Воздух слабо потрескивал и превращался в полупрозрачную массу. Будто замерзал, как вода, - медленно покрывался сеточкой разводов. Вместе с воздухом кристаллизовалось всё, что попадалось на пути - стены, потолок, пол, оборудование. Матовая стена медленно перемещалась, метр за метром, отхватывая у нас всё больше пространства. Не спеша добралась до плафона аварийного освещения, и тот, ярко блеснув напоследок, затрещал и погас. Громко чпокнуло, и в коридоре стало темнее на одну лампу. Во всем мире стало темнее на одну лампу. Мир продолжал съёживаться. И холод... ледяным холодом веяло от этой стены. Все вокруг покрылось инеем, а наши ноздри при выдохе выпускали две струи пара, будто древние паровозы.
Это продолжалось уже несколько дней. Неизвестно откуда взявшаяся гадость захватывала пространство, вытесняла нас все дальше и дальше от головного отсека звездолёта, назад, к машинному отделению. Медленно и неотвратимо кристаллическая стена двигалась, наступая на нас. Тихое потрескивание воздуха уже стало привычным. Мы вынуждены отступать.
В первый день мы пытались с ней бороться. Дэн нашел где-то молоток. Но тот после третьего удара завяз в стене, а потом стал медленно превращаться в кристалл. Потом мой товарищ стал палить в стену из пистолета. Выпустил в неё две обоймы, а ей всё нипочём.
И вот теперь мы отступили дальше некуда. Позади Москва. Последняя переборка.
- Остался кормовой отсек с машинным отделением, весь звездолёт уже захвачен этой гадостью, - прошипел Дэн, с ненавистью глядя на стену, и бросил в неё разряженный пистолет, который всё ещё носил в кобуре. - Гадина! Гадина!
Пистолет не упал на пол, а прилип к стене, и по нему поползли серые разводы.
- Она не живая, Дэн, - сказал я. - Она тебя не слышит.
- Чтоб она сдохла! Сдохни, тварь, слышишь? Ненавижу!
Дэн бросился было на стену, размахивая кулаками, но я его удержал. Стоит к ней прикоснуться, и ты тоже превратишься в серое кристаллическое вещество. Те, кто, отчаявшись, кидались на стену, медленно погибали, - эта тварь не торопясь поглощала их, перестраивая структуру тел. Наверное, это мучительно больно, ощущать, как каждая клеточка твоего тела медленно кристаллизуется. Страшно становиться памятником небольшой ошибке в расчетах.
Дэн говорил, что это произошло после выхода из гиперпространства, звездолёт вляпался непонятно во что, зацепил краешек какой-то субстанции. Он думает, что это был сгусток антиматерии. Я-то считал, что при этом должна произойти аннигиляция, а не то, что творится сейчас. Но все это лишь домыслы. Скорее всего, навигатор ошибся в расчетах, и нас зашвырнуло незнамо куда. Малейшая ошибка - и наш звездолёт могло выплюнуть из гипера в любой точке вселенной, хоть в центре раскалённой звезды. Оказаться в ядре звезды было бы даже лучше. Там хоть тепло. Да и сгорели бы мы в одно мгновение и не мучились бы, убегая от этой гадины.
В первые секунды аварии приборы засекли пробоину в передней части корабля. Все, кто находился там в тот момент, погибли мгновенно. Даже не знаю, что с ними стало - превратились они в кристаллические фигуры или их распылило в пространстве. Спросить об этом было не у кого. Все, кто мог это знать, остались по ту сторону стены. А те, кто остался по эту - погибли не так быстро. Мы с Дэном последние.
После аварии это стало распространяться, и сейчас звездолёт превратился в кусок кристалла. В огромный кусок грёбаного кристалла. Двигатели не работают, машина лишена управления. Только аварийные лампы ещё горят... до тех пор, пока к ним не прикасается серая кристаллическая стена. Думаю, мы пока живы именно благодаря этой стене, благодаря нашей убийце. Если бы не она, звездолёт давно уже лишился бы воздуха - стена надежно загерметизировала его.
А сейчас за нами осталась последняя переборка. За ней машинное отделение, а дальше - чёрный холодный космос.
Чуть слышно потрескивает воздух. Как старинный транзисторный радиоприёмник, когда ищешь и не можешь поймать волну. Был у меня когда-то такой, достался от прадеда. Может быть, стена тоже что-то ищет и не может найти? Может быть, ей нужно помочь? Есть ли у нее ручки настройки, как на том транзисторе? Нужно лишь прикоснуться к ней, и радиоприемник перестанет шуршать и потрескивать, и из его динамика польётся музыка.
Стена уже близко, до неё можно дотронуться рукой. Ладонь приятно ущипнуло, и по телу растёкся холодок. Товарищ мой тоже выставил руку перед собой и непонятно чему улыбнулся - наверное, он тоже устал бояться смерти.
- Гадина! - сказал он уже без ненависти.
По его телу стали медленно расползаться серые разводы. По моему тоже. И я услышал далёкую музыку. Ту самую, которую слышал когда-то в прадедовском транзисторном радиоприемнике. И мне стало хорошо.