тихо отвечает Григорий.
  - Не каркай, Григорий Николаевич, если не сладится - грош нам с тобой цена, - так же тихо отвечает ему главный конструктор системы.
  - Да я волнуюсь - "генеральский эффект", - кивает Григорий в сторону стоящих на трибуне людей.
  - Тогда уж "маршальский"...
  
  Мотовоз встает у стартовой площадки и начинается установка ракеты на стартовый стол. Между скудных кустов травы, покрывающих степь, столбиком застыл тушканчик.
  
  Люди на трибуне видят, как из-под ракеты вырвались языки пламени запущенных двигателей. Ракета отрывается от стартового стола и, постепенно разгоняясь, начинает уходить в небо.
  Зрители наблюдают за тающим в дневном небе мерцающим светлячком ракетных двигателей.
  - Ушла... - довольно выдыхает Григорий.
  Главный конструктор достает из кармана сигареты, закуривает.
  - Двадцать лет назад за сотню километров учились стрелять, а сегодня - в космос... - Константин Александрович щурится в высокое небо.
  - Двадцать лет назад с нами летчики были... - вспоминает Григорий.
  - Так они до сих пор все в ЛИИ. Амет-Хан, Бурцев до сих пор летают, испытывают что-то для ВВС. Вот только о космосе никто и не мечтал тогда...
  - Да, расскажи тогда нам на юге "главный" - не поверили бы...
  - "Главный"... Серго... А ведь с него все начинали: Расплетин, Кисунько, Савин, мы...
  - Да, знать бы, чего достигнем... А что с ним?
  - Григорий Николаевич... - снисходительно улыбается главный конструктор. - Ты вычислитель когда на КП ставил, фамилию разработчика запомнил?
  - Грузинская какая-то... Для свердловского завода - странно... - напрягает память Григорий. - А! Гегечкори! С.А. по-моему...
  - Он самый, Гегечкори Сергей, правда, теперь - Алексеевич - наш "главный". Трудно ему было, очень трудно...
  - Как же так... Не может быть... - Григорий потрясен. - Как же так...
  - Да ты не волнуйся, Григорий Николаевич, поехали на КП, нам свой результат увидеть надо.
  
  Ракета рвется в космос сквозь верхние слои атмосферы. Отходит отгоревшая первая ступень.
  
  Командный пункт системы "истребитель спутников". Члены Государственной комиссии и разработчики наблюдают за телеметрическими данными о выводе боевого спутника на орбиту Земли.
  - Последняя ступень отошла! - докладывают с пульта управления. - Спутник-мишень сопровождается устойчиво.
  На экране мерцают две зеленые сближающиеся точки.
  
  На дистанции в несколько сот километров от Земли, в бездонной черноте космоса, освободившийся от обтекателя перехватчик стремительно сближается с парящим в пространстве спутником-мишенью.
  
  - Достигнута дистанция эффективного поражения! - докладывают телеметристы на командном пункте.
  
  Перехватчик окутывается вспышками сработавшей боевой части, и космическое пространство наполняется поражающим роем осколков, мгновенно скрывающих спутник-мишень.
  
  Один из зеленых огоньков на экранах командного пульта гаснет.
  - Спутник-мишень прекратил свое функционирование, - звучат слова доклада.
  - Получилось... - выдыхает Константин Власов, вытирая почему-то покрывшийся потом лоб. - Получилось...
  
  Высоко в космосе, беспорядочно вращаясь, летит искореженный и разбитый спутник-мишень.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"