Цуприков Иван
Секреты Кощьих Навей: агония демона

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В мистическом романе "Секреты Кощьих Навей. Агония демона" Иван Цуприков рассказывает о простых сельских людях, вступивших в борьбу с мафией, пытающейся подчинить их себе в рабство. Главная линия произведения очень плотно переплетается с мистическими событиями и язычеством, христианством. Герой, попадая в потусторонний мир видений, в конце концов понимает, что это далеко не мир иллюзий и не плод воображений, как ему вначале казалось, а одна из частей мира, в котором его душа бывает, и проживает какаой-то самостоятельный отрезок времени. ...И когда она уходит из него - остается след, по которому могут прийти или друзья, или судьи...
  Часть первая.
  Возвращение
  
  Глава 1. Счастья тебе, Марфа.
  
  "Для него жизнь - ад, - дряхлая старуха не сводит глаз с Марфы и говорит все громче и громче. - Для тебя такая жизнь - ад. Оставь на день его, он уйдет в рай. Освободи его от жизни адской. Ты - мать".
  Марфа проснулась, вся мокрая, подушку хоть выжимай. Это сон, но как часто он повторяется. Что за мучение? Двадцать, даже сбилась уже со счету, сколько лет сын болен параличом. Немощный, страдающий от разъедающих кожу пролежней, от бездвижимости, от материнских слез и горя...
  Марфа встала, дышать нечем, настолько спертый воздух стоит в комнате, нужно форточку приоткрыть, да и сына, пожалуй, уже нужно подмыть. Нащупала у дивана корыто с водой - еще теплая, полотенце - на спинке стула висит, пора поднимать его, да мазью, не забыть, кожу с пролежнями смазать. Где же простынь оставила? На печи. Сейчас, сейчас сынок, сейчас тебя всего подмою и оботру, постелю под тебя сухую пеленку.
  На улице ветер поднялся, да такой сильный, что рябина ветками с гроздьями ягод забила по оконному стеклу, да так сильно, словно человек кулаками. Марфа перекрестилась и опять заругала себя, что никак у нее руки не дотянутся обрезать ветки рябины у окна. Перекрестив проснувшегося сына и прошептав: "Господи, благослови!", накинула на себя поверх ночнушки куртку и выскочила во двор.
  Ветер подхватил куртку и сорвал ее с плеч, не удержать, с трудом застегнув снизу несколько пуговиц, шагнула в кромешный ад. Дождевые капли плетками забили по лицу, рукам, открытому телу. Прикрыв глаза ладонью от дождя, Марфа пробралась до рябины, схватилась за ее первую ветку, выбивающуюся из рук, пробралась до середины дерева, и дотянулась до ветки у окна. Уж больно толстая она и не хватает сил даже задвинуть ее за соседнюю, более толстую ветку, что бы подальше отстранить от окна. И обессилевши, стала быстро обламывать мелкие ветки, бьющие по стеклу.
  - Оставь дерево, - вдруг услышала Марфа женский голос. - Пусть будит сына, пришла его пора!
  Марфа смотрит назад и, охнув от испуга, вжалась в дерево и никак не поймет, что перед нею происходит. Стоит у крыльца высокая светлая женщина, в белом халате, свисающем до пола, и по краям его фосфорисцируется серебристо-голубой свет. Чуть не закричала от неожиданности Марфа, но, почувствовала, что какая-то сила тепла от этой женщины идет, и непросто, а притягивает ее к себе. Лицо незнакомки не рассмотреть, но что она потом вспомнит, ветер, пляшущий свой бесноватый танец, как и ливень, поливающий все вокруг, даже легким сквознячком, да маленькой капелькой, не коснулся саму незнакомку, как и ее саму, будто кто-то сверху прикрыл их со всех сторон прозрачной стеной от непогоды.
  - Просыпается твой сын, Марфа! - и слова у этой женщины спокойные, сильные, и она верит им. - Наполняется его тело силою, кожа очищается от гнойных ран...
  - Да разве может такое быть? - дрожащие губы Марфы шепчут в ответ и ноги в коленях подкашиваются.
  - И силы приходят к нему. Выздоравливает он! Радуйся мать!
  Обложила крестом Марфа себя и неведомую женщину, и бросилась в избу, к сыну. А он лежал на полу. Увидев это, Марфа за сердце схватилась, словно холодными тисками его сдавило что-то внутри. Как же он смог, разбитый параличом двинуться и скатиться с широкого топчана? Упала перед ним на колени, схватила его одною рукою под шею, второю - под поясницу и попыталась поднять. Но вдруг чувствует, что тело его, ранее тяжелое и мягкое, как сырая мешковина, сопротивляется ее рукам живою, бурлящей силою. Илья открыл глаза и смотрит на мать, не меньше удивленный тому, что происходит с ним.
  Марфа обернулась назад, незнакомка в проходе стоит, и лицо знакомо ее, какой красоты необычной - светлое, мягкое, и необычное тепло идет от нее, волнами покоя, приятной истомы...
  - Счастья тебе, Марфа, - и голос такой же мягкий, легкий, успокаивающий.
  Марфа перекрестилась, глядя на нее. Посмотрела в угол с иконой Матери Сына Божьего и шепчет про себя. А Дева Мария с иконы подняла свою голову от младенца Иисуса, и улыбается ей. Вот чье лицо у этой незнакомки, неужели это сама Мать Божья в ипостаси человеческой пришла к ней!?
  Марфа еще раз перекрестилась, упала ниц, и чувствует - сила вытекает из нее, в ногах, в руках слабость, и распласталась на полу в беспамятстве...
  
  - 2 -
  
  - Ма-ам, мамочка, воды хочешь?
  Марфе казалось, это снятся ей слова сына, и как не хотелось ей сейчас открывать глаза и возвращаться в свое бытие: больной сын, просевший пол в комнатах, корову пора выводить на пастбище, а пастуху заплатить нечем, последние деньги отдала за шерсть, на ремонт прохудившегося Илюшиного свитера.
  "Ой, да пора вставать, жизнь-то продолжается", - понимала Марфа, открыла глаза и поднялась, и в это же мгновение замерла! Перед нею стоит Илья. На своих ногах! Истощенный, да высокий, а как улыбается: во весь рот, а в глазах-то у него какая радость искрится! И держит в руке кружку.
  - Ой! - Марфа отпрянула от видения, перекреститься не успела, как видит, Илья присел перед нею, и подает кружку. Кружку!
  - Мам, корову я на улицу выпустил, с другими коровами на пастбище пошла. Выпей воды.
  - Илюша! - только и смогла вскрикнуть Марфа, и тут же все в глазах ее закрутилось сверху вниз, все поехало по сторонам, опять тело обмякло, стало непослушным, слабым...
  - Мамочка, это я, Илья. Выздоровел я! Выздоровел я и говорить, видишь, говорить могу.
  
  - 3 -
  
  - Марфа, Марфуша, пора, дорогая, кушать готовить. Илюшка твой-то выздоравливать начал. Вставай.
  Марфа открыла глаза, перед ней мать, рядом сидит на краюшке топчана.
  "Мама, мамочка, - с радостью шепчет про себя Марфа, - я и поверить не могу, неужели Илья на ноги встал?"
  Марфа почувствовала, что просыпается, словно, от долгого сна. Потянулась:
  - Ой, мамочка, ты уж извини меня, что проспала, - зевает. - Сейчас поднимусь, нужно Илюшу помыть, покормить его. Сейчас!
   И тут же вскакивает с постели. Что это? Мать-то уже лет пять назад, как умерла. Осмотрелась по сторонам, никого нет рядом, значит, все это сон. Встала на колени перед иконой Божьей Матери, спросила к чему такое видение пришло, и слова забылись все молитвенные. Оглянулась, а на диване нет ее сына, Илюшеньки. А, где же сын? А вот он, стоит у порога комнаты и улыбается матери.
  - Что это такое! - закричала она.
  - Я это, мама, и не во сне твоем. Мать Божия с небес спустилась, подняла меня, отвела к ручью невиданному, с водою светло-голубой, окатила ею, дала напиться ею, и говорит, что долго я спал, пора и вставать, делами заниматься, добро нести.
  Марфа встала:
  - Ой, Илюшенька, неужели Пресвятая Богородица тебя вылечила? Неужели она мои молитвы услышала? Ой, Пресвятая Богородица, спасибо тебе, Мать Иисуса, - и сила какая-то, влившаяся в ее тело, поднимает ее с колен от иконы, у которой она и не заметила как оказалась, и к Илье подталкивает, и шепчет: "Не в словах молитвенных твоих сила, а в твоей вере к ней!"
  
  
  Глава 2. Старец
  
  Быстро по селу молва разнеслась про Илюшино выздоровление. Конца и края гостям нет, особенно бабкам, половину из которых Марфа в лицо и не помнит совсем. Да ладно бы приходили, слово доброе сказав, да не отвлекали ее от дел домашних. Но некоторые бабки, чистые ведьмы, в черных одежах, из глаз - молнии, да все пытаются найти выздоровлению Ильи какое-то знамение. Да такую гадость начинают наговаривать, тошно становится их слушать: то, мол, это к войне, то - к болезням, то - к напасти на деревню... Хоть бы одна из них что-то хорошее сказала ей, успокоила обессилевшую за долгие годы мать, да порадовалась бы, поздравила бы Марфу от чистой души. Ан, нет, все лезут да лезут, со своими черными мыслями. Ой, беда, и не закрыться от них, забор давно уж как сгнил, калитка просела, глиной обросла со всех сторон.
  Ай, да пусть ходят эти бабки, некогда сейчас Марфе с ними лясы точить, дел в доме так накопилось, так накопилось. И сколько! С выздоровлением Ильи, у нее словно глаза открылись. Если со двора начинать, то траву с колючками в цветочнике нужно повыдергивать и землю перекопать; побелить колодец, а то его бревна трескаться начали, что короедам и другим древоточцам только в радость. А летняя печь у кухни трещину дала и просела. А сколько мусора во дворе, малинник в палисаднике разросся, все заполонил вокруг, а обрезать да вычищать его никак руки не доходят. А сам дом как выглядит, известь на стенах облупилась...
  Вот и Илья с огорода картошки принес, моркови с кочаном капусты, попросил борща сварить. Ой, какая жизнь прекрасная пришла в дом! Теперь все у Марфы в руках спорится, Илья во всем помогает. Три дня как встал на ноги, и куда немощь его делась? В плечах прямо на глазах раздался, спина выровнялась, и идет уже без хромоты, и сильным становится. А глубокие пролежни на спине, - на пояснице, да на ягодицах, прямо на глазах подсыхают, местами корочкой покрылись, а местами - рубцами и кожицей красной зарастают.
  И никак не удается Марфе уговорить сына, чтобы передохнул, все на ногах да на ногах. Вот несет ворох сухих веток, которые Марфа еще весною с яблони да айвы обрезала, а он их топором с одного маха перерубает. Силушка приходит к нему, спасибо тебе, Дева Мария!
  И налюбоваться сыном не может.
  - Ма-ам, - обнял он Марфу и спрашивает, - а доски, которые у сарая лежат, даже в печь не пойдут, сгнили совсем, размельчу их - на огород выброшу. - И говорит-то как, словно и при болезни не молчал, без запинки, вот что соседей удивляло. - Семен, пастух наш, обещал с фермером договориться за доски, и поможет полы нам отремонтировать в доме.
  - Да, больно тяжелая это работа, сыночек, - все не может никак успокоиться Марфа, и слезы сами по себе текут. - Отдохни, еще наработаешься.
  Но, Илюша, смеется в ответ, крепче обняв мать, шепчет ей на ушко:
  - Не беспокойся, я же буду Семену только помогать.
  - Ой, я уже столько Семену должна, и не знаю, как его отблагодарить за такую помощь, - шепчет мать.
  - Да любит он тебя, мам, сколько лет, а ты все мимо него проходишь, даже словом не можешь с ним перемолвиться.
  - Хороший он человек, правда, - соглашается Марфа. - Но, Илюшенька, стыдно мне как-то об этом даже думать было, люди же у нас такие - сразу засмеют.
  - Да причем здесь люди, мам.
  - Ладно тебе об этом. Ты, Илюша, единственное мое счастье!
  
  -2-
  
  Прошла неделя, как Илья на ноги встал, а с ним и дом ожил. В окнах темные занавески сменились на белые, из ситцу. Со двора запахло стружкою сосновой, стучит молоток, визжит рубанок. Это Илья вместе с Семеном, полы в избе меняют. Да не одни они работают, с соседями. Дело быстро идет, а на Илью посмотришь, даже не верится, что столько лет парализован был: мышцы у него прямо на глазах наливаются в руках и ногах, спина тоже укрепляется, доску не волочет - несет... Смотришь на парня, радоваться жизни охота.
  Семен, пастух, несмотря на то, что всю, как говорится, свою самостоятельную жизнь наукам отдал, в институте преподавал, а в плотницком деле разбирается как заправский работяга. И по виду, хоть и суховат, да кряжист, и силою обладает немалою. Поднимает сырую, тяжеленную шестиметровую осиновую доску, поворачивает на ребро и просматривает ее на ровность. И Мишка, парень на вид богатырь, наблюдая с Илюшкой за Семеном, почесав затылок, спрашивает:
  - Семен, так она же сырая.
  - Ничего, отлежится, подсохнет да втянется, мы ее потом, если потребуется, плотнее подгоним, - смеется тот в ответ.
  - Да, не об этом я, Семен, уж больно тяжеленная доска, смотрите чтобы у вас, ну, пупок не развязался, - и скалит зубы Илюшке.
  - Пупок, говоришь, - осмотрелся Семен по сторонам, снял с гвоздя подкову, и ничуть не морщась, развел ее концы почти на сантиметр в стороны. - А назад их свести сможешь? - спрашивает у парня.
  - Вот силища! - вскрикнул Мишка. - Слышал я о тебе, а теперь увидел.
  - Так, кто сможет? - посмотрел Семен на помощников. Юрий и Виктор, стоявшие рядом с Михаилом, замотали головами.
  Илья взял у Семена подкову обоими руками, поднатужился, ничего не получилось, улыбнулся, мол, когда нибудь и у меня такие силы будут, и вернул ее Семену:
  - Семен, поправь-ка ее на место.
  
  -3-
  
  Круглый шар луны повис над крышей летней столовой, покрытой диким виноградом. Мужики, закончив работу, собрались у крыльца, курят, кто трубку, кто самодельную цигарку из газеты. Дым, словно сгустившееся облако над ними, с кислым привкусом, собрал легкий ветерок и потянул его в сторону Ильи. Тот с непривычки вздохнув, закашлялся. Мужики смеются. Илья тоже, но от сигареты, предложенной соседом, отказывается:
  - Нет, это не по мне, отец и дед не курили, и я не буду.
  - Молодец, Илюшка. Ну что там мать твоя, за стол зовет, надо уважить, - обнимает Илью Семен. - Пошли, ребята, давай-давай, нечего обижать хозяйку.
  Из большой эмалированной кастрюли идет пар с запахом сливочным, клецки, политые маслом, да посыпанные творогом, аппетит распаляют. Марфа разливает по кружкам самогон, Илье - квасу из ржаного хлеба.
  Чокнулись, закусили, да неожиданно для хозяйки все сразу же засобирались по домам. Хотела она остановить мужчин: наработались, мол, устали, отдохнуть надо, покушать. Да, те, словно сговорились, пора, пора им, и так уже полночь. Время хозяйке в комнате прибраться, а Илье - отдыхать.
  - Вот, что, Илья, - обратился к нему Семен, - завтра зайду после пастбища, там у тебя еще доски остались, распилим их да крыльцо новое поставим. Нужно еще забор поправить, калитку сделать. Спасибо Степану, не отказал в них, порадовался твоему выздоровлению, обещал еще досок дать, да с работой помочь тебе, когда выздоровеешь.
  - Спасибо, Семен, - приложил руку к сердцу Илья. - Дед мой рассказывал, что в озере бревна затапливал, чтобы заморенели, для избы под фундамент.
  - Слышал, слышал, люди говорили. Я же здесь пришлый, Илюш. А к чему они сейчас нам? Ваш дом и лет десять еще простоит на старом фундаменте, с умом построен. А те уж лучше под новый дом укладывать...
  - Да! - соглашается Илья, пожал руку Семену и остался у калитки. Смотрит вслед уходящим, хотел было уже во двор вернуться, как заметил, что кто-то на дороге стоит.
  Присмотрелся, точно, вроде женщина. Сделал шаг к ней, другой. Остановился, присмотрелся, и лунные лучи осветили лицо ее, и такое знакомое.
  - Здравствуй, Илюша, - первой заговорила она с ним. - Даже не поверила, когда сказали, что ты на ноги встал. А сегодня с работы пошла, смотрю, доски пилишь. Как я рада за тебя.
  - Лена, Леночка, да это ты же! - воскликнул от радости он.
  - Да, да, я все та Ленка-косой глаз. Помнишь, как ты надо мною раньше, в детстве издевался? Ты, когда играли в индейцев, вечно был вождем Чингачгуком, а я косым глазом... - смеется.
  - Извини, дурак же был, видно за это меня и Бог наказал.
  - Ой ли, - смеется Лена и пожимает ладонь Илье. - Да просто детьми были, не наговаривай на себя.
  - Так и не замужем?
  - Так к кому же косоглазка нужна, - смущенно пожала плечами Лена. - Кругом мисс-красавицы.
  - Только мне! - неожиданно перебил ее Илья.
  - Да, Илюшенька, нашел, о чем говорить, - положила руку на его ладонь Елена и посмотрела ему в глаза. - Я же не из-за этого к тебе подошла, чтобы проситься замуж, а поздравить с выздоровлением. А так, что говорить, в селе и моложе меня девчонки есть, - и хотела было оттолкнуться от Ильи, да крепко держал он ее ладонь.
  - Знаю, что мать тебя ко мне не пускала, жалела тебя.
  - Ой, нашел что вспоминать! - упрекнула его Лена. - А если и не пускала, так, наверное, для того, чтобы тебе легче было, а то все бегают, а ты прикован к постели, и слова толком сказать не мог. Нашел, чем мать корить, - сильно сжав руку Ильи, прошептала Лена.
  - Илюша, пора домой, - громко, нараспев, кличет со двора Марфа. - С кем ты там?
  - Мам, и не угадаешь, - отозвался Илья.
  - Здравствуйте, тетя Марфа, - смеется Лена.
  - Ой, Леночка. Пойдем к нам, на чай. Я пирожков напекла из малины.
  - Спасибо, извините, домой тороплюсь. В другой раз обязательно зайду. С вечерней дойки шла, вот Илью встретила. Мои там, наверное, уже волнуются, что задерживаюсь.
  - Мамочка, я провожу Леночку и скоро вернусь, - попросил Илья.
  
  -4-
  
  У моста они остановились и наблюдают за лунной дорожкой, мерцающей на водной глади озера.
  - Помнишь, когда-то с этого моста прыгали в воду. Казалось, он высокий был, а сейчас осел, наверное.
  - Может, - шепчет Лена.
  - Вот, - единственное, что нашел сказать Илья. - А в той заводи мой дед дубовые бревна заложил, чтобы заморенели. Сколько лет прошло, наверное, сорок.
  - А зачем?
  - Для фундамента дома. Водою напитаются, крепче будут, так в древности делали, чтобы стены сотни лет стояли, не гнили.
  - Интересно. Я и не знала об этом, - прижалась к его плечу Лена. - Сейчас-то дома строят из кирпича, а фундамент - из бетона делают.
  Луна, как фонарь светит, на дороге каждый булыжник виден, а Илья надышаться воздухом ночным не может, как и наговориться с Леной. Отвел он ее до околицы, высоченный дом кузнеца хорошо просматривается, но, почувствовал, как Ленина рука задрожала - остановились.
  - Папка его лет пять назад закончил строить, - шепчет на ухо смущенная Лена.
  - Молодец!
  - А мне до сих пор неудобно людям в глаза смотреть.
  - Не смотри, у каждого свой интерес.
  - Так село совсем обеднело, а тут такой дом.
  - Нашла о чем думать, - прижимает к себе Лену Илья. - Найду заработок, тоже такой построю.
  - Так ладно бы об этом люди говорили, а то такие небылицы про отца складывают, аж дрожь берет, - и, чмокнув Илью в лоб, побежала домой.
  
  - 5 -
  
  О чем она хотела сказать, Илья подумал только потом, когда девушка скрылась. О чем? Что-то еще в детстве он слышал, будто Демьян с чертями дружил, да подковы их лошадям ставил. А то, вместо лошадей, людьми оказывались. Да все это сказки, сказки, и чуть не упал с испугу, резко уклонившись от налетевшей на него летучей мыши, потом -второй.
  Замахал над головой руками, испуг радость сменила. Все прямо как в детстве, также с пацанами от летучих мышей прикрывались, думая, что они им на голову сядут, хотя учитель сколько раз говорил им, что они всего-то комаров с ночными бабочками так ловят.
  Да, детство. А как здорово вокруг, вон что-то в кустарнике встрепенулось, да такой шум поднялся, ветки трещат. И не дожидаясь, что из под него выскочит, Илья побежал по дороге в село. Запыхавшись, остановился у озера, осмотрелся по сторонам, никого, присел на пень, и отдышаться не может. Даже стыдно как-то стало, хорошо никто не видел, как шума в кустах он испугался. А может там кошка на мышь охотится, или в драке с крысой схватилась? А может, тот же голубь, уснувший на ветке, оступился, да крыльями забил. А может, а может. Ой, чего только не может быть в тех кустах, но не медведь же, или черти какие.
  А озеро, покойное, темное, аж страх нагоняет, будто вот-вот из него или водяной, или какая гнилая карга выползет, да схватит его и потащит к себе на дно. Илья вздохнул, он ничего не боится, кончилось то детство, хотя для него оно, как вчерашний день. Остановился у берега и наблюдает за светящейся лунной дорожкой, уходящей в его даль. И русалки не плещутся в нем в полночь. Кто об этом рассказывал, не помнится. Кажется Витька, мол, он это своими глазами видал.
  Илья прибавил шагу, но тишина начала успокаивать, слышен только редкий собачий лай, или мычание проснувшейся коровы и... тишина, тишина, тишина. Успокоился, шаг сделал медленней, а у креста остановился. Поклонился ему и перекрестился, как дед учил.
  Это место было в давние времена священником освещено, и заговор на него наложен об охране бревен. Нагнулся перед крестом Илья, нащупал цепь в траве, на месте она, никто так и не сорвал ее. Потянул ее на себя, не поддается. Потянул сильнее, нет. И вспомнились ему слова отца, если понадобятся бревна, то сначала нужно якоря каменные с них снять, и только потом уже с помощью лошадей, или тракторов вытаскивать бревна на берег. Да, и все теперь ему это будет под силу: жить он стал, как человек, ходить...
  Поднялся Илья, отряхнулся, и тут же почувствовал, что его что-то или кто-то не отпускает с этого места. Обернулся - ни кого, попробовал еще раз шаг сделать, но что-то держит его и двинуться не дает. Неужели болезнь возвращается?
  Смотрит назад, а там старец стоит, с седою бородою до пояса. Да и волосы на голове, как борода белесые, стекают по груди до пояса.
  Рот открыл Илья, а слова вымолвить не может.
  - Встал уже, - тихо говорит старец, словно хрустит сухая трава. - Сил набирайся, да мужайся, а в дорогу еще рано.
  - Куда? - спрашивает у деда Илья. Смотрит, а у креста никого нет. - Где ты, дедушка? - А в ответ от ветерка зашумел камыш, заскрипел крест, и все успокоилось.
  "Видно сильно устал, - подумалось Илье, - что привидения начинают казаться", - и только сейчас заметил, что зацепился он брючиной за торчащую из земли проволоку. Освободил ногу от нее и пошел домой.
  
  ***
  
  Ладони замерли над водою. Гладь покоя. Ладони задрожали, двинулись в сторону - волну разбудили, по кругу пошедшую за ними. Ладони остановились, двинулись в обратную сторону, волна - за ними. Остановились, вода успокоилась, словно и смуты в кадушке не было. Гладь. Ладони опустились до воды, она расступилась, ладони поднялись - вода за ними, словно намагниченная - и замерла в воздухе. Сложились ладони, и вода в кадушку упала, не разбрызгавшись.
  - Пора, значит. Иди сюда! - прошептал старик-демон.
  Тень тут же отпрянула от него, поползла по стенным доскам до окна и исчезла в нем. А через мгновение воздух перед демоном всплеснулся, как вода, закрутился и стал серым цветом насыщаться, до черноты. И предстало перед ним что-то непонятное, в виде человеческого тела, укрытого воздушной дымкой, и поклонилось.
  Поднял свои брови старик-демон, и сверкнули зеленые молнии из его глаз:
  - Сделай свое дело, - поднял он вверх свой скрюченный палец с огромным зеленым перстнем, - душа мне его нужна.
  И растворилось видение, и всплеснулась вода в кадушке...
  
  
  Глава 3. Гостья
  
  Марфа собрала во дворе последнюю древесную стружку, высыпала ее в корзину, поставила рядом с ней метлу, совок, вымыла в бочке руки и пошла в дом. А какой в нем приятный запах - сосновый. Накрыла простынею спящего сына, освещенного с окна лунным светом, и присела на пол, не сводя глаз с него. Вот счастье-то, правду люди говорят, есть Бог. Только он мог вылечить Илью без лекарств и операций, только Бог, и Матерь Божья.
  Поднялась, прошла в угол, сняла занавеску с иконы, и зашептала, благодарственные молитвы Пресвятой Богородице за возвращение ею здоровья сыну:
  - Спасибо тебе, Матушка, спасибо тебе Богородица, спасибо Царица наша небесная. ...Царица наша, дай ему дорогу в жизни не сложную. Пусть идет по ней и не знает зла...
  И нет больше той горечи в ее словах. Она молится, словно говорит с Богородицей, которая рядом с нею сидит. Тепло, идущее от иконы, вселяет в Марфу надежду, что и дальнейшая дорога Ильи по жизни будет под вниманием небесной Царицы, небесной Матери.
  И представилось ей, что Илья идет по дороге, покрытой туманом. Идет, остановился у распутья, а перед ним камень гранитный, на котором слова непонятными витиеватыми буквами написаны, похожими на ветки виноградные, на зверей лесных, и понимает она суть их:
  "Наверное, как в сказке, - подумалось ей. - "Пойдешь налево, спокойная дорога, до старости доживешь. Но счастлив не будешь, от осуждений душа болеть будет, корысть людская душить начнет.
  Пойдешь прямо, силу встретишь страшную, черную, охраняет она тайну великую, ключ в ..., - и дальше не рассмотреть, что написано, заляпано это слово грязью слизкой, рукам не поддающейся.
  Пойдешь направо, исток воды жизненной искать будешь. А найдешь когда, болеть начнешь, не во что будет зачерпнуть воду ту, чтобы людям донести?"
  Отпрянула от камня этого назад Марфа, приподнялась и смотрит на Илью. Спит он родимый, спокойным сном, чему-то улыбается. Но на сердце что-то тяжелое саднить стало, что-то тянет вниз, силы забирая, но голова ясная. И видит, Дева Мария приподняла голову от своего Божественного Сына и смотрит на нее с грустью, с переживанием, и улыбнулась ей, словно, сказала, что все Илье под силу будет, и не об этом ей нужно думать сейчас.
  А может это все ей просто приснилось. Открыла глаза, точно, спала она, облокотившись на край дивана. Осмотрелась, никакого камня нет, и икона Девы Марии не просматривается отсюда. Вот и хорошо.
  Зашла в кухню, а на будильнике уже скоро три часа утра. Зажгла свечу и задумалась. Вот уже скоро и старость придет, а жизнь, как вода из ведра дырявого выливается, и никаких сил уже нет, чтобы вернуть все назад. Да и остановить ее течь, значит умереть.
  Марфа сняла с вешалки халат, осмотрела его, мятый, нужно погладить его и на ферму бежать, час остался. А потом прибежит, пюре на молоке и сливочном масле сделает для Илюшки. Всю себя отдаст ему, пусть на ноги только встанет, да покрепче. Ленку встретил, дай Бог им счастья, чтобы зажили вместе, детей нарожали, внуков, тогда удастся понянчить! Какое счастье придет к ней!
  Что-то зашумело у порога, ведро покатилось, бренча железом по земле. Испугалась Марфа, надела галоши, да на улицу выскочила. Включила свет у порога, а у крыльца все на месте, ведро с совком на крыльце стоит, метла - тоже. Что ж ее так напугало? Заглянула в ведро, а из него кошка черная прыг, да к калитке метнулась. А в калитке кто-то стоит. Присмотрелась, что-то темное, вроде соседка по дому.
  - Фу-у! - Марфа перекрестилась. - Не вы ли это, Глафира Юрьевна? - спросила она.
  Но ответа не последовало, и тень не исчезла, а только вроде бы двинулась куда-то в уличную темень.
  Наложив крест на калитку, Марфа зашла в дом, и только теперь почувствовала, как знобит ее. Прилегла на кровать, а тело от дрожи уняться не может. Так бывает, нужно только согреться. Да, какой там, тело никак успокоиться не может, и какие только мысли в голову не лезут.
  Не может такого быть, чтобы у калитки никого не было, сама же видела очертания человека, что-то держащего в руках, и вроде бы, даже шепчущего в них и, нагнувшегося у калитки, а потом. Не Глафира ли это была? Точно она, вот ведьма, сколько зла людям несет своими заговорами. А может и не она, а все привиделось...
  Петух закричал, все, пора на работу. Поднялась Марфа с кровати, вроде только и прилегла, да и не заметила, как уснула.
  А на улице колокол забил. Что за беда? Выскочила Марфа во двор, побежала к рынде. Народу собралось на площади много. Что произошло? Пожар? Где? На лесопилке? Ой, да как так можно. Опять бандиты с города приехали, фермер им не заплатил, так пилораму облили бензином и подожгли. Ой-ой, сказали, если не заплатит, то дом вместе с его семьей подожгут. Ой, горе-то, какое! А, где же деревенские мужики-то, что же они молчат? Неужели не могут собраться да на вилы этих бандюков поднять, а то все одни разговоры.
  Но Марфе уже некогда прислушиваться к бабьей болтовне, как бы в коровник не опоздать, побежала на ферму.
  
  
  -2-
  
  А на ферме тоже самое, одни разговоры. После дойки Марфа с подругами в управление пошла, там больше правды. И не ошиблись. Фермерша Анна Павловна только проводила милиционера, увидев идущих доярок, дожидается их у калитки.
  - Здрасьте, милые! - ее грубоватый с разносом голосок любого свирепого мужика остановит, выжмет из него все гадости и по стойке смирно поставит, а кто хилее - в три погибели согнет. Такая у них Анна Павловна, женщина крупная, грудастая, а на щеках всегда румянец. Закинет свою толстую светло-русую косу на грудь, поправит платочек, моргнет своими большими голубыми глазами, да как улыбнется, ой, душа запоет. Не женщина - загляденье!
  - Анна Павловна, - кричит Зойка, - опять бандиты, а?
  - Да кто ж знает, я еще у Кулебяки не была, все некогда, Зорька отелилась, да такого бычка выдала с соседних деревень обзавидуются.
  - А че, милиционер приезжал?
  - Да хахаль ее, - кто-то из баб, то ли с издевкой сказал, то ли просто так, чтобы Анну поджалить.
  А ту в смех бросило:
  - Ой, и завидущая ты, Нюрка! А хоть и сватать хочет, я ж девка еще ничего, с пяток детей рожу и поставлю всех их на ноги. Что такое сорок лет, да тьфу! - смеется Анна Павловна. - А тебя Марфа от всей души поздравляю, сын на ноги встал, зайдешь ко мне потом, поговорим. А вы бабоньки, пойдите в кассу, за авансом, только по-быстрому, завтра нужно налоги закрыть, так что времени с вами болтать у меня сейчас нет.
  Зашла Марфа следом за Анной Павловной в ее кабинет, а там все как в деревенской избе, посередине комнаты стол гостиный с цветами, у окна - гладильная доска со сложенными простынями, полотенцами. В правом углу иконка со свечкой, в левом - небольшой журнальный столик с креслами.
  Анна показала на стул, мол, присаживайся, а сама из крынки молока налила в обе кружки и поставила одну на стол перед Марфой.
  - Так правду говорят, что Илюшка твой не только выздоравливает, а силы набирается недюжинной, как его дед с отцом?
  - Ой, даже боюсь хвастаться, - перекрестилась Марфа.
  - И ладно, - согласилась фермерша, - рада за вас! Чем помочь тебе, подумаю, - и, протянув руку Марфе, сказала, - зайду, как позовешь.
  Марфа вышла и махнула рукой про себя, вот как бывает, когда горе давит, никто и руку не протянет, мимо пройдут. А вот только счастье появилось, все тут как тут, погреться около него хотят, своим считают.
  Хотя зря так о фермерше думает, она не из этих, сама такого пережила горя, что ни кому и не пожелаешь. Когда совхоз развалился, мужики в миг все продали, и трактора, и сенокосилки, и плуги, а вот коров Михайло, муж Анны - не дал. Он в то время заведующим фермы был, так и остался им после развала совхоза: с ружьем охранял скот, двор, уговорил баб остаться, продолжать работать на ферме.
  Трудно было сначала, нелегко найти покупателя молока, сливок, сметаны. В город все свеженькое подавай, прямо из-под вымени, а как это сделать, когда оставшийся на ферме единственный трактор еле "дышал", да и без его помощи и навоз из фермы не вывезти, ни сена завезти, а еще и молоко в город нужно доставить. А в межсезонье дорога водою заливается, что на болоте, где родники бьют, и некому ее поднять. Вот и без работы ферма остается, молоко на масло пускают...
  А тут еще и бандиты из города приехали, увешанные толстыми золотыми цепями с крестами, осмотрели хозяйство и сказали Михайле, если раз в месяц не будет привозить им по тонне свежего мяса или денег вместо него, кирдык ему сделают. А кто ж они такие? А? Ладно, были бы пожарниками, санэпидемстанцией, тогда не куда деваться, без масла, как говорится, и гайку не провернешь. А вот зачем бандитов-то содержать? За что?
  Покричали тогда в деревне матом мужики, на этом и успокоилось все. Потом еще раз приехали бандюги, а деревенские мужики в ответ - по печкам, да под бабьими юбками попрятались. А чем было ферме расплачиваться с ворами - коровами? А в хозяйстве у Михайлы всего под сорок дойных коров осталось, с десяток бычков, да под двадцать телок еще не отелившихся.
  Но бандюги нашли, как запугать Михайлу, застрелили пару коров: вот, мол, мясо, че ерепенишься. А когда Михайло вышел к ним навстречу с ружьем - и его рядом с буренками положили.
  Погоревала Анна Павловна, но, понятное дело, мужа уже не вернешь, занялась делом. Открыла на ферме небольшой сырный цех, упросила Юрку Ефимова, деревенского электрика - холодильник отремонтировал. Начали подниматься, на ноги вставать. Сыр хорошо в городе брали, иногда даже сами городские кооператоры за ним сюда приезжают.
  И лесопилка заработала. Некоторые мужики вернулись с городских заработков в деревню, кто-то из них предложил совхоз свой создать "Огородник". Человек тридцать собралось тогда у рынды, выбрали председателем бывшего агронома Александра Дмитриевича Колосова.
  Звали к себе в совхоз и фермеров. Но Анна Павловна к ним не пошла, Степан Кулебяка со своей лесопилкой - тоже. А кузнец Демьян сказал за всех, как отрезал, мол, зачем костыль убогому подавать, жить захочет, сам поднимется. А так, деньгами кровными разбрасываться негоже. Сколько крови, пота вылито, чтоб хоть как-то самим на ноги подняться, инструмент купить, а теперь еще и совхоз тяни на себе.
   Взяли огородненцы у банка деньги, собрали пару старых тракторов, три в аренду взяли, да хороший урожай свеклы, картошки собрали, и покупателя нашли. И прибыль есть неплохая для начала, за трактор один расплатились, и сами чуть заработали. Теперь, говорят, на гречку да на рожь хорошего покупателя нашли, так что в следующем году новый прибыток будет. Дай, Бог, им удачи.
  ...Но тут опять бандюги появились, сливок снять захотелось им с деревни. Снова запугивают, лесопилку подожгли. Может и не те, что мужа фермерши застрелили, другие. Вот так в жизни бывает: заработал - делись.
  
  -3-
  
  Денег в кассе немного дали, пересчитала их Марфа, и пошла домой. Нужно по дороге в магазин зайти, муки купить, сахару. Нужно сегодня варенья из яблок сварить, с детства Илюшка любит его. Сколько ж сахару нужно купить, да так, чтобы хватило и на одежду сыну? Теперь вон, какой молодец, рубашку да штаны, нужно купить ему...
  Бежит Марфа, вспомнила, свою корову так еще и не подоила, хорошо, если Илюша не проспит, сделает это, да к Семену на пастбище отведет. Еще нужно с Нюркой договориться, выводок цыплят у нее взаймы взять. Яйцо в доме - сладость. Это и коврижки вкуснее будут, и тесто - помягче, и пюре - рассыпчатое, а то все на воде, да на воде разводила.
  Бежит Марфа, думает, как бы о чем-то не забыть, да споткнулась на мосту через камень, коленку расшибла, вот надо же, а. Поднялась, погладила рукой вокруг кровоточащей царапины, к ручью спустилась - обмыть ссадину, да видит, что-то в кустах бьется. Подошла к ним, рассматривает, веревка привязана к ветке и ходуном в воде ходит. Осмотрелась, никого. Потащила веревку на себя, а там сом на крючке, да немалый, килограмма на три-четыре будет. Вытянула рыбину на берег. Красивая, вся блестит в солнечных утренних лучах, вот это гостинец Илюшке.
  Осмотрелась по сторонам, никого. Поднялась на мост, на огородах - тоже никого. Сбежала, вытащила крюк из пасти рыбины, поймала лягушку, зацепила ее вместо сома, и забросила веревку с крюком назад, в воду. А сома завернула в фартук и домой побежала, через огороды, переулочки, только бы не выскочил он перед людьми, уж больно склизкий.
  ...Калитку открыла, а во дворе мужики вчерашние собрались, о чем-то с Ильей разговаривают. Заметив Марфу, Илья к матери подошел, обнял ее.
  - Мам, какая рыбина. Ой, какая ты молодец!
  А Марфа от мужиков глаза прячет, вдруг у кого-то из их удочки такую добычу своровала. Побежала к веранде, положила рыбину в таз, да оглушила ее обухом топора, чтобы успокоилась. Надо теперь за мукой в магазин бежать, а то ее совсем мало осталось и на пирог не хватит, ни то, что на хлеб...
  А Илья тут как тут, приобнял мать, присел рядом и говорит:
  - Витька с Юркой собираются на заготовку дров. К ним прошусь я, а то холода скоро придут, а у нас и печь нечем растопить, мам. Как ты?
  - Да ты, сыночек, еще болен, - погладила по голове сына Марфа.
  Разулыбался по-дедовски Илья, поднялся со скамейки, обнял мать и тихонечко ее приподнял:
  - А ты говоришь, болен. Я Муромец у тебя, а не мужик "лежи на печи". Не знаю, что за сила в меня вошла, но покою не дает, да и хватит себя больным чувствовать, а то, мамочка, боюсь, заново свалюсь да заболею.
  - Илюш, ты только смотри не обманывай меня, в лес так в лес, только не с теми бандитами драться, что лесопилку подожгли.
  - Да нет, мам, то пусть фермер с ними сам разбирается, это к нему приезжали бандиты, а не ко мне, - успокоил ее Илья. - Ленка проходила, - и Илья замешкался, не зная даже, что сказать матери дальше.
  - Да ну ты! - с улыбкой толкнула сына в бок Марфа. - Прямо мимо, даже не зашла во двор, на тебя не посмотрела?
  - Да, позвал ее, зашла. Ну, че ты, мам, говорит, как гусей на озеро отведет, зайдет.
  - А ты?
  - Так она ж к тебе зайдет, что-то спросить хотела.
  - Вот и хорошо, а я пока в магазин схожу, за мукой...
  - Ну, мам, это уж я сам, - обняв Марфу, с улыбкой сказал Илья. - Давай сейчас сбегаю в магазин, хоть деревню нашу посмотрю, а то столько лет пролежал...
  Отсчитала ему Марфа денег, сказала, что купить, проводила сына до калитки, а сама вокруг все осмотрела.
  Эх, лучше бы не вспомнила о ночном госте, а так у калитки раздавленную лягушку увидела. К чему это? Недавно дождь шел, может и прыгала себе, да под ногу иль копыто кому-то попала, а может и тот ночной гость ее подбросил. Что значит мертвая лягушка, Марфа не знала, но на всякий случай перекрестилась и прочла молитву:
  "Отче наш, Иже ecи на небесех!
  Да святится имя Твое.
  Да приидет Царствие Твое.
  Да будет воля Твоя,
  Яко на небеси и на земли.
  Хлеб наш насущный даждь нам днесь;
  И остави нам долги наши,
  Якоже и мы оставляем должником нашим.
  И не введи нас во искушение,
  Но избави нас от лукавого.
  Яко Твое есть Царство,
  и Сила, и Слава Отца и Сына, и Святого Духа.
  Ныне и присно, и во веки веков.
  Аминь".
  Взяла Марфа метлу, чтобы вымести лягушку с мусором у калитки, да подальше убрать. Только начала мести, так тут же услышала шипение, только и успела ойкнуть, да отпрыгнуть назад. Смотрит, ничего нет около лягушки мертвой, потянулась к ней, и тут только заметила свернувшуюся чуть в стороне серую гадюку. Вот чья лягушка здесь. Побежала во двор за лопатой, вернулась, змеи не нашла. Откинула лягушку подальше, к обочине дороги, граблями прочесала траву, да подожгла собранный мусор. А пока костер горит, давай цапкой весь подорожник у калитки вырубать, и молитву про себя читать, прося защиты у Бога, чтобы гадюка не укусила ни кого.
  
  -5-
  
  - Добрый день! - услышала Марфа и, увидев Лену, обрадовалась.
  - Здравствуй, милая, заходи.
  - Да я, вот гусей на озеро отвела...
  - Нехорошо отказываться, когда в дом приглашают, - с укоризной сказала Марфа. - Илью вот в магазин отправила за мукой. Скоро будет. Подожди его и мне веселей, рыбу сейчас нужно разделать, может, поможешь?
  - С удовольствием, - вспыхнула радостной улыбкой покрасневшая гостья, - а что вы здесь сжигаете.
  - Да мусор старый, чего его во дворе хранить.
  - И правильно, - соглашается Лена и идет за Марфой. - А я вот зачем зашла, все хочу спросить, как моль из дому выгнать.
  - А че, мать твоя не знает? Так слушай, - а сама смеется про себя над гостьей-выдумщицей. Нет, чтобы признаться, что к Илье пришла, а тут придумала что сказать, как моль вывести, ладно бы - мышей. Эх, молодежь.
  
  ***
  
  ...Прилетел филин, сел у кадушки и смотрит на своего господина. Но не его он ждал, и не змею, выползшую из-под печи, а Лихо. Зашло оно в дверь, худой старухой, черный клык обвисшая губа прикрыть не может, жуть.
  - Встал он. Заколдуй его, - сказал старик-демон, - да не торопись, рано еще, не кузнец он еще.
  Поклонилось Лихо, рукой вокруг лица своего обвела, красавицей стала и вышла.
  - А ты за ней иди...
  Тень в ответ водой плюхнулось в кадушке, вылилось на пол -испарилось.
  Филин слетел на пол и вцепился когтями в змею...
  Сжал старик-демон воздух в ладони, да метнул его в птицу и замер Филин с изворачивающейся в его когтях змеей... и - растворились.
  
  
  Глава 4. Прости меня
  
  Кажется, и не сильно изменилась деревня с тех пор, как Илья заболел. Хотя, трудно сказать как, ведь мальцом в последний раз ее видел, да и знал он ее на столько, сколько ему было нужно. К примеру, где друзья живут, у кого бык-буян, у кого гуси-забияки, у кого собака злая. А что еще было нужно мальцу, когда со школы прибежит, портфель закинет за диван, а сам быстрее, чтобы мать не успела его чем-нибудь занять, бежит к друзьям. И действительно, а кто лучший гол забьет в футбольном матче - Илья, кто капитаном на корабле-плоту должен быть - Илья, кто с самого крутого берега не побоится в речку прыгнуть - Илья...
  Во всем он для своих друзей был примером, и в школе - тоже. А как гордился Илья своим отцом. О-о-о! Да это был самый лучший в их совхозе плотник. Каждое дерево в лесу знал, какое можно рубить, какое нет, из какого лучше половую доску делать, из какого - вагонку гнать для бани, из какого - сувениры вырезать.
  Да что и говорить, осина вроде как осина, а вот как она растет, на каком грунте, в какой год она тяжелая, в какой - легкая. А березу для чего лучше использовать, сосну... В древесных делах отец был профессором.
  ...Идет Илья по улице, душа радуется. Здесь Колька Милантьин жил, а может и живет. Кто знает, лет пятнадцать, а может и больше, не виделись. Говорят, после армии институт закончил, потом важным человеком стал - энергетиком на заводе каком-то работает. Больше мать о нем и не рассказывала.
  А вот в том переулке Мишка Сафронов жил. Великим человеком стал - художником, тоже в каком-то большом городе живет. А там, Иры Козаковой дом, вон ее мать стоит, оперлась на забор.
  - Здравствуйте, тетя Нюра, - издали, как в детстве, кричит Илья.
  А та, признав его, хлопает руками по забору:
  - Ой, Илюшенька, с выздоровлением тебя! Заходи, твоим любимым квасом напою.
  - Спасибо, теть Нюра, мама в магазин послала, тороплюсь, потом обязательно зайду.
  А вот здесь, что-то екнуло на душе Ильи, увидев у большого куста малины сухую старую женщину в черном платке и в темном платье, наблюдающую за ним. Неужели это моя бабушка, отца мать. Присмотрелся, вроде она, подошел поближе:
  - Бабушка, - только и смог сказать он.
  А та в ответ перекрестилась, прищурилась, и пошла навстречу Илье:
  - Ой ты, правду говорят, Бог смилостивился, вернул тебе здоровье, - и обняла внука. - А я-то думала, так и буду до смерти нести горе это. Ведь твой отец ни в чем не был виноват.
  - Знаю, - смахнул слезу со щеки Илья, и прижал к себе бабушку. - Вы простите мать.
  - Да я на нее зла и не держу, сама бы на ее месте так, а может и хуже поступила бы, - вытирая слезы с лица шепчет бабушка.
  - Баб, так хочется воды студеной из твоего колодца.
  - Да усох он, милый, как с тобой беда случилась, и вода в нем иссякла. Закрыл его твой дед, заболел, а перед смертью сказал, вода там появится, когда внук на ноги встанет.
  Присел Илья на скамейку, осмотрел дом, двор. Все здесь по-старому. Стол стоит под навесом, только рассохся, чуть в стороне - летняя печь, будка собачья у забора...
  - Шарик умер от старости, а новую собаку боюсь заводить, - сказала бабушка, - не по силам мне.
  - К отцу с дедом хочу сходить, - приобняв бабушку сказал Илья. - Маме много раз пытался рассказать, как было тогда у болота. Не знаю, поверила или нет, нужно, чтобы вы дружили.
  - Спасибо тебе, милый, - краем платка утирает слезу бабушка.
  - Очень виноват я в том, что мама отцу не поверила, и ничего не мог сделать, хотел матери сказать - да говорить не мог, и руки, словно, изнутри кто-то держал, писать мешал. А когда начал говорить, так она все мои рассказы понимала, ну, наверное, и не верила. А если верила...
  - Да не кляни ты себя, Илюшенька. А маму не осуждай, не заслужила она этого.
  Поднялся Илья, подошел к старому колодцу, поднял крышку из досок, и заглянул вниз:
  - Ой, бабушка Оля, да ты посмотри какая там вода и не тухлая, свежестью пахнет, - и, сняв с гвоздя ведро, выдув из него мусор, прицепил к крюку и опустил его в колодец. Воды набрал, приподнял, а она мутная.
  - Да, нужно прочистить колодец. Поправлюсь, обязательно вычерпаю всю грязь. - Отпил воды из кружки, принесенной бабушкой из кухни, обтер губы рукавом и положив руку на сердце и сказал, - спасибо, бабушка Оля, только не торопись к отцу с дедом уходить. Нам еще жить и жить. Маме все расскажу сегодня, будете вместе моих детей воспитывать, хорошо? - и еще раз обняв бабашку, пошел со двора. - Баб, может тебе купить чего-то?
  - Да сама схожу, Илюшенька, ты только меня не забывай, заходи чаще.
  - Баб, - улыбнулся Илья, - так давно не пил твоего компота из яблок.
  - Ой, Илюшенька, сейчас поставлю. Такая радость...
  - Только холодного, бабушка, - и помахав ей рукою, пошел на улицу.
  
  -2-
  
   А дома, словно, к празднику готовятся. Из кастрюли тесто лезет, гора картошки начищенной в чашке лежит, с морковью, луком, чесноком, свеклой. Марфа развесила по всему двору на веревках одеяла, коврики, стираное белье. Лена надела косынку и Марфе помогает: промела весь двор, моет окна, а Илья, строгая рейки для забора, поглядывает за своей любимой. Та стоит на скамейке босая, в халате мамином, намылила окно, повернулась и смотрит на Илюшку, улыбается.
  - Будь осторожен, не поранься.
  Встал Илья, подошел к любимой, приобнял ее и поднял на руках.
  - Ой, - махнув на лицо Ильи мылом с руки, пуще хохочет, - только не урони!
  А мама тут как тут, запричитала:
  - Ой, Илюшенька, будь осторожен, разве можно так, надорвешься.
  Илья аккуратненько опустил Лену на скамейку:
  - Мамуль, слушаюсь, а обед-то когда будет?
  - Ой, - всплеснула руками Марфа, - мясо готово, пора борщ варить, - и побежала к печи.
  Илья за ней пошел, подбросил в печь дров, и приобняв мать, сказал?
  - Мам, у бабушки Оли был.
  - Как она? - Марфа прижала полотенце к груди и смотрит на сына. - Сейчас пирог рыбный приготовлю, отнесешь ей?
  - Нет, - помахал головой Илья, - только с тобой пойду к ней.
  - Да как-то неудобно, - Марфа села на скамейку. - Не знаю даже?
  - Я сам приглашу ее сюда.
  - А пойдет? Илюшенька, зови. Сходи к ней с Леной, поклонись от меня, скоро и борщ будет готов, и картошки наварю, потолку ее, пюре сделаю. Пирог будет. Позови!
  Обнял Марфу сын, поцеловал в щечку и пошел на улицу.
  - Девочки, - крикнул он, - тогда заканчивайте убираться, я бабушку сейчас приведу. Без нее не приду...
  - Ой, тетя Марфа, может я потом к вам приду? - смыв пену со стекла спросила Лена.
  - Леночка, все у нас будет по-семейному, оставайся. Я без тебя и не управлюсь тут, милая, да и легче будет с бабушкой Ильи помириться. Как Илью параличом разбило, речь потерял, я думала, во всем Михаил был виноват, отец его, и выгнала его из дому. И ни копейки от них не брала, прокляла всех. Даже на похороны Мишины не пошла. Голову от горя потеряла, что и говорить.
  Лена подошла к Марфе, взяла ее руки в свои ладони и присела рядом.
  - Ой, тетя Марфа, сколько об этом разговоров в деревне было, и никто не осуждал вас за это.
  - Спасибо, Леночка, - погладила по голове Лену Марфа. - Нужно простить всех, зря я тогда так поступила, и Мишка бы, отец Ильи, жив был сейчас, и увидел бы выздоровление сына, - и, обтерев платком слезу, прижала к себе Лену. - Так что не оставляй меня одну. Дай мне сил, Боже!
  - Хорошо, тетя Марфа, дайте мне ваш халат, косынку, пойду вашу Зорьку доить, - улыбается Лена.
  - Спасибо тебе. Но не поддастся она, ведь ты пока для нее чужая, - смущенно прошептала Марфа, - я сама подою ее, а ты за пирогом смотри...
  
  -3-
  
  Бабушка с Марфой так и сидели, обнявшись за столом. О чем-то тихо разговаривали, вытирая слезы. Разрезанный пирог остыл, как и чай. Но Илье тоже было не до чаю.
  - Мам, давайте я вам расскажу, как все было тогда?
  Марфа посмотрела на Илью.
  - Не виноват был ни отец, ни дед, случившемуся со мною.
  - Илья, а зачем сейчас ворошить старое, да и маленьким ты тогда был, все ли помнишь?
  - Помню, - понурив голову, сказал Илья. - Дед с отцом легли в шалаше спать, а я у костра остался. Ворошу его, картошку засунул в угли. Смотрю, птица огромная, белая на ветке сидит. Палку в нее бросил, она улетела.
  Отец проснулся и говорит, чтобы я спать ложился, мол, завтра работы много, нужно сил набраться. Они тогда с дедом бревна в лесу для бани готовили. Я попросил у отца еще немножко посидеть, мол, картошку жду, когда спечется.
  Потом смотрю, словно кто-то за кустом стоит. Вроде человек. Присмотрелся, Колька с соседнего двора, что умер, почему не помню, кажется... Да ладно, он мне машет рукою, зовет. Я к нему, а его за кустом уже нет, он уже дальше стоит и снова рукою мне машет. А луна тогда большая была, светит хорошо. Я к нему, а он убегает. Ну, думаю, сейчас догоню, да по шее ему надаю. А догнать его не могу.
  Догнал его у самого болота, а это не он вовсе, а страшило какое-то: вместо рук, ветки гнутые, вместо головы - пень, как поднимется оно из болота, я с испугу и речь потерял, а вылезти из болота не могу, сил не хватает, а оно все затягивает меня и затягивает. А потом пришел в себя, в больнице лежу и двинуться не могу.
  - То приснилось тебе такое, Илюшенька, - говорит бабушка. - Миша с дедом нашли тебя в болоте, ты лежал на ветках, от холода дрожал и весь синий был, сильно замерз, от этого и паралич твое тело разбил, врачи нам так сказали. А то, что повело тебя за Колькой, так может сон такой был...
  - Да нет, бабушка, все так и было, как я сказал. Мне много раз эти воспоминания в голову приходили, я только не мог вам внятно объяснить, что отец с дедом не виноваты были в моей болезни. Сам же я побежал за Колькой.
  - То тебе что-то во сне привиделось, внучек, - начала успокаивать Илью бабушка. - Не говорят об усопших плохо, не хочу об этом сегодня вспоминать, но они же взрослые, как они за тобой тогда не доглядели-то? - заплакала мать. - Простите меня, мама, за все, что тогда так повела себя, вместо того, чтобы к вашей помощи обратиться, выгнала всех.
  - Да ничего, мое золотце, - прошептала бабушка, - хватит себя казнить. Видно судьба у нас такая.
  Встал Илья:
  - Бабушка, а где отец с дедом похоронены?
  - Да поздно уже на кладбище идти, вечереет.
  - Так скажи, где?
  - Да завтра все вместе и пойдем к ним, - смотрит на сына мать.
  - Хорошо, - согласился Илья. - Ну а все-таки, где, бабушка?
  - Да рядом с забором, от калитки направо десятая могилка будет, рядом с дедом Мишу положили, - и заплакала.
  Ничего не сказав, вышел из-за стола Илья, и пошел с Леной в сторону огорода. Вышли через калитку, и отправились по дорожке в сторону леса, к кладбищу.
  Лена накинув на себя платок, еле поспевала за Ильей, но попросить его, чтобы не шел так быстро, не решалась. Понимала, сейчас его тревожат другие мысли - встреча с отцом и дедом, которых он с того дня как заболел, больше и не видел.
  
  -4-
  
  Могилки отца и деда заросли. Илья присел на скамеечку и смотрел на выцветшие от солнца фотографии. Потянулся к траве, сорвал ее стебельки. Лена протянула ему букет ромашек, Илья положил его у перекосившегося деревянного креста на могилке отца.
  - Прости меня, батя, что тогда я тебя не послушался. Прости меня, дед. Простите меня! - и зарыдал Илья. - Как я мог тогда уйти от вас, зачем я это сделал?
  Лена вышла за оградку и оставила Илью одного.
  Время шло, солнце вот-вот спрячется за лесом. Илья приобняв Лену, вышел с кладбища, и лица его не узнать, будто постарело, осунулось. Лена обняла своими ладонями его лицо, потянула к себе, и начала целовать своего любимого, не давая ему оторваться от себя.
  Вышли из кладбища, Илья остановился, вздохнул и медленно пошел с Леной в сторону деревни. Шли не торопясь, Илья молчал, о чем-то задумавшись, Лена - тоже.
  - И знаешь, - вдруг нарушил он тишину, - лицо отца плохо помню, как-то размыто оно. Все пытаюсь и пытаюсь его как-то лучше представить, а не получается.
  - Может фотографии помогут, посмотри их.
  - Нет, Леночка, мать тогда их все порвала и сожгла, так сильно обиделась на отца. До сих пор его считала виновником в моей болезни, что отпустил на болото, где я попал в трясину, а там тело мое переохладилось. Но все было совсем по-другому, это произошло от видения какого-то. Показалось, что Колька Сомов прячется, я к нему, хочу спросить, как он так живой, ведь его похоронили. А он, улыбается, ждет меня, а потом в прятки начинает играть, вот и завел меня в болото.
  А тогда, еще до этого, мне часто что-то непонятное казаться стало. То деда какого-то увижу, то - быка, то - медведя, то - сокола, то - змею. Смотришь на них, а это вроде не медведь или сокол, а человек. Представляешь? И одежда у них какая-то необычная, и мне что-то сказать хотят, а я не слушал их, все бегу от них и бегу.
  А, перед тем самым, как в болото попал, старуха приходила ко мне. Мать с отцом была на работе, а я вроде бы дерево обкапывал, да-да, деревья обкапывал. Она к калитке подошла и кличет меня, такая дряхлая, руки у нее трясутся, волосы седые, а глаза какие-то пронзительные, что ли, смотрит, как, ну, как будто колдует что ли. До сих пор, как вспомню ее, так мурашки по телу бегут. Дала она мне какую-то костяшку и говорит, не потеряй, а то накажет он тебя, и ушла.
  Кто он, за что накажет? Ну, смотрю на эту костяшку, а она наковальню маленькую такую, меньше спичечного коробка, напоминает. Спрятал ее, а она покою не дает мне, все хочется рассмотреть ее лучше. И как только начинаешь ее разглядывать, виски начинают покалывать, да видения разные в глаза лезут. То, кажется, что это и не наковальня вовсе, а, да ладно.
  - Так что? - остановилась Лена и смотрит на Илью.
  - Да глупости разные, то будто вода какая-то огненная течет, а я ее клещами беру и на эту наковальню кладу и, делаю из нее что-то, буд-то меч. Представляешь, из воды меч?
  - Так это же железо, - говорит Лена, - отец, бывает, растапливает его до такой степени, что оно как пластилин мягким становится, как глина, только цвета красного или желтого, а бывает как и огненная вода.
  - Леночка, а это вода, самая настоящая, вроде как бы и прозрачная, но в то же время - огненная, из нее не искры, а молнии во все стороны идут, а кто ее хочет взять, так сразу в пепел превращается. А я ее клещами, эту самую воду беру, представляешь, и молотом по ней бью, а она вовсе и не вода, а железо прямо. Просыпаюсь, сон это оказывается, а в руках наковальня та, бабкина, аж жжет руку. И самое, что интересное, я мог уснуть с нею, это костяшкой, где угодно! Один раз даже на уроке, и там все одно и то же снится, и главное, что я верю в это во сне, будто все это наяву, и только мне одному известен этот секрет, как из воды меч выковать. Вот.
  Когда учительница меня разбудила, стыдно стало, побежал в туалет, кран открыл, вода течет из него, и беру ее руками, представляешь, и ложу на наковальню. А она плещется и повинуется мне, открываю глаза, а с меня пацаны смеются, на переменке в туалет пришли, а я там под мойкой сплю. Обидно стало, выкинул я эту костяшку в окно, и все эти сны непонятные тут же прекратились.
  А потом, в лесу Колька появился, приведение его...
  - Колька, я что-то и не помню этого мальчика, - сдавливает Илье руку Лена.
  - Еще в детстве от малокровия он умер, его семья соседями нашими была, потом они уехала из деревни.
  - Вот как?
  - Представляешь, а он тогда в лесу живым передо мной предстал. Удивился этому, пошел к нему спросить, как, мол, так, ведь его уже нет на свете, а он... как приведение. Я за ним.
  - Илюш, давай не будем об этом вспоминать? - просит Лена.
  - Да, да, Леночка, - согласился он.
  
  
  Глава 5. Каждому свое
  
  - Ой, Илья, домой пора, а то загулялась. Приду, мама с тятькой, заругают, ведь волнуются.
  - А батька твой, так и работает в кузнице?
  - Да, - Лена крепче прижалась к Илье и смотрит ему в глаза.
  - Удивительно.
  - Ты о чем? - Лена улыбается. - Скажи.
   - Нам уже за тридцать, а родителей боимся.
  - А-а, как бы ты на их месте был? Дочка гусей на поле повела и пропала.
  - Ты права? - Илья присел перед Леной и заглянул в ее глаза. - А ты мне такая и в школе нравилась, - шепчет он. - На меня смотришь, а второй глаз, как гладит.
  Лена смутилась, провела ладонями по голове Ильи, схватила его за чуприну и потянула к себе:
  - Не ври!
  Илья обнял её:
  - А с отцом и матерью сегодня познакомишь меня?
  - А ты хочешь? - Лена гладит Илью по вискам. - Даже боязно как-то, - сдавив губы шепчет она, - лучше не торопись. Одумайся, а то так сразу и...
  - Боишься, что опять заболеть могу?
  - Дурак! - махнула ладошкой Лена по его шевелюре. - Придумал глупость? А что боюсь, так это правда, а вдруг это всего лишь сон? Или сказка? Цыганка мне снилась, что-то об этом говорила.
  - Ой, смотри, - Илья показал рукою в сторону лесополосы. - Что-то не пойму, коров загоняют на машину. Вроде наших, здесь же Семен их пасет? Пойдем, посмотрим.
  Лена зашла впереди Ильи и остановила его:
  - Ой, Илюшенька, наверное, воруют, побежали в деревню собирать народ.
  - А зачем воровать? - удивился Илья. - Ты, давай, в деревню, а я послежу за ними. Давай, давай, Леночка, прослежу и если что, хоть узнаю, в какую сторону поедут. Ну, поторопись же, - и, дождавшись, пока Лена не скрылась за стогами сена, крикнул:
  - Эй, мужики, а зачем же вы наших коров в машину грузите? - и пошел к ним. Три парня, сгонявшие стадо к КрАЗу, увидев Илью, идущего к ним, о чем-то между собой переговорились и двое из них пошли навстречу к нему.
  - Зачем вы наших коров грузите в машину? - повторил Илья свой вопрос.
  Но те не отвечали, шли к нему с улыбками, оглядываясь по сторонам, а когда поравнялись, тот, что помельче, резко, без взмаха, кулаком ударил Илью в лицо. И подняться с земли ему не дали, начали ногами бить, один - плетью. Илья, сжавшись, как мог, пытался уклоняться от их ударов, и если бы один из этих мужиков со всего маху не ударил плетью по ноге своего напарника, взвывшего от боли, то, скорей всего забили бы они Илью до смерти.
  
  -2-
  
  Илья пришел в себя, когда машина тронулась. Вначале он никак не мог понять, где находится. Руки его с одной стороны обхватывали бензобак машины и были чем-то связаны в запястьях с ногами. Над ним стучали копытами о деревянный настил кузова мычащие коровы. Заливное горлышко бака больно било железными ребрами по костям грудной клетки, и любая попытка Ильи хоть на сантиметр отодвинуться от него, не удавалась и, сжав зубы, он стонал от боли. Грязь, летящая из-под колес машины, больно била по лицу, и прищурившемуся Илье, больше ничего не оставалось, как терпеть и ждать дальнейших событий.
  Через какое-то время грузовик остановился, хлопнула дверь и Илья услышал:
  - Ну что, парниша, осина тебе в рыло, понял, кто здесь хозяин?
  Илья почувствовал, как кто-то резко освободил его руки от веревок, и он сполз вниз, и упал под бензобак машины лицом прямо в лужу. Подняв подбородок из нее, чтобы не захлебнуться водою, попытался отползти в сторону, но сил не хватило и снова упал лицом в грязь. Но тут же почувствовал, как кто-то вытащил его из под машины и перевернул на спину.
  - Ну что, мужик, осина тебе в рыло, жив?
  Лицо говорившего мужика Илья рассмотреть сразу и не смог, мешала грязь, прилипшая к глазам. Но очистить ее не дали, кто-то, схватив его за отворот куртки, приподнял:
  - А жить хочешь, да, осина тебе в рыло? - и хохочет ему прямо в лицо. - Через месяц приведешь сюда, вот сюда именно, где мы тебя сейчас бросим, осина тебе в рыло, десять коров, и будешь ждать нас. Понял? Если все так и будет, жить будешь, осина тебе в рыло, смотрящим сделаем в деревне. Смотрящим, понял, осина тебе в рыло? Как зовут?
  Илье, наконец-то удалось рукавом куртки стереть с лица грязь, и открыть глаза.
  - Как зовут? - перед ним стоял невысокого роста, плотного телосложения, с бритой головой и курчавой черной бородой, лезущей из-под носа, мужик. А на кончике его широкого носа, как черная пуговица, родинка, а правую щеку стягивал снизу до верху, широкий, рваный шрам.
  - Я, Илья, - прошептал он.
  - Молодец! Смотри паря, жить хочешь хорошо, осина тебе в рыло, тогда выполняй, что скажу.
  - Да, - просипел Илья.
  - Правильно, осина тебе в рыло, - и рука, держащая за ворот Илью, потянула вверх, помогая ему встать на ноги. Но силы в них не было и, не удержавшись, Илья с размаху сел на землю.
  - Только смотри, осина тебе в рыло, Горына, а значит меня, здесь знают все. Понял, осина тебе в рыло? И все боятся, понял? А кто не боится, осина тебе в рыло, тот - в земле червей кормит. Га-га-га-га, - грубо рассмеялся мужик с пуговицей на носу. - Леха, сфотографируй его рожу, чтобы потом долго не искать его здесь.
  Илья моргнул от молнии-вспышки, второй, третий раз. Попытался встать, но ноги ватные, не слушаются.
  - Так вот, осина тебе в рыло, слушай, у меня здесь все в кулаке, осина тебе в рыло. Сегодня 15 августа, через месяц, осина тебе в рыло, 15 сентября, в три часа дня, чтобы стоял здесь с десятью коровами, понял, осина тебе в рыло?
  Илья кивнул.
  - Смотри! Мое имя запомнил? И - забудь его, осина тебе в рыло. Когда разрешу, тогда и скажешь. Запомни, каждому свое! А тех, кто об этом забывают, медленно убиваю, осина тебе в рыло. Медленно так, медленно, наступлю ему на яйца и давлю, осина тебе в рыло, а он корчится, просит пощады, - все громче и громче рычит Горын, и приближает свое лицо к Илье, как гадюка, готовящая укусить. - Понял?
  А с его рта такая вонь идет, кислая до рвоты...
  - Да брось его, и так паря обосрался, - кто-то из подельников Горына смеется тонким, писклявым голоском.
  Илья, почувствовав, что его больше никто не поддерживает, снова потерял силу, и упал на спину.
  
  -3-
  
  - И кто тебя сюда привел? Сам дорогу нашел?
  Смотрит Илья, перед ним тот самый Старец, которого у озера видел, в длинном белом балахоне с капюшоном, с седою бородою по грудь, с большими и широкими седовласыми бровями и мерцающими от огня свечи глазами, сверлящими его.
  - Говорил тебе, рано вставать, не по силам еще тебе горечь людская, - обвел он свечою вокруг лица Ильи. - А время идет и ничего не меняется, до познания, - и опять Старец обвел свечою вокруг лица Ильи. - Иди домой, сила в твоем бессилии, - и Старец, перекрестив Илью, пошел вдаль, растворяясь в ночной мгле, как туман.
  Проводив взглядом Старца, Илья чувствует, что ноги окрепли, не знобит так, как раньше, а вот в ребрах тупая боль остается, в груди тяжесть не дающая глубоко вздохнуть. Развел, что есть силы, свои руки в стороны, потянул через ноздри в себя воздуха, и легче стало. Сделал шаг, второй, уже перестало шататься его тело со стороны в сторону. Еще сделал шаг, и пошел к еле видной линии огней своей деревни.
  Через минуту остановился, помутнение в голове какое-то началось. Присел, закрыв глаза, лоб отяжелел, тянет вниз, но удержался, чтобы не свалиться на землю, и делает легкий вздох, до тех пор, пока тяжесть не ушла и свежесть в голове не появилась. Поднялся...
  Идет, и все крутится у него перед глазами, то бензобак, врезающийся своим горлышком в грудь, то лицо того лысого бородача со злой усмешкой, и черной пуговицей на носу: "Осина тебе в рыло, осина тебе в рыло..."
  "Каждому свое, говоришь, - Илья до боли сдавил ладони. - Ну, ничего, только дай Боже силушки, я вам покажу, что у кого своё".
  И дрожь от утренней свежести холодком забила по всему телу, рубашка мокрая, не согревает, как и лучи только поднимающегося солнца...
  
  
  Глава 6. Демьян
  
  - Да, сильно тебе досталось, - милиционер достал ручку и, умостившись поудобнее на повозке, сказал, глядя на кузнеца. - Демьяныч, если все так оставить, то, грубо говоря, не выдюжим. Давай Илью, грубо говоря, сейчас в больницу повезем, тем более, грубо говоря, дело уголовное нужно возбудить.
  - А потом? - буркнул Демьян.
  - Сам знаешь.
  - Что знаешь? - кузнец, положив свою огромную ладонь на плечо Ильи, сказал. - Боюсь, придут, эти сволочи к нему и в больницу, и прибьют там паренька. А то, что дело откроешь, так этим же "делом" тебя же по твоей башке там и отделают, тот же Горын, или другие как он, или твое же руководство. Знаю я ваши дела, все повязаны.
  Демьян Демьянович спрыгнул с брички - человек-гора. Мужик здоровенный, сажень в плечах и росту под два метра, и плечи широченные, грудь выпуклая. А какие ладони огромные у него, с голову Ильи.
  - Марфа, не бойся за него, - повернулся Демьян Демьяныч к матери Ильи, обнимающей сына. - Да не плачь ты, если сам пришел, значит все нормально будет. Сейчас его к себе в баню отвезу, жар там еще не упал, гусиным жиром смажу, оберну в медвежью шкуру, слышала ж, как лечу людей? Вот, пусть сутки поспит у меня. А ты, Ленка, что стоишь здесь? - глянул он в сторону дочери. - Бегом к матери, скажи, чтоб жиру гусиного из подвала достала, разогрела его, да дров в печь подбрось, жару дай, сейчас Илью привезу, лечить будем парня.
   - Мам, а где Семен? - обняв Марфу, прошептал сын.
  - В очень тяжелом состоянии он, Илья, - разрыдалась Марфа. - Избили его эти изверги. Петр его на мотоцикле в больницу отвез.
  Услышав это, Илья, упершись на спинку брички, не сдержался, заплакал.
  - Илья, - обратился к парню милиционер. - Они тебе, грубо говоря, хоть что-то сказали?
  - Аркадьич, - остановил сержанта Демьян, - кровь Семена все же на тебе. Не смоешь! Почему ты о том, что говорил тебе Семен, не доложил на свои верхи?
  - Я рапорт отправлял, - со злостью зыркнул в сторону кузнеца милиционер.
  - Отправлял, говоришь, а где же он? - Демьян подошел к сержанту и, наклонившись, смотрит ему в глаза. - Где?
  Милиционер попятился от него:
  - Демьяныч, не дави, грубо говоря, я ж говорил, что передал его дежурному по районному отделению милиции капитану Федорову. Не веришь, грубо говоря, так пойди спроси у него.
   А телеграфа, грубо говоря, у нас в деревне нет, кончился вместе с почтой, как знаешь, нет и машины, а, только, грубо говоря, старый мотоцикл, на котором Семена повез в больницу. А стоит он сейчас в километрах трех отсюда, грубо говоря, сдох. Раньше директору совхоза скажешь, машину давал, чтобы в город съездить. А теперь, грубо говоря, кого просить? А у меня, грубо говоря, только вот эти две ноги, - надрывный голос милиционера начал больше напоминать визг сирены от милицейской машины.
  - А тебе того, что ночью пилораму подожгли, было мало? - продолжал наезжать на милиционера кузнец.
  - Ха, Демьяныч, да ты что, грубо говоря, сам сбрендил, да? Ты же сам чуть что, сразу в кусты прячешься, как и все остальные.
  - Прячусь, говоришь? - Демьян резко шагнул к милиционеру и, взяв его за плечо, тряхнул и смотрит ему в глаза, как удав на свою жертву, - прячусь, говоришь? Так вот, Аркадьич, ты живешь здесь среди людей, а не бандитов, запомни! А Семен, для нас всех, уважаемый человек, - еще раз встряхнул милиционера Демьян. - Если кому нужно помочь денег не просил, а так, за доброе слово тебе и крышу перестелет, и огород перекопает. А ты? Пожаловался тебе человек, так сразу писульки свои начинаешь составлять, рапортом их называешь, да в папочку складываешь, чтобы если что, так свою задницу было бы чем прикрыть! А по деревне все гусаком ходишь!
  - Не ругайся, Демьян, - остановила его Марфа. - Ссорой делу здесь не поможешь. Может сына домой поможешь подвезти, я сама его жиром гусиным намажу.
  - Марфа, ну, - Демьян с обиды рукой махнул, - и человека поставить на место дашь.
  - Так ты говоришь, грубо говоря, на мне кровь Семёна? - почувствовав поддержку со стороны Марфы милиционер и стряхнул руки кузнеца с себя. - И, грубо говоря, на тебе она тоже, понял, Демьян Демьяныч. Сам знаешь, ни Горын, ни Длинный, ни Михась, в покое вас не оставят. Соседнюю Ивановку, грубо говоря, поставили на колени, и наши Кощьи Нави поставят. Хочешь обороняться, доставайте свои ружья и охраняйте деревню. А что потом с людьми после этого будет? Да всех повырежут, всех! Понимаешь?
  - Вот это да, вон как заговорил, - удивился кузнец. - Так ты же, Петр Аркадьич, представитель власти!
  - Так ты что, грубо говоря, белый флаг предлагаешь поднять и эту мафию хлебом с солью встречать? Ах, какой молодец, Демьян Демьянович! А, грубо говоря? Так это ты с бандитами видно договорился, грубо говоря, чтобы мяском побаловались.
  Смотришь со стороны на этих людей - дух захватывает: стоят друг перед другом гора-кузнец и подсолнух, по-другому тонкую фигурку милиционера с большой фуражкой-аэродромом, и не сравнить. И надо отдать должное сержанту Петру Аркадьевичу Андрееву, человек он с характером. И трусом он никогда в деревне не был, чуть что, поднимался и шел на очередные "разборки" - семейные они или между соседями, не важно. И люди, видя его, бросали на землю топоры или лопаты, знали - спуску участковый не даст, чуть что, опозорит как нужно, да и в кобуре у него не семечки, а настоящий пистолет.
  Но, свой наган сержант достанет только в крайнем случае, а в основном, так на нож, вилы грудью пойдет, без боязни, а кто попадал под его руки-мельницы, знал, ничего не поможет, и через секунду-другую, будет на земле лежать и жевать ее, пища от боли.
  Не выдержал кузнец взгляда милиционера, махнул рукой на него. А Аркадьич схватил его за локоть и говорит:
  - Да не ерепенься, грубо говоря, Демьян Демьянович. Я обо всем, грубо говоря, сообщил уже в город. Грубо говоря, ждем ребят из отдела, да из прокуратуры. Ох, беда, беда. Ладно, грубо говоря, пойду за мотоциклом, - и, сняв с себя фуражку и вытерев платочком лоб, вздохнув, сказал, - зря ты на меня, грубо говоря, так все сваливаешь. Зря. Я вам, грубо говоря, здесь представитель власти, а не шавка, какая-нибудь, грубо говоря, хотя все вы к этому, грубо говоря, привыкли.
  А я не шавка, и людей у меня нет, чтобы пьяниц разных там, грубо говоря, утихомиривать, да стоять против мужиков, грубо говоря, которые, когда напьются, так с топорами да вилами на жен своих с тещами бросаются.
  Ты вот иди ко мне, грубо говоря, и помоги, да еще с деревни двух-трех мужиков, грубо говоря, приведи, вот тогда, грубо говоря, и порядка в деревне будет больше. А то, грубо говоря, ишь какой, "кровь Семена на мне". Ты это, грубо говоря, брось!
  - Да ладно, Аркадьич, не ерепенься, - отмахнулся от него кузнец, - кто здесь прав, не знаю. А вот завтра, давай, как говоришь, так и сделаем, соберемся все у рынды, и поговорим как быть дальше нам. Может тоже стоит Думу выбрать, как вон по телевизору показывают, начальника твоего пригласим и спросим у него, как он нас от этих бандюганов защищать собирается. А то не выдержим, да на вилы их поднимем!
  Может и дружину свою надо собрать, - голос у Демьяна грубоватый, от каждого слова в дрожь бросает, - наберем мужиков и все. А на кого нам еще здесь опереться? Партии нет, профкома - тоже, милиции - один не справишься. Ох, как не люблю я лезть в эти дела! Ладно, - и пожав руку милиционеру, посмотрел в сторону Ильи и Марфы, - садитесь на бричку, поехали...
  
  -2-
  
  Обиделся Илья на кузнеца: как ему не приятно было сидеть намазанным жиром в горячей медвежьей шкуре, а вылезти из нее, чтобы хоть как-то передохнуть, освежиться, не давал ему, да все приговаривал: "Баня парит, баня правит, баня все исправит", "На пару, да в баньке сорок болезней выходит".
  Но Илье, до поговорок кузнеца не было дела. Хотел он только одного, вылезти из шкурьей печки, вытащить свое тело, кипящее в поту и гусином жире, и выбежать на свежий воздух, да вздохнуть. Но Демьян Демьянович, все видел, и любую попытку Ильи тут же пресекал.
  Потом, кузнец, заложив в печь новых дров, принес с предбанника кувшин с квасом, приподнял Илью и дал ему напиться, и сказал:
  - Ты, Илья, выдержи это все, будь мужиком! Это старый рецепт, после войн наши предки все свои болячки так залечивали. Мой дед рассказывал, а ему его дед, а тому его дед. Я и сам испытал такое в детстве, когда избу с отцом в лесу собирал, так ее пара бревнышек сорвалась и по мне прокатилась. А сейчас видишь, хоть мне и за пятьдесят, а пудовый молот для меня как игрушка.
  Так что, терпи, парень, атаманом будешь. А сейчас попробуй уснуть, только не вздумай, если рано встанешь, вылезать из шубы. Хорошо? Мужиком будь, договорились? Захочешь в туалет тоже терпи, если что, я в предбаннике буду, позовешь. Вот тебе еще одно лекарство, хлебни, - и подал Илье другую кружку.
  Напиток в нем цвета чайного, сладкий, но во рту не задерживается, по горлу внутрь полился, и язык его задержать не может. И аромат у него знакомый, только вспомнить его Илье не удается, голова закружилась в приятной истоме, что-то непонятное стало с ним происходить, он в ответ кузнецу то ли говорить, то ли напевать стал. И остановить себя не может.
  Кузнец сидит к Илье боком и машет в ответ головой, а потом обернулся, а это и вовсе не Демьян, а чудище какое-то: нос плоский, усы, как птичьи перья из подбородка торчат, и обличье темное, как у кочегара. А нос как пятак, хотя вовсе и не Демьян это, нет у него рожек на голове, да и копыт на руках. Фу, кто же это?
  Смахнул Илья рукой перед собою, и все изменилось - кто-то картину перед ним такую в воздухе нарисовал, и не красками, а роем мошкары болотной. Но, и она тут же опять взметнулась вверх и роем опустилась перед глазами Ильи и... От испугу прикусил Илья губу: теперь перед ним Демьян с хвостом сидит, как у их коровы, да горох он с руки в руку пересыпает, а крупа-то эта и совсем не горох, с грецкий орех он величиной не бывает, а камни это цветов разных - золотистого, вишневого, лазурного, зеленого, как звездочки радужные подмигивают. И лучики играют вокруг них.
  А вот второго, кто сидит перед кузнецом, никак Илья рассмотреть не может. Не раз для этого уже глаза свои протер, а все равно нет у того четких очертаний - ни лица, ни тела, словно через запотевшее стекло рассматривает. И голос у него на человеческий не похож, будто гнилой пень трещит, когда его выворачивают.
  - Продай, бриллиантами с ног до головы за него обсыплем!
  - Ох, чего захотели, а?
  - Продай, кузнец, алмазный молот добавим, любое железо ему поддастся.
  - И зачем он так вам нужен?
  - Ох ты, кузнец, лишнее спрашиваешь.
  - Неужели сын дьявола он или еще кого? - повышает голос кузнец.
  - Чур тебя, чур, - заверещало оно тонким треском малых веточек. - Услышит, ничего живого вокруг не оставит...
  - Да, знаю я ваше золото с бриллиантами, одни чары колдовские, вода гнилая.
  - Времени мало у тебя осталось, смотри кузнец.
  - Да что ж он вам - дорогу перешел?
  - Смотри кузнец.
  - Посмотрю, посмотрю.
  Дым пошел, едкий, в нос Илье лезет, скребет в горле - хуже напильника, аж вздохнуть трудно... Закашлялся.
  - Глотни, - услышал Илья голос Демьяна.
  Открыл глаза, не ошибся, кузнец перед ним сидит со свечей и подает ему кружку, а взять-то ее Илья и никак не может, руки-то в шкуре медвежьей спрятаны.
  - Пригуби.
  Приоткрыл Илья рот, и почувствовал, как приятная прохладная вода рот наполняет, теплой становится, вязкой как кисель, и в глотку вливается, не остановить. И - тяжесть глаза обволакивает, и тело его юлою закручивается в мягкую перину, опускается. А это совсем и не перина, а вода мягкая, как пух, и - не прозрачная, а как зеркало, смотришь в нее и себя видишь. Вот она лапа медвежья с огромными когтями, а пасть - зубастая, вон какие у меня клыки. Кто я?
  
  - 3 -
  
  Проснулся Илья от прохлады. В бане темно, печь накалена до красноты, слышно как огонь в ней гудит, песню свою поет.
  Кузнец открыл дверь, зашел в баню и присел около Ильи, смотрит на него, улыбается.
  - Ну что, как чувствуешь себя?
  - Холодновато... - шепчет с дрожью Илья.
  - Это к выздоровлению, значит.
  - Демьян Демьянович, - шепчет Илья, но кузнец не оборачивается, что-то раскладывает на соседней полке. - Демьян Демьянович?
  Но не слышит его кузнец, скорее всего из-за зашипевшей воды на раскаленных от печки камнях. Жар ударил в лицо, приятная истома по телу потекла, все ниже и ниже, и так не хочется ее терять. Илья полез глубже в шкуру, пытаясь унять дрожь в ногах, но тепло остановилось чуть ниже груди, и не спускается дальше. Задышал горячим воздухом Илья, и ждет, когда тепло ноги укроет.
  ...Видно вода холодная, в которой он стоит, нужно вылезать из нее, да костер разжечь на берегу, только как это сделать? Смотрит Илья на лапы свои, а они и не медвежьи вовсе, а человеческие - руки...
  - Иди ко мне, - кто-то завет Илью с берега.
  Вроде мальчик. Да, да, мальчик, и лицо у него знакомое, не тот ли это Колька с соседнего двора, что его в болото тогда увел?
  - Коля, за что ты тогда со мною так поступил?
  - Это не я был.
  - А кто же?
  - Пойдем, пойдем, догони меня!
  Вылез Илья из озера, а нет никого вокруг.
  - Я здесь, - услышал Илья голос Кольки из-за кустарника.
  Смотрит, а это вовсе и не кустарник, а корни огромные, как руки черные и мускулистые из земли тянутся.
  - Не хочу.
  - Ой, Илья, спаси меня, я поскользнулся, и нога моя в корнях застряла. Мне больно, больно.
  Кинулся Илья к корню, а Кольки уже и нет там, болото вокруг и только Колькина рука торчит из трясины и голова его с открытым ртом вот-вот скроется в ряске, и кричит он во всю мочь:
  - Спаси меня, Илья, я тону!
  Смотрит по сторонам Илья, дерево старое перед ним лежит, обломал его ветвь и пытается всунуть ее в руку Кольки, но никак дотянуться до нее не может, словно, кто-то не пускает его, удерживает.
  - Сам иди ко мне, спаси меня! - кричит Колька и рука у него длинная, так и тянется из болота к Илье. - Спаси меня! Дай руку! - и вот-вот схватит его за горло.
  Чувствует Илья, что нельзя ему поддаваться Кольке, и рука у него совсем не рука, а лапа, нет, кочерга, и вывернуться из нее Илье не по силам.
  Да что-то белое появилось впереди. Поднял глаза Илья - Старец, тот самый, которого он знает, только не помнит по имени. Дотронулся Старец своим посохом до кочерги, рассыпалась она в прах.
  - Не поддавайся чарам, Илья. Больно слаб ты, сопротивляться им.
  - Здравствуй, дедушка, - опустился Илья на колени перед спасителем своим, и спросил. - Зачем я им?
  - В царстве своем нужен ты им. Не хотят они отпускать тебя в преисподнюю...
  - Дедушка, дедушка, а как туда пройти?
  - Илья, Илья... - кричит тонущий Колька.
  Но никак Илья не может рассмотреть говорящего с ним Старца.
   - Илья, Илья...
  Открыл глаза Илья, перед ним лицо Демьяна, а где же Старец?
  - Успокойся, успокойся, Илюша. - Демьян обтирает его лицо мокрой теплой тряпкой... - Побоялся за тебя, думал, всю шкуру сейчас порвешь. Но не бойся кошмаров, они - сон. Что же тебе приснилось такое страшное?
  - Не помню, - соврал Илья.
  - Тогда отдыхай. Может, пить хочешь?
  - Спасибо, - и Илья прикрыл глаза. Но, уснуть уже боится, такие кошмары его во сне уже давно не посещали, но и те с нынешними - не сравнить. Наверное, от настойки, которой поил его Демьян Демьянович все это происходит.
  Потянул руку к себе, напряг ее, и почувствовал только отдаленную тупую боль в правой части груди. Напряг мышцы на спине - не тянет. Да, прав был Ленин отец, его лекарства имеют лечебную силу.
  Вытянул Илья руку из медвежьей шкуры, в которую был завернут, за ней - вторую, и двигаясь телом вылез наружу всем туловищем. Не смотря на жар в бане, его кожа сразу же почувствовала прохладу. Удивительно.
  Развернул шкуру и, упершись спиной в стену, накрылся ею, как одеялом, и тут же снова почувствовал усталость в теле.
  Через какое-то время проснулся. Этот сон был обычным, без сна. Ну и хорошо, прикрыл глаза, здремал.
  ...А мужик с черной пуговицей на носу соскочил с дерева. А за ним на землю начали падать крысы, мыши и тут же превращаться в людей, со страшными обросшими длинными волосами лицами, с огромными клыками, и все они тянут свои руки к его Ленке. Поднял Илья с земли палку, а она сверкает - это меч. Встал он перед ними, закрывая собою Лену, отталкивает их от нее, рубит мечом их, а у них новые и новые головы начинают расти. А Горын, как дракон, растет и растет перед Ильей ввысь и вширь, но Илья машет мечом и сбивает им огонь летящий из пасти Змея...
  
  - 4 -
  
  - Пора вставать, уже день на улице, - разбудил Илью Демьян Демьяныч, и стащил с него медвежью шкуру. - Как себя чувствуешь, Илья?
  - Не пойму, - ответил Илья, осматривая свое худощавое тело, кожу, изрезанную темными рубцами.
  - Да, здорово они тебя излупцевали, в некоторых местах чуть ли не до костей раны открытыми были. А вот здесь под ребром, кожа аж завернулась. А теперь, видишь, стянулась, заживилась. Сейчас умойся, смой с себя пот, грязь легонечко, накинешь сверху вот этот халат, и пойдем в дом, - и подал Илье кувшин, - пей.
  - Опять настойка пьяная? - сморщился Илья.
  - Нет, то живица была, а это квас.
  - А живица у вас для чего?
  - Хм, - улыбнулся кузнец, - да самая простая она, из шиповника с брусникой, да клюквой, и меда немножко в нее добавлено, и травка покойная. Витаминная. А что, Илюш, не помогла?
  - Не знаю, но уж больно она пьяная.
  - Вот и здорово, - улыбается Демьян Демьянович, и поглаживает своею огромной, мозолистой ладонью Илью по голове, - а потом Лена тебя рыбным, да клюквенным пирогом накормит.
  - А долго я у вас проспал-то?
  - Третьи сутки. Придешь в себя, живицы дам, и - спишь опять, как богатырь. И мама тут сидела с тобой, и - Лена, и - я.
  
  - 5 -
  
  Смородиновый чай дурманит своим запахом, пот течет по вискам, лицу, по груди, и приятно щекочет кожу.
  - А собирались с людьми на рынде? - не сводит с кузнеца глаз Илья.
  - Да, вроде всех оповестили, а пришли только те, кто может первым пострадать от этой мафии: Кулебяка Степан, у которого пилораму пытались сжечь, Колосов Сашка с несколькими своими огородниками, да Анька Устьянова, у которой твоя мама дояркой работает с моими девчонками.
  - А кто такой Колосов?
  - Да, бывший наш агроном, Александр Дмитриевич. Кооператив создал, ну что-то типа бригады, в которой все вместе работают на поле, а потом, продав урожай, полученные деньги пополам делят.
  - А-а-а.
  - Ну вот они своей бригадой на поле овощи садят, пшеницу, а урожай продают в городе.
  - Демьян Демьяныч, а вы-то, как живете?
  - А че, Ленка не рассказывала? - улыбается кузнец. - Вон смотри, и ткнул пальцем в сторону забора.
  - Красота-то какая, - воскликнул Илья, увидев перед собою сказку: поляну из роз, только цвета они необычного, какие-то желтовато-чайные. Посередине них на брусе флюгер-корабль на парусах, флюгер-медведь и вертятся от ветерка. - Вот это да! - Подошел Илья к деревцу и потянул руку к висящему на одной из веток яблоку, - и тут же поняв, что дерево железное, смутился.
  А кузнец смеется:
  - Ну как, Илья?
  - Здорово!
  - Хочешь, научу?
  - Очень.
  - А дело это непростое. Если полюбится тебе, то буду рад.
  - Я уже полюбил, - украдкой прошептал Илья. - Похороним Семена, и приду к вам.
  - Это ж тогда мне долго тебя ждать придется, - засмеялся Демьян Демьяныч. - Живым остался Семен, это его по голове так сильно ударили, что он в беспамятстве долго пролежал, врачи говорят, тяжелое сотрясение мозга получил. Ничего, скоро оклемается, домой приедет.
  - А кто за стадом следить будет?
  - Сменщик Семена с братом, Колька Ожугов. Да ты его вроде знаешь, недалеко от вас живет, парень спокойный, как и Семен с головой дружит. Ну, ладно, Илья, наговоримся еще, давай шкуру из бани на улицу вытаскивай, да в печь дров подбрось там, через часик тебя еще раз попарю.
  ...Легко сказать шкуру медвежью перетащить. Весит она с пуда два-три, а может и больше. Пробовал Илья ее по-разному за собой тащить, да силы, как ни стыдно, не хватает. Только вот один способ ему удался, потащил шубу за собой на четвереньках. И - вытащил во двор.
  А там кузнец его ждет, удивился.
  Увидев его Илья, на ноги вскочил, и не знает, что и сказать Демьяну Демьяновичу. А тот, улыбнулся, подхватил шубу, да закинул ее, парящую, на скамейку. Повернулся к Илье, пожал ему руку и сказал:
  - Будет с тебя толк. Будет.
  Сказал, вроде бы как-то по-простому, а все же в словах его почувствовалась похвала. Выбрал Илья в предбаннике пару тонких березовых поленьев, бросил их на засыпающие своим сном угли в печи, и раздул их. Запрыгали язычки пламени по коре, захрустели по стружке, брошенной сверху, веткам. Илья застыл у печи, все насмотреться на красоту пляшущего огня не может. Какая красота!
  ...Вышел из бани, набрал воды из колодца, хлебнул ее, холоднющую, аж зубы свело. Прикрыл их горячей ладонью - согревает, а сам с дома кузнеца глаз не сводит. Двухэтажный он, с резной крышей. Сложен из бруса, ступени на крыльце тоже, а вот ступени и перила на крыльце кованные. И веточки, тянущиеся вместо стен - тоже, на них разные пичужки сидят - птички, белочки, бабочки - красота какая! А на самой крыше флюгер-петушок, вот-вот встрепенется и закукарекает.
  - Этому петушку уже лет сто, - услышал слова кузнеца Илья. - Еще мой прапрадед Галактион его выковал. Счастье несет он в дом, как и гостям его, так дед мне говорил.
  - А дому вашему сколько лет?
  - Десять лет назад его построил, а старый разобрал да кузницу на его месте поставил.
  - А прадеды ваши, где жили?
  - Там, - махнул куда-то Демьян, - деда дом был, чуть дальше - прадеда, а здесь - прапрадеда. Ладно, Илюш, пойдем в баньку париться. Пойдем, пойдем, а то скоро бабы с фермы придут, тогда уж попариться не удастся, все будут тебя утешать. Иль хочешь подождать их, да платочек просушить, чтобы слезки вытирать? - громко смеется Демьян.
  - Вот даете, Демьян Демьянович! - смутился Илья.
  
  
  Глава 7. Подмастерье
  
  В кузнице было темно, Илья сделал несколько шагов внутрь помещения и стал ждать, когда Демьян Демьяныч включит свет. Но тот подошел к горну и чем-то железным начал, то ли скоблить его, то ли очищать от мусора, не разобрать.
  - Илья, иди сюда, - позвал он, - сейчас глаза привыкнут, осмотришься.
  Илья направился к нему, но тут же ногою ударился обо что-то твердое. Нагнулся, пощупал рукою, это было ведро, наполненное углем.
  - Будь осторожнее, - услышал он голос кузнеца, - там справа у стены ящик с углем, видишь?
  Илья замер, посмотрел в ту сторону, куда говорил кузнец, и остановил взгляд на каком-то темном квадратном предмете. Глаза начали привыкать к сумраку в кузнице, и с каждой секундой он все отчетливее рассматривал разные предметы: наковальню с лежащим на ней молотом, слева - верстак, стол у окна, железный ящик с углем.
  - Вижу, - откликнулся Илья.
  - В нем, в правом углу, лежит кора березовая.
  - Вижу.
  - Возьми пару кусков и неси сюда.
  Когда Илья подошел к горну, то увидел, что посередине его Демьян наложил друг на дружку мелких дров, а под них засунул, принесенную кору.
  - Вот и все, давай спички, - сказал Демьян.
  - А где они лежат?
  - Вот беда, - обернулся к Илье с улыбкой кузнец, - дома оставил. Ну ладно, будем гвоздями зажигать.
  - Как это? - удивился Илья.
  - А вот так, - Демьян протянул Илье щипцы, - держи, - и, зажав в них гвоздь, опустил его на наковальню. - Только не отпускай и начал легонько бить по нему молотком.
  - Демьян Демьяныч, это зачем? - поинтересовался Илья.
  - Зажигаю, - сказал кузнец и поднес щипцы с гвоздем к Илье, - потрогай, только осторожно.
  Илья несколько смутился, но руку все же протянул к гвоздю, и легонько прикоснувшись до него пальцем, ее сразу же отдернул, чуть не обжегшись.
  - Запоминай, это наш первый секрет, как добывать огонь, - сказал Демьян, продолжая сильнее и сильнее стучать молотком по гвоздю. И прямо на глазах Ильи он начал краснеть, все ярче и ярче, и когда кузнец подсунул его под кору с дровами, она тут же задымилась, вспыхнула, и через мгновение огонь разросся, охватывая своими языками пламени дрова, и костер затрещал. Дым потянулся вверх, под козырек поддувала.
  - Вот это да! - с восхищением наблюдал за происходящим Илья. - Вы как волшебник!
  - А почему бы и нет, - засмеялся Демьян и, положив свою огромную ладонь Илье на затылок, потянул его к себе и приобнял. - Этому меня дед научил. Ну что, Илья, начнем? Давай, - и показал пальцем на ведро, стоящее посередине кузницы, - досыпь в него угля, только самый мелкий выбирай, от крупного толку нет, а потом - воды в тот жбан, ведра три-четыре налей, надеюсь, хватит.
  И началась работа. Илья вышел из кузницы во двор за водою, а там его Лена у колодца ждет, улыбается:
  - Мама ватрушки приготовила, идем чай пить.
  - Это еще кто там нам мешать начинает, а? - донеслось из кузницы громкое возмущение Демьяна Демьяныча. - Доця, ты это брось, работы у нас много, на обеде ваши ватрушки и попробуем, а сейчас не мешай нам.
  
  -2-
  
  Затаив дыхание Илья наблюдает, как прут, который Демьян только положил на огонь горнила, начинает менять свои цвета, - чернеет, потом краснеет, черная окалина, образовавшаяся на его краях, лопается, расползается и исчезает в горящих углях.
  - Илюша, стань справа от меня, - сказал кузнец.
  Илья затушевался и если бы не успел сделать шагу в сторону, то попал бы под щипцы с раскаленным прутом, который Демьян взял с горнила и, повернувшись, положил на наковальню.
  - Ничего, Илюшка, привыкнешь, вон тот средний молот подай, - и голос у Демьяна изменился, стал мягким, несколько дрожащим. Неужели волнуется?
  С легкостью он взял из рук Ильи тяжеленный молот и, крутанув его в своей огромной ладони вбок, опустил на наковальню, словно примериваясь, а потом, немножко приподняв его, без размаху ударил по пруту, потом еще раз и еще, все выше и выше поднимая молот. Приподнял прут, осмотрел его со всех сторон и, возвратив его назад, взял маленький молоток и продолжил выравнивать железку. Опять приподнял, смотрит:
  - Как ты думаешь, почему в кузнице света не включаю? - и, не дожидаясь от Ильи ответа, продолжил. - А для того, чтобы глаз не сбить. Вот посмотри на прут, какого он сейчас цвета?
  - С каким-то желтовато-красным переливом, - ответил Илья.
  - Значит, дозрел металл для ковки, стал мягким, а времени для этого у нас немного и терять его уже нельзя, - и опять молот раз за разом "заходил" по раскаленному концу прута. - Вот, вроде и хватит, а теперь скостим уголочек, та-ак, - и с небольшого размаху ударил молотом по его торцу. - Вот, самый раз, - подводит итог своей работе Демьян. Внимательно рассматривает и бросает прут в ведро с водою, где тут же все зашипело, заскворчало, поднимая в воздух горячий молочный пар.
  - Это, Илья, будущее долото. Металл пусть и не инструментальный, но если железо дотянуть до нужной температуры и вовремя его охладить в воде, то звонким и крепким станет, и даже гвозди им можно будет преспокойно перерубать.
  Ну что, хочешь сам попробовать? - Демьян прищурил глаз и смотрит на Илью. - Вон тот прут нужно раскалить в горне и кончик его расплющить в прямоугольный. Вот такой ширины, к примеру, - и расширив перед лицом Ильи большой и указательный пальцы, добавил. - Сантиметра на три-четыре, не больше. Если не получится, то заново в огонь клади его и повторяй, только запомни, какой цвет будет поддавать вон тому небольшому молотку, до того цвета будешь дотягивать и следующий прут, только работай в рукавицах. Договорились?
  - Ага, - кивнул Илья и, взяв из рук Демьяна щипцы, остался у горна наблюдать за торцом положенного в огонь прута.
  - Главное сейчас тебе не торопиться, - продолжает свое наставление кузнец, - как металл нагреется до красного цвета, тогда и работай с ним, только все аккуратно делай, и крепко в щипцах держи его, чтобы не выскочил, - и, поправив на Илье вздыбившийся на поясе фартук, вышел из кузницы.
  "Вот и начался мой первый урок", - подумал Илья.
  Огонь как кисель, мягкими волнами обволакивает собою угли, мерцающие то темными искорками-бульками, то яркими, с шипом - метая в стороны маленькие искорки. Илья глаз не сводит с огня. Вот, кажется, он начинает угасать, взял кочергу, поворошил угли под прутом, и несколько раз нажал на рычаг горна. Воздух, дохнувший в огонь, разбудил его, и он заиграл в быстром танце на углях. Но прут пока еще только чернел.
  Кто-то что-то прошептал за спиной. Илья обернулся, в кузнице темно, никого и нет, только в дальнем углу что-то фосфорится желтоватым, нет, вроде серебристым светом. На ощупь, аккуратно переставляя ноги, Илья подошел к верстаку, нащупал плоскую железяку, поднял его и смотрит на оконный просвет, это, вроде, не инструмент, а ключ дверной. Хотя, может и не так, уж больно узкий он, при обороте может и переломиться, и весь в ржавчине. Ну не может он светиться, и, оставив его на столе, вернулся к горну.
  Огонь опять успокоился, ровный, спокойный, колышется, как вода в ведре, когда его аккуратно несешь, без встряски. А прут так и остался черным. Илья заново посмотрел назад, а ключ, больше нечему лежать на верстаке, продолжает фосфориться, только теперь золотистым светом. Бывает же такое? А теперь нет. Почему? Отложив в сторону щипцы Илья подошел к верстаку, плоская железка лежит на месте, чернеет, и не светится, а со стороны горна на него смотришь - светится. Почему так?
  На другой стороне столешницы верстака что-то шевельнулось и пискнуло, Илья от неожиданности вздрогнул и ключ вылетел из руки и, звякнув, упал на пол. Мышь, наверное. Илья всматривается в угол, на досках чисто, ни мусоринки. Нагнулся за ключом, но так его и не нащупал, видно за стеллаж залетел, хотя вроде, когда падал и не пружинил вовсе. Встал на колени и стал обеими ладонями водить по цементному полу - ничего.
  Посмотрел в угол кузницы и, вздрогнул. Кто-то тихо притаился и наблюдает за ним.
  - Это вы, Демьян Демьянович?
  Тишина. Илья встал, присматривается, кто же это тогда? Вроде и борода видна у него, как у кузнеца, и - в фартуке черном. Сделал несколько шагов вперед, присмотрелся еще внимательнее, а теперь вроде это вовсе и не человек это, а вешалка с одеждой. Фу ты, бывает же такое, чего только может не померещиться, подумал про себя Илья, и повернулся к верстаку. На нем ничего нет, кроме двух согнутых гвоздей. Где же ключ? Может куда-то за верстак отлетел...
  Дверь с улицы отворилась и в кузницу зашел Демьян:
  - Еще не нагрелся прут? - спрашивает и рассматривает его. - Нет, ну минут через пять начнет краснеть.
  
  - 3 -
  
  О том, что устал: в плечах - тяжесть, в ногах - гуд, в руках - дрожь, Илья Демьяну не признался. Постеснялся, хотя, это приятная истома, заработанная. Сегодня он сделал два долота, сам, без помощи кузнеца. Потом, один прут согнул в круг и сковал его концы, не разорвать. Здорово! И длинные гвозди из прутов наделал, для крыши. Семь, кажется...
  После ужина они с Леной остались в столовой, и только сейчас он понял, что уже несколько минут, а может и больше не сводит глаз с нее, со своей любимой девушки. Рассматривает ее красивые, словно черным углем прочерченные брови, вытянутый вверх носик, полные, что-то щебечущие ему губки. Только по гримасе лица, он понимал, что Леночка рассказывает ему о чем-то интересном ей, но он не предавал смыслового значения ее словам, а просто смотрел на нее.
   - ...А Анна Павловна ему говорит, чтобы вашей корове давал самый лучший корм, свеженькую траву. А тот говорит: "Это сейчас вместо ордена так принято своих доярок награждать за перевыполнение плана? А меня тогда, Анна Павловна, чем наградишь?" - писклявым голосом скотовода Федьки говорит Лена. - А она ему (уже погрубее): "Гм, подумаю". А тот тут же говорит: "Анна Павловна, а вот литрой самогонки награди, а то моя жинка весь сахар на варенье перевела". Вот смеху-то было.
  Илья тоже улыбается.
  - А тебя как, батька не замучил? - заглядывает в глаза своему возлюбленному Лена.
  - Он у тебя просто волшебник, - шепчет Илья в ответ.
  - Ой, - смеется Лена. - Ты его еще просто не знаешь. Он - колдун! Да, да, самый настоящий.
  - Как это так?
  - Ой, - вздохнула Лена, - бывает такое, что по ночам у нас, это на старом дому, где прадед когда-то жил, такое закрутится, что и не знаешь, о чем и думать-то. То волки завоют, то всполохи костра, которого на самом деле-то и нет, как поднимутся в небо, то гром с молнией, как дадут, аж земля там, как на вулкане ходить начинает и шипеть. А батя успокоит нас с мамкой, крест возьмет, молот, что на улице у колодца стоит, и идет туда, - Лена перешла на шепот. - А оттуда только и слышен его бас, что-то громко там говорит, а молотом о камень начинает стучать, и - все!
  - Что?
  - Тихо становится. Мы с мамкой трясемся, ждем отца, а он приходит, ужас прямо, как старик столетний, без сил, сгорбленный. Ой, прямо страшно и вспоминать про это. Потом настойки лавы своей выпьет, станет на колени перед иконой и час, не меньше, молится. Вот.
  Илья, невольно закачал головой.
  - Не веришь? - Лена прикусила губу. - Но потом через месяц-другой опять все это может повториться. Вот увидишь!
  - Лен, помню, когда мы детьми у костра собирались, ты об этом тоже рассказывала?
  - Да! - Леночка отмахнулась от Ильи, как от приставучей мухи и, отвернувшись, надула губки. В зеркало смотришь на нее, такая смешная, и сил нет, чтобы удержаться и не обнять ее.
  - Так это все сказки были?
  - Может и так, - смутилась она и положила голову на грудь Ильи. - Ты, правда, меня любишь?
  - Конечно.
  - Сильно?
  - Очень! - и Илья сильнее прижал к себе девушку.
  - А тогда можно я у тебя сегодня останусь?
  - Да, - прошептал Илья. - А мама?
  - Илюшенька, мы уже взрослые с тобою.
  - Я тоже очень хочу, чтобы ты со мною осталась, - поцеловав в лоб Леночку, прошептал Илья. - А можно вместе спать будем?
  - Вот, дурак, - громко вскрикнула Лена и с такою силою обняв, сдавила Илью, что тот чуть не закашлялся.
  - Извини, - поняв, что глупость сказал, Илья поцеловал ее в висок. - Я тебя очень и очень сильно люблю.
  - Правда? - утирая слезу, сказала Елена. - Ты меня любишь?
  - Очень! - улыбнулся Илья. - Без тебя просто жить не могу! - и посадил Лену к себе на колени. - Вот сегодня работал на кузнице, и ты знаешь, подумал о нашем завтра. У меня тоже будет кузница, буду уважаемым человеком в селе, как твой отец. Кому нужно откую подкову там, или отремонтирую плуг, подсвечники научусь делать, цветы, как у твоего отца. А еще...
  - Ты, правда, хочешь быть кузнецом, как мой папа?
  - Да.
  - Он всю жизнь мечтал о сыне, да - не получилось.
  - А ты меня в мужья возьмешь, вот и будет у него сын.
  - Конечно, - мокрой от слез щекой, Лена прижалась к подбородку Ильи.
  - И детей наших тоже буду учить кузнечному делу.
  Лена сильнее прижала к себе Илью и начала целовать:
  - Милый, милый, а сколько ты хочешь детей?
  - Трех сыновей и трех дочерей, чтобы ни тебе, ни мне не было обидно.
  - Я согласна, - прошептала Лена. - А может, Илюша, у нас останемся ночевать? Мама твоя не против.
  - Неудобно как-то. Не успел на ноги встать, а уже, в деревне скажут, проверяет, какое приданное за невестой.
  - Фу, ты, ну даешь! А кому, какое дело? - смотрит Илье в глаза Лена. - Да и поздно уже, темно, кто увидит?
  - Нет, Леночка, пойдем лучше ко мне домой, мама места себе уже не находит...
  
  -4-
  
  Интересно получается, полночь, где-то высоко слева над ними висит тонкий полумесяц, небо покрыто редкими маленькими мерцающими искорками звезд, еле-еле освещающих улицу.
  - А правду говорят, что звезды - они как наше солнце?
  - Да, - шепчет Лена, - только лететь до них миллиарды лет. Представляешь?
  - Долго!
  - Очень долго, - шепчет Лена. - Учитель говорил, что звезды бывают в сто раз больше нашего Солнца, и цвета другого, белого, красного, синего, и даже черного.
  - А каких больше?
  - А разве это можно узнать? Наверное, тех, которые мы видим.
  В деревне тихо. Ничто не мешает слушать пение цикад, сверчков, тихий разговор женщин, сидящих на скамейках, чуть дальше - ребят, где-то мужик пьяный все пытается напеть только знакомый ему куплет про мороз, но сбивается, вздыхает и опять начинает заново свою песню: "Ой мороз, мороз, меня... Эх! Ой, да чтоб ты..."
  Деревня есть деревня. Кругом все открыто навзничь, поэтому ничего не спрячешь от соседей, даже иголки в сене - все увидят, все рассмотрят, да еще и прибавят, мол, спрятал сосед не иголку в стоге, а то, что на ум придет.
  Да, да, именно так. Вот и сейчас, вроде бы темно на улице, ночь кромешная, ни одного фонаря на столбах не горит, а парочку - Илью с Еленой все видят, кто окликнет их к себе подзывает, кто шутку с прибауткой в их сторону кинет, а кто уже и сплетню готовую. Но Илье с Еленой не до этого, их сердца наполнены любовью и мечтами.
  - А вот здесь, помнишь, Алексей Иванцов жил? Мы с детства любили с ним на поляне в лесополосе шалаш строить, а потом у костра сидеть, - вспоминает Илья.
  - Ой, конечно помню! Он потом, перед армией, на Иринке, своей однокласснице, женился, и теперь вон в том доме живут, который от деда с бабушкой его остался. Отремонтировали его. У них тройня родилась, представляешь? А сейчас где-то в Сибири работает, несколько месяцев там, потом месяц дома. Правда, точно не знаю сколько.
  - Да, мне мама рассказывала, - прошептал Илья и поцеловал в ушко Лену. - Смотри, у них свет на веранде горит, вроде чаевничают на улице?
  - Ох, какой ты глазастый. Вроде они, - всматриваясь, согласилась Лена.
  - Давай зайдем, поздороваемся с ними?
  - А мама-то твоя наверное совсем разволновалась.
  - Так и разговора с ней не было, что я сегодня приду.
  - Правда? Ой, ну почему ты не согласился тогда у нас остаться, а то мне так неудобно перед нею.
  - А мне перед твоими?
  Не успели они поравняться с домом Иванцовых, как услышали веселый крик детей, едущих сзади на велосипеде.
  - Мишка, Гошка, Танька, а ну домой, а ну быстрее. Ишь, раскатались! - крикнул со двора Иванцовых мужчина. - Сколько звать?
  И малышня, еле увильнув от идущей по дороге парочки, чуть не сбив Илью с Еленой, со смехом и криками влетели в кустарник, растущий у забора.
  Илья с Еленой тут же бросились к ним, но ничего с ребятами не случилось, только поцарапались может, и все. Подбежавший к ним мужчина вместо ругани громко рассмеялся:
  - Эх, шпана, как вы только взгромоздились втроем на этот велик?
  - Леша, ты? - спросил Илья.
  - Илья! Ох, какая прекрасная встреча! - жмет в ответ ему руку. - Ты уж извини моих шалопаев. Рад, что выздоравливаешь. Заходите на чай к нам, только не отказывайтесь.
  Чай с вишневым вареньем, да с гречневыми блинами - вкуснятина. Вроде и сыты были Илья с Еленой, а кушали их с удовольствием.
  - Так в подмастерье к кузнецу устроился, значит, и правильно сделал! - Алексей говорит громко, словно хочет, чтобы его вся улица слышала, от одного конца деревни, до другого. - Только бы не забыть эту профессию, ее секреты. У нас на Севере без кузницы тоже шагу не сделать, то у ковша экскаватора зубец сломался, то слесарный ключ лопнул. Что бы эту деталь или инструмент заказать - время нужно, а когда рядом кузнец - раз и все, продолжай работать дальше.
  - Вы все меня как уговариваете, - засмеялся Илья. - А кому я такой с пятиклассным незаконченным образованием нужен, скажи? Разве что на ферме навоз убирать или коров пасти. А в кузницу зашел и понял, всё, это мое, лишь бы Демьян Демьянович терпения нашел, да выучил своему делу.
  Алексей обнял Илью:
  - А помнишь, - говорит он, - как в детстве ты, Лена, рассказывала, что в подмастерье к кузнецам черти лезут?
  - Да, мы же дети были, - улыбнулась Лена. - Дед рассказывал мне про кузнеца Вакулу, да сами, наверное, помните сказку Гоголя, "Вечера на хуторе близ Диканьки", как кузнец Вакула, сын ведьмы Солохи, на чёрте летал в Санкт-Петербург. А вы про гроб на семи колесах рассказывали, про черную руку, про гору петушиную. Помните?
  - Наши дети, наверное, сейчас такие же, как мы, - прыснула в кулак Ирина, жена Алексея.
  - Может и так, - ухмыльнувшись, сказал Леша. - Ты уже болел, не вставал, а мы как-то поверили сказкам Ленкиным и всем классом к ней вечером домой прибежали. Спрятались у сгоревшего дома ее прадеда, а там, в подвале дверь кованная, и сквозь ее щели свет серебристо-голубоватый пробивался. А потом за дверью как что-то рыкнет, так мы тогда там с перепугу чуть в штаны не наделали. Родители Лены узнали об этом, все лето из дому ее не выпускали. Ты тогда вроде сказала нам, что там дедово приведение было.
  - Ой, я уже и не помню, как все было, - отодвинула от себя чашку с недопитым чаем Лена, - наверное, соврала, чтобы вас еще больше напугать царством мертвых.
  - Сочинила, говоришь, царство мертвых. Ты знаешь, когда пробуриваешь газовую скважину, то когда он начинает выходить, такого насмотришься, что неделю отойти не можешь после этого. Ладно бы грязь с водой, с нефтью, с газом бы выходили, а то такие чудища вылетают, не описать, - нервно застучал пальцами по столу Алексей. - Потом месяц ходим и молчим, а вдруг это адские чудища? И боимся даже вслух об этом сказать, чтобы товарищи тебя дураком не посчитали.
  А когда с устатку так хорошенько с ребятами примем, то начинаем рассказывать, что и кого каждый из нас там видел.
  - Леша, Алексей, хватит об этом, хватит, - затеребила мужа за рукав Ирина.
  - ...Тогда и начинаешь думать, как нужно жить, чтобы соблюдать все Заповеди Господни, - не слушая жену, продолжал свой рассказ Алексей. - Только бы не попасть в этот ад огня, грязи, зловония. Я таких страшилищ огненных видел, что сразу же речь терял.
  - Ладно, извини, Алексей, Ирина, - встал из-за стола Илья, - уже поздно, нам пора домой, а то мать себе места не находит. А когда на Север возвращаешься? - поинтересовался он у товарища.
  - Через месяц.
  - Тогда еще свидемся, - и пожав Алексею руку, Илья с Леной пошли домой.
  
  
  Глава 8. Род
  
  - Да, удивительно, - молодой человек положил ручку на лист бумаги. - Это получается, что еще восемнадцать дней назад ваше тело было разбито параличом, и вы тогда сделали первый шаг. Даже не верится в это, - и, поджав губы, следователь покачал головой. - Ваша мышечная система на руках, на ногах неплохо развита, идете ровно, без хромоты, словно и не болели. И к тому же у вас хорошая речь, говорите медленно, но четко, без запинки произносите каждое слово, несмотря на его сложность звучания. Да-а, что-то здесь не стыкуется, - вздохнул следователь и продолжал из подлобья смотреть на Илью.
  - Извините, - смутился Илья. - Так вы ведете следствие по параличу, который разбил меня в детстве или?
  - Нет, нет, - как бы извиняясь, развел руками следователь, и собирав в кулак свою короткую козлиную бородку, продолжил, - нет, нет. Это, просто, по-человечески удивляюсь, когда увидел, как вы в кузнице молотом работали, даже не поверил, что еще неделю назад... Ладно.
  И, словно что-то ища в портфеле, резко взглянул на Илью:
  - Неужели новый Илья Муромец появился на свете? - старший лейтенант поднялся, улыбнулся, и похлопал Илью по плечу. - Так вот, понимаете, уголовное дело открыть, конечно, можем. Напишите заявление в прокуратуру, и все, вызовем Горынова. Но как мы сможем доказать то, что это он вас бил, привязывал к бензобаку машины, украл коров? У вас на теле ни одного свежего рубца нет, одни полосы остались, давности может быть, ну не знаю - ну, может, месячной или больше. Вы же у врача не зафиксировали свои раны? Вот.
  А участковый говорит, что у вас все тело было исполосовано плетью, в некоторых местах, даже кожа была разорвана. Так, где же доказательство этому: свежие рубцы, разорванная кожа?
  - Они были, - прошептал Илья.
  - Ну не может в природе такого быть, Илья, поверьте мне. Может Кашпировского приглашали, или Джуну, или каких-то других магов? Да? Если бы они вас лечили, то поверить еще можно, что все рубцы так быстро могут зажить, хотя все равно, опять же, нужны медицинские доказательства этому.
  Так что, Илья Михайлович, - следователь медленно поднял глаза на Илью, прищурился, - ну, поставьте себя на мое место и скажите, может человек взять себя за волосы на голове и вытащить из болота? Может, если он барон Мюнхгаузен, но не Илья Михайлович Белов. Может вы их продали, коров этих, а деньги поделили с кем-то между собою, а вместо рубцов кишки коровьи наклеили на тело, как будто вы избиты были. Так было дело, Илья Михайлович? - и внимательно смотрит на Илью, будто глазами его сверлит.
  Илья принял его вызов и в ответ смотрит прямо в глаза следователя, спокойно, раскрепощено, даже не моргнув.
  - Двенадцать селян подали заявления в уголовный розыск. Двенадцать! - не выдержав этой дуэли следователь, посмотрев в сторону, встал, обошел стол и присел на него напротив Ильи и снова сверлит его своим взглядом. - Так, где же эти коровы? Илья Михайлович, где?
  Пастух в больнице лежит, только бредит: "Марфа, ты где. Не бей!..". А Марфа, это ваша мать, понимаю? Так? И что же получается, это вы с ней его... Ладно, ладно, - следователь, увидев, как у Ильи бледнеет лицо, тут же выставил свои руки вперед, словно пытаясь снять ими возрастающее напряжение. - Это одна из версий, Илья Михайлович. Одна! А таких разных версий у меня уже семь. Семь! И в каждой из них к вам много вопросов.
  Следователь прошелся по комнате, выглянул в окно и, повернувшись к Илье, спросил:
  - Да, Илья Михайлович, много здесь нестыковок получается. Очень много! То, что вас били, Илья Михайлович, доказать некому, так как свидетелей кроме вас и тех людей, которые этим занимались, нету. К врачу, чтобы зафиксировать побои нанесенные вам, вы не обратились - два. А, говорят его у вас в деревне нет. Ну тогда можно было людям показать свои травмы, чтобы они их зафиксировали. Хотя, да... - следователь поднял указательный палец вверх, словно, с чем-то он согласился, или нет. - Ну ладно.
  Елена Демьяновна Медведева, которая с вами из кладбища шла, тоже не видела, как вас били, и никто не видел! Пастуха нашли не там, где были следы от машины, а на поле, у стога, который находится в метрах трехстах, да, трехстах от следов автомобиля, - следователь, смотрит куда-то за Илью и, помахивая ручкой по воздуху, словно выводит какие-то заклинания или знаки, продолжает свою мысль. - Так вот, Илья Михайлович, а коров нужно людям вернуть. А кто их вернет? Вот в чем вопрос, от них уже и костей с шкурою, наверное, не осталось. Или остались?
  Следователь не сводит глаз с Ильи. Около минуты стоит над ним, словно гипнотизер:
  - Да, так кто украл коров? Горынов или вы?
  - Издеваетесь! - не выдержав давления следователя, ответил Илья. - Вы бы полежали пару суток в медвежьей шкуре намазанные гусиным жиром и еще какой-то вонючей кашей...
  - И что? Здорово, - вдруг как-то по-козлиному улыбнувшись, подмигнул следователь, - этот способ лечения нужно в книгу Гиннеса занести? Так? Пожалуйста. Но следствию это не поможет, Илья Михайлович. Не поможет, потому что неизвестно, куда делись коровы, кто избил пастуха, сломав ему ребра. Хорошо если он придет в себя, тогда все расскажет. Но когда он придет в себя, вот в чем вопрос? И сможет ли он рассказать о том, что с ним произошло? А вдруг у него амнезия? - и, прищурившись, приближается к Илье. - Но ударов по голове пастух не получил, а значит амнезии у него не должно быть, и он правду, понимаете, всю правду нам расскажет.
  Следователь снова заходил по комнате и продолжил рассуждать вслух:
  - До 15 сентября времени еще много, и все может, согласитесь, измениться. Многое. Вы на это надеетесь, Илья Михайлович, указывая это число? Если Горын действительно устроил этот грабеж, который, кстати, никто доказать не может, то что? Ну, будем надеяться, что все так и было, и если он прибудет в указанное время, то мы его естественно, задержим и допросим. Но, согласитесь, Илья Михайлович, все как-то у вас хитро получается. Вас избили без свидетелей, и доказательств тому нет, что вас избили семь дней назад.
  Второе, коровы не застрахованы, а значит, если они исчезли, то вашим посельчанам их уже никто не вернет. Третье, Горын, не мелкая сошка, и не верится, что он руки такими мелкими делами пачкать будет.
  А может это и не Горын вовсе был? А? Лица его вы же не видели? А видели, бородавка на носу с пуговицу черную, шрам на щеке. Но извините, у Горына, а мы его знаем хорошо, ничего такого нет на лице. И человека такого нет в нашей картотеке. Вот. А может это какие-то мужики из соседней деревни были? А, Илья Михайлович?
  - Может, - согласился Илья.
  - Во-от, Илья Михайлович, во-от! А вы так сразу Горын, Горын. На человека наговорить легко, а вот отмыться ему от этой грязи будет совсем нелегко. Людям-то все равно, кто это был, любой сплетне крылья приделают в две секунды. Так что следите за своими словами.
  - Товарищ следователь, я вам только сказал то, как все произошло.
  - Ну что, будете писать заявление на Горына? - следователь, ухмыльнувшись, пристально смотрит на Илью.
  - Нет.
  - Вот. Давайте выздоравливайте, Илья Михайлович, попозже вас вызову к себе, будете дальше помогать нам вести расследование по пропаже коров. Хорошо? А об этом, Горыне, поменьше кому рассказывайте. Договорились?
  - Я только участковому сказал и сейчас вам.
  - А кузнецу, у которого работаете?
  - Еще нет, и Ленке тоже. Так может это действительно из какой-нибудь деревни мужики напали, заработать захотели, - согласился со следователем Илья.
  - Все может быть, правильно, а сплетни, смотрите, - поднял следователь палец, - они бывают хуже ножа, - медленно выговорил следователь. - Можно такую тучу на себя наслать, что и раздавит.
  - Спасибо, - прошептал Илья.
  - "Спасибо" на хлеб не намажешь, - усмехнулся следователь и звонко засмеялся, - Шерлока Холмса читали? Нет. Вот сходите в библиотеку и почитайте. Интересная книга, я сам ее раз пять перечитывал... А можно тот молот, которым вы работали в кузнице сейчас подержать? - спросил следователь.
  - Да, пожалуйста, - пожал плечами Илья, - пойдемте.
  В кузнице никого не было. Илья зашел в нее первым, постоял, привыкая к полумраку, а следователь прошел к горну, взялся за молот, лежащий на нем, и приподнял:
  - Хо, так он легкий, - удивился следователь и перебросил его с одной руки в другую, и передал Илье.
  Илья взял его и сам невольно удивился, но промолчал: молот действительно был легким - резиновым, а его ручка деревянная.
  - А почему же вы тогда били? - и следователь поднял с горна расплющенный алюминиевый прут. - Это для чего?
  - Развиваю свои мышцы, - тут же нашелся Илья.
  - Ну, ладно, Илья Михайлович, надеюсь, разговор у нас с вами закончен, еще его продолжим. Прошу, - и они вернулись во времянку. - Прочитайте и распишитесь, - следователь протянул Илье несколько исписанных листов...
  
  -2-
  
  Кузнец вышел из дому и прошел в кузницу за Ильей.
  - Демьян Демьяныч, спасибо, что заменили молот.
  - Да, Илюшка, сам догадался, как увидел, что он глаз с тебя не сводит, и говорит мне: "Неужели он недавно был паралитиком?" Я сам Илья удивляюсь, откуда у тебя такая сила берется, прямо на глазах вливается в твои мышцы.
  - Не знаю, но что у вас за лекарство такое, что у меня все рубцы исчезли? - на вопрос вопросом ответил Илья.
  - Да это простая настойка, а что помогло тебе, так это гусиный жир, да медвежья шкура. Но все равно, Илья, раны, так быстро, ни у кого от этого жира, как у тебя, не заживали.
  - А я думал, что вы колдун, волшебник какой-то. Мать говорила, что вы заговоры разные знаете, поэтому с легкой душой и передела меня вам в тот вечер.
  - Вон как, - улыбнулся кузнец. - Многое что обо мне говорят, только дай людям языком почесать.
  - Демьян Демьянович, я буду стараться, вы только научите меня своему делу.
  - Посмотрим. Дело кузнечное, Илюш, оно не как сказка про Емелю с щукой, ленивых к себе не подпускает. Все от человека зависит, его желания и напора. Это как в другой сказке, не помню, как называется, когда соломенный человек пошел в какое-то царство за мозгами, а железный человек - за сердцем. Читал? Нет. Так вот, соломенный человек всегда говорил, вот если бы у меня были мозги, я бы так поступил. Понимаешь? Он, оказывается, умел думать и без них.
  И здесь также, делаешь каждый день какую-то работу, то гвоздодер кому-то куешь, то вилы или подкову ремонтируешь, а сам мечтаешь розу выковать, красивую изгородь для забора. Рисуешь ее в своем воображении, и если не возьмешься за нее, то ты и вовсе не кузнец, а так, молотобоец.
  - Демьян Демьяныч, а вот у вас на том дереве птички нет.
  - Какой? - повернулся к Илье кузнец.
  - А вот хотя бы щегла или синички. Я вот сегодня попытался для нее заготовку сделать, а вот как ее голову выковать с клювом не знаю.
  - Как, как, да очень просто, - встал с верстака кузнец. - Где твоя заготовка? О-о, молодец, только она получилась у тебя крупноватой и неровной. Но все равно молодец, давай сделаем из нее иволгу или голубя, - и положил кусок железа на горн. - Ну, что стоишь? Давай-ка, разводи огонь, я сейчас за картинками схожу, - и Демьян Демьянович вышел из кузницы.
  Затрещали в огне дрова, дым пошел от них в кузницу, словно вытяжная труба не работает. Замахал руками Илья, закашлялся, потянулся к трубе, чтобы заслонку вытащить, а она, оказывается, уже вытащена. Посовал ее вперед-назад, но дым так и не проходит в трубу, наверное, кто-то закрыл ее на крыше. Пошел к двери, да кто-то и ее держит, не пускает. Оглянулся, никого, отдернул фартук на себя и попытался еще шаг сделать вперед, да равновесие потерял и упал на спину. И два зеленых глаза смотрят на него, не моргая, да как зашипят и исчезли.
  Попробовал Илья подняться с полу, с трудом получилось. Встал, и только сейчас понял, что его удерживает, кочерга одной своей стороной в расщелину кирпичную попавшая, а ручкой, "уцепилась" за правую штанину.
  - Фу-у ты, - вздохнул Илья, и, отцепив штанину от кочерги, вышел на улицу. Прищурился от ярких лучей солнца, глянул на крышу, на трубу. А из нее торчит сломанная ветка. - Теперь все понятно, - сказал Илья и, согнав хозяйского черного кота с лестницы, полез на крышу.
  - Что ты там делаешь? - услышал он голос Лены, выглядывающей из окна дома.
  - Да вот в трубу ветка попала, и закрыла выход дыму из кузницы, - кричит Илья.
  - А-а. Илюш, подожди, я сейчас помогу тебе ее вытащить, - крикнула Лена.
  Но Илья не стал ждать, а потихонечку на карачках забрался по жестяной крыше наверх, к трубе, вытащил из нее толстую ветку и спустил ее по крыше вниз.
  - Илюш, - кричит снизу Лена, - папа сказал, чтобы ты шел чай пить, пусть пока дым выдуется из кузницы. Спускайся. Мама пирог сырный испекла...
  - Хорошо, - крикнул Илья, и аккуратно спускаясь по лестнице, глянул на улицу и задержал свой взгляд на приближающейся машине.
  "УАЗ" остановился у дома кузнеца. Увидев вышедшую из машины мать, Илья затаив дыхание, быстро спустился с лестницы и побежал к ней навстречу.
  
  -3-
  
  Известие, что Семен пришел в себя, порадовала всех. Марфа не могла наслушаться добрых отзывов Демьян Демьяныча о сыне, постоянно всхлипывала и кивала головой, не спуская глаз с Ильи. А Вера Ивановна со своей дочерью, накрыв стол, пригласили всех к обеду в зал.
  Комната эта большая и светлая. Илья с интересом обратил внимание на широкие окна, расположенные низко, на подоконниках, прикрытых прозрачной светлой тканью, стояли вазочки с комнатными растениями, которые повернули свои белые с синими отливами цветочки внутрь комнаты, к людям, словно, улыбаются и приветствуют их. С другого окна - розовые и оранжевые улыбки цветов-гномиков, с третьего окна - смеются малиновые цветки с салатово-зелёной бахромой.
  - И все это фиалки, - прошептала на ушко Ильи Лена. - Эти цветы мама очень любит.
  Илья улыбнулся, подошел к окну и присев на колени, поздоровался с фиалками.
  - Это Лесная магия, так зовут этот цветок, - сказала Вера Ивановна. - Была в городе, увидела эту красоту и упросила их хозяйку подарить мне хоть один листочек. И эта красота теперь у нас появилась. А этот, - Вера Ивановна показала на рядом стоящий букет фиалок, - а этот с красно-пурпурными цветочками, называют Лешим.
  - У вас, Вера, здесь прямо как в сказке, - взмахнула руками Марфа.
  - Да-да, - поддержал свою мать Илья. - А как эта фиалка называется, с розовыми звездочками, - Илья показал на розово-синий цветок.
  - А так и называется - Звездочет, - тихо, словно, боясь вспугнуть цветок, сказала Вера Ивановна. - Вот когда Демьян заходит уставший, или Лена, так цветы, словно волшебники, начинают что-то шептать, и комната наполняется ароматом малины, сирени, аж голова кружится.
  - И смотрите, они как живые, чувствуете запах, - прикрыв глаза, прошептал Илья, - кажется сирени, как я заскучился за запахами цветов, - вздохнул он.
  - Прошу всех к столу, - громко сказал, зашедший в комнату, Демьян Демьянович и, вытерев руки полотенцем, повесил его на спинку стула. - Илья, давай, давай, а то борщ остынет, а он не любит, когда его едят холодным, - и потянул Илью к столу. - Люблю, когда в борщ можно ложку поставить и не шелохнется, - продолжает Демьян. - А капуста у нас еще прошлогодняя осталась, сочная, белая, хоть на рынок вези и продавай, как свежую. Угощайтесь, дорогие гости...
  
  Обед затянулся, было о чем поговорить. И о здоровье пастуха, и о подмастерье Илье, и о делах насущных - урожае картошки, капусты, лука, моркови. Только Илья с Еленой родительского разговора об этом не слышали, вышли потихонечку из дому, за огород, и по тропке пошли к старым, полуразваленным постройкам, заросшим зеленью.
  - Вот здесь жил и работал мой прадед, а там, чуть дальше, где бугор, - стоял дом их родителей.
  - Вот это да, - воскликнул Илья. - Целый род Медведевых.
  - А вот под тем бугром, говорят, есть подземный ход, - прошептала Лена.
  - И куда он ведет?
  - Ой, Илюшка, а ты не помнишь, как я вас пугала, что там черти живут? - засмеялась Лена.
  - А если по-честному, он взаправду там есть? - спросил Илья.
  - Не знаю даже, а вот то, что там была кузница, лет сто назад, да быльем поросла, просела, сгнили ее стены и обвалились, знаю, - шепчет Елена. - Вот и называем ее подземным ходом. А ветер ее песком да землей накрыл, вот и бугор появился. А наступать на него опасно, вдруг пустота какая-то там есть - провалиться можно.
  - А войти туда можно как-то?
  - Не знаю, я там ни разу и не была.
  - Хм, Лен, пойдем, посмотрим, а может там мешки с золотом да драгоценностями спрятаны, - тянет за собой Лену Илья. - Пойдем, ну пойдем, посмотрим?
  - А вдруг там змей-Горыныч живет, или еще кто-то, - прошептала Елена, упираясь ногами в землю, и обернувшись, обняла Илью, мягко коснувшись своими губами его щек.
  - Тогда ночью проследим за ним, как улетит в поисках Василисы Прекрасной, так и зайдем туда и все драгоценности и волшебную палочку заберем, - шепчет Илья.
  - Да, а оно тебе нужно? А вдруг и правда, там кто-то живет? - сопротивляется Елена.
  - Кто? Колдун, маг, может душа прадеда твоего Галактиона? - не отпуская от себя Лену, прошептал Илья, и прижал ее к себе...
  - А откуда ты знаешь его имя?
  - Приснился мне ночью, огромный был прадед у тебя, и хромал на ногу.
  - Это тебе отец рассказал, да? - сильнее прижавшись к Илье, прошептала Лена.
  - А ты попробуй подойти вон к той торчащей из бугра железке, что на огромный крест похожа.
  - Какой? - Лена, щурясь от солнечных лучей, смотрит на бугор. - Сейчас, - и побежала к кустарнику. Осмотрелась, и, взявшись за старую торчащую ветку, залезла на бугор, и, повернувшись к Илье, удивленно кричит, - а где этот крест?
  - Лена, ты упираешься на него.
  - Да где? Нет его тут, только ветка.
  - Погоди, - крикнул Илья, и, подняв, с земли ветку, бросил ее к ногам Лены. - Воткни ее там, где ты сейчас стоишь, и спускайся назад, посмотри и увидишь.
  Лена так и сделала, как просил Илья, и вернувшись к нему, прикрыв ладонью глаза от солнца, посмотрела назад:
  - Да нет там никакого креста. Где ты его видишь?
  - А вон он, видишь, сзади твоей палки торчит?
  - Да нет там ничего, - разводит руками Елена. - Лучше сам иди туда и покажи, - подтрунивает Илью Елена.
  Илья, перепрыгнув через гнилое бревно, поднялся по бугру наверх и дотронулся до креста, торчащего из земли. Потер об него ладонь и спустился к Лене, и показал ей свою ладонь, испачканную ржавчиной. Но она, к его удивлению, была чистой.
  - Ну и что, - с издевкой спрашивает Елена, - сказочник ты мой.
  - Сам не знаю. Вроде его видел, а теперь нет, - решил все привести в шутку Илья. Еще раз посмотрел туда, и удивляется, а действительно, ничего на бугре кроме той ветки, что воткнула Елена, и нет. Бывает же такое, опять все начинает чудиться ему. И продолжил. - Пришел ко мне во сне твой прадед и сказал, что там действительно есть подземный ход в царство драгоценностей, а этот железный крест, это ключ, который может увидеть только подмастерье кузнеца.
  - А что им закрыто? - шепотом спрашивает Лена.
  - Это разведать нужно будет только в полнолуние, если лучи трех звезд коснутся него, и нужно будет погладить его, сказать три секретных слова, и повернуть его пять раз вправо.
  - Здорово, - прошептала Елена.
  
  -4-
  
  Когда Лена с Ильей вернулись домой, Демьян Демьяныч сидел с женщинами на скамейке, но видно их и не слушал, а постукивая кулаком по доске, думал о чем-то своем.
  - О, где это вы загуляли? - увидев Илью с дочерью, улыбнувшись, спросил он. - Доча, ты смотри мне, так Илью и ничему не смогу научить все уводишь подальше его от меня.
  - Папа, - чмокнув отца в щеку, присела рядом с ним Елена. - А прадед, Галактион, был большим?
  - О-о! Да родился я тогда, когда его уже и не было. Если бы не германская война, и не был бы ранен он в ногу осколком, который врачи тогда и вытащить не смогли. А так, где-то в начале сорокового, гангрена пошла от осколка этого у него, вот и ушел...
  - А почему мы в том, прадедовском доме жить не остались? - спросила Лена.
  - Да много о моем деде разговоров было тогда. То о том, что он с темными силами дружил, то о том, что колдовством владел. Так в деревне говорили. А как деда похоронили, молния в тот же вечер в дом ударила, пожар был большой, а кузница осталась. Мой отец еще мальцом был, с мамой, бабушкой Надей, в нее жить переселились. А тут следующая война пришла, с фашистами.
  Вернулся с нее мой отец, женился, дом там начал строить, кирпичи из глины с сеном делал, хорошие, крепкие получились. Дом с двумя комнатами сделал. И как мы только переселились в него, я малышом был тогда, лет пяти. Так вот, как мы только переселись в тот дом, отец говорил, что видение во сне у него было, будто дед Галактион пришел и развалил кузницу свою.
  Отец вышел из дома, пошел к кузнице, а она действительно развалена, разбирать ее, чтобы инструменты вытащить, не решился, ведь отец ему во сне на это разрешения не давал. Говорил отец, что у деда там остался какой-то секрет, переданный ему его дедом. То ли книга какая-то, то ли ключ какой-то древний. Не знаю. Так и поросло с тех пор все былью, - вздохнул Демьян Демьяныч. - Да, думаю, что все то одни сказки, чего только у нас в деревне люди не любили выдумывать.
  - А, что это вас так заинтересовал деда моего дом? - спросил кузнец у дочки.
  - А я просто про него Илье рассказывала! Он же мне не чужой.
  - Не цузой, - передразнил дочку отец. - Жизнь покажет. И рад буду, если не чужой, - улыбнулся Илье Демьян. - Ну что, птичку давай твою назавтра оставим, а сейчас Колосов привезет бороны, нужно их посмотреть, а завтра их ремонтом займемся, а без тебя Илюшка, я с ними не справлюсь. Нет.
  - Ура! - обрадовался Илья. - Вы только скажите чем заниматься, тем и буду.
  - Ну, если так, то начнем с угля, там у забора его целая гора. Уголь, конечно, не лучший, был бы кокс, тогда и дело быстрей бы спорилось. Но, что поделаешь, антрацит, тоже подойдет, пойдем мельчить его в песок...
  
   Глава 9. Ключ
  
  Третий день на всю деревню из кузницы Демьяна уходит эхом гул от ударов молота. Третий день Илья, забыв о своей любимой Елене и матери, не отходит от своего наставника, пытаясь предугадать, что ему в данный момент сейчас может понадобиться: молот или молоток, щипцы или подача воздуха в горн, железо или какая-то присадка. Кузнец, как волшебник, из куска черного металла или какой-то запчасти, накалив ее, начинает превращать эту железяку, то ли в клык для бороны, то ли в крюк.
  Вот и сейчас прямо на глазах у Ильи происходит новое действо, торец с трещинами лемеха плуга начинают краснеть. Кузнец не сводит с него глаз, наблюдая за окрасом железа.
  - Темно-красное, значит еще рановато, - рассказывает он своему подмастерью, - а вот как начнет превращаться в червоное золото, самый раз. А ну ка, Илюш, поддай-ка воздуха, вот, - и опять как завороженный железом не сводит с него глаз.
  И вот металл становится ярко-желтым, и начинается...
  - Илюш, вода на месте? Вот и хорошо, наковальню очисть...
  Демьян поднимает плуг с горна и переносит его на наковальню:
  - Придержи его конец, дорогой, да не бойся, не бойся, это так на всякий случай, чтобы не съезжал...
  И тут же несет в ложке расплавленное в жидкость железо и заливает его в трещину лемеха, от одного края к другому, и начинает легонечко постукивать молотом по детали, как бы торопя "красную воду" войти во все трещины, до самой глубины.
  - Так, так-такулечки, железная водичка. Заливай-твердей, заливай-твердей, - поет Демьян, как шаман, протяжно, горлом. - Так-так, такулечки...
  И через некоторое время, которого хватает только, чтобы вытереть пот со лба, начинает молотком поменьше стучать по рубцу железному, сбивая окалину.
  Переворачивает плуг, приседает и, прищурившись, просматривает его плоскость и, видно чем-то не доволен, покачает головой. Потом, моргнув Илье, показывает рукой, мол, посторонись, и переносит плуг на горн. А Илья, видя его силищу, про себя завидует наставнику, плуг-то не меньше двух пудов весит, вот богатырище Демьяныч.
  А тот уже распевает:
  - Грейся, грейся-нагревайся. А ну-ка, Илюшка, помоги ему согреться, а то совсем замерз, поддай-ка воздуха.
  Илья берется обеими руками за рычаг поддувала и начинает его накачивать, вверх-вниз, вверх-вниз. Огонь только и ждет этого, взметнулся в своем веселом хороводе и начал новый танец, по углю пляшет, в присядочку, с прыжками до самого поддувала. И уголь с ним распаляется в этом неведомом танце, раскаляется, как утреннее солнце, и потрескивает, прыгает, посылая во все стороны искры, жар. Красота!
  - Илья, там, у третьего от двери плуга раму открути. Там болты на двадцать четыре, ключ над верстаком должен висеть, посмотри...
  - Есть! - по-военному выкрикивает подмастерье и вихрем оказывается у верстака, и в одно мгновение - у плуга.
  - Молодец. А потом для скобы на металлоломе подбери что-нибудь типа прута иль валика, диаметром на шестнадцать-двадцать миллиметров, длиною - с локоть.
  - Хорошо, - выскочил Илья во двор, перешагнул тракторный плуг, и чуть не упав, зацепившись за раму ногой, но, к счастью своему вовремя оперся рукою за винт. Второй и третий плуги уже переступал, внимательно смотря перед собой.
  Гайку с заржавелого болта прокрутить хоть на миллиметр не удалось. Еще рывок, еще... Чувствует, что сзади кто-то за плечо его трогает, обернулся - Ленка подкралась, молоток ему сует.
  - А ты молотком по ключу стукни, так тятька делает, если свернуть не может.
  - Спасибо, - стушевался Илья, но к совету любимой прислушался.
  Вставил ключ в гайку, насадил на него трубку, которую тоже подала Лена, и легонечко пристукнул по ней молотком, потом - сильнее, еще сильнее, и сдвинулся ключ.
  - Здорово! Спасибо тебе, - и поцеловал девушку в щечку, а та тут же оттолкнула его от себя и убежала в дом. Оказывается ее мать, Вера Ивановна, наблюдает за ними в окно, чем и смутила дочь.
  - Илья, - кричит из кузницы Демьян, - давай угля!
  Только и поспевай за кузнецом. Оставил Илья ключ и бежит с ведром за углем. Наполнил его, назад в кузницу, а там уже пар из глубокого таза вовсю валит: в нем борона, охлаждается.
  - Демьян Демьяныч, - какой раз просит Илья, - ну дайте мне, хоть что-нибудь попробовать сделать.
  - Обязательно дам, - успокаивает его кузнец, - а так глаза не закрывай, запоминай, что делаю и как. А вот раму, смотрю, которую сейчас снимешь, сам будешь клеить, там ушко одно разорвалось, болт крайний срезало. Давай, тащи ее.
  
  -2-
  
  Еще день прошел. Работу закончили поздним вечером.
  Александр Дмитриевич Колосов с трактористами не одну сигарету под окном Демьяна выкурили в ожидании, когда кузнец три последние плужные навески отремонтирует. Ну, вот и последняя готова. Все работы ими оценены на отлично, да вот настроения, видно, у их начальника Колосова, нет.
  - Здесь такое дело, - начал Александр Дмитриевич, потирая рукой заросшее седою бородою лицо. - Сегодня эти, бандиты, короче, опять под утро нагрянули мне в дом. Собаку убили, всех свиней забрали, корову...
  Демьян присел рядом с Колосовым:
  - Значит, уже второй раз. Что ж молчал, Петру тогда не сказал? - и посмотрел на него. - Ты, брат, запомни, если каждый по себе так и будет жить, то разнесут они нас по косточкам.
  - А как?
  - Не знаю. Думаешь, это те, что Семёна тогда с Илюшкой избили?
  - Не знаю, один из них мосел такой, бугай, стукнул по стойке крыльца, аж треснуло, из пятидесятки все-таки. Говорит, что это последнее его предупреждение. Платить нужно с прибыли. А откуда она у меня, - Колосов поднялся со скамейки. - Триста тысяч в год требует.
  - О-о! - удивился Демьян. - Что за машина у них, номер-то запомнил? - спросил кузнец.
   - Да какой там, как двинул по плечу, - Дмитрич погладил ладонью правое плечо, - не заметил, как и в цветочник влетел, если б жена не завыла...
  - Да, так глядишь и к тебе, Демьян, нагрянут, сказал один из трактористов.
  - А ты, Михей, может быть и прав, нужно как-то объединиться, - согласился Демьян, - а то, как бабы, поговорили, поохали и ждем с моря погоды.
  - Вот и я говорю! - цыкнул слюной в сторону Михей.
  - Он хоть как-то назвал себя? - повернулся Демьян к Колосову. А на того и смотреть уже не хочется: лицо серое, осунувшееся и дрожит, словно от холода.
  - Не помню, одного вроде Соловьем звали, а другой сказал: "Возьми мясо Горному". Или Горыну, не расслышал...
  - Дядя Саша, - подошел к Колосову Илья, - а у того Горного или Горына не было на лице шрама, на носу - бородавки?
  - Да что-то, - и сплюнув на землю сигаретный бычок, помотал головой, - нет вроде. Морда чистая, заросшая, нос, вроде, тоже.
  - А свиней-то, куда грузили? - допытывается Демьян.
  - На свой трактор загнал их, и почти до города отвез. До федералки метров пятьсот осталось, а там по башке чем-то тюкнули, да сбросили. Пришел в себя, в кустах у дороги, ни трактора, ни свиней, ничего нет.
  - А вас, что, никто не сопровождал? Ведь на чем-то они доехали до нашей деревни? - спросил Демьян.
  - Да машины такой никогда и не видывал, больше УАЗика, черная, колеса широченные, а красивая какая и что-то иностранными буквами на ней сзади написано.
  - Да, - прошелся Демьян до плуга, поставил на него ногу. - Да! Но за эту работу как платить будешь, Дмитрич?
  - Чем? - слезливо проскулил Колосов.
  - У меня уголь заканчивается, а у тебя, видел, целая гора его около мастерской навалена.
  - Когда привезти? - спросил Михей.
  - Да хоть сейчас.
  - Ладно, - согласился он. - Только у меня он даже не знаю, какой, и сколько его. Завтра к обеду загружу на трактор, привезу. Куда высыпать-то?
  - Туда, - махнул рукой Демьян за кузницу. - С той стороны, с фермы дорога хорошая. У шиповника высыпи, только калитку не завали. А ты, - посмотрел он на Колосова, - давай сейчас же, к сержанту иди. Только не перекладывай до завтра, может, поднимет своих, и трактор найдут твой. Какой он?
  - "Беларусь".
  - Так что давай, ребята, крепите свои плуги и катите их отсюда. Потом рассчитаетесь.
  - А уголь?
  - Уголь - это уголь. Сколько там его, и на месяц не хватит, может с металлом еще поможете? Там вроде у вас и медь есть, и олово, и бронза какая-нибудь?
   - Хитер же ты, Демьян, - смеется Михей, - и, вытерев свои огромные руки от грязи о штанину, протянул руку кузнецу.
  - А что, один хлеб не еда, - прищурился Демьян, закрывая ворота. - Вот, Илья, и заработали называется, - Демьян развел руками. - Вот тебе пятьсот рублей, матери отдашь, на хлеб там, сахар.
  - Демьян Демьяныч, так они же ни копейки вам не заплатили, - спрятав ладонь за спину начал отказываться от денег Илья.
  - Заплатили, не заплатили, а ты их заработал, и, обняв за шею Илью, всунул деньги ему в боковой карман рубашки.
  - Это твой первый заработок, парень, первый! Я, когда первую зарплату получил, купил своей матери шерсти у соседки, представляешь, - улыбается Демьян, - а она из нее мне шарф связала, вот такой длины, - размахнул во всю ширину свои руки кузнец. - На эти деньги, конечно, шерсти не купишь, лучше отдай их матери, она быстрее найдет, куда их применить. И, - прихватив Илью за локоть, продолжил, - только, давай так договоримся, о том, что бандиты нашу деревню обкладывают данью, нашим бабам сегодня ни гу-гу. Дело серьезное, наше мужское. Давай, Илья, - и, пожав ему руку, сказал. - Давай, сегодня отдохни, а завтра к обеду тебя жду. Только не торопись, пообедаем, после этого и отпущу.
  Иди, Илья, мой руки.
  
  -3-
  
  В эту ночь уснуть Илья так и не смог. Дождался, когда мать закончила глажку белья и легла спать, потихонечку поднялся, вышел из дому. Звездное небо, луна с полмонеты, располагали к размышлениям, мечтам.
  Ночью деревня тоже не спит. Звучит музыка из лая собак, квинтетов сверчков и цикад, шипения и мяуканья кошек, мычания коров, хлопанья крыльев вспугнутых где-то гусей или уток. И это все как-то успокаивает, отвлекает от горьких мыслей, даже наоборот, подталкивает к приятным воспоминаниям. Так сейчас было и у Ильи.
  Вот-вот, кажется, откроется калитка и вспорхнет во двор его любимая Ленка. Но отец ее не отпустит, если он сказал, что Илья за эти дни "каторжной" работы очень устал и должен хорошенько выспаться, то все так и должно быть. И не из-за боязни его ослушаться, а просто Лена понимает, что ее любимый Илья должен от-дох-нуть. Ну и пусть!
  Да, Демьян Демьяныч себя бы вспомнил, каким он был в молодости, когда влюбился в свою Веру. Наверное, он не знал тогда, что такое усталость, и в любую свободную минуту мог бы сорваться и полететь, как на крыльях, к своей любимой.
  Илья подошел к калитке и посмотрел на улицу, видны только ее некоторые части со стороны освещенных дворов, окон домов. Облокотился на калитку и задумался, и было о чем. Да, он с первого дня, как встретил Лену, влюбился в нее до безумия, и, кажется, она - тоже. Но пока он останавливает себя от признания ей в этом, так как тогда должен предложить ей жениться, но этого, пока, сделать он не может. Не может, так как у него кроме любви еще ничего нет. Хорошо если ее отец научит его кузнечному делу, тогда хоть какая-то профессия будет у него. Но сможет ли он зарабатывать, вот в чем вопрос?
  Илья вздохнул, да, а какое он имеет сейчас право предложить Елене жить вместе, когда он сам сидит на шее матери. Вот, принес сегодня ей пятьсот рублей, много это или мало? Дом без своего подворья, огорода - ничто, только на сахар, соль и муку этих денег хватит.
  Илья в очередной раз заставил себя выкинуть из памяти эти воспоминания о встрече с бандитами. Но, хотеть это одно, а сделать невозможно, а 15 сентября не за горами, скоро они напомнят о себе. Обязательно напомнят. И с ними в шутки лучше не играть: пилораму подожгли, сегодня Колосова обобрали, чувствуют в деревне, как у себя дома. И как это все не к месту сейчас, и как это все не вовремя. Где же найти силы, чтобы оградиться от них?
  Открыв калитку, Илья вышел со двора и присел на скамейку. Но, тут же встал, нет эти мысли о бандитах все больше и больше его начинали не то что раздражать, а гнести. С трудом удерживая растущую внутри себя злость, Илья представил, как они с Демьяном поймали бы этих бандитов и заставили бы их землю жрать, и запрягли бы их вместо лошадей, да заставили бы их поле вспахать.
  Да, прав Демьян Демьянович, нужно просто собрать всех деревенских мужиков, поймать этих бандитов и проучить их, как полагается, да еще и в тюрьму посадить.
  Илья вышел на дорогу и пошел в сторону озера.
  Но не успел и нескольких шагов сделать, как услышал он голос матери.
  - Илья, иди домой!
  - Хорошо мама, - откликнулся он и повернул назад.
  И зачем сейчас ему идти к этому озеру? Лучше лечь спать и попробовать уснуть, да отдохнуть как следует, может завтра у них в кузнице еще какая работа появится.
  Илья, прибавил ходу и перед самой калиткой обо что-то споткнулся. Ногой ткнул во что-то твердое, нагнулся, пощупал рукой - это небольшое корневище от куста или деревца. Отбросил его в сторону, но - сделав следующий шаг, наступил опять на что-то непонятное, то ли на кусок дерева, то ли - железа. Нагнулся, отдернулся в сторону, удивительно, это что-то также мерцало серебристым оттенком, как тот ключ в кузнице.
  Пошевелил этот предмет ногой, свет не пропал. Нагнулся, дотронулся до него, поднял тот самый плоский кусок железа, по очертанию точь-в-точь напоминающий тот плоский светящийся кусок железа, что в кузнице выронил и не нашел, ключом его тогда назвал. Удивительно, откуда он здесь мог оказаться?
  В летней кухне Илья зажег керосиновый светильник, его желтый свет, набирая силу, осветил ключ. Да-да, он очень сильно похож на ту, кованую полосу с двумя бородками, и выбитыми на нем какими-то непонятными знаками, то ли подковой. Присмотрелся к ним, да это самые настоящие подковы отпечатаны на железе с какими-то завитушками на концах. Не рассмотреть, нужно очистить хорошенько железо от ржавчины... Погоди-ка, а это вовсе и на ржавчина, а вмятина, видно от молота... Что же на их концах? Вроде как буква "Л"? К чему она тут? С одной стороны вверх смотрит, с другой - вниз...
  
  -4-
  
  Илья хотел тихонечко открыть дверь, но она не поддалась. Достал ключ из кармана, провернул его, и дверь без скрипа отворилась.
  Удивительно, подумал он, мать его звала домой, а сама дверь на ключ затворила, а может ему показалось, что она его звала?
  - Илья это ты? - спросила Марфа из своей комнаты. - Что, Лена приходила?
  - Да нет, мам, бессонница напала, вот вышел на улицу.
  - Только не кури, не бери пример с тех, кто этим занимается, это такая гадость, так гробит здоровье, - слышно, как мама с трудом произнесла последние слова, зевая.
  - Не беспокойся, мама, не закурю. Спокойной ночи, - прошептал Илья и, прикрыв дверь, прошел в свою комнату. Включил ночник, положил найденный ключ в тумбочку, разделся и лег в постель. Веки наливались тяжестью, думать больше ни о чем не хотелось и, проваливаясь в сон, Илья укрыл голову одеялом.
  ...Луна была яркая, освещала все озеро. Илья остановился на его берегу, достал ключ и показывает его отцу, но вместо него, почему-то стоит теперь какой-то старик в светло-сером балахоне, в надетом на голову капюшоне, с длинною седою бородою. А, это тот старик, который к Илье часто приходит в гости. Он рассматривает найденный Ильей ключ, и, перекрестив его, говорит:
  - Это, Илья, твоя судьба, твой путь.
  - Куда? - спросил Илья.
  - С тобою я... - сказал Старец.
  - Как тебя зовут?
  - Иди, - сказал Старец и пошел.
  Но Илью что-то держит сзади и не отпускает, а Старец все удаляется и удаляется от него, и исчез.
  Илья открыл глаза и, понял, что все это сон. И ночь куда-то делась, в комнате светло, солнечные лучи зайчиками бегают по стене.
  - Илья, проснулся? - спрашивает мать из другой комнаты. - Может, сегодня не пойдешь к Демьяну, отдохни!
  - Ой, мама, а сколько уже времени?
  - Одиннадцать.
  - Нет, пойду, пойду. Спасибо, что взял к себе в подмастерье, главное научиться, а потом и сам кузнечным делом займусь.
  - Ой, это такая тяжелая работа, Илья.
  - Мам, а твоя? У доярки, мне кажется, еще тяжелей труд, раз в сто. А у меня что, железо разогрел, стало мягким как глина, пристукнул его, форму ему дал и все. Зато, мам, какие работы красивые можно сделать, ты бы только видела. Даже птичку, как живую, можно выковать, посадить на деревце, и будут люди смотря на нее ломать голову, живая она или нет.
   - Ой, тогда иди умойся, кушать пора, сейчас борщ подогрею.
  - Хорошо! - Илья встал, еще раз потянулся и направился к двери. У нее остановился, вернулся к тумбочке, и заглянул в ящик, ключ - это не сон, он на месте, и ни капельки не ржавый, а цвета интересного, местами белый как бумага, местами коричневый, будто кора березовая, с щербинками. Но щербинки не настоящие, проводишь по ним пальцем - железо ровное, скользкое, кожа ни одной выщербинки не чувствует. Интересное железо. Удивительно, вчера, вроде показался медным, потому что от него отражался свет луны, а сейчас - из непонятного совсем железа, может на него какая-то кислота попала и так подействовала на этот металл? Что же изображают на нем эти рисунки в виде подковы? И что этим хотел сказать кузнец, когда выбивал это клеймо? Клеймо, это точно, оно самое, клеймо! И, задумался Илья, и почувствовал, как ключ становится тяжелее. Приподнял его, взвесил в руке, вроде показалось, еще раз взвесил, грамм триста не больше, хотя в длину сантиметров тридцать, и тонкий. Засунул его назад в тумбочку.
  С крынки налил полную кружку молока, но и хлебнуть его не успел.
  - Илья, не перебивай аппетита, - смеется мать, - после борща пей его сколько душе угодно, и подает ему блюдце с горячими шкварками. - Твоя красавица мне сегодня целый шматок сала принесла.
  - Правда? - воскликнул радостным голосом сын.
  - Да-да, а ты выгляни во двор, кто к тебе в гости там пришел? Гостью на обед зови.
  - Ух ты! - увидев в окно, стоящую у колодца Лену, и тут же выскочил во двор. - Леночка, милая моя!
  
  
  Глава 10. Мавка
  
  Вот и еще один день учебы прошел, да какой день! Ладно, разогрел трубу, или там прут, сгибать такие заготовки уже научился. Хочешь, чтобы изгиб получился с мягким углом, пожалуйста, вставь деталь в тиски, или в наковальню и - гни. Если хочешь, чтобы угол был ровным, то тоже самое делай, следя за самим изгибом железа, чтобы металл друг на друга не лег. А потом, молотком немножко пристукнул, поправил, еще раз-два и все получилось ровно!
  Хотя это все у Демьяна Демьяновича так просто получается, но не у Ильи. Столько кусков трубок перегнул, а все одно и то же, смыкаются вплотную стенки. Беда. И заново в печь возвращаешь трубную заготовку, разогреваешь, ставишь в тиски и - одни нервы - то перетянул, то недотянул.
  В перерыве Илья от обеда отказался, попросил Демьяна не обижаться, хочет остыть. Кузнец, мужик понятливый, развел руками, похлопал Илью по плечу и попросил свою жену не мешать Илье.
  Илья, через хозяйский огород, пошел к ручью, чтобы остыть. Посередине огорода остановился, окинул взглядом грядки с иссохшей картофельной ботвой, и чуть не присвистнул - соток десять. Морковные, свекольные, капустные - по полсотки. Да, хозяева здесь не бездельники, на грядках ни одного сорняка. Молодцы!
  Вроде и настроения не было, а вот увидел огород кузнеца - появилось. Умеют же жить люди, а? А потому что не бездельники. Вон какая у них картошка растет, морковь, капуста, лук, чеснок, а вон - перец какой, а тыквы, с хорошего поросенка каждая. Правильно Демьяныч говорит, лишь бы руки с нужного места росли, а научить их работе - не трудно.
  Илья подошел к калитке, снял с нее проволочную петлю и вышел. За ним хозяйский пес - ластится, пропустил его, погладил по холке - смотрит по сторонам. Но дальше тот с Ильей не пошел, обнюхал забор, поднял лапу, оросил его и побежал по своим собачьим делам. Илья - в другую сторону по еле видной, заросшей травою, тропке в сторону ручья.
  Идешь, и ни о чем не хочется думать. Кузнечики - синекрылки и краснокрылки дорогу перелетают, стрекочут себе в траве. Вон стрекоза перед лицом Ильи остановилась, словно вертолет замерла в полете, на секунду-две, и улетела. А вон какая красивая бабочка, с белыми крылышками и начерченными на них черными, словно пером, линиями. Ее в детстве он называл королевой. Точно, королева, летит спокойно, никуда не торопясь - красивая.
  Илья сошел с тропки и присел у сухого чертополоха, на котором сидит эта бабочка. Она его не боится, развернула свой носик-усик и что-то собирает в сине-красном, еще не потерявшем свой окрас, фонирике-цветке. В детстве Илья представлял себя богатырем Ильей Муромцем, или Иваном-царевичем и нещадно рубил головы этим колючкам, как сказочные герои басурманам и Змею Горынычу.
  "Горынычу. А зачем об этом подумал?" - Илья встал и осмотрелся по сторонам. А вот и тот бугор, где раньше стояла кузница Лениного прадеда.
  Подошел к нему поближе, остановился и рассматривает лежащую на нем доску, широкую, очищенную до блеска, наверное, вместо скамейки кто-то использует ее. Потрогал - теплая, солнцем нагрета и присел на нее.
  "Так о чем это я? - попытался вспомнить ту мысль, которая к нему пришла секунд двадцать назад. - Нет, только мне этого Горына еще не хватало. Какие только гадости в голову не лезут. Здесь трубу согнуть не удается толком, а еще Горын в голову лезет. Вот змеюка же с головой порубанной".
  Илья пощупал за спиною заросшую травою землю и прилег на нее, закрыв глаза. Как здесь спокойно. Вот была бы школа кузнечная, подумал Илья и представил себе большой дом.
  ...Стоит у входа в него старый дед, и цепко, своими глазами смотрит на Илью.
  - Что сынок, - говорит, - выучиться кузнечному делу хочешь. Хорошо, пойдем.
  И входят они в огромную кузницу, в середине которой стоит огромная печь, в ней куски железа раскаленные докрасна, щипцы, сбоку наковальня. Все как у Демьяныча.
  - ...Бери заготовку и сделай из нее квадрат. Получится, будешь кузнецом, нет - иди в другую школу, - говорит дед, и бороду седую свою пальцами ковыряет и посматривает на Илью, словно трогает его своими глазами.
  Осмотрел Илья кузницу, и видит, на наковальне уголки лежат. Взял один из них, и думает, может с его помощью получится квадрат сделать? А дед машет головой, мол, нет.
  Да, волнуется Илья, берет щипцы и вытаскивает ими из печи заготовку, она искрится, шипит, а когда положил ее на наковальню, то сразу темнеть начала. Значит, пока не остыла, нужно побыстрее ее молотком пристукнуть, а его нет. Где он? А его нигде нет, и на наковальне, и - под нею, и ни у горна, и - под ним тоже.
  А время идет, и железо остывать начинает. Ничего не остается, берет Илья раскаленный металл в ладони, и удержать его не может, выпадает он из рук, соскользнул и в песок. Тут же присел Илья и поднял его в своих руках, а он холодный, но при этом - податливый. Удивился Илья, но не забыл о деле, и давай мять этот кусок, а он, как пластилин, легко пальцам подается, легко в ладонях мнется.
  Раз-два, и квадрат вышел, по его углу большим пальцем провел, и овал получился. Положил его на наковальню, взял резец, и вырезал рисунок, как бабочки получился. Все! Взял свою работу, обернулся, и протянул деду, а дед ее не берет в руки, и говорит:
  - Молодец! А теперь вот попробуй эту воду сковать.
  Смотрит Илья на стол, куда указывает старик, а на нем огромная капля воды прозрачной, дотронулся Илья до нее, а она тут же перекатилась от его пальцев чуть в сторону. Остановил ее ладонью Илья, а она податливая вроде.
  - Сделай из нее мне меч, - говорит старик. Смотрит на него Илья, а это вовсе не старик, а страшило огромное, зеленое, вместо зубов у него клыки желтые вылезли из висячих губ. Прикрыл лицо Илья от демона страшного, смотрит, а капля цвет свой сменила, с прозрачного красной стала, да такой высокой яркости, что глаза и мгновения не выдерживают, слезы из них идут и все равно слепнут.
  "Нет, не буду я ему меч делать из этой капли, а для себя его сделаю, чтобы голову срубить этому демону", - подумал про себя Илья, и глаза его уже без боли смотрят на эту яркую как солнце каплю. И присмотревшись к ней, видит Илья, что она еще ярче становится, и когда его рука прикоснулась к ней, от пальцев искры с молниями во все стороны брызжут, но руку его пропускают и приятным теплом отдают.
  Разгладил Илья эту каплю и говорит старику-демону:
  - Не для тебе я выкую этот меч. Уж больно страшен ты, и помыслы твои страшны, - и обернулся он к демону, а его вовсе и нет там. Никого нет в кузнице. Да и не в кузнице он, оказывается, стоит, а в пещере, перед какой-то дверью. Закрыта она на висячий замок. Потянулся к нему Илья, осмотрел его, скважина у него какая-то прямоугольная, и вспомнил, что у него ключ есть такой, как раз для такого замка, и давай его искать по карманам, и он там. Вытаскивает его, а он не поддается, из рук выскальзывает и падает на землю, у входа в пещеру.
  Смотрит, а это, оказывается вовсе и не пещера, а дорога, и перекрыл ее огромный камень-валун, а обойти его невозможно. На нем опять тот же замок висит. А где же ключ? А вот он, присел Илья, протянул к нему руку, а мешает ему сделать это бабочка, села ему на щеку, и побежала, щекоча кожу своими лапками...
  Открыл Илья глаза, жмурится, это Лена над ним сидит и водит травинкой по его щекам и смеется.
  - Хватит спать, пойдем домой, кушать. К отцу сейчас люди из города приехали, что-то заказать хотят, - шепчет ему на ушко Лена, и прикоснулась губами к его бровям, целует их.
  - Хорошо, - сказал Илья и притянул ее к себе и обнял.
  - Удивительно, - шепчет Лена, - отец, когда у него что-то не получается, сюда же приходит, и сидит на этой доске, а иногда и как ты ляжет, и дремлет.
  - Неужели такое бывает?
  - Что? - Еленины губы коснулись его ресниц, аж мурашки по спине у Ильи побежали. - А это, милый, ведь ты только первые стуки делаешь, а он их уже миллионы раз сделал за свою жизнь. Когда не получается, то говорит, что не с той ноги встал, или о том, что не его звезды сегодня на землю смотрят.
  - Удивительно, - прошептал Илья и, найдя своими губами губы Елены, поцеловал их...
  
  - 2-
  
  Эхо молота, как звуки барабанного оркестра, гулом уходят в небеса, какими-то цветными волнами, только Илье заметными, то красными, то желтыми. И как железо магнитом, они тянут его к себе.
  Илья зашел в кузницу и, прикрыв глаза, ожидает секунд пять-шесть, и заново отрывает их. Так глаза быстрее привыкают к тусклому освещению, и теперь он хорошо видит Демьяна, согнувшегося перед печью и внимательно смотрящего на огонь. А там лежат несколько прутьев.
  ...Вот один из них он вставляет до середины в тиски и зажимает его, другой конец держит в коротких клещах, и прокручивает его - раз, другой. И то, что увидел Илья, аж дух захватило. Посередине четырехгранный прут ровно скручен на несколько винтов, но рассмотреть его Демьян не дал, бросил в бочку. Зашипела вода, обдала все вокруг горячим паром.
  А за ним новый прут летит туда же, потом еще один, еще.
  Вот это мастерство!
  - Илюш, - обратился Демьян к своему подмастерью, - заработаем, дело хорошее нам заказали! А ты, только без обиды, помоги мне в другом: сейчас трактор пришлет Колосов, съезди в их гараж, да из металлолома отбери подходящее для наших работ железо. Сильно ржавое - не трогай, оно уже пропало. Если медь, олово, свинец, бронза, латунь там будет попадаться - в отдельную кучу складывай. Если будут попадаться мелкие машинные детали, болты, гайки, валики, тоже, не брезгую, все пригодится. Только побольше набирай, нам без сырья не выжить.
  
  ...Сколько проработал Илья, отбирая из кучи металлолома железо, час-два, трудно сказать, а вот то, что вымотался, это да. Присел на лежащую бочку, вздохнул, положил натруженные руки на колени, поднял голову и, подставив лицо солнечным лучам, замер. Да, даже железо по-своему пахнет, какой-то сыростью кислой. А ржавое, так совсем. Подумать только, кто что ест, мы картошечку, а микробы - железо.
  Да, сейчас бы картошечки варенной, со сливочным маслом. И почему меня болезнь так поздно отпустила? Нет, чтобы весною, картошку бы маме помог посадить, морковки, и выросла бы такая огромная, как у Демьяна.
  Илья приподнялся, в гараже никого, все разошлись по домам, значит, прицеп с отобранным железом только завтра оттащат к кузнице. Точно-точно, так их бригадир говорил. Пойду-ка и я домой. Глянул Илья на солнце, которое еще высоко стоит над лесом. А он, лес, совсем рядом с гаражом. Может прогуляться по нему, грибов посмотреть? Точно! Грибов, их можно и на зиму заготовить. Точно-точно, и засолить, а сейчас просто пожарить.
  Илья встал, вытащил мешок из-под себя, оттряхнул его от грязи и пошел с ним к лесу. Дождь-то совсем недавно прошел, дня два назад, три, самое время лисичек, подосиновиков, подберезовиков. Наверное, и не забыл, как они выглядят. В детстве сколько раз со своими друзьями-пацанами бегал в лес по грибы, как раз в эти самые места. Только бы не потеряться.
  Шел по лесной тропке, петляющей через кустарники. Малинник решил обойти. А какой здесь воздух теплый, с каким-то забытым ароматом, насыщенным запахами сырого мха, грибов. Да-да, именно грибными, настоящим грибными запахами, кислыми, но не как железо, у того еще горчинка есть, аж язык стягивает.
  Илья почувствовал, как у него приятно от лесного запаха закружилась голова, и пусть она кружится. Это настоящий лесной запах!
  Пошел глубже в лес, проваливаясь большими отцовыми ботинками в зеленом мху. А вот и полянка, поросшая брусничником, вся в ягодах. А какая вкусная она, сладко-кислая, жаль только не во что ее складывать. А вот и первый грибок. Неужели лисичка?
  Точно, она самая, желтая, приподняла свою шляпку-чашечку вверх к солнечным лучам, ловя каждый из них, как и воду. А сама такая маленькая. Илья сорвал ее и рассмотрел, точно - лисичка. А вот и вторая, третья, да ими здесь вся поляна усыпана.
  А собирать лисичек не так легко, нужно постоянно нагибаться. Легче, если стал на колени иль на карачки и под каждую травинку заглядываешь, под которой она прячется, как земляничка. А вот еще, еще, один за другим грибок срываешь, и счет им потерял, а глянешь в мешок, одна горсть - и все. Вот дела.
  Илья поднялся, обернулся на право, потом налево, и позвонок от этих движений пощелкивает. Интересный у человека организм, вроде сделан из мышц да костей, а хрустит, как железо. Почувствовалась и усталость. В принципе она и не проходила, столько железяк в кузов трактора понабросал, а здесь, как только в лес вошел, так сразу и забыл о ней, об усталости. Ну и пусть устал, а домой идти еще рано, вот соберу грибов целый кулек, тогда будет из чего и суп сделать, что пожарить. А как вкусно мама делает икру грибную, да когда ее перемешаешь с лапшой домашней.
  Сглотнув слюну, Илья присел около куста, что-то зацепил глазом, а что? Ах, вот под теми листьями что-то выпирается. Взял сухую веточку, поддернул ей лист, а там сам мухомор. Вот это красавец! Его голова-картошечка ярко-красная, в белых пятнышках, как будто усыпана капельками сметаны. А вон под тем кустом обабок, господин подберезовик, только червив. А вон и малыш обабок. Точно, крепенький такой, сырой, как свежая очищенная картошка. Илья разломил его, чистый, не успели братцы червячки в него залезть.
  А дальше - красноголовик. Илья обнял пальцами толстую ножку подосиновика и опустил листву, прикрывающую ее до самой земли. Большой гриб, ножка в длину сантиметров двадцать, только вот по центру ее канальчик черный есть, значит, черви уже высадили на него свой десант. Но шапка, чистая, в принципе и ножка сильно не пострадала, пойдет.
  Илья встал, потянулся. Как прекрасна эта жизнь! Кто бы знал, кто бы понимал это, тот каждой секунде жизни бы радовался как он. Илья вздохнул полной грудью.
   А вот и тропка, хм. Тропка! Илья пошел по ней, сбежал с бугорка к ручейку, смыл с рук грязь, зачерпнул воды - холодная, вкусная. А у самого бережка, под деревом два красноголовика выглядывают. Чистенькие, ножки высокие, в обхват. Здорово! Чуть выше, целая семейка опят на пень залезла. Рядом с ними несколько веточек брусники, свои гроздья на пень опустили. А кислые-то какие, и сладкие!
  Илья, прикрыв глаза, смакует ягодную кашицу, как шоколадную конфету. А если к ним еще добавить несколько сочащегося сахаром шиповника - божественный вкус!
  Уже вечереет, пора домой собираться. Легко сказать, собираться, а усталость берет свое. Илья остановился около сосны, лежащей поперек тропки. Она еще живая, ветки зеленые. Присел на ее ствол, теплое дерево. Поудобнее умостился на нем, прилег спиною и расслабился. Ноги умостил тоже на дереве, так покойнее. И усталость побежала куда-то, даже не побежала, а потекла, как по каналам, внутри косточек, мышц гудящих ног, позвонка.
  Свежий ветерок окатил лицо. Подумать только, откуда он здесь, в лесной глуши. А, вот почему, и перед Ильей, смахнув с лица серебристую вуаль, предстала лесная красавица, невиданной красоты девушка. И кожа у нее зеленая, какая-то необычная, но не отпугивает, а наоборот притягивает к себе. Волосы, словно тончайшие веточки березы, чайного цвета, спускаются до пояса, играя блесками в солнечных лучах. И сама - тонкая такая.
  - Я - Мавка!
  - Я - Илья.
  - Знаю, - засмеялась тонким приятным голосом лесная красавица. - Мы к тебе приходили, когда ты, когда ты... А вот и не скажу! - и встала перед ним во весь свой высокий рост.
  Илья попытался подняться за ней с дерева, но она махнула рукою, и какой-то веер разноцветных искорок забурлил вокруг него, и, поглаживая теплом кожу, разлился по ней.
  - Выздоравливай, Илья, будь сильным. Как будет трудно, находи меня, я - то в березке живу, то - в сосне. Захочу, выйду, сил новых дам.
  - Спасибо, - прошептал Илья, и проводил уходящую от него лесную нимфу.
  - Только будь добрым...
  О чем это она, подумал Илья. Зажмурился, открыл глаза, а солнце, как светящее спелое красное яблоко, пробиваясь за вершинами деревьев, покатилось по веткам вниз: с дубовой пересело на березовую, несколько задержалось, потом, снова на дубовую, и - ниже, ниже. Пусть и медленно, но уже катится.
  Пора домой.
  Илья слез с дерева, и почувствовал, какая легкость внутри его тела появилась. Поднял мешок с грибами, а он наполовину заполнен. Пара белых боровичков лежит на красноголовиках и подберезовиках, перемешанных с опятами, а лисички где-то внизу, каплями просыпались. А в ладони несколько ягод, то ли княженики, то ли поляники. Попробовал их, нет - костяники, кислые, косточки захрустели на зубах. Вот Мавка!
  Илья тряхнул головой, рассудок вроде на месте. Что за сказка? Какая еще может быть Мавка? Не та ли, про которую бабушка в детстве рассказывала?
  
  -3-
  
  Грибные кругляши, соломка, шляпки-пуговички от опят скворчат на сковороде вместе с луком. Марфа обсыпает их мукою, перемешивает, и через несколько минут их не узнать, покрываются золотистой корочкой. А посередине на стол Лена ставит чугун с картошкой, облитою солнечным маслом.
  Илья, сделав несколько глубоких глотков из своей любимой глиняной кружки кваса, поймал ложкой картофельный шарик и попробовал его, - рассыпался во рту, как творожная фрикаделька, обжигая язык и нёбо.
  - Мам, - ловя воздух, спросил он. - А кто такие Мавки?
  - Ой, - всплеснула руками Марфа, - может, Ленусь, тебе тоже квасу налить?
  - Ой, спасибо, - зарделась Лена и из-под своих широких черных бровей блеснула искорками глаз на Илью.
  - Сейчас, милая, - Илья взял бутыль и через марлю налил в Ленину кружку кисло пахнущего квасу. - Извини меня, дорогая, - чмокнул ее в лоб, - от ваших запахов на кухне просто поплыл.
  Картошка рассыпчатая, тает во рту, а грибы, как огурчики - твердые, хрустят. И все это по-настоящему опьяняет Илью. А с едой новую усталость почувствовал, да не ту, которая ему в лесу пришла, а какая-то тягучая, как кисель, накрывает его своею шубой, обильно напитавшейся теплом, запахами сливочного масла и жаренных грибов вперемежку с кислинкой кваса. Но Илья всеми силами старается не обращать на нее внимания, контролируя себя. Но волна ее накатывается на него за волною, обрушиваясь всей своей тяжестью, проникая во все клетки организма.
  - Мавка, - вдруг сказала мама, словно холодною водою облила размякшее от тяжести тепла и сытости тело Ильи. - Да кто как говорит о ней, сынок. Кто говорит, что она лесная проказница, сестра Русалки. Кто говорит, что это дочь Лешего. А кто и говорит, что это девчонка, потерявшаяся и уснувшая в лесу. Кто как сынок говорит.
  - А это, правда, что она может встретиться в лесу?
  - Да кто как говорит, - в раздумии ответила Марфа. - Некоторые видели ее, когда терялись в лесу, она их выводила из него. Кого-то говорят, наоборот, в глушь лесную заводила, и в болотах топила.
  Не видела я ее, только моя мать. А может, и придумали ее просто так, кто знает. Ведь мы и сами когда-то детьми были, чего только не сочиняли, а взрослые, чтобы нас попугать, чтобы мы в лес без них не бегали, чтобы в болото за ягодами не лезли. Сам же помнишь, что с тобою в детстве в лесу произошло. Вот напугали бы мы тебя вовремя с отцом, глядишь, и было бы все по-другому.
  - Да, мамочка, - согласился Илья и прильнул к ней. - Когда у нас с Леной малыши появятся, ты уж не забудь об этом, попугай их обязательно, - и глянул на свою любимую девушку, а та слезу утирает.
  - Леночка, - встал на колено перед своею любимой Илья, - я еще не готов сделать такого шага. Дай мне, дорогая, хоть немножко встать на ноги, а то ничего ведь еще делать не умею, а сидеть на шее твоих родителей и своей мамы не хочу!
  Лена в ответ погладила своей ладонью по голове Илью и крепко обняла его, что есть силы, уже не скрывая свои слезы, которые покатились и по шее Ильи, приятно щекоча его кожу.
  - Да ты только поверь в себя, - прошептала Лена. - Ты уже многому у отца моего научился, только не уходи от него, он тебя любит, как сына своего.
  - И я, - утирая свою невольную слезу, прошептал Илья. - Только оставайся сегодня у нас.
  - Хорошо, - прошептала в ответ Елена.
  Пока женщины убирали со стола посуду, мыли ее, Илья пошел в сарай, отыскал потрескавшийся от времени отцовский рыбацкий ящик и открыл его. Леска от старости превратилась в труху. Жаль. И суровая нитка тоже, хотя нет, - Илья потянул нить сильнее, пальцы покраснели от натяжки, и она все же, - порвалась.
  Илья поковырял пальцами труху, и только хотел было высыпать ее из ящика в ведро, как укололся. Обо что? Крючок, сантиметров пять в длину. Убрал со стола щепки, старую, ржавую отвертку, какие-то шурупы, гвоздики, и все высыпал из ящика на доски. И начал перебирать мусор. Крючки хоть и ржавые, но еще, вроде, могут поработать на славу. Даже грузило есть - несколько свинцовых ложек больших, несколько шариков, и - еще, но намного поменьше.
  Илья открыл еще один шкаф, в нем чисто, все инструменты аккуратно разложены. Хорошо, но ничего подходящего. Сложив крючки в коробку, Илья смел мусор со стола в ведро. Жаль. В принципе, грибы, ягода, тоже хорошее подспорье, надо будет поговорить с Демьяном, нужно хоть их на зиму заготовить.
  Корова - две тысячи, вспомнил предложение бандита Илья. Хм, а что такое две тысячи рублей? А сколько ж они себе в карман с одной коровы денег положат? Раз в десять, наверное, а может и в сто больше. Да-а. Илья взял с собою масляную лампу и вышел из сарая. К нему навстречу шла Лена.
  - А что вы там делали, мой любимый? - прошептала она, обнимая Илью, и обдавая его горячим воздухом дыхания...
  Каждое ее прикосновение для Ильи было приятным, а иногда даже, как сейчас, опьяняющим... И пусть не хватало воздуха... И пусть ноги дрожат... И не знаешь куда себя деть в эти минуты... И пусть! Только бы, что бы это не стало видением, которое ему сегодня пришло в лесу в образе Мавки, деда кузнеца - на бугре, старика - в тот день, когда его избили у машины...
  
  -4-
  
  Свежий сквозняк, идущий из открытого окна, вместе с ранними солнечными лучами, разбудил Илью. Поднялся, дома никого, в зале кувшин с молоком, в накрытой тарелке - нарезанный хлеб, в другой - творог обсыпанный сахаром и чашка со сметаной. А что под кувшином? Записка: "Милый мой, обязательно позавтракай. Будем с мамой после обеда. Мы на ферме".
  Илья вышел во двор, облился холодной водой, набранной из колодца, обтерся полотенцем и подставил свое лицо солнышку. Через несколько секунд почувствовал прохладу, тело затряслось от холода, и, хотел было, вернуться в дом, да заметил бабку - соседку, опершуюся на забор, с другой стороны двора, и наблюдавшую за Ильей.
  - Доброе утро, - поздоровался с нею Илья.
  - Илюшенька, какой ты, смотрю, молодец! - радостно сказала она. - Я так рада, что Бог услышал Марфу и вернул тебя к жизни!
  - Спасибо, бабушка... - несколько смутился Илья, пытаясь вспомнить ее имя.
  - Да ты меня и не помнишь, Илюша, - словно чувствуя, о чем думает молодой мужчина, сказала она. - Ты тогда еще мальцом был, а потом, когда захворал, я уезжала к детям в город, а вот нынче вернулась.
  - А-а...
  - Так и зови меня, бабушкой. Что имя? Оно тебе сейчас ничего не даст, так как чужое.
  - Вам, может, в чем-то моя помощь нужна? - спросил Илья. - Скажите, помогу.
  - Ой, спасибо, - сказала соседка, - скоро твоя помощь мне обязательно понадобится, - и, отойдя от забора, обернувшись, легонечко поклонилась Илье, и посеменила. Нет - пошла, упруго и легко ступая, как торопящаяся молодая женщина, в свой дом. На крыльце вновь остановилась, глянула на Илью, да платком лицо закрыла, словно, стараясь скрыть его.
  Илья с удивлением подумал: "На первый взгляд убогой показалась, с горбом на спине, лицо в морщинах. Подошел ближе, разглядел, да и не бабка эта вовсе, а женщина лет так пятидесяти, чуть старше, и морщин на лице нет, а говорит, чтобы звали ее бабушкой. Удивительно".
  Илья вернулся в дом, но радостное настроение, которое было только что, куда-то исчезло. И зачем пошел к этой сгорбленной бабке, одетой в черное тряпье. Да и не бабка эта вовсе, а статная женщина, и одета не в тряпье, а в длинное темно-синее с белыми, замысловатыми рисунками на груди платье. Опять видение?
   А какие глаза у нее, словно прощупывают тебя, как руками, аж чувствовалось прикосновение их к его подбородку, шее... Аж холодком обдало, как будто на себя ведро холодной колодезной воды вылил. Не может быть.
  Илья еще раз обтерся лежащим на его плечах, полотенцем, но никак не мог согреться. А наоборот, такое чувство необычное было, будто его кожа мокрой, как у лягушки, остается, липнущей. Фу-у, и запах какой-то незнакомый, сырой, холодный вокруг, словно из подземелья тянет. Жуть какая-то!
  Кто ж она такая? Ведьма?
  Илья хлебнул молока, и чуть не вывернуло его, словно не молоко это, а сливки скисшие.
  Илья вышел из дома и пошел в гости к своей бабушке Оле. А в соседний двор, где жила та непонятная соседка, чи старуха, чи - пожилая женщина не хотелось и вовсе смотреть. Но не выдержал, пробежал глазами. Во дворе никого, только кошка черная на калитке сидит и смотрит на него своими большими, красивыми ярко-зелеными глазами.
  
  Глава 11. Видение
  
  У водонапорного крана присел, надавил на его рычаг - раз, другой, и подставил свою голову под сильный напор воды.
  - Ох! - единственное, что в этот момент, вырвалось из его уст. Холодная вода, окатившая затылок, струями пошла по спине, груди, смачивая ткань рубашки, штанов. Ее холод, ударил токами по всему телу, и Илья вскочил на ноги, пытаясь отдышаться, снял с себя прилипшую к телу рубашку и выжал ее.
  До бабушкиного дома оставалось пройти всего несколько дворов, но как-то стыдно было увлекать ее в свои предрассудки. И действительно, послушает его рассказ про Мавку лесную, про соседку старуху, которая, по-своему виду, казалось, без клюки и шагу не сделает, а тут как молодая женщина, расправив на плечах изъеденный молью пуховый платок, легко пошла в дом.
  Да и платок тот, вспомнил Илья, как показалось, и не пуховым был вовсе, а цветастым, то ли из шелку, то ли из ситцу, блестел на солнечных лучах. Фу ты, опять ее чары представил, когда она на него глянула, обернувшись: молодая, розовощекая, почти ровесница его.
  "Да, и что я сейчас наговорю своей бабушке? - подумал Илья. - Скажет точно у внука крыша поехала, в психбольницу его нужно направлять.
  Может в кузницу пойти? Как ни занят Демьян, а какую-то работу Илье найдет. Пусть уголь дробить, или металлолом переложить, мусор убрать, да что угодно, только бы не сидеть без дела и не думать о всяких гадостях".
  Остановился на перекрестке, натянул на себя мокрую рубашку, поежился от ее холода. Так куда идти? Посмотрел вправо, переулочек, его тропка уходит, через дома и огороды к ручью, а там развилка - в лес и на ферму, по той дорожке можно тоже к Демьяну пройти.
  Дыхания стало не хватать. Воздух, которого хотелось поглубже глотнуть в себя, словно сопротивлялся ему: брыкался и цеплялся, то за губы, то за зубы, то за язык, но никак не хотел проходить сквозь нос и глотку в дыхательные пути.
  Илья, задержав дыхание, ринулся по той тропке, заросшей бурьяном и кустарником к ручью. И с разбегу прыгнул в него, в ту яму, которую еще в детстве сделал им для купания, тракторист дядя Коля.
  Холодная вода, как оказалось, стала для Ильи спасительницей, снявшей с его уст и носа все невидимые чары замка, не дающие дышать. Вдохнув полной грудью, Илья еще раз и еще полностью окунулся в ручье и вылез на берег.
  - Да, жарит сегодня, как никогда, - услышал он голос стоящего на мостике милиционера. Посмотрел, точно он самый, Петр Аркадьевич.
  Инспектор милиции сошел с мостка и идет к Илье, протягивая ему руку.
  - Здравствуй, дорогой. Тю, может и самому искупнуться, - и, осмотревшись по сторонам, скинул с себя рубашку, сапоги, штаны, и пошел в воду.
  - Слышал, доволен тобою Демьян, говорит, на лету все хватаешь.
  - Да не все, уголок ровно обработать не получается, трубу согнуть, чтобы ее стенки не сошлись - тоже, - оправдывается Илья.
  - Ха, Илюшка, да это дело непростое. Сам в молодости к нему напросился в подмастерья. А поработал недельку, понял - не мое это дело. Здесь надо отчасти полюбить и познать железо, без этого с ним не управишься. К тому же нужно какую-то творческую жилку иметь, что ли, ну, к примеру, как у художника. А это тоже не мое. Я больше с людьми люблю работать, - сказал Петр Аркадьевич, и еще раз окунувшись в ручье, вышел на берег. - Здорово!
  - Знаешь, Илья, - продолжил он, - сейчас жизнь начинает меняться с такой скоростью, что просто не успеваешь за всем уследить. То жили при социализме, все было просто и понятно, теперь - при капитализме. Все развалилось: заводы позакрывались, колхозы и совхозы, как наш, тоже. Люди без работы остались, цены на продукты, на одежду полезли в гору до такой высоты, что не всем в городе сегодня даже картошка и мясо по карману.
  - А почему, Петр Аркадьевич?
  - Почему, почему, - громко вздохнул милиционер. - Да все очень просто, дорогой, как только коммунистическую партию скинули с престола, все во власть полезли. Кто первый, тот и законы под себя подмял, кто опоздал - давят первых. Лет десять, грубо говоря, пока ты болел, такое здесь крутилось, даже наш медвежий угол достало.
  - Не понимаю, Петр Аркадьевич, молочная ферма же сохранилась?
  - Это спасибо нескольким городским богачам, завод молочный построили, а он в полную силу не работает, и денег им жалко, чтобы что-то там отремонтировать в нем, а молоко нынче тоже в цене, поэтому и удержалась наша ферма. А вот агронома нашего Колосова, что овощами занимается, предупредили, ничего на следующий год не сади, ни овощей, ни ржи с гречкой, а только траву сей, меньше убытков понесешь. Им, видишь ли, выгоднее получается, в Россию завозить американские бобы с пшеницей, да куриные окорока, чем свое выращивать.
  - А как это?
  - Ну, как тебе объяснить. Им лучше за мясо в Америке копейку отдать, а с него здесь в сто раз больше денег взять. И при этом им не нужно бояться подорожания кормов, бензина, запчастей для тракторов., хотя и это потом учтут, чтобы цены взвинтить
  - А как же тогда людям выживать, кто здесь это все выращивает?
  - А этого они как раз и боятся. Если крестьянин поднимется, то мясо свое повезет на рынок, муку, горох, гречку, да ценой начнет управлять, А кому из нынешних новых русских, так сказать, это нужно. Им лучше свою цену держать, да управлять всем на рынке...
  Илья задумался. Да не раз к его матери приходили подружки, об этом частенько говорили, но для Ильи тогда эта тема была непонятной.
  - А мы вот с Демьяном Демьянычем недавно ремонтировали косилки, плуги бригаде Колосова, а расплатиться им нечем было. Слышали?
  - Слышал, - открыв свою папку и что-то в ней рассматривая, сказал Петр Аркадьевич. - Слышал, Илюша, слышал. А что толку, один, как говорится, в поле не воин.
  - Да, - вздохнул Илья, - а если объединимся мы да будем заниматься своим хозяйством и продавать его?
  - А здесь вот и плюс есть, и минус. Так не хочется крови. Сколько людей могут пострадать.
  - Не понял?
  - Да, приедут люди на рынок, а у них там местные бандиты все отберут. Или сюда понаедут толпами с оружием, как вот на тебя с Семеном напали.
  - Да. А вы бы, Петр Аркадьевич, слышали, как следователь на меня ругался, - вспомнил Илья, - говорит, что это я тех коров увел и продал.
  - Илюш, такая у следователя работа, грубо говоря, все проверять, всему не доверять. Ты на него, грубо говоря, не обижайся. А вот если те ребята опять нагрянут, то мы должны быть готовыми к этому. А вот как, не знаю. Сейчас нужно, грубо говоря, только придумать, как им отпор дать.
  Милиционер встал и кивнул в сторону деревни, мол, пойдешь со мной или останешься? Илья кивнул, и одевшись пошел вместе с Петром Аркадьевичем в деревню.
  - Ты, Илюш, держись меня, вместе мы сила, по одному - ни кто и ни что. Демьян - тоже. Грубо говоря, хоть какой силой он не обладает, ну там трактор может поднять, но против той силы один он - букашка. А что она слону сделает? Вот и я о том же.
  - Это вы о бандитах.
  - Конечно, - Петр Аркадьевич остановился. - Той самой мафии, грубо говоря! Сколько у нее голов, знать бы, и как бы ее лишить их - тоже. - Милиционер протянул Илье руку, пожал, и, прощаясь, сказал, - Демьянычу передавай привет. Расскажи ему, о чем мы с тобой говорили сейчас, и, я, завтра к пяти часам дня загляну к нему. Буду из города ехать. Тебе что-нибудь в городе нужно?
  - Лески, крючков, - сказал Илья.
  - Дело, грубо говоря, хорошее. Если на сома хочешь поохотиться, то пошли ко мне, дам суровую нить. Я здесь рядом живу, и крючки есть. Жинка моя рыбу на дух не переносит, пришлось из-за этого забросить рыбалку. Ну что, пойдем? - И, приложив руку к фуражке, Петр Аркадьевич пошел дальше.
  Илья догнал его...
  
  -2-
  
  У кустарника что-то шлепнуло по воде. Илья притаился и стал наблюдать. Вода в этом месте мутная, может утка нырнула с испугу да муть подняла, может - выпь, или еще какая-то другая птица. Но, что удивительно, течение, пусть и небольшое, но муть с этого места оно не уносит, и пузыри со дна пошли. Скорее всего, это работа карася, тот как свинья любит копаться в иле, ищет червей, жучков разных и такую муть поднимает.
  Илья вспомнил как в детстве со своими друзьями, когда рыба не клевала, опускали палку в воду, втыкали ее в дно, и мутили. И все, после этого через несколько минут начинался клев. Окунек шел не плохо, карась, а то и сом, пусть не большой, но начинал брать. А мама как начнет жарить рыбу, слюнки текут, но к столу не пускает, пока не закончит обед готовить.
  Илья улыбнулся своим воспоминаниям, осмотрелся, где лучше рыть палкой землю. Бережок обрывистый, глина красная, навряд ли в ней червей можно накопать. Сейчас бы лягушку. Стоп, Илья заглянул под кустарник, и начал палкой сгребать из-под него толстый слой прошлогодней листвы, травы - и вот она, огромная полосатая улитка. Залез под ветки и начал руками щупать землю, и правильно, вот еще одна улитка, еще. Неплохая наживка будет.
  Раздавленные панцири с улиток не стал очищать, насадил их на тройник и опустил в воду, в том месте, где продолжают со дна идти пузыри.
  О, да здесь и глубина хорошая, чуть ли не под два метра. Это видно кто-то из рыбаков вырыл здесь для рыбалки ямку, экскаватором, наверное. Рыбка всегда собирается в таких местах, чтобы покормиться насекомыми, червяком, мальком, которого сюда гонит течением. Илья, кусочком стекла перерезал суровую нить, и конец ее привязал к толстой ветке кустарника, а к верхней ветке привязал несколько длинных стебельков с цветами ромашек, если клюнет, то по ним будет хорошо видно поклевку. Так они в детстве делали, когда ставили такие "ловушки" на сомов. Только вот беда, этих улиток в два счета может склевать с крючка и любая другая рыба.
  Илья осмотрелся, кругом степь, все покрыто сухой травою и колючками, а раньше здесь колосился ячмень и пшеница, какие у них вкусные были молодые колоски, наберут их в ладони, очистят и жуют. А один раз здесь, помнится, кукурузу посадили, так они с ребятами, отсюда с августа и не вылезали. Вот были времена.
  Илья пошел ко второму кустарнику, раскинувшемся над ручьем. Там должна быть еще одна ямка-омуток. Под ногами что-то юркнуло, Илья замер, присмотрелся. Вроде не ящерица, точно, мышка, вон под веточкой колючки притаилась, прекрасная наживка и в мгновение ступил в ее сторону ногой. Поймалась.
  Еще один тонкий букетик ромашек, насаженный на нитку, привязанную к ветке кустарника, заиграл на ветру.
  Илья встал, никого нет, это и хорошо, ни кто не будет мешать. Была бы удача.
  Под валуном притаился уж. Илья дотронулся до него палкой, и тот в ту же минуту исчез в сухой траве. Сделал шаг, другой в поисках его и чуть не подпрыгнул с испугу, когда между ног увидел, ползущую небольшую черную змею. Ползет, как тонкий ручеек течет по земле. Илья притаился и со всей силы стукнул ее палкой по голове змеи. Попал точно, она стала обвивать своим телом вокруг палки, но недолго и ее безжизненное тело Илья надел на тройник и опустил в воду под третьим кустом.
  Присел на бугорок и задумался.
  "Да, это лучший выход сейчас найти различные способы добывать пищу, - к Илье опять вернулись тревожащие его в последнее время мысли. - Кузнечное дело, конечно, лучше не бросать, хоть какой-то кусок хлеба можно заработать, а если не удастся? И так на шее Демьяна повис, теперь ему еще и меня нужно кормить. Жалеет он меня, последние, наверное, пятьсот рублей отдал, чтобы хоть что-то я мог себе купить.
  Даже перед Леной стыдно, она на ферме работает, а я больным прикинулся. Нет, так жить нельзя. Нужно наделать, как мой дед когда-то, корзин-ловушек и ловить в них рыбу. Нужно очистить старые бочки, которые стоят потрескавшиеся в сарае, и попробовать их восстановить. Это дело не трудное, только в воду опустить, чтобы размокли и все. А так нужно грибов насобирать да засолить в этих бочках, капусту заквасить, рыбу засолить, зимой все пойдет. С мужиками нужно договориться да дров заготовить, на болоте клюквы насобирать, брусники, а то не выживем".
  Илья прикрыл глаза и, подставив лицо солнечным лучам, замер, представил себе, как идет с топором по лесу и натыкается на кабана, изловчился и зарубил его. Вот была бы добыча. Но все это сказки, и силы у него такой нет, чтобы справиться с этим могучим животным, тем более с медведем. А вот сделать капканы в лесу на того же кабана можно. Так дед когда-то делал, вот бы вспомнить, как... Может Демьян знает?
  Что-то резко хрустнуло сбоку, Илья посмотрел туда и увидел, как ветки второго куста сильно задергались. Неужели рыба попалась?
  Точно, нить была сильно натянута, что-то сильное водило ее под водой. Илья потянул на себя суровую нить, но та подводная сила даже не думала ему поддаваться, и поэтому он, сломав ветку, с привязанной нитью, и упершись ногами в землю, потянул попавшуюся добычу за собой, на берег.
  Вот это везение, Илья от радости ходил вокруг сома лежащего на земле. Его длинное черное тело, не меньше метра, начало извиваться и скользить в сторону его ног. Сначала отпрыгнул от него, будто испугался, а тот продолжает ползти к нему, и снова отпрыгнул от него. Это начало смешить его. Бывает же такое, сома лежащего на земле испугался, был бы он метра под два и в воде, тогда другой разговор. Наклонился к рыбине и рассматривает его глаза, словно из подлобья наблюдающие за ним.
  "Ну что ж, добыча огромная, будем жить, - не скрывая радости, подумал Илья и взяв за жабры рыбину, поднял ее. - О-о, килограмм под десять. Прекрасно", - и засунув его в мешок, уложил под кустарник, спрятав от солнечных лучей.
  
  -3-
  
  Илья присел на бугорке в раздумии, может на ночь оставить снасти, нацепить на них сомовьи жабры или... и, заметив на камне принимающую солнечную ванну ящерку, подкрался к ней. Схватил ее, нацепил на тройник, забросил в воду. Ночью обязательно будет удача, на первую удочку еще что-нибудь бы прицепить. И только привязав кончик нити к ветке кустарника, увидел, как заходили ходуном ветки на первом кустарнике.
  Оказывается - это карась попался, в две ладошки, не меньше. Вкусная рыбка, удивительно даже, ручей не широкий, а что только в нем не водится. И все это благодаря озеру, в которое он впадает. И поправив улитку на крючке, опустил нитку с наживкой в воду, и тут же новая поклевка. Это опять карась, только цвет у него не как у первого, светло-коричневый с желтым животом, а белый.
  И снова поклевка, даже передохнуть не дают, единственное что успевает сделать Илья, это сломать с кустарника ветку и насаживать на нее карасей. Вот удача, теперь и Семену в больницу можно котлет сомовьих передать, чтобы быстрее выздоравливал.
  ...Тучи с леса потянуло, сначала небольшие, закрывающие собою солнце на десять-пятнадцать секунд, позже - облака целыми стадами пошли, полностью затягивающими небо, не пропускавшими через себя уже не одного солнечного лучика. Потянуло свежестью, но смена погоды на клев не влияла, клевали карасики с ладошку и поменьше, иногда и окуньки попадались.
  Поднялся с трудом, спина устала, потянулся, придерживая руками поясницу, поворочался направо-налево, вроде, стало после этого легче. Вот и хорошо, насадил на тройник уснувшего карася и опустил в воду, утром приду, а может еще и вечером.
  - С уловом, - услышал он тихий мужской голос за спиной. Обернулся, перед ним кругленький мужичок стоит, небольшого роста, на голове кепка из газеты.
  - Спасибо, - сказал Илья.
  - Угостишь?
  - Пожалуйста, - Илья протянул кукан с рыбой ему.
  - Спасибо, - сказал тот, но рыбу не взял, и продолжает исподлобья смотреть на Илью. - Ты не присматривайся, - говорит, - меня все равно не узнаешь, не здешний я, - и, улыбнувшись, присел на заросший травой бугорок. - Прошу, - показал он на камень, - в ногах правды нет.
  - Это, смотря для кого, - подхватив начатый разговор незнакомцем Илья.
  - Значит, не ошибся, - сказал мужичок и, собрав вокруг себя сухой травы в кучку, и кивнув на нее, продолжил, - тогда угощай. Рыбка на костре - слаще мяса.
  Илья положил на землю куканы с рыбой и направился к сухому кусту, чтобы наломать веток, да подумал, а как же без спичек зажечь костер. Но потянуло дымком, и, обернувшись, увидел, как незнакомец стоит около разгоревшихся веток. И когда он успел их наломать?
  И действительно от окуньков, насаженных на тонкие ветки и опущенные в огонь, пошел приятный сладкий аромат. Они быстро подрумянились, в некоторых местах почернели, кожица на их спинках начала лопаться, оголяя желтое, белое мясо рыбы. А какое оно сладкое, и как легко кушается.
  - Давно такого не пробовал, - нарушил тишину незнакомец, - спасибо тебе Илья.
  - Пожалуйста, - улыбнулся Илья, - вкуснотища.
  - Что ж, идет время, бежит, а за ним и не успеваешь, хоть как ни старайся, - незнакомец вытер руки о траву и предложил Илье кружку, наполненную темной жидкостью, покрытую сверху пеной. - Угощайся, у меня отменный квас, лесной.
  Илья взял кружку обоими руками, удивительно, какая она большая, из какого-то теплого дерева, а запах, то ли мятный, то ли смородиновый, не разобрать... Прикоснулся к кружке устами, хлебнул, квас прохладный, приятный, и остановиться не может, как и напиться им. Удивительно, какой у него необычный вкус, то кисловатый хлебный квас напоминает, а в следующем глотке - компот с малиновым привкусом, новый глоток - рябиновый морс, а вот сейчас - вода родниковая. И кончилась. Смутился Илья, что вот так опрометчиво поступил, всю кружку осушил, не оставив ни капли незнакомцу, смотрит на него, а у того оказывается тоже в руках кружка большая, и смакует он квас из нее. И только сейчас Илья почувствовал - дурман пьяный в голову ударил.
  - Как себя чувствуешь? - спросил мужичок.
  - Вы, извините, что все выпил, - облизывая нижнюю губу прошептал Илья, - такого вкусного и необычного кваса ни разу не пробовал.
  - Это всегда так бывает, - согласился незнакомец, - когда пить хочется. И тебе спасибо, молодец, накормил.
  - Да что это, две рыбки попробовали, как говорится, только аппетит распалили, - улыбнулся Илья.
  - Главное вовремя, - ответил незнакомец. - А сом у тебя крупный...
  - Пойдемте к нам, мама из него вкусный пирог сделает, в дорогу будет вам, что взять с собой, и так покушаете.
  - Спасибо, - поклонился незнакомец, - да некогда мне сегодня по гостям расхаживать, и сам не торопись домой. Квас тебя насытил, рыбой его закусил. Наелся?
  Илья с удивлением посмотрел на незнакомца и действительно, почувствовал сытость, а еще и какое-то непонятное чувство прибавилось, то ли жар по телу пошел, то ли - холод. Морозить начало.
  Смотрит Илья на незнакомца, а тот улыбается, мол, потерпи, сейчас все пройдет.
  Но ничего не проходит, Илья все хуже и хуже начинает себя чувствовать: тошнит, голова в висках заболела, руки затряслись.
  - Вы меня отравили? - еле выдавил из себя Илья, а услышал свой вопрос Илья по-другому. - Что за силу вы мне дали?
  - Это не я, - ответил тот, - я только принес ее. Пойдем, - и поманил рукой за собой Илью. - Идем, времени нет, вот-вот твоя звезда откроется. Идем! - и голос у незнакомца стал повелительный, сильный, словно физическая сила, которая влезла к нему в мышцы рук и ног и управляет телом Ильи.
  Пошел Илья за незнакомцем все быстрее и быстрее. Вот и поле закончилось, а незнакомец и останавливаться не собирается, редко, когда оглядывается к Илье, а только голосом его подзывает:
  - Торопись, торопись, нам опаздывать нельзя.
  А Илья идет за ним безмолвно, подчиняясь его голосу, подчиняясь какой-то незнакомой, еще неведомой ему силе, затаившейся в незнакомце. Да и противиться он ей не хочет и не может, а наоборот, с интересом все быстрее и быстрее идет за мужичком через колючие кустарники, лесные обрывы и подъемы, через небольшие болотца и глухие заросли ельника. И вот, наконец-то, они остановились у камня огромного...
  
   - 4 --
  
  Остановились у огромного гранитного камня, стоящего на развилке лесных тропок. Илья с удивлением рассматривает этот вытянутый вверх валун. Обернулся к незнакомцу, а того и след простыл. Повернулся к камню, а он притягивает его к себе, только Илья не хочет к нему приближаться, сопротивляется. Но, не может удержаться и каменный магнит его сильнее притягивает к себе. А между ними на земле широкая полоса из битого стекла.
  Но сил не хватает у Ильи устоять, что-то подталкивает его в спину и, не удержавшись, ступает он босой ногой в эти стекла. А они вовсе и не стекла, а вода, теплая, приятная, отражающая от себя звездочками солнечные лучи. Они растут, увеличиваются, и золотистый луч осветил Илью, теплый, и тут же сменился на холодный. Аж мурашки по коже побежали.
  И опять непонятные чувства овладели Ильей, словно что-то погружается ему в самую макушку, внутрь головы. Что это не видит Илья, а только чувствует.
  - Пошли назад, - слышит он голос незнакомца, поворачивается и идет за ним.
  - Что здесь произошло, - спрашивает Илья у мужчины.
  А тот в ответ жмет плечами:
  - У Старца спроси, который идет с нами.
  - Где же он?
  - За тобой идет.
  Обернулся Илья, никого сзади нет, а вот теплое дыхание в затылок слышит.
  - Дедушка, - спросил Илья, - чем вы меня наградили?
  - Силою, - слышит он дуновение теплого ветерка себе в уши. - Великою силою.
  - Мне лучше бы знаниями, - удивляясь себе, произносит Илья, но не то, о чем думает.
  А в ответ ветерок задувает ему под рубашку, холодит под мышками, Илья ежится от щекочущей прохлады...
  "Бывает же, - подумал Илья, - чего только не приснится", - и, щурясь от яркого солнца, смотрит по сторонам. Никого. Нагнулся над ручьем, зачерпнул воды и умыл лицо, напился воды. Вздохнул, что же это с ним было? Может солнечный удар был?
  Глянул под кустарник, где сома в мешке прятал, рыба на месте, в мешке. А рядом подвешены два кукана с карасиками, окуньками. А вот и угли от костра, еще теплые. Удивительно. Собрал лежащие рядом с пеплом шелуху и косточки от рыбы, палки, на которых нанизал ее. Вот это да! И ноги грязные, низ штанов то ли глиной запачкан, то ли илом. Опять видение, что ли? Неужели та ведьма наколдовала все, или Мавка?
  
  
  Глава 12. Чары
  
  Тропка бежит по краю ручья через мостик, а вот у огородов раздвоилась, нет, разбежалась. Илья остановился, поправил на плече сома, и замер. Как пойти домой. Если прямо, то значит идти домой по центральной улице. Ну и что, чего стесняться, такого сома не каждому удастся выловить. А если - вправо, то по задникам огородов идти придется, а вот есть ли там переулочек, Илья не помнит. Лучше прямо, и поправив мешок с рыбиной на плече, пошел.
  Тропка бежит, а вот медленно идет, Илья улыбнулся, прибавил шагу - тропка бежит, замедлил - ползет. Вот так и в жизни, когда столько лет пролежал прикованный к постели, время потерял, а теперь встал и не знаешь, как по жизни идти, быстро или медленно. Нет, лучше не торопиться, а напитываться, как губка радостями ее и горестями, по-настоящему.
  Ну что мне та бабка-молодуха, чего ее испугался? Лучше бы порадовался тому, что она не так стара, как сперва показалась. Может тень так легла на ее лицо от дерева, а солнечные лучи ослепили меня. Или наоборот. Скорее всего, так и было.
  Вышел Илья на середину деревенской дороги и пошел в сторону дома, только уже не торопясь, а размеренным шагом, расправив плечи. Вон коза, привязанная к забору, натянула до конца веревку, и своими зубками обгладывает молодое вишневое деревце. Ей сейчас больше ничего и не нужно, кроме вкусовых наслаждений. А вон бычок лежит в тени, усердно пережевывая свою коровью жвачку.
  А там, во дворе женщина развешивает на улице стираное белье, во рту держит пару прищепок, но их не берет, а достает новые из кулька, висящего на руке, а о тех, что во рту, позабыла, значит, думает о другом чем-то. Вот какая она жизнь, и всем этим прекрасна. И как здорово, когда тебя не касается ее темная сторона - болезни, расставания, грусть.
  Илья ускорил шаг, вот-вот за поворотом его дом завиднеется, мать с Леной уже, наверное, беспокоятся за него. Может Лена уже и домой к себе сбегала, в поисках его, а он вот с такой рыбиной сейчас перед ними появится.
  Наконец дошел до поворота дороги, глянул мельком на соседский дом, где та бабка проживает, и невольно удивился, стоит перед ним все та же развалюха, с покошенным забором, огромной паутиной, растянутой на калитке, Во дворе травою все заросло, а на окнах доски забитые. Удивительно, куда же он тогда утром смотрел? Может, так все и было, и та бабка тоже, просто заходила в этот двор, в поисках чего-то, да устав оперлась на забор и...
  Да, да, что ни говори, а Илья - мужчина. Была бы на его месте мать или Елена, те бы все приметили, и как выглядит бабка, в чем одета, в каком состоянии двор. От любопытства женщин ничего не скроешь, а мужчины - другие создания, если с человеком разговаривает, то только его лицо и видит, даже не замечая, во что тот одет, пострижен или нет, в какой обуви, что вокруг него делается.
  Шагнул к своей калитке и замер, увидев стоящих рядом и смотрящих на него, улыбающихся любимых женщин - мать и Елену. Сначала даже не заметил, что мама держит в руках серенького кутенка. Открыл калитку, поклонился им, пряча в губах улыбку, и вывалил перед ними на землю рыбину из мешка с карасями и окуньками.
  Ой, как те всплеснули от удивления руками, и давай хвалить рыбака, за такую удачу. Ленка чмокнула его в щечку с одной стороны, мама - с другой, он поднял уснувшего сома и положил рыбину на стол, и тут же мать вручила ему маленький живой комочек, дрожащий то ли от холоду, то ли от испугу.
  Илья, поправив его в ладонях, поднес к губам и чмокнул малыша в мордочку, в глазки-пуговички.
  - Нравится? - прильнула к Илье Лена.
  - Очень, - прошептал Илья.
  - Это брат моей матери принес. Говорит, это лайка. Как подрастет, с ней хоть на медведя, хоть на кабана можно охотиться, не побоится, - шепчет Лена.
  - Значит, если потеряемся в лесу, нам нечего с тобою будет бояться, - прошептал Илья и поцеловал свою любимую Лену в лоб.
  - Как назовете? - спросила мать.
  Илья приподнял собачонку, заглянул ему под дрожащий хвостик и, рассмеявшись, сказал:
   - Мужичек! Может Сомом? Необычно, да? Но у меня сегодня такая сомовья удача.
  - Красиво и необычно, - поддержала своего любимого Елена. - Сомик, молочка хочешь? Мам, - обратилась она к Марфе, - а блюдечко у нас есть?
  Услышав это обращение к себе Елены, Марфа расцвела, разулыбалась, и, стерев набежавшую слезу, пошла на кухню:
  - Сейчас найдем.
  Заметил это и Илья, и сильнее прижал к себе Лену с этим прекрасным пушком по имени Сомик.
  
  -2-
  
  Бабушка Оля налила в блюдце чаю и, опустив в него кусочек сахару-рафинаду, прикусила его и, шумно подув в блюдце, хлебнула. Илья, наблюдая за бабушкой, подсел к ней поближе, приложил свою голову на ее тонкое плечо и шепнул:
  - Бабушка, может, споете с мамой? Про ту акацию. Так соскучился за вашими песнями.
  Марфа, сидевшая рядом, улыбнулась:
  - Мам, - обратилась она к бабушке Оле, - как давно мы с тобою не пели. Может попробуем, а? - и, сложив свои руки на столе, тихо затянула:
  "Целую ночь соловей нам насвистывал,
  Город молчал и молчали дома,
  Белой акации гроздья душистые,
  Ночь напролет нас сводили с ума-а..."
  
  - Ой, - слушая Марфу, сказала бабушка, - уже и подзабыла слова эти, - и, смахнув слезу, вытерев платочком губы, стала подпевать:
  "Белой акации гроздья душистые,
  Ночь напролет нас сводили с ума.
  Сад весь умыт был весенними ливнями,
  В темных оврагах стояла вода.
  Боже, какими мы были наивными,
  Как же мы молоды были тогда".
  
  ...Лена, обняв Илью, положила свою голову ему на грудь. А песня, набирая свою силу, раскрыв свои крылья, белой лебедицей поплыла над двором Беловых, касаясь всего окружающего вокруг. И лампочки, еле освещающей стол с самоваром, чашками, остатками рыбного пирога, и листья дикого винограда, свесившего над столом свои зеленые гроздья с ягодами, начинающими наполняться соками.
  Ни о чем сейчас Илье не хотелось думать, а только погрузиться в покой, в переживания, которые несла на своих крыльях песня. Что-то вспомнилось из своего детства, когда дед с бабушкой сидели здесь, на летней веранде, с его веселым - живым отцом. Дед любил качать внука на ноге. Нет, скорее всего, больше любил качаться на дедовой ноге сам Илья, лучше качели он и не представлял. А когда родители вместе с гостями начинали петь, он, получив свободу, крался на улицу, где играли в ловушки или в прятки его друзья.
  Детство, и оно возвращается в памяти.
  
  "Годы промчались седыми нас делая, - пели мама с бабушкой, -
  Где чистота этих веток живых?
  Только зима да метель эта белая,
  Напоминают сегодня о них..."
  А вот сейчас ему никуда не хочется бежать, а наоборот сидеть, вот так, не шелохнувшись, и слушать песню. Песня - это память, это рассказ, это чувства, это грусть и радость.
  
  "...В час, когда ветер бушует неистовый,
  С новою силою чувствую я,
  Белой акации гроздья душистые,
  Невозвратимы, как юность моя".
  Юность, для кого-то она остается в добрых воспоминаньях, а вот для Ильи - болезненным чувством. Он так и не узнал в то время, что это такое - первый поцелуй, вечера у костра, смех и радость, игры. Когда заболел, со временем и друзья его забыли, перестали приходить к нему в гости. И, как не обижался за это на них Илья, но находил в себе силы "переступать" через это, и никого из ребят не винить. Может даже лучше, что они не приходили к нему в гости, а то бы еще больше ему горечи приносили, рассказывая о своих делах. Хотя он так мечтал, что его кто-нибудь вынесет во двор, и он будет видеть такой прекрасный вечер, как сейчас, с месяцем и звездами, моргать от назойливых комаров, смотреть на яркое солнце...
  
  "Белой акации гроздья душистые,
  Невозвратимы, как юность моя".
  Песня закончилась, за столом слышен только шелест листвы, писк комаров. Вот тебе и песня о юности, защемила сердце не только его, но и матери, и бабушки. Да, не вернуть им больше своих любимых мужей, одна только радость осталась, пришедшая недавно - выздоровление Ильи. Ильи, который встал на ноги и заговорил, стал быстро поправляться. Ильи, который не забыл, какая напасть свалилась на него в ту горькую ночь и сковала его, лишив движений и голоса, лишив детства и юности, счастья и радости. Но если бы он не рассказал матери, о том, как он попал в то болото, она бы до конца своей жизни продолжала винить в его болезни своего мужа и деда.
  - Спасибо вам, - вдруг сказала бабушка, - давай, Марфуша, помогу тебе прибраться и пойду домой.
  - Да не надо, мам, что здесь прибираться, - поднялась со скамейки Марфа. - Мы лучше все вместе тебя сейчас проводим домой, правда, Илья?
  - Мам, да мы сами с Леной ее проводим, а потом придем и уберем все на столе. Ты лучше ложись отдыхать.
  - О-о, - махнув рукой, сказала Марфа, - вместе пройдемся, разве можно в такой прекрасный вечер дома сидеть. А нам с твоей бабушкой всегда будет, о чем поговорить, ведь мы столько не договорили еще, правда, мам? - и Марфа приобняв бабушку Олю, посмотрела ей в глаза.
  - Ты, права, доченька, - согласилась та, и, взяв под руку Марфу, пошли впереди Ильи с Еленой по улице.
  
  - 3 -
  
  Теплое дуновение нагретого солнцем воздуха, пение цикад и сверчков, мычание проснувшейся коровы, шум гусей, лай собак.
  - Мам, - Илья поддерживая Марфу под руку спросил, - люди, уехавшие отсюда в города, наверное, скучают за такими вечерами?
  - Не знаю. Там в городах, наверное, чище воздух, - ответила мама, - не пахнет как у нас навозом, собаки не лают всю ночь, коровы не гадят.
  - А я отсюда ни за что не уеду, - задумчиво сказал Илья.
  - А кто же тебя гонит, сына?
  - Да я не об этом, мам. Просто деревня сегодня совсем другая. Раньше было много детей, играли до позднего вечера, днем пасли коров, коз, коней, гусей тех же. Я вот уже неделю, как иду к дяде Демьяну, а вечером, когда назад иду, словно, приведение. Редко кого встретишь.
  - Да кто сейчас захочет в деревне жить, Илюша. Совхоз распался, свиноферма - тоже, коровник еле-еле дышит, нас с десяток женщин тянет его на себе, мы и доярки, мы и скотники, мы и косари, мы и малярши, мы и слесари. А где наши мужики? Кто запил и помер, кто пошел работу в городе искать и возвращаться не хочет, а потом и перевез туда свою семью. Школьники, после выпускного вечера, сразу в город уезжают, в цивилизацию, кому сейчас охота свиньями заниматься, да гусями, навоз месить, да на огородах горбиться.
  - Мам, а правду говорят, что у нас скоро и электричества не будет? - спросила Елена у Марфы.
  - Все может быть, - ответила она. - Вон хозяйка наша, Анна Павловна, говорит, что пора в деревне свою Думу создавать, да главу села выбирать, чтобы он в набат бил, чтобы он никому покоя в районе, да в области не давал. Чтобы нам деньги выделяли на трансформатор новый, на ремонт школы, на дорогу в город, на котельную, которая школу греет, на ту же амбулаторию.
  - А без власти нельзя прожить?
  - Да можно, если школу дровами топить, учителям зарплату не выдавать, без медсестры и врача, без милиционера. И станем тогда жить, как в древности. Если кто поссорился, то за топоры да вилы хвататься, дети читать разучатся, будут в лесах жить, на зверя охотиться, от разных болезней мучительно умирать.
  Только бы не пришло это горе к нам.
  - Мам, - спросил Илья, - а почему умирает наша деревня?
  - Как тебе сказать сынок, - остановилась и повернулась к нему Марфа, и прижала сына к себе. - Наша деревня была всегда не как все, а чьей-то приставкой. Сначала была отделением соседнего совхоза. Директор наш стал начальником большим в районе, и отделил наше отделение от совхоза, сделал самостоятельным хозяйством. А вот оформить село, как населенный пункт, не успел, страна наша развалилась, от Советского Союза все республики врассыпную разбежались. Украина стала самостоятельным государством, Белоруссия - тоже, как и другие. Вот такая перестройка произошла, и о нас совсем забыли.
  Теперь районное начальство нас и вообще не видит, не хочет деньги на нас тратить. Им лучше на них дома себе построить, хоромы разные, машины купить, самолеты. Вот и получается, Илюша, ни кому мы не нужны.
  - Это еще нашей фермерше спасибо сказать нужно, что коровник сохранила, - продолжает Марфа, - да Кулебяке - за лесопилку. Без них бы не выжили. Дай Бог им здоровья. А если что произойдет с Анной, мы с Леной совсем без работы останемся, как жить тогда будем? И хозяйства своего нет, кроме коровы, и денег нет, чтобы цыплят даже купить, утят, барашек.
  - Ой, мама, как Демьян Демьяныч научит меня своему делу, обязательно открою свою кузню, тогда все тебе куплю - и цыплят, и гусят, и барашек. - Илья прижал к себе маму и Лену.
  - И тигрят, - смеется Марфа. - Мечтатель ты мой, сыночек. Дай Бог тебе здоровья, чтобы мечта твоя сбылась.
  - Завтра утром пойду, проверю свои удочки, - может еще сом поймался, а после работы мы с Леной зайдем в лес, грибочков посмотрим.
  - И молодцы. А вот как зиму встречать будем, даже не знаю, - вздохнула Марфа. - Вдруг опять те бандиты придут, и нас коровы лишат, ферму сожгут, не знаю, что и делать будем, - тихо запричитала Марфа.
  - А мы с Петром Аркадьевичем не дадим им этого сделать. Надо только мужиков собрать.
  - А кого ты сейчас соберешь, Илюша? Все вон, как слышат это слово "бандит", так по кустам прячутся. Вон когда Кулебякину лесопилку подожгли, хоть бы кто вышел ее тушить. Степан Игоревич соседей просит помогите прогнать бандитов, ты думаешь хоть кто-то вышел к нему из своих дворов? Нет, боятся. А когда Александра Дмитриевича Колосова побили, хоть кто бы пришел к нему хотя бы посочувствовать. А тебе, сыночек, как досталось от них, а Степану, еще до сих пор в больнице лежит, только первые шаги учится делать.
  Так что не лезь, сыночек, в эти дела. Мне еще не хватало с Еленой тебя потерять, - сильнее обняв сына зарыдала Марфа.
  - Хорошо, мама, только не волнуйся. Я договорюсь с работниками Кулебяки, съезжу с ними в лес по дрова, а потом с Демьяном Демьянычем перевезем их в дом.
  - Ой, сыночек, и не знаю, как отпустить тебя в лес с мужиками. Они здоровые, им под силу деревья валить, пилить. Тяжелая эта работа, не для тебя она еще. Лучше мы сами как-нибудь с Демьяном договоримся, правда, Леночка.
  Илья не стал перечить маме, сделал вид, что согласился с нею. Но завел разговор о другом, не менее волнующем его, чем заготовка дров.
  - Мам, а соседний дом совсем обветшал, ни хозяев нет. Может его потихонечку на дрова пустим? Кто нам слова скажет.
  - Ой, Илюшенька, страшный этот дом, даже травки с него, даже листика не думай и брать, - остерегла сына Марфа. - Когда ты еще был мальцом, жила в нем ведьма. Страшная женщина. Все ее боялись в деревне, даже говорить о ней вслух. А если кто-то на нее не так посмотрит, все, жди беды. Ладно, корова у них здохнет, или кролики, куры, гуси, это значит, им еще повезло. А так как нашлет на всю семью болезни, ни один врач не вылечит.
  - Что-то не слышал об этом.
  - Ой, Илюшенька, даже вспоминать боюсь об этом, а вдруг еще жива она?
  - А где ж она делась? - спросил Илья.
  - Не знаю. Как с тобой беда случилась, она пыталась к нам в гости напроситься, не пустила ее я, так как видела страшный блеск в её глазах. Когда о тебе расспрашивала у меня, казалось, что клыки у нее изо рта вот-вот вылезут. Что-то она боялась тебя.
  - Скажешь такое, - удивился Илья, - ребенка бояться.
  - Ой, именно я это и чувствовала, Илюшенька. Даже казалось, что это она нас с твоим отцом развела. Все мне наговаривала через забор, что он с дедом в твоей болезни виноваты, что он, отец, загулял от меня... Такое говорила, что я стала верить ее словам, и выгнала Михаила из дому, и запретила всей его семье даже близко подходить к нашему двору.
  А сегодня, когда вспомнили мы об этом с мамой - с твоей бабушкой Олей, так она говорит, что, как только пытались к нашему дому приблизиться, так обязательно черная кошка откуда ни возьмись ей дорогу перебегала, и начиналось такое!
  Миша пошел к тебе на день рождения, гостинцев хотел принести, так сердце у него с такой силой заболело, что чуть не умер по дороге, если б не люди, то раньше бы его похоронили. Бабушка только начнет к нам собираться, так говорит, сразу заболеет, и встать неделю-другую не может.
  Все они думали, что именно это я колдунья, что наговоры какие-то знаю.
  - А сейчас этого-то нет? - спросил Илья. - Все успокоилось? А может это так просто по жизни у них получалось?
  - Ой, - вздохнула Марфа, - лучше, Илюшенька, об этом и не вспоминать вообще, а то, глядишь, опять эти черные силы разбудим.
  - Так сейчас в этом доме никто не живет?
  - Да вроде бы. Даже имени той бабки не помню, вот как получается. И бабушка твоя не помнит, и никто из соседей, живущих через дорогу, не помнит ее. Вот как получается, словно, она заклятье какое-то на нашу память о ней наложила.
  Хотел, было, Илья, сказать матери, что видел эту бабку-молодуху сегодня утром, и не понял, то ли это было видение, то ли это было на самом деле так, но остановил себя. Еще матери не хватало новых волнений. Но когда рядом проходили с этим домом, глянул на него. Темное место, ничто его не освещает, даже лампочка с их двора. Ее свет, словно, в невидимую стену ударяется, и пропадает.
  И все это предрассудки, попытался успокоить себя Илья. А лучше, как мать, попросить Богородицу о защите от этой ведьмы. Это в школе им говорили, что Бога нет. Теперь Илья знал, что это не так, не раз ему казалось, что Матерь Божья с иконы смотрела на него и оберегала от пролежней, гниения кожи...
  И сейчас вот, откуда у него силы появились - встал с постели здоровым человеком, как будто и не болел вовсе, и пролежни даже следа после себя не оставили, и сила в ноги и в руки его влилась неудержимым потоком, и сознание восстановилось, как будто ничего с ним и не было. А когда был избит бандитами, рубцы, буквально, на глазах, в течение нескольких дней, закрылись, зажили, оставив небольшой след на коже.
  И еще, на что Илья не мог найти ответ, так это на видения, которые с ним начали происходить в последнее время. То Старец является перед ним уже несколько раз, то Мавка в лесу, то бабка-молодуха, то мужик, пришедший к нему днем на ручей, то стеклянная вода и квас необычный. Словно два мира есть, тот в котором он живет с матерью, Леной, и - заколдованный, непонятный, и никому из окружающих не знакомый.
  Илья перекрестился, и поклонился во все стороны своим ангелам-спасителям.
  - Леночка, помоги мне прибраться, - попросила Марфа, - а ты, Илюш, если не трудно, набери воды в бочку.
  - Хорошо, мама, - сказал Илья и пошел в кухню за ведром.
  
  -4-
  
  Из кустарника испуганная сонная птица сорвалась, напугав Илью.
  "Бывает же, - подумал он, - наверное, воробей какой-нибудь со своей воробьихой поругался и улетел из своего гнезда, сел на ветку и уснул. А может и не так, загулял где-нибудь со своими друзьями до позднего вечера, и остался на этой ветке до утра, пока не рассветет. У птиц, наверное, все так же как у людей происходит. Все же мы под одним небом живем, имеем семьи, только разговариваем на своих языках".
  Эти мысли успокоили Илью. Зашел в дом, и, не включая света, нащупал в ящике свернувшегося щенка, и погладил. Тот заскулил, что-то ища, наверное, своей мамы сосок, а вместо него схватил палец Ильи и начал его давить своими зубками-иголками.
  - Ой, ты мой малыш, - Илья прижал малыша собачонка к груди и вышел во двор. - Мам, а где блюдце с молоком для нашего Сомика?
  - А там, на столе посмотри. Илюш, только давай договоримся, если будешь уходить к Демьяну надолго, то бери его с собою, пока не подрастет. А то боюсь, что этот куцый пропадет.
  - Хорошо, мамочка, только пусть Лена найдет, где его там держать.
  - Ой, да это не проблема, Илюш, - отозвалась Лена. - С нашим псом подружатся, будут - не разлей вода.
  Пока женщины прибираются во дворе, Илья из-за любопытства подошел к забору, к тому месту, где утром стояла бабка-молодуха. Темень и больше ничего, и тишина. Слышно, где-то замычала корова, а вот что-то зашуршало под ногами, наверное, еж или мышь, а может и лягушка. Вот если лягушка, то ее нужно поймать и посадить утром на жерлицу. Сом от такой трапезы не откажется, и мы от него, подумал Илья и присел, прислушиваясь к шороху.
  Минуту прислушивался, тишина. Оперся рукой о землю, да тут же почувствовал, как что-то мокрое прыгнуло ему на руку, отдернул ее, и, не удержавшись, сел на землю. И тут же поднялся и быстро пошел к дому, но у крыльца остановился, и, еле сдерживая смех, вернулся к забору.
  Бывает же такое, обычной лягушки испугался. Остановился около забора. Мало ли, что люди говорят, колдунья там жила, или нет, лишь бы было им, о чем поговорить. Чего, к примеру, только на черную кошку не наговаривают, или там, ну на землю с кладбища. Одни предрассудки, а поверишь в них, так что тогда за жизнь будет. В озеро купаться не лезь, а то Русалка утянет за собою, если кошка перебежала дорогу, то какая-нибудь напасть обязательно с тобою случится, и если забыл что, то нельзя за этим назад возвращаться.
  Илья, откашлявшись, замер, и начал прислушиваться, что-то еще произойдет в том дворе. А ничего, тишина, одна тишина. А вдруг сейчас та бабка-молодуха к нему подкрадется и схватит его за руку и скажет: "Отдай мое сердце!" И тут же холодок пошел по телу, но Илья удержал себя, мужик все-таки, а не пацан, которого можно чем угодно напугать, как это было в детстве.
  Вспомнилось, соберутся у костра, картошку в угли закопают и давай разные страхи рассказывать. То про горку, которая якобы ночью прямо на их улице появляется, и если кто-то переходя через нее по петушиному не закричит, то она не пустит его через себя, а скинет назад. И не просто скинет, а грязью еще и навозом обольет.
  Было же такое. И верили же, как и в то, что бабка эта, их соседка, настоящая ведьма. Ночью в мышь летучую превращается и на людей нападает, и кровь их пьет. Точно, точно, именно так и было.
  "Стоп, так это тогда про эту же бабку они с ребятами и говорили, про нашу соседку, - вспомнилось Илье. - Да, да, понаслушались рассказов родителей и несли друг другу разную чушь, да еще и прибавляли для страху чего-нибудь своего. То, что эта бабка на кладбище ночью ходит и мертвецов ест, то, что эта бабка по ночам колдует и свиней в людей превращает. Ой, чего только про эту бабку не говорили тогда, а сами-то ее и видеть не видывали, а только, как собаки брехали, чтобы сильнее напугать друг друга. А потом, кто-то из ребят поднимался и кричал во все горло: "Бабка летит, бабка летит на своей ступе", - и ребята, крича во все горло, бежали через Ильин двор по своим домам.
  Да, да, именно все так и было. Один в классе что-то сбрехнул соседу по парте, через час об этом вся школа гудела, как пчелиный рой.
  Илья еще раз глянул в темноту соседнего двора, и чуть не ойкнул. Правда это, или показалось ему, как что-то белое пролетело мимо, а вон и огоньки желтые загорелись на заборе и тут же погасли. Что это? Та кошка, которую он утром видел? Или сова охотится на мышей? А может то, та бабка-молодуха, ведьма притаилась за забором и наблюдает за Ильей?
  Холодок прошел по телу, в голове что-то неприятно забурлило, попятился Илья назад и замер, снова присматриваясь в темноту. А может все это ему показалось? Наговорил вот разного, и - привиделось. Скорее всего, так и есть.
  Илья повернулся спиной к забору и, ощупывая ногой тропку, медленно пошел в сторону дома. У колодца остановился и еще раз глянул туда, где стоял, и чуть не вскрикнул от испугу, увидев то ли приведение в белой накидке, то ли куст, освещенный молодой луной. Но это было всего лишь доля секунды.
  Неужели опять померещилось? Или это настоящие чары той бабки-молодухи, ведьмы. Ведь когда стоял там минуту назад, она, наверное, тоже рядом находилась, и наводила на него детские воспоминания.
  - Илюша, я вам уже постелила, - сказала мать, выглянув из двери. - Пора спать, а то уже очень поздно, скоро утренняя дойка у меня.
  
  Глава 13. У старого егеря
  
  Лучи солнца светло-желтыми трубками прокалывают кроны сосен, берез, осин, и от этого создается такое впечатление, что туман в лесу начинает оседать, воздух становится светло-серым, свежим. Именно сыровато-свежим, пролезающим в рукава, за шиворот, и от этого немножко знобит. Илья застегивает на все пуговицы свою телогрейку и смотрит на удаляющийся пень, муравейник, гнилое бревно, кустарник.
  Лесная дорожка местами заросла травою, а там, где глинистая, земля пересохла и потрескалась. Телега при тряске скрипит, а может это и не ее доски скрипят, а колеса. Не послушали ребята Демьяныча, хорошенько смазать солидолом их втулки, вот и скрипят, перемалывая попавший в них песок, думает Илья. А может это и вовсе не колеса скрипят, а доски на бричке рассохлись.
  Кацап остановился, Илья обернулся, Юрка и Виктор спят. Соскочил с телеги, обошел ее, и удивленно посмотрел на лошадь. Дорога чистая, ничего не мешает, а Кацап остановился, как вкопанный и шагу вперед не хочет сделать. В чем причина? Пены у него на губах нет, да и поверить в то, что этот пятилетний красавец, владимирский тяжеловоз, за два часа хода смог устать - невозможно. И одышки у него нет.
  Может что-то напугало его? Может, змея проползла по дороге, может, учуял волчий запах, или медвежий, росомахи или рыси. Тогда бы он так спокойно, как сейчас, себя не вел. Попятился бы назад, задрав стремена, заржал с испугу, на дыбы бы встал, или еще что-нибудь бы сделал. А тут стоит и все. Спокойный, хвостом сгоняет со своего крупа мух. И кожа у него сухая.
  Кацап поднял свою крупную голову и, поймав губами ладонь Ильи, лизнув ее, и смотрит прямо в глаза. Илья поморщился, а Кацап на это в ответ замотал головой.
  - Что, красавец, устал? - Илья потянул руку к гриве коня, чтобы погладить, но тот в мгновение ее ловит, и легонечко прикусывая своими огромными зубами, опускает ниже, и, лизнув ладонь, снова смотрит Илье в глаза, словно что-то спрашивая или выпрашивая. Секунд через десять ударив мордой по руке Ильи, он снова замотал головой.
  - Что-что? - Илья, словно понимая, что этим движением Кацап что-то хочет ему сказать, переспросил у коня. - Что-что, повтори, Кацап.
  Но тот в ответ опять прихватил своими губами ладонь Ильи, и, бросив ее, поднял свою голову, фыркнул, и заржал.
  - Не понял?
  - А че здесь не понять, - спрыгнул с телеги проснувшийся Юрий, - Кацап у тебя сахару или краюху хлеба просит.
  - Вот как?
  - Дед приучил его, как в свой лесной дом с Кацапом едут, здесь останавливаются. Слышишь, вода бежит? Вот, это ручей. Дед здесь любит себе воды набирать, речную не любит, говорит грязная. А здесь - серебряная.
  - Как так? - спросил Илья.
  - Да, кто его знает. Наверное, потому, как в народе говорят, серебро воду чистит. Здесь она такой прозрачности, как воздух, холодная, как лед, и вкусная, не оторвешься, - Юрий спустил с повозки на землю два бидона. - Пойдем за водой. Вить, ты, что там разоспался, давай вставай, найди в моем рюкзаке краюху, а то Кацапа и не сдвинем отсюда.
  Подняв бидон, Илья ускорил шаг и, догнав Юрку, спросил:
  - А чего коню такое имя дали?
  - Дед мой, натуральный хохол. Хотя, кто знает, так бабка, когда серчает на него, хохлом обзывает, и не просто, а каким-то западняньським. Мол, только те русской мовы не разбирают, пока им помощь не понадобится. А когда понадобится, еще лучше наших по-русски размовляють.
  - Ну.
  - Ну, вот тебе и "ну". Дед, когда выпить хочет, а у бабки каждый бутыль самогону под запись, брал Кацапа, когда тот еще жеребцом был, и уводил его, вместе с егоной мамкой - Тонькой в ночное. Ну и там с Макарычем, костер разведут, да потчиваются. А Макарыч без закуски, самогон ни-ни, даже не пригубит. Вот они с дедом сала с луком нарежут, закусят хорошенько, а как нужно домой собираться, дед залезает на Тоньку, и едет с песнями.
  - Тонька, это мама Кацапа?
  - Да, лошадь, - смеется Юрка. - Так вот, один раз дед перебрал, да вместо того, чтобы на кобылу залезать, на жеребца взобраться попытался. А тот ни в какую, даже ногу закинуть на себя не дает деду, брыкается и все. Ну, дед руками разводит, и ничего не понимает, вот конь, а не поддается хозяину. Что с ним стало?
  Раз попробовал, другой, а потом взял его за морду, да поцеловать, видно, хотел, а жеребчику дедовский запах изо рта не понравился, да как боднул его в нос. Дед свалился, очухался, встал на карачки, и давай материть жеребца: "Ах ты, Кацап, ну настоящая моя жинка. Ах ты, Кацап. Вот я тебе дулечки после этого дам хоть капельки самогоночки".
  Ох и смеху было.
  Я в то утро, как раз с дедом на ночном был, насмотрелся на этот спектакль. До хрипоты насмеялся. С тех пор его так и назвали, Кацапом. Кацап, значит русский, так хохлы русских между собой называли.
  - Понятно, - Илья опустил с плеча бидон и поставил его среди корневищ сосны, на берегу ручья. А вода в нем действительно чистая, как утренний воздух, каждый камушек на дне ручья просматривается, каждый корешок. И вода в нем холодная и вкусная.
  Минут через пять пришел к ним и Виктор, помог Юре поднять бидон, и они понесли его к телеге. Илья же, не дожидаясь товарищей, взял обеими руками второй бидон приподнял его, на плечо поставил, и придерживая, пошел за ними.
  - Ты что? - увидев Илью, несущего бидон, вскрикнул испуганно Виктор.
  - А что? - не поняв товарища, спросил Илья. - Он уже полный, или его нужно было сначала помыть?
  Но Юрий и Виктор не промолвив в ответ ни слова, вытаращенными глазами проводили Илью до телеги, и, дождавшись, пока он поставит на нее бидон, Виктор сказал:
  - Илья, так в него нужно было сначала набрать воды.
  - Я так и сделал, - ответил Илья, вытирая пот со лба.
  - Правда, что ли? - Юрий первым подошел к бидону, открыл крышку и заглянул в него. - Вить, а он действительно полный. Илья, ты что сдурел! Он же не меньше тридцати килограммов весит, а ты его так нес, как будто пустой он. Да мать твоя с Демьяном, если что случится с тобою, меня же с Витькой со свету сживут.
  Илья, еще не понимая, что имеет ввиду Юрий, приподнял бидон и поставил его чуть подальше от края телеги.
  - Во! Или ты не понимаешь о чем я тебе только что сказал? - с нервной ноткой вскрикнул на Илью Юрий.
  - Юр, извини, - приложил руку к груди Илья, - так он же не тяжелый, - и, взявшись за ручки бидона, снова приподнял его с телеги и, подержав в вытянутых руках, поставил на место.
  - Ничего себе! - облокотившись на телегу, сказал Виктор. - Бывает же такое, а? Всякое слыхивал, что наши деды ударом кулака быка с ног валили, но такое сделать, и вчерашний инвалид, нет. Илья, ты, как богатырь, - и залез на телегу, и тут же взявшись двумя руками за ручки бидона, поднял его, да резко опустил, схватившись за поясницу. - Тяжеловато, не по мне это.
  Смущенный Илья покраснел и сел на телегу.
  - Илюш, - Виктор пожал ему руку, - молодец! Не у каждого такая сила есть. Видно, правду тогда следователь говорил, что видел, как ты молотом в кузнице машешь, словно, легкой палочкой.
  - Да, это разве плохо?
  - Да ты не тушуйся, - успокаивающе похлопал его по плечу подошедший Юрий. - Каждый человек имеет что-то свое, чем-то отличается от других. Я просто не готов был такого увидеть, а понять тем более? Ладно, Илюш, еще одно испытание, - и, улыбаясь, протянул ему кусок хлеба, - угости Кацапа и поедем. Здесь до плота километров пять осталось.
  С ручья дорога без травинки, видно дед Юркин, здесь часто ездит за водой, подумал про себя Илья.
  - А там вон, - Юрий, приостановив коня, показал в сторону кустарника, - там дробилка дедовская, чтобы шишку молоть. Так что, Илья, можно не только дров заготовить на зиму, а и шишки, смотри, кругом кедр, - и, спрыгнув с телеги, шагнул на обочину и провел ногой по траве, словно что-то разыскивая. - Вот, я же говорил, - и, нагнувшись, поднял шишку и подал ее Илье. - Огромная!
  - Смолистая, - ощупывая ее пальцами, сказал Илья. - Может, тогда сразу и наберем их?
  - Не торопись, - осадил его Юрий, - давай до дому доберемся, а там чего только не увидишь, главное, что бы избу не попортил кто. Дед уже месяц там не живет, слег, да и не пущу я его больше жить сюда. Стар уже. Да и что он сделает бандитам, если деревья начнут рубить, лося бить, соболя.
  - Юр, что ты их все бандитами зовешь? - спросил Виктор. - В городе нынче их, участковый говорит, новыми русскими кличут.
  - Кого? Этих сволочей? - неожиданно вскипел Юрий. - Да для меня русский, это я, ты, Илья, а не те сволочи. Гадость это, сорняки наши, были б силы, всех их повыдергивал бы, да растоптал?
  - Хватит, хватит, извини, - единственное, что нашел сказать в этот момент Юрию Виктор. - Ты прав. Это как чирье на теле, где хочет там и вылезет, и выдавить его нельзя, а только лечить. Знать бы как.
  До реки ехали молча. Илья все вокруг рассматривал с интересом. Ровные, уходящие в небо, стволы сосен, кедры - пониже их. Вон на одном из них набиты доски, как лестница - шишкарей работа. А вон вдвое согнулась к земле и своей кроной уперлась в землю молодая сосна. Жаль, не смогла выстоять, болеет, чего-то ей не хватает видать, вот и заболела. А вон кустарник полосой идет, это, наверное, и есть берег реки?
  
  -2-
  
  Дом егеря Илья увидел еще с реки, когда на небольшом пароме, накручивая на колесо трос, перебирались они вместе с конем и бричкой на другой берег. Стоит он на бугре, как сказал Юрий, чтобы в половодье не затопило его. В два этажа, сложен из толстого бревна, как и баня, сарай, хлев. Двор небольшой, огорожен изнутри заборами.
  - Здесь дед картошку растит, ведер по пятьдесят-шестьдесят собирает, - рассказывает Илье и Виктору Юрий. - Там - лук, морковь, да свекла растут, - показывает на другую часть огорода, - а там, вон у калитки...
  - Табак, - вставил Виктор, увидев широкие листья незнакомого ему растения.
  - Да это какая-то колючка, вовремя не срубишь, все вокруг забьет, - засмеялся Юрий, - а вон за ней - хрен растет.
  - О-о, - воскликнул Виктор, - его величество Хрен!
  - Правильно, - смеется Юрий.
  - А медведь не заходит сюда? - поинтересовался Илья.
  - Раньше, рассказывал дед, заходил в гости, да Демьян ему какой-то секрет рассказал, теперь сюда ни волк, ни медведь не ходоки. Даже метров на сто не приближаются.
  - И что, дед носит воду из реки, чтобы полить огород? - спросил Илья.
  - Пойдем вечером в баню, увидишь, - Юрий моргнул Илье. - Ладно, Вить, загоняй Кацапа в стойло, вон, между сараями, а сено вон с того стога, за забором принеси, но это ему на ночь. Думаю, сейчас ему той травы хватит, что у забора растет.
  - Илюш, - Юрий вынес из сарая лопату, - если не устал, то давай картошки накопай, почисть, сейчас пожарим, пообедаем и обсудим все дела.
  Нарубленные дрова сложены в ровную кладку и с одной спички легко разгорелись.
  - Здорово, - наблюдая за Ильей, сказал Виктор. - Кто научил?
  - Кузнец, - сказал Илья.
  - И что под дрова положил?
  - Две бересты, да несколько мелких веточек, и все. Дрова то сухие, а между ними по сантиметру расстояние. Своего рода поддувало получилось, как в кузнице, как труба в печи.
  - Хм, сколько лет прожил, а костер, когда развожу, с мелких веток начинаю, потом ветки потолще подкладываю и так далее.
  - Господин профессор, - окликнул Виктора с чердака Юрий, - давай лекции на вечер оставим. Посмотри, к чему коня привязал.
  - Фу ты...
  Вместе с Юрой от души рассмеялся и Илья. Конь был привязан к стойке крыльца в баню.
  - А вдруг на эту стойку и стена бани опирается? А? Волк ночью завоет, Кацап с перепугу как сиганет куда-нибудь вместе с этой стойкой, ох и неплохая отбивная из нас получится.
  - Да ладно тебе, пристал как банный лист... - отмахнулся Виктор, - только дай ему языком за что-то зацепиться и сутки не остановится.
  Картошка заскворчала на сковороде, Илья прикрыл ее крышкой, взял лопату и пошел в огород за луком...
  Земля рыхлая, песчаная, перемешанная с дерном, мелкими веточками, шишкой, копается легко. ...И лук, что надо, головки с кулак. А вот морковь помельче, с большой палец, ну может чуть-чуть потолще. Обтер ее об рукав Илья, попробовал. Сладкая! Правда, лучше ее вначале помыть, а то песок похрустывает на зубах. Собрал овощи в ведро и пошел по тропке к речке. За калиткой остановился у огромной каменной глыбы и, попытался рассмотреть, что на ней выбито. Или буквы, или какие-то надрезы сделаны. Встал к солнцу спиною, тень упала на это место, и прочел: "Ст. Ег."
  - Юра, - окликнул товарища Илья, - а что здесь написано? Старый егерь?
  - Нет, - ответил тот, - это мы так это место называем, "Старый егерь". То могилка Степану Егорычу. Не знал, что ли? Твой дед с ним, кстати, крепко дружили. Он старший брат моего деда был, егерем здесь служил, да сволочь одна его прямо здесь застрелила, - сказал Юрий и перекрестился.
  - За что?
  - Эх, Илюшка, старая история то, - Юрий вышел из огорода и уперся в забор, - Короче, раньше здесь заказник был. А Степан Егорович старшим егерем работал, а мой дед ему помогал.
  - А твой дед тоже егерем был?
  - Нет, плотником сначала работал. Мы с ним частенько к деду Степану сюда в гости приезжали, порыбачить, грибов, шишку собрать, или просто в баньке попариться, отдохнуть так сказать.
  - А-а...
  - Так вот, приехали к нему, а он вот здесь и лежал, кровью истек, увидел нас и говорит деду, мол, здесь и похоронишь меня, только с Горыном не связывайся, большой человек, а то и сам... И все, умер.
  - Это не тот ли Горын, который у нас разбойничает?
  - Да нет, это его сын, говорят, бандитствует. А отец его сейчас большой шишкой стал. Гадостный человек такой, и сынка таким же на себя похожим вырастил.
  - Так за что он деда твоего убил-то? - спросил Илья.
  - Браконьерил со своим областным начальством здесь. Лося бил, кабана, оленя. Дед припер как-то его, а тому чего бояться, все вокруг куплено. Когда дед его в очередной раз поймал с лосем убитым, тот предупредил его, что это в последний раз он ему спускает. И вот, - вздохнул Виктор. - Горын, председателем райисполкома тогда работал.
  - Так что, его за это убийство не посадили в тюрьму?
  - Доказать не смогли, что это Горына дело. Вот так, теперь его сынок по стопам отца пошел, месяца полтора назад деда моего здесь чуть не застрелил, - Виктор сломал поднятую с земли ветку и, бросив ее под ноги, растоптал. - Сволочи!
  - А за что? - спросил Илья.
  - Как за что. Дед, как совхоз развалился, заменил здесь своего брата. За копейки никто не хочет лесничеством заниматься. А недавно здесь молодой Горын появился...
  - Эй, мужики, - окрикнул их со двора Виктор, - кто повар сегодня? Забыли что ли, а то картошка сейчас сгорит.
  - Так ты поставь сковороду на землю, - откликнулся Илья, - сейчас морковь с луком помою и приду.
  - Юр, - Илья посмотрел на товарища, - он браконьерит здесь?
  - Хуже, - махнул рукой Юрий, - хочет дом этот забрать себе. Нравится ему, видишь ли, чужое добро прибирать к рукам. Своими ручками собрать такой дом лень, вот и лезет сюда со своими дружками, как мухи на говно.
  - Да, - вздохнул Илья, - куда не глянь, одни проблемы.
  - Ничего Илюшка, давай, встанешь на ноги, тогда об этом и поговорим, - и, остановившись, в упор посмотрел на Илью, - третьим будешь?
  - Как понять?
  - Да это я так, не о самогоне же, - смеется Юрий.
  - Я понял, о чем ты говоришь. Конечно, буду. Только нужно как-то по-тихому все это делать.
  - Поговорим потом, - похлопав по плечу товарища, сказал Юра. - У нас здесь и две берданки припасены. Спроси у своей бабушки, ружье твоего деда не выкинула, случайно?
  - Хорошо, - сказал Илья и спустился к реке.
  
  -3-
  
  Вечерело быстро. Спиленные сосны решили оставить на месте, не тянуть их к дому, а вот срубленные ветки собрали в огромную кучу, - и, порубив их и погрузив на телегу, привезли к избе.
  - Утро вечера мудренее, - сказал Виктор, и, спрыгнув с телеги, пошел к реке.
  - Так баньку сегодня будем топить? - спросил у него Юрий, остановив коня.
  - Неохота что-то, до такой степени вымотался, что сейчас бы пожрать и спать, - ответил тот, и, обернувшись к Илье, махнул, - пойдем, морду вытащим, может, что и попалось в неё? Юр, а ты, давай, все-таки за хозяина здесь остался, стол пора накрыть, печь затопить, рюмочку чаю приготовить. Как-то же надо гостеприимство к нам проявить, а то мы с Ильей тебе и лес вали, и рыбу лови...
  Речка здесь не широкая, и в то же время не бурная, спокойная. Даже удивительно, кто имя ей дал такое, несвойственное её характеру - Ручей.
  - Вить, так мы же ее не ставили, - догнал товарища, спускающегося с бугра, сказал Илья.
  - Ну и что, так поставим.
  - А из чего она?
  - Из веток. Юркин дед ее в июне собрал, сразу после половодья, но так и не опробовал.
  Илья с интересом рассматривал морду. Обычная длинная клеть, плотно сбитая из тонких не струганных бревен.
  - И что с ней делать будем?
  - А ты ее бери за палки, это ее ручки, и потащили.
  У реки Виктор остановился, залез на вбитые в дно Ручья бревна, и, не отпуская ручки морды, как по мосту сделал несколько шагов по ним и переступил на следующие, вбитые с того берега. Повернулся к Илье:
  - Вот сюда и вставим эту морду, между этими колышками, - указал он на отдельно торчащие бревна, - давай, только потихонечку, чтобы ручки не сломать, а то дед вместо веревки их ольховыми ветками связал, не знаю, выдержат ли.
  Илья, как мог аккуратнее опустил свою часть морды в Ручей, и внимательно следит за товарищем.
  - Молодец, - похвалил его тот, - а теперь вон ту ветку, что под березой лежит, тащи сюда, будем воду мутить.
  - Зачем? - с недоумением посмотрел на Виктора Илья.
  - А ты, думаешь, рыба просто так полезет в нашу морду? Нет, конечно, а как замутим воду, постучим палками по ней, пугнем рыбку, она сюда кинется и попадется.
  - Здорово! - удивился такому способу рыбной ловли Илья, и потащил к реке ветку.
  Минут через десять подняли морду, и удивлению Ильи не было границ, когда увидел в ветках клетки бьющуюся большую щуку и пару язей:
  - Вот это да! - воскликнул он.
  - Еще утром придем, проверим, может и побольше будет рыбы, - сказал Виктор и, установив на свое место морду, прыгнул к Илье. - Вот это будет настоящий ужин. С детства люблю уху из щучьих и язевых голов, - и, взяв под жабры двух серебристых язей, пошел впереди.
  
  -4-
  
  Костер начал тухнуть, Илья поелозил по его углям веткой, вытолкав наружу несколько картофелин, проткнул их: кончик ветки мягко уходит под кожуру:
  - Готовы.
  В этот момент где-то вдали кто-то заухал, да так протяжно, что Илья инстинктивно с испугу ноги поджал под себя.
  - Не бойся, - заметив его движение, сказал Юрий, - это куропач свое семейство созывает, мол, спать пора. А может лисы испугался, а может еще кого...
  - А может и... - Юрка мазнув по своему лицу рукой, оставив на коже золу, прошептал, - приведения.
  - Какого? - Илья, обжигаясь горячей картофелиной, перебросил ее на другую ладонь. - Что и они здесь есть?
  - Про старого химаря разве не слышал? - спросил Юрий.
  - Про кого это?
  - Это было лет двадцать назад, - разломив напополам картофелину, сказал Виктор. - Работал мужик здесь, ученный говорят какой-то. Сначала химарил здесь. Знаешь, что это такое? Значит, сок с сосны собирал, с кедра, с пихты. Говорят, секрет какой-то знал, как из этой смолы сделать янтарь, сразу, чтобы не тысячи лет ждать, а смола у него каменела за день. Кроме этого, слух пошел, что и золото в нашем Ручье нашел. Не слышал?
  - Да уж. Кто б мне эту весть донес бы, побыстрее может и встал бы тогда с постели, - ответил Илья. - А то двадцать лет в кровати параличом разбитым пролежал, а кому я такой нужен, - в укоризну, посмотрев на товарищей, сказал Илья. - Если хочешь рассказать, так рассказывай, а не спрашивай, знаю или нет. Откуда мне знать? Кому из вас было интересно смотреть на мое иссушенное тело.
  - Извини, Илюш, жизнь так закрутила, что и, - попытался защитить товарища Юрий.
  - Так что же там произошло, рассказывай, - надкусывая картофельную мякоть, спросил Илья.
  - Так вот, этот Горын и зачастил к нему сюда. Нет, не молодой, старый Горын, с дружками. Все перевернули в его избе, ничего не нашли, только бочки со смолою. Продолжали следить за ним, но ничего им это не дало. Ученый смолу только весной и летом собирал, по растущей Луне, и то не со всех деревьев, а с особенных каких-то. Надрезы сделает, под стоками банки консервные подвесит, через неделю заделает надрезы каким-то цементом, так он глину с какой-то смесью называл. Но её состав, так и остался не разведанным, а может, это и никому не нужно было: если ученный, значит, химик.
  А осенью ходил по болотам, что-то искал по Ручью, а что, так никто и не узнал. Всегда приходил в избу с пустым рюкзаком.
  - А, когда за ним начинали следить, то теряли его, - прикурив папиросу, продолжил свой рассказ Виктор. - Просто так, навиду исчезал, словно, растворялся в воздухе. Раз и все, даже на песке следа не оставлял. И также появлялся неожиданно и вдруг, у того камня, что у калитки, где деда моего убили.
  - Ну, а дальше что было? - спросил Илья, забыв о своей обиде.
  - А ничего. В октябре соболятника Прошку, наняли с соседней деревни, знаменитый в нашей округе охотник был. Он в любом следе мог разобраться без ошибки, когда зверь прошел, какой, сколько ему лет, и нюх у него был, как у собаки. К магарычу вообще был равнодушен, как и к куреву, а охотник, что попросишь, то и принесет, - Виктор понюхал кусок разломленной картошки, скривился и отбросил ее в сторону, - гнилая. Ладно. Короче, пошел тот за ученым, и сам пропал. Думали погиб где-то, на медведя может вышел, а может его этот ученный перехитрил и прикончил где-то. Много чего говорили тогда, придумывали, а через месяц он в деревню нашу пришел. Говорил, что заблудился.
  - А ученный? - спросил Илья.
  - Пропал. Больше нигде не появлялся, - ответил Юрий.
  - А эти хоромы, кем были сделаны? - Илья не отстает от товарища.
  - Дедами моими, - Юрий налил чаю в кружку и протянул ее Илье. - Будешь?
  - Нет.
  - Не ломайся, - Юрий всунул горячую кружку в руки Ильи.
  - Вот история! - вздохнул Илья. - А искали?
  - Кому это нужно было, тот и искал, только скрытно так, - наливая чай в другую кружку, тихо сказал Юрий. - Многим хотелось разгадать секрет, которым владел тот ученный. А может он ученным и вовсе не был, а так - выдумщиком каким-нибудь. Дед говорил, что тот много знал о нашей деревне, былины какие-то древние читал на старорусском языке, переводил их. Страшные то истории были, о демонах. Я даже не знал, что были такие, и сказки о них никто в деревне не рассказывал. Может ты слышал, что либо о Касьяне, Даждьбоге, о Роде? - Юрий смущенно посмотрел на Илью.
  - Значит ученный, - подвел итог Илья, - а может писатель какой-нибудь?
  - ...И расспрашивал дедов наших не о зверях, - как бы не услышав ответа Ильи Юрий продолжил, - а о камнях, о глине и все это записывал в блокнот себе. Кроме этого носил с собою две стальные спицы, с помощью их что-то выискивал, какие-то волны. Вот и думали, он или ученый, ну геолог какой-нибудь, или из дурдома сбежал.
  - Почему?
  - Так он говорил, что вода и земля одно и то же. Представляете, вода и земля одно и то же? А когда пропал, его не раз видели здесь, как приведение, появится и в ту же секунду исчезнет.
  - Да-а, - вздохнул Илья, - и ты туда же, все пытаетесь запугать меня. Что, вам больше делать нечего?
  - Да и вовсе не думал об этом, - усмехнулся Юрий, - сам ехал с вами сюда и думал, а если увидим того мужика, то что делать будем?
  - И мне самому хочется не верить в этот рассказ, - пряча свою зевоту, шепчет Виктор. - Мой дед с бабкой тоже говорят, что нашу деревню раньше называли Кощья Навь. Еще при царе, а при коммунистах назвали ее "Красным Октябрем", да политическими ее заселили, которые из тюрем возвращались. Вот. А, когда мода по стране пошла, возвращать старые имена своим деревням, городам, так и нашей деревне учителя решили вернуть это имя, уговорили селян, но на этом все так и осталось.
  - Ребята, - перебил товарища Илья, - может хватит, а? А то я уже сам не пойму, где живу. То у меня утром у забора, где раньше ведьма жила, бабка стоит, скрючившаяся в три погибели, еле дышит. Подошел к ней ближе, а то совсем не бабка, а женщина лет пятидесяти, а когда та пошла к себе в дом и обернулась - совсем молодухой стала, лет тридцати.
  Виктор с Юрием переглянулись.
  - То у Ручья, что за огородами, - продолжал свой рассказ Илья, - мужик какой-то появился, повел за собой меня в лес, в какую-то лужу завел из набитого стекла, а то и не стекло оказывается, вода обычная. Думал с вами в лес поеду, передохну, а и вы туда же, - Илья бросил в костер сорванную сухую траву, она тут же вспыхнула ярким пламенем.
  - Да, Илья, и не одному тебе такое видится, - сплюнув в угли, сказал Юрий. - Третьим будешь.
  - Как это понять?
  - Да так, нам с Витькой в последнее время чего только не кажется. Если ты, конечно, не сбрехнул? - Юрий повернулся к Илье, и смотрит ему в глаза.
  Илья засмущался и отмахнулся:
  - Опять начинаешь.
  - Ты-то правду про соседку колдунью нам сейчас рассказал или от мамы это слышал? - спросил Виктор.
  - А вот, как тебе сказать, - Илья ломает на мелкие кусочки сухую веточку. - Или дураком посчитаете, или поверите?
  - Да, - встал с земли Виктор, - неделю назад ни одному, Юра, твоему слову не поверил бы. Да сам на такое во сне насмотрелся, что боялся на следующую ночь и спать ложиться. А когда без сил уже под утро усыпал, чего только не видел, вот и поседел от этого, - и, стянув с себя шерстяную шапку, показал волосы, словно посыпанные мелом.
  - А наяву тоже видел? - спросил Илья.
  - Хочу узнать, правду Юрка говорит или нет, о том, что ему здесь привиделось.
  - За этим и меня сюда потащили? - Илья встал. - А то, тетя Марфа, мы для вас с Ильей там дрова заготовили, картошку дедову выкопаем, а то все пропадет на заимке.
  - В принципе за этим и поехали, - приобняв Илью сказал Юрий, - это мы так, тебя на пушку хотели взять. И взяли, сдрейфил-то? А? Илья, сдрейфил? - и громко, как-то натянуто усмехнулся. - А за дрова, картошку, че врать, сам видишь, полно здесь этого добра, на телегу сколько можем нагрузим и отвезем тебе.
  - Вот черти, а, - махнув рукой на друзей Илья и пошел в дом. На веранде остановился, - а бревна завтра очищать будем?
  - Осина всегда в доме пригодится, - поливая костер водою из ведра, ответил Юрий. - Фундамент в моем доме нужно менять. С мужиками договорился, вот и поехал сюда, да и за домом деда нужно следить, не охота его Горыну отдавать. Может и сам сюда весной жить перееду, да пойду по его стопам.
  
  -5-
  
  Проснулся Илья от того, что ему очень хотелось пить, а озеро, к которому он бежал во сне, все оставалось на том же от него расстоянии - далеко. Во рту пересохло. Осмотрелся, темно, кто-то из друзей похрапывает. На улице Кацап заволновался, копытом бьет по земле, ржет. Половица на втором этаже дома заскрипела, протяжно так, словно кто-то крадется по ней.
  Илья спрятался с головой под тонкое одеяльце и замер. Может ему это все снится? Тихонечко стянул с головы одеяло и прислушался. Тишина. Это, наверное, Кацап на дворе уснул, что-то ему приснилось и давай копытом по земле стучать да ржать, подумал Илья, а наверху доски из-за сухости трещат. Надо завтра их хорошенько водою намочить, пусть пропитаются, тогда и скрипеть перестанут.
  И зачем он сейчас о воде подумал, и так пить охота. А, где же она? Витька ведро с водою на скамейке у крыльца, кажется, оставил. Илья приподнялся с топчана и заглянул в окно. Несмотря на то, что оконные стекла пыльные, звезды, усыпавшие небо, огромными золотистыми бляшками кажутся, и каждую из них рассмотреть можно. Только без Луны, она видно где-то в стороне.
  "Да хватит бояться", - подтолкнул себя Илья, и, встав с топчана, мелкими шажками, вытянув руки вперед, пошел в сени. Нащупал там ручку от входной двери, крючок, и, сняв его, приоткрыл дверь.
  На улице свежо. Конь, услышав его, фыркнул. Поеживаясь, Илья сделал несколько шагов вправо, и уткнулся коленкой в скамейку. Провел рукою над ее досками - ведра нет, оно стояло чуть дальше, и воды в нем мало, только на донышке, видно Юрка Кацапу остальную вылил, подумал Илья и, подняв ведро, сделал несколько мелких глотков, еще и еще. Утолив жажду, уперся спиною в дверной косяк, потянулся, и замер.
  Как здесь хорошо, так спокойно. Небо усыпано звездами. Кацап фыркает в своем стойле, наверное, доедает остатки принесенное ему вечером травы. И никаких приведений. Эх, молодцы мужики, спасибо им, что вытащили его сюда и дров на зиму заготовит, и картошки, только бы удалось все это вывезти до дому.
  Напала зевота, глаза начали смыкаться, но Илья не стал торопиться в дом, чтобы лечь в постель, хватит, належался за двадцать лет. Интересно, что там летит, всматривается он в мигающую и двигающуюся желтую точку. Может метеорит, а может комета.
  - Нет, - сказал сзади вышедший из дома Юрий, - нет, это, скорее всего, самолет.
  - Почему так думаешь? - спросил Илья.
  - А звезды - это пришитые к небу золотые пуговицы.
  - Пуговицы!? Может и так, - не желая спорить, Илья согласился и, зевая, пошел в дом.
  
  
  Глава 14. Юркин секрет?
  
  Аромат вареной картошки, посыпанной мелко нарезанной листвой морковной ботвы и укропа, звал к себе. Илья, только вылезший из реки, насухо обтерся своей рубашкой и, накинув ее на спину, снял с чугуна крышку, и, наколов вилкой одну из самых маленьких картофелин, надкусил ее. Она обжигала язык, нёбо, и, пытаясь остудить ее, сильно открыв рот, Илья запрыгал на одной ноге. Разжевал - рассыпчатая.
  - Здорово! - вздохнул он, и, откусив еще кусочек картофелины, раздавил ее языком, превращая её в пюре, начал смаковать.
  Заглянул в дом, ребята еще спят. Снял с забора одетое на него ведро и пошел к реке за водой. В калитке обо что-то споткнулся, поглядел на землю, корень сосновый из земли торчит.
  Хотел дальше идти, но что-то остановило. Осмотрелся вокруг - у забора, калитки ничего такого и нет, что бы заинтересовало - трава, кустарник, деревья. О, рыба на траве лежит и бьется. Откуда же она здесь? Сделал несколько шажков к ней, чтобы рассмотреть, да вздрогнул от неожиданности, что-то белесое в траве бьется, но не рыба. Хм, фольга в траве лежит и от ветерка на ее стеблях качается.
  Поднял ее, лист ровный, не мятый, и аромат идет, тонкий, медовый, видно от сигаретной пачки она. Вот теперь точно проснулся. Спустился к Ручью, присел под березою, и надышаться не может прохладным и свежим воздухом.
  А вон что-то плеснулось в воде, наверное, рыбешка какого-то жучка или комара, упавшего в воду, поймала. Вот жизнь, везде есть опасность, для каждого живого существа. Вон моль летит над водою. Или это ночная бабочка? Да неважно. Летит над водою, легонько дотрагиваясь до нее, пьет, а где-то голодный окунек притаился и ждет ее. Только так подумал Илья, так и произошло на его глазах, что-то всплеснулось, сбив мотылька, и исчез он в темной воде.
  А эта рыбка тоже чья-то еда, подумал Илья, и перед его глазами в реке что-то забурлило, аж брызги по кромке поверхности воды пошли, наверное, окунь побольше, а может и сама щука им, или таким как он, полакомилась.
  "Интересно, о чем подумаешь, то и происходит, - подумал Илья. - Бывает же такое совпадение. А ну-ка еще раз попробуем. Подойдет Витька, как вчера ночью, и скажет, пошли, проверим..."
  - Пошли, проверим "морду", - сказал спустившийся к Илье Виктор, - только не торопись, сейчас я по-малому схожу и догоню тебя.
  "Опять повторилось", - подумал Илья и, взяв ведро, пошел по Ручью к тому месту, где вчера с Витькой ловушку поставили.
  Тропка бежит по берегу, то прячась от глаз в кустарнике ольховника или жимолости, или в колючках шиповника, а потом вдруг неожиданно расширится на подъеме и опять спрячется за кустарником. А вот и заболоченный берег, который можно обойти по бугру, но трава на нем почему-то сырая, от росы, скорее всего. Сделал шаг по нему, скользко, второй - соскользнул, и если бы не подоспевший сзади Виктор, то скатился бы в реку.
  - Осторожней!
  - Спасибо, - поблагодарил товарища Илья и, ухватившись за ветку ольховника, перебрался на бугор. Отряхнулся. Оглянулся, товарищ прошел дальше, даже не остановился.
  - Илья, не торопись, я сам "морду" вытащу, там тебе удочку у нее оставил, если хочешь, лови на брусничку, - сказал Виктор. - Здешняя рыбка ее любит.
  - Хорошо, - пытаясь оттереть штанину от глины, пробурчал Илья.
  На тропинке, упершись в ствол березы, стояла длинная ровная палка, блестящая, очищенная от коры, легкая и упругая. Илья повертел ее в руках, проверил на крепость нить, поправил на крючке уже надетого, еще живого кузнечика. И когда Виктор успел это сделать, приятно удивился Илья и, натянув за грузило нить, забросил удочку в речку.
  Поплавок - пробка с бутылки с вставленной в середине тонкой веточкой, попал в легкий водоворот, сначала пошел против течения и - под берег. А там и ждал свою добычу окунь, небольшой, с ладошку, но сопротивлялся очень сильно, то заводя нить в глубину, то, пытаясь запутать ее, таща под ветку ольшаника, низко свисающего над водой.
  Когда вытащил рыбешку, Илья даже не удивился, что рядом с ним стояло небольшое оцинкованное ведерко с водою.
  - Ну как, - услышал Илья голос подошедшего Виктора. - О-о, молодец, а в "морде" пусто.
  Поправив насекомое, Илья снова забросил в реку удочку и стал внимательно следить за поплавком. И он, буквально тут же дернулся и пошел против течения. Илья тут же легонечко подсек, но - пусто, значит, не стоит торопиться, малек играет. Опять легкое подергивание поплавка, но теперь Илья ждет, принимает игру рыбешки. Второй легкий толчок, еще один, подсек, опять пусто.
  Такая рыбалка притягивает к себе все внимание, даже оторваться некогда, как и подумать о чем-либо другом.
  - Вить? - окликнул товарища Илья.
  - Да, - как бы нехотя ответил тот.
  - А про ученого вчера, вы правду говорили?
  - Кто он на самом деле, только он знает, - растягивая слова, произнес Виктор. - Кто-то про него говорил, что он профессор. Может и так, говорил как-то по-научному. Да, я как-то об этом и не думал, нам деревенским, что от этого, лучше жить будет что ли? А вот, когда он своими знаниями заткнул за пояс тети Полиного сына, преподавателя по физике с какого-то университета, многие слышали.
  - Как это понять? - в очередной раз, пытаясь перехитрить хитрую рыбешку, спросил Илья.
  - Как тебе сказать. Мне тогда самому было лет пятнадцать. Но, когда слышал его рассказ о древних демонах, кровь холодела. Говорил, что на самом деле есть другие миры, они рядом с нами, но состоят из другой материи, которую мы, люди, не осязаем, не дал нам Бог такой возможности.
  - Материи?
  - Это, имеется ввиду, не та материя, из которой шьют рубашки, пальто. А материя, по-научному, это все, что нас окружает: деревья, воздух, земля, вода, дым. Все оно состоит из молекул. Есть и другие материи, о которых мы не знаем, потому что их не видим, ну короче так.
  Так вот, - продолжил Виктор, - есть демоны, боги, ангелы, которые могут жить в разных мирах. Представляешь?
  - Не а! - невольно вскрикнул Илья и наконец-то вытащил из воды крупную, в две ладони, белую рыбешку.
  - О-о, подъязочек! - радостно воскликнул товарищ. - И вот я себе представить не могу, как это, хотя их дыхание, присутствие, иногда чувствую. Бывает даже такое чувство, что зовут к себе, хотят чем-то поделиться что ли.
  - Так ты начал про профессора рассказывать, сына тети Поли, он нашел, что сказать ученому? - остановил Виктора Илья.
  - Да тот сидел, слушал его и был какой-то смущенный. А, когда мой дед его попросил сказать свое мнение, ну, есть ли действительно эти меры. Подожди-ка, во, вспомнил, Явь, Навь, кажется такие, так тот физик пожал плечами и сказал: "Все может быть". Вот так!
  - Правда? Ты хочешь сказать, что в сказки о Змее Горыныче, о Кощее Бессмертном, о мальчике-с-пальчике нужно верить?
  - А почему бы и нет, - то ли согласился, то ли возразил Илье Виктор. - Я вот так скажу, все вокруг нас живое. И тот камень, что перед домом, бывает знаешь как меняется? Да-да, словно, его меняют, или для кого-то он как глина мягкая, а для нас камень.
  - Не понял? - Илья не спускает глаз с Виктора.
  - Ну, вот смотри, вот сегодня на нем иероглифы вырублены, а вечером - полосы, какие-то ломанные линии с разными наклонами, а завтра, снова то, что раньше мы вырубили на нем - "Ст. Ег.". Да-да, Илья, так оно и есть...
  Но все внимание Ильи заново было приковано к поплавку. Он, приподняв левую руку, прося тишины, внимательно следил за ним, как он резко пошел вверх по течению и, исчез под водой. Но рыбка опять обманула Илью, и кроме голого крючка с грузилом - камушком со сквозной дырочкой, ничего и не было.
  Илья взял с протянутой ладони Виктора ягодку брусники, наживил ее и забросил удочку назад, в воду.
  - Спасибо! Извини, что перебил.
  - Так вот, - продолжил Виктор, - просто мы не всегда эти начертания на камне видим, но иногда так, когда скользишь по нему взглядом, замечаешь, а повторно посмотришь на него - чисто.
  - А может это тебе кажется?
  - Не знаю как тебе это доказать, может и сам заметишь.
  - Да, ты не обижайся, Вить. Я сам не понимаю, как мне удалось встать на ноги, как необычная сила стала заполнять мои мышцы, такое впечатление, как будто я бутылка и в меня кто-то вливает воду. А кожа знаешь как быстро залечилась, даже следов не оставила, где гнила. И знания какие-то во мне появились, как будто про это читал, что-то другое видел, да и говорить начал сразу, без запинаний, будто всегда говорил. Правда, первое время было трудно сказать правильное слово. Ну, например, яму не назвать бочагом, нашу деревню весью.
  - Как так? - теперь с удивлением смотрит на Илью Виктор.
  - Ну а, - Виктор начал быстро осматриваться по сторонам, словно пытаясь что-то подходящее найти, - ну а бочка, как по-твоему?
  - Делва.
  - А - это? - и поднял правую руку вверх.
  - Десница.
  - Что-то такое слышал, - смущенно смотрит на Илью Виктор. - А ветка?
  - Вейя.
  - А, это, - и подковырнув ногой гриб, показал на него пальцем.
  - Обабок.
  - Обабок, так это у нас подберезовик так называют, а это мухомор. Так может это тебя так бабушка учила говорить?
  - Да, - кивнул Илья, понимая, что ответить, откуда он знает эти малопонятные слова для Виктора, сам не ведает. Вот привязались они к языку и все.
  - Тогда другой разговор, - усмехнулся Виктор. - Прикалываешься значит, ну, Илья, хитер-бобер, - и махнул на него рукой. - Ладно, рыбачь.
  Илья вздохнул и, прикусив губу, задумался: "Удивительно, неужели то, что говорил сейчас Витьке, так с ним и было. Вроде да, но, он как-то и не задумывался над тем, как правильно назвать ту же кровать, на которой спал: кроватью или одром. Одром, хм, и откуда у него в сознании такие слова появились? Ну-ка погоди-ка: трава - отава, глаза - очеса. Очеса, очеса, очи. Да уж".
  - Витя, да я все про это пошутил, - сказал Илья и обернулся к Виктору, но тут же почувствовал резкий рывок удочки, и, крепко схватившись за нее, подсек ее к себе. Что-то зацепилось, начало сильно сопротивляться, тянуть к себе. И если бы та огромная рыбина не сорвалась, то утащила бы Илью к себе.
  - Вот это да! - вскрикнул Илья и, взяв с протянутой ладони Виктора еще одну ягоду брусники, нацепил ее на крючок и забросил под ветку ольхи.
  - Так хочешь сказать, что тот профессор правду говорил, что есть на самом деле и колдуны, и змей Горыныч, и Кощей бессмертный? - пытаясь уйти от прерванного разговора об непонятных словах, Илья заговорил об ученном.
  - Не был, а есть, - поправил товарища Виктор, - он же бессмертен. Он из другого мира. Говорят, предал он Бога.
  - Как это?
  - Ну не знаю, людям это неведомо, - прошептал изменившимся голосом Виктор. - Это как среди людей бывает, может секрет своего товарища кому-то рассказал, может - тайну врагам.
  - И что?
  - И Бог его наказал за это.
  - Как?
  - Как. Да по-разному говорят.
  - Да, уж, - протянул Илья. - Этого нам и не дано узнать.
  - А вот ученый тогда сказал всем, что дано...
  
  -2-
  
  Ветерок заколыхал ветку ольхи, дохнул утренней свежестью, наполненной запахами грибов, сырости...
  - Вить, - не теряя нити начатого разговора, после снятого с крючка окунька, и выпущенного назад, в Ручей, продолжил Илья, - так это я понимаю, нужно распознать этот секрет?
  - А как?
  - Так это не трудно, придумай историю какую-нибудь и рассказывай по секрету ее своей соседке.
  - Да-а, - усмехнулся Виктор, - мастер! Только знаешь, если переберешь с этим, то могут и за что-нибудь подвесить тебя соседи.
  -Это я так, в шутку, Витя, - попытался выкрутиться Илья.
  - Вот и я о том же. Ко всему нужен ключ...
  - ...И дверь с замком, - продолжил мысль Виктора Илья. - Только знать бы, зачем тебе нужен этот ключ и эта дверь. Откроешь ее, а там зверь!
  - Думаешь?
  - Вот вы вчера с Юркой начали говорить о том, что наша деревня древняя и имя у нее- Кощьи Нави, и что люди в ней жили тяжело. Ну, ладно, а когда ей имя новое дали, лучше стало жить в ней?
  Илья подождал с минуту ответа, но его так и не услышал, ведро, вдруг опрокинулось и покатилось в речку, упало, и, набрав воды, ушло на дно. Но это не вспугнуло рыбу, схватившую за наживку, и силища у нее была огромная, и все попытки Ильи удержать удочку в руках были тщетными, да еще как назло поскользнулся и упал.
  Поднялся Илья с земли, потер ушибленный о дерево бок, подошел к речке, глянул вниз с бугра, а там что-то белое, нет желтое, как широкая скатерть, закачала своими краями и исчезла. Аж дух захватило от увиденного.
  Перекрестился Илья, осмотрелся по сторонам, в лесу как-то потемнело, да и воздух холодным стал, с кислым привкусом гниющей листвы. Да потянуло не просто холодным ветерком с небольшого болотца, что рядом с Ручьем, а сильным ледяным холодом, пробирающимся под кожу, в кости.
  Побежал Илья к дому, дороги не разбирая, и у самой калитки споткнулся и упал, чуть не ударившись лбом о камень. Погладив ушибленное колено, поднялся, уперся ладонью о камень, да он такой же холодный, как воздух у болота. Отдернул руку от его, и не верит своим глазам, на камне было начерчено: "Бойся".
  Что? Чего? Кого бояться? Илья тут же ближе подвинулся к камню и посмотрел на эту запись, но там было начертано совсем другое слово: "Рано".
  Что-что? Илья протер пальцами надпись, а они снова изменились и остались как вчера - "Ст. Ег."
  Да уж, и больше нечего было сказать, видно сильно головой ударился, хотя не чувствует этого, а вот коленкой - так это точно. Стряхнув с себя мусор, Илья вошел во двор и зажмурился от ярких солнечных лучей, согревающих воздух. Что это, как будто в разных помещениях находится, за калиткой - холод какой-то неземной, темно и сыро, а здесь - жара летняя, светло. Илья сделал несколько шагов назад, за калитку, там так же тепло, ясное солнце.
  Неужели это чары чьи-то? Только лучше промолчать о том, что он сейчас, только что видел на камне, предупреждение это или совет: "Бойся" и "Рано".
  - Что стоишь там, о чем забыл? - спрашивает Юра, стоящий на крыльце дома. - Илья, спасибо, картошка изумительная, а вот чем ты ее кроме укропа присыпал не пойму, у нас вроде петрушки и не было на огороде. Где ее нашел?
  - Да это ж ботва морковная! - вздохнув ответил Илья.
  - Тю ты, - воскликнул Виктор, - а я все голову ломал, почему эта петрушка имеет другой, какой-то травяной вкус.
  - Ну, она же полезна?
  - Ну, мы тут тебе нечаянно, чуть не забыли... - улыбается Юрка.
  - Да я, ребята, уже поел.
  - Тогда можно всю картошку доедать, да? - подошел к нему улыбающийся Виктор. - Где штанину на колене так запачкал?
  - Да пошел проверить "морду", которую вчера в Ручье оставили, поскользнулся на бугре.
  - А зря ходил, - услышав эти слова Виктора Илья остановился, подумав, вот сейчас достанется ему за ведро, утонувшее в ручье, и удочку.
  - Почему? - спросил Илья, пряча глаза.
  - Так я крышку вчера забыл на "морде" открыть.
  - А-а, забыл, - махнул рукой Илья. - Вить, а на Ручей, когда ты сегодня ходил, - и как бы что-то рассматривая на земле, ожидая ответа товарища.
  - Э-э, дорогой, это ты с утра по Ручьям бегаешь, а мы вот как с полчаса назад встали, - сказал Юрий, - еще, толком и умыться не успели, а здесь твоя картофеленция, никак не обойдешь её.
  - Юр, а у тебя может удочка есть, ведро, - Илья опять замер, ожидая ответа.
  - А кто его знает. Это дедов дом, да и к рыбе я-то всегда был равнодушен. В детстве ею перекормили видно. Но если голоден, не откажусь.
   - А вот я рыбку люблю, - громко сказал Виктор, вжикая камнем по лезвию косы. - У нас в доме рыбаков не было, а как зайдешь в гости к Юрке, его мама на стол выставит рыбку, жаренную, такого шоколадного цвета, так у меня слюням некуда деваться. Карасик, там жареный, окунек, пирог из сома, котлеты щучьи, у-ух, Юрка, пока у тебя все недоедал, не поднимался из-за стола, - и громко смеется.
  Илья сел на бревно и почесал затылок: вот такие дела. На Ручье точь в точь голос Виктора слышал, и про "морду" он знал. И был совсем близко, совсем рядом со мной, и удержал, когда чуть в реку не свалился. А я почему-то даже не глянул на его лицо, или смотрел? Да. И бруснику мне подавал он же на ладони. А ладонь, опа, стоп, что меня тогда остановило? О чем же тогда подумал, когда взял ягоду? Стоп, стоп, так ладонь у него какая-то суховатая была, узкая и старческая. Точно! Или нет?
  - Ну что, Илья, давай так, ты оставайся здесь, картошку выкапывай, ее-то себе и заберешь потом, а как закончишь, вон туда между заборами на землю высыпай, пускай подсохнет. А к обеду мы подойдем, может, опять картошки наваришь с этой ботвою, а? Вкусно получилось.
  - Я не против, - Илья поднялся. - Юра, а где я вчера лопату дел, не помнишь?
  - Не видел, - откликнулся Юрий, - может на огороде оставил?
  Илья прошел к калитке, заглянул в огород и увидел торчащую в грядке лопату.
  - Илья, там у деда ведра в сарае лежат, - продолжил Юрий, - только цинкованное не бери, дед его для ягоды держит. Возьми железное.
  - Хорошо, - ответил Илья. - А Кацапа оставите?
  - Нет, мы его с собою заберем, веток нагрузим, сюда привезем, всегда пригодятся. Илья! - Юрий заглянул через забор в огород, - Илья?
  И когда Илья повернулся к Юрию и, увидев его огромную фигуру сквозь яркие солнечные лучи, с надетым на голову железным шлемом с рогами, чуть не закричал с испугу.
  - Что, страшно? - смеется Юрка. - Этот шлем здесь от прадеда моего остался. В германскую войну с фронта привез, а кузнец к ней рога приделал. Здорово получилось, правда? Нужно домой прихватить, как жинка будет на меня выступать, так надену его на себя, так все сразу же забудет, - громко смеется Юрка. - У-у-ух!
  
  -3-
  
  "Да, земля здесь прекрасная, рыхлая, картошку выкапывать в ней одно удовольствие", - думал про себя Илья, поднимая лопатой наверх куст за кустом. Да и картошка здесь прекрасная, одно загляденье. Красные клубни вытянуты в длину, словно толстые морковины, местами на них даже кожица с картофельным мясом полопалась. Это, наверное, из-за переизбытка сока, так мать говорила. А вот желтые клубни, напоминают мятые шары, каждый с кулак и больше. Что ни кустарник - полведра картошки. Здорово!
  Илья решил, чтобы времени не терять, ссыпать ее в кучу прямо здесь, возле грядок, что бы не терять время и не носить каждое ведро за забор. Вот выкопает всю картошку, тогда и перенесет её туда.
  - Правильно думаешь, - сказал Виктор, - потом поможем перенести.
  - Спасибо! - откликнулся Илья.
  - Так ты правильно сделал, что ни сказал Юрке про ведро, которое утопло, это про него, видно, он тебе говорил. Не знает про это егерь, меньше волноваться будет. Хотя зачем оно ему, когда век его уже вот-вот закончится. Да и в преисподнюю он не попадет.
  Илья, вывернув лопатой очередной куст картофеля наружу, приостановился, и подумал, не опять ли это тот Виктор, кто утром ему на речке помогал?
  - Вить, - не оборачиваясь к нему, окликнул своего товарища Илья, - подай ведро.
  - Держи...
  Ведро, словно по волшебству, оказалось рядом, упало бесшумно.
  - А откуда знаешь про Юркиного деда, что тот долго не проживет?
  - Да... не знаю, просто люди так говорят в деревне: Ефимовы дольше семидесяти лет не живут, всего один день Сварога им отпущен.
  - Как это понять?
  - Да, не прикидывайся, ведь в Кощьем Нави твой Род такой же древний. Вспомни сам, что тебе все рассказывать.
  Илья, воткнул в землю лопату, сжал ладонями виски, словно пытаясь не пускать в себя то, что ему грубо, с физической силой, как червь со стальными клещами, лезло в них, под кожу и кости, в его память:
  - Сварог, Сварог, - словно пытаясь вспомнить, что означает это слово, начал бубнить Илья.
  - Ну ладно, - говорит Виктор, а от него такой холод идет. - Вспомни! - шепчет холодным дуновением воздуха в ухо Ильи голос Виктора, - вспомни!
  
  И вдруг что-то открылось в памяти, как картинка из детства. Костер, у него он сидел, кажется с Юркой и Витькой, и с другими мальчишками, тогда им было лет по восемь, может и меньше. Темно было, ни звезды в небе. И страшно, то шорох слышен где-то, то писк, то глаза чьи-то вспыхнут в темноте, то сова, бесшумно расправив крылья, пролетит над ними, шелестя по воздуху. Страшно! И кладбище недалеко, а вдруг это мертвецы ночью вылезают из своих могил и идут к ним, трем пацанятам, которые на спор решили всю ночь здесь просидеть. Кто испугается и убежит домой первым, тот трус.
  - ...И вылез он из гроба, смотрит гора, а на ее вершине огонь идет. И полез он туда, - что взбредет в голову, то рассказывает Илья. Теперь его очередь страшную историю придумать.
  - Так то ж, понятное дело, вулкан был, - перебил Илью Юрка.
  - Нет, - начал шептать Илья, оглядываясь по сторонам, словно, чего-то боится. - Там была огромная кузница, и мужик в ней стоял, и молотом бил по огромному куску раскаленного железа, а из него черти вылетали вместо искр, и каждый из них был страшнее Змея Горыныча, - и смотрит он на друзей исказив гримасу страха на своем лице. Друзья, открыв рты в ожидании, что скажет Илья дальше, не сводят глаз со своего товарища, и куда их бесстрашие делось.
  - А звали этого кузнеца Сварогом, богом-кузнецом.
  - А он на самом деле есть? - спрашивает шепотом Юрка.
  Но Илья в ответ поднимает руку и прислушивается, словно что-то услышал.
  - А эти черти, увидав мертвеца, схватили его и толкают к Сварогу. А тот спрашивает у него: "Зачем пришел?" А мертвец говорит, что сбежал он из ада, и хочет назад на землю человеком вернуться, искупить свои грехи, чтобы потом в рай попасть. А Сварог говорит ему, найди того, кем ты хочешь стать, тогда и приходи ко мне.
  - С тех пор этот мертвец, - зашептал Илья, - в ночь беззвездную вылезает из могилы и ищет того, в кого переселиться хочет.
  - Да не ври! - ткнув под локоть Илью, шепчет Юрка.
  А Илья чувствует, что уже и сам боится, вот насочинял, а. Что-то зашумело со стороны кладбища, Витька поднялся и всматривается в ночь. А Илья, шепчет:
  - Вон его рубашка, кажется, белеет. Вроде сюда идет.
  - Кто? - шепчет Юрка.
  - Да тот мертвец, и не один, кажется, - и берет из костра головешку и, вытянув ее вперед, пытается что-то рассмотреть. - А вдруг он костра не боится, - и смотрит, никого кроме него у костра уже и нет, а только слышен шум от ног, убегающих в деревню и кричащих во все горло испуганных друзей. А сам и подняться не может, словно, его что-то схватило.
  И вдруг видит старика, у которого лицо, как у скелета, вместо глаз - дыры.
  - Сварог, говоришь? - говорит мертвец, - и приближается к Илье. - Да не пускал я никого к Сварогу. Смотри, малец, вот тебе первый урок на четверть с четвертинкой Сварожьего дня.
  
  - ...Подожди, подожди, - словно очнулся от глубокого сна Илья. - Так это его урок для меня и был, что я слег на двадцать лет, - словно слушая чью-то подсказку в голове, говорит Илья. - А Сворожий день семьдесят два года, получается. Вот дела.
  - А сколько ж тогда у тебя на роду написано? - спросил Илья и обернулся к тому, кто сзади с ним голосом Виктора разговаривал. А там никого, только куст ольхи закачал своими ветками, будто кто-то в них прячется. Но и за его ветками никого нет. Выбежал Илья за калитку, и там никого. Подошел к камню, глянул на него и оторопел от удивления, увидев новое слово кем-то выбитое на этой огромный глыбе: "Не твой путь это".
  - Что? - удивился Илья, еще раз приник глазами к камню, но там уже не это написано, а:
  "Ума не бойся".
  Еще раз осмотрелся по сторонам Илья, ущипнул себя за щеку, не спит вроде, неужели чьим-то магическим чарам поддается? Присел у каменной глыбы, - чистая она в том месте, как школьная доска - ровная, и никакого слова на ней не написано кроме старого.
  Смотрит, на земле у камня мел. Поднял его, повертел и дотронулся до камня, и написал на нем: "Здравствуй".
  И опять что-то холодное мазнуло его по скуле, горлу, плечу, еще раз и еще, да такой холод по коже прошел...
  Открыл глаза Илья - дождь идет, да все сильнее и сильнее. Вскочил он с земли, и побежал в дом. Остановился на крыльце, спрятавшись под верандою, обернулся назад и почувствовал облегчение на душе. Это во сне к нему такое видение пришло. Нагнулся, поднял нарубленные дрова с ветками и понес их в дом, к печи...
  Открыл заслонку, натолкал в печь веток, разжег их, и, наблюдая за огнем, задумался.
  Да, что-то непонятное стало происходить с ним буквально на третий день, как пришел в себя. Повернулся в угол, встал на колени, и, представив икону Божьей матери, поклонился ей:
  "Мать Божья, помоги. Помоги, маточка, избавиться мне от видений, помоги найти силу, чтобы встать на ноги, понять, черные это силы или нет, и что им нужно от меня. Помоги, пожалуйста, Дева Мария, защититься мне от плохого", - И наклонился перед представляемой иконой до самого полу, и замер. Поднялся, закрыл заслонку печи и сел на скамью. Кругом тишина.
  Посмотрел вверх, прикрыл глаза, и бездумно просидел так какое-то время. Встал, отряхнул с колен подсохшую грязь, взял веник, спрыснул с ведра воды на пол и начал заметать. Собрал мусор в совок, бросил его в огонь и перекрестил: "Пусть в огне сгорит вся черная сила, - и, будто руками соскребая ее с себя, срывая лохмотьями, бросил все это в огонь. - Помоги мне очиститься, Дева, помоги мне найти знания..."
  
  -4-
  
  Запах, идущий с перекопанного огорода, кислит воздух. А может это и не с него, Илья перевернул лопатой почерневшую груду соломы, в несколько слоев лежащую около забора, и принюхался - это от нее шел кислый запах.
  Лучи солнца, выглянувшего из-за облаков, играют бликами на лужицах, которые прямо тут же на глазах начинают исчезать, впитываясь в землю.
  Начало осени, самая грибная пора. Илья, взяв нож, ведерко из-под картофеля, спустился по тропке к ручью и пошел в сторону соснового бора, в котором вчера с друзьями валил лес. В беломошник не заходил, он весь сырой от дождя, поэтому шел только по вытоптанной тропке.
  Рядом с кустарником увидел красавца подосиновика. Его темно-красная шапочка, как звездочка в небе, хорошо видна на серебристом ковре мшаника. Нагнулся к нему, обхватил пальцами его ножку и опустил их до самой земли. Там ширины расставленных пальцев не хватало, ножка широкая. Срезал грибного богатыря, залюбовался им. И кто придумал ему название такое - подосиновик. Здесь же ни одной осины вокруг не видно, только одна сосна растет.
  А вот и парочка маслят, блестят своими коричневыми шляпками прямо на тропке. И что их тянет на самое видное место, где они беззащитны? Удивительная природа.
  Илья остановился на распутье, шагнул вправо, и палкой, на всякий случай, прочертил стрелку назад, к дому, на всякий случай, чтобы не забыть куда возвращаться.
  В этой части бора сосны растут по реже, лес далеко просматривается: впереди небольшая чаша низины, но тропка не спускается в нее, а по вершине огибает ее.
  Что это там за пятно такое просматривается, темно-коричневое, неужели белый гриб? Сделал к нему несколько шагов, точно. Залюбовался им. И ножка у его твердая, даже длины ножа не хватило, чтобы срезать ее сразу. Здоровяк он, и по срезу чист, нет в нем даже мелкого червя, а только одна большая дырка, из которой выскочил черный жучок.
  "А вот ты мне не нужен", - усмехнулся Илья и отбросил его в сторону.
  А вон и второй белый гриб, только мягкий, жаль, рыхлый изнутри, и обрезанные кольца из ножки падают на землю как сеточки. Да, успели червяки с ним справиться. А там, что-то тоже выглядывает изо мха, вроде гриб, нет - ветка сухая с шишками.
  Шаг за шагом идет Илья, ищет грибы. Обернулся, осмотрелся вокруг, тропки нет. Где же она? И почему забыл урок отца, чтобы не потеряться в лесу, нужно по солнцу определиться, куда идти. Поднялся на сопку, осмотрелся, с этой стороны кустарник заполонил все вокруг, и мох другой под ним растет - зеленый с брусникой.
  А справа, вроде и тропка просматривается, по которой только что шел Илья. Сбежал к ней, точно, она, значит, скоро к дому выйду, только вот куда повернуть? Решил сначала вправо пойти, и если минут через десять на развилку с чертой не выйдет, значит - назад нужно идти. Это решение как-то начало успокаивать, да и грибов вполне хватит для жарки с картошкой.
  Ускорил Илья шаг, осматривается, вроде и места знакомы, а вот огромного муравейника не помнит. Остановился, хотел было возвращаться, но удержал себя, так как может просто не обратил внимания на него, ведь искал не муравейники, а грибы.
  Тропка поднимается на небольшую сопку, и спускается, бежит по бережку высохшего болотца. Сорвал несколько гроздьев крупной, уже набравшей сладкого сока, брусники. Тропка к краю речки вывела, неширокого, видно это сам Ручей и есть, по нему он точно к дому придет, если в сторону течения направится.
  Спустился Илья с обсыпавшегося обрыва к ручью, берег твердый, не склизкий после дождя, потому что песчаный, и след от сапог хорошо виден. По очертаниям подошвы видно, что кто-то совсем недавно прошел здесь. Это Юрка, больше здесь некому в сапогах ходить. А вот и Витькин след, подошва ботинок у него ровная.
  И тут же, не доходя до поворота ручья, услышал приглушенный смех Юрки.
  - А если этот песок и есть золото, - возмущается голос Виктора, - эх, быть бы геологом, враз разобрался бы. Ну че ты, вот смотри...
  Илья остановился у кустарника, и тихонечко наблюдает за друзьями.
  Витька сидел на берегу, с раскрытой толстой огромной книгой и, держа в руке песок, сравнивал его с рисунком или фотографией.
  - ...Ну смотри, как две капли воды.
  - Ой, Витька, нашел чему верить.
  - Ну тогда давай сейчас пойдем домой, и попробуем его на печи расплавить.
  - Да попробовать не трудно, - согласился Юрий, - только точно тебе скажу, это обычный песок, вон придави его зубами, и без них останешься, камнеед, - смеется тот над товарищем. - Да если б здесь было золото, то здесь бы и леса давно бы уже не было, его бы золотоискатели вытоптали еще лет триста-пятьсот назад... И были бы здесь Каракумы.
  Илья задумался, может и не стоит выходить к ребятам, мало ли чего подумают, и, тихонечко сделав несколько шагов назад, пошел по тропке назад...
  
  
  Глава 15. Кто ты, Виктор?
  
  Провернув ключ, Илья снял с петель навесной замок и отворил скрипучую дверь в сарай. То, чего ожидал, не увидел, кругом порядок. На полу ни соринки, только пыль. Весь плотницкий инструмент развешан на гвоздях, разложен на полках, прикрепленных к стене.
  В шкафу развешана одежда: спецовка, ватник, вязаный свитер, за другой створкой стоит несколько небольших удилищ с перьевыми поплавками, на верхней полочке коробка с крючками и мормышками, несколько блесен-ложек, леска разной толщины намотанная на палочки. Внизу - два ведра, одно из них цинкованное.
  "А, вот как! Значит, не оно в Ручей упало, - подумал Илья. - Так, так".
  В углу стоит деревянный ящик. Открыл его и приятно удивился, увидев в нем стопки журнала "Охота и охотничье хозяйство", связанные стальной проволокой. Первая связка 1978 года, вторая - 1965 года, третья - 1968, а вот и 1984 года. Здорово, будет что почитать!
  Вытащил одну из связок наружу и положил на верстак. Под ними две подшивки "Роман-газеты" и журнала "ФИС". Что это значит? Ага, "Физкультура и спорт". Полистал один из них, рассмотрел фотографии атлетически сложенных мужчин и женщин, и, невольно, остановился на фотографии смотрящей прямо ему в глаза, черноокой, черноволосой красивой женщины с заголовком под ней - "Джуна "Слушаю свои руки".
  И небольшая под заголовком подтекстовка: "Ясновидящая, обладающая волшебством, воздействуя на человека и словом, и мыслью, и теплом рук".
  Что это значит? Как это понять? Неужели такое может быть?
  Прочитав по слогам ее статью, Илья нашел продолжение в другом журнале. Да, это великий человек, находит в толпе, собравшейся на площади, глухого старика и возвращает ему слух. Илья отложил в сторону толстую подшивку, выставил руки впереди себя и повернул ладони к лицу. Вот как, от них тоже тепло идет, значит, правду говорит Джуна, оно есть у каждого. Придвинул ладони поближе к лицу и сделал несколько мановений, и тут же почувствовал, как тепловые волны прошли по коже. Здорово!
  Поднялся и вышел из сарая. Присел на скамейку, облокотился на доски, закрыл глаза, и, подставив лицо солнечным лучам, расслабился. Солнышко согревает его своим теплом...
  "Джуна - удивительная женщина. Ясновидящая. А если она одним мановением руки того глухого старика вылечила, значит, колдунья. Значит, колдовство может быть, и это не выдумки?
  А эта Мавка - Царица Лесная, которая ко мне пришла тогда, когда я грибы собирал. Это на самом деле было или она ко мне пришла во сне? А этот мужчина, который повел меня в лес, квасом хмельным напоил, и Старец. А эта соседка старуха-молодуха, была ли она на самом деле? Кто же тогда я, если их вижу, а другие нет?
  Ничего не понимаю. Вот бы мне такою волшебною силой обладать как Джуна, тогда вернул бы к жизни и отца, и деда. И себя бы в детство вернул, чтобы они меня с мамкой воспитывали, и не полез бы в болото той ночью, а значит, не заболел бы. - Илья стер набежавшую слезу с лица. - Да, вот здорово было бы, и пастуха бы защитил, и этих Горынычей, этих бандюг, засунул бы под тот автомобиль с коровами, и пусть бы тащили его на своих плечах назад, - Илья со всей силы сдавил кулаки. - Пусть бы землю пахали, тянули бы на себе самые тяжелые бороны, которые мы бы для них с Демьянычем сделали, чтобы познали, как этот хлебушек достается".
  
  - И откуда у тебя столько злости? - услышал Илья знакомый голос Виктора. - Если волшебства хочешь уроки взять, забудь о ненависти.
  - Не говори так, - отмахнулся Илья. - Интересно ты рассуждаешь, получил по щеке, скажи спасибо и подставляй другую щеку? - и осмотрелся по сторонам, никого. Что это, опять сон? Да и кто ему такие слова в ум вложил?
  Илья встал со скамейки, обошел сарай со всех сторон, никого. Но, после этого к скамейке не вернулся, взял лопату и пошел на огород, за червями.
  - А ты не увиливай, - опять услышал он за спиной голос Виктора.
  - Если повернусь, тебя опять не будет? - в ответ спросил Илья.
  - Да. Я - ветер.
  - Тогда и приставай ко всем, а не только ко мне, - сплюнул Илья и продолжил копать землю, делая вид, что не обращает внимания на незнакомца, а занят поиском червей. - Вот первый нашелся, толстый, с полмизинца, и длинный. Обернулся, снял с забора пол-литровую банку и бросил в нее червя и присыпал его землей.
  Тишина, ветерок только колышет ветки куста, обдувает лицо. Накопав червей, Илья пошел в сарай за удочками.
  
  -2-
  
  Тяжелая, темно-зеленая еловая ветвь, побитая темным серебристым мхом, хорошо защищает от ярких солнечных лучей. Да и течение воды здесь медленное, не торопливо раскачивает поплавок, и подталкивает его ближе к берегу, к коряге. Илья поерзался, выбрал более удобное место и, щурясь от солнечных бликов на поверхности воды, притаился.
  Но и здесь ничего не клюет, видно рыба также прячется где-нибудь от солнечных лучей или наоборот нежится под его лучами, греется, понимая, что скоро придет зима, будет холодно, темно подо льдом, и ей сейчас не до червяка. Ну и пусть, поужинать здесь всегда можно, чем найти. Тот же картофель, морковь, лук, что может еще быть вкуснее, если их смешать на сковороде и пожарить. А если нет масла, то вареный картофель вместе с грибами тоже объедение!
  Неужели кушать захотелось? Илья, отгоняя от себя подальше эту навязчивую мысль, посмотрел, куда делся поплавок. А никуда, к сожалению, и не делся, только вынесло его поближе к берегу!
  Вот только не мог он одного понять, почему Виктор с Юркой поверили, что тот камень с темно-красной прослойкой медного цвета, вдруг может оказаться золотом. Да разве такое может быть? Сколько легенд раньше про эти места было сложено, и, в первую очередь, на них должны были клюнуть геологи. Тот профессор, о котором рассказывал Юрка, скорее всего, и был геологом.
  Стоп, стоп, так может действительно прав Юрка, нашел тот профессор это золото, понес его кому-то, а там его и убили.
  Ну ладно, пусть это и золото, но разве может тот, какой-то дед Митрофан, которому уже сто лет в обед, определить этот слой золотой или нет?
  Илья ткнул удилище под корень ели и, сдвинувшись к стволу дерева, уперся на него и расслабился.
  Только бы они к нам зашли, мать и Ленку бы успокоили, сказали бы, что все здесь со мной нормально.
  - Нормально, говоришь? - услышал Илья голос своего нового знакомого, прозрачного как воздух Виктора.
  Но он не ответил ему, а промолчал, сделал вид, что не услышал.
  - Тогда сам выбирай, что тебе нужнее, сила физическая, которая может и дерево столетнее вырвать с корнями, или знания?
  - А что такое знания? - спросил Илья.
  - Это та же сила, благодаря ей сможешь и дерево вывернуть, и тут же его посадить, где захочешь, и примется оно.
  - А тебя я смогу тогда увидеть?
  - Не знаю, захочу ли я этого.
  - Тогда ничего не хочу, - подтянул поближе к себе Илья удочку.
  - Почему так?
  - Да все это ложь, - прикрывая ладонью свою зевоту, прошептал Илья.
  - Тогда открой глаза.
  Илья в ответ дернул плечами, мол, не понял.
  - Замри, - и тень на мгновение прошла по его глазам. - Открой.
  Илья прищурился, но ничего нового перед собой так и не увидел. Та же река с небольшим омутком и торчащим из него, колеблющимся от течения черным стволом утонувшего в ней дерева.
  - Открыл?
  - Да, вроде, - не теряя самообладания, кивнул Илья. И тут же неожиданно увидел, что вокруг него как-то сумрачно, и деревья какие-то необычные, голые, да и не деревья это вовсе, а скорее всего их стволы, ровные как трубы, без крон с ветками и листвою. Вот появляется из земли новый ствол, толстый, ухватился Илья за него, а он тут же начал подниматься выше, приклеив к себе руки Ильи и потянул вверх его за собой.
  И в этот момент он почувствовал, что не висит на руках, а сидит на этом стволе, удобно, без напряжения, не теряя равновесия, и уже не растет он вверх, а ползет по земле, как змея, извиваясь. И чем дальше, тем темнее становится и темнее. И...
  ...Сильный свет ослепил глаза. Желтые лучи света змеиными нитями обвивают Илью как паутиной, но при этом не мешают, а даже наоборот, создается ощущение, что поддерживают его и куда-то ведут. Ведут в лазурный прозрачный воздух, который на вкус, вроде сладковатый, а на запах ванильно-мятный.
  И дорожка поднимается в воздух и, наступая на нее, Илья не проваливается, а поднимается, как на бугор. И пространство, окружающее его по бокам, больше напоминает какую-то упругую прозрачную массу. Но стоит только потрогать его - воздух не осязается кожей. Удивительно.
  И вдруг, Илья увидел что-то непонятное, несущееся рядом с ним, с большой скоростью. Из любопытства попытался схватить это, и рука тут же провалилась в холодную движущуюся смолу, и по ним, как живая вода, смола поползла к плечам, подбородку, лицу. А это и вовсе не смола, а холодный туман, закрывающий собою нос, глаза, пролезает через них в подлобную часть, охлаждает мозг...
  И как только смог Илья вывернулся, освободился от этого непонятного живого тумана и бросился назад. Но, долго не пробежал, споткнулся о ручей светло-синего тумана и погрузился в его холодную, лазурную массу. Она приняла его, и, раскачав, вытолкнула его тело из себя, и поднялась высоко над его головой.
  Поднял голову Илья, руки и попросил:
  - Дай мне силу, Ручей...
  
  ...Прохладный ветерок забрался под рубашку и, словно, пытаясь его поймать, как кузнечика, попавшего ему за пазуху, Илья проснулся. Открыл глаза и только теперь понял, что неудобно лежит. Голова его свесилась над ручьем, ноги уперлись в ствол великанши-ели, и стоило бы ему во сне только оттолкнуться ногами от нее, чего он чуть не сделал, то упал бы в воду. Да...
  Илья, нащупав рукой кустарник, схватился за него, аккуратно подтянулся, и отполз подальше от обрыва и лег спиной на землю, и ни как не может отдышаться. Огромные, темные ветви ели, свешиваясь над ним, почему-то вызывают беспокойство, неприятный, знакомый холодок заструился внутри тела. И что это? Мышцы рук, ног, спины, словно одеревенели, онемели. Чувствуется, что еще не отнялись, и, к счастью, какая-то сила, недавно проснувшаяся в нем, внутри его, вливается в его мышцы, согревает их.
  Только бы опять не вернуться в то страшное состояние паралича, с которым прожил столько лет, как дерево.
  Илья потянул к себе правую руку, поддалась. Какое счастье, что подалась. Вот она ладонь, движется перед его лицом, а вот и левая ладонь, и наконец, внутри рук забурлил долгожданный родник, возвращающий тепло, ощущения...
  
   -3-
  
  Огромная сосна, вывернутая ветром, лежала недалеко от избы, еще живая, зеленая. Илья, потянул к себе ручку двуручной пилы, потом - назад. Пила пошла, опять потянул ее к себе, потом - назад. Вот бы удалось распилить, только бы не зажало пилу дерево.
  И его переживания понятны, пила "Дружба" рассчитана для работы двух человек. Пот покатился по лбу, по щеке. Смахнув его рукавом, Илья, не сбавляя темпа, продолжал работать. Пила шла как по маслу, создавалось такое впечатление, что кто-то, пусть и не видимый, но стоит с той стороны ствола дерева и помогает ему.
  И вот, наконец, первый распил готов. Илья вытащил пилу, осмотрел ее остроугольные резцы, пахнущие сосновой смолой, и, сделав шаг в сторону, отмеряя на глаз расстояние, где делать следующий надпил. И пошла работа...
  Распилив полдерева сел на свежее полено, осмотрел ладони, кожа в некоторых местах растерта до волдырей. Этого только еще не хватало, вспомнив, что видел в сарае рукавицы, пошел за ними.
  ...К вечеру все дерево было распилено, Илья аккуратненько скатил поленья к реке, погрузил их на баржу и перевез на ту сторону Ручья. Двадцать два полена и разрубленный на четыре части корень, плюс ветки. Интересно, насколько времени этих дров хватит? Может на недельку, а может и на две, это смотря, какая зима будет.
  Илья осмотрелся по сторонам, и решил пройтись по берегу Ручья, может здесь совсем рядом сухостой есть. И не зря, буквально в метрах через пятьдесят от дороги, на бугорке еще три дерева лежат, одно, видно, совсем недавно завалилось, а два - уже совсем сухие, растрескавшиеся.
  И две березки можно порубить, уж больно старые. Стукнул палкой по стволу одной из них, звенит, значит, дрова хорошие из нее получатся, а вот вторая - гнилая внутри. Обошел ее со всех сторон, рассматривает, за счет чего же держится? Скорее всего из-за корней, толстые, в обхвате, врылись в землю со всех сторон дерева, не давая ему упасть.
  Илья присел на один из них, у самого комля березы, и облокотился спиною о его ствол начал шептать:
  "Здравствуй дерево. Совсем старое ты уже, мучаешься от болезней, в нескольких местах твой ствол расщеплен, крона высохла. Можно я тебя срублю?"
   И оно, словно, согласие дало, сбросив сверху сухую ветку. Илья поднялся и начал рассматривать его крону, но так и не нашел ни белки, ни птицы, которые могли бы своим весом сломать ту ветку. А вот на соседнем дереве, на осине, что-то черное, на самой вершине кроны сидит.
  Что это? Присмотрелся. Нет, не птица, и даже не животное. Что же? Может тряпка? Интересно, а не гнездо ли это воронье? Вот какая соседка живет рядом, а может... и Илье показалось, что за пригорком дымок идет. Только бы не пожар, и побежал к избе.
  
  -4-
  
  Дымка, туман, но какой-то он непонятный, словно, с одного узкого места идет, а не как обычно, с болота. Илья замер, прищурил глаза и всматривается в то место, откуда идет то ли пар, то ли дым, будто с костра или какой-то трубы. И боковое зрение что-то заметило, то ли человека. Человека? Как это?
  Илья повернулся в ту сторону - ничего не видно, только редкие тонкие сосенки там стоят. И опять боковым зрением что-то заметил, то ли старика в светло-серой накидке с длиной бородой, то ли... Нет с бородой. Фу ты, опять видения, ну сколько это может быть? И что это все только к нему лезет, как вороны на падаль.
  Илья сделал несколько шагов к тому месту, откуда идет дым. И, как неудивительно, это полянка, и создается впечатление, что она руками создана, с ровным кругом, с небольшими пеньками, словно врытыми как сиденья, а в центре угли. Настоящие древесные угли, и идет от них не дымка, а пыль, которую разгоняет не сильный смерч - вверх, вверх.
  А вот на пне люди сидят, и опять Илья это увидел только боковым зрением. Люди не молодые, и одеты по-разному, кто в длинных рубашках, кто в халатах, кто в звериных шкурах. Неужели в какой-то другой мир он попал?
  - Да, ты прав, - услышал он сзади голос Виктора. - Здесь собрались волкодлаки и решают, тот ли ты?
  - Кто? - спросил Илья.
  - Не мешай.
  Илья, не веря тому, что услышал, подошел к уголькам и бросил в них сломанную с сухого куста веточку - и она тут же на его глазах осветилась, и превратилась в белую пыльцу, в сажу. Удивительно. Осмотрелся по сторонам, ничего такого, что привлекло бы его внимание, нет. Одни деревца, а вот что-то непонятное в этом присутствует. Что? Словно находится он среди множества людей, как тогда, когда ночью пришел в деревню и оказался в кругу посельчан: милиционера, Демьяна. Но никого нет, только с ветками что-то в этих угольках происходит, необычное.
  Рукою нащупал под собою сосновую шишку и бросил ее на угольки. Шишка потемнела, побелела, подернулась туманцем и исчезла. Не может быть. Илья придвинулся поближе к этим уголькам и просунул к ним ладонь. Холод обволок ее, какой-то нестерпимый. Отдернул руку и тут же услышал Виктора:
  - Будь добрее, убери злость, не тот это костер.
  Илья подул на руку теплым воздухом и почувствовал тепло.
  - Что ж я тебе такого наделал, что вокруг меня одни только непонятные волшебства происходят, - с обидой высказался Илья.
  - Не знаю, я твой проводник, - прошептал голос Виктора в самое ухо Ильи.
  И Илья тут же прикрыл свое ухо ладонью:
  - Щекотно.
  "Хм..." - услышал он тонкий, со старческой хрипотцой голос. Опять рядом никого. Сорвал несколько брусничных веточек и бросил их на угли, и в этот же момент, как заметил, тень какая-то человеческая нагнулась над ними и подула. Точно подула, и угольки вместе с брошенной в них травой покрылись дымкой и исчезла. Невероятно!
  После этого Илья больше ничего не нашел сделать, как присесть рядом с угольками и, не сводить с них глаз. О чем он думал в эти минуты, трудно сказать. Скорее всего, ни о чем, потому что чувствовал, что в этом непонятном мире он не больше как гость, пришедший в него по чьему-то велению. Только зачем, он недавний инвалид стал кому-то нужен?
  Да это просто так кажется, и ничего. Вот и все. Илья поднялся и пошел к барже. Взялся за канат и потянул его на себя, баржа тронулась к соседнему берегу...
  
  -5-
  
  Прошел третий день, поленница из дровяных чурок разрослась в высоту и в ширину. Илья положил пилу на корму баржи, за ней молот и колун. Начинало вечереть, но домой не тянуло, да и какие-то непонятные чувства начали тревожить его. Обещали ребята на день, самое большее - на два съездить в село, но уже третий день заканчивается, а от них ни слуху, и ни духу. И невидимый Виктор исчез, хоть бы слово сказал.
  - Думаю, - прошептало что-то в ухо.
  Илья напрягся, это ему показалось или нет?
  - О чем? - спросил он.
  - Жди меня.
  Илья вздохнул. Кто же такой Виктор? Может я его сам выдумал, и представляю себе отдельного человека-проводника в этом непонятном мире своем. Ведь, как мне тот Старец сказал, что-то вроде "учись", а потом ключ даст. Да это, скорее всего сон был, а все остальное, длинный, длинный сон, который уводит меня от этого мира. А может это мое какое-то второе я? Ведь мать не раз мне говорила, что у человека есть два проводника, один ангел светлый, Божественный, второй - черный, от Дьявола.
  Так кто же тогда такой из них Виктор?
  
  Глава 16. Нави
  
  Звездами было усыпано все небо, и если внимательнее присмотреться к ним, то можно было рассмотреть туманность, освещаемую ими далекого космоса. А может это и вовсе не туманность, а продолжение звездной галактики. Илья зачарованно наблюдал за небом, покрытым звездной пылью, пытаясь найти в нем хоть одну из движущихся комет или астероидов, как это любил делать в детстве, фантазируя о космических странниках.
  Костер начал потихонечку затухать, теряя свою силу, ветки, превратившиеся в угли и золу, также мерцали маленькими "звездочками" неба, только - седого.
  Новых, подброшенных в костер веток, через пять-десять минут ждала та же участь, превращения в уголь и золу, пыль, наверное, так же свое время произошло и с звездами, рассыпавшимися в небе искорками после большого пожара или взрыва. Тоже, наверное, когда-то была одна планета, но что-то произошло, и она взорвавшись, разлетелась на множество осколков-звездочек, теперь блуждающих по своим галактикам, создавая свои миры.
  А может они всего лишь небесные молекулы, составное одной какой-то клетки, из которых состоит Илья, деревья, камни, насекомые... Не любил Илья, когда это сравнение мешало ему мечтать. Подбросил новых нарубленных веток в костер, и переключил свое внимание к нему. Действо проснувшегося огня тоже завораживало, он больше напоминал голодное чудовище, которое никак не может утолить свой голод, с аппетитом, с треском, с искрами, летящими из него в разные стороны съедая новые и новые дрова, мошку и бабочек, попадающих в него, листву.
  Из висящей над костром маленькой кастрюльки, шел сильный пар, картошка, кипящая в ней, наверное, уже давно разварилась, пора ее вынимать. В лесу что-то заухало, это, наверное, сова или филин, защищающие свою добычу, а может - себя. И опять тишина, слышно только потрескивание углей в костре, горящих веток.
  "Интересно, - подумал Илья, - ребята сразу завезли матери картошку, спустили ее в погреб, как мне обещали, или... Нет, если Виктор с Юрой пообещали, то сделают именно так. А Ленка, наверное, сейчас тоже думает обо мне? Как она там? Демьян, наверное, не верит, что я останусь у него в подмастерьях, Вера Ивановна все тюкает его, чтобы не загружал меня тяжелой работой. А она разве тяжелая? Нет, конечно, а наоборот, очень интересная. Посмотрела бы она, когда из куска железа выковываешь ту же подкову, или крюк, или - розу.
  Прикрыв крышкой кастрюльку, Илья слил из нее воду и начал переминать ложкой рассыпчатую картошку и остужать ее, пробуя на вкус. Что-то показалось и резко обернулся к калитке: никого там нет. Это опять что-то начинает казаться ему.
  Костер затухает, его редкие огоньки облизывают затухающие угольки, выискивая в них "крошки", которыми еще можно полакомиться. А ночь, уже не освещаемая во дворе костром, все плотнее и плотнее закрывало собою все имеющееся вокруг пространство. ...И тишина.
  Что-то начало знобить, но Илья, словно, чего-то ожидая, не торопился в дом. Звезды, в них тоже, наверное, есть такие планеты, как наша Земля, и там живет такой же Илья, который соскучился за своей матерью, бабушкой, и любимой девушкой. Только бы никто ни ему, ни мне не мешал жить, как те Горынычи. Только бы они больше не появлялись в нашем селе, и не лезли в нашу жизнь.
  "Да, - вздохнул Илья, - прав Демьян, нужно народ собрать и раз и навсегда дать хороший отпор этим бандитам, чтобы они враз забыли о нашей деревне. Ладно, хватит о плохом думать, пора спать".
  Илья потянулся, и пошел в дом, не зажигая свечи, нащупал одеяло на своей постели, и, не раздеваясь, залез под него, пытаясь согреться.
  
  -2-
  
  Но опять скрипнула калитка. Илья притаился и стал внимательнее прислушиваться, показалось это или нет? Кажется, нет, снова услышал скрип. Удивительно, вроде закрыл калитку. Может, это Юрка с Витькой приехали, и потихоньку заходят во двор, чтобы не разбудить его? Нужно посмотреть.
  Во дворе никого нет, и калитка закрыта. Отворил её, глянул на камень, а рядом с ним кто-то незнакомый. Старик стоит, что ли, в каком-то длинном плаще, или в балахоне. Облокотился старик о камень, да вроде, если присмотреться лучше, то, это и вовсе не старик, а мужчина в возрасте, коренастый на вид, хотя и худощавый, и короткую бородку седую поглаживает, и смотрит на Илью с ухмылкой какой-то, или наоборот как-то вопросительно, будто знает его.
  - Здравствуйте, - первым сказал Илья.
  Тот кивнул ему в ответ, а может - и нет.
  - Вы, - и Илья стушевался, не зная, что сказать или спросить у незнакомого человека, - отдохнуть хотите? - тут же нашелся Илья.
  - Миролюб, ты ли это? - воскликнул незнакомец, как бы, вроде, пытаясь напомнить Илье о чем-то, или может просто ошибся он, или обознался. - Долго ждал тебя.
  И голос у него вроде бы какой-то знакомый. А где слышал его?
  - Не узнаешь? Нет, не смотри так на меня, время для этого нужно, чтобы вспомнить. С тех пор столько всего прошло, - словно успокаивая Илью за его какую-то забывчивость, говорит мужчина. - Ну, Миролюб, пора, пойдем, - и рукою приглашает его за собой в открытую дверь.
  - Куда?
  - Пойдем, пойдем, Миролюб, то есть, Илья. Пойдем, нас уже ждут, - и заходит в камень.
  В камень!?
  Илья пошел за ним, ступеньки ведут вниз по кругу, коридор с лестницей освещены свечами. Незнакомец пропускает Илью вперед, и сам не отстает от него, это слышно по шорканью его одежды, как ступает на каменные ступеньки, все тяжелее и тяжелее, все глуше и глуше. А проход то сужается, то расширяется, хотя и стен его не видать, а только ощущение их присутствия. Илья выставил правую руку в сторону, пустота, слева - тоже.
  - Только вниз не смотри, - прошептал идущий сзади.
  Илья посмотрел перед собой и только сейчас заметил, что идет по узкой тропке, и не тропке вовсе, а по бревну широкому, а внизу видны далекие огни или звезды.
  - И наверх не смотри, - предупреждает идущий сзади.
  А там, о, Боже, а оттуда на него смотрят огненные птицы, невиданные звери с горящими глазами. Зажмурился Илья и остановился:
  - Куда мы идем? - спросил он у идущего сзади.
  - В твой дом, - услышал ответ, - поторопись, а то опоздаем.
  Илья обтер ладонью подбородок, и руки свои не узнает, огромные, жилистые, на пальцах перстни из черного или зеленого камня. Одет он в кольчугу, ноги в красных сапогах, а на поясе - меч, одетый в ножны, висящие с пояса с левой стороны, а с правой - булава за поясом воткнута, и - не мешают ему...
  Что-то с огромного дуба спрыгнуло, да мягко, еле слышно на землю опустилось и смотрит на Илью. Что это, на огромного льва, вроде это чудище, похожее, с длинными клыками, с которых кровь стекает, а вместо языка - жало, длинное.
  - Некогда мне сейчас тобою заниматься, - вдруг не своим, а каким-то взрослым незнакомым мужским голосом, с протягою, говорит Илья, - сгинь, нечисть, поганая! - и страшило тут же ушло за дерево.
  Распрямил свою спину Илья, вздохнул громко, и, поправив на поясе булаву, продолжил путь.
  У реки остановился, и с удивлением рассматривает ее. Что это за река, когда вместо воды в ней то ли медузы, то ли... А не души ли это человеческие?
  - Правильно думаешь, - говорит идущий сзади, - души непокаянных.
  А мост через эту реку не из дерева, и не из камня состоит, а из сцепившихся рук человеческих, жилистых и огромных.
  - Не стой, - торопит идущий сзади, - иди и думай, зачем идешь.
  - К Святославу Великому, - сказал Илья.
  - Назад проситься? - спросил идущий сзади.
  - Нет, хочу спросить его, зачем я там?
  - Эх, Миролюб. Ты там Илья, - говорит идущий сзади, - душа твоя вернулась в Явь.
  - Встретил я Старца, и сказал он мне, что укажет дорогу в Нави тогда, когда у меня нужда в этом появится, и даст ключ к знаниям.
  - Я не твой ключ, - сказал идущий сзади.
  - Скажи, - не унимается Илья, - один секрет раскрой мне хотя бы, кто тот, невидимый Виктор.
  - А это и не Виктор вовсе, а Иоханан. Не узнал?
  - Иван? - Илья оглянулся, и от неожиданности отшатнулся назад, перед ним стоял сам Иоханан: высокий светло-русый парень с курчавой бородкой, в легкой кольчуге с луком и колчаном стрел, надетыми на спину. - Иоханан?
  Улыбнулся тот ему в ответ, и в ту же секунду обратился в огромного медведя, в другую секунду - в орла, вытянувшего шею и внимательно рассматривающего Илью.
  - Здравствуй мой друг, - воскликнул с радостью Илья, - как рад нашей встрече.
  Иоханан, слетевший на землю, и скинувший с себя птичьи перья снова превратился в себя, обнялся с Ильей и гладит его по волосам:
  - Исхудал ты, пора силы набираться. Смиловистился Боже над русичами, простил им согрешения их, и Божия Мать - тоже. Уж много зла лезет на Русь не только снаружи, а и изнутри, как черви, как муравьи, разрывают нашу землю, пора отпор дать этой нечисти.
  Поднял Илья глаза на Иоханана, он все тот же воин, сухощавый и высокий, загоревший под лучами неистовых солнц, и только бородка русая, с еле видной проседью, говорит, что не молод он уже. А его маленькие раскосые голубые глаза, смотрят на Илью, словно, успокаивая его, помогая перелистывать какие-то старые страницы в памяти.
  - Смирение души есть оружие несокрушимое, - вспомнил Илья слова Иоханана.
  - Имеющий смирение смиряет демонов, а не имеющий смирения осмеивается ими, - положив руку на плечо Ильи, улыбаясь, сказал Иоханан.
  - Да как так можно, ведь их воинства забирают у людей все добро, что сами не заработали? - прошептал Илья.
  - Слышал я об этом, Миролюб. Так всегда было. Вспомни.
  - Укажи мне дорогу к князю Святославу, - умоляюще попросил Илья.
  - Не торопись, Миролюб, успеешь, - улыбнулся Иоханан...
  
  -3-
  
  Велик человек не именем своим, а деяниями. Так и князь Святослав Великий, витязь-волкодлак, витязь-оборотень, так называли его про себя росичи и древляне, новгородцы и суздальцы, муромы и веси, вятичи и радимичи... Много легенд в народе про него складывалось, и не только на Руси, что в бою он мог стать и куницей, и камнем, и булатной сталью, и молнией разящей, а по всей по округе земли-матушки.
  Обладал Святослав великими знаниями волшебника-волкодлака, и был назначен Богом, за свое великое послушание и покорство ему, за свое желание служить Правде и идти против Кривды, стеречь со своею дружиною - воинов-волкодлаков вход в мир Нави - мир мертвых, где и сам Бог временами после трудов своих небесных, отдыхал.
  Прибыв в крепость, что стоит у ворот в Кощьи Нави, сменили они богатырей древних, долго несших здесь службу свою и отправившихся с позволения божьего в мир Нави - на отдых.
  Знал Святослав, что нелегок этот труд для его дружины, нести службу в Кощьих Навей, и почему этот путь так называется здесь. Долгое время здесь ждет своей мученической казни демон Кощей. Дано ему Богом время одуматься и отказаться от своих черных помыслов и дел. А если нет, то пройдет следующий путь казни Божественной: в течение трех внеземных лет, будет Ангел его бить крестом по голове, обучая демона Истине.
  Много раз пытался Кощей покинуть Нави, но, и новые стражи, не поддавались ухищрениям демона, держали ворота запертыми, не выпуская его в Преисподнюю. Старший их воевода, князь-волкодлак Святослав Великий, смел и бесстрашен, и не поддавался нападкам и разным ухищрениям демона. А страшен тот был во всех своих ипостасях - и Чернобога, и Велеса, и Вия, и Касьяна. И как не боялись его волкодлаки, но держались смело. Одно успокаивало их, что не долгим оставалось заключение Кощея в мире Нави - осталось 12 дней сварожьих, что по земному - 900-м годам равнялось.
  Но, считал эти дни и демон, не желая попасть снова к палачу своему, ангелу. И была у него какая-то тайна, которой распознать из волкодлаков никто не мог. И демон хранил эту тайну.
  
  Князь Святослав - князь волкодлаков, носил заслуженное прозвище Великий. Говорят, что когда он был еще юношей, встретил в лесу идущего на встречу ему старика, измученного голодом и холодом, в рванной одежде. Пожалел его юный князь, накинул на плечи старика свою шубу волчью, дал старику обувь мягкую, теплую, да еды жирной с медом. Согрел так его и отправил в монастырь, чтобы смог тот прожить в нем спокойно свой век.
  Не отказался от такого дара старик, и на ушко князю что-то сказал, и подождав его согласия, передал ему книгу берестяную, колдовскую.
  Изменился с тех пор и сам Святослав, часто стал ездить в монастырь к старцу, усерднее стал учиться воинскому делу и колдовскому. И через год уже многому научился у него, мог, стать невидимым, или превратиться в животное и насекомое, в рыбу или птицу, в смерч или пыль. И не только, а и управлять научился он неведомыми человеку силами. В одно мгновение, исчезая в пыли, мог вырубить лес с многовековыми дубами, убить много птиц и животных, уничтожить орды врагов.
  И набрал Святослав себе в дружину воинов, согласившихся познанию неопознанного, и учился с ними волшебству воинов-волкодлаков. Много о них люди рассказывали небылиц разных, в которые трудно было и поверить.
  ...Могли они со своим князем в бою и в голубей превратиться, и в туман. А как только он оседал, князь со своей дружиной на месте оказывался - всем на удивление, и вокруг его дружины горы тел убитого врага лежало.
  Может такое быть, или нет, люди с трудом верили, но видели.
  Один богатырь, напросившийся в князеву дружину, ворвался с воинами-волкодлаками в тьму врага, и некогда было ему наблюдать за князем и его богатырями, их волшебством и колдовством - мечут ли они из глаз своих молнии, превращаются ли они в медведей или в слонов, в молнии или в огонь.
  И вот закончился страшный бой. Упал с коня уставший богатырь, а подняться не может, уж очень тяжелой для него была эта битва, а перед ним стояли на конях дружина Святослава. И как удивился он тому, когда увидел войска княжеские, стоявшие с левого и правого флангов от дружины-волкодлаков, которые только поднимали свои знамена и готовились к сече.
  "Как такое может быть? - подумал про себя богатырь. Неужели время той долгой битвы, которую вела дружина Святослава Великого, для всех казалась одним мгновением?"
  Хотел было встать этот богатырь с земли и сесть на своего коня и догнать удаляющуюся с поля боя дружину Святослава, да почувствовал, что бессилен он, и сила его вместе с жизнью вытекает из груди вместе с кровью, в которой торчит стрела. Та стрела, которая поразила его еще в самом начале боя. О, велик князь Святослав, давший ему на это время жизни.
  
  -4-
  
  Сумрачно, куда ни глянь. Вот и сейчас идут они по полю с перелеском, справа стога сена видны, дома. Впереди лес и дорога, идущая сквозь него. Деревья в лесу - вековые дубы, ясени, кругом вороний крик слышен, и волчий вой.
  - Место какое-то мрачное, - вздохнул Илья. - И как живешь-то здесь, Иоханан?
  - Воин я, - коротко ответил Иоханан. - Служу я Богу, Свету Божьему, берегу со своею дружиною путь из Преисподней в Навь и в Явь от черных сил и демонов. И твой здесь дом, Миролюб, и кузнец ты великий, и уважение к тебе в Нави великое.
  - А где же эта крепость наша, в которой и я живу, Иоханан?
  - А там, - указал Иоханан вверх, - придет время, вспомнишь и вернешься к нам, а сейчас неси свою долю, которую взял сам на себя.
  И вдруг разлился вокруг них свет, и увидели они вокруг себя не лес дремучий, а поля ржаные, услышали приятные слуху трели птиц, обрадовались благоуханию цветов ярких, растущих по околицам полей.
  - Что это такое?
  - Мир, - сказал Иоханан.
  И не может Илья оторвать своих глаз от крестьян, пашущих землю. Увидели они Илью, остановились, кланяются ему по пояс, улыбаются.
  Засмущался Илья, и на Иоханана смотрит, и к сердцу руку прикладывает, уж больно в сердце его что-то защемило. И Иоханан кланяется ему вместе с подошедшими крестьянами.
  - Спасибо тебе, Миролюб, за плуги и сеялки, выкованные тобою, земля рыхлится ними легко, принимая зерна ржаные, урожай дающие богатый, - говорят крестьяне.
  Удивился Илья, и слова подходящего найти не может, только поклонился им.
  
  -5-
  
  Остановился Илья у реки, берега которой усыпаны костями человеческими и демоновыми, звериными и змеиными, и нос закрывает от смерди, идущей от них.
  - Вспомнил, - спрашивает Илью Иоханан
  - Так это ж Калинов мост через реку Смородину, - говорит Илья. - Сколько через него зверя страшного и демонов в ворота Нави из Преисподней рвется.
  Махнул рукавом Иоханан и очутился Илья на лесной дорожке. Смотрит по сторонам, все, что вокруг, знакомо ему - и крепость с опустившимся на нее туманом, и ров с бурлящими в нем водами.
  А впереди старик сидит на пне огромном, дальних краев которого не видны глазам Ильи.
  - Узнал? - спрашивает Иоханан Илью.
  - Неужели от девятидуба остался этот пень?
  - От него самого.
  - Ой, - подошел к пню Илья, и присел рядом со старцем. - Здравствуй дедушка, что пригорюнился?
  - А-а, здравствуй молодец! - закряхтел старик. - Устал я, да сумка моя протерлась, и лепешку по дороге потерял. Не видел ее?
  - Нет, дедушка. Да и у меня ничего с собою нет, но сейчас тебе помогу.
  Осмотрелся Илья по сторонам, зашел в дубовую рощу, набрал с земли желудей. Растер их Илья в своих ладонях до муки, высыпал ее на пень, и плеснул в нее воды, набранной из рва и замесил тесто желудевое. Собрал подле ног старика веток и попросил Иоханана зажечь их.
  И вспыхнул костер, и положил Илья в него тесто желудевое, и оно прямо на глазах стало разрастаться в каравай хлебный, румяниться. Взял его в руки Илья, разломил на две ровные части, одну отдал деду, вторую - Иоханану.
  - Спасибо, - сказал дед, - сноровистый ты, молодец. А зачем к князю Святославу Великому путь держишь? - спросил он у Ильи.
  - А, беда в Яви большая идет на русский народ. Много неправды там, сильный слабого обижает и все у него забирает, - вздохнул Илья, - и этого врагу мало, дань на всех людей навешивает, да непомерную. А народу невмоготу бороться с той нечистью черной, ослаб он, как и государство, только встающее на ноги. Вот и иду я к князю, попросить у него помощи.
  - И думаешь, он поможет тебе?
  - Нет, - сказал Илья.
  - Так зачем тогда идешь к князю Святославу Великому, если ответ знаешь?
  - За волшебством, дедушка, - ответил Илья и испугался, так как перед ним совсем не дед, а мужчина в летах сидит - русоволосый, в косоворотке княжеской, расписанной золотыми и красными нитями. - Прошу прощения, князь Святослав, - встал перед ним на колено Илья.
  - Не думал я, что ты, Миролюб, кузнец и воин, о котором столько по всему свету рассказывают, боишься той силы, - удивляется князь.
  - Она многогранна, и не только в силе физической она кроется, а и в мысли людской, - положив руку на сердце, промолвил Илья.
  - О-о! Так что же тебе тогда нужно, богатырь?
  - А уметь побеждать это.
  - Умом, - словно продолжая слова Ильи, сказал князь. - Но одного победишь, и за ним три, семь голов новых вырастает, как у Змея Горыныча...
  
  -6-
  
  - Доброе утро, молодец! - Услышал Илья слова Виктора и открыл глаза, щурится от солнечных лучей, еле сдерживая свою зевоту.
  - Ну, ты и поспать мастер, - смеется Юрка, стоящий за Виктором.
  Поднялся Илья, обнял Юрку с Виктором, сразу же забыв о том, что ему приснилось.
  - Пора гостей по-хозяйски встречать, стол накрывать, - смеется Юрий и подает Илье корзину с пирогами и пирожками. - Это твоя любимая тебе передала...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Часть вторая. Дружина
  
  Глава 1. Кощьи Нави
  
  И 15 сентября прошло без обещанной встречи с Горыном, и 16 сентября, и целая неделя - после. И на душе Ильи вроде бы все как-то начинает успокаиваться. Да и нечаянные лесные каникулы помогли ему о многом подумать, на что-то по-другому взглянуть. И происходившие те видения-сны, получается, не связаны были ни с чем серьезным, реальным, а скорее всего с детскими сказками воспоминаниями. Или, как Юрка говорил, от обновлений в его организме после длительной болезни. Может и так, так что Илью это больше не угнетало.
  "Не видел ты ничего вокруг себя кроме четырех стен, вот и сказки, которые ты слушал от бабушки, матери, они и вспоминались твоим мозгом во сне, в моменты, когда незаметно для себя дремал..."
  И Юрка был прав, а значит, и тот старик, который пришел к Илье, когда он был в беспамятстве после побоев горыновых молодчиков, и та лужа, приснившаяся ему из битого стекла, и Мавка, - это всего лишь сонное воображение. А вот явление бабки-молодухи, вроде бы и не было сном, а скорее всего каким-то воспаленным воображением, а может, от чьей-то ворожбы или гипноза, об этом тоже Юрка рассказывал.
  Эта мысль не раз приходила к Илье, но он тут же старался ее сразу же отогнать от себя, или старался сразу же подумать о чем-то другом. А когда работал в кузнице, даже если бы там была у него какая-то рутинная работа, повторяющаяся, то и тогда бы он не смог остановиться на этой мысли, несмотря на то, насколько бы часто она приходила к нему, так как кузнечное дело, если уж пожелал его изучить, не просто требовало к себе особого внимания. Нет, оно завораживало. Да, да завораживало своим волшебством, в котором нужно было правильно произносить какие-то заклинания. То есть, не заклинания, а четко определить цвет раскаленного железа, готовившегося для ковки, его толщины.
  Но ничего не повторялось, что тоже могло сказываться на познаниях Ильи, и поэтому он не отвлекаясь, старался схватывать все налету у Демьяна Демьяновича.
  Те пять дней расставания с Еленой и матерью, когда он уезжал со школьными друзьями в лес, пошли ему только на пользу. Другой мир увидел, с которым с детства из-за болезни больше не встречался. Мир леса, мир деревьев и рек, мир животных и птиц, свободный мир от человеческого влияния и присутствия, мир сильный и самостоятельный, мир природы, в котором сам человек воспринимается наравне со всеми живыми существами, окружающими его. Просто сам человек мог чему-то противостоять, от чего-то, и кого-то защититься, как-то выжить в этом неблагосклонном для него миру.
  Но не каждый человек, а только единицы в нем выживут. Те люди, которые могут из ветки сделать себе копье или лук и добыть рыбу, мышь, или какое-то мелкое животное себе для питания. Люди, которые могут построить себе дом или землянку, добыть огонь и сделать одежду, вырастить себе для питания картофель или морковь... Но и они бессильны будут, если не смогут добыть себе еду, или вылечиться от простуды или болезни сковывающей их организм, не смотря на умение мыслить, знать...
  Да, было Илье, о чем подумать на эту тему, о своем будущем, ведь, что ни говори, он пока болел, многое потерял в своей жизни. Он не смог вырасти как все, что-то новое познавая, а значит, остановился на какой-то изначальной стадии в своем развитии. Может даже кому-то ничего и не дала учеба, потому что прогулял свой шанс выучиться, но при этом он нашел себя, пристроился в этой жизни, занявшись каким-то делом, которое помогло ему войти в самостоятельную жизнь, зарабатывать. Кто-то из тех "гуляк" стал скотоводом, кто-то плотником. Но, не смотря на это, они обзавелись семьями, построили себе дома. А он, Илья, ничего не имеет, а только пытается осмотреться по сторонам...
  ...Ну ничего, он их обязательно нагонит своих бывших однокашников, научится кузнечному ремеслу. Вон какие у него стали получаться скрутки на четырехугольных литых рейках для оград. А как высоко оценил Демьяныч предложения Ильи кончики этих реек делать не остроугольными, как принято, а с двумя закрутками и с ровными окончаниями, будто пилой отпиленными.
  Здорово! Еще пять таких реек осталось изготовить, и Демьяныч закончит чей-то заказ из города - ограды для забора с витыми узорами. Вот как! Из города! Значит, идет молва о кузнеце с Кощьей Нави.
  Нашли же люди, какое имя оставить своему селу, нет, чтобы оставить название совхоза "Красный Октябрь", и звучит красиво, и вопросов лишних ни кто не задаст. А тут Кощьи Нави.
  - Демьян Демьяныч, а почему нашу деревню Кощьими Навями назвали? - поинтересовался Илья.
  - Ее, говорят, с самого рождения так назвали, - смотря на красную от нагрева пластину, говорит Демьян. - Каких только историй об этом не слышал и от деда своего, и от прадеда, и от других людей.
  - Может, расскажете?
  - Да не трудно, только дай вспомнить, - Демьян зажал прут в тисках. - Бери, - и подал Илье клещи, - готово? Закручивай.
  Илья прихватил торец прута клещами и сделал несколько оборотов в правую сторону. Вроде, неплохо получилось, снял Демьян прут с тисков, осмотрел скрутку, сделанную Ильей, и выставил в ответ большой палец, мол, молодец.
  Вот бы так научиться понимать железо, как Демьяныч, какого цвета должно быть, чтобы из него можно было выковать молот, что нужно в него добавить, чтобы усилить его и потом использовать его как инструментальную сталь, хотя бы под долото. Или хотя бы разогреть его для ровного сгибания... Вчера пробовал сам "догнать" огнем кусок прута, чтоб согнуть его в овал, но "недотянул", железо не поддалось, а потом искривилось не так, как задумывал. Что сказать, у Демьяныча опыт, у него все, о чем подумает, получается, железо после разогрева в податливый пластилин превращается, хоть пиши на нем письмо. Ну, ничего, вся жизнь впереди, всему у Демьяныча нужно учиться.
  Фу, вот удалось без ошибок и следующий прут закрутит, за ним - другой...
  - Дорога с Киева в Новгород через это место раньше пролегала, - вдруг заговорил Демьяныч. - Вон там, где речка наша Ручей в озеро впадает. Останавливались там путники на день-два, чтобы передохнуть, и коней восстановить, и лосей, их тоже раньше как коней на Руси содержали в хозяйствах как тяговых лошадей, а кто, говорят, усмирял их, и катался на них. Так вот, говорили, что духи во сне к людям здесь приходить начинали. И не просто духи, а в образах их умерших родственников, знакомых. И не просто как видения, а разговаривали с ними и давали советы, что нужно сделать им в ближайшее время, и в далеком будущем.
  И говорили они, те духи, что здесь врата стоят в царство мертвых - Нави. Их называют Кощьими Навями, потому что холодно там, в подземном царстве. Может, слышал о демоне Кощее Бессмертном? Так вот, он сам, окаянный, этот холод там и пускал, студил что-то, а что, никто не ведал. А находился он в Навях, не по своей воле, а наказан был Богом за злодейства какие-то, и после казни, Бог дал ему передышку, перед продолжением казни.
  А также говорили, что эти ворота не только в Нави, мир мертвых ведут, где и сам Бог после трудов своих временами отдыхает, а и в Преисподнюю. Не знаю, много чего говорили об Кощьих Навях. Бабке моей приснилось наоборот, что кто-то из ее рода, давно умерших, говорил, что с той стороны "ворот" Кощей отбирает нужные ему души кузнецов, для того, чтобы дать им работу, что-то сваять ему - меч или посох, да не может он найти того кузнеца, который обладает нужным секретом.
  А с этой стороны, - Демьян поправил в горне железный прут и продолжил свой рассказ, - охраняют выход из Нави в Явь какие-то воины-колдуны, вроде бы наши предки, и не пускают в Нави из Преисподней силы черные, и Кощея в Преисподнюю, как и в наш мир. Вот такую, Илья, сказку я слышал.
  Да, чего только не слышал про наши Кощьи Нави. Людям лишь бы посочинять, попугать других, - Демьян, поднял нагревшийся прут, прищурил глаз, осматривает его, но видно не дошел тот, и опустил его заново в печь.
  - Так вот, - продолжил он свой рассказ, - из-за этого люди и просили князя своего, или сотника, или купца остаться здесь еще на одну-две ночи, чтобы побольше они могли вопросов духам своим вопросов задать. Но уговаривать князя, или воеводу, кто старший с ними был, и не нужно было, тот сам был не меньше заинтересован в этом.
  Смутные времена те были, жестокие, и только от духов можно было людям и узнать о том, кто, например, виноват в преждевременной смерти их предков, или, что его самого, ныне живущего на земле, ждет завтра, его братьев и сестер, жен и детей.
  А вот вторая ночь и становилась для всех важной. Многое они узнавали о своем будущем, о судьбе своих близких, и радовались, что смогут чего-то избежать, что-то в своей предстоящей жизни исправить. Так один мальчик сказал при всех, что завтра в полдень под пень заползет гадюка и укусит отца его, который сядет на этот пень, чтобы передохнуть. Удивились люди, мол, обман все это, ведь его отец в Новгороде живет, и не знает он, что к нему в гости сын едет.
  Поговорили люди, кто-то посмеялся, считая мальчика сумасшедшим, а назавтра стали ждать полдня, чтобы доказать мальцу, что не правильно он понял сна своего, мал, мол, еще. И видят, еще не поднялось солнце в зенит, а по дороге едет обоз отца этого мальца: везет он в Суздаль товар, торговым купцом был. Остановился у палат, слез с коня и хотел было присесть на тот самый пень, на который его сын указывал. Да не дал ему воин, стоящий рядом, сделать этого, ткнул копьем в пень, и из-под него ударила своим жалом гадюка.
  Поверили люди тогда предсказаниям духов.
  
  Слушая Демьяна, вспомнил Илья свой недавний сон, в котором встретился с Иохананом и ходил он с ним в само это царство - Нави. Но все это как-то смутно ему в сознании представлялось. Но было же, было? Неужели все что он видел, это правда?
  ...Демьян помог Илье вставить в тиски огненно дышащий прут и отошел в сторону, наблюдая за работой своего подмастерья. Да, у Ильи после возвращения из лесу все стало как-то легко получаться, за что в кузнице не берется, - костыль сделать, сноровисто выгибает его и выправляет, ровно соединяет, без лишних советов, тонкие резцы лопнувшей косы или серпа - будто раньше владел кузнечным делом. Так и сейчас, зажал пассатижами прут, вставленный в тисы, крутанул ее раз, другой, чуть-чуть третий, и все, красивый и ровный получается прокрут. "По-заводски", называет такую работу Демьян Демьянович.
  - Так вот, - оценив работу Ильи, продолжил свой рассказ кузнец, - остановился здесь как-то князь со своею дружиною. Разное он слыхивал об этом месте, но не верил людям. А тут, в первую же ночь, к нему "пришел" дух старшего брата его, убитого младшим пять дней назад до этого. Князь об этом еще и не знал, и когда услышал от его духа рассказ о смерти своей, и просьбу не ехать в Киев к младшему брату: не княжество он от него получит, а смерть, испугался. Проснулся князь и задумался над своим сном - вещий он или нет.
  Но не верилось ему, что так со своим братом может поступить младший. И решил, проверить, насколько правда в этом сне была. Собрал вокруг себя близких воинов, рассказал им об этом сне, и решили: один из витязей, больше похожий на князя, переоденется в его одежду, а тот - в его, подстрижется, усы с бородкой отрастит, и там, в Киеве, его именем представится. Давно они с младшим братом не виделись, глядишь, и поверит тот. Так и сделали.
  Под Киевом их встретила дружина младшего брата княжьего, предложила остановиться, отдохнуть, медов старых попробовать, и брата подождать, тот, мол, на кабана в соседнем лесу охотится, хочет брата угостить диким мясом, да диким медом.
  А ночью к шатру, в котором спал двойник князя, подкрались воины дружины младшего брата и закололи его. После этого князь не решился продолжать свою поездку в град Киев к брату, и не по силам ему было наказать своего младшего брата, уж больно малая у него горстка воинов была и вернулся назад, здесь и остановился. И тогда решили они остаться здесь, построить крепость.
  Но на следующую ночь, к каждому воину той дружины, во сне пришли воины-колдуны, и запретили им здесь строить крепость, как и город, а только деревеньку, чтобы не привлекать сюда множества других людей.
  Проснулись они все на следующее утро, рассказали друг другу о снах своих, да решили все-таки остаться здесь, построить дома, да жить тихо, заниматься охотничьим промыслом. Так и сделали...
  И снова остановил свой рассказ Демьян Демьяныч, подоспели последние пруты...
  - Папа, Илюша, - забежала в кузницу раскрасневшаяся Лена, - обед готов, оставьте свои дела, а то борщ остынет.
  Улыбнулся дочери Демьяныч, хлопнул по плечу Илью и подтолкнул его к выходу из кузницы:
  - Спасибо, доця, забирай Илью. А мне минутку дай, приберусь здесь немножко, чтобы пожара не устроить...
  
  -2-
  
  Свой дом, своя семья, что еще может быть желаннее для любящих друг друга людей. И почему эта мысль все чаще и чаще стала посещать Илью, сказать не трудно. Нравился ему быт своего наставника Демьяна Демьяныча - большой дом, кузница, огород и сад, скотный двор - все рядом.
  Если бы не горе, упавшее на Илью и обездвижившее его, то сегодня, наверное, не хуже бы жил и он со своей семьей. Был бы у него дом не хуже, чем у Демьяна. Да, да, ведь его отец плотником был прекрасным, говорили в деревне, и художником, который из дерева мог топором вырубить и медвежонка, и рысь, только вдохни в них жизнь и побегут.
  Но вот к дереву Илью не тянуло, наверное, потому, что не было рядом наставника, как Демьян Демьяныч. А был бы? Нет, все равно пошел бы в кузницу. И почему Илью сюда тянуло? А, наверное, из-за того, что железо крепче дерева, а может и потому, что здесь Лена живет, и кузнец помог ему встать на ноги после бандитских побоев. Скорее всего, именно так и было. Главное продолжить эту учебу, не бросать ее, а через год, может, через два, взяться за строительство своего дома. Прямо здесь, недалеко от семьи Медведевых, чтобы объединиться в своих усилиях и продолжать познавать все секреты кузнечного мастерства.
  А мать, пусть она остается в своем доме жить с Семеном Якимовым, пастухом. Ведь человек он в их селе пришлый, из города. Говорят, был преподавателем по философии или по какой-то другой науке похожей на эту, а когда Советский Союз развалился, потерял работу. Привел в село его участковый, а здесь его вроде бы знали и раньше, не раз со своими студентами он работал в их совхозе на уборке урожая. И теперь летом - пастухом работает, а с осени - в школе, то географию преподает, то - труды, заменяет заболевшего учителя. И человек он прекрасный и добрый, никогда никого словом не обидит, и лишнего за свою работу не возьмет.
  Да хватит ему жить в полуразвалившемся общежитии, пусть к матери перебирается, а я с Леной жить хочу в своем доме. Только в одном беда, ничего еще нет, а если попрошусь у родителей остановиться в их времянке - обидятся, да и против этого будут, что у них в доме места мало?
  Ноги гудят, а вот руки наоборот, и усталости в них не чувствуется. Присел на скамейку Илья, и Лена - рядом, положила свои холодные руки в его горячие ладони, и голову ему на плечо.
  - Леночка, не могу так больше жить, - прошептал он.
  - И я, - как приятная мелодия звучит ее голос, - останься здесь, не мешай матери, ведь она тоже между тобой и Семеном места себе не находит.
  - Дядь Демьян, - спросил у кузнеца Илья, и откуда у него столько смелости появилось, а остановить себя уже не может. - Люблю я вашу дочь, сил нет, можно мы с ней станем мужем и женой? - И дух захватило, отдышаться не может.
  - Это сами решайте, а я с Верой только за это, - не пряча свою широкую улыбку в ответ, сказал кузнец. - А ты как, доця, на это смотришь?
  А Елена еще сильнее придавила к себе Илью и сказала:
  - Пап, не отпущу его от себя, и никому не отдам!
  - Ну вот и все, ребята, - громко сказал кузнец, пытаясь незаметно стереть рукой набежавшую слезу с щеки. - Я только за!.
  
  -3-
  
  И зажегся в сердце Ильи новый огонек, быстро набирающий силу, чем-то по ощущению похожий на тот, который вспыхнул в его сердце еще совсем недавно, когда он смог победить свою болезнь - паралич, встать на ноги с постели и сделать шаг. Шаг к жизни, самостоятельной. А теперь, вот, получается, еще один шаг сделал, хочет создать свою семью с Леной. И чувствует в этот момент он себя как-то необычно, словно находится на старте беговой дорожки: приготовился и ждет выстрела судьи, чтобы ринуться вперед, и бежать, бежать, бежать, пока есть силы...
  - Илья, если не трудно, принеси воды? - просит, выглянувшая из окна, улыбающаяся мать Лены.
  - Сейчас, Вера Ивановна, - и Илья, словно, почувствовав какую-то то ли сильную поддержку, то ли услышал "выстрел" того судьи на беговой дорожке, окрыленный подскочил к колодцу, набрал ведро воды и полетел с ним в дом.
  Ленка расцвела, словно роза, на щеках румянец горит, улыбается, и глаз не сводит со своего любимого Ильи.
  - Илья, а может, останешься у нас жить? - не давая, как говорится, и опомниться парню, спросила Вера Ивановна.
  - Да так сразу и как-то неудобно... - начал ломаться Илья.
  - Вера, не наседай на парня, - остановил жену Демьян Демьянович. - Он мужчина, и если решил с Леной пожить у себя, пусть так и будет. Им там с Семеном многое, что нужно сделать - дом привести в порядок, потом времянку у нас, в которой, надеюсь, им понравится...
  Эти слова Демьяна Илья сразу же воспринял как поддержку, как признание его, в семье Медведевых, как мужчины, как хозяина своей будущей семьи.
  - ... И я им помогу эту времянку обустроить. А ты, Верка, не цыкай на сына! - поднял голос Демьян. - И ты, Марфа, тоже. Не по силам тебе сейчас тратить на всех силы, да и не к чему, никто уж у тебя Илюшку отбирать не собирается, - начал успокаивать Марфу Демьян, и присев рядом с ней, и приобняв ее за плечо, тихим голосом продолжил. - Семену помоги лучше сейчас встать на ноги. Илье помогла, а кто Семену поможет, кроме тебя? Да никто! Все в деревне знают, что вы любы друг другу, - и наклонившись заглядывает в "мокрые" глаза Марфы. - Вот! И он, что ни говори хороший мужик, холостой, и зачем тогда прятаться вам ото всех, любите друг друга, так и любите, и живите вместе, - и голос теперь у Демьяна становится тверже и тверже. И все слушают его, словно понимая, что он говорит истину, и как, мол, он сказал, так и должно быть. - Завтра, Илья, переберем на нашей времянке старую черепицу, если нужно, доски на крыше поправим, а то скоро осень холодная придет. А послезавтра печь переберем, а потом - колодец почистим.
  - А на том месте, где жил мой дед, - осмотрев всех, продолжил кузнец, - через год заложим фундамент, под дом новый, десять на двенадцать, не меньше, чтобы моим внукам было где со своим дедом в прятки играть. А потом, глядишь и второй этаж поднимем. Правильно, Илья?
  - Спасибо, - а Илье в ответ больше и сказать нечего, кроме как еще одного слова, - отец.
  - Вот это правильно! - встал из-за стола Демьян Демьянович, и, зачерпнув половником из чугунка борща, налил его в тарелку Ильи. - А ты, Марфа, только не ломай голову о свадьбе, оставь все эти дела на мне. Много приглашать людей не будем, может пол деревни, может и всех, - смеется и моргает Илье, - но кто пожелает к нам приехать на нее из соседних деревень, без приглашения на торжество, все равно с поклоном встретим. Правильно, Илья?
  - Да...
  - И не мучайся, все так у нас у Медведевых, да Беловых, так всегда должно быть. Кто скряжничает, тот и гниет изнутри, за каждую копейку давится, - смеется Демьян Демьянович.
  - О, потащило, потащило Демьяна через забор, да в ров, - попыталась остановить разошедшегося мужа Вера Ивановна.
  - А че? - и приобняв Илью Демьян Демьянович высоко приподнял свой подбородок, да почесав его, подмигнул Илье. - У нас Медведевых с Беловыми только так будет! Правильно, Илюш? Пусть все наши земляки порадуются вместе с нами. Новая семья, как-никак в селе рождается. Так, когда свадьбу сыграем?
  - Во, развезло, - не уступала мужу Вера Ивановна. - Это уж пусть молодежь решает сама.
  Илья поднялся из-за стола вместе с Еленой и, посмотрев на родителей, смущенно сказал:
  - Это уж вы сами решайте, - и, улыбнувшись, взял Лену за руку, и остановился у порога, - хоть в сию секунду...
  
  
  -4-
  
  Демьян отложил в сторону линейку и, положив на горн заготовки, подбросил на огонь сверху древесного угля.
  - Ну что, Илья, тащи-ка сюда флюс, вон он в том ведре, что под окном.
  - А что такое флюс? - поинтересовался Илья, набирая из ведра в совочек песок, с каким-то мусором и ссыпает его назад, пытаясь внимательнее его рассмотреть.
  - Это наш кузнечный клей.
  - Клей? - Илья с удивлением посмотрел на кузнеца.
  - Клей, дорогой, самый настоящий, - ответил Демьян. - Состоит он, как видишь, из мелкого песка и бура. Так вот, как только металл начнет становиться оранжевым, берешь чуть флюса в совок и посыпаешь им на разогретые места, он будет плавиться и потом окалине не даст появиться, и пережечься металлу. И при этом не забывай одно, если искры пойдут от заготовки, уже поздно сыпать флюс, он слетит вместе с окалиной, толку будет от него никакого.
  Не прошло и пяти минут, как металл из темно-серого стал светло-желтым, и Демьян Демьянович разрешил ссыпать понемножку флюса на разогретые участки заготовок.
  - Давай-ка на всякий случай еще стружки добавим, - и показал Илье на ведро с мелко нарубленным металлическим мусором. - С четверть ведра ссыпь в ведро с флюсом и размешай его. Так спокойнее будет.
  И вот торцы заготовок изменили свой цвет, из ярко-желтого в белый.
  - То, что нам нужно, - подвел итог Демьян Демьянович, - давай Илья, еще сверху подсыпь на них флюса, - и, щуря глаза, наблюдает, как песок с мелкими нарезками металла плавится на кончиках заготовок. - А теперь иди на наковальню, приготовь мне маленький молот, а себе возьми кувалду, среднюю. Готов? - И тут же несколько раз стукнув заготовкой по горну, что-то сбивая с нее, перенес ее на наковальню.
  - Начинай, Илья, пару раз легонечко по торцу дай, вот. Пригладил, хватит, а теперь, как положено, давай...
  И Илья с развороту, как учил его кузнец, обрушил молот на кусок белого от жара железа, раз, другой...
  - Хватит, - остановил его Демьяныч, и несколько раз еще пристукнул по железу своим небольшим молотком, и, приставив к торцу заготовки расплющенный конец уголка, пристукнул легонечко, и кивнул Илье, - теперь твоя работа.
  Удар - искры летят во все стороны, еще удар, новый фонтан искр, еще...
  Осмотрев "сваренные" заготовки, Демьян Демьянович остался доволен работой Ильи.
  - Это только начало. Ну что, продолжим? - спросил кузнец, улыбаясь. - Вот и хорошо! - и шагнул к горну.
  ...И пошло дело. На второй заготовке угол "заварили" с другой стороны, а после, "склеили" их между собой с обеих сторон длинной железной полосой, и получилась стойка для забора.
  Сколько они работали, за временем некогда было наблюдать, как и сваренных заготовок сосчитать. Илья только готовые заготовки трехметровых оградок считал - пятнадцать, шестнадцать, семнадцать... Следующая оказалась последней.
  - Все, нужно передохнуть, - отложив молот сказал Демьян Демьяныч. - Давно так не работал, аж соскучился по ней.
  - Я тоже, - подыгрывая наставнику, сказал Илья и оба громко в гогот рассмеялись. - А какой вы, Демьян Демьяныч, чумазый, как негр прямо! - подначивает Илья, и тут же получив добрый подзатыльник от кузнеца, который икая от безудержного смеха, продолжает его игру.
  - А, вы где так ухитрились загореть? Зять, а?
  Да, здорово так жить, когда все получается. Рядом любимая женщина, любимая мать, любимая работа, прекрасные люди, которые тебя окружают и ценят.
  Вымывшись, Илья обтирает лицо, плечи, вафельным полотенцем, и, подхватывает на руки Ленку, стоящую рядом и несет ее в дом.
  Мать с Верой Ивановной и не заметили влетевшую на крыльях в зал молодежь, так как все наговориться не могут о чем-то своем сокровенном. Только окрик Демьяна все поставил на свои точки:
  - А ну-как, девочки, чайку на стол, да пирогов с повидлом да вареньем, попотчуйте молодцев.
  
  -5-
  
  На улице стало темнеть. Работа с оградами для забора закончена, вынесли их на хоздвор, вот-вот из города приедет за ними заказчик. Илья вышел во двор и присел рядом с Демьяном Демьяновичем.
  - Если ему понравится, то может еще чего-нибудь закажет, - вдумчиво рассуждает кузнец. - Может и его соседям понравится наша работа, тогда заживем, Илья.
  - Демьян Демьянович, вот вы мне начали рассказывать о демоне Кощее Бессмертном. Нет, нет, я не смеюсь, нет, честно! - еле сдерживая улыбку Илья положил свою руку на локоть Демьяныча. - А зачем же ему души кузнецов нужны?
  - Вот тему разговора нашел, а? - отмахнулся от Ильи тот. - Хотя, о жизни всегда успеем наговориться. Мне самому, Илья, всегда было интересно об этом узнать, столько наслушался. Но понимаешь, - громко вздохнув Демьян в глаза посмотрел на Илью, - ну сказка же это. Сказка! Да? Ну если хочешь ее дослушать до конца, как говорил мой прадед, то забудь, что это сказка. Как?
  - Так, Демьян Демьянович, - смутился Илья, - сказка просто так не рождается.
  - А кто тебе так сказал?
  - Так, - Илья пожал плечами, - не помню.
  - Ну если так, то мне так тоже иногда кажется, что она совсем и не сказка, а потом, как говорится, с другой ноги утром станешь, подумаешь об этом и смеешься над собой, что в сказку эту поверил, как в былицу, - снова вздохнул Демьян и хлопнул руками по своим коленям.
  - Так все-таки... - Илья внимательно смотрит на кузнеца.
  - Вот и я об этом. Дед с прадедом мои в школе и в гимназии свое время учились, не дураками были и не верили в бабские разговоры. Вот! У деда было семь классов, у прадеда - три, церковно-приходской школы. Вот, - и посмотрев на Илью, на его мимику на лице, и поняв, что тот весь во внимании, Демьян продолжил. - Может им их духи об этом рассказывали, но все, Илюша, как-то пришло мне в голову, что это происходило, за месяц-два перед их смертью. Понимаешь? Раньше об этом не думал, а сейчас так смекнул, будто сам жду, этого их прозрения, или, что ко мне их духи придут и расскажут правду какую-то, зачем их души нужны Кощею.
  - С одной стороны вроде и сказка это, - прошептал Илья, - а с другой, - и, прикусив губу, посмотрел на Демьяна, - бывает, такое видишь, и не поймешь, сон ли это или взаправду все происходит. Но откуда, Демьян Демьянович? Если вообще приходит то, о чем даже не думал никогда, не говоря уже о том, что знал об этом.
  - Правду говоришь, - закивал головой Демьян.
  - Вода из стекла, представляете.
  - Так может это лед ломанный и тающий.
  - А откуда он тогда в лесу летом может появиться, а наступаешь на него, то ощущение, будто в вату наступаешь. А разве может быть во сне ощущение?
  - Хм, - Демьяныч вопросительно посмотрел на Илью, - иногда я тоже над этим задумывался. Бывает вымотаешься до того, что сил нет, только присядешь на скамейку, и тут же находишься где-то, кто-то встречает тебя и так хитро допытывается, а воду ковать сможешь? Представляешь, Илья, воду. А я в ответ смеюсь. Воду, придет же такое во сне. Да ладно бы один раз такое во сне приходило, а то все чаще и чаще, то баба красоты невиданной ласкается, аж, да ладно? - Демьян махнул рукой и замолчал.
  Молчание затянулось, слышно как цикада начинает тянуть свою звонкую песню, где-то сбоку дома - сверчок похрустывать.
  - А вы слышали об ученом, который пропал здесь? - разорвал молчание Илья.
  Демьян Демьянович посмотрел с прищуром на Илью:
  - Это ты лучше о нем у своих друзей, Юрки с Виктором спрашивай. Они больше меня про него знают. Хотя и ко мне тот не раз заходил, что-то искал в местах здешних, да расспрашивал, где мои деды проживали, как погибли, из-за чего это могло произойти. Надоедал до такой степени, этого, напоминал, как его там, ну, следователя. Поговорим, потом пойдет туда, где дома стояли моих предков, все осматривает там кругом, разнюхивает, копается в земле, пока его не прогонишь. Разве можно так, ворошить места, где жили наши предки, да кощунствовать над ними?
  - Демьян Демьянович, так ваш род здесь, наверное, тысячу лет живет?
  - Мне, кажется, и больше. Бывает, такие сновидения приходят, что соберутся вокруг меня мужики-кузнецы, здоровенные, все, как один, с бородами, сядут вокруг костра и начинают допытываться о чем-то. То, бывает, просят рассказать, как живу. То начинают о чем-то предупреждать, мол, ну, - Демьяныч задумался. - Вчера вообще дурной сон был, опять собрались они и говорят. Что же говорят? А-а, мол, жди демона. Представляешь, Илья, демона? Вот и думай, сказка это про Кощея Бессмертного была, что нам в детстве рассказывали, или - правда? Вот и думать начинаешь, наша-то деревня из спокон веков Кощьими Навями называется, может и действительно Кощей был.
  - И вы в это верите, Демьян Демьянович?
  - А, Илюш, у каждого своя вера есть. Я христианин, верю в Бога, и во все то, что связанное с ним. Вот, говорят, на ноги тебя подняла Богородица Пресвятая, и силу огромную дала, как этому не поверить? Ведь все это на самом деле произошло, ведь никто из врачей тебя не лечил здесь, и никакого снадобья тебе никто не приносил. А встал же? Вот.
  - Да, - согласился Илья.
  - Значит, и ты в это веришь?
  - Так ведь все это со мной на самом деле произошло, а не во сне, Демьян Демьянович, - прошептал Илья.
  Свет фар со стороны улицы осветил забор, ворота, и рокот автомобиля затих.
  - Бог, дай нам удачи! - перекрестился Демьян Демьянович и, поднявшись со скамейки, пошел к воротам.
  
  
  Глава 2. Лико
  
  То, что сейчас происходило, все больше и больше завораживало Илью. Стамеска в его руках, как резец, легко срезала на доске линию за линией. Если бы кто-то стоял с ним рядом, то сразу же распознал бы замысел художника. Длинная линия плавно сворачивает налево, каймой подчеркивая подбородок, и заново пошла вверх с коротким расширением выпуклости скулы. В верхней части ровного овала вертикальная линия вычертила нос, сбоку его идет глубокий срез дерева - глазница.
  Сдув стружку Илья с другой стороны переносицы сделал такой же глубокий срез, словно скопировав с первого. Брови очертил тонкой полукруглой полоской резца, с короткой завитушкой.
  Скальпелем очищает древесную стружку от щеки, и получается она какая-то впалая, глубокая, что с одной стороны, что с другой. Да, а теперь виден и нос - сухощавый, с большой косточкой на переносице и узкий в ноздрях. А вот и глаза. Какие они большие, с выпуклыми зрачками, и веки не в силах их закрыть. Бровь тонкая, с длинными волосками, и как легко резец очищает их, каждую "волосинку" от древесной стружки, как и на ресницах, и на бороде, длинной, ухоженной.
  И получилось лико. Чье? Чье! Чье-то. А к чему этот вопрос? И, взяв резец, Илья стал глубже и глубже врезаться в доску, придавая очертаниям рисунка более четкие линии.
  Сколько ушло на это времени, Илья не следил. И только сейчас, когда срезал последние кусочки древесной стружки с доски, залюбовался своей работой. Настоящее лико, только вот сколотая щепка с нижней губы испортила всю его работу. Да, а жаль, хотя и ничего в этом страшного нет, можно попробовать стружкой заклеить ее назад, или просто заново вырезать лико на новой доске. Теперь это сделать ему уже будет намного проще.
  Положил доску на ладонь, начал ее поворачивать на свету. Вроде все получилось, нос на месте, переносица - можно так оставить или выше приподнять, надбровья? Надбровье, вот здесь левое чуть-чуть нужно подрезать, так. Ага, а вот еще один такой же скол с другой стороны губы произошел. Как так?
  Илья сковырнул его. Отложил доску на стол, глянул на него и невольно удивился, да эти сколы не портят вырезанной картины на доске, они чем-то клыки напоминают, что ли? Клыки, самые настоящие клыки, как у вепря, нет, как у, фу ты, Илья подальше от себя отодвинул доску. Точно, это не сколы, а клыки человеческие, сказочные что ли, словно кто-то помог Илье их сделать, управляя его резцом. Вот они оба с нижней челюсти, налезают на верхнюю губу. Еще и улыбается это лико, как будто живое. Смотрит оно на Илью из-подо лба, пронзительно, щурясь, как будто дознаться от него чего-то хотят, аж мурашки пробирают...
  Илья помотал головой, поморгал, пытаясь смахнуть тяжесть со своих век, но они утяжеляются и утяжеляются. Отложив в сторону инструмент, у двери остановился, еще раз посмотрел на Лико. Но оно было уже другим, серьезным и внимательным и кажется без клыков.
  Зевнув и выключив в сарае свет, Илья пошел в дом. Елена не спала, ждала его...
  
  -2-
  
  Когда Демьян Демьянович увидел работу Ильи, глаз не мог отвести от Лика, вырезанного на доске.
  - Илья, в тебе открывается настоящий талант художника, как здорово вышло! - и Демьян Демьянович взяв доску с вырезанным изображением пошел в кузницу.
  - Сейчас попробуем изготовить из нее форму. Только не испортить бы твое Лико, только бы не испортить его.
  Впервые Илья увидел волнующегося кузнеца.
  - А может, сначала сделаем форму из глины, - предложил Илья.
  - Правильно! - Демьян Демьянович пошел в огород, оттащил с картофельной грядки тонкий лист железа, и Илья увидел глубокую яму.
  - Илья, там внизу лопата и ведро, наполни его глиной, - попросил кузнец.
  Илья спрыгнул вниз, наколол в ведро сухой, красноватой глины и подал его Демьяну Демьяновичу.
  К полудню несколько копий бронзового и железного лика стояли во дворе. Илья присел перед ними и никак не мог понять, почему снова произошло то, что и вчера ночью, то Лико с клыком - это бронзовое, а вот железное - без него.
  Демьян Демьянович тоже удивился этой разнице, но потом махнул рукой, сказав, что так может быть и лучше, видно камни попали или еще что-то, и получилось лико без клыков. Главное, что бы та или иная заготовка понравилась заказчику, нет, так что-то другое придумают.
  - А те решетки для забора, куда он поставит? - поинтересовался Илья.
  - На дачу, - ответил Демьян Демьянович, - или у дома. Я не прислушивался и лишнего не расспрашивал у него.
  - А кем он работает?
  - А как ты думаешь? Если он вчера за ту работу без разговора отвалил нам двадцать тысяч рублей, а потом еще добавил пять тысяч за железо.
  - Богатый человек.
  - Вот и я так думаю. А чем занимается, не мое дело, главное, чтобы то, что заказал нам, мы делали и ему нравилось. Мы же с тобой не автоматы с ружьями делаем, а украшения разные.
  - Да, - согласился Илья. - И сам не пойму, Демьян Демьянович, как смог это вырезать? То ли приснилось, то ли...
  
  
  
  -3-
  
  Только сейчас Илья смог внимательно рассмотреть этого худощавого, высокого человека, который, несмотря на теплую погоду, был одет в длинный черный кожаный плащ. Его подстриженная короткая бородка, словно только что выкрашена в черный цвет, ни одного блика от света на ней, как темная, беззвездная ночь. А большие коричневые зрачки глаз медленно движутся по лицу Ильи, будто он художник, который старается запомнить на нем каждую линию.
  - Да, - заказчик также внимательно осмотрел формы с Ликом с солнечной стороны, потом в тени. - Да, мне эти работы нравятся. На каждой решетке, прикрепите их, - и, протянув вперед руку с растопыренными ладонями к солнцу, посмотрел на них. - Значит так, справа пусть будет это лико с клыком, а слева - без него, - мужчина задумался.
  Илья глаз не сводил с этого незнакомого высокого мужчины, и что-то засвербело в памяти. Да, да, именно с ним что-то было связано. Неужели он мне приснился? Именно так все и было, ведь это Лико, копия его лица. Погоди, погоди, ведь копия, только без клыков.
  Илья поймал на себе взгляд кузнеца и кивнул ему подбородком на форму, лежащую на земле и на заказчика. Демьян Демьянович в ответ кивнул головой, мол, тоже это заметил.
  - Ну что ж, а какие у вас будут предложения? - вдруг спросил у кузнеца тот мужчина.
  - Можно предложить, к примеру, решетку из кругов планет и звезд сделать, - ответил Демьян Демьянович, и, взяв палку, на земле начертил прямоугольник, посередине его в хаотичном порядке круги разной величины, звезды с неровными концами. - А можно и так, - и вытерев ногой свой рисунок, заполнил прямоугольник косыми линиями молний.
  - О, - остановил его горожанин, - вот в этом что-то есть. Только давайте справа вверху пусть будет солнце и от него идут эти лучи-молнии, нет. Стоп, не так, в середине пусть солнце, а по его бокам, чуть выше эти Лика. Вот это лико с клыком - справа, а слева - без, только в глазах лик добавьте, что-то такое, которое людей с ума будет сводить.
  - Постараемся, - ответил Демьян Демьянович.
  - Всего ли у вас для этой работы хватает? - сменив проницательность в своем взгляде, на какое-то благодушие, гость глянул на кузнеца. - Если что нужно определитесь, завтра к вам приедет мой человек, Лаврентий, все запишет и привезет. Недели на эту работу вам хватит?
  Демьян Демьянович посмотрел на Илью, на заказчика и пожал плечами:
  - Заказ очень большой, но, если всего будет хватать, постараемся.
  - Тогда две недели, - согласился заказчик, - и постарайтесь в это время вложиться. Пока не выполните мой заказ, за другую работу не беритесь. И еще, вот это, что за материал, - и он ткнул в Лико с клыками, пусть все формы из этого материала будут сделаны. Хорошо?
  - Это бронза, если вы просите ее темнее сделать, то олово и свинец потребуются, - ответил кузнец.
  - Прекрасно, если чего-то будет не хватать, скажете Лаврентию, привезет.
  - Извините, тогда понадобится килограмм по тридцать-сорок свинца, олова... - начал зажимать пальцы Демьян Демьянович.
  - Хорошо, - мужчина что-то записал в блокнот и положил его в карман. - Список Лаврентию приготовьте и все на следующий день получите.
  
  -4-
  
  До самого вечера шла подготовка к большой работе. Демьян Демьянович перебрал весь сложенный за огородом металлолом. Бронзовых деталей было мало - несколько согнутых шестигранных прутьев, машинных деталей.
  А Илья в это время делал заготовки. С сосновым деревом работать было намного сложнее, чем с ивовым. Дерево рыхлое, не давало четких линий, хотя и это не влияло на настроение Ильи. Острота резцов, сделанных Демьяном Демьяновичем и их удобное расположение в ладони, давали возможность делать нужной глубины чистый срез, без мелких заусениц и сколов, словно режет он сливочное масло. Даже тонкий срез по глубине на самую малость, просматривался четко. Просто волшебство какое-то происходит, как с легкой руки.
  Вот вроде и всё, заготовки, о которых говорили с Демьяном Демьяновичем, вырезаны. Илья разложил их в несколько стопок. У крыльца лежал кусок широкой доски. Вроде бы уже и не нужной, ведь все, о чем договорились с Демьяном Демьяновичем, он вырезал А вот оставшийся кусок доски не отпускает Илью от себя, как магнит железо.
  Илья положил ее на стол, сначала - горизонтально перед собой, потом вертикально. Грифелем сделал по ней короткий штрих с левой стороны, с ним рядом второй, третий, соединил их в более узкую полосу, заканчивающуюся кружком, как рукоять меча. Меча? Да, да, меча, и будет его держать опущенным на землю рука, одетая в кольчугу. Какую? В локте, для изгиба соединение будет напоминать полумесяц или звезду, а вот в коленях... В коленях, что же в коленях? Ага, набалдашник, похожий на солнце. А вот шлем будет не полным, с забралом прикрывающим только глаза и нос. И рыцарь этот будет носить бородку, как у заказчика.
  А вот меч ему вроде бы не подходит, задумался Илья, и копье его не заменит. Если взять Лико, то по-своему виду оно больше напоминает злого колдуна, или какого-то судью. Да. Что же ему вложить в руку? Посох. Посох? Да, пока пусть будет посох с закругленным вверху концом. Тогда пусть он им не упирается в землю, а направит его на кого-то, словно отталкивая им кого-то от себя, или пугая. Вот. А вторая рука поднимется вверх, как бы заставляет кого-то обратить на это внимание, а может рука приподнята для того, чтобы выдержать равновесие. Кто же это с посохом и забралом? Демон?
  Да, да это Демон! И если ему добавить справа и слева клыки, то получится у этого Демона лико, как у того Лика, которое понравилось заказчику.
  
  С предложением Ильи изготовить этого демона из черного железа и заменить им в центре забора Солнце, поставив его со своими лучами-молниями сзади Демона, Демьян Демьянович вначале не согласился. И только потом, когда поздним вечером чаевничали в кухне при свечах, вдруг сказал:
  - Да, думаю, нашему заказчику твое предложение понравится, только его пока крепить не будем. Да, Илюш, смотрю на этого человека, и испуг берет, словно колдун перед нами какой-то стоит. Даже боязно ему в чем-то отказать или прекословить.
  Илья поморщился:
  - А может он судья там какой-нибудь, или прокурор? Тогда все понятно, наказывает людей за воровство там, за грабежи, за убийства, за неуплату алиментов, и поэтому решил сделать таким свой забор, чтобы прохожие видели, кто в этом доме живет и содрогались. Демьян Демьянович, я утром начерчу эту идею на листе бумаги, и передадим его человеку. Как он его назвал?
  - Лаврентий, - со вздохом сказал Демьяныч, - как Сталинского изверга Берию. Эх, Илья, как только слышу это имя, так дрожь все тело пробирает. Страшный это человек был. Половину российского народу под эшафот подвел, в тюрьмы и концлагеря посадил, на людских костях строил дороги, каналы.
  - И все-таки он похож на это Лико? - прошептал Илья.
  - Нет, рожа у того была округлой и хамоватой. А вот клыки точно были, только никому он их не показывал, - сказал Демьян Демьянович, и, сжав полотенце, отбросил его на соседний стул.
  - Я не о Лаврентии Сталина, а о заказчике, - сказал Илья.
  - А, понятно. Согласен, есть что-то такое в нем. Если этот человек действительно судья, или там, прокурор, то попросим, чтобы наказал Горыныча, избившего тебя, Семена.
  Илья опустил глаза и подумал, как горе действует на человека, то превращает его в молнию, то - в танк, то - в незащищенную собачонку, которая ничего не умеет, как скулить от страха. Вот и Демьяныч сейчас больше напоминает этого незащищенного кутенка, который дрожит и ищет защиты.
  
  Глава 3. Возвращение Семена
  
  - Сейчас, Сем, еще секунду, - и сержант наклонился над мотоциклом, - где наши карбюраторы? Ага, вот они...
  С участковым, сержантом Петром Аркадьевичем Андреевым, Семен познакомился в середине девяностых, когда тот в очередной раз пытался поступить в их университет на юридический факультет. Но и эта попытка не удалась ему, завалился на сочинении, слабоват человек был не только в грамоте, но и в умении высказывать письменно свою мысль.
  В принципе, полученные им тройки уже не давали возможности выстоять в будущей конкурентной борьбе за высокий средний балл по другим предметам - истории, английскому языку, которые по школьной программе он знал на том же уровне, как и литературу, не выше.
  Когда Петр искал в списке абитуриентов свою фамилию, первое, на что обратил внимание, семнадцать человек из поступавших на этот же факультет с ним, имели красные дипломы, около двадцати человек закончили школу с отличием, остальные - крепкие хорошисты. И средний школьный бал Петра - 4,2 среди его коллег-абитуриентов был самым низким.
  Петр в смятении чувств зашел в кафе, взял какао с булочкой и сел за столик, за которым сидел, похоже, в таких же чувствах, как и он, мужчина по возрасту чуть постарше, а может и нет. Познакомились. Оказывается это был бывший работник того же университета, в который пытался поступить Петр, бывший преподаватель кафедры марксистко-ленинской философии и научного коммунизма, кандидат исторических наук Семен Геннадьевич Якимов. Человек, который год назад попал под сокращение, и теперь жил на скудную копейку, которую зарабатывал, где придется. То на рынке поможет коммерсантам убрать мусор вокруг магазина, или принесет им мешки, ящики со склада с товаром, которым они торгуют. Но и там ему долго удержаться не удалось, конкурентная борьба идет во всех слоях общества за выживание. А толчком этому стало, когда местная шантрапа узнала, что Якимов бывший преподаватель марксизма-ленинизма, и выгнала его как больную собаку с рынка, пинками и угрозами.
  Разговорились. Семен рассказал Петру, как жил в последние годы, с какой ненавистью новые русские капиталисты, вчерашние двоечники, лезли во власть, растаптывая и вырывая с корнями сложившиеся старые традиции, губя все то доброе, что было накоплено в социалистические времена.
  Молодой милиционер посочувствовал ему и, когда пришло время расставаться, предложил Семену переехать жить в их деревню...
  
  -2-
  
  - Ну, что, Семен, - смахнув с ладоней мусор, Петр Аркадьевич пристально посмотрел на своего друга, - своим помощником в пастухи возьмешь?
  - Не понял? - с удивлением смотрит на Петра Якимов.
  - Да все, сегодня у меня последний день службы был, и ваш уважаемый участковый уполномоченный милиции сержант Петр Аркадьевич Андреев с завтрашнего дня является пенсионером внутренних войск.
  - Зачем? Неужели надоело служить?
  - Даже не стали смотреть в мой рапорт, - со вздохом сказал Андреев. - И самое что интересное, эта должность теперь сокращена, и все это произошло из-за того, что нет больше нашего населенного пункта на карте района.
  - Как так?
  - А вот так, Семен. Нет его. Был наш совхоз государственным сельским хозяйством, не стало его, а с ним и деревни. А земельку, на которой находится наша Кощьи Нави, приберет к себе кто-то из верхушки районной или бандитов - тот же Горынов Петр Юрьевич, сын главы администрации района, или наш бывший директор совхоза Михаил Федосеевич Одинцов. Вот так!
  - А разве так делать можно?
  - А как ты думал? Одна школа в деревне осталась работать, детский сад и клуб закрыты, почта - тоже. Не рентабельны, видишь ли, не окупаются, и поэтому финансирование на них закрыто. Вот и получается, что мы есть, а на самом деле нас нет. Нужно Президенту письмо писать. И понимаешь, - прохожие начали оглядываться на громко говорящего милиционера, - что потом будет? Наше письмо отправят в область, оттуда - сюда, Горынову Юрию Петровичу, и пойдет от него в Правительство отписка, что все нормально, людей переселили в соседнее село и они там живут хорошо. И все. А на самом деле нас возьмут и повышвыривают из этой деревни, насильственно, в бичей или рабов своих превратят.
  - Петр, ты потише-то, говори, - попытался остеречь своего товарища Илья, - так кричишь громко, что сейчас точно люди милицию вызовут.
  - Да пусть вызывают, думаешь им легче, чем нам с тобой? - и, осмотревшись по сторонам, чуть сбавил голос, и продолжил. - Семен, просто сейчас места себе не нахожу. Что-то нужно делать. А что не знаю. Сколько у нас дворов жилых-то в деревне осталось - тридцать шесть. Остальные дома на замках, ждут своих хозяев, а вернутся ли они, вот в чем вопрос. Вот и все.
  Петр завел мотоцикл:
  - Ну, что, поехали?
  - Только по ухабинам потише едь, пожалуйста, а то сам понимаешь...
  - Хорошо! - ответил бывший сержант.
  Через полчаса, когда они выехали из города на проселочную дорогу, Петр остановился и заглушил мотоцикл.
  - Двигатель перегрелся, пусть остынет, - сказал Петр. - Ты уж извини меня, Семен, что вот так наехал на тебя около больницы. Это так, сорвалось. Сам пойми, есть ребята и постарше меня, и продолжают служить в милиции, а здесь рапорт взяли, даже не посмотрев в него, разорвали и в корзину. Понимаешь?
  - А может это все из-за того, что ты вступился за меня? - предположил Семен.
  - Думаешь? - Петр пристально посмотрел на Семена. - Все может быть, и скажу тебе, правильно я сделал. Правильно! Мы люди, а не рабы! Не рабы мы! Сейчас бы сюда твоего Ленина со Сталиным, тогда всех бы этих к стенке поставили, или в концлагеря бы отправили.
  Семен вылез из коляски мотоцикла и сделал несколько шагов. Постоял, потянулся, и тихонечко, похрамывая, пошел вперед по дороге.
  - Ты куда это? - окликнул его Петр.
  - Да пройдусь немножко, а то ноги совсем затекли, неудобно в коляске долго сидеть.
  Петр догнал его и пошли вместе.
  - Извини, что испортил тебе настроение, Сем.
  - Да ладно, - отмахнулся тот.
  - Новость одна есть, - как бы невзначай сказал Петр.
  - Ну, что там, мое общежитие развалилось? - остановился Семен.
  - Почти, - ответил Петр. - Марфа попросила, чтобы я тебя к ней привез. - Знаешь об этом?
  Семен мотнул головой, пожал губами, и улыбнувшись спросил:
  - Правда или...?
  - А ты, что, против?
  - Да мне как-то неудобно перед ее сыном. Илюшка только жить начинает, а тут я к ним припрусь, мешать начну.
  - А вот здесь-то, дорогой, и другая новость есть. Илья меня попросил тоже так сделать, мол, пусть твой приезд для Марфы будет сюрпризом.
  - Во как!
  - Вот тебе и "во", а он с тобой возьмется потихонечку за ремонт дома. А сам будет жить у Ленки, дочери кузнеца. Так что, дорогой, с новосельем тебя! - и Петр, сделав шаг вперед, повернулся к Семену и протянул ему руку для пожатия. - С новосельем!
  
  -3-
  
  Последняя новость, сказанная Петром, обрадовала Семена.
  Да, Марфа, ему уже давно нравилась. Спокойная, уравновешенная, несмотря на то, что на нее обрушилось такое большое и неподъемное горе - сын лежал прикованный параличом к постели. Но она свое горе никому не показывала, как могла, так и крепилась. Люди это видели, некоторые стремились не только поддержать ее словом, но и, как бы невзначай, чем-то помочь. Например, угостить чем-то съестным, или ссыпать немного дров у ее двора.
  Но со временем, когда в деревне молодежи почти не осталось, и старики взвалили на себя бремя одиночества, ни кто уже не мог помочь Марфе, как раньше. Да и разве кого-то за это было можно осуждать?
  Единственным, кто продолжал оказывать помощь Марфе, был пастух Семен. Не брал он с нее денег за выпас коровы, старался помочь ей по дому: крышу залатать и залить смолой, печь переложить, в солнечный и теплый день Илью перенести во двор, а потом - назад, в дом.
  Видно было, что и Марфе он нравился, но она старалась этого не показывать, ни на людях, ни при личных встречах с Семеном. Таким же был и Семен. Но, несмотря на это, они всегда оставались внимательны друг к другу, Марфа не отторгала от себя его чувств, но и сохраняла в отношениях между ним и собою какую-то дистанцию, правда без холодка.
  И все-таки, она решилась сойтись с ним, с Семеном. Как это прекрасно...
  
  -4-
  
  Петр остановил мотоцикл, причина та же, двигатель перегрелся, нужно минут пятнадцать-двадцать постоять, чтобы он остыл.
  Семен, для Петра, был уважаемым человеком. Тот ценил в нем многое, как, в том числе, и умение анализировать, не торопиться делать короткие выводы, как говорится с горяча. А каких только в деревне ситуаций не происходило, и ссоры между супругами и соседями, даже из-за животных, если чья-то коза забрела в чужой огород и испортила посадки. Это обычное деревенское явление.
  Но при этом, выслушивая людей, Петр старался не торопиться готовить документы для административных наказаний, а придерживался, как он говорил "Соломонова решения". Сводил между собой ссорящихся людей и старался подвести все к тому, чтобы они без горячки смогли выслушать друг друга..., за чашкой чая, так сказать, и помириться.
  И, в принципе, как показывало время, такой подход милиционера, людям больше нравился, и они через какое-то время при чаепитии, уже жали друг другу руки - это чаще происходило, чем продолжение ссоры. А если сразу не удавалось добиться перемирия, то Петр продолжал свое расследование, и подключал к себе уже в помощь пастуха Семена. С тем быстрее удавалось все расставить на свои места, и в конце концов поссорившиеся люди мирились.
  Да, пастух в деревне, уважаемый человек. Это благодаря его усилиям у коров молоко становится вкусным и жирным. Это он знает каждую их животину, и если что не так, предупредит хозяев о болезни. Это благодаря ему, дневная дойка коров проходит рядом с деревней, а не где-то на дальних пастбищах. Это он разрешает выводить с коровами на пастбище овец, лошадей. И все деревенские люди старались с ним дружить, поэтому, если уж милиционеру не удавалось помирить между собой "сорных" людей, то подключался к этому делу Семен.
  К тому же Семен, человек рассудительный, выслушает всех, а потом неожиданно скажет, мол, а зачем нужно было идти к колодцу через лес, когда он у вас во дворе, а? Как, удивлялись люди? А так, вместо того, чтобы брод не искать друг к другу, уберите мусор с моста, так же легче болото или реку перейти. Ну, было дело, сорвался мужик или женщина, сгоряча ляпнули, что в голову им пришло, а может и не о вас он так думал, а вы сразу на себя все приняли. А зачем? Если уж что-то начинает не ладиться в отношениях по какой-то больной для обоих причине, так другой темы коснитесь, пообщайтесь, а потом так, легонечко и больной вопрос задайте, и все. Поговорите, разберитесь без ссоры. И все!
  Бывает же, а, да так все просто, и где ж вы раньше-то, Семен Геннадьевич, были. Обнимаются бывшие враги, "мост" построили друг к другу или почистили.
  Вот и сейчас Семен, попытался пойти по тому же пути, и взвесить все плюсы и минусы ухода своего товарища Петра из службы в милиции на пенсию.
  - Петр, а ты в каких отношениях с Горыновыми? - спросил он товарища.
  - Сам знаешь, - вопросительно посмотрел на Семена Петр.
  - А может, стоит их наладить?
  - Вот еще! - тут же взорвался Петр.
  - А ты и не торопись с выводами, ишь, легко ему все рубить с плеча, - продолжил размышлять Семен. - Может из этих отношений и будет зависеть сохранение нашей деревни.
  - Как так?
  - А очень просто. Станешь нашим человеком у него.
  - Хм, - удивился Петр.
  - И второе, - продолжил Семен, - не раскручивай дело против его сынка.
  - Не понял, ты это к чему, Семен? - словно не поняв, о чем идет разговор, насупился Петр.
  - А к тому, что у нас за это время будет возможность разобраться, был это тот человек в действительности, или нет. А то тот Горын и вовсе не тот, кем себя назвал, а так, чтобы тень на плетень перенести назвался им. Это раз! И второе, нужно сделать все, чтобы восстановить наше село, как населенный пункт, и сделать его муниципальным. Понимаешь? Что бы средства выделяли на инфраструктуру села.
  - Интересно девки пляшут, как говорил мой тесть, - усмехнулся Петр. - А вы, сударь, грубо говоря, в тысячный раз повторяю - умный человек!
  - Начинается, - усмехнулся Семен. - Так ты согласен?
  - Есть, товарищ генерал. Разрешите, грубо говоря, приступать к порученному делу?
  - И чем быстрее, тем лучше, - рассмеялся Семен. - А теперь прошу вас доставить меня на вашем прекрасном мотоцикле "Урал" до дому.
  
  -5-
  
  Закончилась проселочная дорога, с обоих сторон которой тянулась лесополоса из квелых сосен, берез с осиной, кустарника, а за ними - болота, болота с редкими островками.
  Дорога, изрытая местами глубокой колеей, поднялась на бугор и пошла через лес огромных елей и сосен, лиственниц и кедрача, и на душе стало как-то спокойнее. И воздух здесь свежее.
  "Километров через пятнадцать буду дома, - думал Семен. - А там ждет Марфа. Как все-таки прекрасна эта жизнь, когда на ее пути встречаются вот такие люди, как она. На первый взгляд - незаметный человек, прошел бы мимо и не обратил внимания: одета, как все, в платье в мелкий горошек или цветочек то ли красного, то ли бордового цвета, волосы вечно спрятаны в туго затянутой косынке, на ногах - тапки или галоши. И всё. А вместо лица какая-то обычная деревенской бабы маска, заветренная и обожженная солнцем. И как только он в ней мог распознать ту красоту, которая была спрятана под этим камуфляжем. А какое у нее доброе и прекрасное сердце, а душа".
  Мотоцикл мотнуло раз, другой, Петр снизил скорость, впереди дорога изрыта гусеницами тракторов.
  Мотоцикл заглох. Петр развел руками и попросил Семена вылезти из коляски. Из заднего бардачка вытащил десятилитровую канистру с бензином и залил его в бак.
  - Все, сейчас двигатель остынет, и двинемся дальше, - сказал он.
  - Слушай, Петр, а это уже район наших Кощьих Навей или еще нет? - поинтересовался Семен.
  - Уже наш. Вон там, где за болотом бугор начинался, раньше стелла стояла - совхоз "Первомайский". Да беда в том, что она была сделана из меди и бронзы, весила килограмм под триста, не меньше. Так вот, кто-то недавно ее и сбондил. Нашли ее среди цветных металлов. Вот такие пироги.
  - Да, - покачал головой Семен, - так скоро и всю Россию разворуют.
  - Все к тому и идет, - согласился Петр. - Вот, я сам же видел, как на этом месте пилят лес. Подъехал, попросил, чтобы показали документы, лицензию. Показывают, есть у них все, и лесной билет на спил этой деляны, и разрешения разные. Все есть, ты представляешь, а ведь этот участок к заказнику относится, и производить такие работы в нем нельзя, а только в том случае, если будет в нем вестись какое-то строительство, или лес, в крайнем случае, сгорел. А на документах везде подпись Горынова, главы администрации района стоит, значит можно.
  Я дежурному в РОВД по этому поводу позвонил, отправил рапорт, а меня вызвали и говорят, занимайся своей Кощеевкой, так они наши Кощьи Нави называют. И не лезь, говорят, на чужой огород. И все. Вот так.
  Заело это конечно меня, позвонил в лесхоз, поинтересовался, а там руками разводят, не давали, мол, они такого разрешения, лес на этом участке вырубать. Понимаешь, не давали! Вот так и работаем, форма у меня есть, и должность милицейская есть, но, оказывается, не всегда я должен выполнять требования должностной инструкции, в которой черным по белому сказано, что участковый уполномоченный обязан пресекать факты нарушения законодательства об охране окружающей среды.
  - То есть, - Петр, смотря в глаза Семену, и взяв его под руку, продолжил, - если бы я тебя встретил здесь, в заказнике с топором, то ты мне хоть что показывай, но я должен пресечь вырубку тобою леса, понимаешь? А если будешь заниматься этим, имея бумажку, подписанную Горыновым, то извините, я должен вообще забыть об этих требованиях, и помочь тебе даже ветки срубить с этих деревьев, и на себе тащить это добро до склада.
  - А, вот в чем дело, - поднял руку Семен, как бы прося Петра остановиться. - Так ты у них слишком честный был? Понятненько, понятненько. Зато теперь не понятно другое, кто выиграет от того, что они тебя от себя подальше отодвинули. Петр, когда ты был у них в подчинение, то тобой было можно спокойненько управлять, а теперь - нет, не получится.
  - О чем это ты? - спросил Петр. - Думаешь, как ушел на пенсию, так у меня теперь стало больше полномочий? Откуда? Или мне теперь можно спокойненько на них с кулаками бросаться, или с ружьем? Ага, нашел Шварцнегера.
  - Да, здесь ты тоже прав, - согласился с товарищем Семен. - Но ты хоть знаешь, если что произошло, в какие инстанции нужно обращаться. А то мы что, нам сказали, пошел отсюда подальше, то так и сделаем.
  - Ладно, - усмехнулся Петр, - как в том фильме "Свадьбе в Малиновке" было, помнишь: "Власть переменилась"?
  
  -6-
  
  При въезде в деревню Петр остановил мотоцикл у дома кузнеца. Зашли с Семеном к нему во двор, и на слух, под бой молота, в кузницу.
  Демьян Демьянович стоял к ним спиной и изредка наносил короткие удары молотком по какой-то детали, а Илья, закрытый его фигурой, работал молотом, как машина - БАМ-БАМ-БАМ.
  Петр и Семен замерли, наблюдая за работой кузнецов. Это была захватывающая картина: Демьян из горна берет, раскаленный до бела прут, накладывает его на другой и "склеивают" их с Ильей на наковальне... Получилась решетка.
  Петр дождался пока Демьян Демьянович из горна достанет последний прут и "приварит" его таким способом к решетке, и только тогда поздоровался.
  Демьян Демьянович положив молоток на тиски, и стерев пот со лба, обернулся и кивнул ему в ответ, и с Ильей пожали руки своим гостям.
  - Все ребята, закончилась моя служба, я теперь вольная птица, - сказа Петр.
  - Как же теперь быть? - удивился кузнец, - привыкли мы тебя в деревне звать участковым, а ты теперь гражданский человек. Да-а, вот такие дела. Теперь тебя невзначай будем путать с новым участковым.
  - Да не будете, - как бы успокаивая Демьяна Демьяновича, сказал Петр, - не будет больше здесь участкового. Если хотите, то, конечно, как в старые времена, можете в деревне создать добровольную дружину и меня поставить старшим над ней, тогда согласен, чтобы меня продолжали звать участковым.
  - Так и сделаем, - улыбнулся Демьян. - А у тебя как здоровье, Семен?
  - Да спасибо, Демьян Демьянович, поправляюсь.
  - Вот и хорошо. Давай, мы сейчас небольшой перерыв сделаем, да чайком побалуемся, - сказал он, посмотрев на Илью. - Организуй, что ли?
  - Хорошо, - сказал Илья, - и вышел на улицу.
  - Как он? - поинтересовался Петр.
  - Да все нормально, как будто ничего и не было с ним. Силы набрался, видел, как молотом машет, и боюсь даже остановить его, - положив руку на сердце, сказал Демьян Демьянович. - А вдруг так и нужно ему, чтобы мышцы быстрее силою наполнялись, оживали. И, где он этой силы набирается, даже не знаю. Хороший кузнец будет.
  - А зять? - с подтрунивающей улыбкой спросил Петр.
  - И зять будет не хуже. Слышал, Семен, - обратился он к пастуху, - сыграем-ка мы скоро сразу две свадьбы, Ильи с моей Ленкой, и Марфы с тобою, как на это смотришь?
  - Ой, - только и сказал Семен. - Да мы бы и так с Марфой, без этого жить будем.
  - О, без "этого", - помотал головой Демьян Демьянович и выставил вперед указательный палец. - Без "этого" можно вон, сметану с тарелки жрать, или без "этого" - блины уписывать, горяченькие с маслицем. А вот жить без "этого" у нас, у людей, как-то непристойно! Это хоть ты и интеллигентный человек, а понимать должен. А то ты так будешь жить, Илья за тобой потянется, а потом и другие, так что получится, кругом бабы будут общими, что ли?
  Не-ет, нечего взваливать на них всякие наши "хочу" и "не хочу", давай всё будем продолжать делать, как положено, как ты говоришь по-интеллигентному.
  А за деньги не бойся, как и за продукты - тоже, все это найдем. Так, что оставьте все эти вопросы женщинам - Марфе и моей Вере. А жить Илья будет у меня, а вы там как-нибудь сами с Марфой живите, но в гости, чтобы обязательно приходили. И только смотри мне, чтобы все у вас было, как ты говоришь, по-интеллигентному, парочку детей нарожали, она еще женщина молодая, выноситься ей нужно, да нормальных детей вырастить.
  Семен в ответ только смущенно улыбнулся.
  - Вот, и молодец, - поддержал его Демьян Демьянович и похлопал по плечу. - Илья о тебе много хорошего говорил, а сейчас, если что, ничего не выдумывай про него, устал парень. Большая работа пришла в мой дом, первые заказы появились. Заживем, только дай Бог нам силы молодецкой, да заказчиков побольше, - и Демьян перекрестился.
  
  Глава 4. Времянка
  
  Всё! Решетки готовы. Но не спится, хотя физически до такой степени вымотались, что вначале казались плечи каменными, бицепсы - деревянными, спина - сломанной.
  - И так всегда, - говорит Демьян Демьянович. - Ну, есть же время, а? Еще два дня до приезда заказчика. Нет, нужно все и сразу, пусть уже пена со рта идет, а плевать. Теперь все, работа закончена, осталось только зачистить углы в соединениях. Но нет же, пока это не закончу, не успокоюсь... Итак всегда, Илья.
  Теперь не спится, словно в замедленной пленке начинает прокручиваться весь вчерашний день.
  ...Заготовки закладывают в печь, дуговые части решеток зажимаются в тисках, мелом отчерчиваются все соединения. Железо покраснело как мак, Илья его посыпает флюсом, и начинает поддувать. Горн гудит, как ветер в трубе. И начинается ожидание. Пусть оно и длится-то всего несколько минут, но даже эти короткие отрывки времени кажутся очень длинными. Демьяну Демьяновичу тоже не терпится, без отрыва смотрит на горн и перекидывает с одной руки в другую молот, туда-сюда, даже не смотря на его вес в восемь-десять килограммов. А для кузнеца он как пушинка.
  Илья взял молот поменьше и попробовал сделать так же, но, со второго раза промахнулся, задергался, пытаясь его схватить, но упал тот на пол, да так зычно, что Демьян Демьянович отвлекся, зацепил это момент глазом, и усмехнулся.
  - Я, Илюш, таким же в юности был, как ты, - говорит Демьяныч. - Наблюдаю за дедом или отцом и тут же пытаюсь повторить то, что они делают, или молот с руки на руку перебрасывают, или наковальню туда-сюда двигают, а она под сорок килограмм не меньше. Вот смеху-то у них было, если моя попытка вот так, как у тебя сейчас заканчивается. Один раз молот восьмикилограммовый себе на ногу опустил, месяц хромал. Так что на мои вредные привычки внимания не обращай, и тем более не повторяй их. А со временем своих наберешься, - и похлопал Илью по плечу. - Ну что, готов? Пошли!
  И началось. Горсть флюса с шипением и искрами ссыпается на побелевшую от разогрева заготовку, которая тут же подхватывается и кладется на наковальню. Демьяныч четко, двумя ударами расплющивает ее части, которые находятся напротив меток прочерченных на наковальне мелом, и замирает на несколько секунд, поигрывая молотом на плече. К этому времени Илья налаживает на одно из этих мест нагретый до каления торец рейки, и заново молот кузнеца обрушивается на нее. Склеивает.
  И каждое движение у них отработано до автоматизма. Прут ставится на наковальню, два удара по его меткам, расплющивающих его до толщины спичечного коробка. Илья выкладывает на них рейки, и кузнец скрепляет их также с помощью одного мощного удара.
  Правда, вначале у Ильи не всегда удавалось точно попасть в углы детали, "отмеченные" молотом, и Демьян в мгновение ока замечал это и падающий молот с легкостью уводил в сторону, давая время Илье выровнять стороны заготовок.
  Был и перерыв, когда Илья бежит на улицу за углем, или за флюсом, или за новыми заготовками, разложенными по отдельности. А со временем они уже и не смотрят на чертеж, все в голове зафиксировано до мельчайших мелочей: где будет расположено Лико, где - солнце, как выставлены его лучи-молнии.
  Вера Ивановна уже махнула рукой на них, а вот Елена - нет. И добилась своего, в часов пять дня, буквально силой затащила отца с Ильей на открытую веранду, где в тарелки был разлит суп, в миске, в какой уже раз разогретые вареники. А они, когда поели, даже спасибо не сказали, побежали в кузницу и опять огласили недолго длившуюся тишину боем молотов.
  "Интересно, - подумал Илья, повернувшись к спящей Елене, - вот что обедал помню, а что ел за суп, из чего вареники, даже не заметил. Вот смеху-то будет, если Ленка об этом узнает".
  Илья закрыл глаза, но никак не может уснуть, все в голове крутятся молнии, рейки, флюс, уголь, поддув.
  "Погоди, а на последней решетке правильно установил длинную молнию. Погоди, погоди", - Илья поднялся и вышел на улицу и тут же столкнулся с Демьяном Демьяновичем.
  - А ты что не спишь? - спросил тот.
  - Да так, боюсь, не задом ли наперед установил большую молнию, - ответил Илья.
  - Во, бывает же, а, - усмехнулся Демьяныч, - а я о Лико с клыками так же подумал.
  Подошли к решеткам, сложенным в несколько стопок у кузницы, Демьяныч включил свет, направил лампочку на ограду и каждую из них внимательно с Ильей осмотрел.
  - Вроде все нормально, вроде не напортачили, - сказал он. - Ладно, Илюшка, давай спать, утро вечера мудренее, а то через полчаса петухи запоют. Отоспимся до обеда, потом все еще раз осмотрим, если нет вопросов, то порядок будем наводить на кузнице и во дворе, а то будто здесь война прошла, Верка меня завтра точно прибьет за этот бардак.
  - Хорошо, - согласился Илья и пошел в дом, залез под одеяло, и - тут же провалился в сон, как в глубокий омут.
  
  -2-
  
  Но выспаться не дали. Ранним утром громко залаяла собака, а никого кроме них в доме нет, женщины ушли на ферму. Демьян Демьяныч встал, вышел во двор.
  У калитки стоит незнакомый мужчина, невысокого роста, полноватый, одетый в темно-синий джинсовый костюм и рубашку, в черных очках, воткнутых в широкие черные бакенбарды, спускающиеся до самого подбородка. А широкий нос его, словно подчеркнут тонкими черными усиками. За ним стояла такая же черная как он, незнакомой марки огромная как "УАЗик", иностранная машина.
  - Я слушаю вас, - приветствуя гостя кивком головы, сказал Демьяныч.
  - Здравствуйте, здравствуйте, - тот, смеривая перед собой огромную фигуру Демьяна, сделал несколько шагов назад и снизу вверх еще раз осмотрел хозяина дома. - Меня зовут Николай Алексеевич Стрема. А вы кузнец?
  - Да, я Демьян, - представился кузнец. - Вы по какому делу?
   - По-вашему, кузнечному, - ответил тот и снял очки.
  "Ой, какое у тебя мерзкое лицо, - подумал про себя Демьян Демьянович. - Глаза заискивающие, бегают, все высматривают, у, как кот прямо, и лыбится, как крыса, а передние зубы золотые и кажется весь рот из них. Фу ты".
  - Так что вас интересует? - спросил кузнец.
  - А, видите ли, такое дело у меня, держу я магазинчик в городе, дачный. И в последнее время ко мне стали люди обращаться, то за кочергой или щипцами для печи, то за замками засовными, флюгерами интересуются, решетками на окна. О! - гость подошел к крыльцу дома и стал зачарованно рассматривать его решетки, сделанные из вьющихся, кованных железных прутьев, сплетающихся между собою лозами и виноградными гроздьями. И создается такое впечатление, что они не являются стойками дугообразного козырька крыши крыльца, а свисают с него. А когда Стрема поднял еще выше голову, замер с открытым ртом рассматривая филина-флюгера, сидящего на одной из виноградных лоз, выглядывающих из крыши крыльца.
  - Красота! Ой, Демьян, какая красота у вас! Если согласитесь, буду у вас постоянно заказывать такие изделия. И платить буду хорошо. Можно для начала несколько флюгеров заказать.
  - Можно, - согласился Демьян и моргнул Илье. - А какие флюгера интересуют вас?
  - А это уж, что предложите. Вот такого, как у вас на крыльце, филина можно сделать, петушка, кораблик с парусами, или домового какого-нибудь.
  - Это работа серьезная, - сказал Демьян, - художественная. Чтобы делать флюгер, нужно сначала форму изготовить, подобрать подходящий материал, он обычно из меди или латуни куется, мягкого и податливого материала и очень тонкого листа, чтобы мог крутиться по направлению ветра. А если как у меня, - Демьян ткнул в свой флюгер-филин, так для таких можно использовать листы железные, потолще, но без художественной обработки не обойдешься. И еще, если уж делать такой флюгер, то на одном желательно не останавливаться, так как на него много времени терять придется.
  - Согласен, - быстро уловил смысл речи Демьяна Стрема. - Вы правы, можно сразу и с десяток их заказать, думаю, не залежатся, - широко улыбнувшись и не сводя глаз с кузнеца согласился гость, - значит не зря к вам приехал. Так договоримся?
  - Давай так, дорогой, - подумав немножко, ответил Демьяныч, - через недельку заезжай, сделаем тебе несколько флюгеров, а тогда и сговоримся. Что еще?
  - А можно мне вот такой козырек для крыльца сделать?
  - Размер-то, знаешь?
  - Да вот такой, как у вас. А на флюгере, вот такую маску поставить, как вон на тех решетках? - и показывает в сторону сложенных оградок для забора, и опять заискивающе смотрит то на Демьяна, то на Илью.
  - Такое Лико в точь, нет, - словно отрубил Демьяныч. - С заказчиком был такой уговор, так передал нам его человек Лаврентий, никому больше такого не делать.
  - Лаврентий? - вдруг заискивающе заверещал Николай Стрема. - Касьянов телохранитель? Очень серьезный человек! Извините. А мне, тогда что-то другое, ну, например, сову?
  - Это вы к нему обращайтесь, - сказал Демьян и головой кивнул на Илью. - Это он у нас такими декорациями занимается.
  Илья, улыбнувшись, подошел поближе к приезжему, взял уголек и сделал несколько начертаний на доске, спросил:
  - Может вам лучше кота? - и быстро набросал его рисунок: лежащего, со свешивающейся лапой и улыбающегося по-кошачьему, как сам Стрема, словно срисовал с него кошачью заискивающую улыбку.
  - О, тоже не плохо. Согласен.
  - Вот с материалом у нас проблема, - словно в тупик поставил гостья Демьян. - Тонкие листья меди нужны для такой работы.
  - Какие? - прищурившись, смотрит на кузнеца Николай.
  - Ну, двойку, тройку, можно четверку. Если толще, то тогда без художественной обработки, но тогда, вы и там, в городе себе мастера найдете, резать не ковать.
  - Да, - присев на скамейку сказал гость. - Ну, я думаю, выход найду. Там у нас цветным металлом торгуют, так, что я загляну к ним, обязательно загляну.
  - Вот и хорошо, - кивнул головой Демьян Демьянович, и, пожав руку, проводил гостя к автомобилю. Разговаривал еще с ним там о чем-то недолго, а когда тот уехал, вернулся назад. - Выспался? Ну и прекрасно! - и начал внимательно осматривать каждую решетку. - Илья, тащи зубило и молоток, вот здесь нужно сбить окалину, здесь - тоже...
  
  -3-
  
  Закончив раскатку последнего рулона рубероида на крыше, начали его заливать смолой.
  - Илья, только не обожгись, без рукавиц не работать, - командует снизу Демьян, заливая очередное ведро смолой и подвешивая его на крюк.
  Семен подхватывает его и передает Илье, а сам раскатывает шваброй смолу на рубероиде, чтобы ровно растекалась и хорошо закрывала стыки.
  - Да, Илюш, а печь проверяли уже? - спрашивает он.
  - Да, утром прочистили трубу, тяга хорошая, дыма в комнате нет.
  - Демьян, - окликнул Семен кузнеца, - а может красить двери, окна во времянке завтра будем?
  - Почему?
  - Так жалко женщин, устали.
  - Вы это о чем? - кричит из открытого окна времянки Вера Ивановна. - Я, не против, что все это можно и на следующий год перенести. Только Лену с Ильей уговори, Сём, а то не хотят с нами жить, будто мы прокаженные какие-то. Им сразу нужно и свое гнездышко. Поговори с Ильей, Семен.
  - Ой-ой, "уговори", - смеется Демьян Демьянович. - А себя вспомни, как только женились, так сразу ногой топнула - ни с моими, ни со своими жить не захотела, хоть землянку рой.
  - Пап, - вылезла из другого окна времянки Лена, - так рядом с вами будем жить, если надо всегда за помощью обратимся, ну что вы на Илью все налезаете?
  - Да, я, - хотел было оправдаться Демьяныч, но жена сразу его остудила.
  - Демьян, принеси еще воды, и попить кваску, а то так распарились, - и смеется.
  
  ...Ну вот и последний рулон рубероида залит смолой, можно и с крыши спускаться. Демьян с Семеном уже внизу, закрывают полиэтиленом диван, чтобы не замочило его утренней росой, он дня два во дворе простоит, не меньше, пока запахи краски из дома не выветрятся.
  А времянка, в которой они будут с Еленой жить, Илье понравилась. Состоит она из трех комнат. Первая, будет у них как теплая веранда, вторая - как столовая с кухней, а третья, будет и залом, и спальней - все вместе. Это большая комната, пять на пять метров. И зимой в ней будет тепло, обещает Демьян Демьянович, так как между кухней и залом печь стоит с широким дымоходом, да и стены сделаны из глины с опилом - толстые.
  С этой времянки Демьян и начинал в свое время обустраиваться здесь. Потом кузницу сложил, и только после этого, они с Верой Ивановной и определились, где будет их дом стоять. А дедов дом, глиняный, полусгоревший, развалил Демьян до конца, а то директор совхоза уже начал прицеливаться на него, чтобы поселить в нем приезжих.
  - Илья, давай слезай с крыши, ужинать пора, - кричит Вера Ивановна. - А ну Демьян, подгони там зятя, а то, наверное, на других девок с крыши поглядывает, - зычно смеется Вера Ивановна.
  "Какие тут девки, - думает про себя Илья, - живем не то, что на околице деревни, а скорей всего на хуторе, до села еще метров пятьсот, не меньше. Вот такая судьба у кузнечных дел мастеров, как ни уважали их в деревне, а от себя поодаль держали, дабы искорка от них на соседние дома не перекинулась, да и гул молотков не мешал людям спокойно жить. Вот такая жизнь кузнецкая".
  Илья посмотрел в сторону, где стоял когда-то дом Лениного прадеда, и подумалось ему, что на том месте обязательно свой дом построит, не хуже, чем у Демьяныча. И хотел уже было спускаться, как что-то приметилось ему у того бугорка, на котором он раньше старца видел. Точно, стоит там мужчина, оборванец, что ли, какой-то? В рваной рубашке, не поймешь, какого она цвета, рука на перевязи. И исчез. Что это, опять видение?
   "Вот такие дела, - подумал про себя Илья, - видно смолой с рубероидом так надышался, что видения новые начинаются. - Приподнялся, еще раз осмотрел то место, никого, ни на бугре, где прадеда Лены кузница стояла, ни рядом. Никого, - только бы еще не ляпнуть об этом людям, а то подумают, что совсем их зять с ума сошел", - подумал Илья.
  Красный шар солнца опустился за крону березы и потихонечку скатывается ниже и ниже. Илья, перекрестившись, полез по лестнице вниз.
  
  -4-
  
  Все собрались в зале. Вера Ивановна с Марфой стол накрывали, Елена занесла парящийся чугун и поставила его посередине стола.
  - Ну что, Лена, - обратился к дочери отец, - накладывай, ты у нас сегодня дежурная, - а сам по кружкам разливает с кувшина квас. - Хороший, кисленький получился, понравится, - нахваливает Демьян его. - А может, кто медовушки хочет? - и, моргнув Илье, не сводит с него глаз, словно, ожидая его согласия.
  И дождался.
  - А она у тебя есть? - спрашивает у мужа Вера Ивановна. - А то давай, мы с Марфой, да Леной с удовольствием ее попробуем.
  - Да ладно! - махнул рукой Демьяныч, - А что, принести? Илья, будешь? А ты Семен? Ну что ж, мужики, правильно, я сам, как лет десять назад отравился ей, так и пригубить с тех пор боюсь, словно в нее кто-то сока мухоморного налил, такие галики пошли, что уж думал все, в царство сказочное попал, кругом Змеи-Горынычи с кикиморами прыгают, Леший с бабой Ягой в окно лезет.
  - Начинается, нашел перед ужином, о чем говорить, - подняла голос Вера Ивановна. - Надо было поменьше в свеклу навоза куриного сыпать!
  - Да причем тут навоз куриный? - в растяжку спросил Демьян. - Ладно, будет время расскажу, - и взяв кусок хлеба и раскрошив его в тарелку, примяв его ложкой начал кушать.
  Глядя на него и другие стали есть. Минут через пять, облизав ложку, Демьян положил ее на стол.
  - Здорово! - пробасил он. - Что у нас на второе?
  - Галушки с пюре и жареным луком, - сказала Лена, вскочила из-за стола и убежала на кухню.
  - Вот это нормальный ужин, - продолжил Демьян Демьянович. - В принципе сам на борще и галушках вырос, и скажу вам, вкуснее их не знавал.
  - Ой, вырос, - снова ущипнула словом своего мужа Вера Ивановна. - Твоя мать, сколько помню, говорила, что ты без вареников с картошкой и мясом жить не мог. Чуть что, хочу вареников.
  - А че, все правильно, галушки тоже тесто, и отличается от вареников только тем, что галушки лежат в пюре, а вареники пюре в себе держат, и все, - отбился со смехом от нападок жены Демьяныч. - Вот, Илья, запоминай, при голодной жене лучше помалкивать, а то, сам видишь какая может быть.
  - А что я злая, чё ли! Я наоборот, добрая, правда, Марфуша? - ища поддержки со стороны своей подружки, сказала Вера Ивановна. - Ну да, когда голодная, может и злая бываю, а когда наелась, как кошечка, залезу туда, где потеплее, и мяучу, - и тут же встав из-за стола села на колени Демьяну и обняла его. - Вот так, мяу, мяу.
  - Вот, это жизнь! - рассмеялся хозяин. - Доча, можешь маму уже не кормить, она наелась.
  Все за столом рассмеялись. Как-то само по себе растаяло напряжение, люди вздохнули, и за столом начался сначала спокойный разговор, который касался не каких-то проблемных деревенских вопросов, а своего спокойного, семейного, житейского бытия. Но, недолго.
  - А Петр вчера заявил мне, что хотел бы стать главой администрации в нашей деревне, - сказал Семен.
  - Так кто ж ему даст сделать это? - спросил Демьяныч.
  - А другого выхода, Демьян, у нас и нет, а то разграбят нас, и в рабов или в бичей через год-два превратят, - отодвинул от себя в сторону пустую тарелку Семен.
  - Да, слышал об этом, - вдруг сник Демьяныч и, поднявшись, пошел на улицу, за ним и другие мужчины.
  Расселись на скамейке у дома, молчат, словно и не о чем было и поговорить. А может это и лучше. Только мужчины умеют так "говорить".
  - Помню, дед его был хорошим валяльщиком, - вспомнил Демьян Демьянович, - всю деревню в какие только валенки не одевал, даже тапки валял, так мы в них в клуб на танцы бегали, даже хвастались, у кого они красивее.
  - Да-а, - о чем-то своем вспомнил Семен. - А мы на танцы шпаной в чем попало бегали, стояли в парке у забора и собирали медяки, которые люди музыкантам бросали. Так интересно было, закончится музыка, кто-то из взрослых как закричит "Летку-Еньку давай!" и пятидесятикопеечную монету, или рубль торцом как стукнет о пол, что она со звоном вверх летит и прямо в оркестр попадает. Бывало и к нам, и тут же куча-мала начиналась, кому-то везло ее схватить, но мне ни разу.
  - Да, - вздохнул кузнец, - где наша молодость теперь?
  - А Петр, тоже мне говорил, что хочет заняться дедовским делом, а я даже и не понял, о чем это он хотел мне сказать, и не расспросил его.
  - Его как-то сейчас нужно просто поддержать, - задумчиво сказал Демьян Демьянович. - Валяние раньше было прибыльным делом у нас, и никаких станков для него, вроде, и не нужно. Что там - шерсть, мыло, кастрюля да скалка, и знания, да желание. Если Петр за это дело возьмется, то мы ему с Илюшкой специальный станок придумаем и станем первыми в очередь за его валенками, а то уж зимой и не знаю во что ноги спрятать, унты десятый раз ремонтирую.
  - Я ему это обязательно передам, - пообещал Семен.
  - И правильно, хоть будет в чем ходить.
  
  -5-
  
  Ночь спустилась на Кощью Навь, месяц присел на трубу кузницы, где-то рядом застрекотал сверчок или цикада. Ночная бабочка ткнулась Илье в волосы и забилась в их паутине. Он аккуратненько вытащил ее и положил в ладонь Елены.
  - Ой, - испугалась она и выпустила щекочущего ее руку мотылька. - Что это?
  - Это, - обняв любимую Илья, - весточка о том, что я тебя люблю и хочу малыша.
  - Да, - ущипнув за кожу живота Илью, - так работай лучше, - смеется Лена. - А то все по крышам, да по крышам, - и, вскочив, побежала в дом. - Догоняй!
  И Илья тут же, как ужаленный подпрыгнул и, пытаясь осознать то, что сейчас услышал из уст своей любимой невесты, побежал за ней в дом.
  
  
  Глава 5. Хуторяне
  
  - Да кто же там? - разгневанный Демьян выскочил на улицу и, ища рукою на стене коридора выключатель, открыв дверь, крикнул на Рекса, - а ну замолчи! Кто там?
  То, что он увидел у ворот, его передернуло от неожиданности. Несмотря на ночную прохладу, перед ним стояли в запачканных глиной ночных рубашках, с босыми ногами люди: мужчина с подвешенной на бечевке рукой, женщина, два мальчишки лет десяти и девчушка - помладше.
  - Ой-ой-ой, - отшагнул он в сторону и тут же чуть не сбил свою жену, подбежавшую и ставшую сзади него.
  - Кто же это вас так? - запричитала Вера Ивановна. - Откуда ж вы?
  - Хуторские мы, - опустив голову, буркнул мужчина, - из Медвежки.
  - Так это ж, далеко отсюда? - еще не в состоянии понять, что с этими людьми произошло, сказал Демьян.
  - Сгорело все у нас. Все! - сказал мужчина.
  А женщина, словно пришла в себя, как запищит в истерике, встала перед Верой Ивановной и Демьяном Демьяновичем на колени и запричитала:
  - Пустите нас хоть на ночь, люди добрые! Дайте нам хоть простынку детей укутать от холода! А-а-а!
  - Я баню прогрею, - сказал жене Демьян и пошел во двор.
  А разрыдавшаяся Вера Ивановна, поманила за собой семью погорельцев и пошла с ними в дом.
  Пришли в кухню и Илья с Леной. Вера Ивановна поставила на плиту чайник, кастрюлю с борщом, но все никак не могла от волнения разжечь огонь. Илья взял у нее спички и растопил печь.
  На людей страшно было смотреть. С их пораненных ног текла кровь, у мужчины на окровавленной тряпке, накинутой через шею, подвешена правая рука.
  Лена принесла таз с водой и начала девочке - Катюшке, обмывать лицо, руки. А женщина все не могла в себя прийти. Её все больше и больше начинало трясти, и она, пытаясь что-то сказать, начинала икать и давиться в слезах.
  - Сволочи! - вдруг сказал мужчина. - Какие сволочи! Ну-у, Светка, хватит! Ну!
  - Так что с вами случилось? - Илья присел рядом с мужчиной и посмотрел ему в глаза. - Говорите же!
  - Не знаю этих мерзавцев, с июня начали требовать, что бы мы покинули наш участок. А то, что мы в аренду его взяли, их не волновало, все документы разорвали и предупредили, если к первому сентября не покинем, сожгут, - торопясь и заикаясь, начал рассказывать мужчина. - Сначала трактор сожгли, потом машину, потом сарай для скота, потом убили несколько коров. Сволочи! Видите ли, им место понравилось, где начал строиться.
  - Так, так, - сказал Демьян Демьянович и присел на скамейку рядом с Ильёй. - Вы-то все здесь?
  - Да, чуть не сгорели, но вовремя всех вытащил из горящего амбара.
  - Не понял, - удивился кузнец, - где же это вы жили?
  - Про мельницу на Белой слышали? - спросил мужчина.
  - Да что-то, - пожал плечами Демьян.
  - Александра Дмитриевича Колосова, небось знаете?
  - Да, да, - ответил Демьян, - это наш фермер.
  - Так это брат мой. Я сам в соседнем от вас совхозе проживал. И, когда все развалилось, на Белой, там, где она сходится с Ручьем остановился. Места хорошие, пастбища, таких нигде не найти.
  - А-а. И что же?
  - Полгода, как там живу, это от нашего села километрах в семи. Дом сейчас начал поднимать там, амбар обустроил, мельницу отремонтировал. Не все получается, да хоть немножко вроде пошло дело, а тут эти наехали, с дубинками, с пистолетом, и говорят - выметайся.
  - Да, - Демьяныч встал, - утром Илью пошлю за братом вашим, а вы пока умойтесь, там, в бане еще вода горячая осталась. Что с рукой?
  - Да потянул сильно, вот и подвесил, так легче ее нести.
  Вера с Леной повели женщину с детьми в баню, Илья пошел в деревню, а Демьян налив в кружку чаю, подал ее Борису и спросил.
  - А чего в свою деревню не пошли-то?
  - Да, бахнул я по тем мужикам из ружья.
  - Ранил кого-то, убил?
  - Не знаю, - замотал головой мужик, - навряд ли, повыше взял. А не побоялся б, расстрелял бы этих сволочей. Сволочи. Амбар подожгли тогда, когда мы в нем были, спать ложились, и если б собака не завыла и не залаяла, то задохнулись бы от дыму и сгорели. Это точно.
  - Так может это амбар сам по себе загорелся? - переспросил Бориса Демьян.
  - Они так и хотели сделать, все рассчитали, сволочи. У меня свет идет в дом от дизельной электростанции, она от амбара метрах в десяти, в сарае стоит. Сделали там короткое замыкание. Пусть, мол, если расследование будет, найдут именно эту причину, пожар произошел по причине короткого замыкания и возгорания электростанции, и все тогда устаканится.
  Выскочил я на улицу, все вокруг бензином воняет, а у меня его отроду никогда не было, электростанция то дизельная, на солярке работает. Смотрю, а те в сарае с электростанцией занимаются, смеются, сволочи, песенку какую-то напевают еще. Я назад побежал, схватил ружье и пальнул по ним. А в меня сзади с их джипа в ответ, как шарахнули, то ли с пистолета, то ли еще с чего-то. А куда деваться, Светка детей только и успела вывела из амбара, да кинулись к реке.
  А там из сарая, где электростанция была, двое выскакивают и кричат тем, что в джипе, хлопни их, и сюда тащи, шашлык будем делать. Вот мы и по камышам, и к вам через лес. Полдня просидел вон там, - ткнул Борис куда-то в сторону, - наблюдал, у вас вроде все спокойно.
  - Вот такие дела. А кого-то из них знал хотя бы?
  - Да откуда, - мотнул головой Борис.
  - О твоем брате, что он здесь проживает, тоже, наверное, знают?
  - Сам боюсь этого.
  - Да, - встал Демьян и начал ходить по кухне. - Вроде у твоего брата небольшая изба с банькой на Ручье есть. Слышал я что-то по этому поводу. Да здесь около Марфы, матери Ильи, дом лет пять-семь пустует. Да и не один дом, их уже с десяток у нас без хозяев стоит, может и больше. Бегут люди за счастьем. Знать бы, где оно, - вздохнул Демьян.
  - Боюсь в деревне останавливаться? - прошептал Борис.
  - Значит в партизанах лучше? Да?
  - Да, - согласился Борис, - пока так лучше, ни кто не знает про тебя, и жить спокойнее будет. Если что, детей на первое время у брата оставлю.
  - Ладно, сейчас принесу тебе рубашку, телогрейку со штанами, может, еще что найду. А ты давай, рубай, - и налив в миску борща, Демьян вышел из кухни.
  
  -2-
  
  Илья, поняв, что любой шум, сейчас, будет только нервировать людей, отложил в сторону молот. Осмотрелся по сторонам, взял напильник, и зачем-то стал им ерзать по клещам, но и их вскоре бросил на верстак. Чем бы еще занять руки?
  Снял висящий на стене резец и начал искать доску. Стоп, ее можно найти только в сарае, и вышел из кузницы.
  Как ему не хотелось сейчас идти в дом, и смотреть на этих пришлых людей. Он прекрасно понимал, что ни чем им сейчас, кроме высказывания сожалений, помочь не может. Взял со скамейки консервную банку, поднес ее поближе к лампочке, освещающей двор, осмотрел изнутри - пустая, и пошел к сараю с дровами. Выбрал в нем одну чурку, тонкая, отбросил ее, выбрал потолще, в два кулака, то, что нужно. И оставив на дровах смятую ладонью в шар консервную банку, пошел назад.
  Поставил чурбан перед собой на стол, присмотрелся и начал представлять, что в нем бы сейчас он мог увидеть. Медведя? Даже представить в точности его фигуру невозможно если не видел. А что же видел? Повернул чурку с одной стороны в другую, что-то зацепил глазом. Точно, из него можно вырезать фигуру Иоханана. Иоханана? Погоди, погоди, да-да, того колдуна, что приснился ему в избе егеря?
  Илья, поднес чурбан поближе к себе, и вытащил из него толстый коричневый сук и начал примериваться пальцами. Это будет шея, значит, чуть выше голова, ниже, тело. Вроде он, Иоханан, был не богатырского телосложения. И почему-то все у него получается не так, как видел. Тело какое-то массивное, голова - маленькая, это из-за сучка, который вытащил.
  И что же выходит? Да это и вовсе не Иоханан, а фигура больше на медведя похожа. Ну и пусть, и Илья продолжил короткими движениями резца отделять от древесины стружку.
  - А кому делаешь эту игрушку? - спросила подбежавшая к Илье девочка.
  - О, да ты уже покупалась? Молодец, - легонечко проведя по мокрому лбу малышки, спросил Илья. - А хочешь, тебе этого богатыря подарю?
  - А он не богатырь, - застенчиво улыбаясь, сказала девчушка. - Он медведь!
  - Да? - удивился Илья, осмотрев еще раз вырезанную фигурку. - Может и так.
  - А ты, правда, его подаришь мне?
  - Конечно, когда тебе будет страшно, скажешь ему, помоги мне, медведь, защити меня.
  - И что?
  - И он превратится в настоящего медведя и защитит тебя, - погладив по голове ребенка, сказал Илья, и продолжил вырезать его морду, делая ее более удлиненной. Медведь получился какой-то сгорбленный, но при всем этом массивный. Катюшка взяла его, рассматривает и радуется, и тут же побежала в дом, чтобы показать всем подарок от дяди Ильи.
  Но, как и должно было произойти, так и произошло. Ее братья тут же нашли Илью и начали его упрашивать.
  - Дядя Илья, а нам что нибудь вырежьте из дерева.
  - Конечно, - согласился Илья и, пошел к дровяному складу. - Ребята, а может вам сделать по пистолету?
  - Мне лучше автомат, - выкрикнул один из них.
  - И мне, как Мишке, - тут же попросил второй.
  "Вот дети, - подумал про себя Илья, выбирая небольшие поленья, - они по-своему воспринимают мир, и он больше у них состоит из мечты и фантазий".
  - Дядя Илья, - наблюдая за пилой, попросил пацаненок, что повыше, - а мне сделайте два дула на автомате, а Сашке - с одним, хорошо?
  - А зачем?
  - А там такой дядька был круглый и толстый, и с бородой как у Карабаса-Барабаса. Он еще умеет свистеть, аж уши оглохли у меня. Поэтому его лучше стрелять из двух дул, в одном будут волшебные пули, а в другом - огненные. И когда моя пуля в него попадет, тогда его борода загорится, и он как ракета на небо улетит, и будет там плакать и просить нас, с Сашкой: "Мишенька, Сашенька, дайте мне лестницу слезть на землю!" А мы ему лестницы не дадим, и как стрельнем в него, правда, Саша?
  Илья посмотрел на этого пацаненка, и что-то в душе засвербело, словно что-то такое у него уже было в жизни. Но ничего по этому поводу не вспомнилось, да и откуда, столько лет пролежал в кровати.
  
  -3-
  
  Пришлых поселили в бане. Почему Демьян их сразу же не отправил к брату Бориса, Илья этот вопрос отклонил от себя сразу же. Он понимал кузнеца, люди устали, вымотались, и если дальше бы сейчас заняться их переселением к брату, то замучили бы их еще больше.
  Илье, как и Лене, не спалось. Это чувство горя чужого, казалось все ближе и ближе начинало подбираться и к ним. Лена, прижавшись щекой к груди Ильи, плакала. А Илье ничего не оставалось делать, как гладить ее по волосам и вискам, и успокаивать ее, что такого он никогда не допустит. А сам думал про себя, что нужно им с Демьяном, да с другими мужиками из деревни, хорошенько над этим делом подумать, и приготовиться разобраться с бандитами.
  Что ни говори, а как жизнь показывает, по одному противостоять бандитам невозможно, с одним человеком грабители своей гурьбой с легкостью справятся. Это понятно. А вот, когда деревенских будет много, да в руках их вилы, топоры, а может даже и ружья, ни кто к ним и не полезет.
  Правильно участковый сказал, нужно создавать дружины, вооружить их ружьями, тогда и вздохнуть можно будет спокойнее.
  Снова Рекс залаял во дворе. Илья соскочил с кровати и вышел на улицу. Собака его встретила, виляя хвостом.
  - Что Рекс, - погладил ее Илья по загривку, - кто там к нам в гости пришел?
  Но за калиткой на улице никого не было. А, собака, виляя хвостом, побежала в сторону огорода и остановилась около мальчишки.
  - Саша, ты, наверное, в туалет хочешь? - подойдя к малышу, укутанному в полотенце, поинтересовался Илья.
  - Нет, дядя Илья, я Миша.
  - Извини. Так туалет вон там, - и Илья показал в сторону бани, из которой вышел мальчишка. - Видишь, вон тот небольшой домик?
  - Нет, не хочу в туалет, мне сейчас тот свистун приснился, с бородой.
  - Ну?
  - Я и убежал, а вдруг опять дом подожжет? - и с испугом смотрит на Илью пацаненок.
  - Ничего у него не получится, у нас видишь, какой Рекс, он его сразу искусает.
  - А-а, у нас тоже был Джек, так дядька тот его из пистолета застрелил.
  - Вот как, - Илья присел перед мальчонкой. - А того дядьку в лицо запомнил?
  - Да, - сильно схватив Илью своей рукой за палец, прошептал Миша.
  - Давай его нарисуем?
  - А ты его тогда поймаешь? - малыш не сводит глаз с Ильи.
  - Конечно.
  Илья отвел с собой мальчугана в кухню, положил перед ним лист, карандаш и сел рядом.
  - Ну что, начнем? Бери карандаш.
  - А как рисовать?
  - А очень просто, представь его, каким он был. У него какая голова была, длинная или толстая? Какие были усы, борода, нос.
  Мальчик не сводил своих глаз с Ильи, внимательно прислушиваясь к его голосу, и, вдруг, словно загипнотизированный им, берет карандаш, начинает на листе набрасывать очертания лица, носа, губ, того человека, которого так боялся.
  Илья следит за грифелем карандаша, и действительно, согласился про себя, в этом мальчике скрывается талант настоящего художника. Как он четко подмечает форму лица и губ с носом своего "героя", только зачем-то, нарисовав подбородок, начинает его заштриховывать округлыми линиями.
  - Это борода? - поинтересовался Илья.
  - Да, - прошептал малыш, и тут же на его носу заштриховал круг, большие усы, шрам на лице и огромные страшные глаза.
   Увидев это, Илья тут же почувствовал, что что-то его кольнуло в памяти, вроде он такого мужика в своей жизни уже видел.
  - А он тихо говорил или громко?
  - Да, - снова прошептал мальчишка, и, бросив карандаш, закутавшись в полотенце, схватил Илью за палец и повел его за собой к бане.
  - Миша, на лице того дяди ты полосу нарисовал, что это, шрам?
  - Нет, это вавка у него была, вот такая большая, - и Миша провел ладонью косую линию у себя по щеке.
  - А кружок на носу?
  - Тоже вавка.
  
  -4-
  
  Утром, увидев рисунок, отец Михаила удивился точности портрета того человека, который позавчера со своими дружками напал на его семью.
  - А кто вам так его нарисовал? - поинтересовался он у Ильи.
  - Ваш сын, Миша.
  - Да как так, он и никогда не держал в руках и карандаша, а тут вдруг так, и похоже все у него получилось. Удивительно даже.
  - Это не Горын, случайно? - поинтересовался Илья.
  - Да, что-то он такое нам говорил, - испуганно осмотревшись по сторонам, прошептал Борис, - и еще Леха с ним был, такой худющий и долговязый мужик.
  - Ясно.
  Кто-то стукнул в калитку, и Рекс залаял.
  - Это, наверное, мой брат, - сказал Борис и, опередив Илью, побежал к калитке.
  Но это был Семен.
  - Здравствуйте, - поздоровался тот с незнакомым мужчиной. - Семен, - и пожал ему руку.
  Демьян Демьянович вышел вперед, приобнял Семена и отвел его в дом, присели на кухне.
  - О, знакомое лицо, - сказал Семен, рассматривая лежащий на холодильнике нарисованный мальчишкой портрет.
  - Кто это? - спросил Демьян.
  - А тот, который меня со своими дружками бил тогда.
  - Вот как! - удивленно рассматривая рисунок, Демьян отложил его в сторону. - Этой семье от него тоже досталось, сожгли их дом. Что-то этот парень совсем распоясался.
  - Но он не Горын, - вдруг сказал Семен.
  - Откуда ты знаешь?
  - Демьян, следователь, когда я лежал в больнице, сделал мне очную ставку с сыном мэра, которого Горыном по округе кличут. То совсем другой человек. Худощавый, интеллигентный такой. Нет, это не Горын, а так, какой-нибудь жулик. Вон харю какую отъел, а вот татуировка на шее видна. Нет, не Горын это.
  - И что по тому поводу сказал Горын? - поинтересовался Демьян.
  - Усмехнулся и говорит, что еще про такое не слыхивал и поблагодарил. А когда ушел, я под подушкой стодолларовую купюру нашел.
  - Что это значит?
  - Наверное, заплатил за информацию.
  - Тот следователь, когда Илюшку допрашивал, помнится, тоже ему сказал что-то вроде этого. Ну, - Демьян набрал в кружку воды из ведра и, сделав несколько глотков, поставил ее на стол, - мол, Горын так опускаться не будет. Это, скорее всего, какой-то местный бандит со своими дружками забавляется. На самогон не хватает, вот и рыщут по местным деревням, людей пугают.
  - Все может быть, - согласился Семен, - но вот в чем вопрос, зачем тогда жуликам нужно было выгонять этих людей из дому и сжигать его?
  - Подожди, подожди, - остановил Семена Демьян, - а может этот Борька чего-то и не договаривает? Чувствую, сбивается, когда начинает повторяться, разное говорит, завирается что ли? Ты не торопись выводы делать, да и без Петра здесь не обойдемся. Он хоть уже и не участковый, а в таких делах дока.
  
  
  Глава 6. Не может быть
  
  Когда в машину погрузили все решетки, Лаврентий подошел к Демьяну и сунул ему в руку небольшой сверточек, и дружелюбно, похлопав по ладони, сказал:
  - Спасибо!
  - Можно один вопрос? - вышел из-за спины Демьяна Илья.
  - Давай, - смерив его взглядом, вытерев белым платочком свои ладони, Лаврентий сощурился. - Ну! Не тяни время.
  Илья переступая с ноги на ногу промолвил:
  - Извините, я не знаю, по адресу обращаюсь, или нет.
  - Нет! - мотнул головой Лаврентий и, сморщившись еще раз прищурено посмотрел на Илью, и пошел к своему джипу. И перед тем как сесть в него, повернулся к Демьяну с Ильей и сказал, - я вам не прокурор!
  Когда джип и грузовик скрылись за поворотом, Илья развел плечами и тихо крикнул:
  - Ну и пошел, ты, лысый!
  - Илюш, ты о чем с ним хотел поговорить? - поинтересовался Демьян. - О тех разбойниках, что ли?
  - Да, - ответил Илья и сел на скамейку рядом с Борисом.
  - И откуда ж он знал, о чем ты будешь с ним говорить? - удивился Демьян.
  - Значит они из одной компании, - подвел итог Илья. - Помните как тот, что позавчера приезжал сюда, магазинщик, когда услышал имя Лаврентия, то сразу стал с нами говорить на полтона ниже, с уважением.
  - Да, - хлопнув веткой по скамейке, сказал кузнец. - Ну ладно, значит, чтобы жить хорошо, нам с тобой нужно язык за зубами держать. Так, Илья?
  - Вы правы, - кивнул головой Илья.
  Борис, сидевший рядом, услышав слова Демьяна, встал со скамейки и то ли сплюнув в его сторону, то ли фыркнув что-то сквозь зубы, пошел в глубь двора.
  - Смотри какой, - возмутился шепотом Демьяныч. - Нет, пора его отсюда выпроводить. Хватит Александру Дмитриевичу прибедняться, что негде брата поселить. Хватит.
  Демьян начал разворачивать сверточек, врученный Лаврентием.
  - О, Илья, да здесь кроме денег еще и конвертик какой-то, смотри, - и, развернул его. - Да это, как их называют, визитки. Точно, визитки. Так, а написано на ней, Демидов Юрий Юрьевич и его телефон. А кто он такой, не сказано. Может участковый знает. Как появится, спросим.
  И бывает же такое, вспомнишь о человеке, так он тут как тут. Петр подъехал к самой калитке и, выключив мотор мотоцикла, зашел во двор.
  - Привет, добрые люди! Что нос повесили, что в гости не приглашаете, чаем не угощаете?
  - Ты это, погодь, поэт, - остановил его подле себя Демьян, - скажи, кто это такой? - и протянул Петру визитку.
  Тот посмотрел в нее, губу поджал и сказал:
  - С таким все дружат. Не простой человек, все ему кланяются и бандиты, и местные власти, прокурор он. И мой бывший начальник ему козыряет, знаю. Ну а если визитку дал, значит, ну что сказать, под охрану вас взял! Так что это ваш пропуск куда угодно. Будете себе спокойненько теперь работать и, кроме налоговой службы, вас никто не тронет.
  - Во, как! - напыжился Демьян. - Значит, Илья, мы теперь с тобой важные персоны. Так ты поэтому, видно, к нам и пожаловал? - улыбается Петру Демьян Демьянович. - Что бы и мы тебя к себе прописали?
  - Да ладно, - усмехнулся Петр. - Говорят к вам пришли бедолаги какие-то, которых в Медвежке сожгли. Хуторяне?
  - Да сам с ними лучше поговори. Борис, - крикнул Демьян, - тебя милиционер спрашивает, подойди.
  Но в ответ никто не откликнулся. Демьян махнул головой Илье, мол, позови Бориса.
  Но никого Илья не нашел не за кузницей, не на хозяйственном дворе, не в огороде. В доме и времянке его тоже не было. Илья вернулся к Демьяну и пожал плечами.
  - А ты все свою милицейскую работу забыть не можешь? - спросил Демьян.
  - Пятнадцать лет... - ответил Петр и посмотрел на Демьяна. Этого взгляда вполне хватило, чтобы понять, о чем хотел дальше сказать Петр.
  - Да, - вздохнул Демьян. - Мы с Ильей слышали, ты думаешь начать дедовское дело, валять шерсть?
  - А куда деваться? Куда? Это Семка подтолкнул к этой идее. Говорит, барашек в деревне держат, а как люди узнают, что я шерсть у них буду покупать, так всем будет хорошо. Это ж дело такое, положил в банк деньги, а на них проценты капают.
  - Что ж эта за вода такая, которая капает? - поинтересовался Демьян.
  - Да, это я так, к слову. Сам в этом сильно не понимаю, а вот что проценты это деньги, да. Положил сто рублей, а через год будет ну там 120 рублей, - начал размышлять вслух Петр.
  - Ладно, профессор, - махнул рукой Демьян, - короче с каждого барашка люди пару раз в году будут брать пару килограмм шерсти. Так? А шерсть можно продать. Ну и хорошо, только все равно не выгодное это дело, это ж нужно овец и накормить, и обогреть. Корову, даже свинью выгоднее содержать, чем их.
  - Может и так, - согласился Петр. - Если уж за это дело браться, то нужно больше шерсти покупать и найти, кто валенки эти будет постоянно покупать.
  - Вот, так и нам, Петя, так и нам. А появился, я скажу тебе, здесь у нас мужичок, имеет свои магазинчики, так что с ним поговоришь, он тебе, может, и покупателя валенок найдет.
  - Дело хорошее, - поднялся Петр, - подумаю. Я сейчас в райцентр поеду, свои пенсионные дела оформлять. Так вы говорите они из Медвежки? Ну да ладно.
  - Так это крюк какой тебе делать, - остерег Петра Демьян.
  - Да это я так, к слову, - и пожав руки Демьяну и Илье, Петр пошел к мотоциклу.
  - А можно он мне мороженного или коку-колу купит? - потрогав сзади Илью за рубашку, шепотом спросил притаившийся сзади Мишка.
  - Это дело, - засмеялся Демьян. - Петр, слышишь, вот пацаненок с той Медвежки. Просит, чтобы ты ему купил мороженного или лимонаду! Уважишь?
  - Хорошо, - подмигнул пацаненку Петр и, застегнув на пуговицы свою кожаную куртку, надел краги и уехал.
  
  -2-
  
  "Ты смотри, - удивился про себя Илья, - пацаненок знает, что такое мороженное, кока-кола. Современный человек. Я тоже хотел в детстве такое попробовать, только и не знал, что такое кока-кола, а вот лимонад с мороженным редко когда завозили в магазин. Попробовать их можно было только в городе. А вместо лимонада пили компот с морсом", - вздохнул Илья и пошел за Демьяном в кузницу.
  - А где папка твой? - поинтересовался у пацаненка Демьян.
  - Там, - махнул в сторону стога с сеном Мишка.
  - О, как! Борь, ты что, уснул там?
  Сено раздвинулось и из стога вылез Борис:
  - А что, кто-то спрашивает меня? - сделал удивленный вид Борис.
  - Да наш милиционер, - ответил Демьян. - Ладно, ты это давай, к братцу перебирайся сегодня. А то как-то не хорошо все получается. Договорились?
  - Да, замаяли мы вас, - как бы с обидой откликнулся Борис. - Ну что, Миша, пошли к дяде Саше жить, а то мы тут уже всем надоели, - и мазнул взглядом Демьяныча.
  - Вот и правильно! - еле скрывая свое раздражение, поддержал Бориса Демьян. - Мы и так для вас много чего сделали, а твоя жинка, как придет, Илья ее проводит к Колосову. Так что идите, вам брать-то с собой и так нечего, как и обижаться на нас. А рубашку, что тебе дал, одежду, пусть у тебя останется в подарок. Да и в прокуратуру вас Колосов пусть отвезет, а то привычным это дело для бандитов станет, а за зло их нужно наказывать.
  - Директора совхоза нужно наказать с мэром, - исподлобья Борис посмотрел на Демьяна. - Когда совхозные земли приватизировали, мне пай дали, а документов до сих пор нет, что я собственник этого участка. Каждому из нас досталось по три гектара с двумя сотками, мне этот участок выпал. А теперь другие хозяева этого участка нашлись, как видишь. Приехали из города, и говорят, освобождай нашу землю, и тыкают свидетельством, что это их земля.
  - Понятно, - сказал Демьян, - что ж сразу не объяснил так? А чего ж к милиционеру не вышел?
  - Если бы не стрелял в тех, так вышел бы, - Борис опустил глаза, приобняв своего сына, пошел к калитке.
  - Дядя Илья, - остановился пацаненок, - а когда привезут мороженное с кока-колой, принеси его мне, хорошо?
  - Ой, я не расслышал, что ты говоришь? - прикладывая ладонь, сложенную трубкой к уху, спросил Илья.
  Мальчишка засмеялся и подбежал к Илье.
  - Скажи лучше мне на ушко, - попросил Илья и присел на корточки. - Что ты больше любишь?
  - Я, - прошептал Миша, - на велосипеде кататься.
  - А где твой велосипед?
  - Дома.
  - А ты дашь мне на нем покататься?
  - Ты большой дядя, - громко смеется Мишка, - нет, не дам, а то раздавишь его.
  - А нарисуешь, какой у тебя велосипед?
  - Да, - пообещал он.
  - Тогда обязательно встретимся. А что ты еще хочешь?
  - А принеси мне автомат.
  - Сейчас, - Илья встал и пошел в дом. Автомат лежал на подоконнике в кухне, на нескольких листочках с рисунками. Илья осмотрел на них и отложил в сторону, взял с собой только Мишкину игрушку.
  Борис ждал у калитки, когда Илья распрощается с его сыном.
  - Вот, - Илья вручил Мише автомат. - А, скажи, а что ты там нарисовал на тех листочках?
  - Это мой сон, - прошептал Миша, и, пожав большую руку дяди Ильи, побежал к отцу. - До свидания! - и помахал им рукой.
  
  -3-
  
  - Завтра будет холодно, - Демьян не сводил глаз с красного полушария солнца, садившегося за кроны деревьев. - Да, когда я был мальцом, жил у нас в деревне художник. Уж не помню, как его и звали. Частенько там у нас останавливался и рисовал, - начал рассказывать Демьян.
  Илья присел на скамейку рядом с Демьяном.
  - Он там любил сидеть, где от избы моего деда остов остался, - продолжал свой рассказ Демьян. - Как была возможность, бегал к нему и глаз не сводил, как он на своем холсте сначала кляксы из разных красок делал, а потом сводил их, размешивал кистью, и появлялись на их месте поля и облака, деревья и кустарники, река. Думал, когда вырасту, тоже стану художником. Детские мечты, - вздохнул Демьян и, посмотрев на Илью, улыбнулся. - Но не стал им.
  - Но вы, Демьян Демьянович, кузнец, значит все-таки стали художником по металлу?
  - Да я не об этом, - похлопал Илью по плечу Демьян Демьянович. - Не об этом. Художник, понимаешь, это не тот который, что видит, то и рисует, а он должен фантазировать, что ли. Ну, придумывать, что бы, когда смотришь на картину, и во все, что на ней изображено веришь. Это дух захватывает. Вспомнил о нем, когда ты мне лико принес. Все думал, где же я его видел, и вот, буквально полчаса назад вспомнил где.
  - Расскажите, - попросил Илья.
  - На его картинах. На идолах.
  - Как это? - не понял Илья.
  - Эх, - Демьяныч встал, - пойдем, пройдемся, - и пошел в сторону огорода. За калиткой повернул направо и, не останавливаясь, пошел по тропке проросшей кустарниками дикой малины, шиповника. Илья, поднимая повыше ладони, чтобы не колоть и не царапать их об иголки кустарников, старался не отставать от кузнеца.
  Вышли на участок, где когда-то были дома его отца и деда, подошли к тому бугру, на котором Илья видел крест.
  - Вот здесь был двор моего деда, Галактиона, а чуть дальше - прадеда Ивана, - говорит Демьян. - А, дальше, вон там, жили их деды и прадеды. Я строил свой дом на месте одного из них. Говорят, что наш род обосновался здесь с первого колышка, а вот сколько это было веков назад, не знаю.
  - Расскажите о них, - попросил Илья.
  - Позже, когда внука родите мне, - громким шепотом сказал кузнец. И от его слов холодок прошел по телу Ильи, мурашками.
  - Вот здесь любил художник сидеть, - и Демьяныч подвел Илью к бугру, - отсюда ему и видения приходили, страшные и непонятные, так он говорил.
  
  На улице стало совсем темно, за кромкой леса еще видны розовато-бурые всполохи уходящего солнца. Но, как не удивительно все предметы вокруг, по краям освещенные белесыми линиями, хорошо просматривались. Вот вдали мерцает забор двора кузнеца, каждая травинка, кустарник.
  - Демьян Демьянович, и Луны вроде нет на небе, а как будто она есть и все освещает.
  - А там что? - спросил Демьян и показал в обратную сторону от своего дома, где тут же вспыхнула или в сознании Ильи, или на самом деле небольшая, выложенная из бревен изба. Из её закрытых ставнями окон брызжет бликами свет, искры идут из трубы и поднимаются в небо и гаснут. Неужели это кузница? И, вроде бы, и удары от молота слышны, бук-бук-бук.
  - Кузница вроде. И будто кто-то в ней работает? - Илья встал и пошел к этому дому. Обо что-то споткнулся, но даже не посмотрел под ноги, а словно зачарованный, не сводя глаз с избы, шел к ней. Да, он прекрасно понимал, что это видение - на самом деле, здесь поле с торчащими, в некоторых местах гнилыми обожженными бревнами-остовами от старых построек. Значит не только к нему такие видения приходят, а и к Демьяну.
  Илья остановился, то, что увидел, дух захватило. Двое мужчин, освещенные тем же загадочным светом, из этой избы вышли, и на колени упали перед высоким, сухощавым с короткой бородою старцем. Да и не старец это вовсе, а скелет, вроде бы, или до такой степени истощенный человек. Он стоит над теми мужиками и рассматривает что-то в своих руках, и подает им. И когда разжал свою ладонь, заиграло это, как небесная звезда, желто-оранжевыми всполохами, ярко осветив все вокруг. Посмотрев на эту "звезду" мужики, поклон за поклоном начали старцу бить, а тот, подняв руку, что-то им говорит, и из глаз его молнии сверкнули, какие-то необычные, зеленые. Выпрямился старец, и высоты он необыкновенной для человека стал.
  Поднял голову Илья, чтобы рассмотреть его внимательнее, да еле успел закрыть глаза ладонью от невыносимо яркого зеленого света, идущего из глаз старца. Но и ладонь не смогла защитить их от яркого слепящего света. Круги красные пошли в глазах, в ушах звон, кость надлобная заболела и чувствуется как она нагревается, да так сильно, что Илья от боли чуть сознание не потерял, осел на землю, схватился обеими руками за лоб, а боль не утихает, аж кричать хочется. Но сдержался Илья, нашел в себе силы и перекрестился, и только после этого, почувствовал дуновение освежающего ветерка, и боль от жара стала утихать, как и звон в ушах, с яркими бликами.
  Открыл Илья глаза, ничего нет вокруг, одна темень, да небо усыпано звездами, мигающими ему, словно, искорки. Обернулся назад, и Демьяна, сидящего на бугре, нет, окликнув его. Тишина.
  - Демьян Демьянович! - громко крикнул он.
  - Да не кричи, - услышал он его голос из-за бугра. - Погоди, сейчас подойду.
  - Не буду спрашивать, что видел, - прошептал Демьян Демьянович, вернувшийся через несколько минут. - Каждый свое видит здесь, а разгадывать это всю жизнь будешь.
  Илья приложил руку ко лбу и отдернул ее с испугу, почувствовав мокрое, клейкое пятно над переносицей. На среднем пальце тоже что-то клейкое, как смола, осталось. Еще раз потянулся ко лбу, потрогал это место теперь указательным пальцем - то же самое, видно кровь, подумал Илья. Придавил это место сильнее пальцем и тут же почувствовал провал в кости, и вновь с испугу отдернул ото лба руку.
  - Что это? - спросил он у Демьяна Демьяновича.
  - Молния в тебя ударила, и в то же мгновение белесое приведение появилось, прикрыв тебя от второй молнии. И все исчезло после этого, - прошептал кузнец. Он достал коробок, зажег спичку и поднес её ко лбу Ильи. - Смола вроде, цвета такого еще не видел, лазурная, - и обтер ее ладонью со лба Ильи. - Вроде еще что-то осталось. Ничего, дома умоешься. Как себя чувствуешь?
  - Не пойму, - ответил Илья. - Сначала звон в ушах невыносимый стоял, глаза от вспышки ослепли, лоб, словно горящими углями из жаровни обложили, такая невыносимая боль была, а потом все успокоилось. Долго я там пролежал?
  - Не знаю, - признался кузнец, - сам в каком-то забытьи оказался.
  С минуту просидели молча.
  - А откуда молния-то? - спросил Илья, - Небо-то звездное.
  Илья снова потянулся к своему лбу ладонью, обтер холодный пот, и дотронулся пальцами до кожи выше переносицы, ямки той, которую только недавно ощущал, не нашел. Сильнее придавил пальцами то место, только какая-то опухлость там осталась, а кость цельная. Вздохнул.
  - Демьян Демьянович, я на этом бугре, месяц назад, то ли торчащий крест видел, то ли плоскую железяку. Это было днем. Лена была со мною рядом, но она ничего не видела. Я взялся за это железо рукой, а оно не поддалось, так глубоко в землю входила, но остатки от ее ржавчины на ладони остались. Я их вижу, а она, Лена, нет. Не рассказывала Лена вам об этом?
  - Нет.
  
  -4-
  
  В дом идти не хотелось, Илья присел на скамейку у крыльца и спросил у Демьяна Демьяновича:
  - А прадед ваш, как ушел из жизни?
  - Не знаю, - ответил кузнец, - и отец мой не знал про это, и дед. Приснилось им, что старец пришел за прадедом, прямо в кузницу, где он работал, и слил с руки каплю на стол, от которой яркий огненный цвет шел во все стороны, и сказал, чтобы выковал из него меч. А прадед посмотрел на него, на воду через черное стекло, попробовал зачерпнуть ее ложкой, а тот ее растапливает, как огонь лед. Еще раз попробовал, а из воды пламень всполохнул, да такой силы, что и все вокруг стало как вода прозрачным. И сказал ему тогда тот старец, не тот ты кузнец, который секрет этот знает.
  После того сна необычное началось, прадед, здоровенный мужчина, силою физической обладающий великою, стал прямо на глазах чахнуть. В церковь уговаривали его сходить, но тогда рядом ее не было, сожгли ее коммунисты, а в город не пробраться, вся дорога, как и близлежащие леса, были покрыты весенним половодьем, не пробиться. Да и в городе церковь была закрыта, на ее месте коммунисты склад сделали.
  А про наш род тогда в деревне всякое говаривали. То, что колдунам мы служим. Якобы кто-то видел, как мой прадед черту на копыто подкову набивал, а его прадед, колдовскими чарами демонов вызывал. Что только не говорили про нас, Илюшка. Что только не говорили.
  Да и сами не знаем, верить людям или нет, как только кто-то из мужчин нашего роду умирал, кузница тут же загоралась огнем сильным, и потушить ее не успевали, как и дом и другие постройки, что рядом во дворе стояли, словно они это с собою забирали. Но в соседние дворы, несмотря на то, какое огромное пламя было и жаркое, не забирались. Вот. И их жены тоже, после смерти мужей долго не жили, от неведомой болезни умирали, - и Демьян замолчал.
  - Я тоже в детстве про вас такое слышал, что вы колдуны и можете из гроба поднять мертвеца, что можете тому, кто вам не понравится, своими чарами болезнь наслать.
  - Да, какой только гадости о нас не наговаривали, - усмехнулся кузнец. - Удивительно, даже, сами коммунисты, воспитавшие не одно поколение людей в безверии к Богу, не опровергали тех наговоров. Хотя сами, если что-то нужно было отремонтировать им, так сразу же бежали к нам в кузницу, с поклоном, лебезили, в глазки заглядывали. Представляешь?
  - Ошибались! - сказал Илья.
  - Да, - согласился кузнец, - ошибались. Есть Бог, есть Божья матерь, есть Сын Божий Иисус. Наши предки ничего не выдумывали. А в 1917 году семьдесят тысяч людей из разных стран, говорят, видели, как в Португалии спускалась Богоматерь к детям-пастушкам. Представляешь, шесть раз к ним приходила, а к их Епископу сам Иисус спускался. Мой прадед и его родители грамотными были, от знакомых об этом слышали, и священник мне про это в городе рассказывал. А, значит, все это было на самом деле.
  - Дева Мария мне тоже силу жизни дала и подняла на ноги, - прошептал Илья.
  - Да, - сказал кузнец и положил свою огромную руку на плечо Илье, - Марфа рассказывала нам об этом, и я тоже в это верю.
  - А почему к вам такое отношение у людей? - спросил Илья.
  - А было поверье, - вздохнул Демьян Демьянович, - что кузнец - это издревле сын Сварога, черного демона-колдуна. А в наше время вернул к этой мысли наших селян тот художник. В каждой картине у него демоны страшные, и кузнец с ними. То он кует трезубец, то он коров жарит и кормит ими демонов, то он человека перед идолами закалывает и бросает в жертвенный огонь.
  - К идолам? - перебил кузнеца Илья.
  - До христианства все были у нас язычниками, верили своим богам и вырубали идолов из дерева - Сварога, Перуна, Велеса, Чернобога, Кощея, Ярилы, Хорса, и приносили им жертву.
  - А кто такой Сварог? - спросил Илья.
  - Это бог-кузнец, говорят, что это он научил людей выплавлять медь и железо, ковать плуги и мечи. Перун - бог войны и грозы. Когда он с небес спускался на своей золотой колеснице, на своих крылатых конях, люди молились ему, чтобы он заступился за них. Велес - бог подземного царства и богатства. И так далее.
  - А Кощей? Это тот самый Кощей Бессмертный?
  - Да. Это демон, якобы он царь мира мертвых, другие говорят, что охраняет ворота между нашим миром и миром мертвых. Третьи говорят, он управляет судьбами мертвых, богатствами подземными, а когда надо, заново дает мертвецам новую жизнь, спрашивая на это разрешение у Бога. А другие говорят, что это совсем не так, лишил его Бог этих сил, и за что-то наказал его страшною карою, а в перерыве, между казнью, он в мире мертвых залечивает свои раны. Так вроде. Так что, Илья, в какую сказку хочешь, в ту и верь.
  - Значит Бог над всеми этими демонами стоит?
  - Других богов нет. Он один, он Бог.
  - А идолы?
  - Бог - един, Илья, и множественен, так мне священник говорил. Бог один и сын у него Иисус Христос!
  - А идолы?
  - Идолы, идолы - это что-то типа лик тех богов, в которых верили люди до рождения Христа, - прошептал кузнец. - Я не ведаю теми знаниями, кто они. Может из царства Божия ангелы - черные и белые, добрые и злые. Я не знаю, Илья. Это мы сейчас говорим, что наши предки их называли богами. Главное понять, кто мы сами на этой земле, в чем наша задача.
  - А что потом стало с художником? - спросил Илья.
  - Нашли его убитым, и не просто, а обожженным, у сосны, той, что на своротке из города стоит, с двумя стволами. Чего только тогда мы не натерпелись от людей, говорили, что мы в его смерти виновны. И, самое обидное, что все в это верили, забыв, что мои дед с прадедом героями войны были, что много добра людям делали. Как собаки цепные на нас набросились и жалили хуже ос, и все исподтишка, в спину, а повернешься к нему, сама скромность, отвернешься - клыки в спину вгоняет.
  Столько сплетен про себя слышали, уже хотели уйти из этой деревни, в другой совхоз переехать. А директор совхоза тогда остановил нас и говорит, от этой гадости скрыться невозможно, след за ней хоть на тот свет потянется, терпите, ждите свою правду. И защищал нас, как мог. Спасибо ему, потом следствие милиция закончила, во всем разобрались, оказывается, молнией убило того художника.
  А слухи долго потом ходили, что, якобы, подкупили мы следствие, прокуратуру, судей. Все равно мы оставались для бабок колдунами, завидят, креститься начинают. А потом у одной из них, Салтычихой звали, ее зять в один день и лезвие косы завернул на поле, и зубцы вил сломал и топор с размаху о камень ударил. Что делать, городской мужик, теще взялся помочь. Так она тут же начала всем клясться, что ночью мой отец с ведьмой летал, к ним, и обложил чарами их дом.
  - Знаешь, Илья, - после минутного раздумья продолжил Демьян Демьянович, - мать моя пошла к этой бабке да при всех вытаскала ее за волосы. Все, после этого замолчали, и секретарь парткома с директором совхоза, как помню, пришли к нам, руку к сердцу приложили, и извинились за всех. А куда им было деваться, начало страды, работы в кузнице накопилось, а откуда из-за таких наговоров настроение будет. Потом все улеглось потихонечку.
  Остановился Демьян у калитки и вздохнул:
  - Давай, Илюшка, квасу холодного набери в подполе...
  
  -5-
  
  Демьян Демьянович налил холодного кваса и в кружку Ильи. Илья пригубив его, поморщился и отпрянул в сторону, до такой степени вонючей бражная закваска оказалась. Поморщился, хотел сплюнуть, но тут же почувствовал какую-то легкость в голове, опьянелость.
  - Еще сделай глоток, отпустит, - наблюдая за Ильей, сказал кузнец. - Давай, давай, это мой секрет, и не брага, и не пиво это, а медовуха такая, называл ее мой прадед лавой.
  - А она сладкая и вонючая, - поморщившись, ответил Илья.
  - Виноват, - сказал Демьян, - перестояла, надо было еще три дня назад в подпол поставить, да закрутился, позабыл и только сегодня утром ее опустил туда.
  Илья, не дыша, сделал еще несколько глотков лавы и, отставив кружку подальше от себя, вздохнул. Запах мяты, растертый в руках, приятно защекотал в носу, разливая в сознании покой и усталость.
  - Сейчас через минут пять, почувствуешь, что горы готов свернуть, - сказал Демьян Демьянович, и что-то бросив в кружку с лавой, придвинул ее поближе к Илье. - Выпей.
  Правду сказал кузнец, свежесть приятным дуновением опахнула воздух, которым дышал Илья, забралась в мозг и разогнала опьянение, усталость и полилась бурлящей силой в мышцы шеи, рук, спины. Такое уже было со мной, подумал Илья, и посмотрел на своего наставника.
  - Демьян Демьянович, так, честно скажите, почему на днях того погорельца прогнали из дому к брату своему.
  - И ты туда же, - глянув в упор на своего зятя, ответил кузнец, - как Верка моя.
  - Да нет, - почему-то начал оправдываться Илья, - сам бы на вашем месте также поступил бы. Уж очень он какой-то липкий, как вор, за всем следит, что-то ищет, а сам и ведра воды не может принести в дом, ни посуду за собой убрать, а говорил, что дом строит, баню.
  - Как змея, - словно соглашаясь с Ильей, отметил кузнец. - Шипит на всех, и на брата своего, и на жену, и на детей, а как посмотришь на него, котеночек. Ладно, - поднялся из-за стола Демьян Демьянович и добавив огня в масленке попросил Илью, - там в кухне за ведром с водой полочка, в целлофане закутаны листочки, да бумажные, бумажные, неси их сюда.
  ...Листочки как листочки, с рисунками Мишки, того самого пацаненка с которым так подружился Илья. Развернул их и обомлел, что это? Глаз на весь лист, и черный его зрачок следит за Ильей. А вот моргнул, вздохнул Илья и побежал во двор к Демьяну. Положил эти листы на стол, и взглянуть в них боится.
  - На, глотни, - подвинул Демьян к Илье стакан с водой. Отхлебнул Илья воды из него, а это не вода, а кислая, как лимонный сок жидкость, и тягучая, как кисель. Второй раз глотнул, и оторваться от стакана не может, и льется эта вода в глотку, пузырится, как сода в варенье. Но идет эта вода не в желудок, а куда-то в голову газом бьет, пьянит, туманом глаза закрывает, и тут же словно тряпкой запотевшее стекло очищает и такое видит Илья! Да не просто глаз следит за Ильей с листа бумаги, а Лико, то самое Лико, которое он недавно на доске вырезал. С клыком, с огромными черными бровями и пронзительным взглядом. Да это тот Идол. Что за Идол?
  А кузнец не спускает глаз с Ильи.
  - Илья, что с тобой? - спрашивает он. - Что, совсем опьянел? Вот не знал, что моя лава медовая так даст тебе в голову.
  - Да нет, - попытался замахать руками Илья, - это не брага ваша, а вот эта вода, она, как водка какая-то.
  - О-о, - сказал кузнец и прыснул в лицо Ильи холодной водой с кружки, - приди в себя, а то как-то неудобно перед бабами будет.
  И снова свежесть в сознание пришла, стряхнул Илья с головы всю грязь, мешающую ему думать, и она как смола потекла вниз...
  - Сам не знаю, что со мной сейчас было, - вздохнул Илья и умыл лицо остатками воды из ведра, стоящего на скамейке. - Фу, видно ваша лава медовая дала в голову, хотя мне показалось, что это вот этот глаз мною управляет, - и пододвинул листок с рисунком кузнецу.
  - Какой глаз? - удивленно переспросил Илью Демьян Демьянович.
  - Да вот этот, - глянул Илья на лист, а там вовсе и не глаз нарисован, а какие-то памятники или монументы с головами, то ли стариков, то ли колдунов стоят, а посередине, то ли памятник, то ли изваяние согнувшегося в пояснице старика стоит с тем самым ликом, которое только что видел Илья.
  Отпрянул Илья в сторону от картинки.
  - Это идолы, - сказал Демьян Демьянович, - которым издревле молились и приносили в жертву свой скот наши пращуры, - сказал кузнец.
  - Тот пацаненок, Мишка говорил, что он нарисовал на этих листах то, что ему приснилось, - прошептал Илья.
  - Вот это и стало концом моему терпению, - стукнул рукой по столу кузнец. - Неужели... - и, не досказав своей мысли, встал из-за стола Демьян Демьянович. - Ладно, Илья, надо идти женщин встречать, полночь скоро.
  - Демьян Демьянович, я сам пойду на ферму, встречу их.
  - Угу, - согласился с ним кузнец. - А в коленках-то не трясет? Ночь, приведения?
  - Да ладно, не смейтесь надо мною, - сказал Илья. - Это все ваша лава медовая, - улыбнувшись, сказал Илья.
  Вышел со двора на улицу, осмотрелся по сторонам, и, привыкнув к ночной темноте, пошел по еле различимой дорожке, освещенной полукругом сырной луны.
  
  Осень, еще не поздняя, но дверь свою уже готова открыть матушке зиме. Свежий воздух, дуновением, забирается под воротник, покусывая холодком кожу. Чтобы сбить дрожь, Илья напряг мышцы спины и быстрее пошел, пританцовывая. Вроде теплее после этого стало.
  Вышел на мост реки, остановился у его края, посмотрел на отражение мерцающих звезд в воде, нагнулся и зачерпнул их в ладонь и обрызгал ими лицо. Холодная вода сразу же сняла напряжения. Хотел еще раз зачерпнуть воды, но тут же отдернул руку, почувствовав чье-то холодное, скользкое прикосновение к своей ладони у самой воды.
  Почувствовав это, Илья вздрогнул и отпрянул назад, от края моста. Может это не что иное, как бревно моста, покрытое водяной слизью, но проверять так ли это не решился, перекрестился, и пошел быстрым шагом к ферме, не оглядываясь назад.
  
  Удивительно, все начинает повторяться, неполная луна своим светом озаряет все, и дорожку, по которой Илья идет, и кустарники, и камыш, шелестящий от ветра.
  Еще раз вытерев ладонь об штаны прибавил шагу, стараясь при этом внимательнее смотреть под ноги, но все равно не заметил то ли корневище дерева, то ли камыша, проползший через тропку, зацепился за него ногой и упал на колено.
  - Все торопишься, - услышал он незнакомый женский голос. - И куда? Такой молодой и красивый, сильный, а к той бежишь, что мозги твои затуманила, - говорит невидимая женщина, как шипит, и не словами говорит, а ледяным паром обволакивает, опьяняя.
  - Что вы сказали? - переспросил Илья, и тут же услышал вдали женский смех. Поднялся, прислушался, ни кого вроде рядом и нет и, перекрестившись, прибавил шагу. Навстречу ему, с бегающим светом от фонаря шли доярки из фермы.
  - Кто-то идет, девочки, нам навстречу? - раздался звонкий голос одной из них, и когда Илья с ними поравнялся, та же женщина, засмеявшись, сказала. - Марфа, да это же твой сын...
  - Он самый, - ответил Илья и, поцеловав мать, Лену, пошел вмести с ними назад.
  - Вера Ивановна, - опять начала голосить та же женщина, - а ты че зятька своего обходишь.
  - Да, Настька, рот не разевай слишком, - приструнила ее Вера Ивановна, - а то глядишь, мухи в него залетят, да нагадят.
  Лена потихонечку потянула Илью за рукав, к себе, и, приостановив его, и, подождав, когда женщины прошли подальше, прошептала:
  - Твоя мамка, кажется, беременна?
  - Так это же здорово, - обняв Лену, прошептал Илья. - А ты?
  - А что видно? - прижав к своим губам ладонь Ильи, спросила Лена.
  Услышав это Илья, чуть не задохнулся от радости, но удержал себя от крика и, приподняв на руки свою суженную, прошептал:
  - Как я счастлив, милая! Как я счастлив! Спасибо тебе, Дева Мария, за такой подарок! - и начал целовать свою любимую в щеки, в глаза...
  
  
  Глава 7. Шакалье отродье
  
  То, что вчера произошло, Илья с трудом вспоминал. Да, пришли они с Демьяном на место старого дома его прадеда или деда. Какие-то там видения у него начались. Может это действительно от какой-то наркотической травы происходит, которая растет там? Но на дворе уже ноябрь, все вокруг высохло, да и тимофеевка, одуванчики, иван-чай с подорожником разве наркотики. А может это все от усталости, или от запахов разных присыпок, которые кузнец добавляет то в железо, то в медь.
  Илья наклонился над ведром с водой, посмотрел в свое отражение и улыбнулся, подумав о том, что скоро он станет самым счастливым человеком на свете, отцом. Отцом!
  - Илья, - окликнул его кузнец, - если так дело пошло, то скоро родственниками станем. А?
  Илья посмотрел на него, и невольно удивился тому, что Демьян его мысли читает. А может и не так, просто об одном и том же думают.
  Илья сел на полено, и прижав мокрые волосы ко лбу, и обтираясь полотенцем, посмотрел на кузнеца:
  - Даже не верится, что скоро стану отцом. Отцом! Буду сам воспитывать своего ребенка, буду учить его ходить, говорить, объяснять, что такое хорошо, что такое плохо. Интересно, побыстрее бы это настало.
  - Да-а, - восторженно встретил радость Ильи кузнец. - А вот нам не повезло, только одна Лена. Мечтали пять детей иметь, или шесть, но вот Вера сильно заболела по-женски, но все равно повезло, хоть один ребенок, а у других и того нет.
  - А у вашего отца?
  - Тоже один, я.
  - А у деда, один - отец ваш?
  - И..., - Илья остановил себя от вопроса, который чуть не задал, мол, а у них почему по одному ребенку? Вроде бы и не принято было в деревне по одному ребенку рожать. Не рок ли это, какой-то, над семьей Медведевых стоит?
  Демьян Демьянович вроде бы и сам догадался, какой вопрос хотел ему задать будущий зять, оперся руками на колени, встал:
  - Как будто кто-то заколдовал наш род, у вех по одному ребенку и все. Хотели даже с детдома ребят взять, но только начинаем туда с женой собираться, так что-то происходит или со мной, или с ней. Да-да, вот так, - у Демьяна испортилось настроение.
  Илья пошел за ним по двору, коря себя, что не удержался от этих вопросов, на которые ему могла ответить и Леночка.
  - Ну, что сегодня выходной, - почесывая локоть, сказал кузнец. - Чем займемся?
  - Я хотел бы сходить на кладбище, убрать мусор на могилке отца, деда.
  - Я с тобой, тоже давно там не был, - сказал Демьян и пошел в сарай.
  Илья зашел во времянку и, чмокнув спящую на кровати Лену, прошептал ей:
  - С отцом на кладбище схожу, порядок нужно на могилках навести. Спи.
  Лена сладко потянулась и, обхватив шею Ильи своей горячей рукой, не открывая глаз, поцеловала его в щеку и прошептала:
  - Только недолго вы там работайте. Сейчас встану и буду варить щи. А какой пирог хочешь?
  - Из ананаса, - прошептал Илья.
  - Ой, а что это такое? - повисла на шее Ильи и, не сдерживая радостной улыбки, спросила Елена.
  - Не знаю, - смеется Илья. - Ты лучше отдохни, - и еще раз поцеловав свою любимую в губы, прилег с ней, целуя свою любимую в ушко, висок...
  
  Солнце еще только-только начинает просыпаться, полукруг белого света от него становится больше и больше, светлее, а с ним и все оживает вокруг. Где-то сорока застрекотала, воробьи спорхнули на землю. И только сейчас обратил Илья, что идут они с Демьяном не в сторону поля, за которым деревенское кладбище, а, в другую - к сухому болоту.
  Чурались люди этого места. Ходили слухи, что когда-то там захоронили скот зараженный какой-то болезнью страшной, то ли чумой, то ли холерой, и после этого на том лесном участке деревья стали чахнуть, земля мхом болотным зарастать, и ничего там не растет, ни морошка, ни клюква, ни какая другая ягода, и людям нечего туда ходить, что бы заразу какую-нибудь в село не принести. Чего только не говорили про эти места... И название ему дали Сухое болото.
  Но Илья не стал расспрашивать Демьяна о том, куда идут, а только старается от него не отставать. Вот вышли к берегу реки, по завалу бревен перешли на другой берег, и подались дальше, через колючий кустарник дикой малины, шиповника.
  Демьян идет быстро, по знакомой только ему дорожке, и Илья торопится за ним, лишь бы не отстать.
  Лес закончился и перед ними болото, одни коряги торчат из земли. Демьян остановился, перевел дух, вытер со лба пот и посмотрел на Илью.
  - Давай так договоримся, это тот секрет, о котором ни одна живая душа из деревни, не должна знать.
  Илья кивнул головой. Но Демьян продолжает упорно смотреть на него, словно кивка ему мало, ждет слова. Илья поднял голову и также открыто посмотрел на кузнеца, словно, отвечая еще раз своим твердым согласием.
  - Хорошо, - подобревшим голосом буркнул Демьян, и, положив на траву тяпку с граблями, пошел дальше по болоту. Оно сухое, хотя на вид, кажется мокрым. Ноги проваливаются в зеленый мох, мягкую землю.
  - Вот ориентир, - ткнул кузнец в сторону наполовину поднявшегося над землей солнца. - Да не на солнце смотри, а на березу с раздвоенными стволами. Она выкована кем-то может даже кем-то из моих предков.
  Илья дотронулся до березы, провел по ее стволам ладонью, и с удивлением посмотрел на Демьяна:
  - Даже ржавчины нет.
  - Знать бы секрет этого железа, - вздохнул кузнец.
  Поклонился Демьян березе, и шагнул между ее стволов, да исчез, хотя видно, что за нею продолжается то же болото. Обошел березу Илья со всех сторон, нет кузнеца, перекрестился и сделал шаг между скрюченных стволов железного дерева, но ничего не произошло, оказался он на том же месте, только с другой стороны дерева железного.
  Подумал, удивляться этому или нет, вернулся назад, замер и ждет возвращения кузнеца. А самому мысли беспокойные в голову снова лезут: не новое ли это видение. Может спит?
  Но, раздвинув пленку тумана, появившегося между скрюченными стволами березы, выглянул Демьян и сказал Илье:
  - Сначала поклонись, и скажи про себя: "Прими, Демон, раба своего кузнеца".
  Холодом пробило по всему телу Ильи от услышанного. Да не простым холодом, а необычным каким-то, мрачным, с запахом сырости, ползущей и достающей его тело до всех конечностей, до всех внутренностей и костей. Задрожало тело Ильи, сделал он шаг назад и замер, ощущая, что тело его становится ледяным, и если чего-то сейчас не сделает, то не удержится, упадет и рассыплется на мелкие ледышки.
  Вспомнил Илья слова кузнеца, собрал в себе все силы, поклонился березе и прошептал:
  - Прими, Демон, раба своего кузнеца! Прими, Демон, раба своего кузнеца, Илью, - и тут же почувствовал, что какая-то воздушная сила толкнула его в спину, и он словно взлетев над землей, погрузился в какой-то смог и тут же оказался в лесу. В необычном лесу, в котором вместо деревьев стоят их каменные истуканы, вместо травы - паутина, с капельками золотистой росы, и вокруг туман, молочный, воздушный, прозрачный.
  Сделал Илья шаг к Демьяну, стоящему рядом, да оступился и, чуть не потеряв равновесие, ища руками опору, схватился за дерево. А оно вздохнуло по-человечески и, человек от неожиданности, прокряхтело: ах-х. С испугу отпрянул от его холодного ствола Илья, и в недоумении смотрит на Демьяна, а тот говорит:
  - Вечная у него мука быть деревом, нарушил заповеди, - и пошел.
  Напрягшись всем телом Илья отпрыгнул назад, и обратил внимание, что стоит не на земле покрытой паутиной, а на колышущихся телах человеческих, и вместо паутины, руки тянутся к нему, и на каждом пальце их рыдающие головы, величиной с ноготь.
  И вновь какая-то неведомая сила подхватила Илью и толкнула в спину, в сторону кузнеца, ожидающего его на поляне. А вокруг этой поляны домики стоят, не большие. Открываются их дверцы и выходят на порог женщины в платьях серых, улыбаются Демьяну, и кланяются, приглашая к себе в дом. И дома их маленькие, сложенные из серого камня скального. Но не идет к ним Демьян, поклонился как можно ниже, еще раз, другой и взглянул на Илью, словно подсказывая, чтобы и тот последовал его примеру.
  И Илья так же сделал, улыбнулся и поклонился им.
  - Это зять мой, - сказал он, - скоро внука растить моего начнет. А где деды?
  - Там, - сказала одна из женщин и, показав куда-то в сторону, а сама не сводит глаз с Ильи, и говорит Демьяну. - Это же сам Миролюб, - и поклонилась ему.
  Заплакали навзрыд женщины, упали перед Ильей на колени, и запричитали:
  - Спаси нас Миролюб от этого Демона. Спаси наших мужей из его рабства, только ты знаешь секрет, как с...
  Отпрянул от них Илья, вытер холодный пот со лба и ничего не поймет..., лежит он в постели, в своей времянке и щурится от солнечных лучей, пробивающихся в окно...
  Дверь открылась, Демьян Демьянович заглянул:
  - Илюшка, ты чего, не пойдешь на кладбище?
  
  -2-
  
  Нагнувшись над ведром с водой, Илья посмотрел на свое отражение в ней. Лицо "качается" в толще воды, словно в киселе. Интересно, а может я сам это отражение его, подумал Илья. Это не я, а он сейчас встал и подошел к ведру и заглянул в него, а тут я, вон какую бороду смешную отпустил. Илья провел ладонью по нижней скуле, по верхней губе, щекам, заросшим, местами еще колющимися, волосками. Да, и Ленке моя бородка нравится, чем-то становлюсь похожим на ее отца, только она у него седая, а у меня какая-то рыже-русая. Да, а у отца моего вот и не помню, была борода или нет. Уже привык я к Демьяну, и теперь путаюсь. Нужно у мамы спросить.
  "Интересно, сколько уже времени, - отвлекся от мыслей об отце Илья. - А то, что он ходил на то болото с Демьяном, это сон значит" - опустил руки в воду, она холодная, сложил их лодочкой и зачерпнул в неё воды и сразу же окатил лицо.
  - Фр-р-р!
  Еще раз плеснул воды, только уже на шею, и тут же вскочил, словно, обожженный холодом. Отряхнул голову и взял полотенце, вытерся им. Осмотрел его узор, и невольно удивился, это ж он утром им вытирался и оставил дома, как же оно здесь оказалось?
  Оглянулся на дом Медведевых, никого, ставни на окнах открыты, на двери входной замка нет, и, показалось, что занавеска на кухонном окне дернулась. Это, наверное, Демьян за ним наблюдает.
  - О-о-о! - услышал он голос выходящего из кузницы и вытирающего руки о тряпку Демьяна Демьяновича. - Ну, Илья, ты со-о-оня! - басит он. - И правильно, а то мы уже с тобой три недели без выходных работаем. Давай завтра на кладбище пойдем, а сегодня - на рыбалку сходим, или к Семену с Марфой. - А сейчас, давай перекусим, - полуобняв за спину Илью Демьян повел его в дом.
  Сметана с творогом - объедение. Илья уже не стеснялся в этом доме никого и, набирая полную ложку этой белой массы, с удовольствием набивал ею рот и жевал, от смеху еле удерживая её во рту, слушая очередной анекдот Демьяна.
  - А может капельку лавы нашей, а? - вдруг спросил Демьян и моргнул Илье.
  - Боюсь, - отказался Илья. - Впереди целый день, а после нее опьянею... - и запнулся.
  - Ну что ж, - поднялся из-за стола Демьян, - как хочешь, - вздохнув, посмотрел на икону, перекрестился, и поцеловав крест, висящий у себя на груди, сказал, - Да ладно, а я все-таки кружечку пропущу, и перекрестился.
  Илья, провожая его взглядом, все думал, рассказать ли Демьяну сон, про Сухое болото с березой, выкованной предками кузнеца, или нет. Не решился.
  
  Вышел на улицу, дождался, пока кузнец с бутылкой в дом зайдет, и пошел по дорожке через огород. Несмотря на то, что солнце поднялось над горизонтом, воздух холодный, трава хрустит под ногами, и идти легко, ускорил шаг. А вот куда идти по тропке, бегущей по берегу реки. Повернул направо.
  И не ошибся, метров через сто у завала остановился, осмотрелся, прикрыл глаза и, подняв подбородок, подставил свое лицо навстречу солнечным лучам.
  Веки розовой пленкой закрывают его глаза от солнечных лучей, и ручейки артерий разрезают их красными кровеносными нитями. Красиво. Открыл глаза, жмурится.
  "И что дальше делать? - Илья сделал полшага к завалу. - Ведь здесь и в детстве не был, только что-то слышал о Сухом болоте, да об этом завале. Нет, все таки нужно посмотреть, не сюда ли меня вел Демьян во сне?" - и пошел.
  А тропки нет, заросла, только метки ее просматриваются в траве, или кажется, только бы не потеряться здесь, а то Демьян обидится, что снова Илья пропал. А ноги бегут, словно знают куда. А вот и завал в реке, видно здесь когда-то мост был, а потом его завалило топляком, вот и образовался эта гора бревен, по которой без труда можно перейти на тот берег. Перешел.
  Оказывается эта часть реки бугор разрезает и метров через пятьдесят, может и больше, небольшой обрыв, а впереди - болото. Аж сердце у Ильи екнуло и забилось, именно здесь он с Демьяном во сне был.
  Ткнул веткой по мху, сломалась, попробовал ногой: мох проваливается и нога упирается в мягкий грунт. Посмотрел на середину болота, а вон и та береза, раздвоенная. Все в точности, неужели такое может быть, сон - видение.
  И деревце железное, оцарапав ногтями по коре, подумал Илья, внимательно рассматривая "березу". Да, бывает же, железо, а белое, как кора. Совсем тонкая, и тянется как кора березовая, но не рвется, кожа пальца с нее соскальзывает. И железо какое-то мягкое, не режет кожу...
  - Прими, Демон, раба своего кузнеца, - с дрожащим голосом прошептал Илья. И ничего не произошло с ним. Еще раз повторил, шагнул между деревьев, и опять ничего, и со всей силы закричал: "Прими, Демон...", - и голос засипел.
  Присел Илья от безысходности у дерева, взялся за его кору рукой, а она-то древесная. Растер ее в пальцах в труху, древесная. И побежал назад...
  Как Илья нашел выход из этого леса и сам не поймет. Бежал по нему в каком-то непонятном для себя состоянии, словно от язвительно надсмехающихся над ним деревьев и кустарников, сорок и дятла, громко строчащего клювом по дереву, как пулемет. И только завал на реке остановил его.
  Удивительно, вроде на том болоте чуть-чуть был, а вышел из леса смеркается.
  
  -3-
  
  - Где ж это тебя носило? - подав Илье кружку с водой, спросил Демьян.
  - Сам не пойму, Демьян Демьянович, глупость приснилась какая-то, будто на Сухое болото с вами пошел, через березовые ворота на Тот Свет... - и вопросительно посмотрел на кузнеца.
  А тот сжав в замок свои крупные ладони не сводит с него глаз.
  - Березовые, говоришь? Как говорят в народе, в ночь со среды на четверг сон исполняется. А сегодня вроде не тот день. Ладно, - Демьян Демьянович встал, - так нашел то место, с воротами березовыми?
  - Нет, - соврал Илья.
  - Интересные дела! С тобой вот вроде все нормально, а что-то на душе ломит, не знаю. Пойду-ка на ферму, что-то наши девки задерживаются, - и, хлебнув остатки воды из кружки, пошел к калитке.
  И пес тут же взбрехнул, не гавкнул, а как бы по-своему, по-собачьи, словно, что-то хочет сказать Демьяну.
   - Я с вами, - окликнул его Илья.
  Шли быстро. Теперь и Илья почувствовал, что что-то и у него на душе не спокойно стало. Хоть бы только беды там, на ферме не было. И бежит за кузнецом.
  На ферме ворота в хоздвор открыты навзничь. Забор, разделяющий выпасной двор от стогов с сеном - разломан, как и дверь в сырный цех, она висит на одном гвозде. Хорошо, дизельную станцию не тронули, лампочки освещают двор, все видно.
  - Нет, это не медведь, - осматривая следы на земле у сломанной двери в сырный цех, сказал Демьян.
  И только сейчас Илья услышал женский плач. Откуда он идет?
  - Где-то в коровнике, - сказал Демьян и побежал туда. Висящий замок на двери он с легкостью сорвал, и из коровника бросились к ним навстречу плачущие женщины.
  ... И только сейчас Илья, обнимая свою мать и Елену, заметил, что плачет вместе с ними навзрыд.
  - А где, Анна Павловна? - спросила Марфа, ее с нами не было.
  - Ой, бабы, - вдруг истерично закричала на всю ферму незнакомая женщина, - эти же сволочи, забрали с собой Анну, - и такой крик поднялся на ферме.
  
   -4-
  
  Демьян умело управлял молодым жеребцом фермерши, запряженным в повозку. Илья, сидел рядом с ним, и всеми руками, пытаясь удержаться в скачущей под ним бричке, схватился за ее край и сиденье.
  Луна, размером с батон сыра, серебристым светом освещала дорогу.
  - Демьян Демьянович, а может милиционера нужно с нами взять и еще кого-нибудь?
  - Навряд ли их догоним, часа два как бандюги из фермы уехали, - кричит в ответ Демьян, - и Анку, скорее всего для испугу с собой взяли, да где-нибудь по дороге выбросили. И все, так что не за бандитами мы гонимся, а посмотреть, где она.
  - Тпру-у! - вдруг изменив свой крик до громкого шепота, остановил коня Демьян. - Ты смотри, а вроде и дождя не было, а колея от бандитской машины все глубже и глубже становится, - спрыгнув с брички на землю, кузнец, освещая фонарем дорогу, пошел вперед.
  Илья, не мешкая, догнал его, и, стукая ботинком по крепкой, давно высохшей глине, с удивлением смотрит на кузнеца.
  - Может, это раньше было?
  - Не пойму сам, след-то, вроде бы, свежий, - сбивает пыль со следа Демьян. - Других следов от машины и нет здесь, - освещает фонариком вокруг себя кузнец. - Это самые свежие. Может, они по колее ехали? Зачем?
  
  Теперь Демьян не торопил коня, встал со скамейки, и, светя фонарем вперед, пытался хоть чуть-чуть рассмотреть дорогу.
  - Блин, ты смотри, - остановил он коня. - Колея все глубже и глубже. Бывает же такое, земля сухая, а машина, которая едет по ней, проваливается да так глубоко. И это несмотря на то, что шины у нее широкие, да и грузовик, подумай, сам по себе, ну тонн пять весит, а проваливается как.
  Поле кончилось, но и лесная дорога хорошо освещена луной, висящей прямо над ними.
  - Стой! - остановил коня Демьян и спрыгнул с повозки и побежал вперед. Присел около какого-то лежащего мешка, или бревна. - Ох, Боже упаси! Аня, Анечка, ты жива? - кричит он.
  - Ой, Демьян, - простонала она. - Милый мой, неужели я жива? - видно еще не веря тому, что с ней произошло, тихо заплакала Устьянова.
  - Да, жива, жива!
  Уложив Анну Павловну в повозку, на подстеленную куртку Демьяна, и укрыв ее ватником Ильи, кузнец полез в повозку, но Илья потихоньку его потянул к себе, и, приложив указательный палец к своим губам, махнул ему головой, мол, не торопись, есть еще одно дело.
  Демьян, глядя на него, потихонечку слез с брички:
  - Что? - прошептал он.
  - Пойдем. Что-то здесь не то произошло. Пошли, - и пошел по дороге дальше.
  - Ты что? - попытался остановить его кузнец.
  Илья остановился и, подняв указательный палец, сказал:
  - Прислушайтесь.
  Теперь и Демьян услышал ровный рокот мотора автомобиля и, пройдя чуть дальше, они увидели грузовик ГАЗ-66, застрявший в земле.
  - Что-то совсем непонятное здесь произошло, - смотрит вдаль Демьян, - дорога-то сухая, а машина повязла в ней, как в болотной трясине. Не может такого быть!
  Илья подошел поближе, внимательно осматривая все вокруг, и тут же, невольно вздрогнул, увидев перед собой разорванное, окровавленное тело мужика. Второй лежал под колесом, третий - наполовину свешивался из кузова.
  - Да-а, и чего делать с ними будем? - перевернув первого на спину, спросил кузнец. - Ты смотри, - он осветил всю в крови на нем рванную рубашку и приподняв ее, в мгновение отскочив назад. - Фу!
  - Чего? - не понял Илья и посмотрел на отдернутую рубашку и увидел вылезшие из живота кишки. - Ой, - отвернулся от лежащего человека Илья.
  У второго была располосована голова, словно ножом или топором, и - спина, с тремя или четырьмя глубокими порезами, тянущимися от затылка до пояса.
  Отступил в сторону Илья, отдышаться не может, рвота к горлу подступает. Закрыл рот и начал глубоко дышать, уставившись в землю.
  - Фу-у, - выдохнул он громко и присел на землю, но позывы рвоты не отпускали, хотя и голодным был. И опять плотно сдавив губы начал делать медленные вдохи и выдохи носом, рассматривая сухую глину, каждую ее трещинку. И, невольно обратил внимание на след какой-то необычный, прямо рядом с глубокой колеей от следов колес машины. Да это же копыта? Пригляделся внимательнее - след от копыта, лошадиного. Но не лосиного, и не оленьего, кто ж на копыто этого животного подкову поставит? Верно, копыто как копыто, с подковой, ее след особенно хорошо просматривается, с завитушками какими-то на концах. Может это Демьяна работа, на концах подковы буква "Л" выкована, с завитушками на кончиках, одна вверх смотрит, другая - вниз.
  - Демьян Демьянович, - окликнул Илья кузнеца, - это не ваша работа? - и ткнул пальцем вслед от подковы.
  - Что показываешь? - всматривается в землю Демьян.
  - Да вот, смотрите, видите след от копыта лошадиного, и подковы. Не вы ее подковали?
  - Ты это о чем? - присел рядом кузнец.
  - Да вот и вот, и дальше, видите следы от копыт?
  - Нет, - смутился Демьян.
  - Да вот же! - дотронулся до самого следа Илья.
  Демьян рассматривает это место:
  - Ничего не вижу.
  - Да вот же!
  Демьян встал и рассматривает это место с высоты своего роста, но опять машет головой:
  - Может у меня что-то со зрением стало, нот ничего не вижу, Илюша.
  - А здесь? - ткнул Илья в более глубокую метку от копыта.
  - Да ничего не вижу. Это старый след, и не поймешь от чего.
  Илья встал, развел руками, но удивление свое постарался оставить незамеченным для кузнеца...
  
  Третий мужик, что свешивался с кузова машины, пришел в себя, но не подпустил к себе Демьяна с Ильей, водя со стороны в сторону ружьем.
  Он тоже был весь в крови, и, похоже, одна рука сломана, она висела сама по себе, а глаза - расширены, как у быка во время гона. Холодок прошел по телу, и Илья невольно сделал шаг назад, упершись в Демьяна.
  Но бандит их не видел, он искал кого-то другого, осматриваясь по сторонам.
  Демьян потащил Илью за собой назад.
  - Где ты? - плача прокричал мужик. - Где ты?
  - Вот нечисть поганая! - прошептал кузнец. - Илюша, пойдем, пойдем, нечего стоять, а то еще пальнет.
  
  -5-
  
  - Вот дела, - Петр Аркадьевич переступил через труп мужчины с вываленными на землю кишками, подошел ко второму. - Да, грубо говоря, медвежья работа. Ты смотри, а, Демьян, грубо говоря, а? Точно мишкина работа. А третий был, говоришь, в крови и рука сломана. Да, грубо говоря.
  - Ну, я прошел туда чуть, - махнул в сторону леса Демьян, - никого нет. Ни там, ни там. Может он дальше, там где-то на дорогу выскочил, да в город побежал.
  - Все может быть, грубо говоря, - согласился бывший участковый.
  - Ну что делать-то будем?
  - Очень, грубо говоря, вонючее это дело, - покачал головой Петр. - Вот смотри, на баб напали, попужжали, заставили их весь сыр в машину сложить. Так? - Андреев зажал один палец на руке. Вот. Второе, здесь их машина попала в какую-то непонятную трясину, - ударил сапогом по твердой земле Петр. - Вылез медведь из лесу, порвал их, одного живым оставил. Два, - зажал второй палец. Вот и все, грубо говоря.
  Петр осмотрел кузов.
  - Сколько там головок сыра, пятьдесят?
  - Почти угадал, пятьдесят четыре, Анька говорила.
  - Ну что получается, - Петр обернулся к Демьяну. - Ну, сам решай. Если мы сейчас в район передадим это дело, грубо говоря, то, в первую очередь, виновными в их смерти будут фермерша и доярки.
  - Как? Удивился Демьян.
  - А так, - снова раскрыл свою ладонь перед кузнецом Андреев. - Демьян, грубо говоря, следствие послушает и того, который убежал. Понял? А бандитам что, ну скажут купили, грубо говоря, сыр и повезли его в город. Но, кто-то из деревенских их догнал и поубивал. Грубо говоря, и не смотри на меня, Демьян, как на дурака!
  Демьян вздохнул:
  - Мистика какая-то.
  - Значит, грубо говоря, ты согласен со мной?
  - Петр, а вот, - и кузнец ткнул рукой в борт кузова, - вот же они следы медвежьей лапы, то есть когтей! Вот, смотри! И на их телах те же следы.
  - Э-э, Демьян, так вот в этом всем и есть закавыка. Это, грубо говоря, следствие посчитает, как продуманное убийство. Эти полосы можно и топором сделать, и ножом, и стамеской. Чем хочешь, грубо говоря.
  - Считаешь?
  Петр Аркадьевич развел руками.
  - И не докажем?
  - Не а.
  - Да, и как все это не вовремя. И сыр оставим?
  - Нет. Зачем же? Зверям, что ли, так они и не знают, что это такое.
  - Та-ак...
  - Без "так" давай, подгоняй бричку. Я с машины буду его бросать, а ты укладывай.
  Демьян посмотрел на Петра и как-то невольно удивился ему: как нервничает, так постоянно повторяется "грубо говоря", "грубо говоря", а как успокоится - забывает о нем. Значит, все рассчитал и успокоился, это хороший знак.
  Головки сыра полностью заполнили повозку. Петр смел веткой вокруг машины оставленные ими следы, которых в принципе, и нет. Протащил за собой ветку метров на сто, стирая ею следы от повозки, а потом зацепив по ветке с обоих сторон, поехали.
  - Ну что думаешь, Петь?
  - Сам ничего не могу понять? Медведь, машина на сухой дороге увязла, как в мокрой глине. Только один правду знает, что здесь могло произойти, тот, который убежал. Только он наше спасение.
  - Как так?
  - Своим, Дема, расскажет, как все было здесь, и они не пойдут завтра, грубо говоря, с нами на стрелку. Не порежут, грубо говоря, нас.
  - А сыр?
  - А что сыр? Приедут за ним, грубо говоря, тогда встретим их как положено. А некуда нам, грубо говоря, уже деваться.
  - Да, - поднял вверх указательный палец Демьян. - Ты посмотри здесь внимательнее, Илюшка между колеями от колес показывал какие-то следы от лошадиных копыт с подковами, я как не присматривался к тем местам, а их так и не увидел. Ты-ка посмотри сам, а то.
  - Че "то"? - спрыгнул с брички Петр и пошел дальше, между колеей автомобиля всматриваясь в следы. - Ну, только вот от наших колес и вижу.
  - Да ты внимательнее посмотри, а то как-то стыдно перед Ильей, он говорил, что в следах подков иероглиф был типа буквы "Л" с витушками на концах - одна вниз, другая вверх смотрит.
  Петр пошел дальше, внимательно рассматривая следы автомобиля и рядом с ним, далеко - за поворот дороги, там, где прошла только одна лошадь с их бричкой. Приседал, внимательно рассматривал, местами, чуть ли не каждый сантиметр земли, но через полчаса, не меньше, вернулся к бричке и развел руками, мол, ничего не увидел.
  
  
  Глава 8. Помещик
  
  Когда наступает в жизни покой, равновесие, некоторые из нас начинают волноваться, раздражаться этим и ожидать резких перемен. Да сами посмотрите, разве может быть в наше время такое, что бы у человека так долго было все хорошо. Месяц, два, три... Тебе все приносят на блюдечке - и любовь, и богатства, и радость. Но не может же долго этого быть!? И если вы об этом постоянно думаете и начинаете ожидать неприятностей, то дождетесь их, обязательно дождетесь, ведь мысль материальна.
  Именно так все и происходило в жизни у Александра Дмитриевича Колосова. С одной стороны человеком он был заметным, начиная со школьной скамьи. Хоть и хилый, но постоять за себя мог, даже против старшеклассников. Произошло это, когда он учился в школе, во втором классе. Чирьи у Сашки Колосова начали появляться на спине. Отчего, никто не знал, ни школьная медсестра, ни мать с отцом. А, когда нарыв у Сашки на спине лопался, к гнойной жидкости тут же прилипала рубашка и присыхала, и после ее снять с себя Сашке было очень больно, чирье не отпускало ее от себя просто так.
  И вот, как-то на школьной переменке, когда Саша играл со своими друзьями на спортивном городке, и, бегая, нечаянно задел стоящих полукругом группу пятиклассников, то один из них, Мишка Одинцов, по кличке Длинный, под улюлюканье своих друзей ударил рукой Колосова по спине и попал по самому чиряку.
  Взвыл Сашка Колосов от боли и, несмотря на то, что был на голову ниже этого парня, развернулся и со всего маху врезал ему кулаком по носу. Да так сильно это сделал, что тот, скорее всего больше от неожиданности, отступая от малыша назад, споткнулся и упал на землю, и тут же снова попал под кулаки вопящего от боли и машущего руками малыша, как ветряная мельница - крыльями.
  Заревел этот пятиклассник, то ли от боли, то ли от испуга, и, вытирая кровь с разбитого носа, вскочил на ноги и побежал из школы домой.
  С тех пор зауважали Сашку Колосова в школе, и взяли его под свою защиту старшеклассники. И ходил он королем, пока те ребята не закончили учебу в школе, и пробил час Длинного...
  Вот и все, казалось, закатилось Солнце Колосова, ушел он в себя, перестал гулять с друзьями, опасаясь встречи с Мишкой, который часто начал встречать его в школе тумаками. Это, как понял позже Саша, и сыграло главную роль в его жизни: стал меньше гулять после школы, больше сидеть за учебниками и лучше учиться. Но подтолкнула к этой мысли его, все же мать, дав хороший совет сыну: после школы поступишь в институт, потом станешь начальником, а Мишка будет у тебя рабочим, вот тогда и припомнишь ему все. Накажешь его за что-нибудь, премии не дашь, или зарплату уменьшишь, тогда он не сможет себе купить ни мотоцикла, ни машины, а ты все это будешь иметь, и Одинцов тогда заплачет, и будет у тебя прощения просить.
  Запомнил это Саша, и начал хорошо учиться, много читать, участвовать и побеждать в школьных и районных олимпиадах. Здорово все получалось у него! И вот на тебе, на выпускном вечере их учительница, собрав вокруг себя ребят, прочла заметку в газете про Мишку Одинцова, что тот с отличием закончил учебу в техникуме, и скоро вернется в родной совхоз, и будет работать механиком гаража.
  Вот и все, испортилось после этой новости настроение у Сашки Колосова, не сможет он стать в будущем начальником своего обидчика и поэтому решил идти учиться на агронома, чтобы в будущем поменьше встречаться с этим человеком.
  И снова у Саши Колосова все пошло, как по маслу. Учился в институте хорошо, на практику ездил к себе домой, в родной совхоз: уважали его здесь, и было за что. В то время картофель начал портиться в совхозных закромах, несмотря на хорошую вентиляцию в овощехранилище - гнить. Как попала сюда та страшная болезнь "черная ножка", разбираться было некогда.
  Сашка зимой, когда приехал домой на каникулы, быстро разобрался в причине гибели семенника. По его совету в хранилище перебрали все семена, обработали их водой перемешанной с золой, просушили. Потихонечку, но отступила болезнь, и основная часть семян была сохранена. И не только, а ко всему еще и дала осенью хороший урожай.
  А на следующий год, посоветовал он директору совхоза, как на пастбищных полях, на которых выпасался скот и заготавливалось сено, можно повысить плодородие почвы с помощью удобрений - азота, фосфора, калийных солей. Сделали это и поднялись травы на пастбищах высокие, сочные, и коровье молоко от них намного жирнее и вкуснее стало.
  Уважительно заговорили после этого в деревне о Колосове, как об агрономе. А девушки, как о женихе с большим приданным. Но выбрал он, к неожиданности всех, Настю, свою одноклассницу, которая собиралась замуж за того самого Мишку Одинцова, его врага под номером один.
  После учебы вернулся Колосов назад, в родной совхоз. Через несколько лет по выращиванию овощей и зерновых культур их совхоз стал лучшим в районе. И в зачет премии наградили молодую семью Колосовых домом в два этажа. А Настя родила ему двойняшек - Витьку и Женьку.
  Жили тогда люди деревенские неплохо. Молодые семьи строили себе дома, не покупая на стороне ни бревен, ни досок, все изготавливалось на пилораме и давалось им в кредит. И чего так не жить.
  Но, как-то по весне, осматривая семена ржи, овощных культур на посадку, подумал Колосов нечаянно о своем счастье, мол, долгим оно будет или нет. И зачем, спрашивается, подумал об этом, потом он корил себя? Ведь знал же, что нельзя подпускать к себе этой мысли, которая как черная кошка перебегает ему дорогу. И вот накликал на себя беду.
  Одинцов со своими дружками как-то встретили его в поле, и давай хвалить агронома за работу. Сначала остерегся этого Александр Дмитриевич, как теперь называли его в деревне, по имени и отчеству, почувствовав, что все это неспроста. Знал он, что в день его свадьбы с Анастасией, бывшей девушкой Одинцова, тот поклялся перед своими друзьями, что сгноит молодого агронома. И вот, попался он на крючок Мишкин. Сначала за новый успех остограмился самогоном с его дружками. Раз, другой. Потом это стало входить в традицию, каждую субботу, чуть позже - и в пятницу, и - в четверг...
  А вот Мишка Одинцов, редко, когда был с ними рядом, а если и был, то так, формально, поднимал стакан и - как-то незаметно исчезал из компании. Не раз после таких застолий Колосов на карачках домой приползал, на работу опаздывал, просыпая, потихоньку забросил заниматься научными и лабораторными работами по изучению земель, новых сортов овощей, злаковых семян.
  Что значит, накликал на себя беду, не устоял перед счастьем. И все у него покатилось под откос, не только на работе, а и в семье. Ушла от него Анастасия с детьми, вернулась в родительский дом.
  А напротив дома Колосовых построился Мишка Одинцов, главный механик совхоза. Дом у него как дворец, в три этажа, с балконами, с забором железным.
  Его жена Нюра, лет на пять младше мужа, работала бухгалтером, и хозяйкой была прекрасной, и матерью, родившей троих детей. Скрытной она была женщиной, подруг не заводила, да и мужу препятствовала в том, чтоб водил в дом друзей и на работе с ними задерживался.
  Богато жили, вроде бы все у них было, и "Жигули", и сенокосилка, и трактор собранный из списанных, и огород соток в тридцать, чуть меньше его сад с яблоками и вишнями, с малиной и крыжовником. С таким хозяйством не загуляешь.
  
  -2-
  
  Одинцов был хватким мужиком, не хвастливым, и делиться своими мыслями с окружающими не любил, из-за чего сплетен о нем мало по деревне ходило.
  А вот о Колосове говорили везде, спился мужик до паскудства, бывает пьяный, как свинья, лежит у своей калитки и икает, как хрюкает, а люди, проходят мимо и плюют в его сторону, никто даже рук пачкать не хочет об эту...
  Некоторые заходили в дом родителей его и говорили, что ваш Сашка опять напился у калитки лежит. Хватался за голову его отец, - а человек уже в возрасте, войну прошел, ранен был, - и бежал к сыну. Поднимал его, в дом затаскивал. На следующий день приходил в себя Колосов, божился, что пить бросит, и бросал - на неделю, если дотягивал - рекорд.
  Хоть и махнула Анастасия рукой на него, но все же жалела мужа и навещала его, чтобы прибраться в доме, кушать приготовить, белье постирать. Верила, что со временем справится Сашка со своей болезнью, бабки-гадалки ей об этом говорили.
  Только старалась она придти в этот дом так, чтобы не попасться на глаза Михаилу Одинцову. Стеснялась, ведь все у них когда-то так хорошо с ним складывалось, чуть не поженились. Да видно, кошка черная ей дорогу перешла, послушала свою мать, да согласилась выйти замуж за местную звезду "агрономии" Александра Колосова. Нравился он ей и в школе, никогда не матерился, учился хорошо и ей помогал по математике и химии, если просила.
  Да и тогда, когда начали жить вместе, нарадоваться своим выбором не могла: человеком Колосов был хороший, не пил, не гулял, был уважаемый не только в их совхозе, но и во всем районе. Ездил в город на совещания, на областные семинары. Люди чтили его, здоровались с ним, кланяясь.
  И вот запил человек. Слухи прошли, что ни "кошка", перебежавшая ему дорогу, виновата, а идол, которого он выкопал у себя в огороде и попытался сжечь его в костре. Да разверзлась из-за этого земля под ним, забрала идола, и дохнула в Колосова каким-то неведомым газом, и с тех пор, помешалось у него что-то в голове, запил человек. А как напьется, то начинает просить у идола вернуть ему жизнь нормальную.
  Белая горячка напала на Колосова, начали говорить в деревне. Так об этом думала и Анастасия. А как-то, когда прибравшись в доме вышла на улицу, попался ей по дороге Михаил Одинцов.
  Заплакала Анастасия, прильнула к его груди, а тот оттолкнул ее от себя и сказал:
  - Ладно, когда перестанет пить, возьму его к себе слесарем, смотреть буду за ним.
  Поклонилась Анастасия Михаилу и побежала домой.
  
  -3-
  
  Всё как Михаил сказал, так и получилось. Начал её Сашка в механических мастерских работать, чинить тракторы, другую технику, пить перестал. Через год его выбрали секретарем профсоюзной ячейки, а еще через год, восстановили агрономом.
  Вернулась к нему Анастасия. Потихонечку они стали восстанавливать свое хозяйство, очистили от сорняка и кустарника огород, отремонтировали свинарник, коровник, курятник. Но вот завести свой скот не решились, как мечтали, у их родителей совсем здоровья не стало, и Анастасия начала помогать во всем отцу и матери, следить за их хозяйством.
  Год прошел, другой и неожиданно для всех беда пришла, и не только в их деревню, а во всю Россию, и название у неё было вначале, вроде, хорошее - перестройка. Да и начиналось все здорово, как говорил из телевизора Горбачев, с демократии.
  Кто-то в это время уличил в махинациях директора совхоза, уволили человека и назначили на его место Михаила Одинцова. Мастерские у него назагляденье, что в мастерских, что в гараже - порядок, техника всегда на ходу. И жизнь в совхозе вошла в свои берега. Новый директор старые трактора на запчасти разобрал, купил им в замену несколько новых. На молочной ферме обещал ремонт произвести, как и в школе. Да не успел.
  Все начало разваливаться в стране. Стали задерживать зарплату, люди начали бастовать и митинговать, заводы остановились, а за ними почти и вся промышленность страны. Даже те заводы и фабрики, которые продолжали работать, просто вынуждены были остановиться, так как не было сырья, из которого они изготавливали станки и бытовую технику, инструменты и запчасти, и так далее.
  Пришла демократия и частная собственность, первые зачатки капитализма.
  "Земля - народу". Этот лозунг, при котором каждый совхозник жил и раньше, теперь имел совершенно другое значение, и не как раньше, неформальное. Разделили в совхозе всю землю поровну, по паям, и стали все люди землевладельцами. А на следующее утро, когда проснулись, задумались, а, что такое их земля? Ведь ее теперь нужно содержать самому, как свой огород, что ли? А для этого нужна техника, семена.
  Собрались к обеду у управления совхоза, дождались приезда из города Одинцова и спрашивают у него, как быть. А тот разводит руками и говорит, что хотите, то и делайте. Вы же проголосовали за то, что хотите стать частными земледельцами и совхоз вам для этого не нужен. Вот теперь и живите, как хотите.
  Задумались люди. Да, интересно получается, Одинцов, не только взял пай земли, но и оформил документы на свой кооператив и включил в него все мастерские, гаражи, совхозную автотракторную технику, мини-электростанцию. Хапнул, так сказать, самые сливки и барином стал, ведь все прекрасно понимают, без комбайна урожай зерновых не собрать, без трактора землю не вспахать.
  Не понравилось это людям, не отпускают Александра Дмитриевича из управления, кричат, мол, ты думаешь что всех нас перехитрил. Нет, тогда давай мы все заново сделаем, выдавай нам свидетельства о праве собственности на паи - земельные доли, мы сами разберемся, кому что достанется. А, чтобы необидно было всем, пронумеруем все доли, и кто какой номер вытащит, тому тот участок и достанется. И двинулись к Одинцову. А тот замахал руками, лицо его покраснело, глаза кровью налились, и заголосил он во все горло, мол, документы на паи еще не готовы. На днях он обязательно поедет за ними в райцентр, к председателю исполкома, и поднимет вопрос о об этом. И раздал он всем селянам листы бумаги для написания заявлений, а чтобы не ошибиться в них и потом заявления не переписывать сто раз, предложил внизу поставить только свои подписи.
  Согласились люди с этим предложением бывшего своего директора, мол, по делу он говорит, расписались в листах и разошлись по домам. Прошла неделя-другая, кто-то слух пустил, что съехал их директор из деревни и живет теперь в городе, а машины и трактора, которые отвезли в город, для ремонта, якобы продал он.
  Запаниковал народ, пошел к его дому, а там все закрыто на замок, во двор не войти. Постояли, покричали, решили не верить слухам, мало ли что наговорят, это от злости скорее, и разошлись.
  И на следующий день Одинцов не появился, и через неделю, и через месяц. И дом у него закрыт. Не стали ломать ворота, пошли к его родителям, и их дом закрыт. Забрались в него - пустой, нет никого. Снова покричали, покричали, и на этом все дело закончилось, не сжигать же их дома, как делали предки, недовольные своими помещиками. Время уже не то, да и чем насолил им директор, тянул на себе их хозяйство, зарплату платил нормально. А за то, что не раздал он им свидетельств о праве на землю, да кому они нужны эти бумажки, что с них толку, землю-то некому продать.
  А через месяц кто-то ночью взломал ворота директорского дома и начал вытаскивать из него мебель. Эта весть мгновенно разлетелась по деревне и люди гурьбой бросились туда. На рассвете дом председателя больше напоминал разваленную постройку, в которую попала бомба, даже оконных рам и черепицы не осталось.
  
  - 4-
  
  Прожили так год. Да и слово это "прожили" не подходит, а больше - протянули. Съели все заготовки, которые накапливались за несколько лет - овощные и мясные соления, компоты да варенья, овощи... Всё!
  Поля стали зарастать березой да рябиной, словно сорняком, дикой вишней да кустарниками разными. Ничего не оставалось Колосову, как взяться за старое - или за пьянку, или за восстановление хозяйства. Выбрал второе. Собрал мужиков, которые в город не ушли, да спиться не успели, поговорил с ними, составили смету и в банк обратились за помощью. Повезло, что заведовал им бывший сокурсник Колосова, выслушал Александра, да посоветовал к кому обратиться, и как... Оформил документы на создание кооператива "Огородник", получил небольшой кредит.
  Собрали огородники пару старых тракторов, что в гараже остались, три в аренду взяли с условием, что за три года их выкупят. Помог банкир ему и с семенами, свел с одним местным риелтором, что означает это слово, Колосов разбираться не стал. Договорился с ним, что посадит у себя свеклу, картошку, морковь и продаст ему урожай по договорной цене. Пожали друг другу руки и разошлись.
  Лето было теплым, немножко дождливым, и поле, как говорится у них, отдохнувшим, и дало неплохой урожай. А тот риелтор оказался человеком слова, скупил весь урожай, пригнав за ним свою технику. Прибыль получилась неплохой: расплатились за кредит, выкупили один трактор, с налоговой инспекцией рассчитались, и людям Колосов выдал зарплату. Пусть небольшую, а душу все же она согрела.
  Теперь риелтор предложил им гречку, да рожь посеять, мол, хорошего покупателя нашел. Кроме этого картошка также хорошо пойдет на рынке, а вместо капусты свеклу, тон пятьдесят на первый раз готов купить, есть договор у него с сахарным заводом. А потом, подумав, добавил, что и от капусты тоже отказываться не надо, покупатель на нее всегда найдется. Это порадовало.
  Собрал мужиков Колосов в полуразваленном гараже, обдумали, обсудили, все, потом остановились над вопросом по гаражу, следует ли его отремонтировать или новый построить, чтобы с Одинцовым потом не было разборок. Но на его строительство денег нет, а если одинцовский отремонтировать, то зимой подготовят технику к сезону, без теплого укрытия этого не сделать, как и не сохранить технику под дождями и морозами.
  Так и решили, взявшись за ремонт крыши одинцовского гаража. И все, как задумал Колосов, у них стало получаться. Это радовало. Люди работали с удовольствием, закатив рукава, и Александр Дмитриевич им помогал с наслаждением.
  И..., ну кто его просил так поступать? Кто? Опять Колосов подумал о том, о чем себе уже не раз запрещал, а долгим ли будет это везение?
  Сначала, правда, тут же отмахнулся от этой мысли, но вечером, когда детей уложил спать, вышел на крыльцо покурить, снова вернулся к этой мысли, и зацепила она его.
  Начал мечтать о том, что через год-два построит теплицы и начнет заниматься своей, еще студенческой мечтой, выращивать новые сорта томатов, огурцов, более сочных культур. И он уже был близок к созданию именно такого сорта, о котором мечтал.
  - Эй! - какой-то грубый, незнакомый мужской голос, остановил его размышления. Во двор ввалились два бугая, третий остался у калитки. Что-то холодком потянуло по сердцу, а пес, сидевший на цепи, завизжал и залез под телегу, и испуганно поглядывал на незнакомых людей.
  - Ты, это, жадный, я смотрю, - сказал один из них. - Собрал урожай на чужой земле и припрятал?
  - О чем это вы? - пытаясь понять, о чем эти мужики ведут речь, просипел еле слышным голосом Колосов.
  - Если не понимаешь, то скажи, земля, на которой урожай собрал, твоя?
  - Так людская, и моя тоже, - начал было оправдываться Александр.
  - Память короткая, говоришь, - поднимаясь по ступенькам крыльца, сказал бугай.
  Когда свет упал на лицо этого мужика, Колосов содрогнулся. Он лысый, и не лицо у него, а чан, с утопленным носом в толстые щеки, и глаза как щелки.
  - Так че, забыл? - он вплотную подошел к Александру. - Ну?
  - Подождите, подождите, - попытался остановить его Колосов, - но земля-то этих самых людей, которые в нашем кооперативе работают?
  - А ну-ка покажи на землю документы, - выдвинулся из-за спины этого мужика второй бугай, близнец первого.
  - Та-ак, у председателя они остались, он обещал привезти. Завтра съезжу в администрацию района к нему зайду и привезу их, - начал тараторить Александр.
  - Ты это брось, паря. Все вы здесь живете по доброте Одинцова. Понял?
  - Н-нет, - пытаясь хоть на сантиметр отступить от давящего на него бугая Александр.
  - Может тогда тебе голову оторвать, если дурак такой, пойду тогда с другими разговаривать?
  - Я в-вас слушаю, - прошептал Колосов.
  - Ты, Лешь, слышишь, это он нас слушает! - усмехнулся первый и своей огромной ручищей, больше напоминающей совковую лопату, чем ладонь, взял Колосова за подбородок и тряхнул его, да так, что чуть челюсть не выдернул. - Так что?
  - Да я...
  - Хватит икать и слезки строить, - сказал Лёха. - Хозяин здесь один, Михаил Федосеевич Одинцов. Все здесь его, и земля, на которой ты живешь, и земля, на которой ты урожай собираешь. И документы у него на нее есть, вот смотри, - и сунул под нос Колосову папку с ксерокопиями каких-то бумаг с печатями. Вверху их лежала брошюра "Федеральный закон "Об обороте земель сельскохозяйственного назначения".
  Колосов прижался спиной к стене своего дома.
  - Но, извините, мы же на собрании совхоза разделили поровну все паи на землю.
  - Да-а? - Здоровяк придавив своим животом Александра дохнул на него неприятным до рвоты вонючим запахом. - Здесь, здесь, - и махнув перед лицом Колосова стопкой документов, - здесь все ваши заявления на продажу ему своих паев. - Я понятно говорю?
  - Да, - просипел Александр, - понятно.
  - Видно у тебя память короткая. Так вот, - сказал лысый бугай, сделав шаг назад, - на первый раз он вас прощает, скажи спасибо, а в конце февраля приеду за должком, сто тысяч рублей, пока без процентов должен мне выдать. А потом дорогой, с урожая, пятьдесят процентов его, а сколько это будет - мы скажем тебе, - и больно ткнул своим огромным пальцем в грудь Колосова, напомнил. - Слышишь? Михаила Федосеевича Одинцова, и мои десять процентов, это, чтобы я тебя защищал. Понял?
  - Да, - сказать как-то по-другому Александр Дмитриевич в данную секунду и не решился. Тело тряслось, и остановить ни этого, ни второго бугая у него не было ни каких сил.
  - Вот и молодец, - стиснул его затылок своей "лопатой" второй бугай - Лёша, - вот и молодец! Чем это у тебя так приятно пахнет! У-у, мясом копченным? Что ж прячешь, угости добрых гостей! - не сводя своих глаз с переносицы Колосова, продолжал наезжать первый бугай.
  - Сейчас, сейчас, - засипел, чуть ли не плачущим голосом, Александр Дмитриевич, и, сняв с гвоздя ключ, просунулся между бугаями и, спотыкаясь о невидимые барьеры, пошел к времянке. Открыл дверь, но его остановил третий бугай, которого Колосов сразу и не приметил.
  - Не торопись, - и, оттолкнув Колосова, зашел в дом, включил свет и осмотрелся по сторонам, - вот это дело! А ну ка, пацаны, - и показывая на развешенные в помещении копченные куски мяса свинины, крикнул. - Михась, да здесь к нашему приезду готовились!
  Загрузив все копченное мясо в мешки, отнесли его в свой джип.
  - Так ты все понял? - еще раз ткнув своим толстым пальцем, как молотком в грудь Колосову, спросил Михась. - Я не слышу?
  - Д-да, - прошептал тот.
  - Не икай только, не люблю мямль, - еще раз ткнул своей рукой-кувалдой в грудь Колосова Михась. - Ты должен радоваться, видя меня, и честь отдавать, хлебом с солью встречать. Понял? - и снова его кувалда целится в грудь.
  - Да-да, - отшагнув назад, боясь получить еще один удар Александр Дмитриевич.
  - Молодец! Ну, смотри, собирай бабки, февраль скоро придет? - и Михась, пригрозив Колосову пальцем, сел в свой черный джип. И машина уехала.
  Эта встреча вытянула у Колосова все силы, и не только физические, а и душевные. Он, упираясь спиной в створку калитки, осел на землю, и обняв голову руками, беззвучно заплакал. А пес, по характеру такой же, как свой хозяин, выполз из-под повозки и пополз к Колосову, поскуливая...
  
  -5-
  
  На следующий день, вся бригада, насупившись, выслушала рассказ Колосова, и никто даже слова не сказал, стояли и молчали. И только Илья Саванов, пожилой механизатор, громко стукнув кулаком в раскрытую ладонь, сказав:
  - Так это, что значит? Мы тогда на пустых листах, на которых должны были написать заявления на передачу нам паев, Одинцов, эта сволочь длинная, написал за нас заявление о передаче паев ему, хорошему?
  - Видно, - согласился с ним Федор Ершов, - стоявший рядом. - Помню, когда сказали ему, что бы дал форму, как заявление писать, он сказал, что не знает её.
  - Вот-вот, - продолжил Саванов, - и чтобы быстрее дело это делалось, предложил на пустых листах нам подписи свои поставить и расшифровать их.
  - Вот ребята мы и попались, - разведя руки, сказал Колосов. - Не знаю, что и делать будем.
  - Давайте так, - предложил Саванов, - не будем пока по этому поводу шум поднимать, продумаем все хорошенько, с милиционером посоветуемся, со Степаном Игоревичем Кулебякой, с кузнецом и с нашей фермершей - Устьяновой. Если до нас дотянулся Длинный, то и им покоя не даст этот помещик сранный.
  Мужики согласились с ним. Но, дальше разговора дело не двинулось. Кулебяка выслушав Колосова, махнул рукой, сказав, что с него и так уже берут оброк, сумму не маленькую, как за доски, так и за каждую делянку в лесу, а приезжают за ним "шестерки" Горынова Петра Юрьевича. А что против главы администрации района сделаешь? Даже чихнуть в его сторону опасно, со свету изживет.
  А вот Устьянова с Медведевым, кузнецом местным, только выслушали их, развели руками, мол, подумать нужно, сгоряча ничего не решишь. И закончился с ними на том разговор.
  Но, к счастью, или не к счастью, кто-то из бригады Колосова предложил объединиться, и если еще раз эти жлобы появятся у них в деревне, то дать бандитам сокрушительный бой. Это предложение все приняли, как задачу на будущее. Но только не Колосов.
  - Легко вам говорить, объединяться,- отмахнулся он, - а вот так ночью, как вчера, нагрянут эти бандюги, вытащат тебя за грудки из дому, нож к горлу поставят, и что делать? Кричать вам, мол, придите и спасите меня!
  - Ты что, слюнтяй, - высказался Сорочина, так звали между собой в бригаде Лешу Большого, который и метра пятидесяти со своей высоченной кепкой не дотягивал. А тронешь его с подковыркой, так такой крик поднимет, что люди хватались за голову и спешили извиниться перед ним, только для того, чтобы вовремя остановить эту сороку. То есть Сорочину.
  - О, - тут же откликнулся Ершов, и разрядил напряженную обстановку. - Александр Дмитриевич, так мы к тебе подселим нашего Сорочину, то есть, извините, Алексей Саныч Большой, сболтнул лишнего, - под гогот всей бригады кланяется перед мужичком-с-ноготок Федор. - Нечаянно это у меня так, со скорости мысли получилось. Извините, но только благодаря вам, Алексей Александрович, мы и узнаем, что на нашего начальника, Александра Дмитриевича Колосова, напали бандиты.
  Посмеялись и разошлись ни с чем, каждому своя рубашка ближе к телу, с обидой думал Колосов, провожая мужиков. А как жить дальше, вот в чем вопрос. Может, действительно, плюнуть на все, и, как сказал тот Михась, так и делать, расплачиваться с ним и новым помещиком Одинцовым. Блин, как человек изменился за эти годы, и зачем меня с ним судьба свела опять, остался бы, как предлагал ему декан его ассистентом на кафедре в институте, защитил бы кандидатскую и разрабатывал бы новые сорта разных овощных культур.
  Встал со скамейки Колосов и, качаясь, словно после хорошей выпивки, пошел в дом и лег. Болел он долго, чем, никто не знал, а только он - привыканием душою к своему новому статусу крепостного крестьянина.
  Жена, единственный человек, который остался Колосову верным, понимала и терпеливо выслушивала его страдальческие размышления о жизни, и старалась успокоить своего мужа. А что делать, как-то жить нужно же, детей на ноги поставить, выучить, да в город отправить, может там они смогут вырваться из этой крепостной паутины.
  
  Глава 9. Велес
  
  Да, хорошую жену выбрал себе Александр Дмитриевич Колосов. Анастасия прекрасная хозяйка, все у нее в руках спорится по дому, кругом порядок и тепло, все сыты и одеты. Недавно у родителей зарезали последних барашек, сама, без мужней помощи, выделала их шкуры и сшила детям дубленки, покрасив мех в модный темно-коричневый цвет из вареной шелухи лука.
  А Александр, по согласию жены, одну из маленьких комнат на первом этаже превратил в свою лабораторию, и занялся семеноводством.
  Появилась у него хорошая мысль, создать несколько культур томатов, огурцов и морозостойкого скороспелого северного винограда. Его лозы, привезенные несколько лет назад из Новгорода, удалось привить и сохранить, и вырастить первые гроздья необычного вкуса. Дети, попробовав его, были несказанно рады, и весть, что агроном где-то достал виноградные посадки, быстро разнеслась по селу, начали спрашивать, но Колосову удалось выкрутиться, сказав, что кто-то из знакомых по институтской скамье, проезжая мимо угостил его только плодами.
  Но, как заметил, люди ему не поверили, так как по пьянке он не раз рассказывал своим собутыльникам о мечте выращивать здесь новые сорта скороспелого винограда, которые будут выдерживать не только морозы, но и короткое теплое лето, и название к нему нашел необычное - Бабье Лето.
  Высаживал его, пока, в лесу, подальше от людского глазу. Но вот вкусовые качества этой культуры ему пока не нравились, отдавали рябиновым вкусом, хотя по внешнему виду уже полностью напоминали виноград с небольшими лозами, в пятнадцать-двадцать ягод, что было уже великим для Колосова достижением. Но, скрывал даже мысль о винограде, не только при детях, но и при жене, понимая, что его эксперимент, который может длиться не одно десятилетие, заинтересует кооператоров, и они из непреодолимого желания зарабатывать на этой культуре баснословные деньги, начнут ему просто мешать. Поэтому Александр Дмитриевич скрывал эту весть и от жены, пряча ее ростки за зеленью лука с петрушкой, пахучих перчиков и укропа.
  Хотя, если подумать, смешно становилось, нашел от кого скрывать свои секреты. Ведь это благодаря ей, Анастасии, он заново родился на этот свет, заново стал самим собой, тем самым мечтателем. А без мечты в этом мире не проживешь. Мечта - это цель, до которой нужно идти. И хорошо, что не мешает ей новое дело, за которое он взялся. Хотя и нового в нем ничего нет, образование кооператива, это всего лишь форма дела, а внутри оно остается тем же самым, чему учился в институте, чем занимался в совхозе - агрономия.
  Семена картофеля, моркови, свеклы они хранят в отремонтированном овощехранилище, стараясь посменно дежурить там, поддерживая нужную температуру: за дрова пока голова не болит, осенью их заготовили с избытком. Также готовят к весенней работе и трактора - ремонтируют их.
  Вздохнул было Александр Дмитриевич Колосов, до февраля еще далеко, деньги если не найдет, то на поклон к Михаилу Федосеевичу Одинцову отправится, как-нибудь договорится с ним по-хорошему обо всем. Все-таки вытащил тот его из пьянки, дал возможность стать заново на ноги, так и сейчас - поможет, какой у него интерес рубить ветку на которой сидишь. Бросит Александр свое дело, и земли зарастут, какой тогда прибыток с них будет у Одинцова. Да никакого, и ведь залежей золота здесь нет, как и месторождений нефти с газом. А вот леса? Да, но ими поля не засадишь, чтобы через год-два на них дубы вековые стояли, сосны корабельные. Для этого нужны века. А вот картофель, гречиха - это и есть то золото, которому для роста нескольких месяцев хватает. Правильно ведь? Конечно.
  А что руками сейчас махать после драки. Ну обманул Одинцов все село, паи земельные себе приписал, а люди и с этим свыкнуться и при Советской власти кроме огорода ничего не имели, а сейчас даже не знают, как к той земле и подступиться. В пятидесятые годы, отец рассказывал, что у них было много земли: пятьдесят соток под картошку, по тридцать под лук и морковь, две сотки под табак. У деда знатная махорка была - сладкая, дым пахучий, но секрет так и унес с собой на тот свет, и все по вине отца, не захотел он его дело продолжать. Кроме этого выращивали кукурузу на двух десятках соток, урожаи получались не богатые, но на прокорм коров своих, с утками и гусями и свиньями хватало.
  Но кончились те времена, реформа по налогам какая-то страшная прошла, невыгодно стало людям содержать такое хозяйство, вернули землю совхозу, оставив себе огород в соток десять, а кто не забывал крестьянского труда еще взял, и давали. Да и сейчас бы Александр Дмитриевич со своей семьей не потянул бы то отцовское хозяйство, дети не обучены к такой каторжной работе, да и мало их у него. У его деда было четыре брата и три сестры, и то, говорят, рук не хватало, кроме поля, нужно было заниматься и коровами, и свиньями, и курами и так далее.
  Вот такие дела. Есть у селян надежда, что скоро сменит старого президента новый, идут слухи, что он наконец-то подобрал себе на смену хорошую кандидатуру, Премьера, служившего в КГБ, того, который, когда Советский Союз развалился, прожил нелегкую жизнь. Вот он и есть выходец из народа, и когда он узнает, как новые русские узурпируют народ, то вступится за его права, ведь не только у них в Кощной Нави и их районе есть такие Одинцовы, а скорей всего везде, и даст им он по рукам, и землю людям вернет. А вот смогут ли они ее возделывать, вот в чем вопрос?
  За десять лет в России многое изменилось, новое поколение пришло. Дети живут не по крестьянским законам. У многих семей в их селе родители без работы сидят, выживают с трудом, за счет приработков супругов в городе или по российским весям, появляясь дома раз-два в году. А десять-двадцать придомовых огородных соток, да с десяток уток, кур разве научат пацаненка или девчушку к рутинной сельской работе. Они привыкли, что скоро папа откуда-то приедет, как дед Мороз с подарками, и заживут.
  Да, Колосов рассудительным человеком был, поэтому его и выбрала собранная в прошлом году бригада своим бригадиром, и не зря. Знал Колосов, что такое документооборот, какие есть законы в стране по земле и сельскому хозяйству. Да, тот Указ, которым прикрылся сегодня Одинцов, бывший их директор совхоза, а ныне - помещик. И если пойдут какие-то новые изменения по земле, знают, их бригадир в нем разберется, а значит и заживут по-другому, и не будут, как сейчас, работать на папу Одинцова.
  А нынешний закон, пока, поддерживает этих помещиков, давая им силу власти. А в чем у них сила? Понятное дело, в людях, которые работают на их земле. А если откажутся от этой работы и скажут "Одинцовым", кому сегодня нужна эта рабская пахота за копейку? Что тогда делать им - помещикам? Да сдуются, как шары полиэтиленовые. Так что говори ни говори, а бессилен он - помещик против нас, свободные мы люди, и в следующем году соберемся гуртом, да в суд на него подадим, что подделал документы на землю. Вот тогда и посмотрим, кто сильнее.
  Так раздумывал Колосов, эти мысли успокаивали, но, пока, их старался не выносить людям, так как это ничего хорошего в жизнь бригады не принесет, а только лишнюю болтовню, которая развалит ее. Да и об этом, кто-то обязательно Одинцову расскажет, чтобы хоть как-то выпятить себя перед ним, мол, я для вас и подстилкой стану. Все может быть. Поэтому лучше потихонечку и хорошенько приготовиться к будущему бою, а потом неожиданно для Длинного народ поднять. Да не с вилами, как Стенька Разин с Пугачевым крестьян против царского крепостного права поднимали, а по закону, чтобы раз и навсегда свергнуть таких помещиков, и растоптать их.
  "Эх", - думая об этом в очередной раз разгорячился Александр Дмитриевич, хотя и веры сильной, что удастся ему победить в этой схватке, большой надежды не было.
  
  -2-
  
  Постучал кто-то ночью, очень сильно в их калитку. Собака разлаялась, подняв хозяина, выскочил с вилами Колосов во двор, а там Илья Белов стоит и испуганно смотрит на Колосова, дабы не бросился он с вилами на него. Но Колосов не из тех, включил свет во дворе, увидел Илью, поставил вилы у калитки и пошел встречать нежданного гостя.
  Знал он все про этого мальчишку. И что болел тот долго, казалось, неизлечимым параличом, и что мать, молясь Богу, Иисусу и Пресвятой Деве Богородице, вымолила у них излечение сыну, и встал парень на ноги. И не просто встал, а сила в него вошла великая, сейчас подмастерьем у кузнеца Демьяна Демьяновича Медведева работает, да говорят справно.
  Вышел Колосов к Илье, а тот и говорит ему, что горе с вашими родственниками приключилось, которые на хуторе в Медвежке живут, где наш Ручей в Белую реку впадает. Бандиты дом сожгли их.
  Эта весть, как холодной водой обдала Колосова, сжалось что-то в сердце его, смешалось в голове и, не дослушав Илью, попрощался с ним и пошел в дом.
  "Ну почему так все происходит, - сдавив голову руками и упершись в стену дома, подумал Александр, - ну что я сделал такого, Боже? Ну, защити Ты меня и семью мою от этой напасти, уничтожь ту шакалью стаю, уничтожь!" - и почувствовал, что земля у него уходит из-под ног, ударился лбом о косяк дверной и, потеряв силы, упал на крыльцо.
  Если б собака не залаяла, и не разбудила б жену, так бы и остался лежать на улице Александр Дмитриевич.
  Пришел он в себя не сразу, всю ночь бредил каким-то Велесом, просил у него помощи, чтобы душу его не забирал, и дал ему силу какую-то, чтобы он смог свиней, вырвавшихся на свободу, в хлев загнать.
  Только под утро он уснул, а Анастасия - не смогла успокоиться, до самого утра просидела подле него, вытирая тряпкой, смоченной в воде с уксусом, лицо мужа, его тело, сбивая с него жар. И только когда Александр открыл глаза, поднялся с постели, Анастасия успокоилась, пошла в кухню, растопила печь, разогрела плов и, покормив сыновей с мужем, прилегла отдохнуть. Отдохнуть, так и не узнав, что могло так подействовать на мужа ночью, когда он выскочил во двор и потерял сознание. Его слова о том, что ударился второпях о косяк дверной, ее успокоили.
  А вот Александр Дмитриевич, выпив легкого чаю с мятой, уселся в кресло и задумался. Илья приходил, весть неприятную принес ему, и что же делать теперь?
  "Эх, Борька, ведь говорил же ему, не лезь на хутор, покою не дадут бандиты, а он все не слушает, умным себя считает, нос задирает, и чуть что, даже при своих детях, жене обзывается. Интеллигент называется!
  Ну и пусть умничает. Мало его видно жизнь учила, вот новый урок прошел. Вопрос в другом, ума набрался ли братец?"
  Встал Колосов, прошелся по комнате, остановился, нехорошие мысли в голову лезли, покою не давали:
  "И не ко мне пошел, а к кузнецу! И тут захотел меня перед людьми выставить. Умный, ну и пусть у Демьяна на шее посидит, тот навряд ли так долго его характер выдержит, в шею через день-два вытолкает. Вот тогда братцу будет некуда деваться, сам на цыпочках прибежит ко мне. Прибежит, куда денется. А первым к нему не пойду, не дождется".
  Александр посмотрел в окно, потянулся. Вроде все нормально, силы стали приходить, нужно жене помочь скотину покормить, и пошел во двор.
  
  -3-
  
  Борис с сынишкой пришел к нему через три дня с того времени, как поселился у кузнеца. Это все из-за своей гордости. На день ошибся Колосов, ну ничего, знал он своего братца хорошо. Встречал его у калитки. Тот же, увидев издалека Александра, стушевался, начал то прихрамывать, то приседать перед сынишкой, что-то, якобы, расспрашивая у него. А подошел поближе, глаза прячет, понимает свою вину перед братом.
  Ладно, успокоился Александр, значит, стыдится. Вышел к ним навстречу, улыбнулся, руку протянул, но не Борису, а племяннику.
  - Здравствуйте, Александр Борисович, кого это вы к нам с собою привели? - и улыбается, широко, чтоб все соседи видели.
  А Сашка запрыгал от радости, увидев любимого дядю, и закричал на всю улицу:
  - Папку к вам привел, а то совсем нечего одеть!
  "Во-от!" - подумал про себя Александр Дмитриевич, - знайте теперь, Борис Дмитриевич, где ваше место и, вздохнув, руку своему брату протянул. Поздоровались.
  Анастасия выскочила на улицу, увидев Бориса с сынишкой в одежде с чужого плеча, сразу же почувствовала, что что-то неприятное у родни произошло, запричитала, забегала перед ними, заохала, выслушивая их сбивчивый рассказ.
  Что делать? Колосов тогда и слова не сказал Насте о приходе Ильи Белова с плохой вестью. Почему? Да, потому, что не мог до сих пор простить Борису, того унижения, которому подверг он Александра в прошлом году в своей деревне Первомайке, на собрании. И в районной газете об этом такую пакость написали о нем... Что якобы вместо того, чтобы поднимать сельское хозяйство, люди в соседней деревне к язычеству решили вернуться. Откапывают старых идолов, молятся им и посылают своих делегатов в соседние деревни, чтобы уговаривать людей вернуться в древность и приносить жертвы идолам.
  Ладно бы на этом закончилась статья, ан нет, агронома Колосова, считавшегося в советские времена лучшим ученым-агрономом, сделали отрицательным героем: он перестал верить в науку, ударился в шаманство и просит Велеса помочь ему, и призывает людей идти за собой.
  Да, выставил его брат тогда перед людьми, как говорят, по полной программе. А ведь не за этим пошел он тогда к брату, а за советом, как к учителю истории, увлекающимся развитием России с древних времен. Где-то он вычитал, а может и сам придумал, что росичи появились за долго до рождения Иисуса. И были среди них и звездочеты, предсказывающие, когда нужно высаживать семена, и агрономы, следившие за состоянием почвы, а не только охотники, и молились они идолам. И помня это, пошел Александр к Борису, чтобы рассказать брату о том, что с ним произошло...
  
  А началось все с того, что одним из августовских утр отправился Александр Колосов по берегу Ручья за мятой. В деревне ее не жаловали по разным причинам, кто, её называл сорняком, кто горечью, из-за того, что коровье молоко, вроде бы, от нее, то ли горчинку давало, то ли запах дурной. А вот в семье Колосовых мяте всегда был почет. С ней и чай ароматней, и простуду она из организма хорошо гонит, а в варенье ее аромат смешивается с ягодным, привкус придавая необычный.
   Так вот, отправился он за мятой в сторону сухого болота, набил ею половину рюкзака, остановился у обрывистого берега и, с удивлением заметил, что на поляне этого бугра разрослась трава, как нигде. А трава-то не только высокая, а и по цвету от других, что на конце поля растет, отличается. Здесь в центре она ярко-зеленая, сочная, как будто только соков весенних набрала, а там - сухостой.
  А шиповник вообще заинтриговал Колосова, семена его раза в два больше обычных, да и кедровая шишка на дереве, самая маленькая в два кулака. Редкость для их мест. И что самое интересное, участок этот больше напоминает островок, по диаметру не больше пятидесяти метров ... Почему так?
  Задался этим вопросом Александр Дмитриевич. Взял земли той и этой, сравнил ее дома, в своей лаборатории, по составу вроде одинаковая. На следующий год вернулся на этот сказочный "островок" по весне, посадил на нем семечки подсолнуха, кукурузы, лука и - рядом с границей его - те же. Вбил дощечки с надписями, какие семена и когда посажены. Потом так же сделал с семенами картофеля, моркови, росточками яблоньки и вишни. Лопату, чтобы не тащить назад с собою, через деревню, рядом под кустом спрятал.
  Через месяц вернулся на это место и, его удивлению не было предела. Июнь прошел без дождей, а на том месте яблонька с вишней не только прижились, но поднялись высоко и зацвели. Подсолнухи так же, как и картофельные кусты, морковная ботва толстая, а палки, вбитые с маленькими фанерками, веточки пустили с листвою.
  Но все это происходило на той сказочной полянке, а рядом с ней, там, где все было обычным, яблочные ветки засохли, как и вишневые, подсолнух вылез сантиметров на десять, ботва картошки только росток начала пускать...
  Сел Колосов на границе этого "островка" сказочного и задумался, почему такое может происходить. Река в метрах пятидесяти от этого места, да и уж больно высоко бугор поднимается, как сопка, земля кругом тоже одинаковая, песчаная...
  Залез под куст за лопатой, потянул ее к себе, не поддается, внизу болото сухое, безводное. Нагнулся ниже, заглянул под ветку рябины, вытащил лопату, что прятал здесь. Копнул землю на штык - сухая, на три штыка глубже - тоже, на метр ямину выкопал, голимый песок, а уж он не глина, воду никогда не удержит.
  Зарыл он выкопанную яму, бросил лопату назад под куст, а она обо что-то стукнулась, издав глухой звук, и ее черенок наполовину к нему обратно отскочил. В этот же момент гром по небу прокатился. Бывает же, а? На небе две тучки, и на большом расстоянии друг от друга, откуда же тогда гром мог ударить.
  Нагнулся Александр, поднял за цевье лопату и силою ткнул ее назад, под ветки. Но опять то же самое повторилось, во что-то то ли каменное, то ли сухое дерево ткнулась лопата и отскочила назад, и в этот же момент гром раскатистый по небу прокатился. Бывает же такое совпадение.
  Поднял ветки рябины Колосов, лопату попытался засунуть глубже, но не может ее пропихнуть даже на сантиметр дальше, а на небе гром раскатами пошел и молния сверкнула.
  Смотрит Александр под куст, что же ему мешает, и только сейчас заметил там что-то выглядывающее из-под земли. Протянул к нему руку, пощупал, дерево, но почему-то оно очень холодное, как лед. Интересно получается, на улице около тридцати градусов тепла, а кусок дерева под рябиной, ледяной.
  
  Срубил несколько рябиновых веток Александр, присел перед этим куском дерева, и опять удивлению нет границ, это не просто ствол древесный, а очищенный топором или ножом от коры, как брус для строительства домов. Интересно, и звук у него необычный - глухой, и от острия лопаты даже меток на нем не видно.
  Срубил Колосов лопатой ветки рябины вокруг него, начал очищать от земли брус, к счастью под наклоном он лежит, не глубоко в земле. Очистил его от песка, обтер рукавом рубашки, а перед ним оказывается не брус, а истукан какой-то. На конце его голова человечья вырезана, с рогами и бородой, а на груди у него голова коровья, подвешена, или похожего на корову животного, трудно понять.
  Разрыл Александр землю с другой стороны, смотрит на истукане, с той стороны медвежья морда вырезана. Вот так-то! Что же это за брус? Неужели идол языческий, почему-то подумалось Колосову. Что-то он слышал об этом. Но если это дерево дубовое, то возраст этой фигуры трудно установить, сосна долго бы не пролежала в земле. А дуб, если еще и моренный, то может и две тысячи лет выдержать, так люди говорят. А почему же оно таким холодным остается? Дотронулся пальцами до дерева, и отдернул, словно кипятком ледяным обожгло ему кожу.
  Собрал Колосов веток, решил костер разжечь с другой стороны бруса, и тем самым проверить, что после этого с деревом станет.
  Язык пламени побежал по веточкам, сену, коснулся бруса, да в тот же момент, земля содрогнулась под его ногами, да с такою силою, что упал агроном на землю и от каких-то газов, вышедших из-под земли, сознание потерял. Пришел в себя, трещина в земле осталась, обсыпается, и нет этого бруса с вырезанным на нем истуканом старика и медведя. Обыскался, не нашел.
  Дома об этом никому не сказал.
  А вот ночью приснился ему тот истукан, и как человек говорит: "Я, Велес!" И каждую ночь стал приходит он к нему...
  
  -4-
  
  Вот и решил тогда Колосов собраться в гости к брату, который жил со своей семьей в соседней деревне, в совхозе "Первомайский".
  Жили они как нищие, дом небольшой, мебель - гвоздями сбита, вместо тарелок чашки алюминиевые. Борька года два назад, как школу бросил, запил, да его Светке нужно спасибо сказать, не дала мужу скатиться. Узнала про одну монахиню-ведунью, сходила к ней, молилась до зари, а воду крещенную, что принесла, спрыснула на мужа, и произошло волшебство, Борис не только перестал пить, но и в школу попытался вернуться. Правда, не приняли его там, не простили старые прегрешения.
  Места себе Борис не находил в деревне. Начал искать документы на пай земли, расспросил, где они могут храниться в селе. Соседи рассказали ему, как все с теми документами на самом деле было. В 1993 году, когда совхоз развалился, его работники провели собрание, получили паи на землю, и тут же продали их приезжему Михаилу Федосеевичу Одинцову, пусть не дорого, но больше нечего им было получить с совхоза. А ту стопку денег за их паи, на которую можно было купить пару овец, если хорошенько сторговаться, то и теленка, все помнили.
  А вот свидетельств на свою землю со Светланкой тогда ни Борис, ни его коллеги по школе, не получили. Говорили люди, что передали их в администрацию района. Но и там, как он узнал позже, даже не слышали об этом.
  
  И вот началась выборная кампания в районе. Ожидался в их деревню приезд кандидата в меры района Горынова Юрия Петровича. Говорят, был он уважаемым человеком в городе, развивал строительный бизнес. Его завод выпускал железобетонные плиты, да и бандиты к нему прислушивались, и администрация старалась с ним не ссориться. Вот на этой волне и решил сыграть на свою судьбу Борис Колосов, и попросить этого кандидата решить вопрос с их земельными паями.
  Остался день до собрания, которое должно было пройти в клубе. Достал Борис из шифоньера свой праздничный костюм, белую рубашку с черным галстуком и попросил жену проутюжить одежду. А сам сел у окна, развернул тетрадку и задумался о своем выступлении перед земляками. Ну, что скажет им. Что одумался, пить больше не будет, возьмет выделенную ему землю и начнет на ней развивать хозяйство - выращивать кролей, овец, еще что-нибудь. Но это будет сделать возможным только тогда, если они выберут Горынова Юрия Петровича мэром района!
  "Вот именно такой ход и заинтересует кандидата в главы администрации. Ну, куда он денется? А попрошу у него землю хорошую, - продолжал размышлять Борис, - то место, куда наш директор совхоза партийных и советских начальников на шашлык возил. Там у него, помнится, и банька осталась, и домик небольшой, и места те райские, где две реки соединяются - Ручей и Белая..."
  Громкий стук, раздавшийся с калитки, для Бориса был неожиданным. Никого он не ждал в гости, тем более своего старшего брата Александра. Обнялись, проводил его в кухню, Светлана стол накрыла, поужинали, за чаем остались вдвоем, разговорились. А перед сном, Александр отозвал Бориса на улицу и попросил рассказать о Велесе.
  Удивился Борис этому, но раскурив трубку, присел на скамью.
  - Сложный вопрос. Бог он един. А Велес, демон. Наши предки его называли скотским богом, богом мудрости и колдовства, поэзии и музыки, подземным богом, повелителем мертвых - стражем Нави. Это он переносит души умерших в небытие, - все тише и тише говорит Борис, словно боится чего-то. - А почему, Саша, тебя заинтересовал он?
  И рассказал Александр брату, о том, что произошло с ним недавно, в конце июня.
  - Удивительная история, - недоверчиво посмотрев на старшего брата, прошептал Борис. - Удивительная. Ты там ничего, случаем, не наглотался? Наркотиков, или у тебя белая горячка может быть от пьянки была?
  - А как ты думаешь, если бы она была, то я пошел бы к тебе?
  - Это я так, что на ум пришло, - в свое оправдание сказал Борис. - Неужели идол с тех пор мог здесь сохраниться? Самое меньшее ему, может, лет триста-четыреста. Читал некоторых историков, они доказывали, что еще в пятнадцатом-шестнадцатом веках находились поселения, где люди языческим богам преклонялись, верили в них. Хотя, другие писали, что в эти времена уже вся Россия перешла к христианской вере. Так что может в вашей деревне, это и позже произошло. Ты знаешь, за сколько сейчас этого идола, если он настоящий, конечно, можно продать? - схватил за колено своего брата Борис. - За миллион долларов, не меньше! Ты мне его покажи, может он действительно древнейший.
  - Исчез он, - поджав губы, словно сдерживая себя от желания заплакать, сказал Александр. - Когда поджог костер рядом с ним, земля содрогнулась, я упал и потерял сознание. А, когда пришел в себя, нет его. Но трещина, где он лежал, тоже была не большой, так что, даже не знаю, куда он мог исчезнуть.
  - Да ты что, Саша, шутишь? А то я что-то не пойму, к чему ты меня подталкиваешь, к язычеству? И сколько же тебе денег нужно собрать?
  - Для чего? - не понял Бориса Александр.
  - Ну ты же людей в свою секту языческую собираешь звать? Так?
  - Зачем? - удивился Александр.
  - Ладно, ладно, поздно уже, завтра поговорим на эту тему, - и повел брата в дом.
  А на утро, попросил Александра на час-другой остаться, сходить с ним на собрание, где будут селяне встречаться с кандидатом в главы администрации Горыновым Юрием Петровичем.
  
  В зале было душно, и народу много, Александр с Борисом не смогли пробиться поближе к сцене, а так и остались у входа. Но то, что рассказывал Горынов, было хорошо слышно и там, такая тишина в зале стояла. Красиво говорил Горынов о будущем района и их села, что поможет возродить их хозяйство, чтобы люди смогли вернуться к своему делу. А, кто пожелает заниматься частным делом, тому помогут с деньгами.
  Много наболевших вопросов задавали люди Горынову. Будет ли работать в их деревне амбулатория с врачом? Поднимут ли зарплату учителям? Когда отремонтируют дорогу в город и пустят по ней рейсовый автобус?
  Под конец собрания пробился к сцене и Борис, и, пожав руку Горынову, рассказал ему о своей проблеме. Остался, мол, без работы, решил заняться сельским хозяйством, но вот нет у него с женой свидетельств о праве собственности на земельные доли, на руки им не выдали...
  Горынов внимательно выслушал Колосова и сказал, что он всегда будет поддерживать таких людей, как Колосов, и помогать им в получении инвестиций, кредитов в банках и так далее. Он уважает таких сильных людей, которые не бегут от проблем, не спиваются, а готовы взяться за большое дело...
  Воодушевленный этим Борис, прикрывая глаза от вспышек фоторепортера, поднял руку и сказал:
  - Товарищи селяне, нам нужно верить в завтрашний день, и работать, чтобы мяса у горожан было достаточно в магазинах и на рынке, как молока и яиц, чтобы хлеб не рос в ценах. Главное, чтобы мы не верили в мыльные пузыри капиталистического богатства, которые рисуют перед нами такие люди, как мой брат. Он пришел ко мне, и зовет нашу семью вступить в их секту языческую...
  Все в зале, как будто зная Александра, повернулись к нему, а тот еще, словно, не поняв, что в эти секунды происходит, смотрит на Бориса. Зал расступился, пропустив к нему фотокорреспондента областной и районной газеты, которых Горынов представил всем в начале встречи с селянами.
  - А ведь он считался лучшим агрономом нашего района, - продолжал вещать со сцены Борис, - а теперь верит в мистические силы и обманывает людей, тащит их за собой в древность...
  Что еще тогда наговорил про него Борис, Александр узнал позже, из газеты, которую раздали по несколько экземпляров в каждый дом их села.
  Шла выборная компания...
  
  -5-
  
  Жену Бориса, Свету, с детьми - Мишей и Катей привела после обеда к ним Вера Ивановна Медведева, жена кузнеца. Потеснились Колосовы, поселили их во времянку. И без помощи добрых людей не обошлось, кто принес им старую одежду, кто - обувь ...
  И все, казалось, после этого, должно было у братьев наладиться в отношениях. Но это казалось, на людях. А так, между собой у них, струны, как и раньше, во взаимоотношениях оставались натянутыми. И не столько из-за того, что когда-то поссорились братья, нет. Просто трудно ужиться людям, которые в душе всегда считают себя лучшими, сильными, умными и ПЕРВЫМИ.
  Даже сейчас, когда Борис попал на "остров" семьи старшего брата, через день уже не находил себе места, все здесь было для него не так, как он хотел бы. То, канал для слива воды с колонки имел малую глубину, из-за чего она, если подавалась большим напором, выплескивалась наружу. То, забор у него слишком высокий, из-за чего не видно, что на улице происходит. То, лампочка на летней кухне высоко висит, и собака не там живет. А овец вообще нужно держать не в хлеве, рядом со свиньями, а отдельно.
  Сначала Александр объяснял младшему брату, почему так все у него сделано. Свиньи - это живая печь, от этого барашкам, живущим через стенку с ними, будет теплее зимой. Забор для того высокий, чтобы с улицы никто не заглядывал к ним и сплетни не пускал...
  Но Борис этих доводов не принимал, снова умничал.
  Первой не выдержала его жена.
  - А ты, Борис, в каком сам хлеве жил, - взорвалась за обедом Светлана. - Ведь в доме своем гвоздя даже не мог забить, чуть что соседа, плотника звал. А уж если говорить о заборе, так он у тебя вообще завалился, а ты вместо того, чтобы стойки новые вкопать, палки к нему приставлял, чтобы не падал.
  Покраснел Борис, стукнул по столу кулаком, вышел на улицу. Но, ни Александр, ни Анастасия и слова не вставили и не пошли его успокаивать, продолжали кушать.
  - Извините, - тихо сказала Светлана, - он всегда такой, лишь бы учить, а сам, ведь, ничего не умеет. Даже переселился в Медвежку для того, чтобы на готовеньком пожить, там баня осталась, да дом шесть на шесть с мансардой.
  - А дизельная электростанция? - спросил Александр.
  - Она тоже от бывшего директора совхоза осталась там. Когда совхоз наш развалился, директор от инфаркта умер, а об его вотчине все и позабыли. Борис не раз туда ходил, и решился сделать себе рекламу, будто живем там, хозяйством обзаводимся. А сам не больше, не меньше, к весне хотел продать эту землю вместе с постройками, из-за этого ему и свидетельство на пай земли понадобилось.
  - А с учительством как у него?
  - Да ни как, забросил он работу, - сказала Светлана, вытирая слезы.
  - Так, значит, братец и остался Мюнхгаузеном, вся жизнь у него в мечтах да поучениях, - прошептал Александр. - У меня будет трехэтажный дом, стадо в сто голов коров, самые лучшие в мире трактора. Я тоже об этом мечтаю, - и, извинившись перед женщинами, пошел в свою лабораторию.
  Да, та земля, которую он в течение месяца приносил в рюкзаке со сказочного "острова", была действительно волшебной. Все на ней росло быстрее в два раза, несмотря даже на то, что в лабораторию не попадали солнечные лучи, в земле не хватало необходимых для развития витаминов и химикатов. Причиной этому, скорее всего, могли стать биополя от идола, лежащего в той земле, пришел к выводу Александр Дмитриевич Колосов.
  Вот и сейчас, наблюдая за развитием семени гречихи, положенном еще вчера в стеклянную банку, и легонько присыпанную сырой "сказочной" землей, он не переставал удивляться тому, что произошло с ней. Семя не только набухло и раскрылось, но и дало росток, мощный, длиною в несколько сантиметров.
  "А если эту землю использовать, как удобрение, - вдруг появилась у него мысль. - А ту землю, что рядом, насыпать на этот "островок"..."
  Кто-то в дверь постучал. И опять не вовремя.
  - Извини меня, Саша, - услышал он голос брата, - это у меня все от обиды.
  - Ладно, - махнул про себя рукой Александр, - всякое бывает.
  Еще раз стукнул в дверь Борис:
  - Можно зайти? - спросил он.
  - Извини, нельзя, - отказал Александр, - даже жену сюда не пускаю.
  - Что я тебе, черная кошка, что ли?
  - Не дави на больной мозоль, - попросил Александр. - Ты лучше найди себе в деревне какое-нибудь дело, ведь не прокормить мне тебя с твоей семьей. В школу сходи, что ли, или еще куда-нибудь. И в мои дела, прошу, не лезь.
  Александр даже не ожидал, что сможет так поступить, поставить брата на место. Правильно сделал. Пусть барон Мюнхгаузен будет один, в своей сказке...
  
  -6-
  
   Вспаханное поле плохо прорастало. Волновался Александр, смотрит на небо, ни тучки, только солнце палит, местами то ли дым с земли поднимается, то ли пыль. И видит он, навстречу к нему идет старик по полю, седовласый и рог в руке несет, и орошает из него водой землю.
  И идет этот старец по земле, не касаясь её своими ступнями, и затмевает он своею одеждой все небо. Остановился он перед Александром и ростом стал таким же, как сам Колосов.
  - Здравствуй, Ищущий, - поздоровался Старец, и голос у него похож на гром небесный, только тихий.
  Поклонился ему Александр, и говорит:
  - Здравствуй.
  - Пить хочу я, - сказал старик.
  Поклонился Александр, взял кувшин молока, хлеба печенного и подал старцу.
  - Спасибо, Ищущий.
  - Кто Вы? - заново поклонившись, спросил Александр, и тут же почувствовал, что взлетел он на небеса и спустился на незнакомую землю, на которой кругом богатства огромные. Сундуки стоят открытые с драгоценностями разными - с брильянтами и золотом, с изумрудами и серебром. Скот невиданных размеров на полях пасется, золотистые стога с сеном вокруг. А недалеко от поля и деревня из домов кирпичных стоит, и люди в ней веселые, радостные, танцуют на улицах, песни поют, в невиданные музыкальные инструменты играют. Художники на домах большие красочные картины пишут, фокусники камни в коней превращают, поэты стихи читают - слушаешь их, душа поет. А женщины в рушниках ярких, улыбаются ему, на стол обеденный несут горшки с борщами, кашами закрытыми сливочным маслом, вареники и сметану, сыры и творог, хлеба и пироги, меды и варенья.
  Дух захватило у Александра, никогда не видывал он такого богатства.
  - Выбирай, чего хочешь, Ищущий, - обратился к нему старик. - Сундуки с золотом и драгоценностями, коров и овец, холст с красками, али дудку веселую, и забудешь ты о своей бедности...
  И лицо этого Старца знакомо Александру, а когда увидел на груди его медальон в виде коровьей головы, поклонился перед ним еще раз и спросил:
  - Вы Демон земли и небес по имени Велес?
  - Так что выбрал ты, Ищущий, - спросил Старец, - золото с бриллиантами, скот, талант поэта, художника, или волшебство?
  - Не это я ищу, а зерно знаний про то, чтобы я мог сделать землю богатой на урожай, и чтобы росло на ней все, что посадишь. И виноград в земле северной с мандаринами и хурмой, и зерно пшеничное, и не умирали посадки от засухи, как на том острове, где я нашел идола твоего.
  - Хорошо, - сказал Старец, поднял руку и оказался Александр в невиданном месте, где крестьяне работают с песнями: землю пашут, сено молотят, скот пасут. А сил у Александра еле хватает удержать в руках борону, которую тянет за собой конь невиданных размеров, и ступает он на землю мягкую, черную и жирную, которая из-под резца бороны поднимается волнами, и рассыпается под его стопами. Красота невиданная!
  И вот все поле перепахал Александр, огляделся вокруг, а по вспаханному полю уже люди идут и сеют зерно, песни поют, смеются. Стер с лица пот Александр, сел около бороны, и поверить глазам своим не может, когда увидел, что идет к нему мать с отцом, молодые и радостные, деды с бабушками, дядька Василь без костылей, на ноги наступает не израненные в войну...
  Все улыбаются, обнимают Александра. Мама подает ему кувшин с водою холодной и вкусной, отец краюху хлеба, бабушка меда ложку... Вот радость-то.
  - Нашел ты, что искал? - спрашивает у него Старец.
  Поклонился ему в ответ Александр и говорит:
  - Работать нужно с радостью и с любовью, но не получается так жить у нас, бандиты урожай забирают, радость убивают.
  - Так что же ты ищешь тогда, Ищущий? - спросил у него Старец, хмурится, его глаза черными становятся.
  - Правду и защиту прошу! - упал на колени перед старцем Колосов.
  Покачал в ответ головой старец, и дотронулся до медальона своего, гром в небесах ударил, молния сверкнула и видит Александр перед собою медведя огромного. Испугался его, назад пятится. А медведь говорит ему голосом старца:
  - Один ты слаб!
  ...И закрутилось все вокруг Александра, покатился он от сильного ветра кувырком, взлетел над землею и парить начал, как птица, и видит деревню родную, свой двор, сыновей играющих в нем и ... опускается на землю, медленно, словно в постель свою мягкую ложится на нее.
  Открывает глаза, жмурится, яркое солнце в окно светит. Поднялся Александр с кровати, вытер лоб мокрый от пота и понял, во сне ему все это привиделось.
  
  -7-
  
  - Ну что, пойдем, дом посмотрим, а то чувствую, устал ты от семьи нашей, - спрашивает Александр.
  - Да как тебе сказать, - прищурился Борис, - вопрос у меня остался один к тебе. - Заерзался на скамейке братец, осматривается по сторонам, словно проверяет, нет ли кого лишнего рядом.
  - А ты мне здесь цацу, обиженную жизнью, из себя не строй! - повысил голос старший брат. - Никогда у тебя не было ни ружья, и ни в кого ты не стрелял. А что из директорского дома да бани на Медвежке тебя выгнали, так это его хозяева.
  - Ну что ты говоришь, - попытался остановить брата Борис.
  - А ты не перебивай. Все мне по-честному твоя Светка рассказала. Как был ты соловьем певчим, так и остался им, и землицу прихватить хорошую попытался, да продать ее за большие деньги. И если бы не дал объявления в газете, так и жил бы себе спокойно. А так напомнил о ней кому нужно, и вся твоя история мыльного землепашца закончилась тут же, так и не успев начаться.
  Слушает Борис своего брата с ненавистью, налилось его лицо соком свекольным, сжатые его кулаки напряжены до белого, вот-вот взорвется человек.
  - Так что, Боря, возвращайся в старый дом, к себе в Ивановку.
  - Легко тебе сказать, - просипел тот. - Пусто у меня там, ни картошки, ни моркови. Думал, дом продам, в городе квартиру куплю и заживу.
  - Да, - встал из-за стола Александр. - Знаю, что у тебя все вещи, которые успел нахапать у чужого хозяина, в свой дом вывез. Так? Ну вот. Поживи до весны здесь, а в апреле назад возвращайся. А пока домой съезди за одеждой, дам тебе трактор. Только смотри не учи жизни тракториста Лешку Большого, а то если ему что не понравится, то по зубам даст.
  Колосовы вышли во двор, остановились у колодца, и продолжил Александр:
  - Пойдешь со мной сейчас в школу, с директоршей поговорим, может, найдет там тебе место какое. Только смотри, Борис, нашего села ни на карте не найдешь, ни в администрации района не значится. Живем мы здесь как тень от прошлого. Были отделением вашего совхоза "Первомайского". Жили - не тужили. Когда началась перестройка, отделились от вас, да не успели добра себе нажить, инфраструктуру, как у вас настроить, и при капитализме лопнул наш совхоз. Без управы остались.
  Попытались мы сельсовет здесь организовать, а кому нужна эта головная боль, скажи мне? Вот и не хочет район брать наше развалившееся хозяйство к себе: дома, школу, котельную, которая уже и не существует на самом деле, одни развалины от нее остались. Инженерные сети, что там еще, ну, почту...
  Так что, дорогой, школа здесь держится еще как-то, скорее всего, как отделение вашей Ивановской школы.
  - Слышал, - махнул рукой Борис. - И директоршу вашу знаю, так что может, и сам договорюсь с ней. Без тебя. А ты только по деревне "правду" не пусти, а то хоть в петлю потом лезь, - и посмотрел с обидой на своего брата. - Хорошо?
  - Ты только сам себя в струне держи, не болтай лишнего и прошу, не наезжай больше...
  
  
  Глава 10. История...
  
  Стук в дверь. Семен потянулся, тихонечко, чтобы не разбудить Марфу, вылез из кровати, и на цыпочках пошел к двери.
  - О, да к нам в гости сам Петр Аркадьевич, пожаловал, - встретил шепотом он бывшего участкового, и пригласил в дом.
  - Как у Марфы дела?
  - Тс-с-с, - остановил Петра Семен, - пусть спит, только с работы пришла, - и пригласил друга в кухню.
  А там запах, потянул Петр носом, и глаза прикрыл.
  - Сейчас угощу, - смеется Семен, - это Марфа гречневых оладий напекла, еще горяченькие. С медом будешь, али с чесночком?
  - Ну, так как она? - переспросил Петр, усаживаясь на табурет.
  - Да все нормально, это Анне досталось, а их так, попугали, да загнали в коровник и закрыли. А ты что, решил следствие вести?
  - Да как тебе сказать. А стоит ли? - и посмотрел Семену в глаза.
  - Я не против, - поморщился Семен, и налил в кружку Петру с самовара чаю. - Есть варенье смородиновое, черничное?
  - Лучше смородинового, с детства люблю, - потянувшись за оладьей, сказал Петр. - Что-то холодно сегодня. Ноябрь!
  - Да, - присел рядом Семен и накинул на себя рубашку.
  - Так у меня, Сём, газетка есть, вот смотри, - и достал из кармана сложенный в несколько раз газетный лист. Развернул его и положил перед Семеном на стол. - Вот статейка с фотографией, прочти.
  Семен подвинул к себе лист поближе.
  - О чем это? - спросил он, не сводя глаз с заголовка и фотографии, на которой изображены лежащие на земле люди.
  - А ты читай.
  - "Медвежий след", - прочитал заголовок Семен и, посмотрев на Петра, еще ближе подвинул себе газетный лист и начал читать громче.
  - "3 ноября, на дороге в Кощьи Нави из райцентра обнаружен грузовик, застрявший в болоте, и рядом с ним несколько трупов.
  Оперативной группой, во главе с начальником милиции подполковником Синеговским, и следователем прокуратуры Иванцовым, проведено следственное мероприятие. Трупы, лежащие около колеса грузовика, это молодые двадцатипяти-тридцатилетние мужчины, имена их следственным органам хорошо знакомы. Это Сергей Ган по кличке Мотерый, и Сергей Валкин по кличке Клин.
  Правоохранительные органы рассматривают пока одну версию убийства этих людей - медведем, на которого они, видно, охотились. Скорей всего животное было ими ранено и разъяренное бросилось на охотников и разделалось с ними. Первым доказательством этому стали найденный пистолет Маузер с согнутым стволом (человек такой силой не обладает), охотничье ружье с разорванными друг от друга стволами и разбитым прикладом, и порезы на теле убитых, оставленные от когтей животного". Все! - и протянул газету Петру.
  - Ой, как страшно, - прошептала стоящая у двери Марфа. - Петя, представляешь, а Семен договорился с Ильей завтра в лес ехать за дровами. Не пущу, а то и они, вдруг встретят этих бандитов.
  - А ты, Марфа, посмотри внимательней на фотографию, - подал ей газету Семен. - Внимательно посмотри, ничего знакомого там нет.
  - Ой, Боже! - прикусила палец женщина, - так это не те ли, которые на нас напали на ферме?
  - Так как? - спросил у женщины Петр.
  - Не знаю, - вздохнула Марфа. - Машина вроде та же. А о сыре-то там ничего не написано.
  - Ну, сыр, это дело такое, о нем лучше помалкивать, а то бабы на язык востры, разнесут, что его мы вернули назад, и бандитам ничего не останется, как деревню нашу, для острастки, сжечь дотла. А так, видно, тот третий, что сбежал, все им рассказал про мишку, и концы в воду спрятали, мол, мишка закусил тем сыром, ведь ему скоро в спячку зимнюю ложиться нужно.
  - Да ты что, там батонов сырных у них с пол кузова было.
  - Значит, не один медведь был, - ответил Петр, сверля своими глазами Марфу.
  - А может это не медведь их поубивал, - испуганно смотрит на Петра Марфа.
  - Ну как это не он? Ты посмотри, Марфа, сюда, и ткнул на спину убитого мужика, лежащего у колеса грузовика. - Вот видишь, только медведю это по силам сделать, да и кузов машины, видишь, в нескольких местах разломан. Это человеку простому не по силам. А если это сделать топором, то по-другому бы получилось.
  - Ой, - присела за стол Марфа. - Бывает же такое. Правду говорят люди, в нашей деревне не свое не трожь, Кощей накажет.
  - Может, может. Только здесь, вот что меня больше всего заинтересовало, - сказал Петр. - Машина их увязла в болоте. Откуда оно там? Вчера туда ездил, след смотрел, действительно, словно в глине мокрой застряли. А там глина сухая-то.
  - Ну? - не сводит глаз с Петра Семен.
  - Еще раз для тех, кто в бронепоезде, сообщаю, там дорога сухая, и если там могла так машина увязнуть, то она должна весить тонн двести, а не семь-восемь, как на самом деле.
  - Да что ты говоришь? - удивился Семён. - Может они попали в старую колею, может увидев того же медведя затормозили, что бы его не сбить. Хотя, - Семен, поняв, что говорит не то, остановился.
  - Все это произошло в тот вечер, когда эти бандиты напали на ферму. И самое, что интересное, моя собака не учуяла запаха медведя, даже лай на подняла, а так спокойно походила, да легла у брички. Ее даже тела мертвецов не заинтересовали.
  А у убитых, были выпучены глаза, скорее всего от испуга. Нашли пистолет Маузер с согнутым стволом. - Петр посмотрел на слушающих его Семена и Марфу. - Вот такие, ребята, дела.
  - Да, - развел руками Семен, - без рюмки чаю в этих делах не разобраться. Хотя, ты знаешь, Петь, вот если бы так все, без проволочек, наказывались, было бы здорово. Сделал плохо, получай.
  - Да, и ты туда же.
  - А какие-то версии еще были? - спросил Семён.
  - Откуда знаю, я же там не был, и в милиции теперь не работаю, а, значит, ничего узнать по этому поводу не могу. А версий можно хоть, сколько напридумывать, даже на корову, что она на самом деле медведь, и - докажут.
  - А про ферму нашу...
  - Марфа, - остановил женщину Пётр, - мы же договорились про сыр, ферму ни слова, а то вас всех затаскают по милицейским кабинетам. Тогда будет одна версия, вы их догнали и каким-то способом убили, а после этого оставили медвежьи следы.
  - Да, да, да, - согласилась Марфа. - Ну, вы уж здесь оставайтесь, а я на ферму утром пойду, на дойку. А как нашим бабам про это рассказать, Петь?
  - Лучше молчи. Главное, чтобы газета не дошла до вас, а то начнут придумывать всякие сплетни, тогда уж извините, барышни доярки, каждой лет по семь дадут и в тюрьму отправят.
  - Ой, ты, - махнула на Петра рукой Марфа, перекрестилась...
  
  -2-
  
  - Ты, наверное, про все это выдумал, признайся? - спросил Петра Семён. - Дай-ка газету, может это статья про что-то другое?
  - Смотри сначала сюда, - разложив газету на столе, сказал Пётр и ткнул пальцем в выпускные данные газеты: "Номер подготовлен к печати 10 ноября 1999 года". - А теперь сюда и ткнул в первый абзац статьи "3 ноября, на дороге в Кощьи Нави из райцентра обнаружен грузовик, застрявший в болоте, и рядом с ним несколько трупов..." Вот, видишь, газета вышла 10 ноября, а история, про которую рассказывается в ней - 3 ноября, а на ферму нашу напали 1 ноября, значит третий их сотоварищ как-то добрался до города.
  - Да, - Семён встал с табурета, перекрестился, и снова сел за стол и, подвинув к Петру кружку, спросил:
  - А может это не он, а кто-то с нашей деревни в город ехал?
  - На чем. Разве что кто-то городской к Демьяну разве что, ехал. Наливай.
  - Я только чаю, хватит, боюсь слететь, Петя, боюсь - прошептал Семён, - а то...
  - Да я, что, против, - перебил товарища Пётр. - И что, даже капельку боишься принять?
  - Ну, только так, Петя, перестань мне сыпать соль на раны.
  - Всё-всё, понял, молчу.
  Если бы сейчас рядом с ними сидел человек не знавший, что Семён несколько лет назад был алкоголиком, то не понял, о чем между собой недоговаривают друзья. Но Пётр знал это хорошо и, несмотря на то, что и сам, иногда был не против пропустить один-другой стакан самогонки, при Семёне сдерживался. Только иногда, так, для остроты чувств, подначивал товарища, но... далеко старался не заходить. Дорожил он дружбой с Семёном, как звал его про себя - интеллигентным пастухом.
  - Погоди, если хочешь, сейчас принесу тебе кружку самогонки, - смилостивился над товарищем Семён. - Но только оставлю её там, в подполе, что бы даже запаха не слышать его окаянного.
  - Да ладно, нашёл, о чем говорить, - остановил его Пётр. - Я ж к тебе так, по делу пришёл, думаю, может, ты найдёшь объяснение этому мгновенному болоту на сухой земле, медведю, которого запах даже собака не учуяла. А он, судя по оставленным размерам царапин, не меньше двух метров в высоту.
  - А может это и не медведь вовсе? - спросил Семён. - Сам же рассказывал мне, что наша деревня на земле непонятной расположена, заколдованной. Так может это вовсе не медведь был, а оборотень какой-нибудь.
  - И ты, туда же, - махнул рукой Пётр, и, сделав глоток горячего чаю, закашлялся.
  - Но сам же говорил, что ваша земля находится или рядом с воротами в преисподнюю, либо на её границе, и мертвецы во сне приходят и рассказывают будущее.
  - Ну и что?
  - Ну, а как ты, Петя, по-другому объяснишь, что произошло с этими грабителями. Может они попали в тот момент, когда в земле увязли, когда какое-то окно в тот мир открывается.
  - И, ты, ученный веришь в это? - Пётр искоса посмотрел на Семёна. - Значит, веришь в Бога, в демонов?
  - Да, как тебе сказать. Раньше может и не верил, но когда Марфа в своих молитвах к Матери Божией выпросила Илье здоровье, я поверил, - сложив перед собой руки на столе, сказал Семён. - Ты, знаешь, был при Екатерине Второй ясновидящий Василий Васильев, крещенный по имени Авель.
  - Так, так, - усевшись поудобнее, Петр внимательно посмотрел на Семёна. - К чему это ты?
  - Да все о том, что, и в колдовство можно верить, как и в то, что мы созданы Богом.
  - И это мне говорит бывший коммунист, преподаватель марксизма-ленинизма!
  - Давай только без оскорблений, - повысил голос Семён. - Что ни говори, они великие деятели, и как теоретики, и как практики. Хочешь, напомню. Ленин создал большевистскую партию, первое в мире государство рабочих и крестьян, а потом объединил Россию с Украиной, Белоруссией и другими 12 государствами, которые стали республиками Союза Советских Социалистических Республик. Так? И мы с тобою, вроде бы в СССР родились и выросли. А экономические разработки Маркса...
  - Стоп, стоп, стоп! - приподняв руку, останавливая Семёна, запротестовал Пётр. - Извините уж, поэтому, наверное, Ленина до сих пор в мавзолее и держат, что земля его не принимает. Ни Дьявол, и не Бог. И царя твой великий политик убил с семейством, спокойненько так, как расстреливал тысячами монархистов, эсеров, кадетов, махновцев, без суда и следствия, тысячами к стенке людей ставил. И белых офицеров и солдат, а потом и своих в Кронштадте матросов, а потом и крестьян. А ты говоришь, Ленин велик.
  Сём, дай и мне к власти прийти, я сначала приятным котеночком покажусь, а потом тех, кто мне будет мешать мурлыкать по-своему, начну царапать и съедать. И тезисы мои будут, как ленинские развешаны в школах, в институтах, на площадях. Например, "Учиться, учиться и учиться". А чему, Сёма, учиться? Чему? Как для себя строить карьеру? Да? Как убирать мешающих мне людей? Да? Как хапать бабки? Да? А потом, тех кто у меня же учиться будет, тоже к стенке буду ставить, чтобы меня они же к ней не поставили. Лучше быть первым. Чем не лозунг, а.
  - Так ты зачем пришёл? - сдавливая кулаки громко спросил Семён. - Да из-за таких как ты, мы сейчас в дерьме по самую шею сидим, понял!
  - А ты, что, не согласен со мной? Семен, не согласен, да? А зря, я как раз у той власти собакой был, цепным псом, чтобы охранять её. Понимаешь? Фас, и все! Не дал кто-то первому секретарю горкома партии то, чего он хотел, значит - фас! Тащи его в кутузку. Опять тот голос поднял, значит, не понял, кто он такой, опять фас, и в тюрьму его, а лучше в психбольницу.
  Ты, знаешь, мой дядька считал себя настоящим коммунистом. Работал в кочегарке. Одна баба влюбилась в него по уши, напоила как-то его, переспала с ним, а потом пыталась женить его на себе. Тот чертыхался, любил свою жену, и разводиться не хотел. А та баба с обиды сплетни про него разные начала пускать, мол, совратил её. Но и этого ей мало было, заявление в партком написала, мол, пристает к ней сексуально, осудите его и исключите из партии, и в тюрьму посадите. Не выдержал дядька этого и застрелился. Вот он, какой выход нашел, чтобы не порочить имя коммуниста, ленинца.
  Видишь, он по-своему понимал Ленина, чтил его как революционера, как большевика, и не хотел лишиться партийного билета.
  А секретарь парткома, который моего дядьку из партии гнал, с двумя бабами гулял, и ничего. Ни сплетен не боялся, ни пересудов, а когда открыли кооператив под гаражи, из завода только несколько человек принял, остальные были блатными, - директор рынка, главврач, прокурор, начальник милиции. А нас, простой люд, даже близко к своей кормушке не подпускал. А как развалился Советский Союз, лопнула коммунистическая партия, так бегом, прихватил себе автозаправочную станцию, гараж с автомойкой, барином стал. Видишь, каждый по-своему понимает, что такое честь, что такое разврат, кто такой Ленин, а кто такой Маркс.
  - Погоди, погоди! - попытался остановить Петра Семён. - Я ему про Фому, а он - про Ерёму...
  - А что не так? Что? - взбеленился Петр и, встав из-за стола, начал ходить взад и вперед по кухне. - Ты, думаешь, это тебя жизнь проверяла на вшивость, когда уволили из института, когда ты потерял квартиру и стал бичевать, воровать. Нет, жизнь больше меня проверяет. Ты думаешь, мне приятно было смотреть на этих боссов партийных, которые школьниц лапали, а потом с трибун до хрипоты кричали о соблюдении морали коммуниста, о высокой дисциплине и чести!
  Ещё бы! Как там, в уставе говорилось? Член партии обязан служить примером, проявлять чуткость и внимание к людям. Да?
  Так вот, Семён, когда видел, как эти великие вожаки извращались над народом, и хапали себе жилье, всем своим родственникам, блатным по одной, по две квартиры. И им наплевать было на ветеранов войны, инвалидов, работяг, многодетных семей, которые живут в хибарах, в подвалах, в сараях. Их детки пьяными садились в машины, и только останови его, так тебе сразу погоны срывали. А если в обком жалобу напишешь про него, или в ЦК, то ты тут же исчезаешь с этого света. Нет тебя больше, гниешь где-нибудь. А ты говоришь Ленин. И вы сегодня этим убийцам продолжаете до фанатизма поклоняться. Ленинцы! - Пётр с досады махнул рукой и вышел во двор.
  
  -3-
  
  Семён, шокированный тем, что сейчас произошло, остался за столом. Обнял ладонями горячую кружку с чаем и задумался:
  "Ленинцы! Ленинцы. И мы с детства хотели быть похожими на Ленина, хотя тогда и не понимали, что это значит. Все в классе хвастались своими звездочками октябрёнка, а вот он, Семён Якимов, тогда опоздал на школьное торжество, на котором его одноклассников принимали в октябрята. Из-за чего, не помнит, а учительница на следующий день его вывела к доске, поставила перед классом и сказала, что Семён не заслуживает носить звёздочку с портретом Володи Ульянова. И не потому, что он опоздал на торжественную линейку, а потому, что хоть он и учится хорошо, а вести прилежно себя не умеет. На переменах балуется, девочек таскает за косы.
  После этого ему было очень стыдно, и он очень хотел быть хорошим. И старался вести себя примерно, а после уроков, каждый день приносил учительнице свой дневник, чтобы она поставила ему оценку по поведению. Он очень хотел быть октябренком, ленинцем, и стал им.
  Ленинцы! Да, мы тогда верили, что дедушка Ленин, революционер, смелый, сильный, он не боялся полицейских, что он был в Шушенском и еще, что его уважали рабочие и крестьяне, и они защищали его. А, что было ещё нужно нам малышам, только верить в героев?
  А о том, какая на самом деле была коммунистическая ленинская партия, он узнал намного позже, когда учился в аспирантуре. Под грифом "секретно" читал о "военном коммунизме", о продразверстке, которая лишала крестьян всего выращенного урожая, птицы и скота. Другого выхода большевики не находили, чтобы хоть как-то покрыть расходы на содержание своей партии, армии. А закон о Земле, как выяснилось, буквально через год, оказался не больше, чем мифом. Мифом, который поднял в 1917-1918 годы массы народа в поддержку Ленина. Но он быстро лопнул, и привел к вооруженным восстаниям крестьян от Дона, Кубани, до Западной Сибири.
  В городах начались беспорядки, закрывались фабрики и заводы, рабочие оказывались на улицах. Особенно тяжелое положение сложилось в крупных промышленных центрах, и в конце февраля 1921 года первым взорвался город-крепость Кронштадт, где находилась главная база Балтийского военно-морского флота. Матросы поддержали восстания крестьян, митингующих рабочих в городах Москвы и Петрограда, и выступили не против правительства, а против диктатуры большевистской партии.
  Но и здесь Ленин попытался найти выход в свою пользу, провел десятый съезд партии большевиков, на котором сказал, что возглавили восстание в Кронштадте черносотенцы и эсеры, и оно будет подавлено в течение дня. Хотя, прекрасно знал, что восстали не только моряки, а и рабочие, которые поддерживали крестьян, частную собственность, свободу слова.
  Кронштадтцы пытались добиться проведения открытых переговоров с властями, однако позиция Ленина была однозначной: никаких переговоров или компромиссов, мятежники должны быть наказаны.
  Но надежда Ленина на быстрый разгром восстания не оправдалась. Понеся большие потери, карательная армия под командованием Тухачевского, отступила. Одна из причин этой неудачи крылась в настроениях красноармейцев. Дело дошло до их прямого неповиновения и поддержки матросов Кронштадта. Они начали поддерживать осажденных, их призывы "бить коммунистов".
  Узнав об этом Ленин боялся, что восстание перекинется на весь Балтийский флот. Чтобы заставить воинские части наступать, командованию пришлось прибегнуть к репрессиям и угрозам внутри своего войска. Ненадежные части были разоружены и отправлены в тыл, а тех, кого посчитали зачинщиками, публично расстреляли.
  И только 18 марта крепость оказалась в руках большевиков. Точное количество погибших, пропавших без вести и раненых с обеих сторон до сих пор не известно. Началась расправа над гарнизоном Кронштадта. Даже само пребывание в крепости во время восстания считалось преступлением. Прошло несколько десятков открытых судебных процессов. Казнены были тысячи человек. Тысячи!
  И всё это оставалось под грифом секретно, как и расправы над восставшими крестьянами, рабочими, так что еще неизвестно, кто был более кровавым, Ленин или Сталин, Ленин или Гитлер. И если нам удалось убрать одного идола - Сталина, второго - Гитлера, то Ленин остался до сих пор".
  Семён сделал несколько больших глотков остывшего чаю.
  "Ленин уничтожил тысячи, десятки тысяч человек, - продолжал он накручивать себя, - а мы его возносим, как бога, как монголы своего Чингисхана, французы - Наполеона и Робеспьера. И все они убийцы, как тот же Петр Первый, Иван Грозный".
  Семён оттолкнул от себя кружку и вышел во двор. Петр, к его удивлению, не ушёл, сидел на скамейке у колодца.
  - Остыл? - спросил он у вышедшего на крыльцо Семёна.
  - Да..., - тот махнул рукой. - Петь, да, ты сам пойми, куда не глянь, все они одинаковы. Любой правитель - это диктатор. Любой! Мягкость - это анархия. Читал про Махно? Да неважно.
  - Сём, может, хватит, а? Ну кто мы такие? Если бы за нами с тобой стояла организованная толпа, миллионов в десять хотя бы, оружие, или были бы у нас миллиарды долларов, то к нашему мнению прислушались бы. Мы сейчас никто, два деревенских мужика, которые только и умеют, что бояться мафии.
  - Кого? - напрягся Семён.
  - Да бандитов, которые качают над нами свои права, - повысил голос Пётр.
  - Не понял?
  - Да боимся их, гнем спины перед ними?
  - Стой, стой, - теперь повысил голос Семён, - это ты хочешь сказать, что я тогда сам отдал им пол стада коров и попросил, чтобы меня побили?
  - Да не об этом я, - встал Пётр.
  - Ну конечно, не об этом, - махнул рукой Семён и вернулся в дом.
  Пётр шагнул за ним, но уперся в закрытую изнутри дверь.
  - Вот же, дурак, - выругался он от бессилия и, стукнув каблуком о дверь, уселся на ступеньку крыльца.
  Скинув с себя теплую куртку, Семён лег на диван, и вытянувшись, задумался:
  "А действительно, почему я поверил в Бога? Из-за выздоровления Ильи? Может быть. Из-за той статьи, в которой рассказывается, как в Португалии к трем детям-пастушкам явилась Богородица? Наверное. И потому, что тысячи людей, не видя наяву самой Богородицы, пришедшей в очередной раз к пастушкам, видели только ее свечение, а когда пастушки, понукаемые собравшимися людьми, попросили Богородицу как-то себя показать людям, она подняла руку, и шедший ливень тут же прекратился. Без малейшего дуновения ветра облака расступились, и солнце начало не только менять свои формы, а закрутилось, как огненное колесо, освещая все вокруг себя, то красным светом, то синим, то зеленым, то оранжевым. И тысячи людей видели эти чудеса.
  А праздник Покрова Божией Матери в Россию пришел после того, как в 910 году, когда Дева Мария спустилась с небес в Царьград, на который напали враги, и защитила его жителей, накрыв их от стрел своим покрывалом. И нападавшие, среди которых были и русские язычники, увидев эту небесную защиту города, преклонились перед Божьей Матерью и стали воздавать почести Покрову Божией Матери.
  Семён встал с дивана и вышел на крыльцо.
  - Петь, а может ещё и подеремся? А? - и, улыбнувшись, похлопав товарища по плечу, уселся на ступеньку рядом с ним. - Пошли, самовар закипел, - и, подтолкнув товарища, потянул его за собой в дом.
  - Так что ты хотел мне рассказать про Авеля? - спросил в кухне Пётр.
  - Да, про то же самое, что мы, люди, не главные в этом мире.
  - А Бог? Да?
  - Да, Бог. - Семён посмотрел на Петра. - Авель, это монах, ясновидец, все его видения, были не выдумкой! О чем говорил, то и происходило в жизни. Он жил при Екатерине Второй, предсказал ей, как она умрет, так и произошло. Так вот, когда его пригласил к себе царь Павел Первый, это было, кажется, в 1796 году. Царь попросил этого монаха рассказать о будущем России, о своих преемниках - императорах, которые будут после него.
  Так вот Авель в точности рассказал ему о нападении французов на Россию, как проживут и погибнут все его преемники. И о Николае Втором, когда придут к власти безбожники - большевики. И про Сталина, и про Гитлера. Эта книга была опубликована в 1875 году. В 1875-ом! - с восклицанием растягивая слова, словно, ещё раз давая Петру взвесить сказанное. - То есть 117 лет назад.
  - Во как, - удивился Пётр. - А, когда же мы нормально заживем, Авель не говорил?
  - Приблизительно с 2000 года. Это наказание Божье, за то, что мы забыли нашего Отца, так говорил Авель. А потом Бог смилостивится к россиянам и заступится за них. Это же говорила и Богоматерь, трем пастушкам, к которым спустилась с небес в Португалии. Она спускалась к ним пять раз, 13 числа каждого месяца в 1917 году. И предсказала им тоже самое.
  - И как это можно доказать?
  - Нужно поехать куда-нибудь за рубеж, во всемирную библиотеку, и почитать газеты за этот период из разных стран. В последний раз, когда Дева Мария спустилась к малышам, там собрались люди разных вер, и атеисты, понимаешь, все они верили в ее приход на землю, к тем пастушкам. И она рассказала и о нападении фашистов на европейские страны, и о кончине коммунизма, и то, что она так же начнет помогать россиянам, когда они начнут верить в Бога.
  - Быстрей бы, - вздохнул Пётр. - Но, дорогой мой, Россия, грубо говоря, это не одни наши Кощьи Нави. Может действительно, грубо говоря, стоит прислушаться к нашим старикам. Вон Илюшкина бабушка предложила один из домов, которые пооставляли люди, превратить в храм Божий. Собрать туда иконы.
  - Да, может ты и прав, - согласился Семён. - А ты, может, нашим священником будешь?
  - Опять зубы скалишь, - громко прошептал Пётр. - В райцентр хоть завтра, грубо говоря, поеду, и с настоятелем храма Сергия Радонежского, отцом Алексием встречусь, он, подскажет, как нам быть. А то говоришь о Боге, как о чем-то отдаленном.
  - Да, извини, - согласился Семён. - Просто для меня все это близко незнакомое. Вот, вроде понимаю, что Илья только с какой-то помощью мог встать на ноги. Марфа говорит, что это благодаря Деве Марии, она её видела. Но я все равно воспринимаю это как сказку, так как не могу осознать, что это такое на самом деле.
  - О, как бывает, ну ты же сейчас мне только что, грубо говоря, рассказывал про Авеля, про пастушков, грубо говоря, которые видели Деву Марию!
  - Да, только не повышай голоса, - поднял руку Семён. - Говорить могу, но осознать, что это действительно так, совсем другое дело. Да, да, Пётр, смотрю на Илью, и поверить не могу, что этот человек, еще три месяца назад на ладан дышащий, без лекарств, лечения встал на ноги, стал ходить, разговаривать. Возмужал.
  - И не просто возмужал, - и Пётр, достал из кармана кусок помятой полудюймовой трубы, и положил ее перед Семёном. - Смотри.
  Семён взял ее и начал внимательно рассматривать. Труба, вроде, как труба, только мятая.
  - Посмотри вот сюда, грубо говоря, - Пётр ткнул пальцем в ямки вмятин посередине её.
  - Ну и что?
  - Приложи к этим вмятинам, грубо говоря, свои пальцы.
  Семён так и сделал, обхватил ладонью трубу, и его пальцы четко легли в помятую полость трубы.
  - Ты что, думаешь это смог сделать человек? - спросил он у Петра.
  - Это сделал Илья, - ответил Пётр. - Вчера, грубо говоря, когда я был в гостях у кузнеца и расспрашивал у них, слышали они что-нибудь, грубо говоря, о дальнейшей судьбе, грубо говоря, тех бандюг, которые, грубо говоря, напали на ферму? Вот в тот момент, как раз, взял Илья эту трубу со стола и вот так сдавил.
  - Может она уже была так согнута? - не поверил словам Петра Семён.
  - А ты бы так смог ее, грубо говоря, скрутить чем-нибудь? - спросил Пётр, настаивая на своем, и ткнул на кончик трубы, плотно сжатый и скрученный в бок, как конфетный фантик. - И все это, грубо говоря, происходило на моих глазах.
  - Удивительно, - вздохнул Семён. - Но это еще нужно доказать.
  - А я, грубо говоря, и не собираюсь, - положил ладони на стол Пётр. - Я, во-первых, грубо говоря, да, пожалуй, и, во-вторых, грубо говоря, как и, в-третьих, в милиции был мелкой сошкой. Был никто! А те, кого убили, всем! Они шестерки хозяев, их гончие, а все остальные, грубо говоря, - зайцы, на которых идёт охота. А мой начальничек в этой своре, грубо говоря, легавый. Вожак! И в то же время - шавка. Не подчинишься - разорвет, он, грубо говоря, не подчинится, его порвут.
  - Как тебе тяжело жить! - Семён пристально посмотрел на своего товарища и покачал головой. - Легче, когда этого не знаешь. Тебе это не мешает?
  - Жить? Не-ет. Я - реалист! - Пётр поднял вверх указательный палец и посмотрел на Семёна. И, буквально через мгновение обмяк. - Мешает. Очень мешает. Если бы я умел, грубо говоря, писать, то стал бы басенником, как Крылов. Если был бы художником, то, грубо говоря, стал бы карикатуристом, как Кукрыниксы. А сейчас, - Пётр опустил глаза и прошептал, - ну только не валять валенки. Не моё, грубо говоря, это дело. Я бы с удовольствие, грубо говоря, пошел бы помощником к тому, кто так разобрался с Матерым и Клином.
  - К Илье с кузнецом?
  - Это точно! - Пётр не сводил глаз с товарища. - Это точно, грубо говоря, они?
  - Это ты так мне сказал.
  
  - 4 -
  
  Во дворе залаяла собака.
  - Удивительно, на вид твой Сом, грубо говоря, как кошка. Как придешь - ластится, а тут ты смотри, грубо говоря, пёс однако, - похвалил собаку Семёна Пётр, и с любопытством выглянул за своим товарищем в окно.
  Во дворе смеркалось, и только включенный свет позволил им рассмотреть гостей, стоящих за калиткой.
  - Блин, - выругался Семён, - опять Сорочину принесло с его дружком.
  - А что такое?
  - Да уже третий день пытаются у меня бабки выбить за коров своих.
  - Не понял? - удивился Пётр. - Вот скоты, грубо говоря, а. Ведь сами все прекрасно знают, что в этом, грубо говоря, не твоя вина.
  - Да вот забыли, видно, требуют по пять тысяч рублей за каждую животину.
  - Ничего себе! - вскрикнул Петр. - Даже до дефолта Лешка не мог здесь свою корову продать за тысячу рублей, а теперь пять тысяч завернул. Вот, грубо говоря, маразмат, а. А ну-ка, грубо говоря, пойдем, поговорим с ними.
  Увидев хозяина Сом, завилял хвостом, и как-то по-собачьи улыбаясь, стал ластиться под ногами Семёна, потявкивая, словно, спрашивая - понравился ли хозяину его лай.
  - Молодец, молодец! - почесав по загривку, словно, благодаря щенка за работу, сказал Семён, и направился к калитке.
  - Добрый вечер, Алексей Александрович, - опередил Семёна Пётр.
  Увидев Петра, Большой несколько удивился:
  - Чё, сержант, а тебе дал Сёмка денег за корову, а? Если дал, то делись. - От Сорочины, так прозвали Лешку Большого в деревне за любовь к сплетням, сильно воняло самогоном, перемешанным с кислым запахом квашеной капусты, лука. До рвоты воняло.
  Пётр поморщился, помахал ладонью перед лицом, будто пытаясь отогнать вонь, идущую от Сорочины, сказал:
  - Так, грубо говоря, не он же виноват, сам знаешь?
  - Ха, знаю? - выдавил из себя с икотой Сорочина. - Сёмка, гони бабки, мне не на что... пить, - икнул Лешка.
  - Тебе пить, грубо говоря, а ему не на что жить, - продолжал защищать своего друга Пётр.
  Тот, что стоял сзади Лёшки Большого, вдруг отошёл в сторону и Пётр, увидев его, смутился:
  - Вот те на, а ты сам, кто такой, а? - спросил он у дружка Сорочины. - Что-то рожа не знакомая.
  Но тот мужик был не меньше пьяным, чем его собутыльник, и мог только выдавливать из себя слюну и мычать, маша пальцем перед своим носом, пытаясь или что-то объяснить, или выругаться. Непонятно.
  - О-о, да ты, грубо говоря, случаем не брат Колосова, а? - рассматривая незнакомого мужика, словно допрашивая, выдавил из себя Пётр.
  - Ах вы, сволочи, ах вы, скотины! - раздался с улицы голос Лёшкиной жинки, Клавдии Ивановны.
  Вот это точно бой-баба, и коня на скаку остановит, и Лешку своего спокойненько взвалит себе на плечи, и как хороший грузчик, оттащит этот пьяный мешок на любое расстояние.
  Женщиной она была крупной, что сбоку, что со спины, хваткой и сильной. И не только физически, но и на язык, не хуже мужа. Да никто в деревне её за это и не осуждал, а даже наоборот, хвалили ее люди, и называли её между собой - Мужичок. Ругалась она взаправду, как мужик, зычно так, грубоватым голосом, не то, что ее муж Лёшка. У того наоборот голос тонкий, писклявый. Да и ростом он был на голову ниже своей жинки.
  Но, несмотря на все эти несуразности, жили они красиво, как в кино, с самого первого дня создания своей семьи. С утра она как петух, будила не только свой дом, но и соседей по округе, выгоняя свою однорогую Звездочку, корову с двумя огромными пятнами на коричневых боках на пастбище. За нею - гусей, уток, потом - мужа на работу. А самое интересное кино, было по вечерам, когда Лёшка хмельной домой возвращался.
  Вот это кино. Завидит его где-то еще за три-четыре двора от дома, выскочит на улицу, вытирая руки о полотенце, и давай к нему бегом, как в атаку, а как подбежит поближе, так без разговоров, как даст ему своей ручищей с размаху по шее.
  Если не увернется Лешка от её руки, иль не отпрыгнет вовремя в сторону, то улетит иль в кусты, иль в соседний двор, вместе с забором. Но, на этом все и заканчивалось. Схватит Клавка свое добро, на спину закинет и молча, без единого слова тащит домой. Любила она своего мужичка-с-ноготка, так, что подарила ему трех пацанов. Правда, ни один из них, в батьку не пошел, а в мать: крупненькие, широколицые, носы вытянутые, с горбинкой...
  
  - Ах ты пьянь паршивая, - подлетела к мужичкам Клавдия Ивановна, и, потянув за шиворот одного и второго, развернула их на все сто восемьдесят градусов, и начала подталкивать их впереди себя, к своему дому. Остановилась, обернулась, посмотрела на Петра с Семёном и рыкнула:
  - А ты Сёмка, все-таки не забывай, корову с телком нужно вернуть, или деньги за них плати, десять тысяч за каждую, а то не посмотрю на твою защиту, - кивнула на Петра, - все космы тебе и твоей Марфе с её сыночком повыдираю. Месяц даю! - и еще раз зло взглянув на Семёна, словно, молнии в него из своих глаз метнула, и - пошла.
  Пётр был ошарашен таким поворотом событий.
  - Вот такие дела, - вздохнул Семён. - Уже и теленка придумала. И это не только от них слышу. Следователь на первом допросе сказал, что двенадцать коров пропало, а мы этим, - Семён махнул куда-то в сторону, - уже восемнадцать коров должны, плюс пять овечек, двух быков и трех телят. Ладно бы мужики приходили, а то бабы, у которых и коров никогда может, и не было. Прибегают с выпученными глазами, хорошо, если с поварешкой в руках, а то бывает и с вилами, и кричат, да так, что еще человек пять соседей вокруг них соберется, и тычут в лицо своими когтями, вилами. Вот так, Петенька.
  - Да, - сжав губы, громко прошептал Пётр. - Вы здесь, грубо говоря, как на вулкане с Марфой живете. А ведь Лешкиного начальника - Колосова, грубо говоря, те же бандиты уже несколько раз доставали, что Сорочина об этом не знает? Сам же ко мне за помощью, грубо говоря, прибегал.
  - Это когда его жаренный петух в задницу клюнет, тогда может и поймёт, - ответил Семён. - А сейчас я для них тот же бандит. Вчера Илья приходил, дал Марфе пять тысяч рублей, чтобы с ними расплатилась.
  - Во как! Начал зарабатывать Илья. Молодец! Сём, только вот не вздумай, грубо говоря, ни с кем расплачиваться! Ты же не виноват в этом, - Пётр напряженно смотрит на своего товарища. - Нужно, грубо говоря, ждать суда, ведь прокуратура, грубо говоря, за расследования взялась.
  - Суда? Да с того времени, когда следователь меня допрашивал, прошло четыре месяца. Четыре! И он предупредил меня, не лезть туда, не знаешь куда, а то, можно посчитать, что я договорился с кем-то и продал им коров. Да сколько тебе уже это раз повторять, Петя, сколько?
  Пётр отошел в сторону от Семёна и уперся спиной на забор.
  - А ты на Марфу посмотри, - продолжал наступать на товарища Семён, - на ней с тех пор, как меня к себе приняла, и лица нет. Люди уже забыли о горе, которое она пережила, и называют моей соучастницей, Петь! Понимаешь? Соучастницей! Особенно после того, как Илья нам половых досок привез. Считают, как тот следователь меня предупреждал, что тех коров я продал, а избитым был - по уговору с теми же бандитами.
  - Да-а, - протянул Петр. - Даже, грубо говоря, не знаю, что и посоветовать тебе. Но в любом случае, грубо говоря, не рассчитывайся с людьми. Сколько им не давай, все равно им мало будет.
  Семён глубоко вздохнул:
  - Вот и я, Петь, не знаю, что делать. А перед Ильёй стыдно, места себе не нахожу. Он - инвалид, а меня здорового мужика содержит.
  
  Глава 11. Чей след?
  
  Ночью похолодало. Северок тонкими сквознячками забирается под ватник, словно ледяной водой обливает грудь, под мышками, по бокам живота и, знобит. Илья ёжится и, прыгая то на одной ноге, то - на другой, ругает себя, что не послушал Демьяна Демьяновича, и не надел на себя свитера и вторых штанов.
  Под ногами что-то хрустнуло. Что это - не видно. Нагнулся, пощупал землю рукой, и вот удивление, это первый ледок, затянувший лужицу. Вот это да! Неужели зима скоро начнется!
  Илья обрадовался этой мысли. Как интересно возвращаться к жизни. После стольких лет болезни в первый раз прошел по летней росе, первый раз рвал полевые цветы, первый раз поймал рыбу, первый раз выкапывал картошку, первый раз в лесу заготавливал дрова, первый раз во дворе убирал граблями опавшую листву и собирал из неё своей любимой девушке настоящие желто-оранжевые букеты. Правда Ленка их назвала гербарием, а вот Илья - букетом.
  Обычный человек на это может и не обратить внимания, все эти дела для него не события, а если и события, то заурядные, незаметные, повседневные. Одни делают это из-за необходимости, другие - от чувств. А вот для Ильи, пролежавшего столько лет без движения все эти события не простые, а целые открытия. Открытия чего-то нового, и в первую очередь, своих радостей и возможностей. И не простых возможностей: самому напиться воды, или самостоятельно надеть на себя одежду, а больше того - работать в кузнице, быть на равных со своей любимой женщиной. Это великое дело.
  А главное, он человек, он ЧЕЛОВЕК! И хочется это слово произносить и произносить, кричать его во все горло, чтобы не только их деревня это слышала, а вся Вселенная - он человек!
  И вот, наконец, приходит, после такой длительной болезни, его первая зима. Зима с морозами и радостями, и его мечта - насладиться ее прелестями сбудется. Он обязательно скатает снежную бабу, вставит ей вместо носа морковь, вместо рук - палки. А, еще, ведро ей на голову наденет. Как он об этом мечтал долгие годы.
  ...А ещё, а ещё, крепость снежную построит и будет с Ленкой в снежки играть. Ух!
  - А тебя, Шарик, - Илья нагнулся и, погладив по холке подбежавшего к нему крупного пса - нового охранника коровника, - нужно поселить в теплую будку, чтобы в морозы не замерзал. Да? А как это сделать? - Илья присел около собаки. - А очень просто, в коровник врежем твою будку, если твоя хозяйка, конечно, Анна Павловна, разрешит это сделать.
  - Кому это я должна разрешать? - громко с легкой усмешкой спросила у Ильи, вышедшая из коровника Устьянова.
  Шарик, услышав голос своей хозяйки, радостно скуля, бросился к ней, и начал ластиться у ее ног.
  - А это ты, Илюшка? Зашел бы в тепло, иль девок наших боишься? - смеется Анна Павловна.
  - Да я только что подошел, - соврал стушевавшийся Илья, - и вот вашего сторожа встретил, который без документов меня к вам на ферму не пускает.
  - Молодец, Шарик! - погладила пса Устьянова. - Молодец! Но этого можно пускать. Он наш. Этого можно! - и чешет собаку за ухом.
  Ворота коровника отворились и Марфа, под узду вывела за собой лошадь. Илья, невольно шагнул назад, придерживая огромную дверь, пропуская их. В повозке, в которую она была запряжена, стояло с десяток бидонов.
  - Мам, погоди, я сейчас тебе помогу, - сказал Илья и взял лошадь за узду с левой стороны. - Как у вас с Семёном дела, мам?
  - Да хорошо, сынок. А ты один пришел? Нужно было с Демьяном, Семкой, так спокойней было бы.
  - Да, мам, никто больше к вам не полезет, ты же слышала, что с ними произошло, Петр вон газету нам приносил, читал. Вроде медведя они по дороге встретили, порвал он их. А деньги, что я приносил, отдали Сорочине?
  - Отдали, дорогой, отдали, - и Марфа заплакала, - а его Клавка говорит, что это только за телка, а за корову нужно еще в три раза больше заплатить, - и, оставив Илью одного с лошадью, прикрывая фартуком лицо, расплакавшись навзрыд, побежала вперед.
  Илья остановил лошадь и, поглаживая ее по гриве, потянул за узду к себе ее морду, и припал к ее скуле лбом:
  - Вот так, плати за то, за что не должен, и того им мало. Люди!
  Антонина Павловна, догнавшая Илью, поняла, что произошло, может, слышала их разговор. Да, все женщины, работающие рядом с Марфой, прекрасно понимали, то горе, которое свалилось на их семью, одними утешениями не исправишь. Мало того, что её мужика, пастуха, с которым живет, какие-то бандиты избили до полусмерти, увели из стада больше десятка коров, а теперь за этих животных он обязан с их хозяевами рассчитаться. Вот горе!
  С одной стороны, вроде и ни в чем пастух не виноват, не по его вине коровы пропали. С другой стороны и людей понять можно - не могут они поверить в то, что Семён здесь не причем. Слышали они, что в свое время он сначала преподавал марксизм-ленинизм где-то в институте, а потом бичевал. А если бичевал, то значит, с разным отрепьем дружил, ворами и бандитами, и, видно, договорился с ними, украсть их коров таким способом, и продать.
  Удивительно, сколько лет проработал пастухом Семён, в этой деревне. Людям он нравился, как рассудительный человек и добрый, всегда выводил стадо на самые сочные луга, и молоко от этого было у них жирным и вкусным. А если кто из хозяев не мог ему за эту работу вовремя заплатить, прощал, давал время. Но вот только стоило другому горю произойти, тут же возненавидели пастуха, и давай грязь на него лить со всех сторон. Даже не пожалели его, когда избитый в больницу попал.
  И все это, наверное, от сплетен пошло, когда узнали, что Марфа забрала к себе Семёна и стали они жить припеваючи. А может еще и ненависть пришла, что её Илья стал работать подмастерьем у кузнеца, да зарабатывает несметные богатства. Вон, какие состоятельные люди к ним стали заезжать на иностранных автомобилях. Хоть бы поделились чем. А вот еще недавно сын Марфы привез к ним целую машину половых досок для ремонта дома. Здесь все люди бедно живут, а они дом в хоромы решили превратить. А может это и вовсе не Илья заработал деньги, а Семён за коров проданных получил огромные деньги, вот и шикует теперь.
  Ой, чего только не стали говорить про Семёна с Марфой, да и за Илью в придачу, забыв о его долгой болезни. Вон как живут, Марфа недавно новую фуфайку начала носить с большим шерстяным платком, а Семён шапку на себя натянул. Говорит кроличью, да обманывает, скорее всего - соболью. Зажировали, а денег за коров так и не возвращают людям, все какого-то расследования, да суда ждут. Нет, так нельзя, это Семёна вина, что люди своих коров-кормилиц потеряли, и пусть заплатят за это, как и за убытки, за сотни литров молока из которого можно было взбить и масло, и сливки, получить творог и кислицу, в крайнем случае, деньги.
  
  -2-
  
  ... В натопленной комнате собрались все доярки. Илью посадили во главе стола, подали ему большой кусок хлеба, намазанный маслом, пододвинули к нему поближе тарелку с нарезанными кубиками сыра.
  - Илюш, - окликнула его тетя Маша, и подала ему банку с медом, - попробуй это от моего отца гостинец. Гречневый, для сердца и души.
  Илья несколько смутился от такого внимания к себе женщин, а они улыбаются, и глаз с него не сводят.
  - Во, какой красавец у тебя вырос, Марфа. Да за такого парня любая бы на край света пошла, - в разнобой заговорили женщины. - А на свадьбу нас пригласите? - кто-то спрашивает из них.
  Илья приобняв Лену, прячет глаза, и целует ее в висок:
  - Конечно, пригласим, да, милая? - и целует свою любимую девушку в брови. - Пригласим? Конечно, пригласим! - и, улыбаясь, смотрит на растроганную мать с тещей. - Пригласим! Обязательно пригласим!
  Обеденная комната вроде и небольшая, и - не тесная. Широкий стол со скамейками стоит посередине неё, жаркая печь в углу, на котором вместо чайника, стоит кастрюля литров на десять, а рядом небольшая - для заварки.
  Уютная комната. Приятный запах идет с волос Лены, молочный какой-то, даже нет, какой-то сливочный, перемешанный с ванилью или еще чем-то, приятный, и еще с какой-то тонкой кислинкой.
  Марфа поставила перед сыном кружку с горячим молоком, и опустила в нее ложку со сливочным маслом.
  - Спасибо, - прошептал Илья и сделал глоток. Горячая кисейная жидкость легонечко обжигает нёбо. Илья, приоткрыв рот, вдохнул в себя немножко воздуха, чтобы остудить молоко. Вкусно.
  Второй глоток уже и не обжигает нёбо и Илья откусывает, поднесенный Лениной рукой к его рту бутерброд с маслом и сыром. Откусил и делает еще один глоток молока, уже не стесняясь. Женщины теперь не смотрят на него, говорят между собой о чем-то своем. Кто о своем доильном аппарате, кто о детях, которые в город к родне перебрались. А вот Ленка не сводит глаз со своего любимого, и - такая смешная. Он так любит её разбежавшиеся в разные стороны глаза. Они такие красивые, такие любимые, такие теплые. Илья целует их, ее переносицу, носик, запачканный маслом.
  - Ой, девки! - крикнула влетевшая в комнату раскрасневшаяся женщина. - Кажется пожар в деревне.
  Тусклое зарево в середине села освещало ночную мглу. Что-то екнуло у Ильи на сердце, да и собака завыла, да так громко. Женщины запаниковали и, накидывая на себя куртки, побежали в сторону деревни.
  
  -3-
  
   Если бы не сосед, Семён сгорел бы в сарае. А как все произошло, не помнит. Услышав визг собаки, выскочил на веранду, но нащупать рукой выключателя не успел, кто-то ударил его по голове - и все.
  Сосед Мишка Иванцов перетащил его к себе во двор, послал дочку за соседкой, сына - мужиков кликать по деревне, а сам, схватив длинный дрын с крюком, побежал во двор Марфы, разбирать горящий сарай.
  Толпа у дома собралась быстро. Кто-то помогал Мишке растаскивать доски, складированные у стены сарая, кто-то обливал водой стены горящего сарая, а кто-то бегал вокруг и... кричал. Что? А кто его знает - пожар, наверное! Все волновались не на шутку, боялись, что бы огонь на дом не перекинулся, и на другие соседние дома.
  Утром, когда Семён вышел с Ильёй из дому во двор, дух захватило. От сарая остались одни головешки, а вся мебель, что была во дворе - обеденный и кухонный столы со скамейками, несколько шкафов под посуду, все это было разломано людьми, тушившими пожар. Единственное, что сохранилось - это колодец.
  Сарай сгорел полностью. От него остались только несколько торчащих брусьев, да реек, крепивших их, сделанных из толстых досок. От кровли крыши, обрушившейся на землю, остались одни только головешки, да колотая на мелкие кусочки черепица.
  Сом, лежал у забора. Илья подошел к собаке, присел перед ней, а она - глаза открыла, и так пристально смотрит на него, не поднимая головы. ...И хвостом зашевелила.
  - Вот молодец! - дотронувшись до окровавленной головы щенка, тихо прошептал Илья.
  Семён, услышав его, тоже подошел ближе, и присел рядом.
  - Жив? - не веря своим глазам, спросил он. - Значит выживет.
  - Конечно, - вздохнул Илья и, взяв собаку на руки, аккуратненько понес ее в дом. - Мам, принимай Сома, жив остался.
  К десяти утра пришел к ним Демьян с Петром, и соседом - Мишкой Иванцовым. Семён обнял своего спасителя.
  - Спасибо, всю жизнь буду помнить, - прошептал он, вытирая накатившуюся слезу.
  - Да ладно, - похлопал по плечу соседа Иванцов, и своей огромной ладонью, прижал затылок Семёна к себе. - Ничего, паря, всякое бывает. Сам даже не пойму, зачем вышел на улицу, это, наверное, по привычке. Месяца три как бросил курить, а когда смолил, в это время выходил во двор, - начал он в очередной раз рассказывать эту историю людям. - Вот и выхожу, семечки лузгаю, и слышу, собака завизжала. Ну, думаю, Семка ее или Марфа стукнула, чтобы не мешалась. Смотрю, а у вас, как полыхнет что-то во дворе, да так сильно. Опешил прямо. Ну, я к вам во двор, а мне навстречу через забор как кто-то сиганет, и - деру.
  Ну, я во двор, об вашу собаку сначала спотыкнулся. И тут сразу же все понял, подожгли вас. Хорошо дверь в сарае была открыта, увидел твою ногу, Сёмка, она торчала наружу из двери сарая, ну я и потащил тебя...
  - А где это место, где тот, грубо говоря, перепрыгнул через забор? - спросил Пётр.
  - Да вон там, - махнул рукой Иванцов в сторону калитки.
  Пётр подошел к ней и начал ее внимательно осматривать. Нагнулся, поднял сломанную рейку, с торчащим из нее ржавым гвоздем...
  Собравшиеся мужики за час-полтора разобрали оставшиеся головешки от сарая, вынесли их на улицу и спалили до конца. Марфа с Леной, вымели весь оставшийся от пожара мусор, и сожгли его вместе с головешками, а место от пожарища засыпали землей, чтобы больше здесь ничего о нем и не напоминало.
  А вот Семену, когда начали разбирать сарай, хуже стало. Сначала это старался скрывать, но от Марфы скрыть то, что у него кружится голова и тошнит, не смог. Видно сильно ударили его по голове, сотрясение получил. Отвели его в дом, уложили в постель...
  Спасибо соседке, бывшей фельдшерице, звать не пришлось, сама пришла проведать больного, дала ему выпить успокоительного порошка, и осталась с Семёном в доме.
  - Да, вам теперь здесь будет жить нелегко, как на вулкане, - обратился к Марфе Демьян. - Может, у нас с Семёном поживете?
  Но Марфа в ответ, только что-то прошептала про себя.
  - Мам, ну ты послушай Демьяна Демьяновича. Там у нас хоть как-то сможем вас защитить, а здесь вы, ну прямо, как в тире.
  - Спасибо, - только и сказала Марфа, и ушла в дом.
  Илья посмотрел на Демьяна Демьяновича и развел руками.
  - Да если сейчас даже и найдем того, кто это сделал, боюсь, ничего доказать не сможем, пол деревни за него заступятся, - сказал Пётр, - пока Семён за коров с людьми не расплатится. - И, осмотревшись по сторонам, еле заметно махнул головой Демьяну и Илье идти за ним.
  - Так мужики, там на заборе, через который перепрыгивал поджигатель, была сломана рейка, из нее торчал гвоздь, весь окровавленный, - шепотом продолжил начатый разговор Пётр. - Так что осматривайтесь, но сами, если увидите у кого-то руку забинтованную, или порезанную, прошу с выводами не торопиться. Лучше мне сказать, а то может это совсем и не тот человек. Мало ли что бывает. Может тот совсем и не руку проткнул, а ногу, или живот...
  - Не найдем сейчас, так собака со временем покажет, чья это работа, - сделал предположение Демьяныч.
  - А думаешь, Демьян, этот человек, грубо говоря, не догадывается, что если собака живой осталась, то, грубо говоря, она его не забудет? - спросил Пётр.
  - Вот и увидим, - настоятельно произнес кузнец. - Ты, Пётр, внимательно присмотрись, может, кто сегодня иль завтра в дорогу будет собираться, то это может тот, кого ищем.
  - Демьян Демьянович, ну и что дальше? - развел руки Пётр. - Я теперь, грубо говоря, не власть здесь, а, грубо говоря, пенсионер.
  - Слово скажешь, и того достаточно.
  - Вот бы, случайно, - Петр, осмотревшись по сторонам, продолжил, - с тем, кто покусился на жизнь Семёна, грубо говоря, произойдет так, как с теми грабителями молочной фермы?
  Кузнец, сжав губы, со скрежетом провел резцом лопаты по мерзлой земле, и, опустив глаза, спросил:
  - И ты туда же!
  Пётр, поняв, что переборщил, извинился.
  - Да, знаю я об этом, - поняв, к чему клонит бывший милиционер, продолжил Демьян, - один из заказчиков мне деньги привез завернутые в районную газету, со статьей про медвежий след, которую я тебе и отдал почитать.
  Пётр кивнул.
  - И что же ты давишь так на меня, - кузнец пристально посмотрел на Петра. - Я вроде бы и не оборотень. Но если животное заступилось за нас, а я именно, считаю, что так и было, потому что больше некому этого здесь сделать. И ты здесь, кидаешься перед нами какими-то знаниями закона, и все. Так на кого же ты работаешь?
  - Демьян Демьяныч, - Петр испуганно, не ожидая такого ответа от кузнеца, сделал несколько шагов назад, - да я же, грубо говоря...
  - Ты же... Да ты же только говорить горазд, "грубо говоря", что здесь нужна власть. А что же не делаешь этого. Так, Семёну на ушко сболтнешь, еще кому-то, так, чтобы тебя умным считали. - Демьян взял Петра за ворот и притянул к себе. - Да я тебя другим и не знал, только воешь на луну, - и оттолкнул его от себя.
  Пётр же, не найдя, что ответить и посмотрев выжидательно на Марфу, потом на Илью, и не получив хоть какой-то поддержки, пошел к калитке.
  
  -4-
  
  На следующий день Семён чувствовал себя уже получше, но, Марфа, как просил Демьян, не разрешала ему подниматься с постели.
  К обеду зашел в гости Пётр. Принес с собой книгу. Семён с равнодушием принял её и положил на стол, приглашая гостя присесть рядом, на стул.
  - Как здоровье?
  - Да, не переживай, все нормально, - ответил Семён и протянул руку гостю.
  - Как-то некрасиво вчера все получилось... - словно не зная с чего начать разговор, Петр, поправив на спинке стула полотенце, присел.
  - О, - вдруг удивленно вскликнул Семён, рассматривая книгу, принесенную Петром, - "По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего" Фридрих Ницше. Где же ты такую книгу взял?
  - Да года три назад, а может - два, в управление выдавали, вместо зарплаты, вернее, ее стоимость из зарплаты вычислили, - сказал Пётр. - Дома полистал ее, не для меня. О сверхчеловеках, там о Гераклитах, Плутонах разных. Да, так, - махнул рукой Пётр, - тебе в подарок решил ее и принести. Не понравится, вон печь.
  - Фридрих Ницше, великий немецкий философ и писатель, которого читал и Гитлер, и Сталин, и я! - многозначительно, не сводя глаз с Петра, сдерживая улыбку, сказал Семён. - Кстати, этот фолиант нужно, в первую очередь, тебе почитать. Он понятен простым людям, пусть ты не знаешь Ницше, но он предлагает тебе послушать себя. Вот особенно эта "Так говорил Заратустра".
  - Да, слушай, Сём, лучше сам мне расскажешь, о чем это он там рассказывает...
  - В этой книге, - не слушая Петра, продолжил Семён, - он старается доказать, что в развитии человека, в его воспитании, нужно опираться, в первую очередь, на его моральные качества, на его культурное воспитание. В принципе, на этом стояли и Маркс, и Ленин. Это его афоризм, кажется: "Нужно гордо поклоняться, если не можешь быть идолом".
  - Идолом!? Хм, ну ладно, мы не такие умные...
  - Постой, постой, - остановил его Семён. - Каждый умный по-своему.
  - Ладно, - кивнул Пётр, - так вот я о чем тебе хотел рассказать. Интересная история получается. Бабка Анисья, та, что через три двора от вас проживает, заметила, что я Фёклову на улице расспрашиваю, мол, правда ли то, что в тот день, когда напали на пастуха бандиты, ты на пастбище в стадо к Семёну быка приводила? А та кивает мне, и клянется, мол, правда все это, бык был у нее двухлетний. А бабка Анисья, как рассмеется, и как закричит на всю улицу: "Товарищ милиционер! Да никогда они не то что быка, даже коровы не держали, а только кур с утками, да собаку". Вот такие, брат, дела.
  - И что дальше было? - тихо прошептал улыбающийся Семён.
  - А та, тут же сумкой, что в руках держала, и давай бабку обхаживать. Ну, вот и все, я сделал вид, что продолжаю свою службу, акт о нападении Фёкловой на Анисью составил, и свидетели, тут подписались - люди из соседнего двора. Так что Фёкловы - Дарья со своим мужиком, как его зовут, сейчас скажу, - Петр вытащил из армейской полевой сумки стопку бумаг, полистал их. - Ага, вот, Федор. Так вот значит Дарья с Федором, в конечном итоге, во время моего допроса признались о своем наговоре на пастуха Семёна. Вот их заявления, что просят у тебя извинения за то, что они оговорили тебя, и быка не приводили, потому что они его вообще не держали в своем хозяйстве. Вот!
  - Спасибо тебе, - Семён приподнялся и пожал руку Петру.
  - Но это еще не все, - продолжил свой рассказ Петр, и, перелистывая листы, ткнул пальцем в один из них. - Вот. Дарья Феклова в следующем заявлении, написала, что вместе с ней так поступили и ее соседи Даниловы, по обоюдному сговору, которые требуют от пастуха Семёна Якимова денег за шесть баранов. А также обманным путем поступили семья Серебков с Живунами, требующие от тебя деньги за телят, которых на следующий день, после того, как напали бандиты на пастуха, закололи, а мясо от них засолили на зиму.
  - А если...
  - Не торопись, - остановил Семёна Пётр. - Рядом со мною были соседи в количестве четырех человек - Ивановы и Кисловы, и они подтвердили, что Фекловы в этом признались без нажиму милиционера, то есть написали сами заявления и передали их у.н.п. сержанту Петру Аркадьевичу Андрееву для передачи в прокуратуру, так как не имеют возможности добраться до города.
  - А что такое "у.н.п." с точкой, - заинтересовался Семён.
  - А это, значит, ушедшему на пенсию. - Пётр ткнул пальцем вниз заявления, - видишь, стоит значок постскриптум: "У.н.п." - это, значит, "ушедший на пенсию". Так что, тысяч сорок-пятьдесят ты уже никому не должен. Давай, выздоравливай, дорогой.
  Пётр встал, прошелся до окна и выглянул в него.
  - А ты, Марфа, присматривайся и прислушивайся, о чем люди говорят, на вашу ферму точно сплетни дойдут, так глядишь, и найдем того, кто поджег ваш сарай, и Семёна хотел убить. Если узнаешь, мне потихоньку скажешь. И попроси жену кузнеца и ее дочку, чтобы об этом не Илье, ни Демьяну не говорили, а то еще наделают чего-нибудь. Хорошо?
  - Да, только мне еще не хватало греха на душу брать, - прошептала Марфа и перекрестилась. - Вам еще не хватало с Семёном свое правосудие над людьми устраивать.
  - Не беспокойся, ничего плохого не сделаем, - сказал Пётр. - Так как ты там говоришь, что Фрицше сказал.
  - Не Фрицше, а Ницше, - поправил товарища Семён, - он хоть в те годы был у нас запрещенным философом, но ошибаться в его фамилии негоже. У него многие политики, и писатели, и философы, и даже крестьяне учились. А ты Фрицше... Так вот он сказал: "Нужно гордо поклоняться, если не можешь быть идолом".
  - Кому поклоняться? Идолу?
  - А это сам решай, как расшифровать эту мысль, - сказал Семён. - Нам с тобой, лучше, подчиняться закону.
  - Опять все закручиваешь как-то, грубо говоря, двусмысленно, как ты там его называл, как Ямус?
  - Янус, - поправил товарища Семён, - товарищ ефрейтор.
  - Только не надо искажать мое звание, - поднял указательный палец вверх Пётр. - Сержант в отставке! Это звучит горже, нет гордее. Короче, грубо говоря, правильнее. Вот!
  Собака, лежащая на подстилке в углу комнаты, следящая за Петром, тявкнула.
  - Вот! - опять поднял указательный палец Пётр, - видишь, грубо говоря, Сом согласен.
  Но пёс, и не обратил внимания на Петра, а приподнялся и настороженно смотрит на входную дверь, словно ожидая того, что кто-то должен войти в нее. Пётр тут же выскочил на порог.
  
  -5-
  
   Этого просто никто не ожидал. Семён пальцами дотронулся до развороченного гвоздями и шурупами косяка двери.
  - Жаль, снега нет, сию секунду бы вычислил этого охотника, - откашлявшись шепчет Пётр. - Вот же сволочь, а. Ну кто, Семён, ну кто может в нашем селе быть такой паскудой? Вон как шарахнул, а, - и Пётр навел фонарь на косяк двери, изрубленный и испещренный торчащими в нем рубленными гвоздями и шурупами. - А здесь смотри, какая дырища. А! - и начал в ней ковыряться ножом, пытаясь выколупать глубоко впившуюся туда железяку.
  Через минуту ему удалось выковырять её, и к нему в ладонь упала миниатюрная гирька.
  - Ты смотри, - удивился Петр, - аптечная. Смотри, вот гравировка на ней, видишь? Пять грамм. Это скорей всего из набора охотничьих весов, - начал вслух размышлять он. - Так что Семён, она, к сожалению, ответа нам никакого не даст. Многие мужики у нас охотники, и имеют такие весы. И какой калибр ствола не догадаться. Или двенадцатый, или шестнадцатый, не меньше. Хотя может и двадцатый, но такого количества гвоздей, да шурупов с гирькой в маленький патрон не влезет. А вот выстрел кучный, стрелял из-за забора, метров с пятнадцати, а разлет малый, по диаметру сантиметров тридцать, не больше. Кучно бьет.
  Пётр задумался.
  - Давай лучше в дом зайдем, - предложил Семён.
  - Нет, нет, - отказался Пётр. - Я сейчас по соседям пройдусь, порасспрашиваю их, может кто-то, кого-то и видел.
  - Да темно на улице, кто кого-то мог видеть, люди уже отдыхают.
  - Может и так, а вот егерь, егерь, наверное, знает, у кого такое ружьишко есть. Он точно знает, ведь он в советские времена записи вел, и я - тоже. А мой архив, навряд ли, чего даст, - продолжал рассуждать вслух бывший милиционер. - А Степана Егорыча Скворцова уж давно нет, кто-то убил его, а вот брат его младший Дмитрий Егорович, устроился на его место. Это еще при Горбачеве, когда того президентом избрали.
  - Да, Дмитрий Егорович уже совсем плохой, - сказала Марфа, - его дочка, Танька, с нами работает, говорила, что деда недавно из больницы выписали, и он живет сейчас у них. На ноги совсем ослаб, хотя на память еще не обижается.
  - Вот и отлично, главное чтобы все те записи у него остались. Марфа, это ее сын Юрка Ефимов, который, такой здоровый дылда, электриком, как отец его, работал у нас?
  - Он самый. В сентябре они Илью брали в лес, на заимку, где дед его жил, картошки целую повозку привез нам оттуда.
  - Слышал, - сказал Петр, и пошел к калитке. - Вы, ребята, - остановился он у забора, - грубо говоря, лучше к кузнецу переезжайте, а то, а то, сами видите, грубо говоря, что может произойти с вами.
  - Спасибо за предложение, - ответил Семён и, облокотившись спиной на стойку крыльца, наблюдал за Петром, вышедшим на улицу, и, направив фонарь на землю, что-то внимательно рассматривающего у забора.
  - А вот и след! - громко крикнул Пётр и, нагнувшись, что-то поднял, и спрятал в карман.
  - И что нашел там? - поинтересовался Семен.
  - Да, - и еще раз быстро посмотрев на Семена, сказал, - часы уронил, - и тут же махнув Семёну рукой, добавил. - Ладно, грубо говоря, давай, я пошёл.
  
  
  Глава 12. Разборка
  
  Зима долго не приходила. Вернее пришла, но, не в своем естестве - со снегом. Нет, была ясная, с морозами до двадцати, а вот на снег скудная. Так, присыпала им в середине ноября пыль и - все. А вот озеро льдом сковала хорошо. Колька Ожугов, пастух, по пьянке коня оседлал и давай на льду, на нем скакать, да такие кренделя выделывать, чуть пацанят не подавил, играющих на озере в хоккей. Если б Демьяныч, проходивший мимо вовремя не бросился к нему, и не остановил пьяного "казака", то горя б тот много наделал.
  И река спряталась под лед, но рыба еще не берет, так, местами - мелкий окушок, да ёршик. С города мужики заезжали сюда, пробовали и - ничего, а там хоть как матерись, мат - не червяк с опарышем, а потерянное время впустую просидеть у лунки, не вернешь. Просто места тут нужно знать рыбные. А местные молчат, знают, покажешь, горожане все дочиста выберут. Городских рыбаков здесь не привечают, помнят как раньше, когда рыба в реке ходила целыми косяками, наезжали горожане ордами, сетями все выбирали от крупной рыбы, до самой мелкой. Говорят, здешняя рыба самая сладкая в округе.
  Да вот, к счастью или нет, а кому как, три года назад землетрясение здесь произошло, небольшое, так подвигало мебель в квартирах и все. Но, русло здесь в Ручье сменило, и рыба по-другому начала ходить. Что в реке, что на озере, начинает теперь появляться в конце декабря, и не у деревни, и не в стороне, где Ручей течет через сельские поля, а в лесу, около Сухого болота держится. Сначала окунь, заходит - очень крупный, но после нового года исчезает, куда, только рыба знает. Говорят, что появилась после землетрясения здесь какая-то подземная река, по ней рыба и ходит. Мало ли что говорят, может это сплетня, но сети, которые мужики со всех сторон ставят - пустые.
  Может и так. А за окунем, через неделю - язь с налимом появляются. Усач до пяти, а иногда и десяти килограммов весом доходит, язь - до трех, раньше такого здесь не было: налим до килограмма, больше не брал, а язь - подъязок, самого крупного ловили до 700 грамм.
  А в феврале - мертвый сезон наступает, до первой капели. Тогда заново рыбалка начинается, рыба вперемешку идет, и белая, и полосатая, и усатая, до самого ледокола... Крупная появляется перед икрометом...
  
  -2-
  
  ...Илья коснулся губами раскрасневшейся щечки своей любимой Леночки, раскинувшей свои кудри на подушке, и тихонечко, притворив за собой дверь, вышел в сени. Там его уже поджидал Демьяныч и, приложив палец к губам, также крадучись, как и Илья, вышел не улицу.
  - Сколько сегодня? - поинтересовался Илья.
  - Да градусов может двенадцать, - дыхнув паром, ответил кузнец. - Смотри, и ни одной звездочки, боюсь, сегодня снега насыплет.
   - А я вот за ним так соскучился, - потянувшись руками, во всю напрягая плечи, сказал Илья и, напялив на голову кроличью шапку, пошел за кузнецом.
  Только вышли за огороды, почувствовали, ветерок силу набирает, точно к снегу.
  - Окунь такую погоду не любит, - начинает портить рыбацкое настроение Демьян.
  Но Илья не прислушивается к нытью кузнеца, не настроен он на плохой улов, обязательно хоть одного горбача, да найдет. Лена захотела ухи, значит, это их ребенок, которого она носит в себе, просит, силенок набирается, косточки крепнут...
  Да и спасибо Демьяну, что согласился сводить на свое место Илью, куда-то на Ручей, на Сухое болото. Там кузнец говорит и глубины хорошие и омуты спокойные, рыба там всегда стоит - и язь, и окунь, и щука с налимом, и в нерыбное время, наверное, из-за родников. Скорее всего, из-за них там и корм есть, и температура держится одна, что летом, что зимой. И произошло это скорей всего из-за землетрясения.
  Торопится Илья за тестем, торопится за его ящиком, болтающимся как рюкзак на его спине, а что по сторонам смотреть, еще зимнее утро - ночь, хоть глаза выколи. А вот днем, когда с Ручья домой будут возвращаться, обязательно эту дорожку запомнит, будет хоть на часок туда бегать за рыбкой, для своих любимых.
  Да и Демьян будет не против, для его дочки же будет стараться Илья, и их ребенка. А то, что работы в последнее время прибавилось, и заказчики сроки пытаются сжать, так это ничего, тогда будет на часок больше работать вечером.
  Да и заказ последний покою не дает Илье, своей необычностью. Лаврентий приезжал от хозяина, да заказал выковать череп маленького размера, с детский кулачок, второй - побольше, тарелку бронзовую с рисунком замысловатым..., и посох высокий, а на его наконечнике то Лико нужно поставить, которое на изгородь себе заказывал, с клыком, только маленькое, с головою.
  Интересный заказ, думал про себя Илья, и что тому черному господину нравится все какое-то необычное, сказочное. Да, у каждого в голове, как говорит Демьяныч, свои тараканы водятся. Может человек в детстве не наигрался, вот и придумывает себе разные шалости - приведения там, демонов...
  - Стой ты! - зычный голос Демьяна Демьяновича, словно ушатом холодной воды обкатил задумавшегося о своем Илью. - Ты что не видишь? - и оттащил от дороги Илью. - Машина с лесом идет, да как его уложили на прицепе неопрятно, концы бревен в разные стороны торчат, на метра два-три, и водителю наплевать, что люди по обочине дороги идут, и заденет его бревно их или нет.
  Только сейчас дошло до Ильи, о чем говорит кузнец. По дороге, через которую хотели перейти, шла колонна огромных КРАЗов-плетевозов, тянущих за собой прицепы с длинными стволами сосен.
  - Так вот здесь скоро весь наш лес вырубят, и будет потом здесь своя пустыня Гоби! - вздохнул Демьян. - Все тянут нувориши, все. Боюсь, Илья, и нас скоро с наших домов погонят. Петр говорит, что здесь какой-то секрет есть, языческий, богатства где-то запрятаны огромные, может и под нашим домом. Каких только сплетен про нашу деревню не пускали, и сейчас продолжают. И идолы здесь запрятаны золотые, серебряные и Кощей их охраняет.
  - А вы в это верите? - догоняя кузнеца, спросил Илья.
  - Да как тебе сказать, сказка - ложь, да в ней намек.
  А лес здесь вроде и непроходимый. Обочина закрыта плотным кустарником, и лезть через него никакой нет охоты. Но это незнающему человеку так, а вот кузнец знает секретную тропку. Илья только успевает за ним, торопится, а кузнец вместо того, что бы подождать зятя, все быстрей и быстрей идет. Там перепрыгнул через лежащее бревно, там, наоборот, наклонился и перелез под ним, а чуть дальше, вообще как гном, исчез под огромной ветвью исполина-ели, и если не успел доглядеть за ним, то не знаешь куда дальше и двигаться.
  От такой быстрой ходьбы с препятствиями Илья взмок, да и одышка у него, откуда не возьмись, появилась, и воздуха, чувствует, что не хватает. А Демьян, наоборот, скорость не сбавляет. А дышать нечем, такое впечатление, что здесь вместо кислорода воздух напитан чем-то затхлым, гниющим.
  Илья совсем сбился с толку, вроде по этой тропке недавно бегал на Сухое болото, на которое во сне его Демьян водил, а сейчас, вроде она и не знакома ему. Вроде не нужно было проходить сквозь ель, тропинка по бережку Ручья бежала, а тут по лесу, значит, другую он дорогу знает.
  А вот, наконец, и Ручей перешли, да не на ту сторону, а прямо по его руслу идут, до сосны огромной, наклонившейся над рекой, и около нее только перешли на ту сторону берега, почти рядом с топорщащимся из под льда завалом, и прямо на бугор вышли, за которым Сухое болото. Краем вышли на него, под ногами хрустит мерзлая трава голубики, местами - брусничника. У Ильи, аж дух захватило, но старается не показать этого Демьяну. Вон те ворота из "железных" берез. А сбоку от них вообще что-то непонятное происходит, из-под земли светло-серый дым выходит, как гриб волнушка, и разливается вокруг себя, видно тяжелый его газ. И запах, какой-то у него неприятный, тухлым яйцом воняет, аж на рвоту тянет.
  Ой, да ты смотри, и люди какие-то вокруг него снуют, в серых накидках и халатах, словно мороза не боятся, и лица у многих знакомые. Вон Демьян идет, только борода почему-то у него длиннее, и тело худее. Интересно. А вон отец Ильи идет. Вроде он. Неужели? И так глядит на Илью, остановился и шагнул сквозь него.
  Ой! А вон Лена с матерью куда-то бегут, торопятся. Ленка посмотрела на Илью глазами ровными, улыбнулась как-то необычно, словно не узнала Илью и Марфе что-то шепнула на ушко. А Марфа на сына даже не посмотрела и шагнула с Еленой в тот столб серого дыма и - скрылась.
  Илья ничего не понимает, хотел спросить об этом у кузнеца, но никак найти его не может, вокруг люди, люди, люди, которые идут по своим делам и не видят Илью, проходят сквозь него. Видно, что это и вовсе не люди, а какие-то их отражения воздушные, как дым. А там, из плотной дымки появился Демьяныч, не серый, а настоящий, смотрит на Илью и зовет его к себе, а за его спиной, а за его спиной - Иоханан. В кольчужной рубахе, из очень мелких железных колец, а на груди у него вторая короткая кольчуга, то ли шарф, то ли манишка, с прикрепленным к ней из меди солнцем, лучи которого молниями раскинувшимися вокруг себя.
  И улыбается Иоханан Илье, узнал он его, поднял руку и помахал ему. Но тут же зашел за спину кузнеца. Поторопился Илья догнать своего старого знакомого, но уткнулся в кузнеца, закрывшего ему проход. Хотел обойти, но Демьян удержал за плечо Илью и встряхнул его.
  Хотел что-то сказать в ответ Илья, да почувствовал помутнение в голове, но не упал, удержался, устоял на ногах, хотел было вдохнуть поглубже, но не смог, Демьян приложил к его устам тряпку, приподнял и понес его подальше от дымного покрывала. И теперь, убрав с лица Ильи тряпку, дал возможность ему глотнуть чистого воздуха. Легче стало, и помутнение в глазах начало проходить, и видения исчезли. Вокруг лес - сосны-великаны, ели-исполины, а позади болото, то самое с серой дымкой, с чахлыми березками, елями с ноготок. А здесь воздух чистый и прозрачный, слегка напитанный кислой лесной сыростью.
  - Отдышался? - спросил Демьян.
  Илья смотрит кузнецу в глаза.
  - Года три прошло, как появилось здесь все это, - как бы отвечает кузнец на не заданный Ильей вопрос. И своей огромной ладонью провел по лбу Ильи, словно снимая с него какие-то чары.
  - А что это за запах такой неприятный? - как-то неосознанно спросил Илья.
  - Скорее всего, от серы. После землетрясения здесь произошел какой-то протяжный сухой звук, через неделю проходил здесь, когда на рыбалку собрался, трещину увидел, а из нее дымка поднимается, серная. Тухлым яйцом воняет. И больше ничего не видел? - заглянул в глаза Илье Демьяныч.
  - Не пойму, вроде мать свою с Леной, вас с бородой длинной, отца...
  - Вот и молчи об этом, - посоветовал кузнец, - а то сумасшедшим посчитают и в психбольницу пропишут. Да и сера не всегда здесь выходит. А я по глупости решил путь сократить, да о тебе не подумал.
  - А что же я тогда видел?
  - Это у тебя от серы в уме помутилось все, - прошептал Демьяныч. - В следующий раз, когда пойдешь здесь, тряпкой закрой нос и быстро иди не верь тому, что увидишь. Или лучше обойти это место. Ну, все нормально, Илья, пошли...
  
  -3-
  
  - Ты что... - недоговорил Демьяныч и остановился за спиной Ильи и рассматривает его рисунки, начерченные на льду.
  - Вот такой или такой рисунок на круге?
  - Это солнце?
  - А что? - Илья посмотрел на Демьяныча, замершего перед ним, и держащего в руке удочку с огромной рыбиной.
  - Только чего-то здесь еще не хватает, вроде бы, - стал размышлять вслух кузнец.
  - Вот этого! - ткнул пальцем в другой рисунок Илья.
  - Вот этих молний? Но они какие-то округлые у тебя получились, не с резкими очертаниями углов.
  - А зачем, ведь это огненное окружение солнца, всполохи огня, - Илья поднялся со льда, - а если к этому еще добавить снежинку, с половину размера Солнца и она врезается своими линиями в его лучи-молнии. Еще не пойму, ну что-то такое.
  - Так ты же хотел рыбы наловить для ухи, или рисовать будешь? - спросил кузнец.
  - А-а, да так, что-то не пойму, чего хочет хозяин Лаврентия. Скорее всего, вот этого, - Илья, вытащив из кармана ключ и начал им нарезать на льду только ему ведомые рисунки и, буквально, через несколько минут, стерев ледяную крошку, Демьяныч увидел лицо Солнца, окруженного витиеватыми линиями лучей-молний и вкрапленными в них снежинками.
  - Ох, аж дух захватило! Что это? - вскрикнул присевший перед рисунком Ильи Демьян. - Кто это? - и он широко открытыми глазами посмотрел на Илью. - Да это же... Да это же, Сварог!
  Илья, посмотрев на кузнеца, замер и, был просто зачарован мимикой этого удивленного и ошеломленного от рисунка человека.
  - Илья, да это же Сварог, дух наших предков кузнецов. Да это же, - и, видимо, больше не найдя, что сказать, Демьян сунул в руки Ильи огромного, только отошедшего от короткого сна, полосатого горбача окуня. А тот, словно почувствовав угасание своей жизни, набрав последние силы, взорвался в руках Ильи, и больно уколов его пером грудного плавника, соскочил на лед и замер на рисунке Сварога, открывая свой огромный рот.
  - Значит, не ошибся, - сдвинув ногой с места, замершего окуня, - такого не может быть, всего пять минут назад вытащил его, а здесь...
  Илья засунул рыбину в рюкзак, осмотрелся по сторонам, и удивился:
  - О, вот в той лунке только что была моя удочка. Не видели, куда делась?
  Демьяныч посмотрел в то место, куда показывал Илья, у лунки не было ничего.
  - А может ты ее и не ставил?
  - Да, в том-то и дело, что ставил, - и вдруг Илья ничего больше не говоря, поднялся и побежал в сторону болота.
  
  Вернулись домой потемну. Демьян, оставив на кухне трех окуней, скинув с себя куртку, теплые штаны и ничего не сказав жене, поливавшей в зале цветы, пошел в спальню и, не скидывая с себя одежды, улегся на кровать. Вера Ивановна, заметив что-то необычное в поведении мужа, тихонечко подкралась к двери и заглянула в спальню: Демьян лежал поверх покрывала и уставился в потолок. Вера Ивановна, чтобы не мешать мужу, также потихонечку сделала несколько шагов назад и, взяв кружку, продолжила заниматься своими делами.
  А Демьян ни о чем в этот момент и не думал. Лежал и смотрел в потолок. Усталые ноги гудели, ступни, занемевшие на рыбалке от холода, заныли. Но на это кузнец сейчас тоже не обращал внимания, так как эти ощущения мешали думать о том видении, которое постоянно повторяется, когда он проходит по той тропке через Сухое болото с серным туманом.
  С одной стороны этого просто не может быть. Ну не может быть, чтобы они, люди, жили сразу в нескольких мирах, в настоящем, как он, и, в другом, каком-то незнакомом, потустороннем. И люди в том мире, какие-то воздушные, без плоти, как в этом мире. И говорят они с Демьяном, но называют по-разному, кто Агафоном, кто Ермилом, а кто и вообще необычно - Любимом. Никогда Демьян не слышал этого имени. А какие красивые имена они носят - Ратибор, Святослав, Святополк, Мирослав, Флор, а одного не запомнил даже. Как же его звали, как-то по-гречески, а может Ини..., нет, нет, Ина...? Как же?
  А сейчас он удостоверился в том, что не один он видит те миры, Илья - тоже. Вон как он рот открыл, когда у него начались видения, и не постеснялся об этом рассказать. А сколько раз они предупреждали его, Демьяна, о разных напастях, которые сыпались на голову кузнеца и его семью. И правильно, что послушался их, и не пошел за тридевять земель заработки искать. И правильно, что не бросил кузнечного дела, и в подмастерье Илью взял. И правильно, что послушал того старика и взял его бальзам, и обмазал им избитое тело Ильи, и укутал его в медвежью шкуру.
  Интересно тогда получилось все, вспоминает Демьян. Ведь ничего еще не произошло в деревне. Он и Илью не знал, так дошли слухи, что сын Мишки Белова, который лет двадцать в параличе пролежал, вдруг встал на ноги и силы набирается быстро, как его древний тезка Илья Муромец. И все, поверил он тогда этому или нет, не помнит. А вот, когда встретил у болота старика. Тогда еще не поняв, вошел он уже в тот мир, или нет, но старик был как бы в этом миру - настоящий, из плоти, и по цвету кожи, не серый, и морщины все хорошо просматривались, и пот блестел на его лице.
  Но вот одет он был не по-современному, в какой-то старой длиннополой из толстой мешковины рубахе, подвязанной толстой веревкой, в широких штанах-шароварах и лаптях на босу ногу. Худолицый, весь седой - и длинная борода с усами, и длинные волосы на голове, подвязанные на лбу красной веревочкой. И глаз у него какой-то цепкий, увидел проходящего мимо себя кузнеца, и, видно, не понравилось ему, что тот как-то без уважения кивнул ему, не поздоровавшись вслух.
  Еще раз взглянул старик на Демьяна и то, что произошло с ним, до сих пор описать не может кузнец. Какая-то неведомая сила удержала его за плечи и ноги, словно в вату прозрачную попал кузнец, и двинуться не может. Посмотрел по сторонам, ничего не мешает, а глянул назад, там старик стоит и смотрит на Демьяна.
  - Куда торопишься молодец? - спросил он у кузнеца. - Видно не воспитан, не хочешь проходящему мимо тебя человеку здоровья и добра пожелать.
  - Да, - что-то хотел ему сказать в ответ Демьян, да чувствует свою вину, и стыдно стало, и слов подходящих найти не может.
  И видно чувствует это старец, из подлобья смотрит на кузнеца, словно добрый учитель на засовестившегося ученика и говорит:
  - Пора, пора, если совесть имеешь, то добро не пройдет мимо тебя. Хотя, сначала сам докажи ему в этом, - суховатый голос старика что-то напоминал Демьяну. Или скрип закрывающейся не смазанной маслом заржавевшей в петлях двери, либо пересохшую от солнца калитку, которая под дуновением ветра ходит туда-сюда и поскрипывает.
  - А как это сделать? - невольно даже для себя спросил кузнец.
  - Сегодня и узнаешь, если сможешь принять его, как подобает. И горшок найдешь с маслом лечебным, чтоб смазать его раны, и шкуру медвежью, в которую укутаешь его. Но сначала Добро это в баньке отогрей. - Сказал это старик, посохом стукнул о землю, и Демьян своим глазам не верит: стоит перед ним не простой старик, а Старец, выше ростом Демьяна, и силою, видно, какою-то обладает не земною, что во взгляде, что в слове. Скажет - и Демьян верит, что именно все так и будет, посмотрит - теплом или холодом обдаст кузнеца.
  Поклонился Демьян Старцу, поднял голову, хотел было спасибо сказать за совет, смотрит, а вокруг никого нет.
  Пришел домой Демьян, и чувствует себя как-то не комфортно, словно, что-то сделал не так. Дочки дома нет, к Илье пошла, жена - на ферме. Да и собака себя чувствует не лучше, поскуливает, хвостом повиливает. А к полночи во всю мочь залаяла. Выскочил во двор Демьян, у калитки Петр, их участковый стоит. Да говорит, что часов пять-шесть назад, была у него Лена, сказала, что какие-то люди воруют со стада коров и загоняют их на машину. Побежал с ней туда, а там, кроме избитого до полусмерти Семена больше никого не нашли. На мотоцикле отвез он его в город. А когда возвращался назад, недалеко от деревни сломался его мотоцикл, вот и дошел до дома кузнеца.
  Больше ничего и не нужно было говорить Демьяну, пошел он быстрым шагом к Марфе, думая, что там дочь осталась, и сердце отцовское не обмануло, встретили ее невдалеке, плачущую и смотрящую куда-то вдаль. Но утешить ее он так и не смог. Сели на бричку, поехали дальше по дороге в город, и чуть не сбили Илью, идущего им навстречу...
  А когда завел его Демьян в баню, раздел, то ужаснулся, увидев перед собою скелета, так исхудало тело Ильи. Немощным сделала его болезнь, и как только он держится, видно правду говорили люди об Илье, есть в нем какой-то внутренний стержень, что не побоялся воров, а пошел против них. Молодец! Настоящий мужчина!
  А когда вышел в предбанник, чуть не запнулся о горшок. Удивился, не было вроде никогда у них такого, опустил палец в его горлышко, зачерпнул кисейную жидкость, поднял руку, а с нее она и не стекает. Неужели это, то самое добро, о котором говорил старец, подумал Демьян, и сразу ему в памяти пришел тот момент, когда деда обожженного в бане смазывал отец, как раз вот из такого горшка. И запах у мази именно такой был, и цвет - чайный. Дед говорил, что эта мазь его не раз спасала. Видно Вера ее сюда принесла. Молодец жинка. Вот тебе и видение.
  И шкура медвежья на скамье лежит. Тяжеленная. Нет, его Верке может и по силам ее сюда из сарая затащить, но когда успела распарить ее, ведь сама только с ночной дойки пришла.
  Вот так дела.
  Так чем же лучше раны смазать Ильи, гусиным жиром или этой мазью? И она ли это? Да, вздохнул Демьян, но вспомнил разговор на болоте со Старцем, легонечко полоснул себя по руке ножом, разрезав кожу, и смазал ранку этой мазью. Тут же затянулась она, даже не поверилось. И решился.
  И все, что сказал ему тогда старец, так и произошло. Илья на глазах выздоравливал, а через несколько дней за молот взялся, может, хотел попробовать сможет ли его поднять, и поднял с легкостью. И откуда у парня силы брались. Да, есть такие люди, внешне худощавые, неказистые, а силою богатырской обладают, одними пальцами монету сгибают, подкову руками закручивают. Нет, этот парень не от целебного напитка такой силы набрался, которым Демьян его поил. Хотя...
  Демьян перевернулся на живот, и попытался хоть немножко расслабиться, забыться, но не получалось, мысли бились в его голове, как родниковая вода, увлекая за собой сознание.
  
  -4-
  
  Старика того он больше не видел, хотя иногда что-то такое чувствовал, словно тот, где то рядом стоит и смотрит на него, обдавая холодом, как тогда на болоте. А может все это вовсе и не так, а все придумывает его воспаленное от происходящего сознание.
  А вот когда в следующий раз Демьян пошел на то болото, не было ничего, и серного дыма, будто закрылся тот мир. Но стоило ему тогда об этом подумать, как чуть не наступил на ногу старой женщины, сидевшей под елью.
  - Здравствуй, бабушка! - сказал Демьян и поклонился ей.
  А она так хитро, по-лисьи посмотрела на него, с тонкой ухмылкой, и вздохнула, словно что-то сказать ему хочет, а не может.
  - Тебе помочь, бабушка?
  А та в ответ ладонь трубочкой к уху приложила, и показывает, что глуха. А через несколько секунд, и не старуха это, а тот старик, вроде бы, хотя, и не он. Все перемешалось в глазах Демьяна, ничего не поймет. Смотрит сундук под деревом лежит, открывает его - книга в нем, старая, толстая обложка покрыта потрепанной кожей, или нет, скорее всего, берестой. Поднял ее, тяжелая, и листов много, по толщине еле в ладони помещается. Открыл, молния сверкнула из нее, глаза ослепила, пришел в себя, сидит под ветвью ели-исполина. Видно уснул под ней.
  Попытался вспомнить, что здесь произошло с ним. Бабку помнит, потом она в деда превратилась, а может то и не баба была, и не дед, а снова сера его вовлекла в свое колдовство. А где же книга? Нет ее, как и сундука. Нет. Вот тебе и сера.
  
  А через месяц после этого почувствовал кузнец, что какой-то неведомой силой стал обладать. Не столько физической, он никогда и не был слаб, пудовым молотом, может поиграть в одной руке, как говорится, комаров погонять. И сила новая, какая-то необычная, посмотрел на человека и видит, какой он, честный или врун, злой или добрый.
  Но и это еще не все, захочет человека уговорить и тот повинуется ему, и мыслить начинает, как хочет того Демьян. Волшебная сила какая-то поселилась в нем, может это от книги? А вот Илья не поддается ему, это с одной стороны и хорошо, а то кошки на душе иногда начинают скрести, когда людей "переламывает". Да так больно и глубоко, до стыда самого.
  А вот, когда тот черный городской заказчик появился, и на ограде попросил прикрепить выкованные молнии и лико, которое Илья придумал, не смог понять, какой он, словно в непреодолимую стену его мысли бьются. Легче после этого стало? Нет. Значит то, что было, это ему казалось, и люди не подчинялись ему, а просто кого-то смог убедить, что именно так нужно поступить, или люди с ним одинаково думали. Вот и все.
  Демьян прикрыл глаза, повернул голову направо, но снова забурлили родником в голове мысли, воспоминания. Во сне он увидел снова того Старца, и спросил его, куда уходят его предки после того, когда умирают. Посмотрел Старец на Демьяна и сказал, что не знает, тот мир видений ему неведом, не из него он. Знает только одно, что каждый человек своею дорогою идет, и все зависит от поступков, которые он делает, от слова, которое говорит, от веры, в которую верит. В Преисподней много миров.
  - А ад? - спросил Демьян.
  - Ад - узница пыток, узница платы за содеянное, - сказал Старец.
  - И за хорошие дела? - спросил Демьян.
  - Хорошие, это когда только ты так думаешь. И убить можно, и подумать, что правильно сделал, потому что тот плохо сделал, которого убил. А тот, перед тем, как сделать, думал, что он хорошо делает. А ты это оценил, как плохо.
  - И кто будет наказан? - посмотрел Демьян в глаза Старцу и зажмурился от яркого белого сияния, идущего от них.
  - И он, и ты!
  - Значит и за хорошее можно быть наказанным?
  - Изобилие хорошего, тоже наказание. - Исчезло сияние из глаз Старца.
  
  - 5 -
  
  Ничего не понял Демьян из этих слов, но запомнил их. Встал кузнец и пошел вместе с Ильей по болоту. Короткая дорога, через поле, болото, остановились у ворот, шагнул в них, и все закрутилось, словно в смерч попал.
  И увидел он разных по возрасту людей - с лицом отца и деда своего. Кто с бородой, кто нет, кто с лысиной, кто с шевелюрой, кто седой, кто - белобрысый. И работают они в огромной кузнице, освещенной желтым светом, с увлечением, с какой-то радостью. Это чувствуется. И куют они из железа, цвета невиданного, белого с серебром и синевой переливающегося, куски огромные. Сделают его округлым, как труба, но без внутреннего отверстия, поднимут его, и как в трубу на огонь смотрят. Ничего не видно, и тут же настроение у них портится, улыбки иссякают на их лицах, и начинают заново стучать по этому куску своими молотами.
  Работают, работают, искры начинают сыпаться из этого железа в разные стороны. Одна из них в ладонь попала Демьяну, схватил он ее, смотрит - серебро, чистой воды. Останавливаются кузнецы, и заново смотрят на это железо, и не просто, а словно через него что-то хотят увидеть. И вдруг сам удивился Демьян, когда увидев через это невидимое отверстие красные языки пламени. И опять это не то, что хотят видеть кузнецы, горечь появляется на их лицах, и заново начинают бить по этому железу молотом, и искры сыплются во все стороны. Ударила искра в руку Демьяну, схватил он ее, и там слиток золота.
  Остановились кузнецы, поднимают этот кусок, опять через него на печь смотрят, а сквозь железо желтые языки пламени пробиваются. И опять этим недовольны, и начинают сызнова свою работу вести. И искры идут из железа, а теперь как чистая вода, прозрачными камнями, схватил один из них Демьян, взглянул, и не верит своим глазам - на руке брильянт лежит многогранный, с грецкий орех величиною. Сунул его себе в карман, и смотрит по сторонам, а кузнецам не до гостя, работают в полную силу, не до гостя им пришедшего с другого мира. Еще хотел Демьян хоть одну искру поймать, но мимо руки летят они, сквозь пальцы проскакивают.
  И вот, наконец, они увидели, что хотели, сквозь железо это, которое и цвета своего светлого не поменяло, зеленые языки пламени пошли. Обрадовались они, один кузнец по колоколу молотом ударил, и отворились огромные ворота, и входят в кузницу огромные быки с повозкой, то ли из серебра, то ли из другого железа. Подняли кусок железа выкованный кузнецами, да видно нелегкий он, мышцы и жилы на их шеях взбухли, вот-вот лопнут. Положили они его на повозку, и уходят быки назад...
  Спросил у них Демьян, кто они? Обернулся к нему один из кузнецов, вытер пот со лба, улыбнулся и сказал, что это только ему самому, Демьяну, известно. Ждут они его, только не сегодня, еще не все куски выкованы для клюки демона.
  "Что они говорят? О какой клюке, о каком демоне?" - но не успел этого спросить Демьян.
  Проснулся, жена его разбудила:
  - Раздевайся, а то нашел в чем спать.
  Поднялся Демьян, ничего не поймет, бывают же сны цветные. Залез в карман штанов, а там лежит что-то - грецкий орех. Откуда?
  - В деревне что-то неспокойно, - шепчет она, - вроде кто-то стрельнул два раза, потом опять. Что-то на душе не спокойно. Илюшка выбежал, куртку накинул на себя и побежал туда. Ленка себе места не находит.
  - Вот ты ё-кэ-лэ-мэ-нэ. Когда убежал?
  - Да вот только что...
  - Куда, куда убежал? - перебил жену Демьян.
  - Так в деревню, тебе же говорю.
  - Где стреляли-то?
  - Да кто ж знает. Может с пилорамы, может - в деревне.
  Демьян, засунув ноги в валенки и подхватив ватник с вешалки, выскочил на улицу. Ленку, стоящую у калитки, вместо того, чтобы как-то успокоить - выругал. Потом, когда уже выбежал на дорогу, остановился, понял, что дочь-то здесь непричем, остановился, хотел извиниться, глянул назад, но её у калитки уже не было. Возвращаться не стал, махнул рукой, и побежал дальше.
  Бежал в сторону деревни, на улице темень, в кармане, как назло, ни спички, ни фонаря. Да кто знал, что такое может приключиться, и бежал дальше по памяти, еле-еле различая еле заснеженную дорогу. Прибавил ходу, и тут же с размаху обо что-то споткнулся и перелетел, упав в снег на живот.
  Тут же приподнялся и почувствовал как руки, не ощущая твердой опоры, провалились сквозь снег, во что-то такое же мягкое, по самые локти: сено, что ли? Опершись на колени и руки, встал, и только теперь понял, что произошло, споткнулся об поваленный забор и перелетел через него в чужой двор и приземлился в стог с сеном.
  Фары от машины, резко ослепившие Демьяна, заставили прикрыть рукой глаза. Но не успел проводить красные фонари подфарников уходящего вдаль автомобиля, получил новую порцию яркого света от грузовика, идущего медленнее, чем первая машина, за ним третий, четвертый, нагруженные доверху досками, или бревнами, не разберешь.
  Проводив колонну из семи машин, Демьян вздохнул и перекрестился, на душе как-то легче стало, значит, бабам показалось, что кто-то стрелял. Это, скорее всего, бревна из стеллажей на пилораме у Кулебяки рассыпались, а сейчас на морозе, воздух звук усиливает не хуже любого рупора.
  Демьян перелез через забор и, осмотревшись по сторонам, пошел дальше.
  
  - 6 -
  
  На пилораме суетилось немного людей, видно рабочие и любопытствующие селяне. Демьян услышал приближающийся рокот мотоцикла. Его фара полоснула по Демьяну, вышедшему на середину дороги, но Петр останавливаться не стал, а крикнул:
  - Я в город, Степку отвезу в больницу.
  Демьян сделал несколько шагов назад, уступая дорогу мотоциклу, и только теперь до него дошло, что на пилораме произошло что-то не хорошее. Неужели Кулебяку бревнами придавило, и побежал к цеху...
  Ворота были разломаны и скинуты на обочину, и то, что увидел Демьян на пилораме, не требовало рассказчика. Бревенчатые стены цеха были развалены, пиловочный агрегат сорван с фундамента, тельфер, сорванный с навесных рельс, подвис над землей.
  Демьян начал помогать людям разбирать бревна. Столкнулся с Ильей и спросил у него, мол, что же здесь произошло. Но тот в ответ только пожал плечами, сам толком еще не разобрался, мол, прибежал сюда минут на пять раньше Демьяна. Тогда тот спросил у работавшего рядом с ним Федора Палюка.
  Федор остановился, достал сигарету и присел на бревно:
  - Вроде й бандюкы якы-то, вымогали у Кулебяки гроши, а тот отказал йим. Ну и припнули його к станку, та пустили его под пилку. А дальше тай нэ знаю, кто говорить, шо ему ногу видризали, кто - руку, а кто - голову.
  - А на самом деле как было? - переспросил Демьян.
  - Да-ак, вон запытай у него, - и ткнул рукой на другого человека.
  - Да я услышал, что кто-то забил в рельсу и бегом сюда, - это был старый знакомый Демьяна Юрка Данилов. - А мне навстречу машины с досками, чуть не задавили.
  - Вот дела! - сказал Демьян и продолжил помогать растаскивать бревна и доски.
  - А зачем растаскиваем их? - снова спросил он у Юрки.
  - Так, а может под ними люди еще есть, - сказал Данилов. - Они ж только закончили загружать машины досками, да пошли по домам, а те откуда ни возьмись на двух УАЗиках, приехали с ружьями. Разобрались с Кулебякой, и заставили шоферов ехать за ними. Вот все, что я слышал. Дядька Ванька, вон сидит на скамейке, - и показал в сторону конторы пилорамы, - сторож который, его расспроси если нужно тебе.
  - Так он точно знает, сколько работало здесь человек, - и Демьян пошел к старику. Его догнал Илья.
  Дед подвинулся, приглашая присесть рядом с собой на скамейку Демьяна.
  - Да я ж одын був тут, - ответил он. - Мужики машины свои оставили и легли спать в конторе, там для них хосты..., чи гостын, короче Кулебяка топчаны там до шоферов держит.
  Смотрю значит-ца, - продолжает, откашлявшись от вонючей цигарки дед, - едут две буханки. Остановились, значит-ца, Кулебяку кинули и давай деньги требовать у него. А тот шо-то им говорит, а им начхать, ну и на пилораму його бросили. А потом пилу як запустили, и все. А шофер своей машиной как даст в стену цеха, и развалил все там с пилою. А они ружья поставили на шоферов и поехали с ними кудась, а я давай деревню будить.
  - А где же твое ружье, дед? - спросил у деда Илья.
  - Да и не было его.
  - Так под бревнами никого значит нет?
  - А хто ж знае? - пожал плечами дед.
  Демьян поднялся, осмотрелся по сторонам, и пошёл назад помогать мужикам, разбирать разваленную стену. А вдруг кого-то все-таки там придавило. Нашел же кого Степка в сторожа брать.
  Когда закончили работу Демьян окликнул Илью.
  - Так он уже часа полтора как убег, - сказал подошедший к Демьяну Юрка Данилов. - Да и правильно сделал, столько лет пролежал в параличе, а здесь сразу бревна таскать. Хотя, прыткий у тебя зять, еле остановили мы его с мужиками, хватается за бревно, что побольше. Так мы его доски попросили растаскивать. Вот прыткий мужик, а?
  - Молодцы! - пожал руку знакомому Демьян. - Правильно сделали.
  - Ха, так он еще после этого и при тебе также старался. Чуть отвернешься, опять что-нибудь потяжелее тащит.
  - Вот как, а я и не заметил, - сделал удивленное лицо Демьян. - Так что там с Кулебякой было, не видел?
  - Да ничего, по голове его сильно видно стукнули, мужики говорят, без сознания его нашли, но бревном вроде его не задело, не жаловался. Его участковый в город повез, в больницу...
  - Погоди, так дед говорил, что Кулебяку те хотели распилить? - спросил кузнец.
  - Может и так, - пожал плечами знакомый. - Да не получилось, один шофер, молодец мужик, протаранил цех с той стороны, где машина управляется, и завалил все там, она и заглохла.
  - Ну и хорошо, - успокоился Демьян.
  
   - 7 -
  
  Ильи и дома не было. Все начали волноваться. Только под утро появился он, какой-то замкнутый, глаза уставшие, сказал, что у Семёна был. Услышав это, Демьян еле сдержал себя, чтобы не сорваться, только обмана от зятя он не ожидал. Ведь еще час назад был он у Марфы с Семеном, не было там Ильи. Но, сдержался, и не решился допытываться, положил дочке руку на плече и прошептал:
  - Я ж говорил тебе, с ним все нормально, живой, - и пошел к себе в дом.
  И только минут через десять себя успокоил, нельзя быть зверем в отношениях с Ильей. Может, правы мужики, перенервничал парень, ослаб, а потом, чтобы этого не показывать Демьяну, зашел к кому-то о своем поговорил, не все же он должен обсуждать только с ним. И что я на парня вызверился.
  
  
  Глава 13. Дождались
  
  Какие травмы от бандитов получил кооператор Степан Игоревич Кулебяка - Демьян Медведев, из деревенских, узнал вторым. Первым, спасший его Петр.
  Демьян по привычке поднимался рано утром, часов в пять-сорок, пять-сорок пять, как говорится с первыми петухами. Даже, несмотря на то, что спал всего час-полтора, да и торопиться ему некуда сегодня - домашние дела, но, что поделаешь, такая у него привычка, с самого детства.
  Вышел во двор, холодно, морозец давит хорошо, не меньше двадцати градусов. Поежился, потянулся, с подоконника собрал полные ладони снега и обтер им лицо, грудь, подмышками, аж дух захватило. Снега не хватило, набрал его еще со скамейки и обтирался до тех пор, пока тело не привыкло к холоду. Все, отдышался и на мокрое тело натянул еще не потерявшую тепло ночную сорочку, сверху - куртку, висящую на вешалке в сенях, и пошел к дровням.
  Охапку дров принес к себе на кухню, другую хотел сначала положить у двери времянки, в которой живет молодежь, но потрогал дверь, закрыта не на замок и потихонечку зашел в дом. Крадучись прошел к печи, которая уже почти потухла, заложил в нее несколько дровин и заглянул в комнату. Илья с Леной спали, также крадучись вышел назад и прикрыл за собой дверь.
  Да, куда же это ночью Илья ходил? Часа два его не было на пилораме, ну может часа, хотя, может, и все три. И здесь его ждал. Когда пришел Илья, то ни с Демьяном, ни с его женой не стал говорить, сказал только, что у Семена был и еще что-то буркнул, приобнял Лену и пошел с ней к себе во времянку. Но не был же он там, у Семки с матерью. Может у какого-то другого Семки был в гостях? В деревне же не один человек с таким именем. Конечно. Эта мысль немножко успокаивала Демьяна.
  "Может, подожди-ка, подожди-ка, у Сережки Федорова, кажется сын Семен. Блин, лет двадцать с ним не виделся, вроде в одной деревне живем, а не видимся. Интересно, чем сейчас Сергей занимается, чем? Раньше вроде... Вот дела, и не помню. Погоди-ка, погоди, кажется, плотничал. Нет, нет, трактористом работал в совхозе, точно-точно. А чем у него сын занимается? А может и не к его сыну Илья ходил. К тому с кем работал, а может...
  Слушай, так он же здесь родился, может к кому из одноклассников своих зашел? Но вроде трезвый был, не тянет Илью к спиртному.
  Да что это я разнервничался! Он же не по бабам пошел, не изменяет Ленке. Да и не пьяница. Блин, - Демьян усмехнулся, вздохнул и пошел в кузницу. Но у двери остановился, - работу начинать еще рано, пусть Илья с дочкой выспятся. И тут же усмехнулся, вспомнив, как в молодости с ребятами гуляли ночи напролет. Вот было время, но отец его после таких гулянок неласково встречал. Потом Демьян отдувался за это, то на колке угля, то заполнял все бочки водой. А-а, а кому еще было этим заниматься?"
  Демьян зашел в кузню, растопил печь, смахнул мусор со стола и сел на стул, рассматривая рисунки, сделанные Ильей на пергаментной бумаге. Вот штрихи волка, или нет, вроде, даже, медведя. Точно медведя, оскалившего пасть. Аж холодок до косточек пробивает, страшноват зверь.
  На следующем листе какой-то худощавый человек стоит в длинной сорочке. И сзади за головой у него видны несколько палок на наконечниках с птичьими перьями, наверное, это стрелы в колчане. На поясе у него подвешен короткий кинжал, и ноги в лаптях. Интересно, какие мысли в голове у Ильи, да и зачем такое судье или прокурору. Погоди, а может он так, для себя это рисует? Вполне возможно, вон как рукоятку на кинжале очертил, какие-то мелкие рисунки на нем сделал, не рассмотреть, очень мелкие.
  Демьян взял следующий лист и рассматривает его. На него опять смотрит этот медведь, в пол оборота, кося глаз, а вместо затылка у него лицо того парня, лучника. Зачем ему это?
  Демьян быстро просмотрел другие листы, лежащие в стопке, и на всех одни и те же герои. Вот, этот парень смотрит в лужу, а из нее - медведь, как отражение. Что-то Илью в сказки потянуло, подумал Демьян, и облокотился на спинку стула. Откинул назад голову и прикрыл глаза.
  Гул огня успокаивал. Растянул ноги под столом, что-то зашелестело. Наклонил голову под стол, а там еще несколько листов бумаги с рисунками на полу лежит. Поднял их. Вот это да, на первом тот же старик нарисован, которого Демьян видел перед болотом. Значит и Илья его тогда видел. А промолчал.
  Старик высокий стоит, лицо суховатое, с глубокими морщинами на щеках. А глаза, прямо так и сверлят Демьяна, словно допытываясь о чем-то. Колдун! Настоящий колдун! А может это старец-ведун, бабушка про таких волхвов рассказывала. Раньше их почитали, как ясновидящих ведунов, обладающих волшебством. Точно, точно, вспомнились некоторые картинки из детства.
  Старец, старец, да, да, к Илье Муромцу такие старцы приходили, и подняли его на ноги, богатырской силою наделив. И ему такое в сознание приходило, когда Илья прямо на глазах стал крепнуть, физической силы набираться.
  А на следующем листе - солнце с закрытыми устами и широко открытыми глазами, внимательно смотрит на Демьяна, а вокруг него огонь полыхает. Это Сварог, бог кузнецов. Это его тогда Илья нарисовал на льду реки, Демьян его сразу узнал, вспомнил дедовские сказки о Свароге. Но Демьян рассказов не помнит, только отрывки какие-то, что тот научил человека кузнечному делу...
  Три дня осталось до приезда Лаврентия, слуги того черного человека, а Илья еще в поиске.
  Как это Николай Стрема того мужика, прокурора или судью назвал? Страшным человеком? Уважаемым? Или погоди-ка, серьезным? Что он имел ввиду? Что? Видно это серьезный человек в городе, может бандит? И интересы у него какие-то колдовские. А может у него свой музей - каких-то страхов земных, или древностей. Да, и везде, куда не ткнись, секреты.
  Вот Николай Стрема, это понятный человек, ему нужны кованные флюгера, замки, решетки, подсвечники. И все это понятно для чего, людям приятное хочет сделать, украсить их дом. А этот - колдун! Лико страшное ему подавай с клыками и взглядом, от которого жилы стынут. И Илья - туда же, стал каким-то неразговорчивым, хотя и прислушивается к Демьяну, за любой совет благодарит, да и Ленку на руках носит.
  Демьян вышел во двор, потянулся. Так, надо собаку покормить, из подвала достать мешок с пшеном для кур, уток. День начинается. Услышал рокот мотора. Это, наверное, Петр едет с города, известие везет о Кулебяке. Нужно выйти, спросить у него.
  Вдали мерцал огонек фары от мотоцикла, еще далеко, это морозный воздух его звук увеличивает, и он нарастал.
  
  -2-
  
   - Да еще вчерашнюю ночь не до сна было, извини...
  - Хорошо, хорошо, - успокаивал Демьян Петра, облокотившегося на локти стола, зевавшего, и с трудом выговаривающего каждое слово.
  Демьян быстро вышел в зал, накинул на диван подстилку и, вернувшись, провел Петра к дивану и уложил спать. Тот отключился сразу же, подтянув под грудь, зажатую в руках подушку.
  Демьян на цыпочках поднялся наверх, и прошептал жене, что Петра положил спать в зале, чтобы не будила его, а он к Семену сходит.
  - Оно тебе надо? - спросила Вера. - Тебе вот это надо, как бабке по деревне бегать и сплетни разные разносить? Ты вон по дому хотел все отремонтировать, так делай, а то в доме мужиком только пахнет, не больше.
  Демьян, чтобы не распалять жену, спустился вниз...
  
  Аккуратненько, без шума, снял входную дверь, внимательно осмотрел ее, дверной стояк, на нем, оказывается, открутился шуруп. Завернул его отверткой и насадил дверь назад. Скрип прекратился.
  На ремонт стола тоже ушло не больше пяти минут - ножка вышла из своего паза из-за ослабленного крепления. Гвозди, крепившие железную прокладку между ножкой и столешницей, расшатались. Вытащил их, и на их места вкрутил шурупы и - все.
  Под половицы в прихожей уложил тонкую щепу и укрепил ее теми же шурупами. Теперь все нормально, сколько на эту работу ушло времени? Всего-то полчаса. А вот стойку для сушки белья еще легче отремонтировать, подумал Демьян, согнулась сама трубка, выгнул ее в тисках.
  Печка затухала, заново распалил ее, подбросив дров, сел за стол и продолжил рассматривать рисунки Ильи.
  Сварог смотрел с листа бумаги на Демьяна живыми глазами, словно о чем-то спрашивал у него. О чем, попытался вникнуть в эту мысль Демьян. Прислушался, ровный гул огня в печи как-то успокаивал. Что ни говори, а организм требовал сил и отдыха, всю ночь не спал, испереживался за то, что произошло на пилораме. Уже третий раз наседают на Кулебяку бандиты. Одним стал платить, так другие появились, а теперь, может и третьи, и все хотят побольше сливок с него взять, а за что, спрашивается? За что? Они что ему бревна возят на пилораму, разделывают их, или, по крайней мере, представляют государственную налоговую службу? Да они упыри, кровососы, вампиры!
  Даже на фермершу наехали, сволочи, сырка захотелось им бесплатно пожевать, и денег. Но Бог все же есть, есть это он на них медведя послал, как палача, за содеянное, чтобы наказать этих упырей. Вон как глаза вытаращили встречая смерть... Всем бы так.
  
  Демьян опустился на колено и посмотрел вдаль, кругом ночь и только родник виден вдали, большой и сильный, с лазурными водами, растекающимися вокруг, и их пузырьки белые, красные, желтые, вылетающие из его бурлящей воды, плывут во все стороны. Красота-то какая необычная, пузырьки, словно звездочки внизу и вверху.
  Пошел Демьян к роднику, и сам не поймет, как идет, вроде и земли под ногами нет, только прозрачный воздух, но он твердый. Наклонился, потянулся к звездочке, и твердость растворилась под рукой. Дотянулся до нее, а она целый мир, тут же выросла перед ним, закрыв все, и он на ней среди гор и лесов мелкая блошка.
  Поднял Демьян глаза вверх, потянул ладонь к другой звездочке, и вновь все стало на глазах меняться, горы уменьшаются до песчинки, как и сама звездочка, на которой он только что был, микроскопической точкой стала, а к которой тянулся вырастает прямо на глазах. Но нет в ней жизни, один лед, холодно, потянулся Демьян рукой к Млечному пути, и все начало меняться на глазах. Эта звездочка превратилась в бусинку а Млечный путь -река, бегущая от Родника Вселенной.
  Остановился Демьян около Родника, а он недоступный, бурлит, бьет из Вселенной водами лазурными, и освещает его яркий свет с трона, а кто восседает на нем, рассмотреть невозможно, так ослепителен он. Закрыл глаза Демьян и потянул к нему руку, и кто-то рядом опустился перед ним и обдал холодом руку. Открыл глаза Демьян, а перед ним тот Старец, палец поднял, мол, слушай меня и говорит:
  - Ты человек, не мешай Богу, он занят, обратись к его меньшей ипостаси.
  Поднял руку Демьян к роднику, и снова услышал он слова от Старца:
  - Сварог - творящий лик Всевышнего, Бога нашего, младшая ипостась Его. Занят он.
  - Это он наш кузнечный Бог, научил нас железо ковать, - вдруг молящими глазами посмотрел Демьян на Старца.
  - Он - Исток, Он - Родник, Он - начало вашего мира. Бог в каждом мире из множеств их, создал себя в ликах разных.
  Поклонился Демьян Старцу, приник к его ногам и замер.
  - Посмотри, - сказал Старец, и показал ввысь.
  Глянул туда Демьян и увидел часы, вместо цифр - созвездия, и стрелка показывает своим белым светом на знак Водолея.
  - Это не для тебя они пробивают час жизни Сварога, - сказал Старец, - у тебя лишь доля мгновения его, а для лик Бога в царствии нашем!
  - Покажи мне Сварога? Смиловистись надо мною Старец, - попросил Демьян.
  Но туман закрыл все вокруг перед Демьяном, и его самого окутал. Холодно стало ногам, и оторвать их боится, что бы не упасть в эту огромную пропасть из звезд, которые как бусинки мерцают повсюду. Поджимает пальцы, шевелит ими, чтобы хоть как-то разогнать в них теплую кровь, а холод все лютей становится, забирается под одежду.
  А вот и туман стал прозрачным, растворился в ночной мгле, сделал шаг назад Демьян и сорвался, аж дух захватило, полетел кувырком вниз, расставил ноги и руки, и тело перестало кувыркаться, а плавно стало скользить по покрывалу воздуха. Как приятно это чувство полета.
  Осмотрелся по сторонам, потянул руку к ближней звездочке, и она тут же стала расти на его глазах, и превратилась в огромный шар, покрытый белыми облаками и синими океанами, с горами и лесами, которые становятся все больше и больше. И вот уже он летит над своею деревней, опускается в свой двор, в свою кузницу, и мягко садится за стол.
  Открывает Демьян глаза, все спокойно в кузнице, только холодно, сквозняк задувает через полуоткрытую дверь, печь потухла. Размял лицо ладонями, потянулся. Вот так-то, это всего лишь сон.
  
  -3-
  
  На улице уже светло, солнышко красное поднялось над стогом сена, прикрытым снегом. На веревках висит замерзшее от мороза постельное белье. Собака, высунув морду из будки, внимательно следит за хозяином.
  Демьян сходил к дровням - дров и так уже достаточно принес и в дом, и ребятам, и в кузницу. Почесал затылок, вышел на огород и там тропка до самой калитки от снега прочищена. Да, а чем же заняться, куда свои руки приткнуть? Ударить молотом, разогреться, но, обещал жене сделать сегодня выходной.
  Может сходить на Сухое болото? Болото? Неужели то, что с ним происходит, это правда? Неужели он, взрослый мужик, Демьян Демьянович Медведев верит в эти сказки? Ну а как по-другому объяснить, что происходит на самом деле. Это же не выдумка, а он по-настоящему все видит, и кузнецов, и необычное железо, которое они куют. Может действительно это галлюцинации от сероводородной отравы, которой он надышался на болоте, и видения у него начинаются, как у последнего пьяницы, заболевшего белой горячкой.
  Обернулся на звук открывающейся двери дома, на него смотрит дочь и улыбается:
  - Пап, мама такие вкусные щи приготовила, у-у-у, как ты любишь, с кислой капустой. Идем обедать.
  - О, молодцы! - больше и не нашел чего сказать Демьян.
  - Петра только разбудить не можем, - посетовала Лена.
  - Устал он, доця, пусть выспится, - и, глубоко вдохнув свежего морозного воздуха, шагнул в сени, - а я вот ломаю голову, чем заняться.
  - Может разбудишь Петра? - спросила жена.
  - Если только щи? - улыбнулся Демьян и шумно понюхал обеденный аромат. - Разбудят! Такие разбудят! С выжарками, с лучком жаренным, любого разбудит.
  Но не разбудил, Пётр еще сильнее сжал на груди подушку, что-то непонятное во сне сказав.
  Илья весть об устроенном выходном принял спокойно. После первого жена достала из печи чугун с пшеничной кашей. По всей кухне разнесся сладко-кислый запах топленного сливочного масла и сливок, каша рассыпается мелкими распаренными крупинками по тарелке, а сверху Вера Ивановна сдабривает ее зажаренным лучком с морковью и выжарками. И куда только после этого запаха уходит сытость, подумал Демьян, даже если съели перед этим три-четыре половника жирных щей.
  После обеда Демьян с Ильей ушли в кузницу. Её прохлада бодрит, отгоняя послеобеденный сон.
  - Ну, что делать будем? - спросил Демьян у Ильи.
  - Надо народ собирать, вооружать хотя бы вилами, а то скоро рабами станем.
  - Да я не об этом, - махнул рукой Демьян. - Подождем, когда Пётр проснется, тогда и посудачим на эту тему. А сейчас раньше времени не горячись. Сам понимаю, что не хорошо так сидеть и ждать своего часа. Да, ты прав, если не встанем на дыбы, то они нас затопчут.
  - А о чем тогда вы? - спросил Илья.
  - О нашем деле, кузнечном, - и Демьян кивнул головой в сторону рисунков, лежащих на столе.
  - Злости бывает не хватает, - вздохнул Илья, - тогда и в голову ничего такого не лезет, а вот когда ею пересыщаюсь, Демьян Демьянович, рука сама начинает чертить, будто кто-то ею водит, - Илья достал из кармана штанов сложенный вчетверо лист и подал его Демьяну.
  Демьян раскрыл его, подошел поближе к окну и, невольно оторопел, такого он еще даже не представлял себе. С листа на него смотрело наполовину человеческое лицо, с ярко выраженным оскалом медвежьей или волчьей пасти. И клыки огромные будто вот-вот вылезут еще больше, и глаза, смотрящие прямо на тебя просверливают насквозь, аж в холод бросает.
  - Вот это и хочет от меня прокурор, - сказал подошедший сзади к Демьяну Илья. - Вот это, я просто чувствую от него, будто читаю его мысли. Вот увидите, не ошибусь!
  Демьян посмотрел в глаза Илье, и прищурясь спросил:
  - Такое впечатление, что ты это откуда-то срисовал?
  Илья смущенно покачал головой и сказал:
  - Да вроде бы видел.
  - Вот как, наверное, по телевизору? - спросил Демьян.
  Илья поднял глаза на Демьяна и, всматриваясь в него, словно пытаясь что-то в них рассмотреть, спросил:
  - А зачем меня тогда на Сухое болото с собой водите? Значит и вы там, что-то видите?
  - А ты? - наставительно спросил Демьян.
  - Наверное, то, что и вы. Воинов древних, обладающих колдовством, и зовущих меня, кто Ильей, кто Миролюбом. Старца-ведуна вижу, обладающего волшебством.
  - И борода у него седая, и взгляд, словно рукой трогает, или холодом, или огнем обжигает, и говорит глазами, рта не открывая, - продолжил Демьян.
  - Он отец Ионохана и его братьев воинов... - добавил Илья.
  - Не встречал твоих богатырей, - прошептал Демьян, - видно не туда меня этот Старец отводит, а только к моим предкам-кузнецам, которые что-то куют, такого железа и не видывал. И зовут они меня по-разному, то по имени нынешнему, то по незнакомому мне - Агафоном, кто Ермилом, а кто и вообще - Любимом.
  - Так это вы и есть тот самый кузнец, который булат особый сделал, когда взмахиваешь им, он искрится и горит, как молния, а когда рубишь - и не видишь, разделен враг надвое или нет. Только потом разваливается пополам.
  - О чем это ты? - с удивлением смотрит на Илью Демьян.
  - Не видел его я, а слышал только от Ионохана, что этот меч Любимом сделан.
  - Какой меч? - переспросил Демьян.
  - Не видел его. Он там, - каким-то незнакомым хрипловатым голосом взрослого человека заговорил Илья, и показывает куда-то в сторону, - в тереме у дуба, за рекой Смородиной.
  Демьян с изумлением смотрит на Илью.
  - Не подпускает меня Демон к мосту Смородины, - продолжает Илья, - и книга в этом тереме лежит, в которой секрет русский написан. И старец совета не дает, как пройти к ней, как с Демоном найти язык и вообще, зачем она, эта книга мне?
  Демьян открыл дверь на улицу, освежающий холодный воздух зашел в кузницу, и только после этого Илья вернулся в себя, и голос снова стал его родным - мягким и чистым. Замолчал, осмотрелся и спросил у кузнеца:
  - Что-то у меня в голове какая-то смута была.
  - И у меня тоже, - успокоил Илью кузнец, - видно хозяйка в чай моей лавы добавила, - и, похлопав Илью по плечу, закрыл дверь и, посмотрев на парня, сказал, - разные у нас с тобой видения, разные. А кто он? - и ткнул пальцем в рисунок.
  Илья посмотрел на Демьяна и сказал:
  - Волкодлак Ионохан.
  - Волкодлак? - удивился Демьян. И вспомнил слова чьи-то, что волкодлак - это оборотень и богатырь, может змеем стать, может рыбой. - Кто он, Илья? - зачем-то еще раз переспросил кузнец.
  - Мой друг, - ответил Илья.
  - А ты кто? - Демьян, прищурив глаза, смотрит на зятя.
  - Твой ученик, - ответил Илья.
  - А он? - и показал Демьян на Лико.
  - Демон...
  
  -4-
  
  "Хватит, хватит этой ереси, хватит с меня этих видений, - сдавил до красноты кулаки Демьян. - Неужели это правда, а не сон? Нужно найти эту дыру в болоте и засыпать ее или заткнуть чем-то, и пусть все восстановится вокруг, как раньше без видений, белых горячек.
  По Илье видно, мысли эти его не будоражат, сидит у окна и карандашом делает наброски на доске. А может ему это все в руку, человек творческий, художник.
  Волкодлак, подумать же такое, Демон, парень в эти сказки верит. А я?"
  Всполохи огня разыгрались в печи, и Демьян оторвать своих глаз не может от этой пляски, что-то напоминающей ему. Что? Как изба деда горела. Ой, как люто горела, и огонь радовался, пожирая ее стены, крышу и "смеялся".
  О-о-о, и тут же вспомнил Демьян то первое свое еще детское видение над пожарищем. Словно стоял вверху огромный Демон, согнувшийся в три погибели над огнем, и развивающий руками, словно дирижируя этим красным танцем огня. Огонь освещал лицо Демона, с вытянутой тонкой бородкой, острым носом. И посмотрел Демон в сторону Демьяна, на мгновение, и от вспышки, произошедшей в это мгновение, Демьян тогда сознание потерял. Пришел в себя дома, в теле была у него слабость, мать его напоила теплым чаем с медом и сказала, что нет больше дедушки с бабушкой, пожар их души забрал.
  Но это был не пожар, прошептал матери Демьян, а колдун. Но мама его не услышала. Горе в их семью пришло, не стало дедушки и бабушки. А отец тогда прижал к себе сынишку и прошептал, судьба, видно, у их рода такая, погибают кузнецы со своими женами в пожарах домовин своих.
  И тут же поднялся Демьян и вспомнил, почему ему было так хорошо знакомо это Лико, которое вырезал на доске Илья. Именно этот Демон и раздувал тогда огонь пожара дедовского дома. Или это ему заново причудилось?
  
  -5-
  
  Дверь кузницы отворилась, заглянул Петр.
  - Можно? - спросил он.
  - Заходи, заходи, - сделал шаг навстречу гостю Демьян. - Как там Кулебяка?
  - Жить будет, - махнул рукой Петр. - Дождался, пока медики его осмотрят. Принял его дежурный хирург, сказал, что дня через три только они смогут сделать первоначальный диагноз, есть ли у него внутренние повреждения и какие. А пока только перелом ноги, сотрясение мозга, да ушибы там разные.
  - Ясно.
  - Потом я поехал назад... Спасибо, Демьян, что приютил, а то...
  - Да ладно, - пожал руку Петру кузнец. - Хорошо, что есть люди такие рядом, как ты. Давай поешь, хозяйка хорошие щи приготовила, да тебя не смогли поднять...
  - Спасибо, - приложив руку к сердцу, улыбнулся Петр. - Нужно домой, а то там волнуются мои.
  - Да, что-то я не подумал об этом. Нужно было сходить, сказать твоим...
  - Да ладно. Хотел вообще-то поговорить с тобою, но о другом, - Петр уперся спиной в стену. - Больше боялся, что они меня с Кулебякой встретят на дороге. Ехал же по их следам, а они посередине, перед самым болотом, где стелла районная раньше стояла, помнишь? Вот, именно там и пропали. Хорошо снега мало, пробился до города.
  - То есть? - спросил Демьян.
  - Да сам не пойму. Сначала подумал, что свернули. А назад, когда ехал, также темно было, мимоходом глянул, а что увидишь, ночь, та же ночь. Останавливаться не стал, боялся, что бензина не хватит или еще что-нибудь. А вот сейчас не пойму, может не по их следам ехал.
  - Все может быть. Все, - задумавшись, сказал Демьян. - Но того, что там нет пилорамы, железной дороги я точно знаю. Может, кто себе дом там решил построить?
  - К чему? - посмотрел на Демьяна исподлобья Петр. - Там одно болото, ни рек, ни озер, кедрач разве что, медвежьи места.
  - Ну вот, вилами на воде все готовы писать, - словно точку поставил над размышлением по этому поводу Демьян. - Это следственных органов дела.
  - Если так будем говорить, Демьян, то...
  - Это у тебя уже в привычку вошло, всех понукать, учить, Петр. Я кузнец, а не следователь.
  - Ладно, - покачал головой Петр, - согласен. Ну, сколько нам можно вот так жить, скажи, Демьян?
  - Сколько? - встал со скамейки Демьян. - Письмо в райцентр послали два месяца назад, а в ответ та же тишина, чиновникам наплевать на Кощные Нави, так как их просто у них на карте нет. Когда был здесь совхоз, все прекрасно было, и школу он содержал, и почту, и фельдшерский пункт, и детсад. Что там еще? Так вот, теперь нужно в область писать об этом, самому, как там нынче их называют?
  - Губернатор.
  - Вот-вот, губернатору, может он вообще не знает, что есть такая деревня в Советском районе, Кощьи Нави, или бывший совхоз...
  - Да мы уже с Семеном об этом говорили. Ты слышал-то, что в него уже стреляли, или в меня, не пойму. Тех пропавших коров ему приписывают.
  - Когда стреляли? - вдруг подал голос Илья.
  - Позавчера, когда у Семена был.
  - Кто же это? - спросил Илья.
  - Сам разберусь, - отрезал Петр. - Ниточка вроде есть, но, на девяносто девять процентов верю, что не та. Так что, сначала все сам разнюхаю.
  - Если помощь будет нужна, обращайся, - сказал Демьян.
  - Илюш, - Петр обернулся к нему, - с Юркой Ефимовым давно не виделся? Дед его Дмитрий Егорович, как чувствует себя, не знаешь?
  - Да вот вчера пилораму с ним вместе разбирал. Да и времени поболтать с ним не получилось как-то. Так, несколько фраз, как, мол, дела, и все.
  - Заеду, узнаю, уж больно интересная ружейная гильза там, у забора валялась. Ну, это так, между нами, - поднял руки Петр. - Поеду домой, спасибо. А насчет письма в область завтра поговорим, нужно, что бы кто-то это письмо сам повез губернатору. Все равно почта у нас не работает.
  - Завтра мы заняты, - сказал Демьян, - заказ у нас срочный. - Ты давай там с Семеном все это дело обсуди, это он у нас политически подкованный мужик. А мы подпишем, правда, Илья?
  Тот кивнул, мол, так и будет.
  
  -6-
  
  Поздно вечером пес истерически залаял во дворе, а потом заскулил и замолчал.
  Демьян, накинув на себя куртку и, всунув ноги в тапки, выскочил во двор, и тут же зажмурил глаза от ослепившего его яркого света фонаря.
  - Добрый вечер, Демьян Демьянович, - сказал кто-то из незваных гостей. - Ты за собаку, конечно, извини нас. Но если не хочешь, чтобы так было и с тобою, и с твоими, то слушай сюда.
  - Кто вы? - спросил Демьян.
  - Налоговая служба, - сдерживая смех, пискнул один из них. - А то зажирел я смотрю, ты здесь, бабки зарабатываешь, а не делишься.
  - Точно зажрался, - продолжил другой, - вон какую репу себе нажрал, гляди-ка, а? Стукнет молотком по бабкам, а делиться не хочет.
  Демьян опустил руку и старается всмотреться в парней, стоящих перед ним. И только сейчас увидел направленный на него обрез.
  - Ну что, дядя Дёма. Сегодня с тебя много не возьмем, тыщь так, двадцать. Ну, тридцать на первый раз, а то в сторонке ото всех отсиживаешься. Не хорошо-о!
  - Только бузу не разводи, а то варежку откроешь, так я сразу твои брызги с фиксами достану. Или ты по фени не ботаешь?
  Демьян не ботал по фени, но приблизительно понял, что сказал бык, стоящий справа. Мужик не высокий, широкомордый, но даже небритая щетина не скрывала на его левой щеке широкий рубец, тянущийся от виска до губы и родинку-пуговицу на носу.
  - Короче, - продолжил первый, - дернешься, дом подожгу и тебя в нем с жинкой оставлю. Минуту даю, и тридцатка у меня здесь должна лежать, понял?
  Демьян кивнул и пошел на второй этаж, за ним - двое.
  Деньги Демьян хранил на краю шифоньера. Жена, встретившая его у двери, увидев двух мужиков с обрезами, сразу же все поняла, села на диван и слова не проронив, понимая, что это может еще дороже ей обойтись, наблюдала за бандитами.
  Демьян взял сверток, раскрыл его и начал пересчитывать деньги.
  Тот мужик, "ботающий по фене", действительно больше был похож на быка. Длинный рубец на его щеке, стянул кожу у подбородка и больше напоминал полуоткрытую пасть, когда мычит это животное. А всему в дополнение выпученные глаза, несколько раздвоенный нос, вот только огромный подбородок несколько менял картину. И когда "бык" повернулся к Демьяну, то тот, от чего-то передернулся, - перед ним стоял не бык, а толстый, откормленный хряк. Он ухмыльнулся и выдрал из рук Демьяна сверток.
  - Там..., ну мы их должны за коров селянам...- Демьян так и не успел договорить, и, получив сильный удар прикладом обреза в лоб, упал спиной на пол.
  Вера Ивановна закричала, и тут же онемела, когда этот хряк повернулся к ней и ухмыльнулся. Прогремел выстрел и люстра дождем рассыпалась на мелкие стекла ...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Часть третья.
  Дело великое
  
  Глава 1. Идолище
  
  - Где читать, Петр Аркадьевич? - переспросил Илья, перелистывая газету, переданную ему.
  - На последней, "Кощей возвращается", - сказал Андреев и присел на скамейку между Ильей и Демьяном.
  Илья развернул газету и прочитал:
  "То ч-то на-чал-ло п-ро-исходи-ть в Совет-ском рай-оне с о-се-ни прош-ло-го го-да не ук-к-клад-ды-ва-ет-т-тся в со-со-з-з-зна-ни-и людей. То ма-ши-на с люд-дь-ми за-вяз-з-ла..."
  - Ладно, Илья, - взял газету Пётр, - давай сам прочту. Слушайте, - и, взглянув на Демьяна поднял вверх указательный палец. - "То, что начало происходить в Советском районе с осени прошлого года не укладывается в сознании людей. То машина с людьми завязла в высохшей глине и два ее пассажира погибли от лап медведя. То, в декабре, на выезде из села Кощьи Нави (такое название вернули своей деревне ее жители. Ранее она была отделением совхоза "Первомайский" и называлась "Путь октября". От редакции С.М.) на грузовике ГАЗ-66 погибли три человека и, следственные органы установили, что это произошло от лап медведя. Их руки были сломаны, как и ноги, лица мертвецов искажены испугом. На двух обрезах, валявшихся около машины, стволы согнуты и скручены. На них обнаружены отпечатки пальцев неизвестного человека.
  Но, как считают представители следственных органов, - простому человеку это сделать не по силам, - опять поднял ладонь с вытянутым указательным пальцем вверх Петр, - разве что медведю. Такой силой ни один человек в мире не обладает, считают специалисты. Не об-лада-ет". - Петр Аркадьевич внимательно посмотрел на Илью, потом на кузнеца.
  - Что ты так на меня смотришь, Пётр? - с удивлением спросил Демьян. - Что я это сделал, что ли?
  - Да не об этом я подумал, Демьян, - махнув рукой и поерзавшись на скамейке, сказал Петр. - Это ударение ставлю я для твоего внимания, не больше! Не больше, Демьяныч! Дальше вот в чем дело. Слушай:
  "У пассажира, сидевшего рядом с водителем, были не только выпучены глаза, но и заткнуты в его рот двенадцать тысячерублевых купюр. Судя по разрезам на лице, оставленных, как считают следственные органы, когтями медведя, всунуты в глотку "Хряка" (так звали этого человека в воровском мире С.М.) его убийцей (?). Тогда спрашивается, неужели лесные животные обладают каким-то человеческим интеллектом, памятью, умением за какие-то грехи наказывать грабителей, убийц, воров? (Но это ни в какой мере не относится к Хряку, то есть извините, читатель, Сидоркину Михаилу Потаповичу, отсидевшему в тюрьме три года за драку в ресторане, шесть лет за грабеж. С.М.)".
  - Все? - спросил Демьян у Петра, наливающего себе из бутыля, стоящего на столе, квасу.
  - Нет-нет, погоди, в горле запершило, - ответил тот. - Так вот, слушайте дальше. "Водитель этого грузовика, умер от столкновения своей машины с деревом, врезался в дуб. Пассажир, лежащий на заднем сиденьи машины, был истерзан медведем. Следы его разорванной куртки, остатки волос были обнаружены на коре дерева. Судя по оставленным следам и травмам, создается такое впечатление, что его несколько раз держа за ноги, ударили об дуб. Следов же Вензеля, так звали этого человека в воровском мире, на снегу не обозначено, только медвежьи. И то, они обозначены на снегу не больше десяти пятнадцати шагов вокруг машины. Дальше их нет, словно у медведя есть крылья".
  - Не понял? - удивился Демьян. - А ну дай-ка газету, посмотрю, не сочиняешь ли? Ну, Петр, дай.
  - Погоди, погоди, Демьяныч, еще не все. Слушай дальше. "Что-то здесь не так, спросите вы у меня, дорогой читатель. И правильно, не только я, а и следственные органы внутренних дел разводят руками, мол, такого не может быть. А вот медики, исследовавшие трупы, считают, что это мог сделать только человек, обладающий неимоверной физической силой. Мол, не мог медведь, или другое животное, на своих (руках) лапах иметь пяти фаланг пальцев рук, оставленных на ногах Вензеля и на глотке Хряка. Откуда взялись разрезы от когтей на лице и локтевых суставах Хряка и Вензеля, вопрос второй.
  Наша местная Ясновидящая, услышав мой вопрос, перекрестилась и упала в обморок. А потом, когда пришла в себя, заявила, это сделал человек-оборотень, живший в нашем мире несколько тысяч лет назад. Вот и возник вопрос, а не вернулся ли Кощей Бессмертный из сказки назад?" Подпись Серафима Михайлова.
  Вот теперь все! - закончил читать заметку Петр и передал ее Демьяну.
  - А когда все это было? - переспросил Демьян Демьянович.
  - Газета вышла 21 января, сегодня 8 февраля, - ответил Петр. - Но событие, о котором рассказывается, произошло 25 декабря, после того как они напали на вас. Вот и все. А о том, что на лесопилке избили Кулебяку и зарплату забрали с досками ничего. Следствие об этом умолчало. Журналистам интересен медведь, а не бандиты, они у них такие бедненькие, деньгами давятся.
  Петр встал из-за стола и остановился около зачадившей керосиновой лампы и внимательно посмотрел на кузнеца и Илью.
  - Уже второй раз на пилораму наехали. И знают, где и что, сволочи. Вот что значит кабала!
  - Да ты не кричи, - перебил его Демьян.- Своим криком тут делу не поможешь, а вот тот медведик, видишь, заступился за нас. А? Первый раз, когда те на молочную ферму наехали, и вот второй раз, а не ДНД, о которой ты на каждой сходке кричишь. Где же твоя добровольная народная дружина?
  - Демьян, вот горазд ты наезжать, а? У нас же и прав нет на ведение этой работы. Был бы сельсовет, власть бы была, а так, нет ее. Нет! А кто мне разрешит мужиков с вилами на этих бандюг бросать? Нас с ними, грубо говоря, тут же те в два счета перестреляют.
  - Вот. Так что и поменьше болтай на эту тему. Надо собраться нам всем и идти в власть районную, и там ставить свои требования, чтобы дали власть нам, чтобы милиционер в деревне появился, чтобы котельную отремонтировали, школу. А ты только на сходке мастер покричать.
  - Во, какой, а? - вскочил Петр. - Умный, грубо говоря, да? Так собирай народ и веди его в райцентр, и нечего на меня вешать все дела, грубо говоря. Крайнего нашел, ишь какой.
  - Да ладно, уймись, - махнул рукой кузнец. - И так на душе пакостно, а ты еще тут. Единственное, кому поклонился бы, так этому оборотню. Знать бы кто он? Скорее всего, кто-то из наших мужиков. Может Колька Ожугов, пастух, что с Семкой работал летом. Дед у него был сильный. А может и Юрка Ефимов, внук Дмитрия Егорыча, егеря нашего.
  - Вот и я говорю, грубо говоря, - тут же схватившись за тему, в которую Петр видно больше верил, чем в медведя. - А может действительно, грубо говоря, оборотень у нас появился? После того землетрясения, что три года назад у нас произошло, о чем только люди в деревне не рассказывают. Кто о приведениях, кто о геологе, грубо говоря, который несколько лет назад пропал. А, Демьян?
  - Думаешь, это после землетрясения все начало происходить?
  - А как же. Может действительно какое-то смещение в земле произошло, и все что мы раньше считали сказками, это и не сказки вовсе, а, грубо говоря, былины. Семка, когда прочитал ему эту заметку, грубо говоря, то также сказал, что скорее всего, грубо говоря, какой-то паранормальный мир столкнулся с нашим, или еще что-то. Он, грубо говоря, тоже заметил, что какие-то видения у него в последнее время, грубо говоря, стали происходить. Особенно, когда, грубо говоря, ветер восточный дует. Завтра в город поеду, у знакомых спрошу, насколько все это правда.
  - О чем? О паранормаль...? Как ты там сказал? - спросил Демьян.
  - Да нет, о медведе-оборотне. Правда ли, что все это произошло в лесу с теми бандитами. Может, грубо говоря, все и не так было вовсе, а журналистка, грубо говоря, выдумала. Может, там и следов медвежьих, грубо говоря, вовсе не было. А так, следователь что-то предположил, а она, грубо говоря, и давай про медведя, про оборотня выдумывать. Ведь сейчас, грубо говоря, что угодно могут писать, и уже не знаешь чему верить.
  Илья встал, подсыпал древесного уголька в самовар и раздув сапогом жаровню, заново надел на него трубу. Огонь в самоваре загудел.
  - Здорово! - наблюдая за Ильей, сказал Петр. - Демьян, на сколько литров самовар?
  - На пять. Латунный.
  - Здорово! И удобно, грубо говоря, надо у себя порыться на чердаке, у отца был тоже такой самоварище, если его не выкинули.
  - Пойду за заваркой схожу, - Илья вышел из кузницы.
  
  -2-
  
  Смородиновый запах разошелся по всей кузнице. Хруст сухарей, громкое чмоканье и похвала чаю. Без этого он не вкусен, и не напьешься им. Вот и сейчас Демьян, накинув на шею полотенце, в одной руке держит кусок сахара, в другой - блюдце, и отпивает понемножку чай.
  - Хорош, хорош чаек, - щуря глаза, шепчет он, отхлебывая с блюдца. - Прекрасен! А смородиновый лист, он и лечит, и аппетит придает. Еще люблю чай с мятой и медком, вприкуску... Силу дает неимоверную, а в кузнечном деле без нее нельзя...
  - Ну а потом что было? - перебил Демьяна Петр.
  - Ну, - вздохнул кузнец, - а потом кто-то из них выстрелил. Думал в жинку они или в меня, а, как оказалось, по люстре стреляли. Да черт с ними, с этими деньгами, Петя, главное живыми нас оставили. Живыми!
  Потом Илюшка к нам прибежал, за ним - Ленка. Помог мне встать. Хорошо в бане они были, парились, а то сразу бы под их руку попались.
  - Так они после выстрела ушли?
  - Это у Ильи спрашивай, я в отключке был, уж больно сильно кто-то из них мне по затылку саданул чем-то.
  - Когда услышал выстрел, то и не понял сначала, у нас это или где, - сбивчиво начал рассказывать Илья. - А потом на душе что-то как-то тяжело стало, чувствую, что это где-то рядом стреляли. Думаю, надо проверить, простынь на себя накинул и вышел на улицу. Смотрю, там у калитки какие-то три мужика стоят, и тут же лампочку у ворот разбили. Я сначала ничего не понял, кинулся туда, а их уже нет, сели в машину и уехали. Смотрю собака в крови лежит...
  Так я уже вам, Петр Аркадьевич, про это еще тогда рассказывал.
  - Даже не думал, что и вас тронут, - покачал головой Петр. - Все-таки на Касьяна работаете.
  - На кого-кого? - поставил на стол блюдце Демьян и повернулся всем телом к Петру. - Кто ж он такой?
  - Да вот тот, что вам заказал ворота со страшилищами. Разное про Касьяна говорят, и - шепотом, вслух боятся. Ведьмак он, что ли. Чем занимается, люди не знают, но говорят, что Касьян очень уважаемый человек в городе, и мэр ему кланяется, и бандитские машины у ворот его дома часто стоят.
  - Это кто тебе такое сказал?
  - Да так, парень один, у которого аккумулятор в магазине покупал. Тот Лаврентий, который к вам частенько наведывается, при мне зашел в магазин, забрал сверток и ушел. Ну, я и спросил у продавца, кто это. А тот сразу палец к губам и шепчет, что страшный это человек, слуга Касьяна. А Касьян - колдун, все его боятся, и прокурор в том числе. Вот!
  Дом у него, сам видел, огромный, забор из кирпича, высоченный, во двор не заглянуть. А гараж прямо под его домом. Вот и все.
  - Вот тебе на-а! - Демьян посмотрел на Илью. - Я Лаврентию про то, что с нами те бандиты сделали, рассказал, а тот сделал вид, что не слышит меня. Хоть бы слово какое сказал, а то как истукан, ничего не слышит, ничего не видит.
  - А когда он у вас был?
  - Да дня через два-три после того, как бандиты на нас напали. Заказал Илье идолов и уехал.
  - Идолов? - переспросил Петр.
  - Так он назвал их, двенадцать идолов. Там у каждого свое Лико, и крепятся они к железным брусьям из пятидесятки.
  - И что?
  - Петь, это дело такое, чужое, и рассказывать о нем не собираюсь. Поверье есть такое у нас, у кузнецов, поверье, если сказал заказчик тихо, значит и никто кроме него не должен эту работу видеть. А то сам понимаешь.
  - Да ладно, - отдернулся Петр, - я че, крайний. Не хочешь, не показывай, мне все равно.
  - И правильно, только молчи про это, - положив свою огромную ладонь на колено Петра, продолжил Демьян. - А то если кличут того Касьяном, то так просто кличку, поверь, не дадут. А Касьян темная и страшная сила, сам знаешь! - не сводя своих глаз с Петра, прошептал Демьян.
  - Да ты что, - отсев подальше от кузнеца сказал Петр. - Да может, грубо говоря, у него фамилия такая.
  - Так она тоже спроста не дается. Кто знает, кем его предки были в давние времена.
  - Только не пугай меня так, - откашлявшись, прошептал Петр.
  - Касьян это...
  - Хватит! - вскрикнул Петр. - С детства, грубо говоря, помню кто он: демон Кощей.
  - Ну вот, - улыбнулся Демьян. - Точно, точно мы ж с детства про него разные страшки друг другу рассказывали, анекдотами их называли. Вот и я после твоего рассказа о нем, почувствовал что-то неладное здесь, - и положил руку себе на грудь.
  - Ладно, - Петр поднялся. - Завтра в город поеду, нужно в пенсионный отдел сходить. Вам что-то нужно в городе?
  - А меня с собой не возьмете? - спросил Илья.
  - Зачем? - поинтересовался Петр.
  - Подарок Лене хочу купить, и в ЗАГС зайти нужно.
  - Вот те на, поди жениться собрался? Молодцом! - пожал руку Илье Петр. - Тогда нужно и Лену взять с собой? - наставительно посоветовал он. - Без нее то, заявление у тебя и не примут в ЗАГСе, или ты туда не за этим собрался?
  - Уговорю, - немножко смутившись, ответил Илья, и посмотрел на Демьяна. - Беременная все же, в мотоцикле застудится еще...
  - Тоже правильно, - сказал Демьян.
  
   -3-
  
  "Кто же этот заступник у нас? - Илья вышел из кузницы. На улице покой. Несколько звезд блестят яркими огоньками, Луна тусклым шаром повисла над крышей дома. Полная, как в ту ночь, когда в их дом влезли грабители.
  Илья тогда так и не успел их рассмотреть, лампочку разбили. Может и прав был Демьян Демьянович, так лучше, а то кто его знает, чем встреча бы эта смогла обернуться для него.
  "Деда сторожа жалко, которого они убили на лесопилке. Степан Игоревич Кулебяка, ее хозяин, тогда места себе не находил. Это ж отец его был, упросил сына пристроить его на охрану, чтобы соседи от зависти не лопнули, мол, и он не просто так щи сыновьи ест, а заработанные. И работал то Игорь Иванович в дневную смену, ворота машинам открывал, выписки проверял, а в ночную смену, ребята помоложе охраняли лесопилку.
  Долги, говорят, из-за ворованной доски, что в ноябре "увели", у Касьяна большие сложились. Из больницы выписался, занял в банке кредит, чтобы хоть как-то свести концы с концами, а тут и новые бандиты нагрянули. И не просто, а перед выдачей зарплаты, в обеденный перерыв, когда на лесопилке никого не было, кроме охранника, отца Кулебяки. И поплатился жизнью старик. А мужики, что с обеда на бричке приехали, кинулись в защиту его, и сами были поранены.
  Какое горе свалилось на их семьи, на Кулебяку, да и на всех рабочих с лесопилки, те без денег несколько месяцев уже работают, так, за спасибо. Хотя знают, хозяин лесопилки здесь непричем, а все из-за бандитов, и крепятся.
  Юрка Ефимов, одноклассник Ильи, что работает на лесопилке, рассказывал, все мужики сейчас с ружьями на работу ходят, если что, готовы постоять за свое дело, и правильно.
  Кто же этот оборотень? А может это сам Демьян Демьяныч? Силой он обладает недюжинной, выковал себе набалдашники на руки с когтями медведя и разобрался с бандитами. Хотя, навряд ли он обладает такой колдовской силой, что машина в сухой земле начала проваливаться. Да и навряд ли бандиты с ружьями его подпустили бы к себе".
  Илья заходил по дорожке туда-сюда, чтобы хоть как-то себя успокоить, отвести дурную мысль, но она, как репейник, прицепилась, не оторвать.
  "Ленка что-то про это говорила. Да, да, что отец на рубке леса был, дрова заготавливал осенью, и медведь на него вышел. Отец и рубанул его по голове, да так, что топор в голову ему вогнал, еле вытащил потом.
  А второго зимой также зарубил, когда тот из берлоги вылез. Точно, точно. Так может это его работа с бандитами, а не оборотня? Отомстил за старика, дал бандитам по рукам, чтобы не совались в нашу деревню. Вот это дела".
  Илья вернулся в кузницу, налил в кружку из самовара оставшейся горячей воды, сделал несколько глотков, еще и еще, но дрожь, охватившая его, не унималась. Обнял горячую кружку ладонями, а мысли, будоражащие его сознание, покою не дают.
  "Так, как же это он смог сделать? Как? Тогда, он помог подняться Демьяну лежащему у лестницы, обтер полотенцем кровь, сочащуюся из раны на затылке. Демьян тогда быстро начал приходить в себя, рана оказалась не глубокой, да и присыхала быстро. С Верой Ивановной было похуже, никак не могла успокоиться, полночи смотрела в окно и что-то про себя урчала, словно волчица на Луну.
  А Демьяныч, пришел в себя, вышел на улицу, принес кусок льда, разломал его и приложил через полотенце к вискам жены. Лена замела мусор. Потом Демьяныч сел рядом с женой, обнял ее, так и просидели, чуть ли не до рассвета. А Лена с Ильей остались с ними, сидели напротив, в креслах, там и уснули.
  Значит не Демьяна эта работа. Может Кулебяки? Да куда ему, человек мягкий и добрый, силой не обладает. А может все-таки это работа Юрки, может действительно есть у него прирученный медведь? Фу ты, да откуда, что он бы от меня это скрывал. На кой ему это нужно бы было? Да и медведь - не собака, такое животное не приручишь, даже если ему вместо мамки будешь.
  Вон Семен рассказывал, что царь Петр Первый запретил в России использовать лосей для перевозки грузов. Дикость в них так и не удавалось унять крестьянам, да другим работным людям, несмотря на то, что выросли эти животные на подворье. В сентябре у них гон начинается: глаза красные, выпученные, ничего ему не страшно, все готов на рога поднять. Да и после гона у лося гордости не отнять, чуть что, передним копытом не то что хозяина может зашибить, а дерево толстенное вдребезги разбивает, не говоря уже о силе задних копыт. А что ж тогда говорить о медведе.
  Нет, не Юркиных рук это дело".
  
  -4-
  
  Во дворе, растерев снегом лицо, Илья направился к времянке. А там тепло и покойно. Лена сидит у прялки и что-то вяжет на спицах, а Вера Ивановна - рядом с ней, и не спускает глаз своих с ее пальцев и, так же, как и дочка, шепотом считает каждый новый узелок, сделанный ей - тридцать пять, тридцать шесть. Илья не стал им мешать, и, улыбнувшись про себя, потихонечку вышел из комнаты.
  - Илья, - остановила его Лена, - дай нам еще с полчаса, довяжем с мамой рукав комбинезончика малышу. Хорошо?
  - Хорошо, - улыбнулся Илья, вернулся к любимой, поцеловал ее в теплый лоб, и, смахнув с глаз набежавшую слезу, вышел во двор. И на сердце после этого полегчало, словно снята вся тяжесть с души, накопившаяся от недавних горьких мыслей.
  Как они ждут с Леной своего первенца. Какое счастье придет с ним в их дом, и заботы пополнятся, и некогда будет уже думать о лишнем. Хотя...
  Илья вернулся в кузницу, вытащил из кладовой идолов и разложил их на столе. Интересно, и лика у них добрые, не несут устрашения. Единственный человек, которому показал он их - это Семену. Уважал он его и не только потому, что с матерью тот живет, а и как человек рассудительный, никогда голоса не повысит. Что-то всегда притягивало к нему, и слушать его рассказы он любил о чем-то неведомом, и - советы...
  Когда увидел Семен вырезанных истуканов из дерева, был зачарован работой Ильи, долго рассматривал каждую статуэтку и качал головой.
  - Не понравились? - спросил Илья.
  - Да ты что, - поднял руку Семен, - да ты что! Прекрасная работа. Это, Илья, наша история, и не только россиян, славян, а многих и других народов. И связано это с тем, что они поклонялись обожествленным силам природы и душам усопших.
  Люди преклонялись Сварогу - богу Неба. Люди считали, что именно он подарил им самый первый плуг и кузнечные клещи, научил выплавлять медь и железо, ковать его.
  Макошь - богиня Земли, она супруга Сварога и всего женского, что заложено в нашей природе. Сварожич - это Огонь, он сын Сварога и Макоши. Люди преклонялись перед ним, они считали, что огонь давал им и тепло, и защиту от нечистой силы, и очищал от нее все оскверненное.
  Перун считался богом грозы, войны и оружия, люди молились перед его идолом, прося защиты от врагов. Его представляли в образе вооруженного воина, мчащегося на золотой колеснице, запряженной крылатыми жеребцами. А топору Перуна приписывалась сила борьбы со злыми духами.
  - Ярило, считался богом плодородия и страстной любви, - Семен встал и прошелся по кузнице. Остановился у тисков, словно вспоминая о чем-то, и продолжил. - Его представляли себе юным, красивым мужчиной, пылким влюбленным женихом.
  А Велес воплощал в себе силы первобытного Хаоса, буйной природы, человеческих инстинктов, которые удержать очень сложно в повиновении.
  Кощей - это, если не ошибаюсь, Черный демон, который руководит подземным царством. Его же называли еще и Вием, и Касьяном. Язычники считали, что он вместе с Богом сотворял мир, другие его называли хозяином ада. На Руси к нему относились с большим уважением, потому что боялись его. Он был наказан Богом.
  Стрибог считался верховным царем ветров. Его почитали и как истребителя всяческих злодеяний, разрушителя злоумышлений.
  - Больше не помню, - внимательно рассматривая других идолов сказал Семен. - Также, как то - кто из них кто, тоже не знаю. Их расставляли по окружности на капище и приносили им в жертву какое-нибудь животное, утварь, траву и сжигали, молясь и прося помощи, например, чтобы дождь пошел, чтобы урожай был хорош, чтобы враг на них не напал и так далее.
  - Так это значит, не для зла их делаю?
  Семен внимательно посмотрел на Илью и улыбнулся:
  - Илюш, что ни говори, а все зависит от Слова, в нем вся сила - доброта или злоба. Можно и розу назвать цветком счастья или цветком скорби. И как услышат об этом люди, так и будут думать, и смысл такой же придавать цветам.
  - Я не знаю, Семен Иванович, для чего их делаю.
  - У каждого человека, Илья, есть свои увлечения. Кто-то собирает марки, кто-то картины, а кто-то вот - идолов и все, что связано с язычеством. И никогда не дави себя этим вопросом, - положил свою руку на плечо Илье Семен, - если конечно нож не изготавливаешь. Ведь все зависит от тебя, ты их вырезаешь, и что в них вкладываешь - добро или зло?
  - Так посмотрите, Семен Иванович, какие они добрые, а не как здесь, - и Илья достал из ящика листы бумаги с карандашными набросками идолов.
  - Вот это и есть твое главное чувство, Илья, доброта, и если будут говорить о зле, то оно растворится в доброте их Лик.
  Илья не сводил глаз с Семена, он готов был слушать и слушать этого человека, прошедшего через огонь, воду и медные трубы, так говорил о нем Петр. Правда, когда слышал эти слова Семен, то в ответ смеялся и сразу же поправлял своего товарища:
  - Через медные трубы - это слава преподавателя университета. Огонь - наказание, я был пьяницей и бичом, квартиру потерял. Воды, которая подхватила меня и принесла на добрую землю с прекрасными людьми, которые протянули мне руку. Это вы.
  "Да, прекрасный человек Семен, - Илья погладил рукой каждую фигурку, словно передавая ей свое тепло, доброту и любовь. - Да, а в сказке о Кощее Бессмертном он знал, что тот хотел на себе женить царевну, и все, а царевич Иван ее освободил. Кто же из вас Кощей?", - и заново Илья начал рассматривать фигурки идолов.
   "Вот этот-то, с львиной головой, то ли - Солнца, скорее всего Сварожич! - и, взяв резец, срезал вьющиеся кудри на этой фигуре, придав им ровные линии. - Молнии ему больше идут, - решил Илья. - А вот этот с коровьей головой скорее всего и есть сам Ярило, - Илья поглаживает его заостренный кончик рога, всматривается в его лико, глаза, и неожиданно отпрянул от идола, заметив, или показалось, что его глаза сверкнули. Перекрестился, взял следующую фигуру, и тут же что-то, словно подсказало ему - он.
  Вроде фигура из осины, холодная должна быть сама по себе, а эта совсем ледяная, аж жжет кожу рук, прямо до самых костей. Дед изображен худой, кости ключицы ребер так и вылезают из-под кожи, вот-вот разорвут ее. Вроде и не так он вырезал эту фигуру, помягче делал все, по настроению. А это не его работа, совсем не его, получается, и Лико его изменилось как-то.
  Взял Илья лист с набросками идолов, нашел копию, сравнивает. И здесь все меняется, на глазах, словно оживают рисунки, фигуры и следят за ним, и куда доброта, которую нанес он на них лика, делась.
  Ярило, исподлобья смотрит на Илью, будто бы пытается узнать в нем кого-то. Кощей поднял свой посох с изогнутым концом и прикрыл свое лико, а потом резко отдернул и оголенный его клык, которого Илья не вырезал, появился на лике.
  Илья отпрянул от стола: вот это да. Смотрит и ничего не поймет, все в кузнице спокойно, идолы лежат на столе полузавернутыми в тряпицу, и только один из них, на краю. Поднялся Илья, поставил табурет, и смотрит - это, скорее всего, фигура Перуна с топором и щитом. Что ж произошло сейчас, неужели уснул за столом, а эти видения - сон?
  Перекрестился Илья, и как не хотелось, но отказался рассматривать фигуры, завернул их в материю и положил на полку. Еще раз перекрестился. Потянулся к чадящей лампе, чтобы погасить ее, а она сама погасла, и сразу же в кузнице стало темно. Нет, не темно, а сумрачно. И сделал Илья несколько шагов к выходу, но тут же почувствовал, что что-то сдерживает его, и не столько физически, а как-то по-другому, словно кто-то зовет. Обернулся и...
  
  - 5 -
  
   Туман оседает в углу кузницы, становится прозрачней, и сквозь него прорисовываются очертания старика. Нет, не того, что приходит к нему часто в видениях, а какого-то другого, с накинутой на голову ушанкой, в потрескавшейся, обвислой шубе, мех которой уже давно источен временем. И где-то он все же видел этого старика, не у заимки егеря ли? Точно, и тот же камень за ним.
  Холодок прошел по коже Ильи, но не испугался, а как-то наоборот почувствовал себя, словно ждал этой встречи.
  А дед ни слова, ни говоря, поднялся, поклонился Илье и, повернувшись, приглашает его рукой к камню, да не к камню, а в какую-то, то ли пещеру, то ли землянку, выглядывающую в углу кузницы.
  Сделал шаг, другой Илья, и рот от удивления открыл, перед его взором уже и не пещера, а изба, только без окон, и свет в ней тусклый, спокойный, белый. Приглашает старик Илью за камень широкий, вроде стола и указывает на камень поменьше, стоящий рядом, мол, присаживайся.
  Обернулся Илья к старику, а тот видит, уже на коленях стоит перед алтарем и молится иконе. Приподнялся Илья, и тоже упал на колени перед этой иконой, и никак оторвать глаз от нее не может. Да и можно ли, так как видит на ней лико Иисуса, улыбающегося и накладывающего на Илью своими перстами крест. Упал ниц перед ним Илья и слова сказать не может, и мысли в голове нет, а только чувствует, как какая-то сила входит в него, и руки теряют свою тяжесть, как и тело, и поднимает он голову, а перед ним тот старик стоит и крестит Илью, читая молитву.
  - Защити нас, - вдруг попросил Илья, - от вражды людской, от злости и стяжательства. Мы хотим спокойно жить, крестьянским делом заниматься, кузнечным, детей рожать и растить, а злыдни не дают этого делать, вселяют в нас робость и боязнь, заставляют преклоняться перед ними и свое заработанное отдавать им. Скажи дедушка, какой к этому путь.
  - Да ты, молодец, сам знаешь тот путь, - ответил спокойным и не старческим голосом дед. - Был ты у меня уже в гостях с другом своим Иохананом.
  Задумался Илья, но ничего вспомнить не может, поднял глаза на старика, а тот уже и не стоит, а сидит на огромном пне перед ним.
  - Узнаешь? - спрашивает он у Ильи и, махнув рукой перед своим лицом, превратился в молодого воина, одетого в легкую кольчугу, и держит в руках копье. Поднял он его и бросил Илье.
  Поймал копье Илья и рассматривает его, и:
  - Так это ж дротик "черных хазар"! - вспомнил Илья, и поднял правую руку перед собой, и затаив дыхание рассматривает рукав кольчуги, надетой на нем, и сафьяновые сапоги. - Так это ты, Великий князь Святослав? - и пал перед ним на колени Илья.
  - Поднимись Илья. Куда путь держишь?
  - Книгу ищу, где сказано слово, как остановить злость, зависть, ненависть и жадность в русском народе. Ты говорил князь, что знает место ее некий Сергий Радонежский. Подскажи к нему путь.
  - Святой он. Варфоломей в миру. Кудесник великий, слуга Божий и защитник Руси. Вернись назад, не знаю, где его искать.
  - А кто еще знает? - не сделав и шагу назад, опять поклонился Илья. - Помоги мне Великий князь Святослав, владеешь ты, молва говорит, колдовством великим, и в зверя, и в меч булатный можешь превратиться, у ветра можешь спросить, у звезды.
  - Больно настырен ты, Миролюб, что мне в тебе и нравится. Таким ты был и будешь. И вижу я, что ты с идолом боролся, и не сам, а с богатырем Иванищем. И ходил тот богатырь, как былины рассказывают, к городу Еросолиму, к Господу Богу помолиться, во Ёрдань, там реченки купатися, в кипарисном деревци сушиться, Господнему да гробу приложиться.
  Опустил глаза Илья, вспоминает, а потом еще ниже поклонился Великому князю Святославу и говорит:
  - Спасибо тебе, Великий князь Святослав. Извини, поругался я с ним тогда, за то что с Идолищем побоялся он бороться, с ордами татарскими, что его силу несметную составляли, и Царь-град заполнили своими силами, людей православных убивали, во церквах коней своих кормили, иконы и святые образа топтали, будто того супостата, Идолища испугался. Поругал я его перед войском, опозорил, как и богатырей его. Нельзя давать идолищу свою веру топтать. Мы - Божьи воины.
  - И страшное то идолище было? - спросил Великий князь Святослав.
  - Напугал нас пленный татарин, сказал, что их идолище в длину две сажени печатных, а в ширину сажень была печатная, а головище, что ведь люто лохалище, а глазища, что пивные чашища, а нос на роже с локоть.
  - Испугался и ты, услышав об идолище? - спросил Великий князь Святослав. - Ведь стар ты был, места спокойного поехал себе искать в Киеве.
  - Стыдно бы мне было пужаться, Великий князь, ведь подняли меня калики, дали священной воды испить, и божественной силы огромной, не для того, чтобы я пни выкорчевывал, да камни убирал с нив, а русскую землю с другими богатырями защищал от супостатов. А как без этого, каждый князь сам по себе жил, и силою слабой обладал, и не мог устоять перед ордами несметным татар, половцев и платил им дань огромную, отчего народ плохо жил.
  - И где ж ты силу взял, чтобы убить идолище?
  - Прикинулся я каликой, - поднялся с колена Илья, устал видно, но в полупоклоне остался перед Великим князем Святославом стоять. - Не выдержал я, и сравнил то Идолище с коровой, которая лопнула от того, что много жрала. Не понравилось это Идолищу, и пустил он в меня огромный меч. Да мимо он пролетел, ударил во дверь дубовую, и выскочила она вместе с ним, полетела дальше и двенадцать его татаровских богатырей убила, других ранила. И тут я взял за ноги то идолище, и давай им размахивать, всю прислугу зашиб им в тереме.
  - Вот тебе и ответ, - сказал Великий князь Святослав, - как защитить народ от поганства.
  - Но это же был не я, а Илья.
  - Твой дух, Миролюб, был в нем, - и исчез перед взором Ильи.
  Посмотрел по сторонам Илья и ничего не понимает, сидит он у двери кузницы, а не в пещере.
  "Опять ветром тот гнилой запах с болота потянуло, и видения с ним начались, - подумал Илья и перекрестился. Вышел во двор, а в окне времянки свет еще горит и Вера Ивановна с Леной сидят у окна и вяжут. - Значит, и не долго со мной все это было. Но не был же я Ильей Муромцем, не был, - почесал затылок Илья, - скорее всего это сон подсказывает, как быть: убивать их. Да, убивать".
  
  -6-
  
  Калитка в огороде хлопнула. Вроде и ветра нет, встал Илья и замер, прислушиваясь. Что это может быть? Случайно не бандиты? Схватил то, что под руку у кузницы попало, и пошел крадучись к огороду. Остановился, прислушивается. Тишина. Где-то что-то скрипнуло на чердаке времянки. Скорее всего, это доска от мороза жмется. Жаль, пса нет, убили его сволочи, а нового никак Демьян Демьянович не заведет. Жаль.
  Выглянул Илья из-за колодца, ничего не видно в огороде. Посмотрел, что в руке держит, лопату. Хорошее оружие, а лучше за вилами сходить, они рядом стоят, в углу сарая. Сделал шаг и замер, что-то белое у калитки стоит. Человек? А может это всего лишь куст. А что же тогда шумнуло? Может птица, уснувшая, с ветки свалилась?
  Еще минута прошла, тишина. И ничего не движется. Взял лопату наперевес и пошел к забору. Под лунным светом хорошо видно, что на снегу следов нет. Подошел к калитке, закрыта, и у нее нет следов. И никого здесь нет. Осмотрелся, и тут же с испугу отшагнул назад и, споткнувшись обо что-то, упал в снег, и сразу же отполз назад.
  Тишина. Что же его сейчас так испугало? Приподнялся и смотрит за калитку, что-то там белое, высокое, как человек двинулось в сторону, за околицу, где раньше стояли дома рода Медведевых. Плавно движется, удаляясь, без хруста снега, словно по воздуху плывет.
  Илья встал и замер, держа наперевес лопату. Что же это, если не приведение? Растворилось оно в воздухе или нет? Вроде нет, у кустарника стоит, и опять к Илье двинулось мурашки по коже пошли.
  Луна вышла из облака, и ее серебристый свет озарил все вокруг, и тут же приведение исчезло. Может это и совсем не оно, а всего лишь кусты малинника, тянущиеся вдоль забора, запорошенные снегом. А то, что он посчитал приведением - всего лишь тень облаков?
  Илья осматривается. Никого. Вниз посмотрел, и ногу отдернул, в лучах луны в снегу увидел четкий след копыта, очертания которого можно рассмотреть до самых мелочей. Нет, это не копыто нечистой силы, так как та подков не носит. И кончики подковы с вензелями знакомыми. Присмотрелся Илья к ним, на букву "Л" похожи, одна своими завитушками вверх смотрит, другая - вниз. Что-то знакомое, где-то он видел уже этот след. Где? Вспомнить не может.
  И снова облако луну закрыло, и он увидел, как приведение двигалось к нему.
  
  
  Глава 2. Во сне или наяву
  
  Жарким пламенем полыхнуло в лицо, Илья щурится, прикрывая щитом глаза от огненного зноя, и всматривается в пожарище, ища демона. Лес трещит от пожирающего его огня, буря гонит звезды летящих искр, тонущих в бело-черном дыму. Люди, сбившись в кучу, боятся и шагу сделать в воды зловонного болота, кричат, прося помощи у Перуна, пожалеть их. Но он беспощаден ко всем, как и к собственному идолу, покрытому в серебро и злато, как и к другим божкам-идолам, стоящим рядом, в низине - Даждьбога, Сварога, Макоши, Огня - Cварожича, Ярилы, Велеса.
  Идол Перуна, стоящий на холме, покрывается летучей золой, да искрами, темнеет и вспыхивает ярким пламенем, и горит, как хорошо высушенное бревно, превращаясь в обугленную головешку.
  Завизжали люди, увидев это, закричали неистово и полезли в чашу болотную, залезая друг на друга и топя. Страх обуял их, кричат и топятся, не находя в болотной жиже твердого дна.
  Придавил пятками Илья, беснующегося под собой коня, и, потянув его за сбрую, крикнул: "Ах ты Огонь - Сварожич слепой, что ж это ты разгулялся так, Перуна, своего старшего брата не щадишь, народа, который тебе жертву несет? Ах, ты, Сварожич, успокой свое лихо, иль ты просто ветер огненный, безумный, пьяный? А ты же куда смотришь, Даждьбог? Сын твой буйный разошелся, губит и твою ипостась в идоле спрятанную?"
  Но не остановили Сварожича ни Перун, ни Сварог, ни Даждьбог, ни мать его Макошь. Развернул к болоту своего коня Илья, повел его по болотным кочкам, вытаскивая на них тонущий люд. И копыта его коня не проваливаются в болотный мох, и рука не устает у богатыря.
  И спас Илья людей, а огонь поднимается на берегу болотном, силу набирает, вот-вот готов на Илью-спасателя наброситься. А тот видит это, но, ни как не может с места сдвинуть коня своего, вставшего как идол-истукан на гнилой подошве дуба обрушившего. И у самого Ильи сил не хватает сбросить с себя нити невидимые, веревки прозрачные.
  "Эх, где же моя силушка!?" - вскрикнул на всю округу Илья. Но и это ему не помогло, и шагу сделать не может, хотя всеми силами тянется за людьми, бегущими по ту сторону болота.
  Оглянулся Илья на идолов, и глазам не верит своим: Велес объятый пламенем, в змея превращается, тянется своей шеей гадючьей вверх, к облакам дымным, и коробится от боли огненной, раскрыв свою пасть с зубами длиннющими, и жалом бьющим черными молниями.
  И смотрит Илья, а это и не Велес вовсе, идол его уже обугленный стоит, на угли рассыпается, как и рядом стоящие с ним истуканы.
  А змей огненный, и вовсе не змей, а привидение, окутанное в белый балахон. И пасть его с оголенным клыком, страшно скривлена, а из красных глаз его молнии бьют, как ножи, в Илью летят и щит булатный, висящий на его руке уже треснул от них, вот-вот расколется.
  Вскрикнул от обиды Илья, звонко, - от своего бессилия, - и прыгнул он в болото и, упав в него, тонет...
  ... Поднялся Илья, и ничего не поймет, где он находится.
  - Что с тобой, Илюш? - обняла его голову мокрую горячими руками Елена, и гладит. - Илюшенька, видно что-то страшное приснилось?
  
  -2-
  
  Жар в кузнице нестерпимый. Родомир поднимает вверх металл горящий - золото искрящее, да удержать его не может, тяжелое. И тут же подхватывает его под локти Ратибор, и еле удерживают кусок металла этого жидкого. Стекают с него ручьями кипящими золотые соки, капают слитками на чугунные листы и прожигают их под собою, как и кирпичи, форму из толстенного железа. И больше ничего кузнецы сделать не могут, сил у них не хватает удержать на весу этот тяжеленный горящий металл.
  Расталкивает Ратибора с Родомиром Илья, хватает за ручки клещи и держит на весу горящий ярким пламенем металл и бросает его о землю. Но не плавится она под ним, а золотой металл рассыпается на глазах серым песком. Наклонились над ним кузнецы и говорят:
  - Что же ты наделал, Миролюб? - и потянулся Родомир пальцами к песку серому, но успел Илья схватить его за руку, не дав ему дотронуться до него, и откинул Родомира назад.
  - Не горюньтесь мои предки, скоро я к вам приду на помощь.
  Но не успокоил он этими словами кузнецов. Кто из них горько вздохнул, а кто - голову потупил.
  - Касьян жестокий Демон, - сказал кто-то из них, - не дает нам упокоиться, а держит у входа в Царство Нави и прячет нас от Всевышнего. Ждет он, когда мы ему из капли пота Божьего выкуем посох-меч, и тогда защитится он от Бога и его ангелов, позвав на помощь себе таких же демонов и адской Преисподни.
  Услышав это, пригорюнился Илья.
  - А можно ли из капли пота Божьего сделать этот меч? - спрашивает он у кузнецов.
  - Нет, - машут они головами, - так как мы секрета, как справиться с нею, не знаем, - говорит Родомир. - Сам видел, своими молниями она сжигает все, а когда падает на землю, плавит все вокруг себя, и песок, и камни. И смотреть на нее невозможно, такая яркая она, глаза выжигает.
  - Велик ты Миролюб, - сказал кто-то из старцев кузнечных, - но волшебства снимающего с нас его коварства, превратившего всех в рабов, не знаешь ты. И когда твоя душа в Преисподнюю придет, не пустит он ее, а своими чарами заколдует, да заставит тебя выковать сей меч.
  - Я знаю, - приподнялся Илья, расправил плечи, вытащил из сумы заплечной кольчугу и стал ее развертывать, чтобы достать из нее икону. Но не успел он этого сделать, вздрогнула под всеми земля, воздуха стало не хватать, задыхаться стал Илья.
  
  - Что с тобою, милый? - дернула его за плечо Лена. - Что с тобою, милый? Неужели опять сон страшный к тебе пришел? Кто же на тебя такую силу черную посылает?
  Открыл глаза Илья, и чувствует, что вздохнуть не может, что-то закупорило горло. Вскочил с постели, подбежал к печи, и, с кружки стоящей на ней, сделал несколько глубоких глотков горячей воды. Горячая жидкость растопила смолу, стянувшую все проходы в носоглотке и только теперь он смог, наконец, продохнуть в себя воздуха, без которого он задыхался. Прильнувшая к нему Лена заглянула к Илье в глаза.
  - Они у тебя такие красивые, - откашлявшись, прошептал Илья.
  - Брось ты, - прошептала Лена. - Какие они красивые, разве что косоглазые, - и сильнее прижалась к груди Ильи. - Я и тебя ими по-разному вижу.
  - Только ты, и поэтому я самый богатый, - прошептал Илья.
  ...Когда Лена уснула. Илья, накинув на себя ватник, вышел на порог времянки. Луны не видно, спряталась за крышу, но светит. Снег, словно молоко, припорошенное сажей, и все на нем видно - следы Ильи на огород к калитке, и сбоку...
  Откуда они? Илья прошел вперед, присмотрелся, а это и вовсе не следы, а так, раздутый верхний снег, и форма интересная - на человеческий след похожи.
  "Утром посмотрю", - подумал Илья и вернулся в дом.
  А здесь тепло, даже жарковато, в печи угли уже тускнеют, это хорошо видно сквозь щели на плите - краснеют. Илья открыл решетку, бросил в топку одну толстую дровину.
  Снова загудела печь, затрещала кора древесная. Илья, выключив свет, наблюдал за печными оранжевыми, желтыми зайчиками, заигравшими на стене.
  
  -3-
  
  Крепкие дубовые ворота еле удерживали беснующуюся на улице толпу. Люди кричали, стучали, кто вилами, кто топорами и булавами по стене. А кто-то громким голосом зарычал на всю округу, мол, если не пустишь во двор, то дом вместе со всеми людьми сожгут.
  Но Федор не поддавался крикам разъяренной толпы, вытащил за космы испугавшуюся хозяйку с дочкой, и тянул визжащих баб в землянку. Но не успел их туда затолкать, треснула щеколда на воротах, а за ним и бревно, держащее их, и они распахнулись.
  - Федор, - выкрикнул из толпы какой-то незнакомый ему бородач. Вот он растолкал стоящих впереди его мужиков и вышел наружу. - Сам знаешь, печенеги ордой несметной идут на нас, не сможем мы устоять, всех сожгут. Бросили мы жребий и пал он на девицу твою, избрал ее себе в жертву Перун. Отдавай ее.
  Развел Федор руки в стороны, защищая женщин своих, лежащих и трясущихся за ним на земле:
  - Выбирайте своих девок, а мою не дам! - Зычно сказал им в ответ Федор. - Идолы ваши не боги это, а истуканы древесные, не едят они и не пьют, и не говорят, и никакой силою не обладают. Бог же един, и служат ему люди и в Киеве, и в Нижнем Новгороде, и в Суздале. Он сотворил небо, и землю, и звезды, и луну, и солнце, это он борется с Дьяволом, насылающим на нас черные силы свои.
  Но не стали слушать разъяренные люди его речь, схватили Федора, его жену с дочерью и заломив им руки потащили их капищу, к большому огню разведенному перед идолами. Увидев толпу, упали на колени перед идолами старцы и давай причитать плача, просить у них помощи, чтобы защитил их от половцев. А толпа, приблизившаяся к идолам, бросила в костер молодую девушку - дочку Федора, и длинными палками придерживали на углях ее корежившее от боли тело.
  За ней Федора толкнули в костер, но не рвался он из него - и, вспыхнув пламенем, крикнул: "Приду я за вами! Бойтесь!"
  Услышав это, отшагнули назад люди, упали на колени перед идолами, и давай их молить, чтобы не дали они сил Федору, чтобы не пришел он из жертвенника глумиться над ними, совсем забыв об его жене, в беспамятстве лежащей на земле, и - о половцах.
  ... И ворвалась орда волчья в их город, рубила стариков и молодцев, а женщин и детей в полон взяли. Подожгли дома половцы, собрались у капища с идолами, и сказал хан, смеясь, изрубите их и бросьте силу русскую под копыта коня моего.
  Так и сделали кочевники, изрубили идолов своими саблями на мелкие куски и бросили их под копыта коня ханского.
  
  -4-
  
  Поднялся с кровати Илья, сухо во рту, вышел в сени, зачерпнул кружкой воды из ведра, и припал к ней, делая глубокие глотки. Но напиться не может. Еще зачерпнул воды, сделал глоток, и чуть не подавился ею, увидев, что кто-то смотрит на него со двора в окно. То ли это кажется, то ли действительно так.
  Илья погасил свет и замер. Привык к сумраку, лунный свет освещает голые ветки кустарника, запорошенного снегом, что у колодца. Подошел поближе к окну, выглянул, в доме Лениных родителей темно, спят. Во дворе все спокойно, и хотел было зашторить окно занавеской, но что-то белое двинулось с той стороны окна. Снова замер Илья, всматривается. Ничего. Разве вон что-то у колодца появилось, или это кустарник так выглядит? Хм, как-то раньше и внимания не обращал на него. Постой, постой, да это на самом деле человек, только какой-то другой, стоит и на палку опирается, и вот-вот двинется.
  Холодная капля пота скатилась с брови на ресницу и защипала глаз. Илья обтер его рукой, и лоб от пота тоже.
  А ведь он двинулся и повернулся к окну. Кто это, Демьян что ли? Да вроде нет, повыше его, вровень с крышей колодца. Да не может быть таким высоким человек. Илья отошел от окна к печи и замер. Кто же это? И лицо у него хоть и темное, а хорошо видно.
  Аж каким-то липким холодом обдало Илью, отдышаться не может.
  Не то ли это приведение, что видел на огороде? Оно, оно - двинулось, приближается к окну, наклонилось, и его огромный зеленый глаз величиной с окно закрыл его полностью, и смотрит.
  "Жду тебя, - его голос, словно сильный ветер с песком ударил в тело Ильи и сквозь него, пробивая насквозь тонкими ледяными иглами. - Жду! Пора!"
  "Не хочу!" - выдавил из себя Илья.
  "Вставай!" - глаз приближается и вот-вот выдавит оконное стекло.
  И зеленый свет слепит. Илья жмурится от него, закрывает свои глаза.
  "Пора! Меч мне выковать...!"
  Что он сказал? Илья сделал шаг назад, запнулся и, падая, почувствовал, что полетел куда-то в невесомость.
  "Пора! - и глаз этого приведения закрывает все, все перед ним. - Пора, Илья!"
  Илья схватил свою печную кочергу и хочет метнуть ее в этот глаз. Но это ему сделать не удается, кочерга тяжела и он никак не может ее поднять. Смотрит на нее, а она такая огромная, и не черная, печная, а золотистая, и больше напоминает посох с кривой ручкой, только второго конца ее уже не видно.
  "Пора, вставай! Только ты кузнец, знаешь, что за сила в капле пота Божьего, и как ею управлять. Иди за мной, Илья".
  И тут же чувствует Илья, что и он растет, и в руках его молот, тот самый тяжелый, что у Демьяна для гостей у входа стоит. И легко Илья им вертит в своих пальцах, и легко вскидывает на плечо. И стоит с ним рядом Демон, черный Демон, выше Ильи, из одних костей, обтянутых то ли кожей, то ли золой.
  Встряхнул головой Илья, обтер глаза от пота, и щурится, так ярок этот черный свет Демона. А Демон тянет свою костлявую руку с кочергой, а она уже и не золотая, а такая же черная, и свет ее не ярок, и глаза от него не болят.
  Отшагнул назад Илья от кочерги, а Демон шипит, да так, что уши болят, словно в них не свист попал, а пальцы Демона с длинными скрученными когтями.
  Замотал головой Илья и говорит:
  "Нет, Кощей, не буду я ваять твой меч-кочергу. Кончился год твоей передышки, жди суда Божьего!"
  Зарычал Демон, холод силы огромной ураганом обрушился на Илью, но Илья не боится его, хватает за кочергуу Демона, а она - воздух, рука сквозь нее проходит. Отшагнул Илья в сторону, и уклонился от удара Демона, кочерга мимо прошла, разрезая воздух, как лист бумажный.
  И опять нацелился Демон на Илью своею кочергою. А Илья расправил плечи и говорит: "Мой секрет Кощей со мной уйдет. Не бессмертен я".
  Услышав это Демон, зарычал, и вскинул руки вверх:
  "Помоги своему сыну, Сварог, не то Бог его накажет".
  Но в небесах ничего не произошло, только светом они изменились, с черного, непроглядного, в светло серый.
  "Защити, Перун, своего брата!" - взмолился Демон.
  Но ничего в небесах не произошло, только цвет их начал меняться на белый.
  Увидев это, взревел Кощей, и метнул из глаз своих молнии в Илью, и превратил его в статую.
  "Камнем станешь тогда, если не хочешь ваять моей кочерги-меча, и поставлю тебя у своего замка Алатыря. Всех предков твоих в своем Пекельном царстве, в Тьму посажу, крыс и змей нашлю на них, и скажу, кто виноват в этом".
  И видит Илья, что разошлись облака, и белый цвет покрыл все вокруг. И видит Илья спускающего по лестнице Сына Божьего, и чувствует, что силы к нему возвращаются, но их мало, чтобы сбить со своего тела каменный нарост и тогда глубоко вздохнув, запел он:
  - Солнце Красное от лица Божьего,
  Млад-светел месяц от грудей его,
  Звезды частые от риз Божьих,
  Ночи темные от дум Господних,
  Зори утренни от очей Господних.
  Услышав эту песнь Сын Божий, посмотрел на камень и наложил крест на него. И тут же почувствовал Илья, что камни, сковавшие его тело, водой становятся и стекают с кожи его. Отряхнулся Илья, и преклонил колено перед Христом, и поклонился, как мог ниже.
  - Спасибо тебе Сын Божий, за спасение мое. Не сказал я Кощею секрета своего. Помоги, Сын Божий, роду моему, спаси души умерших родственников моих от Демона Кощея.
  - И нет там никого из Рода твоего, - сказал Сын Божий. - Это Демон тебя с ума сводит, дабы совратить твой ум в своих делах. Околдовал он тебя, так как чувствует, что скоро десница Божья поднимется над ним, и суд учинит повторный, силою Ангела.
   Опустил Илья свою голову, как мог ниже и - перекрестился, боясь, свои очи поднять на Сына Божьего, и - просит:
  - Помоги мне, Сын Божий, узнать, в чем сила русская?
  - В святости, - услышал Илья, - в исполнении заповедей.
  - Спасибо, - сказал Илья. - Дай нам пророка.
  Но больше ничего не услышал Илья. Поднял глаза, и никого нет рядом, в небесах летит он, внизу земля заснеженная, деревня.
  Летит Илья, легко парит над засыпанными снегом крышами домов. Залетел в свой отчий дом, смотрит, мать его убирается в доме: взбивает перину. А Семена что-то нигде нет, ни в доме, ни во дворе. А Илья видно прозрачен, не видит его мать, только пес Сом у своей конуры лежит, и очень настороженно следит за Ильей.
  Не стал здесь задерживаться Илья, спустился к дому своей бабушки. Она тоже уже не спит, стоит на коленях перед иконой Божьей Матери, и что-то шепотом рассказывает ей.
  Стал и Илья рядом с ней, на колени, поклонился иконе и перекрестился, и попросил Божью матерь защитить свою бабушку от невзгод, защитить всю деревню их от черных сил.
  И кажется ему, что перед ним вовсе не икона, а сама Божья Матерь стоит, и слушает его и бабушку, и перстным крестом их осеняет.
  Поблагодарил Илья Божью Мать и полетел домой.
  Летит и видит, что по дороге к их дому едет мотоцикл, пыль снежную поднимая, и сидят на нем Петр с Семеном. Увидев это, поторопился Илья к себе в дом...
  Еле успел.
  
  -5-
  
  - Ну что, выспался? - кричит из калитки Петр, выходящему из времянки Илье. - Накинь куртку, а то прохолонешь, сегодня ниже двадцати.
  - Ой, - от неожиданности воскликнул Илья. - Я сейчас воды наберу, а вы, Петр Аркадьевич, с Семеном Ивановичем зайдите к нам, сейчас чаю попьем и поедем, - и побежал к колодцу.
  - Хм, - ухмыльнулся Петр. - А откуда ж ты знаешь, что я с Семеном подъехал?
  "Да видел сверху вас", - хотел было ответить Илья, да вовремя остановил себя:
  - Вы ж вчера сказали, что с Семеном поедем, - нашелся Илья.
  - Во как, - удивился Петр.
  От чая Петр с Семеном не отказались. Пили его вприкуску с сухарями, с рафинадом, да так расхрустелись, аж слюнки у Ильи потекли. Эх, Илья, как мог быстрее, разложил у печи на сушку принесенные со двора дрова, из поддувала выбрал в ведро золу, и бегом на улицу, чтобы высыпать золу в ящик, что стоит за баней.
  Снег хрустит под ногами, радует. Илья смахнул с крышки ящика снег, но не поддается, заледенел. Быстро глазами отыскал лопату, и начал соскребать с крышки лед. Раз, другой, а вот дверца не поддается, затекла водой и замерзла. Вот незадача.
  Илья побежал к кузнице за топором, да за что-то зацепился, и чуть не упал. Остановился, пошевелил пальцами, ушибся не сильно, и заметил рядом с собой широкий след от ноги. Присмотрелся к нему, необычный он какой-то, ровный, и не поймешь, где носок, а где пятка. Да и форма у него необычная, не от унт он, и не от валенок, а, скорее всего от лаптей. Бывает же, а. Вроде бы и у Демьяна лаптей нет, и ни у Веры Ивановны с Леной.
  Да и ладно, Илья, остановился, осмотрелся и, махнув рукой, побежал назад во времянку.
  - Илюш, - окликнул его у входа Семен. - Ты, может, останешься? А то че тебе с нами туда катить, ЗАГС откажет, это точно, ты ж не ихний, не городской.
  Услышав это, Елена смутилась и, подав Илье чашку с горячим чаем, вышла в другую комнату.
  - А что же делать тогда, у нас-то ЗАГСа нет.
  - Да, - ничего, видно, больше не найдя, что сказать, согласился с ним Семен.
  - Попробуем, Илюш, мы и не такие крепости брали, - встал из-за стола Петр. - Давай, лучше, собирайся, - и вышел из дому.
  
  
  Глава 3. Юродивая
  
  Да, прав был Петр, в ЗАГСе отказались принять от Ильи заявление на бракосочетание. Только не по той причине, что Илья без Лены к ним пришел, а по другой: деревня Кощьи Нави, как населенный пункт в Советском районе не значилась. Вот так-то! И все попытки бывшего милиционера доказать обратное, о том, что в 1994 году их совхоз исчез вместе с коммунизмом, и поэтому селяне решили вернуть своей деревне старинное имя - Кощьи Нави, ничего не дало. Как оказалось и старого названия их села - "Путь октября" в их документах не значилось.
  - Да, понимаете, я до октября прошлого года работал там участковым, - ища, еще хоть какой-то довод в своих уговорах сотрудницы ЗАГСа Петр Аркадьевич.
  - Ну, так чего же вы сюда едете? А? - не сводя глаз с огромного зеркала и, стараясь оставаться спокойной, сказала заведующая ЗАГСом. И, поправив свою пышную светло-рыжую прическу, чем-то напоминающую стог запревшего сена, мельком глянув на Илью, сказала. - Так зачем вы тогда едете к нам, а, молодой человек? Идите в свой сельсовет, и расписывайтесь.
  Поймите, дорогие мои, я не имею права заниматься приписка..., то есть вопросами, которые не находятся в ведении нашего органа записи актов гражданского состояния. Еще раз повторить? Записи актов гражданского со-сто-я-ни-я, понимаете? А то может вы бандиты какие-то? Так что, еще раз извините, - громко, даже как-то вычурно, артистически сказала она, приглашая в этот момент к письменному столу двух здоровых парней.
  - Да нет у нас никакого сельсовета! - словно что-то пытаясь еще раз доказать уже надтреснутым голосом, махнул рукой Петр Аркадьевич. - Понимаете? Как ластиком, понимаете, нас стирают с лица земли, как ластиком чернила с бумаги!
  - Ну а чем я вам могу в таком случае помочь? Идите в администрацию района и там им докажите, что вам нужна своя сельская муниципальная, или поселковая администрация. А здесь вам свои права качать не надо. У нас только начинается рабочий день, в коридоре очередь. Вот молодые люди пришли, у них радость, ребенок родился, нужно оформлять документы, а вы всех задерживаете.
  Мы выполняем только официальную фиксацию факта - рождения человека, образования семьи и смерти, Боже упаси вас от этого, - как-то красиво, вычурно перекрестилась она, - и выдаем по этому поводу соответствующие свидетельства государственного образца. И это мы можем сделать лишь на основании представляемых документов (медицинских о рождении или смерти, либо копии решения суда о разводе). В случае заключения браков, - вздохнула в очередной раз заведующая, - ЗАГС выполняет, помимо собственной регистрации, функцию перевода граждан из одного гражданского состояния в другое.
  - Ну, а я о чем! - продолжил настаивать Петр. - Мы же не просим вас давать прописку. Его Лена хочет взять мужнюю фамилию и все, мы же не просим вас прописывать ее, или еще что-то другое делать. Вот же ее паспорт. Она беременная, от Ильи у нее ребенок, и он хочет его усыновить, как отец, муж его будущей мамы. Понимаете?
  - Вы меня сейчас заставите вызвать милиционера, - также как и Петр, громко выкрикнула женщина. - Может вы ее убили где-то, а вместо нее другой женщине хотите этот документ сделать.
  - Так мы сейчас Ленку привезем, вот увидите, - словно уловив момент, что вот-вот заведующая ЗАГСом согласится с его доводами, Петр улыбнулся. - Ну вы поймите нас.
  - Товарищ сержант, - зычным голосом в открытую дверь закричала женщина. - Идите сюда, нам мешают работать!
  - Мужики, а ну пошли на хер отсюда, - выкрикнул один из сидящих за столом парней. - Вы че, не поняли? - и поднялся, сделал несколько шагов к Илье и, схватив его за шиворот, сильно оттолкнул его от себя к стене.
  Илья, еле удержался на ногах, и тут же получил сильный удар в лоб и упал на пол.
  Да, такого поворота событий никто из присутствующих здесь и не ожидал. Заведующая и ее помощница, что есть мочи завизжали. Илья же, утершись, обороняясь руками от машущего кулаками и наступающего на него парня, вывернулся и схватил этого рассвирепевшего бугая за отворот дубленки и со всего маху оттолкнул его от себя. И не смотря на то, что тот был, чуть ли, не в два раза больше Ильи, он отлетел от него, как теннисный шарик и всей спиной ударился о стену комнаты.
  Второй бугай, по виду не меньший своего напарника, тут же вскочил из-за стола и заняв боксерскую стойку, двинулся на Илью. И если бы тот, стоящий к нему боком, краем глаза не заметил его движения, то получил бы сильный удар в голову. Но, успел Илья, успел, и как-то мгновенно защитившись, выставил навстречу ему руку, ударил ладонью в лоб. Мужик от такой неожиданности оторопел, но тут же собрался, и начал махать кулаками, пытаясь попасть Илье по лицу. Но тот, словно боксер, быстро отступил в сторону от наступающего быка, пропустив его вперед, изловчившись, схватил парня за шиворот и пояс, и как-то по-кузнечески, поднял его над собой, как молот, и обрушил на пол.
  - Вот это дела, - схватив Илью за рукава, Семен и Петр, потащили его к выходу из ЗАГСа.
  А заведующая с сотрудницей, перестав кричать, заворожено наблюдали, как худощавый парень, на их глазах, буквально за полминуты разобрался со здоровенными мужиками, припечатав их обоих: одного к стене, другого - к полу.
  Хорошо - мотоцикл завелся сразу, и они быстро рассевшись в него, не посмотрев даже в сторону ЗАГСа, двинулись и, быстро набрав скорость, поехали в сторону площади. Метров через сто Петр свернул в какой-то из переулков, потом - в другой, еще и еще, и выскочил на широкую улицу, прочищенную от снега. По обеим ее сторонам стоят высокие двух и трехэтажные частные дома.
  Стены одних выложены из красного кирпича, другие - из белого, с узорами и без, но каждый из них, по-своему, напоминал сказочный дворец, с балконами и мансардами, с длинными красными, зелеными черепичными крышами. Как дома, так и заборы, тянущиеся вдоль улицы, тоже были разной высоты, цвета. У огромного трехэтажного дома забор был сделан из красного кирпича, высокий, в человеческий рост, не меньше. У второго, больше напоминающего древний рыцарский замок, сделан из кирпичных колонн, стоящих друг от друга на пяти или шестиметровом расстоянии. Между собой они связаны оградой из литых, вертикально стоящих четырехугольных рей, наконечники которых расплющены и заострены.
  А вот следующий забор поразил своей необычной красотой. Его колонны, выложенные снизу из огромных необлицованных камней, с вмонтированными сверху в них ровными, четырехугольными кирпичными столбами, соединенными между собой кованной оградой с многоугольными узорами.
  Вот это работа, сделана просто и ажурно! Илья чуть шею не свернул, пытаясь внимательнее рассмотреть, удаляющийся от него тот забор. Но вот Петр свернул с этой улицы, и они попали в микрорайон, состоящий из двухэтажных длинных домов-инвалидов. Фу ты!
  - Там живут нувориши! - кричит Петр. - А здесь, обычные люди, работяги!
  Работяги! Илья, подняв повыше налезающую на глаза шапку, с интересом рассматривал заснеженную, неубранную улицу. Удивительная вещь, та улица дочиста очищена от снега, а эта им завалена, по самые окна. А дома-инвалиды, настоящие инвалиды. Вот этот кривой, с правого торца просел весь, стены из бруса под низом, видно, сгнили совсем. Но сейчас они прикрыты снегом - что их не мпасет.
  А второй дом еще хуже выглядит, вообще посередине просел, вот-вот развалится. И как только люди в нем не боятся жить?
  Петр свернул на другую улицу, она такая же, заснеженная, проезжая часть узкая даже для мотоцикла, и поэтому его начало кидать со стороны в сторону. А дома здесь длинные одноэтажные стоят, на несколько хозяев, такие же уроды, у того - крыша с одной стороны почти в землю упирается, без костыля не устоит. А за ним - оконные ставни свисли, стены в трещинах, да и забор, как дед кривой, наклонился, и кряхтит от тяжести снега, вот-вот не выдержит и упадет.
  Вздохнул Илья, вот тебе и город, да еще районным центром называется. С одной стороны больной и кривой, а с другой - весь в дворцах... Бывает же? Что-то тяжелое к горлу подобралось Ильи, лучше б и не ехал сюда, нужно было послушать Семена, да выделкой лика заняться, а то завтра-послезавтра Касьян за ним приедет. Хотя и...
  - Эй, что не слышишь, - только сейчас понял Илья, что Петр остановил мотоцикл и что-то ему говорит.
  Илья посмотрел на него и, увидев, что Семен и Петр смотрят на него, спросил:
  - Вы что-то говорили?
  - Илюшка, а как ты того борова, а? - смеется Петр. - Даже не ожидал что ты такой силач. Раз и одной левой одного слона к стенке прибацал, а за ним - второго. Ну, молодец!
  - Вроде и хиляк на вид, - хлопает его по плечу Семен, - а какой жилистый. Правду Демьян говорил, что у тебя вместо крови чугун с железом течет.
  - Да ну, вы, - отмахнулся Илья. - Выдумаете такое.
  - Да ладно, ладно, - смеется Петр, - вон церковь. Вас подождать?
  - Да нет, - ответил Семен, - дело у нас серьезное, нужно с батюшкой встретиться, посоветоваться.
  - Ну, ладно, - кивнул Петр. - Если у вас все быстро закончится, то туда, через тот переулок пройдете и увидите почту. Она справа, такое длинное деревянное здание, и около нее вечно стоит куча стариков, за пенсией...
  - Понятно, понятно, - похлопав по плечу Петра, сказал Семен и, подхватив под руку Илью, повел его к церкви.
  
   -2-
  
  В церкви было жарко и очень тускло, сильно пахло ладаном. Семен с Ильей видели только спины собравшихся в большом зале людей. Несколько человек, услышав, как они вошли в храм, расступилось, пропуская их вперед, но Семен дальше не пошел, остановился, за ним - Илья.
  - Кадило Тебе приносим, Христе Боже наш, в воню благоухания духовного, еже прием в пренебесный мысленный Твой жертвенник, возниспосли нам благодать Пресвятаго Твоего Духа, - слышалось песнопение мягкого мужского голоса.
  Глаза привыкли к свету, Илья, сняв мокрую от снега шапку, с интересом начал рассматривать висящие на стенах иконы. От мерцания свечей показалось, что на некоторых из них нанесены живые образы, то моргают, то поворачивают головы, то грустят, а некоторые с улыбкой рассматривают собравшихся людей в церкви.
  Впереди стоящие люди расступились, начали громко шептаться, креститься и кланяться перед подошедшим к ним священником, размахивающим кадилом.
  Илья тоже поклонился, сняв шапку, и покрыл себя крестным знамением. Поднял голову, стал наблюдать за священником, одетым в черную рясу и размахивающим кадилом. Мужчина молодой, лет тридцати, отпущенная бородка нисколько его не старила, да и лицо у него было какое-то приветливое, спокойное.
  Когда священник удалился назад, к алтарю, кто-то ткнул Илью в бок и прошептал ему в ухо: "Упала на нас благодать Господня, молись сынок".
  Илья хотел было обернуться к тому, кто ему прошептал это, но опять же получил легкий толчок:
  - Молись, сынку, молись!
  Илья наклонился, обложил себя крестным знамением, и ниже поклонился.
  - Ниже, ниже кланяйся, - и только сейчас он понял, что сзади него стоит женщина, и она ему подсказывает, как нужно вести себя в церкви при молитве. - Дым - это Дух Святой, он нисходит на всех нас, - шепчет она, - носящих в себе образ Божий. Кланяйся ему, проси благословения у него.
  Илья никак не может понять, что от него требует эта женщина: чему кланяться, перед чем молиться, иконами или дымом, оставшимся от кадила? Наклонился пониже, перекрестился, выровнял спину, и когда почувствовал, что опять чья-то рука легла ему на плечо, обернулся. Сзади него стояла высокая, крупная женщина, в накинутом на голову синем платке, и - улыбнулась:
  - В первый раз? Ничего, только слушай внимательно батюшку.
  Илья кивнул, отвернулся от нее и как-то успокоился. Трудно было расслышать молитву батюшки, тот очень быстро что-то говорил, громко ставя ударение на отдельных слогах, потом пел и опять говорил. И эти его слова больше напоминали церковное песнопение, как музыку органа или еще какого-то инструмента с барабанными перебоями.
  Стало совсем душно. Илья расстегнул ворот и посмотрел в сторону Семена. Тот, подняв высоко подбородок и глаза к потолку, ушел в себя, слушая молитву батюшки, или размышляя, о чем-то своем.
  Илья хотел было снять с себя ватник, но не удалось, так плотно вокруг него стояли люди. Приподнялся на цыпочки и снова увидел батюшку, стоящего у столика со множеством свечей, и читающего с бумажки имена людские.
  Хотел было сделать шаг назад, чтобы хоть как-то приблизиться к выходу, но и этого сделать не смог, попал в людскую волну, двинувшуюся к батюшке, и пошел вперед. Хорошо рядом был Семен, поддерживающий за рукав Илью, чтобы не потеряться.
  Поравнявшись с батюшкой, Илья повторил слова Семена: "Отче, благословите!", - и, поцеловав крест, пошел, поддерживаемый той же людской волной, обратно к выходу. И смог вздохнуть полной грудью свежего воздуха только тогда, когда оказался за дверью, на улице.
  - Погоди, - окликнул его Семен. - Мы сейчас пойдем назад, к батюшке, нельзя такую возможность упустить, коль здесь находимся.
  Семен с Ильей остановились у скамейки в ожидании, когда все люди выйдут из храма. Через несколько минут выходило их меньше и меньше...
  - Дай, - кто-то толкнул Илью с боку. Он обернулся и увидел около себя невысокую пожилую женщину с искаженным лицом от заячьей губы. - Што, сокол, тоже к храму прилетел? А ты и не сокол вовсе, - и щурится, присматриваясь к нему, и сует открытую ладошку прямо ему в лицо, - а Миролюбушка. Хо, нет, не Миролюбушко, а Илюшка, Илюшка. Батюшка! - завопила во все горло юродивая, и начала плясать и кружиться вокруг скамейки, вокруг Ильи с Семеном, собрав вокруг себя людей.
  - Илюшка пришел к нам, люди добрые, за Еленой пришел, косоглазою, любит он свою девку косоглазую!
  Илья хотел было уйти, но юродивая, заметив это, тут же схватила его за подол ватника, и начала еще громче кричать:
  - Вот он Миролюб, потом стал Илюшкой Муромом! Смотрите! Это он, он, - и закашлявшись еще звонче закричала, - нахвальщика с Роси прогнал, Соловья в колоду загнал. Илюшка, множатся разбойники, казни их, казни! - и, выпучив глаза, согнувшись в поясе, как старая карга, посмотрела на собравшихся вокруг нее людей, и запричитала. - Оборотень ты, а Соловей с дуба слез, так ломай, ломай его! - и, выставив перед лицом Ильи свой скрюченный палец, прошептала что-то совсем непонятное для Ильи. - Забудь что ты Миролюб, будь Муромом. Еммануил! Еммануил!
  Илья, стряхнув со своей куртки руку юродивой, и пропустив вперед Семена, зайдя в церковь, уперся в дверь, чтобы юродивая не смогла войти в нее. И тут же кто-то стал биться снаружи в дверь, это юродивая, громко крича: "Еммануил! Еммануил!"
  - Это старорусское слово и обозначает "с нами Бог", - подошел к Илье батюшка священник, и, перекрестив его, попросил, - отпустите дверь. Раньше на Руси юродивых любили и жалели, иногда они были и предвестниками грядущих дел. Некоторых считали их прорицателями, а то и вовсе посланниками Бога, а кто - посланниками Дьявола.
  Илья отпустил руку, но дверь так и не отворилась, и слышно было, что юродивая, громко дыша, прильнула к ней с той стороны, и опять начала, как оглашенная кричать:
  - Сила за ним несметная и разобьет он силу черную. Бойся Касьяна, колдуна черного, не поддайся ему, не пусти к нему свиту, Илья-Миролюб, поднимая свое войско с Святославом Предудрым.
  - Что она кричит, батюшка?
  - Видение, видно, пришло к ней, кого-то в вас увидела. Хотя, может она просто играет. В сумке у нее книжка про Илью Муромца, она ее часто показывает всем.
   - А я не Миролюб, я ни Илья Муром, а - Илья Белов из Кощьих Нави, - и протянув батюшке руку, что бы поздороваться, но тут же замешкался...
  Заметив это, священник улыбнулся, и пожал своей мягкой ладонью руку Илье и Семену:
  - Алексей, - представился он. - Удивительно было для меня, когда узнал, что ваши земляки вернули селу старое имя. И какое!
  - Вы и Кощьи Нави селом назвали, а там же церкви нет, - сказал Семен.
  - Да нет, была. Был храм, и стоял он на берегу реки Ручей. Я не ошибся?
  Семен с удивлением посмотрел на священника.
  - Да, да, - продолжил Алексий, - есть у нас в городе архив, работает в нем профессор, историк, Стародубцев, а помогает ему тоже профессор, только философ, Каверзнев.
  - Стародубцев? Илья Ильич? А Каверзнев Иннокентий Павлович? - переспросил Семен.
  - Да, да, вы с ними знакомы?
  - Да. Они, я, да... - словно не найдя подходящего слова, Семен с извинением посмотрел в глаза батюшке. - В свое время работал с ними в университете, преподавателем, только на другом факультете.
  - Вот и замечательно, - сказал Алексий и пригласил их идти за собой.
  Они вышли через другую дверь из церкви, и пошли к небольшому соседнему зданию.
  Юродивая тут же подбежала к священнику, и, протянула к нему руку, что-то прося. Тот остановился, окрестил ее, и дал какую-то денежную ассигнацию. Женщина, спрятав ее под мышку, перекрестилась, ткнула пальцем в Илью и, прищурившись, начала в него всматриваться. Наклонила голову, смотрит на валенки Ильи, подняла голову, и тут же переменилась в лице и, оскалив зубы, завопила:
  - Касьян, он! Касьян он, Миролюб! - и начала пальцем тыкать куда-то за Илью. - Кощей он, Кощей, забудь, что ты Миролюб! Бей его! Бей его, не то Касьян тебя! - и побежала к забору. У калитки остановилась, обернулась к Илье и закричала. - Бей, бей его! - и, то ли грозя кому-то пальцем, то ли показывая на кого-то, завизжала. - Илья ты, а не Миролюб! Убей Касьяна, не то тебя он убьет, всю твою семью. Убей его!
  Илья перекрестился и громко вздохнул.
  Батюшка, взяв его за рукав, сказал:
  - Пойдемте, пойдемте. Не обижайтесь на Аксинью, нелегкая у нее судьба, и защитник у нее есть, брат. Никому ее в обиду не дает, и люди к ней прислушиваются, не обижают. Только может, кто сгоряча...
  
  -3-
  
  Илья остался в прихожей и стал рассматривать упертый в стену железный крест с полумесяцем. Видно, что он долгое время пролежал в земле, покрыт толстым слоем то ли ржавчины, то ли глины. Но даже, не смотря на это, хорошо просматривались вертикальные полосы, сделанные, скорее всего из меди, позеленевшие от старости. А когда отколупнул с креста кусок земли, открылся какой-то узор.
  - Извините, что насорил, - сказал Илья, заглянувшему в прихожую священнику.
  - Да ничего, - улыбнувшись, сказал он, - его недавно к нам принесли, - сказал священник. - На реке люди нашли. Он попался им в сеть, представляете, баграми подцепили, и вытащили. Прекрасная работа, правда?
  - А что обозначает полумесяц? - поинтересовался Илья.
  - Это купольный крест, - подошел ближе к Илье батюшка. - Крест - это символ Христа, "Солнца праведного", а Луна - это пресвятая дева Мария, его мать. - Священник встал и открыл дверь в комнату, приглашая туда зайти Илью. - Солнце и Луна также символизирует соединение Христа с Церковью: Христос есть Солнце Правды, Луна, то есть Церковь его, которая наполняется его светом...
  Илья зашел в комнату, присел на стул, предложенный батюшкой, и стал рассматривать развешанные на стенах иконы.
  - Так вы хотите в своем селе построить храм? - спросил священник у Семена. - Дай Бог вам силы! Великое дело хотите совершить! Ведь у нас, людей кроме тела есть душа. Тело смертное, а душа бессмертная, и как у человека, бывает, тело деградирует, а душа не вправе этого делать.
  Священник положил на стол лист и начинает на нем чертить карандашом квадрат и отходящие от него небольшие прямоугольники.
  - Храмом может быть скромная деревянная изба с двумя пристроями, - говорит он. - Вот на этой, с восточной ее части, будет алтарный пристрой, а с западной - притвор. Он нужен для того, чтобы человек мог в нем отрясти прах от ног своих, одуматься, а потом уже войти в священное здание, зажечь благословенную свечу и смиренным предстать перед алтарем. Он должен осознавать, зачем пришел в храм, и что он хочет просить у Господа, за что молить его.
  Но мало того, что в храме Господь защищает нас и дает нам силы, - священник внимательно смотрит на Семена, - он еще и учит нас. Ведь все богослужение - это истинное училище Божьей любви. Мы слышим Его слово, вспоминаем Его чудесные дела, узнаем о нашем будущем. Поистине в храме Бога все возвещает о Его славе. Перед нашими глазами проходят подвиги мучеников, победы подвижников, мужество царей и священников. Мы узнаем об Его таинственной природе, о том спасении, которое дал нам Христос.
  Наше богослужение имеет своим сердцем молитву и размышление над священным Писанием, чтение которого в церкви обладает особенной силой, - Алексий, сказав, "силой" так, словно ударение поставил над ним.
  Илья отложил в сторону лист бумаги, на котором сделал несколько набросков с иконы, и стал следить за священником.
  - Так один подвижник видел, как из уст дьякона, читавшего на воскресной Литургии слово Божие, поднимались огненные языки. Они очищали души молящихся и восходили к небесам. Те, кто говорят, что смогут почитать Библию и дома, будто бы для этого не нужно идти в храм, ошибаются. Даже если они действительно откроют дома Книгу, то их удаление от церковного собрания помешает им понять смысл прочитанного. И неудивительно! Ведь Писание подобно "инструкции" для получения небесной благодати. Но если просто читать инструкцию, не пытаясь, например, собрать шкаф, то она останется непонятной и быстро забудется.
  - Да, - согласился Семен, и закивал головой.
  - Наши предки перед тем, как строить деревню, первым делом устанавливали поклонный крест, потом рубили часовню, и только после этого строили первую хату. Либо для воеводы, либо для дружины. Но первым делом Богу молились об урожае, об чадородии, об благополучии жизни на этом месте.
  Пустота это вакуум, ничем не заполненный, кто спивается, кто наркоманом становится. Вот, - как бы соглашаясь со слушающими его деревенскими мужиками, продолжает свою речь священник, - ... Как только возродят в деревне храм, как только проложат к нему дорогу, жизнь возвращается, стекаются паломники, люди, уехавшие из своей деревни в другие места.
   И это не удивительно! Ведь на храм Божий непрерывно обращены очи Господа. Тут Сам Он пребывает Своим Телом и Кровью. Тут Он возрождает нас в крещении. Так, что церковь - наша малая небесная родина. Тут Бог прощает нам грехи в таинстве Исповеди. Тут Он дает нам Сам Себя в святейшем Причастии.
  "Отец Алексий - настоящий преподаватель, - подумал про себя Семен, - и так говорит, что каждое его слово воспринимается понятно".
  - Разве где-то можно еще найти такие источники нетленной жизни? По слову древнего подвижника, те, кто в течение недели сражаются с дьяволом, стремятся в субботу и воскресенье прибежать к источникам живой воды Причастия в церковь, чтобы утолить жажду сердца и отмыть себя от грязи оскверненной совести, - продолжал свой рассказ священник.
  - Подождите, подождите, - вдруг остановил священника Илья. - Вы говорите "отмыть себя от грязи оскверненной совести".
  - Да, да, - кивнул головой Алексий. - Многие сейчас боятся сглаза, порчи, колдовства. Многие утыкивают все косяки дверные иголками, увешивают себя, как новогодние елки осиновыми ветками, чесночными ядрами, амулетами, коптят все углы свечками и забывают, что церковная молитва одна только и может спасти человека от насилия дьявола. Ведь он трепещет от силы Бога и неспособен навредить тому, кто пребывает в Божией любви.
  Кто-то постучал в дверь.
  - В церкви мы избавляемся от гнета нашей суеты, - приподнялся Алексий, - и вырываемся из кризисов и войн в Божий покой, - священник приложил руки к груди и, поклонившись, извиняясь, вышел в прихожую кому-то отворить дверь.
  Илья подошел к одной из икон и стал внимательно рассматривать ее, потом сделал шаг к следующей, и замер, внимательно рассматривая изображенную на ней Божью матерь. Какой неземной красоты эта женщина, даже через ее скорбь на лице, видна сильная любовь к сыну Божьему, ее сыну, которого она родила.
  Илья присмотрелся к ее грусти в глазах, к ее тонким чертам лица, и почувствовал в них, какое-то знакомое тепло, покойность. Она смотрит на Илью, и вот-вот поднимет руку свою над его головой, как тогда, когда он сделал первое движение спиной и скинул с себя, как шубу, окутавшую его все тело, тяжесть сковывающей болезни. И из глаз ее тогда шла сила, лазурными волнами, вливающая в его тело, в иссохшиеся мышцы спины и ног, в мозг - свежим воздухом, выталкивающим мысли об истоме, будя желание быстрее встать. И он тогда встал, не осознавая того, можно ли это сделать или нет, без испуга, подавливающего в нем все клетки организма.
  Веки поднялись у Девы Марии, и Илья невольно открыл рот от удивления, не веря своим глазам в увиденное, но оторвать свое внимание от нее уже не может - она ЖИВА, она смотрит на него, всматривается, словно вспоминая, кто перед ней стоит. И вот вспомнила, подняла глаза выше, но улыбки нет на ее челе, грустна она, словно жалеет и самого Илью.
  Не понимая, что делает, Илья упал на колени перед иконой и начал молиться, не опуская с нее глаз, и, как бы почувствовав, что она наклонилась к нему, обдавая теплом его вспотевший затылок, попросил ее про себя: "Помоги! Помоги!", не вдаваясь в мысли, о чем просить Мать Христа. И тут же почувствовал чье-то прикосновение к своему затылку и услышал шепот:
  "Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!"
  И, обернувшись, Илья увидел, что сзади него стоит священник и тоже молится, не сводя своих глаз с иконы Божьей Матери.
  И вот как-то сильно душно стало. Илья больше и больше стал открывать свой рот, чтобы надышаться и, почувствовав поддержку под локоть Алексия и Семена, встал на ослабевшие ноги...
  
  -4-
  
  - Это ваш товарищ по имени Петр, - подвигая поближе к Илье чашку с горячим чаем сказал Алексий. - Попейте, Илья, легче вам станет, дальняя дорога была у вас сюда, дальняя, да и здесь воздуха мало, свечи горят.
  И каждое слово священника, Илья воспринимает, с другим смыслом. Вроде он сказал "дальняя", а понимает его, как долгая. Словно знает Алексий, что с Ильей было, что скован он был тяжелой болезнью.
  - ...Беспокоится он за вас, - разговаривает с Семеном священник, - встретились ли вы со мной. Обещал, как освободится, за вами заедет. Так вот, продолжим наш прерванный разговор, - напомнил батюшка, - ведь, согласитесь, все начинается с сердца человека. Как Достоевский сказал: "Идет борьба Дьявола с Богом и поле битвы - сердце человека".
  - Да, согласен, батюшка, - ответил Семен. - Долго мы прожили в неведении. С детства я и не знал о Боге, в школах нам говорили, что его нет, так и росли.
  - Правда, - кивает головой Алексий.
  - Вот-вот, батюшка, и, понимаете, сейчас даже своим сверстникам сказать, что Он есть, они скажут: "А нам все равно". А как разбудить у них другие чувства, вот в чем вопрос. Ведь им все равно, есть он или нет, они сейчас думают о деньгах, о хорошей жизни, о том, чтобы у них была машина, красивая одежда, большая квартира, и опять деньги, деньги, деньги! - Семен остановился и посмотрел на Илью. - И мы не знаем, у кого помощи просить, чтобы защитили нас от бандитов. Начинают во всем права свои качать, забирают у людей заработанные деньги, и люди боятся их, отдают. Скоро и за свои дома нас заставят платить, потому что они стоят, якобы на их земле. И они ее не выкупили, а обманом забрали документы, оформленные на нее.
  Семен встал.
  - Вот так-то, батюшка. Извините, просто не кому высказаться, у кого защиты попросить. Сейчас с Петром поедем в администрацию, обратимся за помощью, узнаем про нашу землю, чья она, имеем ли мы хоть какое-то право жить на ней.
  В келье воцарилась тишина. Отец Алексий ушел в другую комнатку, и слышно было, как молится, только слов не разобрать.
  Семен развел руками, мол, извини, Илья, что начал не о том со священником говорить, из-за этого вот, может и не получится разговор о своем храме. Но...
  Тихо зашел назад в комнату батюшка, и сказал:
  - Закройте глаза!
  Илья и Семен прикрыли веки. Слышно, что прошел священник к углу, чем-то там шелестит. А потом вернулся к ним и сказал:
  - Откройте глаза, отроки, - и протянул Семену икону, освятив ее крестом. - Это икона называется "Виноградная лоза". Христос, изображенный на ней, это сама лоза, а апостолы вокруг него собравшиеся - это некие ответвления, на которых произрастают грозди - сочные, грозди милости Божией. То есть, Господь - это корень всего. Мы ветки, а на нас должны быть плоды, плоды добрых дел.
  В церковной терминологии есть такое выражение, - продолжил свое обращение к Илье и Семену Алексий, - "Процвела пустыня как крин". "Крин" - это красивый полевой цветок, который в пустыне без воды не вырастет, так и народ - без веры и молитвы. А пустыня - это наша сегодняшняя Россия, которая угасает, у нее уже иссякают силы, ее люди разрушают, как железо ржа своими грехами, своими прихотями, раболепством, страстями. Как языческая Русь, - священник присел посередине стола. - Как таковой ее на исторической карте не существовало. Был Киев, был Нижний Новгород, был Суздаль, был Чернигов, но их народы жили разрозненно, князья воевали между собой, и народ от этого только страдал.
  А когда Русь была крещена в 988 году, то начала объединяться вокруг Киева, и только благодаря крещению, люди одной веры стали объединяться, грызня между князьями стала уходить, и Русь стала процветать. И потом силой Божьих судеб она перенеслась в Москву, и мы благодарны матери городов русских Киеву за это семя, орошение. Освящение всех городов и мест России. За Семя христианства. Сбывается плодородие лозы Христовой.
  Илья и Семен, внимательно слушая рассказ батюшки, перекрестились вместе с ним и поклонились.
  - Апостольская проповедь - это проповедь 12 учеников по всей вселенной, принесла такие мощные плоды, как плоды благообразия мысли о Христе, о вере в Бога. Высокая цена не белокаменности и златоглавости, а цена - человечность в наших поступках.
  Это очень дорогая святыня нашего прихода, - говорит он, - не отдавайте ее ни кому. Эта икона очень старая, ей несколько веков и принес ее нам один человек, разбиравший развалины старого храма, разрушенного в тридцатые годы большевиками.
  Илья аккуратно взял в руки икону и, боясь, чтобы не осыпалась растрескавшаяся местами темно-зеленая краска с нее, стал рассматривать. В ее центре стоит Христос и развел руки, как бы обращаясь к собравшимися вокруг него апостолам.
  - Есть у нас в деревне дома пустые, один из них мы и выбрали, как будущий храм, - сказал Семен священнику.
  - Похвально, - встал из-за стола священник, - а вдруг люди вернутся в него, тогда как?
  - Об этом тоже подумали... Этой или будущей весной будем закладывать храм, только нужно место выбрать. Я думаю, что люди не откажут нам, если начнем строить его в центре села.
  - Знаете, храмостроительство, это дело не возвышающее человека, а наоборот смиряющее! - подняв указательный палец, прошептал батюшка. - Не мните лишнего о себе, не думайте, что вы высоко призванные, а смиритесь, как Христос смирился до образа раба...
   - Батюшка, поймите нас, - поклонившись Алексию, продолжил Семен, - мы без священника не сможем все обустроить в храме, литургию вести. Помогите нам!
  - Появится предстоятель перед божьим престолом не сразу, - ответил батюшка, - со временем, пока не очистятся ваши нравы, потому что не возможно на скверную почву садить добрые семена. Нужно сначала землю вычистить от этих нечистот, а потом только принимать святыню.
  - Так как же нам быть?
  - Придет к вам мой помощник - алтарник. Человек простой, всегда помогает нам в церковных делах. Ждите...
  
  -5-
  
  - А, когда придет? - не отставал с расспросами Петр.
  - Да как-то и неудобно было приставать к Алексию с расспросами, - развел руками Семен.
  - Так надо было все же спросить, может его привезти понадобится? А?
  - Нет, Алексий сказал, что у него лошадь есть, - вставил слово Илья.
  - Да ты что? Вот это по-нашему, - воскликнул улыбнувшийся Петр. - Ну что ж, тогда в доме начнем прибираться, печь поправим, полы, крыльцо укрепим...
  Илья не стал вслушиваться в разговор Петра с Семеном, спрятался от морозного ветра за брезентовым фартуком коляски мотоцикла, укутался в шарф и, прикрыв глаза, задумался о своем. День сегодняшний для него был каким-то странным. Ладно, в ЗАГСе отказали. Ну и что, и без женитьбы он с Ленкой своей проживет до гроба. Детей она нарожает и растить будут их вместе, дело кузнечное без хлеба их не оставит, проживут.
  А вот юродивая! Илья как увидел ее, услышал, мурашки по телу побежали, словно не он перед какой-то слабой женщиной стоял, а сам был слабым перед ней, обладающей какой-то неимоверной силой, которая может легко управлять им, как ветер-буран листвой. А какие у нее глаза пронзительные, до самого сердца доставали, изнутри выворачивали, словно скрываю я что-то от людей, и только она знает что, и может сказать людям об этом. Так в чем же его вина тогда? В чем?
  Илья подтянул к себе затекающие ноги, пошевелил пальцами и заново вытянул их в длину, насколько позволяла коляска мотоцикла.
  А что ж это она о Касьяне кричала? О каком? Не об этом, случайно, который ему изготовить идолов заказал? За что же с ним воевать, он же не враг ни мне, ни Демьяну, а наоборот, хороший покупатель, денег за работу не жалеет, словно ему не жалко их. Да и что говорить, если б не он, то навряд ли бы они с Демьяном работу такую имели. Вон сколько людей с города начали приезжать к ним, и не на мотоциклах, как у Петра, а даже на иностранных машинах. Люди богатые, и заказы такие дают, что Илья уже не чувствует себя перед Демьяном нахлебником. И спасибо тому, кто заложил в Илье это умение рисовать, а не срисовывать, и изображать представленное в уме.
  Мотоцикл остановился.
  - Вот, смотри, - окликнул Петр. - Илюша, слышишь? Смотри, вон дом Касьяна стоит.
  Илья откинул брезент и посмотрел направо, куда указывал рукой Петр. Среди одноэтажных частных застроек, этот трехэтажный дом из серого кирпича, выделялся как высокое дерево среди мелких кустарников. И более того, он напоминал не простой дом, а крепость, с высокими стенами, заканчивающими прямоугольными зубцами, с необычной ровной крышей и встроенными в нее с обеих сторон полукруглыми башенками. И окна необычные - узкие и высокие, закрытые узорчатыми решетками из плетенных железных прутьев. Красота неимоверная!
  Забор, окружающий дом Касьяна, сложен из большого серого кирпича с встроенной оградой, сделанной Демьяном и Ильей, а на воротах - лико, то огромное лико с клыком.
  - Да, - громко вздохнул Илья, - Касьян - необычный человек.
  - Интересно, чем же он занимается? - добавил вопрос Семен.
  - Ладно, мужики, как-то неудобно так стоять и глазеть на чужой дом, - нажимая на газ и трогая с места мотоцикл, сказал Петр. - Сегодня уже больше никуда не успеем, суббота как-никак, выходной, так что домой пора...
  Начало смеркаться, мелкий снежок все сильнее и сильнее своими ледяными горошинками забил по лицу. Илья снова натянул на голову брезент и уткнулся в воротник, согревая воздух дыханием.
  Вот и заканчивается его первое путешествие в город. Небольшой он какой-то, не то, что по телевизору видел большие города с фонтанами, высокими домами, трамваями и автобусами, с театрами и цирками. Это разве город? Обычная деревня, единственное, чем отличается от их Кощьих Нави, величиной, да двухэтажными домами, какими-то заводами или фабриками, ЗАГСом, храмом.
  ...И вот с этой юродивой. И как только эта больная женщина его не называла, то Миролюбом, то Ильей Муромом, то медведем. Нашла с кем сравнивать его исхудалое от долгой болезни тело. Может из-за силы, да разве она ее видела. А Касьян тогда здесь причем? Может она имела в виду название их деревни? Глупости. Что же она имела в виду? Бабушка говорила, что Касьян и Кощей это одно и то же имя, как Володя и Вова. Тогда причем здесь опасность от Касьяна? Фу ты, нашел, о чем думать. Ну, дура она, что лезло в голову, о том и кричала.
  Илья снова вытянул ноги в коляске, выглянул из-под брезента и, тут же спрятал лицо назад, от холодного колючего ветра. И снова вернулся мыслями о юродивой. А чего же ее защищает священник? Скорее всего, жалеет, как больного человека. Да, и правильно, а может... Нет. Разве может быть эта юродивая посланником Бога или Дьявола?
  Хотя, правда это было или нет, но бабушка рассказывала, что в ее детстве такой же старик юродивый к ним в деревню пришел, нищий с котомкой, хромой, на палку опирался, и все куда-то в небо смотрел, и с кем-то там невидимым разговаривал. Они, деревенская детвора, за ним тогда везде хвостиком ходили, все смеялись над дедом, чуть что шпыняли его бедного, а он на деревенскую шпану и внимания сильно не обращал, так, иногда палкой помашет им вдогонку, и все.
  А через день-два, как пришел он, юродивый у сеновала огромного остановился и кричит людям, работающим на поле: "Прячьтесь, не то сожжены моим защитником будете! Прячьтесь!"
  Они, дети, услышав это, как и взрослые, давай над дедом, как над психом смеяться. А он своей клюкой в небо тычет, исказилось у него лицо, и вдруг, откуда ни возьмись, ясное небо стало закрываться облаками бурлящими, как поле речной водой во время весеннего паводка. Темно стало вокруг, и молния ударила, прямо в стога с сеном, и загорелись они. Все тогда люди испугались, взрослые и дети, и с криками побежали по домам.
  А на следующий день, люди, когда вышли на поле, то увидели только пепел на месте вчерашних стогов с сеном. Вот удивление было, молния и без дождя, и без ветра, если он и был, то где-то в небе, но на землю не опустился. Разве такое бывает? И деда того, странника юродивого, нигде не нашли, только клюку его. А потом, когда ее бросили в костер, всполохнула она, как будто бензином охваченная, и ничего от нее не осталось потом, один пепел. А чуть позже, свершилось и то, о чем кричал юродивый, сарай, в котором хранилась церковная утварь, из разрушенного храма, под землю уйдет ... Так и произошло.
  Постой, постой, остановил себя Илья. Так, значит, у нас где-то есть и иконы церковные? Надо завтра же побежать к бабушке и обо всем расспросить ее, где это место.
  Мотоцикл сильно встряхнуло на кочке, Илья выглянул из брезента, Петр, наклонившись к стеклу, скрывая лицо от ветра, вел мотоцикл. Семен, обняв его сзади, тоже прятал за спиной Петра свою лицо от ветра.
  Илья снова спрятался под брезентом от ветра. А может действительно и эта юродивая посланница каких-то сил, подумал Илья, вспоминая, как отнесся священник к крикам той женщины. Вроде как-то настороженно. Да-да, именно настороженно, словно веря ее словам. А может он и не придал им никакого значения, а просто не знал, как себя вести перед гостями?
  Ну откуда она может знать про то, что я, как Илья Муромец, был прикован к постели параличом? Но Муромца вылечили калики, а меня - сама Дева Мария! Да, да, это же с иконы Она сошла ко мне! Сама Дева Мария! Я ее видел! И не замечая того, Илья перекрестился.
  А почему ж тогда, та юродивая называла меня медведем? Узнала, что я обладаю силой и тем парням-драчунам дал сдачи в ЗАГСе? Может она действительно ясновидящая - видела, как я вылечился и подрался с парнями? А священник вроде, назвал ее прорицательницей. Как это понять? Что она, ясновидящая, видит, что может произойти завтра-послезавтра, через год, как тот юродивый старик, о котором бабушка рассказывала?
  Но причем тогда Медведь, Муромец, Миролюб? А зачем же я тогда должен драться с Касьяном? Да и вообще, кто он такой? Тот, которому мы с Демьяном идолов ковали? А зачем драться, если они не понравятся Касьяну, то переделаю их. Вот и все!
  Мотор мотоцикла ровно гудел, он уперто шел по заснеженной дороге, сопротивляясь заносам, это благодаря Петру, который хорошо управлял мотоциклом, и, разбивая снежные завалы на дороге, набирал скорость, и, разрезая фарой ночную мглу несся вперед.
  Илья, натянув на глаза шапку, задремал.
  
  -6-
  
  Демьяныч, прослушав рассказ Петра, о том, что в ЗАГСе сказали им, махнул рукой:
  - Ребята, ну что за проблема! - воскликнул он. - Нашли о чем горевать? Да и сами подумайте, до города километров сорок-пятьдесят, а до "Ивановки" рукой подать, километров пятнадцать, ну может немного больше. Так что давай на днях съездим туда, все узнаем и все. Правильно, Илья?
  - Да, да, - улыбнулся Илья. - Конечно.
  - В принципе, тоже верно, - согласился Петр. - Демьяныч, так это что ж получается, это у нас первая свадьба будет в Кощьих Навах, а?
  - Погоди, погоди, - остановил Петра Демьяныч, - так это что ж получается, Вер, - крикнул он своей жене, - у нас в деревне уже лет пять как свадеб не было? Правда?
  - В 1993 году последняя была, когда мы с тобой серебряную праздновали, - громко ответила из другой комнаты Вера Ивановна, - так что не пять, а семь получается.
  - Так, когда поедем в "Ивановку"? - подмигнув Петру, спросил у Ильи Демьян.
  - Только сначала давайте Касьяну продадим идолов.
  - Да все, нет уже их! - расплылся в улыбке Демьян. - Минут за сорок до вас приезжал, этот, э-э, Лаврентий.
  - А он нам по дороге вроде бы и не попадался, - удивился Семен.
  - Точно, не попадался, - подтвердил Петр.
  - Да он это был, именно он! - поставил точку Демьян, - может в деревню поехал. Да какое наше дело? - словно не желая больше говорить на эту тему, отрезал Демьян. - Здесь вы лучше этого Бориску пришлого уймите, а то начал к нам в гости почти каждый день ходить. Сначала не понял чего ему нужно, ходит, вынюхивает, по углам смотрит. Ну, думаю, вот лис, а, унюхал что-то, полакомиться чем-то хочет. А потом на тебе, говорит, мол, слышал, идолов кому-то по заказу делаете.
  Ну, я без лишней мысли повел его в кузню, показал их, а он как запляшет передо мной павлином таким, и говорит. Слышь, Демьян, а ведь не зря нашу деревню Кощьей Навью раньше называли. Наши предки, мол, язычниками были. Ну, а я ему тут же, и что! А он, так, как лис улыбается и говорит, так мы можем заработать на этом деле, и жить припеваючи.
  Как так, спрашиваю? А он тут же и давай мне соловьем распеваться, ты, мол, Демьян, изготовишь идолов, мы их поставим и начнем людей сюда на экскурсию приглашать, пусть посмотрят, как раньше наши предки вымаливали у Перуна, да Сварога заступничество себе... Так вроде он сказал, - почесал затылок Демьян, - ну, ну, еще что-то там, - и посмотрел на Семена.
  - Да, - улыбнулся Семен, - слышал от его брата, что он историю в Ивановской школе преподавал, может, и знает что-то об этом больше. Прекрасно. С одной стороны дело хорошее предлагает, если все поставить как нужно, да придумать разные легенды, то можно разработать интересный сценарий с разными действиями и приглашать сюда туристов. Тоже неплохой заработок для всех деревенских будет.
  Ну, а если по-честному, - несколько секунд помолчав, продолжил Семен, - организовать капище с таким спектаклем не трудно, людей всегда можно уговорить, а вот как эту рекламу сделать, да сюда этих туристов затащить, да и разместить их где-то, вот в чем вопрос. Хотя...
  - Да этот Борька, настоящий шалопай, я вам скажу, - перебил Семена Петр. - Самый настоящий!
  - Слушай, - остановил Петра Семен, - не осуждай человека. Ну, характер у него такой, человек на месте не может усидеть. Тем более, слышал, в школу его взяли на испытательный срок, будет детей природоведению учить, и историю, кажется, преподавать. А если так, то пусть и придумает легенду нашей деревне, ведь ни кто и не ведает, почему она такое имя носит.
  - Эй, мужчины, - зашла в кухню Вера Ивановна, - хватит лясы точить, небось голодные. Вон по Илюшке вижу одни глаза остались. Лена, неси пирог, а ты Илюш, иди в баньку, там еще тепло осталось, дров в печь подбрось, да позжа, после ужина с Демьяном помоетесь.
  - Только у вешалки смотри на капкан не наступи, - окликнул Илью Демьян. - Ночью на огромного крысака, там чуть не наступил.
  Илья замер у двери. К чему это в бане ставить капкан? Что там зерно или картошка хранится, что ли? Хотел было спросить об этом у Демьяна, да любопытствующий Петр его опередил.
  - А че, он тебе мешает?
  - А шкуру там медвежью разложил, - ответил Демьян, - чтобы днем пропарить. Ну, разложил ее на полках, а ночью не спалось, думаю, дай схожу, дров намельчу. Захожу в баню, свечу зажигаю, а там два крысака, чуть на меня не бросились. Вот сволочи, а? Вот, чтобы шкуру не испортили, капканы поставил. Утром одна из них поймалась, огромная такая, с полметра не меньше!
  Илья вышел во двор, вздохнул морозным воздухом, перекрестился, и на душе легче стало: вот это кого ночью он за приведение принял, Демьяна, значит. Вот смешно, а, и усталость почувствовал, как она заползает в его тело, наливая тяжестью руки, ноги, голову. Встряхнул головой, обтер лицо снегом, и посмотрел в сторону огорода и... чуть не вскрикнул, заметив в лучах луны чью-то фигуру. И не казалось это? Нет.
  Зачерпнув руками снегу, Илья с силой, до боли, растер им лицо, и, стерев его с глаз рукавом, снова посмотрел в это место. Приведение двинулось к нему...
  - Илью можно! - окликнуло оно.
  Илья от неожиданности шагнул назад и уперся спиной в скамейку:
  - Юрка, ты что ли?
  - Я, я! - запыхавшимся голосом откликнулся он. - Илюшка! - и подойдя поближе к Илье, обнял его и, уткнувшись в плечо товарища, зарыдал. Громко, надсадно, от глубины души.
  Илья взял своего товарища за локти, стараясь поддержать его:
  - Что случилось, Юр? - спросил Илья дрожащим голосом, принимая душевную тяжесть старого друга, быстро заморгав глазами, наполняющимися влагой, и первая слеза, которую так и не смог удержать, покатилась по щеке. - Что, Юра, что случилось? - громко, сильнее придавливая к себе товарища, пытаясь унять его горе, спросил Илья.
  - Да нет больше моего деда! Нет, Илья, нет больше Дмитрия Егоровича! Нет больше его! И зачем я согласился..., - и еще громче зарыдал этот огромный парень.
  - Юра, Юра, успокойся! - сильная рука Демьяна, вышедшего из дому, рванула плечо Юрки Ефимова к себе и, встряхнув его, оторвала парня от Ильи. - Вот горе, а? Вот горе, крепись, паря, крепись!
  - Нет больше, нет больше Дмитрия Егоровича! - рыдал Юрка.
  И его горе, для всех вышедших из дому, было понятным до глубины души. Уважали этого человека в деревне, всю жизнь проработавшего егерем, человека доброго и в то же время, строгого, ни кому, даже родичам своим не дававшего нарушать закона - браконьерить, рубить лес... Что только между собой "обиженные" не говорили о егере за спиной. А вот если Дмитрий Егорович обращался к ним с просьбой помочь ему сделать для лосей солянники, накосить травы на несколько стогов сена для оленей, косуль, или разобрать завал в Ручье, - не отказывались. И время у людей находилось, и дела важные откладывались, собирались и ехали за лесником.
  - Ой, какое горе! - Вера Ивановна протянула Юрке кружку с водой. - Сколько ж прожил он, а, Юрочка? - обнимая парня, гладила его по голове. - Видно срок его пришел, не вечны мы!
  - Родители-то знают об этом? - спросил Петр.
  - Нет еще, - громко вздохнул Юрка и, отстранив от себя кружку с водой, нагнулся, черпанул рукой горсть снега со скамейки и начал растирать им лицо. - Ой, тетя Вера, извините, что я так. Там дед в бричке лежит. Прямо, не знаю, что и делать? Везу, а он как живой, вроде и кряхтит, и кашляет. Остановишься, а нет. Из лесу мы, попросил меня его в избу свозить. Упрашивал, упрашивал, ну я и согласился, дурак, - с дрожью в голосе, вытирая лицо рукавом от снега, шептал Юрка. - А там такое было! Ладно! Фу-у ты, -махнул рукой Юрий, - вы мне это, могилку помогите ему вырыть, у дуба того, что на пригорке на кладбище. Хорошо? А я его сейчас в дом повезу. Может, кто со мной, а то боюсь и сам лягу рядом...
  
  
  Глава 4. Дед
  
  Кацап резко остановился, зафыркал и попятился назад. Юрка соскочил с саней и, закинув вожжи на круп коня, забежал вперед, и тут же, стукнувшись ногой о ветку, торчащую из снега, вскрикнул от боли и запрыгал на одной ноге: "Ых-х!".
  - Что там? - спросил дед.
  - Ё-кэ-лэ-мэ-нэ, - выругался Юрка. - Дед, дорога завалена. Блин, бывает же, а? - Юрка, хромая, вернулся и сел рядом с дедом в сани. - Ну, что будем делать, а? Может, ы-ых, блин, больно ударился. Ладно, х-х, может, - и, вытащив из кармана тулупа фонарик, включил его и, осветив вокруг себя, сказал, - я сейчас здесь объезд посмотрю где-нибудь, между сосен, а ты подожди меня, дед. Хорошо?
  - Стой, стой, милок, не торопись, - закряхтел дед, вылез из брички и, опираясь на костыль, подошел поближе к завалу. - О-о, прав ты, лошадью его не растащить. Посвети-ка здесь, Юр, - и дед ткнул палкой в середину бревен. - Ой, да, не растащить. Да и какой-то необычный он, этот завал. Ты смотри-ка, деревья спилены и навалены как попало. Да, без помощи крана тут они не обошлись. Хитро завалили, вон какое корневище между ними выставили, смотри-ка, Юрка, вон там, - и, когда Юрка фонарем осветил то место, дед продолжил, - кедр вековой не пощадили, вот гады. А вон березовый пень, какой, а, уложили? Не меньше века дереву-то было. Вишь, как паук, все деревья своими корнями обхватил. Да, Юрка, здесь без трактора с завалом не справиться.
  - Вижу, - Юрий помог деду присесть на очищенное от снега бревно.
  И Кацап, тут же, сделав несколько шагов к Дмитрию Егоровичу, наклонился и, сбросив с его головы шапку, своими огромными губами прошелся по дедовой лысине, словно ища на ней что-то, то ли соль, то ли сахар.
  - Ах ты, шалун! - отмахнулся от коня дед. - Ты вот что, Юр, посмотри по сторонам, разве здесь найдешь объезд?
  - Дед, березняк-то не мелкий, метров под шесть-восемь деревья вытянулись, - Юрка освещает вокруг себя молодой лес, - натуральный коровник.
  - Вот же а, Юрка? Сколько не учил тебя, а толку смотрю, нет, - вздохнул дед. - Березняк - курятником кличут, косач там кормится, рябчик с куропаткой. А лось больше осину любит, можжевельник, березку только с голоду щиплет.
  - Да это я так, - отмахнулся Юрка. - А откуда ж тогда эти деревья здесь оказались? - стукнул Юрка ногой по толстому стволу лежащей сосны?
  - А не догадываешься? Хм, - покачал головой дед, - Горыныча дела, чьи ж еще.
  - А может Михаила Федосеевича? - присел около деда внук. - Мужики говорят, Одинцов в деревне недавно был, что-то там на нашу фермершу наезжал, налог за землю от нее требовал. Да, не слышал что ли, за ферму. И сказал ей, что скоро каждый из нас будет платить ему, так как наши хаты на его земле стоят, вот!
  - Да, что ж ты говоришь? - удивился дед. - Да разве ж такое может быть? Это не по закону, дома-то наши на государственной земле стоят. Это поле там можно как-то купить, но не деревню.
  - А что, не помнишь Одинцова, что ли? Дед, а? Это он у нас же директором совхоза был, помнишь? И что не по нему, так из человека фарш сделает, и попробуй он при этом пикнуть, в порошок сотрет. Его до сих пор все боятся, и его любое слово для нас закон. Скажет платить, и куда люди денутся, скажи.
  - Да склероз-то еще не шибанул так, чтобы забыть эту, я сказал бы, скотину, - и, опираясь на палку, дед, кряхтя, поднялся. - Помнятси, не раз с ним сшибался, то лицензии без очереди ему на лося подавай, чтоб начальство свое порадовать, то - на мишку, то королевскую осину для баньки.
  - Во-от, дед, а когда Ельцин пришел, совхозы закрыл и начал нам землю раздавать, помнишь? Ну-ну, так вот, все паи земельные эта чувырла и прихватила к себе.
  - Ох, что-то холодновато, унучек, спину потянуло, - со стоном выдавил из себя дед. - Давай, Юрка, завертай коня назад, здесь нам не найти места, как объехать. Лес еще молодой, чистый сорняк. Давай на сухой лог, там можно объехать, место знаю, только бы не завалили они и его.
  Кацап легко идет по лесной дорожке, закрытой снежным покрывалом, из-под копыт летят снежные комья и бьются в мех старой овчинной шубы, что постелена в санях, и наверх от них только белая пыль идет. Юрка щурится от нее, смахивает иней с лица. Теперь он не отвлекается, следит за дорогой, ища те "ворота", что дед сказал, - две старые сухие лиственницы, а между ними какая-то тропка должна быть на верблюжку, известная только деду.
  Места этого он не помнит, да и был ли здесь, кто знает. А все потому, что к дедову лесному дому они с отцом всегда по прямой дороге ездили, а не объездными путями. Хотя, может и заикался дед о ней, да Юрка на это не обращал внимания, не интересовал его так лес, как деда. И отца в том числе. Обижался из-за этого на них Дмитрий Егорович, все дочке обиду высказывал, что зятя нашла какого-то "никудышного", ни костра в дождь не разведет, не дичи в голодное время в лесу не добудет, ни рыбы - из реки.
  Юрий в отца пошел, часто к нему бегал в мастерскую и наблюдал, как отец разбирал телевизоры, радиоприемники - единственный специалист он был в их деревне по ремонту бытовой техники, и электрик, которого и сам Одинцов ценил. И Юрка этим гордился, и, затаив дыхание, наблюдал, как отец смотрел на какие-то непонятные схемы, отверткой копался внутри ламп телевизора, в разноцветных проводках, запаивая какие-то диоды и транзисторы, и потом эта техника оживала.
  Но больше всего ему нравилось, когда отец занимался перемоткой статора и ротора электродвигателя. Здорово было наблюдать как один, два, а иногда и три медных провода укладывались в пазы, да как-то необычно, как женская коса, аж дух захватывало. В этот момент даже можно было получить по шее от отца за чих.
  Частенько Юрка из мастерской отца приносил в школу рваные бумажки, заполненные какими-то иероглифами да цифрами, называющимися расчетами, и хвастался ними перед одноклассниками. А те, ясное дело, завидовали ему, что у него такой умный отец.
  А когда дед начинал за что-нибудь пристыживать его отца, то тот в ответ только улыбался и говорил: "Извини, батя, сейчас полярности полюсов направления вращения генератора рассчитаю, то тогда и возьмусь за твоих кур", или "Понимаешь, батя, согласно закону Фарадея, возникновение индукционного тока возможно и в случае неподвижного контура, находящегося в переменном магнитном поле". После этих слов дед "сдувался", как говорила мама, и шел в курятник, где наседка высиживала найденные им на болоте утиные яйца, или брал молоток с ножовкой, чтобы отремонтировать забор, крышу сарая. А Юрка, запомнив, если удавалось, новое выражение отца, бежал к соседскому приятелю, и повторял его.
  Да что говорить, не лежала у него душа к дедовскому лесу. С огромным интересом копался он в библиотеке отца по электрооборудованию, а пацаны потом с интересом прислушивались к его рассказам о том, что такое электрический ток, как он действует на человека, про шаговое напряжение и сопротивление проводников. Для всех них он был кумиром, профессором! Многие из товарищей его слушали во все уши, никогда не перебивали, хотя ничего и не понимали в индукциях и резонансах, в магнитных полях и Фарадеях с Омами. Но, к сожалению, как не мечтал Юрка, но к нему не приклеилась та кличка - профессор, так он и остался для всех Юркой-электриком, хотя это его совершенно не обижало, как деда, что не пошел внук по его стопам.
  - Ну что там, скоро? - спрашивает дед.
  - Смотрю, - как-то расплывчато ответил Юрка, - еще до бугра не доехали.
  Деда он любил всем сердцем, и когда тот просил, ездил с ним на деляны, считал деревья, белок, капылух, но не притягивали его ни глухари, ни кедры, ни косачинные тока, ни налимы с щуками. Хотя со временем, когда в их деревне совхоз закрылся, и все на глазах стало распадаться - разворовывать стали инструменты из мастерских, черепицу - со свинарников, даже кирпичную кладку разбирали с совхозной конторы. И мусорники делали, кто, где хотел. И сколько этих людей не хватали за руку бывшие совхозные общественники-активисты, ничего им не удавалось поправить.
  Правильно дед говорил по этому поводу: стены-то у власти были сделаны из песка, а люди - тот самый цемент, сухой, равнодушный ко всему. Никто не хотел вкалывать за пустой котелок, без каши духмяной, политой сливочным маслом, да за бутерброд без хлеба с маслом. Никто! Вот поэтому и их мастерская, в которой Юрка работал помощником у отца, скоро осталась без начинки - не за что было приобрести новую проводку, электродетали. Латали старое, этим и жили.
  Не выдержал этого отец, спился, и как-то в горячке, после спору со своими собутыльниками, полез на трансформатор, и сгорел.
  
  Светает быстро, ночь заливается молоком, белеет, и свет фонарика в нескольких метрах растворяется в нем.
  - Щас на пригорок поднимемся, там и ищи те сухари, - говорит дед.
  "И что его тянет так к своей избе? - думает про себя Юра. - Сидел бы себе на печи, чай с медом пил, внукам свои былицы-небылицы лесные рассказывал. Да нет же, только "ридикюль" отпустил его, так сразу же в лес его потянуло. Ну что он там забыл, что? Неужели взаправду приход своей смерти чувствует? Что он там мне сказал? "Пора, внучек, пора к бабке своей собираться. Зовет она меня. Вот блин, а".
  Юрка отмахнулся от дурной мысли, обернулся к деду, а тот вроде спит, укутался в воротник тулупа, только лоб его видно.
  - Че там, скоро?
  Услышав это, Юрка от неожиданности передернулся, как же это он видит так, что у него там дырки в тулупе для глаз, но тут же собрался и ответил:
  - Болото прошли, стаю куропаток поднял.
  - Скоро, значит.
  - Что скоро? - не поняв деда, переспросил Юрий.
  - Подъем скоро!
  - А-а.
  Юрка привстав с сиденья, внимательно смотрит за гриву коня. Рассвело хорошо, все видно метров на пятьдесят вперед просматривается. А вон и подъем, только бы не проскочить этих сухарей, лес-то здесь рослый.
  - Тпру, тпру, Кацап, - сдерживает коня Юрий. - Спокойнее, спокойнее иди!
  И конь, сбавил свой аллюр, с рысцы перешел на шаг, медленный, спокойный. А вот и те самые лиственницы, их черные стволы хорошо видны, метров на двадцать в высоту вытянулись, а может и больше. Вон, какие у них ветки наверху, в раскоряку, как пальцы на руке раскинулись, словно ими небо схватить пытаются.
  - Дед, вон они, - кричит Юрка, - ворота твои.
  Кацап остановился, фыркает, вроде и не громко, а звук от его храпа гулом расходится по лесу и будит утреннюю тишину. Вон белка со звонким цоканьем бросилась с ветки на ветку, птица сорвалась с дерева, громко захлопав крыльями...
  - Ой, кажется, дед, и здесь нам не проехать, - всматривается Юрка. - Вон как кустарник поднялся, всю тропку перекрыл. Сколько там, километра три-четыре небось до твоей верблюжки надо проехать, за день его не вырублю.
  - Вытри слезы, унучек, смеется дед и, кряхтя, вылезает из саней.
  - Вот, начинается, чуть что, так сразу попрекать.
  - О, какой обидчивый, - закашлялся дед, - щас посмотрим, там просека должна быть, - и на ухо шепчет Юрке, - только при Кацапе не кричи, а то испужатся.
  - Че?
  - Только не кричи, тише. Вон, смотри на бугор. Вот с него тот мерзлый ручей скатывается.
  - Ну.
  - Вот тебе и "ну"! Помнишь, - шепчет дед, - в детстве тебе про этот Кощеевский ручей рассказывал, что летом, что зимой - замерзший, а вода под ним течет и пузырится, и не замерзает.
  - Че, че, кощеевский что ли, - громко воскликнул Юрка. - Ой!..
  
  -2-
  
  - Ой! - и Юрка покатился по наледи, вертормашками, то туда, то сюда его кидает, то на ноги поднимет, то об землю шмякает и на грудь, и на спину, а крикнуть силы нет, только воет по-волчьи, да летит, летит в какую-то бездну. Пришел в себя, смотрит, вокруг лес. Ель огромная перед ним, заснеженная, хотел было взяться за одну из ее веток, чтобы подняться, а это вовсе и не ветка, а человек. Раздетый догола, худой, аж кости вылезают из-под кожи, а лицо его - чистый череп. - Ой!
  Юрка пятится назад. Смотрит, а они кругом, эти скелеты, поднимаются и стоят вокруг него. Страшно стало, хотел побежать от них, а он в яме, стены ее ледяные, уцепиться за них толком не может, скользит руками и ногами. Удалось немножко вверх забраться, но - сорвался, и опять его стало бросать, кидать туда-сюда, летит куда-то вверх верхтормашками, ухватился силою за какую-то подвернувшуюся под руку ветку, и бросило его куда-то в сторону. И не куда-то, а в ущелье. В нем свет горит, свечи плавятся, и стены голые, вода по ним течет, из огромных сосулек капает. А напоминают, каждая из них, огромного человека, такого же скелета, каких он только что видел.
  Дух захватило, пытается Юрка отползти назад, а веревка невидимая его не пускает, и руки, и ноги вяжет своими скользкими нитями. Страх охватывает все тело, дрожат руки и ноги.
  - Помогите! - кричит Юрий. - Помогите!
  И зыркнули зеленым светом глаза от скелета-демона в сторону Юрия, и холод от них пошел ледяной, и тело Юрки тут же начинают покрываться ледяной коркой, лезущей под кожу, под ногти, к сердцу.
  - А-а! - кричит во все горло Юрка, - а-а! Помогите!
  И смотрит он, перед скелетом на коленях его дед стоит, крестится и громко говорит:
  - Изыди Кощей от нас, защити нас от него Боже! - и смотрит на Юрия при всей строгости и говорит, - молись, молись, унучек, как я!
  "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, огради мя и унука моего святыми Твоими Ангелами и молитвами Всепречистыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии, Силою Честнаго и Животворящаго Креста, святаго Архистратига Божия Михаила и прочих Небесных сил безплотных, святаго Пророка и Предтечи Крестителя Господня Алексийна..."
  Только и успевает Юрка шевелить губами, чтобы повторять хоть какие-то уловленные на слух им слова деда, и ни как не может удержать своего взора от скелета - огромного демона сторослого, и трясется при этом от страха весь.
  - ...Святаго Апостола и Евангелиста Алексийна Богослова, священномученика Киприана и мученицы Иустины, преподобного Сергия игумена Радонежского, преподобного Серафима Саровского чудотворца, и всех святых Твоих...
  И скелет слыша дедову молитву зубы оскалил, поднимает вверх свой посох и вот-вот замахнется и раздавит им Юрку с дедом.
  - Помоги нам, недостойным рабам твоим, Димитрию и Юрке, избави нас от всех навет вражиих, от всякаго колдовства, волшебства, чародейства и от лукавых человек, да не возмогут они причинить нам зла. Господи, светом Твоего сияния сохрани нас на утро, на день, на вечер, на сон грядущий, и силою Благодати Твоея отврати и удали всякия злыя нечестия, действуемые по наущению диавола. Кто думал и делал - верни их зло обратно в преисподнюю, яко Твое есть Царство и Сила, и Слава, Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.
  Открывает глаза Юрка, и звук грудной вылетел из него. Огромные зубы демона оскалились, и языком лизнул его глаза, лоб и вот-вот откусит его голову. Прикрылся Юрка рукой от демона и тут же слышит.
  - Вот шалун отстань от него!
  Фыркнул "шалун" в ответ, а Юрка и глазам своим не может поверить, ведь это конь, его любимый Кацап, и деда лицо перед ним улыбается:
  - Вот и пришел в себя. Поднимайся, поднимайся, - говорит дед, - говорил же тебе, не все слова можно при Кацапе говорить. Этого ручья он как бестии боится. То ли косолапый его здесь пугнул, то ли еще кака лесна тварь.
  А тяжесть в затылке не дает Юрке оторвать голову от земли, она и - в глазах, и - в теле.
  Чье-то холодное прикосновение к лицу освежает, и сил придает. Открыл Юрка глаза, и, правда, дед около него, лыбится сквозь три своих кривых зуба. Точно, это его дед. Оторвал голову от земли, положил руку на затылок, а в глазах все кружится.
  - Куда он делся? - спрашивает протяжно Юрка.
  - Да вот он рядом, - шепчет дед. Услышав это, Юрка испугано смотрит на коня, на которого дед подбородком кивнул.
  - Да не он это, а тот, Кощей!
  - Вот тебе на, видать сильно припечатало тебя! - машет головой дед. - Кощея нашел, это ж наш Кацап.
  - Во-ой! - Юрка ухватился ладонью за затылок, - тяжеловато что-то.
  - Да с полчаса тебя снегом обмазывал, думал, что уж и не жив ты, - дрожащим голосом шепчет дед. - Говорил же тебе, громко имя Кощея не называй, а ты кричать, вот и вспугнул Кацапа, он как ринулся, тебя своими уздам под ноги зацепил, и как шмякнет о сани, хорошо головой об тулуп ударился, а то б, точно тебе полголовы снес.
  - Дед, ты же только что молился здесь, да такие слова говорил, - словно не веря своему старику говорит Юрка.
  - И это слышал? Ну, - дед несколько смутился, губы поджал, осмотрелся по сторонам и говорит, - и правильно, значит мы на пути.
  Юрка попытался встать на ноги, но еле удержался на них, тут же начало качать его тело, ухватился за ветку, удержался и смотрит на деда, глубоко вдыхая в себя морозный лесной воздух.
  - На-ка, отхлебни, - дед протягивает Юрке крышку термоса с молочным чаем.
  Юрка сделал несколько легких глотков. Чай остыл, и привкус у него какой-то ягодный.
  - Пей, пей, он с черникой да голубикой, - подсказывает дед, - да сливками.
  Юрка сделал глубокий глоток, и чуть не закашлявшись, глотает воздуха. И только теперь он почувствовал какое-то тепло, наполняющее его тело, голову, силы. Оторвал руку от ветки, и, действительно, еще не крепко, но уже стоит на ногах. Вздохнул, открыл глаза и всматривается в красный шар солнца, испещренный березовыми, да сосновыми ветками.
  - Здравствуй, Солнце! - громко пытается сказать он, но голос его еще слаб, раздается только шепот. - Здравствуй, Солнце! - шепчет Юрий, и голос его окреп и уже разносится по округе ветром, вспугивая снежинки на ближайших от его рта ветках, и руки силой наполняются, и ветки повинуются им, встряхивая с себя снежные шубы...
  - Только не торопись, унучек, - просит шепотом его дед, - под ногами ручей Кощеев, скользкий, чтобы снова кубарем не полетел.
  - Фу-у! - вздохнул Юрий и осматривается по сторонам. - Где же здесь ручей, дед?
  - Да вот он, под ногами, ледяной.
  Поерзал Юрка одной ногой и тут же, поскользнувшись, упал, сев на зад.
  - Ой, - вскрикнул он, и удивленно смотрит на улыбающегося деда. - Так почему же его так называют?
  - Вот, приходишь в себя, унучек, это хорошо!
  - Дед, вроде я и слышал в детстве о нем что-то такое от тебя, но забыл.
  - Да боялся про это говорить, что бы самого же, дураком ни в деревне, ни в городе не посчитали. Ведь, как мне доказать, что эта ледяная полоса, тянущаяся до нашей реки Ручья - ручей, а не кусок льда выдавленный из-под земли. Сколько у нас в низинах болотных этих трещин земных, сам же видел, а в низу в них лед.
  - Да-да и я их на Белом Яре видел, и на Красном Яре, - спохватился Юрий.
  - Так вот, унучек, и прозвали раньше в народе наш участок земли Кощной Навью. Кощей-то, Демоном холода считается. И ручей этот, говорят, раз в сто лет, водяным становится, а потом, как наступает следующий високосный год, снова льдом застывает, как сейчас. Не верил я в это, унучек, и никто из наших деревенских людей тоже, так как не видел этого.
  Я и ученых приглашал сюда, приезжали, видели вместо ручья эту ледяную полосу, ковырялись в ней и ничего не находили, потом на меня показывали и пальцем у виска вертели, мол, дурак этот лесник, и не более того. Потом какой-то геолог у нас появился, может, помнишь? - остановился дед и приложил ладонь к устам, словно, что-то лишнее сказал. Посмотрел на Юрку, махнул рукой. - Да ладно, что уже скрывать, отшельником стал, человек он набожный, сколько ему лет не говорил. Может и сейчас живет, вот он мне и сказал, что этот ручей раз в сто лет открывается, а так живой он и подо льдом, и вода у него целебная, и места здесь волшебные, - опустил голову дед и зашептал, - Божьи. Наказал кого-то Бог, и держит под судом своим, - и глаза у деда расширились, смотрят на Юрку из подлобья, прямо как змеиные, вот-вот уколют.
  - Да ладно тебе, дедушка, наговоришь такое, аж мурашки по телу бегут, - перебил внук, - разве можно всякому верить?
  - И я так же говорил, - согласился Дмитрий Егорович, - но в прошлом году остановился на этих "воротах", по-маленькому хотел сходить, и слышу, вроде, его! Журчит, подошел ближе - живой. Так и бьет ключом своим из земли в мой рост! Так вот. Воды его испил, зубы от холода чуть не лопнули, такая ледяная боль проняла. А потом чувствую, сняло боль, и молод внутри стал. А нынче високосный пришел - 2000-й год, - вздохнул дед, - прав был отшельник видно, замерз он заново.
   - Да, зима же пришла, с морозами, - Юрка присел возле ручья на корточки, смотрит на него и показалось ему, что это вовсе не лед, а вода застывшая, и рябь по ней идет. Хотел было зачерпнуть ее ладонью, да пальцы в лед ударились, как об камень. - Неужели все это правда? - и стряхнув руку от снега, поднялся. - Ладно, дед, так что дальше будем делать?
  - Да не тужись. Вон, видишь, след чей-то в лес уходит? - и, заметив кивок внука, продолжил, - значит, он еще здесь живет. Хочу напоследок к нему зайти, поклониться. Не хорошо так в дальнюю дорогу собираться, и не проститься, не по-человечьи это. А потом уж и видно будет, куда пойдем.
  
  -3-
  
   А лес здесь необычный: кругом все в снегу, а в ельнике - земля чистая, и щеки еле-еле пощипывает, горят, отходят от мороза. Удивился Юрий, но удержал себя от новых вопросов деду, не зря же люди говорят, что еловая лапа и матрасом, и одеялом теплым послужит, не даст замерзнуть человеку в лютую холодину. И снега здесь видно потому и нет, что он остается там, где-то вверху, на ветках. И солнце через них не пробивается, но при том же, и фонарика не нужно, хоть и темно кругом, а тропку, нахоженную кем-то, видно. Вот она огибает огромную, покрытую обвисшим до земли мхом еловую лапу, там она перебирается через старый, сгнивший пень, и дальше бежит, словно ручеек между пнями...
  Единственное, что затрудняет, в полный рост здесь не встать, ветки не дают, и поэтому легче перебираться на четвереньках, по кабаньи. Ну вот, наконец, и дед запыхался, привалился на бок и смотрит на внука.
  - Вспотел весь, - жалится Юрка.
  - Я тоже, - чихнул дед.
  - А мы правильно идем, дедушка?
  - Да кто ж его знает. Давно здесь не был, но тропка кем-то нахожена, вижу, а старого егеря не проведешь, - глубоко вдохнул в себя воздух дед, - а запах-то какой, а! - и замолчал, словно наслаждается им, легким запахом кислой прелости.
  Тишина разлилась вокруг них, покоится. И тут же, когда вдруг раздается треск ветки от бегущей по ней или прыгающей пичужки, тишина пугается и начинает метаться, дрожью охватывая тяжеловесные, заросшие седеющим темно-зеленым мхом, ветки. Аж уши закладывает.
  А вот и дятел где-то начал бухать своим клювом по дереву, да так гулко, что эхо, проснувшееся под ветками, вслед за тишиной начинает метаться, чтобы успокоить ее, словно боится, какое-то лихо разбудить.
  - На ели что-то нашел, - зевает дед.
  И Юрка понимает, о чем он говорит, и поддакивает:
  - Жирненького короеда или припрятанную кедровкой гусеницу.
  - Эх ты мычало деревенское, - прищурив глаза, смеется дед, - кедровка она шишками питается, а не гусеницами. Ну все! - словно поставив точку разговору, дед приподнимается, становится на карачки, и посмотрев на внука, машет головой, мол, пора в дорогу.
  - А где же твой костыль? - спрашивает Юрка.
  Но дед его не слышит, пополз дальше, упираясь на руки и колени, но вот видно обо что-то укололся, остановился, поднес ближе к глазам ладонь, что-то рассматривает на ней. И тут же спрашивает у Юрки:
  - А коня-то привязал к дереву, от саней его отлучил?
  - Блин, забыл.
  - Ну вот тебе, а? А возвращаться-то грех, - шепчет дед. - Ну ладно, Кацап свой, подождет, - и, протолкавшись под огромной веткой, уткнувшейся в землю, остановился и тыкает пальцем куда-то в сторону, - вон он.
  - Кто? - всматривается туда Юрий. - Кацап?
  А дед в ответ смеется и крутит пальцем у виска. Юрка морщится, опустил глаза и вздыхает.
  - Камень стоит, - шепчет дед. - У него я с ним всегда встречался.
  Юрка всматривается туда, куда показывает дед, и от неожиданности вскрикивает:
  - Ой, дед, как он похож на тот, что у дома твоего в лесу стоит. Как две капли воды.
  - Тоже заметил, - вздыхает дед и, подняв палец, прислушивается. - Никого.
  - Это тот геолог здесь живет?
  - Нет, - шепчет дед, - монах-отшельник.
  - А что за человек он?
  - До сих пор разгадку ищу, и никак не найду. Еще пацаном здесь был, встретил его - он, тогда мне казался стариком, в рясе серой. Борода у него, как снег тающий, где темная до черноты, где белесая, длинная, до пояса достает. И брови у него огромные, серые, прямо на глаза лезут. И говор у него на скрип сосны похож.
  Потом лет через десять-пятнадцать был здесь, потерялся в ельнике, духом упал, как выбраться не знаю, а устал - сил нет. Пить хочется - невмоготу, голод изнутри ест, кости обгладывает, и холодно, и костра не развести, а то весь ельник порохом полыхнет. Лежу в беспамятстве, потом видно тело сил наберется, приду в себя и опять ползу, куда - не знаю. Дополз до этого камня, положил руку на него, и оторвать ее не могу, словно, опираюсь об него, боюсь упасть куда-то. Поднимаю голову, он передо мной стоит, и протягивает мне лист подорожника с водицей. Хлебнул той водицы из листа, а она тут же во все мои мышцы забралась, и током, как даст изнутри, дрожь по телу такая пошла..., - дед замолчал, словно, подбирая какое-то забытое слово.
  - И что?
  - Да как что, - и опять вздохнул дед, смотрит на Юрку и трясет рукой. - Ну вот, - словно выдавив что-то из глотки, продолжил, - усадил меня около шалаша своего, расспрашивает. О делах моих поговорили, и сказал, что Богу будет молиться за меня.
  - Зачем? - сверлит деда своими глазами Юрка.
  - Да, - махнул дед рукой, я тогда со своим начальством сильно ругался, хотел запретить здесь на год-два охоту на волка, не давали ему тут пощады, одна семья осталась, и кому мешала? Не знаю. Да лося сильно побили у нас, росомаху, рыси не стало. И все им мало, тем ненасытным мордам, - старый егерь закашлялся. - А те грозились выгнать меня с работы. Да-а, - дед махнул рукой, - такое здесь было, охоту на меня устроили. Э-хэ-хэ, - откашлялся он. - А, когда после этого вернулся в деревню, все чин-чинарем. Даже не поверилось, вот, даже из области позвонили, поблагодарили за работу...
  А потом, спасибо монаху за молитву его, запретили на моем участке и сок сосновый добывать. Фу-у, - вздохнул дед, - и бригаду химарей перевели в другие места. Так что с тех пор я верю и в Бога, и в силу молитвы...
  - А потом еще хоть раз с ним встречался? - не давая отдышаться деду, вопрос за вопросом сыплет Юрка.
  - С монахом-то? Конечно. Недавно, так он все тот же, даже я сейчас его намного старше выгляжу.
  - Во как, - удивился Юрка. - Так кто же он?...
  Кто-то кашлянул в лесу...
  
  - 4 -
  
   Юрка не сводил с этого старца глаз: высокий, худощавый, в длинной, до самой земли, серой рясе, осветленной каким-то легким светло-светло-голубым туманом. И не только ряса светится у него, а и лицо. Оно худощавое, щеки немножко впалые, и бородка, как дед говорил, вьется у него до самого пояса и по цвету напоминает тающий снег. А какие глаза, большие, светлые, внимательно смотрят на Юру, словно о чем-то спрашивают.
  - Здравствуйте, - пытаясь подняться в полный рост, просипел Юрий.
  Старец смягчил взгляд, поднял руку и окрестил его, что-то шепча про себя.
  - Что тебя привело? - теперь он смотрит на деда.
  - Помоги! - выдавил из себя лесник. - Помоги, совсем давят изверги нас, житья не дают. Помоги! - и дед, сделав шаг к старцу на коленях, поклонившись, опустил голову до самой земли.
  - Не во всем моя сила, брат мой, - придерживая на груди висящий крест, сказал старец. - Ходи в Церковь, молись Богу, твори Заповеди Божии, твори Добро - вот тебе и защита придет. Пора вам самим себя защищать, к Богу обратитесь. Господь говорит: внутри вас есть Царствие Божие, и нуждницы восхищают его!
  Придите, говорит Господь, ко мне в Покаянии...
  Смотрит Юрий на старца и глаз отвести от него не может, так как видит в старце не старика, а Ангела, с крыльями прозрачными, обеленными светлым голубым туманом, как и ряса его.
  - Он же Господь Иисус Христос подаёт нам вечное спасение и замену, всяк ум превосходящую, того плода Дерева Жизни, которого хотел лишить нас враг рода человеческого падший с небес - злобный и лживый Денница - Дьявол!
  Хотя враг Дьявол и обольстил Еву, а с ней пал и Адам, но Господь Бог не только даровал им, и всем нам Искупителя грехов Господа Иисуса Христа, который победил Дьявола и Смерть, но и дал всем нам в жене, Приснодеве Богородице Марии, стершей в самой себе и стирающей во всем Роде Человеческом главу Змея Дьявола. Дал нам Великую Молитвенницу за людей!
  Богородица неотступная Молитвенница к Сыну Своему и Богу Нашему Господу Иисусу Христу! Она непостыдная и непреоборимая молитвенница даже за самых отчаянных грешников. Поэтому самому Божия Матерь и называется Язвою Бесов, ибо нет возможности бесу погубить человека, лишь бы только сам человек не отступил от прибегания в молитвах к помощи Божьей Матери!
  Юрий смотрел на монаха открыв рот, плохо улавливая смысл его слов, но в то же время, чувствуя, что они просты и понятны.
  - Иисус Христос миром и радостью наполняет сердца наши и направляет стопы наши на путь Мира, а Дух льстивый, бесовский, противно Христу мудрствует, и действия его в нас мятежны и души наполняет похотью, и злобным гневом, и гордостью!
  Чувствует Юрка тяжесть в ногах и коленях, на которые упирается, чувствует, что ногу заводит судорога, а шевельнуться боится, чтобы не вспугнуть то видение, которое перед ним стоит.
  И словно уловив мысль, которая мешает Юрию слушать и понимать речь, старец наложил крест на него, и Юрий тут же почувствовал легкость в ногах, словно и не стоит он вовсе на земле, а на воздухе.
  - Непрестанно молитесь, и помните, лучше пять словес сказать умом, нежели тысячи языком. И Господь говорит: не всяк говорящий Мне, Господи, Господи! спасется, но Творящий Волю Отца Моего, то есть делающий дело Божие и притом с Благоговением, ибо проклят всяк, кто творит Дело Божие с нерадением.
  Так желал бы я, ваше Боголюбие, чтобы и вы сами стяжали Духа Святага, как Источник Благодати Божией и всегда рассуждали себя, в Духе ли Божием вы находитесь или нет. И если - в Духе Божием, то, Благословен Бог! Не о чем говорить: хоть сейчас - на Страшный Суд Христов! Ибо в чем застану, в том и сужу. Если же - нет, то надобно разобрать, отчего и по какой причине Господь Бог Дух Святой изволил оставить нас, и снова искать и доискиваться его.
  На отгоняющих же нас от Господа врагов наших - бесов, с молитвой к Господу, так надобно напасть на них, покуда они не исчезнут!
  - Так пусть Бог нам даст силы, чтобы напасть на них, - вдруг не удержался Юрий и перебил старца.
  Старец внимательно посмотрел на него и сказал:
  - Слушаешь, но не понимаешь, и тебе это простимо, так как не крещен ты еще и вольнодумен, не понимая веса слова сказанного, - и сверкнули слепящие молнии из глаз старца.
  Зажмурился Юрий, прикрыл глаза рукавом, а в глазах зайцы красные, да белые прыгают, слезы текут, но не успокаивают в них резь.
  "Вот какая сила в этом старце, - подумал про себя Юрий, - слушать его нужно и не перебивать, слушать его нужно - и понимать".
  - Старец, извините вы меня за недоверие к вам. Далек я был от понимания силы Божьей, - пытаясь унять всхлипывание, вытирает лицо ладонью Юрий. - Не было в нашей деревне церкви, и бабки наши прятали иконы от людского взгляду, чтобы не донесли на них. И мне моя бабка говорила, что есть Бог, он в каждом есть, а как же поверить этому мне и людям нашим?
  - Посмотри на меня, - ответил старец.
  - Не могу, батюшка, смотреть, потому что из глаз ваших молнии бьют, лицо ваше сияет ярче Солнца, и у меня глаза болят от этого!
  - Не устрашайся, ваше Боголюбие! И вы теперь сами так же светлы, как и я. Вы сами теперь в полноте святого духа, иначе вам нельзя было бы и меня таким видеть.
  И приклонив к Юрию свою голову, он тихонько на ухо сказал ему:
  - Благодарите же Господа Бога за изреченную к вам милость Его. Это Благодать Божия благоволила утешить сокрушенные сердца ваши, по молитвам самой Богородицы - матери Божией...
  Взглянул после этих слов Юрий в лицо его, и видит вместо старца свет ослепительный, с ним разговаривающий. И глаза выдерживают эту яркость, не жмурятся, и видит Юрий в этом свете лицо старца, и чувствует, что снежная пелена, покрывает то место, где он с дедом на коленях стоит и видит старца, сложившего ладони у своего подбородка, смотрящего в небо и молящегося...
  
  ...Холодный, мокрый воздух стискивает льдом щеки, хочется защититься от мороза, но не получается, что-то мешает этому? Юрий открывает глаза, и с испугу отталкивается в сторону, что за чертовщина смотрит на него. И через секунду-другую приходит в себя, понимая, что это конь стоит над ним, Кацап, и будит его, языком вылизывая глаза, щеки, лоб.
  - Фу-у-у, - Юрий сделал глубокий выдох, взял Кацапа за стромки и оттолкнул его морду от себя, и смотрит по сторонам. С ним рядом на снегу лежит дед на спине, с откинутой головой назад, лежащей на шапке, с открытым ртом, с провалившимися в глубины открытого рта щеками.
  - Дедушка, дедушка, - Юрий дергает его за локоть, приподнимает его голову, но понапрасну. Лицо деда безжизненно свисает с его руки. - Дед! - во все горло с испугу крикнул Юрий, аж конь с испугу пошел назад, и только после этого веки у деда задергались, заморгали, он открыл глаза и смотрит на внука.
  - Где я? - сухо покашливая, спрашивает дед.
  - В лесу, - нашелся Юрка.
  - А где старец?
  - А был ли он? - тихо шепчет Юрка, и осматривается по сторонам и никак невдомек ему, как они здесь оказались у верблюжки, неужели опять уснули, а Кацап их вывез по просеке сюда.
  - Так всегда, когда его встречал, здесь оказывался, - прошептал дед.
  Смотрит Юрка по сторонам, и удивлению его границ нет, сидят они с дедом на засыпанной снегом старой лесной дороге, и вокруг ни одного человеческого следа, будто свалились сюда с неба. Встал Юрка, взял за узду Кацапа, погладил его по морде, но конь сразу же боднул его в нос:
  - Спокойно, милый, спокойно, - похлопывает его по скуле Юрий и обошел коня, сани, и там следа нет, ни конского, ни саней. - Дед, - окликнул егеря Юрий, - как же мы здесь оказались?
  - Юр, а ты вспомни свой последний вопрос старцу, ты спрашивал, как же тебе поверить тому, что Бог есть.
  - Что-то вроде было такое... - смутился Юрий.
  - Так вот тебе и ответ.
  
  - 5 -
  
  Костер тух, и как Юрка не пытался его растопить, сколько мелких березовых веток, собранных с деревьев, не подкладывал, они вспыхивали на минутку, другую, но снег делал свое дело, таял и тушил огонь.
  - Да не мучайся, - успокаивал внука дед, надо для костра было снег до земли очистить, или пару досок подложить под него, а так время нужно, чтобы воду с земли все выпарить, а у нас его нет, - и протянул Юрке кусок хлеба с толстым шматком сала. - Кушай, да поедем дальше.
  Кацап тоже хрустел зерном овса перемешанного с пшеницей из свисающего с ветки дерева, раскрытого мешка.
  - Думаю, незачем больше ехать в мой дом. - размышлял дед. - И не туда-то я и собирался, как к старцу.
  - Во как! - со смаком уминая откусанный кусок сала с хлебом и луком, спросил, или согласился Юрка. И прожевав, спросил. - И всего-то?
  Егерь развел руками и, стряхнув со своего зипуна крошки с хлебом, прошептал:
  - Да стал приходить ко мне каждую ночь, но не такой как сейчас, а как раньше, и просил... Просил, - дед откинул на затылок свою шапку и сморщив лоб, что-то пытался припомнить. - Тело просил земле придать. Да-да, унучек, тело. А где ж его взять, то тело его, у? Может что-то другое?
  Юрка внимательно посмотрел на деда:
  - Ты, деда, это, ну как тебе сказать...
  - Эх-хэ, не мешай только, - попросил Юрку дед и посмотрел в сторону заросших у обочины кустарников. - Вот! - и ткнул пальцем на свисающий с ветки на тонкой веревке крестик. - Вот он! - встал с бревна и подошел к нему, осмотрелся по сторонам и, раздвинув ветки, полез в них. - Унучек, иди сюда, - позвал, и за ним туда же полез Юрка. - Вот он, - и ткнул пальцем в глубокую яму под огромным, вывернутым корневищем сосны, и смахнул сосновой веткой снег с головы сидящего в ней человека.
  - Ой, Боже мой, - увидев это, Юрка вскочил с места и, больно ударившись головой о сук дерева, перекрестился. - Нет, дед, я боюсь, сам, сам.
  Но дед больше ничего не сказал, а продолжил сосновой веткой смахивать с замерзшего тела человека, укутанного в серую мешковину, снег, мелкие ветки. И перед Юркой открылась необычная картина: за кустарником, в глубокой яме, от вывернутого корня, сидел укутавшийся в свой балахон, словно, пытающийся согреться от холода, человек.
  - Видно совсем недавно ушел, - перекрестившись, прошептал дед. - Тащи лопату и топор, унучек, будем хоронить его, да перцу в рюкзаке возьми, он там в банке. Найдешь.
  Яма, в которой нашли старца, и стала его могилой. Дед не решился двигать его труп, накрыл его старой шубой, что была постлана в санях, обсыпал все вокруг с банки перцем, и еще раз перекрестившись, стал ссыпать в яму песок, который Юрка лопатой сбивал с обрывистой стены сопки, которую разрезала лесная дорога. К вечеру с работой справились. Вместо памятника осталось корневище сосны, его огромные обломанные толстые корни торчали во все стороны, чем-то напоминая лосинные рога.
  - Надо бы крест сделать, - переводя дух, сказал Юрка, и вставил в могилку ровный толстый кусок ветки. - Сейчас, - и подняв ветку помельче, очистив ее от снега, подал деду, - прислони, я сейчас веревку принесу, обмотаю...
  
  Ночь звездная, Луна огромным шаром висит над ними, озаряя серебряным светом искрящуюся от снежных ледяных стеклышек лесную дорожку.
  - А назад-то найдем дорогу, дед, - не унимается Юрка.
  - Найдем, найдем, унучек, - успокаивает его дед, и глубже укутывается в ворот своего тулупа, натягивая на голову старый собачий малахай с оборванным ухом. - Там у поворота будет ручей этот, смотри шобы Кацап не гикнулся, а за ним тропку увидишь между елками. По ней и кати...
  - Дед, а куда вправо или влево?
  
  Изба старая, из бревен толстых, в обхват. Нижние уже сыпятся, дверь в избу несколько просела, Юрка ее с большим трудом оттянул наружу, и заглянул внутрь, осветил фонарем и удивился чистоте, оставленной здесь. Нары с двух сторон тоже из бревен собраны, одна только столешница из доски и печь из кирпича.
  - Юр, - где-то с улицы окликнул его дед, - веди Кацапа сюда.
  Сарая из тонких бревен, приплюснутого к избе с другой стороны Юрка сразу и не приметил, пока дед не вышел из него.
  - Тю-ты, - удивился Юрка, - так это, специально для Кацапа сарай сделан, - открыл от удивления рот Юрка, рассматривая стойло, ясли для сена.
  - Да, - вздохнул дед, изба еще моим отцом была собрана, а сарай - мною. Помнишь Зорьку, матку Кацапа, для нее делал. Во-от, - нараспев произнес дед. Тут волк не пролезет, ставни еще выдержат, веди Кацапа сюда.
  Никогда не думал Юрка, что их Кацапу можжевеловые ветки придутся по вкусу. Уже третью охапку принес, а конь, завидев его с ветками, сторонится в бок, чтобы пропустить, и тут же выхватывает с Юркиных рук одну из них и похрустывает.
  - Молодец, молодец, - гладит по холке коня Юрка, - а тот в ответ ему по-своему улыбается, и норовит боднуть, мол, мало веток принес, еще тащи...
  В избе блики печного огня зайчиками прыгают по стенам. В чайнике снег, набитый по самую крышку, начинает парить, оседать, а котелок еще не нагрелся и нарезанное в нем сало ледяными кусками бесформенно лежит. Глядя на это у Юрки слюни текут, но дед следит за всем, и Юрке все новые и новые указания дает.
  - Ты там лучок поменьше нарезай, вот и сверху сала его накидай, а кашу, что мать нам сварила, в конце положим, на шкварки.
  - Деду, - снимая с луковой головки кожицу, спрашивает внук, - так старец, или дух его, такое нам сказал, что Бог есть и церкву нужно строить.
  - Да как вот об этом людям в деревне сказать?
  - А че говорить. Об этом Илюшка Белов с Демьяном Медведевым говорят. С - Семка, но ты его, наверное, и не знаешь?
  - Прохфессора, шо ли?
  - Вот-вот, так они приглядели несколько домов, один в середине деревни стоит, другой - на околице, у озера, и вот, там и церковь будут делать.
  - Вот и хорошо, - тянет поближе к печи свои ноги в валенках дед. - Жизнь наступает, - вздохнул он, - увижу ли это?
  - Да брось ты, ведь сам видел старца, он же тебе говорил, что нужно Богу молиться, церковь строить, а ты уже торопишься...
  - Боюсь не примет Боженька меня, в антихристы записал.
  - Да хватит об этом! - поднял голос Юрка. - Дел столько впереди, а ты так на печь лезть собрался. Кто без вас, дед, нам места покажет, где дерево особое есть, чтобы из него церковь новую строить.
  - У-му, да, - закряхтел дед, - ты токмо, унучек, запоминай, там за болотом, где кузнец живет, у Ручья, за дубом огромным, на пригорке, раньше храм стоял, дед мой так говорил. Большевики-то его спалить хотели, так они его разобрали и в овраге запрятали бревна, а на вершине яму вырыли и кресты туда уложили. Ой, Боже, прости меня, что секрет выдаю дедовский.
  - Ты че, дед? - удивляется Юрка, - Я че кресты те на рынок понесу продавать, что ли?
  - Ты, токмо не беги, - предостерегает дед. - Бревна там осиновые, старые уж небось, нужно из новых сруб делать. А на вершине той, где иконы прятаны две осины молодые они посадили, между ними и копайте, токо не знаю, как глыбоко.
  - Вот с нами пойдешь и покажешь то место, дедушка.
  Сало заскворчало в котелке...
  Кто-то громко стукнул в дверь.
  - Войдите, - крикнул Юрка. - Кто там?
  - А никого, - покашливая смеется дед. - Никого. Дух, наверное, ругается, что я такое тебе сказал.
  Снова раздался короткий и громкий стук в дверь. Юрка подошел к ней и, сбросив проволочную петлю с гвоздя, отворил:
  - Кто там? Эй, че, эй! Никого. - Юрка вышел наружу, осмотрелся по сторонам и развел руками, - никого! Эй!
  - Так всегда. Сколько не бывал здесь, стучит кто-то, а глянешь - нет никого. Может лесовик, какой издевается, а может и домовой. А..., - дед, отодвинув от себя кружку, лег на спину, поправил под головой рюкзак.
  - Когда мальцом был, дед рассказывал, здесь монахи прятались после гражданской войны, жили где-то у ручья Кощеева, в том ельнике, в землянках прятались, и был у них какой-то схрон с иконами золотыми, крестами серебряными, всем, что успели вывезти. Так чекисты цепью тот ельник прошли, их нашли, а что прятали они - нет. Пытали людей, ничего не добились, до смерти запытали, в землю живыми зарывали, потом доставали и опять пытали.
  Не знаю, было на самом деле так, нет. Но как-то с батькой здесь были, у Ручья сеть ставили, эх-хе, - вздохнул дед, - под обрывом в иле на что-то твердое наступил я. Думал так, корень древесный, а руки тянутся к тому месту. Сдался той непонятной силе, дал рукам волю, поискал, вытащил, мешок и в нем что-то завернуто. Икона оказалась, отмыли ее, а там чудеса, сама Пресвятая Дева Мария, и оклад у нее латунный, думал. А батя говорит, что нет - золотой он, и камни ее ризу разные усыпали, красные, желтые, голубые. Только лика не было видно.
  - А вы ее...
  - Не перебивай, унучек. Спрятали мы ее, только священнику можно эту икону отдать, батя мой так сказал. А когда, э-эх, - снова громко вздохнул дед, - сказал о ней монаху-отшельнику, которого сегодня хоронили, не взял он ее, и с меня слово взял, что отнесу ее в храм. Да вот и приехали мы сюда, нельзя забыть о ней, не пустит меня Боже к себе за такое...
  Когда Юрий наложил в миску парящей каши и поставил ее на стол, кто-то снова громко два раза стукнул в дверь избы. Юрка не стал открывать ее, а по совету деда, наложил две ложки каши в углу.
  - Мы так всегда делали и стук прекращался...
  Услышав это, еле удержал себя от шутки Юрка. И сам вздохнул, такого он сегодня насмотрелся, что теперь в домового или в лесового нельзя не поверить. Не зря же сказки про них люди сказывают, былицы-небылицы это, кто ж знает. И Кощей, есть, наверное, этот демон на самом деле. Прав дед, необязательно им быть в образе человеческом, вон как ветры дуют, когда гонят по небу большие облака, вон как пожар лес пожирает, никого не жалеет. А был бы он, как лось, или, как человек, разве ж он сжигал бы так беспощадно все вокруг.
  Тишина забралась в избушку, только иногда ее разбудит какой-то треск, скорее всего дерева от тепла.
  
  - 6 -
  
  Юрка встал спозаранку, на часах еще восемь утра, в окно видно рассвет в лесу забрезжил. А ночью за теплом в избе видно дед следил, и сейчас печь гудит, как паровоз. Потянулся, сел, начал спину, бока разминать. Деда нет, видно вышел из избы к Кацапу, иль за ветками, дровами.
  Нет деда и во дворе, только след свежий остался. Пошел по нему, на бугор, остановился на берегу реки. Ручей здесь широк, метров за двадцать.
  - Юр, - услышал он окрик деда, - иди сюда.
  Смотрит, стоит дед у дуба, рукой гладит по его стволу, вверх смотрит.
  - Боялся её в землю закапывать, кабан желуди будет искать, корни рыть, испортит ее, вон в том дуплу покоится она, - и поднял пальцем, - под той нижней веткой.
  - А где ж там дупло, дед? - всматривается в вершину дерева Юрий.
  - А вон, вишь, выщербка видна? Вон-вон, туда, под ветку смотри, замазана она глиной, вишь? Ну ямка там, глина обсыпалась.
  - Это откуда ветки мелкие от ствола торчат?
  - Так это ж высоко?
  - Вот. Лезь, сбей глину, там и икона.
  - Да это ж метров пять будет, как я туда заберусь? - Юрка смотрит на старика.
  Дед пошел к кустарнику и ткнул под него пальцем:
  - Там под дерном клыки железные лежат, чтобы по столбам лазать, батька твой подарил.
  - Вот тебе на, и отец мой знал...
  - Юр, что-то худовато мне, пойду, полежу в избе, приходи, как достанешь, - и дед поковылял обратно.
  Заносить икону в избу дед запретил, чтобы от тепла не попортилась. Мало ли что бывает, спрятали ее в санях.
  Чай с шиповником Дмитрию Егоровичу Смирнову вроде бы и сил придал. А может и не только он, а то, что икону не похоронил он здесь в неизвестном никому месте, и на душе отлегло. Может и так. И голос у него окреп, и бодрее в движениях стал, и добрее в словах к внуку.
  Остановились у могилки отшельника.
  - Так и не знаю имени твого, извини батюшко, - поклонился дед, перекрестился, вздохнул, достал укутанную в мешок икону, раскрыл ее и подержал ее открытую у могилы. - Отвезу ее по-тихому в храм Божий, или передам Семену нашему, или Петру, они люди неспешные и не жадные, в иконостасе ее определят в церкве нашей. - И встал на колени, поклонился и перекрестился, - теперь и ты, друг сердешный, замолви обо мне Боженьке слово. Трудно по земле стало шагать, врагов нам еще больше расплодилось, забери к себе.
  Юрий, затаив дыхание, наблюдал за своим дедом, и по его примеру на колени стал перед невидной с дороги могилой, перекрестился, и представил перед собой того Старца, что перед ними с дедом в ельнике вставало.
  - Ты, Юр, - прошептал дед, - найдешь схрон тот с иконами под воротами лиственниц тех.
  - Какой схрон? - не понял Юрий.
  - Тот, шо монахи прятали. На метр копнешь, - с трудом задышал дед, - в дерево уткнешься дубовое. Под ним в ларцах они.
  - Хорошо, хорошо, - словно пытаясь успокоить разволновавшегося деда, и часто задышавшего, прошептал Юрий.
  
  Конь спокойно шел, выбирая твердую землю под копытами, иногда поскальзываясь на льду Кощеева ручья, тут же сходил в глубокий снег просеки, но здесь еще осторожней шел, спотыкаясь местами о ветки деревьев, комья земли спрятанные под зимней шубой.
  Вот, наконец, и ворота из лиственниц, деревья словно качаются, будто с радостью встречают их с дедом.
  Юрий потянул на себя узду, остановил Кацапа у того места, где они в ельнике духа встретили, перекрестился:
  - Дед, - окликнул он, - покажи и здесь тому духу икону.
  Но дед спал видно, завалился головой назад, на плетеную спинку саней, и рот открыл, как вчера. Подошел к нему Юрий, стащил немножко вперед, подложил под его голову рюкзак, поглубже натянул на его голову малахай и укрыл деда своим ватным жилетом, и поехали.
  Чем ближе к деревне подъезжали, тем быстрее и конь шел, ржать начал, видно заскучился за своим домом. Сегодня обязательно его морковью да хлебом угощу, думал про себя Юрка, мечтая и самого себя не забыть, выпить "для сугреву", как дед говорил, самогона кедрового, грамм так по двести с дедом.
  - Дед, дед! - крикнул он, - А как самогоночки сегодня навернем, а?
  Но дед молчал.
  - Эй, дед, просыпайся, вон уже и дом кузнеца виден.
  Но дед молчал.
  - Тпру-у! - Юрка остановил коня, перебрался поближе к деду, но тот - как уложил его Юрка в санях, головой на тулуп, так и лежал. - Дед, ё-кэ-лэ-мэ-нэ, дед, что это ты, помереть решил, да? Дед! - закричал во все горло Юрий. - Дед! Дедушка, оживи, дедушка-а!
  
  
  
  
  Глава 5. По лезвию бритвы
  
  Юрка не отпускал Илью из своего дома. Чуть что, сразу поднимался из-за стола, забегал вперед, перекрывая ему дорогу у двери, и просил:
  - Останься, ну, Илюшка, а то... - и, прикладывая руку к сердцу, такое горе показывая на лице, что Илья в очередной раз вздыхал и садился на место.
  Что он может сделать "то", не договаривал. Да и ни к чему, видел Илья, как тяжело было сейчас его товарищу остаться одному, "брошенному" среди этой пьяной компании, поминающей деда.
  В избу заходили все новые и новые люди, знакомые и так себе, которые и на глаза за всю жизнь в деревне, может, раз-два попадались, да и только. Заходили, крестились у порога, за упокой егеря выпивали стаканчик самогонки, другой, и... некоторые оставались. Стояли у стола в ожидании, когда кто-то выйдет из-за стола, к примеру, на улицу покурить, и сразу же занимали его место: кто успел, тот и молодец.
  Да и осуждать их не за что. В последнее время, после закрытия совхоза пришло в их село безвластие, не стало смысла и собираться народу. Настоящего сельсовета здесь, в принципе, никогда и не было, а так, при директоре совхоза вроде бы и существовал он, но "липовый", для порядку, роль которого выполнял председатель профсоюзного комитета. Но, когда в селе человек рождался, женился или умирал, то оформляли это событие не в не в родной деревне "Путь октября", а только в центральной усадьбе совхоза "Первомайский", в Ивановке.
  А когда пришел капитализм в Россию, совхозы и колхозы столкнулись со множеством проблем в своем развитии, и, в первую очередь, с идейными. Всем хотелось свободы, а не коллективного равенства, всем хотелось работать на себя, а не на партию, всем хотелось демократии, а не коммунистического тоталитаризма. И когда первый Президент России дал всем эту желанную свободу, то она, как самая мощная, сокрушительная ядерная бомба, взорвавшись, прошла разрушительными волнами, сметая в пыль все господство общенародного - земли, заводов и фабрик, совхозов и колхозов. И редко, где после этого взрыва, в сером разваленном государстве дали свои первые ростки индивидуальности. Чаще слышались звуки разрушающихся заводов, с криками от боли людей, попытавшихся выстоять в новом мире. И веяло стужей... Гуляла по всем российским весям одна анархия, с вылезшими из тюрем и празднующими свой мир бандитами.
  А раньше-то, как жили, пусть не богато, но весело, и все люди в деревнях были при деле! А когда собирали урожай, сдавали государству все заготовленное, то люди со спокойной душой могли и хорошенько отдохнуть. Собирались на праздники, на самодеятельные концерты, на митинги и собрания, а о чем поговорить на них, в деревне всегда было. От политики, кто там нынче там государством руководит и как, до внутренних дел совхозных: как выполнить новые плановые задания, что для этого нужно, где нужно кому-то подсобить, чтобы все трактора вышли в поле и хватило семян, навоза. То кого-то пропесочить хорошенько нужно, за плохую работу, или кого-то, наоборот, всем в пример поставить. А то, бывало, мужика, запившего и побившего жену, нужно хорошенько пропесочить народом, да "научить" его жизни. Что ни говори, а коллективно легче было жить, гулять, так на всю катушку, а плакать, так в жилетку соседа.
  А сейчас при капитализме один праздник в селе остался - чьи-то похороны, только и всего! А что поделать, вся молодежь из деревни разбежалась, значит, и жениться некому. Заработков нет, значит, и рожать люди прекратили. Одно разве что осталось, мрут, а этот процесс природный, независимо как живешь - впроголодь или вдосталь. А на поминки, уж, извините, всех пускают, и свата, и брата, и... бича последнего. Никому нельзя отказывать, кем бы ни был этот человек.
  
  ...Дышать в избе нечем. Воздух спертый стоит, пропитанный запахами кислой капусты, лука с самогонкой, курева... Илью начинало подташнивать, и если бы не упросил его Юрка, то вообще бы сюда не пришел. А так, помог своему школьному товарищу, как мог: яму выкопать на кладбище, гроб привезти из лесопилки, и так... по разным мелочам, как и Петр Аркадьевич с Семеном. Они тоже на поминках, сидят напротив него, выпивают по чуть-чуть, разговаривают о чем-то.
  А Илье ничего не остается, как сидеть и смотреть на упершегося в стол локтями пьяного Юрку, и выслушивать от него одно и тоже:
  - Ты понимаешь, вот так дед, ни кого не спросясь взял и ушел? Илюшка! - Юрке, уже еле-еле удерживающему в ладонях свою голову, все с большим и большим трудом удавалось ворочать заплетавшимся языком. - Да, да...
  А Марина, его жена, только и успевала что-то новое приносить из кухни и ставить на стол, то миску с вареной картошкой, усыпанную жареным луком, то - с пшеничной кашей, то - с квашеной капустой и огурцами. И самогон...
  Семен посмотрел на часы и кивнул Илье, мол, пора собираться.
  Илья только и ждал этого. Приподняли они с Семеном Юрку, отвели в спальню. Юрка уже не сопротивлялся, устал человек, что и говорить, столько он пережил за эти дни.
  А Петр, придержав в кухне Марину, забрал у нее новый бутыль с самогоном и наставительно сказал:
  - Хорош, пора и заканчивать поминки. Девять дней впереди, потом - сорок. Да и детей потом, чем кормить будешь? Хватит, спасибо, тебе хозяйка за разносолы. Царство небесно деду.
  - А как же людей выпроводить то, Петр? - всплеснула хозяйка руками.
  - А сейчас попрошу об этом всех. Ты давай лучше посуду со стола собирай... - сказано-сделано. Народ в деревне, единственное кого слушался, так Петра Аркадьевича, для всех он оставался участковым милиционером, пусть и в отставке, но другой власти в деревне нет.
  Илья вышел на улицу, остановился у скамейки. Рядом, стоящие две бабки, увлеченные разговором, на него даже не обратили никакого внимания и продолжали говорить о своем.
  - Да я ж тебе говорю, Семка загнал тех коров на ферму Аньки Устьяновой, а потом как все успокоилось, торгонули ими, - трещала одна. - Ты шо, не слышала? Да вся деревня об этом знает. Это все их Марфа подговорила.
  - Да ты шо?
  - А откуда ж они лекарство нашли, чтобы Илюшку поднять? А?
  - Да, говорят, Боженька его поднял.
  - Да какой там... Это Дьявол, Дьявол его поднял!
  Илья хотел было возразить, да накричать на этих старух, но сдержался. Он прекрасно понимал, что ни какие оправдания не помогут, а еще больше обозлят, озлобят людей против него. Вот, горе-то, какое, а? Что за бесы вселяются в этих людей, готовых и кости мертвецу перетереть, лишь бы было, о чем посплетничать. Ладно, посплетничать, а сколько эти их наговоры несут гадости людям...
  Вышел на порог и Семен, присел рядом с Ильей. Вот его-то бабки заметили сразу, и затыкали пальцами, да громче стали говорить, чтобы, видно, услышал он.
  - Ну что бабки, закончили перемывать мои кости, или нет еще? - поднялся со скамейки Семен. - А?
  - А тебе так и не стыдно перед людьми-то, - огрызнулась одна из них и сложила руки в боках. - Да ты же вор! Вор, Семен! И совести у тебя нет, вон как жируешь, Марфа уже носит с тебя.
  - Че, че? - Семен сделал несколько шагов к бабке. - Да о чем это вы? Все продолжаете на человека разную гадость наговаривать, а? Ах ты, змея подколодная! Это я, что, по-твоему, получается, когда коров у меня забирали, то сам себе руки переломал, да печень с почками поотшибал. Ах ты, ведьма поганая!
  Илья, наблюдая за происходящим, от удивления рот открыл, никогда он не видел Семена таким злым. Человеком всегда он был, сколько помнит Илья, спокойным, сдержанным, и матерного слова от него не услышишь, а тут на бабку, как злая собака бросился.
  - Да я вас, бабки, сейчас тоже продам на мясо, а то мясо тех коров закончились у меня, и фарша для города не из чего делать! - и, разведя в ширину руки, пошел на них.
  - А-а-а, режут! - с испугу закричали обе бабки и кинулись в разные стороны двора.
  
  Но людям, сидящим на поминках в Юркином доме, если они и слышали крик старух через форточки, было не до этого. Всякое бывает, напьется кто-то, да руки начинает распускать, но до смертоубийства не доходило. И продолжали поминать душу великого в деревне человека, старого егеря, для которого все были равны, механизатор ты, или начальник. Если уж набедокурил в лесу, браконьерством занялся, так отвечай по всей строгости, по закону.
  И не стало этого человека...
  
  - 2-
  
  - Только бы не сорваться, - выдохнув, сказал Семен. - Эти черви, и откуда они только берутся?
  - Отрезвел... - вздохнул Петр. - Где от зависти, где от жадности. Правильно говорю? - Петр, достал из кармана бутылку самогонки, откупорил и подал Семену, - может легче будет.
  Вышли они из Юркиного дома последними, выпроводив всех гостей, кроме родственников, помогавших хозяйке прибираться...
  А на улице благодать, все небо в звездах. Длинная палка у колодца, задравшаяся в небо, словно канат, спущенный с луны. А за калиткой снег плотно утоптан людьми, и как река, уходит за околицу к кладбищу.
  - Прости дед, если что не так было, царства тебе небесного! Аминь! - Петр поднял бутылку и, чокнувшись с кем-то невидимым сверху, сделал несколько больших глотков из нее.
  - Ты куда это? - остановил Илью Петр. - Домой? Да, не торопись, пошли через деревню, Семена заведем, а потом - я тебя. Есть о чем поговорить, хорошо?
  Илья остановился, раздумывая, а Семен, обтерев лицо снегом, его остатками с рук брызнул в лицо Петру:
  - Это кого проводить то а, мальца нашел, да?
  Ну что говорить, друзья есть друзья, сразу же, как дети, схватились, повалились на землю и давай по нему кататься-бороться с выкриками: "Да я тебя щас снегом накормлю? Ах ты так! А я...". Ну прямо как дети.
  - Ребята, вы что, на дне рождения что ли были? - но никто из них не слышал Илью. Пока не накатались досыта, не наелись снега, не успокоились. Теперь вот сидят на дороге без шапок, в куртках расстегнутых, кашляют и смеются.
  Петр поднялся первым, протягивает руку другу.
  - Ты это так, Илюшка, прости, конечно, но жизнь есть жизнь, горем не нагорюешься, - вздохнул он, - а радость, пусть хоть и на секунду, но отпускать ее просто так, глупо...
  "Да, как хорошо, когда есть кто-то рядом, - наблюдая да Семеном и Петром, думал про себя Илья. - Тогда и горе - полгоря, и радость - ураган счастья!"
  В чем-то завидовал им Илья. Даже не смотря на то, что рядом с ним всегда есть самый любимый ему человек - Лена, но кого-то еще все равно рядом не хватало, наверное, друга, с которым, как говорит Семен, можно и в разведку пойти. Только во сне он бывает, Иоханан: и человек, и зверь, и птица. Но это все во сне, а не на самом деле.
  Бутылку, недопитую, так и не нашли. Куда делась, да и ладно с ней.
  Шли молча, кто пинал кусок льдинки, кто - опустив голову, задумавшись, следил за носком своего валенка, приминающего снег...
  - Петр Аркадьевич, ты что ли? - кто-то окликнул их со двора. Остановились. Это был Кулебяка.
  - Да, Степан Игоревич, вот с поминок идем. Спасибо тебе, что помог с гробом, с досками.
  - Да куда деваться, свои же, - вздохнул тот и подошел поближе. - Да вот, где-то мой сорванец потерялся. Если увидите, скажите, что жду. Уже полночь, а где его черти носят, не знаю.
  - Наверное, с девушкой. Парень-то молодой.
  - Да, вроде, Семен, он об этом пока еще и не думает, в голове одни игры, - пожал плечами Кулебяка.
  - Тогда по друзьям бегает...
  - Да хочется в это верить. У троих уже побывал, и тех дома нет. Стоп, жинка говорила, что вроде, когда он уходил гулять, коза сильно блеяла, словно ее кто-то тащил за собой. - Степан Игоревич поднял вверх указательный палец, - пойду, гляну.
  Семен с Петром и Ильей остались у калитки в ожидании Кулебяки. Кто знает, может, и помощь человеку понадобится, вон как волнуется мужик, места себе не находит. Видно что-то нутром чувствует не ладное, родителя не проведешь.
  - Да черт тебя побрал, - услышали они где-то с дальнего двора выкрик Кулебяки и писк испуганной собаки, звон цепи. - Сиди там и не лазь под ногами!
  Появился он минуты через три, громко дыша:
  - Точно, одной нет...
  - И что? Какие предположения? - подал голос Петр.
  - Да, кто ж знает, - и начал фонариком освещать у себя под ногами. - Да все нахожено тут, уже два дня, как снега нет. Ага, а вот и козий след, - ткнул он светом под забор, - точно ее! Да и зачем она Кирьке?
  - Может чего-то задолжал кому-то?
  - Петь, извини, конечно, меня, но если задолжать, так только у него ребята могут. А для чего козу мог взять, да самую строптивую? С нее толком ни молока, ни покою. - Кулебяка смахнул снег с дровницы у калитки и уселся на нее, приглашая мужиков. - Так для чего, как думаете?
  Семен развел руками, Илья - тоже.
  - Ну, тогда, грубо говоря, пойдем туда, где ты уже побывал, - предложил Петр. И поняв, что Степан Игоревич его не понимает, добавил, - расспросим родителей его одноклассников. Может они что-то скажут про твою козу.
  - Да че ты говоришь, - возмутился Кулебяка. - Что они обо мне после этого подумают?
  - Степан Игоревич, Степан Игоревич, - подбежала к ним со двора напротив женщина, в накинутом на себя огромном, скорее всего мужнином тулупе. - Степан Игоревич, у нас два гуся пропало!
  - Ты это вот, Петру говори, - отмахнулся от нее Кулебяка. - И тут же вскочил. - Погоди, погоди, хорошо смотрела? Ну?
  Женщина, испугавшись его выкрика, попятилась назад. И Кулебяка, заметив это, сразу же извинился, и поправился:
  - А у меня, извини Глаша, сразу не признал, Иванцова же? Вот, а у меня, Глаша, коза пропала. Та самая, что твою мать летом бодала, помнишь? Ну...?
  - Помню, помню, - затараторила женщина. - Она у вас такая бешенная, сколько твоей Машке не говорю, заколите ее, а то жизни всей округе не дает. А вы все отмахиваетесь и смеетесь...
  - Постой, постой, - еле остановил женщину Петр. - Грубо говоря, не в козе-то дело, и не в гусях. Вернее в гусях и козе, грубо говоря, - стукнул ногой по снегу Петр и подождал, пока не замолчат соседи. - Значит так, Глафира, Степан, э-э-э...
  - Игоревич, - вставил слово Кулебяка.
  - Правильно. Так вот, о чем разговор. Ты, Глаша, грубо говоря, языком сильно не чеши тут. Дело не в том, что гуси пропали, а в том, грубо говоря, что и коза в тот же момент пропала. Когда гусей считала?
  - Так утром, и..., и днем, когда корм давала. Так их у меня всего пять осталось, что их там считать, все навиду были, а тут - нет... Они у меня не хуже Кулебякинской козы строптивы. Корм приносишь, так сразу же шеи выпятят и гонят... А что?
  - Да, грубо говоря, - развел руки Петр, - дело в том, что... Короче, твой сын с Кирьяном Кулебяки учится?
  - Д-да, - шепчет женщина, - только в девятом классе он, а Кирька ихний-то - в десятом.
  - Не в этом вопрос. А он-то, грубо говоря, дома?
  - Н-нет. Мотается где-то с дружками, уже час как ищу его.
  - Теперь к кому пойдем? - Петр глянул на Кулебяку.
  - Ну, к Сорочине, то есть, к Большим, у них еще не был. То есть был но н-не з-з-знаю, что у них п-пропало. Т-тольк-ко сына т-тоже нет.
  - Ты это, грубо говоря, тоже успокойся, Степан Игоревич, - положил руку на плечо Кулебяке Петр. - Прошлогодние бандиты по одной-две птицы не взяли бы, грубо говоря. А из-за чего они пропали, грубо говоря, сейчас узнаем. Раньше-то, понял, у вас такого не было? - и пошел к соседнему дому, за ним все остальные.
  Свет в доме у Алексея Александровича Большого горел во всех окнах. И только было, Петр хотел сдвинуть с калитки в его двор деревянный запор, что находился с той стороны, как почувствовал, что ему в лоб что-то уткнулось:
  - А ну-ка стой, вор, то сейчас дырку получишь!
  - Та че это? - Петр с перепугу, сделал шаг назад.
  - Руки, руки подними! - мужской голос отрывистый, громкий.
  И сзади так тихо, зашептал Кулебяка:
  - Алексей Александрович, это я, Кулебяка с Петром Аркадьевичем Андреевым, нашим участковым к тебе пришел, по делу.
  - Фу ты, козлина, - непонятно в чей адрес выругался хозяин двора, но продолжал упираться чем-то в лоб Петра.
  - Да убери ты, грубо говоря, с меня эту гадость! - не сдерживая свою злость, крикнул Петр.
  - А ты, мне, бывший гражданин участковый, здесь не командуй. Я тебя к себе не звал, - прорычал в ответ Сорочина.
  Петр еще сделал несколько шагов назад:
  - Так, нормально? - спросил он у Большого.
  - А кто знат? Вы только здесь потише, а то ненароком пальну. Кто ж знат, это вы у меня может сейчас порося увели?
  - И здесь так же, Степан э-э-э, - шепчет Глафира.
  - Игоревич я, - по привычке ответил Кулебяка. - Можешь и просто по имени, я тебе не директор.
  - А, о чем это вы там? - поинтересовался Большой.
  - А та же история у каждого из нас произошла, как и у тебя, - ответил он, - и сыновей нет, и по животине исчезло. У меня коза, у Глашки - два гуся, а у тебя?
  - Хрюшка.
  - А Яшка твой вернулся?
  - Да нет еще. И че ты ко мне лезешь, то? Он уже такая дылда, я че, должен его за ручку водить?
  - Ну, нет, а может и да. Откуда я знаю.
  - И че?
  - Ну, дело, конечно, твое, водить его за ручку или нет, - отмахнулся Кулебяка. - Но если у тебя привычно, что свиньи пропадают, то у меня нет. Вот и попросил я Петра Аркадьевича этим делом заняться.
  - А с тобой, кто там сзади, Семка? Этот вор? - распалился Сорочина. - Да я сейчас по вам, как пальну. Ах, какие хитрованы, а, теперь смотрите у кого какая скотина есть! Так это вы, наверное, сейчас у меня и хрюшку сперли, а теперь за другой пришли, да? - набычился Сорочина и водит стволом ружья, то на одного его направляя, то на другого. Правильно его в деревне кличут Сорочиной: мелкий толстячок, что в ширину, что в длину одинаково, а вони...
  Но Петр знал, как с такими разговаривать: в мгновение ока выхватил у Алексея ружье, и, передав его Семену, вывернул ему руку за плечо. Единственное, что успел в этот момент сделать Сорочина, только пискнуть от боли.
  - А где же ты, наш уважаемый, добыл такое ружьище? - отпустив руку Сорочины начал допрос Андреев. - У тебя, как помню, и не было его никогда. Ни я тебе разрешения на него, грубо говоря, ни давал, ни - егерь.
  - А-а, я так, - начал пищать перепуганный Сорочина, - взял, чтобы от бандитов защищаться.
  - Защищаться? О, да у тебя ружье-то редкое, двенадцатого калибра, да-а. У нас в деревне двенадцать ружей шестнадцатого калибра зафиксировано, пять - двадцать восьмого и три - тридцать второго калибров и все. А одно, как у тебя, двенадцатого, у внука егеря, Юрки есть? А ну-ка, - и разломив его, вытащил из ствола патроны, и посмотрел на пыж, - о-о-о, так они мне прекрасно знакомы, Большой. Это ты в меня, че ли, недавно палил из него, когда я был у Марфы с Семеном в доме, получается?
  - Не, не, - закричал с испугу Сорочина и, буквально, в одно мгновение исчез с глаз, и если бы сильно не хлопнул дверью сарая, не узнать бы, где он спрятался.
  - Вот такие пироги, грубо говоря, получаются, - повернулся к удивленным людям Петр.
  - А я то, - начала шептать Глафира, - слышала, что в Семку стреляли, слухи шли. Так и в тебя, Петь?
  - Ты, Глаша, грубо говоря, это дело не раздувай сейчас по селу, - предостерег ее Петр, - прошу, как человек. Дело это, грубо говоря, еще не находится в судебном разбирательстве, а только в моем следствии. А может это вовсе и не Сорочина стрелял, кто его знает, а ружье может, грубо говоря, ему потом подсунули. Так что язык придержи свой, а если сплетни пойдут, то грубо говоря, сама под мое следствие попадешь, как соучастница.
  - Да я что! - оттолкнула от себя Петра Глафира. - Я что, какая еще соучастница?!
  - Вот, ты, грубо говоря, все прекрасно понимаешь, а когда следствие ведется, то конечное решение по нему, грубо говоря, примет только суд. А если слух по нему в деревне пустишь, то, грубо говоря, настоящий преступник сразу поймет, откуда пахнет. И, грубо говоря, будет подталкивать следствие на ложный след, подальше от себя. А кто ж знает, грубо говоря, может это и ты стреляла?
  - Да ты че, Аркадьич, - схватила за ворот Петра Глафира. - Семка со мною еще в декабре рассчитался за корову. Правда, Семен?
  - Вот, а ты взяла деньги с него, как будто он виноват в пропаже твоей коровы, да?
  - А че? Мне все равно продал он мою скотину или потерял, пусть расплачивается?
  - Вот, Петр Аркадьевич, я ж тебе говорил, - разнервничался Семен, - они все, все думают, что я продал их скотину! Все! Да пошли вы все н-на...! - и, оттолкнув от себя Кулебяку, большими шагами Семен пошел со двора на улицу.
  - И вы туда же, Глафира Андреевна, совести у вас нет! - и больше не найдя чего сказать, Илья побежал догонять Семена.
  - Ну, вот и все, дорогие мои, Глафира, как там вас по батюшке не помню, и вы, Степан Игоревич, грубо говоря, сами разбирайтесь в своих проблемах, - и, отряхнув снег с подола своей куртки, и, перекинув ружье на плечо, Петр пошел догонять Семена с Ильей.
  - А мы как же это, Петр Аркадьевич, Петр Аркадьевич? - пустился догонять его Кулебяка.
  
  - 3 -
  
  - Да, утро вечера мудренее, - Петр пожал руку Демьяну. - Ну, ладно, зятя привел, пойду.
  - А может, Петр Аркадьевич, останешься, а? - Вера Ивановна достала из холодильника миску с квашенной капустой, сала и, подмигнув ему, положила снедь на стол.
  - Да, я, - замялся Петр.
  - И нам будет спокойнее, - поддержал жену Демьян. - А так деда помянем, отдохнешь, вон комната пустая, диван есть.
  - Ну...
  - Вот и отлично, а ружье-то пусть в прихожей висит. Разрядил-то его?
  - Да, грубо говоря...
  - Вот-вот, когда Аркадьич волнуешься, всегда у тебя все получается "грубо говоря".
  - Да это еще со школы, - начал оправдываться тот. - Помню, Сережка Шептунов, мой одноклассник, грубо говоря, посчитал, сколько раз на ответе по литературе я повторил слов "потому что" и "грубо говоря". Вот. Раз по сорок, получилось. Смеху-то было.
  - Ну, нашел, чем хвастаться, - усмехнулась Вера Ивановна, - мой, когда нервничает, трясется и слова подходящего найти не может.
  - Верка, ну хватит трепаться, а? Ну, наливай, что ли, а то...
  - Во-о, я ж говору, Петр Аркадьич, и слова забывает.
  Выпили.
  - Да, Петр, - прожевав кусок сала, продолжил Демьян, - жалко мне Илюшку, все душой как-то он принимает, сердцем, - вздохнул кузнец. - Как Юрка привез деда своего, умершего, Илюшка ночь не спал. Помог ему отвезти деда, потом домой пришел под утро, белый весь. Говорю, ну хлобыстни ты самогону, ну чуток, легче станет. А он, нет. Часа два поспал, поднялся, взял кирку, топор, лопату и на кладбище пошел, яму деду Юркиному вырубать. Ленка с Веркой ему обед часа через три понесли, думали, он там с Юркой работает, а оказалось, нет, один. Такой вот он человек, так что спасибо, что привел, а то бы Юрке нюни остался там подтирать, а мы здесь места бы себе уже не находим.
  - Да, стоящий парень, - поднял стакан Петр, - ну, давай, грубо говоря, Демьяныч за таких людей как он, хотя, и как Семен тоже.
  - Да, что ты все Семку защищаешь? Да, понимаю, друг он твой, тогда извини, если что не так.
  - Да что я, грубо говоря, не понимаю, парень пашет у тебя как вол, зарабатывает, и все деньги людям относит, чтобы на Семку те не наезжали, мать свою жалеет. А вот, ты, Демьян, грубо говоря, как бы ты себя повел на его месте? Плюнул, грубо говоря, и жил бы своими хлопотами?
  - Может ты и прав, Петр, - кивнул головой Демьян. - С одной стороны легче на все смотреть сбоку, так проще. Ты прав, Петя, - Демьян привстал, легонько отодвинув занавеску, посмотрел в окно. - Улеглись, а то и Ленка себе места не находила. Дай Бог им счастья!
  - Что, свет выключили? - потянулась к окну Вера Ивановна. - Ну и правильно. Такое счастье всем нам выпало, что поднялся Илья. С ним Ленка даже меньше косоглазит, влюбилась в Илюшку, и он в нее, даже не верится до сих пор в это.
  - Это тебе так кажется, - перебил шепотом жену Демьян. - Неделю назад, когда Борис приходил, брат Сашки Колосова, так я за нее, знаешь, как испугался, думал, что у нее зрачки в другую сторону закатятся, так ненавидит того.
  - Ой, я тоже напугалась! - схватила за рукав Петра жена кузнеца. - Не выносит она этого Колосова. Почему, не говорит, видно по-бабьи чувствует, как тот на Илюшку может не так как-то подействовать. Все поучает его, обещает, что потом ему заплатит за этих идолов. Ну, уговорил Илюшку, все же вырубить тех идолов ему из бревен. А тот нет, мол, у меня бревен, а может из своих сделаете. Ну, не выдержал Демьян, прогнал его. Так часа через три тот с пацанами притащил сюда бревна березовые. В лесу их напилили и притащили.
  - С пацанами-то, говоришь, - Петр поднялся. - А там сын Кулебяки, Сорочины были? Глафиркин?
  - Да кто ж их знает в лица...
  - Да, да, - о чем-то задумался Петр. Поднялся из-за стола. - Ладно, люди добрые, извините, пойду домой. Извините, нет-нет, не могу в чужом доме спать. Да и Кулебяка бесится, сына ищет. Тот, понимаешь, гулять куда-то ушел и козу, вроде бы с собой, грубо говоря, куда-то из дому утащил. И у Сорочины тоже самое, и у Иванцовых, Глашка Мишкина, грубо говоря, такой вой подняла.
  - К чему это? Мы-то в том возрасте на шашлык из подвалов сальцо доставали, мясо засоленное, картошку? А сейчас ты смотри, на свежатинку молодежь потянуло, - качает головой Вера Ивановна.
  - Может и так. Какое сегодня число, двадцать седьмое?
  - Нет, три утра уже, значит, двадцать восьмое, а завтра двадцать девятое февраля, високосный год все-таки, - поднялся из-за стола и Демьян. - Ну, может, еще по капельке, Петь?
  - Да, спасибо, хватит. Грубо говоря, уже ничего не берет. С поминок я нашего егеря, - вздохнул он. - Есть человек, мало кто о нем вспоминает, не стало человека - столько разного о нем вспомнили! Ладно, грубо говоря, спасибо за угощение, - Петр поклонился, накинул на себя куртку, взял ружье и вышел во двор.
  - А ты, Демьян, грубо говоря, зачем про число-то говорил?
  - Да, мысль дурная в голову пришла-то, сам подумай, мы, где живем? В Кощьей Нави, вот! Так может дети решили Кощею жертвы принести козами да гусями, вот об чем у меня мысль эта появилась. Зачем Борьке-то идолы понадобились? Пацанву может и настроил для этого.
  - А мысль, дельная, грубо говоря, - согласился участковый.
  
  - 4 -
  
  В кузнице горел свет. Демьян посмотрел на часы - семь двадцать пять. Вроде и выходной хотели сделать сегодня, ан, нет, Илюшка уже там. Ну и пусть.
  Налил из кувшина полную миску молока, бросил в нее сверху сухарей, присыпал их солью, попробовал и, причмокнул: "Вкуснотища! Через минуту самый раз!"
  На листе бумаги, лежащем на середине стола, Верка, как всегда, оставила распоряжение:
  "Кур накорми овсом, мешок в сарае;
  - кастрюлю с овощами на печь поставь, вари;
  - снег убери..."
  Вот тебе и выходной. Демьян выглянул на улицу, а снега за ночь намело, судя по следам, оставленным Веркой и дочерью, самую малость, слой с полпальца. Работы метлой на пять минут, даже не согреться.
  Прошел до летней кухни, зажег печь и взгромоздил на нее кастрюлю с овощами. Двух ведер воды вполне хватило, чтобы поднять всю нарезанную в ней массу: картошку с морковью, овсом и еще чем-то, до краю.
  Так, бабы на ферме, а мужики на печи: вот это жизнь, улыбнулся Демьян и заглянул в кузницу.
  А Илья, видно, уже не меньше часа, как работал здесь. Аккуратненько резцом ведет по доске, отделяя от нее тонкие слои стружки. Под табуреткой ее было не меньше, чем снега у порога.
  - Доброе утро, - хотел было подняться из-за стола зять, но Демьян остановил его, пожал руку и засмотрелся.
  У лампы лежала маленькая икона Божией матери, подаренная ему недавно священником городским, а он перерисовал ее на широкую доску и вырезает.
  - Демьян Демьяныч, как думаете, получится?
  - А это, смотря, что задумал?
  - Да, - отложив резец в сторону Илья, приподнялся, и присматривается, - вот здесь нужно поглубже, наверное, вырезать, - и показал пальцем на срез кромки лика.
  - Не получится, сосна рыхлая, нужно было на осине попробовать, - посоветовал кузнец, - или на липе.
  - Да, не подумал об этом, - сказал Илья, проводя рукой по вырезанному рельефу, по краям бороздок. - Сейчас здесь поглубже возьму на полсантиметра, может на сантиметр, глаза - тоже, а лицо легонечко здесь сделаю выпуклым и обработаю. Боюсь, не получится.
  - Так здесь тебе нужна стамеска с желобком таким, - Демьян указательным пальцем провел по кромке ножа, - тогда тебе легче будет канавку вырезать. И резак нужен, со скосом. Ладно, не торопись, разжигай горн, а я сейчас посмотрю, у меня где-то завалялась сталь хорошая для резцов, инструментальная...
  Горн загудел, поддав в него мехом воздуха, Илья с интересом наблюдает за Демьяном, копающимся в ящике с отрезками разной толщины и ширины кусками стали.
  - Для иконостаса решил сначала икону вырезать. Алексий еще дал одну, Семену.
  - Тоже верно, - в пол уха слушая Илью, Демьян рассматривает сломанный кусок полотна от пилы. - Вот такой толщины, наверное, подойдет, обвяжешь его изолентой, или тряпкой, неважно чем. Ну, только обрубить нужно и заточить, а из этого, - показывает на толстый напильник, - сделаем несколько долот тебе. Так?
  И работа закипела.
  - Я рад, что в городе зашли к священнику. Церковь, она, брат, это как, ну как тебе сказать... - Демьян отложил в сторону напильник, - ну это, как дом твой, в котором ты когда-то вырос, что ли. Пришел в него, - Демьян развернул дрожащие ладони кверху и, словно, что-то ища глазами на потолке, сказал, - вот смотришь на кровать, на которой когда-то спал, а с ней у тебя куча воспоминаний. Смотришь на печь, то - тоже самое. Ну, как тебе это объяснить?
  - Здорово сказали: память...
  - Нет, нет, Илюшка, память, это самая малость. Я когда был малышом, с бабкой был на городской ярмарке, и она меня сводила в церковь, - прищурившись что-то начал вспоминать Демьян. - Так вот, зашли туда, а там народу, не протолкнуться, дышать нечем. Меня бабушка подвела к иконостасу, а я глазам своим не верю, там столько картинок. Присмотрелся-то, а от них воздух такой идет чи голубого света, чи - светло-зеленого. И спать так захотелось, а они как живые с икон сходят, подходят ко мне и перстами своими гладят по волосам, по голове. И так приятно мне было, до сих пор помню.
  Проснулся, бабка мне кексу дает попробовать. Вкусный. А когда домой приехали, мать аж вскрикнула, оказывается чирь, что был у меня под ухом, открылся и вылился из него гной, потом подсох. Вот так, Илюшка, а врачи думали, что без слуха останусь. Ан нет, Боженька пожалел меня. И верю своей бабке, ведь я же видел, как он с иконы сходил и трогал меня за ухо больное.
  Так что Илья, не только тебе Божья Мать помогла, а и мне, - Демьян глубоко вздохнул и, смахнув рукой слезу, вышел из кузни.
  
  Резец получился острый, легко идет по дереву, вырезая одну фаску за другой, и границы у них ровные получаются. Только бы по глубине не ошибиться. Илья отрывается от работы, показывает Демьяну рельеф на доске.
  - Да, вот здесь, вот, еще подбери, и щеку вот здесь помягше округли, - советует Демьян. - А так здорово. Ага, и здесь, вот-вот. Мягче, мягче, вот так, только не испорти эту красоту. У меня шеллачный лак вроде есть, подойдет?
  - Эту икону для нас с Леной делаю, а не для церкви. Батюшка, наверное, запретит там такую ставить.
  - Нашел о чем думать, - не согласился с зятем Демьян. - Не Боги же горшки обжигают, так что, Илюшка, только на тебя и надежда остается, денег-то, где взять, чтобы иконы заказывать в церковь. Они слышал, дорогие очень, да и монахи их пишут годами.
  - А вдруг не получится?
  Раздался сильный стук в ворота...
  
  - 5 -
  
   Семен появился сразу после Кулебяки, раскрасневшийся, с одышкой. Сел на скамейку, уперся руками в колени, и, пытаясь хоть как-то восстановить свое дыхание, громко дышит, сильно открывая рот. Хотя, ни Илье, ни Демьяну, сейчас было не до него: то, что сквозь слезы рассказывал им Степан Игоревич Кулебяка, будоражило, волновало и не находило ответа:
  - До сих пор сын дома не появился, понимаешь, Демьян? До сих пор. Не знаю о чем и думать. Так что давай сюда Петра, хватит ему дрыхнуть, пусть помогает.
  - Так у нас участковый не остался, - буркнул Демьян, - выпили по капле и разошлись. Не захотел он у нас оставаться, отказался.
  - Этого еще не хватало, - поднялся со скамейки Семен. - Куда ж он делся тогда, а?
  - Это лучше уж сам подумай, - посмотрел на Семена Демьян. - Вы уж с ним не разлей вода.
  - Да, да, - согласился Семен. - А через какую калитку он вышел-то?
  - Да, нашел о чем спрашивать, - ухмыльнулся кузнец. - Погоди, погоди, да через эту, через которую и ты зашел. Вроде в сторону села он пошел. А куда еще: на болото, на реку, в лес? Что ему там нужно?
  - Неужели Сорочина его подловил где-то?
  - Демьян, ты это давай, народ собирай, пошли искать сына моего, Глашкиного, Сорочины, - не вслушиваясь в слова Семена начал тараторить Кулебяка.
  - Стой, стой, стой! - поднял руку кузнец. - Ты, Степан Игоревич, человек в деревне видный, уважением пользуешься, так что давай-ка сам иди на рынду и поднимай народ, а то привык из себя директора строить. Здесь все на равных.
  - Да, - опустил голову вниз Кулебяка, провел рукой по заросшей щетиной щеке. - Да, что я здесь стою. Вы уж не обессудьте меня, мужики, - и приложил руку к сердцу. Знать бы, где упадешь, там и соломку подстелил бы. Ладно, пошел я к колокольне. Помогите мужики, - и, развернувшись, как вихрь, вылетел из Демьянова двора и побежал к деревне.
  - Вот жизнь, - вздохнул Семен. - Надеюсь, пацаны у кого-то из своих, в деревне загуляли, да на ночь остались. Взрослеют. А вот то, что Сорочина теперь бандитский прихвостень, вот это задачка.
  - Не понял?
  - Смотрящим его Одинцов назначил у нас. Нет, нет, не так назвал его, жиганом, так Кулебяка вроде сказал, хотя один черт, как его не малюй.
  - А с чем это едят?
  - А все равно, что так, что этак. Будет смотреть за порядком в нашем селе и дань собирать. Кулебяка ему должен ежемесячно платить, фермерша. Про тебя еще не знаю, но с каждого дома еще по полторы-две тысячи будут собирать, да за огороды, что на поле совхозном. С каждой сотки по две сотни, первого марта сказал будет проводить Сорочина сбор денег.
  - Что ты говоришь? - в недоумении переспросил Демьян. - Сема, откуда же ты это слышал?
  - Да от Кулебяки, говорю ж, пока шли к вам он сказывал. Сказал и все, а потом, как ходу дал, не угнаться за ним.
  - Вот жизнь начинается, а, Илюшка? Ты слышал, Михаил Федосеевич Одинцов вернулся, барин теперь у нас есть, вот так. Нашу землю скупил, помещичек хренов. А ну-ка собирайся, Семка, пойдем на рынду, послушаем, что Кулебяка всем расскажет. А ты, Илья, останься дома, баб наших дождись, да вон за печкой присмотри, на ней кастрюля, корм варится для кур, свиней. Приду все расскажу.
  - А помощником Сорочины будет Борька Колосов, которого ты в прошлом году приютил, ну Колосова брат с заимки.
  - Вот это да...
  О чем был дальше разговор, Илья не услышал, Демьян с Семеном вышли со двора и направились в сторону деревни.
  
  - 6 -
  
  Весть о том, что бандиты в их деревне свою власть начинают устанавливать, Илью не меньше беспокоила, чем остальных. Ну почему это происходит? Кто же сможет остановить эту волчью стаю? И выбрали в свои помощники то кого, бездельников.
  Илья вернулся в кузницу, остановился перед иконой, подаренной ему отцом Алексием, перекрестился.
  - Помоги, Матушка, найти силу нам, крестьянам простым, дать отпор бандитам. Нет покоя от них, и всего им мало, без труда хотят деньги, заработанные нами, себе забрать. Помоги нам, Матушка. Помоги! Аминь! - перекрестился и поклонился.
  Не знал Илья молитв, но с самого детства, когда свалила его в постель та страшная болезнь - паралич, сам сочинял молитвы Деве Марии и просил ее о помощи своей матери, чтобы отца вернула, чтобы бабушка не болела, чтобы друзья его не забывали. Просил сердцем, просил душою, и верил, что она, Богоматерь, не оставит его бессильным, что поможет и матери, и отцу. Вот и сейчас его молитва была проста. Он верил, что Бог есть, Иисус - есть, Дева Мария - есть, и силою они обладают необычною, помогая многим людям на земле. Он верил, что эта молитва, произнесенная им сейчас, тоже будет услышана Девой Марией.
  Илья подвинул поближе к себе доску, на которой вырезал икону, и внимательно стал осматривать ее. Лицо у Девы Марии каким-то болезненным получилось, местами угловатым. Взял наждачный лист, провел им по щеке, раз, другой, присмотрелся, вроде еще нужно подправить. И чуть не выпустил дощечку из рук, увидев, что на доске, словно какой-то трафарет проявляется: Ее лицо, каким оно должно быть на самом деле, только бы успеть убрать все лишнее.
  И он успевает, где фаску углубил, где наждачкой подчистил, где ноготком подправил. От радости дух захватывает, и руки, как у настоящего художника, сами движутся, легко очищая лишнее дерево с иконы Божией матери.
  Что-то отвлекло, посмотрел в дальний угол. Ничего. Осмотрел наждачную бумагу, отбил ее об стол, легко прошел по ней железной щеткой, очистил от древесной пыли, сдул ее с доски. И опять что-то, то ли двинулось, то ли зашуршало там. Крыса или мышь?
  Прошел в угол, осмотрел все, поднял тряпку, под ней лико. Лико демона? Ах да-да, это полотно было лишним. Лена даже видеть его не хотела, как и Вера Ивановна. Хотел выкинуть, а Демьян - не дал, сказав, что первую работу, тем более, когда она удалась, негоже выкидывать. Илья спрятал это лико в углу кузницы. Вот так было.
  Илья глянул на стол, освещенный свечой, на икону, ее также можно из бронзы вылить, как лико. Поставил его на шкаф. Еще раз осмотрел, как живое, словно Кощей с той стороны бронзового листа приложился, и выдавились с обратной стороны очертания его Лика.
  По привычке зачерпнул совком с таза мелкого угля и бросил его в горн на покрасневшие, местами почерневшие, угольки, раздул мехами огонь и, вернулся к иконе. Вот так, интересно получается, что же подтолкнуло его посмотреть на то, о чем забыл. Может действительно что-то подсказала ему Богоматерь? Что?
  Стой, стой. Илья задумался. Ну что может быть связано с этим ликом? Можно также сделать икону. Поэтому? Ну, стой, стой, чем занимается Касьян, заказавший ее? Чем, кроме своей прокурорской работы не знаю. Скорее всего увлекается древней религией - язычеством. Идолов еще заказывал. Так, и Борису они понравились, и он идолов заказывал, на древесных стволах ему их вырубал. Ну? А зачем? Постой, постой, так это может именно он детям, которых учит в школе и решил показать, как проходили те праздники. Самое время, завтра 29 февраля, день рождения Кощея Бессмертного, в честь которого, может, и назвали нашу деревню.
  Илья выскочил во двор и, натягивая на себя куртку, побежал к колокольне.
  
  
  Глава 6. Демон
  
  "Боль не утихает, разрывает плечо, жжет в ключице, сдавливает грудь, не вздохнуть. И пот капает со лба, с переносицы, с губ, теплый, какой-то сладковатый и липкий, и где-то в середине лба жжет. Видно оттуда и пот течет, мышцы перенапряглись. А там они есть? У-у-у. Да, где ж их только не-ет! И на черепе, и на ушах. И правое ухо болит, поелозил им по плечу, замерзли, что ли? Э-э-ы-ы!
  Ну ничего, ничего, выдержу, выдержу! Ы-ых, как смотрят на меня эти люди, ы-ых, а я улыбаюсь, улыбаюсь, вот смотрите, улыбаюсь, улыбаюсь, я никого из вас не боюсь!"
  Оранжевые, желтые пятна, прыгают по снегу. От костра? Где же он? - но попытка хоть как-то поднять голову не удается, шея, словно зажата в тисках. Так и есть, зажата в плечах, из-за вывернутых рук за спину. - Ы-ы-ы-х! Ниче-его, ы-ы-ы-х. А где же я? Что со мною? Почему? За что? Где же я? Ы-ы-ы-х!"
  - Навий владыка, зимний полнощный... - поет кто-то грубым голосом очень громко.
  "Или это вьюга воет, как человеческий голос или волчья стая".
  - В подгорных норах хранящий клады...
  "Скорее всего, это вьюга! Это вьюга! Это она, замораживает мое тело, ноги, ы-ы-ы. Не дамся я тебе холод, кровь у меня горячая! Ы-ы-ы-х! Выдержу, выдержу, только дай мне силы, Боже!..."
  - Не дажди мора, не дажди глада,
  В глубоких водах зарод творящий,
  В подземных ходах иное зрящий,
  Очами грозный, хладный, морозный,
  Копьем разящий, маару водящий,
  Не дажди худа, не дажди лиха,
  Кощный боже, Навий владыка!
  "Как воют, как мужики, вытаскивающие трактор из болота, натужно, с болью, разрывая мышцы на руках, и тянут на себе эту непосильную тяжесть. Ничего, только дай мне силы! Ы-ы-у!"
  - Гой! Гой!
  "А что это за звук, словно огромные сосульки на землю падают и гулко разбиваются. Ы-ы-ы! Как больно и куда я попал!"
  - Ты - великий, ты - могущественный, ты - бессмертный, ты - вечный Кощей. Ты - царь и владелец ада. Ты - Чернобог, ты - Велес! Ты - повелитель Нави, царства Тьмы. Велика твоя власть Черный бог!
  Вороны - твои черные воины в небе, муравьи - твои черные воины под землей, абиссинцы - твои черные воины на земле, и мы сегодня принимаем цвет твоих воинов, но смоется сажа, а мы останемся твоими слугами на земле, как абиссинцы, только на севере, в краях холодных. И желаем мы смерти всем непокорным тебе, набивающим свои животы мясом живности, мясом воронов, соком муравьев. И будем мы воспевать...
  "Что это за вьюга? Как человек говорит, как человек воет, и откуда мне в голову лезут эти непонятные слова, словно вьюга поет, протяжно, монотонно. Какая страшная у нее песня! Или я уже в другом мире? Вьюга, вьюга, покажи мне себя, хватит трепать мои волосы своим холодом леденящим, морозить ноги. Вьюга! Вьюга! Где мои руки? Что ты с ними сделала!"
  - ...Черный день, черную душу, черного ворона, черный цвет, смертный мир, которым ты ведаешь Кощей - Велес. Ты царь мудрости, ты царь сумрака, ты царь мора - морока - мара. Защити нас от света, порока земного. Ты дай нам силы подчинить тебе грязь людскую. Ты бессмертен, ты - бессмертен, царь Нави!
  И кочергу твою боятся в подземном царстве, и твоих воинов - муравьев и змей, кротов и ящериц.
   "Где я, в подземном царстве? Как холодно здесь, и вьюга уши пожирает, щеки замораживает. А что это за пятна, мечущие рядом - всполохи огня. Не ад ли это?"
  - Черный бог, ты, Навий бог, ты Кощей и Велес, ты Вий и Касьян, ты Чернобог и Белобог! Каждый из нас мечтает тебе служить, только не уходи с Марьей Моревной в океан, на остров Буян. Не туда она тебя собирается увести, царь Навий, а к Богу. Останься с нами, выйди к нам, мы тебе дары принесли...
  Вздрогнуло вокруг все вокруг и плечи все больше и больше своими тисками сдавливают шею... Сумрак закрывает все вокруг. И крик детский, страхом наполненный. И встал перед ним старик зеленый, костлявый и заглядывает в глаза своими черными дырами-очами и ящуры крылатые из них летят, мыши летучие, вороны черные...
  - Встал он!...
  
  - 2 -
  
  Нет демона. Только хоровод страшил. Они ходят вокруг костров, руки поднимают и воют, как ветер в трубу. У-о-у, гой-гой.
  - ... На черном коне, приде нощь, - вьюга воет, поет свою песню.
  - Гряде вершник на черном коне, с ним приде вечер, а приде нощь...
  И снова страшилы завыли, подняли руки и завыли: "Гой, гой".
  - Ледяным хладом стезе проторе, а очи ночи гляде до ны...
  "И что они делают? И кто я? Ы-ы, кто я? А костер жаркий, тепло чувствуется от него, совсем рядом ад. А какая одежда неудобная, стягивает все тело, жестко. Может я дерево, а одежда - это кора?"
  - А вся живот трепеще во мраце.
  "А что же это за одежда на мне? О-о, да это же шкура, коровья или бычья! Так кто же я такой?"
  - Ко огню сердца сва вще обряще!"
  - Гой! Гой! - подхватывают страшилы.
  "Да это ж дети! Дети!"
  - Слушайте, слушайте меня! - гремит мужской голос. - Вы воины мои, вы слуги мои, вы рабы мои.
  И только теперь он стал виден. И не демон это, а человек: стоит в черном плаще на высоком пне огромного дерева. За ним - столбы с какими-то изваяниями, а вокруг - люди с факелами.
  - Я посланник Касьяна!
  И костры, от его слова, заиграли, словно танцоры, то вспыхивают ярко, устремляясь ввысь, то падают к земле, шипят.
  - Я Царь ваш!
  И ударил свет из-под земли, и на огромном воздушном пространстве, над кронами деревьев, появилась голова демона: костлявая, с глазами-впадинами черными...
  - Гой, гой! Кощей! Гой! Гой! - Громкое людское стенание идет вокруг него. И дым пошел из-под земли, окутывая все, и демона. Лико его начинает искажаться и исчезать, растворяясь в дыму.
  
  - 3-
  
  Вздрогнуло дерево, пронзительная боль в плечах, в спине возвращает в сознание?
  И только теперь все можно рассмотреть. Костер, людей, стоящих на коленях вокруг него, людей, снимающих с барана шкуру, сующих палки в пламень огня, на концах их надетое мясо, только оно может издавать такой приятный запах, когда прожаривается в огне.
  
  - Я прислан Касьяном, - слышится громкий голос того демона.
  А люди, наклонившись к земле, замерли, вслушиваясь в слова...
  - Радуйтесь моему возвращению, воздайте молитву владыке Нави! Несите ему мясо и травы, свои души и тела!
  - Гой, гой! - вторят демону все страшилы.
  - Смотрите на меня. Я ваш царь, и повинуйтесь мне. Вы готовы за меня отдать свою жизнь. Ты - встань!
  Кто-то поднимается с колен.
  - Прыгай в огонь...
  И он подчиняется демону и прыгает в костер.
  - Сгоришь, и твоя душа вернется к Касьяну, царю Нави.
  И толпа, словно повинуясь демону, в один голос закричала: "Гой, Гой!"
  - Покажися темнооче воночи-мороке
  Поступися темнооче по долу-дороге
  Породися мраколице зернием железным
  Пробурися мраколице каменеем отвесным
  Проторыся хмаровиде бурею пологой
  Проломыся хмаровиде сквозь колючи логии
  Погряди же зло даруе в нонешею ночу
  Погляди же злодаруе зраком сея порчу
  Поволочь же болесилый змиемо во недрах
  Поворочь же болесилый сводами во небех
  Поведисе чернобоже по наши надежды
  Порядися чернобоже во черны одежды
  Окрутися чернобоже во тайны личины
  Оградися чернобоже в железны тычины
  Опрядися чернобоже могутою возвеликой
  В ночи величайся чернобоже тысячеликий!
  - Гой, гой! - закричали люди.
  
  И, словно, услышал их вызываемый Чернобоже, земля задышала, туман стал застилать все вокруг. Его запах, до рвоты неприятный, стал заволакивать сознание какими-то еще непонятными видениями.
  ...Поднимается из земли старик, опирающийся на клюку, вместо лица череп, обтянутый кожей, на его голове корона, переливается желто-красными тусклыми вспышками, вместо глаз - черные впадины. Он поднимает вверх клюку и бьет ею о землю, и она содрогается, и из нее лезет всякая гадость - змеи и тысяченожки, пауки и ящерицы, мыши и крысы, муравьи и клещи, и, пожирают мясо, шкуры животных, кости, обугленное тело человека, прыгнувшего в костер.
  Второй удар клюки о землю, и вся нечисть убирается назад в свои земляные норы. Люди, видевшие это, падают на землю перед демоном, и начинают молиться ему, клясться, что останутся верными ему.
  Дым рассеивается, а с ним и огромный демон. Ничего не видно вокруг, ночь поглотила своим черным крылом все вокруг, только искры от костра видны. И воздух становится гнилым, вонючим, словно от яйца гнилого воняет, но сознание очищается и только через какое-то время начинаешь понимать, что страшная, неведомая сила сейчас была перед всеми.
  Кто-то запалил костер. Он нехотя ползет своими лапами-огнями вверх по наложенным бревнам и веткам и, начинает освещать все, что находится вокруг него - поляну с людьми и страшилами, лежащими на земле, поляну с остатками коровьей и бараньей туш. Вся земля усыпана перьями от птиц, шкурами от животных. Огонь поднимается и освещает столбы с идолами. Под ними стоит малый демон, снимающий с лица маску.
  - Вы видели его, - и непонятно, что держит перед лицом этот человек-демон, одетый в черную мантию. Что-то знакомое, и словно кто-то, стоящий за спиной, подсказывает: "Рупор".
  "Рупор? И демоны без него не могут, удивительно. Почему?"
  Люди поднимают головы, смотрят на своего демона и в разнобой кричат:
  - Гой, гой!
  - Вы видели его, нашего царя? Вы его рабы!
  - Гой, гой, - кричит толпа.
  - Это он, сам Кощей, владыка Нави, царь мира мертвых! Вставайте, зажгите факела и танцуйте вокруг костра.
  Люди поднялись, зажгли факела, и, накинув на свои головы капюшоны, начали ходить вокруг костра и кричать "Гой, царь, гой царь, прими жертвы наши!".
  - Быстрее, быстрее, - говорит демон и толпа людей, подчиняемая его требованиям, начинает ускорять свой ход вокруг костра. Кто-то, споткнувшись, падает, вспыхивает его одежда, но никто из окружающих не гасит ее, а идет-идет в пляске, затаптывая упавшего, корчащегося от боли, давит его.
  - Ты, - указывает демон на одного из толпы, и тот человек, подбежав к его ногам, падает на колени, - готовь новую жертву.
  Тот кланяется демону, хватает кого-то еще из толпы и бежит.
  "Неужели я жертва. А что это такое? Факел приближается к лицу и больно обжигает его лицо, брови, волосы. Факел удаляется и вместо него перед глазами появляется грязное от копоти и золы лицо человека.
  - Ну что, и я теперь воздам тебе, за все твои пакости... - шипит от злости тот.
  "И лицо его знакомо, и голос. Кто же это?"
  ...И вздрогнула земля, да с такою силою, что дерево, к которому он привязан, заходило, до невыносимой боли натягивая путы на связанных руках, выламывая плечи...
  И закричали люди с испугу, а воин с факелом, стоявший рядом, поднимает и пятится назад. И еще сильнее вздрогнула земля...
  
  
  Глава 7. Братец
  
  - А ты не боишься вот так со мной сейчас вместе идти, а? - Демьян шел быстро, а сказав это, резко остановился и развернулся к бегущему за ним Александру Колосову.
  Тот, мужик нескладный, только и успел, что, руки вперед выставить и, чуть не сшиб кузнеца.
  - Увидит твой братец тебя со мною, да накостыляет тебе. Я ж ему теперь с каждой работы по двадцать процентов должен выкладывать, так? А он что, прихвостень Одинцовский, да Сорочинский, он, что мне в горне огонь будет поддерживать, за это я ему должен эти бабки платить? Да он теперь от моих заработков будет сливки собирать, да лакомиться чужим медком, да?
  - Демьян Демьяныч, а я-то здесь причем? - приложил руку к груди Александр Дмитриевич. - Мы до сих пор этого не знали, ни моя Анастасия, ни сыновья Ванька с Васькой. Ведь сам теперь боюсь, знаешь, как зол он на меня, что я его выставил из своего дома, в соседний, в котором давно никто не жил переселил.
  Может, помните Бруершу, что умерла, так в ее дом переселил их. А там все нормально, и печь есть, и крыша, и дом еще не стар. Ну, а картошку, капусту, и еще что надо, всегда им даю, а что делать? А я с Борькой никогда тесно не дружил, - схватился за рукав Демьяна Колосов. - Хитрый он всегда был, лиса, а в последнее время и злой. Видели бы, как меня на собрании он, на центральной усадьбе, что в Ивановке, перед всем народом, да перед Одинцовым высмеял.
  - Ты это, ладно, Саш, иди себе, мне сейчас не до тебя! - Демьян стряхнул его руку с себя и пошел дальше.
  - Да, постой же, Демьян!
  - Что? - скрипя зубами, обернулся к пристающему мужику Демьян.
  - Да меня ж никто и не послушает-то, пойми. Людям-то скажи, что я здесь не причем, а то ж пожгут. Ну, Демьян!
  - Пожгут! Ну, тогда скажи мне, скажи! - ткнул пальцем в грудь фермера Демьян. - Куда же он детей отвел, а? Директорша школьная не знает, учителя их - тоже, а родители и подавно. А ты?
  - Так откуда ж я знаю? Демьян Демьяныч, ну постой, постой!
  - Да как ты мне надоел, - и, схватив Колосова за ворот, приподнял его над собой и откинул подальше от себя.
   - Ну, Демьян, - ползя к кузнецу на карачках, сквозь слезы, заскулил фермер. - Да если завтра дети не появятся, то точно подожгут нас.
  - А ты как хотел, а?
  - Да причем же мы здесь?
  - Слушай? - Демьян присел рядом, - я, ведь, Саша, не милиционер тебе, не Петр Аркадьевич, и не Бог. Чего ты все, ко мне-то лезешь, а?
  - А к кому, Демьян Демьянович, к кому? Петр пропал, сам знаешь. А тебя-то люди, как его, всегда слушают.
  - Как ты мне надоел, Саша. Ну, пойди к своей невестке, и расспроси, куда ее Борька мог с детьми уйти.
  - А может с тобою, а? Светка-то меня ненавидит, я же их выставил из своего дома. Я ж говорил тебе. А куда мне было деваться, Демьян Демьянович? Сели на шею и ноги свесили, а чуть что, нукают, это хочу, то хочу. Картошку, видите ли, им нужно маслицем поливать, одежку, так потеплее и поновее выдавать. А сами, что, без рук, на все готовенькое лезут...
  Демьян присел рядом с Александром Дмитриевичем на снег:
  - Да кому я нужен, Саша? - и, раскрыв перед собой ладони, смотрит на них. - Мне, вот этими руками, нужно ковать, рубить, гнуть, ремонтировать, понимаешь? С железом работать! Работать, чтобы зарабатывать на жизнь! А если нет, то, по миру пойду, а кто же мне тогда хлеба даст, если бездельником буду? Кто? А? Ты, что ли?
  - А что же делать?
  - А ты-то чего лезешь ко мне со своими страхами? Кто же тебя виновным будет считать за то, что у них дети пропали? А? Александр Дмитриевич, ты ж агроном. А если ты своего братца к виновникам приписываешь, так значит, и ответ знаешь, где дети.
  - Так я...
  - Вот и не глупи, рассказывай.
  
  - 2 -
  
  Борис занял место во главе стола. Александр, увидев это, сжал зубы, но сдержался, что делать, характер у его брата такой, даже не в своем доме - хозяин. Ну, ничего не поделаешь и присел старший Колосов рядом с его женой, Светланой.
  - Ну, братец! Ты это, обо всем плохом, что было между нами, забудь, - поднял стопку, Борис. - Хоть ты и старше меня, извини, конечно, но ума так, смотрю, и не нажил ты. Ну ладно, каждому свое, - и ухмыльнувшись, обведя всех глазами, встал и сказал, - с Новым годом! - и ни с кем не чокнувшись, выпил. Закусив наколотым на вилку куском свежего помидора, продолжил. - Хорош у тебя самогон! Ничего не скажешь. Так вот, школьная директриса назначила меня своим заместителем по внеклассной работе. Вот! - и наколол на вилку еще один кусок помидора. - А дети у вас в Кощьих Навях глупые, надо сказать. Это и понятно, какие родители, такие и дети, наливай еще, Анастасия, - и протянул жене своего брата стакан.
  - А это что, Сашка, - подняв повыше вилку с наколотым помидором, - вроде зима на улице, декабрь закончился, а томат свежий. Как сохранил?
  - Да из теплицы нашей, - вместо мужа ответила Анастасия, - но поняв, что сказала лишнее, сжала губы и вопросительно посмотрела на мужа.
  - Как же это, не пойму? Декабрь, январь, насколько знаю, не время помидоров, их только в середине февраля высаживают в теплицах, - и искоса посмотрел на старшего брата. - Так как, Саша?
  - А тебе какое дело, - буркнул Александр. - Что я, на допросе у тебя, что ли? Мы же здесь тупые, как ты говоришь, вот и сам думай, как я их вырастил, - со злобой, еле сдерживая себя, буркнул Колосов старший.
  - Да ты же селянин. Селянин, земляной червяк.
  - Вот-вот, так что я не против сейчас со всеми, пойти к тебе в гости. У тебя, наверное, там, стол от колбас ломится, ветчины, что там еще у горожан бывает?
  - Ну ладно, - отмахнулся Борис, - закрой рот.
  - Так вот, Боренька, все, что ты видишь у меня на столе, это вот этими руками выращено: картошка, огурчики, помидорчики, лучок, морковка. А сальцо, мясо, это уже растет не на огороде, понимаешь. А то, ты у меня все это каждую недельку к себе в дом таскаешь, и даже, наверное, не знаешь, где что растет.
  - Хватит, хватит, - крикнул Борис.
  - А-а, а то перед своими детками здесь строишь из себя интеллигента. А куда же вы без нас, антиллигенты?
  - Мужчины, мужчины! - поднялась Анастасия. - И вправду, мы вас, Борис, с вашей семьей на праздник пригласили, так и ведите себя здесь, как полагается в гостях. И не портьте всем нервы, а то ишь, какой барин появился здесь!
  
  Захмелел Борис быстро: через полчаса язык у него не то, что заплетался, а еле ворочался. Но, несмотря на это, как только за столом заходил разговор о чем-то без его участия, что-то выкрикивал свое. Да такую несуразицу нес, то про идола какого-то, то про семена томатные, которые его братец, будто бы в институте каком-то украл, и за это он обязательно должен ответить перед законом.
  Но на это никто из взрослых старался не обращать внимания, что Бориса тоже заводило, но подняться из-за стола он уже не мог, и потихонечку, уткнувшись в тарелку, уснул.
  Александр отнес своего пьяного брата в другую комнату.
  - Посидите еще, - предложил он семье Бориса, - все-таки праздник.
  Светлана поднялась, приложила руку к сердцу и попросила прощения за мужа:
  - Так неудобно перед вами. Зверем в последнее время он стал, все рыщет по селу, что-то выискивает, пацанятам про свои великие подвиги на каких-то войнах рассказывает. А сам-то и вообще в армии не служил, - и вся в слезах села за стол. - А пацанята, что, рты пораскрывают, да слушают дядю героя. Он там какой-то из них отряд организовал и штаб, прямо как военный, в нашем доме создал.
  - Может это и хорошо, - начал успокаивать свою невестку Александр Дмитриевич, - чем сейчас детям заниматься кроме домашнего хозяйства. Раньше, когда мы были октябрятами, пионерами, комсомольцами, польза от этого большая была. Помогали совхозу, старикам, проводили соревнования, субботники, а теперь что? А так про героев, наверное, дядя Боря вам рассказывает, - спросил он у своего сына.
  Иван приподнял глаза на отца, и прошептал:
  - А я к нему не хожу. Он сказал, что подумает еще, заслуживаю я этого или нет.
  - Вот как!
  - Я даже и не знаю, о чем он с детьми говорит? - вставила Светлана. - Молчит про это. Ему даже все равно, в каком он доме живет: доски на полах разошлись, трещат. Прошу его отремонтировать пол уже две недели как, чтобы и снег с крыши убрал, а то потолок течет местами.
  - А кто же этим должен заниматься еще в вашем доме? Не я же? - перебил Светлану Колосов. - Он же твой муж.
  - Объелся груш, - выпалила Светлана. - Ему некогда. Даже, младшего рисовать какую-то свастику заставляет.
  - А на что она похожа?
  - Да на трезубец.
  - Нет, - выкрикнул Шурка, старший сын Бориса, - это три кочерги - Чернобога, Велеса и Кощея. Они триедины, и он триедин - Кощей.
  - Во-от как, - Александр внимательно посмотрел на своего тезку. - Расскажи-ка, мне все про это, тезка.
  - Чернобог, Велес и Кощей руководят миром мертвых. Вот, - мальчик говорил быстро, торопясь, словно боясь о чем-то позабыть. - Вот! И они ворошат своими кочергами мертвых, которые после жизни в подземном царстве должны вести себя хорошо, дисциплинировано. Еще он там сохраняет огромные богатства и может их дать, только тем людям, которые ему помогают. Своим солдатам, которые при жизни на земле ему тоже служат. Вот! А те, кто плохо ведет себя на земле и не служит ему, он их жизнь сокращает и забирает в ад, и мучает их там. Вот!
  - А как забирает?
  - А посылает за ними своих воинов - зомби, приведения разные, или отравляет их скот, или приказывает солдатам, которые служат ему убить их, или забрать у них деньги. И, когда мне исполнится четырнадцать лет, то папа примет и меня в свой отряд солдатом Кощея.
  - Вот как? - как бы соглашаясь с мальцом закивал головой Александр Дмитриевич.
  - А еще, дядя Саша, кто ведет себя в подземном царстве хорошо, слушается Кощея Бессмертного, то тот его возвращает на землю, и делает богатыми. Вот!
  - Как это понять? - поинтересовался Александр.
  - Ну, - мальчик, ища подходящее слово, стал чесать себя по затылку. - Ну не знаю, папка проснется, я спрошу у него.
  - Да, Шурка, ты че, он же тебя прибьет за то, что ты не запомнил, что он говорил, - остерег двоюродного брата Иван. - Он же у вас чуть что, так сразу за ремень хватается.
  - Ладно, мальчики, давайте о хорошем говорить и думать, Новый год все-таки встречаем, наливайте себе компота, - вышла из-за стола Анастасия. - А ты че сидишь? - посмотрела она на мужа, - праздник все-таки, детям пирога нарежь, он там, в кухне на подоконнике стоит.
  - Во, - видно вспомнив о чем хотел сказать, выкрикнул Сашка. - Дядя Саша, он возроджает, ой - воздоржает...
  - Возрождает, так, наверное, твой папа говорил? - поправил племянника Александр Дмитриевич.
  - Вот... Да, - пытаясь натянуть на своем лице улыбку пацаненок.
  - Ладно, пусть возрождает, а у нас сегодня праздник - Новый год, так что давайте ребята, будем веселиться. Может, кто-то из вас стихотворение расскажет, или песню споет, то за это ему будет и подарок самый лучший.
  
  - 3 -
  
  Александр закрыл дверь и еще раз ощупал карманы куртки, штанов, ключа нет. Бывает же а, помнится, что вставил его в дверь, и хотел было провернуть, как Борькин сын, попросил его дать попить. Так может он вытащил ключ? А зачем ему это нужно? Шурка, вроде, парень не вороватый, да и что в их доме воровать, ни денег, ни золота с серебром. Так-так.
  Александр Дмитриевич стал внимательно осматривать порог. Щели в полу есть, но ключ туда не пролезет. А может, все-таки хотел вставить, а не снял его с гвоздя? Заново зашел в дом, в коридоре, где обычно навешивал ключ на гвоздь за дверью, ничего, в зале на приемнике - тоже, на телевизоре - нет, на подоконнике, так там он его никогда и не оставлял.
  Ладно, ребята придут на обед, вместе и поищем. Вышел во двор, еще раз осмотрелся. Нет.
  - Саша, куда собрался? - брат у калитки стоит.
  - Да к кузнецу.
  - А че это ты у него забыл?
  - Борь, да уже весна не за горами, надо договориться, может, поможет отремонтировать плуги, некоторые запчасти, а осенью, когда урожай соберу, с ним расплачусь.
  - А что так?
  - Что, что, - поправив шарф, Александр Дмитриевич прищурившись, посмотрел на брата, - трактора нужно готовить: пальцы для гусениц выковать, у борон трещины, сколы, да этих мелочей пересчитать пальцев у всей моей бригады не хватит.
  - Ох ты, совхозник!
  - Ну, что могу, то могу, - отмахнулся от Бориса Александр.
  - А что под дверью искал?
  - Да ключ где-то затерял. Твой малец подбегал, воды попросил, я сходил в дом, вынес воды, а его нет.
  - Ну?
  - Что "ну". Ну нет, так отнес кружку назад, а теперь ключ ищу, куда дел не помню.
  - Не понял, - возмутился Борис, - думаешь, что мой сын его спер?
  - А ты, это, успокойся, а то сразу понял - не понял! - одернул младшего брата Александр. - Потерял - найду, не найду, еще три ключа есть, ничего с ними не станется.
  - Ясно дело. Так зачем дверь закрываешь, что дома никого?
  - Жена на ферме, пацаны по своим дружкам разбежались.
  - А что у тебя воровать-то?
  - А вот что, - и Александр свернул кукиш и показал его братцу, и, не сдержавшись, улыбнулся.
  - Вот это нормальный разговор. А то смотри, могу посидеть, поохранять, мне к двенадцати нужно в школу, успеешь назад вернуться? А когда Анастасия придет?
  - Так кто ж ее знает, сегодня ж у них понедельник - генеральная уборка на ферме, так что заявится, думаю, только к позднему вечеру. А тебе-то, что в школе надо?
  - Да не в школе, встретиться с одним человеком из города нужно.
  - Вот как, кого-то еще в учителя зовут?
  - Ой, Саша, да не твоего ума это дело. Старый знакомый, в гости хочет зайти, что-то ему нужно там.
  - Да это я так, не ворчи, - Александр пожал руку Борису, - пойду.
  - А дверь-то прикрой хоть на щеколду, - посоветовал Борис, - а то откроет сквозняком, холод в твою теплицу попадет, и замерзнут помидорчики твои, огурчики.
  - Так она на ключе, - обернулся Александр, - а он за дверью висит, так что у сквозняка таких сил нету, чтобы таскать железяки, - и, рассмеявшись, пошел к околице села.
  
  У Демьяна, судя по стоявшему у ворот крупному импортному автомобилю, были гости. Александр постоял с минуту-другую, хотел уже было назад пойти, но калитка отворилась и, вышел из нее в сопровождении Демьяна мужчина, одетый в черную, как джип, дубленку, черную барашковую шапку.
  - Тогда нужно еще килограмм сто бронзы, или латуни, - продолжал разговор Демьян.
  Мужчина кольнул глазами Александра Дмитриевича и посмотрел на кузнеца.
  - Это ко мне.
  - Ладно, - сказал гость, и что-то записал в блокноте. - Чего еще?
  - Да пока кокса, ну угля хватит, а с ним можете помочь?
  - Ладно, - и спрятав в карман блокнот, мужчина сел в автомобиль, завел его и, сдав назад, развернулся и поехал в сторону села.
  Проводив его, Александр Дмитриевич помотал головой и громко сказал:
  - Какие люди у вас, Демьян Демьянович!
  - Это заказчик номер один! - с гордостью сказал кузнец. - А ты че, знаешь его?
  - Откуда.
  - Ну и ладно. Правда, это всего лишь водитель, того, кто заказывает.
  - У-у-у. Ну, по водителю можно себе представить и хозяина.
  - Ты прав, - согласился кузнец и прищурившись усмехнулся.
   - А что же заказывает он?
  - Заборы, карнизы, замки, да разное там. Видно, богатый человек, занятый, и не жадный, а это самое главное. И любит еще художественную ковку. А сейчас статуи какие-то Илюшке заказал.
  - О-о-о!
  - Да, он в художественном ремесле хорошо разбирается. Приезжает, и дрожишь перед ним, а вдруг какая-то работа ему не понравится.
  - А-а-а!
  - Бэ-э. Тебе-то чего, Александр Дмитриевич? - поставил точку разговору о заказчике Демьян.
  - Ой, извини. Демьян, с поклоном к тебе пришел. Весна уже скоро, нужно штук тридцать пальцев изготовить для тракторных гусениц...
  
  Шел назад Александр Дмитриевич с хорошим настроением: удалось уговорить Демьяна изготовить ему и пальцы гусеничные, и планки для тележек гусеничных, плюс отремонтировать стертые звездочки, треснутые ножи... Здорово, когда такие люди есть, как Демьян Демьянович. Здорово!
  Домой, можно сказать, Александр Дмитриевич летел на крыльях. Открыл дверь, никого! Засунул в печь несколько поленьев, раздул огонь. Достал из подпола бутыль самогонки, теперь и к токарю можно собираться. С тем, вроде, проще договориться, самогон для Севки Федорова - золотая валюта. Только не поздно ли?
  Вылез из подвала, глянул на часы, висящие над дверью, полвторого. Поздновато уже, Севка, наверное, уже готовый, успел напиться. Лучше его поутру навещать, когда "лекарство" человеку понадобится, и хотел было спуститься назад в подпол, чтобы бутыль оставить там, да заметил, что у двери в его лабораторию рассыпана земля.
  Еле удержал бутыль в руке, на полу его оставил, потянул на себя дверь - заперта. Ключ - на месте, в прихожей. Провернул им, замок открылся, а в лаборатории - за голову схватился. Что же это такое? Земля, с того волшебного островка на Сухом болоте, которую хранил Александр в мешках, рассыпана на полу. Мешки валялись у стены пустыми. Банки с семенами, спрятанные от света в нижнем шкафу, исчезли. Все до одной. Мешков с семенами, хранившихся в сундуке тоже нет, виноградные корни вывернуты из ящиков и раскиданы по полу.
  И все внутри опустилось, словно вывернули тело наизнанку, в душу наплевали. Сел на пол, и слезы, льются ручьями, и вытирать их с лица, губ, не хочется. Да кого же это потянуло сюда? Кого?
  Через пару минут отошел, поднялся, заглянул в теплицу, там все нормально, ничего не тронуто и не испорчено. Отворил дверь, откинул целлофан, точно, по рейкам тянутся к крыше томатные и огуречные ростки, прикрывая своими листками от глаз плоды, а кустики перца расцвели, удивительно, всего две недели им, а как выросли.
  Опустил руку к земле, погладил ее, теплая, мягкая. Придавил, а она как живая, словно, льнет к нему, обнимает пальцы своим необычным черным телом, и шепчет. Волшебная земля.
  
  Так и не узнал Александр Дмитриевич, кто тогда позарился на его лабораторию. И, к счастью, вор не все семена забрал, потому что в подпол не заглянул. А там у Колосова еще половина кулька семян томатных, огуречных, моркови, перцев разных, тыквенных семечек осталось. Обычных семян, которые хранятся в доме до весны у каждого огородника.
  Были, конечно, предпосылки, что это братца дела. Тогда, за новогодним столом Борис удивлялся, что у Александра есть свежие помидоры. Да, в принципе, и пусть, все это мелочи, на которые и не стоит обращать внимания, ведь у Борьки руки из другого места растут. Лентяй он, так что ему плевать на те семена, даже наоборот, он больше заинтересован в том, чтобы у Сашки все росло, брат не жадный - угостит. Это точно.
  Да и разве в семенах дело? Главное, что земля сохранилась, та самая волшебная земля, в которую, что не положи - вырастет, даже камень. А вот если бы ее забрали, то горя принесли бы, это точно. На том бугре, откуда он ее носит, снег, без кирки, чтобы набрать ее, не обойтись.
  Да и не в этом дело. За полгода Александр так и не смог разобраться, в чем ее волшебство. То, что она покоится на каких-то бревнах, может даже идолах, он видел одного из них, это еще не доказательство тому, что они хоть как-то могут действовать на динамику развития растений. Секрет ее, скорее всего, в чем-то другом, или в каких-то необычных микробах, или в биополях, или, в какой-то другой энергии...
  А зимой они сохраняются? Вот в чем вопрос. Ну ладно.
  Александр Дмитриевич почесал плечо. Нет, скорей всего, это деньги кто-то у него искал. Деньги. Ну, разве кто-то будет хранить деньги в комнатах, в подполе? Скорее всего, подумали, что они у него в мешках с семенами, и полезли туда, а чтобы не попасться - утащили семена с собой... Ну и хрен с ними.
  Об этом воровстве Александр Дмитриевич решил никому не говорить: молчание, бездействие, оно бывает лучше всякого следствия и пытки.
  Прибрался в лаборатории, вымел полы и протер их тряпкой, до чистоты, землю сложил назад - в мешки. Успел.
  Иван первым прибежал домой, да как, еще со двора услышал его звонкий голос:
  - Папа, танцуй! Я ключ твой нашел! Ты у калитки его потерял!
  
  - 4 -
  
   В цехе было темно, это всегда так кажется, особенно, когда в солнечный день на снег на улице насмотришься. Александр Дмитриевич немножко постоял у входа, пока глаза не привыкли, осмотрелся. У станка, освещенного двумя низко свисающими лампами с потолка, никого. Но, услышав звон железа, понял, что ошибся, кто-то в тумбочке, что у станка стоит, в инструментах копается.
  - Сев, ты здесь? - окликнул он.
  - Кого это там? - услышал он хриплый баритон Федорова. - Ты, что ли, Колосов? - и лицо токаря выглянуло из ящика. - Чего тебе? - Сева поднялся, облокотился на ящик и рассматривает гостя.
   - Так по делу.
  - Хм, а мне кто-нибудь так поболтать, думаешь, приходит сюда?
  - Ну...
  - Гну, - перебил Колосова токарь. - Так чего тебе, времени у меня долго разговаривать нет.
  И куда делась та легкость, с которой еще минуты три-четыре назад шел сюда Александр Дмитриевич. Думал, зайдет, мужик за голову держится, кряхтит, мол, вчера с кем-то пересидел. Эх, а тут трезвенник, а значит, песня длиной будет.
  - Нужно пару деталей выточить, - Александр протянул Федорову чертеж и глаз не сводит с Севы, внимательно рассматривающего бумагу. По лицу, видно, тот не доволен, что-то ему в деталях не нравится, хотя чертеж перерисовал Александр с книжки, четко, с размерами, всеми необходимыми указателями.
  - Не знаю, работа большая, - наконец вымолвил Сева, и легонько, мазнув гостя взглядом, продолжил, - занят я сегодня. И завтра! И послезавтра!
  - Та-ак, ну пойми, Сев, скоро весна, землю пахать нужно, а у меня без этого вала машина не пойдет.
  - Другой купи, - начал свою старую песню Федоров.
  - Ну пойми, Сева...
  - Да и железо, скажу тебе, сюда нужно не простое, да и с резцами у меня проблема.
  - Ну, Сев, ну я сейчас даже заплатить тебе не могу...
  - Тем более. А рапитом такую сталь не возьмешь. Здесь резец нужен не меньше как ВК-30, ТК-15-010, ну может ВК-8. А все они деньги стоят, и не маленькие.
  - Сев, ну в сентябре обязательно расплачусь с тобой, ну может чуть раньше...
  - Вот тогда и заходи...
  - Ну, Севастьян, сам же знаешь, Одинцов лишил меня всего. А как выжить в такой ситуации.
  - Так не работай и платить не будешь ему, вот и все дела.
  - Ну, Сева, я вот пятилитровый бутыль с собой самогона принес, он у меня чистый как спирт, семьдесят шесть градусов, проверял.
  - Ну.
  - Нет-нет, это никак не аванс, - тут же замахал руками Колосов, чтобы не сбить интерес токаря. - Это так, самая малость, я еще принесу, а цена какую скажешь, в августе верну. Чем захочешь: деньгами, картошкой, гречихой, овсом...
  - Золотом, серебром, - продолжает Сева, глядя на Александра Дмитриевича исподлобья. А лицо у него цвета крепкого чая, волосы - смоль, аккуратно подстрижены, без челочки, и брови - огромные, глаза накрывают. - Я деловой человек, Колосов, и мне на все твои там разные выкрутасы наплевать. Понял?
  - Двадцать пять литров, - без подготовки выпалил Александр Дмитриевич, да лучше бы не торопился, но сказал.
  - Понимаешь, - продолжает из-под бровей наблюдать за гостем Федоров, - тебе же не только этот вал, думаю, от меня нужен?
  - Да, да. Эх, - и Колосов достает из нагрудного кармана стопку листов с чертежами.
  - Вот. О-о-о, да здесь и втулки, и еще валики, и болты, и гайки...
  "Теперь все, вроде зацепился, - подумал про себя Александр Дмитриевич. - Только бы удержать".
  
  ...Утром, на следующий день, Александр Дмитриевич привез к дому Севы Федорова полсвиньи копченной, да двадцатипятилитровый бидон самогонки, как договаривались.
  - А остальное когда? - посмотрел тот на фермера.
  - Так ты еще вроде... - но вовремя остановил себя Колосов, - сейчас привезу еще тушку порося. А сало возьмешь?
  - А что, самогонка кончилась? - и Сева раззевался.
  - Так я сейчас, погоди, - и, потащив за собой сани, Колосов без оглядки побежал из двора к себе домой за обещанным.
  
  Вот и прошло три дня, Колосов, торопился. Вал - запчасть серьезная, и если Севка не ошибется в размерах, то, значит, двигатель трактора восстановят быстро, мастера для этого у них есть хорошие. Да, и больше тогда можно не беспокоиться о посадке зерновых, овощей, что очень важно для них. Все остальные детали для тракторов - мелочевка, хотя на это с какой стороны посмотреть.
  Мастерская была открыта. Александр Дмитриевич втащил за собой сани, и нисколько не удивился, что Севка здесь был не один, а с мужиком из дальнего переулка, работающего на пилораме.
  - Добрый день, - поздоровался Колосов и осмотрел столы, на одном из которых и должен был лежать сделанный для него вал. Он лежал, но старый, покрытый ржавчиной.
  - Сев, я вот пришел за валом.
  Но тот выставил перед его лицом раскрытую пятерню, мол, не мешай, а сам, даже не обратив внимания на Александра Дмитриевича, приникнув к суппорту станка, следит за темно-синей стружкой, винтами накручивающейся на обрезном резце, и длинной трубкой ползущей вниз. Зрелище захватывающее.
  И через минуту, когда резец дошел до края детали, Колосов, забыв обо всем, затаив дыхание продолжал наблюдать за работой токаря. Сева замерив штангенциркулем, диаметр детали, прокрутил ручку подачи резца и, приставив его с другой кромки вала, включил автоматическую подачу. Резец заново, как по маслу, впился в сталь, двинулся, срезая новую стружку.
  - Чего тебе? - словно забыв, зачем пришел к нему Колосов, спросил Сева.
  - Как зачем, ты же обещал вал выточить сегодня. Я может рано зашел?
  - А-а, - сделав вид, что вспомнил об этом заказе, Сева улыбнулся. - Так ты же хочешь, чтобы я тебе его сделал бесплатно. А за бесплатно сегодня только кошки...
  Мужик, стоящий с токарем рядом, оскалил свои зубы, и с усмешкой, вызывающе, как и Севостьян, смотрит на Александра Дмитриевича.
  - Так вроде мы с тобой обо всем договорились, я тебе поза-позавчера привез аванс: мясо, самогонку.
  - Что-то не помню, - с надменной улыбкой, глядит в глаза Колосову, удивленный Сева.
  - Как! Сева, ну ты и шутки любишь шутить. Я же с тобой договорился, что расплачусь в августе. А так, чтобы ты ничего не потерял, привез тебе в аванс свинины копченой, литров сорок самогонки, три витка колбасы...
  - Лев, ты видел, что он привез колбасу мне, самогон?
  Тот в ответ скривил лицо и помотал головой, мол, нет.
  - Вот, - и так надменно, с ухмылочкой, смотрит на Колосова.
  - Как так!? - чувствуя, что его разводят по полной программе, вскрикнул Александр Дмитриевич.
  - А так. Вон, посмотри туда, - и Севостьян указал рукой на пустой стеллаж. - Что ты там видишь, скажи мне.
  - Да ничего.
  - Вот, а еще в начале декабря там лежали четыре шестиметровые полудюймовые трубы, столько же труб диаметром три четверти дюйма и около шести дюймовых. А где они?
  - Да откуда ж я знаю?
  - Вот, Александр Дмитриевич, это хорошо знает твой брат. Предложил он мне хорошенько подзаработать, мол, в школе, которой он работает, готовятся к ремонту, район выделил хорошие деньги для этого. Но, чтобы его начать, нужно вначале закупить весь материал для этого, в том числе и сгоны, полусгоны, патрубки, контргайки и так далее. Сумма для их закупки в городе, по его расчетам, вышла огромная, вот и предложил мне все это сделать, а десять процентов с той суммы возьмет себе. Ну, я и согласился. Сделал сколько надо всего. Он забрал и до сих пор ни копейки мне за работу не вернул. Вот как получается, уважаемый, Александр Дмитриевич.
  - А я-то здесь причем? - сделав шаг назад, удивился Колосов.
  - Как это вы здесь причем? Вы же Колосов?
  - Ну.
  - Александр Дмитриевич?
  - Ну.
  - А Колосов Борис Дмитриевич, заместитель директора школы по внеклассной работе, ваш родной брат?
  - Ну.
  - Гну, Александр Дмитриевич. Встретил на днях директоршу школы, спрашиваю, когда расплатится за сгоны, патрубки, а та, оказывается, и таких слов даже не знает, а о ремонте школы и слухом не слыхивала. Пошел к твоему Борису, а тот, плохой человек, даже дверь не хочет открывать, не то, что разговаривать со мной. Так что за него и расплачивайтесь тогда. Вы, кстати, мне должны парочку тысяч еще за ту работу, или теленка центнера под два, - и как-то по-крысинному усмехнувшись, прошипел, - Правильно, Лев Александрович? - и смотрит на мужика, стоящему рядом.
  - Да, - ответил тот и, громко шмыгнув носов, встал между токарем и Колосовым. - Так что Александр Витальевич...
  - Дмитриевич, - поправил его Колосов.
  - А мне все равно, идите домой за теленком, а потом качайте перед нами свои права, - и, открыв свои гнилые зубы, широко улыбнулся.
  
  - 5 -
  
  Борис избегал встречи со старшим братом. Александр Дмитриевич увидит его на улице, окликнет, а младший делает вид, что и не слышит его, да шаг прибавит. Попытается Александр его догнать, а тот в первый попавшийся двор, кидается, да, как потом оказывается, не к его хозяевам в гости шел, а в сквозную, через их двор, огороды выбегает по ту сторону двора.
  Попытался Александр несколько раз зайти к нему в гости поздним вечером. Но, после того, как постучит в дверь и попросит брата выйти, так в доме сразу свет выключается и - тишина в ответ.
  Да, такие вот дела, получаются.
  А вот через три недели, под конец января, пришел тот сам к нему в гости. Глянул на него Александр, да ужаснулся, под левым глазом у Бориса свежая, чуть прижженная зеленкой, но еще не зарубцевавшаяся рана, под глазами отечные мешки, губы опухшие, на челюсти бурый синяк.
  - Можно? - буркнул тот и, не дожидаясь разрешения, зашел в дом и искоса, со злостью, поглядывает исподлобья на старшего брата.
  - Сколько ты мне гадостей за эти пару месяцев понаделал, - громко прошептал Александр Дмитриевич. - Боря, да у тебя же совести нет. Ты знаешь, что Сева у нас единственный токарь в деревне, и я, как и другие фермеры, без его помощи и шага сделать не могу.
  - А я причем тут? - сделав вид, что не понимает, о чем идет разговор, Борис вплотную шагнул к Александру. - Ты меня на испуг не бери, понял! А то ишь, какой пугатель нашелся! Ты мне лучше скажи, зачем ты меня подставил, а?
  - Чем? - не ожидавший такого поворота событий, отшагнул назад от брата Александр Дмитриевич.
  - А ты не делай вид, что не знаешь. Всунул мне свои семена по пьянке, сказал, что через три недели они не то что всходы, а целые помидоры с кулак дадут, мол, сорт у тебя такой есть, продай его, тогда и жить начнем не плохо...
  И если бы не Анастасия, ставшая в этот момент между братьями, да не вытолкавшая Бориса из дому, кто знает, к чему бы эта ругань между ними могла привести. Да, в принципе, и ни к чему, только к крикам и обзыванием разными не хорошими словами в адрес друг друга: Борис дорожил братом, как помещик крестьянами, которые его кормят.
  А вот для Александра, эта выходка младшего братца, новый рубец на сердце. Знал он, что Борис на гадости мастер, но упредить его никогда не получалось, так как даже представить себе он не мог, где Борис ему яму новую выроет.
  
  - 6 -
  
  - Ну, погоди, погоди, - остановил Александра Дмитриевича кузнец. - Это все, про что ты рассказываешь, ваше семейное. Да, вижу, Борис не только на твоей шее умостился хорошо, но еще пытается и понукать тобою. - Демьян Демьянович смотрит Колосову в глаза. - Так что сам в своих делах разбирайся, - он махнул рукой и пошел домой.
  - Так я еще не все рассказал-то, - забежал вперед кузнеца Колосов. - Это так, что на душе было, да и, ну послушай, Демьяныч, погоди!
  Демьян Демьянович остановился.
  - Вот мой дом, зайдем, чаем угощу, да...
  - Слушай, давай в следующий раз, а то и так настроение плохое, да еще и ты мне масла в огонь подливаешь своими гадостями, - попытался отвязаться от надоедливого земляка кузнец.
  - Ну, тогда здесь дослушай, - Александр Дмитриевич настырно, не давая кузнецу и шагу сделать, схватив Медведева за рукав, и потянул за собой к своему дому. - А все потом было так...
  
  - Сашка, а где наша Машка делась? - затрясла спящего мужа Анастасия. - Где? Ты куда ее дел, а?
  - Кого? - Александр Дмитриевич приподнял голову с подушки и посмотрел на жену. - Ты че мелешь? - Но когда увидел перед собой раздраженную Анастасию, то понял, баба не шутит. - Ты о свинье, что ли?
  - А че, я от тебя девку рожала, да?
  - Да ты не ерепенься, - встал с кровати Александр. - У пацанов спроси, может они ее, куда отвели, иль выпустили побегать. Она же вот-вот опороситься должна.
  - О, проснулся! Я уже спрашивала у Ваньки с Васькой, молчат, как будто картошка у каждого в глотке застряла. Знают, вижу, знают, но молчат, а вывод один, значит, ты ее продал, чтобы трактора свои отремонтировать.
  - Да нашла, что выдумать, - Александр, в кухне наклонившись над тазом, из кружки облил голову холодной водой. Зачерпнул еще с ведра, и плеснул на спину. - А где пацаны-то, Насть?
  - В сарае их заперла, тебя ждут!
  - Да ты прямо, как в гестапо, еще пытать нас начнешь, да?
  - А я вот этим сейчас лучше тебя отхожу, - и схватила поварешку.
  - Я б..., сейчас сам тебя за космы схвачу, да отделаю, как нужно, видно Машку любовнику своему оттащила, а теперь...
  - Какому любовнику? - остановилась Анастасия. - А? Какому это еще любовнику?... - и сорвалась. И если бы Александр Дмитриевич не успел отскочить в сторону, то точно получил бы полотенцем по лицу, по голове. Но, повезло, успел не только отскочить, но и схватить жену за обе руки и удержать ее:
  - Настя, успокойся, мне самому не понятно, куда свинья делась.
  
  ...Сыновья набычились на отца с матерью, смотрят на них из подлобья.
  - Ребята, давайте по-хорошему, - Александр Дмитриевич оставил жену у двери, а сам присел напротив них на ящик, - мы одна семья, и у нас друг от друга не должно быть секретов.
  Но, Ванька, как и Васька, продолжали молчать.
  - Видно они отравили ее, а потом вытащили? - выкрикнула Анастасия и, держа впереди себя полотенце, начала наступать на сыновей.
  - Нет, мама, нет! - испуганно закричал Василий и, сделав шаг назад, спрятался за спину брата.
  - Стой! Этого еще не хватало! - встал перед женой Александр Дмитриевич. - Иди по своим делам, я сам с ними поговорю. Мы мужики, как ни как.
  Васька захныкал и, подтолкнув к отцу Ивана, сказал:
  - Давай, а то я сейчас все расскажу, трусишь, да?
  Александр Дмитриевич часто заморгал глазами:
  - Так что там было, Вань?
  - Да что было, - сдерживая слезы начал тот. - Староста наш, сын Сорочины, падла такая, забегает в класс со старшеклассниками, схватили меня за ухо и потащили за собой в туалет, - Ванька, выворачивая свой большой палец на левой руке, потупился, и, посматривая в окно, продолжил. - А там их человек семь. Ну, ударили меня между ног, потом - под дыхало, а потом ножичек к горлу подставили и говорят, что твой отец обидел уважаемого в деревне человека Бориса Дмитриевича Колосова. Выбирай, или тебя с отцом порежем, или расплачивайся.
  - Вот сволочь, а, - выругался отец, - нашел, как давить на меня. Ну и дальше-то что было?
  - Сын его приходил вчера, когда ты уходил куда-то с мамой, ну мы с Васькой отогнали Машку в их дом. А там все те же пацаны были в гостях у Бориса Дмитриевича. Сказали, чтобы сегодня козу им приволок, не то...
  Александр схватил со стены косу и, хлопнув дверью, побежал к дому своего братца.
  Светка, увидев разъяренного деверя, с криком бросилась в дом и захлопнула ее изнутри на замок. Из сарая напротив, выскочил Борис с топором в руке и несколько мальчишек, и окружили Александра.
  - Это чем же я тебя обидел, братец, а? - закричал Александр Дмитриевич, подняв косу. - Уже сыновей моих запугиваешь, - и тут же почувствовал острую боль на спине, выгнувшую его тело в обратную сторону.
  Когда пришел в себя, открыл глаза, понял, что крепко связан и лежит под столом.
  - О, дядя Боря, он пришел в себя! - сказал громко кто-то из мальчишек.
  Борис присел на колени рядом с Александром:
  - Все, Сашенька, теперь будешь жить по моим законам, кончилось твое времечко, нам анархия здесь, в деревне, не нужна, - и засмеялся.
  В ответ Борису засмеялись все мальчишки, собравшиеся вокруг Александра.
  - Ну, начнем с того, что я тебя отпущу, пока. Принесешь мешок картошки, лука, морковки и тех помидорчиков, с детства их люблю. А если дернешься хоть раз против меня, то вот мои ребята, твою жену, ну - понял, надеюсь, что сделают с ней. Так что помалкивай, а то заживо закопаю...
  
  Александр Дмитриевич скинул с себя рубашку и оголил спину.
  - Ох как! - увидев на его спине несколько огромных, только зарубцевавшихся длинных шрамов, воскликнул Демьян Демьянович. - Это ж плетью! - и, замотав головой, и, глубоко вздохнув, кузнец отодвинул подальше от себя кружку с водой. - Вот какие дела в нашей деревне происходят, даже не знал. И как?
  - А все так и идет, кормлю братца ненасытного. Какую культуру теперь садить на поле, он мне будет указывать. Но, как он признался мне, и у него хозяин есть, в городе.
  - Кто?
  - Кто-кто, а ты, Демьян, не знаешь, да? Всеми уважаемый, наш бывший директор Михаил Федосеевич Одинцов. Послушал, вроде и над ним кто-то стоит, но имени братец не назвал. Несколько дней назад к нему подъезжал черный джип, так Борька перед тем мужиком на цыпочках, что у тебя в прошлый раз встретил, на полусогнутых плясал. Видел бы ты.
  - Джип?
  - Это типа нашего "УАЗика", только иностранный, вездеходом еще называют его.
  - Да уж, - Демьян Демьянович вышел из-за стола. - А Борька-то сейчас где?
  - Исчез, жена руками разводит, пацанов своих тоже куда-то с собой увел. А мне через нее передал, если понадоблюсь - вызовет.
  - Что ж ты при людях то молчал, а? - кулаком по столу ударил Демьян.
  - А что им говорить-то, Демьян Демьянович? Семка с Марфой, думаешь, не знают? А вот не пришли. А ты, думаешь, Иванцовы не знают? Сын их, Лешка, в прошлом году в гости из Севера на машине приезжал, привез матери в подарок шубу норковую, отцу - мотор японский для лодки, племяннику - магнитофон. Все у них Сорочина забрал. И знаешь за что? А за то, что Лешкины дети, якобы, его мальца побили.
  - Так, причем тут малышня, им-то лет по восемь, десять...
  - А у Малышевых корова в прошлом году двух телят принесла. Прибыль, как сказал мой брат...
  
  Глава 8. Бог с нами
  
  Лампада еле освещает лицо старика, наклонившегося у иконы.
  - Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежди живота вечнаго преставлыпагося рабов Твоих, братьев наших Николая, Михаила, Игоря, да Володимира, яко Благ и Человеколюбец, отпущаяй грехи и потребляяй неправды, ослаби, остави и прости вся вольная их согрешения и невольная, избави их вечныя муки и огня геенскаго, и даруй им причастие и наслаждение вечных Твоих благих, уготованных любящым Тя: аще бо и согреши, но не отступи от Тебе, и несумненно во Отца и Сына и Святаго Духа, Бога Тя в Троице славимаго, верова, и Единицу в Троицу и Троицу в Единстве православно даже до последняго своего издыхания исповеда. Темже милостив тому буди, и веру яже в Тя вместо дел вмени, и со святыми Твоими яко Щедр упокой: несть бо человека, иже поживет и не согрешит. Но Ты Един еси кроме всякаго греха, и правда Твоя, правда во веки, и Ты еси Един Бог милостей и щедрот, и человеколюбия, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
  Илья глаз не отводит с молящегося у иконы человека, алтарника, присланного к ним отцом Алексием из города. Сколько пастырю лет, трудно сказать. Суховатый и подтянутый, не сутулый, по походке видно, что тело его в силе еще, хотя на вид ему под шестьдесят лет. Но когда на глазах у всех, тот с легкостью поднял с повозки мешок с мукой и отнес его в дом, многие от удивления раскрыли рты: вот тебе и старик. Это скорей всего из-за его одежды, старой солдатской шинели, да цигейковой шапки, да стоптанных валенок таким кажется.
  А с какой легкостью он входную перекосившуюся дверь приподнял, снял с петель, пальцами вытащил вылезший гвоздь и, затолкав щепку в дырку, образовавшуюся от него, вдавил гвоздь назад - одними пальцем. Кто-то из мужиков, из встречавших его вместе с Демьяном, увидев это, охнул, бабы - перекрестились. Но люди молчали, и продолжали за ним наблюдать.
  Алтарник насадил дверь обратно, поводил ею взад-вперед, и, поклонившись людям, сказал:
  - Спасибо селяне, разрешите?
  - Да, пожалуйста, - сказал кто-то из толпы.
  Алтарник снова поклонился и, сказав, чтоб звали его Иннокентием, зашел в хату.
  - Мужик деревенский, - так оценил его Демьян, - крестьянского, нашего помолу.
  Но несколько удивило людей и другое, когда Иннокентий, извинился перед Верой Ивановной, принесшей в его новую "обитель" матрац, вернул его ей назад, сказав, что привык спать на досках, спина его к этому приучена уже давно...
  Необычный человек и, притом же, простой, всех встречает с поклоном, внимательно выслушивает и, не смотря на бороду, прикрывшую половину щек его, видно по мимике, страдает вместе с теми, кто ему о чем-то своем жалится. А какие необычные у него глаза, светло-серые, с легкой голубизной, а смотришь в них, кажутся прозрачными, неведомой глубины.
  Вот и сейчас, наблюдая за алтарником, молящимся перед большой бумажной иконой, прикрепленной к стене, чувствуешь, что этот человек искренне верит тому, о чем говорит, и тому, перед чьим образом находится. И люди не замечают, что в маленькой комнатке, в которой они собрались, воздух сперт, все зачарованно следят за алтарником, стараясь уловить его каждое молитвенное слово. И каждый из них верит, что души их детей Николая, Михаила, Игоря и Владимира, погибших по непонятным причинам в лесу от огня и затоптанными какими-то людьми, возродятся сейчас, и предстанут перед ними.
  - Ой, - воскликнула Меланиха, что-то увидев в серебристой дымке от свечей и лампад, упала на колени и стала кланяться, не сводя глаз с чего-то, только ей видимого. И все люди тут же, встали за ней на колени, начали креститься и заголосили, и раздался в избе такой плач, силы необычной, что и рядом стоящие люди, которых не коснулось страшное горе - потери своего ребенка, а пришедшие сюда из чистого любопытства, тоже не смогли удержаться, заплакали.
  Но слова Иннокентия не глушат людской плач, они какой-то необычной силой наполнены, и люди слышат его молитву.
  - Ты, Сам, Господи, повелевавши ударяти в двери милосердия Твоего, молим Тебя, Прещедрый Царь, и не престанем умоляти Твое милосердие и взывати с кающимся Давидом: помилуй, помилуй рабов Твоих Николая, Михаила, Игоря, да Володимира, Боже, по велицей Твоей милости. Аще же не довольно Ти словес наших, сего малого моления нашего, умоляем тебя, Господи, верою в спасительные заслуги Твои, упованием на искупительную и чудодейственную силу Твоей жертвы, принесенной Тобою за грехи всего мира; молим Тебя, о Сладчайший Иисусе! Ты еси Агнец Божий, вземляй грехи мира, распныйся ради нашего спасения! Молим Тебя, яко Спасителя и Искупителя нашего, спаси и помилуй и вечные муки избави душу приснопоминаемаго нами внезапно усопших рабов Твоих Николая, Михаила, Игоря, да Володимира, не остави их погибнути во веки, но сподоби достигнути тихаго пристанища Твоего и упокой тамо, идеже вси Святии Твои упокоиваются. Вкупе же молим Тебя, Господи Иисусе Христе Боже наш, приими милостию Твоею и всех внезапно представившихся к Тебе рабов Твоих Николая, Михаила, Игоря, да Володимира, ихже вода покры, трус объят, убийцы убиша, огнь попали, град, снег, мраз, голоть и дух бурен умертвиша, гром и молния попали, губительная язва поразила, или иною коею виною умерших, по Твоему изволению и попущению, молим Тебя, приими их под Твое благоутробие и воскреси их в жизнь вечную, святую и блаженную. Аминь.
  - Аминь! Аминь! Аминь! - в один голос просили все собравшиеся в избе
  
  - 2 -
  
  - Батюшко говорил, что духовник, предстоятель перед Божьим престолом, появится у нас не сразу, - Илья не сводил глаз со слушающего его Иннокентия, - а пока не очистятся наши нравы, наша земля, все, что нас окружает, потому что не возможно на скверную почву садить добрые семена. Нужно сначала землю вычистить от этих нечистот, а потом только принимать святыню.
  Иннокентий перекрестился и посмотрел на Илью:
  - Увидел я в тебе много вопросов, поэтому и попросил остаться, так что давай будем трапезничать, и расскажешь мне о делах своих.
  - А как вас величать?
  - Можете Иннокентием Павловичем, можете просто по имени.
  - Хорошо, Иннокентий Павлович, даже не знаю с чего и начать? Имя у нашей деревни какое-то Дьявольское - Кощьи Нави!
  - Не говори вслух о том, чего, Илья, тебе не знакомо. Кто нарек так вашу деревню, "Кощный Нави", - Алтарник поднял палец, - тот знает тайну ее, и можем мы ее хоть сколько раз переименовывать по-своему, как нам нравится, но силы заложенной в первом имени деревни не отнять. И если неведомым нам покрывалом она покрыта, то так просто не снять его, силы огромные нужны и... небесные, - и еще раз перекрестившись, Иннокентий Павлович, положил перед Ильей в тарелку яйцо варенное, картошку и кусок хлеба. - Кушай.
  - Кощьи Нави?
  - Да, да, так она называлась и до Наполеона, который не повел, через нее, свои войска, а обошел стороной. Но об этом, Илья, у нас будет время поговорить. Мало мы знаем, что про наш город, а про вашу деревню, совсем ничего, только легенды ходят.
  Алтарник отпил чаю и посмотрел на Илью:
  - Будет время, поговорим. Расскажи мне лучше, что тебя так сильно волнует?
  - Меня испугала тогда у церкви юродивая. Тыкала в меня пальцем и называла то Миролюбом, то медведем, - Илья посмотрел на Иннокентия Павловича, внимательно слушающего его рассказ и, невольно смутился. И увидев кивание головой Иннокентия Павловича, продолжил, - и, кричала: "Бей его! Бей его, не то Касьян тебя!" Потом назвала меня еще, Муромом.
  - Да, да, слышал, - сказал Иннокентий Павлович, - слышал. Редко когда Аксинья изрекает что-то понятное. Слушаются у нас люди ее, и сам, бывает, прошу ее, что-то сказать мне, но не всегда отвечает, только кулаком машет кому-то тому, кто, якобы, находится у меня за спиной. А перед отъездом сюда, крикнула мне вдогонку что-то, не понял: "Поклонись..." Остановился, хотел спросить ее, что она мне сказала, но, та уже убежала. Ладно, время придет, сам пойму...
  - И вы верите ей? - Илья отложил в сторону картофелину.
  - А в этом мире мы всего лишь люди - с маленькими границами понимания всего, что окружает нас. Мы слепцы, и вокруг нас, мир осязаемый, только иногда дает нам понятные видения...
  Был на Руси юродивый Прокопий Устюжский. К сожалению, его житие нам полностью неизвестно, мы знаем только чуточку, что жил он в двенадцатом и тринадцатом веках, в городе Устюге, куда он пришел из Новгорода. Был он богатым купцом, ездил по миру, а покрестившись у святого Варлаама Хутынского, раздал свое богатство, и принял юродство, отказавшись от удобств и благ, от выгод земных, приняв вид безумного человека, не знающего ни приличия, ни стыда. Юродство давало ему право говорить правду сильным в свое время - князьям там, воеводам. Они, юродивые, обличали их за несправедливость, и притом радовали и утешали людей благочестивых и богобоязненных. Считалось, что находились они под защитой Христа.
  Жил Прокопий на улице, спал "на гноище" нагой, на паперти соборной церкви. Молился тайно, по ночам, прося "полезных граду и людем". Принимал у богобоязненых людей помалу пищи, но никогда и ничего не брал у богатых.
  Однажды Прокопий, войдя в церковь, возвестил Божий гнев на град Устюг "за беззаконные неподобные дела зле погибнут огнем и водою". Никто не слушал его призывов к покаянию, и он один плакал целые дни на паперти. Только, когда страшная туча нашла на город, и земля затряслась, все побежали в церковь. Молитвы людские перед иконой Богородицы спасли Божий гнев, и каменный град разразился в 20 верстах от Устюга, где многие столетия спустя, можно было еще видеть поваленный, сгоревший лес.
  
  ... И заново перед Ильей предстал новый человек, уже не кажущийся старым, как недавно, а - как Демьян Демьянович, лет пятидесяти пяти, и борода у него разглажена, аккуратно отстрижена, придающая его облику необычно приятный вид.
  Заметив это, Иннокентий Павлович остановился, прищурился:
  - Я, Илья, бывший философ. Хотя, не правильно сказал, извините, я практикующийся философ, - и присел напротив Ильи. - Сегодня российские ученые, как и всего мира начинают понимать, что истинная наука, не может отрицать Бога, потому что она не в состоянии доказать Его отсутствие! Я один из них. Даже, когда был комсомольцем, потом - коммунистом, несмотря на то, что считал себя атеистом, когда встречался с трудностью, то просил у Него помощи. И верил, что Бог мне поможет, и, наверное, так и было.
  Десять лет назад, потеряв работу, я не потерял духа, и пришел в монастырь. Помогал, чем мог в его восстановление - плотничал, слесарил, каменщиком был, и архивы изучал. Потом взял меня под свое покровительство батюшка Алексий, с его позволения ушел в схимники, прожил несколько лет отшельником, но того, что, казалось, со мной должно произойти, не получилось. Видно не правильно понял предсказывание юродивой, что ко мне спустится Мать Божья, и укажет мой путь. Будет ли так, не знаю.
  Вот и вернулся к мирским делам, жаль время, не так много его нам отпущено, надеюсь, правильно сделал?! - пастырь встал, - И вот, получил от Алексия напутствие, помочь вам.
  Говорит Иннокентий Павлович, а глаза у него, смотрят как-то необычно, внутрь Ильи, и глубже, словно разговаривает не с самим им, а с его внутренним сознанием.
  - Может, и я зря к вам с таким вопросом обращаюсь, Иннокентий Павлович, но юродивая, ой, извините, Аксинья, словно прочла мои сны тогда, - потупил глаза Илья.
  - Послушай, - пастырь положил свою руку на плечо Ильи, - послушай. Мне тоже кажется, что наша юродивая Аксинья обладает ясновидением. Люди говорят, показывала им, где колодец рыть. Одной женщине подсказала, чем ребенка больного кормить: сорвала лист подорожника, дает его козе и показывает на ее вымя. Вот так, Илья. И ко мне приходила, даже не знаю, как через закрытую дверь в монастырскую библиотеку проходила, и показывала на книгу и страницу, которую искал.
  Так что юродивые, они помощники Божьи. Много про них читал, и про Николая Кочанова, и про Михаила Клопского, и про Иакова Боровицкого, и про Василия Блаженного, и про Николу Салоса. Думаю, и про нашу Аксинью, со временем кто-то из нас напишет. И церковь их не забывает, с почетом относится к их памяти, к их деяниям, как и к тем юродивым, которые живут ныне вместе с нами.
  - Иннокентий Павлович, может, вы слышали, что несколько раз на нашей дороге бандитов находили убитыми. Даже зимой на них оставались следы от медвежьих когтей. И сны мне приходили, что я догонял этих бандитов, и что...
  - Не хочешь, не говори, - похлопал по ладони Илью пастырь. - Не торопись. Сны не всегда правда, а правда, не всегда сны.
  - Я просто не знаю, как обо всем этом вам рассказать. И я верю в то, что Бог есть, я знаю это, потому что Дева Мария услышала мои молитвы и мамы моей, и сошла с иконы ко мне, и вылечила меня.
  Много видений ко мне стало приходить, когда я встал на ноги после болезни. И, будто встречался я с волхвами, которые мне дают выпить силы, - торопясь, чтобы не забыть, сбиваясь говорит Илья, - с лесной феей - Мавкой, с Иохананом - моим, якобы, старым другом из древности, будто мы с ним были богатырями русскими, и могли превращаться в птицу и в зверя. А он еще говорит, что кроме этого я был кузнецом, - все тише и тише говорит Илья, словно боясь чего-то.
  Иннокентий Павлович положил свою горячую руку на трясущуюся ладонь Ильи:
  - Успокойся. Не торопись, сынку...
  
  - 3 -
  
  - Я не знаю, какой-то рок лежит на семье кузнецов. Их родители, и все их предки - кузнецы, больше пятидесяти пяти лет не проживали, словно, стоит у них какая-то граница по возрасту, - продолжает свой рассказ Илья. - Елена, их дочь, говорит, и дед ее ни чем не болел, и прадед, а вот как исполнялось им по пятьдесят пять лет - умерли, вместе с женами.
  И не болели, ведь, в то время, были полны сил и разума, а как-то неожиданно, перед тем, как только брались за новую работу в кузнице, разжигали огонь, то, или пожар происходил и погибали в нем, или когда умирали, то сразу же пожар в кузнице и доме после этого начинался. Такое впечатление, что стоит кто-то над ними и ждет этого момента, чтобы забрать их к себе. И не только их, а и жен их.
  Илья посмотрел еще раз внимательно на алтарника:
  - Поэтому Лена, дочь кузнеца, моего учителя Демьяна Демьяновича, побаивается выйти замуж за меня, жалеет, просит, чтобы я кузнечное дело бросил, и отца просит это сделать. Но как нам жить без этого? Вижу, что сейчас места не находит себе и ее отец, Демьян Демьянович. Волнуется. Ему-то до пятидесяти пяти осталось совсем немного.
  - Если закладывает для себя эту границу, значит, уже готовит себя к жизни в ином мире.
  Кто это сказал? Илья с удивлением смотрит на Иннокентия Павловича, сидящего рядом, напротив него, а тот и губ даже, вроде бы, не разомкнул, а услышанные слова прозвучали его голосом. Удивительно. Илья осмотрелся по сторонам, в комнате никого нет.
  - Это поверье в деревне издревле ходит за ними, поэтому и живут они на околице, - и остановить свой рассказ Илья уже не может, словно, кто-то заставляет его выговориться. - И моя бабушка тоже мне об этом говорила. Как-то хотел я об этом расспросить самого Демьяна Демьяновича, но так, как-то все непонятно получилось в тот момент, и рта еще не успел своего открыть, а он так посмотрел на меня, словно все понял, и сделал вид, что мы с ним должны поговорить об этом не в доме. Он вышел со двора, у калитки остановился и ждет меня. Я за ним, а он уже пошел в поле, к тем самым местам, где когда-то стояли дома его родных предков - кузнецов. И ничего на этом поле больше не растет, кроме травы, да редких кустарников. Но большими они почему-то не вырастают...
  Алтарник положил свою теплую руку на дрожащую ладонь Ильи, словно, успокоить хочет молодого парня перед тем, как пойти с ним. Да, да, именно это чувство пришло к Илье, что он сейчас поведет Иннокентия Павловича с собой к тем воротам, куда водил его Демьян Демьянович...
  
  Болото необычное, серое, ничего по сторонам не видно, все расплывается в тумане, только путь виден, поросший мхом, и ни одного деревца, кустарника. Даже не чувствуется, как ноги проваливаются в торфе, покрытом светло-серой дымкой, идти легко. А вот и эти самые деревца - железные березы. Но пройти через них, как не пытается Илья, не может, ни с этой стороны, ни с той, будто в невидимую стену упираются. Вспомнил Илья слова Демьяна, стал на колено перед "воротами", поклонился и прошептал:
  - Прими, Демон, раба своего кузнеца! Прими, Демон, раба своего кузнеца, Илью, и алтарника - Иннокентия, - и тут же почувствовал, что какая-то сила всосала его в себя. Перед глазами необычный лес, из стволов деревьев, кроны которых покрыты туманом, вместо травы - мох скользкий как грязь, и когда наступаешь на него, то он пытается раздвинуться, отводя в стороны свои тонкие стебельки.
  Сделал пастырь шаг к Илье, да поскользнулся и, чуть не потеряв равновесие, схватился за дерево. А оно вздохнуло по-человечески: ох-х-х.
  - Это душа человечья наложившая на себя руку, - кто-то прошептал, - вечная теперь у нее мука.
  Опустил глаза Илья и вскрикнул с испугу, не на земле он стоит, а на червях, извивающихся под его ногами. И побежал он вперед, высоко поднимая ноги, боясь наступить на что-то шевелящееся и движущееся под ним, на скользкое и липкое, натыкаясь на деревья стонущие.
  ...И яркий свет молочно-серый остановил его, вокруг дома стоят, как мазанки, вместо стен прутья змеями извивающиеся, и у домов женщины стоят в платьях серых, и скорбь в их глазах.
  - Где ваши мужья? - спрашивает их Илья.
  - Там, - сказала одна из женщин и, показав куда-то в туман, а сама не сводит глаз с Ильи, и говорит. - Это же сам Миролюб! - и поклонилась ему.
  Заплакали навзрыд женщины, упали перед Ильей на колени, и запричитали:
  - Спаси наши души от Демона. Спаси души мужей из его рабства...
  Отпрянул от них Илья, вытер холодный пот со лба, и видит вокруг себя множество кузнецов, бьющих кувалдами по черному железу, от которого искры летят красные, и не искры это, а кровь вонючая, мертвецкая.
  Тронул Илья одного из кузнецов, и вскрикнул от удивления - стоит перед ним сам Демьян Демьянович. Тот же, обернувшись, увидев перед собой Илью, бросил молот и упал перед ним на колени и вскрикнул:
  - Миролюб, защити нас!
  За ним другой кузнец обернулся, тоже - Демьян Демьянович, и тоже на колени упал:
  - Великий Миролюб, защити нас от Демона. Веками мы здесь работаем, на Кощного.
  Обвел всех взглядом Илья и сказал:
  - Не в силах я сделать этого, а только Бог, - перекрестился Илья. И видит он, что находится не в подземном царстве, а в комнате, и стоит на коленях у иконы помощник церковный, алтарник Иннокентий Павлович, и молится:
  - Избави Илью, Господи, от обольщения богомерзкого и злохитрого антихриста, близ грядущего, и укрой Илью от сетей его в сокровенной пустыне Твоего спасения. Дай нам, Господи, крепость и мужество твердого исповедания имени Твоего святого, да не отступит страха ради дьявольского, да не отречемся от Тебя, Спасителя и Искупителя нашего, от Святой Твоей Церкви. Но дай нам, Господи, день и ночь плачь и слезы о грехах наших, и пощади нас, Господи, в час Страшного Суда Твоего. Аминь! - и наложил крестное знамение на себя, на Илью.
  И почувствовал Илья свежесть, пришедшую в его сознание, словно после долгого сна, растворившую дурман сна.
  - Не знаю, какая сила колдовская владеет вами, Илья, - встал с колен пастырь. - Нужно искать защиту в молитвах.
  Илья вздохнул, поднял глаза на Алтарника и сказал:
  - Говорила тогда мне у церкви юродивая, что множатся разбойники, и я должен их казнить. И оборотнем меня называла, и кричала о том, что Соловей с дуба слез, и я его должен убить. И Эммануилом меня называла...
  - Еммануил - это не имя, - поправил его алтарник, - а призыв: "С нами Бог!"
  - Так молитва, извините, это слова, которые, может и принесут кому-то через какое-то время помощь, но время нашей жизни скоротечно, Иннокентий Павлович. И, что, мы будем надеяться на Бога, и, ожидая его помощи, продолжать гнуть спину на этих бандитов, выдерживать их побои, отдавать им все, что заработали? Почему мы физически, вот этими руками, не можем выгнать их из нашей деревни, дать им, как нужно, сдачи?
  - Потому что не верите в свои силы.
  - Но вот сейчас, люди, которые стояли на литургии, они же, потеряли своих детей, и знают, кто в этом виноват?
  - Потому, что боятся.
  - Они всю жизнь боялись, Иннокентий Павлович, а сейчас...
  - Илья, - пристально посмотрел на него алтарник, - ты же сейчас сам говорил: "Не в силах я сделать это, а только Бог!"
  Илья от неожиданности поднялся:
  - Так это был не сон? Мы действительно были вместе с вами в том мире?
  - Может, - перекрестил алтарник Илью. - Зови меня Иннокентием.
  
  - 4 -
  
  Сосновое полено в печи зашипело, снег, оставшийся в его трещинах, под корой, запарил от горячего воздуха огня, и зашипел, как чайник. Илья, сбив со своей одежды остатки снега с опилом, поклонился алтарнику:
  - Я вас, наверное, уже сегодня замучил своими рассказами и фантазиями?
  Алтарник обернулся и с улыбкой посмотрел на Илью:
  - Ты веришь в то, о чем рассказываешь!
  - Вы спрашиваете меня?
  - Хм, тогда объясни, почему ты свернул с той тропки и повел меня к воротам?
  Услышав это, Илья несколько смутился, пожал плечами в ответ и присел на скамейку у печи:
  - Так ко мне пришли тогда видения про Демона, который забирает души кузнецов. - Илья остановился, словно понимая, что начинает не о том, что хотел, говорить. - Тропки, говорите? Я видел ее только одну, шел по ней, все вокруг в тумане, - и почувствовал тяжесть, спускающуюся на веки, закрывающие глаза, и когда попытался ее рассеять руками, как увидел тень, уходящую от него.
  
  ...Неужели эта неведомая сила прокладывает ему путь? Ускорил шаг, но не получилось, ноги упираются во что-то мягкое, тягучее, забирающее у него силы. Сделал шаг в сторону, и почувствовал твердую почву, вышел на нее, и отдышаться не может, но воздуха, которым дышит, никак уловить не может его вкуса, и туман расступился перед ним, и дорожка видна, узкая, петляющая между огромными трухлявыми пнями, изломанными остовами деревьев. И пошел по ней.
  Идти легко, все впереди хорошо видно, и мерцающий огонек от факела или свечи, которую кто-то держит, и мох темно-серый, окаменевший, не режущий стопы ног. Пошел за ним, и чувствует, что кто-то ему помогает, словно, поддерживает за плечи и несет, несет, несет. И только сейчас Илья чувствует испуг, понимая, что неведомая сила его несет к тем самым воротам в мир Демона.
  Хватается Илья руками за деревья, пни, но они тут же рассыпаются в труху, хватается Илья за валуны каменные, но и у них стены скользкие, липкие, за которые удержаться не в силах он. Уперся Илья, что есть силы ногами в мох, и перекрестился, сказав: "Помоги мне Матушка Божья, защити от сил черных, неведомых!"
  И увидел Илья покрывало светлое, покрывшее все вокруг и спустившееся на него. И не покрывало это вовсе, а свет, и стоит Илья уже не в плотном вязком тумане, и не в болоте, а в сумрачном сосновом лесу, около огромного валуна со стертыми на его широкой стороне ветрами и водами дождей глубокими царапинами. Царапинами глубокими, словно кто-то резцом по камню, как по дереву, написал какое-то письмо из рисунков и очертаний - рыб, изогнутых палочек, галок, туч, солнца, молнии.
  И некоторые из этих очертаний понятны ему, только связать их смысл у него не получается. Хотел, было, Илья протереть камень от ржавчины и грязи, чтобы очистить буквицы, но удержал руку, чем-то знакома ему эта глыба.
  "Камень у дома старого егеря", - словно кто-то прошептал ему за спиною. Осекся Илья, осмотрелся по сторонам - никого. И как хочется дотронуться до этой глыбы, ворот к Иоханану, но что-то удерживает его изнутри.
  "Не те это ворота", - снова кто-то шепчет за спиною.
  Стряхнул Илья светлую вуаль, покрывшую его своим светом, и снова он оказался во мраке, среди болота, и не видно куда идти. Протер он глаза, и мрак стал напитываться светлыми красками. Еще раз протер свои глаза Илья, и молочный туман стал прозрачным, и оказался он рядом с огромной елью, с обвисшими к земле от черного мха ветвями. Раздвинул их Илья, сделал шаг вперед, а за елью огромная поляна, покрытая прозрачным желтым дымом, бьющимся, как вода из родника, из огромной трещины в земле, сильными потоками, но прикрыта она льдом толстым и прозрачным.
  "Вот она сила та, колдовская", - прошептал кто-то за спиною.
  Оглянулся Илья, никого вокруг. Протер глаза рукавом, сидит он у печи и не спускает глаз с алтарника. А тот что-то шепчет про себя, неслышное, а Илья повторяет его движение губ и слышит звук своих слов:
  "Авва Отче! Во имя Иисуса Христа пришедшего во плоти я Илья прихожу к престолу Твоей благодати и прошу милости, благости на молитву. Облеки меня Господи во всеоружие, покрой меня Твоей драгоценной кровью Иисуса Христа, пришедшего во плоти. Пошли Господи Твоих воинствующих ангелов. Молю о сверхъестественной помощи и защите меня, мою семью и селян, живущих рядом, от всего, что нам принадлежит.
  Решением своей воли я Илья исповедую грехи своих предков находящихся не по своему желанию в рабстве Демона, которому верят и носят его имя, и прошу прости Господи моих предков. Прости Господь меня за все грехи унаследованные и приобретенные. И очисти меня Твоей драгоценной кровью Иисуса Христа, пришедшего во плоти и очень прошу Тебя дорогой мой Господь полностью отдели меня от грехов моих предков. Голгофский крест между мной и грехами моих предков, как по отцу, так и по матери. Вся связь с грехом моих предков разрублена духовным мечем и уничтожена прямо сейчас во имя Иисуса Христа моего Господа. Я верой принимаю и благодарю Тебя Господи!
  Решением своей воли, на весь духовный мир я, Илья, отрекаюсь от всякого рода посвящения меня сатане, как моими праотцами, так и меня лично. Я, Илья, навсегда отрекаюсь от всякого рода посвящения сатане, которое было совершено в моей жизни. Я, Илья, отрекаюсь от всех услуг дьявола. Я отрекаюсь от черной магии, я отрекаюсь от белой магии, я отрекаюсь от всех учений не по воле Божьей. Я отрекаюсь от всех сатанинских ритуалов, я отрекаюсь от колдовства и колдовских молитв. И все дьявольские печати, которые есть в результате всякого рода посвящения меня сатане и пользования услугами дьявола, я посвящаю на разрушение и на полное уничтожение навсегда! И верю, что сейчас Господь Иисус Христос, пришедший во плоти и Божьи ангелы пришли на помощь мне и все совершилось! Благодарю Тебя дорогой мой Господь и славлю Тебя!
  А теперь на весь духовный мир я, Илья, посвящаю себя Тебе, Авва Отче, во имя Иисуса Христа пришедшего во плоти. Я посвящаю Тебе мой дух, душу, тело, волю, разум, мою семью, работу и творчество, и все, что мне принадлежит, всецело посвящаю Тебе дорогой мой Господь. Посвящаю навсегда! Дух Святой, войди в мое сердце, наполни меня и живи во мне всегда. Благодарю Тебя Господи! Иисус Христос пришедший во плоти мой Господь, я христианин(ка) и хочу служить Иисусу Христу.
  Именем Иисуса Христа пришедшего во плоти моего Господа, приказываю всем демонам, которые прикреплены ко мне в результате посвящения меня сатане, убраться немедленно во имя Иисуса Христа пришедшего во плоти. И всем поводырям приказываю убраться немедленно во имя Иисуса Христа. И всей нечисти приказываю убраться немедленно во имя Иисуса Христа навсегда!
  Во имя Иисуса Христа я беру власть над проклятием уничтожения, которое начало действовать в результате расторжения посвящения сатане и приказываю проклятию уничтожения разрушиться прямо сейчас во имя Иисуса Христа в отношении меня и всех мною посвященных Господу. Я верю, что сейчас Иисус Христос пришедший во плоти и Божьи воинствующие ангелы со мной и все совершилось!
  Кого Иисус Христос освободит, те истинно свободны будут.
  Во имя Иисуса Христа, пришедшего во плоти, приказываю всем демонам связанным с проклятием уничтожения убраться немедленно во имя Иисуса Христа, убраться навсегда! И никогда не возвращаться! Благодарю Тебя дорогой мой Господь за свободу, за победу с Тобой. Ты всегда даешь нам торжествовать во Христе Иисусе Господе нашем. Безмерно благодарю Тебя мой любимый Иисус Христос. Благодарю и славлю Тебя. Аминь!"
  Илья встал, приложил руку к сердцу, словно извинился перед алтарником, за то, что сейчас наговорил:
  - Еммануил!
  Алтарник приподнялся из-за стола и вопросительно смотрит на Илью.
  - Извините...
  - Ни к чему, - поняв смущение Ильи, Иннокентий поднял правую руку. - Тебя тяготит вопрос, как разобраться с бандитами. Если мы будем это делать, прося защиты в молитвах, то, значит, заблуждаемся, занимаемся выдумыванием, представлениями, мечтами в сказочных героев? Так? А вот если их поднять на вилы, то это поступок!
  - Да.
  - Илья, наш духовный мир естествен и реален. Не стоит сводить его к обиталищу привидений и духов, ангелов-хранителей и демонов. Первая и главная его задача - быть вместилищем мыслей, положительных и отрицательных, информации, полученной от людей. Все это невозможно ни потрогать, ни взвесить, однако нельзя отрицать, что такая способность присуща большинству людей.
  Алтарник повел рукой вправо и опустил ее, но на это Илья уже не обращал внимания, он - слушал и понимал, о чем говорит Иннокентий: о нем.
  - Это и есть твой духовный мир. Но ты его считаешь не настоящим, а сном. Вот здесь мне трудно сказать, что является сном. То, что мы сейчас находимся с тобой здесь и говорим, или то, что ты побоялся, стоя у камня войти или вернуться в тот мир к князю Святославу. Там же тебя все знают, кто, как богатыря, защитника, как и там, за воротами, где кузнецы ждут со своими семьями, что ты спасешь их от демона. А кто тебя знает и как кузнеца, обладающего таинствами, которые не ведомы остальным.
  Тот мир, так же реален, как все сущее. К сожалению, к нему нельзя прикоснуться и потрогать его, как невозможно потрогать запах, мысль.
  - Можно, - сказал Илья, - я чувствовал мох каменный, вы - дерево, в которое уперлись, чтобы не упасть.
  Алтарник напрягся, и, неожиданно для Ильи, потерял свою грацию подтянутого и сильного человека, с легкостью передвигающегося по комнате. Иннокентий сгорбился, и в его руке оказался костыль, курчавые черные волосы, превратились в редкие нечесаные космы старческой седины, свисающие до плеч.
  - Ты, - дед поднял костыль, - запомни, люди знают, что время нельзя остановить или повернуть назад, старик, не станет молодым, - и опять на глазах Ильи произошло необычное, дряхлый старик опять стал стройным, средних лет мужчиной, не опирающимся на клюку. - Поэтому необходимо выбрать, чем именно заполнить наше время. Ты - кузнечным делом, ты - сразиться с демоном и защитить людей, окружающих тебя. В душе ты воин, в настоящем - художник, а может и все наоборот, в душе ты художник, а в настоящем - воин.
  Илья настороженно следил за алтарником, понимая, что в чем-то он, может и прав...
  - Не торопись, Илья, делать выводы. Ты ко мне пришел не за этим...
  
  - 5 -
  
  Филин, сидящий на нижней ветке дуба, не сводит своих огромных глаз, цвета высохшего листа, с Ильи.
  Всадник остановил коня и внимательно смотрит на птицу. Конь, чувствуя беспокойство своего хозяина, замер и фыркнув, замотал своей пышной гривой.
  - А ты-то, чего, Севка? - Илья, отодвинув в сторону мешавший ему колчан со стрелами, провел рукой по холке своего четырехногого друга.
  Но, коня это не успокоило, он начал перебирать ногами, отступая в сторону с тропки, развернулся к дубу, стоящему у лесной дороги, боком, и вот-вот готов сорваться с места и во всю прыть поскакать назад.
  - Ну-ну, - похлопал по загривку Севку Илья, - филин не твой враг! И не мой.
  Но конь не слышал своего хозяина. Дрожь прошла по его холке, по телу, и несколько раз копытом, громко ударил он по соседнему дереву, с которого тут же посыпались желуди. И только теперь Илья понял волнение коня, когда из-за широкого дерева вышла рысь, за ней - медведь, и не сводят они своих глаз с всадника.
  Илья с силой потянул на себя узду, и конь попятился назад.
  - Что произошло? - спросил Илья.
  - Несметную силу ведет за собой Демон Кощей, - прорычав, поднялся медведь на задние лапы, и встал во весь свой огромный рост - с полдуба. Отряхнувшись, сбросил с себя звериную шубу и предстал перед Ильей Дубыня. Мужик богатырской стати, между плечей - сажень косая, как и на груди его, в руке булава, ручка которой скручена вокруг ладони. Смотрит на Илью из-под бровей, пожевывая волос с уса, и продолжает, - голодную силу!
  - Черную силу ведет Кощей, - зашипел и встрепенулся крыльями филин, и, скинув с себя перья, худощавым молодцем с легкостью спрыгнул на землю.
  И узнал в нем Илья Филимона. Филя - мудр, в делах - скор, но перед тем, как приступить к ним, все осмыслит заранее, чтобы победить, по этой черте своего характера и образ выбрал себе совий. Но колдовской силой слаб...
  - Сила множественная, - вытянув свои лапы вперед, царапнув когтями по древесным корням, по-кошачьи прорычала рысь. - Мышиная сила, крысиная, воронья, змеиная.
  - Не первый раз уж нам с этой ратью драться, - вздохнул Илья и положил свои руки на рукоять меча. - Главное не дать ей заполонить наши русские земли, народ наш слаб еще, в боязни находится, а воспитывать его кощеевыми плетьми нельзя, как змеи в норы попрячется, как мыши запищит и померкнет, пропадет от этого Русь наша.
  Рванул Дубыня в сторону полог, словно не воздух, а холст с картины, и пропускает вперед себя Илью:
  - Ждем тебя, Миролюб.
  У огромного яркого костра сидят богатыри - князь Святослав Великий, Вольга Святославович... Увидев их, пошел к своим старым друзьям на встречу Илья, но тут же холод ледяной, с необычною силой оттолкнул его от них назад. Хотел было подняться с земли Илья, но вначале осмотрелся по сторонам, и, увидев Старца Волха Всеславича, приложил руку к сердцу перед кудесником, прапрадедом своим.
  - Здравствуй мой учитель, Волх Всеславич, пришел я за помощью к тебе, - прошептал Илья.
  - Здравствуй, Миролюб. Не думал, что встречу тебя. Путь твой был потерян в Нави, не выпускал на мой зов тебя демон, запер душу твою в мальца, и спрятал в Кощьей Нави. Молись Матери Божьей, что помогла нам высвободить тебя ... - и поклонился Старец Илье в ответ.
  Закрутились листья перед Ильей в смерче, но не успел он от ветра и глаз прикрыть, как неведомая сила неожиданно подхватила его под руки, высоко подняла, да с легкостью на землю бросила. Дух захватило от этого падения у богатыря, но не упал он на землю, а мягким под ним воздух стал, как сено, и что-то неведомое поставило его аккуратно на ноги. И ...стоит перед ним Всеволод Полоцкий, волкодлак-оборотень, ученик Старца Волха Всеславича.
  - Здравствуй, молодец, - обнял он Илью. - Забыл ты про нас, глаза твои любовь застила.
  - Хорт, - окликнул его Волх Всеславич.
  - Я не волк, - с обидой обернулся к старцу Полоцкий.
  - Так не обижай человеческого сына.
  - Ш-ш-ш, - обернулся змеей Всеволод. - Ш-ш-ш, извини меня учитель... - и отполз от Ильи.
  - Можно слово, учитель? - встал на колено перед Волхом Всеславичем Илья, и руку приложил к сердцу. - Помоги учитель!
  - Ты слаб? - повысил голос Старец.
  - Помоги? - еще тише прошептал Илья.
  - Нет! Боюсь людей приучать к чужой помощи. Нельзя этого делать, а то совсем беспомощными станут. Слушай Миролюб, избрали в России нового князя, окрепнет он скоро, начнет войско собирать под свои знамена из таких как ты. А ты не жди этого, сам наводи порядок, не то, поздно будет.
  - Но я один...
  - Это мы одни, Миролюб, против туменов черных Кощевых, - встал князь Святослав Великий. Увидел его Илья и невольно преклонился перед кудесником, как и маг Волх Всеславич. Слышал много Илья об его подвигах, когда он и от тысяч стрел уклонялся, и, превратившись в смерч, уничтожал врага. - А если ты в день бедствия оказался слабым, то бедна сила твоя.
  Стыдно слышать эти слова Илье, преклонил перед князем голову.
  - Ионохана в помощь привык звать, хотя и тебе самому по силам наказать виновных.
  - Так люди боятся их, дрожат, в своих домах прячутся, как мыши в норах.
  - Так зачем тебе их защищать тогда? - напористо спрашивает Святослав. - Делая людям добро, не жди от них благодарности. Сам понял, когда стал людям деньги возвращать за то, что ты не украл. И что в ответ? Люди по природе неблагодарны. Сделал добро и забудь об этом. Послушай Иисуса, Бога.
  Обхватил Илья с силой рукоять меча, глубоко вздохнул, и нечего ему сказать в ответ, хотя чувствует, что не согласен с князем. Поднялся, и, не поворачивая головы в сторону магов с колдунами, направился к открытым вратам. И у выхода услышал голос Иоханана, друга своего с древности: "Кто сеет ветер, пожнет бурю..."
  - А вспомнишь секрет, Миролюб, которым обладаешь, держи его крепко в устах своих, в памяти прячь, не дай демону силы... - услышал он слова своего деда, Старца Волха Всеславича
  Вздохнул Илья и, сдержавшись от обиды, шагнул обратно, в мир человеческий...
  
  - 6-
  
  Ребенок плакал навзрыд и мать, пытавшаяся хоть как-то его угомонить, ходила по комнате со стороны в сторону.
  - Мне сказали, что вы можете вылечить моего Ванечку. Помогите, помогите, отец, не знаю уже к кому и обратиться. И к гадалке ходила, и к бабке-грызунье, и к докторам. Вот они и сказали про вас, отец.
  Иннокентий взял из рук женщины плачущего ребенка и, к удивлению всех, тот тут же успокоился, смотрит на алтарника, своими большими глазками и изредка всхлипывает, словно, по своему, что-то ему рассказывает.
  - А бабка, как начала грызть грыжу, он как закричит от боли, не знала, что и делать... - продолжает свой рассказ женщина
  - Ничего, ничего, правда, Ванечка, сейчас грыжа успокоится и спрячется, правда, Ванечка, - алтарник передал малыша матери, и попросил на нем расстегнуть рубашечку, и, расстелив на столе одеяльце и простынку, показал ей, куда положить малыша.
  То, что увидел Илья, напугало. Пуповина у ребенка была размером с гусиное яйцо, ярко красной.
  - Видите, видите, - запричитала мать. - Помогите, помогите!
  - Успокойтесь, постарайтесь успокоиться, - поглаживает по голове женщину пастырь, - это же ваша половинка, ваша боль - его боль, его боль - ваша боль. Вам всем нужно успокоиться, устали, дальний путь прошли... - и женщина, слушая алтарника, закивала головой и присела на скамью у стола.
  Иннокентий посмотрел на Илью, и легко поклонившись ему, словно извинился перед ним, или тем самым, разрешая ему наблюдать за происходящим действом.
  Алтарник наклонился перед малышом, окрестил пуповину и вспрыснул ее водой из бутылки, и повернулся к иконе.
  "Господи, Боже, Благослови, Отче! Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
  Есть море-окиян. И в том море-окияне есть белый камень Латырь, высота его 60 сажен, долгота его 60 сажен. На том камени Латыри стоит хрустальный терем. И в том хрустальном тереме стоит золот стул. На том золотом стуле сидит красная девица, подпоясалась золотым поясом, подперлась золотым посохом. - "Государони ты, красная девица, дай ты рабу Божью Ивану грыжных слов добрых. Грызет у раба Божия Ивана, подпуповинная грыжа. Грызет та грыжа ветха месяца и молода месяца, и в перекрои месяца; по утренним зорям и по вечерним; по всякой день, по всякой час и по всякое время".
  И говорит красная девица: "Ой еси ты грыжа! Пошла еми ты, грыжа, от раба Божия Ивана в пучину щукою; и ты выйди из него, и поди к белому каменю; буди тамо до скончания века. Доспей себе, грыжа, в камене гнездо кругло, а не грызи ты у раба Божия Ивана, вотчины, ни тела, ни крови, ни тела, ни кости, ни мозгов. Грызи себе, злая грыжа, у тридевяти рек головы, а не ешь ты, злая грыжа, у раба Божия Ивана, ни крови, ни костей, ни мозгов. Грызи себе, злая грыжа, у тридевяти головы, а не ешь ты, злая грыжа, у раба Божия Ивана, ни крови, ни костей, ни мозгов.
  Грызи себе, злая грыжа, у тридевяти древ головы, а не ешь ты, злая грыжа, у раба Божия Ивана, ни крови, ни тела, ни костей, ни мозгов. Грызи себе, злая грыжа, горькое древо осину, а не ешь ты, злая грыжа, у раба Божия Ивана, ни крови, ни тела, ни костей, ни мозгов от ныне, и до века, и до гробной доски: в день и в ночь, по всякой час.
  Спаси, Пречистая Богородице, Святый Господь, Козмо и Дамиян, - и престаньте, государи, в помощь к семи нашему делу. Которое слово не вырвано, то было бы вставлено, которое слово напереди, то было назади; кое слово назади, то было напереди. Чтоб не было больше мастера раба Божия Ивана, от востоку и до западу, от юга и до севера, и рабу Божию Ивану на здравие, души на спасение, болезни на исцеление, словом моим на прибыль - до умертвия тела его, во веки веков. Аминь".
  Алтарник встал, обернулся к малышу и вспрыснул водою с бутылки грыжу малыша, и в туже секунду, на глазах Ильи, этот огромный пузырь стал морщиться, уменьшаться и прятаться в пупе.
  Опять обернулся пастырь к иконе и встал перед нею на колени:
  "Господи, Боже, Благослови, Отче! Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь..."
  
  Илья помог женщине одеться, открыл дверь и, когда она вышла, поклонился алтарнику:
  - Извините, отец Иннокентий. Я сейчас в таком состоянии непонятном...
  - Успокойся, Илья, - остановил его пастырь. - Ты на пути, - и перекрестил молодого кузнеца. - Много видений к тебе приходит, трудно дать им оценку. Много ты полежал больным, каждый день приходили к тебе мечты и обиды, фантазии, и трудно сказать, к чему ты больше привык. Фантазия, она тоже путь, как шаг, который ты выбираешь, хочешь его сделать или нет.
  - Я понял вас, отец Иннокентий.
  - Приходи, тебе есть о чем поговорить со мною.
  - Спасибо, отец Иннокентий. А вот грыжу вы сейчас замолили, это как? Это Бог ее убрал или молитва, или вы - кудесник?
  - Мы все вместе. Сила молитвы огромна, потому что она Божественна.
  - Отец Иннокентий, я все сейчас видел своими глазами, даже не верится. Неужели я на самом деле видел Матерь Божью, волхва, Иоханана, деда своего Старца Волха Всеславича?
  - Все мы находимся в миру. Отдохни, - и окрестил Илью.
  И тут же Илья почувствовал какое-то успокоение. Вздохнул, но у порога остановился.
  - Извините, а можно ли так молитвою вернуть Петра, нашего бывшего участкового милиционера и Семена, будущего мужа моей матери. Они пропали, и никто не знает, где они, что с ними могло произойти?
  - Иди, - сказал алтарник, сделав вид, что не расслышал вопроса Ильи, или таким образом решил расстаться с Ильей, чтобы вернуться к своему алтарю.
  Илья еще раз поклонился, пожал ему руку и... почувствовал, что Иннокентий Павлович, удерживает его.
  - Да, отец.
  - Пусть успокоится Демьян, ему уже пятьдесят семь лет ...
  
  
  Глава 9. Крест-спаситель
  
  - Нет его, - услышал Илья громкий голос Лены. - Нету! Я одна в доме! - Это нисколько не удивило его, но выходить из кузницы не стал, отложил резец и выглянул в окно. Того, кто находится за забором все равно не рассмотреть, он высокий.
  Дождался, пока Лена закроет калитку и вернется. Она, увидев его в окне, приложила палец к губам, мол, молчи, не показывайся. Илья в ответ пожал плечами и, закрыв за собой занавеску, вернулся за стол.
  Горе, свалившееся на их деревню, не знало границ. Тринадцати- четырнадцатилетние мальчишки Коля Старов, Миша Сковорода, Игорь Щукин и Вова Ладиминов, погибли по непонятным причинам.
  Лица у всех обожженные, руки, ладони, ноги сломаны. Когда родители начали расспрашивать о причине гибели соседских ребят у своих детей - двое суток непонятно где гулявших с ними, те молчали в ответ и говорили, что сами не помнят, где были в это время.
  Молчал и Сорочина, появившийся вместе с исчезнувшимися мальчишками и Борисом Колосовым. А когда к нему пришли во двор отцы с матерями погибших детей, он встретил их с ружьем и стрельнул в небо, сказав, что второй выстрел будет по ним.
  Никто в ответ на выходку Сорочины и слова не сказал. А что говорить, теперь он в их селе смотрящий, что-то вроде приказчика с плетью, а они - рабы, или как сказал его сподручный Борька Колосов - "арендаторы", которые даже за каждый свой вздох на чужой земле должны платить. Горе, одно горе свалилось на Кощьи Нави.
  Не легче этого было перенести и наговор, неизвестно откуда появившийся в селе о том, что подняла Илью, болевшего многие годы параличом, не Матерь Божья, а сам Дьявол. Мол, это после этого в деревне стали воровать скот, закрылась почта, фельдшерский пункт, сгорела лесопилка, пришли князьки-помещики, да на селян оброк возложили.
  Все понимали, что это далеко не так, а скорей всего, об этом кто-то в селе из обиды на Беловых так просто сбрехнул. Но, вот бабушка Ильи, говорит, что сплетню эту ветром прихватило и понесло. А старикам-то что, особенно из тех, кто дальше двора своего ничего в жизни и не видал, лишь бы крылышки к каждой сплетне прицепить, вот и подхватили ее, да шушукаются о дьявольском отродье Марфы, сошедшейся с пастухом Семеном. С тем самым, у которого полстада коров угнали неизвестно куда, а расплачиваться с хозяевами не хочет. А в жизни-то как, когда даже на бревно будут говорить, что оно железное, люди поверят.
  Демьян бабушку Ильи, рассказывающую об этом Вере Ивановне и дочке Елене, тогда резко остановил, мол, хватит, только этого еще не хватало на нашу голову. Что ж получается тогда, теперь всю ночь нужно не спать, да вокруг дома ходить с вилами, охранять их жилище, чтобы не подожгли. Бабушка на эти слова только перекрестилась, мол, предупредить хотела. Вот и предупредила, и так нервы расшатаны у кузнеца в семействе, а теперь хоть волком на луну вой.
  Пропавших без вести участкового и пастуха Семена (он исчез утром, на следующий день после участкового), так и не нашли. Что могло с ними произойти, никто не знал.
  Ну, с участковым (так закрепилось в селе имя за Петром Андреевым) понятно, пошел детей искать, да где-нибудь в лесу попал на волчью стаю, а может - на медведя-шатуна, или ногу сломал и замерз в лесу. Всякое может случиться с человеком в лесу.
  А вот Семен? Да, он лучший друг Петра, и его исчезновение за собой еще больше вопросов оставляло, чем за Петром. Может кто-то его из своих, деревенских, пришиб за то, что тот с ним за пропавшую корову, так и не расплатился. А может, пошел он за Петром куда-то, и споткнулся, ногу сломал... Глупости, Илья почесал голову.
  Трудно сказать, живы они или нет. Да многих селян исчезновение участкового так не волновало, как матерей и отцов погибших мальчишек. Ведь, что ни говори, участковый после развала совхоза, оставался у них в Кощьих Навях единственным представителем власти. Пусть он даже на пенсии, а больше за помощью не к кому им и обратиться, только, разве что в город. Обратились, но никто из города к ним так и не приехал. А теперь уж детей похоронили... О каком теперь расследовании можно говорить дальше...
  Вся деревня провожала тех мальчишек в последний путь. А на кладбище, мать Коли Старова Евдокия, да Миши Сковороды Василина - с ума сошли. Прямо на глазах у всех людей: упали без сознания, а потом, когда стали приходить в себя, никого из окружающих их людей не узнавали. Ходили вокруг них, вокруг гробов и кричали участкового, который, якобы где-то был рядом, и махали ему пальцем, мол, это он виноват, что не защитил их детей от Дьявола. И действовали как-то одинаково эти женщины, повторяя друг за другом каждое движение.
  Горе, что и говорить, разное оно может сделать с человеком.
  Вот и сейчас, наверное, пришла к их дому в очередной раз или Евдокия, или Василина, скорее всего в поисках своего сына, или - участкового, а вчера - Семена. Вроде и не связана смерть их детей ни с Семеном, ни с Петром, и что же их подтолкнуло к такой мысли непонятно. А люди-то смотрят за ними, и мало ли чего по этому поводу могут подумать.
  Илья отодвинул еще дальше от себя доску, положил руки на стол и уперся на них подбородком, и смотрит в окно.
  Что за жизнь - одни переживания. Вроде встал на ноги, научился чему-то в кузнечном ремесле, в рисунке и резьбе по дереву что-то начинает получаться. Жить да радоваться начинать бы только, как ни как, а на хлеб теперь он сможет заработать, а значит, с Леной вырастят ожидаемого первенца. Но вот на тебе, чернота их светлую жизнь начала смолой обливать, от которой не то что отмыться, а задохнуться можно. Но почему так? Почему?
  И почему люди, как бараны, все на веру берут. Только известил их Сорочина, что все теперь должны Одинцову оброк платить, так сразу же в очередь у его дома выстроились - с гусями, с курами, с козами, свиньями. А сам-то Михаил Федосеевич Одинцов, говорят, с тех пор, как уехал в город, больше и не появлялся здесь. Может про оброк сам Сорочина все выдумал, как и то, что его бандиты здесь смотрящим назначили.
  В памяти что-то засвербело, словно он что-то позабыл, а этого делать никак нельзя. Про что же он забыл? Об алтарнике? Нет, нет, с ним они договорились завтра встретиться. Что же еще? Женщина с ребенком больным пуповинной грыжей? Нет. Люди, стоящие в очереди к Сорочине? Нет, там вроде ничего такого и не было, что ему...
  Погоди, погоди, у дома Сорочины стояла огромная машина - КрАЗ. Да-да, а причем тут он, этот КрАЗ, эта огромная бортовая машина? А еще мужик стоял у ворот, худющий такой, и на людей покрикивал, что мало птицы принесли, мол, не расплатятся, нужна хрюшка не меньше центнера. И голос у него какой-то писклявый. Но тот даже глазом в сторону на проходящего мимо Илью не повел.
  А вот, когда Илья совсем рядом с тем мужиком проходил, то из глубины двора слышен был чей-то грубый голос. Да, да, а когда глянул туда, то увидел лысого толстяка в распахнутой куртке. И борода у него черная, на лице шрам, стягивающий с верхней скулы кожу и удлиняющий разрез глаза, а на носу огромная, то ли родинка, то ли бородавка, черная как пуговица. И ругался-то он как-то необычно, то ли пень тебе в морду кричал, то ли - сосна. Нет, нет, он беспрестанно кричал "осина тебе в рыло". Точно, точно, "осина тебе в рыло".
  Илья с силою сдавил ручку резца и легонько провел им по доске стола. Что-то знакомо ему это выражение - "осина тебе в рыло". Где же он его слышал? Да и мужика того с родинкой на носу и шрамом на щеке он где-то видел. Где же он его видел? В городе? Нет, вроде, не было такого лица там, и никто не кричал из людей тогда ни у церкви, ни у загса так - "осина тебе в рыло". Откуда же оно ему знакомо? И в видениях его не было. Нет, нет, не было.
  Илья встал из-за стола, и вышел из кузницы и направился в дом все-таки как-то неудобно перед своей матерью, пришла к сыну, к невестке, к ее родителям, а он вышел из дома и запропастился где-то.
  
  - 2 -
  
  Марфа с Верой Ивановной и Леной о чем-то разговаривали в комнате.
  Да, у матери беременность, еще не так видна, как у Лены, отметил про себя Илья. Хотя, она сама по себе немножко полновата, что, может, и скрывает у нее выпуклость живота, а Елена худощава, и поэтому у нее это заметнее.
  Илья не стал им мешать, остался в кухне, ожидая Лену, но она не торопилась к нему, осталась в зале, хотя видела его через приоткрытую занавеску. Может так и лучше, матери нужна хоть какая-то моральная поддержка.
  Да, знать бы, где Семен, и что с ним могло произойти. Но не мог он просто так исчезнуть, не сказав об этом, ни слова матери. А то, что он мог испугаться появления ребенка, как кто-то из соседей предположил, этого тоже не может быть. Они с матерью очень ждут его появления, и Семен искренен в этом, он очень любит Марфу.
  Очень, по-другому и не скажешь, он на руках носит ее по дому, не подпускает и близко к стирке, к колодцу за водой. Всю тяжелую работу делает сам, даже уговорил фермершу Анну Павловну Устьянову, найти ей более легкую работу, хотя такой ни в коровнике, ни в сырном цехе и не найти. Дояркам приходится таскать на себе бидоны, доильные аппараты, убирать в коровнике, приносить корм, воду. В сырном цехе тоже не легче. И спасибо Устьяновой смогла найти все-таки работу, и не только его матери, а и Лене. И называется она как-то необычно - аппаратчики.
  А вот Семен исчез. Что же могло произойти с ним? Может что-то узнал про Петра, или вспомнил о каком-то с ним разговоре, где Петр хотел что-то сделать, и решил проверить? И такое может быть. Может Петр в город пошел? Да, именно пошел, так как его мотоцикл стоит во дворе, а не в сарае. Может и так, чтобы Сорочину не вспугнуть.
  А может - все совсем по-другому произошло, как в деревне думают - Сорочина поквитался с Петром, а потом и с Семеном - за пропавшую животину прошлым летом. Да и вообще за то, что он интеллигент, пользуется в селе уважением, не меньше чем участковый. А что еще говорить, Семен бывший педагог университета, знает законы, знает, по какому вопросу, в какое учреждение можно обратиться в городе ...
  И ничего в голову больше не лезет. А где же Демьян? Может наверху отдыхает? И правильно, сегодня неудобно перед матерью стучать в кузнице. У нее горе. Тогда завтра лучше с утра и с Демьяном Демьяновичем делами своими заняться, Стрема несколько листов с эскизами привез - на светильники, на перила для лестницы, на лесенку для крыльца и все из четырехгранного прута. Кто-то из его покупателей, говорит, ремонт в доме начал вести. А сейчас желающих на кузнечные изделия спрос растет, и это хорошо. И от себя он целый список на кованые замки, ручки дверные, засовы на заборы, топоры, гвоздодеры дал. Но, просил, сначала первый заказ выполнить, человек тот очень просил поторопиться. Так что завтра с заготовок начнем.
  Илья встал, потянулся, посмотрел в окно, сумерки ночью сменились. Хорошо тетя Вера уговорила мать у них в доме переночевать, а то мало ли чего может случиться. А сейчас нужно пойти и углем заняться, намельчить, или - завтра. И зевоту не унять, отдохнуть надо, а то сегодня с самого утра одни чудеса происходили, как в доме алтарника, и верить в это боязно, и у дома Сорочины - "осина тебе в рыло". Что же это за мужик? И лицо знакомо, и выговор его, как и того пискуна.
  Открыв печь, Илья опустил в нее несколько смолистых сосновых дровин. Они тут же затрещали, охваченные пламенем. И только сейчас Илья уловил сквозь громкий печной гуд, то ли эхо от ударов молотом, то ли похожие звуки от сжигаемой в огне смолы. Прислушался, вроде в кузнице кто-то работает? Выглянул в окно, и поразился, вроде что-то мерцает в ней, а может это всего лишь отображение от кухонного окна?
  Накинув на себя тулуп, вышел во двор. Тишина. И в окне кузницы темно.
  Вернулся, и здесь слышен только гуд печной, значит показалось. В висках задавило, наверное, это к смене погоды, все же весна на крыльце, 7 марта, а зимние морозы не уходят. А небо, вроде звездное, значит, дело не в погоде, а просто переутомился. И снова Илья различил эхо от удара молота, да сильное, такой звук может идти только из их кузницы. Что же это за звуки, или опять видения начались?
  Выглянул в окно, опять оранжевые, желтые мерцания в окне кузницы видны. Только этого на сегодня не хватало, что за колдовство? Илья, как был в рубашке, на цыпочках прошел в коридор, приотворил дверь и выглянул. Теперь точно он заметил, что в кузнице кто-то работает. Босиком по снегу подкрался к двери кузницы, она на замке, ключ на гвозде в коридоре висит. Подкрался к окну и заглянул, очень трудно разглядеть, что там происходит, стекло запотело. Отчего?
  Илья побежал в дом за ключом, ноги всунул в валенки, накинул на себя тулуп и с ключом вернулся к кузнице. Замок легко провернулся, отворил дверь и глазам своим не может поверить - никого в кузнице нет, воздух холодный, со рта пар идет, тем более нечего говорить о горне, он холодный, как и его печь. Зажженная свеча так и не смогла разгореться, через несколько секунд тухла и тухла, что тоже не меньше удивляло Илью. На всякий случай перекрестился и вышел.
  В печи от бревен остались небольшие головешки. Интересно, вроде минут пять прошло, не больше, как положил в печь две толстые сосновые дровины, сходил в кузницу и вернулся, а от них одни угли остались. Удивительно.
  Илья выбрал толстое осиновое полено, все в сучьях, и задвинул его в печь. Но оно как сырое, сначала зашипело, не давая огню охватить его, задымило, а сухие тонкие березовые веточки вообще затушили печь и кислый дым начал выходить из нее: этого только еще не хватало.
  - Дымоход, значит, забит, снегом видно завалило, - сказал стоящий сзади Демьян Демьянович. - Поможешь?
  "Да, с умом построен дом, все здесь продумано до мелочей", - ступая по лестнице, думал про себя Илья.
  Кузнец развернул у трубы сложенный в несколько раз железный лист, встал на него и открыл железный ящик, вытащил из него гирю, надел ее на цепь и поставил рядом с собою.
  Илья потянулся к ней.
  - Тяжелая, - остановил его Демьян Демьянович, - с два пуда, - и, подняв перед собой ее, надел на кольцо, приделанное с низу, на крючок ерш. - Ну, что придерживай меня, на всякий случай, - прошептал кузнец и, сняв с трубы крышку, начал потихонечку опускать в нее гирю с ершом, прикрепленную к цепи.
  Через минуту холодный ветер стал забираться под ватник, забивать глаза снегом, но Илья ничего не оставалось, как поддерживать Демьяна Демьяновича, то поднимающего ерш, то опускающего его ниже.
  - Любил с дедом лазить на крышу дома, кузницы, так же стоял с боку и поддерживал его, чтобы не свалился.
  - Зачем такая тяжелая гиря? - дрожа от холода, спрашивает Илья.
  - А чтобы можно все было пробить, кто его знает, что в трубу может попасть. Года два назад филин, видно нашу трубу принял за дупло, еле-еле его подцепил ершом. Если бы не вытащил его, то не пробил бы дымоход, пока не сгнила бы птица.
  - Вот как, - удивился Илья, - а можно я попробую?
  - Удержишь?
  - Постараюсь, - и Илья, взявшись за цепь, чуть не выпустил ее из рук, еле удержал пальцами ползущие с рук ее кольца, и начал медленно спускать ее ниже и ниже, потом, привыкнув к ее тяжести, начал ее поднимать и отпускать, все быстрее и быстрее, прислушиваясь к советам кузнеца.
  Сколько времени ушло на эту работу, никто не следил, и только когда Вера Ивановна заново растопила печь, и из нее через трубу пошел дым, вытянули назад ерш с гирей. И в очередной раз к нему что-то прицепилось. Илья дернул на себя какой-то деревянный или железный предмет, не разобрать, настолько он сильно был забит сажей, но Демьяныч, когда рассмотрел его, несколько удивился, это был крест.
  
  -3-
  
  Крест был железным, размером с ладонь, с рисунками - на одной из сторон Георгий Победоносец убивает копьем змия, на другой - Святой мученик Трифон, держит в руке сокола.
  - Да, только слышал о нем от деда, - рассматривая его, никак не может успокоиться Демьян Демьянович. - Вот он какой! Но как он мог оказаться в трубе? - Чешет затылок кузнец.
  - Твой отец говорил, что этот крест пропал, когда дед чистил у себя дымоход, помнишь? - напомнила мужу Вера Ивановна. - И он забыл его повесить на трубу, вот поэтому, пожалуй, и сгорела его кузница.
  - Да, - согласился Демьян. - Но может все это сказки? - посмотрел на Илью с Марфой. - Этот крест вешали на трубу, чтобы он не пропускал злых духов в дома кузнецов, но когда забывали его повесить, то черти врывались в кузницу и там такое творилось. Наверное, это он был, - кузнец передал крест Илье. - Но как он мог оказаться в нашей трубе, ведь все считали его сгоревшим в дедовом доме. Удивительно. Как? Как? - раскинув руки, спросил у жены Демьян. - Ничего не понимаю! Ничего!
  - А может крест прицепился к какой-то птице, или она схватила его и принесла туда, как в свое гнездо, как та же сова, попавшая в вашу дымовую трубу, - прошептала Марфа, - про которую вы рассказывали, и он таким способом оказался там.
  - Только на это и стоит надеяться, - вздохнул Демьян, - или, он попал туда каким-то другим сверхъестественным путем.
  - И вам уже пятьдесят семь лет, - сорвалось с языка у Ильи, - а не пятьдесят пять, когда по поверью сгорает дом кузнеца с кузницей.
  - Да, да, - согласил Демьян Демьянович.
  - А откуда ты про это знаешь? - отведя в другую комнату Илью, прошептала Лена.
  Илья пожал плечами, мол, не знаю и выглянул в окно. В кузнице было темно, видений больше не было...
  
  - 4 -
  
  - По преданию, не говорится, в каком это было веке, на один из финикийских городов, обрушилось несчастье, в озере, которое было рядом с ним, завелось страшное животное, пожиравшее людей. Напуганные язычники решили приносить ему в жертву своих детей. Настал черед и дочери царя. Его дочка стояла на берегу и ждала своей гибели, - алтарник Иннокентий зажег перед иконой новую свечку и продолжил свой рассказ. - Вдруг пред ней предстал воин не белом коне, который поразил копьем появившуюся богомерзкую тварь. Этим воином был святой мученик Георгий Победоносец, который связал это чудовище и привез его в город. Жителям он сказал: "с верою во Христа не бойтесь ничего и, какие бы нам тяжелые времена не предстояли, какими бы страшными не казались наши враги, мы не должны бояться, ибо правда Божия и вера побеждает всегда".
  - А почему его называли святым мучеником? - Илья не спускал глаз с алтарника.
  - Это было в третьем веке после рождения Христа, - отпив чаю и посмотрев на крест, принесенный Ильей, алтарник откашлявшись, начал говорить громче. - Римская империя тогда была языческим государством, заключавшее в себе бесчисленное множество покоренных народов, имевших свою веру. Но к этому Рим относился терпимо, единственное, что требовалось от иноверца - приносить жертву римским богам. Но и здесь христиане, отступление от веры Христовой считали смерти подобным, и отказывались приносить жертвы языческим истуканам.
  В тоже время в древнем Риме цезарь считался Богом на земле и требовал от людей жертв в свою честь и почитания, как небожитель. Не исключением был и Диоклетиан, который в то время был римским цезарем. И, когда он, принося жертву в храме Аполлона, услышал чей-то голос, возвещавший ему о том, что христиане своею праведностью уничтожат силу древних богов, он исполнился ярости и в бешенстве повелел начать жестокие гонения на последователей Христа.
  Георгий, был приближенным воином цезаря, он командовал воинами, сопровождавшими и охранявшими цезаря Диоклетиана, и в то же время был христианином. Он, надеясь на дружбу, решил открыться императору и отговорить его от этого шага. Зная, на что идет, он раздал все свое богатство нищим, отпустил своих рабов на свободу и отправился к Диоклетиану, чтобы встать на защиту христиан и уговорить императора прекратить гонения.
  Диоклетиан любил Георгия, и, видя его мужество и прямоту, поначалу стал отговаривать и просил принести искупительную жертву языческим богам. Но, когда не получилось уговорить его принять языческую веру, цезарь Диоклетиан приказал бросить Георгия в темницу и мучить его до тех пор, пока он не отречется от своей веры.
  Его били там мечами, пронзали ноги копьями, бросали в негашеную известь, резали его тело острыми ножами, но всякий раз Георгий Победоносец представал перед своими мучителями несломленный духом. Эти мучения продолжались шесть лет.
  Пораженная стойкостью Георгия, царица бросилась к его ногам и объявила себя верующей во Христа. Взбешенный Диоклетиан за это приказал отрубить обоим им головы. На утро, перед казнью, Георгий Победоносец вдруг попросил цезаря отвести его в храм Аполлона. Услышав это, император подумал, что сломил в Георгии дух праведника, и тот готов принести жертву языческому богу. Но Георгий, войдя в храм, простер руку к идолу и сотворил крестное знамение на нем. В тот же момент каменный истукан с грохотом повалился на землю и рассыпался на части.
  Языческие жрецы, видя это, с яростью набросились на Георгия и кричали, и били его. Перед казнью Георгий в последний раз помолился Богу и преклонил свою голову под меч. И говорится в предании, что Бог наказал этого императора за смерть Георгия, и сжег его молнией.
  Илья встал, прошелся по комнате.
  - И вот эта врезка на кресте может защитить от черных сил?
  Алтарник посмотрел на Илью, перекрестил ее, и в ответ задал свой вопрос:
  - Вы, Илья, вчера видели, как молитва заправила у ребенка грыжу пуповинную?
  - Да, да. Но разве мог от крестного знамения развалиться истукан?
  - Именно так рассказывают о том случае, произошедшем с истуканом Аполлона, когда Георгий его окрестил, не только христиане, а и мусульмане. Значит могло.
  - Отец Иннокентий, а кто такой Святой мученик Трифон?
  - Крестьянский сын, еще ребенком был награжден Господом Богом даром чудотворения: он изгонял бесов, исцелял недуги и своей молитвой творил многие иные благодеяния. Однажды жители родного села святого Трифона были спасены им от голода: силой молитвы святой заставил уйти саранчу, истреблявшую посевы. И после этого чуда в Церкви был установлен особый чин молитвенного обращения к нему, как к святому Трифону.
  Особенно прославился святой Трифон, когда изгнал беса из дочери римского императора. Никто из врачей того времени не мог ее вылечить, и император приказал разыскать чудотворца святого Трифона и доставить в Рим.
  Когда святой приблизился к Риму, лукавый дух не смог вынести его приближения, и вышел из дочери императора. И, тогда умолил император святого показать демона воочию, желая убедиться, что юноша действительно исцелил царевну. После уединенной молитвы к Богу и строгого поста в течение шести дней, святой Трифон приказал нечистому духу явиться зримо императору и его приближенным. И явился дьявол пред всеми в образе пса черного, с огненными глазами и огромной головой. На вопрос святого Трифона, как он дерзнул вселиться в создание Божие, бес ответил, что над христианами он такой власти не имеет, а может мучить только тех, "кто следует своим похотям и дела, угодные нам, творит". Увидев и услышав это, люди уверовали во Христа.
  Поклонился Илья отцу Иннокентию, завернул в тряпочку крест и положил его в карман.
  - Так вроде и ничего не произошло за эти годы с Демьяном Демьяновичем и его семьей. Неужели из-за этого креста?
  - И ты восстановился... - подсказал алтарник.
  - А если пронести этот крест по улицам деревни, как крестное знамение? То бандиты, - и тут же выскочил из дома алтарника...
  
  - 5 -
  
  И сколько сейчас за такой глупый поступок не ругал себя Илья, но и возвращаться к алтарнику ему стыдно было: нехорошо поступил, взял и ушел, чем показал свое недоверие к человеку. А почему так поступил? Илья и сам никак не мог найти своему поступку ответа.
  Да, потому что неудобно вот так лезть к алтарнику со своими проблемами, к монаху, к которому люди идут с просьбами, как к кудеснику, как к волшебнику, а он своим присутствием только отвлекает его от помощи людям. Скорее всего, так и есть, ведь он вчера весь день просидел в его доме. А он? Нет, не отвлекает, а, якобы, защиту себе ищет, своей матери с Семеном у алтарника, что ли?
  Скорее всего, именно так и думают люди. Да, да, ведь вчера, кто-то из женщин сказал ему в спину, когда алтарник молился за души погибших ребят, что и здесь дьявольское отродье находится. Было именно так? Да, да, было, ведь он прекрасно расслышал ее шепот. Не знает он, как ту женщину звали, уж слишком сильно было укутано ее лицо в черный платок, один лоб и глаза видны, а сколько в них было ненависти к нему. Именно ненависти и злости.
  Да, да, именно после той молитвы, когда люди разошлись, Иннокентий не отпустил Илью, попытавшего уйти, а взял его за локоть и попросил остаться, и второй раз, после того, как ребенку грыжу молитвою вправил, не отпустил. Да, скорее всего он слышал те слова той женщины и хотел найти возможность успокоить Илью.
  Илья остановился, огляделся по сторонам. У дома Бруерши, где сейчас жил младший Колосов - бандитский смотрящий, стояло несколько деревенских человек, около того же худощавого писклявого мужика, и что-то выпрашивали у него. Но тот, видно, оставался непреклонным к их просьбам, и отталкивал их от себя, старика со старушкой. А те чуть ли не молитвенно просили его за что-то.
  - Да мне плевать! - доносился его писк. - Жрать хотите, платите, не то землю заберу.
  И что-то неприятным холодком прошло на душе. Взялся за крест, придавил его ладонью, не зная, что дальше сделать.
  "Землю, значит, хочешь забрать у людей. А кто же ты сам такой, прихвостень бандитский, вот кто ты такой!" - думал про себя Илья.
  Илья потихонечку пошел вперед.
  Старики махнули рукой и посеменили навстречу Илье.
  - Здравствуйте, - поздоровался с ними Илья. Но те не остановились, и даже не посмотрев на него, продолжали понуро смотреть к себе под ноги и идти дальше.
  - Эй, - кто-то окликнул тощего со двора, - осина тебе в рыло. Давай собирайся, скот повезем.
  Илья глянул во двор, а там этот толстяк с пуговицей на носу, стоит с Борисом Колосовым: смеются, о чем-то веселящем их разговаривают между собой. И им сейчас было не до того, чтобы хоть на секунду отвлечь свое внимание от себя, и хоть на мгновение посмотреть на медленно проходящего рядом с забором Илью.
  "Святой мученик Трифон, Георгий Победоносец дайте сил мне, чтобы защитить наших людей от этих гадов! - прошептал про себя Илья, сдавливая рукой крест. - Дайте мне силу, придавить этих змей, этих гадин, ползущих и удушающих нас. Святой мученик Трифон, Георгий Победоносец, дайте мне силу слова, чтобы оно, как у алтарника, управляло действием, хоть на секунду".
  - Эй, мужик! - по сиплому голосу Илья понял, что это к нему обращается тот тощий напарник "осины тебе в рыло" с Борисом Колосовым. - Че не слышишь?
  Илья обернулся, и не ошибся, тот тощий смотрел на Илью, и манит пальцем к себе.
  - Что-то твое рыло знакомо мне? Иди ка сюда, кто таков?
  - Да это кузнеца помощник, - ответил со двора Борис.
  - Сильный значит? - и сверлит Илью глазом.
  - Да ты с ним..., - и тут же запнулся Борис и, подойдя поближе к тощему, что-то шепнул ему на ухо.
  - Да, - ухмыльнулся тощий, и еще раз, с каким-то неприятным возмущением оглядев Илью, махнул рукой, - иди себе, иди.
  За другой широкой калиткой Илья увидел тот самый КрАЗ и кричащих людей, загоняющих быка или корову на борт машины. Не рассмотреть.
  - Осина тебе в рыло, а ну толкай его в зад, да давай сильней. Ну, сейчас по морде дам! - слышались указания того, с пуговицей на носу, мужика.
  "Погоди-ка, - остановился Илья, и тут наконец-то вспомнил, откуда ему знакомо его лицо. Да это тот же Горын, который вот с этим тощим и еще несколькими мужиками, издевался над Ильей и Семеном, и забрали часть стада коров. Да, да, это тот самый Горын, - и Илья почувствовал, как вспотела у него ладонь. Ой, Святой мученик Трифон, Георгий Победоносец, дай мне силы, чтобы разобраться с этими гадинами".
  И не зная, что сделать Илья замер, пытаясь рассмотреть, что происходит за кузовом грузовика.
  "Только не стой здесь, Илья, иди дальше, к Марфе, там поговорим", - услышал Илья голос Семена.
  Семена?
  - Иди, иди, потом поговорим.
  И только сейчас Илья увидел его, стоящего рядом в переулке, между дров, сложенных у забора и кустарником.
  
  - 6 -
  
  - Мама, но почему ты скрывала, что Семен здесь?
  Марфа, стерев тряпкой с лица слезу, прильнула к Илье:
  - А вот так, в Семена стреляли несколько раз, сарай сожгли, крысу мертвую под дверь подбросили, Петр в тот день пропал. И что нам оставалась делать, Илюш, сам подумай?
  Илья прижал мать к себе.
  - Вот тогда Семен, как чувствуя что-то, сказал мне, я лучше для всех "пропаду", а то сожгут люди нас.
  - И куда он уходил?
  - На сеновале прожил.
  - Вот так, - присел на скамейку Илья. - Вот такие дела. Может и Петр так же пропал? - и посмотрел на мать.
  - Не знаю, Семен молчит, жена его места себе не находит. Не знаю, скорее всего, по-настоящему он пропал, - и Марфа сильнее к себе прижала сына.
  Крик с улицы прервал их разговор:
  - А-а-а, сволочь, бей его бей. Стреляй, стреляй! Сука! Сволочь! Стреляй!
  Что там произошло, кто кричал, Илья уже не думал об этом, а с испугом с Марфой выскочили на улицу, и что есть мочи побежали туда, откуда кричали.
  У дома Бруерши собралась куча народу и смотрела во двор.
  Илья подбежал к ним:
  - Что, что здесь случилось?
  Но люди мотали головой и сами не знали, что произошло за КрАЗом, стоявшим на хоздворе Борьки Колосова, и слышали крики хозяина, да других мужиков, женский и детский вопль.
  И выстрел один, второй, не остановил этих криков. И, вдруг, неожиданно для всех со стороны переулка, как от взрыва бомбы, разлетелся с дровами забор, и выскочил наружу бык с надетым на рога человеком, и понесся с ним в сторону людей.
  Илья так и не понял, как с перепугу, он перепрыгнул во двор Колосова, потянул на себя мать, и перенес руками ее туда же, к себе.
  Бык выскочил на дорогу и, скинув с себя надетого на рога мужика, начал давить его своими копытами, разметывать рогами.
  Тощий, в этот же момент оказался за Ильей, и своим корпусом, отодвинув его от забора, вскинул ружье и давил на курок, пытаясь выстрелить, и визжал во все горло: "Горын! Горын!"
  - Ах так! - теперь и вскрикнул Илья, и схватив сзади этого тощего за куртку, подтолкнул его вперед, и тут же охнул от испуга, когда увидел, что туловище этого мужика повисло на заборе, но тот, барахтаясь, продолжал кричать и кричать: "Горын! Горын!"
  
  Глава 10. Бориска
  
  - Ну что будем делать с тобой? - спросил Демьян у связанного Бориса. - Вот в чем вопрос, Борь. Принято решение тебе с тощим и его дружками посадить на колы.
  Борис, услышав это, перевернулся на спину и, упершись связанными руками в доски, с вытаращенными глазами пополз от мужиков к стене.
  - Нет, нет, я все расскажу, все!
  - Что "все расскажешь"? - Демьян сверлит его глазами.
  - Вы не имеете права!
  - О правах, говоришь? Тогда с тебя и начнем, с первого, - сказал Колька Ожугов и вытащил из-за спины брус с отточенным, как копье, заостренным как пика концом. - Держите его мужики.
  - Да не имеете права, вы не имеете права! - жалобно, по-заячьи запищал Борис.
  - Но об этом никто не узнает, - Ожугов наклонил кол. - Тощий все рассказал и про детей... - и смотрит на Бориса.
  - ...И про тебя, - добавил Демьян. - А то, что мы тебя взяли с твоими дружками, в деревне никто и не знает. Мы-то вас в лесу остановили, машину загнали в болото, уже и нет ее, снег следы закроет. И все!
  - Да мужики, мужики! Не я это!
  - А нам все равно, тощий сказал, что ты детей в костер толкал.
  - Я! Нет!
  - И Петра убрал!
  - Не-ет, - жалостно завопил Борис. - Не-ет, это Касьянова работа, это он... - и упал без сознания.
  Ожугов удивился и посмотрел на Демьяна с Ильей, мол, что дальше будем делать-то с этим подонком?
  Демьян поднялся и, поморщившись, покачал головой, мол, главное не поддаваться, допрос только начинается.
  - Ставь кол сюда, - ткнул Демьян в щель неплотно закрытой крышки подвала. - Встанет хорошо, да сначала подточи его получше, чтобы влезал в него быстрее. Дня за три, глядишь и проколет его полностью, до шеи, а там уж позвонки полопаются и помрет. Намучается, хотя, говорят, что и по семь дней люди надетые на кол не умирают, а мучаются.
  Борис это слышал, тело его затряслось, словно электрический ток по нему прошел и заплакал:
  - Я все расскажу, все...
  А о чем он должен был рассказать? Демьян с Ильей и Николаем вышли из сарая, оставив со связанным Колосовым Мишку Старова с Сашкой Сковородой.
  Шел снег, птичьим пухом кружась в воздухе. Мороз приятно остуживал разгоряченную кожу на лицах.
  - Да, а с чего начинать-то будем?
  - С детей, Коля, с детей, - прошептал в ответ Демьян. - Пусть расскажет, как они погибли, где Петр? Больше мне, пока, ничего от него не нужно. А ты будешь все его слова записывать, и потом Борька распишется в них, вот и все, и передадим эти записи в милицию.
  - Слушай, так он тогда сам поймет, что все это подстава, и откажется от того, что наговорил, - не согласился с Демьяном Ожугов.
  - Ну, тогда, остальных родителей погибших ребят позовете - Щукиных с Ладиминовыми, пусть вместе и порешат, что с Борькой делать. Я, думаешь, буду их наказывать? - еще тише стал шептать Демьян. - Знаешь, чем это может пахнуть? Знаешь? Вот!
  - Да, а может, по-медвежьи с ними разберемся, как с теми?
  - Как это?
  - Демьян, да вся деревня про ту заметку, что участковый из города привез, знает.
  - И что?
  - Ну, сделаем так, что их тот косолапый шатун задрал, поднялся из берлоги и задрал. Демьян, ну все же догадываются, чья это работа.
  - Чья?
  - Да твоя же! - задрожал голос у Ожугова. - Из-за Верки с дочкой твоей.
  - Да ты че, сбрендил, что ли?
  - Ну откуда и у кого из наших, такая силища, как у медведя, найдется? Ну не ерепенься ты, сделал дело, так не прячься в кусты.
  Демьян не ответил, а только вздохнул и, кивнув в сторону Ожугова, повертел пальцем у виска: с ума сошел, что ли?
  - Ну и насочиняли же. И зачем я с вами связался только? - Демьян поднялся. - Зачем?
  - А как по-другому их остановить? - взяв за руку Демьяна, прошептал Николай.
  - А очень просто, пойдешь сейчас в город...
  - Дурака нашел, да? - встрепенулся Ожугов. - Тогда нам лет по десять дадут, каждому. А этим сволочам, только этого и нужно будет: в тюрьме с нами их дружки такое сделают!
  - А я-то здесь причем? - Демьян пристально смотрел на Николая. - Вы, с Мишкой Старовым, да с Сашкой Сковородой эту канитель затянули? Вы. Ко мне прибежали и давай просить, чтобы компанию составил вам, так? Вот составил. А зачем? У тебя-то, какой интерес был эту разборку проводить?
  - Так Семку же они, тоже кажется того, - задрожал голос у Ожугова. - И мою корову прибрали, и сын до сих пор трясется, когда слышит имя Борьки Колосова...
  - Вот и разбирайтесь сами! - чуть не выкрикнул в ответ, но вовремя сдержал себя Демьян, и продолжил шепотом, - я вам здесь не помощник. Понял? Илья, а ты чего стоишь? Пошли домой.
  - А-а-а, - они услышали громкий крик Бориса, - не убивайте!...
  
  - 2-
  
  Борис в семье Колосовых был долгожданным ребенком. Мать с отцом Александра уже и надежду потеряли, что у них появится еще один ребенок. Да и было из-за чего, Дмитрий Колосов, в день рождения сына поехал на мотоцикле в роддом, когда сообщили ему об этой приятной новости из райцентра.
  На улице в тот день был сильный мороз, но отпраздновав с друзьями свое отцовство, Дмитрию, как говорится, море было, по колено. Завел мотоцикл и поехал в город. Да по дороге, не смотря на холод и трудную, заснеженную дорогу, заснул за рулем и перевернулся.
  Если бы не водитель директора совхоза, едущий из города, не заметил бы его мотоцикла, уткнувшегося в кустарник, так и совсем замерз бы парень. Но повезло человеку, спас его, привез в ту же больницу, где родила ребенка его Анна, и врачи поставили диагноз: жить будет. Не ампутировали ему ни ног, ни рук, повезло, не сильно обморозил, и через неделю они с Анной вместе и выписались. Так что в тот день в молодой семье Колосовых считался рождением не только сына, а и отца.
  Но, Сашка, так и остался их единственным счастьем. Вырос, школу закончил, поступил в институт, и через полгода забеременела Анна. Дмитрий на все бабские наговоры, что загуляла его жинка, поэтому и забеременела, относился с усмешкой, верил он, что это все из-за другого получилось: ходили они с Анькой в соседнюю Ивановку к ведьме одной. Говорят, совсем старой та была, лет около ста уже прожила, да все никак на тот свет не могла уйти, словно не пускали ее силы небесные.
  Но пошли Анна с Дмитрием к ней не для того, чтобы просить ребенка, а уж в последний год им жить стало тяжко: корова на сносях умерла, куры все враз подохли, собака и ту кто-то отравил. Испугались они не на шутку за сына своего, который учился и жил в областном городе, и решили к ведьме за помощью обратиться, чтобы защитила его от напастей разных. Взяли с собою денег, по одежке одной - своей и Сашкиной.
  Как и думали родители, все эти несчастья, что у них происходили, неспроста были. Приходила, оказывается, к этой бабке как-то одна из дальних их родственниц, да попросила ведьму сделать наговор на них, а то уж больно все у Колосовых легко в жизни получается, а у нее - сын запил, муж - помер. Вот как все сложилось.
  Прокатила бабка яйцо по блюдечку, а оно на их глазах из белого черным стало, а значит, помочь им она уже не в силах, больно сильный заговор получился. Схватился за лопату Дмитрий, что в светелке колдуньи стояла, да ударил ей по блюдцу с яйцом, разворотил он ею и кровать бабкину, и все ее колдовские причиндалы, и ушел назад с Анной, домой.
  И ни кто их не осудил за это, ни в той деревне, и не в этой, мол, так, значит, и нужно было поступить с этой ведьмой, а то уж больно много судеб людских она из-за своих наговоров загубила.
  И перестали после этого в семье Колосовых всякие напасти происходить, вздохнули супруги, стали свое хозяйство восстанавливать, а тут Анна, перед приездом сына в отпуск, почувствовала тошноту, какую-то необычную, что-то кисленького захотелось ей, неужели обрюхатилась? А через несколько месяцев все пошло, как и должно быть у беременной женщины. К лету сын родился, которым Анна с Дмитрием и нарадоваться не могли. Смышленый парнишка рос, и в школе отличником был, и во дворе, хоть и не забияка, а из-за своей хитрости всегда победителем выходил, в драку - не влезая.
  Да и в доме его родители не загружали работой, всю хозяйственную рутину на себе родители тащили - и в огороде, и в уборке хлева с курятником, и в наведении порядка во дворе. Все боялись они, что та ведьма на них из-за злости своей что-то еще нового наговорила, и поэтому, как могли, старались не подпускать Бориску к делам хозяйским, чтобы, не дай Бог, топором при рубке дров себе что-то не отрубил, да лопатой не перетрудился, да - ножом не порезался.
  А с какой радостью они встретили весть, что Боренька хорошо закончил школу и поступил в педагогический институт, на исторический факультет. Гордости у них было, как за старшего своего, Александра Дмитриевича, работавшего агрономом в их селе.
  Ну, как ни говори, а старшой брат, которому совхоз дом выдал, и все уважения оказывал - путевками в санатории, премиями, спиваться начал. И все это из-за той колдуньи, подумали Анна с Дмитрием, видно все-таки уж сильный был наговор на их семью, и поэтому, чтобы не потерять младшего, уговорил Бориску в другом селе работать, в Ивановке учителем. Так все и получилось.
  Но, горе-сын совсем стал алкоголиком, не раз Дмитрий, не смотря на боли в сердце, таскал этого огромного пьяного мужика на себе, и один раз из них не дотащил, подорвался и умер. Недолго за ним протянула и Анна...
  Потом остепенился все же Александр Дмитриевич, взялся за голову, но родителей уже не вернуть. А Бориска сильно обиделся за это на брата, хотя в одной из встреч, тот тоже нашелся, как ответить младшему: "А что ж он их к себе не забрал, или не вернулся сюда?"
  Вот так они, братья, и разошлись.
  
  -3-
  
  Сам Бориска тоже понимал, что не по силам ему содержать у себя родителей. Его жинка, Светланка, с которой он познакомился в Ивановке, была дочерью уважаемого в совхозе бригадира механизаторов, а мать - лучшей дояркой. Дом, который построили молодоженам родители, был крепким, двор с огородом и садом из молодых яблонь, но у Бориса руки были не приученными к крестьянскому труду. Да и не хотел он пачкаться в земле с навозом, считая себя интеллигентом, и все свободное время проводил в библиотеке. И стремление у него для этого было хорошее, взялся за кандидатскую диссертацию по теме, в то время мало кому знакомой, об язычестве и Кощее.
  Для деревенских людей его увлечение воспринималось, как работа ученого, и поэтому лишнего и плохого про него старались не говорить. Скорее всего даже из-за какой-то боязни, с верой в то, что Демон есть, проснется, и тех, кто дружил с Бориской, обязательно накажет. Вот на сколько люди верили легендам и сказкам, ходившим по округе.
  Светлана родила Борису двух парней - Мишку, Сашку, да дочь, которую назвали в честь бабушки, ее матери Катерины. Жили они не богато, хозяйства не держали. И как не хотели ее родители, чтобы зять, наконец, одумался, да бросил свою работу над научной диссертацией, да за хозяйство взялся, дом отремонтировал, который ветшал прямо на глазах, но, несмотря на свое негодование, даже слова об этом боялись сказать зятю. Уж звонок был у зятя язык, да и в город стал ездить часто, как он говорил, чтобы собрать необходимую научную информации для диссертации. А также, как выпьет хорошенько, он любил говорить о том, что уважают его в городе, даже сам прокурор встречает его с поклоном.
  Верили ему люди или нет, никто об этом вслух не говорил. А про этого прокурора-Касьяна, к которому Бориска ездил, по селу разные слухи ходили. Будто его предки были языческими жрецами, и колдовством он занимался более сильным, чем их местная бабка-колдунья.
  Да, что говорить, деревенские сказки, могли быть и не совсем сказками. Ивановка, совсем молодым селом было, лет триста, может четыреста ему. И образовалось оно после того, как люди стали убегать в это место лесное из Кощной Нави, тогда, когда возмутился Кощей на то, что селяне на его день рождения, с ночи 29 февраля на 1 марта не зажгли костров около его идола и не принесли ему жертв - коров, поросят, барашек, курей. И тогда он встал во весь свой демонский рост, в виде смерча ледяного, и такой мороз на деревню пустил, что окаменели все дома ото льда, да рассыпались как снег, и люди, которые в них прятались от его гнева - также.
  И, говорят, только те остались дома нетронутыми, да люди, которые у церкви Пресвятой Богородицы стояли. Вышел против силы демонской священник с прихожанами, с иконами, да молитвами своими, и лишили силы страшного Демона, ушел он.
  Вот такая легенда или быль, ходила по округе про Кощьи Нави, как и о том, что князь, на чьих землях эта деревня стояла, разрешил людям переселиться подальше от этой деревни. А тому, что произошло в Кощьих Навях, он считал сам себя виновником этому. Выступил молодой князь против предрассудков отца своего с дедом, язычников, утверждавших, что село это построено на границе двух миров: Яви и Нави, и стерегут вход в него древние воины-волкодлаки, волшебники и колдуны, не выпуская из Нави - Царства мертвых, демона Кощея, ожидающего там Божественного наказания.
  Но при всем этом Кощей обладает силою несметною, и собирает он силы, которые приходят к нему молитвами языческими. А если кто из людей в Яви живущих, не взмолится над ним, то его душу заберет Демон, и воины-волкодлаки ничего поделать не смогут, защитить простых людей, так как они только стражи ворот, а не духа демонова.
  Для этого старые князья, веря в этого Демона, каждый високосный год приезжали в Кощьи Нави, в конце февраля, и праздновали день рождения Кощея. Сначала на капище у его идола, пляски со страшилами - крестьянами, переодетыми в коров и птиц, плясали, принося в жертву демону мясо животных и птиц. Говорили, что жрецы, в ту ночь, "плохих" неверных язычеству людей тоже в костер бросали, и читали молитвы, прося у Кощея защиты и богатства, которым, якобы, он ведовал.
  И просили они у Демона, чтобы он, когда помрут, их душам разрешал покидать ад Преисподней в царство Божье, под именем Правь, и будут они ему там, Демону Кощею воспевать песни, и просить Бога, чтобы простил он его, и снял он с Демона свои наказания.
  Но сын княжеский, христианином был, и запретил все родительские языческие "праздники" и, оставив только один из них, назвав День Кощея проводами зимы. И начиналось празднество это в полночь, с 29 февраля на 1 марта. Всем крестьянам, - от мала, до велика, - нужно было раздавить в руке сырое куриное яйцо. Считалось, что таким образом Кощею смерть приходит, которая была спрятана в яйце, а за ней и - весна идет, так как Демон Кощей был царем холода. И верили селяне, если такое они сделают, то и жизнь их будет защищена от болезней...
  А через некоторое время на капище возложил князь церковь Пресвятой Богородицы. Но не стали люди строить рядом с ней село свое, боясь не только Демона, но и разлива реки Ручей, которое проходило каждую весну. И селу своему, оставили по приказу князя старое имя - Кощьи Нави.
  Вот такие легенды собрал Бориска в материалах для своей диссертации, и как-то на ученом совете, проходившем в их райцентре, выступил с ней. Критику от профессоров он получил тогда отрицательную. И в газете про это писали: "Молодой историк, вместо научных разработок, нужных для развития коммунизма, выступил с грязными идеями против него. Он призывает общество к возвращению в язычество..."
  Приехал тогда он домой с научного совета не сразу. Два дня где-то задержался. Но, как узнали Светины родители, провел он это время в гостях у Касьяна, прокурора, человека уважаемого в районе, и обладающего магией колдовства и гипноза. И такое он там видел, такое, что боялся об этом рассказывать Борис, так как Касьян напугал его своими силами колдовства: если расскажет кому-то без его разрешения, заболеет страшной болезнью.
  И верил Касьяну Бориска, но как-то нечаянно, будучи в гостях у соседей, за рюмкой рассказал им о том, что видел у Касьяна демонское яйцо, спрятанное в ларце кованном, охраняемом силами черными. И, тут же произошло то страшное предупреждение прокурора: Борис, не увлекающийся спиртным, вдруг сильно запил, и белой горячкой заболел, с работы в школе был уволен. Покатился человек в пропасть, но вернул его к нормальной жизни тот же Касьян.
  Приехал он в их село инкогнито. Остановился в доме у Бориса Колосова, сходил к бабке-ведьме, и тут же начало происходить в Ивановке страшное. Молния зимним вечером осветила село, снег мокрый в сильные морозы пошел, и та колдунья кричать начала, да выть как волчица, на всю округу, прося помощи у Кощея, и черти запрыгали ночами на крыше ведьмы.
  Все люди это видели, падали на землю в беспамятстве, а когда приходили в себя, Богу молились, просили помощи. И закончилось все это происходящее, через три дня, оставив после себя страшную картину: все провода и ветки с деревьев, покрывшиеся толстым слоем льда обрушились на землю, старые крыши в домах проваливались, света в селе не стало...
  А с Касьяном исчез на некоторое время и сам Бориска. Но Светлана, жена Бориски, догадывалась, зачем приезжал в их деревню Касьян, что бы забрать колдовские силы у бабки-колдуньи. Умерла та той ночью, когда ураган обрушился на их село. Даже родителям своим не рассказала, и детям-мальцам, что за человек у них гостил в доме.
  И правильно сделала, а то бы сжили ее со свету люди, как и Бориску. Хотя, видно, догадывались люди, что Бориска не простой человек, только прикидывается ученным, а сам, Касьянов помощник... Но, Светлана, тогда всем сказала, что зря они так думают о его муже. Мол, до приезда к ним Касьяна, он в город уехал, лечиться от пьянства.
  
  
  -4-
  
  ...А мужики-то, и взаправду готовились воткнуть в Бориса кол. Мишка Старов, своим грузным телом навалился на плечи Колосова и потянул на себя одну из его ног, а Сашка Сковорода, разрезав ножом на заднице Бориса штанину, тыкал острием кола в отверстие между ягодиц.
  Если бы не Демьян, то через десяток секунд навряд ли уже можно было отвратить гибель Бориса.
  - Погоди мужики, погоди! - оттянул на себя малого на вид, но коренастого и обладающего не меньшей силой, чем кузнец, Сковороду.
  - Ты чего? - возмутился Старов, - мы, что здесь, не танцы танцевать собрались.
  - Ну же, - вывернулся из объятий кузнеца Сковорода.
  - Мужики, погоди-ка, надо сначала узнать Петра, куда эта сволочь дела? - и ткнул его ногой в окровавленную задницу.
  - Я все расскажу, все расскажу, - орал в истерике Борис.
  Его рассказ для всех был ошеломляющим...
  
  Когда Лаврентий забрал у кузнеца выкованных идолов, завез их Бориске Колосову, вместе с чертежом капища. И указал ему, что 29 февраля идолы, которых он установит на Сухом болоте, должны быть деревянными, и скот согнан туда за несколько часов до начала ритуала, и птица принесена - в мешках. И люди, чтобы были подготовленными к молениям к Кощею бессмертному, к танцам перед идолами, знали молитвы, и не испугались, если вдруг поднимется над ними в настоящем образу дух Кощея бессмертного. Обряд людей, перед самым началом пира, проведет сам Касьян. Но главное действо совершится здесь же, на Сухом болоте, 13 марта, когда Кощей бессмертный восстанет от своего сна, и идолы тогда понадобятся железные, чтобы выдержать его силу ледяную.
  Бориска рассказывал быстро, сбиваясь, и ответы на вопросы, допрашивающих его Сковороду со Старовым, находил быстро, не сбиваясь, что еще раз доказывало о том, что он не выдумывал эту сказку, не фантазировал.
  Бориска знал Касьяна, как могущественного колдуна, обладающего магией и гипнозом. И все это было не пустыми словами, так как сам не раз попадал под его колдовство: то приходил в себя на крыше дома, то - загорающим в трусах в морозный день на снегу. И никак он не мог сопротивляться силе Касьяна, а когда пробовал это сделать, то тут же превращался в воду и тек туда, куда своими перстами указывал маг. Да, да, тек и на вершины деревьев, и на крышу дома, то, испаряясь в воздухе, зависал как пар над торчащими вверх остриями ножей, то превращаясь в дождь и падая на землю, становился червем, и полз между корнями древесными, между ногами человечьими.
  Боялся он колдуна, и слова о нем никому не мог сказать, так как тяжелая печать лежала на его губах. А сейчас, после того, что произошло на Сухом болоте, он и не заметил, что она снята с него, эта печать, и, как обычно, размышляя, рассказывал ее, только уже не про себя, а вслух. Видно забыл Касьян поставить ее - печать, или наоборот, дал разрешение ему рассказать о нем.
  - Может действительно нашел Касьян ту тайную дверь в царство Преисподней, и знает, как с нее снять замок, или засов? - задумался Бориска. - И тогда!...
  - Какую дверь, в какое царство? - перебил рассказчика кузнец.
  - Касьян хорошо знает эти места, он часто бывает на Сухом болоте. Здесь есть дверь в Преисподнюю и, когда он найдет ее и отодвинет засов, то свершится великое, восстанет Кощей и придет на землю и создаст здесь свое царство... - и глаза у Бориски выпучились и покраснели.
  - Да что за глупости ты говоришь! - взорвался Старов и ткнул колом в бок Бориса.
  Тот, словно и не почувствовал боли от укола, замотал головой и отполз в угол.
  - Постой, постой, не глупи, - остановил Михаила кузнец. - Сходи на Сухое болото, увидишь такое, что во все поверишь.
  - Да еще и ты туда же! - громко рассмеялся Старов и ткнул кулаком Демьяна в плечо, но тут же был крепко схвачен под локоть Ильей, и с силою усажен на скамью. - Да вы че, мужики? - удивился Старов.
  - Стой, стой, стой, - встал между Старовым и Ильей Сковорода. - Мишка, он, кажется, прав, я тоже там такое видел! Так что, мужики...
  - Ладно, - поднял руку Демьян, - может это все и сказки, так как дыра в Сухом болоте и свищ серный через нее идет. Когда вдохнешь им, какие только тогда тебе видения в голову не лезут. Борис, так что там было на той репетиции 29 февраля и, что будет 13 марта?
  Колосов, чувствуя, что волна гнева у Старова, Сковороды и других мужиков сменилась заинтересованностью, успокоился.
  - Там сейчас работы идут, честное слово, - стреляет глазами то на Михаила, то на Илью. Слезу пустил.
  - Так что там было? - ткнул его ногой Сковорода.
  - Я и не знаю толком. Пацанятам рассказывал о язычестве, про Сварога, про Перуна, про Ярилу, про Кощея и других идолов. Поверили, а Касьян, когда к тебе приезжал, потом меня прислал сюда, заколдовав всю нашу семью, и пошли к тебе. И дал нам кольцо, - Борис, осмотрев пальцы, тут же начал его искать в карманах, вокруг себя. - Где оно? Где оно!?
  - Ты это брось, - рявкнул Демьян. - Продолжай.
  - Вот такое кольцо было у меня здесь, - и выставил напоказ безымянный палец. - Черное, с такой маленькой вместо камня точкой белой по центру, вот здесь! - Его глаза испуганы.
  - Так это и была, может, та печать?
  - Нет, нет, - дрожащим голосом, начал шептать Бориска. - То магическое кольцо, наведешь на человека и верит тот всему, что говоришь, а захочешь - и подчинишь его себе, как тень, только потри его и все.
  - И нас также? - сверлит глазами Бориску Демьян.
  - Нет, вы единственные, кто с моим братом не подчинялись воле моей.
  - Ты, Бориска, брось это, тянуть резину, - заскрежетал зубами Михаил. - Ты же сволочь моего сыну на то капище потащил. Я же из тебя сейчас буду кишки выпускать, потихонечку, как колбаску и жарить на костре.
  - То уже не мой интерес был, - став на четвереньки Бориска, и как-то по шакальи, согнув руки, наклонился до самого полу, и смотрит в глаза то Сковороды, то Демьяна, словно, выпрашивая у них к себе снисхождения, или пощады, или, чтобы поняли его, наконец, ведь не он-то во всем том, что произошло там, виноват. Он палец Касьянов, а не самостоятельный бандит, - а Сорочина, выслужиться перед Касьяном хотел. Хотел выслужиться!
  - Выслужиться?
  - Да, да. А я только учил пацанят молитвам Кощьим. А это все Касьян, приехал и что-то начал говорить мальчишкам, а они как бараны вместе со мной стали делать то, что он говорил, все мы были под его гипнозом, и что хотел делать, то и творил с нами.
  - Дальше!
  - А дальше пришел в себя только тогда, когда детей с поросятами, барашками, да птицей привел на Сухое болото. А там такое завертелось. Мы разожгли костры, Касьян стал у тех деревянных идолов и все - я больше не помню что делал, он нас заколдовал снова, понимаете? Перед нами такое было, - Бориска поднял голову и закатил глаза, - там такое было!
  - Что было?
  - Кощей встал...
  Бориску привели в себя только через час. Лежал на полу и в припадке кричал: "Такое видел! Такое видел...".
  
  - 5 -
  Бориска понимал, что в этом черном деле Касьяна, он всего лишь один из сотен маленьких гвоздиков. Гвоздиков, которые вгоняют в каблук или в подошву сапога, как и тот же кузнец Демьян с его подмастерьем Ильей, как и его слуга Лаврентий, как и тот бывший директор совхоза Михаил Федосеевич Одинцов, занимающийся нынче заготовками леса и крышующий несколько деревень, как и Кощьи Нави. Всего они лишь гвозди в руках Касьяна, и все. Гвозди!
  Присланная Одинцовым на Сухое болото бригада лесорубов с тракторами, по поручению Касьяна вырубили подъезд к реке и соединили его с дорогой в город. У Ручья сделали широкую стоянку для автомобилей, лесенки из широких досок по обоим берегам реки, чтобы спуститься на лед и перейти его по выложенным доскам мог любой гость. На той стороне реки - столы деревянные, на которых будут угощать гостей, прибывших на пир нечистой силы. А среди них должны быть именитые люди, кроме местной знати - областное начальство, может даже и с самим губернатором, и гостями повыше.
  А для удобства крупных гостей здесь все условия созданы. Сиденья отгорожены от ветра невысокими заборами, через два метра - кирпичные печки, чтобы ногам гостей было тепло. Центральная часть трибуны отгорожена перегородкой из плащевой ткани.
  А сам амфитеатр, где должно было пройти это действо, получился в низине, на том самом Сухом болоте. На отсыпанном небольшом бугре расставлены железные идолы, за ними стойки для большого экрана из белой парусины. Привезено несколько дизельных электростанций, светильники, бревна для кострища, в середине арены вкопан ствол старого сухого дуба, к которому будет привязана главная жертва. Какая - неизвестно никому.
  - Скорее всего - медведь, или еще, какое нибудь страшное животное, - развел руками Бориска.
  ...В первый раз этот праздник провел Касьян четыре года назад, невдалеке от райцентра, в день рождения демона Кощея. Демидову Юрию Юрьевичу, прокурору города, так зовут Касьяна, праздник удался на славу. Борис Колосов, деревенский учитель из Ивановки, тогда считался одним из главных сценаристов. Именно собранные им легенды о Кощьих Навях, Сухом болоте, и помогли режиссеру из городского дома культуры сделать интересную и захватывающую сказку, в которой участвовала местная молодежь с бичами. Но переусердствовал тогда Касьян, несколько человек сгорели в жертвенных кострах, не считая циркового медведя - главной жертвы.
  - Теперь сценарий мне не известен, - приподнялся перед мужиками на колени Бориска Колосов, - не знаю, кто его готовил. Мужики, ну честное слово, может даже сам Касьян. Я только с вашими детьми должен был создавать толпу из страшил - не больше! - его протяжный крик оглушил всех. - Мужики поверьте, я не виноват ни в чем...
  
  - 6 -
  
  С трудом Бориску привели в себя. Демьян, вытерев со лба пот, спросил у него:
  - Это что ж, этим кольцом Касьяновым и детей толкнул против своего старшего брата, и заставил их издеваться над ним?
  Бориска открыл рот и, не зная, что сказать, бегал глазами по собравшимся вокруг него людям.
  - Это, это... А он сволочь, - выпалил Бориска. - Он меня обманул, сказав, что из семян через две недели появятся и помидоры, и огурцы, и баклажаны...
  - ...И арбузы, - перебил его Старов.
  - Да, да, - и поняв, что начинает говорить что-то лишнее, захныкал Бориска. - Лаврентий за обман, чуть не сломал мне руку.
  - А детей же наших, зачем тогда начал приучать к злости? - пнув ногой в бок Бориску, Мишка Старов придвинулся к нему.
  - Сволочь! - и Ожугов, стоявший с другой стороны, что есть силы, ударил Колосова в бок.
  - Да я им не приказывал. Я только как рассказал им эту историю, они тогда поняли, за что мне Лаврентий руку выламывал. Это и Игорек Щукин с Вовкой Ладиминовым тогда, и твоим сыном Колькой, - глянул он на Старова, - я их даже остановить не смог. - Трясясь от дрожи, пищал младший Колосов. - А командовал ними сын Сорочины. Он всеми пацанами заправлял. Он, а я только за идолов отвечал, - в истерике бился головой о пол Борис.
  - А где Петр? - присел перед Борисом Демьян Демьянович.
  - Не знаю, - отползая в сторону пищал Бориска. - Не знаю. Его Сорочина схватил, ударил лопатой по голове и оттащил на санях на Сухое болото. А там его к дереву привязали, и сжечь под конец должны были. А-а-а! - во все горло орал Бориска.
  - Сволочь! - Старов схватился за кол, но Демьяныч его снова остановил:
  - А где Сорочина-то? - и схватив Бориску за подбородок, приподнял его вверх. - Где?
  - Сбежал, - выпалил стоящий сзади Сковорода. - Я за ним гнался, но не догнал.
  - Вот, - сквозь зубы прошептал кузнец. - Выйдите, мне поговорить с ним кое о чем нужно... - и, отбросив на пол Бориску, как мешок, отобрав у Сковороды кол, сморщившись посмотрел на всех. - Выйдите!
  
  
  Глава 11. Крест
  
  За Иннокентием никто не мог угнаться. Несмотря на глубокий и мокрый снег, он легко, словно рысь, гонясь за подраненным зайцем, не сбавляя быстрого хода, шел вперед.
  - Иннокентий стой, - первым не выдержал Колосов и громко дыша, уселся на пень. - Ты что, здесь был?
  - Да, Александр Дмитриевич, был, - быстро дыша через нос, ответил алтарник. - Вот, - и протянул набросанный карандашом на тетрадном листке чертеж. - Вот Сухое болото, вот бугор, где капище строят, а там, там на бугре ты нашел того идола?
  - Дай-ка, - Александр вытерев рукавом со лба пот, взял лист. - Не понял, вроде и так, но там обрыв должен быть с реки, да и бугор, с березой, каким-то пнем, типа этого, - и ткнул пальцем в тонкий ствол срубленного дерева.
  - А это и не пень вовсе, получается, Александр Дмитриевич.
  - Как это?
  - А вот на обратной стороне иконы "Страстной", которую привез из лесу Юрий, оставлены пометки монахами о монастыре и о захоронении креста, и церковной утвари. Я и прочел их, после видения, которое пришло мне ночью.
  - Батюшко, - облокотившись на дерево, спросил Илья, - а почему эту икону Божией Матери вы назвали "Страстной"?
  - Потому, что на ней изображены два ангела с орудиями страстей Господних - крестом, копьем и губкой. А была прославлена икона эта во времена первого Романова Михаила Федоровича. Жила в Нижегородской губернии крестьянка, которая подвергалась приступам бесовским. Она нередко покушалась на свою жизнь, чтобы не мучить себя и ближайших людей, но всякий раз Господь хранил её через добрых людей. И продолжалось это семь лет, - стирая пот со лба, говорил алтарник.
  - Как-то после очередного приступа Екатерина пришла в себя и, обратившись с молитвою к Божией Матери, со слезами умоляла избавить её от такой болезни, сказав при этом, что при выздоровлении уйдет в монастырь. И вскоре после этого она получила исцеление, но об обещании Божией Матери, что примет монашеский постриг, забыла, думала, болезнь у нее сама по себе прошла.
  Но однажды Екатерина во время молитвы вдруг, вспомнив о своём обете, почувствовала такой страх, что от душевного изнеможения слегла в постель. В ту же ночь ей явилась Пресвятая Богородица и сказала: "Екатерина! Почему ты не исполнила обета монахиней служить Сыну Моему и Богу? Иди же теперь, возвести всем о Моём явлении к тебе, и скажи, чтобы живущие в мире воздерживались от злобы, зависти, пьянства и всякой нечистоты, пребывали в целомудрии и нелицемерной любви друг к другу, почитая воскресенье и праздничные дни".
  Потом еще раз явилась к ней Божия Матерь и повторила свои слова, но Екатерина из страха, что ей не поверят, не исполнила повеления и за ослушание своё была страшно наказана: голова её обратилась в сторону, рот искривился, и вся она начала сохнуть.
  Но Пресвятая Богородица опять помиловала бедную крестьянку. Однажды во сне Екатерина услышала таинственный голос, повелевавший ей немедленно идти в Нижний Новгород к иконописцу Григорию, у которого находился написанный им образ Божией Матери: "Когда помолишься пред тем образом с верою, то получишь исцеление и ты, и многие другие".
  Екатерина исполнила повеление, нашла у иконописца икону Божьей Матери "Страстная" и после усердной молитвы перед нею избавилась от своего недуга. С того времени от иконы Пресвятой Богородицы, названной "Страстной", стали совершаться многочисленные чудеса и исцеления.
  Юрий, умывшись снегом, вздохнул:
  - Не думал даже, что такое и вправду может быть. Про тебя Илюша, когда услышал, не мог поверить этому. А потом, когда в лесу увидел того отшельника-монаха, думал сон, но разве может он быть таким ярким, что ослеп от него. А на самом деле, это видением было, умер он. Да, - почесал Юрий подбородок, - оказывается, прав был Семен, что живем мы не в простом мире.
  - Отдохнули? - встал алтарник Иннокентий. - Я вас прошу, дорогие, не рассиживаться здесь. То место, к которому мы идем, и Касьян тоже ищет и очень долго, так как знает он, что когда-то стоял здесь храм, срубленный прадедами нашими в защиту земли русской от супостата черного...
  Услышав это, Илья оглянулся на Демьяна Демьяныча. Тот крестился, не сводя глаз с алтарника, как и Юрий, и Семен, и Колосов. Они верят его словам, и тихий голос Иннокентия становится четким, пронзительным.
  - ...демона, которого он проповедует в своей дьявольской вере. И боятся люди его колдовства, которое на самом деле не что иное, как обладание сильным гипнозом, но не все подвластны ему. Он знает это, и продолжает запугивать людей, говоря им, что его род - колдуны. Это его бабка в давние времена предсказала Ивану Грозному день смерти. Так он говорит, но проверить это никто не может, так как время то, давнее, веками заросшее, как древним лесом пустынное место.
  Но знает он, и сам верит в то, что стоял здесь до тридцатых годов храм Божий, хранящий крест ангельский, которым наказан был Кощей, за обман Божий. Не знаю, насколько правда в этом, но как говорит запись монашеская, хранится здесь его малая копия, и когда будет поднят он, вернется к кресту сила Божия, и потеряет силу тень Демона. Вот чего боится Касьян, веря этому. И кого только он в ваши края не посылал, но ни кто не находил места того, так как не осталось людей, знавших об том храме, уж сильно здесь в тридцатых годах свирепствовала страшная болезнь, и захоронили почти всех людей в Сухом болоте, кто жил здесь.
  Илья перекрестился вместе со всеми и двинулся за Иннокентием, идущим по непротоптанному снегу, как ледокол по замерзшему морю, разбивающий ледяные торосы не тронутого одеяла снега, тающего от неожиданно пришедшего весеннего тепла.
  
  - 2 -
  
  - Не может быть, не может быть, - Александр Дмитриевич встал на колени и, набрав полные ладони рыхлой черной земли, пристально смотрит на нее. - Как так? - показывает ее алтарнику.
  Но тому не до Колосова. Иннокентий сам не меньше удивился, чем и другие, что на бугре не лежит не только не снежинки, а и земля не замороженная, мягкая, на ветвях вербы вот-вот раскроются почки, пахнут соками молодые отростки сосны.
  Он перекрестился и, как Колосов, стал на колени, и о чем-то шепотом стал молиться, смотря на высокий, с человеческий рост, стоящий без кроны среди малинника ствол дерева.
  С удивлением на него смотрел и Колосов.
  - Вот здесь тогда я ткнул лопатой в идола, - и, показывая в глубокую яму, Александр Николаевич смотрит то на Демьяна Демьяновича, то на Иннокентия. - Очистил его, а он статуя чья-то, ну прямо мужик с бородой, и как ухнет, и под землю ушел, - в очередной раз пытается рассказать о произошедшем в прошлом году с ним Колосов.
  Но Иннокентий уже пробирается через колючие ветки кустарника к стволу березы и ощупывает его:
  - Демьян Демьянович, вроде настоящее дерево.
  - Похоже. Но нет, - порезав до крови кожу на пальце, которым пытался сорвать с дерева черную кору, не соглашается кузнец, и пытается проверить это на следующем отслоившемся кусочке коры светло-каштанового цвета. - Точно, железо, - смущенно смотрит на своего подмастерья Медведев. - Илюшка, настоящее железо, посмотри.
  - Ворота? - сорвалось с уст Ильи. - Как те самые ворота, Демьян Демьянович.
  - Оказывается это не сон, - прошептал удивленный чему-то Демьян Демьяныч.
  Но их никто внимательно и не слушал, кроме алтарника.
  - На Сухом болоте, что ли? Демьян, Демьян, - обратился Иннокентий с вопросом.
  - Так то, вроде, видением было во сне, - словно попытался оправдаться перед ним кузнец.
  - Знаю, - махнул рукой алтарник.
  Что хотел этим сказать Иннокентий, Демьяныч не стал расспрашивать, а с какой-то нескрываемой восторженностью рассматривает тонкую, разной ширины белую с пересекающими ее тонкими коричневыми и черными полосками, кору.
  - Вот это труд, - говорит Медведев и стукает ногтем по железному дереву. - Илья, веришь ли? Ты смотри, настоящий художник, такие секреты знает.
  - Кто?
  - Знать бы. Наверное, из моих прадедов кто-то. Дед говорил перед смертью, что скоро передо мной откроет старую книгу с советами, но сгорел, и, ни отцу, ни мне так и не успел сказать, что за книга с кузнечными секретами. Все обыскал и никакого тайника не нашел, ни ключа, о котором говорил дед.
  - Вот, - перебив Демьяныча, просовывает к нему лист с нанесенным чертежом и какими-то иероглифическими надписями алтарник. - Вы может, разберетесь здесь?
  И в этот момент что-то громко заскрежетало со стороны Сухого болота, заскрипело, а потом громом раскатился человеческий голос: "Внимание, внимание слышимость хорошая. Все", и - тишина.
  - Это те готовятся к завтрашнему капищу, через громкоговоритель кричат, - прошептал Юрий. - Вон стрела с крана видна, - показывает он в сторону еловых веток. - Видите? Вон за елкой самой высокой.
  И действительно, стрела от крана поблескивала в ярких солнечных лучах.
  - И как они сюда такую машину перетащили? - продолжает удивляться Колосов.
  - А они, скорее всего, трактором его перетащили от дороги лесной, что через Кощеевский ручей к дому старого егеря, то есть, моего деда, царство ему небесное, ведет, - перекрестился Юрий. - Когда мы с дедом ехали в его лесной дом, дорога была завалена деревьями, без крана бы такой завал не построить, и дед так думал, уж больно они огромные эти бревна были, тем более, распиленные, с корнями вставленными между бревнами. На некоторых местах бревен от тросов следы остались.
  - Каких? - не понял Демьян.
  - Железных веревок таких, которыми стягивают всякие грузы.
  - А, понял! - махнул рукой кузнец. - Я-то, извини, о другом думал, - и начал рассматривать чертеж, протянутый ему алтарником. - А это что?
  - Скорее всего, этот тот самый ствол железный, названный здесь "крестом".
  - Да, - стиснув губы Демьян. - Вопросик за вопросиком, - и почесал лоб. - А храм действительно был здесь?
  - Скорее всего, на самом бугре, - тыкает пальцем в полукруглые очертания алтарник. - Вот здесь, скорее всего, был. Вот это, скорее всего, восточная часть, здесь алтарный пристрой, а с другой стороны, с западной - притвор. - И алтарник осматривается по сторонам. - Господи, прости грехи наши и наших предков, прими наш интерес и помоги найти святыню наших поколений - храм в Вашу славу.
  Илья вытащил из рюкзака топор и начал вырубать кустарник, а Юрий - лопатой откидывать назад землю с корнями и ветками. Через полчаса работы железный "березовый" ствол освободили от земли приблизительно на метр.
  - Дед говорил, что его дед на три аршина детали ковал, как художник, - посмотрел на Иннокентия Демьян. - Как художник, - в раздумии повторил кузнец. - Да. А аршин это около метра, так? Так. А ну-ка, Юр, дай лопату, - и, спрыгнув в яму, продолжил откапывать у столба землю, приговаривая, - удивительное получается дело, зима с морозами нещадными была, а земля здесь, как пух. Удивительно, зима землю кругом сковала льдом, а здесь пух. Удивительно, зима..., - и удар лопаты обо что-то железное остановил кузнеца.
  Все с интересом столпились вокруг ямы и наблюдали за Демьяном Демьяновичем, ставшим на колени и отгребавшим землю руками.
  - Я ж так и думал, что это не больше, как рычаг, самый натуральный. - Иннокентий, слышь - это, кажется, вовсе не крест, а рычаг чего-то.
  - А чего?
  - Да кто ж знает, читай, что там у тебя написано, - поднялся Демьян и, протянув руку Илье, уперся ногами о стенки ямы и вылез из нее наружу. И не останавливаясь, пошел с бугра вниз.
  - Вы куда? - окрикнул его алтарник.
  - Так руки снегом помыть, жалко такую работу пачкать.
  - Демьян Демьянович, - нагнал кузнеца Илья, - а к чему-то рычаг этот?
  - Я и сам думаю, может и не рычаг это вовсе. А чтобы это узнать, представляешь, какую яму придется рыть, весь бугор срезать может, а может и еще глубже.
  - А для чего?
  - Ты так и не понял алтарника? Говорит, что здесь стоял храм, и крест, выкованный издревле, которым наказал Бог Кощея. Что-то не верится в это мне, но, - вздохнул кузнец, - меня удивило то, что земля здесь сухая. Понимаешь? И этот ствол не ровный, весь в выщерблинах, медный видно с какими-то присадками, и земля-то в этих выщерблинах не задерживается, как песок просыпается сквозь них. Хотя, песок, - нагнулся и зачерпнул снега, - мокрый. А песок, его-то что держит, вот в чем вопрос. Вот, смотри, а здесь земля, натуральный торф. Погоди, погоди, так это может торф черный какой-то перемешанный с песком, потому и просыпается. Вот! - махнул рукой Демьян, - Да уж, но это пусть сам Колосов разбирается, ведь он у нас агроном.
  - А может и алтарника эта сера прошибла?
  - Ты к чему? - с удивлением посмотрел на Илью кузнец. - А, ты все о том же, что у него, думаешь, шарики за нолики зашли. Да кто ж его знает? - усмехнулся Демьян. - Легенд много ходит про наше село, Илюш. И он что-то знает, наверное, а знает, значит, верит в это. С чего бы ты, думаешь, он нас уговорил сюда прийти?
  - А может Юркин рассказ про Кощеев ручей, да видение монаха-отшельника на него так подействовали?
  - Да я сам, слушал и верил в то, что Юрка говорил. Парень-то, вроде нормальный, зачем ему сказки выдумывать-то, - Демьян Демьянович зачерпнул еще снега с земли, и начал растирать им руки. - Ты смотри-ка, земля сухая, а руки запачкал ей, как глиною.
  - И я, - с удивлением рассматривает свои ладони Илья.
  - А ты не рассказывал Иннокентию про те ворота железные?
  - Было дело, - вздохнул Илья.
  - А чего прятаться-то? И правильно сделал, что рассказал. И как он к этому отнесся?
  - Сказал, что каждый видит свой мир, или что-то так.
  - Может и так. Моя Верка ничего этого не видит, да и Ленка. А вот мой отец, дед, видели те, даже не знаю, как и назвать их, приведения, что ли? Но они об этом, правда, не любили рассказывать. Один раз, еще мальцом был, не спалось, пошел к колодцу воды холодной набрать, смотрю, а в кузнице отца свет горит. Заглядываю в окно, они с дедом там сидят у горна и смотрят на огонь. А он, огонь, цвет свой постоянно меняет, то - красный, то - оранжевый, то - белый, то - синий. Такого никогда и не видывал. А они смотрят на огонь и крестятся. Я к ним решил зайти, а дверь в кузницу закрыта, замок висит. Такой огромный, амбарный замок, - и Демьян сложил две растопыренные ладони. - Даже больше!
  Ну, я домой, в родительскую спальню заглянул, отец с матерью спят. Глядь на улицу, в кузнице темно. Ну, думаю, привиделось значит, заставил себя заново выйти на улицу, нехорошо трусить. Вышел, зачерпнул в колодце воды, приложился к ведру, а в коленках тряска, да такая, что весь водой облился, аж дух захватило от холода мокрого.
  Подошел к забору, смотрю, в кузне деда свет горит. Перемахнул через забор, думаю, сейчас деду расскажу эту историю, насмеемся. А там, через окно, то же самое увидел, только сидели дед с отцом не у очага, а у наковальни, и смотрят на яркий красно-желтый кусок железа, а он, сколько не лежит, все света своего не теряет, представляешь? Присмотрелся, а над тем куском пламя желтое, чуть ли не с пол человеческого роста стоит, а в нем лицо огромное, копия твоего Лика, что Касьяну сделал. Страшно стало мне, начал стучать в окно, что есть силы. А оказывается, это во сне все было. Понимаешь? - Демьян стряхнул мокрый снег с рук. - Отец разбудил меня, спрашивает что приснилось? А мне было и стыдно рассказывать об этом, мало ли что подумает.
  Ну, потом вышел на улицу, к колодцу подошел, а там так и осталась вода на бревнах расплесканная, и ведро наполовину полное. А у нас не принято было его с водой оставлять, подвешиваем его пустым на крючке. Смотрю на грядки вскопанные, там мой след босой идет прямо к забору. Вот! Смотрю на свои ноги, а они в глине сухой все. Вот так, Илья, - вздохнул Демьян. - Испугался, думал, лунатизмом заболел. А потом и днем стали разные видения приходить.
  Демьян уперся о дерево и продолжил.
  - Это мне тогда лет тринадцать-четырнадцать было. С того времени и пошли всякие видения. А когда уже остался один, не стало деда с отцом, заходит мужик ко мне. Увидел его, аж под ложечкой потянуло такое что-то неприятное. Вижу, что человек не с нашей деревни, и холодом от него так и прет, так и прет, да еще с каким-то запахом кислым, как в простывшем подвале. Да еще и нос, как пятак, вывернутый, ну, думаю, у мужика заячья болезнь. А голос у него грубый такой, и сует мне в руки подковы согнутые, еле удержал их, такие холодные были.
  Взял их тряпкой, отнес их в кузню, положил на горн. Ну, что там работы, разогреть да выровнять их и все. Положил в огонь, а он тут же гаснет, пару раз даванул на него горном, а он, как человек прямо плачет, представляешь? Огонь, как бабочка в паучьей паутине бьется, представляешь? Ну не вру, честное слово, вот на натуральную бабочку похож, с крыльями, а пар, ну прям, как паутина, и комкает его, и вяжет.
  Вытащил из него подковы, как взметнется огонь, словно пороху в него подбросил. Разгорелся, а подковы прямо на глазах как лед начинают плавиться. Взял одну в огонь сунул, и слышу, Верка как закричит. Выскакиваю на улицу, выварка с бельем с печи на землю упала, да обожгла ее ногу кипятком. Отнес ее домой, смазал ногу гусиным жиром, успокоил, да в кузницу назад, а у порога тот мужик стоит, держит в руках выровненные подковы и лыбится так, знаешь, сквозь зубы, аж клыки оголились. Ну, натуральный... - Демьян тут же замолчал, словно что-то вспомнил. Поморщился, - а ладно, - и, махнув рукой, продолжил. - Ну а дальше, говорит мне, мол, спасибо тебе, кузнец, и сыпанул мне в руку монеты, и ушел.
  Смотрю на эти монеты, а они царские, серебряные, где-то в 1807 году вылиты. Ну, думаю, совсем свихнулся я, что ли. Пошел к калитке, чтобы запереть ее за тем мужиком, а на землю смотрю, следы там глубокие от копыт остались. А мы тогда с Веркой не то что коровы, а даже и козы не держали. А собака сидит в своей конуре и выглянуть из нее боится. Несколько дней из нее не выходила, представляешь?
  С тех пор так и живу, как сумасшедший. И ведь только к нам такие видения приходят, к кузнецам, и как понял, к тебе тоже. А то, что Семен говорил, будто и он такое видел, это, скорей всего, для успокоения нашего. Ничего к нему не приходило. Хотя, - вздохнул кузнец, - а кто ж его знает.
  Теперь и Илья вздохнул, и, вытерев об куртку руки, отряхнул их и, хотел было пойти наверх, но Демьян остановил его.
  - Так это, Илья, я о чем. Видения видениями, мы все-таки недалеко от Сухого болота живем, а сера - тяжелый газ, дальше нас к деревне и не идет, а только, получается, до нашего дому доходит, вот к нам такие и видения доходят.
  - Как и тот демон, что мы видели у места, где ваш дед жил? - вдруг спросил Илья. - Или те глубокие следы от машины в сухой земле?
  - Да, тоже вопрос, - закивал головой кузнец, то ли показывая, что соглашается с Ильей, то ли - не соглашается. - А может мы так пропитались этим газом, что... Хотя, та корреспондентка с милицией, что заметку в газете написала, вроде тоже это видели... Да, не пропитались же они тем газом. Хотя...
  - Нужно, значит, строиться в другом месте, Демьян Демьянович. Я имею ввиду о нашем доме с Леной.
  - Правильно, и я об этом думал. Но как только начинал землю рыть под фундамент дома, то она из рыхлой превращалась, то в камень, то в торф. Роешь яму, выбираешь торф, чтобы было на что фундамент уложить, а торфу конца нет. Вишь как. Вот.
  А когда все-таки уговорил нашего директора выделить мне для кузнечной работы сарай у мастерской токарной, то, как возьмешься его оборудовать, то, знаешь, чего только ни начинало происходить. То земля прохудилась, да стена с крышей просела и завалилась. А когда новую из кирпича выложил, то... Погоди! - опять остановился кузнец. - Погоди, погоди, Илюшка. Эй! - окликнул Демьян Демьянович алтарника с Колосовым и Семеном, стоящих на бугре. - Мужики, а может это всего лишь молниеотвод, а? Каждый год она где-то тут шарахает, что в марте, что в мае, без конца.
  - А пожары? - спросил алтарник.
  - Да сами удивлялись, что лес не горит, - поморщился кузнец. - Теперь понятно почему, да, Юрка, - окликнул он Ефимова, слезшего в яму, и осматривающего железный прут. - Ты ж электрик у нас, как-никак. Видно ее заряд этой железякой ловится, и уходит в землю.
  - Неужели, - с обидой воскликнул Иннокентий. - Может ты и прав, Демьян. Так что же тогда они написали с той стороны иконы? О чем?
  - Ну, был храм, сгорел, - развел руки Демьян.
  - А, где же он тогда стоял? - осматривается по сторонам алтарник.
  - Дак никто и не знает у нас, - развел руки Демьян. - Слышал до войны еще, монахов спрятавшихся в лесу нашли, да, - кузнец махнул рукой. - Короче, после этого боялись даже вслух говорить о них. А храм в те времена не здесь стоял, а где сейчас у нас в селе рында. А здесь, говорили, не храм стоял. Нет, а что-то вроде, часовни, что ли. Но, слухи шли, что большая она была, как церковь, деревянная, вроде. Сказки разные про нее говорили, что якобы монахи около нее жили, и не в домах, а в деревьях, то ли в землянках. Не знаю, вроде и деревня наша никогда не была бедной, а вот в ней не жили, а как отшельники ютились около храма...
  - А что еще говорили? - не сводит глаз с кузнеца Иннокентий.
  - Это вон у Колосова спроси, его брат тут легенды с былинами разными собирал про наши Кощьи Нави. Наверное, и ему что-то рассказывал.
  - Да сочинял о том, что ему говорил Касьян, - отмахнулся Александр. - Юр, ну что там? - окликнул он Ефимова.
  - Да вроде прав Демьяныч, похоже, молниеотвод, это, - вылез из ямы Юрий. - Вон, посмотри на ее конец, сплавленный весь, и ни одной ржавчинки на нем. Такие молнии здесь гуляют, а болото-то сухое, торф глубокий, и ни разу не вспыхнул. Вот поэтому и молниеотвод здесь поставили, чтобы тот храм, о котором говорите вы, не сгорел здесь.
  
  - 3 -
  
  - Да, ты, Иннокентий, и до дому так не дойдешь, - Демьян Демьянович присел около алтарника и рассматривает разлезшийся у него носок ботинка. - Че ж ты молчал, а? - и посмотрел священнику в глаза. - Вон, они какие у тебя голодные, аж зубы выставили, - и подергал за вылезший из носка гвоздь. - Лучше бы зашил его, а то нашел чем крепить кожу.
  Алтарник смущенно поглядывает на окруживших его людей.
  - Извините, - как-то тихо прошептал он.
  - Я ему лапоть сейчас сделаю? - предложил Юрий. - Вон березы хорошие стоят. Только нож нужен. Демьян Демьяныч, нет у вас его случайно?
  - Да, есть, - ухмыльнулся кузнец, - как по заказу, - шаря по карманам куртки поднялся Демьян. - Есть. А лучше, Иннокентий, из молодых сейчас кого-нибудь пошлем за сапогами, а то, не хватало нам еще, что бы ты под весну простыл. Какой это у тебя размер, Иннокентий?
  - Сорок четыре, вроде.
  - Ну вот и нормально. Илюш, там у меня в сарае, в углу, кирзовые сапоги есть. Подойдут, надеюсь...
  - Понял, - кивнул Илья и, сразу же пошел в сторону деревни.
  - Только не выходи на дорогу, - окликнул его Демьян, - а то мало ли чего.
  - Хорошо.
  
  ...Костер распалили за бугром. Юрий, не слушая алтарника, нарезал неширокой бересты и, сплетя из нее лапти, подвесил их на воткнутую у костра палку.
  - Тонкие получились, по снегу то сухим в них и не пройти.
  - Да, - согласился с Демьянычем Юрий. - Ну, что могу, то и сделал, - развел руками тот.
  Из мокрых шерстяных носков, висевших рядом с лаптями, шел пар, как и от ботинок, и с ног алтарника, протянутых им к огню.
  - Вот вы все говорите о Боге, о его страданиях, - начал Юрий, - а о бесах? Если человек что-то нехорошее сделал, то тут же ругают его во всю, а вы в церкви говорите, что им бес завладел. Правда ли, отец? - начал разговор с алтарником Юрий.
  - Что натворил-то, отрок? - то ли в шутку, то ли в серьез, желая смягчить вызов Юрия священнику, спросил у Ефимова Демьян Демьянович.
  - Как тебе сказать, - задумался Иннокентий. - Бесы вокруг нас. Святые отцы говорят, что если бы наши глаза не были прикрыты от видения духовного мира, мы бы сошли с ума от постоянного испуга, видя их бесчисленное множество.
  Но, что ни говори, а разве есть разница, по своей ли воле ты, или по наущению бесовскому согрешил? Грех - в любом случае противен Богу, как нарушение десяти заповедей, данных нам, как почитай отца твоего и мать твою, чтобы тебе было хорошо и, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе. А также не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не произноси ложного свидетельства на окружающих тебя людей, - и голос у алтарника становится суховатый, его низкие тона - громкими. - Не желай дома чужого, как и жены его и достатка его - поля, скота всякого, ничего. Но, согласитесь, и вы, простые люди, в кругу своем, осуждаете тех, кто грех совершает. Бандитов, которые у вас скот забирают, деньги, заработанные вами, землю, на которой пашете. И власть осуждаете, которая вас не защищает от них, и готовы сами поднять на вилы людей, которые зло творят.
  А при этом свои грешки, как обман ближнего, рукоприкладство, пьянство чрезмерное, не замечаем. И это понятно, своя рубаха ближе к телу, себе-то как не позволить легкое искушение, может и не заметят. Поэтому, когда хватаешься за вилы, то, посмотри сначала на себя, на свое собственное поведение, и при этом не вводи в заблуждение ближнего, - алтарник посмотрел на Демьяна Демьяновича, - и не говори ему придуманное о копытах бесовских, когда по твоему огороду баран соседский пробежал...
  Услышав это, кузнец передернулся с испугу, неужели алтарник услышал его недавний разговор с Ильей.
  - ...Как и сон свой не принимай действительностью.
  Демьяныч потупился, вытер пот, выступивший со лба, и... промолчал, дабы не поднять себя на смех.
  - Да я не об этом, - после некоторого молчания, продолжил начатый с алтарником разговор Юрий. - Я об тех видениях непонятных, которые, бывает, происходят вокруг нас, в Кощьих Навях. То ручей заморожен в теплую, летнюю погоду, то... - и тут же замолчал.
  - Почему так с ручьем происходит, тебе любой человек близкий к науке может рассказать, - вдруг усмехнулся алтарник. - Ледник в том месте, выходит, близок к поверхности земной он, вот и сковывает он воды ледяным панцирем.
  - Вот как, хм, - удивился Юрий и, как Демьян, пряча глаза, ухмыльнулся, - а я как-то об этом и не подумал, ведь простая школьная география. Действительно.
  - А то, что предстал перед тобою с дедом монах-отшельник, не видение, а явь, которую никак по-другому и не объяснить, как знамение. Он указал вам место, где иконы спрятаны, о которых вы и ведать не ведовали. Только дед твой чувствовал, что сила его великая зачем-то зовет, но не понимал этого, как и многие из нас не понимают, когда чувствуют к чему-то огромный интерес, не осознанный, который притягивает к какому-то действию, и остановить себя от этого действия не каждый может, особенно понимая, что этот поступок плохой.
  Но легче потом, если возьмут тебя за руку, то открещиваться будешь, мол, не я это сделал, а вселившийся в меня бес. Но, закон есть закон, перед ним все едины. Так, Юрий, и дед твой жил, ни себя не распускал, ни тех, кто рядом с ним жил, строг был ко всем.
  - Да, - утерев слезу, закивал головой Юрий, - вы правду говорите отец Иннокентий, - аж душу разбередили сказанным, - и, глубоко вздохнув, спросил. - А Касьян, выходит, бес, или колдун?
  - Трудно сказать, - развел руки алтарник. - Я не обладаю той силой, как святые отцы, которые видят не только наш мир, а и окружающий невидимый нами. Слышал, что некоторые из них обладают такою могущественною силою и не могут им противостоять ни бесы, ни черти, ни демоны. За свою веру и силу в ней, наделены они толикой силы божественной, и как богатыри стоят на охране души человеческой. Не каждому это дано, потому что не каждый готов полностью выполнять все заповеди божественные, как и верить в то, что Господь Бог един, и нет других. В то, что нельзя делать себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли.
  - Он говорит: "Не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои", - прошептал каким-то незнакомым, хриплым, и в то же время, пронзительным голосом Иннокентий. - Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно.
  Помни день субботний, чтобы святить его. Шесть дней работай и делай в них всякие дела твои, а день седьмой - суббота Господу, Богу твоему. Не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни вол твой, ни всякий скот твой, ни пришлец, который в жилищах твоих. Ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и все, что в них, а в день седьмой почил. Посему благословил Господь день субботний и освятил его, - говоря эти слова алтарник шагнул в костер, ошеломив всех этим, увидевших, как он босой стоит в огне не корчась от боли, и одежды его не полыхают, и, развернувшись в нем, посмотрел он на всех. - Верьте в это и будете защищены от напастей разных. Физическая сила, это ничто против духовной силы, - и вышел алтарник из костра, и отряхнув пепел с ног, присел на простеленную на земле свою куртку.
  Все затаив дыхание смотрели на него, на его чистые от грязи и без покраснений от ожогов ступни. И тишина разлилась вокруг, ненадолго...
  
  - 4 -
  
  Ветер южачок, нагнавший над Сухим болотом тучи, видно устал, и прилег у костра, вслушиваясь в разговор не замечающих его людей. И, когда ему становилось холодно, спохватывался, замечая, что огню было уже совсем не по силам разжигать мокрые ветки, набросанные людьми сверху, и помогал ему, раздувая его легким сквознячком набраться новых сил.
  Только Юрий обратил на это внимание, подняв руку вверх, пытаясь уловить хоть малейшее дуновение ветра, но не чувствовал его. Но, не ощущая его, таращил от удивления глаза, на заигравшие языки пламени в затухнувшей золе, и вспыхивающий огонь на сырой коре веток.
  - Интересно, получается, - невольно перебил он неспешный разговор кузнеца с Иннокентием. - Демьян Демьянович, вот ветра нет?
  - Ну, - подняв ладонь вверх, согласился кузнец.
  - Вот и не понятно что-то, костер гаснет, а потом вдруг, как даст-даст, и вспыхивает, как будто в него бензином брызнули.
  - Ну, - махнул головой Демьяныч, и наблюдает за гаснущим пламенем, укладывающимся в углях, покрывающихся седою золой, и успокоившимся. Взял ветку, лежащую рядом, и хотел было разворошить угли, но не успел, сквознячок юлою загулял по золе, раздувая угли, и огонь резко вспыхнул, невысоко подняв пламя. - Да, - удивленно покачал головой кузнец. - И так уже было? Да? Хм, даже не заметил.
  - Может из-за торфа, - непонятно, спрашивает или размышляет вслух Юрий, - да и его здесь как самого будто и не видно, одна земля вокруг, но она какая-то тут необычная. Может же в ней быть ну какой-нибудь карман воздушный, с каким-то газом...
  - Да навряд ли, - вступил в разговор с ним Семен, - хотя метан газ без запаха, но и мы бы его все равно как-то бы почувствовали, виски бы давило, ну, может, тошнота, а может, и дурнота какая-то пошла бы.
  - Стой, стой, насчет газа вы может и правы, там, - кузнец махнул в сторону лесополосы, разделяющей их бугор от Сухого болота, где полным ходом шли работы по строительству капища, - есть дыра или трещина справа от болота, в леске, газ временами оттуда идет вонючий, серный что ли? Дохнешь, такие видения в голову лезут, что, начинает казаться, что ты или совсем свихнулся, или действительно в потусторонний мир попадаешь, - щиплет бороду, посматривая, то на алтарника, то на Илью.
  И опять тишина расползается вокруг них, убаюкивая пламя, и оно, поддаваясь его чарам, усыпает, закутываясь в светло-серое одеяло золы. Но, через минуту, через другую, зола всполохнулась, как задышала, проснулась от легкого ветерка, смерчем крутанувшем ее по воздуху, как в вальсе.
  Демьяныч, увидев это, открыв рот, приподнялся, наблюдая за этим необычным явлением. А смерч все набирал и набирал свою силушку, неширокой трубой поднимаясь все выше и выше над костром, крутя вокруг себя золу, и, осел, также быстро, как и поднялся. Но зола легла теперь уже вокруг костра, оставляя навиду его угли, раскаляющиеся, как жерло вулкана и... вспыхнул огонь, да так неожиданно и ярко, что все, увидев это, прикрыли свои глаза, боясь ослепнуть.
  - Что это? - перекрестившись и осмотревшись по сторонам, воскликнул Демьян.
  - Низовик заигрался, - вдруг сказал Юрий.
  А алтарник перекрестил костер, и тот унялся, затрещав по бокам оставшихся головешек.
  - Мистика какая-то, - вздохнул Семен. - Неужели, - и ничего не сказав больше, внимательно наблюдал за огнем.
  - Вот ты говоришь, что та железка - громоотвод.
  - Не громоотвод, - поправил Демьяныча Юрий, - а молниеотвод. И, кстати, вы сами первый это сказали.
  - Ну, ладно, согласен. А вот, Юра, там, где они свое, как там, капище ставят, так вот там, на болоте, посередине два такие железные столба стоят, только согнутые друг к другу, словно березы больные.
  - Ну, может, кому-то нужно было там создать какое-то влияние на что-то. Ведь из-за этого же короткое замыкание получается.
  - Да, да, закивал головой кузнец, но такой человеческой силы, чтобы согнуть их - нет еще - эти железяки толщиной пятьдесят-шестьдесят миллиметров, ну может, чуть больше. Да и металл упругий, а сколько ему лет, даже пусть пятьдесят, ни одной ржавчинки, ни одной трещинки, зимою на березовые стволы с корой похожи, ну, как две капли воды, летом - на осины с зеленой корой, вот как. А подойдешь поближе, дух захватывает, чистые, как будто только из горна вытащили да отшлифовали, а дотронешься, холодные как лед. Вот пойди, пощупай этот столб, - кивнул в сторону бугра Демьяныч, - то же самое железо. Да-да, что говорить, думал береза, подошел поближе точно, каждая трещинка коры видна, а дотронулся - нет, чистое железо. Вот!
  - Да, да, - встал и начал разминать свои ноги Юрий, - сам удивился, когда начал ощупывать это железо, чистым оказалось, а вот конец его синий, отчего? Может от молний, отчего еще оно может так посинеть, я, право, и не знаю.
  - Да, кругом одни вопросы, - вздохнул Демьян. - А на том болоте из-за этого газа, а может еще из-за чего-то, такие видения бывают, что как будто в какое-то волшебное царство спускаешься. Думал я над этим много раз, может действительно есть тот загробный мир - Нави?
  - Мне как-то неудобно об этом говорить, - протянул алтарнику кружку с горячей водой Семен. - Пейте, там почки березовые. Пусть немножко по вкусу вода и приторной покажется, но для здоровья лучше и не придумаешь. Так вот, Демьян Демьянович, хоть я и преподавал марксизм-ленинизм в вузе, это наука такая. Но это еще не говорит о том, что я не верил в Бога. Наверное, и Ленин был не без того, только окружающим он доказывал обратное, что еретик.
  - Семен, да никто тебя и не понукает тем, что ты преподавал марксизм-ленинизм, - попытался успокоить соседа Юрий. - Не во все мы верим, о чем говорим. Вот взять электрический ток, мы его видим только тогда, когда замыкание произошло, брызги искр и все такое. Но это же не электрический ток, а искры. А так, когда за провод оголенный схватишься, то руки дрожат, а его-то ты, этого господина тока, ведь снова не видишь, а только ощущаешь.
  - Ладно, мужики, давайте эту тему сменим, а то сейчас начнем такое сочинять, - махнул рукой Демьян. - Саша, - обратился он к Колосову, - ты это, скажи, почему здесь такой бугор мог образоваться из такой непонятной земли?
  - Не знаю, - пожал плечами Колосов. - Или вручную насыпали, или что-то из-под земли вышло, а может река нанесла ее, как ил.
  - Да, уж, - усмехнулся Демьян. - Вы, извините, в лес схожу сейчас, а то что-то прихватило.
  Когда Демьян скрылся за кустарниками, Александр спросил у алтарника:
  - Так, говорите, нет Нави, Яви?
  Иннокентий не ответил.
  - А преисподняя?
  - Это и есть загробный мир, - стал размышлять вслух Семен, - наверное, кто-то ее называет Навью, где наши души ждут суда Божьего, а может - это ад, где виновников наказывают. Слышали, наверное, про болгарскую ясновидицу?
  - Вангу? - поддержал разговор Юрий. - Слышал, слышал.
  - Так вот она говорит, что есть тот мир, только какой он, не говорила, а может и говорила, да коммунисты эти слова, так сказать, вырезали из ролик телевизионных.
  - Не всем все подвластно знать, - закивал головой алтарник. - У каждого свой мир, свое видение.
  - А в Португалии слышали, в начале, уже прошлого века, пастушки видели Деву Марию. Она к ним спускалась, - прошептал Юрий.
  - И не только они видели, а тысячи разных людей, - поднимая ворот от задувшего холодного ветра, продолжил Иннокентий. - И когда люди попросили детей, чтобы Дева Мария показала всем какое-то доказательство тому, что это именно она спустилась к ним, то солнце, как шарик, запрыгало перед ними в небе и начало менять свои цвета.
  - Да, да, - обрадовался Юрий и, застегивая верхнюю пуговицу ватника, посмотрел на небо, на стада темных тяжелых туч, наползающих друг на друга. - Только дождя нам еще не хватало.
  ... И снова вспыхнул костер.
  
  - 5 -
  
  Сапоги, принесенные Ильей, подошли алтарнику, словно на его ногу шитые. Юрий внимательно осмотрел их:
  - Совсем пересушенные, - заключил он. - Вы, батюшко, не торопитесь идти, а то совсем ногу сотрете, нужно ж было к ним хоть портянки захватить, Илья, или носки, хотя бы, - и из подлобья смотрит он на своего товарища.
  Но тот и не слышал Юрия, внимательно всматривался в лес, куда уходили следы кузнеца по снегу.
  - И давно ушел Демьяныч?
  - Да как-то и не приметил, - развел руками тот. - А что?
  - Да что-то на душе не спокойно, - прошептал Илья. - Боюсь, что игру Касьян затеял здесь страшную, и молитвы не помогут.
  - Не понял?
  - Я пока тоже, - сдавив зубы, вздохнул Илья. - Я тоже.
  - А что тебя подтолкнуло к такой мысли? - подключился к разговору Семен.
  - Вера Ивановна что-то недосказывала и сильно волновалась из-за чего-то, не пойму. Сказала, чтобы не задерживались тут, ну это понятно, но и если что, не ввязывались, то, мол, в драку. Не ввязывались, - о чем-то думая повторил Илья. - А зачем ввязываться? О чем она хотела сказать? Что-то непонятно.
  - Дела семейные, - вставил Юрий. - Но, ребята, нужно чтобы сапоги у батюшки отошли, сыростью, как бы пропитались, тогда и пойдем. Ну, хоть с полчаса нужно подождать.
  - Да, да, - продолжая думать о своем, поддержал его Илья. - Демьян Демьянович! - закричал в полную силу.
  Дождевые капельки не раздражали, больше напоминали маленькие и редкие градинки.
  - Так что, уважаемый, с первого разу нам и не удалось ничего и найти здесь, кроме железного столба, - Семен продолжал внимательно рассматривать лист бумаги с перенесенными на него Иннокентием иероглифами, которые он скопировал с задней стороны иконы. - С одной стороны, если посмотреть на них ребенку, то он скажет, облака, из них летит молния и попадает в крест. И все, так что, уважаемый Иннокентий, это скорее всего набросок какого-то рисунка художником.
  - Может и так, - вздохнул алтарник, - а может и нет Не могу и понять, что так толкнуло меня повести вас сюда с собою, мог и сам пройти и удостовериться в том, что нет ничего здесь такого.
  - Может и так, - вдруг сказал Александр Колосов. - Но вот, что скажу, мужики, только прошу вас, не поднимайте меня на смех. Может действительно я лопатой в этот стержень железный ударил, и может газ какой-то вышел, а может и сам так устал, что уснул у него, и мне приснился тот идол. Может из-за брата, что он увлекается язычеством, идолами, и нашлась во сне эта фантазия. Может, но вот то, что эта земля волшебная эта, и все на ней растет в несколько раз быстрее, даже не смотря на то, что кругом засуха, в этом сам не раз удостоверивался.
  Никто не смотрел на него, но, вроде бы слушали.
  - Так о чем это я. И сейчас непонятно почему кругом на буграх снег, но не скатывается, а здесь - лысая земля. Ну, может метеорит какой-то с какой-нибудь планеты с их удобрениями прилетел, может торнадо какой-нибудь или смерч там, захватил этой земли где-нибудь в Африке или Индии, и принес сюда. Не туда, или туда, а именно сюда. Но зачем тогда здесь, спрашивается, поставили молниеотвод? А может он не для этого здесь стоит, а? А это инопланетянская антенна какая-нибудь? А тот рисунок, что на иконе, и совсем не об этом месте рассказывает?
  - Мужики, - окликнул их Демьян, стоящий невдалеке от края леса - смотрите, - и показал в сторону берега.
  То, что увидели, было по-своему необычным. Темно-серое облако, словно спустилось к земле и вот-вот дотронется до нее своим клубящимся "телом". И земля потянулась к нему, только не снежным покровом, а таким же непонятно откуда взявшимся темно-серым облаком и они соединились между собою.
  - Смерч, - кто-то сказал вслух.
  И точно, это был самый необычный смерч поднимавший из леса траву, ветки, мох со снегом... И, сверкнуло облако яркой белой вспышкой и вылетела из него черная птица, парящая над лесом и летящая к ним.
  - Что это, - вскрикнул с испугу Александр.
  - Молния, - сказал перекрещивающийся алтарник. - Черная молния!
  А она летела медленно, словно осматриваясь, и больше напоминала малое облако, клубящееся и нарастающее над ними своими темными "телесами".
  - Только пройди мимо нас, - шептал алтарник.
  Но его голоса не было слышно в повторении таких же слов Ильей, Семеном, Юрием... И сделав круг, черная молния-облако, ушло в горизонт.
  - Неужели это молния? - провожая ее прошептал Александр.
  - Черная, - утвердительно сказал алтарник. - Редкое явление, но в нашем краю встречается.
  - А может это совсем и не молния, а облако простое, - с недоверием высказался Юрий, - или сила адская какая-нибудь.
  - Было бы так, - и, показывая рукою в сторону смерча, алтарник прошептал, - еще одна.
  И то, что увидели в этот момент они, было еще страшнее, чем первое черное облако-молния. Она, перекатываясь темными воздушными массами, гудела, искрилась внутри себя, словно кипящее серебро в черной земляной массе, и надвигалась на них.
  - Ой! - с испугу воскликнул Демьян, подбежавший к ним, - что это за страшилище?
  - Молния черная, - с замиранием откликнулся алтарник и, упав на колени, начал громко читать какую-то молитву, которую не слушал никто из рядом стоящих с ним, так как не сводили глаз с этого непонятного и страшного явления.
  Черные клубы тучи-молнии разделились на несколько частей, и как коршуны или орлы, паря над ними, начали кружиться, выбирая себе жертву.
  -Что делать? - вскрикнул Демьяныч.
  - Не знаю, - громко прошептал Юрий, - только близко друг к другу не приближайтесь, а то...
  - Ой, - невольно вскрикнул Илья, и не сводил глаз с огромного облака-молнии, которое расправило свои "крылья" и когти перед бугром и торчащим из него железным стержнем, на глазах у всех превратившихся в крест, притягивающий к себе это небесное чудовище. Но, как она эта черная молния не сопротивлялась, но сила у креста была могущественнее, и когда она приблизилась к нему - взорвалась вспышкой яркой, с разразившимся громом ...
  Илья, пытаясь прикрыть свои уши от громкого, режущего, скрежещущего звука, штопором, врезающимся в барабанные перепонки, закрыв глаза рукавом, замер.
  Вспышка за вспышкой ярко осветили все вокруг, словно в небе включили тысячи ламп, и взрываясь, они превращались в яркие ломанные пики молний, врезающиеся в этот крест.
  Демьяныч первым приподнялся и осмотрелся, все лежали вокруг него, уткнувшиеся лицами в землю.
  - Мужики, - окликнул он Юрия и Александра, лежащих рядом, но своего голоса не услышал, чувствуя тяжелые пробки кем-то вставленные ему в уши. Неужели контузило, подумал кузнец и, усевшись на землю, закрыл ладонями свои уши, но звонкий шум не утихал. Да еще ко всему и какая-то тошнота подбиралась к горлу. Но он уже этого не чувствовал, а открыв рот смотрел на крест поднявшийся выше, словно кто-то его держал в руках, но кто, этого он рассмотреть не мог, так как "это" было не больше, как туманным маревом....
  
  
  Глава 12. Истукан
  
  Плечо зудело. Единственное, что еще подсказывало, что рука есть, и живая, это то, что левой рукой он нашел ее, она на месте, лежит под боком. Перевернулся на спину и приподнял ее. Пальцы все на месте, но почему-то снова не чувствует их, опять отлежал. Поднимает руку и гладит ее онемевшей ладонью свое лицо, и, наконец-то, почувствовал еле-еле знакомые колики в ее пальцах, ногтях, где-то глубоко в ладони проснулся ручеек, пульсирующий каплями живой воды, бегущей в дрожащие пальцы, в суставы.
  - Все, грубо говоря, - прошептал Петр, - все, рука ожила...
  Но никто его не слышал, это прекрасно понимал Петр, как и то, что нужно самому с собой говорить, это хоть как-то помогает ему жить - проталкивать кровь по лицевым сосудам, дает возможность напрягаться мышцам не только лица, горла, но и позволяет глубже дышать, проглатывая накопившуюся слюну в носоглотке... Жить, жить и жить.
  Собрав все еще имеющиеся в теле силы, напрягая мышцы живота и схватившись обеими руками за раму железной кровати, на которой лежал, приподнял тело и, сбросив ноги вниз, уселся.
  В помещение, в котором жил в последнее время Петр, редко, когда кто-то заходил, открывая дверь, тем самым давая малейшую возможность влиться в комнату свежему воздуху, которого так здесь не хватало. Но надышаться им Петр не успевал. Включался яркий свет, слепящий его, и чьи-то сильные руки, в этот же момент накидывали на его лицо мешок и крепко держали за кисти, и, буквально, через несколько секунд, он чувствовал укол в предплечье, и приход за ним опьяняющего состояния сознания и проваливался в небытие.
  Да, теперь Петр знал, кем он был, Петром Аркадьевичем Андреевым, бывшим участковым милиционером, а теперь пенсионером Кощьи Нави. Но вот, как он сюда попал, в это маленькое, два на три метра помещение с мокрыми стенами, да железной кроватью, на которой вместо сеток были наварены трубы, не знал. Чего только в памяти не прокручивалось у него, когда от глубокого сна приходил в себя. То пастух Семен, то кузнец Демьян Демьянович, то Марфа с выздоравливающим сыном, и другие какие-то знакомые лица, но имена их вспомнить так и не мог. Но и при всем этом, самое обидное, все они были безмолвны. Стоят и смотрят на него, ничего не говоря, и как он не просил их, рассказать, что же он такого сделал, что попал в это непонятное заточение, они не отвечали. Молчали, молчали!
  Вот и сейчас дурман не давал его сознанию восстановить в памяти все произошедшее. Хотя, погоди, погоди, словно кто-то, что-то ему шепчет, советует, нужно только прислушаться к этому шепоту. Так, так, нужно собраться с силами и представить этот дурман, заполоняющий мозг. Что он напоминает? Муть, вот-вот, муть, поднявшуюся в чистой воде. Нужно подождать, хоть немножко подождать, чтобы она осела на дно, и тогда все прояснится.
  Как нелегко ждать, ждать, хоть бы только сейчас снова дверь не открылась, а за ней не ударил в глаза яркий свет и какие-то силы не набросили ему на голову мешок, и не укололи дурманом... Чем же они колют ему руку? Шприцом? Точно, точно, шприцом и вводят с его помощью ему в руку снотворное.
  Туман в сознании начинает расходиться...
  Что же он такое мог сделать, что его держат в тюрьме? В тюрьме? Или в психбольнице? Что же он такое сделал?
  Вытерев пот со лба, Петр аккуратненько, чтобы не скрипнуть кроватью, лег на нее, так лучше, так легче думать. Что же он мог такого сделать?
  Погоди-ка, погоди-ка, чье это лицо он сейчас увидел, которое растирает ему снегом лицо? Погоди-ка, толстое, со рта вонь идет кислая и щурится: "А-а, пришел в себя. Ну, я сейчас тебе за все отплачу!"
  За что? Кто это? Такое знакомое лицо, и еще оно что-то ему говорит. Что? Жаль, что он тогда промазал. Что значит промазал? Погоди-ка, из ружья промазал. Так это он хотел убить Семена и его, а за что? За что же? Фу-у!
  Ну, грубо говоря, за что он, Сорока, хотел с ними разделаться? Сорока, так, так, Сорока, наконец-то просвет в сознании начался. Где же ты Сорока, и почему ты сорока, это же птица. Птица, а ты Леша Большой, точно, точно, Алексей Большой, фамилия-то, какая у человека, а? Сам-то чуть больше метра ростком, а фамилию носит не по себе. А чего же это его Сорокой прозвали? Да любитель сплетни собирать и разносить их, а как тронешь его словом, тут же развоняется, хуже говна, и такой переполох вокруг себя поднимет.
  Так, чем же я ему не угодил? А-а, на пастуха Семена прошлым летом бандиты напали, избили мужика до полусмерти и половину стада увезли. Еще и Илье Марфиному, что мимо в тот момент проходил, досталось. Да, да, да! А когда парень стал работать у кузнеца. Погоди-ка, до этого же он сильно болел был, точно, точно, и поднялся потом, грубо говоря, и стал подмастерьем у Демьяна Демьяновича. А когда стал зарабатывать, стал расплачиваться с людьми за коров, вот и подумали люди, что действительно это Семен их скот продал. Точно, точно, а Сорочина тоже захотел с него ни за что деньги получить, якобы и его там корова была. Да.
  Петр улегся поудобнее. Вот такие дела получаются, а Сорочина наглец, и стрелял он как-то ночью в Семена, а вместо Семена тогда у двери я стоял. Такие дела. И приметил я гильзу, а потом узнал, что это ружье у Сорочины имеется, он стрелял. А ружье-то это на него не зарегистрированно, так? Точно, точно, и когда я его за руку, так сказать взял, он и решил разделаться со мною и разделался.
  Так, значит, я не в психбольнице нахожусь, и не в тюрьме? Кто знает. А что же мне тогда чудились костер с разными напастями да со страшилами, демоны. Наверное, во сне все это было? Может, грубо говоря, и так. А зачем же они держат меня здесь, да колют снотворным, или я все-таки чего-то не помню, и в самом деле в психбольнице нахожусь? Есть ведь в городе такая больница, и в милиции пара таких кутузок есть. Или я все-таки убил Сорочину?
  Погоди, погоди, так Сорочину или Сороку?
  Послышался звук отпираемого замка и вспыхнул яркий свет...
  
  - 2 -
  
  
  - Ну что, пришел в себя? - кто-то настойчиво, как утренний звонок будильника, терзает и терзает нервы, словно щекочет и щекочет пятки, аж невмоготу, и спрятать их от щекотки невозможно...
  Петр попытался разомкнуть глаза, но это было так же, невозможно, как и приподнять тяжеленную голову.
  - Ну, пришел он в себя или нет? Бек, смотри, ну-ка облей его водой, или снегом разотри. Бек, - будильник звенит и звенит, продолжая раздражать нервы, да и его голову кто-то трясет и трясет.
  - Ну че, пришел в себя? Слушай, Бек, да Касьян вместо него нас на кол насадит, да шашлык будет делать. Бек!
  "Касьян, Касьян, Касьян", - маленьким перезвоном подключился второй будильник, ну это уже совсем невмоготу.
  - Ты че ему уколол, Бек, промедол? Бек, промедол? Что ты глаза прячешь, что ему вколол, водку?
  Это слушать уже совсем невмоготу, хочется скинуть со стола этот раздражающий будильник, но и это Петру сделать не удается, в голове тяжесть, гул, а звук раздавливает височную часть и затылок.
  - А куда промедол дел, сволочь! Да я че из-за тебя страдать должен, Бек? А-а-а, сволочь, ты че делаешь, а-а-а?
  Так может кричать человек, которому больно, которого режут, что ли. Как ребенок прям, который просит пощады у пацанов, издевающихся над ним.
  - А-а, что ты сделал! - уже не кричит, а пищит, еще и харкает в лицо прямо.
  И что это за будильник такой, что это за будильник, кто выдумал его с человеческим голосом?
  - Бек, Бек, ты, что это творишь, синий, синий, наркоман проклятый! Ах-ах-ах-кха!
  - Молчи, сука, молчи, жри сам воду, жри!
  И, наконец-то, будильник затих, и холод пошел по телу, холод мокрый, ледяной, не дающий дышать. И напрягая мышцы рук, Петр, чтобы найти хоть какой-то глоток воздуха, поднимает голову и дышит, дышит, а мокрый снег лезущий в нос, рот не дает надышаться.
  Петр открыл глаза и ничего не поймет, кругом белая холодная пелена, стена пелены, хрупкой, мокрой. Снег? Да это же снег, снег, и найдя в себе силы, как можно выше поднял голову, и увидел перед собой мужика, сидящего в снегу, и что-то толкающего в него. И пополз, пополз, подальше от него, в кусты, за кусты, и покатился с обрыва, больно ударяясь обо что-то твердое, то тут, то там, пока не ударился о новую стену, не пустившую его тело дальше.
  И пришло с этим в голову новое непонятное чувство свежести и прохлады, освежающее сознание, смывающее тяжесть с век и пленку со зрачков.
  Петр открыл глаза и осмотрелся, и не верит своим глазам, он в лесу, а не в той закрытой тюрьме с железной кроватью, и будильник успокоился, не визжит больше: "Ну че, пришел в себя" и "Касьян"...
  "Касьян, погоди-ка, погоди-ка, Касьян, - Петр уселся и полностью облокотился спиной о дерево. - Касьян, Касьян? Погоди-ка, да это же тот самый прокурор. Касьян-прокурор, да это же он тогда кричал у костра Демона Кощея. Да что это в голову за глупости лезут, какой Касьян, какой прокурор?"
  - Мент, где ты? - раздалось сверху, и опять будильник заверещал.
  "Да какой же это будильник, да это похоже тот самый Бек, который только что давил того пищащего мужика "ну че, пришел в себя". Теперь, значит, и меня хочет задавить, но нетушки", - и Петр, озираясь по сторонам, забрался поглубже под дерево и, оглядевшись, пополз дальше.
  - Сорока, ищи, а то вместо него пойдешь на шашлык!
  Это уже другой голос, не Бека, отметил про себя Петр, но такой же знакомый. Его он слышал в машине... Только что, когда его привезли сюда. Как же его звали? Знакомый голос, кто он? - никак не мог отвязаться от этой мысли Петр. И голос его очень хорошо слышен, грубоватый, спокойный, значит, тот совсем рядом и нужно вставать на ноги и бежать, быстрее, быстрее бежать. Бежать пока не станет совсем темно, пока не совсем сядет солнце. И Петр, поднявшись, раскачиваясь в стороны от бессилия в ногах, еле-еле, пытаясь хоть как-то удержать свое равновесие, пошел дальше. Но не успел, что-то сильное ударило его по голове и, теряя сознание, Петр услышал голос Сороки: "Поймал, вот он, готовенький! Бек, уважаемый Гриф..."
  
  ...Веревки сильно стягивают локти, сложенные и стянутые впереди, и в кончиках пальцев, чем-то стянутых сзади шеи, чувствуется сильное давление, словно накачивают их изнутри каким-то веществом, и они вот-вот лопнут. А его тело тащат по снегу, спина и затылок постоянно стукаются о пни, ветки, но Петр не вскрикивает от боли, и не из-за смягчающего эти удары мокрого снега, а от какого-то безразличия к ней. Безразличия!? Да-да, и не от того, что мышцы его тела атрофированы от долгого бездействия. Нет, он прекрасно чувствовал болевые тычки в спину, в позвоночник, в шею и затылок, но наслаждался этими ощущениями, осознавая, что это последние минуты его жизни.
  К сожалению, это все будет именно так, и он был не в силах хоть на какую-то минуту удлинить свою жизнь, остановить танец смерти, которым будет дирижировать Касьян. О его будущей смерти рассказывал кому-то в машине, в которой везли Петра, Бек. И когда вытаскивали Петра из машины, он все-таки успел мельком мазнуть своим взглядом второго, того мордоворота, детину с ручищами-кувалдами-лопатами, с перебитой посередине и вылезшей вверх переносицей.
  По описанию Петр узнал его, вернее догадался кто это. Слышал он раньше о нем, пусть отдаленно, но в милиции знали его, как неприкосновенного бандита - Грифа, или как между собой еще называли его - Чистильщика. Почему так, точного ответа никто не знал, а так, кто-то из далека кому-то шепнул, и понеслось, что ни говори, а у фантазии крылья имеют огромную силу, вознесут, кого хочешь и на Луну, и на Марс, да хоть куда, только подпитывай их. Вот и брехали о нем разное, кто, как о главном охраннике крупного вора в законе, кто - мэра, или еще выше..., а кто и вовсе выдумывал, что - прокурора Касьяна. Поэтому и не лезли к нему, да и жил тот скрытно для всех, редко когда на глаза попадался в кругу элиты, куда простому "менту" и не дотянуться. А вот, когда среди местной мафии разборки начинались, да кто-то исчезал из них, говорили - дело Грифа.
  Ну, не было у Петра знакомых в прокуратуре, чтобы узнать побольше об этом человеке, а там ребята многое, о чем знают, да молчат, пока команды "фас!" не получат.
  
  Петр попытался напрячься и сконцентрировать тело, чтобы хоть как-то управлять своими мышцами, но не смог, так как ноги, за которые его держат и тащат, не дают этого сделать, а снег, лезущий в рот и в глаза, за шиворот и в уши, не дает даже глубже вздохнуть.
  - Хватит, - раздался голос Бека. - К этому дереву привяжем его, там, - куда-то ткнул он вперед, - его и насадят на кол, а в том костре изжарят, - и, ткнув в поясницу Петра, смеется.
  И снова огромная сила схватила Петра за плечи, подняла и ткнула спиною во что-то твердое, кажется дерево.
  - Вяжи, Сорочина, глухой, что ли? Вяжи, я сказал, я поддержу его, - Бек нервничает. - У, сволочь ментовская, если не оклемается, я с тебя тогда, Сорочина, слышишь, я с тебя тогда кожу сдеру, и буду вязать из нее веревки, понял?
  И снова провал в сознании.
  - Ну, че, пришел в себя? Сорочина, ты у меня петухом скоро станешь, только не кукареку кричать будешь, а по-вороньи каркать! Слышишь? Смотри, если не придет в себя, сам зажарю тебя вместо шашлыка.
  - Бек, Бек...
  - Не ной только. Запомни, если он, через пять минут не придет в себя? Ты понял, Сорочина, то тогда, хоть кому молись, не поможет, понял? Кому хочешь, молись! Я все равно вместо этого мента тебя Касьяну отдам. Понял? И скажу, что это не ты, а он, понял?
  Петр приоткрыл глаза и наблюдает за раздраженным мужиком, терзающим второго за грудь. Неужели это Сорочина? Вроде он. Ах ты, Леша Большой, ах ты зараза, ах ты падаль: "Фу-у", - и снова полетел куда-то вниз, в черную пасть пропасти.
  - О, ты слышал? - залепетал плачущим голосом Сорочина. - Бек, ты же слышал, он только что фукнул! Фукнул! - и начал постукивать по лицу Петра. - Петр? Петр Аркадьевич? Петр Аркадьевич Андреев, Андреев? Приходите в себя, Петр Аркадьевич? Во, во, Бек, смотрите, он глаза открыл. А, смотрите.
  - Ну, смотри мне, курица петушиная.
  - Бек, Бек, а может сегодня они и не приедут сюда, и все отложится на потом? Ну, посмотрите сами, какое тепло грянуло, вся дорога размякла, снег, как болото, даже трактор гусеничный еле-еле прет. Ну, посмотрите же сами!
  - Только не вой, Сорочина, нытья только твоего здесь не хватало. Местное начальство уже все здесь, и Касьян тоже, а будет ли тут областное, мне наплевать, понял? Ты меня понял?
  - Да, дождь собирается, вон уже капли по лицу бьют, и громыхнуло как(!) где-то, слышал? Неужели гроза с дожем?
  - А мне плевать, будет дождь или нет, Сорочина. Мне на это пи-ли-ва-ть, понял?
  Где-то поблизости раздалось мычание коров. Петр "проснулся", пришел в себя, неужели он услышал сейчас мычание коров? Где же это он, в раю? Приоткрыл глаза, и поверить не может тому, что увидел вокруг себя: огромное светло-серое пространство без леса, недалеко расставлены шатры.
  "Нет, это не шатры, а бревна, - приходит к нему новая мысль. Вдали, что-то похожее на трибуны, справа - народ, стоящий около бугра. - Нет, это не народ, а что-то похожее на него, вроде и люди, но зачем они в колпаках тогда? Может это какая-то сила нечистая? Фу-у", - и голова Петра, потеряв равновесие, уперлась подбородком в грудь.
  Но новая сила любопытства придала ему силы, и он, задрав голову, начал рассматривать все по сторонам. Невдалеке стояло несколько привязанных к столбу коров, и к другому столбу - женщина, и плакала, кричала, какие-то дерзкие слова. Только о чем, он никак не мог расслышать, и вот Сорочина подбежал к ней и с размаху по лицу ударил, и воткнул кляп в ее рот. Неужели это Анна Павловна, неужели Устьянова, фермерша наша? Присмотрелся, вроде она, вот тебе и на, а ее-то зачем сюда приволокли?
  - Вроде все нормально, - услышал он рядом с собою чей-то спокойный голос, - никто нам не будет больше мешать.
  Петр повернул голову в бок, рассматривая стоящего рядом незнакомого человека. Точно, это тот самый детина в черном кожаном плаще, полноватый, с перебитой переносицей. Где-то все же его видел? Где? Вроде у Медведева Демьяна. Да, да, похож, неужели сам слуга Касьяна. О как! Потирает свои кулаки, и после грома, раздавшегося с небес, смахнул с лица капли дождя, кому-то стоящему в стороне, приподняв высоко руку, махнул, мол, начинайте. Так что ли? И, буквально, тут же, через несколько мгновений, после его взмаха раздался бой барабанов и громкое песнопение той нечистой силы в надетых колпаках. Вспыхнули ярким пламенем костры, осветив все вокруг себя, и... сила покинула Петра, и его голова свисла вниз, и с нее потекли ручьи воды.
  - Петр, Петр, - заверещал, буквально, в это же момент тонкий голос Сорочины. - Ну, дорогой, приди в себя, Петя, Петенька! Петр Аркадьевич, ну приди в себя, ну приди! Петенька, приди...
  "Не допросишься", - подумал про себя Петр и заново "прыгнул" в черную бездну...
  
  
   - 3 -
  
  "Разыдитесь туманы серые, над пучинами вод темяных,
  Нощи вещей путь в мир отворите, под землей шевельнись-пробудись
  Ящер-змей велик земли держатель,
  Великий сотрясатель яви свой лик!
  Гой!"
  И разверзлось в этот миг небо темное, и сверкнула молния, прокалывая своею белою стрелою его. И раздался взрыв небесный, да такой мощный, что затряслись от страха костры горящие, вздрогнула земля под ногами людей.
  "О-о-о, - запел могучий голос Касьяна. Хорошо рассмотрел его лицо при свете молнии Петр. Но что-то эта молния была какой-то необычной, уж больно долго она озарялась, пуская свои светлые лучи на одетого в темный плащ Касьяна, стоящего на бугре, под воткнутыми в землю истуканов. Посмотрел в обратную сторону Петр и нашел истоки тех молний - вместо них били из-под земли яркие фонари прожекторов, освещая капище, на котором верховодствует черным праздником Касьян. - О-о-о! Яви свой лик! Гой-й-я! Гой-й-я!"
  - Гой-й-я! - подхватила его голос нечистая сила страшил в колпаках, с головами коровьими да львиными, козлиными да вороньими и заплясали, захороводили вокруг костров-великанов. - Гой-й-я! Гой-й-я!
  И заново, под танец нечистой силы вздрогнула земля, закачалось все вокруг, и раздался сильный свист из нее. И на виду у всех, и закричавшей от страха нечистой силы, взметнулся ввысь между трибунами и капищем белый газ, освещенный кострами. И в этот же миг, два из них, горевших рядом, когда одеяло ползущего по земле газа-тумана накрыло их, потухли. И запах от них идет такой неприятный, вонючий, похожий на тухлые яйца.
  "Ой-я! - раздался усиленный во сто крат голос Касьяна. - Гой-й-я!"
  Газ, похожий на низкий туман, продолжает расползаться, туша один за другим костры. Страшилы бросив свой хоровод кричат и, бросая на землю - в туман колпаки, звериные маски, бегут в разные стороны. Туман, меняя свой цвет с белого в темно-желтый, все ближе и ближе подбирается к коровам, к женщине, привязанной, как и Петр, к столбу. Коровы замычали и, срывая вбитые в землю деревянные столбы, обезумившие от страха, бегут за страшилами.
  Туман покрыл прожектора, но они не погасли и бьют своим светом сквозь движущие волны бело-желтого марева. Оно, добравшись до бугра, начинает покрывать его подножие, но бьется как озерная волна о каменистый берег, и не может подняться наверх, до капища, расположенного на этом бугре, с Касьяном и вбитыми в него истуканами.
  Но Касьян, занятый своею молитвой, не обращает внимания на обезумевших от страха стоящих внизу и на трибунах людей, и, закинув голову вверх, продолжал громко говорить в рупор, обращаясь к невидимому демону:
  - Чернобоже ледянее во мраке-окияне,
  Во бездонных пучинах, во всемногих личинах,
  Во Велесовых падях, во Кощеевых ратях,
  В имени несказанном, во погостье нежданном,
  Во нощи мраколице, яко уголь в оковице,
  Тайноликий наше Боже, гой еси Сернобоже?
  Гой!
  И снова произошел мощный толчок земли, и всполохнулся вверх новый фонтан бело-желтого газа. Но Касьян словно не слышит этого, и будто бы не чувствует сотрясения земли, и продолжает:
  - Гой Чернобоже! Гой мраколице!
  Навии води по мироколице,
  Во зиме ледян, во свете темян,
  Во ино кощен во гневе взрощен,
  Не зрим николиже в оковице,
  Гой чернобоже! Гой мраколице!
  Гой!
  И разверзлось небо, и яркий свет ударил из ночной темноты, и лучами, словно прожекторами, освещая в поисках происходящего на земле. Петр, щуря глаза от яркого света, следил за лучом небесным, рыщущим по земле, по плотному ковру душащего его тумана. И вдруг раздался оглушительный звук, и оглохший от него Петр, как мог сильнее открыл рот, чтобы хоть как-то спасти свой слух. Но ничего больше не слышал он, но то, что увидел, повергло его в испуг. Ударила молния из "прожектора" небесного, прямо в то место, откуда из-под земли вырвался сильным фонтаном газ, и после этого, что-то черное вылезло из него, то ли Демон - роста великого, освещенный белесыми искрами или гора земная, все выше и выше, и замерло.
  И в одно мгновение упало назад, в землю, и когда исчезло, новая молния ударила из небесного "прожектора", похожая на дубину, которая долетев до земли, превратилась в огненный крест, пылающий ярким серебряным светом, который держит в руках своих неведомой величины, на человека похожий с крылами белыми, ангел. И вошел он в землю, за той скалой или демоном, неся впереди себя крест, и - исчез... Из того места, куда они вошли, долго вырывалось ярко-желтое пламя. Земля вздрогнула, задвигалась из стороны в сторону, и закрылась в том месте, куда вошел ангел, но свет не исчез, словно луна освещала все вокруг себя, но Петр не искал ее.
  Горячий жар пошел по его телу, когда подняв голову в светлую часть неба, из которой пришел с крылами ангел, увидел огромную черную птицу, парящую в осветленном воздухе и спускающуюся к земле, к трибунам. А за ней появилась в том же месте вторая птица, несшаяся к капищу... И, черные вспышки взрывов, раздавшихся на трибунах и на капище, обдали горячим воздухом все вокруг себя. И провалился Петр в туманную молочную мглу...
  
  - 4 -
  
  - Кто ты? - ударил гром или спросил человеческий громоподобный голос.
  Петр, услышав его, расставил руки в стороны, как птица крылья, в этот же момент перестал кувыркаться, и, почувствовал, что живот и грудь его упирается на край твердого клубящегося, как молоко, тумана. Попробовал потрогать его, но рука и не почувствовала твердости, провалилась внутрь, только единственное, что ощущает сырой холод, выдавливающий его руку назад. И только теперь понял Петр, что он попал на "спину" ветра, гонящего по небу облака.
  - Кто ты? - раскат грома хрипло разразился над ним.
  И только теперь Петр увидел впереди себя две зеленые точки, к которым летит все ближе и ближе, и дыхание от испуга начинает спирать - это глаза. Чьи-то огромные глаза, с черными зрачками, которые вырастают и превращаются, каждое из них, в ту же черную бездну, в которую совсем недавно падал. И ближайшая из них поглотила его в себя, в свое черное ледяное пространство. И тело дрожит от леденящего воздуха, ползущего под кожу, в суставы и кости, сковывая их каменным льдом, пробираясь болевыми ударами тока все ближе к сердцу и мозгу.
  - Кто ты? - громыхнуло грозою.
  - Петр, - единственное, что только и смог вымолвить, дрожа от холода, Петр.
  - Ты - пыль! - громыхнуло в ответ.
  - А ты? - не сдержался Петр, ожидая, что это его последние слова, и он сейчас превратится в ледяную глыбу, которая от удара обо что-то рассыплется и его тело превратится в пыль.
  И в это же мгновение черная ночь, неожиданно начала разрушаться, съедаться темно-зеленым дымом, растворявшим в себе ее. И только теперь он увидел перед собой огромное, как скала - изваяние изумрудной скалы, напоминающей истукана, который без рук и ног возвышается столбом из тумана, в далекую высь, куда Петра несет ветер. И увидел Петр его голову, огромную, бородатую, а глаза у истукана не живые, как и он сам, словно вырублены скульптором из камня, или - льда. Но... опустились его зрачки и смотрят на летящего Петра.
  - Кто ты? - обратился к истукану Петр. - Кто ты? Кто тебя изваял?
  - Я, - и вновь услышал он глушащий его слух гром.
  И в этот же момент Петр снова потерял опору и кувырками полетел вниз или вверх, сталкиваясь с летящими кубарем мычащими коровами, страшилами в колпаках, с баранами с человеческими телами... И с размаху врезался в снежную гору.
  - Петр, ты живой, Петр? - кто-то, как надоедливая муха, жужжит ему прямо в ухо, и дергает его за плечо. И так не хочется открывать глаза, а спать, спать и спать. А она продолжает жужжать, а вовсе это не муха, а Сорочина, который боится, что Петр уснет, и тогда вместо Петра его черти насадят на вертел и понесут костру.
  Но нет, нет, хватит ему уже и того, что с ним произошло, пусть теперь это Сорочина поймет, что такое быть мясом. Мясом! Мясом? Каким мясом? Не хочу быть мясом. Умер я, Сорочина. Это ты меня бил, это ты надо мною издевался, это ты на меня, как шакал из-за каждого угла тявкал, прячась за чужие спины, это ты в меня стрелял. Нет, Сорочина, я для тебя мертв, на-ка выкуси.
  И увидел Петр, как разверзлась перед ним снежная глыба. И увидел Петр, как черти ударили рядом с его лицом о землю своими копытами, схватили они Сорочину. И какой крик у Сорочины громкий и писклявый, как у пищащего от боли кролика, аж уши сверлит. И глаза у Сорочины на выкате, красные, как Солнце на закате, и зрачков на них уже совсем невидно.
  "Так тебе и нужно, Сорочина! Так тебе и нужно, шакалья морда, - во все горло хочет крикнуть Петр, но не получается, горло забито какою-то смолою, не дающей дышать, и отхаркаться от нее невмоготу, и кашель давит... - Кхе, кхе, кхе..."
  
  
  Глава 13. Сухое болото
  
  - Демьян, Демьян, ты, что глухой?
  Демьян поднял голову от подушки, еще не понимая, что хочет от него жена.
  - Кто-то в ворота стучит...
  Демьян вскочил с кровати, вытащил из под нее молоток, и спустился вниз. На крыльце остановился, наступив босой ногой на валявшуюся на полу щепку. Галоши нащупал ногой под вешалкой и, накинув на себя куртку, вышел на улицу.
  - Эй, здесь есть кто-то живой? - не унимался грубый мужской голос с улицы.
  - Есть! - откликнулся Демьян, и, приотворив дверь в дом, взял оставленный в коридоре молоток. - Кто вы? Чего вам нужно?
  - Эй, вы уж извините, откройте калитку, мне нужна ваша помощь.
  - Сейчас, - Демьян покрепче сжал в ладони ручку молотка. - Так кто вы?
  - Губернатор области Иван Иванович Семенов.
  - Семенов? - Демьян поежился. - Семенов, - прошептал он. - Это как понимать, от Одинцова, что ли?
  - От какого еще Одинцова? Ну, откройте же ворота, слышите?
  - Значит от Горынова?
  - Юрия Петровича, что ли? Это глава администрации вашего района, что ли? - и нервозно рассмеялся в ответ. - Да я теперь его в медвежий угол сошлю.
  - Мы и так в нем живем, - продолжая постукивать молотком по ладони, раздумывал Демьян Демьянович.
  - Кто там, Демьян Демьянович? - окликнул его из времянки Илья.
  - Не знаю, Илюш, ты это... - показал ему молоток.
  Через секунд десять Илья стоял рядом с вилами.
  - Так вы откроете дверь или будете разговаривать со мною через забор? Что вы не верите мне, Демьян Демьянович?
  - О, а вы откуда знаете, как меня зовут?
  - Да вас так окликнули только что. Прошу вас, я самый настоящий губернатор Иван Иванович Семенов. Мы вчера были приглашены сюда на языческий праздник, который режиссировал Касьян, то есть прокурор вашего района. А там произошла какая-то природная катастрофа, небо разверзлось и из него пошли черные молнии и все начали сжигать вокруг. Ну, пустите же, я изранен, окажите хоть какую-то помощь. Люди!...
  - Черная? Черная, да-да, как птица, - и кузнец отвернул щеколду замка и отворил ворота. - Так вы не бандит, значит? - и рассматривает грузного человека одетого в грязную кожаную куртку, со сдвинутой на бок каракулевой шапке, и, сделав несколько шагов назад, прошептал, - проходите.
  - Так, это, правда, вы настоящий Семенов, ну, губернатор наш? - Демьян и поверить не мог, что такой человек сейчас мог стоять перед ним, без оркестра и охраны, без районного начальства, грязный, оборванный, просительный. - Проходите, проходите, - открывая дверь в дом, пригласила его выбежавшая на улицу Вера Ивановна. - Ты че стоишь, - стукнула она в спину ошалевшего мужа, - иди в печку дров подбрось...
  Мужчина, еле-еле стянувший с себя мокрые туфли с носками, поставил ноги на маленькую скамеечку у печи.
  - У вас водки нет, - умолительно посмотрел он на Веру Ивановну.
  - Илюш, принеси лучше лавы, - остановив жену, шепнул на ухо зятю кузнец. Здесь, у нас в подполе, где консервация.
  - Вызывайте милицию, врачей, - то ли сознательно, то ли бессознательно начал не говорить, а диктовать гость, размахивая рукою и толкая указательным пальцем в лицо кузнеца. - Там очень много людей пострадало, понимаете? И все быстро делайте! Быстро! Что стоите? Где телефон? Я спрашиваю вас? - налитые кровью глаза у губернатора сверлят, нет - как отбойный молот, бьют Демьяна по лицу. - Вы меня слышите? Где телефон? Понимаете?
  - Извините, но у нас только в школе есть телефон, - словно придя в себя, выпалил Демьян. - Но и там он уже, как год не работает, - развел руками кузнец. - Авария какая-то произошла на центральной усадьбе, нас и отключили.
  - Не понял? - не сводит с кузнеца удивленных глаз гость.
  - Ну, в советские времена мы были отделением совхоза "Первомайский", в 1988 году мы отделились от них и стали отдельным совхозом, а потом Ельцин пришел, убрал коммунизм и все, - развел руками кузнец, - теперь у нас ничего и нет, ни телефонов, ни антенн телевизионных, ни электричества, свет есть в тех домах, кто имеет дизелюшки и все.
  - А больница, милиция? - привстал Семенов.
  - Извините, Иван..., как вас там, - сложила руки в боки Вера Ивановна.
  - Иванович.
  - Так это вы у себя спросите, почему вы нас лишили всего. Это вы у себя спросите, и у своих шавок, этих, как их там - Горынова Юрия Петровича, у Касьяна, который вам устроил здесь светопредставление. А также у нашего бывшего директора совхоза, а теперь помещика Михаила Федосеевича Одинцова, работающего под вашим руководством, - и Вера Ивановна, как танк пошла на таран, на своего гостя. - Это его бандиты десять дней нам руки выворачивают да все забирают, и все из-за того, что мы живем на земле его. Видите ли? На его земле, так что теперь тоже платите нам сюда, что по чужой земле ходите.
  - Как так? - Иван Иванович привстав с удивлением смотрит на хозяйку дома.
  - А вот так, губернатор. Мы заявления на то, что бы нам поровну земли выделили хотели написать, а он, дал по пустому листу и сказал, только росписи свои поставьте, а я, мол, в администрации, форму поставлю и все. И все, как вас там, Иваныч, все! Понимаете? Свою, сволочуга, форму Одинцов поставил, теперь это его земля, и ввел у нас крепостное право. Соседнюю Ивановку также поставили на колени, теперь за нас взялись, за каждый метр земли, на которой живем, плати ему по тысяче целковых за дом, да по пять тысяч - за огород.
  - Четыре тысячи, - поправил жену кузнец, но тут же, после ее взгляда коршуна, закрыл рот и замолчал.
  - Так что вы, губернатор, без войска своего, нам здесь свои права не качайте, Иванович, или как вас там еще, - придвинувшись вплотную к губернатору Вера Ивановна толкнула опешившего гостя в грудь. - Ишь, какой тут нашелся, горох без стебля. Да я таких, как ты, в навоз затыкиваю. Губернатор.
  - Что? - вскочив со скамьи, сипло заорал на хозяйку гость.
  - А то, что вы тут нам вообще житья не даете, - толкнув в грудь гостя и усадив назад, пошла напором хозяйка. - Ишь, какой! Да мне на тебя плевать и растереть, понял!
  И гость, опершись о горячую плиту печи, дернулся, и, завопив от боли, отскочил в сторону:
  - Да вы понимаете, с кем вы сейчас говорите!? - еще раз попытался он взять верх над хозяйкой, но тут же получил мощный ответный залп.
  - А ты кто такой? Губернатор, говоришь? Так твое место не там, с шашкой на коне размахивать и командовать, а должен приезжать к нам, и смотреть как живем, почему мы здесь умираем без врачебной помощи, почему у нас почты нет, дороги, если уж на то пошло, телефонов, электричества. Небось, когда в партии был, так пост занимал в области большой, и зажирился с тех пор, тебе наплевать на людей, лишь бы твоим детка, да внучкам было хорошо! Да?
  Ишь, какой командир нашелся тут, дайте ему трон! - еще пуще набросилась на губернатора Вера Ивановна. - А твой трон у нас в навозе, понял? Это ты нашу деревню всего лишил, вот и поживи ка теперь с нами в этих условиях.
  - Да как вы смеете! - уже и не кричал, а, словно, плакал губернатор, понимая, что сейчас его некому здесь поддержать, защитить, но, как говорится, тонущий хватается и за соломинку. - Да вы знаете, с кем вы говорите, а? Да я вас, вы знаете.
  Накричавшись и сбив свою спесь, Вера Ивановна, поняв, что толку от этого разговора сейчас никакого не будет, махнула рукой на всхлипывающего гостя, села с ним рядом.
  - Да, отстань ты от человека, - почувствовав окончание нервозной бури у жены, прошептал Демьян и, налив из бутыля в кружку лавы, подал ее губернатору. Тот, густо покрасневший, как свекла, ни слова не говоря, кивнул ему и, сделав несколько мелких глотков для пробы лавы, распробовав, выпил ее до дна. И после этого с какой-то теплотой, посмотрел на своего спасителя, кивнул, мол, спасибо, и вернул кружку.
  Все молчали, наблюдая за гостем. Лава быстро, прямо на глазах начала действовать на него: тот опустил руки на колени, оперся спиною об угол стола и прикрыл глаза. С полминуты посидев так, с трудом разлепил их, и уже заплетающимся языком прошептал:
  - Понимаю вас, извините. Если это возможно, соберите людей и идите на Сухое болото, там Касьян закрутил такую карусель. Ведьмак чертов! - и, потеряв равновесие начал заваливаться на бок.
  Демьян вовремя его подхватил и вместе с Ильей перетащил губернатора в зал, и положил его на диван...
  - Вы, извините, - и обессилено опустив голову на подушку, гость заснул.
  
  - 2 -
  
  До своей сельской "красной площади", где звонко ухала рында, Илья с Демьяном не дошли. Навстречу им бежал Семен.
  - Ой, ребята, там один мужик из той компании в деревню пришел, приполз, - через секундное замешательство поправил себя он. - Я его, правда, не видел, Юрка Ефимов на ферму поехал, что-то его жинка там задержалась, так увидел обожженного мужика. И...
  - Живой? - поинтересовался Демьян.
  - Обожженный, не очень сильно, но. Короче, довез его до фельдшерши. Да она старуха уже совсем слепа стала, толку от нее никакого. Ну, что, дали ему самогона, пришел в себя, и говорит, что пожар там, на Сухом болоте, был страшенный, от черных молний. Белым пламенем все горело, и... - и Семен замолчал, всматриваясь куда-то вдаль.
  - И что "и"? - тормошит Семена Демьян.
  Но тот уже и не слышит его, а тыкает пальцем в сторону улицы:
  - Может то наш алтарник?
  Демьян, по направлению руки Семена, всматривается вдаль. Вроде никого на дороге и нет. Что же еще там могло ему показаться? Все вокруг белое, снегом закрыто, только местами черные пятна видны, где оголились от белого покрывала кустарник, где забор, а где и дрова, сложенные у забора.
  - Не вижу. А ты точно знаешь, что он так и не вернулся вчера с Сухого болота?
  - Да был у него, - Семен посмотрел на Илью, - не переживай.
  - Так погоди, погоди, - поднял руку Демьян, - что же сказал этот мужик обожженный?
  - Да ничего, глаза выпучил, и как сумасшедший, руками прикрывается и кричит, не кусай меня, не кусай, и падает на пол и ползет в угол. И все, толком и забинтовать лицо да руки обожженные не дал. Кричит, весь в испуге, даже боли от ожогов не чувствует. Говорю Юрке, мол, нужно его в город отвезти, а тот ржет как мерин, - махнул рукой Семен, - говорит, сейчас даже танк до города не дойдет.
  - Правильно говорит, - согласился Демьян, - зимник просел, все, болота водой заполняются, а ям на той дороге знаешь сколько? И ферма сейчас без денег останется, куда им сейчас молоко девать. Так что там у рынды, народ ты собирал?
  - Юрка, не я. Собралось человек десять, пока а Юрка, взбесился что ли, все бьет в рынду, и бьет.
  - И правильно делает, - согласился Демьян Демьянович. - Нужно людей с подводами собрать, Колосова с его тракторами и туда ехать.
  - Может я на Сухое болото сбегаю сейчас, посмотрю, что там и прибегу на рынду, пока вы собираетесь?
  - Успеешь?
  - Да что здесь, полтора-два километра напрямую.
  - Давай, Илья, - хлопнул его по плечу Демьян. - Только не задерживайся.
  
  - 3 -
  
  Сколько Илья не пытался отвлечь свои мысли от неприятных чувств, а думать о том, что его может там ждать, на Сухом болоте, не получалось. Носки в мокрых сапогах сбились в гармошку и натирали ногу. Илья остановился у развилки дороги с тропкой, по которой они вчера с алтарником, Демьяном, Семеном и Юркой и Александром Дмитриевичем Колосовым ходили на Сухое болото. Но, за ночь снег, на тропке еще больше подтаял, ноги глубоко вязли и проваливались в нем, набиваясь между штаниной и голенищем сапога.
  Присел у дороги, с трудом стянул с ног мокрые сапоги, выжал носки, натянул их заново на ноги и пошел к Сухому болоту по дороге.
  - Человек?
  Илья остановился, осмотрелся по сторонам, это кто-то его позвал или ему показалось? Замер, необычная тишина не удивляла его, так как своими мыслями сейчас он был далеко не здесь. Вчерашний день, когда они были на Сухом болоте, не только перед ним, а и самим Демьяном, Семеном оставил много вопросов, к которым, не веря в сказку, просто, невозможно было найти хоть какого-то мало-мальски подходящего ответа. Как и сейчас, вроде бы кто-то окликнул его, но на дороге никого нет, как и на ее обочине, невидно ни одного свежего следа.
  Хотел было уже пойти дальше, как невольно зацепил взглядом, что-то у поворота дороги, серое и еле-еле двигавшееся. Человек? Подбежал к нему, и от неожиданности оторопел, это было ни что иное как грязный от золы бумажный мешок. Да уж, Илья еще раз внимательно осмотрелся по сторонам - никого.
  
  "Сухое болото". Широкая доска с указателем, на которой большими черными буквами были написаны эти слова, кто-то прибил к сосне, у своротка дороги к реке. Илья прибавил ходу и остановился только у самой стоянки с бортовыми машинами и с кунгами, "УАЗиками", и двумя огромными гусеничными вездеходами. Такую технику Илья когда-то видел по телевизору, еще в детстве. И только сейчас почувствовал что воздух, которым он дышит, горьковатый.
  Дорогу, переходящую в широкую тропку, перекрывал, знакомый Илье, черный джип водителя Касьяна Лаврентия. Она спускалась к висячему мосту через реку, прикрученному толстыми железными тросами к деревьям.
  И, чему снова не меньше удивился, что и на том берегу Ручья он никого из людей не увидел, ни у расставленных столов, с разложенной на них всякой снедью - хлебом, шашлыками, колбасами, бутылками с водкой. Бери, ешь, сколько хочешь, и никто не остановит.
  - Люди, - крикнул Илья. - Люди! - прибавил голосу. - Люди! - Тишина. И из большой палатки, стоящей за походной столовой, тоже никто не откликнулся. Никого в ней и не было.
  - Да уж, - вздохнул Илья и пошел дальше.
  Прибрежная полоса леса плавно переходила на бугор с установленными на нем трибунами, скамьями для зрителей. Но и здесь, кроме двух человек с кинокамерами, стоящими по краям трибун - слева и справа, тоже никого больше не было. И тот и другой операторы, стояли согнувшимися, упираясь на киносъемочные аппараты, упертые на широко расставленных ножках штативов, и внимательно всматривались в их объективы. Илья остановился и некоторое время смотрел на них, боясь шумнуть, чтобы не помешать работать операторам. Но те и не обратили на него никакого внимания, стояли смирно, не шелохнувшись, увлеченные своей работой.
  И только теперь у Ильи, посмотревшего на открывшуюся перед ним панораму болота, дух захватило. Вся его левая часть больше напоминала вспаханное поле, спрятавшее под черные пласты торфа весь снег. И только присмотревшись внимательнее, Илья увидел людей замерших как истуканы в бегущем хороводе, их лица были черными, измазанными золою, в черных одеждах. И, снова удивление, у каждого человека были по-разному подняты руки, ноги, тела, словно у некоторых застывшие в прыжке, и замершие словно на фотографии. Смотря на их замершие позы, казалось, что они остановились на мгновение и ждут какой-то команды, что бы снова сорваться с места и продолжит бежать в огромном хороводе вокруг бугра, с установленными на нем столбами, и человеком в таких же черных одеяниях, и вскинувшего как-то непонятно руки вверх.
  Присмотрелся внимательнее к этому бугру и понял, что это и есть то самое капище, о котором рассказывал Колосов, с вкопанными в него идолами, выкованными Ильей.
  Илья не сводил глаз с Касьяна, чего-то испугавшегося и прикрывшего лицо руками. Он тоже стоял как и другие, в совсем неудобной для человека позе, без движения. Чего же он боится? Илья осмотрелся по сторонам, ничего нет, только дымок, местами поднимается из земли.
  Справа, в том месте, куда Илья с Демьяном входили между железными березами в ворота иного, незнакомого им мира, удивился необычному цвету земли, местами светло-бурого цвета, словно, плавится, как горящий уголь, а местами - ярко-оранжевого. И создается такое впечатление, что она действительно плавится, нагреваясь подземными огнями, и стоят над ней волны колышущегося марева, напоминающего розовый прозрачный пар или пламя. И только сейчас рассмотрел Илья человека, стоящего с той стороны марева, больше похожего на священника, в черной рясе, держащего над собой большой деревянный крест. Неужели это стоит пропавший вчера в лесу алтарник?
  Илья напряг свое зрение и, облокотившись локтями о спинку впереди стоящей скамьи, в то же мгновение, потеряв равновесие, завалился на живот, кроша под собой дерево в мелкий черный песок золы.
  Золы? Илья, упершись руками о землю, покрытую крошевом угольков, поверить глазам своим не мог, что скамейка из досок, на первый взгляд даже не тронутая огнем, при дотрагивании до нее, тут же, в одно мгновение, превращалась в сыпучий зольный песок. Илья встал, отряхнул с рукавов и штанины золу, невольно шагнул назад и опершись в соседнюю скамейку тут же провалился и, чуть не упал, подняв угольную в воздух пыль.
  Что это, с удивлением он осматривается по сторонам, и только сейчас увидел, что все скамьи снизу покрыты черной угольной золой. Дотронулся до соседней доски, сдавил ее пальцами, и она раскрошилась...
  Илья встал, и по проходу между скамейками направился к кинооператору, к худощавому парню, одетому в светло-синюю джинсовую куртку. Приближающегося к нему Илью тот, скорее всего не услышал, или просто не хотел отвлекаться, и, припав к окуляру объектива камеры, снимал это марево и стоящего за ним алтарника.
  - Товарищ, - окликнул его Илья. - Мужчина! Мужчина, что здесь произошло? Мужчина? - и Илья, дотронувшись до его куртки, остолбенел, и от неожиданности воскликнул, - о Боже! - На его глазах произошло то, чего он ни как не мог себе даже и представить: часть одежды оператора, вместе с его телом, стала осыпаться на землю, как песок в песчаных часах. Сначала куртка с левой ногою превратилась в пыль и песок, за ними - спина с головой..., осталась только половина его тела, то самое, что опиралось на камеру, но и оно, через несколько мгновений стало ручьем стекать на землю, покрывая ее серебристо-темной золой.
  И все, буквально, через несколько десятков секунд, а может и меньше, прекратилось: от оператора осталась только горка золы, лежавшей под штативом кинокамеры.
  Илья, сделав несколько шагов назад, почувствовал тошноту, голова закружилась, и он, теряя равновесие, падает в какую-то неведомую ему пропасть...
  
  Глава 14. Демон
  
  ...Горн, напоминает огромную жаровню: покрасневший от огня уголь, трещит, метая в разные стороны искры. Горячий воздух, идущий от него, волнами накрывает подмастерье, наседающего на тяжелый рычаг поддувала, на кузнеца, ворошащего кочергой уголь под корытом, наполовину заполненным кусками руды.
  Смахнув пот с лица, кузнец глаз не сводит с желтеющей в корыте, расплавляющейся руды, смешивающейся с кипящей, играющей розовыми оттенками в блинках огня, смолы.
  - Давай-ка, теперь сыпь по чуть-чуть глины, - говорит он подмастерью, одетому как и сам он, в широкие кожаные штаны с фартуком, и, прикрыв ладонью глаза от огня, следит, за ссыпающимся порошком высушенной и измельченной белой глины в корыто.
  И, начинается представление. Смешавшееся желе, присыпанное мукой, меняет свой светло-розовый цвет на ржаной. Пузырится и растет, как тесто дрожжевое в своей теплой купели. Пузыри лопаются, как вулканы, выплевывающие из себя молочную жижу, покрывающую масляными пятнами желе. И, наконец, это тесто становится серебристым, бурлит, как кипящее масло.
  - Лей жар, - шепчет своему помощнику кузнец.
  И не сводит он своих глаз с корыта, в которое из кувшина, светящимися каплями, окутанными тысячами голубых и белых молний, падает жар. И озарилось все в кузнице, и сама она стала, как молния яркой, слепящей. Даже богатыри-волкодлаки, стоящие у бушующего огнем, как огромный кузнечный горн кратера, и клокочущего сверху него звездоворота, от светового взрыва произошедшего в кузнице, не удержались, прикрыв щитами свои лица и на мгновение закрыв глаза. И взревел демон от бессилия своего, что не успел он в этот момент кинуться в ворота Преисподней, и скрыться от божественных сторожей Нави. Но тут же спохватился, и, превратившись в огненный ветер, ринулся к кратеру, но тут же ударился о невидимую ему стену. Это Старец - Волх Всеславич поднял над собою крест Божий и сказал:
  - Изыди гадина в место ожидания казни своей, - гром его гнева разошелся по крепости волкодлаков, охраняющих врата в Преисподнюю из Нави, Яви и Прави, и разразилось небо молниями.
  
  -2-
  
  И упал обессилевший демон, превратившись в змея, уполз он назад в свою черную нору, где хранил он остывшую каплю пота Божьего, из которой только кузнец-волкодлак, ученик Сварожий, и может выковать меч всесильный, и его подмастерья.
  Сел демон у чана, развел воду и смотрит на землю, в мир Яви, ища среди кузнецов Кощьих Навей, да по округе их, человека, в чьих телесах живет душа подмастерья великого кузнеца - Миролюба, или самого Миродюба.
  Торопится демон, мало у него осталось времени перед началом казни, за тот грех, который он совершил в мире Прави, пытаясь обмануть Божьих воинов - Ангелов, что это он вместе с Богом создал Мир, а, значит, Божьи помощники, должны и его слушаться, и не наказывать дьявольские силы, рвущиеся в Прави из Преисподней.
  Узнав об этом обмане, разгневался Бог, и на суде Прави, в окружении ангелов, попросил Кощея хоть что-то из дел Божьих сотворить самому, и доказать всем, что он и есть Божья ипостась, и смахнул он с себя в помощь демону, каплю своего пота.
  Услышав это, опустил свой взор Кощей, боясь поднять глаза вверх, где сияли огнеобразные шестикрылые Серафимы - сияющие светом Богопознания, ведающие тайнами и глубинами премудрости Божией. Где находились Херувимы и Престолы - ангелы правосудия Божьего. Боялся Кощей смотреть в их глаза, так как за обман мог сразу же в пепел превратиться, после чего, его душа будет заточена навечно в аду, испытывая муки страшны. Да и сам Сатана за обман страшный демона, будет пытать ее.
  Боялся Кощей посмотреть и в сторону других святых Ангелов - Господств, Сил и Властей. Так как хорошо знал он, что эти ангелы Господства ниспосылают всем живущим в мирах Яви и Нави, силу благоразумного владения и мудрого управления своими чувствами, к смирению непотребных вожделений и страстей, чтобы быть выше всякого искушения. Но не устоял Кощей от своих чувств - владеть Миром, хотя не раз упреждали его от этого ангелы Господства и уговаривали демона, не брать на себя то, что не по силам ему. А он не послушал их, и когда освобождался Кощей от их ангельского ока, то продолжал вести свои черные дела, вводя в искушение земных людей, что это он единый Бог - Демон Кощей. И говорил он им, что тот, кто будет ему верен, то корысть его исполнится - воздаст им Кощей милость бессмертия и власти, да богатства несметные.
  Но мало ему было молитв земных от правителей с простолюдинами, и спустился он в Преисподнюю, в Ад, и стал говорить Дьяволу, что Бог из Мира Небесного хочет выгнать и запереть в Преисподней все силы дьявольские. Обиделся Дьявол и поднял свои силы против божественных, но Власти, остановили войска его черные, такою мощной силой они обладают. И после следствия небесного узнали виновника этой войны - Кощея.
  ...Да, понимал демон, что и здесь среди Властей, Господств и Сил не найти ему пожалевших его ангелов. И посмотрел демон из-под бровей на тьму окружающую его - Начал, Архангелов и Ангелов двукрылых.
  Ближе всех стоял к нему Архангел Гавриил. И слезно посмотрел на него демон, прося у него какой-то помощи, чтобы хоть мыслью тот подсказал ему, как из капли пота Божьей, покоящейся перед ним в огромном кувшине, по своей светоносной силе, во много раз превосходящей силы света Солнца, создать хоть пылинку земную, иль животное, муху, камень. Ведь именно он Архангел Гавриил, вестник Божественных тайн, может спасти демона от страшного суда Божьего.
  Но Архангел Гавриил, поняв просьбу демона, только головой покачал в ответ, мол, проси у Бога прощения.
  И тогда упал демон на колени перед Богом, прося о своем помиловании, и Тот смиловистился, дав самое слабое наказание Кощею: три года будет Ангел бить его крестом по голове. И каждый удар будет напоминать демону об его обманах, за то, что он людей и демонов вводил в заблуждение, толкая их к войнам между собою и к алчности. А потом будет перерыв в казни, и демон год будет находиться в Царстве мертвых - в Царстве Нави. И если в это время он сможет переосмыслить свои поступки и найдет себе новый путь, то заново предстанет перед судом Божьим и получит от него благословение, а если нет, то продолжится казнь...
  Выслушав приговор Божий, демон Кощей, поклонился всем и, незаметно, спрятал в себе кувшин с каплей Божьего пота, и отправился в трудный путь познания истины, постоянно читаемой ему ангелом. Каторжным был для него этот путь, путь учения, путь унижения, путь ничтожества. И демоны Велиар, Вельзевул, Абаддон, Сатир, Силен, Сирена и другие, часто сопровождавшие его, смеялись над ним, еще сильнее томя его душу этим. Но Кощей, как бы не хотел того, но не мог в ответ даже оскалиться им. Ангел, видя его мучения, успокаивал Кощея, прося одуматься, и не брать на себя лишний грех, который может привести к более страшному Божественному приговору, и продолжал урок Истины, с нравоучениями.
  Тяжел был путь Кощея, он считал дни до перерыва приговора, и как только наступил он, то бросился в Навь, в свою холодную пещеру, где ему давалось время одуматься перед новой казнью. Но не смог демон пересилить себя и дал он свободу своей ненависти к Богу, и к ангелам, и к демонам, издевавшимся над ним. Спрятанная капля божественного пота была страшным небесным оружием, неподвластным даже ангелам, и если из нее выковать меч Господен, то никакая сила не сможет ему противостоять, тогда и воздаст он всем обидевшим его по заслугам.
  Вознесся Кощей в своих мыслях до высот великих, и так ему не хотелось спускаться с их вершин назад, в свою черную пещеру. Год у него был впереди, чтобы перевернуть мир. Как это мало, и разделился он во многих образах.
  Первый образ сошел к людям земли - царям и властителям, судьям и воинам, вкладывая в их умы знание, что демон Кощей - это сам Чернобог, который руководит чернотой во всех пространствах Мира, Смертью и Миром мертвых. И пусть они, язычники, поклоняются ему и прославляют его, и читают на капищах молитвы во славу ему во всех его образах, как Кощею, как Чернобогу, как Касьяну, как Вию и, как Велесу.
  И пусть люди слушают речи властителей и судей, жрецов, в чьи тела сойдет его черный дух, и боятся зла Кощея, на коленях перед его идолами ходят.
  Второй образ демона в Яви занялся поисками мелких демонов - Домовых, Овинников, Банников, Дворовых, Полевик, Полудиц, Леших с Водяными, творящих зло на людей. Но ото всех них, тут же получил отворот-поворот: боятся они Божьего наказания, и поэтому живут в своем миру - мирно с людьми. И от этого еще больше возненавидел Небеса демон, и занялся поисками душ кузнецов, которые из капли Божьего пота, смогут изваять ему меч. Но, сколько не стоял Кощей у врат в Преисподнюю, воруя души убитых им кузнецов, так и не смог он среди них найти того подмастерья Сварога, чья душа проходила новые испытания на земле, в мире Яви.
  И только черный маг, встретившийся по пути демону, подсказал ему, что сможет это сделать кузнец, далекий праправнук Волха Всеславича, который родится перед концом второго тысячелетия земного от рождения Христа, в деревне Кощьи Нави. Именно там, где Светлыми силами 55 земных веков назад, встала крепостью у входа в Преисподнюю и Нави, дружина русичей воинов-волкодлаков, под крылом тайного, невидимого демонам, великого ведуна и волшебника, знающего границы и силы Яви, и Прави, и Правды, и Кривды - Кощуньи Нави. И дружина его несет свою службу с почестью, защищая вход в Нави - в Царство Мертвых, от черных демонических сил, так как там иногда отдыхает от трудов своих праведных сам Бог.
  И как боится демон если вскроются его черные дела ангелами...
  
  -3-
  
  Быстро листаются земные годы, по-сварожьи, секунды небесные. И нашел демон, как остановить бег времени небесного, чтобы сравнять его с земными часами и годами, и заново заняться поисками кузнеца - праправнука Волха Всеславича, великого мага и волкодлака, охраняющего ворота в Преисподнюю. А в помощники себе нанял душу Касьяна, судьи земного, наградив его в милость мельчайшим колдовством - гипнозом, чтобы не приметили этого небесные ангелы, и не узнали о черных делах, задуманных демоном.
  Много душ кузнецких, отправляющихся к воротам Преисподней, для ожидания суда божьего, захватил он в полон свой. Но, ни одна из них не владеет знаниями чудес небесных. И сам он выходил в Кощьи Нави, забрав души кузнецов, но и они простые ковали, кроме сохи, да меча из черного железа, ничего делать не могут.
  А песок времени сыпется, и остается его в часах Сварога самая малость, вот-вот ангел-палач спустится с небес и скует Кощея цепями-оковами и продолжит казнь страшную.
  Взмахнул демон перед чаном с водою мертвою кочергой, искры зеленые пошли по ней в разные стороны, и предстало перед ним лико черного мага.
  - Кто он? - змеями из уст демона поплыли по воде слова кощеевы.
  - Он кузнец, - вспышками огненными озарили все вокруг глаза черного мага. - Но спит еще его знание, как и душа. Только человек он простой в Яви.
  - Дай мне его образ.
  - Нет у тебя времени больше, демон Костный. Охраняет его от сил твоих мать Божья - Дева Мария.
  - У-у-ух! - сотряслись стены норы демоновой, ярким пламенем молнии ударили в них, и закрутилось все вокруг в смерче смертном. Одна ночь осталась у Демона перед явлением ангела-палача Божьего. - Приди ко мне, Касьян человеческий, - взревел демон и увидел перед собой в тумане его образ трясущийся, ожидающий кары демоновой.
  - Воздай мне силы молитвами, напитай меня энергией, вырвусь я из Нави, пора мне в преисподнюю спуститься за силами новыми...
  
  
  Глава 15. "Несу добро"
  
  ... И привстал Илья, заслонил свои глаза от черной молнии, посланной Касьяном в Старца. Но, и закрытыми глазами видит он, что ударилась эта черная сила, раскрывшая клюв огненный, в крест Божий, и вспышка озарилась вокруг ярким пламенем, слепя все вокруг, и осыпалась звездами вокруг Старца.
  И заново поднял Касьян свои руки вверх, оголяя клыки желтые, и понял Илья, что это не Касьян вовсе, а худой скелет-старик зеленый, сгорбленный, поднявшийся ростом до небес. И узнал Илья в нем демона Кощея, того самого, чье Лико к нему в сознание пришло, которое он вырезал из дерева и выливал медью с бронзою в формах. Того самого демона, который поднялся из земли, где стоял дом деда Демьяна, кузнеца Кощьих Навей.
  И не удивился он этой встрече, и не испугался демона, а наоборот скинул с себя куртку и начал засучивать рукава, чувствуя, что может устоять перед его чарами. Чувствуя в себе силу приходящую, как она входит в его руки и плечи, в его ноги и в спину, и телеса его, вот-вот начнут расти. Но, кто-то неведомый внутри шепнул ему: "Не торопись, Илья, бессилен ты здесь", и все остановилось.
  Но не успел Илья и задуматься над тем, что произошло с ним, как услышал он гром нарастающий, глушащий все вокруг, и узнал он в нем голос демона Кощея:
  - Изыди, невидимый демон в прах земной, дай мне Илью и открой врата в Преисподнюю, или сожгу тебя адским пламенем!
  Но Старец не повиновался демону, поднял крест над своей головой и повернул его в сторону Кощея и сделал шаг навстречу к нему. А какой огромный стал этот Старец, с демона ростом, удивился Илья, значит, стоял у ворот в Преисподнюю не алтарник, то. И от поступи Старца земля содрогнулась, заходила под ногами Ильи. Сделал Старец второй шаг, еще больше содрогнулась при этом земля, и встал он перед демоном Кощеем, и выставил перед ликом Кощея крест.
  Но демон не боится Старца и поднимает над ним кувшин светящийся, слепящий все вокруг, и раздался гром из его уст:
  - И ты, Старец, защитник Кощьей Нави будешь первым повержен ею, - и направил свет идущий из кувшина в сторону Старца.
  Раскрылось в сию секунду небо, разошлись в стороны облака, и увидел Илья над собою лазурь глубокую, красоты невиданной, и огромную белую птицу, спускающуюся с небес на землю. И не птица эта вовсе, а огненно-белый Ангел двукрылый, закрывший собою небо и солнце.
  И раздался над землей гром, это демон Кощей упал на колени перед Ангелом, приложил руки к груди своей, словно прося прощения у него. А сам из подлобья щерит своим оком зеленым на Илью, и, усмехнувшись, в то же мгновение, подул в его сторону ледяной метелью, сковывающей все вокруг.
   И увидел Илья как лед начинает лезть из-под земли, разрушая своими зелеными кристаллами траву и деревья, торф болотный. И полчища ледяных скелетов-воинов, плотными шеренгами движутся на него, выставив впереди себя ледяные мечи и копья-молнии. И только успевает Илья уворачиваться от молний и копий скелетных огромным щитом своим. И ударил он булавой по первой шеренге скелетов-воинов, и рассыпалась она костями вокруг него, и ударил он с правого плеча мечом булатным, и рассыпалась вторая шеренга скелетов. Развернулся он и заново от плеча махнул булавою - следующая шеренга повалилась...
  Но не успевает Илья отмахиваться от скелетов, лезущих на него тьмою муравьиной. И чувствует Илья, как силы теряет он, невмоготу ему бороться с тьмой ледяною, схватившей его тело и несущей к вратам Преисподней. И не злят его воины Кощеевы, а успокаивают, что нужен он демону Кощею, как искусный мастер, овладевший таинствами кузнечного сварожьего дела, и только он сможет выковать меч Кощею, из капли Божьего пота. А как сделает он его, так сделает Кощей его верховным жрецом своим. И льется эта песня в уши Ильи, и силы его уходят из рук и ног, и вот-вот выпадет из рук его булава с мечом.
  Но вспомнил Илья наказ своего прапрадеда Волха Всеславича, не поддаваться черным силам, которые рвутся в праведную жизнь. И тут же он воспротивился ледяной силе и сказал:
  - Помогите мне братцы воины, волкодлаки-росичи, устоять под несметною черною силою кощеевой, - и в тот же миг он упал на землю. Огляделся по сторонам и понял, что вышла на помощь к нему рать воинов-волкодлаков, и набросилась она в образах огня на ледяных скелетов, и превратила их в воду речную, наполняющую ручей.
  И растворился в воздухе образ демона, и туманом зеленым упал на землю и сквозняком начало затягивать его в ворота Преисподней...
  - Не уйдешь от кары Господней! - сказал Ангел, и, взмахнув крестом, ударил по зеленому туману, поднявшемуся ввысь из Сухого болота.
  И разверзся гром в небесах, это демон Кощей от боли вскрикнул, и поднялся в небесную высь, гонимый летевшим над ним, и наседавшим на него Ангелом.
  
  -2-
  
  - Все, Миролюб, справились мы с этой нечестью, - сказал, присевший перед лежащим на земле Ильей, Иоханан. - Пора нам собираться в путь.
  И смотрит Илья, на вставших вокруг него воинов, великой дружины росичей, воинов-волкодлаков во главе со Старцем. Присматривается к Старцу внимательнее, и глазам своим поверить не может, стоит перед ним сам Святослав Великий. Поклонился ему до земли Илья, как и дружине - Дубыне, своему прапрадеду и учителю Волху Всеславичу, Вольге Святославовичу, Всеволоду Полоцкому, своему старому другу Иоханану, и стоящим за ними другим волкодлакам - Доброжиру, Тихомиру, Ратибору, Ярополку, Гостомыслу. Приподнялся Илья и смотрит на Велимудра, узнает ли он Илью.
  И улыбается Велимудр, кивнул головой Илье и, похлопав Иоханана по плечу, чтобы тот немножко посторонился, и говорит:
  - Доброгнев и Любомил тебе, Миролюб, просили передать - не забывать свое первое имя, Илья.
  - Миролюб, - Илья кивнул головой, - Миролюб.
  - Да-да кузнец.
  - Меня называли там, - Илья показал пальцем на ворота в преисподнюю, Миролюбом.
  - А сегодня Ильей, - вышел из-за плеча Светозара Путята. - Мы, - положив руку на плечо Илье, - твое имя знаем, как Миролюба, Илья, - и широко улыбнувшись, похлопал Илью по плечу. - Никто не просил тебя покидать нашу крепость, да больно ты хотел вернуться в Кощьи Нави, когда закончится время передышки демона перед казнью, чтобы в деревне, одноименной с нашей заставой, не натворил он ничего. И говорили мы тебе, ты здесь немощен.
  Илья опустил голову:
  - Путята, а там я был сильным?
  - Ты, кузнец, знающий силу Божью.
  Илья покачал головою, и трудно понять, что он этим хотел сказать.
  - А то, что я пролежал больным.
  - Демона дело?
  - И только поэтому меня спасла Божья мать?
  - Нет, молитва до нее дошла материнская.
  - Спасибо, - поднялся Илья, - что успокоил меня. А Старец?
  - Отец Сергий заступился за землю русскую. Так что можешь собираться домой, через три тысячи лет теперь демон вернется под нашу охрану, дел других много у нас. Антихрист войну собирает.
  И что-то защемило на душе у Ильи и попросил он своих старших товарищей:
  - Подождите, не торопитесь братцы, дайте мне прожить жизнь земную, а потом обязательно вернусь к вам.
  - Да, Илья, - сказал Волх Всеславич. - Земные дела не долгие, не успеем мы заскучиться за тобой, как вернешься к нам назад, - и, прищурившись, внимательно посмотрел на Илью. - Совет, внуче, один слушай, напомнить хочу за заповеди Божьи. Соблюдай их и не забывай. Но, на Бога надейся, и сам не плошай, земля полна соблазнами и пороками своими.
  И туман стал оседать на волкодлаков, сплошной, ничего за ним не видно, а как рассеялся от дуновения ветра - никого нет, только Иоханан задержался и, присев рядом с Ильей, достал из своей сумы походной сверток, и передал его другу:
  - На память тебе, Миролюб, - прошептал он, и капля слезы покатилась по лицу Иоханана. - Не забывай, и не торопись в наш мир, Русь, мать нашу, нужно и здесь стеречь добром. Если трудно, разверни подковы и вспомни обо мне, позови. Если не буду сильно занят делами небесными, услышу - помогу.
  Развернул Илья сверток и охнул от удивления, увидев подкову, ту самую, которую ковал сам он когда-то, живя в том миру, для коней дружины Святослава Великого. И метки на каждом конце подковы стояли - буквицы из глаголицы, которой обучал его Волх Всеславич. И все они были похожи на букву "Л", только с завитушками. "Л", смотрящая вниз, читается как "веде", а вверх - "добро". А все вместе читается, как "веде добро".
  Обрадовался Илья подарку, хотел обнять по-братски Иоханана, но уже не было его рядом, только туман растаивал в воздухе.
  И вспомнил Илья, что именно отпечатки этой подковы он видел на той самой дороге, когда машина с бандитами, ограбившими ферму, погрязла в сухой земле, как в мокрой глине. Именно там он видел след от подков этих, а значит Иоханан пришел к нему на помощь.
  
  - 3-
  
  И, почувствовал Илья, что кто-то похлопывает его по щеке, неужели Иоханан вернулся? Открыл глаза, а перед ним Демьян Демьяныч:
  - Жив? Ну и хорошо, Илюшка, ох и напугал же ты меня.
  Илья щурится от солнечных лучей.
  - Илюш, не ушибся-то? - спрашивает Семен, присевший рядом с Демьяном.
  - Да, такое увидел... - выдавил из себя, морща лоб, Илья.
  - Согласен, - помотал головой Демьян, - вроде бы стоят, улыбаются, а дотронешься - в пепел рассыпаются.
  - Кто? - вскрикнул Илья.
  - Не знаю, Илья, как их зовут, - и Демьян ткнул пальцем на стоящих в углу трех мужчин, испуганно смотрящих куда-то вдаль.
  - Что?
  - Мертвецы они, изнутри сгоревшие, - подтвердил Семен. - А так, подойдешь к ним, как живые, даже щеки у всех розоватые. Прав был алтарник, что черная молния необычная, страшной силы. Ты его, случаем, не видел?
  - Там он, - указал пальцем Илья в сторону "березовых ворот".
  Кузнец, прикрыв от солнца глаза, всматривается в ту сторону:
  - Вроде его вижу, и шевелится вроде, крест поднимает и опускает, значит жив. Пошли.
  Встал Илья, потянулся, посмотрел под ноги, а там гора пепла, и вспомнил, что на его глазах произошло - оператор телевидения рассыпался в прах. Значит и Иоханан со Святославом Великим, с Дубыней, Волхом Всеславичем, Вольгой Святославовичем - сон?
  Но почувствовал, что ладонь его что-то сильно сжимала. Посмотрел, что-то завернутое в кольчужной ткани. Развернул - подкова. Подкова? Точно, она самая, с выкованными внутри ее витиеватыми иероглифами, напоминающими букву "Л" с завитушками на концах. И вспомнил Ильи, что именно эта "л" с завитушками напоминает ему буквицы из глаголицы: "Л", смотрящей вниз - "веде", и вверх - "добро". "Веде добро", или, погоди-ка, веду, или, погоди-ка, несу добро.
  Значит это вовсе и не сон был, что он здесь встретился с дружиною волкодлаков, охраняющей ворота в Кощьи Нави. Значит, все это никакие не видения у него были, и он каким-то образом встречался с Иохананом, Старцем.
  Не может быть.
  - Илья, - окликнул его Демьян Демьянович, - как ты себя чувствуешь? Пойдешь с нами?
  - Да, да, - быстро сворачивая кольчужную тряпку и засовывая ее в карман штанов, прибавил шаг Илья, догоняя Семена с Демьяном Демьяновичем.
  
  - 4 -
  
  Семь повозок были пустыми, только в двух передних лежали Анна Павловна Устьянова, хозяйка молочной фермы, и Петр Аркадьевич Андреев, бывший участковый Кощьих Навей. Успокаивало, что хоть они остались живы, и выживут, так сказал алтарник Иннокентий. А люди ему уже верили, слух о нем, как монахе-лекаре, лечащем молитвами к Всевышнему, распространилась по деревне быстро. И грыжу "укрощал", и боли в животе, и в спине, даже алкоголиков трезвенниками сделал. А тут еще, когда люди увидели его живым, стоящим с поднятым крестом на пылающей земле, не пострадавшим от черных молний, как сгоревшие люди, как и Касьян, стоящий вдалеке от трибун, на самом капище, поняли, что алтарник совсем необычный человек, и охраняет его сила Великая. Сила, которая простому человеку неведома.
  Шел алтарник рядом с подводой, в которой везли немощное, истощенное тело бывшего участкового Андреева. Люди и не узнали его сразу, до такой степени исхудал он, и тело его больше похожее на скелета, обтянутого кожей. На его шее, кровоточила свежая глубокая царапина или рана, и на скуле, а на синюшных от синяков руках.
  И только сейчас кто-то заметил, что алтарник идет, читая молитву, с закрытыми глазами. Идет ровно, не спотыкаясь о комки разбросанных глины и снега. Но то, что он читал про себя снова какую-то чудодейственную молитву, видели все. Кровоточащая рана на шее участкового стала затягиваться, рубец чернеет от запекшейся крови. И на скуле Петра Аркадьевича также стала зарубцовываться ссадина. Прямо на глазах.
  Приподнялась со своего тряского ложа Анна Павловна, отложила в сторону фуфайку, и уселась на скамью, осматривается по сторонам, словно, пытаясь вспомнить почему она здесь.
  - Все прошло, значит, Юра? - обратилась она к идущему рядом с ней Ефимову.
  - Только вот вы с Петром живы и остались, - будто извиняясь перед фермершей, прошептал он.
  - Вот же, - покачала она головой. - Даже не верится, такой огонь вспыхнул, и не обожглась, получается. Удивительно. А коровы мои?
  - Думали живые, а на самом деле - пепел. И все люди, что были на трибунах, под ними, на вид живые, на коже ни царапинки, а как дотронулись до них - в пепел рассыпались.
  - Не видела, и дай, Бог, не видеть такое, - перекрестилась фермерша. - А там кто лежит? - ткнула она пальцем в повозку едущую впереди.
  - Петр Аркадьевич наш, - сказал Семен. - Думали, что погиб, ан нет, нашли его рядом с вами к дереву проволокой прикрученным.
  - Дай, Бог, ему здоровья, - опять перекрестилась фермерша. - Много-то людей живых осталось?
  - Не знаю. До всех даже побоялись дотрагиваться, люди-угли. Семен посоветовал все оставить там как есть. Пусть милиция все осмотрит, прокуратура.
  Колонна повозок так и двигалась по дороге, мешая снежно-глинистую кашу копытами и колесами, и как не сложно было идти за возками людям, ни кто из них не залез на них. Видно не до этого им было, шли не торопясь, думая о чем-то своем, но скорее всего о том невиданном, что произошло на Сухом болоте.
  Илья старался не отставать от Демьяна с Семеном. Шел и молчал, ни с кем ему сейчас не хотелось говорить, особенно о том, что он видел своими глазами: Демона, поднявшегося над Касьяном и Старца - над алтарником. Да, да, это же было не видение, а событие произошедшее на самом деле, и он посмотрел на поравнявшегося с ним Иннокентия. И тот, неожиданно для Ильи, глянул на него, и перекрестив, прошептал:
  - Не каждому дано все видеть. И мы с тобою Илья, видели то только, что нам можно.
  Глубина мысли, заложенная в словах алтарника Иннокентия, ему представилась сейчас как брод через непроходимую трясину, знакомый только ему. Да, никто не видел из селян, что перед ним стояли Иоханан с древними воинами-волкодлаками. "Древними", но, значит, не мертвыми, а живыми, пришедшими к Илье на помощь, а может к алтарнику, чтобы не дать Демону спрятаться от казни божественной.
  - Люди! - раздался хриплый голос из кустарника.
  Илья оглянулся, это показалось ему или нет. Смотрит, и Демьян остановился, прислушивается и осматривается по сторонам:
  - Есть кто живой? - громко крикнул Демьян.
  - Люди, - отозвались из лесу.
  И Демьян, глубоко проваливаясь в мокром снегу, пошел к кустарнику. Все остановились.
  - О, мужики, да здесь сам наш бывший директор Михаил Федосеевич Одинцов! - крикнул Демьян Демьянович.
  - Жив он? - спросил Демьяна Семен.
  - Жив, живехонек наш помещичек, - и Демьян, подняв на руки Одинцова, принес и положи на свободную повозку.
  - Вот теперь и будет с кого спросить за бандитов, да землюшку нашу, - вскрикнул дед Архип, семенящий сзади мужиков. - Пусть теперь у меня вместо собаки жить будет. Его-то молодчики моего шарика пришибли, да жеребца убили. Так теперь, Демьян, отдай его мне, пусть вместо жеребца бричку таскает, а то и дров, уж сил у меня нет, как из лесу привезти...
  - Ладно, Архипыч, - попытался остановить деда Юрий Ефимов.
  - А ты че это его защищаешь? - во все горла завопил дед. - Ты, молодой, можешь и сам, вместо кобылы упрячься и в санях дрова притащить. А я как?
  - Архипыч! - уже не столько советуя, а, больше, отбиваясь от надоедливого старика, отмахивался Юрий.
  - А ты мне рот не затыкай, - верещал колокольчиком дед. - Ишь, какой умный! А ты мне сам привези сегодня дров. Вот привези, а? Че убегаешь?
  И вдруг, к неожиданности всех, лошадь, тащившая повозку с Одинцовым, чуть на дыбы не встала, и, набирая ход, рысью побежала за первыми повозками.
  - Вот дела-то, прям что-то сверхъестественное кругом, - сказал кто-то из мужиков, стоящих рядом с Демьяном. - А ты прав, Архипыч, так и будем Одинцова с тем губернатором, если он действительно такой, использовать. Дорогу, сколько обещали нам построить, не построили. Землю выдали крестьянам и тут же себе переписали, пусть и пашут на ней.
  - Да, ладно! - махнул рукой Демьян. - Мужики, вот придем на рынду, там все и обсудим, а что здесь вилами по воде водить...
  
  
  Глава 16. Дорога в Ад
  
  Только на пятые сутки после событий на Сухом болоте, прекратилось в небе раздаваться эхо далеких громов. Придавали ли в деревне Кощьи Нави этому хоть какое-то значение, Илья не интересовался. Хотя, может быть этот гром, и вовсе не связан с криками боли демона от ударов Ангела крестом по голове его, а всего лишь, от грома, звучавшего в соседнем районе.
  Может и так: в деревне давно уже не работали не радио, ни телевизор, чтобы узнать хоть о каких-то событиях, происходящих в мире, в стране, в области, в конце концов, как и не было возможности у людей пробраться, через просевшую зимнюю дорогу в болотах в близлежащие села, районный центр. Опять началась островная жизнь для селян Кощьих Навей.
  Больше всех это бесило губернатора. По его словам, он никого даже не предупредил из группы Правительства области, с которой прибыл в Советский район с рабочим визитом, о своей ночной "вылазке" в Кощьи Нави на спектакль - рождения Кощея Бессмертного. А потому, что стеснялся, как-то неудобно было ему рассказывать родным и знакомым, чтобы не посчитали его на старости с ума сошедшим, что он верит Касьяну, то есть прокурору Демидову Юрию Юрьевичу в сверхъестественные силы, которые появятся ночью, во время его молитвы на Сухом болоте в Кощьих Навях.
  Да и сам в это сильно не верил, но, все-таки сдался уговорам местных олигархов - Горынова Юрия Петровича, главы администрации района, и его заместителя, бывшего директора совхоза в Кощьих Навях Михаила Федосеевича Одинцова. Тем более, обещали, что он такое увидит там необычное действо, которое по силам сделать только в мультфильмах или в кино. Но это произойдет на самом деле, после которого он сможет даже получить то, что человеку, хоть бы каких рангов он не был, и какими богатствами не обладал бы - невозможно. Это несколько удивило губернатора, как и та мысль, что все же к утру он вернется в райцентр, и это никак не скажется на первом вечернем заседании с администрацией района, да районными депутатами думы. Значит и отдохнуть после ночных бдений у него время будет.
  Но вот уже пятые сутки сидел губернатор в Кощьих Навях, и неизвестно, знал ли кто-то из муниципалитета района, что он с Касьяном выехал сюда. Наряд ли, Касьян был в отпуске, и о своих увлечениях черной магией мало кому рассказывал, как и о празднике, который якобы он затеял в Кощьих Навях, в честь приезда в их район губернатора. Любит он секретничать, по прокурорски!
  Но то, что произошло в действительности на Сухом болоте, на глазах губернатора, как и обещал Касьян, было очень страшным и необычным. Да, видел он, как из-под земли, в самом центре болота, начало подниматься что-то огромное и черное, чернее ночи. Лучи прожекторов, направленные на него, тут же поглощались этим огромным, растущим ввысь, демоном, из очей которого во все стороны били зеленые молнии. И, когда демон поднял свои руки, закрыв ими луну и звезды, то, что происходило на Болоте, можно было рассмотреть только за счет десятков огромных костров, раскиданных в разных сторонах и прожекторов. У главного костра начали кружить в хороводе страшилы, подпевавшие молитвам в честь демона-Кощея, которые громко, через мегафон с десятками усилителей, расставленных по сторонам, кричал Касьян.
  Одна из молний демона ударилась о черное пятно, приближавшееся, как птица к трибунам, и произошла такая яркая вспышка, что ослепила всех. Люди с испугу начали орать, кричать, мычать, пищать, а вместе с ними и Иван Иванович, потерявший от увиденного дар речи. Губернатор уже не мог управлять собою, как и дрожащими ногами, и руками, и, что-то пища, что есть мочи, проталкиваясь через кричащую толпу, бежал с трибуны назад, в лес.
  
  .
  Вот и сейчас он до сих пор не мог прийти в себя от тех видений, произошедших на Сухом болоте. И больше всего он боялся сна, даже временной дремы, охватывающей его и без того не только физически, но и психологически уставшее тело, сознание. И пусть даже эта дрема была секундной, но и в этот момент к нему приходило то, что он не смог досмотреть там. Такая страшная нечисть его окружала, что кровь в жилах стыла. И ладно бы снились только демоны с чертями, сороконожками да слизнями, молними с пожарами, а через две ночи начали происходить какие-то, как наяву, судилища над ним.
  То новый Президент, который вот-вот будет избран, вместе с людьми в строгих черных костюмах осматривают в его доме картинную галерею, собранную Семеновым за счет строительства моста, через реку и виадука в областном центре. Вернее, фирмы, которая предложила ему огромную цену, превышающую в два с половиной раза из запланированных средств, выделенных на строительство моста и виадука. И он, губернатор Иван Иванович Семенов, подписав все необходимые для этого документы, получил за это хорошую мзду от победившей в конкурсе фирмы.
  А что было делать, если эта его мечта, мальчишки, собиравшего марки с картинами Ван Гога, Айвазовского, Шагала, Рубенса, Ван Дейка, Халса, Рембрандта, Вермера, Иорданса, теперь перевоплотился от марок к холстам настоящих картин, написанных кистью этих художников.
  А вчера, и вообще приснился суд над ним, за то, что он построил себе дом на Канарах. Правда не он его строил, а - жена, за счет того, что закрыла в области две крупнейшие фермы по выращиванию лис, соболей..., и еще там чего-то. Нет, Иван Иванович, за ее деятельностью не следил, некогда, пушной бизнес - это ее прерогатива, как и поставки шуб из Турции, Италии, Греции.
  Он старался не вникать в ее дела, тем более торговые. Вот и сейчас, выслушав жалобы местного фермера Колосова, которому запретили на землях Кощьих Навей выращивать гречиху, картофель, свеклу, он понимал, что это, ничто иное, как дела его любимой женушки, Светланы Федоровны. Но, он сделал очень удивленное лицо, выслушав Колосова, и заверил его, что обязательно разберется в этом деле и наведет в области порядок.
  Хорошо Одинцов пока молчал, слышавший эти претензии фермера. Хотя, куда ему деваться, ведь сам он является помощником его жены, помещик чертов. Только бы молчал, а то, действительно, если место Президента займет тот самый выдвиженец нынешнего президента, то с многих плеч в его администрации головы полетят, с грустью подумал Иван Иванович. Тогда и этот сон вполне может стать пророческим и его накажут, конечно, не так, как во сне: не наденут лямку, чтобы он через болото тащил на себе трактор, как репинские "Бурлаки на Волге", через земли, в которых копошатся черви с многоножками.
   Губернатор передернулся от этой мысли. Посмотрел на часы: 16-30, но ему так с самого утра никто и не предложил из хозяев дома пообедать. Он вышел во двор. Шел мокрый снег, куча навоза, которую утром попросила его переложить в повозку местная фермерша, так и осталась на своем месте с воткнутыми в нее вилами. Дверь дома Анны Павловны была также закрыта на замок.
  "Хоть бы поесть оставила, - подумал со злостью про себя Семенов. - Ну, ничего, вернусь, тогда и поговорим с вами о том, как вы здесь издевались надо мною! Тогда я уж вообще раздавлю вас, как червя".
  ...Сумерки спускались на Кощьи Нави, у губернатора прихватил желудок, да так больно, что хотелось по-волчьи выть на всю округу. И как назло в кармане у него, как всегда, не было ни одной обезболивающей таблетки, все полагался он на свою медсестру, которую всегда брал с собою в командировки.
  Скрипнувшую калитку он услышал хорошо, выскочил из времянки навстречу хозяйке, и еле сдерживая боль, крикнул:
  - Вызовите врача! Быстро, у меня язва желудка! Бегом!
  - Ишь, раскричался тут! - словно молотом по голове получил ответный удар он от фермерши. - Нет у нас такой, как и больницы с поликлиниками разными, здравпунктами и фельдшерскими. Даже в школе, понимаешь, губернатор называется!
  - Я не вру, мне больно, бегом за врачом!
  - Сам беги! - взорвалась фермерша и поставила руки в боки. - Загнал нас в быдло, а теперь ему подавай царский трон с санаториями разными! Ишь, какой! А чего навоз не загрузил, просила же? Значит и жрать не заработал, спи на голодный желудок, губернатор, - и с силою захлопнула за собою дверь.
  Иван Иваныч, еле сдерживаясь, чтобы не завыть от боли, застучал в ее дверь и крикнул:
  - Дай но-шпы хоть, Анна.
  Но в ответ, даже занавеска на окне не дернулась, а, наоборот, в доме погас свет.
  - У-у-у! - застонал Семенов, и выскочил со двора ненавистной ему фермерши, и пошел в деревню, мыча от боли. Через какое-то время остановился, и, корчась от боли, присел, и только теперь он почувствовал, что находится в глубокой и холодной луже.
  Встал, осмотрелся по сторонам, но ничего не смог рассмотреть в черной ночи, ни дороги, ни домов крестьянских, только по лаю собак определял, где расположены сельские дома. Но двинуться с того места, где стоял, уже сил не хватало, грязь, как смола, держала его ноги. Попытался вытащить их, но не удержался и, потеряв равновесие, с размаху шмякнулся в лужу. И если бы не трактор, ползущий с грохотом по этой дороге, высветивший своей единственной фарой его копошащее в луже тело, то утонул бы Семенов тут, иль был бы раздавлен его гусеницами.
   - Эй, кто тут? - еле расслышал Иван Иванович голос тракториста. - Вот нужно же вам здесь по нашим канавам лазить, - сказал кто-то под ухо Семенову, вытаскивая его из лужи.
  
  - 2 -
  
   - Проходите, пожалуйста, сюда, - Колосов открыл дверь в отделение милиции, так прочитал на старой потрескавшейся вывеске у порога Семенов, и невольно почувствовал дрожь в коленях.
  - Я, я, - сторонясь, с дрожью в голосе, начал шептать Иван Иванович, - я...
  - Да не переживайте, это единственная у нас сегодня власть в деревне.
  В кабинете было сумрачно, к нему спиною у окна стоял человек в гражданской одежде.
  - С кем я говорю! - громко спросил Семенов.
  И, когда, человек, стоявший к нему спиной, повернулся, то-то, что увидел Иван Иванович, его от неожиданности потрясло, настолько тот человек был истощенным, больше похожим на скелета в одежде, чем на милиционера.
  - А, вы? - тяжело вздохнув и, натянуто улыбнувшись гостю, спросил хозяин кабинета.
  - Семенов Иван Иванович.
  - Так с кем я говорю? - теперь в его голосе что-то хрустнуло, он стал хриплым, сухим.
  - Извините, Иван Иванович, хотелось бы верить, что вы именно тот, за которого себя выдаете, грубо говоря, - с какой-то непонятной натяжкой в голосе просипел хозяин кабинета. - Вы, извините, не представился, я сержант, бывший, участковый отделения милиции, бывший, села Кощьи Нави Петр Аркадьевич Андреев, - тяжело вздохнул ответил он. - Присаживайтесь.
  - Вы знаете, с кем говорите, сержант!? - громко, выставив вперед грудь и, сделав несколько властных шагов к Андрееву, пытаясь тем самым показать себя хозяином, и поставить тем самым на место участкового, начал Семенов.
  Участковый поднял голову, посмотрел в глаза Семенову, и, морщась, видно от боли, сделал несколько шагов навстречу гостю, подтягивая за собой правую ногу:
  - Вы, не нервничайте, никому, грубо говоря, это сейчас на пользу не пойдет. А кто Вы, вот я поподробнее об этом и хотел поговорить с вами, - и Петр Аркадьевич еще раз пригласил рукой присаживаться гостя на стул, стоящий у стола.
  - Да, вы знаете! - сорвался Иван Иванович, и вытаращив глаза на бывшего милиционера замолчал.
  Но участковый, видно, был готов к такому началу разговора, и сделал вид, что не расслышал гостя.
  - А вы докажите, что вы, именно, и есть Иван Иванович Семенов, губернатор нашей области, - и пристукнув пальцами по столу, - тихо сказал, предъявите-ка, документы.
  - Да я...!
  - Вы, вы, Иван Иванович, документы прошу.
  - Нет у меня с собою никаких документов. Да, вы знаете, с кем вы сейчас говорите!
  - Вон та дверь, грубо говоря, - перебил Семенова участковый, - в комнату для задержанных лиц. Если хотите туда, то, пожалуйста, а если хотите мне рассказать, кто вы такой, зачем сюда приехали, что вы делали на Сухом болоте, где гражданин Демидов Юрий Юрьевич, прокурор района провел несанкционированное, - участковый надавил ударением на последний слог, - мероприятие, в котором погибли очень многие люди. И я еще не понял, "губернатор" - это ваша должность, или вы обманываете, представляясь именем этого глубокоуважаемого не только в области, а, надеюсь, и в России, человека! - и снова Петр Аркадьевич поставил ударение на последнем слоге.
  Этот поворот событий, словно ударил под коленки Ивана Ивановича, и он, еще несколько секунд назад пытавшийся своим видом и гонором показать из себя хозяина, вдруг осунулся, и с дрожью в голосе, всхлипывая сел на стул и уперся локтями в стол.
  - Вы поймите меня, как вас, извините? - всхлипнув, сказал Семенов.
  - Петр Аркадьевич.
  - Так вот, Петр Аркадьевич, я действительно тот самый Иван Иванович Семенов, прибывший вчера в ваш райцентр с рабочим визитом, чтобы посмотреть, как выполняются администрацией решения Правительства нашей области по развитию ЖКХ, кооперации, как расходуются бюджетные средства. И Горынов Юрий Петрович, глава администрации вашего района, уговорили меня с прокурором Демидовым Юрием Юрьевичем прибыть сюда на театрализованное языческое празднество, в день рождения Касьяна, то есть Кощея.
  - Извините, - приложил руку к сердцу Семенов, - я даже не ожидал, что так все здесь закончится. Я, по-честному говоря, так и не понял, как он смог, за счет чего поднять этого демона на такую высоту и от него полетят черные молнии. Да, я слышал о них, но разве может сам человек их изготовить. А напротив демона, он поднял великана монаха, который противостоял демону. Вы представляете! Вы же, надеюсь, сами видели. Это же великое совершенство! Да, я слышал, что Касьян, то есть, извините, Демидов, обладает каким-то даром. Ну, там черной магией, или, какой-то силы гипнозом, или всем этим вместе.
  - То есть, вы, грубо говоря, были просто приглашены сюда, Иван Иванович? А как вы добрались на Сухое болото, чем? - постукивая карандашом по столу, спросил Петр Аркадьевич.
  - На джипе. Но он километров за двадцать отсюда сел, и нас довезли сюда на гусеничном вездеходе, и протащили сюда за собой этот джип. Я не раз ругал себя, что согласился выехать в этот район так. Нужно было заказать вертолет хотя бы, - голос у губернатора снизился до шепота.
  - То есть, в администрации района, грубо говоря, знают, что вы находитесь здесь?
  - Пожалуй, нет, - замотал головой Семенов.
  - И, грубо говоря, из вашей рабочей группы тоже никто не знает, что вы здесь?
  - Да вы знаете, Петр, э-э...
  - Аркадьевич.
  - Да, Петр Аркадьевич, никто. Демидов Юрий Юрьевич, зная, что я имею свою картинную галерею, пригласил меня к себе, и показал свой музей язычества, демонологии. Я был, просто шокирован тем, что увидел там. Вы знаете, как-то в своей студенческой молодости я побывал в каунасском музее чертей. Но то, что я увидел у него, это меня просто шокировало. Демон Кощей, вылитый из металла, как живой, его глаза, будто, наблюдают за каждым вашим движением, страх какой. А Велес! А Лико, а ад! Ой, я был настолько сильно покорен его талантом, что сразу же согласился побывать в Кощьих Навях, на Сухом болоте. Так неужели, то, что я видел тогда, все было живым? И демон, и монах-великан?
  - Сам, грубо говоря, тоже так подумал, - вздохнул Петр Аркадьевич. - Но, может, это вы попали, как и многие из нас, грубо говоря, под его гипноз.
  - Не знаю, - после некоторого молчания продолжил участковый, - как и на чем доставить вас в район. Здесь у нас, грубо говоря, не только безвластие создалось, а, грубо говоря, целая анархия с крепостническим правом, дорогой Иван Иванович, - начал сильнее постукивать карандашом по столу Петр Аркадьевич. - Грубо говоря, я даже не понимаю, что начинает в России происходить. Все, грубо говоря, построено на развале. Все! Заводы, фабрики закрыты, совхозы развалены, школы, детские сады - закрываются. Куда же вы смотрите со своим Правительством, грубо говоря, Иван Иванович?
  Услышав это Семенов вскочил со стула, но сколько он не пытался выказать недовольство мыслями бывшего участкового, но мим лица его больше напоминал клоуна, глупца, пытающегося показать из себя умного:
  - Да вы знаете! - вскрикнул губернатор, но тут же схватился за живот, и с исказившимся лицом от боли, сел на место и замычал, - ух, как больно.
  - Вот, грубо говоря, так и есть, - словно соглашаясь с ним прошептал участковый. - И нам все живущим тут, так же кажется. Еще десять лет назад мы были сильным развивающимся хозяйством, первый секретарь обкома коммунистической партии, - Петр Аркадьевич многозначительно посмотрел на Ивана Ивановича, - то есть вы, грубо говоря, да(?), об этом нам так говорили?
  Семенов закивал головой.
  - ...Говорили, грубо говоря, о нашем светлом будущем, что в 1993 году, у нас будет построена дорога, которая свяжет нашу деревню, грубо говоря, с райцентром. Так? Но, как видите, даже, когда вас избирали в губернаторы, и вы сказали, что первым делом, вы построите дорогу, чтобы мы жили хорошо. Так? А не были аппендицитным отростком, грубо говоря, который отрезают. Так? Но все осталось по-старому. И так как мы "аппендицитный отросток", грубо говоря, то мэр Советского района нас по-тихому отрезал от всех социальных подпиток, грубо говоря. Так? Так! Включая медицину, водоочистные сооружения, - второй палец заложил на своей ладони Петр Аркадьевич. И, не сводя глаз с губернатора, продолжил, - отключили связь, потом, грубо говоря, задушили наше сельскохозяйственное производство. Да, да, оставив людей, грубо говоря, без денег, грубо говоря, для проживания. Всего нас лишили.
  - Так, - сразу же забыв о боли в желудке, вскочил со стула Иван Иванович.
  - И той дороги, грубо говоря, нет, - исподлобья смотрел на губернатора скелет. - Лес начал воровать Одинцов, наш бывший, грубо говоря, директор совхоза, а значит, грубо говоря, и Горынов, под чьей властью то, грубо говоря, находится. И поэтому дорогу уничтожили, есть у них какая-то своя дорога, не знаем. Но, как видели, весна пришла, и наша лесная дорога месяца полтора-два будет непроходимой.
  - Так ничего, выделите мне человека, я и ногами ее пройду.
  - Вы, Иван Иванович, или как вас там, грубо говоря, я еще не разобрался. Может это вы с прокурором нашего района бочки с порохом привезли на Сухое болото, и устроили этот, грубо говоря, фейерверк, из-за которого, грубо говоря, погибли люди.
  - Опять двадцать пять. Что вы имеет ввиду? - перейдя на фальцет закричал Иван Иванович.
  - А вы, грубо говоря, не кричите, так как еще не доказано, грубо говоря, кто вы такой на самом деле.
  - Но вы же сами признали во мне бывшего первого секретаря обкома партии!
  - Нет сейчас, грубо говоря, такой должности вроде бы, - поднялся Петр Аркадьевич. - Или есть?
  - Да как вы смеете?! Перед вами стоит губернатор...
  - ...И убийца, грубо говоря, - тихо закончил тираду Семенова Петр Аркадьевич. И нагнувшись, выложил из тумбочки толстую папку, и, не развязывая ее тесемки, потряс ею перед лицом Ивана Ивановича. - Все жители Кощьих Навей подтверждают именно это, уважаемый, грубо говоря, губернатор. Но пока с другими свидетелями произошедшего, грубо говоря, я не имею права вас сводить. Нужно, грубо говоря, подождать лета, когда дороги подсохнут, вот тогда и передадим все следственные документы в прокуратуру города, но лучше (!), в конституционный суд, Иван Иванович, вместе с вами.
  Семенов, не ожидавший такого поворота событий, плюхнулся на стул:
  - Вы понимаете против кого вы подняли руку? - прищурившись, смотрит он на участкового. - Вы понимаете? - и со всего маху хлопнул рукой по столу. - Да я вас всех раздавлю, вы понимаете?
  - Ну что ж, Александр Дмитриевич! - Петр Аркадьевич посмотрел за спину губернатора, - вы, грубо говоря, стали сейчас свидетелем того, что сейчас, грубо говоря, этот человек, признающий себя Иваном Ивановичем Семеновым, губернатором нашей области, говорил и ударил меня по лицу.
  - Я? - ошарашенный от произошедшего вскочил Семенов.
  - Да, да, - сказал Колосов, - и еще пугал вас, и сказал, что он всех жителей Кощьих Навей посадит в тюрьму. То есть, нет, уничтожит, все это я слышал, как и фермеры наши сидящие тут же...
  Иван Иванович, понявший, к чему идет этот разговор, с испугом осмотрелся по сторонам - никого не было кроме фермера, о котором он и позабыл, и участкового.
  - Ну что ж, сейчас все это задокументируем, - сказал Петр Аркадьевич и, положив на стол несколько листов, посмотрел на фермера, - Александр Дмитриевич, грубо говоря, а вы проводите этого гражданина в комнату для задержанных.
  - Да, да, а потом вот, - сказал Колосов, - возьмите, Петр Аркадьевич, признание Михаила Федосеевича Одинцова, - и положил перед ним на столе стопку бумаг, исписанных размашистым почерком, - и разберитесь.
  - О чем это? - утихомирив свой пыл, спросил Семенов.
  - Да, грубо говоря, обо всем, - рассматривая листы, сказал Петр Аркадьевич. - Обо всем, Иван Иванович. О том, как землю воровал у нас, как, грубо говоря, дорогу строил в райцентр, которой до сих пор нет, как, грубо говоря, обирал нас за землю, которая ему не может даже и, грубо говоря, принадлежать. За все! - вздохнул Петр Аркадьевич. - За все! Здесь вот смотрю, - участковый прищурился, рассматривая записи, - даже о том, кто, грубо говоря, командовал ему из области. Да-да, из области! Чтобы, грубо говоря, ни какие зерновые культуры, - поднял указательный палец вверх участковый, - вот как, не садили на своих полях наши, грубо говоря, совхозные кооператоры. О(!), и овощи тоже - картофель с морковью, и капустой, грубо говоря, в том числе. Вот как, грубо говоря. Это, похоже, грубо говоря, ваша однофамилица командовала ему, или, грубо говоря... - посмотрел из-под бровей на губернатора.
  - Дайте-ка сюда этот наговор мне! - пошел на пролом Иван Иванович.
  Но стальная рука Колосова удержала его за плечо, развернула на сто восемьдесят градусов и толкнула в комнату для задержанных лиц.
  - Вы, Александр Дмитриевич, в какую сторону? - закрывая дверь за Семеновым, спросил Колосов - А я к алтарнику, так что, грубо говоря, составлю вам компанию. Подбросите? - услышал отрывки разговора Семенов и дверь захлопнулась.
  Иван Иванович постоял еще у двери, но понял, что в кабинете участкового больше никого не осталось, сел на нары и задумался.
  
  - 3 -
  
  В комнате темно. Это, скорее всего из-за контраста - сумрака и горящих свеч у алтаря с иконами. И только сейчас Михаил Федосеевич Одинцов заметил спину человека, стоящего на коленях перед иконой и о чем-то молившегося. Рассмотрел тонкую полоску света, падающего через створку окна.
  Где он сейчас находится, Одинцов догадался сразу, в своем старом доме, в котором жил до женитьбы. Косяк из "скрученной" осиновой доски, так и остался топорщиться вверху, и некому его срезать или забить. На потолке потрескались все доски, рассохлись. А вот печка преобразилась, видно кем-то перебрана и стала прямоугольной формы. Кирпичную кладку, закрывающую дымовую трубу, тоже переложили, она стала овальной, а была при нем квадратной. Вот этими руками сложил ее, подумал Михаил, а вот рук поднять, чтобы посмотреть на них, не смог. Не чувствовал и ног, как ничего у него и не было кроме глаз.
  Холод прошел по лбу, быстрее задышал, но это был не сон. Капля пота, скатившая с бровей, попала в глаз и защипала, но вытереть их руками не мог, как и поерзаться на топчане.
  Этого еще не хватало, неужели паралич?
  - Человек, - позвал Михаил и прислушался к голосу. - Человек?
  Но тот, молящийся у алтаря не слышал его. Его слов тоже расслышать было невозможно. Ну, ничего, сейчас только бы напрячься и...
  Круги пошли в глазах, красные, с маленького, до огромного и, лопаются. Черные круги до таких размеров, как красные, не вырастают, и синие - тоже, лопаются раньше. И крутить начинает что-то в животе, да так больно! Что это? Кто это? Михаил видит перед собою огромный костер и висящий над ним чан, а в нем что-то кипит, булькает. И стоит кто-то над ним, лохматый, с рогами на голове, то ли бычьими, то ли бараньими, не разберешь.
  Дух захватило у Михаила, увидевшего, как это чудовище поворачивает в его сторону свою голову, со страшной ощеренной зубами пастью, с клыками, торчащими из нее. Кто это? И из глаз его искры сыпятся, и дух стоит кругом вонючий, как от тухлого мяса. Но осталось это страшилище у чана, не двинулось к нему, и огромной поварешкой кого-то вдавливает в чан с кипящей жидкостью. Кого?
  Когда увидел Михаил, что в чане сидят и хотят вылезти из него сам Горынов Юрий Петрович с прокурором, ужаснулся.
  - Спасите нас! - только сейчас он услышал их вопли. - Спасите.
  А Страшило, вытащив за чуб Горынова из чана, оторвал от него руку, и бросило его тело назад, а руку, сгибающуюся в локтях, как живую, он кусает своими огромными зубами, и стягивает с костей мясо. Но видно, не понравилось оно ему, и громко фыркнув, с размаху бросает ее назад, в чан кипящий.
  Повернулся к Михаилу, скорчил гримасу на своей заросшей морде, и, подтирая когтистой лапой свой пятак, громко, аж уши заложило, чихнул. И, оскалив свои зубы с клыками, смотрит на Одинцова, и громко принюхивается.
  Смотрит Михаил на свои руки, а по ним черви белые и красные ползают, опарыши с слизняками. А ноги еще страшнее, кости оголились, мясо на ступнях почернело, и его едят опарыши с червями, сороконожками и слизнями, и какая вонь от его тела идет. Начал задыхаться Михаил от вони, и, слышит, кто-то шепчет ему сзади:
  - В ад твоя дорога, больше некуда.
  Кто это сказал, и обернуться Одинцов не может, чтобы посмотреть, а голос такой знакомый. Неужели его бабка? Хорошо помнит ее Михаил, как пришла она из тюрьмы, приехала в их деревню, а жители сторонятся ее. Много она, видно, горя людям принесла. Дед с соседнего двора сказал, что она мужа зарубила топором из-за ревности к нему. А что это такое, ревность, Михаил тогда еще был мальцом, и толком в этом не разбирался. Как, и что такое зарубить человека. Ну, видел, как отец курицу вынесет во двор, на бревно ее шею положит, да топором по шее - швак, и все. Побьется она крылами в кастрюле и затихнет.
  "Все, успокоилась", - мать говорила, да начинала ее ощипывать от перьев.
  Так видно и бабка деда принесла, на бревно положила и отрубила ему голову, а потом бросила его в кастрюлю, он там побился и затих.
  
  ...Взяло страшило топор, и поглаживает его острием по своей черной ладони. И от этого такой неприятный звук идет, словно, напильником по чугуну ерзает. Дрожь охватила Михаила, чувствует он, что вот-вот это страшилище пойдет к нему и положит его на плаху и отрубит гниющие части тела у него...
  - Говорили тебе, что за убийства свои ответишь, - шепчет ему в ухо бабка. Оглянулся Михаил, и закричал от страха, увидев, что его бабку в мясорубку огромную кладут, и начинают ее прокручивать в ней. А бабка от боли кричит, и слезы кровавые идут из ее глаз, а из мясорубки фарш ползет и обваливается в миску.
  - И тебя такое ждет, - кричит ему бабка.
  - За что? - кричит от страха Михаил.
  - А ты вспомни, вспомни, - говорят маленькие страшилы-чертенята, стоящие рядом с Одинцовым, и тыкают в него пальцем, говоря огромному страшиле, что они тоже кушать хотят.
  Смотрит Михаил на фарш, падающий в миску, и глазам своим поверить не может, он снова превращается в его бабку, которую Страшило берет за волосы, и кладет заново в мясорубку...
  - Папа, - слышит он, - пожарь мне его язык, я очень кушать хочу.
  Обернулся Михаил, а это чертененок тыкает в него вилкой острой.
  - А ты вспомни, за что тебя в ад послали? - от боли визжит бабка...
  
  ...И увидел Михаил себя, стоящего перед старым дедом, лежащим и плачущим от безысходности своей в грязи. А Михаил, оскалив зубы, топчет его лицо в грязи, топчет и топчет, чтобы побыстрее задохнулся тот.
  - Так он же старик совсем, зачем ему дом в городе нужен? - в истерике закричал своей бабке Одинцов.
  Но у той уже глаза вылезли из глазниц, язык, как убитая змея свисал из ее рта, и лицо, искаженное болью уже ничего не слышало.
  - Пап, ну быстрей изжарь его язык мне, я кусать хочу, - хныкал чертенок.
  - А мне сердце его! - кричал второй.
  - А мне - глаз его! - кричал третий.
  - А ты вспомни, за что тебя в ад послали? - от боли визжит бабка, которую вновь засунул черт в мясорубку и начинает прокручивать...
  
  ... И увидел Михаил себя, стоящим у проруби с дружками, и толкающим в нее старуху со стариком. Но те так не хотели тонуть, и хватались своими руками за острые куски вырубленного топором льда, но не удерживались и сползали в воду, тонули...
  - Да я же больше потом не убивал людей, - заходясь в истерике, кричал Михаил.
  ...И тут же он увидел себя барином, сидящим на корме корабля, который тянули бурлаки по берегу реки. Молодая девушка принесла к нему кувшин с медом хмельным и он, причмокивая, пробует его, восхищаясь.
  ...И тут же видит Михаил, что стоит перед ним приказчик, и кнутом со всей силы бьет крестьянина, который отказался работать на Одинцова.
  - А ну-ка поддай ему еще хорошенько, холопу этому! - кричит Михаил, слизывая стекающую по стенке кувшина каплю меда.
  - Ну что, Анисим, еще хоть каплю своего меда продашь без моего разрешения, муравьям скормлю...
  - Не хочу ада, - в истерике кричит Михаил...
  
  - 4 -
  
  - Черная у вас болезнь, - прошептал про себя Иннокентий, - душу лечить вам нужно, - и обложил крестом скривившегося и корчившегося от боли в животе Ивана Ивановича. - Проведи его, мой сын, в хату, положи его на стол, помогу.
  - Спасибо вам, батюшка, - поклонился Иннокентию Колосов. - Пойдемте, Иван Иванович, верьте ему и выздоровеете.
  С трудом переставил ноги через порог Семенов, с оханьем и мычанием зашел в маленькую комнатку и, увидев, на топчане Одинцова, упал на колени перед иконою и запричитал:
  - Боже, помогите мне! Боже, уберите боль в животе. Боже, прости меня за дела плохие, Боже, - и в судорогах упал боком на пол и, словно, током его било, затрясся, отплевывая пену, пошедшую изо рта.
  - Пусть лежит, - остановил алтарник Александра Дмитриевича, попытавшегося поднять Семенова. - Присядь на скамью, - а сам подошел к иконе в углу, стал перед нею на колени, взял толстый молитвенник, разыскал в нем нужную страницу и начал читать.
  Колосов тихонечко присел на скамью, и следит за лежащим на полу губернатором. Через минуту-другую тот успокоился, притих, будто заснул.
  
  Долгой молитва была, но, ни одна мысль за это время, хоть чуть-чуть успокаивающая Колосова, так и не приходила ему на ум. Запрокинул он голову, уперся затылком в стену, попытался хоть как-нибудь успокоиться, но и это не получалось, а как только приходила мысль о брате, так сразу же обрывал ее, не пуская к себе. Уж столько он с ним за последнее время помучился, сколько гадостей он от него натерпелся, и откуда, спрашивается, этого тот набрался: жадности и лживости, безответственности и эгоизма, кровожадности и лицемерия. И как только эти черты характера в нем уживаются.
  Уживаются? Уже пять дней прошло, как он не видел брата, и его жена не знала, куда он ушел, жив ли? Может и его та черная птица-молния убила на Сухом болоте? Больше из деревни никто так и не решился пойти на то место, даже школьники, которые никогда и ничего не боятся.
  
  И увидел перед собою Александр покой - луг зеленый, усыпанный цветами мать-и-мачехи, одуванчиков и ромашек, подорожника и цикория. Присел он на мягкую землю, провел рукой по молодой травке, и заслушался пением жаворонка, жужжанием жуков, стрекотом кузнечиков и саранчи, писком цикад. А какой приятный аромат идет от цветов. Щекочет нос запах ромашки, склонившей свои цветочки над его лицом. Открыл глаза, и сквозь изумрудную красоту молодых стебельков травы видит раскинувшуюся над ним синюю небесную лазурь. Какая красота!
  И замерцали в ней белые шарики, словно, одуванчики, кружатся вокруг него, но не рассыпаются на семена-парашютики. Присматривается к ним Александр, а это вовсе и не одуванчики, а люди. Люди? Да-да, именно люди. Бабушка с дедушкой, смешливые такие. Дед присел рядом и шепчет внуку:
  - Собирайся к нам, здесь такой покой, такая радость кругом. И виноград растет, который ты вырастить до сих пор мечтаешь, а сок его медом льется в уста. А яблоки, а персики с абрикосами, а какие сладкие здесь киви с крыжовником. Только вкушай эти запахи, и наслаждайся ими, и кругом покой, птицы поют, павлины гуляют, родники журчат...
  - Послушай, - присел рядом его отец. - Чист душою ты, а значит и дорога твоя сюда приведет, и детей с женою приведи к нам. Соберемся в саду и будем отдыхать, и лелеять внуков, и кататься на конях крылатых, и на качелях музыкальных. Здесь такая радость, здесь такая благодать.
  Но вот что-то у матери на лице какое-то беспокойство увидел Александр.
  - Что, мамочка, чего печалишься? - спросил он у нее.
  - А вот, Боречка, брат твой младший, суда ждет строгого, - шепчет она. - Что ж ты, сыночек мой, не удержал братца своего от поступков злых? Что же ты не остановил его, а отпустил его, Сашенька?
  Упал Александр на колени перед матерью, заплакал, и сказать ему в свою защиту нечего. Такая боль сдавила ему сердце, что и бороться с нею не пытается Александр. Опустил руки он, и соглашается с матерью в своей вине.
  - Извини меня, мамочка, виноват я перед Борисом, очень сильно виноват, хотя...
  
  И все закрутилось перед глазами Колосова, и земля со вспаханными огородами, и тракторами, ползущими по ней. Смотрит Александр, и глазам своим не верит, что вовсе это и не поле, а пустыня, по которой, как жуки, ползут тракторы без гусениц и колес, как черви. И падает кувырком Александр в это место, кишащее змеями и пауками, многоножками и червяками, пожирающими Бориса. И тянет Александр руку к Борису, кричит ему, что бы он взялся за нее, и найдет Александр силы, чтобы вытащить своего братца. Но тот не слышит его, и гусеницы со змеями выползают из его носа и рта...
  Испугался за брата Александр и спрыгнул на землю кишащую насекомыми и змеями, раскидывает их ногами и руками в разные стороны, и пробивается к Борису, моля о помощи. И бросились к нему в глаза летучие мыши, но вовремя успел защититься рукою Александр от них. Вовремя. И тишина кругом...
  Открыл Колосов глаза, очухался, не в аду он, а в комнате у алтарника. Свечи горят, Иннокентий так и стоит на коленях, крестится и низко кланяется головой перед иконой, до пола доставая, и читает молитву. Молитву, как песню поет.
  Посмотрел Колосов на Семенова, тот лежит на спине, закрыв глаза, как и Одинцов, только лицо у того зеленое, зубы оскалившиеся, и блестят в свечном свете капли, скатывающиеся с глаз на подушку.
  Что-то страшное с ним происходит, подумал, как-то холодно об этом человеке он. Видно много зла в своей жизни натворил. И неожиданно для себя перекрестился, и, прикрыв свои глаза, обратился к Богу, что много и хорошего в своей жизни сделал Одинцов. Смог остановить его, Александра, от пьянки, дал ему работу.
  "Будь милостив к нему, Боже!"
  Но, когда увидел он на лице Одинцова кровь, вместо слез катившуюся с его глаз, заволновался не на шутку, встал, но кто-то невидимый осадил его, шепнув:
  - Не в твоих силах противостоять небесам. Только ад его душу вылечит.
  Оглянулся по сторонам Александр, больше никого в келье алтарника не было.
  
  - 5 -
  
  Сидит Иван перед дедом своим и глаз не спускает, как он косу точит. Упер палку в землю и ведет по ее резцу камнем, туда-сюда, туда-сюда, затачивает.
  И отец рядом стоит, подает вилы Ивану, и говорит:
  - Что ж ты, сынку, совсем белоруким стал, ни мозоля, ни трещинки на руках. Как же ты хлеб находишь? Воруешь? Не воруй, Иван, проклят будешь. Вон черти уже ломятся в наш дом за тобою.
  Смотрит Иван за калитку, а там черти лезут и лезут на калитку, но не пускает их пока дед старый в их двор. А черти негодуют, искры из их клыков летят, молнии стрелами в сторону Ивана мечут.
  Пятится назад от увиденного Иван, в дверь дома, куда зашли его отец с дедом, уцепился, а отворить ее не может.
  - А ну откройте двери мне! - кричит Иван. - Я губернатор, у меня льготы есть на все. Я главный. Отворите двери!
  И отворились двери, но что-то продолжает мешать Ивану зайти в дом, и не видит Иван - что не дает ему пройти. А черти уже лезут через ворота, и когти у них на руках, как вилы, и зубы у них острые, а клыки страшные, черные, длинные. Окружили его черти, и не дают шагу сделать Ивану ни в какую сторону, и рычат на него:
  - Твоя дорога в ад. Собирайся, - и вилами целятся в него, вот-вот воткнут.
  Закричал с испугу Иван, и бросился в дом.
  
  - Ну что, вы пришли в себя? Как желудок, болит?
  Прищурился ото сна Иван Иванович, смотрит, над ним алтарник стоит.
  - Ой, батюшко, - вздохнул, успокаивая себя Семенов, - спасибо тебе, что на путь правильный поставил.
  - Бог тебя простит, - шепчет в ответ старик, - коль сам к нему обратишься за помощью, - перекрестил его Иннокентий. - Есть у тебя еще время одуматься, девять заповедей соблюдая. Есть время, одумайся только.
  И какую глубину в силе этих слов священника почувствовал Иван Иванович, словно, что-то вошло к нему в сознание новое, утренней свежестью, в руки - легкостью...
  - Не хочу я в ад, укажи дорогу мне, - шепчет Иван Иванович, не сводя глаз с алтарника. - Батюшко...
  - Если мысль такая посетила тебя, то сам путь найдешь, - еще раз перекрестил его алтарник.
  - Тогда, батюшко, прошу тебя, поставь собаку передо мною, или капкан, чтобы как забуду про это, так кусали меня и, я понимал, что не туда пошел.
  - Такую? - усмехнулся алтарник: и в тот же момент боль сильная в животе проснулась, тисками сердце сдавливая, что и продохнуть не может Семенов. Открывает он рот, и все равно воздуха вдохнуть в себя больше не может. - Такую?
  - Да, но не так сильно, - заверещал перед священником Иван Иванович.
  - Но, как освободишься, так и забудешь о том, что просишь, так как сердцем еще не дошел до этого, - покачал головой алтарник.
  - Нет, я все понял? - скривив лицо, не сводит просительных глаз с Иннокентия Иван Иванович.
  - Как хочешь, - преклонив голову перед просителем, прошептал священник, - но не в моих силах останавливать вас. Дорогу в ад найти легко, а вот выбраться из нее и направиться в рай - нет.
  
  - 6 -
  
  Александр Дмитриевич не успел и стукнуть рукой по воротам дома кузнеца, как перед ним их открыл Демьян Демьянович:
  - Что так гудишь? - спросил он у Колосова. - А чего такой грязный?
  - Да сам посмотри, - посторонился Александр Дмитриевич, указывая на трактор.
  - Ни..., ничего себе, - удивился кузнец, рассматривая вымазанный в глине от гусениц до крыши трактор.
  - Да вот ты тому дураку спасибо скажи, - и махнул в сторону прицепа, стоящему вдали, в метрах в ста на дороге.
  - Не понял?
  - Да вчера повез губернатора к алтарнику, а назад возвращаюсь - нет "Беларуси".
  - Так это вроде и не "Беларусь"? - тыкает Демьян в сторону гусеничного трактора.
  - Ясное дело. Так вот, а дома, смотрю, нет Горынова. Жинка моя руками разводит, не видела, куда делся Петр Юрьевич. Яшка прибегает, спрашивает, кому дал на тракторе покататься, зачем так делаю, он-то общий. И тут понял я, что украли нашего "Беларусика". Ну, на семьдесят пятку сели и погнали по следам.
  - И че?
  - А не че! Полез туда, где эти ё... кооператоры лес валили, да в болото угодил, что у Ручья.
  - Это тот, что осина ему в рыло!
  - Вот, Демьян, тебе и "осина", он въехал в горячее наше болотце по самое, как говорится, не хочу. Нет, чтобы пошел по следам их, нет, решил сократить дорожку и прямо в него. А сам знаешь, где сидит? - пытается подавить смех Колосов. - Не догадаешься?
  - На крыше трактора?
  - Нет.
  - На дереве?
  - Нет.
  - На той самой кочке, что косачей по весне гоняем.
  - Так как он туда добрался-то? Ведь там болото открытое.
  - Сам не знаю. Ну, трактор-то нашли, кусты, что рядом разворотили, пару деревьев завалили, по ним-то и добрались к нему, зацепили его за крюк, спасибо навиду был, и вытащили.
  - А с Горыном-то как?
  - А ни как, Демьян, посмотрели, нет его рядом, покричали, так морду ему хотелось набить. Ну, нет человека, значит, утоп. Потыкали палкой по кругу, нет, а Яшка поссать, так сказать, пошел, и след его там, и увидел. Ну, думаем, и хер с ним. Вор, как говорил Высоцкий, должен сидеть в тюрьме. "Беларусь" не заводится, подцепили его, да оттащить не удалось, крюк лопнул.
  - Ясное дело. А как прицеп зацепил-то?
  - Да тросом привязали, вот и еду к тебе, за помощью, - и протянул кузнецу лопнувший посередине крюк.
  - Рановато еще, не охота с утра баб наших будить. Ленка-то на сносях.
  - Демьян, - развел руками Александр Дмитриевич, - так куда торопиться-то, кто здесь "Беларуся" сворует-то?
  - Ясное дело, так к обеду подъезжай тогда, помогу.
  - Так погоди, - смеется Колосов, - недорассказал же. Ну, смотрим, ночь опускается, разожгли костер, залезли в лапник, и дрыхнуть улеглись. У Яшки было чуть-чуть для согреву. А ночью, представляешь, меня кто-то за ногу, как саданет. Ну, думаю, все, мишка пришел. Я вскочил, смотрю, а там, у дерева, ну настоящим медведь прям, стоит и качается, да еще и похрюкивает. Я стукнул по Яшке и бегом с ним до деревни.
  - Ну.
  - Да не торопи. Яшка ближе живет, взяли ружье, Генку с Колькой с нашей бригады позвали, у них тоже дробовики есть, и - туда.
  Приехали к тому месту на Яшкиной лошади. До самого трактора доехали, она даже не испугалась. Значит, не медведь то был, выходит. Какая коняга его запах переносит спокойно? Ну, сам знаешь.
   Так вот, показываю Яшке, где мишка стоял. Смотрим, а его следов-то вообще и нет, человечьи только, да и все равно непонятные, носок длинный, как у городских. А он в мою постель, представляешь, забрался и дрыхнет там.
  - Медведь что ли?
  - Да какой там медведь, сам мэр наш, в кадушку его. Мокрый, грязный, губы синие, тряска у него такая, что, думал, совсем конец мужику, а еще и в костюмчике при галстуке.
  - Горынов, что ли?
  - А я тебе о чем, - всплеснул руками Колосов. - Короче привели его в себя, а у него, вроде бы и совсем крыша поехала, глаза вытаращил и пятится назад в болото, как лягуха. Ну, мы ему сто грамм дали выпить, оклемался, посадили его в бричку Яшкину, домой к себе его повез, банька у него еще не остыла, должно быть.
  - Но, ты знаешь, Демьян, - не отпускает кузнеца Александр Дмитриевич, - божился, что два трактора колесных нам даст и две "сотки" гусеничные, вот. И, пару "Донов" еще, пообещал.
  - Это что за такое неведомое.
  - Да комбайн "Дон".
  - А, - махнул рукой кузнец, - и веришь ему?
  - Так мэр все-таки, как не верить.
  - У-ум.
  - Да без расписки я отсюда его и не отпущу-то, - перекрестился Колосов. - Он мне еще пообещал пару цистерн с соляркой заполнить, да по самой низкой цене.
  - Знаешь, - поближе подошел к Колосову Демьян, - помнишь, в школе сказку читали, про крестьянина и девять генералов, как они на остров попали? Ну, помнишь? И тот их кормил там, обстирывал и тому подобное. Вот, так и здесь все может повториться. Что-то на наш остров, после той кутерьмы на Сухом болоте, одни генералы попались, заметь, Сашка. Губернатор, мэр района и наш бывший директор совхоза. Вот как.
  - Стой, стой, - поднял руку Колосов, - а еще шесть бичей нашли, которых Касьян привез сюда.
  - Бичей.
  - Ну не столько бичей, а тех, кто в ИВС в милиции сидели, пьянь разную, да другую шушеру. Им Касьян обещал после этого свободу, да по бутылке водки дать.
  - А-а, - задумался Демьян. - Значит, вот как дело складывалось.
  - Так, наш Андреев уже с ними всеми беседу вел, записал их показания, те расписались, - как бы, не понимая кузнеца, начал Колосов.
  - Да не об этом я, Александр Дмитриевич. Сегодня, какое число? Вот, 27 марта, а там все произошло с 14-го на 15 марта. Так?
  - Нет, с 13-го по 14-е марта, - поправил кузнеца Колосов.
  - А сегодня 27 марта. Так?
  - Ты это о чем, Демьяныч, - округлил глаза Колосов.
  - Ну, сам посчитай, с тех пор прошло две недели. Вот! Если они бичей, то есть, арестантов их городского КПЗ или, как там его называют, изолятора временного содержания брали, то в каких-то документах расписывались, куда их везут, так? Вот, осина тебе в рыло, вот что прицепилась, - усмехнулся Демьян. - Так вот, значит, начальник ИВС и начальник милиции знают, где находится губернатор с мэром района, так? Вот в чем вопрос.
  - Да, - потупил глаза Колосов, - ты прав.
  - Вот, так-то. Значит, им вовсе и не нужны эти начальники.
  - Выходит, - почесал под носом Колосов. - выходит, что так. Чего-то боятся, видать.
  - Так нового Президента. Он же КГБ раньше командовал, и, говорят, мужик честный.
  - Во-о. Думаешь, за нас заступится?
  - Посмотрим, - пожал руку Колосову Демьян. - Так что, к полудню подъезжай, заварю тебе крюк.
  
  Глава 17. Храм
  
  Первого апреля два колокола, вылитые Демьяном с Ильей, подвесили на рынде, на обозрение всему селу. Большой колокол кто-то сразу же из собравшейся толпы, прозвал самоваром. Да, по своему цвету - темно-желтому и - по форме, он больше на него походил. Ну, самовар, так самовар, смеется алтарник Иннокентий и похлопывает Демьяна по плечу, мол, имя доброе, семейное. Махнул кузнец рукой, волнуется, понравится ли его работа селянам, алтарнику. Вроде все по составу железа рассчитал, и звон вроде нормальный, а вот как люди примут.
  Да, собралось много нарду на рынде. Закончил молитву алтарник, и подтолкнул к колоколам мальчишку, Ванюшку Козлова, стоящего рядом с ним, мол, начинай. Все наблюдают за долговязым стеснительным рыжеволосым мальчишкой.
  - Не ломайся, Ванюшка, а то, как, прям, девка перед женихом, - кто-то с шутками-издевками подталкивает пацаненка.
  Тот набрал воздуха в грудь, взялся за веревку, привязанную к языку "самовара", и ударил им по колоколу. Сначала тихонечко, и тонкий звук "самоварный", разошелся по небольшой деревенской площади, и где-то вдали собаки залаяли.
  - А ну-ка, Ванюшка, заряди-ка по-нашему, - кто-то из толпы подбадривает звонаря.
  Еще раз ударил мальчишка, уже посильнее, потом - еще раз, еще, и раскатился звон с презвоном вокруг, кто уши зажимает - глушит, кто-то запрыгал, выставив большой палец всем напоказ, мол, здорово.
  - Еще, еще, - крики людей слились в один звук, и юный звонарь заиграл, как у себя дома на фортепьяно, только управляя звуком не клавишами, а языком колокола та-та-та-та-а-а, та-та, та-та-та-та-а-а.
  Люди с радостью под колокольную "песню" начали хлопать в ладоши, кто-то запрыгал по-детски, а кто-то гудел и кричал, словно пытаясь повторить его звенящий "припев".
  Та-та-та-та-а-а, та-та, та-та-та-а-а-та-та.
  Поднял священник руку, и все, словно, ожидая этого, замолчали. Ванюшка удержал язык "самовара", взялся за веревку второго колокола - поменьше, и заиграл - тоньше и звонче трель полилась над рындой, словно синицы с воробьями расчирикались ца-ча-ца-ча-а-а-ца. И, и остановил этот перезвон громкий бой "самоварный" - та, та, ца-ча-ца-ча-а-а-ца, та-та.
  "Какая красота, - заслушавшись перезвоном колоколов, посмотрел в сторону горизонта Демьян, - какая красота", - словно видит он волны разноцветных звуков, разливающиеся кругами, и тонущие в туманной дымке горизонта.
  - Так может сегодня их и вывесим на колокольне, - предложил Степан Игоревич Кулебяка.
  И его все поддержали. Мужики сняли колокола, поставили их на повозку и повели лошадь к двухэтажному дому Одинцова, который с разрешения его хозяина решили сделать храмом.
  Плотники наверху из бревен сложили шестиугольную колокольню. Через бревно, специально прибитое сбоку, прокинули канаты и потащили всем селом "самовар" наверх. Илья, словно зачарованный наблюдал, как эта громадина, весом в семь пудов, не меньше, поднимается наверх, и его аккуратно раскачивая, мужики, стоящие на колокольне, подхватывают его, и протаскивают к себе в оконце, что бы подвесить на огромный крюк.
  - Бросай веревку, - крикнул сверху Семен, и мужики, тянувшие канат, которым тянули вверх колокол, бросили ее на землю.
  - Все, слушайте, - кто-то крикнул из колокольни, и гулкие удары колокола возвестили по округе о его рождении.
  - Даже не ожидал, что на таком празднике здесь удастся побывать, - вытирая пот со лба, говорит стоящий рядом с кузнецом Семенов. - Первый храм в моей жизни, подумать только! Даже не ожидал, Демьян Демьянович, что буду стоять рядом с кузнецом колокольных дел мастером. Так я к вам теперь со всей нашей области людей пошлю, чтобы и ты для их церквей сделал таких вот красавцев колоколов, и в областном центре...
  - Дак вы нам сначала дорогу поднимите в райцентр, как обещали, а то ж к нам, сами видите, в межсезонье, даже на плоту не добраться! - упрекнул кто-то из людей губернатора.
  - И построю! Подниму! - громко, чтобы все услышали, сказал Семенов.
  - Да ты только говорить мастер, - кто-то из толпы продолжает подначивать Ивана Ивановича. - Две недели здесь нам байки рассказываешь, и никто за тобой сюда так и не приехал, видно и в области много чего обещал людям, что постылый ты им стал.
  - Ха-ха-ха! - услышав этот упрек люди в открытую начали смеяться.
  - Эй, - крикнули сверху.
  - Э - раз, э - два, э - три! - кричат мужики, тянущие канат на себя. И "воробей", так окрестил малый колокол кузнец, с легкостью поднимается наверх. Осталась самая малость, вот он уже поравнялся с оконцем колокольни, вот-вот его подхватят стоящие мужики на верху, чтобы закрепить его на колокольне. Но, вдруг, дернулся он, раз, сломалось бревно, через которое канат с колоколом тянули, и сорвался он вместе с кусками лопнувшей древесины вниз.
  И все происходит, как в замедленном действии, он летит вниз на стоящего внизу, замешкавшегося Ивана Ивановича, и что есть силы Илья, оттолкнувшись ногами от земли, обхватив руками Иванова, покатился с ним по земле.
  - О-ох! - услышал он, как единый вздох людей стоящих вокруг, и что-то тяжелой ухнуло в землю.
  Пришел в себя Илья, смотрит вверх, стоит перед ним юродивая и кричит:
  - Что ж ты Илья свиту Касьяна бережешь? Илья ты, а не Миролюб! Убей волка! Убей волка!
  Но не хочет Илья, и слушать больше юродивую, отмахивается от нее руками, пятится назад, и - падает обо что-то запнувшись ногой.
  И гладит его кто-то по щеке, успокаивает. Это Лена, обхватившая его ладонями, защищая от юродивой. Открыл Илья глаза, смотрит на нее, а это вовсе и не Лена, а Демьян перед ним сидит с Семеном, и другими мужиками.
  - Живой он! - кто-то громко крикнул. - Да ничего паря, испужался видно, да так, что сознание потерял. Теперь, все, вернулся в себя.
  Но словам этим не придает значения Илья, или не хочет. Приподнялся, сел на землю, и сменяется туман в голове ясностью, стирает рукой что-то теплое и мокрое со лба, оказывается, кровь.
  - Да ничего, Илюша, только кожу порезал на лбу маленько, о доску головой ударился. Все нормально, - прикладывает тряпку к его голове Демьян, - до свадьбы заживет.
  ...И стал нарастать рокот колокольный. Только звук у него, как у трактора, совсем не похожий на бас "самовара" и трель "воробья". Подняли люди головы вверх, а там как паук над ними, завис вертолет и опускается на землю.
  - Наконец-то, за губернатором прилетели, - кто-то протяжно сказал из людей.
  Вертолет сел на площади, недалеко от рынды, подняв, вращающимися винтами, грязь, пыль. Дверца отворилась, соскочили из вертолета на землю несколько мужчин в милицейской и военной форме, и побежали навстречу идущему к ним, прикрывающему от ветра глаза, Ивану Ивановичу Семенову. Обнялись, повели его назад в вертолет, дверца захлопнулась, и эта махина, покачиваясь, начала подниматься вверх...
  - Вот и все, - провожая взглядом удаляющийся вертолет, кто-то сказал из мужиков. - И дорога вместе с ним, и электростанция обещанная, и антенна телевизионная...
  - И водоочистные сооружения, - словно эхо начинает гулять среди собравшихся людей, - и ремонт школы.
  - И фельдшерская...
  - И почта... - эхо с мужского голоса переходит в женские тона.
  - Ладно, разнылись тут! - поставил точку Демьян Демьянович. - Улетел-то, улетел, а мэра с Одинцовым, да бичами своими нам оставил, на воспитание, значит. Как здоровье то у Одинцова.
  - Отошел, - сказал кто-то, - в смысле на ноги встал...
  - Вот...
  - Вы уж извините меня, но милости нам нечего ждать, - сказал Илья, придерживая на ране тряпку, - а - давать.
  - Не поняла, сынку, - вышла из толпы Глашка. - Как это "давать"? А ты ее заработал?
   И тут же вокруг воцарилась тишина.
  - А вы, теть Глаша, руки в боки здесь не ставьте, - нашелся Илья, - не вы меня на ноги ставили, не вы за меня молотом работали и краюху хлеба зарабатывали. То, что у вас есть подворье, на нем не выживете.
  - Правильно говорит Илья, - кто-то из людей вступился за подмастерье Демьяна.
  - А что ж ты предлагаешь? - заговорили люди.
  - Да все очень просто, - поднялся на сложенные у дома брусья Илья. Смогли же Анна Павловна Устьянова с женщинами найти выход и молочную ферму поднять, сырный цех сделать. А? А Степан Игоревич Кулебяка, его лесопилка, и люди работают в ней, и после межсезонья, как ни как, а дорога восстановится, и начнут они в город молоко с сыром возить, доски разные на продажу. Или вот мой тесть, Демьян Демьяныч Белоборода, - кузнец, или вот Александр Дмитриевич Колосов со своей бригадой сейчас возьмутся за посадку овощей, зерна разного. Есть у половины села работа. Так?
  А наш участковый бывший Петр Аркадьевич с Семеном, решились взяться за валенки, а вы тетя Глаша, чем хуже? Раньше вы, мама рассказывала, по несколько телят в год сдавали совхозу да по десять свиней. А почему же за это дело сейчас не взяться, да летом, зимой, как дорога будет не везти в город мясо. Кто еще город будет кроме нас кормить, кто? А вам из-за этого не только на краюху хлеба хватит.
  - А ты, юнец, умный мужик, - вышел к Илье дед Серафим. - Правильно он говорит, мужики, бабы. Правильно. У меня вон с сыном еще центнеров восемь картошки осталось в подполе, ее ж можно также вывезти и продать в город, или вон Колосову на посадку. Так Саша?
  - Ну, об этом как раз самое время и поговорить, мужики, - согласился Колосов. - Вот, видите, как приперло всех, а? Значит, созрели. Это все дело нужно обмозговать, конечно, но если оставим назавтра, то закиснет наше дело.
  - И правильно, - закричала кто-то из женщин.
  - Так вот, - поднял руку Колосов, - давайте сейчас перед храмом и решим, пока алтарник Иннокентий литургию не начал с крестным ходом. Здесь дело нужно начинать с создания нашей сельской администрации - сельского совета, или как там его сейчас называют, Думы. Вот мы сейчас всем селом и должны выбрать его будущего председателя и его помощников.
  - Фермеров давай, они люди умные, - выкрикнула Глафира.
  - Правильно, - закричали люди.
  - А председателем Андреева, Петр Аркадьевич участковым у нас был, как нужно, - сказал дед Серафим.
  - Правильно, правильно, - соглашались все.
  - Ну так что, голосуем за него? Петр Аркадьевич, выходи, постой перед народом, - пригласил выйти из толпы Андреева Колосов, - залезай ко мне на брусья, так сказать, ныне трибуну.
  Андреев после тех событий, что произошли с ним начал крепнуть, ходил уже без костыля, не качаясь, а вот кости мяса набрать на себя, еще не успели.
  - Спасибо вам, конечно, люди, - приложив руку к сердцу, сказал он не громко. Но его все слышали затаив дыхание. - Спасибо, конечно, за признание, - и посмотрел на всех. - А может, я лучше валенками займусь, а? А председателем своим кого-то другого выберете, а? Вон того же деда Серафима, или Глафиру?
  Услышав это предложение участкового, народ рассмеялся.
  - Это если выпить нужно, то я готов, - смеется дед Серафим. - Правда, не как раньше, но...
  - Ну, грубо говоря, ладно, согласен! - махнул рукой Петр Аркадьевич и под удары колоколов люди подхватили его под руки, и за алтарником повели в храм.
  
  - 2 -
  
  Не помню, кто это сказал, но прав был: "появится храм Божий, и к нему потянутся люди". Так и в Кощьих Навях все стало, как на дрожжах подниматься. Многие мужики, что работали по России, стали возвращаться в свои семьи.
  Алексей Петров, из Москвы приехал, да не богатым, хотя, это как сказать. Наверное, все же богатым, работал там, в бригаде у знатных мастеров по деревянному домострою. А знания, надо сказать, на сегодня, это огромное богатство. Создал он и в Кощьих Навях бригаду, да в райцентре с ними подряд получил на три дома. Один уже срубили, его хозяева, люди не бедные, нравится им работа кощьих навинцев.
  Говорят, на следующий год еще желающие появились, чтобы и им бригада Петрова дома сложила такие, только получше, чем у первого заказчика в два этажа, в шесть-семь углов, с массандрами.
  Но Андреев это дело, просил приостановить, если им удастся решить в районе и области дело по ремонту школы или строительству новой, то нужны здесь мастера хорошие, а не "подай-поддержи". И Петров дал согласие.
  Но Петров Петровым, а Строгановы еще больше всех удивили в деревне. Вернулись они из Урала, где работали на птицефабрике. И вот к новому году обещает им Горынов, помочь взять ссуду в банке на строительство небольшой птицефермы. И будут выращивать в ней Строгановы не только гусей с утками, а мечтают Дарья с мужем своим Виктором, взяться за страусов. Говорят им нипочем русские морозы, и дело прибыльное.
  Но, главное в том, что Строгановы не просто мечтатели. Месяца им хватило свой с родительским домом к жизни вернуть, второй домик, с дворовым участком, что на самой околице села, огородить сеткой рабица, и превратить его в птичник. Привезти туда две подводы с ящиками недельных цыплят с гусятами и утятами и трех - страусят.
  Говорят, все деньги, что заработали на Урале, вложили в это дело, в небольшой долг перед Кулебякой залезли. Замерла деревня и ждет, что получится у Строгановых.
  Хотя, это как сказать. У многих теперь руки, соскучившиеся по крестьянской работе, как говорится, зачесались. Даже семья Колосова младшего, ждущая суда над мужем, взяла в долг у соседей кроликов. Хоть и хлопотное это дело, а дети Бориса справляются с ухаживанием за крольчатами, недавно родившимся у Белки, Березки и Бабочки. И растут, зайчики, как их называет малышня, прямо на глазах, а их мамки без дела не сидят, скоро снова окролиться должны, так что теперь и у них появилась своя кроличья мини-ферма.
  И помогает семье своего младшего брата Александр Дмитриевич Колосов во всем, понимая, что люди навряд ли, когда простят Бориса за содеянное им, даже если десять и больше лет отсидит он за свое черное дело в тюрьме. Не смыть это черное пятно с себя и его семье, как и семье Сорочины.
  Да ладно об этом говорить да говорить, просто хочется надеяться, что таких черных дел не появится больше в Кощьих Навях. Не допустят жители, да и председатель сельского совета Петр Аркадьевич Андреев, которого селяне по забывчивости до сих пор продолжают называть участковым. Но он на это не в обиде на них, и так дел по горло в селе.
  Предложил он, и его поддержали многие, что Семена Геннадьевича Якимова, пастуха, нужно выдвинуть депутатом в районную Думу, чтобы защищал Кощьи Нави, как и соседние деревни. Это раз.
  Во-вторых, провел двухнедельный, так называемый в старые времена субботник, со всеми людьми повозками и тракторами вывезли лес, что спилили да не успели вывезти из делян горынычевские кооператоры, да подлатали им несколько мостов на дороге в район, укрепили от размыва дороги. Так что теперь осенний паводок Кощьи Нави переживут спокойнее. Будет дорога, а, значит, люди смогут вывозить овощи, мясо выращенные ими, на городской рынок, на продажу.
  А в-третьих, смог добиться "Грубо говоря", так некоторые селяне, между собой еще называют бывшего участкового, завоза из района необходимых запчастей на антенну, и Юрка Ефимов, отремонтировал ее. И заработали в домах телевизоры с радио, телефоны...
  Значит, не ошиблись в деревне люди, выбрав Андреева председателем муниципального сельсовета. Правда, как таковой он еще юридически не утвержден вроде был, работал, как говорится, добровольно, зная кто в районе за какие вопросы отвечает, плюс Горынов, как обещал, начал помогать, если кто отказывал Андрееву, приказывал помочь.
  Лед тронулся.
  А какие свадьбы прошли в Кощьих Навях, в один день расписались Марфа с Семеном и Илья с Еленой! А через несколько недель они родили дочерей - Светланку и Кристинку. И принимала у них роды Татьяна Семеновна Федорова, вернувшаяся из городской больницы назад в свое родное село фельдшерицей, в амбулаторию, которую отремонтировали селяне не дожидаясь обещанного губернатором. Хотя ставку тот своим распоряжением все же открыл, как и на слесаря по ремонту котельной, инженерных сетей, электрика и участкового милиционера.
  Можно многое продолжать рассказывать про деревню Кощьи Нави. Пожелаете, обязательно это сделаю.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"